Ян Василий Григорьевич / книги / Овидий в изгнании



  

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 13114
Автор: Ян Василий Григорьевич
Наименование: Овидий в изгнании


                          Василий Григорьевич ЯН

                            ОВИДИЙ В ИЗГНАНИИ*

                                 Рассказ



                                            Изгнаньем  из  страны   родной
                                            Хвались повсюду, как свободой.

                                                         Ляеярямяоянятяояв


     Я приютился в верхней каморке двухъярусной каменной гетской хижины, в
небольшом  городке,   полном  разноязычных  варваров.  Здесь,  как  нищий,
бесправный ссыльный,  провожу я томительные долгие годы, вспоминая римскую
речь только в те часы, когда я пишу свои скорбные элегии, хожу на проверку
к военному трибуну и когда достаю из ящика потемневшие свитки моих любимых
поэтов: Горация, Проперция, Тибулла и Корнелия Галла**.
     _______________
          *яПяуябяляияйя Оявяиядяияйя   Няаязяоян,  считающийся  последним
     поэтом "золотого века" римской поэзии,  жил с 43 года до н.  э. по 17
     год н.  э. В 8 г. н. э. император Август (по не выясненной до сих пор
     причине) сослал Овидия в самый дальний пункт своих владений,  в город
     Томы,  находившийся немного южнее впадения Дуная в Черное море, тогда
     называвшееся Понт Эвксинский.  Теперь на месте города Томы  румынский
     порт Констанца.
          Ссылка на  берега Черного моря подала Овидию повод к целому ряду
     произведений,  вызванных  исключительно   новым   положением   поэта,
     свидетельствуя о неиссякаемой силе таланта Овидия. Они показывают его
     огромное  трудолюбие,  упорство  в  создании  крупных  художественных
     произведений  и  силу характера,  несломленного,  несмотря на крайние
     лишения, в каких ему пришлось прожить более десяти лет.
          В Риме  Овидий  писал  легкомысленные эротические элегии,  поэму
     "Искусство любви" и другие произведения, давшие повод к обвинению его
     в   безнравственности;   из   Том   Овидий   послал   огромный   труд
     "Метаморфозы",  "Фасты" (календарь),  "Скорбные элегии",  "Послания с
     Понта",   трактат   о  рыбах  Черного  моря  -  все  это  написано  в
     художественной форме,  показавшей  высокое  мастерство  поэта.  Кроме
     того, им была послана цезарю поэма, восхвалявшая его подвиги на языке
     гетов,  варварского племени, среди которого Овидию пришлось жить. Эта
     поэма, как и его трагедия "Медея", до нас не дошла.
          Овидию в ссылке посвятил Пушкин замечательные строки в  рассказе
     старика  из  поэмы  "Цыганы"  ("Меж  нами есть одно преданье...") и в
     стихотворении "К Овидию" ("Овидий,  я живу близ этих  берегов...")  и
     находил  много  общего  с  ним в своем положении ссыльного на берегах
     Черного моря.
          Настоящий отрывок из дневника Овидия относится к последним годам
     его пребывания в Томах.
          **яКяояряняеяляияйя Гяаяляля  -  один  из   крупнейших   римских
     поэтов,  но  из его произведений до нас почти ничего не дошло.  Поэты
     Гораций и Проперций были друзьями Овидия.

     Стараюсь быть мужественным и утешаюсь, как могу: в одной стене у меня
есть очаг,  где  в  морозные дни пылают щепки и  сучья,  собранные мной на
морском берегу;  на  полу  разостлан козий мех,  а  сбоку ложе варварского
вида, покрытое сарматской войлочной попоной.
     С восточной стороны прорублено окно,  завешенное фракийским малиновым
покрывалом.  Через это окно ко мне влетают золотые лучи утреннего солнца и
зовут на берег моря.  Есть у меня также разрисованный узкогорлый кувшин, -
в  нем  я  берегу последние остатки выжатого на  цветущих склонах Везувия*
сладкого темного вина.
     _______________
          * Во  времена  Овидия  гора  Везувий  еще  не  была  вулканом  и
     славилась своими цветущими селениями и виноградниками.

     Откинув занавеску,  я  часто  жадно всматриваюсь в  туманную даль,  в
линию горизонта,  постоянно меняющего свой  цвет  беспокойного моря.  Я  с
нетерпением жду  радостного вестника оттуда,  из  навеки  мною  покинутого
Рима.
     Сегодня  я  вдруг  заметил  долгожданную золотистую  точку.  Медленно
приближается  надутый  ветром  парус,  все  ближе  вырастает  покачиваемый
волнами корабль.  Парус  быстро  опускается на  палубу,  мерно  взмахивают
поблескивающие на солнце белые длинные весла.
     Затерянный в толпе варваров, я спешу к пристани.
     Что  привез мне корабль?  Прощение нового императора Тиберия?  Письма
друзей  и   с   ними  несколько  запечатанных  амфор  с   вином  из  моего
сульмонского* виноградника?
     _______________
          *яОявяиядяияйя родился в усадьбе отца,  близ города Сульмона,  в
     гористой части средней Италии.

     Кормчий,  за  время  долгого пути  заросший бородой,  важно  сошел по
сходням на берег. Грубый голос, как обычно, произнес:
     - Письмо Публию Овидию Назону?  Ни такого письма, ни посылки для него
мне не передавали. Теперь не скоро жди писем: наступает время зимних бурь,
и все корабли спешат укрыться в гаванях.
     Ни письма, ни денег, ни посылки... Чем же я проживу эту зиму?


                                  * * *

     Снова я  сижу около пылающего очага,  допивая последнюю чашу вина.  Я
грею озябшие руки и закрываю глаза. В завывании ветра мне чудится шепот:
     "Опять тебе нет ни  вестей,  ни  привета с  родины?  Но  не ты ли сам
предсказывал в своей элегии:

               "...В счастье покуда живешь, ты много друзей
                                                сосчитаешь.
               А как туманные явятся дни, - будешь один..."

     Ветер с моря шелестит тростником крыши, и опять слышатся чьи-то речи:
     "Твои друзья веселятся с другими, и даже прославленная твоими песнями
Корина от тебя отвернулась.  Забудь и  ты о неблагодарном великом городе и
находи утешение среди ненавидящих хищный Рим варваров..."


     Порыв ветра будит меня. Я открываю глаза. Замечаю серые, сложенные из
грубых камней стены и покрытые седым пеплом потухающие угли в очаге. Ветер
треплет  малиновую  занавеску в  окне  и  доносит  гул  равномерных ударов
тяжелых волн о каменистый берег. Под этот шум у меня складываются строки:

            "...Варваром я здесь слыву: моя речь непонятна
                                                   туземцам.
            Слова латинского звук смех вызывает глупцов...
            Сам уж, боюсь, разучился здесь говорить по-латыни:
            К гетским, сарматским словам ум приспособил
                                                   я свой*..."
     _______________
          * "Скорбные элегии". Перевод А. Фета.


                                  * * *

     Уж  много  лет  и  в  полнолуние и  в  ущерб каждого месяца я  обязан
являться в крепость к военному трибуну -  удостоверить,  что я не бежал из
города.
     Я  пробираюсь узкой  кривой  улицей,  где  мне  знакома каждая плита,
каждый  выступ  дома.  Я  стараюсь незамеченным проскользнуть мимо  лавок,
увешанных:  одни  -  свиными  окороками  и  рассеченными бараньими тушами,
другие  -  глиняными чашами  и  пестрыми кувшинами,  третьи -  сыромятными
ремнями и  дублеными кожами.  Что  я  могу ответить на  ласковые зазывания
продавцов, видевших меня нарядным в первый год моего приезда, когда теперь
мою римскую гордость терзают муки нищеты?
     - Чем тебе,  господин, мы можем услужить? - слышу я вопросы и ускоряю
шаги.
     Я обхожу площадь,  где ежедневно сходятся томиты,  жители города, для
торга с кочевниками. Хищные геты и свирепые сарматы ненавидят друг друга и
при встрече в степи держат наготове арканы и стрелы,  а здесь, на торговой
площади,   они  только  молча  сторонятся,  хотя  кровавая  схватка  может
произойти каждое мгновение.  Они  неразлучны с  коротким мечом,  небольшим
тугим   луком  и   кожаным  разрисованным  колчаном,   полным  отравленных
красноперых стрел.  Эти  страшные  кочевники  мирно  пригоняют сюда  стада
баранов,  быков  или  истощенных,  покрытых  ранами  пленных,  стонущих  и
плачущих на неведомых языках.
     Я дохожу до наполненного водой рва и каменных ворот. Часовой легионер
знает меня и, махнув рукой, говорит:
     - Овидий, проходи!
     Внутри  крепости,   на  холме,   живет  трибун,   начальник  римского
гарнизона.  Я останавливаюсь возле небольшого дома. Сквозь раскрытую дверь
я вижу на мраморном полу выложенную черными камешками надпись: "Salve"*.
     _______________
          * "Sяaяlяvяe" - Здравствуй; прощай (лат.).

     Как изгнанник, "эксуль", я не смею переступить порог и жду среди двух
десятков таких же, как и я, ссыльных. Все перешептываются об одном:
     - Пришел корабль из Италии.  Не получил ли с  ним трибун повеление из
Рима,  чтобы дать нам  свободу?  Цезарь Октавий Август умер:  теперь новый
император, Тиберий, он нам окажет милость.
     Сперва из дома выходит молодой центурион*. Он отзывает меня в сторону
и передает сверток.
     _______________
          *яЦяеянятяуяряияояня -    начальник    сотни;   тяряиябяуяня   -
     должностное лицо, здесь: начальник римского поселения и гарнизона.

     - Здесь для  тебя папирусовый свиток.  Напиши мне  на  нем свое новое
"Послание с Понта". Я тебе за это пришлю муки.
     Центурион сам  пишет  стихи  и  поэтому любит  тайком побеседовать со
мной. Как-то он мне сказал:
     - Ты жалуешься, что сослан на крайнюю границу Римской империи. Однако
твои песни по-прежнему переписываются и  распеваются в  Риме,  и их всегда
будут читать те,  кто ценит сладостную латинскую речь. Ты можешь гордиться
своим изгнанием: из сердца Рима твои песни изгнать нельзя!
     Слышатся тяжелые шаги легионеров. Двадцать копейщиков, звеня оружием,
подходят к дому и выстраиваются у входа.  Центурион быстро покидает меня и
вытягивается, непроницаемый и окаменелый.
     Старый  суровый трибун  с  выбритым морщинистым лицом  показывается в
дверях.
     Трибун меня ненавидит.  Наблюдение за ссыльными его больше беспокоит,
чем  нападения гетов  и  сарматов.  Разговаривая со  мной,  он  смотрит  в
сторону,   шрам,  рассекающий  его  седую  бровь,  багровеет,  и  я  слышу
отрывистые знакомые слова:
     - Это ты, эксуль Публий Овидий Назон? Ты живешь по-прежнему? В том же
доме?  У разбойника Геко? Еще не научился шить сапоги, выделывать кожи или
красить ткани?  Нет? Напрасно! Это гораздо полезнее, чем писать беспутные,
вредные песни.  Да  это  для  тебя  было  бы  и  выгоднее.  Ступай!  Через
пятнадцать дней приходи снова!


                                  * * *

     Когда огненный лик солнца вынырнул из пучины темного моря, я узнал об
этом по золотистому лучу, упавшему розовым квадратом на серые камни стены.
     Я  приоткрыл дверь.  Город  был  еще  закутан сизым утренним туманом.
Кое-где над плоскими крышами тянулись к небу голубые завитки дыма.
     С  собой я захватил навощенные дощечки,  думая набросать новые строки
"Послания с  Понта".  Осторожно,  по  приставной лестнице,  я  спустился в
крохотный дворик,  где  в  жидком  навозе  дремали черные туши  буйволов с
длинными, опущенными на плечи рогами.
     Свирепый буйвол-самец  злобно засопел и  начал подыматься,  но  снова
грузно улегся,  когда его окликнул хозяин дома Геко. Он входил в это время
с  побелевшими от  пыли,  свисшими усами,  толкая перед  собой  девушку со
связанными за спиной руками.
     У  нее,  по  обычаю  варварских племен,  лицо  было  закутано пестрым
платком так,  что  видны были  только бирюзовые глаза,  окруженные черными
ресницами.  Я заметил узкие плечи,  туго стянутые белой шерстяной одеждой,
узорчатые красные обшивки и нити синих бус.
     Хозяин распутал у  девушки веревки с рук и сорвал с ее головы пестрый
платок.  Она схватилась за голову и,  раскачиваясь, пронзительно закричала
непонятные варварские слова.
     Но Геко, отряхивая от пыли овчинную шапку, втолкнул кричавшую девушку
в подвал.
     Конечно,  это новая добыча хозяина.  Как-то раньше он привез из степи
другую пленницу,  по его словам,  выменяв ее за два стальных меча, а потом
без сожаления продал на уходивший в море греческий корабль.
     Снедаемый тоской,  я прошел узкой улицей,  где -  плохой знак!  - мне
дорогу перебежала женщина с  глиняным горшком;  в  нем дымилась головешка,
чтобы разжечь чей-то погасший очаг.
     Когда  я  проходил в  южные ворота,  выходящие на  прибрежную большую
дорогу во Фракию, часовой легионер угрюмо меня предостерег:
     - Не отходи далеко! Не потому, чтобы мы боялись твоего побега, - куда
тебе,  слабому,  убежать!  Но вчера невдалеке по равнине вскачь пронеслась
толпа гетских разбойников. Они где-нибудь близ дороги притаились в засаде.
     В  моем отчаянии мне  дорого одиночество.  Я  взором ищу среди унылой
равнины дикую скалу,  отступающую в  море,  и  медленно иду к ней берегом,
отступая  перед  набегающими волнами  и  обходя  выброшенные ночной  бурей
слизистые диски прозрачных медуз.


                                   1934



                 ИСТОЧНИК ПОЛУЧЕНИЯ ТЕКСТА И ИЛЛЮСТРАЦИЙ

84Р7
Я60

                            Собрание сочинений
                                 выходит
                              под редакцией
                          председателя Комиссии
                     по литературному наследию В. Яна
                         Н. Т. Фяеядяояряеянякяо

                     Составление и подготовка текста
                       М. В. Яянячяеявяеяцякяоягяо

     470210200 - 1968
Я -------------------- 1968 - 89
     080(02) - 89

                            я c Издательство "Правда". 1989. (Составление.
                       Вступительная статья. Послесловие. От составителя.)


                                СОДЕРЖАНИЕ

          В. Д. Оясякяояцякяияй. Уроки мастера                 5

          ФИНИКИЙСКИЙ КОРАБЛЬ. Историческая повесть           43
          ОГНИ НА КУРГАНАХ. Историческая повесть             151
          СПАРТАК. Историческая повесть                      421
          РАССКАЗЫ
               Голубая сойка Заратустры                      481
               Письмо из скифского стана                     489
               Ватан                                         503
               "Демон Горы"                                  516
               Афганские привидения                          519
               Овидий в изгнании                             528
               Трюм и палуба                                 533

          А. И. Няеямяияряоявясякяияй. Античный цикл В. Яна  546

          От составителя                                     555


                          Василий Григорьевич ЯН

                            Собрание сочинений
                             в четырех томах

                                  Том I

                              Редактор тома
                         Е. А. Ряоямяаяшякяияняа

                           Оформление художника
                           А. А. Шяпяаякяоявяа

                           Технический редактор
                       В. Н. Вяеясяеяляоявясякяаяя

     ИБ 1968
     ________________________________________________________________
           Сдано в набор 12.07.88. Подписано к печати 10.11.88.
               Формат 84x108 1/32. Бумага типографская ь 1.
                   Гарнитура "Таймс". Печать офсетная.
       Усл. печ. л. 29,93. Усл. кр.-отт. 30,88. Уч.-изд. л. 33,98.
           Тираж 1 700 000 экз. (3-й завод: 450 001 - 700 000).

                       Заказ ь 530. Цена 2 р. 90 к.
     ________________________________________________________________
          Набор и изготовление фотоформ в ордена Ленина и ордена
           Октябрьской революции типографии имени В. И. Ленина
        издательства ЦК КПСС "Правда". 125865, ГСП, Москва, А-137,
                            ул. "Правды", 24.

       Отпечатано в типографии изд-ва "Уральский рабочий", 620151,
                   г. Свердловск, проспект Ленина, 49.

                                                         Индекс 70579


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 20.04.2001
     О найденных в тексте ошибках сообщать:   mailto:[email protected]
     Новые редакции текста можно получить на: http://lib.ru/~vgershov