Текст получен из библиотеки 2Lib.ru
Код произведения: 2899
Автор: Генри О.
Наименование: Маркиз и мисс Салли
О. Генри
Маркиз и мисс Салли
Перевод Р. Гальпериной
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
Старый Билл Баском, сам того не зная, удостоился великой
чести: господь призвал его в один день с маркизом
Бородэйлом.
Маркиз жил в Лондоне на Риджент-стрит; старик Баском - у
ручья Хромого Оленя, на южной границе Техаса. Катастрофа,
сразившая маркиза, приняла образ некоего лопнувшего мыльного
пузыря под названием "Средне- и Южноамериканская монополия
по добыче каучука и красного дерева". Судьба, насмеявшаяся
над Баскомом, явилась к нему в не менее устрашающем обличий:
шайка цивилизованных индейцев с соседней территории,
специалистов по уводу скота, угнала у него все его стадо,
насчитывавшее четыреста голов. А когда Баском вздумал
выследить разбойников, они его застрелили. Что касается
маркиза, то он, убедившись, что на каждые оставшиеся у него
пятнадцать шиллингов приходится не менее фунта стерлингов
долга, пустил себе пулю в лоб и этим уравнял итоги обеих
катастроф.
Со смертью старика Билла шесть его сыновей и дочерей
совсем осиротели. Отец не оставил им даже бычка на племя и
ни единого доллара, чтобы купить его.
Со смертью маркиза осиротел его единственный сын, давно
уже перебравшийся в Штаты и владевший богатым ранчо в
Северном Техасе. Когда молодой человек получил скорбную
весть, он сел на коня и поскакал в соседний город. Здесь он
препоручил поверенным все свое имущество, за исключением
лошади, седла, ружья и пятнадцати долларов, с наказом все
распродать и вырученные деньги направить в Лондон для
расплаты с отцовскими кредиторами. Покончив с этим делом,
он снова вскочил в седло и пришпорил коня, держа путь на юг.
В один прекрасный день, почти минута в минуту, но только
с разных концов, к ранчо Даймонд Кросс, что на Малой Пиедре,
подъехали два молодых парня и спросили, нет ли какой работы.
Оба были в новеньких и даже щегольских ковбойских рубашках и
штанах. Один - стройный, загорелый, коротко остриженный
брюнет с тонкими, словно точеными чертами; другой -
широкоплечий коренастый малый, свежий и румяный, с вьющимися
рыжеватыми волосами и некрасивым, чуть тронутым веснушками
лицом, лучшим украшением которого были веселые глаза и
смеющийся рот.
Управляющий ответил, что работа найдется. Кстати, ему в
то утро донесли, что повар, - как известно, самый
необходимый человек в лагере, - не снеся шуток и проделок,
какие такому лицу полагается сносить по штату, сел на свою
мексиканскую лошадку и скрылся в неизвестном направлении.
- Который-нибудь из вас умеет стряпать? - спросил
управляющий.
- Я умею, - вызвался рыжеватый. - Мне приходилось
стряпать в поле, и я, пожалуй, мог бы выручить вас. Но с
условием: при первой возможности вы устроите меня получше.
- Вот это разговор мужчины, - обрадовался управляющий. -
Поедете с запиской к Сондерсу. Пусть поставит вас на
работу.
Таким образом, в расчетной ведомости Даймонд Кросса
прибавилось два новых имени: Джон Баском и Чарльз Норвуд.
Пообедав, новые работники вместе направились в лагерь.
Маршрут, который им дали, был ясен и прост: "Езжайте прямо,
оврагом. Как проедете пятнадцать миль, тут вам это самое
место и будет". Оба паренька были чужие в этих краях, оба
молодые и смелые, и, поскольку их свели случай и дальняя
дорога, надо думать, что фундамент их последующей дружбы был
заложен в тот самый день, когда они скакали бок о бок по
извилистой балке Кандад Верда.
К месту назначения путники прибыли уже после заката.
Штаб-квартира лагеря была удобно расположена вдоль длинной
заводи, осененной высокими деревьями. Разбросанные по траве
палатки и брезентовая кладовая показывали, что стоянка эта
рассчитана на долгий срок.
Ковбои только что вернулись в лагерь, где никто не ждал
их с ужином. Какие только проклятия не сыпались на голову
сбежавшего повара! Пока они снимали седла и спутывали
лошадей, в лагерь прибыли новички и осведомились, где здесь
Пинк Сондерс. Старший выступил вперед, и они отдали ему
записку управляющего.
Пинк Сондерс, распоряжавшийся всем, что касалось работы,
считался первым весельчаком и балагуром в лагере, где все -
от повара до управляющего - были на равном положении.
Прочитав записку, он помахал товарищам и, надрывая глотку,
торжественно объявил:
- Джентльмены, позвольте представить вам Маркиза и Мисс
Салли!
Новички были явно огорошены. Новый повар вздрогнул, но,
вспомнив, что "Мисс Салли" - обычное прозвище поваров на
всех ранчо Западного Техаса, успокоился и добродушно
присоединился к общему смеху. Что касается его спутника, то
эта выходка не только привела его в смущение, но и
рассердила. Резко повернувшись, он ухватился за луку седла,
очевидно намереваясь ускакать.
Но Мисс Салли тронул его за плечо и сказал смеясь:
- Ничего, ничего, Маркиз. Сондерс не хотел тебя обидеть
- наоборот! У тебя такой гордый вид, и нос, как у
аристократа, - эта кличка как раз по тебе.
Мисс Салли расседлал лошадь, и Маркиз, сменив гнев на
милость, последовал его примеру. Мигом засучив рукава, Мисс
Салли бросился к кладовой.
- Ну да, я ваш новый повар, черт возьми! А ну-ка,
ребята, соберите побольше хворосту, и в полчаса я спроворю
вам самый настоящий ужин.
Живость и добродушие, с какими Мисс Салли в мгновение ока
перерыл все в кладовой и, найдя кофе, муку и сало, взялся за
дело, сразу завоевали ему расположение лагеря.
При ближайшем знакомстве и Маркиз оказался славным,
веселым малым; правда, он держался несколько особняком и
сторонился грубых лагерных развлечений. Но эта замкнутость
так подходила к его прозвищу, что казалась уместной, и
ребята даже полюбили его за эту черту. Сондерс назначил его
гуртовщиком. Маркиз был отличный наездник и управлялся с
лассо и клеймом не хуже других ковбоев.
Вскоре между Маркизом и Мисс Салли завязалось что-то
вроде дружбы. После ужина, когда посуда была перемыта и
убрана, их обычно видели вместе: Мисс Салли покуривал свою
трубку, вырезанную из корневища шиповника, а Маркиз плел
себе новый арапник или скоблил сырые ремни на путы для
лошадей.
Управляющий не забыл своего обещания при случае подумать
о поваре. Наведываясь в лагерь, он подолгу с ним беседовал.
Чем-то Мисс Салли приворожил его. Однажды в полдень,
возвращаясь с объезда, он завернул в лагерь и сказал ему:
- С завтрашнего дня вас сменит новый повар. Как только
он явится, приезжайте в усадьбу. Будете вести у меня всю
отчетность и корреспонденцию. Мне нужен надежный человек,
который мог бы всем распорядиться, когда меня нет на месте.
Насчет жалованья можете не беспокоиться, на Даймонд Кроссе
не обидят человека, который соблюдает хозяйский интерес.
- Ладно, - сказал Мисс Салли, да так спокойно, как будто
только этого и ждал. - А вы не будете против, если я
поселюсь у вас с женой?
- Как, вы женаты? - удивился управляющий, явно
недовольный таким оборотом дела. - Первый раз слышу.
- Да то-то и есть, что не женат, но не прочь жениться, -
отвечал повар. - Я все откладывал, пока подвернется
настоящая должность и у меня будет хотя бы крыша над
головой. Не мог же я поселить жену в палатке.
- Верно, - согласился управляющий. - Лагерь не место для
женатого человека. Что ж, в доме у нас просторно, и если вы
окажетесь тем, за кого я вас считаю, - милости прошу.
Напишите ей, пусть приезжает.
- Ладно, - повторил Мисс Салли. - Как только завтра меня
сменят, я уж не задержусь.
Вечер был прохладный, и, поужинав, ковбои расположились
вокруг большого костра. Постепенно их задорные шутки
умолкли и наступила полная тишина, а это в ковбойском лагере
опасный знак - тут уж непременно жди какой-нибудь каверзы.
Мисс Салли и Маркиз сидели на бревне и рассуждали о
преимуществе длинных или коротких стремян при езде на
далекое расстояние. Вскоре Маркиз встал и направился к
дереву, где у него сушились ремешки для нового лассо. Как
только он ушел, с Мисс Салли случилась маленькая
неприятность: ветер задул ему в глаз соринку табачной
крошки, из которой Смизерс, он же Сухой Ручей, свертывал
себе покурить. Пока повар тер пострадавший глаз, из
которого текли слезы, Дэйвис Граммофон, прозванный так за
свой въедливый скрипучий голос, поднялся с места и стал
держать речь:
- Граждане и ребята, позвольте задать вам один вопрос.
Пусть каждый здесь скажет, какое есть на свете величайшее
безобразие, такое, что порядочному человеку и смотреть
зазорно?
- Плохая карта на руках!
- Бесхозяйная телка, когда под рукой нет клейма!
- Твой нос!
- Револьверное дуло, когда оно глядит прямо на тебя.
- Молчать, дурачье! - вмешался толстяк Тэллер, уже
немолодой гуртовщик. - Фони лучше знает, дайте ему сказать.
- Так вот, граждане и ребята, - продолжал Граммофон. -
Все те безобразия, которые вы здесь пе-ре-чис-лили,
достаточно прискорбны, и вы, можно сказать, почти угадали,
но только не совсем. Нет на свете большего безобразия, чем
вот это, - и он указал на Мисс Салли, который все еще тер
себе глаза, - когда доверчивая, о-слеп-лен-ная молодая особа
убивается, потому что подлый изменщик разбил ее сердце. Что
мы с вами - люди или, может, хищные звери, что позволяем
какому-то а-ри-сто-кратишке смеяться над чувствами нашей
Мисс Салли? Неужто мы так и будем смотреть, как этот
красавчик с блестящим титулом топчет чувства своей милашки,
а ведь кому как не нам она вверила свою судьбу. Так что же:
намерены мы поступить, как полагается настоящим мужчинам,
или мы так и будем есть подмоченный хлеб, зная, что это она
обливает его горькими слезами?
- Экое свинство! - негодующе фыркнул Сухой Ручей. -
Порядочные люди так не поступают. Я давно замечаю, что этот
гад приударяет за нашей красоткой. А еще Маркиз называется!
Скажи, Фони, маркиз - это титулованная особа?
- Это вроде как король, - поспешил дать объяснение Осока.
- Только пониже чином. Поменьше валета, побольше десятки.
- Прошу понять меня правильно, - продолжал Граммофон. -
Это вовсе не значит, что я против аристократов. Есть среди
них и порядочные люди. Я сам с ними водился. Я не одну
кружку пивца пропустил с мэром Форт-Уэрта, со мной не
гнушался водить компанию даже кассир с полустанка - а это
такие люди, - насчет выпивона они всякого за пояс заткнут.
Но если Маркиз позволяет себе играть чувствами невинной
кухарочки, - спрашивается, что ему за это полагается?
- Ремня ему хорошего! - крикнул Сухой Ручей.
- Собаке собачья и честь! - выразил общие чувства Осока.
- Проучить, проучить, - хором поддержали остальные.
И прежде чем Маркиз угадал их намерение, двое схватили
его за руки и потащили к бревну. Дэйвис Граммофон, сам себя
уполномочивший привести приговор в исполнение, стоял
наготове с кожаными штанами в руках. Впервые ковбои в своих
грубоватых забавах посягали на неприкосновенность Маркиза.
- Что это вы затеяли? - крикнул он, возмущенно сверкая
глазами.
- Полегче, Маркиз, - шепнул ему Руб Феллоуз, вдвоем с
приятелем державший его за руки. - Видишь, ребятам пошутить
вздумалось. Разложат тебя на бревне и всыпят с десяточек.
Не бойся, очень больно не будет.
Однако Маркиз, вне себя от гнева, оскалил зубы и, крикнув
что-то невнятное, стал с неожиданной силой вырываться из
державших его рук. В мгновение он расшвырял четырех
схвативших его молодцов, и они отлетели кто куда. Крик его
услышал и Мисс Салли и, окончательно протерев глаза, со всех
ног кинулся на выручку.
Но тут раздалось громкое "Алло!" - и в освещенное костром
пространство въехал тарантас, запряженный парой резвых
мустангов. Все бросились к нему, и то, что они увидели,
заставило их забыть о затее Дэйвиса Граммофона, кстати уже
потерявшей для них прелесть новизны. В ожидании более
заманчивой дичи и более увлекательной забавы о недавнем
пленнике попросту забыли.
Тарантас и лошади принадлежали Сэму Холли, скотоводу с
Биг Мадди. Сэм правил, а рядом с ним сидел гладко выбритый
толстяк в сюртуке и цилиндре. Это был окружной судья мистер
Дэйв Хэккет, которому вскоре предстояло вторично
баллотироваться на ту же должность. Сэм возил его по всей
округе и по ковбойским лагерям, чтобы расшевелить
независимых избирателей.
Приезжие вылезли из тарантаса, привязали мустангов к
дереву и направились к костру.
При их появлении все обитатели лагеря, за исключением
Мисс Салли, Маркиза и Пинка Сондерса, по обязанности
встречавшего гостей, с криком ужаса бросились врассыпную и
исчезли в окружающей темноте.
- Господи боже! - воскликнул Хэккет, - это они нас так
испугались? Неужто мы такие страшные? Рад видеть вас,
мистер Сондерс. Как поживаете? Зачем это вам понадобился
мой цилиндр, Холли?
- Я его боюсь, - задумчиво ответил Холли. Он сорвал с
Хэккета цилиндр и, вертя его в руках, вопросительно
поглядывал в темноту, где теперь воцарилась мертвая тишина.
- Ты как скажешь, Сондерс?
Пинк ухмыльнулся.
- Скажу, что не мешало бы его повесить повыше, - произнес
он равнодушным тоном человека, дающего бесплатный совет. -
В такой темноте разве что-нибудь увидишь? Не хотел бы я,
чтобы этот головной убор торчал на моей макушке.
Холли стал на ступицу заднего колеса фургона и,
дотянувшись до ближайшего сука, повесил на него цилиндр.
Едва он спустился на землю, как грянули выстрелы по меньшей
мере из десятка шестизарядных кольтов, и пробитый пулями
цилиндр свалился наземь.
Тут из темноты послышался какой-то свистящий звук, словно
двадцать гремучих змеи шипело разом, и со всех сторон
показались ковбои. Высоко, с величайшей осторожностью
поднимая ноги, они обращали друг к другу предостерегающее
"Тс-с- с!", словно предупреждая об опасности. В
торжественном молчании они стали вокруг цилиндра, с опаской
поглядывая на него. Поминутно то одна, то другая фигура,
словно в припадке неизъяснимого ужаса, отскакивала в
сторону.
- Это та самая гадина, - сказал один ковбой, понизив
голос до громкого шепота, - что ночью ползает по болотам и
кричит: "Вилли-валло!"
- Нет, это ядовитый Кипоотум, - высказал предположение
другой. - Тот, что жалит, умирая, и орет, когда его
закапывают в землю.
- Это хозяин всей нечистой твари, - сказал Дэйвис
Граммофон. - Но ведь он издох. Не бойтесь его, ребята!
- Какое там издох, притворяется, бестия, - возразил Сухой
Ручей. - Это Хайголлакум, страшный лесной дух. Есть только
один способ с ним расправиться.
Он вытащил в круг старину Тэллера, грузного гуртовщика в
двести сорок фунтов весом. Тэллер поставил цилиндр на
донышко и шлепнулся на него всей своей тушей, сплющив его в
тонкую лепешку.
Хэккет, вытаращив глаза, смотрел на происходящее.
Заметив, что он готов вспылить, Сэм Холли сказал ему:
- Смотрите, судья, не оплошайте. В Даймонд Кроссе
шестьдесят голосов. Ребята хотят испытать вас. Мне
думается, вы не проиграете, если обратите все в шутку.
И Хэккет, оценив великую мудрость этого совета, внял ему.
Подойдя к группе ковбоев, которые после успешной расправы
с кровожадным гадом радовались, глядя на его останки, он
торжественно произнес:
- Спасибо вам, ребята, за беспримерный подвиг. Вы с
героическим и, можно сказать, неутомимым мужеством
прикончили чудовище, которое, должно быть, свалилось на нас
с деревьев, когда мы в потемках проезжали по оврагу. Теперь
я до гроба ваш должник. Вы спасли мне жизнь и, надеюсь,
отдадите мне ваши голоса, когда я снова буду баллотироваться
на должность судьи. Разрешите вручить вам мою карточку.
Ковбои, которые выкидывали все эти штуки с неизменно
серьезным видом, теперь одобрительно посмеивались.
Но Дэйвису Граммофону этого показалось мало. В его
изобретательной голове родилась новая идея.
- Нет, приятель, - сказал он сурово. - Ни в одном лагере
вы бы так легко не отделались. Шутка ли сказать - выпустить
на людей такую вредную тварь! Счастье ваше, что еще
обошлось без человеческих жертв. Но вы можете загладить
свою вину, исполните только нашу просьбу.
- В чем дело? - насторожился Хэккет.
- Вам дано право скреплять людей священными узами брака,
- верно?
- Верно, - согласился Хэккет. - Брачный союз,
скрепленный мною, считается законным.
- Здесь, в этом лагере, нам предстоит исправить
величайшее зло, - начал Граммофон, впадая в торжественную
слезливость. - Некий а-ристо-кратишка насмеялся над
простецкой, хоть и смазливой на мордочку особой женского
пола, которая уже давно по нем сохнет. Весь лагерь считает
долгом призвать к порядку этого зарвавшегося потомка может
тыщи, а может и тыщи с хвостиком графов - и соединить его,
хотя бы и силком, с пострадавшей мамзелью. Ребята! А
ну-ка, заарканьте Маркиза и Мисс Салли и гоните их сюда. Мы
их тут живо окрутим!
Предложение Граммофона было встречено криками восторга.
Все бросились разыскивать главных участников предстоящей
церемонии.
- С вашего разрешения, - сказал судья, отирая пот, хотя
ночь выдалась холодная, - мне хотелось бы знать, как далеко
намерены вы зайти в своей шутке. И не следует ли мне
опасаться, что и некоторые другие предметы моего туалета
могут быть приняты вами за диких зверей и отданы на
растерзание?
- Ребята разошлись нынче больше, чем обычно, - объяснил
ему Сондерс. - Им, вишь, пришло в голову поженить тут двоих
- нашего повара и гуртовщика. В шутку, конечно. Ну, да
ведь вам с Сэмом все равно придется заночевать здесь. Так
что сделайте уж им это одолжение, авось они угомонятся.
Сваты тем временем разыскали невесту и жениха. Повар
сидел на дышле фургона и спокойно курил свою трубку. Маркиз
был тут же, неподалеку, он прислонился к дереву, под которым
была устроена кладовая.
Обоих бесцеремонно втолкнули в кладовую, и Граммофон, на
правах церемониймейстера, принялся отдавать приказания.
- Ты, Сухой Ручей, и вы, Джимми, Бен и Тэллер, сбегайте в
рощу и наберите цветов - хотя бы того же мескита - да не
забудьте про испанский меч, что растет у загона для лошадей.
Мы дадим его невесте заместо букета. Ты, Хромой, тащи сюда
свое красное с желтым одеяло, это будет юбка Мисс Салли. А
ты, Маркиз, итак обойдешься; все равно на жениха никто не
смотрит.
Во время этих комических приготовлений оба главных
участника торжества на минуту остались одни. Лицо Маркиза
выражало страшное волнение.
- Этой глупости надо положить конец, - обратился он к
Мисс Салли, и в свете висячего фонаря лицо его показалось
повару мертвенно бледным.
- А почему собственно? - спросил тот с улыбкой. - Зачем
портить людям удовольствие? Ведь они до сих пор никогда
тебе особенно не докучали. По мне, пусть веселятся.
- Ах, ничего ты не понимаешь, - простонал Маркиз. - Ведь
Хэккет - окружной судья. Если он нас соединит - кончено...
Я не могу... Ах, ничего ты не знаешь!
Но тут повар подошел поближе и взял Маркиза за руки.
- Салли Баском, - сказал он, - я знаю все!
- Знаешь? - пролепетал Маркиз. - И ты-ты хочешь?..
- Я в жизни ничего так не хотел. А ты?.. Тише, сюда
идут.
В кладовую ввалились ковбои с свадебным убором для
невесты.
- Вероломный койот! - воскликнул Граммофон, обращаясь к
Маркизу. - Согласен ли ты загладить свою вину перед этой
гладильной доской - перед этой, с позволенья сказать,
доверчивой юбкой? Пойдешь ли тихо-скромно к алтарю или
прикажешь тащить тебя на веревке?
Маркиз стоял, небрежно сдвинув шляпу на затылок и
прислонясь к груде мешков с бобами. Лицо его разрумянилось,
глаза горели.
- Что ж, забавляться так забавляться, - сказал он.
Вскоре к Хэккету, Холли и Сондерсу, которые сидели под
деревом и курили, приблизилась процессия.
Впереди выступал Хромой Уокер, наигрывавший на своей
гармошке нечто весьма заунывное. За ним следовали жених и
невеста. Повар обернул вокруг талии пестрое навахское
одеяло, в руке его красовался испанский меч - большой с
решето цветок, фунтов в пятнадцать весом, с белоснежными,
словно восковыми лепестками. Шляпа невесты была украшена
ветками мескита и желтыми цветами ратамы. Видавшая виды
сетка от комаров служила ей вуалью. За молодой четой брел,
спотыкаясь, Дэйвис Граммофон. В качестве посаженого отца он
то и дело подносил к глазам конский потник и оглашал воздух
рыданиями, которые можно было услышать за милю. Дальше
следовали попарно ковбои. Они обменивались замечаниями
насчет туалета невесты, по своему разумению изображая гостей
на фешенебельной свадьбе.
Едва процессия поровнялась с Хэккетом, он встал и, сказав
несколько слов о святости брачных уз, спросил:
- Как вас зовут?
- Салли и Чарльз, - отвечал повар.
- Подайте же друг другу руки, Чарльз и Салли!
Быть может, на свете не было еще столь странной свадьбы.
Ибо это была настоящая свадьба, хотя только двое из
присутствующих знали это.
После брачной церемонии ковбои прокричали "ура", и на
этот вечер потеха была кончена. Все разворачивали одеяла,
думая только о том, как бы поскорее завалиться спать.
Повар, снявший с себя свадебный убор, и Маркиз
задержались на минуту в тени кладовой. Маркиз склонила
голову на плечо новобрачному.
- Я просто не знала, на что решиться, - сказала она. -
Отец умер, и нам, ребятам, не на кого было надеяться. Я
столько помогала ему с коровами, что решила пойти в ковбои.
Чем еще могла я прокормиться? Особенного удовольствия мне
это занятие не доставило, и я бы давно убежала, если б не...
- Если б не что?
- Сам знаешь... Но объясни мне... Как тебе пришло в
голову?.. Когда ты первый раз...
- Да в ту же самую минуту, как мы приехали в лагерь.
Помнишь, Сондерс заорал: "Маркиз и Мисс Салли". Я заметил,
как ты смутилась, и сразу подумал...
- Вот нахал! А почему ты решил, что я подумала, что это
он про меня сказал Мисс Салли?
- А потому, - невозмутимо отвечал повар, - что Маркиза я
принял на свой счет. Мой отец был маркиз Бородэйл.
Надеюсь, ты простишь мне это, Салли? Ведь это и в самом
деле не моя вина!