Гамильтон Дональд / книги / Засада

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 13398
Автор: Гамильтон Дональд
Наименование: Засада


Дональд ГАМИЛЬТОН

                                  ЗАСАДА

                               МЭТТЬЮ ХЕЛМ


                                  Глава 1


  Местные жители называют эту реку Козьей - Roi de las Cabras. Во время
моего пребывания там коз я не видел, но это ничего не значит. Ведь я
охотился не на коз, а на человека. Правда, мы проплыли всего несколько
миль вверх по течению реки" пока джунгли по обоим берегам не превратились
в сплошную черную стену, нависшую над водой.
  Тогда наш флотский рулевой, который, похоже, прекрасно ориентировался на
местности, невзирая на сгустившуюся тьму, надул десантный резиновый плотик
- кажется, это так называется - и повез меня к берегу. На том мое
путешествие в сидячем положении завершалось. Я зажал между колен
зачехленное ружье, чтобы оно не болталось и не било по ногам. Небольшой
рюкзачок, куда менее заметный, валялся где-то на дне плота. Я встал,
пошарил ногой под сиденьем, нашел его, закинул за спину и перебросил
длинный пластиковый ремень ружейного чехла через плечо. Я ступил на берег
в кромешной тьме, надеясь, что ни змеи, ни аллигаторы не выйдут
приветствовать мое прибытие.
  Кто-то произнес из темноты:
  - Удачи вам, сэр. Мы вернемся послезавтра.
  Уродливая лодчонка бесшумно дала задний ход - со времени второй мировой
войны научились делать хорошие глушители для лодочных моторов - и
развернулась. Мотор зафырчал, и лодка растворилась в ночи, полетев к
ожидающему ее эсминцу. На борту им подадут горячий кофе, подумал я. Когда
имеешь дело с военно-морским флотом, всегда в наличии много кофе. Но я уже
не имел дела с военно-морским флотом.
  Мне ничего не оставалось делать, как только стоять и ждать. Вот я стоял и
ждал. Я все никак не мог отделаться от мысли, о некоем сходстве в
названиях между Козьей рекой здесь, в Коста-Верде - назовем эту страну
Коста-Верде, - и Заливом Свиней на Кубе, где приблизительно в сходных
обстоятельствах на берег высадилась команда боевиков. Они, правда,
намеревались развязать революцию, а я - предотвратить революцию, однако в
общем и целом ситуации были идентичны. Я не мог не вспомнить, что тем
ребятам в Заливе Свиней не очень-то повезло.
  Позади меня в джунглях раздался хруст, но я не обернулся. Я стоял
неподвижно на берегу, позволив им отчетливо видеть меня, с пустыми руками,
на фоне сереющей в темноте воды. Интересно, им там страшно?
  - Сеньор Эрнандес? - раздался тихий шепот.
  - Да, я Мигель Эрнандес.
  Это была ложь. В моих жилах нет ни капли крови конкистадоров. Родился я в
Миннесоте, а потом в раннем детстве переехал в Нью-Мексико и поднабрался
там испанских слов и выражений, однако я все же лучше владел
скандинавскими языками, не говоря уж об английском. Но для этой экспедиции
я вымазал лицо жженой пробкой и покрасил волосы в черный цвет. Правда, я
не собирался дурачить кого-нибудь на близком расстоянии. С другой же
стороны, было неразумно афишировать тот факт, что я иностранец. К тому же
смуглое лицо в ночном лесу не особенно заметно.
  - Сюда, сеньор, - произнес тот же голос. - Идите за мной, por favor.
  Я спокойно повернулся и двинулся на голос. В кустах я заметил темный
силуэт. Широкополая шляпа и, видимо, белая одежда. Человек, тихо ступая,
пошел в глубь леса, и я отправился за грязно-белым пятном, маячившим во
тьме, то и дело спотыкаясь о низкие ветви и цепляясь зачехленным ружьем за
сучья и кусты. Обычно люди или любят бродить по джунглям, или предпочитают
держаться от них подальше. Я предпочитаю последнее, но меня никто не
спрашивал.
  Мы вышли на небольшую полянку, посреди которой горел костер. Вокруг костра
сидело несколько мужчин с суровыми смуглыми лицами - человек двадцать - и
две упитанные смуглые женщины, одетые примерно так же, как и мужчины, хотя
разницу можно было сразу заметить. Я подумал: что же здесь делают эти
женщины, - ибо не ожидал с ними встречи. Потом я решил, что их специально
привезли сюда, чтобы эта похожая на банду группа выглядела более
правдоподобно.
  Все были вооружены огнестрельным оружием, с которым, как мне сразу стало
ясно, они обращались довольно привычно. Причем помимо винтовок у них было
и несколько уродливых автоматов, на чьих стволах играли красные блики огня.
  Когда-то считалось, что если pelado имеет мачете, он хорошо вооружен, а уж
коли у него за плечами болтается ружьишко, он и вовсе большой человек.
Теперь же, если у него нет автомата со скорострельностью семьсот выстрелов
в минуту, то он просто тьфу! Что ж, латиноамериканский темперамент никогда
не позволял приобрести навыка стрелять прицельными одиночными выстрелами.
  Впрочем, эти хорошо обученные и совсем не похожие на крестьян ребята,
конечно, были никакие не pelado. Несмотря на присутствие женщин и,
невзирая на неописуемые одеяния и ленивую расслабленность, можно было
сразу почуять витающий над этим лагерем армейский дух. Мой проводник
провел меня мимо костра к человеку, сидящему в складном кресле и курившему
сигару. Это был невысокий плотный усач в широкополой соломенной шляпе и
замызганных военных штанах. Ему давно не мешало бы побриться, и по нему
сразу было видно, что щетина его немало раздражает. И все же каким-то
непонятным образом при тусклом мерцающем свете костра он выглядел чуть ли
не щеголеватым. Возможно, такое впечатление создавалось благодаря его
сигарете.
  На поясе в кобуре у него висел автоматический пистолет 45-го калибра.
Запри он этот пистолет в своем штабном сейфе в столице Коста-Верде -
священное название этого славного города постоянно вылетает у меня из
головы, - ему было бы не труднее добраться до него, чем сейчас.
  - Лодка прибыла, mi coronel"Мой полковник (исп.)", - сказал мой проводник.
  - Вот этот человек.
  Сидящий в кресле отпустил проводника взмахом руки и взглянул на меня.
  - Вы называете себя Эрнандесом?
  Он даже не встал поприветствовать меня и не вытащил сигару изо рта. Голос
у него был надменный. Ага, вот, значит, как мы будем работать. И я сразу
помянул про себя добрым словом одного военного мудреца, как его там,
который заявил, что ему по душе иметь дело с любым неприятелем, но Боже
его упаси от общения с союзниками.
  - А кого это интересует? - спросил я.
  - Я полковник Эктор Химинес. - Он произнес фамилию на испанский манер, с
ударением на втором слоге.
  - Ну, если вы Химинес, то я Эрнандес.
  - А как ваше настоящее имя?
  Вообще-то это не было государственным секретом. Моя "крыша", скорее, имела
большее значение для него, чем для меня. Если ему так уж хочется нарушить
конепирацию - что ж, его дело. Это же его страна, и ему здесь жить, в
конце концов. Мена же - увольте. Я тут оставаться не собирался. В том,
разумеется, случае, если мне было суждено вернуться живым с этого задания.
  - Я Хелм. Мэттью Хелм.
  Тут он наконец вынул сигару изо рта и, взглянув на нее, отбросил в
сторону. Потом внимательно смерил меня взглядом.
  - Все это, - он махнул рукой на костер и на столпившихся вокруг него
людей, - приготовлено для одного человека. Все это предназначается только
для помощи одному долговязому гринго с ружьем. Это и есть то самое ружье?
  - Да, - ответил я и подумал, что сейчас не время возмущаться по поводу
клички "гринго".
  - Покажите-ка
  - Увидите, когда придет пора, полковник. Не сейчас. Его глаза сузились.
  - Это приказ, сеньор Хелм.
  - А я его отклонил. С нижайшим почтением. Это ружье было изготовлено в
климате куда более сухом, чем ваш. Его уложили в воздухонепроницаемый
футляр и обложили силикагелем для поддержания нужного уровня влажности
внутри. Если я его сейчас достану, то оно преждевременно попадет в
избыточную влажность.
  Он чуть ли не минуту смотрел на меня тяжелым взглядом. Потом резко положил
ладонь на кобуру. Если он решил показать характер, шансов у меня не было,
но я все же опустил левую руку - правой я удерживал чехол с ружьем - на
рукоятку маленького револьвера 38-го калибра, торчащего у меня за поясом,
и приготовился выхватить его из хитроумной кобуры, снабженной пружинным
толкателем. Наверное, я бы мог задорого продать свою жизнь, как говорится,
но послали меня сюда не совсем за этим.
  Химинес перевел взгляд на мою левую ладонь, чуть улыбнулся, не спеша
отстегнул язычок кобуры и выудил оттуда новую сигару. Потом извлек
приспособление для подрезывания сигары и зажигалку. Закурив, он вернул
инетрументы обратно в кобуру и так же не спеша застегнул язычок.
  - Если бы я был способен стрелять не хуже младшего офицера, - сказал он,
выпуская дым в сторону леса, - я бы уже был генералом, сеньор Хелм.
Неумение стрелять - большой недостаток для профессионального военного. Раз
я не умею стрелять, зачем мне обременять себя большим пистолетом? - он
улыбнулся. - К тому же, если у тебя есть хорошее оружие, всегда можно
найти тех, кто им владеет. Но даже если таковых не найдется, друзья с
радостью снабдят тебя нужными людьми, - и он многозначительно взглянул на
мое ружье.
  Я глубоко вздохнул.
  - Я открою футляр, если вы отдадите повторный приказ, полковник. Но в
таком случае я не могу гарантировать вам надежность оружия впоследствии.
  Он кивнул.
  - Отлично. Пойдите поспите. Хождение по джунглям ночью не очень-то
приятное и полезное занятие. Мы двинемся на рассвете.
  - Слушаюсь, сэр, - ответил я и собрался уходить.
  - Сеньор Хелм! Я обернулся.
  - Да?
  - Этот силикагель, который вы упомянули. Что это?
  - Десикант. Силикагель забирает влагу из воздуха. Когда он поглотит
максимальное количество влаги, которое способен удержать, его надо нагреть
в печи, и он восстановит свои свойства абсорбента. Но я не собираюсь
пробыть здесь слишком долго, чтобы пришлось прибегать к таким средствам.
  - Конечно. Мы будем в деревне Эль Фуэрте завтра к полудню. - Он вытащил
сигару изо рта и задумчиво поглядел на нее. - Силикагель... Чудеса
североамериканской науки разрешают проблемы центрально-американской
политической нестабильности. Спокойной ночи, сеньор Хелм.


                                  Глава 2


  "Фуэрте" по-испански означает "сильный", и какой-нибудь студент-выпускник,
имеющий склонность к статистике, мог бы написать интересное дипломное
сочинение с целью выяснить, сколько бандюг с большой дороги, вышедших из
дремучих джунглей, называли себя "Эль Фуэрте", "Сильными". Претендента на
титул "Сильного" из Коста-Верде звали Хорхе Сантос. Он явно добился
определенных успехов на полях сражений, чтобы обеспечить бессонницу
президенту этой страны, не говоря уж кое о ком в Вашингтоне.
  - Он уже контролирует четверть территории страны, - сказал Мак,
инетруктируя меня для предстоящей миссии. Беседа состоялась на втором
этаже неприглядного строения, которое не показывают провинциальным
туристам, совершающим обзорные экскурсии по нашей столице. - Если не
считать нескольких прибрежных плантаций, занятые им земли не представляют
особого интереса. Тем не менее, это недвижимость, и генерал Сантос
собирается употребить землю с пользой для революции. Президент Авила
обратился к Соединенным Штатам за помощью. В настоящее время по разного
рода причинам наша военная интервенция нежелательна. И нас попросили
сделать все, что в наших силах.
  - Авила? - переспросил я. - Кажется, я что-то читал о президенте Авиле.
  - Возможно, - согласился Мак. Яркий свет из окна у него за спиной освещал
коротко стриженные седые волосы, но выражение лица рассмотреть было
нельзя. - Это не самый приятный из наших друзей в том регионе. Но нашу
контору, Эрик, не волнует его моральный облик. Как и особенности его
правления.
  Это была официальная выволочка, на что, в частности, указывало
использование им моего кодового имени. Он просто напоминал мне, что мы
работаем не в комиссии по правам человека. Этими вопросами занимались в
государственном департаменте.
  - Конечно, сэр, - сказал я.
  - Дело в том, что этот мистер Сантос с хвастливым прозвищем, похоже,
отрастил себе бороду, как у Кастро, и окружил себя таким же сбродом.
Движение "фиделистов" оказалось заразной болезнью. Действовать будешь в
контакте с полковником федеральной армии по имени Химинес. Он обеспечит
твое прибытие на место и уход.
  - Со всеми удобствами? - поинтересовался я.
  - Ну, - сухо заметил Мак, - вообще-то президент Авила рассчитывал получить
пару дивизий морской пехоты. Так что они там, может быть, будут слегка
разочарованы. Кроме того, мы уже предприняли одну попытку и потерпели
неудачу. Все это несколько усложняет твою задачу...
  Теперь я думал об этих сложностях, лежа на опушке тропического леса с
закрытыми глазами. Миссия обещает быть весьма приятной, размышлял я, когда
объект потревожен и настороже, а союзники разочарованы и обескуражены тем,
что уже видели, как посланный сюда вместо запрашивавшихся войск
чудо-"американо" запорол операцию. Так что полковника Химинеса едва ли
можно винить за, скажем так, несколько прохладный прием, который он мне
оказал.
  С первым проблеском зари, после нескольких часов тихого сна, лагерь пришел
в движение, но я пока не видел необходимости подниматься и приниматься за
дело. Делать мне было нечего, а со стороны могло показаться, что я сплю по
причине легкого мандража. Поэтому я продолжал спокойно полеживать, держась
рукой за ремень ружейного чехла, пока меня не разбудили и не сообщили, что
завтрак готов и что мы выступаем через десять минут.
  К югу от Рио-Гранде - а мы находились значительно южнее - десять минут
обычно означает полчаса, но наш миниатюрный командир определенно был не из
пород местных копуш. Ровно через десять минут под первыми лучами солнца,
пробивающимися сквозь джунгли, мы встали на тропу войны, если можно так
выразиться. А еще через пятнадцать минут я уже обливался потом, хотя
полуденная жара была еще впереди. Невысокий полковник взял сразу резвый
шаг. Я находился в неплохой форме, но местный ландшафт меня мало
вдохновлял, а высланные вперед следопыты привычно прорубали в чаще дорогу
для низкорослых соплеменников. Так что длинноногий гринго шести футов
четырех дюймов росту должен был сам о себе позаботиться.
  Я держался позади Химинеса, идущего в голове колонны. Он ни разу на меня
не оглянулся. Его выцветшая рубашка под мышками оставалась сухой. За мной
шагали мужчины, которым не было нужды размахивать мачете, и две женщины. Я
слышал их добродушное ворчание и расшифровал некоторые испанские фразы.
Вольно же нашему coronelo забавы ради пытаться загнать долговязого
"американок, говорили они, но лучше бы он подумал о своих людях, которые
совершили долгий марш вчера и позавчера. Ради такой забавы вряд ли стоит
себя гробить.
  Если крошка-полковник их разговор и услышал, этого никак нельзя было
сказать по его походке. Он, насколько позволяла местность, заставлял нас
почти бежать рысцой, разрешая лишь изредка сделать привал, чтобы перевести
дыхание и подкрепиться, и около пяти пополудни вывел нас к деревне, сделав
на всякий случай большой крюк.
  После того, как мы расположились лагерем в лесистой долине, мне наконец
сообщили, что конечный пункт нашего путешествия лежит прямо за ближайшим
хребтом. Мы взбирались в горы весь день, и здесь лес заметно отличался от
джунглей, откуда мы начали свой путь, - тут воздух был суше, а деревья
выше, и все равно этот пейзаж не шел ни в какое сравнение с горным
ландшафтом в Нью-Мексико, где я мальчишкой охотился на дичь. Эта лощина,
ясное дело, была заранее выбранным местом встречи. Нас поджидал человек -
босой крестьянин в грязных штанах, куртке и шляпе. Химинес коротко
перебросился с ним несколькими словами на испанском, сильно отличавшемся
от моего приграничного диалекта, так что я не понял ни слова. Я лишь
усвоил, что этот человек пришел из деревни и что ситуация сейчас вполне
благоприятная.
  Потом исчез за деревьями. Химинес отвел двух женщин и троих мужчин в
сторонку и тихо их проинетруктировал - о чем, я не расслышал. Старшая
держала в руках автомат с нескрываемым равнодушием. Та, что помоложе,
сжимала свое ружье, точно вполне понимала его предназначение. В штанах они
обе выглядели нt менее свирепо, чем их напарники, а может, и более. Я
подумал: куда же, интересно, попрятались
робкие и нежные латиноамериканские красавицы, - те, что разделяют ложе -
или гамак - с путестранниками во всех известных мне эпических полотнах о
джунглях, написанных или снятых на пленку. Потом я подумал, что сам бы
стал делать с такой, попадись она мне. Я вообще-то был не в настроении. Я
присел на поваленное дерево и погладил правое бедро - то место, откуда
несколько месяцев назад извлекли пулю.
  - У вас болит нога, сеньор Хелм? - поинтересовался Химинес, присаживаясь
рядом со мной.
  - Ничего страшного. - Не мог же я дать повод думать, что в его отряд ко
всем прочим бедам попал инвалид, - потому я немного покривил душой. -
Старая рана. Иногда ноет.
  Смешанный квинтет - две женщины и трое мужчин - уже удалялся в глубь
долины. Старшая женщина, похоже, была за командира. Я решил, что им
вменялось устранить осложнения, о которых мне рассказывал Мак. Химинес
заметил направление моего взгляда и подтвердил мои догадки.
  - Когда начнется стрельба, они отвлекут огонь на себя, - пояснил он. -
Правда, я не особенно-то на них надеюсь. В деревне сейчас по меньшей мере
человек двести - так мне только что доложили. Кое-кому из них мы платим,
конечно, но они не могут в открытую оказывать нам поддержку, иначе их
помощь на том и кончится.
  - Ну, надо же попытаться, - сказал я. - Хотя это цель второстепенная, а
они - ваши люди. И насколько решительных действий вы от них ждете в
сложившихся обстоятельствах - ваше дело. А наш главный объект у себя?
  - Да. Мне сказали, что он ожидает гостей со стороны пороги ближе к
полуночи. Будем надеяться, что они прибудут еще засветло и что он выйдет
из своей хижины их поприветствовать. Дверь в хижину обращена в нашу
сторону - сами увидите, когда взберетесь вон туда. - и он указал на
вершину хребта.
  - Ясно, - я снял рюкзак со спины и вытащил оттуда десятикратный бинокль. -
Вы не поможете мне, полковник? А то дайте человека, говорящего
по-английски.
  - Я лично буду помогать вам. Отчасти это было хорошо, отчасти - плохо.
  - Прошу сразу учесть, - добавил я, - что если я о чем-то вас попрошу или
отдам какой-то приказ, не сочтите это за пренебрежение вашим чином.
  Он криво улыбнулся. Это был мужчина средних лет с приятной внешностью. В
юности он, должно быть, был довольно смазливым. Но я не позволил этой
мысли определить мое к нему отношение. Дома я знавал немало смазливых
юнцов, которые на поверку оказывались отъявленными негодяями, способными
нанести смертельный удар из-за угла.
  - Я это учту, - отозвался он.
  - Тогда наденьте эти очки. Когда я буду стрелять, вам лучше наблюдать за
нашей мишенью через них. Если я промахнусь, вы скажете, куда попала пуля,
и я смогу скорректировать траекторию следующего выстрела.
  - У нас не будет времени для нескольких выстрелов. Выражение его лица не
изменилось, но я сразу понял, что ему не понравились мои разговоры о
возможности промаха. Один американский агент до меня уже промахнулся.
  - Ну, если будет время для одного, - возразил я, - то, значит, будет время
и для второго. Если я промахнусь, посмотрите, где взметнулась пыль, и
сообщите мне, на какое расстояние я взял мимо. В метрах или сантиметрах,
как хотите. Направление выстрела сообщайте мне в часах. Двенадцать. Три.
Шесть, девять, или в промежутках. Вы поняли?
  - Si. Мне приходилось стрелять по мишеням, сеньор. Хотя и без особого
успеха. Я все понимаю. Погодите.
  Он встал и тихо заговорил с подошедшим человеком, который был, похоже, в
чине сержанта, потом отправился к стоящей в стороне группе и стал им
что-то говорить, показывая на хребет. Они тут же, рассыпавшись цепью,
полезли вверх. Химинес вернулся и снова сел рядом со мной.
  - Мы выдвинем их на огневой рубеж, где им надо будет окопаться, - пояснил
он. - Они будут нас с вами прикрывать до тех пор, пока смогут удерживаться
на позиции. Потом они отойдут в глубь материка, а мы спрячемся и проведем
ночь в уже готовом для нас месте на вершине. Если все сложится удачно, за
нашей группой вышлют погоню, но они сумеют запутать следы в темноте, и
завтра мы беспрепятственно спустимся к побережью. По-моему, план неплохой.
Но он, конечно, не осуществится.
  Я бросил на него удивленный взгляд.
  - Почему?
  Он пожал плечами.
  - За всю историю человечества ни один план сражения не удалось осуществить
во всех деталях. Зачем же думать, что наш окажется более удачным? - Он
взглянул на часы. - Нам надо выйти на исходную позицию через десять минут.
Надо быть готовыми к приходу гостей.
  - Согласен.
  Я взял пластиковый футляр, расстегнул длинную "молнию" и сломал внутреннюю
пломбу. Наверное, момент был торжественный - точно так, вероятно, бывает,
когда после долгого-долгого ухаживания наконец ведешь возлюбленную под
венец. Впрочем, настоящий поход под венец был еще впереди, но я и так
потратил кучу времени, чтобы подготовить инвентарь и доставить сюда, так
что извлечение его на свет Божий следовало отметить небольшой церемонией -
допустим, произнести тост или сотворить краткую молитву. Однако время для
распития было неподходящим, а от чтения молитв я, надо сказать, давно уже
отвык. Словом, я сунул руку в футляр и нащупал там небольшой мешочек, в
котором лежали крупные кристаллы, напоминающие белую гальку, и передал его
Химинесу.
  - А вот и силикагель, полковник, - сказал я. Потом я вынул из чехла
длинное ружье. Оно представляло собой тяжелый ствол, пригнанный к
спусковому механизму "маузера", и стреляло заряжавшимися вручную патронами
300-го калибра от "Холланд-Холланд-магнума". Ружье это я сам изготовил. Я
снял резиновые кольца и размотал рифленый картон, которым был обернут
оптический прицел - двадцатикратный "Херрлиц". Мы использовали европейские
компоненты для сборки этого ружья с той же целью, с какой я перекрасился и
взял себе имя Эрнандес. Американское вмешательство в этих краях, как бы
это помягче выразиться, не пользуется популярностью, и эта непопулярность
угрожает бросить тень на политические силы, прибегающие к американской
помощи. Если бы нас убили или захватили в плен, вещественные
доказательства нашего участия в гражданской войне не должны были навести
на след янки.
  Приклад ружья - орехового дерева - был не слишком сексапильным на вид, но
к стволу приклад был пригнан безукоризненно и позволял вести стрельбу с
поразительной точностью. Завершал сие изделие оружейного мастерства
обычный армейский ремень из свиной кожи.
  В долине было тихо, но тишину иногда нарушал чуть слышный шепоток
оставшихся с нами людей и шорох сверху - там военные, которым вменялось
прикрывать наш отход и отвлечь на себя преследователей, готовились к
первому акту самоубийственной трагедии, которую им предстояло разыграть. Я
радовался, что не мне пришлось отдать им этот приказ; с другой же стороны,
я не мог забыть и того, что именно я рискую больше всех и отдуваться за
провал придется только мне, хотя именно из-за меня они идут на смертельный
риск и именно я буду повинен во всех возможных потерях. Если я, так
сказать, дам петуха, как то случилось с моим предшественником, немало
людей полягут в этом ущелье ни за что. И такая перспектива не особенно-то
грела душу.
  Я увидел, как полковник поднял брошенный мной чехол, сунул туда мешочек с
силикагелем и застегнул "молнию". Потом он взглянул на ружье в моих руках.
  - Внушительное оружие, - заметил он.
  - Давайте, надеяться, что человек, ради которого мы сюда забрались, придет
к такому же выводу, - отозвался я.
  Он бросил на меня хмурый взгляд и раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но
спохватился и смолчал, наблюдая за тем, как я укорачиваю ремень и
вытаскиваю из своего рюкзака коробку с патронами. Это были упитанные
стальные бочонки. Они напоминали плод тайной любви обычных винтовочных
патронов и противотанковых мин. Я зарядил четыре патрона: три в магазин и
один - в патронник. Коробку с патронами я сунул в карман и завязал рюкзак.
  - Так, полковник, - сказал я. - А теперь давайте осмотрим наше стрельбище.
Он замялся.
  - Кажется, вы волнуетесь, сеньор Хелм. У вас есть какие-то опасения?
  - А что же вы хотите - чтобы я, еще не поразив цель, уже требовал себе
медаль? Вам - или вашему президенту - нужно, чтобы я тут немного
пострелял. Ну, так пошли.
  Он двинулся не сразу. Я мог понять, о чем он
сейчас подумал. Он не верил в меня, он думал, что и на этот раз ему не
повезет. Но он еще мог выйти из игры или попытаться рискнуть. Он мог
просто сбежать, мог незамеченным вернуться к берегу вместе со своим
спецотрядом. Что же касается неумехи-американца, то он, разумеется, мог бы
погибнуть - а значит, никому не рассказать, что ж на самом деле произошло
в "стычке с людьми Эль Фуэрте", как будет заявлено в официальном
соболезновании. Это было бы очень убедительное сообщение, с упоминанием о
проявленном героизме и мужестве - такими обычно и бывают официальные
сообщения о провале операции. А коли американец мертв, кто же сможет
опровергнуть такой рапорт, кроме генерала Хорхе Сантоса, которого и
спрашивать-то никто не будет.
  Вот о чем он, видимо, подумал в эти мгновения, а потом, пожав плечами,
взялся за мой рюкзак.
  - Вам помочь? Я могу понести рюкзак. Идите за мной.
  С тяжеленным ружьем, оттягивающим мне плечо, я пошел за ним через
кустарник. В долине, в ответ на посланный им на ходу сигнал, пятеро
дозорных взяли свои винтовки и двинулись следом, прикрывая нас. Я решил,
что они наш мобильный резерв. Коротышка взбирался по склону рысцой, а я
спешил за ним, с трудом сгибая свои длинные ноги. Наконец у самой вершины
он упал на землю и знаком приказал мне сделать то же самое. Остаток пути
мы ползли.
  На вершине хребта у большого валуна мы обнаружили человека с карабином.
Это был знакомый мне сержант. Перед ним на земле лежало несколько запасных
обойм. Мы вползли в кусты слева от него и выглянули в направлении нашей
цели.
  Все оказалось куда хуже, чем я ожидал. Внизу под нами виднелась дорога.
Похоже, в этой долине были плантации какой-то зерновой культуры, но мне
так и не привелось приблизиться к полю и рассмотреть растения получше.
Дорога оказалась обычным сельским проселком, ведущим к деревушке. Дома
были небольшие: крыши, крытые большими листьями и подпертые стенами,
казались очень хрупкими и неустойчивыми. Впрочем, меня не особенно
интересовали жилищные условия коренных жителей Коста-Верде: в таком
климате люди, наверное, только и нуждаются, что в непротекаемой крыше.
  Деревня кишела людьми. Горело несколько костров. Среди мужчин я увидел
немало женщин. Еще мне удалось рассмотреть немало оружия. Но и это меня
тоже не слишком волновало. По крайней мере, меня это не должно было
волновать. Все военные аспекты операции должны были заботить полковника.
Меня же заботило только то, что ближайшая к нам хижина располагалась на
расстоянии четверти мили. Не глядя на лежащего подле меня коротышку, я
тихо спросил:
  - Которая?
  - Третья хижина слева от дороги. Третья от нас. Конечно, когда он
появится, он может двинуться прямо в нашу сторону.
  - А может и в противоположную, - сказал я. - Все зависит от того, с какой
стороны прибудут его гости.
  Меня-то предупреждали, что расстояние составит не более трехсот пятидесяти
метров. Триста восемьдесят ярдов.
  Он молчал. Не отрывая взгляда от далеких хижин в долине, я собрал слюну и
сплюнул на камни.
  - Говоря вашим языком, полковник, я плюю на эти ваши говенные триста
пятьдесят метров, сэр. Дайте-ка рюкзак.
  - Сеньор Хелм...
  - Да давайте же этот чертов рюкзак! И оценим обстановку реально. Я так
полагаю, что ближе подойти нам нет никакой возможности? А как насчет вон
той рощицы внизу справа?
  - Там чуть дальше у них дозорный пост. Ходят патрули. Мы решили, что
задание должно быть выполнено с этой точки.
  - Ну конечно! С расстояния триста пятьдесят метров. Только у вас в стране
очень длинные метры, полковник!
  Я бросил рюкзак перед собой и положил на него ствол ружья. Мне пришлось
немало повозиться, прежде чем я поймал свою цель - эти сильные оптические
прицелы имеют очень узкое поле обзора. Наконец третья хижина слева была
четко видна в окуляр, но все равно до нее было отнюдь не рукой подать.
Похоже, подумал я, что придется мне попотеть с этим выстрелом, если я
вообще сумею его произвести.


                                  Глава 3


  Я лежал и утешал себя мыслью, что по крайней мере нет ветра. Я не отрывал
глаза от прицела и скоро увидел, как в поле моего зрения появился человек:
он показался справа и вошел в хижину, быстро промелькнул в прицельном
крестике на линзе. Через мгновение он вышел и задержался в дверях; явно
его кто-то окликнул из хижины. Он вежливо ответил, отсалютовал и исчез из
прицела.
  - Пятьсот метров, - сказал я. - Или что-то около того. Это, полковник,
больше пятисот ваших метров. Ваш информатор ошибся на пятьдесят процентов.
  - Вы умеете определять дальность на глаз? - спросил он скорее
заинтересованным, чем извиняющимся тоном.
  - В прицеле есть шкала. Можно принять рост того парня приблизительно за
пять с половиной футов - во всяком случае, надеюсь, что он не пигмей и не
великан, - потом надо поместить нижнее деление шкалы к его ногам и
измерить расстояние до его головы с учетом высоты сомбреро. Потом надо
взять полученное число и сверить его с таблицей, которую я приладил вот
здесь у приклада. Для попадания в цель, отстоящую от вас на пятьсот
пятьдесят ярдов и с учетом пристрелянности этого ружья, надо взять на
восемнадцать дюймов выше. Другими словами, мне надо целиться ему в лоб,
чтобы попасть в грудь.
  По правде сказать, я ни на секунду не поверил их версии о выстреле с
расстояния в триста пятьдесят метров. Я пристрелял ружье с этим прицелом
на расстоянии в четыреста пятьдесят ярдов, а свою табличку разметил для
дальности от трехсот до шестисот метров - на всякий случай. Редко можно
встретить шпиона или, если угодно, охотника, который бы вечно не путался в
расстоянии до цели поражения. Всегда лелеешь надежду, что когда-нибудь
тебя все-таки не надуют, хотя ошибочка на пятьдесят процентов в таком деле
вещь само собой разумеющаяся.
  - Прямо-таки научный подход, - заметил Химинес. Я не понял, иронизирует он
или нет.
  - Естественно! - сказал я. - Предполагается, что я могу найти человека
известного роста, чтобы по нему
определить расстояние до цели, что он при этом стоит выпрямившись и что я
смотрю на него с не слишком большой высоты. Предполагается также, что я
стреляю в тех же климатических условиях, в каких составлял эту таблицу - а
было это за несколько тысяч миль отсюда. А на расстоянии в пятьсот с
лишним метров, полковник, пуля долетит до цели за долю секунды. За одну
секунду бегущий человек может покрыть тридцать футов. Так что молите Бога,
чтобы наш клиент в момент выстрела стоял смирно. Что мне делать потом?
  - Потом?
  - Да. Что мы будем делать потом - смоемся или останемся и поможем вашим
молодцам утихомирить поселок после паники?
  - Ну, это вам решать, сеньор Хелм. Я не могу... вас просить...
  - Если не вы, то кто? Я же, черт побери, не вызываюсь добровольцем. Я не
играю в эти игры с тех пор, как получил право голосовать на выборах, а то
и чуть раньше. К тому же у меня с собой шестьдесят патронов, и никто не
просил меня возвращать их на оружейный склад. Как только мы окажемся в
лесу, это ружье станет совершенно бесполезным. Из ружья с двадцати к
ратным оптическим прицелом надо стрелять из положения лежа, и для ближнего
боя в джунглях оно абсолютно не приспособлено. А здесь я могу принести
какую-никакую пользу, если мне прикажет вышестоящий начальник, коим в
настоящий момент являетесь вы.
  Он задумчиво поглядел на меня и потом тихо рассмеялся.
  - Отлично! Вот вам мои приказ, сеньор Хил м.
  - Да, полковник!
  - Нередко людям, говорящим на разных языках, довольно трудно понять друг
друга. Наверное, мне следует перед вами извиниться. Я...
  Он осекся и. схватив висящий у него на шее мой бинокль, подполз к кромке
кустарника и напел бинокль на дорогу, а потом чуть левее. Тут я услышал
урчание автомобильного мотора из глубины долины. Ну, мне. правда, незачем
было глядеть туда.
  Я быстро снял шляпу, вывалил в нее содержимое коробки с патронами и
положил у себя под левой рукой. Потом достал из рюкзака еще две коробки с
патронами и положил их рядом со шляпой. Я снова убедился, что смотрю в
правильном направлении, и отсчитал с помощью оптического прицела нужное
количество крыш - одна, вторая, третья! Когда пользуешься прицелом с
сильными линзами на большом расстоянии, очень легко направить ствол не на
ту дверь или окно, или даже не на тот дом - особенно если у тебя перед
глазами выстроились одинаковые строения.
  Я уже снял ружье с предохранителя, но теперь снова проверил, действительно
ли предохранитель опущен. А то, знаете, бывает в нашем деле и такой
прокол, который случается даже с опытными агентами, включая и меня
самого...
  - Полковник!
  - Да, сеньор?
  - Перестаньте разглядывать джип. Смотрите на дверь. Как только он
появится, скажите мне. Да, и если вам дороги ушные перепонки, отползите
чуть назад. Эта штука грохочет как гаубица.
  Потом оставалось только ждать. Я не железный. Потоотделение и сердцебиение
у меня как у всех нормальных людей. Я с трудом подавил желание повернуть
голову в сторону джипа, ползущего по дороге. Одного косого взгляда мне
было достаточно, чтобы удостовериться: это действительно джип, за рулем
сидит водитель из местных, а рядом с ним мужчина в шлеме-"джунглевке" и в
хаки - слишком высокий и светловолосый, чтобы его можно было принять за
уроженца этих мест. Больше я ничего не успел рассмотреть. Я лежал, силясь
расслабить мышцы спины и живота. Я превратился в глаз, приникший к
окуляру, в палец, прижатый к спусковому крючку. В хижину вошел часовой,
чтобы объявить о прибытии долгожданного визитера, и снова вышел. Через
мгновение из хижины показался человек и остановился в дверях.
  Он остался стоять за порогом. Он, видно, решил нас подразнить. Он надевал
свою форменную кепку. Его плотное тело освещалось солнцем до пояса, торс и
голова остались в тени. Я стал ловить его в крестик прицела, к тому же я
не получил подтверждения от полковника Химинеса. И не стал задавать ему
глупого вопроса. Он сам даст мне знать, когда сочтет нужным.
  Человек сделал шаг вперед. И еще один. И продолжал идти. Я произвел в уме
необходимые вычисления.
  Двигаясь со скоростью две мили в час, он пройдет пару футов за время,
необходимое пуле для долета. Если я буду целиться с учетом скорости его
ходьбы, а он вдруг остановится, пуля уйдет влево от него.
  - Стреляйте, - прошептал Химинес. - Это Эль Фуэрте. Стреляйте же!
  Я готовился слишком тщательно и заехал слишком далеко, чтобы свалять
дурака и с такого расстояния попытаться выстрелить по движущейся мишени.
Он был крупного сложения - Не высокий, но широкий, кряжистый, с плечами и
руками, как у гориллы. У него была клочковатая, как у Кастро, борода, но
внешне очень отличался от Кастро, Эль Фуэрте Сильный. На нем был надет
комбинезон цвета хаки и вот эта форменная кепка. Генерал Хорхе Сантос. Он
встал на обочине, дожидаясь джипа. Двое его телохранителей остановились
рядом с ним - чуть сзади. Один оказался прямо на линии огня.
  Я почувствовал, как по щеке ползет капля пота, но лежал неподвижно и ждал.
Я услышал, как рядом беспокойно завозился Химинес, хотя ему хватило
благоразумия держать язык за зубами. В пятистах метрах от меня генерал
Хорхе Сантос вышел прямо на дорогу и, обернувшись, устремил взгляд по
направлению к нам. Крестик прицела замер на причудливой кокарде его кепки
- крошечной мишени вдалеке. Я даже не почувствовал, как слегка дернулся
назад мой указательный палец, прижатый к спусковому крючку. Но прогремел
выстрел: большое ружье выстрелило.
  Выстрел прокатился гулким эхом по тихой долине. Ощущение было такое, что в
церкви пальнули из пушки. Приклад больно ударил мне по плечу и по щеке.
М-да, это вам не из духовушки стрелять в тире.
  - Ну что там? - Нервно прокричал я, передергивая затвор и пытаясь поймать
моего клиента в прицел. - Что там, черт побери?
  - Попал! - спокойно ответил Химинес. - Он падает. И тут я снова увидел его
в окуляре. Эль Фуэрте поддерживали с двух сторон его товарищи, но колени у
него подгибались, а на груди расползалось кровавое пятно. Голова бессильно
свесилась вниз, кепка упала на землю. Я снова взял на восемнадцать дюймов
выше и выстрелил. Еще раз точно вулкан извергся в долине, и еще раз я
получил сильнейший удар в плечо и в скулу.
  - Bueno, - спокойно сказал Химинес, перейдя на испанский. - Muy bueno. Uno
mas?"Хорошо. Очень хорошо. Еще разок? (исп.)"
Он попросил меня выстрелить еще раз - ох уж этот кровожадный сукин сын! Я
снова передернул затвор, вогнал патрон в патронник и увидел, что Сантоса
окружили несколько человек. Я стал ждать, когда они расступятся. Но
подъехавший джип окончательно заблокировал мне всю видимость. Я поглядел
вниз. Деревня пришла в движение, но люди, похоже, не понимали, что
произошло. Там выстрел моей ручной пушки был еле слышен - точно отдаленный
удар грома. С такого расстояния, если вы плохой стрелок, можно целый день
палить по оленю, а он будет невозмутимо пощипывать травку, пока вы его
наконец не уложите.
  - Стрельните еще раз! - прошипел Химинес. - В кого-нибудь. Чтобы мои люди
услышали выстрел. Они скоро войдут в деревню. Отвлеките их внимание!
  Я снова припал к прицелу. Поскольку мне было все равно, в кого стрелять, я
выбрал самого крупного - человека в "джунглевке", стоящего в джипе, - и
выстрелил. Но в этот момент, когда мой "магнум" изверг огонь и рев,
человек пригнулся, и я понял, что промахнулся. Когда же я снова поймал его
в крестик, он лежал ничком на земле, сжимая в руке пистолетик. Я отчетливо
разглядел его лицо. Я опешил, потому что когда-то уже видел это лицо, хотя
не мог припомнить имя его обладателя. Лицо было типично немецкое, или,
точнее говоря, прусское - такие лица обычно украшены моноклем, лысиной,
короткой шеей, а иногда и почетным шрамом во всю щеку. С такого
расстояния, да еще и из-за "джунглевки", я не рассмотрел ни шеи, ни
прически, но шрам на щеке был - это точно. А если существовал и монокль,
то, должно быть, он спрятал его в нагрудный карман.
  Пистолет, подумал я, скорее всего "люгер". Стрелок с таким лицом должен
предпочитать "люгеры". Эти ребята всегда предпочитали "люгеры" новеньким
"П-тридцать восьмым", которые стреляют патронами того же калибра. Еще они
обожали стеки и зеркально начищенные сапоги и всегда были уверены, что
сумеют заставить Гитлера сделать за них всю грязную работу, да только он
их надул и сам заставил выполнить всю грязную работу.
  Но что этот человек делает в джунглях Коста-Верде? Зачем он приехал
навестить банду испаноговорящих революционеров? За ответом можно было
далеко не ходить. В любом месте такого человека подстерегала смерть - по
приговору суда или из-за угла - от руки тех, кто еще не забыл об ужасах
второй мировой войны. Прошло уже немало времени, чтобы все еще держать зло
на таких, как он, - это что касается меня, - но ведь у меня не было того
груза на душе, который до сих пор отягчал души других людей.
  Я замешкался на секунду, всматриваясь в это лицо и пытаясь припомнить имя,
- и момент был упущен. Раньше он уже становился чьей-то мишенью, и сейчас
понял, что крестик прицела вцепился в него. Он поспешно заполз под джип. Я
дал ему уйти.
  - С Эль Фуэртс все кончено, - сообщил Химинес. - Отличная работа, сеньор.
А теперь смотрите вправо. Правее ближайшей хижины - метрах в пятидесяти.
Постарайтесь отрезать вон тех троих от леса, а не то они обойдут нас с
фланга.
  Они уже определили, откуда прогремели выстрелы. Какой-то субъект с
длинными черными волосами, размахивая руками, собрал вокруг себя полдюжины
мужчин с ружьями и указывал в нашу сторону. К ним на подмогу спешили еще
несколько человек. Этот малый, возглавивший отряд в долине смерти, меня
мало волновал. В свое время автоматы разберутся с этой проблемой без
труда. Но на правом фланге я увидел флегматичного вида парня с автоматом,
который вместе с двумя дружками, вооруженными простыми винтовками,
карабкался по склону горы. Я спокойно держал его на прицеле, как антилопу,
и в конце концов уложил. Оба его компаньона залегли в высокой траве.
  - Следите за той парочкой, пока я перезаряжаю, - попросил я полковника. -
Не спускайте с них глаз.
  В деревне между тем начался форменный кошмар. По крайней мере, так мне
показалось со стороны, но вы же должны понять, что для меня все это было в
новинку. Я никогда еще не воевал в джунглях Южной Америки. Я даже и в
Европе-то толком не воевал - в строгом смысле этого слова. Там мы
участвовали в операциях: мы убивали, нас пытались убить, подстреливали
иногда - но все же с нашей стороны это была не совсем война, хотя вокруг
нас бои шли полным ходом.
  А здесь была война - конечно, местного значения, но какое дело обычному
солдату до масштабов его фронта? Мы-то как раз сейчас находились в самой
гуще военных действий, и я перезарядил ружье и уложил тех. двоих по
наводке Химинеса - сначала одного, а потом и другого.
  - Bueno, - похвалил меня полковник. - А теперь подождите секунду, сеньор
Хелм.
  Я взглянул на него. Он достал сигару, откусил кончик и закурил. Потом
застегнул кобуру-портсигар н. устроившись поудобнее на локтях, поднес
бинокль
к глазам.
  - Вторая хижина слева, - сказал он, довольно попыхивая сигарой. - Там
формируется группа. Стрельните в них разок, возьмите полметра левее от
угла хижины... Ох, извините, я не предложил вам сигару.
  - Ничего страшного. Я не курю. Но все равно спасибо.
  Я пустил пулю, взяв полметра левее левого угла хижины, после чего пустил
еще немало пуль в разные места, в разных людей, выполняя его команды. В
деревне сформировался отряд под предводительством темноволосого и
отправился по дороге отомстить за смерть своего генерала. По приказу
Химинеса я уложил темноволосого с четырехсот ярдов, но его заменил другой,
которого я убил с трехсот пятидесяти, прицелившись на этот раз чуть ниже,
но они продолжали приближаться - бегом, ползком, короткими перебежками от
валуна к валуну, от куста к кусту, прячась в посевах неизвестного мне
злака.
  Когда они оказались в зоне досягаемости оружия ближнего боя, Химинес
решительно вынул сигару изо рта. Он дунул в свисточек, висящий на шнурке -
и весь хребет словно ожил. Атака получилась впечатляющей. Для настоящего
боя нам как раз не хватало чего-нибудь этакого... Я убил их командира с
такого близкого расстояния, что в моем двадцатикратном прицеле я только и
видел что его куртку с пуговицами - даже швы на рукаве разглядел.
  Мне пришлось опять перезаряжать, но они вес наступали и наступали, и я
торопливо, чуть не обламывая ногти, засовывал патроны в обойму. К тому же
я спою задачу выполнил. Теперь за дело должны были взяться автоматчики и
ребята с карабинами. Как только я передернул затвор, Химинес тронул меня
за плечо. Я отвел глаза от прицела и увидел присевшую на корточки рядом с
нами молодую женщину, которая, похоже, не обращала внимания на отчаянную
перестрелку внизу. Рукав ее куртки был в крови, и она засунула ладонь за
рубашку, чтобы раненая рука не болталась. Но и на это она, кажется, не
обращала никакого внимания. Крепкие были тут люди - и мужчины и женщины.
На профессионала в деле всегда любо-дорого поглядеть - в чем бы его работа
ни заключалась.
  - Она говорит, что операция прикрытия прошла успешно и группа выполнила
боевую задачу, - сообщил мне Химинес. - Пленного агента освободили,
потеряли одного человека. А вам послание. Вот оно.
  Это была щепка, а может, и кусочек тростника, - с желтоватой твердой
поверхностью, как у бамбука. Может быть, это и был бамбук. Я не разбираюсь
в растительном мире этого региона. На кусочке древесины острым предметом
пляшущими крупными буквами было начертано: "ПОСМОТРИ ОЧЕНЬ БОЛЬШОЕ НА
ДОРОГЕ ЗА ДЕРЕВНЕЙ. ШЕЙЛА".
  Я взглянул на Химинеса.
  - В каком она состоянии? Он пожал плечами.
  - А чего ожидали? Прошло больше месяца, почти шесть недель. Чудо, что она
вообще осталась жива. А это что?
  - Я бы хотел взглянуть. Если в ее-то состоянии она сочла необходимым
предупредить нас, наверное, стоит отправиться и посмотреть.
  - Ну, в любом случае здесь нам больше делать нечего, - сказал Химинес. -
Они знают, что делать. Капрал получил соответствующий приказ. Он отойдет,
как только его обойдут с флангов, и он выманит их в глубь континента. А мы
можем пойти и посмотреть, что же это такое "большое".


                                  Глава 4


  Это оказалось не слишком большим. Во всяком случае, не таким высоким, как
монумент Вашингтону. Вообще-то говоря, эту штуку можно было спрятать в
простом сельском амбаре, только при условии, что вы придумали бы способ
затолкать ее внутрь. Она оказалась даже не больше тех, с которыми сейчас у
нас играют на мысе Канаверал. И все же такую штуковину не станешь дарить
знакомым на Четвертое июля и не принесешь домой, чтобы позабавить детишек.
Но, увидев ее на хорошо охраняемой вырубке в джунглях Коста-Верде, я
пришел к выводу, что она весьма впечатляет.
  Она была похожа на гигантскую модель патрона 300-го калибра моего ружья. С
той лишь разницей, что она не была медной. Ракету добросовестно покрыли
камуфляжными узорами, чтобы с воздуха ее нельзя было заметить. Но в
остальном все то же самое: такое же упитанное тело, сужающееся кверху и
превращающееся в каплевидный кончик - надо полагать, боеголовку. Я
внимательно ее осмотрел. В Вашингтоне меня наверняка будут донимать
вопросами - ядерная она или нет. Но мне не хватало технических знаний,
чтобы определить это на глаз, но, возможно, думал я, мне удастся
обнаружить какую-нибудь примечательную особенность, которая многое что
может сказать специалисту.
  Над ней висела сетка, покрытая листьями и ветками. Чуть поодаль, на опушке
джунглей, стоял грузовик - тоже в камуфляжных разводах и под маскировочной
сеткой. Это был тягач-вездеход с шестью ведущими колесами и здоровенной
кабиной - в таких кабинах наши водители большегрузных трейлеров ночуют на
маршруте. Но вряд ли в этой кабине в настоящий момент похрапывал водила. Я
заметил две длинные антенны, а сквозь раскрытую дверцу - то ли пульт
управления, то ли приборную доску.
  К тягачу была прилеплена длинная платформа с гнездом для стальной птички и
гидравлическим подъемником. Это и впрямь была миниатюрная ракетная база.
На тягаче виднелись какие-то надписи, которые я не сумел расшифровать -
они были сделаны не на английском и не на испанском. Не только язык, но и
алфавит был мне неизвестен. Но, даже находясь на приличном расстоянии, я
недолго гадал, какой бы это язык мог быть. Впрочем, два бородача, сидящие
на корточках около тягача, были явно не славянского происхождения.
  - Позвольте, я взгляну? - прошептал Химинес.
  Я забрал у него свой бинокль чуть раньше. Теперь я снова передал его
Химинесу и стал смотреть, как он регулирует его для своего зрения. Я так и
не смог понять, о чем он в этот момент думал, лежа рядом
со мной в кустах. Я стал осматривать вырубку. В стратегических точках были
установлены крупнокалиберные пулеметы - один из них мы миновали, когда
пробирались сюда по дороге, - около остальных нервно прохаживались
многочисленные часовые, нянчившие в руках скорострельные автоматы,
которые, увы, отметали всякую надежду на внезапное нападение. Мы уж и так,
приблизившись к колючей проволоке, использовали все имеющиеся у нас под
руками маскировочные ветки.
  Внезапно донесшийся издалека треск автоматных очередей дал нам понять, что
ребята Химинеса все еще петляют по джунглям, уводя преследователей
подальше от нас. Вооруженные люди на вырубке, как по команде, обратили
взгляды в сторону выстрелов - кто мрачно, кто с беспокойством (в
зависимости от темперамента каждого из них). Им было известно, что деревня
подверглась нападению, и они понимали, что следующей жертвой будут они.
  - Кубинцы! - прошептал Химинес. - Вон те двое у тягача. Скорее всего, это
механики, посланные Кастро на подмогу своему доброму другу генералу
Сантосу.
  - Вместе с миленькой русской игрушкой, которая почему-то затерялась при
обратной перевозке домой после американской блокады острова? Интересно,
что сказал Хрущев, когда его военные бухгалтеры недосчитались одной
единицы ракетно-ядерного оружия? - съязвил я. - И как это только им
удалось ее сюда затащить?
  - Они могли доставить ее по воде и выгрузить выше того места, где высадили
вас прошлой ночью. Тут много заброшенных дорог, по которым этот тягач с
группой обслуживания, вооруженной топорами и лопатами, мог бы притащить
ракету сюда. Такая экспедиция отняла бы массу сил, но в принципе это
возможно. Сеньор Хелм?
  - Да?
  - Я плохо знаком с такого рода оружием. Какова у нее дальность действия?
  - Я тоже не специалист, - ответил я. - Но полагаю, она может улететь за
пятьсот миль. Наш "Поларис" имеет дальность тысячу миль, и он столь мал,
что его можно установить на борту подводной лодки.
  - Тогда, похоже, мы ликвидировали Эль Фуэрте вовремя, - прошипел Химинес,
не отрывая хмурого взгляда от ракеты. - С такой игрушкой, если она
настолько опасна, он вполне мог бы шантажом заставить правительство
передать ему власть в стране. Наша столица расположена меньше чем в
трехстах ваших миль отсюда. Он мог бы пригрозить уничтожить город в случае
отказа удовлетворить его требования. - Помолчав, полковник добавил: - Мне
надо переговорить со своими информаторами в деревне. Они, должно быть,
что-то знают о ней.
  - Я вот что думаю, полковник, - начал я осторожно. - Мое правительство с
удовольствием приняло бы к сведению известие, что с этой штучкой что-то
стряслось.
  Он опустил бинокль и воззрился на меня.
  - Я знаю, что именно об этом вы и думаете, сеньор Хелм. Но я-то принимаю
во внимание лишь то, что мое правительство ждет от меня. Теперь, когда Эль
Фуэрте мертв и у революции больше нет вождя, я не убежден, что наш
президент захочет ее уничтожить. Такое оружие, находясь в надежных руках,
может оказаться очень полезным. - Он повел плечами. - Но мы ведем разговор
о невозможных вещах. Группа охраны ракеты сейчас находится в повышенной
боевой готовности. Нам не удастся застигнуть их врасплох, да к тому же мы
не располагаем достаточными силами для нападения. Так что мой долг -
доложить о ней правительству. Вот и все, что я могу сделать. Пошли!
  Спорить было бессмысленно: условия для этого здесь были неподходящими, да
и после того, как мы бы оказались в более безопасном месте, вряд ли я
чего-нибудь смог бы добиться: ведь я находился в самом сердце
дружественной страны, окруженный со всех сторон хорошо вооруженными
частями правительственной армии. К тому же затерявшиеся в джунглях ракеты
не представляют для меня особого интереса. Я сделал свою работу, и,
подобно Химинесу, мне следовало доложить о выполнении задания. А в
Вашингтоне и так обо всем узнают.
  Мы присоединились к группе поддержки и добрались до нашего укрытия еще
засветло, хотя сумерки уже начали сгущаться. Двое мужчин-бойцов
специального контингента, проникшего в деревню, и женщина - та, что
постарше (молодая, получив ранение, осталась с нами), дожидались нас в
лесу, который был настолько густым, что, похоже, и змея не могла бы
преодолеть эту зеленую стену переплетенных стволов, веток и корней. Но все
же в чаще был проход, который привел нас к полянке, похожей на просторную
комнату, - своего рода лесную пещеру.
  Химинес занялся разводом часовых, а я подошел к женщине, которая сидела на
корточках около лежащей на траве незнакомой девушки. Я знал" что это была
девушка, потому что именно ради ее спасения мы и предприняли всю эту
безумную операцию. Если бы я не знал этого, я, возможно, был бы иного
мнения относительно пола этого существа. Есть некий предел пыток и голода,
за которым вопрос о половой принадлежности теряет всякий смысл. Женщина
подняла на меня глаза.
  - Она немного поела, - сказала женщина по-английски. - А теперь спит. Не
надо ее будить без особой надобности.
  Я не стал спрашивать, откуда она так хорошо знает английский.
  - Она сможет идти? - спросил я.
  - Не знаю. Сюда мы ее несли на руках. Она бы изрезала ступни в кровь: мы
не нашли обуви в том закутке, где ее держали. Она лежала там в грязи, вот
в этих лохмотьях. Она пришла в сознание лишь ненадолго и передала
написанное на деревяшке послание для вас. Но и в тот момент она не смогла
и рта раскрыть. Ее очень сильно мучили, так что она не в силах говорить. -
Лицо женщины потемнело от гнева. - Эль Фуэрте и его люди - сущие звери,
сеньор!
  - Его люди, возможно, все еще остаются зверьми, - ответил я. - Но Эль
Фуэрте уже обратился в ничто. С двумя двенадцатиграммовыми дробинами в
груди.
  До сего момента эта мысль почему-то не особенно грела мне душу. То есть я
хочу сказать, что у меня не было никакой личной причины не любить генерала
Хорхе Сантоса, которого я пристрелил. Но сейчас, присев рядом с
бесчувственным телом, я обрадовался, что не промахнулся.
  Зрелище было не из приятных. Хотя раньше нам не доводилось встречаться, я
знал, что наш специальный агент под кодовым именем Шейла довольно
привлекательная женщина двадцати шести лет. Она ходила в хорошие школы. И
до поступления в нашу организацию успела выйти замуж и развестись, но
причины развода в ее личном деле не упоминались. Судя по ее досье, росту в
ней было пять футов два дюйма, вес - сто пятнадцать фунтов, у нее были
серые глаза и каштановые волосы до плеч - выбеленные и выкрашенные в
золотистый цвет для задания: блондинки в этих краях встречаются редко, и
их сразу примечают, а она хотела привлечь внимание генерала Сантоса и
возбудить его мужское любопытство - что, по слухам, не представляло для
нее труда.
  По последним полученным от нее сведениям, она направилась в джунгли на
джипе, которым управлял местный шофер, симпатизировавший революционерам.
Она везла с собой кучу фотоаппаратов и магнитофон, изображая молодую
журналистку из левого журнальчика, которая готовила статью о героях
повстанческого движения. На ней были надеты яркая блузка с вызывающим
вырезом и обтягивающие джинсы.
  Все должно было произойти как в старой истории про Далилу и Самсона. Если
бы план удался, то рано или поздно она должна была стоять возле мертвого
генерала Сантоса с дымящимся большим пистолетом в руках, сжимая на груди
порванную комбинацию и истерически рыдая. Подсадным правительственным
агентам в деревне вменялось предотвратить слишком решительные меры ее
наказания: было решено, что в возникшей после гибели Сантоса панике они
тихо выведут ее из деревни и спрячут в надежном месте. Если бы все так и
получилось, меня бы не вызывали и не вручили дальнобойное ружье, с помощью
которого мне предстояло уложить мятежного генерала с трехсот пятидесяти
метров или что-то около того...
  Но все получилось иначе. К несчастью для Шейлы. Весь план полетел к черту,
и мы не могли понять, по какой же причине. Но ее явно каким-то образом
"раскололи" и схватили. И она явно понесла всю тяжесть наказания. Теперь,
спустя полтора месяца после ее провала, от ее блузки и джинсов почти
ничего не осталось - как мало что осталось и от симпатичной
двадцатишестилетней женщины, которую облачили в этот наряд и отправили в
джунгли Коста-Верде. Изможденная, похожая на огородное пугало, грязная
фигурка в лохмотьях, лежащая передо мной на траве, весила не более
восьмидесяти фунтов.
  Ей отрезали чуть не все ее псевдозолотистые волосы - теперь спутанные и
потемневшие, - то ли мачете, то ли стыком, как я решил, в знак унижения и
позора, и изуродовали левую руку. Рука была обернута в замызганную драную
тряпку - видимо, остатки то ли шелковой, то ли нейлоновой части женской
одежды. Я поглядел на перевязанную руку и перевел вопросительный взгляд на
смуглолицую женщину. Та пожала плечами.
  - Они пытались заставить ее заговорить, назвать имена ее сообщников в
деревне, сеньор.
  - Она назвала?
  - Стали бы мы рисковать своей жизнью, если бы она это сделала? - Я подался
вперед, вознамерившись осмотреть обезображенную руку, но женщина поспешно
предупредила мое движение:
  - Не трогайте ее, сеньор!
  - Почему?
  - Ну, вы же мужчина!
  Она произнесла эти слова таким тоном, точно они все объясняли, и, пожалуй,
так оно и было. Я молча взглянул на нее, а она - на меня. Надо сказать,
это была довольно миловидная женщина, при том, что ее красота отличалась
какой-то первобытной чувственностью. Я решил, что она не особо жалует
мужчин. Но в ту минуту я и сам был о них не лучшего мнения.
  - Ясно, - сказал я, снял рюкзак и раскрыл его, встав на колени. - Но ей
придется на секунду подавить свое естественное и оправданное отвращение к
мужчинам. Не нравится мне ее рука. Я хочу сделать ей инъекцию пенициллина.
  - Я сама сделаю инъекцию. Я умею. Если вы дотронетесь до нее хоть пальцем,
она начнет кричать, царапаться, даже драться. Нам пришлось непросто, когда
мы ее сюда несли.
  - Ладно. Предоставляю ее вашим заботам. Вот одежда, которую я для нее
привез. Если вам понадобится помощь, позовите.
  Женщина не ответила. Весь ее вид говорил, что, когда она обратится к
мужчине за помощью, этот день надо будет занести в анналы местной истории.
Что ж, особенности ее психики, слава Богу, волновали меня мало.
  Я оставил ей необходимое и отправился к Химинесу, который тоже пребывал в
довольно мрачном расположении духа - видимо, по той причине, что не мог
курить здесь свои любимые сигары без риска выдать наше убежище, или, может
быть, потому, что до наших ушей все еще доносились отрывочные выстрелы со
стороны гор, где его люди увлекали за собой отряд преследователей и,
пытаясь спасти нам жизнь, уходили все глубже в джунгли. А может, в
надвигающихся сумерках его тревожили совсем другие проблемы - например,
эта ракета. Как бы там ни было, при моем приближении его маленькое смуглое
лицо не озарилось светом дружелюбия.
  - Как она? - спросил он сухо. Я пожал плечами.
  - Боюсь, врачам и психиатрам предстоит с ней поработать. Нам только и
остается, что доставить ее останки домой. Может быть, ее удастся
подремонтировать. Если нет - что ж, есть у нас места, куда помещают
бедолаг вроде нее. С этой проблемой нам в нашей работе очень часто
приходится сталкиваться.
  - Вы воспринимаете беду, приключившуюся с этой девушкой - вашей коллегой,
- как-то очень спокойно. - Он говорил ледяным тоном. Его заявление не
требовало ответа, поэтому я ничего не сказал. Он продолжал: - Но сегодня
вы можете гордиться собой, сеньор Хелм. Вы проявили себя героем. И метким
стрелком. Вы убили многих.
  - Да, но только после того, как вы указывали мне направление, - ответил я.
После встречи с Шейлой я и сам был в не слишком хорошем настроении.
  Он глубоко вздохнул.
  - Это верно. Я вам помогал.
  - Вы скорбите по Сантосу, полковник?
  - Ох! Эль Фуэрте был сукин сын! Но вот его люди... Вы видели, как они
наступали, сеньор? Их вождь погиб, но тут же в их рядах появлялись новые
командиры. Мы убивали их, но они все возникали и возникали, с оружием в
руках... Президент Авила казнит их всех как бунтовщиков и бандитов. В этой
стране, знаете ли, бунтовщик - это всегда бандит. А Эль Фуэрте был самым
отъявленным бандитом. Но, знаете, бывает, что я вдруг ловлю себя на мысли:
ведь это мои соотечественники - да, даже те, кто так зверски измучил вашу
женщину-агента. В конце концов, ведь она пришла к ним, чтобы обмануть и
убить. Их спровоцировали, сеньор. Может быть, когда-нибудь они найдут себе
вождя, достойного их. А пока... - он скорчил гримасу. - Пока я помогаю
гринго убивать их с расстояния в пятьсот метров. Простите меня, я не хотел
вас оскорбить. Но не люблю смотреть, как умирают отважные люди, - он
замялся. - Окажите мне услугу, сеньор Хелм.
  - Считайте, что уже оказал.
  - Ваше ружье. С оптическим прицелом. Не сомневаюсь, что нашему президенту
будет любопытно взглянуть на ружье, из которого был убит Эль Фуэрте с
расстояния полкилометра. Можно мне взять это ружье и отвезти ему?
  - Конечно, - ответил я. В конце концов, это ружье - собственность
правительства. И мне оно было больше ни к чему. К тому же я был уверен,
что такой подарок только сцементирует наши двусторонние отношения и будет
воспринят в Вашингтоне с одобрением. - Конечно. Можете взять. Но с одним
условием.
  - С каким?
  - Что либо вы, либо кто-то из ваших солдат понесет эту дрыну на себе. У
меня уж и так от него спина чуть не онемела.
  Он коротко рассмеялся. Мы опять были друзьями - во всяком случае, хорошими
приятелями, как то и должно случиться, принимая во внимание существенную
разницу в нашей жизненной философии.
  - Вы Muy hombre, сеньор Хелм. Если у нас с вами возникло какое-то
недопонимание, я приношу свои извинения. Вы настоящий мужчина.
  - Спокойной ночи, полковник. Жаль, что вы не научились стрелять, будучи
младшим офицером. Думаю, в противном случае вы стали бы блестящим
генералом.
  Утром все было тихо. Мы спустились с гор, неся Шейлу на спешно сделанных
носилках, поскольку она была не в силах передвигаться самостоятельно. К
вечеру, без приключений, мы добрались до реки. С наступлением темноты за
нами приплыла лодка, и мы отправились к ожидающему нас кораблю в море близ
устья.
  Это была во всех отношениях образцовая операция, подумал я. Два дня спустя
в Вашингтоне я понял, что ошибся.


                                  Глава 5


  Прошла неделя. Мне ужасно не хотелось отправляться утром в понедельник в
знакомый кабинет на втором этаже, чтобы узнать от Мака, где я еще допустил
ошибку. Но я, подчиняясь уставу, отправился в архив, расположенный у нас в
подвале - как мы и должны поступать, оказавшись в Вашингтоне. Я просмотрел
картотеку и освежил свою память о людях нашей профессии, которые, считаясь
достаточно крупными специалистами в своей области, удостоились оказаться в
"приоритетном списке". Я читал личнst дела Дикмана, Кольца, Рослоффа, Вади
и Бэзила - все это были милые люди, которым достаточно было бросить один
взгляд на тебя, чтобы убить в ту же секунду.
  Кого-то из "стариков" я там не нашел - тех, с кем кто-то из наших "вступил
в контакт" в разных местах. Зато были тут новенькие - совсем недавно
получившие "приоритетный" статус. Чтение отчетов об их недавних
достижениях улучшило мне настроение. Я листал эти досье с таким ощущением,
будто читал биографии старинных друзей, выбившихся в люди. Все это были
ребята, на кого можно было положиться - Не то что эти самодовольные
сволочи из Пентагона, или из государственного департамента, или из прочих
учреждений этого мерзкого городишки, на месте которого раньше были,
наверное, зловонные болота, пока кому-то не пришла в голову мысль их
осушить.
  Мак меня не разочаровал. Перед ним лежал перечень моих промахов,
составленный каким-то шибко башковитым мерзавцем в гетрах, который,
конечно же, сочинял его во время игры в гольф на выходные. Впрочем,
пожалуй, я к ним несправедлив. Вряд ли они играют в гольф, надев гетры. Я
стоял у окна, глядел на залитую солнцем улицу, и слушал. Спешащие внизу
под окнами девушки были все как на подбор свеженькие и симпатичные в своих
летних платьицах и узких джинcах. И наверное, думалось мне, достаточно
приятные в общении. Глупо было бы презирать их только за то, что им не
доводилось в жизни видеть труп мужчины или женщину, сломленную долгими
зверствами и унижениями.
  - Черт побери, сэр, - сказал я, не поворачивая головы. - Если им нужны
были только разведданные, почему же они не обратились в ЦРУ? Я ездил туда
пострелять из ружья, а не делать записи и фотографировать. Они что, так и
не поняли, чем мы занимаемся?
  Мак зашуршал бумагами.
  - Твое описание в первом приближении соответствует "Рудовику-Ш" или IV, -
сказал он. - Это уменьшенная версия их лучшей баллистической ракеты
среднего радиуса действия с кое-какими очень интересными новшествами,
которые сообщают ей дальность полета ее крупного прототипа. Различия в
обеих моделях касаются только двигателя и связаны с системой пуска и типом
твердого топлива. Последняя модель имеет радиус действия порядка тысячи
шестисот миль, если верить нашим лучшим источникам. А они не очень-то
хороши. У нас считали, что предыдущая модель имела радиус действия тысячу
двести миль. Возможно - хотя мы в этом не уверены, - что русские отправили
Кастро как раз устаревшие ракеты третьей модели, одну из которых он
припрятал и перебросил в Коста-Верде. Видимо, стремясь побыстрее
избавиться от нее, пока об этом не прознали его русские друзья.
  - Ну, нам-то не важно, какая именно модель, - сказал я. - Ни та, ни
другая, во всяком случае, не достигает Соединенных Штатов. Но есть такая
лужа, которую все называют Панамским каналом - она как раз находится в
радиусе действия обеих моделей.
  - Вот именно! Многие детали конструкции мобильной системы "Рудовик" у нас
пока что неизвестны, но одно можно сказать определенно: ракеты всех систем
несут ядерные боеголовки. У нас в Вашингтоне их обычно называют
"Московскими крохами".
  - Из Вашингтона они, видимо, и впрямь кажутся крошечными, - возразил я. -
Но когда смотришь на нес вблизи из кустов, она не кажется такой уж
миниатюрной. Что-нибудь слышно от президента Авилы?
  - Президент сейчас занят военными приготовлениями, - сказал Мак. -
Развивая успех отчаянного рейда на штаб повстанцев, в ходе которого был
убит лидер бандитов Сантос, правительственные войска, как нам сообщили,
заняли прилегающие районы и в настоящее время уничтожают разрозненные
остатки революционной армии. Как только ситуация стабилизируется, по
словам министерства иностранных дел, будет проведено тщательное
расследование. - Мак сделал многозначительную паузу. - Здесь, в
Вашингтоне, кое-кто считает, что было бы очень мило с твоей стороны, если
бы ты смог сам разобраться с этим делом на месте.
  - Ага, значит, они еще не отказались от этой идеи, - я повернулся к нему.
- Ну, и какой долболом из многих, с кем я тут встречался, сделал такое
предложение?
  - Мысль была высказана в пятницу вечером на пресс-конференции. Имя
человека, выдвинувшего эту инициативу, назвать я не могу. Я подчеркнул,
что у тебя было специальное задание, и ты с блеском его выполнил. Не
вдаваясь в подробности самого задания, разумеется. Наша деятельность не
предназначена для афиширования - даже в высших вашингтонских кругах.
  - Благодарю вас, сэр. Они, верно, полагали, что я суну ее в карман и
привезу сюда, чтобы они могли на нее взглянуть. Черт, да она весит черт
знает сколько! Пять тонн? Десять?
  - Ну, нет сомнения, что опытный экземпляр "Рудовика" любой модификации
будет принят здесь с глубокой благодарностью. Впрочем, я не думаю, что
кто-то и в самом деле считает, будто ты мог ее сюда доставить.
  - Может быть, им удастся выторговать ее у президента Авилы?
  - Президент Коста-Верде, - сказал Мак сухо, - наш хороший друг, искренне
привержен принципам демократии и законно избран своим народом. И тем не
менее, я очень сомневаюсь, что кому-то здесь понравится, если у него в
руках окажется ядерное оружие. Никто не питает надежд на то, что если у
него такое оружие появится, он тут же передаст его нам.
  - Понял, - сказал я. - Значит, я козел отпущения. Выходит, я мог погибнуть
геройской смертью, проделав три дыры в этой исполинской хлопушке. Но
поскольку у меня нет ни малейшего понятия, где у этой штуки находятся
жизненно важные точки, шансы причинить ей ощутимый ущерб оставались весьма
проблематичными. В этом случае мне пришлось бы убить полковника
вооруженных сил Коста-Верде.
  - Ах да! Твой друг Эктор. Никак мне не дается его фамилия.
  - У них буква "н" произносится как "х", сэр. Ударение на втором слоге:
Химинес.
  - Наше военное ведомство ожидает твою краткую характеристику полковника
Химинеса. - Мак потянулся под стол и включил магнитофон. - Я записываю.
Итак, объект Химинес. Прошу!
  - Его люди называют полковника "Эль коронель-сито", - начал я. - Это
уменьшительно-ласкательное прозвище, означающее "маленький полковник".
Всякое сходство с Ширли Темпл является случайным и непреднамеренным.
  - При чем тут Ширли Темпл?
  - Был такой фильм "Маленький полковник" - экранизация одноименной книги.
Или серии книг. Для девочек.
  - Неужели? Продолжай.
  - Самое главное, что я могу сообщить о Химинесе, пожалуй, следующее: когда
он узнал, что ему предстоит освободить взятую в плен девушку-агента, он по
собственной инициативе привел с собой двух женщин. Вряд ли они были
бойцами подразделения специального назначения, хотя и несли поклажу на
марше наравне с мужчинами. Мне кажется, Химинес просто подумал, что наша
девушка, если она жива, будет в плохом состоянии и ей потребуется умелый
уход. И, конечно, он оказался прав. - Я помолчал. - Этот полковник не
железный. В нем что-то есть. То, что называется состраданием. Не надо это
вставлять в стенограмму. В таких делах я не большой специалист.
  - Вряд ли наших военных стратегов интересует его способность к
состраданию, Эрик, - заметил Мак.
  - В таком случае они совершают серьезную ошибку. Потому что сострадание
Эктора занятного свойства, и он к тому же метит в генералы. Это хороший
человек. Не мягкотелый слюнтяй. В физическом отношении он - Недомерок, но
в отличной форме, курит крепкие сигары, хранящиеся у него в кобуре на
поясе. По его словам, он избавился от пистолета, потому что плохо
стреляет. В самый разгар боя он может вдруг закурить сигару. Это
латиноамериканская бравада, конечно, но психологически действует очень
хорошо. Глядя на него, думаешь: ну, если он способен устраивать такой
спектакль, не имея при себе на всякий случай даже пистолета, значит, и
тебе нечего бояться. В бою я бы доверился ему на все сто. До тех пор, пока
у нас с ним одинаковые боевые задачи - и не более. В политических же делах
я бы ни за что не рискнул повернуться к нему спиной. У него много чего на
уме, у этого маленького полковника. И не стану гадать, какие мечты он
лелеет в глубине души.
  - А Авила? Вы его обсуждали?
  - Президента он мимоходом упомянул в разговоре. Химинес дал понять, что
Авила ненавидит бунтовщиков и с радостью поставил бы их всех к стенке в
качестве мишеней для тренировочных стрельб. Похоже, такой случай ему
представится. Ну, впрочем, это нормальная реакция тамошнего президента на
внутренние беспорядки в стране. Так мне кажется. Наверное, это весьма
типично для любого президента.
  - Конец записи о Химинесе и Авиле, - сказал Мак и нажал на невидимую
кнопку. Потом взглянул на меня. - А теперь поговорим о таинственном госте
в шлеме-"джунглевке". Нам все-таки удалось раздобыть кое-какие фотографии.
Можешь взглянуть. - Он нажал кнопку на переговорном устройстве. "Обрастает
старик техникой", - подумал я. - Эллен, принесите, пожалуйста, фотографии.
И заберите пленку с записью для расшифровки.
  Мы молча ждали. В кабинет вошла симпатичная девушка с большим конвертом,
который она положила на стол перед Маком. На ней было голубое платье и
голубые туфли на высоком каблуке. Светлые с блеском мягкие волосы. У меня
не было оснований смотреть на нее свысока. Она наверняка отлично обучена -
это мне было известно, так как все они тут получают отличную подготовку, -
и, имея доступ к секретной информации, она постоянно носила с собой где-то
в одежде крохотную капсулу. Когда-нибудь ей придется проглотить эту
капсулу или, что хуже, у нее на это не хватит времени. Но такой день для
нее пока что не настал.
  Она одарила меня улыбкой, вытащила кассету из установленного в письменном
столе Мака магнитофона и, ни слова не говоря, вышла из кабинета. Мак
раскрыл конверт, выудил оттуда толстую пачку фотографий и передал мне. Я
взял их и стал рассматривать. Вы не поверите, сколько же на свете
существует немцев со шрамами на лице. Похоже, в этой пачке было
представлено большинство из них.
  Перебрав почти все фотографии, я понял, что Мак уже нетерпеливо ерзает в
своем кресле. И вдруг с глянцевого квадрата фотобумаги на меня воззрился
человек в шлеме-"джунглевке": суровое непроницаемое выражение лица, какое
бывает у профессиональных военных, позирующих для официального снимка. Эта
фотография была сделана фотографом вермахта. Человек был в генеральской
форме, и его генеральская форма сразу все расставила по местам.
  - Фон Закс, - сказал я, даже не глядя на подпись под фотографией. - Генрих
фон Закс. - Я бросил взгляд на Мака. - Вы знали?
  - Я был почти уверен после того, как ты его описал. Но я хотел, чтобы ты
его сам опознал. Ну, вспомнил?
  - Конечно, сэр. Теперь, после поимки Эйхмана, он переместился на строку
выше в списке разыскиваемых нацистских преступников.
  - Правильно. Разница только в том, что, когда поймали Эйхмана, он уже
давно был не у дел и просто скрывался, пытаясь спасти свою шкуру. А фон
Закс птица совсем другого полета.
  - Это уж точно, - согласился я, разглядывая довольно красивое лицо со
шрамом. Лицо, которое я поймал в оптический прицел своего дальнобойного
ружья, было старше и мрачнее, но кто из нас не постарел и не помрачнел за
эти долгие годы? Наверное, он считал себя патриотом - тогда. Да и сейчас
считает. Может, он и в самом деле патриот. Да только он выбрал
довольно-таки мерзкий способ это доказать. Он у них какое-то время
возглавлял службу ликвидации в концлагере: ему дали это назначение, чтобы
он не потерял форму. Но в конце концов им пришлось вернуть его в командный
состав. Как военный специалист, он был, наверное, очень толковый парень -
такого солдата любой армии не грех было бы иметь, если, конечно, закрыть
глаза на то, что его победы приправлены толикой зверств. Впрочем,
насколько я помню, это не вызывало у герра Гитлера бессонницы.
  - Его зверства интересуют нас лишь постольку поскольку, - заметил Мак
довольно-таки ворчливо. И я вспомнил, что он придерживался теории,
согласно которой мы являемся организацией практической - или тактической,
- так что меч возмездия отсутствует в нашем арсенале. Он бы никогда не
согласился послать на задание агента, которому вменялось бы убить человека
только за то, что тот был мразью - возможно, потому, что когда встаешь на
такой путь, очень трудно вовремя остановиться. - И, тем не менее, жаль,
что ты промахнулся, стреляя в фон Закса.
  Я взглянул на него, аккуратно положил перед ним стопку фотографий и отошел
к окну.
  - Виноват, сэр, недоглядел. В следующий раз я уложу всех, кто окажется у
меня в поле зрения - вдруг среди них окажется кто-то, кого кому-то
требуется убрать.
  - Эрик!
  - Кроме того, - продолжал я резко, - обязуюсь иметь при себе достаточное
количество взрывчатого вещества, чтобы взорвать любой военный объект,
который кому-либо понадобится уничтожить. Сожалею, что я так схалтурил,
сэр. Мне очень жаль, что я всего-то лишь ликвидировал человека, которого
был послан ликвидировать. Если вы дадите мне еще один шанс, сэр, обещаю,
что такого больше не повторится.
  - Сядь, Эрик; - сказал он.
  - Скажите мне только одну вещь, - попросил я. - Остался там еще кто-нибудь
или что-нибудь, что я по собственной оплошности забыл уничтожить? Я бы
хотел получить все причитающиеся мне выговоры в одном пакете.
  - Это не выговор, - возразил Мак. Под его пристальным взглядом я сел на
стул. - Как твоя нога?
  - Нормально. Немного не гнется - вот и все. Этот чертов Химинес взял такой
бешеный темп на марше! А на обратном пути я помогал им выносить мусор. Я
как последний дурак выбросил все, что только можно, из своего рюкзака, ну
и, конечно, сразу стал кандидатом в носильщики. У меня до сих пор мозоли
не сошли с ладоней. Если это не выговор, тогда что?
  - Я же просто сказал: жаль, что ты промахнулся, - примирительно сказал
Мак. - Потому что, боюсь, тебе придется исправить эту ошибку. Нас
попросили разобраться с фон Заксом. У меня был на примете другой агент для
выполнения этого задания, но он в жизни не видел Закса собственными
глазами. А ты видел - там.
  - Мне было бы полезно все это узнать до того, как я поймал его рожу в
прицел. И к тому же, сэр, не хочу, чтобы меня обвинили в какой-то ошибке,
хотя просили только пострелять и наделать побольше шума.
  - Эрик, что-то ты стал больно обидчивым.
  - Это была чисто сработанная операция. Но стоило мне вернуться, как на
меня стали наседать со всех сторон с претензиями, что я того не сделал,
этого не сделал - чего мне делать никто и не приказывал. - Я поморщился. -
Ладно, хватит об этом. Итак, объект - фон Закс. Уточните задачу.
  - Мы и не могли предупредить тебя, что ты можешь наткнуться на него в
Коста-Верде. Ведь мы не знали, что он туда собирается, и сейчас не можем
понять, что он там делал. Вообще все это очень странно. Политически - у
него едва ли могло быть что-то общее с генералом Сантосом. Скорее можно
сказать, что он находится на противоположном фланге политического спектра.
По непроверенной информации, которой мы располагаем, он действовал в
северной Мексике и в приграничных районах юго-запада Соединенных Штатов,
пытаясь сколотить союз из приверженцев нацистской идеологии, которые
встречаются в южных областях нашего полушария. В Аргентине, в частности.
  - Могу спорить, что его разновидность нацизма очень привлекательна. В
сороковые он был тот еще забияка - потом у него появилось достаточно
времени, чтобы развить свои задатки. Но, судя по тому, что я видел,
затевается какое-то латиноамериканское предприятие. Эль Фуэрте принимал
его как почетного гостя. Различия между правыми и левыми не играют столь
уж большой роли, когда речь идет о взаимовыгодных приобретениях. Ну, во
всяком случае, эта военно-политическая ось не была создана. Возможно, на
том все и закончилось.
  - Возможно, - нахмурился Мак. - Есть, правда, одно затруднение, о котором
тебе следует знать. Фон Закса разыскивает ряд организаций, стремящихся
посадить его на скамью подсудимых за содеянные им во время войны
преступления. Мы симпатизируем их благородным целям, но не одобряем
действий, идущих вразрез с нашим законодательством и нашими международными
договорами. Именно по этой причине я и сказал тебе, что его зверства
интересуют нас лишь постольку поскольку.
  - Понял. - Я некоторое время смотрел на него. - Вы хотите сказать, сэр,
что никто не сможет поставить в неловкое положение правительство,
предъявив обвинение мертвому военному преступнику.
  - Именно так, - подтвердил Мак. - А теперь вот что: поезжай на ранчо и
попроси доктора Стерна или кого-нибудь из его ассистентов осмотреть твою
ногу. Это будет, кстати, хороший повод для тебя попасть в нужный район. А
инструкции и прочие бумаги еще не подготовлены. Я вышлю их тебе вдогонку.


                                  Глава 6


  Ранчо находится в южной Аризоне. Чтобы попасть туда, сначала надо доехать
до Тусона и набрать один телефонный номер, после чего следует выехать из
города по указанному маршруту - всякий раз дают другой. Вскоре на шоссе
вам встретится человек, который меняет колесо у пикапа, или заливает воду
в радиатор джипа, или просто стоит возле седана с номерами соседнего штата
и фотографирует пейзаж. Если дверца автомобиля раскрыта, можно ехать
дальше. Если закрыта - значит, за вами хвост и надо возвращаться в Тусон и
ждать дальнейших инструкций.
  Это ранчо - настоящее святилище, а кое для кого и последний приют. Это
единственное место на всем земном шаре, где агент может наконец
расслабиться и не думать, что за ним следят. Как и любая нирвана, оно
имеет кучу недостатков, но здесь, во всяком случае, вам гарантирована
безопасность. И делается все возможное, чтобы все оставалось как есть.
  С первой же попытки мы получили сигнал "все чисто" и продолжали наше
путешествие. Я скрестил пальцы. Машина, которую мне выдали, была дряхлым
"понтиаком-универсалом" исполинских размеров, сошедшим с конвейера еще в
те дни, когда кузова "универсалов" были дощатыми. И вот теперь, после
шестидесятичасового путешествия из Вашингтона - хотя я, надо признать,
имел возможность подремать часок-другой, примостившись на переднем
сиденье, - мой драндулет ковылял по аризонскому шоссе на пяти цилиндрах и
трех колесах - во всяком случае, у меня создавалось именно такое
впечатление. Впрочем, ручаться за точность я не мог. После укрощения этого
строптивого зверя, пробежавшего две с половиной тысячи миль, моя
впечатлительность притупилась. Единственное, что действительно могло
оказать на меня хоть какое-то впечатление в данный момент, - это кровать.
Я и надеялся, что, увидев предмет моих мечтаний, сумею добрести до нее и
не свалюсь перед ней замертво от внезапного истощения.
  Ворота напоминали самые обычные ворота ранчо - это была сетка, не
позволявшая скоту выходить за ограду, и еще на ней висели обычные
дружелюбные
приветствия вроде "Граница владения", "Посторонним въезд воспрещен",
"Охота запрещена", "Вырубка деревьев запрещена". От ворот через пустыню
бежал проселок, который через пять миль упирался в еще одни ворота - на
сей раз тут была не просто сетка, а настоящие цельнометаллические створки
с табличкой:
  "Частные владения - вход воспрещен". Я с трудом осадил своего железного
мастодонта - тормоза у него тоже ни к черту были не годны - и вылез с
надеждой, что мой дохляк не откинет копыта в тот момент, когда я от него
отвернусь. Его движок на холостом ходу урчал еле-еле.
  Я открыл ворота, вспомнив, что нужно делать - Не то, что обычно, когда
отпираешь ворота ранчо. Мои манипуляции должны были послужить сигналом
молодцу, притаившемуся где-то поблизости и наблюдавшему за мной в бинокль,
что меня можно не убивать. Я въехал на территорию, вернулся и закрыл
ворота - опять-таки особым образом, забрался в свой "универсал" и поехал
дальше. Еще мили две - и я оказался в зеленой долине. И увидел дом -
большое приземистое строение посреди тополиной рощи.
  Когда-то это было туристическое ранчо, но оно обанкротилось. Ныне
считалось, что оно принадлежит богатому чудаку, свихнувшемуся на религии,
которого часто посещают друзья, столь же чокнутые, как и хозяин. Что ж,
это почти соответствовало реальности за исключением, конечно, религиозной
темы. В действительности ранчо принадлежало богатенькому дяде Сэму, и все
мы, надеюсь, можем называться его друзьями; а если бы мы не были
свихнувшимися, то, конечно, не занимались бы тем, чем занимаемся.
  Я осторожно пустил свою колымагу под горку, пытаясь попридержать в узде
оставшиеся цилиндры, и позволил ей катиться до полной остановки.
Остановился я в саду.
  Нас уже ждали. К машине шел мужчина в спортивной рубашке. На этом ранчо
врачи не надевают белых халатов, а сестры милосердия не носят красных
крестов на шапочках, но их сразу можно распознать.
  - Пора просыпаться, - бросил я через плечо. - Мы приехали.
  Мой пассажир завозился на заднем сиденье. Парень в рубашке подошел к
"универсалу". Это был молодой человек с открытым лицом, на носу - очки в
металлической оправе. Он обладал всеми достоинствами хорошего врача, за
исключением, пожалуй, здравого смысла и чувства юмора - а точнее сказать,
каких-либо чувств вообще. Но это, конечно, только мое личное мнение,
основанное на опыте предыдущих приездов.
  Все называли его просто по имени. Но вообще-то это был доктор Томас Стерн,
который ведал всеми делами на ранчо и пользовался непререкаемым
авторитетом. Однако стоило вам обратиться к нему иначе, чем "Том", он бы
счел, что вы чем-то страшно недовольны.
  - Привет, Том! - сказал я. - Она сзади. Помогите ей надеть обувь.
  - Как она себя чувствует?
  - Ну, я ведь только возница. Я только подбросил ос, и то лишь потому, что
мы, как выяснилось, ехали в одно и то же место. А в телепатии я не
силен... Так что я ей не собираюсь помогать и вообще не намерен к ней даже
приближаться.
  Том двинулся к задней дверце "универсала", а потом, нахмурившись,
остановился.
  - А в чем дело, Эрик?
  - Позовите сестру - кого-нибудь в юбке, - посоветовал я. - Она за время
нашей поездки привыкла ко мне - соизволила, по крайней мере, молча сносить
мое присутствие, но, ей-Богу, не знаю, как Она отреагирует на вас.
  Я похромал к задней дверце "универсала" и распахнул верхнюю и нижнюю
половинки дверцы грузового отсека.
  - Ну вот и порядок, Худышка. Вылезай! Тощая девушка, сидящая на одеяле в
глубине грузового отсека "универсала", имела более человеческий вид, чем
та, кого я помогал выносить из джунглей Коста-Верде, но она еще была
далеко не в лучшей физической форме. Молча глядя на меня, она поползла к
свету, а потом, дождавшись, когда я отойду на приличное расстояние от нее,
свесила ноги и съехала на землю.
  На ней были хлопчатобумажные светло-коричневые штаны и мальчиковая белая
рубашка с коротким рукавом. В Вашингтоне ее наряд выглядел так, как будто
его только что принесли из прачечной, но после нашего путешествия
напоминал многократно использованную пижаму. Впрочем, уж кто бы говорил,
только не я. Мой вид был не свежее. У нее-то на лице, по крайней мере, не
красовалась двухдневная щетина.
  В те моменты, когда она просыпалась и могла принять пишу, я кормил ее
молочными коктейлями и хрустящим картофелем, но все равно она так и
оставалась чуть ли не прозрачной. Ее левая рука была все еще перевязана.
Кожа обтягивала кости, и на лице остались только одни глаза. Ее волосы
обрели натуральный светло-каштановый цвет, соответствующий тому, который и
был указан в ее личном деле в графе особых примет, а сделанная мачете
стрижка уже несколько утратила первоначальную форму. Надо сказать, ее
нынешняя прическа выглядела ничуть не хуже, чем те птичьи гнезда, за
которые иные девушки готовы платить бешеные деньги в салонах красоты -
даже в наше время, когда в моде всевозможные "бабетты" и "халы".
  Но не заметить ее глаз было невозможно. Огромные, серые и лучистые, а
иногда - огромные, желтые и лучистые, они, похоже, никогда не закрывались.
Они постоянно были устремлены на окружающий мир, точно ожидали, что сейчас
случится что-то ужасное.
  Я увидел, что выражение ее глаз изменилось - совсем чуть-чуть. Все-таки я
на нее действовал благотворно. Если бы нам удалось провести вместе еще
шестьдесят часов, она бы, очень может быть, начала бы моргать в моем
присутствии. Доктор Стерн укоризненно глядел на меня. Он, несомненно,
полагал, что я бесчувственный и бестактный грубиян. С не меньшим
негодованием взирала на меня и полная сестра в цветастом платье.
  - Ах вы, бедняжка! - заворковала она, обхватив своей могучей рукой
худенькие плечики. - Пойдемте, милочка, со мной. Вам у нас понравится.
Сами увидите.
  Идя к левой дверце, чтобы забрать с сиденья шляпу, я ощущал на своей спине
взгляд ее огромных бездонных глаз. Потом сестра увела ее. Мне стало как-то
не по себе - точно я жалел, что расстался с ней. Я прошагал миль
двенадцать по джунглям, видя перед собой ее пятки. Потом я видел ее всю с
ног до головы на протяжении двух тысяч четырехсот миль. За все время она
не сказала мне ни единого слова. Но, наверное, можно привыкнуть к
спутнику, даже если он не позволяет до себя дотрагиваться и молчит всю
дорогу.
  - Материалы, с которыми вам надо ознакомиться, доставлены вчера самолетом.
Они в вашей палате, - сказал Том Стерн. - Но лучше вам все же сначала
зайти ко мне в кабинет. Я хочу осмотреть вашу ногу.
  - Черт с ней, с моей ногой, - сказал я. - Покажите мне лучше, где стоит
кровать, и дайте до нее добраться.
  - Ладно, тогда завтра утром, - согласился он. - Вам надо позвонить в
Вашингтон, когда вы справитесь с домашним заданием. У вас есть
какие-нибудь пожелания относительно машины?
  Шейла в этот момент входила в здание - призрак в брюках, рядом с суровой
сестрой в цветастом платье. Мне никогда не удавалось заинтересоваться
женщиной в брюках, но ведь Шейла, по сути дела, и была не женщиной, а
всего только парой серо-желтых глаз. Я взглянул на "понтиак" и горестно
покачал головой.
  - Лучше прострелите его. Было бы негуманно заставлять его мучиться так
долго.
  Я последовал за ассистентом. Двое постояльцев в креслах-качалках сидели на
веранде, или, как говорят в этих местах, - "портале", с ударением на
последнем слоге. У мужчины была только половина лица - другую половину
сожрала кислота. Женщина выглядела вполне здоровой, но я знал - ибо видел
ее здесь, когда приезжал проходить спецкурс по физической подготовке, -
что она будет тут сидеть без движения до тех пор, пока ее не внесут в дом,
не накормят и не уложат в постель. Ее глаза не привлекли моего внимания.
Они были мертвы.
  Эти люди допустили ту же ошибку, что и Шейла: они попались. И если вы
полагаете, что агенты, прибывающие сюда для переподготовки или, как я, на
лечение, встречают этих безнадежных инвалидов по чистой случайности, то вы
ошибаетесь.
  В том-то и состояла задумка, чтобы у нас постоянно перед глазами были эти
несчастные - те, кому не повезло, кто допустил оплошность. Это послужило
нам мягким предупреждением о том, что может случиться, если ты дашь маху.
Словом, как я говорил, место безопасное, но не лишенное своих недостатков.
  Мне дали просторную палату с письменным столом. На столе было много бумаг.
Я начал открывать пакеты, но потом бросил это занятие: мне было наплевать
на эти бумаги. Как было наплевать и на то, что за окном светило яркое
солнце. Я опустил жалюзи, разделся, забрался под одеяло и мгновенно уснул.


                                  Глава 7


  На фигуре было развевающееся белое одеяние; она протягивала ко мне руки и
шептала мое имя. Я не смог рассмотреть лица. Я попытался проснуться и
понял, что уже не сплю. Однако почему-то не поверил этому. Ведь привидения
должны обитать лишь во сне, где им самое место.
  Но фигура по-прежнему стояла посреди комнаты, освещенная сзади
пробивавшимся сквозь жалюзи светом фонарей в саду. Наверное, я все-таки
мгновение назад был в глубоком сне и ко мне еще не вернулась ясность
мысли. Я знал, что не верю в привидения, что на этом ранчо никогда не
страдаю ночными кошмарами от перемены обстановки и что здесь в интересах
боевой подготовки персонал иногда разыгрывает постояльцев - для
определения быстроты реакции вновь поступившего пациента.
  И я бросился на белую фигуру, опережая ее возможное поползновение
броситься на меня. Пригнувшись, я выскочил из постели, сделал ей подсечку,
крепко обхватил и припечатал к полу. Фигура была одета в какой-то грубый
на ощупь материал, и я подумал: саван! Ну, хватит! Кто-то явно решил
разыграть меня, но пусть лучше они шуткуют с кем-нибудь другим. Но потом я
ощутил слабое и паническое сопротивление, услышал испуганное прерывистое
дыхание и наконец понял, кто ко мне пожаловал. Я разжал объятия, встал и
включил свет, чувствуя себя последним дураком.
  - Господи, Худышка! Только не уверяй меня, что ты лунатик.
  Она съежилась на полу, как мне показалось, завернувшись в индейское пончо.
Мне почудилось, что она плачет, но когда она повернула ко мне лицо, я
увидел, что оно сухое. И глаза были сухими. Да, они и впрямь невероятных
размеров, с желтизной в глубине. Я шагнул к ней, желая помочь ей встать,
но она отпрянула. Я замер.
  - Успокойся! - презрительно сказал я. - Обычно жертвой моих сексуальных
притязаний становится женщина весом не менее ста фунтов. У тебя в запасе
есть по крайней мере еще десять фунтов, так что ты в полной безопасности.
Но какого черта ты здесь делаешь?
  Она, конечно, не ответила. Я подошел к своему чемодану и достал оттуда
сандалии и халат, которые не удосужился вытащить раньше, и оделся. Когда я
обернулся, она уже вставала с пола. Ей выдали нелепый груботканый халат
без рукавов, доходивший до пят. Ага, теперь ясно, почему мне приснилась
фигура в развевающемся одеянии. Нельзя сказать, что ее наряд был самым
сексапильным в мире, но в нем была некая строгая простота, которая удачно
гармонировала с ее худым лицом, огромными глазами и коротко стриженными
волосами. Она была похожа на мученицу, идущую на костер.
  - Не оставляйте меня! - попросила она. Я уставился на нее. У нее оказался
нормальный человеческий голос. Что ж, можно было и раньше догадаться, что
где-то он обитает в этом тщедушном теле.
  - Пожалуйста, не оставляйте меня! - отчетливо повторила она.
  Я глубоко вздохнул.
  - У меня нет ни малейшего желания оставлять тебя здесь. Это вообще-то моя
палата, и я еще не вполне проснулся. Я сию же минуту выдворю тебя в
коридор - если у тебя есть прямо противоположное намерение.
  - Я имею в виду это ранчо. Я не хочу здесь оставаться.
  - Почему?
  Огромные глаза следили за мной, но желтизна уже растаяла. Они желтели
только в минуту страха или отчаяния, решил я. У нее были серые глаза, а
если бы они хоть иногда моргали, можно было бы сказать, что это умные и
красивые глаза. Когда она открывала рот, то произносила тоже вполне
разумные вещи.
  - Не будь дураком! - сказала она. - Это же знаменитый санаторий. А я для
них новенькая пациентка, и мне придется полюбить это место, даже если им
потребуется убить меня для этого. Но мне здесь не нравится! Здесь ужасно!
Все так мне чертовски сочувствуют - кроме тебя!
  Святотатственное поминание дьявола никак не вязалось со святомученической
аскетичной внешностью этой босой девушки в груботканом халате.
  - Ас чего это ты решила, что я тебе не сочувствую? - спросил я с
удивлением.
  - Потому что я точно знаю: ты считаешь меня маленькой неумехой, от которой
одни только неприятности, которая завалила простое задание и попалась, так
что кому-то пришлось поплатиться жизнью, спасая ее, а кто-то стер себе
ладони в кровь, выволакивая ее из джунглей. - Она выпалила все это на
одном дыхании. - И разумеется, ты прав?
  Я не знал, что и сказать. Она не мигая смотрела на меня и ждала. Странное
дело - я уже был знаком с ней целую неделю, но до сего момента и за живого
человека ее не считал. Она была деформированной государственной
собственностью, за которую я нес некоторую ответственность. И вдруг она
предстала передо мной личностью - и оказалась вовсе не той, какой я ее
себе воображал. Прежде чем кто-то из нас успел проронить звук, в коридоре
послышались шаги.
  - Свет! - раздался голос могучей медсестры, с которой я познакомился днем,
- Пожалуйста! - Шейла, заколебавшись, быстро шагнула ко мне. Было ясно,
что она сейчас совершила самый героический поступок в своей жизни,
заставив себя взять меня за руку и повернуть к свету мою ладонь с уже
заживающими мозолями. Она взглянула мне в лицо и зашептала: - Ну, скажи:
зачем ты вынес меня из джунглей, если теперь хочешь бросить в этом ужасном
месте?
  В дверь уже стучали, она выпустила мою руку и виновато отшатнулась, точно
ее застигли в момент совершения какого-то дикого извращения.
  - А, вот вы где, милочка! - воскликнула медсестра. - Знаете ли, как вы нас
всех напугали тем, что исчезли неизвестно куда?
  Рослая медсестра внушительно возвышалась на фоне дверного проема в легком
полосатом халате и с бигудями на голове. Очевидно, ее подняла с постели
ночная сиделка - пухлая женщина небольшого роста, пытавшаяся скрыть свою
профессию, облачившись в яркую цветастую рубашку и шорты.
  - Ах какие мы непослушные! - укоризненно произнесла маленькая сиделка. -
Мы же обещали нянечке пойти прямехонько спать!
  - Не ругай ее, Джонни. Первая ночь в незнакомом месте всегда проходит
очень трудно, не правда ли, милочка? - рослая медсестра широко улыбнулась.
- Мы же понимаем, вы не хотели вызвать переполох, милочка. Вы просто
искали знакомое лицо, верно? Ну, а теперь пойдемте с нами, и мы дадим вам
капельки, чтобы легче было уснуть.
  Она окинула меня суровым взглядом, который настоятельно советовал мне
забыть последнюю фразу. Они вышли из комнаты. Шейла не обернулась. Остаток
ночи я не спал - как, впрочем, и первую половину. Полежав немного с
раскрытыми глазами, я встал и, подойдя к столу, стал просматривать бумаги.
А утром доложился в администрации, как то и было предусмотрено здешними
правилами.
  Хирурга-ортопеда, прикомандированного к ранчо - Стерн едва ли был способен
держать в руках скальпель - звали Джейк Листер. Это был мужчина шести
футов росту и шести же футов в ширину, когда-то выступал в
профессиональной футбольной команде, чтобы заработать себе на учебу в
медицинском колледже. На его черном лице резко выделялась клавиатура белых
зубов, а длинные черные пальцы могли быть нежными и воздушными, как у
пианиста - хотя не всегда.
  - Ох! - взревел я. - Почему бы вам просто не оторвать ее и не отнести в
лабораторию на исследование? А я тут пока посижу, обернув окровавленную
культю платочком.
  Листер ухмыльнулся и выпрямился.
  - Ничего страшного, приятель. Немного физических упражнений, и все придет
в норму. Вы слишком много времени отсиживали заднее место. Вот в чем беда.
  - И он прописал мне чуть ли не круглосуточный курс приседаний и отжиманий.
  - Замечательно! - сказал я. - Но когда же я буду есть и спать?
  - А черт! - Недовольно буркнул он. - И чего это я трачу свое время здесь?
Всякий раз, когда кто-нибудь из вас, ребята, получает повышение, он сразу
же так начинает задирать нос, что ему уж и простенькая зарядка оказывается
не по рангу! Вот что я вам скажу: три раза в день ходите в спортзал и
попросите итальяшку по часу в день давать вам спарринг на рапирах или
саблях. И никаких эспандеров - учтите! - это пустая трата времени. Не
обращайте внимания на технику. Просто старайтесь быстро двигаться. Если
Мартинелли занят, тренируйтесь на выпадах со стеной до тех пор, пока не
высунете язык от усталости. Это должно выгнать все шлаки из ваших
"квадрицепс феморис""Четырехглавые бедренные мышцы {лат.)".
  Он вышел, оставив меня одного в смотровом кабинете, располагавшемся позади
кабинета Стерна. Меня попросили его подождать, и, насколько я знал повадки
медицинских бюрократов, ждать предстояло долго. Они всегда старались
поставить нас, оперативников, на место, даже если мы и называли их просто
по имени.
  Я не спеша натянул штаны и стал подумывать, чем бы еще заняться. После
того как прошло минут пятнадцать, в смотровую зашла сестра и сказала, что
у доктора Стерна внезапно возникло срочное дело и он не сможет принять
меня сегодня. Он очень извиняется. На что я ответил, что разделяю его
печаль. После чего отправился в спортзал и договорился с Мартинелли -
тренером по фехтованию.
  Он с радостью отнесся к возможности помахать клинком. Нынешнему выводку
наших курсантов строго-настрого наказали никогда не стоять в
правосторонней стойке. По словам итальяшки, нельзя сделать хорошего
фехтовальщика из парня, которого научили драться, выставив вперед левую
ногу - в традиции американского бокса. Такой кандидат делал все наоборот,
когда оказывался наконец перед лицом настоящей опасности. Он только и был
способен, что врезать противнику в нос прямой левой.
  Я некоторое время выслушивал жалобы Мартинелли, понимая, что просто тяну
время. Я все уговаривал себя не разнюниваться и не ввязываться не в свое
дело. Поняв, что я все же себя в этом убедил, я нашел на плане ранчо
ближайший телефон прямой связи, направился туда и позвонил в Вашингтон.
  Меня не сразу соединили с Маком - что было странно. У нас распространено
убеждение, что на самом деле Мак является роботом малосерийного выпуска,
несколько экземпляров таких роботов помещены в несколько похожих кабинетов
- причем всегда у ярко освещенного окна, так что вам не всегда удается
рассмотреть своего собеседника. Дополнительные экземпляры включались в
рабочий режим по мере необходимости контакта с сотрудниками. Так что
никогда нельзя было сказать, на которого из механических Маков
натыкаешься, но это неважно, поскольку все они настроены на одну и ту же
волну и функционируют по командам от главного компьютера, спрятанного
где-то в подвале. Лично я не верю ни единому слову этой бредовой легенды.
Мы еще, не создали компьютеры, обладающие столь саркастическим взглядом на
мир.
  Когда меня с ним все-таки соединили. Мак сказал:
  - Ну, поздравляю, Эрик. Или, может, нам лучше изменить твое кодовое имя на
"Казанову". Вздохнув, я ответил:
  - Я так понимаю, вы имели телефонный разговор с доктором Томми. Так вот
почему он отказался от встречи со мной сегодня. Он втихаря вам жаловался.
  - Он просто позвонил мне. Он сказал, что даже ослабевшие и психически
нездоровые молодые люди находят тебя столь неотразимым, что убегают по
ночам из постели и нарушают обет молчания - только бы не разлучаться с
тобой! Доктор Стерн крайне обеспокоен. Суть его многословного доклада
заключается в том, что, по его разумению, ты, так сказать, практикующий
врач без лицензии - и очень плохой врач! Он напомнил, что ты должен был
только доставить Шейлу на место, а не заниматься жестокой любительской
психотерапией.
  - Жестокой? Черт побери, я даже и пальцем ее не тронул! Ну разве что
прошлой ночью, когда ни сном ни духом не знал, кто вломился ко мне в
палату. Уверяю вас, между нами ничего нет.
  - Полагаю, жестокость, о которой упомянул доктор Стерн, не физического, а
психологического свойства. Он утверждает, что ты придумал ей обидное
прозвище, имеющее отношение к ее внешнему виду, ты позволяешь себе
обзывать ее в лицо и то и дело шпыняешь за то, что она оказалась плохой
попутчицей. Он полагает, что именно ты, возможно, и являешься
первопричиной развившегося у нее чувства вины за провал в Коста-Верде - а
этот психоз значительно усложнит процесс лечения. Он сказал, что пациентка
реагирует на это твое лечение в мазохистской манере: "трансференция" - вот
как он это назвал, кажется, - и таким образом возникшее ощущение ее
зависимости от тебя, в случае продолжения ваших отношений, сделает просто
невозможным для него общение с ней и лечение в сколько-нибудь
конструктивном ключе. Надеюсь, я правильно употребил все его научные
термины. Доктор Стерн требует, чтобы тебе было приказано немедленно
оставить пациентку в покое. - Мак сделал паузу и продолжал: - Есть ли
какая-либо причина, по которой я не могу отдать тебе такой приказ, Эрик?
  Теперь настала моя очередь задуматься. Но я вновь
напомнил себе, что не собираюсь распускать нюни по поводу этой девчонки.
  - Нет, сэр, - ответил я твердо.
  - Ну и хорошо. Довольно об этом. Тебе, наверное, будет интересно узнать,
что президент Коста-Верде Авила провел тщательное расследование всех
обстоятельств дела, материалы которого ему были предъявлены правительством
Соединенных Штатов. Он рад сообщить, что слухи о том, будто какие-то так
называемые революционные силы имеют на вооружении ядерную ракету, лишены
всяческих оснований. Никаких признаков существования такой ракеты не
обнаружено. Президент Авила рад оказать любую услугу и выражает надежду,
что у него еще не раз появится возможность доказать свою искреннюю дружбу
и продемонстрировать дух сотрудничества. Конец цитаты.
  - Только послушайте - слухи! - взорвался я и скорчил гримасу в пустоту. -
И это всё?
  - И это все. И я не буду вынуждать тебя бросить трубку в ответ на мой
вопрос, а точно ли ты видел "Рудовик-ПI" в джунглях.
  - Да нет же, сэр, придется мне вам все рассказать начистоту. Я
позаимствовал описание ракеты из местной воскресной газеты. Мне казалось,
что это хорошая возможность немного оживить пейзаж в Вашингтоне.
  - Да, это уж понятно, - ответил Мак. - Ладно, пускай наши славные
дипломаты ломают себе над этим голову. Ты изучил инструкции?
  - Да, сэр.
  - Ты начнешь выполнять программу собеседований в Тусоне через неделю,
начиная с этой среды, чтобы совпасть по времени с опросом, действительно
проводящимся в других городах. Тебе надо обойти одиннадцать кварталов. В
каждом из этих одиннадцати кварталов ты проведешь собеседование с жителями
всех домов под видом штатного интервьюера организации "Маркет рисерч
ассоушийтс".
  - Да, сэр. Я все это прочитал в буклете. Лучше бы я его не читал. Вы
сказали: во всех домах, расположенных в одиннадцати кварталах?
  - Верно. Эта методика используется компанией, в которой ты якобы
работаешь. В каждом из выбранных кварталов имеется только один адрес,
представляющий для нас особый интерес, но если люди, которых ты там
встретишь, вдруг заподозрят неладное, пусть они знают, что их соседей тоже
навещал сотрудник "Маркет рисерч". Я и сам не знаю, на что тебе надо
обращать внимание. Мы пытаемся отыскать связь между одиннадцатью домами в
том районе или, по крайней мере, нечто общее между кем-то из их обитателей.
  - Понял, сэр. Вы имеете в виду: две ноги, две руки, голова... Такого рода
связь?
  - Скорее, они связаны друг с другом через Генриха фон Закса, - Невозмутимо
сказал Мак. - Эти дома регулярно посещал человек, работающий, насколько
нам известно, на фон Закса. Этого человека видели в небольшом приграничном
городке в Аризоне - Антелоуп-Веллз. Это где-то к востоку от Ногалеса, судя
по имеющейся у меня информации.
  - Да, это на востоке, - подтвердил я. - Городок расположен по ту сторону
восточной границы штата Нью-Мексико.
  - Да? Надо посмотреть по карте. Ты знаешь этот городишко, Эрик?
  - Вы несколько преувеличиваете, сэр. Это даже не городишко, а просто
ворота в международном заборе. Насколько я помню, когда-то эти ворота
обычно закрывали на ночь и по выходным. Может, и до сих пор закрывают. С
нашей стороны там есть забегаловка для таможенников и работников
иммиграционной службы. На мексиканской стороне - полдюжины хибар, какая-то
поросль чахлых деревьев и пара-тройка пограничников. К югу от того места
миль на девяносто ничего нет, за исключением проселка в пустыне -
настоящей пустыне, сэр. Это один из самых бесперспективных участков
недвижимости на нашей планете - песок, камни, кактусы, мескитовые заросли
и гряда голых хребтов, называемых Насиментос, если не ошибаюсь.
  - Мы полагаем, - сказал Мак, - что фон Заксу было выдано разрешение - на
другое имя - провести археологические раскопки в горах Насиментос. Вопрос
- где именно. Как ты верно говоришь, район совершенно дикий. И обширный.
Люди, которые занимались этим делом до того, как его передали в наше
ведение, говорят, что все попытки обнаружить местопребывание фон Закса
оказались безрезультатными. Полагаю, наш первый шаг - установить лиц в
Тусоне, располагающих о нем какой-либо информацией.
  - А что человек, который их навещал? Предполагаемый сообщник фон Закса?
Ему-то должно быть известно, из каких мест он пришел в Антелоуп-Веллз.
  - Даже если и знает, он уже ничего не скажет. К несчастью, об этом
джентльмене приходится говорить в прошедшем времени.
  - Понял. Это значительно облегчает задачу. И что же с ним произошло?
  - Он направлялся в Тусон. Как можно предположить, он был у них курьером
или связным. Мы взяли на заметку адреса домов, где он побывал. Начал с
Финикса. Ясно, что его маршрут лежал через несколько городов. Но что-то
его спугнуло, и он поспешно повернул назад - прямо к Антелоуп-Веллз.
Кто-то решил, что его надо задержать и допросить, пока он не улизнул за
границу. Но люди, осуществлявшие его задержание, лопухнулись, и он успел
сунуть себе что-то в рот. В протоколе было зафиксировано, что он успел
крикнуть что-то вроде "Вива Кинтана!" - после чего живописно отсалютовал и
рухнул ничком на землю. Смерть от цианистого калия наступила мгновенно. А
отсалютовал он традиционным нацистским приветствием - косо выбросив прямую
руку вверх.
  - Как в кино, - ехидно заметил я. - А кто такой Кинтана?
  - Кто же как не брат фон Закс? В Мексике он известен под именем Курта
Кинтаны - мать немка, отец мексиканец. Документы, подтверждающие его
происхождение, разумеется, фальшивые, но пока это не доказано, он
полноправный гражданин Мексики. Он может добиться ареста любого, кто к
нему сунется. Если ты попытаешься потревожить его покой, он упечет тебя за
решетку.
  - Я это учту.
  - Насколько я понимаю, твой "универсал" на ладан дышит. В Финиксе можешь
взять себе почти новенький "фольксваген". Что же касается оружия, -
продолжал Мак, - если хочешь что-нибудь особенное, тебе придется
позаботиться самому или подожди, пока мы сумеем выслать тебе то, что тебя
устроит. Если нужен помощник, можем обеспечить. Сейчас на ранчо есть
несколько молодых парней на переподготовке, одному из которых не помешает
небольшая практика. Скажем, он мог бы начать проводить опросы, пока ты
займешься изучением ситуации в приграничном районе.
  - Да, знаете ли, одиннадцать кварталов - это черт знает сколько домов, -
сказал я. - Помощник мне бы не помешал, но я решительно отказываюсь вешать
себе на шею необстрелянного юнца. - Я засмеялся. Пришедшая мне в голову
мысль была, конечно, смехотворной, но вдруг я услышал собственный голос: -
А как насчет Шейлы? Она уже малость пообтесалась, чтобы сгодиться в таком
деле.
  - Шейла? - Недоверчиво переспросил он. Но я не унимался.
  - Ей тут не нравится. Она рвется отсюда. Именно чтобы сообщить мне это,
она и приходила ко мне сегодня ночью.
  - Это абсолютно исключено. Доктор Стерн считает...
  - У доктора Томми пунктик - он обожает лечить. Мне кажется, иногда он даже
забывает, что его задача - Не в том, чтобы превращать нас в тщательно
отремонтированных человеческих существ, а просто возвращать на огневой
рубеж способными держать в руках оружие. Черт побери, да если бы ему
удавалось отремонтировать нас так, как ему хочется, мы бы давно все подали
рапорт об увольнении. Девчонка уже ходит, обрела дар речи, и ей не
терпится отсюда смыться.
  - Что-то ты стал сентиментальным, - заметил Мак.
  - Так точно, сэр.
  - Но она же еще не может...
  - ...задавать дурацкие вопросы и записывать дурацкие ответы в вопроснике
компании "Маркет рисерч"? Ну если сейчас не в состоянии, то будет в
состоянии дней через десять. Лучше пускай прогуляется по улицам Тусона,
чем торчит здесь на радость доктора Томми и его сиделок,
экспериментирующих с ее подсознанием. Мы тут это называем практической
терапией.
  Наступило продолжительное молчание. Потом он нехотя произнес:
  - Вся ответственность ложится на тебя, Эрик. И запомни: мы оплачиваем
услуги врачей, но ты не из их числа. У тебя есть задание, о котором ты
должен думать в первую очередь.
  - Да, сэр.
  - О вкусах не спорят, конечно, - продолжил он миролюбиво. - Но мне
казалось, в Техасе есть некая леди...
  - Какое к этому отношение имеет моя личная жизнь?
  - Тогда что же... Я состроил рожу.
  - Вы же сами говорите: я стал сентиментальным. Сэр, вы помните парня по
имени Вэнс?
  - Да. Он погиб в Северной Европе.
  - Правильно, сэр. А помните парня по имени Барон?
  - Да. Он погиб... А, теперь я, кажется, начинаю понимать. Пока еще смутно.
  - Да, сэр. Барон был убит в Хуаресе, помогая мне. Вэнса убили в Кируне, в
Швеции. Он помогал мне. А сколько еще классных агентов по моей милости
полегли при исполнении? И вот когда я один раз в жизни сумел найти агента
и вернуть в строй, мне просто хочется убедиться, что у нее все получается
и мои усилия были не напрасными. Да сам доктор Томми признается вам, что
бессилен ей помочь против ее желания. А она не хочет от него помощи.
Может, мне удастся.
  - Ну ладно, - сказал Мак сурово. - Я предупреждаю, что вся ответственность
лежит на тебе. Пускай она начинает опросы через неделю, считая с ближайшей
среды. А ты отправляйся в Антелоуп-Веллз, как только получишь разрешение у
врачей. Но смотри: будь готов приехать в Тусон и подменить Шейлу, если
вдруг у нее что-то сорвется.
  - Да, сэр. Если она провалит задание и на этот раз, я отправлю ее останки
обратно тихим ходом и доведу работу до конца самостоятельно.
  - И запомни: психическое здоровье агента - даже ее жизнь (как и твоя,
впрочем) имеют незначительную ценность по сравнению с большим делом.
  С приближением старости речь Мака все больше напоминала риторику
рекламного агента.
  - С большим делом, - повторил я. - Конечно, сэр. Мы доставим вам фон Закса.


                                  Глава 8


  Приграничный район мало изменился с тех пор, как я отсюда уехал. Все тот
же голый серо-желто-зеленый пейзаж с изредка попадавшимися тополями и
высящиеся на горизонте горные массивы, нарушавшие однообразие бесконечной
плоской пустыни. Чем дальше на юг по направлении? к Антелоуп-Веллз я
продвигался, тем меньше вокруг было достопримечательностей. Если кому-то
захочется назвать эти края пустыней, я не буду возражать, хотя время от
времени я проезжал мимо ветряной мельницы и водонапорной башни, которые,
казалось, свидетельствовали, что эта пустынная земля, в конце концов,
кому-то принадлежит и используется не только для разведения на ней
кактусов и гремучих змей.
  Задав все возникшие в моей голове вопросы - надо сказать, найти
кого-нибудь в глухомани, у кого можно было бы что-то спросить, оказалось
проблемой не из легких, - я повернул обратно в Тусон. Там я зашел в
магазин спортивных товаров, где предлагался большой ассортимент охотничьих
ружей - иные из них имели потрясающей работы приклады с инкрустацией и
толстыми резиновыми накладками для смягчения отдачи. К несчастью, я был
вынужден тратить казенные деньги и потому очень засомневался, что сумею
убедить нашего невозмутимого отдельского бухгалтера, будто изукрашенный
филигранным орнаментом "винчестер" стреляет лучше обычного ружья, ибо и
сам в это не верил. Что же касается резиновых накладок, то есть точка
зрения, согласно которой резиновый барьер между прикладом и щекой только
увеличивает силу отдачи и грозит изуродовать лицо после выстрела.
  Изображая из себя охотника на оленей, с нетерпением ждущего открытия
сезона, я выбрал скромный "винчестер"-М-70 надежного калибра 30-60. У них
имелись и "магнумы", но у меня не было ни времени, ни возможности выбирать
себе ружье, аналогичное тому, что я оставил Химинесу в Коста-Верде. Мне
предстояло стрелять стандартными патронами, а не подыскивать боеприпасы
специально для этого случая.
  На сей раз я вынужден был обойтись без сверхдальнобойного и сверхточного
оружия, а легкий патрон мог обеспечить достаточную точность дальнего
выстрела. К тому же такое ружье и нести легче. Я купил несколько коробок
патронов разного веса. Никогда не знаешь заранее, какого веса патроны твое
новое ружье примет с большей благосклонностью, пока не попробуешь из него
пострелять. Еще я прикупил четырехкратный оптический прицел и попросил
продавца установить его при мне.
  Потом я отнес покупки в машину - это был все тот же древний
"понтиак-универсал", со слегка омоложенным организмом. Поскольку теперь
нас на задании было двое, нам необходимо было иметь два транспортных
средства, а дело происходило, кажется, в то время, когда ЦРУ или еще
кто-то греб под себя все бюджетные средства, используемые для тайных
операций. Я находился в лучшей форме, чем Шейла, чтобы устранить внезапно
возникающие неполадки. Потому-то я и .выбрал себе это доисторическое
животное.
  Я не видел ее с прошлого уик-энда. Мы встретились на последнем брифинге в
кабинете рассудительного доктора Тома Стерна, который изо всех сил пытался
отговорить ее от этой затеи, но она не позволила ему себя запугать. И
теперь, подъехав к скромному мотелю, выбранному в качестве нашего штаба в
Тусоне, я стал искать глазами ее "фольксваген". Мне сказали, что машина
голубого цвета, но я не заметил ни одного четырехколесного "жучка"
иностранного производства, имевшего голубую окраску. Что ж, было еще
довольно рано, и она, по-видимому, не вернулась с опроса. И тем не менее
против своей воли я был чуточку разочарован и даже обеспокоен. Я надеялся,
что она не совершила никакой ошибки и не вляпалась в какую-нибудь
неприятную историю. "На тебе вся ответственность" - вспомнил я слова Мака.
  Она забронировала для меня номер рядом со своим - и рядом с открытым
бассейном, где визжа возились ребятишки. В этой части страны даже наиболее
трущобного вида общежития оборудованы бассейнами. Я забросил вещи в номер,
произвел привычный ритуал проверки помещения и, убедившись, что
кондиционер работает на полную катушку, завалился на большую двуспальную
кровать. До разговора с моей помощницей думать мне особенно-то было не о
чем. В нашем деле надо ловить момент для сна, когда только представляется
возможность. Что я и сделал.
  Вскоре меня разбудил стук в дверь. Три коротких стука и после паузы еще
два. В определенных обстоятельствах такой стук является сигналом того, что
тебе вовсе не обязательно выхватывать из-под подушки револьвер или прыгать
в окно. В других обстоятельствах - как сейчас - этот стук просто означает
"привет, это я". Я встал, зевнул и пошел ей открывать.
  - Мистер Эванс? - поинтересовалась она громко, учитывая возможное
любопытство кого-нибудь, кто мог
подслушивать. - Мистер Эванс, это Шейла Саммертон. Извините, что меня не
было в номере, когда вы приехали. Я проводила опросы на другом конце
города и не думала, что вы появитесь так рано.
  - Все в порядке, - ответил я. - Жаль, что вам пришлось приступить к работе
в одиночку, но я просто никак не мог вырваться раньше. Заходите,
пожалуйста.
  Я отступил в сторону, пропуская ее в дверь, и подумал, что впервые вижу ее
в платье - в обтяжку, без рукавов, с длинной юбкой и веселыми цветочками,
от которых она почему-то казалась маленькой и беззащитной. Я даже изумился
про себя тому, что рад се видеть, точно я давным-давно был с ней знаком и
мне нравилось ее общество. Как будто тут было нечто большее, чем просто
ответственность за нее, которую я на себя взвалил по причине внезапно
посетившей меня идиотской сентиментальности.
  Я закрыл за ней дверь и сказал:
  - Ну, привет, Худышка!
  Она быстро нахмурилась и обвела взглядом комнату.
  - Мы можем... то есть я хочу спросить, тут можно говорить?
  - Я провел предварительный осмотр. Ты считаешь, что мы для кого-то
представляем настолько большой интерес, чтобы поставить наши номера на
прослушивание?
  Она покачала головой.
  - Нет, просто мне было довольно скучно. И жарко.
  - Сколько ты успела сделать?
  - Два квартала полностью. И один не до конца. Я закончу там либо сегодня
вечером, либо завтра с утра.
  - Тебя никто не заставляет работать на износ, Худышка. Тебе же было
сказано: работай спокойно. Три квартала за три дня - это слишком. Ты
ужасно выглядишь.
  - Благодарю, - буркнула она. - Ничто не способствует так поднятию
морального духа войск, как благодарность и лесть. - И она расплакалась.
Она стояла, сжимая в руке чемоданчик-"дипломат" - кончики пальцев
перевязаны узким бинтом, - смотрела на меня, и слезы катились по ее щекам.
  - А ч-черт! Прости. Похоже, я немного устала.
  - Похоже, - сказал я, протянул руку, взял у нее "дипломат" и поставил на
пол. - Садись, пока не упала. Она не двинулась. Я обнял ее за плечи, чтобы
подвести к креслу, и вдруг в комнате сразу как-то заледенело, если вы
понимаете, что я имею в виду. Она вся подобралась. Но через мгновение
перевела взгляд с моего лица на руку, лежащую у нее на плече. В ее глазах
заиграли желтые искорки.
  - Извини, - сказал я и убрал руку.
  Она пошла к кровати и села. Через несколько секунд она подняла глаза и
произнесла уже совсем нормальным голосом:
  - Прости! Глупо я себя веду. Мне надо привыкнуть. У тебя случайно нет
лишнего платка?
  Из ящика комода я достал чистый платок. Пока она вытирала слезы, я взял с
комода ведерко для льда и пошел наполнить его из автомата-ледника. Когда я
вернулся, она сидела там, где я ее оставил, но лицо у нее было сухим. Она
открыла "дипломат".
  - Я прошу прощения за эту сцену, - повторила она. - Просто пережарилась на
солнце и натерла ногу. Хочешь послушать мой отчет?
  - Если хочешь это сделать, - сказал я. - Только не торопись.
  - Пока что я провела две заслуживающих внимания беседы - это были дома,
которые посещались связным фон Закса. Первый адрес - дом 2032 по
Монтесума-авеню. Фред Уинтер. Маленький дешевый домишко в трущобном районе
на окраине. Домовладелицей является миссис Уинтер, школьная учительница.
Уинтер - механик, не имеющий постоянной работы, все свое свободное время,
похоже, проводит у телевизора за пивом - пиво он поглощает галлонами, если
судить по пустой таре - он все жаловался на больную спину и прочие
напасти. В квартире есть радиоприемник и телевизор. Ни проигрывателя, ни
магнитофона. И коротковолнового приемника я тоже не заметила.
  Я вложил ей в ладонь стакан с выпивкой.
  - Продолжай, я слушаю.
  - Второй адрес - дом 174-6 по Росарио-лейн. Эладио Гриего. Это хижина в
Испанском квартале или как там это называется. Его мать едва может связать
два слова по-английски. Я беседовала только с ней, поскольку Эладио с
прошлой недели сидит в тюрьме за поножовщину. Задержан, видимо, уже давно.
  - Но он еще не сидел в тюрьме, когда сюда приезжал курьер?
  - Нет. У них есть радиоприемник, но он не работает.
  Есть исправный телевизор. Ни проигрывателя, ни магнитофона. Квартирка
темная и заставлена рухлядью. Среди этого хлама, конечно, можно было бы
спрятать массу электронного оборудования, но я в этом очень сомневаюсь.
  Я нахмурился.
  - Конечно, мы же точно не знаем, что с фон Заксом связан именно мужчина,
проживающий в доме. Если на то пошло, то мы даже не знаем, стоит ли нам
подозревать каждый дом, где побывал курьер. Он же просто мог зайти в гости
к девушке или, скажем, к любимому дяде.
  - Ну, пока что у нас, по-моему, два перспективных варианта, - сказала
Шейла. - Я не встречалась с миссис Уинтер - она была в школе. Но ее муж -
озлобленный хам, ненавидящий всех и вся, так что он вполне подходящий
кандидат. Старая миссис Гриего слабая и полуслепая, но ее Эладио явно
парень здоровый, который способен проломить любому башку просто ради
забавы. Отличный материал для вербовки.
  - Увы, Эладио нам немногим поможет, находясь за решеткой, - сказал я. -
Пришлось бы слишком усердно потрудиться, чтобы добраться до него. Надо при
минимуме усилий отыскать кого-нибудь, кто знает местонахождение штаба фон
Закса-Кинтаны в Мексике. Не похоже, чтобы этому любителю пива Уинтеру
доверили подобную информацию - пускай он даже член их организации, - я
отпил из стакана. - А в третьем квартале есть что-нибудь многообещающее?
  Шейла бросила взгляд на лист бумаги, лежащий перед ней на кровати.
  - Номер три. Дом 1420 по Мимоза-стрит. Эрнест Хед. Он, похоже, лучше
устроен в жизни, чем те, о которых я уже сказала - судя по дому. Он был у
себя, но вернулся домой с работы как раз перед моим приходом, и жена
сказала, что он очень устал и просит прийти меня сегодня после ужина. Я...
  - Она осеклась, нахмурившись.
  - Ну что?
  - Что-то там было странное. Я только что вспомнила. Хочу тебя об этом
спросить.
  - Валяй!
  - Никак не могу понять... Позади их дома, сразу за двором, стоит небольшой
коттедж - оттуда и доносилась музыка. Проигрыватель. Он был включен на
полную громкость, и окна коттеджа были распахнуты.
  Так вот, одна песня... Мне стало как-то не по себе.
  То есть она мне что-то напомнила. Я уже где-то слышала эту мелодию. И у
меня такое ощущение, что это очень важно.
  - Почему?
  - Не знаю. Понимаешь, песенка эта звучит там очень не к месту.
Та-та-та-там там-там... Узнаешь?
  - Не совсем, - усмехнулся я.
  - О Господи, - горестно вздохнула она. - Мой слух оставляет желать
лучшего. Вот бы вспомнить, где же я ее раньше слышала.
  - Ты сверяла адрес?
  - Конечно.
  - Этот дом не фигурирует в нашем списке приоритетных адресов?
  - Нет, я же сказала. Я пошла туда, когда услышала музыку. - Шейла
замолчала. - Если подбросишь меня сегодня вечером туда, можешь подождать
на улице и послушать. Вдруг она ее опять поставит. Мне кажется, ты узнаешь
мелодию.
  - Она?
  - Да, это совершенно точно женщина. Мисс Кэтрин Смит, как указано на ее
почтовом ящике. Я задумчиво воззрился на нее.
  - И ты считаешь, это стоит того, чтобы я просиживал свой зад в машине два
часа кряду, Худышка? Она коротко передернула плечиками.
  - Считай, что это моя догадка. Я понимаю, что все это смешно и глупо, но...
  - Ладно, твоя взяла, - сказал я. - Мне удавалось до сих пор оставаться
живым, занимаясь этим делом, только потому, что я никогда не игнорировал
чужих догадок. Но если выяснится, что это Элвис Пресли заставляет тебя
испытывать волнение, то с тебя выпивка.


                                  Глава 9


  Это был настоящий концерт. У мисс Смит, если ее именно так звали, была
огромная коллекция пластинок, а ее звукопроигрывающая аппаратура обладала
изрядной мощностью. Даже сидя в машине на приличном расстоянии от ее дома,
я мог не напрягать слух. Ее ближайшие соседи, по-видимому, были либо очень
терпимыми, либо глухими, если спокойно сносили это се увлечение. Но, в
конце концов, живя в таких районах, приходится привыкать к чужим
музыкальным вкусам.
  Этот железобетонный оазис на краю Тусона, возникший здесь недавно и
частично еще невозделанный, назывался Сагуаро-хайте. Здесь стояли
одинаковые небольшие домики из прессованных шлакоблоков, окрашенные в
розовый, голубой, зеленый и желтый цвета. Над всеми крышами виднелись
телевизионные антенны, а перед каждой дверью зеленела лужайка. Чем дальше
в пустыню продвигается граница поселения, тем с большим рвением жители
стремятся культивировать зеленые насаждения.
  Я сидел в "универсале" напротив дома мистера и миссис Эрнест Хед. В садике
перед домом Хедов росло декоративное вечнозеленое деревце и несколько
пышно цветущих субтропических кустовых цветов. Судя по трехколесному
велосипеду и вещам, разбросанным в саду, у них были дети. Сверкающий
новенький автомобиль - одна из последних компактных моделей "понтиака",
совсем не похожая на мою исполинскую развалину, - стоял на небольшой
железобетонной площадке, соединявшей гараж с проезжей частью улицы.
  Голубенький дом Хедов отделяли от соседнего розового близнеца каких-то
двадцать футов. Бросая взгляд в узкий проем между домами, я мог видеть,
прямо за задним двориком, где висели качели и бельевые веревки, открытое
окно, из которого доносилась музыка. Но пока что там никто не появился.
  Я взглянул на часы и зевнул. Что ж, это было одно из самых главных
собеседований, и Шейла правильно поступала, стараясь провести у Хедов
столько времени, чтобы не показаться назойливой. Может быть, ей что-то
удалось выведать. Но как бы там ни было, вечер стоял жаркий и душный, а
липкое сиденье "универсала" вспучилось от старости. Я снова зевнул и
попытался вытянуть затекшие ноги. Тут дверь дома напротив раскрылась, и
вышла Шейла. В летнем платье и в туфельках на высоких каблуках она
показалась мне симпатичной и незнакомой. Только забинтованные кончики
пальцев напомнили мне о той груде кожи и костей, мало похожей на существо
женского пола, которую я выносил из джунглей в Коста-Верде. Она перешла
улицу и встала перед моим окном.
  - Ну и? - с надеждой спросила она.
  - Картинки нет. Но звук отличный, - ответил я. - Отрывки из "Моей
прекрасной леди". Фрагмент сюиты из балета "Лебединое озеро". Какие-то
вальсы - похоже, Штраус и, по-моему, немного Легара. Когда ей надоедает
какая-то мелодия, она снимает пластинку и ставит другую. В настоящее
время, как ты можешь слышать, Зигфрид с боями пробирается к Рейну. Может,
он успеет добраться до реки, а может, и нет. Как ей захочется.
  - Ох, - вздохнула она. - Прости. Похоже, я тебя здесь зря продержала.
  - Не терзайся. Я значительно повысил свой уровень музыкальной культуры. А
ты что-нибудь там заметила? Она покачала головой.
  - Насколько я могу судить, на первый взгляд ничего необычного. Мистер Хед
торгует автомобилями. Его жена - симпатичная смуглянка, двое чудесных
ребятишек. Есть проигрыватель - им пользуются в основном дети, есть,
конечно, и телевизор, а также три радиоприемника: радиочасы в спальне,
небольшой приемник на кухне и дорогой многоволновый транзистор, недавно
ими приобретенный для семейных пикников. Миссис Хед говорит, что слушает
по нему передачи "Би-би-си".
  - Это кое-что да значит, - заметил я. - Когда в доме есть такой мощный
приемник.
  - Очень может быть. Но я не заметила никаких передающих устройств или
других коротковолновых приемников. - Шейла прислушалась. - А что теперь
поставила наша меломанка?
  - Теперь она ставит что-то слишком громкое и духовое - для женщины это
странный выбор. От Вагнера к Саукзе. "Марш короля-хлопка". Это не рождает
у тебя никаких странных ощущений? Никаких ассоциаций?
  Она отрицательно покачала головой.
  - Ну, думаю, на сегодня хватит. Завтра утром я приеду сюда и закончу с
этим кварталом.
  - Ладно.
  Она пошла к правой дверце, потом остановилась и оглянулась.
  - Спасибо, - сказала она.
  - За что?
  - За то, что спокойно ко всему этому отнесся. За то, что не сказал мне,
что я идиотка, страдающая слуховыми галлюцинациями.
  Я смерил ее взглядом и довольно строго повторил про себя, что мне не
нравятся худенькие малорослые девушки с большими глазами, чей цвет имеет
свойство внезапно изменяться.
  - Ну, ладно, поехали, - сказал я. - Не заставляй меня сидеть на этих
пружинах дольше, чем...
  Я осекся. Издалека зазвучала другая музыка - и так отчетливо. Невероятно!
Все, что угодно, можно было бы услышать в звездный вечер в мирном спальном
районе Тусона, штат Аризона, но только не это... Мелодия сразу же
перенесла меня на другой континент, в другую эпоху.
  Я вдруг понял, что Шейла начала что-то говорить и замолчала, поняв,
видимо, по выражению моего лица, что говорить незачем.
  После долгой паузы я откашлялся и взглянул на нее.
  - Боже мой, Худышка, и ты будешь говорить, что не узнала этой мелодии? Она
облизала губы.
  - Я и сейчас не узнаю. Может быть, нам это ставили на учебных занятиях, но
у меня ужасная музыкальная память. А что...
  - Помолчи, - сказал я тихо. - Изобрази веселое лицо. Засмейся, словно я
сказал тебе что-нибудь смешное.
  Я услышал ее смех. Я смотрел мимо нее, на улицу. Волны музыки все еще
плыли мимо голубого дома из распахнутого освещенного, но безжизненного
окна. А чуть ближе к нам, из-за гаража Хедов, показалась мужская фигура.
Мужчина приближался к нам.
  - Говори что-нибудь и смейся. А потом как бы невзначай обернись. Это
Эрнест Хед? Шейла снова рассмеялась.
  - О мистер Эванс, это просто прелестно! - она оперлась о капот и словно
случайно посмотрела себе за спину. Потом тихо сказала: - Да, это Хед. Ты
видел его лицо?
  - Видел. Он, похоже, слушает эту музыку из-под гробовой доски. Так, теперь
я рассказываю тебе анскдот... ну, сама придумай о чем. Он идет к своей
машине. Будь готова... Если он отъедет, мы сядем ему на хвост.
  Хед остановился около своего новенького "понтиака" - коренастый лысеющий
мужчина в рубашке с коротким рукавом. Он раскрыл дверцу, и вспыхнувшая в
салоне лампочка осветила его лицо. Это было лицо человека, видевшего
смерть - или слышавшего ее призыв.
  - Но что это было? - спросила Шейла шепотом. - Что это за музыка?
  - Наверное, все это происходило до твоего рождения, - сказал я. - Об этой
мелодии было много разговоров, но только мало кто ее знал - по крайней
мере, в этой стране. Сейчас звучит симфоническая версия песенки, известной
под названием "Хорст Вес-сель". Кое-кто из местных обитателей большой
хитрован, если не сказать дьявольски умен.
  А на противоположной стороне улицы мистер Эрнест Хед, торговец
автомобилями, отъехал на сверкающем новеньком "понтиаке" от новенького
дома и помчался прочь, точно за ним гналась стая дьяволов. Пожалуй, так
оно и было. Я слышал, как их пенье прорывается сквозь такты старого
нацистского марша, но меня эти дьяволы уже не беспокоили. Сейчас - Нет.
Было время, когда они причинили мне немало гадостей - мне и нескольким
миллионам моих собратьев. Но теперь, спустя почти двадцать лет, они
казались полузабытыми клоунами в коричневых мундирах и черных сапогах, что
распевают задорные маршевые песни и шагают шеренгами, смешно вздергивая
ноги. Они задали человечеству трудную проблему, но мы ее решили - с
превеликим трудом, но все же решили. Или нет?
  - Залезай, Худышка! Мы едем за ним. Отъезжая, я не отрывался от зеркала
заднего вида. Я внимательно рассматривал скользящие мимо нас и за нами
машины. Тусон - типичный юго-восточный город с широкими улицами, на
которых сесть кому-то на хвост, оставаясь при этом незамеченным, проще
простого. Единственная закавыка с "хвостом" - что это ведь палка о двух
концах. Вскоре я свернул на соседнюю полосу и пропустил новенький
"понтиак" вперед. Шейла бросила на меня короткий взгляд.
  - Ты даешь ему уйти?
  - Какой смысл в открытую преследовать его? Он же заметил мою машину у
своего дома. У меня такое подозрение, что он просто поехал покататься,
чтобы успокоить нервишки - подальше от семьи, во всяком случае.
  - Тогда почему...
  - Просто я хотел узнать, может, кто-нибудь еще интересуется, куда он
направился... Но, кажется, никто, кроме нас. Кто бы ни слушал ту песенка,
пусть хоть миссис Смит" но либо у нее нет ассистента, чтобы следить за
Хедом, пока она включает проигрыватель, либо же у нее есть повод полагать,
что никуда он не денется - по крайней мере сегодня! - Я скорчил гримасу. -
А может, это просто шутка. Вопрос в том, как к этому относиться. Давай-ка
вернемся в мотель и пораскинем мозгами.
  Никто нас не преследовал: я проверил. Когда я проехал мимо бассейна, в нем
все еще плескались ребятишки. Я поставил "универсал" на стоянке перед
дверью моего номера.
  - Зайдемте ко мне, мисс Саммертон, на стаканчик чего-нибудь, - сказал я
довольно громко, - можете быть уверены, я не имею никаких злонамеренных
мотивов.
  Она рассмеялась.
  - Какая ерунда, мистер Эванс! Эпоха королевы Виктории давно уже в прошлом.
К тому же нам все равно надо договориться о работе на завтра.
  - Ну что ж, в таком случае... Я отпер замок, распахнул дверь, включил
свет, пропустил ее вперед и закрыл дверь.
  - По-моему, мы переигрываем с этими "мисс Саммертон - мистер Звано, -
сказала она после минутного раздумья. - Лучше перейти на Шейлу и Хэнка,
тебе так не кажется?
  Я коварно ухмыльнулся.
  - А послезавтра - на "милая" - "дорогой". - Эти слова сами собой сорвались
у меня с языка. Как и моя рука, положенная ей на плечо, эта фраза
заставила ее съежиться. Ее лицо помрачнело и словно покрылось поволокой
холода. Я быстро добавил: - Предложение хорошее. Пожалуй, я и впрямь
немного перестарался. Но теперь расскажи-ка мне, что ты думаешь о
диск-жокейше по имени Смит.
  Она, похоже, меня не слышала. Она отвернулась - наверное, чтобы я не видел
ее лица. Я не мог понять, о чем она сейчас думает - пожалуй, о чем-то
малоприятном или нелестном для меня. Ну вот, опять я опростоволосился. С
другой стороны, она же сама говорила, что ей надо себя перебороть и все
забыть.
  Шейла заметила длинную картонную коробку, помеченную словами "винчестер",
которую я оставил на кровати, полагая, что спрятать трехфутовое мощное
ружье в крошечном номере мотеля нереально и такая тщетная попытка скорее
привлечет внимание к тому, что пытаешься скрыть от посторонних глаз. К
тому же в иных штатах США люди воспринимают охотничьи ружья как нечто само
собой разумеющееся. Шейла шагнула к кровати, открыла коробку и взглянула
на ружье. Через мгновение она бросила на меня осуждающий взгляд, точно
решила, что я пытаюсь от нее что-то утаить.
  - Очень удобная в обращении вещица, - сказал я. - Купил по пути сюда в
одном из местных спорт-магазинов.
  - Но ты, значит, нашел какой-то след там на границе, а иначе зачем тебе...
Я помотал головой.
  - Нет, мне не повезло. Приграничный район - это просто большая пустыня,
плавно переходящая в Мексику. Даже если мы обнаружим горное убежище фон
Закса, нам не удастся приблизиться к нему на небольшое расстояние.
  Я наблюдал за ней: она вытащила ружье из коробки и, подобно всем умелым
стрелкам, сразу передернула затвор, чтобы убедиться, что ружье не
заряжено. Странно было смотреть на нее и вспоминать, что эта хрупкая
малышка прошла суровую школу, где обучалась, помимо всего прочего, владеть
множеством смертоносных приспособлений, которых большинство мужчин никогда
не видели, если вообще знали об их существовании.
  - Поосторожнее! А то запачкаешь платье. Ружье только из оружейки. Я еще
заводскую смазку не снимал.
  Она положила ружье обратно в коробку и потерла ладони.
  ~ Ты еще из него не стрелял?
  - Нет. Надо будет нам завтра смотаться куда-нибудь и найти местечко
пристрелять его.
  - Нам? - Она метнула на меня удивленный взгляд.
  - Да. Хочу" чтобы ты тоже попробовала. Неизвестно, как все дело
повернется. - Я поглядел прямо ей в глаза. - Если, конечно, ты не
возражаешь.
  - Нет, - быстро ответила она. - Конечно, нет. - И через мгновение
добавила: - Значит, тебе нечем похвастаться после поездки в приграничный
район?
  - Ну, я особенно не рассчитывал получить какую-то информацию о фон Заксе.
Для этого ведь мы приехали в Тусон. Но я кое-что узнал у антропологов,
ведущих раскопки на одном из тамошних ранчо. В начале лета они находились
вблизи Насиментос, неподалеку от мексиканской границы. По их словам, это
не то место, куда можно отправиться на воскресную прогулку. Проехать там
можно только на джипе. Обычный автомобиль, может быть, и одолеет пески,
как они мне сказали, но путешествие будет не из приятных. Во всяком
случае, я узнал от них достаточно, так что, как только мы хоть что-то
разузнаем относительно стоянки фон Закса в горах, я, возможно, смогу найти
туда дорогу.
  - Но они его не видели?
  - Да они в горы-то не поднимались. Они считают, что там вообще никого и
быть не может, кроме ящериц и саранчи, да пары-тройки пещер, где тысячи
лет назад обитали наши прародители, но теперь там никого. Но пещер в тех
краях, должно быть, немало. - Я взглянул на часы. - Ну, пожалуй, мне пора
возвращаться в Сагуаро-хайтс и познакомиться поближе с музыкальной мисс
Смит.
  Шейла нахмурилась.
  - Ты хорошо подумал - стоит ли?
  - Не вижу оснований отказываться от нашей "крыши" только потому, что
какая-то мадам любит слушать пластинки. А тебе лучше отправиться к себе в
номер и прилечь. Увидимся утром.


                                  Глава 10


  Дом мисс Смит оказался зеленым и более новым, чем тот, возле которого
утром я ждал Шейлу. Лужайка еще не была засажена травой. Перед домом росла
невысокая плакучая ива - бледная желто-зеленая разновидность, считающаяся
в кругах любителей садоводства и огородничества более престижной, чем
старомодная темно-зеленая. Ни трехколесных велосипедов, ни роликовых
коньков.
  Когда я подъехал, концерт уже давно кончился - то ли по причине
наступления вечера, то ли просто эти меломаны решили дать себе отдых. Мне
пришлось дважды позвонить в дверь, пока в доме возникло какое-то движение.
Потом послышались шаги. Наступил тот самый тревожный момент, который
всегда наступает, когда ты готовишься сделать, может быть, решающий шаг и
не знаешь - то ли просто раскроется дверь, то ли тебя вместе с этой самой
дверью сейчас поглотит геенна огненная. Над входом зажегся крошечный
фонарик. Загремела дверная цепочка, щелкнул замок, дверь отъехала вглубь.
На пороге стояла она.
  Это был редкий экземпляр. Грива тонких розовато-желтых волос явно
искусственного окраса, взбитых и очень тщательно заколотых. Они выглядели
как нейлоновые локоны, которые сейчас приклеивают резиновым куклам. Еще
были детские голубые глаза, длинные черные ресницы и обильный слой теней
вокруг век - такой макияж должен, наверное, светиться во тьме. Еще были
красные мягкие многообещающие губы, была фигура, сконструированная с таким
расчетом, чтобы подтвердить обещание губ, слегка скрытая коротким черным
пеньюаром, похожим на полупрозрачное короткое пальто.
  То, что было на ней надето под пеньюаром (пожалуй, тоже черного цвета),
разглядеть я уже не мог: нечто очень скудное, скорее открывающее наиболее
интригующие участки ее тела, нежели их скрывающее. Была еще пара очень
стройных красивых ног в дымчатых чулках и пара шлепанцев на каблучках,
которые удерживались на ступнях непонятно как - с помощью крошечных черных
розочек между пальцев. Было совершенно очевидно: мисс Смит ждала, что ее
музыкальное приглашение кем-то будет принято - потому-то она и оделась
соответственно.
  - Да-а? - протянула она хрипловато.
  - Извините за беспокойство, мэм, - робко начал я. - Меня зовут Эванс, мэм.
Я работаю в компании "Маркет рисерч ассоушиитс". Мы проводим в этом районе
опрос жителей, и я подумал - может быть, вы согласитесь ответить на
несколько вопросов...
  - Опрос? - Нетерпеливо проговорила она. - Какой еще опрос?
  - Мы изучаем покупательский спрос, мэм, в частности в отношении
электрических приборов: телевизоров, радиоприемников, проигрывателей и
магнитофонов. Я понимаю, что не совсем тактично, но мне поручено выяснить,
какие артикулы из указанных есть у вас в доме, когда вы сделали покупку,
где вы держите приборы и как часто ими пользуетесь.
  Она некоторое время изучала мое лицо. Голубые глаза, обрамленные
выкрашенными черной тушью ресницами, смотрели на меня очень пристально.
Она была не такой уж сексапильной куколкой, какой старалась выглядеть. Я
понял, о чем она размышляет. Она ждала вовсе не такого, как я. Очень может
быть, что я и впрямь невинный интервьюер респектабельной фирмы по изучению
покупательского спроса и что это не более чем досадная помеха для ее
планов. Но очень может быть, что я вовсе не тот, за кого себя выдаю...
  - Ну что ж, ладно, - Нехотя сказала она. - Входите, мистер Эванс. Надеюсь,
это не займет много времени. Уже поздно.
  - Я постараюсь управиться как можно скорее, мэм. Я очень благодарен...
  - Да чего уж там. Заходите и задавайте свои вопросы!
  - Конечно, мэм.
  Пол был устлан ковром. На ковре стояла типовая мебель более или менее
современного дизайна. В углах торчали какие-то коробки и ящики, клочки
стружки. Все указывало на то, что тут что-то распаковывали.
Стереопроигрыватель среднего класса гордо стоял посреди гостиной. Обе
колонки были направлены в сторону кухни - отсека в задней части той же
самой гостиной. За аппаратом висела полка с пластинками. На полке лежали
пустые конверты из-под пластинок - видимо, в них хранились диски, которые
она недавно слушала. Мисс Смит заперла входную дверь и, подойдя, к софе,
включила бра. Потом указала на низкий коктейльный столик.
  - Можете разложить свои бумаги здесь. Так что вас интересует? - Она
смотрела, как я сажусь, открываю свой "дипломат" и достаю оттуда опросник.
- А черт! Если нам с вами придется написать целую книгу, то я, пожалуй,
выпью. Не хотите?
  Я деловито раскладывал свои бумаги и записи и прислушивался к ее голосу.
Она была очень хорошей актрисой - правда, хорошей, но она выбрала себе
исключительно трудную роль. Она долго репетировала, очевидно, чтобы
добиться выговора грубоватой американки, но почти неуловимый акцент все же
ее выдавал. Труднейшая задача - убедительно сквернословить на чужом языке.
  - Простите, что вы сказали, мэм? - переспросил я.
  - Выпить не хотите?
  - О нет, мэм, - с преувеличенным ужасом произнес я, тоже стараясь
переигрывать: мне просто хотелось дать ей понять, что и я, подобно ей,
актерствую. Интересно, за кого она меня примет, когда поймет, что я вовсе
не Генри Эванс, интервьюер компании по изучению покупательского спроса? -
Нет, благодарю вас. Итак, это дом ь 103 по Мейпл-драйв, так? И на почтовом
ящике указано, что вы Кэтрин Смит. Правильно?
  Она ушла в глубь комнаты, открыла небольшой шкафчик, который служил ей
баром, и налила себе стаканчик.
  - Правильно. У вас зоркий глаз, мистер Эванс.
  - О, это профессиональная привычка, - самодовольно ответил я. - Скажите,
вы . являетесь владелицей этого... дома, мисс Смит?
  Она рассмеялась.
  - Да, я домовладелица. Я плачу по счетам, и дом принадлежит мне. Я его
купила. И, как видите, еще не все вещи успела перевезти.
  - Ага, значит, вы живете здесь не одна?
  - Нет, со мной живет отец. Папа вышел на пенсию, и после смерти мамы он
себя неважно чувствует... А что вы сейчас делаете?
  Она подошла ко мне почти вплотную и с довольно-таки озабоченным видом
склонилась над моим плечом. Меня омыла волна каких-то терпких духов очень
сильной концентрации. К счастью, я никогда не отличался особой
чувствительностью к запахам - я лучше реагирую на визуальные стимулы. Как
бы там ни было, духов она не пожалела.
  Я откашлялся и ответил:
  - Ну, понимаете, мисс Смит, это статистическое исследование. Вот смотрите:
я вписал ваше имя в этот квадратик. Потом я проставлю имя вашего отца...
  - Герман Смит, - сказала она. - Когда-то он был Шмидтом. Обычная немецкая
фамилия, но папа ее сменил.
  Я записал.
  - Герман Смит. Так, один статистический работник в нашей компании
проставил крестик вот в этом квадратике напротив фамилии человека, с
которым я буду проводить опрос, если в доме живут двое. Таким образом,
маркируется каждый наш опросный лист. Потому что мне приходится проводить
беседы не только с симпатичными особами.
  Я поднял взгляд и хитро улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, но ее взгляд
оставался напряженным и пристальным.
  - Вы хотите сказать, что вам не доверяют, мистер Эванс? - спросила она
равнодушно. - Странно, но мне вы показались заслуживающим доверия. В
противном случае я бы ни за что не впустила вас в дом в такой поздний час.
  Я опять откашлялся.
  - Да нет. У них много интервьюеров в штате. Так что ради полной
объективности давайте скажем, что они не доверяют нам всем. Администрация
хочет быть уверена, что получает точную выборку в каждом из кварталов, где
мы проводим опрос.
  - Значит, вы ходите по всем домам в нашем квартале?
  - Именно так, мэм. Точнее сказать, эту работу я провожу со своей
ассистенткой. Она ходила здесь целый день сегодня. Возможно, вы ее видели
- девушка в голубом "фольксвагене". Она немного устала к вечеру, и я
предложил ей закончить работу за нее.
  Голубые глаза смотрели на меня озадаченно. Так, теперь у меня появилась
ассистентка. Я провожу опрос во всем квартале, а не только в доме мисс
Смит. Это уже важно. У меня с собой целая кипа опросных листов, и они
выглядят вполне достоверно. У меня дурацкая внешность и хорошо подвешен
язык. Может, я и впрямь всего лишь невинный работник социальной сферы?
  Я опустил взгляд на бланк. Потом устремил его на мисс Смит.
  - Итак, мисс Смит, все говорит о том, что мне просто повезло, и я буду
проводить интервью с женщиной, являющейся домовладелицей.
  Она уловила намек.
  - Считайте, что вам и вправду повезло: папа сегодня как раз поехал в кино.
  Ее голос прозвучал резко. На губах играла слабая улыбка. Теперь она меня
раскусила. По крайней мере, она знала - ибо я ей сам признался, - что если
в моем опроснике специально и не выделялся пункт о домовладелице, я бы мог
сделать так, чтобы такой пункт в нем появился - и между прочим, я именно
так ведь и поступил. Я ответил на ее улыбку многозначительным взглядом,
который она была вольна интерпретировать, как ей заблагорассудится. Я
сделал ставку на подлинную, не фальшивую реакцию, и я ее получил.
  Она подошла к проигрывателю, остановилась и поглядела на меня с сомнением.
Она все еще не была уверена. Потом решительно передернула плечами и
склонилась над аппаратом. Прежде чем она нашла нужную звуковую дорожку,
игла несколько раз царапнула по бороздкам. Раздались первые такты
симфонического вступления. И вдруг марш "Хорст Вессель" наполнил комнату -
словно обрушившись на нас со всех сторон.
  Я никогда особенно не увлекался стереопроигрывателями. Прослушивание на
заезженной пластинке мелодии, звучащей с двух сторон вместо одной, не
кажется мне настоящей акустической революцией. Сейчас же, видимо, из-за
громкости или из-за того" что мелодия рождала у меня сильные ассоциации,
эффект оказался чуть ли не гипнотическим. У меня в ушах снова зазвучал
мерный топот сапог по мостовой, и я воочию представил нелепый гусиный шаг,
который в то время вовсе не казался смешным.
  Я медленно поднялся. Кэтрин Смит стояла у проигрывателя, не отрывая от
меня взгляда. Она была очень привлекательной женщиной, которая оделась в
этот вечер для занятий любовью, если можно так сказать, но в тот момент
меня это не интересовало, да и ее, видимо, тоже. Чуть приоткрыв губы, она
с сияющими глазами слушала марш, который некогда потряс мир, - в ее лице
угадывались признаки страсти иного рода.
  Она сделала свой ход. Теперь настала моя очередь. Я смотрел на нее,
дожидаясь, пока инструменты закончат проигрыш какой-то замысловато
оркестрованной интерлюдии и зазвучит основной мотив.
  - Die Fahne hoch, - заговорил я, стараясь проговаривать слова в такт. Die
Reichen fest geschlossen? SA marchiert mit ruhig festen Schritt... - Я
подумал, что акцент у меня не слишком ужасный. Я заглянул ей в глаза и как
ни в чем не бывало продолжал: - Это по-немецки, мисс Смит. Что означает:
"Под развевающимися знаменами СА маршируют мерным строем".
  СА означает "Sturmabteilung". В англоязычных странах их назвали
"штурмовиками".
  Она не сводила с меня глаз. Тут вступили трубы и барабаны. Она ждала.
Снова зазвучала тема - ясная и тревожная. По крайней мере, когда-то, было
время, эта мелодия причиняла мне немалое беспокойство, - вот и сейчас она
заставила меня встревожиться. Это все равно как если бы ядовитая змея
вдруг ожила после того, как ей отрубили голову.
  Кэтрин Смит тихонько подпевала. Она пропустила несколько тактов, ее
правильное контральто подхватило мелодию и финальные строчки: "...es
schaut auf Hakenkreuz voll Hoffnung schon Millionen. Der Tag fur Freheit
und fur Brot bricht an!"
Песня резко оборвалась. Она протянула руку и, не глядя, выключила
проигрыватель. Ее огромные голубые глаза изучающе смотрели на меня.
  - Hakenkreuz значит свастика, - произнесла она мягко.
  - Я знаю. Мне хотелось бы надеяться, что я делаю все правильно.
  В комнате наступила давящая тишина.
  - Свобода и хлеб, - пробормотала она. - Много времени прошло с той великой
поры. Генри Эванс. Очень много. Но, может быть, это время вернется?


                                  Глава 11


  Честно говоря, это было не совсем то, чего я ожидал. Услышав впервые эту
музыку и увидев паническое бегство мистера Хеда, я решил, что музыка была
своего рода угрозой, обещанием мести, а возможно, предупреждением о
неминуемом возмездии. Да ведь он, похоже, именно так ее и воспринимал.
  И я сделал поспешные выводы относительно прошлого Хеда - ведь, в конце
концов, "Хед" (т. е. "голова") по-немецки "Korf", а очень немало славных
тевтонских фамилий оканчиваются на этот слог. Я даже позволил себе немного
пофантазировать: мол, мисс Кэтрин Смит заставляет его выслушивать старый
нацистский гимн, чтобы довести до ручки. Я и предположить не мог, что
она-то и является обожательницей герра Гитлера. Что ж, никогда нельзя
делать обобщения на основании скудных улик. Я клюнул на ее приманку - и
вот чем все закончилось.
  Я подошел к полке с пластинками, взял пустой конверт. На первый взгляд
конверт был фабричного производства, украшенный глянцевым фотомонтажом:
марширующие солдаты в различных мундирах. Правда, фирма грамзаписи была
мне неизвестна. Пластинка называлась "Музыка, под которую умирали". В
сборник были включены "Марсельеза", "Янки-дудль", "Дикси" и несколько
национальных гимнов. И еще "Интернационал" и "Хорст Вессель". Неплохая
подборка, подумал я - Не хуже моего опросника.
  До моего слуха донесся ее голос.
  - Хватит играть в игры, мистер Эванс. Что вам надо?
  Я обернулся. Хороший вопрос. Хотел бы я сам дать на него убедительный
ответ. Но, не имея оного и точно не зная, чего от меня ждут, я стал
изворачиваться.
  - Вы же сами меня пригласили зайти, мисс Смит, - сказал я, постучав по
конверту.
  - Кто вы?
  - А вы? И почему вы не даете соседям спать по ночам, запуская на всю
округу военные марши реакционного содержания?
  - Соседи? - промурлыкала она. - А разве соседи жаловались, мистер Эванс?
Может быть, сосед по имени Хед?
  - Возможно, - ответил я, недоумевая, сколько еще смогу вилять.
  - Вам? - Она пристально смотрела на меня. - В таком случае вы, должно
быть, очень влиятельный человек, мистер Эванс. Коль скоро соседи могут
жаловаться вам по поводу незначительных бытовых неудобств - в надежде, что
вы им поможете от них избавиться.
  Щелкнув пальцем по конверту "Музыка, под которую умирали", я ответил:
  - Я бы не сказал, что это незначительное бытовое неудобство. У вас
возникли бы неприятности, узнай кто-нибудь из ваших соседей эту песню.
  Я все еще не сбился с роли, и, похоже, она ожидала от меня именно такой
реакции. У нее быстро нашелся ответ:
  - Ох уж эти американцы! Они не почешутся, чтобы получше узнать своего
врага. Они слишком трусливы: как бы их друзья не подумали, что они ведут
подрывную деятельность! Они громко рассуждают о коммунизме, но многие ли
из них способны напеть "Интернационал"? Они опасливо клянут нацизм и
фашизм, но ведь ни один из тысячи не узнает "Хорста Весселя".
  - И все-таки это большой риск. - Я решил, что могу немного раскрыться, и
продолжал: - Мне кажется, вам лучше не ставить эту пластинку.
  - Это угроза, мистер Эванс? - Она шагнула ко мне и взяла у меня конверт,
потом отвернулась, сняла пластинку и, сунув ее в конверт, поставила на
полку. - Вот так. И вовсе не потому, что вы меня напугали. Просто потому,
что эта пластинка сыграла свою роль.
  - Какую же?
  - Наладить контакт. Наладить контакт с влиятельным человеком. Может быть,
это вы?
  - Может быть.
  - У меня есть рекомендательное письмо.
  - Какое рекомендательное письмо? И от кого?
  - Из Аргентины. Из Общества национальной безопасности - из ОНБ Аргентины.
Подписанное...
  Я мгновенно извлек из глубины памяти все, что когда-либо читал о
неофашистском движении в Аргентине. Я сделал нетерпеливый жест, прервав ее
на полуслове.
  - Аргентина наводнена горячими и безответственными юнцами, готовыми
размахивать флагом со свастикой на каждом углу. "Такуара", "Национальная
гвардия - как-там-ее" и теперь вот ваше ОНБ. Кое-кто из этих идиотов,
полагаю, даже способен подписывать бумаги. Любые. Во всяком случае, ваше
рекомендательное письмо может оказаться простой подделкой. И кому вы
должны были предъявить это так называемое рекомендательное письмо, мисс
Смит?
  - Прежде всего человеку, которого уже нет в живых. Человеку, который
должен был прийти сюда и представить меня своему начальнику. Своему и,
надеюсь, вашему.
  - Ах вот как! - укоризненно произнес я. - Значит, вы должны просто перейти
на ту сторону улицы и встретиться там с этим человеком?
  Она покачала головой.
  - Нет. Вовсе нет. Это должно быть довольно трудное путешествие к югу, в
одно секретное место на мексиканской территории. Меня предупредили, чтобы
я захватила с собой прочные башмаки, широкополую шляпу и солнечные очки.
Прочее необходимое снаряжение должен был доставить связник. Местом встречи
был дом мистера Хеда.
  Я некоторое время молча смотрел на нее. Я решил рискнуть и строго
потребовал:
  - А ну-ка назовите настоящее имя. Если вам так много известно, назовите-ка
мне настоящее имя Эрнеста Хеда.
  - Когда-то он был Шварцкопфом. Эрнетом Шварцкопфом. А его жену тогда же
звали Герда Ландвер.
  - Что ж, вы с успехом справились с домашним заданием, - похвалил я ее. -
Но ведь такое под силу и самозванцу.
  Она обиженно насупилась.
  - Я не самозванка, мистер Эванс. Позвольте, я покажу вам...
  - Меня не интересует ваше рекомендательное письмо. Я не сомневаюсь, что
оно у вас имеется, иначе бы вы не стали уверять меня в его существовании.
Но ведь я не собираюсь ехать в Аргентину, чтобы проверить его подлинность.
А если я захочу позвонить, мне придется просить вас назвать номер. Но я
уверен, что вы могли все подстроить таким образом, чтобы по телефону я
получил нужный ответ. А почему вы не продемонстрировали свои письма в
соседнем доме?
  - Когда я им позвонила, меня попросили держаться подальше. Мне сказали,
что дело на грани провала. В прошлый приезд связника за ним установили
слежку. И ему пришлось бежать за границу. Но его поймали, и он покончил с
собой. Тогда еще не было ясно, кто в местной сети "засыпался". Все
затаились. Мое появление лишь осложняло ситуацию. Я здесь оказалась никому
не нужна. Меня попросили убраться.
  - А вместо этого вы купили этот дом и начали слушать "Хорста Весселя" при
открытых окнах.
  - Я попросила связать меня с кем-то из руководства. Но мою просьбу
отклонили. - Она презрительно взглянула на меня. - Ваши местные неурядицы,
мистер Эванс, меня не касаются. Я имею особое задание. И я проделала столь
долгий путь, чтобы выполнить его. Предполагалось, что здесь мне окажут
содействие. И я намереваюсь этого содействия добиться тем или иным
способом.
  Отчаянная девица, ничего не скажешь!
  - Вы могли бы добиться чего-то совсем иного, моя милая, например, удара в
висок или пули в спину. - Она и бровью не повела. Я продолжал: - Так в чем
же заключалась цель вашего столь долгого и трудного путешествия?
  - Я могу сказать это только одному человеку, - ответила она. - Человеку, с
которым я должна встретиться в Мексике.
  - Его имя?
  - Вам оно известно.
  - Известно. Но я хочу услышать его от вас.
  - В Германии он был известен под именем Генрих фон Закс. - Она спокойно
взглянула на меня. - А теперь, может быть, вы назовете мне имя, которым он
пользуется в Мексике - прежде, чем мы продолжим наш разговор. Чтобы и я
была уверена, что имею дело с нужным человеком.
  - Вам в вашем положении, дорогая, не пристало ставить условия или
предъявлять требования. Но имя я назову - Курт Кинтана. - Я заметил, что
она слегка успокоилась. Я продолжал, по-прежнему импровизируя: - Но я
очень сомневаюсь, что сеньор Кинтана захочет иметь какие-то дела с бандой
южноамериканских хулиганов мужского или женского пола. В противном случае
нас бы известили о вашем приезде.
  - А вас известили, - быстро сказала она, и я понял, что допустил ошибку. -
Сообщение было послано и получено.
  - Отсюда? Мы не получали никакого сообщения! - Я отчаянно блефовал.
  - Нет, подтверждение пришло из Мехико. - Опять повезло! Я выпутался из
западни. Она скорчила гримаску. - Я же не могу нести ответственность за
плохую связь между вашими ячейками, мистер Эванс. К тому же я не хулиганка
и не южноамериканка. Нас там очень много - чистокровных немцев, очень
много, кого роднят воспоминания!
  - Воспоминания! - ворчливо заметил я. - Да вы зубрили таблицу умножения в
начальной школе, когда фюрер ввел свои войска в Польшу. Вы только впервые
поцеловались, наверное, когда он... - я заставил свой голос дрогнуть, -
...он умер в берлинском бункере. Какие у вас могут быть воспоминания?
  - Я была достаточно взрослой, чтобы оценить сладость побед и горечь
поражения, - сказала она. - Я все помню. Традиции не умирают, мистер
Эванс. Новое поколение уже готово к продолжению дела. Здесь могут быть
завоеваны два континента. Я не верю, что генерал фон Закс отвергнет нашу
помощь. В конце концов, ради своих целей он не погнушался даже установить
контакт с "фиделистами" в Коста-Верде. - То ли я изобразил удивление
оттого, что ей известна такая информация, то ли ей просто показалось. Во
всяком случае, она доверительно улыбнулась. - Ну, видите: я не самозванка.
Мне многое известно.
  - Возможно, слишком много, - резко возразил я.
  - Опасности всюду нас подстерегают, - промурлыкала она, а потом, сделав
шаг вперед, положила ладони мне на грудь и улыбнулась.
  - Вы можете причинить мне боль, мистер Эванс? Вы можете ударить меня?
Убить?
  Молодец девчонка! Хорошо работает. Мужчина в спальне тоже был молодец,
тоже хорошо работал, хотя и не настолько хорошо, как она. Я слышал, как он
вошел через заднюю дверь и затаился. Я-то был как-никак охотником, прежде
чем заняться этой деятельностью, я и сам много раз сидел в засаде,
вслушиваясь в шорох в близлежащих кустах, или в далекий топот копыт, или в
хруст ветки под когтистой лапой, который предупреждал меня, что добыча
близка. Только на сей раз я понимал, что в засаду увлекают меня.
  Впрочем, не похоже было, чтобы они пустились на все эти ухищрения только
лишь с целью меня убить. Но если хочешь добыть какую-то важную информацию,
приходится время от времени рисковать. Я бросил на Кэтрин Смит такой
взгляд, точно меня только что осенила гениальная идея, протянул
указательный палец к черному бантику у нее под горлом и потянул. Пеньюар
распахнулся спереди, и я обеими руками стащил его с плеч. Она опустила
руки, и пеньюар упал на ковер, оставив ее в интересном черном одеянии
двойного назначения: оно было сшито таким образом, что одновременно
поддерживало груди и чулки.
  Полагаю, моя бабушка испортила бы все впечатление, назвав это
приспособление корсетом, ибо она была прозаической старушкой. Ребята с
Мэдисон-авеню наверняка придумали бы для этого шикарное и соблазнительное
название. До сих пор мне еще не приходилось иметь дела с такими доспехами,
потому, возможно, что я предпочитаю худых девушек, которые не нуждаются в
подобных галантерейных ухищрениях. Представшее моему взору зрелище было
мне в новинку и весьма возбуждало. В ее наряде был некий старомодный флер,
отчего он казался ужасно миленьким, если вы понимаете, что я имею в виду
времена Лилиан Расселл и Лили Лангтри. Я мог бы повнимательнее рассмотреть
это сооружение, если бы не услышал позади себя скрип открывающейся двери.
  Я вес гадал, какое оружие он выберет - дубинку или голый кулак - в случае,
конечно, если он настолько хорошо знает свое дело, что может без труда на
глаз определить нужный нервный центр. Рискуя быть застигнутым врасплох с
тыла, я все же заключил соблазнительно полунагую мисс Смит в свои объятия
со страстью возбужденного самца. Ее губы ответили на мой поцелуй, а руки
крепко, даже яростно, вцепились мне в спину. И вдруг она резко прижала мои
ладони к моим бедрам. Девочка оказалась к тому же еще и сильной. Потом мне
в шею впилась игла.


                                  Глава 12


  Меня везли в автомобиле. Трудно сказать, как долго. Я, так сказать,
включался и отключался. Потом машина остановилась. Меня куда-то перенесли
- Недалеко - и оставили в покое. Я поспал немного, а проснувшись,
обнаружил, что привязан к стулу и на меня направлены два слепящих луча фар
"универсала", очертания которого показались мне очень знакомыми.
  Мы находились в гараже, достаточно просторном, чтобы в нем поместился
длинный автомобиль, да еще оставалось свободное пространство перед
радиатором. Видимо, архитектор этого гаража полагал, что детройтские
умельцы в скором будущем начнут выпускать машины еще длиннее, а может,
просто хозяин намеревался поставить тут, помимо автомобиля, верстак для
своих рукоделий. Гараж был еще недостроен. Повсюду виднелись торчащие
концы проводов из коллекторов, в углу стояли мешки с цементом и алебастром
вместе с прочими остатками стройматериалов.
  По привычке я попробовал прочность своих пут. Я не рассчитывал обнаружить,
что узел распущен или что стул шатается. И не обнаружил. С самого начала
все было проделано лихо и профессионально. Эти люди знали, что делают.
Проблема теперь заключалась в том, чтобы понять: что же все это значит.
  - Он проснулся!
  Хрипловатый голос Кэтрин Смит. Между мной и фарами возникла ее фигура.
Через некоторое время я понял, что она сменила свой сексапильный наряд на
легкую цветастую блузку и обтягивающие белые шорты, в которых она отнюдь
не выглядела олицетворением святой невинности.
  - Как вы себя чувствуете, мистер Эванс? - спросила она.
  - Я страшно разочарован. Насколько я помню, наша беседа сулила интересное
продолжение. А что теперь?
  - Вы будете рассказывать?
  - О чем?
  - Вы скажете нам, где найти Генриха фон Закса, или, если вам угодно, Курта
Кинтану.
  Пожалуй, этого надо было ожидать. В конце концов, меня приняли за
таинственного нациста, пользующегося влиянием и авторитетом в здешних
краях - если она в это и впрямь поверила. Вопрос: что заставило ее в это
поверить?
  - Подите к черту, милая! Ее глаза сузились.
  - Я не блефую, Эванс!
  Что ж, мне предстояло это либо доказать, либо опровергнуть. Если она и
вправду не блефовала, если она не знала местонахождение фон Закса и
полагала, что оно известно мне, значит, я с ней только потерял время. Но в
ее легенде были кое-какие детали, на которые я не купился. Например,
Аргентина. Это было похоже на те легенды, которые обычно тщательно
готовятся, чтобы они выглядели правдоподобными, но чтобы их невозможно
было проверить. К тому же у меня тонкий слух на всякие акценты, в
особенности испаноязычные. Я рос, ежедневно слыша вокруг себя английский с
испанскими обертонами: ведь мое детство прошло в Нью-Мексико. Если она,
как утверждала, прожила долгое время в Аргентине, у нее должен был быть
хотя бы налет аргентинского говорка, но его не было. Я пока не мог точно
определить происхождение легкого акцента, проскальзывающего в ее
английском, но я твердо знал, что это не expano.
  - Подите к черту, - повторил я отважно. - Не знаю, что уж там ваш игольных
дел мастер готовит в уголке - но дайте ему показать класс! Он увидит, что
проще отдубасить меня палкой по спине, чем заставить заговорить.
  Она заколебалась, потом протянула руку к человеку, стоящему вне поля моего
зрения - человеку, которого я еще не видел и кого, по-видимому, звали
Герман Смит, или по крайней мере он был под этим именем представлен мне
как ее отец. Она нетерпеливо щелкнула пальцами, прося что-то принести.
Ага, она, значит, собиралась взяться за дело сама. Надо полагать, эта
решительность выдавала в ней изверга, говоря обычным человеческим языком,
впрочем, я уже давно не имел возможности пользоваться обычным человеческим
языком. Тем не менее мое уважение к ней возросло. То есть хочу сказать,
что я терпеть не могу эти тонкие натуры, будь то мужчины или женщины,
которым позарез надо клеймить скот, но они не способны прикоснуться к
раскаленному железному пруту.
  В потоке света появился мужчина. В руках он держал дешевенький
электрический утюг. Шнур от утюга тянулся куда-то во тьму. До сих пор этим
прибором явно не пользовались: я ощущал запах горелой смазки.
  Мужчина оказался много старше меня. У него были седые волосы, а лицо
напоминало ржавую сковородку. Здоровенный узкий нос, почти безгубый рот и
костистый подбородок. Глаза, когда он бросил на меня взгляд, оказались
блестящими и пустыми, впрочем, я и не предполагал, что он испытывает ко
мне хотя бы толику сочувствия. На нем были темные штаны и белая рубашка с
расстегнутым воротом и закатанными рукавами. Под мышкой угадывались
очертания пистолета. Чтобы выхватить пистолет из подмышечной кобуры, ему
придется преодолеть минимум две пуговицы. Увы, летом на юго-западе Штатов,
где не носят пиджаков, у мужчины небольшой выбор мест на теле, где можно
спрятать оружие
Он передал раскаленный утюг Кэтрин и, подойдя ко мне, стал расстегивать
мою спортивную рубашку. Потом стянул ее с меня, насколько позволили путы,
привязывающие меня к спинке стула. Подготовив пациента к операции, он
отступил в темноту, а Кэтрин приблизилась ко мне.
  - Фон Закс, - тихо сказала она. - Где расположен его штаб, мистер Эванс?
Нам известно, что это где-то к югу от границы в Мексике, но где именно?
  - Попробуй скополамин, детка, - ответил я. - Бытовая техника тут вряд ли
поможет.
  - Фон Закс, - повторила она. - Где Генрих фон Закс?
  - Вы рискуете, дорогая, подойдя ко мне так близко. Когда-то я был
чемпионом округа Санта-фе, штат Нью-Мексико, по плевкам в длину. Я попаду
вам прямо промеж глаз... Аааа!
  Туго мне пришлось. Это, должен признаться, оказалось куда больнее, чем
удар молотком по большому пальцу или падение кирпича на ногу. Потому что
это продолжалось довольно долго. Это было похоже на то, как если бы
дантист-неумека упрямо сверлил вам зуб без новокаина. Но многим удавалось
такое выдержать, выдержал и я, хотя не стану притворяться, будто снес эту
пытку героически. Я ругался и потел в продолжение сеанcа. Я даже хотел
было разок-другой заорать благим матом, но стерпел. Все было и без того
достаточно серьезно, чтобы еще ломать комедию.
  - Фон Закс! Где Генрих фон Закс?
  Через некоторое время я потерял сознание. Но я пробыл без чувств не очень
долго, так как увидел, что она стоит в шаге от меня и ждет, когда я приду
в себя. Я успел заметить, что она слегка подрастеряла свою
привлекательность. Выступивший пот обратил ее лицо в блестящий блин, по
которому ползли разводы туши. Ее замысловатая прическа начала
разваливаться. Но она не сделала ни малейшей попытки возместить урон.
Может, она просто этого не замечала. Но скорее всего она специально
попортила свою внешность секс-бомбы, ибо знала, что так выглядит куда
более пугающей. Увидев, что я раскрыл глаза, она опять шагнула ко мне.
  - Катарина!
  Ее позвал стоящий за моей спиной мужчина. Она раздраженно поглядела в его
сторону.
  - Что такое, Макс?
  Значит, все-таки Макс, а не Герман Смит. Что ж, кое-что я выяснил. Хотя
цена этой информации вряд ли была справедливая.
  - Так не пойдет, - сказал Макс. - Через неделю - возможно. Через месяц -
наверняка. Человека можно сломить за месяц. Но завтра утром сюда придет
строительная бригада.
  - Если он не заговорит, я выжгу ему глаза! - свирепо заявила она. - Я
ему...
  Мисс Смит перечислила еще несколько замысловатых пыток, которые она мне
уготовила. Она говорила, конечно, ради внешнего эффекта - чтобs устрашить
меня, но я теперь уже не сомневался, что эмоции, пылавшие в ее груди, были
натуральными. Она, конечно, не играла. Она действительно хотела узнать,
где скрывается фон Закс. И действительно считала, что я ей могу сказать.
Конечно же, она не располагала необходимой информацией, потому что сама ее
искала.
  Похоже, что все мои усилия привели меня к нулевому результату. Я потерял
просто один шанc - вот и все. Я оказался там, откуда начал свои поиски.
Хотя не совсем верно. Начал-то я с комфортабельного номера в мотеле и пока
еще туда не вернулся. И я стал обдумывать очередной правильный ход. Теперь
мне следовало убедить этих милых садистов, что у меня нет того, что им
нужно, но что я не причиню им вреда, если они отпустят меня с миром. В ту
минуту я только мечтал о том, чтобы голова моя прояснилась, а к горлу не
подступала тошнота.
  Катарина закончила декламировать свой каталог ужасов. И опять завела
старую песню про то, как ей найти фон Закса. Но в тот момент, когда,
занеся над моей головой горячий утюг, она подступила ко мне, чтобы
продолжить курс лечения, маленькая боковая дверка распахнулась, и в гараж
ворвалась Шейла, сжимая в руке маленький револьвер 38-го калибра, который
на мой пристрастный взгляд казался куда прекраснее самой изысканной розы.


                                  Глава 13


  В телевизионном боевике на том бы все и кончилось. Но в реальной жизни, к
сожалению, для счастливого спасения требуется нечто большее, чем
направленный на негодяя пистолет и приказ прекратить всякое негодяйство -
в особенности когда на сцене фигурируют два негодяя, вполне осознающие все
тонкости собственного коварства.
  Конечно, Шейле надо было бы выстрелить. Ей надо было уложить одного из них
сразу - тогда другой, возможно, сам бы утихомирился. Но самое трудное в
этой жизни - учить новичков. Даже во время войны кое-кто из них никак не
мог уяснить, что времени на осмотр церкви и перекличку прихожан никогда не
бывает - надо распахнуть дверь храма, метнуть в проход гранату и сразу
после взрыва ворваться внутрь, поливая все вокруг свинцовым дождем из
автомата...
  Они не стали ждать, пока она на что-нибудь решится. Я увидел, как Кэтрин
по-кошачьи прыгнула за "универсал", надеясь найти там укрытие. Она,
возможно, и не была сложена как гимнастка, но двигалась по-гимнастически
ловко и проворно. Сзади я услышал шаги Макса: для него я был лучшим
укрытием. Потом до моего слуха донесся треск отрываемых пуговиц: он полез
под мышку к кобуре. Мне удалось завалиться со стулом вбок - как раз
вовремя. Мы с ним сцепились и одновременно упали на пол. Он отпрыгнул в
сторону. Я ничего не мог сделать, будучи связанным. Хотя и сумел внести
свою скромную лепту в поединок. Но тут Кэтрин дотянулась до выключателя на
приборном щитке, и фары погасли.
  Я лежал во тьме и слышал, как они шумно заняли выгодную позицию, прячась
за меня и за "понтиак". Они пытались определить местонахождение друг
друга. Шейла все еще имела преимущество. Ей было известно, где нахожусь я
- значит, она знала, куда не надо стрелять. Максу же и Кэтрин надо было
вначале определить свою мишень, а не то они рисковали убить друг друга. Но
я не сомневался: чтобы выдвинуться на правильные рубежи, много времени им
не потребуется.
  Я думал об этом, ни на секунду не забывая о маленькой неопытной девчонке,
которая притаилась где-то в темноте с револьвером в руке. Еще я думал о
многочисленных событиях этого вечера, предвидеть которые у меня не хватило
то ли времени, то ли благоразумия.
  - Худышка! - громко позвал я. - Не отвечай мне, не шевелись, только
слушай, что я тебе скажу. Ты видишь раскрытую дверь, через которую ты сюда
вошла. Там небольшой участок освещенного пола - видишь? Брось туда
револьвер.
  Я услышал изумленный вздох откуда-то слева. Потом услышал, как кто-то
пополз влево, очевидно, на тот случай, если Шейла снова выдаст себя.
  - Всем оставаться на местах! - продолжал я. - Давайте не будем устраивать
тут кровавую битву.
  Шейла, это мой приказ! Брось револьвер туда, чтобы они видели.
  Наступило тридцати - или сорокасекундное молчание. Потом мой
короткоствольный револьвер 38-го калибра с грохотом упал на освещенный
кусочек пола. Из тьмы на свет появилась мужская рука, схватила револьвер и
исчезла.
  - Отлично, - сказал я. - Теперь, Шейла, медленно выйди на освещенное
пространство и держи руки перед собой, чтобы они их могли видеть.
  Наступила еще одна долгая пауза. Я услышал, как она зашевелилась. Она
вошла в световое пятно и встала темным силуэтом против серого дверного
проема.
  - Ваш ход, мисс Смит! - объявил я.
  В то же мгновение вспыхнули фары и осветили Макса, лежащего на полу
неподалеку от Шейлы. Он направил на нее два револьвера. При свете он
выглядел довольно-таки по-идиотски. Кэтрин вышла из-за машины вперед,
отряхивая пыль с шорт. В руке она держала небольшой автоматический
пистолет. Я задумался, где же она могла его прятать. В обтягивающих шортах
это было невозможно, но, разумеется, свободная блузка таила по крайней
мере пару очень пикантных тайников.
  - Теперь можешь подойти и освободить меня от пут, - сказал я Шейле. -
Надеюсь, что мой нож все еще лежит у меня в кармане...
  - Не двигайся, девушка! - Вооруженный двумя револьверами Макс быстро встал
с пола.
  - Не валяйте дурака! - крикнул я. - Шейла, иди сюда. Да, и возьми мой
револьвер у того милого джентльмена. А то он еще испугается и чего доброго
выстрелит.
  - Катарина!
  Я взглянул на Кэтрин. Она смотрела на меня, слегка хмурясь. Она хоть и
медленно соображала, но все схватывала на лету. Я понял, что она пришла к
решению.
  - Макс, отдай девочке игрушку, - скомандовала она. - С патронами. Все в
порядке. - Она улыбнулась мне. - Ну и глупый у вас вид... Да все в
порядке, Макс! - рявкнула она, видя, что ее напарник медлит. - Неужели ты
думаешь, он бы разоружил ее, если бы был тем, за кого мы его принимаем?
Произошла ошибка.
  Она сунула свой автоматический пистолет куда-то под блузку и, присев на
корточки, стала меня развязывать. Пока я поднимался на ноги, она подошла к
верстаку, где лежала ее белая сумочка. Раскрыв сумочку, Кэтрин вытащила из
нее тюбик с какой-то мазью и протянула мне.
  - Попробуйте. Это обезболивающее. Я положил тюбик в карман и мужественно
застегнул рубашку.
  - Обезболивающее? - переспросил я. - А что мне обезболивать? Я, знаете ли,
глотаю раскаленные кочерги ради хохмы. И пью подожженный брэнди. И хожу по
горячим углям, чтобы пятки не мерзли. Кто же вы, мисс Смит? И перестаньте
гнать туфту про Аргентину. Если бы у вас действительно было деловое
предложение для фон Закса от фашиствующих молодчиков из тех краев, вы бы
не стали заманивать в ловушку парня из той же компании. Так что
расскажите-ка мне все как есть. Будьте так любезны - Немного правды, мисс
Смит.
  - Сначала скажите, кто вы?
  - Я агент правительства Соединенных Штатов Америки, слава Богу, - ответил
я, решив, что теперь пришла пора все выложить начистоту. Ну, до известного
предела, разумеется. - И как ни странно, я пытаюсь найти того же человека.
  - И вы решили, что я знаю, где он?
  - Вы слушали очень интересную музыку. Мне показалось, что об этом стоит
узнать поподробнее. Но, кажется, мы с вами работали над одной и той же
проблемой. Теперь вы. Кто вы?
  - Я агент... - она замялась. - Я не могу назвать свою организацию, мистер
Эванс, и страну, на которую работаю. Извините. Вам пришлось бы сообщить об
этом своему начальству. Однако могу сказать вам следующее: мы получили
задание разыскать Генриха фон Закса и предать его суду за совершенные им
преступления против человечества.
  - Ясно, - сказал я. - Это похоже на правду. Но только тут есть одна
загвоздка. Я полагаю, он нужен вам живым.
  - Мы же не убийцы, мистер Эванс. Я многозначительно тронул себя за
отутюженную грудь.
  - Похоже, это единственное, что сдерживает вас в ваших действиях. Но, к
сожалению, мне кажется, что мы действуем согласно взаимоисключающим
инструкциям. Мне вменяется разрешить проблему фон Закса раз и навсегда. Мы
могли бы при каких-либо условиях добиться, скажем, компромисса?
  Она задумалась и ответила с видимым неудовольствием:
  - Ну, если выяснится, что этого человека нельзя взять живым... - Она
осеклась и добавила: - Пожалуй, мы можем на некоторое время снять вопрос о
юрисдикции - Фон Закс нужен нам обоим. Нам было бы трудно добраться до
него, вставляя друг другу палки в колеса. Если бы мы могли объединить наши
ресурсы...
  - Наши ресурсы? - переспросил я. - Ваш утюг и мою обожженную грудь?
  - Извините! Произошла ошибка.
  - Я бы не стал вступать с вами в военный союз, садистка вы этакая, если бы
вы прятали в бюстгальтере карту горного убежища фон Закса - вместе с тем
пистолетиком, который вы мне только что продемонстрировали.
  - Ну, я вижу, вам уже много лучше, - улыбнулась она. - Вы начали меня
оскорблять.
  - Много лучше, - криво усмехнулся я. - Так что вам известно?
  - А вам что, мистер Эванс? Я вздохнул.
  - Ладно. Сначала джентльмен. Мне известна единственная дорога, ведущая в
тот район. Однажды, это было очень давно, я ее видел собственными глазами.
И у меня есть последние данные с места о состоянии этой дороги.
  - Надо полагать, дорога не особенно удобная для путешествия?
  - Не торопитесь, мэм. Я вам расскажу об этом подробнее, но сначала вы мне
что-нибудь поведайте.
  - Хорошо, - пожала она плечами. - У меня есть легенда, с помощью которой я
смогу добраться до фон Закса, как только точно узнаю, где он скрывается.
Его уже подготовили к моему появлению источники из Аргентины. Думаю, мне
удастся убедить его, что я от них. И этого будет достаточно, чтобы
выполнить нашу задачу. И еще я знаю кое-кого, кто поможет мне найти ею.
Именно для этого человека я ставила пластинку - и вот появились вы и очень
хитроумно заставили меня решить, что вы куда более подходящий кандидат.
  Я внимательно посмотрел на нее и спросил:
  - Эрнест Хед?
  Она с готовностью кивнула.
  - Конечно. Эрнст Шварцкопф. Вопрос теперь только в том, как к нему
подобраться.
  - Подобраться? - усмехнулся я. - Вы это очень тонко сформулировали,
куколка. Вы имеете в виду: взять его и проутюжить, как меня, не так ли?
  Она покачала головой.
  - Нет, это крайняя мера. Если мы не сможем его разговорить, тогда все
пропало. Мне кажется, было бы лучше заставить его сбежать. Именно этого я
и добивалась. - Она сделала нетерпеливый жест. - Если бы речь шла только о
поимке и пытке, неужели, вы думаете, я стала бы тратить время и целыми
днями слушать проигрыватель? Но мне казалось, я смогу вынудить его на
бегство, и вот тогда мы с Максом последовали бы за ним. Куда бы он убежал,
как не к фон Заксу. Мне все еще кажется, что это возможно. Еще немножко
надавить ему на психику - и все получится. Тогда трое будут вести за ним
неусыпное наблюдение - вы двое и Макс, - ему не удастся скрыться. И он
выведет нас прямехонько на фон Закса. Так что с дорогой? По ней можно
проехать на обычном автомобиле или понадобится джип?
  - Когда я путешествовал по ней несколько лет назад, мы ехали на простом
пикапе. По моей информации, в этом году дорога в хорошем состоянии и там
можно проехать на легковушке. Но, разумеется, речь идет только о проселке
к югу от Антелоуп-Веллз. А во что превращается этот проселок вблизи хребта
Насиментос, можно только гадать. Вместе с тем маловероятно, что фон Закс
доставляет свои грузы на вьючных мулах. Если у него там достаточно большой
лагерь, действующий под видом археологической экспедиции, то подъездные
пути к лагерю вряд ли непроходимы для автомобилей.
  Кэтрин Смит нахмурилась.
  - Не могу сказать, что ваша информация мне очень помогла, мистер Эванс.
Расспросы местных жителей в Антелоуп-Веллз дали бы мне не меньше сведений.
Мне думается, что наше сотрудничество окажется очень неравноправным: нам с
Максом придется возложить на себя сбор необходимой информации и все бремя
риска.
  - Конечно! Скажите, хорошо ли вы и ваш напарник знаете эту часть
североамериканского континента, мисс Смит?
  - Что вы имеете в виду?
  - Что я вырос в этих местах. Я знаю эти пустыни и юры, золотко мое, как
свои пять пальцев. Дайте мне направление по компасу, и я точно скажу вам,
где искать фон Закса. Дайте мне четыре колеса и движок, и я вас туда
доставлю. Много ли вы в своей жизни ездили по проселкам - вы или ваш Макс?
Мне-то кажется, вы в основном привыкли передвигаться по асфальту. Когда я
говорю, что дорога в хорошем достоянии, я же имею в виду не шестиполосную
автостраду - это мексиканский проселок в пустыне! Так что я вам нужен! И
не стройте иллюзий.
  - Понятно. - Она криво улыбнулась. - Теперь, выхолит, дорога в таком
ужасающем состоянии, что необходимы проводник и возница. - Она передернула
плечами. - Ну ладно. Макс присмотрит за Хедом сегодня вечером. Вы смените
его завтра. А я позабочусь, чтобы он слышал музыку достаточно часто и
чтобы воспоминания о старом времени не покидали его надолго. Надеюсь,
скоро он не выдержит.
  Я ухмыльнулся.
  - Какая же вы милая! И главное, такая доброжелательная. Ну хорошо, по
рукам. Мы найдем фон Закса. А потом подбросим монетку или сделаем
что-нибудь в этом роде и посмотрим, кому он достанется. - Я смерил ее
взглядом. - Разумеется, если кто-то начнет мухлевать, договор расторгается.
  - Разумеется,
- Окей. Мы сменим Макса утром. Так, а теперь скажите, где мы находимся и
как отсюда выбраться.
  - . .Вскоре я сидел за рулем "универсала", который уносил нас с Шейлой к
мотелю. Я быстро сообразил, где мы: всего лишь в нескольких кварталах от
дома Кэтрин, в районе новостроек.
  - А где твой "жук", Худышка? - спросил я, не отрывая глаз от дороги. В
данных обстоятельствах мне было лучше не делать лишних движений.
  - Вон там поверни направо... Эрик!
  - А?
  - Ты что, не веришь этой... блондинке? Я с усилием повернул к ней лицо.
  - Верить? Кому? Этой симпатичненькой миленькой нежненькой пташечке? А
почему я должен ей верить? - я поморщился. - Вот в то, что она постарается
обдурить нас при первой же удобной возможности, я верю. Неужели ты
думаешь, я бы стал заключать с ней сделку, если бы сомневался?


                                  Глава 14


  Подъехав к нашему мотелю, я увидел, что голубой "фольксваген" меня
обогнал. Но тем вечером у меня " не было никакого желания кататься с
ветерком. К тому же мне пришлось остановиться у телефона-автомата и
позвонить в Вашингтон, чтобы истребовать информацию о женщине, называющей
себя Кэтрин Смит, о мужчине по имени Макс и о местной супружеской паре -
мистере и миссис Эрнест Хед, в прошлом имевших другую фамилию. Я подумал,
что мог бы еще приложить некоторые усилия, чтобы занести эти имена в
картотеку, хотя и сомневался, что получу информацию раньше, чем она
окажется мне ненужной.
  Я видел, как Шейла вышла из своей крошечной машины. Я как раз въехал на
стоянку с улицы. Она подошла к "универсалу".
  - Ты в порядке? - прошептала она. - Когда я заметила, что тебя нет сзади,
я начала волноваться. Пойдем скорее, я посмотрю твои ожоги.
  Она открыла дверцу и стала помогать мне вылезти из-за руля, но тут же к
ней вернулась се невротическая реакция на гетеросексуальные контакты, и
она отшатнулась от меня, отдернув от меня руку, точно от прокаженного.
Или, возможно, она просто решила, что двухсотфунтовый мужчина должен быть
совсем плох, коли он снисходительно позволил стофунтовой девушке-тростинке
помочь ему вылезти из машины. Она взяла у меня ключ от номера и пошла
открывать.
  - Слушай, Худышка, - сказал я, - чего ты добиваешься? Стать
победительницей конкурса нянь? Я оказывался в куда худших передрягах, и
ничего - выживал.
  Она обиделась. Потом рассмеялась.
  - Ну и ладно. Будь мужественным. Будь героем. Хочешь выпить?
  - А то!
  - Со льдом?
  - Если остался.
  - Все растаяло, - доложила она после краткой инспекции ведерка. - Я сейчас
принесу.
  Я начал было протестовать, как и подобает джентльмену, но она уже схватила
картонное ведерко для льда и выскочила из комнаты. Я сел на кровать и снял
рубашку. Изучив себя, я пришел к выводу, что вне зависимости от ощущений
моя грудь едва ли представляла пейзаж после катастрофы. Единственный
серьезный ожог я обнаружил на плече. В прочих местах я лишился лишь
верхнего слоя кожи. А то, что ожоги нестерпимо болели, для секретного
агента с моим опытом и мужеством было несущественно. По крайней мере, так
оно должно было казаться.
  Я вытащил из кармана тюбик с мазью, который дала мне Кэтрин Смит. Я читал
надписи и жалел себя, когда вернулась Шейла. Она поставила ведерко со
льдом на комод, подошла и выхватила тюбик у меня из рук.
  - Ты же не будешь мазать себя этой штукой!
  - А что?
  - Могу поспорить: она может наградить только разве что сифилисом!
  - Ну, вероятно, это единственное, чем она никак не могла меня наградить.
Худышка. Во всяком случае, у меня такое впечатление, что венерические
заболевания имеют совершенно иные симптомы.
  - Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать!
  - Конечно. Она отвратительное создание. Довольна? А теперь можно мне
выпить?
  Шейла бросила тюбик на кровать и пошла в дальний угол. На ней все еще было
летнее цветастое платье с широкой длинной юбкой и крошечным лифом, но она
сняла туфли на высоком каблуке и надела белые тапочки, более подходящие
для ее роли детектива. В них она была похожа на старшеклассницу. Я
наблюдал, как она смешивает мне коктейль, и все никак не мог понять,
почему, когда я гляжу на нее, у меня в горле возникает странная сухость,
которую не смогла вызвать сексапильная мисс Смит, вышедшая ко мне в
пикантном черном пеньюаре. Ну, скажем, почти не смогла. Я решил, что
просто старею, или отцовский инстинкт лает о себе знать, или просто я
научился себя обманывать.
  Я сказал, глядя на ее спину:
  - Я забыл поблагодарить тебя за помощь, которая подоспела как раз вовремя.
  К моему удивлению, она вздрогнула, точно я сказал что-то жестокое и
грубое. Она резко повернулась ко мне.
  - Хватит! - вскрикнула она. - Хватит делать из меня дуру!
  - Да я не...
  - Сама знаю! Я поступила по-идиотски! - Она говорила тихо, едва слышно. -
Ты думаешь, я этого не понимаю? Лучше бы ты взял с собой сюда зеленого
юнца для подмоги. Уж он бы быстро научился врываться в дверь с пистолетом.
Вот о чем ты сейчас думаешь, разве нет? Но я тебя не осуждаю. Только не
надо вечно язвить!
  - Я и не собирался язвить, - спокойно возразил я. - К счастью, все
получилось как нельзя замечательно. Никто не стрелял, трупов нет. И ты
появилась в нужный момент. Когда ты ворвалась в этот чертов гараж, я ломал
себе голову, как бы выбраться оттуда. И ничего не мог придумать. -
Помолчав, я добавил: - Но, разумеется, ты не должна устраивать за мной
слежку без приказа, куколка.
  Она подошла ко мне и передала стакан.
  - А тебе не надо укладывать меня в постель только потому, что я кажусь
тебе утомленной. Если бы я была мужчиной, здоровым и сильным, ты бы сам
попросил меня прикрыть тебя, разве нет? Это было бы в порядке вещей. Вот я
и прикрыла тебя.
  Потом она взяла тюбик, открыла крышку, выдавила короткого червяка себе на
ладонь и подозрительно понюхала.
  - Похоже, эта мазь и впрямь должна помочь. Как ты себя чувствуешь?
  - Замечательно. Нас, ветеранов невидимого фронта, не так-то легко
поджарить. У нас железные кости и носорожья шкура... О-ой!
  Она наложила мазь на ожог, точно была самой обычной девушкой, а не
психопаткой с комплексом неприятия мужского тела. Немного удивленный, я не
мог отвести взгляда от ее лица. Оно было бледным и решительным. Она
сосредоточилась на своих действиях, стараясь не смотреть мне в глаза. Одно
плохо - делала она это довольно неумело.
  - Эй, полегче! - взмолился я.
  - Эх ты! - сказала она почти нежно. - Ты с этой грудастой стервой, которая
разгуливает в исподнем, как дешевая шлюха. Черный пеньюар! А уж чулки -
чистый нейлон, черный цвет - в это-то время года! Ну, как вам это
понравится? - она приступила к моей груди. - Откинься чуть назад.
  - Эге, Худышка, - заметил я. - Да ты, видать, любитель подглядывать! Вот
ты кто, оказывается.
  - Окно было раскрыто. Тебе так уж необходимо было ее целовать?
  - На сопроводительной инструкции сказано: втирать легкими движениями! -
отозвался я. - Массаж не требуется, куколка! Этот городишко, похоже, кишит
женщинами с садистскими наклонностями. - Она немного поумерила пыл. Я
бросил на нее хитрый взгляд. - А что мне нужно было делать - заводить
интеллектуальную беседу с дамой в пеньюаре, дожидаясь, пока ее партнер
вылезет из койки и прибьет меня? А тебе-то что, кстати?
  Я хотел только тронуть ее слегка, как бы невзначай" но, похоже, в тот
вечер мои легкие прикосновения ни к чему хорошему привести не могли. Она
тут же отдернула руку. И через мгновение отошла от кровати и как-то
странно стала на меня смотреть. Ее глаза округлились, и в них заплясали
желтые искорки. Она взглянула на липкие пальцы правой руки, потом на тюбик
в левой ладони - тоже липкий. Она огляделась в поисках тряпки, чтобы
вытереть мазь с рук, но ничего не нашла. Она уронила тюбик на пол и,
развернувшись, бросилась к двери.
  Но я уже был на ногах. Правда, она бы опередила меня, если бы дверная
ручка хорошо работала, а ее пальцы не были бы скользкими. Оба эти
обстоятельства дали мне фору, и я вмиг оказался рядом с ней. Я схватил ее
за плечи и ногой захлопнул дверь. Она вдруг окаменела в моих объятиях. -
Не прикасайся ко мне!
  - Перестань! Мы же решили покончить раз и навсегда с этими играми в
недотрогу, не забыла? Все равно ведь итог будет таким же, как в случае с
игрой в молчанку.
  - Пусти меня, - прошептала она. - Пожалуйста. Я отпустил ее. Она
повернулась ко мне, стараясь не дотрагиваться до платья липкими пальцами.
  - Извини, - тяжело дыша, прошептала она. - Я... просто дура. Истеричка.
Все уже прошло.
  - Ну и хорошо.
  - Доктор Стерн все мне объяснил. Он называет это трансференцией. Так,
кажется. Вот и все. Просто трансференция.
  - Ну, конечно - трансференция.
  - Это вполне естественная реакция, - продолжала она. - То есть ты тут ни
при чем. Ведь ты, в конце концов, спас мне жизнь.
  - Я и двадцать четыре бойца полковника Химинеса.
  - Но ведь они не заработали себе мозоли, вынося меня на носилках. Они
же... Не поили меня молочными коктейлями и не забавляли меня разговорами
на протяжении всей дороги через континент, точно я нормальный человек, а
не полуживой труп. И ведь они не увезли меня оттуда, где эти живодеры
хотели разобрать мой мозг по частям, точно сломанные часы, и вставить
новые колесики и пружинки, не спрашивая моего согласия... Пусти меня, я
уйду к себе, Эрик. Пожалуйста!
  - Ну конечно!
  Она не шелохнулась.
  - Черт побери, - прошептала она. - Ты же самый обыкновенный мужчина - ну,
немножечко выше прочих. Да ты и не особенно-то джентльмен. То есть ты не
гнушаешься так все устроить, чтобы даже при выполнении задания посягать на
женщину... Задание! Да я же видела тебя в деле! не такой-то ты и отважный:
ты стонешь и корчишься от боли, как все. Я слышала эти стоны. Не понимаю,
почему... То есть я хочу сказать, в тебе ничего особенного нет. И я не
понимаю, почему все женщины... Эрик!
  - Да?
  - Выгони меня. Открой дверь и вышвырни меня. Это просто трансференция.
Простой психический феномен. Ведь это же нечестно: заставлять меня стоять
здесь и разыгрывать перед тобой целый спектакль. Это нечестно -
насмехаться надо мной.
  - Мне вовсе не смешно.
  В комнате вдруг стало тихо. Она слегка покачала головой, глядя на меня.
Потом шагнула ко мне - или я к ней, уже не помню, как все произошло. Потом
мы замерли. Надо было подумать о самых бытовых мелочах.
  Кто-то из нас рассмеялся, может быть, мы оба, не помню. Шейла быстро
повернулась ко мне спиной.
  - Если ты все-таки не намерен меня вышвырнуть, - прошептала она, - тогда
помоги мне снять платье, а то... а то ты перемажешь меня этой чертовой
мазью!


                                  Глава 15


  Проснулся я с острым чувством страха. Поначалу я не мог вспомнить, что же
я такое натворил. Но ощущение было такое, что - Нечто непростительное. Я
сел в постели и огляделся. В номере я был один. Шейлы и след простыл. Она
ушла среди ночи, забрав с собой свою одежду.
  Я натянул штаны и, подойдя к зеркалу, взглянул на себя. Единственное, что
в моем отражении мне понравилось, так это орнамент из ожогов и волдырей на
груди - они были очень привлекательными, взять за руки, за ноги и медленно
поворачивать над раскаленными углями, как поросенка на вертеле. Подонок,
который воспользовался иррациональным комплексом обожествления героя и
благодарности, развившимся у больной и запуганной девушки, за которую ты
несешь ответственность.
  - Мистер Эванс? - раздался внезапный стук в дверь, от которого я чуть
вздрогнул.
  Шейла! Я подбежал к двери и распахнул ее. Она стояла, держа в обеих руках
по картонному стаканчику с кофе: вполне здоровая и совсем не запуганная, в
белой рубашке с коротким рукавом и светло-коричневых полотняных брючках, в
которых она путешествовала со мной несколько недель назад в "универсале".
Только теперь они были чистенькие и отглаженные. Если не считать этих
брючек, которые, надо сказать, являются наименее вожделенной мною частью
женского туалета, она выглядела уже совсем как женщина, а вовсе не как
нервный ребенок - впервые за все время, что мы были знакомы.
  Она прошла мимо меня. Я закрыл за ней дверь. Когда я обернулся, она
внимательно стала рассматривать меня.
  - В чем дело, милый? - спросила она. - У тебя ужасный вид. Ты переживаешь
запоздалый шок от случившегося вчера? Дай-ка я посмотрю твое плечо.
  - К черту плечо! - отрезал я. - Ты в порядке?
  - Я, почему это со мной... - она нахмурилась. - А! - и расхохоталась. -
Господи, у тебя что - приступ угрызений совести или что-то в этом роде?
  - Что-то в этом роде, - мрачно заметил я.
  - Вот. Пей кофе и постарайся вести себя благоразумно.
  - Я чертовски благоразумен, но вот доктор Томми пристрелил бы меня - и
поступил бы по справедливости, - узнай он о случившемся сегодня ночью.
  - Не глупи! Это же смешно. Доктор Стерн просто идиот, если он думает... А
что он, собственно, думает?
  - Ну, я бы сказал, что соблазнение пациентки - слишком сильное лекарство
из всех, которые он согласился бы прописать в данном конкретном случае...
  - Ну я же говорю: он идиот. Я ведь была замужем, милый. Я была... Ну, я же
не девственница, понимаешь? нет, правда, уж чего нет, того нет. Так чем же
мне могло повредить желание лечь в постель с мужчиной, который мне
нравится? - Она засмеялась. - Так в итоге кто кого соблазнил?
  Я смотрел на нее и размышлял о том, что события и люди всегда опровергают
наши ожидания - в особенности люди.
  - Ты бесстыжая девочка, Худышка!
  - Конечно, - согласилась она. - А за кого ты меня принимал? Тебе-то и надо
было только пролистать мое досье, и ты бы понял, что, если бы я не была
бесстыжей девчонкой, я бы давно уже отправилась на тот свет. - В ее голосе
зазвенели железные нотки. - Не бойся меня обидеть, милый. Мной занимались
истинные мастера своего дела - Не только в Коста-Верде. Как-нибудь " я
поведаю тебе историю своего брака. Это было то еще испытание! Так что меня
не так-то легко сломать. И то, что я - не такая фигуристая, как... как
башенный кран, вовсе не означает, что... - Она осеклась.
  - Опять за старое, - ухмыльнулся я. Засмеявшись, она сказала:
  - Честно: я и думать не думала сейчас о Кэтрин Смит. Ну, а может, и
подумала... Эрик?
  - Что?
  - Вчера... я много глупостей наговорила? не относись к ним слишком
серьезно, ладно? Я молча посмотрел ей в глаза.
  - Договорились.
  - Ну, то есть, давай не будем забивать себе голову глупостями и молоть
всякую чепуху про любовь, - затараторила она. - После всех этих месяцев,
когда я была точно зверек в клетке, мне хотелось броситься на шею любому,
кто будет обращаться со мной по-человечески. Так что ты не бери на себя
никаких обязательств. Я переживу. - Она быстро допила кофе и взглянула на
часы. - Ну, мне пора.
  - Куда?
  - Как? - она искренне удивилась. - Один из нас должен ехать на
Сагуаро-хайтс и подменять Макса. Ты разве забыл?
  - Да, точно. Чуть не забыл. - Я помолчал. - Ладно. Но будь осторожна.
  - В каком смысле?
  - Возможно, они думают, что мы с тобой два лопуха, с кем можно поиграть в
кошки-мышки. Ну и отлично. Это нам как раз и нужно. Во-первых, такой
подход аннулирует пакт о взаимопомощи. А мне бы очень хотелось, чтобы наши
компаньоны постарались надуть нас первыми. Это дело принципа. Я же
чрезвычайно принципиальный человек. Иногда.
  Она улыбнулась.
  - А ты очень неглуп. Но только ты от меня все скрываешь.
  - Надеюсь, что я и в самом деле не дурак. А не рассказываю я тебе всего
потому, что когда чего-то не знаешь, действуешь в некоторых ситуациях
лучше. К тому же, возможно, я ошибаюсь.
  Она задумалась. Потом сказала:
  - Спору нет: у них есть все законные основания претендовать на фон Закса -
если позволишь так это сформулировать.
  - У них есть задание легально арестовать его и вывезти из страны так же
легально - если им это удастся. Но чтобы похищать его за совершенные им в
прошлом преступления, права у них не больше, чем у нас права убить его за
преступления, которые он готовится совершить в будущем. Все мы в равной
мере действуем вне рамок закона. - Я взглянул на ее гладкое, чистенькое
личико, на котором выделялись покрашенные губы. - И не забывай, что пусть
даже их помыслы чисты и непорочны, сами-то они далеко не воплощение
непорочности. Так что держи ухо востро.
  В то утро Шейла пару раз по телефону обменивалась со мной впечатлениями.
Около полудня, поехав за ней, я обнаружил ее сидящей в голубом
"фольксвагене" напротив агентства по продаже автомобилей, где работал
Эрнест Хед. Это была оживленная торговая улица неподалеку от центра
Тусона. Я слегка нажал на клаксон, проезжая мимо нее, и, свернув за угол,
нашел место для парковки.
  Скоро Шейла уже сидела рядом со мной в "универсале". Я сдвинул коробки,
чтобы освободить ей место.
  - По-прежнему ничего, - сказала она. - Я уже говорила тебе утром по
телефону, что он приехал, как только я заступила на дежурство. Он провел в
агентстве все утро. Скоро он, наверное, выйдет обедать. А может,
отправится домой. Сегодня же суббота. Может, он работает только полдня. -
Она помолчала. - А за мной сегодня следили.
  - Кто? Макс? Она кивнула.
  - Похоже, он просто меня проверял. Белый "фэлкон-универсал" с аризонскими
номерами. На передних колесах обычные покрышки, на задних - шипованные.
  - Видно, они и впрямь подготовились к тяжелому путешествию по пескам и
грязи. Она удивленно поглядела на меня.
  - А зачем ты уверял мисс Смит, что дорога в хорошем состоянии? Мне-то ты
говорил совсем другое.
  - Если она раздобудет джип, у нее не будет проблем, но и нам понадобится
джип, чтобы поспевать за ней. А если она отправится в своем седане, то
быстро увязнет, и мы этим воспользуемся. По крайней мере, ей придется
ехать тихим ходом и глядеть в оба. А поспешая, она далеко не уедет. Вот
потому-то я и не хочу, чтобы она отправлялась в путь на джипе. Уяснила?
  Шейла засмеялась.
  - Как же это здорово - быть таким умным! - промурлыкала она.
  - А Макс сейчас где-то поблизости?
  - Нет. Я в этом почти уверена. А что в этих коробках?
  - Кое-что, что может нам понадобиться потом. Я сделал запасы. Мы двинемся
в путь, как только поймем, куда надо ехать, и как только пристреляем наше
ружье. Оно, кстати, на заднем сиденье. Может, пойдем перехватим гамбургер
и займемся стрельбами?
  - А как же Эрнест? - спросила она.
  - Он не убежит. Об Эрнесте можешь не беспокоиться. Она некоторое время
испытующе смотрела мне в глаза.
  - Ну, надеюсь, ты сам знаешь, что делаешь.
  - Конечно. Заставляю тебя сгорать от любопытства - вот что я делаю.
Возвращайся в свою машину и поезжай прямо, но сначала дай мне возможность
объехать квартал - на всякий случай. Я не хочу, чтобы Макс видел, как мы
оба уезжаем, а то он сильно разволнуется. Я проеду мимо тебя и посигналю,
если все чисто.
  На хвосте у нас никого не было. Мы купили по гамбургеру в придорожном
ресторанчике, после чего выехали в пустыню и помчались к недавно
обнаруженному мною косогору, где можно было соорудить импровизированное
стрельбище. Я установил на склоне горы несколько мишеней, а потом попросил
Шейлу принести ружье и с близкого расстояния произвести несколько пробных
выстрелов, чтобы определить стрелковые качества оружия. Мы наскоро
приладили и сцентровали оптический прицел, так чтобы можно было попасть в
бумажные мишени со ста ярдов, потом отошли подальше и приступили к
стрельбе патронами разного веса - я их все взял с собой.
  - Тебе придется взвалить на себя всю основную работу, Худышка, - сказал я.
- Мое плечо сейчас в таком состоянии, что отдачи от выстрела я не выдержу.
Произведи пять выстрелов одинаковыми патронами. Целясь как можно ближе к
центру, старайся не водить стволом при каждом новом выстреле.
  Глядя, как она стреляет, я все радовался, что не купил "магнум". Даже
стандартное ружье калибра 30-06 слишком тяжкая ноша для хрупкой девчонки,
которая стреляет из положения лежа, когда тело не может откинуться назад
по инерции вместе с прикладом, но должно оставаться неподвижным и выносить
всю страшную силу отдачи. Я присел у нее за спиной, держа в руках бинокль.
Бинокль был неплохой, но недостаточно сильный, чтобы я мог различить с
такого расстояния пулевые дырки в мишенях. Впрочем, мне было интереснее
наблюдать за девушкой.
  Солнышко весело играло в ее коротких волосах. Она лежала неподвижно и
спокойно нажимала на спусковой крючок. Я еще не забыл то время, когда ее
волосы стали совсем короткие, сбившиеся и грязные. Эти наблюдения не имели
никакого отношения к пристрелке ружья или к оценке ее стрелкового
мастерства. Но главное, она, похоже, знала свое дело. Все наши новобранцы
проходят курс стрелковой подготовки, да не всем это идет на пользу. После
того, как Шейла закончила стрельбу, мы пошли посмотреть мишени. Я приложил
карманную линейку к лучшей мишени.
  - Кучность - четыре дюйма с четвертью при пуле весом в сто пятьдесят
гранов, - сказал я. - Затворное ружье, которое со ста ярдов не кладет пули
в радиусе два дюйма, можно выбросить, а нам надо добиться
полуторадюймового радиуса. Кучнее не получается?
  - Мне казалось, что все ложатся один в один, - ответила Шейла.
  - Не возражаешь, если я устрою тебе проверку?
  - Нет, - сердито сказала она. - Конечно, не возражаю.
  - Не кипятись. Худышка. Я же должен знать, почему такой разлет - то ли это
у тебя рука нетвердая, то ли ружье такое. То, что ты великолепна в
постели, вовсе не означает, что ты на стрельбище не хуже.
  Она воззрилась на меня с негодованием, потом рассмеялась. Мы вернулись на
стоярдовую отметку, и я произвел пять выстрелов. Стрельба не доставила мне
никакого удовольствия. Ожог на плече оказался именно там, куда упирался
затылок приклада. Мои пять пуль легли только на полдюйма кучнее, чем у
нее, - результат вполне достаточный для удовлетворения мужского самолюбия,
но ни к черту не годный для получения приза за точность. После проверки и
смены мишеней я достал инструменты и разобрал ружье. Она сидела рядом и
наблюдала.
  - По-моему, приклад немного перекосился. На легких ружьях так бывает
довольно часто. Ствол должен лежать на ложе, не соприкасаясь с деревянными
частями, но, по-моему, тут что-то на ствол давит, и оттого его слегка
заклинивает. Надо просто чуть-чуть расточить канал ствольной коробки и
вложить туда несколько картонных прокладок, чтобы во время стрельбы ствол
не давил на приклад. Да и магазин не должен намертво закрепляться, - я
взглянул на нее. - Вас ничему этому не учили в школе?
  - Нет. Нас учили только стрелять.
  - По правде сказать, всего этого я набрался еще детстве. Я всегда был
малость помешан на стрелковом Оружии. И на ножах, мечах и прочих вещах,
которые щекочут детское воображение. Все это было, конечно, 10 второй
мировой войны. Я прослужил в действующей армии пару месяцев, после чего
меня забрали и определили в нашу организацию. С ними-то уж я повоевал на
славу.
  - А потом? - спросила она.
  - А потом я сказал: хватит - и женился. Но зря. Хотя, правда, не совсем
так. Мне не разрешили рассказывать невесте о моих фронтовых приключениях,
и все было просто замечательно много лет, пока она вдруг не обнаружила, с
каким монстром ей приходится делить супружеское ложе. Сейчас она в Неваде.
Замужем за владельцем ранчо.
  - Она, должно быть, совсем дура? Я взглянул на нее и усмехнулся.
  - Ты бы лучше следила за трансференцией. Худышка. - Я покачал головой. -
Нет, тут, скорее, дело было не в мозгах, а в нервах. Бет девушка с
головой. Просто у нее аллергия на всяческое кровопролитие. Как я
подозреваю, ей всегда казалось, что я от нее что-то скрываю - конечно, так
оно и было: я подчинялся приказу. - Я начал собирать ружье. - Ну вот,
теперь оно должно стрелять немного лучше.
  - Эрик!
  - Да?
  Шейла говорила тихим голосом.
  - А ты не думал снова жениться? На ком-то, кто... ну, кто о тебе все знает
и не имеет никаких предубеждений?
  Я взглянул на одинокую фигурку посреди залитой солнцем пустыни.
  - Не говори глупостей! Это же простой психический феномен. Ты его
преодолеешь. Ты же сама так сказала. Она закусила губу.
  - У тебя есть... подруга?
  - В Техасе живет одна замечательная леди. И симпатичная. Я иногда провожу
с ней отпуск.
  - А она в курсе того, чем ты занимаешься?
  - Я познакомился с ней на задании. Она была некоторым образом случайно
замешана в одном деле. Да, она в курсе. Но у нее было четыре мужа, и она
не ищет пятого, если ты об этом.
  - А она... правда красивая?
  - И молодая. И богатая. И ко всему прочему, она замечательный человек -
хладнокровная, утонченная натура. Ты что хочешь от меня услышать - что я
ухлестываю за отъявленной стервой?
  Шейла коротко засмеялась.
  - Ты любишь ее?
  - Держи покрепче - я сгибаю! Ровнее держи! Хорошо. Мне-то казалось, что мы
не будем болтать всякую чепуху про любовь и все такое...
  - Не цепляйся к моим словам. Был у меня муж. Сущий зверь. Мразь, каких
свет не видывал. То есть в буквальном смысле зверь - в физическом,
интеллектуальном, моральном. Только это все проявилось уже после нашей
свадьбы, а может, я просто была глупая, безмозглая девчонка и не раскусила
его сразу. Это был человек, после которого тебе, если ты женщина, хочется
истребить всех мужчин. В общем, я с ним развелась и вступила в нашу
организацию, надеясь, что получу у них работу в таком духе. Уничтожение
мужчин - эта миссия была по мне. Понимаешь, я его очень сильно любила. А
потом была страшно разочарована, подавлена, растоптана...
  - У доктора Томми на твой счет существует одна гипотеза, которая примерно
соответствует тому, что ты мне сейчас рассказала. Впрочем, конечно, он это
рассматривает под сексуальным углом зрения - как и все ему подобные
умники. Эти ребята страшно боятся, что папа Фрейд откажется от них, если
они будут интерпретировать человеческие недуги в ином ключе.
  Она поглядела на меня исподлобья.
  - А что тебе рассказывал доктор Стерн про меня?
  - Ну, что-то о детской психологической травме - разумеется, сексуального
характера. Томми, правда, пока что не усек ее природу, но уже
догадывается, в чем суть проблемы.. Но он искренне полагает, что в этой
травме ключ к; решению всех твоих проблем.
  Она расхохоталась.
  - Слава Богу, детство у меня было самое нормальное. Таинственный
незнакомец не преследовал меня в парке, на лестнице ко мне не приставал
дворник. Нет, честно.
  - Ты разобьешь Томми сердце, - сказал я. - Ну, тогда остается твой
несчастный брак. Он говорил, что брак распался, причем одна сторона
выдвигала обвинения в жестокости, в то время как другая - во фригидности.
  Она поморщилась.
  - Разве ты не знаешь, что, если мужчина хочет публично унизить женщину, он
называет ее фригидной. Как же, интересно, доктор Стерн увязывает мою
предполагаемую фригидность с тем фактом, что я отправилась в Коста-Верде с
намерением, с добровольным намерением, соблазнить бородатого бандита,
которого ни разу в жизни не видела?
  - Томми будет уверять, что ты старалась самоутвердиться в глазах
окружающих, подвергнув себя смертельной опасности. Ты хотела
продемонстрировать - опять-таки себе и всем остальным, - что твой муж был
просто бессовестным человеком. И согласно гипотезе доктора Томми, ты и в
самом деле кое-что доказала: свою несостоятельность. Он полагает, что ты
запаниковала, когда Эль Фуэрте начал выказывать к тебе мужской интерес, ты
раскололась и завалила операцию.
  Она отвела взгляд.
  - А сам ты что думаешь?
  - Не глупи. Я же мистер Генри Эванс, который провел с тобой в постели
ночь, не забыла? Так что будем считать, что гипотеза о фригидности
опровергнута. Но вопрос, что случилось с тобой в Коста-Верде, остается
открытым.
  - Я просто лопухнулась, - откровенно сказала она. - Ну, быть может,
немного перетрусила. Нет, дело не в Эль Фуэрте. Просто я боялась, что
попадусь и меня убьют.
  - Так ведь это нормально. В чем же ты лопухнулась?
  - Я завладела пистолетом. Его пистолетом. Он пригласил меня в свою хижину
- все шло по разработанному нами плану - и широким жестом снял ремень с
кобурой, чтобы я не поранила свою нежную кожу. Я схватила его пистолет. Но
ведь ты знаешь, какой предохранитель у этих автоматических 45-го калибра.
Если держать пистолет неправильно, эта чертова личинка на пружине стоит
как мертвая и ничего не происходит, даже когда предохранитель снят и ты
нажимаешь на крючок. У меня маленькая ладонь, и к тому же я немного
волновалась. А у него была отличная реакция - такой прыти трудно было
ожидать от человека его комплекции. Ну и вот, промешкавшись секунду, я
свой шанс упустила...
  Рассказ был вполне правдоподобный. Среди своих знакомых, из тех, кто имел
в своей жизни дело с огнестрельным оружием, я не знаю ни одного, кого бы
хоть раз не подвел предохранитель. Беда только в том, что я на своем веку
наслушался массу правдоподобных рассказов. И знал, что она мне солгала.
Там что-то произошло, о чем она то ли боялась, то ли стыдилась мне
рассказать, - возможно, в самый решающий момент она "прокололась" куда
более обидным образом, чем пыталась мне внушить.
  Что ж, всякое бывает. Мне просто хотелось, чтобы она не чувствовала
необходимости лгать и не думала, будто мне не наплевать, проявила она
тогда мужество или нет. Я передернул затвор и передал ей ружье.
  - Давай закончим нашу тренировку и поедем искать тень. Отстреляй еще пяток
сто пятьдесят новых патронов, и посмотрим, насколько кучно эта штука
теперь кладет. Потом сцентруем прицел с погрешностью три дюйма вверх на
сто ярдов. Тогда на дистанции двести пятьдесят оно будет бить в десятку.
Как плечо?
  - Все нормально. Эрик?
  - Что?
  - Да нет, ничего. Пять выстрелов, говоришь?
  - Пять.
  - Когда-нибудь, - сказала она жизнерадостно, - я влюблюсь в мужчину,
который удовлетворится тремя пробными выстрелами или будет сам
пристреливать свои ружья.


                                  Глава 16


  На обратном пути я остановился у телефонной будки. Мне пришлось звонить на
станцию, потому что абонент, с которым я хотел соединиться, получил
телефон недавно, и его еще не внесли в городской справочник. Набрав нужный
номер, я подождал довольно долго, но трубку никто не снял. По-видимому, ни
Кэтрин Смит, ни ее так называемого "отца" дома не было. И не должно было
быть, если они действовали, как я и предполагал.
  Добравшись до мотеля, я увидел, что "фольксваген" Шейлы уже припаркован у
ее двери. Я хотел зайти к ней, но потом решил, что мне ей сказать нечего,
а если ей было что сказать мне, то возможностей для этого у нее было
предостаточно. Ладно, черт с ней и с ее секретами. Как только я вошел к
себе в номер, затрезвонил телефон. Я закрыл дверь, снял трубку и услышал
ее голос.
  - Мистер Эванс? Извините, что потревожила вас. Вы, верно, заняты...
  Я стоял не шелохнувшись, крепко сжимая в руке трубку. Было всего лишь три
слова, которые она могла употреблять: беспокоить, мешать и тревожить. Мне
всегда казалось, что "тревожить" дурацкий глагол, совсем не подходящий для
бытового приветствия, но это было кодовое слово, которым мы обычно
пользовались.
  - Вы меня совершенно не потревожили, мисс Саммертон, - я повторил кодовое
слово, дав ей понять, что принял ее сигнал. - Я только что вошел в номер.
И еще не приступил к разбору анкет. Вам что-нибудь нужно?
  Она заговорила. Ее голос звучал ровно, а я лихорадочно соображал. Все три
слова были вариацией одной и той же темы. Первое означало: "Я в беде,
спасайся". Второе - "Я в беде, помоги мне". А третье, которое она
употребила, означало: "Я в беде, сделай отвлекающий маневр - и я сама
справлюсь".
  - Конечно, мисс Саммертон, конечно. У меня есть лишний экземпляр буклета с
инетрукциями. Я сейчас его вам принесу.
  Я положил трубку и воззрился на стену, но размышлять было не о чем. В
такой ситуации мешкать нельзя. Агент, оказавшийся в беде, подает сигнал
бедствия. Конечно, как старший группы, я вполне мог оставить этот сигнал
без внимания, отдав се на растерзание волкам, если бы счел такой вариант
полезным для спасения операции. Но если бы я стал действовать, то
действовать следовало именно так, как она и просила.
  А просила она не о помощи, а только об отвлекающем маневре. Что бы с ней
ни случилось, она собиралась но всем разобраться самостоятельно, полагаясь
только на силу своих тонких рук. Я подумал о слаженном тандеме Кэтрин и
Макса и о том, с каким лихим профессионализмом они заманили меня в засаду
и всадили иглу в шею...
  Я взглянул на часы. Десяти минут, решил я, вполне достаточно для того,
чтобы тот, кто держал ее на мушке - а именно так, надо думать, и обстояло
дело, - начал нервничать, но не вполне, чтобы заподозрить неладное. Я
провел эти томительные десять минут, рассовывая по карманам вещи, которые
могли бы мне пригодиться. Когда я вышел из номера, низкое вечернее солнце
на мгновение ослепило меня. В руке я держал желтую брошюрку, которая
придавалась нашим опросным листам.
  Зайдя за угол, я увидел, что бассейн полон полуголых? детей. Взрослые
нежились в шезлонгах у кромки воды, но шум и гам, звенящие в воздухе,
производили только дети. Я подождал, пока пространство перед дверьми
номера Шейлы очистится от случайных прохожих, быстро подошел и энергично
постучал кулаком.
  - Откроите! - крикнул я как можно громче. - Откройте! Полиция!
  Уловка была не шибко хитроумная. Скорее, дурацкая., Что ж, такими и бывают
все отвлекающие маневры. Вы или затеваете драку, или устраиваете пожар в
мусорном баке, или взрываете хлопушку. Об остальном должен позаботиться
другой - тот, кто попал в беду. И лучше бы ему - или ей - в такой момент
поторопиться.
  Я услышал за дверью возню. Прозвучал выстрел из малокалиберного пистолета.
Я сразу узнал этот хлопок, но вокруг никто, кажется, не обратил на него
внимания - возможно, из-за гомона детей в бассейне. Наступила долгая,
очень долгая пауза. Я с трудом подавил поползновение задавать через дверь
идиотские вопросы или грозить выломать дверь. Потом дверь и сама
открылась. Выглянула Шейла. В руке у нее был тонкоствольный автоматический
пистолет 22-го калибра, которого я у нее раньше не видел.
  - Мне пришлось сломать ему палец скобой спускового крючка, а то он не
хотел выпускать его из рук, - сказала она спокойно. - Не считая сломанного
пальца, единственный урон - это пулевое отверстие в потолке. Кто-нибудь
слышал выстрел?
  Я помотал головой. Мне захотелось обнять ее и крепко расцеловать за то,
что она осталась невредима - и к черту ее невинную ложь! Но время было
совсем не подходящее для подобных сентиментальных выходок.
  - Хорошо сработано, Худышка, - сказал я, вошел в номер и увидел
коренастого лысоватого мужчину с бледным лицом. Он сидел на кровати,
обхватив ладонь. Один палец был неестественно выгнут в сторону.
  - Это Эрнест Хед, - зачем-то пояснила Шейла. Я услышал, как за моей спиной
закрылась дверь. Она продолжала: - Пропала его жена. Он решил, что нам
что-либо о ней известно. Когда я сказала, что мы ничего не знаем, он
попросил позвонить тебе.
  Глядя на сидящего на кровати человека, я ощутил прилив того
полусамодовольного, полувиноватого восторга, какой неизменно испытываешь,
когда начинают сбываться твои самые дьявольские козни.
  - Он постучал сразу же после моего прихода, - рассказывала Шейла. -
По-моему, когда я брала у него интервью вчера вечером, я упомянула, что
остановилась в этом мотеле. Он ткнул мне в лицо пистолет и вломился в
номер. Он был просто вне себя. Похоже, он вообразил, что мне известно то,
о чем я и понятия не имею. Возможно, я бы могла обезоружить его раньше, но
мне показалось, что лучше дать ему выговориться.
  Она произнесла все это очень спокойным голосом. Я взглянул на нее. Глаза
ее помрачнели, губы ВЫТЯНУЛИСЬ в тонкую ниточку - все это
свидетельствовало о том, что для нее оказаться запертой в комнате наедине
с вооруженным мужчиной стало испытанием не таким уж простым, каким она бы
хотела мне представить. Но в конце концов я счел это безобидным и
естественным лукавством. Что бы ни случилось с ней в Коста-Верде, она за
все расквиталась здесь.
  - И что ж он тебе рассказал? - поинтересовался я.
  - Что его настоящее имя Шварцкопф. Эрнет Шварцкопф. Настоящее имя его жены
- в девичестве - Герда Ландвер. - Шейла бросила на меня осуждающий взгляд.
  - Ты ведь это знал.
  - Я впервые услыхал эти имена вчера вечером. Ты сама знаешь где.
  Человек на кровати пошевелился и поднял глаза.
  - Герда... - проговорил он. - Гертруда... Труди... Где она? Что вы с ней
сделали?
  - В настоящее время Гертруда Хед - американская домохозяйка средних лет, с
темными волосами, - продолжала Шейла. - Мы познакомились вчера вечером. Но
когда-то, по его словам, в Германии она была привлекательной блондинкой и
делала себе карьеру.
  - Она просто хотела весело жить, - запротестовал Хед. - Как и все девушки.
Ей хотелось веселья, денег, музыки и танцев.
  - Они собирались пожениться, - говорила Шейла. - Но тут к власти пришли
нацисты, началась война, у Герды появилась партия повыгоднее, и она
сделала свой выбор. У нее было несколько любовников в офицерских мундирах,
но предпочтение она отдавала одному, получившему назначение в концлагерь -
в тот же концлагерь, где служил некий известный нам с тобой генерал. Можно
предположить, что, находясь в том лагере, она создавала себе сомнительную
славу. Помните жену одного лагерного коменданта, которая любила заказывать
абажуры из человеческой кожи? Герда, похоже, увлеклась тем же...
  - Это неправда! - поспешно возразил Хед. - Я же говорил вам! Эту ложь
распускали завистливые и ревнивые люди. Герда никогда...
  - Как бы там ни было, - продолжала Шейла, - военная кампания оказалась не
столь победоносной, и мыльный пузырь нацизма лопнул. Однажды Эрнст услышал
стук в дверь. Он открыл - и увидел свою великолепную Герду, оголодавшую,
продрогшую, в лохмотьях. Ее разыскивали. Она несколько месяцев провела в
бегах. Но больше у нее не было сил. Ей хотелось только найти место, где
бы, по ее словам, преклонить голову. Она и не ожидала, что он ее простит.
Он был волен поступить по собственному разумению, а посему он впустил ее,
накормил, обогрел, а потом связался с властями. Об остальном можешь
догадаться. Он спрятал ее у себя и в конце концов каким-то образом
выправил для них обоих проездные документы в Америку, где они и поселились
под новыми именами. С тех пор они живут у нас в стране.
  Эрнест Хед поднял взгляд.
  - Мы жили здесь тихо, принося пользу обществу. Мы никому не причинили
вреда. Неужели этому не будет конца? неужели ей не будет позволено забыть
об ошибке, которую она совершила пятнадцать, двадцать лет назад, в пору
юности? Почему ее не оставят в покое? - Он помолчал. - Скажите мне, по
крайней мере, где она. Скажите, что с ней. Прошу вас!
  - А что, по-вашему, с ней могло случиться? - спросил я.
  - Я думаю, что вы ее где-то допрашиваете, может быть, пытаете. Чтобы
заставить говорить.
  - О чем? О том, что случилось в нацистском концентрационном лагере
пятнадцать или двадцать лет назад? Вы же вели здесь тихую, общественно
полезную жизнь, Хед. Это ваши слова. И никому не причинили зла. Так о чем
же сегодня может рассказать ваша жена, что представляет для кого-то живой
интерес?
  Наступило молчание. Я сделал Шейле незаметный знак. Она приблизилась. Хед
рассматривал свою покалеченную руку. Я тихонько выудил из кармана
небольшую коробочку и передал Шейле. Она молча скрылась в ванной.
  - Ну так что, мистер Хед?
  - Недавно нам позвонили, - сказал он, не поднимая глаз. - Несколько
месяцев назад. Может, и год назад. Я видел, что Герда сразу изменилась в
лице, сняв трубку. Звонивший ей человек что-то про нее знал. Это был
шантаж. И ей пришлось ему подчиниться.
  - Что он приказал ей сделать?
  - В хорошую погоду мы часто выезжаем на природу. Нам было приказано
выехать в пустыню к югу от города и поставить там палатку. И искать камни.
Я собираю образцы пород. Вскоре приехал джип и увез Герду. Она
отсутствовала два дня. Потом она вернулась, и мы поехали обратно в Тусон.
  - Она не сказала, где была? Он покачал головой.
  - Но потом мы купили коротковолновый приемник, и она в определенное время
стала его слушать. Иногда она куда-то уходила. Иногда у нас в доме
появлялись незнакомые мне люди.
  - И что это будет, Эрнест, "четвертый рейх"? - спросил я. - Здесь, на
обоих американских континентах? Он не ответил. Тогда я задал еще один
вопрос:
  - А как к этому отнеслась Герда? Она вернулась из той двухдневной поездки
радостная? Возбужденная? Может быть, ликующая?
  Он бросил на меня косой взгляд и собрался было что-то сказать, но
передумал.
  - Я уже говорил, - мрачно буркнул он. - Ее заставили с ними сотрудничать.
Она ничего не могла поделать.
  - Как? Она же могла обратиться к американским властям!
  - И выдать себя? - он содрогнулся. - Вы забываете: она же в черном списке.
За ней все еще охотятся. Так будет продолжаться до самой ее смерти. Это же
нелюди! Если бы им стало известно ее местожительство, они бы тотчас
слетелись сюда точно стервятники. - Он поглядел на меня. - Может, и вы из
их числа. От кого мы все эти годы скрывались. Если это так, то у к вам
будет только одна просьба. Сделайте это быстро. Пусть все поскорее
закончится. Хватит тянуть. Это и так уже тянется довольно долго.
  - Согласен, - сказал я. - Позвольте взглянуть на вашу руку. - Я склонился
над ним и осмотрел выбитый палец. - Палец должен вправить врач. Но мы
дадим вам лекарство - боль утихнет.
  Я держал его за правую руку. Пока он сообразил, что происходит, я сел на
его левую и кивнул Шейле, выросшей у меня из-за спины. Он стал вырываться,
но я держал его крепко, пока она всаживала иглу ему в предплечье. Кэтрин
Смит и ее верный Пятница не обладали эксклюзивными правами на технологию и
оборудование. Это стандартный прием у профессионалов в наше время. Эрнест
Хед сопротивлялся недолго. Он издал глубокий выдох и уснул. Мы уложили его
поудобнее на кровати.
  - Сколько ты ему вколола? - спросил я,
  - Максимальную дозу. На четыре часа.
  - Надо бы попросить кого-нибудь присмотреть за ним, - предложил я. -
Возможно, его следует подержать немного у нас на ранчо, пока суд да дело,
хотя они не любят использовать наш санаторий для таких целей. И надо бы
разузнать, где его дети, и сообщить им какую-нибудь версию, пока они не
подняли шум по поводу его исчезновения. - Я нахмурился. - А где этот
автоматический 22-го калибра?
  - На комоде.
  - Возьми его с собой. Эти обрезы 38-го калибра, которыми Вашингтон нас
снабжает, чертовски шумливые. - Я глубоко вздохнул. - Ну, а теперь поехали
искать гнусную Герду Ландвер.


                                  Глава 17


  Мы взяли малютку-"фольксваген", потому что мой "универсал" опять начал
показывать норов, и мне вовсе не хотелось торчать где-нибудь посреди
пустыни в ожидании автомеханика. Мне пришлось оттащить левое сиденье назад
до предела, чтобы мои длинные ноги как-то поместились под приборным
щитком. Шейла примостилась рядом со мной. Я с трудом припомнил, как
перевести рычаг переключения скоростей в положение "задний ход", причем
моя спутница даже не вызвалась мне в этом помочь. Пока мы отъезжали, она
хранила молчание. Когда же она заговорила, в ее голосе послышались
укоризненные нотки.
  - Так ты все знал?
  - Что "Хорст Вессель" предназначался для ушей миссис Хед, а не для ее
муженька? Ну, скажем так: я догадывался.
  - Как?
  - Помнишь, у Хеда никого не было на хвосте? Это первое, что мы установили.
Если же они пытались спровоцировать его, и именно его, на какой-нибудь
отчаянный шаг, они бы не позволили ему колесить по городу без
сопровождения.
  - Так.
  - И кроме того, я принял во внимание экзотический костюм Кэтрин.
  Она бросила на меня подозрительный взгляд.
  - Но она же явно вырядилась, чтобы завлечь мужчину, а не женщину!
  - Верно. И ты правильно подметила: очень явно? Но зачем ей надо было
прибегать к таким ухищрениям ради бедняги Эрнеста, если, предположим, он
был ее мишенью? Она и так его напугала - ей незачем было пытаться его
соблазнить. Для Эрнеста у нее была припасена плетка! Но вдруг на сцене
появляемся мы. И она стала ждать нашего появления. К тому же, не забудь,
мы с тобой следили за Эрнестом. Макс, несомненно, вес это видел. И
просигнализировал своей партнерше, что мы прицепились к мужской половине
семейства Хед. И поняв, что мы несколько ошиблись, Кэтрин не стала нас
разуверять - потому-то она и выудила из своего сундука пикантный
нейлоновый пеньюар и черные чулки и притворилась, будто интересуется
соседом, а не соседкой.
  - Для нее это, надо полагать, было сущей пыткой, - сказала Шейла сухо. - Я
имею в виду - притворяться, будто се интересует мужчина.
  - Ну, пока ей удавалось пустить нас в погоню за Эрнестом, она могла
спокойно заниматься Гордой, - резонно заметил я. - На этом она и сыграла.
Но я немного нарушил ее планы, спев с ней хором ту милую песенку - чем и
заставил ее принять меня за вовремя подвернувшийся источник надежной
информации. Но как только мы совместными усилиями разрешили возникшее
недоразумение, она вернулась к своему первоначальному плану.
  - Но что же ты мне ничего этого не сказал? - мрачно спросила Шейла. -
Из-за тебя я чуть было не получила солнечный удар, ведя сегодня утром
наблюдения за Эрнестом, хотя ты все уже знал...
  - Зато ты очень натурально вела себя в гараже у Макса. Я был уверен, что
он следит за нами, пытаясь выяснить, заглотили ли мы наживку. Ну, и, кроме
того, я не знал, насколько остро у тебя развита совесть.
  - Совесть? - удивилась Шейла. - А какое отношение к этому имеет моя
совесть?
  - Что-то ты сегодня медленно соображаешь, Худышка. Неужели это солнце так
сильно подействовало на твои мыслительные способности? Вчера вечером я же
отдал Герду на растерзание этой акуле в черном пеньюаре! И глядя ей прямо
в глаза, я дал ей понять, что в се распоряжении целый день, когда она
может заняться Гердой без постороннего вмешательства. Ну, а теперь мы едем
смотреть на результаты ее работы.
  Шейла начала было что-то говорить, но раздумала. "Фольксваген" мчался в
направлении Сагуаро-хайтс. Доехав до места, я на мгновение заволновался:
теперь все зависело от того, успели ли рабочие покинуть дом до полудня в
субботу. Если же они оставались там до вечера, нам придется искать где-то
в другом месте - и тогда трудно будет решить, с чего же начать поиски.
Впрочем, не так уж важно, сумеем ли мы определить место преступления - но
тогда наша задача упрощалась.
  Въехав в район новостроек, я увидел, что коробки домов безлюдны, если не
считать стайки ребятишек, копошащихся в горах строительного мусора и
грунта, нарытого экскаватором. В сгущающихся сумерках гараж, в котором я
провел малоприятный час накануне вечером, выглядел иначе, чем тогда, - это
была законченная новенькая постройка. Я поставил "фольксваген" за углом,
взял у Шейлы автоматический 22-го калибра и отдал ей необходимые
распоряжения. Потом бесшумно подошел к боковой дверке гаража и подождал,
пока Шейла выполнит мои инструкции.
  Я услышал, как она, громко топая, подбежала к воротам и со смехом крикнула:
  - Ну-ка, малыши, давайте посмотрим, что там внутри!
  Она стала дергать ручку, а я тихо открыл боковую дверь и вошел. Моя
хитрость сработала. Я застиг Макса лежащим на полу, его голова была
обращена в противоположную от меня сторону. Конечно, я не был уверен, что
застану его здесь, но сильно на это надеялся, а он был не тот человек, с
кем стоило встречаться один на один, не имея хоть какого-нибудь
позиционного преимущества.
  Он почуял мое присутствие и обернулся, одновременно засовывая руку под
рубашку, но замер, увидев направленный на него длинный ствол
автоматического пистолета Хеда.
  - Спокойно! - тихо посоветовал я ему. Потом, повысив голос, обратился к
Шейле: - Все в порядке, Худышка. Ситуация под контролем. Гляди там в оба?
  Макс не сводил глаз с пистолета.
  - В оружии нет необходимости, мистер Эванс!
  - Хрен-то! - злобно возразил я. - Я же предупреждал вашу подружку: если
кто-то вздумает вести нечестную игру, договор расторгается. Ну, и на что
это похоже?
  Я кивнул на женщину, привязанную к стулу, - я уже имел подобное счастье
позапрошлым вечером. Миссис Гертруда Хед, некогда знаменитая красотка
"третьего рейха", бессильно повисла на стягивающих ее тело веревках. На
ней ничего не было, кроме пары сандалий и розовых штанов - таких, знаете,
дешевеньких хлопчатобумажных брючек в обтяжку, сменивших нынче старомодное
домашнее платье, в каком моя матушка обычно хлопотала по хозяйству.
Полагаю, что эти смены моды и проходят под рубрикой "прогресс". Миссис Хед
явно застигли врасплох, когда она была одна дома. В волосах у нее
виднелись бигуди, частью растерянные по дороге сюда. Она была несомненно
мертва.
  По-видимому, им все же не удалось ее разговорить, и, может быть, после
того, что с ней сделали, она была рада приходу смерти. Как сказал Эрнест
Хед:
  "Сделайте это быстро. Пусть все побыстрее закончится". Это было сделано
далеко не быстро, но в любом случае все уже закончилось. Я подумал, что
прожженное чуть ли не до кости тавро на лбу у несчастной - Неуместная
ниньетка.
  Макс пошевелился.
  - Мы неожиданно получили информацию. И собирались сообщить вам, как
только...
  - Ну конечно! Конечно, вы собирались мне сообщить.
  Как только вам бы удалось вывезти фон Закса из Мексики, вы бы мне об этом
сообщили со всеми подробностями. Могу поспорить, что Кэтрин уже во весь
опор мчится туда. - Выражение его лица подтвердило правоту моих слов. -
Вам она поручила дожидаться здесь и ликвидировать меня - вы же знали, что
рано или поздно я появлюсь, - а потом избавиться от улик. Потом вы
собирались присоединиться к ней. Но знаете, милый Макс, не надо тешить
себя этой надеждой.
  - Что вы собираетесь со мной сделать?
  - У вас есть выбор. Если вы подобру-поздорову отдадите мне свою "пушку", я
вызову сюда подмогу. Вас поместят в безопасное место и немного подержат
там. В противном же случае, если та штучка обжигает вам подмышку, что же,
мы можем поступить иначе...
  - Но вы же не станете стрелять! - Его морщинистое лицо исказила
презрительная гримаса. - Вы не посмеете. Вы же американский агент. А мы
ничем не навредили Америке.
  - По моим представлениям, в нашем уголовном кодексе есть статья, карающая
за убийство. Но для полной уверенности все-таки надо проверить.
  - Какое убийство? Я казнил нацистскую подстилку, которая нелегально
проникла в вашу страну...
  - Макс, дружок, вы делаете большую ошибку. Вам не добраться до своего
стального друга.
  Его глубоко посаженные глаза смотрели на меня в упор, вынуждая к действию.
Он лез себе под мышку. Я прострелил ему лоб, и он медленно осел,
сломавшись в локтевых суставах, точно марионетка, у которой перерезали
ниточки. Маленький патрон 22-то калибра наделал много шуму в низком
гараже, но вряд ли выстрел был слышен снаружи на большом расстоянии.
  Впрочем, его, конечно, слышала Шейла. Она ждала меня у ворот. У нее было
бледное лицо.
  - Ты убил его? Я кивнул.
  - Ты знал, что убьешь его, когда просил отдать тебе пистолет Хеда, -
произнесла она осуждающе.
  - Когда имеешь дело с людьми вроде Макса, всегда существует такая
вероятность. Если уж это должно было случиться, то не стоило пугать всю
округу пальбой из "тридцать восьмого".
  Шейла облизала губы.
  - Но они же не враги, Эрик! То есть невзирая на их методы... То есть как
же ты сможешь объяснить... - она осеклась.
  - Я тебя очень хорошо понимаю. Я дал ему шанс - что же еще прикажешь мне
делать? Он намеревался тут нас пристрелить или по крайней мере задержать.
Вот потому-то она его оставила в гараже, а сама отправилась в путь.
  - Но как ты можешь это утверждать?
  - Он не отрицал этого, когда я сделал такое предположение. И к тому же он
был готов пожертвовать собой - лишь бы не дать нам пуститься за Кэтрин
вдогонку. Он бы не дался мне живым. А я не собирался играть с ним в
кошки-мышки и получить пулю. Как бы там ни было, не советую тебе поспешно
доверяться на слово посторонним.
  - А чему это я доверилась? - поинтересовалась она.
  - Ну как же - ты ведь считаешь Макса и Кэтрин агентами некой
антифашистской организации, которыми движет праведный гнев. Вроде тех, кто
осуществил поимку Эйхмана.
  - Праведный гнев?! Это еще мягко сказано. Их же нельзя винить за то, что
они ощущают после всего того, что... - она замолчала и, нахмурившись,
уставилась на меня. - Или нет? Она же сказала.
  - Кэтрин много чего наговорила. Кое-что из этого, возможно, правда, но у
нас нет доказательств, что они и вправду из антифашистской организации.
  - Это только твои фантазии! Ты так говоришь только потому, что ты его
пристрелил.
  - Конечно, - вздохнул я.
  - А Горда? Надо думать, и она мертва?
  - Она мертва.
  - И ты это тоже предвидел, разве нет?
  - Давай продолжим нашу дискуссию в машине, - предложил я. - Если не
возражаешь. У нас масса дел. Надо вызвать кого-нибудь, кто сможет вывезти
тела из гаража без лишнего шума. Им я, кстати, не завидую. А потом нам
надо побыстрее собрать свои шмотки в мотеле и догонять мисс Смит.
  Я протянул Шейле руку, чтобы помочь ей преодолеть горы щебня и земли,
громоздящиеся вокруг недостроенных домов, но она демонстративно
отвернулась. Однако, когда мы подходили к "фольксвагену", она глубоко
вздохнула и бросила на меня виноватый взгляд.
  - Извини. Может, я... веду себя немного наивно. Все это так неожиданно.
  - Да, в старых кинокартинах все гораздо проще: добрые дяди носят белые
шляпы, плохие - черные.
  Она улыбнулась, но по ее виду можно было сказать, что она не вполне
понимает, шляпу какого цвета я предпочитаю носить. Этот вопрос, между
прочим, я сам себе неоднократно задавал. Она перестала улыбаться и опять
нахмурилась.
  - Но как же ты надеешься догнать эту женщину? - обеспокоенно спросила она.
  - Она же опередила нас на несколько часов.
  - Не много же у тебя веры в строгого маэстро, - печально произнес я. - Мы
же в принципе знаем, куда она движется. Есть только одна дорога в Мексику,
по которой она могла бы поехать. А согласно информации, собранной мною во
время краткого путешествия по приграничным областям - причем эту деталь я
предусмотрительно скрыл от нашей недавней компаньонки, - переход через
границу в Антелоуп-Веллз закрывается в субботу после, обеда. Ворота уже
часа два как закрыты. Вряд ли наша подруга успела пересечь Нью-Мексико и
попасть на границу до закрытия ворот. И теперь ворота откроются только
утром в понедельник. А к тому времени мы уже будем преспокойно лежать в
засаде близ городка и наблюдать за ее перемещениями.


                                  Глава 18


  Конечно, все складывалось не столь удачно, как я ей обещал, и по
прошествии тридцати шести часов, наблюдая за восходящим солнцем посреди
пустыни близ Антелоуп-Веллз, я немного пожалел, что сделал столь I
самоуверенное заявление.
  В конце концов, кто сказал, что Кэтрин Смит должна обязательно миновать
этот крошечный приграничный городишко, направляясь в горы Насиментос. То
есть, конечно, туда вела только одна дорога, но, как - и все прочие
дороги, она бежала в двух направлениях. Если бы Кэтрин вчера сделала крюк
в несколько сот миль, то могла бы найти место, где граница открыта и по
уик-эндам, и, беспрепятственно въехав в мексиканский штат Чиуауа, достигла
бы Насиментос с южной стороны. Это стало бы тяжким испытанием для
водительского мастерства и выносливости, но в принципе осуществить такой
маневр было возможно. В таком случае мы бы прождали тут целую вечность и в
награду за старания получили бы пару кактусовых колючек.
  Обнаружив, что ворота через границу закрыты, она могла бы отправиться даже
по еще более простому маршруту. Для этого требовались только плоскогубцы
или кусачки, некоторый опыт вождения по пересеченной местности - и еще
чуть-чуть смелости. Сетчатый забор, тянущийся вдоль американо-мексиканской
границы на многие мили по безжизненной и безлюдной пустыне, никак нельзя
назвать непреодолимым препятствием.
  Границу можно перейти пешком без особого риска быть пойманным. Так
поступают многие. И даже пересечь границу на автомобиле не столь уж
невозможно. Конечно, самая большая опасность возникает, когда тебя
останавливают в первый раз и просят показать документы. Но в тех безлюдных
краях, куда направлялась Кэтрин, подобная задержка не могла быть слишком
долгой.
  И все же я делал ставку на ее нелатиноамериканский акцент. Привыкшая к
хорошо охраняемым европейским границам, надеялся я, она не додумается, что
от Мексики ее отделяет всего лишь сетка из колючей проволоки. Я
рассчитывал только на то, что в любом случае сама мысль съехать с дороги и
устремиться в глубь нехоженой пустыни просто не придет ей в голову -
многие, в особенности женщины, даже не подозревают, насколько неплохо
ведет себя автомобиль вне мостовой, если, конечно, водитель готов немного
пожертвовать внешним видом кузова.
  Кроме того, я учитывал и то обстоятельство, что она, возможно,
договорилась о встрече с Максом где-нибудь на пути к Антелоуп-Веллз и
предпочтет прождать несколько часов до открытия ворот вместо того, чтобы
радикально изменить план действий.
  Все это было вполне логично, но никоим образом не отмело моего
беспокойства в тот ранний рассветный ас, когда я рассматривал городишко в
бинокль, ожидая увидеть белый "универсал" с аризонскими номерами или
какой-либо иной автомобиль с блондинкой за рулем. Наконец ко мне
присоединилась Шейла, которая досыпала в "фольксвагене".
  - Никого? - спросила она. Я покачал головой. - А если она вообще не
появится?
  На этот вопрос мне даже и отвечать не хотелось, но вес же я постарался
придать своему тону уверенность.
  - Тогда мы отправимся в Мексику и попытаемся там определить ее
местонахождение. Где-то она должна попасть на эту дорогу.
  - Мне кажется... - Шейла замялась. - Мне кажется, это не очень надежный
шанс.
  - Все всегда проблематично, - отрезал я раздраженно. - Может, ты бы
согласилась подержать Герду Ландвер за руки, пока я утюжу ей личико утюгом
и задаю вопросы? Именно так Кэтрин, избавив нас от грязной работы,
получила всю нужную информацию. Мне это нравится, да и, думаю, в
Вашингтоне не стали бы возражать. И не забывай: у этой девицы припасена
какая-то легенда, которая поможет ей пробраться в убежище фон Закса. И
документы какие-то у нее тоже есть. Мы должны этим воспользоваться. Мы
должны воспользоваться ею. Нам остается перехватить ее и склонить к
сотрудничеству с нами.
  - Но фон Закс ей нужен живой.
  - Да. Ну и что с того? Когда генерал окажется в наших руках, пускай она
охраняет его жизнь. Я же ее предупредил: стоит ей попытаться обдурить нас,
и наш уговор можно считать аннулированным. Ну, вот он и аннулирован. И я
теперь могу передергивать не хуже нашей крашеной блондинки!
  Шейла с сомнением хмыкнула.
  - Не кажется ли тебе, что ты ведешь себя как... Макиавелли.
  - Если это идет на пользу делу, отчего же не быть им? - Я старался
говорить спокойно. - А это явно идет на пользу делу. Вот и она!
  С севера по дороге к нам приближался белый "универсал", вздымая облако
желтой пыли. Я передал Шейле бинокль. Она навела его на дорогу и кивнула.
  - Я не могу рассмотреть, кто сидит за рулем, но это именно та машина, в
которой нас преследовал Макс. Ну и что мы теперь будем делать?
  Я не сразу ответил. Я взял у нее бинокль и стад наблюдать за
"универсалом", который миновал трейлер и домишко, где жил американский
пограничник. Его не интересовали люди, путешествующие к югу. Белый
автомобиль проехал ворота и был остановлен на мексиканской стороне
офицером в хаки. Кэтрин вышла из машины. Утреннее солнце играло на ее
причудливой прическе. На ней были знакомая мне цветастая блузка и белые
шорты. Даже на столь значительном расстоянии ее голые ноги произвели на
меня сильное впечатление. Я опустил бинокль.
  - Мы можем вскрыть наши запасы и позавтракать. Пограничный контроль у
мексиканцев занимает массу времени. К тому же стоит дать ей возможность
отъехать подальше, прежде чем мы замаячим у нее в зеркале заднего вида.
Мне, пожалуй, надо подыскать для ружья хороший тайник: если мне не
изменяет память, мексиканские пограничники ужасно не любят обнаруживать у
въезжающих в страну огнестрельное оружие.
  Через час мы сами совершили ритуалы пограничных формальностей,
предварительно засунув "винчестер" калибра 30-06 под подушки заднего
сиденья "фольксвагена" и рассовав прочее оружие по карманам, однако
мексиканского чиновника, похоже, интересовал только номер нашего
двигателя. Когда нам совместными усилиями удалось его обнаружить, мы
уплатили соответствующие пошлины за себя и за машину, и путь для нас был
открыт. "Фольксваген" с ветерком помчался по шоссе с прилепленным к
ветровому стеклу ярлычком, извещавшим, что легально въехал в страну.
  Проехав с милю, я взглянул на часы, остановился и вышел из машины, чтобы
исследовать трассу. Дорога превратилась в две колеи, бегущие к югу по
плоскому безжизненному ландшафту с кое-где виднеющимися кактусами и
мескитами и голубоватыми горными грядами на горизонте. Я вернулся за руль.
  - Что ты искал? - спросила Шейла, когда мы вновь рванулись, если так можно
сказать, с места. Дорога располагала не более чем к унылому черепашьему
ходу.
  - Хотел удостовериться, что сумею узнать следы ее "универсала". Хотя едва
ли мы тут встретим чьи-нибудь еще следы. Да и вообще я сомневаюсь, что нам
придется утруждать себя поисками отпечатков ее протектора. - Я взглянул на
часы. - Она опережает нас на час с четвертью. Мы просто поплетемся дальше
и будем поглядывать, не съехала ли она где-нибудь с этой колеи. Готов
поспорить, милях в пятидесяти отсюда мы на нее наткнемся. Она будет сидеть
пригорюнившись на обочине и ждать нас - или кого-нибудь еще.
  - Как это понимать?
  - А так, что она не из терпеливых. И к тому же, думаю, у нее нет опыта
езды по такой местности. Да, еще не забудь, что она уже сильно задержалась
в пути. Она выехала из Тусона с большим опережением во времени, но
теперь-то мы ее нагнали. И она понимает, что если Максу не удалось нас
задержать, мы уже где-то близко. Поначалу она могла вести машину очень
осторожно, но потом, уверившись в своих силах, начала гнать. А тут этого
делать нельзя ни под каким видом. Рано или поздно она попадет на ухаб, или
врежется в камень, или провалится на зыбком месте. И тогда ее "форд" можно
снимать с гонки. Так что теперь надо только смотреть повнимательнее, чтобы
не превратить этого малыша в груду металлолома, а то остаток пути придется
топать пехом. И чтобы не попасть в засаду и вообще не лишиться нашего
"жучка" - по ее милости.
  Я несколько приуменьшил расстояние. В действительности мы проехали
пятьдесят три мили, когда, оставив "фольксваген" у начала крутого подъема
и продолжив путешествие пешком, заметили ее белый "универсал", застрявший
в песках. Я вернулся к "фольксвагену", поднял заднее сиденье, достал ружье
и, зарядив, отдал Шейле.
  - Прикрой меня, - сказал я. - Она застряла примерно в полутора милях
отсюда. Я подожду, пока ты займешь огневую позицию вон на том хребте к
западу. Потом как ни в чем не бывало поеду прямо к ней и дам заманить себя
в ловушку. Так оно будет безопаснее. Если мы попытаемся захватить ее
врасплох, может возникнуть перестрелка, и еще, не дай Бог, кого-нибудь из
нас убьет.
  - Безопаснее! - в голосе Шейлы я услышал нотки страха. - Если ей нужна
только наша машина, почему же ты считаешь, что она не может нас
пристрелить?
  - Ей не просто нужна машина. Ей захочется выяснить, что же произошло в
Тусоне после ее отъезда. И куда делся Макс. Так что она сначала вступит в
беседу, а уж потом начнет стрелять. А теперь давай-ка договоримся об
условных сигналах. Предположим, что она меня взяла на мушку - я поднимаю
руки вверх. Вот так. Если я сожму правую - правую! - ладонь в кулак,
стрельни куда-нибудь в песок рядом с ней. Чтобы она поняла, что ты где-то
близко. Если я сожму левую ладонь, стреляй ей в ногу. В любом случае
стреляй ей только в руку или ногу. Она нужна нам живая. Поняла?
  - Если правую - в песок. Если левую - в ногу, - повторила Шейла. Ее лицо
побледнело, но голос оставался твердым. - Хорошо, Эрик.
  - Если я ничком упаду на землю, значит, дела говеем плохи. И тебе придется
выпрямиться во весь рост, чтобы отвлечь ее внимание. Но смотри, не
промахнись. Пули этого "винчестера" способны проделать в тебе вот такую
дырищу. Нам не нужен ее труп. И мой тоже. Окей?
  - Окей. - Она взглянула на ружье, которое сжимала в руках. Потом перевела
взгляд на меня. - Будь осторожен, милый.
  - Конечно, буду. Ну, даю тебе полчаса. Беги, располагайся.
  Когда она отвернулась и быстро пошла прочь, я подумал, что, может быть,
надо было бы ее поцеловать на прощанье. Ведь как-никак мы занимались
любовью и обменялись той ночью достаточно нежными словами. Однако моя
голова была слишком забита мыслями о предстоящей рискованной встрече с
мисс Смит, чтобы тратить время на сентиментальные жесты, ожидаемые Шейлой.
Это же все равно что отправиться в джунгли на поиски тигра-людоеда,
который, хотя и представляет смертельную опасность для охотника, может
принести ему приличный доход, будучи продан в зоопарк.
  Я отошел от машины на изрядное расстояние, присел под мескитовое дерево и
стал наблюдать. В конце концов, Кэтрин вполне могла услышать шум нашего
"фольксвагена". Небольшой движок с воздушным охлаждением не самый
бесшумный в мире. Так что она Ры и не стала ждать, когда мы придем к ней.
  Но в мескитовых зарослях и на дороге все было спокойно. Небо было ясным и
голубым, солнце ярким и. жарким, и пустыня не подавала признаков жизни.
Далеко на горизонте уже появились зубчатые отроги горного массива
Насиментос. А позади, в стороне Антелоуп-Веллз, виднелась только
бесконечная лента двухколейной дороги, пересекающей бесплодную пустыню.
  Я дал Шейле полчаса, как и обещал. Потом сел за Руль и погнал
"фольксваген" вверх по склону, слегка нажимая на газ. Как можно
догадаться, когда-то это была главная индейская тропа, соединяющая
северную и южную части страны. Потом на этой тропе двигались запряженные
быками мексиканские повозки - сcarretas - они-то и проложили в этих местах
две глубокие колеи, впоследствии укатанные резиновыми покрышками
современных автомобилей. Когда старые колеи на каком-то отрезке пути
уходили в грунт слишком глубоко, следующий путешественник, проезжавший
здесь, брал чуть " сторону, прокладывая новую колею. В иных местах у меня
был выбор между тремя-четырьмя колеями, в равной степени безобразными.
  Наконец я добрался до пересохшего ручья. Я притормозил на берегу:
"универсал" стоял прямо передо мной, засев по уши. Видимо, она на всей
скорости вылетела на гребень холма, покатилась под уклон и врезалась в
твердый берег. Машина потеряла управление, и ее выбросило в зыбкие пески.
Пытаясь дать задний ход, Кэтрин пропилила пески задними колесами и увязла
по самые оси.
  В "универсале" никого не было. И в низких кустах, торчащих вдоль берега,
тоже, похоже, было тихо. Я вылез из "фольксвагена", взяв с собой ключи,
пошел по берегу и, поравнявшись с "универсалом", двинулся к нему через
песок. Из-под задних колес торчали ветки: видно, она пыталась выбраться,
но безуспешно. Я наклонился и зачерпнул горсть песка из-под багажника.
Песок пах бензином. Она не только умудрилась завязнуть в песке, но еще и
получила пробоину в бензобаке.
  Все еще сидя на корточках, низко пригнувшись к земле, в совершенно
беспомощной и весьма соблазнительной позе для всякого, кто решил бы
напасть на меня сзади, я услышал, как она поднялась из мескитовых зарослей
на высоком берегу за моей спиной.
  - Когда вы встанете во весь рост, мистер Эванс, - приказала она, -
потрудитесь поднять руки над головой. И не оборачивайтесь, пока я вам не
скажу.


                                  Глава 19


  Стоя неподвижно с поднятыми руками, я слышал" как Кэтрин легко сбежала
вниз с косогора и подошла ко мне сзади. Она, безусловно, была вооружена -
возможно, тем маленьким автоматическим пистолетом, который я у нее уже
видел, но меня это не особенно-то беспокоило - пока. Даже если Кэтрин и
была дрянным гонщиком, в своем деле она все же оставалась профессионалом.
И ее пистолет не выстрелит до тех пор, пока ей этого не захочется.
  Меня, по правде сказать, больше тревожил тот факт, что Шейла - к этому
моменту она уже, конечно, заняла свою позицию в сотне ярдов отсюда -
силилась разглядеть мои условные знаки сквозь оптический прицел. А это
означало, что чертов "винчестер" был направлен на меня. Я все еще не был
уверен в Шейле. Оставалось только надеяться, что она не перенервничает и
не нажмет случайно на спусковой крючок.
  - Все в порядке, - сказала Кэтрин. - Повернитесь ко мне, мистер Эванс.
Медленно и без глупостей.
  Я повернулся и увидел тот самый автоматический пистолет у нее в руке. Я
заметил, что руки у нее в грязи. Вообще-то говоря, вид у нее был какой-то
потрепанный и замызганный - результат усилий спасти машину и ожидания меня
в мескитовых зарослях под палящим солнцем пустыни.
  - Вы плохой шофер, милая, - сказал я. - Если видите перед собой колеи,
вовсе не обязательно ехать прямо по ним. Ведь на заднем мосту у вас
коробка дифференциала, а не плуг. Я ехал за вами от самого Антелоуп-Веллз,
следуя за проделанной вами глубокой бороздой посреди дороги.
  - Дороги? - закричала она с негодованием. - И вы называете это дорогой? Я
отлично вожу по хорошим дорогам, но этот кросс с препятствиями...
По-моему, вы говорили, что дорога в хорошем состоянии.
  - Именно это я и говорил, - ухмыльнулся я. - Точно так же вы говорили,
будто Эрнест Хед обладает интересующей нас информацией.
  Через мгновение она слабо улыбнулась.
  - Ясно. Значит, вы все-таки не такой уж лопух...
  - Я ужасно башковитый парень. И с пистолетом умею обращаться. Макс шлет
вам горячий привет, дорогая. Из преисподней.
  Я намеревался поразить ее этим известием и добился своего. Она взглянула
на меня испепеляющим взором, и на секунду в ее голубых глазах зажегся
убийственный огонек. Ее ладонь сжала пистолет крепче - только палец на
спусковом крючке не дрогнул. Переборов себя, она шумно выдохнула.
  - Так. Ну и как это случилось?
  - Он был неосторожен или просто устал. Он позволил мне захватить себя
врасплох. Ну а потом... должно быть, он начитался дешевых вестернов. Он
почему-то вообразил, что ему удастся выхватить пистолет из-под рубахи
быстрее, чем я выстрелю из своего. Бедняга был уверен, что я не смогу
выстрелить в него.
  - Мне нравился Макс, - прошептала она. - Вы сильно рискуете, рассказывая
мне все это. Я покачал головой.
  - Нет. Я бы рисковал куда больше, утаив от вас то, что произошло. Уж не
знаю, о чем вы с ним договорились, но пока у вас сохранялась надежда
получить от него помощь, вам ничего не помешало бы убить меня. Но без
Макса... Я вам нужен. Вы же не сумеете добыть фон Закса в одиночку, если,
конечно, не собираетесь взять его мертвым и сами умереть при этом. Но я не
думаю, что вы настолько фанатично преданы своему делу. Если же вы
намереваетесь взять его живым, вам потребуется помощь. Так что вы тоже
можете мне все рассказать: что вам и Максу удалось вытянуть из Герды
Ландвер относительно обиталища нашего генерала?
  Она издала короткий смешок.
  - Неужели вы думаете, я вам это скажу?
  - Думаю, - честно признался я.
  - Да вы же у меня в руках!
  - Давайте не будем терять времени на вздор, - посоветовал я. - Я не более
в ваших руках, чем вы - в моих. К тому же в вашу головку сейчас направлен
ствол крупнокалиберного ружья с оптическим прицелом.
  Повисла напряженная тишина. Губы Кэтрин тронула кривая усмешка.
  - Ясно, - пробормотала она. - Все ясно. Что ж, отлично. Вы восстановили
мою веру в вас, мистер Эванс. А то мне казалось, что вы уж больно смело
направились в эту ловушку. Значит, вы приехали сюда не один? И за моей
спиной где-то поблизости залегла ваша малышка?
  - Да. На вершине вон того хребта к западу.
  - Докажите!
  - Разумеется. - Я сжал правую руку в кулак, не опуская ее. Наступила
короткая пауза, достаточно длинная, впрочем, чтобы в моем мозгу зародилось
сомнение, как вдруг в нескольких ярдах от нас взметнулся фонтанчик песка,
после чего до наших ушей донесся хлопок выстрела.
  - Довольны? - спросил я у Кэтрин.
  - Да, - усмехнулась она и сунула пистолет себе под блузку. - Ну что ж, в
таком случае вся ситуация предстает в новом свете. Я принимаю ваше
предложение о помощи, мистер Эванс. Конечно, почему бы мне не
воспользоваться помощью человека умного и хорошо владеющего огнестрельным
оружием. Судя по показаниям Герды Ландвер, место, которое нам нужно,
называется Пещеры Копала...
  Когда Шейла подошла к нам, она, похоже, была несколько шокирована, увидев,
что мы сидим рядышком на берегу ручья и болтаем точно старинные друзья.
Она и впрямь была маленькой наивной девочкой и, похоже, все еще верила в
такие вещи, как любовь, ненависть, благодарность и месть, не понимая, что
им нет места в нашей работе, где твой враг в следующую минуту может
оказаться союзником и наоборот. Я же, разумеется, никогда не забывал об
этой возможности.
  Шейла встала перед нами, раскрасневшаяся на солнце, с "винчестером" за
спиной. Я напомнил себе, что должен еще перед ней извиниться за мои
сомнения относительно нее. Что бы ни случилось в хижине Эль Фуэрте в
джунглях Коста-Верде, с Эрнестом Хедом в Тусоне она обошлась ловко и
профессионально и отлично справилась с заданием здесь. Но сейчас не было
времени для обмена любезностями. И я только одарил ее ободряющей улыбкой.
  - Номер удался, Худышка, как сказали бы англичане, - сказал я. - Садись. Я
хочу, чтобы ты послушала.
  Кэтрин рисовала на прибрежном песке карту. - Мы уже преодолели около
пятидесяти миль, - говорила она. - Через двадцать миль нам надо свернуть.
Ландвер не была уверена насчет точного расстояния, но она указала мне
ориентир. Красный холм. Оттуда надо углубиться вверх в горы Насиментос
миль на сорок. Каньон Копала протянулся с востока на запад. Он глубокий и
узкий, а в двух милях от начала сильно сужается. Потом вновь расширяется.
Там на южной стене множество старых пещер. Фон Закс делает вид, что
исследует их с научной целью. Это и есть Пещеры Копала. В настоящее время
он набирает там вооруженные формирования. - Кэтрин взглянула на меня. - А
теперь можете меня пристрелить. Я рассказала вам все, что мне известно.
Больше я вам не нужна.
  - Вы нам нужны, пока мы не добрались до места, возразил я.
  Она улыбнулась.
  - О да, для этого я вам нужна. Пойду вытащу свои вещи из машины.
  Мы наблюдали, как она идет по песку к "универсалу". Сзади ее белые шорты
были сильно измяты. Впрочем, от этого соблазнительность ее походки не
становилась меньше. Я услышал, как Шейла у меня над ухом недовольно
хмыкнула.
  - Успокойся, Худышка, - сказал я. - Ты была просто великолепна. Сейчас-то
чего распускать пары?
  - Я надеялась, что ты подашь мне сигнал левой рукой, - свирепо прошептала
Шейла. - Я ее терпеть не могу. С каким бы удовольствием я ее пристрелила!
  - Не сомневаюсь. И не оставляй эту надежду. Работа еще не закончена.
  Мы без труда пересекли на "фольксвагене" пересохшее русло, но потом ехать
стало еще сложнее - когда пустыня кончилась и дорога запетляла по
бескрайним скалистым полям, полого взбегающим к предгорьям Насиментос. Мы
добрались до красного холма, указанного Гердой Ландвер, лишь к середине
дня.
  Словно в насмешку после всех наших усилий, потраченных на поиски этой
горной тропы, она оказалась достаточно накатанной для передвижения по ней
в легковой машине. Было ясно, что кто-то - может быть, сам фон Закс или
мексиканская поисковая группа - завозил сюда с юга какую-то тяжелую
технику. И по этой тропе можно было легко выбраться на настоящую дорогу на
юге, которая куда-нибудь да привела бы заблудившегося путешественника.
Следы тяжелых грузовиков отчетливо просматривались на грунте: они тянулись
в западном направлении. Ветер немного замел отпечатки колес, но глубокие
колеи остались и вели прямо в горы.
  Отсюда надо было взбираться под уклон, и крохотный двигатель
"фольксвагена" истошно скулил на одной ноте часами, затихая лишь на
мгновение, когда надо было вытащить забившийся под колесо булыжник или
объехать непреодолимое препятствие. Мы добрались до каньона Копала уже под
вечер. Каньон представлял собой узкое ущелье между высоченных скал,
испещренных, как нам казалось издалека, дырками. Я не сильно разбираюсь в
геологии, чтобы определить, то ли это были свищи от выхода подземных газов
при глубинном извержении лавы, то ли результат эрозии горной породы - да и
какая разница! Самое главное было то, что тут и впрямь оказалось целое
скопление естественных пещер, достаточно глубоких, чтобы в них могли
когда-то обитать доисторические индейские племена. И это, похоже,
подтверждало правдивость рассказа Кэтрин.
  Я остановил машину там, где горная тропа устремлялась через долину к
стенам каньона, вылез и осмотрел в бинокль въезд в каньон. Ни патруля, ни
сторожевой будки я не заметил, но это, впрочем, ни о чем не говорило. Я
распахнул дверцу пошире и обратился к Шейле, примостившейся на заднем
сиденье. Я посадил ее туда, сославшись на ее малые размеры. На самом деле
я предпочел сидеть рядом с Кэтрин, чтобы иметь возможность постоянно
видеть ее.
  - Ну, куколка, забирай ружьишко и боеприпасы, прихвати котелок и пару
плиток шоколада. И еще не забудь наши личные вещи. Мы их где-нибудь
припрячем. Кэтрин должна избавиться от всех улик, выдающих чье-либо
присутствие: она ведь должна изобразить все дело так, будто приехала сюда
одна.
  На личике Шейлы вспыхнуло выражение злобного непокорства, но она уже имела
возможность высказать свое "фе" относительно нашего плана, и ее возражения
были отклонены, так что она благоразумно решила не форсировать свой
протест. Кэтрин помогла нам разгрузить "жучка", и вскоре на обочине
высилась гора нашего имущества. Я достал из кармана ключи от машины,
смерил блондинку взглядом и вложил ключи ей в ладонь.
  - Теперь она ваша, - сказал я.
  - Ценю ваше доверие, - улыбнувшись, ответила она.
  - Да какое там, к черту, доверие! - воскликнул я. - У нас с Шейлой
достаточно еды и питья, чтобы пешком добраться до цивилизации без вашей
помощи, но вот что касается вас, то, оказавшись в этой - мышеловке, вы
отсюда не выберетесь без нашей помощи, есть у вас машина или нет. Так кто
же кому доверяет?
  Она не ответила. Вид у нее был измученный и несчастный: потная, грязная не
меньше нашего. Ведь мы проделали дальний и трудный путь. Я протянул руку к
ее блузке и, смело тронув верхнюю пуговку, оторвал и выбросил в сторону.
  - Так-то оно лучше, - заметил я, разглядывая ее оценивающим взглядом. -
Слегка обнаженный бюст вам не помешает. Насколько я припоминаю один
параграф в досье фон Закса, он отнюдь не монах.
  - Есть такая поговорка, мистер Эванс, - сказала она сухо. - Не учи свою
бабушку разбивать яйца... Я никогда не могла точно понять смысл, но,
по-моему, в данном случае она очень уместна.
  - Точно! Вы гений, и вам не требуются чужие советы. Но только не забудьте
немного взбить прическу, когда доберетесь до места. Измажьте личико
придорожной грязью. Тоже неплохо. Вы же аргентинская нацистка и с
превеликим трудом нашли фон Закса, чтобы предупредить его об опасности.
Помните?
  - Помню, - холодно отозвалась она.
  - Я появлюсь на сцене очень скоро и выступлю в роли второго плана. Нет
смысла заранее репетировать диалоги. Мы проработали узловые моменты
интриги. В остальном нам придется импровизировать и надеяться на лучшее.
  - Значит, все-таки появитесь, - сказала она, пристально глядя на меня.
  - Если я не сделаю этого, вы окажетесь в крайне затруднительном положении,
- усмехнулся я. - Так что, милая, вы сильно рискуете. Но уж когда а выйду
на сцену, успех моей роли целиком будет зависеть от вас - считайте, что мы
в равных условиях. - Я помолчал. В жизни бывают моменты, когда некоторый
обман просто необходим, но бывают также моменты, когда некоторая
честность, в разумных дозах, может создать нужную атмосферу доверия и
рассеять сомнения. Поэтому я добавил: - Прежде чем вы двинетесь в путь,
давайте-ка выложим все карты на стол. Вам же прекрасно известно, что мы не
сможем выкурить ею из этих пещер живым. Если, конечно, у него здесь
столько людей, сколько насчитала миссис Хед. Нам еще придется изрядно
попыхтеть, выбираясь из этого места, так что перестаньте лелеять надежду
захватить фон Закса и отправить его куда-то в Европу для справедливого
суда. Это просто нереально.
  Кэтрин молчала секунду-другую. Потом вздохнула и нехотя произнесла:
  - Вы, конечно, правы. В таком случае я смогу сообщить, что он погиб. Этого
будет достаточно. Мне придется несколько нарушить данные мне инструкции.
Но мне разрешается определенная свобода действий. Ну ладно, мне пора.
  - Hasta la vista, как говорят в этих краях.
  - И аuf Wiedersehen, мистер Эванс.
  Она села в машину и, не оглядываясь поехала. А я все думал о том, что она
как-то очень легко поступилась своими принципами. Я ни на минуту не
обманывался мыслью о том, будто знал, что же у нее на уме. Я стоял и
смотрел вслед "фольксвагену", подпрыгивающему на каменистой дороге через
долину, ведущей к каньону, когда почувствовал, как Шейла встала рядом со
мной. Пока мы вели прощальную беседу с Кэтрин, она держалась на
значительном расстоянии от нас, демонстративно желая показать, что не
хочет участвовать в нашем сговоре. Я обернулся.
  - Она тебе все еще не нравится?
  - Это же идиотский план! Ты ведь ей не доверяешь! Мне было очень неприятно
это говорить, но сейчас был неподходящий момент для дипломатического
политеса.
  - Она профи. Я доверяю ей в том, что она будет действовать как
профессионал, а не как капризный ребенок, оценивающий по принципу
"нравится - Не нравится". Так что ты остаешься за кадром, Худышка.
  Шейла побледнела.
  - Ну извини, - прошептала она. - Жаль, что ты считаешь мое отношение к
делу непрофессиональным, и, конечно, я не хотела мешать тебе своими
детскими оценками... - она осеклась и резко отвернулась. Через мгновение
она спросила глухо: - Куда мне все это спрятать?
  Мы перетащили наш скарб подальше от тропы и спрятали его в кустарнике под
валунами, вначале убедившись, что не нарушим полудневную сиесту семейства
гремучих змей. Похоже, тут им было раздолье. Потом, взвалив на себя
провизию и ружье, мы отыскали место, откуда можно было взобраться на самую
высокую точку горного хребта незамеченными из каньона. Целью этой операции
было найти удобную позицию на гребне каньона прямо над лагерем фон Закса:
отсюда снайпер - или снайперша, если говорить точнее, - в самый
критический момент сумеет прикрыть двух диверсантов, прокравшихся в логово
врага.
  Все это напомнило мне аналогичную операцию в Коста-Верде. Тут тоже был
лагерь неприятеля, опасность, подстерегавшая нас впереди, ружье,
оттягивающее мне плечо, незнакомый горный ландшафт и трудный подъем.
  Только раненая нога на сей раз куда меньше давала о себе знать. Все
отличие от той экспедиции заключалось в иной влажности воздуха и в том,
что теперь меня сопровождал не взвод хорошо обученных стрелков, а только
обидчивая девчонка.
  - Ну, вот мы и у цели, - сказал я, остановившись, чтобы перевести дыхание.
- Если информация Герды Ландвер верна и Кэтрин передала нам ее точно, и
если этот проклятый каньон не петляет, как змея, мы теперь находимся как
раз напротив этих горных пещер. Гребень каньона прямо перед нами. Подожди
здесь, - я взглянул на нее. - Не увлекайся питьем. Ведь это весь наш запас
воды.
  Она бросила на меня гневный взгляд, завинтила крышку фляги и села, устало
привалившись к утесу. Что ж, я пришел в эти мексиканские горы не для любви
и нежности. Я медленно двинулся вверх - туда, где, по моим расчетам,
должен был быть край хребта, если, конечно, я еще не окончательно потерял
ориентацию во время нашего восхождения. Я всматривался в, как казалось,
бесконечную скалистую стену вдали, но, сделав шаг вперед, внезапно
обнаружил под собой разверзшуюся бездну.
  Я поспешно лег на живот, подполз к самому краю каньона и осторожно
взглянул на пещеры Копала, представив себя дозорным, выслеживающим часовых
враждебного индейского племени. Но мое внимание привлекли сразу не пещеры
на противоположной стороне каньона, а предмет, спрятанный в тополиной
рощице на дне каньона. Накрытая камуфляжной сеткой, невидимой с воздуха,
эта штука напоминала гигантский патрон 300-го калибра.
  А я-то все ломал голову, какое оборудование волок сюда фон Закс по горным
тропам. Теперь я знал.


                                  Глава 20


  У меня за спиной послышался шорох: Шейла легла рядом со мной на камни. Она
лежала, молча вглядываясь вниз. Когда она заговорила, в ее голосе уже не
было ни тени раздражения, словно она наконец поняла, что сейчас не время
для личных обид.
  - Что это? - прошептала она.
  - Тебе лучше знать. Ведь ты впервые увидела эту штуковину в джунглях.
  - А! Так это она. Я-то только видела, как ее провозили по деревне на
тягаче. Я ни разу не видела се на пусковой установке. Но ведь та ракета
находилась в тысяче миль южнее. Как же они доставили ее сюда?
  - Вопрос очень хороший.
  Я внимательно осмотрел место. Пещеры были искусно сработаны древними
каменотесами, имевшими в своем распоряжении лишь обломки скальной породы и
палки, с помощью которых они создали нечто вроде многоквартирного
комплекса в отвесной стене каньона. До этих горных квартир можно было
добраться по деревянным стремянкам. Пещеры были явно обитаемы - впервые за
многие столетия. Под пещерами в долине стояла палатка, а перед ней было
кострище, вокруг которого копошились люди. Чуть поодаль я увидел несколько
пикапов и знакомый голубой "фольксваген". Блондинки в шортах я не увидел,
но мне было важно узнать, что ей удалось проникнуть в лагерь. По крайней
мере, "жучок" добрался до места.
  Разбитый в долине лагерь со стороны производил вполне безобидное
впечатление: ни дать ни взять геологическая экспедиция. С самолета,
пролетающего над этими местами, нельзя было заметить ничего необычного.
Вот только, в рощице была спрятана ядерная ракета, а там, где каньон
сужался, в зарослях тополей, стоял целый парк грузовиков, покрытый
камуфляжными узорами. Я разглядел несколько джипов-вездеходов и шестиосных
армейских грузовиков - явно старого образца, приобретенных неизвестно где,
наверное, за хорошую взятку. Там же стоял д шестиосный тягач, на котором
сюда доставили эту ракету. На тягаче были установлены локаторы и антенны
управления ракетой.
  Если не считать стальной птички, зрелище было не шибко впечатляющим. Ну
что это, в самом деле: две сотни вооруженных парней, забравшихся в это
забытое Богом место на дряхлых транспортных средствах, чудом уцелевших
после второй мировой войны. Ну, еще в Штатах небольшая группа поддержки,
состоящая из тех, с кем мы познакомились в Тусоне: обозленный безработный
механик-пьяница, молодой бездельник, севший за поножовщину, да увядшая
экс-любовница бывшего нацистского мясника. По большому счету - опять-таки
не принимая в расчет стальную птичку - все это едва ли тянуло на
угрожающую демонстрацию военной силы.
  Но птичка оставалась птичкой - и дело было даже не в самой этой птичке, а
в том, что они ее сюда приволокли. Видимо, тут не обошлось без
зафрахтованного судна, которому пришлось где-то тайно выходить в открытое
море и тайно же причаливать. А потом надо еще учесть бесчисленные мили
тяжелого и опасного ночного путешествия по проселкам и заброшенным дорогам
или и вовсе по бездорожью при постоянной угрозе быть обнаруженными. Эта
ракета, возвышающаяся посреди тополиной рощицы, воплощала собой коварство,
авантюризм и почти невероятное напряжение сил. Люди, способные на такое,
заслуживали к себе самого серьезного отношения.
  - На тот случай, если тебе ничего не сказали в Вашингтоне, - тихо
заговорил я, - или если ты невнимательно слушала инструкции, сообщаю: эта
потерявшаяся русская игрушка называется "Рудовик-ПЬ. У нее ядерная
боеголовка, а дальность полета составляет полторы тысячи миль. При запуске
отсюда она может быть послана в любой крупный американский город от -
Лос-Анджелеса до Хьюстона. А может, и того дальше. Мои познания в
географии довольно скудны. Пульт управления этой штучкой находится в руках
нашего милого генерала со шрамом на лице, имеющего карликовую армию и
грандиозные мечты о величии.
  - Ты знал, что обнаружишь ее здесь?
  - Нет, - признался я. - Из Коста-Верде пришло сообщение, что ракета не
обнаружена, но мы не знали, верить или нет этому донесению. Президент
Авила мог ее припрятать для своих нужд и, не моргнув глазом, обмануть наше
правительство. Более того: у меня не было даже малейшего подозрения, что
фон Заксу удастся ею завладеть.
  ? Я полагаю... - начала Шейла, - что нам следует что-то предпринять.
  Я скорчил гримасу.
  - Ну, мы могли бы похитить старого Генриха и - сделать ноги, оставив
Кэтрин на растерзание волкам, а эту хлопушку - тем, кому она больше
понравится. Знаешь, теперь, когда я оцениваю всю ситуацию, у меня
возникает сильное искушение именно так и поступить. Я даже не подозревал,
как все обернется, когда согласился лично явиться в лагерь на подмогу
нашей блондинке.
  Шейла убежденно сказала:
  - Кэтрин забудет о нас, как только ей окажется, что она сумеет извлечь для
себя хоть какую-то выгоду.
  - Знаю. Только из-за этой чертовой хлопушки мне приходится держать данное
ей слово. Однажды я уже бросил эту птичку в центральноамериканских
джунглях, за что мне всыпали по первое число. Теперь она свила себе гнездо
вблизи от американской границы. У меня нет выбора. Мне надо каким-то
образом вывести ее из строя, пока какой-нибудь идиот ради хохмы не
подойдет и не нажмет на кнопку. Давай-ка отойдем и продумаем наши действия.
  Сев в тени огромного валуна подальше от края каньона, я от души глотнул из
фляги и снял ружье с плеча. Кожаный ремень изрядно растревожил мои едва
зажившие ожоги, причем я ни на секунду не забывал, кому ими обязан. Моя
совесть не особенно бы меня донимала в случае, если бы я оставил Кэтрин в
компании фон Закса. Так что слава Богу, подумал я, что у меня все же нет
выбора.
  Я вынул затвор, проверил казенную часть, вставил пять патронов в магазин,
дослал один из них в патронник и передал ружье Шейле вместе с двумя
коробками патронов.
  - Ну вот. Худышка, у тебя теперь сорок штук. Играй. Впрочем, один раз ты
пальнула там у дороги. Значит, остается тридцать девять.
  - Эрик...
  - Запомни: прямой наводкой можно стрелять только в цель, находящуюся
посреди каньона. В цель около палатки или у костра со стопроцентной
точностью не попадешь, так что и не пытайся. Ты знаешь нашего клиента - ты
видела его фотографии. Что бы ни случилось - повторяю: что бы ни
случилось, - Не вздумай стрелять без абсолютной уверенности, что попадешь
в него. Это твое задание. Когда он войдет в твое поле зрение и ты
убедишься, что это именно он - клади его. И я полагаюсь на тебя - ты
должна уложить фон Закса в то самое мгновение, когда он подойдет ко мне на
достаточно близкое расстояние. Я постараюсь вывести его как можно ближе к
тебе, в зону прямой наводки. Или Кэтрин это сделает. Все будет зависеть от
того, как там все сложится.
  - И как же ты собираешься...
  - Обо мне ты не волнуйся. После того, как войдешь с клиентом в контакт...
когда пристрелишь фон Закса, можешь расстрелять оставшийся боеприпас по
своему усмотрению. Можешь нас прикрыть, но смотри: не засиживайся здесь
долго. Уходи, прежде чем они тебя отрежут. Если нам удастся выбраться, мы
будем ждать тебя внизу - там, где спрятаны наши вещи, помнишь? И с
машиной, если нам и ее удастся прихватить.
  - А... - она замялась. - А если вас там не будет?]
- Не жди нас. У тебя галлон воды и достаточно еды, чтобы дойти до
ближайшего селения. Иди строго на восток, пока не выберешься на дорогу,
ведущую к Антелоуп-Веллз, но только не возвращайся прямо к границе - это
очень далеко. Чуть южнее есть мексиканские деревни. А может, поймаешь
попутку. Только прежде чем садиться в машину, убедись, что в ней сидят
вполне безобидные попутчики. Путешествие тебя ждет долгое, трудное и
изматывающее, может быть, оно продлится несколько дней, но все будет
хорошо, если ты не выпьешь сразу всю воду.
  Она хихикнула смущенно.
  - Какой же ты глупый! неужели ты думаешь, что я могу уйти без тебя? Я же
не Кэтрин, сам знаешь. Я отчеканил:
  - Действующие инструкции категорически запрещают агенту рисковать своей
жизнью ради спасения напарника из плена, выноса раненого или захоронения
убитого, если эти действия ставят под угрозу выполнение операции. Так и
здесь. Мы или выполним данное нам задание в течение первых минут после
начала операции, или не выполним. Тебе предстоит куда более длинный путь,
чем нам, - ведь ты пойдешь по горной местности. Если к тому времени, как
ты доберешься до нашего тайника, нас там еще не будет, значит, мы не
придем. Вот и весь сказ. А роль героини тебе не принесет никаких лавров.
Иди и ни о чем не думай. - Я встал и бросил взгляд на часы. - Так, ну мне
пора. Не хочу в сумерках покатиться кубарем с этого обрыва. Не хватало мне
еще тут сломать ногу.
  - Эрик!
  - Что?
  Шейла прислонила ружье к валуну и встала.
  - Будь осторожен, - сказала она, глядя прямо мне в лицо. - Пожалуйста,
милый, будь осторожен. И если ты скажешь "конечно" таким же тоном, каким
ты произнес это там, на дороге, перед тем как уйти, я дам тебе пощечину.
  Я молча смотрел на нее. Ее короткие волосы спутались, рубашка и шорты были
покрыты слоем грязи и пыли, а маленькое личико порозовело на солнце. Она
была похожа на ребенка, проведшего увлекательный день на пикнике.
  - Конечно, - ухмыльнулся я. - Конечно, я буду осторожен, Худышка.
  Она нахмурилась и замахнулась ладошкой. Я поймал ее за запястье. Напрасно
я до нее дотронулся. Я все время старался поддерживать с ней сугубо
деловые отношения и думать о ней всего только как о факторе страховки при
выполнении задания.
  То, что когда-то я нашел ее почти бездыханной в джунглях, а потом тащил на
себе и выхаживал ее, а потом рисковал из-за нее жизнью (официально) и
занимался с ней любовью (неофициально), строго говоря, не имело отношения
к данной ситуации. Или, по крайней мере, эту мысль я себе внушал. Но
вдруг, к своему недоумению, понял, что по-хозяйски сжимаю ее в объятьях и
целую - то было весьма странным поведением для профессионального агента,
готовящегося идти на смертельное задание.
  - Господи! - вздохнул я с чувством. - Хороший мы выбрали момент для
нежностей. Лучше нам остановиться, пока я совсем не забыл о столь важной
вещи, как угроза миру со стороны международных террористов.
  Я попытался было сделать шаг назад, но она меня не выпустила из своих
объятий.
  - А что в этом плохого? - коварно улыбаясь, спросила она. - Можешь забыть
  - Ненадолго. Всего лишь на несколько минут.
  - Ты бесстыдная распутница! - сказал я.
  - Ты мне уже говорил нечто подобное.
  - Я не падок на женщин в штанах. Они оставляют меня равнодушным, - твердо
заявил я. По крайней мере, я надеялся, что эти слова прозвучали с
достаточной гордостью. - И к тому же мне надо спуститься по этому обрыву
до наступления темноты. У меня свидание с сексапильной блондинкой.
  - Уж знаю! - поморщилась она. - Ах ты негодяй! Оторвал ей пуговицу на
блузке, чтобы полюбоваться на ее выдающийся бюст! Кого ты хотел обмануть?
  - А, так вот что не дает тебе покоя!
  - Да, я ревную! Рядом с ней я чувствую себя плоской доской. Худышкой.
Знаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Эрик!
  - Что?
  - Ты же будешь там? У тайника?
  - Я постараюсь изо всех сил.
  - А потом...
  - Это плохая примета - строить далеко идущие планы, Худышка.
  - Знаю. Буду ждать тебя у тайника. И надеюсь, ты больше не думаешь...
  - Что?
  - Что я просто глупая девчонка, страдающая трансференцией, которую надо
постоянно подбадривать, потому что она прошла через страшные испытания. Я
уже вполне выздоровела, милый, в голове у меня прояснилось, и я знаю, чего
хочу. Для нас. Помни об этом, пока будешь находиться там, в долине, рядом
с этой хищной блондинкой. И... - она замялась и бросила на меня взгляд
исподлобья. - И ни о чем не беспокойся. Я знаю, что ты обо мне думал.
Когда-нибудь я тебе расскажу, что же все-таки произошло в Коста-Верде. Но
сейчас я в порядке. В полном порядке. Тебе надо только поставить фон Закса
в двухстах ярдах от меня по прямой, и я все сделаю так, что у тебя не
будет жалоб. Вот увидишь.


                                  Глава 21


  Все шло по плану. Кэтрин предупредила их о моем появлении. Они ждали меня
и схватили с поличным, как то и должно было произойти. У меня при себе был
набросок каньона с обозначением ракеты и тягача с локатором - эскиз
получился очень неплохим, если учесть, что мне пришлось рисовать уже в
сумерках. Еще у меня нашли описание спрятанных в рощице закамуфлированных
автомобилей и сделанные мною подсчеты личного состава, расквартированного
в пещерах, и массу прочих заметок, которые только и могут прийти в голову
опытному разведчику, намеревающемуся по возвращении домой сделать
подробный отчет о выполненном задании. Я лишь пожалел, что не взял с собой
фотоаппарат со вспышкой, но потом решил, что это было бы уж слишком.
  Они дали мне возможность закончить мой рисунок с натуры и, когда я уже
приготовился отправляться в обратный путь, окружили.
  Я сразу дал деру, причем постарался бежать на пределе сил, чтобы как можно
скорее сорвать дыхание - тем облегчая задачу себе и им. Я предпочел
сдаться, чем стать добычей латиноамериканских снайперов в сумерках. Они
могли случайно подстрелить меня. Или, хуже того, случайно могли бы
промахнуться и дать мне улизнуть...
  Они меня немного помутузили, отобрали записную книжку и револьвер, который
я специально для них сунул себе в карман. Добыча их осчастливила. Им
удалось схватить очень опасного человека, которого они долго выслеживали.
Они триумфально повели меня в лагерь. Мы миновали автопарк, перешли узкий
ручей, который в былые времена, судя по его иссохшему руслу, разливался
тут довольно широким и бурным потоком.
  Я старался не глядеть на северный хребет громоздящихся над долиной скал.
Давно уже стемнело, и точная стрельба в таких сумерках была делом
безнадежным, но я был уверен, что Шейла следит за нами сквозь оптический
прицел. Оказавшись на открытом месте, я смог получше разглядеть своих
конвоиров. Они мало походили на скучающих геологов или археологов, а ведь
всего несколько часов назад они беспечно бродили вокруг костра. Это были
здоровенные смуглые парни вроде тех, кого собрал Химинес в джунглях
Коста-Верде. Только не подумайте, будто я их недооценивал по той причине,
что они попались на мою супершпионскую приманку. Эти ребята, если верить
мексиканской истории, могли до бесконечности вести кочевую жизнь отчаянных
партизан, питаясь лишь горсткой вареных бобов, приправленных щепоткой чили.
  Они были вооружены самым разнообразным оружием - от старых "спрингфильдов"
и винтовок "М-1" до автоматов новейшей конструкции. Автоматом был вооружен
сержант, командир патруля, низкорослый жилистый субъект. Они были одеты не
то чтобы в мундиры, но у каждого на рукаве была повязка со свастикой, а за
поясом торчал мачете, хотя, надо сказать, в этих краях такие секачи были
едва ли необходимы. Я заметил, что все мачете одного вида и чуть более
тонкой работы, чем те грубые стальные лезвия, которые с одного конца
снабжены двумя деревянными накладками вместо рукоятки. К рукояткам их
мачете были приделаны широкие медные скобы, предохраняющие пальцы, - так
из орудия дровосека эти клинки превратились в холодное оружие.
  Что ж, нацисты всегда испытывали благоговейное восхищение перед разного
рода холодным оружием - в особенности перед коротким кинжалом, мало
пригодным в настоящем бою, но незаменимым для удара в спину. Можно
сказать, что в каком-то символическом смысле честное мачете куда более
благородное оружие, хотя надо попасть уж в совсем отчаянное положение,
чтобы искать ему применение в ядерной войне.
  Они подвели меня к палатке, разбитой у подножия скалистой стены каньона.
Теперь, с наступлением темноты, вся бутафория археологического лагеря была
отброшена: перед входом в палатку стоял вооруженный часовой. Он вскинул
прямую руку в нацистском приветствии. Сержант с автоматом ответил
соответственно.
  - Вива Кинтана! - провозгласил часовой.
  - Вива Кинтана! - повторил мой сопровождающий, и меня ввели в палатку.
  Посреди палатки стоял деревянный стол и несколько складных стульев.
Походная кровать-раскладушка была прислонена к брезентовой стенке. Над
столом висел фонарь с двумя горелками, освещая все вокруг резким белым
светом.
  За столом сидел фон Закс, разложив перед собой какие-то бумаги и устремив
взгляд на вход - вылитый генерал Грант, дожидающийся последних известий из
Виксберга. Вблизи оказалось, что он куда старше, чем мне казалось, однако
его волосы не поседели, а фигура была подтянута и мускулиста. На нем был
военный костюм цвета хаки военного покроя с повязкой на рукаве. На спинке
стула висела портупея с кобурой, в которой угадывался "кольт" 45-го
калибра, а с ремня свисала замысловатая вариация мачете. Я перевел взгляд
с саблевидного клинка на лицо со шрамом, и у меня в голове вспыхнула
догадка, которую я на время похоронил в глубине мозга, надеясь, что потом
она даст импульс для рождения стратегического плана.
  Я понял, что вне светового конуса сидит Кэтрин Смит, но я до поры до
времени не должен был ее замечать. Оказавшись в столь ужасном положении, я
не мог обращать внимание на заблудших блондинок. И во все глаза смотрел на
мужчин.
  Они заученно исполнили упражнение на тему "вива Кинтана", после чего
коротышка-сержант эффектно бросил на стол мой револьвер и записную книжку
и начал докладывать по-испански. Фон Закс раскрыл книжку и стал
рассматривать мои рисунки и записки. Потом он взял револьвер и проверил
барабан, прицелившись в меня. Он отпустил сержанта и заговорил только
после того, как полог палатки перестал качаться.
  - Это тот самый, фройляйн Шмидт?
  После этой реплики я отвел взгляд в сторону. Она сидела, развалившись, в
шезлонге и пила мексиканское лицо из бутылки. Невозможно было оторвать
глаз - если, конечно, вы мужчина, - от ее сильных загорелых ног и небрежно
расстегнутой до середины груди блузки. Она сделала очередной глоток и
взглянула на меня.
  - Ну, он, во всяком случае, такого же роста. Как я уже вам сказала, я
только знаю, что это был высокий мужчина, который выдавал себя за
служащего какой-то фирмы по изучению общественного мнения, а потом он
назвался агентом американского правительства. Он привел жену Хеда в гараж,
выжал из нее всю информацию и бросил привязанную к стулу. Там я ее и
нашла. Она прожила недолго, но успела мне рассказать о том, что с ней
случилось и как найти вас и предупредить о нем.
  Мы с ней придумали эту легенду по дороге сюда. Пока она говорила, фон Закс
не спускал с нее глаз. Больше всего его, похоже, заинтересовали ниточки на
месте оторванной мной пуговицы - ну, во всяком случае, этот участок ее
тела.
  - Мне трудно было найти более подходящее место для смерти, фройляйн, -
пробормотал он. И его взгляд вдруг стал пронзительно-подозрительным. -
Герда Ландвер была здесь единожды. Перед входом в каньон ей завязали
глаза. Как же она могла с такой точностью описать вам маршрут?
  - Возможно, она подглядывала, - без колебаний сказала Кэтрин. - Она
описала эти пещеры. Она сказала, по какой дороге ехать и где свернуть.
Если вы не верите, можете спросить у него, - она махнула рукой в мою
сторону. - Ведь и он тоже нашел вас.
  Фон Закс не сразу повернулся ко мне. Он все еще, похоже, не мог отвлечься
от созерцания ниточек на месте отсутствующей пуговицы. Пожалуй, я мог бы
прыгнуть на него, ткнуть ему в живот ствол своего револьвера и выполнить
задание, не сходя с места. А потом, возможно, нам удалось бы вырваться
отсюда, отстреливаясь из моего "тридцать восьмого" и его "кольта", и
скрыться во тьме. Может быть. Этот вариант, правда, имел несколько
самоубийственный привкус, и к тому же я не люблю менять по ходу дела
тактический план. Да и ракета при таком варианте не учитывалась. К тому же
я не особенно-то был уверен, что он такой рассеянный, каким казался.
Может, он меня вынуждает на какой-нибудь глупый фортель?
  - Очень жаль, - медленно произнес он. - Даже по прошествии стольких лет
она была все еще прекрасна - Герда. В юности она была замечательно
красива. Она была невестой одного из моих... ммм... младших офицеров, но
высший офицерский чин имеет свои преимущества, ха-ха! А ты ее убил! -
внезапно закончил он, резко оборачиваясь ко мне. Он смотрел на меня через
прицел короткоствольного револьвера.
  - Я ее допрашивал, - солгал я. - Она оказалась мягкой, как и все ваши
хваленые нацисты" мягкой и податливой, как воск, фон Закс!
  - Здесь я Курт Кинтана, - бросил он злобно. - Так и обращайтесь ко мне.
  - Вы Курт Кинтана, но эту леди называете "фройляйн", - усмехнулся я. -
Чтобы уж быть до конца последовательным, ее бы следовало назвать
"сеньорита". Как принято в этих местах.
  Он нахмурился.
  - Вы пытаетесь меня разозлить. Почему?
  - Это старый трюк, фон Закс, характерный для этих мест. Когда белый
попадал в руки апачей, ему надо было заставить их побыстрее совершить
казнь, чтобы избавить себя от страданий. Ну вот, вы меня сцапали. Так не
будем тянуть резину и побыстрее покончим с этим, - я усмехнулся ехидно,
точно вспомнив что-то. - А вид у вас сейчас куда более важный, чем в тот
раз, когда я вас видел.
  - Где это было? - спросил он подозрительно. - Я что-то не припомню...
  - А вы меня не видели, - ответил я. - Вы юркнули под джип, спасая свою
шкуру. Передняя часть с головой была скрыта довольно надежно, но задняя
немного выдавалась. Но только это была не самая желанная
для меня мишень. Я до сих пор жалею, что упустил свой момент.
  - Так это были вы? Со снайперской винтовкой! В Коста-Верде!
  - Это был я. И должен признаться, мне устроили хорошую головомойку за то,
что я вас упустил. И в наказание дали задание поймать вас здесь, - я пожал
плечами. - Вот видите: никогда нельзя мешкать, когда подворачивается
удобный случай выпустить пулю прямой наводкой. Если бы я подстрелил вам
хвост, вы могли бы получить заражение крови и сдохнуть, и у нас не
состоялся бы этот приятный разговор.
  - Вы агент разведки?
  - Я американский агент. Если бы я хорошенько разведал обстановку в этих
местах, то ни за что не стоял бы сейчас в этой палатке, попавшись в лапы
вашим потешным солдатикам.
  - Вы один?
  - Я работаю в одиночку. Но я не хочу сказать, что другие не получили
задания найти и обезвредить вас. Полагаю, я их немного опередил. Мне
хотелось проверить, правду ли мне сказала та женщина, а уж потом вызвать
резерв. Информация, полученная такими методами, как вам должно быть
известно, не всегда оказывается достоверной. - Я поморщился. - Ну,
валяйте, к делу, герр эрзацфюрер. Зовите свою расстрельную команду.
Сшибите последнюю свечку. Давайте-ка устроим представление прямо на
дороге, а?
  - Вы думаете, я вас убью?
  - Вы либо убьете, либо задразните меня до смерти. Какая разница?
  - Как вас зовут?
  - Не ваше собачье дело. Впрочем, можете назвать меня Генри Эванс.
  Он молча смотрел на меня. Потом поднял мой тупорылый револьвер и тщательно
прицелился. Курок дернулся, приведенный в движение ударно-спусковым
механизмом, когда он чуть нажал на спусковой крючок. Дойдя до определенной
точки, курок сорвется и ударит по капсюлю. Справа раздался тихий хлопок:
это Кэтрин откупорила очередную бутылку.
  - Господи, как же во рту пересохло, - сказала она. - В этой стране можно
заживо изжариться на солнце. Если вы собираетесь стрелять, мой дорогой,
стреляйте. Не заставляйте меня ждать целую вечность...
  Фон Закс даже не взглянул на нее, что, впрочем, не означало, что он ее не
проверяет, пытаясь выяснить, нет ли между нами какой-то связи и не станет
ли она умолять его сохранить мне жизнь. Он смотрел на меня. Из-за
причудливой игры света шрам на его щеке напоминал глубокий овраг. Ему
довелось пройти через многие жизненные испытания с тех беззаботных деньков
в Гейдельберге. Он командовал армиями, а теперь его, военного преступника,
разыскивали международные антифашистские организации. Но он вновь получил
в свое подчинение армию - своеобразную, конечно, но армию. Он вновь шел к
славе и величию, и его следовало остановить.
  Я откашлялся и сказал:
  - Не заставляйте леди ждать, фон Закс.
  Он снял палец со спускового крючка и рассмеялся:
  - А вы перепугались, мистер Эванс.
  - Меня всегда пугает находящееся в непосредственной близости огнестрельное
оружие. Но я преодолею этот страх. Как я люблю повторять, пуля все вылечит.
  - Нет, - медленно произнес он, - вы перепуганы в душе. На словах вы
хорохоритесь, но это вы мягкий и податливый внутри, мистер Эванс. Вы
боитесь, что я убью вас не сразу - тогда вы сломаетесь и проявите свою
слабость.
  - Боже ты мой! - воскликнул я. - Ну вот, на тебе, наткнулся на
психолога-самоучку! Скажите мне только одно, фон Закс. Чем это вы
занимались с бандой коммуняк в Коста-Верде?
  - Дурацкий вопрос. Вы же самолично видели итог моей поездки туда и
зарисовали его в своей книжечке. Я приехал купить одну штучку, которая, по
слухам, продавалась.
  - Э, нет, Эль Фуэрте никогда бы по доброй воле, будь он жив, не продал бы
вам ее! Это же был его козырной туз.
  - Этого туза должен был перебить джокер, - возразил фон Закс. - Русские
пронюхали через своих кубинских информаторов, что ракета попала к нему. И
им это очень не понравилось. Они предупредили его, что, если он вздумает
этой ракетой воспользоваться, последствия будут очень серьезными. Они
требовали эту ракету назад. Он, конечно, все твердил, что и в глаза ее не
видел. А потом стал искать богатенького покупателя. Русские не собирались
платить ему ни цента, а генерал Сантос сильно поиздержался за время своих
партизанских подвигов. И он считал, что сделка принесет ему достаточную
материальную компенсацию за вес невзгоды.
  ? Понял. Ну вот теперь она у вас. И как же вы намереваетесь ее
использовать? Вы же не настолько безумны, чтобы надеяться шантажировать
Соединенные Штаты или Мексику этой хлопушкой-переростком?
  - Шантажировать? - нахмурился он. - Я не шантажист, мистер Эванс. Придет
время - а оно не за горами - и я выпущу эту ракету. И город Эль Пасо, штат
Техас, исчезает с карты Америки. Полагаю, это будет Эль Пасо. Мои
бородатые инженеры-техники уверили меня, что Эль Пасо наилучшая цель в
радиусе действия этой игрушки, а у ваших техасцев горячие головы и большой
политический вес. Они будут настаивать на немедленном ударе возмездия - и
по кому они нанесут свой удар возмездия, а, мистер Эванс? Я шумно вздохнул.
  - Хитро задумано. Идея не оригинальная, но хитрая. В кино это было бы
страшно эффектно.
  - Эффект будет в реальной жизни. Никому там, по ту сторону границы, даже в
голову не придет, откуда прилетела эта ракета. Они будут знать только то,
что уничтожен крупный американский город. Ну а теперь скажите: разве после
такого происшествия вашим межконтинентальным ракетам не будет дана команда
"пуск"? И разве капитаны подводных лодок с ракетами "Поларис" на борту не
получат аналогичного приказа? И сел и даже одна ракета полетит в то
полушарие, неужели она не получит адекватный ответ? - он осторожно положил
мой револьвер на стол. - А когда осядет радиоактивная пыль, разве у
человека, имеющего в своем распоряжении значительные военные формирования
и тайных союзников во всех ваших юго-западных городах, не возникнет шанс?
Да такой человек мог бы воздвигнуть империю из праха!
  В палатке повисло молчание. Как я уже сказал фон Заксу, идея не отличалась
особой оригинальностью. Многие до него лелеяли ту же мечту, но никто не
решился отправиться по миру с надеждой закупить необходимые средства для
ее осуществления. По крайней мере, мне так хотелось думать.
  Ну, это вроде того, как спалить коровник, чтобы иметь побольше говяжьих
костей на прокорм не родившимся еще щенкам. Знаете, что я об этом думаю? Я
думаю, вы выжили из ума, фон Закс. Мне кажется, вы просто хотите запалить
мировой пожар и любоваться ядерным грибом на горизонте. Я думаю...
  - Довольно! - рявкнул он и схватил револьвер.
  - Я думаю, вы просто хотите поссорить две сверхдержавы, раздавившие
империю Адольфа Гитлера, чтобы они уничтожили друг друга. А все ваши
прочие разговоры - пустая болтовня. Какая там империя! Чушь!
  - Молчать! - Курок опять, дернувшись, пополз вверх.
  - Давай-давай! - браво заявил я. - Нажми ты на этот чертов крючок! Валяй,
стреляй, нацистский палач! Курок медленно опустился. Он вздохнул.
  - Что-то вам больно не терпится умереть, мистер Эванс. Но я вам сегодня не
доставлю этой радости. Возможно, завтра... Охрана!
  Что ж, если бы я не стал его подталкивать, если бы я не внушил ему мысль,
будто мечтаю о быстрой смерти, он бы наверняка меня пристрелил. Здорово я
все-таки придумал! Да и потел очень убедительно, когда его солдаты
выволакивали меня вон.


                                  Глава 22


  Камера, карцер, темница, называйте, как хотите, представляла собой пещерку
в стене каньона, расположенную на высоте двадцати футов над землей. Чтобы
забраться туда, надо было подняться по шаткой стремянке. Сержант приказал
мне лезть наверх, направив на меня ствол своего уродца. Потом он послал ко
мне солдата, который крепко меня связал. Солдат хорошо знал свое дело, а
я, надо сказать, не Гудини. Я попытался в процессе зявязывания узла
ослабить натяжение веревки, как советуют учебники, но увы - если бы был
уверен, что этот парень умеет читать, не говоря уж что по-английски, я бы
сказал, что мы учились по одной хрестоматии. Когда он оставил меня в
покое, мне стало ясно, что без посторонней помощи я не смогу спуститься
вниз. А потом лестницу убрали - тем все и кончилось.
  Внизу подо мной весело горел костер, а ребята, сидевшие вокруг огня,
пустили по кругу бутылку текилы, или мескала, или пульки, или что там у
них было во фляжке. Очень скоро один из них достал гитару и затянул песню
- ну точно как в кино. Я подполз к краю своего узилища, откуда хорошо была
видна вся сцена внизу. Чуть поодаль от веселящейся группки сидел мрачного
вида бука. Прислонившись спиной к скале и положив винтовку на колени, он
глядел на мою пещеру. В палатке, как я заметил, все еще горел фонарь, а у
входа стоял часовой.
  Мрачный парень с винтовкой знаком приказал мне скрыться в пещере. Я не
подчинился, и тогда он навел на меня ствол. Я сразу понял этот жест,
отпрянул во тьму и стал исследовать свой каземат с другого конца. В десяти
футах от входа в пещеру я наткнулся на камень. Со связанными руками и
ногами мне было трудновато искать туннели и расселины в сплошной скальной
стене. Теперь мне оставалось надеяться только на Кэтрин.
  Ее следующий ход был предсказуем, и очень скоро по звукам я понял, что она
приготовилась его сделать. Время шло, и из палатки фон Закса все громче
доносился их пьяный хохот. Наконец они дурными голосами запели "Хорста
Весселя". Потом раздался новый взрыв смеха, началась возня, отчего вся
палатка заходила ходуном, послышался требовательный мужской голос и
протестующий женский - впрочем, протесты были явно не очень настойчивые.
Потом после звуков борьбы все стихло.
  Я лежал и размышлял, отчего это я к себе так плохо отношусь. То есть я
хочу сказать, что эта женщина мало что для меня значила, она просто
сделала то, что я бы и сам приказал ей сделать, если бы она
поинтересовалась, каковы мои соображения на ее счет.
  Гитарист давно умолк, костер затухал. И когда тлеющее пламя костра уже не
отбрасывало бликов на потолок и стены моей пещеры, Кэтрин вышла из
палатки. Я услышал ее голос: она разговаривала с охранником вполголоса,
потом пьяно хихикнула в ответ на его замечание. После чего раздался глухой
звук, точно топор вошел в мягкое тело сосны.
  Потом я услышал, как к скале приставили лестницу. Ко мне в пещеру
забросили какой-то металлический предмет. И через мгновение в проеме на
фоне неба появилась она сама, присела на краешек пещеры перевести дыхание"
вползла внутрь и разрезала мои путы мачете - очевидно, она позаимствовала
его у охранника внизу.
  - Так, ну а теперь нам надо побыстрее спускаться, пока кто-нибудь не
заметил лестницу! - прошептала она, помогая мне сесть.
  - Сейчас, - прошептал я в ответ. - Дайте только восстановлю
кровообращение. А что с часовым у палатки?
  - Спит. Я поступила с ним по-дружески. Дала пива, подсыпав в него кое-что
- у меня было с собой. Как и фон Заксу. Они проспят до самого утра. Ваш
охранник от пива отказался - служака! Так что он теперь заснул вечным
сном. Если его обнаружат, мы пропали. Пошли! Я пойду первой и буду вас
поддерживать, чтобы вы не поскользнулись. Большой тесак оставим здесь.
  - Я хочу его забрать. У меня возникла одна идея.
  - Ладно. Дайте мне ремень.
  Она повесила себе мачете на шею и перекинула его за спину. Потом ступила
на лестницу и отклонилась, дав мне вылезти первым. Зрелище, наверное, было
забавное. Я чувствовал себя ужасно неловко оттого, что меня поддерживала
женщина, однако мод руки и ноги, онемевшие от веревок, плохо меня
слушались. Если бы не она, я бы раз десять мог навернуться с лестницы и
кубарем покатиться вниз.
  Достигнув земли, я снова перепоясался ремнем и помог ей отнести лестницу
на прежнее место. Мы прошли мимо часового, который сидел неподвижно у
скалы с винтовкой на коленях и надвинутой на глаза шляпой. Он был мертв. И
я снова посоветовал себе не слишком недооценивать мою сексапильную
напарницу: к этой девице опасно было поворачиваться спиной. Мы
остановились отдохнуть в укромном месте среди скал.
  Она наклонилась к ноге и стала что-то поправлять.
  - Чертовы сандалии! - прошептала она. - С таким же успехом можно было идти
босиком.
  Она выпрямилась, и мы молча переглянулись. Ночное небо было достаточно
светлым, чтобы я мог рассмотреть ее лицо. Ее аккуратная прическа
рассыпалась, и волосы спутанными прядями обрамляли лицо. Помада на губах
отсутствовала, глаза не были подведены мерцающей краской - она предстала
моим глазам в совершенно новом виде. Я с удивлением отметил, что без
косметики она оказалась девушкой с довольно-таки простоватой внешностью.
  - Ваша малышка... - прошептала Кэтрин. - Она залегла с ружьем на гребне
каньона?
  - Да.
  - А она сумеет выстрелить?
  - О Шейле не беспокойтесь, - заверил я ее. - Она выполнит свое задание.
  - Не сомневаюсь. Ради вас она это сделает. Потому что она в вас влюблена.
Это так трогательно...
  - О да, трогательно, - согласился я. Если бы женщины могли послушать себя
со стороны в момент взаимных уколов, мы бы, возможно, были избавлены от
этих радиопомех. - У меня есть предложение. Ситуация приняла новый оборот.
Я - мы с Шейлой - возьмем на себя фон Закса, если вы позаботитесь о птичке.
  - Какой птичке? Ах, ракета! - она взглянула в направлении темнеющей вдали
рощицы. Потом перевела взгляд на меня и улыбнулась. - Вот оно что. А я-то
думала: зачем вы спустились, если могли без труда подстрелить его сверху?
Так вот, значит, в чем дело?
  - Именно в этом.
  - Меня это не касается. Это не входит в мое задание.
  - Мне необходимо каким-то образом повредить эту штуковину. Конечно, в
Вашингтоне больше бы обрадовались, если бы я сумел доставить ее в целости
и сохранности, но, с другой стороны, они бы предпочли ее раскурочить, чем
в очередной раз потерять. Помогите мне обезвредить ее, а я гарантирую вам
живого фон Закса. Если заупрямитесь, я сам займусь этой ракетой, а вы
погибнете героической смертью, пытаясь выполнить свое задание в одиночку.
  Она задумалась, потом обреченно пожала плечами.
  - Ну ладно. Но как, по-вашему, я смогу ее вывести из строя? Она же такая
здоровенная!
  - Займитесь тягачом, - ответил я твердо. Мне потребовалось немало времени,
чтобы сделать этот очевидный вывод. - Уж не знаю, как умыкнуть эту птичку,
но с тягачом все очень просто. Вам надо только прострелить бензобак и
поднести горящую спичку. Я очень сомневаюсь, что им хватит инженерного
таланта найти способ запустить ракету после того, как пусковая установка
превратится в груду металлолома. - Я нахмурился. - А что с
"фольксвагеном"? У кого ключи?
  - Ключи торчат в замке зажигания.
  - Хорошо. Тот из нас, кто окажется ближе к машине после операции, сядет за
руль и заберет другого. Шейла будет прикрывать нас сверху. Что-нибудь еще?
  Она прикусила губу.
  - Да. Еще одно. Здесь мы с вами партнеры, Генри Эванс. Но потом настанет
день, и я отплачу вам за смерть Макса. Я не простила вас.
  Она повернулась и зашагала прочь. Подойдя к палатке фон Закса, откинула
полог и вошла. А я устремил взгляд к северному отрогу стены каньона. Мне
было неприятно думать, что жизнь Шейлы, да и моя собственная, зависела от
милости женщины, которой я не доверял, женщины, которая не преминула
напомнить мне, что за мной числится кровавый должок. Но в тот момент я
ничего не мог с этим поделать.
  Я посмотрел на мачете, которое сжимал в руке, и потрогал его лезвие.
Оружие было, надо прямо сказать, ублюдочное: клинок слишком длинный для
ножа и слишком короткий для меча. Но, как бы там ни было, для задуманного
мной дела он сгодится. Я посмотрел на часы. Фосфоресцирующие стрелки
показывали три тридцать пять. Я сел и стал ждать.
  В половине пятого было уже достаточно светло, чтобы начать действовать. Я
встал и, не прячась, двинулся к палатке. Дневальный разводил костер для
приготовления завтрака, вытаращив на меня глаза, потом метнул взгляд на
мою опустевшую пещеру и потянулся к ружью, стоящему у дерева. Я
приблизился к входу в палатку, отшвырнул в сторону спящего часового и
одним взмахом меча рассек брезентовый полог. И произнес глупейшие слова в
своей жизни.
  - Кинтана, выходи! - прорезал мой истошный вопль предутреннюю тишину
каньона. - Выходи и сразись со мной, как настоящий мужчина!


                                  Глава 23


  В теории все казалось вполне логичным. Но теперь, когда теория применялась
на практике, эта затея показалась мне настолько смехотворной, что я тут же
разуверился в ее действенности. Я сделал очень рискованную ставку на шрам,
полученный этим человеком на дуэли в пору его туманной юности, и на его
одержимость понятиями чести, и на характерную для тевтонского темперамента
любовь к обоюдоострым клинкам. Во всяком случае, я на это надеялся.
  - Выходи, подонок! - орал я. - Выходи, трус! Свинья! Выходи и сразись со
мной один на один, кровавый ты мясник! Чего ты тянешь? Ты что же,
надеешься, что, пока ты прячешься под кроватью, кто-нибудь меня пристрелит
и спасет твою жалкую трусливую душонку?
  Моя инвектива не была образцом блестящего ораторского искусства, в
частности потому, что мне пришлось произнести ее по-испански для
собирающейся аудитории. А многочисленные зрители уже подходили к палатке -
и это было мне на руку. Люди выглядывали из своих пещер, спускались по
лестнице и вставали вокруг палатки. На меня было направлено несколько
винтовок, я же патетически размахивал украденным мачете. За моей спиной
показался коротышка-сержант с автоматическим уродцем, но никто не стрелял.
  - Ладно, Кинтана, даю тебе минуту передыха. Перестань трястись. Твои парни
держат меня на прицеле. Никто тебя не обидит. Но прежде чем ты отдашь
команду "огонь", я хочу тебе кое-что сказать...
  И я сказал ему на ломаном испанском, что его мать была пьяницей и шлюхой,
которую однажды ночью забрюхатил подзаборный берлинский бродяга со свалки.
Я несколько развил эту тему. Потом подробно и в деталях описал беспутное
детство безродного сироты и приступил к рассказу о том, как он заполучил
ужасный шрам на щеке - по моей версии, этот шрам оставил ему на память
разбитой пивной бутылкой приятель-гомосек, приревновавший его к какому-то
пьянице: ведь всем известно - это неопровержимый исторический факт, - что
нацисты были педерастами...
  По мере того, как лилась моя речь, я обретал все больше красноречия и
скоро заметил на лицах обступивших меня мексиканцев одобрительные ухмылки.
В Мексике до сих пор ценится искусство публичного поношения. Для
бледнолицего гринго, надо думать, я выказывал отменное мастерство. И им
было бы жаль пристрелить меня в самый разгар моего дешевого представления,
данного на потеху обитателей лагеря.
  Однако кому это шоу явно не доставляло никакого удовольствия, так это
сержанту-коротышке с автоматом. Я чувствовал, как его ствол впивается мне
в спину, и до моих ушей донесся металлический щелчок: он снял автомат с
предохранителя.
  - Вот это правильно, амиго! - обратился я к нему. - Это по-мужски. Это
смелый и решительный поступок. Пристрели меня в спину. Спаси своего
трусливого начальника от...
  Со стороны палатки раздалось шуршание. Я обернулся: у входа стоял фон
Закс, надевая портупею с болтающимся "кольтом" и мачете. Его нестройно
приветствовали, и он ответил на приветствие, небрежно выбросив руку вверх.
В утренних сумерках он казался грузным, и вид у него был суровый и
свирепый. Если его и мучила головная боль от выпитого накануне пива с
подмешанным зельем, он не подавал виду.
  - Что здесь происходит? - гаркнул он по-испански. - Почему он на свободе?
Почему он разбудил меня своими истошными воплями? Вы что, в штаны наложили?
  За моей спиной раздался спокойный голос сержанта:
  - Tefe, con permiso...
  Он испрашивал дозволения застрелить меня. В толпе поднялся ропот
неодобрения, и фон Закс это понял. Его заботили иные проблемы, конечно,
например, каким образом я выбрался из пещеры и оказался перед его
палаткой, да еще и вооруженный мачете. Он был не дурак. Он бросил взгляд
на отдернутый полог палатки, откуда как раз в этот момент появилась
Кэтрин, убирая выбившуюся прядь волос. Ее мятая блузка была выпущена из
шортов и висела точно расстегнутый пиджак. Фон Закс отдал короткий приказ,
и двое солдат тотчас заломили ей руки за спину.
  - Держите эту хитрую шлюху, пока я разберусь с ее сообщником. - Он
повернулся ко мне. - Так, значит, вы все еще хотите быстрой смерти, мистер
Эванс. Но если бы я был настолько глуп, чтобы сразиться с вами в поединке,
я был бы вынужден вас разочаровать. Я медленно изрежу вас на куски.
  Я презрительно усмехнулся.
  - Ой напугал! Думаешь, я очень боюсь тебя или твоего шрама. Ну если этот
шрам у тебя не от пивной бутылки, значит, ты порезался стеклом, когда
прыгал в окно с перепугу от американской авиабомбы, которая разорвалась в
пяти кварталах от твоего дома.
  Фон Закс задумался. Он прекрасно понимал, что я его провоцирую. Он
прекрасно понимал, что с его стороны было бы величайшей глупостью
рисковать всем, что он таким трудом создавал все эти годы, соглашаясь на
дурацкую дуэль со мной. И все же тут были затронуты честь и достоинство
прусского аристократа. Я подверг сомнению его мужество" я подверг сомнению
благородное происхождение шрама, который он носил на своем лице, долгое
время таясь от своих преследователей, хотя благоразумный человек
давным-давно уже сделал бы себе пластическую операцию и избавился от столь
важной особой приметы. К тому же его люди ждали от него достойного
поступка.
  Сержант у меня за спиной опять тихо проговорил:
  - Tefe! Позвольте мне его застрелить! В ответ на эту просьбу фон Закс
схватил мачете за рукоятку и вынул его из-за пояса. Это движение было
вовсе не ритуальным взмахом почетного караула. Он изготовился для боя. Он
внезапно подошел ко мне вплотную - решительно и твердо. И чтобы увернуться
от свистящих молний его клинка, мне только и пришлось что ретироваться.
  Люди расступились, освобождая мне место для отступления. Раздался
одобрительный ропот и разочарованные вздохи. Они умели обращаться с
мачете, но, по-видимому, никогда еще не видели, как с ним обращаются
мужчины, привыкшие к шпагам и рапирам. И в этом у фон Закса было
преимущество. Он прошел школу фехтования, тренируясь с настоящим оружием.
В жилете безопасности и в маске, он махал тяжелым клинком иногда ради
забавы, но порой, о чем свидетельствовало его лицо, в смертельных
поединках.
  Я же изучал фехтовальное искусство с помощью спортивной шпаги, легонькой
игрушечки весом не более пушинки, оттачивая эффектную технику, мало
пригодную для нешуточного кровопролитного боя, кончавшегося смертью одного
из его участников. Мне же, если случайно удавалось вогнать острие шпаги
сквозь тонкий брезент фехтовальной куртки, обычно делали выговор за
неспортивное поведение. С другой стороны, я неплохо ризбирался в ножах и
немало поупражнялся с японскими осевыми палицами - оружием весьма близким
к холодному европейскому.
  Он продолжал меня теснить, но уже не так стремительно, и мне наконец
удалось прервать его натиск и перейти в контратаку прямым выпадом,
который, похоже, застиг его врасплох. У него на лице даже возникло
несколько раздраженное выражение, когда он отбил мой клинок и ответил
ударом наомашь, метя мне в голову, но я парировал его выпад. Меня, слава
Богу, чему-то научили, но сейчас было не время анализировать уроки.
  Я устоял перед его первой атакой. Он растратил свой пыл, и теперь настала
пора подумать о стратегии.
  В любом случае я не собирался протыкать его насквозь. Этот бой был для
меня всего лишь уловкой. Отступая, я начал постепенно двигаться к руслу
пересохшего ручья, намереваясь выйти в радиус прямого выстрела ружья Шейлы.
  Мы уже изрядно запарились. Пот градом катился по нашим лицам. На
раскрасневшейся щеке фон Закса шрам горел, точно свежевспаханная кровавая
борозда. За его спиной я видел Кэтрин, которую все еще удерживали с двух
сторон солдаты. Мне это не понравилось, но я надеялся, что ее отпустят,
как только начнется стрельба. На высящуюся за моей спиной стену каньона я
не смотрел. Шейла, наверное, уже заняла свою позицию. С первым проблеском
зари она должна была там залечь. И я едва ли не шестым чувством ощущал,
что она уже поймала моего противника в окуляр оптического прицела. Я
видел, что крестик прицела движется за лицом фон Закса, приближающегося к
Шейле по мере моего отступления.
  Это ощущение заставило меня немного смутиться. Фон Закс-то чистосердечно
намеревался меня убить в честном бою, а я заманивал его под пулю. Что ж,
мы живем далеко не в рыцарский век, да и моя профессия не из благородных.
И я не собирался рисковать, выпуская на волю безумца с армией дикарей и с
ядерной ракетой, только из-за каких-то детских представлений о честной
драке.
  Я уже все обдумал и рассчитал. Мне надо хотя бы на мгновение превратить
его в неподвижную мишень. А самому исчезнуть из поля зрения Шейлы, чтобы
вероятность попадания в меня пули не заставила ее нервничать и торопиться.
Я позволил фон Заксу оттеснить себя к середине русла иссохшего ручья, а
потом - к тому месту, где старый поток подмыл берег, и где образовался
довольно высокий, почти в шесть футов высотой, обрыв. Я медленно отступал,
пока не почувствовал, как почва уходит из-под ног. Я издал испуганный
крик, отпрыгнул назад и упал на мягкий песок. Тем самым я сошел с линии
огня. В шести футах над моей головой фон Закс, задыхаясь и обливаясь
потом, остановился передохнуть.
  Он стоял, превратившись в замечательную мишень. Дожидаясь выстрела, я даже
испытал некоторое разочарование. Хорошие фехтовальщики в наши дни большая
редкость. Но мое разочарование быстро улетучилось: выстрела не было.
  Я не удержался и, повернув голову к северному гребню каньона, внимательно
всмотрелся туда. Что-то там произошло, что-то ужасное, но отсюда я,
конечно же, никак не мог понять, что именно. Я медленно поднялся во весь
рост. Люди фон Закса уже сгрудились на высоком берегу, обступив моего
противника со всех сторон. Старый нацист стоял, сжимая мачете. И ничего не
произошло.
  Тут я понял, что ничего и не произойдет, потому что, как это было теперь
вполне очевидно, что-то уже произошло чуть раньше там, на северном гребне,
где я оставил девушку с ружьем.
  Двое охранников подтащили Кэтрин к самому краю обрывистого берега. Ее лицо
ничего не выражало, но я вспомнил, что фон Закс нужен был ей живым. И еще
она сказала мне: "Настанет день, и я отплачу за смерть Макса. Я вас не
простила".
  Она была неглупая девушка. Возможно, она с кем-то заключила сделку и нашла
иной способ решения своей задачи - способ, который давал ей преимущество и
возможность отомстить мне. Что это был за способ, меня мало интересовало.
Что бы она ни сделала с Шейлой, я все равно уже ничего не мог изменить в
такой ситуации. Я мог, правда, что-то предпринять в отношении фон Закса. А
потом, когда я с ним покончу, пускай Кэтрин его забирает...
  - Спускайся ко мне, дедуля! - крикнул я, потрясая своим мачете. - Чего ты
ждешь - когда твои ребята принесут тебе лестницу?
  Оскорбительное замечание касательно его возраста ему очень не понравилось.
Он спрыгнул и упал на одно колено. Я дал ему возможность подняться. А
потом двинулся на него с намерением убить.


                                  Глава 24


  Я чуть было не ранил его, сделав первый настоящий выпад, и снова заметил,
как по сто лицу проскользнула:, тень удивления и раздражения, когда он
увернулся от моего удара отчаянным нырком, раскрывшись полностью. Но я
пощадил его. Мне не надо было кромсать его - я хотел с ним покончить одним
ударом. И теперь я понял, как это сделать. Все оказалось довольно просто.
Он сам никогда не применял прямой выпад, и против него тоже, видимо, его
никто не применял. В их краях на дуэлях дерутся ради шрамов и славы, а
какая слава от шрама, который начинается в середине груди и выходит наружу
с обратной стороны. Они сражаются только до крови, но не до смерти. Края у
их клинков, остры, но конец тупой. И ему, конечно, не могло прийти в
голову, что его противник может нанести колющий удар оружием,
предназначенным для резки и рубки. Возможно, такие удары были даже
запрещены в том виде спорта, к которому он привык: тем самым его учителя
пытались избежать потери учеников.
  Я испугался, что совсем выбил его из равновесия, и мне пришлось немного
просто помахать клинком перед собой, отдавая ему инициативу. На зыбком
песке нам обоим пришлось трудно, но его ноги были куда слабее моих, более
молодых. Он сражался осторожно, аккуратно и расчетливо, но медленно
отступал, продвигаясь вверх по руслу мимо рощицы с ракетой, копя силы для
новой атаки. И очень скоро он бросился вперед, стремительно оттеснил меня
и, повернувшись, помчался со всех ног вверх по обрыву.
  Он взбегал минуту-другую. Мне было не под силу согнать его оттуда, но я
мог побежать по руслу вверх туда, где крутой берег полого сливался с дном
каньона. И по-прежнему никто не стрелял с вершины. Никаких признаков
жизни. Надо было мне оставить ее в Тусоне, подумал я. Там бы она была в
полной безопасности.
  И в эту секунду фон Закс чуть было не снес мне голову отчаянным взмахом
мачете. Я успел отразить его удар, и мачете завибрировало у меня в ладони.
Не вовремя я предался своим сентиментальным раздумьям. Мы уже находились
почти в роще тополей и вели бой рядом с взметнувшимся вверх телом
"Рудовика-III". Интересное это было зрелище: поединок с применением
древнего оружия в тени оружия будущего.
  Он уже устал. Теперь он был мой, и я поглядывал в сторону Кэтрин, давая ей
понять, что готов сделать ей подарок. Если меня и обуревали сомнения
относительно ее коварства - уж не знаю, в чем именно дно могло
заключаться, - уже то, что она стояла одна, без своих сторожей, и не
делала никаких попыток побежать к тягачу, как мы с ней уговорились,
служило весьма красноречивым свидетельством ее предательства. Сторожа,
похоже, и вовсе о ней позабыли, наблюдая за отчаянными потугами их
командира спасти свою жизнь. Зрители нашего поединка стояли в молчании. И
только когда он промахивался, по их рядам пробегал горестный вздох.
  Я бросился на фон Закса, стараясь рассечь ему голову, позволил ему отбить
мою атаку и раскрылся. Но он не был готов воспользоваться этой
возможностью, хотя в последний момент все же сделал красивый выпад, а я
отступил еще дальше, раззадоривая его, и он послушно наступал. Я сделал
вид, что поскользнулся, и чуть припал на левую ногу. Словно удерживая
равновесие, я отбросил руку с мачете далеко в сторону, услышал вздох
зрителей и увидел, как в глазах старого немца зажегся огонек. Он со
свистом занес мачете слева, чтобы ударить меня с незащищенной стороны.
  Но в тот момент, когда его рука была еще высоко занесена над головой, я
сделал прямой выпад, направив острие мачете в него. Он по инерции налетел
на острие. Лезвие мягко вошло ему в живот и засело по самую рукоятку.
  Раздался стон его солдат. Лицо фон Закса сильно побледнело и растаяло.
Мачете выскользнуло из его рук. Я поднатужился и вытащил окровавленный
клинок фон Закс стал заваливаться на меня, но я поймал его и левой рукой
вытащил у него из кобуры "кольт". Я встал у ракеты, держа в одной руке
окровавленный мачете, а в другой снятый с предохранителя "кольт", и взирал
на оставшуюся без командующего армию, которая собиралась завоевать империю
- все это было, скорее, похоже на гибель Эррола Флинна в фильме "Последний
лагерь генерала пастора" или что-то в этом роде.
  Люди фон Закса недолго размышляли. Я заметил, что Кэтрин исчезла. Глядя
поверх голов зрителей, я увидел, как она спешит, крадучись, вниз по откосу
Поняв, что удалилась на приличное расстояние, она побежала во весь дух.
Для девушки она оказала очень неплохой бегуньей.
  Я пока не мог догадаться, что она задумала, но решил, что на фоне бегущей
красавицы блондинки можно спокойно умереть. Я выстрелил в лицо первом
солдату, который вознамерился рассечь меня надвое своим мачете. Вторым
выстрелом я убил второго, причем стрелять мне пришлось почти в упор, и
пуля проделала в его груди изрядную дыру. Потом я всадил мачете в
третьего, и тогда они отступили, но лишь на мгновение. Теперь все дико
завопили. Они бросились на меня, но я разрядил в них всю обойму "кольта" и
стал как сумасшедший размахивать мачете, точно серпом. Обхватив его обеими
ладонями и беспорядочно нанося удары, я не давал им возможности
приблизиться ко мне.
  Издалека до меня донесся какой-то странный шум, слившийся с какофонией
криков, - это был пронзительный каркающий звук, какой издает разозлившаяся
ворона. Я старался не обращать на него внимания, потому что сейчас самое
главное для меня было остаться в живых, хотя с каждой секундой эта задача
становилась все более сложной. Я выронил мачете и припал на одно колено -
и тут из толпы вынырнула знакомая фигурка: сержант-коротышка. Он
замахнулся прикладом автомата, но я поймал его на лету, сильно дернул на
себя, схватил сержанта за горло и вонзил большие пальцы в то место, где
мои объятия должны были принести больше пользы - или вреда, смотря для
кого.
  Умер он не сразу. Я подхватил его оружие и, выставив ствол вперед, нажал
на спусковой крючок. Не переставая стрелять, я поднялся на ноги и увидел,
что поливаю очередью пустоту. Все бросились врассыпную. Я закашлялся и
заметил, что из-под стальной птички, спрятавшейся в рощице, валит дым и
раздается свистящий звук разогревающихся турбин. Эта хреновина вот-вот
должна была взлететь. А карканье, доносившееся издалека, как мне теперь
стало понятно, издавала сирена, установленная на тягаче...
  Я бросился к ручью. За моей спиной "Рудовик" засвистел, точно чайник на,
плите, и землю сотряс удар. Я бросился ничком на береговой песок,
укрывшись за высоким обрывом, три раза глубоко вздохнул, обхватил лицо
руками и закрыл глаза.
  Каньон наполнился громом. Часть берега с хрустом отвалилась и обрушилась
прямо мне на голову. Меня обдало жаркой волной, точно кто-то запалил у
меня над макушкой гигантский костер. Но понемногу жар и гром растаяли
вдали. Наверное, я пролежал так довольно долго, дожидаясь, пока рассеется
дым, но, надо сказать, я вовсе не был уверен, что не погребен заживо, и от
этой мысли несколько запаниковал.
  Выбравшись из своей песчаной могилы, я вдохнул и набрал полные легкие
какого-то ядовитого газа, отчего снова раскашлялся. Удушливый газ
расстилался вокруг подобно туману. Я вскарабкался на берег, и только тогда
мое лицо осветило яркое солнце, хотя я стоял по пояс в ядовитом тумане. Я
догадался взглянуть ввысь и увидел стальную птичку - крошечную,
посверкивающую в голубом небе. От хвостовой части за ней .тянулся белый
дымовой шлейф.
  Двигатели все еще работали, судя по извергаемому из сопла пламени. Скоро
они отработают, и ракета полетит дальше по собственной траектории к цели.
Эль Пасо, как сообщил мне фон Закс. Теперь ее уже ничто не остановит,
подумал я. Но тут в небе раздался беззвучный дымовой выхлоп, и крошечный
смертоносный карандашик рассыпался в благостный прах. С опозданием до
моего слуха донесся громоподобный звук взрыва, разрушившего ракету. Я
инстинктивно пригнул голову, хотя было ясно, что обломки ракеты упадут в
нескольких милях отсюда.
  "Фольксваген" был слегка помят и обожжен, хотя он, к счастью, находился
довольно далеко от ракетной установки. Никто из перепуганных солдат фон
Закса, ошалело бродящих вокруг, не сделал ни малейшей попытки
воспрепятствовать мне. Я сел за руль и тронулся по направлению к тягачу.
Из кабины показалась Кэтрин и, спрыгнув на землю, направилась прямиком ко
мне, чуть прихрамывая. Блузку свою она так и не удосужилась застегнуть.
Фон Закс много потерял. А мне на нее было ровным счетом наплевать. Да и ей
на меня тоже.
  Она села рядом со мной и устало откинулась на спинку сиденья. В руке у нее
был небольшой пистолет. - Это сделал один из его бородатых инженеров, -
объяснила она. - Один из них сбежал, но второй успел нажать кнопку пуска,
прежде чем я в него выстрелила.
  На наше счастье, нужная кнопка была помечена. Кнопка уничтожения ракеты в
полете.
  - Ясное дело, - сказал я. Из кабины тягача курился черный дым. На моих
глазах тягач взлетел на воздух, объятый пламенем. - Ну, а в этом не было
необходимости, - добавил я.
  Она произнесла измученно:
  - Но ты же попросил его сжечь.
  - Это верно. Отдай мне пистолет. - Я протянул руку. Поколебавшись, она
вложила пистолет в мою ладонь. Мне все еще было невдомек, какова была ее
роль в этой пьесе, но все же я сказал: - Если ты погубила Шейлу, я тебя
убью.
  Кэтрин бросила на меня сумрачный взгляд, но промолчала. Я газанул, и
"фольксваген" рванулся вперед. Пуск ракеты, по-видимому, распугал всех
дозорных на въезде в каньон. Я поставил машину под скалой и пошел к тому
месту, где мы с Шейлой спрятали свои вещи. Вещи лежали там, где мы их
оставили, нетронутые.
  Но там были не только вещи. Я сделал еще несколько шагов, не сводя глаз с
маленькой женской фигурки, скрючившейся под скалой. Услышав мои шаги,
Шейла подняла взгляд. Ее лицо было все в царапинах, грязи и слезах. Она,
по-видимому, бежала со всех ног, не разбирая дороги, чтобы поспеть сюда
вовремя. Руки были в ссадинах, на коленках зияли дыры.
  - Я не смогла, - прошептала она. - Я поймала его в прицеле. Положила палец
на спусковой крючок. Это была прямая наводка - о таком выстреле можно
только мечтать. Все было просто - как на стрельбище. Но я просто не смогла
нажать на...
  - Конечно, - сказал я. - То же самое случилось и в Коста-Верде, правда? не
предохранитель тебя подвел. Ты просто не сумела собраться с духом и
пристрелить Эль Фуэрте в упор.
  Можно было и раньше догадаться. Я припомнил другие случаи, когда ей надо
было стрелять, а она не выстрелила. Злиться на нее было бессмысленно. Это
явление довольно распространенное. Тут дело не в умении стрелять. Половина
наших солдат в Корее ни разу не выстрелили из своего табельного оружия или
стреляли в воздух. Разумеется, она могла бы сама мне признаться, ну да
чего уж теперь.
  - Ну что ж, кто-то может убить человека, кто-то нет. Похоже, ты просто
выбрала себе не ту профессию, Худышка.
  - Эрик, я...
  - Брось! - Я постарался произнести это ласковым голосом. - В конце концов,
все получилось как нельзя замечательно, куколка. Нам надо спешить, пока
эту мирную долину не запрудили бывшие строители империи, торопящиеся
перековать свои мечи на орала...


                                  Глава 25


  Вернувшись через несколько дней в Тусон - по пути ч высадил обеих
пассажирок и сделал по телефону предварительный рапорт, - я приехал в
мотель, где меня ждала увесистая посылка. Я взял ее к себе в номер,
раскрыл и обнаружил внутри длинный пластиковый чехол. В чехле лежало
ружье, которое я сразу узнал - это было мощное, в полном смысле боевое
оружие, а не то спортивное ружье, которое мы брали с собой в Мексику. К
ружью была приложена записка:
  "СПАСИБО ЗА УСЛУГУ. ПРЕЗИДЕНТ АВИЛА ОЦЕНИЛ ЭТО ПО ДОСТОИНСТВУ. ХИМИНЕС".
  Прочитав странное послание, я нахмурился и пошел звонить в Вашингтон. С
Маком меня соединили без задержки.
  - Ты получил посылку, которую мы тебе переслали после досмотра? - спросил
он.
  - Да, сэр. Но я что-то пока ничего не могу понять.
  - Ты давно не читал газет?
  - Пару дней.
  - На прошлой неделе президента Коста-Верде убил снайпер с очень большого
расстояния. В настоящее время у них сформировано переходное правительство
во главе с полковником Химинесом.
  Я выглянул из будки на залитую солнцем улицу Тусона, и перед моим
мысленным взором возникла уже виденная мною картинка: поляна в джунглях и
крепкий невысокий офицер с сигарой в зубах. Он замечает:
  - Если есть хорошее оружие, всегда можно найти человека, который умеет с
ним обращаться".
  - Я же говорил, сэр, что Эктор Химинес занятная личность.
  - Кое-кто в Вашингтоне опечален этими событиями.
  С Авилой были заключены некоторые негласные договоренности.
  - Я им очень сочувствую, - сказал я. - Эти крошечные латиноамериканские
страны поступают очень нехорошо, без спросу реформируя свои правительства
и создавая массу хлопот для соседей. Воображают себя, наверное,
независимыми государствами.
  - У нас также озабочены судьбой одного крупного экземпляра военной
техники. Есть мнение, что раз оно было расположено слишком близко к нашей
границе, его следовало сохранить для изучения. Другими словами, они
полагают, что не стоило так поспешно уничтожать эту штуку.
  Я глубоко вздохнул.
  - Так точно, сэр. Поспешно.
  - Хочу тебе сказать, Эрик, что в Вашингтоне, как обычно, высоко оценили
нашу операцию.
  - Да, сэр. - Мои губы почему-то расползлись в усмешке. - Наверное, он
произнес эти слова каким-то забавным тоном. - Ясно, сэр. Как обычно.
  Потом наступили суматошные дни приведения всех дел в порядок, подготовки
официального отчета и тому подобное. Однажды вечером, вернувшись в мотель,
я обнаружил у себя в номере Кэтрин Смит. Я видел ее впервые с тех пор, как
мы расстались после пересечения границы, но я о ней много думал в эти дни
и, создавая свой полный отчет, навел о ней кое-какие справки.
  Я сразу понял, зачем она пришла. Свою верхнюю одежду она аккуратно сложила
на стуле в углу и теперь была одета в точности так же, как тогда, когда я
ее впервые увидел - в пикантном черном пеньюаре, в шлепанцах на каблучках
и прочих предметах женского нижнего белья, предназначенного для мужского
глаза. На комоде стояли два запотевших бокала. В ведерке со льдом торчали
две очень интересные бутылки.
  Все было настолько очевидно, что я даже растрогался, если вы понимаете,
что я имею в виду: мне ясно давали понять, что нам надо завершить одно
мероприятие, прерванное шприцем Макса.
  - Я не спрашиваю, как вы проникли в номер. Она улыбалась. Тут я вспомнил,
что как-то мне ее лицо без косметики показалось простоватым, но сегодня
оно не было простоватым. Улыбающаяся, она вдруг стала почти красивой,
причем это была интригующая, нетипичная красота.
  - Надеюсь, вы не против бургундского игристого? - спросила она. - А то
шампанское немного надоело. Как поживает маленькая девушка с нежным
сердцем? Вы, конечно, понимаете, отчего она так и не призналась вам в
своей слабости. Она боялась, что вы станете ее презирать. Боюсь, она
действительно вас любила, мистер Эванс.
  - А почему это вас так волнует?
  - Потому что вы прогнали ее. Заставили вернуться к жизни, более подходящей
для маленькой девочки с нежным сердцем.
  - Ну, ей ведь и в самом деле такая работа не по плечу, - сказал я
довольно-таки раздраженно. - Я просто успел ее вовремя остановить, пока
она не навлекла белу на себя и других людей.
  - И вы больше с ней не увидитесь, не так ли? Ибо в глубине души вы
уверены, что, какие бы оправдания вы для нее ни придумывали, женщина не
может любить мужчину, если она не способна ради него убить. И что та
любовь, которая ведома нам, простым смертным, это вовсе не любовь даже, а,
мистер Эванс? И все же вам грустно и одиноко - и это хорошо. Тем самым вы
оцените меня по достоинству. А теперь откупорьте бутылку вина...
  Утром она еще спала, когда я вошел в номер с кофе. Спала или. только
притворялась спящей. С ней никогда нельзя было быть ни в чем уверенным. Во
всяком случае, она позволила мне рассмотреть себя внимательно. Она лежала,
раскинувшись на большой измятой постели, обнаженная - на ней были лишь
черные чулки, съехавшие до колена. В них она выглядела точно девушка на
порнографической фотографии.
  Я с грохотом закрыл дверь - она шевельнулась, сладко потянулась и, открыв
глаза, уставилась на меня.
  - Кофе подан, мэм! - усмехаясь, объявил я. - Будь я проклят, если ты не
самая обольстительная женщина, с которой мне когда-либо приходилось
провести ночь.
  Она рассмеялась.
  - Я старалась. И я рада, что мои труды не пропали даром - судя по твоей
реакции.
  Она села, обнаружила непорядок с чулками и, натянув их на ногу, стала
рассматривать. Мы провели очень бурную ночь, и нейлон, мягко говоря, был
не в лучшем состоянии. Она поморщилась, быстро сняла остатки чулок и,
скомкав их, запустила в мусорную корзинку. Потом подняла с пола пеньюар, с
сомнением расправила его, нашла неповрежденным и царственным жестом
бросила мне, чтобы я его ей подал, точно это соболья пелерина, а сама она
в бриллиантах и вечернем платье, а не абсолютно нагая.
  Я поставил поднос с кофе и повиновался. Завязав крошечный бантик на шее,
она вздернула лицо в ожидании поцелуя. И эту услугу я ей оказал.
  - Чертов меч! - прошептала она, чуть задыхаясь.
  - Что-что?
  - Причина моего появления у тебя. Одна из причин. А ты ведь ломал над этим
голову, а?
  - Ну, этот вопрос как-то пришел мне на ум.
  - Мужчина с ружьем или пистолетом - это ерунда! Подумаешь, схватка -
механизм против механизма. Бах-бах-бах! Но мужчина с мечом... Это было
прекрасно - тот поединок. Ты знаешь, пока я за вами наблюдала, я позабыла
все, о чем ты меня просил. Клинки сверкают. Двое мужчин. Точные движения.
Все это напоминало ритуал или танец смерти. А потом твой выпад - точно
молния. Ты мог бы перешагнуть через его труп и овладеть мною прямо там, на
камнях, на глазах у тех оборванцев.
  - Жизнь - это цепь упущенных возможностей, Валя, - сказал я спокойно.
  Она вздрогнула и пристально посмотрела на меня.
  - Пей кофе, - продолжал я. - Твой авиабилет лежит на комоде.
  Она облизала губы.
  - Как ты меня назвал?
  - У нас в архиве есть один список. Мы называем его приоритетным. В нем
фигурировал человек по имени Мартелл, например, но он погиб в горах
Нью-Мексико, и мы его вычеркнули. В нем фигурируют еще несколько человек,
но с ними еще не разобрались, поэтому их имена засекречены. Есть в нем и
женщины. В том числе и одна таинственная дама по имени Вадя. Чрезвычайно
опасная особа. Имеющиеся в нашем распоряжении ее приметы довольно-таки
разноречивы. Кто-то описывает ее чарующе очаровательной или, напротив,
самой заурядной. Иногда она блондинка, иногда брюнетка. Даже цвет ее глаз
меняется. Это очень легко сделать с помощью контактных линз. Чаще всего у
нее голубые глаза. Я, знаешь ли, читал несколько очень романтичных
описаний глаз Вади. В ее досье имеются также и отпечатки пальцев.
  Она снова облизала губы, не сводя с меня глаз.
  - Ясно...
  - Отпечатки пальцев на рукоятке твоего пистолетика были смазаны, но мы
сняли отличные "пальчики" с обоймы. Тебя вовсе и не интересовал фон Закс -
ни живой, ни мертвый, а, Вадя? Это был очередной твой трюк. чтобы навести
меня на ложный след. Тебя интересовала только ракета, так? Ты убила
бородача-техника, ты запустила ее, а потом уничтожила в полете. И
подорвала тягач. Отменная работа!
  Она потянулась было к стаканчику с кофе, взглянула на него и, помедлив,
перевела взгляд на меня. Она пожала плечами, словно говоря, что, если я,
разоблачив ее, хочу подсыпать ей в кофе яду, пусть так оно и будет. Она
выпила кофе и кивнула.
  - Это верно... Мы не могли допустить, чтобы "Рудовик" попал в руки к
безответственному фашисту, и вы, конечно же, не хотели отдавать ее вам. Ее
необходимо было уничтожить. - Она бросила на меня какой-то загнанный
взгляд. - Ты что-то сказал про авиабилет...
  - Да, на Мехико. У тебя есть минут сорок пять, чтобы одеться и доехать до
аэропорта. Я тебя отвезу.
  - Ты меня разочаровываешь, дорогой, - сказала она, шумно вздохнув. - Ты
опять становишься сентиментальным. Тебе следует убить меня.
  - Сам знаю. И возможно, потом я буду сожалеть, что не сделал этого, но за
последние дни и так было достаточно убийств. Мне разрешили поступать по
собственному усмотрению.
  - У нас тоже есть секретные списки, - сказала она. - В нескольких из них
фигурирует один человек. Высокий мужчина, ответственный за смерть
Мартелла. И за смерть Каселиуса. И за смерть Тины. Как и многих других.
Теперь вот еще и за смерть Макса. Против твоего имени стоит множество
черных крестов, Эрик - Мэттью Хелм!
  Я усмехнулся.
  - Ты же пришла сюда не только из чувства восхищения, а?
  - Нет. Доложив о проделанной работе, я получила новые инструкции.
  - Ах, ну конечно. Я, между прочим, не был уверен, что проснусь сегодня
утром. Пожалуй, и тебя поразила та же болезнь, которая называется
сентиментальностью.
  Но ее вируса вполне хватило, чтобы не испортить приятную встречу со старым
товарищем по оружию. И я, признаюсь, сделал ставку именно на это.
  Она задержала на мне взгляд, но я не смог догадаться, что таилось в нем.
Потом она рассмеялась и стала одеваться. В аэропорту я проводил ее до
выхода на летное поле. Вложил ей в руку небольшую походную сумку, с
которой она пришла ко мне в номер.
  - До свиданья, Эрик, - сказала она. - Надеюсь, мы никогда больше не
увидимся. По крайней мере... мне хотелось бы надеяться.
  Я смотрел ей вслед. Она шла по полю к самолету, и я не мог понять, что сам
думаю по этому поводу.



  Файл из библиотеки OCR Альдебаран: http://aldebaran.com.ru/

  Дональд ГАМИЛЬТОН: ЗАСАДА