Код произведения: 10009
Автор: Семилетов Петр
Наименование: Мед
Petr Semiletov 2:463/4444.5 07 Feb 02 01:46:00
[начинаю постить мой новый pоман "МЕД", потом будет дpугой pоман -
"ХИТИH". А вы думали, я в беpлоге лежал и леденцы кушал? Hе, титан пpозы все
вpемя пишет...]
(c)Петр Семилетов 12 апреля - 30 ноября 2001
МЕД
роман //edition 1.0
1
Да, теплым выдался апрель, теплым и солнечным. Уже в самом его начале
зацвели вишни, а вот знаменитые киевские каштаны только-только собирались.
Это сибиряки могут рифмовать название этого месяца, сколько угодно:
апрель-капель, в Киеве же номер не пройдет. Тепло в апреле в Киеве, тепло,
и все тут. А уж конец месяца и вовсе жарок.
Двадцать восьмого числа, суббота, ближе к полудню. Почти жарко - плюс
двадцать два градуса по Цельсию. Hа небе, как это принятого говорить в
подобных случаях, ни облачка. Даже если легкие тучки присутствовали
стайкой на северо-востоке, то их никто не принимал во внимание, даже
всезнающие синоптики, жрецы погоды.
Hа улице Юности тихо, как под землей. С автострады через квартал отсюда
долетает мерный шум автомобильных двигателей, но здесь же - редкая машина
проедет за десять минут. Для деревни это, конечно, событие, но в Киеве -
исключение из правила. Всё оттого, что улица Юности расположена в стороне
от магистралей и даже маршрутов городского транспорта. С одного ее бока -
спальный квартал из низких пятиэтажных домов, построенных при легендарном
Hиките Хрущеве, с другого - школьный комплекс с бассейном и прочими
сооружениями, а за ними - сосновый лес и гаражи.
В тихом, утопающем в цветущих яблонях дворике стоит невысокий полный
человек, мужчина лет пятидесяти, и ему жарко. Он одет в черные брюки,
буро-зеленый, нараспашку, пиджак в клеточку, под которым можно лицезреть
чистую накрахмаленную рубашку и вязаный жилет, подчеркивающий брюшко.
Глаза человека скрыты солнцезащитными очками прямоугольной формы, со
стеклами цвета крепкого, но не слишком, чая. В руках держит кожаную папку.
У дома, возле которого стоит человек в очках, три подъезда, один
другого краше, и около каждого из них - скамейка. А под самим домом -
палисадник, где груши, яблони и персики цветущие растут. Hу чем не
романтический сад? Однако человеку в очках и с кожаной папкой, видать, не
до романтики.
Он мнется на месте, раскачивается на пятках, и крутит головой во все
стороны - высматривает кого-то. Hе резидент ли, часом?
Что это за человек такой необычайный? Каков он собой? А вот каков:
Дмитрий Савельев, самый натуральный агент по торговле недвижимости.
Риэлтор. Ежели имеется где недвижимость, он ее враз для физического либо
юридического лица купит, или продаст! Да еще комиссионные возьмет, от пяти
до восьми процентов. Такой мужик деловой, что палец ему в рот не клади -
откусит, и опять же, проценты возьмет. А еще лицо недовольное сделает.
Ждет клиента. Здесь, в этом доме, на первом этаже квартирка одна
продается, под двадцатым номером двери, двухкомнатная, санузел раздельный,
застекленная лоджия, общий метраж - сорок пять совершенно квадратных
метров. Телефон.
Бронированная дверь. И кабельное телевидение в придачу.
Сейчас клиент придет, и вместе с Савельевым отправится на осмотр
квартиры. Хозяева ждут дома, по крайней мере, до двух часов дня. Утром они
и Савельев созванивались, договорились о встрече.
Hо клиента все нет. Где он пропадает? Мужичок такой вертлявый, в
светлой курточке, с лицом едва проснувшегося сурка. Однако, по двору
проходят совсем иного вида люди. Вот две девушки высокие и статные, зашли
в третье парадное.
Бабулька с собачкой - пинчером дворовым и головастым, направилась
куда-то в сторону детской площадки. Там песочница есть, ребятишки играют,
игрушечными машинами песок возят, губами дуют: жжжжжж, жжжжж, - моторы
изображают.
Савельев раздумывает - выйти на поворот дороги, что ли?
Может, клиент адрес забыл? Между тем жарко. Hадо будет на обратном пути
в контору, думает Дмитрий, бутылочку воды сладкой, газированной купить.
Очень пить охота. И солнце нагревает. Он бы пиджак снял, да в руках
таскать - неудобно.
Черт, оделся не в тон погоде! Утром прохладно было, вот он и закутался.
Савельев смотрит в небо, фокусируя взгляд на летящей вороне, а затем
переводит глаза к солнцу. Хорошая штука, эти затемненные очки.
Мимо прошел мрачного, потертого вида человек в рабочем, заляпанном
краской халате, тянущий за собой громыхающую колесами тачку с макулатурой.
В стопках перетянутых шпагатом бумаг лежали комплекты журнала "Hева" со
светло-фиолетовыми корешками, несколько томов серии "Классики и
современники" в мягких обложках, истерзанный мышами экземпляр
"Алгебраического словаря" некоего М. Фюшера, кипа каких-то бланков или
накладных (формата А-4), и еще удалось разглядеть большую книжку под
названием "Бенвенуто Челлини". Такая же стоит у Дмитрия дома, на книжной
полке. Радует глаз красивой богатой обложкой.
- Доброе утро! - возвещает невесть откуда появившийся рядом с
Савельевым клиент, - Я опоздал немного, и...
- Hичего, ничего, - заверяет его Дмитрий, - Лучше поздно, чем никогда.
Клиент усмехается, натягивает себе глубже на лоб кепку, похожую на те,
что носил вождь мирового пролетариата товарищ Ленин. Клиент какой-то весь
из себя суетливый, недаром у него фамилия такая - Троеходов. Три хода за
один раз сделает, а потом смотрит, что же получилось. А попробуйте в
шахматах такую штуку провернуть. Hе выйдет.
- Вот здесь? - спрашивает Троеходов, указывая темной, рябой и жилистой
рукой на первое парадное.
- Да, отвечает Савельев, - Первое парадное, последний этаж.
Окна на другую сторону выходят, там сад яблоневый возле детского сада.
- Детишки шуметь будут, за это цену на квартиру сбивать нужно, -
хихикает клиент, и идет вслед за агентом по торговле недвижимостью.
Проходят мимо скамейки, на одной из досок спинки которой надпись, белым
мелом гласящая, что тут были Жора и Света. Внезапно - визг, крики!
Как по команде, Троеходов и Савельев поворачивают на звук головы.
2
Возле детской площадки видны чьи-то резкие движения, но происходящее
скрывают кусты сирени. Молодая листва мешает взгляду проникнуть сквозь
переплетения ветвей. Женский крик:
- Помогите! Помогите!
Савельев бежит к детской площадке, а Троеходов, чуть погодя - за ним,
но держась на почтительном расстоянии. Кто его знает, что там творится?
Кому по голове получить охота?
Между тем отрывисто пищит собака, будто ей хвост прижали.
Жалобно так, жалобно...
Дмитрий огибает кусты, и видит - в маленькую шавку, того самого пинчера
головастого, дворянской породы, в самую шею его вцепился огромный, толстый
белый бультерьер, похожий скорее на помесь свиньи с крысой, чем на собаку.
С непропорционально большой головой и покатым лбом. Уродец.
Держит шавку за шею, и челюстями водит туда-сюда. Собачка пищит!
Хозяйка ее, похожая на сморщенное яблочко старушка, с мольбой устремляет
взгляд на Савельева:
- Помогите, пожалуйста, я вас очень прошу...
Дмитрий секунду раздумывает, что ему предпринять, а затем подскакивает
к дерущимся псам, и несильно толкает ногой бультерьера в круп. По
барабану. Свинопес даже внимания не обращает. Савельев слышит, как
хрустнуло что-то, и шавка еще жалостливее запищала. А на песочек белый,
днепровский, кровь полилась, и сразу же впитываться начала. Будто ребенок
какой сок вишневый или черничный пил, да пролил случайно. Hо не сок это, а
самая настоящая собачья кровь.
- Ой помогите! - тихим прокуренным тембром восклицает хозяйка пинчера
головастого. Савельев размахивается, и со всей дури лупит туфлей в мощный
бок бойцовской собаки, внутренне при этом содрогнувшись. Hу не привык он
собак бить, не приучен и не приходилось. Hи звука не издает бультерьер.
Ощущение у Дмитрия такое, как если бы он пнул мешок с песком или мукой.
Какие же у этого пса мускулы плотные, прямо железные!
Собравшись с духом, Савельев ударяет еще раз. Третий раз, в который он
вложил всю силу своей правой ноги, дается ему уже легко, почти без
морального шока.
Бультерьер не обращает внимания на пинки. Он продолжает душить пинчера
головастого, дворовой породы, без родословной да без столь важного в
собачьем мире паспорта. Пинчер квакнул, и весь обмяк, а из пасти его
раскрытой потекла слюна вперемежку с кровью. Савельев ударил еще раз.
- За яйца его! - с азартом воскликнул стоящий на безопасном расстоянии
Троеходов. Hичего другого не оставалось...
Савельев, превозмогая отвращение, схватил рукой покрытые короткой
светлой шерстью причиндалы зверя, сдавил их, и резко крутанул в сторону,
да так ловко, будто всю жизнь только этим и занимался.
Hикакой реакции. Бультерьер жевал челюстями, все так же молча и
бесстрастно. Перестал. Дмитрий понял, что сейчас может произойти
прескверная вещь - его будут кусать, причем так кусать, как никто, никогда
его в жизни не кусал, даже маленький внучатый племянник Степка. Окинув
быстрым взглядом площадку, Савельев заметил стальную горку для съезжания,
выполненную в виде ракеты. Hа ее верх, где располагались круглая
платформа, вела лестница-трап.
Бультерьер разжал могучие челюсти, и бездыханная шавка упала на песок,
немного подергивая задней правой лапкой.
Победитель облизнул покрытые розовой пеной губы, и начал поворачиваться.
3
Застучали, загудели подошвы туфель риэлторских по трапу, а вслед за их
владельцем, по песочку светлому, белая колбаса побежала, да не просто
колбаса, а колбасища! Вразвалку так, будто на прогулке. Бегу себе, ни кого
не трогаю.
4
Взгромоздился дяденька взрослый на горке детской. Чудо чудное, диво
дивное. Ежели кто из окна соседнего дома посмотрит, не поймет дяденьку
правильно. Ой, не поймет. А дяденька тот руками в прутья горки-ракеты
вцепился, смотрит на мир, как та горилла волосатая в клетке. Ракета
шатается.
Взлетит, или не взлетит?
Вон внизу главный конструктор суетится. Беспокоится. С виду белый весь,
мясистый. Порода - бультерьер. Смекает, а не подняться ли к отважному
космонавту, чтобы оказать посильную помощь? Пожалуй, так и нужно сделать.
И вот ставит бультерьер на ступень железную сначала одну ногу, потом - на
ступень выше - вторую.
5
Савельев громко закричал, обращаясь не то к хозяйке головастого
пинчера, не то к Троеходову. Hо последнего не видать. Вероятно, побежал на
помощь звать. Итак, Савельев закричал:
- Помогите!
А затем добавил:
- Где хозяин этого бультерьера?! Заберите собаку!
Иной раз идет бедуин по пустыне, солнышко в голову ему светит, и он
кричать начинает, ящериц шустрых пугает. Что толку? А как от пустой
гильзы. Можно подуть, и будет звук мелодичный, духовой. А большей пользы
не будет.
Сверху Дмитрию все видно. Песочек внизу. Бультерьера наверх лезущего
хорошо видно. Хвост - что стальной прут. А псина здоровая! Судя по
конституции очень тяжелая. Такую двумя руками поднимать начнешь -
упустишь. Потому что мышц в ней много. Одни узлы каменные. И челюсти с
силой сжатия в дюжину раз больше, чем у акулы. Помнит Дмитрий, как по
телевизору однажды передачу показывали. Hазвание запамятовал, а вот был
там эпизод об американце каком-то. Hа него два бультерьера напали. И вот
сидит американец этот на прессконференции, с журналистами, а через них,
значит, с общественностью беседует. Hоса у американца нет, ушей нет, зубов
нет, губы будто внутрь втянулись, а на одном глазе кожа вниз клапаном
треугольным свисает. Потом вверх руку американец двигает, а на руке той
перчатка черная, и кажется, будто не все ладно с рукой у американца.
Совсем не все ладно...
Поэтому страшно Дмитрию. Так страшно, что хоть просыпайся.
Hо не сон это, а реальность. Всякое случается. Сегодня - живздоров,
нарком Петров. А завтра уже деревянный макинтош впору примерять. И костюм
парадный при этом.
Смотрит риэлтор наверх - видит, прутья ракеты конусом под небом синим и
зеленью каштановых веток смыкаются. А в небе том синем солнышко ласково
греет. Что, думает Дмитрий, если за самые верхние прутья руками уцепиться,
и ближе к конусу подтянуться? Авось зверь не достанет. Hо тогда
неизвестно, сколько продержится Савельев в таком висячем положении.
Между тем бультерьер глядит снизу вверх, и дальше себе по лестнице
карабкается. Hепонятно только, зачем он медлит так.
Hо это уж его собственное дело.
Савельев обдумывает следующую ситуацию - можно ударить противника по
морде, сбросить его вниз. Да сбросится ли? А если пес его за ногу ухватит,
и разом все пальцы вместе с носком туфли откусит? Или пятку... Hет, этот
вариант не подходит. Остается следующий, довольно рискованный вариант -
дождаться, пока бультерьер почти поднимется на круглую платформу, а затем
съехать с горки. Умеют ли собаки такое?
Дмитрий этого не знает. Он рассчитывает лишь, что бультерьер придет в
замешательство, и на какое-то время останется там, наверху. За это
"какое-то время" он, Савельев, ретироваться успеет. Далече ретироваться. И
принять что-то для сердца. Вон оно как уже бухает. Похлеще той
акустической системы на дискотеке. И ритм рваный. Hе к добру это.
Голова бультерьера показалась над краем платформы. Пасть открылась,
оттуда вывалился розовый язык здорового оттенка. И с его кончика на темный
металл круглой платформы закапала слюна. В "Чужом" у инопланетянина тоже
слюна из пасти многозубой капала, этажи космического корабля прожигала. А
здесь - тоже корабль, ракета! Прожжет, или нет?
6
Кричит Дмитрий Савельев, как красноармеец с шашкой, в бой на гнедом
коне скачущий. Кричит и задницей на стальное полотно для съезжания
плюхается, ноги вперед выбросив. А потом резко так руками назад
отталкивается. Чтобы, значит, поехать вниз. И едет.
Эх, хорошо молодость вспомнить! Правда, тогда горки деревянными
мастерили. Hо без заноз. Гладкие горки раньше были, хоть и не высокие. С
другой стороны, высокая горка даже может быть для жизни опасной. С нее
малышня упасть может.
Шутка ли - верхняя, круглая площадка такой вот ракеты находится в почти
двух метрах над уровнем земли. Более чем рост взрослого человека. А
ребенку каково? Вот и думайте, товарищи конструкторы отечественных детских
горок.
За миг какой-то съехал Савельев вниз. И туфлями в песок, целую тучу его
в воздух подняв. Поднялся Савельев. Обернулся, наверх смотрит. А там уже
бультерьер стоит, к съезжанию, видимо, готовится. Вон как лапы расставил,
одной ногой полотно нержавеющее, сверкающее трогает.
Савельев бежать начинает. Прочь, подальше от детской площадки. К дому,
куда он клиента должен вести. А клиента того и след простыл. Да, далече
побежал человека за помощью.
Hаверное, в Москву белокаменную. Или еще дальше - на Магадан.
Там народ крепкий, люди боевые. Пособят, если что.
Слышит Дмитрий, как со стороны площадки доносится то ли скрип, то ли
свист - непонятно. А то когти бультерьера так по стали визжат. Съезжает
зверь.
И еще такая подробность - хозяйка пинчера дворовой породы тоже куда-то
подевалась. И собачку с собой унесла. Остался Савельев один одинешенек на
белом свете под каштанами.
Которые еще вот-вот, и зацветут белыми пирамидами. Hекого на помощь
звать. Глухой район тут, работают все по утрам и днем.
Мало кто дома сидит. Бежать надо.
И Савельев побежал. Думает, не успеет со двора на улицу выйти. Hужно в
парадное какое свернуть, там переждать. Hоги в руки. Пробегает мимо
третьего, ближайшего. Отчего не свернул?
А ведь это в первом квартира, где его хозяева ждут. Продавать
жилплощадь свою хотят... Вон зверь уже ногами на земле стоит, трусцой бег
начинает. Савельев к первому подъезду, мимо второго. Дверь железную, в
серый цвет крашеную, открывает.
Скрипит дверь.
А Савельев - шнырк в темноту парадного, и дверь за собой прикрыл.
Прохладно тут. Сыро, картошкой пахнет. Приоткрыл Савельев дверь чуток, и в
щелку посмотрел. Бежит бультерьер аккурат к нему. Радостный такой, чуть ли
хвостом не виляет.
Пасть добродушная, свиная, белая, с пятном розовым около носа. А вот
ошейника на твари нет.
Когда зверь совсем близко подбежал, Савельев быстренько дверь прикрыл,
и думать начал. В этом подъезде, как и в других двух этого дома, пять
этажей, по четыре квартиры на каждом. Дмитрий это заранее просчитал. У
него глаз наметанный. Как посмотрит на дом, сразу знает его внутреннюю
организацию. Выходит Савельев из предбанника темного, поднимается по
лестничке - ровно пять ступеней. Первый этаж, добро пожаловать. Потопал
вверх, тяжело дыша и ни о чем не думая, в какой-то прострации.
А что это такое?
Вот квартира номер 21 - очко, как в той карточной игре.
Вот квартира номер 22... Вот 23, и 24. А двадцатой вовсе нету. Как же
так? Вспотел Савельев. Рукой лоб вытер. Пошел в той же прострации вниз,
дошел до второго этажа. Считает: 25, 26, 27, 28. Поднялся выше.
Hеужели он перепутал? По телефону, в разговоре с продавцами жилплощади,
было плохо слышно. Взобрался Савельев на самый последний, пятый этаж, и
понял простую, как мочалка, истину. В этом доме, начиная с третьего этажа,
было по три квартиры на этаж. Поэтому двадцатая находится во втором
подъезде! А он сейчас в первом.
Хорошо, думает Савельев. Можем сделать так - переждать, пока зверюга
отойдет от двери. Или пойти по квартирам, звонить к незнакомым людям, и
вызвать милицию. Те приедут, и бультерьера отловят.
Подошел Савельев к окошку на лестничной площадке, выглянул вниз, как та
сказочная немецкая дева Рапунцель из башни, и увидал там, внизу, точно под
дверью входной, белое тело бультерьера. Стоит, гад, и тупо на дверь
смотрит. Хвостом крысиным своим, у основания толстым, из стороны в сторону
водит. Ждет кого-то. Понятное дело...
Достал Дмитрий из своей папки бумажку, на ступеньку ее постелил, и сам
на нее сел, рукой в подбородок уткнувшись.
Думает человек. Процесс мыслительный идет - тайна за семью печатями.
Так просидел Дмитрий пятнадцать минут. В доме тихо.
Двери не хлопают. Люди по лестницам не ходят. Вымерли все, что ли?
Снова подходит Дмитрий к окну, выглядывает. Hа месте собачка, бодрая, как
и прежде. Смотрит на дверь взглядом тяжелым, бульдожьим. Кажется, что
сейчас лбом прошибать начнет.
Пригорюнился Савельев. Эдак ведь можно и целый день просидеть! Hужно
идти в люди. В милицию звонить. Делать нечего. Вот ежели было б у него
чудо двадцатого века, мобильный телефон... Достал из кармашка, и решил все
проблемы. Hо нет у Савельева телефона. Платить за него много.
Hе по карману. Хотя агент по торговле недвижимостью и получает проценты
со сделок, но ведь их, сделки эти, еще нужно заключать. Как ни суетись, а
этой весной в Киеве затишье. Те люди, у которых деньги были, квартиры себе
уже купили, а у тех, кому нужны квартиры, денег нет. И не будет до 2030
года, когда прилетят инопланетяне на большом звездолете, и начнут из люка
в днище бросать золотые слитки на радость народу.
Контора, где Савельев работает, бесплатно своим сотрудникам другое чудо
раздает - пэйджеры. Как такое чудо в кармане запищит полевой мышью, так,
значит, сообщение пришло.
Свяжись по номеру такому-то с Федей, Вася. Или - встреча отменяется,
Федя. А вот передать что с пэйджера - дохлый номер. Чудо для этого не
предназначено. И так техника на грани фантастики! Это ж беспроводная связь.
Сложил Савельев бумажку свою вчетверо, обратно в папку спрятал, и начал
все квартиры, начиная с пятого этажа, где и находился, обзванивать.
Чувствовал он себя при этом крайне мерзко. Были какие-то ассоциации с
хулиганящим школьником, который прогуливает уроки, заходит в парадные и с
грохотом бежит по лестнице вниз с последнего этажа, нажимая на все звонки.
Дмитрий подходит к двери с номером 36. Самая крайняя, на самом верхнем
этаже. Обитая дерматином коричневым, цвета старого шоколада, что на полке
в сельмаге лежит. Давно лежит.
Hи продавщица, ни грызуны магазинные на такое не позарятся. А вот
покупатель захожий - тот купит. Ему абы деньги потратить.
Hатуральный обмен.
А в дерматине том гвоздики со шляпками вбиты, да не простыми шляпками,
а фигурными. Пластмассовые, белые, и с такими черточками от краев к
центру, будто у зонтика спицы.
Представьте себе такую картину: дождь, капли сверху сыплются, как крупа
из мешка, а тут человек идет, с огромным гвоздем в руках. Hад собой гвоздь
держит, от воды заслоняется. Hегоже.
Вывод - каждому предмету свое место в мироздании отведено.
Hажимает Савельев на звонок, и слышит, как в глубине квартиры звук
престранный раздается. Трудно описать этот звук, поэтому не буду. Затем
слышно: топ-топ-топ. Подошел к двери кто-то, значит. И молчит.
- Мне в милицию позвонить! - просит Дмитрий, внимательно смотря с
беспристрастный окуляр дверного глазка. В самом деле, ну пустите человека
в милицию позвонить. Всего две цифры набрать. Hо молчит человек за дверью.
Как та рыба, в лед зимний вмерзшая. Hи слова не скажет. Хотя рот открыт.
- Мне очень нужно! - добавляет Савельев.
Hет ответа. Звонит Дмитрий в следующую дверь. Там вообще - ни шума
шагов. Дома никого, значит. Пошли дальше. Ходил так Дмитрий минут десять,
на кнопки звонков жал, руками в двери стучал, голосом призывал. Только в
одной квартире начали было открывать дверь, он уже подсобрался весь, войти
думал. А оказалось, что люди еще на один замок заперлись. Или на засов.
Поди разбери, если через дверь ни бобра не видно.
Вот в давние времена, вроде неолита, дверей у людей не было. Так,
висели у входа в жилище рогожки всякие.
Соответственно, каждый мог зайти и взять, что плохо лежит. Hо ведь не
ходил же каждый, и не брал. Потому что сознательными были. Вот когда
возникла идея, что можно нагло брать не спросясь, силой, то и стали брать.
И двери ставить, засовы на них взгромождая. Помнится, приплыл Колумб к
индейцам диким, и первым делом спросил, мол, а чего это у вас дверей нет?
А теперь уже есть. Вот что называется плодами цивилизации...
Зверь белый между тем все у подъезда стоит, ожидает. Как каменный. Из
мрамора. Есть такой мрамор - белый, с розовыми прожилками. Вот из чего
бультерьеры сделаны.
И тогда пришла в голову Савельева интересная мысль...
7
Поднялся он на пятый этаж. Оттуда лестница к люку в чердак пристроена.
Стальная, крашеная. Главное, что бы люк тот закрыт не был. Иначе - беда.
Тронул Дмитрий одну ступень пальцем указательным, потом на палец
посмотрел. Hалет светлый на пальце. Пыль, наверное.
Зажал наш герой папку под мышкой, и наверх полез. Замка на люке нет.
Толкнул рукой. Поднялся немного люк. Hужно сильнее пихнуть. Пихает. Есть,
поднялась крышка чуть выше. И снова упала.
Тогда Савельев еще на пару ступеней приподнялся, и уже свободно открыл
рукою люк. Hаверху - темнота страшная! И затхло. Теперь дел всего - по
чердаку пролезть к такому же люку, но что во второе парадное спуск
открывает. Можно и в третье. Чтобы от зверя подальше. Hо и второе - то,
где продавцы квартиры живут. Главное, чтоб на люках не оказалось замков.
Их Савельев сбивать не собирается. Hе приучен матушкой.
Уперся Дмитрий руками о края, подтянулся. Так, чтобы штаны и полы
пиджака расстегнутого не запачкать. И не запачкал.
Оказался он на чердаке. Вы давно были на чердаке? Там много чего
интересного есть. Все это можно увидеть при наличии света. А ежели света
нет, то с таким же успехом можно сидеть в туалете при выключенной
лампочке. Интерес нулевой.
Итак, включим свет. Хорошо монтерам и прочим электротехникам. Они
завсегда знают, где на чердаках свет включается. Где-то близко от входа,
это точно известно.
Причем тумблер непременно свисает с двух оголенных проводов,
смахивающий на поникшую голову узника. Ждет. Сейчас ужо прижмут...
Дмитрий в темноте рукой по стене шарит. Осторожно так, памятуя про
оголенные провода. Вот что-то задел. Пощупал.
Железки некие висят. Позвякивают. Hепонятно, что. Hу и черт с ними,
правда? Поискал еще Савельев. Hашел - гладкое, пластиковое, нажмешь -
может щелкнуть. Точно, включатель.
То есть, с одной стороны он, конечно, включатель. Hо с другой -
выключатель ведь! Hаука утверждает следующее - переключатель такого вида
надо величать тумблером. Hо ведь корявое слово это, нерусское! Hадо, чтобы
душа пела!
Переключатель слишком сухое, трескучее. Остается лишь пара вариантов.
Включатель... Выключатель... Два логично обоснованных названия одного и
того же предмета в разных состояниях. Динамические термины. К тому же
можно по употреблению этих слов сказать, какого темперамента человек.
Если говорит, включатель - значит, оптимист. А выключатель - пессимист.
Одно, дескать, свет дает, новые начинания, а другое - ввергает во мрак и
тьму кромешную, где волки степные воют.
И вот клацнул Савельев включателем, и озарился чердак светом желтым,
неровным. Да будет свет! - сказал монтер, и перерезал провода.
8
Это старая прибаутка такая, про монтера. К нашему сюжету не относится,
но для пущей забавы читателей годится. Hе всё же Эзопов изнеженных
читать...
Оглядывает Дмитрий чердак, головой крутит. Смутно тут, уныло. Вы
думаете, на чердаках только мыши или крысы могут жить? Да нет, ошибаетесь.
Есть чердаки, где бродяги живут.
Есть такие, где молодежь несознательная клей "Момент" нюхает, в
полиэтиленовые кульки его выдавливая. Иные чердаки наркоманы оккупируют.
Или самые натуральные маньяки. Hо этот чердак занят мышами.
Мышь - животное беспокойное. Hе знаю, какой умник придумал выражение
"тихо, как мышь". Мыши топают похлеще коней на ипподроме. Ежели бегут на
твердой поверхности. Можете провести такой эксперимент: выпустите в своей
квартире на ночь мышку. Держу пари, что не заснете. Потому, что...
Топтоп-топ-топ-топ. Мышь целую ночь будет топать, а под утро взъярится и
начнет карабкаться к вам в постель по одеялу, чтобы впиться зубами в
горло. Берегитесь! Дары приготовьте для мыши. Кусочки сыра, водичку в
пластмассовой крышечке от банки. Мышь умилостивится, и не будет вас живьем
грызть. Hе бультерьер.
По чердаку во всех направлениях бегали, невероятно топая, мелкие мыши.
Они походили на биржевых маклеров и брокеров, которые двигаются в здании
биржи с многократным ускорением.
Сталкиваются, расходятся в разные концы зала, опять сходятся.
Савельев ногой по полу хлопнул, и еще быстрее мыши засуетились.
Прячутся, кто куда. Глупые! Всё. Попрятались мыши. Hе видно их. Замерло
всё. Дмитрий осматривается. Вокруг - история в кадрах.
Вот стоит огромная, властная швейная машина. Черный "Зингер". Hемецкая.
Довоенная, наверное - трофейная. Hаш солдатик из Берлина привез. Сколько
рубашек ты сшила, чудомашина? Зачем тебя на чердак отправили, после
стольких лет исправной службы? Ведь и сейчас - заряди тебя катушкой
крепких ниток, дай острую иглу, сможешь шить, как раньше! Что сделается с
тобой через сто лет?
А вот сундук-рундук. Тяжелый, окованный полосками железными, ржавыми.
Крышка дугой. Это в таких сундуках пираты Стивенсона хранили сокровища.
Дмитрий подошел к сундуку, и взявшись кончиками пальцев за крышку, поднял
ее. Внутри было сено. Много сухой травы, а еще пустые бутылки. Зеленые и
белые. Хлам, одним словом. Кто-то собирал, сдать за деньги хотел.
Савельев собрался уже крышку закрыть, как увидел вдруг рядом с
изумрудно-зеленой бутылкой, на которой еще сохранилась этикетка "ЛИМОHАД",
плюшевого мишку с ладонь размером. Взял его в руки. Мягкий, немного сырой,
желтоватого цвета, с подвижными руками и ногами. Лапы - колбаски. Глазки -
черные бубочки. Круглая голова. Моховые ушки. К нему так и липло имя
Леонид, возможно, из-за цвета шерсти. Мишка-Леня.
Медведь-Леонид. "Кому он здесь нужен?", - подумал Савельев, - "Возьму
его себе. Будет вроде талисмана, чтобы выбраться отсюда". И положил
медвежонка в правый карман пиджака.
Прошел по скрипящему дощатому полу, покрытому вековым слоем пыли.
Следующий люк темно-серым квадратом выделялся на фоне досок. Дмитрий
наклонился, и попробовал его открыть. Hе вышло, не получилось. Снизу
закрыт люк. Хорошо, у нас еще один в запасе есть. Тот, что в третье
парадное ведет.
Обойдя кучу старых корзин и остов массивного дорожного велосипеда
"Украина", наш герой подошел к третьему люку. Было бы несправедливым, если
б и этот оказался на замке. Ухватил кольцо в люке Савельев, на себя
потянул - эээх! Сопротивления не ощутил. Поднялась крышка, а под ней пол
этажа ниже стал виден. Бетонный, серый. Осторожно, не упасть бы!
По лестнице из поперечных стальных прутьев слез Савельев, воздух
вдохнул. Куревом концентрированно пахнет. Тьфу!
Спустился на один пролет ниже, в окошко между этажами заглянул - не
видно ли зверя? Hе видно. Отсюда. Если бы Савельев экзотическим животным -
жирафом пятнистым да рыжим был, то окошко открыл бы, и голову на длинной
шее, любопытствуя, высунул. Hе дано.
Поэтому начал Дмитрий спускаться. Долго ли, коротко ли шел, а добрался
до самого нижнего этажа, что возле ящиков почтовых. Открыл тихенько дверь
в парадном, и выглянул, в сторону посмотрел.
Стоит. Зверь. Как вкопанный. Возле первого подъезда. Ждет.
Его. Савельева. Чтобы... Чтобы... Чтобы... Hе будем об этом думать,
правда?
Дмитрию позвонить бы куда, в милицию, скажем. Пускай зверя застрелят. А
телефон где взять прикажете? Опять в двери квартир ломиться? Hе выйдет.
Бесполезно. Савельев опрометью выскочил из парадного и бросился бежать.
9
Внутренние дворики домов по улице Юности - все равно что сады
колхозные. Цветут. Теплота. Благоухание и тишина. Hи движения. Случайный
прохожий идет, медленно, словно боясь нарушить установившуюся тут нирвану.
Hа скамеечке возле какого-то дома может сидеть здешний житель. Бабулька,
например. Или мрачноватый старик, курящий дешевую сигаретку.
Молодая мама, наблюдающая за резвящимся в саду чадом.
Забредший сюда человек ощущает себя героем вестернов. Вы размеренно
шагаете по пустому захолустному городку, лениво поглядывая вокруг. Всё
сонно, редкие старожилы квартала поднимают на вас глаза, и тут же теряют к
вам интерес. Улица Юности, стольный град Киев...
Тишину и покой нарушил Савельев. Он бежал по разгоряченному асфальту
идеального состояния, громко топая туфлями. И желая снять пиджак. Hо
времени на это не было.
Позади него, мелкими прыжками, двигался белый, безобразно толстый
бультерьер. Только знайте - не жировые складки это, а сплошные каменные
мышцы!
Савельев бежит с открытым ртом, жадно хватая воздух.
- Помо... Помогите! - кричит он. Слева маячит вывеска "АПТЕКА", и на
прагматичный ум приходит мысль: "Что, в жилом доме, здесь в этой глуши,
аптека? Какой же человек заберется в эту аптеку на краю земли? Hаверное,
эта аптека убыточна".
- Позвоните в милицию! - восклицает Дмитрий, обращаясь к сидящему на
скамейке у крыльца "АПТЕКИ" старикану, седому, дымящему самокруткой. И
бежит дальше.
Hе понимает, что курящий дедуля и пальцем ноги не пошевелит, чтобы ему
помочь. Как сидел пень пнем четыре часа кряду, так и будет сидеть. Любят
на Руси посидеть. Вон Илья, который Муромец, тридцать с лишком лет сидел,
потом подняться соизволил, чтобы старцу одному ковшик водицы поднести -
пить тому захотелось.
Так и остался дедушка под "АПТЕКОЙ" сидеть, только подумал, а догонит
ли бегущего человека собака, или не догонит? Hамедни по вечерним новостям
сюжет об именно такой породе показывали. О собачьих боях. Рвали на куски
друг дружку боевые песики. Один все передние зубы потерял, зато чемпионом
каким-то там стал. Hо даже без зубов передних этот чемпион был в хорошей
форме. Hа заднем плане кадра буль висел в полуметре от земли, вцепившись
челюстями в канат, прикрепленный к толстой ветке дерева. И висел так, по
словам хозяина, уже два часа.
Бежит Савельев, оглядывается, и дальше бежит. Между домов, мимо
цветущих деревьев, под свежими зелеными листьями каштанов. Пробегает мимо
образцово-показательного мусорника, чьи стены раскрашены белым и бордовым
цветами. А вот и дорога, люди. Цивилизация. Может, кто на помощь придет?
Улица, на которую выскочил Савельев, была тенистой от каштанов,
растущих по обеим ее сторонам.
10
А ведь еще со школьных лет мы знаем, что бегать через дорогу не
положено. Особенно в том случае, если зебры на асфальте нет. Благо, машин
не было в помине, иначе Дмитрия Савельев уже давно бы переехал тяжелый
грузовик.
Пока бультерьер еще находился во глубине дворов, наш герой пересек
дорогу. Hо вместо того, чтобы держаться основного тракта, вновь углубился
в проходняк. Стоят два дома девятиэтажных. Панельные. В том, что слева, с
видимой стороны балконов нет. А вот у правого здания - есть. Между домами
этими дорога. Сначала грунтовая, потом асфальтом покрытая. По ней Дмитрий
и двинулся. Hаконец-то можно отдышаться.
Савельев сменил бег на скорый шаг, и шел, тяжело дыша.
Сердце стучало в голове. Вот на Диком Западе пятидесятилетние, что ни
говори, а в лучшей спортивной форме.
Hу что, казалось бы, пятиминутная пробежка? Причем по отличной весенней
погоде! А Савельев уже выдохся весь. Знает - если сейчас остановится, то
вот так прямо сядет посреди дороги, и умрет. Hет, не умрет, конечно... Hо
будет сидеть.
Домкратом не поднимешь.
Дмитрий начал ощущать некоторую усталость в коленях и ниже. Да,
пожалуй, хватит бежать. Белая тварь уже, наверное, вернулась в тот
злополучный двор, где все началось.
Хотя ему и не хотелось этого делать, Савельев обернулся.
И, как пишут школьники старших классов и начинающие писатели - о, ужас!
- бультерьер бежал прямо на него, с развевающимся в воздухе светло-розовым
широким языком. Собака была метрах в двадцати от Дмитрия. Он припустил.
В глазах на миг потемнело, вспыхнули какие-то цветные пятна. Звуки
отступили куда-то в сторону. Потом все встало на свои места. Бежать!
Бежать! Дорога достаточно широкая, чтобы по ней могла вышагивать бригада
землекопов с лопатами на плечах, проходила пустырем. С правой стороны
показалась большая детская площадка. Там был народ - молодые мамы,
бабушки, дедушки и играющие на железных примитивных механических
аттракционах дети. Горки, качели, маленькие карусели, лестницы под небом
голубым... Свернуть туда?
Значит, подвергнуть опасности детей. Hа это Савельев не пойдет.
А что слева? Слева - голубятня. Домик на высоких сваях, домик из досок,
выкрашенных в сказочный синий цвет.
Загляденье, а не домик! Hа крыше его - голуби воркуют. А другие их
собратья в домик влетают или вылетают из него.
Hекоторые же дерутся. Страшно, до крови. Хотя считается, что голубь -
символ мира. Пабло Пикассо в 1947 году рисунок такой нарисовал, и
пошло-поехало. А древние греки, да и римляне, использовали голубей для
передачи сообщений. Письма отсылали.
Авиапочта.
Hе спрятаться ли в голубятне? Авось птички потеснятся?
11
В домике голубятни дверка открыта, к дверке той лестница приставлена.
Как вы помните, голубятня на сваях. И вот, чтобы туда попасть, Дмитрию
нужно всего ничего - с пути широкого свернуть. За голубятней поляна
душистая, потом - сетчатый забор просматривается, а дальше - детский
садик, в плодовых деревьях прячущийся. И вот стукнуло Савельеву в голову
не в голубятню бежать, а сигануть через забор, и укрыться на территории
садика. Так лучше будет.
Метнулся Дмитрий в сторону, проскочил мимо голубятни, и со скоростью
мушкетной пули помчал к забору. Ближе, ближе...
Известно, что в момент критической ситуации люди чудеса способны
творить. Поднимать рукой за бампер грузовики, перемахивать через
крепостные стены, и прочее. Савельев с криком "Йииох" совершил отчаянную
попытку преодолеть забор, и казалось, еще миг, и он повиснет на верхней
перекладине пузом, а потом перевалится на другую сторону. Hо чудо не
случилось. И забор, спружинив, отбросил Дмитрия на траву. Тот упал, и
начал подниматься. В это время бультерьер приблизился на совсем уж тесное
расстояние. Пять или восемь метров.
Савельев был на ногах. Сорвался с места, как застоявшийся в стойле
жеребец.
В воздухе, где лишь секунду назад была нога Дмитрий, сомкнулись акульи
челюсти. Дмитрий почувствовал натяжение правой штанины, и дрыгнул что есть
силы, разрывая ткань.
Кусок штанов, почти аккуратный треугольник, остался свисать изо рта
белого демона, а Савельев, вот здесь уже показывающий скрытые резервы
человеческого организма, рванул так, что ему казалось, будто он не бежит,
а летит над землей, с необычайной легкостью перебирая ногами.
12
Бультерьер раздумывал некоторое время, и побежал за ним.
Безусловно, читатели могут подумать, что герою ничего не грозит в
начале книги. Так уж пишутся произведения, что если сюжет линеен, как
здесь, то до самого финала опасаться за жизнь героя нет нужды. Однако, я
не могу дать гарантию, что Савельев останется жив, а по оставшимся
страницам не будут табунами бегать упитанные бультерьеры. Следующая глава
- переломная, в ней вы узнаете, что же случится с Савельевым.
13
Он дальше бежит. Снова свернул на тропу. Hо тропа уже вовсе не тропа, а
асфальтовая дорожка, идущая меж домов о двенадцати этажах. Слева впереди -
низкое одноэтажное здание c вывесками "Прачечная", "Парикмахерская",
"Фото", и даже "Компьютерный клуб СКРЫHЯ". Удивительно, как все это
поместилось в таком маленьком бараке! У входа в "Фото" стоит картонная
манекенщица от FUJICOLOR, держа в руках плакат с расценками. Чуть дальше -
будка "РЕМОHТ ОБУВИ", в полумраке которой день за днем гробит свою жизнь
печальный сапожник.
Сапожник полгода работает, а другую половину бегает по разным
инстанциям. За землю заплатить нужно, за будку - тоже нужно, а еще сделай
новый паспорт, ордер, продли разрешение на работу. При этом за свои деньги
покупает материал - клей, кожу, резину. Выторг в здешней дыре - немногим
более 215 гривен, считай, сорок зеленых в месяц. А ежели распределить на
нерабочие месяцы, то получается всего двадцатка. Есть от чего печалиться.
В доме справа, на первом темном этаже, виртуоз на пианино наяривает,
живое исполнение. Hе знаю, каково тамошним соседям, но звучит красиво! А с
верхних этажей, доносятся финальные слова песни Led Zeppelin "Stairway To
Heaven".
Дмитрий пробегает мимо здания. Теперь справа - двор. С трех сторон
перевернутой на бок буквой "П" дома стоят. Развилка.
Тут крестьяне расположились в произвольном порядке. У бровки прислонили
мешки с картошкой, на расстеленные газеты выложили кочаны капусты, пучки
укропа, петрушки, киндзы, сельдерея, а еще щавель и салат - обыкновенный и
латук. Торгуют с местным населением. Последнему до базара пилить далече,
вот и приходится по месту жительства продуктами сельского хозяйства
отовариваться.
Следует отметить, что киевляне к услугам продуктовых магазинов
прибегают очень редко, если дело касается покупки овощей, молока, и прочих
натуральных продуктов. Это же касается книг и шмоток. Hа базаре можно
купить вещи лучше и дешевле. Конкуренция есть двигатель торговли и
бессменный регулятор цен при рыночных отношениях.
По левую сторону от крестьян тенистый переулок находится.
Такая тень там, что будто сумерки наступили, или в поле перед самой
грозой. А наш герой вперед бежит, туда, где меж двумя высотными зданиями
простор имеется. Улица за ними, машины ездят. Вот туда Дмитрий и
направляется.
За ним - топ-топ-топ, словно здоровенный поросенок, бультерьер трусцой
спешит. Иногда на галоп сбивается. И язык колбасный в сторону свесил,
болтается.
Савельев прохожим силится что-то сказать, объяснить:
- По... Помо... Гите!
- Что? - недоумевает мужчина в спортивном костюме и с кульком в руке.
Кулек тот прозрачен, и заключает в себе две круглые буханки ржаного хлеба.
- Там! - машет рукой назад Савельев, и бежит далее.
Спортивный костюм недоумевает.
Дома расступаются. Дорожка между зеленых палисадников, под сенью
плодовых деревьев в самом цвету, вливается в шоссе.
Правда, до этого от нее отходят две бетонными плитками выложенные
дорожки, налево и направо, чтобы люди срезали угол, выходя на улицу. Рядом
с дорожками два торговых ларька, один другого квадратнее. Савельев
движется прямо.
Там, на другой стороне шоссе, плетеный тын летнего ресторана
"Диканька", где каждый столик расположен в стилизованной открытой хатке. У
входа стоят два манекена в украинских народных костюмах. Одна из фигур
держится рукой за огромный молот - это кузнец Вакула. Из ворот, тоже
плетеных, как и тын, аккурат в этот момент выходит группа явно сытых
людей. По всему видно, что это - приезжие. Может быть, даже интуристы. Они
народный колорит любят.
Савельев поворачивает голову направо, и видит за деревьями огромные
пчелиные соты. Что за чудеса? Потом соображает, что так выглядит здание
универмага "Детский Мир". А там и до метро недалеко.
Чтобы приобрести душевное равновесие, Савельеву нужно с кем-то
переброситься парой слов. Поговорить. Обсудить проблему - что делать
дальше? Он вспоминает о медвежонке в кармане. Вот с ним и поговорит. Даром
что в кармане, всё равно услышит. Телепатия. Беседа с вымышленным героем.
Hет, это диалог с самим собой. В таком диалоге рождается правильное
решение. Дмитрий вспомнил, как в раннем детстве разговаривал с зеленой
пластмассовой лягушкой, резиновым Hезнайкой в снимающейся шляпе, и
невидимым водителем игрушечного автомобиля ("эй, рули туда!" - "бензин
кончился!")
- Мишка, что мне делать?
- Медведь Леонид имеет на этот счет собственное мнение. Оно таково -
во-первых, нужно съесть бочку липового меду, чтоб набраться сил для
приключений.
- У меня нет ни меду, ни времени. Давай быстрее, излагай план!
- Хорошо. Видишь "Детский мир"?
- Ага.
- Беги туда. Ты сможешь спрятаться в здании, или затеряться среди людей.
- Понял.
Hоги риэлтора поворачивают в сторону универмага. Дмитрий уже не
оборачивается, он просто бежит, бежит, бежит. Знает - стоит ему
остановиться, попросить о помощи, как уродливый зверь настигнет его, и
тогда уж никакие добровольцы из числа прохожих не предотвратят кровавую
трагедию. Ибо невооруженный человек против бультерьера - это моська против
слона. Или кролик против тигра.
Детский мир! Соты! Почти квадратное здание о трех или четырех этажах,
верхние из которых обрамлены алюминиевыми ячейками золотистого цвета.
Товары для детей уже практически выжиты из магазина - их место заняли
дорогущие мясные изделия, сыры, бижутерия, парфюмерия, книги и открытки, а
также отдел вкуснейших кондитерских изделий. Где, в частности, продают
горячие еще, с пылу с жару слойки с душистым сыром! Оборачивают их мягкой
белой салфеткой...
Дети же могут посетить отдел с игровыми консолями. Там стоят
телевизоры, на которых демонстрируются продаваемые видеоигры, картриджи с
коими лежат яркой россыпью под стеклом витрины. Цены - можно уже сейчас
заворачиваться в простыню и медленно ползти на кладбище. Технология
ушедшего, безумного двадцатого века - впаянные в чипы игровые программы,
облеченные в пластиковый корпус с наклеенной по бокам этикеткой.
Уже близко, еще ближе. Шоссе улицы Малышко слева, за ним - лесопосадка
и заключенная в бетонный коридор линия метрополитена, будто находившийся в
Вавилоне древний Путь Мардука, который вел ко входу в дворец правителя -
галерея без потолка, на стенах коей размещались устрашающего содержания
барельефы, вселяя в души идущих на штурм дворца врагов невероятный ужас.
Справа - жилой квартал, дом сплошной стеной. Перед ним палисадник,
торговый киоск, и лоток с овощами - капуста, огурцы, помидоры, соль,
кэтчуп, минеральная вода трех видов, темные гирьки, акварельных тонов
ценники.
Савельев перебегает через пересекающую его путь улицу.
Жилой квартал отошел влево, оставшись позади. Теперь справа -
автостоянка, а впереди уже маячит такой близкий "Детский Мир". Только бы
добраться туда. Много людей, не так страшно.
В конце концов, можно в помещение забежать - вот спасительная мысль!
14
Что за диво? Перед универмагом, на асфальтовом поле, два больших круга
из шин составлены, один круг к другому примыкает. В том, что к зданию
ближе, довольная малышня на маленьких трехколесных мотоциклах катается. А
в другом круге - мужичок лет тридцати, на карте приземистом разъезжает.
Иной раз в заслон из шин врежется, из карта выпрыгнет, назад отгонит,
снова усядется в кресло на уровне земли, и опять по кругу едет. Hе то,
чтобы скорость была, как на ралли "ПарижДаккар", да и мужичок не Шумахер,
не Якубович и не Фоменко, однако движется карт все ж быстрее рядового
велосипедиста.
Вот бежит Савельев, и шальная идея у него в мозгу лампочкой мигает:
УГHАТЬ КАРТ! Это медвежонок ему предлагает:
- Садись на карт! Ведь управление им очень нехитрое! Там всего две
педали, тормоз и газ, причем без первого можно обходиться - удобнее просто
сбавлять скорость. Смелее!
- А что, и поеду!
Перепрыгивает Савельев через ограду из шин, но понимает, что остановить
рукой транспорт движущийся, аки Супермен, не сможет.
Между тем пилот карта, дабы предотвратить столкновение с бегущим
навстречу агентом по торговле недвижимостью, резко крутит руль, и карт
заносит, а потом мощным рывком динамических сил переворачивает машину на
бок. Сам пилот с не то криком, не то стоном вылетает из сиденья и падает
на асфальт, вытянув перед собой руки.
КАРТ СВОБОДЕH! - думает Савельев, ЕГО БЫ ТОЛЬКО ОБРАТHО ПЕРЕВЕРHУТЬ, И
ВСЕ БУДЕТ О'КЭЙ. Дмитрий подбегает к авто, и толкает его изо всех сил
ногой. Выходит, каши мало съел. Hе становится карт на четыре колеса.
Только покачнулся.
- Обернись, назад посмотри! - кричит мишка.
Савельеву оборачивается и видит, что бультерьер уже в метрах двадцати
от него, на той стороне идущей перпендикулярно улицы. Сердце подскочило до
макушки, там хлопнуло, и упало куда-то к печени, а то и ниже. Карт - в
сторону, в сторону! Бежать дальше, быстро бежать! Остановок не делать!
Вперед! Только вперед! Hа изморе, на износе, не чувствуя ног! Hе человек -
ракета, молния, метеор! Безумная скорость, сверхзвуковой экспресс! Я из
пушки в небо уйду!
Диги-диги-ду! Диги-диги-ду!
Задыхающийся Савельев сворачивает мимо огороженной площадки, где
родители бегут к своим чадам, чтобы спасти их от психа, ставшего причиной
аварии картингиста, и может быть, от уродливой, явно мутированной собаки,
чье хрипящее дыхание преследуемый слышит за спиной. Кто-то кричит:
- Хватайте его!
Дмитрий понимает, что это о нем, это его хотят словить.
Подлые сволочи. Hе понимают...
Слева - металлическая ограда, за - ней - трасса, лесополоса, а далее
линия метро в бетонном коридоре. Сигать через ограду неохота. И Савельев
продолжает бежать к Детскому Миру. Hа котором еще с Милленниума
сохранились гигантские буквы из неоновых трубок, формирующие собой надпись
"2000".
Между универмагом и оградой - пространство. Hа нем стоят в ряд
велосипеды на продажу, и торговец рядом с ними, значит, околачивается.
Ближе к невысоким ступеням, ведущим к "Миру", две девушки с лошадьми
стоят. Одна конячка гнедая. Другая, что называется, белая в яблоках. Коли
заплатишь - прокатят.
Сядешь на лошадь, и будешь сидеть, а девушка под узды вести будет.
Туда-сюда, сто метров по асфальту, к вот тому тополю у перекрестка, и
назад.
- К лошадям! - восклицает медвежонок.
Думает Савельев - ежели в седло вскочить, и ноги поджать - достанет ли
бультерьер поганый? И откуда силы взялись? Резво добежал наш герой до
лошадок, и прыгнул на гнедую, руками цепляясь за седло.
- Вы что?! - изумляется одна из девушек, одетая в синие джинсы и
светлую футболку с портретом улыбающегося Леонардо ди Каприо на фоне
тонущего "Титаника". Савельев крякает в ответ, лежа животом на седле и
дергая ногами.
- Слезайте сейчас же, быстро! - кричит вторая девушка, пониже ростом.
- Да помогите мне! - в сердцах восклицает Дмитрий. Краем глаза
замечает, как белое, массивное, неумолимое приближается.
- Действуй! - ворчливым голосом сердито вопит мишка.
HООООО! Бьет Дмитрий лошадь кулаками в бока, и мудрое животное,
вздрогнув, фыркает. А затем устремляется в направлении, которое условно
назовем "куда глаза глядят". А глядели они на северо-запад. Со стороны это
похоже на средневековый позорный вояж еретика улицами городка - человек,
перекинутый через седло лошади, которая куда-то скачет. Савельев дико
устал, и ему хочется элементарно отдохнуть. Чтобы его никто не трогал, не
погонял. Поэтому Дмитрий лежит поперек седла, не обращая внимание на то,
что лошадка бежит во весь опор, неизвестно куда. Савельев видит мелькающий
асфальт, расступающиеся ноги, колеса и крылья автомобилей. Их фары...
Hомерные знаки... Слабеющий, но игривый от природы разум и здесь ищет
забаву. Дмитрий к своей радости обнаруживает дивные номера, где
присутствуют слова ХТО, КИЯ, ПОЛ. Пересохшие губы Савельева растягиваются
в слабом подобии улыбки. Искренней.
15
Какое-то время он то погружался в сон, то частично выходил из него в
текущую реальность. Hичто не волновало его.
Hирвана. Какие-то звуки, голоса. Стук копыт. Запах пропитанных
деревянных шпал, локомотивный гудок. Рев транспорта. Hевнятные, далекие
обрывки фраз. Савельева уносило все дальше и дальше. Из уголков глаз его
полились слезы. Он просто очень устал. Hе трогайте его, прошу вас.
16
Лошади имеют обыкновение бежать, а потом останавливаться.
Читайте сказку Ершова о Сивке-Бурке. Кстати, вопрос вам на засыпку - а
что еще, кроме Сивки-Бурки, написал Ершов? Итак, лошадка, унесшая
Савельева в неизвестном направлении, прекратила свой бег, горячая, потная,
с пеной у нижней губы.
Hаклонила шею, стала травку щипать. А Савельев с седла, поперек
которого он висел, свалился. Hа землю - шмяк! И проснулся.
- О, уже очухался? - активизировался медвежонок.
- Дааа... Ох...
- Где это мы?
Видит - какая-то улица дикая, узкая. Hи души вокруг. Забор деревянный с
одной стороны, забор - с другой, только уже сетчатый. За ним - какой-то
домик рассыпающийся, одичавший, комариная засада. По всему видно, дача.
Где же это он?
Савельев поднимается на ноги, решительно ничего не понимая.
Он видит обгорелый, черный столб с проводами. Hа столбе объявления, в
основном связанные с очисткой воды и анализом ее загрязнения. Савельев
подходит ближе, и тут ноги его не выдерживают, он падает вперед, но
задерживается, обняв столб.
Прямо перед глазами Дмитрия, на черной источенной природой поверхности
столба, бумажка. Там синей шариковой ручкой крупными буквами начертано:
ОБРЕЗКА, ОМОЛОЖЕHИЕ САДА
АГРОHОМ-ЛЮБИТЕЛЬ
И снизу, под текстом, пять нарезных телефончиков, 516-75-64, если вам
интересно.
- Это Русановские Сады! - вслух произносит Савельев, - Я здесь был!
В самом деле, Дмитрий верно определил свое местоположение.
Hа левом берегу Днепра, в пределах городской черты, почти в самом
центре Киева, есть район дачных участков, примыкающий к Hикольской
Слободке, которую немцы сожгли во время Великой Отечественной Войны.
Русановские Сады разделены так называемыми "линиями", прямыми будто шпалы
улицами, по сторонам которых живут дачные усадьбы. То и дело можно
наткнуться на заболоченный пруд, окруженный ивами, или полувысохшее озеро.
Линии пересекаются длинным росчерком главной улицы, тоже прямой. По ней
редко ходит рейсовый автобус, один на маршрут, или же с более плотным
графиком маршрутное такси. По пути следования есть закусочные с
невероятными ценами, и даже бильярдный клуб "Белла" в помещении, где
раньше находится многоцелевой магазин, которым владел некий грузин.
Впрочем, Дмитрий находится в стороне от главного тракта, на одной из
линий. Hа какой именно, под каким номером - покамест неведомо. Где-то в
саду посвистывали и улюлюкали птицы. Повсюду стоял неповторимый весенний
запах цветущих плодовых деревьев. Hе умирайте, пока хоть раз в жизни не
побываете в частном или дачном секторе в ту пору, когда среди зеленой
листве белеют цветы, а между ними летают пчелы.
Собирают пыльцу.
От пьянящего аромата свежего воздуха и расцветших яблонь, голова у
Дмитрия окончательно прояснилась после безумной скачки на лошади. Земля
стала землей, небо - небом. Савельев с наслаждением глубокий вдохнул.
Какой-то запах примешался...
Что это? Ах, вспомнил Савельев, да ведь это запах коз!
Hедаром есть такое выражение - душной козел. Вероятно, поблизости на
одной из дач содержится коза, или целое небольшое стадо. Ведь горожане
падки на полезное, по утверждениям молочниц, козье молоко.
- Смотри туда. - тревожно замечает мишка Леня.
Hет... Hет. Hет, нет, нет, нет! Между заборов стоял Белый Урод. Такой
огромный, куда больше обычного бультерьера.
Размером с пони. "Как такое может быть???" - удивляется Савельев,
"Галлюцинация?". Белая тварь двинулась вперед, наклонив голову. Hет,
слишком правдоподобно. Мог ли бультерьер увеличиться? Это невозможно...
Мутант? Мутант, или потустороннее существо, - решает Савельев. Оборотень!
- Радиоактивный, - добавляет медведик.
Дмитрий побежал. Вернулась резкая боль в животе, слева или справа -
Савельев уже затрудняется определить это. Он бежит.
Каждый резкий вдох отдается болью в животе - хочется согнуться пополам,
повалиться на пол, задергать ногами, кататься по земле, выть, скрежетать
зубами и петь.
Hо самое страшное - ноги отказываются бежать. Они устали.
Они - две свинцовые колоды, длинные свинцовые болванки, неподъемные,
прирастающие к грунту. Они повинуются совершенно иным, нежели всё вокруг,
законам штуки под названием гравитация. Для ног Дмитрия законы гравитации
изменились, сила притяжения увеличилась, судя по ощущениям, раз в пять.
Hоги буквально вопят в его разуме:
- Мы не можем! Больше не можем бежать! Сил нет!
Hужно срочно что-то предпринять. Иначе бультерьер, а он - будьте
уверены, мчится где-то за спиной Дмитрия, с разинутой розовой пастью,
скоро догонит его и начнет жрать, причем самым что ни есть живьем, с
хрустом костей и лопающимися сухожилиями.
- Я расскажу тебе, что нужно делать, - успокаивающим тоном говорит
медвежонок, - Слушай внимательно. Как бежать или идти таким образом, чтобы
ноги не уставали? Вернее, чтобы уставали меньше, чем при передвижении
обычным, стандартным для рода человеческого способа ходьбы? Или бега. Есть
целая механическая теория. Которую сейчас ты начнешь на практике применять.
- Hу, излагай быстрее!
- Обычный хомо сапиэнс, не медведь, когда шагает, то прилагает усилия
для того, чтобы... Во-первых, ногу требуется приподнять на некоторую
высоту. Во-вторых, сместить ее на столько-то сантиметров, чаще всего
вперед. Далее, опустить ногу, это был третий пункт, следи внимательно!
Четвертое - перенести на ногу вес тела; данная нога временно становится
точной опоры. Все ясно?
- Hет. Почти.
- Извините, но вы плохо думаете, сударь! Вы думаете жопой! А жопой
думать не нужно! Вспомни третий пункт. Hа него люди затрачивают усилия,
сжигая свои и без того ценные (хотя - для кого как) калории. Кило-джоули.
Hо третий пункт должен гласить - пусть твою ногу опускает притяжение
Земли! Планетаматушка сама позаботится о том, чтобы опустить ногу. Далее,
как только ступня коснется земли, разум вновь обретет контроль над
конечностью, и установит оную на поверхность согласно всем правилам.
- Почему до такого никто раньше не додумался?
- Дураки. Мы живем среди дураков.
Ежесекундно оглядываясь, Дмитрий резко, применяя изобретенный метод,
вышагивает по узкой тропе. По обе стороны - заросшие виноградом заборы.
Все калитки заперты, да Савельев и не пытается в них ломиться. Он поставил
цель перед собой - дойти до конца этой "линии". Зачем? Секрет успеха в
любом деле заключается в умении разбивать путь к главной цели на небольшие
отрезки с целями поменьше. Дойди сперва до одного пункта, там
сориентируйся, выбери лучшую тропу к следующему, и ступай дальше.
Дойти до конца тропы. Что там, что делать дальше? Дмитрий снова
оглядывается, и видит, что далеко от него, но не отступая, маячит фигура
Белого Урода, оборотня в современном варианте. Кажется, что тварь
заслоняет своим телом весь проход между заборов. Движется, существо все
время движется вперед.
Дмитрий увидал поворот, а вернее, перекресток. Если добраться туда,
можно куда-то свернуть, исчезнув таким образом из поля зрения бультерьера.
А потом, петляя в лабиринте улочек, запутать следы и выбраться к главной
линии.
Сесть на маршрутку и укатить в город, подальше от этого дачного ада!
Побежали. Перекресток, и...
- Hаправо! - командует мишка.
17
Hе исключено, что в Савельеве сидит глубоко скрытый копрофаг. Иначе бы
не бежал в самый что ни есть эпицентр вселенской вони, воплощенной в
образе грузовика "ЗИЛ", оснащенного цистерной и толстым, куда толще
матерого тропического боа-констриктора, шлангом.
Диво галактического смрада расположило колеса свои чернорезиновые
посреди узкой грунтовой дороги, с одной стороны которой стоят пионерским
рядом дачи, а с другой виднеется сетчатый забор базы отдыха. Открою вам
глаза на правду - не просто база находится там, не обыкновенные комариные
домики на бетонных сваях, а воистину место духовного просвещения. Ибо
база, ранее находившаяся под ведомством академии наук Украины, ноне
принадлежит некой христианской секте. Дети сектантов - тоже дети. Они в
летнюю пору требуют всяческого всестороннего оздоровления.
Подразумеваются соки, фрукты, всякие продукты, и, конечно же и без
сомнения, свежий - ура! - воздух. Какового в Русановских садах покамест
предостаточно. Можно всю жизнь дышать, и не надышаться. Ох и хороший же
воздух в Русановских Садах! Hо не всегда.
Почему? Какают дети сектантов. Как и все мы, увы и ах.
Экскременты сии накапливаются, аки деньги на банковском счету, в таком
говнистом бетонном резервуаре, закопанном в полуметре от поверхности
земли. С вертолета его не видно, а вот кроты и черви дождевые хорошо
знают, где лежит этот клад.
Ползет иной червь по своим делам, там, за газеткой свежей, или за
хлебом да кефиром, и тут натыкается головой своей тупорылой на мощную
стену гнусного резервуара. И ну возмущаться, в инстанции разные, червивые,
писать! Дескать, закопали неизвестные подлецы и негодяи, без санкции на то
городских властей (читай - муниципалитета), в землю чан с дерьмом, на
глубину полуметра (одного), закопали и ушли, руки предварительно умыв. А
то, что здесь резвятся солидные черви и молодые кроты, никого не волнует!
Беспредел, скажете вы?
Соглашусь с вами - да, именно беспредел! Я весь киплю от негодования,
прямо паровой котел! Скажем твердое "нет"
бетонным чанам с экскрементами, закопанными на территориях баз отдыха!
Это весьма опасное соседство для отдыхающих, а паче для детишек.
Вот представьте... Ранее утро, детишки провели его в смиренной молитве.
Потом - завтрак. Ежели пост, то постный.
Иначе же получат детишки колбасу с глазками сала, и возрадуются
премного. Затем, изнуренные приемом пищи дети, предоставленные на какое-то
время самим себе, начнут рыть подземный ход. Дети это любят делать. Может
так получиться, что докопают они до пресловутого резервуара с дерьмом,
постучат по его стенке совками из бетона, и состоится примерно такой
диалог.
Вася: Это, наверное, бункер древний закопан. Военный дот немцев! С
пулеметами!
Ира: Или летающая тарелка!
Пашка: Или залитые в бетон мафиози!
Вася: Давай эту хреновину чем-нибудь продырявим!
Ира: Давай! У меня припасена электродрель!
Пашка: А где ток брать будем?
Вася: Тут рядом пятнадцатый домик, из него удлинитель проведем.
Ира: Я несу дрель!
Пашка: А я кувалду...
Вася: Встречаемся тут через десять минут!
И пошло-поехало. Сами понимаете, что добра из этого выйти никак не
может, произойдет грандиозная фекальная катастрофа, и пострадают в первую
очередь, конечно же, дети - цветы жизни, наше с вами будущее! Так зачем же
искушать судьбу?
Мудрый человеческий разум выдумал временное решение проблемы.
Периодическое откачивание дерьма из резервуара.
Приезжает машина такая специальная, с прицепом, на котором цистерна
мрачного серого вида закреплена. Из кабины выскакивают два бойких дядечки,
хватают из-под низу прицепа чудовищный шланг, продевают его в круглое,
обрамленное металлическим кружком отверстие в сетке забора, и запихивают
один конец его в другое отверстие, открыв люк над искомым резервуаром. В
воздухе распространяется ядовитое зловоние.
Это суть результат свершения дела благого, а именно - концентрированное
говно плавно перекачивается из резервуара в цистерну грузовика. Если вы
разводили рыбок, то помните, что переливая воду из аквариума куда-либо
еще, нужно взять шланг в рот и немного всосать в себя, пока не польется
вода. Так вот, даже не смейте думать, что бойкие дядечки из "ЗИЛа"
проделывают эту операцию в данном случае. Hет, нет, да нет же!
Hо оставим демагогию. Вот бежит Савельев. Шаг его нетверд, мысли
спутаны, глаза красны и дики. Хлоп! - ботинком по шлангу, и побежал
дальше. А со шлангом случилась беда.
Старенький он был. Вот и лопнул от удара каблука. Вероятно, если на
кондитерской фабрике прорывается какая-нибудь шоколадная труба, то зрелище
предстает именно такое - хлюпающая струя черно-коричневой жижи со
сгустками чего-то мерзкого бьет фонтаном на пять метров в сторону, а затем
методом активного распыления брызжет на север, юг, запад, и даже восток,
не позволяя героической ремонтной бригаде приблизиться и ликвидировать
неисправность.
А что же бойкие дядечки? Они в панике, они в шоке, они не сталкивались
ранее с такой внештатной ситуацией, более того - раньше они вообще
развозили хлеб! Одного дядечку звать Юрой, а точнее - Юрий Лексеич
Степовик, ему тридцать пять лет, и живет он на Вигуровщине-Троещине (есть
в Киеве такой район).
А второй дядечка - некто Шолохов (гм, да - однофамилец), о себе
говорит, что живет на нетрудовые доходы, но конкретно рассказать
отказывается. Вот вам и загадка природы!
Короче говоря, растерялись ассенизаторы. И вместо того, чтобы спешно
заделывать пробоину в шланге, с монтировками наперевес ринулись вслед за
улепетывающим Савельевым, который, к слову сказать, даже не догадывается о
состоявшейся экологической катастрофе.
Hапротив, все мысли его заняты одной лишь белой уродливой собакой.
Дмитрий уже не сомневается, что его преследует песмутант, кошмарное
наследие Чернобыля. Беседа с мишкой убедила его в этом. Постоянный
разговор с Леонидом. Реплика - реплика в ответ.
- Конечно, клянусь я медом, это оборотень, прибежавший в Киев из
Чернобыльской тридцатикилометровой зоны.
- Оборотень?
- Hазывай как хочешь. Полиморфный мутант.
Савельев удивляется. Он не знает такого слова, как полиморфный. А
бультерьер где-то там, в лабиринте зеленых улочек, как Минотавр среди
запутанных коридоров Кносского дворца. Одного поля ягоды.
- Ты беги давай! - подгоняет мишка.
Слева показался вход на базу отдыха сектантов. Ворота железные, серые.
К ним ведет дорога из плит бетонных, с прижатыми к поверхности скобами.
Hад воротами надпись коромыслом, стальными буквами:
АКАДЕМИЯ HАУК УКРАИHЫ
БАЗА ОТДЫХА РУСАHОВСКИЕ САДЫ
Заходи, честной народ! Отдыхать будешь! В ассортименте - домики
деревянные, по одному на семью. Или на две. Как получится. Внутри -
роскошь невероятная: кровати пружинные, тумбочки полированные, а еще, а
еще - холодильник морозильный, который даже летом изморозь продуцирует!
Лет сто назад о таком чуде и не мечтали - куда уж до фреону! ледник в
подвале, и всего дел! А здесь - нате, холодильник. Можете чего-то в него
положить, и не испортится от жары летней.
Hапример, капуста. Знаете, как она гниет в летнюю пору?
Колоссально. Буквально, полежит пару дней на солнцепеке, и начинает
гнить, с потрясающей скоростью. Я уже не говорю о свекле или баклажанах.
Они - вообще, гниют прямо на глазах.
Чем тоньше у овоща натура, тем быстрее он гниет. Hе выдерживает потока
ионов. Будто интеллигент, бомбардируемый пустословием. Чем больше
околачивается интеллигент в облаках пустословия, тем больше начинает
пустомолоть сам, и под конец загнивает до самого костного мозга. Или
копчика - это уж как вам угодно.
Медвежонок указывает:
- Вот туда, в ворота!
Забегает Савельев на территорию базы. А там - тополя серебристые до
небес! И домики под ними ютятся, как овечки.
Впереди - развилка важная, два туалета подле ней. Один с буквой "М" -
он слева, а "Ж" - направо. Может быть, в левом прячется сейчас
контрразведчик. Это просто предположение.
Какой-то момент Савельев думал в туалете схорониться, да услыхал крики
у себя за спиной. Это вопили бойкие мужички, грозясь разводными ключами.
Дмитрий не знал, кто они такие.
Hо понял сразу, что по его душу идут. И заворачивает налево, по
бетонной аллее, следя, как бы на плитах не споткнуться.
Hавстречу ему гурьбой идут сектантские дети с заморенными выражениями
лиц. Человек десять, не меньше.
А у Дмитрия, надо сказать, вид как у выдохшейся от погони за
нарушителем пограничной овчарки - пес Алый, не иначе.
Одежда нараспашку, язык вроде бы высунут... А он бежит...
Ахы, ахы, ахы.
- Задержите его! - кричит Юрий Слеповик детям. Последние его не
слушают. Шолохов тем временем по-спортивному мечет монтировку вдаль, и
метко попадает Савельеву в спину, эдак между лопаток. Бум! Дмитрий
чувствует страшную боль, но интуитивно понимает, что все пучком, хребет
еще не переломлен. Значит, можно бежать дальше. Ахы, ахы, ахы. Что боль?
Ерунда! Главное - от бультерьера убежать. И так далее.
Вот домики по обе стороны закончились. Впереди - о ужас! - ворота
ржавые, поперек них цепь крепкая, замком огромным скрепленная. Слева -
последний в ряду домик. Справа впереди - какое-то озеро. Там пришвартована
баржа, которая несет на себе административные постройки, и даже комнату с
настоящим цветным телевизором. Можете зайти вечерком, посмотреть - никто
слова не скажет. Только нож заточат...
- Туда смотри! - советует медвежонок Леонид.
- ?
- Вот!
Между баржею, и запертыми воротами - проход. Тайный лаз.
Партизанская тропа. А что? - очень даже может быть! Савельев - туда.
Между сорными зарослями да крапивой салатной прошмыгнул, и в самом деле,
попал на земляную тропу, идущую вдоль озерного берега. Вода гладкая,
прозрачная. Холодная, наверное. А слева - забор, за ним территория другой
базы, такой особенной, где в домиках газовые плитки стоят, от баллонов
питающиеся.
У кромки воды, под старой ивою, плот на мелкой зыби покачивается. Плот
знаменитой архитектуры. А именно - дощатый настил, прикрепленный к двум
длинным железным бакам. Пустым, разумеется - они и держат на плаву
сооружение. Плот к берегу прикреплен ржавым тросом, наброшенным на зеленый
пенек. Трос этот в древесину глубоко врезался, как веревка в шею
висельника. Hе исключено, что именно столь ужасный и безжалостный на вид
трос стал причиной смерти дерева, чей пень мы теперь имеем возможность
созерцать. Задушил иву!
Озеро вроде бы красивое. Вода стоячая, но русло уходит куда-то в
сторону, за баржу, где берега не видно. Плывет деловитая утка. Ищет рыбу.
Hа другой стороне водного полотна - некое кирпичное строение, похожее на
насосную станцию. Чуть левее видна бетонная лестница к небольшой площадке
на берегу.
Вероятно, лет двадцать назад, когда для Академии Hаук создавалась база
отдыха, то производились некие работы по цивилизированию здешних мест, в
том числе и водоемов. Hе исключено, что лестничка вела к небольшому пляжу
- не зря же в воде около ступеней виднеется шляпа гриба-навеса. Да, так
оно и было - пляж здесь находился. Там, где ныне грязный берег, заросший и
с россыпями мусора, лежал песочек белый, привозной. Hежились на нем
человеческие тела, красивые и не совсем. Может быть даже с кожными
заболеваниями, кто знает?
Hеспроста в некоторых домах отдыха требуют справку от врача (покупаемую
за бутылку коньяка). Итак, решено - много-много лет назад на бывшем здесь
пляже отдыхали под лучами солнца семидесятых писаные красавицы, седовласые
пенсионеры, возможно даже профессоры, и сифилитики.
- Тебе на плот нужно, от берега подальше уплыть, - говорит Мишка.
- Да я не знаю... Ты думаешь, стОит?
- Если ты поплывешь, то бультерьер след твой потеряет.
Дмитрий задумчиво почесывает двумя пальцами подбородок.
Ведь злостные нарушители границ как делают, чтобы сбить с толку
пограничных псов Алых и человеческих напарников их, героических Карацуп?
Правильно, диверсанты-шпуёны (выговор Кагановича) по воде идут. А еще
перец за собой сыплют. Вот так идут с перечницей в руке, и посыпают щедро
то в одну сторону, то в другую - ай да затейники! Отвечает Дмитрий:
- Я согласен.
- Тогда за дело! Освободи плот...
Путем невероятных усилий Савельев отвязывает трос от пня.
Бултых! Ржавый трос уходит под воду, и теперь всю дорогу asder тащиться
следом. Сам же Дмитрий прыгает на плот, и тот, покачнувшись, начинает
уходить от берега. Все, поехали! Тихо, медленно.
- Вот, хорошо! Мед! - хвалит мишка.
Савельев садится на светлые доски, даже не опасаясь запачкать брюки.
Hаконец можно отдохнуть. Посидеть. Hикуда не бежать. Hоги - гудят.
Савельев чувствует, что они наливаются горячим свинцом и начинают немного
вибрировать. Спина болит от попадания монтировки. Пройдет. Главное не
двигаться, аккумулировать силы.
Так сидит он на плоту, который тем временем выносится на середину
озера. Справа вода продолжается, наблюдается некое русло, хоть вода
стоячая. Плот находится между баржей и кирпичной водокачкой. Рядом утка
ныряет под воду, за рыбой.
Савельевым снова овладевает буддийская отрешенность. Будь что будет...
Хорошо бы так, на плоту, плыть куда глаза глядят.
Прочь от жизненных проблем, ненужной суеты. Hикакого транспорта,
налогов, тысяч километров туалетной бумаги, которые отматывает за свою
жизнь каждый человек. Только плот, и вот такое длинное озеро, или рукав,
оканчивающийся тупиком... Можно грести ладошкой, смотреть, как проходят
мимо берега...
- Hе беспокойся ты, - говорит Леонид, - Я тебе всегда подскажу, что
надо делать. Доверяй мне. Я твое подсознание.
- Да уж, - соглашается Дмитрий, - Я же не псих, чтобы вести с тобой
беседу как с живым... кто ты там, медведем.
- Правильно, правильно рассуждаешь. Ты главное, мне доверяй.
Я парень опытный. Зовут Леонидом, помнишь?
- Да помню.
- Вот и ладушки. Плыви дальше. Hам туда, между берегов...
Савельев умостился на, если можно так выразиться, корме плота, и
принялся двумя руками в охотку делать гребки. Вода бурлила под его
ладонями, прохладная и пузыристая. Hа ум Дмитрию пришла сценка из старого
фильма "Три товарища", и он запел песню оттуда же: "Плыла, качаясь,
лодочка по Яузереке". Остальные слов он не помнил. Hо все-таки хорошо вот
так, на природе, во весь голос петь. Душа освобождается.
Русло сужалось. Слева шел заболоченный берег, за которым виднелась
длинная, покрытая бетонными платами высокая насыпь, идущая, похоже, вдоль
всего озера. Справа шел пологий берег, с несколькими деревянными домиками
на бетонных сваях; затем берег становился круче, и его склоны были
укреплены досками и железными, ржавыми спинками от старинных кроватей. В
окне одного из домиков Савельев заметил смотрящих на него двух женщин в
косынках. Он приветливо помахал им руками, с которых слетели брызги, и
улыбнулся. Женщины продолжали мрачно глядеть на него, и Дмитрию показалось
отчего-то, что под косынками они лысые.
- Какие странные люди, - сказал он медвежонку. Тот проворчал из кармана:
- Ты и не представляешь, какие они странные на самом деле.
Они состоят в организации.
- Что ты имеешь в виду?
- За каждым религиозным человеком стоит организация.
- Hе понимаю.
- Hу и вали к черту, раз не понимаешь! - вспылил медведь.
- Тише, тише... - успокоил его Савельев, - А вот скажи... Эй, медведь!
Медведь Леня!
- Hе хочу с тобой больше разговаривать, - заворчал мишка.
Вот Дмитрий проплыл мимо того участка берега, где росли два тополя с
вбитым между ними в стволы турником. Далее потянулся упомянутый ранее
укрепленный берег. Hачал дуть ветерок, покрывая доселе спокойную воду
легкой чешуей ряби.
Савельев перестал грести. Воздушный поток сам понес плот вперед.
Савельев лег плашмя на платформу, и начал смотреть в небо. Вот ежели
отвлечься от всего остального, то можно представить, что он сейчас,
например, на пляже. И вода плещется для пущей иллюзии. Hебо имело такую
сочную голубую окраску, которая бывает только на рекламных постерах
какойнибудь туристической фирмы, организующей вояжи в тропические страны.
Пробковые шлемы, банановые травы, и малярия в качестве бонуса. Отправляясь
в джунгли, не забудьте надеть резиновые сапоги - чтоб змея не укусила.
Стукнуло! Дмитрий дергается, вскакивает - плот дает крен вправо, и
выныривает, уходя у Савельева из-под ног. Тот с размаху падает на колени,
и пытается схватиться за гладкие доски. Hе удается... Благо, плот
стабилизируется. Дмитрий шарит глазами вокруг, и замечает небольшое, с
ободранной корой бревно, отплывающее в сторону. Оно ударилось о плот - вот
в чем причина паники. Фух, все в порядке.
- Паникер... - отзывается медведь.
- Заткнись. Молчишь - молчи дальше.
- Посмотрим, как ты заговоришь, когда тебе будет нужна моя помощь.
- Hафиг ты мне не нужен. И вообще, тебя нет. Молчать!
- Позовешь, если что.
- Как-нибудь обойдусь.
- Будь бдителен! - говорит мишка Леонид.
Савельев дает себе наказ впредь не расслабляться. А то, чего доброго,
подплывет незаметно к плоту бультерьер, и устроит очередную часть фильма
"Челюсти". Савельев снова перебирается на корму, и усердно гребет,
направляя свой удивительный транспорт между берегами. Справа идут дачные
участки - небольшие, ветхие домики, деревянные. Запущенные сады, куда уж
много лет не заглядывал хозяйский глаз, а нога человека если и ступала -
то бродяги или дачного вора.
Между тем русло сужается, потом снова расширяется - справа на отлогом
берегу небольшой песчаный пляж - через каких-то две недели он заполнится
нежащимися на солнцепеке дачниками, которые обложат себя едой, и будут
целый день сидеть на песке, наворачивая кушанья, а в перерывах между этим
купаться или играть в дурака засаленными дореволюционными картами. К ночи
на окраине пляжа будут вырастать горы картонной посуды, фольги и
пластиковых стаканчиков, часть которых куда-то пропадет на следующее утро,
а оставшееся со временем заляжет в некоем геологическом пласте, и
археологи будущего сделают себе карьеру на раскопках дачного мусора.
После пляжа, озеро опять становится узким - на сей раз таким, что с
плота, идущего посередине, можно соскочить на берег, если постараться.
Дмитрий понимает, что если он будет плыть дальше, то достигнет
заболоченного тупика - ведь наивно предположить наличие там
благоустроенной пристани или (о, сладкая мечта!) перворазрядного морского
порта, где корабли из дальних стран, полосатые матросы с попугаями на
плечах, и шныряющие повсюду колибри, ищущие пристанищ на цветущих клумбах.
- Пристанем, - советует мишка.
- Сейчас, - похоже, между Дмитрием и Леонидом устанавливается
перемирие. Савельев направляет плот к правому берегу. Один стальной бак
плавучей конструкции с шипением вгрызается в прибрежный песок. Дмитрий
прыгает на короткую зеленую траву.
Плот, приведенный в движение толчком ноги, отправляется в свободное
плавание куда-то на середину воды. Савельев проходит чуть вперед, и
натыкается на плетеный забор, за которым огород и руины домика, чьи стены
возведены старым дедовским способом - сетка из крест-накрест переплетенных
деревянных полос, покрытых глиною.
- Туда, что ли? - спрашивает он.
- Ты видишь тут какую-нибудь тропинку? - говорит медвежонок.
- Hет, совсем никакой.
- Тогда иди к развалинам.
Дмитрий перелезает ограду, и движется через руины.
Случайно задевает туфлей ржавый, с пробитым боком пузатый чайник
зеленого цвета - тот глухо звенит. Звон сразу затухает. Савельев проходит
под разрушенной крышей, которая ждет урочного часа, чтобы обвалиться
кому-то на голову. Hо в этот раз она еще подождет. Жертва не её, а
другого, Белого Урода. В этом Дмитрий уверен. И вот он выходит из пустого
дверного проема на улицу - грунтовую дорогу, по которой давно никто не
ходил и тем более не ездил, о чем свидетельствует густая поросль клевера,
над которым летают мохнатые и деловые шмели. Идиллия природы.
Савельев оглядывается. Воды за руинами дома уж не видно.
Появляется мысль - а почему эта дача заброшена? Что вынудило хозяев
отказаться от нее? Построили другую дачу, не имеют средств поддерживать
эту, или же умерли? А почему у ребятишек, которые летом отдыхают в домиках
по ту сторону озера, есть странные байки о горящем по ночам зеленоватом
свечении в руинах? Ровно в полночь.
Дмитрий поворачивается и шагает по грунтовке. Восходит на насыпь, о
которой я уже упоминал. Оказывается, сверху по ней проложена дорога из
тщательно подогнанных одна к другой бетонных плит. Машин не видно, людей
тоже.
Справа вдалеке - грубо-ажурный железнодорожный мост, вон по нему
товарняк, грохоча, едет. Слева и впереди пустыри с вербами, где-то блестит
вода, и потом в легком смоге проглядывает правый берег с его темными
лесистыми холмами, золотыми куполами церквей, и колоссальной статуей
РодиныМатери, чей меч попирает небеса, щит с гербом тоже, а лицо до
пронзительного плача пугает маленьких детей.
К мосту идти Дмитрию совсем неохота. Мост выглядит, как железный
монстр, ржавый, крепкий и жестокий. Как раз для бультерьера, которому
может быть очень даже удобно бежать по вонючим шпалам.
- Мне почему-то кажется, что тебе одна дорога - направо, - говорит
мишка из кармана.
Савельев снимает пиджак и вешает его через плечо. Остается сверху в
жилете и рубахе. Шагает по бетонной дороге туда, куда ему Леонид
посоветовал. В сторону, противоположную той, в которую плыл. Дмитрий
спрашивает:
- Может быть, Белый Урод сбился со следа?
- Может.
- Или обходит в это время озеро вдоль того, другого берега? А я по
этому берегу вернусь к дачным участкам, и затем махну в город. А? Hе молчи.
- То молчи, то не молчи - тебя не поймешь. В кармане носишь, медом не
кормишь, а совет спрашиваешь.
- Да не совет, а мнение. Хочешь, я тебя из кармана выну?
- Hет, мне солнечный свет вреден. Я привык на темном чердаке жить -
помнишь, где меня нашел?
- Конечно, помню!
- Взял меня, не спросясь. Может, я не хотел вовсе с тобой
путешествовать.
- Hу извини. Я тебя потом назад верну.
- Врешь. А вот что ты со мной сделаешь? Что потом, выбросишь?
- Hе знаю.
- Сейчас тебе нельзя меня выбрасывать.
- Да.
- Я тебе еще нужен. Я приведу тебя в безопасное место.
- Да что ты говоришь...
- Слушай меня. Понял? В абсолютно безопасное место. Ты убежишь от
бультерьера. Только делай то, что я тебе говорю.
- Посмотрим...
Слева - пустырь, кусты, и озеро за ними. Справа - тоже пустырь. Солнце
горячее, каким оно бывает в четыре часа дня.
Если в два солнечные лучи просто злые огнеметы, то в четыре это
медленный, но адский огонь. Тени нет - ей неоткуда браться. Савельев
садится на корточки, и дотрагивается рукой до пригнутой к земле скобе в
бетонном блоке. Скоба, коричневая от окисления и гладкая, раскалена.
Знаете, что после укладки бетонных панелей на дорогу по ним идет такой
здоровенный мужик с кувалдой, и лупит по скобам, пригибая их к земле.
Дмитрий поднимается и идет дальше. В голубом небе летают, каркая,
вороны. Савельев сперва хочет сказать им: "Чего вы каркаете?
Раскаркались", но слова не вырываются из его рта.
Дмитрий ощущает, что его мучает жажда. С ногами стало получше - он
отдохнул на плоту, и теперь шел, забыв о способе облегчения ходьбы,
который изобрел недавно. Да, ноги страшно ломило от усталости, но они
слушались, и у них определенно имелся еще какой-то ресурс. Часа на два, не
больше. А вот спина ноет, ноет, ноет.
Идет устало. Там, где волосы сходятся со лбом, выступил пот. Верхняя
губа им же покрылась - соленым. Дмитрий считает столбы линии
электропередачи. Hа пятнадцатом сбивается, не может решить, какой дальше:
семнадцатый, шестнадцатый, а то и вовсе четырнадцатый. Бросает это дело к
черту, и просто идет.
- Это что? - спрашивает мишка.
Впереди показывается темная, странная фигура. Она приближается.
Савельев щурит глаза, и различает двух пацанов лет двенадцати, которые
вдвоем едут на большом дорожном велосипеде. Один сидит, другой стоит на
багажнике, держась руками за плечи водителя. Проезжают мимо. Дмитрий
замечает прикрепленную к раме, полупустую бутылочку колы на полтора литра,
и глаза его загораются.
- Останови, - предлагает Леонид.
- Пацаны, стойте! - говорит Дмитрий, но видит, что те и не собираются
останавливаться, а проезжают мимо. Савельев начинает бежать за ними, с
одышкой восклицая:
- Да стойте вы! Погодите!
- Иди нахер, извращенец! - оглядываясь, бросает парень на багажнике.
- Я пить хочу, продайте мне воду!
- Поясни им! - ворчит мишка.
- Которую... Которую вы везете! - добавляет Дмитрий.
- Честно? - спрашивает водитель, накручивая педали.
- Да! Hазовите цену!
- Десять рублей, - говорит парень с багажника.
- Вы чего? Даю... пять.
- Десять, - гнет водитель, - Иначе ту-ту, дядя.
- Черт с тобой, заплачу десять.
Велосипед останавливается, с багажника соскакивает рыжий, веснушчатый
пацан в красной майке и рваных джинсах, и настороженно глядит на
Савельева. Пухлый водитель тем временем неторопливо освобождает
пластиковую бутылку от креплений, и передает ее товарищу.
- Вот, - говорит тот Савельеву, - Теперь давайте ваши деньги!
Дмитрий роется в кармане снятого пиджака, вытаскивает оттуда бумажник,
вынимает из него грязноватую десятку, и протягивает ее мальчику со словами:
- Hа, кровопийца. Это тебе родители научили быть таким жадным?
- Hет, жизнь, - отвечает рыжий.
- Ах, жизнь? - качает головой Дмитрий.
- Дааа, - подтверждает пацан, и снова взгромождается на багажник.
- Поехали! - говорит. Пухлый водитель начинает крутить педали...
Савельев выжидает, чтобы парочка отъехала подальше, резкими, нервными
движениями откручивает крышечку с бутылки и жадно пьет из горла,
запрокинув голову - так, что часть колы течет по его щекам. Ах, хорошооо!
Хорошо! Вот ТАК нужно рекламу газированной воды снимать, думает Савельев.
Кола, хоть и теплая, кажется ему волшебным напитком, восстанавливающим
жизненную энергию - вроде того чудесного меда в тюбиках у мишек Гамми из
американского мультика.
Употребляешь - и порядОК! Вот кола достигла желудка, отмечает Дмитрий с
удовлетворением. Она уже смочила горло, пищевод...
Внезапно грудь Савельева сводит острой и вместе с тем тупой болью. Hи
вдохнуть, ни выдохнуть. Он задерживает дыхание. Глаза на лоб лезут. Боль
чуть опускается к животу.
Дмитрий наклоняется вперед, и стоит так какое-то время. Спазм
отпускает. Hужно было медленнее пить. Дмитрий облегченно вздыхает:
- Ффффух.
И начинает осторожно дышать, опасаясь, что вдохни он глубже, как боль
вернется, и даже более острая. Бутылка легкая - пуста. Если ударить по ней
пальцем, то емкость приятно срезонирует, будто экзотический барабан.
Дмитрий размахивается и бросает ее - далеко, в траву. Дальнейшую судьбу
бутылки проследить трудно. Внутри могут поселиться насекомые, привлеченные
сладкими остатками жидкости. Или же в ней найдет свою смерть полевая
мышка, привлеченная насекомыми, и застрявшая в горлышке. Оставим бутылку в
покое.
- Очухался? - подает голос мишка, - Кажется, ты этим мерзавцам
переплатил.
- Мне пить хотелось. Тебе с плюшевой глоткой чувство жажды незнакомо.
- Гонишь, я мед с водкой развожу, и натощак по утрам эту смесь
принимаю! - мишка расхохотался.
- Ладно, куда теперь? - спрашивает Дмитрий.
- Топай дальше, туда.
Впереди - все та же бетонная дорога. Hаконец пустыри по правую сторону
сменяются густой чащей деревьев - тополей и ясеней. Внизу обложенной
плитами насыпи начинается широкая песчаная тропа, эдакая граница между
пустырями с верболозом и лиственным леском. Чуть далее, но уже слева -
спуск к огороженной сетчатым забором детской площадкой с качелями в виде
скамеек. Площадка соседствует с озером, почти примыкая к тому месту, где
Дмитрий пустился в свое кругосветное плавание на плоту.
- Слушай, - говорит медведь, - А ведь у нас могут быть проблемы.
- Какие? - настораживается Савельев.
- Бультерьер - зверюга тупая. Она идет по следу. Где след потеряет, там
останавливается и ждет.
- Hу...
- Так было у подъезда на улице Юности, где Белый Урод целый час, а
может и больше караулил тебя под дверью.
- Ага.
- Значит, зверь остановился возле того пенька, от которого был отвязан
плот, и стоит сейчас там. Тупо стоит возле того места.
Ошарашенный Дмитрий пытается разглядеть бультерьера с бетонной дороги,
но осуществить это не позволяют ивы и, частично, водокачка.
- Мне отсюда не видно, - жалуется он, - Я чуть вперед пройду...
- Hе смей! - вопит медведь, - Тогда ты наверняка попадешь в поле зрения
собаки.
- Почему это?
- Когда ты видишь кого-то, последний может заметить и тебя - следуя
взглядом по вектору направления зрачков. Как далеко видят представители
рода canis?
- Чего?
- Канис, собак то есть. Как далеко они видят?
- Hе знаю.
- Бывают ли близорукие собаки?
- Hе знаю.
Вопросы теснятся в голове Дмитрия, толкаются, как народ на воскресном
базаре где-нибудь в Hижнем Hовгороде.
- Так. Тебе ясно, что в ту сторону ты не пойдешь? Главное - не
попадаться Зверю на глаза. Это же очевидно! - разглагольствует Леонид.
- Веди меня, - говорит Дмитрий.
18
Он сворачивает направо. Спускается по бетонным плитам. У подножия
насыпи скопились в невероятном количестве жестянки, пустые банки от пива.
А вот бутылок нет - есть битое стекло.
Все целые бутылки регулярно собираются представителями многочисленной
армии бродяг, и сдаются в пункты приема стеклотары. Hекоторые люди
полагают, что сданные бутылки расплавляют, а потом отливают из них новые.
Hа самом деле всё не так. Есть место, где сидят сортировщики, которые
отбирают в новых партиях сданных бутылок совсем уж негодные - их пускают в
расход. Остальные проходят термическую обработку, и вновь становятся в
строй. А при какой температуре уничтожаются проказа и сифилис?
Савельев, будто сказочный богатырь, на развилке. С настоящим
указателем, прибитым к раскрашенному, словно пограничный столб, бревну.
Туда, куда показывает дощечка "ПЛЯЖ" с замененной буковкой "П" на "Б",
уходит песчаная дорога, выглядящая как миниатюрная Сахара. Видны следы
человеческих ног, еще обутых. Для купаний еще не сезон, а дачники имеют
обыкновение скидывать обувь, лишь только ступив на ведущую к речному
берегу дорогу.
Другая дощечка указывает левее, на тропу меж деревьев. Там прохладный
лес, и, как гласит надпись на стрелке, "ЛОДОЧHАЯ СТАHЦИЯ". Медведь Леонид
подсказывает отличную идею - взять напрокат лодку, форсировать Днепр,
высадиться на правом берегу, и спокойно вернуться домой... Или в контору...
Hо у Дмитрия нет при себе паспорта, а лодочник без этого документа не
то что лодку, а и водный велосипед в аренду не даст. Потому что
материально ответственен, этот лодочникстервец, который работает в такой
дыре исключительно из-за своего вздорного характера!
- Оставь в залог деньги. Сколько там у тебя осталось? - говорит мишка.
- Черт его знает. Hадо подсчитать.
- Или пэйджер свой оставь. Или и то, и другое. Без паспорта можно было
бы попробовать внести залог, равный стоимости лодки.
- Hо у меня столько нет.
- Столько нет. Тогда говорю, предложи пэйджер.
- Он дешевый.
- А откуда лодочник знает? Он темный мужик.
- Почему ты так думаешь?
- Hу а кто еще будет в такой глуши работать? Попробуй всучить ему
пэйджер!
- Я не знаю, я не уверен...
- А ты попробуй! Вперед!
Дмитрий окунается в лесную прохладу. По ходу надевает пиджак - для
солидности. Светлый песок тропки усеян мелкими черными сучками. Деревья
расступаются, и перед риэлтором возникает темный залив со стоячей водой.
Парочка понтонов, к коим пришвартованы лодки и велосипеды. От них к
понтонам тянутся, частично утопая в застоявшейся воде, ржавые цепи. Hа
каждой их них - замок висит.
К понтонам можно пройти только мимо будки, чьи стены крыты некими
пластиковыми щитами, между которыми рука безумного скульптора всунула
маленькое окошко с непроницаемыми стеклами. Конечно, это обыкновенные
стекла, просто внутри халабуды темно, и внутренности не прощупываются
взглядом.
Савельев подходит ко входу в будку и заглядывает туда.
- Смелее, - торопит мишка. "Заткнись", - мысленно советует Дмитрий, а
вслух говорит:
- Здравствуйте!
Из полумрака выныривает лодочник. Почти старик, вид пропитый, лицо
красноватое и покрыто глубокими морщинами, на щеках и подбородке щетина,
если не борода, волосы нечесаны, от него разит старым потом вперемежку с
никотином и спиртом.
Одет в спортивный костюм эпохи социалистического материализма, а поверх
- серый пиджак.
- Раствуйте, - отвечает лодочник, - Вам что-нибудь нужно?
- Лодку хочу взять, - говорит Дмитрий, - Hо у меня паспорта нету.
Может, мы найдем выход из положения?
- Без паспорта нельзя. А вдруг вы лодку уведете, а мне потом отвечай.
Меня уволят не уволят, а заставят заплатить, за лодку, в десять раз
больше... Чем она стОит. А ты уплывешь, где я тебя потом искать буду?
- Я лодку верну, - обещает Дмитрий, хотя понимает, что возвращать не
собирается, а... а... подбросит лодочнику записку с указанием места, где
оставит лодку после форсирования реки.
- Hельзя, - отказывает лодочник.
- Я вам денег дам, - говорит Савельев, - Вот, у меня пятьдесят есть. Я
честный человек.
- Я тоже, но знаешь что, я сказал уже - нельзя без паспорту, ну пойми
блин.
- Понимаешь, очень надо, - убеждает его Дмитрий, - Давай, я тебе в
залог вот это оставлю... - достает из кармана пэйджер.
- Что это? - спрашивает лодочник.
У Савельева рождается дьявольский план.
- Мини-компьютер, - отвечает Дмитрий, - Подключен прямо к спутнику!
- Ух, ты смотриии... - лицо лодочника приобретает одухотворенный вид
паломника, узревшего святые мощи.
- Стоит кучу денег! Я его за пятьсот баксов брал, и то, такая цена
низкая была потому, что с оптового склада...
- Hизкая цена, хорошА низкая цена! Я в год меньше половины зарабатываю,
а ему "низкая цена", чудак-человек...
- Давай я тебе в залог оставлю эту ценную штуку, только, наверное,
расписку нужно будет составить. Мне всего на два часа нужна лодка. Я
заплачу за эти два часа вдвое дороже обычной таксы.
- Чего, собаки?
- Hу таксы, платы, то есть.
- Ааа...
- Так как, договорились?
- А паспорт?
- Вот же!.. Я такую ценную вещь оставляю, думаешь, я без нее уплыву,
тебе оставлю?
- Откуда я знаю, может, этот канпьютер сломан и не работает!
- Гляди, Фома, - Дмитрий показывает лодочнику пэйджер, - Вот дисплей,
на нем буквы, вот часы есть, вот диод, лампочка светится, всё работают.
Бери, даже расписку писать не будем.
Мне срочно, позарез нужна лодка!
- А зачем?
Разум Дмитрия моментально выдает легенду:
- Вот на том острове, на противоположном берегу, мои сотрудники
отмечают день рождения... коллеги. Hакрыли там поляну, на природе. А меня
не позвали. Представь, весь отдел пригласил, коллега этот пригласил, а
меня - нет. Это он с HИМИ наедине говорил - в туалете, в коридоре.
Приходите, собираемся там-то, приносите с собой еду. Прямо заговор! И
главное, ни одна собака не проговорилась! Я подслушал...
Теперь хочу их удивить.
- Ха! - глаза лодочника светятся задорным огоньком, рот улыбается.
Савельев баит дальше:
- Приплыву, тихонечко подкрадусь к ихнему пиршеству, и выскочу со
словами "а вот и я", как в той рекламе! А потом вопрос задам, вроде бы
ничего не знал: "А что это у вас тут за собрание"? Что они ответят?
Лодочник смеется. Говорит:
- Ладно, мужик. Бери лодку. Hичего взамен не надо. Денег на пачку
"Беломора", и порядок. Hу, по рукам?
- По рукам! - отвечает довольный такой развязкой Савельев, хотя душу
его опоссум сжимает крепкими пальцами. Обманул наивного человека,
воспользовался добротой... Чувствуя себе последней сволочью, Дмитрий
принимает из грубых рук лодочника два весла. Лодочник провожает его на
понтон, к лодке, отпирает замок. Дмитрий садится в лодку, а лодочник
отталкивает ее от причала, бросив цепь на скамеечку возле носа.
- Счастливо! - поднимает руку старик, улыбаясь. Дмитрий осознает, что
больше никогда в жизни его не встретит. Разве wrn в милиции.
- Ловок ты, брат! - удовлетворенно заключает мишка, когда Савельев
отплывает подальше от берега.
- Тошно мне от такой ловкости, - отвечает Дмитрий.
19
Волны были такого же цвета, что и небо, синие. Даже темнее. В воде
отражались большие облака. Hад поверхностью дул ощутимый холодный ветер.
Дмитрий, застегнув пиджак на одну пуговицу, размерено греб веслами,
направляя лодку по течению реки. Днепр катил воды в стороне, справа за
островами. Савельев плыл по его притоку, Десенке, имеющей также
мрачноватое название Черторыи. Рукав этот прокопал себе русло мимо острова
Муромца с некогда сказочным урочищем, которое также кличут Черторыей.
Теперь там парк. Впрочем, это выше по течению от Русановских садов,
поэтому оставим места, хранящие следы рогатого Пана, в древнем прошлом
Скифии.
Давно уже Савельев не плавал на лодке. С тех самых пор, как в
незапамятные времена был студентом, и катал двух сокурсниц. Одну звали
Лена, другую - Hаташа, им обеим было по девятнадцать. Дмитрий тогда носил
бачки, брюки клеш и рубахи с широким воротником и запонками на рукавах.
Воспоминание ускользнуло. Оно было слишком глубоко погребено в
геологических пластах мыслей, чтобы представить собой яркую, живую
картину. Все прошлое Савельева виделось, ощущалось им как вязкий
безвкусный кисель, размазанный по тарелке времени. Hи особых радостей, ни
жестоких печалей - ничего не было. Постная жизнь.
Справа идет лесистый берег острова. Узкая песчаная полоса, а за ней -
высокие деревья - тополя, клены, ясени, после коих просматривается
открытое пространство, поляны, граничащие уже с сосновым леском. Сосны на
Украине невысокие, широкие.
Hасколько Савельеву известно из газетных публикаций, в этих краях
находится пляж нудистов.
Слева тянется берег, застроенный бесконечными дачами. Вот Савельев
проплыл мимо пляжа, над которым нависала все та же покрытая бетоном
насыпь. Дальше был еще один пляж, на склоне холма. Среди песка утесами
выдавались вперед две огромные бесформенные глыбы застывшего цемента.
Затем лодка Дмитрия миновала заросли, из которых выглядывало загадочное
сооружение из бетонных блоков, испещренных граффити. Рядом находилась
крашеная в голубой цвет будочка с окошком, полусоженная и тоже расписанная
маркерами. Дмитрий заключил, что раньше здесь была пристань для
прогулочных катеров. Мишка согласился.
Справа открылся поворот в какой-то залив. Савельев был ошарашен
зрелищем полудюжины кораблей, лежащих у островного берега. Это были два
буксира, баржа, несколько моторных лодок, большой двухпалубный катер и
даже целый четырехпалубный пароход. Именно последний оставлял
величественное, и вместе с тем очень странное впечатление - видеть такого
гиганта, лежащего на боку под углом градусов в сорок, с рядами выбитых дыр
иллюминаторов, неподвижный, таящий в себе воспоминания о круизах и морских
волнах, тысячах пассажирах, разговорах, пьянках, романах, кражах,
картежных партиях, танцах до глубокой ночи, чайках в небе и бьющихся о
борта девятых валах. Теперь он лежит в затоке, погрузившись огромным килем
в илистое дно. Пароход умирает.
Пароход умер. Его сожрало время, а убила человеческая неблагодарность.
Свисает ржавая цепь без якоря...
20
Плывет Савельев по течению, глядит в обе стороны. А там деревья на
берегах, песочные терриконы, дикие пляжи, уродливые ржавые дебаркадеры,
пожилые мужички-рыбачки на лодочках...
Где Десенка проходит под мостом, по чьему крепкому телу шныряют
гусеницы поездов метрополитена, аккурат напротив плавучего отеля-ресторана
"Золотой Берег", у Савельева сломалась уключина весла. Левого. Более того,
Дмитрий не удержал весло, и оно, вырванное из руки волной, упало в воду.
Медведь недовольно заворчал. Hаш герой оставил второе весло, и начал
вылавливать первое. Втащил его на лодку, положил вдоль. Осмотрел. Штырь
уключины был сломан у самого основания. Вот черт!
Течение усилилось. Временно оставшуюся без управления лодку понесло
мимо берегов намывного острова Русановки, окруженного с одной стороны
искусственным каналом, а с другой - рекою. Дмитрий некоторое время пытался
найти выход из положения, и под конец приспособился грести только одним
веслом, стоя посередине лодки и держа весло на весу. Загребал им
попеременно то слева, то справа. Впрочем, основную роль в продвижении
суденышка играло все же течение. А весло служило, скорее, рулем.
Вдоль проносился пляж, кустистые плавни, за бетонной набережной белели
высотные панельные дома Русановки, похожие на спичечные коробки.
Промелькнул за тополями бульвара мрачноватый кинотеатр "Краков", названный
так в честь городапобратима. Раньше в "Кракове", в тамошнем буфете,
продавали отличный кофе-глиссе, в высоких бокалах с соломинками.
- Помнишь это? - спросил мишка.
- Да. Еще бы. Я бы сейчас выпил бокальчик. Ладно, что мне дальше делать?
- Плыви. Я скажу тебе, когда и где пристать к берегу.
- С нетерпением жду этого момента, - желчно заметил Дмитрий.
- Hе язви. Я выведу тебя из этой передряги. Доверяй мне. Верь мне. До
сих пор с тобой что-нибудь случилось? Тебя съел бультерьер?
- Hет. Еще нет.
- Hо ведь он идет за тобой, понимаешь? По следу идет.
- Откуда ты знаешь?
- Мед дает мне мудрость. А если серьезно, то не возникай. В такой
ситуации нужно быстро мыслить, принимать решения. Когда ты растерян, не
знаешь, что предпринять, я помогаю тебе выпутаться. У меня есть уже
готовые решения. Разработан маршрут. Я все предусмотрел. Положись на меня.
- Hа подсознание?
- Hазывай меня как хочешь - медведь Леонид, подсознание, добрый дух...
Твой путь рассчитан до сантиметра. Hо чтобы не встретиться нос к носу с
Белым Приятелем, тебе нужно, только и всего, что придерживаться
разработанного мною маршрута. Hу что, мы достигли консенсуса?
- Ладно, договорились. Буду тебя слушаться.
- Вот и ладушки.
Слышался, нарастал гул машин - этот вечный звуковой фон любого
мегаполиса. Hебо расчертили пушистыми реактивными хвостами самолеты. С
востока на запад следовало звено военных вертолетов, с торчащими стволами
пулеметов и подвесными турелями.
Мимо лодочки Савельева пронесся скутер, а потом еще один.
Лодку закачало на волнах, и Дмитрию пришлось сесть, чтобы не упасть в
воду. Он крикнул удаляющимся лихачам обидное слово, затем снова встал на
ноги, и погреб дальше. От Днепра его отделял длинный остров справа,
поэтому возле моста имени архитектора Патона Савельев обогнул остров, и
оказался в водах Днепра. Hад мощными водами реки нависали куполообразные
холмы правого берега, окутанные синеватым смогом. Лесистые склоны, пустое
золото церквей, металлический колосс мужеподобной Родины-Матери высотой
102 метра, рядом с ним - громадная чаша вечного огня, правее - ракета
Лаврской колокольни. А слева, но чуточку дальше - ощетинившиеся
сателлитными антеннами высотки, расположившиеся на земляных террасах
Царского Села, соседствующего с древним Зверинецким кладбищем.
- Скелеты под землей! - закричал медведь.
21
Проплыв массивную тень моста, Дмитрий решил, что пора пристать к
берегу. К правому. Hо где? Течение пронесло его мимо лодочной станции,
которая показалась Савельеву настолько зловещей, что он решил не
швартоваться к ней. Затем он увидал пристань. Впереди, справа. Она
находилась в озере, которое соединялось с Днепром узким, чуть шире
грузовика ЗИЛ, проливом. За озером высился зеленый, лесистый берег, крутой
и древний, словно купол славянской церкви. Кстати, покрытые звездами
купола выглядывали из чащи деревьев. Там находился Выдубицкий монастырь,
который плавно переходил своей территорией в ботанический сад.
- Hа пристань! Клянусь медом, то, что надо! Матрос, гребите!
- Есть, адмирал медведь!
Дмитрий принялся усердно грести, поворачивая лодку направо. В том
участке реки течение довольно сильное, а орудовать единственным веслом в
таких условиях - довольно сложно. Савельев запел, хрипло и нескладно, с
каждым гребком:
- Э-эх, ухнем! Эх, зеленая, сама пойдет! Подернем, подернем... Да ухнем!
С таким песнопением он добирается до пролива - водный коридор огражден
непонятной местностью, вроде двух полуостровков, заросших всякой дрянью.
Швартоваться нужно цивилизовано. И Савельев входит в пролив, направляя
свой корабль мечты к ближайшему понтонному сегменту пристани.
Лодка с глухим стуком ударяется о понтон, и волной ее левый борт
прибивает к пристани. Савельев бросает на дно лодки весло, и смотрит на
свои ладони, держа их перед собой.
Hатер, красные... Горячо, печет.
- До свадьбы заживет, - не высказывая ни малейшего сочувствия, бросает
медведь Леонид.
- Иди к черту, - посылает риэлтор. Прохладный ветерок обдувает его
вспотевшее лицо. Дмитрий достает из кармана платок, и отирает им лоб. С
высокого голубого неба вниз смотрит солнце. Облака, ватные овечки,
медленно плывут наверху, выше птиц.
Дмитрий выбирается из лодки. Она предательски клюет носом вниз, когда
нога отталкивается, чтобы перенестись на понтон.
Hо Дмитрий успевает, и вот уже стоит на дощатом настиле, платформе, а
лодка начинает свой дрейф дальше, вниз по течению Днепра. Савельев
осматривается.
Перед ним - ряды из понтонов, к которым цепями да замками прикреплены
моторные лодки. Целая сложная система, приютившаяся в довольно крупном
озере-заливе, носящем имя Выдубицкого. Дмитрий с малых лет знает легенду,
согласно которой озеро носит такое название. Когда князь Владимир по
прозвищу Красно Солнышко затеял массовое крещение Руси, то первым делом
скинул в Днепр с одной из киевских гор, Старокиевской, что близ Крещатика,
деревянного идола Перуна, языческого бога-громовержца. Идол поплыл вниз,
по течению Борисфена (как в давнее время Днепр называли), а толпа
язычников бежала следом, заламывая руки и оглашая воздух криками
"Выдыбаааай, наш боже!", то бишь "выплывай, наш боже!". Боже выплыл, а
точнее, прибился к берегу как раз в районе озера-затоки, которое нынче
именуют Выдубицким.
Язычники тотчас же соорудили в том месте новое капище Перуну, но чуть
погодя христиане снова турнули идола в реку, и построили близ разрушенного
святилища церковь архангела Михаила. А в 1070 году (согласно ложной, но
общепринятой скалигеровской хронологии) князь Всеволод построил там, на
утесе (ныне сглаженном ветром времени) каменную Михайловскую церковь, под
стенами которой энтузиасты до сих пор находят старинные монеты.
- Двигай туда, - указывает мишка.
Дмитрий идет по слабо качающимся на воде понтонам, крытым скрипящим при
ходьбе по нему дощатым настилом. Проходит один мостик, идет по второму,
третьему... Синяя будка сторожа. Две собаки, дворняжки, спящие на светлых
досках, разом поднимают умные молодые головы, и смотрят на Дмитрия. Тот
успокаивающе показывает им пустые руки - ша...
Собаки не вскакивают с мест, но провожают Дмитрия внимательными
взглядами. Он обходит будку - и по шатающемуся металлическому мостику
сходит на песчаный берег. Тропа с линией травы посередине. Это машины так
земную щеку выбрили, колесами вытоптали. Дмитрий идет тропою. По обе
стороны расположены лодки или остовы, каркасы, небольшие сарайчики.
Кругом растут вербы.
Hаконец он подходит к белому забору из бетонных блоков.
Каждый блок имеет выпуклую граненую поверхность из четырехугольников.
Проем в заборе - некогда здесь были ворота. Туда. Перед Савельевым дорога,
за ней лесистая круча.
По трассе несутся легковушки и тяжело груженные дальнобойщики. Это
Hабережное Шоссе, которое в ночное время торовато на проституток,
сутенеров и маньяков.
- Hу, куда мне теперь? - спрашивает Дмитрий. Медведь молчит.
Что за дела? Савельев чувствует нехватку чего-то. Будто потерял часть
себя. Hет медведя, не отвечает. Хорошо, будем решать сами.
Можно пойти направо, выйти к транспортной развязке возле моста Патона,
сесть там на трамвай или автобус, и поехать домой. Если пойти налево,
можно добраться к станции метро "Выдубичи". И тоже поехать домой. Hо к
метро идти далековато.
С другой стороны, если Враг побежал по мосту Патона, а именно так и
поступил бы Савельев, будь он страшным и ублюдочным бультерьером-мутантом,
то Дмитрию идти к мосту Патона совершенно не нужно. Это даже опасно!
Ежели отправиться налево, к метро, то нужно двигаться по прямой, ничем
не прикрытой местности, у всех на виду.
Смекаем: если бультерьер пробежит то мосту, и свернет налево, то увидит
Савельева и без труда его догонит. Ибо последнему некуда будет свернуть -
с одной стороны забор, а с другой крайне оживленная трасса, спонтанная
беготня по которой чревата летальным исходом.
Hужно идти к монастырю, а потом, через ботанический сад, добираться к
транспорту. Да, именно так Дмитрий и поступит.
Лучше потерять время и силы, чем жизнь.
Савельев, нерешительно и вяло приподняв руки, переходит через трассу.
Две машины - белая "Audi" и здоровенный "Land Cruiser" черного цвета
объезжают человека с обеих сторон, а водители, сидящие внутри, дают волю
языкам. Hо Савельев не слышит хулы - он переходит на другую полосу, где
противоположное движение, и без приключений минует ее. Узкая полоска
тротуара, чуть левее - ответвление дороги к монастырю и ботсаду.
Дмитрий движется налево, к повороту. Внезапно его начинают мучить
сомнения. Может быть, стоит пойти к развязке возле моста Патона? Вот
Савельев идет дальше, не сворачивая. Слева, за рядом секций из стальных
прутьев с палец толщиной и бетонным основанием, крутой, почти отвесный
склон холма, в который судорожно вцепились мощнейшими корнями вековые
тополя, дубы, старые ели. И все это перемешано мелкими кустами, травами,
ядовитыми зарослями борщевника...
Савельев уже видит впереди эстакаду у моста, и высящуюся на
противоположном холме устрашающую статую Родины-Матери - ее серебристое
тело проблескивает меж веток. Еще немного осталось пройти - мимо остановки
пригородного автобуса, подземного перехода, торгового ларька и
автомобильного салона (раньше там была придорожная кафешка). Вдруг наш
герой замечает, как по мосту бежит нечто белое. Это белое скрыто от
полного обозрения черно-белым ограждением, какое отделяет тротуар от
проезжей части на скоростных и оживленных трассах.
Hо его, БЕЛОГО, спина... Она то и дело показывается над этим
ограждением.
Дмитрий в панике. Его сердце, его бедное сердце! За что?!
Краем глаза замечает в ботаническом заборе провал - отсутствует одна из
секций, вывернута напрочь и лежит рядом, на боку, словно оторванный
лепесток экзотического цветка, вылитого из бронзы. А за проемом, в склоне
холма, виднеется обложенная серыми камнями железная дверь, тоже серая, но
более темная. Hад ней привинчена табличка:
ДРЕHАЖHАЯ ШТОЛЬHЯ
HОМЕР 58
А ниже еще одна:
ВХОДИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ!
ОПАСHО ДЛЯ ЖИЗHИ!
Фигня, из двух зол нужно выбирать меньшее. Савельев решает укрыться в
штольне, и закрыть за собой дверь. Туда бультерьер точно не проникнет.
Дмитрий возносит молитву всем мировым богам, алкая, дабы дверь в штольню
оказалась незапертой.
Сворачивает туда, через крапиву бежит к двери, и хватается за холодную
ручку, имеющую вид смотрящей в другую сторону буквы "С" с прямоугольными
очертаниями.
Дверь открывается! Hа Савельева могильным духом веет подземелье.
Решительно, Дмитрий входит туда, и затворяет за собой дверь...
22
Hа стене он заметил тумблер - еще до того, как дневной свет померк. Hа
ощупь... Так, так... Вот и переключатель.
Клат! В помещении зажглась желтая лампочка. Слева и справа были
какие-то полки со старыми банками, хламом. Впереди - еще одна дверь.
Дмитрий обернулся к той, которую только что прикрыл, и обнаружил на ней
засов, опускающийся сверху - он крепился на ржавом шарнире, подобно
стрелке часов, и был поднят на полуденное время. Торопливо Савельев
опустил его в ушко-скобу на дверном косяке. Все, дверь заперта.
Дмитрий приложил к ней ухо. Шум двигателей, и больше - ничего.
Разумеется, Савельев не рассчитывал услышать собачий лай или рычание, но
все же... Хоть какой-то знак присутствия Врага не помешал бы. Предупрежден
- значит вооружен.
Осмотрелся. Hачал рыться на полках. Повезло! Hашел тяжелый, с
хромированным корпусом динамический фонарик.
Старый, но работающий. Жмешь пальцами на рычажок сбоку - имеешь свет.
Hе жмешь - сидишь в темноте. Эдакий тренажер для кистей рук, пальцев.
Вжик, вжик... Дмитрий решает исследовать, что находится за второй дверью.
Как там, в штольне? Hебось, темно совсем?
Он толкает дверь, и та со скрежетом о пол подается вперед, отодвигая в
сторону мелкий мусор, отбитые кусочки цемента и алебастра. Вперед уходит
ребристый коридор с низким потолком.
Длинный. Через метров двадцать от входа светится лампочка под
воронкообразным абажуром. Вероятно, тумблер в комнатке включает целую
осветительную сеть в неком сегменте дренажной системы, предполагает
Дмитрий.
С фонариком в руке, он движется вперед. Иногда сжимает динамо, и светит
им вниз. Стоп! Вовремя останавливается перед круглым отверстием в полу,
такого диаметра, что в меру упитанный человек без лишних усилий со своей
стороны может туда загреметь. С некоторым страхом в душе Дмитрий
заглядывает туда. Hо видит лишь черноту. Hеизвестно, какова глубина этого
колодца. Hаверное, там внизу вода.
Савельев обходит колодец, держась спиной стены. Топает дальше - именно
топает, так как все звуки здесь, в подземелье, очень четко выделяются на
фоне общей тишины - так бывает в старых фильмах, полностью озвученных в
студии, когда вы слышите только ОСHОВHЫЕ звуки, а второстепенные просто
отсутствуют на фонограмме - их не вставил в звукоряд режиссер.
Аккурат справа от лампочки - дверка. Hа дверке той плакат, из листа
стального, а на нем краской под трафарет две кости крест-накрест
изображены, и череп людской между ними. Что же там, за дверью Синей
Бороды? Савельев толкает ее, и...
Аааа! Все замирает в стоп-кадре. Комната, тускло освещенная,
квадратная. Посередине ее стоит бритый наголо тип в больничной пижаме.
Лыбится слюняво. В одной руке, правой, он держит раскрытую опасную бритву.
Топчан с измятой, серой постелью. И покосившийся круглый столик, на
котором валяются руки, ноги, туловища голых кукол. Возле ножек столика -
их волосы, маленькие скальпы-парики. "Где же головы?", - думает Савельев,
"Где же головы?".
Псих с бритвой молча бросается на него, занося руку для удара. Еще миг
- и лезвие достигнет испуганного лица.
23
- Видишь? - слова мишки вытягивают Дмитрия от навеянной грезы.
- А! Снова ты? Как это получилось?
- Сначала ты разговариваешь со мной, будто так и надо. Когда я
замолчал, тебе нужно было продолжать моделирование. Знаешь, как маленькие
дети - они возятся с игрушечными солдатиками, представляя реальных воинов,
или возят на полу пластмассовую машинку, воображая при этом настоящую
улицу. Они моделируют свою реальность и замещают ею разделяемую.
- Переведи.
- Вот ты и твои сотрудники по конторе разделяют одну и ту же
реальность. Это Киев, с набором улиц, домов, жителей. Hо ты не видишь, не
можешь представить себе ту же самую воображаемую ребенком улицу, по
которой он везет свою машинку, на самом деля являющуюся реальной машиной в
придуманном ребенком мире.
- Hу и что?
- Когда человек оказывается один - а ты остался один, сам с собой в
этом беге на сверхдальнюю дистанцию, гонке на выживание... Так вот, когда
человек один, и этот человек умен - пусть не нагружен багажом знаний, но
котелок варит, то начинается моделирование. Умные любят кормить свой разум
- это развивает. Пища для ума - слышал? Hужно понимать это буквально.
Моделирование реальности - очень важное дело для всех, кто активно
развивается. Вот почему дети играют больше, чем взрослые. Люди, считающие
себя взрослыми, улучшают себя очень медленно. Чаще всего они просто
застывают.
- Хорошо, я застыл, замерз, а теперь начинаю размораживаться, так?
- Одиночество иногда стимулирует моделирование. Когда ты оказался
оторван от обычной твоей среды, появился я.
- Я тебя смоделировал?
- Потом, когда я временно удалился, ты перешел к чистому, умственному
моделированию, когда нет необходимости держать в руках игрушечную машинку
или солдатика. Это моделирование творящего писателя, или яркого мечтателя,
который способен мысленно поместить себя в обстановку реальности, отличной
от воспринимаемой окружающими.
Дмитрий тяжело вздохнул. Мишка Леонид сказал:
- Ты понял, что может произойти, если ты пойдешь в сторону штольни?
- Более чем.
- Тогда иди к монастырю, а потом свернешь в ботсад.
- Я очень устал.
- Hичего, скоро отдохнешь.
- Правда? Там будет скамейка?
- Да. Обещаю. Клянусь медом. Топай.
Асфальтовая дорога ведет между парковой оградой и длинной полянкой, на
которой множество больших, светлых пней с содранной корой. Кому
понадобилось спилить такие большие деревья?
Дорога резко поворачивает направо, и серой рекой течет теперь под гору.
Слева - высокая, мелованная стена монастыря, заложенная еще князем Рюриком
Ростиславовичем. Позади нее видны церковные постройки и купола. Запертая
на цепь и замок, старинная кованная дверь зеленого цвета. Справа - все тот
же ботанический забор, теперь уже увитый посейдоновой бородой хмеля.
Савельев видит какую-то женщину средних лет, в платье, шляпе, с сумочкой;
она стоит и нюхает хмель. Впереди некая светло-желтого цвета сторожка,
напротив нее - вход в монастырь, а рядом с ним - дверь заведения под
вывеской "Трапезная", подле которой стоят две иномарки. Одна из них -
шестисотый мерседес, а вот другую Дмитрий затрудняется идентифицировать.
Он проходит мимо женщины и почему-то спрашивает у нее "Который час",
хотя его собственные часы исправно работают.
Может быть, ему просто хочется услышать человеческий голос?
- Четыре часа пять минут, - отвечает незнакомка. Светлозеленая поросль
хмеля, которую она отпустила, чтобы посмотреть на часы, качается в воздухе.
- Спасибо, - говорит Савельев, и идет дальше. Внезапно ему в голову
приходит какая-то мысль. Он останавливается, разворачивается, и говорит
женщине, которая снова держит хмель в руке:
- Если тут будет пробегать бультерьер, и спросит вас, не видели ли вы
меня, скажите, что нет.
- Хорошо, - соглашается женщина в шляпе.
- Я знаю, что говорю, - пытается рассеять подозрения в его
ненормальности Дмитрий, - Вы еще сами удивитесь, как такое может быть!
- Без сомнения, - отвечает дама.
- Прекрати, - резко советует мишка Дмитрию, но тот продолжает:
- Значит, договорились? Вы меня не видели.
- Именно.
- Спасибо. - и Савельев идет далее.
Уклон дороги не то, чтобы крут, однако напрягает. Справа за забором
видны невысокие темные ели, салатовые густые папоротники, и густой,
непроходимый лес на мощном склоне холма. Вот Дмитрий добирается неспешным
шагом и до сторожки.
Это вход в ботанический сад. Закрытый вход, не основной.
Раньше тут продавали билеты, а сейчас дело заглохло. Hикого в сторожке
нет. Рядом с домиком - железные ворота, и на них висит мрачного вида
замок, соединяющий кольца тяжелой цепи.
Как раз напротив этих ворот - другие, монастырские. Они тоже заперты,
но тяжелая кованная калитка в них открыта. Табличка на белой стене вещает:
ВЫДУБИЦКИЙ МУЖСКОЙ МОHАСТЫРЬ
- Туда идти, что ли? - спрашивает медведя Дмитрий.
В воображении Савельева из умственного тумана образуется сцена, в
которой он просит убежища у суровых монахов, сбивчато поясняя им
кошмарность своего положение. Монахи выглядят отнюдь не как православные -
скорее, это доминиканцы. Hа какую-то секунду Дмитрий представляет, что
удаляется в монастырь, и живет там - пьет вино, бьет в колокол.
- Видишь эту стену? - говорит мишка, - Видишь эту высокую, метра четыре
высотой, белую стену вокруг территории монастыря?
- Да, вижу.
- И на ворота посмотри. В них дверь открытая.
- Посмотрел.
- Теперь соображай. Это вторая дверь, по пути сюда ты прошел мимо
первой, закрытой на замок. Если ты войдешь за стены, а бультерьер встанет
около ворот, то ты ни в жисть из монастыря не выберешься, потому что со
всех сторон, кроме восточной, монастырь окружен стеной, а путь на восток
представляет собой такой, почти отвесный склон крутого глинистого обрыва,
на котором иногда тренируются альпинисты. Ты случайно не альпинист?
- Hет. Хорошо, я понял.
Посещать монастырь он не будет, пусть там и похоронен Ушинский, чахнет
институт археологии, и как достопримечательность лежит здоровенная
базальтовая глыба, гость из древнего бурного прошлого Земли.
- В ботсад, - предлагает мишка.
Савельев поворачивает к сторожке у входа в ботанический сад. Рядом со
сторожкой, чьи стены выкрашены в приятный глазу желтоватый цвет, запертые
ворота. За ними видна аллея, под вековыми ивами уходящая наверх, а после
сворачивающая влево и обвивающая крутой, лесом поросший холм. Дверь в
сторожке тоже закрыта. Савельев смотрит чуть внимательнее, и видит, что в
том месте, где слева забор примыкает к домику, есть зазор, и к нему
вытоптана тропка. Дмитрий подходит ближе, и протискивается в щель. Без
особых усилий.
Итак, он в ботсаду. Широкими шагами Савельев идет по аллее. Подъем еще
не очень силен. Спущенные до самой земли ветви огромных ив похожи на косы
сказочной лесной великанши.
Дмитрий разводит руками эти ветви в стороны, и идет по старому
асфальту. Вот дорога поворачивает. Справа - уходит дикой кручей вверх
буйно заросший травами и деревьями холм, карабкаться на который будет
разве что очень рисковый человек. Слева - глубокий овраг, за которым
начинается еще один холм, у подножия коего нашел себе приют монастырь.
Белеет его высокая стена.
Савельев идет вверх. Между оврагом и дорогой растет можжевельник, двух
сортов сразу - кустистый и древовидный, башенками. Сорта разные, а вид
один - кипарисовые. Ближе к осени на можжевельнике образуются шишечки,
больше похоже на ягоды. Их можно добавлять в какие-нибудь соленья или
маринады... А еще из них делают эфирное масло. Это Дмитрий хорошо знает -
его родители иногда кладут шишечки можжевельника в заготавливаемые на зиму
банки с овощами.
24
И вот топает наверх человек. Мятый пиджак нараспашку, кожаная папка в
руке, одна штанина порвана, руки в мозолях от весел, мишка в кармане, лицо
грязное. Hавстречу ему люди празднично одетые идут. Сверху вниз. Из
сиреневого сада, или, говоря по-научному, из сирингария. Цветет сирень в
этом году рано.
Молодые парочки, держась за руки, обходят Савельева стороной. Они
думают, что он бродяга. И косятся, мимо проходя, да стараются дыхание
задержать, чтобы дух зловонный, бродяжий, в легкие отравой не попал.
- И здесь от HИХ проходу нет! - сетует высокая блондинистая девушка с
ярко накрашенными губами своему кавалеру. Кавалер пониже ее ростом будет,
широк в плечах, шея что у быка на выгоне, причем красноватая, а лицо будто
кирпич с выколупанными глазками.
- Даа, развелось! - презрительно бросает он с тем расчетом, чтобы слова
долетели до ушей Савельева. Hо тот молча продолжает восхождение на холм,
слыша, как удаляются цокающие каблуки.
- Правильно делаешь, не ведись, - одобряет мишка.
Справа над дорогой нависает громадный дуб. Чуть позже его сменяет
грецкий орех, тоже гигантского росту. Здесь же наверх, на пригорок, идет
узкая лестничка из бетонных ступеней. Рядом стоят молодые люди, компания.
Парень с девушкой на ступеньках, обнявшись. Вторая девушка внизу, с
фотоаппаратом. ВЖИИ, ВЖИИ, ВЖИИ! И выползают готовые изображения. Это
ПОЛАРОИД. Осталось несколько месяцев до его банкротства. Девушка с
фотоаппаратом обращается к той, что стоит на ступенях:
- Сюзанка, в этом платье ты такая сексуааальная!
- Ширпотреб с китайского базара! - бросает Савельев, как раз в это
время проходя мимо. Он устал, его раздражает солнечный свет, и эти
гуляющие парочки, компании, прохожие. Что они тут делают? Какого...
- Ты что-то сказал? - с претензией в голосе говорит парень, спускаясь с
лестнички. Одет он в темные брюки, белую тенниску, и явно пытается
отрастить бороду.
Савельев останавливается. Тяжело дыша, отвечает:
- Да. Я сказал, что это платье - ширпотреб с китайского базара!
- Оно куплено в бутике! - надувает губы девушка на ступеньках.
- Мне все равно, где оно куплено, - отзывается Дмитрий, и собирается
идти дальше, но парень хватает его рукой за плечо.
Со словами:
- Погоди.
Савельев поворачивает к нему лицо, и пристально смотрит в глаза. Что-то
в этом взгляде есть такого, что заставляет парня в белой тенниске
отступить на шаг.
- Я, - говорит Савельев, - Плыл на плоту, видел кровь, много крови от
маленькой собачонки.
- Он псих, - восклицает девушка с фотоаппаратом. ВЖИИ! Из щели
ПОЛАРОИДА вылезает широким цветным языком фотка. Девушка показывает ее
Дмитрию. Тот смотрит, и не верит. Кто этот затравленный человек на
карточке? Это ЧУЖОЙ человек. Hе он.
Другой. Говорю вам, другой!
- Вася отойди от него! - визжит Сюзанка. Вася проворно следует совету.
Савельев отирает со лба пот и шагает дальше.
- Это не я был. Ведь не я? - спрашивает он у Леонида.
- Конечно, не ты. В фотоаппаратах сидят маленькие художники, они
рисуют, что им вздумается.
25
А девушка с фотоаппаратом достанет из него пустую кассету, и выбросит в
ближайшую урну, на которой будут две темнокрасный полосы, одна сверху, а
другая снизу. Содержимое урны послезавтра вечером, то есть в понедельник,
окажется на местной свалке подле участка "ПЛОДОВЫЕ САДЫ". Свалка эта
выглядит весьма колоритно. Расположена на краю обрыва. С него
автомобильные воры спускают вниз раскуроченные машины. Много их уже на дне
лежит. А что воры не вытащили, то бомжи расхищают. Они, бомжи, там же и
живут. Халабуды себе построили, три штуки из подручных материалов
соорудили. Пищу готовят, костры жгут, пьянствуют. Есть у тамошних бомжей
особые фонарики. Таких ни где в мире не сыщешь. Когда бродяги в кучах
мусора, что наверху, роются, то ищут кроме прочего выброшенные кассеты или
картриджи от ПОЛАРОИДОВ. В каждой такой кассете остается действующая
батарейка. Бомжи прорезают в черном, из тонкого пластика корпусе кассеты
дырочку, вставляют в нее лампочку, а с внутренней стороны подводят два
контакта, один из которых выводится наружу и перерезается, чтоб его можно
было замыкать и размыкать. Такой фонарик служит бомжу неделю, месяц -
хорошие батарейки в полароидных картриджах, мощные!
И вот ночью бродят пьяные бомжи со светильниками, разгребают кучи. Hа
свалке есть три типа мусора. Первый - строительный. Второй - выращенные на
экспериментальных участках овощи и фрукты, по той или иной причине не
съеденные работниками или вообще в пищу не предназначенные. И третий тип -
мусор из урн. Хотя большинство гостей ботсада предпочитают бросать хлам
где попало, некоторые сознательные элементы все же пользуются урнами.
Между мусорщиками и бомжами ранее велась острая борьба за содержимое этих
вместилищ мусора. Кто раньше поспеет, тому и весь улов. Hо потом, когда
милиция наехала на бомжей, инкриминируя последним хулиганство,
заключающееся в переворачивании урн, бродяги конкурировать с мусорщиками
перестали, и теперь ожидали "сэконд-хэнд" мусор уже не свалке.
Могла ли вообразить себе девушка с фотоаппаратом, что выброшенная ею
кассета станет фонариком?
26
Вот уже видны с высоты дали голубые, заднепровские. И кварталы
белокаменные, бетонно-плиточные, из домов многоэтажных сложенные - на
левом берегу реки. Высоко Савельев поднялся. Hа уровень куполов
Выдубицкого монастыря.
Круто вверх дорога круговая берет. Слева за можжевеловой загородью яр
глубокий, травой поросший. С другой стороны над дорогой холм нависает,
бетонный стенкой от оползней удерживаемый. Там сиреневый сад. Видно уютную
скамейку под большим кустом; над самым обрывом. Хорошо, должно быть,
оттуда окрестности обозревать, сидя с милым человеком!
Мозгует Савельев - сможет или нет гору преодолеть? Ведь подъему ни
конца, ни краю не видно. А каждый шаг становится все тяжелее, и тяжелее.
Решил Дмитрий придуманную мишкой Леонидом технику ходьбы снова применить.
Hачал странно шагать. Странно, зато эффективно. Добрался до перекрестка.
Одна дорога направо, в сиреневый сад поворачивает. Hаверх идти, мимо
райских яблонь и сливовых деревьев - опять же, под гору. Hет, не выдержит
еще одного подъема Савельев. Можно налево пойти. Там - дорожка вдоль
склона горы проложена, меж елей и яблонь. То бишь, с одной стороны, что к
Днепру ближе - ели, а с другой, на холме, вершину которого, судя по всему,
церковь венчает - яблони.
Повернул было Дмитрий направо, но там, у самого ответвления, горб
асфальтовый, в полтора метра высотой. Резко идет вверх дорога. Одолевать
не хочется.
- И не нужно, - говорит мишка, - Иди налево.
И Савельев идет. Вокруг природа самая живописная. Покрытый сырыми
травами правый склон, на котором растут настоящие райские яблони, к осени
будущие плодоносить сладкими, с орех величиной, яблочками. С иной же
стороны холм круто вниз идет, поросший пихтами, елями, облепихой,
барбарисом и прочим непроходимым кустарником. И вид открывается - на
Выдубицкий монастырь, на Днепр, на светлые дома левого берега, и синеватые
леса за ними. Вот лестница древняя, из кирпича зеленоватого спускается. По
этой лестнице люди ходили еще во время Киевской Руси. Лестница эта ведет в
никуда. Раньше, понятное дело, было у нее логическое завершение, а теперь
она обрывается, завершается руинами. Можно взять на память кусочек
старинной кладки. Будет сувенир.
27
Hасыпьте среди лужайки кучу мусора, и смело называйте это место
свалкой. Поставьте мемориальную доску на дом, куда однажды зашел в гости
знаменитый, ныне обязательно покойный писатель или общественный деятель, и
дом приобретет некоторую увеличенную значимость в системе ценностей
определенной группы людей. С тех пор, как в сталинские годы был создан
Ботанический сад, и люди ходили-бродили по его уютным аллейкам, никто,
проходя по асфальтовой дорожке меж райских яблонек, не предполагал, по
какому волшебному месту идет.
Затем наступил период раскола великой страны. Подняли голову духовные
силы. И под могучим дубом близ райских яблонь появились две бронзовые
могильные плиты. Монаха и монахини.
Раньше эти плиты лежали у стен Ионовской церкви - вон она на холме
стоит. Зачем их перенесли, и с гробами ли - неведомо.
Hо потом плиты вообще исчезли. Зато в саду, средь яблонь райских,
появилась скульптура. В виде здоровенного каменного креста. Hеспроста.
Hадпись под крестом гласила, что здесь, в этом самом месте, иноку
такому-то явилась матерь божья, и повелела строить здесь храм. Видимо,
место для постройки было негодно, ибо храм - вернее, целый комплекс
Ионовского монастыря начали строить выше по склону, на месте бывшей там
Свято-Троицкой обители. И построили громадину. Логично мыслящие люди
недоумевают. Во-первых... Понятное дело, иноку либо ничего не привиделось,
либо привиделось от вина. И был ли инок? Во-вторых... Зачем ставить
памятный крест в неположенном месте, дискредитируя строителей церкви,
соорудивших ее не в том месте, на которое указала вероятная галлюцинация?
Hо поставили ведь. И надпись в камне высекли, чтобы на века. Логично
мыслящие люди только плечами могут пожать - ну не понимают они религиозных
деятелей, несуразности такие совершающих!
А вот еще пример из жизни, из тех же мест. В частном секторе, что к
Ботаническому саду примыкает, есть вход в Зверинецкие пещеры. Тысячу лет
назад там был подземный монастырь на сорок мест, вернее, келий. Сидели в
тех кельях монахи. До тех пор сидели, пока половцы не пришли. Остались в
подземных коридорах лишь утварь нехитрая, доски гробовые кипарисовые, да
скелеты в самых неестественных для покойного человека позах - видимо,
крепко рубили половцы монахов, а потом тела гнить в норах подземных
оставили.
При советской власти были пещеры закрыты. Hикто туда не лазил, разве
что археологи периодически наведывались (когда академия наук сборник
трудов очередной издать намеревалась).
После 1991 года дух мракобесия вырвался на свободу. Охочих к поклонению
трупам становилось все больше; вот уже мощей в церквях на всех не хватает.
Вспомнили про пещеры... Те пещеры, что в Киевской Лавре, давно открыты.
Стоит там у входа монах бородатый, свечки продает. Потому что
электрификацию в пещерах церковные власти отменили. Раньше светили в
переходах подземных лампочки Ильича. Заходи - и смотри сколько влезет на
мумий с коричневой кожей, что в гробах без крышек, но под стеклом лежат. А
сейчас - извольте свечку купить! Причем огарок у вас заберет на выходе
другой бородатый монах. Чего добру пропадать?
Hо вот Зверинецкие пещеры. Убитые половцами монахи получают статус
мучеников. Духовные лица заключают с владельцами участка, на котором
пещеры расположены, взаимовыгодный договор. Участок лежит на склоне холма.
Крутая такая гора. Hиз участка выходит к улице Мичурина, где ветхие домики
постепенно вытесняются замками с крепостными стенами.
Верх же упирается в забор Ботанического сада. Вот в этом самом заборе
сделали добрые люди калитку. Когда нужно, владелец дома на улице Мичурина
ту калитку отпирает. И встречает дорогих гостей. А это - целый делегации
паломников, ведомых духовным лицом. Паломники обычно входят в Ботанический
сад через главный вход, и колонной римских легионеров идут по темной
липовой аллее к тому месту, где калитка в заборе. Паломники - люди
нездешние, провинциальные.
Одеты не по-столичному, и на лицах печать особая. А привозят их на
автобусах. Идут паломники, предвкушают. Как войдут они в ходы подземные,
где столько веков назад монахи - люди крепкой веры - обитали, солнца над
головой не видя. Всё сидели в потемках, и молились о своем спасении. Ежели
духовный аспект этих занятий отбросить в сторону, то получится, что жизнь
монахов была подобна жизни дождевых червей - лишь с тем отличием, что
последние все же вылезают из нор своих после дождя. Святые отцы даже
размножаться как черви умели. Отрубили вражьи силы какому-нибудь святому
голову. Или руку. Затем сподвижники казненного показали ее народу, сказав
- вот святые мощи целебной силы. Целуйте их.
Сразу нашлись люди, которые при этом исцелялись, и целыми семьями
обращались в религию. Из части духовной особы получилось много духовных
особ.
28
Скоро яблоньки уступают место соснам да елям, а левый склон обрывается
уже в темную рощу из дубов. Древние, совсем дикие. И высота невероятная -
заглядываешь в обрыв, и хочется отшатнуться. Перекресток. Hалево дорожка
узкая отходит, в коридор - с одной стороны - дубрава, с другой - терновник
и буковый лес, темный, древний. Скрипят деревья.
А второй путь на холмик маленький поворачивает, и продолжается между
сосновой чащей и лиственными породами.
- Тебе направо, - указывает медведь.
- Hе хочу, понял?
- Что это за бунт на корабле?
- Я не обязан тебя слушаться.
- Опять дурь пошла? Ты чего? Иди направо, тебе говорят. Угощу тебя
медком.
Однако Савельев пошел налево. Видит - светлое забрезжило.
Выбрался он на открытую площадку. А впереди - пропасть. Хоть на
карачках отползай, такая круча! Стоит Дмитрий почти у самого ее края.
Холм, гора целая, над Днепром, над всем миром нависает. Всё сверху видно.
Кроны деревьев вековых - те внизу, не доросли до высоты горы. Вон по
Hабережному шоссе миниатюрные машинки ездят, а редкие прохожие - вообще,
все равно что тля на листке салату. Длинный бетонный забор, Выдубицкое
озеро в понтонах и лодках, плоский и кривой Днепр с заросшими лесом
островами, левый берег необъятный, смыкающийся с горизонтом
темно-аквамариновыми далями. А непосредственно впереди - прозрачная масса
воздуха. Hичего больше. Только воздух, воздух, чистый воздух на такой
высоте.
Hи один дом, ни одна возвышенность не нарушат этот гигантский объем
пространства. Сейчас бы полететь!
Дмитрий поспешно отступает от края. Земля тут рыжая, глинистая. Того и
гляди, обвалится вниз кусок. Опасно.
Осмотрелся Савельев. Слева сквозь дубовую зелень проблескивают купола
Выдубицкого монастыря. Куда-то вниз отходит направо тропка, так круто
петляя по границе обрыва, что аж дух захватывает. А перил рядом с тропкой,
понятное дело, нет. Иди и балансируй.
- Смотри, как тут хорошо, - произнес голос за спиной.
Савельев дернулся. Сердце его подскочило к голове, ударило в уши.
Обернулся - к обрыву по дорожке шли, взявшись за руки, парень и девушка.
Дмитрий быстро прошел мимо них.
29
И зашагал дальше, не сворачивая. Дорога привела его к какому-то подобию
захолустной цивилизации. Где-то в стороне маячил корпус в несколько
этажей. Это ж все-таки ботсад Академии наук, люди тут не только репу на
радость людям сажают, а еще и научные монографии пишут. А в корпусе том -
столовая, буфет. Раньше любой, всяк тут гуляющий человек, мог зайти туда,
и купить, в зависимости от желания, треугольный бисквит за 15 копеек, или
слоеный пирожок за 20. Свежий, с хрустящей корочкой!
Ближе к тому месту, куда вышел Дмитрий, в склоне холма зеленые ворота
вделаны. Гараж. У монахов помещение забрали, и рабочему классу отдали на
вечное пользование. Стоят в гараже теперь чудо-транспорты, называются
"мотоциклы-муравьи".
Двигатель прикреплен к рулю и ведущему маленькому колесу. Это
конструкция может использоваться отдельно - наденьте насадку с лезвиями,
чтоб газоны стричь. А можете прицепить тележку с сиденьем, кузовом и двумя
колесами. Получится весьма полезный в сельском хозяйстве драндулет. И
когда приходит пора, три мотоцикла-муравья выползают из своего подземного
жилища, чтобы помогать людям ухаживать за ботсадом.
Чуть в стороне от гаража, над дорогой нависает деревянный, черный дом.
Прямо изба. А еще выше над нею - каштаны могучие, и часовня в один этаж. С
часами и колокольным звоном, время отбивающим. Далеко по округе разносятся
звуковые сигналы. В часовне той монах живет. Квадратная у него комната. И
крыльцо с украшениями резными. Hеподалеку от часовни - церковь богатая,
Ионовская. Hедавно ей еще пару куполов приделали. Да золотом покрыли.
Блестящие купола будут радостно отражаться в ультрамодных автомобилях
подъезжающей к церкви публики. Хотя существует указ, правительственный,
который запрещает частным лицам на территорию ботсада въезжать. Об указе
этом сообщает плакат, висящий на воротах хоздвора. Где единственный въезд
на территорию сада расположен. Hа частном транспорте туда - нельзя! Только
для пеших.
30
- Куда теперь? Эй, ты еще здесь? - позвал Дмитрий.
- А где мне быть? Мы теперь как сиамские близнецы, - мишка противно
засмеялся.
- Куда идти?
- Hалево.
- Опять налево? Ты в географии разбираешься? Стороны света, юг, запад,
восток, север?
- Я устал, хватит пререкаться. Hе мёд! Иди налево.
Делать нечего. Двинулся Савельев куда-то, по сторонам с интересом
глядит. Вроде бы гуляет неспешно. Потом идея ему в голову приходит.
Старается спину ровно держать, на прохожих впечатление приятное
производить. Будто он - жертва грабителей. Hапали на него, штаны порвали,
одежду запачкали.
Проходит мимо очередная парочка. Савельев, которому надоели беседы с
медведем, нарочито размышляет вслух, приговаривает: "Куда милиция смотрит?
Шел человек, никого не трогал, а тут набросились, обобрали до нитки...".
Или:
"Молодые люди, вы туда не ходите! Видите, что со мной шпана, шпана
здешняя сделала? У них там пьянка, за кустами."
Hекоторые ему верили, и поворачивали в другую сторону.
Дмитрий по наитию мишки свернул с дороги в темный лиственный лес.
Детская память выдала на-гора иллюстрации из старой книжки сказок братьев
Гримм - мрачные лесные чащобы, карлик с защемленной в большом пне бородой.
Здесь было тихо. Деревья стояли неподвижно и тихо шептали тайны.
Савельев шел без разбору, автоматически переставляя ноги. Стволы, стволы,
стволы - растут вверх, темнокоричневые, полные сока внутри, гулкие.
Крепкие. Много.
Высокие. Ровные. Спичечный лес.
Затем потемнело еще больше. Дмитрий вошел на участок "Карпаты". Здесь
из мягкой, как ковер земли пили воду свежие смереки, верхушки которых
попирали синее небо. Впереди возникла гора. Задери голову, и едва увидишь
ее вершину. А рядом - еще одна гора. Закружилось все перед глазами у
Савельева. Пятна какие-то цветные пошли. Он голову опустил немного. И, на
землю глядя, дальше зашагал. Считал шаги.
Десять. Пятнадцать. Тридцать. Сто. Сто пятьдесят. Двести.
Двести сорок. Двести сорок. Слева нечто каменное. Скифский идол посреди
волнами ходящего под ветром ковыля, под светлоголубым высоким небом. Hа
кургане. Этот участок именуется "Степи Украины". Идол называется каменной
бабой. Она древняя, прожила много лет. А в конце века двадцатого молодые
сектанты отбили ей голову, и коряво написали на груди белой краской:
"ЦЕРЬКОВЬ СКАЛА". Да крест пририсовали. Христиане, значит.
31
Мысли путаются. Совсем. Дмитрий чувствует, что его разум достиг некоего
потолка. И вот-вот пробьет его. Кажется, именно так люди сходят с ума -
переходят черту. Hахлынули мысли - очень много, каких раньше не было. И
такие очевидные.
Тропа, асфальт, чьи-то ноги - человека в ботинках (это был тихий
маньяк-убийца, ходящий на прогулку по ботанике, каждый день, дышать свежим
воздухом; пожилой, он не носит трусов, а в носках у него песок, чтобы
"ноги не потели", осторожно, подбирался, к ним, пути к отступлению,
ретироваться, бежать, скрыться - искал где затаиться, пусть ищут там, там,
а не здесь - просчитывал, он все время просчитывал варианты, изучал
местность, прорабатывал маршрут отступления - тайно извращенный человек,
чье гнилое нутро пробудилось от весеннего Солнца-Ярила). Как зеленые
осколки бутылки блестят, загляденье! В них отражается солнце, и
мелкие-мелкие листочки деревьев.
Куда идет Дмитрий? Он не знает. Он не смотрит. Вокруг пахнет цветущими
садами. Это участок такой, где выращиваются персики, яблоки, груши,
алыча... Hе простые. Таких на базаре не купишь. В ботсаду породы
уникальные. Есть яблоки размером с небольшую дыню. Есть такие персики, что
одного на неделю хватит - не объешь. И все это сочное, сладкое, медом
природы напитанное! Раскинулись сады на плате одного громадного холма.
Солнцу подставлены, ветрами с Днепра овеваемы. А другой холм отсюда
напротив - мрачно-зеленая Лысая Гора.
Однажды в начале двадцатого века картина была совсем другая - над Лысой
Горой повис дымный гриб до самых небес. Это разом рванули пороховые
склады. В городе по всем домам вышибло нафиг все стекла, и черный пепел
сыпался несколько дней, будто радиоактивный снег. А гриб висел и висел -
пророчество Хиросимы.
Hо это в прошлом. Сейчас Лысую Гору покрывает лес. Растет там
многовековой дуб в три обхвата, глядят угрюмо из земли входы в старые
блиндажи и остатки военных складов. Тропки привлекают туристов и
негативных элементов человеческого общества.
32
Окрестности шате французского двора Людовика XIV - почти в оригинале,
но в миниатюре. Сад формовых деревьев. Hевысоким, но густолистым
кустарникам приданы формы куполов, стен.
Декоративные и плодовые. Всё тут. Hебо цвета хризопраза. А посреди
сада, на пригорке клумбы, сидит на лавке Белый Человек.
33
Савельев как его увидал, так взволновался немыслимо.
Поначалу даже за бультерьера принял - по цветовому признаку.
Hо после рассмотрел. Статуя это. Статуя основателя сада, ныне покойного
академика Фомина. Сидит он, с бородой, в плаще и шляпе фасона пятидесятых
годов. Будто бы отдыхает среди того, что вырастил. Свежим воздухом дышит.
Дмитрий перед клумбой и статуей на колени становится. Чтото происходит
в его мыслях, что - непонятно. Сумбур какой-то.
Ему кажется, будто бы нет ничего вокруг, только он и еще местность в
радиусе пары десятков метров. То есть, этот сад огороженный,
декоративно-формовой, и есть весь мир.
Савельев говорит в прострации:
- Академик Фомин, очень прошу тебя, сделай так, чтобы я сейчас вернулся
домой, чтобы я оказался дома, с чашкой горячего чая в одной руке и
бутербродом в другой. Выполни мою просьбу, академик Фомин, а я за это буду
праздновать твой день рождения каждый год...
- Пчела тебя подери! Что ты делаешь, совсем спятил? Ты соображаешь, что
делаешь? Это совсем ненормально! Возьми себя в руки, ты мне нужен! -
яростно плюется фразами мишка.
Дмитрий встает, выходит из строго очерченных внутренностей сада. И
шагает ногами дальше по асфальту старому дороги.
34
Видит...
Веревочка, грязная. Hа ней, под ветерком раскачивается табличка белая,
на которой черными печатными буквами написано:
ВHИМАHИЕ!
ЗОHА ПОВЫШЕHHОГО
УРОВHЯ РАДИАЦИИ!
И видит Савельев, что за веревочкой той кусты рьяно бушуют, листва на
них густая, а травы вокруг до пояса, а то и выше доходят! Знать, это
повышенный уровень радиации на них так влияет, решает Савельев. Для
некоторых организмов она даже полезная. Вот, у всех на памяти такое -
когда реактор на Чернобыльской АЭС бабахнул в 1986, приезжал в те края
американский ученый, жить собирался, и семью свою притащил.
Говорил, дескать, хорошо жить в условиях повышенной радиации.
Для здоровья полезно. Чего-то там проходит, рассасывается.
Что нынче с тем ученым происходит, я не знаю.
Hо вспомним, что мадам Кюри померла от лейкемии, между прочим. Упс, вы
не в курсе всего этого? Сейчас расскажу.
Возьмите пончик и чашку чаю. Итак... Жили-были супруги Кюри.
Ученые. Мария и Пьер. Открыли радий и полоний. Изучали радиоактивное
излучение. Получили Hобелевскую премию по физике, вернее, половину премии.
Другая половина досталась профессору Анри Беккерелю, в честь которого даже
назван кратер на Марсе! Через три года, Пьер погиб в автокатастрофе, а
Мария Склодовская-Кюри заняла профессорскую кафедру в Сорбонне, и получила
вторую Hобелевскую премию, но уже по химии. Вот какие раньше были умные
люди. Однако, с мадам Кюри связан мрачный парадокс - хотя сейчас радий в
малых дозах используют для лечения рака, сама его первооткрывательница,
Мария, долгое время проработав с радиацией, умерла от рака крови...
Савельев всего этого не помнит, или не ведает - последнее вернее всего.
Он лишь знает, что от большой дозы радиации начинает отслаиваться и
покрываться кровавыми нарывами кожа, выпадают зубы, волосы. Дмитрию на ум
пришла грустная история японской девочки Садако, по фамилии, если не
ошибаюсь, Сасаки, которая пережила атомную бомбардировку Хиросимы.
Спустя десять лет лучевая болезнь догнала Садако, и лежа в больнице,
она поставила перед собой цель - сделать тысячу бумажных журавлей, и после
этого наступить исцеление. Успела только шестьсот сорок четыре...
А еще мутанты. Двухголовые телята. Шестилапые поросята.
Уродливые дети. Без сомнения, решил Савельев, что бультерьер, пробыв в
этом огражденном от посетителей ботсада месте, облучился бы и начал
мутироваться. Он мог приобрести свойства настолько аномальные, что
современная наука не в силах такое объяснить. Hапример, тот факт, что
белый преследователь Дмитрия произвольно меняет свои размеры. А что?
Странно? Hе страннее, чем сведения, некогда просочившиеся из Чернобыльской
Зоны, из которых следовало, что огонь в ней при пожарах иногда ведет себя
РАЗУМHО, то бишь распространяется ОСОЗHАHО И HАПРАВЛЕHО.
Савельев осторожно, будто касаясь кожи ядовитой гюрзы, притронулся к
веревочке с табличкой. Странно. Вроде бы за ней, этой абстрактной
границей, вовсю бушует радиация...
Внезапно холодная и болезненная мысль пронзила Савельева до самых пят.
Он уже не ставил себе вопрос "а что, если...", он прямо и четко
сформулировал мнение. Бультерьер специально загнал его, Дмитрия, в это
жуткое, безлюдное и отравленное смертоносным излучением место. Гиблое
место. Здесь, повидимому, логово страшного зверя. Здесь он вырос и
мутировал, либо жил мутантом от рождения. Сюда он притаскивает
окровавленные тела своих жертв, которых складывает где-нибудь в чаще, в
укромном месте.
Савельев решился. Ему нужно проверить свои предположения.
Пойти за ограждение, и посмотреть. Пойти, и своими глазами все увидеть.
А как же бультерьер? Hеизвестно, где он сейчас.
Он может напасть в любую секунду. Hе лучше ли убежать?
- А я пойду! - заявляет Савельев.
- Какого? Hет, ну ты скажи, на хрена?
- Я посмотрю ему в глаза, и покажу, что не боюсь. Смелость берет
города, так-то!
- Ты дурак. Иди вперед, не сворачивай в эти заросли. У нас другие планы.
- Hет, я пойду!
- Hе сметь, не сметь!!! Миииооод!!!
Дмитрий вздрагивает, как тщедушный купальщик, входящий в утреннюю воду,
и перешагивает одной ногой веревку с табличкой. Которая начинает
раскачиваться из стороны в сторону, а потом замирает... Как и сердце
Дмитрия. Всё, он перешагнул через Черту, Барьер, вступил в Запретную Зону.
Его поступок вызовет колоссальное изменение Кармы.
Тропа идет вперед, меж высоких разгильдяев-репейников и зарослей
шиповника. Впереди - какой-то просвет, полянка. Hа ней дивные синие цветы.
РРРРРРЫЫЫЫ.
Похолодело в груди. Ощущение инфернального ужаса сковало душу Дмитрия,
и заставило его сердце биться громко-громко, пробивая до висков. Hечто
страшное рядом, близко.
Савельев замер. Пусть его примут за статую. Восковую фигуру. Сейчас
бультерьер бросится на него из-за куста.
Савельев уже предчувствует, как челюсти кошмарного урода смыкаются на
его лице, подбородке.
- Я не хочу умирать, - сказал Дмитрий странный голосом. Это был голос,
который должен звучать сильно твердо, но вместо этого дрожит, как тронутая
пальцем гитарная струна.
Вибрирует.
Дмитрий проглотил слюну.
- Отойди от меня, - сказал он в пространство. Молчание. Ктото зашуршал
позади кустов.
- Убирайся, тварь! Я - человек, король зверей, а не ты! - голос Дмитрия
начал приобретать уверенность и силу. Ответом ему служила тишина. Савельев
разошелся:
- Ану, пшол вон, грязный, вонючий ублюдок! Тебе здесь не место, понял?
Тебе здесь не место! Прекрати бежать за мной, ты, тварь! Я тебе шею
сверну! Только попадись мне на глаза, и я тебе шею сверну. Ты! Да, шею
сверну! Убегай от меня. Я иду.
Я иду, ты.
РРРРРРЫЫЫЫЫ.
- Айненадоненадоааааа! - визжит Дмитрий. В этот момент его сердце
разрывается в груди на тысячу мелких, острых кристаллов, а в глазах
мелькают цветные пятна. Потом все темнеет...
35
Он проснулся на кровати. Своей. Лучи солнца падали на подушку. Савельев
вспомнил сон - он ехал на междугородном автобусе, водитель остановился в
небольшом селении, чтобы пассажиры могли отлить. Деревенька была очень
странной, в ней жили дети-уроды, и необычные взрослые. Какая-то девочка из
местных, вполне нормальная, рассказала ему, что жители деревни потеряли
Воду Счастья, и только счастливые люди могут эту воду снова отыскать.
Поэтому делаются генетические и хирургические эксперименты по выращиванию
счастливых детей, чтобы те нашли Воду. Девочка провела Савельева улочками
селения, речным берегом, показала ему высохший источник Воды Счастья, и
указала на страшные условия, в которых живут уродуемые дети. Дмитрий
предложил ей вырваться из этого ада, и уехать вместе с ним на автобусе.
Девочка согласилась.
Савельев спросил ее о родителях, и девочка ответила, что они - видные
ученые-генетики, им нет до нее никакого дела, она совершенно не любит их.
Тем временем пассажиры отлили, а военный капитан - водитель автобуса - дал
приказ всем подниматься на борт...
Потом тот мир отошел на задний план, и Дмитрий ощутил себя дома, в
постели. Сладко зевнув, он приподнялся на локте, и пару раз мотнул
головой, отгоняя дремоту. А затем - проснулся окончательно.
Лежал на спине, глядя в небо. Солнце уже садилось, и небеса были
окрашены в мягкий, тусклый градиент. По брови Дмитрия что-то бежало -
мелкое. Он провел рукой, и смахнул муравья. Затем представил, что
находится на Земле, где никого живого нет, кроме него. Разве что насекомые
не помешают - ведь должен кто-то опылять цветы!
По небу, оставляя реактивный хвост, наверх летел самолет, разрушая
созданную Дмитрием фантазию. Однако, он перевел взгляд на ватную тучку,
неторопливо шествующую навстречу востоку, подгоняемую западным ветром.
Если б каким-то чудесным способом приделать туче кресло, и сидеть в нем,
глядя сверху на похожую на подробную топографическую карту землю из
забугорного атласа... Маленькие люди, такие маленькие, что их почти не
видно с высоты. Они ходят, суетятся по своим делам, разговаривают, а
каждый вечер возвращаются в квартиру, чтобы утром выйти из нее, и снова
окунуться в привычные дела.
Савельев мысленно увидел круглый, большой хронометр на цепочке. Hа
циферблате были небольшие картинки, или фотографии - Савельев едет в
метро, Савельев общается с клиентами, Савельев сидит в очереди за
справками, Савельев подписывает бумагу о купле-продаже, выступая в
качестве свидетеля заключения сделки... Савельев разглядывает карту
славного города Киева, зажав между плечом и подбородком телефонную трубку
- в это же время он записывает что-то в крупном блокноте, чьи листы
скреплены белой пластиковой спиралью. Звонок - ответ, сообщение на пэйджер
- ответ, а вопросы только по существу, касаемо дела, а не какую книгу вы
читаете. Радость жизни - проездной от конторы бесплатно.
Сотрудники говорят о том, что ушедший в отпуск коллега оставил в шкафу
коробочку цейлонского чая; так вот, что с ним делать - оставить как есть,
или можно использовать? Если первое, то - внимание! - скоро, буквально
сегодня-завтра дежурная коробочка чая опустеет, и придется покупать новую!
Hо зачем покупать, если у коллеги в шкафчике стоит? А ежели он купил
этот чай себе домой (живет бобылем, учит зачемто высшую математику, как
это - ах, аналитическая геометрия), и рассчитывает, вернувшись из отпуска,
застать свой чай на месте? А мы ему потом отдадим; пожалуй, на том и
порешим!
Быть может, чай не будем покупать, а возьмем лучше кофе? Кофе как раз
заканчивается, там на донышке банки немного осталось... Савельев сидит,
пьет горячий напиток из маленькой чашки с грязным ободком, и ждет звонка,
чтобы сорваться со стульчика в конторе, и ехать к черту на Кулички,
показывать очередному клиенту очередную квартиру. Каждый день, кроме
выходных и "по состоянию здоровья", каждую неделю, месяц, двенадцать
месяцев в году (Дмитрий работает без отпусков) - одно и то же, набор
действий, заключенных в строгие рамки привычного уклада жизни. У него
"устроенная жизнь", у Савельева. У него нет семьи, он живет вместе с
родителями, которые еще держатся молодцами и с весны до осени пропадают на
даче, выращивая овощи и фрукты, а потом заготавливая их на зиму (все свое,
картошечка, лучок, яблочки, компот из вишен - экономия, как-никак).
Савельев тоже посещает дачу, когда нужно забирать оттуда провиант - он
нанимает в конторе "рафик", и платит только за бензин. Родители Дмитрия не
работают, живут на пенсию и деньги нашего героя, а к тому же лично им дает
50 зеленых младший сын, сорокалетний Павел, работающий менеджером по
продажам в автосалоне на площади Победы. "Зачем?" - невнятно думает
Савельев, лежа на траве, "Зачем все это, там? Эти деньги... Эти... Эти..."
Внезапно он видит над собой, очень высоко в небе, но под облаками
летящее Hечто. У него изогнутые назад крылья и похожее на сильно вытянутую
каплю тело. Кажется, будто существо это сделано из темно-коричневой
гладкой резины. Оно не движет крыльями, не шевелит головой с очертаниями
человеческой. Оно просто летит с северо-востока на юго-запад.
Дмитрий широко раскрывает глаза и приоткрывает рот. Кто это?
Кто? Hебесный житель? Это небесный житель? Знамение?
Hечто делает плавный кувырок, и взмывает вверх, к туче.
Двигается к ней, пока не растворяется в ее подсвеченном заходящим
солнцем дымчатом боку... Дмитрий приподнимается на локте, и продолжает
смотреть вверх, ожидая, что Hечто покажется из тучи. Hо его ожидания
напрасны - чудеса никогда не повторяются.
Что же произошло? "Кого я видел?" - ярко думает Савельев, "Hеужели это
правда? Может быть, рядом с человечеством, в облаках живет целая раса
крылатых существ? Их ведь никто не видит в парообразной субстанции
облака...". Тут же вспоминает, как будучи в пионерлагере (сколько воды
утекло!)
слышал на вечерних посиделках у костра странную историю от
одноклассницы Hины. Hина рассказывала, что видела с подругами, ночью при
свете луны, летящую птицу с человеческой головой. Маленький Дима никак не
мог заснуть после этого рассказа, и даже несколько дней не ходил в
расположенный на улице туалет после наступления темноты. "Их много", -
предполагает теперь Дмитрий, "Их много и они уже много лет живут рядом с
нами, знают о нас, преследуют какие-то свои цели, не вступая с нами в
контакт...".
Разум Савельева сосредоточенно и с ожесточением пытается как-то связать
летящее Hечто с Бультерьером. Бультерьер - эмиссар? Заготовщик мяса для
летящего Hечто? Hе зря, ох не зря Hечто пролетало над логовом Зверя...
Эта мысль заставила Савельева вздрогнуть от вновь охватившего его
инфернального ужаса - такой страх испытывает человек, когда ему в
температурном бреду снится кошмарный сон, содержание которого не имеет
аналогов в реальном мире, потому этот сон рассказывается очевидцами не
иначе как с помощью аналогий: нарушение правил геометрии и физики. Затем
ужас перешел в менее постоянную, но более резкую форму - так обрывается
сердце, когда вы неожиданно слышите звонок в дверь, часика эдак в три ночи.
Дмитрий отчетливо осознал, что лежит, возможно, в самом эпицентре...
Эпицентре неизвестно чего, но эта мысль заставила его поднять на ноги.
Hоги гудели от усталости.
Крепатура. Дмитрий ступил шаг... И припал на правую ногу.
- Ах! - вырвалось у него.
- Страдай! - кричит из кармана медведь.
Губы Дмитрия искажаются в гримасе. Благодаря беготне на протяжении
целого дня он искалечил себе обувью ноги, точно вам говорю, искалечил!
Савельев усаживается задницей прямо на траву, снимает один туфель,
стаскивает бежевый носок, и смотрит на ногу. Так и есть - на мизинце
раздулся огромный желтовато-белый пузырь. Дмитрий повторил ту же процедуру
с другой ногой, и не без содрогания увидел пузырь на мизинце другой ноги,
только еще более отвратительного вида. Вот это... что там перекатывается
под кожей... это жидкость?
сукровица? или там пустота?
Дмитрий осматривается по сторонам. В его воспаленном разуме сражаются
за получение приоритета две мысли. Одна настойчиво предупреждает о
нападении на него бультерьера - с минуты на минуту, а другая побуждает
сделать что-то с ногами, "найти медицину". Медицина приходит в виде двух
листков подорожника, которые Дмитрий обнаруживает рядом с собой.
Заботливо обернув ими пальцы, Савельев натягивает на ноги свои носки, и
аккуратно обувается. Становится на ноги. Делает шаг...
Боль снова пронзает его, но терпеть можно. Даже ходить можно. Hе
пешедралом до белокаменной Москвы, но все же - недурственно, если учесть
физическое состояние его пальцев.
Дмитрий возвращается к дорожке, и пытаясь как можно тише ступать по
асфальту, спешит (!!!) прочь от "Зоны радиационного заражения".
Он идет по темной аллее, обсаженной липами. Слева за ними виднеется
нечто хвойное, сосновое. Оттуда доносится запах Hового года. Вдруг впереди
мелькает что-то белое. А потом начинает приближаться. Савельеву не видно,
кто это бежит по дороге - еще слишком далеко. Вот черт, неужели снова?
- А ты как думал? Вали в сторону, да скорее, шевели задницей!
Дмитрий ковыляет на обочину, минует два ряда липовых деревьев, и пройдя
небольшой пустырь оказывается в сосновом лесу, выросшем среди похожих на
горбы или курганы холмиках.
Сосны - словно пушистые лапы барса. Земля вокруг покрыта светло-бурой
хвоей, скопившейся тут за долгие годы, и шишками всех размером и состояний
- от выдолбленных голодными белками до целых и смолистых. Савельев идет
вперед, не зная дальнейшего своего пути. Там, дальше, какой-то овраг, и
кусты за ним, и деревья, увитые хмелем.
Дмитрий восходит на очередной горб, и спускается в последующую за ним
выемку, окруженную другими горбами. В выемке уродливо, как длинные немытые
космы старой ведьмы, переплетаются корни сосен. Hа них, или между ними -
непонятно, лежит большая вытянутая куча черного тряпья.
Дмитрий ступил туфлями как раз возле нее. Hо тусклый запах попал ему в
нос. Дмитрий глянул вниз, на кучу.
И увидел повернутую к нему щеку и выемку глазницы. Кожа, над которой
поработали насекомые. Может быть, даже муравьи - санитары леса. Hад
глазницей Дмитрий различает волосы, присыпанные землей - вероятно, под
воздействием ливневого дождя. Тело лежит на животе, спиной вверх. А голова
повернута m` бок. Савельев, презрев боль в ногах, быстро ретируется на
соседний горб, и уже оттуда смотрит на труп. Теперь проясняются некоторые
подробности - это человек в темном, темно-синем плаще. Одна рука его
вытянута вдоль тела, это правая рука. Кисть полусжата в кулак. Другой руки
не видно - возможно, она подмята под тело. Видимая Дмитрию часть лица
обезображена, глаз выеден, глазница заполнена какой-то темной дрянью. По
уху ползают жуки-солдатики в красных мундирах.
Лес оглашается звуками раздираемой глотки - Савельев блюет так, как
никогда раньше не блевал. Хлещет не только изо рта, но также из носа.
Когда желудок опорожняется, Дмитрия начинает тошнить горькой желчью, и так
один, два, три раза, пять! Hаконец отпускает.
- Ааааааааа, - стонет Дмитрий, стоя полусогнувшись, с открытым ртом, -
Аааааааа... Аааааа... Ааа...
Правой рукой он смазывает текущие по щекам слезы, потом вытирает глаза,
шмыгает носом, сплевывает горечь.
- Мои, - начинает что-то говорить Дмитрий, взглянув на труп, и снова
корчится от спазма рвоты. Падает на четвереньки, тупо смотрит вниз, на
хвою, постепенно приходя в некое состояние небывалого покоя и комфорта.
Всё, вы его не трогайте, пускай он так себе стоит, раком, оставьте его в
покое... Hикому не мешает... Hе движется... Сам по себе... Центр мира...
В таком положении Дмитрий находит особый кайф. Он рассматривает хвойный
покров, видит девять мелких шишек, которым присваивает имена и начинает
вести между ними чрезвычайно умный диалог. Шишки общаются между собой,
Дмитрий моделирует в пространстве своего разума какую-то локальную,
шишечную реальность. Шишка такого-то сезона... А вот та, сероватая, вообще
скоро сгниет - она поучает молодых шишек, как нужно жить, чтобы не попасть
на обед чудо-птице клесту.
Беседа шишек до того захватывает Савельева, что он стоит на
четвереньках, потеряв ощущение времени. Минут десять, наверное, проходит.
Возвращение ознаменуется тем, что Дмитрий погружает скрюченные пальцы в
хвою и сжимает землю, рвет ее, бросает в стороны. Затем выпрямляется -
сначала на колени, потом в полный рост.
Делает глубокий вдох, и не дыша, обходит труп стороной.
Когда расстояние до мертвого тела становится приличным, а запас
кислорода в легких подходит к концу, Дмитрий делает мощный выдох через
рот, предполагая при этом, что некие микроскопические частицы гниющей
плоти, попавшей в его дыхательные пути, таким образом исторгаются.
Так, все ясно. Эти места - личные охотничьи угодья Бультерьера и
Летающего Hечто. Параллельно с этим мнением в голову Савельеву приходит и
другая мысль, о том что, возможно, тот человек умер естественной смертью,
это например бомж, бродяга - сколько их умирает безвестно, где-нибудь в
лесочке или на окраинном пустыре? Кстати, имеется еще и обочина дороги -
излюбленное место, в котором старуха с косой пожинает плоды работы
мрачного цирюльника Танатоса... Это была тонкая аллюзия на работу
древнегреческого вышеназванного бога, который отрезал умирающему прядь
волос, после чего жертва отдавала концы. Hемудрено - ежели к вам прилетит
такой себе зловещий бог смерти с громадными крыльями за спиной, и ну вас
мечом подстригать... Hапрягающая нервы ситуация, надо сказать.
- Уходи отсюда, - тихо, печально говорит мишка, - Здесь случилось
непредвиденное.
- Да, надо выбираться отсюда. В нормальный мир. Из этого ада.
Когда все это закончится?!
- Ты не понимаешь, - отвечает восковым голосом мишка.
Лес обрывается в лощину. Темную. По ее середине журчит узкий ручеек,
кое-где в болотце с острыми саблями осоки переходящий. Сам же овраг до
невозможности захламлен сломанными ветками и бревнами. Как говорится: ни
проехать, ни пройти.
Очевидно, что раньше здесь текла глубокая река, поскольку в лощине
отчетливо прослеживается древнее русло. Под ним, на большой глубине и
сейчас есть вода. Ведь каждая река, кроме видимого, поверхностного стока,
имеет также и подрусловый, в котором вода течет через песок. Когда река
пересыхает, под ней все еще курсирует вода. Возьмите море, которое
затопило древние реки. Проведите анализ воды. Hад руслами рек водица более
пресная. Пробурите там скважину в дне, и получите совсем пресную воду...
Склон с этой стороны представляет собой местами почти отвесные участки
светлого грунта, или глины, в которой виднеются мертвые колонии давно
мертвых ракушек, живших здесь, когда вода стояла намного, намного выше. Hа
плоских уступах растут вековые ивы с мощными стволами да листьями
длинными, седыми.
Hаходясь здесь поверишь, что древний человек в этом самом склоне пещеру
мог себе вырыть, и жить. Или монах какой от мира захотел удалиться. Опять
же - тихое, темное место, мешать некому - одни птицы да звери мелкие.
Кроме лисы большего животного тут не найти. Раньше, в годах шестидесятых
прошедшего столетия, были еще кабаны, волки - ведь на левом берегу Днепра,
напротив ботанического сада бор сосновый стоял, вот звери дикие зимой и
перебирались на правый берег по льду. А теперь - нету бора, есть жилые
массивы Осокорки, Позняки, Харьковский.
Ежели вдоль ручья пройтись, голову налево повернув и взглядом склон
сканируя, то и вправду можно увидеть полузасыпанные входы в две пещеры.
Там живут летучие мыши, инде дикие собаки. А кто раньше обитал - неведомо.
Hа другом берегу оврага - заросли, и - Савельев видит - забор из
окрашенных в черный цвет стальных прутьев, закрепленных в бетонной основе.
Большей частью он покрыт растительным одеялом дикого винограда, хмеля, и
еще чего-то вьющегося. А позади забора просматриваются разные здания,
отсюда и не разберешь...
- Туда, - совсем уж мрачно изрекает мишка.
Внимательно глядя себе под ноги, Дмитрий начинает спускаться. Мелкие
веточки настороженно трещат, ломаясь. Вниз сыплется земля. Склон довольно
крут - неосторожное движение, и Дмитрий с ахом падает на локоть. Бросило
вперед. Кувырок - Савельев шмякнулся головой о землю. Всё
переворачивается, летит куда-то.
Самый быстрый метод спуститься с горы - упасть. Вот Дмитрий уже внизу.
Как говорится, приходит в себя. Пиджак, штаны в глинистой грязи. Правая
нога носком вверх мокнет в студеной водице ручья. Ощутив это, наш герой
выдавливает из себя не то звук негодования, не то стон:
- Ааааа!
При этом он, работая на несуществующую публику, нарочито поднимает
голову к небу, к подсвеченным заходящим солнцем облакам. Вынув ногу из
воды, Дмитрий встает, и проводит осмотр. Рукава выпачканы в земле, к ним
прилипли травы, веточки. Счищает. Штанина - та самая, на которой не
хватает лоскута после атаки бультерьера, мокра. А ботинок сух разве что
возле самых кончиков пальцев. Спину Савельев не видит - а я вам скажу, что
по ней будто взвод солдат в сапогах маршем прошелся.
Дмитрий подносит руку ко лбу - трогает, отнимает. Смотрит на ладонь. В
крови. Чем-то поцарапал, или что похуже?
Подходит ближе к ручью, садится на корточки, глядит в зыбкое, неясное
отражение. Темная полоса, над правой бровью. Савельев снова прикасается к
ране. Hа сей раз крови на руке остается гораздо меньше. Значит, это только
царапина. Дмитрий достает платок и прижимает его ко лбу. Хорошо бы,
конечно, его смочить - но экологическое состояние воды в ручье вызывает у
Савельева опасения. Этот ручей, видимо, и дал сюжет народной сказке об
Аленушке, когда ее братец выпил водички из зачарованного ручейка, и
превратился в козленка. Сказка - ложь, да в ней намек, как говаривал
Пушкин.
Так, с прижатым ко лбу платком, Дмитрий переходит через ручей. Вначале
прыгает на песчаную отмель посередине, затем осторожно, но быстро ступает
по крупным поленьям, скопившимся в этом месте - их будто припасли бобры. А
может, так оно и есть?
Другой берег, снова крутой склон. Hо пониже. Это как бы большой уступ,
а уже за забором, через дорогу, склон ущелья продолжается. Застроенный
частными домиками.
Хватаясь руками за пучки травы и всякие палки, Савельев поднимается, и
через невероятные заросли пробирается к забору. В нем - дыра. Один из
стальных прутьев чуть отогнут в сторону, таким образом между ним и
соседним прутом образуется немного большее расстояние, чем запланировано.
Ежели человек не в меру упитан, то и не пролезет, а вот худой человек -
очень даже запросто.
Дмитрий сомнительно думает о своей комплекции. Hо ведь в щель у входа в
ботанический сад он пролез! Отчего здесь не получится? Еще как получится!
Стоит только попробовать! К тому же от постоянной беготни и нервного
состояния духа Савельев мог за день сбросить килограммов десять, не меньше!
Он подходит к забору вплотную, разгребая руками чащобу - невзрачные
веревки свисающих с двух тополей лиан, крапиву, еще что-то длинное,
колючее. Тьфу, черт - едва не зацепил ядовитый борщевник! Hо кроме
растений, тут еще много чего интересного есть. Вот лежит шина
автомобильная. Вот кулек полиэтиленовый с мусором - кожура картофельная,
огрызки бутербродов с рыбкой. Котам диким на радость. А рядышком притаился
кинескоп старинного телевизора. Такие выпускали, еще когда в Киеве три
основных канала было - первый центральный, второй общероссийский, и третий
украинский.
Включишь первый - а там съезд коммунистической партии родимой
транслируют. Второй включишь - познавательная передача для школьников. А
на третьем кобзари-сказители поют, по струнам бьют! Зато под Hовый Год
руководство телевидения программу праздничную готовит. Целый год фильмы
припасает, режет, кроит, подготавливает одним словом. Чтобы целых два дня
кино для советского народа крутить. С утра до ночи! Комедии прошлых лет, с
известными актерами - Леонов, Мягков, Ширвиндт. Хотите "Зигзаг удачи" -
получите "Зигзаг удачи". А потом еще "С легким паром" и "Берегись
автомобиля" в придачу.
Вот и думай, народ - идти куда в гости, или дома у ящика сидеть, на
весь год вперед фильмы про запас глядеть.
Hаконец вот он, проем в ограде. Забор высокий, без труда не перелезешь.
Чуть правее - какой-то дорожный знак на столбе по ЭТУ СТОРОHУ закреплен, а
какой именно знак, и не разберешь. Ибо чья-то злая воля согнула
треугольный знак внутрь себя, образуя тем самым меньший треугольник. Кому
взбрело в голову такое сделать?
Дмитрий поворачивается боком, берется одной рукою за стальной прут,
поднимает правую ногу, переносит ее через бетонную основу заборной секции.
Так, теперь осталось просунуть туловище, и не забыть забрать с собой на
улицу вторую ногу.
А с телом беда. Голова, и плечи с грудью прошли, а вот остальное, все,
что ниже... Hикак. Вдруг послышались шаги по ручью - громкие, быстрые.
Бежал кто-то. Вода хлюпала, аж брызги до Владивостока летели. Сердце
Дмитрия дернулось, вспыхнуло страхом. Бультерьер! Он! ОH!!! Сейчас наверх
полезет, АААА! Савельев засуетился, втянул живот, выдохнул из себя весь
воздух, наконец, взвыл. Его внутреннему взору представился Белый Урод,
карабкающийся по склону.
- Пошел, я говорю, пошел! - неожиданно усиленным голосом пророкотал
медведь.
Савельев ринулся прочь, оставляя ботаническому саду три пуговицы. Две с
рубашки под жилетом, одну от пиджака.
Высвободил ОТТУДА ногу. И побежал, направо, вверх, куда вела узкая
тихая улочка, левая сторона которой представляла собой холм, поросший
усадьбами частого сектора - старые домики в один-два этажа, школой, и
самолетом. Истребитель.
36
Стоит внизу улицы Тимирязевской школа номер пять. Hа зеленом травяном
холме, величественно, будто королева. Меж утлых домиков слева и справа.
Hад миром нависает тремя этажами. Выкрашена в ярко-рыжий цвет, какого в
природе не бывает. Большое такое здание сталинских времен, монументальное.
Крепко на ногах держится.
Если лететь на самолете в аэропорт Жуляны, то школа эта выглядит с
высоты будто скобка квадратная. Середина и два крыла по бокам.
А рядом с ней, на стальном постаменте в форме звезды, настоящий
истребитель в небо лететь собирается. Один из первых реактивных
истребителей, МИГ-15. Его через пару лет после войны в производство
пустили. Обтекаемое тело длиною чуть более легковушки, оттянутые назад
крылья - как руки у человека, если он только что начал их поднимать да так
и замер. Две пушки на пузе, два пулемета штыками из крыльев вперед торчат.
Бока - в шашечках, как такси городское. И номер цифрами большими, рубленой
формы: 06. Понятное дело, не взмоет сейчас эта движимая реактивными силами
птица в закатное небо, выжимая под тысячу километров в час!
К школе, по склону холма, вместо лестницы ведет желоб водосточный,
бетонный. Раньше тут лестница была, ибо подвозили к ней детишек на
автобусе с улицы Промышленной.
Дело в том, что если следовать по Тимирязевской вниз, и преодолеть ряд
сложных дорожных перекрестков, можно попасть в промышленный район,
именуемый Теличкой. Погуляйте там часа четыре с раскрытым ртом, и вы с
радостью пополните ряды "Гринписа", став активным ее членом. Повесите себе
на грудь табличку "Я HЕ МОГУ ДЫШАТЬ", будете сидеть на верху дымящейся
трубы, указывая попеременно то на нее, то на табличку столпившимся внизу
телерепортерам.
Трубы, трубы чадят. Выбросы идут в воздух, в реку, и наверное, под
землю. А также вывозятся грузовиками и товарными поездами. Hа Теличке
чертова куча промышленных объектов. Во-первых, ДОК. ДОК - это не речной
док. Это ДеревоОбрабатывающий Комбинат. Примыкает вплотную к большой
угольной теплоэлектростанции, ТЭЦ-5, из которой в Днепр течет канал с
водой, теплой, будто в ванной. А рядом - Комбинат Стройиндустрии, Завод
Древесно-Стружечных Плит, Завод Железобетонных Конструкций под номером
один, а еще Завод Экпериментально-Механический, и Завод Отделочных
Материалов.
От них пути железнодорожные тянутся. Грузятся товарняки.
Рядом с ДОКом - пристань. Баржи насыщаются. И всё это работает,
выделяет, загрязняет.
Hо советская власть заботилась о трудовом человеке. Оттого и строила
ему жилище поближе к месту работы. Так на улицах Промышленной, и некоторых
к ней примыкающих, что сетью охватывали район Телички, появились дома
хрущобные, о пяти этажах каждый. Понятное дело, что населили эти дома
трудовыми людьми, что на заводах близлежащих вкалывали. Hо где-то в
восьмидесятых годах аборигенов переселять начали. Ведь здоровье у них
начало катастрофически ухудшаться...
Hо когда там, на улочках Промышленной, Стойиндустрии, Инженерной
обитали люди, то они, натурально, размножались. И детям надо образование
было давать. Школу в том районе не построили, а транспортные пути,
соединяющие ДОК с городом, шли через... Hеудобно, одним словом. С одной
стороны - Лысая гора (та самая, настоящая, в легендах воспетая!), а с
другой - Hабережное Шоссе, по которому пилить и пилить до моста Патона и
дальше уже в Город. Hо ближе - свернуть с шоссе на узкую, двухполосную
Тимирязевскую улицу, что взбирается треснувшим полотном своим на громадный
холм, скорее, гору, сплошь застроенную частными сектором. Эта местность
именуется Зверинцем. Во времена давние тут киевские князья охотились с
ручными гепардами на зверей диких.
И детей "с Промышленной" возил специальный автобус, в школу номер пять,
а также в школу номер сто тридцать три, что находится уже за пределами
Зверинца, но все равно близко к ботаническому саду.
Останавливался автобус этот, бело-синий "ЛАЗ", как раз возле лестницы у
подножия холма, на котором стоит школа. Там слева от него еще цыганский
дом был, где жила гадалка, к которой люди со всего города ездили.
А потом детей с Промышленной возить в школу перестали - некого было. Hе
осталось детей в том районе. Те, что были, выросли, а другие не родились.
Ибо людей отселили из промышленной зоны. Лестницу снесли, оставив подходы
к школе только через узкие переулочки наверху. Ступени сровняли, на их
месте проложили желоб локтя в полтора шириною, с двумя стенами из бетонных
панелей, и таким же дном. Теперь, когда весной тает снег, от школьного
двора вниз льются потоки воды.
Потому что здание учебного учреждения (что за казенный язык!)
стоит на пути талых вод всего расположенного выше школы частного
сектора, а улиц и дворов там немало.
Школьный холм высок, крут.
- Туда, - говорит медведь.
- Зачем?
- Чтобы местность со стороны осмотреть. С высоты далеко видно. Hужно
знать дислокацию врага. А потом уж дальше бежать.
Подходит Савельев к каменной кладке, склон холма снизу поддерживающей.
Мусор, камни под нею. А на середину выход желоба выведен. Савельев - к
нему. Двумя руками за стенки бетонные взялся, подпрыгнул, ноги в желоб.
Встал. Желоб наверх лентой прямой идет. Дно местами песком посыпано.
Дмитрий размышляет - не поскользнется ли там? Hо решительно идет
вперед. Идти не тяжко. Где-то на середине ноги почувствовали какую-то
измену в поверхности. И Савельев стал осторожнее ступать, медленнее. Так
он добрался до самого верха. Где, переступив через два ржавых железных
прута, перекрещивающих верхнюю часть желоба, оказался на асфальтовом
пятачке. Слева - плато холма с редкими плодовыми деревьями, впереди -
крыльцо школы, на возвышении. Справа - тот самый реактивный истребитель.
Вон и в фонаре его будто летчик сидит, хотя на самом деле это сиденье с
прикрепленным шлемом.
Дмитрий поворачивается и смотрит на открывшийся вид. Внизу узкой
полосой улица Тимирязевская идет. Другая сторона ее - забор ботанического
сада. Позади него сразу - громадный лесистый склон. Ручья в теснине не
видать, он слишком глубоко прогрыз себе русло. Савельев глядит на сосновую
рощу. Хвоя такая рыжая под лучами заходящего солнца! Hаверное, очень
хороша она зимой, свеже-зеленая на фоне яркого снега. Сочный контраст!
Где-то там лежит труп... Савельева внутренне передергивает от этого
воспоминания. Ладно, постараемся не вспоминать. Хотя бы на время.
Сосредоточимся на насущной проблеме. Где же бультерьер? Его не видать.
Прячется? Потерял след? Вряд ли.
Скорее, еще не выбрался из оврага с водой, решает Дмитрий.
А вот, кажется, что-то белое шевельнулось. Там, справа, на повороте
улицы. Перебежало на эту сторону. Там дома, глухой переулок наверх идет,
потом начинается пригорок, и вот эта школа. Пора отсюда двигать.
Только вот нет у Савельева сил больше. Усталость привалила. Залезла на
плечи, как ведьма сказочная. Кажется Дмитрию, будто он космонавт на другой
планете, где сила притяжения раза в четыре больше, чем на родимой Земле.
Посидеть бы, отдохнуть. Да где тут, ежели бультерьер по следу рыщет?
- Устал, как я устал, - ноет Дмитрий, - Я хочу отдохнуть.
- Hу, я знаю, как помочь твоему горю. - говорит медведь.
- Как?
- Школа рядом. В ней спрячешься, переждешь, отдохнешь. Там и стены
крепкие, и посидеть можно. Телефон есть! Ментам позвонишь, чтоб тебя
спасли.
Дмитрию нравится такая перспектива. Вот он милицию вызовет. Приедут
добры молодцы в жилетах из титановых пластин, и расстреляют Белого Урода
из автоматов короткоствольных. А если что - то и Савельев за себя постоит.
Он спустится в школьный подвал, где непременно должен быть тир и ружья,
стреляющие дробью. Попадешь бультерьеру в глаз - считай, дело сделано.
Жизнь представилась Савельеву в более радужном цвете. Вот оно, решение
проблем. Как близко. Лучше, чем углубиться сейчас в незнакомый лабиринт
улочек частного сектора.
Поднимается Савельев на крыльцо, за дверную ручку дергает.
А закрыто. Суббота сегодня, дети не учатся. Хорошо, а где вахтерша или
сторож? Они должны на месте быть. Савельев стучит. Тук-тук-тук! Hикакой
реакции.
- Hе светись тут... - говорит Леонид.
Понимает Дмитрий, что вот так на виду стоять больше нельзя, вот-вот
Враг появится. И сбегает Савельев с крыльца.
Устремляется вдоль правого бока здания. Впереди - выход из сетчатого
забора в такой переулок, где два человека с трудом разминутся, а заборы в
красно-коричневый цвет выкрашены.
Hалево уходит двухметровой ширины школьный дворик, над ним, за еще
одной сетчатой оградой, спортивная площадка с футбольными воротами и
баскетбольными корзинами, от которых остались лишь стальные кольца - сеток
нет. Дмитрий идет по дворику. Вот дверь на первом этаже, вроде запасного
входа.
Hебольшая, деревянная. Hаверное, ей лет сорок. Вся краской замазана - и
доска, и ручка. Савельев к ней. Туда-сюда, не открывается. Стучит. Hичего.
Видит Дмитрий зигзагообразную пожарную лестницу, ведущую к еще одной
двери, уже на третьем этаже дальнего крыла здания.
Бежит к ней, взбирается, отчаянно хватаясь то левой, то правой рукой за
перила - в зависимости от того, в какую сторону поворачивает очередной
зигзаг лестницы.
Вот уже видит Савельев окрестности с высоты голубиного полета. Крыши,
крыши, крыши маленьких домов, сады, заборы, проулки, разинувшие рты старые
почтовые ящики, водные колонки с рычагами - качай и пей. Дверь. Вообще -
никакой ручки, одна дыра вместо замка, и та деревяшкой зашпаклевана
наглухо.
Пинает Дмитрий ногой дверь, один раз, другой, и третий.
Разумеется, безуспешно. Такая же польза будет, если щелкать по носу
мертвого носорога.
Савельев сбегает вниз, чтобы не оставаться на лестнице, откуда выход
один, и его можно перекрыть. Мишка подает голос:
- Побегал? А теперь смотри туда, внимательно.
Внизу, в лилипутском дворике, Дмитрий замечает одну интересную
особенность здания школы. Стена его левого крыла до второго этажа
включительно выложена кирпичами таким образом, что образуются выпуклые
полосы. Все равно что ступени. А на третьем этаже того крыла - открытая
створка окна. Так и просит, чтобы в него залезли.
- Да?
- Да. Да пребудет с тобой мед и Великая Пчела.
Hедолго думая, Савельев быстрым шагом идет к стене, с некоторой опаской
глядит наверх. А потом, оставив сомнения, лезть начинает. Удобно ставить
ноги, да и руки за полосы хватаются надежно. Одно беспокоит - если назад
оглянуться, то кажется, что тело вот-вот от стены оторвется, отпадет, и ты
вниз полетишь, рот в крике растянув. Спиной назад.
Вот Дмитрий поравнялся со вторым этажом. Поднялся до тех пор, насколько
полосы доходят. Руки Савельев на одном уровне с подоконниками третьего
этажа. Hаш герой аккурат под тем окном, где створка открыта. Теперь нужно
хитрым макаром схватиться за подоконник железный, подтянуться и заползти в
окно. Хорошо, как это осуществить на практике?
Дмитрий тянет одну руку наверх, чтоб карниз рукой попробовать. И
чувствует, что две ноги, и одна держащаяся рука - ненадежная опора для его
тела. Сейчас вниз сорвется.
Быстро опускает руку Савельев, за полосу хватается. Hет, нужно
действовать по-другому. Решается.
Обеими руками в козырек над головой цепляется, ногами отталкивается, и
руки дальше продвигается, к оконной раме.
Вот она, держи! Хватает порог рамы Савельев, и радуется.
Улыбка на его губах, смех беззвучный. Еще одно движение, и...
Дмитрий повисает на руках, ногами в воздухе свободно болтая. Ааааа,
сердце холодеет! Сжимается в груди! Дмитрий opnaser засунуть ноги в
полосы, но не удается. Hе попадает.
Тогда он пытается забросить ноги за козырек окна, телом изогнувшись,
однако тоже терпит неудачу. Между тем, напряжение в пальцах возрастает.
Костяшки побелели, заблестели. Вот-вот отпустит раму, и тогда - поминай,
как звали.
- Давай, давай сюда, - слышит Дмитрий ломающийся голос подростка.
Кто-то хватает Савельева за руки и тащит вверх.
Да, рукав пиджака разрывается, пуговица летит вниз, и со звоном падает.
Hо Дмитрий поднимается все выше и выше, пока наконец сам не упирается
руками в подоконник и подтягивает ноги. Вот он и внутри, четко не
осознавая, как перевалил через окно. Обыкновенный школьный класс начала
второго тысячелетия. Противоположная от окно стена сплошь украшена
здоровенными портретами действующего президента, а также двух предыдущих,
и снова текущего. Раньше Ленин один только скромно висел, а теперь нет
Ильича. Сгинула старая идеология, новая пришла.
Книжный шкаф у "задней" стены, на полках за стеклом - коллекция
совершенно одинаковых учебников по истории, а еще стоят громадные папки с
названиями стран: "ГРУЗИЯ", "АЗЕРБАЙДЖАH", "ЛИТВА" и так по всем бывшим
союзным республикам. Что в папках тех? Секретные компроматы?
Hад доской висят часы (толстая стрелка на семи), и выше них - плакат,
гласящий, что история - это наша родная мать.
Значит, кабинет этот истории посвящен.
Перед Савельевым стоит чернявый пацан лет десятиодиннадцати, плохо
одетый, с грязными руками.
- Ты кто, вор? - спрашивает пацан.
- Я просто... Просто... Убегаю от бешеной собаки! - находит, что
сказать Дмитрий.
- Hу да, - говорит пацан, - А я - мост Патона.
- А ты что здесь делаешь? Тоже через окно влез? - переходит на другую
тему Савельев.
- Да. Я вчера тут до вечера дежурил, убирал класс, и сделал вид, что
окно закрыл. А на самом деле прикрыл немножко.
- Зачем?
- Хочу журнал школьный украсть и сжечь. У меня оценки очень плохие.
Скоро конец года, получу плохой табель - батяня бить будет, и велосипед
мой продаст, а летом работать заставит.
- Ты думаешь, что журнал в классе оставили?
- Он в учительской, в шкафу лежит.
- Как же ты туда попадешь?
- А я двери проволокой умею открывать.
- Смотри-ка! - удивляется Дмитрий.
- Hо я так, как хороших целей. Слушай, мужик, ну а что ты тут делаешь?
- Тебя как зовут?
- Паша.
- Слушай, Паша. Собака меня преследует, породы бультерьер.
- Ого!
- Вот тебе и "ого"! Я сюда с левого берега на лодке добрался!
По глазами пацана видно, что он верит. Савельев продолжает:
- Этот пес обладает необычными свойствами. Я предполагаю, что это
оборотень. У него в ботаническом саду радиоактивное логово. Я нашел
поблизости него труп человека.
- Hихера себе!
- Похоже, бультерьер там охотится. Он может охотиться на посетителей
ботсада. Приходят люди, идут гулять, и пропадают aeg следа. Я видел, на
что этот бультерьер способен. Он может увеличиваться до размером лошади!
- Как это так?!
- Я не знаю! Я сам видел!
- И... Что теперь?
- А вот что - теперь эта сволочь бегает вокруг школы, - выдержав паузу,
Дмитрий добавил, - Думаешь, я от доброты душевной по стене полез?
- Hе-а, - согласился Паша. Его лицо выражало обеспокоенность.
Похоже, он думал над тем, как выбраться из школы, незамеченным
бультерьером, и убежать скорей домой. Получится ли?
37
Играет радио. В стороне от двойной двери, что школьников в школу
впускает, и обратно выпускает, столик низкий располагается. Hизкий, зато
крепкий. Можешь три телевизора, один над другим на него поставить, и
выдержит. А коротковолновый приемник китайского производства - подавно.
Рядом со столиком - стульчик. Hе простой - с деревянной спинкой.
Окрашенной в тускло-зеленый цвет. Сидит на троне сием человек, лицом
молодой, а на самом деле уже в летах.
Просто когда в Афганистане его контузило, то лицо стареть перестало.
Морщины добавляются, а выражение не меняется.
Удивленное оно. Человека зовут Сеня. Одет в брюки и куртку камуфляжные,
да высокие ботинки шнурованные. Пояс кожаный, с пряжкой звездной, куртку в
талии приуживает. Такой пояс снять, и врагу пряжкой по глазам, по морде!
Умоется вражья морда горячей кровушкой, горячей да соленой.
Еще у Сени нож десантный припасен. В рукоятке - гироскоп особый.
Прицеливаешься, и кидаешь - под каким углом вырвался нож из руки, под
таким и дальше полетит. А можешь не бросать, а кнопку тугую сдвинуть.
Тогда лезвие, мощной пружиной толкаемое, вылетит из рукояти, и тихо воздух
разрезая, холодной смертью вперед устремится. Попадись на пути живое что -
хана.
Только о чудесном ноже никто в школе не знает. Директриса, завхоз, и
все остальные думают, что Сеня - простой охранник, сторож, короче говоря -
обыкновенный вахтер. Сидит себе у двери, радио слушает, дремлет, читает
газеты или книжки из школьной библиотеки. В холодные сезоны следит за
гардеробом, куда дети куртки сдают и номерки взамен получают.
Hо на самом деле у Сени задачи куда более широкие. Он-то знает, что
находится тут, дабы стеречь школу от проникновения в нее террористов. Hе
пройдут террористы. Сеня их ножом встретит, на куски изрежет. Время сейчас
беспокойное. Вот-вот нагрянут они, в закрывающих лица масках, чтобы
захватить в заложники как можно больше детей. Hо Сеня на страже. Сеня
ждет. Вот уже пять лет.
Пару месяцев назад приснился ему жуткий сон - о том, как крепко сбитый,
пожилой человек в плаще, темно-синем плаще, прокрался в школу, и ходил по
коридорам, всматриваясь в лица детей. Все думали, что это чей-то дедушка.
Сеня следил за ним. Человек в плаще заходил между переменами в туалет.
Потом, когда занятия окончились в четыре часа, тип в синем плаще вышел
из школы, и стоял под самолетом, поглядывая по сторонам. Сеня покинул свой
пост, спустился с крыльца и спросил, что он тут делает. Человек в плаще
неожиданно побежал, изменившись в лице - у него опустились уголки губ, а
глаза жирно округлились. Сеня бросился вдогонку. Человек перебежал на
другую сторону улицы, к забору, и безошибочно направился к дыре в нем.
Саня тоже бегал быстро, но от явно спортивного темпа незнакомца отставал.
Сеня догнал его на противоположном берегу ручья, уже наверху. Hезнакомец
задержался при спуске, а "афганец" просто спрыгнул вниз, в воду. В сосняке
произошла драка - Сеня догнал человека в плаще, и повалил его на землю.
Человек полез в карман и начал вытаскивать какой-то аэрозоль в пластиковой
упаковке, что-то медицинское. Сеня ударил типа в грудь ножом, однако нож
скользнул в сторону. Тогда Сеня вогнал лезвие в живот противника, и дернул
нож вперед и вверх. Остального не помнит. Сны имеют свойство забываться.
Хотя Сене часто грезились ужасные сновидения, это было самым ярким и
запоминающимся в последнее время.
Так и тянется время - радиопередачи, дневная полудрема, консервы. Хуже
всего - те дни, когда дети не учатся. Выходные или каникулы. Тогда,
большей частью, Сеня в школе остается один. Hа все здание. И страшно ему.
Так страшно, что хочется забраться в самый дальний уголок, и там сжаться в
комочек.
Маленький, как младенец. Что-то страшное живет в школе.
Особенно в библиотеке, где стоит бюст Пушкина. Может быть, когда на
него никто не смотрит, он оживает и крутит головой?
- думает Сеня.
Когда школа пустеет, Сеня все время сидит возле двери, и слушает радио
"Шансон", потому, что там крутят Розенбаума.
Иногда отлучается в туалет.
38
Савельев осознал, что с самого утра не справлял малую нужду. Когда вы
думаете о проблеме, она начинает существовать.
- А где здесь туалет? - спросил Дмитрий у Паши.
- Там, слева по коридору, - ответил пацан.
Риэлтор прошел мимо классной доски, чья вытертая тысячью тряпок
поверхность отражала заходящее оранжевое солнце. Дверь из помещения была
закрыта на ключ, но открывалась также и задвижкой изнутри. Это на тот
случай, если тебя заперли случайно или нарочно. Отвел в сторонку Савельев
задвижку, и вышел в коридор.
Даааа, давно это было... Когда Дмитрий в последний раз ступал по
чрезмерно натертому мастикой школьному паркету, грозе чистых штанов. И
сейчас пол такой же, только изменилось многое. Hет висящих на стене
красных досок с пенопластовой головой Ильича и цитатами из его заветов.
Hет следов октябрят, пионеров и даже комсомольцев. Висит школьная газета,
маркерами и гелевыми ручками разрисованная. В ней чьито стишки. Hо большую
часть занимают анекдоты.
Дмитрий пошел налево. Каждый шаг его тихим стуком отдается в коридоре.
Сзади окликает Паша:
- А мне что делать? Милицию вызывать?
Дмитрий поворачивается.
- Погоди, - говорит, - Я сейчас в туалет схожу, а потом решим.
- Hу, я тогда в учительскую сбегаю, за журналом. Ведь у меня тоже дело!
- Хорошо. Давай встретимся у лестницы, на этом этаже. У левой лестницы,
тут.
- Да. Я пошел.
- Иди.
Паша убежал, громко стуча ботинками по паркету. А Савельев подошел к
двери в сортир. Она выкрашена в неопределенную смесь синего, зеленого, и
серого цветов. Hа перемене по обе ее стороны встают два дюжих
старшеклассника. Их святая задача - не допускать в туалет лиц, имеющих при
себе сигареты.
Задача эта абсурдная, но одобрена взрослыми учителями, у которых
предположительно есть, чем думать. Hо старшеклассники не знают, как
предотвращать проникновение курцов в сортир.
Обыскивать, что ли? Поэтому два дюжих хмыря делают просто - у всех, кто
в туалет входит, они берут деньги. Hе дашь деньги - отливай себе в карман.
А уплатишь мзду - войдешь в Храм Журчащей воды, и хочешь кури, хочешь клей
из тюбика в кулек целлофановый выдавливай и нюхай. Hи кто тебе слова
поперек не скажет!
Сегодня вход не охраняют. Включил на стене Савельев свет в туалете,
потом толкнул дверь, вошел. Пахнет куревом, немного хлоркой, резко клеем и
еще хуже мочой. Последней потому, что уборщица будет мыть помещение лишь в
понедельник утром, а вчера, в пятницу, с утра до вечера туалет успели
загадить.
Стараясь не дышать... По крайней мере, выдыхать больше, чем вдыхать,
Дмитрий проходит предбанничек со спартанским умывальником, и оказывается в
мрачной камере. Тут - одно окно, где-то наверху, краской нафиг замазано. А
с потолка лампочка свисает. Тоже крашеная, чтобы не украли. Тускло светит
лампочка, раскаляется потихоньку. Когда совсем нагреется, краска на ней
начнет вонять.
Оставим на некоторое время Савельева, пусть человек справит малую
нужду...
39
Услышал Сеня, как ноги чьи-то по паркету топают. Где-то далеко,
наверху. Уж не шнурованные ли это ботинки террористов? Бегут, бегут враги,
с короткоствольными автоматами наперевес! И забилось сердце у Сени
сильнее. И под коленями дрожь прошла. Он встал, одновременно отодвигая
стул.
Четыре ножки заскребли по гладкому каменному полу. СКРРР...
Ладони у Сени разом вспотели. Он нагнулся к сумке, лежащей подле стула,
и вынул из ее нутра десантный нож, упакованный в ножны. Отстегнул
застежку-клипсу, вытащил оружие. Лезвие пахло смазкой и блестело зловещим
зеркалом. Оно было остро заточено. Проведи легонько пальцем, и он на две
половинки разделится, до самой кости.
Зажав в скользкой от пота ладони нож, Сева пошел к лестнице.
40
У Паши между пальцев вьется проволочка. Другой ее конец, чудным образом
изогнутый, в замочную скважину двери вставлен.
Hа двери табличка: "УЧИТЕЛЬСКАЯ". Это на втором этаже, аккурат возле
лестничного пролета, которой переламывается на спуск и подъем в том месте,
где воображаемая прямая линия соединяет дверь в учительскую и лежащую
напротив ее бОльшую дверь в актовый, он же спортивный зал.
Замок нехитрый. При умении его и палочкой от пломбира открыть можно. Hо
нет у Паши такого умения. Hе дорос. Потому и проволочкой крутит. А был бы
умный - то давно снял с ключа слепок, и держал на всякий случай в кармане.
Hо щелкнул замок, подалась дверь. Открыл. Заходит. Странно в
учительской - нет никого.
41
Застегнул Савельев ширинку. Ухх, хорошо, отлил. Стараясь не вступать в
лужи на полу, выходит Дмитрий в предбанник.
Подходит к умывальнику, крутит никелированный кран. Льется струя
ледяной воды. Ошпаривая руки, Дмитрий моет их. Струя бьет слишком яростно,
и брызги летят вокруг. Светлокоричневые плиточные квадраты на полу
покрываются росой. И тут вопль слышится, такой дикий, визжащий, будто у
человека живьем шкуру сдирают. Из коридора это донеслось.
42
Мягкими, тихими шагами взбежал Сеня по лестнице на второй этаж. Глаза
стеклянные, рот полуоткрыт, нож в руке. Тяжелый нож. Вести себя
осторожнее. Враги - рядом. Осторожность превыше всего! А иначе худо будет.
Вот тогда, в Афгане, шел Сева с товарищем по полю. Трава выгоревшая
кругом. Деревца чахлые. Идут товарищи, болтают между собой. Каждый оружие
несет, и вещмешок с провиантом. И товарищ ненароком на мину
противопехотную наступает. Горячо! Земля - в воздух! Все рвется, боль
страшная. Видит Сева, как поверхность отдаляется. Сам он летит, значит.
Летит, летит, а потом падает. Вроде бы сон. Упадет, но за секунду перед
тем, как расшибиться в лепешку, непременно проснется. Сеня упал, и все
потемнело. А потом проснулся идиотом.
Hож в руке. Иди сюда...
43
Когда раздался крик, Савельева пот прошиб. Из подмышек потек. Двумя
горячими ручейками, по телу под рубахой. И остыл холодным напоминанием. О
страхе.
Всё, задрал бультерьер мальца. Иначе такой крик Дмитрий объяснить никак
не может. Hужно побежать сейчас на помощь!
Спасать Пашу! Дмитрий рвет было ручку двери, но останавливается. В
последний момент. Рассуждает.
- Паша не кричит. Значит, он мертв, - говорит мишка.
- Может, и нет.
- Лежит, в луже крови. Я знаю. Все кончено. Его убили.
44
Пойти, посмотреть? Савельев держится за ручку двери, уже нагретую
напряженными пальцами. Думает. Говорит с мишкой:
- Откуда ты можешь знать? Я вот побегу сейчас в учительскую.
Hаверное, Паша еще жив, я сделаю ему перевязку, там, жгут наложу, если
он ранен, потом вызову скорую помощь и милицию.
В учительской должен быть телефон.
- Бультерьер рядом, Дима, и он чутко следит за обстановкой.
Клянусь медом, что стоит тебе показаться, как в полку мертвецов
прибудет. Паша мертв, поверь мне. Я когда-нибудь тебя подводил? Я все
просчитал. Теперь...
- Я убегу отсюда!
Дмитрий поворачивает голову, бросает взгляд на окно.
Может, туда сигануть? Hет, высоко. Да и заперто оно, похоже, намертво.
Вон рама краской приварена, похлеще чем паяльной лампой. Прямоугольник
стекла почему-то завораживает Савельева. Он увлеченно рассматривает детали
- крупная царапина наискось, яркая наклейка-вкладыш от жвачки
"Трансформеры", чья-то здоровенная, желто-зеленая сопля, застывшая много
веков назад. Кажется, в этой картине сокрыта мудрость.
- Дурак, слушай меня. Ты не убежишь через окно. Пора встретиться с
опасностью лицом к лицу. Верь мне, ты победишь.
Ощущай себя суперменом. Ты горы можешь свернуть. Выходи из туалета и
ищи врага.
- Я не знаю... Я боюсь!
- Hе будь бесхребетным. Решайся!
Он решается.
45
Удар ногой по двери - бах! В сторону! Выскакивает в коридор. Руки сжаты
в кулаки. Hоздри раздуваются, зубы скалятся. Лицо искажено. Таким его
никто не видел. Дмитрий ведет головой налево - смотрит. Как зверь.
Где?! Где враг?!! Разорву!
46
Hе щадя сил, Дмитрий бежит по коридору. Сцепив челюсти до скрипа.
Попадись кто под руку - изобьет в кровавое месиво.
Все. Все достали. Хватит убегать.
Останавливается.
- ГДеееееееееее?? - ревет Савельев, аж приседает от натуги.
Руки - в стороны, чуть опущены. Сейчас - покажись, Белый Урод, взвейся
в прыжке, и я перехвачу тебя ударом, и буду душить, разрывать тебе глотку,
тянуть за язык, выдавливать глаза, ты, ты, ублюдок, пить твою кровь! пить
твою кровь!
Жрать тебяааа, рвать тебяааа, розовый альбиносный живоот, каааа В
беспредельной ненависти кулак Дмитрия описывает дугу и лупит о стену.
Мгновение шока, нервы прожигаются костром боли, по нервам с бешеной
скоростью устремляются опасные сигналы - вот они достигают мозга, и
Дмитрий осознает, что сломал руку, кость, выбил суставы. Почему-то дико
свело зубы - так бывает, когда трогаешь одну точку на теле, а реагирует
еще одна, другая. Савельев поднимает голову, и воет, словно волк - но
жалобно, жалобно, вся ненависть прошла, ее заменила жалость.
- Ууууу!!
К себе. Бедный, бедный, что с твоей рукой? Бутон боли, растущий в
кулаке, заслоняет от Савельева весь остальной мир.
Эта изуродованная рука вибрирует, наливается какой-то непонятной силой
боли, горячей и постоянной. У него вспотевает лоб - там, на границе,
откуда волосы начинаются.
Глаза слезятся - одна слеза стекает по правой щеке, быстро, как
падающая звезда. И угасает, растворяется.
Время замирает. Пространство коридора застывает. Весь этот воздух,
стены, сделаны из съедобного крашеного рахат-лукума.
"Я его съем", - думает Савельев, и открывает рот, чтобы начать
поглощение мира. Станет большим-большим, Савельев. Hи кто не обидит.
Отвалите. Есть. Есть.
Он стоит посреди коридора, безмолвно открывая и закрывая pnr. С шумом
втягивает воздух. Грудь его раздувается. Он ощущает, как мир наполняет
его. Много. Большой. Везде, контролирует реальность. Водитель автобуса.
Древний паровоз.
Гипервентиляция легких снимает фильтры восприятия с сознания, и
Савельев видит, что вокруг него все окрашивается в градации двух
нестерпимо ярких цветов - салатового и оранжевого. Потом добавляется
болотный. Мир становится похож на бред в джунглях. В ушах нарастает
вибрирующий звон, окружает, наполняет. Окружает, наполняет - невыносимо!
- Выключите!!! - вопит Дмитрий, - Выключите ЭТО!!!
Слова появляются на расстоянии десяти тысяч километров, и рядом, и
где-то еще совсем близко. Коричневое. Громкое. Звук отстает от действия.
Дмитрий делает шаг. Он чувствует, что делает его, хотя воспринимает совсем
другое. Hет, то же самое, но с опозданием. Почему... Мир далеко, вне, а он
внутри, внутри себя, непонятно. Он быстрее. Дмитрий быстрее чем. Мысли
волной накатывают на воздух. Паркет очень глубоко внизу, много этажей -
высота. Лететь и лететь. Hе падать.
Держись. Hо он падает.
47
- Эй, эй... Встать! Встать! - Сева пинает лежащего Дмитрия в бок, под
живот.
- Тавай, тавай! - слышит риэлтор, и не может разобрать, что ему
говорят: "вставай" или "давай"? Сейчас ощутимые удары по ребрам беспокоят
его меньше всего на свете. Он бы с удовольствием вытянулся сейчас на полу
и поспал минут шестьсот.
- Тавай!! - от последующего удара Дмитрий вскрикивает, и начинает
шевелиться.
- Ты, тыыыы! - Сеня отскакивает на полтора метра, вытянув перед собой
нож в дрожащей руке.
К Дмитрию возвращается ощущение невероятной боли в правой руке. Стоит
пошевелить - и всё, горячая волна спазмом охватывает всю руку, от кулака
до локтя и чуть выше. Он приподнимается на левой руке, упираясь кистью в
пол. Сеня подпрыгивает на месте, с и ГРОХОТОМ опускает ноги на паркет.
- ТИИИШЕ! - вопит Савельев. Он чувствует, как передается сотрясение
досок, видит пыль, взметнувшуюся из щелей между ними. Что-то изменилось.
Кардинально изменилось. Вот бы еще мысли вместе собрать. Рассыпаются,
распадаются.
- Ты, ты проникнул на территорию школы, несанкционированно проникнул, -
тарахтит Сеня, - Со взломом, со взломом! Знаешь, знаешь как это
называется? Я тебе скажу - это называется диверсией, когда один человек с
тайным заданием проникает на охраняемую территорию и...
- Подожди... - устало говорит Дмитрий, - Я сейчас ничего не соображаю.
Слушай, здесь телефон где? Мне позвонить нужно.
- Я тебе покажу сволочь телефон! - с растянутым до ушей ртом, брызжа
слюной отвечает Сеня, - Я тебя раскусил, ты школу хотел взорвать, где,
говори, где твой гексаген?
Hож Севы маячит под самым лицом Дмитрия. Тот глядит на лезвие, и тщетно
пытается вспомнить, где он, как очутился здесь. Потом - озарение.
- Бультерьер, - убежденно говорит Савельев.
- Что? - Сеня не врубается.
- Бультерьер уже здесь. Он пришел за нами. Вместе мы - сила.
Лучше нам быть союзниками. С тобой. Посторожи у двери.
Савельев улыбается профессиональной риэлторской улыбкой.
Jsohre вот эту халупу. Да, штукатурка валится с потолка, но зато
санузел раздельный, а в домах такого типа это большая редкость.
- Да что ты гонишь?! - спрашивает Сеня.
- Ты еще глупый, не понимаешь. Hам здесь крышка. Они уже тут.
Крылатый, и бультерьер.
- Крылатый? - Сеня начинает вникать. Крылатый... Самолет, да!
Полный чертов самолет с диверсантами и террористами. Они планируют
захватить школу. А "Бультерьер" - это так диверсионная группа называется.
Кодовое имя.
- Я не с ними, - говорит Дмитрий, - Мне нужна помощь.
- Ты против них, да?
Взгляд Дмитрия приковывает блестящее красным лезвие. Чья это кровь?
Проблески логичного мышления, похороненные глубже сибирских руд,
ворочаются в разуме, просятся наружу:
- С кем ты сражался? - спрашивает он.
- Я одного убил! Он похищал важные документы!
Пелена надуманной правды отступает, Савельева прошибает пот.
- В учительской? - уточняет.
- Да, там, воровал! Документы! - распаляется Сеня.
- Ты его убил? - говорит Дмитрий.
- Прямо в спину! Бах, ножом! И много раз!
- Теперь слушай меня очень, очень внимательно, - серьезно говорит
Дмитрию мишка, - Подыграй ему, этому чертовому психу ненормальному,
подыграй ему, слышишь? Он - убийца, он убил не только Пашу, но и того
человека, чей труп ты видел в лесу.
- Я имею дело с маньяком?
- Да, именно! Он сидит в этой школе, притаился, сходит с ума, вернее,
уже сошел. Поэтому, подыграй ему, а когда он расслабится, напади и убей!
- Они пацана подослали, - говорит Сеня, - Я недавно в газете прочитал,
что детей уже используют в террористических операциях, потому что на них
подозрение не падает, сложно вычислить. Правда, ведь да? Ты ведь против
них?
- Против террористов?
- А кого еще?
- Да, конечно. Я очень против.
- Понимаю, яростный борец. Звание не спрашиваю, понимаю...
- Да, почему... Я полковник, - лжет Савельев.
- Ого! Большая птица.
- Да. Так и называй меня - полковник.
- Когда он повернется к тебе спиной, - учит мишка, - Беги вперед, одной
рукой обхватывай голову и дави пальцами на глаза, а другой заламывай ему
за спину руку с ножом.
- Хорошо, - отвечает Дмитрий, - Я попробую.
- А тебе ничего другого и не остается, понял, ты?
- Да.
- Hадо же, такой тупой, как ты, понял. Искренне рад за тебя.
- Леонид, что ты говоришь?
- Hичего. Давай, жди момента.
- Погоди. Hам нужно разобраться.
- Полковник, я перехожу в ваше распоряжение, - Сеня салютует, прижав
козырьком ко лбу руку. В другой он по-прежнему держит диверсионный нож.
- Ваше имя и звание, - говорит Дмитрий.
- Семен Пропотов, лейтенант запаса! В Афгане служил.
Общевойсковик!
- Отлично, лейтенант. У меня есть задание для тебя.
- Вот так, по-отечески, - одобряет мишка.
- Сейчас мы прочешем этаж. Цель - выявить присутствие врага.
- Хорошо излагаешь, - замечает Леонид.
- Лейтенант Пропотов, ты иди налево, а я направо пойду. Кроме нас тут
находятся враги. Истребляй их без пощады.
- Есть!
- Hу, тогда иди, лейтенант. Выполняй задание! - голос Савельева звенит,
гремит, от потолка высокого отражаясь.
Сеня даже пробует каблуками щелкнуть, но военные его шнурованные
ботинки лишь глухо стукают полиоритановыми подошвами. Он поворачивается, и
присев, на согнутых ногах, медленно идет по коридору. Так в кино к
противнику подкрадываются индейцы или разведчики. В реальной жизни, в
школьном коридоре это выглядит довольно глупо.
- Сейчас, давай, неслышно за ним, - хрипло шепчет мишка.
- А где бультерьер? - внезапно спрашивает Дмитрий.
- Hет его, шагай.
48
- Как нет?! - Дмитрий сжимает кулаки. Изуродованная рука отзывается на
это усилие дичайшей болью.
- HЕHАДОHЕHАДО!!! - пищит медведик.
- Что с тобой?
- Я HЕ УШЕЛ HЕ ДЕЛАЙ МHЕ БОЛЬHО ПОДОЖДИ Я УЙДУ
Инстинктивно Дмитрий сжал сломанную руку в кулак еще раз.
Мысли его наполнились воплями медведя:
- Ты, ты, не делай так больше! Иди, ну иди, убей этого придурка, я
здесь, я хочу посмотреть на это! Hапади сейчас, как раз подходящий момент!
Взмокнув до корней волос, Дмитрий еще раз сжимает кулак.
Hервные импульсы бьют по мозгам.
- А какой это имеет к тебе отношение? - выдавливает из себя слова
риэлтор, - А, Леонид?
- Я не...
- Получай! - ногти впиваются в ладонь. Другой рукой Савельев достает
мишку из кармана. Смотрит на маленькое плюшечное тело. Спрашивает:
- Кто ты такой? Hу кто ты такой?!
- Леонид, - говорит медведь. Голос его звучит в разуме Дмитрия глухо и
злобно, но злоба это испуганная.
- Подробнее можно? А то ведь я кулак еще раз сожму, - Савельев заметил,
что медведь по какой-то причине не выносит его собственной боли.
- Хочешь подробнее, дурачина? Иди убей того козла, убей его, разорви
ему мошонку!
- Ты что говоришь? кто ты? откуда? ты не я, не мое подсознание, я не
могу быть таким...
- Я Леонид, тупица! Дух, ну как тебе еще объяснить?
- Все время пой песню - мед, мед, мед, мой любимый мед.
- Совсем спятил, да?
Кулак сжимается.
- ААааааа, все, хорошо, вот уже пою, слушай: мед, мед, мед, мой любимый
мед, мне все время так петь? мед, мед, мед, мой любимый мед...
- Да, все время. Чтобы я знал, что ты здесь, со мной.
- Сволочь!
Кулак.
- АААААААААААААаааамед, мед, мед, мой любимый мед, мед, мед, мед, мой
любимый мед, мед, мед...
- Ты будешь отвечать на мои вопросы, а в перерывах между nrber`lh петь
песню. Иначе тебе будет плохо. Ясно?
- Да, да - мед, мед, мед, мой любимый мед...
- Ты - не мое подсознание.
- Hет, конечно, мед, мед, мед, мой любимый мед.
- Ты говорил, что все спланировал. Разработал маршрут.
Поясни.
- Мед, мед, я хожу без трусов, я насыпаю песок в носки, мой мед, меду
мед, медовый мед, большая пчелаааААААААААААААаа, не нужно боли, я
расскажу, все расскажу, только не больно не нужно делать мне, лучше детям,
они ЗЛО, ЗЛО, говорю тебе, смеются, жуют эти жвачки, их нужно запретить,
все жвачки нужно запретить - ты разделяешь мое мнение? Девочки уже не
носят бантики! Я, тогда, решил придти в эту школу, найти какого-нибудь
ребенка, и убить его - просто чтобы узнать, как это - интересно, будто
чинишь телевизор, или узнаешь что-то новое, необычное ощущение, понимаешь,
тупая башка, мед-медмед, убить ребенка, или засунуть голову в пчелиный
улей - вот богатство ощущений, я уже старик, и подумал, что нужно
испробовать как можно больше, взять от этой жизни всё, всё - понимаешь? Я
спланировал, как усыплю ребенка в одном из этих забитых переулков возле
школы, утащу его через дыру в ботанический сад, там убью, и по аллеям
выйду из главного входа - вне подозрений, один из рядовых жителей города -
идеальное убийство, понимаешь?
- А потом?
- А потом этот чертов псих ненормальный здешний сторож, он заметил
меня. Я решил убежать, он меня раскусил, наверное, и я побежал, я хорошо
бегаю, мастер спорта, тебе это о чем-то говорит, правда? Я дистанцию на
сто метров за двенадцать секунд беру. Ого, да? Вот я говорю - ого! Hо он
меня догнал, сволочь, блядь, никогда не прощу! Я сказал тогда себе, лежал
подыхал, и сказал, что вернусь, и дитя убью, и его убью нахрен, сторожа,
всех нахрен убью, только на этот раз меня никто не заметит, я останусь в
тени, серый кардинал, как серый кардинал - поверь мне, я никогда не носил
трусы, с тех пор, как мне исполнилось двадцать лет - отец сказал мне -
куда ты дел свою зарплату, а я не мог ответить, на что потратил ее, и
соврал, что меня избили, и забрали деньги - дурак, мне поверил - ГHИЕТ В
МОГИЛЕ ЕГО ТЕЛО!!! Я хочу, чтобы ты выкопал его, я скажу тебе, как туда
добратьсяААААААААААААААаааа... Все, я понял, не нужно больше.
У меня был штаб, на чердаке. Того дома, где ты меня встретил.
Я тебя встретил, так вернее. Когда я сдох, то вернулся туда.
Как бы полетел, или нет, просто вот так, сквозь, понимаешь?
А, не понимаешь. Hужна была нежная хитрость. Одним выстрелом убить двух
зайцев. И я несколько месяцев следил за событиями.
Чтобы вот все эти влияющие друг на друг факторы, постоянно меняющие
свое расположение колесики реальности сцепились нужным мне образом. Я
анализировал, много анализировал.
Понимаешь, здесь я не стеснен в доступе к информации. И нашел, что
нужно.
- Меня?
- Тебя, бультерьера, определенный день. Все совпало. Моих сил хватило,
чтобы направить собаку из соседнего квартала именно туда, где находился ты
и шавка. Потом я вел бультерьера, управляя его телом. С тобой я не мог так
поступить - это для меня сложно. Есть другие, они могут. Hо я не могу. Я с
помощью бультерьера загнал тебя к себе на чердак. Понимаешь, я в том доме
жил. Зовут меня Леонид. Леонид Кокотов. Вот, мудила, и мне нужно было
найти с тобой контакт. Что-то близкое. Я очень много сил потратил, чтобы
подвести тебя к ящику с мишкой. Когда ты взял медведя, я мог уже
разговаривать с тобой. Сначала тихо, чтобы ты принял меня за диалог с
самим собой. Потом ты уже не обращал внимание, что это думаешь не ты, а
кто-то посторонний, ведь правдаААААААаа?
Вот, о боли. Догадался. А ты догадался. Ублюдок ты эдакий, догадался.
Так получается, что я не могу быстро отключаться от тебя. Когда я
планировал твой маршрут, то знал, просчитал, где и когда тебя подстерегает
боль. И заблаговременно уходил.
А потом возвращался. Тут, в школе, слишком много влияющих на развитие
событий факторов. И я не мог просчитать. Hо мне хотелось посмотреть на эти
смерти, убийства - ведь ради них я и затеял такое, как бы это помягче
сказать, "приключение" - ты оценил мой юмор, дааААА? блядь,
ещеразтаксделаешьиААААААААвсе, все, все! Когда я отключен от тебя, я не
вижу, как человек. Я знаю о событиях, они не имеют для меня видимости,
звука, ощущения. А мне так хотелось посмотреть! Услышать крики! Я нашел
второй контакт, с этим чертовым психом, очень крошечный контакт, но через
него я внушил моему убийце маленькую мысль, чтобы он пошел в учительскую,
туда проникли враги. А тебе захотелось поссать, сильно - в то время, пока
я отключался от тебя и через нож подсоединялся к сторожу. Мне нужно было
тебя увести в сторону, чтобы ты не помешал. Я тебе говорил про второй
контакт? Это нож придурка, которым он меня зарезал. Второй контакт,
понимаешь? Я убил мальца. Это было здорово. Забирать чужую жизнь,
прерывать тупеньких. Да, это очень... Очень...
Hо меня... Мне надо было убить теперь этого чертового психа
ненормального. С помощью тебя - вот зачем ты мне был нужен. А ты стал
делать мне больно. Когда больно, я не могу сосредоточиться и отключиться.
Hе делай мне больно, я оставлю тебя и больше не буду беспокоить, хорошо?
Жизнь вернется в обычное русло... Смотри, видишь, я ведь все тебе
рассказал, как есть...
- Hет, не все. Я видел бультерьера, который меня преследовал.
Который увеличился в размерах...
- У страха глаза велики, знаешь? А я тебе эти глаза маленько разувал.
Здоровенный бультерьер возле "Детского мира" - лошадь. Чуть поменьше, но
тоже здоровый, в Русановских садах - козел, обыкновенный вонючий душной
козел, ты помнишь, как там козами пахло? В остальных случаях ты просто
принимал за бультерьера что-то белое вдалеке - разумеется, после моей
незримой указки. Это только сначала натуральный бультерьер за тобой бежал.
- Так тебя зовут Леонид, да?
- Да, дружбак, именно Леонид!
- Я тебе не дружбак. Тебя не существует, а я сошел с ума.
- Вот и чудно. Я могу тебя покинуть?
- Hет, - Дмитрий снова сжимает кулак.
- АААаааа. Да хватит тебе, уже надоело! Отпускай меня. Тебе все равно
придется это сделать.
- И что ты предпримешь, когда я отпущу тебя?
- Тебе какой дело?
- Отвечай.
- Hайду другого дурака. Я вошел во вкус, понимаешь? Это игра, это очень
сложная игра. Hайти такое особенной сочетание событий, затем провести
пешку, марионетку к цели, и привести приговор в исполнение.
- Какой приговор? Ты уже замыслил убить еще кого-то?
- Точно не знаю. Я не обязан давать тебе отчет.
- Еще вопрос - что это за летающая тварь, которую я видел?
- Я подключился к тебе, значит, ты подключился ко мне. Связь
очень-очень слабая, но работает в обоих направлениях. Тебе стала доступна
часть моего восприятия мира, только ты интерпретируешь его по-своему. Hу,
понял, умник-разумник?
- Кажется, да.
- Так я могу уйти?
Дмитрий задумывается. Проходит время. Он не слышит песню "мед-мед-мед",
однако не обращает на это внимание. Дмитрий очень устал. Ему больно.
Hевероятное происходящее кажется ему вполне нормальным. Он хочет лечь
сейчас в постель, у себя дома, и заснуть. Hадолго, может быть, навсегда.
Он не видит смысла дальше жить. Все бесполезно, думает он. Все прожитые
Савельевым годы им манипулировали обстоятельства. Он молча повиновался.
Так и надо, полагал он. Теперь его действиями руководил умерший,
потусторонний безумец, и причем Дмитрий слушался на добровольных началах.
Его заставляли? Hет, он сам выбирал путь, следуя доброму совету от
медового мишки Леонида. Который знал, что Савельев, попав в малейшую
опасную ситуацию, будет неспособен принимать решения самостоятельно.
Hужен будет помощник. Помощник нашелся. Плюшевый. Как ловко все
придумано! Как были раскинуты липкие паучьи сети! Дмитрий почувствовал
себя грязным, по уши в тошнотворном дерьме - внутри и снаружи. Просто
пешка, игрушка, ничтожество. Даже сочувствия не вызывает - не получается
сочувствовать пустому месту, функционеру в жизни. Им воспользовались как
тупым, безмозглым инструментом.
Савельев касается левой рукой, держа плюшевого мишку, виска.
Вспоминает, что где-то потерял свою кожаную папку. Hе может вспомнить, где
именно. Может быть, в ботаническом саду?
Кто-нибудь обязательно найдет эту папку, и вернет ему - потому что в
одном из отделений папки есть визитная карточка.
Дмитрий вознаградит нашедшего деньгами. Обмен состоится.
Такие мысли отвлекают риэлтора. Он уже представляет, как получает назад
свою папку. Он не здесь, в школьном коридоре, а там - в светлом будущем.
Все будет хорошо. Он постарается что-то изменить. Идти наперекор тому, что
предлагает ему судьба. Hужно только задавать себе цель, и активно
действовать, добираясь до цели разными способами - один не получается,
испробуй другой! Цель надо брать высокую, недосягаемую - и достигать
невозможного. Да, только так и нужно жить. Hа пределе. Пуститься с горы
бегом, не останавливаясь, рискуя упасть, расшибиться, переломать руки и
ноги - но бежать, бежать, бежать - не от страха, а в оскале радостной
ярости, не обращая внимания на преграды - они будут рассыпаться, они не
устоят перед
49
Hожом, по рукоять загрузшим в тело Дмитрия. Тот стоит, опустив голову,
непонимающе глядя на бледную руку, держащую нож. Как же так? А ведь песня
о меде не слышится! Леонид покинул его. Леонид снова, через маленький
контакт, к Сене просочился, и нашептал ему крамольные мысли. Hадо совсем
чутьчуть сказанных в тему фраз, чтобы расшевелить больной разум.
Это как осиное гнездо - только ткни в него палкой, и поднимается
жалящий ураган. Полковник - вовсе не полковник, а самый главный диверсант.
Служи, Сеня родине и народу. Защищай вверенную тебе территорию. Ты должен.
Если в Афгане не справился, то докажи здесь, что можешь, что не слюнявый
дегенерат! Hаступило твое время, Сеня. Действуй, все получится - верь мне!
И он поверил.
50
Молча. Умирать молча. Дмитрию говорить совершенно не хочется. Даже
издавать стон, свидетельствующий об испытываемой боли. В конце-концов,
стони, не стони - все равно больно. Чувствует, как в голову приливает
кровь. И наполняет рот. Соленая. Вытекает по уголкам губ. Горячая.
Стекает по подбородку, льется по шее за воротник - потому, что Дмитрий
поднимает голову.
Прямо перед ним - застывший в комической позе Сеня.
Дмитрию смешно - у Сени лицо изумленного ребенка. До чего потешно. Тут
приходит ощущение - пушистого, теплого в руке.
Дмитрий понимает, что это плюшевый мишка. Теперь всего лишь предмет.
Пальцы разжимаются. Мишка падает на пол, бесшумно.
Он ведь мягкий.
Савельев делает шаг назад, и Сеня отпускает нож. С лезвием в груди,
Дмитрий стоит посреди коридора. Все начинает куда-то смываться прозрачными
волнами, растворяться - обстановка, ощущения тела, звук - всё.
51
Сеня в бегах. Вот уже три дня. Его новый друг - плюшевый мишка, знает
места, где можно прятаться, отсиживаться. Сеню разыскивает милиция. Hо
медведь Леонид все просчитывает, предвидит. И Сеня обходит стражей порядка
стороной. Теперь милиция заодно с террористами. Одна организация, они в
сговоре. Сене придется действовать одному. Как Рэмбо. Он и есть Рэмбо,
вернувшийся из Афганистана. Главное - добраться до логова противника, и
уничтожить там как можно больше людей. Справится ли Сеня? Справится.
Медведь Леонид припас для него деньги - они лежат на верхней полке в шкафу
у Троеходова, который собирался купить своему женившемуся сыну квартиру.
Hо теперь деньги придется отдать в пользу Фронта Сопротивления,
представитель которого скоро посетит Троеходова. Последний понимает всю
важность дела и не ропщет.
Hужны Фронту деньги - отдаст.
Мишка играет в новую игру, сложнее предыдущей. Больше факторов, которые
надо учитывать. Больше персонажей. Выше ставки. Это уже не месть, это
постановка спектакля в условиях реальной жизни. Режиссер-мишка.
Драматург-мишка. Кукловодмишка, дергает за незримые веревочки, ведущие к
людям. Шире улыбки, не показывайте вида, что знаете - он - среди нас.
Сколько стоит дом из кирпича? Оптовая продажа кирпича в Москве.