Код произведения: 12761
Автор: Шукшин Василий
Наименование: Ноль-ноль целых
Василий Шукшин
НОЛЬ-НОЛЬ ЦЕЛЫХ
Колька Скалкин пришел в совхозную контору брать расчет. Директор
вчера ругал Кольку за то, что он "в такое горячее время..." - "У вас
вечно горячее время! Все у вас горячее, только зарплата холодная".
Директор написал на его заявлении: "Уволить по собств. желанию".
Осталось взять трудовую книжку.
За трудовой книжкой Колька и пришел.
Книжку должен был выдать некто Синельников Вячеслав Михайлович,
средней жирности человек, с кротким лоснящимся лицом, белобровый, в
белом костюме. Синельников был приезжий, Колька слышал про него, что
он зануда.
- Почему увольняешься? - Синельников устало смотрел на Кольку.
- Мало платят.
- Сколько?
- Чего "сколько"?
- Сколько, ты считаешь, мало?
- Шестьдесят - семьдесят... А то и меньше.
- Ну. А тебе сколько надо? Кольку слегка заело.
- Мне-то? Три раза по столько. Синельников не улыбнулся, не
удивился такому нахальству.
- Не хватало, значит?
- Не то что не хватало, а даже совестно: руки-ноги здоровые,
работать сроду не ленился, а... Тьфу! - Колька много матерился по
поводу своей зарплаты, возмущался, нехорошо поминал совхозное
начальство, поэтому больше толочь воду в ступе не хотел. - Все.
- И куда?
- Счас-то? Ямы под опоры пойду рыть. На тридцать седьмой
километр.
- Специальность в кармане, а ты ямы рыть. Ты же водитель второго
класса...
- А что делать?
- Водку поменьше пить. - Синельников все так же безразлично,
вяло, без всякого интереса смотрел на Кольку. Непонятно было, зачем он
вообще разговаривает, спрашивает.
Колька уставился в кроткие, неопределенного цвета глаза
Синельникова. Пошевелил ноздрями и сказал (как он потом уверял всех)
вежливо:
- Прошу на стол мою трудовую книжку. Без бюрократства. Без этих,
знаете, штучек.
- Каких это штучек?
- Я же не на лекцию пришел, верно? Я за трудовой книжкой пришел.
- И лекцию не вредно послушать. Не на лекцию он пришел... Водку
жрать у них денег хватает, а тут, видите ли, мало платят. - Странно.
Синельников и теперь никак не возбудился, не заговорил как-нибудь...
быстрее, что ли, злее, не нахмурился даже. - Глоты. И сосут, и сосут,
и сосу-ут эту водку... Как не надоест-то? Очуметь же можно. Глоты
несчастные.
Такого Колька не заслужил. Он выпивал, конечно, но так, чтобы
"глот", да еще "несчастный"... Нет, это зря. Но странно тоже, что не
слова взбесили Кольку, а этот ровный, унылый, коровий тон, каким они
говорились: как будто такой уж Колька безнадежно плохой, отпетый
человек, что с ним устали и не хотят даже нервничать, и уж так -
выговаривают что положено, но без всякой надежды.
- Да что за мать-перемать-то! - возмутился Колька. - Ты что...
чернил, что ли, выпил? Чего ты пилить-то принялся? Гляди-ка, сел
верхом, и давай плешь грызть. Да ты что? Тебе что, делать, что ли,
нечего, бюрократ?
Синельников выслушал все это спокойно, как на собрании; он даже
голову рукой подпер, как делают, сидя в президиуме и слушая привычную,
необидную критику.
- Продолжай.
- Я пришел за трудовой книжкой, мне нечего продолжать. Заявление
подписано? Подписано. Давай трудовую книжку.
- А хочешь, я тебе туда статью вляпаю?
- За что? - растерялся Колька.
- За буйство. За недисциплинированность... Ма аленькую такую
пометочку сделаю, и ты у меня здесь станцуешь... краковяк. -
Синельников наслаждался Колькиной растерянностью, но он даже и
наслаждался-то как-то уныло, невыразительно. Колька, однако, взял себя
в руки.
- За что же ты мне пометочку сделаешь?
- Сделаю пометочку, ты придешь ямы копать под опоры, а тебе
скажут: "Э-э, голубчик, а у тебя тут... Нет, - скажут, - нам таких не
надо". И все. И отполучал ты по двести рублей на своих ямах. Так что
нос-то особо не задирай. Он видите ли, лаяться будет тут... Дерьмо. -
Синельников все не повышал голоса, он даже и руку не отнял от головы -
все сидел как в президиуме.
- Кто? - спросил Колька. - Как ты сказал?
- Чего "кто"?
- Я-то? Как ты сказал?
- Дерьмо, сказал.
Колька взял пузырек с чернилами и вылил чернила на белый костюм
Синельникова. Как-то так получилось... Колька даже не успел подумать,
что он хочет сделать, когда взял пузырек... Плеснул - так вышло.
Синельников отнял руку от головы. Чуть подумал, быстро снял пиджак,
встал и подержал пиджак на вытянутых руках, пока чернила стекали на
пол. Чернила стекли... Синельников осторожно встряхнул пиджак, еще
подождал и повесил пиджак на спинку стула. После этого оглядел рубашку
и брюки: пиджак не успел промокнуть, на брюки не попало.
- Так... - сказал Синельников. - Выбирай: двадцать рублей за
химчистку и окраску всего костюма или подаю в суд за оскорбление
действием.
- Ты же первый начал оскорблять...
- Я - словами, никто не слышал, чернила - вот они, налицо. Причем
химические. - И опять Синельников говорил ровно, бесцветно.
Поразительный человек! - Твое счастье, что я его все равно хотел
красить. Еще не знаю, берут ли в чистку с химическими чернилами...
Двадцать пять рублей. - Синельников взялся
а телефон. - Решай. А то звоню в милицию.
Колька уже понял, что лучше заплатить. Но его возмутило опять,
что этот законник на глазах стал нагло завышать цену.
- Почему двадцать пять-то? То двадцать, а то сразу двадцать пять.
Еще посидим, ты до полета догонишь?..
- Пять рублей - это дорога в район: туда и обратно. Я сразу не
сообразил.
- Что, по два с полтиной в один конец, что ли? Тебя за полтинник
на попутной любой довезет.
- На попутной я не хочу. Туда на попутной, а оттуда такси возьму.
- Фон-барон нашелся!.. "На такси-и"!
- Да, на такси. Что - дико?
- Не дико, а... на дармовщинку-то выдрючиваться неужели не
совестно?
- Ты меня чернилами окатил - тебе не совестно? Что же я - за свой
собственный костюм на попутных буду маяться? Двадцать пять. Пиши.
- Чего?
- Расписку.
Синельников пододвинул Кольке лист бумаги.
Колька брезгливо взял лист...
- Как писать-то?
- Я, такой-то, - полностью имя, отчество, - обязуюсь выплатить
товарищу Синельникову Вячеславу Михайловичу двадцать пять - прописью -
рублей, ноль-ноль копеек...
Колька зло усмехнулся, покачал головой.
- "Ноль-ноль копеек"!.. Командующий, мля!..
- Ноль-ноль копеек за умышленную порчу белого костюма товарища
Синельникова В. М. Колька остановился писать.
- Для чего же писать "умышленную"? Раз я добровольно соглашаюсь
платить, зачем же так писать? Там где-нибудь прочитают и начнут...
начнут придираться.
Синельников подумал.
- Ладно, пиши: за порчу костюма товарища... белого костюма
товарища Синельникова В. М.
Колька пропустил слово "товарища", написал: "белого костюма
Синельникова".
- Химическими чернилами...
Колька взял пузырек, посмотрел:
- Разве для авторучек бывают химические?
- А какие же? Отчетные ведомости мы только химическими пишем.
- Писатели, мля... - проворчал Колька.
- Подпись. Число.
Колька расписался. Поставил число. Синельников взял расписку.
-- Сколько тебе под расчет причитается?
- А я откуда знаю? Ты лучше тут знаешь.
- После обеда зайдешь за расчетом. И за книжкой. Колька встал.
- Ты это... не говори никому, что... слупил с меня четвертной. А
то дойдет до моей... хаю не оберешься. Напиши чего-нибудь.
- Ладно.
Колька пошел к двери. На пороге остановился, посмотрел на
плотного человека с белыми бровями. Синельников тоже посмотрел на
него.
- Что?
- Хо-о, - сказал Колька. Качнул головой и вышел из кабинета.
В коридоре разок про себя матюкнулся. "Четвертной как псу под
хвост сунул. Свернул трубочкой и сунул". Но вспомнил, что на ямах
теперь будет зарабатывать по двести - двести пятьдесят рублей... И
успокоился. "Да гори они синим огнем! - подумал. - Жалеть еще..."