Код произведения: 11122
Автор: Тургенев Иван Сергеевич
Наименование: Бирюк
Иван Сергеевич Тургенев
Бирюк
(Из цикла "Записки охотника")
---------------------------------------------------------------------
Книга: И.С.Тургенев. "Записки охотника"
Издательство "Народная асвета", Минск, 1977
OCR & SpellCheck: Zmiy ([email protected]), 25 декабря 2001
---------------------------------------------------------------------
Я ехал с охоты вечером один, на беговых дрожках. До дому еще было верст
восемь; моя добрая рысистая кобыла бодро бежала по пыльной дороге, изредка
похрапывая и шевеля ушами; усталая собака, словно привязанная, ни на шаг не
отставала от задних колес. Гроза надвигалась. Впереди огромная лиловая туча
медленно поднималась из-за леса; надо мною и мне навстречу неслись длинные
серые облака; ракиты тревожно шевелились и лепетали. Душный жар внезапно
сменился влажным холодом; тени быстро густели. Я ударил вожжой по лошади,
спустился в овраг, перебрался через сухой ручей, весь заросший лозинками,
поднялся в гору и въехал в лес. Дорога вилась передо мною между густыми
кустами орешника, уже залитыми мраком; я подвигался вперед с трудом. Дрожки
прыгали по твердым корням столетних дубов и лип, беспрестанно пересекавшим
глубокие продольные рытвины - следы тележных колес; лошадь моя начала
спотыкаться. Сильный ветер внезапно загудел в вышине, деревья забушевали,
крупные капли дождя резко застучали, зашлепали по листьям, сверкнула молния,
и гроза разразилась. Дождь полил ручьями. Я поехал шагом и скоро принужден
был остановиться: лошадь моя вязла, я не видел ни зги. Кое-как приютился я к
широкому кусту. Сгорбившись и закутавши лицо, ожидал я терпеливо конца
ненастья, как вдруг, при блеске молнии, на дороге почудилась мне высокая
фигура. Я стал пристально глядеть в ту сторону - та же фигура словно выросла
из земли подле моих дрожек.
- Кто это? - спросил звучный голос.
- А ты кто сам?
- Я здешний лесник.
Я назвал себя.
- А, знаю! Вы домой едете?
- Домой. Да видишь, какая гроза...
- Да, гроза, - отвечал голос.
Белая молния озарила лесника с головы до ног; трескучий и короткий удар
грома раздался тотчас вслед за нею. Дождик хлынул с удвоенной силой.
- Не скоро пройдет, - продолжал лесник.
- Что делать!
- Я вас, пожалуй, в свою избу проведу, - отрывисто проговорил он.
- Сделай одолжение.
- Извольте сидеть.
Он подошел к голове лошади, взял ее за узду и сдернул с места. Мы
тронулись. Я держался за подушку дрожек, которые колыхались, "как в море
челнок", и кликал собаку. Бедная моя кобыла тяжко шлепала ногами по грязи,
скользила, спотыкалась; лесник покачивался перед оглоблями направо и налево,
словно привиденье. Мы ехали довольно долго; наконец мой проводник
остановился: "Вот мы и дома, барин", - промолвил он спокойным голосом.
Калитка заскрыпела, несколько щенков дружно залаяло. Я поднял голову и при
свете молнии увидал небольшую избушку посреди обширного двора, обнесенного
плетнем. Из одного окошечка тускло светил огонек. Лесник довел лошадь до
крыльца и застучал в дверь. "Сичас, сичас!" - раздался тоненький голосок,
послышался топот босых ног, засов заскрыпел, и девочка лет двенадцати, в
рубашонке, подпоясанная покромкой, с фонарем в руке, показалась на пороге.
- Посвети барину, - сказал он ей, - а я ваши дрожки под навес поставлю.
Девочка глянула на меня и пошла в избу. Я отправился вслед за ней.
Изба лесника состояла из одной комнаты, закоптелой, низкой и пустой,
без полатей и перегородок. Изорванный тулуп висел на стене. На лавке лежало
одноствольное ружье, в углу валялась груда тряпок; два больших горшка стояли
возле печки. Лучина горела на столе, печально вспыхивая и погасая. На самой
середине избы висела люлька, привязанная к концу длинного шеста. Девочка
погасила фонарь, присела на крошечную скамейку и начала правой рукой качать
люльку, левой поправлять лучину. Я посмотрел кругом - сердце во мне заныло:
не весело войти ночью в мужицкую избу. Ребенок в люльке дышал тяжело и
скоро.
- Ты разве одна здесь? - спросил я девочку.
- Одна, - произнесла она едва внятно.
- Ты лесникова дочь?
- Лесникова, - прошептала она.
Дверь заскрыпела, и лесник шагнул, нагнув голову, через порог. Он
поднял фонарь с полу, подошел к столу и зажег светильню.
- Чай, не привыкли к лучине? - проговорил он и тряхнул кудрями.
Я посмотрел на него. Редко мне случалось видеть такого молодца. Он был
высокого роста, плечист и сложен на славу. Из-под мокрой замашной рубашки
выпукло выставлялись его могучие мышцы. Черная курчавая борода закрывала до
половины его суровое и мужественное лицо; из-под сросшихся широких бровей
смело глядели небольшие карие глаза. Он слегка уперся руками в бока и
остановился передо мною.
Я поблагодарил его и спросил его имя.
- Меня зовут Фомой, - отвечал он, - а по прозвищу Бирюк*.
______________
* Бирюком называется в Орловской губернии человек, одинокий и угрюмый.
(Прим. И.С.Тургенева.)
- А, ты Бирюк?
Я с удвоенным любопытством посмотрел на него. От моего Ермолая и от
других я часто слышал рассказы о леснике Бирюке, которого все окрестные
мужики боялись как огня. По их словам, не бывало еще на свете такого мастера
своего дела: "Вязанки хворосту не даст утащить; в какую бы ни было пору,
хоть в самую полночь, нагрянет, как снег на голову, и ты не думай
сопротивляться, - силен, дескать, и ловок как бес... И ничем его взять
нельзя: ни вином, ни деньгами; ни на какую приманку не идет. Уж не раз
добрые люди его сжить со свету собирались, да нет - не дается".
Вот как отзывались соседние мужики о Бирюке.
- Так ты Бирюк, - повторил я, - я, брат, слыхал про тебя. Говорят, ты
никому спуску не даешь.
- Должность свою справляю, - отвечал он угрюмо, - даром господский хлеб
есть не приходится.
Он достал из-за пояса топор, присел на пол и начал колоть лучину.
- Аль у тебя хозяйки нет? - спросил я его.
- Нет, - отвечая он и сильно махнул топором.
- Умерла, знать?
- Нет... да... умерла, - прибавил он и отвернулся.
Я замолчал; он поднял глаза и посмотрел на меня.
- С прохожим мещанином сбежала, - произнес он с жестокой улыбкой.
Девочка потупилась; ребенок проснулся и закричал; девочка подошла к люльке.
- На, дай ему, - проговорил Бирюк, сунув ей в руку запачканный рожок. - Вот
и его бросила, - продолжал он вполголоса, указывая на ребенка. Он подошел к
двери, остановился и обернулся.
- Вы, чай, барин, - начал он, - нашего хлеба есть не станете, а у меня
окромя хлеба...
- Я не голоден.
- Ну, как знаете. Самовар бы я вам поставил, да чаю у меня нету...
Пойду посмотрю, что ваша лошадь.
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся. Изба показалась
мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснял
мне дыхание. Девочка не трогалась с места и не поднимала глаз; изредка
поталкивала она люльку, робко наводила на плечо спускавшуюся рубашку; ее
голые ноги висели, не шевелясь.
- Как тебя зовут? - спросил я.
- Улитой, - проговорила она, еще более понурив свое печальное личико.
Лесник вошел и сел на лавку.
- Гроза проходит, - заметил он после небольшого молчанья, - коли
прикажете, я вас из лесу провожу.
Я встал. Бирюк взял ружье и осмотрел полку.
- Это зачем? - спросил я.
- А в лесу шалят... У Кобыльего Верху* дерево рубят, - прибавил он в
ответ на мой вопрошающий взор.
______________
* "Верхом" называется в Орловской губернии овраг. (Прим.
И.С.Тургенева.)
- Будто отсюда слышно?
- Со двора слышно.
Мы вышли вместе. Дождик перестал. В отдалении еще толпились тяжелые
громады туч, изредка вспыхивали длинные молнии; но над нашими головами уже
виднелось кое-где темно-синее небо, звездочки мерцали сквозь жидкие, быстро
летевшие облака. Очерки деревьев, обрызганных дождем и взволнованных ветром,
начинали выступать из мрака. Мы стали прислушиваться. Лесник снял шапку и
потупился. "Во... вот, - проговорил он вдруг и протянул руку, - вишь какую
ночку выбрал". Я ничего не слышал, кроме шума листьев. Бирюк вывел лошадь
из-под навеса. "А этак я, пожалуй, - прибавил он вслух, - и прозеваю его". -
"Я с тобой пойду... хочешь?" - "Ладно, - отвечал он и попятил лошадь назад,
- мы его духом поймаем, а там я вас провожу. Пойдемте".
Мы пошли: Бирюк впереди, я за ним. Бог его знает, как он узнавал
дорогу, но он останавливался только изредка, и то для того чтобы
прислушиваться к стуку топора. "Вишь, - бормотал он сквозь зубы, - слышите?
слышите?" - "Да где?" Бирюк пожимал плечами. Мы спустились в овраг, ветер
затих на мгновенье - мерные удары ясно достигли до моего слуха. Бирюк глянул
на меня и качнул головой. Мы пошли далее по мокрому папоротнику и крапиве.
Глухой и продолжительный гул раздался.
- Повалил... - пробормотал Бирюк.
Между тем небо продолжало расчищаться; в лесу чуть-чуть светлело. Мы
выбрались наконец из оврага. Подождите здесь", - шепнул мне лесник, нагнулся
и, подняв ружье кверху, исчез между кустами. Я стал прислушиваться с
напряжением. Сквозь постоянный шум ветра чудились мне невдалеке слабые
звуки: топор осторожно стучал по сучьям, колеса скрыпели, лошадь фыркала...
"Куда? стой!" - загремел вдруг железный голос Бирюка. Другой голос закричал
жалобно, по-заячьи... Началась борьба. "Вре-ешь, вре-ешь, - твердил,
задыхаясь, Бирюк, - не уйдешь..." Я бросился в направлении шума и прибежал,
спотыкаясь на каждом шагу, на место битвы. У срубленного дерева, на земле,
копошился лесник; он держал под собою вора и закручивал ему кушаком руки на
спину. Я подошел. Бирюк поднялся и поставил его на ноги. Я увидел мужика,
мокрого, в лохмотьях, с длинной растрепанной бородой. Дрянная лошаденка, до
половины закрытая угловатой рогожкой, стояла тут же вместе с тележным ходом.
Лесник не говорил ни слова; мужик тоже молчал и только головой потряхивал.
- Отпусти его, - шепнул я на ухо Бирюку, - я заплачу за дерево.
Бирюк молча взял лошадь за холку левой рукой; правой он держал вора за
пояс: "Ну, поворачивайся, ворона!" - промолвил он сурово. "Топорик-то вон
возьмите", - пробормотал мужик. "Зачем ему пропадать!" - сказал лесник и
поднял топор. Мы отправились. Я шел позади... Дождик начал опять накрапывать
и скоро полил ручьями. С трудом добрались мы до избы. Бирюк бросил пойманную
лошаденку посреди двора, ввел мужика в комнату, ослабил узел кушака и
посадил его в угол. Девочка, которая заснула было возле печки, вскочила и с
молчаливым испугом стала глядеть на нас. Я сел на лавку.
- Эк его, какой полил, - заметил лесник, - переждать придется. Не
хотите ли прилечь?
- Спасибо.
- Я бы его, для вашей милости, в чуланчик запер, - продолжал он,
указывая на мужика - да вишь, засов...
- Оставь его тут, не трогай, - перебил я Бирюка.
Мужик глянул на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово во что бы
то ни стало освободить бедняка. Он сидел неподвижно на лавке. При свете
фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие желтые
брови, беспокойные глаза, худые члены... Девочка улеглась на полу у самых
его ног и опять заснула. Бирюк сидел возле стола, опершись головою на руки.
Кузнечик кричал в углу... дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все
молчали.
- Фома Кузьмич, - заговорил вдруг мужик голосом глухим и разбитым, - а,
Фома Кузьмич.
- Чего тебе?
- Отпусти.
Бирюк не отвечал.
- Отпусти... с голодухи... отпусти.
- Знаю я вас, - угрюмо возразил лесник, - ваша вся слобода такая - вор
на воре.
- Отпусти, - твердил мужик, - приказчик... разорены, во как... отпусти!
- Разорены!.. Воровать никому не след.
- Отпусти, Фома Кузьмич... не погуби. Ваш-то, сам знаешь, заест, во
как.
Бирюк отвернулся. Мужика подергивало, словно лихорадка его колотила. Он
встряхивал головой и дышал неровно.
- Отпусти, - повторил он с унылым отчаяньем, - отпусти, ей-Богу,
отпусти! Я заплачу, во как, ей-Богу. Ей-Богу, с голодухи... детки, пищат,
сам знаешь. Круто, во как, приходится.
- А ты все-таки воровать не ходи.
- Лошаденку, - продолжал мужик, - лошаденку-то, хоть ее-то... один
живот и есть... отпусти!
- Говорят, нельзя. Я тоже человек подневольный: с меня взыщут. Вас
баловать тоже не приходится.
- Отпусти! Нужда, Фома Кузьмич, нужда, как есть того... отпусти!
- Знаю я вас!
- Да отпусти!
- Э, да что с тобой толковать; сиди смирно, а то у меня, знаешь? Не
видишь, что ли, барина?
Бедняк потупился... Бирюк зевнул и положил голову на стол. Дождик все
не переставал. Я ждал, что будет.
Мужик внезапно выпрямился. Глаза у него загорелись, и на лице выступила
краска. "Ну на, ешь, на, подавись, на, - начал он, прищурив глаза и опустив
углы губ, - на, душегубец окаянный: пей христианскую кровь, пей..."
Лесник обернулся.
- Тебе говорю, тебе, азиат, кровопийца, тебе!
- Пьян ты, что ли, что ругаться вздумал? - заговорил с изумлением
лесник. - С ума сошел, что ли?
- Пьян!.. не на твои ли деньги, душегубец окаянный, зверь, зверь,
зверь!
- Ах ты... да я тебя!..
- А мне что? Все едино - пропадать; куда я без лошади пойду? Пришиби -
один конец; что с голоду, что так - все едино. Пропадай всё: жена, дети -
околевай всё... А до тебя, погоди, доберемся!
Бирюк приподнялся.
- Бей, бей, - подхватил мужик свирепым голосом, - бей, на, на, бей...
(Девочка торопливо вскочила с полу и уставилась на него.) Бей! бей!
- Молчать! - загремел лесник и шагнул два раза.
- Полно, полно, Фома, - закричали, - оставь его... Бог с ним.
- Не стану я молчать, - продолжал несчастный. - Все едино -
околевать-то. Душегубец ты, зверь, погибели на тебя нету... Да постой,
недолго тебе царствовать! затянут тебе глотку, постой!
Бирюк схватил его за плечо... Я бросился на помощь мужику...
- Не троньте, барин! - крикнул на меня лесник.
Я бы не побоялся его угрозы и уже протянул было руку; но, к крайнему
моему изумлению, он одним поворотом сдернул с локтей мужика кушак, схватил
его за шиворот, нахлобучил ему шапку на глаза, растворил дверь и вытолкнул
его вон.
- Убирайся к черту с своей лошадью, - закричал он ему вслед, - да
смотри, в другой раз у меня!..
Он вернулся в избу и стал копаться в углу.
- Ну, Бирюк, - промолвил я наконец, - удивил ты меня: ты, я вижу,
славный малый.
- Э, полноте, барин, - перебил он меня с досадой, - не извольте только
сказывать. Да уж я лучше вас провожу, - прибавил он, - знать, дождика-то вам
не переждать...
На дворе застучали колеса мужицкой телеги.
- Вишь, поплелся! - пробормотал он, - да я его!..
Через полчаса он простился со мной на опушке леса.