Ян Василий Григорьевич / книги / Загадка озера Кара-Нор



  

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 13123
Автор: Ян Василий Григорьевич
Наименование: Загадка озера Кара-Нор


                          Василий Григорьевич ЯН

                         "Рассказы о необычайном"

                          ЗАГАДКА ОЗЕРА КАРА-НОР

                                 Рассказ

     ________________________________________________________________

                               ОГЛАВЛЕНИЕ:

                    1. У ПАРТИЗАНСКОГО КОСТРА
                    2. ЗА МОНГОЛЬСКИЙ ХРЕБЕТ
                    3. ОЗЕРО, ОТ КОТОРОГО ВСЕ УБЕГАЮТ
                    4. ОДИЧАВШИЙ СТАРАТЕЛЬ
                    5. ГЛАЗ В ВОДЕ

     ________________________________________________________________


                        1. У ПАРТИЗАНСКОГО КОСТРА

     Под  деревьями на  берегу  Енисея  горело несколько костров.  Вспышки
красного пламени  озаряли  обветренные лица,  желтые  полушубки,  шапки  с
наушниками.  Блестки играли на темных дулах ружей. Партизаны пили баданный
чай,  пересмеивались, чинили сбрую и одежду. В нескольких шагах от костров
было уже темно. Там стремительно неслась бурная и мрачная река.
     - Эй, гвозди! - хриплый голос покрыл шум разговоров. - Укладывайся на
боковую.  Парома,  видно,  не  дождаться.  Завтра чуть свет начнем плавить
лошадей.
     - Ладно,  Турков, дай уздечку справлю. Коли не выдюжит, коня потеряю,
- он дикий, монгольский.
     Из-под лохматой папахи торчал непослушный белокурый завиток.  Молодое
лицо Кадошникова склонилось над сыромятными ремнями.  Ловко работало шило,
всучивалась дратва.
     Рядом  на  черном  изогнутом корне  корявого тополя сидел  партизан в
синей  монгольской  шубе.   На  широкой  груди,  расшитой  черным  плисом,
распласталась  рыжая  борода.  В  голубых  глазах  прыгали  искры  костра.
Заскорузлая пятерня доставала из розового ситцевого мешка сухарные крошки,
сыпала в  деревянную миску,  поливая мутным чаем из прокоптелого жестяного
чайника. Огонь костра и тихая ночь располагали к мечтательности.
     - Ядреная  наша  страна  Урянхай!*  -  говорил,  расчесывая  пальцами
бороду,  Колесников.  -  Сколько землицы и  какого только зверя здесь нет.
Какая птица! А рыбы всякой в Енисее сколько хошь.
     _______________
          * В  царской  России и в описываемое время Урянхаем (Урянхайским
     краем) назывались Тувинская АССР. Уяряяяняхяи, сяояйяоятяы - тувинцы.

     - Только достань ее сперва,  - буркнул мрачно парень, не отрываясь от
уздечки.
     - И  достану!  Все  крестьянин  могит  достать,  надо  только,  чтобы
смекалка была в черепушке.
     - А  вот достань рыбу из нашего озера Джагатай*,  если рыба-то сверху
вниз ушла.
     _______________
          * Озеро Джагатай находится на юге Тувинской АССР.

     - Поглубже невод спустить, дно зачерпнуть...
     - А если у нашего озера дна нет?
     - Дна нет? А на чем вода держится?
     - У  нашего озера подземный ход под хребтом Тануолой к другому озеру,
что в Монголии. Говорят, что рыба кочует из того озера в это и назад. Буря
подымается, воду всколыхнет, рыба к берегу всплывает, мы ее тогда неводами
и подтягиваем.  А дна у озера нет: сколько ни спускали мы бечеву с камнем,
никак не достает, а кто-то вроде как перетирает бечеву. Вроде как зубом.
     - Это ты,  паря, брешешь. Кто же это бечеву будет в озере перетирать?
Поди, цепляется за дно.
     Кадошников поднял ремни в руках,  потянул их,  зацепив ногой в мягком
бродне, и взглянул на рыжего:
     - А ты не слыхал про черного гада, что сидит в монгольском озере?
     Колесников закатил глаза к небу и показал белки.
     - Это, поди, тоже брехня.
     - Спроси Хаджимукова. Своими зенками видел. Вот он... Эй, Хаджимуков!
     У  соседнего костра стоял высокий партизан,  весь  зашитый в  бараньи
шкуры. За спиной болталась винтовка с подогнутой сошкой.
     - А ежели он видел, почему не притащил на аркане? Коли увидел черного
гада,  взял бы его живьем и  послал в Москву.  Пусть видят,  какие звери в
нашем краю водятся.
     - Такого подлого гада в  Москве кормить не станут.  Перетопить его на
сало, красноармейцам сапоги мазать.
     Хаджимуков подошел:  глаза раскосые,  скулы выдаются, борода жесткая,
что из конской гривы.
     - Что, брат, Кадка рябая? В дорогу ехать, так шорничаешь?
     - Коня мне  Турков такого дал,  что узда сразу надвое.  А  завтра его
надо через Енисей плавить.
     - Поди, утопишь... Чего кликал?
     - Садись, Хаджимука. Колесников не верит, что ты гада видел, говорит:
"Брешет косоглазый".
     - Я-то не видел?  А это что?  - и Хаджимуков сунул к носу Колесникова
нагайку.  К деревянной ручке был прикреплен четырехгранный ремень толщиной
в палец.
     Колесников взял нагайку,  пощупал ремень пальцами, попробовал на зуб.
Кадошников тоже впился глазами и ткнул ремень шилом.
     - Это от какого же зверя будет? Неужто от гада?
     - Сказал -  от гада!  Это только от сосунка евонного. А с самого гада
шкуры не снять, если и всех наших шорников сгомонить.
     - А и врешь ты! Все вы, абаканские татары, путаники!
     - Садись!  Не серчай!  Расскажи толком,  - Кадошников схватил за полу
владельца диковинной нагайки.  -  Садись!  Кури!  -  он  сунул ему кисет с
табаком.
     Хаджимуков сел к костру и набил табаком длинную самодельную трубку из
кизилового сучка.


                         2. ЗА МОНГОЛЬСКИЙ ХРЕБЕТ

     - Помните,  прошлым летом,  когда отряд Бакича наступал из  Монголии,
прискакал,  как  вот и  сейчас,  гонец от  Туркова и  поднял всех партизан
собираться на белобандитов.  "Торопитесь,  -  говорит. - А то перевалит он
хребет,  бои  пойдут на  наших  хлебах,  поселки пожгет.  Какая нам  будет
корысть?  Надо их  ухватить,  пока они наступают в  Монголии,  по дороге к
нам".  Мы, конечно, на коней, у кого коня не было, отобрали у старожилов -
марш маршем под хребет.  Дальше дорога на Улясутай* торная, - поди, каждый
из нас туда пробирался. Командиром избрали Кочетова. Он не повел по прямой
дороге. "Это, говорит, зря стукнемся им в лоб. Расшибемся об их пулеметы".
А повел он наших парней по-за сопками,  охотничьими тропами.  Главная сила
пошла слева от дороги,  а  нас,  человек с  десяток,  Кочет послал справа,
пошарить по  сопкам:  не  замышляет ли  Бакич ту  же обходную уловку?  Вот
тут-то и начался переплет.
     _______________
          * Уяляяясяуятяаяй - первый город на пути в Монголию, в 350 км от
     границы.

     Наш десяток ехал не  скопом,  а  разбился по тропам.  Мне с  Бабкиным
Васькой пришлось переваливать через гору  Сары-яш.  Сперва мы  ехали между
отрогами,  по ущельям, что елкой да чащей поросли. Потом стали подниматься
голым таскылом*.  Там  дорога стала идти бомами** по-над  обрывами.  Внизу
сажен на десять поблескивал ручей.  А кругом него болото, мшаники, бурелом
навален -  самое медвежье место.  Переезжать через такие ручьи - последнее
дело:  лошади вязнут по брюхо. Мы и подались кверху, к вершинам, где пошли
кедрачи.  А  троп много,  потому зверья до  черта,  всюду видны следы.  То
вдавилась медвежья треугольная пята, то кусты объедены - лось проходил, то
промелькнет между деревьями желтый бок маралухи.
     _______________
          * Тяаясякяыял - скалистая, безлесная вершина.
          ** Бяоямяы - карнизы.

     Повременить бы  там,  мы  бы без охоты не вернулись.  Но нас обчество
послало,  мы торопим коней, вздымаемся в гору и наконец видим "обо": камни
навалены кучей, хворост сверху и цветные тряпочки на ветках. Это монголы и
сойоты,  как дойдут до самой вершины хребта, камень на "обо" подкидывают -
подарок ихнему богу, что гору стережет.
     Мы обрадовались,  что добрались до перевала.  Сошли с коней,  табачок
раскуриваем,  а  Шарик мой лай поднял в  кустах.  Как видит,  что винтовку
беру,  -  разве его удержишь!  Я с ним всегда белковать ходил. Лает Шарик,
заливается. Думаю: будь ты неладен! Кто там в кустах хоронится?
     Только подумал -  выходят три сойота. Два бедных, шубы на них рваные,
винтовки самодельные,  кремневые на вилках.  А один похозяйственней,  шуба
крыта  синей  талембой* и  обшита бархатом,  на  голове шапка с  плисовыми
отворотами. А винтовка в руках настоящая аглицкая. Мы ничего, честь честью
поздоровкались:
     - Мен-ду!
     - Мен-ду!
     _______________
          * Тяаяляеямябяа - китайская дешевая материя вроде ситца  служила
     для меновой торговли у охотников вместо денег.

     Табаком их угостили. Сели они, посмотрели мы ихнюю аглицкую винтовку,
а они -  наши. Объяснили сперва, что охотятся на горных козлов - дзеренов,
а потом признались,  что ихний начальник -  нойон - послал следить на этот
перевал - пойдут ли на Урянхай белые, или кто другой - и донести.
     Мы им тут набрехали, что нас до страсти много, что за нами сотен пять
партизан подтягиваются,  и просим растолковать нам дальше дорогу.  Тут они
нам все и выложили.
     - На монгольской стороне, - говорят, - за хребтом Тануолой идут щеки,
глубокие да узкие,  с трясинным дном,  где конь наверняка утопнет.  Потому
надо идти по  хребтинам.  Из  этих щек сбегают ручьи в  большую речку Тэс;
вьется она,  как уж вертлявый, между скалами и вливается в большое озеро -
Упса-Нор.  Вокруг  озера  собралось много  монголов с  баранами,  быками и
верблюдами.  Пришли и  урянхи.  Там  и  аулы их,  где  они помаленьку хлеб
подсевают: просо, ячмень, а также арбузы и мак для курева, чтобы обалдеть.
Не доходя до Упсы-Нор,  повыше к  хребтам,  тоже есть озеро,  но помельче.
Раньше около тех озер монголы и  урянхи стояли,  но только все враз оттуда
разбежались...
     - А почему, - спрашиваю я, - разбежались?
     - А потому,  -  говорят, - что там в одном озере большой гад завелся,
никто его убить не может: уж больно гад хитер, умнее человека. Все из воды
видит,  а на берег не лезет.  Если бараны или телята пойдут на водопой, то
гад схватит за  ногу или за морду и  утащит под воду.  А  озеро называется
Кара-Нор,  значит,  Черное озеро,  и дна в нем нет, трубой уходит неведомо
куда под хребет.
     Тут мы с Бабкиным переглянулись и подмигиваем. Васька и говорит:
     - Вот бы, паря, к этой Карьей норе попасть и гада взять на мушку.
     Я тоже говорю,  что медведей я без счета бивал, рысей, лосей, марала,
а про гада водяного и не слыхивал. То-то будет разговоров по всему Урянхаю
и Абаканской степи,  что мы гада подшибли.  Тогда сразу собьем славу нашим
охотникам - Турову, и Нагибину, и самому Цедрику*.
     _______________
          * Известные урянхайские охотники в 20-х годах.

     Расспросили мы  еще сойотов,  как до Кара-Нора добраться,  отдали они
нам окорок козла,  на огне подкопченный, и тронулись мы с Бабкиным дальше.
Тут нас взяло сомнение:  зачем сойоты сидели на перевале,  не подосланы ли
белыми следить за тропами? Бабкин и говорит:
     - Меня не то беспокоит,  а  не посылают ли они нас ненароком на Карью
нору,  потому что  там,  может  быть,  этот  самый  отряд Бакича и  засел?
Оттого-то монголы во все стороны и  разбежались,  потому Бакич самый гад и
есть, а на озере никакого гада и нет.
     Все же мы решили ехать на озеро Кара-Нор,  -  у  сойотов тоже,  поди,
совесть человеческая,  к  тому  же  ребята артельные,  козлятины нам  дали
по-хорошему.


                    3. ОЗЕРО, ОТ КОТОРОГО ВСЕ УБЕГАЮТ

     Дня  через  два  мы  озеро  нашли.   Как  урянхи  говорили:  длинное,
километров на  восемь,  вначале узкое,  а  посередине шириной километра на
два.  На высоких берегах -  осина, березняк и смородинные кусты. Один край
берега чистый,  засыпан мелкой галькой, хорошо бы с него скотину поить. Мы
еще издалека,  как его завидели, коней за горой в лощинке привязали, между
кустами хоронимся, ползем, скрадываемся, как звери.
     Тихо на озере.  Малость рябит от ветерка. Вода черная, блестящая, как
смола.  Шарика на ремне держу,  и он,  чего-то тоже, подлюга, смекает, уши
насторожил, не рвется, а глядит вперед и носом поводит - дух, что ли, чует
какой.  Подобрались ближе.  Никого,  все тихо.  Утки пролетели над озером,
снизились,  да  будто  их  шибануло,  опять поднялись и дальше перелетели.
Сели, головки подняли, вертят по сторонам. Будто что их тревожит.
     Бабкин меня подталкивает:  гляди,  значит,  в  оба,  чего-то на озере
есть! А чего - не видать. Мы на высоком берегу лежим в кустах, а озеро под
нами,  как  в  миске.  Кругом сопки,  на  них  листвяк,  рябины,  елки.  В
монгольскую сторону сопки  все  ниже,  а  далеко  опять  поднялись высокие
хребты с таскылами. Те горы Кукей прозываются, высоченные, под самое небо,
и на них снег под солнцем блестит.
     Тут мы видим, будто кто-то в малиннике на том берегу шевелится. Ветки
шатаются, а кто - не понять. Бурый бок виден - то ли медведь, то ли бык. Я
бы  его снял в  два счета,  да не к  чему раньше времени тревогу подымать.
Потом кусты затихли, - видно, зверь отошел подальше.
     Подождали мы маленько,  опять поползли вдоль берега.  Видим - поляна,
мелким щебнем и  кругляком усыпана.  За  ней  откос,  на  нем сосны и  под
деревьями избенка,  низкая,  вся в землю ушла, только крыша высунулась, из
бревен связанная.  Окошечко что глазок, в четверть, чтобы зверь не влез, а
винтовку оттуда можно высунуть - и пали!
     Смотрим - не выйдет ли кто? И вот из избы вылезает на кукорках баба в
синей монгольской рубахе.  Дверь,  видно,  тоже  махонькая,  в  шубе  едва
пролезешь.  Вскочила она,  в  одной руке туесок берестяной,  а  в другой -
топор  на  зверя.  Спустилась по  откосу,  подбежала к  ручью,  зачерпнула
туеском и  бегом назад,  кругом оглядывается.  Вползла опять на кукорках в
сруб и дверкой хлопнула.
     Бабкин мне шепчет на ухо, сам позеленел и глазами косит:
     - Верно,  здесь медведи табунами ходят, коли баба так в избе прячется
и по воду с топором ходит.  Кабы зверь наших коней не задрал. Давай шить с
этого места!
     - А ты,  что ли,  медведей не видал?  - говорю. - Сами, кажись, своей
охотой сюда зашли.  А коли баба здесь,  значит, и мужик имеется - без него
одна баба хозяйства не заведет ни в жисть!
     Повременили малость, поползли дальше. Стали петлять, задумали избенку
обойти и к тому месту выйти,  где в кустах зверь шерепенился. Большой круг
мы  дали  и  вышли опять к  озеру.  Тихое да  гладкое,  ничего на  нем  не
приметно.  Залегли в кустах,  малину и белую смородину подъедаем.  Глядим:
человек спускается между валунов, и совсем голый, как палец. Спекло его на
монгольском солнце,  так что бурый стал,  что ржаной каравай.  А волосы на
голове стоят копной,  что у туранского* попа,  и борода в лохмах до пояса.
Совсем  одичал,  бедняга.  На  плече  тащит  пеструю кабаргу** удавленную.
Подошел близко к воде, поднял высоко кабаргу, покликал: "Мен-ду, менду!" -
да  и  бросил в  воду.  По  озеру  волна пошла,  точно большая рыба  стаей
пронеслась.
     _______________
          * Тяуяряаян  -  большой поселок в северной части Тувинской АССР,
     ныне город.
          ** Кяаябяаярягяа   -   маленькая  пестрая  газель;  представляет
     ценность благодаря так называемой "струе" (вытяжке желез), покупаемой
     китайцами для изготовления лекарств. Кабарга крайне пуглива и ловится
     обычно петлями и силками.

     А  из  кустов  выскочили две  собаки,  шерсть в  клочьях,  репьях,  и
напустились на нас. Храпят, давятся, так и лезут к горлу.


                          4. ОДИЧАВШИЙ СТАРАТЕЛЬ

     Голый человек насторожился и  бросился бегом к нам...  В руке у него,
видим,  топор-колун на длинной рукояти.  Я  встаю и иду открыто к нему,  -
чего мне бояться:  у нас винтовки,  а у него топор. А он, как увидел меня,
взбеленился и начал крыть почем зря:
     - Чего   вы   сюда   пришли,   острожники?   Здесь   места   меченые,
застолбованные.  Монгольские правители  мне  документ  выдали.  Убирайтесь
отсюда, а то я на вас моих гадов посвищу, они вам глотки перегрызут.
     Смотрю я  на него,  дивлюсь,  а  он прыгает на камне,  топором машет,
кричит,  слова сказать не  дает.  Вся морда шерстью заросла,  только серые
гляделки словно проколоть хотят.  Думаю:  где  я  рыжую  башку эту  раньше
видел? И говорю:
     - Карлушка Миллер, немецкая душа, не ты ли это? Как сюда попал?
     Остановился он  меня  честить,  разглядывает,  а  все  поднятый топор
держит.
     - А ты кто такой?  И откуда меня знаешь? А тебе я не Карлушка, а Карл
Федорович Миллер.
     - Неужто  забыл,   Карлушка  Федоровна,  как  мы  с  тобой  на  речке
Подпорожной* золотишко мыли,  ничего не намыли,  а  последнее,  что имели,
проели?
     _______________
          * Пяоядяпяояряояжяняаяя - приток Верхнего Енисея,  около Больших
     порогов.

     - Теперь я  вас припоминаю,  геноссэ Хаджимуков.  Мы в  самом деле на
Подпорожной золото мыли,  и даже,  как честный человек,  скажу,  что я вам
остался должен за  полфунта пороха и  сто пистонов.  Только если вы пришли
долг спрашивать, то пороха здесь ближе, чем в Улясутае, не достать. А если
хотите золотишком промышлять,  так милости просим -  откатывайте на другие
озера, а здесь все занято, и я никого не пущу.
     - Полно дурака валять,  Карлушка!  Мы к  тебе с  доброй душой пришли,
никакого мне долга не надо.  Ты только расскажи толком, какие здесь кругом
люди живут, показываются ли белые и далеко ли монголы?
     - Ничего   я   ни   про   кого   не   знаю,   -    говорит.    -    Я
чяеяляоявяеякяояняеяняаявяиясятяняияк. Живу один вместе с медведями, лесом
и озером,  и очень рад,  что не встречаю ни одной человеческой рожи.  Люди
всегда меня обманывали.  Как только найду я где золотую жилу, налетят все,
как галки,  меня оттеснят,  нажиться им поскорее надо.  Оттого я и ушел от
них в дикие места. До свидания. Ауфидерзэен!
     - Постой, Карлушка, - говорю, - ведь мы с тобой приятели были, калачи
вместе ломали. И хотя ты гостей принять не хочешь, а все же мы против тебя
злобы  не  имеем и  вертаем назад.  Только ты  скажи нам  последнее слово:
правда ли, что в этом озере гад живет и баранов за морду таскает?
     - Здесь обитает животное очень древнее,  в других местах  его  больше
нет, ияшятяыязяаявяряуяся называется. Других людей и зверей, это верно, он
хватает,  а мы с ним дружны.  Если бы не он,  сюда бы  народу  прикочевало
столько,  что  и  меня бы отсюда вытеснили.  А я этого гада подкармливаю и
через два дня на третий приношу ему кабаргу или другую дохлятину. Для того
я в тайге засеки* навалил и петли в проходах повесил.
     _______________
          * В  глухой  тайге  охотники  устраивают  заборы  из  наваленных
     деревьев,  оставляя узкие проходы, где вешается петля. Засеки тянутся
     иногда  до  2 - 3 километров,  перегораживая путь зверю.  Охотничьими
     законами засеки запрещаются.

     - Значит,  -  говорю,  -  коли ты это животное кормить не будешь, оно
тебя съест?
     - И  вас  съест,   геноссэ  Хаджимуков,  если  вы  в  озере  купаться
вздумаете.  Я  очень извиняюсь,  что больше не могу разговаривать с  вами,
потому я человеконенавистник...
     - Не крути, Карлушка, не всех же ты ненавидишь. К примеру, в срубе не
твою ли жену мы видели, монголку?
     - Какое свинячество,  что вы могли подглядывать в чужой дом! Фуй, как
вам не стыдно!  Больше я  с вами не разговариваю.  До свиданья.  Смотрите,
если  только вы  будете близко подходить к  моему дому,  я  буду  стрелять
картечью.  - Тут кликнул Карлушка своих собак и побежал в кусты, волоса по
ветру треплются. Овчарки кинулись за ним, и все стихло.
     Колесников ударил ладонями по коленям, прервал рассказ Хаджимукова:
     - Дивные дела!  Чего только не бывает! А я ведь Карлушку хорошо знаю.
Далеко же он от нас подался!  Я его давно заприметил, еще когда он на Усу,
на Золотой речке,  золото мыл.  Чудной был немец, вроде у него ум за разум
зацепился.  В  круглой соломенной шляпе ходил,  сам  ее  из  камыша сплел.
Ученый человек был,  -  гимназию,  говорит, в Риге кончил, латинские слова
знал и занятно рассказывал про всякие камни,  зверей и звезды. Слух ходил,
будто он  на  родине тещу убил самоваром,  -  очень она  ему досаждала,  в
семейные  дела  мешалась.   Его  на  каторгу  сослали,   и  он  с  другими
острожниками строил Усинскую дорогу*.  Оттуда через тайгу к  нам  прибежал
спасаться.  Все  хвалился,  что  найдет  главную золотую жилу,  с  которой
золотой песок смывается.  Возле него и жались разные старатели,  думали от
него поживиться. А теперь, поди ж ты, в Монголии, у Карьей норы объявился.
Не иначе как там золотую жилу раскопал... Ну, Хаджимука, валяй дальше! Что
еще с вами было?
     _______________
          * Большая шоссейная дорога от Минусинска в Туву (до г.  Кызыла),
     построенная действительно "каторжным трудом" каторжников, проложивших
     ее в вековой тайге через Саянский хребет.


                              5. ГЛАЗ В ВОДЕ

     - Поговорили это мы с Бабкиным,  -  продолжал Хаджимуков,  -  чего же
дальше делать?  Озеро как озеро,  ничего в нем не видать. Купаться в озеро
пойти - боязно. Может, и впрямь в нем гад ползает и за ноги в воду стащит.
Пошли   мы   малость  дальше  берегом  и   увидали  около   воды   большие
камни-кругляки.  Тут мы осмелели и спустили лайку,  чтобы кругом пошарила.
Шарик  встряхнулся,  завертел рыжей метелкой и  забегал по  берегу,  камни
обнюхивает.
     - Зря спустили его, - ворчит Бабкин.
     Стали мы подзывать к себе Шарика,  а тот заливается,  тявкает, как на
лисью нору, лезет в воду, а шерсть вздыбилась, и зубы оскалил.
     Вдруг выбросилась из  воды лошадиная морда с  острыми щучьими зубами,
вытянулась кверху на зеленой гусиной шее, изогнулась да как схватит Шарика
за спину. Взлетел Шарик на воздух, трепыхнул лапами, взвизгнул в последний
раз и шлепнулся в воду.  Покатились во все стороны светлые круги, а Шарика
мы больше так и не видели.
     Посмотрели мы с Бабкиным друг на дружку.
     - Что же это такое? - говорю.
     - Самый этот гад и был.  Чего зевал?  Надо было палить. Теперь твоему
Шарику каюк! Уйдем-ка отсюда подобру-поздорову.
     - Нет,  -  говорю,  -  шалишь!  Партизан, да чтобы гада испугался? Не
может этого быть:  Колчака мы свалили,  Унгерна колотим,  Бакича ловим,  -
нет, так я не уйду! Давай-ка приляжем за камень.
     Положили мы винтовки перед собой и стали следить за озером.  А солнце
уже садилось за елки, скоро и заворачивать надо.
     И замечаю я на воде глаз -  большой,  темный,  навыкате,  как у вола.
Лежит глаз на  темной воде и  смотрит на меня сторожко так да умно.  Потом
серое веко затянуло глаз,  он  опять открылся,  прищурился и  передвинулся
поближе.
     - Гляди, черная точка на воде, - шепнул я Бабкину.
     - Где, где? - всполошился он.
     Стал я наводить винтовку на глаз, а Бабкин уже заметил и шепчет:
     - Постой, мы ему другую штучку покажем...
     Отцепил он с  пояса гранату,  сорвал кольцо и  спустился ниже к воде.
Тихо, чтобы не вспугнуть, поднял гранату и бросил ее в темный глаз.
     Граната на тихом озере взорвалась,  точно чебултыхнулось на нас самое
небо.  Гром прошел,  и во всех горах застукало. Вода забурлила, выкинулись
зеленые лапы,  захлопали,  пену взбивают.  Круглое брюхо,  белое, с бурыми
подпалинами,  выпучилось  над  водой,  перевернулось.  Показалась  злобная
морда,  нос разодран,  весь в крови, на макушке петушиный зеленый гребень.
Колесом покатился гад по  озеру,  волны будоражит,  длинный зубчатый хвост
узлом крутит.  Потом скрылся под воду, еще раз показался, хлестнул хвостом
и нырнул в последний раз.
     - А если в озере еще такие звери остались?  - говорит Бабкин.  - И он
поплыл на дно звать себе на подмогу? Давай-ка сматываться отсюда к лешему.
     Думаю:  время к вечеру,  пока доберемся до лошадей - совсем стемнеет.
Быстро пошли знакомой дорогой.  Кони на своем месте.  Развели огонь. Ночью
не спалось.  С озера шел какой-то рев. То ли гад кричал, то ли Карлушка по
своем дружке панихиду служил, али медведь ревел, - кто разберет?
     Хаджимуков замолчал,  набивая трубку табаком.  Партизаны наблюдали за
ним, ожидая продолжения рассказа.
     - Ну, а дальше что? - спросил Колесников.
     - Мы к озеру больше не вертались. Проехали кружным путем к реке Тэсу,
встретили там юрты монголов.  Они нам поведали все, что знали про белых, и
я  с  Бабкиным через несколько дней стрелись с  нашей главной партизанской
силой на Улясутайском тракте. Ребята ехали уже с песнями, - они навалились
врасплох на белобандитов,  когда те стояли лагерем и не снилось им,  что с
сопок и сбоку, и сзади начнется стрельба. Посадили они на автомобили своих
барынь -  и ходу назад,  в Монголию.  Все,  кто мог,  - на конях и пешие -
бежали, побросав лагерь. А мы большую добычу забрали: и палатки, и оружие,
и пулеметы, и серебро...
     Колесников, прищуря недоверчивые глаза, прервал Хаджимукова:
     - Это мы знаем,  многие сами участвовали.  А вот что мне сумлительно.
Ты вот сказал, что плетка твоя из сосунка гада. Где же ты ее подобрал?
     - Где?  Мне Карлушка ее подарил. Утром ведь он разыскал нас на другой
день  -  нюх  у  него стал звериный.  "От  лошадей,  говорит,  дух  ветром
принесло".  И пришел он к нам уже в портках из талембы и соломенной шляпе.
Принес он мне эту нагайку и объясняет:  "За порох и пистоны,  что я должен
остался,  я вам,  геноссэ,  такую плетку дарю,  какой во всех Европах ни у
кого нет. У этого иштызавруса сосунок был, молоком его кормился. Подох он,
и  к  берегу его ветром прибило.  Я  из  шкуры его ремней накроил,  петель
наделал,  чтобы в  засеках кабаргу ловить.  Так  матка все  приплывала,  в
сосунка носом тычет и мычит,  -  думала,  что очнется.  А потом волки мясо
объели, одни кости остались. Я с того места подальше перебрался и тут сруб
сложил, где вы мою супругу-монголку стрели".
     Последние огни облизывали раскаленные вишневые угли.  Черная ночь все
затягивала своей бархатной полой. Партизаны подбросили в костер хворосту и
стали укладываться.  Становилось холодно,  и в оранжевом свете вспыхнувших
сучьев было  видно,  как  нагольные полушубки и  приклады ружей  покрылись
матовым налетом серебристого инея...
     Колесников пробормотал:
     - И  чего только немцу с  голодухи не  придет на ум!  Сперва обезьяну
выдумал,  а теперь, поди ты, с гадом подружился. Не зря говорят: немец без
уловки и с лавки не свалится!..


     1929

__________________________________________________________________________

                 ИСТОЧНИК ПОЛУЧЕНИЯ ТЕКСТА И ИЛЛЮСТРАЦИЙ:

          Ян В.
          Собрание сочинений в четырех томах. Том 4. Исторические повести:
     Юность полководца;  Молотобойцы.  Рассказы. Записки пешехода. Голубые
     дали Азии.  / От составит.  М.  В. Янчевецкого. - М.: Правда, 1989. -
     576 с, 4 л. ил. (Библиотека "Огонек")
          84 Р7 Я60
     Собрание сочинений выходит под  редакцией  председателя  Комиссии  по
     литературному наследию В. Яна Н. Т. Федоренко.
     Составление и подготовка текста М. В. Янчевецкого.
          ИБ 1968
     Редактор тома Е. А. Ромашкина.
     Оформление художника А. А. Шпакова.
     Технический редактор В. Н. Веселовская.
          Индекс 70579

__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 12.05.2001
     О найденных в тексте ошибках сообщать:   mailto:[email protected]
     Новые редакции текста можно получить на: http://lib.ru/~vgershov