Текст получен из библиотеки 2Lib.ru
Код произведения: 12392
Автор: Шарп Том
Наименование: Уилт Непредсказуемый
Том Шарп.
Уилт Непредсказуемый
Перевод В.Гусев, А.Гладков
Изд. "Вагриус", 1995
OCR: Дерябкин А.
1
В Гуманитехе проходила семидневка набора слушателей. В кабинете No 467
за столом сидел Уилт. Уставившись в честное женское лицо напротив себя, он
пытался состроить участливую мину.
- Есть свободное местечко на курсах быстрочтения. Занятия по
понедельникам вечером, - сказал он. - Надо только заполнить ту анкету...
Уилт неопределенно махнул в сторону окна. Однако покупать кота в мешке
дамочка не собиралась.
- Не могли бы вы рассказать об этих курсах побольше? Они ведь мне
помогут, правда?
- Помогут? - Уилт явно не разделял ее страсть к самосовершенствованию.
- Смотря что вы подразумеваете под словом "помощь".
- Понимаете, я очень медленно читаю. А потом, в конце книги я уже не
помню, что там было вначале, - стала объяснять женщина - чуть что, муж
говорит, я недоучка.
Она грустно улыбнулась, видимо, намекая, что только он, Уилт, может
спасти их супружеское счастье, если убедит ее по понедельникам торчать в
Гуманитехе, а в остальное время глотать одну книжку за другой. Уилт
усомнился, что это поможет, и решил спихнуть бремя ответственности на
кого-нибудь другого.
- Может, вам лучше пойти на курсы ценителей печатного слова? -
посоветовал он.
- Ходила в прошлом году. Мистер Фогерти - просто чудо. Он считает, что
я личность одаренная.
Уилт едва не сказал, что тот имел в виду скорее ее внешние данные, чем
литературные способности. Хотя что такого он нашел в этой бабенке с
благостной физиономией? Наконец Уилт сдался и монотонно начал:
- Курсы быстрочтения преследуют цель совершенствования ваших
читательских способностей в плане скорости чтения и запоминания
прочитанного. Вы приобретете умение успешнее концентрировать свое внимание
по мере ускорения темпа чтения...
Уилт распинался целых пять минут. Будущих быстрочитателей он
обрабатывал уже четвертый год и выучил речь наизусть. Женщина расцветала
прямо на глазах. Она слышала именно то, что хотела, - наставление на
истинный путь вечернего самоусовершенствования. Когда Уилт наконец закончил,
она уже заполнила анкету и преобразилась, заново обретя смысл жизни.
Чего нельзя было сказать об Уилте. Он еще два часа провел в кабинете,
слушая точно такие же разговоры за соседними столами, не уставая удивляться
Билу Пашендейлу. Уже лет двадцать старый черт преподает свое "Введение в
фенлендскую субкультуру". Другому б давно осточертело, а ему хоть бы хны.
Прямо-таки излучает энтузиазм. Уилт поежился и принял на курсы быстрочтения
еще шестерых. Проделал он это с равнодушнейшим видом, втайне надеясь
отвадить от курсов всех, кроме ярых фанатиков. Уилт, на правах заведующего
кафедрой гуманитарных основ, отвертелся от вечерних занятий и теперь с
головой погрузился в составление расписаний и работу многочисленных комиссий
и педсоветов. Часто, просиживая штаны на очередном заседании кафедры, он
гадал, кого из его коллег быстрее настигнет нервный стресс. Лишь изредка
Уилт читал лекции студентам, да и то иностранцам. Тут ему удружил Мэйфилд.
Почти все кафедры и факультеты Гуманитеха страдали от нехватки денег, а
студенты-иностранцы платили за себя сами. Благодаря Мэйфилду, председателю
совета перспективного развития, в Гуманитехе образовалось настоящее
арабо-шведо-греко-южноамериканское государство. Было даже несколько японцев.
Заморские гости кочевали из аудитории в аудиторию в тщетном стремлении
постичь богатство английского языка вкупе с культурой и обычаями Англии, вся
эта мешанина лекций и семинаров называлась "Курс английского языка для
иностранцев". Сюда входил "Быт типичной английской семьи" - еженедельный
семинар, проводимый Уилтом, благодаря которому он мог сколько угодно
распространяться о своей собственной семье. Ева, несомненно, пришла бы в
бешенство, услышав некоторые из его откровений, но она ничего не знала, а
Уилт пользовался тем, что студенты просто не понимают, о чем он говорит.
Нередко Уилт озадачивал даже близких друзей, настолько велика была разница
между самим Уилтом к тем, что творилось у него дома. Но в обществе
восьмидесяти иностранцев Уилт чувствовал себя намного уверенней. Чувствовал,
и все тут. "Все-таки жизнь смешная штука", - подумал Уилт в 467-м кабинете.
Сейчас по всему Гуманитеху, по всем кабинетам, кафедрам сидят за
столами преподаватели, туда-сюда снуют абитуриенты, задают вопросы, получают
исчерпывающие ответы и уходят, оставляя заполненные анкеты. А это значит,
что, по крайней мере, в течение года можно за свою работу не опасаться.
Правда, Уилт никогда этого и не боялся. На кафедре гуманитарных основ
студентов всегда хватало. Благо закон об образовании предписывал
технарям-вечерникам хотя бы раз в неделю посещать семинары по гумосновам.
Так что хочешь не хочешь - ходи. За будущее Уилт не беспокоился и мог бы
считать себя счастливым человеком, если бы не было так скучно жить. А тут
еще Ева.
Именно сейчас, став матерью четырех девочек-близняшек, она решительно
раздвинула круг своих увлечений - и до этого не узкий. Ни дня не проходило
без чего-то новенького; на смену Нетрадиционной медицине, приходило
Экологическое садоводство, чтобы завтра уступить место Экзотической
кулинарии, за которой, в свою очередь, следовали Альтернативные религии.
Приходя домой после не отличающегося особым разнообразием рабочего дня, Уилт
никогда не знал, что его ждет. Лишь одно Уилт знал наверняка: неизменным в
этом доме был и будет невообразимый шум, который издают четыре близняшки.
Все в мамочку. Ева что-нибудь придумает, девчонки все встречают на "ура" и
еще сильнее ее раззадоривают. Чтобы не появляться дома, пока близняшки не
улягутся спать, Уилт пристрастился ходить пешком в Гуманитех и обратно, по
первой же просьбе предоставляя машину жене. Вдобавок ко всему Ева
унаследовала кое-какие деньжата своей тетушки, а Уилту вдвое повысили
зарплату. Пришлось продать дом на Парквью-авеню и купить домище на
Веллингтон-роуд, да в придачу к нему немеряный сад - так был сделан шаг
вверх по социальной лестнице. По мнению Уилта, их жизнь лучше не стала, и
порой он даже с грустью вспоминал времена, когда Еву еще волновало, "что
соседи подумают". Это хоть как-то сдерживало ее азарт. Теперь же ей было на
всех наплевать: еще бы, теперь она - мать семейства и хозяйка целого
особняка.
Размышляя таким образом, Уилт дождался конца рабочего дня, отнес список
записавшихся в канцелярию и неторопливо пошел по коридору административного
корпуса к лестнице. Он уже спускался, когда его догнал Питер Брэйнтри.
- Представляешь! Только что записал на курсы навигаторского мастерства
пятнадцать сухопутных крыс. Начнем учебный год под звуки фанфар.
- Будут тебе завтра фанфары у Мэйфилда, на коллегии Гуманитеха, -
усмехнулся Уилт. - А у меня день пропал даром. До самого вечера отбивался
от назойливых девиц и прыщавых молодцев, и все напрасно - желают быстро
читать. Ну прочитают они за пятнадцать минут "Потерянный рай" Мильтона? Что
толку-то. Лучше уж просто открыть курсы "Любой кроссворд - в мгновение
ока!". Тоже проку мало, зато хоть умными себя почувствуют.
Уилт и Брэйнтри спустились в вестибюль, где мисс Пэнсэк все еще
вербовала новичков в секцию начинающего бадминтониста.
- Может, по пивку вдарим? - предложил Брэйнтри. Уилт согласился. Что
угодно, лишь бы домой не идти.
По обочинам Поуст-роуд, возле Гуманитеха, впритык стояли десятки
автомобилей - от желающих самосовершенствоваться не было отбоя.
- Ну, как погулял во Франции? - спросил Брэйнтри.
- Так, как можно погулять только с Евой и четверкой спиногрызов.
Сначала нас вежливо попросили из палаточного лагеря, когда Саманта подрезала
растяжки у двух соседних палаток. И все бы ничего, но в одной из них сидела
какая-то астматичка. Это было на Луаре. А в Вандее мы разбили палатку рядом
с немцем, контуженным на русском фронте. Так он каждую ночь вопил: "Ложись!
Бомбят!!!" Естественно, все просыпались. Не знаю как ты, а я в гробу такой
отдых видал... От немца мы, понятно, сами смотались.
- А я думал, вы плавали по Дордони. Бетти говорила, что Ева прочитала
книжку про реки Франции, и там так здорово...
- В книжке, может быть, и здорово, но только не на реке, - перебил его
Уилт, - по крайней мере, не на той, где я поплавал. Евочке непременно
захотелось поставить палатку у ручья. Как стемнело, начался ливень, и ручей
стал речкой. Все промокло, палатка тоже. А она ведь мокрая весит черт-те
сколько. Течение бешеное, на берегу колючие кусты, фиг вылезешь.
- И я, в двенадцать ночи, мокрый до нитки, как дурак с этой палаткой...
- Уилт обессилено замолчал. Тяжкие воспоминания доконали его.
- А дождь все лил и лил, - сочувственно закончил Брэйнтри, - зато
хоть опыта поднабрались, да?
- Уж поднабрались так поднабрались, - Уилт покачал головой, - аж пять
дней набирались, на шестой сняли номер в гостинице.
- Вот это лучше всего! Тут тебе и вкусно поесть, и мягко поспать...
- Тебе - может быть. А у меня не вышло. Саманта сподобилась нагадить в
биде. Часа в два ночи чую - воняет... Все, давай о чем-нибудь другом!
Они зашли в пивную "Свин в мешке" и заказали по кружке пива.
- А как же, все мужики эгоисты, - говорила Мэвис Моттрэм, сидя на
кухне у Евы. - Вот мой Патрик. Редко ведь придет домой раньше восьми. Зато
отговорка у него всегда готова: в университете, мол, задержался. Как же, в
университете! Небось у студентки зачет в постели принимал. Да я не против,
ради Бога. Я ему так и сказала вчера: "Бегаешь за другими бабами - дело
твое! Но знай: я не буду смотреть на твои штучки сложа руки! Каждый делает
что хочет!"
- А он что? - Утюг с отпаривателем зашипел, и Ева принялась гладить
платьица близняшек.
- Сморозил какую-то глупость типа "Моя штучка любит, когда руками".
Мужичье наглое! С ними без толку разговаривать!
- А мне иногда хочется, чтоб Генри был чуть-чуть понаглее... поживее,
что ли. Он и раньше спал на ходу, а теперь пока доковыляет с работы, так
вообще будто тряпочный. Оно и понятно, километров десять идти.
- Ой ли... В тихом омуте...
- Что ты! Какой там омут! Как девочки родились, он стал серьезнее.
- А ты спросила себя, с чего это вдруг?
- Не то, что ты думаешь... Просто он очень заботливый. Просыпается в
семь утра, приносит чай в постель, а вечером всегда готовит мне витаминный
молочный напиток.
- Вот если б мой Патрик такое отмочил, я бы сразу почуяла неладное.
Неспроста все это.
- Спроста-неспроста, а Генри ведет себя как обычно. Он очень добрый.
Вот только иногда за себя постоять не может. Говорит, мол, пятеро женщин в
семье. Совсем его затыркали.
- А будет шестеро, если ты пустишь в дом квартирантку.
- Ну, не совсем квартирантку. Ирмгард будет просто жить у нас в
мансарде, а в свободное время обещает помогать по дому.
- Помогать будет? Тебе надо с семьей Кроттки поговорить. Они к себе
финку взяли. Так она до обеда дрыхла и жрала за пятерых. В общем, чуть их по
миру не пустила.
- Финны - они такие, - согласилась Ева, - а Ирмгард - немка. Я с
ней познакомилась во время одной из акций протеста. Тогда еще собрали почти
сто двадцать фунтов в пользу угнетенных тупамарос*.
- А я думала, в Аргентине больше нет никаких тупамарос. Их вроде всех
поубивали.
- Кое-кто успел удрать. Как бы там ни было, я сказала мисс Мюллер, что
мы сдаем мансарду. Ну, она очень просила сдать именно ей. Готовить себе еду,
и всякое такое прочее она будет сама.
- Ты выяснила, что значит "всякое такое прочее"?
- Ну, она собирается учиться, обожает гимнастику...
- Ну, а Генри что думает? - добралась Мэвис до самого главного.
- Я еще ничего не говорила. Ты же знаешь, он терпеть не может в доме
посторонних. Главное, пусть не мозолит ему глаза и вечерами сидит у себя...
Участники кровавого мятежа 1780-1783 гг. под предводительством одного
из вождей южноамериканских индейцев Тупак Амару II (Хосе Габриель
Кондорканки) против испанских конкистадоров. (Здесь и далее примеч. пер.)
- Дорогуша, - в голосе Мэвис прозвучала искренняя озабоченность, -
меня это, конечно, не касается, но, по-моему, ты несколько искушаешь судьбу.
- Но почему? Смотри, как здорово! Она без нас и за детьми присмотрит, и
прибраться поможет - дом-то огромный, да и мансарда пустует.
- Теперь пустовать не будет. Представь: по дому шляются всякие типы,
орет магнитофон. А он у нее наверняка есть, вот увидишь!
- Ну и пусть, нам не помешает. Я тут заказала ковровые покрытия. Вообще
никаких звуков не пропускают. Лично проверяла.
- Ну, если бы она жила у нас, я была бы не прочь послушать, о чем они с
Патриком шепчутся.
- Ты вроде сказала, Патрик может делать что угодно.
- Да, но не при мне же. Пожалуйста, пусть развлекается на стороне, а
дома... Пусть попробует только, Казанова несчастный! Я ему устрою!
- Генри совсем другой. Пожалуй, он ее даже не заметит, - в голосе Евы
зазвучала гордость за мужа, - я ей сказала, что Генри очень спокойный и
домашний, а тишина и уют - это то, что ей нужно.
"Бедная мисс Мюллер, - думала Мэвис, допивая кофе, - найдешь ты здесь
тишину и уют... Ева с детками такие концерты закатывают!
Мэвис собралась уходить.
- Все-таки присматривай за Генри, - посоветовала она. - Может, он и
не такой, как Патрик, но все равно. Мужикам доверяй, но проверяй. А насчет
иностранцев скажу так: они сюда не только учиться приезжают.
Мэвис села в машину и поехала домой. И откуда у нее такая дурацкая
доверчивость, удивлялась она по дороге.
Вообще-то Уилты всегда были не от мира сего. Однако, с тех пор как они
поселились на Веллингтон-роуд, Ева стала меньше прислушиваться к Мэвис.
Прошли те времена, когда Ева занималась под ее руководством аранжировкой
цветов, и теперь Мэвис явно ревновала. С другой стороны, Уилты живут на
Веллингтон-роуд, место весьма престижное в Ипфорде, а значит, дружить с ними
- дело полезное.
На повороте к Регал-Гарденс Мэвис осветила фарами Уилта и окликнула
его. Уилт задумчиво прошагал мимо.
В голове у Уилта, как всегда, роились мрачные и туманные мысли. Он сам
не знал почему, и от этого мысли мрачнели и затуманивались еще больше. Игра
воображения вызывала неистовый вихрь удивительно странных образов. Состояние
Уилта можно было объяснить лишь отчасти. Его не радовали работа, жена -
динамо-машина; не нравился тот дух, что царил на Веллингтон-роуд. Здесь
каждый второй - большая научная шишка. И зарабатывает побольше его. Уже
достаточно для того, чтобы быть недовольным. Но главное, его не отпускала
мысль, что сама жизнь не имеет никакого смысла. "Что такое я по сравнению с
бесконечной Вселенной с ее великим хаосом, который наверняка имеет какой-то
сокровенный смысл... Но мне не дано постичь его во веки веков". А еще Уилт
думал, почему материальный прогресс столь опустошителен для человеческой
души, и, как всегда, не нашел ответа. Зато пришел к выводу, что пиво натощак
пить не следует. Одно утешало: в последнее время Ева ударилась в
Экологическое садоводство, а значит, можно ожидать что-нибудь приличное на
ужин. Да и девчонки уже, наверное, спать легли. Только бы эти паршивки не
проснулись ночью. С содроганием Уилт вспоминал то время, когда близняшки
сосали материнскую грудь. Тогда редкая ночь проходила спокойно. Зато теперь
все позади, и его сон никто не тревожит. Правда, иногда Саманта гуляет во
сне по комнате, а Пенелопа мочится в постель, но это мелочи.
Когда Уилт миновал аллею на Веллингтонроуд и приближался к дому, то
почуял аромат рагу с овощами и... заметно повеселел.
2
На следующее утро настроение у него было довольно мрачное. "И как я
сразу не догадался, что она это рагу неспроста приготовила. Хотела меня
задобрить, а уж потом огорошить, - бормотал он, направляясь в Гуманитех. -
Сдать комнату неизвестно кому, это же надо додуматься!" Этого Уилт боялся с
тех пор, как они купили дом. До поры до времени Еве было некогда. Сначала
она возилась с садом, потом искала целебные травы. Затем опробовала
новомодные методы воспитания детей, перекраивала на новый лад кухню и
переклеивала обои. Уилт было подумал, что про мансарду она забыла. Ан нет!
Втихаря нашла квартирантку и молчок! Ну, надо же, черт возьми! Клюнул на это
рагу, как карась на мотыля. Ева, когда захочет, здорово готовит. Уилт уже
приканчивал вторую порцию рагу и бутылку своего лучшего бургундского, когда
на него обрушились новости. Поначалу он даже не понял, о чем речь.
- Чего-чего? - тупо переспросил он. - Сдала мансарду одной немке,
повторила Ева. - За пятнадцать фунтов в неделю. Тишину и порядок
гарантирует. Ты ее даже не заметишь.
- Держи карман шире! Заведет себе кучу любовников, они будут шнырять
здесь по ночам, весь дом провоняет жареными сардельками. Немцы только их и
едят.
- Ничего не провоняет. У нее на кухне отличная вытяжка. А мальчиков
пусть приводит, если они будут примерно вести себя.
- Отлично! Покажи мне хоть одного примерного "мальчика", и я тебе
приведу верблюда с четырьмя горбами.
- Это не верблюд, а дромедар называется. - Ева применила свою
излюбленную тактику запудривания мозгов, от чего у Уилта обычно ехала крыша
и он начинал отчаянно спорить. Но сейчас фокус не удался.
- Правильно, дромедар, - подхватил Уилт. - С двумя ногами! Значит,
по-твоему, я буду спокойно лежать и слушать, как прямо над головой мандрадер
усатый по койке скачет?
- Не мандрадер, а дромедар, - поправила его Ева, - вечно ты все
путаешь.
- Ну и хрен с ним! - прорычал Уилт. - Я знал, что так будет, еще
когда твоя преподобная тетка преставилась и оставила наследство, а ты купила
этот постоялый двор. Знал я, знал, что ночлежку здесь откроют!
- И совсем не ночлежку! И вообще Мэвис говорит, что раньше семьи были
крупные, а невзгоды мелкие.
- Мэвис ли не знать! Ее Патрик только и делал, что приумножал чужие
семьи.
- А Мэвис предупредила, что больше его выходки не потерпит.
- А я предупреждаю тебя, - сказал Уилт, - Малейший скрип кровати,
звон рюмки, гитарный аккорд или смешок на лестнице, я сюда таких
квартирантов наведу, что твоя мисс Шикельгрубер отсюда пулей вылетит!
- Не Шикельгрубер, а Мюллер. Ирмгард Мюллер.
- Постой, а обергруппенфюрер Мюллер - не дед ли ей? Тот самый, из
гестапо...
- Ты просто завидуешь, - заявила Ева. - Если б тебя нормально
воспитывали и не драли уши, чтоб в замочную скважину не подглядывал, ты бы
сейчас не относился так болезненно к тому, чем занимаются нормальные люди.
Уилт свирепо уставился на Еву. Всякий раз, чтобы обломать Уилта, она
напирала на его сексуальную неполноценность. После чего Уилт обычно
капитулировал и отправлялся спать. Обсуждать свою неполноценность он не
стал, так как пришлось бы на деле доказывать Еве обратное. А после такого
рагу Уилту уже ничего не хотелось.
Ничего ему не хотелось и на следующее утро, когда он пришел в
Гуманитех. Перед уходом в детский сад близняшки не поделили платье, а
"Тайме" снова напечатала очередное ходатайство лорда Лонгфорда об
освобождении из тюрьмы Майры Хиндли, женщины-убийцы. Она якобы
перевоспиталась, стала доброй христианкой и вообще добропорядочной
личностью.
"Тогда пусть сидит, где сидела, и перевоспитывает остальных!" -
пробормотал Уилт в сердцах.
Другие новости тоже не давали повода для веселья. Инфляция опять
поползла вверх, а английский фунт свалился вниз. Из Северного моря через
пять лет выкачают весь газ. В общем, в мире, как всегда, бардак. А тут сиди
и подыхай от скуки, пока этот Мэйфилд расхваливает курсы английского языка
для иностранцев. Потом явятся коллеги и будут ныть, что их не устраивает
составленное Уилтом расписание занятий. Самое противное в его новой
должности было то, что приходилось торчать на работе остаток лета и
придумывать, как преподаватели смогут находить свои группы в указанный час.
Когда Уилт наконец придумал, оказалось, что он обделил заведующего кафедрой
изящных искусств. Тот хотел читать лекции о сущности бытия только в 607й
аудитории, а Уилт разместил там третью группу мясников. Вдобавок он не знал,
как поступить с миссис Файф. Она его еще в прошлом году достала. Не может,
видите ли, читать свои лекции на кафедре мехтехники по вторникам в 14.00,
потому что ее муж... Короче, пришлось менять расписание. В такие минуты Уилт
мечтал снова стать преподавателем и объяснять "Повелителя мух" газовщикам.
Хотя, чего жаловаться? На нынешнем месте зарплата приличная. А деньги всегда
нужны, особенно если живешь на Веллингтон-роуд. Составив один раз
расписание, потом весь год можно было провести, погрузившись в мечты в своем
кабинете.
На факультетских заседаниях он впадал в какое-то оцепенение, хотя в
присутствии Мэйфилда, ухо надо было держать востро - того и гляди узнаешь,
очнувшись, что на тебя повесили лишние лекции. А доктор Борд? Тот начала
учебного года без скандала вообще не мыслил.
Так получилось и в этот раз. Доктор Мэйфилд открыл заседание
гуманитеховского руководства и начал:
- Учебная программа должна быть строго ориентирована на обучаемого,
причем особое внимание следует уделить развитию социально-экономического
мышления.
Вот тут-то и вмешался доктор Борд.
- Ерунда! На моей кафедре учат наших английских студентов говорить
по-немецки, французски, испански и итальянски. Мы не должны рассказывать
всяким там иностранцам, откуда взялись их языки. Позволю себе также
заметить, что насчет социально-экономического мышления
Роман английского писателя У. Голдинга.
доктор Мэйфилд не прав. Если позволите, приведу в качестве примера
своих прошлогодних арабов. Экономическое мышление у них - позавидовать
можно. Цену своей нефти знают. А в социальном смысле - дикари. Три года я
безуспешно пытался их убедить, что неверную жену не следует забивать
камнями.
- Перебивая докладчика, доктор Борд, мы сами себя задерживаем, -
заметил проректор, - продолжайте, пожалуйста, доктор Мэйфилд...
И доктор Мэйфилд продолжил. Он говорил целый час, пока не был прерван
деканом техфака.
- Тут кое-кого из моих преподавателей назначили читать лекции о
достижениях британской технической мысли в XIX веке. Прошу прощения, доктор
Мэйфилд, господа, но у меня на факультете работают инженеры, а не историки.
Зачем заставлять их делать то, о чем они не имеют ни малейшего
представления?
- Вот именно! - подхватил доктор Борд.
- А еще хотелось бы узнать, почему столько внимания уделяется
иностранным студентам. А наши чем хуже?
- Пожалуй, на этот вопрос отвечу я, - вмешался проректор. - Местные
власти урезали ассигнования нашему колледжу, и теперь мы самостоятельно
финансируем некоторые бесплатные курсы и оплачиваем труд наших
преподавателей. Естественно, для этого нужны деньги. За обучение иностранцы
платят неплохо, вот и приходится набирать их побольше. Тут у меня финансовый
отчет за прошлый год. Хотите знать, какие у нас доходы?
Изучать финансовый отчет желающих не нашлось. Умолк даже доктор Борд.
- При нынешнем состоянии британской экономики, - продолжал проректор,
- большинство наших преподавателей сохраняют работу лишь благодаря
иностранцам. И вообще пора уже подумать о том, чтобы открыть для них
аспирантуру. Я думаю, статус университета нам не помешает. Выиграют все,
надеюсь, вы согласны? - проректор обвел взглядом присутствующих.
Возражений не было.
- Раз так, доктору Мэйфилду осталось только распределить по кафедрам
дополнительные курсы лекций, и в добрый час!
Доктор Мэйфилд раздал всем ксерокопии новых учебных планов. Уилт изучил
свой и обнаружил, что ему подсунули "Развитие либеральных и
социально-прогрессивных взглядов в английском обществе с 1688 по 1978 год".
Он собрался было возмутиться, но его опередил завкафедрой зоологии.
- Тут написано: "Животноводство и земледелие. Селекционное разведение
свиней и домашней птицы". Я что, это читать должен? Между прочим, этот курс
имеет важное значение для экологии...
- И весьма "ориентирован на обучаемого", - хихикнул доктор Борд. - Я
вам лучше могу предложить: "Роль постоянно действующих переменных в
свиноводстве". Или вот еще неплохо: "Введение в основы процессов
компостообразования".
- Только не это! - ужаснулся Уилт, услышав слово "компост".
Доктор Борд сразу заинтересовался.
- Жена никак не успокоится? - сочувственно осведомился он.
- Точно! Она в последнее время...
- Господа, может, сначала дадите мне высказаться, а потом Уилт
расскажет нам о своих матримониальных проблемах, - вмешался завкафедрой
зоологии. - Поймите наконец, не могу я читать лекции по животноводству. Я
зоолог, а не скотник. Я в этом ни бельмеса!
- Надо смотреть шире, - возразил доктор Борд. - Если мы должны стать
университетом, в чем я лично сильно сомневаюсь, давайте помнить: интересы
Гуманитеха превыше всего!
- Борд, сначала загляните в свою бумажку, - ехидно посоветовал зоолог,
- видите:
"Сперманентное влияние..."
- Машинистка ошиблась, - вмешался доктор Мэйфилд. - Следует читать:
"Перманентное влияние семантического фактора на современные социологические
учения". В списке обязательной литературы вы найдете труды Витгенштейна,
Хомского и Уилкеса.
- Смотрите шире, Борд. Это же ваши слова, - напомнил завкафедрой
зоологии. - Не хотите? Вот и я не хочу объяснять мусульманской аудитории,
зачем разводить свиней в Персидском заливе. Я сам не знаю зачем!
- Господа, как я понимаю, в одном или двух случаях вас не устраивают
наименования лекционных курсов. Не вижу проблемы, то, что не нравится,
подчеркните...
- А лучше вообще вычеркните, - вставил доктор Борд.
Проректор пропустил это мимо ушей.
- Главное, чтобы, сохраняя общий объем лекционного материала, подавать
его на уровне, доступном индивидуальному восприятию обучаемых.
- Про свиней все равно не буду, - уперся зоолог.
- И не надо. Рассказывайте что-нибудь простенькое из жизни растений, -
предложил проректор.
- Господи, а я? Тоже должен рассказывать что-нибудь простенькое из
жизни Витгенштейна? Год назад был у меня один тип из Ирака, он имени своего
написать-то не мог. Ну куда такому про Витгенштейна? - развел руками доктор
Борд.
- Надо бы еще кое-что обсудить, - робко заметил преподаватель
английской кафедры. - Боюсь, будет проблема общения с японцами, а их у нас
восемнадцать человек, со студентом с Тибета.
- Вот именно! - подхватил доктор Мэйфилд. - Языковой барьер. А
знаете, было бы недурно провести с ними беседу по теме "Межъязыковая
коммуникация". Это, кстати, должно понравиться Национальному совету по
наградам за успехи в науке.
- Да плевать на этот ваш совет! Я уже устал повторять: этот совет -
выгребная яма британской науки, - не унимался Борд.
- Спасибо, Борд, мы уже слышали ваше мнение, - перебил проректор. - А
теперь вернемся к нашим японцам и юноше с далекого Тибета. Он ведь с Тибета,
правильно?
- Вроде с Тибета, - осторожно ответил преподаватель английского. -
Главное, не поймешь, что он говорит-то. Он по-английски, как я по-тибетски.
И по-японски тоже.
Проректор испытующе оглядел присутствующих.
- Вероятно, тут вряд ли кто говорит на этом экзотическом языке?
- Я говорю, - признался завкафедрой изящных искусств. - Только не
буду. Четыре года я проторчал у этих чертей в концлагере. Не хватало мне
теперь еще с ними разговаривать. У меня с тех пор желудок ни к черту не
годится!
- Может, возьмете тогда шефство над китайцами? И тибетца к вам запишем.
Тибет же принадлежит Китаю. Сюда же пойдут четыре студентки из Гонконга.
- Тут-то мы и объявим набор на краткосрочные курсы повышения
квалификации, - ляпнул доктор Борд, спровоцировав интенсивный обмен
любезностями, затянувшийся до самого обеда.
Вернувшись к себе в кабинет, Уилт узнал, что миссис Файф опять не может
заниматься с мехтехниками по вторникам в два, поскольку ее муж... Пошел
новый учебный год, пошел, мать его! Он знал, что так оно все и будет!
Следующие четыре дня прошли в том же духе. Уилт сходил еще на одно
межфакультетское совещание, провел семинар с подшефными учителями на тему "О
пользе изучения гуманитарных основ" (по его мнению, слово "польза" здесь
было вряд ли уместно), сам послушал лекцию "Опознание анашовой
растительности и пристрастии к героину". Прочитал ее какой-то сержант из
отдела по борьбе с наркоманией.
Наконец удалось все-таки угодить миссис Файф. Теперь она учила
мехтехников по понедельникам с 10.00 в 29й аудитории. Там же занималась и
вторая группа булочников. Все эти дни Уилт ходил мрачнее тучи: из головы не
выходила Ева и ее проклятая квартирантка.
Пока Уилт боролся со сном в Гуманитехе, Ева настойчиво осуществляла
свои планы. Мисс Мюллер приехала через два дня и поселилась в мансарде. Да
так тихо и незаметно, что Уилт еще целых два дня ни о чем не догадывался,
пока не заметил, что молочник принес не восемь бутылок, как обычно, а
девять. Однако он не подал вида, а решил дождаться удобного случая и нанести
удар по оккупантке. Но мисс Мюллер вела себя так, как и обещала Еве. Не
шумела, домой возвращалась незаметно, пока Уилт был еще в Гуманитехе, а
утром уходила только после него. На исходе второй недели Уилт уже было
подумал, что худшие его опасения не оправдались. Проблема с квартиранткой
вскоре отошла на второй план. Начался новый семестр, его ждали иностранные
группы, а ему еще предстояло придумать лекции, которые достойно прозвучали
бы в стенах "мэйфилдовской империи", как именовал Гуманитех доктор Борд.
"Ну, что, черт возьми, можно сказать про "развитие
социально-прогрессивных взглядов в английском обществе, начиная с 1688
года". Далеко мы ушли за это время, нечего сказать!" Он вспомнил группу
газопроводчиков. Окончили Гуманитех, а как гоняли педиков, так и гоняют.
3
Хотя опасения Уилта и были преждевременны, опасался он все-таки не зря.
Как-то субботним вечером Уилт сидел в глубине сада. Эту беседку построили по
заказу Евы. Здесь она пыталась играть в развивающие игры с "малютками". "Что
за дурацкое слово", - подумал Уилт. Именно здесь и произошло первое
столкновение. Или, если точнее, откровение.
Беседка стояла в укромном местечке сада, окруженная старыми ветвистыми
яблонями. Густые заросли плюща и вьющейся розы надежно скрывали ее от
постороннего взора. Здесь Уилт скрывался от Евы, здесь он смаковал домашнее
пиво. По стенам висели сухие пучки лекарственных растений. Это увлечение.
Уилт не одобрял. Но пусть лучше висят на стенке, чем плавают в мерзких
отварах, коими Ева иногда пытается поить его. Эти метелки, кроме всего
прочего, успешно отгоняли мух, летевших от компостной кучи. Солнце палило
немилосердно, а он сидел в своем убежище в полном умиротворении.
Чем меньше оставалось пива, тем чудеснее казался ему окружающий мир.
Пиво удалось, нечего сказать. Сусло он готовил в пластмассовом ведерке для
мусора. А потом, разливая готовое пиво по бутылкам, Уилт иногда добавлял
водочки - для градуса. Близняшки все время вопили, визжали, хохотали
(громче всего, когда кто-то из них шлепался с качелей), и весь этот
невообразимый шум страшно раздражал. Но после трех бутылочек он вроде как
утихал и уже не выделялся на общем фоне. А сегодня вечером вообще стояла
благодатная тишина. Ева увела девчонок на балет в надежде, что раннее
воздействие музыки Стравинского поможет Саманте стать второй Анной Павловой,
в чем Уилт здорово сомневался. Саманте в самый раз каратэ заниматься. Какой
там Стравинский! Но разве ей докажешь? Самому Уилту больше по вкусу Моцарт и
джаз-диксиленд. Такую эклектику Ева не понимала. Иногда Уилт пользовался
этим и незаметно для нее подсовывал вместо фортепианной сонаты джаз 20х
годов. Первое она обожала, второе - терпеть не могла.
Но в такой вечер не хотелось гонять магнитофон. Было приятно просто
сидеть в беседке, Думать о том, что завтра выходной... Если Даже девчонки
разбудят его в пять утра, можно поваляться в постели до десяти.
Уилт уже было откупорил четвертую бутылку, но вдруг заметил женскую
фигуру на деревянном балкончике мансарды. Отставив пиво в сторону, он
принялся нашаривать бинокль. Ева как-то купила его, чтобы разглядывать
птичек. Спрятавшись за розовый куст, он навел бинокль на фигурку и тут же
забыл про пиво. Его вниманием полностью завладела мисс Ирмгард Мюллер. Она
пыталась рассмотреть, что делается за пределами сада, но мешали деревья
Уилту, спрятавшемуся внизу, открывался великолепный вид на ее ноги.
"Стройные ножки... - подумал он. - Нет! Поразительно стройные ножки. А
какие бедра! - Бинокль скользнул выше. - Белая блузка туго обтягивает
грудь... мечта, а не грудь... выше... так, лицо!.." Бинокль застыл. Вот тебе
и "чертова квартирантка"! Мисс Мюллер... да нет, Ирмгард... была не просто
смазливой девушкой!
У себя в Гуманитехе Уилт встречал немало! хорошеньких девиц. Они
строили ему глазки и умопомрачительно расставляли ноги под партой, однако за
многие годы Уилт выработал достаточно антисексуальных гормонов, и на него их
чары не действовали. Но сейчас перед ним была не просто девушка, а вполне
сформировавшаяся женщина лет 28, красавица изумительные ножки, небольшая
упругая грудь! ("Не обмусоленная молокососами", - вдруг пришло Уилту в
голову), крепкие изящные бедра, руки чуть тронуты легким загаром... А еще
было что-то очаровательное в том, как решительно она сжимала перила балкона
своими длинными тонкими пальчиками. Уилт смотрел на нее, мысленно подыскивая
эпитеты, достойные ее красоты. Причем все эти эпитеты были абсолютно не
применимы к Еве. У той - не руки, а грабли посудомоечные, живот весь в
складках после родов, ляжки как холодец, вдобавок общая потрепанность -
результат двадцати лет супружеской жизни... Уилт словно парил в мире дивных
видений, навеянных прекрасной Ирмгард. Она была не просто красива. Чарам ее
Уилт смог бы еще противостоять. Даже после трех бутылок пива. Кроме всего
прочего, Ирмгард далеко не глупа - вот что прочитал Уилт у нее на лице. И
это сразило его наповал. Правда, личико Ирмгард не было лишено некоторых
недостатков. Оно выглядело слишком решительно. Носик вздернут кверху самую
малость - для рекламных плакатов, пожалуй, не подойдет, - да и ротик чуть
великоват. И в то же время в ее лице чувствовалась индивидуальность.
Индивидуальность и ум. Зрелость, тонкость, задумчивость... Иссякнув, Уилт
остановился. Ему показалось, будто Ирмгард перехватила его восторженный
взгляд и теперь смотрит на него прямо в упор, вернее в окуляры бинокля. На
роскошных губах заиграла легкая тень улыбки. Ирмгард повернулась и исчезла в
комнате, Уилт уронил бинокль и словно сомнамбула потянулся к бутылке. То,
что он только что увидел, изменило его отношение к жизни.
Он забыл, что он завкафедрой гуманитарных основ, Евин муж, отец
четверки скандальных, противных девчонок. Ему снова двадцать. Он статный
изящный юноша, который сочиняет стихи, бегает на речку. Ему прочат блестящее
будущее. Он - великий писатель! Подумаешь, не написал еще ничего. Главное
- он писатель! Еще юношей Уилт решил стать писателем и начал заранее
готовиться к нелегкому труду на писательском поприще. Он читал Пруста и
Жида, читал книги о Прусте и Жиде, читал книги о книгах о Прусте и Жиде,
пока не убедился окончательно, что лет в тридцать восемь обязательно будет
писателем. С тех пор он проводил время в томительно-приятном ожидании. Все
это сравнимо с тем, что чувствуешь, когда, оказавшись у зубного врача, вдруг
узнаешь, что сверлить ничего не надо. В плане, конечно, духовном. Вот он
сидит в своем прокуренном кабинете, обшитом пробковыми панелями, в доме на
какой-то живописной улочке Парижа. А на письменном столе у окна нежно
шелестят листки, исписанные неразборчивым почерком. Это рукопись будущего
прекрасного романа. А вот он в Ницце. Белоснежная спальня. На белых
простынях Уилт в объятиях загорелой красавицы. Яркие лучи, отражаясь от
лазурной глади Средиземного моря, играют солнечными зайчиками на потолке.
Все испытал он в своих юношеских мечтах. Была и слава, и удача, и скромное
величие, и изящные остроты непринужденно слетали с его уст над рюмочкой
абсента, и, словно ручеек намеков и иносказаний, лился тихий разговор. А
потом в синей предрассветной дымке он быстро шагал к себе по пустынным
тротуарам Монпарнаса.
Пожалуй, единственное, что Уилт не перенял у Пруста и Жида, это
пристрастие к мальчикам. Мальчикам и мусорным ведеркам из пластика. Не то
чтобы он представлял себе педофильствующего Жида в процессе варки пива. Тем
более в пластмассовом ведре. Тот, кажется, был трезвенником. Просто Уилта
совсем не тянуло на мальчиков. Поэтому он позаимствовал у Лоуренса* Фриду
(хотя и опасался подхватить от нее туберкулез) и наделил ее более мягким
характером. Они вместе лежали на песке пустынного пляжа, а волны омывали их
сплетенные страстью тела. Казалось, это будет продолжаться "отныне и навек",
и Фрида теперь выглядела как Дебора Керр. Главное, она неисчерпаемый
источник жизни; она - если не сама бесконечность, то живое воплощение
бесконечной страсти Уилта. Страсть - не то слово, чтобы передать всю
глубину его любвеобильной души. И она, подобно Еве, не спросит, кто такой
Рошфуко* или как его там... (Повезло ему с музой, нечего сказать.) А он? А
он закопался тут, как жук в навоз, и хлещет до одурения какую-то бурду, лишь
отдаленно напоминающую пиво. Бурду, забродившую в пластмассовом ведерке для
мусора. Непременно в пластмассовом! Таким ведерком в самый раз дерьмо
таскать, а уважающее себя ведро должно быть железным. Но Уилт не позволял
себе такой роскоши. Он однажды попробовал и чуть не отравился. Впрочем,
наплевать. Что там ведерко, когда он только что узрел жрицу любви, свою
прекрасную музу.
И впервые за семнадцать лет безрадостного существования ему вдруг
захотелось слово "муза" написать с большой буквы "М". Выпитое пиво, будь оно
неладно, тут же напомнило, где еще можно встретить букву "М". "А если
Ирмгард никакая не Муза? А так, смазливая безмозглая сучка? А папаша у нее
- пивовар из Кельна с пятью "мерседесами"?" Уилт вышел из своего убежища и
обречено направился к дому.
Когда Ева с девчонками вернулась из театра, он с угрюмым видом смотрел
футбол по
*Ларошфуко Франсуа (1613-1680) - французский мыслитель; писатель,
автор книги "Максимы и моральные размышления".
телевизору. Внутри у него все кипело от возмущения. "Ну почему, почему,
- думал он, - мне так не везет в этой жизни?"
- Ну-ка, покажите папочке, как тетя танцевала! - велела Ева. - А я
пока ужин разогрею.
- Ой, папочка, тетя была такая красивая, - затараторила Пенелопа. -
Она сначала сделала так, а потом так, а потом пришел дядя и...
Уилт сидел и смотрел "Весну священную" в исполнении четырех маленьких
пышек. Они, конечно, ничего не поняли из увиденного, зато теперь отчаянно
кружились на месте и выделывали па-де-ша, держась за подлокотник Уилтова
кресла.
- Ну что же, - сказал он, - вижу, что тетя танцевала здорово. А
сейчас, с вашего позволения, я хочу посмотреть, какой счет.
Близняшки, конечно, не послушались и продолжали скакать и кувыркаться
по всей комнате. Уилт удрал на кухню.
- Будешь так относиться к их увлечениям, из них в жизни ничего не
выйдет! - сказала Ева.
- Из них и так ничего не выйдет. Это, по-твоему, танцы? С тем же
успехом можно научить летать бегемотов. Еще немного и потомок обвалится ко
всем чертям.
В этот момент Эмми треснулась лбом о каминную решетку. Уилт заклеил
ссадину лейкопластырем. И под конец на него обрушилось еще одно несчастье:
Ева объявила, что после ужина к ним пожалуют супруги Най.
- Я поговорю с Джоном о нашем биотуалете. Что-то он не работает,
пахнет...
- А с какой стати ему не пахнуть? - полюбопытствовал Уилт. - Обычный
сортир, а из любого сортира несет сама знаешь чем.
- Ничего не несет, а пахнет свежим компостом. Туалет можно даже к
кухонной плите подключить и готовить. Только маловато газа дает. А Джон
обещал починить.
- Газа вполне хватит, чтоб устроить внизу первоклассную душегубку.
Однажды какой-нибудь идиот там закурит, и мы все отправимся в царствие
небесное.
- Ты просто предубежден против всего альтернативного, необычного! И
разве не ты все время ноешь, чтоб я прекратила чистить унитаз химикатами?
Ты, и не вздумай отнекиваться!
- Непривычного мне еще не хватало! Я уже привычным сыт по горло! Теперь
насчет сортира! Могла бы придумать что-нибудь поумнее, чем сначала травить
воздух газами, а потом дегазировать всякой химической дрянью. Впрочем,
благодаря этой дряни хоть смыть эти наросты можно. А наевскую, с позволения
сказать, канализацию, без динамита не вычистишь, готов поспорить с кем
угодно. Тоже мне изобретатели: кусок дерьмопровода и бочонок на конце.
- А как иначе вернуть земле натуральные продукты, которыми она нас
одаривает...
- И обгадить все, что на ней растет, - подхватил Уилт.
- Если хорошенько отрегулировать туалет, он убьет все микробы, и в
результате ты получишь отличный компост.
- Уволь, я ничего получать не собираюсь, я еще жить хочу. Идея - твоя,
сортир - твой, вот сама и получай из него что угодно. Только если соседи
опять накатают жалобу в Министерство здравоохранения, виновата будешь ты.
Перепалка продолжалась до самого ужина, после которого Уилт уложил
дочек спать и в сотый раз начал читать им "Мистера Гампи". Когда он
спустился в гостиную, Най с женой уже был там и откупоривал бутылку жгучей
крапивянки, орудуя самодельным штопором, который он скрутил сам из старой
диванной пружины.
- Привет, Генри! - В его голосе сквозила наигранная доброжелательность
проповедника, вообще свойственная всем друзьям Евы, исповедывающим
нетрадиционный образ жизни. - покажусь нескромным, но это весьма неплохое
вино урожая семьдесят шестого года.
- В этом году вроде была засуха, - припомнил Уилт.
- Крапиве любая засуха нипочем. Маленькая, да удаленькая!
- Сами выращивали?
- Зачем? Она растет везде. Мы, например, собирали по обочинам дороги,
Уилт нахмурился.
- А именно для этой бутылки по какой дороге собирали?
- Кажется, по той, что ведет из Бэлингбона в Ампстон... Да! Точно! -
Он наполнил бокал и протянул Уилту.
-Раз так, я это пить не буду, - заявил Уилт. - Помню, в семьдесят
шестом там разбрасывали нитраты для урожайности. Экологически грязный
продукт.
- Мы этого вина уже столько выпили.. И до сих пор ничего не чувствуем.
- Ничего, лет в шестьдесят почувствует Но будет уже поздно. Это как
фторирование воды.
Сделав сие грозное предупреждение, Уилт вышел в соседнюю комнату,
которую Ева с не давних пор окрестила "чертогами бытия". Здесь он обнаружил
Еву и Берту Най. Женщины самозабвенно обсуждали радости и великий смысл
материнства. У Наев детей не было, поэтому любовь их была направлена на
огородную растительность, двух поросят, дюжину цыплят и козла. Понятно, что
на пылкие Евины речи Берта отвечала натянутой улыбочкой. Уилт улыбнулся им
точно так же и направился к веранде. Оказавшись в темноте, он с надеждой
стал глядеть на окошко мансарды. Оно было плотно занавешено. Уилт горько
усмехнулся своим несбывшимся надеждам и поплелся в дом слушать, как Джон Най
рассуждает о биотуалетах.
- Для синтеза метана необходимо поддерживать постоянную температуру.
Кстати, очень кстати пришлась бы корова.
- Ой, мы не сможем позволить себе корову. У нас даже хлев негде
поставить...
- Представляю, как ты встаешь каждое утро спозаранку и идешь доить
корову, - вмешался Уилт, чтобы прекратить этот опасный разговор. А то, чего
доброго, дом No 9 по Веллингтон-роуд и вправду превратят в скотный двор. Ева
снова вернулась к проблеме получения метана:
- А как вы поддерживаете постоянную температуру?
- Проще всего построить солнечную батарею, - предложил Най. -
Возьмите несколько старых радиаторов парового отопления, выкрасите в черный
цвет, обложите соломой и лерекачивайте по ним воду. Вот и все.
- Ну, положим, не все, - заметил Уилт. - Для этого нужен
электронасос, а у нас в стране энергетический кризис. Мне просто совесть не
позволит жечь электричество почем зря.
- Электричества-то почти и не потребуется, - успокоила Берта. - На
худой конец можно прикрутить к насосу пропеллер. Берем два старых весла...
Уилт погрузился в собственные мысли и только раз очнулся и спросил, как
же все-таки избавиться от жуткой вони из сортира. Вопрос был рассчитан на
то, чтобы отвлечь Еву от всяких пропеллеров.
- Генри, при чем, скажи на милость, тут совесть? - сказал Най. -
Бережливость - залог благополучия. Старо как мир!
- Мне надоела эта вонь, - не унимался Уилт. - Газа вашего, чтобы
прикурить, не хватает, так ради чего, спрашивается, надо устраивать в саду
скотный двор, а в доме разводить дикую вонь?
Най с женой ушли, так что вопрос добычи газа так и остался нерешенным.
- Ты мог вместо того, чтобы брюзжат! предложить что-нибудь дельное? -
спросил Ева, когда Уилт начал уже раздеваться. И вообще солнечная батарея -
вещь неплохая. Летом мы смогли бы экономить на горячей воде. Нужно только
несколько старых радиаторов покрасить и в...
- А еще нужен кретин, который полезет ставить на крышу! Одумайся! Разве
Най путное предложит? Чуть ветерок дунет, весь этот металлолом слетит вниз и
размажет кого-нибудь по асфальту. Кроме того, последнее время такая
холодина, что эти батареи будут замерзать, лопаться и заливать верхние
комнаты.
- Пессимист несчастный, - сказала Ева. - Вечно ты всем недоволен.
Неужели не можешь хоть раз согласиться?
- Я воинствующий реалист, - поправил ее Уилт. - На собственном опыте
знаю: всегда жди худшего. А если нет - тем лучше, я буду рад.
Он залез в кровать и выключил лампу на тумбочке. Ева тоже легла, однако
он уже успел притвориться спящим. Ночь с субботы на воскресенье, по мнению
Евы, должна быть "ночью единения". Но теперь Уилт влюбился, и его
интересовала только Ирмгард. Тогда Ева прочитала очередную главу из книжки
"Как приготовить компост", выключила свет и вздохнула: "Почему Генри не
такой, как Джон Най? Где его изобретательность, предприимчивость? Ну, ладно,
сексом можно и с утра заняться".
Когда Ева проснулась, рядом с ней никого не было. "Это что-то новое, -
подумала она - Генри еще ни разу не просыпался в воскресенье в семь утра
сам, без шумной помощи девочек. Наверное, пошел вниз заварить себе чайку..."
Ева повернулась на другой бок и опять заснула. Но на кухне Уилта не было. Он
шагал по тропинке вдоль речки. Ярко светило осеннее солнышко, и река
казалась серебристой. Легкий ветерок шевелил ветви плакучих ив. Он был
наедине со своими мыслями и чувствами. Как обычно, мысли были мрачны, зато
чувства стремились излиться стихами. В отличие от нынешних поэтов, стихи
Уилт сочинял рифмованные. Их даже можно было декламировать. Вернее, можно
было бы, поскольку он никак не мог найти рифму для слова "Ирмгард".
Единственное, что приходило на ум, "Ирмгард - авангард". Дальше шли
"стюард", "байард", "бильярд", "паккард". Но ни одно из них не могло
выразить глубину его чувств. Уилт прошел еще километра три и прекратил
наконец бесплодные попытки сочинительства Он повернул назад и устало
поплелся навстречу семейным обязанностям. Этого Уилту хотелось меньше всего.
4
Еще меньше Уилту хотелось найти то, что он нашел в понедельник утром у
себя в кабинете на столе. Это была записка от проректора. Он просил Уилта
зайти к нему в кабинет "при первой, повторяю, при первой же возможности".
Такой тон не предвещал ничего хорошего.
"Стилист, мать твою! - буркнул Уилт. - Написал бы "немедленно" - и
дело с концом.
Полный дурных предчувствий, Уилт быстро, раньше сядешь, раньше выйдешь,
спустился на два этажа и по коридору направился в кабинет проректора.
- Генри, - сказал проректор, - извините за беспокойство, но боюсь, у
меня для вас тревожные новости.
- Тревожные? - переспросил Уилт с подозрением.
- Весьма тревожные! В совете графства подняли ужасный шум.
- Теперь-то что им неймется? Снова хотят прислать сюда своих
советников? Вроде тех, что уже были, помните, они все докапывались почему мы
не объединим группы каменщиков и ясельных нянек, чтобы покончить с
неравенством полов? Так вот, передайте им от меня если снова хотят...
Проректор жестом остановил Уилта.
- Это они тогда хотели. Сейчас хотят другого. Вернее, как раз не хотят
другого. По правде, послушайся вы тогда и создай эти самые смешанные классы,
не ходили бы зловещие слухи о...
- Во-во! Зато у нас по коридору ходи. бы толпы беременных нянек и...
- Вы можете меня послушать? Забудьте вы этих нянек. Лучше скажите, что
вы знает о половых сношениях людей с крокодилами.
- Что я знаю о... Я не ослышался?
- К сожалению, нет, - вздохнул проректор.
- По правде говоря, я думал, это просто невозможно. Но раз вы
настаиваете...
- Генри, дело в том, что этим занимается кто-то с вашей кафедры. И
даже умудрился фильм снять.
- Фильм? - рассеянно спросил Уилт, недоумевая, как можно вообще
подрулить к этой скотине - крокодилу, - не говоря уже о том, чтоб трахнуть
ее.
- Причем в этом участвовали и первокурсники, - продолжал проректор, -
а комиссия по образованию все пронюхала и желает знать, что это все значит.
- Они правы, действительно интересно, - согласился Уилт. - Конечно,
у кого руки-ноги лишние есть, тот на крокодила, может, и полезет. Эх,
КрафтаЭбинга* на них нет! Ходят у меня несколько почасовиков, у которых с
головой не в порядке, но остальные конечности вроде на месте. А где же они
крокодила достали?
- Вы меня спрашиваете? Я знаю одно: комиссия требует фильм на
просмотр, они хотят расставить все точки над "i".
- Пусть ставят точки, где хотят, - ответил Уилт. - Только меня не
надо сюда приплетать. Я не отвечаю за всякие там киносъемки, пусть даже на
своей кафедре, а если какой-то маньяк вздумал влупить крокодилу, это тем
более не мое дело. И с самого начала я был против телекамер и кинозалов,
которые нам навязали. Во-первых, это бешеные деньги, а во-вторых,
какой-нибудь кретин обязательно что-нибудь сломает.
- Руки бы ему обломать. Короче, члены комиссии ждут вас в
восьмидесятом кабинете
*Рихард КрафтЭбянг (1840-1902) - немецкий психиатр, исследовавший
половые извращения.
ровно к шести. Советую вам выяснить все подробности, придется отвечать
на вопросы.
Уилт уныло побрел в свой кабинет, пытаясь вспомнить, кто с его кафедры
неравнодушен к рептилиям, кому близка тема зоофилии в искусстве или у кого
окончательно поехала крыша. Взять хотя бы Паско. Этот точно не в себе -
результаты многолетних попыток привить газовщикам любовь к тонкостям
"Поминок по Финнегану"*. И хотя Паско уже дважды в этом году лежал на
обследовании в местной психушке, он в принципе добрый малый. Правда, с
кинокамерой он не справится - слишком неуклюж, а что до крокодилов... Нет.
Этот вариант не подходит. Уилт зашел в киновидеокласс полистать
регистрационный журнал.
- Ищу кретина, который снял кино про крокодилов, - поведал он
заведующему техническими средствами обучения Добблу.
Тот в ответ лишь фыркнул.
- Опоздали маленько. Приходил ректор, забрал фильм. Рвет и мечет
мужик. Я его понимаю... Между прочим, когда фильм принесли из монтажной, я
сказал: "Что же это делается? Махровая порнуха, а кинолаборатория
пропускает. Как хотите, говорю, а я этот фильм придержу, пока там не
разберутся". Так и сказал.
-Авангардистский роман Джеймса Джойса.
- Правильно сказали! - съязвил Уилт. - А вы не додумались придержать
его сначала для меня?
- У вас на кафедре, мистер Уилт, педерасты, я смотрю, совсем
распоясались, правда?
- Правда. А вы не знаете, кто конкретно?
- Фамилий называть не стану. Скажу только, что мистер Билджер будет
похитрее, чем кажется.
- Билджер? Вот гад. На политике рехнулся? Ладно. Так теперь еще и
фильмы взялся снимать!
- Я ничего не говорил, - заметил Доббл. - Мне лишних неприятностей
не надо.
- А мне надо! - грозно пообещал Уилт и отправился на поиски Билла
Билджера.
Тот сидел в учительской, пил кофе со своим приятелем Джо Столи с
кафедры истории и доказывал, что истинно пролетарского самосознания можно
достичь лишь подорвав вонючую лингвистическую инфраструктуру сраной
гегемонии вонючего фашистского государства. Речь Билджера напоминала фонтан
из прорвавшейся канализации.
- Это, кажется, сказал Маркузе... - нерешительно внес свою лепту
Столи и, спохватившись, добавил: - Мать его!
- Не могли бы вы на секунду опуститься на землю, - вмешался Уилт.
- Топтать мой лысый череп, если я снова стану кого-то заменять, - в
голосе Билджера появилась непримиримость профсоюзного вожака - пламенного
борца со сверхурочными. - Свою норму замен выполнил.
- Я не намерен нагружать вас лишней работой. Просто хочу сказать пару
слов наедине. Это, конечно, будет нарушением вашего неотъемлемого права
свободной личности в фашистском государстве. Но придется, потому как долг
требует.
- Надеюсь, не мой долг, коллега?
- Нет, мой. Жду вас у себя в кабинете через пять минут.
- А я вас у себя, - полетело Уилту вдогонку, когда он направился к
выходу.
"Пусть повыпендривается дурачок, - подумал Уилт. - Все равно через
пять минут явится. Знает ведь, захочу, так перекрою расписание, что будет он
у меня начинать работу по понедельникам в 9.00 с печатниками, а заканчивать
по пятницам в 20.00 с поварами". Это было у Уилта, пожалуй, единственным
средством убеждения, но как оно действовало! Он сидел у себя в ожидании
Билджера и представлял, что будет на заседании комиссии. Миссис Чаттервей,
как всегда, будет до последнего защищать свою передовую точку зрения: все
малолетние преступники на самом деле добрейшие ребята, им не хватает всего
лишь несколько теплых слов, и тогда они раз и навсегда перестанут бить
старушек кирпичом по голове.
Справа от нее будет сидеть советник Блайт-Смит. Этот, дай ему волю,
отправил бы на виселицу всех малолетних правонарушителей до одного, а
безработных приказал бы пороть розгами. Кроме этих двух экстремистов обычно
присутствуют: ректор - бездельник, ненавидящий любого, кто нарушает его
невозмутимое спокойствие, инспектор по делам образования, который ненавидит
ректора, и, наконец, мистер Сквидли - местный строительный подрядчик, для
которого обучение гуманитарным основам - сущее проклятие, время, пущенное
коту под хвост: "Молодым паразитам вкалывать надо, кирпичи таскать, а они
тут штаны протирают!" В общем, встреча с комиссией ничего хорошего не
предвещает. Надо быть с ними осторожнее. Но сначала Билджер.. Минут через
десять он без стука вломился в кабинет и плюхнулся на стул.
- Ну? - осведомился он, злобно уставившись на Уилта.
- Я посчитал, что лучше нам поговорить наедине, - сказал Уилт. - Я
хотел бы узнать побольше о вашей кинокартине про крокодила. Должен сказать,
мне импонирует ваш энтузиазм. Если бы все преподаватели гумоснов
использовали возможности, предоставляемые муниципальными властями...
Тут Уилт сделал многозначительную паузу, и Билджер приободрился:
- Рабочий класс должен понять, как его охмуряют средства массовой
информации. Лучше всего - научить их самих снимать фильмы, чем я,
собственно, и занимаюсь.
- Ага! - обрадовался Уилт. - Значит, пролетарии будут снимать
порнофильмы про крокодилов, вследствие чего уровень пролетарского
самосознания возрастет, и они отвернутся от ложных ценностей, навязанных
капиталистическим обществом.
- Точно, коллега! - воскликнул Билджер. - Понимаете, крокодил - это
символ эксплуатации, и если ему влупить...
- То он, олицетворяя буржуазию, будет лишь бессильно скрежетать
зубами, - закончил Уилт.
- Вот именно!!! - Билджер клюнул на приманку.
- А кто же вам помогал... э... снимать натуру?
- Второкурсники. Слесари и токари. Крокодила мы сперли на Нотт-роуд
и...
- На Нотт-роуд? - переспросил Уилт, пытаясь представить себе улицу,
где водятся покладистые и, видимо, даже голубые крокодильчики.
- Да, там-то мы и обосновались. Уличный театр для народа, понимаете?
- Билджер во одушевлялся все больше и больше. - Людишкам-то, что там
живут, тоже надо раскрепощаться.
- Так-то оно так, но мне кажется, если они станут пялить крокодилов,
это не будет в полной мере способствовать их раскрепощению. Не лучше ли
показать суть классовой борьбы посредством...
- Момент! - остановил его Билджер. - Вы вроде сказали, что видели
мой фильм.
- Не совсем. Но до меня дошли слухи о его противоречивом сюжете. А
кто-то даже сказал: "Почти как у Бюнюэля*".
- Правда?! А мы-то всего-навсего разворотили детскую карусель,
отвинтили крокодила...
- Отвинтили??? Так это был не настоящий крокодил?!
- Нет, конечно! На фига нам настоящий. Какой же дурак рискнет влупить
настоящему. Он же к-а-а-а-к вцепится...
- Еще как вцепится! - подтвердил Уилт. - Любой уважающий себя
крокодил... Ладно, дальше.
- А дальше один из наших залазит на пластикового крокодила, и мы
снимаем его за этим делом.
*Луис Бюнюэль (1900-1983) - известный испанский режиссер,
основоположник сюрреализма в кино.
- За каким делом? Нельзя ли поточнее? Он его что, трахает?
- Ну, вроде того... То есть, член он, конечно, не вынимал: крокодилу
все равно некуда засунуть. Просто делал вид, что трахается. Таким манером он
символически отымел зажравшийся тоталитаризм всей капиталистической системы.
- Которая выступает здесь в образе трахнутого крокодила!
Уилт откинулся на спинку стула. "Ну что это за человек такой, - думал
он. - Вроде бы не дурак, с университетским образованием, как-никак магистр,
а до сих пор верит, что жить станет легче, если в один прекрасный день
поставить к стенке всех представителей среднего класса. Видимо, никому не
пошли на пользу уроки прошлого. Ну погоди, Билджер. Будешь набираться ума в
настоящем".
Уилт уперся локтями в стол.
- А теперь давайте сделаем выводы, - начал он. - Значит, вы, будучи
преподавателем кафедры гуманитарных основ, почему-то решили, что в ваши
обязанности входит учить студентов марксистско-ленинскому педерастическому
крокодилизму и всем прочим "измам", которые взбредут вам в голову?
Взгляд. Билджера снова стал враждебным.
- Мы в свободной стране, я имею право высказывать личное мнение! И вам
меня не остановить!
"Ах, какие мы смелые", - подумал Уилт и улыбнулся.
- А разве я пытаюсь вас остановить? - спросил он с наивным видом. -
Хотите верьте, хотите нет, но я хочу предоставить вам трибуну, с которой вы
сможете свободно высказать свои идеи.
- Вот здорово! - обрадовался Билджер.
- Здорово, товарищ Билджер, здорово, уж поверьте мне. Заседание
комиссии по образованию откроется в восемнадцать ноль ноль. Там будут:
инспектор по делам образования, наш ректор, советник Блайт-Смит...
- И это милитаристское говно тоже? Да что он понимает в образовании?
Думает, если отхватил на войне справку, то может топтать в морду рабочий
класс?
- Что в ваших глазах не делает чести рабочему классу, поскольку у
Блайт- Смита вместо ноги деревяшка! - Уилт заводился все сильнее. -
Сначала вы расхваливаете пролетариат за сообразительность и сплоченность,
затем говорите, что он настолько туп, что не отличит свои интересы от
рекламы мыла, и поэтому должен быть насильно втянут в политику. Теперь
утверждаете, якобы безногий человек пинал пролетариев аж в морду. Вас
послушать, так они вообще ублюдки недоношенные.
- Я этого не говорил, - запротестовал Билджер.
- Правильно! Это следует из того, что вы уже успели наговорить. Итак,
если желаете пояснить свою точку зрения, добро пожаловать на комиссию к
восемнадцати ноль ноль. Уверен, они послушают вас с удовольствием.
- Имел я эту комиссию! Я знаю свои права и...
-... И мы живем в свободной стране. Слышал уже. Опять неувязочка
вышла. Да, это свободная страна, именно поэтому тут позволено таким, как вы,
склонять несовершеннолетних к траханью крокодилов. Именно поэтому страна
превращается в бардак! Иногда я жалею, что мы не в России!
- Да, там бы нашли управу на таких, как вы, Уилт! Ревизионист!
Извратитель! Свинья!
- Извратитель? И это мне говорите вы?! - расхохотался Уилт. - Да в
России такого горе-режиссера на Лубянке бы сгноили. Вперед ногами вынесли бы
- с пулей в дурной башке. А то еще лучше - запихнули бы вас в дурдом, где,
в отличие от остальных обитателей, вы бы сидели по праву.
- Ах, вот как, Уилт?! - завопил Билджер, вскакивая со стула. - Хоть
вы и завкафедрой гумоснов, но не думайте, что можно просто так оскорблять
подчиненных! Да я знаете, что сделаю, знаете?! Я буду жаловаться в профсоюз!
- Скатертью дорога! - крикнул вдогонку Уилт. - Да, не забудьте им
сказать, что обозвали меня свиньей! Они в восторг придут.
Билджер ушел, а Уилт стал думать, как бы поправдоподобнее выгородить
его перед комиссией. Конечно, Уилт был бы не прочь избавиться от Билджера.
Радикал-обормот, из интеллектуалов, которые хвалятся своим происхождением.
Но ведь у этого идиота жена, трое детей, а в такой ситуации не станет
заступаться даже папаша - контр-адмирал Билджер.
Кроме всего прочего, Уилту нужно было дописать лекции для
студентов-иностранцев. "Черт бы побрал эти либерально-прогрессивные взгляды
с 1688 по 1978", - невесело размышлял он. Почти триста лет английской
истории надо втиснуть в восемь лекций. И при этом следует помнить о
ненавязчивом предположении доктора Мэйфилда, что все это время общество
якобы неуклонно двигалось по пути прогресса, а либеральные взгляды вроде бы
совсем не зависят от времени и места. Возьмем, например, Ольстер. Уж где,
как не там в 1978 году наблюдался пышный расцвет либеральных взглядов? А
Британская империя? Тоже достойный пример либерализма. Единственным его
достоинством было одно: он не был таким ужасным, как бельгийский в Конго или
португальский в Анголе. Сам Мэйфилд - социолог по образованию, значит, с
его познаниями в истории надо быть поосторожней. Пусть Уилт знает не многим
больше. Но все равно, при чем здесь английский либерализм? Ведь есть еще
валлийцы, шотландцы, ирландцы. Или они для Мэйфилда не существуют? А если и
существуют, то не ведают ни прогресса, ни либерализма.
Уилт взял ручку и стал записывать свои мысли. Ничего общего с тем, что
имел в виду Мэйфилд. Так в бесплодных раздумьях Уилт просидел до самого
обеда. Спустился в столовую, в одиночестве проглотил нечто под названием
карри с рисом и наконец вернулся к себе. В голове появились новые мысли. А
разве колонии не влияли на саму Англию? Сколько слов - карри, поло, бакшиш
- пришло в английский язык с далеких окраин Британской империи, где
когда-то безраздельно господствовали надменные предки Уилта.
Эти милые и немного грустные размышления о былом прервала миссис Розри,
лаборантка кафедры. Она вошла и сообщила, что мистер Гермистон заболел и не
может вести занятия в третьей группе электронщиков, а мистер Лэкстон,
который его обычно заменяет, никого не предупредив, поменялся парами с
миссис Ваугард, которую уже не поймать, потому что она ушла на прием к
зубному врачу, а...
Уилт спустился на улицу и направился в другой корпус, где электронщики
в сонном оцепенении после пива, выпитого за обедом, ждали Гермистона.
- Значит, так, - сказал Уилт, садясь на преподавательское место, -
что вы делали с мистером Гермистоном?
- Пальцем к этому мозгляку не притронулись, - прорычал рыжеволосый
молодец напротив. - Неохота руки марать. Один удар в пятак, и он...
Уилт не стал дослушивать, каков будет мистер Гермистон после первой же
драки.
- Я имею в виду, - перебил он рыжего, - о чем он вам рассказывал на
прошлых уроках?
- Что-то про траханых негритосов, - ответил другой молодец.
- Не в прямом смысле, конечно? - пошутил Уилт, надеясь, что это не
приведет к дискуссии на тему межнациональных половых отношений. - Он,
наверное, говорил о расовых отношениях?
- А я говорю про черножопых козлов, понятно? Про черножопых,
желторожих и прочих заморских обормотов, которые приезжают сюда и
перехватывают работу у добропорядочных белых граждан. А возьмите этих... Его
перебил другой электронщик.
- Вы его не слушайте, Джо состоит в "Национальном фронте"...
- А ты что-то имеешь против?! - взъелся Джо. - Наша политика - быть
всегда...
- Подальше от всякой политики, - перебил Уилт. - Вот моя политика! И
я намерен ее придерживаться. Дома и на улице можете говорить о чем угодно, а
на уроках мы обсудим другие проблемы.
- Вот так и скажите старику Гермофрейдстону. А то бедняга из шкуры вон
вылазит, агитирует нас стать добрыми христианами и возлюбить ближнего как
самого себя. Вот пусть поживет на нашей улице, тогда я на него посмотрю. Там
как раз присоседились какие-то кретины с Ямайки. Каждую ночь до четырех
долбят в свои барабаны и ведра. И если Герму этот тарарам будет в кайф,
значит, у него бананы в ушах.
- Но ведь можно попросить их вести себя потише или не шуметь после
одиннадцати вечера, - посоветовал Уилт.
- И получить нож под ребро? Издеваетесь?
А полицию вызвать пробовали?
Джо посмотрел на Уилта как на идиота.
Нашелся один такой смелый, и знаете, что было?
- Нет, - признался тот.
- Через пару дней порезали ему все шины. Вот так! А где была полиция?
Да они давно уже на все забили!
- Да, не так-то все просто, - согласился Уилт.
- Ничего, мы на них управу найдем, - мрачно пообещал Джо.
- Не на Ямайку же их высылать! - вмешался противник "Национального
фронта". - Твои соседи не оттуда приехали. Они родились тут, в трущобах...
- Да хоть в сортире палаты лордов!
- Ты к ним несправедлив.
- Я бы на тебя посмотрел, если б ты целый месяц не спал!
Словесная баталия разгоралась. Сколько таких групп у него было, стал
вспоминать Уилт. Сначала ребят надо хорошенько раззадорить, а затем молчать
и только изредка подбрасывать им каверзные мыслишки, когда спорщики начинают
потихоньку выдыхаться. Вот и сейчас перед ним сидят те же зеленые юнцы, и
снова всякие билджеры норовят напичкать их политикой, готовя пушечное мясо
для грядущих социальных битв.
Тем временем парни уже переключились на финальный кубок прошлого года.
Футбол явно интересовал их больше, чем политика. В конце концов Уилт
тихонько ушел и отправился читать лекцию иностранцам. К его великому ужасу,
аудитория была набита до отказа. Доктор Мэйфилд оказался прав: эти лекции
привлекут кучу народа, а значит, и денег. Глянув вверх по рядам, Уилт про
себя отметил: "Сейчас я обращаюсь к тем, кто скоро унаследует сталелитейные
заводы и нефтяные месторождения, судоверфи и химические концерны, раскинутые
на огромной территории от Стокгольма до Токио. Приехали послушать про
Англию? Ну слушайте, раз заплачено!"
Уилт взошел на трибуну, разложил свои бумажки. Затем поправил микрофон,
так что в динамиках загрохотало, и начал лекцию.
- Может показаться несколько необычным для тех из вас, кто родился и
вырос в авторитарном обществе, что я намерен немного отклониться от той
темы, которую мне надлежит здесь осветить, а именно "Развитие либеральных и
социально-прогрессивных взглядов в английском обществе с 1688 года и до
наших дней", и сосредоточить ваше внимание на более значимой, если не
сказать первостепенной проблеме. Сформулировать ее можно так: в чем
заключается суть всего английского? Этот вопрос испокон веков заводил в
тупик светлейшие умы. Нисколько не сомневаюсь, что он является загадкой и
для вас. Однако должен признать, что для меня, хотя я сам и англичанин, это
тоже является загадкой, и у меня нет оснований предполагать, что по
прочтении данного курса лекций я буду разбираться в этом вопросе хоть
сколько-нибудь лучше...
Уилт сделал паузу и глянул на аудиторию. Все, уткнувшись в свои
тетрадки, с трудом поспевали за ним. Правильно! Эти, как и все предыдущие,
добросовестно и бездумно запишут каждое слово, но где-то среди них,
возможно, найдется один, который все-таки немного призадумается. Ничего, на
сей раз пищу для размышлений получит каждый.
- Начну с того, что дам список книг, которые вам необходимо прочитать.
Но прежде хочу привести пример типичного проявления английского духа в
надежде, что мы его исследуем вместе. Раз уж я отклонился от первоначальной
темы, а учить вас все равно должен, то выбрал другую на свое усмотрение. К
тому же я буду говорить исключительно об Англии, и ни слова про Уэльс и
Шотландию, и про все остальное, что широко известно под именем
Великобритании. Ибо про Глазго я знаю еще меньше, чем про Нью-Дели, а кроме
того, жители вышеупомянутых регионов, вероятно, обиделись бы, причисли я их
всех к англичанам. И особенно я буду избегать любых разговоров об ирландцах.
Я, как англичанин, понять их просто не могу, а их методы решения спорных
вопросов мне и вовсе не по вкусу. Повторю лишь то, что сказал фон Меттерних:
"Ирландия - английская Польша".
Уилт остановился, чтоб дать возможность присутствующим дописать
очередную порцию бессмыслицы. Если бы саудовцы были в курсе, кто такой
Меттерних, Уилт удивился бы несказанно.
- А теперь список литературы. На первом месте "Ветер в ивах" Кеннета
Грэма. Здесь вы найдете наиболее правдоподобное описание устремлений и
взглядов представителей английского среднего класса. Вы увидите, что в книге
речь идет преимущественно о самцах. Женские образы здесь играют
второстепенную роль: это хозяйка баржи, дочка тюремщика и ее тетя. В центре
внимания мужчины: Бобр, Крот, Барсук и другие. Все они холостяки и не
проявляют ни малейшего интереса к противоположному полу. Тех из вас, кто жил
южнее или уже успел побродить по Сохо*, вероятно, удивит отсутствие здесь
темы половых отношений. Могу сказать, что подобный взгляд на секс полностью
соответствует семейным устоям среднего класса Англии. Тем студентам,
интересы которых выходят за пределы обычаев среднего класса и которые желают
изучить этот вопрос глубже, если не сказать исчерпывающе,
*Район Лондона, известный своими злачными местами.
я рекомендую почитать некоторые ежедневные газеты, особенно воскресные
выпуски. Количество мальчиков-певчих, ежегодно страдающих от непристойного
поведения приходских священников и церковных старост, может навести вас на
мысль, что Англия глубоко религиозна по своей сути. Я же, как, впрочем, и
некоторые другие, склонен думать, что...
Однако, что же все-таки склонен думать Уилт, так никто и не узнал. Он
замолчал на полуслове и уставился на кого-то в третьем ряду. Там сидела
Ирмгард Мюллер. И что хуже всего, смотрела на него как-то по-особенному
пристально и ничего не писала. Уилт выдержал ее взгляд, опустил глаза на
свои бумажки и попытался сообразить, что же сказать еще. Но все мысли, играя
которыми он только что издевался над аудиторией, вдруг куда-то уплыли.
Впервые за долгую практику неутомимого импровизатора Уилт внезапно
растерялся. Он стоял у трибуны, чувствуя, как потеют ладони. Взглянув
украдкой на часы, он узнал, что говорить умное, серьезное и... и даже весьма
значительное надо еще целых сорок минут. "Значительное..." Это дурацкое
слово времен его сентиментальной юности ни с того ни с сего всплыло в
памяти. Уилт взял себя в руки.
- Как уже было сказано выше, - продолжил он запинаясь, поскольку в
аудитории уже начали шептаться, - любая из перечисленных мною книг даст вам
лишь поверхностное представление об английском национальном характере.
Следующие полчаса он тщетно старался изъясняться членораздельно, а под
завязку промямлил что-то о цели, которая оправдывает средства, собрал свои
бумажки и закончил лекцию. Ирмгард встала и подошла к нему.
- Мистер Уилт, - сказала она, - мне очень понравилась ваша лекция!
- Весьма польщен, - ответил Уилт, стараясь скрыть волнение.
- Особенно меня заинтересовали ваши слова о том, что парламентская
система демократична только на первый взгляд. Вы единственный из
преподавателей, кто рассматривает эту проблему в рамках социальной
действительности и массовой культуры. Блистательная лекция! Спасибо!
Уилт словно на крыльях вылетел из аудитории и помчался к себе наверх.
Прочь все сомнения! Ирмгард не просто красавица. Как она умна! Он встретил
само совершенство. Эх, лет на двадцать пораньше бы...
5
Новые радостные переживания так захватили Уилта, что он опоздал на
заседание комиссии по образованию на двадцать минут. На подходе к кабинету
он увидел, как оттуда вышел мистер Доббл с кинопроектором в руках. При этом
Доббл имел радостный вид человека, который только что исполнил свой долг,
подложив ближнему свинью.
- Я здесь ни при чем, мистер Уилт, - ответил он на угрюмый взгляд
Уилта. - Я только...
Уилт отвернулся и вошел в кабинет. Члены комиссии рассаживались по
местам. В конце длинного стола заметно выделялся одинокий стул. Как Уилт и
предполагал, собрались все: ректор, проректор, советник Блайт-Смит, миссис
Чаттервей, мистер Сквидли и, наконец, инспектор по делам образования.
- А-а-а, Уилт! - послышалось вялое приветствие ректора. -
Присаживайтесь.
Уилт, решительно проигнорировав отдельный стул, уселся рядом с
инспектором.
- Я полагаю, вы хотите услышать от меня про антипорнографический
фильм, снятый сотрудником кафедры гуманитарных основ, - решил взять
инициативу в свои руки Уилт.
Члены комиссии грозно уставились на него.
- Для начала приставочку "анти" отбросьте, - велел советник
Блайт-Смит. - Вряд ли кто из нас педераст... то есть передаст словами всю
глубину нашего возмущения. То, что мы видели, - чистейшая порнография!
- Порнография? Для того, кому крокодил служит объектом влечения,
может, и да, - предположил Уилт. - Правда, лично я фильма не видел...
- Но вы же сами сказали, что это антипорнографический фильм, -
напомнила миссис Чаттервей. Ее передовые взгляды были словно красная тряпка
советника и мистера Сквидли. - И как завкафедрой гуманитарных основ сами и
санкционировали съемки. Зачем вы это сделали?
Уилт криво усмехнулся.
- Видимо, требуется пояснить, миссис Чаттервей, каковы обязанности
заведующего кафедрой.
- Лучше поясните откуда взялся этот похабный фильм. Давайте ближе к
делу, - оборвал его БлайтСмит.
- Тут все связано, - возразил Уилт. - Моя должность не дает права
следить за всеми действиями моих так называемых подчиненных.
- Об их художествах мы наслышаны, - заметил Сквидли. - Если бы мой
подчиненный выкинул нечто подобное, он бы в два счета вылетел с работы.
- В сфере образования все не просто, - заметил Уилт. - Я могу
определять основные направления учебного процесса, но если преподаватель их
не придерживается, уволить его не в моей компетенции. Надеюсь, ректор меня
поддержит, - и Уилт посмотрел на ректора.
- Верно! - нехотя кивнул тот, подумав: "Давно надо было вышвырнуть
тебя самого".
- Вы хотите сказать, что не в силах избавиться от извращенца, который
делает такие фильмы? - не поверил БлайтСмит.
- Ну, если он систематически не справляется со своими обязанностями,
пьянствует и в открытую сожительствует со студентами, то можно. А так нет,
- пояснил Уилт.
- Это правда? - спросил Сквидли инспектора по образованию.
- К сожалению, да. Пока не доказана очевидная некомпетентность члена
кафедры и он не уличен в развратном поведении с учащимися, уволить его
невозможно.
- А заставлять учащегося сношаться с крокодилом, по-вашему, не
разврат? - возопил Блайт-Смит.
- Насколько я знаю, крокодил был ненастоящий. И непосредственно
полового акта с ним не было, - вмешался Уилт. - В конце концов
преподаватель лично в этом не участвовал, а только снимал происходящее на
кинопленку.
- Конечно, в противном случае его бы уже арестовали, - усмехнулся
Сквидли. - А вообще таких надо убивать без суда и следствия.
- Господа, вам не кажется, что мы отклоняемся от темы? - подал голос
ректор. - По-моему, мистер Рэнлон хочет что-то спросить.
Инспектор по образованию зашуршал бумагами.
- Хотелось бы знать, мистер Уилт, какие основные направления в
преподавании гуманитарных основ определены лично вами? Не ими ли вызван
поток многочисленных жалоб от представителей общественности? - Он уставился
на Уилта в ожидании ответа.
- Мне будет легче ответить, если я сначала узнаю, кто и на что
жалуется, - сказал Уилт, желая выиграть время.
Тут снова заговорила миссис Чаттервей:
- Несомненно, цель преподавания гуманитарных основ - воспитывать
чувство социальной ответственности у молодых людей, вверенных нашим заботам.
Многие из них ранее были лишены возможности получить полноценное
образование...
- Попросту были развратниками, - поправил ее Блайт-Смит.
- Ничего подобного! - огрызнулась миссис Чаттервей. - А ваши взгляды
и так всем хорошо известны.
- Может, лучше мистер Уилт поделится с нами своими взглядами? -
предложил инспектор по образованию.
- Ну, что ж. В основном наша кафедра занимается следующим. Учащихся с
отрывом от производства загоняют в аудиторию на целый час и, чтобы они не
орали, заставляют читать разные книжки, - начал Уилт. - Я считаю, толку от
этого никакого, пустая трата времени. - Он замолчал, чтобы дать Блайт-Смиту
возможность каким-нибудь замечанием вывести из себя миссис Чаттервей. Но не
дождался.
Согласиться с ним поспешил Сквидли:
- В самую точку попали! Как занимались ерундой, так и занимаетесь. Я
всегда это говорил и сейчас скажу. Пусть лучше эти бугаи вкалывают, а не
валяют дурака в колледже за счет налогоплательщиков.
- По крайней мере наметилось общее мнение по данному вопросу, -
примиряюще отметил ректор. - Если я правильно понял, методы руководства
кафедрой у мистера Уилта носят скорее практический характер. Вы согласны,
Уилт?
- Мы стремимся привить студентам практические навыки. Подогреть
интерес к... как бы это сказать...
- К крокодилам, - подсказал Блайт-Смит.
- Да нет, - отмахнулся Уилт. Инспектор по образованию заглянул в свои
записи.
- А вот в этой вашей программе обучения житейским навыкам значится
"Домашнее пивоварение".
Уилт кивнул.
- С какой стати, позвольте спросить? Вот уж не думал, что пропаганда
подросткового алкоголизма имеет нечто общее с образованием.
- Зато, сварив пиво дома, подростки не пойдут у нас с вами в пивные и
кабаки. И вообще газовщики из четвертой группы никакие не подростки. У
каждого второго жена и дети.
- А ваш курс пивоварения включает незаконное изготовление и
использование перегонных агрегатов?
- Каких, каких агрегатов?
- Перегонных, для производства спирта.
- Ну что вы, куда нам до агрегатов. Да и зачем им спирт. Пойло,
которое у них получается...
- Представляет собой почти чистый спирт, согласно заключению
таможенной инспекции и акцизного управления, - сказал инспектор по
образованию. - В подвале технического факультета на днях выкопали бочку аж
на сто восемьдесят литров, а то, что оказалось внутри, горело потом синим
пламенем. Чиновник из управления говорил, этой дрянью можно даже автомобиль
заправлять.
- Может, для этого и делали? - осторожно предположил Уилт.
- Маловероятно, учитывая, что там же нашли бутылки с этикетками
"Сhateau Де Техфак. Шесть звездочек".
Ректор тихонько молился, глядя в потолок, а инспектор по образованию
неумолимо продолжал:
- А что это за группу вы организовали для поваров и кондитеров? Как ее
там - "Сам себе фуражир"?
- Точное название - "Твои дары. Природа", - ответил Уилт.
- Вот, вот! А между прочим, эта самая природа принадлежит лорду
Поднортону.
- Не знаю такого.
- Зато он теперь знает вас. Его егерь поймал во владениях лорда ваших
юных кулинаров. Эти умники пытались свернуть голову фазану с помощью
оригинального приспособления: сквозь трехметровую пластиковую трубу
протягивают струну от пианино с петлей на конце - очень удобно. Струны
таскают с музыкальной кафедры. Теперь ясно, почему за последние два семестра
пришлось заново перетягивать струны у четырнадцати инструментов.
- Боже мой! А я-то думал, простые хулиганы поработали... -
пробормотал ректор.
- Лорд Поднортон думал то же самое, когда увидел, что у него
разворотили теплицу, четыре парника, и ограду вокруг смородины, и...
- Могу сказать одно, - перебил Уилт, - тактика налетов на парники не
входит в программу обучения "Твои дары, Природа". Будьте уверены, так как
идею мне подала жена, которая увлекается компостированием...
- Жена? Так вот откуда у вас курс для ясельных нянечек... В своем
письме миссис Тотингфорд сообщила, что вы их там каратэ учите.
- Все верно: у нас проводятся занятия по самозащите от насильников для
ясельных нянечек. Мы посчитали, что это не лишнее в обстановке роста числа
изнасилований.
- Очень своевременная мера! - одобрила миссис Чаттервей. - Я горячо
поддерживаю!
- Может быть, - сказал инспектор по образованию, осуждающе глядя на
нее поверх очков. - Но миссис Тотингфорд другого мнения. Вот она пишет из
больницы, что в прошлую субботу ей перебили ключицу, чуть не свернули шею,
отшибли почки, печень и селезенку. И все это работа одной из ваших нянек. Вы
же не станете утверждать, что миссис Тотингфорд пыталась ее изнасиловать.
- Почему бы и нет, - ответил Уилт, - кто знает, может, она
лесбиянка? Говорят, что даже...
- Миссис Тотингфорд мать пятерых и жена... - укоризненно сказал
инспектор по образованию заглянув в письмо.
- Троих? - ляпнул, не удержавшись, Уилт.
- Жена судьи Тотингфорда! И если вы, Уилт, допускаете, что жена судьи
может быть лесбиянкой, остается вам напомнить, что есть такая вещь, как
клевета.
- А еще есть такая вещь, как замужние лесбиянки, - заметил Уилт, - я
как-то знал одну такую. Она жила...
- Мы здесь не для того, Уилт, чтобы обсуждать ваших сомнительных
знакомых.
- А я думал, именно для этого. Иначе зачем приставать ко мне с
расспросами про какой-то фильм, сделанный каким-то типом с моей кафедры,
которого я едва знаю, равно как и ту... - Уилт замолк на полуслове:
проректор под столом дал ему пинка.
- Это весь список жертв? - с надеждой в голосе спросил ректор.
- Я мог бы продолжать до бесконечности, но не буду, - сказал
инспектор по образованию. - И без того ясно: кафедра гуманитарных основ не
только не справляется с возложенной на нее функцией воспитания социальной
ответственности среди молодежи, но и потворствует ее антиобщественному
поведению.
- Я здесь ни при чем, - сердито буркнул Уилт.
- Вы отвечаете за состояние дел на кафедре и подотчетны муниципальным
властям. Уилт только фыркнул.
- Скажите, пожалуйста, - муниципальные власти! Да будь хоть
какая-нибудь власть у меня, этот фильм вообще никогда бы не появился. Я
нянчусь с ними как с маленькими, назначать не могу, увольнять тоже, а надо
бы: половина - революционеры и анархисты, другая половина не в состоянии
утихомирить студентов без смирительных рубашек! И вы еще требуете, чтобы я
отвечал за этот бардак?! Н-е-е-ет! - Уилт покачал головой и грозно осмотрел
присутствующих. Все сникли, даже инспектор по образованию внезапно остыл.
- Это действительно серьезная проблема, - нарушила тишину миссис
Чаттервей. Она твердо встала на сторону Уилта, услышав про курс самозащиты
от насильников для ясельных нянечек. - Надеюсь, комиссия согласится, если я
скажу, что мы с пониманием относимся к трудностям мистера Уилта.
- Трудностям? - ехидно переспросил Блайт-Смит. - Трудности будут у
нас, если все откроется. Не дай Бог, что-нибудь пронюхает пресса...
Представив себе последствия, миссис Чаттервей побледнела, ректор
зажмурился. Уилт с интересом наблюдал за присутствующими.
- Ну, не знаю, - сказал он беззаботно, - я-то целиком и полностью за
открытое обсуждение всех вопросов, связанных с образованием. Родители имеют
право знать, чему и как учат их детей. У меня самого четыре дочки и...
- Уилт! - резко произнес ректор. - Комиссия великодушно признала,
что вы не должны нести ответственность за случившиеся неприятности. Поэтому
мы вас более не задерживаем.
Но Уилт не шелохнулся. Теперь хозяином положения стал он и упустить
такой случай было просто преступно.
- Как я понимаю, вы вознамерились скрыть эту прискорбную историю от
внимания средств массовой информации. Что же, раз так...
- Послушайте, Уилт! - прорычал инспектор. - Если хоть что-то попадет
в прессу или станет известно общественности, я позабочусь... я... я не желал
бы оказаться на вашем месте!
Уилт встал.
- Мне и самому уже надоело сидеть на этом месте. Вызываете сюда,
спрашиваете за то, над чем я не властен, потому что у меня нет никакой
власти, а когда я предлагаю обратиться за помощью к широким кругам
общественности, начинаете угрожать... Наверное, придется жаловаться на вас в
профсоюз, - произнеся эту страшную угрозу, он пошел к двери.
- Уилт!!! - завопил ректор. - Мы еще не закончили!
- А я еще не начинал! - Уилт открыл дверь и обернулся. - Считаю вашу
попытку засекретить дело большой общественной значимости достойной
серьезного осуждения! Вот так!
- Господи! - обратилась к небесам миссис Чаттервей, что делала крайне
редко. - Вы думаете, он действительно собирается...
- Я уже давно оставил надежду понять, что он собирается, а что не
собирается, - жалобно проговорил ректор. - Как же мы опростоволосились,
приняв его на работу.
6
- Ты что?! Ты же крест ставишь на карьере! Это же профессиональное
самоубийство! - говорил Уилту вечером Питер Брэйнтри, когда они сидели за
кружкой пива в кабачке "У старого стеклодува".
- Я и так скоро решусь на самоубийство. На настоящее, - проговорил
Уилт, не обращая внимания на пирожок, который купил ему Брэйнтри. - А ты
еще мне пирожки предлагаешь...
- Тебе надо подкрепиться. Это сейчас жизненно важно.
- Для меня уже ничего не важно. Вечно воюешь то с ректором, то с этим
инспектором и его вонючей комиссией за всяких кретинов вроде Пита Билджера.
Революцию неймется устроить! Годами удерживаешься, чтоб не наброситься на
мисс Тротт, на кого-нибудь из секретарш или ясельных нянек, а Ева приводит в
дом самую роскошную и аппетитную в мире женщину! Ты мне не поверишь.
Помнишь, какие тогда шведочки были?
- Которым ты читал "Сыновей и любовников"*?
- Ага, - сказал Уилт, - тридцать штук смачных скандинавочек. На
четыре недели! Представляешь: ни одна не задела! Каждый вечер являюсь к Еве
невинный как младенчик. Объяви тогда кто сексуальную войну, была б у меня
медаль "За Супружескую Верность"! Вот где было искушение святого Антония!
- Все мы прошли через эту стадию, - вздохнул Брэйнтри.
- Через какую это стадию? - строго спросил Уилт.
- Ну, когда кругом красотки... и груди, и попки, и длинный разрез
платья на мгновение обнажает розовую ляжку... Помню однажды...
- Сейчас я не настроен слушать твои похотливые фантазии, - перебил
его Уилт. - Ирмград - это другое! Тут не просто чисто физическое влечение.
Между нами духовная связь.
- Вот это да! - Брэйнтри был потрясен.
- Да! Ты когда-нибудь слыхал, чтоб я говорил такими словами?
- Никогда!
- Ну так слушай! Если и после этого не поймешь, в каком я ужасном
положении, тогда не знаю...
Роман английского писателя Д. Г. Лоуренса.
- Я все понимаю, - заверил Брейнтри. - Ты просто...
- Влюбился! - произнес Уилт.
- Нет, я не это хотел сказать. Ты просто сошел с ума.
- Это одно и то же. Я между двух огней. Выраженьице, конечно, избитое,
да и огонь тут ни при чем, если честно. Ведь у меня уже есть громадная,
сумасбродная и непробиваемая женушка.
- Да, тебе не позавидуешь. Ты еще раньше рассказывал...
- Никто меня не понимает. И ты тоже. - Уилт с горя как следует
отхлебнул из кружки.
- Генри, наверное, тебе что-нибудь в чай подсыпают.
- Да, и все знают, чья это работа, - Коры Криппен*.
- Коры Криппен? А она-то тут причем?
- А тебе никогда не приходило в голову, - Уилт решительно отодвинул
пирожок, - что могло случиться, если б Кора Криппен перестала шпынять
своего мужа, путаться у него под ногами,
-Третьеразрядная американская актриса, отравленная мужем в 1910 г. и
найденная в подвале их лондонского Дома. Расследование этого убийства вошло
в анналы криминалистики.
а взяла и родила четверых? Видишь, не приходило. А мне пришло. С тех
пор как я прочитал курс лекций "Оруэл и искусство убивать по-английски", я
стал серьезно задумываться. Приходишь домой, а там "ужин оригинальный":
какая-то подозрительная соевая колбаса с домашним щавелем, кофе из
одуванчиков. Волей-неволей сделаешь соответствующие выводы.
- Генри, это смахивает на паранойю, - озабоченно сказал Брэйнтри.
- Вот как?! Тогда отвечай: роди Кора Криппен сразу четверых, чей бы
труп нашли в подвале? Мужа! Доктора Криппена! Не перебивай меня! Ты понятия
не имеешь, как Ева изменилась после родов. А я имею. Насмотрелся я на
женскую породу у себя дома. Жена - такая же огромная, как и дом, да четыре
дочери в придачу. Насквозь их вижу, знаю, что они от меня нос воротят.
- Черт возьми, ну что ты говоришь такое?!
- Еще четыре пива, - обратился Уилт к бармену, - и, будьте добры,
отправьте пирожок туда, откуда он взялся.
- Слушай, Генри. У тебя разгулялась фантазия. Неужели ты думаешь, Ева
действительно собралась отравить тебя?
- На все сто не уверен... - подумав, сказал Уилт. - Были такие
подозрения, когда Ева занялась выращиванием "непризнанных грибов". Я сперва
давал их попробовать Саманте, и Ева бросила эту затею. Не знаю, может, я ей
не нужен, зато близняшки нужны. Думает, ее потомство - сплошные гении.
Саманта - будущий Эйнштейн, Пенелопа, судя по мазне на стенке в гостиной,
- Микеланджело, а Жозефина - сам понимаешь, с таким именем... Продолжать?
Брэйнтри покачал головой.
- Правильно! - Уилт с мрачным видом придвинул к себе очередную кружку
пива. - Я, как мужик, выполнил свой долг перед природой и уже, относительно
довольный жизнью, собирался встретить преждевременную старость, как вдруг
Ева каким-то дьявольским чутьем - никак не ожидал от нее - находит и
приводит в дом замечательную женщину, умницу, красавицу. Саму
одухотворенность, само великолепие!.. В общем, Ирмгард - та, на которой мне
следовало жениться.
- А ты не женился, - Брэйнтри выглянул на Уилта изза кружки, куда
спрятался от невыносимых дифирамбов в честь Ирмгард. - А Ева камнем висит у
тебя на шее...
- Именно камнем! - подхватил Уилт. - Лежит в постели этакая глыба...
Ладно, обойдемся без натурализма. Достаточно сказать, что она весит, как два
меня.
Он осушил кружку пива и замолчал.
- И все же ты сделаешь ошибку, если разоблачишь их с этим фильмом. -
Брэйнтри перевел разговор на менее больную тему. - Пусть их... Вот мой
принцип.
- Пусть что? Крокодилов трахают? Этот ублюдок Билджер совсем обнаглел:
обзывает меня свиньей и приспешником фашистского капитализма... Ага,
спасибо, еще кружечку... И я же его после этого защищаю. В общем, я бы не
против рассказать прессе про гуманитеховские нравы. Вот только Токстед и его
банда национальных фронтовиков только и мечтают поставить Гуманитех на уши.
А помогать им - нет уж, спасибо.
- Видел я утром, как наш юный фюрер клеил плакат в столовой
- Да? Очередная кампания? Кастрировать всех индусов в Англии или снова
ввести колесование?
- Что-то против сионизма, - сказал Брэйнтри, поморщившись. - Я бы,
конечно, содрал эту гадость, но он поставил часового - здоровенного
бедуина. Последнее время он с арабами на короткой ноге.
- Здорово, - сказал Уилт, - просто здорово! Эти правые и левые
маньяки чертовски непредсказуемы - вот что мне в них нравится. Например,
Билджер: дети его в частной школе, живет в роскошном особняке, купленном за
папины деньги, рвется к мировой революции, разъезжает взад-вперед на
"порше", который влетел тому же папе тысяч в шесть, и еще обзывает меня
фашистской свиньей. Не успел я очухаться, как нарвался на Токстеда.
форменный фашист, в отличие от Билджера, живет в муниципальном доме и
мечтает всех, у кого проблема с цветом кожи, отправить в Исламабад, включая
и тех, кто родился в Клэпхэме и в жизни не выезжал из Англии. И с кем,
спрашивается, он якшается? С арабскими шейхами. У них нефтедолларов больше,
чем песчинок на пляже. По-английски трех слов связать не могут, зато
оккупировали половину Мейфэра*. И заметь, арабы - семиты, а он -
антисемит, да такой, что Эйхман по сравнению с ним - лучший друг
израильского народа. Болван непредсказуемый! Д-а-а-а, тут без бутылки не
разберешься.
И в подтверждение своих слов Уилт заказал две кружки пива.
- Ты уже выдул шесть, - напомнил Брэйнтри. - Ох, задаст тебе Ева
чертей!
- Так она и так их задает, - мрачно проговорил Уилт и
продекламировал: - Задумавшись, на что уходит жизнь, мой друг...
-Фешенебельный район Лондона. "Адольф Эйхман - оберштурмбанфюрер СС,
принимавший активное участие в уничтожении евреев.
- Да не задумывайся ты об этом... Вон уже с горя пить начал -
последнее дело!
- Это не я задумываюсь. Это Брижес*. Первая строфа из "Заветов
красоты". Впрочем, это не имеет отношения к делу. И хотя у меня
действительно горе, я вовсе не пьян! Я злюсь! У тебя день прошел нормально,
и тебе не надо вечером лезть в постель к вечно недовольной жене. А то б ты
тоже искал забвения в пиве. Представляешь, каково лежать с Евой, зная, что
только потолок и коврик отделяют тебя от самой прекрасной, самой умной,
самой великолепной и одухотворенной Му...
- Не вздумай снова сказать "музы"! - грозно перебил его Брэйнтри.
- А я и не собирался, - заявил Уилт. - Такие слова не для твоего
ума! Слушай, прямо в рифму вышло. Тебе не приходило в голову, что на
английском языке только стихи писать?
И, найдя более приятную тему, Уилт принялся разглагольствовать. Когда
кабачок закрывали, Брэйнтри уже напился в стельку.
- Тачку я оставлю здесь, а утром пригоню домой, - объяснил он.
Уилт тем временем обнимался с фонарным столбом.
А на твоем месте я б вызвал такси. Ты же на ногах не стоишь.
*Роберт Брижес (1884-1913) английский поэт.
- Нет! Будем общаться с природой, - пьяно проговорил Уилт. - Мне
торопиться некуда. Если повезет, это чудище уснет, когда я приползу...
Он взял направление на Веллингтон-роуд и пошел, выделывая стремительные
неровные зигзаги. Несколько раз останавливался, в основном чтоб
позаимствовать равновесие у столбов или пописать в чужой сад. Именно тогда
он и спутал розовый куст с гортензией и довольно сильно поранился о колючки.
Пока Уилт сидел на бордюре газона и накладывал жгут из носового платка,
рядом затормозила полицейская машина. Уилту посветили фонариком в лицо, он
зажмурился, затем луч света скользнул вниз на окровавленный платок.
- С вами все в порядке? - озабоченно поинтересовался владелец
фонарика. Уилту это не понравилось.
- А то как будто не видно, - сердито огрызнулся он. - Сижу себе на
бордюре, заворачиваю в платочек остатки мужского достоинства. А вы лезете с
дурацкими вопросами.
- Прошу вас, сэр, давайте без выражений, - предупредил полицейский.
- Есть закон, запрещающий выражаться, сидя на тротуаре.
- А против тротуаров, засаженных вдоль роз, то есть наоборот, нет
закона? - осведомился Уилт.
- А можно спросить, сэр, чем вам розы помешали?
- Спросить, конечно, можно, - ответил! Уилт, - особенно если сам не
в состоянии допереть. В этом случае спросить даже нужно.
Тогда будьте добры, - попросил полицейский и приготовился записывать.
И тогда Уилт выдал - от всей души, со всеми подробностями, да так, что
в соседних домах зажегся свет.
3
Через десять минут его извлекли из полицейской машины и препроводили в
участок.
- В нетрезвом виде дебоширил, выкрикивал нецензурные слова и
выражения, нарушал спокойствие граждан...
- Какое там к черту спокойствие?!! - завопил Уилт. - Нет там
никакого спокойствия! У нас перед домом - вот где спокойствие! | Ни одной
колючки. А там колючки аж в метр длиной! И вообще я ничего не нарушал. Знали
бы вы, что такое сделать себе обрезание розовым кустом, тогда б поняли, кто
чего нарушал. Только я собрался втихаря облегчить душу, ну... попросту
говоря, поссать, а эта колючая гадость решила мне отомстить да ка-а-а-к
схватит когтистыми лапами за... Если не верите - проверьте сами.
- Отведи его в трюм! - приказал дежурный сержант. Он не хотел, чтоб у
пожилой дамы, пришедшей заявить о пропаже своей собачки, завяли уши от
Уилтовых речей. Два констебля потащили Уилта в камеру, но их остановил
громоподобный глас инспектора Флинта.
Инспектора вызвали в участок по поводу ареста одного взломщика. За ним
долго охотились, и вот теперь Флинт с удовольствием его допрашивал.
Вдруг он услышал знакомый голос и выскочил из кабинета. Увидев Уилта,
он пришел в бешенство.
- Какого черта он здесь делает? - закричал Флинт.
- Видите ли, сэр... - начал один констебль, но Уилта снова прорвало:
- Эти болваны утверждают, что я собирался изнасиловать розовый куст! А
я говорю, что просто писал...
- Слушай, Уилт! - металлическим голосом начал инспектор. - Если
опять приперся отравлять мне жизнь, то черта лысого! А вы Двое, внимательно
посмотрите на этого ублюдка и хорошенько, слышите?.. Хорошенько запомните
его рожу. И не дай Бог, близко к нему подойти. Только если этот идиот будет
кого-нибудь убивать, лучше подождите, пока убьет, только тогда
арестовывайте. А теперь вышвырните его отсюда!
- Но, сэр...
- Я сказал, вон отсюда!!! - завопил Флинт. - В-о-о-он!!! Это же
ходячий вирус идиотизма! Выкиньте его, пока он не превратил наш участок в
дурдом! |
- Нет, ну ты посмотри... - возмутился! Уилт. - Притащили сюда по
сфабрикованному, обвинению...
Уилта вытолкали взашей, а Флинт вернулся в кабинет и задумался,
рассеянно глядя перед собой. Думал он об Уилте. Флинт никак не мог забыть ту
дурацкую историю с надувной куклой, и как потом допрашивал этого гаденыша.
Опростоволосился он тогда; подумал, что Уилт убил жену, а труп залил
бетоном. А Ева Уилт, черт бы ее взял, тем временем, живая и здоровая,
каталась по реке на пароходике.
Выставила его эта семейка идиотом, нечего сказать! В местном кабачке
еще долго вспоминали эту эпопею. "Ну, ничего, - злорадно подумал Флинт, -
скоро я ему отомщу. Очень скоро!" - и повернулся к арестованному. Было!
видно, инспектор что-то задумал.
Придя домой на Веллингтон-роуд, Уилт сел на ступеньку крыльца, вперил
взгляд в ночные облака и погрузился в размышления о любви и жизни. Он
пытался понять: почему на разных людей он производит такое разное
впечатление. Как там его назвал Флинт?.. Заразный вирус... ходячая зараза...
Слово "зараза" напомнило Уилту о его травме.
- Можно и столбняк подцепить, - пробубнил Уилт, шаря по карманам в
поисках ключей. Уже через десять минут он был в ванной комнате, без штанов,
но в пиджаке и при галстуке, и полоскал свой инструмент в стаканчике для
зубных щеток. В таком виде его и застала Ева.
- Интересно, который час? - начала она и замолкла, с ужасом глядя на
стаканчик.
- Три часа, - непринужденно ответил Уилт, мечтая избежать щекотливых
объяснений. Но Еве уже было наплевать, который час. У нее отвисла челюсть.
- Бога ради, что все это значит? Уилт перевел взгляд на стаканчик.
- А, это? Ты ничего такого не подумай, это все не то. Понимаешь, на
самом деле я... Ну, в общем, дезинфицируюсь...
- Дезинфицируешься?
- Да, а что? - кивнул Уилт, чувствуя, что его объяснения попахивают
двусмысленностью. - Дело в том, что...
- В моем стаканчике?! - завопила Ева. - Ты засунул свое мотовило в
мой стаканчик и имеешь наглость заявлять, что дезинфицируешься?!! Кто эта
девка? Или ты забыл спросить, как ее зовут?
- Это не девка...
- Не девка?! Мэвис правильно говорила, ты задерживаешься не потому,
что идешь с работы пешком, ты спутался с какой-то девкой!
- Да не девка это...
- А ну не ври!!! Сколько лет прожито вместе, а тебя на клубничку
понесло!
- Ну... это была не совсем клубника... вернее, даже совсем не
клубника, а...
- Ты мне зубы-то не заговаривай!
- Ничего подобного. Попался мне один розовый...
- Ах, розовый?! - закричала Ева, не дав ему договорить.
- Они всегда назывались розовыми, сколько я себя помню, - ответил
Уилт, не понимая, почему розовый куст хуже, чем клубника.
- Сначала педики были голубыми, а теперь, значит, в розовых
перекрасились?
- О чем ты? - изумился Уилт, но Ева его не слушала.
- Ты всегда был какой-то странный, Уилт! Но теперь я точно знаю, в чем
дело. И у тебя хватило нахальства припереться сюда и дезинфицироваться в
моем стаканчике!!! Ну, кто ты после этого?
До Уилта вдруг дошло, что чудовищные измышления Евы могут достичь
прекрасных ушек его милой Музы.
- Хочешь, докажу тебе, что это был розовый куст? Вот, посмотри, если
не веришь! Но Ева смотреть не стала.
- Если ты собрался провести эту ночь здесь - ничего не выйдет! -
крикнула она из передней. - Чтоб ноги твоей не было в моем доме! Дуй к
своему педерасту и там...
- Вот и отлично!!! Я и так уже сыт по горло! - выпалил ей вдогонку
Уилт и осекся. На него во все глаза смотрела маленькая Пенелопа. Уилт
выругался и поспешно ретировался в ванную. Было слышно, как всхлипывает
Пенелопа, а Ева - сама в истерике - пытается ее успокоить. Хлопнула дверь
в спальню. Уилт примостился на краешке ванной и плюнул с досады. Потом
выплеснул в унитаз содержимое стаканчика, в полной прострации вытер свое
хозяйство полотенцем и нацепил пластырь. Напоследок выдавил немного пасты на
электрическую зубную щетку и принялся сосредоточенно чистить зубы. Дверь
спальни немедленно распахнулась и выскочила Ева:
- Если ты чистишь зубной щеткой свой...
- Запомни!!! - заорал Уилт, брызгая пеной. - Мне осточертели твои
гнусные инсинуации! Я сегодня весь измотался...
- Еще бы! - съязвила Ева.
- Да будет тебе известно, я просто чищу зубы, а если ты думаешь,
что... -он не закончил: зубная щетка отвалилась от ручки и булькнула в
унитаз.
- Теперь ты чем занимаешься? - не унималась Ева.
- Достаю из очка зубную щетку. - Вот этого ему не следовало говорить.
После короткой неравной схватки наверху у лестницы, Уилт был вышвырнут из
дома через черный ход вместе со спальным мешком.
- Тебе не доведется развращать нежные души девочек! - крикнула Ева за
дверью. - Завтра иду к адвокату.
- Ну и наплевать, - отозвался Уилт и поплелся через весь сад к
беседке.
В темноте он попробовал отыскать застежку "молнии" от спального мешка,
но таковой не оказалось. Пришлось сесть на пол, сунуть ноги в дырку и
пробираться в мешок изгибаясь как червяк. Какойто шорох заставил Уилта
притихнуть. Кто-то крался через сад со стороны пустыря. Затаившись, Уилт
прислушался. Точно, кто-то идет: шелестит под ногами трава, хрустнул
сучок... и снова тишина. Уилт посмотрел на окна дома. Свет погас, Ева
отправилась спать. В саду опять ктото осторожно зашуршал. У Уилта
разыгралось воображение. Ему чудились страшные грабители, он лихорадочно
соображал, что делать, если они вздумают залезть в беседку, когда прямо у
окна возник темный силуэт. За ним другой. Уилт сжался в комочек, проклиная
Еву за то, что выставила его без штанов и... в следующую секунду все его
страхи испарились. По газону уверенно шагали двое, женский голос говорил
по-немецки. Уилт узнал Ирмгард и успокоился. Когда они зашли за угол, Уилт
втиснулся в мешок, довольный тем, что его милая Муза не увидела "типичную
английскую семью" в момент выяснения отношений. Да, но что здесь делала
Ирмгард в такое время? И кто был с ней? Уилта захлестнула волна ревности,
которую сменила жалость к самому себе, которая тут же разбилась о некоторые
практические соображения: во-первых, пол здесь твердый, во-вторых, нет
подушки и, наконец, на улице заметно посветлело. Да будь он проклят, если
проторчит здесь всю ночь. Ключи есть - лежат в кармане пиджака. Уилт
выбрался из мешка, нащупал в темноте свои ботинки. Потом, волоча за собой
мешок, пересек лужайку и завернул к парадной двери.
Дома он разулся, из прихожей попал в гостиную и через десять минут уже
дрых на диване.
Проснувшись утром, Уилт услышал, как Ева гремит на кухне кастрюлями, а
близняшки, усаживаясь вокруг стола, обсуждают события прошедшей ночи. Уилт
невидящим взглядом смотрел на занавески. Из кухни долетали вопросы девчонок
- один заковыристей другого - и уклончивые ответы Евы. Как всегда, она
перемежала откровенное вранье противным сюсюканьем.
- Папа ночью нехорошо себя чувствовал, мои маленькие, - объясняла
Ева, - у него просто булькало в животике, а когда у него булькает, он,
случается, говорит всякие бяки... А ну, Саманта, повтори, что ты сказала!..
От меня услышала?... Нет... нет, ничего такого не было в стаканчике, потому
что животики не влезают в маленькие стаканчики... А я говорю, животики, моя
дорогая... Булькает всегда только в животике... Саманта, откуда такие
слова?.. Ничего подобного не было, и не вздумай ляпнуть в садике мисс
0'Фсянки, что папа совал свою...
Уилт зарылся головой в подушки, чтоб не слышать этот бред. Ева, дрянь
такая, опять за свое: несет черт те что маленьким мерзавкам, которые
настолько изолгались сами, что за километр ложь чуют. Упоминание же про мисс
0'Фсянки приведет к тому, что сегодня воспитательница, а вместе с ней два
десятка спиногрызов услышат историю о том, как папа целую ночь купал свою
писю в стаканчике для зубных щеток. Сплетня облетит всю округу, и люди
придут к выводу, что Уилт - неравнодушный к стаканчикам фетишист.
Еву он ругал за глупость, себя за то, что нажрался как свинья. И тут о
себе напомнило вчерашнее пиво. Он вылез из спального мешка. В прихожей Ева
одевала близняшек. Уилт подождал, пока за ними захлопнется дверь, и через
прихожую захромал вниз в туалет. Здесь он понял, как опростоволосился. Между
ногами висел огромный и прочный рулон лейкопластыря.
- А, черт! - пробормотал Уилт. - Уж нажрался, так нажрался. И когда
я успел себе такое накрутить?
Память отказывалась выдавать подробности. Он оседлал унитаз и
задумался, как бы избавиться от пластыря без излишних страданий. Опыт
подсказывал, лучше всего отлепить пластырь одним рывком. Однако в данной
ситуации это было бы неумно.
- Нет, так можно оторвать все к чертовой матери, - вздохнул он. -
Лучше поискать ножницы.
Уилт вышел из туалета и осторожно выглянул из-за перил на лестницу,
чтобы не нарваться на Ирмгард, если та выйдет из своей мансарды. Хотя вряд
ли, учитывая во сколько она пришла. Наверное, все еще в постели с
каким-нибудь проходимцем. Уилт поднялся наверх, в спальню. Ева обычно
держала маникюрные ножницы в ящике туалетного столика. Там он их и нашел.
Затем присел на кровать. Ева вернулась, поднялась наверх и, постояв в
нерешительности на площадке, вошла в спальню.
- Так я и думала, - сказала она, направляясь к окну. - Я просто
знала, стоит мне только ступить за порог, как ты тут же заявишься. Но теперь
тебе не выкрутиться, не выйдет! Я все уже обдумала...
- Чем? - невинно поинтересовался Уилт.
- Посмейся, посмейся, - сказала Ева и открыла занавески.
Комнату залил яркий солнечный свет.
- А я не смеюсь, - возразил Уилт, - я серьезно спрашиваю. Непонятно,
чем ты думаешь, раз решила, что я охотник за задницами...
- Да как ты разговариваешь!
- Я-то разговариваю! А ты сюсюкаешь, блеешь и мычишь!
Но Ева не слушала, ее взгляд упал на ножницы.
- Правильно, отрежь эту гадость! - воскликнула она и тут же
разрыдалась. - Как подумаю, что ты...
- Заткнись! - взбесился Уилт. - Я с минуты на минуту лопну, а тут
еще ты воешь, как пожарная сирена! Если б вчера у тебя работала голова, а не
похабное воображение, я бы не сидел здесь как последний идиот!
- Почему?
- Вот почему-у-у!.. - размахивал Уилт своим многострадальным членом.
Ева с интересом осмотрела его.
- Зачем ты столько накрутил?
- Чтоб кровь остановить, черт побери! Сколько раз тебе говорить, я
поцарапался об розы! Теперь никак не могу содрать этот проклятый пластырь. А
под ним, между прочим, бушуют почти пять литров пива.
- Так, значит, это был обычный розовый куст?
- А что же еще?! Я тебе битый час говорю правду, только правду и
ничего кроме нее, а ты все не веришь. Я расстегнул штаны, меня повело, и я
накололся о розовый куст, будь он неладен! Вот и все.
- И теперь ты хочешь отклеить пластырь? Да?
- Наконец дошло. "Хочу" - не то слово. Это просто необходимо, а то
взорвусь.
- Да ведь это проще простого. Берем пластырь и-и-и-и...
7
Через полчаса бледный от боли Уилт добрался до травмопункта ипфордской
больницы и проковылял через вестибюль к регистратуре. Регистраторша
встретила его холодным бесстрастным взглядом.
- Мне бы к доктору... - робко начал Уилт.
- У вас что-то сломано? - поинтересовалась дама.
- Вроде того, - ответил Уилт, холодея от ужаса: за их беседой следила
добрая дюжина других пациентов, с более очевидными, но менее интересными
повреждениями.
- Вроде чего "того"?
Тут Уилт состроил ей мину, означавшую, что с ним произошел некий
конфуз. Однако регистраторша оказалась на редкость недогадливой.
- Если у вас не перелом, не ранение и не отравление, требующие
немедленного вмешательства, обращайтесь к своему лечащему врачу.
Уилт подумал и выбрал "ранение".
- Я ранен.
- Куда? - спросила дама и приготовилась заполнять карточку больного.
- Ну как бы это сказать... - Уилт откашлялся, затем оглянулся.
Добрая половина пациентов пришла в сопровождении жен или матерей.
- Я спрашиваю, куда? - уже громче повторила регистраторша.
- Я же отвечаю, - прошептал Уилт, - дело в том, что...
- Я не могу возиться с вами весь день, понимаете?
- Да, да, конечно, - залепетал он, - так получилось... можно я лучше
доктору скажу... понимаете...
Дама ничего не желала понимать. Либо садистка, либо дебильная, подумал
Уилт.
- Я обязана заполнить карточку, и если вы не скажете... - она
замолчала и подозрительно глянула на Уилта. - То у вас перелом, то вы
ранены. Сами разберитесь в конце концов, у меня и так работы выше крыши.
- Я, между прочим, тоже не дурака валяю, - обиделся Уилт, - и если
мне немедленно не окажут помощь, может случиться непоправимое.
Дама пожала плечами, словно давая понять, что непоправимое здесь
случается каждый день и она уже привыкла.
- Вам виднее, а я обязана выяснить, что произошло и как. Иначе не
пущу, и все.
Уилт уже было собрался поведать, как чертова женушка едва не спустила
шкуру с его пениса, но внезапно увидел, что несколько матрон из очереди с
интересом прислушиваются к их разговору. Пришлось срочно что-то выдумывать.
- Яд, - чуть слышно произнес он.
- Это точно?
- А как же, - заверил ее Уилт, - я сам выпил его.
- Сначала вы что-то себе сломали, потом куда-то себя ранили. Теперь
вот яд выпили... И нечего на меня так смотреть. Такая у меня работа, ясно?
- Ясно! Пока вы, с позволения сказать, работаете, на тот свет можно
отправиться, - ляпнул Уилт и пожалел.
Исполненный ненависти взгляд дамы говорил об одном: если Уилт
действительно сейчас сыграет в ящик, то исполнит ее самое сокровенное
желание.
- Послушайте, - уже спокойнее проговорил Уилт в надежде успокоить эту
стерву, - простите, пожалуйста, если я вас обидел...
- Нахамили, лучше скажите!
- Пусть нахамил, как вам угодно. Но войдите в мое положение: напился
яда, упал, сломал руку... тут поневоле выйдешь из себя. - И в подтверждение
своих слов Уилт бережно погладил правой рукой "сломанную" левую.
Регистраторша все равно поверила и снова взялась за ручку.
- Бутылку-то принесли?
- Какую?
- Из-под яда, что вы хлебнули.
- Для чего?
- А откуда мы узнаем, от какого яда вас спасать?
- А на ней не написано. Простая лимонадная бутылка с ядом. В гараже
стояла.
- Откуда вы взяли, что там яд?
- Потому что на вкус это совсем не лимонад. - Уилт совсем запутался и
пришел в отчаяние.
- Не все то яд, что не лимонад, - резонно заметила дама.
- Так-то оно так, но на вкус это был страшный яд. Скорее всего,
цианистый калий.
- Никто из живых не знает, каков на вкус цианистый калий, - изрекла
регистраторша. Железная логика напрочь отметала все доводы Уилта.
- Ну, ладно, - сдался он наконец. - Бог с ним, с ядом. В конце
концов у меня еще есть перелом и ранение, а они-то уж требуют срочного
вмешательства врача.
- Тогда ждите своей очереди. Все-таки где у вас рана?
- Сзади, на чем сидят, - соврал Уилт и поплатился за это; ожидая
вызова, он простоял целый час, ни разу не присев, чтоб подкрепить свою
версию ранения. Все это время регистраторша пристально следила за ним с
подозрением и неприязнью.
Чтоб хоть как-то отвлечься, Уилт пристроился к одному из пациентов с
газетой и, заглядывая ему через плечо, стал читать. Тому тоже требовалась
неотложная помощь - об этом свидетельствовал забинтованный палец на ноге.
Но Уилт все равно завидовал ему: небось сразу поверили. "Но правда всякой
выдумки страннее", - вспомнил он строчку из Байрона. Да нет, не только
правда. Его собственный опыт показывал - ври не ври, все равно не верят.
Может, всему виной его нерешительность? Вечно он норовит взвесить все "за" и
"против". Это, наверное, и заставляет людей держать с ним ухо востро. Им
подавай правду попроще, чтобы вписывалась в привычные рамки. Чуть что
необычное, нетривиальное - тебя сразу подозревают во лжи. А мыслить
тривиально Уилт не умел. Появись проблема - Уилт придумает множество
способов решить ее, да таких, что и в голову никому не придут. Тем более
Еве. И не потому, что Ева вообще не соображает. Просто она с поразительной
легкостью меняет мнение по десять раз на дню, что совершенно не под силу
Уилту. Его всегда одолевают сомнения. У каждой проблемы Ева видит только
одно решение, Уилт - не менее десятка, и все они противоречат друг другу. И
даже здесь, в унылой приемной, после стольких злоключений, Уилт не отрешился
от мирской суеты, а сразу же нашел достойную тему для размышлений.
На первой полосе газеты выделялся крупный заголовок: "НЕФТЯНОЙ ВЫБРОС:
ПОД УГРОЗОЙ ПОПУЛЯЦИИ МОРСКИХ ПТИЦ". Остальные заголовки, информирующие о
менее ужасных событиях, были набраны помельче. Так, сообщалось о вооруженном
нападении на машину инкассаторов. Водителю угрожали ракетницей, а охранник
получил пулю в лоб. Убийцы стащили 250 000 фунтов стерлингов, но разве это
сенсация, особенно если вспомнить, что чайкам угрожает нефтяное пятно. Уилт
задумался: а разделяет ли эту точку зрения жена убитого охранника? И с каких
это пор птичья жизнь стала важнее человеческой? Вероятно, род человеческий
настолько обеспокоен своим глобальным вымиранием, что уже не обращает
внимание на гибель отдельных индивидуумов, а лишь плотнее сомкнув ряды,
созерцает, воспринимая крушение двух супертанкеров, как предзнаменование
собственной грядущей катастрофы. А может быть...
Услышав свое имя, Уилт оторвался от газеты и увидел, что с
регистраторшей шепчется медсестра с крысиной физиономией. Последняя тут же
исчезла. Вскоре появился пожилой и, судя по свите, обладающий властью
доктор. Его сопровождал целый сонм врачей помоложе, медсестер и санитарок.
Уилт уныло глядел на доктора, пока тот изучал список его болезней. Затем он
поверх очков посмотрел на Уилта и, видимо, решив, что лечить такое
ничтожество - ниже его достоинства, кивком передал Уилта одному из
ассистентов и, ухмыляясь, удалился.
- Мистер Уилт, - позвал молоденький доктор, и Уилт робко шагнул ему
навстречу. - Пройдите в смотровую и подождите.
- Простите, доктор, - шепнул Уилт, - можно вас на пару слов по
секрету?
- Всему свое время, мистер Уилт, а сейчас, будьте добры, пройдите в
смотровую.
Он развернулся на каблуках и зашагал прочь по коридору. Уилт двинулся
было следом, но его тормознула регистраторша.
- А вам туда! - Она ткнула пальцем в противоположный конец коридора.
Уилт состроил ей рожу и поплелся в указанном направлении.
Тем временем дома Ева сидела на телефоне. Сначала она позвонила в
Гуманитех и сообщила что Уилт серьезно заболел. Теперь она разговаривала с
Мэвис Моттрэм.
- Даже не знаю, что и думать, - жаловалась Ева. - То есть сначала все
казалось неправдоподобным, а когда я поняла, что он действительно поранился,
стало его так жалко...
- Дорогуша! - сказала Мэвис, которая всегда знала, что за чем кроется.
- Не вздумай себя ни в чем винить. Твой Генри этим только пользуется.
Случай с крокодилами еще тогда должен был тебя насторожить.
- Да ну, не будем об этом, - отмахнулась Ева, - все было давно и
неправда. Генри теперь другой.
- Мужики всегда одинаковы, а у Генри сейчас тот самый возраст. Я тебя
предупреждала, когда ты сдавала комнату этой своей помощнице немке.
- Ну, по хозяйству она не помогает, зато платит за комнату много
больше, чем я сначала запросила. Поступила на языковые курсы для иностранцев
в Гуманитехе и уже болтает по-английски весьма недурно.
- Вот, вот, Евочка! Она ведь тебе ни словом не обмолвилась про
Гуманитех, когда пришла договариваться насчет комнаты?
- Нет, - озадаченно ответила Ева.
- И не удивительно. Может, Генри спуталЗя с ней еще раньше и намекнул,
что ты сдаешь мансарду.
- Не может быть. Ведь он, узнав об этом, был так сердит, так
недоволен.
- Дорогуша, ты недооцениваешь своего муженька! Как иначе он мог
отреагировать на это? Плясать и прыгать до потолка? Тогда бы ты сразу все
поняла.
- Да, пожалуй... - с сомнением проговорила Ева.
- И еще, - не унималась Мэвис. В лице Уилта она сейчас обличала
своего Патрика, всех мужиков, вместе взятых. - Помнишь, перед летними
каникулами Генри допоздна засиживался в Гуманитехе? А как раз в это время
зачисляли иностранных студентов.
- Но при чем здесь Генри? Он тогда составлял расписание занятий.
- Вот именно! Занятий. Занятий чем, спрашивается. Ты думала, он пишет
расписание, а он на самом деле проводил с ней занятия. В кавычках.
Ева выслушала ее до конца, лишь чтобы возразить.
- Генри вовсе не такой. И в конце концов, я бы сразу заметила в случае
чего.
- Милая, пойми наконец: все мужики одним миром мазаны. Сначала я тоже
ни о чем не догадывалась, а потом было уже поздно. Патрик целый год
развлекался со своей секретаршей, пока до меня не дошло. И то случайно,
когда он высморкался в ее трусики. но
- Во что высморкался? - переспросила Ева, не поверив своим ушам.
- Короче, он схватил насморк и как-то утром за завтраком по ошибке
вытащил из кармана ее красные трусики и высморкался. НУ, я сразу поняла, что
к чему.
- Надо думать, - согласилась Ева. - А потом что?
- Ничего потом. Все же и так ясно. Сказала ему что если думает
развестись со мной та