Беляев Александр Романович / книги / Продавец воздуха

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

 
Код произведения: 15214 
Автор: Беляев Александр Романович 
Наименование: Продавец воздуха 





Александр Беляев. 

                               Продавец воздуха

        ОКАЯННЫЙ КРАЙ


     "Окаянный край!"  -  так  писатель В. Г.  Короленко  назвал Туруханский
край.  Но  название  это  вполне  приложимо  и  к  Якутии.  Печальная  тощая
растительность:  в местах,  защищенных от ветра, -  хилые кедры,  тополь  да
корявые березки; дальше к северу -  как будто скрюченный болезнью кустарник,
ползучая береза, стелющаяся по  земле  ольха, вереск; еще  дальше - болота и
мхи.  Когда  глядишь  на  эти  хилые,  пришибленные  деревья  и  кустарники,
бессильно  льнущие к земле, кажется, будто несчастные растения хотят уйти  в
глубину,  скрыться от  леденящих  ветров, не видеть этого "окаянного  края",
куда закинула их злая  судьба. И если бы их воля, они вытащили бы из мерзлой
земли свои  корявые  корни  и поползли бы  туда, на юг,  где  благодетельное
солнце, тепло и ласковый ветер... Но деревья принуждены умирать там, где они
родились;  все, что они  могут  сделать,  - это  пригнуться ниже под ударами
ветра судьбы и ждать своей участи.
     Не таков человек:  он сам выбирает свой  путь и  свою участь, оставляет
солнце,  тепло и  уют и идет,  влекомый  стремлением к  борьбе, в неведомые,
негостеприимные страны, чтобы  победить природу или сложить свои кости рядом
с хилой, корявой березой на холодной земле...
     Эти несколько  мрачные мысли  невольно приходили мне в  голову, когда я
пробирался со своим проводником и  помощником, якутом Николой,  вдоль берега
реки Яны. База  нашей экспедиции находилась  в "столице" Якутии Верхоянске -
маленьком  городке  с  населением,  которое  могло  бы  вместиться  в  одном
московском доме средней величины.
     По  внешности Верхоянск остался  тем же,  чем  он был много лет  назад:
несколько десятков деревянных домов,  большею  частью без кровель, и столько
же юрт, разбросанных без всякого  порядка  по обоим берегам Яны, в низменной
болотистой местности, усеянной большими озерами.  Почти  перед  каждым домом
имеется "собственное" озеро, но вода в нем  мутная, пить ее нельзя, и жители
принуждены  запасаться  льдом  на  круглый  год.  Только  вывески  советских
правительственных учреждений, магазинов Якторга и кооператива напоминают при
первом ознакомлении с городом о современности.
     Все   мои   сложные   и   дорогие    инструменты:   барографы   Ришара,
микробарографы, анемометры и барометры * - я оставил  в Верхоянске.  Со мною
были только  небольшой барометр, термометр  и довольно  примитивный  флюгер,
доставляющий  немалое  удовольствие Николе.  Для  него  это  была  такая  же
занятная игрушка, как детская ветряная мельница.
     Наша  экспедиция,  во  главе которой  я  стоял,  была организована  для
изучения   метеорологических   условий   полюса   холода,   находящегося   в
окрестностях Верхоянска, главным же образом для выяснения причин изменения в
направлениях ветров.
     Дело  в том, что с  некоторого  времени  метеорологами было установлено
странное  явление:  пассаты  и  муссоны  **  начали  изменять  свое  обычное
направление.  В экваториальной зоне  ветры, дующие  обычно  от востока  и  к
экватору,  начали  отклоняться  на  север, и  чем  далее к северу,  тем  это
отклонение замечалось  сильнее.  Синоптические карты  *** обнаружили, что  в
области Верхоянска  образовался какой-то центр,  куда и направляются  ветры,
как  лучи, собираемые в огромный фокус. Это  повлекло за собою (правда,  еще
малозаметное)  изменение  средней  температуры: на  экваторе  она  несколько
понизилась, на севере повысилась. Такое явление вполне понятно, если иметь в
виду,  что холодные ветры с Южного полюса  начали направляться к экватору, а
экваториальные теплые - на север. Замечались и другие странные явления, пока
обнаруженные   лишь   точными   физическими  инструментами   да   некоторыми
инженерами, наблюдавшими  за  работой  пневматических  машин. Эти наблюдения
говорили  о  том,  что атмосферное  давление  несколько понижено. О  том  же
говорили и наблюдения над ослаблением  силы  звука, в особенности на высотах
(летчики жаловались  на  перебои мотора  уже  на высоте двух  тысяч метров).
------------------------------------------
     *Барограф - самопишущий барометр, прибор, записывающий последовательные
изменения в давлении атмосферы.  Анемометр (ветромер) - прибор для измерения
скорости и направления ветра.
     ** Пассаты и муссоны - ветры постоянного направления.
     *** Синоптические карты - карты, на которых отмечается (несколько раз в
сутки)  состояние  погоды  в  различных  местностях  в  определенное  время.
------------------------------------------
     Люди  и животные, по-видимому, еще  ничего  опасного и вредного  в этих
метеорологических  изменениях  не чувствовали  и  не  замечали,  но  ученые,
бодрствовавшие за  своими инструментами, были обеспокоены и,  еще не  волнуя
общественного мнения, изыскивали меры  к выяснению причин всех этих странных
явлений. На мою долю выпала честь принять участие в этой работе.
     И  пока   в  Верхоянске  заведующий   хозяйственной  частью  экспедиции
заканчивал  последние  приготовления и  покупал  лошадей  и собак,  я  решил
отправиться налегке, чтобы точнее определить направление нашего пути. В этих
широтах ветер дул с запада на  восток сильно и  равномерно,  так что даже  с
моими  несложными инструментами  можно было довольно  точно ориентироваться.
Наш путь лежал к отрогу Верхоянского хребта.
     Мой спутник и проводник Никола был типичным якутом: у него были длинные
тонкие руки, маленькие кривые ноги, медлительные и тяжеловатые движения. Его
идеалом  было ничего не делать,  много есть и  жиреть. Но, несмотря на  этот
"идеал",  он  был  отличный, исполнительный  работник  и  неутомимый  ходок.
Природа наградила  его  большой жизнерадостностью: без  нее  Никола едва  ли
выжил  бы в "окаянном краю".  Впрочем,  для  него  этот край совсем  не  был
окаянным:  Якутия была  самым  лучшим  местом  на земном шаре, и  Никола  не
променял бы свои мхи и корявые березы на роскошные пальмы юга.
     Он  или курил деревянную  трубочку, или  мурлыкал песни  о  солнце,  не
заходящем на небе,  о реке, о камне, о пролетевшей птице, о всем, что видит.
А его черные глаза с  немного  скошенными веками видели многое, ускользавшее
от моего внимания, несмотря на  то, что Никола, как я убедился,  не различал
некоторых цветов: слишком бедны были краски его родины, и он видел мир почти
таким же серым, как мы его видим в кино.
     - Сильно хоросо лето, - говорил он, сплевывая желтую от табака слюну. -
Сильно тепло.
     Он был прав: для Якутии стояло необычайно теплое лето. Даже  ночью (при
незаходящем солнце) температура не опускалась ниже нуля, а  днем поднималась
до 30° С, иногда и выше.
     Мы  переправились  через  реку  и  начали  взбираться  на горный склон,
поросший тальником, лиственницей и  кустарниковой березой. Несмотря на очень
теплую погоду, нам от  времени  до  времени случалось переходить наледи, или
"тарыны",  -  целые  островки еще  не  растаявшего льда. Огромные  трещины -
работа лютого холода - покрывали землю густою сетью, похожею на сеть морщин,
украшавших лицо Николы.
     Стояла "красная  ночь":  багровое солнце  медленно катилось  на севере,
окрашивая в красный цвет вершины холмов, покрытые снегом.
     Мы   благополучно  перебрались  через  горный  ручей,  и  я  уже  начал
осматриваться  кругом,  выбирая  стоянку   для  ночлега,  как  вдруг  Никола
остановился, вынул трубку, сплюнул и спокойно сказал:
     - Крисит.
     - Кто кричит?
     - Селовек крисит.
     Я прислушался. Ни единого звука не долетало до меня.
     - Я не слышу, - сказал я.
     - Далесе крисит! - И Никола  махнул  рукой в сторону.  -  Беда  с  ним,
однако.
     -  Если  беда,  так пойдем  на  помощь.  Может быть, на  охотника напал
зверь...
     - Как хоцес. Пойдем. Не надо ходить на зверя, когда стрелить не умеесь.
Стрелить не умеесь - ворона обидит,  - нравоучительно говорил Никола, быстро
взбираясь на гору.
     Я едва поспевал за ним.
     Мы  прошли не менее километра, когда, наконец,  и я услыхал заглушенный
крик человека. Острота  слуха Николы была  изумительна!  Крик прекратился, и
вдруг я услышал два глухих выстрела.
     - Сильно дурак. Снасяла крисит, а потом стрелит. Надо снасяла стрелить,
- продолжал ворчать Никола.
     Мы взобрались на  вершину  и  увидали  заболоченную  горную  поляну.  В
каменистый берег  упиралась  топь, поросшая  мхом.  В  нескольких метрах  от
берега я увидал человеческую фигуру, наполовину засосанную тиной.
     Человек  также, по-видимому,  увидал  нас  и начал  размахивать руками.
Прыгая с камня на  камень, мы поспешили ему на помощь. Я протянул утопавшему
конец  ружейного ствола, человек уцепился за ствол правой рукой - в левой он
держал  какой-то предмет, который казался мне похожим на вымазанный  в грязи
цилиндрический бидон для керосина.
     - Бросай кусын!  -  крикнул Никола человеку. Но утопавший, по-видимому,
ни за что не хотел  расстаться с бидоном. Он кряхтел, раскачивался, напрягал
правую руку, но продолжал держать в левой свой сосуд.
     - Бросай на берег! - крикнул я.
     Этого совета человек послушался. Он размахнулся, бросил бидон на берег,
ухватился обеими руками за ствол ружья и начал вылезать из тины.
     Не без труда удалось нам извлечь  на берег неизвестного  человека.  Вид
его   поразил   меня.  Его  довольно  полное  бритое  лицо  было  совершенно
европейского  типа.  На  нем   был  измазанный  грязью,  но  хороший  костюм
альпийского туриста, на голове - серое кепи.
     Выйдя на  берег, он  прежде  всего схватил бидон, которым, по-видимому,
очень дорожил, потом протянул мне руку и сказал на ломаном русском языке:
     -  Очень благодарю вас.  В этих  местах  я  не  надеялся на  помощь. Ви
услыхали мой выстрелы?
     - Да, выстрелы, и вот он, Никола, еще раньше услыхал ваш крик.
     Неизвестный одобрительно кивнул головой в сторону Николы.
     -  Револьвер  пропал,  но это пустяк, - продолжал неизвестный. -  Хорош
якут. Ви удивлены? Я чшлен экспедиции изучений Арктики Английски  королевски
географически общества. Ви тоже наушный работник?
     -  Да, я от Академии наук СССР... Не хотите ли посушить вашу одежду?  -
спросил я, продолжая внимательно осматривать его.
     То, что я принял за бидон, оказалось чем-то иным, но я не знал, что это
такое. Цилиндр, отсвечивавший сквозь грязь ртутью, заканчивался вверху узким
горлышком и, судя по натяжению руки, державшей его, был довольно тяжелым.
     - Осушиться? Нет, благодарю вас. Мне не надо. Благодарю вас.
     Кивнув  головой,  он неожиданно  повернулся и начал  быстро подниматься
вверх по склону.
     Я  с  недоумением  смотрел ему  вслед. Человек, только что спасенный от
смерти,  мог бы проявить  больше внимания к нам. И откуда он появился здесь?
Мне не приходилось  слышать об  экспедиции,  отправленной сюда из Англии.  И
этот странный бидон...
     - Сильно дурак.  Ливольвел бросил, кусын спасал, - высказал Никола свое
мнение о неизвестном.
     Потом  он  задумался, неодобрительно  мотнул  головой и  начал собирать
сучья для костра. Мы сами вымокли, спасая англичанина.
     -  Эй!  Эй! - вдруг  услышал я голос неизвестного. Он стоял  на большом
поросшем мхом камне и махал рукою.
     -  Услуга  за  услугу! -  крикнул англичанин. - Не  ходите  туда, -  он
протянул  руку по направлению  ветра, - там смерть!  - И, кивнув головой, он
спрыгнул с камня и скрылся.
     "Что  за  странное предупреждение! - думал я. - Не ходить в ту сторону,
куда  дует  ветер?" Но  именно  туда мне  и  нужно  было  идти. Я должен был
исследовать тот  "фокус",  куда направлялись ветры  со  всех  сторон земного
шара.

        II

     "МЕРТВЫЙ КАЮК"

     Как только мы остановились, туча  комаров облепила  нас. Но,  очевидно,
это был пустяк по сравнению с тем, что здесь обычно бывает летом.
     - Однако, сильно мало комаров, - сказал Никола. - Ветром сдувает.
     - Куда уж больше! - проворчал я.
     - Надо сильно больсе. Солнце не видно, гор не видно. Вот сколько комара
надо, - ответил  Никола, разжигая костер  и устанавливая походный чайник  на
треножнике из сучьев.
     Пока  вода вскипела,  Никола раскурил трубку,  растянулся  на  земле  и
погрузился в думы. Против обыкновения он  не  пел  и  не  говорил.  Молчание
продолжалось  довольно  долго.  Потом  Никола, выпустив густую  струю  дыма,
сказал:
     - Однако, плохо. Сильно плохо. Никола, видимо, был чем-то озабочен.
     - Что плохо, Никола? - спросил я его.
     - Этот человек... Сильно нехоросо. Пусть  бы он тонул. Три  раза лето и
три раза зима - я видел такой человек.
     - Ты знаешь его? - с удивлением спросил я Николу.
     - Не его. Похож на него. Там!.. - и Никола показал рукой на север.
     - Не говори загадками, Никола, - нетерпеливо сказал я. - В чем дело?
     И Никола рассказал мне на  своем бедном словами, но богатом образами  и
меткими выражениями языке удивительную историю.
     Это  было три  года назад. Никола со  своим отцом  и братом  рыбачили в
Селлахской губе *. Был конец лета. Ветер дул еще с берега, но ледяные глыбы,
все в  большем количестве появлявшиеся в Северном Полярном море,  говорили о
близком  наступлении  зимы. Никола советовал вернуться  скорее домой, но лов
был хороший,  и отец Николы, старый опытный рыбак,  не торопился. Он уверял,
что вместе  с  морозами подует северный  ветер, который быстро принесет их к
берегу.
     Однако умиравшее лето не хотело уступить  зиме без боя. Южный ветер все
усиливался и перешел в  шторм. Рыбаков  относило к острову Макара. Небольшой
парус сорвало, рулевое весло сломалось  о ледяную глыбу. Седые волны трепали
маленький каюк, как щепку. Но привыкшие к опасностям своего промысла, рыбаки
не  теряли присутствия духа.  Льдины им давали  пресную воду, а  рыбы было в
изобилии. Им приходилось страдать только от холода, но недаром они выросли в
самом  холодном  месте  земного  шара.  Их  организм  стойко  сопротивлялся.
Полузамерзшие, оледенелые, они подбадривали друг друга шутками.
     На третий день их  странствования случилось несчастье:  их  каюк  попал
между ледяными глыбами, которые смяли его,  как яичную скорлупу. Рыбаки едва
успели выбраться на льдину и продолжали на ней путешествие.
     Предсказание отца  Николы, хоть и с опозданием, исполнилось:  береговой
ветер утих,  и скоро  потянуло  ровным  ледяным дыханием  с  севера.  Льдина
направилась к берегу,  но до него было далеко.  А голод начинал  не на шутку
беспокоить потерпевших крушение. Рыба погибла вместе с каюком. Ловить руками
было не  так-то легко. Рыбаки начали слабеть от голода. Море, взбаламученное
переменой ветра, кипело. Ледяные брызги окатывали путников с ног  до головы.
Иногда волны перекатывались через них.

     ---------------------------------------
     * Селлахская губа - залив Северного Полярного моря  восточное устья Яны
(Якутия). Название губа получила от речки  Седлах, одной из многих тундровых
речек, впадающих в губу. На реке Седлах и  в заливе богатые рыбные промыслы.
---------------------------------------

     - Сильно плохо было, помирать надо, - пояснил мне Никола.
     Однажды ночью  - хотя солнце в  это время уже заходило за горизонт,  но
ночи были очень  светлые - рыбаки увидали "сильно большой каюк", который шел
прямо на них, сверкая огнями.
     Это был пароход, но  такой  огромный, какого Никола никогда не  видал в
своей жизни.  Рыбаки  закричали  и замахали  руками. Пароход приближался, но
людей на нем не было видно. Однако, судя по тому, что он направлялся прямо к
льдине,  рыбаки  решили, что их  заметили на пароходе. "Почему только он  не
кричит?" -  думал Никола. Чем ближе подходил пароход, тем он казался больше.
"Мне надо было смотреть вот так", - объяснил Никола, поднимая лицо к небу.
     Радость рыбаков скоро  сменилась ужасом. Нос огромного парохода уже был
в  нескольких  метрах  от  них, а на  палубе  его не было  видно  ни  одного
человека... Еще  минута  и  киль  парохода врезался в  льдину  и  разбил  ее
пополам.  Раздался  страшный  треск,  ледяная  вода  залила  Николу,  -   он
почувствовал, что льдина ушла из-под его ног.  Когда Никола вынырнул, отца и
брата  не было.  Они оказались на той половине  льдины,  которая  пошла мимо
левого  борта, а  Никола  оказался  справа от парохода...  С тех пор  Никола
никогда больше не видал ни отца, ни брата и не знает, что с ними.
     Никола  барахтался  в  воде,  а  железная  стена   пароходного  корпуса
проплывала мимо него. Сомнения  не было: команда  парохода не заметила их...
Никола был обречен на гибель, если сам не позаботится о себе. Давлением воды
Николу относило от парохода, но он  был хороший пловец и, делая  невероятные
усилия,  держался  вблизи. Мимо  Николы проплывали освещенные  иллюминаторы.
Никола кричал, но никто не показывался в иллюминаторе.
     Вдруг Никола увидел  конец троса, спущенного  с  палубы. Рискуя вырвать
руки из плеч, Никола бросился к нему, но волной Николу отнесло в сторону,  и
он проплыл мимо троса, когда тот находился всего на расстоянии  полуметра от
руки. Никола приходил  в отчаяние. Но ему не суждено было умереть.  Скоро он
увидел болтающийся над самой  водой трап,  спущенный  с  палубы. Вскочив  на
обломок   льдины,  Никола  подпрыгнул,  протянув  руки   к   трапу.   Льдина
перевернулась под ним, но Никола уже держался за трап. Он был спасен. Быстро
поднялся  Никола по  трапу  и  взошел  на  палубу корабля,  ожидая встретить
удивленные лица матросов.
     Но удивляться пришлось не матросам, а самому Николе: палуба была пуста.
Ни одного человека! Мертвый корабль! Только снизу глухо доносился гул мощной
машины...
     Никола никогда не слыхал легенды о Летучем Голландце, но бедного  якута
обуял такой ужас, как если бы он попал на этот легендарный корабль.
     Ужас был так велик, что в первую минуту Никола подумал,  не прыгнуть ли
за борт. Но, посмотрев на бушующий океан, он одумался.
     "Может  быть, люди  боятся холода и находятся  в каютах",  - решил он и
начал осмотр парохода, пробираясь  по трапам и коридорам осторожно, как вор.
Каюты были пусты, не исключая капитанской; рубка, кубрик и камбуз также.
     Никола  переходил  от  ужаса к  недоумению.  Если все  здесь умерли, то
должны были остаться хоть трупы тех, кто пережил других.  Если все бежали  с
корабля, то он  не может  идти.  А если  он идет, то  машинист,  кочегары  и
рулевой должны быть на месте.
     Никола сошел в котельную, но и там никого не было. В машинном отделении
также никого. Как будто пароход  шел, управляемый  невидимой рукой мертвеца.
Никола почувствовал, что у него поднимаются от  ужаса волосы. Не  помня себя
от страха, он  взошел на  палубу  и  пробрался к штурвалу.  Никого!  Гонимый
ужасом, Никола побежал на  нос корабля. И здесь он впервые  увидел человека,
стоявшего на самом носу с опущенной головой.
     - Эй! Это я!.. Кто ты?.. - крикнул Никола хриплым голосом.
     Человек стоял неподвижно. Это  было страшно, как  все на  пароходе,  но
Никола  чувствовал  такую потребность  видеть  возле себя  хоть  одно  живое
существо, что,  пересилив  страх, подошел к человеку, стоявшему  на носу,  и
заглянул  ему  в лицо. Это  был  мертвец! Никола только  теперь увидел,  что
мертвец был привязан тонким линем к фальшборту...
     По  описанию  Николы  этот  мертвец  был  очень  похож на  англичанина,
которого мы вытащили из болота: такой же бритый и так же одетый. Теперь  мне
было  понятно  мрачное  настроение  Николы:  встреча  с  нашим  англичанином
напомнила Николе о самом трагическом происшествии в его жизни.
     - Ну и что же было дальше, когда ты увидел мертвеца?
     - Я завыл, как волк, - ответил Никола.
     И  он продолжал свой рассказ.  Страшней  "мертвого  парохода* Никола не
встречал ничего во всю свою жизнь. Но на пароходе было по крайней мере тепло
и сухо. Голод превозмог  ужас, и Никола отправился  на поиски съестного.  Он
нашел несколько  бочек пресной  воды,  но с провиантом дело  обстояло  хуже.
Николе удалось разыскать только мешок сухарей, завалившийся за пустые ящики.
Однако для невзыскательного якута и это было хорошей находкой.
     "Мертвецы,  значит, пьют воду, но мало  едят",  - решил Никола и не без
страха засунул  первый сухарь  в рот. Он боялся,  что из-за его  спины вдруг
протянется мертвая рука и мертвец крикнет: "Отдай мои сухари!"
     Но мертвецы оказались покладистым народом и не помешали  Николе  съесть
сразу десяток сухарей и запить их двумя ковшами воды.
     Когда  Никола поел и обсушился, то почувствовал себя совсем неплохо. Он
выбрал  себе удобную  каюту  и,  на  всякий случай  похвалив мертвецов за их
доброту, улегся,  не раздеваясь,  на мягкую койку. Последней его мыслью была
та,   что   пароход,  очевидно,   прислан   специально  для   него  каким-то
духом-покровителем. Жалко, что погибли брат и отец, но одному судьба жить, а
другому умереть!..
     Никола крепко уснул и проспал очень долго. Его разбудили скрежет, треск
и покачивания парохода. Открыв глаза, Никола долго не  мог понять, что с ним
и  где  он. Вспомнив,  что он находится  на  "мертвом каюке", он вскочил.  С
каюком,  по-видимому,  творилось что-то неладное: как будто ожили мертвецы и
пляшут,  гремя костями. Николе опять стало  страшно. Он  поднялся на палубу.
Резкий, сильный ледяной ветер едва не сбил его с ног. Пароход качало. Никола
посмотрел  вперед  и  обмер  от  ужаса. С  громом и  скрежетом вокруг  судна
плясали, сталкивались и ломались большие ледяные  глыбы.  Но не это испугало
Николу.  Подхваченный сильным  течением,  пароход бешено  летел  между двумя
отвесными  скалами в узком  проливе и направлялся прямо на такую же отвесную
каменную  стену.  Мертвецы  играли плохую  шутку,  и  судно,  пожалуй,  было
подослано Николе не духом-покровителем...
     Никола подбежал  к мертвецу,  привязанному на носу парохода, и, схватив
его плечо, начал  так трясти,  что  мог бы  вытрясти  из него жизнь, если бы
кто-то другой не сделал этого еще раньше.
     - Ты сто делаесь?! Не видись? - закричал Никола. - Верти назад!
     Мертвец упал  туловищем вперед,  кепи его свалилось  за борт.  Но он не
послушал  Николы,  и пароход  продолжал  нестись к скале. Никола  бросился к
штурвалу,  но  скоро понял,  что  рулем тут не  поможешь, пролив был слишком
узок. С  последней надеждой Никола вбежал  в капитанскую  рубку и крикнул  в
слуховую трубку приказ в машинное отделение:
     - Садни ход! - как это делал капитан парохода на Лене.
     Но дух машиниста не хотел повиноваться. Машина гудела...
     - Сильно дураки! - выбранил Никола своих воображаемых спутников.
     Он привык к быстроте решений. Видя тщетность своих усилий предотвратить
катастрофу, он сделал все, что можно  было успеть, для спасения себя: быстро
слетел вниз, принес мешок с сухарями, бросил в шлюпку и взобрался в нее сам,
ожидая событий.  И  они наступили очень  скоро. Пароход ударился  о  скалу с
такой силой, что Никола вместе со шлюпкой сразу оказался  лежащим на палубе.
Страшный   треск   столкновения  был  заглушен   еще  более   ужасным  ревом
взорвавшихся котлов, и пароход начал тонуть.  Он лег на правый борт, так что
волны покатились по палубе.  Никола воспользовался  этим и стащил  шлюпку  в
воду.
     Водовороты завертели шлюпку, льдины мешали грести.  А пароход при своем
погружении  мог увлечь  за  собою и  его. Это был очень  опасный момент.  Но
Никола, поглядывая  на пароход, понемногу  выбивался  на простор и, наконец,
попал  в  течение,  огибавшее  скалу.  Его  шлюпка  быстро  понеслась  вдоль
каменного отвеса скалы и завернула за  угол, прежде чем закружился  страшный
всасывающий водоворот на месте погружения парохода.
     Никола был спасен.  Через  два дня  он  на шлюпке добрался  до  острова
Макара, а оттуда уже прямо по льду - зима наступила - до берега...
     Никола   замолчал,  окончив  рассказ  о   своей   одиссее,  и  начал  в
задумчивости  остругивать  палку   охотничьим  ножом,   имевшим  рукоять  из
мамонтовой кости, сделанной в виде длинной оленьей головы  с вытянутой шеей.
Никола был большой мастер резать по кости.
     Я также задумался... История с "мертвым каюком" была так необычна,  что
казалась вымыслом. Но я знал Николу: он мог  приукрасить события, но  не был
лжецом. Неожиданная мысль пришла мне в голову.
     - Как  назывался  тот пароход?  - спросил я Николу. В ответ  он  только
неопределенно чмокнул губами и отрицательно покачал головой.
     - Ты  видал  надписи  на спасательных кругах?  Не вспомнишь ли  ты хоть
первую букву? На что она похожа? Никола подумал и сказал:
     - На  эти козлы для чайника. -  И  он нацарапал  на ладони концом  ножа
фигуру, довольно близко напоминающую букву А.
     Неужели мое предположение верно?..
     Я вспомнил, что  три года назад из  Англии  была отправлена экспедиция,
снаряженная  крупным  капиталистом  мистером Бэйли,  на  ледоколе  "Арктик".
Экспедиция была прекрасно оборудована всем необходимым и предполагала пройти
вдоль всего  берега Сибири, вплоть до Аляски.  На  борту парохода находилось
несколько крупнейших ученых.
     Однако экспедиция  эта  закончилась трагически.  Последние передачи  по
радио были получены с  ледокола, когда он находился недалеко от мыса Борхая.
Затем несколько  дней  "Арктик"  не подавал  о  себе вестей, потом появились
тревожные SOS, и с тех пор всякие вести прекратились. Только  на другой  год
рыбачьими  судами были  обнаружены на одном из небольших голых островов  две
разбитые шлюпки  ледокола, а  к устью Лены был  прибит  волнами спасательный
круг "Арктика". Это, по-видимому,  все, что  осталось от  ледокола. Отважных
мореплавателей почтили должным образом,  записали их имена  в длинный список
жертв науки, вычеркнули "Арктик" из списка судов. Этим дело и окончилось.
     И вот теперь, в "окаянном краю",  из  уст якута  мне пришлось выслушать
историю, которая проливала некоторый свет на  судьбу ледокола и вместе с тем
окутывала эту судьбу еще большей тайной. Куда девались его  пассажиры? Каким
образом пароход без команды оказался идущим на всех парах в океане? И как он
мог  идти?  Машины  не  могли  действовать  без управления.  Или  должен был
взорваться  котел,  или,  что вернее, котлы должны  были  остыть без топки и
пароход остановиться.
     И  кто этот англичанин, спасенный нами из  болота?  Он сам  назвал себя
членом   английской  арктической   экспедиции.  Но  он  совсем  не  выглядел
человеком,  потерпевшим  крушение  несколько  лет назад  и долго прожившим в
одном  из   самых  глухих  углов  земного  шара.  Наконец,  что  значит  его
предупреждение?  Почему смерть угрожает мне, если  я пойду  туда, куда  дует
ветер?  В этом  предупреждении тоже скрывается  какая-то  тайна.  Но  он  не
запугает меня! "Идти по ветру" - задача нашей экспедиции.
     Как  бы  то  ни  было, мне  необходимо  быть  осторожным.  Благоразумие
подсказывало, что мне  следует вернуться в Верхоянск и идти  на исследование
со всей экспедицией.  И  если бы  я послушался  этого  голоса  благоразумия,
многое   вышло  бы  иначе.  Однако   мое  любопытство   и   неспокойный  дух
исследователя  неудержимо   влекли   меня   вперед.  Обманывая   собственную
осторожность, я  уверял себя, что  пойду  вперед  еще несколько  километров,
чтобы посмотреть, какая опасность может подстерегать меня.
     - Чай готов, - сказал Никола, снимая с огня кипевший чайник.

        III

     "НОЗДРЯ" АЙ-ТОЙОНА

     Утомленные  путешествием,  мы крепко уснули, укутав  головы от комаров.
Когда Никола разбудил меня, незаходящее солнце передвинулось на восток. Было
утро. Ветер,  несколько утихавший  ночью, начал опять свою  работу.  Он  дул
равномерно, без порывов, все более усиливаясь.
     - Идем туда, - сказал я, указывая Николе направление по ветру.
     Перед нами поднималась горная гряда.
     - Опять туда? - спросил Никола,  видимо несколько встревоженный. - Надо
назад. Дальше я не пойду.
     Этот  ответ удивил  меня.  Никола, бесстрашный и исполнительный  Никола
отказывался  продолжать  со  мною  путь!  Может  быть,  его  напугали  слова
англичанина?
     - Почему ты не пойдешь туда? - спросил я его.
     -  Один  мой товарищ  и  еще один товарищ  шли,  и они не вернулись,  -
ответил  Никола,  нахмурясь.  -  Оттуда  никто  не  возвращается. Там ноздря
Ай-Тойона.
     Я  уже знал, что Ай-Тойон  -  "священный  старик" -  верховное божество
якутов. Но мне никогда не приходилось слышать о ноздре Ай-Тойона.
     -  Неужели  ты еще веришь бабьим  сказкам  о тойонах и ерах?  И как  ты
можешь бояться, если я иду с тобою?
     - Я знаю, ты  сильно большой  человек. Большевик ты. Но оттуда никто не
возвращался.
     Никола  не  льстил  мне,  называя  меня  "сильно  большим человеком"  -
большевиком. (Для него все городские жители, приехавшие  из  больших городов
России, были большевиками.) Его похвала была искренна. Якторг освободил его,
как  и других якутов,  от  эксплуатации  прасолов,  покупавших  за  бесценок
пушнину и спаивавших  якутов водкой; его  дети  учились в школе, а жена была
вылечена  от  болезни, насланной злым духом  - ером. Все это была  "агитация
фактами", понятными Николе. Там, где  является  сомнение в могуществе богов,
колеблется и вера в них. И мне казалось, что Никола уже терял эту живую веру
в богов и  относился к  ним  как к поэтическому вымыслу, обобщающему  те или
иные  явления,  -  так,  как мы иногда  говорим  о  "фортуне",  о  "карающей
Немезиде", забывая  о религиозном  происхождении этих  слов и  передавая ими
только известные  понятия. Боги  Николы  явно подгнивали,  но не умерли  еще
совершенно  в  его  сознании.  Они  оживали  тогда, когда  он  встречался  с
каким-нибудь  непонятным  и  страшным явлением. Так  было с  ним на пароходе
мертвецов, так, очевидно, было с ним и теперь. Страх заглушал голос разума и
пробуждал первобытные верования в злых духов...
     - Что же это такое, ноздря Ай-Тойона?
     - Обыкновенная ноздря. Ай-Тойон дышит. А там, - Никола показал на гору,
- его ноздря.
     - Но почему же он дышит только в  себя?  Видишь, ветер дует все время в
одну сторону? - спросил я Николу.
     - Ай-Тойон сильно большой. Тысячу лет, однако, он  может брать воздух в
себя и тысячу лет выпускать...
     Очевидно, я присутствовал при рождении новой легенды.
     - Глупости все это! Идем  со мной, Никола,  и ты сам убедишься, что нет
никакой ноздри Тойона.
     Но Никола не двигался с места и отрицательно качал головой.
     - Идешь?
     - Сильно боюсь.  Однако,  и ты не  ходи! - сказал он. Я колебался. Идти
одному  было  рискованно.  Слова  англичанина  были  брошены неспроста. Меня
действительно  могли  ожидать  непредвиденные  опасности.  Но  во мне  вдруг
заговорило самолюбие. Мой отказ  Никола мог  понять так, будто и я поверил в
эту глупую ноздрю.
     - Если ты отказываешься, я иду один! - решительно сказал я и направился
вверх по склону горы. Ветер дул мне в спину, облегчая путь.
     - Не ходи! - закричал мне Никола. - Не ходи!
     Я, не оглядываясь, продолжал путь.
     Скалы поднимались  все  выше и круче. Скоро я  начал  уставать и  пошел
медленнее. Перед крутым подъемом я остановился, чтобы перевести дух, и вдруг
услышал за спиною чье-то сопенье. Я оглянулся. Передо мной стоял Никола.  Он
улыбался своим широким ртом, скаля кривые зубы.
     - Однако, ты пошел, и я пошел, - сказал он, видя мое недоумение.
     - Молодец, Никола! - радостно сказал я. Мне приходилось  кричать. Ветер
выл и свистал так, что мы с трудом слышали друг друга.
     - Ты не боишься, Никола?
     - Сильно боюсь, однако. Пойдем!
     Мы  начали  карабкаться  по скалам.  Скоро  ветер сорвал  мой  походный
флюгер,  висевший  у  меня за спиною.  Никола  бросился  было за ним,  но  я
остановил  его.  Ветер дул с таким постоянством, что флюгера не  нужно было.
Никола же рисковал сорваться в пропасть, гонимый этим сумасшедшим ветром.
     - Иди сюда! Держись за меня! Пойдем вместе! - крикнул я якуту.
     Мы уцепились друг за друга  и, помогая  один  другому, продолжали путь.
Нам приходилось  сильно откидываться  назад, и все  же мы  не  всегда  могли
удержаться на ногах.  Мы падали на  землю и с трудом поднимались. Ветер, как
тяжелые мешки с песком, давил нам на спину. Мы обливались потом и выбивались
из сил. Я уже начал сожалеть о  своем опрометчивом поступке, но возвращаться
не  хотелось.  Мы  были  недалеко  от  вершины,  и  я дал себе слово  только
заглянуть, что делается по ту сторону каменной гряды, и вернуться назад,  не
искушая больше судьбы. Это небольшое расстояние до вершины горы нам пришлось
ползти по  земле. Ветер,  казалось, готов был раздавить нас, как слизней. Он
был  плотный и  тяжелый.  Можно  было подумать,  что мы находимся на большой
глубине  океана и сотни тонн  воды давят нас своею тяжестью. Нам приходилось
закрывать рот и нос, чтобы задерживать воздух, который  душил нас;  выдыхали
же мы с большим трудом, как это бывает с больными астмой.
     Я знал, что на самом гребне горы ветер будет свирепствовать еще больше.
Чтобы нас не снесло в какую-нибудь пропасть, я принял меры предосторожности,
высмотрел расщелину  меж скал и  направил наш путь  туда,  чтобы можно  было
двигаться, укрываясь за гранитными выступами.
     Мы благополучно проползли по  узкой расщелине, загибавшейся на середине
углом, и, наконец, подползли  к самому гребню. Я наклонил голову и посмотрел
вниз. Открывшееся зрелище изумило меня.
     Я  увидал  огромный  отлогий  кратер, подобный  лунному.  Но  что  меня
особенно удивило - скат этого огромного кратера был как будто отшлифован. Ни
камня, ни выступа.  Совершенно гладкая, пологая воронка,  а глубоко внизу, в
центре ее, виднелась круглая дыра чудовищного, как мне показалось, диаметра.
Неужели  шлифованная воронка и  геометрически правильная дыра на дне кратера
естественного происхождения? Трудно было допустить это.
     Крепко  уцепившись за острый выступ скалы, Никола  махнул рукой, что-то
показывая  мне, и крикнул, но я  не расслышал, что он сказал, и посмотрел по
направлению его  руки. Я увидел  в воздухе  дерево,  которое  неслось  вдоль
окружности кратера, описывая огромный круг, как  будто его кружил  смерч. Мы
стали  наблюдать  за  деревом. Оно  продолжало  описывать правильные  круги,
вернее - двигаться по  спирали: каждый круг становился  уже  и проходил ниже
предыдущего,  причем  движение  дерева  все  ускорялось.  Это  был  какой-то
воздушный Мальштрем!.. * Вот дерево сделало еще несколько  кругов и скрылось
в черном колодце на дне кратера.
     Я  стоял перед  новой  загадкой. Было очевидно, что  ветер  направлялся
куда-то  под  землю.  Это  было  непонятно  и  бессмысленно,   как  "ноздря"
Ай-Тойона.
     "Но  где  же  другая  "ноздря",  из  которой   воздух  должен  выходить
обратно?.."
     Мои  размышления были прерваны новым явлением. Огромный камень, весом с
добрую тонну, сорвался  вдруг с вершины скалы.  Но  он не  полетел вниз, как
было  бы  естественно.  Он  пролетел в  воздухе по  спирали почти две  трети
окружности кратера, прежде чем достиг дна и скрылся в круглом колодце.
     "Какова  же должна быть сила ветра!"  - подумал я и невольно вздрогнул,
вообразив            себя             на             месте            камня.
-------------------------------------------------
     *   Мальштрем  (Мальстром,  Москестром)  -  бурное  морское  течение  у
Лофотенских  островов   (близ  северо-западных  берегов  Норвегии),  опасное
водоворотом,    яростно    бушующим    во    время   северо-западных   бурь.
-------------------------------------------------
     Мы стояли перед совершенно исключительным, загадочным явлением природы,
и хотя я не верил в божественную "ноздрю", все же я уже с большим  уважением
вспомнил мифотворчество Николы: в  его вымысле была  доля правды; мы открыли
какую-то чудовищную  "ноздрю"  в коре  земного  шара,  втягивающую воздух  с
поверхности земли.
     "Это  сообщение  произведет  в  научном  мире  сенсацию!"  -  мелькнула
тщеславная мысль.  Однако  теперь  не время  и  не  место предаваться  таким
мыслям. Надо подумать о том, как выбраться из этого воздушного водоворота. С
величайшими предосторожностями освободив одну руку, я тронул Николу за плечо
и кивнул ему головой, приглашая вернуться.
     "Но  почему  не засоряется эта дыра?"  -  подумал я... И  в этот  самый
момент произошло нечто такое, что сразу вымело все мысли из моей головы.
     Никола слишком поспешно и неосторожно отнял обе руки,  и вдруг его тело
под давлением плотных масс воздуха  начало быстро соскальзывать  с площадки,
на  которой мы  лежали.  Я едва успел  ухватить Николу за  ноги, но с ужасом
почувствовал,  что  и мое тело  движется к  краю обрыва.  Я начал  цепляться
носками  сапог за выбоины, чтобы  задержать наше  продвижение, но  все  было
напрасно: мы медленно, неуклонно продвигались  к краю  пропасти. Тело Николы
уже наполовину  висело в воздухе.  Ветер сдул мешок, висевший  на его спине.
Мешок еще держался  на ремнях и  висел горизонтально впереди  головы Николы.
Еще мгновение  -  и  уже  все  тело  Николы  висело  над  пропастью. Вдруг я
почувствовал, что Никола дергает меня ногами, как бы  желая освободить их. Я
не  мог  понять этого поступка.  Никола с трудом повернул  ко мне  голову  и
крикнул:
     - Брось!
     Он был  верный товарищ и настоящий мужчина. Видя неизбежную гибель,  он
хотел по крайней мере спасти меня. Я не мог принять этой  жертвы и продолжал
крепко держать его ноги. Тело Николы вытянулось в струну. Мешок с провизией,
чайником и инструментами  оторвался и  помчался влево, вдоль края гигантской
воронки. В ту  же секунду  Никола так сильно  дернул ногами, что я  невольно
выпустил их. И Никола с бешеной скоростью помчался  вслед за  мешком, как бы
догоняя его. Еще мгновение - и мое тело последовало за Николой...
     Ужасные, незабываемые  минуты! Первое ощущение, которое  я вслед за тем
испытал, было  то,  что ветер  будто утих:  теперь  мы летели в  его потоке.
Вместе с  тем я чувствовал необычайное уплотнение окружающей меня среды, как
будто я находился на большой глубине океана. С большим трудом мог  я отвести
в  сторону  руку,  желая  ухватиться  за  край  кратера.  Я  летел  всего  в
каком-нибудь метре от скал. Но дышать мне было как будто немного легче.
     Повернув  голову, я посмотрел на  Николу,  летевшего впереди  меня. Он,
видимо,  также  пытался  зацепиться  за  стену  кратера.  Несмотря  на  свое
неуклюжее тело, он изгибался дугою, как червяк, протягивая свои длинные руки
и  раскидывая ноги. На одно мгновение ему удалось коснуться  ногой  каменной
стены. Но  это не остановило,  а только  несколько  задержало его полет. Его
тело  перевернулось  и немного  приблизилось  к  моему. Он  опять  вытянулся
пластом, а я протянул руки вперед, желая ухватить его. Но если бы даже всего
один  сантиметр  отделял нас,  я не  в  силах  был бы достать  его, так  как
расстояние между нами  оставалось неизменным. Мы были  бессильны предпринять
что-либо.
     Мешок уже сделал полный круг  и летел  теперь немного ниже места нашего
падения.  Вслед за  мешком это  место пролетел Никола,  а потом и я.  Вблизи
стена кратера не казалась уже так отшлифованной, как издали.  В ней  кое-где
виднелись  трещины,  выбоины,  выступы  скал.  Но  зацепиться  за  них  было
немыслимо. Если  бы  даже  это и удалось,  рука  была  бы  оторвана  бешеным
потоком,  как мушиная  ножка. Приходилось подчиниться  своей участи и ждать,
что будет.
     Вероятно, Никола одновременно со мной заглянул вниз, чтобы  посмотреть,
что  нас ожидает. Там виднелась  черная круглая дыра, все увеличивавшаяся по
мере того,  как мы приближались к ней воздушной  винтовой  дорогой, летя все
суживающимися кругами все скорее и скорее...
     У  меня  начало  мутиться  сознание. Круги  становились все меньше,  мы
опускались все глубже... Наш смертный час настал. Я не сомневался в том, что
гибель  неизбежна.  Я  должен  был  упасть в  бездну  и разбиться насмерть о
каменное дно.  Когда мы  летели  уже над  самым  колодцем, я нашел  еще силу
заглянуть вниз, и - быть может,  это был  бред - мне показалось, что  я вижу
свет  огромных  электрических  ламп  и  решетку  внизу.  Эта  решетка  вдруг
завертелась, свет померк, я потерял сознание...

        IV

     НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

     Когда сознание начало возвращаться ко  мне, я прежде всего почувствовал
свое  тело:  оно  ныло и  болело.  Еще  не  открывая  глаз,  я ощутил чье-то
прикосновение. С трудом разомкнув  веки, я увидел перед собой  моего верного
спутника и друга Николу. Но  я  не узнал  его сразу.  Вместо обычной меховой
одежды из оленьей шкуры на нем был надет серый больничный халат.
     Я лежал на чисто застланной кровати, покрытой серым пушистым одеялом, в
небольшой комнате без  окон, освещенной электрической лампой, спускавшейся с
потолка.
     - Приехали! - сказал Никола, приветствуя меня своей неизменной улыбкой.
     - В ноздрю  Ай-Тойона? - попробовал  я пошутить. -  Вот видишь, Никола,
никакой ноздри нет.
     - А ты ее видел? Может быть, она как раз  такая, - и Никола обвел рукою
комнату.
     - С электрическим освещением?!
     Наш  разговор был прерван. Дверь открылась, и  в  комнату вошла молодая
девушка  в  белом  халате  -  сестра  милосердия,  как  решил  я. Я  уже  не
сомневался, что нахожусь в  больнице.  Но  долго ли  я  был без памяти,  как
избежал смерти и как попал в эту больницу, я себе не уяснял.
     Сестра обратилась ко мне с вопросом на неизвестном мне языке. Я жестами
дал понять, что не понимаю, и в то  же время рассматривал  девушку. Она была
молодая,  краснощекая и  очень  здоровая. Русый локон выбивался из-под белой
косынки. Она улыбнулась, сверкнув белыми ровными зубами, и  повторила вопрос
на английском языке. Этот язык мне был более знаком - я  читал по-английски,
но  говорить не  умел. И я опять развел  руками. Тогда девушка  в третий раз
повторила свой вопрос по-немецки.
     - Как вы себя чувствуете? - спросила она.
     - Благодарю вас, хорошо, - ответил я, хотя, признаться, чувствовал себя
далеко не хорошо.
     - У вас что-нибудь болит?
     - Что у меня не болит!  Я как будто прошел через мельничные жернова,  -
ответил я.
     - Могло быть хуже, - сказала девушка, добродушно улыбаясь.
     - Где я нахожусь, не будете ли вы так добры объяснить мне? - спросил я.
     - Вы это скоро узнаете. В состоянии ли вы подняться с кровати?
     Я сделал попытку приподняться и закусил губу от боли.
     - Лежите, я сейчас принесу вам завтрак.  - И она ушла, беззвучно ступая
мягкими туфлями.
     Никола чувствовал себя лучше. Правда, он потирал себе то бок, то спину,
однако  уже был  на  ногах.  Расхаживая  по небольшой комнате, он кряхтел  и
придерживал правое колено.
     - Трубка пропал, табак пропал, курить хочется, - сказал он.
     Вновь  открылась  дверь, и вошла сестра,  на этот раз с  человеком  лет
тридцати, бритым, одетым в шерстяную  фуфайку  и в сары - сапоги из  конской
кожи. Это напомнило мне, что я нахожусь в приполярных странах. Человек нес с
собой такую же, какая была надета на нем, одежду для меня и Николы, а сестра
принесла на подносе завтрак: яичницу, тартинки и чашки дымящегося какао.
     - Кушайте,  -  сказала  она приветливо, - а когда почувствуете  себя  в
силах подняться, наденьте костюм и позвоните в этот вот звонок.
     Она кивнула  головой  человеку  в фуфайке  и вышла с ним  из комнаты. Я
принялся за яичницу, поставленную на  столик возле моей кровати. Несмотря на
перенесенные  волнения,  мы  с   Николой  позавтракали  с  аппетитом.  Какао
доставило Николе  еще не испытанное им наслаждение. Он даже закрыл  глаза  и
причмокивал, втягивая большими глотками горячий напиток.
     Однако  в этой больнице,  очевидно,  залеживаться долго не  полагалось.
Покончив  с  завтраком,  я с трудом поднялся  и осмотрел свое тело,  вымытое
кем-то  и одетое  в  чистое  белье. По всему  телу  виднелись многочисленные
кровоподтеки, но кости  были целы.  Правое  плечо  вспухло и сильно  болело.
Похоже  было на то, что кость в плечевом суставе вывихнута и  вправлена. Да,
могло быть и хуже...
     Мы с Николой переоделись, помогая друг  другу, и я нажал кнопку звонка,
находившуюся у двери. Скоро к нам в комнату вошел человек в фуфайке и знаком
предложил нам следовать за ним.
     Мы вышли из  комнаты и отправились по длинному загибающемуся  коридору,
освещенному электрическими лампочками. По обеим сторонам  в стенах мы видели
двери  с крупными номерами: 32, 33, 34... и против них: 12,  13, 14... Как в
отеле или наркомате.
     Мы  шли  довольно  долго,  все  время заворачивая.  Откуда-то доносился
ровный непрерывный  гул. Где-то  работали огромные  машины. Нет, это  скорее
похоже на завод!
     Наш провожатый неожиданно остановился у двери No 1 и постучал. Мы вошли
в  большой  кабинет  с  прекрасной  мебелью,  устланный  коврами.  Я обратил
внимание  на  то,  что  и  в  этом  кабинете не оказалось  окон. Стены  были
заставлены  шкафами с книгами и увешаны техническими чертежами. В углу стоял
несгораемый шкаф, а возле большой шведской конторки - вращающаяся этажерка с
папками. У  конторки, освещаемой лампой под зеленым  абажуром, сидел  бритый
человек и что-то писал. На  столе затрещал телефон.  Сидящий  за столом взял
трубку.
     - Алло! - и он отдал краткое приказание на неизвестном мне языке.
     Потом  он откинулся  на спинку  вращающегося кресла и повернулся  к нам
лицом. На нем  был  серый  пиджак и  вместо жилета серая шерстяная фуфайка с
острым  вырезом на  груди,  из  которого  выглядывал отложной  воротничок  и
клетчатый  галстук.  Можно  было  подумать,  что  мы  находимся  в  кабинете
директора  фабрики.  Окончив   осмотр  костюма,  я  перевел  глаза  на  лицо
иностранца  и  невольно  вскрикнул от  удивления. Перед нами был англичанин,
которого мы вытащили из болота.
     Он также, по-видимому, был удивлен этой встречей.
     - А, старые знакомцы!  - сказал он.  - Садитесь.  Мы  сели возле стола.
Минуту  англичанин  смотрел на нас, как  бы раздумывая, потом неодобрительно
покачал головой и, постучав по столу чертежным угольником, сказал:
     - А вы все-таки не послушались моего совета.
     - И пока живы, - заметил я, стараясь держаться непринужденно.
     -   Пока!   -  многозначительно  ответил  англичанин.   -   Это  чистая
случайность, что вы не разбились, как яичная скорлупа...
     Он побарабанил  пальцами  по столу  и вдруг быстро  повернулся вместе с
сиденьем кресла и углубился в бумаги, как бы забыв о нас. Наступила довольно
томительная пауза. Потом он так же резко опять повернулся лицом к нам.
     - Те, кто  идет по  ветру,  не  возвращаются!  - отчеканил он, повторяя
слова Николы,  сказанные мне. - Или они умирают прежде, или...  теперь... Но
вы  спасли мне жизнь. Я в долгу перед вами, и я не  хочу вашей смерти. Но, -
англичанин  поднял палец  вверх. Потом опять повернулся  вполоборота, что-то
быстро написал на листке бумаги и спросил: - Как вас зовут и кто вы?
     - Клименко,  Георгий Петрович. А его зовут Никола. Англичанин тщательно
записывал мои ответы, как судебный следователь. Он спросил  меня о возрасте,
должности,  образовании, цели путешествия  (это  последнее интересовало  его
больше всего). Я не считал нужным скрывать что-либо от него.
     -  А можно узнать, с кем я  имею  честь говорить? -  спросил  я,  чтобы
несколько уравнять наше положение. Англичанин как-то фыркнул и бросил:
     - Можно. Вы имеете честь говорить с мистером Бэйли...
     -  Мистер  Бэйли?  -  удивленно  переспросил  я. -  Тот  самый, который
снарядил экспедицию на "Арктике"? Значит, вы не погибли?
     - Для всех, кто  там, против ветра, я погиб. Но  для вас, как видите...
Вот что, мистер... Калименко...
     - Клименко, - поправил я.
     Но мистеру Бэйли не давалась моя фамилия, и он повторил ее на свой лад:
     - Вы, мистер Калименко, не уйдете отсюда. Вы тоже погибли для всех, кто
живет против ветра. Вы метеоролог, это хорошо. Вы мне будете  полезен. Нужно
сделать, чтобы вас не искали вант... товарищи.
     - Это невозможно. Как  только обнаружится, что я пропал  без вести,  на
поиски будет снаряжена экспедиция.
     - О, вы  очень любите разыскивать пропавших людей!  - с иронией  сказал
Бэйли. - Своих и чужих: Нобиле, Кулик, Горский...
     Это удивило меня.  По-видимому, Бэйли знал  все, что  делается  "против
ветра", то есть во всем мире. Очевидно, он имел радиостанцию.
     - Да, мы не привыкли оставлять без помощи человека, нуждающегося в ней,
- ответил я с некоторой горячностью.
     - Очень хорошо, - с той же иронией ответил Бэйли. -  Но мы устроим так,
что  вам не  нужна будет никакая помощь. Не беспокойтесь.  Я уже сказал, что
пощажу  вашу  жизнь.  Но  можно  будет  взять  вашу  одежду,  в  которой  вы
путешествовали, разорвать, окровавить  ее и бросить  на пути тех,  кто будет
искать вас.  Вас разорвали звери. Кончено!  Экспедиция вернется назад. Я  не
хочу,  чтобы сюда  кто-нибудь приходил... Вы можете идти, - закончил  Бэйли,
неожиданно обращаясь к Николе.
     И  когда Никола вышел  из  комнаты, мистер Бэйли  поднялся, прошелся по
кабинету и сказал:
     - Мне еще надо с вами поговорить.
     -  Мне также, - ответил я, все еще пытаясь "уравнивать положения", если
только можно уравнять положения  пленника, каким я был,  и человека, в руках
которого находилась моя жизнь.
     И, не давая говорить Бэйли, я быстро продолжал;
     -  Вы говорите о том, что  не желаете, чтобы  кто-нибудь  узнал о вашем
существовании и нашел дорогу сюда. Это невозможно. Допустим, что вам удастся
инсценировать мою гибель. Но научные исследования не будут приостановлены. Я
еще не  знаю, что вы здесь делаете, но  для меня уже вполне ясно, что это по
вашей  вине  изменилось  направление  ветров, а  следовательно,  изменился и
климат.  Пока население еще не очень обеспокоено, но ученые  всего  мира уже
давно   с  тревогой   следят  за  необычайными  явлениями,  происходящими  в
атмосфере. Рано или поздно все почувствуют понижение атмосферного  давления.
На  смену  нашей экспедиции  пойдут  "по ветру"  другие,  и ветер  неизбежно
приведет их сюда.
     - Я это знаю, -  ответил Бэйли, с нетерпением выслушав меня. - Рано или
поздно это должно случиться. Они придут сюда, и... тем хуже для них! А вы...
вас  я однажды уже предупреждал, но вы не послушались меня. Вот вам еще одно
предупреждение: не  пытайтесь убежать  отсюда.  Это может вам стоить  жизни.
Больше  я не  пощажу вас. Скажите это и вашему якуту.  Поняли? Я предоставлю
вам  некоторую  свободу, если  вы  дадите  мне  слово...  Впрочем, можете не
давать:  вы сами  увидите, что  бежать отсюда  немыслимо. У вас  здесь будет
много  работы.  Теперь идите, мистер  Калименко.  Уильям  покажет  вам  вашу
комнату.
     Бэйли позвонил. Вошел слуга.
     - Уильям, проводите мистера Калименко в комнату номер шестьдесят шесть.
До свиданья.
     - Разрешите Николе поселиться в одной комнате со мной? - сказал я.
     Мистер Бэйли подумал.
     - Пожалуй, можно,  -  сказал он. -  Но помните: никаких  заговоров.  До
свиданья.
     Я  откланялся, и мы с  Уильямом  отправились  по длинному дугообразному
коридору, затем спустились этажом  ниже  и углубились в настоящий  лабиринт.
Меня удивило  то,  что на всем пути мы  не  встретили ни  одного человека. Я
спросил моего проводника, где же люди, но он ничего не ответил.  Быть может,
он не знал ни русского, ни немецкого языка, а вернее - не хотел говорить.

        V

     С НЕБА НА ЛЕКЦИЮ

     Я  вошел  в  мою  "камеру  заключения". Комната  имела  около  тридцати
квадратных метров, высота же  едва ли достигала  четырех метров.  Стены были
покрыты  фанерой. Одна лампочка на потолке, другая на письменном  столе. Две
узкие кровати у стен и несколько простых стульев.
     После  роскошного  кабинета  мистера  Бэйли эта комната  показалась мне
более  чем  скромной. Но... "могло быть и хуже",  - вспомнил  я слова сестры
милосердия и потому не очень опечалился.  Уильям ушел,  и скоро мое внимание
было привлечено большим чертежом, закрывавшим половину стены.
     На синей чертежной бумаге я увидел профиль подземного  городка  мистера
Бэйли, изображенного в разрезе, и  отдельно планы каждого этажа. На чертежах
не имелось пояснительных надписей, но  все же они давали общее представление
о всем  сооружении.  Центр  городка занимала  огромная труба,  в которую  мы
упали.  Вокруг этой  трубы шли пронумерованные помещения. Городок имел  пять
этажей ниже уровня земли и три  этажа в стенах кратера.  Ниже восьмого этажа
виднелись две пещеры, по-видимому естественного происхождения.
     Вправо  от центральной трубы, вдоль  пятого (считая  сверху вниз) этажа
шла  боковая труба,  и оканчивалась она далеко  за пределами комнат,  выходя
наружу. Эта труба больше всего заинтересовала меня. Первою моей мыслью было,
что эта  труба предназначена для  отвода воздуха, входящего  сверху.  Однако
если  бы  через  эту  боковую  трубу  выходило столько же  воздуха,  сколько
входило, то  на поверхности  должно  было  бы  существовать второе воздушное
течение - и убыли воздуха не замечалось бы, тогда как тщательно составленные
нами синоптические карты  показывали,  что  воздушные течения со всех концов
земного шара направляются к  одному месту, не  встречая  никакого  обратного
течения.
     Если  же  ветер  всасывается  в подземный  городок  и  никуда оттуда не
выходит, то - черт возьми! -  давлением воздуха весь городок  должен был  бы
давно взорваться, как котел, переполненный паром...
     Дверь открылась, и в комнату вошел Никола. Он тщательно закрыл за собой
дверь и,  почесав голову, вздохнул. Я ожидал,  что он будет укорять  меня за
пренебрежение к его советам,  но он заговорил об ином:  Никола сообщил  мне,
что в одном из коридоров он встретил "двух  Иванов" - двух якутов, пропавших
год назад в "ноздре" Ай-Тойона.
     - Ты еще верить в ноздрю? - спросил я его.
     -  Лучше было  бы нам попасть  в  ноздрю Ай-Тойона, чем  этого  ера,  -
ответил озабоченно Никола.
     Он успел перекинуться несколькими  словами со здешними якутами и узнал,
что  они  работают в  какой-то большой  трубе по  уборке  и  отвалке мусора,
приносимого ветром из центральной трубы. Я посмотрел  на план.  Так вот  для
чего существует боковая труба!..
     "Два  Ивана"  жаловались Николе, что их  держат,  как  рабов, никуда не
пускают, "но кормят сильно хорошо".
     В комнату постучались. Вошел Уильям и пригласил нас на своем непонятном
языке, подкреплял слова жестом следовать за ним.
     Мы повиновались. В  коридоре у двери стоял  якут "Иван-старший". Уильям
поручил  ему Николу, а со мной двинулся дальше. Мы пересекли коридор, сели в
кабину лифта No 50, поднялись этажом выше  и  остановились  у  двери  No 13.
Уильям без  стука отворил дверь, и я следом за ним вошел  в большую комнату.
Здесь,  видимо,  была   лаборатория.  На  столе  в  идеальном  порядке  были
расставлены сложные аппараты с  компрессорами, медными трубами, змеевиками и
холодильниками. Целыми  рядами были  расставлены  стаканы,  чаши, сосуды. Их
посеребренная поверхность блестела при ярком свете двух дуговых ламп.
     Вид этой ослепительной  посуды был таков, как  будто  богатый наследник
вынул из сундуков дедовское серебро, чтобы  полюбоваться своими сокровищами.
Но я уже  знал, что  такие  сосуды (с посеребренными стенками для  отражения
теплоты) употребляют при опытах с жидким воздухом.
     Жидкий воздух!.. Ведь  его плотность  в 800 раз больше атмосферного. Не
представляет ли городок Бэйли фабрику для превращения атмосферного воздуха в
жидкий?
     Занятый своими  мыслями,  я  сперва  не  заметил  человеческую  фигуру,
склоненную над одним из столов. Это была женщина в белом халате. Она подняла
голову, и я узнал сестру  милосердия. Она  также узнала  меня  и улыбнулась,
видя недоумение, отразившееся на моем лице.
     -  Пожалуйста,  пройдите  в кабинет,  отец  ждет вас,  -  сказала  она,
протягивая руку по направлению ко второй двери.
     Я постучал  и вошел  в  комнату. Она была  почти такой же величины, как
первая, но здесь не было инструментов. Зато все стены были уставлены полками
с  книгами, а на  большом  письменном столе лежали груды листов,  исписанных
химическими формулами.
     При моем появлении из-за стола поднялся  очень высокий, пожилой, но еще
моложавый на вид  человек  с  русыми  волосами, серыми  глазами  и  румяными
щеками.  Его  добродушная улыбка очень напоминала улыбку девушки. Он  крепко
пожал мою руку и сказал:
     - Мистер Бэйли и Элеонора уже говорили мне о вас. Мы нуждаемся  в таких
людях,  как  вы. К  сожалению, вы  не химик, но  все  же ваша  специальность
довольно  близко соприкасается  с моею... Вы,  так  же как  и  я, "питаетесь
воздухом", - улыбнулся он.
     Он  говорил  так просто,  как  будто  я пришел к  ним по своей  воле  и
предлагал им свои знания и труд.
     - Моя фамилия Энгельбрект, - сказал он. - Садитесь, прошу вас.
     - Энгельбрект!  - с  удивлением воскликнул я,  продолжая  стоять. -  Вы
Сванте   Энгельбрект,  гибель  которого   на  "Арктике"  оплакивалась   всем
культурным миром?
     - Слухи  о  Моей  смерти  были  значительно  преувеличены,  -  повторил
знаменитый шведский ученый  остроту  Марка  Твена.  -  Да,  я  живой  Сванте
Энгельбрект.
     - Но почему... Что заставило вас скрываться? Энгельбрект нахмурился.
     - Садитесь, прошу  вас, - сказал он. - Я служу у мистера  Бэйли главным
инженером. Мы  изготовляем  жидкий воздух,  водород  и  гелий,  добываем  из
воздуха азот, кислород...
     - И что же вы делаете с ними? - не удержался я от вопроса.
     - Это уже дело предпринимателя мистера Бэйли. Очевидно, он продает...
     - Но как?.. Я как будто не слыхал о концессии...
     - Финансовая  сторона дела мало интересует  меня, - несколько торопливо
прервал меня  Энгельбрект.  - Об  этом вы  можете узнать у  мистера Бэйли. Я
работаю  по контракту и, кроме своих лабораторий,  ни во что  не вмешиваюсь.
Мистер Бэйли - человек с исключительно широкой инициативой и большим деловым
размахом. Он не  скупится на расходы, чтобы обеспечить мне спокойную научную
работу. Когда вы ознакомитесь с ней, то увидите, что  нами сделаны ценнейшие
научные  открытия,  еще неизвестные миру. Мистер Бэйли пускает их в  оборот,
это его дело. В  его финансовые затеи я не  вмешиваюсь,  -  еще раз,  видимо
торопясь   сообщить  все  необходимое,  повторил  ученый.   -  Я   испытываю
единственный недостаток:  в лаборантах. Мне  даже нет времени самому  делать
опыты. Я их провожу только  здесь, - и Энгельбрект  показал на листы бумаги,
испещренные формулами. - Мне помогает дочь, Элеонора.
     - Сестра милосердия? Энгельбрект улыбнулся.
     - Она у  нас и сестра  милосердия,  и ученый-лаборант,  и хозяйка моего
маленького  хозяйства, -  сказал он с теплотой  в голосе. - Она молодец. И я
надеюсь, что вы поможете ей работать в лаборатории. Она введет  вас  в  курс
дела. Если  вы не  справитесь с каким-нибудь заданием, обращайтесь ко мне, я
вам  всегда помогу,  если  это  понадобится...  Итак,  за  дело!  - закончил
Энгельбрект, протягивая мне руку. - Не теряйте времени.
     Я откланялся и вышел в лабораторию.
     - Сговорились? - спросила Элеонора.
     Я развел руками с видом покорности судьбе.
     - Садитесь и давайте работать, - просто сказала она мне, подвигая ближе
к себе свободный табурет.
     Я  уселся  с  видом  прилежного  ученика. Она приступила  к  настоящему
экзамену.
     - Способ добывания жидкого воздуха?.. Гм... гм... Он состоит в том... -
начал я свои ответы, разглядывая  волосы Элеоноры, выбивающиеся из-под белой
косынки, - в том, что охлаждением,  получаемым от расширения самого воздуха,
пользуются   для  его  охлаждения.  Воздух  сжимают  постепенно  до  двухсот
атмосфер,  а  потом  давление   падает  сразу  до  двадцати,  и  температура
вследствие  происходящего  расширения  понижается  до тридцати градусов ниже
нуля.  Так  проделывают  несколько раз,  пока температура  не  достигнет ста
восьмидесяти  градусов  ниже  нуля. Тогда при  давлении в двадцать  атмосфер
воздух может уже перейти в жидкое состояние...
     "Какие у нее красивые волосы..." - это, конечно, не вслух.
     Элеонора  поймала  мой  взгляд,  прежде  чем  я  успел  опустить  веки,
поправила выбившийся локон, едва заметно улыбнулась  и сказала с  важностью,
так не шедшей к ней:
     - Поверхностно и не совсем точно, однако  для начала сойдет.  Вы знаете
этот аппарат?
     -  Аппарат  Линде  для  сгущения  воздуха,  - ответил  я,  радуясь, как
школьник, своему знанию. Элеонора кивнула.
     - Да,  но  это  детская  игрушка.  Вы увидите сложные  машины,  которые
сконструировал мой отец. Экзамен продолжался.
     - Однако вам еще надо приобрести много  теоретических знаний. Добывание
жидкого воздуха...
     И  она,  не  отрываясь  от   работы,   начала  свою  первую  лекцию.  Я
сосредоточивал  все  свое внимание,  но мысли  мои все время отвлекались.  В
данную минуту мне было гораздо интереснее знать, каким образом она и ее отец
оказались  в  этом подземном  городке, почему  погиб  "Арктик", кто  был тот
мертвец, которого видел Никола  на носу корабля, как Бэйли использует жидкий
воздух,  какие  отношения между  ним  и  Энгельбректами...  Тысячи  вопросов
теснились в моей голове, но я не решался задать их моей учительнице.
     -  ...Жидкий воздух  представляет  легко  подвижную прозрачную жидкость
бледно-голубого цвета с температурой минус сто девяносто три градуса Цельсия
при нормальном атмосферном давлении,  - продолжала Элеонора. - Полученный из
аппарата  воздух  бывает  мутным  вследствие  примеси замерзшей углекислоты,
которая   в   незначительном  количестве   содержится   в   воздухе.   После
профильтрования через бумажный фильтр воздух становится прозрачным...
     "Бедная девушка! Невесело, должно быть, ей в такой дыре. Неужели она  с
отцом добровольно решилась на эту ссылку?" - думал я.
     - ...При испарении жидкого  воздуха сначала  выделяется  кипящий  азот,
точка кипения которого минус сто  девяносто четыре  градуса  Цельсия,  потом
аргон... Что выделяется  при испарении жидкого воздуха? - вдруг переспросила
она, уловив мой рассеянный взгляд.
     - Аргон, - ответил я  машинально, поймав последнее звуковое впечатление
ее грудного голоса. Элеонора нахмурилась.
     - Вы невнимательно слушаете меня, - сказала она с упреком.
     - Простите, но  ведь я  всего  только несколько часов  назад свалился с
неба.  Согласитесь,   что  неожиданно  попасть   после  такого  необычайного
воздушного путешествия на лекцию о жидком воздухе...
     На лице строгой учительницы появилась улыбка. И вдруг, не выдержав, она
расхохоталась с детской веселостью.
     - Пожалуй, вы правы, вам надо отдохнуть и прийти в себя.
     Я очень обрадовался этой "перемене" и поспешил спросить ее:
     - Но скажите, каким образом я остался в живых?
     - Вас случайно заметили, когда вы летели. Вентиляторы были остановлены,
и вы довольно мягко упали на первую  решетку.  Труба имеет целый ряд сит для
задерживания  мусора.  Все  это  станет  вам понятным,  когда  вы  осмотрите
устройство. Завтра воскресенье, и я покажу вам.
     - Еще один вопрос...
     Но Элеонора уже сосредоточенно работала.
     - Идите и отдыхайте, - сказала она с мягкой повелительностью.
     Лицо мое, вероятно, выразило огорчение, потому  что, взглянув  на меня,
девушка поспешила прибавить с ее обычной добродушной улыбкой:
     - Мы с вами еще сегодня увидимся в библиотеке после шести. Второй этаж,
номер сорок один. - И, кивнув мне, она вновь углубилась в работу.
     Я ушел к себе...

        VI

     ПОДЗЕМНЫЙ ГОРОДОК

     На  второй  день  моего  пребывания в  "плену"  я  уже  довольно хорошо
ознакомился с городком, Элеонора охотно давала мне объяснения.
     Первый  верхний  этаж был  отведен под  жилые комнаты для администрации
городка.  Здесь  находился  высший  технический  персонал,  квартира мистера
Бэйли, квартиры Энгельбректов, инженеров и... офицеров.
     - Офицеров?  -  с  удивлением  переспросил я.  Элеонора смутилась. Она,
видимо, открыла больше, чем  следует, и теперь не  знала, как исправить свою
ошибку.
     - Такой большой городок не может оставаться без охраны, - ответила она.
-  Мы  имеем нечто вроде милиции  или  сторожевой  охраны.  Во  главе  стоит
несколько начальствующих лиц, которых мы и называем  офицерами... Вы  только
никому не  говорите  о том, что  я сообщила вам.  Мистер  Бэйли  просил меня
ничего не говорить  вам о нашей охране, а я проболталась... Чисто по-женски!
- сказала она, негодуя на себя.
     Я уверил девушку в том, что буду нем как рыба.
     -  А каково количество  вашей милиции? -  спросил я. Но Элеонора  стала
уверять, что она больше ничего не знает о вооруженных силах.
     - Счет этажей  идет  у  нас  сверху, - продолжала она знакомить меня  с
устройством  необычного городка.  -  Во  втором  этаже, в двух  внешних  его
кольцах, помещаются служащие средней квалификации.
     Я также помещался во втором этаже и потому спросил с шутливой обидой:
     - Вроде меня?
     -  Да, вроде вас, - ответила Элеонора, - но только они  знают несколько
больше,  чем  вы.  А вдоль всего внутреннего кольца расположены библиотеки и
лаборатории.  Третий этаж  отведен  для рабочих.  В этом же этаже помещаются
склады для провизии, кухни, столовые, бани, клубы, кино...
     - Даже кино!
     - И кино и театр. Что  же в  этом  удивительного? Если бы у нас не было
развлечений, то, пожалуй, многие умерли бы от скуки.
     - Не проще ли разбежаться от скуки? Элеонора как будто не слышала моего
вопроса.
     -  Четвертый  этаж, или  первый  под  уровнем  земли,  занят  машинами,
перерабатывающими жидкий воздух  в  азот в виде  аммиака, азотной  кислоты и
цианамида   -  вещества,  очень  важного  для  промышленности   и  сельского
хозяйства. - Она говорила  безостановочно, точно  боясь,  что я опять прерву
ее. - У нас добывается азотной кислоты более  миллиона  тонн в год, и мы все
время расширяем производство.  Кроме того,  мы добываем кислород. В одном из
секторов   четвертого  этажа  производится  сортировка   материала,  который
попадает  извне  через главную  трубу. На уровне  четвертого этажа  в  трубе
устроена  целая система  сит, начиная с таких, сквозь  решетку которых может
пролезть человек, и кончая столь густыми, что они не пропускают даже пыли.
     - Меня с Николой, значит, тоже "отсортировали" в сортировочной?
     -  Да. В трубу попадают  иногда самые неожиданные  предметы и существа.
Больше  всего втягивает труба  обломков  деревьев. Иногда  ветер приносит  и
вырванные с корнем огромные кедры, ели, сосны, пихты, лиственницы. Весь этот
материал  идет  на топливо.  Весною  и  осенью во  время  перелета  в  трубу
втягивается  несметное количество  птиц. Часть  их  мы  замораживаем,  делая
годовые  запасы,  а  часть,  охладив жидким  воздухом, превращаем  в хрупкий
камень, который затем измельчается в порошок и хранится  в кладовых, а может
быть,  и  экспортируется.  Нередко  в  трубу  попадают  мелкие  четвероногие
хищники, попадают  и более крупные:  енотовые собаки, песпы,  а были случаи,
когда  к  нам  пожаловали в гости,  совершив  воздушное  путешествие,  белый
медведь и даже тигр! В пятом этаже проходит труба, по  которой пневматически
выбрасываются  все уже негодные  отбросы, поступающие  в нее  из  четвертого
этажа. Во  всех подземных этажах  - от  четвертого до восьмого -  происходит
превращение  атмосферного  воздуха, поступающего  из  центральной  трубы,  в
жидкий воздух.  В  каждом из этих этажей имеются склады для хранения жидкого
воздуха.  Особенно много  таких  складов в  шестом этаже. Наибольший интерес
представляют седьмой и восьмой  этажи.  В  седьмом этаже при  помощи жидкого
воздуха мы  добываем  жидкий  водород,  имеющий  температуру всего  двадцать
градусов  выше абсолютного нуля. А при помощи жидкого водорода мы превращаем
в жидкое  состояние гелий.  Это самое трудное и  сложное  производство. Весь
восьмой этаж  отведен под  жидкий гелий - очень ценный продукт. Мы имеем его
уже несколько сот тысяч литров.
     - Но куда же идет вся эта гигантская продукция?!
     - Мы не интересуемся коммерческими операциями мистера Бэйли, - ответила
Элеонора, повторяя слова, уже слышанные мною от ее отца.
     Мне хотелось задать ей еще несколько вопросов: где помещается  машинное
отделение, что  находится  в подземных пещерах? Но  прозвонил  электрический
звонок, созывающий на завтрак, и мне ничего больше не пришлось узнать.
     Это было в  воскресенье,  когда  я совершал  с  Элеонорой  прогулку  по
"проспекту" первого этажа - длинному, идущему по кругу коридору. Бесконечное
хождение  по кругу наводило тоску. Глядя на номера дверей по сторонам, можно
было подумать, что находишься в огромной тюрьме. Это впечатление усиливалось
тем, что коридор был совершенно пуст. Как будто "заключенным" не разрешалось
выходить на прогулку.
     Я  только  позже  узнал,  что  жители  городка, в особенности обитатели
привилегированного первого этажа, имели  возможность совершать  прогулки  по
окрестным горам  и  лесам.  И,  конечно, среди них  не находилось  ни одного
человека,  который  не  предпочел  бы  эти  прогулки   на   свежем   воздухе
бесконечному кружению по "тюремному" коридору.
     Когда звонок прозвонил, двери  комнат стали  открываться, из них начали
выходить, и коридор ожил. Я с большим интересом присматривался к  обитателям
городка.  Среди  них  совершенно не встречалось  женщин.  Это  был  поистине
мужской городок, и Элеонора, очевидно, составляла такое же исключение, каким
бывала в  старину  дочь  капитана на  каперском корабле. Затем все  они были
молоды. Самому старшему из них, наверно, было не больше тридцати пяти лет.
     Я напрасно искал  среди них людей в военной форме. "Офицеров"  не было,
все  были одеты  в  штатские костюмы. Но выправка,  особая четкость движений
обличали   в  некоторых  из  них  военных.  Во  всяком  случае,  можно  было
безошибочно сказать, что почти все они прошли военную школу.
     Я был  новичок и чужой среди них. Но, как хорошо воспитанные  люди, они
не  задерживали  на мне  любопытных взоров.  Любезно  поздоровавшись с  моей
спутницей,  они   мельком  взглядывали   на   меня  и   шли  дальше,  весело
разговаривая, увы, на неизвестном мне языке.
     Для жителей первого  этажа имелась отдельная столовая  в первом  этаже.
Мне  очень  хотелось   проникнуть  туда,   чтобы  иметь   возможность  ближе
познакомиться с местной "аристократией". Но мистер Бэйли принял меры к тому,
чтобы  я не  сталкивался  с  обитателями городка. Так,  меня  задерживали  в
лаборатории после занятий  до тех пор, пока  рабочие не  разойдутся по своим
комнатам; на занятия же я  должен был являться  позже,  после  того как  все
рабочие  уже  прошли  на  работу.  Кроме  того,  мне  был  закрыт  доступ  в
общественные  столовые.  Обед  подавали в  мою  комнату,  а  завтракал  я  в
лаборатории  вместе с Элеонорой. По воскресеньям же, как это было и сегодня,
завтрак приносили в мою комнату.
     Я простился с Элеонорой и спустился на лифте во второй этаж.
     Мне так хотелось увидеть рабочих городка, что  я  решился  на некоторое
нарушение  - установленных для меня  правил: не заходя к  себе в комнату,  я
спустился на  лифте  в  третий этаж  и пошел по  коридору  навстречу  толпе,
направляющейся в общественную столовую. Эта толпа поразила меня. Я знал, что
имею  дело  с  настоящими рабочими  городка, и  все же  рабочих,  того  типа
человеческой породы, который создан классовым обществом, я не увидел.
     Эта  толпа  рабочих по  внешнему  виду  ничем  не  отличалась от  толпы
верхнего этажа. Те же почти  изысканные,  прекрасные костюмы, те же  изящные
манеры, то же  пропорциональное  сложение,  хорошо тренированные,  здоровые,
более  ловкие,  чем  сильные,   тела,  лица  интеллигентов.  И  только  если
всматриваться очень внимательно, между обитателями первого и третьего этажей
можно  было  уловить некоторую разницу, - даже не разницу, а  оттенок, какой
существует, например, в одном и том же классе общества,  но в смежных кругах
этого класса, как "средне-высший" круг капиталистов или родовой аристократии
разнится от высшего круга.
     И здесь, как и в первом этаже, не встречались  ни  женщины, ни старики.
Толпа состояла только из мужской молодежи.
     Все  эти  особенности  поразили  и  заинтересовали  меня. Но оставаться
дольше,  чтобы продолжать свои  наблюдения, я не мог. Я  поспешил к себе  на
второй  этаж.  В  моей  комнате  я  застал  Уильяма,  который  подозрительно
посмотрел на меня. Я объяснил ему, что по рассеянности опустился ниже своего
этажа.
     Я принялся за завтрак, исподлобья наблюдая за  Уильямом.  Он,  конечно,
приставлен шпионить за мной. Но сейчас не это интересовало  меня. Я наблюдал
его лицо и сравнивал его с теми, которые видел в коридорах. Он был несколько
старше тех, но у  него также было выхоленное  лицо. Такое лицо  могло быть у
директора  крупного торгового  предприятия.  И  вот  этот "директор конторы*
подает мне завтрак, как лакей!
     Странный городок, странная фабрика мистера Бэйли...

        VII


        НЕУДАЧНЫЙ ПОБЕГ


     Работа в лаборатории шла своим  чередом.  Через несколько  дней я  даже
удостоился похвалы Элеоноры.
     - Из вас выйдет толк, - заметила она.
     В  другое  время и при других обстоятельствах эта  похвала доставила бы
мне  большое удовольствие. Но я  отнюдь не собирался делать здесь карьеру  и
окончить свою жизнь в качестве безропотного служащего мистера Бэйли. Мысль о
побеге  не  оставляла  меня. Возвращаясь  после работы  в  свою  спартанскую
обитель,  я поджидал Николу,  который приходил  несколько  позже меня,  и мы
шепотом начинали наши совещания.
     Никола был откомандирован к  другим якутам работать в трубе, по которой
при  помощи воздушного напора  выбрасывался  мусор  и  все отбросы городка в
огромную пропасть,  лежавшую с  внешней стороны кратера. Никола, который уже
успел  познакомиться  с  китайцами  поварами  и  как-то объясниться с  ними,
сообщил мне и о кое-каких хозяйственных особенностях нашего городка.
     Здесь ничего  не  пропадало. О  запасах дичи, попадавшей в трубу, я уже
знал.   Свежее  мясо   добывалось   охотой.  Обитатели  городка   охотились,
вооруженные ружьями,  действующими  сжатым  воздухом. Был еще один  довольно
любопытный вид  охоты: на крупного  зверя шли с бомбами, наполненными жидким
воздухом, заключенным в теплонепроницаемые оболочки.
     Достаточно  было  повернуть "запал",  чтобы  в  бомбе начала  энергично
развиваться теплота. Жидкий воздух расширялся, превращался в газообразный, и
брошенная бомба разрывала зверя с такой  силой, как будто  она была начинена
динамитом.
     Никола  объяснил  мне только эффект  такого  рода оружия,  но  мне  уже
нетрудно было  понять  внутреннее  устройство. Однако жидкий  воздух был  не
единственным источником энергии, которым пользовались в городке.  Когда рыли
новые  шахты,  употребляли  какое-то иное  взрывчатое  вещество. Неизвестным
источником  энергии приводились в  движение  и все  сверхмощные машины этого
своеобразного  завода. Когда я обратился  за  разъяснениями  к Элеоноре, она
ответила:
     - Это не по моей части.
     "На этом заводе, - подумал я, -  слишком много производственных тайн...
Мало  того,  что Бэйли лишил меня  свободы и сделал  своим рабом, он,  может
быть, заставляет меня работать  в интересах  английских капиталистов... Что,
если весь этот жидкий воздух превратится в их руках в страшное орудие против
нас? Нет, надо скорее бежать, чтобы  предупредить правительство об опасности
через ближайший же совет или ячейку".
     Я  по нескольку раз заставлял Николу объяснять мне подробнейшим образом
устройство отводной трубы - план давал слишком  схематичное представление. И
Никола  объяснял  мне.  Труба имеет  не менее двух километров. Когда-то она,
очевидно, выходила  на  самый край обрыва  с  внешней  стороны  кратера,  но
сваливаемый мусор постепенно  удлинял  площадку перед трубой, и  теперь  эта
площадка протянулась  вперед на  полкилометра.  По  ней проведены рельсы для
вагонеток, на  которых и подвозят  отбросы к краю пропасти.  Скат  на  месте
свалки  довольно крутой.  Стены  пропасти еще  круче, но,  по мнению Николы,
выбраться из нее все же можно. Это единственный путь к бегству.
     Я  еще  раз  подошел  к  плану и  внимательно  осмотрел  чертеж  трубы.
Неожиданно мое внимание было обращено на  какие-то знаки: там, где на  плане
труба кончается, едва виднелись нацарапанные  ногтем или спичкой изображения
стрел,  направленных  к устью трубы,  а  над стрелами стояли восклицательные
знаки.
     Что означали  эти  знаки?  Кто сделал  их? Не  предупреждал ли меня мой
предшественник, живший в этой комнате, - такой же заключенный, как и я, - не
идти этим путем, где меня ждала какая-то опасность?.. Стрелки могли означать
направление  ветра. Но ветер  дул  из  трубы, вынося  мусор. Наружный воздух
втягивался  только центральной  трубой  кратера.  Во  время  уборки мусора и
ночью, когда люди спали, в боковой выводной трубе  ветер вообще  не дул, как
сказал  мне  Никола. Как  бы то  ни было, для нас не  было  другого пути,  а
медлить,  когда я должен был предупредить власти о нависшей угрозе,  не было
оснований.
     Не  откладывая задуманного  плана  в долгий ящик, мы  решили  с Николой
двинуться в путь в ближайшую же ночь, как только все уснут.
     "Дежурят ли ночью сторожа?"  - думал я.  Скрыться от них будет довольно
трудно,  так  как огни в коридорах не гасились круглые  сутки,  - это я  уже
знал. Кроме того, рискованно было  пускаться в путь в наших довольно  легких
домашних  костюмах.  Начиналась  осень,  и ночами,  не  смотря на потепление
климата,  могли  быть  заморозки.  Зима  же  в этих  широтах наступает очень
быстро.  Вопрос о провианте меньше беспокоил меня. Хотя мы были безоружными,
но со мной был Никола, который мастерски мог изготовить лук и стрелы и  даже
связать силки из собственных волос.  Он  знал  тысячи  способов ловли  птиц,
зверей и рыб, и с ним голодная смерть не угрожала.
     Мы  тихо  сидели  в своей  комнате, прислушиваясь  к отдаленным звукам.
Где-то глубоко  под землей гудели  моторы, а над нами завывал ветер в трубе.
Скоро замолкло и это завывание: ночью лаборатории не работали...
     Полночь. Я  кивнул Николе головой, и мы  тронулись в  путь.  Никола шел
впереди. Мы благополучно прошли весь коридор, никого не встретив, спустились
в пятый этаж, взошли на небольшую лесенку и оказались в маленькой комнатушке
-  не  больше  кабины лифта,  - из которой  дверь  выходила  во внутренность
боковой трубы. В кабине оказался дремлющий сторож. Я отшатнулся  назад, но в
это время Никола вдруг тихо и быстро заговорил на якутском языке.  В стороже
он узнал  якута  - Ивана-старшего. Никола,  видимо, в чем-то горячо  убеждал
Ивана, а  тот отрицательно качал  головой,  вздыхал и  чесал  свою реденькую
бородку.
     -  Не хочет пустить,  - объяснил мне Никола. - Сильно  боится и  нам не
велит. Смерти боится.
     Повернувшись  к Ивану, Никола  вновь начал убеждать его пропустить нас.
Иван,  видимо,  начинал колебаться.  Потом  он  махнул рукой,  открыл дверь,
ведущую в трубу, и первый перешагнул порог.
     - Он пойдет с нами вместе пропадать, - пояснил Никола.
     Труба  была большая, как железнодорожный тоннель. Когда дверь  за  нами
закрылась, мы  погрузились в полную  темноту. Как ни тихо мы  шли, шаги наши
гулко отдавались в трубе, выложенной железными листами. В конце труба делала
большой  отлогий поворот,  завернув за  который я вдруг  увидел бледный свет
месяца... Этот свет взволновал  меня как символ свободы. Еще несколько шагов
- и мы выйдем из нашей тюрьмы! Я уже чувствовал запах прелых листьев и мха.
     Отверстие  все  расширялось.  Месяц осветил стены трубы.  Там,  где она
кончалась, я увидел железные  полосы,  пересекавшие трубу в. виде небольшого
мостика.  Никола уже  занес ногу на этот мостик, но я дернул его  за рукав и
остановил. Я подумал, что  этот  мостик мог быть сделан  для  автоматической
сигнализации.   Мостик   был   неширок,  однако   через   него  было  трудно
перепрыгнуть. Я задумался, как обойти препятствие.  Никола не понимал меня и
торопил идти скорее. Я объяснил ему мои опасения.
     Мы  начали  совещаться. Никола  предложил такой  план:  он  и  я должны
поднять, раскачать и перебросить через  мостик  Ивана,  как самого малого  и
легкого  из  нас, затем  Иван  принесет досок  или  обломков  деревьев, и мы
соорудим "мост над мостом" -  так, чтобы  можно было перейти  по деревянному
настилу,  не  задевая железных  полос.  Но  Иван не соглашался  на маленькое
воздушное путешествие - он боялся разбиться.
     - Я и так пробегу, - ответил он. - Боком, боком...
     И,  прежде чем  мы успели  возразить, Иван  отошел  назад, разогнался и
побежал по  наклонной  стенке  трубы,  сбоку  мостика... Несколько шагов  он
сделал благополучно, но  у самого края поскользнулся на гладком сыром откосе
и во весь рост  грохнулся на железный  мостик... Если мостик  был соединен с
сигнализацией, то она заработала вовсю!
     Нам  больше  ничего не оставалось, как, не обращая  внимания на мостик,
бежать  вслед за Иваном. В два прыжка я выскочил из трубы, Никола последовал
за мной. Мы бросились бежать по шпалам, обегая стоявшие вагонетки. В две-три
минуты  мы пробежали не  менее половины площади,  отделявшей  нас  от кручи.
Падение в мягкий мусор не страшило меня.
     Я бежал со  всей быстротой, на которую  был способен; кривоногий Никола
не  отставал от меня, но Иван, уже  давно не тренировавшийся в беге, остался
позади.  Я  приостановился, чтобы обождать его,  но  Никола,  обгоняя  меня,
крикнул:
     - Догонит! Беги!.. - и помчался вперед.
     Я  вновь  побежал,  нагоняя Николу. Конец  площадки уже виднелся  перед
нами. На другом конце пропасти вздымались угрюмые скалы, освещенные месяцем.
     Вдруг  я  услышал  позади себя  какой-то  звук. Звук,  все  усиливаясь,
перешел в  мощное равномерное гудение.  В то  же  время я почувствовал,  что
подул встречный ветер. Я бежал равномерным шагом, и этот ветер не зависел от
быстроты  моего  бега. "Быть  может,  заработал  центральный  вентилятор?" -
подумал я, но было  еще слишком рано.  Работа  начиналась  в шесть  утра,  а
сейчас не более часа ночи.
     Звук поднялся еще на  несколько  тонов, а  встречный  ветер стал  таким
сильным, что я принужден был нагнуться вперед. Бег мой все более замедлялся.
Я задыхался. Воздух становился все плотнее. Я понял все: сзади нас был пущен
вентилятор.  Я не знал,  что выводная  труба  могла не только выдувать, но и
вбирать в себя воздух...
     "Так вот  что  означали  стрелки и восклицательные  знаки на  плане!" -
мелькнула  мысль.  И  в  ту  же  минуту  ветер  от  вентилятора  завыл,  как
разъяренное чудовище, увидевшее, что добыча ускользает из его пасти.
     Ветер   перешел   в  ураган.  Я   наклонил  голову  вперед  и  старался
протолкнуться  в  этой  невидимой  воздушной "тесноте",  которая давила  все
сильнее. Но я не мог сделать  больше ни  одного движения вперед. Никола упал
на землю  и пополз  на  четвереньках. Я последовал его примеру. Но  и это не
спасло. Мы  делали невероятные усилия, цепляясь за землю руками и ногами, но
ветер срывал нас и неудержимо тянул назад.
     Наши легкие были  наполнены воздухом, как шары, готовые лопнуть. Голова
кружилась, в висках стучало. Мы изнемогали, но еще не сдавались. Наши руки и
ноги были окровавлены. Только бы дотащиться до края площадки... Но мы уже не
видели его. Ветер повернул мне голову назад, и среди  тучи  я увидел  Ивана.
Его тело, подобно перекати-полю, вертелось, прыгало и неслось к устью трубы.
     Что-то  мягкое ударило мне в голову, но  я  не  мог повернуть ее, чтобы
посмотреть, и  лишь догадался, что это было тело  Николы.  От удушья я начал
терять сознание.  Борьба была напрасна. Мои мускулы ослабели, руки бессильно
отдались воздушному течению.  Меня понесло обратно в  трубу.  Я окончательно
потерял сознание.

        VIII

     "МИСТЕР ФАТУМ"

     Очнулся я  лежащим в  той же трубе, недалеко от входной двери. Рядом со
мною  лежали Никола и Иван.  На  этот  раз я  почти совершенно не пострадал.
Вероятно, действие  вентилятора было приостановлено, как только мы влетели в
трубу,  и сжавшийся  воздух сдержал наш полет. Я потряс за  плечо Николу, он
вздохнул и сказал, как в бреду:
     - Сильно, сильно дуло.
     Скоро заворочался и Иван.
     Мы  вошли  в  двери.  Тут Иван,  качая головой,  распростился с  нами и
остался  стоять  на своем  посту,  а мы  отправились в  нашу  комнату.  Весь
подземный городок спал по-прежнему. Мы дошли до комнаты, никого не встретив.
С отчаянием бросился я на кровать, не раздеваясь, так как ежеминутно ожидал,
что в комнату войдут и арестуют нас за побег.
     Однако  часы  шли  за  часами,  а  нас  никто  не  тревожил. Мы были  в
отсутствии не более двух часов.
     "Неужели  никто  не  заметил  нашей попытки  к побегу?  Вентилятор  мог
действовать  автоматически,  а к  гуденью  обитатели  подземного городка так
привыкли,   что,  вероятно,  не   замечают   его",  -  приходили  в   голову
успокоительные мысли. Незаметно для себя я уснул.
     Звонок разбудил  нас в  обычное  время  - в шесть часов. Никола  уходил
раньше  меня, и, лежа с закрытыми глазами, я слышал, как он, одеваясь, сопел
и мурлыкал  песню. Я  завидовал  его  безмятежности. Потом  я снова уснул до
второго звонка - в семь часов тридцать минут. Я наскоро выпил стакан кофе  с
сухарями и отправился в лабораторию.
     - Вы сегодня бледны, - сказала Элеонора, посмотрев на меня.
     - Не выспался, - ответил я.
     - Что же вам мешало?
     - Мысли. Я не могу примириться с моим невольным заточением и никогда не
примирюсь с ним.
     Лицо Элеоноры нахмурилось.  Я по-своему истолковал перемену  в ее лице.
Быть может,  я нравлюсь ей и она огорчена  тем, что свободу я предпочитаю ее
обществу? Но у нее, видимо, было другое на уме.
     - Надо уметь подчиняться неизбежному, -  грустно сказала она, как будто
и  сама  находилась  в   таком  же  положении,  как  и  я.   Это  удивило  и
заинтересовало меня.
     -   Неизбежному?   Какой-то  мистер   Бэйли,  коммерсант   с   довольно
подозрительными операциями, иностранец, самовольно обосновавшийся  на  нашей
территории, совсем не похож на фатум *, которому надо подчиняться. И если вы
такая фаталистка... - начал я с некоторым раздражением.
     -  Я не фаталистка, - ответила она. -  Не надо быть  фаталистом,  чтобы
понимать  такой  простой   факт,  что  обстоятельства  иногда  сильнее  нас.
-------------------------------------------
     *  Фатум- у  древних римлян - воля  богов (особенно - Юпитера); судьба,
неотвратимый рок. -------------------------------------------
     - Значит, мы слабее обстоятельств, - не унимался я, чувствуя, что задел
больной для Элеоноры вопрос.
     - Ах, вы не понимаете! - ответила она и углубилась в работу.
     Но  я  не  хотел  пропускать  случая.  Девушка  была,  видимо,  в таком
настроении, что могла при некоторой настойчивости с моей стороны сказать мне
то, что не сказала бы в другое время.
     - Так  объясните  мне!  - ответил я. - Из ваших слов я понял пока одно:
что вы здесь такой же пленник, как и я.
     -  Вы  ошибаетесь,  - ответила девушка. -  Только  сегодня  утром  отец
убеждал меня уехать отсюда, и... мистер Бэйли не возражает против этого...
     - И тем не менее вы не уезжаете. Значит, что-то удерживает вас. Значит,
вы пленница, если не мистера Бэйли, то тех настроений, которые  не позволяют
вам  уехать отсюда.  Позвольте, я, кажется, догадываюсь! Вы сказали, что ваш
отец убеждал вас уехать. Вместе с ним или же без него?
     Элеонора смутилась.
     - Без него, - тихо ответила она.
     - Теперь дело  наполовину  ясно. Вы не хотите уехать  без него, а он не
может или не хочет уехать. Вернее, что его не отпускает "мистер Фатум".
     Элеонора улыбнулась одними глазами и промолчала.
     - Вы как-то  рассказывали мне, - продолжал я, воодушевившись, - что ваш
род очень знаменит в  Швеции, хотя знаменит и не в том смысле, как это можно
было предположить по вашей звучной фамилии. Вашим предком, говорили вы,  был
рудокоп Энгельбрект,  руководивший  в пятнадцатом  веке  народным восстанием
против  короля  Эрика   Померанского  *.  Почтенный  предок!..   Неужели  же
Энгельбректы в продолжение пятисот лет растеряли все духовные черты славного
рудокопа   и   способны   только  склонять  головы   перед   поработителями?
-------------------------------------------
     *Энгель6рект (Энгельбрехтсон) - одержал верх над Эриком, королем Дании,
Швеции    и    Норвегии    (низложен    в    1436   году),    и   выдвигался
крестьянами-далекарлийцами   на  место   правителя,  но  дворянству  удалось
провести   своего   кандидата.   Через   несколько   лет  аристократы  убили
Энгельбректа. -------------------------------------------
     Удар  был слишком  силен. Я не  ожидал, что задену  самое больное место
Элеоноры. Она  не  раз  рассказывала мне  про  своего  предка-революционера,
которым, видимо, гордилась. И теперь это невыгодное для потомков сравнение с
предком взволновало и возмутило  ее. Элеонора вдруг поднялась, выпрямилась и
откинула голову.  Щеки ее побледнели, брови нахмурились.  В глазах сверкнули
огоньки, которых я раньше не видал. Она гневно посмотрела на  меня и сказала
прерывающимся голосом:
     - Вы... вы... - у  нее перехватило дыхание. - Вы ничего не понимаете, -
докончила она тихо и вдруг, закрыв лицо руками, заплакала.
     Я совершенно  растерялся. У  меня  в мыслях не было обидеть девушку.  Я
хотел только вызвать ее на откровенность. Гнев ее огорчил меня.
     - Простите, - сказал я таким жалобным голосом, что камень должен был бы
расчувствоваться (а сердце Элеоноры не было камнем).
     Плечи ее перестали вздрагивать, она быстро овладела собой.
     -  Ну, простите, пожалуйста,  я не хотел обидеть вас... Элеонора отняла
от лица руки и заставила себя улыбнуться.
     - Забудем  это... нервы  расшатались... Осторожнее! - вдруг  вскрикнула
она,  заметив, что я бросил  кусок железа на стол, где стоял кубик  твердого
спирта, похожий на  стекло (мы только что  заморозили чистый спирт  в жидком
воздухе). - Разве вы не знаете, что твердый спирт не горит,  а взрывается от
удара?!
     - "Эфир  замерзает в  кристаллическую  массу...  -  продолжал  я  шутя,
подражая  ее  менторскому  тону,  - каучуковая трубка  от  действия  жидкого
воздуха становится твердой и  хрупкой  и может  быть превращена  в куски и в
порошок; живые  цветы приобретают вид  фарфоровых изделий, и  фетровую шляпу
можно разбить на куски, как фарфор".
     -  Вы  забыли  сказать  об  упругости  металлов под  действием  жидкого
воздуха, - уже непринужденно улыбаясь, сказала Элеонора.
     Я продолжал в том же тоне.
     -  "...Свинец  приобретает  почти  двойное  сопротивление разрыву...  -
ответил  я. - Упругость  и временное  сопротивление  разрыву для большинства
металлов возрастают..."
     - Ну, довольно, - прервала Она меня. - Давайте работать.
     Она взяла бокал  с  посеребренными  стеклянными стенками, посмотрела  в
небесного цвета  жидкость и, заметив на поверхности какую-то соринку,  вдруг
опустила палец в сосуд с жидким воздухом.
     - Что вы делаете? - крикнул я, в свою очередь испуганный. - Вы обожжете
себе палец!
     Я только  недавно присутствовал при  ее  "показательном  опыте",  когда
чайник, наполненный жидким воздухом  и поставленный на кусок льда, "закипал"
холодными  парами  потому,  что  для  жидкого  воздуха  даже   лед   являлся
раскаленным телом по сравнению с низкой температурой самого жидкого воздуха.
И  эта  низкая  температура должна  обжигать тело  сильнее,  чем раскаленный
металл.
     Но, к моему  удивлению, Элеонора не вскрикнула, вынула палец из сосуда,
встряхнула и показала мне. Палец был невредим.
     - Жидкий воздух, прилегающий к  поверхности пальца, сильно  испаряется,
так  как температура  его  гораздо ниже температуры пальца. Вследствие этого
образуется как бы оболочка из паров  жидкого воздуха, - вы видели? - которая
и предохраняет на мгновение палец от ожога. Но не думайте повторять опыта, -
сказала она, заметив,  что я  протянул  палец  к  сосуду. -  Это надо делать
умело, очень быстро и не касаясь стенок сосуда.
     Мы  углубились в работу. Элеонора, казалось, забыла  о нашей размолвке,
но я не мог этого позабыть. Бедная Нора! - так уже осмеливался я называть ее
в  мыслях.  Она,  значит,  была  несчастной   жертвой  Бэйли!  Это  открытие
увеличивало уже  существующую  симпатию  к девушке. Вместе  с тем память моя
вписала в личный счет мистера Бэйли еще одно преступление.
     И незаметно  для себя я начал думать  о том, чтобы бежать уже  вместе с
Элеонорой.
     В лаборатории было тихо. Мы  сосредоточенно работали. Вдруг я вздрогнул
от выстрела.
     - Опять вы слишком плотно закрыли пробкой сосуд! - сделала мне  выговор
Нора.
     Да,   это  была  моя  вина.  Жидкий  воздух   в  комнатной  температуре
лаборатории быстро испаряется, и давлением паров выбивает пробки.
     -  Сильно  закроешь - взрывается,  слабо закроешь  - испаряется слишком
быстро, - шутливо проворчал я.
     - Трудная  работа?.. Зато вы не можете пожаловаться на вредность нашего
производства, - отвечала Нора. - Воздуха у нас более чем достаточно.
     - Не от этого  ли  у вас такие румяные щеки? Нора бросила  на меня  - в
первый раз  - лукавый  женский взгляд, который чрезвычайно  обрадовал  меня:
значит, она не сердится!
     Двери   лаборатории  открылись,  появился   Уильям   и  сказал   что-то
по-английски. Нора перевела.
     - Мистер Бэйли просит мистера Клименко к себе. Пожалуйте на расправу, -
добавила она, улыбаясь.
     "Неужели уже  все  знают о нашем побеге?" -  подумал я. Это взволновало
меня,  но спокойная улыбка  Норы несколько  ободрила.  Увы,  я не  знал, что
мистер Бэйли всех, кроме отца Норы, приглашал к себе только "на расправу". В
подземном городке он был высшим, безапелляционным судьей.
     С тяжелым сердцем я отправился к мистеру Бэйли.
     - Желаю вам отделаться легко! - крикнула мне Нора вдогонку.

        IX

     "ВЫСОЧАЙШЕЕ ПОМИЛОВАНИЕ"

     В кабинете уже находились  Никола и Иван под конвоем двух джентльменов,
вооруженных  автоматическими  пистолетами,  действующими   сжатым  воздухом.
Мистер Бэйли стоял у своего письменного стола.
     - Подойдите! - сурово сказал он мне, не приглашая сесть.
     Я подошел к столу.  Мистер Бэйли уселся. Я не хотел стоять перед  ним и
тоже сел. Бэйли сверкнул глазами. Брови его зашевелились.
     -  Вы пытались бежать? - спросил он  меня, хотя в  голосе его слышалось
больше утверждения, чем вопроса.
     - Мы хотели прогуляться, - слегка улыбаясь, ответил я.
     - Не  лгите  и не  отпирайтесь!  Вы пытались бежать.  О  последствиях я
предупреждал вас.
     Мистер  Бэйли отдал какой-то приказ  одному из вооруженных  людей.  Тот
подошел ко мне и пригласил следовать за собой.
     Суд  продолжался  менее  минуты  -  оставалось,  очевидно,  привести  в
исполнение приговор.  Я  поднялся  и  последовал за конвоиром.  Двое  других
повели  Николу  и Ивана.  На повороте Ивана и Николу  увели в сторону,  а  я
отправился  дальше.   Мы  спустились  вниз,  прошли   по  коридору.  Конвоир
остановился  у  железной узкой  двери,  открыл  ее  и  довольно бесцеремонно
втолкнул меня  в маленькую камеру со сплошными железными гладкими  стенами и
небольшой электрической  лампой  на  потолке.  Дверь  захлопнулась,  щелкнул
замок. Я остался один.
     "Карцер... Это  еще не  так  плохо. Я  дешево отделался",  - подумал я,
осматривая свою тюрьму. Здесь было сухо  и чисто, но холодно. На стене висел
термометр  Цельсия.  Такие  термометры  висели  в  каждой  комнате  и даже в
коридорах   подземного   городка  -  здесь  очень  внимательно   следили  за
температурой. Термометр показывал всего шесть градусов тепла.
     После бессонной ночи и волнений  я  чувствовал  себя слабым и разбитым.
Мне хотелось спать. Ноги мои  едва держали меня. Но в  комнате  не было даже
стула. Я опустился на холодный  каменный пол и начал дремать. Однако я скоро
проснулся  от холода. По моему телу пробежала дрожь. Я поднялся  и посмотрел
на термометр.  Он  показывал  два градуса ниже нуля. "Что  бы это значило? -
подумал я. - Недосмотр истопника или умысел?"
     Чтобы согреться, я начал ходить по  камере, но она была так мала, что я
мог сделать только два шага  вперед  и  два назад. Я  начал прыгать и махать
руками.  Я устал еще  больше,  но мне  удалось  восстановить кровообращение.
Однако довольно было мне присесть, как холод с новой силой охватил мое тело.
Зубы выбивали мелкую дробь. Взглянув  опять  на термометр, я увидел, что  он
уже показывал одиннадцать ниже нуля.
     Я почувствовал, как холод проникает мне внутрь, леденит спину и сжимает
сердце.  Но это ощущение  я испытывал  уже не только от низкой  температуры.
Страшная мысль овладела мною: мистер Бэйли решил меня заморозить! Поддаваясь
инстинкту, я подбежал к двери и начал стучать.
     -  Отоприте!..  Отоприте!..  -  кричал  я  в исступлении.  Но никто  не
отзывался. Я до крови разбил руки. Наконец опустился на пол...
     "Обстоятельства  бывают  сильнее нас.  Не надо быть  фаталистом,  чтобы
понять  это..." - вспомнил я слова Элеоноры. Но я все  же боролся, я пытался
бежать, я умираю в  борьбе за свободу! А  она... Впрочем, быть может,  и она
боролась.  Мне вспомнился  рассказ  Николы  о  трупе,  привязанном  на  носу
ледокола.  Так  расправляется мистер  Бэйли  со своими врагами.  Быть может,
Элеонора и права - борьба с Бэйли безнадежна...
     Как холодно!.. Руки и ноги  невыносимо болят. Я растираю пальцы, но они
деревенеют,  не  сгибаются...  С  трудом  поднимаюсь и смотрю на  термометр.
Двадцать  ниже  нуля...  Борьба  окончена!  Я  должен  примириться  со своей
судьбой.
     Я  уселся на пол  и  погрузился в забытье.  В  конце  концов  смерть от
замерзания  не  так  уж  страшна.  И,  пожалуй,  она  легче, чем  смерть  на
электрическом стуле. Скоро я не буду чувствовать боли и усну...
     ...Какой-то шорох у  двери. Или  мне чудится? Я  пытаюсь подняться,  но
холод сковывает мое тело. Все тихо. Шорох мне почудился.
     В камере  как будто потеплело.  Но это  обман  чувств. Организм  отдает
-тепло   в   воздух,  разность  температуры  тела  и   окружающего   воздуха
уменьшается, и поэтому является кажущееся ощущение тепла. Это испытывают все
замерзающие. Значит, конец-Время шло, но сознание больше не покидало меня, а
ощущение тепла все  увеличивалось. Странно!  Я никогда не замерзал,  но  был
уверен,  что  замерзающие   должны  чувствовать  себя  как-то  иначе.  Чтобы
проверить  свои  сомнения,  я  попробовал  шевелить  пальцами  и,  к  своему
удивлению, убедился, что они шевелятся свободно, хотя незадолго перед этим я
не мог согнуть их. Я посмотрел на термометр.
     Пять выше нуля!
     Температура  повышается!  Я  спасен,  и  мои  страхи  были  напрасными.
Очевидно, мистер Бэйли хотел только напугать меня.
     Через  несколько  минут  температура  в камере поднялась до  двенадцати
градусов  -  обычная  температура в  жилых помещениях подземного городка.  Я
поднялся  и  начал  разминать свои  члены. Пальцы опухли и  покраснели. Но я
чувствовал,  как  кровь горячо и сильно  согревает их.  Благодаря  тому, что
температура  поднималась  так  же  равномерно,  как  и понижалась,  я  избег
отмораживания.
     Однако  что  же будет со мной  дальше? Долго  ли меня  будут  держать в
одиночном заключении?..
     И как  бы в ответ на  этот вопрос за дверью  опять раздался шорох,  и я
услышал звук поворачиваемого ключа. Дверь отворилась, вошел  Уильям и жестом
пригласил меня следовать за ним.
     Я уже  не сомневался,  что останусь в живых,  и  бодро вышел из камеры.
Уильям вновь провел меня в кабинет мистера Бэйли.
     На этот  раз Бэйли пригласил меня сесть, а сам, поднявшись из-за стола,
начал ходить по кабинету.
     -  Мистер  Клименко,  -  сказал он.  -  Вы  вполне  заслужили  смертный
приговор,  и если  остались  в  живых,  то  можете благодарить за  это  мисс
Энгельбрект...
     Я с удивлением посмотрел на Бэйли.
     -  Вы приговорены были мною к смерти. Я выбрал для вас  наиболее легкий
способ  перейти в небытие.  Мною  уже был отдан  приказ  привести приговор в
исполнение...  Но   у  нас   чувствуется   недостаток   в  квалифицированных
работниках. Мисс Элеонора не справляется... Вы были ее помощником, и, прежде
чем окончить заботы  о вашем деле,  я решил  спросить  ее, оказываете  ли вы
существенную  помощь в ее работе. Она не знала  о том, что угрожает вам... Я
просто попросил  ее  дать  отзыв. Она  сказала, что  вы  отличный работник и
незаменимый помощник. Она не  соглашалась, чтобы я... перевел вас на  другую
должность.  И я принужден был... отменить решение. Вы помилованы! - закончил
он очень  торжественно,  ожидая, вероятно,  выражения  благодарности  с моей
стороны.
     Но я промолчал и только кивнул головой. Мистер Бэйли криво усмехнулся.
     - Мисс Энгельбрект очень горячо... даже слишком  горячо доказывала вашу
полезность. Она не знает о вашем побеге. Вы ничего не говорили ей?
     - Ничего не говорил, - ответил я.
     - Неблагодарный! И вы хотели бежать... от нее!
     - Бежать из неволи, из плена, - поправил я мистера Бэйли.
     - Но она - ее присутствие, ее общество не удерживало вас?
     - Я прощу не  вмешиваться  в  мои личные  чувства  и  отношения, мистер
Бэйли, - сказал я сухо. - Вам, конечно, нет до них никакого дела.
     -  Вы  так  полагаете? - спросил  он. - Нет, мистер  Клименко, мне есть
очень большое дело!
     Я понял мысль  мистера Бэйли. Он, видимо, хотел узнать, не влюбились ли
мы друг в друга, я и Элеонора. Эта любовь скрасила бы жизнь Элеоноры, а меня
привязала бы к подземному  городку лучше  цепей. Я  был  настолько  возмущен
этими расчетами, что моему зарождающемуся чувству к Элеоноре грозила большая
опасность. Бэйли был плохим психологом. Он, очевидно, не знал, что ничто так
не губит любовь, как принуждение. А он даже не старался  скрывать того,  что
готов сыграть роль свата, чтобы превратить узы Гименея в цепи, приковывающие
меня к его "фабрике".
     - Вы помните, - продолжал Бэйли, - я потребовал от вас слова не убегать
отсюда, но не  настаивал  на  том,  чтобы  вы дали  это слово.  Я не  верю в
человеческую честность и в особенности не верю... не волнуйтесь! - не верю в
слово  человека,  данное при таких обстоятельствах, в которых находитесь вы.
Как говорит ваша  русская пословица: "Как волка ни кушай,  то есть ни корми,
он все смотрит в лес". И я решил: пусть лучше вы сами испытаете на практике,
что  убежать  отсюда нельзя. Тогда вы  успокоитесь  и будете работать.  И вы
сделали эту практику... Теперь вы  наш... И я  думаю, что у нас вам не будет
очень скучно, если у вас не... деревяшка вместо сердца.
     Я  поднялся  со стула с таким  зловещим видом, что мистер Бэйли немного
отошел от меня и сухо рассмеялся.
     -  Ну,  не сердитесь,  -  сказал он более миролюбиво. -  Я же не сказал
ничего обидного ни для вас, ни для мисс Элеоноры.  Она  прекрасная девушка и
сделала бы честь любому мужчине. Идемте со мной. Теперь я  могу показать вам
многое, что вы еще не видали. Это вам будет полезно знать.

        Х

     ПОДЗЕМНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

     Мистер  Бэйли открыл  потайную дверь  и прошел  в соседнюю  комнату.  Я
последовал за ним.
     - Кстати, - сказал мистер Бэйли, - если интересуетесь, можете прочитать
последнее радио. Вашу гибель  уже оплакивают.  Вы утонули вместе с Николой в
Лене. От вас остался только мешок с инструментами.  Все сделано очень чисто,
мистер "покойник".
     Говоря это, Бэйли подошел к большому шкафу и открыл его. В шкафу висело
несколько водолазных,  как подумал я, костюмов. Мистер  Бэйли  исправил  мою
ошибку:
     -  Это не водолазные костюмы.  Это  костюмы,  в которых можно  было  бы
гулять  в межзвездных пространствах,  где  царит  абсолютный холод  в двести
семьдесят   три   градуса.   Костюмы   сделаны   из   материала   совершенно
нетеплопроводного, и при них резервуары с кислородом.
     -  А это для чего? -  спросил я,  показывая на  металлическое острие  с
шариком наверху, приделанное к колпаку скафандра.
     -  Это  антенна.   Костюмы  снабжены   радиотелефонами  с  собственными
маленькими радиостанциями. При помощи  радио мы с вами сможем разговаривать.
Одевайтесь!
     Я снял  с вешалки костюм. Он  оказался легче, чем  водолазные  костюмы.
Мистер  Бэйли  помог  мне  одеться  и  тщательно  застегнул  костюм  особыми
кнопками.
     - Ну  вот, мы и готовы, - сказал он. Я прекрасно  слышал его, хотя наши
головы были заключены в толстые шлемы. - Удобно, не правда ли? Для водолазов
это было бы незаменимо.
     - Но  вы,  конечно, не  сделали это изобретение достоянием  общества, -
заметил я несколько желчно.
     -  Общества! - презрительно ответил он. - Что может дать  мне общество?
Мне некогда заниматься такими мелочами.
     Мистер Бэйли подошел к стене, повернул  рычаг, и посреди  пола открылся
люк. Я заглянул  вниз и увидел лесенку, которая вела  к площадке, окруженной
легкой железной оградой.
     - Сходите, - предложил Бэйли.
     Я спустился на площадку, Бэйли последовал за мной,  повернул рычажок на
решетке, и мы начали плавно опускаться вниз. Наш спуск  продолжался довольно
долго. Когда лифт остановился, Бэйли открыл дверцы, и  мы вышли. Прямо перед
нами  была низкая железная дверь. Бэйли открыл  ее, и мы попали в  небольшую
комнату, очень узкую.  Бэйли открыл вторую дверь; я  не мог  определить,  из
чего она была сделана, - она была черная и гладкая, как эбонит.
     - Она сделана из состава, не пропускающего тепла, - пояснил Бэйли.
     Опять такая  же  маленькая комнатка, и  опять  дверь. Таким образом  мы
прошли пять комнат и открыли пять дверей.
     -  В каждой камере  температура  приблизительно  на  пятьдесят градусов
ниже, чем  в  предыдущей, - продолжал пояснения Бэйли. - Сейчас  мы войдем в
помещение, где стоит температура, близкая к холоду мирового пространства.
     Мистер Бэйли открыл шестую дверь, и я увидел изумительное зрелище!..
     Перед нами  был огромный  подземный грот. Десятки ламп освещали большое
озеро,  вода   которого   отличалась  необычайно  красивым  голубым  цветом.
Казалось, как будто в эту подземную пещеру упал кусок голубого неба.
     -  Жидкий воздух,  -  сказал  Бэйли.  Я  был  поражен.  До сих пор  мне
приходилось  видеть  жидкий   воздух  только   в  небольших   сосудах  нашей
лаборатории. Я никогда  бы не мог вообразить, что  можно сгустить  и хранить
такое огромное количество жидкого воздуха.
     Вместе с  тем я почувствовал, что  мой костюм как будто сжимается, и не
мог понять почему.
     -  Здесь большое  давление. Нас сдавило бы в лепешку, если бы не особая
упругость  ткани  наших костюмов. С  помощью мистера Энгельбректа  я добился
того, что жидкий воздух почти  не испаряется. Обратите внимание  на свод. Он
весь  выложен  теплонепроницаемым  материалом.  В  этой  пещере  даже  лампы
особенные: из светящихся бактерий! Это  абсолютно холодный свет... Да, этого
голубого  озера было бы достаточно, чтобы оживить Луну, - дать ей атмосферу,
если  бы  только Луна могла удержать этот подарок. У  меня  здесь  несколько
таких озер.  Но  всего  этого мало, слишком мало. Плотность жидкого  воздуха
только  в восемьсот раз больше плотности  атмосферного. Нужны были  бы целые
океаны, чтобы сгустить весь  атмосферный воздух в жидкость.  Считайте  сами:
площадь земного шара равняется примерно пятистам десяти миллионам квадратных
километров. Значит,  слой воздуха только на расстоянии  одного  километра от
поверхности Земли равен  по объему по крайней мере полумиллиарду  кубических
километров. А  более  или менее однородный  по  плотности  воздух тянется на
восемь  километров вверх.  Это  уже составит  массу  более  пяти  триллионов
килограммов, или одну миллионную часть массы земного шара... Сколько  еще не
использованного сырья!
     - Сырья? - невольно вырвалось у меня. Бэйли невозмутимо продолжал:
     -  Подсчитать совершенно точно запасы воздушного сырья,  конечно, очень
трудно.  Мировое межпланетное пространство переходит в нашу земную атмосферу
постепенно через  зону  разреженных  газов.  Точные определения  химического
состава  воздуха сделаны  на высоте  девяти километров. Шары с  самопишущими
приборами поднимаются немного выше тридцати  семи  с  половиной  километров.
Пролетающие   метеориты  загораются  на  высоте  ста  пятидесяти  -  двухсот
километров.  Значит,  и на  этой высоте  есть еще достаточно плотный воздух.
Нисселю  удалось  подметить  зажигание  метеоров  даже  на  высоте   семисот
восьмидесяти  километров.  Наконец,   о  высоте  атмосферы  говорят  и  огни
северного  сияния. Человек давно  любовался этой  небесной иллюминацией,  но
только сравнительно недавно мы  узнали, что спектр  этих необычайно красивых
огней состоит главным образом  из линий благородных газов и особенно  гелия.
Линии  кислорода,  азота, неона  и гелия сверкают  в северном сиянии  еще на
высоте  восьмисот  километров.  Возможно,  что  электрические  силы  вихрями
отрывают и поднимают к высоким слоям  атмосферы атомы ее газов. Но как бы то
ни было, эти  атомы существуют даже  на такой огромной высоте. Но это еще не
все. Не думайте,  что атмосфера находится  только  над  поверхностью  Земли.
Американский  ученый  Клерк  высчитал, что  только до глубины  в шестнадцать
километров,  доступной  для  наблюдения,  газообразные  вещества   по   весу
составляют три  сотых ко всей массе вещества. Так что общий запас воздушного
сырья...
     -  Но  не  думаете же вы лишить земной  шар всей  его  атмосферы?  -  с
удивлением воскликнул я.
     - А  почему бы нет? -  ответил мистер  Бэйли.  - Пойдемте  дальше, и вы
убедитесь, что это вполне возможно. Сванте Энгельбрект - гениальный человек.
Он стоит тех денег, которые я плачу ему.
     "Неужели в деньгах  все  дело?! -  подумал  я. - Быть  может, отец Норы
корыстный человек. Получая много  денег,  он зарыл себя в этой кротовой норе
вместе с дочерью и не желает возвратиться на родину; дочь изнывает от скуки,
но не желает покинуть отца... Не в этом ли и заключается драма Норы?"
     - Земной шар без атмосферы - это была бы катастрофа! - сказал я.
     -  О да, - иронически ответил Бэйли. - Люди станут задыхаться, растения
погибнут  вместе с людьми,  ледяной  холод спустится  на Землю  со  звездных
высот... Жизнь прекратится, и земной  шар станет таким же мертвым телом, как
оледенелая Луна... И это будет, будет, черт возьми! - закричал Бэйли.
     В эту минуту мне казалось, что я имею дело с помешанным.
     - Вы хотите погубить человечество? - спросил я.
     - Мне просто нет никакого дела до человечества. Оно само идет к гибели.
В конце  концов  наша планета  не вечна. Она  обречена на  гибель не мною. А
произойдет это раньше или позже - не все ли равно.
     -  Далеко не все равно. Человечество  еще может жить  миллионы лет. Наш
земной шар еще очень молод. Он гораздо моложе Марса.
     -  Вы можете  поручиться,  что человечество  проживет еще миллионы лет?
Довольно   налететь  какой-нибудь  шальной  комете,   и   ваш   земной   шар
скоропостижно скончается.
     - Вероятность этого ничтожна.
     - С  вашей близорукой  точки  зрения земного  червя. Астрономы  говорят
иное. Огромные вспышки наблюдаются ими во всех  углах мировой бездны. И если
брать  космические  масштабы,  то  в  одной  только  нашей,  так  называемой
галактической системе, в маленьком переулочке Вселенной,  именуемом  Млечным
Путем,  столкновения  происходят,  вероятно,  не   реже,   чем  столкновения
автомобилей на улицах большого города.
     - Да,  но для  нас, червей Земли, интервалы  между  этими  катастрофами
равны миллионам лет... И с какой целью вы хотите погубить человечество?
     - Я уже сказал вам, что мне нет дела до человечества. Я не хочу губить,
но не желаю и отказываться от своих целей ради спасения человечества.
     - Каких целей?
     Мистер Бэйли не ответил.
     Мы шли вдоль изумительного голубого озера. Едва заметный пар поднимался
над  ним.  Несмотря на  все предосторожности,  жидкий воздух все  же немного
испарялся.  Действие теплоты земного шара и  солнца сказывалось  даже сквозь
все изоляционные преграды.
     В стене грота виднелась черная дверь.
     - Войдем сюда, - сказал мистер Бэйли. Он открыл дверь, мы спустились по
отлогому коридору и вошли в другую пещеру. Она была гораздо меньше. Здесь не
было голубого  озера.  Это  был какой-то  склад. Вернее, целый  городок, где
вместо  домов стояли огромные шкафы из того же черного глянцевого материала.