Зиновьев Александр / книги / На пути к сверхобществу, части 1-3

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 4584
Автор: Зиновьев Александр
Наименование: На пути к сверхобществу, части 1-3


 
                                  ПРОЕКТ
                           ОБЩИЙ ТЕКСТ TEXTSHARE
                            http://text.net.ru
              http://textshare.da.ru http://textshare.tsx.org
                            [email protected]

  Хотите получать сообщения о появлении новых текстов?
  Подпишитесь на почтовую рассылку по адресу http://podpiska.da.ru

  Об ошибках в тексте сообщайте по адресу [email protected]
 

  ------------------------------------------------------------------------

А.А.ЗИНОВЬЕВ

                          НА ПУТИ К СВЕРХОБЩЕСТВУ

  Зиновьев А.А. На пути к сверхобществу.
  М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2000

  В квадратных скобках Номер страницы предшествует странице.

  В фигурных скобках {} текст, выделенный курсивом.




  СОДЕРЖАНИЕ

Об Александре Зиновьеве и его социологии
Предисловие
Часть первая МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
Теоретическая социология
Состояние социальных исследований
Научный подход
Язык
Определения
Экспликация понятий
Логические умозаключения
Логическая онтология
Эмпирические и абстрактные предметы
Индивид и множество (класс)
Атомарный объект
Состояние, изменение, событие
Переходное состояние
Необходимость, возможность, случайность
Подлинность и кажимость
Содержание и форма
Качество и количество
Социальные связи
Объективные законы
Субъективные и объективные факторы
Социальные законы
Законы диалектики
Эволюция социальных объектов
Логическая методология.
Средства познания и познаваемое
Обнаружение социальных объектов
Мысленный эксперимент
От простого к сложному
От гипотез к реальности
От абстрактного к конкретному
Модели
Теории
Исследование и изложение.

Часть вторая ЧЕЛОВЕЙНИК
Человейник
Человеческий материал человейника
Социальный атом
Сознание
Поведение
Народ
Материальная культура человейника
Человеческое объединение
Социальная организация человейника
Основные аспекты человейника
Деловой аспект
Коммунальный аспект
Законы рационального расчета
Нормы поведения
Менталитетный аспект
Основные уровни человейника
Микроуровень
Макроуровень
Власть
Сфера власти человейника
Управление
Порядок
Хозяйство
Менталитетная сфера
Суперуровень человейника
Распределение жизненных благ
Социальная борьба
Сложные человейники
Мир человейников
Типы человейников
Эволюционные уровни человейников

Часть третья ОБЩЕСТВО
Наша цель
Условия возникновения общества
Социальная организация общества
Порядок рассмотрения
Предварительные замечания
Общество и государство
Внутренние и внешние факторы
Функция государственности, как таковая
Структура государства
Легитимность государства
Суверенность государства
Государство и право
Публичность государственной власти
Обязанности государства
Типы государственности
Ограниченность государственности
Правовая сфера
Мораль
Микроуровень общества
Частная собственность
Государство и хозяйство
Экономика
Экономика и материальная культура
Структура экономики. Уровни экономики
Сферы экономики
Производство, распределение, потребление
Спрос и предложение
Формальный аспект экономики. Деньги
Менталитетная сфера общества
Идеосфера и религиозная сфера
Идеосфера общества
Идеологическое мышление
Логическое и идеологическое мышление
Идеология и реальность
Жизненные ценности
Суперуровень общества. Социальные классы
Социальные слои
Социальные объединения
Распределение членов общества. Распределение материальных благ
Типы обществ
Сложные общества
Верхняя эволюционная граница общества
Цивилизация
Эволюция западной цивилизации
Сверхобщество
Проблема будущего
Физическое и социальное время
Устремленность в будущее
Прогнозы будущего
Проекты будущего
Делание будущего
Последующее изложение




  ОБ АЛЕКСАНДРЕ ЗИНОВЬЕВЕ И ЕГО СОЦИОЛОГИИ

  Ничто не дается людям так тяжело, как правда о самих себе. В свое
время люди были глубоко потрясены и возмущены открытием Коперника. Они не
хотели допустить, что {их} Земля - центр мироздания, а его периферия,
всего лишь одна из многих затерявшихся во Вселенной планет. Точно так же
они реагировали на учение Дарвина. Утверждение, что человек произошел от
{обезьяны}, они восприняли как недопустимое оскорбление. В этом же ряду
находится социология Зиновьева, которая поставила людей перед
необходимостью признать еще одну неприятную правду - правду об обществе. В
самом общем виде ее можно сформулировать так: все то, что люди громогласно
отвергают как мерзость - эгоизм, ложь, бездушие, подсиживание, карьеризм и
т.п., на самом деле является одной из норм их жизни в качестве социальных
индивидов, естественным следствием законов социальности. Эту истину,
которая полностью переворачивает все привычные представления об обществе и
лишает человека последних иллюзий о себе, люди готовы принять еще меньше,
чем истины Коперника и Дарвина. Она особенно раздражает своей
очевидностью. И потому отрицается с порога.
  После Коперника у людей оставалось то утешение, что, по крайней мере,
на самой Земле они занимают исключительно привилегированное положение.
После Дарвина они могли сказать: зато мы создали надприродное, разумно
организованное пространство совместной жизни. Зиновьев со своей
социомеханикой лишает человека последних объективных оснований для
самомнения и гордости. Отсюда и отношение к нему. Сторонников Коперника
сжигали. Учение Дарвина запрещали. С Зиновьевым поступают намного хуже -
его замалчивают.



  I

  Александр Александрович Зиновьев родился в 1922 году в Костромской
области в многодетной крестьянской семье. По окончании школы он в 1939
году поступил в московский ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории
- основной гуманитарный вуз университетского типа в те годы), из которого
он был исключен без права поступления в другие вузы страны за выступления
против культа Сталина. Вскоре он был арестован, бежал, скрывался от
органов госбезопасности. От дальнейших неприятностей его спасла служба в
армии, куда он ушел в 1940 году и прослужил до 1946 года. А.А. Зиновьев
участвовал в Великой Отечественной войне в качестве боевого летчика и
закончил ее в 1945 году в Берлине. 1946 - 1954 годы он - студент, а затем
аспирант философского факультета Московского Государственного университета
имени М.В. Ломоносова. Став в 1955 году научным сотрудником Института
философии Академии наук СССР, он проработал в нем до 1976 года.
  Академическая карьера А.А. Зиновьева складывается удачно. Уже его
кандидатская диссертация, посвященная логике "Капитала" К. Маркса (1954),
получила широкий резонанс. На основании личных воспоминаний могу сказать,
что во второй половине пятидесятых годов для нас, студентов философского
факультета МГУ имени Ломоносова, имя А.А. Зиновьева наряду с именами Э.В.
Ильенкова и некоторыми другими было символом новых идей, борьбы против
догматизма. В 1960 году А.А. Зиновьев защитил докторскую диссертацию,
вскоре после этого он получил звание профессора и стал заведовать кафедрой
логики в Московском университете. В рамках философии А.А. Зиновьев
занимался самой трудной и строгой ее частью - логикой. Он применяет
средства логики к анализу языка науки, разрабатывает собственную логическую
теорию. Результаты его логических исследований опубликованы в следующих
книгах: "Философские проблемы многозначной логики" (1960); "Логика
высказываний и теория вывода" (1962); "Основы научной теории научных
знаний" (1967); "Комплексная логика" (1970); "Логика науки" (1972),
"Логическая физика" (1972); Логика - строго профессионализированная область
знания, и о ней могут компетентно судить только узкие специалисты.
Поскольку я к таковым не принадлежу, то ограничусь констатацией того, что
А.А. Зиновьев в логике и методологии науки достиг успехов, высоко оцененных
в профессиональной среде и получивших международное признание. Из шести его
монографий тех лет пять тут же (с перерывом в один-два года) были
переведены на английский или немецкий, а "Комплексная логика" сразу на оба
языка, и изданы на Западе - явление исключительное как в те годы, так и в
наши дни. Я лично знаю многих активно работающих, имеющих имя отечественных
и зарубежных профессоров в области логики, которые считают себя учениками
Зиновьева и гордятся этим.
  В 1976 году произошло событие, обозначившее новое направление
интеллектуальных усилий А.А. Зиновьева и круто изменившее его жизнь. Он
неожиданно для всех выступил с книгой "Зияющие высоты", представлявшей
собой выполненное в художественной форме критическое исследование некоторых
сторон советского социального строя; все понимали, что за жизнью и нравами
вымышленного Ибанска подразумевалось совсем невымышленное общество. Она
была опубликована "там", на Западе. Этот факт решающим образом
предопределил восприятие книги. На нее стали смотреть сквозь призму
эпохального противостояния коммунистической и антикоммунистической
идеологий. А.А. Зиновьеву отвели роль антикоммуниста, со всеми вытекающими
в те годы последствиями: он был исключен (причем единогласно) из партии,
выгнан с работы, выслан из страны, лишен гражданства, всех научных
степеней, званий, наград, в том числе военных. Вокруг него была создана
атмосфера замалчивания. Все было организовано так, как будто вообще не
существовало такого человека. Можно ли было придумать более наглядное
доказательство правдивости "Зияющих высот"? И тем не менее есть ли
достаточно оснований автора этой книги считать антикоммунистом, имея в
виду, что под коммунизмом понимается реально существовавший в Советском
Союзе социальный строй? Я думаю, что это так же неверно, как неверно было
бы, например. Гоголя как автора "Мертвых душ" считать русофобом. В данном
случае, на мой взгляд, более прав близко знавший в те годы А.А. Зиновьева и
изображенную им среду социолог Б.А. Грушин, когда он в одной из злых (по
отношению к Зиновьеву) газетных публикаций сказал, что действительными
борцами с коммунизмом и советской властью были такие люди, как профессор
Ю.А. Замошкин и его друзья, а не Зиновьев, который в их кругу был человеком
случайным и чужеродным. Именно об этом, по сути дела, и все "Зияющие
высоты", где являющаяся предметом сатиры "передовая" интеллигенция Ибанска
духовно вся устремлена на Запад и в среде которой поднимается тост за то,
"чтобы Ибанск последовал этому примеру", в то время как противостоящий ей
Болтун (одна из многих авторских ипостасей) говорит, что не мыслит себе
жизни вне Ибанска. Грех или лавры (кому как нравится) антикоммуниста
присуждены А.А. Зиновьеву по ошибке.
  Справедливость требует признать, что сам он никогда, ни раньше, ни теперь
не соглашался и не соглашается с такой оценкой своей личности и позиции. Но
тем не менее репрессиям как антикоммуниста и антисоветчика подвергли именно
его и, если это случилось за чужие грехи, то их следует признать вдвойне
несправедливыми.
  С 1978 года начинается эмигрантская жизнь А.А. Зиновьева, которая
продлилась 21 год. Все эти годы он жил в Мюнхене, занимаясь научным и
литературным трудом, не имея постоянного места работы и источника
существования. В 1980 году выходит его научный труд "Коммунизм как
реальность", излагавший основы разработанной им теории реального
коммунизма и охарактеризованный известным социологом и советологом
Раймоном Ароном как единственная действительно научная работа о советском
обществе. Одновременно с этим появляется огромное количество научных и
публицистических статей, докладов, интервью, излагающих, уточняющих и
развивающих его теоретические и социальные позиции; они лишь отчасти
опубликованы в сборниках "Без иллюзий" (1979); "Мы и Запад" (1981); "Ни
свободы, ни равенства, ни братства" (1983). Особо следует отметить его
научно-литературные произведения, замечательную серию социологических
романов и повестей того периода: "Светлое будущее" (1978), "В преддверии
рая" (1979); "Желтый дом" в 2-х томах (1980); "Гомо советикус" (1982);
"Пара беллум" (1982); "Нашей юности полет" (1983); "Иди на Голгофу"
(1985); "Живи" (1989). В них он продолжает то, что начал в "Зияющих
высотах", - в свойственной ему художественно-сатирической манере исследует
советский социальный и человеческий опыт.
  А.А. Зиновьев своим творчеством создал новый жанр {социологического
романа} (социологической повести), в котором научно-социологические
результаты излагаются в художественной форме. Понятия, утверждения,
отчасти даже методы социологии используются как средства художественной
литературы, а последние, в свою очередь, применяются как средства науки.
Следует заметить, что глубокие писатели всегда тяготели к серьезной
социальной теории. И тогда, когда ее не находили в готовом виде, они
пытались сами восполнить этот пробел, чтобы создать полноценные
произведения. Типичные примеры этого: философско-историческая концепция
Л.Н. Толстого в IV томе "Войны и мира", концепция свободы ("Легенда о
великом инквизиторе") в "Братьях Карамазовых" Ф.М. Достоевского, эссе о
творчестве Н.Г. Чернышевского в "Даре" В.Д. Набокова. Во всех этих случаях
теоретические части искусственно вкраплены, по сути дела, просто приложены
к художественным текстам и могут быть изъяты без особого
ущерба для последних. А.А. Зиновьев органически соединяет одно с другим,
его социологические романы принадлежат одновременно и к области науки, и к
области художественной литературы. В результате этого ему удается, с одной
стороны, интегрировать в социологическую теорию человеческий,
индивидуально-личностный аспект жизнедеятельности, а с другой - изобразить
индивидуальные человеческие типы, отношения между ними с учетом их
глубокой социальной обусловленности. Социологический роман -
знаменательное явление культуры, требующее специального изучения.
  После 1985 года начинается новый период в творчестве А.А. Зиновьева.
На горбачевскую перестройку он откликнулся тем, что расширил
исследовательскую тематику, обратившись к изучению современного Запада, и
одновременно с этим изменил акценты и тональность в описании и оценке
советского коммунизма. Свой талант социального сатирика он теперь направил
в сторону Запада, а при анализе советского опыта в его трудах стало
доминировать заинтересованное понимание. Все началось с того, что А.А.
Зиновьев с самого начала обозначил свое резко отрицательное отношение к
перестройке, которую он тут же окрестил катастройкой. Следует обратить
внимание: он сделал это тогда, когда и в Советском Союзе, и во всем мире
перестройка воспринималась как эпоха гуманистического обновления
социализма, когда многие ученые, писатели, философы, деятели культуры,
журналисты, прочие известные люди через бесчисленные средства массовой
информации в состоянии всеобщей эйфории приветствовали перестройку, когда
миллионы людей пришли в состояние радостного возбуждения - ходили на
митинги, спорили, строили планы, лихорадочно что-то делали. Чтобы пойти
против такого потока, недостаточно одного мужества. Надо еще иметь знание
истины. И, как показал опыт, к сожалению подтвердивший все печальные
прогнозы Зиновьева, он имел такое знание. Его позиция, если ее выразить
предельно кратко, состояла в следующем. Кризис, в котором оказался к
середине восьмидесятых годов Советский Союз, есть специфический кризис
коммунистической системы, кризис управления. Он требует своих особых
средств разрешения. Рыночная реформа и либерализация для этих целей не
подходят, они являются сугубо западными методами и могут привести лишь к
краху советского социального строя, а вместе с ним и к краху страны. Чтобы
обосновать эту свою позицию, он, с одной стороны, провел исследование
эволюции социальной системы современного Запада. Его результаты
опубликованы в изданных теперь уже в Москве работах "Запад" (1995) и
"Глобальный человейник" (1997). Первая из
них написана в форме научного эссе, а вторая представляет собой
социологический роман и удачно автором предисловия и редактором Л.И.
Грековым была названа "зияющими высотами" капитализма (западнизма). И для
существа дела, и для биографии А.А. Зиновьева показательно, что его
работы, критически анализирующие советский коммунизм, впервые появились на
Западе, а работы, посвященные исследованию Запада, - в России. С другой
стороны, А.А. Зиновьев стал показывать скрытые угрозы и неадекватность
методов перестройки, выявляя одновременно с этим огромный для истории
России, по его мнению ничем не заменимый потенциал коммунистической
системы. Об этом - его многочисленные работы этих лет: "Горбачевизм"
(1988), "Катастройка" (1988), "Смута" (1994), "Русский эксперимент"
(1994). А.А. Зиновьев свою позицию также активно заявлял в многочисленных
научных и публицистических статьях, интервью, выступлениях на радио и
телевидении, которые лишь отчасти собраны в сборнике "Посткоммунистическая
Россия" (М., 1996).
  Перестройка, как бы ее ни ругал А.А. Зиновьев, имела, по крайней мере,
одну положительную сторону, которую не может отрицать даже он. Она дала
возможность ему вернуться на родину, в Россию, хотя, правда, уже и в
другую Россию, чем та, которую он покинул. Если выдворение А.А. Зиновьева
из страны государство взяло целиком на себя, то его возвращение оно
интерпретировало как его личное дело, ограничившись официальным актом
восстановления в гражданстве (1990). Как показывает опыт, А. Зиновьев -
человек, который умеет писать книги, но не умеет устраиваться в жизни И
ему понадобилось много лет, чтобы создать практические предпосылки для
возвращения. В июне 1999 года А.А. Зиновьев вернулся на постоянное
жительство в Россию, в Москву. Начинается новый этап его жизни и
творчества.
  Такова биография А.А. Зиновьева в ее самом общем, событийном аспекте
(хочу обратить внимание, что речь идет именно об общих контурах его
биографии, так как многие факты, аспекты жизни, труды остались за скобкой,
плохо изучены, и об общих контурах его деятельности как ученого и отчасти
писателя, в своих заметках я не касаюсь его поэзии, драматургии,
изобразительного искусства). Что касается ее внутреннего,
психологического, личностного аспекта, то он отражен в литературных
произведениях автора, в которых под тем или иным именем, часто под
многими, он выводит самого себя, а также в очень выразительных
художественных автопортретах. Иногда об этом он высказывается в интервью,
побуждаемый вопросами собеседника. Отмечу только некоторые его суждения о
самом себе.
  Самое броское и часто повторяемое из них; "Я сам есть суверенное
государство из одного человека". Все видят эпатирующую дерзость этого
утверждения, но не замечают его полемической заостренности против
упрощенного толкования суждения, согласно которому нельзя жить в обществе
и быть независимым от него. Можно, говорит А.А. Зиновьев. А в своей
социологии он даже доказывает, что только обретя такую независимость
человек становится Человеком. Речь идет не о независимости пренебрегающего
общественными условностями циника, или все себе подчиняющего хозяина
жизни, или спрятавшегося в свой уютный изолированный мирок мещанина, или
увлеченного собиранием бабочек чудика и т.п. Его независимость есть
независимость бунтаря, который не хочет признавать над собой ничьей власти
и меньше всего власть общественного мнения, и независимость идеалиста,
который заново, по своим образцам перепроектировал мир и живет по его
канонам, по которым, собственно, никто другой и не может жить, так как это
- его мир, его выдумка; поэтому, между прочим, утверждение А.А. Зиновьева
можно обернуть и сказать, что в его государстве есть только один гражданин
- он сам.
  Зиновьев называет себя человеком из Утопии, имея в виду и советскую
реальность с ее жестокостями, и советскую идеологию с ее высокими
гуманистическими ценностями. Он умеет их соединить таким образом, что
второе не является лицемерным прикрытием первого. Зиновьев лучше, чем
кто-либо другой, понимает, что утопия коммунистической идеологии имела
мало общего с реализовавшейся утопией советской действительности. Но если
общество нельзя переделать в духе утопии, то это вовсе не означает, что и
отдельный индивид не может сделать этого в отношении своей жизни.
  Еще Зиновьев называет себя искусственным созданием, результатом
эксперимента, который он всю жизнь совершает над самим собой. Такой
человек, как он, считает Зиновьев, не может сложиться естественным
образом. А в одном из романов ("Глобальном человейнике") он появляется в
образе инопланетянина. В "Зияющих высотах" он, помимо Болтуна, является
еще Крикуном, Шизофреником, Неврастеником, Уклонистом, Учителем. Зиновьев
- парадоксалист и большой острослов. Все эти самоаттестации можно было бы
считать шуткой, если бы мы не узнали вдруг от него (в "Русском
эксперименте"), что он вообще не умеет шутить. И я ему склонен верить.
Дело в том, что банальность жизни, на которую натыкаются высокие
стремления, что и составляет основу комикса, шутки, он рассматривает как
ее самую серьезную и существенную характе-
ристику. Он не умеет шутить в том смысле, что для него нет ничего более
серьезного, чем шутка. В его шутках нет ничего шутливого. Например, все мы
думали, а многие до настоящего времени думают, что в "Зияющих высотах" он
шутил, высмеивал, сатирически изобличал. А сам Зиновьев считает, что это -
самое серьезное, более того - научное, хотя и выполненное в художественной
форме, исследование советского общества. Здесь, может быть, уместна
аналогия с С. Паркинсоном, "Законы Паркинсона" которого почему-то все
воспринимают как английский юмор, а не точный и глубокий анализ
бюрократического механизма.
  Чаще всего, и прямо и косвенно, через литературные образы, А.А.
Зиновьев характеризует себя как исследователя. Логик по изначальной
профессии, он остается им и по жизни, стараясь руководствоваться
аристотелевским принципом "Платон мне - друг, но истина дороже". Если бы
Зиновьев не был столь чуток к нарушениям логических правил, я бы сказал,
что он верит в истину.


  II

  Книга А.А. Зиновьева "На пути к сверхобществу" в систематической форме
излагает оригинальную социологическую теорию автора. Она является итоговой
по отношению ко всем его предшествующим исследованиям в этой области.
Зиновьевым впервые рассмотрены методологические и логические основы его
социологии, окончательно оформляется категориальный аппарат, позволяющий
охватить ход истории в целом, обобщенно суммируются, уточняются и
развиваются теория реального коммунизма, теория западнизма, современные
тенденции развития человечества.
  Изложить взгляды Зиновьева популярней и короче, чем это сделал он сам
в данной книге, невозможно. Его текст является предельно ясным, точным и
популярным (кстати, одно из требований отстаиваемого им научного подхода и
состоит в том, чтобы "сделать тексты осмысленными сами по себе, вычитывать
в них то, и только то, что в них содержится без всяких интерпретаций и
примысливаний" (1); он популярен в том же смысле, в каком можно считать
популярной, например, таблицу умножения. Одновременно с этим он настолько
краток, экономичен и лишен беллетристичности, что в этом отношении,
- -------------------------------------------
(1) Здесь и далее цитируется настоящее издание, кроме случаев,
оговоренных особо.
  на мой взгляд, достигнут максимум возможного. Поэтому, представляя книгу
читателю, я ограничусь некоторыми идеями, с моей точки зрения наиболее
неожиданными и потому особенно важными для осуществления того "поворота
мозгов", которого требует и на который нацеливает социология Зиновьева.
  Начнем с самого понятия "поворот мозгов". Еще в "Зияющих высотах"
высказана мысль, что социальные законы порождают тенденцию к одноплановой
ориентации сознания и "возникают своего рода силовые линии,
разворачивающие мозги людей в одном и том же направлении" (Зияющие высоты,
т. 1. М., 1990, с. 34). Для научного взгляда на социальную жизнь
необходимо вырваться из этого силового поля. Чтобы понять социальные
законы, надо взглянуть на них со стороны, не изнутри, а извне, не жить в
них и ими, а подойти к ним так, как если бы человек от них не зависел.
Нужно освободить свой взгляд от давления авторитетов, общепринятых мнений,
модных идей, различных идолов, словесных ухищрений, предназначенных для
обмана и самообмана, страха, стыда, советов благоразумия и многого
другого, чтобы научиться прямо смотреть на социальную действительность,
увидеть ее в подлинном (неприукрашенном) виде. Прежде всего необходимо
вырваться из сетей "интеллигентски-обывательского способа мышления",
который стремление к ясности и истине подменяет желанием произвести
впечатление, создать видимость знания. Надо встать на позиции того
наивного мальчика из сказки Андерсена, который не знал придворного этикета
и сказал то, что все скрывали, что король - голый.
  Устраиваться в обществе и понимать его - разные, даже противоположные
виды деятельности. Если для первого нужно быть внутри общества, жить
конкретным интересом, уметь защитить себя, стремиться к лучшей позиции и
т.д., то для второго, напротив, требуется вырваться вовне, занять такую
независимую позицию, словно ты не член данного общества, а инопланетянин,
с любопытством разглядывающий это странное скопление странных существ.
Известно, что человек видит то, что он хочет видеть. Научный подход,
напротив, состоит в том, чтобы освободить взгляд от этого привходящего и
искажающего "хочет", чтобы "хотеть" то, что видишь. Такую смену диспозиции
по отношению к социальной действительности, такое изменение точки ее
обзора Зиновьев называет научным "поворотом мозгов" и в своей логической
социологии он формулирует те принципы, которые для этого необходимы.
  Один из этих принципов состоит в экспликации понятий - особой, им же
самим описанной и сознательно примененной в социологии логической
процедуре, имеющей целью добиться определенности и однозначности
терминологии в социальном познании. Все основные описывающие социальную
реальность понятия, такие, как "общество", "государство", "экономика",
"власть", "культура" и т.д., являются многозначными, расплывчатыми.
Существуют десятки и сотни их определений. Уже по одной только этой
причине, не говоря о всех других, рассуждения с употреблением этих понятий
оказываются приблизительными, а то и вовсе ложными. Экспликация состоит не
в том, чтобы перечислить все значения и выбрать какое-то одно для
словоупотребления (подобрать объект для слова), а в том, чтобы "выделить
достаточно определенно интересующие исследователя объекты из некоторого
более обширного множества объектов и закрепить это выделение путем введения
подходящего термина". При этом существенно важно, что в качестве термина
используется старое расплывчатое выражение; тем самым подчеркивается, что
речь идет о новом понимании тех же самых объектов, к которым в той или иной
степени относятся привычные слова. Ведь объект познания ученого-социолога
обладает сознанием, разумом и в этом смысле сам является познающим, поэтому
он не может открыть чего-то, что не было бы вообще известно объектам его
интереса - людям, он может лишь по-новому взглянуть на это, "повернуть
мозги". "В случае экспликации понятий читателю сообщается новый способ
понимания объекта, о котором у читателя уже накоплена какая-то сумма
знаний, можно сказать - уже имеется интуитивное представление об объекте".
Поэтому основная трудность социального исследования, как пишет далее
Зиновьев, состоит в том, чтобы "увидеть значимость общеизвестных и
привычных явлений, осмыслить их и обнаружить именно в них закономерности
грандиозных исторических процессов и огромных человеческих объединений".
  Самым известным и до настоящего времени обескураживающим многих
(прежде всего среди марксистов) примером этого логического приема является
введение Зиновьевым термина "коммунизм" как экспликата этого слова в
обыденной речи, когда он стал называть коммунизмом реальный социальный
строй, классической (наиболее развитой) формой которого была советская
система. В тридцатые годы И.В. Сталин объявил, что в СССР построен
социализм. Тем самым он соединил понятие социализма с реальностью
советского общества. На первый взгляд он сделал то же самое, что и Зиновьев
(в данном случае от различия между социализмом и коммунизмом можно
отвлечься, тем более что сам Зиновьев считает это различие бессмысленным).
Но только на первый взгляд. В действительности здесь наблюдается
диаметрально противоположный ход мыслей, показывающий различие между
идеологией и наукой. Сталин полагал, что коммунизм (на его первой фазе)
осуществился в Советском Союзе и тем самым распорядился именовать
социальную реальность СССР коммунизмом и смотреть на нее сквозь призму уже
существующих представлений о коммунизме. Так возникает идеология о самом
счастливом обществе. Зиновьев говорит нечто совершенно иное: то, что
осуществилось в Советском Союзе, и есть коммунизм, и другого коммунизма
нет. Тем самым он ориентирует на то, чтобы строить теорию коммунизма как
социальную теорию советского общественного опыта, вместо того чтобы
смотреть на этот опыт сквозь розово-утопические очки выдуманного
коммунизма.
  Другой, тоже очень показательный пример экспликации связан с понятием
общества. Это слово, которое в разговорном языке имеет много смыслов, он
употребляет как термин, обозначающий определенную стадию (этап, форму)
социальной жизни людей со своими строгими признаками (наличие государства
как формы политической власти, экономики как формы хозяйствования,
идеологии как формы коллективного менталитета и т.д.). Такая экспликация
очень важна для того, чтобы правильно понять историчность человеческой
жизни и строго обозначить ту смену ее качественных состояний, которая
происходит на наших глазах.
  Центральным в социологических взглядах Зиновьева является, пожалуй,
идея законов социальности. Объектом его изучения (социальными объектами)
являются люди и их объединения; при этом люди рассматриваются не во всем
многообразии их свойств, каковых очень много, а только в тех проявлениях,
которые вытекают из факта их принадлежности к социальным объединениям.
Такое ограничение объекта исследования является, разумеется, идеализацией,
ибо в реальности ни таких чистых социальных индивидов, ни их объединений
не существует; живые люди характеризуются не только тем, что они являются
членами объединений, у них есть масса других, биологических,
психологических и иных, свойств. Но это - вполне законная и совершенно
необходимая идеализация. Социальные индивиды и их объединения в этом
отношении не менее реальны, чем точки, линии и фигуры в геометрии.
  Жизнь индивидов, поскольку они принадлежат человеческому объединению и
действуют в его рамках, как и жизнь самого объединения, представляющего
собой множество индивидов, протекает по строгим законам. Прежде всего (это
самый важный и необходимый признак) возникает разделение множества людей на
"мозг" и "тело", на начальников, управляющих, и подчиненных, управляемых.
Происходит разделение функций, возникают органы для их выполнения,
отношения между ними регулируются законом взаимной адекватности. Имеет
место также дальнейшее, все нарастающее усложнение жизни объединения,
охватывающее как вертикаль, так и горизонталь отношений. Объединения людей
приобретают особое качество и называются человейниками, если они а) живут
совместно исторической жизнью (из поколения в поколение); б) действуют как
целое; в) имеют внутри себя сложное строение с разделением функций; г)
занимают определенную территорию и относительно автономны во внутренней
жизни; д) обладают внутренней и внешней идентификацией. Термин "человейник"
вызывает ассоциацию с муравейником. Это - больше чем ассоциация, она
сыграла решающую роль в выборе термина, ибо, по мнению автора, стада и стаи
животных в эволюционной классификации предшествуют человейникам; в "Зияющих
высотах", например, фигурируют два трактата - трактат об обществе и трактат
о крысах, которые удивительным образом совпадают. В этом смысле теорию
Зиновьева можно было бы назвать не только социомеханикой, но еще и
социозоологией.
  Поскольку людей в человейнике много и они вынуждены вступать в отношения
друг с другом просто из-за того единственного факта, что их много, то они
действуют в силу социальных законов, которые автор называет законами
экзистенциального эгоизма. Это такие законы, которые заставляют социального
индивида действовать, исходя из его собственной социальной позиции, чтобы
сохранить ее, по возможности укрепить или занять более высокую позицию.
Действовать в своих интересах внутри человейника и в интересах своего
человейника в отношениях с другими человейниками - такова основа
социальности. Так как люди в социальном поведении действуют сознательно, то
законы экзистенциального эгоизма выступают в виде законов рационального
расчета. Речь идет, если говорить кратко, об осознанном эгоистическом
интересе. В качестве иллюстрации социальных законов Зиновьев часто
ссылается на такой пример: если человеку предложить на выбор две работы, из
которых одна оплачивается выше, чем другая, то при всех прочих равных
условиях он непременно выберет ту, за которую платят больше. Это правило
есть следствие законов социальности и действует с такой же неотвратимостью,
с какой, например, выпавший из руки предмет падает на землю. В реальности,
конечно, не бывает лабораторных условий, предполагаемых этим правилом;
помимо величины платы, есть масса других факторов, которые учитываются
индивидами при выборе работы и очень часто они выбирают менее оплачиваемую
работу. Но это не отменяет само правило в его непререкаемости. Правило не
говорит о том, что человек всегда выбирает работу с более высокой платой.
Оно говорит о том, что такой выбор неотвратимо совершается только при
определенных условиях, а именно при равенстве всех других факторов,
влияющих на выбор, или отсутствии таких факторов. Это правило можно было бы
разбить на следующие два: если индивид предпочитает менее оплачиваемую
работу более оплачиваемой, то это он делает не потому, что она является
менее оплачиваемой; если индивид предпочитает более оплачиваемую работу
менее оплачиваемой, то это он может делать только по той причине, что она
является более оплачиваемой. В данном случае механизм действия социального
закона является таким же, как и механизм действия любого
естественно-научного закона, например, тело сохраняет равномерное
прямолинейное движение, если на него не действует никакое сопротивление;
однако известно, что сопротивление есть всегда и в этом смысле никакое
эмпирическое тело равномерно не движется.
  Законы социальности не следует путать с нормами морали, права и
другими сознательно задаваемыми регулятивами поведения. Последние
выработаны людьми как средства защиты от законов социальности, от самих
себя. Разумеется, эффективность этой защиты является относительной, ибо
мораль и связанная с ней совокупность разнообразных правил может лишь в
какой-то мере смягчить, нейтрализовать следствия законов социальности, но
не отменить их действие. Более того, они сами могут стать моментом
действия социальных законов. Такова в общих чертах концепция социальности
Зиновьева. Его предшественниками в этом вопросе (предшественниками не в
смысле прямой преемственности, а в смысле идейных ассоциаций), на мой
взгляд, можно было бы считать Макиавелли с его трезвым анализом искусства
государственного правления, Гоббса с гипотезой о естественном состоянии
войны всех против всех как исходном пункте и постоянной основе
государственно организованного социума, Мандевиля с его "Басней о пчелах"
и выраженной в ней мыслью о том, что общее благо складывается из частных
зол.
  В человейнике Зиновьев различает три аспекта: деловой, коммунальный и
менталитетный. Это различие (наряду с различием между "мозгом" и "телом"
человейника) является своего рода несущей конструкцией его теории. Первый
аспект охватывает действия людей и формы их организации, направленные на
обеспечение средств существования, создание мате-
риальной культуры. "Во втором аспекте люди совершают поступки в
зависимости от того, что их много, что их интересы не совпадают, и они
вынуждены с этим считаться". Третий аспект охватывает то, что касается
сознания (психики, менталитета) человека. Это - аспекты человейника, но не
его части; они всегда существуют в единстве, хотя характер единства может
быть различным и колебаться от слияния до достаточно четко
дифференцированного, почти автономного функционирования. Зиновьев
высказывается против того, чтобы в рамках социологической теории выдвигать
какой-то фактор в качестве определяющего, критикуя, в частности, марксизм
за преувеличение роли производства материальных благ. Это же, видимо,
касается и различных аспектов жизни человейника. И тем не менее
складывается впечатление, что в авторской концепции удельный вес
коммунального аспекта значительно выше удельного веса двух других
аспектов. Так, законы социальности реально функционируют как правила
коммунального поведения. И оба других аспекта становятся объектом
социологии в той мере, в какой они вовлекаются в сферу коммунальности.
  Человейник в процессе эволюции, считает А.А. Зиновьев, проходит три
стадии: предобщество, общество, сверхобщество. Если апеллировать к
привычным ассоциациям, то предобщество соответствует рядовому строю
первобытной формации; общество - государственно-цивилизационным формам
жизни (рабовладельческой, феодальной и капиталистической формациям).
Сверхобщество представляет собой постцивилизационную стадию. Переход от
общества к сверхобществу является, по мнению Зиновьева, основной
тенденцией развития Человейника в XX веке. Этот переход протекал в двух
эволюционных линиях и в ожесточенной борьбе общества, представлявших эти
линии. Обе эти линии сложились в рамках западноевропейской цивилизации,
которая уникальна (и в этом смысле отлична от других цивилизаций) в том
отношении, что она способна к смене собственных качественных состояний;
"она убивает сама себя и делает это на пути баснословного прогресса". Одна
линия была представлена человейниками коммунистического типа и наиболее
цельно воплотилась в Советском Союзе, ее особенность состояла в том, что
она опиралась по преимуществу на коммунальный аспект жизнедеятельности.
Вторая линия, именуемая в книге западнистской, воплотилась в наиболее
"чистом" виде в США, странах Западной Европы, в ней преимущественное
развитие получил деловой аспект жизнедеятельности человейника. "Западный и
коммунистический миры стали "точками роста" в эволюции человечества. Между
ними шла непримиримая борьба за роль лидеров мирового эво-
люционного процесса и за мировую гегемонию. Эта борьба образовала основное
содержание социальной жизни человечества в XX веке, особенно во второй его
половине". В этой борьбе победил Запад, выиграв "холодную войну" против
Советского блока. Вопрос о том, является ли эта победа окончательной,
автор в целом пока еще оставляет открытым, хотя и признает, что Россия из
игры выбыла и деградировала до уровня колониальной демократии. Неизвестно,
становится ли благодаря этому переход к сверхобществу более ускоренным, но
зато совершенно ясно, что он оказывается более плоским, рискованным и
трагичным.
  Сверхобщество - не будущее, а в значительной мере уже настоящее. Оно
складывается после Второй мировой войны и уже не просто сосуществует с
обществами, а начинает играть доминирующую роль. Что такое сверхобщество?
Оно, как и все другие понятия социологии Зиновьева, является очень
строгим, содержит много признаков, охватывающих все аспекты, уровни, формы
жизнедеятельности человейника. Об этом - вся книга. Чтобы дать хотя бы
приблизительное представление читателю, я ограничусь несколькими
признаками, дающими представление о мироустройстве на стадии сверхобщества.
  Развитие истории переходит из естественно-исторической фазы в
планово-управляемую. Сама эволюция становится сознательным актом, ее можно
планировать наподобие того, как планируется какое-то сложное, масштабное
дело. Но это вовсе не означает, что ход развития становится произвольным и
его можно повернуть в любую сторону по желанию людей, представляющих
"мозг" сверхобщества. Наоборот, мера объективности и предопределенности
эволюционного процесса, его жесткости увеличивается подобно тому,
например, как человек с компасом меньше будет отклоняться от направления,
ведущего к цели.
  На стадии сверхобщества складывается единый, глобальный человейник, в
отличие от предыдущих стадий, которые представляли собой множество
человеческих объединений, миры человейников, и прежде всего в отличие от
стадии общества, представленного сотнями обществ, стянутых в ряд
цивилизаций. По мнению Зиновьева, в настоящее время исчезли условия для
возникновения новых цивилизаций, а те, что сохранились, в том числе
западноевропейская, обречены на исчезновение. Они не соответствуют
современным условиям жизни в масштабе человечества. "В наше время во всех
аспектах человеческой жизни уже не осталось никаких возможностей для
автономной эволюции человеческих объединений в течение длительного
времени". Сверхобщество, с точки зрения
Зиновьева, устанавливается как господство Запада. Этот процесс протекает
на основе и в соответствии с законами социальности, в силу которых другие
(незападные) народы и страны будут занимать подчиненное и периферийное
положение.
  Данное выше изложение социологии Зиновьева является общим и
выборочным. Это - вводные замечания, чтобы заинтересовать читателя. Сама
же эта социология требует внимательного, неспешного, вдумчивого чтения и
изучения. Ведь помимо того, что Зиновьев по-своему интерпретирует едва ли
не все используемые им общеупотребительные понятия государства, идеологии,
власти, общества, экономики, морали, цивилизации и т.д., он еще вводит
много новых понятий и терминов типа социальной комбинаторики, исторической
паники, феодов, одноклеточных - многоклеточных социальных объединений и
т.п. Подводя итог, следует заметить, что как бы ни оценивать научное
содержание книги "На пути к сверхобществу", совершенно несомненно одно:
социология Зиновьева в современной отечественной и мировой науке является
уникальной в том отношении, что она предлагает целостную теоретическую
концепцию общества и его развития. Зиновьев развивает свою оригинальную
концептуальную схему типа тех, которые предлагали Маркс, Конт, Дюркгейм,
Вебер, Тойнби, Сорокин, и тем самым стимулирует совсем затухающие
исследования и дискуссии по теории общества. Он идет, однако, дальше и
предлагает теорию, которая соединяет точность социологического (в узком,
эмпирическом смысле слова) знания и широту философско-исторических
обобщений, заявляя тем самым претензию на науку об обществе.


  III

  Зиновьев пишет: "Всеобщая враждебность к научной истине в отношении
социальных явлений есть один из самых поразительных (для меня) феноменов
нашего времени, сопоставимый с аналогичной враждебностью к науке вообще в
эпоху средневекового мракобесия". Эта враждебность в рамках логики автора
вполне закономерна и, честно признаться, не должна была бы его удивлять;
она является простым следствием законов социальности, по которым живут
люди. Возникает вопрос: оправдана ли претензия автора на научный подход,
если, разумеется, отбросить предположение, что он является
инопланетянином. Ведь он сам есть социальный индивид и, как таковой,
ограничен в понимании мира как своим личным интересом, так и интересом
своего человейника. Не сталкива-
емся ли мы здесь с парадоксом лжеца, которому нельзя верить даже тогда,
когда он утверждает, что он лжет? Один из персонажей "Зияющих высот"
говорит Болтуну: "Не выпендривайся. Ты такое же дерьмо, как мы". Вопрос:
"Почему это не так?"
А.А. Зиновьев понимает обозначенную трудность, и в его работах мы
находим ответ, который, по крайней мере, в формально-логическом плане
позволяет ее обойти. Но, я думаю, этот ответ имеет и фактическую
убедительность. Он сводится к двум пунктам. Во-первых, в совокупности
многообразных социальных позиций (ролей), задающих траектории поведения
индивидов в человейнике, есть такая позиция, которая предопределяет
сторонне-объективный взгляд на социальную реальность. Это - позиция
аутсайдера, человека, который отказался (не может, не хочет) принимать
участие в "крысиных" гонках. В "Зияющих высотах" уже знакомый нам Болтун
рассказывает о себе такую историю. В армейской столовой "интеллигентный по
виду парень" взялся делить на восемь человек одну буханку хлеба. Он
отрезал один большой кусок, второй чуть поменьше, остальные как попало.
Затем он воткнул нож в самый большой кусок и распорядился: "Хватай". "Для
меня, - продолжал Болтун, - наступил момент, один из самых важных в моей
жизни. Или я подчиняюсь общим законам социального бытия и постараюсь
схватить кусок по возможности побольше, или я иду против этих законов, то
есть не участвую в борьбе... я взял тот кусок, который остался лежать на
столе. Самый маленький. Эта доля секунды решила всю мою последующую жизнь.
Я заставил себя уклониться от борьбы" (Зияющие высоты, т. 1. М., 1990, с.
250).
  Во-вторых, деловой, а отчасти коммунальный и менталитетный аспекты
деятельности социальных индивидов предполагают такие моменты, которые
требуют объективных знаний, в результате чего производство научных знаний
становится особой, необходимой для самосохранения общества социальной
функцией. Разумеется, в ходе выполнения этой функции индивиды действуют
вполне по законам расчетливого, осознанного эгоизма (кстати заметить,
анализ нравов в научной среде стал одним из живых источников
пессимистических социальных и антропологических обобщений Зиновьева) и
поэтому здесь наряду со знаниями производится и огромная масса
предрассудков. Но тем не менее знания тоже производятся.
  Оба обозначенных мной момента связаны между собой. Законы социальности
предполагают в небольшом количестве индивидов, выключенных из борьбы, для
которых сама эта выключенность оказывается своего рода социальной
позицией. Это необходимо для эффективности социального организма.
  Типичный пример: безработица как условие эффективного хозяйствования в
рамках рыночной экономики. Конкретные причины выпадения могут быть
разными, одна из типичных и в рамках нашего рассуждения самых важных
состоит в том, что механизм социальности вытесняет часто наиболее
продвинутых, выделяющихся в сторону превышения нормы (так, например, в
иных странах и в иные периоды процент безработных инженеров и профессоров
может быть больше, чем доля безработных слесарей или посудомоек).
Остракизм как изгнание наилучших не является специфическим фактом афинской
демократии, он органичен всякой человеческой коммунальности, только
проявляется в разных формах и масштабах; в последующей истории он
осуществляется чаще всего в прикрытом виде. Занятия самих выпавших
(изгнанных), как правило, определяются родом деятельности в той сфере, из
которой их выдавили. К производству знаний более всего приспособлены те
индивиды, которые выбиты из социальной борьбы, уклонились от нее в рамках
науки: они занимаются наукой, потому что это их дело и чаще всего ни на
что другое они не способны, и занимаются ею успешно, так как у них нет
привходящих (социальных) интересов, искажающих истину. Для них умение
понимать реальность лучше, чем другие, становится источником человеческой
гордости и своего рода социальной позицией. В этом смысле вполне понятно,
почему Зиновьев настойчиво подчеркивает, что он - исследователь и так
отчаянно борется за собственный "государственный суверенитет", дающий ему
возможность говорить правду, как он ее понимает.


  IV

  "Дело не в том, чтобы открыть правду о себе. На это много ума не
нужно. Дело в том, как после этого жить", - читаем мы в "Зияющих высотах"
(т. 1, с. 296). Одна из парадоксальных особенностей социологии Зиновьева
состоит в том, что она отвлекается от внутренней жизни человека, обходится
без понятия личности, а в сознательном характере деятельности видит лишь
фактор, усиливающий социальную детерминированность поведения. Тут-то и
возникает вопрос, как же жить после этого? Куда девать идеалы? Ответ на
него, который объективно вытекает из всей логической социологии, Зиновьев
формулирует сам. Жизнь в идеале вовсе не лишена смысла. Она и есть истинно
человеческая жизнь. Но возможна она за пределами социальности. Внутри
человейника, но не по его правилам Она возможна как исключение, редкий
случай и всегда
как индивидуальный героизм. Где-то у Зиновьева есть фразы: когда хотят
плюнуть на законы тяготения, тогда строят самолеты. Эту формулу можно
считать типовой для его нравственной позиции.
  Вот цельное рассуждение А.А Зиновьева на эту тему: "У меня нет никакой
позитивной программы социальных преобразований. Но не потому, что я не
способен что-то выдумать на этот счет, а в принципе. Любые положительные
программы социальных преобразований имеют целью и отчасти даже результатом
построение некоего земного рая. Но опыт построения земных раев всякого
рода показывает, что они не устраняют жизненных проблем, драм и трагедий.
  Наблюдая жизнь и изучая историю, я убедился в том, что самые
устойчивые и скверные недостатки общества порождаются его самыми лучшими
достоинствами, что самые большие жестокости делаются во имя самых гуманных
идеалов. Нельзя устранить недостатки того или иного общественного строя,
не устранив его достоинства...
  А раз так, то главным в моей жизни должна быть не борьба за
преобразование общества в духе каких-то идеалов, а создание идеального
общества в себе самом, самосовершенствование в духе моего идеала человека.
По этому пути я фактически и шел до сих пор" (Русский эксперимент. М.,
1995, с. 122).
  А.А. Гусейнов




  ПРЕДИСЛОВИЕ

  Интерес к социальным проблемам у меня возник еще в ранней юности. Но
обстоятельства сложились так, что моей профессией стала логика и
методология науки. В течение нескольких десятилетий я разрабатывал свою
логическую теорию. Результаты моих исследований я опубликовал в
многочисленных работах, в том числе - в книгах "Основы логической теории
научных знаний" (1967), "Логика науки" (1971) и "Логическая физика"
(1972). Одной из особенностей моей логической теории является то, что она
охватывает логические проблемы эмпирических наук, к числу которых
относятся и науки социальные.
  Мой интерес к социальным проблемам не ослаб. Но я стал их
рассматривать как профессиональный логик, интересующийся социальными
проблемами просто из личного любопытства, а не как профессиональный
социолог, каковым я не был. Разумеется, мне пришлось знакомиться с
сочинениями философов, социологов, историков и экономистов, имеющими
отношение к интересовавшим меня социальным проблемам. Не буду перечислять
их имена с целью демонстрации эрудиции, - я на это не претендую ни в какой
мере. Читатель может найти имена этих авторов и справку о их вкладе в
познание социальных явлений в бесчисленных справочниках и обзорных
монографиях. Скажу здесь лишь то, что их сочинения, будучи любопытны в
отдельных деталях, в целом ни в какой мере не отвечали моим потребностям.
Даже в тех случаях, когда они казались мне приемлемыми в формулировках
общих идей, они разочаровывали меня, когда авторы пере-
ходили к конкретным разъяснениям и применениям своих идей. А главное - все
эти учения, на мой взгляд, совершенно не годились для научного понимания
важнейших социальных феноменов современности - реального коммунизма,
реального западнизма и величайшего перелома в социальной эволюции
человечества, который произошел во второй половине нашего века.
  Результаты моих размышлений об упомянутых социальных явлениях я начал
публиковать в 1976 году и в последующие годы в контексте литературных и
публицистических сочинений, а также в форме социологических эссе, в их
числе - в книгах "Зияющие высоты" (1976), "Светлое будущее" (1978), "В
преддверии рая" (1979), "Желтый дом" (1980), "Коммунизм как реальность"
(1981), "Кризис коммунизма" (1990), "Гибель империи зла" (1994), "Русский
эксперимент" (1995), "Запад" (1996) и "Глобальный человейник" (1997). В
этой книге дается более или менее систематическое изложение
социологических идей автора, рассчитанное на широкий круг читателей,
интересующихся социальными проблемами нашего времени.
  Мюнхен, 1999
А. Зиновьев




                               Часть первая
                          МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

  ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ

  В этой книге с самого начала речь пойдет о социальных явлениях. Но в
первой части мы будем рассматривать правила и средства их познания. Причем
не любые, а только такие, о которых полезно знать исследователю-одиночке
(скажем - теоретику), обладающему лишь своим природным мозгом, некоторым
образованием, общедоступной печатной информацией и возможностью самому
наблюдать какие-то явления человеческой жизни. Это не значит, что знание
таких правил и средств не нужно прочим людям, интересующимся социальными
проблемами. Это не значит также, что исследователям-одиночкам не нужны
другие правила и средства познания. На этот счет никаких ограничений нет.
Это значит лишь то, что без таких средств и без соблюдения таких правил
никакой исследователь-одиночка достичь научного понимания интересующих его
явлений не сможет. В этом очерке сообщается, разумеется, не вся
методология теоретических исследований социальных явлений, а лишь минимум
из нее, необходимый для более или менее адекватного понимания последующего
изложения. Должен предупредить читателя, что излагаемые в этом очерке
методологические мысли не являются общепринятыми, так что я не могу
порекомендовать никакие другие сочинения по логике и методологии науки,
кроме моих работ, упомянутых в предисловии.



  СОСТОЯНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

  Социальные объекты (явления, предметы, феномены) суть объединения
людей и люди как члены этих объединений. О социальных объектах думают,
говорят, пишут и читают фактически все нормальные взрослые люди. Причем
даже самая примитивная мысль человека о каком-то социальном объекте есть
либо его собственное открытие, либо заимствована у других людей, сделавших
это открытие. Так что всякий человек - в какой-то мере исследователь
социальных объектов. Говоря о социальных исследованиях, я буду иметь в
виду всю сферу думания о социальных объектах, а не только профессиональные
исследования.
  Оказавшись в числе исследователей социальных объектов в таком широком
смысле слова, я был поражен следующим фактом. Коммунистический социальный
строй просуществовал в Советском Союзе и других европейских странах
несколько десятков лет, изучением его занималось огромное множество
специалистов, а за все эти годы о нем не было напечатано ни строчки,
заслуживающей звания науки. Это можно вроде бы объяснить тем, что
советские правители и идеологи препятствовали поиску и правде о реальном
социальном строе страны. Но многие советологи на Западе насочиняли тонны
всякого вздора о реальном коммунизме, в котором найти зерно истины еще
труднее, чем найти жемчужину в куче навоза. А сколько разоблачительных
страниц насочиняли советские диссиденты, и ни одно слово в них не
соответствует критериям научного понимания реальности. А уж они-то вроде
бы должны были стремиться к истине!
  И уж совсем не укладывается в рамки здравого смысла тот факт, что все
известные мне теории и концепции западного общества оказались так же
далекими от реальности социального строя западных стран, как сочинения
советских авторов - от советской реальности. А ведь западные авторы вроде
бы не испытывали ограничений свободы творчества, какие имели место в
коммунистических странах для их коллег. В чем, спрашивается, тут дело?
  Особенность социальных объектов состоит прежде всего в том, что люди
сами суть объекты такого рода, постоянно живут среди них и в них,
постоянно имеют с
ними дело. Они должны уметь жить в качестве социальных объектов и в их
среде. Для этого они должны как-то познавать их, что-то знать о них. Они
приобретают свои знания в ходе воспитания, обучения и образования, от
общения с другими людьми, на личном опыте, из средств информации, из
литературы и фильмов. Таким путем у них складываются свои представления о
социальных объектах, можно сказать - житейские или обывательские
представления. В слово "обывательские" я здесь не вкладываю никакого
негативного смысла. На этом уровне о социальных объектах думает
подавляющее большинство представителей рода человеческого. Причем степень
развитости таких представлений у различных людей различна. У большинства
она примитивна, у многих высока. Но эти различия суть различия в рамках
одного типа.
  Что-то знать о социальных объектах и научно понимать их - это далеко
не одно и то же. Можно много знать, но при этом мало что понимать, тем
более - понимать на научном уровне. Обывательские представления о
социальных объектах имеют ничтожно мало общего с их научным пониманием.
Тем не менее гигантское число дилетантов высказывается о них, сочиняет
бесчисленные книги и статьи. В наше время положение в этом отношении
приняло поистине гротескные формы и катастрофические размеры.
Интеллектуальный аспект человечества оказался не в меньшей мере загаженным
словесным мусором и помоями, чем природная среда продуктами и отходами
современной промышленности. Чуть ли не каждый мало-мальски образованный
человек считает себя специалистом в понимании явлений своего общества
только на том основании, что он имеет какой-то опыт жизни в нем и кое-что
знает о нем. Такие дилетанты воображают, будто нет ничего проще, чем
понимание явлений, которые они видят своими глазами, среди которых они
живут, в которых принимают участие и которые сами творят. А те из них, кто
занимает высокое положение в обществе, известен и имеет возможность
публичных выступлений, считают себя и признаются другими за высших
экспертов в сфере социальных явлений. Люди верят президентам, министрам,
королям, знаменитым актерам и даже спортсменам больше, чем профессионалам
в исследовании социальных явлений,
хотя эти высокопоставленные личности и знаменитости обычно несут
несусветный вздор, а он больше соответствует обывательским представлениям,
чем суждения профессионалов. Последним верят тогда, когда они занимают
высокое положение, признаются и поощряются власть имущими и погружают свои
профессиональные достижения в трясину обывательского сознания и идеологии.
{Таково первое серьезное препятствие на пути научного познания социальных
явлений.}
Для самосохранения человеческих объединений, для упорядочивания
совместной жизни больших масс людей и для управления ими жизненно важно
то, что и как люди думают о социальных явлениях. Суждения о последних
неизмеримо сильнее затрагивают интересы различных категорий людей, чем
суждения о других явлениях бытия. Потому эта сфера изначально находилась и
находится теперь под неусыпным контролем идеологии, включая идеологию
религиозную. Идеология характеризуется определенной целью относительно
человеческих объединений и определенными средствами ее достижения. Ее цель
- формирование сознания людей в соответствии с требованиями самосохранения
объединения и манипулирование поведением людей путем воздействия на их
сознание, а не познание реальности. Она использует данные познания и
опирается на них, но лишь как средство. Она отбирает в них то, что
отвечает ее цели, и подвергает такой обработке, какая требуется для более
эффективного воздействия на умы и чувства людей в желаемом духе. В
результате создаваемая идеологией картина социальных явлений оказывается
искаженным отражением реальности или вообще вымыслом.
  Идеология навязывается членам человеческих объединений и так или иначе
препятствует познанию социальных явлений. Эта роль идеологии была очевидна
в коммунистических странах, в которых имела место канонизированная
государственная идеология. Если бы марксизм был научным пониманием
коммунизма, он должен был бы утверждать неизбежность и в коммунистическом
обществе социального и экономического неравенства, необходимость
государства и денег, неизбежность классов и других явлений, считавшихся
язвами капитализма, и тогда он не имел бы массового успеха. И в западных
странах, и в современной России, которые считаются
неидеологическими, на самом деле засилие идеологии не только не уступает
таковому в Советском Союзе, но значительно превосходит его. Конечно,
идеология в них имеет другие формы и средства воздействия на людей. Однако
и в них она выполняет функцию оболванивания людей. В частности, она
прививает людям идеализированные представления о западном социальном строе
и всячески очерняет коммунистический строй.
  Вот так и получилось, что защитники коммунизма создавали ненаучную
картину коммунистического общества, раздувая то, что они считали его
достоинствами, и затушевывая то, что считалось недостатками
"антагонистических" обществ, а критики коммунизма создавали и ныне создают
тоже ненаучную картину коммунизма, изображая его как воплощение зла и
умалчивая о его достоинствах или искажая их. То же самое имело место в
отношении социального строя западных стран (западнизма) и имеет место
теперь, причем в гораздо более изощренных формах и в более грандиозных
масштабах. Как на Западе, так и в Советском Союзе научное понимание
западнизма было исключено.
  В настоящее время идеологическое очернение коммунизма и приукрашивание
западнизма приняло неслыханные ранее размеры как на Западе, так и в бывших
коммунистических странах. Так что теперь о научном понимании как
коммунизма, так и западнизма и речи быть не может.
  {Таково второе серьезное препятствие на пути научного понимания
социальных явлений.
  И третье препятствие на пути научного познания социальных объектов -
гигантская армия людей, профессионально занятых в сфере науки.} Дело в
том, что надо различать науку как сферу жизнедеятельности множества людей,
добывающих себе жизненные блага и добивающихся жизненного успеха
(известности, степеней, званий, наград) за счет профессионального изучения
социальных объектов, и научный подход к этим объектам. Лишь для ничтожной
части этих профессионалов научное познание есть самоцель. Научный подход к
социальным объектам составляет лишь ничтожную долю в колоссальной
продукции сферы профессиональных социальных исследований. Остановлюсь
кратко на том, в каком виде мне представились социальные исследова-
ния, когда я проявил более или менее устойчивый интерес к ним как
исследователь, а не просто из праздного любопытства, причем как
исследователь с "поворотом мозгов", радикально отличающимся от такового у
профессионалов, занятых в этой сфере, добывающих в ней для себя хлеб
насущный и добивающихся в ней жизненного успеха.
  Социальные объекты суть эмпирические (опытные, видимые, наблюдаемые)
объекты. В исследовании их затруднен и ограничен, а в основном вообще
исключен лабораторный эксперимент в том виде, в каком он применяется в
естествознании. Исследователи добывали сведения о социальных явлениях
путем личных наблюдений, знакомства с источниками, в которых были
зафиксированы результаты наблюдений других исследователей и очевидцев
событий, знакомства со всякого рода документами и свидетельствами.
Главными орудиями исследования были средства наблюдения фактов и
логические средства - сравнение, отбор, обобщение, абстрагирование,
классификация, определения понятий, умозаключения, гипотезы и т.д. Причем
эти логические средства были в том виде и ассортименте, в каком они были
описаны в сочинениях по логике и методологии науки и стали известны
исследователям. А это был довольно бедный логический аппарат, который сам
по себе ограничивал возможности осмысления эмпирического материала,
доступного исследователям.
  В XIX веке был разработан и получил широкую известность диалектический
метод (диалектика). Но его постигла печальная участь. Гегель, который
сделал самый значительный вклад в диалектику, мистифицировал ее в большей
мере, чем кто-либо другой. Он ограничил число законов диалектики
несколькими, перечисление которых и стало основным содержанием текстов на
эту тему. Маркс взял диалектику на вооружение в своих сочинениях и
несколько рационализировал ее. Но он не дал ее систематического
построения, ограничившись отдельными разрозненными замечаниями. Энгельс
придал диалектике вид учения о всеобщих законах бытия, распространив ее на
сферы, где она была лишена смысла (даже на математику), и оторвав ее от
сферы социальных явлений, где она была бы на своем месте. Обычным примером
закона единства и борьбы противоположностей
стали отношения плюса и минуса в математике и отношения пролетариата и
буржуазии в социологии. В таком понимании из этого закона (как и из
прочих) испарился всякий научный смысл. Преодолев гегелевскую
идеалистическую мистификацию законов диалектики, марксизм принес с собой
материалистическую вульгаризацию их. Последователи Маркса и Энгельса
связали диалектику прежде всего с идеологией и политикой, изобразив ее как
оружие пролетариата, как "алгебру революции". В странах победившего
коммунизма диалектика в предельно упрощенном виде стала составной частью
государственной идеологии. Нет ничего удивительного в том, что диалектика
стала предметом насмешек. Одно из величайших достижений в истории
человеческого интеллекта фактически было извращено и опошлено, во всяком
случае - было исключено из арсенала орудий научного познания социальных
явлений.
  Пренебрежение к диалектике в современных социальных исследованиях не
имеет никакого разумного оправдания. В реальной жизни очевидным образом
происходит все то, о чем говорили диалектики. Социальные объекты возникают
исторически и со временем изменяются, причем иногда так, что превращаются
в свою противоположность. Они многосторонни, обладают одновременно
различными свойствами, порою - противоположными. Они взаимосвязаны.
Причины и следствия меняются ролями. Одни и те же причины порождают
противоположные следствия. Развитие социальных объектов происходит путем
дифференциации их свойств и обособления этих свойств в качестве особых
свойств различных объектов, происходит раздвоение единого. Всему есть своя
мера, нарушение которой ведет к разрушению объектов или к возникновению
нового качества. Короче говоря, диалектики прошлого обратили внимание на
реальные явления жизни и эволюции социальных объектов, а современные
исследователи этих объектов, боясь упреков в почтении к диалектике как
идеологической доктрине, игнорируют это или не используют на уровне
методологии научного познания, отрезая тем самым для себя возможность
такого познания.
  В XX веке к рассмотренным выше методам добавились методы "конкретной"
("эмпирической") социологии - сбор и обработка статистических данных о
явле-
ниях, имеющих злободневный интерес, а также опрос определенным образом
отобранных людей по заранее разработанным анкетам (вопросникам) и
обработка результатов этих опросов. Во второй половине века эти
эмпирические методы захватили почти безраздельное господство в сфере
социальных исследований, оттеснив на задний план теоретические
(логические) методы традиционной социологии.
  Не буду оспаривать пользу эмпирических методов для решения частных
задач. Но было бы ошибочно, на мой взгляд, преувеличивать их достаточность
и надежность. Их результаты зависят от субъективного произвола
исследователей и опрашиваемых, от случайностей, от априорных установок и
предвзятых убеждений, от пропагандистских целей и политической ситуации.
Эмпирическими данными до такой степени переполнены все сообщения средств
массовой информации и профессиональная литература, что можно
констатировать своего рода террор эмпиризма. Числа, величины, проценты,
свидетельства отобранных граждан, отсортированные факты и т.п. - это все
кажется на первый взгляд бесспорным и убедительным. А между тем ничто так
не искажает реальность, как манипулирование этими "бесспорными" величинами
и фактами. Эмпирические методы социальных исследований стали не столько
методами научного познания, сколько методами пропаганды и идеологического
оболванивания масс.
  Конечно, ни в какой другой сфере исследования исследуемые объекты не
рассказывают о себе сами, как это имеет место с социальными объектами. Но
трудно сказать, чего больше от таких помощников исследователя - пользы или
вреда. Многие ли письменные свидетельства прошлого заслуживают доверия?!
Многие ли из них адекватны сущности исторических событий?! Люди впадают в
заблуждения, подвержены всяким влияниям, способны к обману. Люди могут
думать одно, а делать другое. Их настроения и мнения меняются. Так что
даже в тех случаях, когда требуется выяснить, что именно люди думают о
какой-то проблеме, их признания и опросные данные далеко не всегда
надежны. А когда нужно исследовать структуру человеческих объединений,
взаимоотношения их сфер, слоев населения, классов, партий и прочих
явлений, их функционирование и закономерно-
сти, то опрашивать мнение людей обо всем этом - значит заранее исключать
всякую возможность научного понимания. Электроны, атомы, хромосомы,
молекулы, животные и прочие объекты, не обладающие разумом, молчат, но они
по крайней мере не врут, не клевещут, не хвастаются и не обладают прочими
пороками, свойственными разумным существам.
  Для построения целостной теории коммунизма, западнизма и того типа
человеческих объединений, какие стали формироваться после Второй мировой
войны, методы "конкретной" социологии не годились очевидным образом.
Обращаться к массам людей с вопросами о том, что они думают по поводу
проблем, в которых сами опрашивающие не смыслят ничего, по меньшей мере
нелепо. Однако в одном отношении "конкретная" социология сделала
колоссальный шаг вперед по сравнению с по преимуществу теоретической
социологией предшественников. Заключается этот шаг в разработке и
применении количественных методов.
  В сфере социальных исследований величинам социальных объектов и их
измерениям не придавалось почти никакого значения вплоть до возникновения
"конкретной" социологии. Если исследователям и приходилось обращать
внимание на количественный аспект изучаемых явлений, то они
довольствовались самыми примитивными сведениями, какие могли почерпнуть из
исторических источников, или сравнительными оценками вроде "больше",
"меньше", "увеличилось", "уменьшилось", "в два раза", "во много раз" и
т.п. После Второй мировой войны положение резко изменилось. Началась
буквально оргия величин. Теперь редко речи и публикации на социальные темы
обходятся без ссылок на статистические данные, на величины, полученные в
результате социологических опросов, на результаты математических
вычислений, причем даже с использованием современной интеллектуальной
техники. Социологические работы с использованием математического аппарата,
требующего специальной подготовки, стали обычными. Можно сказать, началась
эпоха количественного взгляда на социальные явления.
  Это, конечно, не случайно. Наше время - время социальных явлений
огромного масштаба. Измерение и вычисление их величин приобрело
первостепенное практическое значение. Около шести миллиардов человек на
планете, огромное множество стран и народов, сотни тысяч больших и
миллионы малых объединений людей, миллионы предприятий и организаций,
гигантские страны и блоки стран, исчисляемые астрономически огромными
величинами ресурсы, затраты, продукты производства... Одним словом, за что
ни возьмешься, имеешь дело с тысячами, миллионами, миллиардами. Можно
сказать, что величины обрели качественный смысл.
  В этом буйстве и торжестве величин есть один аспект, который мы не
можем обойти вниманием, если хотим удержаться на научном уровне или
подняться на него. Заключается он в следующем. Бесспорно, публикуемые
количественные данные имеют значение для научного понимания социальных
объектов такого рода, какие интересуют нас здесь. Более того, без них не
обойдешься. Но эти данные так или иначе отбираются специалистами и
препарируются. Их можно интерпретировать самым различным образом. Изобилие
величин стало не столько средством достижения истины, сколько средством ее
сокрытия. Этими величинами исследователь может воспользоваться в интересах
истины лишь в том случае, если он заранее имеет ориентировочное
представление о том, где эта истина лежит и в чем примерно она
заключается, т.е. лишь как подкреплением и развитием результатов познания,
добытых каким-то иным путем. Из этих количественных данных самих по себе
невозможно извлечь научную социальную теорию, отвечающую требованиям
логики и методологии науки. Они могут быть использованы для построения и
развития такой теории, для верификации (проверки) ее отдельных положений.
Но что именно измерять и вычислять, как и с какой целью, это зависит от
теоретических средств, а не наоборот.
  Теоретический подход к социальным объектам имеет иную ориентацию, чем
эмпирически-практический, доминирующий в современной сфере социальных
исследований. Например, с помощью методов "конкретной" социологии можно
установить шансы того или иного кандидата стать президентом страны, но
абсолютно невозможно выяснить фактический статус самой должности
президента в той или иной системе власти. Можно установить уровень
безработицы и предсказать ее эволюцию на несколько лет вперед, но
невозможно выяснить реальные причины этого феномена. И отношение к ко-
личественному аспекту исследования иное. Те количественные данные, которые
необходимы для построения такой теории, либо отсутствуют совсем, либо не
публикуются, либо требуются большие усилия, чтобы их выуживать из океана
ненужной информации.
  Из комбинации рассмотренных выше явлений сложился своеобразный способ
сочинительства и разговоров в сфере социальных явлений, который я называю
интеллигентски-обывательским способом мышления. Для него характерны такие
черты. Не стремление к ясности и к истине, а стремление произвести нужное
впечатление на слушателей или читателей, создать видимость знаний, ума,
глубины мысли, оригинальности и т.п. Сказать много, но хаотично и
тенденциозно. Блеснуть эрудицией. Ссылаться на известные авторитеты
прошлого и настоящего. Профессионально извращать позицию противников.
Уклоняться от риска. Манипулировать множеством словесных штампов выгодным
для себя способом. Из множества частных истин конструировать суммарную и
результатную ложь. Прятать ложь в массе отдельных истин, подобно тому, как
сравнительно умные преступники прячут преступления в массе по отдельности
непреступных поступков. Короче говоря, принимать участие в словесных
спектаклях на тех ролях, какие удается захватить в жизненных ситуациях.
Этот способ мышления в наше время высочайшего уровня образованности,
средств информации и общения стал характерным для состояния умов в сфере
социальных проблем.


  НАУЧНЫЙ ПОДХОД

  Но в чем заключается научный подход к социальным явлениям? В наше
время расцвета науки и ее колоссальной роли в жизни человечества найти
человека, который был бы против такого подхода и который считал бы свои
суждения ненаучными, вряд ли возможно. Важно, как именно понимается этот
подход и как он реализуется фактически.
  Слово "наука", как и вообще вся терминология сферы социальных
исследований и разговоров, неоднозначно. Этим словом называют всякую более
или менее систематизированную совокупность знаний, на овладе-
ние которыми нужно профессиональное обучение. В этом смысле в число наук
попадают и алхимия, и астрология, и теология, и советология, и
кремлинология, и кулинария... Наукой называют также совокупность знаний,
которая характеризуется определенными целями и определенным подходом к
изучаемым явлениям, определенным способом мышления и исследования. Буду
такой подход к исследуемым явлениям называть научным. Я вижу задачу
логической социологии в том, чтобы разработать такой подход в применении к
социальным явлениям.
  В этой части книги я хочу охарактеризовать самые фундаментальные черты
научного подхода к исследуемым явлениям (можно сказать - научного
"поворота мозгов"). Читатель не должен при этом рассчитывать на то, что я
буду преподносить ему какие-то сенсационные открытия на этот счет. Те
черты научного подхода, о которых я буду говорить, широко известны. Для
представителей естественных и точных (дедуктивных) наук некоторые из них
суть нечто само собой разумеющееся. Они тут навязываются самими условиями
исследования и высоким уровнем профессионализма. В них не суют нос с
претензией на поручительство никакие политики, журналисты, бизнесмены,
известные артисты и спортсмены, государственные и партийные чиновники.
Иное дело - сфера социальных исследований. Тут чем сложнее проблемы с
научной точки зрения, тем настырнее в них суют нос именно политики,
журналисты, чиновники, бизнесмены и прочие значительные личности, причем
суют нос с претензией на открытия, понимание и поучительство. Тут
отстаивание научного подхода к социальным явлениям надо начинать именно с
самых фундаментальных и очевидных принципов.
  Далеко не все, что делается в сфере профессиональных социальных
исследований, может служить примером научного подхода к социальным
объектам. Не все, что делается вне этой сферы, должно быть отнесено к
ненаучному подходу. Научный подход есть особый способ мышления и познания
реальности, качественно отличный от обывательского и идеологического. Он
больше нужен в профессиональной науке и чаще тут встречается. Но нет
запретов на выработку и применение его и для людей, не имеющих степеней и
званий и
не зарабатывающих на жизнь путем сочинения научных статей и книг.
  Научный подход не есть нечто одинаковое для всех людей и для всех
ситуаций познания. Он может иметь различные степени развитости, различные
степени четкости, различные степени "растворенности" (концентрации) в
общем объеме мышления и познания. Обычные, средненормальные люди так или
иначе овладевают какими-то элементами научного подхода или даже сами
открывают их, не отдавая себе в этом отчета. И даже выдающиеся мастера
научного подхода так или иначе покидают позицию научного подхода и
отдаются во власть обывательского и идеологического способа мышления. Так,
один из самых выдающихся умов в истории человечества - Маркс - создал в
общем и целом величайшую в истории нерелигиозную идеологию, а не науку,
хотя стремился к научному пониманию общества и был убежден в том, что
создал именно таковое. Сколько лет марксизм превозносился как самая что ни
на есть подлинная наука об обществе! Сколько миллионов людей было в этом
убеждено и все еще убеждено! Точно так же обстоит дело с западной сферой
социальной мысли, в которой на самом деле доля научного подхода не
превышает таковую в марксизме.
  Научный подход, повторяю, образует не одна или несколько общепонятных
и общедоступных идей, а сложная совокупность средств, принципов, правил и
т.д. познания. Некоторые из них, самые простые, доступны широкому кругу
более или менее образованных людей. Для овладения другими нужны годы
специального образования и опыт исследовательской работы. Третьими могут
овладеть лишь немногие интеллектуально одаренные исключительные личности.
  В общей словесной форме принципы научного подхода к исследуемым
объектам выглядят очень простыми и бесспорными. К их числу относится
прежде всего принцип субъективной беспристрастности, т.е. познание
объектов такими, какими они являются сами по себе, независимо от симпатий
и антипатий исследователя к ним и не считаясь с тем, служат результаты
исследования интересам каких-то категорий людей или нет. Сам по себе
научный подход не гарантирует истину. Он может впадать в заблуждения. Но
его целью
является все-таки истина, а не воздействие на умы и чувства людей, не
имеющее ничего общего с познанием. Фраза "Платон мне - друг, но истина
дороже" тут не просто крылатое изречение, а обязательное правило.
  Позиция исследователя, руководствующегося принципами научного подхода
к социальным явлениям, подобна позиции исследователя, наблюдающего
муравейник. Заметив, например, разделение муравьев на различные категории,
исследователь не становится защитником интересов одних из них, не
разражается гневом по поводу какой-то несправедливости, не предлагает
никаких проектов более разумного и справедливого переустройства
муравейника. Научный подход к социальным явлениям означает беспристрастное
отношение к ним, отсутствие эмоциональной вовлеченности в отношения между
людьми, безразличие к интересам тех или иных категорий людей. Он означает
также правдивое описание изучаемых явлений, не считаясь с тем, какие
чувства у людей это может вызвать. Но люди и их объединения по самой своей
природе таковы, что они скорее примирятся с ложью о себе, чем с неприятной
для них научной истиной. Они воспринимают такую истину как разоблачение
своих сокровенных тайн, как клевету и как угрозу. Не случайно самопознание
было истолковано в Библии как первородный грех. А в наше время
беспристрастное научное познание социальных объектов стало фактически
всеобщим табу. Огромное число представителей рода человеческого стоит на
страже этого табу, допуская к жизни лишь крупицы истины, к тому же
обработанные так, что в них не остается яда познания.
  Требование беспристрастности в отношении объектов неживой и живой
дочеловеческой природы очевидно. Да и то порою исследователи не могут
избавиться от своих симпатий и антипатий по отношению к объектам, с
которыми имеют дело. А в сфере социальных объектов отношение
исследователей к личностям, массам, движениям, партиям, классам,
социальным системам и т.д. накладывает свою печать на то, что они говорят
и пишут о них. Тут субъективизм и тенденциозность суть обычное дело.
Устанавливаются оценочные штампы. Например, считается, что демократия -
это хорошо, а диктатура - плохо, что коллективизация в России была злом,
сталинизм был преступлением, советский период был черным провалом
русской истории, Запад есть средоточие всех добродетелей, Советский Союз
был империей зла. Попробуйте проанализировать с этой точки зрения то, что
сообщается в средствах массовой информации на социальные темы, и вы вряд
ли обнаружите беспристрастные (нетенденциозные) суждения. При ознакомлении
советских людей с марксизмом всегда сообщали, что Маркс и Энгельс перешли
на позиции пролетариата, и считали это признаком научности, а учения
"буржуазных" мыслителей считали ненаучными уже на том основании, что они
были на позиции буржуазии. А между тем именно классовая позиция Маркса
была одной из причин, сбивших его с научного подхода к обществу и к
социальной эволюции на идеологический.
  Научный подход, далее, означает то, что исследователь в познании
объектов исходит из наблюдения реально существующих объектов, а не из
априорных (предвзятых) представлений, мнений, предрассудков. Социальные
объекты суть эмпирические, т.е. наблюдаемые людьми посредством их
природных органов чувств и усиливающих их приспособлений объекты. Если
таких объектов нет в реальности, то не может быть никакой науки о них.
Измышления о несуществующих эмпирически объектах наукой не являются. Это
вроде бы очевидно. Но фактически этот принцип постоянно нарушается и даже
умышленно игнорируется не только на уровне обывательского мышления, но и в
сфере профессиональной науки. Еще совсем недавно, например, считалось
широко признанным убеждение, будто наука о "полном коммунизме" ("научный
коммунизм") возникла уже в прошлом веке, хотя этого полного коммунизма не
было якобы даже в Советском Союзе. При этом исходили не из фактически
данной советской реальности, а из утверждений людей, никогда не живших в
реальном коммунистическом обществе, причем высказывавших свои суждения о
коммунизме, когда его еще не было в реальности даже в виде первой его
стадии, называвшейся социализмом. А многие мыслители шли в этом
направлении еще дальше. Они полагали (думают так до сих пор), будто
советский коммунизм был построен неправильно, поскольку согласно Марксу он
должен был выглядеть совсем иначе. С точки зрения научного подхода к
реальному комму-
низму надо поступать как раз наоборот, а именно - брать за исходное то,
как в реальности сложился социальный строй в Советском Союзе в силу его
конкретных исторических условий и объективных социальных закономерностей,
и смотреть, насколько созданная Марксом воображаемая картина будущего для
него общества соответствует этой реальности. Неправильной тут является не
реальность, а априорная теоретическая концепция, применяемая к ней.
  Точно такая же ситуация сложилась и в отношении к современному
социальному строю западных стран. Общепринято считать его
капиталистическим с экономической точки зрения и демократическим с
политической точки зрения. Причем капитализм и демократия описываются так,
как это сложилось в XIX веке и в первой половине XX века в западной
идеологии. И до сих пор тысячи специалистов упорно жуют и пережевывают эти
ставшие бессмысленными представления, игнорируя тот очевидный факт, что
социальный строй западных стран радикальным образом изменился, что во
второй половине нашего века в этом отношении на Западе произошел
качественный перелом. И даже самые умные и трезвые западные теоретики
говорят об отклонении нынешней экономической и политической системы Запада
от некоего правильного капитализма и некоей правильной демократии.
  Научный подход означает, что исследователь познает то, что существует,
возможно, невозможно, необходимо, случайно, закономерно и т. д.,
независимо от того, познает это исследователь или нет, а не выдумывает то,
что должно быть или чего не должно быть по его мнению. Позиция
долженствования не есть позиция научная.
  Социальные объекты суть объекты исторические, т.е. возникают в
какое-то время, существуют в конечном временном интервале и в конце концов
прекращают существование. Кажется естественным, что научный подход к ним
должен заключаться в изучении конкретной истории их конкретных
экземпляров. Но эта кажимость ошибочна. Не изучение конкретной истории
дает ключ к научному пониманию социального объекта, а, наоборот, изучение
сложившегося (до известной степени) объекта дает ключ к научному пониманию
конкретного исторического процесса его формирования. Надо знать
то, что сложилось в результате исторического процесса, чтобы понять, как
это происходило в истории.
  Надо различать два вида подхода к социальным явлениям как к
историческим - два вида историзма. Один из них можно видеть в истории как
особой сфере науки. Ее основная установка - выяснение того, что конкретно
происходило в таких-то районах планеты в такое-то конкретное время, а
также выяснение того, как конкретно возникали, существовали и погибали
конкретные социальные объекты. И в современности предмет внимания
историков - конкретные события, личности, даты. Второй вид историзма можно
видеть в социологических концепциях, так или иначе учитывающих
исторический характер социальных объектов, а также рассматривающих эти
объекты с точки зрения их эволюции во времени. Тут не конкретное
пространство и время принимается во внимание, а обобщенные
пространственно-временные характеристики объектов того или иного рода.
  О социологических концепциях я уже говорил. Что касается конкретных
исторических исследований, то тут положение не лучше, чем в социологии. Не
берусь судить, в какой мере прошлая история человечества сфальсифицирована
умышленно, в силу неумения специалистов и идеологического давления. Думаю,
что в достаточно большой мере, чтобы не принимать ее свидетельства как
надежные. История же современная (происходящая на наших глазах),
охватывающая все самые важные явления социальной жизни человечества нашего
века, сфальсифицирована и фальсифицируется с таким размахом и настолько
изощренно, что искать тут какие-то прочные опоры для научного подхода
бессмысленно.
  Научный подход к социальным объектам предполагает, наконец, следование
правилам логики и методологии науки. И это требование кажется бесспорным,
само собой разумеющимся. Вряд ли вы найдете человека, который с ним не
согласился бы. И опять-таки фактически лишь ничтожное число исследователей
и в ничтожной мере следуют ему. Почему? Конечно, многие умышленно нарушают
правила, о которых идет речь. Но это не значит, будто они знают эти
правила. Обычно они их не знают вообще или знают на самом примитивном
уровне.
  Подавляющее большинство говорящих и пишущих на социальные темы просто
не умеют пользоваться этими правилами. Лишь самые примитивные из этих
правил и на самом примитивном уровне усваиваются как бы сами собой, просто
в практике образования и работы. Но в более сложных случаях без
специального изучения этих правил следовать рассматриваемому принципу
невозможно, подобно тому, как невозможно без специального обучения
правилам грамматики того или иного языка грамотно писать на этом языке.
  Но мало сказать, что исследователь должен следовать правилам логики и
методологии науки. Важно, как понимаются сами эти правила, каков их
ассортимент, насколько они соответствуют потребностям познания. Если,
например, вы хотите строго определять понятия, но не знаете различий между
определениями и утверждениями, а из видов определений знакомы только с
самыми примитивными определениями путем указания родовых и видовых
признаков объектов, то вашему намерению грош цена. А попробовав найти в
логических сочинениях полезные советы на этот счет, вы убедитесь, что
хорошо разработанной, общепринятой и пригодной для неспециалистов в логике
теории такого рода не существует. Так обстоит дело и с прочими разделами
логики и методологии науки. Ее состояние фактически не соответствует
задаче обеспечения научного подхода к социальным проблемам современности.
В моей логической социологии я стремился хотя бы в какой-то мере
компенсировать этот недостаток.
  Научный подход к социальным объектам в каком-то смысле есть развитие
на профессиональном уровне того явления в интеллектуальной деятельности
людей, которое часто называют здравым смыслом, народной мудростью и
ясновидением. Здравый смысл (в моем понимании) есть способность человека,
которая основывается, во-первых, на знании некоторых очевидных
эмпирических фактов и на интуитивном понимании некоторых простейших
социальных законов и, во-вторых, на интуитивном следовании некоторым
простейшим законам логики. Это выражается в изречениях народной мудрости,
например "Своя рубашка ближе к телу", "Избави меня, Боже, от моих друзей,
а от врагов я избавлюсь сам", "Наши недостатки суть продолжение наших
досто-
инств", "Как аукнется, так и откликнется" и т.п. Здравый смысл
противостоит тому явлению в человеческом интеллекте, из которого
развивается профессиональное идеологическое мышление.
  Результаты научного исследования эмпирических объектов фиксируются в
знаниях об этих объектах. Эти знания можно рассматривать в трех аспектах -
языковых средств, объективного содержания и способов получения. Они суть
аспекты единого феномена. Тем не менее они различны. В первом из них мы
абстрагируем правила образования терминологии науки и правила оперирования
языковыми конструкциями как особыми объектами, отличными от объектов, к
которым они относятся. Этими правилами занимается логика в традиционном
смысле (формальная логика), - правилами построения определений понятий и
суждений и правилами умозаключений. Во втором аспекте речь идет об
обобщенном описании эмпирических объектов, к которым относятся языковые
образования. Этим занимается онтология в традиционном смысле - наука о
познаваемом эмпирическом мире. И в третьем аспекте имеются в виду действия
исследователей, предпринимаемые ими с целью получения суждений об
объектах. Обобщенным описанием этих действий занимается гносеология, она
же эпистемология, или учение о методах познания в традиционном смысле. Как
они это делают - это другой вопрос. Ниже я изложу ряд соображений об этих
трех аспектах, которые совершенно необходимы для понимания социологических
рассуждений автора.


  ЯЗЫК

  Наши взаимоотношения с миром, в котором мы живем, опосредованы языком.
Это опосредование играет для нас гораздо более серьезную роль, чем это
принято думать. Здесь мало сказать, что эта роль большая или даже
огромная, - слова "большая" и "огромная" в данном случае ровным счетом
ничего не говорят о качестве играемой роли, которая количественно может
быть и незначительной. Мы, люди, обладаем определенными свойствами,
сложившимися в результате длительной социально-биологической эволюции. Мы
живем в определенных исто-
рически данных условиях. И потому мы из поколения в поколение вынуждаемся
выделять в окружающем нас мире лишь определенные явления, вынуждаемся
выделять их определенными, доступными нам способами, вынуждаемся
отражаемые нами явления фиксировать в определенных средствах языка. Мы
оперируем этими средствами, не отдавая себе отчета в их происхождении и их
логических свойствах. Мы узнаем при этом в мире лишь то, что позволяют нам
эти средства и к чему они нас принуждают. До поры до времени они вполне
достаточны для нашей ориентации в мире, для фиксирования нашего жизненного
опыта и результатов познания. Но в познании возникают ситуации, когда
оперирование привычными языковыми средствами становится серьезным
препятствием на пути к пониманию явлений природы и общества, ведет к
заблуждениям и путанице. Чтобы выбраться из таких затруднений, требуется
специальное изучение и усовершенствование имеющихся языковых средств, а
также изобретение новых.
  Логическое усовершенствование языка до известной степени освобождает
человека от той негативной власти, какую имеет над его сознанием плохое
состояние языка. Но оно навязывает человеку позитивную власть языка в том
смысле, что обнаруживает границы возможного и неизбежного.
  Общеизвестно различие обычного и научного языка. Первый считается
естественным, поскольку он является продуктом многовекового творчества
всего народа, говорящего на том или ином конкретном языке. Второй
считается искусственным, поскольку он является продуктом творчества
сравнительно небольшого числа специалистов в течение сравнительно
короткого периода времени. Взаимоотношения обычного и научного языков
многообразны. Я хочу здесь остановиться только на некоторых вопросах в
связи с этим, имеющих интерес с точки зрения цели книги.
  Научный язык базируется на обычном языке и не может существовать без
него в качестве языка. Уничтожение обычного языка привело бы к уничтожению
и языка науки - последний стал бы непонятным. Граница между обычным и
научным языками в некоторой мере относительна, исторически условна. Часть
терминов и высказываний из научного языка переходит в обычный.
  Современный обычный язык даже среднеобразованных людей переполнен
терминами, утверждениями и идеями, заимствованными из психологии,
медицины, социологии, физики и других областей науки и техники. Научные
открытия и технические изобретения вторгаются в обычную жизнь людей, в
литературу, в прессу, в телевидение и в кино вместе с их особыми языковыми
средствами. С другой стороны, средства обычного языка используются в науке
для введения специальных терминов науки и разъяснения их смысла, а на
первых порах вообще образуют основу для формулирования и развития новых
научных идей и открытий. Короче говоря, в наше время сложился своего рода
второй уровень обычного (вненаучного) языка, по богатству понятий и мыслей
в огромной степени превосходящий обычный язык в традиционном смысле. Но
отнюдь не превосходящий его с точки зрения уровня логической культуры.
Понятия и утверждения науки, попадая в сферу обычного языка,
трансформируются в нем по смыслу до такой степени, что лишь их чисто
графическая или звуковая форма напоминает об их первоисточнике.
  В сфере социальных исследований сложилось такое положение, что лишь
отдельные фрагменты ее языка и лишь частично удовлетворяют критериям
логики и методологии науки. А основная масса слов живет и функционирует по
правилам дологического, внелогического и псевдологического мышления. Это
особенно сильно ощущается в теоретической социологии, где именно
логические средства должны играть главную роль. А тут вы не найдете
буквально ни одного термина, который можно было бы признать логически
правильно обработанным. Тут вы можете насчитать десятки различных
определений "капитализма", "рынка", "демократий", "государства",
"культуры", "идеологии" и прочих основных понятий. Тысячи специалистов
манипулируют словами как особыми объектами, не отдавая отчета в их
предметном смысле. Они обучаются манипулировать ими применительно к
определенным контекстам и ситуациям по принятым в их среде правилам, мало
что общего имеющим с интересами познания.
  Размышляя на темы о реальном коммунизме и западнизме, а также о
происходящем эволюционном переломе, я пришел к выводу, что для научного
понимания этих
феноменов необходимо прежде всего осуществить логическую обработку языка
социальных исследований. Причем эта обработка должна охватить не отдельно
взятые понятия, а весь их комплекс. Результатом ее должна явиться не сумма
разрозненных фрагментов, а целостная теория (система, концепция),
построенная в соответствии с правилами логики и методологии науки.
Мыслители прошлого, создававшие теоретические системы, подвергались
насмешке напрасно. Они чувствовали, что научный подход к социальным
явлениям может быть практически реализован именно в форме всеобъемлющих
теоретических систем. Иное дело - "техническая" реализация верной идеи.
Она зависит от многих факторов, в том числе - от состояния самой логики...
Ниже я изложу мои соображения об определении и экспликации понятий.


  ОПРЕДЕЛЕНИЯ

  Определить объект - значит определить обозначающее его языковое
выражение. Последнее называется понятием. Определить объект и определить
понятие об объекте - это одно и то же.
  Общеизвестны определения путем указания родовых (общих) и видовых
(специфических, отличительных) признаков. Например, "Ромбом называется
(ромб есть) четырехугольник, у которого все стороны равны". В социальных
исследованиях приходится иметь дело с объектами, в отношении которых
родо-видовые определения совершенно недостаточны. Тут требуется более
совершенная и сложная техника определения понятий. И исследователи
фактически пошли этим путем, не отдавая себе в этом отчета и смешивая
неявные определения слов с утверждениями об объектах, обозначаемых
вводимыми в употребление словами. Я анализировал с этой точки зрения
многие известные общие социологические концепции и нашел, что все они,
будучи в основном феноменами в сфере определения понятий, претендуют на
статус совокупностей утверждений об эмпирически данных объектах,
относительно которых вроде бы не должно быть сомнений в смысле их
обозначения (названия).
  А между тем тут имеет место существенное различие. Утверждения об
эмпирических объектах имеют значе-
ния истинности (ложны, истинны, неопределенны и т.п.), а определения не
имеют. Они ни истины, ни ложны. Они характеризуются иными признаками. Они
суть решения исследователя называть какими-то словами выделенные им
объекты. Они характеризуются тем, соблюдены или нет правила определения
смысла терминологии, насколько они полны и насколько четко выражены с
точки зрения правил рассуждений (выводов), насколько удачно выбраны
объекты для исследования той или иной проблемы.
  Между определениями и утверждениями имеет место логическая связь. В
общем виде она такова: если принимается определение, согласно которому
определяемый объект А имеет признак В, то тем самым принимается как
аксиома утверждение, что А имеет признак В. Например, если принято
определение "Ромб есть четырехугольник, у которого все стороны равны", то
это равносильно принятию аксиом "Ромб есть четырехугольник" и "У ромба все
стороны равны". Таким путем из определений можно выводить чисто логически
следствия. Или, например, если вы в определении понятия "общество"
включили в качестве одного из определяющих признаков наличие в
человеческом объединении государственной власти, то из этого следует, что
всякое общество имеет государственную власть, и если в объединении нет
такой власти, то объединение не есть общество.
  Надо различать определения объектов и перечисление их различных
функций, форм и состояний. В определении объекта указываются только такие
признаки, которые сохраняются при всех обстоятельствах, пока существует
объект. Функции же, формы и состояния объекта могут меняться и
разнообразиться. В практике словоупотребления определяющие признаки
объектов и такие, которые по идее в определениях не должны фигурировать,
не различаются. Это - один из источников неопределенности и
многосмысленности терминологии. В определения объектов стремятся втиснуть
все, что известно об этих объектах. А так как у разных авторов знания
различны, то каждый считает свое понятие об объекте единственно
правильным, а прочие - неправильными. Или происходит мысленное умножение
объекта, говорится о его качественном изменении и т.п. В результате
простые проблемы запутываются и становятся неразрешимыми.
  При рассмотрении сложных социальных объектов, состоящих из многих
различных объектов, приходится давать определения объекту в целом и его
компонентам. При этом должно быть построено одно сложное определение,
расчлененное на ряд частичных определений, а не просто некоторое число
разрозненных определений. В этом сложном определении между его частичными
определениями и определением в целом должна иметь место логическая связь.
Объект в целом должен быть определен через его составные части, а части -
в отношении друг к другу и к целому. В логике этот тип определения не
описан должным образом. В дальнейшем нам с такими определениями придется
иметь дело неоднократно. Забегая вперед, упомяну здесь об определении
общества и его социальной организации совместно с определениями основных
компонентов этой организации - государства, экономики и других. Если брать
элементы этого сложного комплекса по отдельности и изолированно друг от
друга, они превращаются в предмет бесконечного словоблудия. А будучи взяты
именно как элементы единого комплекса, они оказываются сравнительно
простыми для понимания.
  Приведу еще один прием, который также я ввел в логическую социологию и
неоднократно использовал (он пригодится и в дальнейшем). При теоретическом
исследовании объектов некоторого данного типа мы вправе выбрать для
наблюдения их наиболее развитые и четко выраженные экземпляры.
Рассматривая их, мы стремимся найти самое абстрактное их определение -
идем от конкретного к абстрактному. При этом мы руководствуемся таким
принципом. Самые абстрактные признаки объектов, включаемые в их исходное
определение, суть признаки, определяющие их качество. Они сохраняются,
пока существуют объекты. Они образуют "нижнюю" эволюционную границу
объектов. Найдя такое исходное определение, мы восходим от него к высшему
уровню развития объектов - идем от абстрактного к конкретному. При этом мы
прослеживаем реальное развитие потенций объектов, изначально заложенных в
их определенном выше качестве. В процессе развития абстрактные признаки в
конце концов достигают уровня, на котором они воплощаются в особые
структурные компоненты объектов, - реализуются в
виде, близком к абстрактному "чистому" виду. Это и позволяет в конкретных
наблюдаемых объектах найти их абстрактные основы и проследить процесс их
развития от их исторического и логического начала до качественного
"потолка", предела.
  Главным в определениях с точки зрения их роли в познании социальных
объектов является не нахождение слова для обозначения выбранного объекта,
а процесс выбора объекта и выделения его признаков, которые указываются в
определяющей части определения. От того, какие именно объекты
исследователь выбирает и какие именно признаки в них выделяет, зависит
успех исследования в целом. Тут имеет место свобода выбора. Но она
ограничена интересами, возможностями и предполагаемыми результатами
исследования. Выбор слова для сокращения того, что говорится в
определяющей части определения (т.е. для краткого обозначения объекта,
выделенного определением), кажется делом полного произвола исследователя.
Но и тут есть свои ограничения. Они вынуждают прибегать к особой
логической операции - к экспликации понятия.


  ЭКСПЛИКАЦИЯ ПОНЯТИЙ

  Одно из требований логики и методологии науки - определенность и
однозначность терминологии. А если вы обратитесь к сочинениям на
социальные темы, то первое, что вы заметите, это игнорирование этого
требования. Все основные понятия (без исключения!) здесь являются
многосмысленными, расплывчатыми, неустойчивыми или вообще утратили всякий
смысл, превратившись в идеологически-пропагандистские фетиши. Просмотрите
хотя бы небольшую часть только профессиональных (т.е. совсем не худших)
сочинений на социальные темы, и вы найдете десятки различных значений слов
"общество", "государство", "демократия", "капитализм", "коммунизм",
"идеология", "культура" и т.д. Люди вроде бы употребляют одни и те же
слова и говорят об одном и том же, но на самом деле они говорят на разных
языках, лишь частично совпадающих, причем манипулируют словообразными
феноменами, как правило лишенными вразумительного смысла.
  Такое состояние терминологии не есть лишь результат того, что люди не
договорились относительно словоупотребления. Дело тут гораздо серьезнее.
Имеется множество причин, делающих такое состояние неизбежным. Назову
некоторые из них. Различаются явления, которые ранее не различались.
Обращается внимание на различные аспекты одних и тех же явлений.
Происходят изменения объектов внимания. Многие люди размышляют о
социальных явлениях и высказываются о них, а у всех у них различный
уровень понимания и различные интересы. Люди употребляют одни и те же
слова в различных контекстах и с различной целью. Многие умышленно
замутняют смысл терминов. К тому же логическая обработка терминологии
требует особых профессиональных приемов и навыков, которыми почти никто не
владеет. Просмотрите из любопытства справочники, в которых даются
определения социальной терминологии. Приглядитесь к ним внимательнее. И
даже без специального образования вы можете заметить их логическое
убожество. А ведь эти определения создаются знатоками! Так что же на этот
счет творится в головах у прочих?
  Бороться против этой многозначности и неопределенности слов путем
апелляции к требованиям логики и призывов к однозначности и определенности
слов - дело абсолютно безнадежное. Никакой международный орган, наделенный
чрезвычайными языковыми полномочиями, не способен навести тут порядок,
отвечающий правилам логики. Сколько в мире печаталось и печатается всякого
рода словарей и справочно-учебной литературы, которые стремятся к
определенности и однозначности терминологии, а положение в мировой
языковой практике нисколько не меняется в этом отношении к лучшему. Скорее
наоборот, ибо объем говоримых и печатаемых текстов на социальные темы
возрос сравнительно с прошлым веком в тысячи раз и продолжает возрастать,
а степень логической их культуры сократилась почти что до нуля.
  Возможно ли преодолеть трудности, связанные с неопределенностью и
многосмысленностью языковых выражений, которые стали обычным состоянием
сферы социального мышления и говорения? В науке для этой цели была
изобретена особая логическая операция - экспликация языковых выражений.
Суть этой операции заклю-
чается в том, что вместо языковых выражении, характеризующихся упомянутыми
неопределенностью и многосмысленностью, исследователь для своих строго
определенных целей вводит своего рода заместителей или дубликаты этих
выражений. Он определяет эти дубликаты достаточно строго и однозначно,
явным образом выражает их логическую структуру. И в рамках своего
исследования он оперирует такого рода дубликатами или заместителями
выражений, циркулирующих в языке, можно сказать - оперирует экспликатами
привычных слов. Обычно в таких случаях говорят об уточнении смысла
терминологии. Но тут мало отмечать аспект уточнения, ибо экспликация к
уточнению не сводится. К тому же уточнение есть некоторое
усовершенствование наличных языковых средств, тогда как в случае
экспликации имеет место нечто более серьезное: фиксируется полная
непригодность данных выражений и вводятся дубликаты, заместители для них.
  Задача экспликации состоит не в том, чтобы перечислить, в каких
различных смыслах (значениях) употребляется то или иное языковое
выражение, и не в том, чтобы выбрать одно какое-то из этих употреблений
как наилучшее (т.е. подобрать объект для слова), а в том, чтобы выделить
достаточно определенно интересующие исследователя объекты из некоторого
более обширного множества объектов и закрепить это выделение путем
введения подходящего термина. Особенность ситуации тут состоит в том, что
вводимый термин является не абсолютно новым языковым изобретением, а
словом, уже существующим и привычно функционирующим в языке именно в
качестве многосмысленного и аморфного по смыслу выражения. Возникает,
естественно, вопрос: а почему бы тут не ввести совершенно новый термин?
Часто так и делается. Но тогда эта операция не является экспликацией. При
экспликации использование старого слова имеет вполне серьезные основания.
В случае введения совершенно нового термина создается впечатление, будто
речь пойдет о чем-то другом, а не о таких объектах, к которым так или
иначе относятся привычные слова. Например, когда я вводил термин
"коммунизм" как экспликат этого слова в широком разговорном языке, мне
многие читатели советовали изобрести другое слово, поскольку каж-
дый понимает коммунизм по-своему. Но я все же настаивал именно на этом
слове, поскольку оно ориентировало внимание именно на тот объект, который
меня интересовал и мое понимание которого, отличное от обывательских и
идеологических представлений, я хотел изложить.
  Экспликация стремится ориентировать внимание читателя на те объекты, о
которых читатель уже имеет некоторые представления, но она при этом
стремится придать такой поворот мозгам читателя, какой необходим (по
убеждению автора) для научного понимания этих объектов. Главным в этой
операции является именно поворот мозгов, который стоит за определением
слов, а не сами эти определения, как таковые. Так что ошибочно
рассматривать экспликаты слов просто как одно из употреблений
многосмысленных слов в дополнение к уже имеющимся смыслам.
  В случае экспликации понятий читателю сообщается новый способ
понимания объекта, о котором у читателя уже накоплена какая-то сумма
знаний, можно сказать - уже имеется интуитивное представление об объекте.
Задача исследования при этом заключается в том, чтобы, осуществив
экспликацию интуитивного представления об объекте и опираясь на нее,
предложить читателю нечто новое, что невозможно узнать без такой
логической работы ума. Так что читатель должен быть готов к тому, что в
последующем изложении многое ему покажется известным и даже банальным, и
отнестись к этому с терпением и терпимостью. Главная трудность в сфере
социальных исследований состоит не в том, чтобы делать какие-то
сенсационные открытия неведомых фактов, наподобие микрочастиц, хромосом,
генов и т.п. в естественных науках, а в том, чтобы увидеть значимость
общеизвестных и привычных явлений, осмыслить их и обнаружить именно в них
закономерности грандиозных исторических процессов и огромных человеческих
объединений.
  В текстах на социальные темы, включая относящиеся к сфере науки,
специальные термины употребляются, как правило, в логически плохо
обработанном или совсем необработанном виде. Чтобы эти тексты приобрели
какую-то осмысленность, они нуждаются в дополнительных истолкованиях (в
интерпретациях) и примысливаниях (в
частности - в том, что называют чтением между строк). Задача экспликации
состоит в том, чтобы исключить такого рода интерпретации и примысливания,
которые различны у различных людей, неустойчивы, многосмысленны,
изменчивы. Одно из требований научного подхода к изучаемым объектам -
сделать тексты осмысленными сами по себе, вычитывать в них то, и только
то, что в них содержится без всяких интерпретаций и примысливаний. На
практике добиться этого почти невозможно или возможно лишь в ничтожной
мере. Для этого требуется хорошо разработанная логическая теория, которой
нет, требуется специальное образование, которое никто не получает, и
требуются гигантские усилия. Достаточно сказать, что если бы даже было
возможно осуществить полностью логическую экспликацию текстов, то
получились бы тексты, в десятки и даже сотни раз превосходящие по объему
эксплицируемые тексты. Оперирование ими было бы невозможно. А если учесть
интеллектуальное убожество подавляющего большинства таких текстов, то
вообще, как говорится, игра не стоит свеч. И ко всему прочему люди,
производящие такие тексты, не заинтересованы в логической ясности и
определенности, - они имеют цели, мало общего имеющие со стремлением к
научной истине.


  ЛОГИЧЕСКИЕ УМОЗАКЛЮЧЕНИЯ

  Подавляющее большинство рассуждений, претендующих на то, чтобы
считаться логичными, таковыми на самом деле не являются. Они являются
псевдологичными, логичнообразными или в лучшем случае лишь частично
логичными.
  Логичными являются рассуждения (умозаключения), совершаемые по особым
логическим правилам. Относительно природы этих правил в логике до сих пор
нет ясности. Возьмем для примера умозаключение по одному из правил
силлогизма, которое является наиболее широко известным. В общей форме оно
имеет такой вид: "Если все предметы, называемые словом А (относящиеся к
классу А), имеют признак В и предмет С называется словом А (относится к
классу А, есть А), то предмет С имеет признак В". Обычно это правило
иллюстриру-
ют таким примером: "Все люди смертны, Сократ человек, значит, Сократ
смертей". Почему это правило имеет силу? На этот счет философы насочиняли
тома всякой чепухи. Согласно моей логической теории это правило есть часть
определения языковых знаков "Все", "имеет признак" и "относится к классу"
(или "есть").
  Возьмем другой пример. Общепринято, что эмпирическое тело не может
одновременно находиться в разных местах. Почему? Обычно говорят: таков
закон природы. Но природа тут ни при чем. Это утверждение есть следствие
из определения языкового выражения "разные места". Попробуйте определить,
какие места в пространстве считаются разными! Тут возможны два варианта.
Первый. Места А и В являются (называется) разными, если для любого
эмпирического тела С имеет силу следующее: если тело С находится в одном
из мест А и В, то оно не находится в другом. Из такого определения
очевидным образом следует рассматриваемое утверждение. Второй вариант есть
ослабление первого: вместо любого тела С (вместо всех эмпирических тел)
говорится лишь о некоторых телах. В первом варианте предполагается, что
разные места не пересекаются (не имеют общих "точек"), во втором
допускается, что разные места пересекаются. Для второго варианта
рассматриваемое утверждение неверно.
  Одним словом, логические правила умозаключений (правила логических
умозаключений) суть части определений языковых выражений (логических
операторов и терминов) или следствия из таких определений. Обычно они
остаются неявными и фрагментарными, люди пользуются ими безотчетно и по
привычке, причем фактически очень редко. Если вы попробуете четко выявить
(эксплицировать) логическую структуру рассуждений на социальные темы
полностью, вы обнаружите, что более 99 процентов текстов строится совсем
не по правилам логических умозаключений, а размер эксплицитных текстов
будет в десятки раз превосходить эксплицируемые тексты. Обычные
рассуждения создают видимость логичности за счет примеров, привычных
словесных ассоциаций, неявных допущений, словесных штампов и других совсем
не логически бесспорных средств.
  Правила логики являются общими для любых наук, в которых для них есть
условия и надобность. Они не образуют специфическую дедуктивную основу
социальных
исследований. Последнюю образуют определения языковых выражений,
обозначающих социальные объекты, и утверждения об этих объектах. Поскольку
результаты социальных исследований фиксируются в языке и сами исследования
осуществляются в языке, к ним относятся и правила логики. К рассмотренным
выше логическим правилам следует добавить совокупность определений и
утверждений, образующих логическую онтологию.


  ЛОГИЧЕСКАЯ ОНТОЛОГИЯ

  Приведу далеко не полный список понятий, с помощью которых строятся
знания об эмпирических объектах и описывается в логически обобщенном виде
содержание этих знаний (т.е. то, о чем в них говорится): предмет (объект),
признак (свойство, черта, характеристика), отношение, раньше, позже,
одновременно, временной интервал, момент, дальше, ближе, на том же
расстоянии, между, внутри, структура, состояние, существование, изменение,
переход, процесс, ряд, развитие, деградация, простое, сложное, часть,
целое, система, качество, количество, возможность, необходимость,
случайность, связь, причина, следствие, тождество и т.п. Все эти понятия
необходимы для описания знаний о социальных объектах как объектах
эмпирических. Многие из этих понятий как-то обработаны в логике и
методологии науки, но общее состояние является, на мой взгляд,
неудовлетворительным. Все эти понятия должны быть эксплицированы в том
разделе логики, который я называю здесь логической онтологией. Это -
огромная работа, которая еще должна быть проделана. Мои суждения на этот
счет читатель может найти в моих работах, упомянутых в предисловии. Здесь
ограничусь отдельными замечаниями, полезными для понимания социологических
идей.


  ЭМПИРИЧЕСКИЕ И АБСТРАКТНЫЕ ПРЕДМЕТЫ

  Фиксируя эмпирические предметы в языковых выражениях, мы вольно или
невольно осуществляем абстракции, т.е. принимаем во внимание одни признаки
предметов и игнорируем другие. В большинстве практически важных случаев мы
предполагаем, что предметы обладают и другими признаками, и воспринимаем
выделенные и зафиксированные в языке их признаки лишь как своего рода
метки. Но очень часто мы относимся к отраженным в языке предметам так,
будто они обладают лишь известными нам признаками и не обладают другими.
Такого рода уродами, чудовищами или, наоборот, совершенствами нам
представляются чуть ли не все явления нашей общественной жизни, глубоко
затрагивающие интересы людей, - правительства, партии, массовые движения,
идолы политики и культуры, оппозиции, экономики, свобода, диктатура,
демократия и т.д. Власть языка порою оказывается здесь настолько мощной,
что отраженный в языке кусочек реальности кажется гораздо более реальным,
чем сама реальность во всем ее объеме, со всеми ее позитивными и
негативными свойствами. Если, например, в языковых выражениях вроде
"демократические свободы", "народовластие", "равенство", "личная
инициатива" отражены некие положительные (с точки зрения некоторой
категории людей) свойства данного общественного устройства, то
обозначаемые этими выражениями общественные феномены рассматриваются
исключительно как абсолютные социальные добродетели. Тот факт, что с этими
добродетелями в реальности неизбежно связано какое-то зло, что в иных
условиях это зло преобладает, игнорируется. А если в языковых выражениях
вроде "диктатура", "неравенство", "ограничения демократических свобод"
отражены некие отрицательные явления общественной жизни, то обозначаемые
ими феномены рассматриваются как абсолютное зло всегда и при всех
обстоятельствах.
  Язык позволяет нам создавать термины таких предметов, которые в
принципе не могут существовать эмпирически, - абстрактных предметов.
Примером таких абстрактных предметов могут служить "материальные точки" в
физике - допущения физических тел, не имеющих пространственных размеров. К
той же категории абстрактных предметов относятся всякого рода "духовные"
существа, не обладающие телом, абсолютно проницаемые для других тел и сами
способные проникнуть через любое материальное препятствие.



  ИНДИВИД И МНОЖЕСТВО (КЛАСС)

  Объекты (предметы) могут рассматриваться с точки зрения сходных
признаков (свойств), т.е. как представители множеств (логических классов)
объектов с такими признаками, и с точки зрения их индивидуальности
(неповторимости, уникальности). Это - разные аспекты познания, а их обычно
смешивают или по крайней мере не различают. В первом аспекте у объектов
выделяются отдельные признаки, которые могут быть у других и более
объектов, а во втором выделяется совокупность признаков, какая присуща
только одному объекту, и никакому другому объекту в мире вообще, или
предполагается наличие у объекта такой совокупности признаков. Имеются
средства такой индивидуализации объектов. Это обычно указание на
пространственно-временные характеристики и отличительные признаки,
заведомо неповторимые. Возьмем, например. Октябрьскую революцию 1917 года
в России. Она есть представитель множества (класса) революций, что
фиксируется словом "революция". Ее индивидуальность фиксируется словами
"Россия" и "Октябрь 1917 года". Революций в истории человечества было
много, а Октябрьская революция 1917 года в России всего одна, и другой
индивидуальный объект, который может быть назван этими словами, никогда не
был и не будет.
  То, что сказано выше, входит в определение самих понятий. И это надо
помнить при рассмотрении социальных объектов. Игнорирование имеющего здесь
место различия ориентации внимания является широко распространенной
логической ошибкой и умышленным идеологическим приемом запутывания
проблем. Обычно берут социальное явление как индивидуальное, т.е. как
неповторимое, и подгоняют его под какую-то (подходящую) общую схему, т.е.
переключают внимание на признаки, присущие множествам объектов. В
результате сущность явления, связанная именно с его индивидуальностью,
испаряется, ее затемняют общими разговорами. Таким путем, например,
создали идеологически ложную картину сталинизма, рассматривая его с точки
зрения его сходства с гитлеризмом, создали идеологически ложную картину
социально-политической системы посткоммунистической России, рассмат-
ривая ее по аналогии с некоторыми признаками западных стран.
  Выделение сходных (общих) признаков у различных объектов есть одно из
важнейших средств познания этих объектов. Но это - лишь одно из средств,
причем ограниченное определенными правилами. В социальных исследованиях
приходится иметь дело зачастую с индивидуальными (уникальными,
неповторимыми) объектами. Например, в мире существует только один
неповторимый западный мир, существовал только один советский коммунизм,
существует только одно человечество и т.д. Абстрактные допущения о
возможности аналогичных явлений на других планетах не отменяют
необходимости при исследовании упомянутых явлений прибегать к средствам
познания, ориентированным именно на их уникальность, а не ограничиваться
ни к чему не обязывающими общими разговорами.


  АТОМАРНЫЙ ОБЪЕКТ

  Атомарным (или элементарным) объектом для данной сферы исследования
(для данной предметной области) является такой объект, который не
расчленяется на другие (частичные) объекты, а все прочие объекты этой
сферы рассматриваются как объединения атомарных. Атомарность тут
относительна. За пределами данной сферы атомарный объект может
рассматриваться как сложный. В сфере социальных исследований атомарным
объектом является отдельно взятый человек, причем взятый исключительно как
член объединений людей, т.е. как существо социальное. В биологии человек
рассматривается как сложный объект.
  Атомарность относительна также в том смысле, что сложные объекты,
состоящие из атомарных, рассматриваются в зависимости от свойств
атомарных. При этом выделение тех или иных объектов как атомарных и их
свойств в этом качестве зависит от того, какие сложные объекты предстоит
исследовать. Тут зависимость двусторонняя. Например, в социальном
исследовании нам даны как эмпирические факты объединения именно людей, и
мы, естественно, берем людей в качестве социальных атомов, выделяя в них
свойства, необходимые для понимания объединений людей.



  СОСТОЯНИЕ, ИЗМЕНЕНИЕ, СОБЫТИЕ

  Когда речь идет о состоянии объекта, предполагается некоторый
временной интервал, и внимание ориентируется на то, что можно сказать об
объекте в этом интервале.
  Изменение объекта фиксируется путем сопоставления его состояний в
различные временные интервалы, следующие один за другим. Если эти
состояния различны, то говорят об изменении объекта. Частные случаи
изменения - возникновение и исчезновение объектов.
  Слово "событие" употребляется как обозначение возникновения, изменения
(смены состояний) и исчезновения объектов (например, произошла революция,
началась война, разразился кризис, рухнула социальная система и т.д.).
События именно происходят, случаются. Они происходят в какое-то время.
Интервал времени, в течение которого они происходят, сравнительно невелик
или не принимается во внимание, т.е. внимание ориентируется на сам факт
события.


  ПЕРЕХОДНОЕ СОСТОЯНИЕ

  В случае с эмпирическими предметами между этими двумя состояниями
имеет место еще третье состояние - переходное. Это состояние
характеризуется тем, что в это время невозможно установить, существует
предмет (уже или еще) или нет, обладает он некоторым свойством или нет,
находится в данном месте или нет и т.д. Таким образом, в случае изменений
приходится иметь дело не с двумя состояниями, а с тремя - с двумя
определенными (или статичными) и одним неопределенным, переходным. Этот
факт послужил одним из источников идей неклассической (многозначной)
логики.
  В рассуждениях об общественных событиях и процессах принимать во
внимание особенности переходных состояний точно так же в высшей степени
важно. Не все утверждения, правомерные в отношении статичных состояний,
правомерны в отношении переходных. В частности, многие утверждения,
истинные в отношении советского общества в брежневский период, лишены
смысла в отношении сталинского периода. Нелепо,
например, говорить о нарушении неких норм советской жизни в сталинское
время, если эти нормы еще не сложились, если они еще были в процессе
формирования.
  Неопределенности в суждениях о переходных состояниях возникают не
только из-за трудности или даже невозможности обнаружить и точно
фиксировать те состояния вещей, которые позволяют говорить о том, что
произошло изменение, но из-за сложности самих переходных состояний.
Например, процесс десталинизации страны в Советском Союзе не был
кратковременным мероприятием хрущевского руководства. Он начался задолго
до смерти Сталина, растянулся на многие годы, происходил во всех сферах
жизни общества и во всех районах страны. Если мы точно определим, что
такое сталинизм как специфическое явление в советской истории и во всей
советской жизни, в отличие от того состояния советского общества, которое
стало нормой для него в результате десталинизации, то мы столкнемся с
затруднениями в применении суждений, имеющих безусловную силу в отношении
классически-сталинского периода и в отношении, допустим, брежневского
периода, к некоторым годам незадолго до смерти Сталина и после его смерти.
Многие явления сталинизма утратили силу во многих учреждениях, сферах
жизни и районах страны еще до смерти Сталина, многие же продолжали
существовать даже после доклада Хрущева. Потому в этот период возникали
постоянно бесперспективные дискуссии, например, по проблеме, преодолен
сталинизм ("ошибки периода культа личности") или нет.


  НЕОБХОДИМОСТЬ, ВОЗМОЖНОСТЬ, СЛУЧАЙНОСТЬ

  Понятия необходимости, возможности и случайности относятся к событиям.
Между ними имеют место чисто формальные (знаковые) отношения. Например,
событие считается возможным, если, и только если не является необходимым
то, что оно не происходит; событие считается случайным, если, и только
если оно не является необходимым. В онтологическом аспекте устанавливается
то, когда именно события могут считаться необходимыми, возможными и
случайными. Например, событие считается необходимым относительно данных
условий,
если событие такого рода происходит всегда, когда имеются эти условия:
событие считается случайным относительно данных условий, если возможно,
что оно не происходит при этих условиях. В логической онтологии может быть
разработана система таких утверждений, позволяющих вполне осмысленно
оперировать рассматриваемыми понятиями.
  Обращаю внимание на то, что рассматриваемые понятия применимы на
онтологическом уровне лишь к объектам как представителям множеств
(классов) однородных объектов. Они имеют смысл лишь при определенных
условиях. Событие может быть необходимым (или случайным) относительно
одних условий и случайным (соответственно - необходимым) относительно
других условий.
  Оценка событий как необходимых, возможных и случайных ничего еще не
говорит о роли этих событий в тех или иных ситуациях. Например, событие
может быть случайным в некоторых условиях, но сыграть решающую роль в
отношении другого события в связи с совокупностью обстоятельств,
породивших это другое событие. Приезд Ленина в Россию в 1917 году был
случайным событием относительно условий, породивших революционную
ситуацию. Но это событие в совокупности обстоятельств, породивших
Октябрьскую революцию, сыграло решающую роль. Аналогично избрание
Горбачева на пост главы КПСС было случайным событием относительно
соответствующих процедур организации КПСС, но это событие сыграло решающую
роль в советской контрреволюции после 1985 года в совокупности с прочими
событиями, породившими ее.


  ПОДЛИННОСТЬ И КАЖИМОСТЬ

  Социальные объекты состоят из людей. Люди выполняют какие-то функции и
совершают соответствующие им действия не ради самих этих функций и
действий, а лишь постольку, поскольку могут существовать и удовлетворять
свои интересы благодаря этим функциям и действиям. Они стремятся
производить на других людей выгодное для себя впечатление, скрывать
какие-то свои намерения, раскрытие которых может принести им
ущерб, вводить других людей в заблуждение относительно себя и впадать в
заблуждения относительно самих себя. В результате признаки социальных
объектов разделяются на две группы. К первой из них относятся такие
признаки объектов (т.е. людей), которые характеризуют их независимо от их
стремления выглядеть для других выгодно для себя. Ко второй группе
относятся признаки, характеризующие социальные объекты в том виде, в каком
они стремятся себя показать другим. Для первых признаков будем употреблять
слово "подлинность" (или "сущность"), для вторых - "видимость" или
"кажимость" (часто употребляется слово "явление" в смысле именно
кажимости).
  Подлинность и видимость далеко не всегда совпадают. Видимость
выставляется напоказ и преувеличивается, а подлинность затушевывается,
маскируется, скрывается и даже отрицается как реальность. В наше время
способности и возможности людей придавать социальным явлениям видимость,
не соответствующую их подлинности (сущности), достигли высочайшего уровня.
Все люди в той или иной мере обучаются этому. Этим занимаются
многочисленные специалисты, специальные учреждения, средства массовой
информации, политики, дипломаты, деятели культуры. Если принимать за
чистую монету бесконечные речи партийных вождей, парламентариев,
президентов и прочих личностей, фигурирующих на сцене истории, то можно
подумать, будто они ночи не спят, думая о благе народов. Но главным в их
спектаклях является не стремление решать проблемы наилучшим образом в
интересах тех, кого они касаются непосредственно, а стремление решать
наилучшим для себя образом проблемы своего положения в ситуации, когда они
вынуждены проявлять заботу о других.
  В наше время аспект видимости в большом числе (если не в большинстве)
жизненно важных случаев приобрел такие масштабы, формы и значение, что
оттеснил аспект сущности на задний план, взял над ним верх и сам стал
выглядеть как сущность объектов. Произошло своего рода эволюционное
оборачивание. Наиболее высоко развитые человеческие объединения стали
превращаться в сборище социальных актеров. В паре "Быть или слыть" вторая
установка стала играть более важную роль для людей. Дураки стали выглядеть
как мудрецы, мо-
ральные уроды - как образцы добродетелей, преступники - как опора
законности. Безобразие - как красота. Мощнейшая система воспитания,
образования и идеологического оболванивания создали вымышленный мир
кажимостей, занявший в жизни людей более важное место, чем мир сущностей.


  СОДЕРЖАНИЕ И ФОРМА

  Известно, что власть в одних западных странах, считаемых
демократическими, является монархической, а в других - республиканской.
Это - виды демократической власти. Возьмем монархическую власть. Она имеет
место в некоторых западных странах, которые считаются капиталистическими,
и в странах с феодальным социальным строем. Но можно ли считать капитализм
и феодализм видами монархии? Тут возникает затруднение. Очевидно, тут мы
сталкиваемся с отношением между признаками объектов, отличным от отношения
между общими признаками и частными. В диалектике для этого отношения была
выработана пара понятий "содержание" и "форма". В нашем примере
монархическая и республиканская власть суть формы государственной власти.
  Пара понятий "сущность" и "кажимость" фиксирует отношение между
объектами и познающими их субъектами, а пара понятий "содержание" и
"форма" - отношение между различными признаками одних и тех же объектов.
При этом исследователь различает в самом объекте то, что характеризует
объект как ответ на вопрос "Что имеет место реально (или что
происходит)?", и то, что характеризует тот же объект как ответ на вопрос
"Как (в каком виде) это "что" существует (или происходит)?".
  Различие содержания и формы социальных объектов относительно, но не
произвольно. Порою оно принимает такие размеры, что даже профессиональные
исследователи в своих сочинениях удваивают одни и те же объекты. Например,
многие западные авторы, критикующие западную систему власти, утверждают,
будто она не является подлинной демократией или является нарушением
последней. А между тем "подлинная" демократия, о которой они говорят, есть
содержание реальной демократии, а то, что они считают отступлением от
нее, есть реальная и закономерная форма ее существования.
  Взаимоотношения содержания и формы разнообразны. Одно и то же
содержание может выражаться в разных формах, - объекты могут быть сходны
по содержанию и различны по форме. Объекты могут быть сходны по форме, но
различны по содержанию, - одна и та же форма может выражать различное
содержание. Отношение содержания и формы характеризуется степенью
соответствия. Эта степень заключена в пределах от полного несоответствия
до полного соответствия. Со временем она меняется. Может форма отставать
от содержания. Может, наоборот, содержание отставать от формы. Имеет силу
социальный закон тенденции к установлению их адекватности, т.е. более или
менее нормальной степени соответствия. В процессе жизни объекта возможно
доминирование того или другого компонента пары над другим. Форма может
устаревать. Старая форма "сбрасывается", уступая место новой,
соответствующей новому содержанию.


  КАЧЕСТВО И КОЛИЧЕСТВО

  Во всяком социальном объекте можно обнаружить качественный и
количественный аспект - качество и количество. Качество объекта (в моем
словоупотреблении) образует совокупность его структурных компонентов с их
свойствами и взаимоотношениями, благодаря которым этот объект сохраняется
и без которых он существовать не может. Количество образует все то в
объекте, что может быть подсчитано, измерено, вычислено и зафиксировано в
величинах.
  Даже отдельно взятый человек имеет социальную структуру - управляющий
орган (мозг) и управляемое им тело. Количественно он характеризуется
величиной "один". Способности его могут быть измерены (например,
интеллектуальный уровень). Средства измерения изобретаются людьми. И
работа эта есть явление сравнительно новое. Даже понятие "один" получило
точное определение лишь в конце прошлого и начале нашего века (в
основаниях математики, в формальной арифметике).
  Качество и количество объекта суть именно аспекты единого целого. Они
существуют не наряду друг с другом. Один без другого вообще не существует.
Между ними имеют место разнообразные отношения. Одно дело, например,
организация системы власти из нескольких десятков или сотен человек, и
другое дело - из нескольких десятков и сотен тысяч, а то и миллионов
человек. В реальной практике жизни эта зависимость постоянно игнорируется
с соответствующими негативными последствиями. Когда советские реформаторы
после 1985 года начали перестраивать советское общество по западному
образцу, идеологи перестройки, изучавшие диалектику годами, полностью
игнорировали рассматриваемую банальную истину, ссылаясь на образцы
социальной организации, например, в Швеции и Швейцарии. Эту истину
игнорировали и западные идеологи, поощрявшие и превозносившие советскую
перестройку. Но они это делали умышленно, вполне отдавая себе отчет в том,
что эта перестройка приведет страну к краху и деградации.
  Отношение качества и количества характеризуется степенью соответствия.
Есть определенные границы, в которых колеблется нормальная для
самосохранения объекта степень соответствия, именуемая в диалектике мерой.
Выход за ее пределы ведет либо к разрушению объекта, либо к качественным
изменениям. Например, увеличение числа членов группы сверх некоторого
максимума ведет к тому, что либо группа разделяется на две, либо
сокращается число членов (излишние исключаются), либо в группе образуются
подгруппы со своими руководящими лицами. Если число членов группы
недостаточно для выполнения ее функций, группа либо ликвидируется, либо
увеличивается численно, либо изменяет статус (например, сокращается объем
выполняемых ею дел). С такого рода операциями люди имеют дело постоянно в
практике своей жизни, не задумываясь над тем, что поступают в соответствии
с одним из социальных законов, который заметили диалектики.
  Отношение качества и количества не ограничивается утверждением
диалектики, согласно которому количественные изменения ведут к
качественным. Не все качественные изменения суть результат количественных.
В человеческих объединениях постоянно происходят ка-
чественные изменения в рамках тех же количественных характеристик
(например, переструктурирование). И количественные изменения не всегда
ведут к качественным. В науке и в практике жизни людей известны так
называемые допороговые изменения, не влияющие на качественное состояние
объектов. И даже в случаях, когда количественные изменения ведут к
качественным, первые суть лишь одно из условий вторых, причем порою не
главное. С другой стороны, количественный аспект зависит от качественного.
Например, размеры объединений людей зависят от организации, от типа
управления, от квалификации членов объединения, от целей и т.п. Так что не
только количественные изменения ведут к качественным, но и качественные
ведут к количественным. Причем одни и те же количественные изменения в
различных условиях ведут к различным качественным, а одни и те же
качественные - к различным количественным. Так что диалектический "закон"
перехода количественных изменений в качественные не есть всеобщий закон
бытия. Это вообще не закон. Это есть лишь отдельное явление эмпирической
реальности, замеченное философами прошлого, но не разработанное должным
образом.
  Количество фиксируется в языке в величинах. Величины разделяются на
абсолютные и относительные. Первые выражаются в числах, вторые - в
отношениях чисел (в процентах, степенях). С точки зрения научного подхода
те или иные величины сами по себе не имеют смысла. Они имеют таковой лишь
в связи с качественной характеристикой объектов и целями их исследования.
В теоретическом исследовании, о котором идет речь в этой книге, измерение
и вычисление величин играет роль подсобную. Причем интересы такой
ориентации исследования настолько расходятся с интересами "конкретной"
("эмпирической") социологии, что данные второй не имеют для первой почти
никакого полезного значения, а зачастую просто вводят в заблуждение.


  СОЦИАЛЬНЫЕ СВЯЗИ

  Сфера социальных явлений включает в себя огромное разнообразие видов
эмпирических связей объектов, которое лишь в ничтожной мере привлекло
внимание ло-
гики и методологии науки, да и то косвенно и без использования идей и
аппарата современной логики.
  Чаще всего говорят о причинно-следственных связях. Но что такое
причина и следствие? Никакой очевидности тут нет. И тем более нет некоего
единственно правильного и общепринятого определения этих явлений. Известно
несколько десятков различных определений. Не буду заниматься их логическим
анализом. Возьму лишь то, что обще большинству из них: признание того, что
следствие во времени следует за причиной, и того, что причина так или
иначе участвует в порождении следствия.
  По самим условиям социальной сферы методы выявления
причинно-следственных связей применимы далеко не всегда и не так уж
надежны. А в случае сложных исторических событий, представляющих собою
совпадение и переплетение многих миллионов и миллиардов событий в
пространстве и времени, понятие причинно-следственных отношений вообще
теряет смысл. В таких случаях имеет место переплетение бесчисленных
причинно-следственных рядов. Одни из этих рядов не зависят друг от друга,
другие сходятся, третьи расходятся, четвертые затухают, пятые зарождаются
и т.д. Индивидуальное историческое совпадение их в некотором
пространственно-временном объеме само не есть причинно-следственный ряд,
подобный входящим в него рядам, и не есть ни причина чего-то и ни
следствие чего-то просто в силу определения самих понятий "причина" и
"следствие" и методов выявления причинности. Потому искать тут причинное
объяснение просто бессмысленно. Когда исследователи все-таки говорят в
таких случаях о причинах, они используют слово "причина" не как научное
понятие, а как весьма неопределенное и многосмысленное выражение
общеразговорного языка. Методы обнаружения причинно-следственных связей к
таким ситуациям в принципе неприменимы. Суждения, высказываемые в таких
случаях в терминах причинности, в принципе непроверяемы. Потому в таких
случаях всякий может выдумывать свою собственную концепцию. Потому тут
возможны различные, порою взаимоисключающие, объяснения. И если какая-то
концепция получает более или менее широкое признание, то происходит это не
в силу ее логической доказуемости или эмпирической
подтверждаемости, а совсем на других основаниях. Короче говоря, можно
принять допущение, что каждое эмпирическое явление причинно обусловлено
(ничто не происходит без причины), но фактически и логически ошибочно
думать, будто для каждого эмпирического явления можно указать его причину
или причины.
  В теоретических социальных исследованиях причинно-следственные связи
занимают ничтожно мало места. Основное внимание уделяется связям
структурным, функциональным и генетическим, компоненты которых являются
сосуществующими в пространстве и времени. И даже в тех случаях, когда
компоненты связей возникают во временной последовательности, основное
внимание исследователей сосредоточивается на их последующем
сосуществовании. Понятия причины и следствия лишены смысла в применении к
их отношениям. Например, какими бы ни были отношения государства и
экономики во времени и как бы ни рассматривали их отношения представители
различных школ и направлений в социологии, все они единодушны в одном:
никому в голову не приходит мысль рассматривать государство как причину
экономики или наоборот.
  При всех разнообразиях эмпирических связей общим для них являются
контакты эмпирических объектов, в которых происходит передача одними из
них другим вещества или энергии. При этом одни отдают что-то, а другие это
"что-то" усваивают (присваивают). Более сложные случаи - обмен. Контакты
бывают непосредственными и опосредованными (через третьи объекты),
одноактными, спорадически повторяющимися и регулярными. Более сложные
случаи - разделение целого на части с сохранением связи частей и
объединение объектов в целое с сохранением их различия.
  Специфика социальных связей (чаще употребляют выражение "социальные
отношения") заключается в том, что в контакты вступают люди и объединения
людей и связи их образуются, существуют и проявляются в сознательных
действиях одних из людей и их объединений по отношению к другим. В этих
контактах одни из .компонентов связи отдают другим, а другие получают от
них что-то, что необходимо и полезно для их существования. Одни отдают -
это значит, что у них это отнимают силой или ставят в такие условия, что
они вынуждаются
отдавать "добровольно". Возможна и бывает заинтересованность в отдаче -
при этом отдающие что-то выгадывают для себя. Другие получают - это
значит, что они отнимают это у других силой, так или иначе вынуждают на
"добровольную" отдачу или создают условия для выгодной для других отдачи.
Отдают люди вещи, себя, свои силы и способности, продукты своей
деятельности. Величина отдаваемого равна величине получаемого плюс потери
на акт передачи. Невозможно получить больше того, что могут отдать. Более
сложный случай - обмен. Для него имеет силу закон эквивалентности. На этой
основе развиваются все прочие виды социальных связей, включая структурные
и генетические. Исследование их образует основное содержание всякой
теоретической социологии, в том числе и нашей логической социологии.


  ОБЪЕКТИВНЫЕ ЗАКОНЫ

  Научное исследование ориентируется на открытие законов объектов или
объективных законов.
  Слово "закон" многозначно. В конкретных науках и в методологии науки
говорят о законах науки (или научных законах), имея в виду определенного
типа суждения об исследуемых объектах. Законами объектов называют то, о
чем говорится в таких суждениях. Речь идет об одном и том же, только в
первом случае - о языковых выражениях, фиксирующих законы объектов, а во
втором случае - о том, что фиксируют эти выражения.
  Научными законами (законами объектов) называют обобщения результатов
наблюдений и экспериментов, которым приписывают какую-то особо важную роль
в науке. С логической точки зрения суждения такого рода суть общие
суждения фактов. К числу таких суждений относится, например, утверждение о
том, что в демократических странах имеет место разделение власти на
законодательную и исполнительную. Это - суждение о наблюдаемом факте,
аналогичное по его логическому статусу суждению "Нормальная собака имеет
четыре ноги". Кстати сказать, социологическая наука в основном состоит из
суждений такого логического типа.
  Научными законами (суждениями законов) называют также суждения, явно
или неявно предполагающие оп-
ределенные условия, при которых они всегда истинны. Я в дальнейшем буду
иметь в виду только их, говоря об объективных законах.
  В языковой практике условия законов обычно не учитываются совсем или
подразумеваются как нечто само собой разумеющееся и всегда имеющее место.
Это порождает путаницу, бессмысленные споры, идейные "перевороты" и даже
умышленные спекуляции, когда обнаруживается важность явного учета условий
в случаях их несоблюдения и изменения. Порою такие ситуации принимают
грандиозные размеры, вовлекая большое число людей и растягиваясь на много
десятилетий и даже на века. Например, спекуляции такого рода в физике
приняли поистине эпохальные и глобальные размеры, по уровню мракобесия не
уступая мистификациям средневековья. А в сфере социальных явлений на этот
счет творится нечто невообразимое.
  Чтобы некоторое суждение (совокупность суждений) А приобрело статус
научного закона, необходимо условие В установить (подобрать специально!)
таким образом, чтобы А было истинно всегда при наличии условия В. Если при
наличии условий В возможны случаи, когда А ложно, то А не может
рассматриваться как закон, отвергается в качестве закона. В практике
познания условия В устанавливаются всегда лишь частично и приблизительно.
В ряде случаев они вообще являются воображаемыми, невозможными в
реальности. В таких случаях суждения "А при условии В" вообще не
верифицируются (не подтверждаются и не отвергаются) путем сопоставления с
эмпирической реальностью. Их ценность устанавливается косвенно, т.е. тем,
что с их помощью получаются выводы, которые соответствуют или не
соответствуют реальности. Они принимаются как аксиомы или на основе
логических рассуждений, в которых А выводится из каких-то посылок, включая
в них В. Условия А могут быть в той или иной мере достигнуты в
эксперименте или выявлены в результате логической обработки данных
наблюдений.
  Надо различать общие черты (признаки) различных явлений и законы этих
явлений. Для обнаружения общего необходимо сравнение по крайней мере двух
различных явлений. Для выявления закона нужны логические операции иного
рода. Закон может быть открыт путем
изучения одного экземпляра явлений данного рода. Для этого нужен логически
сложный анализ эмпирической ситуации, включающий отвлечение от множества
обстоятельств, выделение непосредственно незаметного явления в "чистом
виде", своего рода очищение закона от скрывающих его оболочек. Закон
находится как логический предел такого процесса, причем не как нечто
наблюдаемое, а как результат логических операций. Законы эмпирических
объектов вообще нельзя наблюдать так же, как наблюдаются сами эти объекты.
  Законы не следует также смешивать с причинно-следственными
отношениями, с необходимостью, сущностью, содержанием и другими явлениями
бытия, фиксируемыми логическими и философскими понятиями. У всех у них
различные функции в фиксировании результатов познания, они выражают
различные аспекты познания, различно ориентируют внимание исследователей.
Однако как в языковой практике, так и в сочинениях профессионалов, которые
по идее должны были бы тут наводить порядок, царит на этот счет
невообразимый хаос.
  Законы эмпирических объектов (законы бытия) не зависят от воли и
желаний людей и вообще от чьей-либо воли. Если есть объекты, к которым они
относятся, и есть необходимые условия, то они имеют силу, никто и ничто в
мире не может отменить их действие. Можно ослабить их действие, скрыть,
придать форму, создающие видимость их "отмены". Но они все равно остаются.
Они именно такими и открываются исследователями, чтобы быть универсальными
в отношении соответствующих объектов при соответствующих условиях.
  Надо различать законы, как таковые, фиксируемые в абстрактной форме
(скажем, абстрактные законы), и их конкретные проявления в частных
случаях. Условия закона в реальности и в исследовании ее никогда не
выполняются полностью, а порою не выполняются вообще. Одновременно
действует множество законов, которые воздействуют на форму проявления друг
друга и даже действуют порою в противоположных направлениях. Потому
кажется, будто законы потеряли силу или их не было вообще. В реальности
законы действуют как скрытые механизмы явлений и как более или менее явные
тенденции.
  Надо различать законы и следствия действия законов - закономерные
явления. Люди, например, давно заметили регулярность смены времени суток и
закрепили это знание в суждениях, выражающих уверенность в том, что на
смену дня обязательно придет ночь, а на смену ночи - день. Но это не
значит, будто они открыли закон природы, вследствие которого происходит
смена дня и ночи. Обычно эмпирические законы в том смысле, как мы
рассмотрели выше, и закономерные явления не различают и в качестве
суждений законов рассматривают обобщения наблюдаемых фактов, подкрепляемые
многократными повторениями и не сталкивающиеся с противоречащими фактами.
В практике познания такого рода "законы" часто опровергаются, и по сему
поводу устраиваются сенсации, кричат о "революциях" в науке, о ломке
"устаревших" представлений. С логической точки зрения, однако, в таких
случаях лишь выясняется ограниченность простой неполной индукции и
логическая ошибка необоснованности обобщения.
  Объективные законы суть законы эмпирических объектов, но сами они
эмпирическими объектами не являются. Они сами по себе не возникают, не
изменяются и не исчезают. Это не значит, что они вечны и неизменны. Просто
по самому смыслу понятий к ним нельзя применять понятия возникновения,
изменения, исчезновения, неизменности, вечности. Они не имеют
независимости от объектов существования. Об их существовании мы судим не
путем их непосредственного наблюдения (их невозможно видеть, слышать,
трогать руками), а по их проявлениям в ситуациях с эмпирическими
объектами. Они открываются на основе наблюдений эмпирических фактов, но
открываются благодаря особого рода интеллектуальным операциям.
  Сфера действия рассматриваемых законов ограничена множеством
эмпирических объектов определенного вида. Никаких всеобщих законов бытия,
имеющих силу в отношении любых (всех) эмпирических объектов, не существует
хотя бы уже потому, что условия законов для объектов различных видов
логически несовместимы в некое единое условие. Возможно, конечно,
сформулировать утверждения, имеющие силу для всех эмпирических объектов.
Но они (с логической точки зрения) будут либо
логически ложными (противоречивыми), либо частями неявного определения
понятия "эмпирический объект". Этому определению можно придать форму
системы аксиом. Выводимые в этой системе утверждения истинны по
определению понятий. Они не являются эмпирическими законами. Их можно
назвать дефинитивными законами. Они не открываются в изучаемых
эмпирических объектах.


  СУБЪЕКТИВНЫЕ И ОБЪЕКТИВНЫЕ ФАКТОРЫ

  Социальные объекты суть объекты эмпирические. Значит, на них
распространяется все то, что говорилось в предшествующем разделе об
объективных законах. Но они обладают свойствами, отличающими их от всех
прочих эмпирических объектов, а именно - они обладают интеллектом, волей,
способностью ставить цели и добиваться их осуществления, способностью
планировать свои действия и предвидеть их результаты, короче говоря -
обладают тем, что называют субъективными факторами. Наличие этих факторов
порождает трудности в отношении признания объективных социальных законов,
аналогичных в рассмотренном выше смысле законам объектов неживой и живой
дочеловеческой (неразумной) природы. В самом деле, о каких независимых от
воли и сознания людей законах может идти речь, если социальные объекты
суть существа, наделенные волей и сознанием?!
  Взгляд на субъективные факторы как на играющие решающую роль в
историческом процессе и в организации человеческих объединений был
доминирующим в истории социальной мысли и остается таковым в современном
западном мире. Он поощряется западной идеологией, пропагандой и культурой.
Описаниями сознательных и волевых действий людей, организаций, учреждений,
властей заполнены бесчисленные газеты, журналы, книги. Ими полны
телевизионные передачи и фильмы. За безработицу, инфляцию, кризисы, войны
и прочие язвы современности винят политиков, предпринимателей, партии и
конкретных людей.
  Субъективные факторы до сих пор понимаются как нечто такое, что не
подвержено действию объективных
законов, и противопоставляются факторам объективным, которые считаются
независимыми от воли и сознания людей. И для этого есть основания. В чем
заключаются объективные факторы? Люди появляются на свет в условиях,
которые достаются им в готовом виде от предшествующей истории и которые
они уже не в силах переделать. Эти условия даны им как реальность,
независящая от их сознания и воли. В человеческой жизни принимает участие
большое число явлений, неподконтрольных их воле. Возникают непредвиденные
следствия даже сознательной деятельности. Людей много, их цели
разнообразны и зачастую противоположны. Суммарный результат их
деятельности далеко не всегда совпадает с тем, к чему стремятся отдельные
участники объединений. Люди совершают ошибки в своих расчетах. Возможности
предвидеть ход событий ограничены. Думая о ближайших результатах своих
действий, люди не задумываются над более отдаленными их последствиями.
Плюс к тому - неосознанные и животнообразные действия. И даже в тех
случаях, когда последствия действий можно предвидеть, люди часто не
считаются с ними, поскольку их частные интересы в момент совершения
действий оказываются сильнее разумных предвидений. Наше время дает на этот
счет устрашающие примеры, которые общеизвестны. К числу объективных
факторов относятся свойства явлений природы, образующих среду
существования людей и играющих в их истории и социальной организации роль
несомненную.
  На мой взгляд, различие субъективных и объективных факторов есть
бесспорный факт, но противопоставление их в плане объективных социальных
законов лишено смысла. Эти законы суть законы именно сознательной и
волевой жизнедеятельности людей и их объединений. Они все-таки существуют
и неумолимо делают свое дело.
  В истории социальных исследований объективные социальные законы, как
правило, не замечались, не осознавались в качестве таковых или отрицались
совсем. Сравнительно немногие исследователи говорили об их существовании и
как-то описывали их. Но суть дела не в общих заявлениях на этот счет, а в
том, как именно понимаются эти законы и каким образом признание их
выражается в теоретических построениях. Самой значительной, намой взгляд,
социальной концепцией, признающей
объективные социальные законы и построенной на основе определенных законов
такого рода, является марксистский исторический материализм. Критическое
отношение к нему послужило одним из источников идей моей логической
социологии. В дальнейшем я неоднократно буду высказываться по этому
поводу. А сейчас я изложу мое понимание социальных законов.


  СОЦИАЛЬНЫЕ ЗАКОНЫ

  Социальные законы отличаются от законов неживой и живой дочеловеческой
природы прежде всего объектами, к которым они относятся. Они суть законы
человеческих объединений, структурирования этих объединений,
функционирования и взаимоотношений их частей, поведения людей как членов
этих объединений и т.д., короче говоря - законы социальных объектов.
  Особенность социальных законов, далее, состоит в том, в каком смысле
они объективны. Тут мало признать объективность в том смысле, в каком мы
признаем объективность законов и вообще явлений неживой и до-человеческой
живой природы, т.е. в смысле признания их существования вне сознания
исследователей, независимо от воли и сознания исследователей. Проблема тут
заключается в том, что социальные законы суть законы сознательной и
волевой деятельности людей, но они при этом не зависят от сознания и воли
людей. Кажется, будто одно исключает другое, будто тут имеет место
логическое противоречие. На самом деле тут никакого противоречия нет. Тут
надо различать два различных явления, а именно - отдельно взятые действия
людей как эмпирические объекты и законы таких действий. Отдельно взятые
социальные действия людей являются сознательно-волевыми, но законы этих
действий таковыми не являются. Отдельные действия суть эмпирические
явления, которые можно наблюдать непосредственно. Законы же их так
наблюдать невозможно. Для обнаружения их, повторяю, нужна особая работа
ума, особые познавательные операции. Применяя эти операции, исследователь
должен сами сознание и волю людей рассматривать как объективные свойства
особого рода эмпирических объектов, а именно - людей как вполне
материальных существ, обладающих такими признаками, как сознание и воля. И
эти признаки находятся вне сознания исследователя, не зависят в этом
смысле от сознания и воли исследователя.
  С точки зрения логических свойств нет принципиальной разницы между
суждениями о законах физической, химической, биологической и т.д. природы
и суждениями о социальных законах. Классическим примером первых может
служить закон механики: "Тело сохраняет состояние покоя или равномерного
прямолинейного движения до тех пор, пока внешние силы не выведут его из
этого состояния". Логическая структура его в явном виде такова: "Если на
тело не действуют никакие внешние силы (условие А), то оно будет сохранять
состояние покоя или прямолинейного равномерного движения (В)". Наблюдать
ситуацию, фиксируемую в В, невозможно. Можно наблюдать только бесчисленные
факты перемещения тел, причем с ускорением, с замедлением, по различным
траекториям, с меняющимися траекториями и скоростями. Никто также не
наблюдал то, о чем говорится в А, ибо на тела обычно действуют какие-то
внешние силы. Это утверждение было изобретено впервые Ньютоном, причем
изобретено не по правилам простой индукции, а по правилам мысленного
эксперимента.
  Возьмем теперь для сравнения один из самых простых социальных законов:
"Если человек вынужден выбирать из двух вариантов поведения, которые
одинаковы во всем, кроме одного признака, он выбирает тот из них, который
лучше для него с точки зрения этого признака". В частности, если человек
вынужден выбирать место работы из двух вариантов, которые одинаковы во
всем, кроме зарплаты, и зарплата есть единственный источник существования
для него, то он выберет тот вариант, где платят больше. В реальности такие
условия выбора вряд ли могут встретиться. В реальности людям приходится
выбирать из вариантов, различающихся по многим признакам, выбирать под
давлением всякого рода обстоятельств, а не только из расчета на абстрактно
лучший вариант. К тому же люди совершают ошибки в оценке ситуаций.
  Объективность социальных законов вовсе не означает, будто люди не
могут совершать поступки, не считаясь с ними. Как раз наоборот, люди их
обычно вообще
не знают и постоянно игнорируют их, поступая так, как будто никаких таких
законов нет. Но люди столь же часто игнорируют законы природы, отчего
последние не перестают существовать. Если, например, люди сеют пшеницу на
покрытой льдом каменистой почве, о них не скажешь, что они считаются с
законами природ?,! Они наказываются за свое пренебрежение к законам
природы (за их нарушение!). Аналогично они наказываются за свое
пренебрежение к социальным законам. Нарушение законов бытия не есть их
отмена или изменение. Это - поведение, по тем или иным причинам не
считающееся с ними.
  Возьмем такой простой пример для пояснения. Пусть некоторое множество
людей решило создать группу с целью совместных действий, для которых
требуется именно много людей. Это решение их сознательное и волевое. Но
чтобы группа могла достаточно долго функционировать как единое целое и
справиться с задачей, в ней должен быть руководитель или даже руководящая
группа, причем руководитель должен быть достаточно компетентен (адекватен
делу), как и прочие члены группы. И эти требования суть объективные законы
организации и успеха дела. Они суть независящие от сознания и воли людей
факторы их сознательно-волевой деятельности. Люди не в состоянии отменить
эти факторы по своему произволу, как они не в состоянии отменить закон
тяготения. Люди изобрели летательные аппараты, позволяющие преодолевать
силу тяготения. Но это не означает, будто сила тяготения перестала
действовать. Так и в сфере социальных явлений. Приняв решение назначить
руководителем группы некомпетентного дурака и распределив обязанности
членов группы, не считаясь с их квалификацией, люди тем самым не отменили
упомянутый выше закон группировки и адекватности людей занимаемым
должностям. Они создали группу, подобную летательному аппарату,
построенному без учета закона тяготения.
  Вся история человечества полна бесчисленных примеров нарушения законов
организации государственности и экономики и негативных последствий
нарушений. Это дает основания теоретикам, идеологам и обывателям вообще
отвергать социальные законы. Они представляют эти законы в виде неумолимых
механизмов, которые
действуют явно в каждом отдельном случае, и люди не могут их игнорировать.
На самом деле люди, игнорируя (и в этом, и только в этом смысле нарушая)
одни социальные законы, действуют в силу каких-то других законов. В
реальности одновременно действуют различные законы, так что каждый из них
проявляется именно через массу отклонений и нарушений, как и законы
природы. Если бы было возможно наблюдать механизмы природных законов
изнутри их сферы, как мы это делаем в отношении социальных законов, мы
увидели бы картину, аналогичную той, какую видим в общественной жизни.
  Если полностью выявить логическую структуру суждений и всего процесса
открытия социальных законов, то можно установить, что тут имеет место
предельное для данной ситуации исследования абстрагирование. Дальнейшее
абстрагирование означает выход за эти пределы и утрату специфики
интересующего исследователя объекта. Это - не предел обобщения, а предел
отвлечения от эмпирических явлений. И обратный путь к реальности тут есть
не прямое применение общих суждений к частным ситуациям, а процесс
конкретизации абстрактных суждений путем включения в логические
рассуждения каких-то факторов, которые не принимались во внимание в ходе
открытия законов.
  В конкретных социальных исследованиях и рассуждениях было бы громоздко
каждый раз явным образом выражать логическую структуру той или иной
ситуации. Обычно это не делают, отчасти подразумевая ее, а чаще вообще не
отдавая отчета в этом и не умея это делать. Но, имея какую-то интуицию на
этот счет, говорят о тенденциях, о стремлении и т.п.
  Число социальных законов не ограничено логически. Их открытие
ограничено способностями и потребностями исследователей. Все типы законов,
которые можно видеть в естественных науках, в принципе могут быть открыты
и в сфере социальных явлений. Это обусловлено тем, что типы законов
характеризуются способами их открытия исследователями, которые (способы)
изобретаются самими исследователями в соответствии с правилами логики и
методологии науки.
  Рассмотрим еще один пример с целью пояснения сказанного. Возможности
человеческого объединения
удовлетворять потребности своих членов неравномерны. Возникает несколько
уровней таких возможностей и соответственно потребностей. Чтобы обеспечить
удовлетворение потребностей некоторого числа людей на высшем уровне, нужно
при всех прочих постоянных условиях (отвлекаясь от них) заставить
трудиться и жить на более низком уровне в несколько раз больше людей.
Конкретная величина должна быть измерена или вычислена в зависимости от
типа объединения и его конкретных свойств. Причем с увеличением числа
людей, претендующих на высший уровень удовлетворения потребностей, растет
и число людей, вынужденных довольствоваться более низким уровнем, и растет
в большей степени, чем рост первых. Характер роста упомянутых величин
опять-таки можно измерить и вычислить. Так что обещание коммунистов
обеспечить всех по потребности есть утопия, если его понимать буквально.
  Социальные законы действуют не в одиночку, не изолированно друг от
друга, а всегда в какой-то совокупности. Если исключить действие
несоциальных факторов и принимать во внимание только социальные, то
логически правомерно такое предположение: все, что в сфере социальных
явлений происходит в силу стечения социальных обстоятельств, есть
результат совокупного действия социальных законов, т.е. все это происходит
закономерно. Но закономерно не означает, что это происходит с
необходимостью. Закономерность и необходимость суть разные аспекты бытия и
его познания. Например, разрушение природной среды есть закономерный
продукт эволюции западной цивилизации, но не необходимый.
  Социальные законы универсальны, т.е. одни и те же для всех времен и
народов, где появляются социальные объекты, к которым они относятся, и
соответствующие условия. Различны лишь конкретные формы их проявления и
действия. Например, государственная власть организуется и функционирует по
одним и тем же законам везде, где она возникает. Это не значит, что она
везде одинакова. Она разнообразится в зависимости от различных факторов,
достигает различных уровней развитости. Но законы, по которым это
происходит, одни и те же. Поэтому исследователь, имеющий цель от-
крыть именно социальные законы, а не что-то другое, вправе выбрать для
наблюдения наиболее развитые и четко выраженные образцы социальных
объектов. Нелепо, например, брать для исследования законов
государственности примитивные общества, разумнее для этой цели выбрать
западные страны с высокоразвитой системой государственной власти.
  Социальные законы суть самые глубокие механизмы социальных явлений.
Авторы сочинений на социальные темы так или иначе говорят о язвах общества
и ищут тех, кто виновен в них. Одни при этом называют в качестве источника
зол диктаторов и тиранов, другие - капиталистов и феодалов, третьи -
партии и организации вроде партий нацистов, партий коммунистов, органов
государственной безопасности, четвертые - экономический и технологический
прогресс, пятые - чрезмерный рост населения, шестые - идеологию, седьмые -
биологические законы, и никто не называет такой источник зол и таких
тиранов человечества, какими являются объективные социальные законы. От
этих зол и тиранов человечество не избавится никогда и ни при каких
обстоятельствах. Меняя условия своей жизни, люди избавляются от одних
тиранов такого рода, но с необходимостью попадают во власть других, порою
- еще более жестоких. В мире никогда не было, нет и не будет идеального
общества всеобщего благоденствия не по произволу каких-то злоумышленников,
а в силу объективных законов бытия.
  Наше время дает богатейший материал для познания социальных законов,
близкий к лабораторным условиям. Мы являемся свидетелями крушения одних
человеческих объединений и образования других. На наших глазах происходят
стремительные и грандиозные социальные преобразования. Этот опыт позволяет
пересмотреть традиционные и привычные социологические концепции,
сложившиеся на основе опыта прошлых веков, отбросить многочисленные
предрассудки, накапливавшиеся в сфере социальных исследований веками. Но,
увы, в наше время происходит такая мощная и всеобъемлющая идеологическая
фальсификация именно упомянутых перемен и преобразований, что рассчитывать
на использование рассматриваемой возможности не приходится.



  ЗАКОНЫ ДИАЛЕКТИКИ

  Выше я сказал, что никаких всеобщих объективных законов, имеющих силу
для всех эмпирических объектов (всеобщих законов бытия), не существует. А
между тем именно на создание такого учения о всеобщих законах бытия
претендует диалектика, по крайней мере в том виде, какой она приобрела в
советской философии. Остановимся на этой теме специально, поскольку
диалектический подход к социальным явлениям есть, на мой взгляд,
необходимое условие построения научной теории социальных явлений.
  Надо различать диалектический подход к изучаемым явлениям и диалектику
как учение о законах бытия. Первый уместен не всегда, а лишь в отношении
объектов определенного рода и лишь с определенной целью. Иногда он
необходим для научного познания, но не обязателен во всех случаях
познания. Когда его навязывают в качестве обязательного, он превращается в
идеологическую чепуху. Но к тем же результатам ведет его запрет или
игнорирование в случаях, когда он на месте и необходим.
  Что касается диалектики как учения о законах бытия, то надо различать
то, какой вид это учение имеет в сочинениях мыслителей прошлого и их
последователей, и то, как такое учение может быть построено в рамках
логики и методологии науки, т.е. вне идеологии. Во втором случае
правомерно лишь следующее. Замечая факты возникновения, изменения, связей,
эволюции и т.д. эмпирических явлений (факты объективной диалектики), мы
вправе ввести соответствующие понятия и осуществить обобщения в рамках
этих явлений, а не для всего бытия вообще. Например, наблюдая факты
единства и борьбы противоположностей, мы вправе определить, что это такое,
ввести соответствующие обозначения и произвести какие-то обобщения
наблюдаемых процессов возникновения противоположностей, их
взаимоотношений, конфликтов и их разрешений. Но логически ошибочно
утверждать, будто всем явлениям бытия свойственно такое. Из определения
понятий такой вывод не следует. Зато можно показать, что такое чрезмерное
обобщение на все бытие порождает логические противоречия. Если всем
явлениям бытия свойственны единство и борьба проти-
воположностей, то и объектам, которым не свойственны единство и борьба
противоположностей, свойственны единство и борьба противоположностей. А
это логическое противоречие означает, что рассматриваемое обобщение на все
явления бытия ложно. Можно возразить, что объекты, которым не свойственны
единство и борьба противоположностей, не существуют согласно нашему
обобщению. Но в таком случае обобщение превращается в тавтологию: всем
объектам свойственны единство и борьба противоположностей, за исключением
тех, которым они не свойственны. Аналогично обстоит дело с прочими
чрезмерными обобщениями диалектики. Сказанное не есть словесная
казуистика. Диалектика как учение есть языковая конструкция, и, как
таковая, она должна строиться в соответствии с правилами логики. И прежде
всего она должна быть логически непротиворечивой. Пренебрежение к
логическому аспекту было и остается характерным для всех сочинений на тему
о диалектике. Это - один из отличительных признаков идеологии: сочетание
псевдологичности с фактической антилогичностью.
  Логическая обработка понятий и утверждений, отражающих диалектику
бытия, устанавливает сферу применимости и уместности диалектики как
учения, удовлетворяющего критериям научности. Диалектика как учение
очевидным образом лишена смысла в математике и вообще в так называемых
точных науках, в которых объекты создаются определениями понятий, но
вполне правомерна в сфере эмпирических наук, объекты которых существуют
независимо от исследователя и его понятий. Но даже в этой сфере далеко не
всегда есть надобность в диалектике и условия для ее применения. Условия
применимости диалектики оказались ограниченными самими ее понятиями, а
надобность в ней - характером исследуемых объектов. Сфера социальных
исследований является такой, да и то в ограниченном смысле.
  Рассмотрим такой пример. По опыту знаем, что в объединении людей,
рассчитанном на длительное существование и деятельность в качестве единого
целого, должен образоваться управляющий орган из одного или нескольких
членов объединения. Он должен взять на себя функции, аналогичные функциям
мозга отдельно взятого человека. На долю прочих членов объединения
выпадают функции управляемого тела. Если это не будет сделано, объединение
будет нежизнеспособным, будет плохо функционировать и распадется.
Выражаясь языком диалектики, тут происходит раздвоение единого: члены
объединения разделяются на руководителей (управляющих), воплощающих в себе
"мозг" объединения, и руководимых (управляемых), воплощающих в себе
управляемое "мозгом" "тело" объединения. Первые сохраняют тело, вторые -
мозг. Но в объединении происходит их разделение и воплощение в его
различных частях. Эти части противоположны - одна управляет, другая
управляется. Их функции и интересы в этом отношении противоположны. Вместе
с тем они образуют единство. Одна часть нуждается в другой. Лишь в
единстве они могут существовать как целое. И лишь в целом они оказываются
противоположностями.
  Анализируя такого рода сравнительно простые ситуации, я установил для
себя следующее. То, что философы в весьма туманной (именно философской!)
форме обобщают под именем законов диалектики, отчасти может быть понято
как неявные определения понятий и логические следствия из этих определений
(т.е. как дефинитивные законы, по моей терминологии), а в другой части -
как законы эмпирической комбинаторики. Поскольку я ограничивался сферой
социальных объектов, я эти законы для себя назвал законами социальной
комбинаторики.
  В простых случаях действие законов социальной комбинаторики настолько
очевидно, что людям в голову не приходит мысль, что тут вообще действуют
какие-то законы, подобно тому, как бесчисленным людям, видевшим падение
яблок на землю и даже испытавшим их удары по своей голове, не приходила в
голову мысль о законах тяготения. И тем более в отношении таких банальных
ситуаций кажется неуместным употребление высокофилософских слов вроде
"закон", "диалектика", "противоположности" и т.п. - это все равно что
стрелять из пушек по воробьям. Вот если поговорить о целых обществах,
эпохах, цивилизациях, человечестве и т.п. - это другое дело! Это масштабно
и престижно.
  А между тем именно "маленькие" законы социальной комбинаторики делают
основную работу по организации и эволюции человеческих объединений. Они
имеют силу и в отношении "больших" социальных явлений. Только
тут они дают о себе знать более или менее заметным образом в переломные
эпохи, когда "философские пушки диалектики" кажутся уместными и даже
очевидными. Не случайно поэтому в революционный XIX век многие выдающиеся
умы были диалектическими, и диалектика завладела умами нескольких
поколений, жаждавших преобразований социального строя своих стран и
веривших в их прогрессивность. Не случайно также то, что в нашу эпоху
величайшего перелома в истории человечества страх перед тем, что приходит
на смену настоящему, порождает ненависть к диалектическому "повороту
мозгов", ориентирующемуся на истину, какую бы дурную весть она ни
приносила.


  ЭВОЛЮЦИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ОБЪЕКТОВ

  Философская диалектика содержит учение о законах эволюции. Эти законы
суть следующие: 1) единство и борьба противоположностей; 2) переход
количественных изменений в качественные; 3) отрицание отрицания. Первый из
них определяет некую первопричину или первоисточник изменений объектов.
Бесспорно, что в некоторых случаях борьба противоположностей (в частности,
борьба антагонистических классов) порождает какие-то изменения в жизни
людей. Но так бывает далеко не всегда. И превращение борьбы
противоположностей во всеобщий источник (двигатель) социальных изменений
(включая развито) есть типичный пример идеологического извращения
реальности. Я принимаю законы раздвоения единого, поляризации частей, их
противостояния и т.д. в качестве законов социальной комбинаторики наряду с
другими. Что касается причин (источников) изменений, то тут в каждом
случае надо искать какой-то конкретный комплекс факторов. Никакого
универсального, пригодного для всех случаев изменений объектов объяснения
их причин не существует хотя бы уже потому, что реальные причины изменений
в различных случаях могут исключать друг друга.
  О соотношении качества и количества я уже говорил. Добавлю к
сказанному еще следующее. Возникновение нового качества в эволюции
социального объекта есть возникновение нового, более высокого уровня в его
соци-
альной структуре. В дальнейшем этот аспект социальной эволюции будет
рассматриваться как один из важнейших.
  В философской диалектике возникновение нового качества рассматривается
как качественный скачок, как перерыв непрерывного. Что из себя на самом
деле представляет этот скачок, перерыв непрерывного процесса? На самом
деле это есть процесс, происходящий в протяженном временном интервале, а
не нечто абсолютно внезапное, не требующее времени. Всякое изменение
эмпирических объектов происходит во времени, т.е. в течение временного
интервала, превышающего некоторую минимальную величину. В истории
человечества такие "скачки" растягиваются порою на многие десятилетия и
столетия. Впечатление вневременного скачка создается по многим причинам.
Исследователи обычно игнорируют в таких случаях фактор времени или
отодвигают его на задний план, обращают внимание на конечный результат
процесса и качественное отличие его от предшествовавшего состояния. Когда
процесс завершается, промежуточные и частичные состояния, события и
перемены исчезают в прошлое, и образуется как бы разрыв, создающий
впечатление внезапности перемен. Сравнительно со временем существования
объектов в рамках устойчивого качества время на переход в новое качество
обычно невелико, выглядит как исторический миг. Элементы нового качества
вызревают в рамках привычной среды, и люди не воспринимают их как
приближение нового качества. Когда они осознают это, процесс уже в
основных чертах завершается, перелом остается позади. А порою люди,
страшась нового, активно не хотят замечать его приближение, выдавая
нежелаемое за несуществующее. Именно такую ситуацию переживаем мы сейчас.
Чувствуя и подозревая, что формирующееся в человечестве качественно новое
состояние несет с собою огромным массам людей нечто устрашающее, люди
прилагают усилия к тому, чтобы не осознавать его, надеясь, будто тем самым
могут предотвратить его. Но, увы, они уже опоздали: мы уже живем в "миг"
истории, в котором новое качество стремительно складывается, и уже вряд ли
кто в состоянии остановить этот процесс "скачка".
  Эволюция социальных объектов включает в себя, как я уже сказал,
возникновение качественно новых, более высоких уровней организации. При
этом имеет силу за-
кон "снятия" или диалектического отрицания. Заключается он в следующем.
Возникновение более высокого уровня организации социального объекта
означает, что некоторые явления более низкого уровня исчезают
("отрицаются"), а некоторые сохраняются в новом состоянии в "снятом" виде,
т.е. в виде, "очищенном" от их исторических форм, преобразованном
применительно к новым условиям и "подчиненном" явлениям нового состояния.
В таком "снятом" виде сохраняются те явления предшествующего состояния,
без которых новый уровень невозможен. Отбрасываются те явления, которые
препятствуют переходу на новый уровень. Так осуществляется историческая
преемственность состояния и непрерывность процесса. Одновременно
происходит перерыв непрерывности путем отбрасывания старого.
  В эволюционном процессе бывает, что несколько таких снятий (отрицаний)
следуют во времени друг за другом в одном социальном объеме. В этой связи
я ввожу понятие эволюционного расстояния: это - число снятий между двумя
состояниями объектов во времени. Вполне логично принять такое утверждение
как аксиому: чем больше (меньше) эволюционное расстояние между двумя
объектами, тем меньше (больше) влияние законов предшествующего на
последующий. Действие этого закона в случае больших эволюционных
расстояний очевидно. Например, при рассмотрении социальных явлений мало
кто считается с законами биологических клеток, молекул, атомов,
электронов. Но при этом многие пытаются свести социальные явления к
явлениям высокоразвитых живых организмов (социальная биология).
  При возникновении более высокого уровня организации возникают новые
явления, каких не было на предшествующем уровне, - совершается
эволюционный шаг вперед (или вверх). Но за это приходится "платить", т.е.
отказаться от каких-то достижений предшествующего состояния. Происходит,
как я уже сказал, отрицание предшествующего уровня. Если эволюция идет
дальше и происходит подъем на еще более высокий уровень, совершается
второе снятие и второе отрицание - отрицание отрицания. Поскольку
социальная эволюция есть эволюция объединений наделенных сознанием
существ, а возможности осознаваемых преобразований логически ограничены,
то отрицание отрицания выступает в неко-
торых чертах как отрицание каких-то черт предшествующего состояния,
явившегося результатом первого отрицания, и как возврат к некоторым чертам
состояния, предшествовавшего первому отрицанию, причем к чертам,
отвергнутым первым отрицанием. В наше время действие этого закона
очевидным образом можно наблюдать в грандиозных масштабах в процессах,
происходящих в бывшем коммунистическом и в западном мире.
  В эволюции социальных объектов имеют место два аспекта - внешний и
внутренний. В первом из них объекты эволюционируют как части более сложных
объектов и под влиянием внешних факторов, а во втором - как автономные
явления в силу внутренних закономерностей. Для характеристики второго
аспекта употребляется понятие "развитие". Развитие объекта (в моем
словоупотреблении) есть раскрытие или развертывание его внутренних
изначальных потенций. Эти потенции могут быть незначительными или
значительными. Но не бесконечными. Они имеют потолок, исчерпываются. В
большинстве случаев объекты сравнительно быстро достигают потолка,
изначально предопределенного заложенными в них потенциями. И если они не
погибают и не деградируют, они консервируются в одном состоянии "навечно".
Лишь некоторые имели и имеют значительные потенции развития. Но, повторяю,
и для них есть потолок.
  Если социальный объект разрушается внешними силами, но сохраняются
образовывавшие его люди и условия их выживания, то из остатков объекта в
случае надобности возникает новый объект, максимально близкий по
социальному качеству к разрушенному. Происходит это в силу законов
регенерации, о которых я упоминал мельком выше: люди восстанавливают то,
чему обучены, что способны делать.
  Эволюция социальных объектов есть процесс многомерный. В особенности
это касается больших человеческих масс. В одной и той же массе людей
одновременно происходят самые разнообразные эволюционные процессы, идущие
в разных измерениях, в разных направлениях, порою - противоположных, по
разным путям. Они переплетаются, взаимодействуют, препятствуют или
способствуют друг другу, порою обособляются, обрываются. Наблюдатели видят
их совокупное проявление и совокупные результаты. Они пытаются втиснуть их
в некую
одномерную и упрощенную схему. Так возникали и возникают многочисленные
исторические, социологические и философские концепции эволюции
человечества, отмечающие отдельные стороны процесса и абсолютизирующие их.
А получить из совокупности этих концепций картину многомерной эволюции
человечества в такой же мере возможно, в какой возможно из тысячи мышей
сложить одного слона.
  Эволюция больших человеческих масс не есть процесс, одинаковый для
всех их частей, происходящий с одинаковой скоростью и равномерно
распределенный. Ее можно представить себе в виде трясины, из которой
вырастают и переплетаются побеги социальной жизни. Они как бы устремляются
вверх, к Солнцу. В этой трясине живой социальной материи образуются
участки, которые становятся своего рода "точками роста". За ними тянутся и
другие части этой материи. Проходит время, совершаются бесчисленные
драматические события, прежде чем значительные куски социальной материи
вовлекаются в процесс роста. И нужны столетия, чтобы значительная масса
человечества вовлеклась в этот процесс
Эволюционный процесс имеет определенную направленность. Она не есть
результат некоего свободного выбора. Она определяется в результате
ожесточенной борьбы различных сил в течение десятилетий и веков. В этой
борьбе бывают периоды, играющие решающую роль в определении направления
эволюции, - переломные эпохи. Если направление эволюции в основных чертах
уже определилось, то вступают в силу объективные социальные законы,
делающие степень предопределенности исторического процесса довольно
высокой, порою близкой к фатальному максимуму.
  Эволюция социальных объектов происходит в конкретных исторических
условиях. Многое, имеющее место в этом процессе, безвозвратно исчезает в
прошлое. Но не все. Что-то остается в структуре и в свойствах сложившихся
объектов, причем остается насовсем. Это "что-то" образует качество
объектов. История объекта воспроизводится в жизни объекта в "сокращенном"
и "очищенном" от исторических форм и случайностей виде. История объекта
как бы сжимается в его качество. Это, как мы увидим в дальнейшем, важно
иметь в виду при прогнозировании будущего социальных объектов



  ЛОГИЧЕСКАЯ МЕТОДОЛОГИЯ

  Социальные объекты суть объекты эмпирические. К ним применимы общие
методы эмпирических исследований. Но они обладают чертами, отличающими их
от других эмпирических объектов. Естественно, что тут имеются свои
особенности в отношении способов исследования. Ниже я рассмотрю эти
особенности лишь с точки зрения теоретического исследования, т.е.
особенности чисто логических приемов, для которых не нужно никаких
лабораторий и приборов, достаточно лишь мозга и органов чувств отдельного
исследователя.
  Для исследователя-теоретика не нужны и методы "конкретной" социологии,
ибо то, что они могут дать ему, может быть известно, стать известным или
выяснено чисто логически и без них. Например, ему не надо ломать голову
над тем, кто именно будет выбран президентом США, ибо он и без этого
заранее знает, что кто-то будет выбран, и кто бы ни был выбран, социальный
строй США и тип политической системы от этого не изменится.
  Исследователь-теоретик должен принять как аксиому, что самые глубокие
тайны значительных социальных явлений не спрятаны где-то в подвалах здания
общества, за кулисами политической сцены, в секретных учреждениях и в
кабинетах сильных мира сего, а открыты для всеобщего обозрения в очевидных
фактах повседневной жизни людей. Люди не видят их главным образом потому,
что их мозги "повернуты" не в ту сторону, что они не хотят видеть
очевидное или признать видимое за нечто значительное. Во всех сенсационных
разоблачениях неких тайн и скрытых пружин человеческой жизни и истории не
было сделано ни одного серьезного научного открытия. В них вообще истины
содержится не больше, чем способен заметить здравомыслящий и
непредубежденный ум в самых заурядных житейских делах.
  Современный мир перенасыщен информацией. Все то, что необходимо для
работы ума исследователя-теоретика, имеется в изобилии. И даже при
хаотическом и спорадическом ознакомлении с информацией об интересующих его
объектах исследователь-теоретик, имеющий на плечах голову с определенным
"поворотом мозгов", в состоянии открыть для себя самые глубокие механизмы
социальных
объектов. В принципе любая достаточно обширная и разнообразная информация
об этих объектах содержит в себе материал, необходимый и достаточный для
научного подхода к ним.
  Работа исследователя-теоретика не есть механически-канцелярская рутина
вроде той, какую выполняют бесчисленные специалисты в "конкретной"
социологии. Это - работа творческая. Она включает в себя пробы наугад,
ошибочные пути, пересмотр многих мыслимых вариантов, удачу, случайности,
отказ от вроде бы найденных решений и т.п. Ему приходится манипулировать в
сознании с большим числом объектов и понятий, чтобы получить логически
последовательную и согласованную в деталях картину сложной и изменчивой
реальности. С этой точки зрения его работа наполняет работу дирижера
большого оркестра. Только он, в отличие от дирижера, имеет дело не с
послушными и поддающимися обучению людьми, а с неподвластными его воле
объектами.
  В работе исследователя-теоретика далеко не все поддается организации,
упорядочиванию. Но все же имеются некоторые приемы и правила, облегчающие
его поиски истины. Сейчас я сделаю несколько пояснений на этот счет, дабы
читатель составил предварительное представление о характере приемов
логической методологии.


  СРЕДСТВА ПОЗНАНИЯ И ПОЗНАВАЕМОЕ

  Исследуемые объекты обладают какими-то признаками. И применяемые
исследователем средства тоже обладают своими признаками. С помощью этих
средств исследователь отражает признаки познаваемых объектов, создает их
субъективные образы. Но признаки наших познавательных средств не являются
отражениями (образами) признаков познаваемых объектов. Кажется, это должно
быть очевидно. Например, тот факт, что наши суждения об объектах состоят
из понятий и логических операторов, обусловлен свойствами употребляемых
нами знаков, а не свойствами обозначаемых ими объектов. Свойства
микроскопа, с помощью которого мы разглядываем бактерии, не являются
образами свойств бактерий. Но в практике познания всегда име-
ла место и до сих пор имеет место чудовищная путаница на этот счет. Далеко
не всегда можно строго различить, что идет от средств познания и что от
познаваемых объектов. Объективизация субъективного и субъективизация
объективного суть обычные явления даже в рамках науки, не говоря уж о том,
что творится вне ее. Классическим примером на этот счет может служить
ситуация в современной физике. Объективизация субъективных средств
измерения пространственно-временных характеристик и отношений физических
объектов, какую тут можно видеть на высшем уровне науки, ничуть не
уступает мракобесию прошлого, порожденного невежеством. Огромный вклад в
путаницу, о которой идет речь, внесли некоторые философы, замутнив своим
логически безграмотным словоблудием довольно простые проблемы.
  В сфере социальных исследований четкое различие того, что познается, и
того, какими средствами это "что" познается, особенно важно по той
причине, что тут, как я уже отмечал, затруднены и даже вообще невозможны
лабораторные эксперименты и специально организованные опытные наблюдения,
какие используются в естествознании. Тут их заменяют средства мысленного
эксперимента (абстракции, допущения, рассуждения) и логическая обработка
эмпирических данных. А возможности манипулирования объектами в мыслях и в
их словесном выражении являются почти неограниченными. Тут людей не могут
остановить никакие материальные преграды (ничего не стоит допустить, будто
их нет) и никакие правила логики и методологии науки, в особенности если
эти правила им не известны, их игнорирование никак не наказывается или
если перед ними стоят цели, ради которых они готовы на умышленную
фальсификацию реальности. С другой стороны, сами социальные объекты
зачастую таковы по самой своей природе, что описание их такими, какими они
являются на самом деле, т.е. независимо от применяемых нами средств их
познания, просто невозможно без фиксирования самих этих средств в их
описании. Тут ситуация сходна с той, какая имеет место в ряде физических
исследований, когда приборы становятся элементом характеристики самих
объектов. Так что если мы хотим познать социальные объекты такими, какими
они являются
независимо от применяемых нами средств познания, мы должны не просто
отвлекаться от этих средств, а должны достаточно четко представлять себе,
какими именно средствами мы вынуждены при этом оперировать и каковы
свойства самих этих средств.
  Трудность тут заключается в том, что средства познания в конкретном
исследовании некоторого социального объекта выражаются (фиксируются) в том
же языке, что и получаемые с их помощью знания об объекте. Они различаются
лишь по роли в едином тексте, а это далеко не всегда заметно. Те, кто
плохо знаком с логическими средствами познания, вообще не замечают тут
принципиальное различие. Возьмем такой простой (и упрощенный) пример. В
утверждении "Ищущий работу человек отдает предпочтение такому месту, где,
при прочих равных условиях, больше платят" слиты воедино фиксирование
средств познания, относящихся к исследователю, и результата познания,
относящегося к познаваемому объекту. Различие, о котором идет речь,
заметнее в тексте, содержащем допущение "Допустим, что имеется два или
более места работы, которые, с точки зрения ищущего работу, одинаковы во
всем, кроме оплаты", во-вторых, утверждения относительно людей, ищущих
работу и, в-третьих, умозаключения, в результате которых получается вывод
о том, что ищущий работу человек предпочтет то место, где больше платят.
Но и в этом случае требуется известный навык в оперировании логическими
средствами. В более сложных случаях исследователям приходится иметь дело с
многочисленными операциями, которые обычно не выражаются явно и даже не
осознаются, приходится вести исследование по многим линиям и на разных
уровнях. Различение того, что познается, и того, как познается,
оказывается не по силам даже искушенным исследователям.


  ОБНАРУЖЕНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ ОБЪЕКТОВ

  Эмпирические объекты обнаруживаются с помощью органов чувств. Но это
не значит, что органов чувств всегда достаточно для этого. Зачастую нужны
приборы, усиливающие органы чувств, и сложные интеллектуальные операции,
обрабатывающие данные наблюдений и
экспериментов. В отношении социальных объектов это особенно важно иметь в
виду. Эти объекты, как правило, не выражены явно, разбросаны в
пространстве и времени, перепутаны с другими объектами, находятся в стадии
становления или в переходных ситуациях, умышленно скрываются. Возникают
многочисленные социальные объекты, которые играют важную роль в жизни
людей, порою - решающую, но существование которых даже умышленно
отрицается. Зачастую требуются трудоемкие исследования, чтобы обнаружить
их и привести факты, подтверждающие их существование. Да и эти факты не
убеждают, если какие-то влиятельные силы не принимают решение признать их.
Порою существование каких-то объектов очевидно для всех, но они считаются
несуществующими. В большинстве случаев понятие "существует" вообще не
определено достаточно строго с логической точки зрения, так что
отсутствуют критерии проверки (подтверждения или опровержения) суждений с
этим словом.
  Самый простой социальный объект - отдельный человек.
  Он является социальным объектом лишь как член объединения себе
подобных, в котором он занимает определенное положение, играет какую-то
роль, выполняет какую-то функцию. Это - по определению выражения
"социальный объект". А чтобы это "увидеть", надо увидеть множество его
действий, каких-то других людей и их действия. Надо как-то сгруппировать
это в сознании в целое. А это - сложная (сравнительно с чувственными
образами) познавательная операция. И еще более сложные операции требуются
для того, чтобы "увидеть" объединения людей в некоторое целое. Тут нужно
наблюдать множество людей, множество их действий, связи этих действий.
  Социальный объект существует эмпирически не как одноактная
совокупность действий некоторого множества людей, а как периодически
совершающаяся совокупность таких действий, как периодическое
самовоспроизводство с сохранением основных черт, определяющих характер
этого объекта. Возьмем в качестве поясняющего примера отделение банка.
Чтобы оно появилось, нужно решение каких-то ответственных лиц. Все
социальные объекты так или иначе возникают с участием сознания людей и их
волевых решений. Нужно было, далее, помещение для работы сотрудников
отделения банка, нужно было отобрать этих сотрудников и нанять их.
Сотрудники работают в этом помещении определенное время. Они совершают
определенные операции по обслуживанию клиентов. Клиенты знают, где
расположено отделение банка, какие операции совершает, когда открыто (в
какое время там собираются сотрудники и работают). Одним словом, этот
объект существует не как некое застывшее и неподвижное состояние слитных в
одно пространственно ограниченное целое частичек (вроде дома, дерева,
камня), а как жизнедеятельность большого числа передвигающихся в
пространстве и времени людей, которые совершают многочисленные поступки,
жизненные линии которых лишь иногда пересекаются в одной "точке",
именуемой таким-то отделением банка. Эта "точка притяжения" множества
людей и образует особый социальный объект.
  Гораздо сложнее дело обстоит с такими объектами, как экономика,
система власти, классы, партии, идеология, общество, цивилизация и т.п.
Если в естественных науках для обнаружения объектов зачастую требуются
сложнейшие приборы (как, например, для открытия атомов, электронов,
хромосом, генов), то в сфере социальных объектов для этого порою требуются
сложнейшие логические операции и преодоление всякого рода предрассудков и
запретов. Порою все элементы объекта по отдельности бывают известны и
очевидны, но то, что они образуют некий единый объект, остается неявным. И
требуются особые интеллектуальные операции, чтобы открыть скрытое единство
в очевидных фактах. Главный познавательный инструмент в социальных
исследованиях - логические приемы познания.


  МЫСЛЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

  В сфере социальных исследований затруднен и, как правило, вообще
исключен лабораторный эксперимент в том виде, в каком он применяется в
других эмпирических (опытных) науках. Его место тут занимает мысленный
эксперимент. Он осуществляется как совокупность абстракций, допущений,
операций с понятиями и суждениями. Для них имеются особые правила, ко-
торые определяют пределы абстракций и допущений, порядок рассмотрения
объектов, способы введения понятий, характер умозаключений и т.д. Приведу
несколько примеров.
  Нельзя отвлекаться от признаков объектов, которые указываются в
определениях объектов, так как без этих признаков они не могут
существовать. Нельзя допускать соединение объектов, признаки которых
логически исключают друг друга, так как такие соединения невозможны
логически, а значит, и эмпирически. Нельзя принимать допущения,
противоречащие социальным законам объектов. Если вы посмотрите с этой
точки зрения на сочинения и разговоры на социальные темы, вы вряд ли
найдете хотя бы одно, в котором такого рода правила не нарушались бы. С
этой точки зрения все сочинения о будущем человечества логически абсурдны,
так как в них допускаются объекты с логически несовместимыми признаками, а
признаки, без которых объекты невозможны, исключаются из рассуждений.
  Мысленный эксперимент принимает самые разнообразные формы. Это,
например, извлечение объектов из связи с другими, помещение их в связи с
другими, расчленение на части и объединение частей в целое, упрощение,
осреднение и т.д. Часто требуется прием рассмотрения объектов в "чистом"
(т.е. в идеализированном) виде. При этом происходит отвлечение от всех
признаков и связей объектов, за исключением тех, которые фигурируют в
определениях их понятий.
  Частным случаем выделения объекта в "чистом" виде является выбор в
реальности для исследования такого экземпляра из объектов данного рода,
который наиболее близок к абстрактному ("чистому") образцу. Такие
экземпляры считаются классическими. Например, для изучения капитализма
Маркс выбрал в качестве такого образца его состояние в Англии тех лет, а
Токвилль рассматривал США как образец демократии. Добавлю к этому то, что
советский социальный строй мог служить классическим образцом реального
коммунизма. В Советском Союзе коммунистическую социальную организацию
можно было наблюдать почти как в лабораторных условиях.
  Компонентами логической методологии являются правила
последовательности рассмотрения сложных объектов. В истории науки были
предложены методы пере-
хода от простого к сложному (Декарт), гипотетико-дедуктивный метод
(Милль), метод восхождения от абстрактного к конкретному (Гегель, Маркс) и
другие. Скажу кратко о них.


  ОТ ПРОСТОГО К СЛОЖНОМУ

  Требование переходить от простого к сложному при рассмотрении какой-то
совокупности объектов само по себе является неопределенным и примитивным
назиданием скорее педагогического, чем методологического характера. В моей
логической социологии оно, однако, приобретает вид работающего
методологического приема. Суть его в двух словах такова. При исследовании
сложных человеческих объединений необходимо выделить (найти) простейшие
объекты (своего рода социальные атомы), путем комбинаций которых и
эволюции этих комбинаций образуются прочие интересующие нас объекты. Грубо
говоря, все сложное в мире есть нагромождение, комбинирование,
взаимодействие простого. Отношение простого и сложного имеет место в
определенных рамках. Образование сложных объектов из простых происходит по
определенным объективным законам - по законам социальной комбинаторики. На
эту тему мы будем неоднократно говорить в дальнейшем.


  ОТ ГИПОТЕЗ К РЕАЛЬНОСТИ

  Гипотезы, используемые в исследовании социальных объектов, можно
разделить на формально-эвристические и содержательно-эмпирические. Вот
несколько примеров первых: все в социальном мире есть результат
нагромождения простых явлений; можно логически вычислить все возможные
объекты определенного рода, исходя из определений их простейших форм; люди
не способны создать социальные объекты, которые невозможны или невычислимы
логически; реальные социальные объекты суть лишь реализации логически
мыслимых возможностей в тех или иных конкретных ситуациях; все социальные
объекты измеримы и выразимы в величинах; для любых логически допустимых
комбинаций величин
объектов в принципе возможно изобретение правил вычисления их суммарного
эффекта, достаточно близкого к реальности. Такие гипотезы влияют на то,
как исследователь будет строить свое исследование. Но они не входят в
содержание социологических теорий, получающихся в результате исследований
конкретных социальных объектов.
  Гипотезы второго типа суть допущения относительно исследуемых
объектов. Такие допущения либо вообще невозможно проверить сами по себе,
либо противоречат эмпирическим фактам. Принятие их оправдывается тем, что
благодаря им становится возможной дедукция в данной области науки и
получаются нужные следствия. Эти допущения в своей основе суть абстракция,
т.е. решения не принимать во внимание какие-то признаки исследуемых
объектов или принимать во внимание только такие-то признаки объектов.
Например, все объекты данного класса могут приниматься как различающиеся
только по положению в пространстве, как абсолютно независимые друг от
друга и т.п. Очевидно, намерения исследователя не имеют значений
истинности. Их нельзя подтвердить или опровергнуть. Их можно только
оправдать или нет в зависимости от их последствий. И хотя они сами по себе
могут быть заведомо ложными, неопределенными и даже непроверяемыми,
получаемые с их помощью следствия могут считаться истинными.
  Например, в научном исследовании некоторого общества следует
допустить, что оно разделяется на стандартные социальные ячейки, имеющие
стандартную структуру; что граждане отдают все свои силы обществу через
такую ячейку и через нее получают все жизненные блага; что социальное
положение человека адекватно его вкладу в общество; что вознаграждение
производится в соответствии с трудовым вкладом индивида и его социальным
положением и т.д. Такое общество, разумеется, не существует в реальности.
Но мы можем постепенно учитывать реальные обстоятельства, деформирующие
наш идеальный, абстрактный образец, и выводить следствия, проверяемые
реальными фактами. И судьба наших исходных допущений зависит от того,
насколько выводимые из них и с их помощью следствия соответствуют
реальности, насколько точно и полно построенная на основе таких допущений
теория позволяет предвидеть будущие события.



  ОТ АБСТРАКТНОГО К КОНКРЕТНОМУ

  Одни и те же объекты выглядят различно, когда рассматриваются в связи
с другими объектами и когда извлекаются из этой связи и рассматриваются в
"чистом" (идеализированном, абстрактном, воображаемом) виде. Знания,
которые исследователь получает в первом случае, назовем конкретными, а
получаемые во втором случае - абстрактными. Когда эти знания разорваны, не
образуют элементы единого процесса познания, они выглядят как логически
несовместимые. Одно дело, например, абстрактные знания о капитализме,
демократии, рынке, конкуренции, коммунизме, планировании и т.п., и другое
дело - конкретные знания об этих же самых явлениях в их реальности. В
первом случае упомянутые явления рассматриваются в идеализированном виде
даже в том случае, когда принимаются во внимание их существенные черты. Во
втором случае эти же явления рассматриваются со всеми их достоинствами и
недостатками, какие можно наблюдать в их конкретной реальности. И очень
часто конкретные представления об объектах противопоставляются абстрактным
представлениям о них так, как будто реальные объекты в их конкретном виде
суть "неправильные" реализации неких "правильных" образцов. Считается,
например, что реальная западная демократия и экономика есть нарушение
некоей правильной демократии и экономики, что в Советском Союзе был
неправильно построен некий правильный коммунизм. А между тем тут имеют
место одни и те же объекты, только рассматриваемые различно, и при этом
конкретные "неправильности" суть реальное проявление абстрактных
"правильностей".
  Пусть перед исследователем стоит задача теоретического исследования
социального объекта такого рода, как упомянутые выше. Он получает
множество разнообразных сведений о нем из личного жизненного опыта и
личных наблюдений, от других людей, из средств массовой информации, из
книг, из лекций и т.д. Это - исходный пункт его исследования и постоянный
источник информации. Его цель - не беспорядочное барахтанье в этом море
информации о конкретном состоянии объекта, а нахождение определенного
упорядоченного (систематизированного) его понимания. Это - конечный пункт
его
исследования и постоянный ориентир в блужданиях в море информации. Чтобы
проделать этот путь, исследователь должен одновременно мысленно двигаться
в двух аспектах, которые противоположно направлены, но неразрывно связаны
и совместно ведут к одной цели. Первый из них - путь от конкретного к
абстрактному, второй - от абстрактного к конкретному.
  Отношение этих путей не является таким, будто сначала совершается
один, а затем другой. Дело тут не в последовательности, а в другом. Дело в
том, что сложный процесс исследования состоит из множества более или менее
целостных актов (блоков). В каждом акте имеют место оба рассматриваемых
аспекта исследования. Они имеют место и в исследовании в целом. В первом
аспекте исследователь, имея перед собой конкретную реальность, стремится
найти в ней (выделить мысленно, абстрагировать) такие объекты и такую их
упорядоченность, исследование которых даст возможность найти объяснение
явлений реальности и построить целостное, логически связное описание этой
реальности. Это осуществляется как совокупность проб. Не все они могут
быть удачными. В конце концов одна может быть удачной. Причем удачность ее
устанавливается движением мысли во втором аспекте, исходящем из
результатов исследования выбранных в первом аспекте объектов.
  В первом аспекте исследователь обеспечивает возможность введения
определений абстрагированных объектов. Эти определения становятся явными
или неявными аксиомами. В этом аспекте исследователь обеспечивает также
возможность открытия законов исследуемых объектов. Во втором аспекте
исследователь выясняет, как эти законы согласуются с конкретной
реальностью. Это происходит как исследование, упорядоченное определенными
правилами методологии науки. Именно совокупность этих правил определяет
процесс исследования в целом. Последний выглядит как движение мысли от
абстрактного к конкретному. Первый аспект остается неявным, предполагаемым
как нечто само собой разумеющееся, но в структуре полученного знания не
фиксируемое.
  Представим себе простейшую познавательную ситуацию: нам нужно изучить
объект А, который существует в связи с объектом В и испытывает его
воздействие. Мы должны отвлечься от В. Но не просто игнорировать его,
а мысленно допустить, будто В не действует на А, и рассмотреть А при этом
допущении. Изучив А таким образом, мы получим некоторое знание Х об А.
Следующим шагом нашего исследования пусть будет решение рассмотреть А при
том условии, что на него действует В. При этом мы не просто получаем
какое-то новое знание об А, логически не связанное с X, а вносим некоторый
корректив в Х с учетом В. Полученное таким путем знание У будет
конкретизацией X. Знание Х по отношению к У мы оцениваем как абстрактное,
а У по отношению к Х - как конкретное. Переход от Х к У есть простейший
случай перехода (восхождения) от абстрактного знания к конкретному. При
этом должны быть использованы или изобретены вновь какие-то логические
правила получения У на основе X.
  Обращаю внимание на две особенности получаемого таким способом знания.
Первая особенность: мы получаем не два различных знания наряду друг с
другом, а одно целостное, но внутренне расчлененное знание, между
компонентами которого имеет место определенная логическая связь. Вторая
особенность: фиксирование способа получения знания тут является частью
знания, поскольку операции с объектами осуществляются как мысленные, а не
реальные, и поскольку без этого утверждения об объекте лишены смысла.
Фиксирование способа исследования объекта становится частью описания
самого объекта.
  Более сложные случаи - рассматривается взаимное воздействие объектов
друг на друга, принимается во внимание большое число объектов и т.д. При
исследовании сложных объектов операции перехода от абстрактного к
конкретному совершаются по многим линиям и в несколько этапов. Эти
операции разнообразятся в зависимости от характера объектов, их связей и
видов логических правил переходов. Процесс познания и изображения объекта
оказывается многомерным и многоступенчатым движением мысли от предельно
абстрактных оснований ко все более конкретной картине объекта.
  Восхождение от абстрактного к конкретному предполагает логические
операции - анализ и синтез, мысленный анализ объектов и синтез получаемых
в анализе знаний. Знания, получаемые в анализе, являются абстрактными по
отношению к тому знанию, которое
получается в результате их синтеза. Последнее является конкретным по
отношению к предыдущим. Конкретное (синтетическое) знание является не
простой суммой абстрактных (аналитических) знаний, а новым знанием,
получаемым из абстрактных посредством специально изобретенных для этого
логических операций. Эти операции специально изобретаются такими, чтобы
результат их применения удовлетворял критериям соответствия некоторой
эмпирической реальности. Поясню эту ситуацию такой абстрактной схемой.
  Пусть дана ситуация, в которой участвуют три объекта А, В и С. В
результате анализа выделяются две связи - связь А и В (обозначим ее X) и
связь А и С (обозначим ее У). Исследование Х при условии отвлечения от У
(ее мысленно исключаем) дает знание М. Исследование У при условии
отвлечения от Х дает знание N. Исследователь изобретает особые правила, с
помощью которых из знаний М и N логически выводится знание О. Классический
конкретный пример для этого - известное из школьных учебников правило
параллелограмма сил в физике.
  Идеи метода восхождения от абстрактного к конкретному не получили
признания в теоретической социологии. В "конкретной" социологии
рассмотренные приемы анализа и синтеза растворились в математических
методах в отношении конкретных проблем. А в теоретической социологии
по-прежнему доминирует примитивная схема: с одной стороны - конкретность,
понимаемая как рассмотрение явлений реальности в том виде, в каком они
предстают перед наблюдателем непосредственно в данных ему условиях
("ползучий эмпиризм"), а с другой стороны - абстрактность, понимаемая как
выдумывание беспредельно общих теоретических концепций путем скачка от
эмпирических явлений к высотам абстракции. Работа ума, опосредующая эти
логически разорванные крайности, выпадает как непосильная, ненужная и даже
порою запретная.


  МОДЕЛИ

  В сочинениях на социальные темы часто употребляют слово "модель" в
отношении абстрактного знания в рассмотренном выше смысле. Это
словоупотребление в
данном случае совершенно неуместно. С точки зрения логики и методологии
науки модель есть имитация существующего или проектируемого объекта,
создаваемая для решения каких-то проблем, касающихся моделируемого
объекта, не путем непосредственного изучения самого объекта (его может и
не быть в реальности), а путем манипуляций с моделью как со своего рода
заместителем объекта. Модель специально создается или выдумывается такою,
чтобы имело место соответствие ее и объекта по определенным признакам и
чтобы можно было из знаний, полученных на модели, по определенным (и
заранее известным) правилам получить знания об объекте. Модель объекта не
есть знание об объекте. Это средство получения знания об объекте.
Абстрактное же знание, о котором говорилось выше, есть именно знание об
объекте. И правила согласования абстрактного и конкретного знаний суть
правила совсем иного рода, чем правила моделирования. Это суть правила,
образующие в совокупности метод восхождения от абстрактного к конкретному.
  В наше время модели в явном или неявном виде широко применяются в
социальных исследованиях, в особенности - знаковые (компьютерные). Но при
всех обстоятельствах модели не заменяют социальные теории.


  ТЕОРИИ

  Слово "теория" многосмысленно. Теориями называют всякие более или
менее общие и обширные совокупности понятий и утверждений, объединенных в
некоторое связное целое. Я называю научной социальной теорией совокупность
понятий и утверждений, которая удовлетворяет следующим требованиям: 1) она
относится к определенного типа объектам (к определенной предметной
области); 2) она удовлетворяет критериям логики и методологии науки; 3)
она дает научное объяснение определенному множеству эмпирических явлений и
позволяет делать подтверждающиеся прогнозы.
  В практическом исполнении эти требования могут быть выполнены лишь с
той или иной степенью приближения к логическому идеалу, начиная от
исходного
стремления в чем-то следовать им и кончая строго математизированными
конструкциями, какие встречаются в так называемых точных науках.


  ИССЛЕДОВАНИЕ И ИЗЛОЖЕНИЕ

  Систематизированное изложение знаний, получаемых в процессе
исследования объектов, есть не просто запись итога познания, а важная
часть исследования. В теоретических социальных исследованиях эта часть
является важнейшей, решающей. При этом должны быть четко осознаны и
отработаны средства исследования, доведена до логического конца их роль в
познании.
  Конечно, имеются различия между тем, как исследователь фактически шел
к своим результатам, и тем, как он излагает эти результаты для других (для
предания гласности). Эти различия очевидны. Нет надобности говорить о них.
С точки зрения логической социологии основной принцип изложения знаний
заключается в следующем: изложение есть запись (фиксирование) процесса
исследования в форме, очищенной от превратностей конкретной деятельности
исследователя и максимально приближенной к его логическим закономерностям.
Можно сказать, что изложение есть экспликация логического аспекта
исследования.
  Объектами нашего внимания являются человеческие объединения. Они
многочисленны и разнообразны. Нужен какой-то порядок в их рассмотрении. В
качестве исходного пункта выбрать такие, рассмотрение которых может
послужить основой для рассмотрения других. С моей точки зрения, ключевым к
познанию и описанию человеческих объединений, их взаимоотношений и
эволюции может послужить рассмотрение того типа объединений, конкретными
образцами которого являются современные высокоразвитые страны, именуемые
довольно часто национальными государствами. Я буду употреблять для
обозначения объединений этого типа слово "общество".
  Слово "общество" неоднозначно. Оно употребляется в десятках различных
смыслов (значений), начиная от названий небольших групп людей (общества
охотников, филателистов, спортсменов и т.п.) и кончая всем
многомиллиардным человечеством (употребляется выражение "Глобальное
общество"). И никакое из этих словоупотреблений не является единственно
правильным ("подлинным"). Но и отказаться от этого слова на том основании,
что оно многосмысленно, нельзя. На таком основании пришлось бы вообще
отказаться от привычного разговорного языка и употреблять только
специальные символы. Но чтобы сделать эти символы понятными читателям, мы
должны были бы прибегнуть именно к тем многосмысленным словам, от которых
отказались. Так что мы вольно или невольно обречены на экспликацию понятия
"общество". В чем заключается операция экспликации, мы рассмотрели в
первой части.
  Я осуществляю эту экспликацию в два этапа. На первом этапе я выделяю
из множества человеческих объединений такие, которые буду называть
человейниками. На втором этапе я выделяю из множества человейников такие,
которые буду называть обществами. Человейники более низкого эволюционного
уровня, чем общества, я буду называть предобществами (или дообществами), а
более высокого уровня - сверхобществами.
  Разумеется, с терминологической точки зрения можно было бы поступить
иначе, а именно - назвать обществами любые человеческие объединения,
которые я называю человейниками, и различать типы обществ, дав им особые
названия. Но суть дела от этого не меняется. Если читателю не нравится мое
словоупотребление, он вправе переименовать все рассматриваемые здесь
объекты на свой лад. Важно лишь то, чтобы каждый раз было однозначно
определено, о чем именно идет речь, и чтобы можно было достаточно четко
установить сущность происходящего перелома в социальной эволюции
человечества, которая, на мой взгляд, заключается в переходе от эпохи
обществ к эпохе сверхобществ. Именно переходный характер эпохи, в которую
мы живем, делает особенно важным логико-методологический аспект ее
познания.




                               Часть вторая
                                ЧЕЛОВЕЙНИК

  ЧЕЛОВЕЙНИК

  Человейником я называю объединение людей, обладающее следующим
комплексом признаков. Члены человейника живут совместно исторической
жизнью, т.е. из поколения в поколение, воспроизводя себе подобных людей.
Они живут как целое, вступая в регулярные связи с другими членами
человейника. Между ними имеет место разделение функций, они занимают в
человейнике различные позиции. Причем эти различия лишь отчасти
наследуются биологически (различие полов и возрастов), а главным образом
они приобретаются в результате условий человейника. Члены человейника
совместными усилиями обеспечивают самосохранение человейника. Человейник
занимает и использует определенное пространство (территорию), обладает
относительной автономией в своей внутренней жизни, производит или добывает
средства существования, защищает себя от внешних явлений, угрожающих его
существованию. Он обладает внутренней идентификацией, т.е. его члены
осознают себя в качестве таковых, а другие его члены признают их в
качестве своих. Он обладает также внешней идентификацией, т.е. люди, не
принадлежащие к нему, но как-то сталкивающиеся с ним, признают его в
качестве объединения, к которому они не принадлежат, а члены человейника
осознают их как чужих.
  Таким образом, не всякое объединение людей есть человейник. Скопление
людей на стадионе, демонстрация, армейское подразделение, монастырь, союз
охотников или писателей, коллектив сотрудников учреждения, партия и т.п.,
все эти объединения человейниками
не являются. Они суть явления в человейниках, но не человейники согласно
нашему предварительному (ориентировочному) определению. Это определение
именно ориентировочное. Цель его - дать предварительное представление
читателю, о каких объектах пойдет речь. А эксплицитное определение понятия
"человейник" читатель получит, прочитав эту часть книги до конца.
  Эволюционными предшественниками человейников являются известные стада
и стаи животных, а также объединения вроде муравейников. Слово
"человейник" я ввел по аналогии со словом "муравейник". Предшественниками
не в том смысле, будто человейники произошли от этих объединений живых
существ, а в смысле эволюционной классификации: если расположить такие
объединения в некоторый вертикальный ряд по степени развитости, то
человейники будут возвышаться над ними.
  От объединений насекомых и животных человейники отличаются материалом
(веществом, материей) и его организацией. Материал человейника образуют
люди и все то, что создается, используется ими в их жизни, - орудия труда,
жилища, одежда, средства транспорта и связи, технические сооружения,
домашние животные, культурные растения и прочие материальные явления
(предметы). Назовем это материальной культурой.


  ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ ЧЕЛОВЕЙНИКА

  Человеческий материал человейника образуют люди. Они явились
результатом длительной эволюции. Мы предполагаем как исторически данные их
способности совершать сложные и разнообразные действия, преобразовывать
окружение применительно к своим потребностям, использовать вещи как орудия
деятельности, изготавливать орудия, создавать искусственные сооружения,
действовать коллективно, заимствовать и имитировать достижения других
людей, накапливать материальные средства и навыки действий, обучаться и
совершенствовать навыки, обучать других, познавать реальность, предвидеть
последствия действий и планировать их, закреплять результаты познания в
знаках (символах), общаться посредством знаков и многие другие способности.
  Коротко говоря, люди выделились из животного мира и образовали
качественно новый уровень в эволюции живой материи благодаря таким трем
способностям: 1) сохранять, накапливать и использовать результаты и
средства познания окружающего мира независимо от биологически прирожденных
средств; 2) сохранять, накапливать и изобретать материальную культуру
независимо от биологических способностей и готовых даров природы; 3)
самоорганизовываться независимо от биологически наследуемой способности
поведения. Мы можем это утверждать, глядя на историю человечества с высот
ее результатов. Но мы вправе это делать, ибо то, что мы можем наблюдать
теперь, есть результат развития именно того, благодаря чему люди
выделились из животного мира и возвысились над ним.
  Человеческий материал человейника есть не просто сумма отдельно взятых
людей. Он обладает свойствами как единое целое или по крайней мере
содержит в себе такое ядро или основу. Для обозначения его буду
употреблять слово "народ". Это слово также неоднозначно. Но я в него не
вкладываю никакого иного смысла, кроме того, что оно обозначает множество
образующих человейник людей, взятое как целое.
  Исторически народ и человек в том виде, как мы их можем наблюдать
теперь, сложились в единстве. Человек возник и эволюционировал как член
объединения себе подобных (как представитель народа), народ - как
объединение и совместная жизнь таких существ. Но рассматривать их мы
должны в какой-то последовательности. Я начну с человека.


  СОЦИАЛЬНЫЙ АТОМ

  Еще в древности была высказана мысль, что все в мире есть результат
комбинирования некоторых элементарных частичек - атомов. Я принял это
допущение в моей логической социологии в отношении социальных объектов.
Что считать социальными атомами, это напрашивалось само собой: люди. Но не
просто люди со всеми теми свойствами, какие вообще у них можно обнаружить
(таковых огромное число), а лишь со свойствами социально значимыми, т.е. с
такими, которые непосред-
ственно играют социальную роль, учитываются в определении человека как
члена человейника. Человек в качестве социального атома состоит из тела,
способного выполнять необходимые для существования действия, и
управляющего телом органа. Другими словами, человек в качестве социального
атома обладает телом и сознанием, задача которого обеспечить поведение
тела, адекватное условиям его жизни, и его самосохранение.


  СОЗНАНИЕ

  Хотя мы вступаем в XXI век, хотя человечество добилось баснословных
успехов в познании бытия, до сих пор живет и даже преобладает взгляд на
человеческое сознание как на особую идеальную (нематериальную) субстанцию,
принципиально отличную от субстанции материальной (вещной). Это разделение
духа и материи и лишение духа материальности из религии перешло в
идеалистическую философию (или наоборот?), а из идеалистической философии
- в "перевернутом" виде в философский материализм. На самом деле сознание
людей (мышление, дух) есть явление не менее материальное, чем прочие
явления живой и неживой природы. Никакой бестелесной (нематериальной,
идеальной) субстанции вообще не существует. Сознание есть состояние и
деятельность мозга человека со связанной с ним нервной системой. Идеи
(мысли) суть состояния клеток мозга и комплексы вполне материальных
знаков. И если люди при рассмотрении и переживании идей отвлекаются от
всего этого или не отдают себе в этом отчета, если они абстрагируют лишь
один аспект идей, а именно - аспект отражения мозгом и знаками явлений
реальности, или сосредоточивают лишь на нем внимание, то это не означает,
будто идеи на самом деле таковы. Таким путем можно навыдумывать любое
число неких бестелесных субстанций, абстрагируя отдельные признаки
предметов и приписывая им самостоятельное существование (длина, скорость,
сила и т.п.). Надо заметить, что в наше время многие ученые на высотах
науки в этом отношении ничем не отличаются от дикарей, попов и философов.
  Человеческое сознание есть продукт длительной эволюции природы
человеческих объединений. Прошли
многие миллионы лет, прежде чем оно проделало путь от примитивного
отражательного механизма одноклеточных организмов до сознания современного
человека. Оно является сложнейшим феноменом, для научного понимания
которого требуется достаточно высокий уровень специального образования и
ума. Но это условие игнорируется. Сознание берется сразу в готовом виде и
ищется простое и общедоступное объяснение. И оно находится в виде
признания некоей бестелесной и даже бессмертной души или нематериальной
(идеальной) субстанции. В наше время в связи с развитием интеллектуальной
техники (компьютеров) появилось искушение рассматривать человеческое
сознание по аналогии с компьютерами. При этом как будто специально
позабыли о том, что компьютеры суть имитация сознания, причем лишь
некоторых его элементов, что механизм сознания неразрывно связан с телом
человека, каким не обладают компьютеры, что сознание включает в себя
сопоставление его состояний с явлениями внешнего мира, чего нет в
компьютерах, что сознание отдельного человека есть лишь частица суммарного
и совместного сознания миллионов людей во многих поколениях и многое
другое. Так что компьютерное "объяснение" не так уж далеко продвинулось
вперед от признания бестелесного духа.
  Обычно, говоря о сознании людей и целых человейников, имеют в виду
содержание сознания (образы, мысли, идеи) и игнорируют аппарат сознания,
без которого это содержание не существует. Положение тут подобно тому, как
если бы мы захотели сохранить написанное на холсте масляными красками
изображение, уничтожив материальные холст и краски, или сохранить описание
событий в книге, уничтожив бумагу и типографскую краску, благодаря которой
напечатаны буквы. Но изобретатели бестелесной души и нематериальной
субстанции могут позволить себе нечто подобное, поскольку они свое
игнорирование материального аппарата сознания компенсируют вполне
материальными словами, с помощью которых говорят и пишут о якобы
бестелесной душе или нематериальной субстанции. Любопытно, что осталось бы
от их собственного нематериального сознания, если бы их лишили
материальной головы и материальных средств выражения того, что творится в
их мозгу?!
  Человеческий аппарат сознания включает в себя прежде всего
прирожденный (чувственный) аппарат, состоящий из головного мозга, нервной
сети и органов чувств. Он обладает способностью создавать в себе
чувственные образы явлений реальности (ощущения, восприятия), хранить их в
себе (память), воспроизводить без непосредственного воздействия явлений
внешнего мира, комбинировать из имеющихся образов новые (воображение,
фантазия) и т.д. Этот аппарат сознания, как и создаваемое с его помощью
содержание сознания (чувственные образы), неотделим от тела человека. ОН
передается по биологическому наследству. Он, конечно, развивается и
совершенствуется по мере созревания, взросления и обогащения жизненного
опыта человека. Но это не меняет того, что сказано о нем выше. Этот
аппарат изучается психологами и физиологами. Я его предполагаю данным. И
думаю, что читатель тоже имеет о нем представление, вполне достаточное для
понимания последующего изложения.
  Человеческий аппарат сознания включает в себя, во-вторых,
искусственный, неприрожденный, непередаваемый по биологическому наследству
аппарат, можно сказать, более высокого уровня - знаковый аппарат.
Последний возникает на основе чувственного аппарата, предполагает его в
качестве необходимого условия и средства, переплетается с ним. Чувственный
аппарат испытывает влияние знакового. По мере разрастания знакового
аппарата его роль становится настолько значительной, что он в какой-то
мере и в каких-то случаях становится доминирующим.
  Суть знакового аппарата, коротко говоря, заключается в том, что люди с
помощью чувственного аппарата устанавливают соответствие между различными
явлениями реальности и оперируют одними из них как своего рода
заместителями или двойниками других. Первые в этом их отношении становятся
знаками вторых. Со временем изобретаются или отбираются особого рода
предметы, удобные для этой цели. Они отделимы от человека, легко
воспроизводимы. Люди научаются из имеющихся знаков создавать новые.
Изобретаются правила оперирования знаками. Этим правилам обучаются, они не
наследуются от рождения. Эти знаки и правила оперирования ими передаются
из поколения в поколение путем обуче-
ния. В своем чувственном аппарате люди оперируют чувственными образами
знаков как заместителями обозначаемых ими предметов. Таким образом между
предметом и его чувственным образом появляется знак предмета и чувственный
образ знака в качестве посредников.
  На рассмотренной основе развивается язык и способность оперировать
языковыми знаками по особым правилам, включая логические операции. Знаки,
включая знаки языка, суть все без исключения материальные (вещественные,
ощутимые, видимые, слышимые) явления. Никаких нематериальных знаков не
существует. Возможно такое, что из данных знаков образуется новый знак,
для которого нет реального предмета или предмет остается лишь воображаемым
(например, "ковер-самолет", "круглый квадрат", "всемогущий Бог"). Но
невозможно такое, чтобы знак реального предмета был нематериален, т.е.
невидим, неслышим, неосязаем. Считать знаки идеальными (нематериальными)
образами материальных предметов есть вздорный предрассудок. Знакам в мозгу
людей, оперирующих ими, соответствуют состояния и комбинации его клеток, а
операциям со знаками - смена этих состояний и комбинаций. И никакой
нематериальной (идеальной, духовной) субстанции вне материальных знаков и
способности материального мозга оперировать ими не существует. Прогресс
человеческого сознания был, есть и будет, пока существует человек,
прогрессом изобретенного людьми мира знаков - закрепленных в знаках
результатов познания, изобретений и опыта жизни. Абсолютно все то, что
футурологи, "научные" фантасты, парапсихологи, телепаты, ясновидцы и т.п.
измышляют насчет мыслей (духа) вне сферы знаков, есть мракобесие того же
рода, что и мракобесие наших предков на заре человечества и мракобесие
религиозное.
  Совокупность знаков, накопленных, изобретенных и как-то используемых
человечеством, образует знаковую культуру. Последняя включает в себя знаки
различного рода - изображения видимых предметов, жесты, звуковые сигналы,
имитацию действий и т.д. Колоссальным скачком в эволюции знаковой культуры
явилось возникновение языка. С развитием языка возникла возможность
практически неограниченного знакового творчества. Открылись богатейшие
возможности для фантазии,
изобретательства, искусства, научного познания. Вместе с тем открылись и
не менее богатые возможности для лжи, словесных махинаций, мистификаций.
Благодаря языку стало возможным изобретение религий и современных
идеологий, словесных форм манипулирования массами людей.
  Возникнув, знаковая культура приобретала все большее значение в жизни
людей. Известны случаи, когда те, кто распоряжался знаковой культурой,
распоряжался всем человеческим объединением. Знаковая культура проникала
во все сферы жизни людей. Она стала обычным явлением, как воздух, еда,
одежда. Все основные элементы жизни людей стали носить на себе печать
знаковости. Значительная часть поведения людей стала по преимуществу
знаковой (ритуалы, этикет, дисциплина, массовые сборища, празднества и
т.п.). А в наше время в высокоразвитых человеческих объединениях трудно
назвать какой-то более или менее важный элемент жизни людей, который в той
или иной мере не был бы связан со знаковостью.
  Думаю, что биологическое развитие аппарата человеческого сознания
(мозга и нервной системы) завершилось. Человеческий мозг в современном
состоянии вполне достаточен для удовлетворения потребностей человечества в
интеллекте. Надо только принимать во внимание совокупный интеллект
миллионов людей во множестве поколений, накопление знаний, развитие
средств оперирования знаками, образование, узкую специализацию,
информационно-интеллектуальную технику. Более того, способности
человеческого мозга оказались в некотором роде избыточными. Сейчас перед
человечеством стоит проблема не столько отбора и накопления гениев,
сколько проблема ограничения интеллектуальных потенций миллиардов людей. И
надо признать, успехи на этом пути оказались огромными.


  ПОВЕДЕНИЕ

  Будем называть сознательным такое действие (поступок) человека, когда
человек до совершения этого действия имеет в сознании цель действия, т.е.
осознает, в чем именно должно заключаться действие, и рассчиты-
вает на определенный результат действия. Совокупность действий человека
образует его поведение. Поведение человека включает в себя сознательные
действия, но не на сто процентов состоит из них. Люди в значительной мере
действуют непроизвольно, наугад, животнообразно. Так что можно говорить
лишь о степени сознательности поведения. Эта степень достаточно велика,
чтобы положить между животными и людьми непреодолимую для первых преграду
и породить новое качество в эволюции живой материи. На мой взгляд, именно
достаточно высокая степень сознательности поведения образует самое
глубокое основание качественного "скачка" человека в эволюции живой
материи. Во всяком случае, вся социальная эволюция начинается с этого.
  Сознательное действие не всегда рационально (разумно) в смысле
соответствия условиям и успеха. Действие может быть сознательным и в то же
время нерациональным (неразумным), т.е. безуспешным, неудачным и даже
вредным для человека. Действие может быть бессознательным, но рациональным
в смысле соответствия условиям и успеха. Сознательность действий не дает
автоматически гарантий, что поведение людей будет в таких случаях мудрым и
успешным. Глупость, ошибки и неудачи в поведении людей суть столь же
обычные проявления сознательности, как и умность, правильность и
успешность. Сознательность действий есть прежде всего появление в
действиях живых существ нового ингредиента - сознания. А то, что это
послужило основой колоссального прогресса обладающих сознанием существ
сравнительно с прочим животным миром, - явилось результатом истории, а не
исходным пунктом. В этом "скачке" этот прогресс не был запланирован.
  Сознание является фактором человеческих действий не само по себе, а
посредством эмоционально-волевого механизма. Этот механизм является
продуктом биологической эволюции людей. Он становится компонентом
человеческой деятельности благодаря сознанию. Это не уменьшает его роль в
поведении людей, - без него человек вообще не может существовать как
активный член человейника. Более того, его роль в качестве компонента
механизма сознательного поведения неизмеримо возрастает сравнительно с
предшествующим (досознательным) состоянием.
  Люди реагируют на явления реальности эмоционально. Они делают это,
создавая в сознании образы этих явлений, т.е. через посредство этих
образов. Эмоции в таких случаях производятся именно образами явлений, а не
непосредственно самими явлениями. Схематично тут действует такая цепь:
явление - образ - эмоция - действие. Естественно, искусственное создание
таких образов в сознании людей (посредством слов, жестов, представлений)
производит аналогичные эмоции. На этом основывается воздействие на людей
путем воздействия на их сознание. Схематично: образ - эмоция - действие.
Так формируются особого рода знаки - сигналы к действиям или воздержанию
от них, приказы, внушения и т.п., - манипуляционные знаки. Разрабатываются
целые системы таких знаков и приемы их использования. Это достигло
высокого уровня в религиях. А в наше время средства такого рода неизмеримо
превзошли все, что было изобретено за всю прошлую историю.
  Для сознательного действия, как я уже сказал, характерно наличие и
осознание его цели - планируемого и желаемого результата. Достижение цели
приносит состояние удовлетворения. В простейших случаях эти компоненты
сознательности действия привычны и очевидны. В сложных случаях образуются
комплексы сознательных действий, разбросанных в пространстве и следующих
друг за другом во времени. Между ними образуются разрывы. Их единство как
сознательных явлений устанавливается уже не столь просто и не всегда
удается. В этих случаях можно говорить о сознательном поведении или
сознательной деятельности человека. О социальных законах этой деятельности
мы будем специально говорить дальше.


  НАРОД

  Народ есть явление историческое. Одно дело - народ в примитивных
человейниках из нескольких десятков или сотен человек. И другое дело -
народ в человейниках из многих миллионов человек. Исторически народ
образуется путем биологического размножения, ассимиляции представителей
других человеческих масс и объединения (смешения) различных масс людей, в
том числе - наро-
дов. Я рассмотрю признаки народа как социального феномена на материале
достаточно высоко развитых экземпляров.
  Народ существует как целое в течение жизни множества поколений и
воспроизводится с определенными устойчивыми чертами как его
представителей, так и всей их совокупности. Народ есть, с одной стороны,
образование биологическое, т.е. возникающее и воспроизводящееся из людей
как животных определенного вида, а с другой стороны - образование
социальное, т.е. возникающее и живущее по социальным законам. Народ не
есть всего лишь разросшаяся семья, племя, союз племен и родов. Это - новый
тип и новый уровень человеческих объединений. Это - именно человеческий
материал человейника.
  В силу длительного совместного существования в человеческом
объединении, складывающемся в единый народ, вырабатывается единый язык
(если его не было до этого), устанавливаются бесчисленные личные контакты
и деловые связи, совместные или сходные школы, сходные моды в одежде и
традиции в быту, браки заключаются в основном в рамках этого объединения,
люди проводят всю свою жизнь (за немногими исключениями) в этой среде,
короче говоря - образуется некая единая человеческая масса и среда,
воспроизводящаяся в более или менее устойчивом виде из поколения в
поколение. Люди оказывают влияние друг на друга, приспосабливаются к общим
для них условиям бытия. Изобретаются средства искусственного воздействия
на людей, вынуждающие их быть средненормальными представителями
целостности. Формируется то, что можно назвать характером этого феномена
именно как целого - характером этого народа.
  Характер данного народа не является непосредственным обобщением
свойств его отдельных представителей. Это, подчеркиваю, есть его характер
как целого, а не его отдельных представителей по отдельности, подобно
тому, как характер лесного массива не есть характер каждого растущего в
нем дерева и каждой его части по отдельности. То, что верно в отношении
отдельных людей или их отдельных групп, логически ошибочно распространять
на целый народ. И то, что верно в отношении целого народа, логически
ошибоч-
но распространять на его отдельных представителей и отдельные группы.
Например, если вы увидите в некотором народе музыкально одаренных людей,
это еще не означает, что народ можно считать музыкально одаренным. И если
некоторый народ музыкально одарен, из этого не следует, что каждый его
представитель таков. Один народ может включать в себя много глупых и
бездарных людей, имея в целом высокий интеллектуальный и творческий
уровень. А другой народ может включать в себя большое число умных и
талантливых людей, имея в целом низкий интеллектуальный и творческий
уровень.
  Признаки народа разделяются на две группы. К первой относятся
признаки, характеризующие народ именно как множество людей, можно сказать
- состав народа. При этом люди разделяются на различные категории
(возрастные, половые, этнические, по роду занятий и т.п.) и подсчитываются
величины и пропорции этих категорий. Несводимость таких признаков к
признакам отдельных людей очевидна. Ко второй группе относятся признаки,
характеризующие народ как целое, как единое существо, отвлеченное от его
разделения на отдельных людей и их группы. При этом народ рассматривается
по тем же признакам, что и отдельные люди, - с точки зрения интеллекта,
творческих потенций, смелости, предприимчивости, жестокости, доброты,
склонности к панике и предательству, стойкости, чувства собственного
достоинства, общительности, сдержанности, степени организованности и
других социально значимых признаков.
  В случае признаков второй группы характер народа связан со свойствами
его представителей, взятых по отдельности. Но связан не по правилам
силлогизма и простой (обобщающей) индукции. Тут отношение иного рода.
Характер народа включает в себя комплекс признаков (черт, свойств),
которые распределены между различными представителями народа в различных
комбинациях, пропорциях и величинах. В достаточно большом народе можно
обнаружить все возможные варианты такого рода. Индивид, обладающий всем
комплексом этих признаков, и к тому же в развитой форме, не существует. В
комплекс признаков народа могут входить такие, которые могут оказаться
несовместимыми в характере отдельно взятого индивида.
  Характер того или иного конкретного народа выясняется опытным путем.
Причем до сих пор это делается лишь на уровне обывательского сознания.
Чаще это делали и делают писатели и иностранные наблюдатели, - народы сами
правду о себе не любят. Иногда предпринимались попытки специального
изучения, главным образом - когда предполагалось покорение изучаемого
народа. Например, немцы перед нападением на Советский Союз в 1941 году
изучали характер народов, населявших Советский Союз, особенно - русского
народа. На Западе в период "холодной войны" делалось то же самое в еще
больших масштабах. И результаты изучения эффективно использовались
западным миром в борьбе против советских народов, русских в первую
очередь. В наше время изучение характера народов, включая точные
количественные измерения и вычисления, становится жизненно важным делом.
Печальный опыт Советского Союза после 1985 года может служить классическим
примером того, что происходит со страной, если ее руководители в своей
-реформаторской деятельности не считаются с характером человеческого
материала своей страны. Время от времени появляются тревожные сигналы
того, что даже в нынешних западных странах все заметнее ощущается
несоответствие наличного человеческого материала требованиям современной
технологии и условиям деловой активности.
  Обращаю внимание читателя на то, что для измерения величин,
определяющих характер народов, необходимо изобрести особые средства
измерения и вычисления. Это должны быть особые тесты (эталоны), подобные
тем, какие уже применяются социологами для других целей, а также
логико-математическая обработка определенным образом отобранных и
собранных статистических данных. Характеристики народа нельзя точно
оценить путем приведения примеров выдающихся личностей и событий из
истории этого народа. Не следует преувеличивать достоинства людей как
отдельно взятых индивидов. Человек выглядит как некое выдающееся существо
лишь в сравнении с животными, поскольку людям всем приписывают качества
выдающихся представителей рода человеческого, изредка появляющихся в массе
посредственностей, и поскольку результаты общих усилий накапливаются
веками и искусственно перепадают в той или иной мере людям по отдельности.
  В наше время возникли многочисленные социальные проблемы, решение
которых существенным образом зависит от фактических качеств и потенций
народов. И тут отделаться идеологической демагогией, будто способности
людей и народов универсальны, одинаковы у всех и безграничны, уже нельзя.
Народы различаются по интеллектуальному уровню, по степени
предприимчивости, по степени самоорганизации и многим другим признакам,
играющим огромную роль в организации управления, в экономике, в овладении
современной технологией и т.д. Опыт человечества на этот счет несомненен,
закрывать на него глаза из страха обвинений в расизме - значит сохранять
идеологические заблуждения другого рода.
  Характер народа формируется и развивается путем искусственного
поощрения одних прирожденных способностей людей и препятствования другим.
Происходит это как искусственный отбор индивидов с определенными
природными способностями. Для нас здесь несущественно, почему те или иные
способности и их носители поощряются, а другие - наоборот, порицаются.
Важно, что это происходит. В результате случаются такие парадоксальные на
первый взгляд явления, когда в одном народе рождается больше индивидов с
некоторой способностью, чем в другом, но они не поощряются в первом и
поощряются во втором, так что со временем второй народ путем
искусственного отбора накапливает преимущество перед первым в отношении
этой способности.
  Характер народа не есть всего лишь сумма различных признаков, случайно
собранных вместе в силу исторических условий его бытия. Тут, как и во всем
на свете, есть свои закономерности, зависимости, корреляции. Характер
народа есть единый комплекс взаимосвязанных признаков. Если такой характер
сложился (на что уходят века!), к нему нельзя добавить ничего постороннего
и из него нельзя исключить ничего существенного, не нанося ущерб целому и
не разрушая его.
  Сказанное не означает, что народы с данным характером не меняются со
временем и сам характер не эволюционирует. Это происходит Народы
исторически изменяются, но в рамках одного и того же типа характера и на
его основе. Характер народа устойчив, даже консервативен. Изменение его
сверх меры ведет к его разруше-
нию и к разрушению его носителя как целостного образования.
  Хотя характер народа не сводится к характеру его отдельных
представителей, но у последних складывается определенный психологический
тип, благодаря которому они становятся адекватными своему объединению,
приспосабливаются к условиям жизни в нем. Тут имеет место взаимная
зависимость. Характер целого народа складывается как развитие природных
качеств его представителей. Одновременно происходит формирование
психологического типа отдельных членов объединения, становящихся
носителями и хранителями характера объединения как целого.
  В достаточно долго живущем народе складывается механизм сохранения его
характера и передачи из поколения в поколение, - механизм социальной
наследственности. Это - не биологический, а социальный механизм. Он
содержит в себе биологический механизм в снятом виде. Но главным в нем
является искусственный отбор, система воспитания, культура, религия,
моральные нормы и другие социальные факторы. Этот механизм состоит из
огромного числа разнообразных действий людей. Абстрактно рассуждая, из
отдельного человека можно воспитать заранее намеченного типа существо. Но
когда речь идет о большом числе людей и большом числе их свойств, причем
применительно к существующим условиям и в множестве поколений, то
срабатывает механизм социальной наследственности, являющийся важнейшим
элементом механизма самосохранения народа. Этот механизм консервативен.
Сложившись, он вынуждает народ приспосабливать сами условия жизни к своему
характеру. Если нарушаются границы адекватности характера народа условиям
его существования, наступает кризисная ситуация, упадок народа и даже
гибель.
  В наше время в связи с успехами генной технологии и манипуляций с
эмбрионами живых организмов возникли идеи и опасения, будто начнется
производство людей заранее заданных типов в массовых масштабах. Не буду
гадать, насколько это возможно. Но если такое произойдет, и искусственные
(созданные по определенной программе) люди станут значительной или даже
основной частью человеческого материала человейников, с точки зрения со-
циальных законов положение с человечеством изменится лишь в том отношении,
что эти законы будут проявляться в конкретных формах, максимально близких
к их абстрактному содержанию. Как бы ни мудрили с человеческим материалом,
при всех обстоятельствах в массе людей должны сохраняться в какой-то
концентрации и в каких-то пропорциях человеческие свойства, без которых
немыслима их социальная организация и социальное бытие. Если это не
случится и грань социальности будет перейдена, произойдет эволюционный
"скачок" от социальных организмов, какими являются человейники, к
объединениям сверхлюдей, т.е. роботообразных существ.
  У различных народов, формирующихся и живущих в сходных условиях,
оказывающих друг на друга сильное влияние и имеющих общие или сходные
исторические корни, складываются сходные характеры. Так произошло с
народами западноевропейскими. Они образовали особый человеческий материал,
которому предстояло сыграть самую выдающуюся роль в истории человечества.
  В мире постоянно происходили и происходят смешения различных
человеческих масс. Не любые такие смешения образуют народы. Между
смешивающимися массами людей должны быть достаточно сильные соответствия,
чтобы через несколько поколений они слились в однородное целое. Отсутствие
таких соответствий стало одной из причин того, что население Советского
Союза и США не превратилось в единые народы. В Советском Союзе признали
это и стали говорить о новой человеческой общности, наднародной
(наднациональной). В США стараются изобразить массу населения как особую
американскую нацию (как особый народ). Но что бы при этом ни говорили в
пропаганде, что бы о себе ни думали сами граждане США, они не образуют
единый народ. Это - объединение качественно иного рода.
  Не любые примеси к данному народу и не в любом количестве
перерабатываются этим народом в свои части. Характерна с этой точки зрения
иммиграция миллионов людей в страны Западной Европы и проникновение в них
инородцев иными путями (например, в качестве иностранных рабочих и
нелегально). Эти люди не становятся немцами, французами, итальянцами,
швейцарцами и т.д. Как качественно, так и количественно они уже стали од-
ним из факторов разрушения европейских народов. Тут уже формируется новая,
наднародная (сверхнародная) человеческая общность. Она не есть всего лишь
расширение и объединение европейских народов. Факторы, придающие этому
скоплению единство, отличаются от тех, какие в свое время послужили
факторами объединения людей в народы.
  Нужна некоторая минимальная численность человеческого объединения,
чтобы оно развилось в народ. Имеется и максимальная граница, перейдя
которую данное скопление людей либо не может превратиться в народ, либо
дезинтегрируется на части, если оно было народом. Эта максимальная граница
была нарушена в Советском Союзе, например. К этому идет дело и в Западной
Европе. Так что нет ничего удивительного в том, что такие объединения
распадаются на мелкие части.
  Народ есть индивидуальное явление, результат уникального стечения
обстоятельств истории. Если данный народ однажды распадается или по
каким-то причинам погибает, он уже никогда не восстанавливается.
  Замечу, кстати, что рабы не являются частью народа. Они входят в
материальную культуру человейника наряду с домашними животными и орудиями
труда. Рабы, которые становились частью какого-то народа, переставали быть
рабами. Не являются членами народа данной страны военнопленные,
путешественники, иностранные рабочие, нелегальные иммигранты из других
стран. Сейчас в странах Западной Европы миллионы иностранцев заняты в
экономике и стали привычным элементом их жизни. И если даже кто-то из них
становится гражданином этих стран, это не означает, что они становятся
частичками народов этих стран. В наше время они становятся одним из
факторов разрушения этих народов.


  МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА ЧЕЛОВЕЙНИКА

  Самой значительной социальной концепцией, в которой материальная
культура занимала важнейшее место, была и, настолько мне известно, до сих
пор остается марксистская концепция. Но если даже это не так, я здесь буду
отталкиваться от нее, поскольку именно отрицание ее основных положений на
этот - как и в ряде
других случаев - счет послужило для меня отправным пунктом для выработки
моих взглядов на этот феномен.
  Согласно марксистской концепции способ производства образует
материальный базис общества, на котором вырастают надстройки, включая
государственные учреждения, а также правовые идеи и учреждения. Сам способ
производства образуют производительные силы и производственные отношения.
Производительные силы суть средства производства и приводящие их в
действие люди. Средства производства являются определяющим фактором в
способе производства. На первый взгляд все это имеет смысл. Но лишь на
первый. Определяющим фактором в производительных силах, как бы мы их ни
понимали, были и останутся люди, ибо человейник по определению есть
объединение людей, а не каких-то мертвых (во всяком случае -
неодушевленных) вещей. Более того, люди приводят в действие средства
производства, а не наоборот. Даже в тех случаях, когда какие-то люди
становятся придатками машин, всегда имеются другие люди, которые
"соединяют" машины с людьми-придатками и приводят в движение тех и других.
Материальная культура, играющая в человейнике роль, подобную той, какую
марксисты приписывали средствам производства, не сводится к последним.
Вычленить в ее современном состоянии средства производства практически (да
и теоретически) невозможно, не превращая само это понятие "средства
производства" в бессмыслицу. Подавляющее большинство наиболее важных
изобретений людей играет роль средств производства лишь в общей массе
материальной культуры человейника. А приводит материальную культуру в
движение весь совокупный человеческий материал человейника. Так что у нас
остается лишь различение массы людей и массы созданных ими и используемых
ими неодушевленных вещей.
  Главным в производственных отношениях, согласно марксизму, является
то, в чьем владении находятся средства производства. Но возникает вопрос:
а чем обусловлено то или иное владение средствами производства? Кроме
того, средства производства суть только часть материальной культуры
человейника. Последняя как-то распределяется между членами человейника и
как-то используется ими в зависимости от этого распределения. Чем
обусловлено это распределение? Ведь не является же
оно биологически врожденным у людей?! Такого рода вопросы побудили меня
критически отнестись к марксистской концепции и радикально изменить
ориентацию внимания при рассмотрении человеческих объединений.
  Материальная культура человейника вкраплена в природную среду.
Освоенная человейником часть этой среды становится частью его материальной
культуры. В какой мере и как природная среда включается в материальную
культуру, является одной из важнейших характеристик человейника. В наше
время этот аспект жизни человечества приобрел первостепенное значение для
его судеб.
  Материальная культура человейника есть не просто скопление каких-то
материальных средств жизнедеятельности людей, а совокупность
взаимосвязанных явлений, обладающих некоторыми устойчивыми чертами как
целое. Различаются типы таких совокупностей.
  Тип, уровень и направление эволюции материальной культуры человейника
определяются многими факторами: возможностями (закономерностями) самой
материальной культуры, как таковой; возможностями человейника тратиться на
нее; способностями человеческого материала производить, усовершенствовать,
хранить и использовать ее; соотношением сил прогресса и противников
прогресса и другими факторами. Эти факторы предопределяют и границы, выход
за которые угрожает самому существованию человейника.
  Отношение между народом и материальной культурой определяется
следующими принципами. Материальная культура должна быть подконтрольной
народу, посильной ему и необременительной. Приносимые ею блага должны
превышать траты на нее - она должна быть выгодной для народа. Народ должен
быть адекватен своей материальной культуре в том смысле, что должен
справляться с ней, уметь с ней обращаться, использовать и воспроизводить
ее в соответствии с ее предназначением и ее свойствами. Принципы такого
рода суть социальные законы. Они нарушаются. Если нарушения выходят за
определенные рамки, люди наказываются за это. Думаю, что во второй
половине нашего века в странах западного мира и под их влиянием на всей
планете начался процесс изменения материальной культуры, ведущей к выходу
ее за упомянутые гра-
ницы. Наивно думать, будто западная материальная культура способна
безнаказанно ассимилировать любые изобретения и сооружения, а незападная
материальная культура - любые элементы западной.


  ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ

  Все социальные объекты образуются из социальных "атомов" - из людей.
Человек как социальный "атом" обладает телом, способным совершать
разнообразные действия, и сознанием, управляющим телом, т.е. управляющим
органом. Человек возникает и существует как член объединения себе
подобных. Он осознает себя в качестве такого и выполняет в объединении
определенную роль (функцию), т.е. более или менее регулярно совершает
определенные сознательные действия. С другой стороны, множество людей
становится именно социальным объединением лишь в том случае, если в нем
образуется управляющий орган ("мозг" объединения) из одного или более
людей. Должно произойти разделение членов множества людей на таких,
которые становятся воплощением "мозга" множества как целого, и прочих,
которые образуют управляемое им "тело" множества как единого целого. Этот
закон имеет силу для образования любых устойчивых объединений людей в
целое.
  Если в человеческом объединении не происходит рассмотренное выше
разделение на управляющий орган и управляемое тело, оно оказывается
нежизнеспособным. Управляющий орган должен быть один. Он может быть
сложным, расчлененным на части, но он сам должен быть единым объединением.
Если в объединении появляются два или более таких органов, возникают
конфликты, объединение распадается или образуется какой-то неявный орган
единства, подчиняющий себе явные, претендующие на эту роль. Борьба за
единовластие в объединении есть форма проявления рассматриваемого закона.
Образно говоря, Наполеон в армии должен быть один. Если их два, в армии
идет между ними борьба за первенство. Много Наполеонов делает армию
небоеспособной. Это не дело характеров людей, а проявление объективных
законов. Поведение Сталина, до сих пор вызывающее возмущение, было
закономерным и целесо-
образным с точки зрения интересов единства системы власти и страны.
Западный плюрализм власти поверхностен. Он есть плюрализм в рамках
единства власти. Тут имеются элементы власти, так или иначе делающие ее
единственной в человейнике, несмотря на спектакли демократии.
  И управляемое тело тоже должно быть одно (едино) в том смысле, что в
нем не должно быть части, которая не подлежит контролю управляющего
органа. Если такая часть возникает, то такое отклонение от закона
сказывается на состоянии объединения и в конце концов как-то
преодолевается (если, конечно, объединение не погибает). Бывают случаи,
когда один и тот же управляющий орган управляет двумя и более объектами.
Но это бывает в порядке исключения и временно. Или управляемые тела имеют
какую-то компенсацию такого дефекта.
  Помимо разделения членов объединения на управляющий орган и
управляемое тело, происходит разделение функций членов объединения в
других аспектах. При этом способности, слитые в социальном "атоме" в
единство, дифференцируются в качестве функций различных членов
объединения, образующих органы целого.
  Объединение людей как социальный объект создается для совместных
действий в качестве единого целого. На него переносятся свойства входящих
в него атомов. Это прежде всего - цель действий объединения. Носителями ее
становятся люди, образующие управляющий орган объединения. При этом
происходит различение цели объединения и функций (роли) его членов.
Человек может выполнять определенную функцию в действиях объединения
(совершать частичные действия), имея совсем иные цели. Это разделение
касается и отношения между объединением людей и более сложным
объединением, частью которого является первое.
  Вступает в силу, далее, то, что имеет место множество действий людей и
их объединений, образуются объединения из множества групп. В результате
происходит сложное разделение между целями людей и их групп с одной
стороны, и их функциями в группах и более сложных объединениях. Возникают
разрывы, конфликты срастания и этих явлений в разнообразных комбинациях.
Люди могут играть благородные роли, имея гнусные цели, и наоборот. Могут в
качестве цели своей жизнеде-
ятельности иметь желаемые или фактически исполняемые роли. Смешение всего
этого является обычным не только в обывательском и идеологическом, но и в
профессиональном научном мышлении.
  Части объединения людей, регулярно выполняющие в нем определенные
функции, становятся органами объединения. Между органами и исполняемыми
ими функциями устанавливаются закономерные отношения. Назову два основные
из них. Во-первых, орган и функция в идеале должны взаимно-однозначно
соответствовать друг другу, т.е. определенные функции должен выполнять
определенный орган, а орган должен выполнять только эти функции.
Во-вторых, между органом и функцией должно иметь место отношение взаимной
адекватности. Тут тоже речь идет о соответствии, но иного рода, а именно -
о том, насколько орган справляется с использованием функции и насколько
функция отвечает возможностям органа. Орган со временем изменяется -
усложняется, увеличивается, совершенствуется. Изменяется и функция
(усложняется, дифференцируется), а также условия ее исполнения. Так что
адекватность органа и функции постоянно нарушается. Но действует и
тенденция к ее установлению. В реальности это происходит как борьба,
полная драматизма и жертв.
  Люди, входящие в состав того или иного органа объединения, имеют свои
личные цели и интересы. Между ними и функциями органа точно так же имеют
место закономерные отношения. Люди функционируют постольку, поскольку
исполнение функций органа позволяет удовлетворять их потребности, т.е.
соответствует их эгоистическим интересам. Орган функционирует, поскольку
удовлетворение эгоистических интересов его членов вынуждает их к этому.
Только в порядке исключения люди жертвуют своими интересами ради интересов
органа в целом. Например, представители власти изображают из себя умных и
заботливых отцов и матерей своего народа, будучи корыстными и тщеславными
хапугами за счет народа. Но они вынуждены ради своих интересов поступать
так, чтобы в какой-то мере соответствовать их функции отцов и матерей
народа.
  Сложные социальные объекты суть комбинации социальных "атомов",
воспроизводящие основные черты этих "атомов". Так что их можно
рассматривать как эмпири-
чески реализующиеся экземпляры из числа логически непротиворечивых
вариантов. И все эти варианты в принципе можно логически вычислить на
основе некоторых простых и очевидных допущений (мы здесь с ними уже
встречались и будем встречаться в дальнейшем). Можно также вычислять
количественные границы объектов и их эволюционные возможности. Сложное и
разнообразное в социальном мире, как и в любом другом, есть лишь
нагромождение, комбинирование и т.д. простого и однообразного.
  Исторически и логически простейшим человейником является объединение
из немногих людей, способное биологически воспроизводиться в ряде
поколений. Управляющий орган его образует один человек, воплощающий в себе
в нерасчлененном виде все функции "мозга" объединения. Прочие члены
объединения в столь же недифференцированном виде воплощают в себе функции
"тела". Все совместно занимаются воспроизводством и обучением
человеческого материала. Это, можно сказать, "одноклеточный" человейник.
Прошли миллионы лет, прежде чем возникли современные гигантские
человейники из десятков и сотен миллионов человек. И вся сложнейшая
структура "многоклеточных" человейников явилась результатом увеличения
числа людей и их структурирования по законам социальной организации.


  СОЦИАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ЧЕЛОВЕЙНИКА

  Для теоретических описаний человейников обычным является стремление
найти некий решающий фактор, который определяет структурирование,
функционирование и эволюцию человейника и исходя из которого можно
объяснить все прочие явления человейника. Я утверждаю, что такого единого
всеопределяющего и всеобъясняющего фактора не существует, и поиски его
суть показатель лености ума и идеологического упрощения. Дело в том, что
одни и те же факторы играют различную роль в различных конкретных
условиях, в историческом возникновении человейника и в структуре
сформировавшегося человейника, в структурировании и функционировании, в
разные периоды эволюции и т.д. человейника, а также в
разных типах человейников и в различных взаимоотношениях. Кроме того,
взаимоотношения различных факторов в человейнике самом по себе, независимо
от их познания, и с точки зрения исследователя, вынужденного считаться с
правилами методологии познания и логики, далеко не всегда совпадают.
  Человейник возникает, организуется, живет и эволюционирует
одновременно в различных измерениях, - он есть многомерное образование.
Это не означает, будто его структурные компоненты возникают независимо
друг от друга и затем объединяются в готовом виде в единое целое. Это
означает, что каждое измерение имеет свои закономерности, несводимые к
закономерностям других измерений. Ни одно из них не вырастает из другого.
Это означает, во-вторых, что структурные компоненты человейника
формируются и живут одновременно в разных измерениях. В конкретной
реальности различные измерения переплетаются, взаимно проникают друг в
друга, изменяются. Различить их достаточно четко и выделить в "чистом"
виде можно лишь в абстракции и в наиболее характерных проявлениях.
  Человейник есть организованное объединение людей. В его организации
принимают участие самые разнообразные факторы. Все эти факторы практически
учесть невозможно. Да в этом и нет надобности. Наука изобрела способы, как
сводить к минимуму число факторов, которые необходимо и достаточно
принимать во внимание в таких случаях. Мы здесь выделим из числа
всевозможных факторов такие, которые играют роль организаторов всей
совокупности организующих факторов. Будем называть их факторами или
средствами социальной организации человейника, а тот вклад, который они
вносят в суммарную организацию человейника, назовем социальной
организацией.
  Факторы социальной организации общеизвестны: это - деловые клеточки,
власть и управление, сфера хозяйства, сфера религии и идеологии, а также
другие сферы, являющиеся результатом развития упомянутых основных. В
дальнейшем мы будем рассматривать эти факторы систематично. А пока я дам
им некоторую предварительную характеристику.
  В нормальном человейнике компоненты социальной организации образуют
единый комплекс. Это означает,
во-первых, что между ними имеет место такое разделение функций, при
котором они совместно обеспечивают единство человейника и условия
жизнедеятельности всех членов человейника. Во-вторых, это означает, что
между ними устанавливаются отношения взаимного соответствия
(адекватности). Последние заключаются в том, что компоненты социальной
организации приспосабливаются друг к другу, "притираются" друг к другу.
Они координируют свои действия, позволяют друг другу существовать и
выполнять свои функции. Разумеется, все это - лишь тенденции,
прокладывающие себе дорогу через нарушения, несоответствия, конфликты,
вражду, порою - в кровопролитных войнах.
  Социальная организация ограничена как по составу компонентов, так и по
их величинам. Зародившись, она исторически развивается. Но происходит это
не за счет произвольных и случайных внешних дополнений, а по законам
имманентной социальной комбинаторики. Все внешние привнесения должны так
или иначе ассимилироваться, стать внутренними факторами. Они должны
принять такой вид, как будто являются результатом имманентного процесса.
Иначе они оказываются жизнеспособными и наносят ущерб человейнику.
  Соответственно и определения понятий социальной организации и ее
компонентов должны осуществляться посредством логического комплекса
определений (посредством комплексного определения, по моей терминологии).
В отношении социальной организации в целом это очевидно: она определяется
путем перечисления и определения ее компонентов и описания их отношений.
Что касается ее отдельных компонентов, то при определении и описании одних
из них необходимо принимать во внимание другие, а не только их роль в
комплексе в целом. Если они вырываются из связи с другими и
рассматриваются сами по себе, они превращаются в неразрешимую загадку и в
предмет бессмысленных споров о словах. Если же их брать именно в комплексе
с другими, то касающиеся их проблемы упрощаются и порою оказываются
банальными.
  При рассмотрении компонентов социальной организации человейника надо
различать их свойства как целого, т.е. их функции в человейнике (что они
такое для других, говоря языком диалектики), и свойства их как
особых объектов, т.е. что они такое "в себе и для себя". Например, функция
власти как органа целостности человейника не есть функция каждого ее
подразделения и каждого занятого в ней человека по отдельности. Люди,
делающие карьеру в системе власти, как правило, имеют свои эгоистические
цели, а демагогию об интересах человейника используют как орудие карьеры.
Отдельные предприниматели думают о своих доходах, а не о целях хозяйства
как целого. И ради удовлетворения своих интересов они жертвуют интересами
человейника. Как говорится, своя рубашка ближе к телу.
  Но одно не исключает, а предполагает другое. Компоненты человейника
как целого выполняют свои функции лишь постольку, поскольку образующие их
люди имеют свои эгоистические интересы и стремятся удовлетворить их, как
правило не считаясь с последствиями для человейника в целом. Однако это
возможно лишь до известного предела. Более или менее нормальные отношения
между частями и целым устанавливаются как процесс реальной жизни людей.
Некие образцовые отношения тут возможны лишь в абстракции или как
исключение. В реальности идет борьба различных сил. Принимаются какие-то
меры против отклонений, угрожающих человейнику и каким-то его частям.
  Между компонентами социальной организации устанавливаются различного
рода отношения, помимо упомянутого взаимного соответствия. Это, например,
отношения субординации, координации, доминирования, производности. Эти
отношения со временем могут меняться и варьироваться в различных
человейниках. Например, в одних человейниках может доминировать власть, в
других - хозяйственная сфера, в третьих - религиозная сфера.
  При рассмотрении социальной организации человейника надо различать
конкретно-исторический процесс формирования человейника и процесс
исторической жизни сформировавшегося человейника. В первом процессе
происходит первоначальное появление компонентов человейника в конкретной
истории, во втором происходит упорядочивание их в соответствии с их силами
и ролями в их комплексе, а не в соответствии с их историческими
"заслугами", ролями и формами. Во втором процессе они сбрасывают с себя
исторические одежды и
надевают другие, адекватные их ролям в настоящем состоянии. Эти процессы
(скажем, исторический и структурный) отчасти совпадают, а отчасти нет.
Случаи, когда отношения компонентов социальной организации меняются на
противоположные, суть обычное явление в истории.
  Общепринято считать, что социальная организация человейника влияет на
характер народа, обладающего этой организацией. Люди, естественно,
приспосабливаются к условиям своего социального бытия. Но столь же верно и
то, что люди сами в какой-то мере приспосабливают условия своего бытия к
своим качествам, - люди определенного типа создают соответствующий их
характеру тип социального устройства. Тут зависимость двусторонняя. А
между тем вторая часть истины не только не общепризнана, а скорее
общеотвергнута. Признание роли человеческого фактора в формировании и
развитии социальных систем является табу и расценивается как расизм. Смысл
этого табу очевиден. Западная идеология стремится убедить всех, будто
социальный строй западных стран является наилучшим и годится для всех
стран и народов без исключения. Она не может допустить даже намека на то,
что для каких-то народов коммунистический строй предпочтительнее, что он
лучше соответствует их природе. Еще недавно коммунистическая идеология
стремилась навязать человечеству убеждение, будто коммунистический
социальный строй пригоден для всех народов.
  Люди и народы обладают разнообразными свойствами. Но не все эти
свойства играют одинаковую роль в формировании человейника и его
социальной организации. Есть свойства социально значимые и социально
незначимые. Социальный строй западных стран создавался, сохранялся и
завоевывал себе место на планете не просто какими-то человеческими
существами, а народами вполне определенного вида. Аналогично коммунизм
имел успех в России в значительной мере благодаря характеру русского
народа. После того как социальный строй определенного типа уже сложился у
какого-то народа, он может быть заимствован другими народами или навязан
им силой извне. Таким путем многие черты западного социального строя
распространялись по планете. Таким путем коммунизм развился у ряда народов
под влиянием комму-
нистической России или был навязан Советским Союзом после Второй мировой
войны силой. Да и в этих случаях в различных народах, заимствовавших тот
или иной социальный строй извне, находились какие-то предпосылки для
этого. А когда речь идет об исторически первом или спонтанном
возникновении того или иного социального строя, то оно было бы невозможно
без определенных качеств человеческого материала. Опыт последних
десятилетий показал, что коммунизм не имел глубоких корней в характере
многих народов России и Восточной Европы, и они с поразительной легкостью
и быстротой отказались от него, когда представился случай, хотя
преимущества его были для них очевидны. С другой стороны, попытки навязать
социальный строй западного типа (западнизм) во многих регионах планеты
терпели неудачу или вели к катастрофическим для населяющих их народов
последствиям. Любой народ способен воспользоваться какими-то благами
(далеко не всеми!) западной цивилизации, если их преподнесут ему в готовом
виде. Но далеко не любой народ способен сам создать нечто подобное.
Убеждение, будто различные типы социальных систем суть ступени в развитии
одного и того же абстрактного "человечества" и будто любой народ может
пройти эти ступени в своей имманентной эволюции, есть предрассудок.
  Сходство социальной организации различных человейников не означает,
будто их народы могут легко объединиться в одно целое и образовать один
народ. Негативный опыт Югославии и Советского Союза показал, что народ
есть довольно консервативное явление. Объединение различных человейников с
различными народами часто (если не чаще) не удавалось, а если удавалось,
то на это требовалось исторически длительное время. А чаще это происходило
как борьба, как покорение и поглощение одних народов другими в результате
кровавых войн.
  При рассмотрении социальной организации человейника надо различать то,
как человейник организуется сам по себе, т.е. независимо от того, изучаем
мы его или нет, и закономерности исследования и описания его. Если,
например, мы начинаем описание социальной организации с системы власти,
это не означает, будто власть, с нашей точки зрения, есть некий "базис"
человейника. Отношения между членами социальной организации и
их роли описываются в содержании определений понятий и утверждений, а не в
логической последовательности и логической связи понятий и утверждений.
  Социальная организация человейника есть организация людей. Люди не
вечны. Одни умирают, другие рождаются. Происходит воспроизводство
социальной организации путем заполнения освобождающихся мест новыми людьми
и заполнения вновь образующихся мест. В человейнике складывается
определенный механизм для этого.
  Чтобы человейник сохранялся, он должен производить достаточно большое
число людей для поддержания его социальной организации, причем способных
выполнять соответствующие функции, т.е. быть адекватными их месту в
социальной организации. Это - абстрактный закон. Но как он действует
конкретно? Через нарушения в конкретных случаях и в ожесточенной борьбе
людей за лучшие места. Возможности людей различны, и они их используют.
Так что тут имеет место изначальное и непреходящее неравенство. Человейник
равных возможностей есть сказка идеологии.
  Люди обладают различными природными способностями, которые не
наследуются социально, и различным социальным положением, которое получают
в силу рождения в определенных социальных категориях (классах, слоях,
родственных группах и т.д.). Фактически значительная часть (а порою
большинство) мест в социальной организации является социально
наследственной. Не биологически наследственной, а именно социально, т.е.
выходцами из семей членов человейника соответствующих категорий. Поскольку
для исполнения функций в большинстве случаев достаточно средних природных
способностей и образования, получаемого представителями соответствующих
категорий людей, наследование социального положения людей обеспечивает в
основном устойчивое воспроизводство социальной организации примерно в том
же виде. Но лишь в определенных границах. Постепенно накапливается
несоответствие между сложившейся системой распределения людей по местам в
социальной организации и потребностями выживания человейника. Оно
порождает социальную борьбу. Если такая борьба оказывается безуспешной,
человейник ослабляется или даже разрушается.
  Задолго до марксизма возникло убеждение, будто социальная организация
является источником всех зол или, наоборот, всех благ, какие можно
наблюдать в человейниках. Коммунисты, например, объявляли капитализм
источником всех зол, а в коммунизме видели источник всех благ. В период
"холодной войны" западная идеология изображала капитализм как источник
всех благ, а коммунизм как источник всех зол. На самом деле жизнь людей
зависит не только от социальной организации, но и от других факторов,
включая природные условия, характер человеческого материала, историческое
стечение обстоятельств. Можно жить плохо с хорошей социальной организацией
и хорошо с плохой. Различные народы с одинаковой социальной организацией
могут жить различно, одни - лучше других, другие - хуже. Превосходство
одних народов над другими нельзя сводить к превосходству социальной
организации. Если одни народы побеждают другие в какой-то борьбе
(например, в войне), это не значит, что первые имеют лучшую социальную
организацию, чем вторые.


  ОСНОВНЫЕ АСПЕКТЫ ЧЕЛОВЕЙНИКА

  Я различаю прежде всего деловой и коммунальный аспекты человейника. В
первом люди делают все то, что необходимо для их существования,
вырабатывают, сохраняют и совершенствуют трудовые навыки и средства труда,
создают материальную культуру. Во втором аспекте люди совершают поступки в
зависимости от того, что их много, что их интересы не совпадают, и они
вынуждены с этим считаться.
  Рассматриваемые аспекты суть именно аспекты, а не части человейника.
Занимаясь делом, люди вступают в отношения друг с другом. Свои поступки по
отношению к другим людям они совершают в делах. При всех обстоятельствах
их действия управляются сознанием, сознание формируется в их деятельности,
они воздействуют друг на друга путем воздействия на сознание. В
примитивных человейниках эти аспекты слиты воедино. Со временем происходит
их дифференциация путем возникновения структурных компонентов, выполняющих
различные функции, и путем более или менее явной группировки
действий людей и частей их жизни. Но единство аспектов сохраняется.
Например, промышленное предприятие возникает в деловом аспекте. Но его
можно рассматривать и как средство объединения людей в группу, т.е. как
явление в коммунальном аспекте. Если предприятие полностью сосредоточится
на изготовлении вещей и будет игнорировать другие предприятия, оно
обанкротится. Конкуренция есть явление в коммунальном аспекте, но она есть
отношение между деловыми объединениями. Государственные учреждения
специально создаются для регулирования отношений между людьми, т.е. для
упорядочивания коммунальных отношений. Но и в них люди занимаются делом.
Отношения начальствования и подчинения и иерархия таких отношений суть
одновременно явление как в деловом, так и в коммунальном и менталитетном
аспектах.
  Взаимоотношения рассматриваемых аспектов различны в различных
человейниках и даже в рамках одного и того же человейника в различных
сферах и в разное время. Например, в человейниках западного типа деловой
аспект доминирует над коммунальным, а в человейниках коммунистического
типа - наоборот, коммунальный доминирует над деловым. В экономике
преобладает деловой аспект, в государственности - коммунальный. Но это не
означает, что какой-то из аспектов является слабым, неразвитым. Так,
коммунальный аспект в человейниках западного типа развит ничуть не меньше,
чем в человейниках коммунистического типа, а в последних колоссальных
размеров достигает деловой аспект.
  Деловой и коммунальный аспекты различаются в одном измерении
человейника. В другом измерении различаются телесный и "духовный"
(менталитетный) аспекты. В первом из них люди живут и действуют как
существа телесные. Во втором люди обучаются и обрабатываются применительно
к условиям и требованиям своего человейника. Я называю его менталитетным,
поскольку формирование и поведение человека в качестве члена человейника
есть прежде всего формирование его сознания (менталитета) и сознательное
поведение. Различение этих аспектов возникает одновременно с различением
делового и коммунального аспектов. Происходит, далее, дифференциация
внутри каждого из аспектов, причем в разных измерениях. Как суммарный
эффект получается топологически очень сложная структура. Упрощая ее, я в
дальнейшем выделю для рассмотрения три основные, на мой взгляд, аспекта -
деловой, коммунальный и менталитетный.


  ДЕЛОВОЙ АСПЕКТ

  Жизнь человейника есть прежде всего совокупность деловых поступков его
членов. К числу таких поступков (дел) относится добывание и производство
материальных ценностей. Но не только это. Делом является и создание
культурных ценностей, и создание средств развлечения, и бытовое
обслуживание, и управление людьми, и поддержание общественного порядка. В
общем, делом в этом (социальном) смысле является то, что человек совершает
более или менее регулярно и что признано как необходимое или полезное. Оно
должно удовлетворять какие-то потребности людей.
  Дело должно выполняться в соответствии со свойствами объектов,
участвующих в нем, и в соответствии с правилами самого дела как особого
объективного процесса. Для удовлетворительного исполнения дела нужны
особые навыки. Исполнители дела должны быть адекватны требованиям дела.
Затраты средств и усилий на дело должны соответствовать ценности его
результатов. Разумеется, эти требования постоянно нарушаются, следствием
чего являются неуспех дела, плохое качество исполнения, наказания
исполнителей.
  Дело есть работа, причем в большинстве случаев не очень-то приятная,
утомительная, раздражительная. Не надо строить иллюзий на какую-то
врожденную любовь людей к труду, особенно - к таким видам труда, о которых
они даже не помышляли еще не так давно. Предоставленные самим себе, люди в
большей мере суть прирожденные лодыри и халтурщики, чем добросовестные
трудолюбы. Они чаще смотрят на работу как на потерю времени и сил, как на
вынужденную необходимость. Еще не так давно массы людей заставляли
работать силой и наказаниями. И теперь труд для большинства людей является
так или иначе принудительным, поскольку они не имеют других путей
приобретения средств существования. Лишь для сравнительно небольшой части
людей
работа приносит удовольствие, да и то не столько сама по себе, сколько
тем, как она вознаграждается и как выглядит в глазах других людей. Идея
превратить труд для всех людей в удовольствие есть идея утопическая.
Никакой прогресс науки и техники никогда не избавит человечество от
принудительности труда для большинства людей и от ожесточенной борьбы за
более легкие, выгодные и интересные виды деятельности, а также от борьбы
за возможность принуждать других к труду и распоряжаться ими по своему
усмотрению. А это происходит по законам коммунального аспекта главным
образом и лишь отчасти самого делового аспекта.
  По мере разрастания человейников, разделения труда и усложнения самих
трудовых операций происходила дифференциация делового аспекта на аспект
исполнения дела и аспект обучения делу (образования и обучения профессии).
Современные человейники превратились в объединения профессионалов, а
аспект образования и профессионального обучения выделился в особое
подразделение структуры человейника.
  В современных человейниках число занятых делом людей исчисляется
миллионами и десятками миллионов, а число профессий - десятками тысяч. И
они далеко не одинаковы с точки зрения требуемых способностей и обучения,
трудности и интересности дела, престижности, доступности, вознаграждения.
В большинстве случаев работа по профессии есть тяжелый труд, рутина,
скука, стресс. В меньшинстве случаев это - удовольствие, развлечение,
творчество, слава, престиж, благополучие. За лучшие профессии идет борьба,
в которой абстрактная справедливость реализуется лишь как случайность и
как среднестатистическая величина в огромном числе случаев.
  В силу огромности величин и изменчивости ситуаций имеет место
динамичное соотношение между спросом на профессиональные силы и
предложением их. Постоянно возникает расхождение между ними в каких-то
отношениях. Такое расхождение возникает даже в коммунистическом обществе,
в котором гарантируется всеобщая занятость, а профессиональная подготовка
планируется в соответствии с потребностями. Со временем возникшее
расхождение преодолевается. Возникает другое и т.д. Это происходит в
определенных
рамках. Важно то, что нормально существующий человейник должен справляться
с возникающими тут проблемами. Он должен также своими силами обеспечивать
расширяющийся спрос на профессионально подготовленные кадры. Для этого
человейник должен иметь достаточно большой и разнообразный человеческий
материал, чтобы в нем можно было отбирать людей для
высококвалифицированных профессий и дел. До недавнего времени современные
человейники так или иначе решали эти проблемы и держались в допустимых
рамках. Но во второй половине века тут наметился перелом.
  Этот перелом заключается в том, что вследствие революции в
материальной культуре и в организации делового аспекта произошел разрыв
между фактическим состоянием профессионализма человеческого материала и
новыми потребностями в нем, причем разрыв такого рода, какого никогда не
было ранее. Чтобы сгладить его, потребовалось не только изменение
пропорций и величин профессий, не только переобучение и обучение новым
профессиям многих миллионов людей, но изменение самого человеческого
материала и создание нового типа существ, каких не было ранее. Решение
этой проблемы оказалось не под силу отдельно взятым странам. Потребовалось
объединение усилий многих человейников. Потребовались также новые средства
обработки человеческого материала и новые формы организации жизни
человейников.


  КОММУНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ

  Людей в человейнике много, и они вынуждены совмещать какие-то поступки
и вступать в какие-то отношения друг с другом в зависимости от самого
этого факта. Они вынуждены с этим так или иначе считаться. Каждый член
человейника как социальный индивид поступает при этом в силу социальных
законов, которые я называю законами экзистенциального эгоизма. Так как
поступки людей в этом их качестве являются сознательными, законы
экзистенциального эгоизма принимают вид законов рационального расчета.
Когда обвиняют каких-то конкретных людей в расчетливости и усматривают в
этом
нечто аморальное, то это равносильно тому, как если бы мы стали осуждать
людей за то, что они хотят есть, пить, одеваться, совокупляться, и за
прочие естественные потребности.
  В соответствии с законами социального расчета поступают все взрослые и
нормальные члены человейника. Для регулирования их взаимоотношений во
всяком достаточно долго живущем человейнике вырабатывается и передается из
поколения в поколение совокупность правил (норм) поведения его членов, а
также совокупность способов принуждения членов человейника к соблюдению
этих правил и наказаний за их нарушения. Таким образом, коммунальный
аспект раздваивается на аспект рационального расчета (экзистенциального
эгоизма) и аспект норм поведения. При этом важно иметь в виду то, что
законы рационального расчета суть объективные социальные законы, а нормы
поведения суть искусственные изобретения людей, ограничивающие действие
этих социальных законов определенными рамками, без которых человейник
долго существовать не может.
  Нормы поведения суть защитные средства людей от самих себя. Они суть
результат длительной эволюции человейников. Далеко не всегда это удавалось
и сохранялось. Но если удавалось и доказывало свою полезность для
самосохранения человейника, то становилось объективным фактором его бытия.
Замечу между прочим, что в силу диалектических законов бытия компоненты
рассматриваемой пары (социальные законы и нормы поведения) в процессе
эволюции взаимно стимулировали друг друга, - не только первые вынуждали
изобретать вторые, но и изобретение вторых поощряло первые.


  ЗАКОНЫ РАЦИОНАЛЬНОГО РАСЧЕТА

  От биологической эволюции люди унаследовали законы экзистенциального
эгоизма. Согласно этим законам определяющими факторами поведения людей
являются их личные интересы и интересы биологически близких сородичей.
Человек стремится не действовать во вред себе, препятствовать действиям
других во вред ему, избегать ухудшения условий своего существования,
отдавать предпочтение лучшим условиям существования.
  В совместную жизнь в человейнике люди включаются с этим принципом.
Будучи обращены на социальную среду и благодаря сознанию упомянутые законы
принимают форму законов рационального расчета. Их суть, коротко говоря,
такова. Нормальный член человейника осознает свое положение в человейнике,
свои интересы и ту или иную конкретную ситуацию с этой точки зрения и
совершает сознательно-волевые поступки в соответствии с законами
экзистенциального эгоизма. Эти поступки разнообразны. Их конкретный вид
зависит от особенностей человека, особенностей его положения и данной
ситуации. Но суть их всегда одна: осознанный эгоистический интерес
человека. И от этого людей избавить невозможно. Заглушая это у одних
людей, заглушающие сами с удвоенной силой отдаются во власть этих законов.
  Возьмем для примера такую ситуацию. Все соблазнительные для данного
индивида возможности удовлетворения его желаний (благ, карьеры, успеха)
уже заняты другими. Очевидно, наш индивид может удовлетворить свои
интересы лишь одним путем, а именно - за счет других индивидов. Врагом
индивида в такой ситуации становится другой индивид, который препятствует
реализации его желаний. Естественно, он должен стремиться ослабить врага.
Его "другом" становится тот, кто помогает ему или кого он может
использовать в своих интересах. Главный враг для индивида - другой индивид
(коллега, человек той же профессии и т.п.), который способен лучше его
выполнять ту же работу, умнее и способнее его, может добиться больших
успехов. И если этот индивид имеет возможность как-то помешать такому
потенциальному конкуренту, он это делает.
  Другой пример - всеобщая скрытая и зачастую открытая вражда к людям с
выдающимися способностями. Обычно окружающие сразу замечают потенции таких
индивидов. Они воспринимают их как угрозу своему положению и принимают
меры к тому, чтобы помешать им проявиться. Такие индивиды обычно
пробиваются благодаря протекции посторонних. Если им это удается, с ними
мирятся как с людьми более высокого социального уровня. И все это
происходит не из-за какой-то испорченности людей, а в силу вполне
"здоровых" социальных законов.
  Не стройте никаких иллюзий насчет своих собратьев. Причем чем они
образованнее и умнее, тем виртуознее они как социальные индивиды,
действующие в силу законов рационального расчета. Если такой индивид ради
своей значительной (с его точки зрения) выгоды может совершить
преступление, будучи убежден в том, что останется неразоблаченным и
ненаказанным за это, он это преступление совершит. Конечно, бывают
исключения, в семье, как говорится, не без урода.
  Законы рационального расчета реализуются в системе правил
коммунального поведения. На овладение ими уходят годы. Причем не все
овладевают ими в одинаковой мере и полностью. И в поведении люди часто
делают ошибки. Обычно правила коммунального поведения действуют в
совокупности, трансформируя и маскируя друг друга. Этим правилам люди
обучаются. Делают они это на собственном опыте, глядя на других, в
процессе воспитания, благодаря образованию. Они напрашиваются сами собой.
Даже у самых глупых людей хватает ума открывать их в какой-то части самим.
А человейник поставляет своим членам неограниченные возможности для
тренировок. Описанием и изображением поведения людей под воздействием этих
законов полна литература, кино, газеты, телевидение. Даже критика такого
поведения и проповедь отрицательного к нему отношения в основном обучает
этому поведению. В большинстве случаев люди даже не отдают себе отчета в
том, что они получают систематическую подготовку и проходят
систематическую практику на роль социальных индивидов, живущих по законам
рационального расчета.
  Хотя правила коммунального поведения естественны, люди предпочитают их
маскировать и скрывать, делать вид, что поступают совсем по другим
мотивам. Люди совместно вырабатывают какие-то самозащитные средства против
буйства коммунальности (религия, мораль, идеология, право), в свете
которых правила коммунального поведения выглядят как нечто отвратительное
и порицаемое обществом. Когда мы людей называем шкурниками, карьеристами,
ловкачами, лицемерами, интриганами, завистниками, лжецами, подхалимами,
властолюбами, хапугами, мы лишь фиксируем факты поведения их в силу
законов коммунальности, причем - в крайних формах. На самом деле именно
эти качества лежат в основе ком-
мунального поведения. Люди изобретают многочисленные способы избежать их,
которые точно так же становятся правилами коммунальности. Согласно этим
последним морально порицаемые явления коммунальности принимают форму
морально поощряемых. Бездарность должна принять форму таланта, подлость -
форму добродетели, трусость - форму смелости, клевета - форму истины. Все
в принципе понимают суть дела, но поскольку соблюдаются некие формальные
правила, все принимают за чистую монету именно видимость, а не суть.
  Правила коммунального поведения индивидов суть самые простые и самые
фундаментальные социальные законы, на которых можно увидеть, каким образом
объективность и субъективность этих законов прекрасно уживаются без всяких
логических противоречий. Законы коммунальности, будучи изобретениями самих
людей, являются вместе с тем неподвластными их воле по той простой
причине, что люди просто не хотят их нарушать. Они и изобретаются для
того, чтобы лучше устроиться в жизни, лучше приспособиться к социальной
среде, организовать людей в группы, ограничить друг друга во избежание
катастрофических последствий своего поведения. Эти правила находятся
опытным путем в ряде поколений и затем навязываются каждому индивиду по
отдельности как принудительные законы природы. Именно добровольность масс
людей в следовании коммунальным правилам является самой глубокой основой
того, что эти правила становятся господами их поведения.
  Поведение людей по правилам коммунальности не есть поведение по
правилам морали, если даже они совершают поступки, одобряемые морально.
Тут имеет просто совпадение различных способов оценки поступков. Правила
морали были в свое время изобретены как одно из средств самозащиты людей
от буйства коммунальности, т.е. от самих себя как существ коммунальных.
Какие-то правила морали сохраняются и в условиях господства
коммунальности. Но они тут играют роль второстепенную и сугубо формальную.
Убежденно моральный (поступающий именно в силу принципов морали) человек
тут становится редким исключением, уклонением от общей нормы. Люди здесь
соблюдают какие-то правила морали потому, что это требуется правилами
коммуналь-
ности. Люди тут не являются, а лишь выглядят моральными, и этого
достаточно. Потому тут исчезает такое явление, как угрызение совести.
Потому тут люди становятся чрезвычайно гибкими социальными хамелеонами.
Человек, сделавший принципы морали основой своего поведения и неотъемлемым
элементом своей натуры, тут обречен на душевные страдания и на конфликты
со средой. Если человек хочет добиться успеха, первое, что он должен
сделать, это полностью очиститься от внутренней моральности и развить
моральную мимикрию, т.е. способность использовать внешние формы морального
поведения как средство сокрытия своей неморальной сущности и как средство
в поведении по законам коммунальности. Искусство лицемерия здесь
становится настолько обычным делом, что одним из правил поведения
становится запрет на разоблачения лицемерия.
  Коммунальные правила не есть нечто только негативное. Они вообще не
есть негативное. Они - объективное. Они порождают следствия, которые
какие-то люди воспринимают как негативное. Но они же порождают и средства
защиты от них. Поскольку людей много и каждый действует в силу правил
коммунальности, люди так или иначе вынуждены ограничивать друг друга,
создавать коллективные средства самозащиты.
  Правила коммунальности кажутся мало значащими пустяками, если их взять
по отдельности и если рассматривать отдельно взятые поступки людей. Чтобы
понять, какую роль они на самом деле играют в обществе, надо их взять в
совокупности и в массе, т.е. принять во внимание то, какое число поступков
и какие поступки миллионы людей совершают в соответствии с ними
ежесекундно. Именно эти ничтожества, а не всесильные тираны играют
решающую роль в жизни общества, превращая в свои игрушки и инструменты
самые значительные (с обывательской точки зрения) личности. Суть научных
открытий в социологии состоит не в том, чтобы раскопать какой-то глубоко
запрятанный грандиозный секрет жизни общества, а в том, чтобы увидеть,
какую грандиозную роль играют очевидные всем пустяки.
  Законы рационального расчета имеют силу и в отношении объединений
людей, поскольку они функционируют как единое целое и поскольку их при
этом представляют и олицетворяют (возглавляют) люди, причем в
ситуациях, когда им приходится иметь дело с другими объединениями того же
рода. Эти законы имеют силу и в отношении целых человейников. Все они суть
живые существа, состоящие из людей и групп людей и управляемые людьми и
группами людей. Есть социальные законы, согласно которым то, что
свойственно отдельно взятым людям, становится свойствами групп,
объединений групп и целых человейников. Целые страны ведут себя так, что
их поведение может быть охарактеризовано теми же понятиями и критериями,
какими оценивается поведение отдельных людей.
  По мере увеличения и усложнения человейников, увеличения их числа и
усложнения их отношений роль законов рационального расчета возрастает.
Разнообразятся и становятся все более изощренными формы их проявления.
Возникают особые специалисты и учреждения, занимающиеся их реализацией.
Разрабатываются целые отрасли знания, посвященные поведению в их духе. В
соответствии с этими законами ведутся войны, действуют политики и
дипломаты, хозяева и управляющие деловых фирм и т.д. Все это происходит,
разумеется, не открыто и откровенно, а под видом благородных, гуманных,
деловых, полезных и необходимых дел. И это все - не просто обман, а
закономерная форма проявления объективных законов социального бытия.
  Хотя законы рационального расчета, повторяю, вполне естественны, люди
предпочитают о них помалкивать и даже скрывают их. Людей веками приучали
облекать свое поведение в формы, приемлемые с точки зрения моральных и
других ограничителей, и скрывать законы его как нечто предосудительное и
даже преступное. Так что нет ничего удивительного в том, что эти законы до
сих пор не заняли подобающее им место в сочинениях социологов. В истории
социальной мысли лишь изредка проскакивало признание этих законов как
объективных факторов социального бытия. Как правило, их проявление
рассматривалось как нечто бесчеловечное. Но ничего бесчеловечного тут нет.
Эти проявления ничуть не бесчеловечнее, чем явления дружбы, взаимопомощи,
уважения и т.п. Последние вполне уживаются с первыми и объяснимы как нечто
производное от первых. Читатель наверняка сталкивался со случаями, когда,
например, одни люди оказывали пустяковую помощь другим (делали вроде бы
доброе
дело) и всячески рекламировали это, приобретая репутацию добрых,
отзывчивых и бескорыстных личностей, будучи совсем иными по существу и в
каких-то скрытых интригах. А разве не такова во многих (если не во всех!)
случаях "бескорыстная" помощь западных стран другим (бедным) странам и
народам мира?! А как ее раздувают и приукрашивают в западных средствах
массовой информации! И вряд ли можно измерить, что в мире приносит больше
зла людям - то, что считается добром, или то, что откровенно выглядит как
зло.
  Возможно ли построить систематическое и полное описание законов
социального расчета? Задача логически сложная, но не невыполнимая. Для
этого надо суметь перечислить все логически мыслимые ситуации, в которых
эти законы имеют силу. С логической точки зрения эти ситуации таковы. В
них оказываются отдельно взятые люди и объединения людей, действующие как
единое целое, - назовем их социальными субъектами. Они должны совершать
поступки в среде из множества себе подобных. Каждый из субъектов множества
имеет цели, достижение которых зависит от других членов множества. И для
таких ситуаций мы должны выяснить все логически мыслимые варианты
поведения социальных субъектов и выделить из них наиболее выгодные для
этих субъектов с точки зрения их интересов.
  Не все поступки по законам рационального расчета равнозначны. Многие
из них имеют слабые последствия, многие вообще остаются без последствий.
Но среди них бывают такие, которые играют существенную роль в судьбах
людей. Они оказывают влияние порою на судьбы целых человейников и народов.
Социальные субъекты часто имеют возможность выбора наиболее выгодного для
них варианта поведения в той или иной ситуации. Выбор не всегда бывает
удачен. И не менее часто выбор вообще бывает ошибочным с точки зрения
интересов субъектов. Вариант, выгодный в одних условиях и в одних
отношениях, может оказаться невыгодным в других. Одним словом, законы
социального расчета действуют через массу отклонений, нарушений,
случайностей, проб и ошибок, а не как детали неживой машины и не в каждом
конкретном случае прямо и явно, словно по предписанию некоего начальства.
  Кроме того, люди в интересах самозащиты от своих собратьев вынуждаются
создавать средства ослабления, ограничения и сокрытия рассматриваемых
законов. Это - совокупности норм поведения людей и их групп в своих
человейниках и по отношению к другим человейникам и их представителям (к
чужим). Изобретается также определенная система обучения этим нормам и
наказаний за их несоблюдение. Для этой цели изобретаются такие средства
принуждения, как религия, мораль, право, суды, тюрьмы.


  НОРМЫ ПОВЕДЕНИЯ

  Нормы поведения социальных субъектов разделяются на запреты,
разрешения, обязанности и права. Логическую основу их всех образуют
запреты. Людям запрещено совершать некоторые действия (поступки) - это
означает, что если они совершат эти действия, то они будут как-то наказаны
за это, или другие люди будут препятствовать им в этом. Поступки не
являются запрещенными, если за совершение их люди не наказываются.
Незапрещенные поступки относятся к категории разрешенных. Обязательными
поступками являются такие, которые запрещено не совершать. Логически
следует, что обязательные поступки разрешены, а неразрешенные запрещены.
Если поступок не является обязательным, его разрешено не совершать.
Разумеется, фактические взаимоотношения норм поведения гораздо сложнее,
причем создатели и хранители их не осознают их логические отношения.
Последние устанавливаются профессиональной логикой.
  Социальный субъект имеет право на определенного рода поступки или на
приобретение, обладание и распоряжение определенного рода объектами - это
означает, что ему это разрешено, а другим запрещено препятствовать ему в
этом. Слово "право" тут употреблено не в специально юридическом или
социологическом смысле, а как слово общеразговорного языка. Люди не имеют
такого (как сказано выше) права, если у них нет разрешения на это, а
другим не запрещено препятствовать им в этом. Если поступок запрещен,
социальный субъект не имеет на него права, - это логически следует из
определений нормативных выражений языка.
  Нормы (правила) поведения являются формальными в том смысле, что
касаются не конкретных индивидов и отдельных поступков, а логических
классов (категорий) субъектов и поступков. Если выразить их в языковой
форме и выявить при этом логическую структуру суждений, то они примут
такой вид: всем социальным субъектам, относящимся к такому-то логическому
классу, запрещено, разрешено, не запрещено, вменяется в обязанность,
предоставляется право и т.д. то-то и то-то. В отношении индивидов эти
нормы действуют по схеме: если этот индивид относится к такому-то
логическому классу, в отношении к нему имеют силу такие-то нормы.
  В реальности дело, конечно, не сводится к выяснению логических свойств
нормативных выражений. В реальности вырабатывается сложная система
социальных отношений людей, в которой мы можем абстрагировать нормативный
аспект, находящийся далеко не в совершенном с логической точки зрения
состоянии.
  Нормы поведения социальных субъектов не являются социальными законами
- это важно помнить. Они могут как-то отражать социальные законы, но они
суть явления иного рода. Социальные законы не изобретаются. Нормы же, о
которых идет речь, искусственно изобретаются. Законы, как правило, не
осознаются. Открытие их - дело специалистов, с которыми они, надо сказать,
справляются плохо. Нормы же обязательно должны осознаваться и признаваться
членами человейника. Законы сохраняются, поскольку сохраняются объекты, к
которым они относятся. Нормы же искусственно сохраняются и поддерживаются
искусственно изобретенными средствами - обычаями, традициями, расправами,
судами, тюрьмами, религией, моралью. Социальные законы сами по себе
неизменны и универсальны. Системы норм поведения меняются со временем и
различны в различных человейниках. Хотя это вроде бы очевидно, даже в
профессиональных социальных исследованиях нормы поведения зачастую
смешиваются с социальными законами, проявляющимися в поведении. Во всяком
случае, их различие не замечается или игнорируется умышленно.
  Совокупность норм поведения может быть обширной и разнообразной, порою
разработанной настолько, что чуть ли не каждый поступок членов человейника
оказы-
вается нормированным. В литературе всякого рода в свое время много
говорилось о том, каким кошмаром для людей было это засилье норм поведения
и какую борьбу вели представители таких человейников, чтобы как-то
ослабить этот гнет. И в наше время можно видеть этот социальный
нормативизм (так назову этот феномен) у бесчисленных народов. Причем роль
его нельзя считать чисто негативной. Он складывался как условие выживания
народов. Разрушение его во многих случаях (если не как правило) вело к
разрушению человейников. Современные человейники являются в высшей степени
нормативными. Помимо общеизвестных моральных и юридических норм, можно
назвать нормы этикета, служебного поведения, армейской дисциплины,
поведения в средствах транспорта и т.п. Вся жизнь людей с рождения до
смерти опутана всякого рода искусственно изобретенными нормами поведения.
Человек буквально шагу ступить не может, так или иначе не считаясь с
какими-то нормами. Причем все нормы, как правило, принудительные.
Нарушение их так или иначе замечается и наказывается. На овладение
системой норм уходит значительная часть жизни и сил большинства людей.
  Хотя система норм поведения имеет тенденцию к полному охвату поведения
членов человейника, практически это не достигается никогда. Остаются
ненормированные поступки. В человейнике происходят изменения, в результате
которых люди начинают совершать поступки, еще не охваченные нормами. Люди
нарушают установленные нормы. Многие нормы таковы, что допускают диапазон,
в рамках которого возможен выбор, допускают различные истолкования и
исключения. Наконец, вводятся нормы, предоставляющие людям какую-то
свободу поведения. Таким образом, в человейнике складывается какая-то
часть ненормированного поведения его членов.
  Между множествами нормированных и ненормированных поступков имеют
место определенные соотношения. Если первое множество является
малочисленным, из этого не следует, что второе многочисленно. В
примитивных человейниках, например, норм было сравнительно мало, но это не
означает, будто люди были свободны в поведении. В современных западных
странах множество нормированных поступков огромно, но и множество
ненормированных поступков тоже велико. Для точных измерений
необходимо исходить из множества потенциальных поступков данного
человеческого материала и выяснять, как оно разделяется на нормированные и
ненормированные. Это надо сделать для разных категорий людей и поступков.
И лишь на этой основе вычислять степень и характер нормированности
человейника. По моим наблюдениям, степень нормированности человейника
(степень закрепощения) имеет тенденцию возрастать, а степень
ненормированности (свободы) снижаться. Замечу кстати, что гражданская
демократия (демократические свободы) возникает не просто из чьих-то
желаний облагодетельствовать людей, а как защитная реакция от нормативного
тоталитаризма.
  Нормы поведения могут функционировать только при том условии, что
существуют достаточно эффективные средства принуждения людей к их
соблюдению и наказания за их нарушения. В противном случае они становятся
фиктивными.


  МЕНТАЛИТЕТНЫЙ АСПЕКТ

  Третий аспект человейника охватывает все то, -что касается сознания
(менталитета, психики) его членов. В него включается формирование сознания
у новых поколений дюдей, поддержание состояния сознания взрослых, какое
требуется условиями и интересами самосохранения человейника, снабжение
людей "пищей" для сознания ("духовной пищей"), выработка и поддержание
правил поведения, необходимых для выполнения упомянутых задач,
манипулирование людьми путем воздействия на их сознание.
  Сознание людей есть результат коллективного творчества. Это - их
искусственное изобретение, не передаваемое новым поколениям посредством
биологической наследственности и не сохраняющееся само собой. Для этого
нужны искусственные средства, и они вырабатываются в менталитетном
аспекте. В нем люди сами воспроизводятся в качестве социальных объектов,
т.е. обладающих сознанием искусственных существ.
  Сознание людей как членов человейников включает в себя определенное
понимание окружающего мира, самих себя и вообще всего того, что важно для
ориента-
ции людей в мире. Оно включает в себя субъективное отношение людей к тому,
что встречается в их жизненном опыте, - систему оценок и ценностей. Оно
стандартизируется определенным образом. Члены человейника не только
выглядят сходными телесно, но и являются сходными "духовно"
(менталитетно). Причем менталитетное сходство является гораздо большим,
чем телесное, ибо тут сходство создается искусственно, преднамеренно и по
определенным образцам. И в наше время кажущегося менталитетного
разнообразия индивидов в основе их менталитета можно обнаружить
поразительное однообразие.
  В рамках менталитетного аспекта возникали и развивались верования,
культы, религии, философия, наука, искусство. В современных человейниках
этот аспект достиг масштабов двух других основных аспектов.


  ОСНОВНЫЕ УРОВНИ ЧЕЛОВЕЙНИКА

  Человейник возникает, организуется, живет и эволюционирует
одновременно на трех уровнях - на микро-, макро- и суперуровне. Объекты
первого суть отдельно взятые люди и их объединения в частичные группы. В
современных человейниках эти группы суть общеизвестные фабрики, заводы,
конторы, магазины, больницы, школы, банки, университеты, аэропорты,
театры, издательства, родственные группы, молодежные компании,
любительские общества, спортивные команды, клубы, криминальные банды,
религиозные общины, воинские части и т.д. Объекты второго уровня суть
объединения объектов первого уровня, сфера деятельности которых -
человейник в целом. Это - органы власти и управления, полиция, армия,
церковь, суды, организация хозяйства, культура и т.д. Они выполняют в
человейнике различные функции и совместно обеспечивают его
жизнедеятельность как единого целого. На суперуровне происходит
структурирование членов человейника вне объектов первых двух уровней, но
на их основе.
  Взаимоотношения между уровнями варьируются в зависимости от условий,
многосторонни и изменчивы. Возможно доминирование какого-то из них над
другими. Но при всех обстоятельствах имеет силу как тенденция
к установлению взаимного соответствия (адекватности) уровней, так и
тенденция к его нарушению. Роль различных уровней в организации
человейников различна в различных человейниках и меняется со временем в
тех же самых человейниках. Но имеет силу тенденция к некоторому
устойчивому соотношению.


  МИКРОУРОВЕНЬ

  Минимальная социальная группа обладает такими признаками. Она состоит
по крайней мере из двух человек. Эти люди более или менее регулярно (в
течение длительного времени) делают какое-то дело как единое целое. Один
из членов группы выполняет функции управляющего органа - принимает
решения, отдает приказания, управляет членами группы при выполнении дела.
Руководитель группы выполняет свои функции исключительно путем
непосредственных личных контактов. Он должен лично контролировать
поведение членов группы при исполнении дела. Минимальное число членов
группы определяется потребностями дела группы, максимальное - возможностью
руководителя группы контролировать подчиненных лично.
  Сложные группы образуются так. Простейший случай - разделение группы
на две и подчинение одной из них другой, в результате чего сохраняется
единство и возникает более сложная группа. Тот же эффект получается, когда
две группы объединяются в одну путем подчинения одной из них другой. Более
сложный случай - объединение людей, имеющее управляющий орган, внутренне
дифференцируется на два или более объединения с сохранением исходного
объединения и с образованием в каждой из частей управляющих органов. Тот
же эффект получается, если два или более объединения сливаются в одно с
сохранением своих руководящих органов и с образованием общего руководящего
органа.
  Всякое достаточно большое число людей, вынужденное жить как единое
целое длительное время, разделяется на множество групп, между которыми
устанавливаются отношения субординации (начальствования и подчинения),
координации, соответствия и т.д. Эти отношения
устанавливаются как отношения управляющих органов групп, в конечном счете
- людей. Складывается иерархия этих отношений.
  В отношениях между людьми и их группами в самих основах
структурирования имеют силу объективные социальные законы. Приведу
некоторые из них для примера. Группа стремится сделать каждого своего
члена (индивида) максимально зависимым от нее. И она имеет для этого
средства. От нее зависит успех индивида по работе, жизненные блага,
награды и наказания. Индивид же, со своей стороны, стремится по
возможности стать независимым от группы, приобрести привилегии, поддержку
и источники дохода вне группы, использовать группу в своих интересах.
Положение начальника считается лучшим, чем положение подчиненных. Труд
начальника имеет более высокий статус и оплачивается лучше, чем труд
подчиненных. Начальник стремится к максимальному подчинению нижестоящих, а
последние - к максимально возможной независимости от начальства.
Начальство стремится свести к минимуму риск и ответственность.
  Уже на микроуровне неизбежно разделение людей на начальников и
подчиненных, на имеющих власть и подвластных, а также на различные
категории людей в группах. Это служит самой глубокой основой неравенства в
распределении социальных позиций и жизненных благ. Развитие человейника
есть усложнение системы различий людей и их неравенства в различных
аспектах. И от этого люди не в состоянии избавиться, пока они образуют
человейники.
  Человейники в основе своей имеют клеточную структуру. Минимальный
случай - одноклеточный человейник. Надо думать, что он был историческим
предшественником многоклеточных человейников. Тут отношение подобно
отношению между одноклеточными и многоклеточными организмами. Эволюция
человейников по этой линии есть одно из измерений социальной эволюции.
  Понятие клеточки является соотносительным с понятием целого. Клеточка
есть часть целого. Но не любая, а в каких-то определенных отношениях или с
точки зрения определенных признаков целого. Она есть минимальная часть
целого в этих, и только в этих отношениях.
  Клеточки достаточно больших и развитых человейников разделяются на
такие, которые являются минимальными частями человейника в целом,
обладающими основными свойствами человейника в целом, и такие, которые
являются минимальными частями какого-то подразделения человейника,
обладающими основными свойствами этого подразделения. Например, к числу
первых может принадлежать административный район страны, к числу вторых -
промышленное предприятие. Первые будем называть коммунальными, вторые -
деловыми.
  Клеточки могут состоять из родственников, в частности - это может быть
семья. Но тут клеточка образуется не потому, что есть семья, а, наоборот,
семья в определенных условиях становится клеточкой. Такое встречается даже
в современных странах, а не только было в феодальном прошлом. Клеточки
могут быть образованы и из чужих друг другу людей, что есть обычное
явление в современных человейниках. Клеточки могут быть исключительно
деловыми, как в западных странах. Но могут одновременно выполнять и другие
функции, например - воспитания членов клеточек, организации их быта и
отдыха, как это имело место в Советском Союзе.
  Особо следует выделить деловые клеточки, благодаря которым и в которых
большинство работоспособных членов человейника добывает средства
существования для себя и членов своих семей, добивается успеха, делает
карьеру, приобретает и повышает квалификацию, удовлетворяет потребность в
деятельности и в общении с другими людьми. Положение членов таких клеточек
в человейнике определяется прежде всего их положением в их клеточках. В
современных человейниках это - предприятия и учреждения, благодаря которым
человейник может существовать (заводы, учебные заведения, магазины,
больницы, органы власти и т.д.).
  Клеточки объединяются в многоклеточные образования. Простейший случай
- сосуществование внутренне независимых друг от друга клеточек. Их
совместность определяется внешними для них факторами. Более сложный случай
- обмен и заимствования, сначала спорадически, затем - регулярно. Подругой
линии - совместная деятельность, разделение функций, постоянная потреб-
ность друг в друге. Сложные клеточки различаются по степени сложности.
Усложнение идет по линии усложнения клеточек, образующих управляемое тело,
и управляющего органа. Последний сам может быть клеточкой, причем тоже
сложной. Усложнение идет во многих измерениях. Образуется иерархия
клеточек в плане вхождения одних в структуру других, а также в плане их
субординации как управляющих и управляемых. Все возможные тут варианты
логически вычислимы. Все реализующиеся варианты суть члены множества этих
логически вычислимых вариантов.


  МАКРОУРОВЕНЬ

  На макроуровне различаются сферы, охватывающие человейник в целом. Они
состоят из клеточек, но выполняют определенные функции в интересах
человейника именно как целого. Основные сферы суть следующие: 1) власти и
управления; 2) хозяйства; 3) менталитета. Они возникают в результате
разрастания и дифференциации рассмотренных выше аспектов - коммунального,
делового и менталитетного. Их возникновение и является структурным
воплощением этой дифференциации: особой функцией какой-то части членов
человейника становится деятельность в определенном аспекте. Условием
образования человейника является возникновение управляющего органа -
власти и управления человейником как единым целым. Это означает, что
постоянной функцией некоторой части членов человейника становится функция
управляющего органа, - сознания и воли человейника. Сам факт образования
такого органа означает, что прочие члены человейника становятся частицами
его управляемого тела. Поскольку власть сама не производит ничего, то
основной функцией подвластного тела человейника становится обеспечение
себя и людей, занятых во власти, средствами существования, - функция
хозяйства. Одновременно с органом управления происходит формирование
органов защиты от внешних нападений и органов внутреннего порядка
человейника. Они в свою очередь вносят свою долю в разделение членов
человейника по линии разделения функций. В другом разрезе происходит
разделения власти над телами и
над "душами" людей и образования органов второй. Происходит также
разделение дела по добыванию и производству средств существования для тела
людей и дела по формированию самих людей и снабжению их "духовной" пищей.
Как суммарный эффект и возникают рассматриваемые основные сферы.


  ВЛАСТЬ

  Слово "власть" неоднозначно. Говорят о власти людей над вещами и
силами природы. Говорят о власти вещей, сил природы и обстоятельств над
людьми. Я буду говорить о власти исключительно как о социальном явлении.
Поясню, что именно я имею в виду.
  Буду называть социальными субъектами отдельно взятых людей как
существа, обладающие волей и сознанием, и объединения людей, в которых
какие-то их члены выполняют функции воли и сознания в отношении
объединений в целом. Будем говорить, что один социальный субъект имеет
власть над другим, если, и только если первый может в каких-то отношениях
распоряжаться вторым по своей воле. Первый будем называть носителем власти
(властителем), второй - объектом власти (подвластным).
  Власть может быть частичной и кратковременной. Но может быть и
многосторонней и постоянной, пожизненной. В этих пределах колеблется
степень власти и подвластности. Предел власти - когда властитель
распоряжается всеми важнейшими аспектами жизни подвластного субъекта,
включая его биологическую жизнь. В человейниках складываются сети и
иерархия власти, так что одни и те же люди оказываются в положении
властителей по отношению к одним и в положении подвластных по отношению к
другим людям. Отношение власти и подвластности есть одно из самых
фундаментальных социальных отношений.
  Всякие властители стремятся к максимуму над подвластными и к
максимально возможному расширению множества подвластных. В этом смысле они
не имеют никаких ограничений в самих себе. Рассчитывать на какую-то их
"совесть", "доброту", "человечность", "разумность" и т.п. в этом их
стремлении нелепо, ибо это не со-
ответствует природе феномена власти. Властители имеют ограничения своим
стремлениям лишь вовне, а именно - в других властителях и в подвластных, в
сопротивлении последних амбициям властителей. С разрастанием множества
властителей в их среде происходят расколы, образуются враждующие и
конкурирующие группировки. И функцию упомянутого сопротивления присваивают
себе представители множества властителей, которые вовлекают подвластных в
сопротивление по мере надобности и возможности. Подвластные стремятся к
минимуму подвластности. Иногда они восстают и выходят из-под контроля
властителей. Добровольность подвластности имеет место лишь тогда, когда
она в какой-то мере выгодна подвластным.
  Люди и целые народы различаются по степени властности (по способности
властвовать над другими). Встречаются выдающиеся индивиды и народы с этой
точки зрения, как и во всякой другой способности. Но для удовлетворения
потребностей человейников и человечества во властителях средних
способностей властвовать более чем достаточно. Как показывает опыт, из
безвольных "тряпок" получаются порою более "железные" и "твердокаменные"
властители, чем из волевых. И все же высокая степень властности повышает
возможности ее обладателей в борьбе за существование.
  В силу закона экзистенциального эгоизма люди стремятся к власти прежде
всего для самих себя и во вторую очередь для подвластных. Дело обстоит не
так, будто некие благородные, бескорыстные и самоотверженные личности
жертвуют собою для блага подвластных. Конечно, такие личности встречаются
как исключение и уклонение от нормы. Множество нормально-средних
властителей образуют люди, живущие за счет функции власти и использующие
эту функцию в своих корыстных целях.


  СФЕРА ВЛАСТИ ЧЕЛОВЕЙНИКА

  Отношения власти и подвластности охватывают всех членов человейника во
всех измерениях их жизни. Из этих отношений я выделяю особую макросферу
человейника, исполняющую функцию власти в отношении человейника как
целого. Иметь на этот счет ясность с
самого начала очень важно, поскольку из-за отсутствия ее возникают весьма
серьезные теоретические проблемы. Например, больше люди в некотором
человеческом объединении могут иметь власть в рассмотренном выше смысле
над представителями государственной власти этого объединения, не будучи в
числе этих представителей. Жена может иметь власть над мужем, который
является президентом страны, но из этого не следует, будто она - высшая
власть в стране. В дальнейшем я буду говорить о сфере власти человейника.
  Власть есть многосторонний феномен. Она характеризуется наличием у
социального субъекта как носителя (обладателя) власти таких признаков: 1)
осознание своего положения в отношении подвластных субъектов; 2) осознание
того, что он может и хочет требовать от подвластных, способность
сформулировать свое желание в знаках (в языке); 3) сообщение своей воли
подвластным (приказание); 4) способность и средства принудить подвластных
к исполнению приказания; 5) контроль за исполнением приказания. В
простейших случаях и в исторически исходных формах человеческих
объединений все эти стороны слиты воедино. С увеличением и усложнением
объединений происходит разделение сторон целого в виде функций различных
людей и их объединений, совместно выполняющих функции власти. Все то, что
мы можем наблюдать во власти современных человейников, так или иначе может
быть представлено как развитие, исходящее из рассмотренного зародыша. Это
- не собирание каких-то разрозненных явлений в целое, а именно развитие
путем дифференциации сторон целого и обособления их в виде функций частей.
Конечно, при этом могут иметь место внешние влияния и объединения разных
явлений. Но при всех обстоятельствах внешнее влияние должно
ассимилироваться, а объединившиеся явления должны установить такие
отношения, какие установились бы в случае дифференциации единого. Другими
словами, упомянутые стороны власти не существуют изолированно друг от
друга. И даже когда они разделяются и воплощаются в различных субъектах,
они остаются сторонами (функциями, свойствами) целостного феномена власти.
  С развитием человейника сфера власти разрастается и превращается в
систему определенного типа. Этот тип зависит от многих факторов, в их
числе - от размеров
человейника и от характера человеческого материала. Например, требуется
некоторый минимальный размер человейника (число людей), чтобы власть
приобрела форму демократии. И выше некоторого максимума величины
человейника власть не может возникнуть или сохраниться достаточно долго
как демократия. Аналогично есть зависимость типа власти от размеров
территории, от климатических условий, от способности народа к
самоорганизации, от окружения. Тип власти зависит, разумеется, и от
степени сложности человейника, от культуры и идеологии. Но свести тип
власти к какому-то одному фактору ошибочно.
  Сфера власти есть управляющий орган человейника. Она включает в себя
выработку приказания (решения) по содержанию (т.е. по языковому выражению)
и сам акт отдачи приказания, выражение воли власти заметным для
подвластных способом и принуждение подвластных к исполнению этой воли,
отдачу приказания и контроль за его исполнением. По мере усложнения
человеческих объединений и самих органов власти происходит разделение
функций власти во всех упомянутых измерениях. Приказание может быть таким,
что для его исполнения требуется множество людей, множество действий,
распределение обязанностей, порядок действий, качество исполнения. Все это
становится функцией управления. Когда такое отношение между имеющими
власть и подвластными становится регулярным, происходит разделение функции
выработки и отдачи приказаний, с одной стороны, и функции управления
процессами исполнения приказаний. Вторая обособляется в качестве особого
компонента сложного феномена власти.
  За приказывающей частью власти сохраняются какие-то функции управления
- она управляет управляющей частью. Управляющая часть наделяется
некоторыми функциями приказаний - она доводит приказания приказывающей
части до исполнителей и вносит в них свою долю (детализация с учетом
обстоятельств, свойств исполнителей и т.д.). Это раздвоение власти -
типичный пример диалектического раздвоения единого с сохранением его
целостности. В реальности такое раздвоение происходит во многих измерениях
и на разных уровнях. Складывается многомерная сеть и иерархия таких
отношений. Лежащее в глубине процесса раздвоение скры-
вается, запутывается, измельчается. Одновременно происходит разделение
функций власти и в других измерениях.


  УПРАВЛЕНИЕ

  Полностью неуправляемых социальных объектов не существует согласно
самому определению понятий. Есть лишь разные формы и степени управления и
управляемости. Полностью неуправляемый социальный объект просто отмирает в
качестве объекта социального. Когда говорят о каких-то социальных объектах
как о неуправляемых, неявно предполагают их неуправляемость определенными
органами и формами управления или низкую степень управляемости.
  Управляющему органу принадлежат право и обязанность выработки и
принятия решения относительно деятельности управляемого тела, приведения
решения в исполнение, контроля за его исполнением, поддержания
соответствующего порядка, необходимого для этой деятельности, поощрения
одних граждан и наказания других. Эти право и обязанность могут быть
захвачены или навязаны силой, получены по традиции, установлены путем
соглашений или законодательным путем.
  Имеются определенные корреляции между управляющим органом и
управляемым телом, нарушение которых делает социальную группу менее
жизнеспособным. Тут опасно как чрезмерное разрастание управляющего органа,
так и его недостаточность для управления чрезмерно разросшимся и
усложнившимся управляемым телом. История животного мира и человечества
дает бесчисленные примеры на этот счет.
  Управление есть деятельность управляющих органов. Тут имеются
определенные правила, следование которым приносит желаемый успех, а
несоблюдение которых приносит нежелаемую неудачу. Опять-таки целостной и
детально разработанной теории таких правил не существует. В последнее
время в связи с ростом роли управления в западной экономике тема
управления стала предметом внимания специалистов. Но обсуждение этой темы
проходит в основном в узких рамках экономики и политики. Кроме того,
разработке общей тео-
рии управления мешает идеологическое лицемерие. Тут признание такого рода
идей, какое можно видеть у Макиавелли, считается аморальным, а опыт
гитлеровской Германии и коммунистической России считается преступным. А
между тем правила управления не могут быть частью правил этики и права.
Масса людей готовится специально для дела управления. Они изучают
множество всяких наук. Но о правилах управления, как таковых, они узнают
косвенно или как о чем-то весьма банальном (вроде улыбок, поклонов и
галстуков), а главным образом познают их на опыте.
  Надо различать управление делом, в которое вовлечено определенное
множество людей, и управление людьми независимо от конкретного дела, раз
эти люди по каким-то причинам собраны вместе. Управление конкретным делом
всегда есть управление людьми, занятыми этим делом, а управление
конкретным объединением людей есть так или иначе и управление делом,
которое свело этих людей вместе, хотя это дело и может заключаться лишь в
том, чтобы жить вместе. Доминирование того или иного аспекта (дело и
совместность) порождает различные типы управления - деловое и коммунальное
(или порядковое). Первое подчиняется общим законам дела, второе - законам
коммунальности. Но каждое содержит в себе в ослабленном виде свойства
другого.
  Надо, далее, различать два аспекта во взаимоотношениях управляющего
органа и управляемого тела: 1) первый приспосабливается ко второму; 2)
второе приспосабливается к первому. Постепенно устанавливается
относительное их равновесие, но с доминированием одного из них в
зависимости от характера общественного организма. Доминирование первого
аспекта дает приспособленческий тип управления, а доминирование второго -
волюнтаристский.
  Надо, далее, различать взаимоотношения между различными управляющими
органами в одном и том же социальном пространстве, например -
взаимоотношения между внутриклеточным управлением и управлением всею
совокупностью клеточек. Тут опять-таки возможны различные варианты. Отмечу
два из них как основные. Первый из них - управляющие органы и принципы
управления однотипны, между ними доминирует отношение субординации. Назову
этот тип го-
могенным. Второй из них - управляющие органы и принципы их деятельности
разнотипны, между ними доминирует отношение координации. Назову его
гетерогенным. Возможны и другие варианты, включая комбинации этих двух, а
также комбинации из трех и более слоев управления.
  Различаются также непосредственное и опосредованное управление. Во
втором между управляющим органом и управляемым объектом имеется посредник,
не входящий в структуру управления. Имеется малоступенчатое (в частности -
одноступенчатое) и многоступенчатое (иерархизированное) управление,
централизованное и децентрализованное, единоначальное и коллегиальное.
  Надо, наконец, различать командный и регулировочный аспекты
управления. Доминирование одного из них дает соответственно командный и
регулировочный тип управления. В случае первого управление осуществляется
путем приказов (указов, директив, инструкций), отдаваемых руководящим
органом нижестоящим инстанциям руководства или управляемым объектам. В
случае второго упор делается на систему правил, за соблюдением которых
следит руководящий орган. В реальности управления большим человейником
включает в себя огромное число актов, способов, учреждений и аспектов
управления. Все они сплетаются в сложную и многостороннюю систему
управления, которая характеризуется не одним каким-то бросающимся в глаза
и раздутым в идеологии и пропаганде признаком, а многими признаками,
которые не всегда гармонируют друг с другом, а порою даже вступают в
конфликты и порождают противоположно направленные следствия. Тем не менее
каждый тип человейника создает свою систему управления, в которой
доминируют вполне определенные явления, позволяющие говорить о типе этой
системы. Так, для некоторых человейников характерна порядковая,
волюнтаристская, гомогенная, централизованная, командная, прямая,
многоступенчатая система управления, а для других - деловая,
приспособленческая, гетерогенная, опосредованная, регулировочная система.
  Каждая система имеет свои принципы функционирования. Вот для примера
некоторые принципы первого из упомянутых видов управления. Максимальный
контроль за всеми аспектами жизни общества и отдельных граж-
дан. По возможности не допускать то, что не может контролироваться. Если
этого невозможно избежать, то допускать это в той мере, в какой это не
угрожает общей установке на максимальное контролирование. По возможности
ограничивать число управляемых объектов, сводить к минимуму число "точек"
и акций управления. Не допускать конфликтов между частями целого. В случае
возникновения таковых отдавать предпочтение интересам управляемости. Не
допускать непредвиденного.
  А вот для примера некоторые принципы другого вида управления.
Контролировать только такие "точки" управляемого тела, контроль над
которыми дает возможность контролировать все тело. Сводить число таких
точек к минимуму. Если контролируемое тело нормально выполняет свои
жизненные функции, не надо мешать ему избыточным контролем. Не мешать
неуправляемым явлениям, если они не вредят делу. При всех конфликтных
ситуациях отдавать предпочтение интересам дела.
  Управление как особый вид деятельности имеет свои законы. Управляющий
должен иметь достаточные знания об управляемом объекте, информацию об его
состоянии, об исполнении своих приказаний. Должен давать приказания,
соответствующие объекту и его состоянию. Его приказания должны быть ясны
управляемым, должны быть однозначны. Он должен настаивать на исполнении
приказаний, наказывать управляемых за их плохое исполнение или
неисполнение. Управляемые должны понимать, что от них требуется,
признавать авторитет управляющего и т.д. Все это общеизвестно как азбука
управления. Но в реальности эти азбучные правила постоянно нарушаются, что
сказывается в состоянии управляемого объекта и дела.
  Всякое управление предполагает потоки информации. Естественно,
прогресс информационной техники породил колоссальный энтузиазм в отношении
прогресса всей системы управления. Считается, что новая информационная
система, основанная на использовании современной информационной техники,
доставляет информацию ответственным лицам (управляющим) полнее, точнее и
быстрее, чем старая система личных докладов сотрудников своим начальникам.
Кроме того, в старой системе один начальник может иметь не более шести
подчиненных,
которые докладывают ему. В новой же системе это число в принципе не
ограничено, вернее - оно ограничено лишь качествами подчиненных, обязанных
докладывать непосредственно одному начальнику.
  Абстрактно рассуждая, все это так. Но в реальности вступают в силу
факторы, несколько отрезвляющие энтузиастов управления без иерархической
системы начальствования и подчинения. Прежде всего, возможности
управляющего в смысле овладения получаемой информацией ограничены.
Информацию-то ему может передавать любое число людей, да вот сколько
информации может переварить он сам?! Способны ли информационные машины
обрабатывать поток информации так, как это делают на различных уровнях
информационной иерархии люди, знающие положение дел и имеющие опыт отбора
и оценки информации? Абстрактно такие машины можно вообразить, обучив их
критериям отбора. Но такие критерии должны быть постоянными. А в
изменчивой и разнообразной реальности все равно нужны люди, которые
учитывают перемены и вводят новые критерии в машины. Так что на место
людей без машин приходят лишь люди с машинами.
  Относительны и прочие достоинства новой системы. Полнота и скорость
движения информации являются тут избыточными, а точность ее нисколько не
увеличивается за счет машин. К тому же никакая техника не может заменить
волевой и оценочный аспект целиком. Тут так или иначе решают люди.
  Надо различать цели и интересы людей, вовлеченных в ситуацию
управления (управляющих и управляемых), и средства управления. Основные
средства суть физическое насилие, манипулирование сознанием людей и
распоряжение жизненными благами.


  ПОРЯДОК

  Жизнь человейника - множество поступков (действий) его членов. Это
множество должно быть как-то упорядочено, чтобы человейник мог жить как
единое целое, т.е. должен быть установлен и поддерживаться определенный
порядок. Члены человейника должны быть как-то защищены друг от друга.
  Порядок может создаваться и поддерживаться сам собой, если существа,
образующие объединение, биологически обречены на строго определенную форму
поведения, которую они не в силах нарушить. Но люди обладают широким
диапазоном поведения от природы и возможностями свободного поведения. В их
социальной жизни имеет место большое число ситуаций, биологически
непредусмотренных. Так что проблема порядка человейника оказывается
первостепенной важности. Для выработки и сохранения порядка необходимо
определенное постоянно действующее насилие, ибо сам собой порядок тут не
может возникнуть и сохраняться. Эту функцию выполняют все члены
человейника, обладающие какой-то долей власти над другими людьми. Но эта
их властность должна как-то упорядочиваться. В человейнике эту функцию
поддержания порядка берет на себя сфера власти и управления.
  Если группа людей небольшая и условия жизнедеятельности примитивны,
функцию порядка может выполнить один человек. По мере разрастания
человейника и усложнения поведения людей происходит разрастание и
усложнение самих органов порядка. Происходит это по общим законам
социальной комбинаторики. Происходит сосредоточение функции насилия в
сфере власти, с одной стороны, и распределение ее по всем частям и
подразделениям человейника, с другой. Организация человейника с этой точки
зрения есть организация тотального насилия.


  ХОЗЯЙСТВО

  Хозяйством человейника я называю то, что члены человейника специально
создают искусственно (а не находят в готовом виде) и делают регулярно,
чтобы добывать и производить средства существования. В хозяйство входит
создание орудий труда и искусственных сооружений, разведение домашних
животных и выращивание культурных растений, строительство жилищ,
изготовление одежды и т.д. - создание материальной культуры, благодаря
которой человейник живет.
  В силу определения у животных нет хозяйства. У них есть зона, в
которой они добывают средства существова-
ния. И у людей охота, собирательство и грабеж сами по себе еще не
хозяйство. Для хозяйства, повторяю и подчеркиваю, нужно, чтобы люди
создавали специально искусственные предметы и делали это регулярно.
  На заре человечества почти все население человейника занималось
хозяйством. По мере увеличения человейников и роста производительности
труда стало расти число людей, которые сами непосредственно не занимались
в хозяйстве, а жили за счет того, что делали другие. Эти люди появились
прежде всего в сфере власти и в менталитетной сфере, а также как
обслуживающие других членов человейника, обладавших властью и богатством.
С другой стороны, часть членов человейника, способных содержать не только
себя, но и других, относительно сокращалась. Их постоянной функцией в
человейнике стало снабжение всего человейника средствами существования.
Они образовали особую сферу - хозяйственную. Так что образование сфер
власти и хозяйства суть результат единого процесса. Власть смогла
образовать особую сферу лишь при условии образования сферы хозяйства.
  Производительность хозяйственной сферы долгое время оставалась такой,
что основная масса членов даже сравнительно развитых человейников была
занята в сфере хозяйства. Казалось, будто это и есть основное дело
человейника. Положение коренным образом изменилось совсем недавно, главным
образом - уже в нашем веке, особенно заметно - во второй половине века.
Число людей, занятых в хозяйственной сфере, сократилось относительно числа
людей, занятых в других сферах (в системе власти и управления, в культуре,
в науке, в сфере обслуживания и т.д.), настолько, что стало возможно
рассматривать сферу хозяйства как одну из многих, причем даже не как
главную. В современных наиболее развитых человейниках в хозяйственной
сфере занято даже менее 20 процентов работающих. Более того, теперь
определяющую роль в жизни таких человейников играет уже не хозяйственная
сфера, а другие. Такую эволюцию человейников не могли предвидеть во второй
половине XIX века и даже в начале XX века. Иначе марксистский
"исторический материализм" вряд ли имел бы такой колоссальный успех.
  Люди, занятые в сфере хозяйства, либо вынуждаются другими людьми или
обстоятельствами личной жизни
снабжать других членов человейника средствами существования, либо делают
это добровольно. В первом случае они должны сами иметь какие-то средства
существования, чтобы делать то, что от них требуют другие. Им дают
возможность жить, чтобы за их счет могли жить те, кто принуждает их к
деятельности в сфере хозяйства. Во втором случае они делают свое дело не
из любви к другим людям, а с целью иметь что-то для себя. Заботясь о себе,
они заботятся о других. И таким путем хозяйство выполняет свою
фундаментальную функцию в человейнике: обеспечение человейника
необходимыми для его существования материальными благами. Все последующее
усложнение и прогресс хозяйства есть развитие (развертывание, дробление,
детализация и т.д.) этой основной функции.
  Развитие функции хозяйства происходит во многих измерениях. Назову
некоторые из них. Можно различить первичный и вторичный уровни хозяйства.
Первичный уровень образует все то, благодаря чему члены человейника
добывают непосредственно из природы и других человейников и привносят в
свой человейник. На этом уровне средства существования поступают в
человейник. Вторичный уровень образует то, что члены человейника извлекают
из продуктов первичного уровня. Со временем происходит дифференциация на
обоих уровнях, так что образуется иерархия уровней.
  По другой линии можно различить добывание и производство самого
необходимого для жизни людей (для удовлетворения основных потребностей) и
добывание и производство сверх этого необходимого (для удовлетворения
производных потребностей). В других разрезах происходит дифференциация
подразделений хозяйства в зависимости от разнообразия потребностей
различных категорий членов человейника, от разнообразия создаваемых
предметов потребления и многих других факторов. Происходит также
усложнение хозяйства по линии дифференциации этапов производства,
производства различных компонентов продукции и т.д. Происходит, наконец,
разделение людей на выполняющих хозяйственные функции и выполняющих
функции власти и управления в сфере хозяйства, а также установление
иерархии вторых.
  Многие социальные мыслители (философы, социологи, историки) до сих пор
считают сферу хозяйства бази-
сом всякого человейника. Крайний случай такого подхода к человейникам -
марксистская концепция. Да и западная идеология упорно навязывает такой
взгляд всему человечеству, вовлекаемому в зону влияния Запада. Само собой
разумеется, человейник не может существовать без хозяйственной сферы. Но
ошибочно утверждать, будто способ организации и степень развитости этой
сферы определяет собою все прочие компоненты любых человейников. Одно дело
- роль хозяйства в существовании человейника, и другое дело - его роль в
организации того или иного человейника в целом. В истории человечества
возникали и возникают различные виды человейников и различными путями. И
далеко не всегда способ организации и состояние хозяйства определяли все
прочие явления человейника. Известны случаи в прошлом и в настоящем, когда
формирование человейника начиналось с образования системы власти и
последней приходилось создавать хозяйственный "базис". Причем создавать не
для того, чтобы стать "надстройкой" над ним, а чтобы использовать его в
своих интересах. Так произошло, например, в России после революции 1917
года.


  МЕНТАЛИТЕТНАЯ СФЕРА

  В примитивных человейниках менталитетный аспект был слит с другими.
Делом формирования сознания людей занимались почти все взрослые члены
человейника. Причем занимались они этим в процессе деловой и коммунальной
жизнедеятельности. Думаю, что в простейшем (как логически, так и
исторически) случае человек, воплощавший в себе управляющий орган
человейника, исполнял в недифференцированной форме функции власти и
управления не только телами, но и "душами" людей. Социальное управление
вообще есть управление путем воздействия на сознание людей, а сознание еще
не отпочковалось от телесной деятельности в качестве деятельности особого
рода. Лишь со временем произошло отпочкование функции "заведования"
менталитетом людей в виде функции особых людей.
  По мере эволюции человейников происходило разрастание сознания людей,
усиление его роли, увеличение числа действий, специфически связанных с
сознанием,
росла роль познавательного аспекта сознания. Стали появляться люди и
организации людей, особой функцией которых становилась деятельность в этом
аспекте, изобретались особые средства для этого. Происходила
дифференциация различных функций процесса обработки людей, складывались
особые ритуалы, обряды. Поскольку это невозможно закрепить биологически,
менталитетный аспект должен функционировать постоянно как своего рода
замена механизма биологической наследственности, - как механизм социальной
наследственности (преемственности). Для этой цели в человейнике стала
складываться особая менталитетная сфера.
  Менталитетную сферу образует часть членов человейника, специфической
функцией которых является работа над менталитетом прочих членов
человейника. Делом, сходным со специфическим делом менталитетной сферы,
занимаются и другие люди, группы, организации. Но они не входят в
менталитетную сферу в качестве ее частей. Над человеческим менталитетом в
конкретных человейниках работают и другие сферы. Но это не есть их
специфическое дело. Менталитетная сфера вмешивается в деятельность других
сфер. Но это - не ее специфическое дело.
  Менталитетная сфера человейника есть постоянно действующий компонент
социальной организации. Люди, занятые в ней, профессионально занимаются
менталитетом членов человейника и живут за счет этой деятельности. Они
признаны в человейнике в этой роли, не преследуются, а, наоборот,
почитаются, имеют авторитет и влияние на людей. Люди и группы людей,
занятые в менталитетном аспекте (в аспекте, а не сфере!) и живущие за счет
своей деятельности в этом аспекте, но не признанные или даже преследуемые
в этом их качестве, в менталитетную сферу не входят.
  Задача менталитетной сферы заключается, прежде всего, в том, чтобы
выработать сознание человейника как целого, сохранять его, разрабатывать и
приспосабливать к меняющимся условиям жизни людей. Сознание человейника
как целого не есть сумма и обобщение сознаний отдельных его членов как по
содержанию, так и с точки зрения формы (аппарата). Это - историческое
изобретение человейника в множестве поколений. Задача менталитетной сферы,
во-вторых, заключается в том, чтобы навязывать это сознание членам
человейника, стандар-
тизировать их сознание, сделать их индивидуальное сознание воплощением
сознания человейника как целого. И третья основная задача менталитетной
сферы - управлять поведением людей путем формирования в них стандартного
сознания и воздействия на него. В целом - задача менталитетной сферы -
сделать людей способными жить в их человейнике и сохранять его своей
жизнедеятельностью как единое целое, а также сделать людей лучше
управляемыми и манипулируемыми.
  Обработка человеческого сознания есть обучение людей способности
оперировать знаками, заполнение памяти определенным образом изготовленными
и отобранными знаками, тренировка мозга на определенные операции со
знаками, стандартизация мозговой деятельности людей, снабжение людей
стандартной "духовной" пищей, тренировка на стандартное знаковое
(символическое) поведение, создание символического мира с помощью знаков
реального мира, погружение людей в вымышленный символический мир, выпуская
их из него в мир реальный лишь в той мере, в какой это требуется
интересами самосохранения.
  Специфическими средствами выполнения этой задачи являются совокупности
идей, особого рода учения. Менталитетная сфера должна изобретать их,
хранить, пополнять, исправлять и т.д. Но делать это не ради их самих -
сами по себе они ценности не имеют, - а чтобы вбивать их в головы прочих
членов человейника. Идеи сами по себе в головы людей не поселяются и тем
более не уживаются там долго. Для этого нужен определенный механизм, и он
создается в менталитетной сфере. Это - особые люди и их объединения,
заботящиеся о том, чтобы рассматриваемые идеи (учения) доводились до
сознания всех членов человейника, организующие особые ритуалы для этого,
тренирующие людей на определенное поведение в соответствии с идеями.
  Менталитетная сфера в своей эволюции прошла путь от одного или
нескольких людей до грандиозных организаций из десятков и сотен тысяч
человек, от примитивной совокупности знаков и знаковых операций до
сложнейших знаковых систем и операций, требующих длительного
профессионального обучения. В исходном пункте функции хранителя жизненного
опыта и познания, воспитателя, учителя и контролера поведения чле-
нов человейника образовывали единый, недифференцированный комплекс и были
сосредоточены в ведении одного или нескольких членов человейника,
олицетворявших его интеллект. По мере разрастания, усложнения и обогащения
менталитетного аспекта происходило отпочкование ряда функций менталитетной
сферы в виде функций других сфер - науки, культуры, права, норм морали,
этикета и т.п. В итоге за менталитетной сферой осталось то, что было
главным в исходном пункте, а именно - обработка и стандартизация сознания
членов человейника и манипулирование ими путем воздействия на их сознание.
Только теперь - на более высоком уровне развития сознания. В отношении
менталитетного аспекта в целом эта сфера взяла на себя роль его
организующего ядра и контролера.
  Функции менталитетной сферы более конкретно можно классифицировать
так: 1) разработка, хранение и вбивание в головы людей определенного
мировоззрения и определенной системы ценностей (оценок); 2) вовлечение
людей в определенные действия, касающиеся их сознания, принуждение к этим
действиям; 3) контроль за мыслями и чувствами людей и организация их на
такой контроль в отношении друг друга. Мировоззрение человейника образует
совокупность взглядов (представлений) на все то, что так или иначе входит
в круг интересов членов человейника, - на окружающий мир, на свой
человейник, на человека и т.д. Система ценностей определяет эмоциональное
отношение людей к окружающим явлениям и к поступкам людей. Действия,
упомянутые в пункте 2, являются средством обработки сознания и поддержания
его в должном состоянии. Таковы, например, религиозные обряды, ритуалы,
собрания. Контроль за мыслями и чувствами людей не менее важен для
человейника, чем контроль за телесным поведением. Порою он достигает
чудовищной силы. Он опирается на систему телесных наказаний. Он не есть
всего лишь результат злого умысла плохих людей. Он есть необходимое
средство самоорганизации и самосохранения человейника. Он превращается в
зло, когда превышает меру и становится неадекватным условиям и требованиям
самосохранения человейника.
  Надо различать менталитет отдельно взятых людей (скажем,
индивидуальное сознание) и менталитет чело-
вейника как целого. Между ними нет полного совпадения. Второй, как уже
было сказано, не есть сумма и обобщение первых. Не все, что можно
обнаружить в сознании одного человека, можно обнаружить и в сознании
другого. Не все, что верно в отношении менталитета человейника, верно в
отношении каждого члена человейника. Менталитетная сфера концентрирует в
себе "вещество" сознания и распределяет его по членам человейника так, что
каждому достается какой-то "кусочек" в зависимости от его положения в
человейнике и индивидуальных обстоятельств. Тут, как и во всем прочем, нет
абсолютного равенства.
  Состояние менталитета отдельно взятых людей и человейника в целом
складывается под воздействием многих факторов, а не только менталитетной
сферы. В число этих факторов входят личный жизненный опыт человека и
размышления над ним, общение с другими людьми, обучение и образование,
внешние влияния и т.п. Задача менталитетной сферы - контролировать и
регулировать эти прочие влияния, ограничивать или вообще исключать их.
Насколько это удается практически, это характеризует степень эффективности
менталитетной сферы.
  Менталитетная сфера, с одной стороны, отражает прирожденные
способности людей и приспосабливается к тому, как менталитет людей
складывается стихийно, независимо от нее (семья, окружение, личный опыт).
С другой стороны, она разрастается и приобретает свои средства воздействия
на людей, сама стремится приспосабливать менталитет людей применительно к
своим средствам и потребностям. При этом она сама все более подвергается
действию законов коммунального и делового аспектов. В современных
человейниках она достигла в этом отношении таких масштабов и такой мощи,
что стала формировать менталитет людей, не считаясь с природными
возможностями их.


  СУПЕРУРОВЕНЬ ЧЕЛОВЕЙНИКА

  Суперуровень человейника образует структурирование его вне компонентов
социальной организации микроуровня и макроуровня, но на основе их и в
зависимости от них. Для образования этого уровня в качестве значи-
тельного элемента в структуре человейника, достаточно четко отличающегося
от микроуровня и макроуровня и играющего качественно новую роль
сравнительно с ними, необходимо следующее условие: сравнительно большое
число членов человейника, имеющих возможность свободно перемещаться в
социальном пространстве человейника, вступать в разнообразные контакты по
своей воле и создавать более или менее устойчивые объединения во всем
пространстве человейника, отличные от локальных и родственных групп, какие
возникают на микроуровне. Суперуровень человейника в таком понимании есть
сравнительно новое явление в истории человечества. Мы его рассмотрим в
следующем разделе.


  РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ЖИЗНЕННЫХ БЛАГ

  Какими бы ни были намерения отдельных личностей, что бы люди ни
выдумывали насчет смысла и целей жизни, в основе человеческого бытия было,
есть и будет стремление приобретения жизненных благ. Эти блага, коротко
говоря, суть следующие. Родившись, вырасти и стать взрослым человеком,
способным жить в своем человейнике. Получить воспитание, образование и
профессиональное обучение, чтобы зарабатывать средства существования и
занять положение, отвечающее личному статусу. Иметь общение,
соответствующее самосознанию и потребностям в общении. Удовлетворять
культурные потребности (развлечение). Иметь медицинское обслуживание.
Иметь обеспечение по старости. Обеспечить свое потомство так, чтобы оно не
опускалось ниже достигнутого уровня и имело по крайней мере то же самое.
Все то, чего человечество достигло за всю свою историю, есть лишь механизм
добывания и распределения жизненных благ.
  Положение людей в принципе не является абсолютно надежным. Никаких
прирожденных и незыблемых гарантий на этот счет нет. О каких-то гарантиях
люди должны были позаботиться сами. И они в течение длительной эволюции
сделали одно из величайших открытий. Самыми надежными гарантиями обладания
жизненными благами (жизненного благополучия) являются следующие: 1)
накопление материальных богатств в
личном владении и способность удержать их за собой; 2) достижение как
можно более выгодного положения в человейнике и использование его для
приобретения наибольшей доли материальных благ, для накопления богатств и
силы удержать их в личном владении; 3) передать богатства детям.
  Эти законы экзистенциального эгоизма имеют силу в отношении всех
средненормальных людей. Исключения, конечно, бывают, но они не отменяют
эти законы.
  Человейник организуется так, что в нем с необходимостью возникает
различие социальных положений для различных его членов. Каждый из них
стремится использовать свое положение, чтобы иметь максимум благ. И
возможности их в этом отношении не равны. Это образует самую глубокую
основу неравенства в распределении жизненных благ. И никакое изобилие
жизненных благ не может избавить от этого, ибо всякое изобилие
относительно и в нем неизбежна иерархия уровней.
  Любой человейник сохраняет и сам порождает иерархию в распределении
жизненных благ, соответствующую социальной иерархии. Так что неравенство в
обладании благами есть изначальный закон человеческого бытия. И это
справедливо в социальном смысле: социально справедливо то, что
соответствует социальным законам человейника. Несправедливо то, что не
соответствует этим законам, не вытекает из них, выходит за их рамки,
противоречит им. На этот счет имеется своя мера, причем как верхняя, так и
нижняя. Стремление установить равенство в распределении, нарушающее нижнюю
границу меры неравенства, столь же ненормально, как и превышение верхней
границы.
  Социальная структура создает возможность неравенства в распределении
жизненных благ. Но возможность эта превращается в действительность в
ожесточенной борьбе между людьми, группами людей, народами, странами. Если
тут какая-то социальная справедливость достигается, то лишь на время,
через кризисы, катастрофы, через бесчисленные жизненные драмы и трагедии.
Люди, добившиеся в этой борьбе наивыгоднейшего положения, приобретают силы
и умение удерживать сложившееся положение даже тогда, когда система
распределения приходит в вопиющее несоответствие с реальной ситуацией в
человейнике. Именно это служит непосредственной
основой для умонастроений масс, толкающих их на восстания, революции,
войны и т.п.
  Возникнув однажды, неравенство в распределении жизненных благ само
становится опорой социальной организации, породившей ее круг замыкается.
Неравенство становится преемственным и устойчивым. Требуется длительное
время (порою века), чтобы накопились силы, способные разрушить сложившуюся
систему неравенства. Разрушить, чтобы создать новую, более адекватную
новой ситуации в человейнике
Распределение жизненных благ никогда не было стихийным, хаотичным. То,
что принято считать стихийным и хаотичным, есть явление сравнительно
позднее, частичное и относительное. В основе же всегда лежала и лежит
какая-то форма упорядоченности распределения. Это - одна из функций
власти. Власть охраняет сложившиеся правила распределения и вырабатывает
новые. В этом отношении распределение кусков туши убитого животного
вождями племени и распределение бюджета страны, исчисляемого миллиардами
долларов, суть явления однопорядковые. В человейнике складывается
определенная устойчивая система распределения, являющаяся необходимым
условием его самосохранения. Причем та часть человейника, которая имеет
лучшее положение с точки зрения распределения жизненных благ, силой
принуждает прочих членов сохранять эту систему. Эта сила состоит тоже из
членов человейника, получающих за свою службу долю благ.


  СОЦИАЛЬНАЯ БОРЬБА

  Все социальные объекты суть люди и их объединения. А люди суть живые
существа. Самым фундаментальным фактором, определяющим их поведение,
является стремление удовлетворить их жизненные потребности. Условия жизни
людей, потребности и условия их удовлетворения различны, порою -
противоположны. На пути у одних людей при этом стоят другие люди как
препятствия, причем препятствия активные, имеющие свои интересы и
стремящиеся удовлетворить их. Так что реальная жизнь человечества была,
есть и останется вечно борьбой между людьми, их объединениями, народами,
странами, группами стран. Какой бы прогресс человечества ни происходил и
какие бы меры люди ни изобретали, эта борьба не исчезает, она лишь
принимает новые формы. От нее не могут избавить никакие строгости и
никакое насилие, ибо сами эти строгости и насилие суть формы социальной
борьбы. Дружественные объединения, забота о ближнем, взаимная выручка и
помощь и т.п., являясь средствами ограничения всеобщей вражды и борьбы, в
не меньшей мере являются средствами усилить свои позиции в социальной
борьбе. Более того, социальная борьба между людьми, их различными
категориями и объединениями в известных формах и масштабах есть условие
существования и прогресса человейников. В этом смысле утверждение
диалектики о том, что борьба противоположностей есть движущая сила
социальной эволюции, фиксирует очевидное и всеобщее явление социального
бытия.
  Виды социальной борьбы разнообразны. Насилие, убийство, обман,
клевета, интриги, конкуренция, препятствование, бойкот, демонстрация,
забастовка, терроризм, диверсия, восстание, революция, война и т.д., -
человечество в этом отношении так же далеко продвинулось вперед по
сравнению с животным миром, как в отношении материальной культуры,
познания, искусства и прочих явлений, считающихся позитивными продуктами
прогресса. Описаниями фактов социальной борьбы переполнены произведения
художественной литературы, кинофильмы, телевизионные передачи,
исторические и политические сочинения, газеты. Но научные их исследования
незначительны, фрагментарны, рассеяны и погружены в идеологические и
пропагандистские контексты. Наиболее значительными, на мой взгляд, явились
учения о классах и классовой борьбе. Они, сыграв свою историческую роль,
выродились в идеологические явления, уже неадекватные современной
социальной реальности.


  СЛОЖНЫЕ ЧЕЛОВЕЙНИКИ

  Человейники разделяются на одноклеточные и многоклеточные. Последние
разделяются на простые и сложные. Сложные образуются либо путем
объединения двух
или более человейников в один, либо путем внутренней дифференциации
человейника на части, являющиеся потенциальными человейниками, либо путем
комбинации первых двух путей. Упомянутые части являются потенциальными
человейниками в том смысле, что сохраняют основные черты человейников в
таком состоянии, что в случае распада сложного человейника на части
последние могут стать самостоятельными человейниками. В случае слияния
двух и более человейников в один они сохраняются точно так же, как
потенциальные человейники. Простые человейники не содержат частей,
являющихся потенциальными человейниками.
  В больших сложных человейниках образуется иерархия частей, являющихся
потенциальными человейниками. Это можно видеть в территориальном делении,
например, современных западных стран. Известны многочисленные случаи,
когда при распаде сложных человейников потенциальные человейники
становятся самостоятельными человейниками. Так, например, произошло в
случае распада Югославии и Советского Союза. Но в большинстве случаев
образование таких частей диктуется другими обстоятельствами - интересами
управления, делением населения на этнические группы, природными условиями.
Играет свою роль социальный закон однообразия структурирования: люди
просто применяют имеющиеся навыки ко всем подходящим случаям. Так что
законы образования сложных человейников остаются скрытыми.


  МИР ЧЕЛОВЕЙНИКОВ

  Человейники возникали, возникают, организуются и эволюционируют не
изолированно друг от друга, а в более обширной социальной среде из
скопления людей и их объединений. Буду употреблять для обозначения такой
среды слово "мир".
  На планете существовали и существуют различные миры. Например -
арабский, африканский, средиземноморский, западноевропейский, евразийский
и другие. В мире могут иметь место какие-то элементы организации.
Например, религия и религиозная организация может охватывать все
человейники данного мира, придавая ему некоторое единство. Но мир как
целое не есть чело-
вейник. В истории предпринимались и до сих пор предпринимаются попытки
организации миров в единые человейники. Иногда они удавались на какое-то
время. Но в таких случаях возникали сверхчеловейники, а миры прекращали
существование в качестве социальных феноменов особого рода. Такая
тенденция приобрела большую силу в наше время. Она стала одной из
определяющих линий эволюции человечества.
  Человечество в целом было и пока еще остается не просто совокупностью
человейников, но и совокупностью миров, состоящих из человейников.
Прогресс человейников был не просто прогрессом отдельно взятых
человейников, а прогрессом миров из человейников, в которых рождались
новые виды человейников. В отдельно взятых человейниках просто не было
достаточно сил для этого прогресса. Именно в мирах, а не в отдельных
человейниках были изобретены языки, деньги, религии, государства и другие
социальные феномены, без которых человечество теперь немыслимо.
  Мы живем в эпоху образования человейников глобального масштаба,
стремящихся к мировой гегемонии и к объединению всего человечества в
единый глобальный сверхчеловейник. Если это случится, это будет
завершением социальной эволюции человечества с точки зрения размеров
объединений. Что будет потом - бессмысленно гадать. Эволюционный процесс
на этом, конечно, не остановится. Он будет происходить внутри глобального
сверхчеловейника, который будет восприниматься как нечто естественное.
Разумеется, господа этого мирового Левиафана полностью сфальсифицируют
историю человечества, как это делалось раньше и делается с удесятеренной
силой теперь, и будущим сверхчеловекам даже в голову не придет мысль о
возможности иного устройства их жизни. Не исключено, конечно, и то, что
начнется процесс распада, деградации и вымирания. Но мы обо всем этом
никогда не узнаем.


  ТИПЫ ЧЕЛОВЕЙНИКОВ

  В истории человечества были и существуют в наше время многочисленные
индивиды (экземпляры) и виды человейников. Они различаются по размерам, по
продол-
жительности жизни, по степени сложности структуры, по человеческому
материалу и многим другим признакам. Достаточно сравнить примитивные
человейники из нескольких сот человек, еще уцелевшие каким-то чудом на
планете, и современные западные страны, достигшие высочайшего уровня
развития и состоящие из десятков миллионов человек, чтобы увидеть, какой
грандиозный эволюционный процесс тут произошел и происходит на наших
глазах.
  Вместе с тем различные человейники обладают сходными чертами,
выделение которых позволяет строить их обобщенные описания и
классификации. Для известных мне классификаций характерны такие черты.
Отдельные признаки человейников вырываются из связи с другими и выдаются
за такие, которые определяют характер человейника в целом. Черты,
характерные человейникам определенного типа, абсолютизируются и выдаются
за черты человейников вообще. Человейники располагаются в умозрительный
ряд, и последний выдается за некий объективный закон эволюции
человейников, т.е. этот ряд онтологизируется. Характерным примером на этот
счет может служить марксистская классификация.
  Марксистское социальное учение создавалось на основе наблюдения
западных стран прошлого века. В них экономика доминировала над другими
сферами общества, высокого уровня достигли капиталистические отношения и
классовая поляризация населения. Маркс и его последователи
абсолютизировали черты человейников такого типа, превратив их в
определяющие черты всякого человейника. Согласно марксизму, существовали
четыре типа общественно-экономических функций (по их терминологии):
первобытно-общинная, рабовладельческая, феодальная и капиталистическая. В
будущем (для того времени) должна возникнуть пятая - коммунистическая. В
их исторической последовательности усматривался некий закон перехода от
низших форм к высшим.
  Сама по себе идея выделить типы человейников, ввести критерии их
сравнения и расположить их в теории по этим критериям в упорядоченный ряд
"от низшего к высшему" вполне правомерна. Но при этом можно удержаться в
рамках науки лишь при том условии, что будут соблюдены правила логики, а
именно - если этот умо-
зрительный ряд не рассматривается как последовательные этапы эволюции
одних и тех же человеческих объединений и не выдается за некий объективный
закон развития человечества. Но именно это требование в марксистской
концепции было нарушено. Разбросанные в пространстве и времени куски
человеческой истории были изображены как этапы развития чего-то одного.
Упорядоченный умозрительный ряд различных явлений человеческой истории был
представлен как последовательные этапы развития всякого человейника.
Логическое средство упорядочивания разрозненных явлений было представлено
как объективный закон истории. Нечто подобное можно обнаружить и в других
социологических концепциях.
  Характерным для известных мне классификаций человейников является
также смешение типов человейников в целом и типов социальной организации
человейников. В истории человечества никогда не было, нет и не будет
человейников, социальная организация которых совпадает с какими-то ее
абстрактными типами. Конкретная история человечества есть история
социальных уродов и помесей, лишь в той или иной мере приближающихся к
абстрактным образцам социальной организации. Наследственная монархия,
например, является признаком общества феодального, а ее между тем можно
увидеть во многих демократических (капиталистических) странах в XX веке.
Товарно-денежные отношения характерны для общества капиталистического, но
их можно видеть и в обществе феодальном. В западных странах сохранились
владельцы наследственных поместий, что является пережитком феодализма. Но
потомки феодалов вполне вписались в капиталистические привилегированные,
слои и многие сами стали предпринимателями и политиками.
  Социальная организация конкретного человейника может характеризоваться
признаками различных типов социальной организации, но тип социальной
организации, как таковой, не есть смешение любых произвольно выбранных
признаков. В конкретных человейниках могут уживаться признаки разных типов
социальной организации, но в самих этих типах - нет. Тут требуется
комплекс взаимно соответствующих признаков. Социальная организация
конкретных человейников может
меняться со временем. К типу социальной организации, как таковому, понятие
изменения неприменимо: он специально определяется именно таким.
  Социальная организация конкретных человейников изменяется в процессе
их жизни, порою - весьма радикально. Но эти изменения не беспредельны.
Какой бы ни была эта организация, она становится более или менее
устойчивой, раз человейник живет с ней достаточно долго. Устанавливаются
границы изменений, выход за которые несет угрозу существованию
человейника. Чем дольше человейник живет с данной социальной организацией,
тем труднее изменить ее без разрушения человейника.


  ЭВОЛЮЦИОННЫЕ УРОВНИ ЧЕЛОВЕЙНИКОВ

  Эволюционный процесс человечества происходит во многих измерениях (по
многим линиям) одновременно. Я здесь выделяю то измерение эволюции,
которое, на мой взгляд, является доминирующим в наступившую эпоху. Оно
определяет характер и направление эволюции человечества в целом.
  Много миллионов лет назад в рамках животного мира появились люди и
человейники. Сначала это были одноклеточные человейники. Они размножались,
увеличивались в размерах, совершенствовались, распространялись по планете.
Возникали многоклеточные и сложные человейники. Одни распадались, другие
появлялись. Вступали в контакты, враждовали, влияли друг на друга. Это
происходило в рамках более или менее обширных миров. Прошли миллионы лет.
Люди и человейники достигли высокого уровня развития. Стали возникать
новые виды человейников, которые мы будем называть обществами. Общества
оказались жизнеспособными, сравнительно быстро прогрессировали, успешно
конкурировали с другими человейниками. Постепенно человейники типа обществ
стали играть доминирующую роль в каких-то мирах и в массе человечества.
История человечества стала по преимуществу историей возникновения,
существования, эволюции, прогресса, борьбы, гибели обществ - эпохой
обществ. Высшим достижением этой эпохи явились страны западного мира.
Человейники более низкого уровня
организации, чем общества, я буду называть предобществами.
  Исторически предобщества были предшественниками, материалом и
условиями возникновения обществ. Это, например, большие семьи, роды,
племена, союзы племен. Но сказанное не означает, будто какие-то отдельно
взятые (изолированные) предобщества имманентно (без внешних воздействии)
превращались в общества. Думаю, что в отдельно взятых предобществах было
мало материала и разнообразия явлений, чтобы породить общества. Скорее
всего, в каких-то достаточно обширных мирах предобществ возникали
эволюционные линии, которые, переплетаясь и взаимодействуя, создавали
условия и возможности для появления обществ.
  Возникновение обществ не означало, что предобщества исчерпали себя и
стали превращаться в общества. По всей вероятности, общества существовали
совместно с предобществами. Их различия обнаружились не сразу.
Предобщества могли эволюционировать своими путями. У них возникали
признаки, подобные признакам обществ. Общества долго существовали в формах
явлений предобществ. Не удивительно, что историки, не имеющие критериев
различения предобществ и обществ и имея дело с ситуациями, о которых я
только что упомянул, обычно принимали и до сих пор принимают предобщества
за общества.
  Увеличение предобществ и образование их объединений (порою -
гигантских) сами по себе еще не вели к качественному скачку в эволюции
человейников - к образованию обществ. В этом не было предопределенности.
Для нас важно то, что это фактически случилось. Тут мог сыграть роль
случай. Возможно, что в результате покорения одним предобществом других
возникла иерархическая структура, развивавшаяся в общество. Существенно
здесь то, что общество возникло как человейник более высокого уровня
организации, чем предобщество.
  Отношение общества и предобщества характеризуется теми понятиями
диалектики, о которых говорилось выше. В частности, возникновение
общества, будучи диалектическим отрицанием предобщества, не означает
полное исчезновение явлений предобщества. Многие из этих явлений
сохраняются и воспроизводятся в обществе в качестве его явлений, но
сохраняются в "сня-
том" виде. Явления предобщества в составе явлений общества "очищаются" от
их исторических форм, трансформируются применительно к условиям общества,
становятся подчиненными законам общества. Они не характеризуют общество
специфически и не образуют его основания.
  То, чем общество в самой своей основе (при возникновении) отличается
от предобщества, что делает его качественно новым образованием более
высокого уровня социальной организации сравнительно с предобществом,
образует его "нижнюю" эволюционную границу.
  Возникает вопрос: как это возможно говорить о качественном отличии
общества от предобщества, если мы не рассмотрели предобщество? На этот
вопрос можно ответить серией других вопросов. А как возможно говорить о
качественном отличии человека от животных, не рассмотрев животных?! А как
можно говорить о качественном отличии живой материи от неживой, не
рассмотрев неживую?! Так можно продолжать далее. Логическое решение
проблемы такой дурной бесконечности тривиально, и к нему в науке прибегают
постоянно: те признаки человейника, которые мы выделим и опишем как
совокупность признаков, определяющих специфику общества, и образуют (с
нашей точки зрения) качественное отличие общества от предобщества.
Предобществом же будет называться человейник, не обладающий такой
совокупностью признаков. А насколько удачно или неудачно это будет сделано
у нас, пусть читатель судит сам. Одно дело - правила методологии науки,
как таковые, и другое дело - как они реализуются в конкретном исследовании.
  Наша задача облегчается тем, что общества имеют длинную историю. Мы
можем выбрать в качестве эмпирического материала высоко развитые
экземпляры обществ и слаборазвитые экземпляры предобществ, оставив без
внимания смешанные, переходные, уродливые и т.п. формы человейников. Таким
путем качественное отличие обществ от предобществ будет заметно достаточно
отчетливо. Поиски форм человейников, относительно которых не поймешь, что
это такое, мы предоставляем другим.
  Об обществах накоплена огромная информация. Возникновение и эволюция
многих обществ зафикси-
рованы в исторически достоверных документах. Многие общества возникли или
были разрушены на наших глазах. Общества изучались и изучаются
бесчисленными специалистами. В установлении нижней эволюционной границы
обществ основная интеллектуальная работа, по моему мнению, теперь
заключается не в ее открытии и собирании новых эмпирических данных, а в
логической обработке имеющихся. Сейчас если бы собрали сведения абсолютно
обо всех конкретных человейниках до мельчайших деталей и об их истории
буквально по дня и по часам, это нисколько не изменило бы ситуацию с точки
зрения познания. Это не устранило бы необходимость логической работы
исследователей. Думаю, что скорее наоборот, затруднило бы. Избыток
информации есть не меньшее зло для ученого, чем ее дефицит.




                               Часть третья
                                 ОБЩЕСТВО

  НАША ЦЕЛЬ

  Перейдем к рассмотрению общества. Понятие общества является ключевым
для понимания всех основных социальных явлений современности, включая
западнизм, коммунизм и эволюционный перелом, происходящий в наше время.
Что такое общество - это кажется очевидным, само собой разумеющимся и
общеизвестным. Но если посмотреть на положение с логической точки зрения,
то можно заметить, что именно в этом ключевом пункте больше всего
неясности, путаницы, смешения разных явлений, нарушений всех правил логики
и методологии науки.
  Наша цель в этой части книги состоит в том, чтобы осуществить
экспликацию понятия общества и совокупности понятий основных компонентов
его социальной организации. Тут мы имеем пример комплексного определения
понятий, о котором говорилось в первой части. Так что речь здесь пойдет о
явлениях, которые общеизвестны, а не о каких-то открытиях тайн, еще
неведомых в социальной науке. Но общеизвестность явлений не означает, что
эти явления поняты. К тому же понимание может быть различным. Предлагаемая
здесь экспликация понятий будет не совокупность дефиниций, какие можно
найти в философских и социологических справочниках, а определенным
способом понимания социальных явлений, существенно отличающимся (если
читатель внимательно вдумается в него) от известных в социологии и
философии.



  УСЛОВИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ОБЩЕСТВА

  В сочинениях на тему об обществе обычно смешиваются условия
возникновения обществ, условия их самосохранения и признаки, указываемые в
определении понятия "общество". Тут имеют место частичные совпадения, но
полного совпадения нет. Среди условий возникновения общества могут быть
такие, которые, сыграв роль, исчезают в прошлое. Среди условий
самосохранения могут появиться такие, в которых не было необходимости при
возникновении. А в определении понятия указывается совокупность признаков,
по которой общества отличаются от всех прочих объектов, независимо от
того, как они возникают и воспроизводятся. Они предполагаются данными как
эмпирическая реальность.
  Назову некоторые условия возникновения обществ, знание которых важно
для составления предварительного (ориентировочного) представления о том
объекте, который нас интересует.
  Общество образуется тогда, когда в каком-то ограниченном пространстве
скапливается достаточно большое число людей и вынуждается на постоянную
совместную жизнь в течение многих поколений не в силу родственных
отношений (хотя они не исключаются), как это имеет место в предобществах,
а по каким-то другим причинам. Например, это может быть скопление в одном
регионе множества разноплеменных людей для защиты от врагов или в силу
природных условий. Эти люди по крайней мере в значительной части являются
чужими друг другу, а то и вообще враждебными, как это имеет место,
например, при завоевании одних человейников другими. Среди людей в
рассматриваемом скоплении могут быть и связанные родственными узами, что
очевидно, поскольку тут имеются и образуются семьи. Но в данных условиях
чуждость людей друг другу приобретает решающее значение. Для общества
необходим некоторый минимум людей, не связанных родственными отношениями,
хотя бы для того, чтобы родственные связи утратили прежнее значение.
Конечно, эти связи не исчезают совсем. Но для человека как члена общества
число родственно близких людей невелико в сравнении с числом тех чужих
людей, с которыми ему приходится иметь дело, не говоря уж о чис-
ленности прочих членов скопления людей, с которыми ему вообще не
приходится сталкиваться.
  Для общества необходимо не просто скопление достаточно большого числа
разрозненных людей, но нечто большее, - необходим достаточно
многочисленный народ или группа народов, по каким-то причинам вынужденная
объединиться. Думаю, что важнейшим случаем такого объединения является
покорение одних народов другими или представителями других народов.
Общество, скорее всего, образуется не столько из друзей, вынужденных
враждовать, сколько из врагов, вынужденных дружить.
  Рассмотренный человеческий материал в обществе подвергается дальнейшей
эволюции. Высшим результатом этой эволюции является образование
человеческого единства, большинство или по крайней мере наиболее важная
часть которого осознает (идентифицирует) себя прежде всего в качестве
граждан своего общества. Можно было бы в этом случае употребить слово
"нация". Но и оно многозначно. Нацией называют множество людей, имеющих
юридическое гражданство данной страны, этническую группу, охваченное
"национальной" идеологией множество жителей страны и т.д. Я буду такое
человеческое единство называть гражданством.
  Скопление людей, образующих общество, состоит не непосредственно из
отдельных людей. Это - не толпа. Оно состоит из множества устойчивых
групп. Эти группы сравнительно невелики по размерам. Если даже какие-то из
них состоят из родственников, небольшая семья например, основу их образуют
не родственные связи, а интересы какого-то общего (совместного) дела. Они
до известной степени автономны в своей жизнедеятельности. Каждая из них
имеет свои частные интересы. Последние могут совпадать для некоторых из
них, могут различаться для других и даже быть противоположными, могут
совпадать в одних отношениях и различаться в других. Но всем им
свойственно одно общее: эти частные интересы различных групп могут быть
удовлетворены только в составе объединения этих групп в единое целое.
Общество возникает как общее для разнородных людей и их групп с различными
интересами условие удовлетворения их частных интересов.
  Возникновение общества предполагает возникновение каких-то общих
интересов у разрозненных частных групп людей и порождает какие-то общие
интересы общества как целого, и прежде всего - интересы самосохранения его
как целого. Частные интересы никогда не совпадают полностью с
общественными. Части общества всегда отдают предпочтение своим частным
интересам перед общественными. Они отдают предпочтение общественным
интересам только в двух случаях: когда это явно в пользу их частным
интересам и когда они на это вынуждаются силой и обстоятельствами. Трудно
сказать, каково соотношение добровольности и принуждения в образовании и
сохранении общества. Я склонен считать, что элемент принуждения является
доминирующим. Даже в тех случаях, когда общественные интересы становятся
функциями отдельных людей и их объединений (учреждений, организаций),
частные интересы последних не совпадают полностью с общественными, вторые
становятся средством удовлетворения первых. Так что всегда требуется
какое-то принуждение, чтобы общественные интересы удовлетворялись.
  Человейники образуются отчасти стихийно и неосознанно, а отчасти в
результате сознательно-волевых действий людей. Пропорции тех и других
факторов различны. В образовании предобществ доминируют неосознанные
факторы. Люди, создающие предобщества, суть скорее очеловечившиеся
животные, я бы даже назвал их предлюдьми. В образовании обществ доминируют
сознательные факторы.
  Создатели общества осознают необходимость каких-то мер для создания
или сохранения единства данного им скопления людей, принимают сознательные
решения для этого и изобретают средства, реализующие их решения. Это не
означает, будто люди собираются и договариваются создать именно общество,
причем по некоторому разумному проекту. Ничего подобного не происходит. С
этой точки зрения концепция общественного договора - наивная сказка, хотя
и близкая к реальности. Сознательность тут заключается в том, что
некоторые члены данного скопления людей совершают некоторое множество
сознательных и волевых действий, благодаря которым в течение исторического
(длительного) времени и в ожесточенной борьбе, через
массу проб и ошибок, неудач и успехов формируется общество.
  Сознательность действий по созданию общества не означает, будто его
создатели на научном уровне понимают то, что они творят. В системе
государственности западных стран занято более пятнадцати процентов
работающих людей. Это - десятки миллионов человек. А многие ли из них,
сознательно исполняя свои функции, имеют в головах научное понимание
общественных феноменов?!
  Конечно, не все люди, участвующие в процессе создания общества, в
какой-то мере осознают происходящее, а только часть из них, возможно -
единицы. Большинство служит лишь строительным материалом для сознательных
творцов общества. К тому же последние редко осознают творимое ими так, как
это делают их потомки, глядя на их деятельность с высот результатов
истории. И творят они историю не как абстрактные мыслители, а как живые
существа, имеющие свои личные интересы и использующие для удовлетворения
их свое сознание и волю.
  Общество есть продукт сознательной деятельности людей, есть их
искусственное изобретение. Но это не означает, будто оно создается по
произволу строителей. Если бы люди создавали общество полностью по своему
произволу, никаких проблем не было бы. Они изначально жили бы как в раю. А
скорее всего, никакое общество у них не получилось бы, - они передрались
бы, ибо вряд ли достигли бы единства в своем произволе. Творцы общества
вынуждены считаться с объективными факторами, в их числе - с социальными
законами.
  Сказанное не исчерпывает всех условий возникновения общества. Упомяну
еще такие, как необходимость пространственных границ (внешней "оболочки"),
сосредоточение основной жизнедеятельности членов общества во внутреннем
его пространстве, способность добывать и производить самое необходимое для
своего существования, создавать внутреннюю самоорганизацию и свой образ
жизни. Общество обладает достаточно высоким уровнем суверенитета, т.е.
независимости от других человейников. Для этого общество должно иметь
достаточно высокий уровень материальной культуры. Другие условия станут
ясны из дальнейшего изложения.



  СОЦИАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВА

  В нашу задачу не входит описание истории и видов обществ, вообще не
входит описание обществ со всеми их свойствами. Наша задача - принимая как
данность возникновение и существование обществ как качественно особого
типа и уровня социальной организации, описать, в чем именно заключается
это качество.
  Основные компоненты социальной организации общества суть те же самые,
что и всякого достаточно развитого человейника. Мы их перечислили выше.
Обычный подход к ним состоит в том, что не выделяется их специфика как
феноменов именно общества. Например, берут систему власти и управления
общества и ищут корни ее в прошлом, доходя до вождей племен, глав семей и
даже вожаков стад человекообразных существ. А не в меру усердные находят
истоки этого явления в стадах и стаях животных. Аналогично хозяйство
общества рассматривается просто как добывание и изготовление средств
существования, уходящее корнями в отдаленное прошлое вплоть до каменных
орудий, пещер, охоты на мамонтов и звериных шкур. И в отношении
менталитетной сферы поступают подобным образом: находят ее корни в
верованиях и ритуалах примитивных племен. Я уж не говорю о том, что ни у
кого вы не заметите даже намека на верхнюю границу компонентов социальной
организации общества.
  Конечно, общество не изобретает компоненты своей социальной
организации полностью заново, на пустом месте, можно сказать - не начинает
с нуля. Оно использует наличный материал и придает ему вид,
соответствующий его условиям и интересам. На этой исторически данной
основе происходит эволюция, в результате которой возникают качественно
новые явления. Но то, что придает новый вид наличному материалу и
становится предпосылкой нового уровня организации, выделяется нами именно
для того, чтобы стать началом описания общества как особого социального
объекта. И искать тут какие-то корни или истоки его в прошлом бессмысленно
в силу самих наших намерений найти начало нового качества. Поиски корней и
истоков нового качества в данном случае означают, что мы, отыскав нижнюю
эволюционную границу объекта, забываем об этом (о том,
что искали именно начало) и применяем затем логически недопустимое
отрицание именно начала.
  Специфические для общества компоненты социальной организации возникают
исторически, имея среди своих условий предобщественные формы или развивая
в себе их черты в качестве своих собственных черт или условий
функционирования (в "снятом" виде, напоминаю). Но они возникают в более
обширной социальной среде и на более богатом материале истории. Они имеют
и другие условия и истоки.
  При рассмотрении социальной организации общества в целом и ее
компонентов по отдельности необходимо принимать во внимание фактор
развития. При этом надо вспомнить то, что говорилось в первой части книги.
Как бы ни происходил конкретный исторический процесс для тех или иных
конкретных обществ, в теоретическом исследовании мы должны исходить из
единства компонентов его социальной организации и рассматривать конечный
результат их развития как раскрытие изначально заложенных в них потенций.
Мы должны исходить из высшего результата развития, который можно наблюдать
в современных обществах, и в нем посредством логических операций выявить
исходный пункт развития, определив тем самым специфику социальной
организации общества.
  При этом мы должны различать состояние компонентов социальной
организации как исторического условия образования самой этой организации и
их состояние как результата развития в качестве компонентов сложившейся
организации. Надо иметь в виду также то, что эволюционные линии каждого
компонента до известной степени автономны, их взаимная адекватность
никогда не достигает идеала и достигает более или менее высокой степени
лишь со временем. В отношении каждого компонента могут иметь место
качественные изменения, неадекватность формы и содержания, перемена ролей
и т.д., короче говоря, все "фокусы" осмеянной диалектики.
  Конкретные общества различаются по многим признакам. Различаются они и
с точки зрения социальной организации. Но мы эти различия здесь оставляем
без внимания. Мы принимаем такое допущение. Мы рассматриваем достаточно
большие и развитые общества. Для каждого
компонента социальной организации одного такого общества найдется
компонент в организации любого другого, играющий аналогичную роль. Такое
же допущение мы принимаем для признаков компонентов социальной организации
по отдельности. Это допущение означает, что мы рассматриваем социальные
законы и закономерные явления общества.
  Социальная организация общества является результатом сознательной
деятельности людей. Не просто в том смысле, что она создается с участием
сознания (таковы все социальные действия людей), а в том смысле, что роль
ее осознается и она преднамеренно делается для этой роли. Это, напоминаю,
происходит не как полный субъективный произвол (хотя в конкретной истории
и произвол имеет место), а в соответствии с объективными законами
организации человейников. Социальная организация есть организация
рациональная. С этой точки зрения общества суть исключительные явления в
истории человечества. Предобщества еще не являются организованными
рационально. Возникающие сверхобщества являются сверхрациональными. Они
поглощают рационализм обществ, но организуются, как увидим в дальнейшем,
уже не по законам рациональности.
  Учтя сказанное выше об экспликации понятий, я буду употреблять для
обозначения основных компонентов социальной организации общества выражения
"сфера государственности" ("государство", "государственность"), "сфера
экономики" ("экономика") и "сфера идеологии" ("идеосфера"). Для
обозначения соответствующих компонентов социальной организации
предобщества буду употреблять приставку "пред", а сверхобщества -
приставку "сверх".


  ПОРЯДОК РАССМОТРЕНИЯ

  В какой последовательности рассматривать компоненты социальной
организации общества? В реальности имеют место разнообразные варианты
взаимоотношений между ними. Причем эти отношения меняются со временем. Но
независимо от того, как они складываются исторически и какой вид принимают
в тех или иных конкретных обществах, имеются логические правила на
этот счет. Если, например, в некотором виде обществ в социальной
организации доминирует религия, из этого не следует, что научное описание
этих обществ должно начаться с религии. Логично начать с фундаментальных
компонентов, поскольку прочие суть результат дифференциации их
дифференциации, отпочкования от них, комбинирования, а также производные
от них. Рассмотрение же фундаментальных компонентов логично начать с
такого, благодаря которому прочие основные компоненты становятся
специфическими компонентами социальной организации именно общества и могут
быть определены в этом качестве со ссылкой на него, независимо от того, в
каких отношениях они ни находились с иной точки зрения.
  Рассмотрев все логически возможные варианты, я пришел к выводу, что
для описания социальной организации общества, взятого в "чистом" виде
(абстрактно), исходным должно быть признание четкой дифференциации
основных сфер общества и оформление сферы власти и управления в качестве
особой сферы (сферы государственности), и описание надо начинать именно с
нее. Определение прочих сфер как специфичных обществу предполагает
государство и не может быть логически корректно определено без ссылки на
него, тогда как государство может быть определено без ссылки на них. При
этом, повторяю, не следует смешивать логические отношения понятий с
эмпирическими отношениями определяемых объектов.


  ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

  Мое понимание государства сложилось много лет назад как отрицание
марксистского учения о государстве. В двух словах суть этого учения
такова. Государство есть продукт раскола общества на антагонистические
классы. Оно возникло как орудие господствующих (эксплуататорских) классов.
Оно есть надстройка над экономическим базисом. В будущем коммунистическом
обществе оно отомрет, поскольку исчезнут классы.
  Вырабатывая свое понимание государства, я, разумеется, знакомился с
сочинениями философов, социологов, историков и других специалистов, так
или иначе затраги-
вавших проблемы государства. Но главным источником моих идей послужила та
информация, которую я получал по самым различным каналам о состоянии
государственности в современном мире и о возникновении ее в многочисленных
случаях в наше время. Возникновение государства не есть одноактная
операция, случившаяся однажды в прошлом. Это - событие, имевшее место в
истории большое число раз, как и возникновение обществ. Такие события
можно наблюдать и в наше время. После Второй мировой войны, например,
возникли многочисленные новые общества и соответственно государства в этих
обществах, включая разгромленную в войне Германию и страны Восточной
Европы. В результате распада советского блока и самого Советского Союза и
разгрома коммунистической системы в странах этого региона возникло
множество новых обществ с новой государственностью.
  Государство есть эмпирически данное явление, причем очевидное всем
взрослым и здравомыслящим людям, не претендующим ни на какое
глубокомыслие. Государство - это вполне материальные, во всяком случае -
вполне ощутимые элементы жизни общества: органы власти всех уровней,
начиная с высшей власти (парламент, конгресс, президент, министры и т.п.)
и кончая самой низшей (локальные учреждения); полиция; суды; тюрьмы;
армия. И каковы функции этих органов общества, точно так же общеизвестно.
Но когда за дело берутся мыслители, они с самого начала хотят
продемонстрировать высоты своего понимания и дают такие определения
общеизвестным и очевидным вещам, которые превращают эти вещи в нечто
непостижимое для здравого ума. Начинается неразбериха, которая тянется
столетиями, причем каждый новый великий мыслитель добавляет в эту
неразбериху кусочек своей мудрости, от которой неразбериха становится еще
запутаннее.
  Как я уже говорил, не только социальная организация в целом, но и
каждый ее компонент является многомерным. Это относится и к государству.
При рассмотрении ее надо различать по крайней мере такие аспекты:
исторический и структурный, государство для себя и для других, внутренние
явления государства и отношение его к окружению, государство и другие
сферы и т.п. Причем эти аспекты надо брать в их взаимодействии,
переплетении и
эволюции. Я, конечно, не могу все это охватить здесь, как это следует
сделать в теории государства. Ограничусь лишь тем, что непосредственно
касается темы книги.
  Исторически государственность возникает в различных человейниках и в
их среде (в мирах) в сложных и разнообразных конкретных условиях. Она не
сразу рождается в готовом виде и не остается неизменной. Одно дело -
государственность в примитивном состоянии, когда она еще не велика по
числу людей, когда ее функции еще не дифференцировались и не отделились в
виде особых функций ее подразделений, когда еще не произошло четкое
структурирование ее учреждений, когда она в целом еще не отделилась от
прочих сфер общества как особая сфера. И другое дело - развитая
государственность с огромным числом занятых в ней людей, с разделением и
обособлением функций и подразделений, обособившаяся от прочих сфер
общества.
  Государство возникает и существует и для самого себя, и для
привилегированных классов, и для всего общества. Ошибочно раздувать
какой-то один из этих аспектов в нечто абсолютное и всеобъясняющее. Важно
понять отношение их в комплексе свойств и функций государства.
  Возникновению государства в конкретных случаях могло предшествовать
расслоение человеческих объединений на классы. Государство могло возникать
одновременно с таким расслоением. Оно могло испытывать влияние такого
расслоения и само могло влиять на последнее. Оно само послужило одним из
источников разделения людей на классы.


  ОБЩЕСТВО И ГОСУДАРСТВО

  Государство есть управляющий орган общества. Но дело обстоит не так,
будто сначала возникает общество, и затем в нем формируется государство. И
не так, будто сначала возникает государство, и затем оно создает общество
или общество создается при его участии. Государство формируется как орган
формирующегося общества, а общество формируется как человейник с таким
управляющим органом, каким является государство. Это - единый процесс.
  Если в каких-то обществах государственная власть находится в руках
богатеев, военных или попов и эти конкретные общества держатся на этом, из
этого не следует, будто экономика, армия или церковь образуют основу
общества как особого типа социальной организации человейников вообще. В
чьих бы руках ни находилась государственная власть, какой бы вид она ни
имела и в каком бы состоянии ни находилась, что бы ни служило основой
сохранения того или иного конкретного общества, неизменным остается одно:
если в человейнике нет государственности, этот человейник не есть
общество, а если в человейнике в каком-то виде возникла государственность,
то тут можно констатировать зарождение общества. Наличие государственности
в этом случае есть показатель (признак) того, что человейник зародился
именно как общество. Наличие государственности при этом не является
единственным показателем зарождения общества. Имеются (должны быть) и
другие. Государственность есть необходимый признак общества, но не
достаточный.
  Надо различать, далее, зависимость государственности от других
компонентов социальной организации, с одной стороны, и место этих
компонентов в установлении специфики социальной организации любого
общества, с другой стороны. В первом случае возможно, что тип экономики
определяет тип государства. И в этом смысле (и только в этом!) допустимо
говорить об экономике как базисе общества в марксистском смысле. Но такое
бывает не всегда, бывает и наоборот. Бывает и идеология в этом смысле
базисом для государства, но тоже не всегда. Во втором же случае
дифференциация человейника на государственность (управляющий орган
человейника) и подвластную ей часть человейника рассматривается как начало
образования общества. И понятия базиса и надстроек тут лишены смысла.


  ВНУТРЕННИЕ И ВНЕШНИЕ ФАКТОРЫ

  Как я уже говорил, никакого социального закона превращения предобществ
в общества нет. Общества возникают в мирах человейников, а не путем
имманентного превращения отдельно взятых (изолированных) предоб-
ществ в общества. В результате имманентного развития изолированного
предобщества могут развиться предпосылки для общества, но не общество. Для
исторически первичного возникновения общества требуется по крайней мере
два предобщества. При этом одно предобщество (или какая-то его часть)
должно покорить другое предобщество (другие предобщества). Часть членов
предобщества победителя становится властью в новом объединении. Если она
организует покоренных в целое с целью иметь для себя постоянный источник
существования (в виде поборов, дани, налогов), то это становится началом
государственности, а новое объединение - началом общества.
  Возможно, что вследствие разрастания одного предобщества последнее
разделяется на два и более предобщества. И тогда возможно одно из них
покоряет другое (другие) и становится господином над другим (другими).
Таким путем может зародиться общество и государство. Но все равно это не
означает, что предобщество превратилось в общество и породило государство
имманентно. Этому так или иначе предшествовало образование нескольких
предобществ, их обособление, вражда и завоевание. Да и то сказанное есть
лишь возможность. Для реального возникновения общества и государства
требовался более богатый мир человейников и историческое время, насыщенное
кровопролитными сражениями за господство одних человеческих объединений
над другими.
  Когда накапливается число обществ и опыт жизни в обществах, становится
возможным превращение каких-то предобществ в общества без внешнего
завоевания, путем заимствования опыта других. Становится даже возможным
историческое творчество в смысле изобретения новых форм государственности.
Но и тут вряд ли дело обходится без борьбы за власть и без насилия над
подвластными.
  Думаю, что тут действует общий социальный закон возникновения
человейников и новых уровней их организации. Скорее всего, и предобщество
возникало исторически из множества человеческих объединений в результате
возвышения одного из них над другими, т.е. путем образования нового
объединения с социальной иерархией. Как увидим дальше, этот закон имеет
силу и для возникновения сверхобщества в мире обществ.



  ФУНКЦИЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ, КАК ТАКОВАЯ

  Надо различать государство как совокупность людей, совместно
выполняющих некоторую функцию в обществе (государство как орган общества),
и эту функцию, как таковую, скажем - функцию государственности. В
реальности полного соответствия тут нет. Государство как орган в
реальности постоянно выходит за рамки функции государственности или столь
же часто не выполняет эту функцию полностью. С другой стороны, в то, что
должно быть делом государства как органа, и делом только его, вмешиваются
внегосударственные люди и организации. Жалобы на все такие явления
несоответствия фактического поведения государства как органа и функции
государственности часто встречаются в статьях и книгах на социальные темы.
Люди хотят, чтобы то, что возможно лишь в идеале, непосредственно
выполнялось в реальности. Но соответствие между государством как органом и
функцией государственности есть лишь абстрактный закон, который в
реальности проявляется через отклонения от него, которые тоже закономерны.
  Функция государственности заключается в том, чтобы обеспечить жизнь и
самосохранение общества как единого целого. С точки зрения словесного
выражения идея эта не новая. Но за одинаковой словесной формой часто стоят
разные концепции. Я себе представляю это так. Общество складывается из
каких-то групп людей - из частей. Последние имеют свои частные интересы.
Эти интересы могут у каких-то частей совпадать, могут различаться и даже
быть противоположными. Но у них есть одно общее: они могут быть
удовлетворены только в составе объединения этих частей в целое. Целое,
таким образом, есть условие удовлетворения каких-то частных интересов.
Причем не обязательно все части без исключения могут быть заинтересованы в
целостности их объединения. Какие-то из них могут стремиться к
дезинтеграции целого. Но в совокупности частей имеется достаточно большое
число таких, которые стремятся к целостности и имеют силы противостоять
дезинтеграционным стремлениям. Далее, появляется какая-то группа людей,
которая использует эту ситуацию в своих интересах. Она стремится
поживиться за счет потребности этого скопления людей в целостности и
делает своим частным интересом удовлетворение
этой потребности. Эта группа людей может появиться извне данного
скопления, врасти в него и разрастись в нем. Она может выделиться из числа
представителей этого скопления, обособиться в нечто автономное и
опять-таки разрастись в нем. Она может сложиться как смешанный вариант.
Важно то, что она становится носителем интересов целого. Она заботится о
себе, но средством удовлетворения своей заботы волею судьбы избирает
заботу о создании, сохранении и упрочении данного скопления людей как
целостного объединения. Таким образом, интересы целого - вовсе не интересы
всех частей целого, а лишь условие удовлетворения частных интересов и
частный интерес особой части целого, которая и развивается в государство.
  Государство способно выполнять функцию целостности общества лишь при
том условии, что оно, будучи "уполномочено" обществом на эту роль в
историческом процессе своего формирования, становится самодовлеющим
социальным феноменом, существующим для самого себя, а не для чего-то
другого, - становится субъектом истории, использующим общество как сферу и
орудие своего собственного бытия. Без такого, я бы сказал,
"государственного эгоизма" государство просто немыслимо. Оно должно прежде
всего позаботиться о себе, чтобы позаботиться должным образом о том,
органом чего оно является. Оно живет за счет того множества людей, которое
организуется им или с его участием в целостное общество.
  Функция государства как органа целостности общества детализируется и
развивается в сложную систему функций: охрана целостности, установление
правового порядка, охрана этого порядка, защита общества от внешних угроз
и т.д. Среди этих задач государства оказывается также и забота о частных
интересах каких-то определенных категорий, слоев, классов и групп
населения, а также примирение вражды между ними. Но ошибочно сводить к
этому сущность государства и его основную роль в обществе. Последняя,
повторяю и подчеркиваю, состоит в том, что государство есть основа, орган,
условие, носитель целостности общества, орган самосохранения общества как
особого целостного социального существа, орган, управляющий его поведением
в таком качестве.
  В основе своей (и, надо полагать, в историческом исходном пункте)
власть человейника включала в себя власть как физическое принуждение людей
к определенному поведению, власть как обладание и распоряжение
материальными ценностями и власть как влияние на сознание подвластных. С
увеличением и усложнением человейников произошла дифференциация этих
аспектов власти, произошло образование различных сфер, их разрастание и
структурирование, образование системы власти в сферах. Можно сказать, что
произошло разделение властей. Я называю его первым великим разделением
властей.
  Одновременно действовала тенденция сохранения или восстановления
единства власти. Она действовала как борьба различных властей (военных,
хозяйственных, церковных) за власть над всем человейником, за
доминирование в системе власти. Имели место и до сих пор видны варианты
доминирования той или иной власти и их комбинации. Но при всех вариантах
происходило сосредоточение всех средств власти в руках той ее части,
которая брала верх. В конце концов, в каких-то человейниках произошло
обособление особой сферы власти, отличной от прочих сфер и противостоящей
им в качестве органа управления человейником в целом. Это - другой аспект
формирования государства. Оно возникает не просто как превращение
догосударственной власти в государственную, а как образование нового
структурного уровня власти, подчиняющего себе все прочие явления власти и
преобразующего их применительно к своим интересам.
  Отмечу еще один аспект формирования государства. Всякая власть
обладает функцией приказаний и функцией принуждения тех, к кому относятся
приказания, к их исполнению. Обособление первой функции в качестве функции
высшего уровня власти общества придает последней характер
государственности. Возможно, что эту функцию присваивают военные
начальники, богачи или служители религии. Но тут все равно можно
констатировать государственность, если упомянутые лица исполняют функции
высшей власти, а не превращают эти функции в военные, хозяйственные или
религиозные. Решающим тут является осознание обществом этих функций власти
как функций власти высшей. В данном слу-
чае надо различать содержание и форму власти. Власть по содержанию может
быть государственной, но рядиться в неадекватную ей форму военной,
экономической или религиозной власти. Порою эта форма утверждается прочно
и надолго, делая государственность неполноценной или недоразвитой.
  Адекватной содержанию государственности является форма
профессиональной, т.е. чисто политической власти. Эта форма
устанавливается, когда система власти разрастается до сравнительно больших
размеров, а ее функции усложняются настолько, что требуется
профессионализм для их исполнения и требуются затраты усилий и времени,
исключающие прочие занятия.


  СТРУКТУРА ГОСУДАРСТВА

  Результатом рассмотренного выше длительного и многостороннего процесса
явилось возникновение в системе власти нового структурного уровня - уровня
высшей власти, власти, как таковой, власти политической. Функцией этого
подразделения власти стала власть над всей совокупностью власти в обществе
и через нее власть над обществом как целым. Именно этот уровень придает
всей системе власти характер государственности в ее самом развитом виде.
  Государственность структурируется по многим линиям. Основные из них
суть следующие. Во-первых, происходит структурирование в зависимости от
территориального деления страны. Складывается иерархическая структура,
начиная от учреждений центральной власти и кончая учреждениями власти
минимальных территориальных единиц. Между ними устанавливаются различные
отношения, включая подчинение низших уровней высшим и распределение
власти, т.е. некоторую автономность низших уровней по отношению к высшим.
Территориальные власти в той или иной мере копируют власть более высоких
уровней (принцип стандартизации).
  Вторая основная линия - структурирование государственности на
микроуровне. Для подавляющего большинства лиц, занятых в системе
государственности, их дело является работой, требующей профессиональной
подготовки и навыков. Для них участие во власти есть рутинная работа в
деловых клеточках. По этой линии государственность разрастается в сеть и
иерархию деловых учреждений (клеточек), связанных в целое отношениями
субординации и координации. Это - бюрократически-административный аппарат.
  Структурирование государственности по рассмотренным двум линиям я буду
называть организационным.
  И третья основная линия структурирования государственности -
дифференциация различных функций власти и обособление их в виде особых
подразделений власти. Я называю это структурирование функциональным. Тут
имеет силу социальный закон соответствия в следующем смысле: каждой
функции соответствует какое-то множество частей государственности и каждой
части - функция. При этом возможно, что одной функции соответствует
несколько частей, а одной части - несколько функций. Это означает, что
одна функция распределена между несколькими различными частями и одна
часть исполняет несколько функций. Но в идеале тут имеет место тенденция к
взаимно однозначному соответствию (т.е. одна функция - одна часть).
  Самым крупным разделением властей по третьей линии является разделение
на законодательную и исполнительную власти. Иногда к этим подразделениям
присоединяется отделение судебной власти (так в США). Я называю это
структурирование вторым великим разделением властей или разделением
властей второго уровня, поскольку оно происходит уже в рамках отделившейся
государственности. Классически отчетливую форму это разделение приобрело в
государственности западного типа.
  Функции, исполняемые государственностью, различаются по широте
действия, по степени сложности, по степени важности, по тому, какие
категории людей они затрагивают и какие материальные ресурсы приводят в
действие, по затратам на их исполнение и другим признакам. Практически тут
происходит своего рода суммирование, так что можно говорить о социальном
статусе функций государства. По социальному статусу можно различать уровни
государственности, в самой грубой форме - низший, средний и высший. К
высшему уровню относятся функции, имеющие стратеги-
чески важное значение для общества в целом и его положения в окружающем
мире.
  Степень сложности структуры государственности зависит от степени
сложности общества и отражает ее. Тут имеет силу закон соответствия между
частями общества и частями государственности.
  Государственность есть система власти, структурированная и
организованная определенным образом, с дифференциацией функций и
отношениями субординации и координации ее частей. Элементы ее структуры и
функции не зависят от людей, занимающих посты и исполняющих эти функции.
От людей зависит то, кто попадает на эти посты и как используют эти
функции. В массе людей, попадающих в систему государственности, имеет силу
закон адекватности людей занимаемым постам. Но действует он как тенденция,
нарушаемая массой отклонений от норм.
  Отношения между людьми в системе государственности регулируются
правилами дела. Отношения в силу личной преданности, любви, уважения,
корысти и т.п. суть негосударственные отношения.


  ЛЕГИТИМНОСТЬ ГОСУДАРСТВА

  Власть является государственной лишь при том условии, что она
легитимная, т.е. признана обществом как законная. Власть может обладать
силой заставить население признать ее, покориться ей, примириться с ней.
Но для государственности этого мало. Для нее требуется именно законность
как в ее установлении, так и в воспроизводстве.
  Феномен легитимации власти возник в результате длительного и сложного
исторического процесса. Он возник не в рамках изолированных человейников,
а в более обширных скоплениях людей - в рамках целых миров и цивилизаций.
Общеизвестны, например, такие формы легитимации. Властители высших уровней
делали легитимной власть на более низких уровнях, - императоры делали
легитимной власть королей и герцогов. Право легитимации королей и
императоров присвоила себе в свое время христианская церковь. В истории в
течение многих веков шла борьба между светской и цер-
ковной властью. Последняя использовала свою силу легитимации светской
власти, чтобы самой доминировать над нею. Освещение светской власти
церковью придавало ей статус данной от бога. Вожди, короли, цари и
императоры выдумывали родословные, дабы выглядеть законными преемниками
власти давно умерших, зачастую вымышленных правителей, а то и богов.
Устраивались публичные церемонии, игравшие роль компонентов механизма
легитимации власти. Принятие Наполеоном титула императора, коронация и
женитьба на представительнице легитимной власти императора Австрии - это
была не блажь честолюбца, а исторически конкретная форма легитимации
созданной революцией и Наполеоном нелегитимной власти. Такие церемонии
устраиваются до сих пор.
  Формой легитимации власти являются различные формы выборов правителей.
В рамках зародившейся и до некоторой степени легитимной власти принимались
и принимаются юридические законы, укрепляющие легитимность и делающие ее
преемственной (например, законы о престолонаследии, конституции). При
любых переворотах те, кто захватывают власть, торопятся узаконить ее. В
наше время сразу сочиняют конституции, узаконивающие власть захватчиков.
  Хочу особо подчеркнуть формальный характер легитимации власти в
качестве государственной. Пусть читатель не сочтет это за нарочитый
парадокс, но сущность легитимации состоит именно в ее формальности. А
задача этой формальности заключается в том, чтобы навязать людям сознание
незыблемости власти и наказуемости за непослушание ей. Узаконивание власти
есть способ осознания обществом ее силы и права на насилие, признание
фактора власти как стоящего над подвластным. Идея же власти как защитника
подвластных есть явление идеологическое и производное от этой задачи
легитимации власти. Не случайно, повторяю, даже фактически сильные
правители и режимы (не говоря уж о слабых) стремились и стремятся как-то
узаконить свою власть или опереться на какую-то уже узаконенную видимость
власти. Какой бы ни была конституция, принятая в Советском Союзе в 1936
году, она выполнила свою историческую роль, а именно - сделала советскую
государственность легитимной в гла-
зах всей планеты. Сохранение монархии в качестве элемента власти в
демократических странах в значительной мере есть средство ее легитимации,
а не признание монархии как необходимого элемента демократии, каким она не
является.
  С этой точки зрения всякие разоблачения выборных процедур как
показных, сугубо формальных, не меняющих положения, жульнических,
фиктивных и т.д. лишены социологического смысла. Какими бы безвластными ни
казались выборные учреждения власти и какими бы ни были выборы, они самим
фактом осуществления и существования выполняют свою главную функцию -
функцию легитимации власти как государственной. Последняя должна выглядеть
в глазах общества как законная, а законность по своей сути формальна. И
власть при этом должна осознавать себя именно формально законной. Если
этого нет, власть не является государственной.
  Почему власть должна быть узаконена? Не ради же слова
"государственная"?! Потребность власти в узаконивании возникает не всегда,
а лишь в определенных условиях, а именно тогда, когда человейник
разрастается, усложняется и разбрасывается в пространстве настолько, что
одними лишь средствами насилия удержать власть над ним и сохранить
единство самой власти становится невозможным. Требуется изобрести и вбить
в головы людей идею, будто власть исходит от неких сверхчеловеческих сил
или по крайней мере от сил вне данного человейника (бог, древние
правители), а в случае выборной власти - исходит от некоего народа, будучи
воплощением его свободной воли. Этим силам придавали роль учредителей
некоего закона, а в случае выборной власти изображают народ, стоящий над
каждым человеком в отдельности как высшая сила, творцом такого закона.
Благодаря этому изобретению невыполнение распоряжений власти и всякие
покушения на нее стали рассматриваться как выступления не против
конкретных лиц во власти и конкретных проявлений власти, а против
обезличенного и сверхчеловеческого закона. Замена идеи божественности
власти на идею народа как на источник власти была лишь сменой формы
легитимации власти. В конкретной истории это был длительный процесс борьбы
и социального творчества людей.



  СУВЕРЕННОСТЬ ГОСУДАРСТВА

  Государственность суверенна. Это значит, что она законно (формально!)
не признает в рамках своего подвластного общества никакой другой власти
над собой и не делит власть ни с кем, кто (и что) находится вне
государственности. Опять-таки это - лишь в идеале, лишь абстрактный
социальный закон. В реальности этот закон постоянно нарушается. Я имею в
виду борьбу за власть, интриги, расколы, посторонние влияния,
околоправительственные круги, лобби, коррупцию, родственные связи и т.п.
Все это имеет место и процветает. Но это происходит в рамках одной
государственности, около нее, с ней, за ее счет. И все это не устраняет ее
формальный суверенитет. Глава правительства может быть под каблуком жены
или любовницы, но они от этого не становятся явлением, подчиняющим себе
государственность страны. Конечно, тут есть свои пределы, выход за которые
делает государственность несуверенной. И тогда она разрушается в этом
качестве, остается государственностью лишь по внешней форме и по названию.


  ГОСУДАРСТВО И ПРАВО

  Государственность возникает в такой тесной связи с правовым
(юридическим) аспектом человейника, что они образуют одно целое. Говоря о
государстве, мы должны говорить о правовых (юридических) законах, а говоря
о праве - должны говорить о государстве. Уже легитимация государственной
власти в конце концов принимает форму правовой операции.
  Государственность действует в рамках правовых норм и в соответствии с
ними. Даже в случае абсолютистских и диктаторских систем государственности
это так или иначе в той или иной мере имеет место. Бывают диктатуры как
формы государственности и диктатуры как негосударственной формы власти.
Так называемая абсолютная власть абсолютна не во всем, но лишь в некоторых
отношениях, и это - выход за рамки государственности.
  Задача государства - управление обществом как целым. Специфическими
средствами этого являются зако-
нодательство и принудительный аппарат исполнения законов. Законодательство
есть введение в жизнь общества правовых норм (юридических законов),
регулирующих взаимоотношения между членами общества, между управляемыми
членами общества и управляющей властью, между членами самой системы
государственности, а также контроль за соблюдением этих норм, принуждение
граждан к их соблюдению и наказание за их нарушения. Будучи узаконено
(легитимировано), государство само становится органом легитимирования
других феноменов общества. Одной из важнейших тенденций государственности
является стремление охватить законодательством как можно больше явлений
жизнедеятельности членов общества. Если вы сравните объем правовых норм в
начале государственности западных стран с таковым в наше время, вы
увидите, что он вырос в большей мере, чем любые другие явления общества, -
в тысячи, если не в десятки тысяч раз.
  Государственная власть есть узаконенное право на принуждение
подвластных к определенному поведению и на средства осуществлять это право
на деле, - полиция, армия, суды, тюрьмы. В паре "власть и управление"
власть имеет приоритет. Она есть власть и над управлением, а не власть в
силу управления. Управление есть реализация власти. А государственная
власть есть прежде всего власть закона. И лишь постольку она есть власть
людей, издающих и исполняющих законы и живущих за счет этой функции.


  ПУБЛИЧНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ

  Из сказанного выше следует, что деятельность государства по управлению
обществом является публичной. Опять-таки это есть лишь абстрактный закон,
который постоянно нарушается. Общеизвестно, каких масштабов достигает
скрытая часть деятельности властей современных обществ. Официальные
измерения соотношения публичной и скрытой частей деятельности власти мне
неизвестны. Но я думаю, что степень скрытности очень высока и имеет
тенденцию расти. Причем степень скрытности власти коммунистических стран
вряд ли превосходит таковую демократических стран Запа-
да. Впечатление, будто в западных странах доминирует гласность, а в
коммунистических - секретность, создается за счет пропаганды и умения
западных властей производить желаемое впечатление.


  ОБЯЗАННОСТИ ГОСУДАРСТВА

  Государство имеет не только права, но и обязанности. Основные
обязанности - организация и охрана общественного внутреннего порядка и
защита общества от угроз и нападений извне. Внутренний порядок общества
есть прежде всего его социальная организация. Государство часть ее, но
такая часть, которая обязана сохранять, укреплять и охранять его. Потому
создается впечатление, будто государство существует вне общества и над
ним. Материала для такого представления реальность дает достаточно.
Государство имеет тенденцию к такому положению в обществе и в той или иной
мере достигает его. Оно образует автономное объединение множества членов
общества в рамках общества - "общество в обществе". Оно при этом зачастую
пренебрегает своими обязанностями, что порождает социальные конфликты,
восстания, перевороты и т.д.


  ТИПЫ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

  Государственность классифицируется по самым различным признакам:
монархическая, республиканская, авторитарная, диктаторская,
олигархическая, тираническая, демократическая и т.п. Нас будут
интересовать два типа ее - западнистский и коммунистический. Мы их
рассмотрим в следующих частях книги. Оба они характеризуются целостными
комплексами признаков. У них много общего в организации и функционировании
административно-бюрократического аппарата, армии, полиции, дипломатии,
секретных служб и т.п., а также в социальных отношениях занятых в них
людей. Все это - общие черты всякой высокоразвитой и большой по размерам
государственности. Но они обладают и специфическими чертами, на которых мы
и будем акцентировать внимание.



  ОГРАНИЧЕННОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

  Государственность в чистом виде не существует. Она не исчерпывает
ситуации в обществе, в которых имеет место какая-то власть. Она смешана с
явлением внегосударственной власти. Она вынуждена прибегать к
негосударственным методам правления и вмешиваться в дела, выходящие за
рамки ее законных функций. С другой стороны, в деятельность государства
вмешиваются негосударственные явления. Государство не охватывает целый ряд
проблем, которые оно, казалось бы, обязано решать. По мере развития
общества, изменения условий управления и возникновения явлений, не
предусмотренных в его стадии, когда складывалось государство, назревает
несоответствие между государственностью и требованиями управления
обществом. Разрастание самой государственности ведет к образованию
явлений, выходящих за ее рамки. Даже самое поверхностное наблюдение
политической жизни современных западных стран позволяет сделать вывод, что
система государственности переживает непреходящее кризисное состояние и
что огромную (а порою - решающую) роль в управлении западными
человейниками приобретают явления внегосударственные.


  ПРАВОВАЯ СФЕРА

  С возникновением общества в нормативном аспекте возникает особый
феномен - правовая или юридическая сфера. Эту сферу образует множество
людей, групп, организаций, учреждений и т.п., специальным делом которых
являются правовые нормы (юридические законы) и поступки членов общества,
поскольку они подлежат оценке с точки зрения правовых норм. Поскольку
специфика этой сферы определяется правовыми нормами, я в дальнейшем буду
для краткости употреблять слово "право", предполагая сказанное выше.
  Если оставить в стороне перипетии конкретной истории и выделить чисто
социальную суть дела, то можно утверждать, что право возникает вместе с
государством и как нечто единое с ним. Лишь со временем оно развивается в
особую сферу, поскольку колоссально разрастается нормативный аспект,
требующий упорядочивания в
виде государственного законодательства, которое в свою очередь требует
армию особых специалистов.
  Право возникает прежде всего как совокупность норм (юридических
законов), определяющих изначальные и фундаментальные атрибуты власти и
подвластного человейника, благодаря которым они приобретают социальное
качество соответственно государства и общества.
  Надо различать формальную функцию рассматриваемых норм и их
содержание. Государственная власть может быть различного типа. Например -
самодержавная и деспотическая в дореволюционной России и демократическая в
США. И структура населения может быть определена законами различно, как
это имело место, например, в тех же упомянутых странах. Всякое общество
создает какую-то правовую систему, иначе оно не общество (по
определению!). Но далеко не во всяком обществе люди свободны в том смысле,
в каком они свободны в современных западных странах. Общество может иметь
правовые нормы, лишающие людей "прав человека" в западном смысле,
закрепощающими людей, как это имело место в России до ликвидации
крепостного права и в США до отмены рабства. Становление общества есть
процесс формирования какого-то государства и какого-то права, а не
обязательно хорошего, с чьей-то точки зрения, государства и права. Для
реальных людей человейника, в котором это происходит, это может быть
кошмаром, а не благом.
  Рассматриваемая совокупность правовых норм обладает такими чертами.
Во-первых, она устанавливает статус государства, его строение, права,
обязанности и способ воспроизводства. Государственной власти придается
монопольное право на нормативную (правовую в юридическом смысле,
законодательную) деятельность, касающуюся общества в целом, а также право
суда и право наказания за преступления против законов. Государственная
власть, подчеркиваю, становится монопольным законодателем и судьей,
отнимая эти функции у церкви и общин, у частных лиц и у негосударственных
властителей.
  Во-вторых, рассматриваемая совокупность норм устанавливает статус
подвластных государству людей, их социальное положение (социальные
категории), отношения между этими категориями людей, их права и обязаннос-
ти по отношению к государству. Это и есть фактическое установление в
данном скоплении людей основ общества.
  На бумаге описание этого процесса занимает немного места. А в
реальности он растягивается на десятилетия и на века, происходит как
ожесточенная (порою кровавая) борьба и не всегда доводится до завершения и
не всегда бывает удачен. В России, например, он растянулся на несколько
столетий и не приобрел четких форм вплоть до революции 1917 года.
Растянулся и "растворился" в конкретной среде в Англии. Очень быстро
произошел в США. Стал молниеносно (с исторической точки зрения)
происходить во многих случаях в наше время благодаря воздействию со
стороны великих сил извне и прошлому опыту. Но это уже происходит не как
историческое творчество, а как нечто локальное, имитационное,
искусственное и насильственное.
  Рассмотренная совокупность правовых норм образует фундаментальное
(скажем так) право общества. Оно, с одной стороны, фиксирует реальные
явления, уже сложившиеся в человейнике исторически и, с другой стороны,
становится условием дальнейшего нарастания, усиления и развития этих
явлений рождающегося и родившегося общества. Оно само разрастается и
пополняется, фиксируя происходящие в обществе изменения, и коррегируется.
Государство, возникнув, играет важную (если не решающую) роль его
сохранения и приспособления к новым условиям. Но его нельзя считать
продуктом государства на все сто процентов. Оно, повторяю, по
происхождению и по основам есть часть единого с государством исторического
комплекса явлений. Кроме того, правовая сфера, как и государственная,
развивает свои средства самовоспроизводства, причем обретает тенденцию к
самовозрастанию, которая сдерживается лишь внешними ограничениями.
  Государство, став монополистом в сфере законодательства и
профессионалом в этом деле, продолжило начатое фундаментальным правом
дело, развивая часть права, которую я называю государственным правом. Эта
деятельность идет по многим линиям, основные из которых суть следующие.
Во-первых, законодательство, охватывающее общество в целом и формально,
т.е. не персонифицировано (общегосударственные законы). Во-вторых,
обеспечение правовой защиты членов общества и их объедине-
ний (гражданское право). И в-третьих, установление законов, в рамках
которых должны совершаться правовые соглашения частных лиц и их
объединений. По этой линии развивается часть правовой сферы, выходящая за
рамки государственного права, скажем - частное право. Разумеется, все это
принимает различные формы в различных обществах и достигает различных
степеней развитости.
  Государство также монополизирует и стандартизирует систему судов и
средств наказания. Государственные средства к принуждению соблюдения норм
поведения становятся более сильными, чем все прочие.
  Не любые решения и распоряжения власти суть правовые нормы. Некоторые
западные авторы обращали внимание на то, что государство якобы занимается
не своим делом, принимая решения по текущим частным проблемам. Но
государство есть явление не только в коммунальном, но и в деловом аспекте.
И в последнем его решения и распоряжения, естественно, не являются вкладом
в его правовую деятельность. Тем не менее по этой линии действительно
происходит выход системы власти за рамки государственности.
  Наличие законов не означает, что они выполняются автоматически. Нужны
средства и усилия государства, чтобы они выполнялись. Нарушения законов -
обычное дело в жизни общества. Надо различать то, что написано на бумаге и
имеет претензию быть законом, и то, что в реальности функционирует в
качестве закона. В советском кодексе законов, например, были прекрасные (с
точки зрения словесного выражения) статьи, но далеко не все они
функционировали реально как законы. Они играли скорее идеологическую, чем
юридическую роль. Диссидентское движение началось в Советском Союзе с
требования соблюдать советскую конституцию, и власти обрушили на таких
требователей репрессии. Да и в западном праве можно найти практически не
действующие законы.
  Не выполняются автоматически и законы, определяющие права членов
общества, причем как в фундаментальном, так и в государственном и частном
праве. Нужны усилия и траты со стороны граждан, чтобы добиться того, что
им положено по праву. И это не всегда удается. Партнеры правового
отношения стремятся избежать
выполнения своих обязанностей и часто имеют для этого силу. Правовая сфера
общества есть живое явление. Она изменяется с изменением общества. Но это
происходит как борьба общественных сил. Адекватность этой сферы
потребностям общества никогда не бывает полной. Но есть некоторые пределы,
в которых колеблется степень неадекватности, не угрожая тяжелыми
последствиями.
  Правовая система данного общества есть система общества этого типа, а
не вообще. Она может иметь отдельные черты, сходные с аналогичными
системами обществ других типов. Но оценивать ее нужно критериями ее
общества, а не абстрактно. С этой точки зрения правовая система советского
общества была не хуже и не лучше таковой западных стран, если их
сравнивать абстрактно, сами по себе. А сравнение их с точки зрения
соответствия их своему обществу на научном уровне мне не встречалось.
  Выше я говорил, что право возникает вместе с государством. Вместе с
тем я говорил, что государство нуждается в легитимации. Никакого
противоречия между этими утверждениями нет, ибо легитимация власти
исторически есть самолегитимация по существу, лишь использующая
дополнительные оправдания, чтобы укрепить свое положение. А в сложившейся
государственности происходит легитимация не власти вообще, а лишь
конкретных лиц, вступающих в систему власти. И делается это уже на основе
принятых государством законов.
  Правовые (юридические) нормы (законы) - не единственные правила,
регулирующие поведение людей в обществе. Их сфера действия ограничена,
во-первых, такими поступками людей, когда люди имеют свободу выбора
поступков и свободу совершать их или не совершать, причем поступками,
которые затрагивают интересы других людей. Она ограничена, во-вторых, тем,
что нормы для таких поступков устанавливаются государством или
узакониваются им, если они возникли практически, и государство имеет силу
принуждать людей к их исполнению и контролировать исполнение. Правовые
нормы не требуются для поступков, которые социально безразличны. Они не
требуются также в случаях, когда люди не имеют свободы выбора, когда люди
вынуждаются на какие-то поступки без всякого юридического принуждения.
  Правовые нормы теряют практический смысл, если государство не в
состоянии принуждать людей к их соблюдению и контролировать поступки людей
с этой точки зрения. Кроме того, правовые нормы теряют смысл, если они
составлены так, что допускают взаимоисключающие истолкования и применения,
а также если в кодексе законов имеются взаимоисключающие нормы.
  В современных обществах системы правовых норм разрослись до
колоссальных размеров, стали чрезмерными и дорогостоящими. Неимоверно
разрослось число специалистов, занятых в правовой сфере, чрезмерно
возросла их власть и злоупотребления ею, стали обычными ситуации в рамках
правовых норм, неразрешимые правовыми нормами. В самой реальности
возникает огромное число ситуаций, не поддающихся нормированию в рамках
правовых норм. Все более обычными становятся поступки, не поддающиеся
оценке юридическими критериями. Люди научаются игнорировать правовые
нормы, оставаясь неразоблаченными и неосуждаемыми юридически. В рамках
правовой сферы появились специалисты по безнаказанному и неразоблаченному
нарушению юридических законов. Над правовой сферой вырастает феномен,
который я называю сверхправом.


  МОРАЛЬ

  Никакой особой моральной сферы в человейниках не было и не будет.
Моральными нормами и моральным состоянием людей "заведует" религиозная и
идеологическая нерелигиозная сфера, а также система воспитания и контроля
за поведением людей, распределенная по различным сферам. Это происходит не
потому, что люди недооценивают моральные нормы или не имеют средств для
создания особой моральной сферы, а в силу неопределенности, аморфности и
изменчивости самих норм поведения, именуемых моралью. Многие из норм
поведения, считавшиеся правилами морали, замещаются юридическими нормами и
правилами, обусловленными свойствами окружающей среды и материальной
культуры. Многие отмирают за ненадобностью или невозможностью следования
им. Возьмем, например, правило "Не лги, не обманывай". Следовать ему
педантично в условиях современ-
ного человейника невозможно. Чтобы хоть как-то защититься от всеобщей
атмосферы лжи и обмана, люди разработали систему юридических норм,
согласно которой обманщики и лжецы хотя бы в некоторых важных ситуациях
наказывались или могли быть наказуемы за ложь и обман, и это несколько
сдерживает современных людей, развивающих свои способности на этот счет до
высочайшего уровня.
  Выражение "Моральный поступок" многозначно. В одном смысле имеется в
виду поступок, считающийся добродетелью. Но что такое добродетель?! В
другом смысле имеется в виду поступок, соответствующий нормам морали, но
не обязательно добродетельный с точки зрения каких-то людей. Например,
убийство на дуэли в некоторых человеческих объединениях считалось
моральным поступком, а в других - аморальным. Дать общее определение
моральных поступков и указать общие критерии, пригодные для всех времен и
народов, для любых ситуаций в принципе невозможно. Кантовский
"категорический императив" как критерий морали является просто
бессмыслицей или ложным, если его проанализировать на строгом логическом
уровне. Например, человек, который не хочет, чтобы другие люди поступали
по отношению к нему по правилам морали, является моральным, поступая в
отношении других не по правилам морали.
  В общем виде можно сформулировать лишь логические принципы
относительно понятий и суждений учения о явлениях морали. Это, например,
такие принципы. Множество поступков людей, к которым применима оценка в
понятиях морали, устанавливается опытным путем. Тут нет никаких априорных
ограничений. При этом должны быть заданы критерии оценки поступков как
моральных (удовлетворяющих нормам морали) и аморальных (неудовлетворяющих
этим нормам). В отношении поступков, которые не включаются в это
множество, оценка их как моральных или как аморальных лишена смысла.
Таковы, например, поступки дипломатов, политиков, военных и т.п. при
исполнении ими своих профессиональных обязанностей в отношении
противников. Мы имеем, таким образом, три возможности в отношении
поступков людей с точки зрения морали: поступки моральные, аморальные и
вообще не являющи-
еся ни моральными, ни аморальными (не оцениваемые в понятиях морали).
  В общей форме можно также сказать, что моральные нормы вырабатываются
(изобретаются) людьми как средство ограничения законов рационального
расчета (экзистенциального эгоизма). Они разделяются на запреты совершать
какие-то поступки и обязательства. Обязательства при этом логически
сводятся к запретам не совершать определенные поступки.


  МИКРОУРОВЕНЬ ОБЩЕСТВА

  Макроуровень общества формируется над микроуровнем в том смысле, что
макрообъекты состоят из микрообъектов и организуют микрообъекты в
масштабах общества. В предобществах, логически рассуждая, должен
доминировать микроуровень, а макроуровень развиваться под его влиянием. В
обществах отношение уровней меняется на противоположное: макроуровень
становится доминирующим, а микроуровень формируется и развивается под его
влиянием.
  В предшествующей части я говорил о клеточках человейника. Клеточная
структура человейников зарождается уже в предобществах. Но лишь в
высокоразвитых обществах она становится всеобъемлющей структурой
микроуровня. Здесь колоссально увеличивается число клеточек, образуются их
многочисленные различные виды. Государство вынуждается на то, чтобы их
упорядочивать и стандартизировать, создавать юридические нормы их
образования, функционирования и взаимоотношений друг с другом,
государством и прочим обществом. Собственно говоря, разрастание клеточной
структуры становится возможным в значительной мере (если не главным
образом) благодаря государству. Государство дает им защиту и стандартные
(формальные) правила существования.
  Как бы и кем бы клеточка ни создавалась в условиях общества, она
должна быть признана обществом, как таковая, и узаконена. Она должна
действовать в рамках правовых норм. В ней должен быть человек (или группа
людей), ответственный перед соответствующими учреждениями государства за
ее состояние и деятельность в целом, - юридический субъект.
Ответственность юриди-
ческого субъекта перед государством является непосредственной. Клеточка
имеет орган, управляющий ее внутренней деятельностью. Это может быть один
человек или группа из нескольких человек. Управляющий орган и юридический
субъект могут совпадать, как это чаще и бывает, но могут и различаться,
как это теперь тоже часто встречается.
  Основную массу клеточек общества образуют объединения людей, в которых
эти люди добывают средства существования, создают жизненные ценности,
выполняют общественно-полезные функции. Они различаются по многим
признакам - по размерам, по структуре, по специализации, по
продолжительности существования, по престижу и т.д. Есть клеточки из тысяч
человек и есть из нескольких. Есть даже из одного человека. Но последние
суть чисто формальный и вырожденный случай. Фактически тут имеют место
юридически неоформленные клеточки или аморфные, клеточкообразные
структуры. Одни клеточки живут десятки лет, другие - несколько месяцев.
Одни разбросаны на больших территориях, другие локализованы в малых
пространствах, порою - в несколько квадратных метров. Одни являются
простыми, другие состоят из большого числа групп.
  Большие клеточки, как правило, расчленяются на более мелкие группы
вплоть до минимальных. Каждая группа, в свою очередь, имеет руководителя
(начальника) или руководящую группу из нескольких человек. Члены клеточек
занимают различные позиции и выполняют различные функции. В сложных
клеточках имеет место иерархия таких позиций. Люди в клеточках изначально
(по самому способу их образования) разделяются на управляющих и
управляемых, на начальников и подчиненных. Это - одно из самых
фундаментальных социальных отношений во всяком обществе.
  В современных обществах основные клеточки суть объединения людей, в
которых люди работают, занимаются делом. В них люди принимаются на работу.
В них есть люди, которые имеют право принимать других на работу, так что
члены их разделяются на работодателей (нанимателей) и работобрателей
(нанимаемых). Те и другие суть юридически свободные граждане общества.
  Не вся человеческая материя современного общества имеет клеточную
структуру. Есть бесструктурная среда.
  Есть объединения, не имеющие статуса клеточек. Это, например,
родственные группы, если они не образуют юридически узаконенные деловые
предприятия.
  Семья сохраняет значение в обществе, поскольку сохраняются родственные
отношения, наследование имущества, ответственность родственников перед
законом, продолжение дела родителей, личные привязанности и т.д. Без семьи
частная собственность и накопление богатств теряют смысл. Семья и
родственные отношения вообще играют существенную роль в сохранении
(воспроизводстве) социальной организации общества. В современных обществах
происходят заметные изменения в характере семейных отношений. Распад семей
стал обычным явлением. Для большого числа людей семья вообще потеряла
социальный смысл. Но все же для достаточно большого числа членов общества
семья еще сохраняет значение, и это остается одним из необходимых условий
воспроизводства социальной организации.
  Клеточки объединяются в более сложные структуры. Если объединение
становится клеточкой, а объединяющиеся клеточки теряют статус клеточек, то
происходит слияние клеточек в одну. Если объединяющиеся клеточки сохраняют
статус клеточек, то возникают сверхклеточные структуры. Тот же эффект
получается в случае разделения клеточки на две или более клеточки с
сохранением их единства. Если сложное объединение само есть клеточка,
происходит разделение функций юридического субъекта и распределение их
между различными уровнями. Тут возможно возникновение особых клеточек,
специальным делом которых становится управление объединенными клеточками и
координирование их деятельности. Складывается запутанная система отношений
между клеточками, проконтролировать которые государство не в силах.
  В зависимости от способа образования и характера юридических субъектов
клеточки разделяются на две категории. К первой категории относятся такие
клеточки, которые создаются решениями властей. Власти определяют их
деловые функции и отношения с другими клеточками. Сотрудники их нанимаются
на работу по профессии. Они не являются собственниками ресурсов, которыми
они распоряжаются, и собственниками результатов их деятельности.
Заработная плата устанавливает-
ся законом. Размер ее зависит от занимаемой должности, уровня квалификации
и личных заслуг. Сотрудники получают зарплату независимо от реализации
результатов деятельности клеточки. Юридические лица клеточек назначаются
вышестоящими органами власти и управления с учетом профессиональных данных
и опыта работы. Они суть государственные чиновники. Эти клеточки можно
назвать государственными или общественными, поскольку государство
представляет общество в целом. Ко второй категории относятся клеточки,
которые создаются по инициативе частных лиц и организаций, а не
распоряжениями властей. Но и тут полного произвола нет. Эти клеточки
должны получить на это разрешение властей, официально зарегистрировать
характер своего дела. Они возникают и существуют в рамках законов. Точно
так же законом должны быть определены их юридические субъекты, т.е. лица
или организации, распоряжающиеся деятельностью клеточек и несущие за это
ответственность перед государством и законом. Юридические субъекты
свободны определять характер дела клеточек, их внутреннюю организацию и
отношения с окружающей средой, но в рамках правовых норм. Такие клеточки
принято называть частными. В их основе лежат отношения частной
собственности.


  ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ

  Частная собственность в течение многих веков была в центре внимания
социально активной части человечества. В наше время интерес к ней не
ослаб, а даже усилился. Это связано с тем, что весь период "холодной
войны" шел под лозунгами антикоммунизма, ибо в коммунизме видели угрозу
западному миру, а основу социального строя западных стран видели именно в
частной собственности. Апологетика ее стала важнейшим элементом идеологии
западнизма, а насильственное ее навязывание бывшим коммунистическим
странам стало орудием насаждения западных порядков в этих странах и
подчинения их Западу. Так что феномен частной собственности заслуживает
особого внимания.
  Идеологически-обывательское представление о частной собственности
возникло много веков назад и в по-
чти неизменном виде сохранилось до сих пор. Одни в ней видели основу всех
зол, другие - основу всех благ. Домарксовские социалисты и коммунисты
разделяли первое убеждение и считали ликвидацию частной собственности
необходимым и достаточным условием установления общественного порядка
всеобщей справедливости и благополучия. Это представление перешло в
марксистский коммунизм с тем коррективом, что основу всех зол ограничили
частной собственностью на средства производства. Сложилась идеология, что
для создания общества всеобщей справедливости и изобилия надо
ликвидировать частную собственность на средства производства - передать
землю крестьянам, а фабрики рабочим. Эта идеология более чем на целое
столетие овладела умами и чувствами миллионов людей и до сих пор еще
сохраняет силу, хотя ей во второй половине нашего века был нанесен
сильнейший удар со стороны Запада, выдвинувшего на первый план идеологию
частной собственности как основы всех благ и прогресса человечества.
Частная собственность объявлена изначальным явлением человеческой истории,
а стремление к ней - изначальным (и даже прирожденным!) свойством человека.
  Что такое частная собственность? И почему она в фундаментальном праве
западных стран объявлена священной и неприкосновенной? Почему право
частной собственности включено в число основных прав человека?
  Прежде всего надо различать владение (обладание) и собственность. Не
всякое владение есть собственность. Владеть чем-то - это значит
распоряжаться этим по своему усмотрению. Владеть чем-то можно благодаря
физической силе, обману, находке, традиции и т.п. Владеть можно природными
способностями и навыками. Владение является индивидуальным, если владелец
- отдельный человек. Владельцем может быть группа людей, семья, род,
племя, целый человейник. Владение может быть кратковременным и
долговременным, временным и постоянным, в одном поколении и
наследственным, отчуждаемым (передаваемым другим) и неотчуждаемым.
  Владение средствами существования, добывания их, средствами самозащиты
и удержания за собой своих владений есть абсолютно необходимое условие
существования людей и человейников. Конечно, какие-то предпо-
сылки стремления к владению упомянутыми средствами были у животных,
являющихся эволюционными предшественниками людей. Но в полную силу оно
развилось лишь у людей, причем как явление социальное (изобретенное,
искусственное), а не биологическое (не прирожденное). Люди еще в древности
открыли для себя (в опыте жизни, конечно, а не теоретически!)
универсальные законы социального бытия: 1) чем больше твои владения, тем
надежнее твое существование; 2) владения можно накапливать и передавать по
наследству детям; 3) нужна сила удерживать свои владения, иначе их у тебя
отнимут другие. Стремление к увеличению, улучшению и упрочению владений
жизненными благами стало важнейшим стимулом человеческой активности и
эволюции. И надо признать, что прогресс человечества на этом пути был
колоссальным. И проходил он отнюдь не как равномерное и мирное
распределение благ, а как ожесточенная борьба и как рост неравенства.
  Но до сих пор речь шла не о собственности, а о владении. Я буду
употреблять слово "собственность" для обозначения вида владения, который
характеризуется такими признаками. Это, во-первых, владение чем-то таким,
что отделимо от владельца (отчуждаемо от него), что может стать владением
другого владельца. Собственность, во-вторых, есть владение узаконенное,
владение по праву. Право (юридический закон) само по себе не приносит то,
что становится собственностью. Владение чем-то должно быть приобретено
какими-то путями. Но чтобы стать собственностью, оно должно быть
узаконено, - должно быть объявлено законным или приобретенным в рамках
юридических законов. Украденная вещь, например, становится владением вора,
но не становится собственностью, если такое воровство запрещено законом.
Так что заявление Прудона, что собственность есть кража, с точки зрения
нашего определения ложно.
  Таким образом, собственность, согласно нашему определению, есть
явление общества, а не любого человейника. Она предполагает наличие права
и государства. И она никак не может быть базисом общества, а право и
государство не могут быть надстройкой над ней.
  Юридические законы (документы), согласно которым некоторое владение
становится собственностью, разделяются на общие и индивидуальные. Первые
охраняют вла-
дение гражданами какими-то категориями объектов, не индивидуализируя тех и
других. Например, это касается предмета быта. При этом предполагается
возможность как-то доказать, что эти вещи принадлежат определенным лицам.
Во втором случае юридическими документами фиксируется конкретно, что
именно и каким индивидуальным личностям принадлежит. Это касается,
например, земельных участков, домов, дорогих вещей, денежных сумм в
банках, акций.
  Собственность является персонифицированной, если собственники суть
конкретные (индивидуальные) личности или группы таких личностей (например,
семья, род). Собственность является неперсонифицированной, если
собственник есть объединение людей, каждый из которых не есть собственник
части собственности объединения. Члены такого объединения могут меняться,
а объединение остается собственником. Примером такого обезличенного
собственника может служить коллективное хозяйство коммунистической страны
(колхозы, совхозы). Оно является собственником каких-то ценностей, хотя
члены его по отдельности собственниками не являются. Состав коллектива
меняется. Меняется его руководство, распоряжающееся собственностью.
  Собственность может быть временной и постоянной, с правом передачи
другим и без него, с правом предпринимательства и т.д. Короче говоря,
большое число разнообразных форм владения, так или иначе узаконенных
юридически, называется общим словом "собственность". В законодательстве
как-то отражается различие этих форм.
  Что считать частной собственностью? Обычно так называют лишь случаи,
когда собственник персонифицирован, т.е. есть конкретный индивид или
группа таких индивидов (семья, партнеры). Но как быть с объединениями
многих лиц, каждое из которых обладает частичкой собственности, но не
распоряжается собственностью в целом? Как быть со случаями, когда большими
ценностями, принадлежащими многим лицам, распоряжаются и представляют
собственность перед государством лица, собственниками не являющиеся? Не
считать их частной собственностью? Но такие феномены ведут себя в обществе
подобно персонифицированной собственности. Очевидно, тут требуется
логическая обработка терминологии.
  Я здесь ограничусь таким ориентировочным определением. Частной
собственностью являются такие случаи: 1) когда собственник
персонифицирован; 2) когда многие персонифицированные собственники
предоставляют на законных основаниях какой-либо индивидуальной личности,
группе таких личностей или конкретной организации право распоряжаться их
суммарной собственностью.
  Выражения "общественная собственность", "общенародная собственность" и
"государственная собственность" обычно употребляются как плохо
определенные и многосмысленные. Общество (страна) владеет какой-то
территорией и ее ресурсами. Это - владение, а не собственность, если оно
не узаконено. Если есть международное право, согласно которому это
владение общества узаконивается, оно становится собственностью данной
страны. Государство частично является собственником каких-то ценностей,
частично владеет чем-то, частично распоряжается владениями общества. Не
все, чем владеет общество, есть собственность государства. Выражение
"Государственная собственность" двусмысленно. Оно обозначает собственность
государства как организации наряду с частной собственностью индивидуальных
лиц и объединений, и тогда ее можно считать частной. Такими были,
например, личные владения царей и королей. Но это выражение обозначает
также общественное (всего общества) владение, в отношении которого
государство выступает как юридическое лицо.
  Частная собственность есть сложный и изменчивый феномен. В простейшей
форме она заключается в следующем. Объект А есть частная собственность
индивида (человека, семьи, группы) В, если В владеет объектом А, есть
возможность как-то доказать это и есть юридический закон, согласно
которому то, чем владеют индивиды, есть их собственность и они могут
распоряжаться ею некоторым образом в своих интересах. Более сложная форма
- закон, разрешающий передавать собственность другим, продавать, дарить.
Еще более сложными формами являются законы, регламентирующие использование
собственности, отношения между собственниками и их отношения с
государством (налоги). В современных западных странах есть законы, в
рамках которых собственность может приобретаться. Одним словом, частная
соб-
ственность в развитой форме есть совокупность отношений между ценностями и
их обладателями, между собственниками и несобственниками, между
собственниками и государством и т.д., короче - совокупность социальных
отношений в рамках правовых норм.
  Собственность сама по себе не есть явление экономики. Надо различать
собственность, как таковую (как особое социальное явление), ее
использование (различные ее функции в обществе) и эволюцию. Она есть
явление экономики постольку, поскольку используется как источник дохода
для государства в виде налогов и для частных лиц в виде условия частного
предпринимательства. Но функции ее не сводятся к экономическим. Среди них
можно назвать также накопление ценностей, власть и управление людьми,
жизненные гарантии, индивидуальную самозащиту, стимулы деятельности,
условие жизненного успеха, просто средство существования (трата) и другие.
Она становится одним из важнейших элементов социальной организации
общества.
  Государственная форма власти возникла исторически в человейниках, в
которых во владении определенных категорий лиц накопились сравнительно
большие ценности и потребовались средства их сохранения и охраны
пользования ими. Но это не означает, что собственность явилась базисом для
государства и права. Этим целям служили и догосударственные и доправовые
средства предобщества. Благодаря государству и праву частные владения
превратились в частную собственность. Эти владения были одним из
исторических условий возникновения государства и права, но не единственным
и не всеобщим. В ряде случаев нищета и разруха человейника, угроза гибели,
стремление к завоеваниям, потребность в крупных сооружениях и другие
явления тоже служили историческими условиями возникновения государства и
права.
  Частная собственность имеет количественные границы. В отношении нижней
границы это очевидно. Никому не приходит в голову зачислять в категорию
частных собственников бедняка, владеющего тряпьем и куском хлеба. Но есть
и верхняя граница. Нельзя присвоить себе абсолютно все. А главное -
начиная с некоторой величины, собственность для своего функционирования
требует определенным образом организованный штат людей и
определенные правила обращения с нею, независимые от собственника и
делающие его в известном смысле символическим собственником.
  Частная собственность есть феномен исторический. Никакого врожденного
чувства собственности и тем более прирожденного права собственности нет.
Она формировалась по многим линиям. У большинства народов она не развилась
в полную меру или даже совсем не развилась. У народов западного мира она
достигла высшего уровня развития, причем сравнительно недавно. Фактически
таким рубежом ее исторического оформления явились параграфы буржуазных
конституций "Частная собственность священна и неприкосновенна". Возникнув
и став привычной, частная собственность оказала обратное влияние на
породившие ее факторы, став одним из краеугольных камней западного
общественного устройства. Круг истории замкнулся.


  ГОСУДАРСТВО И ХОЗЯЙСТВО

  Государственность в принципе сама не производит никаких жизненных
ценностей. Она существует за счет налогов и распоряжается соответствующими
ресурсами. Предприятия, являющиеся ее собственностью, суть второстепенный
источник дохода для нее. Тем более они нередко убыточны. Государство
содержит их в каких-то целях за счет того, что оно имеет как
непроизводительная часть общества. Государство тратит то, что произведено
не им и вне его. Если власть сама производит или добывает что-то, она либо
есть власть до государственная, либо выходит за рамки функций
государственности. Специфический для государства способ добывать жизненные
блага - дань с подвластного населения, в наше время - в виде налогов.


  ЭКОНОМИКА

  Если в коммунистическом обществе с его доминированием
государственности над прочими сферами именно понятие государственности не
было выработано в соответствии с критериями логики и методологии науки,
то в западном обществе с его доминированием экономики в аналогичном
состоянии осталось понятие экономики. Как и в случае с государственностью,
дело тут не только в идеологических табу, но и в "повороте мозгов" тех, в
чьем ведении находится сфера размышлений и суждений об экономике и о том,
что с ней связано.
  Экономика современных высокоразвитых обществ есть сложный,
многомерный, во многих отношениях диалектически противоречивый и
изменчивый феномен, погруженный в более обширную социальную среду, что
затрудняет ее определение. Возьмем, например, определение экономики как
добычи, производства и распределения материальных благ, необходимых для
существования людей. В этом смысле слово "экономика" будет сноситься к
любым человейникам, включая предобщества, причем даже самые примитивные. С
другой стороны, оно не будет охватывать производство культурных ценностей,
сферу развлечения, обслуживания и связи и многое другое, что в современных
обществах входит в сферу экономики. В наше время в западных странах в
экономику включают всякие инвестиции капиталов с целью получения доходов и
зачастую вообще все то, что связано с деньгами (налоги, распределение
бюджета и т.п.). Но это, однако, нельзя отнести к любым обществам.
  Я в отношении понятия экономики воспользуюсь тем же приемом, что и в
отношении других понятий, а именно - экспликацией. Я считаю, что
употребляемые в языковой практике значения слова "экономика" в
совокупности дают интуитивное представление об экономике, достаточное в
качестве материала для экспликации, но не заменяющее эксплицитное понятие
и не делающее экспликацию излишней.
  Одно из требований моего "поворота мозгов" - требование соблюдения
меры обобщения. Следуя ему, я выделил общества как особый тип
человейников, выделил государственность как особый тип власти и
управления, специфичный для общества. Аналогично я намерен поступить в
отношении экономики, т.е. выделю экономику как тип хозяйства, специфичный
для общества.
  К сфере экономики я отношу сферу хозяйства в том ее виде, какой она
принимает в условиях общества, т.е. при наличии государства и права.
Экономика предполагает ряд предпосылок. Среди них следует назвать,
во-первых,
разделение членов человейника на сравнительно большое число од неродных
деловых групп, способных действовать более или менее самостоятельно,
автономно. Назову это атомарностью хозяйства. Во-вторых, следует назвать
достаточно высокую производительность труда деловых групп, благодаря
которой они могут регулярно отдавать часть своего труда и продуктов труда
кому-то и после этого продолжать жить и осуществлять свою производительную
деятельность. И в-третьих, следует назвать наличие внешних этим деловым
группам сил, которые более или менее регулярно отбирают у этих групп часть
продуктов их труда (в виде дани, поборов, грабежей) и принуждают работать
на них. Но это - именно предпосылки экономики, но еще не экономика.
Хозяйство становится экономикой тогда, когда функцию охраны упомянутых
групп и поборов с них (в качестве вознаграждения за охрану) берет на себя
государство. Государство узаконивает эти группы и поборы с них (налоги),
осуществляя при этом социальную стандартизацию хозяйства.
  Именно государство организует хозяйство человейника в особую
стандартизированную сферу, которая "кормит" не только себя, но и весь
прочий человейник. Организует, узаконивая хозяйственные клеточки и вводя
правовые нормы, в рамках которых должна протекать жизнь хозяйственной
сферы. Благодаря государству образуется внутренне связанное в некоторое
целое общечеловейниковое хозяйство (с единой денежной системой, обменом,
разделением функций).
  Как бы хозяйственная сфера общества ни складывалась исторически и
какой бы вид она ни принимала в конкретных случаях, мы в этом явлении
абстрагируем то, что с ним происходит вследствие усилий государства,
имеющих целью обеспечения общества средствами существования, и называем
абстрагированное нами словом "экономика". В идеале экономика должна быть
по крайней мере основным источником существования общества и удовлетворять
его основные потребности. В идеале, так как в реальности этот абстрактный
закон постоянно нарушается.
  Таким образом, процесс осознания и признания экономики как фактора
общества включал (и всегда включает) государственно-правовые мероприятия.
Все последующее развитие экономики протекало и протекает в
рамках правовой (законодательной) деятельности государства, классическим
образцом которой является деятельность западнистской государственности,
или как деятельность самого государства, классическим образцом которой
является деятельность коммунистической государственности.
  Если деятельность каких-то предприятий протекает вне рамок
государственности (вне и вопреки юридическим законам и без контроля
государства), то эти предприятия теряют (если имели) или не приобретают
статус элементов экономики. С этой точки зрения преступный бизнес не есть
явление в рамках экономики. Если по отношению к нему употребляют слово
"экономика", то либо не заботятся о строгости терминологии, либо имеют в
виду то, что этот бизнес в какой-то мере легализован и играет роль в
экономике. Тот факт, что в экономике постоянно нарушают юридические
законы, не отменяет статуса права и статуса экономики как феномена в
рамках права.
  Государство поддерживает, охраняет, организует и даже в какой-то мере
создает экономику не для экономики самой по себе, а для себя, как источник
своего существования и как арену своей жизнедеятельности. Оно служит
экономике, поскольку экономика служит ему самому. Государство не есть
прислуга неких хозяев экономики. Люди, образующие государственность
(работающие в ней), могут быть марионетками людей, образующих
экономическую сферу, могут быть у них на содержании, могут быть их
ставленниками. Но это не означает, будто государственность по своей
социальной сущности есть слуга экономики как сферы производства и
распределения жизненных благ общества.
  Между государством и экономикой имеет место разделение функций в
обществе. Это - различные сферы со своими закономерностями
структурирования и функционирования. Но в реальности одна из них постоянно
и в самых различных формах вмешивается в деятельность другой и стремится
взять верх. Это - тоже нормальное явление в их жизни. Важна мера их
автономии и мера взаимного вмешательства друг в друга. Эта мера в
реальности нарушается. В наше время все более усиливаются
негосударственные элементы в государственности и неэкономические в
экономике.
  Экономика заключена в определенные социальные границы. Последние
определяются такими факторами: 1) фундаментальной функцией, обособление и
развитие которой породило экономику как особую сферу общества; 2)
юридическими законами, в рамках которых происходит экономическая
деятельность людей; 3) социальными законами экономики как особого
социального явления. В реальности, повторяю, имеют место выходы за эти
рамки. Если эти выходы являются настолько значительными, что влияют на всю
ситуацию в сфере хозяйства, и если они становятся устойчивыми
(постоянными, регулярными), то экономика либо утрачивает качество
экономики, либо поглощается объектом более обширного масштаба и более
высокого уровня организации - сверхэкономикой.


  ЭКОНОМИКА И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА

  Среди множества факторов, питавших (и питающих до сих пор) взгляд на
экономику как на базис общества, надо отметить смешение экономики и
материальной культуры общества. Экономика участвует в создании
материальной культуры. Но последняя создается общими усилиями общества.
Экономика использует достижения материальной культуры и производит их. Но
она вообще не есть компонент материальной культуры. Последняя есть
совокупность предметов, создаваемых и используемых людьми, есть нечто
статичное и по крайней мере пассивное. Экономика же есть функционирующая
ткань общества, нечто действующее, живое. Это - организация и деятельность
людей. Экономика и материальная культура суть феномены в различных
измерениях общества. Известная фраза Маркса, в которой капитализм
ассоциировался с паровой машиной, а феодализм с ветряной мельницей есть
просто литературно-идеологический трюизм. Любопытно, какие технические
изобретения нашего времени стал бы Маркс считать символами капитализма и
какие коммунизма?! Я об этом говорю не в порядке упрека Марксу, а в
качестве примера тому, как предрассудки, основанные на смешении различных
феноменов и на плохой обработке понятий, могут веками владеть умами людей.



  СТРУКТУРА ЭКОНОМИКИ. УРОВНИ ЭКОНОМИКИ

  Экономика структурируется и функционирует одновременно во многих
измерениях (аспектах) и на различных уровнях. Мы уже затрагивали ее
микроуровень, говоря о деловых клеточках, и аспект собственности. К этим
темам мы еще вернемся в следующих частях (о западнизме и коммунизме). А
здесь я хочу обратить внимание на различение содержательного (или
вещественного) и формального (или денежного) аспектов экономики. Рассмотрю
сначала содержательный аспект.
  Основу и ядро экономики образует обеспечение общества пищей, жильем,
одеждой, средствами коммуникации и вообще всеми необходимыми для жизни
членов общества предметами потребления. Это, можно сказать, первичная
экономика. По мере развития общества и роста производительности труда над
этим основанием вырастает, можно сказать, вторичный уровень экономики,
снабжающий общество предметами потребления сверх жизненно необходимых.
Разумеется, первичный уровень не есть нечто раз и навсегда данное,
неизменное. Необходимые жизненные потребности людей и возможности их
удовлетворения растут, грани между первичным и вторичным уровнями
варьируются, не являются абсолютными и неизменными. Тем не менее люди, как
правило, устанавливают тут различие достаточно определенно, особенно - в
трудных ситуациях. Внутри каждого из упомянутых уровней устанавливаются, в
свою очередь, подуровни.
  Пропорции уровней колеблются в определенных границах. В нормальном
обществе клеточки первого уровня должны быть достаточны для нужд общества.
Число занятых в них людей не должно превышать некоторый максимум, но и не
должно падать ниже некоторого минимума. Большой процент таких людей
означает низкую производительность труда. А слишком малый процент угрожает
нормальному состоянию населения, ибо именно люди такого рода служат ядром
и основанием общества.
  По другой линии над экономикой, занятой производством и распределением
материальных благ, вырастает экономика второго уровня (по этой линии
второго!), занятая использованием экономики первого уровня как
источника доходов и перераспределения произведенных ценностей. В экономике
второго уровня происходит, в свою очередь, вертикальное структурирование
(образуются свои подуровни). Тут тоже имеют место границы, в рамках
которых колеблются пропорции этих уровней и их взаимоотношения в смысле их
ролей в обществе.
  Происходит структурирование экономики с точки зрения зависимости одних
ее подразделений от других, так что одни из них диктуют свои условия
другим, а также с точки зрения преимуществ одних перед другими. И самым,
пожалуй, значительным фактором структурирования экономики становится
развитие денежного механизма. Вся экономика разделяется на вещный и
символический уровни, причем во многих измерениях.


  СФЕРЫ ЭКОНОМИКИ

  Большинство известных мне авторов разделяют экономику западных стран
на три сферы: сельское хозяйство, промышленность и обслуживание. Некоторые
авторы дают несколько иную классификацию. В первую сферу они включают
сельское хозяйство, добычу руд и лесоводство. Во вторую сферу включают
переработку сырых материалов в готовую продукцию. В третью сферу включают
услуги, в том числе медицинское обслуживание, обучение, управление,
церковь.
  Научная ценность классификации такого рода невелика. Переработка
сырого мяса в бифштексы и антрекоты есть переработка сырых материалов в
готовую продукцию, но вряд ли это отнесешь к сфере промышленности. Понятие
"сфера обслуживания (услуг)" вообще является бессмысленным. В эту сферу не
попадают те люди из промышленности и сельского хозяйства, которые заняты
не непосредственным производительным трудом, а трудом по его обслуживанию.
По некоторым данным в промышленности таких большинство. В одну категорию
обслуживания (услуг) объединяются разнокачественные предприятия и
учреждения, одни из которых обслуживают непосредственно людей (магазины,
рестораны, парикмахерские и т.п.), а другие - другие предприятия, в том
числе - промышленные и сельскохозяйственные (транспортные фирмы,
исследовательские и информаци-
онные учреждения и т.п.). К тому же вообще нелепо включать в экономику
больницы, школы, университеты, церковь и административные учреждения. В
таком случае с не меньшими основаниями в эту сферу можно включать органы
власти, полицию и армию.
  Но если оставить в стороне то, что конкретно зачисляется в ту или иную
сферу экономики, и рассмотреть это разделение как на сферы
производительные и распределительные, то исследования их дают важную
информацию о структуре современных обществ.
  Социологи характеризуют соотношения упомянутых сфер экономики
количеством занятых в них людей. В различных источниках приводятся
различные величины, чаще такие. От 20 до 25 процентов работающих заняты в
промышленности, от 3 до 6 процентов - в сельском хозяйстве, от 70 до 75
процентов - в сфере обслуживания.
  Согласно приведенным данным, в сфере производства материальных
ценностей в странах Запада занято меньше одной трети работающих граждан.
Причем процент занятых в материальном производстве имеет тенденцию к
сокращению. Есть основания предполагать, что лет через пятьдесят, если не
произойдет ничего из ряда вон выходящего, он упадет до десяти или даже до
пяти. Бесспорно, это говорит о росте производительности труда. Но какого?
Труда работающих людей. Назову такую производительность абстрактной.
Производительность труда общества в целом, однако, характеризуется также
многими другими факторами, в том числе наличием массы трудоспособного
населения, не занятого в хозяйстве. Если его присоединить к той части
работающих, которая занята в сфере производства материальных ценностей, то
картина будет уже не такой радужной. А эта часть населения имеет тенденцию
увеличиваться. Я предполагаю, что через те же самые пятьдесят лет, если
опять-таки процесс не будет прерван из ряда вон выходящими событиями, она
вырастет до таких размеров, что пропадут выгоды от сокращения
производительной части населения, т.е. выгоды от роста абстрактной
производительности труда. Думаю, что тут Запад достиг некоторого потолка,
преодолеть который невозможно.
  Из тех 20 - 25 процентов работающих, которые заняты в промышленности,
отнюдь не все заняты непосредственно производительным трудом. Большинство
из них
занято в сфере обслуживания производительной части в собственном смысле
слова. Если их включить в сферу обслуживания, то, наоборот, суждения о
высоте производительности труда западных стран будут еще восторженнее. И
еще бессмысленнее, поскольку никаких вразумительных критериев различения
производительного и непроизводительного труда не существует. Да и вряд ли
они возможны в принципе. Если, например, считать производительным трудом
производство материальных ценностей, то как быть с производством
вооружений, предметов роскоши и вещей, которыми пользуются паразиты и
преступники?
  От 3 до 6 процентов работающих занято в сельском хозяйстве. Но
характеризует ли это реальную социальную структуру западного общества
существенным образом? Почему бы, например, не подсчитать, сколько людей
вообще занято в той сфере экономики, в которой продукты сельского
хозяйства производятся, хранятся, транспортируются и вообще достигают
потребителя, причем не только внутри данной страны, а и во всем мире,
кормящем эту страну? Думаю, что картина получилась бы иная.


  ПРОИЗВОДСТВО, РАСПРЕДЕЛЕНИЕ, ПОТРЕБЛЕНИЕ

  Самой абстрактной схемой всякой экономики является такая: производство
готовой к потреблению продукции (включая услуги) - приобретение этой
продукции потребителем (включая использование услуг). Короче: производство
- потребление. В западной экономике эти два компонента схемы разделены и
обособлены так, что наибольшую часть того, что люди производят, они не
потребляют сами, и наибольшую часть того, что они потребляют, они не
производят сами. Эта часть настолько велика, что можно сказать: люди
производят то, что сами не потребляют, и потребляют то, что не производят
сами.
  Приведенная выше схема усложняется тем, что производство готовой к
потреблению продукции дифференцируется и возникает отношение между
производством материалов для окончательной продукции или частичной
продукции (деталей) для нее. Эта схема может усложняться еще более за счет
того, что производству готовой к окончательному потреблению продукции
может пред-
шествовать два и более этапов производства. Важно здесь то, что некоторые
производители здесь выступают также и в роли потребителей. Например, в
схеме "производство материалов - производство деталей - производство более
сложных частей - производство окончательной продукции" второе, третье и
четвертое звено являются и потребителями.
  Усложнение отношений производства и потребления происходит также
вследствие того, что между производством окончательной продукции и ее
потребителем вклиниваются посредники, задача которых - довести готовую
продукцию до потребителя. Это, например, магазины. Задача таких
посредников - распределить готовую продукцию по потребителям. Посредник, в
свою очередь, может дифференцироваться, т.е. распределение будет
осуществляться в два и более этапов. Например, первым этапом распределения
может быть крупная фирма, а вторым - магазины, приобретающие у нее товары.
  Все элементы этих схем атомизированы, т.е. состоят из множества
отдельных предприятий производителей и множества отдельных потребителей.
Окончание одних цепочек движения вещей и услуг может стать началом других.
Цепочки перекрещиваются. Продукция от производителей может расходиться по
многим различным линиям (к разным посредникам и потребителям). К
потребителям продукция может сходиться по разным линиям (потребитель
приобретает различные вещи и пользуется различными услугами). Образуются
пункты распределения, в которые продукция стекается по разным линиям и
откуда она уходит точно так же по разным линиям.
  В обществе складывается густая сеть производителей, распределителей и
потребителей. Отношения между ячейками этой сети находятся опытным путем и
строятся на основе договорных соглашений. Это индивидуальная сеть в данном
районе страны и в стране в целом. В стране складывается множество таких
более или менее обширных и до известной степени автономных сетей, которые
переплетаются в сети более сложные и в конечном счете в единую
хозяйственную сеть страны.
  Рассмотренная сеть образует основу экономики общества. На ней
вырастает формальный (денежный) аспект экономики, включая капитализм.
Капитализм возника-
ет не в стороне от нее, а над ней. Завоевав ее, он расширяет ее, придает
ей удобный для себя вид. Если он вторгается извне в данный человейник, он
должен ее так или иначе создавать, иначе человейник не станет обществом
западного типа.


  СПРОС И ПРЕДЛОЖЕНИЕ

  Пункты распределения, о которых я говорил, это - рынок, на котором
происходит встреча потребителей и производителей. Здесь имеет место
взаимное влияние потребителя и производителя. Потребитель воздействует на
производителя путем выбора из множества предлагаемых вещей и услуг того,
что ему хочется или что он может позволить себе. Производитель
воздействует на потребителя, предлагая и так или иначе навязывая ему то,
что он хочет сбыть. Чем детерминируется выбор, осуществляемый
потребителем? Тут играют роль привычки, вкусы, реклама, случай,
покупательные возможности, отсутствие времени на более тщательный выбор,
отсутствие опыта, безразличие и другие факторы. Выбор того, что сделано
лучше при той же цене, и того, что дешевле при том же качестве, образует
основу так называемой свободной конкуренции производителей. Это лишь одно
из правил, которым руководствуется покупатель, причем не всеобщее. К тому
же разница в предлагаемых вещах и услугах, которые может себе позволить
потребитель, обычно не настолько велика, чтобы вообще осуществлять
какой-то сознательный и расчетливый выбор. Да и разница в ценах вещей и
услуг, которыми себя ограничивает потребитель, обычно незначительна. Так
что фактически роль свободной конкурентной борьбы за покупателя на некоем
свободном рынке не является всеобъемлющей, как это изображают апологеты
свободного рынка и свободной конкуренции. Их роль ограничена прежде всего
не какими-то мерами государства, монополиями, картелями и другими внешними
факторами, а самим конкретным процессом жизни людей, пользующихся рынком.
Только в тех случаях, когда дело касается больших покупок, осуществляемых
профессионально занятыми этим делом людьми, действует коммерческий расчет
в чистом виде. Но каков объем таких покупок в общем объеме покупок?
  Ассортимент производимой продукции и услуг детерминирован исторически
сложившимися потребностями потребителей, а последние, в свою очередь,
детерминированы привычно производимыми вещами и услугами. Тут исторически
складывается определенный жизненный стандарт, который, с одной стороны,
стимулирует производство (т.е. предложение) товаров и услуг, а с другой
стороны, он же и ограничивает производство. Спрос не безграничен. Тут
складывается более или менее устойчивое и динамичное равновесие спроса и
предложения (потребления и производства), лишь время от времени и лишь
частично нарушаемое привходящими обстоятельствами и новаторством
производителей. Одним словом, в западной экономике в ее глубине существует
некий твердый "стержень" ("скелет"), вокруг которого становится возможной
ее динамика.
  Сказанное также может служить примером, иллюстрирующим одну
особенность процессов в социальном организме: они являются не линейными, а
циклическими в том смысле, что в них причины и следствия меняются местами,
взаимно стимулируют друг друга, так что в них невозможно найти концы. Эти
циклические процессы, конечно, получают какой-то "толчок" (имеют начало) в
истории организма и постоянно поддерживаются какими-то внешними и
внутренними "толчками". Но в основном они приобретают некоторую автономию,
подобную обмену веществ в живом организме.
  Одним словом, хозяйство как процесс производства, распределения и
потребления вещей и услуг имеет свои собственные закономерности,
независимые от его денежного облачения. Оно образует определенный "обмен
веществ" между организмом общества и его средой, а также между частями
организма довольно высокой степени интенсивности уже само по себе,
независимо от его денежной формы.


  ФОРМАЛЬНЫЙ АСПЕКТ ЭКОНОМИКИ. ДЕНЬГИ

  Формальный или денежный аспект экономики во всех обществах, за
исключением обществ западнистских, играл и играет роль именно формы или
средства экономических явлений в содержательном (вещественном) аспекте, ка-
кую бы власть ни приобретали деньги над людьми. В западнистском обществе,
которое считается капиталистическим, форма экономики берет верх над ее
содержанием. Это мы рассмотрим в следующей части. А здесь рассмотрим, что
такое деньги.
  Проблема денег является, пожалуй, одной из самых запутанных и даже
мистифицированных проблем в сфере социальных исследований. Марксизм больше
других учений стремился преодолеть эту мистификацию, сведя проблему денег
к чисто экономическому аспекту. Марксовское учение стало обоснованием идеи
исчезновения денег в коммунистическом обществе, поскольку в нем будет
ликвидирован капитализм и будет иметь место изобилие предметов потребления
("каждому - по потребности").
  Проблема денег есть, на мой взгляд, проблема прежде всего
методологическая (и даже логическая) и лишь затем социально-экономическая.
Основная трудность в решении ее - отсутствие должного "поворота мозгов",
т.е. в методологии подхода к ней, а не в недостатке информации на эту
тему. Никакие особые исторические открытия и секретные данные тут не
требуются. Весь необходимый эмпирический материал доступен наблюдению и
даже очевиден. Так что тут дело именно за логической обработкой известного
материала. Я не собираюсь здесь строить целую теорию денег, - это лишь
одна из тем книги, причем не главная. Я изложу лишь простейшие идеи
логической социологии на этот счет.
  Надо различать определение денег (понятия "деньги") и описание
различных функций (использований) денег, их различных форм и эволюции. Не
все, что известно о деньгах, надо впихивать в определение понятия. В
определение понятия должны быть включены такие, и только такие признаки
денег, благодаря которым какие-то объекты становятся именно деньгами,
которые сохраняются у них при любых их использованиях, вариациях и
изменениях. Этих признаков должно быть достаточно для выделения денег. Но
в число этих признаков не должны входить избыточные признаки,
характеризующие какие-то употребления денег или какие-то их формы.
Например, в определение денег не должно входить использование их как
капитала. Не должно входить также указание на то, что в качестве материала
для денег ис-
пользуется золото и серебро. Изложенное логическое требование к
определению понятия денег обычно игнорируется (а точнее говоря, остается
неизвестным). И авторы, пишущие о деньгах, обычно уже в исходном пункте
торопятся включить в определение понятия денег как можно больше известных
им сведений о них.
  Чтобы ввести логически корректное понятие денег, надо взять самый
развитой уровень и очевидный случай денег, какой мы можем наблюдать в
повседневной жизни современных человейников. Тут определяющие признаки
денег выражены наиболее отчетливо, можно сказать - в "чистом виде". Тут мы
имеем пример тому, что говорилось выше (в разделе об определениях): то,
что в исторически исходных формах денег скрыто в множестве других явлений
и для обнаружения чего нужна сила абстракции, в развитых формах
приобретает почти самостоятельное существование, независимое от
исторических оболочек.
  Говоря о деньгах, обычно представляют их себе абстрактно, как некую
единую и недискретную субстанцию (аналогично тому, как понимается сознание
в виде некоей идеальной недискретной субстанции). В таком представлении
деньги превращаются в нечто мистическое и уму непостижимое, подобно тому,
как мистифицируется сознание. На самом деле деньги суть множество
отдельных пространственно ограниченных, оформленных и сравнительно
небольших предметов - монет, банкнотов. Надо начинать с рассмотрения этих
элементов (своего рода "атомов") множества денег по отдельности, чтобы
понять все множество. Ситуация тут подобна той, какая имеет место в
отношении сознания: для научного понимания сознания надо начинать с его
"атомов", т.е. с элементарных материальных частичек сознания - с отдельных
знаков.
  Деньги суть совокупности особого рода материальных предметов,
изобретаемых и производимых людьми для каких-то практических целей. Чтобы
понять, какими свойствами обладают эти предметы, как они используются
людьми и как это сказывается на организации человеческих объединений,
надо, повторяю, начать их рассмотрение с отдельных денежных "атомов". И на
основе рассмотрения последних ввести определение понятия "деньги",
установив тем самым границы самого качества
денег. Напомню читателю, что при этом нижняя эволюционная граница денег
позволит установить и их верхнюю эволюционную границу.
  Как мы сейчас увидим, при условии изложенной выше методологии проблема
определения денег оказывается банально простой. Отдельно взятый денежный
"атом" (скажем, деньга) есть знак. Вопрос заключается в том, знаками чего
именно являются денежные знаки.
  Денежные знаки суть знаки величин ценности каких-то объектов для
людей. Слово "ценность" здесь есть слово обычного разговорного языка. Не
нужно его ассоциировать с экономическим понятием стоимости и цены товаров.
Подчеркиваю, денежные знаки суть не просто знаки ценности (важности,
значимости) объектов для людей, а именно величин ценности. Самые различные
объекты (предметы, явления) имеют ценность для людей, причем в различной
степени (больше, меньше, вдвое важнее и т.п.). Вот этот признак - величину
ценности объектов - обозначают денежные знаки. Обозначая величины
ценности, они, естественно, обозначают и то, что объекты имеют какую-то
ценность.
  Будучи знаками величин ценности, деньги являются средством измерения
этих величин. Они изобретаются как определенная система измерения величин,
- с особыми единицами величин и их отношениями, как масштаб (шкала)
измерения. Тут ситуация аналогична средствам измерения пространственных
размеров предметов, расстояний, интервалов времени, температур и т.п.
  Денежные знаки изобретаются с целью использования их людьми в их
практической жизни. Как конкретно они используются, это в определение
денег не входит. Для определения важно иметь в виду, что при всех видах
использования они функционируют именно как знаки. Напоминаю, что знаки
используются как своего рода дубликаты или заместители того, что они
обозначают. Деньги суть знаки величин ценностей, и, как таковые, они и
фигурируют в действиях людей. Они должны быть удобными в обращении
(например, малые размеры), одинаковыми для каждой категории знаков
(стандартными), легко дублируемыми и неиндивидуализированными. Последнее
означает, что они должны быть независимыми по своему назначению от
конкретности использующих их личностей, т.е. то, что они обозначают, не
зависит от того, кто ими пользуется, и в них никак не указано, кто ими
пользуется, - они безразличны по отношению к их владельцам.
  Деньги как знаки величин ценностей сами (в наличном виде) фигурируют в
действиях людей, использующих деньги. Фигурируют именно как материальные
вещи (как монеты и банкноты). Это важно иметь в виду. Игнорирование этого,
казалось бы, очевидного явления делает проблему денег теоретически
неразрешимой. Деньгами называют ценные бумаги, расписки, чеки и другие
явления, играющие роль знаков ценностей, но не являющиеся деньгами в
определяемом здесь смысле.
  Чтобы денежные "атомы" стали знаками величин ценности и масштабом
измерения, нужно, чтобы они были признаны в этом качестве всеми членами
человейника. А это возможно только одним путем, а именно - путем
определенного государственного законодательства. Денежная система вводится
в употребление и узаконивается государственной властью, охраняется и
сохраняется ею. Это - второй определяющий признак денег. Лишь благодаря
этому узакониванию определенных предметов в их роли знаков величин
ценности эти предметы приобретают социальное качество - качество денег. И
это качество возникает не в результате некоего имманентного развития
знаков ценности самих по себе, а как результат сознательно-волевой
деятельности государства.
  Опять-таки подчеркиваю вроде бы второстепенную деталь, играющую важную
роль для определения денег. Государство в этом случае узаконивает введение
в употребление самих денежных знаков определенного вида, а не просто
принимает какие-то законы, в рамках которых должна протекать деятельность
людей, использующих деньги, и законы, касающиеся документов, становящихся
знаками ценностей.
  Исторически деньги могли возникать в самой различной форме, могли
использоваться для самых различных целей. Они стали средством
распределения и накопления ценностей, господства одних людей над другими,
управления, расчетов, планирования, организации людей. Роль их в жизни
людей стала настолько огромной и многосторонней, что современные
человейники без них так же немыслимы, как и без языка. Деньги превратились
в фактор экономики, когда производство товаров (т.е. ве-
щей и услуг на продажу) стало играть важную роль в жизни обществ. Возникли
и расширились возможности использования денег с целью дохода (прибыли) вне
этой сферы - в сфере культуры, права, услуг, почты и т.д. Экономика,
обретая денежную форму, охватила в наиболее развитых странах сферу
хозяйства и распространилась на все сферы общества, где можно было
добывать жизненные блага путем создания деловых клеточек, приносящих
прибыль. В современных обществах, в которых сфера хозяйства приняла форму
частного предпринимательства и оказалась в зоне действия законов капитала,
в экономику стали включать всякие инвестиции капитала с целью извлечения
прибыли и вообще операции с деньгами по законам капитала.
  В развитых обществах стали функционировать огромные массы денег.
Сложился денежный механизм, специально занимающийся тем, что связано с
производством и функционированием этих денежных масс (банки и другие
финансовые предприятия).
  Возникли знаки самих денег, исполняющие функции знаков ценностей. Это
- юридически оформленные документы, удостоверяющие, что определенные люди
являются обладателями определенных денежных сумм или предметов,
оцениваемых в определенных денежных суммах; долговые обязательства; чеки;
банковские счета. Все это обычно считают формами денег. Но с точки зрения
введенного выше определения денег такие знаки ценностей деньгами не
являются. Они являются знаками денег, т.е. знаками знаков.
  Сравним эту ситуацию с ситуацией для знаков языка. Слово "стол",
например, обозначает столы. Оперируя им как знаком, мы произносим или
пишем его. Именно его. Если мы возьмем выражение "Слово "стол", то оно
будет не знаком столов, а знаком, обозначающим произносимые или написанные
(напечатанные) слова, обозначающие столы. Как говорят в логике, выражение
"Слово "стол" есть метазнак по отношению к знаку "стол", т.е. знак знака
или знак второго уровня. Нечто подобное происходит с деньгами. Упомянутые
выше знаки ценностей суть метазнаки по отношению к денежным знакам. Их
можно, конечно, называть деньгами второго уровня или сверхденьгами. Тогда
определение денег должно быть построено так, чтобы в число денег
включались деньги первого
уровня, или первичные деньги (в том виде, как мы и определили деньги
выше), и деньги второго уровня, или сверхденьги.
  Сумма сверхденег, циркулирующих в современном мире, во много десятков
раз превосходит сумму циркулирующих денег. Сложился механизм,
обеспечивающий функционирование сверхденег. Он слился с денежным и даже
поглотил его.
  Деньгам приписывают мистическую власть над людьми. Это - все равно как
если бы мы приписали власть ружей, пушек, самолетов, танков и т.п. самим
по себе над людьми. Власть денег есть власть людей, располагающих деньгами
и распоряжающихся деньгами, а также условий жизни людей, в которых
социальные отношения принимают форму денежных. А эта власть узаконена и
поддерживается аппаратом государства, полицией, судами, армией. Денежный и
сверхденежный механизм в единстве с системой собственности, поддерживаемые
упомянутыми силами общества, приобретают, в свою очередь, власть над теми,
кто их поддерживает и охраняет. Образуется сложная сеть власти,
опутывающая все общество и всех его членов. Денежный фетишизм образуется,
когда деньги вырываются в сознании людей из этой сети и наделяются
самостоятельным бытием. Это - идеологический феномен. Его до известной
степени культивируют специально, ибо это - средство манипулирования людьми.


  МЕНТАЛИТЕТНАЯ СФЕРА ОБЩЕСТВА

  Нам предстоит рассмотреть, пожалуй, одну из самых запутанных проблем в
понимании общества, а именно - выделение и описание его менталитетной
сферы. Эта сфера в современных высокоразвитых обществах сложилась в
результате длительного и многомерного исторического процесса. Она является
тут огромным и необычайно сложным образованием, разобраться в социальной
структуре которого без соблюдения правил логической социологии в принципе
невозможно.
  Менталитетная сфера общества есть компонент социальной организации
именно общества. Это означает, что она узаконена, живет и действует в
рамках государственных (юридических) законов данного общества. Если ка-
кое-то явление менталитетного аспекта (обращаю внимание - аспекта, а не
сферы!) выходит за рамки юридических законов общества или даже запрещено
законом, но все-таки существует нелегально, оно не есть компонент
социальной организации этого общества. К числу таких явлений относятся,
например, запрещенные религиозные секты и революционные организации,
стремящиеся к свержению существующей социальной организации.
  Приведенное ограничение важно, конечно, для выделения менталитетной
сферы. Но оно само по себе ничего не говорит о том, как эта сфера устроена
и как функционирует. Чтобы выяснить это, необходимо считаться с такими
обстоятельствами. Менталитетная сфера есть явление эмпирическое, т.е.
подлежащее наблюдению как определенная совокупность фактов, а не
выдумываемое априорно, до фактов и вопреки им. А тут имеет место смешение
самых различных феноменов, начиная от первобытных форм и кончая самыми
современными. Причем первые тут порою выглядят как новейшие, а вторые -
как возрождение дремучего прошлого. Так что решить стоящую перед нами
задачу путем чисто эмпирического сравнения частных случаев конкретных
обществ в принципе невозможно. Тут нужна совокупность исследовательских
приемов иного рода.
  Я исхожу из следующих эмпирических предпосылок. Когда число людей в
человейнике невелико, и менталитетный аспект развит слабо, один человек в
одиночку или с несколькими помощниками может выполнять все то, что
требуется для жизни и самосохранения человейника в этом аспекте. В больших
и развитых человейниках происходит разрастание и усложнение менталитетного
аспекта, возникает особая сфера из множества людей, каким-то образом
организующихся, происходит разрастание и усложнение этой сферы как особого
компонента социальной организации человейника. Первоначально это - одна
единая сфера. Со временем происходила ее дифференциация на ряд различных
сфер и отпочкование от нее в виде самостоятельных сфер, отчасти выходящих
за рамки менталитетного аспекта, а то и вообще теряющих исторически
исходные функции. Таким путем на уровне общества произошло отпочкование
сфер науки, искусства, образования, развлечения, информации. В современных
обществах в менталитетной сфере
функционируют религиозные организации, школы, университеты, газеты,
журналы, книжные издательства, театры, кино, музеи, галереи, писатели,
художники, всякого рода творческие союзы, научные учреждения, радио,
телевидение и т.д. и т.п. Если принять в расчет огромное число людей,
обслуживающих тех, кто профессионально занят в менталитетной сфере, то в
этой сфере оказываются заняты до 20 процентов работающих членов общества
(если не больше).
  В результате дифференциации менталитетной сферы и образования
различных сфер со своей особой специализацией произошло то, что основная
функция исторически исходной единой (недифференцированной) менталитетной
сферы стала функцией одной из ее частных сфер, образовавшихся в ее
развитом состоянии. Будем называть эту сферу идеологической или идеосферой.
  Описанное состояние менталитетной сферы характерно для социальной
организации человейника типа общества. Это не означает, будто конкретные
общества возникают сразу в таком виде, и будто во всяком обществе это
выражено явно. Такое состояние можно наблюдать в высоко развитых
обществах, да и то лишь с определенным "поворотом мозгов". Западные страны
суть высоко развитые общества. Но тут даже среди специалистов широко
распространено (если не общепринято) убеждение, будто с крахом
национал-социализма, фашизма и после серьезного поражения коммунизма
окончилась эпоха идеологий и наступила постидеологическая эпоха, будто
западное общество вообще является неидеологическим или свободным от
идеологии. А между тем по степени развитости и засилия идеологии западные
страны превосходят все общества прошлого и современности. Чтобы "увидеть"
это, необходим аппарат логической социологии.


  ИДЕОСФЕРА И РЕЛИГИОЗНАЯ СФЕРА

  Прежде чем перейти к обобщенному описанию идеосферы общества,
остановлюсь на отношении ее к религиозной сфере. Западные мыслители,
считающие западное общество неидеологическим и говорящие о конце эпохи
идеологий, полностью игнорируют идеологичес-
кий аспект и идеологическую роль религий и религиозных организаций, хотя
эта роль, казалось бы, очевидна, - пример тому, что сами эти мыслители
находятся во власти идеологии.
  Хотя литература, посвященная религии, необъятна и я просмотрел
довольно значительную ее часть, я не встретил ни одного определения
религии, которое удовлетворяло бы, на мой взгляд, требованиям логики. Пока
речь идет о "великих" религиях, тут вроде бы все ясно. Но когда требуется
ограничить религию от близких к ней явлений, возникают неясности именно
логического порядка. Это касается дорелигиозных форм верований, а также
различного рода верований и сект, претендующих на статус религиозных.
Вспомните, какая борьба в прошлом шла против явлений, считавшихся ересями
и псевдорелигиями. И в наше время происходит нечто подобное. Например, в
Германии не только религиозные организации, но даже государственные
отвергают претензию сайентологии на статус религии. И никто из
бесчисленных специалистов в отношении такого рода явлений не может
предъявить точное и бесспорное определение, с которым согласились бы все
участники дела.
  Да и в отношении "великих" религий ясность ограничивается лишь
религиозными учениями и ритуалами. Но как быть со случаями, когда
религиозные организации (например, христианская церковь) владеют огромными
богатствами, включая земли, имеют предприятия и банки, ведут себя как
хозяйственные феномены? Как быть со случаями, когда эти организации имеют
вооруженные силы, ведут войны, имеют свой суд и захватывают высшую власть
в человейниках (как это имеет место до сих пор в ряде арабских стран)? Как
быть со случаями, когда эти организации создают политические партии и
активно участвуют в политических событиях? Одним словом, религии, взятые с
их организациями и реальной жизненной активностью, без которых они теряют
смысл, а не только с учениями, храмами и религиозными ритуалами, выходят
далеко за рамки менталитетной сферы.
  Как бы мы ни определяли религию, взятую с людьми и организациями и их
реальной активностью, этот социальный феномен возник задолго до обществ и
служил одним из условий их возникновения по крайней мере в ряде случаев.
Хотя он вырос в менталитетном аспекте и
в качестве менталитетной сферы человейника, со временем функции
менталитетной сферы стали лишь одними из его фактических функций.
  Религия и религиозные организации суть элементы менталитетной сферы
общества лишь в той мере, в какой они суть элементы этого общества.
Ватикан, например, не есть элемент социальной организации Англии, Франции,
Германии и даже Италии как конкретных обществ, подобно тому, как
иностранные посольства не являются элементами социальной организации тех
стран, в которых они живут и действуют.
  В наше время можно видеть три варианта положения религии (включая
организации и их деятельность, напоминаю) в обществе. Первый вариант
наиболее отчетливо выражен в ряде мусульманских стран (например, в Иране).
Тут менталитетная сфера вообще не отпочковалась от сферы
государственности. Последняя здесь принимает религиозную форму, а религия
является государственной идеологией, играет главную роль в идеологической
сфере. В прошлом в России, когда было слабо развито образование и светская
культура, церковь была подчинена государству, была государственной. Она
выполняла роль идеологической сферы, последняя была слабо развита и
составляла одну из функций церкви.
  Второй из упомянутых вариантов имеет место в западном мире.
Исторически тут произошло следующее. В Римской империи имела место высоко
развитая государственность. Была государственная религия, исполнявшая
функции менталитетной сферы. Вместе с тем тут сравнительно высокого уровня
достигали светская философия и культура, тоже входившие в менталитетную
сферу. Имели место элементы науки, политические и правовые идеи и учения.
Возникло христианство. Со временем оно стало государственной религией и
стало доминировать над светским аспектом менталитетной сферы. Церковь
настолько усилилась, что возвысилась и над светской властью и стала
феноменом всего западноевропейского мира, т.е. вышла за рамки отдельных
человейников. В рамках этого мира возникали человейники с признаками
обществ. Одни объединялись, другие распадались. Созревала и усиливалась
светская государственность. Шла борьба за высшую власть между церковью и
государствами. Последние постепенно
брали верх. Происходило своего рода раздвоение церковной власти. С одной
стороны, церковные власти были подразделениями власти церкви всего
западного мира. А с другой стороны, они стали частью социальной
организации в отдельных человейниках, делили власть со светской властью и
даже становились подчиненными ей.
  Возникновение религий и религиозных организаций было в свое время
шагом вперед в эволюции менталитетного аспекта человейников. Но всему свое
время. Законы диалектики неумолимы, как бы к ним ни относились мыслители.
И в западном мире христианская религия и церковь какое-то время
безраздельно господствовали над душами людей, держали в своих руках весь
менталитетный аспект зарождающихся обществ. Этот аспект был сравнительно
беден. Массы людей были невежественны, имели весьма ограниченный жизненный
опыт. И людей не так уж много было. Но постепенно происходило разрастание
и усложнение обществ, появление и усиление явлений менталитетного аспекта,
выходивших за рамки церковной власти, - разрастание светского образования,
культуры, начал науки, философии, социальной светской литературы,
социальных исследований, этики, эстетики, педагогики, исторических
исследований, медицины и т.д. Возникали очаги светской культуры при дворах
правителей. Возникали государственные университеты. Церковь не могла уже
удержать в своих руках полностью дело формирования человеческого
менталитета, контроля за ним, манипулирования им. Она сохранила за собой
лишь часть этого дела.
  Упомянутые выше нерелигиозные элементы менталитетной сферы приобретали
в западных обществах доминирующее значение. Отделение церкви от
государства, гонения на религию, веротерпимость и религиозный плюрализм -
все это было признаками того, что общество становилось или уже являлось
нерелигиозно идеологическим. Религия становилась второстепенным
компонентом менталитетной сферы, выполняя фактически идеологические
функции наряду с нерелигиозной идеологией и даже уступая ей. Возникновение
и усиление нерелигиозной идеологии было опять-таки колоссальным шагом
вперед в эволюции менталитетного аспекта человейников по отношению к
состоянию безраздельного
господства религиозной идеологии. Этот шаг был сделан, я думаю, в эпоху
Возрождения. Нерелигиозная идеология явилась в мир как борьба против
религиозного мракобесия, как просвещение масс людей, как новый взгляд на
бытие, на человека, на общество. Она опиралась на те фактические перемены,
которые произошли во всех аспектах западных человейников. Она вносила свой
творческий вклад в социальный прогресс. Прошли века. В мире произошли
грандиозные перемены. Изменилось состояние и историческая роль западной
идеологии.
  Третий из упомянутых вариантов можно было наблюдать в Советском Союзе
и других коммунистических странах, где господствующая роль в менталитетной
сфере перешла к антирелигиозной идеологии и к идеологическим
государственным организациям.
  Можно, таким образом, констатировать два уровня в эволюции
менталитетной сферы человейников. Низший - недифференцированная
менталитетная сфера. Назовем ее доидеологической. Более высокий уровень -
дифференциация менталитетной сферы, отпочкование сфер познания (науки),
искусства, образования, развлечения и других, образование идеосферы.
Назовем этот уровень идеологическим. На этом эволюция менталитетной сферы
не закончилась, как увидим далее.


  ИДЕОСФЕРА ОБЩЕСТВА

  При рассмотрении идеосферы мы с самого начала должны принимать во
внимание следующее. Это - именно сфера общества, которую образует
множество людей, группы и организации людей, в совокупности выполняющих
специфические функции в обществе, профессионально занятых выполнением этих
функций и удовлетворяющих свои жизненные потребности за счет этой своей
деятельности. Проблема заключается в том, каковы эти функции, как
организованы упомянутые люди для их исполнения, какими средствами они
располагают и как ими оперируют, каков совокупный результат их
деятельности. Обычно же вся эта совокупность факторов игнорируется, и
идеосфера сводится к совокупности идей, учений, лозунгов, причем лишь
определенного рода, в силу привычки и предрассудка считаемых образцами
идеологии.
  Людей, образующих идеосферу, будем именовать идеологами. Объектом
деятельности идеологов являются люди. Причем не люди вообще, а члены их
общества, и не все в людях, а лишь их сознание. Задача идеологов - не
изучение сознания таким, каким оно является само по себе, независимо от
идеологов, а формирование сознания людей таким, как это требуется
интересами самосохранения общества. Идеологи призваны делать сознание
таким, какое требуется заранее заданным образцом. Конечно, они в какой-то
мере изучают сознание как материал своей работы, как-то опираются на то,
что складывается в сознании людей стихийно, на основе их жизненного опыта
и общения с окружающими людьми. Но они делают и нечто такое, что в
сознании людей без них не существует. Они участвуют в производстве
человеческого материала, адекватного условиям и потребностям общества,
обслуживая один аспект этого производства - аспект менталитета.
  На заре человечества функции идеологов выполняли знахари, колдуны,
целители, шаманы и т.п., потом - жрецы, потом - служители религии. В наше
время их дело продолжают философы, социологи, писатели, журналисты и
прочие производители "духовной пищи" для многомиллиардного прожорливого и
в этом отношении человечества. Конечно, за миллионы лет тут имел место
прогресс. Но прогресс все в том же деле: в "пробуждении" сознания людей
путем их идейной "обработки".
  Множество людей, образующих идеологическую сферу общества, не есть
всего лишь скопление одиночек. Их объединяет в единую сферу, во-первых,
общее дело, которым они заняты, - работа над менталитетом членов общества,
профессиональная подготовка, употребляемые ими средства, допуск к этой
работе, вознаграждение за нее. Во-вторых, какая-то их часть организована в
группы и даже в сложные иерархизированные организации, учреждения,
предприятия. А прочие из них рассеяны по другим клеточкам общества, в
которых они выполняют функции, в совокупности образующие единый поток. Это
единство достигается за счет профессиональной подготовки и дела, которое
они должны выполнять в клеточках. Они просто не способны поступать
по-другому. К тому же идеологическая сфера опирается на государственную
организацию, поддерживается ею, служит ей и
сама использует ее в своих интересах. Опорой ей являются и другие сферы -
экономическая и культуры.
  С точки зрения организации идеологическая сфера общества заключена в
пределах от одной всеобъемлющей организации до множества сравнительно
автономных организаций и "неорганизованных" (в рассмотренном выше смысле)
индивидов, т.е. в пределах между монизмом и плюрализмом. Пример первой
крайности - общества с единственной государственной церковью или
нерелигиозной идеологией (например, мусульманские и коммунистические
страны). Вторую крайность можно наблюдать в западных странах. Плюрализм в
идеосфере не означает наличие нескольких идеосфер, подобно тому, как
плюрализм в экономике не означает наличие нескольких экономических сфер.
Это - плюрализм в рамках одной идеосферы.
  В результате деятельности идеосферы в обществе создается и постоянно
поддерживается своего рода идеологическое поле, в сфере влияния которого
вынуждены жить все члены общества на всех ступенях социальной иерархии и
от рождения до смерти. Вместо слова "поле" можно употреблять более сильные
слова "клетка" или "камера". В эти идеологические клетки загоняются не
только те, кто подвергается идеологической обработке, но и те, кто их
обрабатывает. Это осуществляется путем заполнения мозгов людей
определенным идейным содержанием и обучения их определенному способу
оперирования содержанием сознания, способу думания, "шевеления мозгами".
Это происходит не как одноактная операция, а как процесс жизни в постоянно
поддерживаемом и возобновляющемся идеологическом поле, - в постоянном
потоке слов, образов текстов и т.п., вливающемся в головы людей.
Фундаментальная функция идеосферы - сделать основную массу членов общества
(желательно всех) неспособной к самостоятельному и объективному пониманию
явлений реальности, позволяя им в этом отношении лишь то, что необходимо и
достаточно для исполнения ими их социальных функций.
  Идеосфера создает и сохраняет клетку для сознания людей не по злому
умыслу, а по той причине, что без этого вообще невозможно превращение
больших масс людей в обладающие сознанием существа. Дело в том, что
сознание людей не есть нечто биологически при-
рожденное. Оно явилось изобретением истории человечества. Оно
"пробуждалось" исторически с нуля, если не считать биологические
предпосылки. И в наше время оно у вновь рождающихся людей "пробуждается" с
нуля и является искусственным продуктом их индивидуального формирования.
Сам процесс "пробуждения" сознания есть процесс создания какой-то "клетки"
для него, ибо эта "клетка" есть не что иное, как материя сознания. Оно
просто не может существовать эмпирически без такой "клетки". Не загоняя
сознание в "клетку", его просто не "пробудишь" к жизни. А тут речь идет о
сознании огромного числа людей, причем в ряде поколений. А люди - отнюдь
не социальные ангелы. Они должны быть организованы и соблюдать
определенные нормы поведения, дабы их объединение могло сохраняться как
целое. В самой природе сознания не заложено на этот счет никаких
предписаний и ограничений. Это должно быть специально изобретено и
привнесено в сознание каждого человека извне, причем - навязано ему в
принудительном порядке. Сознание людей всегда "пробуждалось",
"пробуждается" и будет всегда "пробуждаться" лишь настолько, насколько это
требуется интересами самосохранения их объединений, а не в соответствии с
его абстрактно мыслимыми потенциями и не ради некоего прогресса
человеческого интеллекта вообще. Подавляющее большинство членов общества
обречено жить в идеологической клетке. Лишь немногим одиночкам удается
вырваться из нее в какой-то мере. Но они рассматриваются обычно как
отклонения от нормы, каковыми они и являются на самом деле.
  Благодаря деятельности идеосферы в обществе создается достаточно
большое число людей с усредненным и стандартизированным сознанием. Эти
люди образуют среду одинаково думающих, одинаково оценивающих явления
жизни и одинаково поступающих в определенных ситуациях граждан. Они
определяют суммарное состояние менталитета общества. Они вовлекаются в
определенные действия, организуемые представителями идеосферы, становятся
частью ее механизма в овладении "душами" членов общества. Так что
идеологическое поле (клетка), о котором я говорил выше, есть нечто
бестелесное. Это - вполне телесная организация и самоорганизация челове-
ческой массы, создаваемая и постоянно поддерживаемая идеосферой. Сила
идеосферы - это не только средства воздействия на сознание людей, которыми
она располагает профессионально, и не только ее поддержка со стороны
государства и других сфер общества, но и только что рассмотренная масса
членов общества.
  Идеи, говорил Маркс, становятся материальной силой, когда овладевают
массами. Но идеи овладевают массами не сами по себе, не своим содержанием,
как таковым, а лишь постольку, поскольку существует материальный механизм,
вырабатывающий эти идеи и вбивающий их в головы людей. Такой механизм и
образует идеосферы и создает его в обществе своей жизнедеятельностью.
  Исторически чисто опытным путем (методом случайных проб и ошибок) были
найдены средства исполнения специфической функции идеосферы. Никакого
научного понимания сознания у идеологов никогда не было, как нет его до
сих пор. Но оно и не требовалось. Задача стояла, стоит и будет вечно
стоять одна: сделать сознание всех членов человейника более или менее
одинаковым в некоторых отношениях, сделать людей способными жить в
человейнике приемлемым образом, способными ориентироваться в окружающей
среде и при этом не выходить за некоторые рамки, выход за которые угрожает
самосохранению человейника. Поскольку сознание заключается в способности
оперировать знаками, то и основным средством воздействия на него стали
специально изобретенные знаки и определенные правила оперирования ими в
отношении обрабатываемых людей - совокупность особого рода слов, фраз,
текстов, учений. Даже тогда, когда используются другие изобразительные
средства (иконы, портреты, статуи, зрелища, музыка), всегда предполагается
их связь со знаками языка и истолкование в этих знаках. Будем такую
совокупность знаков называть идеологической или идеологией в узком смысле
слова.
  Идеология может быть зафиксирована явно в виде одного
систематизированного учения, как это имеет место, например, в случае
великих религий и марксизма-ленинизма, или может оставаться
несистематизированной, рассеянной по многочисленным и разнородным текстам
так, что изложить ее в виде единого систематического учения представляется
весьма затруд-
нительным делом, как это имеет место, например, в современных западных
странах. Возможны смешанные варианты между этими крайностями.


  ИДЕОЛОГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ

  Идеология проявляется в том, каким образом данные научного познания и
творчества в сфере культуры преподносятся членам общества в книгах,
газетах, журналах, театре, кино, телевидении и вообще во всем том, что
люди видят, слышат, читают. Есть два пути абстрагировать ее в качестве
особого социального феномена. Первый путь - попробовать выявить в океане
информации и зрелищ какие-то общие ее черты и зафиксировать их в виде
систематизированного учения. Но какими при этом критериями выделения
идеологических явлений руководствоваться? Я думаю, что для этого есть
второй путь, который я здесь предпочитаю, а именно - указать метод
(совокупность критериев), с помощью которого можно в каждой частичке
упомянутого океана информации и творчества отличить то, что относится к
идеологии, - указать критерии отличения явлений идеологии от других.
Первый из упомянутых путей зависит от этого второго.
  Идеология создается по определенным правилам, которые в совокупности
образуют идеологический способ мышления (или аппарат идеологизированного
сознания). Этот способ прививается всем идеологически обрабатываемым людям
(в той или иной мере, конечно). Благодаря этому способу люди и без
идеологов делают то же самое в отношении явлений бытия, которые они
наблюдают, в которых они участвуют и о которых узнают от других людей и из
средств информации, что делают или делали бы профессиональные идеологи.
Они научаются сами идеологически "переваривать духовную пищу", как-то
получаемую для своего сознания, - научаются сами сохранять идеологическую
клетку для своего сознания. Люди не могут вечно находиться под контролем
идеологов. Идеологи не могут уследить за всем и за всеми. Так что
значительная часть идеологической работы передается самим обрабатываемым.
Идеи овладевают массами тогда глубоко и устойчиво, когда их
"переваривание" в
нужном духе становится привычным делом для представителей масс
Для тою чтобы охарактеризовать идеологический способ мышления, надо
отличить его от научного. В первой части книги я назвал, например, такие
черты последнего: непредвзятость, беспристрастность, объективность,
профессиональность, логичность и диалектичность. Идеологический способ
мышления является с этой точки зрения антиподом научного.
  Рассмотрим самые фундаментальные черты идеологического мышления
(идеологизированного сознания), знание которых позволит читателю составить
себе достаточно определенное представление об этом феномене.
  Задача идеологов состоит в том, чтобы научить и приучить людей видеть
и понимать окружающий мир и самих себя не такими, какими они являются сами
по себе (объективно, в силу законов бытия), а так, как это требуется
согласно априорным учениям самих идеологов, - учить людей не
самостоятельному познанию бытия, а тому, как люди должны видеть бытие, что
пропускать в свое сознание из того, с чем им приходится сталкиваться, и в
каком виде. Иначе говоря, идеологи изобретают определенное видение
(понимание) бытия, и оно становится априорным по отношению к формируемому
сознанию членов общества. Идеологи навязывают это видение всем членам
общества, включая и самих себя, поскольку и в их сфере происходит
воспроизводство человеческого материала, выполняющего функции идеосферы,
поскольку они сами обучаются тому же.
  Надо различать то, как исторически формируется идеология, и то, как
она функционирует, сформировавшись в основных чертах. На первом пути она
исходит из каких-то результатов познания и постоянно подпитывается ими,
использует какие-то средства познания. Но она делает это не с целью
познания, а с целью создания средств исполнения своей функции в обществе,
- с целью создания аппарата априорного видения мира и переработки сведений
об этом мире в духе этого аппарата.
  Идеологи изобретают определенного рода интеллектуальные (языковые)
схемы, штампы, клише, этикетки, ярлыки, образы, обобщающие примеры и
образцы, притчи, крылатые фразы, лозунги и т.п., причем не в качестве
подсобных средств на пути к познанию бытия та-
ким, каково оно есть, а в качестве конечного и высшего результата познания
Они сами претендуют на роль высшей истины, истины в последней инстанции.
Люди должны усвоить эти продукты идеологов и лишь через них смотреть на
явления бытия.
  Эти идеологические продукты производятся и воспроизводятся для разных
потребителей идейной пищи, одни для всех (как религиозные учения), другие
- для избранных (как философские концепции). Но качественно они суть
явления одной природы. Их социальная функция - дать людям априорный
интеллектуальный аппарат восприятия окружающего их мира и интеллектуальной
ориентации в нем. Будучи необходимым и полезным на начальных этапах
формирования сознания людей и их объединений, этот аппарат со временем
разрастается и приобретает мощь клетки для сознания людей. Будучи вынужден
в какой-то мере и на какое-то время уступить научному познанию и поделив с
ним власть над душами людей, он в конце концов вновь возвращается к своему
изначальному всевластию на новой ступени. А пока классическими образцами
отношения между идеологией и научным познанием могут служить костры
инквизиции прошлого, а в наше время - идеологические оргии в
коммунистических странах и антикоммунистические оргии в западных странах в
период "холодной войны" и особенно после поражения коммунистического
социального строя в европейских странах советского блока.
  Другая черта, отличающая идеологическое мышление от научного, -
пристрастность. Задача идеологической сферы - самосохранение общества,
защита его социальной организации и сложившегося образа жизни населения, а
также защита от врагов. Естественно, в содержание идеологии должна входить
апологетика существующего социального строя, создание образов врагов как
носителей зла, выработка у людей определенного субъективного отношения к
явлениям бытия (определенной системы их оценки), а также определенной
системы ценностей, которая призвана придать смысл жизни людей и влиять на
поведение их как членов общества. Проведите хотя бы самое примитивное
исследование идейного состояния населения западных стран, и вы установите
факт (впрочем, очевидный и без исследования), что сознание западных людей
битком набито не только априорными штам-
пами в отношении всех важнейших явлений бытия, но и априорными оценками
этих явлений.
  Идеологические учения создаются для широких слоев населения, а не для
профессиональных исследователей. Они неоднородны, различаются по степени
трудности, вернее - по степени запутанности, словесных ухищрений,
суемудрия. Тем не менее все они сочиняются с расчетом на то, чтобы у них
были потребители и чтобы потребители соответствующих уровней смогли что-то
"проглотить" и "переварить". На низшем, а значит, на самом широком уровне
они должны легко запоминаться, быть образными и общедоступными,
производить впечатление на чувства, должны отвечать каким-то желаниям
людей, сулить исполнение желаний, создавать иллюзию понимания и
приобщенности к высочайшей мудрости, интриговать, мистифицировать. Даже
тогда, когда они сочиняются мыслящей элитой и вроде бы предназначаются для
избранных (вроде гегельянства, марксизма, всякого рода модных философских
концепций XIX и XX веков), они исполняют идеологическую функцию, поскольку
из них извлекаются отдельные слова, изречения и сравнительно простые для
запоминания тексты, которые пускаются в идеологический оборот. Тучи
интерпретаторов работают над этим. Их продукция тоже кажется для довольно
широких кругов понятной и дающей успокоительные объяснения. Успокоительные
в том смысле, что люди, воспринявшие их, считают, что теперь им "все
понятно". Идеологические учения, на каких бы словесных высотах они ни
возникали, должны быть так или иначе "заземлены", т.е. должны опуститься
на уровень обывательского мышления или, что то же самое, поднять
обывательское мышление на уровень воображаемых высот мышления
идеологического. Так было в отношении марксизма в Советском Союзе.
  Ясность и понятность идеологических феноменов является, однако,
иллюзорной, что тоже входит в число черт идеологии. Идеология возникает на
сравнительно высоком уровне менталитета, о чем говорит состав языковых
выражений, которыми она оперирует: "вселенная", "вечность", "разум",
"бог", "движение", "дух", "человек", "власть", "добро", "зло", "судьба" и
т.д. Все эти выражения изобретались и до сих пор циркулируют на
дологическом и внелогическом уровнях. Все они нужда-
ются в особых истолкованиях (в интерпретации), чтобы создавать иллюзию
осмысленности и понятности. И эту функцию выполняют профессиональные
идеологи всех сортов, начиная от самых примитивных попов и кончая
рафинированными теологами и философами, засоряющими мозги людей заумной и,
как правило, логически бессмысленной фразеологией.
  Идеология претендует на статус истины, причем истины наивысшей. И
когда-то она имела на то основания, когда люди еще не очень далеко ушли от
животного состояния, когда не было еще науки и идеологи возвышались над
прочими собратьями именно в отношении познания реальности и развитости
интеллекта. Но эти времена прошли, по крайней мере - в развитых обществах
современности. Фактически же идеология заключена в пределы от очевидных
истин до тотальной фальсификации всего, что касается познания явлений
бытия. То, на что мы привыкли смотреть свысока в бормотаниях и жестах
мудрецов примитивных народов, в современных обществах развилось в
космически огромный мир идеологического оболванивания сотен миллионов
людей.
  В идеологии есть отдельные элементы, которые имитируют истину, создают
впечатление истины. Есть даже отдельные истинные утверждения. Но в целом и
в основном в ней доминирует то, что уводит от реальности и создает картину
нереального, вымышленного мира. Эта картина не есть ложь, к ней просто
неприменимы понятия истинности и ложности. Это - явление качественно иного
рода. Идеологическая картина не мешает людям в их повседневной
жизнедеятельности. В большинстве случаев люди даже не отдают себе отчета в
том, что они находятся в поле ее влияния (заключены в идеологическую
клетку). Идеологическое мышление дает о себе знать не в каждом слове и не
в каждой фразе. Зачастую люди живут так, как будто никакой идеологии
вообще нет. Им не приходится предпринимать попытки преодолевать поле
идеологии, подобно тому, как они живут в поле физического тяготения и
выполняют свои жизненные функции привычным образом. Но идеологическое поле
может обнаружить себя именно в одном слове и в одной фразе - все зависит
от того, что это за слово и что за фраза и в какой ситуации они
высказываются. Сколько людей было убито, сожжено и посажено в тюрьмы за
такие слова!
  Вымышленный мир, изобретаемый идеологами, создается так, чтобы он
походил на настоящий, включал в себя элементы реальности, не мешал людям
исполнять их житейские функции. Более того, он создается так, чтобы в
какой-то мере облегчал людям жизнь, избавляя от необходимости размышлений,
колебаний, трудных решений, излишних тревог. Для подавляющего большинства
людей это - благо. Без этого не просто людям было бы хуже жить, без этого
общество вообще не смогло бы долго существовать.
  Идеологическое учение есть не просто сказка о бытии, а руководство к
поведению людей. Оно в этой роли по самой своей сути должно быть
догматичным и априорным, установочным независимо от изменений и вариаций
реальных ситуаций. Оно дает правила поведения людей в определенных
ситуациях без научного понимания этих ситуаций, можно сказать - вслепую
(без раздумий). Потому идеология не терпит критики в свой адрес и реформ.
После того как она сложилась на основе какого-то познания и жизненного
опыта, она должна функционировать в неизменном виде как вневременная
истина, имеющая априорную силу. Классическим примером на этот счет могут
служить великие религии. Отказ от привычной идеологии повергает людей в
состояние идейного хаоса и растерянности. Они сами не в состоянии
выработать объективное понимание ситуации и соответствующие правила
поведения. Грандиозный пример этому дает советское население после отмены
марксизма-ленинизма в качестве государственной идеологии (в годы
"перестройки" и контрреволюции после 1985 года).
  Идеологическое мышление является нелогическим с точки зрения
формального аппарата - дологическим, антилогическим и псевдологическим.
Поясню, что это значит.


  ЛОГИЧЕСКОЕ И ИДЕОЛОГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ

  Обычно мышлением называют то, что происходит в человеческом мозгу, -
деятельность мозга. Это довольно неопределенно. Я в деятельности мозга
выделяю оперирование знаками и называю это знаковым мышлением. В рамках
знакового мышления я выделяю логическое и иде-
ологическое мышление как различные его формы, части, аспекты. Нормальное
знаковое мышление современного, достаточно развитого человека есть смесь
этих форм в различных пропорциях и комбинациях. Я буду рассматривать их
здесь в абстрактном ("чистом") виде, чтобы определить специфику
идеологического мышления.
  Логическое мышление есть мышление по правилам логики и методологии
науки. Логическая "техника" (логический аппарат) есть совокупность средств
и правил научного исследования объектов, есть "техника" достижения,
фиксирования и использования научной истины. Не следует думать, будто все
люди владеют этой техникой одинаково и будто во всех случаях оперирования
языком люди пользуются ею. Обычно люди очень редко пользуются логической
техникой, а если пользуются, то на довольно примитивном уровне и
неосознанно. Лишь немногие специалисты пользуются ею на высоком уровне и
осознанно. Причем даже они пользуются ею чаще в силу привычки,
приобретенной в процессе обучения, не отдавая себе отчета в сущности
применяемых средств. Я в свое время измерял степень логичности (отношение
числа логических операций к длине текстов) различных категорий текстов и
установил, что у писателей, политиков, журналистов и представителей других
профессий, много пишущих и много говорящих, степень логичности ничтожно
мала (порою - близка к нулю).
  Техника (аппарат) идеологического мышления определяется функциями
идеологии в обществе. Идеология, как таковая, ничего не исследует (не
познает). Если какие-то идеологи занимаются исследованиями, они это делают
не в качестве идеологов. Идеология использует результаты чьих-то познаний,
перерабатывает их с целью выполнения своих профессиональных обязанностей,
используя свои профессиональные средства (технику). Систематического
научного описания этих средств (техники, аппарата идеологии) не
существует. Причины такого состояния - это не так-то просто сделать, а
общественная заинтересованность в этом отсутствует. Даже наоборот, имеет
место сильнейшая заинтересованность в том, чтобы это не делалось. Читатель
скоро сам поймет почему.
  Чтобы дать систематичное научное описание техники идеологического
мышления, надо сначала построить систематичное описание техники
логического мышления,
т.е. дать систематическое построение логики и методологии науки. А как
обстоит дело с этим, я уже говорил. Надо, затем, в каждом шаге изложения
теории логического мышления указать возможные нарушения правил логики и
показать, как эти нарушения осуществляются технически. Надо, таким
образом, построить своего рода теорию антилогики, которая и будет
описанием аппарата идеологического мышления. Так что читатель, я думаю,
уже догадался, почему нет общественной заинтересованности в научном
изучении и систематическом описании техники идеологического мышления: это
выглядело бы как создание учебников для воров, убийц, насильников,
мошенников и т.п. Техника идеологического мышления, взятая в "чистом"
виде, есть техника эксплуатации результатов познания в интересах искажения
реальности, обработки масс людей и манипулирования ими.
  Приведу несколько примеров, поясняющих сказанное выше. Логическое
мышление оперирует строго определенными понятиями, которые имеют смысл
независимо от их употребления в конкретных знаковых контекстах. Оно
стремится к точным и однозначным определениям понятий, без которых
немыслимо никакое научное исследование. Иначе обстоит дело с языком
идеологического мышления. Употребляемые им языковые выражения
неопределенны по смыслу, многосмысленны, нуждаются в дополнительном
истолковании, меняют смысл в зависимости от истолкования. Идеологически
мыслящие люди научаются манипулировать (жонглировать) словами не как
понятиями с определенным смыслом, а как особыми объектами в определенных
словесных ситуациях. Они научаются помещать их в связи с другими словами,
которые признаются каким-то кругом людей в качестве осмысленных. Например,
все основные термины социологии ("общество", "государство", "демократия",
"капитализм", "коммунизм", "тоталитаризм", "рынок", "культура" и т.д.) не
имеют устойчивого, однозначного и строго определенного смысла.
Употребляющие их знают, в каких словесных ситуациях и как их принято
употреблять. И этого для них достаточно, чтобы быть признанными в
определенных кругах словесных жонглеров такого рода в качестве знатоков
проблем, о которых идет речь. Эти люди делают тем самым нечто подобное
тому, что делали в свое время колдуны, шама-
ны, жрецы и тому подобные бормотатели бессмысленных звуков. Только их
уровень бормотания значительно выше. В их бормотании время от времени
мелькают осмысленные слова и фразы, создающие видимость логического
мышления.
  Обычным приемом идеологического мышления является такой. В сложном,
многостороннем и изменчивом явлении выделяются отдельные черты, удобные с
точки зрения пропаганды. Эти черты непомерно раздуваются. К ним сводится
сущность явления. При этом используются отдельные факты, ссылка на которые
придает видимость правдивости описания явления. А в результате получается
извращенная и тенденциозная его картина. Этот прием широко использовался в
советской антизападной пропаганде. И в еще большей степени использовался и
используется в западной антисоветской и антикоммунистической пропаганде.
Сущность коммунистического социального строя при этом сводилась и сводится
к репрессиям сталинского периода и к сталинистской организации системы
власти.
  Авторы идеологических речей и сочинений стремятся придать своим
утверждениям видимость доказательных, как это требуется принципами
логического мышления. Обычными при этом являются ссылки на конкретные
примеры. Согласно правилам логики отдельные конкретные примеры не могут
служить доказательством общих утверждений. В лучшем случае они могут
служить аргументами при их опровержении, да и то не всегда (в первой части
мы рассмотрели ситуации, когда это не имеет силы). Точно так же обычным
является стремление придать видимость логической последовательности
фактически логически бессвязному потоку слов. И на этот счет имеются
разнообразные приемы, в частности - подмена понятий и ссылки на авторитеты.
  Исторически идеологическое и логическое мышление возникали как нечто
единое, как недифференцированное знаковое мышление. Со временем они стали
выделяться из общей среды знакового мышления и как-то различаться.
Идеологическое мышление возникло на таком уровне знакового мышления, когда
стали возможны логические ошибки, но еще не выработалась способность их
обнаружения и исправления, когда обнаружилась полезность логических ошибок
и возникла возможность
развивать знаковое мышление независимо от логического. Вместе с тем
идеологическое мышление сохранило генетическую связь с логическим и
претензии на логичность. Будучи антиподом логического мышления, оно
стремится выглядеть логическим, имитируя его. Оно нарушает правила логики,
используя сами правила логики. Оно продуцирует ложь, используя истину. И
на этом пути оно достигло высоких результатов, порою - виртуозных. Более
того, оно в качестве средства манипулирования людьми, "промывания" мозгов
в массе своей неизмеримо превзошло логическое мышление. Оно стало
всеобъемлющим, овладев сознанием не только широких слоев населения, но и
правящей и интеллектуальной элиты. Логическое мышление стало единственной
защитой от засилия идеологического. Да и то защитой весьма слабой, ибо
даже в тех случаях, когда оно достигает высокого уровня, оно так или иначе
погружается в трясину идеологического и эскплуатируется последним. В
настоящее время происходит тотальная фальсификация истории и современной
ситуации на планете. В нее вовлечены десятки (если не сотни) тысяч
специалистов и мощнейшие средства массовой информации. И осуществляется
она с помощью высокоразвитой техники идеологического мышления.


  ИДЕОЛОГИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ

  Со временем Наполеона, который с презрением относился к идеологии и
идеологам, пошла традиция смотреть на идеологию как на ложное, извращенное
отражение реальности. В справочниках и словарях часто идеология так и
определяется как ложное учение. Я такой взгляд на идеологию отвергаю. Но я
тем самым не хочу сказать, будто идеология дает истинное отражение
реальности. Такое утверждение тоже было бы ложно. Есть иной подход, а
именно - что идеология ни истинна, ни ложна. Ее вообще нельзя
рассматривать с точки зрения истинности и ложности. Отдельные фрагменты,
будучи взяты сами по себе, т.е. вне их идеологической среды и
исключительно с точки зрения и отношения к реальности, могут оказаться
истинными или ложными. Подходить же к идеологии в целом с критериями
истинности и ложности - это все
равно как рассматривать картины Пикассо, Кандинского и ряда других
художников XX века того же рода с точки зрения их адекватности какой-то
якобы изображаемой реальности.
  В отношении идеологии и ее частей уместна оценка в соответствии с
критериями эффективности воздействия их на умонастроения и поведение
людей. При этом утверждения идеологии не непосредственно соотносятся с
реальностью, а опосредованно, т.е. в качестве факторов поведения людей и
их объединений вплоть до целых стран и народов.
  Идеология извращает реальность. Но она это делает в основе своей не в
силу дурных намерений и глупости, а в силу своей роли и средств исполнения
роли, т.е. изобразительных средств. Лишь на этой морально безупречной
основе развивается практика сознательного извращения реальности и система
приемов для этого. При этом идеология переходит в пропаганду. В сфере
идеологии начинают доминировать специалисты, готовые проводить любую
пропагандистскую линию за те блага, какие дает им их профессия и положение
в обществе, и из корыстных и карьерных соображений. В случае с
коммунистической идеологией продолжателями дела ее основателей стала
огромная армия беспринципных прохвостов, а законными наследниками великих
основателей идеологии западнизма стали интеллектуальные пигмеи,
безнравственные шкурники и карьеристы. И это не есть некое перерождение.
Это - результат естественно-исторического развития самой идеологической
сферы в силу ее объективных законов.


  ЖИЗНЕННЫЕ ЦЕННОСТИ

  Жизненные ценности - это то, что люди считают важным для их жизни, что
образует цели и мотивы их деятельности, о чем они мечтают и к чему они
стремятся, достижение чего образует смысл их жизни.
  Жизненные ценности можно классифицировать во многих разрезах, в том
числе на фундаментальные (первичные) и производные (вторичные),
индивидуальные и общественные, реальные и символические, естественные и
искусственные. Эти разрезы не исключают друг друга,
так что одни и те же ценности могут фигурировать в различных категориях.
Фундаментальные индивидуальные ценности касаются естественных потребностей
людей в пище, одежде, жилье, семье, общении, здоровье, развлечениях,
отдыхе и т.д. и средств их удовлетворения. Как показывает опыт, эти
ценности не всегда очевидны. Люди привыкают к ним как к чему-то само собой
разумеющемуся, как к дарам природы. И тем более люди, как правило, не
отдают себе отчета в том, какой ценой и благодаря каким средствам
достигаются эти ценности. А порою люди умышленно отвлекаются от понимания
этих средств, ибо оценка их людьми часто не совпадает с оценкой благ,
какие благодаря им достигаются. Если бы западным людям систематически
разъясняли, каким путем достаются им жизненные блага и какую цену им
приходится за них платить, то обаяние этих благ резко сократилось бы.
  Одна из задач идеологии и заключается в том, чтобы объяснить людям,
какими ценностями они обладают или могут обладать в их обществе и
благодаря чему. Разумеется, объяснить не на уровне объективной науки, а
именно идеологически, т.е. идеализируя как сами ценности, так и пути их
достижения.
  Осознание ценностей общества массой населения и принятие их не есть
одноактная операция. У людей так или иначе наступает усталость к
пропаганде, развиваются критические умонастроения, люди быстро привыкают к
тому, что имеют, и забывают о том, чему они обязаны тем, что имеют, а в
случае ухудшения жизненных условий начинают приписывать причины ухудшения
основам своего общества. Короче говоря, состояние умов и чувств людей
подвержено влиянию множества факторов. Задача идеологии - постоянно
поддерживать нужное идейно-психологическое состояние общества,
вырабатывать и поддерживать в людях иммунитет в отношении чуждых обществу
влияний, изо дня в день вбивать в головы людей свою систему ценностей.
  Индивидуальные ценности - это то, к чему люди стремятся добровольно,
они жаждут иметь их. Людей даже приходится сдерживать в этом их рвении
силою власти, права, общественного мнения и другими средствами.
Общественные же ценности связаны с интересами человеческих объединений и с
обязанностями граждан по отно-
шению к этим объединениям. Добровольно и бескорыстно к этим ценностям
стремятся лишь одиночки, выпадающие из нормы. Это - общее правило. Люди
охотно стремятся к этим ценностям, если они лично вознаграждаются за это
властью, карьерой, богатством, почетом, известностью, увлекательностью
жизни и работы. За все это идет не менее ожесточенная борьба, чем за
доступ к ценностям индивидуальным.
  Ценности разделяются на естественные и искусственные. Первые рождаются
из опыта жизни и подкрепляются им. Вторые же возникают из стремления
ограничить негативные следствия первых. Они изобретаются отдельными
представителями рода человеческого и навязываются прочим людям путем
проповеди, пропаганды и даже насилия. К их числу относятся моральные и
духовные ценности. Они изобретаются с целью ограничить негативные
проявления человеческой натуры, облагородить и скрыть суть естественных
ценностей, дать людям, которым естественные ценности доступны в ничтожной
мере, компенсацию и утешение. Эти ценности принимались людьми отнюдь не с
распростертыми объятиями и не с ликованием. Христианская церковь и власти
прибегали к необычайным жестокостям, чтобы хотя бы немного повысить
нравственный уровень масс населения.
  Важнейшая производная ценность - деньги и все то, что может быть
превращено в деньги и принести деньги. Деньги суть универсальная ценность,
т.е. символ, аккумуляция и возможность реализации любых ценностей. Начиная
с некоторого уровня они становятся самоценностью, придавая полностью
извращенный характер всей системе ценностей. На эту тему написано и
сказано, пожалуй, больше, чем на любую другую социальную тему. Слово
"извращенный" я здесь употребляю не в морализаторском негативном смысле, а
как обозначение обычных в общественной жизни и эволюции превращений
социальных феноменов.
  Вторая производная ценность, конкурирующая с деньгами, - власть над
другими людьми. И третья - слава. На эти темы сказано и написано тоже
более чем достаточно.
  Надо различать ценности и идеалы. Ценности - это то, что люди ценят, а
идеалы - то, к чему стремятся. Ценности существуют. Не все ими обладают в
одинаковой мере. Для кого-то приобретение их может стать иде-
алом жизни. Но идеал - то, что еще не существует или чем люди еще не
обладают, но что они хотели бы осуществить или иметь.
  Идеалы бывают индивидуальные и общественные. Разработка последних и
навязывание их обществу есть задача идеологии и культуры. Идеалом в
коммунистическом обществе было всеобщее благополучие, равенство и
справедливость. Это считалось достижимым путем ликвидации капитализма.
Идеалом в идеологии западнизма является сохранение, упрочение и
навязывание всему человечеству ценностей западнизма. И где-то на заднем
плане и между прочим мелькают те же идеалы коммунизма. Поскольку в
качестве идеалов рассматривается существующее социальное устройство с его
системой ценностей, то западное общество не имеет идеалов в строгом смысле
слова, т.е. как чего-то такого, чего в реальности нет, но на достижение
чего общество ориентируется и толкается своей идеологией.


  СУПЕРУРОВЕНЬ ОБЩЕСТВА. СОЦИАЛЬНЫЕ КЛАССЫ

  Суперуровень общества образуют явления, которые возникают на основе
микроуровня и макроуровня, в зависимости от них и под их влиянием, но не
сводятся к ним. Они не входят в компоненты социальной организации общества
на микроуровне и макроуровне или выходят за их рамки. Они возникают, надо
думать, уже на ранних стадиях развития обществ и в сравнительно простых и
небольших обществах. Но они становятся значительным и влиятельным
компонентом их структуры лишь в достаточно больших и сложных обществах. В
современных огромных и высокоразвитых обществах они достигают таких
масштабов и такого влияния на их жизнь, что во многих отношениях они
начинают доминировать над явлениями других уровней.
  Суперуровень общества образует определенная структура его членов,
конкретнее говоря - социальные классы и слои и социальные объединения.
Уточним эти понятия.
  Социальные классы суть частный случай классов (множеств) логических.
Последние образуются так. Выделяются (абстрагируются) какие-то общие
(сходные) признаки
многих объектов и строятся языковые выражения типа "Класс (множество) А",
где слово "класс" (или "множество") играет роль особого логического
оператора (классообразующего оператора), а "А" есть языковое выражение
(термин), которое обозначает объекты, обладающие выделенными общими
признаками. Например, "Класс деревьев", "Класс чисел", "Класс рабочих",
"Класс пенсионеров", "Класс безработных". В разговорном языке оператор
"Класс" обычно опускают или о нем вообще ничего не знают и употребляют
общие слова во множественном числе, например - "столы", "деревья",
"рабочие", "пенсионеры", "безработные". Свойства оператора "Класс"
определяются в логике (я построил для этого особую теорию). Важно иметь в
виду, что при образовании логических классов оставляется без внимания все
то, что касается отношений между объектами, включаемыми в класс (между
элементами класса), и отношений между элементами различных классов.
Повторяю и особо подчеркиваю, что здесь слово "Класс" играет роль
логического оператора, оно не обозначает никакие объекты, не является
термином и понятием.
  Социальный аспект классификации социальных объектов предполагает
логический, но не сводится к нему. В этом аспекте слово "Класс"
употребляется не как логический оператор, а как особый термин (понятие),
обозначающий какие-то социальные объекты. Какие именно, это должно быть
определено в рамках социального исследования, а не в логике. Как делалось
и делается это в фактических сочинениях, другое дело. Важно то, что обычно
рассмотренные аспекты не различаются и смешиваются. Различные авторы дают
различные определения социальных классов, обвиняя друг друга в
неправильном понимании их, хотя дело тут всего лишь в различии
словоупотребления. Конечно, и в этих проблемах имеют место правильность и
неправильность понимания, но они относятся к "повороту мозгов", т.е. к
тому, как понимается реальность, отражаемая в той или иной терминологии.
  Понятие социального класса может быть определено, как и прочие
социологические понятия, средствами экспликации. Тут возможны различные
варианты. Чтобы установить, какой из них предпочтительнее, надо принимать
во внимание следующие обстоятельства.
  В современном развитом обществе число возможных логических классов
огромно, в десятки (если не в сотни) раз превосходит число таковых в
обществе прошлого века. Логическая классификация при этом может
осуществляться во многих различных измерениях, так что одни и те же
объекты могут оказаться в различных логических классах. Сами объекты могут
обладать признаками, позволяющими относить их к различным и даже
взаимоисключающим логическим классам. Например, логические классы
начальников и подчиненных вроде бы не пересекаются, а человек может быть
начальником в одном отношении и подчиненным в другом. Чтобы избежать
противоречия, нужно принимать во внимание случаи относительности
признаков, по которым образуются логические классы.
  Можно перечислить признаки социальных объектов, из числа которых
выбираются те, которые включаются в определение понятия социального
класса. Напоминаю, что не все, что нам известно или может быть известным о
социальных классах, должно включаться в определение самого общего понятия
"социальный класс". И надо различать это общее понятие и понятия отдельных
видов социальных классов. Задача общего понятия - указать, по каким
критериям (по каким признакам) надо строить определения видов социальных
классов общества.
  Я считаю, что в один социальный класс должны включаться члены
общества, занимающие сходное положение в социальной организации общества
(в деловых клеточках, в основных сферах). Их должно быть достаточно много,
чтобы они стали заметным явлением в жизни общества, и их роль при этом
должна быть достаточно важной. Их социальная позиция должна быть признана
обществом и узаконена в той или иной форме, на том или ином уровне
государственности или другими организациями общества, уполномоченными
государством на такое узаконивание.
  Упомянутое узаконивание логических классов в качестве классов
социальных особенно важно для определения последних. Я считаю, что
логически и, надо полагать, исторически исходным разделением членов
общества на социальные классы явилось разделение на класс правителей
(властителей) и класс управляемых (подвластных). Одной из фундаментальных
акций госу-
дарства является именно узаконивание основных логических классов и даже
создание таковых. Так что не государство явилось следствием разделения
общества на классы, а, наоборот, возникновение государства одновременно
означало и имело следствием установление социальных классов.
  При этом на представителей различных классов накладывались
определенные обязанности и ограничения, представителям каких-то классов
предоставлялись особые права и привилегии - узаконивалось классовое
неравенство. Устанавливались определенные отношения между классами и между
классами и государством. И это играло решающую роль в закреплении
социальной организации общества.
  Все это так или иначе фиксировалось в документах, имевших юридическую
силу. Так, например, в феодальных обществах были узаконены сословия
дворян, крестьян, мещан и т.п. Но не только в них. В советской конституции
было зафиксировано разделение граждан на рабочих и крестьян, а также
интеллигентскую прослойку. В официальных документах советские люди на
вопрос о социальном положении называли также класс служащих. И в
современных западных странах существуют бесчисленные юридические законы,
фиксирующие социальное положение (т.е. классовую принадлежность) граждан.
Это - одно из оснований налоговой системы. Кроме того, существует
педантично разработанная система всякого рода официальных документов об
образовании и квалификации, без которых, как правило, невозможно
заниматься соответствующей деятельностью. И вообще, современная правовая
система, узаконивающая классовый статус граждан, превосходит аналогичные
законы прошлого в той же мере, в какой современное общество превосходит
общества прошлого по степени внутренней развитости.
  Обычно (чаще неявно) предполагают, что между представителями
социального класса имеют место более или менее устойчивые связи, например,
совместное времяпровождение, родственные связи. Предполагают сходство в
образе жизни, в уровне культуры и в других отношениях. Иногда предполагают
организации, объединяющие какие-то части логических классов для каких-то
совместных действий в защиту общих интересов и наличие та-
ких интересов, например - партии, профсоюзы, стачечные комитеты и т.п.,
ведущие борьбу против увольнений, за повышение заработной платы, за
улучшение условий работы. И это действительно так. Но это не следует
включать в само определение понятия.
  Социальный класс не есть множество однородных людей. Он имеет более
или менее сложную структуру. Например, класс государственных служащих
представляет иерархию социальных позиций. Но и это не следует включать в
определение понятия социального класса. Это все есть результат познания
уже определенного объекта.
  Данная выше экспликация понятия социального класса не охватывает все
возможные логические классы социальных объектов. Это не означает, что
неохваченные определением логические классы не существуют и не играют
важную роль в жизни общества. Какие-то из них могут играть более важную
роль и быть более многочисленными по числу элементов (включаемых в них
членов общества), чем некоторые социальные классы. Из этого следует лишь
то, что для обозначения их требуется другое понятие. Можно, конечно,
поступить так: назвать социальными классами любые логические классы
социальных объектов. Но тогда придется вводить различия между социальными
классами и закреплять их особой терминологией, что не меняет сути дела. Я
предпочел изложенный выше вариант, дабы сохранить принятый стандарт в
определении феноменов социальной организации общества. Социальные классы в
моем определении становятся благодаря узакониванию компонентами социальной
организации общества на суперуровне.


  СОЦИАЛЬНЫЕ СЛОИ

  От социальных классов я отличаю социальные слои. Социальный слой (в
моем определении) есть логический класс социальных объектов, который не
узаконен юридически, но не противоречит юридическим законам. Хотя он не
признается юридически, он признается фактически как самими представителями
слоя, так и другими (не обязательно всеми) членами общества. Слой
охватывает лишь часть членов общества, является достаточно устойчивым.
  Признаки, по которым образуется логический класс членов слоя, должны
быть социальными и указаны так, чтобы относительно по крайней мере
большинства членов общества можно было установить, относится он к этому
слою или нет. Конечно, между слоями могут быть довольно неопределенные
пограничные зоны, когда в отношении каких-то людей могут быть колебания.
  С моей точки зрения, разделение населения на социальные слои
происходит в соответствии с социальным статусом членов общества. При этом
социальным статусом я называю совокупность признаков, определяющих
положение человека в обществе. В число этих признаков включаются такие:
размер собственности и дохода, положение на иерархической лестнице
социальных позиций, престижный уровень профессии, образование, уровень
культуры, сфера общения, связи, перспектива роста, перспектива для детей и
другие.
  Переход одного слоя в другой, более высокого или более низкого уровня,
образует вертикальную динамику населения. Она различна в различных
обществах. Она была очень высокой в коммунистических странах в начальные
годы их истории, потом заметно снизилась. Это - общий социальный закон: в
сложившихся обществах вертикальная динамика населения имеет тенденцию к
снижению.
  В социальный слой включаются не только главы семей, но и все прочие их
члены. Слой имеет тенденцию к замыканию и самовоспроизводству. В нем
складываются свои традиции, эстетические и моральные принципы, личные
контакты и многое другое, что делает его сравнительно автономным
социальным целым. Он имеет иерархическую структуру в зависимости от
статуса членов. Социальные слои образуются в различных измерениях
общества. Но включать знания обо всем этом в определение понятия
социального слоя не следует, ибо это будет превышением полномочий
определения как особой логической операции. Все это следует учитывать в
описании конкретных слоев того или иного общества.
  Не всякий логический класс есть социальный слой. Например, в обществе
западного типа бессмысленно логический класс частных собственников
рассматривать как слой, поскольку почти все взрослые члены общества в
какой-то мере обладают частной собственностью. Зато
вполне правомерно говорить о слое богатых людей, установив в качестве
критерия зачисления людей в этот слой некоторую минимальную величину
материальных богатств (частной собственности). Не образует социальный слой
логический класс уголовных преступников, ибо их статус противоречит
юридическим законам. Не является социальным слоем логический класс женщин,
ибо определяющий признак класса не является характеристикой социального
статуса женщин.


  СОЦИАЛЬНЫЕ ОБЪЕДИНЕНИЯ

  Объединение объектов есть какое-то число (два и более) объектов, между
которыми имеют место какие-то эмпирические связи, каждый из которых как-то
зависит от других, так что они образуют некоторое целое. В случае
социальных объединений члены объединения осознают себя в качестве таковых
и выполняют в объединении какие-то функции. Они зависят от других членов
объединения, как-то связаны с ними. Социальные объединения могут быть
узаконенными или неузаконенными. Во втором случае они должны быть признаны
фактически каким-то образом. Социальные объединения весьма разнообразны по
типам - клики, касты, кланы, союзы, партии, движения и т. п. Они весьма
интенсивно изучаются в современной социологии. И мы уже на эту тему
говорили выше и будем говорить в дальнейшем.


  РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ЧЛЕНОВ ОБЩЕСТВА. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ МАТЕРИАЛЬНЫХ БЛАГ

  В современных больших обществах многие миллионы людей занимают
какие-то социальные позиции. Сложилась грандиозная система подготовки
людей для занятия этих позиций - для замены отработанного человеческого
материала новым и для занятия вновь образующихся позиций. Тут имеет силу
социальный закон соответствия людей занимаемой ими позиции. В реальности
этот закон действует как ожесточенная борьба людей за лучшие места в
системе социальных позиций. В ход идут все доступные средства. Преиму-
щества в этой борьбе имеют не некие абстрактно лучшие, а те, у кого более
выгодные данные с точки зрения конкретных условий борьбы за конкретные
места. Разумеется, тут можно установить определенные закономерности, что и
делают специалисты в "конкретной" социологии. Например, они выяснили, что
общество равных возможностей есть идеологически-пропагандистская сказка,
что "вертикальная динамика" в современных обществах (переход из низших
слоев в высшие) не так уж велика и она имеет тенденцию к снижению, что
принадлежность семьи к определенному слою играет большую (если не
решающую) роль в жизненном успехе вступающих в жизнь новых поколений. Но
такого рода "открытия" очевидны и без специальных исследований.
  Полагаю, что никакого единого для всех членов общества принципа
распределения жизненных благ ("по труду" и "по потребностям", о них будем
говорить дальше) не существует. В реальности идет борьба за жизненные
блага, в которой каждый стремится использовать свое социальное положение,
свои силы и способности. Одни делают это, используя приобретенное или
унаследованное имущество и капитал, другие - делая служебную карьеру,
третьи - продавая свои способности, четвертые - добиваясь успеха в
творчестве, пятые - улучшая квалификацию, шестые - грабя и воруя, седьмые
- организуя дело, короче говоря, добывая блага теми путями, какие доступны
для них в обществе. В современном обществе таких путей не счесть.
  Развивается система принципов распределения, вплетенная в общий
процесс жизнедеятельности людей. Опытным путем и в результате борьбы
интересов находятся какие-то нормы вознаграждения за конкретные виды
деятельности. Тут имеются свои частные принципы, имеющие силу в узких
пределах. Например, человек, занимающий более высокий пост, чем другой
человек в рамках одной и той же сферы оплаты, должен получать больше, чем
второй. И мало кто оспаривает этот принцип. Недовольство возникает тогда,
когда нарушается некоторая норма в разнице оплаты. Точно так же считается
само собой разумеющимся то, что предприниматель, лучше других
организовавший бизнес или использовавший конъюнктуру, имеет и более
высокий доход.
  Неизбежная в развитом обществе иерархия социальных позиций, источников
доходов и способностей людей урывать для себя доли жизненных благ
порождает неравенство в распределении. В обществе возникают силы,
стремящееся ограничить крайности неравенства и делающие в этом направлении
что-то реальное. Но как показывает опыт истории, успехами на этот счет
человечество похвастаться не может и вряд ли когда-либо сможет. Самых
больших успехов в этом отношении добились в коммунистических странах. Но и
в них по мере улучшения общих условий жизни неравенство в распределении
благ стало увеличиваться и достигло довольно значительного уровня.
  Неизбежным следствием неравенства в распределении жизненных благ
является возникновение класса богатых. К этой теме я вернусь ниже.
  В системе распределения благ надо различать уровни не только в
величинах долей благ, достающихся членам общества, но и в следующем
смысле. Первичным уровнем распределения (или первичным распределением) я
называю нахождение благ в собственности и поступление благ в собственность
конкретных юридических субъектов общества, т. е. конкретных членов
общества, конкретных групп людей или организаций, которые вправе
распоряжаться этими благами по своему усмотрению (разумеется, в рамках
юридических норм). Вторичным уровнем распределения (перераспределением) я
называю такой, на котором первичные владельцы благ сами становятся
источниками приобретения благ другими людьми. Первичные владельцы благ
тратят их в своих личных целях так, что распределяют какую-то часть своих
владений между другими людьми. Люди, зарабатывающие колоссальные суммы
денег и обладающие гигантскими состояниями, в одиночку не могут их
"проесть". За их счет "пасется" множество других людей, так что они
становятся своего рода пунктами перераспределения первичных благ. На
уровне перераспределения развивается своя иерархия и сеть
перераспределений.
  Обычно распределение благ рассматривается с точки зрения долей благ,
достающихся членам общества. Такой подход односторонен и далеко не всегда
уместен. В рассмотренном случае с перераспределением благ мы должны из
суммы благ, достающихся отдельным лицам,
вычесть часть, которую они должны отдать другим, чтобы воспользоваться
какой-то частью своих владений. Огромное количество членов общества
формально имеет сравнительно небольшие доходы, но фактически пользуется
неизмеримо большими благами. Это, например, представители органов власти,
использующие государственные средства в своих личных интересах. Так, в
коммунистических странах работники аппарата партии и государства имели
сравнительно небольшие заработные платы, а фактически распоряжались
благами более значительными. Я считаю для такого рода случаев ввести
другой критерий распределения благ, а именно - величину трат общества на
того или иного конкретного человека. Этот критерий применим к довольно
большой части членов западных обществ, а в коммунистических странах он
являлся не менее важным, чем критерий величины благ, достающихся в личное
владение.


  ТИПЫ ОБЩЕСТВ

  Общества различаются по многим признакам, в том числе по типам
социальной организации. Известные классификации не могут считаться
научными, поскольку не удовлетворяют логическим требованиям классификации.
В частности, так называемый первобытно-общинный строй вообще характеризует
не общество, а предобщество. Никакого рабовладельческого типа общества в
смысле типа социальной организации не существует хотя бы потому, что рабы
не являются членами общества они суть элементы материальной культуры
наряду с домашними животными и орудиями труда (по Аристотелю, говорящие
орудия). В США, например, имело место рабовладение, но общество относилось
к западному (капиталистическому и демократическому) типу.
  С точки зрения типа социальной организации общества различаются,
например, на такие, в которых доминирует государственность (например,
дореволюционная Россия), такие, в которых доминирует экономика (например,
США), и такие, в которых доминирует идеология (например, Иран).



  СЛОЖНЫЕ ОБЩЕСТВА

  Развитые общества, за исключением некоторых случаев, имеют сложную
территориальную структуру, т. е. разделяются на территориальные части,
которые, в свою очередь, разделяются на более мелкие части вплоть до
минимальных. Все эти части в идеале должны быть социально однородны, т. е.
ни одна территориальная часть не должна господствовать над другой.
Разумеется, в реальности принцип социальной однородности общества часто
нарушается в силу каких-то обстоятельств. Но это не отменяет сам принцип
как характеристику общества в "чистом" виде.
  Сложное общество образуется из слияния двух или более обществ в одно
или в результате дифференциации одного общества на части. В первом случае
новое объединение приобретает черты полноценного общества, а вошедшие в
его состав общества теряют какие-то признаки общества и какие-то сохраняют
в той или иной форме. Такими сложными является большинство современных
обществ. Следы их образования очевидны в их
административно-территориальной структуре (штаты в США, земли в Германии,
в Великобритании округа, во Франции регионы и департаменты, в Италии
регионы и провинции и т. д.). Во втором случае в рамках общества
образуются части, подобные тем, какими становятся общества, объединившиеся
в одно целое общество. Эти части суть потенциальные общества, которые при
случае могут стать самостоятельными обществами. В сложных обществах
происходит какое-то усложнение социальной организации сравнительно с
частями, например образование уровней местных властей. Однако тут не
происходит качественных изменений, выходящих ощутимым образом за рамки
общества. Сложное общество остается обществом.
  Империи являются сложными человейниками. Социальный тип империи
определяется типом метрополии. Эти объединения я не рассматриваю.


  ВЕРХНЯЯ ЭВОЛЮЦИОННАЯ ГРАНИЦА ОБЩЕСТВА

  Существует не только нижняя эволюционная граница общества, не
достигнув которой человейник не приобретает качество общества, но и
верхняя граница, пе-
рейдя которую человейник утрачивает это качество. Развитие общества, как и
любого эмпирического объекта, не безгранично. Не все, что возникает в
процессе эволюции человечества, может быть ассимилировано обществом в
качестве его органического элемента. Не все, что порождается самим
обществом, может быть удержано в его рамках. В процессе эволюции
человечества в эпоху обществ уже возникли, развиваются, накапливаются и
набирают силу явления, которые не укладываются в рамки такого социального
качества, называемого обществом. Само общество порождает отрицающие его
явления.
  Верхняя эволюционная граница всякого социального объекта есть предел
развития явлений, образующих его нижнюю границу, т. е. предел развития
того, что изначально образует качество объекта. Этот эволюционный закон
имеет полную силу в отношении общества. Верхнюю границу общества образует
предельное развитие потенций человейника на основе его социальной
организации в качестве общества. Человейники далеко не всегда достигают
этой границы (потолка развития). Как правило, они ее не достигают, подобно
тому, как ничтожная часть людей доживает до предела биологических
возможностей. Жизнь общества может быть оборвана искусственно, какими-то
внешними факторами, например в результате поражения в войне. Общество
может оказаться в русле эволюции иного типа и подвергаться его влиянию.
Общество может по одним линиям достигать верхней границы и даже
преодолевать ее, а по другим линиям не достигать ее. В обществе может
начаться попятный процесс, деградация. Лишь в идеале можно сказать, что
общество достигло верхней границы (потолка), когда все основные компоненты
его социальной организации полностью исчерпали свои потенции.
  Наличие верхней границы общества не означает, будто невозможна
социальная организация иного типа, на основе которой может происходить
дальнейшая эволюция человейников. Наоборот, я утверждаю, что возможен
качественно новый, более высокий уровень социальной организации
человейников сравнительно с обществом - уровень сверхобщества. Более того,
он не просто возможен, он является реальностью.



  ЦИВИЛИЗАЦИЯ

  Общества возникают, организуются и эволюционируют не изолированно друг
от друга, а в более обширной среде миров, которую я называю цивилизацией.
Возникновение цивилизаций связано с возникновением обществ. Становясь
доминирующим фактором в тех или иных мирах человейников, общества
преобразовывали эти миры в цивилизации. А цивилизации, со своей стороны,
становились колыбелью и средой жизни обществ - тут зависимость взаимная.
  Цивилизация есть сложный исторический феномен, при рассмотрении
которого надо принимать во внимание следующие его аспекты: 1) определенное
множество человеческих объединений, живущее совместной исторической жизнью
и являющееся творцом и носителем цивилизации; 2) определенные результаты
их совместной жизнедеятельности, воплощающиеся в системе власти,
хозяйстве, верованиях, культуре, характере человеческого материала и
образе жизни населения объединений; 3) превращение этих результатов,
упомянутых выше, в основной фактор дальнейшей совместной жизни и эволюции
этих человеческих объединений; 4) условия возникновения, эволюция и
границы цивилизации.
  В этих четырех аспектах я и рассматриваю цивилизацию как особый
социальный феномен, несводимый к другим. Поясню приведенные аспекты
несколько подробнее.
  Пункт первый. Человеческие объединения, о которых идет речь,
возникают, живут и умирают в определенном пространственно-временном
объеме, занимаемом множеством объединений в целом. Некоторые из них
существуют одновременно, другие - в разное время. Но время жизни каждого
хотя бы частично совпадает со временем жизни (по крайней мере, одного)
другого члена множества, так что суммарное время жизни множества в целом
есть непрерывный исторический интервал, имеющий начало, продолжительность
и конец. Без этого невозможна совместная жизнь этих объединений.
Продолжительность интервала - века, если не тысячелетия. Аналогично с
пространством. Каждое объединение множества соприкасается в пространстве
по крайней мере с одним другим,
так что образуется единое жизненное пространство множества в целом. Оно
может изменяться со временем по размерам и положению на планете, но при
этом целостность предполагается как условие возникновения цивилизации.
Если последняя уже сложилась, возможны разрывы пространства. Но так или
иначе должны сохраняться возможности для регулярных коммуникаций по
крайней мере для определяющей части членов множества. Рассматриваемые
объединения в силу каких-то исторических причин вынуждаются жить
совместной жизнью достаточно долго, чтобы зародились предпосылки и основы
их цивилизации.
  Каждое из объединений рассматриваемого множества на какое-то время
образует организованное по социальным законам целое со своим органом
власти и управления, хозяйством (экономикой), верованиями (идеологией),
языком, культурой, психологией, образом жизни. Но само это множество
объединений не есть единое объединение того же рода, что и каждое входящее
в него объединение по отдельности. Это множество имеет новую структуру и
иные отношения между его членами, чем структура и отношения между
компонентами каждого члена множества по отдельности. Например, множество
объединений, участвовавших в создании западноевропейской цивилизации, само
не есть человеческое объединение того же рода хотя бы потому, что
образующие его объединения жили в разные столетия и для них не было
единого органа власти и управления. Грубо говоря, стадо коров не есть
корова.
  Пункт второй. Между объединениями рассматриваемого множества имеют
место различного рода контакты, взаимодействия, связи. Какая-то часть из
них живет совместной исторической жизнью. Эта часть меняется, одни
объединения исчезают, другие появляются, между какими-то обрываются связи
и т. п. Но во все периоды имеет место какая-то совместность и
преемственность - историческая совместность. Взаимоотношения в этой
совместности разнообразны: союзы, слияния, разделения, войны, покорение
одних другими, поглощение, разрушение, короче говоря, все то, что образует
их конкретную историю. В результате совместной жизни они оказывают влияние
друг на друга, одни что-то заимствуют у других или навязывают им что-то
свое. Таким путем они совместны-
ми усилиями создают нечто общее, что в тех или иных формах и размерах
развивается у них по отдельности, делает их сходными в этих отношениях -
социально родственными. Эти сходные черты суть именно результат совместной
жизни, они не могли бы у них появиться, если бы они жили изолированно друг
от друга. Эти сходные черты охватывают все основные аспекты объединений:
власть, хозяйство, идеологию, культуру.
  Пункт третий. Результаты совместных усилий рассматриваемых объединений
закрепляются в какой-то части объединений множества в каждом по
отдельности, вынуждая их уподобляться друг другу и обогащая каждое из них
этими социальными изобретениями, а не откладываются где-то вне их.
Подчеркиваю, результатом совместных усилий объединений рассматриваемого
множества является определенный эволюционный процесс человеческих
объединений - социальный прогресс. Достигнув достаточно высокого уровня,
достижения этого процесса сами становятся важнейшим фактором, удерживающим
отдельные объединения в составе множества и определяющим характер
объединений. Результаты этого процесса складываются в целостную социальную
систему, которая становится основой социальной системы объединений
множества по отдельности. Они становятся социально однотипными и
воспроизводятся в этом качестве. Так складывается зрелая цивилизация. Одно
дело - цивилизация в начале жизненного пути, другое дело - в зрелом
состоянии. В зрелом состоянии в рамках данной цивилизации могут иметь
место конфликты, завоевательные войны, ненависть и т. п., а не только
некая гармония. Последняя появляется тут лишь частично и на миг. Так что
не следует строить иллюзий насчет того, что цивилизация есть абсолютное
благо.
  Пункт четвертый. Цивилизация есть явление историческое - возникает,
живет, совершенствуется, изменяется и погибает. Она возникает и живет при
определенных условиях, в число которых включаются размеры объединений,
степень их сложности, состояние материальной культуры, характер
человеческого материала, возможности автономного существования
сравнительно больших регионов длительное время и многое другое. Тут есть
свои границы. Эти условия выполнялись далеко не всегда и не везде. Так что
возникновение ци-
вилизаций в прошлом не было абсолютной необходимостью. Далеко не любые
скопления людей были способны создать или сохранять цивилизацию.
Цивилизации возникали и жили в более обширной социальной среде. В этой
среде люди создавали и другие формы социального бытия, отличные от
цивилизации, - союзы племен, государственно организованные общества,
империи с иерархией народов и другие. Такого рода явления и тенденции
захватывали и регионы цивилизаций. Так что абсолютно "чистых" форм
цивилизаций никогда не было. Все конкретные цивилизации возникали и жили
как смешения черт различных форм человеческих объединений. Различные
признаки цивилизаций "растворялись" в массе других социальных явлений,
модифицировались под их воздействием, принимали чуждые их природе формы и
порождали имитации. Так что выделение цивилизаций в "чистом" виде есть
довольно сложная абстракция, требующая профессиональных усилий и умения
исследователей.
  В конкретной истории бывает так, что продукты жизнедеятельности
множества человеческих объединений, создавших некоторую цивилизацию,
сохраняются и развиваются дальше другими человеческими объединениями после
распада, упадка и гибели этой цивилизации. Процесс жизни цивилизации может
происходить одновременно с процессом объединения создавшего ее множества
объединений в целое иного социального типа, чем цивилизация. Эволюция
цивилизации может способствовать этому и завершиться такой социальной
организацией. История человечества не исчерпывается историей цивилизаций.
Последняя есть лишь частичка и один из аспектов реальной истории.
  Цивилизация не есть нечто раз и навсегда данное и застывшее. Она
изменяется со временем. Это может происходить в силу воздействия внешних
факторов и в силу внутренних законов эволюции. Цивилизация может быть
разрушена силами извне. Но она может изжить себя и вследствие внутренней
эволюции.
  Условия возникновения и существования цивилизации суть точно так же
явления исторические. С изменением условий должно происходить
приспособление стран и народов, образующих данную цивилизацию, к новым
условиям с целью выживания. По мере роста числа людей в
объединениях, усложнения системы их управления, усложнения материальной и
духовной культуры, усиления угрозы извне, усовершенствования средств
коммуникации и изменения других факторов исчезли условия для возникновения
новых цивилизаций. И в наше время они, на мой взгляд, исчезали полностью.
Сохранившиеся цивилизации, включая западноевропейскую, обречены на
исчезновение. На их место приходят социальные феномены иного рода, более
адекватные современным условиям на планете. В наше время во всех аспектах
человеческой жизни уже не осталось никаких возможностей для автономной
эволюции человеческих объединений в течение длительного времени. Даже в
случае подходящих условий в каком-то регионе планеты цивилизация не может
возникнуть в силу неспособности противостоять внешним воздействиям своими
силами, без участия в мировом сообществе.


  ЭВОЛЮЦИЯ ЗАПАДНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

  Уже в начале нашего века было распространено мнение, будто
западноевропейская цивилизация уже исчерпала себя, будто начался ее закат
и дни ее сочтены. Но шли годы, а она не только не увядала, а, наоборот,
как будто начала переживать новую молодость. Тем не менее идея ее конца не
забылась совсем. Она вновь стала появляться в той или иной форме.
  На мой взгляд, в идее конца западноевропейской цивилизации есть доля
истины: она действительно не вечна. Но она является уникальной
сравнительно с прочими видами цивилизации в том отношении, что она убивает
сама себя и делает это на пути баснословного прогресса. Она породила
предпосылки и возможности для подъема человечества на новую, более высокую
эволюционную ступень.
  В рамках западной цивилизации зародились и развились две линии
социальной эволюции человечества - западнистская и коммунистическая.
Первая сформировалась в наиболее "чистой" форме в США. Она затем оказала
сильное влияние на Западную Европу, а после Второй мировой войны
фактически овладела всем западным миром. Вторая реализовалась впервые в
истории че-
ловечества в России. Она реализовалась в виде образования человейника
коммунистического типа - Советского Союза. Последний оказал огромное
влияние на весь ход мировой истории, стал образцом для значительной части
человечества.
  Западнизм и коммунизм возникли как антиподы и вместе с тем как
конкурирующие варианты эволюции человечества. Они оба шли в одном и том же
направлении эволюции, во многом уподобляясь друг другу настолько, что
целый ряд западных теоретиков выдвинули концепцию их сближения. Каждый из
них содержал в себе какие-то элементы и потенции другого. В каждом из них
происходило одновременно два тесно связанных процесса, один из которых
относился к истории обществ, а другой - к истории сверхобществ. Причем эти
процессы протекали в них в каких-то отношениях противоположно, в одном - в
условиях чрезмерной бедности и непреходящих трудностей, в другом - в
условиях чрезмерного богатства и баснословных исторических удач.
  Западный и коммунистический миры стали "точками роста" в эволюции
человечества. Между ними шла непримиримая борьба за роль лидеров мирового
эволюционного процесса и за мировую гегемонию. Эта борьба образовала
основное содержание социальной жизни человечества в XX веке, особенно во
второй его половине. Еще не так давно на роль лидера мировой истории
претендовал коммунистический мир, возглавлявшийся Советским Союзом. И не
без оснований. Лозунг "Да здравствует коммунизм - светлое будущее
человечества" выглядел совсем не утопически. Огромная часть человечества
верила в то, что дни капитализма сочтены и что будущее принадлежит
коммунизму. После победы Запада в "холодной войне" против советского блока
положение в мире коренным образом изменилось. Историческую инициативу и
лидерство в эволюционном процессе на планете захватил западный мир,
возглавляемый США. Западнистский вариант эволюции человечества стал
выглядеть как более перспективный, чем вариант коммунистический. Но
торопиться с категорическими выводами не следует. Победа западнистского
варианта еще не является окончательной и бесповоротной. Еще живы остатки
коммунизма в регионе бывшего Советского Союза. Еще рано исключать их
влияние на ход истории и хотя
бы частичное оживление и даже возрождение. Еще живет и усиливается
коммунистический Китай с его более чем миллиардным населением. Еще сильны
антизападные силы на планете, особенно в мусульманском мире. Короче
говоря, еще предстоит длительная борьба, в которой западному миру для
полной победы потребуется не одно десятилетие, и исход этой борьбы не
предрешен фатально.
  Но при всех вариантах имеет место неумолимая тенденция эволюции
человечества от эпохи обществ к эпохе сверхобществ.


  СВЕРХОБЩЕСТВО

  Социальный объект А будем называть сверхобъектом по отношению к
социальному объекту Б и употреблять выражение "сверх-Б", если, и только
если объект А содержит в себе в снятом виде основные (определяющие)
признаки объекта Б. В сверхобъекте можно различить две части - базисную и
надстроечную. В первую входят свойства объекта Б, содержащиеся в А в
снятом виде, во вторую входит то, что вырастает на основе первой и
образует новое эволюционное качество А.
  Разделение на базисную и надстроечную части не есть какая-то четко
обозначенная граница. В реальности могут быть многочисленные явления, в
которых перемешаны базисные и надстроечные компоненты. Так что эти части
приходится мысленно собирать "по крупицам" в целое. Способ мысленного
разделения таков: мы должны сравнивать соответствующие элементы объекта и
сверхобъекта и устанавливать, что именно во втором имеется, для чего в
первом нет аналога. Например, сравнив положение президента страны в
обществе и в сверхобществе и обнаружив, что во втором случае он фактически
подчиняется какой-то негосударственной власти, мы можем отнести эту власть
к надстроечной части.
  Сверхобщество по определению есть человейник, который является
диалектическим отрицанием общества, содержит в себе общество в снятом
виде, является человейником более высокого уровня организации, чем
общество.
  Верхняя граница общества не есть нижняя граница сверхобщества.
Последняя есть то, чем сверхобщество отличается от общества, в чем именно
первое возвышается над вторым как более высокий "этаж" эволюционной
иерархии. Трудность в установлении нижней границы сверхобщества состоит в
том, что явления общества и сверхобщества в реальности могут быть
перемешаны, явления сверхобщества еще рядятся в одежды явлений общества и
выглядят как продолжение и разновидности их, разбросаны, погружены в
совокупность конкретных исторических событий.
  Сверхобщества возникают в среде из обществ, на их основе, с
использованием их материала и опыта. Но это не означает, будто одни и те
же человейники обязательно проходят в своей эволюции или в принципе могут
пройти три стадии - предобщества, общества и сверхобщества. Такого
эволюционного закона нет. Возможно также то, что сверхобщество
формируется, одновременно развивая в себе в снятом виде компоненты
общества, как это имело место, например, в Советском Союзе. Но и эта
возможность не есть социальный закон. Тем более советское сверхобщество
использовало опыт российского и западных обществ, а также строительный
материал России.
  Между эпохой обществ и эпохой сверхобществ нет абсолютно строгой
границы. Они как бы накладываются друг на друга. Одна еще продолжается, а
другая в то же время и в том же социальном пространстве начинается. Должно
пройти историческое время, прежде чем для многих станет очевидно, что
новая эпоха уже наступила.
  Отношение сверхобщества к предобществу, таким образом, характеризуется
как отрицание отрицания. Неизбежным следствием отрицания общества является
утрата ряда достижений эпохи обществ - никакой прогресс в одних отношениях
не происходит без регресса в других. А неизбежным следствием отрицания
является "возврат" человейников по ряду признаков к предобществу, причем
не по второстепенным признакам, а по определяющим нижнюю границу
сверхобщества.
  Эпоха сверхобществ еще только наступает. Это - будущее человечества.
Каким оно будет? Прежде чем перейти к рассмотрению этой проблемы, сделаю
методологическое отступление.



  ПРОБЛЕМА БУДУЩЕГО

  О будущем люди думали и говорили испокон веков. Но говорить и думать о
будущем социальном строе человейников люди начали сравнительно недавно.
Первыми мыслями такого рода, оставившими заметный след в истории
человечества, были "Утопия" Томаса Мора и "Государство Солнца" Томазо
Кампанеллы. Историческое расстояние между ними более ста лет, а их имена
пишутся обычно рядом так, как будто никакого времени не проходило.
Следующий шаг в этом направлении сделали домарксовские социалисты и
коммунисты Сен-Симон, Фурье, Оуэн и другие. И опять-таки на этот шаг ушло
не одно столетие. И самый значительный шаг связан с именем Маркса. Он стал
родоначальником самой грандиозной идеологии социального будущего
человечества. Более чем на столетие эта идеология овладела умами и
чувствами многих миллионов людей на планете, оказав огромное влияние на
социальную эволюцию западного мира и всего человечества. Марксистское
учение о будущем (для того времени) "полном коммунизме" стало важнейшей
частью идеологии коммунистических стран.
  После Второй мировой войны на Западе возникла особая сфера
сочинительства, получившая название науки о будущем - футурологии. В
большом количестве стали появляться романы и фильмы, посвященные будущему
и относимые к категории научно-фантастических. А основы фантастики
оказались теми же, что и основы религиозного мракобесия прошлого, -
искажение законов природы и логики.
  Ни в одном сочинении на тему о будущем я не встречал определения
понятия будущего и описания свойств суждений (высказываний, утверждений) о
будущем, т. е. предсказаний или прогнозов будущего. Будущее считается
чем-то очевидным и само собой разумеющимся: это - то, что будет
существовать и происходить после того времени, в которое заходит речь о
будущем и которое считается настоящим. Но ясность тут кажущаяся. Можно ли
отнести к будущему завтрашний день? А предстоящий год? Или десятилетие?
Смотря для кого и смотря с какой точки зрения. Тут примитивной
очевидностью нельзя удовольствоваться. Тут требуется уточнение поня-
тий. Аналогично обстоит дело с прогнозами. Можно ли считать прогнозом
утверждение кандидата в президенты, что в будущие два-три года благодаря
его умной политике безработица сократится вдвое? Можно ли считать
прогнозом утверждение мудреца, что рано или поздно наша планета
разрушится? Необходимо хотя бы кратко сказать о логическом аспекте такого
рода проблем, ибо без соблюдения элементарных правил на этот счет всякие
разговоры о будущем превращаются в словоблудие.
  В основе многочисленных предрассудков и заблуждений людей лежит
логическая ошибка, которая заключается в следующем. Люди мысленно выделяют
(абстрагируют) какое-то свойство эмпирических предметов, наделяют это
свойство самостоятельным (отдельно от предметов) существованием и
рассматривают его так, будто оно само есть эмпирический предмет. Такую
ошибку совершают не только невежественные дикари, но и высокообразованные
ученые XX века. Это они (ученые) приписали пространственным и временным
отношениям эмпирических предметов свойства самих этих предметов -
приписали времени способность ускоряться, замедляться, останавливаться,
различно течь в разных местах, а пространству приписали способность
сжиматься, растягиваться и искривляться. Но поставьте простой вопрос: что
значит - время замедляется или ускоряется? Согласно смыслу понятий
ускорения и замедления, которые были выработаны в отношении перемещения и
вообще изменения эмпирических предметов, это означает, что за одно и то же
время (заметьте: одно и то же время!) проходит разное время. Логическое
противоречие очевидно. Но чтобы спрятать его, запутать банальную с
логической точки зрения ситуацию и создать видимость необычайной сложности
и таинственности, погружают проблему в безудержное словоблудие за счет
достижений науки. Аналогично обстоит дело и с другими "открытиями"
современной физики в отношении пространства и времени. Нарушение законов
логики тут культивируется специально виртуозами словоблудия за счет науки.
  Вся совокупность языковых выражений, относящихся ко времени и
пространству, образуется так (с логической точки зрения), что в самих
времени и пространстве невозможно обнаружить ничего такого, что не
привносится способами измерения временных и пространствен-
ных отношений эмпирических явлений. Если достаточно строго выявить
(эксплицировать) логический аспект этих языковых выражений, можно
логически строго доказать (именно доказать!), что все разговоры о некоем
ускорении, замедлении, обратном ходе и т. п. времени суть логически
бессмысленны или ложны. Можно доказать, например, что время необратимо,
что за данное время проходит именно это время, что прошлое невозвратимо и
возврат в прошлое логически (а значит, и эмпирически) невозможен, что
время непрерывно, что остановить ход времени невозможно, как и побывать в
прошлом и в будущем и вернуться из них обратно. Удивительно то, что
сильные мира сего, поощряя всяческий бред насчет времени и пространства,
сами никогда не посылают своих представителей в будущее, чтобы выработать
наиболее разумную программу действий, и не предпринимают никаких махинаций
с пространством и временем, чтобы в считанные секунды оказаться на других
планетах, где, согласно бредовым идеям "гениев" современной науки, должна
быть еще более высокоразвитая цивилизация, чем наша земная.


  ФИЗИЧЕСКОЕ И СОЦИАЛЬНОЕ ВРЕМЯ

  Надо различать логический (можно сказать - физический) и социальный
аспект понятий времени. В первом аспекте предполагаются какие-то
эмпирические (наблюдаемые, физические) события и их последовательность в
качестве опорных точек для абстрагирования, осознания и измерения времени,
но сами эти события не являются объектами исследования. В социальном же
смысле предполагается, что время как-то осознается людьми, принимается во
внимание и измеряется, но внимание ориентируется на реальную жизнь людей
во времени. Рассмотрим это на понятиях прошлого, настоящего и будущего.
  В физическом аспекте вводятся и употребляются понятия одновременности
и последовательности событий во времени (раньше, позже). В разговорной
практике, когда говорят о прошлом, имеют в виду события, имевшие место до
времени, в которое говорят о прошлом и которое считают настоящим, а говоря
о будущем, имеют
в виду события после этого настоящего. При этом смысл временных понятий
зависит от ситуации. Прошлым может быть вчера, прошлый год, прошлое
столетие. Будущим может быть завтра, будущий год, будущее столетие.
Настоящим может быть сегодня, текущий год, текущее столетие. В таком
словоупотреблении термины времени обозначают именно время. Будем в таком
случае говорить о прошлом, настоящем и будущем времени или о физическом
прошлом, настоящем и будущем.
  Для отношения прошлого, настоящего и будущего в социальном смысле мало
сказать, что они следуют друг за другом во времени. Тут предполагается
некий эмпирический субъект, который живет во времени, осознает свою жизнь
во временном аспекте и как-то учитывает это в своей жизнедеятельности.
Таким субъектом является человек и объединение людей, живущее как единое
целое. Назовем его социальным субъектом. Для него прошлое, настоящее и
будущее суть его жизнь в различные периоды времени, а не сами эти периоды
времени, как таковые. Это - его состояния в физическом прошлом, настоящем
и будущем. Различия этих состояний определяются не периодами времени, а
факторами жизни социального субъекта. Он осознает свою жизнь, используя
понятия времени, осуществляя деление времени и измеряя время. Но деление
времени этим субъектом на прошлое, настоящее и будущее определяется не
часами и календарем, а этими эмпирическими факторами. Оно может совпадать
с календарными датами и может специально к ним приурочиваться, но как
символическое явление или случайное совпадение. Будем в таком случае
говорить о прошлом, настоящем и будущем состояниях социального субъекта
или о социальном прошлом, настоящем и будущем.
  Исходным для понимания социального прошлого, настоящего и будущего
является понимание настоящего. Для социального субъекта физическое
настоящее не есть лишь миг, не имеющий протяженности. Для него это -
протяженный временной интервал, в котором он рассчитывает и совершает свои
действия так, как будто время не уходит в прошлое и не приходит из
будущего, как будто время есть нечто застывшее. Эту свою жизнь он считает
настоящим по отношению к тем событиям в физическом прошлом, о которых он
помнит
или узнает от других, но которые не принимает в расчет в настоящем, а
также по отношению к событиям, которые мыслимы в физическом будущем и с
которыми он тоже не считается как с реальностью в его настоящем. Для него
настоящее время неразрывно связано с его определенным состоянием,
определенным образом его жизнедеятельности. Именно факторы этого состояния
определяют границы его социального настоящего в физическом времени.
  Социальным прошлым для данного социального субъекта является его
состояние в физическом прошлом, которое уже не включается в его социальное
настоящее, а социальным будущим - его состояние в физическом будущем,
которое еще не включается в его социальное настоящее, но предполагается,
что оно придет на смену ему.
  Грань между социальным настоящим, прошлым и будущим не является четко
определенной и одинаковой для всех. У различных субъектов разделение
социального времени различно. У одних и тех же субъектов это разделение
имеет место по многим линиям, причем различно. Однако так или иначе
образуются какие-то суммарные и символические рубежи. Они возникают не из
физического времени, в котором в самом по себе ничто не возникает и
никакого деления на части нет в силу самих наших логических средств
фиксирования времени, а из событий в реальной жизни социальных субъектов.
То, что данный субъект воспринимает как границы между его прошлым и
настоящим и между настоящим и будущим, суть некоторые узловые пункты его
эволюции во времени. Люди, повторяю, осознают свое социальное будущее не
по часам и календарю, а по качественным переломам в их жизни. Они
приурочивают эти переломы к символическим датам физического времени, что
играет организующую роль в историческом процессе, а не просто роль точки
отсчета времени.


  УСТРЕМЛЕННОСТЬ В БУДУЩЕЕ

  По мере прохождения физического времени социальное настоящее
сдвигается в физическое будущее. Интервал физического будущего,
включаемого в настоящее,
может увеличиваться. Это означает, что люди все дальше и дальше
заглядывают в физическое будущее, все больше в своей жизнедеятельности
ориентируются на предполагаемые в будущем события, в наступлении которых
они более или менее уверены. Они как бы устремляются в будущее. Для них
ход исторического процесса как бы ускоряется. Но возможно и такое, что по
мере перемещения социального настоящего в физическом времени граница
физического прошлого, включаемого в социальное настоящее, остается той же
или сдвигается настолько медленно, что расширение социального настоящего
происходит в основном за счет физического прошлого. Ход исторического
времени как бы замедляется. Возможно даже такое, что в настоящее начинают
включать факторы еще более отдаленного прошлого, и тогда социальное
настоящее как бы устремляется в прошлое. Возможно также такое, что у людей
вообще не появляется или исчезает отношение к своему социальному бытию как
к бытию в социальном времени. Их жизнь при этом есть бытие в бесконечно (в
их восприятии) длящемся социальном настоящем. В этом случае возникает
ситуация, которую можно считать остановкой исторического времени для
данной человеческой общности. Физическое время при этом проходит, но люди
не переживают свою жизнь как ориентированную в будущее. Подавляющее
большинство народов, живших и живущих на планете, является именно таким.
  Устремленность в будущее не есть некое ускорение физического времени -
последнее невозможно логически, а значит, и эмпирически. Определите
понятие ускорения, и вы сами заметите абсурдность применения его к самому
времени. Это - определенное состояние социального субъекта. Оно - не
извечное и всеобщее, а сравнительно молодое, исключительное и временное
явление. Оно есть изобретение западноевропейской цивилизации. Запад не
всегда был устремлен в будущее. Как и прочие, западные народы жили
настоящим. Христианская религия вообще снимала проблему будущего как
проблему социальную, отнеся ее в сферу загробного бытия и религиозной
морали. Практические расчеты не выходили за рамки жизни в настоящем.
Начало ориентации Запада на будущее относится, по всей вероятности, к
эпохе Возрождения, когда будущее, как фактор социальный, было из
сферы потустороннего спущено на землю, в обычную человеческую жизнь в
настоящем.
  Возврат в физическое прошлое логически (а значит, и эмпирически, в
реальности) невозможен. Время необратимо: если некоторый момент или
интервал времени следует за другим относительно любого способа
установления временного порядка событий, то невозможно, чтобы отношение
интервалов переменилось на противоположное. В социальном же настоящем для
данного социального субъекта возможно оживление и возрождение явлений,
которые считались явлениями социального прошлого, так что эволюция этого
субъекта воспринимается как устремленность в социальное прошлое.
  Повторяю, никакого ускорения, замедления, остановки и обратного хода
физического времени не происходит. Тут в жизни социальных субъектов
происходит нечто такое, что связано с их памятью о прошлом, со
способностью сохранять традиции и избегать новшеств, со способностью
предвидеть будущие события и последствия своей деятельности, со
способностью считаться с ними в их настоящем. Это происходит в их
социальном настоящем, которое может охватывать жизнь множества поколений в
течение десятилетий, столетий и порою тысячелетий.
  Высочайшего уровня устремленность в будущее достигла в Советском Союзе
в сталинские годы. Основная масса населения жила будущим в полном смысле
слова. Подчеркиваю, не просто мечтала (мечтали-то не все, и даже не
большинство, а немногие!), именно жила. Весь образ жизни их был построен
так, что исследователь, наблюдающий их как независимое от него,
объективное явление бытия, должен был бы обнаружить фактор устремленности
в будущее (для наблюдаемых людей, а не для исследователя!) как
существенный социальный фактор, игнорируя который он не смог бы объяснить
поведение этих людей. В послесталинские годы начался этот спад в этом
отношении. К концу брежневского периода спад завершился идейным кризисом
советского общества и после 1985 года полным идейным крахом. В
посткоммунистической России устремленность в будущее вообще исчезла как
социально значимое явление.
  Развитие коммунистического социального строя в Советском Союзе в
большой степени стимулировало устрем-
ленность в будущее во многих странах мира, включая западные страны.
Коммунизм становился реальным образцом для многих народов и реальной
угрозой существованию западного образа жизни. С этой угрозой приходилось
считаться как с явлением из потенциального будущего. Осознавали люди это
или нет, фактически их жизнь как массовое и целостное образование так или
иначе пропитывалась этим фактором. После Второй мировой войны угроза
усилилась и породила "холодную войну", которая по силе устремленности в
будущее сопоставима с такой устремленностью в Советском Союзе в сталинские
годы. Этот процесс наложился на экономический, научно-технический,
культурный и т. д. прогресс на Западе. Проблема будущего приобрела такой
вид и заняла такое место в общественном сознании и во всем образе жизни на
Западе, какого не наблюдалось тут до сих пор. Западное общество в своем
переживании времени устремилось в будущее настолько, что потеряло
способность удержать в сознании и в самой жизни мелькающее настоящее. Идея
некоего исторического ускорения времени овладела умами и чувствами
миллионов людей, приняв идеологически извращенные и гипертрофированные
формы и размеры.
  Победа Запада в "холодной войне" не принесла успокоения. Наоборот,
идея ускорения хода истории приняла шизофренический характер, заразив все
человечество. Поскольку Запад похоронил самую надежду на некое светлое
коммунистическое будущее и приоткрыл завесу, скрывающую реальное будущее,
в мире началась своего рода историческая паника. Миллиарды людей ринулись
приспосабливаться в жизни в их настоящем в соответствии с представлениями
о надвигающемся реальном будущем и с тревогой за судьбу своих потомков в
нем.
  Как реакция на это состояние, усилилась и противоположная ему
устремленность в прошлое. Произошла как бы дифференциация человечества в
его отношении к социальному времени на устремленных в будущее и
устремленных в прошлое. От того, какая тенденция восторжествует, зависит
судьба человечества. На мой взгляд, Запад перехватил у коммунистического
мира инициативу в устремленности в будущее, придав самой устремленности
свой вид.
  Будучи порождена характером настоящего данного социального субъекта,
устремленность в будущее стано-
вится одним из факторов, стимулирующих эволюцию этого субъекта. Ослабление
и исчезновение устремленности в будущее является признаком стагнации
социального субъекта.


  ПРОГНОЗЫ БУДУЩЕГО

  Предсказания или прогнозы будущего суть суждения (высказывания,
утверждения), которые обладают такими признаками. Во-первых, в них
говорится, что что-то будет иметь место или произойдет в будущем.
Во-вторых, они относятся к числу эмпирических суждений, т. е. таких,
которые подтверждаются или опровергаются не путем логического
доказательства, а путем сопоставления с эмпирической реальностью. Они
высказываются во время, когда такая реальность еще не существует. Это
означает, что в это время они не являются ни истинными, ни ложными. Они в
это время оцениваются как обоснованные или необоснованные, как более или
менее вероятные, как более или менее надежные, как принимаемые на веру.
Когда наступает время, к которому они относятся, то говорят, что они
подтверждаются или не подтверждаются, сбываются или не сбываются,
сбываются приблизительно или частично. Если прогноз сбылся, это не
означает, что он был истинным в то время, когда высказывался. Если прогноз
не сбылся, это не означает, что он был ложным во время, когда он
высказывался. Да и во время, к которому относится прогноз, его нельзя
оценивать как истинный или ложный. Только лишив его статуса прогноза, т.
е. изъяв из него суждение о данной реальности, можно такое суждение
оценивать как истинное или ложное.
  Не любые суждения, в которых фигурирует будущее время, суть прогнозы.
Например, суждение "А хочет в будущем году поступить в университет"
относится вроде бы к будущему. Но оно не есть прогноз, так как оно на
самом деле относится к настоящему и может быть проверено путем обращения к
существующей реальности: для этого достаточно спросить Иванова, собирается
он в будущем году поступать в университет или нет. А вот суждение "А в
будущем году поступит в университет" есть прогноз, ибо будущий год еще не
наступил и дока-
зать логически это суждение невозможно. Суждение же "А в будущем году либо
поступит, либо не поступит в университет" не является прогнозом, так как
оно логически истинно, т. е. истинно в силу свойств логических операторов
"либо" и "не" и может быть логически доказано.
  Прогнозы различаются по многим признакам, в том числе - по содержанию,
по степени обоснованности, по методам обоснования. Одно дело -
предсказание моды женской одежды в предстоящем сезоне, и другое дело -
предсказание состояния человечества через сто лет. Одно дело - гадание о
будущем по линиям на руке или по звездам, и другое дело - расчеты с
использованием современной информационной технологии и с участием большого
числа квалифицированных специалистов.
  Степень обоснованности прогнозов колеблется в диапазоне от нуля до
единицы, часто достигая нуля и никогда не достигая единицы. Она зависит от
многих факторов, в том числе от характера объекта предсказания, от
имеющейся информации, от отдаленности времени, к которому относится
предсказание, от данных науки и т. п. Человеческое поведение основывается
на прогнозах достаточно высокой степени надежности, но эти прогнозы
сравнительно примитивны, и обоснованность их обычно не выражается явно или
вообще сводится к привычке.
  Надо различать степень обоснованности прогнозов и степень доверия к
ним людей. Одни прогнозы люди воспринимают как бесспорные, в других
сомневаются, а в третьи вообще не верят. При этом степень доверия к
прогнозам зависит не столько от степени их обоснованности, сколько от
субъективного отношения людей к тому, что, как и кем предсказывается. Люди
чаще верят в нелепые и необоснованные прогнозы, сильно воздействующие на
их сознание и чувства, соответствующие их желаниям, ожиданиям, опасениям и
т. п., чем обоснованным предсказаниям, не соответствующим их
умонастроениям и способностям понимания. В наш век баснословных научных
открытий массы образованных людей больше верят средневековым и современным
шарлатанам и всякого рода демагогам, чем трезво мыслящим ученым. Феномен
Кассандры сохраняет силу и в наше время. Всеобщая враждебность к научной
истине в отно-
шении социальных явлений есть один из самых поразительных (для меня)
феноменов нашего времени, сопоставимый с аналогичной враждебностью к науке
вообще в эпоху средневекового мракобесия.
  Прогноз будущего с таким "поворотом мозгов", о котором речь идет в
этой книге, руководствуется такими методологическими установками. Прежде
всего должен быть четко выделен социальный субъект (в рассмотренном выше
смысле). Для нас это - наиболее развитые в социальном отношении
человеческие объединения, играющие решающую роль в социальной эволюции
человечества и в отношении которых есть основания предположить, что они
эту роль не упустят в обозримом будущем.
  Социальное будущее данного субъекта есть результат двух совокупностей
факторов. К первой совокупности относятся факторы социального настоящего,
материал субъекта и объективные социальные законы (о них речь специально
пойдет ниже). С этой точки зрения социальное будущее есть реализация
тенденций и потенций настоящего. В этом, и только в этом смысле будущее
предопределяется настоящим. В этом, и только в этом смысле будущее
предсказуемо с нашим "поворотом мозгов".
  Ко второй группе факторов, о которых идет речь, относятся такие,
которые не зависят от настоящего и не содержатся в нем. Их невозможно
обнаружить путем анализа настоящего, поскольку их там вообще нет. От этих
факторов зависит то, в какой мере и в какой форме реализуются потенции и
тенденции настоящего, как будет жить материал настоящего, в какой форме
проявляются объективные социальные законы. В этом смысле будущее не
предопределено настоящим и не может быть предсказано с нашим "поворотом
мозгов". Более того, исследование с такой ориентацией должно сознательно
отвлечься от факторов второй совокупности. Так что его результат может
быть лишь условным. С логической точки зрения результат этот будет иметь
такой вид: если рассмотренные в прогнозе тенденции и потенции настоящего
не встретят серьезного препятствия в своем дальнейшем действии, то
результатом их развития будет то-то и то-то. Ход исторического процесса
может быть нарушен и прерван непредвиденными обстоятельствами, но это не
будет опровержением прогноза такого логического типа.
  Во всех известных мне прогнозах будущего социальных явлений будущее
рассматривается как нечто статичное, как раз навсегда данное, как
свершившееся, т. е. вне времени. Такой подход оправдан в отношении
индивидуальных событий, интересующих нас исключительно с одной точки
зрения - совершаются (происходят) они или нет. Это, например, результат
выборов президента или парламента, начало или исход войны. Но он
непригоден в тех случаях, когда прогноз касается социальных субъектов,
которым предстоит жить в будущем длительное время, - когда прогноз
касается социального будущего. Социальное будущее есть явление в
физическом будущем относительно времени, когда делается прогноз. Но оно
станет социальным настоящим для социального субъекта, к которому относится
прогноз. В том будущем состоянии этот субъект будет воспроизводиться,
изменяться и эволюционировать во времени. То, что решающим образом
определит это состояние данного субъекта в его будущей жизни, зарождается
и до известной степени формируется в его социальном настоящем. Задача
прогноза в этом случае - не просто предсказать, произойдет что-то или нет,
а в том, чтобы выяснить, на какой основе будет происходить жизнь
интересующего нас субъекта в социальном будущем.
  При такой ориентации исследования главная задача социального прогноза
состоит не в гадании по поводу того, что будет в будущем такого, чего нет
в настоящем, а в выделении в современной социальной реальности того
эмбриона будущего, которого человечество уже носит в своем чреве, т. е. в
установлении и описании социальных явлений, уже зародившихся и
существующих в настоящем и имеющих шансы сыграть решающую роль в будущей
судьбе человечества.


  ПРОЕКТЫ БУДУЩЕГО

  Коммунисты не просто высказывали идеи относительно устройства
человеческих объединений в будущем, но и выдвигали проекты переустройства
реальности в соответствии с их идеалами. Особенно отчетливо это выразил
Маркс. Он превратил проблему думания о будущем в проблему делания будущего
по заранее придуманному
проекту. Мыслители, говорил он, до сих пор стремились объяснить мир,
задача же состоит в том, чтобы изменить его. Маркс и его последователи
(особенно Ленин) разработали программу и стратегию преобразования
социальной реальности по своему проекту.
  И это были не только слова. XX век был веком колоссальных успехов
реального коммунизма. Последний стремительно овладевал планетой, угрожая
существованию западного мира. Он на самом деле имел шансы стать будущим
для всего человечества, как предсказывали коммунисты. Опасения одних и
надежды других, что именно так и будет, доминировали в умонастроениях
человечества. Победа западного мира в "холодной войне" против Советского
Союза и возглавлявшегося им коммунистического мира, я полагаю, положила
этому конец. Во всяком случае, надолго отложило реализацию этого идеала.
  Западные футурологи и в этом отношении последовали примеру марксистов.
Они занялись не только прогнозированием будущего, которое им
представлялось, естественно, не в коммунистическом, а в западообразном
виде, но также разработкой проектов будущего и стратегии их осуществления.
Возникли специальные учреждения для этого. Стали проводиться конференции
на эту тему и публиковаться всякого рода материалы.
  Деятельность футурологов в этом направлении, имея много общего с
деятельностью коммунистов, отличается от нее по ряду признаков. В
коммунистическом учении был один проект, в футурологии - множество.
Коммунистический проект видел причину всех зол в социальном строе западных
стран, видел спасение от этих зол и достижение всеобщего благоденствия в
новом социальном строе, главный источник достижения этого - в
совершенствовании социальных отношений, человека и условий труда.
Футурологические проекты игнорируют социальный строй вообще или обращают
внимание лишь на его отдельные проявления, оставляя без внимания их
причины. О переделке социального строя в них нет даже намеков - этот строй
предполагается вечным и в основе своей неизменным. Главное средство
преодоления всех зол и установления всеобщего благоденствия усматривается
в научном и техническом прогрессе. Они исходят из убеждения, будто
западный мир обладает технической и
экономической мощью, достаточной для осуществления задуманных проектов.
Коммунистический проект сыграл идеологическую роль в возникновении
коммунистических обществ. Но последние оказались весьма далекими от
проекта. То же самое происходит с футурологическими проектами. Они
возникают и функционируют как часть западной идеологии, как-то влияя на
творцов истории. Но создаваемое благодаря усилиям этих творцов здание
человечества оказывается лишь внешне и лишь по второстепенным признакам
похожим на то, как оно изображается и проектируется футурологами.
  Хотя различие прогнозов и проектов будущего кажется само собой
разумеющимся, практически они смешиваются. Проект будущего может включать
в себя элементы прогноза, и наоборот. Тем не менее это - различные явления
как с логической, так и с социологической точки зрения. Прогноз есть
явление в сфере познания, а проект - в сфере практической деятельности
людей.
  Действия людей в соответствии с заранее намеченными планами
(проектами) того, что они собираются создавать и вообще делать, есть
обычное явление в человеческой жизни. Но в нашем случае речь идет о
проектах социальных, причем касающихся больших объединений людей, и даже
всего человечества, и требующих для своей реализации огромных усилий
большого числа людей в течение длительного времени. Самым грандиозным
проектом такого рода в истории человечества является марксистский проект
будущего коммунистического общества. В попытку реализации его была
вовлечена чуть ли не половина человечества. И пока еще рано говорить, что
эта попытка провалилась полностью.
  Социальный проект будущего в принципе не может быть наукой. Наука в
данном случае может появиться только как опытная, т. е. исходящая из факта
существования человеческого объединения в реальности, а не только на
бумаге. А проект создается тогда, когда такого объекта в реальности нет и
нет стопроцентной гарантии, что он будет создан и создан именно таким,
каким проектируется. Опыт реализации коммунистического проекта показал,
что объект, создаваемый по данному проекту, в силу условий и объективных
социальных законов оказывается весьма далеким от проек-
та. У людей вообще возникает сомнение в том, что это и есть неизбежная
реальность воплощения проекта в жизнь. Построить новое общество - это не
дом построить!
  При построении социального проекта наука может использоваться, как это
произошло с марксистским проектом, но лишь в той мере, в какой она
подкрепляет соблазнительные обещания изобретателей проекта. Предвидение
последствий реализации проекта ограничено интересами вовлечения масс людей
в деятельность по преобразованию их объединения. Если людям сообщать все
то, что может предвидеть научное исследование в отношении последствий
реализации проекта, он успеха иметь не будет. С этой точки зрения
социальный проект есть явление идеологическое. Он играет роль средства
манипулирования большими массами людей.


  ДЕЛАНИЕ БУДУЩЕГО

  Отдельно взятые сознательные действия людей характеризуются наличием
цели, плана и управляемости. Разумеется, все это - в той или иной степени.
Множества сознательных действий множества людей, как-то связанных в единое
целое и совершающихся во временной последовательности, образуют социальные
процессы. Эти процессы можно рассматривать с точки зрения
целенаправленности, плановости и управляемости. При этом предполагаются
какие-то люди или объединения людей, которые определяют цели процессов,
строят планы (проекты) достижения целей и предпринимают сознательные
действия, имеющие целью управление людьми для осуществления этих планов.
Когда такие свойства процессов выражены слабо или отсутствуют совсем, мы
говорим, что такие процессы происходят как стихийные или как
естественно-исторические. Кода степень целенаправленности, плановости и
управляемости процессов оказывается достаточно высокой, мы говорим, что
они являются сознательными.
  Все известные теории социальной эволюции исходили из явного или
неявного взгляда на эволюцию человечества как на стихийный, непланируемый,
неподконтрольный воле и сознанию людей естественно-исторический про-
цесс. Этот взгляд сложился, когда люди слишком мало знали о
закономерностях своей социальной жизни и имели слишком мало средств
оказывать заметное влияние на ее эволюцию и контролировать эту эволюцию.
Силы человечества еще были не настолько велики, чтобы допустить самую
мысль о возможности сознательного управления ходом истории. Вернее, такая
мысль возникала только в сказках, в религиозных учениях и в головах
облеченных властью фанатиков. Человечество было раздроблено на огромное
число враждующих объединений, и мысль о мировом единстве выглядела
неосуществимой утопией. Существовали регионы с высокой степенью
автономности эволюции. На значительные эволюционные перемены требовались
века и даже тысячелетия. Даже марксизм, выдвинувший идею переделки
социальной организации человеческих объединений в соответствии с заранее
построенным проектом, фактически разделял рассматриваемый взгляд на
эволюцию человечества. Он лишь приспосабливал идею сознательной переделки
мира к некоему естественному ходу истории в соответствии с некими
объективными законами, действующими якобы в пользу трудящихся.
  Эти типы процессов имеют общие черты. Но и различаются с точки зрения
социальных законов, доминирующих в них. В отношении планируемых и
управляемых процессов доминирующими являются осознаваемые законы
постановки целей, планирования и управления действиями множеств людей,
вовлекаемых в них. В отношении стихийных (естественно-исторических)
процессов доминируют неосознанные социальные законы, имеющие силу в
отношении множеств действий людей в пространстве и времени, и в их числе -
законы диалектики и социальной комбинаторики, о которых мы говорили выше.
  В истории человечества происходило увеличение степени сознательности
действий, а также масштабов таких действий. Такой же прогресс имел место в
отношении сознательных процессов. Увеличивались масштабы планируемых и
управляемых процессов и увеличивалась их роль в жизни людей. В наше время
прогресс в этом отношении оказался настолько грандиозным, что охватил
эволюцию человечества в целом, причем произошел качественный перелом на
этот счет. Рассмотренный выше
взгляд на социальную эволюцию стал анахронизмом. Человечество вступило в
эпоху, когда эволюционный процесс стал происходить в значительной степени
не по своему капризу, не стихийно. Сознательный и планомерный элемент в
нем приобрел такую силу, что стал доминирующим в комплексе факторов
эволюции. В связи с тем, что теперь в эволюционный процесс вовлекаются
гигантские массы людей в качестве активных участников событий и гигантские
ресурсы, субъективные факторы эволюции приобрели неизмеримо большее
значение, чем раньше. Возросла степень запланированности, изученности и
осознанности социальных явлений и поведения людей, возросла степень
контроля за ходом процессов и следования планам. Неимоверно усилились
средства манипулирования массами людей и коммуникации, а также средства
решения проблем большого масштаба. Возникли бесчисленные проблемы, которые
в принципе не могут быть решены сами по себе, без участия огромных
интеллектуальных сил и без использования огромных материальных средств
(экологические и демографические проблемы, например). Все это в
совокупности дало новое качество в самом характере эволюции человечества.
Степень непредвиденности и неожиданности исторических событий резко
сократилась сравнительно с резко возросшей степенью предсказуемости и
запланированности. "Холодная война" Запада, возглавляемого США, против
коммунистического Востока, возглавляемого Советским Союзом, была с самого
начала запланированной операцией, а по затратам, размаху и результатам
грандиозной операцией глобального масштаба. В ней было много
незапланированного, непредвиденного и неподконтрольного, что неизбежно
даже в мелких операциях. Но в целом и в главном, в определяющих ход
процесса решениях стратегов войны она была именно такой, как я сказал
выше. А самой грандиозной попыткой планируемой и управляемой социальной
эволюции был коммунистический эксперимент в Советском Союзе. Чем бы он ни
кончился, он оказал неизгладимое влияние на эволюцию всего человечества.
Происходящий на наших глазах эволюционный перелом происходит именно как
сознательное и планируемое стремление организовать все человечество по
принципам западнизма и под эгидой Запада. Он происходит с использованием
басно-
словных ресурсов, какие были немыслимы даже в первой половине века. Причем
происходит настолько успешно, что уже возникла иллюзия полной
подвластности хода истории воле и желаниям его вдохновителей и
исполнителей.
  В сознательно проектируемом и делаемом по этому проекту будущем
используется наука. Но какая наука и как используется? Научного понимания
западнизма нет и вряд ли когда-либо будет в распоряжении творцов истории.
Нет и научного понимания создаваемого человеческого объединения, поскольку
оно еще не создано, а то, что строится, научному изображению вообще не
подлежит. Но есть совокупность знаний о том, как разрушать те или иные
нежелательные социальные системы. Так, во второй половине XX века
развилась советология, сыгравшая большую роль в разрушении Советского
Союза и советского коммунизма. В ней не было никакого научного понимания
коммунистического социального строя. Но оно и не требовалось. Более того,
оно даже мешало. Чтобы убивать китов, не требуется биологическая наука о
животных, нужна наука обнаружения, убийства и разделывания китов. В науку
о строении и образе жизни китов не входит описание гарпуна и способа
оперирования им.
  Помимо науки разрушения, складываются науки созидания человеческих
объединений в соответствии с практическими интересами созидателей и с
конкретными условиями созидания, скажем практические науки. Так, реальный
коммунизм в Советском Союзе не был построен в строгом соответствии с
марксистским проектом и не в соответствии с научным подходом к коммунизму,
а в соответствии с конкретными условиями страны и планами строителей.
Пятилетние планы (пятилетки) не были проектами общества и фрагментами
науки о нем. Это были конкретные планы деятельности, подобные проектам
домов, заводов, каналов и т. п., только более грандиозного масштаба. Они
имели конкретные цели. Масштабы и характер их целей придавали им видимость
реализации социального проекта. Но при этом создавалось нечто такое, чего
не было ни в каком проекте, а то, что напоминало социальный проект, в
реальности оказывалось чем-то качественно иным. Опыт практической
деятельности, однако, за-
креплялся как особая наука и использовался в новых планах и их свершениях.
  В сознательном делании будущего используются, далее, многочисленные
науки, касающиеся различных явлений природы, людей и отдельных явлений
человеческой жизни. Это общеизвестно и очевидно. Наконец, и отдельные
элементы научного понимания социальных явлений используются так или иначе
в составе всего того интеллектуального материала, который участвует в
делании будущего. Можно сказать, что эти элементы научности содержатся в
"растворенном" виде в этом материале, в который включается и идеология.
Люди "глотают" частички научности, "пожирая" совсем не научную
интеллектуальную "пищу", подобно тому, как они поедают витамины в составе
привычной пищи, не подозревая об этом или не выделяя витамины из массы еды.
  Сказанное выше вовсе не означает, будто роль объективных социальных
законов становится менее важной или исчезает совсем. Возрастает роль
субъективных факторов, имеющих свои объективные законы. И роль последних
возрастает. Их действие становится близким к их абстрактному описанию и к
действию законов природы. Например, раньше казалось, что чем больше и
сложнее объединение людей, тем менее оно контролируемо. Это убеждение
сложилось на основе условий своего времени. Тогда не принимали во внимание
стремительный прогресс средств сбора, обработки и распространения
информации, прогресс средств коммуникации, прогресс средств
манипулирования массами людей и других факторов контроля за людьми. А в
результате совокупного действия этих факторов степень контролируемости
человеческих объединений резко возросла. Но это, повторяю, не означает,
будто история стала жертвой произвола каких-то сил. Проектируемая и
управляемая история имеет свои объективные законы, отличные от стихийного
исторического процесса, но все-таки законы. И следствием этих законов
является, как бы парадоксально это ни выглядело на первый взгляд,
возрастание степени вынужденности социальных действий людей и степени
предопределенности эволюции человечества. Творцы истории оказываются в
гораздо большей мере детерминированными в своей деятельности по
проектированию истории, чем ранее. Они сами управляются тем рулем
истории, с помощью которого они управляют историей, в гораздо большей
мере, чем их предшественники. Президенты могущественных стран нашего
времени, наделенные колоссальной властью, не могут позволить себе капризы,
бывшие обычными для королей и императоров прошлого.
  Рост сознательно-волевого аспекта социальности вполне уживается с
ростом степени принудительности и непослушности исторического процесса в
целом ряде его аспектов. Если бы во власти людей было исключить
преступность, нищету, инфляцию, безработицу, войны и прочие общеизвестные
язвы современного общества, они сделали бы это. Но пока это не в их силах.
Приобретая власть над одними явлениями, люди порождают другие
неподвластные им явления.
  Современный человейник есть эмпирическая система из огромного числа
различного рода явлений. Для ее нормального существования требуется
определенная мера того, что привносится сознательно-волевой деятельностью
людей (скажем, искусственности), и того, что складывается само собой,
независимо от этой деятельности (скажем, естественным путем). Для
элементов системы требуется известная непредопределенность, свобода
случайного выбора, достаточно широкий диапазон вариаций и колебаний
(скажем, лифт). Это нужно в интересах самоорганизации, для сглаживания
ущерба, привносимого сознательно-волевой, но отнюдь не всегда разумной
активностью людей. В современном западном мире это условие уже нарушено.
Тут происходит нечто подобное тому, что происходит с мощной рекой,
загоняемой в бетонное русло и перегораживаемой плотинами. Какой-то прок от
этого, конечно, есть - не зря же это делается. Но и потери неизбежны.
Порою потери превосходят приобретения. В отношении проектируемой и
управляемой истории потери уже начинают пересиливать приобретения.
  Не все то, что планируется и делается для осуществления планов, делается
к лучшему, на благо людей. Человечество и входящие в него объединения людей
не есть нечто однородное. Интересы людей и их объединений различны,
зачастую противоположны. Проектируемость и управляемость эволюции в
реальности осуществляются в борьбе враждебных сил, в пользу одних и во вред
другим, причем с точки зрения интересов и соотношения сил в настоящем, не
считаясь с последствиями в будущем. В 1917 году в России начался
грандиозный исторический эксперимент по созданию коммунистического
общества, во многом оказавшийся успешным. Одновременно становилось все
более очевидным, что самые соблазнительные идеалы коммунистического проекта
практически невыполнимы, а те, которые оказались выполнимыми, порождали
негативные следствия, непредусмотренные в проекте. Если советские
коммунисты стремились перестроить весь мир по коммунистическому образцу, то
после сокрушительного поражения советского коммунизма западный мир
перехватил инициативу и начал преобразование образа жизни народов и стран
планеты по своему, западному образцу. Но и он подвластен тем же самым
объективным законам социальной эволюции, как бы велика ни была степень ее
проектируемости и управляемости. Активные и могущественные творцы
современной истории, действуя в своих интересах, упорно загоняют поток
истории в ограниченное искусственное русло, исключая всяческими мерами
неподконтрольные ответвления от основного течения. Тем самым они делают
исторический поток предопределенным, а значит, уже независящим от их воли.
Задача их сознательно-волевой деятельности сводится теперь к тому, чтобы
достроить до конца единственное искусственное русло исторического потока,
охранять его, следить за тем, чтобы в нем не возникали трещины, чтобы
какие-нибудь злоумышленники не проделали дыры в нем.
  Средства массовой информации запугивают общество последствиями
вторжения в биологический механизм наследственности людей и в механизм
развития зародышевых клеток зрелых организмов. Но уже произошло нечто
более страшное, а именно - люди вторглись в механизм социальной эволюции
человечества. Разрушительные последствия этого вторжения дают знать о себе
очевидным образом уже теперь, а о причинах их не говорится ни слова. Более
того, выяснение этих причин и предание их широкой гласности является
фактически запретным или настолько затрудненным, что те сведения, которые
как-то доходят до сознания масс, остаются без всяких последствий.



  ПОСЛЕДУЮЩЕЕ ИЗЛОЖЕНИЕ

  В дальнейшем мы сначала рассмотрим социальный феномен, который я
называю западнизмом. Западнизм вызрел в рамках западной цивилизации и стал
основой, средой, условием, предпосылкой и т. д. эволюции западного мира в
направлении сверхобществ западного (западнистского) типа. Описание
западнизма будет, с одной стороны, описанием обществ в их самой развитой
форме, а с другой стороны - описанием предпосылок западнистского
сверхобщества. Затем мы рассмотрим эволюционный прорыв в будущее,
осуществленный Советским Союзом, и советский коммунистический эксперимент,
в котором черты сверхобщества обнаруживаются в самом простом и ясном виде,
порою близком к лабораторному образцу. И в последней части книги мы
рассмотрим западнистский путь к сверхобществу, уже достаточно явный и
доступный для наблюдения. Я не рассматриваю попытку построения
сверхобщества в гитлеровский период в Германии и других странах под
властью Германии, поскольку она была гибридом коммунистического и
западнистского вариантов и не успела оформиться достаточно определенно.