Код произведения: 1589
Автор: Брэдбери Рэй
Наименование: Возвращение
Рэй Бредбери
Возвращение
Перевод Н. Казаковой
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
- Идут! - сказала Сеси, неподвижно лежа на постели.
- Где же они? - завопил Тимоти, появляясь в дверях.
- Кто - где. Одни - над Европой, другие - летят над
Азией, третьи - еще над Островами, а кто-то над Южной
Америкой, - не открывая глаз, ответила Сеси, чуть дрогнув
длинными, пушистыми ресницами.
Скрипнув половицей, Тимоти сделал осторожный шаг к
постели.
- А КТО они?
- Дядюшка Эйнар, дядюшка Фрай с кузеном Уильямом, Фрульда
и Хельгар с тетей Морганой, кузен Вивьен и дядюшка Иоганн.
- Они высоко в небе? - не справившись с волнением,
взвизгнул Тимоти, восторженно поблескивая серыми глазенками.
В минуты восторга он выглядел младше своих четырнадцати лет.
Дом, погруженный в темноту, чуть подрагивал под порывами
усиливающегося ветра. В комнату слабо проникал звездный
свет.
- Они летят по воздуху, крадутся по земле, пробираются
под землей, меняя по пути свое обличье, - неразборчиво
прошелестел сонный голос Сеси. Она лежала не шевелясь,
полностью ушедшая в свои видения, и рассказывала:
- Вот кто-то, обернувшись волком, уходит от водопада по
отмели черной реки, в неровном свете звезд серебрится его
шерсть. Коричневый дубовый лист плавно парит в ночном небе.
Промелькнула маленькая летучая мышь. Я вижу, я вижу, как
они пробираются сквозь густой подлесок, скользят между
верхушками деревьев. Скоро они будут здесь!
- А они успеют к завтрашней ночи? - Тимоти не замечал,
как его руки комкают одеяло и как все быстрее раскачивается
свисающая с его рукава серебряная паутинка, на которой паук
исполнял свои диковинные танцы. Тимоти склонился над
сестрой:
- Они точно успеют к Возвращению?
- Конечно, Тимоти, успокойся, - вздохнула Сеси. Она
вдруг впала в какое-то оцепенение. - Не приставай ко мне со
своими вопросами. Иди спать. А я пойду поброжу по своим
любимым местам.
- Спасибо тебе, Сеси.
Вприпрыжку он побежал в свою комнату. Разобрал постель и
быстро улегся.
Он проснулся, на закате, когда в небе зажигались первые
звезды. Радостное ожидание праздника переполняло Тимоти, и
желание поделиться своими чувствами привело его в комнату
Сеси.
Но она спала, так тихо, что не слышно было даже дыхания.
Пока Тимоти умывался, паук висел на своей паутинке,
перекинутой через тонкую шею мальчика.
- Спайд, ты только подумай, завтрашняя ночь - канун Дня
Всех Святых!
Он задрал голову и посмотрел на себя в зеркало. Во всем
доме лишь ему было позволено иметь зеркало. Ма дала его
Тимоти, когда он тяжело болел.
Ах, ну почему он такой ущербный? Собственная
неполноценность приводила Тимоти в отчаяние. Он открыл рот
и стал разглядывать свои зубы, будто в насмешку отпущенные
ему природой, похожие на кукурузные зерна - округлые,
слабые. Радостное настроение сменилось унынием.
Темнота была хоть глаз выколи - Тимоти зажег свечу, чтобы
было не так жутко и неуютно. Он совсем сник.
Всю последнюю неделю семья жила по заведенному в
незапамятные времена обычаю: днем спали, просыпались на
закате. Под глазами у Тимоти залегли глубокие тени.
- Что-то мне не по себе, Спайд, - пожаловался Тимоти
своему маленькому приятелю, - я никак не могу привыкнуть,
как другие, спать днем.
Он взялся за подсвечник. Как хотелось ему иметь крепкие
острые зубы и клыки, как стальные шипы. Или сильные руки,
или по крайней мере изворотливый ум. Или, как Сеси, уметь
переноситься куда захочешь и путешествовать в пространстве.
Но увы, природа обделила его. Он даже - Тимоти поежился
и крепче сжал светильник - боится темноты. Братья - Бион,
Леонард, Сэм - насмехаются над ним. Больше всего их веселит
постель Тимоти. Другое дело - Сеси. Ее постель - часть ее
самой, она необходима Сеси для ее путешествий, т. е. для
того, чтобы ей было удобно возвращаться в свою уютно
устроившуюся под одеялом оболочку.
А Тимоти? Разве он может, как все остальные, уснуть в
великолепном полированном ящике? Ни за что. Ма позволила
ему жить в отдельной комнате, спать на кровати, даже иметь
свое собственное зеркало. Ничего удивительного, что вся
семья считает его ненормальным и чурается его, словно
юродивого. Эх, если бы у него выросли крылья! Тимоти
задрал рубашку и изогнулся, чтобы посмотреть на спину в
зеркало. У него вырвался тяжелый вздох. Безнадежно!
Никогда ему не стать таким, как все.
Из-под лестницы доносились волнующие непонятные звуки,
все стены сверху донизу были обиты лентами из легкого
черного крепа.
Потрескивающие черные свечи озаряли ступени неровным
пламенем. Пронзительному голосу Ма откуда-то из погреба
вторил папин бас. Вернувшийся из Старой деревни Бион сновал
туда-сюда, перетаскивал в дом большие наполненные кувшины.
- Спайд, мне пора на праздник.
Паук исчез, унося с собой серебристую нить, и Тим остался
в одиночестве. Ему было ведено до блеска отполировать
ящики, набрать пауков и поганок, развесить креповые шторы и
поменьше показываться на глаза, когда начнут прибывать
гости. Чем меньше будет видно и слышно этого недотепу, тем
лучше для всех.
Стук каблучков и радостные вопли, заполонившие дом,
возвестили о появлении Лауры.
- Возвращение! Возвращение! - доносилось отовсюду. Тим
задержался около комнаты Сеси, но она спала. Лишь раз в
месяц она выходила из своей комнаты, проводя все остальное
время в постели. Милая, чудесная Сеси. Ему неудержимо
захотелось поговорить с ней, спросить:
- Где ты, Сеси? Кого выбрала на этот раз, чью оболочку?
Что ты делаешь? А может, ты над своими любимыми холмами?
Как там?
Так и не решившись зайти, Тимоти заглянул к Эллен.
Сестра сидела на столе, разбирая груду срезанных волос.
Они переливались под ее пальцами всеми цветами радуги.
Белокурые локоны лежали среди огненно-рыжих и иссиня-черных
прядей, а рядом с этим великолепием белела горстка ногтей,
похожих на маленькие сабельки. Все это Эллен приносила из
салона красоты в Меллин-Вилидж, где работала маникюршей В
углу комнаты стоял аккуратный ящик красного дерева с именем
Эллен на крышке.
Не поднимая головы, Эллен коротко бросила:
- Сгинь У меня из рук все валится, когда на меня
таращатся всякие болваны.
- Ну, Эллен, праздник ведь! Канун Возвращения! -
примирительно начал Тимоти.
Эллен презрительно фыркнула:
- Ха! А тебе-то что? - Отобрав несколько "сабелек", она
высыпала их в крохотный белый саквояжик, прикрепив к нему
этикетку. - Марш в кровать, а то я тебе придумаю такой
подарок - не обрадуешься.
Тим вспыхнул, жаркий румянец залил его щеки.
- Да, но меня просили помочь накрыть на стол,
отполировать ящики и вообще...
- И вообще, - сухо прервала его Эллен, - если ты сию
минуту не уберешься отсюда, то утром в постели тебя будет
поджидать дюжина бешеных устриц. Пока, Тимоти.
Вне себя от обиды, Тим выскочил на лестницу и налетел на
Лауру.
- Поосторожней, смотреть надо, куда несешься, - процедила
она сквозь зубы и исчезла.
Тим рванулся к распахнутой двери в погреб, потянул носом,
вдыхая запах влажной земли и прелых листьев, тихонечко
позвал:
- Папа?
С лестницы прогремел раздраженный голос отца:
- Времени в обрез, скоро гости, а у нас еще ничего не
готово. Давай спускайся, да пошевеливайся.
Тимоти помешкал еще мгновенье, чутко прислушиваясь к
разноголосице звуков, разносившихся по дому. Грохоча
башмаками, мимо протопали ожесточенно спорящие о чем-то
братья.
Тимоти кинул взгляд на родных, лихорадочно готовящихся к
празднику. До чего быстро они сновали по дому: Леонард - в
обнимку со своим черным докторским саквояжем, Сэмюэл - с
огромным фолиантом под мышкой и ворохом креповых занавесок в
бескровных руках, Бион - перетаскивающий в дом запечатанные
кувшины.
Отец оторвался от ящика, на который он наводил
окончательный блеск, хмуро посмотрел на сына, грохнул
кулаком по зеркально отполированной крышке и дал Тимоти
тряпку.
- Быстро протри его еще разок, и возьмемся за следующий.
И не спи на ходу.
Водя тряпкой по дереву, Тимоти заглянул в ящик.
- Па, а дядюшка Эйнар очень большой?
- Ага.
- Он великан?
- Отстань. Этот ящик ему придется впору.
- Ну, мне же интересно. Семь футов в нем будет?
- Да замолчишь ты наконец или нет?!
Около девяти вечера Тимоти, зябко поеживаясь, поплелся на
луг за поганками и пауками. Он собирал их, а ветер,
по-осеннему переменчивый, то обдавал его своим теплым
дыханием, то заставлял дрожать от холода. Сердце билось в
нетерпеливом ожидании. Сколько все-таки Ма позвала гостей?
Полсотни? Сотню? Проходя мимо фермерского жилья, Тимоти
усмехнулся освещенным окнам:
- У нас тут такое скоро начнется - вам и не снилось!
Он поднялся на холм и осмотрелся, в нескольких милях от
подножия холма раскинулся город, погруженный в сон, едва
различим был белый циферблат башенных часов. И в городе,
конечно, ни о чем не догадываются.
Домой Тимоти возвращался, сгибаясь под тяжестью сосудов с
пауками и поганками.
В часовенке под лестницей подходила к концу короткая
праздничная церемония. Из года в год она оставалась
неизменной. Па монотонно читал Черную Книгу, а прекрасные
мамины руки, будто выточенные из слоновой кости, чертили в
воздухе магические знаки. Все были в сборе, кроме Сеси,
которая по обыкновению не выходила из комнаты, но ее
присутствие чувствовал каждый. Она пристально следила за
происходящим то глазами Биона, то Сэмюэла, то Ма; вдруг
чувствовалось, что она вселилась в тебя самого, всего на
миг, неуловимый и быстротечный.
Внутри у Тимоти все сжалось. Он мысленно обратился к
Повелителю Тьмы:
- Пожалуйста, я очень Тебя прошу, сделай так, чтобы я
поскорее вырос и стал таким, как мои братья и сестры. Я так
мечтаю быть на них похожим. Я хочу уметь плести из волос
разные штуки, как Эллен, заставлять влюбляться без памяти,
как это делает Лаура, читать умные книги, как Сэм, или быть
уважаемым, как Лео и Бион Или, - размечтался мальчик, -
создать семью, как наши Па и Ма.
В полночь разразился страшный ураган, от которого
задрожали стены. Нестерпимо белым светом сверкнула молния.
Из непроглядной дали надвигался смерч - он подкрадывался,
приникая к сырой ночной земле, пробовал ее на вкус,
принюхивался и продолжал свой путь, оставляя за собой
неровные шрамы.
Входная дверь с шумом сорвалась с петель, но не упала, а
повисла на каком- то крюке, и в комнате с важным видом
появились величественные Бабушка и Дедушка, проделавшие
неблизкий путь ОТТУДА, чтобы встретиться с детьми и внуками.
С каждым часом прибывали новые гости.
За окном хлопали крылья, был слышен чей-то осторожный
стук на крыльце, кто- то нетерпеливо барабанил в дверь с
черного хода. С крыши доносилось завывание ветра в печных
трубах Ма до краев наполнила гигантскую чашу из прозрачного
хрусталя алой жидкостью, которую раздобыл Бион. Па носился
по комнатам, зажигая новые свечи, Эллен с Лаурой торопливо
толкли сушеные коренья аконита (1).
С застывшим, как восковая маска, лицом Тимоти стоял
посреди всей этой дикой неразберихи, пытаясь унять противную
дрожь в руках, и наблюдал за тем, что творилось вокруг.
Непрерывно хлопали двери, впуская все новых гостей. Их
встречали шумными приветствиями, взрывами смеха. Булькало
содержимое кувшинов, разливаемых по бокалам, ставни ходили
ходуном, мелькали тени, и крылатые гости с топотом
расхаживали по дому.
- Ну-ка, ну-ка, а ведь это, наверно, и есть Тимоти.
- Что?
Его заметили.
Тимоти почувствовал прикосновение чьей-то холодной руки.
Над ним склонилось узкое продолговатое лицо в обрамлении
длинных волос.
- Хороший мальчуган, забавный, - сказал незнакомец.
- Познакомься, Тим, - вмешалась Ма, - это дядюшка
Джейсон.
- Здравствуйте, дядюшка Джейсон...
- А здесь у нас... - Не дав раскрыть Тимоти рта, Ма
увлекла дядю за собой. Тот оглянулся через плечо и
заговорщически подмигнул мальчику.
Тим остался один.
В темноте мигало неровное пламя свечей.
Откуда-то издалека слышался высокий и пронзительный,
похожий на звуки флейты голос Эллен.
- А какие у меня умные братцы! Чем, вы думаете, они
занимаются, а, тетя Моргана?
- Даже не могу себе представить.
- Они работают в городском похоронном бюро.
- Вот это да! - пронесся громкий гул восхищения.
Пронзительный смех не смолкал ни на минуту.
- Правда, правда! Это большая удача для нашей семьи...
Тим стоял, боясь шевельнуться Смех на минуту прекратился:
- Они обеспечивают Ма, Па и нас всем необходимым. Всех
нас, ну, кроме Тимоти, конечно, - решила поучаствовать в
беседе Лаура. Наступило неловкое молчание. Дядя Джейсон
поинтересовался.
- Да? Почему же? Продолжай, что там Тимоти.
- Ох, Лаура, придержи язык, - вздохнула Ма.
Но Лауру было не остановить Тим зажмурился.
- Дело в том, что... ну как бы это сказать... Тимоти не
любит крови. Он такой чувствительный.
- Ничего, еще научится. У него все впереди, -твердо
произнесла Ма. - Он мой сын, и он обязательно научится. В
конце концов он еще мал, ему всего четырнадцать лет.
- Но меня с младенчества вскармливали кровью, -
возмущенно прогремел дядя Джейсон, раскаты его голоса гулко
отдались по всему дому. Арфист-ветер перебирал струны
деревьев. Капли дождя мелко барабанили в окно, скатываясь в
темноту: "с младенчества".
Кусая губы, Тимоти открыл глаза.
- Это я во всем виновата, - заступилась за сына Ма, уводя
гостей на кухню. - Я по-всякому пыталась заставить его. Но
детей нельзя ни к чему принуждать. Ничего хорошего из этого
не выходит. Возникает отвращение к тому, что их заставляют
делать, и они никогда не приобретут вкуса к таким вещам.
Взгляните на Биона, ему уже тринадцать было, когда...
- Возможно, вы и правы, - извиняясь, буркнул дядюшка
Джейсон, - и у Тимоти все со временем образуется.
- Я в этом не сомневаюсь, - с вызовом ответила Ма. Огонь
свечей то затихал, то разгорался, по стенам бегали тени.
Тиму стало холодно. Ноздри приятно щекотал запах горячего
воска. Покрепче зажав в руке подсвечник, он отправился
бродить по дому, делая вид, что поправляет отцепившиеся
черные ленты.
- Тимоти, - шепот, похожий на шипение змеи, шел из-за
разрисованной перегородки. Кто-то шумно выдохнул:
- Тимоти боится темноты.
Ну, конечно, это голос Леонарда. Ненавистный братец Лео!
- Просто я люблю свечи, - прошептал Тим.
Вновь сверкнула молния и ударил гром. Всеми овладело
безудержное веселье. Отдельные взрывы смеха слились в
непрерывный оглушительный звук наполнивший дом, подобно реву
водопада. Густой туман колыхался в дверном проеме, норовя
вползти в дом. Из тумана, складывая на ходу крылья,
торжественно появилась высокая фигура - дядюшка Эйнар!
Тимоти подпрыгнул, как кузнечик, и кинулся прямо в туман,
расползавшийся по комнате причудливо переплетенной зеленой
тенью. Тим бросился к дядюшке Эйнару, и тот высоко поднял
мальчика.
- Да у тебя выросли крылья, - с этими словами Эйнар
легко, как пушинку, подбросил Тимоти вверх.
- Крылья, Тимоти, ты летишь!
Лица всех присутствующих, как по команде, обратились к
ним. Далеко внизу Тимоти увидел лица гостей и домашних,
обращенные наверх Темнота крутилась вокруг гигантским
колесом. Стены дома словно перестали существовать. Тимоти
почувствовал такую легкость и свободу, словно сам
превратился в порыв ветра. Он раскинул руки, как крылья, и
опять полетел вверх, посланный сильными руками дядюшки
Эйнара.
- Лети, Тимоти, - звучно и отчетливо прозвучали слова
дядюшки Эйнара - лети, у тебя же есть крылья! Крылья!
Тимоти был так переполнен восторгом, что лишился дара
речи, с губ срывался бессвязный лепет. А дядюшка Эйнар
снова и снова подбрасывал его высоко вверх.
Ветер, принеся потоки дождя, с новой силой обрушился на
дом. Заметалось пламя свечей, жалобно заскрипели старые
балки. Фигурка мальчика, взлетавшая к мерно раскачивающейся
люстре, приковала к себе внимание десятков пар глаз,
светящихся из всех углов комнаты, словно огоньки свечей.
Но тут возглас дядюшки Эйнара "Довольно" оборвал
представление. Могучие руки бережно опустили Тимоти вниз, и
он, задыхаясь от восторга, рухнул на пол. И залепетал,
счастливо всхлипывая:
- Дядюшка, дядюшка!..
- Что, малыш, понравилось? А, Тимоти? - спросил Эйнар,
наклонившись, и ласково взъерошил волосы мальчугана: "Ну,
ну, успокойся, все хорошо".
Светало. Уставшие гости разбрелись по комнатам к
приготовленным для них ящикам, чтобы успеть выспаться днем,
а с заходом солнца продолжить праздник.
Дядюшка Эйнар направился в сторону погреба, и
беспорядочной толпой за ним потянулись остальные. Впереди
шла Ма, показывая дорогу к длинным рядам отполированных до
блеска ящиков.
Насвистывая незнакомую мелодию, Эйнар удивительно ловко
пробирался по узкому извилистому коридору. Зеленые крылья,
словно спущенные паруса, волочились у него за спиной; когда
он случайно за что-то задевал, раздавался звук, от которого
еще долго звенело в ушах.
А наверху в своей комнате лежал Тимоти, вновь и вновь
переживая события этой ночи, и изо всех сил убеждал себя,
что темнота - это вовсе не страшно. Ведь в темноте,
оставаясь незамеченным, можно натворить столько всего, и
главное, что и ругать никто не будет, поскольку никто ничего
не видел. Да и вообще Тимоти ничего не имеет против
темноты, она ему даже нравится, только по-своему,
по-Тимотиному. Просто иногда бывает так темно, что
подмывает вскочить и кричать, кричать, пока мрак не
рассеется.
В погребе царила тишина. Ни звука не доносилось из-за
плотно закрытых дверей черного дерева, запертых изнутри. По
углам спали уставшие гости. На небе сияло солнце, и
странный дом стоял погруженный в сон.
Закат. Дом вдруг стал похож на потревоженное гнездо
летучих мышей, с пронзительным визгом и громким хлопаньем
крыльев разлетающихся кто куда. Сами собой, будто по
мановению волшебной палочки, распахивались ящики, в темноте
подземелья шаркали торопливые шаги постояльцев, покидавших
свое сырое пристанище, чтобы присоединиться к тем, кто
пробудился раньше. В двери и окна нетерпеливо барабанили
опоздавшие к началу праздника.
Гости скидывали на руки Тимоти промокшие под проливным
дождем плащи, накидки, вуали, шляпы, и он носил в чулан
груды мокрой одежды, сгибаясь под их тяжестью. В комнатах
яблоку было негде упасть. Чей-то язвительный смех, как
подброшенный мячик, оттолкнулся от одной стены, ударился о
другую, обогнул дверной косяк и покатился по комнатам, где и
настиг Тимоти, спрятавшегося от чужих взглядов в самом
дальнем уголке дома.
Волоча за собой длинный хвост, по полу пробежала мышь.
- Добро пожаловать, милая племянница Либерсроутер! -
раздался голос Па над ухом у Тимоти. Отец, похоже, не
замечал мальчика. Тимоти совсем затолкали, чьи-то локти
впивались в него, и никто не обращал на него никакого
внимания.
Наконец он не выдержал и незаметно улизнул наверх.
Просунув голову в дверь комнаты Сеси, Тим тихонько окликнул
ее.
- Сеси, ты здесь?
И, не дождавшись ответа, спросил чуть громче:
- Где ты сейчас?
После долгого молчания он услышал:
- Я в Королевской долине, неподалеку от Соленого озера, у
бурлящего гейзера; здесь сыро и тихо. Я вселилась в жену
местного фермера. Сижу на крыльце и могу заставить делать и
думать все, что мне захочется. Солнце уже садится.
- Расскажи мне про гейзер, - попросил Тимоти.
- Прислушайся, и ты услышишь шипение и бульканье, -
начала она медленно и плавно, как в церкви. - Маленькие
серые пузыри пара вырываются наружу. Они похожи на лысые
головы, выныривающие из густого сиропа. Потом они лопаются,
как воздушные шары, и с чавканьем и хлюпаньем падают на
землю. Освободившись от лопнувшей оболочки, пар комками
пуха уплывает ввысь. Как в давно забытые времена, сильно
пахнет горящей серой. Много миллионов лет назад в это
варево оступился динозавр.
- Его не стало?
Мышонок, покрутившись у ног фермерши, юркнул в щель под
полом. Еще через мгновение невесть откуда возникла
удивительной красоты женщина. Прислонясь к дверному косяку,
она улыбнулась чарующей белозубой улыбкой.
Что-то бесформенное прижалось снаружи к залитому струями
дождя кухонному окну. С плачем и стоном, шумно вздыхая, оно
билось о стекло, но Тимоти почти не замечал этого. Он
ничего не видел вокруг себя. Мысли его блуждали вне дома и
были полностью сосредоточены на происходящем. Ветер сбивал
его с ног, дождь хлестал по щекам, мерцающая тьма неодолимо
манила к себе. Вытянутые колышущиеся фигуры, выделывая
диковинные пируэты, кружились под нездешние звуки вальса.
В поднятых бутылях мерцали искорки света. От выскочивших
с оглушительным треском пробок во все стороны полетели
крохотные комочки земли, паук сорвался вниз и, смешно
выбрасывая длинные ноги, убежал в щель.
Тимоти вздрогнул и оглянулся. Он снова был дома, слышал
недовольный голос Ма: "Тимоти, подай, Тимоти, принеси,
сбегай туда, сбегай сюда, помоги, накрой на стол, расставь
тарелки, разложи еду", - и так без конца: торжество
продолжалось.
- Да, его не стало. Совсем, - полураскрытые губы Сеси
сонно шевельнулись, они медленно роняли слова:
- Мозг этой женщины... Да, я сейчас в нем, мое зрение -
это ее зрение; пугающе неподвижная гладь моря, - кажется,
что по ней можно вышивать, - простирается так далеко,
насколько хватает глаз. Я сижу на крыльце и жду мужа - ему
уже пора вернуться. Время от времени из воды выпрыгивает
какая- то рыбешка и с негромким плеском шлепается обратно, в
свете звезд блестит ее чешуя. Долина, море, несколько
машин, деревянное крыльцо, я в кресле- качалке - и тишина.
- Дальше, Сеси, дальше.
- Я поднимаюсь с кресла...
- Рассказывай, что дальше.
- Выхожу из дома, иду в сторону гейзера. Аэропланы
проносятся у меня над головой, словно доисторические птицы.
А потом все опять затихает и умолкает.
- Сеси, ты скоро вернешься?
- Я вернусь, когда мне как-то удастся изменить жизнь этой
женщины, как только мне станет здесь скучно. Я спускаюсь с
крылечка, держась за деревянные перила. Я устала, мне
тяжело идти, ступеньки скрипят у меня под ногами.
- Где ты сейчас?
- Совсем близко от гейзера. Меня окутывают серные
испарения. Я смотрю, как растут пузырьки на поверхности
гейзера, они становятся все больше и - лопаются.
Вот, чуть не задев меня, с пронзительным криком пролетела
птица. И вот я уже в ней и улетаю. С высоты мои глаза
птицы, круглые, как бусинки, видят, как внизу женщина
медленно ступает по деревянным мосткам прямо к гейзеру.
Шаг, другой, третий... Раздается звук, будто от падения
большого камня в болото. Описываю круг над этим местом и
вижу белую руку, исчезающую в серой раскаленной грязи...
Теперь - быстро домой, скорей, скорей!
Огромные сияющие глаза Сеси широко распахнулись и
загорелись радостным возбуждением:
- Вот я и дома.
Помолчав с минуту, осмелевший Тим робко заикнулся:
- Знаешь, там, внизу - праздник Возвращения. Народу
собралось - море!
- Так почему же ты здесь?
Сеси взяла брата за руку:
- Хочешь попросить о чем-то? - Она лукаво улыбнулась: -
Ну, говори, раз уж пришел.
- Я не хочу тебя ни о чем просить, - начал было Тимоти,
но тут же перебил сам себя:
- Ну, почти ни о чем, это такая малость. О Сеси! -
Слова вдруг полились неудержимым потоком. Не переводя
дыхания, Тим выпалил все то, что мучило его эти дни, он
буквально захлебывался от переживаний: - Я так хочу
выкинуть что-нибудь эдакое, чтобы они ну хоть разочек
обратили на меня внимание, чтобы меня приняли за своего, но
я ничего, понимаешь, ни-че-го не умею, мне так стыдно, и я
надеялся, ну, я думал, что ты бы могла...
- Пожалуй, я могла бы сделать то, о чем ты просишь. -
Полузакрыв глаза, Сеси таинственно улыбнулась: - Выпрямись.
Стой спокойно.
Тимоти безропотно повиновался.
- Теперь закрой глаза и выбрось все из головы.
Тимоти замер и изо всех сил сосредоточился на мысли о
том, что он ни о чем не думает.
Сеси вздохнула:
- Ну, пошли вниз.
Неуловимым движением она переселилась в Тимоти, и теперь
худенькое тельце брата обтягивало ее, как перчатка руку.
- Смотрите все на меня, - с этими словами Тимоти поднес
ко рту бокал с теплой алой жидкостью. Подождав, пока глаза
родственников обратятся на него, он осушил его до дна.
Затем, протянув руку в сторону Лауры, прошептал
заклинание, заставившее сестру застыть на месте. С каждым
шагом, приближавшим его к сестре, Тимоти казался себе больше
и сильнее.
Отовсюду он ощущал на себе настороженные взгляды. Все
примолкли. Никто и не думал смеяться. Он увидел изумленное
лицо Ма, прошел мимо сбитого с толку Па, тот еще ничего не
понял, но на его лице постепенно появлялось удовлетворенное
выражение. Он явно начинал гордиться своим сыном.
Подойдя вплотную, Тимоти легонько ущипнул Лауру за шею.
Испуганно метнулось в сторону пламя свечей.
Срывая кровлю с крыши, в дом когтями вцепился ветер.
Ошеломленная родня, не мигая, следила за Тимоти. Он храбро
напихал себе полный рот поганок и, не жуя, проглотил их.
Потом, хлопнув ладонями по худым бедрам, завертелся на
месте.
- Посмотрите, дядюшка Эйнар, я умею летать, я научился.
Сейчас я вам покажу!
Руки Тимоти разлетелись в стороны, он подпрыгнул и, не
чувствуя под собой ног, взлетел по ступенькам вверх. Перед
глазами промелькнули чьи-то лица.
Стоя на краю лестницы и отчаянно размахивая руками, он
услышал откуда-то снизу истошный вопль Ма:
- Перестань, Тимоти, не надо!
- Эге-ге-й! - завопил он в ответ и, с силой
оттолкнувшись, полетел вниз, оставив позади себя
взметнувшуюся столбом пыль.
И тут вдруг осознал, что крыльев-то у него нет. Он
коротко вскрикнул. Дядюшка Эйнар едва успел подхватить
падающего Тимоти.
Тим яростно отбивался от рук, пришедших ему на помощь.
Чужой голос рвался из глубин его существа, вопреки
отчаянному сопротивлению Тимоти:
- Это я, Сеси! Это Сеси! Идите скорее ко мне наверх,
первая комната налево!
Тим готов был провалиться сквозь землю, проглотить язык,
лишь бы замолчал этот ненавистный голос, лишь бы не слышать
у себя за спиной издевательский смех.
Этот смех градом обрушился на Тимоти. Эйнар опустил его
на пол.
Пробившись сквозь хлынувшую наверх, в комнату Сеси, толпу
родственников и гостей, жаждущих поздравить ее, Тимоти
оказался у входной двери и, рванул ее на себя, закричал:
- Сеси! Я ненавижу тебя! Ненавижу!
Он рухнул на землю в тени огромного платана, извергнул из
себя проглоченное и, содрогаясь от рыданий, уткнулся лицом в
ворох опавших листьев.
Постепенно он начал приходить в себя. Из кармана его
рубашки осторожно выглянул Слайд. Все это время он сидел,
притаившись, в спичечном коробке. Осмотревшись, он быстро
взобрался по руке мальчика. Нащупывая дорогу, Спайд
добрался до шеи, залез в ухо и начал теребить его. Тимоти
стало щекотно, он протестующе замотал головой.
- Не надо, Спайд, не надо.
От легких прикосновений мохнатых паучьих лапок в ухе
зачесалось, и Тима передернуло, как от холода. Он повторил
уже не так уверенно:
- Уходи, не надо.
Но рыдания утихли и перешли в легкие всхлипывания.
Паучок спустился по щеке, остановился под носом, заглянул в
ноздри, словно надеясь увидеть там что-нибудь интересное,
перебрался на кончик носа и с осторожностью уселся на него,
буравя Тимоти маленькими изумрудными глазками. Тимоти не
выдержал и разразился смехом:
- Уходи, уходи, Спайд.
Тим сел, прислонившись к дереву, рассеянно перебирая
шуршащие листья. В ярком лунном свете была отчетливо видна
каждая травинка.
Отчетливо слышались возбужденные голоса тех, кто решил
позабавиться с Зеркалом. До него долетали слова детской
песенки:
"Ты мне. Зеркало, скажи...", невнятная ругань,
проклятья, раздававшиеся по мере того, как развлекающиеся
выясняли между собой, чье отражение так ни разу и не
появилось в зеркале.
- Тимоти, - огромная тень накрыла мальчика, он услышал
хлопанье крыльев, похожее на гром литавров: к нему
приближался дядюшка Эйнар. Он легко взял мальчика на руки и
посадил к себе на плечо.
- Не печалься, племянник! Каждому свое, каждому своя
дорога. Тебе уготована лучшая судьба, куда более интересная
и богатая, чем наша. Мы живем в мертвом мире. Мы уже
столько всего навидались, уж поверь мне. Один день твоей
жизни стоит вечности. Чем меньше прожил, тем она
прекрасней. Помни это, Тимоти.
Остаток этого бессолнечного утра Эйнар и Тимоти,
пошатываясь и распевая песни, бродили по дому. Шумная толпа
запоздало нагрянувших со всех концов света пришельцев внесла
оживление в начавшее затухать веселье. Среди них была
древняя, как мир, прародительница этого семейства, которую
для краткости называли Пра.
Похожая на почерневшую египетскую мумию, она молча лежала
у стены, и только в глазах порой вспыхивали озорные искорки.
За завтраком, около четырех, ее торжественно провели к
столу и водрузили, как застывшую восковую куклу.
Молодежь без устали веселилась, все чаще прикладываясь к
хрустальной чаше. По мутному блеску оливковых глаз,
плутоватому выражению удлиненных лиц, с которых в беспорядке
свисали спутанные бронзовые пряди волос, по развинченным
движениям нетрудно было догадаться, что все они мертвецки
пьяны. Их полудетские угловатые фигуры извивались,
сплетались друг с другом, и уже невозможно было отличить
мальчика от девочки. Ветер завывал сильнее, нестерпимо ярко
светили звезды, танцующие вихрем проносились мимо, от шума
закладывало уши, возлияния достигли наивысшей точки.
Во все глаза Тимоти глядел на эту вакханалию. Мимо него
мелькали лица, много-много лиц.
- Послушайте!
Наступила тишина. Далеко-далеко часы на городской
площади медленно отбивали удары, возвещая новый день.
Праздник подходил к концу. В такт бою часов все нестройно
затянули старинные песни. Тимоти никогда не слышал их
раньше, да и немудрено - им было больше четырех столетий.
Взявшись за руки, в неспешном хороводе пришельцы пели, и в
их усталом хоре незаметно растворился и умер последний
отзвук утреннего боя городских часов.
Пел и Тимоти. Он не знал ни слов, ни мелодии, но слова
сами просились на язык, а высокий чистый голос плавно и
легко выводил незнакомые звуки. Он поднял взгляд на
закрытую дверь комнаты наверху, слева от лестницы.
- Спасибо тебе, Сеси, - прошептал он. - Я больше не
сержусь не тебя.
Скованность покинула Тимоти. Его губами, голосом, языком
управляла Сеси, и он не противился сестре.
В прихожей раздавались слова прощания, шуршание, шелест
надеваемой одежды. Ма и Па, стоя у дверей, пожимали руки и
целовали каждого из отбывающих... На востоке алело небо.
Ворвался холодный ветер.
Тимоти чувствовал, как его вселяют в одно тело за другим.
Вот Сеси впустила его в голову дядюшки Фрая, и он выглянул
наружу из-под кожи его изрезанного морщинами лица, затем в
шорохе листьев взмыл над домом и пробуждающимися холмами.
Потом в шкуре кузена Уильяма бежал, припадая к раскисшей от
дождя земле. Шерсть на загривке встала дыбом от утреннего
холода, красные глаза загорелись недобрым блеском,
перемахнув через лощину, он исчезал вдали от дома...
Неожиданно он почувствовал себя камешком, который нес во
рту дядюшка Эйнар. Взлетев, они провалились в мохнатые
грозовые облака, черной паутиной окутавшие небо. А потом -
потом он почувствовал, что вернулся домой, и на этот раз уже
навсегда. Таким же, как и был.
Уже почти совсем рассвело, кто-то из оставшихся
обменивался поцелуями, со слезами жалуясь, что все меньше и
меньше остается им места в мире. Когда-то ни один год не
обходился без таких встреч, а теперь протекали
десятилетия...
- Не забудьте! - прозвучал чей-то голос. - Встретимся в
Салеме в 1970-м.
Салем. В затуманенном мозгу Тимоти отложились эти слова.
"Салем, 1970-й". Опять соберутся все, все, все. Дядюшка
Фрай и древняя, как мир, Пра в погребальных одеждах, и Ма, и
Па, и Эллен, и Лаура, и Сеси, и еще многие другие! А он?
Уверен ли он в том, что доживет до нового Возвращения?
Все исчезло в блеске последней молнии. Исчезли и черные
ленты, и крылатые существа, и увядшие листья. Смолкли все
звуки, то грозные, то жалобные, то манящие, летящие никуда и
ниоткуда. Рассеялись полночные грезы, беспокойные сны.
Ночным безумствам пришел конец.
Ма захлопнула дверь. Лаура взялась за метлу.
- Прибираться будем вечером, - остановила ее Ма. -
Сейчас нам всем нужно выспаться.
И семейство разбрелось на ночлег - кто в погреб, кто
наверх. Понурившись, Тимоти побрел в гостиную. Со стен
безжизненно свисали черные ленты. У зеркала он остановился
и увидел в нем себя - замерзшего, дрожащего, бледного.
- Тимоти, - услышал он голос Ма. Она подошла и коснулась
рукой его лба.
- Сынок, мы все тебя любим. Не забывай об этом. Очень
любим. Пускай ты не такой, как мы, пускай нам однажды
придется расстаться. - Она нежно поцеловала Тимоти в щеку.
- Если тебе суждено умереть, уж мы позаботимся, чтобы никто
не тревожил твой покой. Ты уснешь вечным сном, а я каждое
Возвращение буду тебя навещать и переносить в местечко
поукромнее.
Дом спал. Над холмами пронесся ветер, закрутив на
прощание в своих объятиях черных летучих мышей, и их
пронзительный тоскливый крик отозвался эхом далеко в округе.
Тимоти поднимался наверх по лестнице, медленно
пересчитывая ступеньки, из глаз у него катились огромные
слезы, оставляя на пыльных щеках светлые влажные дорожки.
------------------------------------------------------
1) - Ядовитое растение семейства лютиковых
undefinedundefinedMore...undefined[Close]undefined[Close]