Код произведения: 5585
Автор: Коковин Евгений
Наименование: Соната Бетховена
Евгений Степанович КОКОВИН
СОНАТА БЕТХОВЕНА
Мы ехали на "рогатом такси". Так мой товарищ поэт Михаил Скороходов
называл оленью упряжку. Впрочем, он был не совсем прав: платы за проезд,
как за такси, с нас не брали.
Полярная ночь кончилась. Солнце уже поднималось над тундрой. Глаза
слезились от безжалостной, нестерпимо слепящей белизны бескрайней
заснеженной равнины. Весь мир словно погрузился в тишину. Тундра казалась
глухой, но на редкость молодой, слепой, но удивительно прекрасной.
Парни и девушки из оленеводческого колхоза ехали в город на смотр
художественной самодеятельности. Я и мой товарищ были их попутчиками.
Я сидел на второй нарте. Оленями управляла молоденькая ненка Елена
Тайбарей. Она легко держала хорей и весело и чуть грубовато погоняла
животных. Праздничная её паница была ярко расшита замысловатыми узорами. Я
знал, что Елена Тайбарей - комсомолка, окончила в Архангельске музыкальное
училище и теперь преподает в ненецкой музыкальной школе.
Олени бежали бесшумно и неторопливо. Елена повернулась ко мне. В ее широко
расставленных глазах постоянно таились и смешивались удивление и восторг.
- Саво! - сказала она и улыбнулась. - Хорошо!
- Саво! Хорошо! - повторил я.
Елена чему-то усмехнулась и вдруг негромко запела на ненецком языке. Песня
была однотонная, но не тягучая, с задорным припевом. Слов песни я не
понимал.
Голос девушки зазвучал громче. И тундра словно услышала песню. Мне
показалось, что в этот момент тундра преобразилась, сама обрела голос.
Олени приподняли головы, как будто вслушиваясь в песню, и помчались
быстрее. Песню подхватили девушки и парни, ехавшие на других упряжках.
Я закрыл глаза. Стремительно бежали нарты, и чувство радости и волнения
охватило меня. А тундра все-таки пела, пела...
Смотр самодеятельности проходил в Доме культуры. Мы слушали песни на
ненецком и русском языках, слушали музыку, смотрели национальные танцы и
инсценировки ненецких сказок.
Конферансье, подвижный и весёлый паренёк Ефим Лаптандер, объявил:
- Выступает пианистка Елена Тайбарей... Великий немецкий композитор Людвиг
ван Бетховен... "Лунная соната".
На сцену вышла моя спутница. Она смущённо посмотрела в зал. И опять в этом
смущённом взгляде я увидел удивление и восторг.
Теперь на ней была не паница, а весёлое шёлковое платье. Елена чуть
наклонила голову и решительно подошла к роялю.
Звуки печали послышались в притихшем зале. Что-то трагическое было в них,
в этих звуках. Где-то страдают люди... Когда-то здесь, в этом суровом
крае, страдали люди...
Потом музыка окрасилась радостью и светом.
Я с восхищением смотрел на Елену Тайбарей, целиком ушедшую в музыку. В
бушующих звуках рояля слышались просьба, негодование, жажда борьбы...
- Её мать была в Германии, - тихо сказал мне сосед-ненец - учитель. -
Теперь её матери уже за семьдесят...
- В Германии? Ненка на родине Бетховена? Как это случилось?..
- Это было ещё в прошлом веке, - сказал сосед-учитель.
...Зимой 1894 года на улицах Берлина появились афиши. Они извещали
население германской столицы о том, что с далёкого русского Севера в
Берлин привезены "дикари, питающиеся сырым мясом, одевающиеся в звериные
шкуры". Афиши зазывали почтенную берлинскую публику поглядеть на людей,
которых зовут самоедами. За особую плату берлинцев приглашали также
покататься на необычном транспорте - оленьих упряжках.
Название привезенных людей - "самоеды" - звучало странно, жутко и
привлекало берлинских обывателей. Публика толпами направлялась в зоопарк.
В эти серые зимние дни Берлин был тосклив и мрачен. Низкие облака сплошь
закрывали небо. Снег и дождь, дождь и снег. И все-таки зоопарк быстро
наполнялся.
На широкой площадке, между двумя огромными деревьями, был установлен
настоящий чум из оленьих шкур - жилище привезённых людей.
Где-то в отдалении слышался приглушенный рев хищников, заключенных в
клетки.
Рядом блеяли дикие козы, разноголосо кричали, свистели, щебетали птицы.
Около чума, испуганно озираясь по сторонам, стояла пожилая женщина. К ней
прижимались ребятишки. Одежда у них была действительно необычная - из
оленьих шкур. Впрочем, искусно расшитые затейливыми узорами совики и
паницы немцам нравились.
Тут же около чума лежали длиннорогие с задумчивыми глазами олени.
Зрители все теснее и теснее окружали маленькое стойбище, обнесенное,
словно цирковой ринг, толстыми веревками. За веревки зрителей не пускали.
Лишь некоторым молодым людям, что были посмелее и понахальнее, иногда на
минуту удавалось пробраться за канатный барьер и пощупать оленьи шкуры
чума и одежду ненцев. Берлинские женщины смотрели на этих молодых людей со
страхом и восхищением.
Всё это затеял и устроил мезенский купец Калинцев, хитрый и ловкий
предприниматель и делец.
Выбор Калинцева пал на семью Тайбареев. Безоленный ненец-бедняк Иван
Тайбарей только что умер. После его смерти у вдовы Матрены Степановны
осталось пятеро детей. Семья Тайбареев бедствовала. В эти горестные дни и
оказался в чуме у Тайбареев купец Ка-линцев.
В чуме появились мука, сахар, чай, водка, яркие обрезки сукна, тесьма,
стеклянные брошки и медные пряжки. Купец давал и деньги. А потом
обещаниями и угрозами заставил вдову со всей семьей двинуться в далёкий
путь, в Европу.
Средней дочери Матрены Степановны - Анне тогда было десять лет. Но она
хорошо запомнила длительное путешествие, полное унижений и издевательств.
В Берлине её заставляли катать на оленях праздных европейцев и ловить им
на потеху куски сырого мяса. И это было в стране, где родился великий
Бетховен. Но маленькая Анна не знала, кто такой Бетховен, и никогда не
слышала его музыки.
Купец Калинцев изрядно нажился на своей затее, а семья Матрены Тайбарей
так и вернулась в тундру нищей.
...На сцене в Доме культуры Елена Тайбарей продолжала играть "Лунную
сонату".
Не те ли страдания далекого и страшного прошлого звучали сейчас в музыке
Елены, дочери Анны Тайбарей, ненки Анны, когда-то побывавшей на родине
Бетховена?! Не то ли стремление к большому счастью, теперь уже обретенному
в тундре, слышалось в бурных аккордах рояля?!