Код произведения: 167
Автор: Акунин Борис
Наименование: Дары лимузины
Борис АКУНИН
ДАРЫ ЛИМУЗИНЫ
(Рождественская сказка)
ONLINE БИБЛИОТЕКА
http://www.bestlibrary.ru
Один олигарх спал и видел сон. Разумеется, неприятный, потому что
жизнь у олигархов тяжелая и хорошие сны им никогда не снятся. Но этот сон
был уж совсем из ряда вон, так что и пересказывать не хочется. Не хочется,
но придется - иначе непонятно будет, как началась эта история, которой,
между прочим, было суждено изменить судьбы России.
Олигарху снилось, что он идет по тоненькой жердочке и вот-вот упадет
вниз, в яму. А в яме кишмя кишат жабы, гадюки и крокодилы, причем
последние разевают свои багровые пасти и облизываются длинными липкими
языками.
От этих самых противоестественных языков олигарху стало так противно,
что спать дальше сделалось совершенно невозможно. Он по-детски всхлипнул,
открыл глаза и вдруг увидел, что спальня наполнена переливчатым волшебным
сиянием, а откуда-то доносится тихий и мелодичный, будто бы хрустальный
звон. Олигарх был человеком материалистического мировосприятия и поэтому
сразу же нашел явлению рациональное объяснение. Это светится елка, сказал
он себе. Потому что скоро Рождество. А звон оттого, что сквозняк и золотые
шары постукивают один о другой.
Тут надобно пояснить, что детство у олигарха было безрадостное и
бедное, почти совсем лишенное праздников, и оттого, став богатым и
всемогущим, он принялся наверстывать недополученное. К примеру, уже с
начала декабря в каждой из ста тридцати восьми комнат его дома стояло по
елке, и под каждую елку для хозяина с вечера клали подарки - часы
"роллекс", купчие на швейцарские шато и видеопленки с компроматом на
политических недоброжелателей. Утром олигарх разворачивал скрипучую
фольгу, смотрел на подарки и радовался. Конечно, и грустил тоже, по поводу
безвозвратного детства, но утешал себя соображением, что лучше поздно, чем
никогда.
Полежал он на своей пуховой перине, вспоминая противный сон, и вдруг
слышит - кто-то его зовет: "Боря, Боренька". Олигарх очень удивился,
потому что последние десять лет его все называли толь ко по
имени-отчеству, даже жена и дети, иностранцы же звали "мистер", "сеньор"
или "мосье" и прибавляли фамилию (только японцы называли сначала фамилию и
потом прибавляли "сан").
Повернул олигарх голову и видит, что светится никакая не елка (на
ночь лампочки-то выключили, он совсем про это забыл), а полупрозрачная
дама в бриллиантовой короне и с сияющей палочкой в руке, да и звенят не
стеклянные шары - маленькие хрустальные колокольчики на радужном платье.
Сначала олигарх подумал, что подчиненные решили сделать ему не вполне
скромный подарок, но, заметив, что прекрасная незнакомка просвечивает
насквозь, догадался: это фея.
"М-м-м, здравствуйте. Вы мне снитесь?" - спросил он и на всякий
случай незаметно запустил руку под подушку, где находилась кнопка вызова
охраны.
"Нет, Боря, я тебе не снюсь, - строго, но в то же время ласково
(бывают такие чудеса) сказала волшебница. - Я добрая фея Лимузина, и я
явилась сюда, чтобы сделать себе подарок". - "То есть как себе"? -
удивился Борис Абрамович (будем уж называть олигарха по имени-отчеству, а
то как-то не по-людски получается). - Но, собственно, насколько я помню из
детской литературы, феи м-м-м обычно дела ют подарки м-м-м не себе, а тем,
к кому приходят". - "Это правда, - согласилась Лимузина, - но сегодня день
моего ангела, и я решила себя побаловать".
На душе у олигарха стало неспокойно - он вовсе не был уверен, что
подарок, который задумала сделать себе фея, сулит ему, Борису Абрамовичу,
что-то хорошее. Ведь всем известно, что сказочные волшебницы отличаются
определенной негибкостью в своих представлениях о добре и зле. "А при чем
здесь я?" - осторожно спросил он, положив палец на заветную кнопочку.
"Лучший подарок для доброй феи - сделать кому-нибудь добро. Сегодня я
придумала вот что: найду самого несчастного человека в самой несчастной
стране и сделаю его счастливым".
Борис Абрамович немного успокоился, но в то же время и обиделся: "Ну,
насчет самой несчастной страны м-м-м - допустим. Однако с чего вы взяли,
что в этой стране самый несчастный - именно я?" - "Потому что тебя,
мальчик Боренька, не любят девяносто девять целых и девятьсот девяносто
девять тысячных процента обитателей этого государства - разумеется, из
тех, кто слышал о твоем существовании", - грустно сказала Лимузина.
У олигарха упало сердце. "Неужели так много? А моя служба информации
утверждает, что меня не любят только восемьдесят четыре процента". - "Твоя
служба информации врет. Ты - самый нелюбимый человек во всей Российской
Федерации. А политик, которого никто-никто не любит, - несчастнейшее
существо на свете. Он как балерина без ног или продавец без товара. Ведь
политик и есть продавец, он покупает голоса в обмен на любовь. Чем больше
любви у него на прилавке, тем больше голосов ему достается".
"А Гайдар? - встрепенулся олигарх. - Его тоже никто не любит". - "Да,
сначала я собиралась наведаться к мальчику Егорке, тем более что... - Фея
запнулась - видимо, не хотела говорить Борису Абрамовичу неприятные вещи,
но из-за своей природной честности все же закончила:
- ..Тем более что он мне нравится гораздо больше, чем ты. Но мальчика
Егорку все-таки любят целых полтора процента жителей: интеллигентные
пенсионеры западнической ориентации, матери-одиночки с двумя высшими
образованиями и сотрудники толстых литературных журналов. Если бы я
выбрала мальчику Егорку, это было бы нечестно". - "Почему вы всех
называете мальчиками"?" - поинтересовался Борис Абрамович, чтобы потянуть
время - еще не решил, жать на кнопку или нет. "Потому что вы для меня и
есть мальчики. Мне всех вас жалко. А тебя жальче всех. Вот я и захотела
сделать тебя счастливым. Дам тебе то, о чем ты мечтаешь - сделаю тебя
президентом России. Хотя лучше бы, конечно, Егорку", - вздохнула Лимузина.
"Ну, сделать Мямлика президентом не под силу даже фее, - мстительно заявил
олигарх. - Он навсегда останется со своими полутора процентами".
"Вовсе нет. В образе, как ты выражаешься, мямлика" скрыт огромный
электоральный потенциал. Уж как минимум 25% голосов в первом туре я Егорке
обеспечила бы. А во втором туре за него проголосовали бы все, кто боится
этого ужасного мальчишку на букву З."". - "Двадцать пять процентов? -
недоверчиво переспросил Борис Абрамович. - Гайдару? Вы, госпожа Лимузина,
должно быть, шутите".
Фея взмахнула волшебной палочкой и рассыпала по комнате шлейф ярких,
медленно гаснущих звездочек. "Боря, ты ведь хорошо успевал по арифметике -
значит, умеешь считать. Половина избирателей - женщины. Это сколько будет?
Правильно: пятьдесят процентов. А что такое женщина в электоральном
смысле?"
Олигарх подумал-подумал и не нашелся, что ответить.
"Женщина соединяет в себе два могучих инстинкта: инстинкт жены и
инстинкт матери, причем второй с годами делается на много сильнее первого.
На него и нужно ставить. Образ мямлика" импонирует материнскому началу в
избирательницах. Егорке нужно всего лишь избавиться от своего ужасного
зачеса, почаще шмыгать носом, выглядеть неухоженным и, конечно, не
использовать слова длиннее трех слогов - это разрушает имидж заброшенного
ребенка".
Не так глупо, подумал Борис Абрамович. Хорошо, что она не отправилась
к Гайдару. Пожалуй, имело смысл повернуть разговор в деловое русло.
"Проблема в том, - пояснил он плохо информированной небожительнице, -
что в этой стране м-м-м не любят евреев - это исторический факт. Мои м-м-м
имиджмейкеры говорят, что ни по внешности, ни по национальности я не
подхожу для роли публичного политика. Поэтому я сам в президенты не лезу,
а действую м-м-м из-за кулис".
Фея неодобрительно покачала головой:
"Боря, твои имиджмейкеры - глупые и жадные мальчишки, которые плохо
учились в школе, да еще в советской. Поверь мне, в России очень любят
евреев, просто души в них не чают. Только настоящих евреев, а не тех,
которые прикидываются черкесами, бурятами или чукчами. В России все
уверены, что евреи очень умные и хитрые - с ними не пропадешь. Так что
ничего не бойся, не прячься за чужие спины. Выходи на выборы, и ты
обязательно победишь - с моей помощью".
Тут олигарх руку из-под подушки вынул, взял со столика блокнот и
приготовился записывать.
"Первым делом, - начала наставлять его Лимузина, - определи, кому ты
хочешь понравиться".
Борис Абрамович доложил: "В настоящий момент ведется работа
посредством телезомбирования по двум направлениям. Избирателя с
интимно-предметным восприятием действительности (между собой мы таких
называем одноклеточными") ведет обозреватель Сережа. Избирателя с
интеллектуальными запросами ведет обозреватель Миша". - "Знаю, видела, -
перебила Лимузина. - Твой обозреватель Сережа - враль и прощелыга, но свое
дело знает. А вот обозревателя Мишу гони в шею - он только распугивает
интеллигентов. Да и вообще, я вижу, что ты ничего не смыслишь в устройстве
человеческой души. Лучше уж я сама подберу тебе электорат".
Она оценивающе осмотрела Бориса Абрамовича, и он съежился под ее
мерцающим взглядом. "Больше всего тебе подойдет образ той силы, что вечно
хочет зла и вечно совершает благо, - вынесла вердикт волшебница. - Это и
должно стать подсознательным слоганом твоей кампании. Имидж Воланда
неотразим для шестидесяти трех процентов женщин и тридцати восьми
процентов мужчин, включая самые активные электоральные психогруппы: людей
творческого склада, людей авантюрного склада, людей романтического склада
и людей со скверным характером... Придется над тобой поработать. Я избавлю
тебя от привычки мекать и глотать слова, расправлю тебе плечи, за одну
ночь выращу на твоем подбородке эспаньолку, заострю тебе уши и вставлю в
глаза молнии. Ну, а что до густых бровей домиком и алых губ - с этим
справятся твои визажисты..."
Фея говорила еще долго и улетела только под утро. Борис Абрамович
прямо употел, записывая.
Утром на пресс-конференции он объявил о своем намерении
баллотироваться в президенты. Сказал только четыре слова: "Следующим
президентом России буду я", - и улыбнулся, проверяя на журналистках эффект
источающего молнии взгляда. Взгляд действовал безотказно: журналистки
начинали розоветь, губки у них приоткрывались, а зрачки расширялись.
Борис Абрамович был в черном плаще с алым подбоем, через плечи
перекинут длинный белый шарф. По чеканному шумерскому лицу блуждала
загадочная улыбка, на пальце посверкивал искорками перстень с черным
опалом в виде мертвой головы. От всегдашнего суетливого многословия не
осталось и следа.
"Что вы думаете о ваших соперниках?" - спросили его. Он ответил:
"Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Ну,
легкомысленны, но и милосердие иногда стучится в их сердца. Только
чеченский вопрос испортил их...."
Когда после пресс-конференции вышел в фойе, подслушал, как
корреспондент враждебного телеканала ТВН, волнуясь, говорит в камеру:
"Сегодня мелкий бес внезапно превратился в Мефистофеля".
Триумф, это был настоящий триумф! В углу просторного холла, у
телевизора, толпились люди. Олигарх мельком глянул на голубой экран и
замер.
Выступал главный теоретик правых сил. "Я столько сделал для страны, а
меня никто не любит, - жалобно говорил политический оппонент Бориса
Абрамовича. - Раньше вон ничего не было, а теперь все есть. Хочешь колбасу
- есть. Хочешь джинсы - есть. Хочешь чай со слоном - есть. Забыли, как за
гречкой и порошком Лотос" в очереди давились?"
Манера говорить у главного либерала изменилась до неузнаваемости, но
еще более разительная перемена произошла в его внешности. Лысина
реформатора беззащитно поблескивала, галстучек на сиротской резинке съехал
набок, к лацкану куцего пиджачка присох яичный желток, а дужка очков была
склеена изоляцией.
"Господи, - запричитала уборщица, по-матерински прижимая к себе
швабру. - И чего взъелись на человека? Всю жизнь на нас, паразитов,
положил, а никакой благодарности".
Сука полупрозрачная, мысленно ахнул олигарх, все-таки наведалась к
своему "мальчику Егорке"!