Код произведения: 14635
Автор: Тавасшерна Хилья
Наименование: Ручей
Хилья Сула Тавасшерна
Ручей
В лесу было тихо и прохладно. Дремали птицы, гнал ветер, лишь ручеек
непоседа не знал покоя. День и ночь мчался он неугомонно вперед. Все, что
попадалось ему на пути, увлекал он за собой вниз по мшистому горному склону,
но узловатым корням деревьев и поросшим вереском кочкам. Он беспечно
подхватывал ветки и мох, увядшие листья, песок, щебень и гальку, не спрашивая,
хотят ли они следовать за ним. Лишь внизу, в долине, замедлял он свой
стремительный бег, а мимо домика лесника проплывал тихо, спокойно и даже
пытался казаться смирным и ласковым, но все же и тут было видно, как он
торопится достичь заветной цели: моря и свободы.
- Ах, эта счастливая, беспечная юность! - шептали друг другу кусты. - До
чего же ты весел, бурный ручей!
И ручей улыбался, послушно и безропотно, а в сердце его, скрытом в
глубине, покоя не было: там все кипело и бурлило. Опустишь руку в воду - и
сразу почувствуешь: сверху холодно, внизу тепло. Однажды тихой ночью испустил
ручей такой тяжелый вздох, что его можно было услышать издалека. Но все спали.
И только старая ель, опустившая корни в воду, слышала этот вздох -
воспоминания юности не давали ей уснуть. Ель хотела наклониться, да не могла -
она была слишком старая и утратила гибкость.
- Ты почему вздыхаешь? О чем же это ты можешь печалиться, мой юный друг? -
участливо спросила она.
- Как же мне не печалиться, - с грустью отвечал ей ручей, - ведь я ни на
что на свете не гожусь.
- Кто это сказал? - удивилась ель.
- Это все говорят, да, да, все, - отвечал ручей. - Говорят, что я мутный.
Цветы жалуются, что не могут смотреть в меня, как в зеркало, а молодая жена
лесника не желает даже полоскать пеленки малыша в моей воде. Лесные звери, что
приходят на мой берег утолить жажду, убегают прочь, а вечерняя звезда, сияющая
надо мной, бледнеет, отражаясь в моей мутной воде. О, я знаю, что ни на что не
гожусь, что меня никто не любит.
И ручей заплакал навзрыд, как плачут лишь в юные годы.
- Бедняжка, - ласково сказала ель, - почему же ты позволяешь мутить свою
воду? Почему принимаешь всякую грязь и сор, что встречаются тебе на пути?
- Ах, что же я могу поделать! В моем доме, там, далеко, в горной
расселине, так много сора, а ветер наметает его туда с каждым днем все больше
и больше. Как же я могу быть чистым и прозрачным?
- Можешь, - сказала ель, - если только сильно захочешь. Не давай тому, что
встречается тебе на пути, пачкать себя! Избегай того, что несет грязь, питайся
каплями дождя и росы!
- Мне так тяжело, и никто не хочет помочь мне, - плакал ручей.
- Ты забываешь обо мне!
- Ты стара и не можешь меня понять! Твое дело поучать и судить, а любить
ты не в силах.
- Ты так думаешь? - сказала ель с тяжким вздохом. - А знаешь ли ты, что
сердце может биться молодо и пылко, даже когда волосы поседели? Проживи с мое
и узнаешь, что любовь всегда молода. Полно горевать, может, я все же сумею
помочь тебе.
Тут ель протянула одну из своих рук и опустила ее вниз к ручью. Она хотела
показать ручью свою дружбу: под старой корой билось горячее сердце. Рука ели
опускалась все ниже и ниже. Вдруг послышался сильный треск - старая толстая
ветка сломалась и упала поперек ручейка. Ручей подпрыгнул, так что вода
вспенилась и забурлила, но скоро успокоился и поплыл дальше.
- Подумать только! - сказала жена лесника несколько дней спустя, - до чего
чистым и прозрачным стал наш ручей, вот чудеса-то, мне даже охота искупать в
нем своего карапуза.
- Как это прекрасно! - шептали цветы. - Теперь мы можем глядеться в него.
- Теперь можно освежиться чистой, прохладной водой, - говорили зайцы и
белки и не спешили уходить с берега ручья.
А вечерняя звезда, висевшая на макушке ели, любовалась своим отражением в
воде.
Видя и слыша все это, ручей весело мчался к своей цели - к морю и свободе,
и сердце у него замирало от счастья.
А ель стояла, купая корпи в воде, как всегда спокойная и серьезная, и
ласково глядела вниз на своего дорогого счастливого друга. Ведь это она своей
сильной рукой замедлила дикий бег ручья, своими веточками и иголками она
преградила путь щебню и мусору, пропуская лишь прозрачную, чистую воду.
Догадывался ли об этом ручей? Был ли он благодарен ей за это?