Код произведения: 12883
Автор: Щербаков Сергей
Наименование: Щенки и псы Войны
Сергей Щербаков.
Щенки и псы Войны
Copyright Сергей Щербаков
Email: [email protected]
WWW: http://aksugallery.freeservers.com
Origin: http://zhurnal.lib.ru/s/sherbakow_s_a/
Date: 08 Dec 2000
Комментарии о рассказах можно оставить здесь
БУТИК
( из цикла Щенки и псы войны )
Посвящается девятнадцатилетним мальчишкам,
которым довелось испить "горькую чашу"
чеченской войны
Славка стоял у высокого металлического забора, покрашенного коричневым
суриком и поливал его. От прозрачной горячей струи и мокрых кружев на заборе
вверх поднимался легкий пар.
- Двинули! - хрипло бросил он напарнику, закончив свою нехитрую
процедуру, и они молча побрели по узкой горбатой улочке. Под ногами смачно
чавкала скользкая грязь, "стокилограммовыми" комьями налипая на сапогах. Они
двигались вплотную к заборам, шлепая по нежному свежему снежку, который
тонким слоем покрыл все вокруг. В небе стояла белая непроницаемая пелена,
солнце еще не пробилось сквозь эту стену сырого тумана. Голые серые ветки
деревьев и кованое обрамление заборов стайками оседлали неугомонные воробьи.
Веселое бесшабашное чириканье, которых изредка нарушалось яростным собачьим
лаем и глухим рыком бээмпэшек, двигавшихся по соседним улицам.
Пашка, Славкин напарник, невысокий коренастый пацан с бледным лицом,
отрешенно уставясь под ноги, плелся с пулеметом наперевес, с трудом
переставляя ноги с налипшей глиной. В конце улицы они присели: Славка у
кирпичной стены, уперевшись рваным засаленным коленом в заснеженный валун, а
Пашка устроился на противоположной стороне под сухим корявым деревом,
выставив вперед ствол своего ПКМа с пристегнутым "коробом" (магазином).
Где-то сзади, через несколько домов от них, группа екатеринбургского
СОБРа, двигаясь следом, шмонала дворы и хозяев. Обыск и проверку документов,
как правило, проводили бойцы СОБРа, а солдаты бригады особого назначения
страховали с улицы. Собровцам опыта не занимать, уловки боевиков для них,
что твои семечки. Одного взгляда им достаточно, чтобы вычислить, где может
находиться растяжка или схорон. Славка наблюдал однажды, как Степан,
методично простукивая стены в доме, обнаружил тайник с оружием и
взрывчаткой.
Славка поправил бронежилет, чтобы не тянул своей тяжестью и сдвинув
каску на затылок, задумался о прошлой жизни. Она показалась такой далекой и
чужой, как будто она была где-то на другой планете и не с ним. Он снял
изрядно потрепанную рукавицу и протянув потрескавшиеся красные пальцы,
зачерпнул горстку снега и поднес ко рту. Сидеть вот так в постоянном
напряжении, ни чего не делая, было сплошной мукой. Неистово зудели расчесы
на спине и пояснице. Вшей ни сколько не смущала, ни холодная погода, ни
сырой бушлат, ни эта странная война.
Славка зевнув, поежился.
- Скорее бы домой. Подальше отсюда, из этого ада - стучало в мозгу. -
Страх и холод уже в печенках. Командировка на три месяца явно затянулась.
Уже конец января, а замены пока не предвидится, хотя их служба уже
закончилась, пора в дембель. Вчера их знакомили с обращением командования, в
котором оно просило, вернее, приказывало остаться на боевых позициях до тех
пор, пока не будет подготовлена смена. Приносило, конечно, извинения и тому
подобное. Как сейчас помню, там были такие слова: " Вы добросовестно
выполнили свой конституционный воинский долг пред Отечеством и российским
народом. По закону и справедливости некоторые из вас должны быть уволены в
запас. Но сегодня в борьбе с террористами и пособниками наступил переломный
момент, когда все силы должны быть направлены на то, чтобы окончательно
добить бандитские формирования на территории Чеченской республики,
являющейся частью России...
... Командование знает, что в условиях войны наступает чувство
физической и моральной усталости от постоянной опасности и трудностей быта.
Но сегодня Родина обращается именно к вам, мужественным солдатам России, с
просьбой - остаться в составе своих, воинских частей до плановой замены
личного состава. В этот сложный момент Родина надеется на вас , потому что
сегодня именно вы можете передать пополнению свой опыт и оказать ему помощь
в выполнении служебно-боевых задач..."
Славка сплюнул.
- Вот такие, наши пироги! Серега-земляк уже, наверное, дома. Отправили
его вместе с ранеными, еще в начале месяца в родную часть. Досталось ему,
конечно, здорово! Отморозил ноги, застудил легкие, когда были в горах, да и
"крыша" у него, похоже, поехала. Да, еще новый ротный, сволочь, нос свернул
на бок. Зато, теперь дома! В тепле! Балдеет! Лучше быть со сломанным носом,
чем "грузом двести".
- "Груз двести". Вчера два "двухсотых" отправили домой, двух
ребят-десантников. Накануне подняли утром по тревоге, выехали в Мескет-Юрт
на зачистку. Поступили данные, что там находится, кто-то из полевых
командиров. Стоял седой туман, видимость паршивая, метров в двадцати уже
ничего не видно. Дорога ни к черту, узкая, сплошные крутые подъемы и спуски.
"Бэтры" постоянно юзят, гуляют из стороны в сторону по сырой глине. Впереди
колонны десантники, мы - "вэвэшники" в середине, замыкает СОБР на "уралах".
Не едем, а еле ползем как черепахи, сплошные заносы, того и гляди, сыграешь
с обрыва. Проехали около часа, когда на фугасе подорвался головной "бэтр",
тяжело ранило водителя, есть контуженные. Поступила команда: разворачиваться
и возвращаться в Ножай-Юрт. На обратном пути все и случилось. Один из
"бэтров" потащило по жидкой грязи и он завалился. Двоих ребят, из тех, что
ехали на броне, задавило насмерть. А они, даже ни разу на "боевых" не были,
только что прибыли с новым пополнением.
Славка шмыгнул носом. Кругом ни души, только какой-то дряхлый аксакал в
каракулевой папахе проковылял, опираясь на палку, да какая-то баба голосит
на соседней улице. Пашка по-прежнему с безразличным лицом неподвижно сидит
под деревом, изредка нервно вздрагивая, словно лошадь от укуса овода. Из-под
каски торчит рыжим пятном опаленная шапка.
- Пашка, мировой парень. Вот, только после тех месяцев в горах стал
каким-то замкнутым, молчаливым. Все ему по фигу. А ведь, когда под Кизляром
в окопах сидели, какие он песни под гитару пел, какие шуточки отмачивал. А
сейчас как не живой, в глазах такая тоска, что даже жутко становится.
Движения вялые как у зомби. Ночью в палатке зароется в мешок с головой и
воет во сне, как одинокий волк или мать зовет.
- Да, тогда в августе под Кизляром было неплохо, главное тепло. И
ротный был, что надо! Капитан Шилов! Гонял, конечно, будь здоров, но мужик
был свой в доску! Жаль, что после трех месяцев командировки уехал домой.
Когда уезжал, прощаясь сказал:
- Простите меня, ребята, что бросаю вас в этих проклятых горах! Честно
сказать, думал командировка у нас будет другой: думал, будем загорать, есть
виноград, ловить рыбу. А как вышло, вы сами видите. Сюда я больше не
вернусь, приеду в часть и сразу же уволюсь под чистую.
Славка обернулся. Через несколько домов от них маячила с
перебинтованной рукой плотная фигура "деда мороза", собровца Виталия,
который десять дней назад подорвался на растяжке.
Было это на Рождество, после взятия господствующей высоты десантники
окружили село. В Зандак на зачистку вошли внутренние войска. В тот день
Славка, как обычно, занимал позицию снаружи. Степан с братом-близнецом,
Виталием, скрылись за воротами. Вдруг во дворе рвануло, аж земля дрогнула.
Славка бросился к калитке, навстречу ему вывалился, сгорбившись, Виталий.
- Черножопые гады! Бля! Чурки! - цедил он сквозь зубы, морщась от боли,
поддерживая разодранную окровавленную руку. С растопыренных прокуренных
пальцев на снег капала кровь, вырисовывая на нем алыми кляксами затейливые
узоры. Левая сторона лица вместе с бородой тоже была вся в крови. Во дворе
слышались длинные пулеметные очереди и звон бьющихся вдребезги стекол:
озверевший Степан мстил за брата. Сарай буквально на глазах превращался в
решето, отчаянно кудахтали куры, стоял кромешный гвалт. Красный как вареный
рак Степан повернулся к дому и дал несколько очередей, во все стороны
посыпались труха от саманных стен, щепки и осколки стекол.
Виталий подорвался на гранате, которая без чеки покоилась под колесом
небольшой двухколесной тележки, находящейся перед курятником. Подойдя к
сараю, собровец оттолкнул ее, чтобы проверить помещение. Едва он распахнул
рывком дверь, сбоку раздался оглушительный взрыв. Осколками ему здорово
посекло руку и ободрало левую щеку. Волею случая тележка, таившая
смертоносный сюрприз, спасла ему жизнь, защитив его от осколков. В
медсанбате он долго не задержался, забинтованный продолжал выезжать на
операции, не хотел оставлять своего брата.
Славка снова сплюнул. Хотелось курить. Вновь вспомнились степные теплые
деньки. Правда, работенки тогда было много, приходилось целыми днями копать
окопы и рвы под бронетехнику. Обливались соленым потом под палящим солнцем,
мучила жажда, зато было тепло и фруктов завались. Помнится с Валеркой
Шабановым забрались в брошенный сад, набили полные мешки яблок и слив, еле
до заставы доволокли. Тогда Шилов такой разгон им устроил, что небо в
овчинку показалось. "Шабану" не повезло еще в самом начале. Словил пулю в
живот, когда голышом копали ров под нашу "бээмпешку" на берегу Терека.
Чеченский снайпер его снял с того берега. Потом ребята буквально живого
места от той "зеленки" не оставили. Все в пух и прах разнесли из
крупнокалиберных пулеметов.
Неожиданно, красивая с коваными узорами, калитка сбоку звякнула
щеколдой и распахнулась. На улицу стремительно выскочили двое. Один - в
камуфляже, с густой черной бородой. Другой, высокий молодой парень, был в
короткой куртке на бараньем меху, и, как и первый в черной вязаной шапке. У
чернобородого в руках поблескивал "калашников" с подствольником, а у
молодого из-за спины торчали конусами выстрелы к гранатомету. Увидев бойцов,
они остановились как вкопанные, окаменели словно изваяния.
Первым пришел в себя "черный", он, оскалившись, что-то злобно выкрикнул
и дал очередь в сторону Пашки. Грохот выстрелов больно ударил по перепонкам,
заставив Славку зажмуриться, он машинально нажал на спуск и почувствовал,
как автомат, словно живой рвется у него из рук. Пули смертоносным веером
фонтанчиками чавкнули по грязи и ушли поверх заснеженных крыш. Славка сжался
в комок и не отпускал спускового крючка, пока не опустел магазин.
- Ааа..Ааа, - монотонно мычал он каким-то животным голосом, исходящим
откуда-то из утробы. Он ничего не соображал. Его руки мелко дрожали, в
висках стучала кровь, судорожно дергалось правое веко. Сильно пахло порохом.
Видел наклонившееся к нему обветренное бородатое лицо Степана, который
что-то ему кричал и тряс за плечо. Славка вяло кивал в ответ. Перед ним все
плыло как в пьяном угаре. Облизав пересохшие губы, взглянул в сторону Пашки.
Тот без каски с широкооткрытыми полубезумными глазами и кровавым разорванным
ухом стоял у дерева, намертво вцепившись в дымящийся пулемет. Слезы и сопли
вперемешку текли у него по посеревшему лицу. Рядом топтался Виталий и
здоровой рукой безуспешно пытался отобрать у того оружие.
Чернобородый лежал навзничь на спине, запрокинув, обезображенное пулей,
окровавленное лицо, вперив в светлое небо уцелевший глаз. Молодой же,
издавая тихие хрюкающие звуки, согнутыми пальцами, словно когтями, скреб
землю, сгребая под себя грязь и снег. Его туловище напоминало страшное
кровавое месиво из внутренностей и клочьев одежды.
Виталий, обняв Пашку за плечи, отвел к забору, помог снять броник и
расстегнуть бушлат.
- Ну, че глазеете, бля! Гавна не видели, бля! С кем не бывает! Котелок
у парня пробило! - свирепо вращая глазами, Виталий набросился на подошедших
к ним.
- Лучше тряпку какую-нибудь найдите или бумагу!
Группа бойцов окружила убитых.
- Готов! А этому, скоро хана! Вишь, пузыри пускает! - послышался
простуженный голос Степана, который склонился над боевиками и обыскивал их.
- Все кишки наизнанку вывернуло!
- Отбегался по горам, абрек!
- Кровищи-то!
- Да, разнесло будь здоров, Паша постарался.
- Молодой, красивый, - закуривая, сержант Кныш кивнул в сторону
молодого чеченца.
- Мать твою! Вот такие красавцы нашим ребятам головы отрезают и глаза
выкалывают! Забыл, как эти суки блокпост в соседней бригаде вырезали? Может,
напомнить, тебе? Забыл, изуродованных пацанов? Забыл, "Бутика"?- обрушился
на него, разъяренный капитан Дудаков, сверкая воспаленными глазами.
- Дай, сюда! - он зло вырвал из рук Степана трофейный "стечкин", на
котором было выгравлено имя "Рамазан", резким рывком передернув затвор,
выстрелил в упор в дергавшегося боевика. Всем вспомнился "Бутик", Санька
Бутаков, с нежным женским румянцем на щеках, молоденький прапорщик из их
3-ей мотострелковой роты, который в октябре попал в плен. Потом его нашли,
через месяц, морские пехотинцы, в какой-то канаве с перерезанным горлом и
отрубленными кистями рук. Если бы не "смертник" на шнурке ( жетон с личным
номером ), так и канул бы он в безызвестность в далекой чужой стороне.
Славка с трудом поднялся как пьяный, расправляя затекшие ноги и
прислонился к стене. Лихорадило. Почувствовал, как его бросило в жар, точно
такое же было с ним в сентябре под Кизляром. Они несколько суток не спали,
ждали атаки со стороны "чехов", которых скопилось около двух тысяч в этом
направлении. Все буквально валились с ног от усталости, засыпали прямо стоя.
Щуплый Шилов носился по окопу и неистово орал, расталкивая их и дубася по
каскам:
- Не спать! Не спать, уроды!!!
Тогда во время ночной перестрелки у Славки кончились патроны и он сидел
в кромешной темноте в своей ячейке под трескотню трассеров, завывание и
уханье мин, визг осколков. Сидел, сжавшись как беспомощный сурок и
чувствовал, как огромная горячая волна накатывается и захлестывает его.
Выглянуло солнце, снег стал подтаивать и обнажать землю, высокие
железные заборы украсились бахромой темных потеков. Воробьи пуще прежнего
развеселились, устроив на дереве настоящую вакханалию, заглушая неугомонным
звонким щебетом урчание "бээмпешек".
Сергей Щербаков
октябрь, 2000
РОМКИНЫ НОЧИ
( из цикла Щенки и псы войны )
Ромка достал из кармана пачку сигарет, нервно защелкал зажигалкой,
пытаясь закурить. Дрожащие пьяные пальцы не слушались. Вокруг все плыло как
в тумане. Лестничная площадка, исцарапанные надписями стены, щербатые
ступеньки, давно немытое окно. Наконец глубоко затянувшись, задымил,
прищурив глаза от едкого дыма.
-А! А! Суки! - громко вырвалось у него. Опустив голову, закрыл устало
глаза, хотелось забыться, отключившись, ни о чем не думать. Сказывалась
очередная пьянка и бессонная ночь, проведенная на ногах.
Прошло два месяца, как он вернулся оттуда! Оттуда! Куда все попадают
одинаково, а возвращаются по-разному.
Наступление ночных сумерек на Романа действовало как красная тряпка на
быка. Он беспокойно бродил по квартире, не находя себе места, словно кошка,
собирающаяся окотиться. Каждые полчаса выходил в подъезд на площадку
покурить. Присаживался у теплой батареи с банкой из-под кофе для окурков и
подолгу дымил, уставившись отсутствующим взглядом в стену. Какая-то давящая
тревога неотступно преследовала его. Потом он возвращался в квартиру;
пытался на кухне читать детектив, или тихо включив магнитофон, чтобы не
тревожить родителей, слушал кассеты с песнями Виктора Цоя или группы Мумий
Тролль. Потом, вновь неожиданно срывался, набрасывал куртку и выходил на
опустевшие улицы ночного города. Бродил, оставаясь один на один со своими
мыслями.
- По ночам орешь во сне, скрипишь зубами, вскакиваешь весь в холодном
поту, мерещится всякая дрянь. Выстрелы, разрывы гранат, трупы, горящие
бээмпэшки, окровавленные бушлаты. Есть у Франсиско Гойи картина Сон разума
рождает чудовищ, вот что-то подобное творится со мной. Мысли и проклятые
воспоминания о войне настойчиво преследуют как свора свирепых гончих псов,
как стая мерзких чудовищ. Пытаешься бежать, скрыться, спрятаться, но
безуспешно. Настигают и безжалостно рвут на куски. В пору завыть волком.
Первые три дня пролетели быстро. Разговоры, объятия, встречи с
родственниками, друзьями. А потом такая навалилась тоска! Такая
безысходность. Вдруг, так захотелось обратно, что мочи нет. Там была
настоящая жизнь. Ты был нужен, на тебя полагались, от тебя многое зависело.
Здесь же, совершенно другой мир. Чужой мир. Развлечения, пьяные тусовки,
дискотеки, глупый треп, праздное безделье. Будто другая планета. Все в
другом измерении. А там, в это время такие же пацаны жизни кладут, каждый
день по лезвию ножа ходят. Некоторые из старых приятелей с жиру тут бесятся,
пока был в армии, умудрились сесть на иглу, дурачье! Все разговоры только о
том, сколько бабок привез, сколько чеченов замочил. От армии одних родители
отмазали, другие косят напропалую. Все со справками: кто язвенник, у кого
веса не хватает, кто дуется под себя, кто баптист, кто педик, твою мать!
Боятся армии как черт ладана. Скорее, не оттого, что два года коту под
хвост, а из-за дедовщины. Он, Ромка, эту дедовщину видел во всей красе,
вдоволь испытал на своей шкуре. Одни "дужки" чего стоят. Это когда деды
загоняют молодых на койки и заставляют их держаться руками за передние
спинки кроватей, а ногами упираться в задние. И так висеть в воздухе. Если
устанешь и попытаешься ногу опустить, получишь по полной программе,
надраенной до блеска пряжкой, по заднице или ногам. Вот так и висишь, пока,
дебилы не угомонятся. В Чечне тоже без дедовщины не обходилось, хотя все,
кому не лень, это опровергают. Мол, было боевое братство и все такое. Всякое
там было. То, без пайка останешься, деды-уроды сожрут, или еще, что-нибудь
похуже отмочат. Но там, все-таки побаивались перегнуть палку, потому что
можешь в любой момент сорваться, да и вмазать из "калашника", по мозгам.
Вчера на автобусной остановке встретился Димка, однополчанин, вместе
грязь чеченскую месили и вшей кормили в блиндажах. Тоже как неприкаянный.
Также по ночам мучается, не спит. Трясет его всего, когда темень наступает.
Ни где пока не работает. С милицией, куда он хотел устроиться на работу,
облом! По пьянке угодил в кутузку. Теперь на учете: в компьютер занесли, в
базу данных. Меченный на всю жизнь. В силовые структуры, о которых он так
мечтал, дорога наглухо теперь закрыта! А началось с чего? Ночь не спал,
утром выпил, чтобы отпустила чертова война, в результате дома конфликт с
предками. Психанул, взял сдуру и выбросил с третьего этажа телевизор, что
купил на свои гробовые. Холодильник тоже хотел спустить следом, да поднять
было не под силу. Ну, естественно, приехали менты и мигом успокоили. Надели
наручники и увезли готовенького в свой зверинец.
Родители стали упрашивать в дежурке ментуру, чтобы дела не заводили на
Димку. Да, не тут-то было. Составили протокол и свободен. Назад дороги нет.
Посоветовали, чтобы сын прошел курс реабилитации.
- Да, все они со сдвигом. Что афганцы, что эти! - заявил им капитан
милиции. - Пьют по-черному. Сплошные с ними проблемы. Ни кому они не нужны.
Только родителям. Поймите, никто заниматься вашими детьми не будет. Ни
военкомат, ни городская администрация, ни кто. Сами ходите, просите,
требуйте, лечите.
Вот, Диман, теперь и бродит, как в воду опущенный. В армию на контракт
не берут: биография подмочена. Специальности никакой, делать ничего не
умеет. Только стрелять из всех видов оружия, охранять да растяжки ставить.
Нервы ни к черту. Стал злым, агрессивным. Заводится с полуоборота,
взрывается как полкило тротила, без всякого детонатора! Куда идти? Учиться?
Что знал-то, все забыл. Армия все извилины выпрямила, а что не смогла -
выбила. Одно остается, на рынок, грузчиком к барыгам податься или к
бандитам, трясти, кого укажут. Хреновая ситуация, одним словом! Зашли с ним
в бар, выпили, начал плакаться в жилетку:
- Где же справедливость, Ромк? Что за бл....ство! Один раз случайно
залетел по глупости, и теперь вся жизнь к черту?
Сказал бы я ему про справедливость, да лучше промолчу...
Помню, когда через два месяца под Новый год спустились с гор в ПВД,
видок у нас был довольно жалкий как у бомжей. Все грязные, обмороженные,
голодные, обмундирование превратилось в сплошные лохмотья. Не батальон
оперативного назначения, а толпа вооруженных оборванцев. В горах прозябали в
палатках и блиндажах, дров и воды не было. Первое время привозили, а потом
совсем про нас забыли. Все деревья и заборы в округе порубили, воду наверх
таскали в заплечных бачках с ручья, который находился под горой. Парня там
из разведроты потеряли: в плен попал, когда за водой ходил. Спускаемся,
значит, а тут почти все, кто в штабе при баньке оставался, с крестами за
отличие ходят. Оказывается, приезжала какая-то шишка от Рушайло с
поздравлениями и подарками. Ну и навешала крестов тем, кто под руку
подвернулся. А про тех: кто пропахал полЧечни, кто в окопах под обстрелами
загибался, кто, замерзая в горах, блокировал в Зандаке басаевских наемников,
просто забыли. Обидно. Ну, да ладно, бог им судья.
- Дурак был, надо было остаться на сверхсрочную, ведь упрашивали перед
отъездом, контракт подписать. Но так хотелось домой, вырваться поскорее из
этого ада, - опрокинув стакан, продолжал ныть Димка.
- А сейчас ... Да, что там говорить! Все жопой повернулись. И
государство, и друзья... Толдычут везде про реабилитационные центры,
реабилитацию.. Где она, на хрен, эта реабилитация? Можно подумать, мы сами
эту кровавую бойню затеяли, для своего удовольствия, ради развлечения...
Если бы в ментовку не попал: контрактником бы без пяти минут был и в ус не
дул.
Кстати, о контрактниках. Как-то, помню, зачищали один роскошный
домишко, там таких много, не то что у нас в России. Двухэтажный, из красного
кирпича, со всякими там балкончиками и прочими прибамбасами. Огорожен
высоким железным забором как великой китайской стеной. Хозяев нет, добра
всякого полно, все комнаты в коврах. Впереди, как обычно, собровец,
лейтенант Колосков, по прозвищу Квазимодо, за ним мы наготове. Почему его
так прозвали, до сих пор не пойму. Высокий симпатичный парень, на артиста
Лундгрена чем-то похож, который в фильме "Универсальный солдат" снимался,
такой же крепкий, с волевым подбородком. В одной из нижних комнат нашли
укромный тайничок, а в нем: три гранатомета "муха", с десяток выстрелов к
гранатомету РПГ, авоську гранат Ф-1 да ящик тротиловых шашек с детонаторами.
Наверное, "черные" не смогли все унести с собой. Прошмонали все комнаты,
перевернули все вверх дном, потом спустились по широкой лестнице в подвал. А
там... Останки чьи-то. Вонища страшная... Трупы вповалку лежат. Сколько их
там? Человек семь, восемь. Темно. Смрад жуткий! Фонариком посветили, но
толком ничего не видно. Похоже контрактники, видно, что не зеленые пацаны.
Кругом кровища, одежда изодранная вся. Тельняшки, свитера как лапша, похоже,
здорово их кромсали ножами. Потом постреляли всех в упор. Серега, было,
потянул одного за ворот, чтобы перевернуть, но Квазимодо, как заорет на
него:
- Растяжка! Твою мать! Не трогать!
Мы чуть в штаны не наложили от страха, так нам, вдруг, нехорошо стало.
В жар всех бросило, еще бы секунда и все там были. Да, про такие сюрпризы
нам бывший ротный много рассказывал, как эти сволочи мины-ловушки
устраивают, используя для этого трупы. Под убитых подкладывают гранату Ф-1
без чеки, так чтобы рычаг был трупом прижат. Трогаешь тело, и через шесть
секунд твои кишки на проводах болтаются!
Были мы, буквально, меньше минуты, невозможно там находиться, тела
разложившиеся, того и гляди, вывернет на изнанку. Выбрались наружу, еле
отдышались. Димку вырвало прямо в комнате на ковер. Согнулся в три погибели,
лицо багровое, глаза квадратные, слезы капают с кончика носа. Мы настолько
пропитались трупным запахом, что потом несколько дней воротники бушлатов и
шапки отдавали душком. Да, без саперов сюда соваться не стоит. Гиблое дело.
Сообщили о страшной находке командованию. Через пару недель опять проверяли
ту хату, барахло кто-то уже прибрал к рукам... Местные вряд ли возьмут, вера
не позволяет. Заглянули в подвал, а там все по-прежнему. Одни крысы по углам
шмыгают. Ребята, как лежали, так и лежат. Никто их оттуда не забрал. Никому
до них дела нет. А они ведь, числятся пропавшими без вести. Дома, наверное,
ждут матери, жены, дети. Может быть, на что-то еще надеются, а может, даже
не знают, что они пропали.
Особенно зверствуют наемники. В Курчалое, кажется, это было, задержали
одного подозрительного, рыжего заросшего хохла со шрамом на лбу. Выдавал
себя за заложника. Рассказывал всякие жуткие вещи: как страдал, как
неоднократно пытался бежать, как над ним измывались. Ну, а мы, лопухи,
матюгальники пооткрывали, слюни и сопли от жалости распустили. Да, тут
Стефаныч, прапорщик наш, решил вдруг его обыскать. И, что ты, думаешь? Нашли
у того, козла бородатого, пачку скомканных долларов и связку жетонов.
Смертники солдатские, сволочь паршивая, коллекционировал. Но жадность, как
говорится, фраера сгубила! Видно, жалко ему было с зелененькими и боевыми
трофеями расставаться, вот и сгорел. Морду ему враз разбили! Потом
десантники о нем, не знаю, откуда прознали, упросили батю отдать им эту
мразь. Сразу вояку раскололи, умеют они убеждать, этого у них не отнимешь.
Он им все выложил как на духу. Как ребят наших стрелял, резал, мучил, как
ожерельем из вяленых ушей хвастался пред другими уродами...
Старлей Тимохин там был, потом рассказывал, что десантура забила хохла
до смерти. Злющие были: у них недавно разведгруппа напоролась на засаду в
ущелье Ботлих - Ведено, вся полегла. Наемников, как правило, десантники в
плен не берут, арабов, хохлов и прибалтов сразу, без "собеседования",
пускают в расход.
Вчера приснился Рафик Хайдаров, отличный парнишка, водителем у нас был.
Большой мастер всякие байки рассказывать. Соберемся обычно у костра или в
блиндаже у печки; греемся, портянки сушим, он и начинает баланду травить.
Глядишь, и время летит незаметно, и настроение не такое поганое. Нам
нравилось слушать его истории. Мимика озорного круглого лица Рафика,
хазановский голос и магические движения закопченных рук делали свое дело. Мы
тогда, как сейчас помню, ржали, будь здоров. На эстраде бы ему выступать.
Убили его в начале февраля, когда обстреляли колонну под Центороем.
Пуля попала в голову, полчерепа снесло вместе с каской. А новенький
бронежилет, который он повесил на дверцу кабины снаружи, чтобы была защита
от обстрелов, так ему и не понадобился. "Урал" так изрешетили, что пришлось
его до Ножай-Юрта на сцепке тащить.
Рафика увидел, сон как рукой сняло. Хоть ножом режь, не могу уснуть, на
душе мерзко, в голову лезут всякие мысли. Наверное, все, кто там побывал,
ненавидят ночь. Самое дрянное - в сумерки на пост заступать. Ночью в дозоре
чувства обострены до предела. Вслушиваешься в малейший шорох, реагируешь на
любой звук. Чуть что, даешь очередь и немедленно меняешь свою позицию, чтобы
не накрыли, и не грохнули. Не дай бог, закурить, в момент схлопочешь пулю в
котелок, или уснуть на часах. Были уже такие, в калачевской бригаде, уснули
часовые на посту, а проснулись пацаны уже в царстве теней...
На пятом этаже хлопнула дверь, раздались шаги. Ромка, сидя на трубе у
батареи, встрепенулся. Защелкал зажигалкой и, стряхнув пепел в банку,
прикурил давно потухшую сигарету. Мимо, поздоровавшись, протопал заспанный
сосед, который обычно чуть свет уезжал на своем фургончике на рынок.
Сергей Щербаков
ноябрь, 2000