Код произведения: 10870
Автор: Ташнет Леонард
Наименование: Практичное изобретение
Леонард Ташнет
Практичное изобретение
Фантастический рассказ
Я человек практичный, не то что мои сыновья, хотя они и умные ребята. А
ума у них хватает, ничего не скажешь. Не родись они близнецами и достанься
этот ум одному, а не двоим, так все ученые в мире, вместе взятые, ему и в
подметки не годились бы. Ну да и сейчас им жаловаться не приходится - оба
отличные инженеры и на самом лучшем счету в своей фирме. Называть ее не
буду, ребятам это не понравится. Я их хорошо знаю. Я ведь сам их
вырастил, а это, позвольте вам сказать, было совсем не так легко, мать их
умерла, когда им только восемь лет исполнилось.
У Ларри есть свой конек - лазеры. Ну, это такой способ посылать свет. Как
это устроено, я не знаю, потому что я-то в колледже не обучался, не до
того было. А Лео - фокусник-любитель, и, надо сказать, это у него ловко
получается. Ну и вместе они напридумывали много всяких фокусов и номеров.
Подвал у нас битком набит всяким их оборудованием. Вот об этом-то я и
хотел рассказать.
Ларри придумал аппарат для Лео, чтобы создавать всякие оптические иллюзии.
Ну, знаете: словно бы и видишь что-то, только на самом деле этого тут и
нет. Как-то там зеркала приспосабливают. А Ларри приспособил лазеры и
начал делать голограммы, как он их называет. Это вроде как картинки, но
только вовсе и не картинки. На негативе одна мешанина из точек и всяких
завитушек, а если спроецировать его на экран, то вид такой, словно этот
предмет можно кругом обойти.
Так вот, значит, Ларри сделал нашему Лео аппарат для голограммных иллюзии.
Он проецировал изображение прямо в воздух. При помощи зеркал. Они меня
позвали и показали. Просто поверить невозможно! В воздухе плавает совсем
настоящая шкатулка, или ваза с фруктами, или букет - ну просто что хотите.
Даже кучка мелкой монеты. И тут мне в голову пришла мысль.
- Прямо как настоящие, - говорю я. - Жаль, что вы не можете эту иллюзию
сохранить насовсем. Обрызгали бы их плексигласом, что ли, ну как цветы
сохраняют.
Это я вспомнил про сувениры, которые продают в лавках для туристов, -
всякие штучки в прозрачных кубиках.
Ребята так и покатились.
- Папа, - говорят они хором (они всегда говорят хором), - это же только
иллюзии. Это же не реальные деньги. Их на самом деле тут нет.
- Реальные - нереальные...
А что такое "реальные", позвольте вас спросить. Я их вижу, и вы их видите,
- говорю я. - Мы могли бы хоть в суде под присягой показать, что видели
горсть мелочи прямо в воздухе. Разве нет?
А потом для шутки я и говорю... Ну, не совсем для шутки, потому что забава
- это забава, но раз уж подвернулась возможность заработать доллар-другой,
так с какой стати ее упускать?
- Вы, ребята, у меня такие умные, так почему бы вам не придумать способ,
чтобы эта иллюзия не исчезала, даже когда вы свой лазер выключите?
Ну, тут они принялись мне объяснять, что у световых волн нет никакой
массы, и еще про всякую всячину, в которой сам черт ногу сломит. Но одно я
все-таки понял:
- Раз световые волны, которые, по-вашему, неосязаемы, могут создать
иллюзию, будто тут что-то есть, так вам, чтобы оно и вправду тут было,
достаточно будет это изображение чем-то обмазать. Скажем, другими
какими-нибудь световыми волнами, чтобы изображение не пропало.
Они опять засмеялись, но я увидел, что мои рассуждения даром не пропали.
- Папа, тебе бы философом быть, - говорит Лео. - Ты бы побил епископа
Беркли его собственным оружием.
(Я потом нашел этого епископа в энциклопедии. Человек был с головой,
ничего не скажешь. Так умел рассуждать, что не сразу и подкопаешься.)
Тут они принялись спорить между собой, что обмазывать надо будет волнами
особой длины, и все такое прочее. Ну, я и ушел.
Недели через три ребята пригласили меня посмотреть, что у них получилось.
К своему прежнему аппарату они добавили приставку, которая окружала
голограмму (для модели они взяли десятицентовик) вроде бы туманом, как
только она возникала. Потом они что-то включили, туман рассеялся, и -
хотите верьте, хотите нет - изображение десятицентовика начало опускаться
на пол. Правда, очень медленно, но все-таки оно опускалось.
- Видишь, папа, - говорит Лео, - у голограммы теперь есть вес.
- Очень интересно, - говорю я. А что еще я мог сказать?
Тут вдруг изображение монеты исчезло, а на пол упала капля клея, какой
прилагается к детским авиаконструкторам.
- Ну а дальше что? - спрашиваю я. - Чего вы, собственно, добились?
- Мы нашли решение одной проблемы и сразу же столкнулись с другой, -
говорят ребята хором. - Нам теперь нужно добиться, чтобы обмазка успевала
затвердеть, прежде чем голограмма исчезнет. Если это нам удастся, мы
получим точный слепок оригинала.
Ну, я уже говорил, что я практичный человек. Я им и посоветовал:
- А вы сделайте так: когда туман рассеется и изображение начнет падать,
пусть оно упадет в жидкую пластмассу, которая затвердевает быстрее, чем за
секунду. Вот будет фокус - взять в руку слепок оптической иллюзии.
Прошло с полгода. Я совсем уж и забыл про эти голограммы, но тут они меня
опять позвали смотреть свой новый аппарат.
В углу подвала стояло два бочонка. Ребята дали мне мотоциклетные очки и
велели их надеть. А я тем временем заглянул в бочонки и вижу, что они
чуть не доверху полны десятицентовиками.
Новый аппарат был совсем не похож на прежний. Это была трубка из толстого
прозрачного стекла в форме буквы Х. Трубка была со всех сторон запаяна, и
только там, где палочки Х перекрещивались, снизу имелось отверстие. А на
полу под трубкой лежал старый матрас, весь в черных дырочках, словно о
него гасили окурки. Лео навел голограмму десятицентовика внутрь трубки и
двигал ее до тех пор, пока она не оказалась в самой середке Х. А Ларри в
другом углу включил еще какой-то аппарат, и в другом конце трубки
появилось изображение тумана - длинной такой, узкой полоски. Ларри
покрутил что-то - и изображение тумана начало медленно двигаться, пока не
сошлось с голограммой десятицентовика.
- Давай! - скомандовал Лео.
Тут они оба что-то покрутили - и в центре Х будто лампа-вспышка мигнула. Я
просто глазам не верил: из отверстия в трубке на матрас посыпались
десятицентовики, укладываясь ровными рядами.
Я только рот разинул. А ребята расхохотались, и Лео говорит:
- Ну-ка попробуй их поднять, папа!
Я принялся подбирать монеты. Ну ни дать ни взять настоящие
десятицентовики, только покрыты очень тонкой прозрачной твердой оболочкой
и совсем легкие - прямо ничего не весят.
- Ты подал нам хорошую мысль, папа, - говорит Ларри, - но мы кое-что
добавили. Сгусток световых волн нельзя обмазать ничем материальным, но мы
сообразили, что на голограмму десятицентовика можно наложить голограмму
аэрозоля быстротвердеющей прозрачной пластмассы.
Тут он объяснил, что свет - это не просто волна, но еще и частица, а
потому теоретически тут должно произойти образование пленки. И пошел, и
пошел...
А я рассматривал десятицентовики. Если бы не пленки, они ничем не
отличались от настоящих монет.
- И что же вы будете с ними делать? - спросил я.
Ребята переглянулись.
- А мы с ними ничего и не собирались делать, - отвечают они. - Просто было
интересно повозиться с этой проблемой.
Наверное, они заметили, как я на них посмотрел, потому что вдруг хором
сказали:
- Мы можем раздавать их зрителям после представления на память, папа. - И
глядят на меня с улыбкой.
Ну, вы сами видите, каких я практичных сыновей воспитал. Изобрели
копирующий аппарат и думают использовать его для любительских фокусов! Я
покачал головой.
- Нет, я придумал кое-что получше. Эти шутки ведь ничего не стоят, если не
считать расходов на пластмассу и на электричество, а потому из них можно
много чего наготовить. (Они сразу поняли, к чему я клоню: я ведь занимаюсь
бижутерией.) Ну, скажем, индийские браслеты или цыганские серьги.
- Ничего не выйдет, папа, - говорят они. А Ларри добавляет: - Вот посмотри.
Он подобрал одну монетку и швырнул ее на пол. Словно бы вспыхнуло радужное
пламя - и все. От монеты даже следа не осталось.
- Видишь? - спрашивает Лео. - Стоит нарушить структуру - и ты опять
получаешь световые волны.
Это он правду сказал. Я взял с верстака коловорот и попробовал просверлить
дырочку в десятицентовике. Хоп! Ни монеты, ни даже пластмассовой оболочки.
Ларри говорит:
- Вот видишь, папа, они годятся только в бесплатные сувениры. Забавная
новинка, и ничего больше.
- Так сделайте их тяжелее, раз уж вы научились их изготовлять. Подберите
оболочку потверже. На такие штучки всегда есть спрос - иностранные монеты,
цветочки там или даже мушка какая-нибудь красивая.
Эх, получи я их образование, был бы я давно миллионером! Самых простых
вещей сообразить не могут.
- Вот что, ребята. Я где-нибудь добуду золотую монету в двадцать долларов
и попрошу ювелира приделать к ней ушко. Вы изготовите побольше копий, и я
покажу их Тони (это мой художник), а уж он что-нибудь сообразит. Прибыль
поделим пополам.
Так мы и сделали. Они мне наготовили полный бочонок золотых монет. Только
весить они совсем ничего не весили. Тони понаделал из них всяких ожерелий,
поясов, серег, и расходиться они начали, как горячие пирожки. Я поставлял
их крупным магазинам в Нью-Йорке и Далласе и бижутерийным лавочкам в
Лос-Анджелесе. Они сразу вошли в моду. И выглядели совсем как настоящие.
Да, собственно, в определенном смысле они и были настоящими. Только такие
украшения из подлинного золота оттянули бы руки или шею, а эти были легче
перышка. Некоторое время спрос на них был большой, и мы порядочно
заработали.
Однако мода - это мода, и, когда украшения из монет всем приелись и
перестали расходиться, я попросил ребят изготовить мне кое-что еще.
Тут уж я пошел на расходы: купил восьмикаратовый бриллиант самой чистой
воды и заказал для него съемную филигранную оправу (понимаете, такая
оправа позволяла изготовить несколько моделей). Ну, с бочонком таких
побрякушек можно было сделать настоящее дело. Из-за пленки камешки
выглядели похуже оригинала, но все-таки сверкали неплохо, можете мне
поверить. Я ограничился одним бочонком, потому что намерен был продавать
такие украшения как редкость. У меня их было достаточно для десятков
диадем, кулонов, подвесок и хватило еще для особого заказа - одна
миллионерша, жена нефтяного магната, расшила ими платье к свадьбе дочки.
Конечно, я не утверждал, что это бриллианты, так же как и не выдавал мои
золотые монеты за золото, и торговал я ими как бижутерией, только особого
сорта. Они стали специальностью моей фирмы и соперничали даже с
австрийским горным хрусталем.
Я мог бы найти сотни способов, чтобы использовать затверделые голограммы,
и сказал ребятам, что им пора бы запатентовать процесс, и поскорее. А пока
больше ничего изготовлять не следует. Они сразу согласились. Хорошие
ребята, только, несерьезные. Видите ли, им все это уже успело надоесть. А
что это дело приносит хорошие деньги, их совсем не интересовало.
Тут как раз подошло рождество - время для нас самое горячее, - и я так
захлопотался, что спросил ребят про патент только после Нового года. Они
поглядели друг на друга, потом на меня и хором вздохнули:
- Мы решили не брать патента, папа.
"Ага! Благородство взыграло, - подумал я. - Опубликуют формулу в
каком-нибудь научном журнале и подарят свое открытие человечеству. А
какой-нибудь ловкач добавит пустяковое улучшение да и возьмет патент на
свое имя".
- Почему же вы так решили? - спрашиваю я терпеливо.
- Слишком опасно, - говорят они хором.
А потом Лео начал объяснять про сохранение энергии, а Ларри - про атомную
бомбу, и зачастили, зачастили, так что у меня голова кругом пошла от их "е
равно эм це в квадрате" и "эффектов реверберации при наложении волн". Ну я
их перебил:
- Бог с ней, с наукой! Объясните-ка по-человечески.
- Проще объяснить нельзя, - сказал Лео. А Ларри добавил: - Мы лучше тебе
покажем.
Накануне выпало много снегу, и двор был весь в сугробах. Ларри спустился в
подвал и принес оттуда мешочек с десятицентовиками, которые так там и
лежали в бочонках. И еще он принес духовое ружье. Потом положил
десятицентовик на сугроб, а на этот десятицентовик - еще один. А сам взял
камешек и бросил его на монетки. Когда камешек о них ударился, они, как
всегда, вспыхнули и исчезли.
- Ну и что? - спрашиваю я. - Мы же всегда знали, что они непрочные. И всех
клиентов я об этом предупреждал.
- Посмотри получше, папа, - говорит Лео и показывает туда, где лежали
монетки. Снег там подтаял и образовалась ямка дюйма полтора в поперечнике
и чуть меньше дюйма глубиной.
Но я все равно не мог понять, к чему он клонит.
Ребята повели меня за дом, к большому сугробу в закоулке, куда мы счищаем
снег с крыши. Этот сугроб был чуть не в человеческий рост. Лео взял десять
монеток и осторожно вдавил их колбаской в снег на высоте груди. Потом
отвел нас шага на четыре к забору и выстрелил из духового ружья. Тут на
секунду словно метель разбушевалась. А когда в воздухе прояснилось, я
гляжу - от сугроба ничего не осталось, и пахнет вокруг, словно после грозы.
Тут меня как осенило. Я схватил Лео за руку и закричал:
- Да это же замечательно! Кому нужны все эти побрякушки? Вы ведь можете за
один час очистить от заносов целый город или шоссе!
Но ребята только головами покачали:
- Нет, папа. Ты сам человек мирный и нас такими же воспитал. Разве ты не
понимаешь, к чему это может привести?
Тут Лео начал объяснять, и Ларри начал объяснять, а я только молчал и
слушал.
- Ведь таким способом можно изготовить оружие уничтожения пострашней
водородной бомбы. Чтобы убрать этот сугроб, хватило десяти монеток. А ты
попробуй представить себе, что случится, если кто-нибудь сложит кучкой
тридцать таких монеток и выстрелит в них из духового ружья? Или пятьдесят?
Или сто? Одна разбитая монетка исчезает словно бы бесследно, возвращаясь в
общее электромагнитное поле, и энергии при этом выделяется так мало, что
ее невозможно измерить. Исчезновение двух монеток одновременно привело к
выделению тепла, которое растопило немного снега, как ты сам видел. Десять
уже взорвались с выделением значительного количества тепла и ионизировали
кислород в атмосфере. Ты ведь почувствовал запах газа, который при этом
получился, - озона? Мы рассчитали, что будет происходить, если увеличивать
число монет до сотни. А дальше просто побоялись считать. При добавлении
каждого нового десятка, помимо взрыва и выделения тепла, возникают всякие
явления вторичного порядка, и при этом все более сильные.
Мы вернулись в дом и с полчаса сидели молча. Я хорошенько обдумал все это.
Ребята были абсолютно правы: в мире и без нас хватает неприятностей. И я
им сказал, что они правильно решили. Тут оба вскочили и давай меня
целовать - это взрослые-то люди! И оба просто сияют.
- Папа, ты у нас молодец!
А потом как-то сразу сникли, словно им меня жалко стало, что все мои мечты
о богатстве пошли прахом.
- Не расстраивайтесь, ребята, - говорю я им. - У меня же есть вы. Так чего
мне еще надо? Свою старость я хорошо обеспечил.
Тут я даже немного всплакнул - от радости.
Ну, о патенте, конечно, больше и речи не было. И аппарат ребята сразу
разобрали. Про это изобретение мы больше не говорим. Но когда выпадает
много снега, ребята мне улыбаются, а я улыбаюсь им в ответ. Потому что мне
все соседи завидуют: дорожки во дворе у меня всегда расчищены, а никто из
них ни разу не видел, чтобы я брался за лопату. Мы рассчитали, что после
обычного снегопада двух монет мало. А вот три будут в самый раз. Я
раскладываю монетки через равные промежутки и наловчился стрелять из
духового ружья почти без промаха. Какой толк от изобретения, если из него
нельзя извлечь пользы, ведь верно? Я человек практичный.
Перевела с английского И. ГУРОВА