Код произведения: 15621
Автор: Эллисон Харлан
Наименование: Видение
ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
ВИДЕНИЕ
перевод В. Гольдича, И. Оганесовой
"Я прекрасно помню время, когда мысли
о глазе заставляли меня холодеть".
Чарльз Дарвин, 1860 год
- Эй, Верни. Вон там. В дальней кабинке... видишь?
- Не сейчас. Я устал. И отдыхаю.
- Да ну тебя, Берни, ты только посмотри на нее.
- Гребби, если ты от меня не отвяжешься и не дашь мне спокойно
надраться, я тебе череп раскрою.
- Ладно, будь по-твоему. Только они серо-голубые.
-Что?
- Да ничего, Берни. Ты же сказал "отвяжись", считай, что я и
отвязался.
- Ну-ка повернись ко мне, приятель.
- Я выпиваю.
- Слушай, ты, придурок, мы целый день ищем...
- А теперь, когда я тебе что-то скажу, ты меня станешь слушать?
- Извини, Гребби. Ну хорошо, хорошо, так где она?
- Вон там. Видишь?
- В клетчатом джемпере?
- Нет, другая, сидит в тени, вон в той будке, за клетчатым джемпером.
В пиджаке... подожди, сейчас свет на нее упадет... вот! Разглядел?
Серо-голубые, как раз то, что нужно Доку.
- Гребби, а ты отличный охотник.
- Угу,точно.
- А теперь отвернись и перестань пялиться, а то еще заметит. Мы ее
заполучим.
- Как Берни? Тут полно народа.
- Ну, уйдет же она когда-нибудь отсюда. Домой, например.
- И тут-то мы ее и схватим, верно, Берни?
- Гребби, угомонись, не мешай мне поддавать.
- О Господи, приятель, мы заживем, как короли, когда доставим их Доку.
- Гребби!
- Ладно, ладно, Берни. Какие у нее красивые глазки!
Издалека, постепенно приближаясь, наплыв и крупный план.
В фотообъективы судна Дальнего Следования по мере приближения корабля
к Земле территория, окружающая дороги, посадочные полосы и самые
разнообразные постройки и сооружения главного административного порта
Северных Межзвездных Путешествий напоминали похожее на пышку лоскутное
одеяло, сделанное руками какого-то безумца - таким невероятным было
сочетание цветов. В самом центре круга как раз и располагался порт СМП,
выстроенный из какого-то серого сплава, специальным способом обработанного,
чтобы выстоять под жестокими ударами арктических ветров. Порт окружала
нейтральная зона из белоснежного пластика, в ткань которого были вплетены
тончайшие электрические нити. Ничто не могло пересечь этой мертвой зоны без
специального разрешения. Маяк, установленный на лоскутном одеяле, испускал
миллион вспышек в секунду, словно безмолвная Цирцея без конца заманивала
гостей, приглашая их познать самые восхитительные удовольствия. Корабль
опускается, опускается и, наконец, садится на свою посадочную полосу, а на
его экранах пропадает изображение. И тогда туристы покидают борт судна
Дальнего Следования, проходят по подземным коридорам и попадают в
административные здания, чтобы выполнить разнообразные формальности:
заполнить документы, подвергнуться медицинской проверке и таможенному
досмотру.
Дальше пассажиры и команды судов садятся в вагончики, по подземным
рельсовым дорогам проезжают под нейтральной зоной и покидают территорию
космопорта. Все бумаги подписаны; теперь забота о собственной безопасности
снова ложится на плечи каждого, единственной защитой от окружающей
действительности остаются микроскопические приспособления, встроенные в
одежду. Очень скоро людей посадят в специально оборудованные клетки,
которые поднимут их на поверхность.
Вот на экране снова появляется та же картинка. Похожая на разноцветную
пышку территория за портовыми сооружениями предстает глазам новых гостей и
тех, кто возвращается из далекого космоса. Территория плотно и без всякого
плана застроена магазинами, гостиницами, пивными, развлекательными
заведениями и ресторанами. Эти здания будто заброшены сюда ветром и
расставлены вплотную друг к другу. А между ними, причудливо извиваясь,
пролегли темные аллеи. Помойки Лондона и Гринвичвиллиджа в Нью-Йорке - до
Кризиса - были именно такими, словно заросли голодных растений. Возле
каждой двери стоял свой зазывала, который, безумно размахивая руками,
приглашал, заманивал посетителей в открытую пасть зверя, дарующего
непередаваемые радости. Особые приспособления испускали яркие лучи прямо в
глаза прохожим, исследуя сетчатку и определяя скрытые желания. Психозонды
непрерывно завывали, рекламируя свой товар с помощью подпороговых
раздражителей и стараясь перекрыть сигнал соседа, наполняя воздух тайными и
заманчивыми предложениями, особенно если в радиусе их действия оказывался
турист с туго набитым кошельком. А под землей работало мощное оборудование,
издавая время от времени тихие жалобные стоны даже механические
внутренности были не в состоянии справиться с поставленными перед ними
сложнейшими экономическими задачами. Толпы двигались, подчиняясь сложному,
лишенному логике рисунку - сначала в одну сторону, потом в другую, следуя
за волнами психозонда, оказавшегося на мгновение сильнее остальных, или
соблазнившись воплями зазывалы, расхваливающего свой товар во время
возникшей на секунду паузы, или неожиданно подчиняясь воздействию других
механических приспособлений, включенных на полную мощь.
Эти толпы состояли из праздношатающихся бездельников, охотников,
уличных грабителей, мальчишек-карманников, проституток всех мастей,
перекупщиков, шулеров, мелких воришек, хулиганов, наркоманов, бандитов,
жуликов, мальчишек на побегушках, наводчиков, подставных лиц, подонков всех
возрастов, красавчиков, громил, фальшивомонетчиков, инопланетян,
представителей трехсот различных федераций, наемных убийц и, конечно же,
наивных дурачков, мужланов, простаков и туристов, вполне созревших для
того, чтобы стать жертвой мошенничества.
Следуя за одним из таких потоков, по аллее, названной Путь Кошелька,
вы подойдете ккруглой двери в зеленом одноэтажном здании. На вывеске
красуется название "ЭЛЕГАНТ", выписанное яркими буквами. А войдя внутрь, вы
поймете, что оказались в баре, где подают крепкие спиртные напитки.
Оглядев полутемное помещение бара, вы остановите взгляд на стойке,
возле которой устроилась парочка парней; они обращают внимание только на
то, что в состоянии оплатить их кредитные карты, и поглощают спиртное так,
что бармен только и успевает молча наполнять быстро пустеющие стаканы.
Бывалый посетитель наверняка сразу поймет, что это охотники: специалисты,
занимающиеся обнаружением и доставкой тех частей человеческих тел, на
которые в данный момент имеется спрос в Кноксшопах.
А оглядевшись повнимательнее, вы, может быть, заметите (в тот момент,
когда вращающиеся световые шары под потолком бара выхватят из тени дальнюю
кабинку) невероятно привлекательную молодую женщину с серо-голубыми
глазами. Видно, что она очень устала. Если же вам удастся взглянуть на нее
вблизи, у вас на долгие мгновения перехватит дыхание, так прекрасна эта
молодая женщина. А потом вы посмотрите ей в глаза... ее чудесные глаза.
Все это, все эти сказочные прелести, вы найдете в месте, которое
называется Конецсвета.
Верна пыталась потопить воспоминания в стакане спиртного. От
наркотиков ей становилось нехорошо, тошнило, а кроме того, они никогда не
давали необходимого результата. Но стаканчик чиггера с ромом отлично
справлялся с задачей... если, конечно, поглотить достаточное количество
этой дряни. Пока она еще даже не начала приближаться к нужному уровню.
Воспоминания об инопланетянине и о том, что ей пришлось делать, чтобы
доставить ему удовольствие, все еще оставались с ней - держались на
поверхности, как дерьмо. С тех пор как Верна покинула безопасный дом и
решила полагаться только на себя, несчастья так и преследуют ее. А сегодня
это отвратительное существо, этот слизняк из...
Верна не могла вспомнить названия планеты, откуда было родом это
мерзкое существо. Там оно обитало в какой-то жиже, в состоянии, которое
можно рассматривать благословением только с точки зрения тех, кто
выращивает другие живые существа, чтобы потом употреблять в пищу.
Она заказала новую порцию спиртного и немного хлеба, собираясь макать
его в густую жидкость. Желудок сжался от боли.
Должен же быть какой-то выход. Чтобы покончить с этой профессией, с
нищетой и болью, которые являются отличительной чертой этой планеты,
считавшейся самой богатой и могущественной. Верна заглянула в свою кружку и
увидела ее содержимое совершенно новыми глазами.
Коричневая, похожая на суп густая жидкость, на ее поверхности то тут,
то там возникают янтарные точки. Верна представила себе, что это водоворот,
который, вращаясь вокруг собственной оси, увлекает ее в глубину своего
серебристого сияния, на самое дно, туда, где уже ничего нет... медленно,
медленно вращаясь, вращаясь... глаз безумца. Воронка, наполненная живым,
ослепительным ореолом, мерцающим холодным жаром, который устремляется
против движения, изо всех сил рвется на поверхность кружки, где возникает
едва заметное свечение, радужный блистающий купол.
Верна опустила хлеб в воронку и стала наблюдать, как та исчезает,
разрывается, точно тончайшее кружево Тогда Верна вытащила хлеб,
пропитавшийся жидкостью, и оторвала кусочек своими ровными, белыми зубами -
представив себе, что это плоть ее матери. Сидни, мать Верны, наделила
девушку этим проклятьем, этими глазами. Они не позволяли ей увидеть мир
таким, каков он есть, каким мог бы быть, каким бывает; потому что она
видела его волшебными глазами, которые с тех пор, как ей исполнилось пять,
каждый день наполняли ее жизнь ужасом. Сидни, ее мать, занималась тем же
ремеслом, что и сама Верна, а раньше этим же промышляла и мать ее матери;
Сидни зачала свою дочь от неизвестного, безымянного отца, одного из своих
клиентов. Только вот он был наделен генами, наградившими ребенка глазами.
Глазами вечности.
Верна изо всех сил старалась напиться, но у нее ничего не получалось.
Еще хлеб, еще кружка, еще чиггер с ромом... Она продолжала сидеть в своей
крошечной кабинке, твердо решив, что не вернется на аллеи. Вполне возможно,
что инопланетянин ищет ее, собираясь затребовать полагающуюся ему долю
мерзости и секса - ведь он заплатил деньги, может снова заставить пить
напиток под названием "мушсквош". Верна содрогнулась от отвращения;
картинки, возникающие в ее мозгу благодаря глазам вечности, были яркими,
никогда не исчезали, не покидали ее, не превращались в воспоминания.
Она проклинала свою мать и думала о том, что эта ночь, наверное,
бесконечна.
Старая женщина, очень старая женщина, женщина старше любого
родившегося в один с ней день человека, кивнула своим костюмерам. И они
принялись прикрывать ее отвратительную наготу дорогими тканями. У нее были
голубые волосы. Она не произнесла ни единого слова.
Теперь, когда ему удалось справиться с проблемой кровяного давления на
волокна в задней доле головного мозга, он не сомневался, что пересаженные
органы смогут превратить возникший в мозгу неопределенный образ окружающего
мира во вполне осознанное понятие. Он, конечно же, не станет давать никаких
гарантий на предмет того, сумеет ли реципиент справиться с потоком
впечатлений, возникающих при столкновении с внешним миром во всем его
многообразии - который становится во много раз сложнее, если смотреть на
него трансплантированными глазами, подвергшимися мутациям, - но его
клиентов вряд ли остановит отсутствие таких гарантий. Они устроили самую
настоящую очередь. Как-то раз он сказал: "Обычный человеческий глаз в
идеале способен различить десять миллионов оттенков цвета; после пересадки
- десять миллиардов оттенков или даже более". Стоило ему произнести эти
слова, как они попались. Они... она... готовы заплатить сколько угодно. А
это как раз то, что нужно, чтобы убраться с этой проклятой планеты, из этой
гниющей ямы, которая когда-то называлась Землей.
В одной из колоний Кендо-4, где жизнь легка и приятна, его ждет
чудесная собственность. Он прибудет туда, как принц из заморской страны. И
проживет оставшиеся ему годы в удовольствии и удобстве, станет уважаемым
гражданином. И никогда больше не будет Кнокс-доктором, который вынужден
выполнять отвратительную работу за огромные деньги, платить полиции и
гангстерам, будто бы "защищающим" его.
Осталось сделать всего одну операцию. Нужна свеженькая парочка глаз
для этой старой карги с голубыми волосами. Нужно сделать работу всего один,
последний раз - и он свободен от мешающего свободно дышать страха, отчаяния
и грязи! Он получит долгожданную свободу и отправится в колонию, где жизнь
легка и беспечальна.
В Кнокс-шопе доктора Брима стоял холод. Крошечные ванночки с
питательным раствором необходимо было содержать при чрезвычайно низких
температурах. Даже в своем утепленном комбинезоне доктор Брим замерзал.
А на Кендо-4 всегда тепло.
И охотников, вроде Гребби и Берни, на Кендо-4 нет. Там нет странных
женщин и мужчин, и детей с сияющими глазами. И не будет еще не остывших
тел, которые приносят к нему прямо из аллей, чтобы он расправился с ними,
как мясник, разрубая на составные части. Там не будет ванночек с холодным
питательным раствором, в котором плавает холодная плоть. Ни грязи, ни
позора, ни взяток, ни страха.
Доктор Брим прислушался к тишине, царившей в операционной.
Ему показалось, что она наполнена чем-то иным, в ней не просто
отсутствовали звуки. Тишина была какой-то чересчур глубокой, наполненной
целым миром едва различимых шорохов, шепотов.
Он повернулся и посмотрел на ванночки в холодильнике. Сквозь легкий
налет инея на прозрачной дверце можно было без особого труда разглядеть
различные части тел, плавающие в питательном растворе. Рты, нервные узлы,
конечности, все еще цеп.ляющиеся за жизнь... Оттуда доносились какие-то
звуки.
Доктор Брим слышал их и раньше.
Беззвучные голоса мертвых.
Беззубые рты произносили его имя: "Брим, иди сюда, Брим, подойди к
нам, посмотри на нас, поближе, чтобы мы могли с тобой поговорить, поближе,
чтобы мы могли тебя коснуться, показать тебе, какой холод ждет тебя".
Он дрожал... конечно же, потому что в операционной очень холодно.
"Сюда, Брим, иди сюда, мы хотим тебе что-то сказать: мы поведаем тебе о
мечтах, которые не сбылись из-за тебя, о желаниях и о прерванных жизнях.
Позволь нам к тебе прикоснуться, доктор Брим".
Он стоял, покусывая нижнюю губу, усилием воли пытаясь заставить голоса
смолкнуть. И они затихли, прекратили свои бессмысленные мольбы.
Бессмысленные - потому что очень скоро придут Гребби и Берни и приведут
сюда мужчину, или женщину, или ребенка с сияющими серо-голубыми глазами, и
тогда он позвонит старой карге с голубыми волосами, а когда она прибудет в
Кнокс-шоп, сделает операцию... и будет свободен.
Там всегда тепло и, естественно, всегда будет тихо - на Кендо-4.
Отрывок из жалобы, поданной в суд за клевету.
Истец Кристабель Парсонс 26 против журнала "Ликвид", "Ликвид ньюсфакс
пабликейшнс", совета директоров ЛНП и еще трехсот одиннадцати неназванных
ответчиков.
Из статьи, напечатанной в журнале "Ликвид":
"Ее зовут Кристабель Парсонс 26. Она является двадцать шестым
директором Минэ. Эта женщина владеет баснословным состоянием, размещенным в
трех федерациях, дома, принадлежащие ей, можно найти на ста пятидесяти
восьми мирах, ее подданных не сосчитать, а власть безгранична. Она является
одним из последних тиранов, которых принято называть маклерами власти.
Внешне Кристабель Парсонс напоминает добрую старенькую бабушку:
морщинки вокруг глаз, не завитые голубые волосы, специальные протезы на
ногах, помогающие при ходьбе. Но достаточно провести всего один час в
обществе этой женщины, почувствовать ее магнетизм, жажду господства,
природную силу... и становится очевидным ее дешевое фиглярство, притворство
ради собственного развлечения.
Директор Минэ сбрасывает все свои маски и предстает перед вами в таком
откровенном виде, в каком вы вряд ли захотели бы ее увидеть.
Безжалостная, беспринципная, абсолютно аморальная, утомленная сверх
меры самыми разнообразными удовольствиями и развлечениями, которые в
состоянии предоставить в ее распоряжение галактика, Кристабель Парсонс 26
намеревается прожить остаток жизни (сейчас ей сто десять лет, и врачи с
0-Полинора, медицинской планеты, построенной и заселенной благодаря ее
стараниям, пообещали ей еще по меньшей мере сто пятьдесят лет в обмен на
вложения, о которых даже неприлично говорить вслух) в погоне за
изысканными, экзотическими удовольствиями и развлечениями.
Журналу "Ликвид" удалось проникнуть в окружение директора во время
Большого Тура Нити, совершенного совсем недавно (обратите внимание на
таблицы в начале нашего обзора, они помогут вам привести в соответствие
расположение планет относительно вашей собственной). За время, проведенное
нашим корреспондентом среди окружения великой дамы, события происходили с
такой головокружительной быстротой и в таком количестве, что мы находим
невозможным перечислить их все в одном коротком обзоре. Из порта Рекойл,
расположенного в одном конце Нити, до Земли, находящейся в другом - мы еще
не получили самого свежего отчета нашего корреспондента, - удалось собрать
множество абсолютно достоверных данных о происходящих там событиях, а также
непосредственных наблюдений, которые мы предоставим нашим читателям в серии
из одиннадцати статей, начиная с сегодняшней.
Сейчас директор Минэ и ее свита прибыли в СМП, причем им удалось очень
ловко избежать контакта с представителями средств массовой информации.
Журнал "Ликвид" с удовольствием сообщает вам, что, невзирая на
непредвиденные обстоятельства, эксклюзивная серия репортажей нашего
корреспондента относительно загадочных причин посещения директором Земли,
впервые за шестьдесят лет, окажется единственной, посвященной этой
невероятной личности, которая появится в печати со времени восхождения на
"престол" Кристабель Парсонс 26 и смерти ее предшественника.
Учитывая историю вмешательства в дела средств массовой информации и
цензуру, имевшую место во всех предыдущих попытках рассказать
общественности о делах Кристабель Парсонс 26, против преждевременной утечки
имеющихся у нас сведений были предприняты меры предосторожности столь
серьезные, сколь серьезен и сам предмет наших репортажей".
Примечание: комитет по расследованию извещает, что десять следующих
статей обещанной серии так и не были опубликованы. Встречный иск номер
1031.
Они едва успели вставить свои кредитные карточки в щель и выскочить
вслед за ней на улицу. Девушка заплатила, когда кабинка, где она сидела, на
одно коррткое мгновение погрузилась в тень; а охотники осторожно посмотрели
в ее сторону и увидели, что она уже встала из-за стола и спешит к выходу.
Словно почувствовала преследование. Совершенно невероятно.
- Берни...
- Я ее вижу. Пошли.
- Ты думаешь, она поняла, что мы за ней охотимся?
Берни не стал тратить силы на ответ. Быстро заплатил за выпивку и
бросился вслед за девушкой. Гребби замешкался всего на одну минутку, а
потом присоединился к своему партнеру.
В аллее было совсем темно, но потоки кроваво-красного и зеленого
света, словно море в ясный день, окатывали прохожих, изливаясь из радужной
оболочки, прикрывающей вход в заведение на углу. Девушка повернула направо,
покинула Путь Кошелька и начала протискиваться сквозь толпу зевак,
направляющихся к Боевому цирку Ярдли. Берни и Гребби добрались до конца
аллеи как раз в тот момент, когда девушка проскочила мимо рикш, и помчались
за ней, ловко лавируя среди толпы. Они чувствовали, как под ногами
пульсируют механизмы, дающие жизнь Конецсвету. Шуршание электрических цепей
смешивалось с криками и лязгом оружия, которые доносились из цирка Ярдли.
Девушка шла очень быстро, а потом свернула с главной улицы. Гребби
начал задыхаться, его короткие, толстые ножки отчаянно болели, тело, почти
лишенное шеи, вытянулось вперед - он изо всех сил старался поспевать за
Берни. Слева возник Проход Обжор; девушка миновала группу туристов из
Хорта, украшенных кричащими орнаментами, и повернула в аллею.
- Берни, подожди...
Худощавый охотник даже не оглянулся на своего напарника. Он оттолкнул
в сторону женщину-зазывалу,- пытающуюся при помощи специальной электронной
сети затащить его в свободный дом, и исчез в Проходе Обжор. Зазывала
поймала Гребби.
- Барышня, пожалуйста... - взмолился Гребби, однако активные частицы в
сети уже ухватились за него, наполнив кровь желанием погрузиться в радости,
которые поджидали внутри дома. Зазывала потащила свою жертву к входу, но
тут появился Берни, размахнулся и хорошенько ей врезал. Стащил сеть с
Гребби, который, бессмысленно размахивая руками, направлялся к свободному
дому, дал ему звонкую пощечину.
- Если бы ты не был мне нужен, чтобы тащить ее...
Верна остановилась, чтобы отдышаться. В полумраке аллеи ее глаза слабо
светились; сначала серый цвет, нежные пепельно-серые крылышки мотылька...
умирающий Египет; потом голубой, туманно-голубое свечение ртути в воде...
губы трупа. Теперь, когда праздноболтающиеся зеваки остались далеко позади,
схватить ее будет совсем не трудно.
Она не знала, куда идет. По правде говоря, когда особый дар видения,
бесконечные воспоминания затопили ее разум, когда глаза привыкли к
бесконечным вспышкам света, сменяющимся мгновениями мрака, в который
погружался дешевый, грязный бар, она смогла увидеть...
Верна заставила себя выбросить эти мысли из головы. Самым
отвратительным в даре видения было то, что увиденное никогда ее не
покидало. Почти самым отвратительным.
...Когда Верна снова смогла видеть окружающее ясно и четко, она
бросилась прочь из бара, как делала это каждый раз, оказываясь среди людей.
Именно поэтому она и решила стать одной из немногих проституток,
соглашавшихся обслуживать инопланетян. Гнусное занятие, но ей было проще
находиться рядом с рыхлыми, влажными, скользкими существами с далеких
планет, чем с мужчинами, женщинами и детьми, ведь она видела, как они...
Верна приказала себе не думать об этом, уже в который раз. Но эти
мысли обязательно вернутся; они всегда возвращались - потому что никуда не
уходили. Вотчто самое плохое в видении.
"Да благословит тебя Бог, Матушка Сидни. Да благословит тебя Бог.
Оставайся там, где ты есть. Где бы ты ни была; может, ты горишь в адском
пламени рядышком с моим папашей - не знаю уж, кем он был". Эта и еще
несколько таких же, сочащихся ненавистью, мыслей помогали Берне жить.
Она пошла медленнее. Не обращая ни малейшего внимания на приглушенные
жалобные мольбы, издаваемые какими-то кучами тряпья, прячущимися в темных
закоулках аллеи. Отбросы человечества, которым уже нечего продать. Но ведь
это не означало, что они не испытывают нужды.
Из мрака мусоропровода появилась рука, костлявые пальцы коснулись ноги
Верны, сжались.
-Пожалуйста...
Слабый, чуть слышный голос, почти лишенный жизни, высохшие листья,
похожие на конвульсивно сжимающийся кулак несчастного калеки.
- Заткнись! Отцепись от меня! - Верна споткнулась, не смогла сохранить
равновесие и упала прямо на ухватившую ее костлявую руку. Послышался сухой
хруст, тихий стон - и изувеченная конечность скрылась в темноте
мусоропровода.
Верна остановилась и принялась отчаянно вопить в пустоту, понося
умирающее существо, скрывшееся среди отбросов:
- Оставь меня в покое! Я убью тебя, если ты от меня не отстанешь!
- Это она? - спросил Берни.
Гребби уже пришел в себя.
- Может быть.
Они бросились бежать по Проходу Обжор и увидели Верну в слабых
отблесках огней, отражающихся от стен аллеи. Она топала ногами и выла.
- Похоже, с ней могут возникнуть проблемы, проговорил Берни.
- Чокнутая, вот что я тебе скажу, - проворчал Гребби. - Давай врежем
ей как следует, и все будет в порядке. Док ждет. Он ведь вполне мог послать
и других охотников. Нельзя терять время, а то получится, что все зря...
- Помолчи-ка. Она тут такое устроила, что вот-вот появится полиция.
- Да, но...
Берни схватил его за рукав.
- А что, если она связана с какой-нибудь шайкой, ты, идиот?
Гребби промолчал.
Они прижались к стенке, наблюдая за девушкой, которая постепенно
успокаивалась. Наконец она расплакалась и побрела дальше по аллее. Охотники
тихонько последовали за ней, остановившись лишь затем, чтобы заглянуть в
черную дыру мусоропровода. Сухой, тоскливый стон доносился откуда-то из
глубины. Гребби передернуло.
Верна оказалась в поле действия ультразвуковых зазывал заведений,
продающих наркотики, что выстроились по всей длине Проспекта Отваги. Они не
произвели на нее никакого впечатления - наркотики никогда не привлекали
Верну, у нее болел от них желудок, они только усиливали ее видение и
никогда не помогали забыться. Она знала, что в конце концов ей придется
вернуться к своему занятию - найти еще одного клиента. Однако если
слизняк-инопланетянин полагает...
Откуда-то появился фоксмартин в пончо и облегающем одеянии. Он
потянулся к Берне, держась своими более короткими отростками за
металлический поручень у тротуара, и что-то сказал ей. Она не поняла слов,
но смысл был вполне ясен, и она улыбнулась, причем ей не было дела до того,
как воспримет инопланетянин ее улыбку - посчитает проявлением дружелюбия
или, наоборот, враждебности.
А потом очень четко произнесла:
- Пятьдесят кредитов.
Фоксмартин засунул чахлую конечность в карман пончо и вытащил снимок
на жидких кристаллах: изображение земной женщины и фоксмартина без
защитного костюма. Верна бросила на него всего лишь один взгляд и быстро
отвернулась. Перед ней стоял совсем другой фоксмартин, не тот, что был на
снимке; похоже, это порнография. Она оттолкнула от лица кристаллы.
Фоксмартин спрятал снимок в карман и что-то сердито проворчал.
- Сто пятьдесят кредитов, - сказала Верна, заставляя себя взглянуть на
инопланетянина, хотя перед глазами у нее стояла мерзкая картинка -
тошнотворные отростки на мягкой, темной коже женщины.
Фоксмартин спрятался в тени, пошарил в кармане и вытащил на свет
кредиты.
Гребби и Берни наблюдали за происходящим из Прохода Обжор.
- Кажется, они договорились, - пробормотал Гребби. - И как только она
может заниматься этим с таким страшилищем?
Берни молчал. Как люди вообще могут заниматься теми гнусностями,
которыми они занимаются ради того, чтобы остаться в живых? Просто
занимаются, и все. Дело обстояло бы иначе, если бы можно было выбирать. Эта
девушка похожа на него - она лишь делает то, что вынуждена. Берни не
нравился толстяк Гребби. Но им можно было командовать, он с готовностью
принимал чужое превосходство, а это стоит немало.
Они пошли за девушкой с вечными глазами. Та тем временем взяла у
инопланетянина кредиты и направилась в сторону толпы, прогуливающейся по
Проспекту Отваги. Фоксмартин обвил талию Верны длинным щупальцем. Девушка
не смотрела на своего спутника, но Берни показалось, что она вздрогнула.
Впрочем, с такого расстояния трудно судить наверняка. Может быть, он и
ошибся: эта штучка привыкла обслуживать всяких тварей.
Доктор Брим сидел в углу операционной, наблюдая за скрытым от всех
остальных глаз движением жизни в Кнокс-шопе. Его взгляд перебегал с одного
предмета на другой, потому что он видел, как невидимые пытаются дотянуться
до него. Те, что лишены всего. Те, что живут в питательных растворах, и те,
что стараются изо всех сил выбраться из мусорных контейнеров. Доктор Брим
знал, что в глазах можно увидеть любовь и ненависть, и страх, а еще ему
было известно, что глаза не смогут выразить никаких чувств, если им не
помогут в этом лицевые мышцы. Но он чувствовал, что его глаза полны страха.
Безмолвие, наполненное движением, движением жизни в холодной операционной.
Слизняк-инопланетянин поджидал Верну. Он появился из расположенного в
подвале входа в какое-то заведение, двигаясь так ловко, так быстро, что
Берни и Гребби застыли на месте, мгновенно забыв свой план зарезать
фоксмартина, схватить девушку и постараться поскорее смыться с места
происшествия. Он вытек из темноты и наполнил узкий проход влажными воплями
ярости. Фоксмартин попытался втиснуться между инопланетянином и Верной; но
слизняк поднялся, а потом обрушился на него. Раздался тошнотворный
чавкающий звук, материя, из которой состоял фоксмартин, превратилась в
мягкую бесформенную массу, хрустнули кости, вытек костный мозг, во все
стороны полетели куски плоти.
Когда слизняк соскользнул с останков фоксмартина, Верна закричала и
метнулась прочь от маслянистого серого червя, направившегося прямо к ней.
Берни принялся отчаянно ругаться. Гребби бросился вперед.
- Что, черт подери, ты можешь тут сделать? - спросил Берни, схватив за
руку своего напарника. Мы ее упустили, вот проклятье!
Однако Верна бросилась прямо к ним, а слизняк вытянулся, стараясь
заполнить собой проход, он струился за ней, точно приливная волна. Да, да,
она видела... образ растоптанного, лишенного жизни существа... видела
тысячи раз, словно одно зеркало отражалось в другом, а то-в третьем... и
так до бесконечности, тень за спиной реальности... только она не знала, что
все это значит... не хотела знать! Обслуживая инопланетян - каким бы
извращенным и мерзким ни было это занятие, - она получала единственно
доступную ей возможность сохранить рассудок, жить дальше, надеяться на то,
что рано или поздно найдется выход, что она сможет покинуть Землю. Да, она
знала, что фоксмартин умрет, но разве это имело какое-нибудь значение? Он
ведь не человек - так, нечто, существо, которое, будь оно в здравом уме, ни
за что не стало бы вступать в сексуальные отношения с человеком; ему это
было необходимо, потому что люди каким-то там образом его возбуждали. А
теперь она оказалась в ловушке...
Верна бросилась к Гребби и Берни, а слизняк продолжал неистовствовать,
издавая возмущенные булькающие звуки. Он был в ярости, он рассвирепел, он
продолжал тащиться за ней, волнуясь и раскачиваясь всем телом. Гребби
сделал шаг вперед, Верна наскочила на него, и они оба отлетели к стене.
Берни развернулся и бросился бежать в ту сторону, откуда они пришли.
Громадная тень, слизняк-инопланетянин вдруг словно распух, стал в три раза
больше, чем был до сих пор, и заполнил собой вход в аллею.
Берни увидел впереди свет и бросился к нему.
Неожиданно он почувствовал, как земля у него под ногами задрожала,
что-то посыпалось в механизме внизу, какие-то части... В ушах раздался
оглушительный вой, и он понял, что слышит его уже некоторое время. Вдруг
ему показалось, что сама аллея тяжело вздохнула, его отбросило в сторону,
лицом в расплавленное окно обреченного здания. Металлический тротуар
вспучился, Берни, отчаянно размахивая руками, наконец упал и сполз вниз по
стене. Сидя на куче искореженного металла, не сводя глаз с входа в аллею,
он вдруг увидел, что тело инопланетянина окутало голубое, а потом оранжевое
сияние.
Верна лежала совсем рядом со слизняком, так что жар обжег ей ногу.
Толстый маленький человечек, тот, с которым она столкнулась, остался где-то
под ее врагом. Он умер. Покинул этот мир. Как и фоксмартин.
А вот слизняк ревел от боли, рос прямо на глазах, становился все
больше и чудовищнее, вот он уже добрался до окон второго этажа. Верна не
понимала, что происходит. Слизняк взвыл еще отчаяннее, еще громче... Она
почувствовала горький запах озона, горящего стекла, кипящей смазки, серы.
Слизняк-инопланетянин вспыхнул синим, потом оранжевым огнем, казалось,
он светится изнутри... Затем сморщился, растекся, издал последний,
чмокающий стон боли и сгорел. Верна на четвереньках отползла подальше, в
сторону выхода из аллеи, света и ошеломленного человека, поднимающегося на
ноги. Может быть, он ей поможет.
- Эта мерзкая штука убила Гребби. Не знаю, что там произошло.
Совершенно неожиданно все вокруг как будто взбесилось. Машины,
расположенные под землей, всю ночь издавали странные звуки; похоже,
возникла перегрузка, не знаю. А может быть, виновата та мерзкая тварь -
какая-нибудь ее часть попала под плиты ограждения и повредила машину, вот
все и взорвалось. Мне кажется, она погибла, как на электрическом стуле...
не знаю я. Но девица здесь, и у нее есть то, что вам нужно, а я хочу
получить всю сумму - мою долю и долю Гребби!
- А ну-ка не кричи, подонок. Моя пациентка может прибыть в любой
момент.
Верна лежала на операционном столе и наблюдала за ними. Видела их.
Тени внутри теней внутри теней. Отражения. "Заплатите ему, доктор, -
подумала она, - это не имеет никакого значения. Он скоро умрет. И вы тоже.
А то, что произошло с Гребби, можно назвать удовольствием по сравнению с
тем, что ждет вас. Да благословит тебя Бог, Сидни, оставайся там, где ты
есть". Ей ничего не изменить, не залить спиртным возникающие перед глазами
картинки, не забыться, погружаясь в вонючую плоть существ из других миров и
с других звезд. Но через несколько минут, всего через несколько мгновений
она освободится от своей тяжкой ноши; ей даруют мир, хотя они и сами об
этом ничего еще не знают. "Заплатите ему, доктор, и давайте уже займемся
делом".
- Неужели нужно было избивать ее?
- Я ее не избивал, черт вас подери! Ударил всего один разок, я всегда
так делаю. Она не ранена. Вам же все равно нужны только глаза. Давайте
платите!
Кнокс-доктор достал деньги из небольшого мешочка, висевшего на поясе
комбинезона, отсчитал кредиты, количество которых удовлетворило охотника, и
спросил, словно эта мысль пришла ему в самый последний момент - так ребенок
пытается отыграть хотя бы одно очко уже после того, как он окончательно
сдался:
- В таком случае почему она вся в крови?
- Отвали, док, - прорычал Берни и принялся считать деньги. - Она
пыталась сбежать от того червя. И падала раз двести. Я же говорил. Если вас
не удовлетворяет товар, который я доставляю, поищите себе другого охотника.
Ну-ка скажите мне, сколько еще охотников доставили бы вам парочку
серо-голубых глазок за такое короткое время? Стоило вам позвонить, и вы
получили все, что хотели.
Доктор Брим не успел ответить на его вопрос. Радужная оболочка входа
расширилась, и в Кнокс-шоп ввалились три громадных флоридца, быстро обошли
операционную, проверили хранилище, офис, консультационный кабинет, мусорные
контейнеры, а потом вернулись к радужной оболочке входа и с оружием в руках
встали возле нее.
Брим и Берни молча за ними наблюдали,охотник, помимо воли, был
восхищен их сноровкой и готовностью исполнить любой приказ. Они были
представителями планеты с повышенной гравитацией, Берни однажды видел, как
флоридец пробил кулаком пластину из пластистила толщиной в два дюйма.
Один из инопланетян прошел сквозь радужную оболочку, что-то сказал -
ни Берни, ни доктор не видели кому,- а потом снова вернулся в операционную.
Прошло несколько мгновений, и стало слышно, как по проходу в Кнокс-шоп
двигается группа людей.
Кристабель Парсонс 26 появилась в операционной, жестом отпустила
телохранителей; остались лишь те трое, что вошли первыми. Затем она
хлопнула руками по бедрам, активизировав механизм протезов, поддерживавших
ее ноги. Она стояла, гордо выпрямившись, и оглядывалась по сторонам.
- Доктор, - сказала она, небрежно кивнув доктору Бриму вместо
приветствия, а потом перевела взгляд на охотника.
- Здравствуйте, директор. Рад вас видеть. Надеюсь, вы найдете...
- Довольно! - Она смотрела на Берни. - Этот человек должен умереть?
Берни попытался что-то сказать, но Брим быстро, испуганно проговорил:
- Нет, нет, конечно же, нет. Этот джентльмен очень помог в том, чтобы
привести наш план в ис пвлнение. Он как раз собирался уходить.
- Да, я ухожу.
Старуха жестом подозвала одного из охранников, и флоридец схватил
Берни за плечо. Охотник поморщился, хотя тяжеловес сейчас явно выступал в
роли швейцара. Он потащил Берни в сторону радужной оболочки; ни тот ни
другой в операционную не вернулись.
-А присутствие этих... э-э, джентльменов необходимо, директор? -
спросил доктор Брим. - Нам предстоит очень сложная операция, и они могут...
- Они будут помогать, - железным голосом проговорила Кристабель
Парсонс 26.
Потом снова коснулась своих бедер, что-то там нажала, и протезы
образовали вокруг ее высохших ног нечто, напоминающее паутину. После этого
она прошла через операционную и приблизилась к Берне, неподвижно лежавшей
на операционном столе. Брим удивился тому, что его клиентка не замечает
холода, царящего в помещении: он по-прежнему дрожал в своем утепленном
комбинезоне, она же была одета в полупрозрачное одеяние из мерцающих
перьев. Казалось, могущественная старуха не обращает ни малейшего внимания
на холод Кнокс-шопа.
Кристабель Парсонс 26 подошла к Берне и заглянула девушке в лицо.
Верна закрыла глаза. Директору Минэ не дано было узнать, почему девушка не
могла на нее смотреть.
-Я обладаю исключительным качеством, дитя, качеством абсолютной
честности. Если ты будешь вести себя хорошо, я сделаю все, чтобы ты ни на
секунду не пожалела о случившемся.
Верна открыла глаза. Кристабель Парсонс 26 с шумом выдохнула.
Они были именно такими, как нужно. Серо-голубые, внутри клубится
дивный, жутковатый туман, великолепные, потрясающие глаза.
- Что ты видишь? - спросила директор.
- Уставшую пожилую женщину, которая и сама не понимает, что больше
всего на свете хочет только одного - умереть.
Охранники сделали шаг вперед. Кристабель Парсонс 26 жестом остановила
их.
- Как раз наоборот, - сказала она, - я хочу жить, не только для
себя... но и для тебя тоже. Можешь не сомневаться, если ты нам поможешь,
получишь все, что пожелаешь.
Верна посмотрела на Кристабель Парсонс 26, увидела ее и поняла, что
старуха лжет. Вечные глаза всегда говорят правду. Эта древняя хищница
хотела заполучить в свое владение все; она готова пожертвовать ради этого
всеми. Могла ли Верна уповать на доброту и сострадание с ее стороны? В
самых незначительных количествах. Но если ты не можешь рассчитывать на
жалость со стороны собственной матери, разве можно ждать чего-нибудь от
чужого тебе человека?
- Я вам не верю.
- Тебе нужно только попросить. - Хищница улыбнулась.
На одно короткое мгновение. Выглядело это ужасно. Верна еще долго
видела эту отвратительную гримасу.
- Я хочу получить билет на корабль Дальнего Следования.
- До какого места?
- До какого захочу.
Директор махнула рукой в сторону одного из охран ников.
- Доставьте ей миллион кредитов. Нет. Пять миллионов.
Телохранитель поспешно покинул Кнокс-шоп.
- Пройдет всего несколько минут, и ты увидишь,
что я умею держать свое слово, - сказала Кристабель Парсонс 26. - Я
готова платить за удовольствия.
- Вы хотели сказать, что готовы заплатить за мою боль.
Директор повернулась к доктору Бриму:
- Ей будет больно?
- Почти нет. Должен признать, что главным образом больно будет вам.
Он стоял, сцепив перед собой руки: ребенок, который боится обидеть
могущественного взрослого.
- Ну а теперь расскажи мне, на что это похоже, велела Кристабель
Парсонс 26, и ее лицо осветилось волнением и ожиданием.
- Мутационный процесс еще не прошел всех стадий развития, директор.
Явление довольно редко встречается... - Брим замолчал, потому что его
посетительница метнула на него злобный взгляд.
Ее вопрос был адресован не ему.
Верна закрыла глаза и начала говорить. Она рассказала старухе о
видении. О способности увидеть тенденции - так рыба в подземных пещерах
видит изменение течения воды, так пчелы видят потоки ветра, а волки видят
тепло, излучаемое человеческим телом, так летучие мыши видят стены пещер в
абсолютной темноте. О способности видеть воспоминания, все, что когда-либо
с тобой случилось, плохое и хорошее, прекрасное и отвратительное, то, что
остается в памяти и что забывается, самые ранние и самые свежие события,
все это возникает мгновенно, четко, с подробностями, все твое прошлое
встает перед глазами - стоит тебе только пожелать. А еще Верна поведала
Кристабель Парсонс 26 о красках, ощущениях населяющих воздух бактерий, о
бесконечно незначительных нюансах строения дерева и камня, и металла, об
исключительно сложных изменениях, происходящих вокруг, изменениях, которые
не в состоянии уловить глаз обычного человека, например, о пламени
зажженной свечи, о том, какого цвета бывает мороз и дождь, луна и артерии,
пульсирующие под кожей человека; о немыслимом переплетении тонов и красок в
отпечатках пальцев на кредитах, таких причудливых, что они напоминают
картины старого художника Джексона Поллока. Верна рассказала, что видение
дает возможность увидеть мир таким, каким его не видит ни один человек.
Тени и связи, работу сложного механизма, коим является тело человека, день,
переходящий в ночь, пространство между пространством внутри пространства,
которое составляет улицы, невидимые нити соединяющие людей...
Верна говорила о видении, она поведала старой хищнице почти обо всем.
Кроме способности видеть всех, как в стробоскопе. Тени внутри теней, тени
рядом с тенями, тени, создающие отвратительные, мучительные, страшные
картины, которые ты не в силах больше переносить. Об этом она не говорила.
Где-то примерно в середине повествования вернулся охранник и положил в
карман ее платья пять миллионов кредитов.
Когда девушка замолчала, Кристабель Парсонс 26 повернулась к
Кнокс-доктору:
- Я хочу, чтобы вы сохранили ей жизнь, причинив как можно меньше
вреда. Вам следует позаботиться о ее благополучии в той же степени, как и о
моем. Надеюсь, вы меня поняли?
Бриму было явно не по себе. Он облизал губы, подобрался поближе к
директору Минэ (не сводя при этом глаз с флоридцев, которые продолжали
неподвижно занимать свои посты возле радужной оболочки входа).
-Могу я поговорить с вами наедине? - прошептал он.
-У меня нет секретов от этой девушки. Она готова наградить меня
великим даром. Можете относиться к ней так, словно она моя дочь.
Доктор сжал зубы. В конце концов, это ведь его операционная! Он здесь
главный, и не имеет никакого значения, что эта беспринципная старуха
обладает неограниченной властью. Он в упор посмотрел на Кристабель Парсонс
26, но она не отвела и не опустила взгляда. Тогда он подошел к
операционному столу, где лежала Верна - не в состоянии пошевелиться,
парализованная держателем, вмонтированным в стол. Доктор опустил
анестезиционный купол к ее лицу, и легкий, белоснежный туман мгновенно
заклубился в куполе.
- Должен сказать вам, директор, теперь она нас не Слышит...
(Однако Верна была в состоянии видеть рисунок слов, оставляющих в
воздухе след, так что она прекрасно поняла, что хотел сказать доктор Брим.)
- ...что пересадка мутировавших глаз по-прежнему считается нелегальным
бизнесом. Если уж называть вещи своими именами, эти операции приравниваются
к убийству; а учитывая, что деталей, необходимых для трансплантации,
недостаточно, Медиком относит это преступление к разряду особо тяжких. За
него полагается разрушительное воздействие на кору головного мозга.
Позволив этой девушке остаться в живых, вы страшно рискуете. Даже человек,
обладающий вашей властью, вряд ли будет чувствовать себя спокойно, зная.
что подобное существо находится на свободе и угрожает вашему благополучию.
Директор Минэ по-прежнему не сводила с него глаз. И Брим почему-то
подумал о ящерицах. А когда она прикрыла глаза всего на одно короткое
мгновение, он представил себе покрытые пленкой, беспрерывно мигающие глаза
пресмыкающегося.
- Доктор, девушка не доставит нам никаких неприятностей. Я хочу, чтобы
она оставалась в живых до тех пор, пока я не пойму, что она больше не может
меня ничему научить относительно того, как следует обращаться с глазами.
Брим был потрясен.
- Мне абсолютно наплевать на выражение вашего лица, доктор. Вы
считаете, что я веду себя нечестно с этой крошкой, и тем не менее именно вы
виноваты в том, что она попала в такое положение.
Вы оторвали ее от любимых ею людей или места, где она хотела бы
находиться, раздели догола, разложили на этом столе, точно это не человек,
а кусок мяса, лишили возможности двигаться, подвергли воздействию
анестезии; вы собираетесь лишить ее глаз, наградить радостями слепоты после
того, как она всю свою жизнь владела даром, недоступным обычному человеку.
И вы делаете все это не во имя науки, не ради процветания человечества,
даже не из любопытства - вы желаете получить за свою работу деньги. Я
считаю, что выражение вашего лица, доктор, оскорбительно. И советую вам
сделать все, что в ваших силах, чтобы изменить неблагоприятное впечатление,
которое у меня о вас сложилось.
Брим побледнел и задрожал еще сильнее - в комнате явно становилось все
холоднее. Он снова услышал голоса - его звали части человеческих тел,
плавающие в ванночках с питательным раствором. Краем глаза он заметил
какое-то движение.
- Я хочу только одного, доктор Брим, я хочу, чтобы вы дали мне
гарантии, что все будет проделано идеально. Я не потерплю ничего другого.
Мои телохранители получили соответствующие инструкции.
- Возможно, я являюсь единственным хирургом, способным сделать такую
операцию и дать гарантии, что.не возникнет никаких неприятных последствий.
То, как вы станете обращаться с глазами после операции, уже не мое
дело, дальше ситуация выходит из-под моего контроля.
- Результат будет мгновенным?
- Я вам это обещаю. Благодаря разработанной мной технологии, пересадка
пройдет легко и без проблем.
- А если что-нибудь пойдет не так... вы сможете пересадить глаза
вторично?
Брим колебался,
- Это достаточно сложно. Вы уже немолоды, существует определенный
риск; но это можно сделать. И снова должен вам сказать, что вряд ли с такой
операцией справится какой-нибудь другой хирург. Кроме того, она будет
стоить очень .дорого. Потому что потребуется новая пара здоровых глаз.
Кристабель Парсонс 26 одарила его еще одной из своих наводящих ужас
улыбок.
- Кажется, вы считаете, что вам недостаточно заплатили, доктор Брим?
Он промолчал. Ответа и не требовалось.
Верна все это видела и поняла. Если бы она могла улыбнуться, она бы
непременно это сделала; гораздо радостнее, чем директор Минэ. Стоит ей
умереть - а девушка не сомневалась, что так. и будет, - и придут покой и
освобождение. А нет - ну что ж... Хуже жизни нет ничего.
Теперь они расхаживали по комнате. От стены отодвинули еще один
операционный стол, подготовили, раздели Кристабель Парсонс 26, один из
оставшихся телохранителей поднял ее, точно высохшую ветвь дерева, и положил
на стол, Верна увидела испускающее легкое свечение вибрирующее острие
электронного скальпеля, приближающегося к своему лицу. Словно божественный
перст, она благословила его, подумав в самое последнее мгновение о матери.
Кристабель Парсонс 26, единственная владелица нескольких миров,
бесчисленного множества производств, целых народов, пресыщенная
путешественница по вселенной, которая уже давно не представляла для нее ни
малейшего интереса, открыла глаза.
Первым делом она увидела операционную, охранников у операционного
стола, не сводящих с нее напряженных взглядов, доктора, помогающего одеться
девушке возле другого операционного стола... там, где совсем недавно были
глаза девушки, зияли черные дыры.
Снаружи послышался какой-то шум. Один из охранников повернулся к
радужной оболочке входа, который по-прежнему оставался открытым.
Именно в этот момент ощущение нового видения накатило на директора
Минэ. Свет, мрак, дым, тени, сияние, прозрачные покровы, сумрак,
калейдоскоп цвета, оттенки - тонкие, изысканные, едва различимые, резкие,
яркие, ослепительные, насыщенные, строгие, хрустальные... и все это сразу,
в одно-единственное мгновение!
И кое-что еще. Гораздо важнее. О чем девушка не сказала, не выдала
даже намеком, не хотела, чтобы она знала! Тени внутри теней!
Кристабель Парсонс 26 увидела флоридцев. Увидела их впервые. Теперь
она знала, какими они будут в момент смерти. Словно ее глазам предстал
множественный образ, увиденный через увеличительное стекло портрет. Сначала
телесная оболочка, а потом - точно не имеющая границ аура, испускаемая ими
и одновременно им навязанная, - тысячи картин из их будущего. И как они
умрут, как будут выглядеть в смерти. Не само действие, не, то, как все
произойдет, а результат. Страшный, наводящий ужас результат насильно
отнятой жизни. Жизни гниющей, тошнотворной, безмерно уродливой, безобразнее
любой из картинок, рожденных воображением, потому что она увидела все это
благодаря вечным глазам, что улавливали все неразличимые для нормальных
глаз- детали, присущие вместилищам для хранения жизни, из которых эта жизнь
извлечена самым безжалостным образом. Кристабель Парсонс 26 повернула
голову; она не могла ни говорить, ни кричать, ни выть, как собака - а ей
так этого хотелось!.. И она увидела девушку и увидела доктора.
Невыносимое зрелище.
Директор резко села, не обращая внимания на боль в высохших ногах.
Открыла рот и заставила себя завопить.
Шум в прихожей стал громче, а через несколько секунд нечто заползло в
операционную.
Кристабель Парсонс 26 выла, словно животное, которое не в состоянии
справиться С охватившим его ужасом. Телохранители повернулись и посмотрели
на нее, в их глазах появились изумление и страх... а в это время в комнате
появился Берни. Она его увидела, и это было хуже всего, потому что он
умирал сейчас, из сосуда вытекала жизнь - прямо сейчас, у нее на глазах! Ее
вопль превратился в тоскливый собачий вой. Берни был не в состоянии
говорить - на его лице не осталось той части, которая могла бы произносить
звуки. Он с трудом видел окружающее, потому что у него остался всего один
глаз. Его лицо было покрыто кровью и разбито так, что и на лицо перестало
быть похоже. Громилафлоридец не был злым человеком, просто он родился на
Флориде, а его соплеменники были самыми настоящими варварами. Он потратил
на Берни немало времени.
Руки Брима замерли на застежке платья Верны, он бросил взгляд через ее
плечо и увидел ничем не напоминающую человека массу, ползущую по полу и
оставляющую за собой вонючие темные следы.
В глазах доктора появился ужас.
Флоридцы подняли оружие почти одновременно, но существо на полу крепко
сжимало пистолет, который оно - непонятно, необъяснимо, невероятно каким-то
образом умудрилось отнять у одного из убийц, и выстрелило. Голова
телохранителя качнулась, тело дернулось и повалилось на другого охранника.
Оба упали на операционный стол, где сидела директор Минэ и вопила, выла,
наполняя помещение дикими отчаянными стонами, исполненными смертной мукой.
Стол перевернулся, и старуха с вечными глазами упала на пол.
Брим понял, что произошло. Берни не увели. Он был настоящим глупцом,
когда поверил, что она позволит кому-нибудь из них остаться в живых. Пока
флоридец пытался высвободиться из-под трупа, прижавшего его к полу, доктор
Брим быстро схватил свой электронный скальпель и бросился на охранника. Они
сражались всего несколько мгновений, а потом Бриму удалось аккуратно
отрезать флоридцу голову. Из рук телохранителя выпало оружие. Брим с трудом
встал, покачнулся и наткнулся на силовой трансформатор. Дверца открылась, и
тогда Кноксдоктор, вцепившись рукой в грудь, сделал два шага вперед. Его
руки легко проникли в собственное тело, он удивленно на них посмотрел, а
потом рухнул на пол.
И кое-что еще. Гораздо важнее. О чем девушка не сказала, не выдала
даже намеком, не хотела, чтобы она знала! Тени внутри теней!
Кристабель Парсонс 26 увидела флоридцев. Увидела их впервые. Теперь
она знала, какими они будут в момент смерти. Словно ее глазам предстал
множественный образ, увиденный через увеличительное стекло портрет. Сначала
телесная оболочка, а потом - точно не имеющая границ, аура, испускаемая ими
и одновременно им навязанная, - тысячи картин из их будущего. И как они
умрут, как будут выглядеть в смерти. Не само действие, не, то, как все
произойдет, а результат. Страшный, наводящий ужас результат насильно
отнятой жизни. Жизни гниющей, тошнотворной, безмерно уродливой, безобразнее
любой из картинок, рожденных воображением, потому что она увидела все это
благодаря вечным глазам, что улавливали все неразличимые для нормальных
глаз- детали, присущие вместилищам для хранения жизни, из которых эта жизнь
извлечена самым безжалостным образом. Кристабель Парсонс 26 повернула
голову; она не могла ни говорить, ни кричать, ни выть, как собака-а ей так
этого хотелось!.. И она увидела девушку и увидела доктора.
Невыносимое зрелище.
Директор резко села, не обращая внимания на боль в высохших ногах.
Открыла рот и заставила себя завопить.
Шум в прихожей стал громче, а через несколько секунд нечто заползло в
операционную.
Кристабель Парсонс 26 выла, словно животное, которое не в состоянии
справиться с охватившим его ужасом. Телохранители повернулись и посмотрели
на нее, в их глазах появились изумление и страх... а в это время в комнате
появился Берни. Она его увидела, и это было хуже всего, потому что он
умирал сейчас, из сосуда вытекала жизнь - прямо сейчас, у нее на глазах! Ее
вопль превратился в тоскливый собачий вой. Берни был не в состоянии
говорить - на его лице не осталось той части, которая могла бы произносить
звуки. Он с трудом видел окружающее, потому что у него остался всего один
глаз. Его лицо было покрыто кровью и разбито так, что и на лицо перестало
быть похоже. Громилафлоридец не был злым человеком, просто он родился на
Флориде, а его соплеменники были самыми настоящими варварами. Он потратил
на Берни немало времени.
Руки Брима замерли на застежке платья Верны, он бросил взгляд через ее
плечо и увидел ничем не напоминающую человека массу, ползущую по полу и
оставляющую за собой вонючие темные следы.
В глазах доктора появился ужас.
Флоридцы подняли оружие почти одновременно, но существо на полу крепко
сжимало пистолет, который оно - непонятно, необъяснимо, невероятно каким-то
образом умудрилось отнять у одного из убийц, и выстрелило. Голова
телохранителя качнулась, тело дернулось и повалилось на другого охранника.
Оба упали на операционный стол, где сидела директор Минэ и вопила, выла,
наполняя помещение дикими отчаянными стонами, исполненными смертной мукой.
Стол перевернулся, и старуха с вечными глазами упала на пол.
Брим понял, что произошло. Берни не увели. Он был настоящим глупцом,
когда поверил, что она позволит кому-нибудь из них остаться в живых. Пока
флоридец пытался высвободиться из-под трупа, прижавшего его к полу, доктор
Брим быстро схватил свой электронный скальпель и бросился на охранника. Они
сражались всего несколько мгновений, а потом Бриму удалось аккуратно
отрезать флоридцу голову. Из рук телохранителя выпало оружие. Брим с трудом
встал, покачнулся и наткнулся на силовой трансформатор. Дверца открылась, и
тогда Кноксдоктор, вцепившись рукой в грудь, сделал два шага вперед. Его
руки легко проникли в собственное тело, он удивленно на них посмотрел, а
потом рухнул на пол.
Что-то тихо булькнуло, и то, что совсем недавно было охотником Берни,
испустило дух. В доме мертвецов воцарилась тишина.
Тишина, если не считать непрерывных рыданий Кристабель Парсоне 26. Она
испускала такие всепоглощающие стенания, такие страшные, нечеловеческие
вопли, что они стали чем-то вроде тикающих в тишине часов, непрекращающейся
жизни уснувшего города. Привычный звук, на который не обращаешь внимания.
Верна все слышала, но не знала, что произошло. Она опустилась на
колени и поползла в сторону радужной оболочки, по крайней мере, так ей
казалось. Кончиками пальцев левой руки она наткнулась на что-то влажное,
поползла дальше. Кончиками пальцев правой руки дотронулась до чего-то
тёплого и неподвижного, провела рукой, нащупала изуродованное тело. Справа
доносился какой-то равномерный шелест - Верна догадалась, что это работает
не выключенный электронный скальпель, который терзает пустоту, не понимая,
что больше никому не может причинить вреда.
Затем она нащупала дверцу и поняла, что оказалась около контейнера,
довольно большого. Тогда Верна заползла в него, закрыла дверцу и лежала там
очень тихо.
Прошло совсем немного времени, в операционной возникло какое-то
движение, телохранители Кристабель Парсоне 26, задержавшиеся по причинам,
которые так и остались неизвестными Берне, подняли ее на руки и унесли, а
могущественная властительница миров продолжала выть, потому что появились
новые люди, и она поняла, что скоро увидит то, чего панически боится и не
хочет увидеть. Собственное отражение, себя в момент смерти; она знала, что
будет находиться в здравом уме и памяти и сможет осознать увиденное.
Издалека, постепенный наплыв, крупный план.
Из диспетчерской башни административного порта САШ видно, что корабль
Дальнего Следования находится на посадочной полосе, затем начинает медленно
отплывать от своего причала. Белая дымка, или пар, или, может быть,
ионизированный туман поднимается над посадочной полосой, когда стартует
корабль. Огромное судно уходит в небо, а мы наводим на него свои объективы.
Продвигаемся вперед, присматриваемся к кораблю повнимательнее, снимаем его
блестящий бок, а потом быстро переключаем внимание на его внутренности.
Все чувствуют себя превосходно. Все наблюдают за тем, как планета
Земля исчезает из виду, словно окно, украшенное прекрасными витражами.
Экраны в главной кают-компании показывают Конецсвета и СМП, и северную
пустыню, и изъеденный разложением земной шар, а корабль мчится прочь, в
непроглядный мрак космоса.
Это видят все пассажиры. Они видят корабль, друг друга, страницы книг,
которые держат в руках, надежду на лучшее будущее, что поджидает их в конце
путешествия. Они все видят.
Но вот, присмотревшись повнимательнее, мы замечаем, что одна
пассажирка слепа. Она сидит, выпрямившись в своем кресле, положив руки на
колени. Она прекрасно одета и, если не считать темных пятен под изысканной
непрозрачной лентой, прикрывающей глаза, ее можно было бы назвать красивой.
Мы даем наплыв, делаем снимок крупным планом и только тогда замечаем, что
изящество и привлекательность женщины рождены чувством всепоглощающего
покоя и удовлетворения, написанным у нее на лице.
Давайте задержимся на одно короткое мгновение и рассмотрим это лицо
повнимательнее. Женщина поразительно спокойна. Нам бы следовало пожалеть
ее, потому что мы знаем, что слепота, неспособность видеть мир - это
ужасное несчастье, проклятье, выпадающее на долю человека. И тогда нам
приходит в голову, что это, вероятно, замечательная женщина, раз она сумела
смириться с таким трагическим положением вещей и продолжает жить дальше.
Нам кажется, что, если бы нас лишили зрения, мы бы точно покончили все
счеты с жизнью. А мрак Вселенной окутывает корабль, направляющийся к другим
мирам.
"Если б врата познания были открыты, людям открылась бы
бесконечность".
Уильям Блейк. "Бракосочетание Рая и Ада[ Перевод А. Я. Сергеева.]