Вагнер Н.П. / книги / Два Ивана



  

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 14659
Автор: Вагнер Н.П.
Наименование: Два Ивана


Н. П. Вагнер

                              Два Ивана


    Жило-было  два  Ивана,  два  родных  брата. Старший брат был совсем умник.
Младший Иван был совсем дурак, так что все соседи говорили: "Ну, брат! видно у
тебя в голове-то слепая баба помелом вымела, да песочком посыпала!"
    Впрочем, все соседи любили Ивашку. "Он дурашный да покладистый! - говорили
они, - положишь - лежит, поставишь - стоит". И, правду сказать, был наш Ивашка
покладистый.  Добреющая  душа: всем со всяким делится, всякому поможет. Только
не всякий пойдет к нему за помощью, потому что, известное дело, заставь дурака
Богу молиться - он лоб прошибет.
    Казалось  бы, такому дураку с голоду надо помереть или по миру побираться,
а  у  него  все  шло  так,  что  загляденье:  изба новая, крепкая; две лошадки
здоровых  породистых;  своя  коровушка, двадцать голов овечек... Одним словом,
живет  Ивашка,  как заправский мужик. Только вот жены Бог не дал. Женился-было
Ивашка,  да жена его бросила: больно уж глуп был. Так он и жил - не то парень,
не то вдовец.
    - Что  это Ивашке за счастье, - дивятся соседи, - лошадь у него каждый год
жеребится, корова каждый год телится, овцы нанесут ему ягнят! Горох ли засеет,
-  горох выйдет такой крупный да ядреный. Репу ли посадит - просто, репа врозь
лезет.  У  соседей  неурожай, у Ивашки нет неурожая. Точно на его ниву полосой
дождь  идет,  углом солнце светит. Видно, правду пословица говорит: "Не родись
богат, а родись удачлив".
    Совсем  другая  история  с  другим Иваном, с умным. Такого умного пойти да
поискать - наверно, не найдешь. Каких только он штук и хитростей не придумает.
Были  у него на полях мочежинки, - все осушил: понаделал канавок и отвел воду.
Чем  только он не удобрял поля?! Весной, когда снег сходит, он всякую дрянь со
двора  тащит  на  поле:  старый лапоть, тряпицу, дохлую кошку, крапиву, что по
пустырям росла, словом, все, что попадется. В огороде сад развел; на капустных
грядах  желтофиоли  рассадил,  да махровые розы. На пчельнике у него разъемные
ульи,  складные; на крыше у него мельница вертится, для домашнего обихода муку
мелет.  В  хлеве у него холмогорская корова по два ведра в день доит; да сорок
штук  мериносов  шпанских,  да свиньи чухонские!.. Только все у него не в прок
идет.  Посадит  ли  он пшеницу-белотурку, глядь, ее градом побьет. Разведет ли
гусей  голландских  -  все гуси переколеют. То морозом гречу положит, то червь
хлеб подточит, то дождем сено сгноит. Со всех сторон беды да напасти. Нет ни в
чем ему ни счастья, ни удачи.
    И  вот  завел  он кур шпанских. Отличные были куры, черные, белобородые, а
петух  -  так просто загляденье, точно конь вороной: хвост словно генеральский
султан,  а гребень так и пышет, как платок кумачный... И что ж?! Всех этих кур
в одну ночь лиса передавила. Осталась только одна, маленькая да юркая.
    - Постой! - думает Иван, - я тебя, проклятая кума, изловлю; я с тебя сдеру
шкуру  твою  поганую  барыне  на  шубку!  И  вот смастерил он крепкий капкан и
поставил  подле лазейки. В ту же ночь попалась кумушка, да еще какая лиса-то -
пушистая, чернобурая, краснолапая.
    - А, разбойница, добыл я тебя! - радуется Иван. - Рубля два, чай, дадут за
твою  шкуру,  а  может  быть  и больше. А тушку я отдам Кудлашке. - А Кудлашка
визжит, лает и радуется, что ей тушка достанется.
    Дерет  с  кумушки  шкуру  Иван.  а  сам  песню  поет.  Только  приходит  и
Иван-дурак, глядит и дивуется, какую это брат такую лису достал.
    - Братай милый, - говорит, - подари мне тушку.
    - На что, - говорит, - тебе?
    - Да так, - говорит, - больно она мила мне.
    - Есть, что ли, ее станешь? Ее, дурак, не едят люди, а Кудлашка съест.
    - Подари, братай, пожалуйста. Я Кудлашке мясца дам.
    - На, возьми! - И подарил Иван дураку тушку.
    Схватил дурак тушку и унес к себе.
    На  другой  день  собрался  Иван-умный  в город, на рынок. Повезу, думает,
продам шкуру, а на два рубля опять кур куплю.
    Выехал  он  со  двора,  глядь, а Ивашка дурашный за ним катит, лисью тушку
везет.
    - Куда ты, дурашный?
    - А  я, братец, тушку продавать; хорошая тушка: коль за шкуру деньги дают,
так за тушку и подавно.
    - Ах  ты,  дурак, дурак! - хохочет над ним братай, потешается. - Ты бы еще
крысьих тушек набрал, авось, такой же дурак и купил бы.
    - Крысья тушка, братай, поганая, ее грешно есть. А это, ишь ты какая!.. Мы
с тобой в ней скуса не знаем, а баре все едят.
    Приехали братья, вышли на базар, ходят, продают.
    - Лисью   тушку,   братцы,  эй,  лисью  тушку,  народ  честной,  -  кричал
Иван-дурак, и хохочет над ним народ честной.
    Только в ту пору заболей царевна тяжкою немочью. а главный лекарь прописал
ей  лекарство  мудреное:  "Надо,  говорит,  поймать  лису  чернобурую,  да  не
собаками,  а  капканом,  и у той лисы вынуть сердце и печенку, с наговором, да
запечь  ту  печенку  и  сердце  в пресном пироге и дать царевне съесть рано на
заре, с молитвою и приговором, - и всю болезнь как рукой снимет".
    И  вот принялись искать чернобурую лису. Ищут, ищут по лесам, по горам, да
видно,  в  недобрый  час:  где  ее  найдешь, да еще капканом возьмешь. Главный
ловчий совсем голову потерял, ибо объявлен ему царский приказ: "Коли в два дня
лису  не  представит,  так  быть  ему самому в капкане, в петле глухой, что на
перекладине качается". Разослал он всех доезжачих: "Ищите, дескать, лису, а то
быть мне без головы". И вот рыщут, ищут. Один доезжачий и на базар пошел, а на
базаре Иван дурашный орет на все горло:
    - Лисья тушка, по тушку, по тушку лисы чернобурой!
    Уцепился за него доезжачий обеими руками:
    - Что просишь за тушку?
    - Пятьдесят рублевиков, да пять алтын на чай.
    - Ах ты дурак!.. Это за лисью тушку-то; протри глаза-то, проснись. Что ты,
разве есть ее будешь?
    - Нет,  я,  друг,  ее не ем, а твое здоровье на нее, верно, ластится. Коли
тебе  бы  она  была  не надобна, ты бы не торговал, а я не просил бы пятьдесят
рублев.  Нечего  делать,  повели  Ивашку  к  главному  ловчему: "Вот, дескать,
пятьдесят  рублев  просит  да  пять алтын на чай". А главный ловчий: "Давайте,
давайте, кричит, царская казна все заплатит".
    И  вот отсчитали Ивану-дураку пятьдесят рубликов, да пять алтын на чай, да
легонького  подзатыльника  вдогонку:  "вот, дескать, дурак, проси впредь, да с
оглядкой!"
    А  Иван-умный  целый  день  проходил со шкуркой; к вечеру наконец напал на
купца, дал он ему за лису рубль с гривной, да и то на пятак обсчитал.
    - Вот,  -  говорит  Иван-дурак брату, - я говорил, братай, что баре и лису
едят...
    - Молчи,  дурак,  -  говорит  братай, - да Бога благодари за твое дурацкое
счастье.
    Вот  к  концу  лета  стал  Иван-умный  мед ломать. Наломал он его из своих
разборных  ульев  гибель,  наложил  он  его  в  кадки,  разобрал как следует и
приготовился в город продавать везти. Только приходит к нему Ивашка-дурашный и
дивуется, сколько братай меду наломал; а братай на это лето последнюю колоду в
разъемный  улей  перегнал  и  свалил  он  эту  колоду подле омшаника; а колода
большущая, старая-престарая, трухлявая, гнилая, вся так и сыплется.
    - Ах, братай, - говорит Иван-дурак, - отдай ты мне эту колоду, пожалуйста,
отдай.
    - На  что  тебе, дурашный, колоду. Ведь она гнилье, в огне не горит, врозь
ползет, как прах сыплется. - И пнул он ногой колоду так, что она крякнула.
    - Ничего, братай, мне пригодится! отдай, пожалуйста!
    - Возьми, - говорит, - мне она даром не нужна.
    И  вот собрался Иван-умный мед продавать везти. Глядь, а за ним Иван-дурак
едет и колоду везет, рогожей ее покрыл. Запряг своего бурко, - а бурко, лошадь
здоровенная, - и насилу он эту колоду прет.
    - Куда ты это, дурашный?
    - А  я,  братай,  колоду продавать; колода большущая, может, кому-нибудь и
спонадобится.
    - Ах  ты,  дурак, дурак!.. Лошадь-то только ты, дурень, измучаешь. Родятся
же на свете такие олухи!
    Приехали  братья  на  базар,  а  в  тот  год,  как  нарочно, на мед урожай
приключился.  Целый  базар  медом  завален.  По  рублю за пуд дают, да и то за
первый сорт.
    Ходит  по базару купчина-брюхан, старый-престарый, седой-расседой, а с ним
приказчик, парень степенный. Подходят они к Ивану-дураку.
    - Что, добрый человек, продаешь?
    А  добрый  человек  вытаращил  свои большущие дурацкие глаза и рот открыл,
дивуется на брюхана-купца!
    - А  я,  -  говорит, - гляжу на тя, да дивуюсь, ровно ты моя колода!.. - И
показал он купцу колоду. - Это, говорит, мне братай подарил, я и продаю.
    - Ах  ты,  дурень, дурень!.. да и брат-то твой дурак: как это можно колоду
продавать, все пчелы изведутся...
    А  сам купчина думает: "Семка, возьму я у него колоду - вот счастье-то мне
привалит.  Он  же  этакой  дурашный,  должно  быть блажной". И глаза у купчины
разгорелись.
    - А что, - говорит, - друг, за колоду просишь?
    - Да сто рублев!
    - Ха! ха! ха!.. Ах ты, дурак! Да вся ей цена полтина без гривны!..
    Прикрыл опять дурак колоду рогожей и шапкой тряхнул, отвернулся от купца.
    - Мы, дескать, знаем цену; нас не надуешь.
    Отвернулся  от него купчина, пошел по базару, а сам все на колоду зарится.
"Экой дурень, - думает. - А была бы та колода мне очень способна. Чай в первый
же год она бы дала вод пчелам. А то воду им нет, все неурожай да неурожай..."
    Подходит опять купец к Ивану-дураку.
    - Ну  что,  -  говорит,  -  друг,  надумался  ли; а я тебе, так и быть, за
колоду-то дам рубль да еще поднесу тебе на купле.
    Молчит Иван-дурак, только знай, что за обе щеки каравай уминает.
    - Сто  рублев!  -  говорит.  - Коли тебе колода способна, то сто рублев не
жалей: на счастье купишь.
    Ничего не сказал купец, отвернулся и пошел.
    - Что,  -  спрашивает он приказчика, - купить нам на счастье колоду-то или
нет?..
    - Отчего не купить? - гудит приказчик. Известно, счастье да удача от Бога;
ну,  однако,  стары люди говорят, что и хорошая колода из чужой пасеки счастье
приносит,  а  эта  не  из  простой  пасеки, - у его брата, слышишь, пчелам вод
хороший.
    Повернулся опять купец, подошел к Ивану.
    - Ну,  -  говорит,  - облюбилась мне колода, да и ты хороший человек - даю
тебе десять рублей. Тащи ко мне колоду.
    Молчит Иван-дурак, только знай каравай уписывает.
    - Давай, - говорит, - сто рублев, - а то полтораста запрошу!
    - Ах  ты,  дурак,  дурак!  -  вскинулся  на  него купчина. - Да ты очнись,
дурашник  ты, бестолочь чухонская: ведь ты за простую колоду экую цену ломишь,
ведь я только так, для счастья, по нраву моему хочу купить ее!
    - А  коли  для  счастья,  по  нраву  своему  хочешь  купить, так ты, милый
человек, ста рублев не жалей. Пожалеешь сто рублев, тысячу потеряешь. Вот что!
    Делать  нечего... Распоясался купчина, отсчитал Иван-дураку сто рублев, да
не  просто,  а  с  наговором:  уж  он честил, честил его на все корки, инда до
тошноты.
    - Да ты умеешь ли, дурень, считать-то? - говорит.
    - Об этом не хлопочи, - говорит, - милый человек, отлично сосчитаю.
    И  подлинно,  считать  был  горазд  Иван-дурак.  А  с другим братом другая
история:  в силу к вечеру продал он мед за двадцать рублей, да и то наполовину
в долг.
    Едет  он  домой,  думу думает: отчего ему во всем неудача; а Иван-дурак за
ним катит, и сто рублев в кошеле брянчат.
    - Вот, - говорит, - братай, колоду-то ты мне подарил, - спонадобилась она:
за сто рублев купцу сбыл!
    Посмотрел на него братай...
    - Плюнул бы, - говорит, - на тебя, дурака, да плевка жалко.
    Проходит  год  или  два,  и  слух прошел по земле: говорят, царь свою волю
объявляет, вызывает досужих людей, кто во что горазд, чтобы показали царю свое
досужество.
    И  точно,  едут  глашатаи  по всей земле, царский указ объявляют: "Сведомо
нам,  гласит  указ,  что  в  земле  есть  досужие  люди, кои всякие художества
измышляют.  Занятно нам о том ведать, дабы не одна штука, к чему ли способная,
не  могла  даром  сгибнуть.  В  силу  сего  объявляем  о том воеводам и губным
старостам, дабы они тех досужих людей к нам препровождали, того ради для, дабы
сии  люди  нам свой талант показали. А для сего назначаем через три года Юрьев
день,  в  него  же  будет  большой  сбор  со  всей  земли и будет наше царское
смотрение!"
    И  вот  прослушали  царскую  волю  Иван-умный и Ивашка-дурашный. Задумался
Иван-умный.
    "Что  же,  - думает, - недаром мне Бог ум дал. Подумаю, авось что-нибудь и
надумаю".  Думал он два года, на третий придумал. Смастерил он машину большую,
хитрую,  прехитрую: сама веет, сама мелет, сама выгребает. Дивуется весь народ
на эту машину и говорит, что в ней нечистый сидит и всем делом заправляет.
    Настал  наконец  Юрьев  день,  царское смотрение. Собрались со всех сторон
досужие  люди,  весь  царский двор битком набили. На высоком крыльце сидят все
бояре да думные дьяки, а вокруг них стоит почетная стража.
    И  вот  загудели  бубны  и  литавры, выходит царь на смотрение, а глашатаи
кричат, вызывают:
    - Эй, добрые люди, придите, покажите, кто во что горазд.
    И  стали  выходить  добрые люди, всякий свою сноровку и уменье показывает.
Кто идет с новым гудком, кто с новой балалайкой, кто с сапогами немецкими, что
носки  врозь  выворочены.  Кто  просто  с пирогами, что жена напекла, да впрок
насушила.   Но  больше  всего  идет  народ  честной  со  всякими  машинами  да
струментами.  И  было тут столько этих машин, что Иванова машина исчезла в них
как капля в море, точно ее и не бывало.
    Только как кончилось смотрение, кто-то сзади кричит:
    - Эй, люди, расступитесь, я еще свое досужество покажу!
    И  люди  расступились.  Идет  Иван-дурак,  и  все на него дивуются, что за
пугало  такое движется. И подлинно: вырядился он хуже пугала воронья. Все, что
было  у  него  в сундуке платья, все на себя навертел; была шубка заячья, и ту
надел,  да  не  просто,  а шерстью вверх: "Вот, дескать, коли царю занятно мое
досужество  посмотреть,  так  я  все  ему  покажу:  на,  мол, царская милость,
смотри!" И несет Иван-дурак в руках не разберешь что: взял он жердь, согнул ее
в  дугу,  стянул  ее  жилой,  толстой  и  звонкой,  а к дуге прицепил-подвесил
сковороды, заслонки, колокола, ширкунцы, бубенчики.
    Подошел  Иван-дурак к царю, поклонился. Отставил одну ножку вперед, оперся
на жердь, да как дернет за струну, - батюшки мои!
    - Дз!  бум,  динь,  динь,  бум,  бум! - такой звон пошел, что все собрание
покатилось со смеху; даже сам царь засмеялся.
    - Этакого  досужества, - говорит, - мы еще не видали! Из какой ты волости,
добрый человек?
    - Волости  я  не ведаю, а зовут меня Ивашка-дурашный, - и опять как дернет
за струну! - Бзз, бум, динь, динь!.. - такой опять звон пошел.
    - Вот, дескать, - говорит, - царская милость, мое старание - любо тебе или
нет?!
    - Любо, любо! - говорит царь.
    - А честный ты человек, или нет? - спрашивает царь.
    - Честный, честный, - говорит народ честной.
    - То-то и есть... лучше быть дураком да честным, чем умным да мошенником.
    И посмотрел тут царь на многих, и многие при этом глаза потупили.
    - А  хочешь  ли  ты, - спрашивает опять царь, подумав немного, - хочешь ли
ты, честный человек, быть моим казначеем?..
    - Как  не  хотеть,  вестимо,  хочу,  - говорит Ивашка, и поклонился царю в
ноги.
    - А умеешь ли ты считать?
    - О!  считать-то  он  горазд,  всякого  плута  обочтет!..  -  кричит народ
честной.
    И взял царь Ивашку-дурака к себе в казначеи.
    А умный Иван поехал с смотренья ни с чем. Едет он и злится-злится:
    - Я,  -  говорит,  -  подожду,  подожду, пока народ честной узнает, что за
штука за такая счастье да удача, да пока дуракам счастья на свете не будет!
    Ну, и ждет он до сих пор, все еще не дождался!