Константинов Андрей / книги / Адвокат

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

 
Код произведения: 5670 
Автор: Константинов Андрей 
Наименование: Адвокат 





Андрей Константинов.


                                      Адвокат.

                                 (Андрей Обнорский #1)


   При участии Николая Сафронова

   OCR Leo & Sergius
   Осколки криминальной драмы


   (август 1992 - январь 1993)

   К65 Адвокат: Роман в 2-х кн.- М.: ОЛМА-ПРЕСС, СПб.: НЕВА, 1998.- 543 с.
   ISBN 5-87322-866-3

   Роман известного петербургского писателя и журналиста Андрея
Константинова "Адвокат" (ранее печатался в двух книгах: "Адвокат" и
"Адвокат-2") в жанре беллетристики продолжает тему криминального мира,
начатую автором в книгах "Коррумпированный Петербург" и "Бандитская
Россия".
   Герой произведения, внешне преуспевающий следователь прокуратуры Сергей
Челищев, одним роковым поворотом судьбы становится сначала адвокатом,
защищающим интересы бандитов и работающим в их среде, затем -
убийцей-мстителем и беглецом...

   ББК 84.3 Р2


   От автора

   История создания романа "Адвокат" необычна. Я, собственно, не собирался
писать художественное произведение. Но в конце 1993 года пришел ко мне в
редакцию известный режиссер Валерий Огородников, который неожиданно
буквально потребовал, чтобы я написал для него сценарий фильма-драмы о
жизни современных бандитов. Я долго отнекивался, но Валерий оказался
настойчивым человеком с хваткой бульдога. Сценарии я писать не умею,
поэтому у меня стало выходить из-под пера что-то вроде романа... На самом
деле, видимо, у меня в душе давно зрело желание реализовать хотя бы
частично ту оперативную информацию, которую я приобрел в ходе различных
журналистских расследований и использовать которую в публицистике не было
возможности по вполне понятным причинам: ходить по судам не хотелось. А
соблазн был велик... Поэтому я стал писать художественную прозу. В работе
над "Адвокатом" мне оказал неоценимую помощь уникальный человек, ставший
живой легендой как для правоохранительных органов Петербурга, так и для
криминальных кругов. По ряду причин этот человек выбрал себе псевдоним
Сафронов. Без постоянных и детальных консультаций с ним книга вряд ли была
бы написана.
   В "Адвокате", наверное, многие увидят узнаваемых персонажей, знакомые
комбинации...
   Есть в этой книге и кусочки моей биографии, и биографии близких мне
людей.
   И все-таки прошу не забывать, что это - художественное произведение,
где все образы - собирательные, события - вымышленные, а изложенная
фактура не может быть использована в суде.
   Я благодарен всем экспертам, помогавшим мне в работе над "Адвокатом". Я
помню всех - и живых, и мертвых, и тех, кто сегодня продолжает занимать
свои посты, и тех, кто оказался в зоне. Не буду никого называть отдельно,
но я никого и ничего не забыл.
   Очень хочется верить, что наша работа найдет своего читателя.

   Июнь 1995 года

   Книга первая

   Часть I. Следователь


   На Смоленском кладбище, что на Васильевском острове Петербурга, который
в описываемое время назывался еще Ленинградом, был тихо и сумрачно. На
упавшей могильной стеле с полустертой дореволюционной надписью сидели два
парня в костюмах и при галстуках. Между ними стояла бутылка "Русской", уже
ополовиненная, украденный из автомата с газированной водой граненый
стакан, открытая бутылка "пепси-колы" и развернутый плавленый сырок
"Дружба".
   - Ну что, Серега,- сказал светло-русый, набулькивая водкой стакан до
половины,- помянем рабу Божью Катерину...
   - Перестань,- черноголовый говорил запинаясь, через силу выдавливая
сквозь зубы слова.- Нельзя так о живом человеке... Нельзя, Олежка... В
конце концов, она...
   - Нашла себе конец,- с горечью перебил его Олег и выпил водку одним
махом.
   Запив ее "пепси", он налил стакан Сергею. Тот взял его и, повертев,
подождав немного, сказал без улыбки, с какой-то болью и усталостью в
голосе:
   - Дай Бог ей всего... Да и нам тоже.
   И выпил, не морщась.
   Они молча посидели, подождали, пока водка "дойдет", потом закурили
"Родопи", которые Сергей вытащил из кармана пиджака.
   - А для меня она все равно что умерла,- сказал Олег, докуривая сигарету
до фильтра и отшвыривая окурок вглубь, к заброшенным могилам.
   Сергей молчал, уткнув лицо в подтянутые к груди колени.
   - Дело не в том, что она решила выйти замуж,- продолжал Олег.- Дело в
другом, я просто сформулировать это не могу...
   - Хватит, Олег,- перебил его Сергей, вставая.- Лучше баб могут быть
только бабы... Пошли в общагу. К "психологиням". Заодно и нажремся в
приличных условиях...
   Они пошли через могилы к краю кладбища, чтобы напрямую выскочить к
"восьмерке" - общежитию номер восемь университета, где на пятом этаже жили
"психи" (с и студентки психфака). Однако на самом краю Смоленки они
наткнулись на огромный котлован, которого еще совсем недавно не было. Из
дна котлована торчали вверх прутья толстой арматуры, словно колья в
"волчьей яме".
   - Ни хрена себе,- сказал Сергей и вдруг неожиданно для Олега прыгнул
через яму. Прыжок был неудачным: его толчковая нога поскользнулась в
грязи, и Сергей, потеряв равновесие, приземлился на самый край котлована.
Отчаянно взмахивая руками, Сергей падал спиной на арматуру, но Олег молча
бросился вперед и толкнул Сергея в спину, отшвырнув его от края, а сам
упал грудью на край ямы и начал сползать вниз. Сергей развернулся и
схватил Олега за руку. Сопя и матерясь, они возились в грязи на краю
котлована, пока наконец Сергей не вытащил Олега наверх.
   - Да... Сходили на "блядки",- сказал Сергей, осматривая вывалянные в
грязи костюмы.- Дома скандал будет.- Они сели прямо на землю и закурили.
   - Знаешь, Серега,- сказал Олег, держа сигарету в подрагивающих
пальцах,- я ухожу с факультета...
   * * *
   ...Челищев мучительно выплывал из сна. Со временем он научился
чувствовать приближение опасности или беды. Эти ощущения, как правило,
приходили к нему ночью, и, проснувшись, он, словно зверь, чующий
надвигающийся лесной пожар, становился напряженным и нервным. Иногда
предчувствия не сбывались, но Сергей знал, что беда была где-то рядом,
просто по капризу судьбы она прошла стороной, выбрав себе другую жертву.
   - Ты что, Челищев?! - над Сергеем склонилось женское лицо. Челищев
несколько секунд смотрел, не узнавая, а потом облегченно вздохнул. Лицо
принадлежало секретарше прокурора города Юлечке Ворониной. Голые ноги,
грудь и все остальное - тоже.
   "Ой, мама,- подумал Челищев, закрывая глаза,- вот это я выдал!"
   Минувшим вечером в прокуратуре состоялся небольшой сабантуйчик по
поводу присвоения Сергею очередного специального звания. Пили прямо в
маленьком кабинете Челищева, пили много и тяжело, как это принято у
"следаков". В какой-то момент появилась Воронина в короткой юбке. Сергей
старался не смотреть на Юлины коленки, потому что в прокуратуре
поговаривали, что, кроме обязанностей секретарши, Юля выполняет при
прокуроре города Прохоренко еще кое-какие обязанности - но уже не в
служебное время...
   Но коленки у нее были очень уж круглые, к тому же Воронина умудрялась
вертеться в тесном кабинетике так, что постоянно задевала Сергея то
грудью, то бедром, то еще чем-то, и в конце концов довела Челищева до
такого состояния, что еще немного - и он поволок бы ее трахать в темный
угол какого-нибудь коридора...
   Финал "банкета" Сергей помнил смутно, видимо, выпитая водка вызвала у
него какой-то провал в памяти. Очнулся он уже в такси, на заднем сиденье,
где настойчиво шарил рукой у Юли под юбкой, а она, делая вид, что ничего
не происходит, прерывающимся голосом объясняла дорогу невозмутимому
пожилому "мастеру"...
   Сергей и сам не очень понимал, что с ним происходило, наверное, виной
всему было четырехмесячное воздержание - итог мучительного развода с
Натальей, после которого на женщин вообще смотреть не мог, потому что
сразу же начинал вспоминать скандалы, слезы, суд...
   И вот - прорвало! Он начал расстегивать юбку на Ворониной еще в лифте и
практически раздел ее у двери квартиры, которую она лихорадочно пыталась
открыть, постанывая и выгибаясь всем телом...
   Ввалившись в квартиру, они даже не успели включить свет. Сергей овладел
Ворониной прямо в коридоре, как-то по-звериному рыча, чего он раньше,
кстати, никогда за собой не замечал.
   - Ой, миленький, Сережа, что же ты делаешь со мной,- стонала Юля, гладя
его по спине...
   Потом она убежала в душ, а Челищев принялся осматриваться в квартире.
   Интересно, как это могла молодая девчонка получить такую приличную хату?
   Ответ на этот вопрос пришел сам собой, когда Сергей обнаружил на
письменном столе дорогой серебряный портсигар с выгравированной надписью:
"Прокурору Ленинграда Николаю Степановичу Прохоренко в день
пятидесятилетия от коллег с любовью и уважением". Челищев хмыкнул и
положил портсигар на место, вытянув из него сигарету. В груди у него
возник легкий холодок, но тут Юля, приоткрыв дверь ванной, крикнула:
   - Сережа, иди сюда, помоги мне...
   Челищев, стягивая с себя китель, направился в ванную, напевая песню из
"Неуловимых мстителей":
   "Вы нам только шепните, мы на помощь придем..."
   Потом было шампанское и краткий практический обзор "Камасутры", который
Воронина мастерски устроила для Челищева. Впрочем, Сергей не был уверен,
что Юля даже слышала о "Камасутре", но возможное отсутствие теоретической
подготовки никак не сказывалось на Юлиной практике...
   А потом они уснули, и сон, сначала легкий и приятный, вдруг превратился
в полузабытый кошмар котлована с прутьями арматуры, готовыми пробить
спину...
   - Ты что, Челищев?! - повторила Воронина, с испугом глядя на Сергея.-
Ты так жутко стонал. Приснилось что-то? Иди ко мне, я тебя пожалею,
успокою...
   Сергей не противился Юлиным рукам, но вчерашнего возбуждения уже не
было, и вскоре они задремали, обнявшись. Сергей хотел, засыпая, сказать
Ворониной что-то нежное, но язык не повернулся, потому что именно в этот
момент вспомнился вдруг серебряный портсигар с выгравированной надписью...
   Телефонный звонок отшвырнул их друг от друга, как нашкодивших
школьников.
   Юля торопливо перелезла через Сергея и побежала к вишневого цвета
кнопочному аппарату в прихожей (Челищев мог поклясться, что такие аппараты
в магазинах города никогда не продавались. По крайней мере - в обычных
магазинах).
   - Да, слушаю... Да, я... А сколько времени?.. Полдесятого?! - доносился
из прихожей громкий Юлин голос.- У меня будильник остановился, наверное,
батарейки сели... А я откуда знаю, где он?! Не знаю, Ярослав Сергеевич,
ваши намеки как-то не доходят... Он подвез меня на такси и уехал... Шеф
требует?! Срочно?! Но где же я его?..- на другом конце, видимо, повесили
трубку. Юля растерянно выглянула из прихожей:
   - Ничего от дорогих коллег не скроешь. Тебя ищут, Сережа. Шеф вызывает,
срочно. Я сказала, что ты меня только на такси подвез. Это Никодимов
звонил.
   Она виновато взглянула на Сергея и зачем-то пояснила:
   - Первый зам Прохоренко.
   - Я знаю, чей Никодимов зам,- буркнул Сергей, путаясь в брюках.-
Настучали уже...
   Ярослав Сергеевич Никодимов, первый заместитель прокуратуры города, был
большим борцом за нравственность и дисциплину сотрудников. С этой целью он
еще в застойные годы создал в прокуратуре целую сеть информаторов о
настроениях в умах и поступках и ломал карьеры провинившихся спокойно и
методично. Правда, в последнее время, когда из прокуратуры люди стали
бежать на "частные хлеба", Никодимов несколько поутих, потому что
некомплект сотрудников и так уже превысил все допустимые нормы. Однако
Ярослав Сергеевич убежденно полагал, что все еще "устаканится" и вернется
на "круги своя", потому что без прокуратуры не обойдутся "ни красные, ни
белые, ни зеленые, ни полосатые". А потому Никодимов собирал "компру" на
подчиненных впрок, до поры до времени. Впрочем, поговаривали, что "компру"
   он собирал не только на подчиненных.
   - Ты-то как? - стоя в дверях, Челищев обернулся к Юле, но она махнула
рукой - мол, как-нибудь. Сергей застучал каблуками вниз по лестнице.
   - Кобель! - полузло, полунежно выдохнула Воронина, закрывая дверь
квартиры и приваливаясь к ней спиной. Потом она прошла в комнату и достала
из шкафа маленький портрет Прохоренко в парадной прокурорской форме. Выйдя
на кухню, она взяла тряпку и, смачно плюнув Прохоренко в рожу, стала
тщательно протирать стекло.
   * * *
   В прокуратуре Челищев первым делом заглянул в себе в кабинет - он сиял
чистотой, если слово "сиял" вообще можно было применить к маленькой
каморке типа поставленного на боковую грань школьного пенала,
незначительно увеличенного в размерах.
   - Молодец, баба Дуся,- пробормотал Сергей.
   Баба Дуся была старенькой уборщицей и работала в прокуратуре с
незапамятных времен. Про нее ходили странные легенды, что когда-то она
была вовсе не уборщицей, а занимала совсем другую клетку в шахматном
раскладе этого угрюмого учреждения. Баба Дуся много чего знала, но
делилась своими знаниями крайне редко, под настроение, которое у нее
обычно было угрюмым.
   Но иногда, выпив рюмку со "следаками", она вдруг рассказывала кое-что
из давно забытых времен, причем речь ее вдруг делалась грамотной и
ироничной.
   У нее были на этаже свои любимцы, у которых она убирала тщательно и до
начала рабочего дня. К тем же, кого баба Дуся не жаловала, она имела
привычку вваливаться с ведром и тряпкой прямо во время допроса, сбивая всю
выстроенную нелюбимым следователем психологическую атмосферу "раскалывания"
   допрашиваемого. К Сергею, впрочем, она всегда относилась с теплой
суровостью старой одинокой женщины, и еще ни разу Сергей не находил в
своем кабинете по утрам следов вечерних пьянок, которые в последнее время
случались все чаще.
   - Молодец, баба Дуся,- повторил про себя Челищев, выплюнул комок мятной
жвачки в мусорную корзину и, пригладив волосы, направился к прокурору.
   Николая Степановича Прохоренко в прокуратуре не любили и за глаза
называли обидной кличкой Козявочник. Кличка эта очень не соответствовала
лощеной фигуре прокурора, а возникла с легкой руки все той же бабы Дуси,
которая однажды раскрыла Челищеву и его приятелю Андрею Румянцеву,
пригласивших ее на рюмочку, страшную прокурорскую тайну. Оказывается, сидя
в одиночестве в своем прокурорском кабинете, Николай Степанович имел
привычку ковыряться в носу, а потом вытирал козявки, добытые из носа, о
нижнюю поверхность своего рабочего стола. "У него там скоро сталактиты
настоящие нарастут",- угрюмо рассказывала баба Дуся Челищеву и Румянцеву,
которые хохотали так самозабвенно, что даже не обратили внимания на тот
любопытный и странный факт, что уборщица баба Дуся, оказывается, знает
слово "сталактиты"...
   Прохоренко не любили скорее всего потому, что был он не "свой", а
присланный в Петербург из Воронежа - очевидно, "на усиление". Естественно,
затормозившаяся цепная реакция карьерного продвижения не оставила
равнодушными многих сотрудников.
   Впрочем, с замами Прохоренко нашел общий язык как-то очень быстро и
сидел в своем кресле прочно, обстоятельно и, судя по всему, собирался
просидеть еще долго. Сергею казалось, что лично его Прохоренко
недолюбливает, но это было не более чем ощущение на энергетическом уровне,
потому что никаких конкретных проявлений предвзятости прокурора не было.
   Более того, год назад Николай Степанович снял без скандалов и
объяснительных два мокрых глухаря [Мокрый глухарь - нераскрытое дело об
убийстве (жарг.)], которые безнадежными булыжниками висели у Челищева на
шее.
   Однако сегодня рассчитывать на приятный разговор с Прохоренко явно не
приходилось. Ну в самом деле, какой начальник погладит по голове за то,
что после устроенной на рабочем месте пьянки подчиненный еще и трахнул его
секретаршу? Идя по коридору, Сергей улыбнулся, вспомнив, как один его
знакомый журналист рассказывал, что однажды переспал с секретаршей
главного редактора крупнейшей городской газеты, и главный, вызвав его на
"ковер", долго драл за разные мелкие и крупные провинности, а в конце
разговора повернулся к журналисту спиной и, глядя в окно на Фонтанку,
угрюмо буркнул самое важное: "Да, вот еще... Вику не трогай. Это -
святое..."
   Все еще со следами улыбки на губах Челищев пересек пустовавшую
приемную, хранившую легкий аромат Юлиных духов, и, одернув несколько раз
китель, глубоко вдохнув и выдохнув, постучал в обитую коричневой кожей
дверь.
   - Разрешите?..- Сергей полузашел в кабинет, вопросительно глядя на
Прохоренко.
   - Да, Сергей Александрович, заходите,- Прохоренко неторопливо вышел
из-за стола и пошел навстречу Сергею, протягивая руку для пожатия.
   "Ни хрена себе! - подумал Сергей, ошеломленно пожимая пухлую, но
сильную ладонь прокурора с какой-то полустертой татуировкой на запястье.-
Ишь ты!
   По имени да по отчеству, Сергей, мол, Александрович! Еще и ручку
пожаловали... Не иначе, сейчас какое-нибудь говно вывалит".
   - Садитесь, Сергей Александрович,- Прохоренко показал рукой на стулья,
стоящие вокруг, стола для рабочих совещаний. Сергей сел и молча уставился
на прокурора.
   - У меня к вам, Сергей Александрович, неприятный разговор,- сказал
Прохоренко, расхаживая по кабинету.
   Сергей слабо пошевелился на стуле, но прокурор жестом руки остановил
его движение.
   - Это касается ваших родителей. Ваш отец Александр Владимирович Челищев
был директором деревообрабатывающего комбината?
   - Да,- у Сергея почему-то пересохло в горле, и он с усилием сглотнул.-
Почему - был? Он и есть... Я, правда, вижусь с родителями не очень часто...
   Прохоренко остановился у своего стола и взял с него бумажку. Посмотрев
на Сергея как-то странно, он сказал:
   - Вот, по утренней сводке... Мужайтесь, Сергей Александрович. Сегодня в
8.15 ваши родители были обнаружены в собственной квартире с признаками
насильственной смерти... Предположительно - разбой...
   Голос прокурора доносился до Сергея через звон, который шел в голову от
бешеных ударов сердца.
   - И... маму? - Челищева трясло на стуле.
   Прохоренко опустил глаза и начал складывать бумагу, тщательно
разглаживая сгибы.
   - Держитесь, Сергей Александрович... Сегодня среда. Полагаю, три дня
отпуска вам просто необходимы... Мы, конечно, окажем всю возможную
помощь... Сейчас поезжайте домой... В смысле - к родителям,- прокурор
запнулся, как будто сказал какую-то неловкость.- Адрес, я полагаю, вы
помните... Вторая Советская... - Прохоренко не договорил, помолчал и
добавил: - Внизу можете взять мою машину, скажите Николаю, что я
разрешил... Да он, в общем-то, в курсе. Поезжайте, заодно сразу с
опознанием поможете... Ну и похищенное установить... В общем, что мне вас
учить... Там сейчас Свиридова работает с бригадой... Езжайте. И держитесь!
   А мы - все, что сможем...
   Челищев молча вышел из кабинета, выдавив из себя что-то вроде странно
прозвучавшего в этот момент "спасибо".
   После ухода Челищева Прохоренко, вздохнув, открыл сейф, достал оттуда
бутылку армянского коньяка фирменного ереванского зеленоватого стекла и
наго лил в рюмку, извлеченную из сейфовых же недр. Медленно выпив, он
выдохнул сквозь зубы, помассировал рукой виски и убрал бутылку с рюмкой
обратно в сейф.
   Затем Николай Степанович уселся за свой стол и, засунув мизинец левой
руки в правую ноздрю, глубокомысленно уставился в лежавшие перед ним
бумаги...
   * * *
   Дорогу до дома Челищев помнил смутно.
   Николай, водитель Прохоренко, Что-то ему говорил, Сергей кивал,
беспрестанно затягиваясь сигаретой...
   У подъезда стояли служебные машины, а обычно сидевших на лавочке
старушек не было.
   Сергей поднялся по знакомой с детства лестнице, и на последнем пролете
у него вдруг закололо сердце. У дверей квартиры его родителей, квартиры,
которую он всего несколько лет назад перестал считать своим домом, стоял
постовой, шагнувший Челищеву навстречу. Сергей машинально сунул ему
служебное удостоверение и вошел...
   В каждой квартире есть свой особенный запах, который не меняется годами.
   Этот запах иногда остается единственным сохранившимся напоминанием
детства, и каждый раз, приходя к родителям, Челищев с наслаждением вдыхал
его, уплывая на мгновение в прошлое...
   Но сегодня его встретили чужие запахи, и именно в этот момент Сергей до
конца осознал, что ничего уже не поправишь и не вернешь... В прихожей
пахло свежей кровью, какими-то лекарствами и специфическим запахом
казармы, который распространялся, судя по всему, от шаставшего по квартире
немолодого старшего лейтенанта милиции. Он, похоже, был участковым.
Старший лейтенант непрерывно вертел головой, цокал языком и, вздыхая,
приговаривал:
   - Вот люди живут, а... Вообще народу в квартире было полно. Что-то
писала на журнальном столике дежурный следователь, с которой Челищев был
смутно знаком, деловито работал кисточкой замухрышистого вида
эксперт-криминалист, у которого на лице было явственно написано
неудовольствие от затянувшегося дежурства, бестолково бродил по квартире
фотограф...
   В квартире действительно было на что посмотреть. Мебель ручной работы
из карельской березы, картины, хрустальные люстры, моющиеся обои, тяжелые
красные с золотом шторы... Квартира всегда была маминым "заповедником".
Она буквально вылизывала ее до нежилой музейной чистоты. И сейчас
отдельные сохранившиеся оазисы этой чистоты дико и страшно контрастировали
с пятнами подсыхающей крови на стенах и полу в прихожей, на смятом
постельном белье в спальне...
   Работавшая в квартире бригада выбрала себе в качестве пепельницы
большую глубокую тарелку из старого кухонного сервиза, сохранившегося
только наполовину. Когда-то именно в эту тарелку мать наливала Сергею суп,
а сейчас в ней валялись смятые разномастные окурки, которые полностью
заглушили витавший когда-то в квартире легкий аромат дорогого трубочного
голландского табака...
   В принципе, нельзя было сказать, что дежурная бригада вела себя как-то
особенно нагло, по-хамски... Люди вели себя обычно, и Сергей много раз вел
себя точно так же в других квартирах, осматривая место происшествия. В
этом, наверное, и было дело: для работавшей бригады квартира была местом
происшествия, а для Сергея - местом беды. И нельзя было винить ребят за
то, что они отгораживаются, закрываются от чужого горя - если каждый раз
пускать его в душу, можно очень быстро сойти с ума... Все это Челищев
понимал рассудком, но все равно чувствовал раздражение и злость на чужих
людей, равнодушно фиксировавших следы оборванных жизней...
   "Это же мои папа и мама, как вы можете так казенно..." - хотелось
закричать, завыть Челищеву. Но он молчал.
   Участковый, разглядывая корешки старинных книг, в очередной раз
вздохнул:
   - Живут же люди...
   Вышедший из кухни хорошо знакомый Челищеву Гоша Субботин, старший опер
"убойного отдела" главка, неприязненно посмотрел на старшего лейтенанта и
резко сказал:
   - Уже не живут. Хватит тебе охать... Ты соседей опросил?
   - Нет еще, я вот только что...
   - Ну вот иди и опрашивай, а то охаешь тут. Иди, работай!
   Участковый с явной неохотой вышел, продолжая крутить головой и вздыхать
до самой двери.
   Субботин подошел к Челищеву, застывшему у серванта, и положил руку ему
на плечо.
   - Здорово, Серега... Держись. Я все понимаю, тут ничем не утешишь.
Терпи...
   Сергей потянул его за рукав в свою комнату. В ней мало что изменилось,
все вещи были на своих местах...
   Челищев достал из потайного бара бутылку водки, фужеры и банку "фанты".
Сев на кровать, налил себе почти до краев, выпил как воду и запил глотком
"фанты".
   - Будешь? - Челищев качнул бутылку в направлении Гоши.
   Тот неопределенно пожал плечами - мол, я на службе, но... Челищев налил
ему столько же, сколько себе. Субботин выпил водку тяжело, видно, с утра
она не шла...
   - Как все случилось?
   Субботин жадно глотал "фанту" и в перерывах между глотками начал
рассказывать:
   - Видимо, позвонили в дверь... Убитый... Ну, отец твой, пошел
открывать...
   Он, похоже, брился, щека одна в мыле осталась. Ну, его первого, похоже,
ножом, снизу.
   - А... маму?
   - В спальне... Горло сзади перерезали... Субботин вздохнул и добавил:
   - Хорошо, что ты их уже не застал, минут за десять до тебя в морг
увезли.
   Незачем на родителей в таком виде смотреть.
   Челищев молчал, проклиная водку, которая только жгла желудок и никак не
могла разжать сдавивших сердце тисков...
   - Серега,- сказал Субботин, вставая,- я все понимаю... Но ты соберись,
походи по квартире, посмотри, что пропало... Мы бы сразу в ориентировку
включили. Ну, ты сам знаешь-понимаешь. Давай, Серега... - И Субботин вышел
из комнаты, деликатно прикрыв дверь... Сергей тупо смотрел перед собой,
пока взгляд его не сфокусировался на цветной фотографии в рамке, висевшей
на стене напротив дивана.
   На фотографии были запечатлены - он, Олег Званцев и Катя Шмелева,
Катенька... Она стояла в центре, а Сергей и Олег по бокам - она обнимала
их за плечи, а ребята придерживали ее за талию. И все трое были в
стройотрядовских куртках, с довольными, смеющимися лицами. Эту фотографию
сделал Александр Владимирович Челищев десять лет назад, когда их
стройотряд "Фемида" вернулся в Ленинград из-под Выборга, где они строили
какой-то комбинат...
   Они втроем тогда завалились к Сергею домой, и Марина Ильинична,
Сережина мама, устроила им торжественную встречу - как героям трудового
фронта...
   Десять лет назад... Челищеву казалось, что это было только вчера...
   * * *
   С Олегом они знали друг друга всю жизнь - с первого класса. И дома их
стояли рядом, и Сергей даже зимой бегал к Олежке в гости, не надевая
пальто, за что его всегда ругала мать. У Сергея они собирались очень
редко, потому что на ребятишек давили чистота и порядок квартиры Челищевых.
   В ней было страшно играть, потому что можно было что-то разбить,
испачкать или просто сдвинуть с места, а за это Марина Ильинична
обязательно отругала бы Сергея. А то и отец мог под настроение
подключиться и шлепнуть отпрыска тяжелой, грубой ладонью. Александр
Владимирович был тогда начальником цеха деревообрабатывающего комбината и
любил приговаривать: "Мы, пролетарии, народ грубый, без нежностев" и
всегда при этом иронично улыбался, потому что на самом деле рабочих он не
любил, хоть и легко ладил с ними. А потому собирались они всегда у Олежки,
в его трехкомнатной квартире, где он жил вдвоем с бабушкой. Когда-то в
этой же квартире жили и родители Олега, но они погибли в геологической
экспедиции на Енисее, когда Олегу было три года, и он почти их не помнил.
Отец Олега был геофизиком, и они нашли тогда на Енисее что-то очень важное
для страны, потому что посмертно отца Олега наградили орденом Ленина, а
мать - орденом Трудового Красного Знамени, и ордена эти Олежка часто
доставал из старого письменного стола, они с Сергеем подолгу их
рассматривали и даже осторожно примеряли...
   В квартире у Олега всегда был уютный, беспорядок, а его бабушка
Серафима Ивановна никогда не ругала ребят за то, что они слишком громко
кричали или прыгали со шкафа на диван, играя в индейцев... А еще Серафима
Ивановна умела жарить чудесную картошку, которую мальчишки называли
"жареная на водичке", потому что на сковородке всегда оставалось много
растопившегося сала...
   Сергей и Олег совсем не походили друг на друга характерами и часто
ссорились, правда, всегда мирились. Рекорд продолжительности их размолвки
был в шестом классе, когда они, разругавшись из-за кинофильма "Зорро", не
разговаривали целую четверть. Результатом этой размолвки стало то, что они
начали заниматься разными видами спорта - Сергей тогда попал в ДЮСШ [ДЮСШ
- детско-юношеская спортивная школа] в секцию дзюдо, а Олег почему-то
выбрал волейбол. И как потом ни манил один другого перейти к себе, ни
Олег, ни Сергей не решились оставить свои маленькие сборные. Видеться они
после уроков, естественно, могли теперь реже, потому что тренировки
отнимали много времени, но, как ни странно, дружить стали крепче... А Катя
Шмелева появилась в их жизни только в девятом классе. Ее родители
развелись и разменяли квартиру, вот так и оказалась Катерина в их районе...
   Она была необычной девчонкой - во-первых, потому, что была красивая. А
может быть, даже и не красивая, а такая, ну... Ну, для которой хотелось
все делать и перед которой очень хотелось выглядеть клево. Так, чтобы она
одобрила. И чтобы улыбнулась. Она занималась хореографией и танцевала в
ансамбле "Юный ленинградец". Плюс ко всему она была совсем не дура, и над
ее шуточками, бывало, хохотал весь класс... Она была такой девчонкой, к
которой страшно было подойти - страшно не из-за нее, а из-за того, что
самому дураком выглядеть в ее глазах не хотелось...
   А сблизилась окончательно их троица в десятом классе, когда Сергей и
Олег страшно отлупили двух пэтэушников, приставших однажды вечером к
Катерине, когда она возвращалась домой...
   И Катя стала для ребят другом. Да, именно другом, ничего сексуального.
По крайней мере, так уверяли тогда друг друга Олег и Сергей. Она была
одновременно для них "прекрасной дамой" и "своим парнем", и им было хорошо
вместе, и они чувствовали себя сильными...
   А когда пришла пора думать о дальнейшей учебе, Сергей уговорил всю
компанию идти на юридический факультет, о котором давно мечтал...
Расставаться троице не хотелось, а Олегу и Кате было по большому счету все
равно, куда поступать, потому что хотелось стать всеми сразу одновременно
- и артистами, и сыщиками, и космонавтами, кстати, тоже...
   Поступили они все довольно легко, потому что Сергей и Олег, ставшие уже
к тому времени кандидатами в мастера спорта, шли по так называемому
"спорт-набору", а у Катиной мамы, вроде, был какой-то друг - большая шишка
в КГБ...
   В общем, они поступили. И первый год все было почти так же, как в школе.
   Изменения в их отношениях начались после первого стройотряда, на втором
курсе. У ребят появился первый сексуальный опыт, который они приобрели у
более старших девиц с филологического факультета, который однозначно
считался общеуниверситетским "блядюшником". Соответственно, другими
глазами они стали смотреть и на Катерину. И друг на друга, потому что
стали видеть друг в друге соперников. А Катя вроде бы стала как-то
стесняться Олега и Сергея, начала капризничать и раздражаться и как-то
странно шутить, говоря что-то вроде:
   "Хороши дружки-приятели, всех ухажеров у бедной девушки пораспугали, а
сами как собаки на сене". Казалось, она чего-то ждет от них, или от одного
из них, но Олег и Сергей только костенели и мрачнели в ее присутствии, да
и без нее тоже что-то перестали клеиться у них разговоры... И видеться они
стали после лекций совсем редко, бросая друг другу с искусственными
улыбками: "Пока... Я на тренировку..." - "А я - в музей"... "А у меня в
библиотеке дела есть".
   Но что-то зрело, и взрыв был неизбежен. Так и случилось. После того как
они благополучно сдали последний экзамен за второй курс, Катя неожиданно
объявила Олегу и Сергею, что выходит замуж. Да за кого! За генерального
директора одного из самых крупных питерских заводов, за члена горкома
партии, за сорокадвухлетнего старика (ведь сорок два - это старость для
девятнадцатилетних мальчишек)!
   Катерина вываливала им эти подробности торопливо и с какой-то
агрессивностью, когда они сидели на своем любимом месте, в сквере у
Университетской набережной. Ребята молчали. Самым печальным в этой новости
было то, что Катин муж должен был "уходить" в Москву - на повышение в
министерство. Уезжала с ним и Катя, переводясь на юрфак МГУ...
   - На свадьбу-то хоть пригласишь? - с какой-то брезгливой улыбкой
спросил ее Олег.
   - Да, мы бы молодого "зацепили",- поддержал его Сергей. Вроде и ничего
особо обидного не сказали, а тоном, выражением лиц словно по щекам Катю
отхлестали. Она, естественно, разревелась и, обозвав друзей сопляками,
убежала... И словно тепло душевное с собой унесла. Пусто стало ребятам и
плохо. Они пошли пить водку на Смоленское кладбище, и Сергей там чуть не
свалился в котлован на прутья арматуры...
   А осенью Олег ушел с факультета, как его Сергей ни отговаривал. На все
уговоры Олег отвечал: "Не хочу. И не могу. Мне развеяться надо". Он,
естественно, попал в армию, потому что сам пошел в военкомат...
   После "учебки" Олег вместе со своим ДШБ [ДШБ - десантно-штурмовой
батальон] попал в Афганистан. Письма Сергей получал редко, как, впрочем, и
Серафима Ивановна, ставшая к этому времени совсем старенькой...
   А в начале четвертого курса получила Серафима Ивановна "похоронку" на
Олега, где помимо прочего, казенного, сообщалось, что "прах Званцева Олега
Андреевича был предан земле на месте гибели в окрестностях города
Джелалабада Демократической Республики Афганистан..."
   Серафима Ивановна совсем сдала после этого известия.
   Сергей заходил к ней несколько раз, но потом она, плача, попросила его
не делать этого, не ходить, потому что, глядя на Сергея, вспоминала
Серафима Ивановна Олега...
   Как-то через год, уже после ее смерти, увидел Сергей, проходя мимо,
свет в квартире Званцевых, прибежал домой, стал звонить по телефону, но,
слушая длинные гудки в трубке, так и не дождался ответа...
   * * *
   ...Сергей очнулся от воспоминаний, словно вынырнул из глубины темного
озера. У него начала болеть голова, а сжатые кулаки подрагивали и стали
влажными. Это давала о себе знать вегетососудистая дистония, неприятная
спутница почти каждого "завязавшего" спортсмена...
   Челищев вышел из своей комнаты и стал бродить по квартире, натыкаясь на
членов бригады, сочувственно смотревших на него, как на тяжело заболевшего
человека, помочь которому они не факт, что смогут...
   Создавалось впечатление, что из квартиры ничего не пропало.
Единственная вещь, которую Сергей не смог найти,- это двухкассетный
"Филипс-турбо".
   Магнитофон обычно стоял на тумбочке у телевизора, и Александр
Владимирович любил включать его по утрам - чтобы, как он говорил, поднять
тонус перед работой... Может быть, "Филипс" сломался, и Челищев-старший
просто отнес его в мастерскую? Но в ящике письменного стола отца, где
хранились инструкции, схемы и технические описания всей аппаратуры,
которая была в квартире, Сергей нашел техпаспорт магнитофона, стало быть,
в ремонт его никто не сдавал. Челищев отдал паспорт Гоше Субботину. Тот
кивнул, начал что-то записывать и механически спросил:
   - Особые приметы у магнитофона были?
   Сергей подумал и, пожав плечами, ответил:
   - Корпус темно-красный, и внутри аккумуляторы всегда были, чтобы можно
было в машину брать, за город... А так - обычный магнитофон...
   Гоша кивнул и пошел к телефону.
   Челищев продолжал осматривать квартиру, пытаясь отключиться от того,
что это - его дом.
   В прихожей внимание Сергея привлек охотничий карабин, гордость
Челищева-старшего. Хоть и полагалось хранить такое оружие в специальном
металлическом ящике, Александр Владимирович предпочитал вешать карабин на
стену за кожаный ремень на два специальных крючка, которые он самолично
посадил на дюбеля в стену прихожей. Сейчас карабин висел только на одном
крюке, а второй был вырван из стенки и валялся на полу вместе с крошками
цементной пыли.
   Челищев позвал Субботина и кивнул головой на карабин.
   - Обижаешь, старик,- невесело усмехнулся Гоша.- Уже отфиксировали.
Похоже, отец твой пытался до него добраться, но не успел... У него вообще
враги были? Угрозы какие-нибудь?..
   Сергей неуверенно покачал головой.
   - Да нет, какие там особые враги... Заклятых, я думаю, не было... Ну а
то, что ссорился с кем-то,- наверняка бывало, он человек резкий,
вспыльчивый.
   Был...
   Сергей замолчал, чувствуя, как опять сжимает сердце и перебивает
дыхание:
   "Господи, больно-то как... Папа, папочка, мама..."
   Челищев достал сигарету и сел на диван в гостиной, стряхивая пепел в
общую тарелку-пепельницу. Последние годы отношения между Челищевыми были
довольно напряженными, они чаще ругались, чем говорили нормально, и сейчас
Сергея жгла мысль, что помириться теперь уже не удастся никогда... А
причины для ссор в семье Челищевых находились легко: политика, бизнес,
телепередачи - все могло стать сначала предметом спора, а потом поводом
для скандала... Ну а когда Сергей решил разводиться с Натальей - начался
вообще кошмар.
   Челищевы-старшие любили Наталью, и по характеру она была ближе к ним,
чем Сергей. Она всегда соглашалась с ними, была такая хозяйственная и
домовитая и легко позволяла Марине Ильиничне помыкать собой... Она была
удобная, хорошая сноха, "не хуже, чем у людей", и родители никак не могли
взять в толк серьезность аргументов Сергея, что он просто не любит
Наталью, что ему с ней скучно и что поэтому он не видит смысла жить дальше
вместе. Марина Ильинична, выслушивая все это, плакала, смотрела испуганно
мокрыми от слез глазами на Сергея и причитала: "Как ты можешь так, ты ведь
наш сын!", а Александр Владимирович начинал читать занудную лекцию на
тему: "Семья - это святое", которую неизменно заканчивал обличениями
Сергея в разврате и цинизме... После этих скандалов Сергей обычно уходил и
напивался до блевоты с приятелями, святотатственно благодаря Бога за то,
что не дал им с Натальей детей. Челищев понимал, что нельзя за такое
благодарить Спасителя, но иметь ребенка от нелюбимой женщины - это
представлялось ему просто кошмаром...
   После развода с Натальей отпала необходимость снимать отдельную
квартиру.
   Но окончательно вернуться к родителям Сергей так и не смог. Скитаясь по
квартирам приятелей и любовниц, он ночевал дома дай Бог одну неделю из
четырех...
   Докуривая сигарету на диване в гостиной, Сергей вдруг вспомнил месячной
давности разговор, начавшийся с возмущений отца работой милиции и вообще
всех правоохранительных органов... Возмущение это было вызвано тем, что к
Александру Владимировичу на работу пожаловали какие-то бандиты и пытались
говорить с ним - с генеральным директором! - о ходе приватизации
комбината... "Совсем обнаглели, шпана стриженая, прямо ко мне в кабинет
вваливаются, пытаются со мной, с академиком, какие-то "вопросы решать",
понимаешь!"
   С точки зрения Челищева, академиком Александр Владимирович был, мягко
говоря, сомнительным. Нет, он на самом деле был действительным членом
Петербургской инженерной академии, но ее члены избирались по какому-то
странному номенклатурному признаку, причем наличие ученых степеней было
всего лишь желательным, но не обязательным условием. В этой академии
числилось чуть ли не все руководство мэрии и разные другие большие
городские начальники. Сергей неоднократно подсмеивался над этой академией,
называл ее масонской ложей, чем вызывал жуткую обиду и отца и, конечно,
матери... Но в тот раз Сергей не стал подначивать родителя относительно
его ученых степеней, а живо заинтересовался визитом бандитов к Александру
Владимировичу. Однако на его расспросы и предложения "разобраться" отец
среагировал довольно странно: "Ты в себе "разберись" сначала, о семье
подумай, а о нас - не надо, мы сами как-нибудь разберемся, без сопливых...
   Подумай лучше о том, что ты мать в могилу вгоняешь своими
выходками...",- и пошел очередной семейный скандальчик, закончившийся, как
обычно, хлопаньем дверей и тяжелой пьянкой в мастерской у Игоря -
скульптора, Сережиного одногодка, с которым он познакомился семь лет
назад, на пятом курсе юрфака...
   Вспомнив тот разговор про бандитов и приватизацию, Челищев сбивчиво
пересказал его Субботину, который выслушал его внимательно, но вяло:
   - Да, это, конечно, интересно... Хотя сейчас чуть ли не на всех
директоров бандиты "наезжают", но за этим, как правило, ничего не стоит -
"на хапок"
   рассчитывают, вдруг кто-то испугается и согласится... Но проверить,
конечно, не мешало бы. Ты позвони в ОРБ [ОРБ - Оперативно-розыскное бюро -
подразделение, занимавшееся борьбой с организованной преступностью.
Позднее переименовано в РУОП - Региональное управление по борьбе с
организованной преступностью]. У тебя же там наверняка есть кто-нибудь.
Может, у них что-нибудь да где-нибудь "подсветилось",..
   В ОРБ у Сергея действительно были свои неплохие контакты, но звонить
туда и начинать что-то выяснять сейчас просто не было сил... Нужно было
обзванивать родственников, заниматься похоронами и поминками...
   * * *
   Следующие пять дней Челищев помнил смутно, потому что все время пил и
почти ничего не ел. Водка не давала привычного забытья и опьянения, она
лишь на короткое время разжимала тиски в груди и затормаживала движения...
Все "организационные моменты" взял на себя муж маминой сестры - дядя
Слава, работавший сварщиком на Кировском заводе. Родственников вообще было
много, но Сергей знал их не очень хорошо, потому что семья Челищевых по
непонятным Сергею причинам предпочитала жить замкнуто, не идя на сближение
с родными... Может быть, причина крылась в том, что Челищевы "поднялись"
выше всех, и родственники автоматически перешли в разряд "бедных"...
   На кладбище, где уже несколько лет кряду, как знал Челищев, "мест не
было", народу пришло много. Было много венков и еще больше - желающих их
возложить. Были люди из мэрии, с комбината, даже из Москвы кое-кто
приехал, из министерства... Челищев механически пожимал руки, слушал
стандартные фразы соболезнования и еле сдерживался, чтобы не завыть в
голос или не начать на глазах у всех глотать из горла джин "Бифитер",
плоская бутылка которого лежала у него во внутреннем кармане пиджака. На
Сергее был черный костюм, который когда-то был сшит для свадьбы с
Натальей... Костюм жал, и Челищев чувствовал, что задыхается в нем...
   Была на похоронах и Наталья, и Челищеву в какой-то момент вдруг
захотелось броситься к ней, прижаться и заплакать, потому что
представилась она ему единственной ниточкой, связывающей его с дорогими
ему покойниками... Но Сергей пересилил себя, инстинктивно понимая, что
делать этого нельзя, что горе когда-нибудь стихнет, а вот родными они с
Натальей вряд ли станут... И Наталья, видимо, почувствовала, как сначала
качнулся к ней Сергей, а потом оттолкнул ее глазами, потому что, бросив
горсть земли в могилу, быстро ушла и на поминки не осталась...
   Долго говорили речи, перечисляли заслуги, ораторы требовали найти и
наказать преступников и выражали уверенность в том, что это обязательно
так и будет... И все это снимала на видеокамеру приехавшая на похороны
бригада из информационной телепрограммы "Факт", к которой Сергей вдруг
ощутил неожиданную симпатию и сочувствие, потому что, кроме могильщиков,
это были единственные люди, которые занимались здесь делом, а не отбывали
положенное неприятное мероприятие...
   Когда разошлись с поминок гости и родственники, Сергей, взяв оставшуюся
водку, пошел к Игорю в мастерскую и там напился, видимо, до чертиков,
потому что вместо Игоря начал вдруг видеть Олега и разговаривать с ним, а
одна из гипсовых скульптур у Игоря в мастерской превратилась в Катю и
стала куда-то Челищева звать, а он испугался этого и начал страшно
кричать...
   Очнулся Сергей, когда приехала вызванная Игорем врачиха-"похметолог" -
из кооператива, останавливающего запои и снимающего последствия
алкогольной интоксикации. Врачиха гладила Сергея по голове, переспрашивала
что-то говорившего Игоря, вкатила Челищеву три укола и поставила
капельницу в вену на руке... И тогда тиски в груди вдруг разжались, Сергей
облегченно заплакал без слез и без всхлипов и провалился в спасительный
глубокий черный сон...
   Он спал почти двадцать часов, а когда проснулся, Игорь напоил его чаем,
заставил съесть какие-то таблетки и предупредил, что водку пить Челищеву
сейчас никак нельзя - после этих таблеток можно просто сдохнуть, а этой
подлости Игорь Сергею никогда не простит...
   Но Сергей уже "отошел", мысль о спиртном вызывала у него рвотные позывы
и больше ничего, поэтому он только слабо улыбнулся Игорю и успокаивающе
покивал головой.
   А потом они пошли домой к Челищеву прибираться после поминок, а заодно
обсудили проект надгробия, за которое Сергей уговорил Игоря взяться.
   Уходя, Игорь внимательно посмотрел на Челищева и сказал:
   - Очень тебя прошу, найди выход...
   - Что-что? - не понял Сергей.
   Игорь помялся и докончил:
   - У тебя очень мощная энергия сидит внутри, Серега. Я же скульптор, я
это чувствую. Она тебя прямо распирает всего, это на лице хорошо
отражается, такие лица всегда лепить хочется. Если эта энергия направлена
наружу куда-то, то человек такой может горы свернуть. Если она, как у
тебя, внутри бьется, то может человека разрушить, сжечь... Тебе надо найти
ей выход, дверь открыть... Только главное - найти верную дверь...
   После того как Игорь ушел, Челищев долго сидел на кухне и курил, а
потом взглянул в висевшее у мойки зеркало и чуть не вскрикнул; показалось,
что смотрит на него из зеркала молодой Александр Владимирович, и точно так
же падала ему на глаза рано поседевшая челка.
   * * *
   На седьмой день Челищеву, механически подбивавшему свою "бухгалтерию" в
прокуратуре, позвонил Гоша Субботин и деловито сообщил:
   - Серега, сегодня взяли одного парня с вашим "Филипсом". Давай, двигай
в Смольнинское, его в тамошнем ИВС [ИВС - изолятор временного содержания]
маринуют.
   Сергей вскочил, сгреб все бумаги в сейф и, напяливая на ходу куртку,
ткнулся в двери начальника отдела. Дверь была заперта, чему Челищев
совершенно не удивился. Быстро прикинув в уме возможные варианты, он
рванул в приемную Прохоренко. Болтавшая с кем-то по телефону Воронина
моментально скруглила разговор, положила трубку и молча уставилась на
Сергея испуганными глазами трепетной лани... После ухода Челищева из ее
квартиры в день, когда погибли его родители, между ним и Юлей не было
произнесено ни слова. Челищеву не давала покоя мысль, что он трахался с
этой роскошной телкой как раз тогда, когда убийца входил в его дом... Если
бы он тогда поехал домой, если бы! Но, как говорил Андрей Румянцев,
приятель и коллега Челищева:
   "Если б у бабки были хрен да борода, то был бы уже дедка..." Нет,
Челищев был далек от того, чтобы в чем-то обвинить Юлю, считая ее в
определенном смысле человеком Божьим, в смысле - убогим и безответным, но
разговаривать с ней и видеть ее ему было неприятно.
   - Отцы в "бункере"? - сухо спросил Воронину Челищев, и она молча
закивала в ответ, продолжая испуганно таращиться на него.
   - Понятно, очередное рабочее совещание, ни сна ни отдыха,
постоянно-непрерывно, углублять, расширять, мы все на страже... Вылезать
будут, скажи моему, что я в Смольнинское поехал, объяснительную брать.
   - Какую объяснительную? - пролепетала Юля.
   - Просто объяснительную, он переспрашивать тебя не будет,- убежденно
кинул через плечо, уже выходя из приемной, Сергей...
   ...Субботин ждал его у Смольнинского РУВД, нагло рассматривая
проходящих мимо девушек. То, что он еще ни одну не остановил и не начал
"клеить", свидетельствовало о его недолгом ожидании. Гоша, по его
собственному выражению, был "похотлив, как карась", о чем всегда честно
предупреждал свою очередную пассию, наивно думающую, что это такие "шутки
ментовские".
   Разочарование всегда было горьким, Гоша говорил о себе чистую правду, а
шутки у него были в основном "черные", непонятные гражданским лицам, не
имеющим каждый день малоприятных дел с покойниками различной категории
свежести...
   - Ну, что? - не здороваясь, спросил Субботина Сергей.
   Гоша, сморщившись, закурил и, похмыкивая, начал рассказывать...
   - Пока все не очень понятно... Доблестный патруль ГАИ задержал сегодня
утром в автомобиле ВАЗ-21083 цвета "мокрый асфальт" некоего гражданина
Касатонова Михаила Ивановича, семидесятого года рождения, из Саранска. У
гражданина Касатонова в машине была какая-то блядь и ваш магнитофон. Про
магнитофон потом уже выяснили, а сначала - такое горе! - было выявлено
полное отсутствие у Михаила Ивановича документов на машину и водительских
прав и такое же полное, но присутствие вторичных признаков алкогольного
опьянения, именуемых в просторечье похмельем... Откупиться гражданин
Касатонов не мог, видимо, потому что всех денег при нем было - на пачку
дешевых сигарет, вот его и начали обоснованно задерживать... Ну и потом
уже красный магнитофон на заднем сиденье увидели (сержантик в наряде,
видно, молодой попался, бдительный...). Ну и все. Как ни странно, Михаил
Иванович был благополучно доставлен в камеру, где и сидит, по всей
вероятности, сейчас...
   - Машина в угоне?
   Субботин пожал плечами:
   - Самое смешное, что нет. На пенсионере каком-то висит, его сейчас
отрабатывают.
   - А что Касатонов говорит?
   - Да ничего не говорит, потому что его, похоже, никто ни о чем еще
серьезно не спрашивал... Как его в "аквариум" определили, зам по розыску
сразу мне и отзвонил, весь такой напуганный, мол, нам вашего не надо, мы,
мол, задержали - посадили, а работайте уже сами, мы люди крестьянские,
могем что-то не так сделать, по слабоумию своему и бестолковости.
   Сергей понимающе кивнул головой. Год назад все питерские опера хохотали
над одним ухарем из Смольнинского розыска, "расколовшим" под тихую ночную
грусть задержанного подозрительного гражданина без документов, позже
оказавшегося профессором биологии, но очень похожего по приметам на
убийцу-маньяка. Профессор, по счастью, оказался своим парнем, ему оплатили
из "оперативных" вставление пластмассового зуба взамен неожиданно
выпавшего ночью в Смольнинском РУВД, и дела он возбуждать не стал, но
скандал все равно был большой. Говорят, в Смольнинское нагрянул сам
Иваньшин, начальник питерского УУР [УУР - Управление уголовного розыска],
и орал на весь личный состав матерно, рекомендуя "сыщикам херовым" не
заниматься херней, раз уж все равно головы нет, а руки из жопы растут. С
тех пор, надо и не надо, Смольнинский розыск по любым мелочам названивал в
главк. "Это ненадолго,- смеялись в ГУВД.- До прямого устного указания
продолжать заниматься херней и не мешать всем остальным работать".
   - Ну что, Серега, пошли знакомиться с гражданином Касатоновым.
   Гоша затоптал окурок, и они с Челищевым вошли в унылое помещение
дежурной части...
   * * *
   Касатонова уже два часа "разминал" смольнинский опер Валера Чернов.
   Основной целью "разминок" было вымотать допрашиваемого, утомить его
повторяющимися малозначительными вопросами типа: "Где родился, с кем
живешь, с кем дружишь?" Когда Челищев и Субботин вошли в маленький
кабинетик, заполненный сизыми клубами сигаретного дыма, выражения лиц у
Чернова и Касатонова были похожи - своей легкой одурелостью и усталостью
друг от друга.
   Гражданин Касатонов оказался типичным раскаченным до предела
представителем "нового поколения", со всеми положенными атрибутами быка
[Бык - член банды (жарг.)] низшего бандитского звена: стрижка под
американского сержанта, тайваньского пошива "Пума", самопальная кожаная
куртка...
   Челищеву сразу не понравилось проступающее сквозь похмельно-допросную
усталость выражение детской безмятежности на лице Касатонова - не
характерна была такая безмятежность для задержанного милицией субъекта, на
котором, предположительно, двойная мокруха висит.
   Чернов, предложив Субботину стул за свободным столом, а Челищеву -
напротив "быка", сказал, обращаясь к Гоше:
   - Выясняется, что приятель в школе учился плохо. Врать и то не умеет,
память слабая, чем на неделе занимался - вспомнить не может. Или не
хочется вспоминать, а? - повернулся к Касатонову опер.
   Касатонов нервно зевнул и ответил без выражения:
   - Я уже сказал, в натуре... На дискотеке в "Пулковской" гулял.
   - Юморной парень,- снова повернулся к Субботину Чернов.- Сейчас я тоже
всех развеселю, когда скажу, что в "Пулковской" уже десять дней никаких
дискотек нет - мы проверяли, у них там профилактический ремонт какой-то...
   Субботин подхватил эстафетную палочку и с ходу включился:
   - А мы любим веселых людей,- и без паузы спросил: - Тачка чья?
   Касатонов встрепенулся и степенно ответил:
   - Моя "банка", отвечаю...
   Субботин с нажимом в голосе задал новый вопрос:
   - Где документы на машину, а?
   - У телки дома в сумке забыл...
   - Адрес телки? - почти без вопросительной интонации бросил Чернов.
   - Адрес... Не знаю. Не запомнил... Что я, все помнить должен?! - с
усиливающимся раздражением в голосе ответил "бык". Ему теперь приходилось
вертеть головой от Субботина к Чернову, от Чернова к Челищеву - этот
"пинг-понг" заметно выводил его из себя.
   - Магнитофон чей? - бесцветным голосом спросил Сергей.
   - Мой, отвечаю. Из Саранска привез месяц назад...
   В "карусели" наступила пауза, все задвигали стульями, закурили.
Субботин, вроде как утративший интерес к "быку", спросил Чернова:
   - Следачке звонил? Чернов кивнул:
   - 122-я согласована, ажур! Гоша затянулся сигаретой, встал и, вроде как
прощаясь, ласково сказал Касатонову:
   - Отдыхай пока, парень. Шутишь плохо, не смешно совсем. Вещь,- Субботин
кивнул на магнитофон,- с двойного убийства, расстрельная статья, кстати.
   Ладно, пошли, Сергей Саныч, утро вечера мудренее.
   Касатонов заерзал на стуле и с испугом и удивлением заговорил торопливо
вслед уходящим Субботину и Челищеву:
   - Вы че, я, бля, в натуре на дискотеке гулял, не убивал никого, какие
убийства?..
   Чернов ловко пристегнул наручником Касатонова к батарее и выскочил
вслед за гостями в коридор.
   Субботин, морщась от рези в глазах, спросил:
   - Машины-то хозяина установили?
   - Установили,- кивнул Чернов.- Даже побеседовали с ним. Старик этот,
дядя Гриша - полный мудак и маразматик, хотя и ветеран. Он уже столько
доверенностей на эту тачку понавыписывал, что и не помнит, кому их давал.
   "Меня просили, я и давал, а к нотариусу они меня сами привозили..." - и
большего от него добиться трудно. Твердит, как попугай, что претензий ни к
кому не имеет...
   - Понятно,- многозначительно протянул Гоша, думая о чем-то своем.- Так
завтра следачка во сколько будет?
   К десяти,- Чернов зачем-то посмотрел на часы.
   - Ну, вот и мы к тому времени завалимся. Юморист посообразительнее
станет, подергается, прогреется... И расколется как сука, никуда не
денется...
   "Развалим" мы Михаил Ивановича до самой жопы, у меня предчувствие такое
есть...
   Субботин довольно подмигнул Челищеву, который задумчиво покивал головой
в ответ. Гошино удовлетворение Сергею не передалось. Не верилось ему, что
Касатонов, этот "бройлерный кабан", имел какое-то отношение к убийству его
родителей. Уж больно спокойно он держался на допросе. Но тогда зачем он
явно врет про магнитофон?
   "Ничего, ночь "попарится" Михаил Иванович, поумнеет, а утром мы все
спокойно выясним",- успокоил себя мысленно Сергей. Он и представить себе
не мог, что никакого покоя завтрашний день не принесет, и вместо ответов
на старые вопросы он получит новые...
   * * *
   Те, кому довелось провести хотя бы одну ночь в ИВС Смольнинского РУВД,
могут засвидетельствовать, что заведение это сильно отличается от
санатория. Причем в худшую сторону. Удобств минимум, атмосфера вонючая,
потому что от "постояльцев" редко пахнет французским парфюмом...
   Из помещения дежурной части доносились какие-то голоса, смех и
монотонное бормотание переносного телевизора, который работал в дежурке,
несмотря на все запреты и инструкции. Миша Касатонов, в недавнем прошлом
спортсмен, подающий надежды, а ныне - обычный рядовой бандит, никак не мог
уснуть, ворочаясь на жестких нарах. Мишу терзали два извечных русских
вопроса: "Кто виноват?" и "Что делать?" Мише было страшно и муторно, и,
он, как заведенный, шептал в темноту: "Во бляди, в блудняк втравили",- и
скрипел зубами от тоски, потому как понимал, что в блудняк себя втравил он
сам...
   * * *
   Прошлым вечером на хату, где, кроме Касатонова, ночевали еще три быка,
ввалился совершенно пьяный Костя-Молоток с какой-то малолеткой. Молоток
был бандитом постарше и всякий раз не забывал это подчеркнуть перед
салагами типа Касатонова, недавно пришедшими в организацию, у которых еще
не было ни заслуг, ни денег, ни даже закрепившейся клички... Молоток вроде
как бы "курировал" молодых рекрутов, хотя воспитателем он был плохим и,
говоря молодым быкам о строжайшей дисциплине и полном запрете пьянства в
организации, сам неоднократно нажирался как скот в съемной хате молодых,
за что неоднократно вздувался своими начальниками.
   В этот вечер Костя был вовсе не в себе, и Касатонову показалось, что он
не только пьян, но и ширнутый [Ширнутый - находящийся под наркотиком
(жарг.).
   Ширево - наркотик (жарг.)]. И девка - совсем молоденькая - была такая
же "двинутая". Косте было вовсе невесело, его лихорадило, он быстро начал
что-то говорить про злую судьбу, запричитал, затем позвал Мишиного соседа
по комнате и предложил "расписать" малолетку на двоих. Малолетка не
сопротивлялась и, похоже, не очень понимала, где она и что с ней делают...
   Касатонов помялся перед приоткрытой дверью в комнату, где вовсю уже шло
"порево". Мише нужно было передать Молотку, что его уже который день искал
Винт - бригадир и самый большой начальник в организации, кого знал
Касатонов, но, похоже, Костя, все равно бы ничего сейчас не воспринял. А
потому Касатонов на кухне позвонил по оставленному Винтом телефону и
вытащил из Костиной куртки, валявшейся на полу в прихожей, ключи от
"восьмерки", которая хоть и считалась общей, но на самом деле была
практически постоянно узурпирована Молотком. Мише очень давно хотелось
оторваться на "восьмерке" с Веркой, недавней подружкой, работавшей в
"подотчетном" ночном ларьке...
   Прихватив оставленный Молотком в свой прошлый визит (такой же пьяный и
истеричный, как и нынешний) красный двухкассетный "Филипс", Миша
задержался у двери в комнату, где малолетка громко стонала от
удовольствия, получаемого одновременно спереди и сзади.
   - Костя, я, это, машину возьму ненадолго... Моя очередь вроде, да и вам
без нее сейчас кайфово,- негромко, скорее для самого себя, чем для
братанов, проговорил Касатонов. Посчитав доносящиеся из комнаты стоны и
урчание, перемежающиеся матом, сигналами согласия, Касатонов тихонько
прикрыл за собой дверь и застучал кроссовками вниз по лестнице...
   Вспоминая все это на жестких нарах ИВС, Касатонов скрипел зубами от
тоски.
   Потом он вспомнил, как Винт рассказал, что братву в беде, и особенно в
тюрьме, не бросают, и стал рисовать в уме разные приятные картинки
"отмазки", побега и прочей романтической ерунды. С этими картинками в
голове Миша и задремал. И не слышал, как в ИВС ввели нового "постояльца",
который после того, как за ним закрылась дверь, помедлил немного, привыкая
к темноте, а потом направился прямо к Мишкиным нарам. Новенький был мужик
лет тридцати - худощавый, с плавными движениями и хищными тенями на
рубленом лице.
   - Эй, подъем! - негромко сказал худощавый, тряся Касатонова за плечо.
   - А... что? А? - Миша никак не мог оторваться от сна и испуганно
таращился на незнакомца.- Чево?
   - Слушай сюда! Ты - Касатонов Михаил Иванович?
   - Да, а че?
   - Ты наследил, парень! Напачкал! Убрать за собой надо. Подтереть. Без
дергатни, спокойно! Винта знаешь? Сделаешь как надо - вытащим...
   - Чево-чево сделаешь? - все еще не понимал Касатонов, но в голосе его
уже слышалась безнадежная тоска.- Я же не делал ничего!
   - А кто ключи от "восьмерки" взял? Сами в руку прыгнули? Слышь, Винт
сказал - взять на себя... Вытащим потом, баксами получишь. Девочкам
целочки ломать будешь...
   - Это же не я, это Костя...
   - Костя твой - баран, уже рыбок кормит,- зло оборвал худощавый.- Ты
слушай, что делать надо, да запоминай крепче! Второй раз за ради такого
красавца никому сто двадцать вторую цеплять на себя неохота! Слушай сюда...
   И худощавый начал шептать что-то в самое ухо Касатонова, которому
казалось, что он просто видит какой-то кошмарный сон и нужно лишь
чуть-чуть напрячься, чтобы не проснуться...
   Но худощавый все шептал и шептал Мише в ухо, сидевшему молча, хоть и
хотелось ему кричать в голос.
   - А если не получится? - спросил Касатонов, заранее зная ответ.
   - А не получится - ответишь! Так что лучше - чтобы получилось,
корешок...
   Для тебя лучше...
   * * *
   На следующий день Валера Чернов принял "покаянку" у Касатонова. Миша
"раскололся" с раннего утра, и ликующий Валера только успевал записывать:
   "Я, Касатонов Михаил Иванович, добровольно сообщаю органам милиции
следующее, о чем прошу учесть при назначении мне наказания: ... августа
1992 года я решил совершить квартирную кражу по адресу..., так как мне
было известно от знакомого по имени Исмаил, что в квартире много
антикварных изделий. Когда я путем подбора ключей открыл дверь квартиры и
вошел в нее, на меня неожиданно кинулся хозяин. Обороняясь, я три раза
ударил его ножом, который у меня был с собой, в область туловища. Удары я
наносил сверху вниз. Как убивал хозяйку - помню плохо, потому что очень
испугался. Убегая, схватил магнитофон "Филипс", потому что в тот момент не
имел средств к существованию. Магнитофон я хотел продать. Орудие
преступления (нож) в тот же день я выкинул в Неву... Могу показать, как
все происходило, непосредственно на месте преступления..."
   Челищев узнал обо всем этом от Субботина, который позвонил ему с утра в
прокуратуру. Гоша, похоже, считал, что все закончилось, и несколько
удивился ноткам недоверия в голосе Сергея. Челищев предложил Гоше съездить
вдвоем в Смольнинское и еще раз "покрутить" Касатонова, на что Субботин,
хмыкнув, ответил: "Старик, так уже все, в принципе, ясно... Завтра уличная
[Уличная - следственный эксперимент (жарг.)], нюансы сами доработаете... А
у нас сейчас запарка небольшая, похоже, "серия" пошла... Ты извини, я,
если, конечно, очень надо, подъеду, но..."
   В общем, ни Челищев, ни Субботин Касатонова перед следственным
экспериментом увидеть не смогли... Сергея дернул к себе начальник отдела и
долго и нудно выяснял причины задержки дел об убийстве сторожа фирмы
"Криста", и Сергей так же долго и нудно что-то врал, потому что, по правде
говоря, причина задержки была только одна - Сергею заниматься этим делом
было просто некогда, да и неохота.
   Перед концом рабочего дня Челищев заскочил к Марии Сергеевне Плоткиной,
предпенсионного возраста следачке, получившей в производство дело об
убийстве Челищевых. Сергей оставил ей комплект ключей от квартиры, сказав,
что тоже постарается успеть к началу "уличной".
   - Не возражаете, Мария Сергеевна?
   - Ну что вы, Сереженька, конечно... Я все понимаю.- Плоткина всегда
"все понимала" и редко возражала кому бы то ни было. Мыслями она давно
была на пенсии и досиживала в прокуратуре последние месяцы,
   Говорили, что когда-то Мария Сергеевна была хорошим профессионалом, но
это было давно. Сейчас главной страстью Плоткиной стало вязание спицами по
образцам из журнала "Бурда-моден". Это знали все в прокуратуре, но
закрывали на это глаза. Все понимали - возраст. Сергей тоже все понимал.
Не понимал он только одного - почему дело об убийстве его родителей
"расписали" Марии Сергеевне, которая последние три года получала только
самые простые, или, как говорил Андрюха Румянцев, адаптированные дела.
   * * *
   К началу "уличной" Челищев, конечно, опоздал. В прокуратуре ему
пришлось срочно писать какие-то справки, неведомо зачем потребовавшиеся
шефу "прямо сейчас, Сергей Саныч, не откладывая..."
   У подъезда Челищевых сиротливо стояли замызганный "жигуленок" и такой
же замызганный "воронок". Две старушки с собачками, оживленно обсуждавшие
новость - "убивца Челищевых привезли, рожа-то - злодейская",- тактично
замолчали, увидев Сергея. На лестничной площадке второго этажа скучал
прыщавый милиционер, одетый по моде участковых в коротковатые форменные
брюки не доходившие до верхнего края растоптанных ботинок...
   Еще двое красавцев, которые, судя по всему, должны были перекрывать
площадку четвертого этажа, курили на третьем - напротив двери Челищевых.
   Одного из них Сергей узнал - в день убийства он ходил по квартире и
приговаривал: "Живут же люди..."
   В квартире снова было полно народу. Мария Сергеевна с неизменно добрым
лицом что-то писала. Сияющий как медный таз, гордый собой Валера Чернов
что-то говорил двум несчастного вида понятым, постоянно приговаривая "под
Жеглова": "Значится, так!"
   Седовласый специалист-криминалист в потертой кожаной куртке что-то
проверял в видеокамере...
   Миша Касатонов был пристегнут за руку к худенькому сержанту в огромной
фуражке. Миша был очень бледен и постоянно слизывал пот с верхней губы.
   - Касатонов, покажите еще раз, как вы наносили удары,- ласковым голосом
сказала Плоткина, кивнув Сергею.- Коля, зайди, пожалуйста.
   Участковый Коля с готовностью стал изображать Челищева-старшего.
Наверное, он в этот момент думал, что в нем погиб великий артист. А может,
думал, что еще не погиб.
   - Я испугался,- заговорил Касатонов,- хотел бежать, но мужик схватил
меня за горло, и я, обороняясь...
   Сергея затрясло, и он сел на диван, доставая сигарету.
   - Володя, снимай! - ласково повернулась Плоткина к криминалисту.
   - Покажите, как вы наносили удары.
   - Ну, вот так, примерно,- Касатонов махнул правой рукой, прикованной к
левой руке сержанта, и замер. Вдвоем они стали напоминать известную
скульптуру Мухиной "Рабочий и колхозница".
   - Сверху вниз? - уточнила Плоткина.
   - Да,- трясущимися губами прошептал Касатонов.- Показать трудно - рука
закована...
   - Момент,- метнулся к Касатонову с сержантиком Чернов.- Я мигом, Мария
Сергеевна...
   Суетливыми движениями Валера отстегнул Касатонова от сержанта.
   - Так как вы били?
   - Вот так... - Касатонов махнул рукой сверху вниз, в грудь важного
участкового Коли.
   Все движения Касатонова были какими-то замедленными, казалось, он о
чем-то лихорадочно думал, и Сергей вдруг забеспокоился.
   - Покажите еще раз, как? - не отрывая глаз от бумаг, переспросила
Плоткина.
   - Вот так!
   Участковый Коля, казалось, просто сломался от страшного удара ребром
ладони в горло. Чернов, получив "вертушку" в голову, падал с не успевшей
сойти с лица улыбкой. Криминалист Володя непонятно каким образом отлетел в
дальний угол комнаты вместе с видеокамерой, а у ног Касатонова, держась за
живот, скулил сержантик, на голове которого каким-то чудом продолжала
держаться фуражка. Плоткина подняла от бумаг непонимающие глаза.
   - Ты че, блядь, де... - Второй участковый, решивший заглянуть в
квартиру на шум, не договорил, вышвырнутый ударом входной двери на
лестничную площадку.
   - Не стрелять! - истошно заорал Челищев, проскакивая мимо понятых,
превратившихся в экспонаты музея восковых фигур, и перепрыгивая через
блюющего на пол сержантика...
   Касатонов сначала рванулся было вниз, но на площадке второго этажа
щелкнул затвором бледный от решимости милиционер. Тогда Касатонов ринулся
наверх:
   "Чердаком уйду!" Он поступал, не думая. Повинуясь приказам могучего
инстинкта самосохранения, он бросился наверх, к люку на крышу.
   - Не стрелять! - орал Челищев, выскакивая на лестницу.
   - Стой, сука! - захрипел участковый, лежавший на лестничной площадке,
пытаясь достать пистолет из-под плаща.
   Челищев, задыхаясь, бежал за Касатоновым, который уже перелезал через
решетку, отделяющую последнюю площадку от остальной лестницы. Люк на крышу
был открыт.
   - Стой!
   - Отсосите, пидоры! - визгливо выдохнул Касатонов.
   Тут снизу гулко ударили два выстрела.
   Миша замер на решетке, будто задумавшись о чем-то, а потом разжал
пальцы и упал в пролет...
   Челищев помчался вниз, мимо открывающихся дверей, в которых белели
испуганные лица соседей.
   Касатонов был еще жив, и ему было очень больно. Он дергался и
всхлипывал, лежа на спине, и стонал тоненьким мальчишеским голосом:
   - Мама, ой, больно как, мамочка!..
   - Сейчас, Миша, сейчас,- бормотал Челищев, опускаясь на пол рядом с
Касатоновым и подхватывая его голову рукой.- Сейчас доктор приедет, ты что
же это натворил...
   - Не прие... - Миша забился, застонал на руках Челищева и угасающим
голосом прошептал, отчаянно тараща мутнеющие глаза:
   - Я не... не убивал... я даже не... Потом Миша дернулся и затих, а
Челищев все сидел и придерживал его за голову, пока сверху не приковылял
Валера Чернов с пистолетом в руке:
   - Сергей Саныч?! А?! Как же это? Но - он сам... Мы все по инструкции...
А?!
   Челищев медленно встал с пола и посмотрел на кровь Касатонова на своих
руках. Потом глянул на растерянное лицо Чернова и коротко, презрительно
бросил:
   - Тебе, Валера, не в ментовке работать, тебе коров пасти надо!
   * * *
   Второй час Сергей пытался сосредоточиться на формуле обвинения по делу
сторожа фирмы "Криста", злодейски убитого приятелями-собутыльниками во
время ночного дежурства. Несмотря на то, что в деле со
сторожем-алкоголиком все было предельно ясно, Челищев с трудом печатал
каждую строчку по пять минут. Мыслями он постоянно возвращался к погибшему
Касатонову и его последней фразе: "Я не убивал". К тому же Миша показывал,
что бил ножом сверху, а Субботин, видевший трупы, сказал, что отца ударили
ножом снизу...
   Что-то не складывалось во всей этой истории, и это "что-то" не давало
Сергею покоя.
   Оставив в машинке лист с недопечатанным обвинением, Сергей толкнулся в
дверь шефа. Дверь была заперта. Челищев прошел в приемную прокурора и
хмуро спросил Воронину:
   - В бункере?
   - Да,- Юля полупривстала со стула навстречу Челищеву.- Совещание.
   - Мой выйдет, скажи, что я к судмедэксперту поехал...
   Поехал Челищев, как обычно, "одиннадцатым" маршрутом - то есть
общественным транспортом и пешком.
   К экспертам ездить Сергей не любил, потому что запахи в этом заведении
были не для слабонервных... В канцелярии Челищев взял материалы по своему
сторожу и толкнулся в кабинетик Антоши Худово, судмедэксперта, который
проводил вскрытие трупов Челищевых. Антоша был на очередном вскрытии, и в
кабинетике сидели только две молоденькие лаборантки, аппетитно уплетавшие
бутерброды с вареной колбасой.
   Ждать Антошу с ними Челищев не захотел и вышел в коридор. Пока он был в
кабинете, в коридор успели внести носилки с очередным трупом, прикрытым
простыней.
   Сергей задумчиво уставился на носилки.
   - Хороша красотка? - пьяненький санитар, хохотнув, отдернул простынь.
   Девушка, лежавшая на носилках, и впрямь, видно, была при жизни красива.
   Краски лица еще не успели потускнеть. У левого соска чернело небольшое
пулевое отверстие...
   - С "черными" трахалась девочка,- икнув, прокомментировал санитар,- ну
и попала под разборку. А хороша...
   И санитар чмокнул губами.
   Челищев подавил желание выругаться и отошел к окну, доставая сигарету.
Что толку срывать раздражение на санитаре? Они - люди убогие, работающие
не за страх, а за спирт...
   - Давно ждешь?
   Сергея хлопнул по плечу Антоша Худово. Худово был всего несколькими
годами старше Челищева, но выглядел глубоким стариком. Каждодневные
неумеренные дозы спирта делали свое дело. Но алкоголиком Худово себя не
считал, заявляя, что "алкоголики - это когда деградация личности. А я еще
вполне функционирую".
   - Антоша,- сказал Сергей,- я насчет заключения по моим...
   - Да, да... - горестно кивнул Худово.- В принципе готово, но я еще не
отпечатал, у нас тут - сам видишь, каждый день "клиенты" новые... Как
будто живыми в очередях не настоялись.
   - Мне не нужно отпечатанное, мне только узнать, как наносились удары.
   Просто для себя.
   - Ну, это пожалуйста. Пошли ко мне. "Мерзавчика" примешь?
   - Да нет, спасибо. И без того хреново.
   - Ну, как знаешь, как знаешь... - Антоша распахнул дверь в свой кабинет
и распорядился:
   - Ларисочка, дозу!
   Ларисочка, лаборантка с глазами сумасшедшей кошки, через которую, как
говорили, прошел весь "убойный цех", заколыхала грудью, рискуя порвать
халатик, и налила Худово рюмку спирта. Ларисочка все делала, колыхая
грудью, и надо отметить, колыхать было чем...
   Худово деловито "принял" и стал разгребать бумаги на своем столе,
мурлыкая себе под нос: "Сейчас, сейчас мы их отыщем, сейчас, сейчас мы их
найдем..."
   - А... На, вот они... Ну, так что тебя интересует?
   - По отцу...
   Сергей запнулся и поправился:
   - По мужскому трупу... Куда были удары и как наносились?
   Худово снова замурлыкал, читая свои каракули: "Удары, удары, удары..."
   - А, вот: два проникающих ранения - одно в область живота, другое -
смертельное, в левую сторону груди, а наносились они снизу вверх!
   - Антоша, ты ничего не путаешь? Не наоборот?
   Худово оскорбление хрюкнул и дрыгнул мизинчиком в сторону рюмки.
Последний жест предназначался Ларисочке, которая с готовностью налила
"мерзавчика".
   Худово возмущенно выпил спирт и зажевал колбасой.
   - Ты меня просто обижаешь, старик... Не ожидал. На, если хочешь,
прочитай сам!
   Антоша протянул Челищеву листки со своими каракулями.
   - Да нет, это лишнее,- ответил Челищев, вставав с табуретки.- Ладно,
без обид. Поехал я.
   - А может, "мерзавчик"? - легко простил Сергея Худово.
   - Да, Сереженька, посиди с нами,- наваливаясь на плечо Челищева,
проговорила Ларисочка.- Что ты сегодня такой злюка?
   - В другой раз. Непременно. Пока. Челищев осторожно усадил Ларисочку.
на стул (чтобы за пазухой у нее не расплескалось) и ушел из кабинетика...
   * * *
   После разговора с Худово Сергей больше не сомневался в том, что
покойный Миша Касатонов почти никакого отношения к убийству Челищевых не
имел.
   Почти - потому что Миша был каким-то образом связан с теми, кто
уговорил его взять вину на себя. А вот эти "кто-то" должны были знать, кто
убивал и почему. Касатонов не мог оговорить себя просто так, ему могли
передать приказ только те, кого он знал и боялся...
   Кто они? Сергей закрыл глаза и попробовал представить себе этих людей,
но подсознание рисовало только какие-то жуткие темные силуэты... Челищев
вздохнул и снял телефонную трубку.
   - Степа, привет, это Сергей Челищев... Да, спасибо... Давненько мы с
тобой книжки не смотрели... Давай сегодня в 18.00, на обычном месте...
Лады!
   Сергей звонил Степе Маркову, оперу из ОРБ. Марков учился на юрфаке
двумя курсами позже Челищева. Нельзя сказать, чтобы они были большими
приятелями, но знали друг друга хорошо. Они поддерживали взаимовыгодный
контакт, изредка обмениваясь информацией. Пару раз Челищев кое-что
подсказал Маркову. Один раз это "кое-что" спасло Степу от неприятности.
Они встречались обычно у Финляндского вокзала, на книжных развалах. В
принципе, особой необходимости в такой конспирации не было, но руководство
каждого правоохранительного органа не особенно приветствует тесные
внеслужебные контакты с людьми из другого ведомства. В каждой избушке есть
не только свои погремушки, но и свои маленькие и большие тайны, которые
вовсе ни к чему выносить из этих самых избушек. Поэтому Челищев и Марков
встречались на книжных развалах как шпионы и постоянно шутили по этому
поводу, понимая, что в каждой шутке - только доля шутки...
   - Степа, мне нужно полностью прокинуть одного покойника. Убиенный был
бандитом, из молодых. Как раз по вашему ведомству,- говорил Челищев
Маркову,- разглядывавшему томик Чейза.- Мне нужно знать, из какой он
группировки, кто там над ним стоял, ну и все такое прочее - как можно
подробнее...
   Марков оторвался от Чейза и посмотрел на Челищева.
   - А покойничек питерский был?
   - В том-то и дело, что нет... Из приехавших за счастьем. Притом недавно
приехавших.
   Степан скривил нос и с сомнением покачал головой.
   - Да, я понимаю, что вы не волшебники... Но вдруг? Это мне лично надо.
   Очень! Марков вздохнул и прищурился:
   - Разве что только для тебя!.. Попробую что-нибудь!
   - Лады! Заметано! Заранее благодарю. Только пробуй, если можно,
побыстрее... Я боюсь, и так времени слишком много потеряно...
   * * *
   Прошло еще несколько дней, и однажды после обеда к Сергею в кабинет
заглянула баба Дуся, которая стрельнула у Челищева сигаретку и,
затянувшись дымом, сказала:
   - Машка-то Плоткина - дело в архив отписывает...
   - Какое дело? - не сразу понял Сергей.
   Баба Дуся вздохнула, покачала головой и ушла.
   Сергей, конечно, уже понял, что в архив списывают дело об убийстве
Челищевых - как раскрытое. Убийца - Касатонов - был пойман, вину признал и
погиб во время попытки к бегству. А расхождения в его показаниях с данными
экспертизы? Кто с этим будет возиться, кто обратит на это внимание?
   Понимая все это, Челищев все-таки пошел к Плоткиной.
   Мария Сергеевна что-то писала и радостно, по-доброму заулыбалась Сергею.
   - Заходите, Сереженька, садитесь...
   Садиться Челищев не стал. С иронией посмотрев на Плоткину, он зло
спросил:
   - В архив, значит? - и кивнул на нетолстую папку.
   - А что? Дело раскрытое, ясное... Есть, конечно, кое-какие огрехи, но -
где их нет?
   - Угу... Раскрытое, значит... А можно мне дело полистать немного?! -
протянул было руку к папке Сергей, но Плоткина накрыла ее своей рукой.
   - Сергей Александрович, я понимаю, погибли близкие вам люди... Когда
могла, я шла вам навстречу... Ничего хорошего из этого, как видно, не
вышло... Я позволила вам быть на эксперименте - а ведь это после вашего
прихода Касатонов вдруг решился на побег...
   - Что?! - оторопел Челищев. А Плоткина вдруг посмотрела на него
холодно, без всякой пенсионной доброты в глазах:
   - Вам что-то не нравится, Сергей Александрович?
   Сергей постоял немного, дергая щекой, и кивнул:
   - Да, Мария Сергеевна. Мне все не нравится!
   И шарахнул дверью кабинета Плоткиной.
   * * *
   Вызов к Прохоренко не заставил себя долго ждать. К Челищеву прибежала
взволнованная Воронина и, испуганно тараща круглые глаза, пролепетала:
   - Сережа, тебя к шефу... - Юля понизила голос и добавила: - Злой, как
черт!
   Ты что, натворил что-нибудь?
   Сергей смял окурок в пепельнице и буркнул:
   - Нет, только собираюсь натворить... Сейчас буду.
   Николай Степанович разгуливал по своему кабинету со скоростью, явно
превышающей скорость его обычно плавной степенной походки. Руки Челищеву
на этот раз он не подал и сесть не предложил.
   Челищев молчал, предпочитая, чтобы разговор начал Прохоренко. "Ишь ты,
какие мы сердитые-то... Ну давай, Козявочник, начинай меня прорабатывать.
С чего начнешь? Не иначе как со сторожа-упокойничка..." - усмехнулся про
себя Сергей.
   - Сергей Александрович! - словно угадав его мысли, развернулся к
Челищеву Прохоренко.- Что у вас со сторожем "Кристы"? Почему затягиваете?
Вам по срокам уже давно пора на 201-ю выходить, но вы, видимо, заняты
более важными делами, и на вашу непосредственную работу времени не
остается...
   Мне непонятно, почему вы занимаетесь личными вопросами в ущерб
служебным?!
   Челищев, подавляя поднимающееся раздражение, ответил;
   - Я не личными делами занимаюсь...
   Но Прохоренко, поднимая тон, перебил его:
   - Вы не в частной лавочке работаете, Челищев! Если вам частным сыском
заниматься хочется - пожалуйста, никто не держит! Лицензию получайте - и
вперед! Но и тогда вам никто не даст права оскорблять наших заслуженных
работников. Мария Сергеевна не заслужила хамства от вас, который вдвое
младше нее по возрасту! Да она в прокуратуре работала, когда вас еще на
свете не было! Плоткина душой за дело болеет, и мы никому не позволим так
с ней обращаться!
   - "Так" - это как? - спросил Челищев, но Прохоренко продолжал свою
гневную речь, не обратив на реплику Сергея никакого внимания.
   - Впрочем, вы не только с нашими сотрудниками конфликтуете, но и
оскорбляете представителей других ведомств, поднадзорных нам, что вдвойне
безнравственно.
   - Кого это я оскорбляю?
   - Чернов, которого вы незаслуженно облили грязью, прилюдно причем, с
отличием закончил школу милиции, этот офицер на хорошем счету, и вам никто
не...
   Кровь бросилась в голову Сергею, когда он вспомнил жалкое лицо Чернова,
ковылявшего с пистолетом к остывающему телу Касатонова... Уже не очень
отдавая себе отчет в последствиях, Челищев хрипло спросил, как выплюнул:
   - Что с делом Челищевых делать будете? В архив прятать?!
   Николай Степанович словно поперхнулся, побагровел и рявкнул:
   - Вы забываетесь, Челищев! Сергей сдавленным голосом, чтобы не заорать
от ненависти и злобы, прохрипел-прокаркал:
   - Это вы, похоже, давно забыли, где работаете и для чего...
   Прохоренко был уже не багрового, а какого-то нехорошего синеватого
цвета:.
   - Ах ты... щенок! Не хочешь работать - никто не держит... Клади
удостоверение на стол - и куда угодно!
   Челищев внезапно успокоился и с интересом посмотрел на Прохоренко:
   - А что это вы так занервничали, Николай Степанович? На "ты" перешли...
Это у вас в Воронеже так принято?!
   - Вон!!! - заорал Прохоренко и, тыча пальцем в стол, задыхаясь,
прохрипел:
   - Удостоверение...
   Челищев молча достал удостоверение, раскрыл его и, завернув
"блинчиком", швырнул на прокурорский стол. Потом развернулся и, уже стоя к
Прохоренко спиной, услышал:
   - Готовь дела к сдаче!
   Совершенно спокойно Челищев вернулся к столу Николая Степановича,
достал ключи от сейфа и аккуратно, не звякая, положил их на полированную
поверхность.
   Неслышно ступая по ковровой дорожке, Челищев дошел до двери, открыл ее,
не взглянув на прокурора, аккуратно, без стука прикрыл и, не глядя на Юлю
в приемной, с ужасом смотревшую на него, пошел к себе в кабинет...
   * * *
   Увольнение много времени не заняло. За те несколько дней, пока Челищев
сдавал дела, подписывал "бегунок" и расписывался в бухгалтерии, вокруг
него образовался вакуум, как будто он заболел проказой. Как назло, не было
даже Андрея Румянцева, уехавшего в Генеральную прокуратуру "пропихивать"
дело о коррупции в мэрии. Звенящая пустота поселилась у Сергея в душе. Он
ни о чем не жалел, но ему было, конечно, плохо, муторно.
   Собрав вещи, он сидел в своем кабинете, прощаясь с ним, понимая, что
уходит навсегда.
   - Здравствуй, Сережа,- в кабинет вошла баба Дуся.- Собрался?
   - Заходи, баб Дусь,- обрадовался Челищев.- Посошок со мной примешь?
   - Наливай, с хорошим человеком грех не выпить...
   Челищев налил по полстакана из начатой бутылки "Распутина".
   Выпили молча, не чокаясь, как на поминках. Сергей сразу же разлил по
стаканам остатки водки.
   - Переживаешь? - спросила баба Дуся.
   - Да как тебе сказать... - поднял глаза Челищев и осекся.
   Морщины у бабы Дуси разгладились, нелепый голубой платочек упал на
плечи, обнажив густые седые волосы... На стуле сидела не уборщица, а
интеллигентная, мудрая женщина со скорбными, умными глазами.
   - Не переживай, Сергей Александрович... Уходишь, и правильно делаешь...
Еще бы немного здесь поработал, и перемололи бы тебя, как меня в свое
время...
   Баба Дуся выпила водку легко и красиво и четкими, уверенными движениями
взяла сигарету...
   - Я ведь не всю жизнь была "бабой Дусей" - уборщицей-алкоголичкой...
   Карьера у меня была совсем другая... "Важняком" закончила... "Важняка"
за дело банды Толстопятова получила, в Ростове тогда сводная бригада
работала... Красивое раскрытие было, Сереженька.
   Челищев что-то смутно стал припоминать, удивленно глядя на сидевшую
перед ним незнакомую женщину.
   - А сломали меня уже потом, на "луковом деле"... Про него ты, конечно,
слышал... Много народу через него прошло, много навсегда успокоилось...
   Братья Седюки завязаны там тоже были, но ушли, не успели мы...
   Про "луковое дело" Челищев слышал. Следаки постарше, подвыпив, иногда
рассказывали какие-то невероятные истории, что в начале 80-х ковырнула
питерская прокуратура по-настоящему "торговую мафию"... Тогда был большой
дефицит лука, а по всем отчетам прошли сведения, что урожай лука пропал.
На самом деле он был собран, но несколько эшелонов с луком исчезло. А
потом партии репчатого лука стали вдруг появляться на рынках... Дело тогда
замяли, потому что ниточки шли уже к очень крутым и серьезным людям.
   - Не знаю, чего мне тогда не хватало. Умная ведь была уже, битая и
стреляная. Меня сначала к ордену представили, когда дело еще только
начиналось... Мне бы понять намек, да, видно, гордыня обуяла... Потом -
автокатастрофа, какой-то пьяный водитель грузовика буквально растоптал
нашу дежурную "Волгу"... Водителя того потом нашли повесившимся... Пока в
больнице лежала - два раза "случайно" капельница у меня обрывалась,
выкарабкалась чудом... Муж ушел... Потом - мне уже выписываться - сын,
Алеша мой, в колхозе утонул... На картошке они были студентами. Он на курс
старше тебя учился...
   Пораженный Челищев вспомнил эту историю, они только поступили, и весь
юрфак гудел про эту смерть, и вспомнил он даже фотографию в траурной рамке
с объявлением о дне похорон - она висела на доске расписаний.
   - Из прокуратуры я, конечно, ушла... Помыкалась немного юрисконсультом
"Ленвторсырья", дошла до ручки - Галка-помойка меня на работу устраивала!
   Потом - пенсия... Дома сидеть не смогла, устроилась сюда вот
уборщицей...
   Меня тут многие помнят, только вид делают, что не узнают. Да мне и не
надо.
   Мне вообще уже мало что нужно в жизни...
   Сергей смотрел на бабу Дусю и не мог поверить в то, что у старенькой
уборщицы, оказывается, была такая страшная судьба.
   - Так что беги отсюда, Сереженька, пока тебя не пережевали и не
выплюнули.
   А ведь начали уже...
   Водка, огромное нервное напряжение последних дней и страшноватый
рассказ бабы Дуси сломали ледяную корку внутри. Взяв старую женщину за
руку, он неожиданно для себя самого затрясся в рыданиях, выплескивая в
теплую сильную ладонь свою боль, обиду, отчаяние и злость...
   - Ничего, ничего, Сергей Саныч,- говорила баба Дуся, гладя его по
волосам.- Все будет хорошо. Ты парень сильный и до конца еще нашей
системой не изломанный... Оправишься, отойдешь... С горячки только
глупостей не натвори... Один ты ничего не сможешь. Думай и не забывай
оглядываться, считай на ход вперед.
   - Я считаю,- как обиженный ребенок буркнул в ладонь бабы Дуси Челищев,
но та не дала ему поднять голову, продолжая гладить его по волосам.
   - Ничего ты пока не считаешь... Считал бы, не стал бы Юльку Воронину
трахать, шлюху валютную... - Челищев дернулся, но сильная рука не дала его
голове подняться.- Молчи и слушай, сынок... Прохоренко Юльку никому просто
так не отдаст, а сама она слишком крепко у него на "кукане" сидит, чтобы
самодеятельность себе позволить... Ты не знаешь, из какого дерьма он ее
вытащил... Вытащил - но в любой момент обратно толкнуть может. Они с
Никодимовым ее только под самых нужных людей подкладывали, под таких
милицейских начальников, по сравнению с которыми ты просто мальчик...
   Видно, и от тебя что-то срочно потребовалось... Или могло
потребоваться...
   Считай, что родители твои своей смертью тебя из-под чего-то вывели,
карты им смешали... Ты лежи, лежи, глаза закрой, расслабься, со мной
можно, с другими нельзя... Куда уходишь-то?
   - В адвокатуру ткнусь,- сквозь навалившуюся с непонятной силой дрему
пробормотал Челищев.
   - В адвокатуру, значит,- доносился до него уплывающий голос бабы Дуси.-
Не сдался, значит, с другого конца зайти хочешь... Тебя с твоей репутацией
в адвокатуру-то могут и не взять.
   - Возьмут! - прошептал Челищев, засыпая.
   - Может, и возьмут,- согласилась баба Дуся, рассеянно продолжая гладить
Сергея по голове,- а не возьмут сразу, может, и я чем-нибудь тебе помогу.
   Передо мной в областной у кое-кого должки остались... Может, и пришла
пора их отдавать...
   Этого Челищев уже не слышал. Он уснул, и ему приснилась дорога в степи,
уходящая за горизонт... Жарко, пить хочется Сергею, знает он, что за его
спиной дом стоит, можно оглянуться, зайти в хату, воды попить, лечь
отдохнуть, но словно голос какой-то в уши шепчет: "Не оглядывайся, не
оборачивайся". Послушался Сергей голоса, пошел по дороге, не оборачиваясь,
далеко ушел, потом на холм поднялся, где как раз дорога поворачивала,
глянул назад, где дом стоял, откуда он на дорогу ступил,- а нет там дома,
пепелище черное, тени какие-то серые движутся словно за Сергеем в погоню
кинуться хотят, Крикнул Челищев, побежал, но споткнулся и упал, с холма
вниз покатился...
   Челищев со стоном поднялся с пола. Во сне он упал со стула, сидя на
котором уснул. Сколько он проспал? Челищев глянул на часы и удивился -
всего-то полчаса, а выспался так, будто ночь целую без задних ног дрых.
Вот только в горле у Сергея было суховато после водки, но голова была на
удивление ясной. Его взгляд упал на полную бутылку минеральной воды,
стоявшей на какой-то записке.
   Челищев сковырнул пробку о край стола и жадно глотал минералку, пока не
выпил всю бутылку. Потом Сергей закурил и взял записку со стола. На клочке
бумаги были написаны семь цифр и слово: "Позвони".
   - Молодец, баба Дуся, спасибо. Позвоню обязательно,- пробормотал
Челищев, пряча записку в карман. Потом он погасил в пепельнице сигарету,
поднял сумку, огляделся в последний раз и, тряхнув волосами, вышел из
кабинета...
   Сергей думал, что покидает прокуратуру навсегда...


   Часть II. Адвокат

   Удостоверение адвоката Челищев получил довольно быстро. Шеф областной
коллегии адвокатов Семен Борисович Ланкин, конечно, не был сильно
обрадован визитом Сергея и просьбой взять его на работу.
   - Не знаю, что и сказать вам, Сергей Александрович... - Ланкин
растерянно бродил по кабинету, потирая холеные ладошки.- Согласитесь, с
вашей репутацией - в адвокаты... Просто не знаю...
   Репутация у Челищева в адвокатских кругах была действительно аховая.
   Адвокатов он не любил, не "договаривался" и вообще вел себя так, что
быстро заработал себе не характерную для работников прокуратуры кличку
"мент". Был бы на месте Ланкина другой человек - Челищев, возможно, просто
не стал бы тратить время на бессмысленное обивание порогов. Но за Семеном
Борисовичем был должок. Лет пять назад, когда Ланкин еще не возглавлял
адвокатуру, Челищев на подсадке [Подсадка - ситуация, когда из-за
недостатка помещений в одной комнате оказываются несколько адвокатов со
своими подследственными (жарг.)] в "Крестах" во время одного допроса стал
случайным свидетелем того, как Ланкин передал ширево своему клиенту.
Клиента потом ошмонали контролеры, и Ланкину было бы очень плохо, если бы
Челищев дал на него показания. Сергей этого делать не стал, пожалев
смертельно перепуганного респектабельного адвоката. Ланкин, правда, тогда
вроде как "отдарился", прислав без письма Челищеву огромную бутылку
дорогущего коньяка "Армения", который Сергеем был немедленно выпит с
большим энтузиазмом в компании с Андреем Румянцевым. Однако Сергей
справедливо полагал, что коньяк и возможный срок - вещи малосопоставимые,
хотя бы по временному фактору воздействия на человеческий организм.
   И вот теперь Семен Борисович, ломая ручки, метался по кабинету, пытаясь
разрешить чудовищную дилемму: взять "мента" в свой корпоративный и
закрытый от случайных людей "междусобойчик" или расписаться в том, что он,
Семен Борисович Ланкин, неблагодарная, не помнящая добра свинья.
   - Просто не знаю, как вы сможете... э-э... влиться в коллектив... Вы
меня, надеюсь, понимаете... Согласитесь, ваши э-э... совсем недавние
взгляды и даже некоторые... э-э... поступки носили характер... э-э...
юридического экстремизма... Вы меня понимаете?
   Челищев все прекрасно понимал. Месяца три назад некий коллега Семена
Борисовича настолько достал Сергея своей неугомонной активностью по
выискиванию малейших нарушений формальностей в деле и опротестовыванием
буквально каждого шага следствия, что Челищев однажды не выдержал и без
свидетелей послал адвоката на три русские буквы, назвав еще при этом
защитника "пидором"...
   - К тому же я не уверен, что у нас для вас найдутся... э-э... клиенты,
достойные вашей... э-э... бесспорно высокой юридической квалификации... Вы
же не захотите браться за такие дела, как, например, кража колес из
"Запорожца"...
   - Захочу,- перебил Панкина Сергей.- Отчего же... Я как раз считаю, что
начинать всегда нужно с малого... Опыта набраться, поучиться... Да,
кстати, Семен Борисович, меня просила с оказией передать вам привет
Евдокия Андреевна Кузнецова...
   Ланкин дернулся и побледнел так, как будто вместо Сергея увидел перед
собой вырвавшегося из ада вурдалака.
   - Она... жива?!
   - Да, вполне.- Сергей вежливо улыбнулся, а потом буквально повторил
фразу, которую заставила его выучить наизусть баба Дуся:
   - Она часто вас вспоминает и бережно хранит ваши письма, которые ей
очень дороги...
   Ланкин рухнул в кресло и долго молчал, с ужасом глядя на Сергея. Потом
он несколько раз судорожно вздохнул и наконец сказал:
   - Спасибо... Я очень хорошо помню Евдокию Андреевну... Поклон ей от
меня...
   А что касается вас - ну что же, давайте попробуем... Я думаю, что смогу
убедить коллег... В конце концов, времена меняются, и мы меняемся вместе с
ними...
   * * *
   Вот так Сергей стал адвокатом, осуществив тем самым заветную мечту
своей мамы. К сожалению, возрадоваться Марина Ильинична могла теперь разве
что на небесах, в существование которых Сергей не очень верил...
   Отношения с новыми коллегами у Челищева, конечно, не сложились. Он был
для них чужаком, ментом, с непонятной целью влезшим в их вотчину, на их
территорию. Да Сергей и сам не стремился завязывать дружеские отношения с
коллегами. Ему нужны были серьезные клиенты, завоевав доверие которых
Челищев надеялся продвинуться к разгадке страшной смерти своих родителей.
   Но проработав в адвокатуре пару месяцев, Сергей понял, что его
первоначальный план был по меньшей мере наивен. Никто не подпускал его к
клиентам из числа серьезных городских "мафиози", имевших своих постоянных,
проверенных адвокатов. На Челищева в адвокатуре сваливали всевозможное
мелкоуголовное дерьмо, которое занимало уйму времени, не давая взамен ни
морального, ни материального удовлетворения. За два месяца Челищев не
продвинулся в своем частном расследовании ни на сантиметр. А тут еще и
Степу Маркова откомандировали в Москву на учебу.
   Вечерами Сергей иногда встречался с Андрюхой Румянцевым, который
рассказывал ему последние прокуратурские новости. Но встречи эти
становились все реже, потому что общих тем у недавних коллег и соратников
было все меньше и меньше. К тому же Сергей быстро понял что Андрей, не
говоря об этом открыто был вовсе не в восторге от поддержания отношений с
тем, кто в прокуратуре предан анафеме.
   Оставаясь ночью один в пустой квартире, Сергей мучился от бессонницы,
смоля в темноте сигарету за сигаретой, с трудом подавляя настойчивое
желание выпить...
   Так продолжалось до середины ноября, и Челищев все чаще задавал себе
вопрос: "Зачем?" Вопрос был глобальным и жутковатым: зачем он ушел из
прокуратуры, зачем пришел в адвокатуру и вообще зачем все это продолжать?..
   Однажды во второй половине дня, мучая себя бесконечными "зачем",
Челищев поплелся в "Кресты" на встречу с очередным клиентом -
придурком-слесарем, который на общей пьянке трахнул жену приятеля, а когда
та, увидев очухавшегося от портвейна мужа, заорала: "Насилуют!",
неожиданно проломил рогатому дружку голову бутылкой. Предыдущий разговор
со слесарем чуть не свел Челищева с ума, потому что "насильник" мыслил с
трудом, постоянно хватал Сергея за рукав и возмущенно повторял:
   - Не, а че они, как эти?..
   С тоской ожидая клиента, Челищев медленно прогуливаются взад-вперед по
допросному коридору "Крестов". Из третьей по правой стене комнаты для
допросов тетка-контролер вывела здоровенного парня в длинной кожаной
куртке. Его чуть ссутуленная спина и коротко стриженный затылок вдруг
что-то напомнили Сергею, заставив его сделать шаг вперед. Все еще не
узнавая конвоируемого, Челищев тем не менее почувствовал, как сердце
лихорадочно заколотилось о ребра, выплеснув в кровь огромное количество
адреналина. Ладони у Сергея стали влажными, и в этот момент стриженый
оглянулся... Когда их глаза встретились, Челищеву показалось, что сердце у
него остановилось, потому что на него смотрел своими зеленоватыми глазами
Олег Званцев... Казалось, все замерло в тюрьме, как в заколдованном
царстве, время остановилось, а Сергей и Олег все смотрели не отрываясь
друг на друга. Некрасивая контролерша подтолкнула Олега в спину, открыла
стакан [Стакан - камера (жарг.)] и лязгнула замком. Время, остановившееся
мгновение назад, вдруг понеслось с чудовищной быстротой, обгоняя обрывки
мыслей, метавшихся в мозгу Челищева.
   "Не может быть... Афган... Он погиб там восемь лет назад... Но это
точно он... Олежка... И он меня тоже узнал... Афган... Не может быть...
Почему он в тюрьме?"
   Контролерша отошла к дежурке, и Сергей, пытаясь не ускорять шаг,
подошел к "стакану", в котором, скорчившись, сидел стриженый... Челищев
заглянул в окошечко и снова встретился глазами с Олегом... Да, это был он,
изменившийся, с огрубевшими чертами лица и похолодевшими глазами, но он,
Олежка Званцев, лучший друг, которого Челищев потерял восемь лет назад,
оплакал и которого он до сих пор иногда видел во снах, потому что второго
такого друга Сергей так и не встретил.
   - Здорово, Серега! - голос Олега доносился из стакана глухо, словно из
могилы, как подумалось Челищеву, которому казалось, что он снова видит
какой-то странный сон.
   - Олежка... Ты жив?! - прошептал Челищев пересохшими губами. Званцев
скорее прочитал вопрос по губам, чем услышал, и угрюмо хмыкнул:
   - Живой, как видишь!
   Олег поморщился, словно от сдерживаемой боли, и на мгновение прикрыл
глаза...
   * * *
   ...Возможно, если бы тогда, осенью 1984 года в Баграме, младший сержант
345-го полка ВДВ Званцев не пошел на боевые вместе со своей ротой
глубинной разведки - все бы в его жизни сложилось иначе... А, может быть,
и нет, да и что толку гадать: "Что было бы, если бы я не..." Званцеву до
дембеля оставался месяц, и, в принципе, он мог бы отказаться от боевых,
никто бы его не осудил, дембеля имели свои негласные преимущества,
признаваемые почти безоговорочно всеми в "сороковой" [Сороковая - 40-я
армия, она же - "ограниченный контингент советских Вооруженных сил в
Афганистане"] - и солдатами, и офицерами...
   Но отказаться от крайних (в Афгане избегали прилагательного "последних")
   боевых было все-таки негоже... К тому же Гриша Ураков, также
готовившийся к дембелю москвич, корешок Званцева, привел самый
труднооспоримый довод:
   - Слышь, бача [Бача - парень (на языке дари).], пока до Асадабада
дойдем, бакшиш подсобираем, дуканы потрясем... Чтоб не пустыми уходить в
Союз...
   Слышь, Адвокат?
   Адвокатом Званцева прозвали за его два курса юрфака. Олег сначала
заводился на эту кличку, а потом привык, потому что клички были почти у
всех, и "Адвокат" была еще не самая плохая...
   Полтора года в Афганистане сильно изменили Олега. Кровь, жестокость,
гипертрофированная грубость человеческих отношений на войне и чудовищная
бессмысленность происходящего не сломали Званцева, но словно заморозили
его. Романтика "интернационализма" вылетела из головы в первый же месяц,
после первого же сопровождения колонны по Салангу. Дальше все пошло еще
быстрее: альтернатива была проста - либо принять жестокие и страшные
законы войны, либо свихнуться или погибнуть. Слабонервные и добренькие
гибли первыми. Званцев хотел вернуться.
   Первый "дух", которого Олег замочил лично, словно отрезал Званцева от
тех, кто остался в Союзе. То есть Олег, конечно, вспоминал и Сергея, и
Катю, но они стремительно отдалялись от него. Катя вообще была неизвестно
где, известно только, что устроилась она сытно со своим мужиком. Сергей...
Через три месяца в Афгане Челищев казался Званцеву наивным ребенком, как и
тот Олежка Званцев, который учился миллион лет назад на юрфаке.
   Олег писал в Союз редко, потому что письма все равно слишком часто не
доходили - либо из-за цензуры, либо просто из-за раздолбайства почты. Уйдя
в армию из-за презрительно брошенного Катериной слова "сопляки", Олег
считал, что стал в Афгане мужиком. Среди своих братков он был в уважухе.
   Стараясь не вспоминать о Кате, он все равно постоянно думал о ней, и
мысли эти теперь были грубыми, животными. Олег скрипел зубами по ночам,
думая о том, каким дураком он был тогда в Союзе. Права была Катька,
сопляками они были с Серегой. Надо было хватать Катерину и держать крепко,
а не ахи-охи разводить... А может быть, она ждала того, что ее схватит не
он, а Серега?
   "Ничего, вернемся - разберемся",- как молитву, каждую ночь шептал
Званцев, засыпая...
   До Асадабада Званцев не дошел. На переходе от Баграма к Кабулу Олег
почувствовал себя плохо. Он крепился, надеялся, что все пройдет. На
полдороге до Джелалабада БМП [БМП - батальон механизированной пехоты (так
написано у автора, мой же опыт службы в армии говорит, что аббревиатура
БМП всё-таки расшифровывается как "боевая машина пехоты" - Sergius)]
Званцева, ушедший чуть в сторону от основной трассы в боевое охранение,
подорвался на противотанковой мине. Серьезно никто не пострадал, Олега
скинуло с брони и, видимо, слегка контузило... Контузия была совсем
легкая, и все бы обошлось, если бы желтуха уже не схватила его...
   Они еще не дошли до Джелалабада, когда Званцев почувствовал, что ему
просто кранты...
   Взводный угрюмо выслушал Олега, выматерился и без особой надежды в
голосе спросил:
   - А курить можешь?
   - Нет... Тошнит все время... Херово...
   - А моча как?
   Олег без слов махнул рукой.
   - Понятно... И повезло же тебе... Ладно, давай к ротному, бери
направление...
   В джелалабадском медсанбате Званцева не приняли, потому что мест там не
было совсем. Медсанбат был забит ранеными, которые лежали просто под
открытым небом. Из Кабула ждали две "вертушки", которые должны были
забрать партию тяжелых в кабульский госпиталь.
   К этой партии причислили и Олега, который держался уже просто из
последних сил, балансируя на грани забытья...
   Под вечер пришли "вертушки". Не глуша двигателей, выскочившие экипажи
стали матюками подгонять погрузку.
   Младший сержант Званцев был вписан в посадочный лист второго борта и
ждал, пока загрузят тяжелых, борясь с подступающей дурнотой.
   Из первой "вертушки" выскочил летчик, что-то заорал санитарам, потом
подскочил к Званцеву и рявкнул;
   - Что стоишь, кенар?! Помоги носилки закинуть!
   Олег, шатаясь, помог санитарам впихнуть носилки с изуродованным
человеческим телом в чрево "вертушки" и хотел вернуться к своему борту.
   - Куда? - заорал летчик.- Живо влезай, бача!
   - Да я, вроде, на тот записан... - слабо пытался возразить Званцев.
   - Да какая разница! В Кабул? В госпиталь? Ну и влезай живо, там потом
разберемся!..
   Олег нырнул в вертолет и взлета уже не помнил, потеряв сознание...
Через минуту взлетела и вторая машина, взяв курс на Кабул.
   Вылетевшая из зеленки, сплошняком окружавшей Джелалабад, очередь из ДШК
прошила второй вертолет, который закружился в воздухе и почти отвесно упал
среди садов, мгновенно вспыхнув. От экипажа и пассажиров не осталось почти
ничего. Утром следующего дня по посадочному листу второй "вертушки"
   сведения о погибших пошли в их части. Перед боевыми писаря во всех
штабах торопились, делали все быстро, ожидая наплыва работы после
операции, поэтому похоронка на младшего сержанта Званцева пришла в
Ленинград почти мгновенно. Ничего этого Олег не знал, мечась в бреду на
койке кабульского госпиталя. Он провалялся в госпитале чуть больше четырех
недель, постепенно выныривая к жизни. Званцев ослаб и высох, и только
взгляд у него набрал еще большую силу, оказывая на людей почти
гипнотическое воздействие. Олег мог бы задержаться в госпитале и дольше,
за него держала "мазу" медсестра, любовница главного хирурга, которой
Званцев непонятным образом сильно приглянулся и которая так от Олега
ничего и не добилась. Но Званцев спешил в Союз.
   До Баграма Олег добрался попутками, торопясь навстречу своему дембелю.
   Новости в родном полку были малоутешительными: на боевых под Асадабадом
рота Званцева понесла большие потери убитыми и ранеными. Взводный, увидев
Олега, покачал головой и перекрестился.
   - Ни хрена себе, ты даешь, бача... На тебя в Союз похоронка пошла... В
твоей же "вертушке" все погибли..
   - Я в первую сел, случайно получилось.
   - Ну-ну,- старлей покачал головой.- Давай, Адвокат, двигай к ротному...
   Выяснения обстоятельств "гибели" и "воскрешения" младшего сержанта
Званцев заняли несколько дней. Стискивая зубы, три вечера подряд Олег
отвечал на повторяющиеся выматывающие вопросы особиста, подозревавшего
Званцева неизвестно в чем.
   А еще через день получил младший сержант Званцев письмо из Ленинграда
от Серафимы Ивановны, своей бабушки.
   "Внучек мой дорогой, Олеженька! Как ты там, мальчик мой родной,
ненаглядный? Как ты себя чувствуешь, что с тобой? Две недели назад
принесли мне из военкомата письмо, где пишут, что ты погиб, но я в это не
верю, потому что сердце мне говорит, что ты живой, просто что-то с тобой
случилось. Олеженька ненаглядный мой, я ни минуточки не верю, что тебя
больше нет, потому что Бог не мог допустить этого, ты ведь всегда был
таким хорошим мальчиком, и Он не мог позволить такое, и меня Ему
наказывать тоже так страшно не за что, я уж думала, что все свои грехи
искупила, когда Он забрал у меня Андрюшу и Лену, твоих родителей, хотя и
не было у меня таких грехов...
   Заходил ко мне несколько раз Сереженька Челищев, он очень переживает,
и, наверное, он твой очень хороший друг, а я всегда его считала хорошим
мальчиком и очень любила, но я попросила его не приходить ко мне больше,
не бередить сердце мне, потому что он утешает меня за то, что тебя убили,
а я в это не верю, но ему про это не говорю, чтобы он не подумал, что я
выжила из ума... Про Катеньку Шмелеву я ничего не знаю и очень
расстраиваюсь, что ты никак не можешь выкинуть ее из головы. Олеженька,
родной мой мальчик, я тебя очень жду и пишу тебе, потому что думаю, что
письмо мое прочитает Бог, и Он поможет тебе выйти из беды, в которую ты
попал. Вот только сил у меня остается все меньше, и каждую ночь я вижу во
сне Андрюшу и Леночку, твоих папу и маму. Они такие молодые и красивые, и
Андрюша очень похож на тебя.
   Они зовут меня к себе, и каждую ночь я подхожу к ним все ближе, а тебя
рядом с ними нет, поэтому я и не верю, что ты погиб.
   Внучек мой единственный, прости меня, если я тебя не дождусь и уйду к
Андрюше и Леночке. Но даже если так случится, пусть с тобой останется моя
любовь, золотой мой внучек, и мое благословение. Обнимаю тебя крепко и
целую, где бы ты ни был, деточка моя ненаглядная.
   Твоя бабушка".
   Олег читал письмо у столовой, лицо у него было каменное, и только руки
тряслись все сильней и сильней. Подошедший взводный положил руку Званцеву
на плечо и присел рядом. Вот тут Олега вдруг прорвало, и он заплакал,
уткнувшись старлею в пропыленное плечо. Слезы, прорвавшиеся сквозь ледяную
кору, сковавшую душу Званцева в Афганистане, вдруг вернули ему что-то из
ушедшего навсегда прошлого.
   Взводный обнял Олега и дрогнувшим голосом сказал:
   - Ну ты что, Адвокат?! Давай, не психуй!. Молодые могут увидеть! Слышь,
бача, все путем, все ништяк... Для тебя война кончилась. Приедешь домой,
обнимешь свою бабушку...
   Званцев вытер глаза и достал пачку "Примы". Закурил, сплюнул крошки
табака и сказал глухо:
   - Не обниму уже... Умерла она... Дней пять назад.
   Взводный глянул на Олега без удивления. В Афгане часто люди могли вдруг
почувствовать смерть - и свою, и чужую, потому что война - пограничная
зона между страной живых и страной мертвых.
   Они молча покурили, а потом взводный сказал:
   - Документы твои на дембель уже готовы. Получай с утра в штабе и давай
в Кабул, у мотострелков колонна пойдет... Письма не забудь собрать...
Будь, браток...
   Взводный встал, вынул из кармана десятку и сунул ее Званцеву в
нагрудный карман гимнастерки.
   - На дорогу, пригодится...
   Братва по-быстрому собрала Олегу шмоток и "пайсы" на дорогу, потому что
его собственный дембельский набор поделили между собой дембеля из призыва
Олега, ушедшие в Кабул за неделю до его возвращения. Подарили Званцеву
джинсовую рубашку, джинсы, кроссовки и "дипломат" за пятьдесят пять чеков,
купленные в "чипке" [Чипок - солдатский магазин]. На этот "дипломат"
   прилепили неизвестно где взятую круглую наклейку со шпилем
Адмиралтейства, увидев которую, Олег снова чуть не прослезился, потому
что, вспоминая Ленинград, он представлял себе именно Адмиралтейство,
золоченый шпиль, видимый через весь Невский с площади Восстания...
   Наклейка эта принесла Олегу большую удачу, став волшебным
ковром-самолетом, перенесшим Званцева в Россию с нереальной быстротой:
когда он уже летел на Ил-76 из Кабула до ташкентского военного аэродрома
Тузель, вышедший в салон из кабины штурман, глянув на "дипломат" Олега,
спросил его:
   - Ты что, браток, питерский?
   Олег кивнул.
   - Земляк, значит... А где живешь в Ленинграде?
   - На Второй Советской.
   - А я с Охты, Шоссе Революции, знаешь?
   Они поговорили еще минут пять, и штурман ушел. После посадки в Тузеле
штурман подскочил на бетонке к Званцеву и схватил его за рукав.
   - Земляк, через три часа борт на Кубинку пойдет, там тоже один
питерский, я тебя туда устроить могу. Через день домой доберешься... А в
Ташкенте неизвестно сколько просидеть можешь, спекулянты все билеты
поскупали...
   Вот так и оказался уволенный в запас младший сержант Олег Званцев в
начале ноября 1984 года в Москве.
   Билетов на Ленинградском вокзале, конечно, не было, а о том, чтобы
купить их у спекулянтов, не могло быть и речи - денег у Олега было просто
курам на смех... Оставался один только выход - попытаться договориться с
проводниками перед отходом поезда. Времени до вечера было еще полно, и
Званцев отправился гулять по Москве. Большой город ошеломил его после
двухлетнего перерыва, и даже привыкший к многодневным переходам под
палящим солнцем Олег быстро почувствовал усталость. И голод. Очень
хотелось есть.
   Оглядывая с головы до ног встречных девушек (задерживаясь, естественно,
на ножках), Олег неторопливо шел по улице Горького, ища какой-нибудь лоток
с пирожками. Московские женщины, уже надевшие осенние сапоги на высоких
каблуках очень возбуждали. У ресторана "Арагви" продавали заветные пирожки.
   Толстая баба-лоточница в белом фартуке поверх ватника весело крикнула
Олегу:
   - Давай покупай, солдатик,- дам тебе самых горяченьких и свеженьких!
   Олег с голодухи взял сразу семь пирожков и уже запихнул первый почти
целиком в рот, когда услышал вдруг за спиной удивительно знакомый женский
голос:
   - Простите, вас не Олегом зовут? Олег повернулся и чуть не выронил
пирожки из рук. Перед ним стояла Катя.
   Она изменилась. Последний раз Олег ее видел обычной студенткой - очень
красивой, да, но, что называется, "своей девчонкой". Сейчас перед Олегом
стояла красивая молодая женщина, богато одетая, уверенная в себе. Эту
внутреннюю уверенность не могло разрушить даже появившееся в ее глазах
смятение от неожиданной встречи.
   - Олег?.. Ты... что здесь делаешь?
   Званцев с трудом сглотнул застрявший комом в горле пирожок и перевел
дыхание.
   - Да вот, пирожки ем...
   Он со смешной трогательной растерянностью развел руками - словно
маленький ребенок, пойманный матерью при попытке проникнуть в буфет за
конфетами
   - Пирожки?! - У Катерины вдруг затряслись губы, как будто она
собиралась заплакать, но вместо рыданий у нее вырвался сначала один
смешок, потом другой, а потом она стала просто покатываться от смеха.
   Олег сначала смотрел на Катю угрюмо, но потом в лице его что-то
дрогнуло, он неуверенно хохотнул, словно каркнул, пожал плечами, будто
удивляясь самому себе,- и начал хохотать громче и громче. Смех его,
похожий сначала на скрежет давно не смазываемого и не заводимого
проржавевшего механизма, постепенно становился звонким и молодым.
   Вот так они стояли и хохотали, и смотрели друг на друга, и не могли
оторвать взглядов. Прохожие с удивлением оглядывали эту странную хохочущую
пару: шикарная женщина в таком дорогом "прикиде", что не часто можно
увидеть на улице, пусть это и улица Горького в Москве, и загорелый не по
сезону солдат в выгоревшем голубом берете и зеленом бушлате - форме
непонятного покроя.
   Постепенно успокаиваясь, Катя взяла Олега за руку и, задыхаясь,
спросила:
   - Чтo это за форма на тебе? Откуда ты?
   Олег пожал плечами и хмыкнул:
   - Откуда?.. Из-за речки...
   - Из-за какой речки? - не поняла Катя.
   - Из Афгана...
   - Ты... Ты был в Афганистане?!
   Олег кивнул, не зная, куда деть пирожки, которые он, пока хохотал,
стиснул так, что из некоторых выдавился фарш.
   - Та-ак! А ну-ка, пойдем со мной! - не терпящим возражения голосом
скомандовала Катерина и направилась ко входу в "Арагви".
   Олег пытался слабо отказаться:
   - Да меня же не пустят, в форме я...
   Но Катерина только усмехнулась в ответ, решительно постучала в дверь,
что-то шепнула недовольному швейцару на ухо и, взяв Олега за руку,
повлекла его в глубь ресторана.
   Они просидели за столом не один час, расспрашивая друг друга и не
успевая отвечать.
   Олег почти не пил, потому что после желтухи врачи ему строго запретили
это делать, однако и полбокала шампанского хватило, чтобы у него зашумело
в голове.
   - Все, никуда я тебя сегодня не отпущу,- сказала Катерина, вставая
из-за стола.- Вадим в отъезде, будет только через три дня, поедем ко мне,
мы еще даже не поговорили...
   Пока ехали в такси, Званцев думал, что у него остановится сердце. Катя
щебетала о чем-то, но он ее не слышал, пытаясь сдержать нарастающее
возбуждение.
   Катерина между тем ни о чем "таком" вовсе не думала. По крайней мере
впрямую. Может быть, подсознательно что-то где-то и "замыкало", но...
Какие только фокусы не выкидывает наше подсознание... Когда Олег вышел из
душа, закутанный в полотенце, на Кате был яркий шелковый халат с
драконами. Она накрывала стол. Обернувшись к Олегу, заметила татуировку на
предплечье и с любопытством дотронулась до нее пальцами.
   - Что это? Этого раньше не... Договорить она уже не смогла. Олег,
закрыв ей рот губами, с чудовищной силой, так, что хрустнули косточки,
прижал Катерину к себе. Она замычала, забилась, пытаясь упереться руками
Олегу в грудь, но он не обращал на ее сопротивление никакого внимания,
гладя под халатом своей грубой ладонью ее постепенно твердевшие соски...
   Когда он оторвался наконец от ее губ, она уже задыхалась, и её вскрик:
   "Олежка, ты что, не надо!" - получился слабым и неубедительным.
   Званцев быстрым движением завернул подол халата, рванул тонкую ткань
трусиков и развернул Катерину к себе спиной, одновременно чуть наклоняя ее
вперед, Она и охнуть не успела, когда он уже вошел в нее, вернее, ахнула
она как раз после этого, а потом начала постанывать, обмякнув на левой
руке Олега, которой он придерживал ее за грудь...
   Олег кончил через мгновение после нее, кончил прямо внутрь, и Катерина
возмущенно простонала:
   - Ты что же делаешь... Мне же... а-а... нельзя сегодня-а-а... Ой,
мамочка-а-а!
   И она вдруг содрогнулась в еще одном оргазме и, противореча своему
словесному упреку, схватила Олега руками за бедра, втискивая его в глубь
себя...
   Позже оба с трудом могли вспомнить, что происходило во время
нахлынувшего на них безумия: Катерина плачет, упрекает Званцева, а он,
утешая ее, невнятно бормочет, и вот уже неожиданно, с провалом
соединительного звена в цепи событий, Катя глубоко берет в рот его плоть и
снова стонет, но уже от удовольствия, потом рыдания сотрясают Олега, он
говорит про погибших друзей, про смерть страх и ненависть, иссушившие его
душу на которую сейчас ее слезы падали спасительным дождем, а Катя его
утешает целует и снова рыдает у него на груди...
   И оба молчат о Сергее, хоть и хочется им друг друга спросить: "А что с
Челищевым?" Но оба молчат...
   А потом безумие яви перешло в спокойствие сна... Утром Катя тихонечко
встала с кровати и пошла на кухню готовить завтрак. Шепотом она ругала
себя последними словами. Катерина не могла понять того, что с ней
происходило - тело сладко ныло, а на душе было муторно. Жалость к Олегу
перемешивалась с чувством вины.
   В кухню вошел заспанный и умиротворенный Олег, стал говорить какую-то
ерунду про возвращение в Петербург вместе.
   Катя словно обдала его ушатом ледяной воды:
   - А может быть, ты - в Москву? Вадим мог бы помочь тебе устроиться на
неплохую должность, если ты не собираешься продолжать учиться. Можешь
быстро поправить свои дела. Я слышала, что им в министерстве как раз нужен
хороший, проверенный водитель.
   Олег непонимающе мотнул головой и хрипло спросил:
   - Какой водитель? Кто такой Вадим? Катерина, не отвечая, закурила
длинную "More". Затянувшись и выпустив облачко дыма, сощурилась и спокойно
объяснила:
   - Олежка, Вадим - это мой муж. Мы, похоже, немного забыли о нем. А он
есть и будет. То, что было,- это просто накатило на меня. Забудь!
   Сказала, словно отрубила. Долго сидели молча - Катя с длинной изогнутой
"More" в отставленной руке, Олег с мятой "Примой". Гася окурок о край
раковины, Званцев зло усмехнулся:
   - Накатило, значит... Есть и будет... Из жалости, значит, на бедность
подкинуть изволили... И даже в холуи взять готовы?!
   Резко вскочив, так, что упала изящная табуретка, Олег рванулся в
комнату, схватил в охапку свою форму. Катя подалась было за ним, но потом
бессильно опустилась на табуретку и спрятала лицо в ладонях. Оделся
Званцев мгновенно. Проходя мимо кухни, Олег задержался, хотел поймать
Катин взгляд, чтобы бросить ей в лицо что-нибудь презрительное,
грязно-жесткое, но в сгорбившейся за кухонным столом фигуре было столько
отчаяния и боли, что Олег, открыв было рот, осекся. Он никогда не любил
бить лежачих. Постояв немного молча, Званцев негромко сказал:
   - Ладно, Катюха... Как устроюсь - позвоню, номер я списал. На меня зла
не держи, может, я действительно не так что понял... Лихом не поминай! В
общем, пока... - Тяжело оторвавшись от дверного косяка, Званцев подобрал
свой вещмешок и дешевенький "дипломат" и медленно, словно к ногам его были
прикованы гири, побрел прочь. Закрывая тяжелую входную дверь, Олег
услышал, как на кухне зарыдала Катя. Он помедлил еще немного, словно
колебался, не вернуться ли... Но потом тряхнул головой и захлопнул дверь.
Он не знал, что в следующий раз увидит Катю лишь через четыре года.
   До Ленинграда Званцев добрался дневным поездом, уболтав проводника
пустого на две трети сидячего вагона. В Питере уже был глубокий вечер.
Постояв немного на площади Восстания, посмотрев через Невский на
подсвеченный шпиль Адмиралтейства, Олег закурил и пешком пошел на Вторую
Советскую. Он шел тяжелыми шагами и не торопился, потому что думал, что
дома его никто не ждет. Олег ошибался. Подходя к дому, он увидел свет в
окнах своей квартиры.
   Лоб Олега покрылся холодной испариной, он рванулся вперед и, грохоча
сапогами, мгновенно взлетел вверх по лестнице. Руки у него тряслись, пока
он доставал ключи. Пытаясь найти привычную замочную скважину, Олег вдруг
замер. Что-то было не так. Дверь была новая, с дорогой обивкой и
незнакомыми замками. Рукавом бушлата Званцев вытер пот со лба. Несколько
раз глубоко вздохнув и выдохнув, Олег нажал на кнопку звонка. Звонок тоже
был новым, вместо старого, знакомого с детства дребезжания он услышал
какие-то соловьиные трели.
   Дверь долго не открывалась, но вот, наконец, послышалось шарканье
шлепанцев в прихожей, и незнакомый недовольный голос спросил через дверь:
   - Кто там еще?
   Олег смутился, потерялся и неожиданно даже как-то робко и неуверенно
сказал:
   - К Званцевым...
   Дверь приоткрылась через цепочку. В образовавшуюся щель Олег увидел
лысоватого пузатого дядю-хомячка с бульдожьими брылями щек и аккуратным
наливным животиком, выпиравшим из спортивного костюма "Сборная СССР".
   Окинув Званцева презрительно-недовольным взглядом, пузан буркнул:
   - Они тут не живут больше... Старуха померла недели три назад, я даже
деньги на похороны давал, договаривался, чтобы в крематорий ее без очереди
устроить... А сын ее еще раньше в Афганистане погиб...
   Сказав, толстяк счел проблему исчерпанной и хотел было закрыть дверь,
но сапог Олега не дал ему это сделать:
   - Стой!.. Не сын, а внук, внук, понимаешь?! Это я, живой, понимаешь, не
погиб я!..
   Отшатнувшись было в испуге, человек-бульдог, убедившись в том, что
цепочка надежно закреплена, вновь приблизился к щели:
   - Иди отсюда, солдат! Иди по-хорошему... Званцевы все умерли! И
документы есть! А если тебе переночевать негде, приехал, понимаешь, к
сослуживцу - это еще не причина в дверь ломиться... Утром иди в паспортный
стол и разбирайся там, если интересно. А здесь не бузи! А то милицию
вызову!
   Давай, давай, солдат, иди отсюда! У меня семья спит...
   Воспользовавшись оторопью Олега, бульдог-хомяк выпихнул его сапог
наружу и захлопнул дверь, Званцев какое-то время оцепенело смотрел на
черную кожу обивки и слушал щелканье многочисленных замков. Потом он
беспомощно покрутил головой, потоптался на лестничной площадке и, присев
на ступеньки, спрятал лицо в ладони. Раскачиваясь, он тихонечко жалобно
заскулил, словно маленький щенок, проглотивший живую осу, ужалившую его...
   Раздавленный и сгорбленный, Званцев вышел из подъезда и закурил. Надо
было как-то устраиваться на ночлег. Порывшись в карманах, он нашел
"двушку" и направился к стоявшей недалеко от подъезда телефонной будке. Не
хотел он вот так сразу звонить Сергею. По разным причинам - и из-за
Афгана, и из-за того, что случилось в Москве между ним и Катей... Но
выхода не было.
   Телефон, как ни странно, работал. Хрипло сглотнув монетку, он соединил
Олега с квартирой Челищевых. Трубку взяла Марина Ильинична:
   - Алло?
   - Здравствуйте. Сергея можно?..
   - Сережи нет дома, он будет позже. Перезвоните минут через сорок, я
думаю, он будет.- Мама Сергея, похоже, не узнала Олега по голосу и
равнодушно повесила трубку.
   Олег пошел к дому напротив. Недалеко от подъезда Сергея в кустах стояла
их секретная лавочка. На ней и расположился Званцев, решивший дождаться
Сергея на улице. На небе вызвездило, холодный ветер выл в подворотнях и
скрежетал в мерзлых обледеневших кустах.
   Из подворотни вывалилась компания подвыпивших парней и девчонок. Все
хохотали, что-то кричали и передавали друг другу бутылки с портвейном. Не
доходя немного до кустов, укрывавших скамейку, компания остановилась и
решила спеть хором:
   Мы в такие шагали дали, Что не очень-то и дойдешь, Мы годами в засаде
ждали, Невзирая на снег и дождь.
   Мы в воде ледяной не плачем И в огне почти не горим, Мы - охотники за
удачей, Птицей цвета ультрамарин.
   Званцев, скорчившийся от холода на скамеечке, узнал в пьяноватой
компании своих однокурсников - Сергея, Андрея Румянцева, Наташу Найчук и
еще человек пять девушек и парней.
   ...Оглянешься, она обманет, Вот уже навсегда ушла, И только небо тебя
поманит Синим взмахом ее крыла!
   Последнюю строчку компания выкрикивала с рычанием "под Высоцкого" раз
пять.
   Потом кто-то крикнул "ура!", и все стали обниматься и целоваться.
   - Стоп, стоп, стоп! - Олег узнал голос Челищева.- Что мы, как
неприкаянные, толчемся посреди двора... Тут у меня секретная лавочка есть,
сядем сейчас, попьем, попоем...
   Компания стала обходить кусты. Сергей, обнимая Наташу за талию, шел
впереди. Качавшийся невдалеке фонарь тусклым светом освещал всю компанию.
   Увидев, что на лавочке кто-то сидит, компания остановилась, не дойдя до
нее нескольких шагов.
   - Ну во-от! - насмешливо протянул кто-то.- Куда ты денешься от
защитников Отечества...
   - Слышь, командир! - Челищев пьяно улыбнулся.- У нас тут праздник, мою
помолвку обмываем... "Идем, идем - тут ты сидишь"... (Сергей спародировал
Высоцкого, и девчонки хихикнули). Ты бы нашел себе другую лавочку, а,
командир?!
   Густая черная тень лежала на лице молча вставшего солдата. Взяв в руки
"дипломат" и вещмешок, Олег отвернулся и пошел прочь вдоль дома. Сзади
кто-то затянул нарочито плаксиво:
   - "Я ухожу,- сказал парнишка ей сквозь грусть..."
   Званцев дернулся, словно натолкнулся на что-то, и, ускорив шаги,
скрылся в темноте проходного двора...
   Что-то знакомое померещилось Челищеву в походке уходившего солдата. И
он ударил ладонью по руке гитариста.
   - Прекрати!
   Андрей Румянцев, а играл на гитаре именно он, недоуменно пожал плечами:
   - Не хочете! Как хочете!
   Он грянул "От зари до зари", немедленно подхваченную всей компанией.
   Сергей обернулся еще раз, но солдата во дворе уже не было, и через
мгновение Челищев забыл о нем.
   Олег шел куда глаза глядят. Постепенно спина его выпрямлялась, а лицо
твердело. Шаги стали уверенными и быстрыми, Званцев торопился к метро,
чтобы успеть к последней электричке, идущей с Витебского вокзала. Он ехал
к сослуживцу, сержанту Григорию Быкову, заслужившему. своей невероятной
холодной жестокостью в Афгане кличку Басмач. Басмач демобилизовался на
полгода раньше Званцева. Перед отъездом он оставил адрес Олегу, сказав:
   "Чую, встретимся, бача, и не только чтобы хань [Хань - застолье,
пиршество (жарг.)] сделать..." Званцев кивнул, чтобы не обидеть, но в душе
был уверен, что никакого желания встречаться с Быковым в Союзе у него не
возникнет... Вышло иначе.
   Быков-Басмач встретил его как положено - обнял, не спрашивая, почему
Званцев не дома - в первый-то вечер, повел сразу умыться и есть. Потом,
после ужина, когда сели пыхнуть плана [План - наркотик (жарг.)], в избытке
оказавшегося у Быкова, Олег сам ему все рассказал. Почти все. Не рассказал
ничего только о Москве и о Кате...
   Докурив косяк [Косяк - порция наркотика (жарг.)], Басмач хлопнул Олега
по плечу:
   - Не горюй, Адвокат... Прорвемся. У всех так или почти так, как у тебя.
Мы тут на хуй никому не нужны, мы платили интернациональные долги Союза, а
нам тут никто оказался не должен. Нам долги платить не хотят... Но когда
долги не платят - их получают. Есть нормальные люди. Я тебя с ними сведу.
Но это потом. А сейчас - отдыхай, бача... Путь у тебя был дальний.
   Званцев так и остался жить у Быкова. Через неделю хождений по кабинетам
военкомата и паспортного стола Олег получил гражданские документы. По
поводу квартиры ему объяснили, что переиграть уже ничего нельзя, но
комнату в общежитии он может получить - после устройства на работу...
   С работой помог все тот же Басмач. Через десять дней после возвращения
Олега Быков пригласил его познакомиться с одним "хорошим человеком".
   Хорошим человеком оказался некто Виктор Палыч, которого за глаза
называли странной кличкой Антибиотик. Виктор Палыч устроил Званцева
числиться грузчиком в мебельном магазине. Настоящая работа заключалась в
другом - быть рядом, "если что"...
   Через два года, когда вовсю уже гулял по России карнавал перестройки,
вокруг Басмача и Олега, который имя свое слышал гораздо реже клички
Адвокат, сложился костяк будущей организации - семь человек, прошедших в
разное время Афганистан, умных и жестоких. Эти семеро, правда, уже не
имели прямого доступа к Антибиотику, который парил где-то в недостижимой
высоте, становясь круче и богаче с каждым месяцем.
   В начале 1987 года Басмач вдруг куда-то исчез. Виктор Палыч сказал
Олегу, что он уехал в срочную поездку за рубеж, естественно, секретную.
Олег не удивился этому известию. Он вообще в последнее время разучился
радоваться чему-то или удивляться. Он снова "замерз", и взгляд его зеленых
глаз, казалось, излучал на того, на кого он смотрел, лишь страшный
неземной холод. Группа афганцев росла, они занимались в основном рэкетом
кооператоров ("барыг и воров, жравших в три горла и воровавших, пока мы
воевали"). В питерском криминальном мире постепенно зажигалась новая
звезда - звезда умного, холодного и жестокого лидера - Адвоката.
   * * *
   ...Олег тряхнул головой и поморщился, словно от головной боли. Сергею
хотелось пинать и колотить в дверь "стакана".
   - Почему?! Почему ты не появился?! Он кричал шепотом, оглядываясь на
дежурку, а Званцев читал слова по губам, отвечая в полный голос.
   - Я появился... Мы с тобой однажды виделись... Только ты меня не узнал.
   Челищев замотал головой, ничего не понимая, и вдруг замер, пораженный.
   - Виделись? О чем ты?.. Ноябрьский солдат?! Тогда, в восемьдесят
четвертом во дворе?! Это был ты?!
   Олег оборвал его нетерпеливым жестом:
   - Подожди, Сережа, сейчас не до этого. Нам... Мне нужна помощь...
Запомни номер телефона... Позвони сегодня, там все объяснят... Только
обязательно позвони. Серый... А теперь уходи!
   Вышедшая из дежурки контролерша подозрительно зыркнула на Челищева и
что-то недовольно забурчала. Сергей состроил "морду ящиком" и привалился
лбом к холодному металлу двери "стакана".
   - Со вчерашнего, что ли, маешься? - интонация контролерши
трансформировалась в сочувственную.
   - Угу. В полное говно нажрались,- больным голосом ответил Сергей.
   - А что делать, жизнь такая сраная,- охотно поддержала тему контролерша.
   Похоже, она сама недавно только "подлечилась" после вчерашнего и
сочувствовала Челищеву, как коллеге.
   Сергей промаялся целый вечер, бродя вокруг телефона и не решаясь
набрать названный Олегом номер. Челищев вспоминал детство, первые два
курса юрфака.
   Конечно, вспоминал он и Катерину. Что с ней стало, где она сейчас?
Челищев не видел ее больше десяти лет.
   Но что же случилось с Олегом? Челищев все-таки был профессиональным
следователем, и внешний вид его воскресшего друга не мог не вызвать у
Сергея вопросов. Одет Олег был достаточно дорого, плюс стрижка, плюс
какая-то непередаваемая манера держаться, ходить... Все это очень
напоминало современных бандитов, которых Сергей перевидал достаточно.
   Что же случилось? Выяснить это было можно, только позвонив по
названному Олегом номеру телефона. Но Сергей инстинктивно чувствовал
какую-то тревогу, опасность, связанную с неизбежным звонком. Неизбежным.
Все-таки неизбежным!
   Перед тем, как набрать номер, Челищев позвонил одному своему знакомому
оперу в Василеостровском РУВД и попросил пробить [Пробить - узнать,
выяснить (жарг.)] адрес по номеру телефона.
   Телефон, оказалось, установлен на квартире некоей Алевтины Николаевны
Ереминой, восьмидесятилетней пенсионерки.
   Наконец Сергей набрал сказанные Олегом цифры. После трех гудков на
другом конце провода сработал автоответчик. Бесцветный голос механически
произнес:
   - Здравствуйте, пожалуйста, назовите себя и свой номер телефона, чтобы
вам можно было перезвонить.
   Чуть помедлив после короткого сигнала, Челищев назвал свое имя и
фамилию и продиктовал номер телефона...
   Ему перезвонили минут через двадцать, когда Сергей докуривал третью
сигарету. Звонивший не представился, но, судя по манере говорить, он не
принадлежал к категории рафинированных интеллигентов.
   - Алло, ты Челищев? Сквер за Инженерным замком знаешь? Где памятник
стоит?
   Будь там завтра к двум часам...
   Прежде чем Сергей успел сказать хоть слово, в трубке раздались гудки
отбоя.
   Ночь измучила Челищева кошмарами сна и неуходящим предчувствием
опасности наяву. Ему снова снился котлован, снилась Катя, солдат с черной
тенью на лице, сидевший на лавке у его подъезда в день помолвки с
Натальей, снилась и Наталья. Плача, она собирала в чемодан его вещи, как
будто Челищев уезжал в какую-то дальнюю командировку. Тени прошлого
окружали Сергея...
   К Инженерному замку он пришел за час до назначенного времени и
тщательно изучил все подходы к месту стрелки [Стрелка - встреча (жарг.).
Забить стрелку - назначить встречу (жарг.)]. Выбрано оно было грамотно -
все подходы просматривались, незаметно появиться с любой стороны было
практически невозможно. Сергей подумал, что это место было бы почти
идеальным для встречи с агентами. Для тех, кому положено их иметь, конечно.
   В 14.05 мимо скамеечки, на которой сидел Сергей, прошла старушка.
Словно забыв что-то, она вдруг вернулась и, осмотрев Челищева, сказала:
   - Ты, стало быть, Сережа? Иди на Фонтанку, к городскому суду. Там твои
друзья сидят в голубой "четверке". Иди, сынок, они сюда подъехать не
могут...
   Матерясь в душе на всю эту конспирацию, Челищев пошел к Летнему саду,
чтобы по мостику через Фонтанку выскочить на другую сторону реки. Он не
"проверялся", поэтому не видел, как за его передвижениями наблюдали два
угрюмых парня в неприметной одежде, находившиеся метрах в двадцати пяти
друг от друга. Тот, который выглядел чуть старше, глянул на второго,
вопросительно вскинув подбородок. Младший медленно покачал головой старший
кивнул удовлетворенно, и они разошлись в разные стороны. Напротив входа в
здание городского суда действительно стояла голубая "четверка" с
заведенным двигателем, почти неслышно работавшим на холостом ходу. Сергей
открыл правую переднюю дверь и заглянул в машину.
   В ней сидели два быка. Пожалуй, говоря о них. другого слова не
подобрать.
   Кожаные куртки распирались накачанным мясом, стриженые затылки
заставляли вспоминать поговорку: "Сила есть, ума не надо".
   - Меня зовут Сергей,- сказал Челищев, обращаясь к тому, кто сидел за
рулем.
   Детина заворочался и открыл левую заднюю дверь.
   - Садись, поехали...
   Ни тебе "здравствуйте", ни вообще какого бы то ни было выраженного
интереса. Тот, что сидел рядом с водителем, деловито жрал мороженое -
сахарную трубочку, откусывая от нее огромные куски. Еще две сахарные
трубочки были зажаты у него в левой руке. Устраиваясь на заднем сиденье,
Сергей спросил любителя мороженого:
   - Горло не заболит?
   Тот на мгновение оторвался от своего занятия и повернулся к Челищеву,
недоуменно приподняв плечи:
   - Это же протеин!..
   "Четверка" рванула с места.
   Они кружили по центру Петербурга, и минут через двадцать Челищев понял,
что "быки" проверяют, нет ли за "четверкой" хвоста.
   - В шпионов играть не надоело еще?! - раздраженно бросил Сергей. Вопрос
повис в деланно равнодушном молчании, прерываемом лишь методичным
чавканьем пожирателя мороженого. Когда он засунул в пасть остатки
последней трубочки, машина, словно повинуясь непроизнесенному приказу,
взяла курс на Петроградскую сторону. На середине Кировского проспекта
"четверка"
   притормозила и, мягко свернув, ушла под арку дома в проходной двор.
   Началась карусель по дворам, сменявших друг друга, словно в
калейдоскопе.
   Наконец у какого-то подъезда сидевший за рулем мордоворот резко нажал
на тормоза, так что Челищева резко бросило на спинку переднего сиденья.
   - Третий этаж, квартира пятнадцать,- равнодушно сказал кому-то любитель
мороженого. Челищев с трудом догадался, что информация предназначена ему.
   Сказав вместо "до свидания" короткое слово "блядь", Сергей вылез из
автомобиля, от души шваркнув дверью на прощание. "Быки" от удара дверцы
дернулись, но выдержку и внешнюю невозмутимость сохранили. Когда Сергей
поднялся на площадку между вторым и третьим этажами и выглянул из
лестничного окна во двор, машина все еще стояла у подъезда и, похоже,
никуда уезжать не собиралась.
   Сергей присел на подоконник и закурил. Что-то держало его, не давало
легко проскочить на третий этаж. Странное что-то творилось в душе Сергея.
Это не было страхом в прямом смысле этого слова. Скорее, Челищеву
казалось, что он стоит на пороге чего-то важного, чего-то, что может
перевернуть всю его жизнь. Он не колебался, подниматься ему наверх или
развернуться и пойти вниз,- просто Сергей "собирался" перед броском. От
докуренной почти до самого фильтра сигареты Челищев прикурил новую, когда
на площадке третьего этажа вдруг лязгнул дверной замок. Сергей вздрогнул.
   Ближайшая к нему справа дверь медленно открылась, и в лестничном
полумраке появилась стройная женская фигура, цокнув по каменному полу
высокими каблуками.
   - Ну, и долго ты там курить собираешься?
   Сигарета выпала из руки Челищева, а сам он кулем свалился с
подоконника, скинутый с него бешеными ударами сердца. "Да что же это
творится-то, Господи!" - едва не заорал вслух Сергей, потому что на него
сверху вниз смотрела Катя Шмелева, та самая, которую он больше десяти лет
напрасно пытался вычеркнуть из своей памяти; та самая, из-за которой, в
конечном итоге, не заладилась у Челищева жизнь с Натальей, потому что он
сравнивал их мысленно все время; та самая, увидеть которую он уже не
рассчитывал никогда...
   - Катя...
   Он не помнил, как оказался в квартире, как Катерина закрывала дверь.
Вновь адекватно воспринимать действительность Челищев начал, сидя рядом с
Катериной на диване в огромной комнате с высоким потолком. Он держал ее за
руку и, как заведенный, повторял, сглатывая комок в горле:
   - Катя...
   Тряхнув головой, Сергей попытался сконцентрироваться и задал
естественный вопрос:
   - Почему ты здесь?
   Катя встала и отошла к серванту. Челищев узнал ее по голосу сразу, но
внешне она очень изменилась. Симпатичная девчонка стала очень красивой,
стильной, уверенной женщиной, внутренняя сила которой ощущалась почти
физически.
   - Чай, кофе? - С прошлых лет у нее осталась манера, задавая вопрос,
чуть склонять голову к правому плечу.- Может быть, с коньяком?
   - Можно и с коньяком.- Челищев окончательно пришел в себя и, доставая
пачку "Родопи", сказал с нажимом:
   - Меня сюда прислал Олег...
   Катя кивнула, достала из бара две пачки сигарет: "More" и "Кэмел".
"Кэмел"
   она деликатно, словно невзначай, положила на стол перед Сергеем, а себе
достала длинную коричневую "More".
   Выдохнув первое облачко дыма и прислонившись бедром к серванту, она
негромко сказала:
   - Олег мой муж.
   Три негромко произнесенных слова стали очередным нокдауном для Сергея.
   Впрочем, он понемногу начинал привыкать держать удары новостей.
   - Муж, значит... И давно вы?..
   - Четыре года...
   Катерина смотрела на Челищева как-то странно, казалось, еще вот
чуть-чуть - и она заплачет... Или засмеется... Терялся Сергей под ее
взглядом, словно завороженный, с трудом собирал предложения из осколков
мыслей, которые с сумасшедшей скоростью налетали одна на другую.
   - Четыре года?! Здесь?! А что же мне-то даже не сказали ничего...
Четыре года-Друзья называется...
   И так это обиженно, по-детски вырвалось у Челищева, что Катерина резко
отвернулась, не давая ему увидеть свои влажно заблестевшие глаза, и ушла
на кухню делать кофе... Сергей посидел немного, тупо глядя в стенку,
потом, игнорируя лежавший на столе "Кэмел", достал свою "родопину",
прикурил и пошел за Катей на кухню.
   - Может быть, ты мне все-таки хоть что-нибудь расскажешь и объяснишь? -
спросил Челищев с нарастающим, нет, не раздражением, скорее, с нажимом.
   Катерина обернулась к нему, сморщилась от запаха дыма его сигареты,
помахала рукой и в обычной своей манере ответила вопросом на вопрос:
   - А почему ты не стал курить "Кэмел"?
   - К хорошему привыкать не хочу,- нетерпеливо ответил Сергей. Катя
молчала.- Катя, я жду... Расскажи, что случилось... С Олегом, с тобой... Я
тебя больше десяти лет не видел, ничего о тебе не знал. Как ты вышла замуж
- так и все... Олег из-за тебя с факультета ушел... Где вы встретились?
Что вы оба, в конце концов, строите из себя неизвестно что, тайны тут
какие-то разводите!..
   Катерина прижалась к раковине и словно съежилась под напором тяжелых
слов Сергея. Глубоко затянувшись сигаретой, она тихо заговорила:
   - Дело не в тайнах... Хотя и в них тоже... Просто прошло столько лет,
столько всего случилось... А у нас так мало времени, и я не знаю, как тебе
все рассказать... Столько всего было - вспоминать боюсь, все равно
вспоминаю, а потом хожу сама не своя...
   Катина сигарета догорела до фильтра, и она, глядя на носки своих
туфель, надолго замолчала...
   * * *
   Крутые перемены в жизни Кати Шмелевой, студентки второго курса
юридического факультета Ленинградского университета, начались весной 1982
года. Она предчувствовала наступление этих перемен, ждала их и боялась.
Катя томилась. Ее начинало тяготить затянувшееся, как ей казалось,
девичество, и она злилась на Олега и Сергея, которые, отпугнув от нее всех
ухажеров, сами не предпринимали никаких решительных шагов. Сама она не
могла до конца разобраться в своих чувствах, ей нравились по-своему оба
парня, но она не могла даже подумать о том, чтобы первой оказать кому-то
из них особые знаки внимания. К Олегу ее больше влекло чисто физически,
он, пожалуй, чаще выступал героем ее ночных фантазий. Ее отношение к
Челищеву было более сложным, непонятным ей самой. Катя чувствовала к
Сергею какую-то пугающую ее нежность, чуть ли не материнскую гордость за
его ум, способности и не раскрывшийся еще внутренний потенциал. С Олегом
ей было проще, потому что свою власть над ним она чувствовала абсолютно, с
Сергеем было сложнее, он плохо прогнозировался и мог как-то выскользать из
поля ее внимания.
   Дошедшая уже чуть ли не до настоящего отчаяния от своих сомнений и
безынициативности друзей, Катерина подсознательно желала хоть
какого-нибудь, но разрешения создавшейся "патовой" ситуации.
   Однажды она возвращалась домой из библиотеки, где почти до самого
закрытия честно конспектировала из разных источников материал для своей
курсовой.
   Была середина апреля, и вечера перестали быть темными и страшными. На
Невском Катя вышла из троллейбуса и решила прогуляться до дома пешком. На
углу Невского и Восстания к ней прицепились два молодых азербайджанца,
Катерина сначала не обратила на них особого внимания, подумав, что они
сами отстанут, но азербайджанцы не отставали, и когда Катя отошла от
Невского на три квартала, они вдруг стали хватать ее за руки, щупать грудь
через тонкое пальто. Катерина пыталась закричать, позвать на помощь, но
прохожих было мало, а те, что были, отворачивались и делали вид, что их не
касается скандал, разыгравшийся, скорее всего, между девицей легкого
поведения и ее южными дружками.
   - Так, стоп! Что за дела? Девушка, вам помочь?
   Непонятно откуда вдруг появился высокий мужчина в черном кожаном пальто.
   Лет сорока на вид.
   - Да, да! - рванулась было к нему Катя но азербайджанец, что был
повыше, ухватив ее ладонью за лицо, оттолкнул назад и оскалился на
незнакомца:
   - Тэбэ что надо, а? Иди, наши дэла, да?..
   Договорить ему помешал страшный удар ногой в живот, от которого
долговязый согнулся пополам и, постояв немного в таком положении, упал
лицом в асфальт.
   - Вай, би-и-лять! - взвизгнул тот, что был поменьше ростом и потолще, и
сунул руку в карман куртки. Достать оттуда маленький ничего не успел,
потому что Катин защитник, странно вывернув руку, коротко ткнул его
сомкнутыми пальцами в основание носа, а потом, крутанув кисть и сложив
пальцы в кулак, продолжил движение предплечья в заросший сизой щетиной и
заплывший желтоватым жирком кадык... Все произошло так быстро, что Катя
даже не успела испугаться. Да и вообще она не была пугливой девушкой и
драку видела не в первый раз - Олег с Сергеем не раз и не два
демонстрировали ей свои характеры...
   - Спасибо,- торопливо сказала она незнакомцу.- Пойдемте скорее, пока
милиция не приехала.
   - А чего нам, собственно, милиции бояться? - удивился незнакомец.- Наше
дело правое...
   Он спокойно стоял рядом с двумя лежавшими телами и улыбался, глядя на
Катерину. Та, смутившись и покраснев под его взглядом, отвела глаза и
сбивчиво стала объяснять, что торопится домой...
   - Ну, в таком случае вы позволите мне проводить вас? А то к вам не дай
Бог опять хулиганы пристанут - при вашей внешности это неудивительно...
   Катя, окончательно смутившись, наотрез отказалась, сказав, что уже
почти дошла до своего дома.
   - Ну, тогда хотя бы телефон свой дайте. Я позвоню, узнаю, все ли у вас
в порядке. А то - не засну, волноваться буду... Неужели вы хотите
наградить меня бессонницей?
   "Не дам!" - твердо решила про себя Катя и после недолгой паузы
продиктовала свой телефон незнакомцу. Это была типичная женская
последовательность...
   Спаситель записал семь цифр в изящную записную книжку явно заграничного
происхождения и поднял глаза:
   - А спрашивать кого?
   - Катю...
   Она уже повернулась было и хотела уйти, но незнакомец успел сунуть ей в
карман глянцевый прямоугольник плотной бумаги. Прочитала визитную карточку
Катя уже дома, сидя на кухне и поглядывая на телефон. На визитке строгим
черным шрифтом было напечатано: "Гончаров Вадим Петрович, Генеральный
директор завода торгового оборудования, член бюро Ленинградского горкома
КПСС".
   "А вдруг не позвонит,- думала Катерина, глядя на телефон.- Вдруг он
обиделся на то, что я вела себя как последняя дура, как школьница..."
   Но Вадим Петрович, конечно, позвонил.
   Их роман развивался стремительно и красиво. Вадим пригласил Катерину на
выставку Ильи Глазунова, на которую было невозможно попасть, а потом
познакомил с самим художником. На следующем свидании Вадим предложил Кате
персонально для нее устроить экскурсию в золотые кладовые Эрмитажа. Кате
казалось, что она видит какой-то сон. Возможности Вадима казались ей
сказочно безграничными. Вместе с тем он был галантен, сдержан и не
переходил границ приличия, хотя Катя уже подсознательно хотела этого. Их
первый поцелуй случился через две недели знакомства, и было непонятно, кто
первый вдруг потянулся к желанным губам. А еще через несколько дней Катя
впервые побывала в квартире Гончарова и стала женщиной. Она плохо помнила,
как все произошло, слишком волновалась и быстро убежала домой, полночи
плакала, а наутро проснулась совершенно счастливой и будто освободившейся
от чего-то давившего на нее.
   На той же неделе Вадим сделал ей предложение. Он говорил ей то, что она
хотела слышать, и Катя сказала ему: "Да!" Той ночью она первый раз не
пришла ночевать домой, позвонив маме и сказав ей, что выходит замуж...
   Ночью, обняв Вадима и уже засыпая, Катя вдруг заметила, что в его
глазах, обычно сухих и чуть насмешливых, блестят слезы.
   - Ты что, Вадик? - с нее мигом слетел весь сон.- Тебе плохо со мной? Ты
жалеешь?..
   - Нет, нет... - Гончаров провел рукой по глазам.- Нет... Просто, когда
три года назад погибли моя жена и сын, я считал, что никогда уже не смогу
почувствовать себя счастливым. А смог. Из-за тебя, моя девочка...
   Он обнял ее, а Катя догадалась спрятать голову у него на груди, чтобы
он не заметил в ее глазах холодную ярость ревности... Это чувство удивило
и слегка напутало ее, но инстинктивно Катя догадалась, вернее, смутно
ощутила, что Вадим разбудил в ее душе какие-то новые силы.
   Она сдала летнюю сессию и объявила Сергею с Олегом, что выходит замуж.
   Ребята вели себя безобразно, просто как обиженные дети, и Катерина была
рада, что их прощальный разговор не затянулся. Рада сквозь слезы,
естественно. Конечно, она чувствовала себя виноватой перед ними. Хотя в
чем, собственно? В том, что обогнала их в процессе взросления?
   Свадьбу сыграли скромную - и не потому, что не было средств. Просто
никого из родственников Вадима уже не было в живых, а из близких друзей
пришли человек пять. Со стороны Катерины была, конечно, ее мама, Ольга
Михайловна, со своим кагэбэшником, пара подружек да бабушка - мать отца.
Она специально приехала на свадьбу из Приморско-Ахтарска. Отец Кати давно
разошелся с Ольгой Михаиловной и практически связей со старой семьей не
поддерживал...
   В свадебное путешествие Вадим повез Катю в Сочи. Они поселились в
гостинице "Жемчужина", и Катя с наслаждением валялась каждый день на
"валютном"
   пляже. Время от времени к ним подходили какие-то жуткие типы с
бандитскими физиономиями и, улыбаясь, преподносили огромные корзины с
фруктами и вином, Катя пыталась расспрашивать Вадима, что это за люди, но
Гончаров лишь усмехался и говорил коротко:
   - Это друзья. Или, скорее, друзья друзей... Не обращай на них
внимания...
   Но Катины наблюдательность и чутье, чрезвычайно обострившиеся в
последнее время, подсказывали ей, что Вадим не вполне искренен. Какие же
это друзья,.
   если Вадим с ними совсем не разговаривает, а после их ухода подолгу
смотрит на море, и глаза у него становятся совсем чужими? Однако фрукты и
вина были просто отменны, и Катерина гнала прочь чувство тревоги, говоря
себе: "Да мало ли что у мужика на душе... Он старше меня на столько!
Столько успел всего..." Так что, в общем и целом, их свадебное путешествие
было просто чудесным. Каждый день был праздником, прелюдией к ночи, когда
Вадим открывал для нее все новые и новые страницы великой книги любви.
   Месяц пролетел незаметно, и они, счастливые, похудевшие от солнца и
секса, вернулись в Ленинград, где Вадим узнал о том, что его уже. ждут на
новой должности в Москве, в министерстве. Все формальности, связанные с
переводом Катерины на юрфак Московского университета, решились со все той
же сказочной простотой. Кате было жаль расставаться с Ленинградом, но
известно, что при расставании уезжающий забирает с собой лишь треть
горечи, две трети делят между собой остающиеся... Катя приближалась к
двери в новую жизнь, и ей не терпелось поскорее открыть ее.
   В Москве Вадиму, конечно, выделили квартиру, но пока в ней шел ремонт,
закупалась и перевозилась из Ленинграда обстановка, молодожены поселились
в люксе гостиницы "Россия". Катя, никогда раньше не бывавшая в Москве,
целыми днями пропадала по магазинам, приобретая для нового дома кучу
всяких нужных мелочей, тех, что приносят в жилище уют и неоспоримо
свидетельствуют о присутствии хозяйки. В холостяцких квартирах таких
мелочей не увидишь.
   Обычно ее сопровождал в таких походах шофер положенной Вадиму по
должности черной "Волги". Но однажды "Волга" что-то забарахлила, и Катя
была вынуждена вернуться в гостиницу раньше обычного. Вадима еще не было.
Катя быстро набрала номер его секретарши, которая сообщила ей, что Вадим
Петрович уже выехал домой. Настроение у Катерины было с самого утра
чудесным, ей хотелось озорничать и проказничать. Она решила устроить
Вадиму маленький сюрприз - спрятаться в стенном шкафу, как будто она еще и
не приходила, а потом неожиданно выскочить оттуда и наброситься на мужа. В
шкафу было темно и душно, но Катя упрямо терпела неудобства и,
привалившись к боковой стенке и вытянув ноги, не заметила, как задремала.
Она проснулась от резкого голоса Вадима:
   - Катя?!
   Ее сразу насторожила непривычная жесткость в его голосе. Обычно Вадим
произносил ее имя нежно, с чуть заметным возбуждающим придыханием.
   Прислушавшись, Катя поняла, что Вадим пришел в номер не один. Она тихо
поднялась на ноги и сквозь щелочку в дверце увидела здоровенного кавказца
с недельной щетиной на лице, привалившегося к стене напротив шкафа.
Кавказец чуть заметно раскачивался взад-вперед и смотрел куда-то в одну
точку остановившимся стеклянным взглядом. Видимо, были и еще какие-то
люди, но их Катя видеть не могла. Разговаривали тихо двое - Вадим и кто-то
из пришедших. В разговоре последнего явственно слышались южные интонации.
   Постепенно тональность разговора повышалась, и Катя стала различать
целые фразы:
   - Ты сладка кушать хочешь, а? Сматри - замэним!
   Смысл этой фразы сразу не дошел до Катиного сознания, но инстинктивно
она сжалась и замерла. С удивлением она услышала бормотание Вадима, в его
обычно сильную, уверенную манеру говорить вплелись нотки растерянности и
чуть ли не заискивания... Гончаров торопливо говорил что-то про какого-то
Лысого, по чьей вине двадцать четыре миллиона застряли во Владивостоке,
   - Дарагой, прашу, нэ нада пра Лысава, а? Пра пакойников плоха нэ
гаварят, да... Грэх! В Ленкорани наши друзья савсем нэ понимают - как так
плоха работать можно, а? Если чэрэз нэдэлю нэ будит дэнэг - паедишь к
Лысому, сам спросишь у нэво, что да как, а мы тыбе в этом паможим...
   Кате почудилось, что акцент у говорившего какой-то странный, плавающий,
казалось, что при желании он может говорить по-русски вовсе без акцента.
   - Гурген! - попытался сказать что-то Вадим, но не видимый Кате
собеседник резко бросил какую-то фразу на незнакомом языке. Верзила,
подпиравший стенку, качнулся вперед, послышался глухой хлопок и звон
разбитого стекла... Затем наступила долгая пауза, во время которой Катя
боялась дышать.
   - Харашо, дарагой,- снова послышался голос Гургена.- Нэ будим
кипятиться.
   Убери волын [Волын - оружие (пистолет, револьвер, обрез, любой ствол)
   (жарг.)]. Мы все на нэрвах, дело-то общее. Я тэбя как брата прашу -
реши эти праблемы побыстрее, да?
   Интонации пошли на убыль, а потом послышался хруст стекла под подошвами
и щелканье замка входной двери. Мимо щелки в шкафу мелькнул Вадим, он был
без пиджака, узел галстука был ослаблен. Левым рукавом Вадим вытер пот со
лба, а в правой руке... Кате показалось, что в правой руке у него был
небольшой черный пистолет, но видела она это всего лишь мельком, долю
мгновения.
   Вадим походил немного взад и вперед, а потом вышел из номера. Выждав
несколько минут Катя выбралась из шкафа. Кинескоп цветного телевизора,
стоявшего в углу, был разбит, и осколки разлетелись по ковру. Катя
метнулась обратно к шкафу, достала оттуда свою сумочку, осторожно
выглянула в коридор и, убедившись, что там никого нет, быстро пошла к
черному ходу.
   Она не понимала, что произошло, но инстинктивно чувствовала - Вадим не
должен знать, что она была свидетелем странного разговора в номере. По
крайней мере, пока...
   До вечера она бродила по московским улицам, пытаясь разобраться в
обуревавших ее чувствах. Странно, но сцена, случайной свидетельницей
которой она стала, не вызвала у нее страха. Катерину душила злость на то,
что у Вадима, оказывается, есть какая-то скрытая жизнь, в которую он не
хочет ее пускать. Катя была рассержена, а еще больше заинтригована. Ей
хотелось заставить Вадима впустить ее в наглухо закрытую пока дверь, за
которой наверняка были интереснейшие тайны. Вместе с тем Катерина
понимала, что прямыми вопросами она пока вряд ли чего-нибудь сможет
добиться.
   Вернувшись вечером в гостиницу, она застала Вадима сидящим в кресле и
как ни в чем не бывало смотрящим программу "Время". Телевизор был точной
копией разбитого. От осколков не осталось и следа.
   - Ну, наконец-то, мать,- весело сказал Вадим, вставая из кресла и
надевая пиджак.- Все-то ты в трудах и в заботах, наверное, все московские
магазины уже перетряхнула, как свой карман. Нет? Ну, пошли ужинать. Я
голодный, как Серый Волк из той самой детской сказки. Еще немного - ты бы
рискнула стать Красной Шапочкой. Точнее, ее бабушкой. Я бы тебя съел...
   Вадим балагурил так весело и беспечно, что на мгновение подслушанная и
подсмотренная сцена показалась Катерине привидевшимся сном, фантазией, но
случайно переведя взгляд вниз, она увидела на ковре крохотный, видимо, в
спешке не замеченный осколок стекла.
   Дни летели с головокружительной быстротой, и внешне все было как и
раньше, но теперь Катерина внимательно приглядывалась ко всем новым
знакомым и сослуживцам Вадима, прислушивалась к его вроде бы ничего не
значащим телефонным разговорам, и в ней крепла уверенность - Вадим что-то
скрывает от нее. Что-то очень важное, постоянно занимающее его мысли и
чувства.
   В конце сентября чету Гончаровых пригласили на неофициальный коктейль
на даче какого-то крупного чина из МИДа. Это был первый выход Катерины в
московский свет, и она, конечно, тщательно к нему готовилась. Вадим,
увидев Катерину в вечернем платье, только присвистнул:
   - Да, родная, тебя, пожалуй, прятать надо! А то украдут еще... - и
грустно улыбнулся.
   На коктейле Кате было очень интересно. Она с восторгом узнавала
артистов, журналистов и политиков, которых до этого видела только по
телевизору.
   Вместе с тем, она держала себя уверенно и раскованно, с некоторыми
познакомилась и разговаривала на равных. Пожалуй, она была самой молодой и
красивой женщиной на коктейле и использовала этот козырь со скромным,
истинно петербургским достоинством. И откуда что берется в девятнадцать-то
лет!
   ...Внезапно словно ледяная игла тревога вошла ей в грудь, перебив
дыхание.
   Где-то совсем рядом с собой она услышала знакомый голос с акцентом:
   - Нэт, дарагой, нам это нэ интерэсно, да...
   Медленно обернувшись. Катя увидела у фуршетного столика двоих - хозяина
дачи и невысокого толстого человека с двойным подбородком, черными
вьющимися волосами вокруг лысины и вислым "бананистым" носом. Вместо
галстука под рубашкой у толстяка был повязан хитрым узлом шелковый платок.
   А невдалеке от них подпирал стену здоровенный кавказец, которого Катя
сумела разглядеть во время памятной сцены в номере "России". Только на
этот раз этот гориллоподобный великан был до синевы побрит, но точно так
же, как и в "России", чуть заметно покачивался взад-вперед и смотрел
остановившимися глазами в одну точку.
   Вежливо отшутившись на замысловатый и длинный комплимент, который
говорил ей популярный ведущий "Международной панорамы". Катя подошла к
Вадиму, чокавшемуся с каким-то сухопарым стариком в тройке, и взяла его за
локоть.
   Улыбнувшись старику глазами, она потянулась к самому уху Вадима
Петровича:
   - Вадик, кто это? - и чуть заметно кивнула в сторону хозяина дачи и его
собеседника. Вадим вздрогнул, и янтарное вино из его бокала чуть не
выплеснулось наружу.
   - Это... Это один товарищ... из Генштаба... А почему ты, собственно...
   - Из Генштаба, значит? Ты уверен, дорогой?
   Катерина открыто усмехнулась прямо Вадиму в лицо и, мило улыбнувшись
сухопарому в тройке, отошла от них...
   Гончаровы возвращались с коктейля молча. В служебной "Волге" было тепло
и уютно, Катя рассматривала мелькающий за окном в свете фар полыхающий
осенними разноцветными пожарами лес и чуть заметно улыбалась с видом
некоего тайного превосходства. Вадим Петрович, предчувствуя какой-то
важный разговор, нервничал и искоса посматривал на Катерину.
   Разговор она начала сама - дома, уже в постели, утомив предварительно
Вадима своими ласками. Умело выбрав момент его расслабленности и
умиротворенности, Катерина шепнула Вадиму, что догадывается о том, что он
не все ей говорит, что у него есть какая-то вторая жизнь и странные тайные
дела.
   - Вадим, родной мой, ты пойми, я тебя ни в чем не упрекну, я твоя жена,
я просто твоя, вся, но и ты мой... Но не весь. А я так не могу. Я не дура,
я люблю тебя, но, согласись,- я тоньше тебя и лучше чувствую тебя, чем ты
меня. У нас все замечательно, но если ты будешь скрывать от меня что-то -
а это что-то очень существенное, как я догадываюсь,- у нас все может пойти
наперекосяк... Тем более, если ты будешь врать мне, как сегодня,- про
Гургена.
   Услышав это имя, Вадим Петрович закрыл Катерине рот ладонью. Потом он
встал, надел махровый халат, включил магнитофон с кассетой Высоцкого,
добавил звук и закурил сигарету. Если не считать подсмотренной сцены в
гостинице, Катя впервые видела мужа таким растерянным и напряженным. Он
несколько раз взглянул на нее и покачал головой. Катя молча ждала. Вадим
вышел в гостиную, достал из бара бутылку "Наполеона", хрустальный бокал и
плеснул себе щедрую порцию.
   Вернувшись в спальню, он присел на край кровати, сделал глубокий глоток
и чуть слышно сказал, словно простонал:
   - Проклятая страна!.. Проклятая... И снова замолчал надолго,
разглядывая грани бокала.
   - Ты права, девочка... Я действительно рассказывал тебе не все, но...
   Поверь, Катюшка, мне просто хотелось уберечь тебя от всей этой грязи и
мерзости...
   Катерина села в постели, подтянув колени к подбородку. Она словно
забыла о своей наготе.
   - Вадим, я, конечно, тронута твоей заботой... А тебе не приходило в
голову, что однажды я могу попасть в такую ситуацию, когда мне все-таки
придется столкнуться со всем тем, от чего ты меня хотел уберечь... И я
просто не буду готова, и удар будет страшнее...
   Вадим Петрович с удивлением смотрел на Катю, словно видел ее в первый
раз.
   Да и она сама удивлялась себе, своим словам, связанным в четко
оформленные мысли совершенно взрослой и какой-то неженской логикой. Словно
не Катя говорила все это Вадиму, а какая-то другая, незнакомая ей самой
женщина.
   - Знаешь, когда я была маленькой, отец заставил меня заниматься
хореографией. А я ненавидела танцы, очень уставала и злилась на отца,
однажды даже сказала ему, что он меня не любит. А отец улыбнулся и ответил
мне так, что я запомнила на всю жизнь. Он сказал: "Запомни, девочка,
настоящая любовь - это не тогда, когда сюсюкают и жалеют, а когда находят
в душе силы, чтобы сделав тому, кого любишь, больно - этим сделать его
более сильным и защищенным. Сейчас ты не понимаешь, почему я мучаю тебя
этими танцами. Вот когда вырастешь большая и красивая, когда на твои ноги
будут мужики оборачиваться - может тогда поймешь..." Много лет спустя я
вспомнила эти слова и поняла...
   Катерина посмотрела на Вадима и тем же тоном сказала:
   - Не пей один, Вадим... Налей уж и мне - за компанию. Муж и жена - одна
сатана. Ты меня слышишь, Вадик?!
   Вадим Петрович встрепенулся, словно вышел из оцепенения, в которое его
погрузили слова и глаза Кати. Он сходил за еще одним фужером, налил в него
коньяку и протянул жене. Катя коротко чокнулась с мужем и резко выпила до
дна, а потом, чуть поморщившись, передернула плечами и вновь ожидающе
посмотрела на Вадима.
   - Понимаешь, Катюша... Оттого кошмара, который вокруг творится, можно,
нет, даже не сгореть... Истлеть... Но этот мир придумал не я, и правила в
нем тоже устанавливали совсем другие люди...
   - Кто же? - спросила Катерина, чувствуя, как коньяк истомно катится по
всем жилкам тела.
   - Кто? Те, кто насилуют эту страну вместе с ее народом с семнадцатого
года, насилуют бесстыдно и грязно...
   Катя смотрела на Вадима Петровича широко распахнутыми глазами.
   Гончаров отхлебнул из своего бокала, закурил новую сигарету и
усмехнулся:
   - Тебе, наверное, страшно слышать такие слова от номенклатурного
работника... Но дело в том, что я никогда не питал особых иллюзий
относительно системы... Я ведь рассказывал тебе, что вырос в детдоме. Так
вот еще с тех времен, с детства, я помню правило номер один - нужно успеть
добежать до стола и схватить свою ложку. Кто не успевает - остается
голодным, а голодным быть не хотелось, хотелось вырасти большим и сильным,
чтобы однажды взять и поменять в этой жизни правила игры на более добрые и
справедливые. Для этого нужно было, как мне казалось когда-то, расти и
расти, потому что чем выше ты стоишь, тем больше у тебя возможностей
сделать что-то для тех, кто внизу...
   Гончаров снова замолчал, глубоко затянувшись сигаретой. Ее огонек
разгорался в полумраке комнаты, словно недобрый глаз неведомого зверя.
   - Но система перехитрила - она оказалась слишком хорошо защищена. На
каждом уровне - свои неписанные правила, и ты никогда не сможешь перейти
на более высокий уровень, пока на тебе не испытают все правила более
низкого. А на новом уровне - новые правила, и ты начинаешь все сначала...
   А для того - чтобы двигаться с уровня на уровень, нужно быть полезным,
лучше даже - необходимым. Необходимым для того, чтобы помогать системе
делать дела. То есть деньги. Обороты, которые официально нигде не учтены,
но которые контролируются гораздо лучше официальных... Я говорю "система",
потому что все люди, которых я знаю, оставляют себе от этих оборотов
крохи, а остальное уходит куда-то еще. Но на эти крохи можно жить, причем
сравнительно неплохо, с некоторым комфортом...
   Вадим замолчал, переждал, пока голос Высоцкого не выплеснет в тишину
комнаты надрыв и боль "Охоты на волков".
   - Да, все мы волки, бежим по офлажкованным дорожкам...
   Катя обняла его за плечи, прижалась голой грудью к спине.
   - Вадик, а тебе не страшно? Вадим Петрович хмыкнул и, не оборачиваясь,
начал гладить Катины руки.
   - С некоторых пор я лично боюсь только простуды... Теперь вот, правда,
стал бояться за тебя... Потому что ты - дополнительный крючок, на котором
меня можно держать, чтобы не рыпался и не слишком увлекался собственной
игрой...
   Пока моя маленькая личная игра не начнет мешать большой игре системы -
можно спать спокойно. Ты даже не представляешь, с каким остервенением
разные начальники, истребляющие родимые пятна капитализма, толкаются
локтями у этой кормушки... И чем выше начальник, тем больше у него
аппетит... А что касается МВД и КГБ - конечно, в этих структурах знают
многое. Но десятки или даже тысячи чистых романтиков внизу, на земле,
натыкаются лишь на осколки мозаики, поэтому не могут увидеть всю картину в
целом, а следовательно, и сделать глобально ничего не могут! А если и
пытаются, то ломают себе шеи! Те же в этих органах, кто способны видеть
хотя бы фрагменты мозаики,- сами в игре... и вынуждены подчиняться ее
правилам... Стухло все, Катюша... Рыба с головы гниет...
   Катя обняла его еще крепче и прошептала в самое ухо:
   - Тогда зачем же ты во всем этом... Зачем это тебе?
   Он повернулся к ней, обнял ее, начал гладить ее грудь, живот и бедра.
   - Родная моя, я бегу перед паровозом в длинном тоннеле - бегу из
последних сил, потому что по бокам, стены - никуда мне с рельсов не
соскочить. А надеюсь я только на то, что тоннель закончится раньше, чем
мои силы, и я смогу отпрыгнуть в сторону...
   - Иди ко мне,- простонала Катя, извиваясь под руками Вадима.- Иди ко
мне, мой хороший, я хочу быть с тобой я хочу дать тебе новые силы... Я
хочу, хочу... а[#8209]а[#8209]а!..
   Он вошел в нее настолько плавно и бережно, что и сам не понял точно,
когда это произошло. Вадиму казалось, что он полностью погружается в
Катерину, растворяется в ней, растворяется настолько, что начинает
рассыпаться его сущность. Ощущение это было настолько глубоким и острым,
что вызывало даже легкий неосознанный страх. Он не хотел признаваться
себе, что с этой женщиной, которой не исполнилось еще и двадцати, он,
Гончаров - битый, матерый мужик,- вдруг начал понемногу терять контроль
над собой, над своей волей.
   Потом они, мокрые от любовного пота, лежали на скомканных простынях.
   Катерина сбегала на кухню за холодным клюквенным морсом и попыталась
было продолжить свои расспросы, но Вадим приложил палец к ее губам.
   - Не торопись, родная... Я все тебе расскажу, но сразу, за один раз -
это невозможно. Ни одна голова - даже такая светлая, как у тебя,- этого не
выдержит. Информацией можно отравиться так же, как и едой - после долгого
голода. "Любовь к жизни" Лондона читала? Помнишь, там этого бедолагу
кормили понемногу... Не торопись, Катюша...
   И Вадим сдержал свое слово. День за днем он постепенно вводил Катерину
в жутковатый, но очень интересный для нее мир советского Зазеркалья. Катя
узнала, что тот самый Гурген, которого она видела сначала в номере
"России", а потом на коктейле у мидовца,- большой человек, вор в законе
Гиви Чвирхадзе. Она узнала, что в разных городах Союза действуют целые
подпольные заводы, которых нет ни в каких официальных документах, но
продукцию которых ждут в разных уголках планеты. Вадим рассказывал ей,
каковы цены на назначения на различные должности; как любые колебания в
экономике сразу же проявляются в политике; какие жестокие игры происходят
в верхах. Он знакомил ее с большими людьми, а потом, дома, рассказывал об
этих людях то, что знал сам, и Катя начинала смотреть на них другими
глазами. Она помогала Вадиму и постоянно была с ним рядом, но по
молчаливому уговору Катя всегда на людях играла роль этакой наивной
хохотушки-жены, не догадывающейся, чем занимается ее супруг. Вадим,
опасаясь за Катерину, настоял на этом, а она не стала с ним спорить,
повинуясь тихому внутреннему голосу, говорившему ей: "Рано. Пока рано".
   Она с наслаждением погружалась в мир новых возможностей. Научилась
ездить на автомобиле и гоняла по Москве без прав - и по мелким поручениям
Вадима, и просто так. Она успевала на все светские вечеринки, выставки и
премьеры.
   Когда Вадим бывал занят, она приезжала одна и везде быстро становилась
своей. За ней пробовали волочиться чиновники и артисты, политики и
генералы, но Катя умудрялась отваживать кавалеров, не задевая их мужского
самолюбия, превращать их ухаживания в игру, в шутку, демонстрируя верность
Вадиму и свою любовь к нему. А Вадим прислушивался к ее советам все больше
и больше, и многие из его деловых партнеров были бы удивлены, если не
сказать - шокированы, узнав о том, что идеи некоторых прибыльных и крайне
сложных операций, предлагаемых Гончаровым, были подсказаны ему его
красивой смешливой супругой. А Катерина входила во вкус влияния из-за
кулис на этот бесконечный спектакль... Ее учеба на юрфаке МГУ шла хорошо,
но с новыми однокурсниками она так и не сблизилась. В Ленинград она
звонила редко, даже реже, чем бабушке в Приморско-Ахтарск. Ленинград,
Сергей и Олег остались в прошлой жизни, и Катя запрещала себе думать о них.
   Так все и шло до ноября 1984 года, когда на улице Горького Катя
случайно встретила вернувшегося из Афганистана Олега Званцева. Вот тогда
затихшее до поры прошлое жестоко отомстило ей, обрушившись на Катерину
нестерпимой волной ностальгии. Как специально, Вадим был в командировке -
он уехал в составе официальной делегации в ФРГ и должен был пробыть там
около недели.
   Катя и сама не могла понять, как она оказалась в постели с Олегом.
   Наверное, сказались одновременно и острая, почти материнская жалость к
Званцеву, выглядевшему так, словно он вернулся с того света, и ее тоска по
простому и чистому ее прошлому, и что-то еще, непонятное ей самой. Они
были вместе с Олегом всего одну ночь, он стал вторым мужчиной в ее жизни,
и самое удивительное - ей было в постели с ним так же хорошо, как и с
Вадимом. А может быть, даже лучше; потому что приправа к сексу была из
очень острых чувств - вины, тоски, жалости, боли и еще чего-то. Катя тогда
по-настоящему испугалась, потому что в голове ее впервые мелькнула мысль о
том, что, может быть, те чувства, которые она испытывала к Вадиму, были
вовсе не любовью. Или не совсем любовью? Ведь если любишь кого-то, разве
может быть настолько хорошо с кем-то еще?
   Ей хватило сил наутро обидеть Олега и практически вынудить его уйти.
Он, наверное, даже не понял, чего ей это стоило. А может быть, и понял. Он
вернулся из Афганистана совсем не таким, каким помнила его Катерина. В его
глазах застыла пугающая мудрость человека, заглянувшего за границу жизни,
за пределы добра и зла. А может быть, ей только показалось? И еще ее
удивило, что чувство глубокой вины она испытала после ночи с Олегом не
только перед Вадимом, но и перед Сергеем Челищевым, с которым она даже и
не целовалась ни разу. Катерине казалось, что она сходит с ума.
   С возвращением Вадима из командировки кошмар не кончился. Вадим
Петрович не узнавал свою жену. Обычно веселая и жизнерадостная, Катерина
стала мрачной и нервной.
   - Катенька, родная, ты не заболела? - спрашивал он ее дрожащим голосом,
а Катерина отвечала ему, что она просто устала, переутомилась. Очень скоро
Катя поняла, что беременна, и с ужасом ждала развязки. Но Вадим не
догадывался о причинах ее состояния, винил во всем себя и был еще более
ласковым и нежным.
   Ее спасло то, что Вадима решили послать в длительную командировку в
Швейцарию - он должен был там в течение восьми месяцев помогать
развертыванию сети советского торгового представительства. От этой новости
ожила и Катерина, воспрянул духом и Вадим Петрович.
   - Вот он, свет в конце тоннеля,- говорил Гончаров Кате.- Если все
получится так как надо, если все сложится,- мы с тобой, Катенька, сумеем
соскочить с рельсов в сторону...
   Они договорились, что Вадим поедет в Швейцарию один, а Катерина
отдохнет тем временем, съездит к бабушке в Приморско-Ахтарск. Вадим уехал
в конце января 1985 года, когда Катерине было уже почти невозможно
скрывать перед ним свою беременность. Об аборте она и не думала, знала,
что слишком велик риск того, что больше у нее может не быть детей. Она
досрочно сдала сессию и договорилась о переносе защиты диплома на август.
В деканате ей, конечно, охотно пошли навстречу.
   В Приморско-Ахтарске Катерина все рассказала бабушке, которая слишком
любила свою внучку, чтобы не помочь ей. Пенсионерка-врач Елизавета
Петровна смогла устроить Катю в родильный дом, обойдя некоторые
формальности. Катя родила сына и назвала его Андреем, в честь когда-то
погибшего на Енисее отца Олега Званцева.
   Катя оставила Елизавете Петровне правнука и достаточно большую сумму
денег, которой должно было хватить на первое! время. В Москве и в
Ленинграде о том, что она стала матерью, не знала ни одна живая душа.
   Катерина успешно закончила учебу в университете и легко получила
красный диплом. Вернувшемуся в сентябре из Швейцарии Вадиму Петровичу она
с гордостью показала красные "корочки", но на его горячие поздравления
ответила трезво и с легкой иронией:
   - Вадик, с тем же жаром ты можешь поздравить и самого себя. Без тебя,
без твоего имени я вряд ли бы его получила, даже если бы зубрила в два
раза больше. Так что - это наша общая заслуга, дорогой...
   Вадим приехал из Швейцарии в состоянии радостного возбуждения,
казалось, он даже помолодел на несколько лет. Ночью он рассказал жене на
ухо, что сумел открыть в Цюрихе банковский номерной счет, пока не очень
большой, но - начало положено, а остальное - дело наживное. У Вадима
появилась возможность периодически вылетать в Швейцарию, и каждую поездку
он использовал для того, чтобы прихватить с собой часть капиталов,
скопленных в Союзе.
   - Немного осталось, родная,- говорил он Катерине.- Совсем немного еще
здесь покрутимся и рванем отсюда навсегда... И там уже сможем зажить как
люди, детей родим, будем жить для себя и для них. И время как раз удачное,
перестройка эта на нас работает - замутилось все, перепуталось, вот мы в
этой мути и уйдем незаметно...
   Катерина кивала и улыбалась, сдерживая боль, потому что, как только
начинал Вадим говорить о предполагаемом отъезде, она видела маленькое
сморщенное личико своего сына.
   Но "немного", о котором говорил Вадим, затягивалось. Все шло не так
гладко, как ожидалось в начале перестройки. Поднятая Горбачевым муть
работала одновременно и на "систему", и против нее. С одной стороны,
начавшееся кооперативное движение позволило легализовать многие операции
"системы", с другой - появилось много новых людей, с жадностью бросившихся
к кормушке, а как известно, там, где слишком тесно становится от лихих
людей, всегда возрастает риск.
   За два последующих года Гончаров сильно изменился. Деньги, проходящие
через него мощным мутным потоком, словно унесли с собой куда-то его
сущность, его "я". Он даже внешне изменился - высох, резко поседел, а его
глаза, когда-то тепло-карие, с затаенной доброй смешинкой, теперь почти
постоянно горели нехорошей алчной чернотой. Катя видела и чувствовала все,
что происходило с мужем, пыталась даже говорить с ним, плакала - но он не
понимал, чего она от него хочет, и только раздражался.
   - Для кого я это все делаю, для чего сердце рву, себя не жалею? Это же
для тебя все! А ты меня же за это и... Ну да, я меньше стал внимания тебе
уделять, но ведь мы уже на финише... Сейчас все силы надо в последний
рывок вложить... Немножко ведь осталось... Совсем чуть-чуть...
   Он как в воду глядел. Ему действительно оставалось совсем чуть-чуть до
финиша...
   Раскрутившееся с невиданным размахом в начале 1988 года "Елисеевское
дело"
   затягивало в свою воронку все новых и новых свидетелей и обвиняемых.
Словно мор пошел по деловой Москве, каждую неделю Вадим рассказывал
Катерине о новых арестах, странных "самоубийствах" и нелепых "несчастных
случаях", уводивших из жизни серьезных людей, многие из которых были Кате
хорошо знакомы. К ней пришло стойкое предчувствие беды, оно накрыло
Катерину плотным черным крылом невидимого огромного ворона. И если раньше
она старалась не слишком поддерживать разговоры о предстоящем отъезде на
Запад, которые начинал Вадим, то теперь сама стала торопить мужа, а Вадим
Петрович словно ничего не понимал и не чувствовал. Он лихорадочно
"докручивал" одни операции и тут же начинал новые, как заведенный,
повторяя жене:
   - Хорошо, хорошо... Скоро, совсем скоро поедем... Немного осталось. Еще
чуть-чуть!
   Катя заставила его очнуться только в начале сентября 1988 года, после
того как стало известно об аресте того самого работника МИДа, на даче
которого она впервые увидела Гургена.
   Катя впервые в жизни закатила Вадиму настоящую истерику. Она рыдала,
ломала руки, дрожала, словно в лихорадке, и повторяла, выкрикивала в лицо
мужу, что ей уже ничего не надо, что ей страшно, и если она сойдет с ума
от страха или что-нибудь с собой сделает, то уже никакие деньги ничего не
исправят.
   Ее слезы и отчаяние пробили невидимую кору, закрывавшую от нее Вадима
Петровича последние два года. Он словно очнулся от морока, от колдовского
наваждения и стал прежним. Гончаров стал спешно готовить документы к
отъезду, успел даже сделать Кате синий служебный паспорт. Это было
последнее, что он успел сделать. 14 сентября на Кутузовском проспекте
неведомо откуда взявшийся грузовик превратил в кашу служебную "Волгу", в
которой ехал Гончаров. Водитель грузовика с места происшествия сбежал, но
через несколько часов его труп был идентифицирован милицией на одной из
станций метро - свидетели показали, что он сам бросился под поезд.
   Хоронили Вадима Петровича Гончарова на Ваганьковском кладбище в
закрытом гробу. Отупевшая от горя и транквилизаторов Катерина воспринимала
происходящее через какую-то дымку. Она не плакала, ее словно выморозило
всю изнутри. Очнулась она только тогда, когда очередную речь над гробом,
заваленным цветами, стал говорить Гурген, державшийся на похоронах как
распорядитель на очередном коктейле. Катя подняла на него глаза, и так
силен был заряд неприязни в ее взгляде, что Гурген запнулся, закашлялся и
скомкал конец своей фальшивой скорбной речи. Все остальное время, пока шла
гражданская панихида, пока опускали в могилу гроб и забрасывали его
землей, Катя затылком чувствовала на себе недобро-удивленный, тяжелый
взгляд Гургена.
   Он позвонил Катерине через несколько дней после похорон. Гурген не
представился, но она сразу узнала его странный плавающий акцент. Сказав
несколько пустых слов соболезнования, Гурген перешел к сути:
   - Вадим ушел, не успев додэлать все свои дэла на этой земле... Но долги
нада платить, эта запавидь порядошных лудей, да...
   - Какие долги, кому? - растерялась Катя.
   - Мыне... - и Гурген назвал сумму, от которой Кате стало холодно.
   - Но у меня нет таких денег, и я про долг Вадима ничего не знаю...
   Гурген помолчал, тяжело дыша в трубку, а потом коротко закончил
разговор, словно дверь захлопнул:
   - Паищи, да... Очень тыбя прашу... Пикающая трубка затряслась в Катиной
руке, и она впервые после смерти Вадима смогла заплакать. Катерина не
знала, что делать. Ей было страшно, она осталась одна в огромной Москве,
знакомые словно отстранились от нее, и телефон, когда-то не умолкавший
вечерами в их квартире, мертво молчал. Катя пыталась дозвониться до
генерала милиции, с которым ее однажды познакомил Вадим, но его
секретарша, узнав, кто звонит, после небольшой паузы сообщила ей, что
генерал в командировке. Катерина начала метаться по Москве, пытаясь найти
тех, кого Вадим считал друзьями, но все словно в норы попрятались - либо
не открывали двери, либо их жены, не приглашая Катю войти, сообщали ей о
командировках, отъездах или болезнях мужей.
   Она вернулась в квартиру поздним вечером, зажгла свет в гостиной и
вскрикнула от страха - на диване и в двух креслах вокруг журнального
столика сидели три незнакомых ей человека. Впрочем, нет, одного она
помнила - тот самый огромный кавказец, тень Гургена... Он как обычно
молчал, чуть раскачиваясь и глядя в стенку. Двое других были русскими,
похожими друг на друга своими мутными глазами и сально слипшимися
волосами. Они быстро подскочили к замершей Катерине. Один зажал ей рот
шершавой ладонью, потянув одной рукой голову за волосы назад, а другой
стал задирать ей юбку до талии, шаря суетливыми пальцами у нее между
ног... Кате было так страшно и противно, что она стояла как ватная, даже
не пытаясь сопротивляться.
   - Ух ты, соска какая сытная, а? Буфера-то какие наела! - заржал тот,
кто задирал на Кате юбку, и вдруг, истерично похохатывая, то ли запел, то
ли зашипел: - "Фаланем девчонку на дурное дело - ах, какие ножки, ах,
какое тело!.."
   Кавказец медленно, словно неохотно перевел на него свой стеклянный
взгляд, и певец резко оборвал куплет:
   - Ты че, шкура, не поняла? Деньги где, соска дешевая? Счетчик тикает,
слышишь? Секель порву!
   Катя промычала что-то нечленораздельное сквозь ладонь, зажимавшую ее
рот.
   Кавказец встал с дивана. Казалось, его совсем не интересует то, что
делали с Катей двое мутноглазых.
   - Отдай ее нам, Резо! - крикнул тот, что держал Катерину сзади. Резо
неторопливо подошел к ним и сделал жест рукой. Катю отпустили. Резо взялся
рукой за ворот Катиной блузки и резко рванул вниз. Итальянский хлопок
треснул и разорвался, на пол посыпались пуговицы. Равнодушными глазами
кавказец осмотрел Катины груди и негромко сказал:
   - Мы придем завтра. Если не будет денег - порвем тебя. Отдашь - не
тронем.
   Обещаю. Захочешь убежать - вернем, за домом посмотрят. Обмануть нас
захочешь - будем тебе очень больно делать.
   Так же медленно, словно окончательно утратив интерес к Кате, Резо
двинулся к входной двери. Тот, который напевал песенку, сплюнул на пол и
пакостно хохотнул Кате в лицо.
   - Сечешь, шкурка?! Готовь лохматый сейфик под кипятильничек! Подмыться
не забудь.
   Хлопнула входная дверь. Катя села на диван, даже не поправив задранную
юбку. Ей казалось, что еще немного - и она сойдет с ума. Быстро подбежав к
бару, она достала бутылку коньяка и бокал. Катины руки так тряслись, что
коньяк не попадал в бокал, выплескиваясь на пол. Бросив фужер на ковер.
   Катя крепко обхватила бутылку двумя руками и сделала три неумелых
глотка из горлышка. Коньяк тек у нее по подбородку, попадал на порванную
белую блузку. Постепенно алкоголь стал действовать, и Катерина смогла
очнуться от шока. Сняв с себя разодранную одежду, она побежала в душ и
лихорадочно стала тереть тело мочалкой, словно пытаясь смыть прикосновение
грязных рук.
   Переодевшись, она сделала еще глоток коньяку и закурила, пытаясь
успокоиться и сосредоточиться. Первой мыслью было собраться и бежать... Но
куда? А если за домом действительно наблюдают? Тогда она точно попадет в
руки этого страшного Резо и его мутноглазых. Волны паники захлестывали
Катин разум, мешали думать. "В милицию обращаться нельзя. Слишком много
придется рассказывать и объяснять... А может быть, Вадим на самом деле был
должен Гургену? Может быть, рассказать этим нелюдям про счет в Цюрихе,
дать им код? Вадим как знал - заставил выучить код наизусть..." Но
интуитивно Катерина чувствовала - нельзя рассказывать Резо про счет в
Швейцарии. После того как она это сделает, жизнь ее не будет стоить и
фантика. Да и не мог Вадим Петрович ничего задолжать Гургену. Катя бы об
этом знала... Но что делать, что делать?
   Неожиданно для себя самой Катерина вдруг грохнулась на колени,
перекрестилась и подняла глаза вверх:
   - Господи, вразуми! - лихорадочно шептала она, но вразумление не
наступало.
   Катя заплакала и отхлебнула еще коньяку.
   Внезапно она почувствовала, как страшная усталость наваливается на нее,
буквально выключая сознание. Из последних сил она добрела до спальни и
упала ничком, не раздеваясь, на кровать.
   Она проснулась словно от толчка, зная, что нужно делать. В коротком сне
она увидела лицо человека, который может ее спасти. Олег Званцев. После
той памятной ночи он всегда присылал ей поздравительные открытки на Новый
год, на Восьмое марта и на день рождения. В предпоследней открытке Олег
написал номер телефона, по которому его всегда можно найти - в любое
время, как он написал... Где же эта открытка, неужели она ее выбросила?
Катя судорожно рылась в своем письменном столе, выворачивая содержимое
ящиков прямо на пол... Вот она!
   Дважды Катя не могла правильно набрать номер телефона - слишком
тряслись пальцы. Когда на другом конце провода она услышала незнакомый
мужской голос, у нее упало сердце.
   - Алло?
   - Позовите, пожалуйста, Олега Андреевича Званцева.
   - Кого?
   - Званцева. Званцева Олега!!!
   - А кто его спрашивает?
   - Это из Москвы... Катя... Екатерина Гончарова... Нет, Шмелева... Он
поймет... Это очень, очень срочно...
   Голос в Ленинграде немного отдалился от трубки, но Катя, напрягшись,
сумела расслышать: "Адвоката спрашивают... Из Москвы... Шмелева
какая-то... Через час?.."
   - Алло, девушка, он отъехал, будет только через час примерно. Он ваш
телефон знает?
   - Знает! Но вы все равно запишите пожалуйста, это очень, очень срочно.
И важно! Для него...
   Следующие полтора часа Катя переходила от надежды к отчаянию, не сводя
глаз с молчавшего телефона.
   Когда она уже протянула руку к трубке, чтобы попытаться вновь пробиться
в Ленинград, телефон резко зазвонил.
   - Да?! - в этом коротком выкрике была вся ее боль и надежда.
   - Катя! Катюша, что случилось?! Услышав голос Олега, Катерина залилась
слезами от облегчения и ничего не могла сказать.
   - Катя, что случилось, почему ты плачешь, что с тобой!? - надрывался в
Ленинграде Олег.
   Еле справившись с рыданиями. Катя закричала в трубку:
   - Олеженька, родной, спаси меня!.. Вадима убили... Приезжай срочно,
умоляю, если ты меня не вытащишь отсюда, меня завтра убьют и... И я не
знаю, что еще со мной сделают... Они от меня деньги требуют, а я не знаю,
откуда их взять. Сегодня приходили трое - сказали, завтра снова придут...
Помоги, Олеженька!..
   Олег пытался что-то расспросить, но Катерина только рыдала и умоляла
спасти ее. Поняв, что в Москве действительно происходит что-то странное,
Званцев решил не терять времени на бесполезные расспросы. В конце концов,
Катерина звала его на помощь, и это было главным. Она звала его, а он
столько лет этого ждал...
   Ночной гонки из Ленинграда в Москву Катя, конечно, не видела. А
посмотреть было на что. Взяв с собой трех самых преданных и надежных своих
людей, Олег сумел выехать уже через полчаса после звонка Катерины.
"Мерседес" и BMW, казалось, не ехали по шоссе - они просто летели. Ну как
обойтись русскому без быстрой езды, а особенно если он спешит на помощь
любимой женщине! Ах, какая это была гонка...
   В половине девятого утра Олег уже звонил в ту самую дверь, которую
закрыл за собой с горечью почти четыре года назад. Нажав на звонок, Олег
тут же отстучал в дверь морзянкой "семерку" - их старый, еще школьный
условный сигнал. Не спавшая всю ночь Катерина сразу же открыла дверь и без
слов буквально упала Олегу на руки. Двое спутников Олега, Ветряк и Доктор,
смущенно затолкались в прихожей (третьего, Танцора, они оставили смотреть
за машинами и обстановкой во дворе). У Кати не было сил на слезы, ее
просто трясло, а Олег обнимал ее, прижимал к своей груди и шептал
успокаивающе:
   - Катенька моя, все будет хорошо, все будет хорошо...
   Наконец Катерина взяла себя в руки, повела гостей на кухню и предложила
им кофе. Олег пить кофе в кухне отказался, взял свою кружку и повел Катю в
гостиную, чуть смущенно улыбнувшись "браткам", которые с деликатной
невозмутимостью разглядывали кухонный интерьер. В гостиной Званцев сел на
диван, шумно отхлебнул из кружки, которую держал двумя руками, и
приготовился слушать Катерину. А она стала рассказывать ему все с самого
начала - сбивчиво, путано, но Олег понял главное. Не рассказала Катя ему
только о двух вещах - о том, что она родила сына, и о том счете в
Швейцарии, о котором теперь знала только она... Катя была уже достаточно
умудрена житейским опытом, чтобы не припрятать на всякий случай пару
козырей в рукаве. Да и не знала она, как Олег воспринял бы известие о
сыне, особенно в такой вот обстановке... Да и счет этот... Успеется,
решила про себя Катерина. Она практически полностью пришла в себя, словно
впитав силу и уверенность, которые буквально источал Званцев. Катя все
время держала Олега за руку, как будто боялась, что он может куда-то
испариться. Ну а Олег, ясное дело, руку свою у нее не отбирал... Пока не
услышал имя Гургена. На этом месте Катиного рассказа он вдруг стал очень
серьезным, и с него слетел весь романтический хмель ночной гонки и
утренней встречи. Олег закурил (Катя отметила про себя, что курил он уже
не "Приму", как в прошлую их встречу, а "Кэмел") и прошелся по комнате.
   - Так, Катюша, все будет хорошо, ничего не бойся! Мы все уладим. Но в
Москве тебе оставаться нельзя. Быстро вещи собирай, поедешь с нами в Питер.
   - А... А как же квартира? - испуганно спросила Катерина.
   - Какая, к черту, квартира, ты что?! - взорвался было Олег, но тут же
осекся и продолжил ласково и на тон ниже:
   - Собирайся быстрее, Катенька, нельзя ни минуты терять, бери только
самое необходимое...
   Катерина завороженно кивнула и побежала в спальню, Олег зашел в кухню и
кивнул плотному блондину:
   - Доктор, сходи смени Танцора. И внимательнее за подъездом смотри: если
что - сразу по рации мне... Валить нам отсюда надо по-быстрому, пока в
блудняк [Блудняк - мутная, мерзкая ситуация (жарг.)] не влетели... А ты,
Ветряк, пошуруй в холодильнике, насобирай нам чего-нибудь на дорогу, а то
опять весь день не жрамши ехать будем...
   Как всякая нормальная женщина, Катя собирала "самое необходимое" долго,
и Олег стал нервничать. Он хотел уже поторопить ее, когда запищал
"воки-токи"
   в кармане его куртки.
   - Адвокат, похоже, к вам гости! Трое.
   - Понял, встретим! - И Олег отключил рацию. Его движения стали быстрыми
и бесшумными. Званцев кивнул Танцору и Ветряку на дверь, и они заняли свои
позиции в прихожей. Шепнув Кате, что все будет хорошо, Олег закрыл дверь в
спальню, а сам замер у двери в гостиную.
   Звонок грянул в абсолютной тишине. Олег сделал Ветряку знак рукой, и
тот открыл дверь. В квартиру вошли трое. Шедший впереди кавказец
встретился глазами со Званцевым, но даже не успел удивиться. Танцор
швырнул его навстречу Олегу, который отключил кавказца ударом вывернутой
ступни в горло. Тот молча упал навзничь. Двое других гостей уже лежали
лицами в пол, придерживаемые Ветряком и Танцором. Олег распорядился, чтобы
всех трех затащили в гостиную, и позвал Катерину.
   - Эти приходили? - он кивнул на лежащие на полу фигуры.
   Двух мутноглазых Катя узнала сразу, а кавказца она видела впервые.
   - Вчера другой приходил, они его звали Резо...
   - Ясно! Давай, Катюша, допаковывайся быстрее, мы сейчас с гостями
поговорим о своем, детском...
   Но Катерина как приросла к полу, глядя на зашевелившегося на полу
кавказца.
   Олегу пришлось рявкнуть на нее, чтобы она ушла в спальню.
   Олег сел в кресло и подождал, пока кавказец встанет.
   - Ты, что ли, разборки тут ведешь? Ты кто?
   Один из мутноглазых вдруг заверещал:
   - Гиви, скажи этим фраерам... - но не успел договорить, потому что
Ветряк сильно ударил его лицом об пол.
   - Тише ты, соседей разбудишь! - сердито сказал Олег и, улыбнувшись,
продолжил: - Стало быть - Гиви! Как в песне: "Гиви, Гиви любит женщин,
пьет коньяк и ест сациви..."
   Гиви потер рукой горло и прохрипел, раскачиваясь:
   - Ты, фраер, за это ответишь... Потом смеяться будешь, когда шкурка
твоя при тебе как пылесос работать начнет... Перед тем, как тебя
запарафинят...
   Ты на кого руку поднял?
   Гиви вдруг резко развернулся, полоснул Танцора неведомо откуда
появившейся финкой по руке и бросился было к двери, но замер, пробитый
ножом, который метнул ему в спину Олег. Гиви медленно опустился на пол и
начал сучить ногами. Олег подошел к нему и сел на корточки.
   - Кто тебя послал? По каким проблемам? Душу-то облегчи перед смертью,
не быкуй...
   Гиви сплюнул кровавую пену и, повернув лицо к Олегу, захрипел:
   - Добивай, сука! Но мы тебя найдем, с живого шкуру снимать будем...
   Олег выдернул у него из спины нож и ударил им Гиви под сердце. Тот
дернулся и затих.
   - Извини, генацвале,- сказал Званцев, вытирая лезвие об одежду
убитого.- Ты все свои шкуры уже отсдирал.
   Олег прошел на кухню и зажег газ. Из спальни, где сидела Катя, не
доносилось ни звука.
   - Давай сюда второго красавца,- крикнул Олег Танцору. У того, которого
Танцор втащил в кухню, на правом веке было выколото слово "раб", а на
левом - "КПСС". Когда он закрывал оба глаза, можно было прочитать "раб
КПСС".
   - Что вы от девочки хотели, кто вас сюда послал?! - голос Званцева был
страшен, но "раб КПСС" только ухмыльнулся. Тогда Олег быстро запихал ему в
рот кухонное полотенце, заломил руку за спину и ткнул лицом в синее пламя
горелки. Мутноглазый "раб" дико замычал сквозь кляп. В квартире сразу
запахло горелым мясом и палеными волосами. Олег поднял лицо "раба КПСС" из
огня и вынул изо рта у него кляп:
   - Как свинью зажарю... Кто тебя послал сюда?!
   "Раб" забился в руках у Танцора и провыл:
   - Ничего, сучий фраер, скоро сам шашлыком станешь, когда Гурген в твою
жопу шампур засовывать начнет... Сука[#8209]а[#8209]а!!! - И он завыл на
одной ноте, дико и страшно.
   - Танцор, заткни его! - крикнул Олег, и через секунду душа "раба КПСС"
   навсегда покинула землю, на которой он столько лет грешил. Такой удар
ребром ладони мог перебить стальной прут, не то что шею.
   - Зря ты так,- поморщился Званцев.- Можно было еще поговорить...
   Танцор пожал плечами - мол, не понял, босс.
   Званцев, морщась от вони, пошел к третьему гостю, которого держал
Ветряк.
   - Значит, все-таки Гурген вас послал? - невесело спросил Званцев,
подойдя вплотную к третьему. Тот отшатнулся от лица Олега, но Ветряк ткнул
его в затылок.
   - Я не знаю ничего, клянусь! Я Гургена вообще, в натуре, один раз за
жизнь видел, бля буду! А про соску... Ну, про телку эту, Резо сказал, что
она деньгами насосана, а за ней должок... Я все расскажу, я помогать
буду...
   - Ты как откликаешься?
   - Грека...
   - Скажите-ка мне, любезный Грека... - начал было Олег, но в кармане его
куртки запищал "воки-токи". Званцев достал рацию и нажал кнопку, впустив
квартиру искаженный эфиром голос
   Доктора:
   - Адвокат, давайте быстрее, здесь карусель какая-то начинается!..
   - Понял, уходим! - Олег сунул рацию обратно в карман и развел руками:
   - Извини, Грека, спешим мы! И кивнул Ветряку, который тычком ладони
вбил Греке носовые хрящи в мозг. Званцев заскочил к Катерине в спальню.
   - Нужны большие чемоданы или сумки. Есть у тебя?
   Белая как мел, Катя кивнула и показала рукой на стенной шкаф. Там после
переезда в Москву Вадим зачем-то хранил три огромных чемодана, которые,
смеясь, называл "мечтой оккупанта". Олег выволок их в гостиную и начал с
Ветряком укладывать в них трупы. Катя вынесла в прихожую две сумки со
своими пожитками. Остолбеневшая, она остановилась, глядя на Танцора,
который совершал в кухне какие-то странные движения над телом "раба КПСС".
   - Олежа, что он делает?.. Мне страшно...
   Олег вытащил в прихожую два тяжелых чемодана, мельком глянул на кухню.
   - Не обращай внимания... Он Хаву Нагилу танцует. За это и погоняло
[Погоняло - прозвище (жарг.)] свое получил, в Афгане еще... Как замочит
кого-нибудь, обязательно должен Хаву Нагилу станцевать, танец такой
еврейский... Пока не станцует - ничего не соображает, а потом - нормальным
пацаном снова становится... Контуженный он... как и все мы... - Олег
опустил глаза и пошел в кухню помогать Ветряку укладывать третий труп. А
Танцор, не глядя на них, танцевал... Катю затошнило было от ужаса и
неприятного запаха, витавшего в квартире, но она справилась с собой.
   "Ничего! - шептала она себе.- Ничего... Я выдержу. Я сильная".
   Номенклатурный дом еще спал, когда Катя, Олег и Танцор с Ветряком
спустились в лифте на первый этаж. Была суббота, и ответственные работники
отдыхали. Две свои сумки Катерина тащила сама, потому что руки мужчин были
заняты более тяжелой поклажей. Швейцара дяди Гриши на месте, по счастью,
не было, вместо него на стуле у двери подъезда лежала фуражка. Дядя Гриша,
видимо, ушел попить чайку. Все это Катерина подмечала чисто машинально.
   Во дворе к ним бросились двое каких-то незнакомцев, вылезших из белой
"Волги". Но Званцев с криком: "Держи!" - бросил чемодан под ноги одному,
Ветряк таким же образом повалил второго, а Танцор швырнул свой чемодан
сверху на этих двух упавших. Подхватив у Кати ее сумки, мужчины бросились
к "мерседесу". Ветряк выключил дистанционную сигнализацию и сразу прыгнул
за руль. Танцор сел с ним рядом, Катя и Олег забрались на заднее сиденье,
и машина резко взяла с места...
   Доктор, сидевший за рулем стоявшего поодаль BMW, спокойно наблюдал, как
двое сбитых с ног поднялись, отряхнулись, открыли чемоданы, помолчали,
разглядывая содержимое, а потом защелкнули замки. После короткого
совещания они подтащили чемоданы к белой "Волге" и втиснули два в
багажник, а третий затолкали на заднее сиденье.
   Потом один сел за руль, а второй побежал к телефону-автомату.
   Доктор понял, что эти двое были не ментами - иначе они не стали бы
запихивать трупы в машину. Доктор также Догадался, что немедленной погони
эти двое - кто бы они ни были - организовать не в состоянии. Поэтому он
спокойно запустил мотор и поехал нагонять "мерседес" Адвоката. Стрелку они
забили заранее - в самом начале Ленинградского шоссе...
   Катя плохо помнила дорогу в Ленинград. В "мерседесе" она выпила, обняла
Олега и задремала... Впрочем, это, наверное, была не дрема, а скорее
какой-то транс, потому что видения сна у нее мешались с явью: то она
просыпалась, курила и разговаривала с Олегом, то вдруг вместо Олега
возникал перед ней Челищев с какой-то странной улыбкой на губах. То ей
что-то говорил Вадим - но что именно, она не могла расслышать... Как ни
странно, Кате не было страшно. Все ее страхи остались в Москве, в прежней
жизни. А сейчас она ехала в Ленинград, чтобы начать новую жизнь. Или
вернуться к старой? У нее не было сил, чтобы спокойно проанализировать все
произошедшее и спланировать будущее. Будь что будет,- решила она. А Олег,
будто услышав ее мысли, обнял ее, прикоснулся к ее глазам губами, покачал
немного, как ребенка, и прошептал:
   - Все будет хорошо! Вот увидишь - все самое страшное уже позади. Все
будет теперь очень хорошо, Катюшка...
   На самом деле Олег вовсе не был стопроцентно уверен в том, что все
будет именно хорошо, а не как-то иначе. Имя Гургена было ему знакомо, он
знал, что этот человек в Москве - величина ничуть не меньшего калибра, чем
Антибиотик в Ленинграде. Поэтому Званцев понимал, что если бы они хотя бы
немного задержались в златоглавой, шансов на выживание у них не было бы
совсем. Олег торопился поскорее увидеться с Виктором Палычем и успеть
рассказать ему обо всех московских событиях. Тогда появился бы шанс, что
Антибиотик не отдаст его с Катей Гургену. В основном Олег делал ставку на
то, что Антибиотик с Гургеном недолюбливали друг друга, но эмоции
эмоциями, а существуют еще и "понятия"... А по понятиям, Званцев без
спроса вписался абсолютно не в свою тему, в чужую разборку...
Единственное, на что оставалось нажимать,- это на то, что Катерина была
"не при делах", а люди Гургена устроили совершенный "беспредел" и
"западло", "нацепив" внаглую чужие проблемы на человека "левого"...
   Это могло сработать при условии, что все московские события не станут
достоянием широких кругов братвы. Потому что в узком кругу такие люди, как
Гурген, Антибиотик или, скажем, Сильвер из Свердловска чихать хотели на
понятия, которые они трактовали всегда так, как удобно было им самим...
   Поэтому по приезде в Ленинград Олег отпустил Доктора, Танцора и
Ветряка, щедро выдав им "проездные", "командировочные", "премиальные", и
посоветовал представиться братве в кабачине, но не рассказывать, зачем в
Москву ездили.
   Трое боевиков сразу задачу уяснили - не велит Адвокат браткам
рассказывать!
   Нет проблем! Нам сказали, мы сделали, а голова путь болит у того, кто
умный и книжки читает.
   Вдвоем с Катериной Олег поехал к Антибиотику на Васильевский остров.
Виктор Палыч жил в роскошной стометровой квартире, бывшей коммуналке,
которую никогда и ни за что не узнали бы те шестнадцать горемык, которые
ютились здесь раньше. Квартира Антибиотика была уголком Запада в Советской
России.
   Говорят, кто-то из заезжих воров в законе попытался как-то предъявить
[Предъявить - обвинить (жарг.)] эту вызывающую роскошь Антибиотику, потому
что не по воровским понятиям было жить в богатстве. Виктор Палыч якобы в
ответ только презрительно скривил губу и ответил: "Это, любезный, вы у
себя на воровских толковищах предъявы друг дружке делайте! А я не вор, я
коммерсант и предприниматель, человек тихий, комфорт и покой любящий. И
очень сердящийся на тех, кто на эту мою усладу стариковскую свое хайло
разевает... Хайло[#8209]то ведь и зашить можно, чтобы не вякало..." И до
вора дошло, потому что слушок про Антибиотика шел авторитетный, говорили,
что людей он "перекусывает", как чашку чая выпивает. Кстати говоря, хоть и
любил Виктор Палыч покряхтеть, поюродствовать, называя себя стариком,- был
он вовсе не стар еще. Крепким он был мужичком лет за пятьдесят на вид.
   Впрочем, за те четыре года, что Олег Званцев знал Антибиотика, он
ничуть не постарел и не изменился, так что черт его знает, сколько уже лет
топтал Виктор Палыч нашу скорбную землю своими грешными ногами. А грешен
был Антибиотик, нарушал, и неоднократно, все заповеди Христовы. И часто
блудодейством грешил, с возрастом стал предпочитать либо приличных
интеллигентных замужних дам, которых совращал деньгами долго и с
умелостью, а потом, забавляясь, втаптывал в грязь; либо малолеточек
совсем, да причем по паре сразу... Похотлив был Виктор Палыч, правду,
видать, говорят, седина в голову - бес в ребро!
   "Как бы Антибиотик на Катю глаз свой не положил",- обеспокоенно подумал
Званцев, подъезжая к серому дому на 13-й линии. Но, оглядев Катерину,
успокоился. Она была явно не в лучшей форме - заревана, глаза красные,
опухшие, Да все равно красива, конечно...
   Катя внимательно оглядела невысокого лысоватого человека с
пронзительными серыми глазами, которого Олег почтительно назвал Виктором
Палычем.
   Встречала Катя в своей жизни людей с такими глазами и умела интуитивно
вести себя так, чтобы нравиться им, не нарушая дистанции. Вот и сейчас,
поняв, что от этого лысоватого очень многое зависит, включила Катерина на
полную мощность магнетизм своего обаяния.
   Олег с Виктором Палычем ушли в кабинет, оставив Катю в гостиной. Она
присела на шикарнейший диван и стала прислушиваться к глухим голосам,
доносившимся из кабинета.
   А там шел интересный разговор. Сначала говорил Олег, а Антибиотик
слушал его с совершенно непроницаемым лицом. Когда Званцев наконец
замолчал, Виктор Палыч налил себе коньячку (Олегу не предложил) и
задумчиво протянул:
   - М-да... Веселенькие истории ты на ночь рассказываешь... Совсем не
жалеешь старика...
   Антибиотик вдруг хищно прищурился и дернул губой над клыком:
   - Что же... Гончарова я помню. Способный был делец. Когда-то... - и,
помолчав, спросил: - А. скажи-ка мне, Адвокат, по совести - зачем тебе-то
нужна эта баба?
   Олег внутренне весь напрягся и тяжело катнул желваки под небритыми
щеками:
   - Это не баба. Это... Я за нее пол-Москвы вырежу!
   - М-да? - Было видно, что Антибиотик что-то очень быстро просчитывает в
уме, взвешивая плюсы и минусы различных вариантов своего решения. Наконец
он ласково улыбнулся Олегу:
   - Ну-ну, не кипятись! Пол-Москвы, говоришь? Пол-Москвы не надо, лишнее
это, но кое-кто в златоглавой действительно зарвался. Ну да об этом после.
А сейчас...
   Званцев вздрогнул от резкого телефонного звонка и сам про себя удивился
предельной натянутости своих нервов. Звонок был междугородным, и инстинкт
выжившего фронтовика подсказал Олегу, что звонит Гурген. Званцев хотел
было встать и выйти из кабинета, но Антибиотик жестом остановил его и
переключил телефонный аппарат на громкую "беструбочную" связь.
   В кабинете раздался чуть искаженный расстоянием и помехами уверенный
голос с плавающим грузинским акцентом:
   - Приветствую тебя, дарагой! Как дыла, как здоровье?
   - О! С Божьей помощью,- бодро ответил Виктор Палыч.- День добрый, а как
твои дела? Как столица?
   - Шумыт сталица, да...
   - А как здоровье?
   - Тваими малытвами, дарагой. Все слава Богу, да вот малчики твои мыня
агарчили. Приехали в чужой город, нанимаешь, на двух машинах, напачкали и
соскочили, не прибрав, не рассчитавшись.
   Антибиотик скосил глаз на Олега, который стиснул зубы так крепко, что
их аж заломило.
   - Так молодые, озоруют, резвятся, что им...
   - Неправильное озорство,- голос в Москве чуть загустел и приподнялся в
тоне.- Ответить придется, да...
   Ласковые тона в голосе Антибиотика тут же пошли на снижение:
   - Зачем так сразу? Ребятки правильно поступили, от хулиганов девушку
спасли.
   - Э-э... Ты меня нэ понимаешь, дарагой. Хорошие луди были, да... Братва
волнуется, недовольные есть, успокоить надо...
   - Что ж... У нас пацаны серьезные, и тоже очень недовольны московским
гостеприимством... А Катерина Дмитриевна с нами работает, обижать нельзя...
   Олег снова вздрогнул. Он был готов поклясться, что не называл
Антибиотику Катиного отчества.
   В Москве возникла недолгая пауза.
   - Пачиму мы раньше не знали, а? Антибиотик горестно вздохнул в трубку,
подмигнув Олегу:
   - Все мы, к сожалению, узнаем все не сразу, а постепенно. А может, к
счастью это. Я вот тоже не сразу узнал, что твои в Твери с чухонцев
получают...
   Видимо, для Гургена это было большим сюрпризом, потому что он замолчал.
И только после длительной паузы сказал:
   - Э-э... Мы поняли друг друга, дарагой. Прыятно пабиседовать с умным
чэловеком, да... Будишь в Москве - для хорошего человека всегда настоящая
"Хванчкара" найдется... Будь здоров, дарагой...
   "Хванчкара", кстати говоря, была любимым вином Антибиотика.
   - О! Ну после такого обещания - буду непременно. Как-нибудь. Только вот
с делами разберусь... Удачи тебе, дорогой...
   И связь прервалась. Званцев почувствовал, как под свитером его рубашка
прилипла к телу. Виктор Палыч еле заметно усмехнулся:
   - Ну, Адвокат, пойдем к твоей избраннице, а то она поди заждалась, тем
более с дороги вы...
   Когда мужчины вышли из кабинета, Катя резко вскочила с дивана навстречу.
   "Ну что вы, Катенька, сидите",- запротивился было Антибиотик, но
Катерина увидела, что ему было приятно. Виктор Палыч ласково глядел на
Олега и Катю:
   ни дать ни взять - посаженый отец на свадьбе, а по совместительству -
опекун-затейник.
   - Ну что, молодые люди, живите в радости. Отдохните чуток - и за работу.
   Работать надо, а не воевать! Любовь, она ведь приходит и уходит, а
кушать хочется всегда. А сейчас самое время дела делать...
   У Кати комок подступил к горлу, потому что именно эту фразу точно с
такой же интонацией любил последний год повторять Вадим Петрович Гончаров.
   Вот так Катерина вернулась в Ленинград. Жить она стала у Олега -
сначала Кате было слишком страшно ехать к матери, ну а потом... В первые
дни после бегства из Москвы Олег возился с ней, как с заболевшим ребенком:
никуда не отходил, кормил чуть ли не с ложечки, приволок в дом кучу
разного фирменного шмотья, большая часть которого Катерине, естественно,
не подошла - либо по размеру, либо по стилю. Жил Званцев теперь на
Петроградской стороне в большой, но абсолютно неухоженной квартире.
Поначалу, конечно, ни о каком сексе между ними не могло быть и речи -
слишком силен был шок, пережитый Катей. Но мало-помалу природа начинала
брать свое - им ведь было-то всего ничего, по двадцать пять лет. Однажды с
утра Олег, одуревший от изнурительных ночных эротическим видений, зашел в
ванную (зашел в чем спал, а спать он еще в армии привык абсолютно голым),
а там Катерина в таком же наряде - душ принимать собралась - стояла, вся
выгнувшись, как кошка, и хлопала глазами... Короче, душ они уже потом
приняли вместе и совершенно не торопились выбираться из ванной, игнорируя
надрывавшийся в прихожей телефон. В реальный мир, правда, вернуться
все-таки пришлось, когда кто-то забарабанил по входной двери с явным
намерением ее в конце концов высадить. Олег чертыхнулся, оторвался от
мокрой стонущей Катерины и, намотав полотенце вокруг бедер, побежал
открывать дверь, прихватив по привычке с тумбочки в прихожей свой ТТ.
   На лестничной площадке стояли встревоженные Танцор с Доктором.
   Подозрительно оглядев Олега (а видок у него был, прямо скажем,
странноватый - голый, мокрый, с абсолютно глупой и счастливой улыбкой и с
пистолетом в руке), Доктор спросил:
   - Адвокат, ты в порядке? У нас же стрелка сегодня с Ваней Витебским. Мы
тебе звоним, стучим... Стряслось что?
   Олег вытер рукой лоб и, не приглашая Танцора с Доктором в квартиру,
ответил:
   - Я это... приболел малость. Смотайтесь сами, поговорите... Ты же в
курсе проблемы? А мне отлежаться надо.
   И он захлопнул дверь перед обалдевшими братками, которые только
покрутили головами, постояли в недоумении и потопали вниз по лестнице под
аккомпанемент страстных стонов, слышных даже через двери...
   Так они и зажили. На этот раз у Катерины не было никаких иллюзий
относительно "работы" Олега. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что
он был бандитом или, как тогда говорили, рэкетиром. Впрочем, говорили об
этом тогда, в 1988 году, еще мало...
   О Сергее они условились не вспоминать. Они знали, что Челищев работает
в прокуратуре, и не хотели ломать ему жизнь своим появлением из прошлого.
   Антибиотик постоянно искал новые контакты в правоохранительных органах,
спрашивал Званцеве и Катерину об их бывших однокурсниках, но они
отговаривались тем, что связи все утратили - слишком давно, мол, все это
было. Виктор Палыч намекал, что для пользы дела связи-то можно было бы и
возобновить, особенно если кто-то уже вырос, но сильно на Олега с Катей до
поры не давил, так - посмеивался... А они твердо решили про Сергея не
рассказывать.
   - Пусть лучше Серега считает, что я погиб, а ты в Москве,- сказал
как-то ночью в постели Олег жене на ухо. Катерина ничего не ответила,
только с внезапной неприязнью оттолкнула руку Олега.
   Они оформили брак лишь осенью 1991 года, когда Олег буквально припер
Катерину к стенке, надоедая ей своими требованиями "оформить отношения,
как у людей". Катя стала настоящим наркотиком для Званцева, он страшно
ревновал ее и баловал, а она... Она вертела им, как хотела, и он, похоже,
почти не догадывался об этом. Катерина стала его настоящим
ангелом-хранителем. Она гораздо лучше его разбиралась в интригах теневого
мира и была полностью в курсе всех дел команды Адвоката. В свое время
Вадим научил ее играть по правилам "команды мастеров", а уровень Званцева
на момент Катиного возвращения в Петербург еле-еле дотягивал до "первой
лиги". Катя давала советы Олегу осторожно, так, чтобы не насторожить
Антибиотика, который, как быстро поняла Катерина, любил управлять людьми
"втемную" и не терпел рядом с собой игроков одного с собой класса, Катя
старалась повысить и уровень общей культуры Званцева, буквально заставила
его читать книги, таскала по выставкам и театрам. Братва посмеивалась над
переменами в образе жизни Адвоката, но лишь за его спиной, потому что
заводился Олег моментально, особенно если улавливал хоть малейший намек на
насмешку над Катериной. А заводки Адвоката могли кончиться для шутников
очень печально, и все это хорошо знали, благо пара прецедентов, как
говорится, имели место быть...
   Катя, впрочем, быстро сама "вошла в авторитет", потому что не раз и не
два уберегла Званцева и его братков от реальной опасности там, где ее даже
не видели... Братва привыкла называть Катю Катериной Дмитриевной, хотя
многие из боевиков Адвоката были старше его самого и его красавицы жены.
   Привык Званцев слушаться Катю, и все у него шло хорошо, богател он,
"поднимались" и его люди, но... В начале 1992 года Антибиотик "подвинул
тему", связанную с загадочным препаратом, который назывался
альфа-фетапротеином. Был якобы этот препарат каким-то чудодейственным
лекарством от рака или необходимым элементом для этого. На Западе синтез
альфа-фетапротеина был затруднен тем обстоятельством, что для его
производства требовалась кровь эмбриональных младенцев (то есть, грубо
говоря, выкидышей или абортных эмбрионов). Законодательства большинства
западных стран запрещали использовать массу даже мертвых эмбрионов для
легального синтеза лекарств. Ну а в России такого добра было навалом,
особенно в первые голодные и трудные девяностые годы. Нашелся и
химик-самоучка, который открыл какой-то совершенно уникальный метод
синтеза. "Протеиновая лихорадка" захлестнула Ленинград. За препаратом и
ученым-химиком гонялись чуть ли не все городские группировки, большие люди
из милиции и УМБР, серьезные дяди из мэрии. Слишком высока была цена. Речь
шла о миллионах долларов. Вписался в эту гонку и Антибиотик, пристегнув к
ней Олега. Как могла, Катерина отговаривала его от участия в этой странной
истории. Чувствовалось, что слишком много игроков бежит за мячом. Да,
видно, надежда на близкие легкие миллионы затмила Званцеву глаза. Через
два дня после удачных, как посчитал Олег, переговоров с химиком Адвоката и
почти всех его ближайших братков задержало ОРБ, обвинив в вымогательстве.
   Петербургская прокуратура избрала для Званцева и его коллег меру
пресечения - содержание под стражей.
   Катя осталась одна. Нет, конечно, всю группировку ОРБ не смогло взять,
а уж тем более не смогли они добраться до Антибиотика. ОРБ срубило
верхушку, на свободе остались одни быки да чудом избежавшие ареста Доктор
с Танцором.
   Все дела упали на Катины плечи. Антибиотик при встречах, конечно,
предлагал помощь, но Катя отказывалась, говорила, что справится, а Виктор
Палыч поглядывал на нее хитро и посмеивался. Изучал ее Антибиотик,
тестировал, реакцию снимал, и неприятно было Кате ощущать это изучение.
   Связь с сидящим в "Крестах" Олегом была постоянной и устойчивой, но все
равно находящийся в камере Адвокат был совсем не то, что Адвокат на
свободе: Катерина чувствовала уже направленные на "объекты" группировки
Олега волчьи взгляды конкурентов. Да и глаза Антибиотика стали ей
нравиться все меньше и меньше. Кате срочно нужна была умная поддержка, а
не просто тупая преданность "братков". И в этот момент Олег передал из
"Крестов", что встретил там Челищева.
   * * *
   ...Пауза явно затягивалась. Катя стояла неподвижно, но Сергей каким-то
внутренним зрением видел, как корчится от отчаяния и боли ее душа.
   - Слишком много мне нужно тебе рассказать, Сережа, чтобы объяснить все,
что с нами случилось за эти годы. А тайны... Да, они есть, и не только у
меня и Олега. Есть еще и чужие тайны доверившихся нам живых и мертвых уже
людей. И чтобы рассказать их тебе - просто доверия мало, потому что
секреты бывают опасны для того, кто их узнает. И я не знаю, готов ли ты к
таким рассказам.
   Сергей хмыкнул и расправил плечи. Вид растерянной, слабой, испуганной
Катерины придал ему уверенности в себе и ощущение собственной значимости.
   Интересно, сколько миллиардов мужиков, начиная с Адама, попадались на
такие вот женские штучки? Вечная, как жизнь, история.
   - Я адвокат, Катюша... А стало быть, имею некий опыт хранения чужих
тайн.
   Сергею показалось, что Катя вздрогнула, когда он назвал себя адвокатом.
   - А что касается доверия... После того, как убили моих родителей, со
мной остались только вы двое - Олег и ты... В памяти моей... Я вас так
часто вспоминал. А тут выясняется, что вы оба живы и все время рядом были.
   "Да что же она все время вздрагивает?" - удивился про себя Сергей и
автоматически, по въевшейся в кровь следственной манере сменил тональность
разговора, чтобы разрядить психологически накалившуюся атмосферу.
   - По каким делам Олег в "Кресты" залетел? - довольно сухо
поинтересовался Челищев.
   - Его подставили... Ты же его знаешь - он в каждой бочке затычка. А
после Афгана совсем стал... - Катерина махнула рукой.
   - Катюша, в "Крестах" просто так не сидят... - опять же
по-следовательски начал было Сергей, но, встретившись глазами с Катей,
осекся.- Ладно, под что его подставили?
   - Под 148-ю.
   - Понятно... Нормальная бандитская статья,- хмыкнул Челищев и испытующе
глянул на Катерину.
   Она закурила сигарету и посмотрела Сергею в глаза холодно и властно.
   - Сережа, я не на допросе у тебя. Не надо. Ты не хуже меня знаешь, что
сейчас без помощи бандитов никакой бизнес невозможен. И ты достаточно
умен, чтобы понять, кто смоделировал, кто создал такую ситуацию. Когда
явление становится таким массовым - это уже не просто закономерность, это
уже объективная необходимость...
   - Ну и кто же это все смоделировал? - Сергей несколько растерялся от
Катиного напора.
   - Те, у кого власть.
   - Демократы, что ли? Жиды с масонами?
   - Сережа! Не надо ерничать. Какие демократы, где ты их видел? Неужели
ты всерьез думаешь, что эти клоуны в телевизоре что-то решают? Реальная
власть была и остается совсем в других руках. Да ладно, об этом можно
бесконечно говорить. Ты спрашивал, почему мы с Олегом не нашли тебя
раньше? Наверное, ты сам догадываешься, почему. Мы не хотели лезть в твою
жизнь, потому что контакты с нами могли реально помешать твоей карьере.
Да, если говорить прямо, не все то, через что пришлось пройти нам с
Олегом, укладывается в рамки закона. Но ведь этот закон сам ни в какие
рамки не укладывается и ни в какие ворота не лезет, а те, кто должны его
блюсти и охранять, сами же вынуждены нарушать его же чуть ли не чаще всех
остальных - и именно чтобы охранять закон... Ты же сам все это знаешь!
Что, не так, скажешь?!
   Сергей молча опустил взгляд. Катерина словно читала давно мучившие его
мысли.
   - Катя, не надо меня за советскую власть агитировать. Для меня всегда
было важнее не формальное соблюдение Закона, а злодей человек или нет,
   - Мы с Олегом не злодеи. Челищев усмехнулся и покрутил головой.
   - Ладно. Давай не будем размазывать кашу по чистой скатерти,-
процитировал он любимые с детства "Одесские рассказы" Бабеля.- Что нужно
от меня?
   Катя моментально вспыхнула, и Сергей сразу же поправился:
   - Ну, я не так выразился, не цепляйся к словам... Что я могу сделать?
   Катерина подошла к Челищеву совсем близко и заглянула в глаза.
   - Нам нужна помощь. Точнее, мне нужна помощь. Олег в тюрьме, и там все
делается, чтобы вытащить его поскорее... Но я осталась здесь одна. А надо
делать много разных дел, которые мне просто не сделать самой, я же женщина
все-таки... - Ее голос дрогнул, и Челищев инстинктивно полуобнял ее.- Мне
просто нужен рядом человек, которому бы я доверяла, которому доверял бы
Олег, человек умный и смелый.
   - Так что делать-то нужно?!
   - А как я могу тебе сказать, если не знаю, согласишься ты или нет?!
   - Слушай, Катя, это бред какой-то. На что соглашаться-то мне? На сделай
то, не знаю что?
   Катерина надулась.
   - На то, чтобы помочь друзьям, если ты нас таковыми еще считаешь... Не
обижайся, Сережа. Но решение - с нами ты или нет - тебе действительно
придется принимать немного... вслепую. Я уже говорила, что речь идет не
только о моих личных женских тайнах.
   Сергей чуть отстранился от Катерины и достал сигарету. Разглядывая
поднимавшийся к потолку дымок, он попытался сконцентрироваться и
просчитать ситуацию.
   "Итак, что мы имеем, когда жарим гуся? Мы имеем бывшего следака
Челищева, который стал паршивым адвокатом. Который в полном говне. И мы
имеем его друзей, вокруг которых даже ежу заметен некий густой бандитский
душок. С другой стороны, бывший следак Челищев, помнится, сам лез в
адвокаты, чтобы, так сказать, войти в соответствующую среду. Потому что в
том, кто убил моих... В общем, нового-то нет ничего... И шансов нет
никаких. Кроме этого..." - Такие примерно мысли вертелись в голове Сергея,
но полностью сконцентрироваться он так и не смог, мешало ему что-то, может
быть, пристальный взгляд Катерины. На самом деле, размышляя, он обманывал
сам себя. В душе он уже практически все решил, когда увидел в "Крестах"
Олега.
   Ну а когда встретил Катерину, все стало однозначным. Поэтому колебания
и размышления Челищева были не более чем... соблюдением приличий, что ли...
   Скрываемые от самого себя попытки сохранить лицо.
   - Ладно, была не была! Надеюсь, речь не пойдет о похищениях
христианских младенцев для отправления соответствующих обрядов в
промышленных масштабах?
   - Шуткой Сергей попытался сгладить остроту момента, но Катя опять
как-то странно на него посмотрела, явно не оценив юмор.
   - Слушай, Катюха, ты какая-то вся дерганая стала, прямо ужас! Шуток
совсем не понимаешь... Согласен я. Мне надо что-нибудь подписать кровью?
   Катя вздохнула и обессиленно привалилась к стене.
   - Знаешь, Сереженька, когда такие нервы - шутки действительно плохо
доходят. Я очень рада, Сереженька. Я, правда, очень рада.
   Сергей снова покрутил головой.
   - Ну а когда же мне начнут поверять жуткие тайны?
   - Ты зря смеешься... Жути-то действительно хватает... И... Я буду тебе
все постепенно рассказывать и объяснять, но ты только не торопи меня...
   Информацией можно отравиться, как едой, если долго голодал. Надо по
чуть-чуть, понемногу... Помнишь "Любовь к жизни" Джека Лондона? - Катя
усмехнулась с непонятной Челищеву горечью, потому что вспомнила, как
десять лет назад она услышала эти слова от Вадима.


   Часть III. Бандит

   На следующий день после разговора с Катей Челищев отправился в
областную коллегию адвокатов решать вопрос об отпуске по семейным
обстоятельствам.
   Ланкин встретил Сергея радушно и даже предложил угоститься долькой
разрезанного на шесть частей огромного яблока, лежавшего на аккуратной
салфеточке на рабочем столе Семена Борисовича.
   - Угощайтесь, коллега,- повел рукой Ланкин,- в яблоках масса витаминов.
   С минуту они жевали яблочные дольки, внимательно глядя друг другу в
глаза.
   Обрамленные золотой оправой очков глаза Ланкина выражали многовековую
скорбь Древнего народа. "Известный русский адвокат родился в бедной
еврейской семье",- вспомнил старую шутку Челищев, едва сдержав улыбку.
   Семен Борисович, дожевывая, взглянул на свой скромный "Ролекс" и сказал:
   - Ну-с, коллега, я в курсе ваших проблем, и мы, конечно, пойдем вам
навстречу. Случай неординарный, мне сообщили... Все необходимые бумаги мы
подготовим... Я надеюсь... - Ланкин многозначительно умолк, а Сергей тут
же кивнул:
   - Конечно, конечно, Семен Борисович!
   Хотя, по большому счету, Челищев не слишком понял, на что надеется
Ланкин и что он сам имел в виду под "конечно",
   Впрочем, размышлять об этом у Сергея не было ни времени, ни особого
желания. Он торопился на встречу с Катериной.
   Катя ждала его на Кировском проспекте, сидя в "мерседесе" напротив
входа в оздоровительный центр. Челищев слышал об этом шикарном заведении,
где за всю его месячную следовательскую зарплату можно было один раз
позаниматься на фирменных тренажерах, помлеть в руках симпатичных
массажисток, попариться в сауне и позагорать в солярии в любое время года.
Нет, пожалуй, на все эти услуги сразу зарплаты бы не хватило.
   Катя выпорхнула из "мерседеса", подхватила Сергея под руку и повела его
в мир зеркал, чистоты и здоровья.
   Два амбала в вестибюле резко вскочили с диванчика и по-военному
преданно вылупили глаза на Катерину. Она, не глядя на них и не
останавливаясь, бросила:
   - Передайте Карине, что мы ждем ее в баре!
   Стойка бара и два белых пластмассовых столика располагались перед
круглой чашей бассейна, наполненного голубовато-синей водой. Или это
плитка в бассейне была голубой и так подсвечивала воду? Сергей раньше в
таких местах не бывал и поэтому слегка растерялся. Катерина же, напротив,
чувствовала себя свободно и уверенно, как в своем доме.
   - Мне смородиновый чай без сахара и... Сережа, ты что будешь?
   - Кофе. Большую чашку. С сахаром...
   - Слышал? - спросила Катя у аккуратного маленького барменчика, суетливо
выбежавшего из-за стойки.- Поторопись, дружок, у нас еще дел много.
   - Ся-се-ся,- пролепетал барменчик и исчез. Его реплика, судя по всему,
должна была расшифровываться то ли как "сейчас", то ли как "сей момент"...
   Пока Сергей, улыбаясь, размышлял об этом, дымящиеся чашки уже возникли
на столе, опередив на полсекунды появление сахарницы, вазочки с печеньем,
пепельницы и большого стакана с холодной прозрачной водой. Сергей
подозрительно оглянулся, но никого, кроме маленького барменчика, не увидел.
   Катя засмеялась, довольная произведенным эффектом:
   - Жорик у нас мастер, мог бы эквилибристом в цирке работать.
   Жорик скромно потупился, растворился в воздухе и вновь материализовался
за стойкой бара.
   - Здравствуйте, Катерина Дмитриевна!
   Сергей оглянулся. К ним стремительной походкой гимнастки шла высокая
брюнетка, чью "обалденную", как сказал себе Сергей, фигуру плотно облегали
"найковские" короткие штанишки и тончайшая белая майка. Катя, ревниво
перехватив взгляд Сергея, тут же откликнулась:
   - Привет, Кариночка, замечательно выглядишь! Как твое колено поживает?
   - Спасибо, Катерина Дмитриевна, Дюссельдорф просто чудо, и врачи -
настоящие волшебники...
   Карина стояла перед ними, сцепив пальцы рук за спиной. Сесть ей Катя
предложить как бы забыла.
   - Ну, рассказывай про свои проблемы.
   Карина еле заметно повела бровью в сторону Сергея. Катя сделала
нетерпеливый жест рукой:
   - Это Сергей Александрович, наш старый проверенный друг. Давай, я
слушаю...
   Брюнетка приятно улыбнулась Сергею и защебетала:
   - Опять Рамазан беспредельничает, Роксану обидел, про какие-то проценты
говорить стал...
   - Ну, про Роксану-то я знаю, слышала. Сама виновата. Сначала ноги
нараспашку, а потом слезки лить!
   - Но Рамазан здесь не прав... И его намеки на проценты...
   - Ладно, милая,- перебила ее Катя,- мы эту проблему решим. Вот как раз
Сергей Александрович этим займется. А сейчас не время и не место... У тебя
все?
   Сергей с удивлением смотрел на Катерину. Такой - деловой, жесткой, что
называется, "конкретной" - он ее видел впервые.
   Катерина поднялась, кивнула Карине и сказала Сергею:
   - Пойдем? В машине договорим, у меня сегодня день - просто
сумасшедший...
   За рулем "мерседеса" сидел тот самый тип, который отвозил Челищева к
Кате.
   Всем своим видом он показывал, что ничто в этой жизни его удивить уже
не может. Катерина с Сергеем расположились на заднем сиденье. Катя
закурила и стала негромко рассказывать,
   - Рамазан этот когда-то совсем заморышем был, на ржавой "копейке"
ездил. Мы ему помогли, а он обнаглел, от рук отбиваться стал, а когда Олег
сел - совсем забыковал... Отморозков каких-то собрал вокруг себя, считает,
что сам теперь вопросы решать может. А Роксану эту, дурочку, он на
телевидении подобрал, на конкурсе красоты. Любовь с первого взгляда,
цветы, шампанское... А потом в Швецию отвез и там пустил ее по рукам своих
"бычков". В итоге девка в тамошних массажных кабинетах горбатится по
двести крон за сеанс. Праздник кончился, дворники снимают флаги. И все бы
ничего, но папа у нее - шишка в мэрии, стал на милицию давить... Ну, как
эти работают - ты знаешь. Им до Швеции не дотянуться, так они на Карину
наезжать стали, чушь какую-то мелют про сводничество, про притоны -
короче, нервы мотают и деньги вымогают... Нам скандалы ни к чему. Нужно
уладить все как-то по-тихому и заодно Рамазана этого на место поставить.
Выручишь, Сережа?
   Сергей недоуменно пожал плечами:
   - Так я-то что могу сделать, если милиция? В Швецию ехать? Так у меня
даже загранпаспорта нет...
   - Загранпаспорт - это не проблема, кстати,- Катерина вытащила из
сумочки ежедневник в обложке из бордовой кожи и что-то там пометила,- и в
Швецию ехать не надо. Пока. А что касается милиции и ее желания
восстановить справедливость - понимаешь, Сереженька, мы живем в стране,
где не закон определяет справедливость, а зеленый цвет доллара. Вот ты
умница и законник...
   Челищев, раздраженный какими-то снисходительными нотками в голосе
Катерины (да еще в присутствии амбала за рулем), резко перебил ее:
   - Я не женщина, чтобы комплименты слушать...
   Но Катя, не теряя темпа и инициативы, в свою очередь перебила его:
   - А я не шоколадку хочу тебе в рот положить, а прошу помощи, как у
человека, который способен принимать самостоятельные решения. Если
Рамазану позволить обижать тех людей, которые нам верят, то завтра он
будет ставить на колени Олега, а послезавтра полезет в постель ко мне, и
если...
   Сергей достал сигарету и махнул рукой:
   - Что я должен делать? Катя одной рукой взяла его за руку, а другой
поднесла к его сигарете огонек зажигалки.
   - Нужно встретиться с Рамазаном и поговорить. Жестко поговорить, место
ему показать! У нас есть люди, которые могут сломать ему хребет, но это
лишнее.
   Пусть он сначала девочку вернет. Сергей затянулся и хмыкнул:
   - Поговорить - это можно. Только я тоже нервный, хамов не люблю.
   Катя улыбнулась и чуть заметно прижалась к руке Челищева.
   - Я помню...
   (Это было осенью 1981 года, в самом начале их второго курса, Сергей был
тогда в отличной форме; в своей весовой категории - до 78 килограммов - он
стал чемпионом университета по дзюдо. Однажды к Катерине прицепились
какие-то мрачные типы, вполне взрослые уже дяди. Сначала Сергей,
заступившись за Катю, стал драться один против четверых, а потом подоспел
Олег, и все закончилось очень быстро - Челищев швырял дяденек, как кукол,
на асфальт, а Олег добивал их страшными ударами рук сверху вниз. Сцена
была настолько красивая, что, когда все кончилось, несколько случайных
прохожих даже зааплодировали.)
   * * *
   "Мерседес" остановился на Невском. Катя поцеловала Сергея в щеку и
погладила по руке.
   - Сереженька, тут до твоего дома недалеко. До вечера. В восемь я тебя
жду.
   - Подожди, я даже адреса твоего не записал.
   - Ничего,- Катерина кивнула на затылок водителя.- Танцор будет ждать у
твоего подъезда в половине восьмого.
   Несколько часов пролетели незаметно. Сергей курил сигарету за сигаретой
и плавал в табачном дыму и в своих воспоминаниях. Катя, увиденная им
сегодня, не походила на ту нежную девушку, которую он знал десять лет
назад.
   Челищева смутила ее резкость, неженская жесткость, холодность. Сергей
посмотрел на старую фотографию, висевшую на стеке - Олег, Катя и он сам,
все в стройотрядовских куртках. Что же с тобой стало, Катюша? Вглядываясь
в изображение молодой Кати, Челищев понял, что его намного сильнее тянет к
Кате сегодняшней.
   Вечером Танцор действительно ждал у дома Сергея, но на этот раз он
сидел за рулем BMW цвета морской волны.
   - Ого! - сказал Челищев, усаживаясь с ним рядом.- Я смотрю, ты машины
меняешь, как перчатки. И все - по возрастающей. Завтра, поди, на вертолете
прилетишь?
   Сергей пытался шуткой установить контакт, сломать лед отчуждения, но
Танцор не торопился признавать Челищева. Он с уверенной небрежностью вел
машину, выстукивая пальцами на руле какой-то сложный ритм.
   - А за что тебя Танцором прозвали? Танцевать, наверное, любишь?
   Танцор коротко глянул на Сергея, и его от этого взгляда словно ледяной
волной окатило. Страшные у Танцора были глаза, остановившиеся, будто
неживые...
   - Да так... Братва прозвала... У Челищева пропало желание продолжать
разговор. К тому же они уже ехали по Петроградской стороне.
   Катерина приготовила Сергею сюрприз. В гостиной на диване были
разложены черные слаксы из плотной хлопковой ткани, пестрая шелковая
рубашка, темно-синий пиджак свободного покроя, мягкие кожаные туфли и
длинная черная куртка из прекрасно выделанной кожи.
   - Примерь, Сереженька,- улыбнулась явно довольная собой Катерина.
Однако улыбка ее быстро погасла, натолкнувшись на сердитый взгляд
Челищева.,
   - Я тебе что - клоун, чтобы маскарады всякие устраивать? Катерина
вспыхнула.
   - Да с тобой, Сережа, видно, как с маленьким возиться нужно, все
объяснять и разжевывать! Встречают, как ты знаешь, по одежке и только
провожают по уму... Тех, кто до проводов доживает... Ты когда в
прокуратуре служил, мундир носил - ничего, не надорвался? Хотя он тебе,
наверное, не казался верхом модельерного искусства? Так и это,- Катерина
кивнула на диван.- Спецодежда, если угодно. Можешь в свободное время
ходить в чем хочешь, хоть в ватнике! А на работе - будь любезен,
соответствуй!
   Катерина возмущенно передернула плечами и отвернулась. Сергей неловко
переступал с ноги на ногу, с неудовольствием понимая правоту ее слов.
   - Ну ладно, Катюха, не заводись... Ну, не подумал я. Да и денег у меня
нет, чтобы за все это барахло рассчитаться...
   Катя подошла к Челищеву, посмотрела на него жалостливо, как на
тяжелобольного, и сказала спокойно:
   - Знаешь, по-моему, сегодня не твой день. Ты что ни скажешь - хоть
стой, хоть падай... Расслабься, Сережа! Мы же свои, не чужие... Ну что ты
колючки все время выставляешь, словно еж какой-то?
   Катерина подошла совсем близко и положила Сергею руки на плечи. Нет, не
то чтобы обняла - а так, положила. У Челищева от близости ее губ и груди
стало перехватывать дыхание. И глаза. Не глаза, а какие-то зеленые
водовороты, Сергей глянул в них - и словно за барьер какой-то попал, сам
не заметил, как тонуть начал. Из оцепенения его вывел голос Кати:
   - А за одежду - платит фирма. За спецодежду! - Она засмеялась,
довольная результатом короткого соревнования в гляделки.
   - Через полчаса ко мне придет мой мастер. Тебе нужно сделать нормальную
стрижку, а то ты весь, как папуас прямо. И усы тебе ни к чему, они тебя
старят! Давай, пока его нет - по чашечке кофе, а потом - будем из тебя
нового человека делать!
   Сергей, махнув на все рукой, пошел за хохочущей Катериной на кухню.
Пожилой парикмахер-армянин долго колдовал над волосами Челищева в огромной
ванной комнате с черным кафелем и зеркалами. У Кати в этой комнате стояло
настоящее косметическое кресло с фенами и какой-то еще электроникой,
которую Сергей видел впервые.
   Закончив, парикмахер аккуратно стряхнул остриженные волосы Сергея на
пол и сказал:
   - Теперь я рекомендую - в душ. Все волосы все равно не вытряхнешь.
   Сергей пожал плечами и обреченно кивнул. Пока он плескался под меняющей
направление и мощность струёй, ему показалось, что кто-то зашел в ванную,
покрутился в ней и вышел, но из-за плотной занавески Сергей не смог
увидеть, кто это был. Когда он, вытершись, вылез из ванной, то обнаружил,
что старая его одежда, включая белье и носки, куда-то пропала, а вместо
нее на косметическом кресле лежат обновки.
   Сергей причесал влажные остатки волос и начал неторопливо одеваться.
   Закончив, он подошел к огромному, в полстены, зеркалу и чуть не
отшатнулся.
   На него смотрел огромный (видимо, зеркало чуть увеличивало) незнакомый
парень, чья одежда, прическа и глаза оставляли очень мало места для
фантазий по поводу его рода занятий.
   - Вот это да-а! - прошептал Челищев, глядя на свое отражение, и
недоверчиво провел пальцем по верхней губе, которую еще полчаса назад
украшали усы.
   Двойник повторил его движение, и только тогда Сергей окончательно
уверился, что видит в зеркале себя.
   Катерина, увидев преобразившегося Сергея, чуть не упала.
   - Ну, знаешь! - с каким-то испугом сказала она Челищеву.- Ну-у!.. А еще
говорят, что не одежда красит человека... Подожди, я сейчас! - И Катя
убежала в спальню. Через пару минут она вынесла оттуда массивную золотую
цепь с крестом, украшенным рубинами.
   - Надень-ка... Это Олега... Он против не будет... А тебе надо - для
завершения образа по системе Станиславского.
   У Сергея шевельнулось какое-то воспоминание о плохой примете - что,
мол, нельзя чужой крест примерять... Но в этот момент Катя потянулась
застегивать цепь у него на шее, коснулась его своей грудью, и неприятный
осадок рассеялся.
   Катя и Сергей подошли, держась за руки, к старинному зеркалу и оттуда
долго и с удивлением рассматривали друг друга. До чего же красивая в том
зеркале стояла пара!
   * * *
   Утром следующего дня Сергей поехал на "стрелку" с Рамазаном. За рулем
сидел Толя-Доктор, на заднем сиденье расположились Саша-Танцор и некто
Гусь, долговязый парень с нервным лицом, бросавший на Челищева время от
времени неприязненно-недоверчивые взгляды. Узнав, что местом встречи
выбрано кафе-мороженое на улице Марата, Сергей хмыкнул, вспомнив о
неравнодушном отношении Доктора к мороженому. Похоже, о месте стрелки
договаривался именно он, решив совместить приятное с полезным. В машине
стояла напряженная тишина, несколько разбавленная мягким шуршанием шин по
асфальту. Ухабы и рытвины почти не чувствовались.
   - Да, хорошая машинка BMW,- глубокомысленно заметил Челищев, пытаясь
завязать разговор.
   Толик-Доктор важно кивнул и "расшифровал" эту аббревиатуру, правда, по
первым двум буквам: ""Боевая машина братвы". Классная тачка".
   Народа в кафе было немного. Сергей сел за столик у окна, Танцор с
Доктором взгромоздились на высокие табуреты у стойки (Доктор сразу заказал
себе двойную порцию мороженого с тертым шоколадом и орехами), а Гусь
подошел к каким-то девчонкам у самого входа. Сторонний наблюдатель вряд ли
сразу бы определил, что все четверо - одна, так сказать, компания. Минут
через пять у дверей кафе завизжали тормоза. В зал уверенно-неспешной
походкой вошел брюнет лет тридцати с чуть раскосыми глазами. Двое его
спутников остались у входа неумело изображать нетерпеливых влюбленных,
поглядывающих на часы.
   Краем глаза Челищев заметил волчью усмешку Танцора, который, казалось,
увлеченно изучал витрину бара. Брюнет огляделся и пошел к столику Челищева.
   Шаги его были уверенными, но Сергей сразу отметил наметившуюся рыхлость
его фигуры и некоторую нервозность или, скорее, недостаточную плавность
движений. "А ты, батенька, похоже, наркуша",- подумал Сергей, и в этот
момент брюнет плюхнулся без приглашения за стол.
   - Я Рамазан. Ты что хочешь?
   Сергей с любопытством глянул в желтоватые глаза Рамазана. Зрачки у
него, как и ожидал Челищев, были расширенными. Челищев усмехнулся и сказал:
   - Когда к людям за стол садишься, разрешения нужно спрашивать.
   Рамазан дернулся и наклонился вперед:
   - Ты че мне уши полощешь, фраер?!
   Сергей приятно улыбнулся и негромко сказал:
   - Тормози. Ты зачем сегодня пришел, помнишь?
   Рамазан откинулся назад и прищурился:
   - Ты че, от Адвоката, что ли?
   Рамазан был плохим психологом. Иначе он заметил бы, как в самой глубине
глаз Челищева начали разгораться холодные черные огоньки.
   - Страви пар, говорю! С тобой люди говорят.
   Рамазан снова качнулся вперед:
   - Слышь, ты, у нас с Адвокатом все перетерто. Какие еще проблемы? А
Роксану мы берем себе, Адвокат мне должен.
   Сергей тоже наклонился вперед.
   - Проблема в том, что я тоже адвокат. И мне ты совсем не нравишься. И
будешь нравиться еще меньше, если не оставишь в покое Карину. Она с нами
работает, поэтому ее ущерб - он наш. Ей к завтрашнему двадцать тонн баксов
отдашь и Роксану вернешь - послезавтра крайний срок. А если вздумаешь...
   Договорить Сергей не успел. Рамазан, слушавший его сначала с
удивлением, вдруг зашипел. В уголке его перекошенного рта появилась слюна.
Боковым зрением Челищев заметил, как ринулись в кафе "влюбленные", как,
пригнувшись, встал со своего стула Гусь и как подобрались, словно псы
перед прыжком, Танцор с Доктором. Рамазан выбросил вперед правую руку с
неведомо откуда взявшимся длинным узким ножом, но Сергей автоматически
сблокировал его движение кистью левой руки, сделал ею легкое движение,
заворачивая руку Рамазану, и ударил ребром ладони своей правой по пальцам,
обхватившим рукоятку ножа. Нож еще не успел упасть на пол, когда Сергей,
продолжив движение правой руки, ударил локтем Рамазана сначала в ухо, а
потом - сверху вниз по затылку. Лицо Рамазана расплющилось о полированную
поверхность стола, а сам он начал медленно сползать на пол. Как в
замедленной съемке, Челищев увидел рвущихся к нему "влюбленных" и
приготовился встретить их. Однако один из этих "быков" вдруг резко
выгнулся от удара, который нанес ему Гусь ногой сзади, и начал падать
вперед, а второй наткнулся лицом на початую бутылку шампанского, которую
Танцор схватил со стойки бара за горлышко и с разворота выбросил по
большой дуге в сторону "влюбленного". Бутылка разбилась, остатки
шампанского смешались с кровью, и второй "бык" упал навзничь на пол почти
одновременно с первым.
   Пару секунд в кафе было очень тихо, а потом пронзительно заверещала
барменша.
   Толя-Доктор медленно поднял голову и взглянул ей в глаза. Барменша,
сильно накрашенная женщина лет тридцати пяти с гаком, сразу же замолчала,
как будто кто-то щелкнул выключателем звука. Доктор неторопливо достал
купюру из кармана и положил ее на стойку бара:
   - За беспокойство. В ментовку не звони, сожжем.- И, утратив интерес к
мелко закивавшей женщине, он повернулся к залу. В кафе было очень тихо.
   Посетители сидели неподвижно, словно манекены. Челищев наклонился к
скорчившемуся на полу Рамазану и, сам удивляясь своей холодности и ясности
рассудка, тихо сказал:
   - Завтра рассчитаешься с Кариной, послезавтра Роксана должна быть дома.
   Иначе тебе будет совсем плохо. Слышишь, мразь?!
   Сергей шевельнул носком ботинка голову глухо застонавшего Рамазана,
выпрямился и спокойно вышел из кафе.
   Когда садились в машину, Сергей отметил потеплевшие глаза Танцора и
Доктора. Доктор даже улыбнулся ему:
   - А ты в порядке, Адвокат!
   И, увидев невысказанный вопрос во взгляде Танцора, пожал плечами:
   - А че? Он - тоже Адвокат.
   И только Гусь смотрел в спину Челищеву такими же холодными глазами, как
на отморозков Рамазана...
   Через два дня улыбающаяся Катерина сообщила Сергею, что Роксана уже
дома у родителей, Карина получила компенсацию, а по всему Питеру только и
говорят про разборку на Марата. Сергей в ответ смущенно отвел взгляд. Но
Катя смотрела на него такими сияющими глазами, что он не выдержал и
улыбнулся.
   Улыбка, правда, получилась чуть горькой.
   А Рамазан исчез. Его больше не видели ни в Москве, ни в Питере. Знающие
люди на вопрос, куда он делся, усмехались и отвечали коротко: "В Анголу
уехал..."
   * * *
   Незаметно пролетела неделя. Сергей уже привык с утра ездить вместе с
Доктором и Танцором к Катерине на Петроградскую и мотаться с ней по городу
целый день. График у Кати и впрямь был очень плотный. Она ездила по
каким-то банкам, фирмам, заезжала на склады и товарные станции. Самое
удивительное было в том, что, проводя фактически целые дни рядом, они не
имели времени поговорить не о делах. А вечерами Катя Сергея к себе не
приглашала, казалось, что она как-то побаивается, смущается оставаться с
ним наедине, опасается каких-то вопросов и разговоров с глазу на глаз. Сам
же Челищев тоже не набивался в гости, потому что чувствовал, что тянет его
к Катерине все больше и больше, а она была женой его Друга, который к тому
же сидел в тюрьме.
   Вечерами Челищев вновь и вновь ломал голову над загадкой странной
гибели своих родителей, несколько раз порывался рассказать все Катерине,
но каждый раз передумывал, видя, что у нее от своих проблем голова пухнет.
Как-то раз Сергей предложил свои услуги, чтобы разобраться с делом
Званцева, но Катя покачала головой:
   - Нет, Сережа, сейчас это тебе не надо делать. Мы пытаемся решить
вопрос по-другому, надежнее. И адвокатов там хватает, пусть работают,
дармоеды. Ты мне больше всего помогаешь сейчас тем, что рядом. Ты не
представляешь, насколько мне с тобой стало спокойнее. Осматривайся пока,
входи в тему, не торопись Сереженька.
   Пару раз Катя передавала Сергею короткие приветы от Олега, мол, спасибо
брат, что поддерживаешь в трудную минуту, скоро увидимся. И все. Катя,
конечно, рассказала Сергею историю гибели и воскрешения Званцева, и Сергей
в тот вечер сильно напился. Он злился на Олега за то, что тот не повторил
своей попытки поговорить с ним тогда, в ноябре 84-го, и казнил себя, не
узнавшего восемь лет назад друга в угрюмом солдате, молча сидевшем на их
потайной лавочке. Всю ночь Челищева мучили кошмары, в которых прошлое
смешивалось с настоящим, и утром Сергей проснулся совершенно измученный.
   Приехавший утром Доктор не дождался Сергея в машине и, в конце концов,
поднялся к двери в квартиру. Увидев покрасневшие глаза Челищева и его
помятое лицо, Толик ничего не сказал, только покрутил головой. Сказала все
Катя - чуть позже.
   Сев в "мерседес", она сначала принюхалась, а потом отослала Доктора за
каким-то пустяком в магазин. Едва Толик захлопнул за собой дверцу,
Катерина резко обернулась к Челищеву:
   - По какому поводу праздники?!
   Сергей, морщась от головной боли, раздраженно ответил:
   - Ты мне что, еще нотации читать будешь? Мы не в школе...
   Катя чуть не взорвалась от ярости:
   - Нотации?! Спасибо, Сережа! Спасибо тебе за твою надежную спину! Мне
рядом нужен человек с трезвой головой и хорошей реакцией, а не трясущаяся
хронь!
   Ты посмотри на себя! С таким лицом на улицу выходить стыдно, а не то
что с серьезными людьми разговаривать! Про запах я уж не говорю...
   Сергей, которого после кошмарной ночи бросало то в пот, то в дрожь,
тоже повысил голос:
   - У тебя рядом хватает разных... с реакцией получше, чем у меня! А ты
таскаешь меня за собой, как пуделя, неизвестно зачем! Все время говоришь,
что это такая удача, мол, что мы встретились... А на самом деле - я у тебя
вместо мебели...
   Катя вдруг совершенно успокоилась и даже заулыбалась:
   - Нет, ты как маленький... Ну, мне же нужно, чтобы ты немного
адаптировался, чтобы люди к тебе привыкли, чтобы ты примелькался, что ли.
   Чтобы не делал дикие глаза при важных разговорах и чтобы сам правильно
говорить научился... Я же объясняла уже, Сереженька, ну что за нетерпение!
   И Катерина, сменив окончательно гнев на ласку, вдруг придвинулась к
Челищеву очень близко и взъерошила ему волосы. Сергей замер. Его всегда
удивляло, как странно действует на него похмелье. Вроде и тошнит, и голова
кружится, и дрожь пробирает, а при этом при всем - совершенно чудовищное
сексуальное возбуждение. Андрюха Румянцев когда-то высказался по этому
поводу так: "В часы похмелья организм близок к смерти и потому торопится
реализовать инстинкт продолжения рода..."
   А тут еще на общепохмельное возбуждение наложилось то, что рядом с
Челищевым была Катерина, волновавшая своим телом, запахом нежных духов,
своей притягательностью... Она, словно специально поддразнивая Сергея,
начала нашептывать ему в самое ухо, чуть ли не касаясь его языком:
   - Я, Сереженька, как раз сегодня хотела сказать тебе, что у нас ужин. С
одним человеком, от которого очень многое зависит. И после разговора с ним
для тебя как раз могут начаться конкретные дела... Поэтому надо быть в
форме. У нас вообще пьянствовать не принято, понимаешь?.. Пьют те, кому
терять уже нечего и работать не хочется, но ты же не хочешь быть таким,
правда?..
   Сергей с ужасом подумал, не вникая в смысл нашептываемых Катериной
слов, что если она еще немного так пошепчет, то он просто кончит прямо в
штаны и все... От конфуза его спасло возвращение Доктора, который
удивленно осмотрел примолкших и раскрасневшихся Катю и Сергея и деловито
спросил:
   - Куда едем, Катерина Дмитриевна?
   Катя секунду помедлила с ответом, а потом решительно сказала:
   - На Кировский, к Карине! У нас сегодня день здоровья будет. Отвезешь
нас, а я тебе напишу, к кому заехать и что. передать надо, извинишься,
скажешь, небольшие форсмажорчики возникли...
   В оздоровительном центре Карины Челищева и вовсе разморило. Катя
распорядилась, чтобы Сергею сделали часовой массаж, и упорхнула в женскую
раздевалку, бросив на ходу: "Встретимся в сауне, Сереженька". Сереженька
тем временем с отчаянием в душе размышлял о том, что близости Кати в сауне
(а там, как подсказывала Челищеву смекалка опытного следователя, люди не в
тулупах сидят) он может и не выдержать. Но он не выдержал гораздо раньше,
в массажном кабинете. Делать ему массаж явилась лично Карина, и это было
уже слишком для здорового мужика. Минут пять Сергей терпел нежные
прикосновения ее пальцев к своей спине, а потом крыша у него съехала
напрочь, он зарычал, отшвырнул полотенце и повалил Карину прямо на пол...
Справедливости ради надо отметить, что она поначалу даже немного
посопротивлялась, чем завела Сергея еще больше... Да и себя саму, похоже,
тоже... Карина зажимала себе рот полотенцем, видимо, боялась, что ее крики
и стоны могут услышать. Она кончила несколькими секундами раньше Сергея.
Потом они долго лежали молча.
   К Челищеву постепенно возвращалась способность соображать, и он
виновато посмотрел на Карину,
   - Слушай, ты это... Не сердись... Я... Сам не знаю как вышло, прямо
накатило, и все...
   Карина улыбнулась с каким-то непонятным Сергею торжеством, приложила
палец к его губам и шепотом ответила:
   - Да чего уж там, Сергей Саныч, не кокетничайте! Вы мне еще тогда, в
первый раз приглянулись... Я, конечно, такого не ожидала, но ничего -
молодость вспомнила... - И она тихонько засмеялась.- Только, ради Бога, не
подставляйте бедную девушку, а то если Катерина Дмитриевна узнает - она
меня со света сживет...
   - Тебя-то за что? - не понял Сергей, но Карина ничего объяснять ему не
стала, только усмехнулась и покачала головой. Ну что толку объяснять
мужику, что женщинам порой достаточно одного взгляда, чтобы угадать друг в
друге соперниц, даже если одна - служанка, а другая - госпожа.
   В сауну Сергей зашел уже более уверенными шагами, чем в массажный
кабинет.
   Но глянув на Катерину, томно раскинувшуюся на средней полке в открытом
красно-синем купальнике, почувствовал. как уверенность в собственной силе
воли резко улетучивается. Торопливо отведя взгляд от ее ног, Челищев
потуже запахнул полотенце на бедрах и полез на верхний полок.
   - Ну, как массаж? - промурлыкала Катя, не открывая глаз.
   - Отлично,- деревянным голосом ответил Сергей, глядя в потолок.- Просто
новым человеком себя чувствую...
   Некоторое время они лежали молча, а потом Сергей спросил:
   - Слушай, Катюха, а что за ужин-то у нас сегодня? С каким мафиози меня
знакомить будешь?
   Он попытался вложить в вопрос игривую шутливость, но получилось это
откровенно фальшиво, натянуто как-то, напряженно. Катя слегка нахмурилась:
   - Сережка, ну где ты набрался этой детективной терминологии? Мафиози
все в Италии, они там в мафии работают. А у нас мафии вообще нет. Эти
сказки в милиции придумывают, чтобы собственную значимость поднять! Мол,
во мы какие, с мафией воюем! На самом деле все проще. Хотя, может быть, и
сложнее. Без поддержки нужных контор и нужных людей бизнес сейчас не
сделаешь. Таковы реалии, как любил Горбачев говорить. И все нормальные
люди это понимают, а Виктор Палыч, с которым я тебя сегодня познакомлю,
понимает больше, чем кто бы то ни было. У него была сложная жизнь, но он
остался человеком. Если хочешь - в чем-то выдающимся. И прозвище свое -
Антибиотик - он заслужил за то, что сам в грязи и отраве не потонул, не
сгинул, да еще и других вытаскивал...
   - Антибиотик?! - Сергей приподнялся на локте и удивленно посмотрел на
Катю:
   - Я слышал о нем... Только немного другое... Вор в законе...
   С Кати разом слетела вся томность, и она резко перебила Челищева:
   - Говорят про всех много чего разного... Про тебя вот... Знаешь, что
говорят? Что из прокуратуры тебя выгнали за пьянство, халатность и
разгильдяйство...
   Сергей резко спрыгнул на пол и схватил Катерину за руку.
   - Кто говорит? Кто?!
   Катя уже и сама поняла, что сболтнула лишнее. Глаза Челищева,
почерневшие от бешенства, заставили ее инстинктивно отшатнуться.
   - Да я не помню уже... Кто-то полузнакомый на какой-то презентации
ляпнул... Ну это же сплетни, так всегда бывает... Сережа, руку пусти,
больно!
   Сергей шумно выдохнул, отпустил Катерину и, выйдя из сауны, скинул
полотенце с бедер и нырнул в бассейн. Катя смотрела на него из небольшого
окошечка в сауне. Но Сергей ее видеть не мог, потому что со стороны
бассейна стекло. окошечка было зеркальным. А лицо Катерины исказилось то
ли от боли, то ли от сладкой истомы, и она медленно провела язычком по
тому месту на своем запястье, которое несколько мгновений назад сжимали
железные пальцы Челищева.
   (Однажды, когда она еще училась в школе, на дискотеке Сергей вдруг
подхватил Катю обеими руками за бока и поднял ее, не худенькую в общем-то
девочку, над собой. Кате показалось, что у нее треснули ребра и
остановилось дыхание... Как она тогда раскричалась на Сергея! "Не смей
меня больше хватать своими ручищами! У тебя пальцы - железные, ты им меры
не знаешь!" Позже, много лет спустя, ей почему-то раз за разом
вспоминалась эта сцена, и она снова чувствовала пальцы Сергея на своих
боках.)
   Когда Катерина вышла из сауны к бассейну, Сергей уже успокоился -
прохладная вода благотворно действует на нервную систему. Катя прыгнула к
нему в бассейн, они начали брызгаться, играть в догонялки. Оба словно
ненадолго вернулись в детство.
   Перед последним заходом в сауну Сергей ворчливо (но уже достаточно
добродушно) спросил:
   - А где и во сколько мы встречаемся с твоим Антибиотиком?
   Катерина улыбнулась и ответила:
   - Время еще есть. Мы с ним ужинаем в кабачке "У Степаныча" в семь
вечера.
   Еще успеем приготовиться... Только Антибиотик не мой. Он... Он ничей.
Сам по себе. Но ты сам все увидишь...
   Катя с Сергеем покинули оздоровительный центр только в середине дня. На
выходе Катерина вдруг, словно вспомнив что-то, сказала Сергею:
   - Я совсем забыла, мне надо Кариночке кое-что сказать, я быстро...
   Она улыбнулась Сергею и легкими шагами направилась к кабинету Карины.
Зайдя туда, Катерина молча посмотрела в испуганные глаза Карины и внезапно
наотмашь ударила ее по лицу. Потом Катя такими же легкими шагами вернулась
к Сергею.
   - Пойдем, надо успеть переодеться, Виктор Палыч не любит, когда
опаздывают...
   Между тем тот, о ком они говорили, тоже готовился к встрече.
   Виктор Палыч сидел у себя в кабинете в роскошном шлафроке и задумчиво
глядел на лежавшую перед ним папку. Наконец он вздохнул и открыл ее. К
первому листу досье была приклеена семилетней давности фотография Сергея
Челищева. Антибиотик внимательно рассмотрел фотографию и снова глубоко
задумался. Как мчится время. Он невольно мысленно окунулся в собственное
прошлое. Свой первый срок Антибиотик получил в середине 50-х за карманную
кражу. Ремеслу этому его обучал известнейший в Ленинграде в ту пору
авторитет Яша-Золотой.
   Он взял себе в подручные Витька за его малый рост и удивительно
невинную внешность, чудом сохранившуюся к тринадцати годам несмотря на то,
что в девять лет Витек ушел из дома от матери-алкоголички. Отец Витька
сгинул без вести на войне, так и не узнав, кто родился у него - сын или
дочь.
   Собственно, Витек ушел из дома не окончательно, время от времени он
навещал мать и ее очередных собутыльников, но долго выдержать в маленькой
загаженной комнате в коммуналке на 13-й линии Васильевского острова не мог
и снова и снова уходил на чердаки и в подвалы Васильевского острова и
Петроградской стороны. Там, среди своих сверстников, Витек быстро завоевал
авторитет парня смышленого, жестокого и, несмотря на малый рост, драк не
боящегося. Во время одной из таких стычек со сверстниками его и заприметил
Яша-Золотой.
   Золотой внимательно наблюдал всю драку, а после раздавшейся трели
милицейского свистка, неспешно выбросив руку, поймал убегающего Витька за
шиворот. Витек ощерился, как маленький звереныш, но Яша совершенно покорил
его тем, что как взрослому, протянул ему руку и представился;
   - Яша!
   Золотой отвел Витька сначала в парикмахерскую, потом в баню, а потом
приодел пацаненка. Через несколько часов Витька было уже не узнать - исчез
хулиган из подворотни 13-й линии, а вместо него появился пай-мальчик с
плаката...
   Яша обучал парня премудростям воровского дела постепенно и тщательно.
   "Практику" Витек проходил на пьяных работягах, толпящихся у пивного
ларька на 17[#8209]й линии напротив никогда не пустовавшей бани.
   Через три месяца такой практики Золотой уже возил с собой в трамваях
вихрастого почтительного отличника в пионерском галстуке, а через шесть
месяцев начал брать Витька в Гостиный двор, где у Золотого было откуплено
место у Коли-Черного, "державшего" Невский проспект. Работали Витек с Яшей
на пару: Витек "щипал" карманы трудящихся, а Золотой прикрывал его на
случай, если терпила [Терпила - потерпевший (жарг.)] вдруг что-то заметит.
   Попался Витек неожиданно, запустив однажды руку в карман какому-то
придурочного вида "интеллигенту" в очках и шляпе. Он вдруг почувствовал,
что вытащить обратно ее не может. В ладони и запястье впилось что-то
острое, как оказалось позже - рыболовные крючки, пришитые к внутренности
кармана.
   - Попалась рыбка,- без всякого злорадства, а скорее даже с какой-то
грустью сказал "интеллигент", снимая очки. Этот "интеллигент" был хитрым и
ушлым опером, ведущим отлов карманников в Гостином дворе.
   Витек беспомощно оглянулся, но искать Яшу и надеяться на его помощь
было нечего - в тот день Витек решил поработать один, посчитав, что
запросто может обойтись без Золотого, который всегда забирал у него
девяносто процентов добычи в общак - для пенсии, как он говорил. На самом
деле Яша складывал денежки в какие-то одному ему известные тайники.
   Золотой узнал о провале Витька только через пару дней. Жадность фраера
сгубила",- так откомментировал Яша посадку Витька. И ошибся. Первая ходка
[Ходка - арест, попадание в зону (жарг.)] не сгубила и не сломала
паренька, а стала лишь начальной ступенькой в его стремительной воровской
карьере.
   Лагерную жизнь Витек переносил стойко. Быстро усвоив три заповеди - "не
верь", "не жалуйся" и "не проси", он сдал экзамен на выживаемость тем, что
однажды втихую придушил полотенцем спящего кумовского [Кумовской -
доносчик, стукач в зоне (жарг.)]. Администрация доказать ничего не смогла,
однако сделала все, чтобы Витек хлебал лагерную баланду как можно дольше.
   Позже, уже после перевода во "взрослый" лагерь, Витька приблизил к себе
известный вор Дядя Вася, который и окрестил паренька "Антибиотиком".
   Второй срок Антибиотик начал мотать в самом начале шестидесятых, глупо
сгорев на квартирной краже. Вернувшийся неожиданно в свою квартиру
двухметровый амбал-хозяин долго бил щуплого жулика, а потом надел ему
мешок на голову и отнес воришку в милицию.
   На втором сроке Антибиотик на всю жизнь усвоил еще одну премудрость.
   "Работать нужно в коллективе,- учил его вор из Казани Рашпиль.- Хочешь
работать один - иди за станок, станешь воровать - работай с людьми".
   Вернувшись в Ленинград в 1967, Антибиотик сошелся с Сашей-Бешеным,
грозой Петроградской стороны. Бешеный уже сам на дело не ходил, имел
большие деньги от своих ребят за "пивников" - обложенных оброком торговок
и торговцев пивом. Они предпочитали не портить отношения с Бешеным, потому
что непонятливые как-то очень уж быстро гремели в ОБХСС. За Сашиной спиной
поговаривали, что он имеет своих ментов в доле, хоть это и противоречило
воровским понятиям. Впрочем, в те лихие времена менты так жали воров, что
устроить Бешеному правилку на законном сходняке было просто некому.
   Антибиотик быстро понял, что ему в одной берлоге с Сашей будет
тесновато, и начал постепенно окружать себя молодыми людьми спортивного
склада и с малыми мозгами. Эти спортсмены неплохо работали на братву, но
абсолютно ничего не понимали в тонких кружевах интриг "воровской масти".
Этого от них и не требовалось, вполне достаточно было тупой преданности и
исполнительности.
   После того как Бешеный трагически погиб в автомобильной катастрофе,
Антибиотик возглавил их общее дело, уже не деля власть ни с кем. Вскоре
он, однако, столкнулся с теми же проблемами, что, видимо, и Бешеный в свое
время. Без прикрытия ментов дела делались плохо. Поэтому Виктор Палыч, как
стали его к тому времени называть, был вынужден отчислять около сорока
процентов доходов ментам. Бизнес у него, кстати говоря, был уже совсем
немалым, потому что кроме "пивников" Антибиотику постепенно начали платить
проститутки, валютчики и организаторы подпольных цехов по пошиву
"фирменной" одежды.
   Среди оставшихся питерских воров трепыхнулся нехороший слушок, что-де
ссучился Антибиотик, с мусорами [Мусор - милиционер (жарг.)] трется, но
самые говорливые быстро легли под асфальт реконструируемой дороги
Ленинград-Выборг, и слушок этот умер сам собой... Постоянные "вложения" в
правоохранительную систему давали свои результаты - не всегда, но часто
обвинения, предъявленные людям Антибиотика, отлетали от них, как масло от
тефлонового покрытия. Виктор Палыч "рос", постепенно "росли" и его друзья
в милицейской форме. Самого Виктора Палыча все чаще можно было встретить в
компании артистов, художников, эстрадных знаменитостей и крупных
хозяйственных и торговых работников.
   Все чуть не рухнуло в начале восьмидесятых, когда Виктор Палыч вошел в
долю на крупное дело с поставками репчатого лука на черный рынок. А ведь
не хотел он в это дело влезать, сердце беду чуяло, слишком много было
посвящено в суть аферы партийно-торговых фраеров, вот где-то и
"протекло"... Аресты в Ленинграде пошли один за другим, Виктор Палыч
метался по городу, как загнанный зверь, понимая неизбежность "вышки" в
случае провала. Спасли его как раз те самые отчисляемые ментам сорок
процентов. Но спасение обошлось дорого. Антибиотику пришлось пожертвовать
почти всей своей пристяжью (из его ближайшего окружения до суда не дожил
никто: одни были убиты при задержании, другие "кончали с собой", третьи
умирали от инфарктов или астмы...) и большей частью накопленных сбережений.
   Кроме того, Виктор Палыч был вынужден законсервировать всю свою
агентуру, прекратить активную деятельность и лечь на дно.
   Виктор Палыч женился, взял фамилию жены и переехал в Пушкин, тихий
пригород Ленинграда. Жена его была директором мебельного магазина. В этот
магазин, кстати, приезжали за мебелью люди из разных городов. Почему-то
здесь дефицитные гарнитуры появлялись намного чаще, чем во многих
магазинах Ленинграда. Супруга Виктора Палыча прожила после свадьбы
недолго, однажды ее нашли в собственном кабинете с остановившимся сердцем.
На похоронах Виктор Палыч безутешно рыдал и клялся продолжить дело
супруги. Он и в самом деле вскоре перешел работать в мебельный магазин,
где за полтора года прошел путь от продавца до заместителя директора. Жил
Виктор Палыч скромно и тихо и лишь в начале 1984 года почувствовал, что
пришло время выходить из подполья.
   * * *
   ...Виктор Палыч вынырнул из своих воспоминаний и сосредоточился на
изучении личного дела Челищева. Перелистывая спрессованную казенным языком
в сухую справку жизнь Сергея, Виктор Павлович пытался услышать много раз
выручавший его голос интуиции... и не слышал ничего. Это и тревожило его,
и разжигало любопытство. Антибиотик устало откинулся в кресле и в который
раз начал анализировать складывающуюся ситуацию. Так он долго сидел
совершенно неподвижно, и лишь подрагивающие веки свидетельствовали о том,
что он не спит. Наконец он открыл глаза, потянулся и негромко пробормотал:
   - Случайности... Совпадения... В ментовке бы в такое не поверили... И
Бог с ними, с убогими.
   С этими словами Антибиотик, вероятно, приняв окончательное решение,
начал неторопливо переодеваться к ужину.
   ...Званый ужин прошел как нельзя лучше. В маленьком уютном ресторанчике
на Охте Виктор Палыч, Сергей и Катя заняли отдельный кабинет, обстановка
которого навевала ностальгические мысли о дореволюционном величии России.
   Кабачок назывался "У Степаныча", и прислуживал за ужином лично хозяин,
давший заведению для названия свое отчество. Вернее, он не прислуживал, а
курировал прислуживание, подгоняя двух вышколенных бесцветных официантов.
   Сергей вдруг вспомнил где-то читанное:
   "Высший класс официанта заключается в том, чтобы его не было заметно".
   Официанты этому требованию соответствовали вполне а вот Степаныч
суетился, демонстрировал показное рвение, шустрил, пока Антибиотик,
поморщившись, не сделал знак рукой. После этого и Степаныч, и официанты
словно под землю провалились.
   Как ни странно, оказалось, что скованнее всех за столом чувствовала
себя Катерина. Она напряженно молчала, ела мало и быстро переводила взгляд
с одного мужчины на другого, словно наблюдала за партией в пинг-понг.
   Антибиотик же с Сергеем, наоборот, казались полностью расслабленными.
После того как Катерина представила их друг другу и был поднят первый
бокал за знакомство (пили обожаемую Виктором Палычем "Хванчкару"), у
мужчин завязался оживленный разговор о винах и виноделии. Антибиотик
оказался настоящим знатоком и ценителем, он говорил о винах взахлеб, знал
лично многих знаменитых виноделов. Виктор Палыч ругал Горбачева и его
антиалкогольную кампанию, приведшую, как сказал Виктор Палыч, к ужасным,
необратимым последствиям...
   - Вы, Сергей Александрович, не поверите, какой удар по национальному
достоянию России был нанесен тогда! Виноградники элитные вырубали напрочь,
да еще химикатами почву обрабатывали. Я знал одного замечательного
винодела из Крыма, профессора Ковригу. Какой это был человек! В дело свое
влюбленный, поэт виноделов, международный авторитет... Его опытную
лабораторию закрыли, экспериментальные лозы повырубали. Он не выдержал и
застрелился... И я не успел ничего сделать, казню себя за это до сих пор...
   Антибиотик задумчиво вертел в руке хрустальный бокал, любуясь игрой
света в красном вине. На его пальцах Сергей подметил шрамы, судя по всему
- от сведенных татуировок-перстней. Челищев кивнул и поддержал тему:
   - Дурость российская неистребима...
   - О!..- Виктор Палыч грустно улыбнулся.- И вы туда же... Ах, Сергей
Александрович, если бы вы знали, как часто у нас за дурость выдается
холодный расчет... Ну, не будем о грустном в такой замечательный вечер...
   Вино должно веселить, а не навевать печали. Я, кстати, собираю веселые
истории о вине и виноделии, и у меня довольно большая коллекция... Может,
и вы мне что-нибудь в копилочку подбросите?
   - С удовольствием,- рассмеялся Сергей.- Вы слышали, как археологи,
раскапывая древнее царство Урарту, винный погреб обнаружили? А там амфоры
с тысячелетним вином... Долго решали, пробовать или нет, потом решились
все-таки... И чуть ли не вся экспедиция впала в какой-то полунаркотический
транс, потому что там уже и не вино было и не коньяк, а какое-то странное
желе...
   - Не может быть! - искренне удивился Антибиотик.
   Сергей развел руками:
   - За что купил, за то и продаю... Мне эту историю заместитель
руководителя той экспедиции рассказывал, профессор Петров. Он, кстати, до
сих пор преподает на восточном факультете в университете...
   Виктор Палыч пришел в восторг от рассказанной Сергеем байки и даже
записал в свою книжечку координаты профессора, которые по памяти
продиктовал ему Челищев.
   - Обязательно ему позвоню, поподробнее про всю эту историю
порасспрашиваю... Такие рассказы собирать надо, они людям радость несут.
   За горячим разговор пошел о живописи, и Сергей поразился, как свободно
Антибиотик с Катериной говорили о выставках и художниках, как жарко они
заспорили о Малевиче, про которого Челищев вообще услышал впервые...
Сергей чуть было не закомплексовал. Он вдруг почувствовал себя маленьким
человеком, случайно попавшим на ужин к аристократам. "Ладно - Катерина, но
откуда Антибиотик-то все это знает?" - удивился про себя Челищев.
   (Между тем удивительного в этом ничего не было. Многие старые воры
очень хорошо знали классическую литературу и биографии художников.
Объяснялось это очень просто - подбором книг в тюремных и лагерных
библиотеках. От скуки многие авторитетные воры перечитывали всю классику
от корки до корки.)
   Виктор Палыч, заметив настроение Сергея, тактично переменил тему. Между
тем подали десерт.
   Антибиотик, потягивая кофе, добродушно улыбался.
   - Завидую вам, молодым... Такое время интересное начинается - только
живи!
   Впрочем, у каждого времени свои недостатки. В моей молодости такого
беспредела, как сейчас, не было. Хотя и ставки были не так высоки...
   М-да... Я рад, Сергей Александрович, что вы не забыли и не бросили
своих друзей в трудную минуту. Мне будет приятно попробовать поработать с
вами вместе. Не так часто приходится встречать людей, успешно сочетающих в
себе умение работать и головой и руками... Катерина Дмитриевна тут
порассказала мне... - Виктор Палыч рассмеялся, намекая на давнишнюю
разборку с Рамазаном.- Есть у нас одно небольшое дельце, которое Олег не
успел до ума довести. Оно, похоже, как раз по вашей части. Речь идет об
одном молодом бизнесмене, попавшем в крупные неприятности. Он разработал
чрезвычайно перспективную коммерческую комбинацию и как-то очень странно
прогорел, попал в долги и на крючок к "черным". Чечены его сильно обидели,
а человек он Божий, таких обижать-то грех. Олег было взялся, да... Вы бы
встретились с этим коммерсантом, расспросили у него, что и как... У него
что-то в Польше случилось, очень на подставу похоже... Катерина Дмитриевна
вам все координаты его даст. Согласны?
   Сергей лишь молча кивнул.
   - Вот и славно. Ну, спасибо вам, ребятки, что выбрали время со стариком
посидеть, помогли мне вечерок скоротать... Вам-то до этого еще далеко, до
тоскливых вечеров стариковских...
   Поняв, что Виктор Палыч объявляет встречу законченной, Челищев и
Катерина поднялись.
   Антибиотик проводил их до входной двери, помахал вслед рукой, а потом,
сняв улыбку с лица, вернулся в кабачок.
   - Веди,- коротко сказал Виктор Палыч Степанычу. Степаныч проводил
Антибиотика в свой кабинет и усадил за стол, на котором стоял монитор.
   - Давай, запускай!
   Степаныч включил монитор, и Антибиотик начал просматривать запись их
ужина, снятую скрытым телеобъективом. Виктор Палыч вглядывался в лицо
Сергея и пытался понять его истинные мысли и чувства.
   * * *
   Катя с Сергеем возвращались с ужина в молчании. Лишь у самого своего
дома Катерина как-то робко, с непонятным Сергею волнением спросила:
   - Ну как?
   Сергей лишь пожал плечами в ответ, мол, рано пока что-то говорить. Катя
кивнула, помолчала немного и сказала:
   - С бизнесменом, о котором Виктор Палыч говорил, надо встретиться, и
как можно скорее. У него, похоже, дела совсем плохи.
   - А кто он такой? Катя улыбнулась:
   - Михаил Соломонович Либман.
   Сергей фыркнул:
   - Это, конечно, многое объясняет! Ну да, ладно! Где я могу с ним
встретиться? Катя задумалась.
   - Звонить домой ему не стоит... Давай я выясню этот вопрос, а Толик,-
Катерина кивнула на Доктора, невозмутимо сидевшего за рулем,- завтра с
утра тебе все передаст. Хорошо?
   Сергей молча кивнул и отвернулся с непонятным ему самому раздражением.
А Катерина, не обращая внимания на его угрюмость, вдруг прижалась к
Челищеву и быстро, но нежно поцеловала его в ухо. Со стороны это выглядело
как обычный прощальный дружеский поцелуй. Однако у Сергея сложилось другое
впечатление. Он начал было разворачиваться к Кате, но она остановила его
неуловимым движением руки.
   - Ну вот я и приехала. Счастливо, мальчики, до завтра! Толик, завтра
сначала ко мне, а потом - к Сергею.- Доктор молча кивнул и вышел из
машины, чтобы проводить Катерину до квартиры.
   Утром следующего дня Доктор доставил Челищева в клинику нервных
болезней ВМА, где его должен был ждать Либман. Как объяснил Толик, у
Либмана в этой клинике лечилась жена.
   В вестибюле клиники Сергей сразу заметил невысокого человека, нервно
расхаживающего взад-вперед. Человек не очень походил на бизнесмена, костюм
его был измят, ботинки - не чищены, рубашка явно не отличалась свежестью,
а галстук отсутствовал напрочь.
   - Михаил Соломонович?
   Либман дернулся, словно от тычка, и, втянув голову в плечи, обернулся к
Челищеву.
   - Сергей Александрович?
   Услышав характерное раскатисто-гортанное "р", Сергей вдруг вспомнил
этого человека.
   - Мать честная... Эйнштейн?
   Либман, по-прежнему не узнавая Челищева, с испугом вглядывался в его
лицо.
   - Восемьдесят третий год, Коми АССР, стройотряд "Вычегда", Корткерос?
   Либман мелко закивал.
   - У нас же стройотряды рядом стояли - помнишь? Наш "Фемидой" назывался,
юрфак... А ты с экономического факультета, тебя все Эйнштейном звали за
умность... Вспомнил?
   Видимо, Либман начал что-то вспоминать. Он быстро закивал, и испуг в
его глазах сменился навернувшимися слезами.
   "Так, похоже, скоро не только его жена, но и сам он станет клиентом
этого заведения",- подумал Челищев, отводя Эйнштейна к журнальному
столику, на котором веером были разложены популярные медицинские брошюры.
   Либман смотрел на Сергея с трагическим выражением на лице и, видимо,
изо всех сил пытался сдержать прорывающиеся слезы. Рассказ свой он смог
начать лишь после нескольких минут мучительных шмыганий носом. И был этот
рассказ совсем не веселым.
   * * *
   ...Прозвище "Эйнштейн" Миша Либман получил еще в школе за умение
перемножать в уме шестизначные цифры. На экономическом факультете
университета он стал звездой с первого же курса, его курсовые работы
посылали на международные конкурсы, а к пятому курсу Миша уже стал за
деньги консультировать доморощенных бизнесменов, начавших выныривать на
поверхность с первых же дней перестройки. Консультации приносили ему
совершенно неслыханный для студента доход, приподнимая "Эйнштейна" и в
собственных глазах, и в глазах сокурсников, считавших, что если бы не
национальность, то "быть Мойше министром". Может быть, из-за этого и
выскочила за Мишу первая красавица их курса черноокая Марианна из Львова -
выскочила, несмотря на бешеное сопротивление ее родни, оголтелых
"западенцев".
   У молодых поначалу шло все хорошо. Марианна родила дочь, Миша окончил
аспирантуру и легко защитил кандидатскую диссертацию. Однако
змей-искуситель сбил его с дороги ученого-теоретика и заставил окунуться в
мутные волны отечественного бизнеса.
   Кооператив Либмана к 1991 году стоял на ногах уверенно и крепко, Михаил
наслаждался жизнью и не верил, что с ним может случиться что-то плохое.
   Из-за этой своей самоуверенности он легко пошел на совместную операцию
с некоей фирмой "Вайнах", которую учредили в Питере чеченцы из Грозного.
   Одного из них, Руслана, Либман знал достаточно давно, он тоже учился на
экономическом, но его выгнали за постоянные прогулы с третьего курса.
   Руслан предложил Либману просчитать и осуществить крупную операцию -
поставку большой партии алюминия в Польшу транзитом через Калининградскую
область. Операция сулила фантастические барыши. На ее разработку Миша
потратил полгода - находил посредников-приемщиков в Калининграде, польских
партнеров, утрясал бюрократические формальности с таможней. Операция была
выстроена красиво и почти законно, а по сравнению с потоком цветных
металлов, который, вообще никак не будучи оформленным, хлынул в
Прибалтику,- расчеты Либмана вообще казались образцом порядочности и
радения за достояние страны... Боясь доверить груз алюминия кому-либо,
Либман сам решил возглавить "экспедицию" в Польшу.
   Все рухнуло в один день. В Варшаве караван грузовиков неожиданно
задержала полиция, и Михаилу, несмотря на предъявленные документы,
пришлось провести полдня в участке. Выпустили его только под вечер, а
задержавший его польский офицер, некий пан Владыевский, настолько осознал
свою неправоту, что даже любезно предложил Либману проводить его караван
до пункта приема цветного металла той фирмы, с которой Либман оговорил
поставку алюминия.
   Они подъехали к воротам приемного пункта уже в темноте, ворота были
закрыты, и на них было приклеено какое-то объявление. Владыевский, мешая
русские и польские слова, объяснял Мише, что по техническим причинам
приемный пункт переехал в другое место. Одуревший от голода и нервов,
Либман был готов ехать уже куда угодно - лишь бы поскорее освободиться от
алюминия.
   Разгрузку и оформление бумаг закончили поздно ночью, и растроганный
Михаил долго благодарил офицера польской полиции, без которого, как он
считал, он бы просто пропал в Варшаве. Оставалось только ждать, когда
поляки переведут деньги на счет кооператива Либмана. Между тем вышли все
сроки, а деньги не поступали. Либман начал бомбардировать факсами и
письмами своих польских партнеров и получил от них убийственный ответ -
те, мол, никакого алюминия не получали.
   Все бумаги, полученные Либманом на приемном пункте, куда его любезно
проводил пан Владыевский, оказались фальшивкой...
   С этого дня начался крах. Улыбчивые дотоле чеченцы вдруг резко
посуровели и включили счетчик. Михаил пытался взять кредиты и снова
раскрутиться, но внезапно бесследно пропал главбух его кооператива, после
чего начались бесконечные ревизии и проверки.
   В один прекрасный день Руслан привез Либмана на какую-то грязную хату и
угрюмо сказал:
   - Плохо работаешь. Нас разорил, друзей - разорил... Думай, что делать,
где деньги взять... А пока посидишь здесь...
   Руслан уехал, а его земляки пристегнули Мишу наручниками к батарее и
долго били ногами. Его не отстегивали от батареи даже для того, чтобы
сходить в туалет, и в конце концов Михаил, трясясь от унижения, обмочился
прямо в штаны, за что чечены били его снова. На вторые сутки его
заключения гордые горцы привезли перепуганную Марианну. Либману до этого
заклеили рот, а на голову надели чулок, через который он видел, как его
жену изнасиловали сначала в рот, потом сзади, а потом кто как хотел - по
очереди и вместе...
   Через несколько дней Михаил Либман подписал ряд документов, по которым
и его кооператив, и квартира, и вообще все, что у него было, перешло в
собственность фирмы "Вайнах"...
   Жить Либман стал в той самой грязной хате без мебели, где его держали
пристегнутым к батарее... Марианна никого не узнавала, впала в детство,
таскала за собой повсюду какую-то куклу и разговаривала только с ней и
только по-украински...
   Руслан предложил Мише работу в "Вайнахе" - рассчитывать для них
сомнительные торговые операции - за еду и лечение Марианны, которую бывший
однокурсник "по доброте душевной" устроил в клинику ВМА. Михаилу разрешили
навещать ее раз в неделю. Единственное, что Миша смог вымолить у Руслана,-
это отправить дочку во Львов к бабушке с дедом. Руслан пошел на это
потому, что не хотел лишней обузы - с малышкой ведь надо было кому-то
сидеть.
   Фактически Либман превратился в раба Руслана и его земляков, хотя
спустя некоторое время его формально сделали генеральным директором фирмы
"Вайнах". Либман с тоской понял, что, видимо, в ближайшее время через
"Вайнах" будут провернуты какие-то откровенно криминальные операции, после
чего все стрелки сведут на него и, в конце концов, его ликвидируют.
   Пользуясь тем, что горцы перестали контролировать каждый его шаг,
считая, что он все равно никуда не денется, пока у них под присмотром
находится Марианна, Миша Либман стал активно наводить справки о том, кто
бы мог его защитить от чеченов. Знакомые вывели "Эйнштейна" на Олега
Званцева, про которого говорили, что он сильно "черных" недолюбливает и
может, в принципе, помочь. При встрече Либман, захлебываясь словами,
предложил несколько совершенно гениальных коммерческих проектов, которые
брался довести до ума, если Олег отобьет его у чеченов. Через несколько
дней Званцев ответил согласием, но сделать ничего не успел, угодил в
"Кресты"
   вместе со многими своими братками. Либман решил, что судьба отвернулась
от него, и перестал надеяться на чудо, окончательно покорился своей участи.
   Звонок Катерины с предложением начать решать его проблемы вновь подарил
Мише сумасшедшую надежду...
   * * *
   К концу рассказа Либмана Челищев окончательно утратил свой несколько
ироничный настрой, с которым шел на встречу с коммерсантом.
   Жутко стало Сергею. Некоторое время он сидел молча, а потом спросил:
   - Документы - реквизиты, адреса польской стороны сохранились? Даты,
фамилии, цифры?
   Либман затряс головой и, увидев, как досадливо сморщился Челищев,
торопливо сказал:
   - Но я все помню, все абсолютно... У меня же феноменальная память...
   осталась... - Последнюю фразу он прошептал сорвавшимся голосом и
затрясся в рыданиях.
   Вечером за ужином в кафе Сергей рассказал Катерине о своей встрече с
Либманом. Она выслушала его, ни разу не перебив, и когда Челищев замолчал,
спросила:
   - Ну, и какое твое мнение?
   Сергей пожал плечами:
   - Сложно сказать... В принципе, дело тухлое... То, что там "кидалово"
было в Варшаве, ясно даже ежу. Типичная разводка. Если Миша не врет,
конечно. А он не врет, я в этом уверен... В милицию бесполезно обращаться,
следствие затянется на годы, до его конца Либман не доживет. Единственный
шанс - попробовать через поляков что-то прошустрить. Такая гора алюминия
все равно не могла бесследно исчезнуть...
   Катерина достала сигарету и подождала, пока Челищев поднесет ей огонек
зажигалки.
   - А как через поляков решать? Это же смертельный номер...
   Сергей усмехнулся:
   - Помнишь Марека Зелиньского?
   Катя сдвинула брови, припоминая:
   - Марек-Солидарность? Учился с нами который? Чернявенький такой, да?
   Ну[#8209]ну...
   - Он, между прочим, сейчас в Варшавской прокуратуре работает... Мы с
ним пару раз контачили, правда, тогда все было официально. Но, в принципе,
можно попробовать...
   Катерина вскинула на Сергея глаза.
   - Короче, тебе в Польшу ехать надо...
   Челищев пожал плечами - мол, решать-то не мне, я, мол, свои выводы
сказал, а дальше - сами думайте.
   Катя вдруг резко вскочила и схватила висевшую на спинке стула свою
сумочку.
   - Так, Сережа, я съезжу проконсультируюсь, а ты, как доужинаешь, иди к
себе, здесь недалеко... Я потом к тебе заеду. Пустишь?
   У Челищева почему-то пересохло в горле. С усилием сглотнув, он ответил
вопросом на вопрос:
   - А ты... адрес-то помнишь еще?
   Катя ответила Сергею долгим взглядом, потом кивнула:
   - Помню, Сереженька... Я все помню...
   Со значением так сказала, резко повернулась и плавной походкой быстро
пошла к выходу, собирая по дороге однозначные взгляды мужской половины
посетителей.
   Сергей после ее ухода ужин продолжать не мог, аппетит пропал напрочь.
Сломя голову он помчался домой, принялся прибираться, курил сигарету за
сигаретой, убеждал сам себя: "Ну что ты так распсиховался? Просто заедет
на минутку, деловые вопросы обсудить... Что между нами может быть? Она же
замужем... За Олегом, не за кем-то..." И все равно он совсем по-юношески
волновался. Катя приехала около полуночи. Осторожно войдя в прихожую, она
принялась оглядываться.
   - Господи... Почти ничего и не изменилось. Все, как десять лет назад,-
прошептала она с грустной улыбкой.
   Сергей качнул головой и полез за очередной сигаретой:
   - Только папы с мамой больше нет...
   Голос его дрогнул, и Катя, поняв свою оплошность, положила руку ему на
плечо.
   - Прости, Сережа... Я не то сказала... До сих пор поверить в это не
могу...
   Она прошла до конца прихожей и замерла, вглядываясь в большое настенное
зеркало.
   - Значит, прямо здесь все и произошло? Кошмар какой... Но ты мне
говорил, что убийцу поймали?
   Сергей пожал плечами. Естественно, они с Катериной не в первый раз
касались в разговоре темы убийства его родителей. Каждый раз Сергей хотел
поделиться с ней всеми своими сомнениями и подозрениями, и каждый раз
что-то удерживало его от этого. Рассказы получались короткими, скомканными
и путаными, но Катерина практически никогда не переспрашивала его,
понимая, видимо, что лишние вопросы могут доставить Сергею лишнюю боль...
Сам же Сергей мысленно решил, что нужно дождаться выхода Олега из тюрьмы
(тем более что Катерина уверяла - ждать осталось недолго) и обсудить все с
ним.
   Инстинкт следователя подсказывал Челищеву, что активные "следственные
действия" стоит начинать лишь после того, как хоть немного освоишься в
незнакомой среде... Поэтому его ответ Катерине был смазанным, по сути
никаким:
   - Поймали одного парня, который на себя все и взял... Говорил, что
просто "поставить" квартиру хотел, ну а уж потом, с перепугу... - Сергей
махнул рукой.- Его убили здесь же, в подъезде, он пытался бежать во время
"уличной".
   Катя зябко передернула плечами:
   - Ужас какой... Как ты не боишься здесь жить, после всего, что
случилось?
   Челищев грустно усмехнулся:
   - Ну, во-первых, жить мне больше негде. А во-вторых,- чего бояться-то?
   Дважды в одну воронку снаряд не попадает, а привидений я не боюсь...
Те, которые могут появиться в этом доме, мне зла не сделают... Да ты
раздевайся, проходи, кофейку попьем.
   Сергей протянул руку к ее пальто, но Катя покачала головой:
   - Нет, нет... Поздно уже... Чего на ночь душу травить... Я и так пару
минут здесь побыла - на меня столько всего нахлынуло... Я что заехала
сказать-то, Виктор Палыч твою поездку в Польшу одобряет и благословляет,
он вообще, похоже, очень заинтересован в тебе... Завтра нужно
сфотографироваться на загранпаспорт, через несколько дней сделаем
документы с визой - и полетишь...
   - Полетишь? - переспросил Сергей и по-детски обиженно поджал губы.- А
разве мы не вместе полетим? Я думал - ты со мной...
   Катя провела рукой по рукаву рубашки Сергея и, вздохнув, сказала:
   - Я там лишней буду, ты и сам справишься... А здесь тоже кому-то
работать надо.
   Голос ее постепенно становился глуше, рука соскользнула в горячую
ладонь Челищева, который вдруг прижал не то всхлипнувшую, не то
простонавшую Катерину к себе и, ощущая упругость ее груди, поцеловал в
раскрывшиеся навстречу губы. Катя сначала слабо пыталась упереться ему в
грудь, но почти сразу же обняла Сергея за шею. Их языки встретились, и
Катерина глухо застонала, а у Челищева от этого ее постанывания ослабли
колени. Никогда раньше простой поцелуй не доводил его до такого состояния,
как сейчас.
   Сергей почувствовал, что разум его начинает отключаться, и в этот
момент Катя, отчаянно вскрикнув, с непонятно откуда взявшейся кошачьей
силой вдруг вырвалась из рук Сергея. Тяжело дыша, она отскочила к входной
двери и выставила перед собой руку с подрагивающими пальцами;
   - Нет, нет! Прошу тебя, Сережа! Нельзя...
   Они молча смотрели друг на друга, постепенно успокаиваясь.
   Катя, не поворачиваясь к Сергею спиной, стала на ощупь пытаться открыть
дверь. Когда ей это удалось, она облегченно и вместе с тем обреченно
вздохнула и, не глядя Челищеву в глаза, пробормотала:
   - Спокойной ночи... Увидимся завтра... Сереженька...
   И выскользнула из квартиры. Сергей не пытался ее задержать. После ухода
Катерины он рухнул на диван в гостиной, закурил и попытался разобраться в
бешеном водовороте своих чувств и мыслей: Катю он любит, да и, наверное,
всегда любил, это или более-менее понятно... Ее поведение проанализировать
сложнее. Сергей не мог понять, то ли у нее по отношению к нему тоже
прорываются какие-то чувства, то ли это просто тоска молодой женщины, у
которой давно не было мужчины... Что делать в сложившейся ситуации, было
совершенно непонятно.
   Дело ведь не только в том, что Катя - жена Олега, лучшего друга
Челищева.
   Кстати, лучшего друга или бывшего лучшего друга? Кто сейчас Олег для
Сергея? Он сидит в тюрьме, а его жена целуется с его же лучшим другом...
   Помимо всего прочего, Челищев достаточно ясно понимал, что Олег
руководит многочисленной бандитской группировкой, большая часть которой
осталась на свободе. Для этих братков Катя - жена их босса, и если между
ней и Сергеем завертятся какие-то "неслужебные" отношения, то к проблемам
чисто морального плана могут прибавиться и вопросы физического выживания,
причем как для Челищева, так и для Катерины... А уж для Сергея-то эти
вопросы могут однозначно стать в один момент необыкновенно актуальными, он
же бывший следак, значит, цветной [Цветной - работник правоохранительных
органов (жарг.)], мусор... Голова у Челищева разрывалась от мыслей, и
вдруг все они мгновенно были погашены мощно накатившимся воспоминанием о
поцелуе с Катей...
   Сергей промаялся полночи без сна, пока не выпил в конце концов
полстакана водки, проклиная себя в душе за безволие... Алкоголь снял
нервное напряжение, и Челищев провалился в сон. Под утро его разбудил
голос матери:
   - Сережа, вставай! Сергунюшка, пора...
   Этими словами Марина Ильинична будила Сергея когда-то в школу, а потом
в университет и еще совсем недавно - в прокуратуру...
   Дико закричав, Челищев соскочил с дивана. В темноте квартиры, казалось,
еще висело эхо от голоса матери. Ощущение это было настолько реальным, что
Сергей почувствовал, как от ужаса у него на лбу появилась холодная
испарина, а во рту, наоборот, пересохло. Еле ворочая языком, он вслух
спросил, словно каркнул:
   - Кто здесь?!
   Никто ему не ответил. Сергей одной рукой нащупал золотой нательный
крест Олега у себя на груди, а другой включил свет в комнате. Никого...
Сергей постепенно успокоился, но свет выключать не стал. Он вспомнил, как
вечером говорил Кате, что не боится привидений, и его затрясло,
   - Господи, спаси и сохрани... - Сергей снова лег и, шепча трудно
вспоминаемые слова молитвы, задремал...
   Утром вместо Доктора, к которому Сергей уже успел привыкнуть и с
которым они уже могли вполне добродушно болтать на общие темы, приехал
угрюмый Танцор, который отвез Челищева в фотомастерскую. На вопрос Сергея,
где, собственно, Катерина Дмитриевна, Танцор маловыразительно ответил, что
она с Толиком уехала на несколько дней куда-то в область по срочным делам.
   "Ясно. Прятаться от меня решила". Челищев бесился и одновременно в
глубине души радовался, потому что если женщина начинает прятаться от
мужчины, то, скорее всего, он ей небезразличен...
   Через два дня тот же Танцор привез Сергею паспорт с визой, билет на
вечерний рейс до Варшавы, пятитысячную пачку долларов и разрешение на
вывоз валюты. Сергей таких денег в руках сроду не держал и поэтому
удивленно спросил у Танцора:
   - А это зачем?
   Тот меланхолически пожал плечами:
   - Сказали, на оперативные расходы...
   - Кто сказал-то?
   Но этот вопрос Танцор пропустил мимо ушей, буркнул, что заедет вечером,
чтобы отвезти Сергея в аэропорт, и ушел.
   Челищев до этого ни разу за границей не был, и поэтому его охватило
понятное возбуждение. Он волновался, честно говоря. Сергей не верил
особенно, что его поездка в Польшу состоится, все случилось слишком быстро.
   Давя в душе легкий испуг (а вдруг Марека нет в Варшаве?), он начал
дозваниваться Зелиньскому. Тот, к счастью, оказался на месте. Сергей
огорошил его новостью о своем прилете, Марек совершенно обалдел, но,
кажется, даже обрадовался.
   - Ты по службе, коллега? - Марека было слышно так, как будто он сидел в
соседнем доме.
   - Да нет, туристом,- замялся Сергей.
   - Ладно, расскажешь, я тебя встречу, а то ты потеряешься...
   По-русски Зелиньский говорил абсолютно правильно, но с неистребимым
польским акцентом.
   Повесив трубку, Челищев облегченно вздохнул. В самом деле, вот был бы
номер, если бы Марека на месте не оказалось! Один, без полномочий и языка
- вот бы Сергей там нарасследовал бы... Их дефензива его на второй бы день
за шпиона приняла...
   Сергей начал было собираться, размышляя, что, собственно, взять с
собой, но от этих мыслей его оторвал телефонный звонок.
   - Сергей Саныч?
   -Да...
   - Виктор Палыч вас беспокоит. Как, собираетесь? - голос Антибиотика в
трубке был бархатист и по-отечески мягок.
   - Да я, собственно... - начал было бормотать Сергей, но Антибиотик
перебил его, непринужденно перейдя на "ты":
   - Собирайся спокойно, не волнуйся, все у тебя должно получиться. Ты
парень толковый, я это сразу понял... Удачи тебе... Сильно не надрывайся,
развейся заодно... Про паненок потом расскажешь... Если вдруг какие-то
проблемы возникнут - денег не хватит или еще что-то,- звони сразу, не
стесняйся.
   Запиши телефон - скажешь, для Виктора Палыча информация. Там передадут.
Ну, успехов...
   Не дожидаясь ответа Челищева, Антибиотик повесил трубку. У Сергея вдруг
пропало все радостное возбуждение. Он долго сидел неподвижно с
попискивающей трубкой в руке... "Да, докатился ты, Сергей Саныч,.. Жулики
тебя в командировку за границу посылают и еще велят валюту не жалеть...
   Рассказал бы кто такое еще год назад... Что же у нас в стране
творится-то, Господи..."
   До Варшавы Челищев добрался без приключений. Марек встретил его, как и
обещал, они крепко обнялись - не виделись-то целых семь лет. Зелиньский
погрузнел, волосы его поредели, и глаза его уже не были такими озорными,
как в студенческие годы.
   Пока шли к серому "полонезу" Марека, он спросил, какими судьбами Сергей
очутился в Варшаве.
   Сергей колебался недолго. В конце концов врать Зелиньскому, выдавая
свой интерес за официальный, было просто бессмысленно.
   - Знаешь, Марек, я ведь в прокуратуре больше не работаю. Зарплата не
та, да и смысла в нашей работе все меньше остается. По крайней мере у нас,
в России...
   Марек настороженно поднял глаза на Сергея:
   - И где же, позвольте спросить, пан сейчас работает?
   Челищев махнул рукой:
   - Пан, Марек, занимается частным сыском.
   Зелиньский округлил глаза:
   - О... Так и у вас разрешили?
   Сергей кивнул:
   - Разрешили. У нас теперь все что хочешь разрешили... Так я,
собственно, по делу к тебе. Помощь твоя нужна. К нам один бизнесмен
обратился...
   И Сергей подробно пересказал Мареку историю Миши Либмана, опустив,
правда, некоторые несущественные для поляка подробности.
   Когда Челищев закончил свой рассказ, они уже сидели в машине и ехали к
центру Варшавы. Зелиньский молчал.
   - Вот такие пироги, Марек! У меня здесь, кроме как к тебе, обратиться
не к кому. Сможешь помочь - помоги... Если не в обиду - гонорар у меня с
собой, мне контора специально выделила.
   - И сколько же, позвольте спросить, пану выделила его контора? - живо
поинтересовался Зелиньский.
   - Пану выделили две тысячи долларов,- на всякий случай Челищев решил
оставить себе некий маневр для возможного торга.
   Марек присвистнул,
   - Богатая у тебя контора... - Сергей сделал вид, что не замечает иронию
в голосе Марека.
   Зелиньский долго молчал, и лишь когда они остановились у гостиницы,
сказал:
   - Ладно, давай попробуем помочь твоему бедному жиду...
   Сергей обрадованно заулыбался и полез в карман за деньгами, но Марек
перехватил его руку:
   - Подожди ты со своими деньгами. Сделаю что-то - другой разговор, а
пока мне деньги давать не за что.
   - Но у тебя могут возникнуть служебные, так сказать, расходы...
   - Возникнут - сразу же тебе скажу. А пока договоримся так - давай мне
все свои записи и отдыхай спокойно. Ешь, спи, гуляй, смотри телевизор...
Как только будут первые результаты - плохие или хорошие,- я сразу же с
тобой свяжусь. Добже?
   - Добже, Марек, конечно, добже... Если бы ты отказался, я бы, наверное,
на следующий же день улетел...
   Челищев с наслаждением окунулся в блаженное безделье. Он спал по
двенадцать часов в сутки, купался до одури в гостиничном бассейне, читал
прихваченный из России детектив, бродил по магазинам и кафе. Все свои
тревожные мысли Сергей постарался задвинуть в самый дальний уголок
сознания, решив воспользоваться подарком судьбы и отдохнуть. Кстати
говоря, преследовавшие его в Петербурге ночные кошмары куда-то исчезли,
Сергей спал глубоко и без сновидений.
   Марек объявился лишь через пять дней, когда Челищев уже начал несколько
тяготиться ничего неделаньем. Дочитав детектив, Сергей валялся на кровати
и думал, как убить вечер, когда в дверь его номера властно забарабанили.
   Грубый голос произнес какую-то фразу по-польски, из которой Сергей
уловил лишь одно:
   - Полиция!
   Чувствуя неприятную пустоту в животе, Челищев открыл дверь и увидел
улыбающуюся физиономию Зелиньского.
   - Фу ты, Марек, я же так инфаркт могу получить!
   - Пан так боится полиции? У пана проблемы с законом?
   - Судя по твоему игривому настроению, у тебя хорошие новости.
Рассказывай, не томи!
   Марек неторопливо уселся в кресло и с важной серьезностью стал
рассказывать:
   - Ну, кое-что мы действительно выяснили. Первое - и то было самое
трудное - мы нашли второй приемный пункт, куда твоего Либмана привел
Владыевский. И вот что оказалось: обе этих фирмы на самом деле - партнеры,
проводящие совместные торговые операции. Но еще больше интересно то, что у
второй фирмы, принявшей металл у Либмана, есть еще один партнер -
совместное российско-польское предприятие-поставщик. И как ты думаешь, кто
является учредителем этой фирмы с российской стороны? Правильно -
замечательная организация "Вайнах" из твоего родного Петербурга. Так вот,
судя по датам, привезенный Либманом алюминий был оформлен как поставка от
этой самой российско-польской фирмы, и все положенные пенензы были
переведены на ее счет в банке. Вот и все. Все довольны, всем хорошо! Плохо
только твоему еврею. Но он тоже - смешной такой, решил бизнес в Варшаве
делать да еще не совсем чистый... У нас тут жидов не очень любят, обмануть
их - за грех не считают... Ладно, вот тебе копии документов,- Зелиньский
небрежно бросил синюю пластиковую папку на колени Челищеву.- Здесь все,
что смогли достать:
   копии учредительных договоров, контрактов, квитанций о приемке груза и
документов об оплате. В принципе, с такой фактурой, если бы было заявление
твоего Либмана, можно было бы серьезно огорчить всю эту компанию... Ну и
Либмана, вероятно, тоже - алюминий-то сначала должен был в Калининграде
остаться... Но ты ведь сказал, что тебе все это нужно для неофициального
расследования?
   Сергей лихорадочно листал копии документов и не мог поверить своим
глазам.
   - Марек, как тебе это удалось? Это же... Это просто невозможно, тем
более за пять дней?!
   Зелиньский потянулся в кресле, как довольный кот:
   - Работаем... Наши маленькие оперативные секреты я открывать не буду -
они тебе просто ни к чему, но есть один большой секрет: у нас, у славян,
одна общая особенность - все нельзя, но, в принципе, все можно! Самое
важное - этот принцип знать!
   Сергей засмеялся и бросился обнимать Марека... Вместо обещанных двух
тысяч долларов Сергей отдал Зелиньскому две с половиной.
   - Это надбавка за быстроту и качество. И не возражай, ради Бога.
   Марек крякнул, спорить не стал, но перед тем как убрать деньги в
карман, сказал:
   - Многие считают, что поляки за деньги могут сделать что угодно. То не
всегда так. Я хочу, чтобы ты знал: все, что я для тебя сделал, я сделал бы
и без денег. Хотя и люблю их всей душой...
   Растрогавшиеся приятели решили отпраздновать удачное завершение
командировки Челищева в ресторане, благо денег у Сергея оставалось еще
более чем достаточно. Они заказали билет в Петербург на следующий вечер,
Сергей позвонил по телефону, который оставил ему Антибиотик, и передал
время своего возвращения. А потом все понеслось по полной программе -
ужин, тосты за дружбу, за Польшу и Россию, пьяные рассказы друг другу о
том, как все прогнило... В общем, отрывались они именно так, как могут два
битых следователя, у которых неожиданно появились деньги. Под конец вечера
за их столиком появились какие-то девки, и, несмотря на то, что Марек уже
не мог переводить, все понимали друг друга прекрасно. Челищев пришел к
выводу, что польский язык очень простой и от русского отличается в
основном количеством шипящих звуков, и если их побольше вставлять в
русские слова, то как раз и получаются польские...
   Потом вся компания переместилась в номер к Сергею и попыталась
совместными польско-русскими усилиями разломать широченную кровать.
Веселое свинство продолжалось почти до утра, но, к чести польских
гостиниц, кровать выдержала все испытания.
   Утро, естественно, было тяжелым. Проявившиеся вечером лингвистические
способности Сергей утратил, и поэтому, когда девушки собрались уходить и
та, что ночью была все-таки больше с ним, чем с Мареком, что-то сказала
по-польски, он ничего не понял.
   Зелиньский голосом умирающего перевел:
   - Она говорит, что ты - первый русский, который у нее был. Учитывая
сложные отношения межу нашими народами, можешь считать это комплиментом.
   - Все когда-нибудь бывает впервые,- философски ответил Сергей.- Она,
кстати, тоже - первая полька, с которой я это самое... Пусть считает это
ответным комплиментом.
   Марек перевел, девицы расхохотались и упорхнули, послав приятелям
воздушные поцелуи, Зелиньский со стонами начал одеваться, чтобы бежать на
работу.
   - Боже, если ты меня слышишь, укрой меня сегодня от глаз начальства! -
бормотал Марек, путаясь в брюках, а Сергей, услышав эту фразу, прикусил
губу и отвернулся. На него нахлынул приступ ностальгии, он вспомнил, как,
бывало, говорил про себя такие же слова, собираясь в прокуратуру...
   Вечером в аэропорту, обняв Сергея на прощание, Зелиньский сказал ему:
   - Мы оба взрослые люди, поэтому, я надеюсь, ты понимаешь, что не хотел
бы афишировать свою помощь тебе... И еще - я помогал тебе, а не твоей
странной конторе, о которой я тебя не спрашиваю... Но мне кажется
почему-то, что эта твоя контора занимается не только добрыми делами.
Береги себя!
   Сергей молча обнял Марека и пошел на регистрацию. В Пулково его
встречала Катерина с Доктором и Танцором. Пожав браткам руки и чмокнув
Катерину в щеку, Челищев ответил на их вопросительные взгляды веселой
улыбкой.
   - По-моему, полный ажур! Гораздо лучше, чем можно было надеяться.
   Катя сразу же просветлела лицом, оживились и Танцор с Доктором.
   - Слава Богу! Тогда сразу - едем к Степанычу, Виктор Палыч уже ждет,
заодно и поужинаем, ты же с дороги.
   От этих слов Катерины Сергей почувствовал досаду. Получалось, что она
больше радовалась успеху поездки, чем просто его возвращению. Но по пути к
машине, воспользовавшись тем, что Танцор с Доктором ушли вперед. Катя
слегка погладила пальцами ладонь Сергея и прошептала:
   - Я очень скучала...
   Ну прямо как школьница, ни дать ни взять!
   Челищев неожиданно расхохотался, но не весело, а с этакой злой иронией:
   - Тебе не кажется, что ситуация начинает напоминать "Собаку на сене"?
Жаль, что нет возможности пообщаться с Лопе де Вега, я, наверное, мог бы
сообщить ему много интересных подробностей о внутреннем состоянии
Теодоро...
   Катерина надулась было, но атмосферу неожиданно разрядил Доктор. Плохо
расслышав обрывок последней фразы Сергея, он обернулся и с
доброжелательным простодушием сказал:
   - Сергей Саныч, если нужно, мы его из-под земли достанем.
   - Кого? - не понял Челищев.
   - Ну, Лаподавилова этого...
   Доктор не понял, почему его слова вызвали такой взрыв хохота у Кати с
Сергеем. Он растерянно переводил взгляд с одной на другого и под конец
тоже заулыбался. И только Танцор не присоединился к всеобщему веселью.
Опершись локтем на крышу "мерседеса", он угрюмо ждал, пока все угомонятся
и сядут в машину...
   "У Степаныча" их уже ждали. Оставив Доктора с Танцором ужинать в общем
зале, Катя и Сергей прошли в уже знакомый кабинет. Из-за стола им
навстречу поднялся Антибиотик - словно соскучившийся по внукам дедушка...
   Он внимательно, ни разу не перебив, выслушал рассказ Челищева, но когда
Сергей хотел ему передать папку с документами, остановил его движением
руки:
   - Ты, Сережа, оставь их пока у себя. Раз ты дело начал, тебе его и
доделывать.
   Надо с чеченами стрелку забивать, вот там ты эти документики и
предъявишь... Ну, да мы это после ужина обсудить успеем, чтобы аппетит не
портить. Расскажи лучше, как там Польша, как прекрасные паненки?
   Сергей смутился и, глянув искоса на Катю, невнятно промямлил:
   - Да я, собственно, не особо там приглядывался...
   Антибиотик перехватил его взгляд и усмехнулся. Катерина сидела словно
замороженная, опустив глаза в тарелку.
   Челищев хотел вернуть оставшиеся у него доллары, но Виктор Палыч их не
принял, замахав с гипертрофированным а возмущением руками:
   - И видеть их не хочу - это твои командировочные, твое дело, куда их
тратить... Ты на большую сумму наработал, но давай окончательный расчет
попозже сделаем.
   Ужин закончился быстро, видимо, Антибиотик куда-то торопился. После
десерта Виктор Палыч поднялся и пригласил Сергея с собой в кабинет к
Степанычу.
   Катерину они оставили за столом.
   Антибиотик по-хозяйски уселся за стол Степаныча и показал Челищеву на
стул рядом.
   - Ну, давай, Сережа, обсудим, как ты со зверями разговаривать будешь,
что предъявишь, о чем промолчишь... Дело, не спорю, непростое, опасное...
Но не мне же, старику, на стрелки ездить, людей смешить...
   И, наклонившись к Челищеву, Виктор Палыч начал негромким голосом
подробно инструктировать Сергея.
   Из ресторана они уехали уже далеко за полночь. Всю дорогу до дома Катя
напряженно молчала, казалось, она о чем-то лихорадочно думает, что-то
просчитывает и не может просчитать.
   Остановив "мерседес" у Катиного подъезда, Танцор начал было вылезать из
машины, чтобы проводить Катерину до дверей квартиры, но она остановила его:
   - Спасибо, меня Сергей Саныч сегодня проводит.
   Танцор равнодушно пожал плечами и откинулся в кресле радом с
задремавшим после сытного ужина Доктором.
   В подъезде Катерина порывисто схватила Сергея за руку:
   - Сережа, когда назначена стрелка с чеченами?!
   Сергей ухмыльнулся и начал было отвечать с преувеличенной
серьезностью.- Это служебная информация, и я...
   Катя резко перебила его:
   - Не юродствуй! Ты, похоже, не понимаешь, насколько все серьезно и
опасно.
   Чечены - люди совершенно отмороженные, а предъява за Либмана, даже со
всеми твоими документами,- дело очень спорное, потому что по понятиям
Либман - их коммерсант... Виктор Палыч не должен был тебе поручать эту
разборку, ты еще многого не умеешь и не знаешь... Его давно уже с разных
сторон подталкивают к войне с чеченами, а если с вами на стрелке
что-нибудь случится - повод будет железный, понимаешь? Господи, неужели
тебя специально подставляют?
   Посерьезневший Челищев мягко приобнял Катерину за талию.
   - Ехать-то все равно придется, Катюшка. Назад пути уже нет... Стрелку
предположительно на завтра назначать будут, но с чеченами еще никто не
связывался...
   Катерина уткнулась лицом ему в грудь и еле слышно прошептала:
   - Будь осторожнее, ради Бога и ради меня. Если с тобой что-нибудь
случится, я не прощу себе этого никогда, слышишь, никогда...
   Сергей погладил ее по волосам, а потом повернул ее лицом к себе и стал
осторожно целовать ее полуприкрытые глаза и мягкие дурманящие губы...
   Задохнувшись от долгого поцелуя, Сергей оторвался от Кати и полез рукой
в карман куртки.
   - Это тебе. Символ Варшавы...
   Челищев протянул ей небольшую фигурку сирены, выполненную в нефрите и
серебре, которую он нашел в небольшом магазинчике в центре Варшавы. Катя
взяла подарок и снова спрятала лицо на груди у Сергея, но когда он
попытался найти ее рот своими губами, она резко вырвалась и взбежала на
несколько ступеней по лестнице:
   - Нет, нет... Тебе пора, Сереженька... Ребята ждут в машине. Я... Ни
пуха тебе...
   Катина рука поднялась было, словно для того, чтобы перекрестить Сергея,
но бессильно упала.
   - К черту! - угрюмо ответил Челищев и вышел из подъезда.
   Между тем у Антибиотика был свой резон поручить именно Челищеву
разборку с чеченами. В империи Виктора Палыча новость о том, что в
группировке Адвоката появился бывший следователь, распространилась
довольно быстро и особого энтузиазма ни у кого не вызвала. До Антибиотика
дошла информация, что больше всех возмущался некто Миша-Стреляный,
базировавшийся в гостинице "Прибалтийская". Команда Стреляного действовала
полуавтономно, но авторитет Антибиотика признавала. Виктору Алычу
передали, что Стреляный хочет с ним встретиться, и Антибиотик догадывался,
о чем пойдет разговор. После отъезда Катерины и Сергея Виктор Палыч сидел
в кабинете Степаныча и лениво смотрел телевизор, когда вошедший Гусь
доложил, что подъехал Миша Стреляный и хочет поговорить.
   - Что ему надо? - брюзгливо бросил Антибиотик.
   - Говорит, важное дело, но скажет только тебе... Пустить его или как? -
Гусь беспокойно переминался с ноги на ногу, постукивая кулаком правой руки
о ладонь левой.
   - Ладно, пусти его.
   Через минуту в кабинет ввалился Стреляный - здоровенный бугай лет
тридцати восьми в шикарном белом костюме, черной рубашке и белом галстуке.
От правого угла рта через всю щеку до мочки уха у него тянулся безобразный
шрам, давний след милицейской пули, за который и прозвали Мишу Стреляным.
   Миша поздоровался и остался стоять, не получив приглашения присесть.
   - Заходи, заходи, Мишенька, давненько не виделись,- притворно
по-стариковски засуетился Антибиотик.- Догадываюсь, с чем пришел. Говорят,
ты недоволен сильно, людей мутишь, пропаганды пущаешь...
   Стреляный набычился и, не тратя времени на этикетные условности,
брякнул:
   - Я рупь за сто даю, что эта мразь - стукачок!
   Виктор Палыч, кряхтя, заворочался в кресле.
   - Надо полагать, ты о Сереже Челищеве говоришь? Ты не кипятись так...
   Миша возмущенно повел плечами:
   - Он же "цветной", он, пидор, людей допрашивал, я его...
   - Остынь, говорю! - прикрикнул Антибиотик, и на его голос в кабинет
заглянул Гусь.
   Махнув ему рукой - мол, все в порядке, Виктор Палыч продолжил уже более
спокойно:
   - Сергей работает на нас, причем, надо сказать, неплохо. Пока, по
крайней мере. Кабы все так работали, не надо было бы пацанам лишний раз
подставляться.
   Стреляный, не соглашаясь, покачал головой:
   - Он крот мутный! Запалит всех! За ним сечь надо, чтобы не врубался!
Пусть он хоть по мурке базаром шпарит - мусорское ебло не спрячешь. Пацаны
волнуются, он, бля, фазана заряжает! Отдай его нам...
   - Попридержи жало! - вновь повысил голос Антибиотик.- Ты бы лучше так с
меринами разбирался... Что, молчишь? А этот пацан лавэ [Лавэ - деньги
(жарг.)] делает. Ты, Миша, последнее время только перед фраерами понты
кидаешь, а у него в махалово матка не опустилась. А братва... Братва
разберется! Братва всегда уважает тех, кто умеет зарабатывать и дает
заработать другим. Так что херню больше не лепи, у тебя других забот
должно быть по горло! Два дня тебе, чтобы с меринами разобраться! А нет -
так в нашем коллективе для тебя ловли не будет!
   И Антибиотик отвернулся к телевизору, давая понять, что разговор
окончен.
   Стреляный скрипнул зубами, потоптался на месте и, опустив голову, вышел
из кабинета.
   Больше всего Виктор Палыч не любил, когда на него давят, и в этих
ситуациях поступал часто даже наперекор очевидной, казалось бы, логике.
Конечно, он чувствовал определенную правоту в словах Стреляного и от этого
раздражался еще больше. В конце концов он утвердился в своем решении
послать на разборку с чеченами именно Сергея. Шансов на то, что разборка
эта закончится мирно, было немного. И тогда проблема решится сама собой -
хорошо в свое время сказал товарищ Сталин: "Нет человека - нет проблем!" И
с чеченцами появится хороший предлог разобраться по серьезному, оборзели
они вконец на чужой земле. С другой стороны - если брошенный в воду щенок
выплывет, то тем самым он докажет свое право на жизнь. У таких выплывших
щенков может быть большое будущее... Главной страстью Антибиотика уже
давно были не деньги и не женщины. Его главной страстью была власть,
которую Виктор Палыч удовлетворял, играя людьми, как шахматными фигурками.
Эта игра была увлекательнее карт и рулетки и, конечно, намного более
рисковой.
   Известно ведь, что для настоящего игрока важен не только выигрыш, приз
как таковой, но и ощущение риска, края... Поэтому Антибиотик часто
обострял расклад там, где без этого, в принципе, можно было легко
обойтись. С Челищевым же был вообще особый случай...
   Виктор Палыч откинулся в кресле, обхватив затылок сцепленными пальцами,
и пробормотал:
   - Совпадения, совпадения... Посмотрим, что за кино получится...
   * * *
   Стрелка с чеченами состоялась вечером следующего дня на развилке дорог
в десяти минутах езды от совхоза с гордым названием "Бугры". Уже по
безлюдности выбранного для встречи места было ясно, что стрелка намечается
конфликтная, и обе стороны приедут на нее с оружием. Обычные,
бесконфликтные стрелки назначались в центре города, в людных местах, где
особо автоматом не помашешь. Впрочем, были укромные места и в городе.
   Доктор как-то рассказал Сергею, что Олег, когда был еще на свободе,
любил назначать встречи с "непонятными" людьми близ ЦПКиО, у Средней
Невки, в местечке, которое братва не без юмора прозвала "кричи-не-кричи".
   На стрелку ехали в неброских машинах. Доктор, Сергей, Танцор и Гусь
сидели в синей "семерке", а еще четверо бойцов следовали за ними в зеленой
"пятерке". Обе машины выглядели изрядно замызганными, однако по той
скорости, с которой оба "жигуленка" уходили на перекрестках, Сергей понял,
что двигатели на них установлены форсированные. Километрах в пяти от
нужной развилки машины остановились на обочине дороги, и Танцор, открыв
багажник "пятерки", приступил к раздаче оружия - в городе его раздавать
было опасно, мало ли какой сумасшедший гаишник остановит... Экипаж
"семерки" получил по "тэтэшке" [Тэтэшка - пистолет ТТ (жарг.)] с запасным
магазином и по одной гранате Ф-1, бойцы из "пятерки", возглавляемые неким
Димой с добрым прозвищем Караул, взяли по короткому автомату АКСУ и по
паре гранат.
   Сергей, с опаской взяв гранату, спросил у Танцора:
   - Лимонки-то не "левые"?
   - "Эфки" самое то, что надо - проверено! Ебошит так, что аж пиджак
заворачивается... Нам их один прапор поставляет - прямо со складов. Пьяный
всегда в полуговно, но точный, как штык! Берите, говорит, только у меня,
надежнее матроса не найдете,- против обыкновения Танцор был словоохотлив и
весел, его глаза лихорадочно горели, а губы дергались в жутковатых
ухмылках.
   "Кровь, видать, чует",- с тоской подумал Челищев, пряча лимонку в
карман куртки. Все защелкали затворами, загоняя патроны в патронники.
Сергей тоже приготовил к бою свой ТТ и сунул его за ремень брюк - на левое
бедро рукояткой вперед. Через минуту тронулись.
   Чечены уже были на месте, фары их "девятки" и старенького "вольво"
освещали развилку. Когда "семерка" с "пятеркой" остановились, из "вольво"
вылез невысокого роста крепыш в коричневой дубленке и пошел к центру
перекрестка.
   Перед тем как Сергей вышел, к нему обернулся Танцор:
   - Если поймешь, что всё - падай на землю! Это для нас сигнал будет.
   - Грязно на дороге-то,- непонятно зачем буркнул Челищев, выходя.
   Бывает так иногда - от нервов ляпают люди разные несуразности.
   - Грязь не кровь, ее смыть можно,- сказал Танцор уже в спину Сергею.
   Чечену, стоявшему на развилке, было около сорока, виски его серебрились
сединой, но в неторопливых движениях чувствовалась уверенная сила.
   - Я Иса,- негромко сказал крепыш.- О чем говорить будем?
   Сергей внутренне сжался. "У Степаныча" Антибиотик говорил ему об Исе -
он был правой рукой Джохара, главы чеченского клана в Питере. Ходили
слухи, что Иса закончил когда-то какую-то крутую школу телохранителей и
умеет стрелять с обеих рук. С другой стороны, Иса мог принимать
самостоятельные решения, в отличие от Челищева, который был уполномочен
лишь настаивать на том, что они обговорили с Виктором Палычем.
   - Меня зовут Сергей. Нужно выяснить вопрос по Либману и вашей фирме
"Вайнах".
   - А что там выяснять? - удивился чечен. Ветер теребил полы его
расстегнутой дубленки, и он прижал их руками к бедрам.
   Сергей молча протянул ему папку. Иса осторожно взял ее, следя за руками
Сергея. Челищев демонстративно сцепил пальцы перед собой. Иса начал
пролистывать документы в свете фар, время от времени искоса поглядывая на
Сергея. Долистав до конца, он захлопнул папку и переложил ее в левую руку.
   - Ну и что? Ты что, хочешь нам "кидок" предъявить, я не понял?
   Сергей качнул головой:
   - Дело не в "кидке", а в беспределе. Тот, кто беспределом занимается,
мешает работать всем.
   Иса нахмурился:
   - Это наша проблема, мы и разберемся.
   - Проблема общая, Либман защиты у нас попросил, он не под вами был, вы
его на долях разводили.
   Иса еле заметно покачал головой и начал протягивать Сергею папку. По
тому, как он слегка напружинил ноги и пригнулся, Челищев понял, что, как
только он возьмет папку, Иса выстрелит, и тогда уже ничего будет не
остановить и не исправить. Он понял это каким-то звериным чутьем, и оно
подсказало Сергею единственно правильное решение: протягивая руку, чтобы
взять папку с документами, но еще не коснувшись ее, Челищев вдруг широко,
весело заулыбался и сказал:
   - Один вопрос, Иса... Как ты думаешь, многие шакалы в городе
обрадуются, когда узнают, что мы тут друг друга перестреляли?
   Иса на мгновение замер, но потом, увидев открытую улыбку Сергея, в
которой не было страха, вдруг сам расхохотался и опустил руку с папкой.
   Отсмеявшись, они осторожно достали сигареты и закурили.
   - Ладно, что ты предлагаешь? - спросил Иса.
   - С алюминием - дело прошлое, забыли и проехали,- ответил Сергей.- Но
квартиру, машину и фирму Либману надо вернуть. А работать он будет с нами.
   - Но мы тоже деньги тратим - бабу его сумасшедшую в клинику устроили,-
перебил Сергея чечен.
   - Насчет бабы... Иса, ты же ведь не хуже меня знаешь, от чего она с ума
сошла.
   Иса скрипнул зубами и выругался по-чеченски:
   - С теми шакалами из презренного рода отдельный разговор будет. Считай,
что их уже нет в городе. Ладно, забирайте своего Либмана... Но по
справедливости наша доля с его фирмы пусть десять процентов будет.
   Сергей улыбнулся, но покачал головой:
   - Ему сейчас тяжело, пусть вам будет пять процентов, а раскрутится -
обсудим эту тему еще. (Челищев знал, что эти проценты - чистая
формальность, своего рода "сохранение лица". На самом деле Антибиотик
говорил ему, что и пятнадцать процентов отдать чеченам вполне допустимо.
   Важно было "забрать" Либмана, а его фирма - в сущности, вопрос условный.
   Сегодня у человека одна фирма, завтра - другая. Главное - с кем он
работает.)
   Иса эмоционально взмахнул рукой.
   - Э-э, что мы, на базаре? Пусть будет пять!
   Они пожали друг другу руки. Пожатие чечена было сухим и крепким.
   - Завтра пусть наши бухгалтеры созвонятся и оформят бумаги. А для тебя
лично - вот как меня найти,- чечен гордо сунул Сергею черную визитку, на
которой золотом были напечатаны семь цифр радиотелефона и всего три буквы
- ИСА.
   - Приятно было говорить с мужчиной! - Иса еще раз стиснул ладонь
Челищева и, резко повернувшись, зашагал к своим машинам. Только сев в
"семерку", Челищев почувствовал, что рубашка у него на спине абсолютно
мокрая от пота.
   Релаксация наступила не у него одного. Гусь матерился, как заведенный.
   Доктор заливался смехом, делясь впечатлениями:
   - Ну ты даешь, Адвокат, прямо как волшебник, ей-богу. Я, когда он папку
тебе назад пихать начал, подумал - все, жопа, сейчас мочилово начнется,
начал уже колечко у "эфки" тянуть, а тут вы ржать начали!
   Общее возбуждение не коснулось только Танцора, он, казалось, наоборот,
был словно разочарован чем-то, смотрел в темноту на отъезжающие чеченские
машины и еле слышно мычал какой-то мотивчик...
   * * *
   Последовавшие за разборкой с чеченами две недели Сергей крутился
буквально как белка в колесе.
   Антибиотик встретил его, словно космонавта, вернувшегося на Землю после
выполнения важного правительственного задания. Столько похвал в свой адрес
Челищев не слышал, наверное, за все годы работы в прокуратуре, и он смог в
полной мере оценить справедливость поговорки о том, что доброе слово и
кошке приятно... Всем участвовавшим в разборке браткам были выплачены
изрядные премии, что, естественно, подняло авторитет Челищева в их глазах
(деньги-то получать все любят, особенно когда они чистыми приходят, не
через кровь). Сергею же, кроме всего прочего, были торжественно вручены
ключи от новенького "вольво-940" и уже закатанный в пластик техпаспорт на
его имя. Челищев, никогда раньше не имевший своей машины (а тем более
такой шикарной), радовался, как ребенок, и, казалось, готов был даже спать
в своей "вольво". Тем более что спать ему хотелось постоянно: Виктор Палыч
свалил на Сергея чуть ли не все рабочие стрелки группировки Адвоката.
   Только теперь Челищев начал осознавать истинные масштабы империи
Антибиотика. Встречаясь в день по семь-восемь раз с различными
бизнесменами и бандитами из организации Виктора Палыча и других сообществ,
Челищев понимал, что Антибиотик сознательно "светит" его, но, с другой
стороны, он получал огромное количество важнейшей информации - кто кого
"держит", кто кому платит, кто с кем на долях, а также - кто какое место
занимает в сложной иерархии бандитского Петербурга. Несмотря на то, что
почти все стрелки были мирными, они забирали массу нервной энергии, и
Сергей приходил домой каждый день лишь за полночь (после обязательного
вечернего доклада Виктору Палычу), у него хватало сил лишь на то, чтобы
выкурить сигарету и упасть лицом в подушку, иногда даже не раздеваясь.
Катерину он почти не видел - начался декабрь, и, как это всегда бывает под
конец года, у нее накопилась масса финансовых вопросов, требующих
немедленного решения, к тому же она начала работать с воспрянувшим к жизни
Либманом, который буквально фонтанировал разными проектами и идеями.
Либман долго не мог поверить, что его рабство у чеченов закончилось, он
плакал, говорил Сергею и Кате, что он их должник на всю жизнь, и не только
он, но и дети его, а однажды сделал даже попытку поцеловать Сергею руку.
Сергей возмутился и руку свою у Миши отнял, но в душе ему, конечно, была
очень приятна благодарность "Эйнштейна", и он поймал себя на мысли, что
если бы Либман пришел со своими проблемами в прокуратуру, то, скорее
всего, они бы не только не были решены, но еще и усугублены. Эта мысль
грела, давала некое моральное оправдание резким переменам в жизни
Челищева, и все равно он время от времени чувствовал себя волком,
несущимся вместе с чужой стаей по офлажкованным дорожкам. Впрочем,
размышлять об этом серьезно времени не было совсем, поток событий,
подхвативший Сергея, становился все более стремительным.
   Всерьез задуматься о том, кем он постепенно становится, Челищева
заставили два события, пришедшиеся на один день. Однажды он, Доктор,
Дима-Караул со своими ребятами и Гусь возвращались со стрелки с
"пермскими", где перетирался сложный вопрос относительно долей с одной
известной меховой фирмой. Развалившийся на заднем сиденье Гусь
меланхолично смотрел в окно и вдруг с криком:
   "Стой!" - хлопнул по плечу сидевшего за рулем Доктора. Толик резко
затормозил, и Гусь выскочил из машины. Челищев недоуменно оглянулся и
увидел, как Гусь подскочил к какой-то молодой мамаше, прогуливавшейся с
коляской, и выдернул из коляски огромную красно-желтую погремушку. Женщина
замерла от ужаса, а довольный Гусь, потряхивая погремушкой и не обращая
внимания на надрывавшегося в коляске ребенка, направился обратно к машине.
   Словно какая-то пружина выкинула Сергея на улицу.
   - Клево, а? - Гусь не успел закончить фразу, потому что Челищев резко
вывернул ему кисть, выбил игрушку и отшвырнул его к "мерседесу".
   - Ты че, крутой? - закричал Гусь, пригибаясь и наступая на Сергея.
Глаза Челищева закрыла розовая пелена ненависти, он начал пританцовывать
на месте, еле слышно шепча:
   - Ну, давай, падла, давай!!!
   Видимо, даже отмороженных мозгов Гуся хватило на то, чтобы понять, что
с Сергеем ему сейчас не справиться. А может быть, он шкурой почувствовал
чудовищную силу заряда ненависти, исходившей от Челищева... Как бы то ни
было, Гусь сплюнул, развернулся и, бормоча ругательства, пошел прочь.
   Проходя мимо какой-то припаркованной "девятки". Гусь пнул ногой ее
заднюю дверь и, не обращая внимания на завывшую сигнализацию, стал ловить
такси посреди улицы.
   Подобрав трясущимися руками погремушку, Сергей подошел к женщине с
ребенком и положил игрушку в коляску. Молодая мама глянула на него дикими
глазами и, не сказав ни слова, толкая коляску перед собой, бросилась
бежать.
   Доктор, на протяжении всей сцены не вылезавший из-за руля "мерседеса",
кашлянул, когда Челищев сел в машину:
   - Зря ты так. Адвокат... Гусь пацан сложный, его заносит иногда... Ему
на боксе все мозги отбили, у него даже справка из "дурки" есть. Но он
пацан правильный, проверенный...
   Сергей ничего не ответил Доктору и, когда тот довез его до популярного
у городской администрации и бандитов парикмахерского салона на Литейном,
где Челищев оставил свою машину перед стрелкой, сухо попрощался и вышел.
   Доктор хмыкнул и, улыбнувшись Челищеву (мол, ничего, все перемелется),
уехал.
   Сергей курил уже третью сигарету подряд, сидя в своем сверкающем
"вольво", когда заметил, как переходит Литейный знакомая фигура в джинсах
и потертой куртке бычьей кожи.
   - Степа! - закричал Сергей, вылезая из машины, и бросился к Маркову.-
Здорово, Степа! За тобой и не угнаться... Ты куда пропал? Не звонишь...
   - Здорово, Челищев,- Марков, казалось, совсем не обрадовался
неожиданной встрече.- Ты, говорят, крутым стал...
   - Жизнь идет, Степа... А ты что, недавно вернулся? Я наводил справки,
тебя, по слухам, покидало по сводным бригадам - сначала Москва, потом
Ижевск...
   Хищения в особо крупных поднимали?
   - Все-то ты знаешь, Челищев,- с раздражением ответил Марков,
внимательно разглядывая "прикид" Сергея и его машину.
   - Слушай, Степа,- засуетился Сергей,- что мы с тобой тут, посередь
Литейного, как бедные родственники... Давай зайдем в кафешку, перекусим,
посидим, поговорим... Я так рад, что тебя встретил!
   Степа не разделил энтузиазма Сергея и словно вылил на него ушат воды:
   - Не получится у нас с тобою разговора, Челищев. Мы теперь по разные
стороны баррикад.
   - Ты что, Степа?! Какие баррикады?! - Челищев ошеломленно помотал
головой и схватил Маркова за рукав куртки. Степан стряхнул руку Сергея и
отстранился.
   - Всех ты продал, Челищев! И товарищей своих, и родителей, меня, себя -
всех... Давай, лижи дальше бандюгам штиблеты, служи исправно... А мои
телефоны забудь!
   Марков брезгливо сморщился, развернулся и зашагал в сторону Большого
дома.
   - Что ты несешь?! - заорал Сергей ему в спину.- Ты же ничего не знаешь!
   Степа! Я же... Ты же... Степа!
   Но Марков уходил, не оглядываясь и словно не слыша криков Челищева. На
Сергея начали оборачиваться люди. Он лихорадочными движениями достал
сигарету, прикурил, сделал пару затяжек и тут же смял сигарету в кулаке,
не чувствуя боли ожога. Трясясь от обиды, Сергей прыгнул в "вольво" и
рванул с места с чудовищной скоростью, не обращая внимания на
шарахнувшиеся в разные стороны машины...
   Он весь день проездил бесцельно по городу, давя в груди тоску, обиду и
какую-то странную тупую боль, какую раньше никогда не чувствовал. Под
вечер Сергей поехал к Степанычу, твердо решив серьезно поговорить с
Антибиотиком.
   Правда, он сам толком не понимал, о чем хочет говорить, чувствовал
только, что что-то нужно менять, иначе он сорвется... Но Антибиотик
опередил его и на этот раз.
   Когда Челищев появился в ресторане, там его уже ждали Катя и Виктор
Палыч.
   Антибиотик, не давая сказать Сергею и слова, заговорил сам:
   - Заходи, заходи, садись... Наслышан уже, как вы с Гусем друг дружку
чуть не порвали... Можешь ничего не объяснять, я сам все прекрасно
понимаю, последние недели у тебя выдались тяжелые, нервные, но, самое
главное,- не бесполезные... Мы тут с Катериной Дмитриевной потолковали -
надо тебе на немного хотя бы профиль работы поменять, а то так и до
нервного срыва недалече... Тем более и объективная необходимость есть -
надо Екатерине с крестником твоим, Либманом, помочь. Ты же за него теперь
отвечаешь.
   Сергей опустился на стул, как сдувшийся шарик. Весь его пыл как-то
угас, Катерина с тревогой смотрела на него, успокаивающе улыбаясь...
   - А какая помощь от меня нужна? - буркнул Челищев, наливая себе сока.
   Антибиотик вскочил со стула и прошелся по кабинету.
   - Какая помощь? Да вот тут ребята посчитали немного - очень интересный
проект получается по поставкам компьютеров через Прибалтику. И заказчики
уже есть, и поставщики, с деньгами вот только туговато - на первом этапе в
этот проект вкладывать много надо, зато получить можно в два, два с
половиной, а то и в три раза больше, чем вложишь...
   - Ну а я-то тут чем могу помочь? - удивился Сергей.
   - Сережа,- вступила в разговор Катя,- ты не знаешь такого Габриловича?
   Бориса Марковича Габриловича?
   - Бориса Марковича? Помню, конечно! А при чем здесь он?
   Борис Маркович Габрилович работал когда-то вместе с Александром
Владимировичем, отцом Сергея. Собственно, Габрилович был долгое время
директором деревообрабатывающего комбината, а когда ушел в Москву на
повышение - в министерство лесной и деревообрабатывающей промышленности,-
именно с его легкой руки Челищев-старший занял директорское кресло.
   Габрилович несколько раз бывал дома у Челищевых, и всякий раз принимали
его, как дорогого гостя.
   - Видишь ли, Сережа,- немного помолчав, начала Катерина,- для того,
чтобы осуществить рассчитанную Либманом операцию, нужны действительно
очень большие деньги. Нужен почти миллион долларов!
   - Сколько?! - поразился Челищев.
   - Миллион. Долларов. Ты не ослышался. И достать такие деньги сейчас
очень тяжело. Все боятся вкладывать, боятся рисковать... А Габрилович
недавно стал банкиром, он один из хозяев "Лесобанка" в Москве. Банк этот
совсем молодой, но крепкий, с деньгами, с поддержкой. Словом, мы тут с
Виктором Палычем подумали, что, учитывая твое знакомство с Габриловичем,
можно было бы попросить у него кредит... Кредиты-то сейчас только знакомым
и дают...
   Сергей оторопело переводил взгляд с Катерины на Антибиотика и с
Антибиотика на Катерину.
   - А откуда вы узнали, что я знаком с Габриловичем?
   Виктор Палыч вздохнул и улыбнулся:
   - 0-хо-хо, Сереженька... Были времена, я многих городских руководителей
знавал лично. Знал и Бориса Марковича, мы ведь с ним даже, так сказать, в
одной отрасли работали... Это еще до того было, как директором комбината
стал твой отец...
   Сергей опустил голову.
   - Последний раз я Габриловича видел на похоронах родителей... Но мы
тогда почти не говорили, я в таком состоянии был, что...
   Виктор Палыч понимающе закивал:
   - Да, да... Слышал я об этой трагедии, прости, что напомнить пришлось...
   Убийцу-то, душегуба этого, вроде как поймали?..
   Челищев поднял голову и словно натолкнулся на холодный испытующий
взгляд Антибиотика. Странное чувство тревоги и беспокойства овладело
Сергеем, ему вдруг показалось, что где-то внутри, в самом сердце, чей-то
знакомый голос еле слышно предупреждает его об опасности...
   - Поймать-то поймали... Да не уберегли - погиб он, бежать пытался,-
медленно подбирая слова, стал отвечать Челищев.- Там несколько странностей
было, хотел я с этим парнем поговорить, но не успел - все ответы на мои
вопросы он с собой в могилу прихватил...
   - А что за странности? - живо поинтересовался Антибиотик. Сергей пожал
плечами:
   - Да не то чтобы даже странности. Путался парень немного в
показаниях... А уточнить я ничего не успел!
   - Да,- вздохнул Антибиотик,- у мертвого, как известно, не спросишь...
   Помолчали. Челищев закурил и вдруг с удивительной отчетливостью
вспомнил стекленеющие глаза Миши Касатонова и его угасающий шепот: "Я
не... не убивал, я даже не..." Сергей прикрыл глаза, словно опасаясь, что
воспоминания могут через них выплеснуться наружу.
   - Ладно,- прервал молчание Виктор Палыч,- мертвым - дай Бог упокоение,
а живым о делах помнить надо... Ну что, Сережа, съездишь с ребятами в
Москву, поможешь кредит протолкнуть? Кстати, Борису Марковичу обо мне
знать вовсе не обязательно. Мы расстались с ним... э-э... сложно.
   - Попробую,- кивнул Челищев. Его не покидало странное чувство, что
Антибиотик что-то знает о смерти его отца и матери, но не утраченный еще
нюх следователя подсказывал, что время прямых вопросов не наступило.
   В Москву они поехали на следующий день - Катя, Сергей, Миша Либман и,
конечно, неизменный ангел-хранитель Катерины, Доктор. Ехать решили на
поезде, а не на машине, чтобы нормально выспаться и явиться к Габриловичу
свежими и энергичными. На четвертых они взяли три "эсвэшных" купе - по
одному для Катерины и Сергея и одно на двоих для Доктора и Михаила. Либман
совершенно преобразился с того раза, как Сергей увидел его в клинике ВМА:
   на нем был дорогой, замечательно сидящий костюм, ослепительная рубашка
и шелковый галстук, дорогие итальянские туфли матово блестели, а длинный
белый плащ делал Либмана похожим не то на иностранца, не то на знаменитого
режиссера. Миша пополнел, на его щеках появился здоровый румянец, и он
постоянно отмачивал какие-то свои еврейские хохмочки, от которых Сергей
улыбался, Катерина хихикала, а Доктор гулко гоготал на весь вагон. И
только в самой глубине глаз Либмана остались страх и боль... Но они были
почти незаметны.
   Когда все улеглись, Сергей, поворочавшись на своей полке без надежды
заснуть, встал, вышел в коридор и тихонько постучал в дверь Катиного купе.
   Она еще не спала и отозвалась сразу:
   - Кто там?
   - Это я,- прошептал Сергей.- Открой на минуточку, мне надо тебе кое-что
сказать.
   - Поздно уже, Сережа, давай завтра поговорим,- ответила Катерина, но
дверь все-таки открыла - по типичной женской логике. Сергей проскользнул к
ней в купе и сразу же, без слов, схватил Катерину и начал ее целовать. Она
глухо постанывала, отвечала ему на поцелуи, но когда рука Челищева
скользнула Кате под халат, она изо всех сил уперлась ему в грудь.
   - Нет, нет, не сейчас!
   - А когда? Когда? - Челищев продолжал прижимать ее к себе, не обращая
внимания на сопротивление.
   - Подожди немного, ох... Сереженька, нет!
   Катя говорила шепотом, но Сергею казалось, что она кричит.
   - Сколько можно ждать, я люблю, люблю тебя, ты меня измучила.
   - Нет, это ты меня измучил! В темноте купе было непонятно,- смеется
Катерина или плачет.
   - Сережа, пусти, ты что, решил меня в поезде совратить?
   - Я не могу больше, скажи - когда, только не мучай больше!
   Катерина шумно дышала.
   - Я не знаю, Сережа, мне сейчас вообще нельзя! - и вдруг выпалила: -
Через десять дней! Ой!
   Сказала и сама испугалась.
   Челищев выпустил ее из рук и, оглушаемый стуком сердца, машинально
переспросил:
   - Через десять дней? За базар ответишь?
   Катерина фыркнула:
   - Да, уж правду говорят - с кем поведешься, от того и наберешься.
   Помолчала и добавила:
   - Отвечу, раз уж сказала! Выцыганил, горюшко ты мое... А сейчас иди
спать, не трави себя и меня... Иди спать, Сереженька...
   Обалдевший от счастья "Сереженька" выскочил из Катиного купе и побежал
в тамбур курить. Он курил и пел, и был словно пьяный, хотя и не пил ни
капли спиртного. Жизнь была прекрасна. Мысли об Олеге, родителях, Маркове
и прочих грустных темах ушли, словно испугавшись силы его радости...
   Утром на Ленинградском вокзале Катерина, немного поколебавшись,
предложила всем заехать в квартиру на Кутузовском - в ту самую, откуда
осенью 1988 года ее увез Олег. После бегства в Ленинград она ни разу здесь
не была, лишь передала запасные ключи соседям-пенсионерам, чтобы те за
небольшие деньги поддерживали чистоту и поливали цветы.
   Квартира встретила их удивительной чистотой и свежестью. Видно было,
что пенсионеры тщательно отрабатывали Катины переводы. Катя осторожно
обошла квартиру - все в порядке, все на своих местах, словно и не было
четырех с лишним лет в Питере. Но темное пятно на паркете в гостиной, там,
где Олег убил предводителя мутноглазых, быстро вернуло Катерину к
реальности.
   Пока все по очереди принимали душ, Катя соорудила немудреный завтрак.
Потом мужчины надели свежие рубашки, Катя подкрасилась, и вся компания
двинулась в "Лесобанк".
   Габрилович встретил Сергея радушно, долго ахал, тряс руку, приглашал
всех в кабинет (кроме Доктора, оставшегося в приемной), заказал у
секретарши кофе на четверых и попросил полчаса его не беспокоить.
   - Ну, Сережа, какими судьбами в златоглавой? - спросил Габрилович,
когда все успели пригубить кофе.
   - К вам за помощью, Борис Маркович,- ответил Сергей.
   Габрилович вопросительно приподнял брови, а Челищев продолжал:
   - Адвокатская практика кормит меня не так уж чтобы очень, ну и... В
общем, стал и я поглядывать в сторону бизнеса... А тут еще встретил, можно
сказать, однокурсника - прошу любить и жаловать, Миша Либман, ну и
возникли интересные идеи.
   - О! - сказал Габрилович.- Так вы и есть Михаил Либман? Слышал, слышал
о ваших способностях, молодой человек! Только вот с год назад вы куда-то
пропали с финансового, так сказать, горизонта. Отъезжали, вероятно?
   Михаил кашлянул и покраснел:
   - В некотором роде... Пришлось, знаете ли, столкнуться с некоторыми
проблемами, вот как раз Сергей Александрович и помог их решить.
   Габрилович понимающе кивнул и повернулся к Кате:
   - А эта очаровательная девушка - очевидно, ваша, Сережа...
   Борис Маркович не договорил, тактично давая Сергею закончить, Сергей
замялся, а вот Катя не растерялась, улыбнулась, кивнула и сказала:
   - Жена. Екатерина Дмитриевна.
   У Сергея помутилось в глазах. Он еле удержал на своем лице нормальное
выражение. Больше всего ему в этот момент захотелось, чтобы Габрилович
крикнул: "Горько!" Но Борис Маркович этого делать не стал.
   - Ну, давайте посмотрим ваши бизнес-планы, молодые люди...
   Либман протянул Габриловичу папку с документами, и они полностью
углубились в чисто профессиональный разговор. Сергей пытался было
прислушиваться, что-то понять, но потом убедился, что это бесполезно -
половину слов он вообще слышал первый раз. Не пытаясь больше
прислушиваться к живым переговорам Габриловича - Либмана, Сергей принялся
делать Кате страшные глаза, на что она отвечала ему такой улыбкой, что у
Челищева возник соблазн поинтересоваться у Бориса Марковича насчет
отдельного кабинета.
   - Ну, что же, молодые люди,- сказал Габрилович минут через двадцать.-
Все это весьма интересно. Весьма интересно! Я рад, что у нас такая
талантливая молодежь растет, так сказать, смена. Рад, право слово, просто
как-то биологически рад! Я думаю, мы сможем сотрудничать! С батюшкой
вашим, Сергей Александрович, у нас никогда проблем не возникало... Какой
был человек!
   Эх!..
   Габрилович скорбно покачал головой, помолчал...
   - Ладно, времени терять не будем! Михаил Соломонович, можете идти к
начальнику кредитного управления, надо составить все необходимые бумаги, я
ему сейчас позвоню... Э-э... Неформальные дополнения к договору
кредитования, полагаю, известны?
   Либман и Катя с готовностью закивали. Сергей ничего не понял, но на
всякий случай тоже кивнул.
   - Обычно - это процентов десять-пятнадцать... Но, учитывая, что мы тут
все свои - я думаю, остановимся на восьми... Ладушки?
   Катя с Либманом снова закивали.
   - Ну и хорошо. Тянуть с этим не будем. Чем быстрее двигаются деньги,
тем быстрее они приносят доход...
   Все встали, и тут Сергей, не удержавшись, спросил:
   - Борис Маркович, как же вы все-таки решились - из министерства в
банкиры?
   Да в нашей-то стране, с нашими законами, которые меняются каждый день?
   Габрилович улыбнулся:
   - Я вам одну умную вещь скажу, Сергей Александрович. Человек, который
столько лет танцевал на проволоке, пройдет легко по любому мостку, даже по
висячему!
   И Борис Маркович снисходительно похлопал смутившегося Челищева по
плечу...
   Оформление кредита заняло два дня, и Катя удивилась такой
неправдоподобной быстроте.
   - Ну что вы, Катерина Дмитриевна,- просветил ее Либман.- Можно было еще
быстрее. Самое главное в кредите - это решение его дать. А в нашем
случае,- Михаил выразительно потер пальцем о палец,- решение было принято!
   Катя была рада поскорее уехать из Москвы. Старая квартира навевала
страшные воспоминания.
   Когда они вернулись в Петербург и должны были разъехаться по своим
делам, Сергей наклонился к уху Катерины и нежно сказал:
   - Осталась неделя, ненаглядная ты моя...
   Катя рассмеялась и, укоризненно посмотрев на Сергея, сказала:
   - Ох и быстро же ты, Челищев, научился людей за языки прихватывать! Я
всегда поражалась твоим способностям схватывать все на лету. Не волнуйся,
Сереженька, я помню, сколько дней осталось...
   Челищев снова стал ездить по стрелкам и разбирать проблемы "подшефных"
   бизнесменов. Делал он это чисто механически - лица и события
проносились словно мимо него, почти не задевая. Антибиотик видел, что с
Сергеем что-то происходит, но ни о чем не спрашивал, улыбался только хитро
да щурился. А Челищев этого не замечал. Он считал дни.
   Из состояния любовного ступора его вывел ночной звонок Габриловича.
Звонок этот раздался за три дня до наступления срока, продекларированного
Катей.
   Сергей уже спал, поэтому он не сразу понял, кто говорит и о чем. А
голос Бориса Марковича на другом конце провода просто срывался от
бешенства:
   - Вы мошенник, молодой человек, вы негодяй!!!
   Челищев, узнав Габриловича, даже потряс головой, чтобы убедиться, что
не спит.
   - Борис Маркович, о чем вы, что случилось?!
   Габрилович, казалось, даже задохнулся от возмущения.
   - Ax ты... щенок! Он еще спрашивает, о чем я?! Где доля?
   - Какая доля? - не понял Сергей,
   - Какая? Ах ты... Мошенник! По такой дорожке решил пойти? На смерти
родителей спекулируешь?! Смотри, не просчитайся, как папаша!
   Сон мигом слетел с Челищева, он даже подскочил.
   - Что?! Борис Маркович, подождите, что вы сказали о моем отце?! -
Сергей закричал так, что зазвенела хрустальная люстра на потолке, но в
трубке уже гудели сигналы отбоя...
   Целый час Челищев напрасно пытался дозвониться до Габриловича, но дома
у него никто трубку не брал - либо был отключен телефон, либо Борис
Маркович звонил не из дома.
   Сергей, пометавшись по квартире, решил позвонить Катерине. Она, видимо,
спала и сняла трубку лишь на одиннадцатом гудке:
   - Слушаю...
   - Катя, привет, это Сергей!
   - О Господи, Сережа, ты знаешь, сколько времени? Ну что за нетерпение
такое, ты же взрослый мужик,- похоже, Катя решила, что Сергей решил
позвонить ей среди ночи, чтобы напомнить, сколько времени осталось до
назначенного ею дня.
   - Да нет, Катюха, я не за этим... Слушай, сейчас был очень странный
звонок от Габриловича...
   И Сергей подробно пересказал ей свой разговор с Борисом Марковичем.
Катя, не перебивая, выслушала его, сказала, что все поняла, что такие
разговоры по телефону лучше не вести, и предложила все обсудить вечером у
Степаныча.
   Сергей ничего возразить ей не смог, и Катерина повесила трубку.
   Вечером следующего дня по дороге к Степанычу Челищев, сидя за рулем
"вольво", слушал "Маяк". В блоке новостей комментатор вдруг выдал
информацию, от которой Сергея чуть не вынесло на тротуар.
   "...примерно в 17.15 в подъезде собственного дома был обнаружен мертвым
председатель правления "Лесобанка" Борис Габрилович. По поступившей в нашу
редакцию информации, причиной смерти стали два выстрела из пистолета ТТ в
спину и в затылок. Пистолет убийца бросил рядом с трупом, что позволяет
сделать вывод о высоком профессиональном уровне киллера... Партия
экономической свободы немедленно выступила с заявлением, текст которого
буквально несколько минут назад был передан в нашу редакцию..."
   Оттолкнув стоявшего у дверей Гуся, Сергей буквально ворвался в кабинет
ресторана и с дикими глазами крикнул сидящим за столом Кате и Антибиотику:
   - Габриловича убили! Сегодня в Москве застрелили... "Маяк" только что
передал!
   Катерина ахнула и прижала руку ко рту. Виктор Палыч отреагировал более
спокойно. Он хмыкнул, откинулся в кресле и, покачав головой, протянул:
   - Быстро, однако...
   - Что значит "быстро"?! Виктор Палыч?! Что значит "быстро"?! Что вообще
происходит?
   Антибиотик посмурнел лицом и предостерегающе поднял руку:
   - Ты, Сережа, голос-то попридержи, я тебе не Гусь, чтоб на меня гавкать!
   Челищев шумно выдохнул и, не снимая куртки, уселся за стол, всем своим
видом демонстрируя ожидание объяснений,
   Виктор Палыч недовольно посопел, усмехнулся и начал говорить:
   - Габрилович, царствие ему небесное, когда-то работал со мной. И
обижаться на меня ему не за что - все у нас было по-людски и по
справедливости...
   Только жадность человека границ не знает - перевели Бориса Марковича в
Москву, плюнул он на наши отношения и переключился на Гургена. Слыхали про
такого, молодежь?
   Катя страшно побледнела, а Сергей неуверенно кивнул.
   - Гурген... Это отдельная история, и вам тонкости наших отношений без
нужды, Человек он серьезный. Катерина Дмитриевна, если захочет, может это
тебе, Сережа, подтвердить... Без Гургена Габриловичу банка было бы не
видать, как своих ушей. М-да... Но за все, как известно, нужно платить...
И я полагаю, что Габрилович обязан был выдачу всех крупных кредитов
согласовывать - желающих-то много, и за большие кредиты часть денег
наличкой всегда кредиторам отдают... А в нашем случае Борис Маркович, судя
по всему, решил скрысятничать [Крысятничать - скрывать (жарг.)],
понадеялся на быстрый возврат, на то, что никто ничего не узнает... А
такое не прощается...
   Сергей поднял голову:
   - Но Габрилович кричал на меня, обзывал мошенником и спрашивал, где
доля...
   Антибиотик пожал плечами:
   - Похоже, он откуда-то узнал, что ты работаешь со мной... И решил, что
наш кредит с самого начала планировался как "кидок". Вот нервы у него и
сдали...
   Челищев в упор посмотрел на Антибиотика.
   - А на самом деле... "кидок" предполагался или нет?
   Виктор Палыч вздохнул и долго молчал. Потом покачал головой и, хмыкнув,
ответил:
   - Странный ты парень, Сережа... Смотря что называть "кидком". Кредит
был оформлен официально - на бумагах с печатями,- все как положено... и
никто эти деньги красть, как ты понимаешь, не собирался... Но вот насчет
его доли в восемь процентов налом... Честно тебе отвечу: окончательного
решения - отдавать эти деньги или нет - у меня не было. Мне хотелось
подождать, посмотреть, как наш проект раскрутится, какую прибыль даст...
Глядишь - и повторили бы операцию, да и покрупнее...
   Сергей перевел глаза на Катерину, она его взгляд не выдержала и
повернулась к Антибиотику, словно ища поддержки. Челищев помотал головой,
словно от боли, и снова уперся глазами в холодный взгляд Виктора Палыча.
   - Но ведь он мне поверил... А я, получается, его под пули подвел...
   Антибиотик вскинул руку, словно останавливая Сергея:
   - Стоп-стоп-стоп! Под пули он себя подставил сам, через жадность свою и
через нежелание делиться... Сделал бы он все как положено, рассказал бы о
предложении кому надо - тебя бы как космонавта проверяли, вместе с
Либманом и Катей... Но он этого не сделал - потому что хапнуть хотел один,
на себя...
   Сергей медленно встал.
   - А вы, значит, Виктор Палыч, все это заранее предусмотрели?
   Антибиотик по-волчьи оскалился, вроде как улыбался... Сергей заметил,
как вздрогнула от этой улыбочки Катерина...
   - Я, Сережа, не Господь Бог, все предусмотреть не могу... Определенный
расчет на тебя был, не скрою... Ну и что? Бизнес - вещь жестокая, и те,
кто в эти игры играют,- не пионеры на полянке. И не смотри так на меня, не
стоит... Каждый человек - всегда сам причина своих несчастий. А уж тем
более Борис Маркович... О покойниках плохо не говорят, но я думаю, у
многих были резоны с ним посчитаться. Поговаривали, стучал покойник на
комитет, как и все порядочные евреи. Что там с ним на самом деле случилось
- Бог разберет и рассудит. Но ты себя не терзай, твоей вины здесь нет. И
хватит об этом. Отдохни и расслабься.
   Челищев медленно, словно смертельно устав, побрел к выходу из кабинета.
У самой двери он оглянулся:
   - Габрилович что-то знал про моего отца...
   Виктор Палыч вздохнул. Видно было, что и ему этот разговор стоил нервов
и сил.
   - Может, и знал. А может, просто так базланил, со злобы. У мертвого,
как известно, не спросишь...
   - Да,- сказал Челищев.- Не спросишь.
   И, ссутулившись, вышел из кабинета.
   На протяжении всего их разговора Катерина не проронила ни слова. Когда
Сергей закрывал за собою дверь, она сидела бледная, опустив глаза в
тарелку...
   На улице Челищев постоял немного, посмотрел на затянутое облаками
черное небо, потом сел в машину, положил руки на руль и опустил на них
голову. Он просидел так долго и открыл глаза, лишь когда правая передняя
дверь машины открылась, пропуская внутрь салона Катю. Они закурили,
помолчали. Катерина не выдержала первой. Глядя прямо перед собой, она
сказала срывающимся голосом:
   - Я не знала... Я не думала, что так получится... А если бы знала, что
рядом с Габриловичем стоит Гурген, то вообще ни за что бы в Москву не
поехала...
   Ее вдруг как прорвало. Закрыв глаза руками, она начала рассказывать
Челищеву про Гургена и про ту роль, которую он сыграл в ее жизни. Она
говорила долго, голос ее под конец прерывался все чаще, а закончив
рассказ, Катя не выдержала, уткнулась лицом Сергею в грудь и зарыдала.
Челищев обнял ее и начал медленно гладить рукой по волосам.
   - Тише, тише, родная моя... Все уже прошло, все позади, ничего не
бойся...
   А занятный старикан этот Виктор Палыч... Интересно, что бы с нами в
Москве было, если бы Габрилович сразу рассказал все Гургену?..- Катя не
ответила, только еще крепче прижалась лицом к его груди. Они долго сидели
молча, думали каждый о своем и не видели, как из маленького окошечка в
двери кабачка наблюдают за ними злые глаза Гуся. А до назначенного Катей
срока оставалось два дня...
   * * *
   Сергей не спал всю ночь, вспоминая свой разговор с Антибиотиком, его
волчью усмешку и холодные глаза. Челищева не покидало чувство, что Виктор
Палыч что-то недоговаривает, таит в себе какое-то знание. А знание это
касается смерти Челищевых-старших... Сергей сам не мог объяснить себе,
откуда пришло к нему это чувство. Он лежал на диване, курил и думал: "Так,
давай все сначала... Габрилович, предположительно, узнает, что я связан с
Антибиотиком, решает, что весь наш кредит - "кидок", срывается и звонит
мне. Упоминает отца в странном контексте... Бросает трубку... Я звоню
Катерине - она звонит Антибиотику... Габрилович звонил мне в два часа
ночи, а примерно в 17.00 того же дня его убивают... При всем желании
Антибиотик не мог успеть организовать это убийство... Хотя - до Москвы
хорошим ходом часов девять езды... Даже меньше... Но ведь нужно
приготовиться, обставиться. С другой стороны, его мог убрать и Гурген...
Но что все-таки Габрилович мог знать об отце?.. Катерина, похоже, и впрямь
ничего не знала... Катенька моя родная, куда же ты влипла... И я вместе с
тобой. И Олег... Олег... Господи, ну что же делать?!"
   Сергея просто корежило от противоречивых чувств. С одной стороны, он
очень хотел, чтобы Олег поскорее вышел из "Крестов", потому что Званцев
был, пожалуй, единственным человеком, которому он мог попытаться
рассказать все.
   Но Катя... Как же быть с ней?
   "Во что же мы влипли с вами, ребята..." Он забылся тяжелым сном лишь
под утро. И почти сразу его разбудил телефонный звонок. Тряся тяжелой
головой от выкуренных за ночь сигарет, Сергей снял трубку и разбитым
голосом сказал:
   - Да, слушаю.
   - Это Катя.- Ее голос тоже был полон бесконечной усталости.
   - Что случилось, родная? Ты решила сократить сроки?
   - Нет,- Катя не приняла шутки.- Я по другому поводу. Сегодня в
двенадцать выпускают Олега. Следователь все-таки принял решение об
изменении меры пресечения...
   Челищев нашарил последнюю сигарету в пачке и закурил. С минуту оба
молчали.
   Потом Сергей спросил:
   - Ты... знала?.. Когда срок назначала? Знала?
   - Нет, Сережа, не знала... Но какое это теперь имеет значение...
   День выдался не по декабрьски солнечным и светлым. На набережной у
"Крестов" было многолюдно. У "Крестов" всегда много народа - кто передачи
принес, кто кричит, переговариваясь с теми, кто сидит. Но в этот день у
следственного изолятора творилось настоящее столпотворение - не меньше
десяти иномарок дополнялись "девятками" и "восьмерками". Окруженная свитой
"быков", с огромным букетом роз напротив проходной стояла Катя. Челищев
придерживал ее за локоть и старался не видеть заплаканных Катиных глаз.
   Несмотря на, многолюдность, было почему-то тихо, смолкла даже
"голосовая почта"... Сергей смотрел на двери тюрьмы и думал о том, сколько
уже десятилетий подряд каждый день к этим воротам приходят люди - чтобы
встретить родных, друзей и любимых... А сколько из тех, кто приходил
встречать, так никого и не дождались... От грустных мыслей его оторвал
знакомый веселый голос:
   - Ну вот и свиделись!
   Званцев был в той же кожаной куртке, в какой Сергей видел его последний
раз. Он мало изменился, разве что побледнел да морщин вокруг глаз
прибавилось... Катерина на деревянных ногах качнулась к Олегу, отдала ему
букет, а потом вдруг страшно, в голос, зарыдала... И братва вокруг сразу
же, как по команде, весело загомонила, задвигалась. Каждый старался
протиснуться к Олегу поближе, хлопнуть его по плечу или пожать руку. Олег
улыбался, пожимал протянутые руки, левой рукой прижимая к груди рыдающую
жену. Наверное, он считал, что это - слезы радости... И кто знает,
ошибался он или нет... Кто из мужиков может понять женские слезы? Разве
что "голубые"...
   - Серега, здорово, братишка! Ух ты, какой стал, я тебя и не узнал
сразу...
   Говорят, на Адвоката уже откликаешься? Братишка ты мой!
   Сергей глянул в радостные глаза Олега, шагнул ему навстречу, и Олег
обнял его правой рукой, продолжая левой прижимать к себе ревущую Катерину.
Они долго стояли так, обнявшись втроем, а вокруг гомонила братва.
   Наконец Катерина немного успокоилась и оторвала от груди Олега свое
зареванное лицо:
   - Олежа, ты, наверное, голоден? Олег расхохотался:
   - Свобода, Катенок, свобода! Десять минут свободы заменяют килограмм
сметаны!
   Званцев обернулся к Челищеву и, улыбаясь, спросил:
   - Ну, что молчишь, братишка?.. День-то сегодня какой?!
   Сергей, пряча глаза, ткнулся лбом в плечо Олега и тихо сказал ему:
   - Я рад. Рад, что все кончилось!
   - Кончилось? - Олег заразительно расхохотался.- Все только начинается,
Серега. Теперь, когда мы все вместе,- такое замутить можно...
   К Званцеву протиснулся Толик-Доктор:
   - Босс, наши "Венецию" сняли, хань готовится.
   Олег нетерпеливо отмахнулся:
   - Да какая "Венеция", я тюрягой насквозь пропах!..
   Но Катерина негромкой фразой остановила его;
   - Насчет "Венеции" Виктор Палыч распорядился... Сам туда к половине
четвертого подъедет...
   Улыбка Званцева немного увяла, он вздохнул и кивнул головой:
   - Ладно, тогда поехали домой - мыться, бриться, переодеваться. Серега,
не прощаюсь, увидимся в "Венеции". Братва, спасибо за встречу, через три
часа жду всех!
   Званцев взял у Катерины ключи от "мерседеса", подкинул их на ладони,
подошел к машине, любовно погладил стойку и сел за руль. Как только Катя
села рядом, "мерседес" взвизгнул покрышками и рванул по набережной. Так же
быстро и с теми же повизгиваниями колес моментально разлетелась братва. Из
встречавших Званцева перед "Крестами" остались лишь Сергей и два адвоката
Олега - Бельсон и Сергеев. Ухоженные и респектабельные адвокаты
производили впечатление родных братьев, хотя один был кучерявым брюнетом и
евреем, а второй - лысым и русским. Сергеев посмотрел вслед умчавшимся
машинам и с легкой обидой в голосе сказал:
   - Вот она, человеческая благодарность - им не до нас... А ведь вроде бы
поработали мы славно...
   Бельсон усмехнулся и взял Сергеева под руку:
   - Да брось ты кукситься... Поехали, опрокинем по граммулечке... Не
желаете с нами, коллега?
   До Челищева не сразу дошло, что вопрос адресован ему.
   - А? Нет, спасибо... господа. И раскланявшись с адвокатами, Сергей
медленно пошел к своему "вольво".
   До начала банкета в "Венеции" Челищев бесцельно кружил по городу,
непрерывно курил и терзался одной-единственной мыслью - что происходит
сейчас между Катей и Олегом? Он сам не заметил, как вырулил на Кировский,
и лишь потом, поняв, что едет к их дому, выругался и развернул автомобиль.
   В "Венеции" собрались все "сливки" бандитского Петербурга -
Миша-Стреляный со своей свитой, Ледогоров, братья Рыбаковы, бывший вор в
законе Слава Поленников (с одноименным погонялом - Полено), братья
Ивановы, Азамат, Ноиль-Белый, Саша Кучерягин и многие, многие другие. Все
чувствовали себя уверенно и комфортно - мужчины в дорогих костюмах и
золотых цепях, женщины - в мехах и бриллиантах. Когда приехали Олег с
Катериной, Сергей уже толкался среди встречающих, пожимал руки и, так
сказать, общался. Не успели Званцев с супругой войти в зал - цыганский хор
грянул древний "хит": "К нам приехал наш любимый Олег Андреич дорогой".
Пока Олег выпивал поднесенную рюмку водки, Челищев впился глазами в Катино
лицо. Но по нему ничего нельзя было понять: было у них что-то с Олегом -
не было... Рассаживались долго, и официанты сбились с ног, отодвигая и
придвигая стулья. Челищеву досталось место между Катей и Стреляным. Правее
от Кати сидел Олег, а дальше один стул был свободен - он явно
предназначался Антибиотику, который появился ровно в половине четвертого -
одновременно с боем часов...
   Тостов было много - за дружбу, за верность, за тех, кого ждут, и за
тех, кто ждал... Сергей опрокидывал в себя рюмку за рюмкой, опьянеть никак
не мог и все пытался поймать Катин взгляд, чтобы попытаться прочесть в нем
ответ на мучивший его вопрос. Но Катя от него все время отворачивалась,
Сергей начал заводиться и получил под столом легкий толчок коленом - мол,
уймись, прошу тебя, люди же кругом... Примерно через час после начала
обеда слово взял Антибиотик. Когда он встал, держа в руке бокал своей
любимой "Хванчкары", стало очень тихо. Виктор Палыч обвел глазами
присутствующих и негромко начал:
   - Есть одна старинная французская легенда: злая девушка сказала парню,
который был в нее влюблен: "Иди, вырви сердце у своей матери и принеси мне.
   Докажи мне свою любовь!" И он пошел, убил мать и взял ее сердце. Но
когда бежал со своим подарком к возлюбленной, споткнулся и упал. А
материнское сердце и говорит: "Не больно ли тебе, сыночек, не расшибся ли
ты..." Понял парень, что истинная любовь была лишь у той, которую он
убил,- у матери, зарыдал, пошел и утопил свою жестокую красавицу... Так
выпьем же за истинную любовь и дружбу, за наше братство, за то, чем мы
сильны, за бескорыстную помощь и поддержку друг другу всегда и всюду!
   Зал зашумел от странного тоста Антибиотика. Сергей почувствовал, как
напряглась Катерина, увидел недоумевающий взгляд Олега, обращенный к
Виктору Палычу. А Антибиотик, выдержав театральную паузу, наклонился к
Олегу, чокнулся с ним, потом с Катериной, неожиданно улыбнулся и крикнул:
   - За вас, дорогие мои! Горько! Все сразу зашумели, захохотали,
задвигали стульями, Олег тоже рассмеялся, выдохнул с каким-то
подсознательным облегчением, потому что в тосте-легенде Антибиотика
почудился ему непонятный намек. И, кстати, не ему одному почудился. Пока
Олег под одобрительные выкрики братвы целовался с Катериной, Челищев
сидел, опустив глаза в тарелку. Подняв голову, он перехватил насмешливый
взгляд Гуся с другого края стола. Впрочем, Гусь тут же отвернулся...,
   Через несколько минут Антибиотик откланялся, и гомон в зале резко
усилился.
   Челищеву сидеть было уже невмоготу, он опрокидывал в себя новые порции
водки, а она все никак не брала...
   Он уже собирался встать, попрощаться с Олегом и Катериной и, сославшись
на головную боль, уйти, как вдруг в зал ворвались автоматчики в масках и
синей милицейской форме. Они быстро взяли под прицел весь зал, три овчарки
рвались с поводков и лаяли. Появление милиции казалось таким же
невероятным, как прилет марсиан, и Сергей даже зажмурился, чтобы проверить
- не начались ли у него пьяные галлюцинации... Но все происходило наяву. В
центр зала вышел Степа Марков и громко сказал:
   - Спокойно, граждане, проверка документов! У кого есть паспорта - все
будет нормально. А вам, гражданин Званцев, придется проехать с нами...
   - Да ты че, мент, ополоумел? - взорвался Олег.- Я только из "Крестов"
вышел!
   - Туда и вернешься.- Пока Марков объяснялся со Званцевым, омоновцы в
масках уже начали шмонать собравшихся, с видимым удовольствием укладывая
некоторых из них лицом в пол.
   Челищев решил, что пора и ему вмешаться в этот странный спектакль:
   - Что происходит? Я - адвокат Званцева!
   Марков мельком, как на незнакомого, взглянул на Сергея:
   - Вам тоже придется проехать с нами, гражданин адвокат.
   - Это на каком же основании?
   - Да на законном, на каком же еще... - Степа достал из кармана
сложенный лист бумаги: - Вот постановление об аресте Званцева Олега
Андреевича, а к вам, господин адвокат, у нас несколько вопросов имеется...
   - Никуда я не поеду,- мотнул головой Сергей.
   Марков пожал плечами и бесцветным голосом ответил:
   - Неповиновение властям неразумно и чревато последствиями. Как адвокат,
вы должны это знать.
   Сергей сжал кулаки и прорычал, как выплюнул:
   - Ну что ты пыжишься, Степа, смотри, не лопни!
   Марков чуть поджал губы, но тона не изменил:
   - Вы оскорбляете государственного служащего при исполнении им служебных
обязанностей. Я предупреждаю вас в последний раз...
   В разговор вмешалась очнувшаяся от шока Катерина. Она вскочила со
стула, схватила одной рукой за рукав Олега, другой - Челищева и с
невыразимым презрением бросила:
   - Меня, очевидно, вы тоже пожелаете забрать с собой, господин
милицейский начальник, или как вас там?..
   Степа взглядом ее не удостоил.
   - Забирают, мадам, в вытрезвитель. А мы доставляем. Ваша персона нас
пока не интересует. И хватит разговоров. Поехали!
   Омоновцы ушли, уводя с собой Олега, Сергея и еще человек восемь из
молодых "быков", оставив в зале растерянных цыган и тяжело молчавших
гостей. Когда двери за милицией закрылись. Стреляный вскочил и запустил им
вслед фужером.
   - Мусорня вонючая! Лишь бы радость людям обосрать!
   Всех задержанных в "Венеции" доставили на третий этаж Литейного, 4, где
располагалось воспетое Александром Невзоровым ОРБ.
   В коридорах ОРБ царила привычная рабочая атмосфера. На стульях лицами к
стене на расстоянии полутора метров друг от друга сидели человек десять
крепких парней явно бандитской наружности. У некоторых, видимо, для
надежности, и ноги были скованы никелированными кандалами, причем их
цепочки были пропущены через ушки двухпудовых гирь. В конце коридора
лицами в пол лежал пяток лиц пресловутой "кавказской национальности". Над
ними стояли три громилы в масках с прорезями для глаз и в бронежилетах.
Громилы прохаживались мимо задержанных, давая им понять, что в этой
ситуации жаловаться на судьбу и родную милицию, пожалуй, не стоит.
   Сергей, шагая по знакомым коридорам, чуть было не стал раскланиваться с
бывшими коллегами, но вовремя вспомнил, что последний раз на этом этаже он
был в несколько ином качестве. Попадавшиеся навстречу оперативники
выглядели достаточно колоритно: одни, подражая киношным американским
детективам, щеголяли в мятых костюмах и нечищенных ботинках, другие,
частично одетые в камуфляжную форму, куда-то неслись с короткими
автоматами в руках, третьи, в спортивных штанах и оттопыривающихся под
мышками кожаных куртках, смахивали на приезжих бандитов средней руки.
   Всю привезенную из "Венеции" группу в коридоре поставили лицом к стене,
в том числе и Сергея. Олега через несколько минут увели в какой-то
кабинет, остальные стояли молча и ждали.
   - Ба, какие люди! - услышал Сергей знакомый голос, и в тот же момент
его запястья охватили холодные кольца наручников, Повернув голову, Челищев
увидел осклабившуюся физиономию Валеры Чернова.
   - Какая встреча!
   Чернов поддернул скованные наручниками руки Сергея вверх, так что тот
стукнулся лбом о стену.
   - Ну, что же ты, птичка, не поешь? А? Кому из нас коров пасти, кому в
ментовке работать? Что молчишь, мразь?
   Челищев катнул желваками и, стараясь остаться спокойным, сказал:
   - Что ты творишь, Чернов?! Я - адвокат, удостоверение в кармане. Сними
браслеты - неровен час, следы останутся, я завтра в травмпункт пойду,
тогда в прокуратуре объяснишься.
   - Ой, напугал-то как! Травмпункт, прокуратура... Да ты пьяный, от тебя
водярой несет, падал, наверное, все время на гололеде. А объяснимся мы с
тобой не один раз, и не в прокуратуре твоей сраной.
   Челищев скрипнул зубами и отвернулся к стенке.
   - В чем дело? - к ним подошел Степа Марков.- Чернов, ты что тут цирк
устраиваешь?
   - Да вот, Степа, старого знакомого, встретил. Не ожидал. Я чего
подошел-то, Равиль Абдурахметович интересовался, нет ли чего любопытного
для его коллекции?
   (Начальник 17-го отдела ОРБ Равиль Панин собирал забавную коллекцию из
безделушек, отобранных у бандитов,- были в ней фальшивый доллар с членом
вместо портрета президента, фигурка Деда Мороза опять же с выдвигающимся
членом и прочая похабень. Равиль Абдурахметович свою коллекцию любил и
постоянно заботился о ее пополнении.)
   - Нету ничего. Сними наручники,- резко ответил Марков. Чернов
ухмыльнулся, однако наручники снял с Сергея и пошел по коридору,
покручивая их на указательном пальце.
   Челищев повернулся к Маркову и начал растирать запястья:
   - Да, Степа, меняются времена. Рассказал бы кто такое мне четыре месяца
назад - в лицо бы плюнул...
   - Я бы тоже плюнул в глаза тому, кто сказал бы мне, что мы с тобой по
разные стороны баррикад окажемся,- усталым голосом сказал Марков. Челищев
усмехнулся:
   - Опять ты про свои баррикады... Пусть тебя утешит то, что на одной
баррикаде с тобой такие вот... попугаи.- И Сергей кивнул вслед уходящему
Чернову.- Он-то что здесь делает?
   - Перевели к нам два месяца назад. Усилили, так сказать,- машинально
ответил Марков и тут же оборвал себя: - Ладно, хватит лирики, пойдем,
напишешь объяснительную и гуляй куда хочешь.
   - Объяснительную? - удивился Сергей.- О чем, Степа? Ты не перегрелся
ли? О том, что я был в ресторане? Может, это ты мне объяснительную
напишешь, на каком основании вы меня сюда приволокли?
   Марков промолчал, а потом его вдруг прорвало:
   - Серега, очнись, что ты делаешь, с кем ты? Ты ведь толковый мужик...
   - Ты лучше посмотри, с кем ты, Степа!
   Марков и Челищев яростно смотрели друг на друга и тяжело дышали, но
говорили вполголоса, потому что вокруг были люди.
   Степан выдохнул в лицо Челищеву:
   - Я на державу работаю, и если хотя бы парочку таких уродов, как
Званцев, на лесоповал отправлю - значит, не зря землю топчу!
   - Да кого тебе дадут отправить, Степа? Ты что, слепой? И, кстати, на
каком основании вы задержали моего клиента Званцева?
   - На основании предъявленного ему обвинения по новому эпизоду той же
сто сорок восьмой! Мы теперь тоже грамотные стали - пару эпизодов всегда в
загашнике держим! Вы своих "братков" вытащите за бабки, а мы их опять
туда!..
   И до босса твоего доберемся, так и передай ему.
   - А я тебе не курьер, чтобы передавать. Отмечай мне пропуск, Степа, и
не дури. Я уже два с половиной часа как задержанный... Не нарывайся на
неприятности! Я все же адвокат...
   - Ну-ну, иди, Робин Гуд херов!.. Только я тебе на прощание одну вещь
скажу, чтобы ты так не радовался. Помнишь, ты просил меня о Михаиле
Касатонове справки навести? О пареньке, которого взяли по делу твоих
родителей? Так вот - он состоял в группировке твоего Званцева, конкретно -
под Винтом ходил.
   - Врешь! - Челищев, забывшись, схватил Маркова за грудки, но тот с
силой отбросил его руки.- Я тебе не верю, Степа, ты это специально так
говоришь, от злости!
   - Верить или не верить - это ваше право, господин Челищев. Я вам все
сказал! Пропуск вам сейчас вынесут и до постового проводят.
   Марков, не прощаясь, повернулся и пошел к своему кабинету.
   Выйдя из Большого дома, Сергей долго ловил машину и, поймав, поехал
обратно в "Венецию". Но ресторан был закрыт, все гости уже разошлись. Сев
в свой автомобиль, Челищев рванул на Петроградскую, к Катерине. Она,
конечно; не спала, ждала... Кого она ждала? Наверное, обоих.
   - Ты... - Катя отступила в прихожую, пропуская Сергея в квартиру.- А
где Олег? Что с ним? Челищев вздохнул:
   - Ему предъявили обвинение по новому эпизоду... В ОРБ страхуются,
видно, догадывались, что могут выпустить...
   Катя прошла в гостиную и опустилась на диван.
   - Господи, как я устала от всего этого... - И она спрятала лицо в
ладонях.
   Сергей сел рядом, стал легонько поглаживать Катю по волосам. Постепенно
его поглаживания становились все более сильными, он начал нежно целовать
ее лицо. Она не сопротивлялась, но оставалась напряженной. Рука Сергея
проскользнула в вырез Катиного халата, и ее грудь легла в его ладонь.
   Катерина застонала, раскрыла губы навстречу Сергею, и началось
безумие...
   Первый раз Челищев вошел в нее прямо на диване, даже не успев толком
раздеть Катерину. Она стонала, выгибалась под его руками, и оба они
кончили очень быстро, почти одновременно. Катя закрыла лицо руками и
беззвучно заплакала. Плечи ее судорожно вздрагивали. Она не
сопротивлялась, когда он ее раздевал. А когда он, сбросив с себя все,
понес ее в ванную, она обхватила его шею и начала его исступленно
целовать. Вышли они из ванной нескоро, и Сергей искренне надеялся, что их
крики и стоны не переполошили соседей и те не стали вызывать милицию,
решив, что за стенкой кого-то убивают. Никогда еще ни с одной женщиной
Сергею не было так хорошо, да, пожалуй, слово "хорошо" не могло передать и
сотой доли переполнявшего его восторга. Сергей отнес ее в спальню, положил
на кровать и начал целовать Катин живот, опускаясь все ниже, пока она
снова не начала постанывать и двигать бедрами в такт движениям его языка,
а потом она почти закричала, дернулась и быстро нашла своим ртом
изнемогающую плоть Сергея, и он, кончая, перестал воспринимать
действительность, словно распался на миллиарды частиц... Ощущение
блаженства было настолько сильным, что где-то рядом замаячил призрак
смерти, но Челищеву было не страшно, и когда сознание стало понемногу
возвращаться, он застонал обиженно, потому что хотелось ему навсегда
остаться там, где он только что побывал, а возвращаться в реальный
жестокий мир было больно до слез.
   Очнувшись, Сергей увидел, что Катя лежит навзничь на скомканной
простыне и то ли смеясь, то ли плача бормочет что-то странное, словно в
трансе:
   - Бог троицу любит, воистину говорят: Бог троицу любит...
   Он привлек ее к себе, поцеловал и тихонько спросил:
   - Какую троицу, о чем ты, ненаглядная моя?
   Катерина встрепенулась, словно отходя от сна, и, смутившись от того,
что Сергей подслушал ее мысли, спрятала лицо у него на груди.
   - Да это я так, о своем...
   Но Сергей не отставал, продолжая расспрашивать, и тогда она, глубоко
вздохнув, ответила:
   - Ты, Сереженька, третий мужчина в моей жизни. И никогда до этого мне
не было так... Я чуть до обморока не дошла с тобой. Вот потому и
подумалось мне, что - правду говорят - Бог троицу любит...
   Упоминание о других мужчинах когтем ревности царапнуло по сердцу
Челищева, но он постарался скрыть эти чувства, пошел искать в брошенной на
полу в гостиной одежде сигареты. Закуривая, он с горечью подумал о том,
что в любви Господа к их троице - к нему, Кате и Олегу - имеются серьезные
сомнения. Миг счастья короток, и никому еще не удавалось надолго
задержаться на его пике...
   Они молча курили, и на языке у обоих вертелся один и тот же вопрос.
Сергей не выдержал первым:
   - Катюшка, любимая, а дальше-то что? Что делать-то будем?
   Она вздрогнула от вопроса, которого ждала, зябко повела плечами и нашла
рукой его ладонь.
   - Не знаю, хороший мой, не знаю... Ты для меня как стихийное бедствие,
горюшко ты мое. И так все сложно было, а сейчас - совсем не знаю...
   Сергей загорячился, он всегда любил быстрые решения, ждать для него
было мучительнее всего.
   - Катя, посмотри, чем мы занимаемся... Зачем? Жизнь-то ведь проходит,
мы уже не дети, свистит мимо, не останавливается, а ведь, вроде, только
вчера в универ поступали... Давай все бросим, уедем, начнем все сначала,
мир большой...
   Катя улыбнулась грустно, и было в этой улыбке сразу все - и материнская
доброта, и сестринская тревога, и сладкая горечь желанной любовницы:
   - Торопыга ты мой... О чем ты говоришь... Куда нам уехать? Найдут... А
если даже не найдут - ты что, считаешь, что Олега можно вот так бросить?
Да и ребята некоторые - не все, конечно, но есть такие,- они, как дети,
пропадут совсем без нас, их в пять минут разменяют. А они нам верят - и
мне, и тебе теперь, между прочим! И еще есть обстоятельства, которые меня
в этой стране держат.
   Только ты меня сейчас об этом не спрашивай, ладно?
   Сергей прижался к ее груди лицом и прошептал:
   - Я люблю тебя, Катенька моя... А ты? Катерина ответила ему поцелуем, и
они снова начали ласкать друг друга, но на этот раз нежно и осторожно, без
прежней ненасытной жадности...
   Под утро, уже собираясь уходить, Сергей вздрогнул, вспомнив брошенные
ему в лицо слова Маркова. Вероятно, он и не забывал о них, они глубоко
засели в подсознании, словно заноза.
   - Катя, слушай, я спросить тебя хотел... Ты такого Мишу Касатонова не
знала случайно?
   - Нет,- Катерина подняла на него удивленные глаза.- А кто это?
   - Да так,- замялся Сергей,- браток один. Говорят, крутился когда-то в
нашей команде.
   - Никогда про такого не слыхала,- Катя говорила искренне и убежденно.-
Знаешь, сколько разной молодежи крутится, туда-сюда переходят... Я их и не
упомню всех. А зачем он тебе?
   - Да нет, ерунда,- облегченно выдохнул Сергей.- Не знаю, почему даже
вспомнилось...
   Он долго целовал Катю перед уходом, пока она не оторвалась от него сама:
   - Поздно уже. Вернее, рано... Скоро за мной Доктор приедет. Иди,
хороший мой, поспи хоть немного, Завтра увидимся... Вернее, уже сегодня...
   Из Катиного подъезда Сергей вышел, покачиваясь, как пьяный, хотя весь
хмель из него давным-давно вышел. Его качало от счастливой блаженной
усталости, он не чувствовал ног... Наверное, потому и не увидел, что в
глубине двора-колодца в неприметной "шестерочке" сидел Гусь, смотрел на
него воспаленными прищуренными глазами и улыбался...
   В середине следующего дня Сергей решил нанести визит Виктору Палычу -
обсудить создавшееся после нового задержания Олега положение. К кабачку "У
Степаныча" он подъехал без предварительного звонка, решив скоротать время
за обедом, если не застанет Антибиотика сразу. Посетителей в кабачке не
было - Степаныч решил устроить санитарный день. За столиком у двери в
отдельном кабинете сидел Гусь, который, увидев Челищева, встал и закрыл
собой проход. Сергею сразу не понравилась пакостная улыбочка, появившаяся
на лице Гуся. Но счастливое блаженство минувшей ночи еще не ушло, поэтому
Сергей решил, что называется, не заводиться.
   - У себя? - спросил Челищев, кивнув на дверь в кабинет.
   - А че надо-то? - Гусь явно напрашивался на ссору, но Сергею она была
вовсе ни к чему. Чувствуя, однако, как против его воли гнев начинает гнать
в кровь адреналин, он постарался ответить как можно спокойнее:
   - Что мне надо, я сам объясню. Скажи - Адвокат пришел, разговор
серьезный есть.
   Гусь сначала с преувеличенно серьезным видом кивнул, а потом снова
ухмыльнулся:
   - Я гляжу, Адвокатов у нас развелось немерено. Как бы не перепутать! А
то - под одной кликухой ходите, с одной бабой спите.
   - Что?! - оторопел Сергей,- Что ты сказал, придурок?!
   Гусь ощерился, и глаза у него стали дикими.
   - Я-то, может, и придурок, но не мусор, и через кровь родную не
перешагивал...
   Словно красная лампочка взорвалась в мозгу у Сергея, и он молча
бросился на Гуся, забыв одну из основных заповедей любого вида боевых
единоборств:
   своим гневом ты помогаешь противнику. Гусь встретил Челищева прямым
ударом в челюсть, и Сергей долго еще потом удивлялся, что удар не отправил
его в нокаут, а лишь сбил с ног.
   - Ну что, мусорок, понравилось?
   На этот раз об осторожности забыл Гусь, он слишком близко подошел к
лежавшему на спине Челищеву. Сергей мгновенно провел классический прием -
подцепив стопой левой ноги пятку противника, ударил правой ногой в опорное
колено. Гусь упал. Вскочили они одновременно, и Сергей сразу почувствовал,
как от пропущенного страшного удара у него кружится голова и его
подташнивает. Нокдаун добавился к изнурительной бессонной ночи и выпитому
накануне.
   Гусь же, наоборот, казался просто сгустком энергии. Зашипев, он
выбросил вперед руку, и перед самыми глазами Челищева сверкнуло лезвие
ножа. Сергей отпрянул в коридор, ведущий на кухню, Гусь шагнул за ним. Его
рука с ножом, казалось, жила самостоятельной жизнью, холодно мерцавшее
лезвие описывало Минные восьмерки и заставляло Сергея непрерывно пятиться.
Гусь держал нож уверенно, не сжимая ручку слишком сильно, чтобы не лишать
подвижности кисть, а в его сощуренных глазах скалилась смерть. Сергей
почувствовал, как страх начинает сковывать его движения, и со всей силы
сжал зубы, пытаясь сконцентрироваться. По тому, как стали исчезать вдруг
посторонние звуки, он понял, что это ему удалось. Теперь Челищев слышал
лишь шипение Гуся и легкое посвистывание резавшего воздух лезвия. Гусь
гнал Сергея по коридору, развернувшись к нему правым боком и чуть откинув
назад левую руку. Челищеву была знакома эта стойка - североитальянская
ножевая школа: противника нужно догнать до стены, откуда ему уже некуда
пятиться дальше, и сквозь кружево обманных финтов ударить под ребра снизу
- справа или слева - в зависимости от того, в какой руке будет нож на
момент финального удара. К счастью, дверь в кухню была открыта. Сергей не
заметил, как оказался между двумя большими кухонными плитами. Дальше
отступать было некуда, за спиной у него были стол для разделки мяса и
стена. Боковым зрением Челищев заметил на этом столе огромный тесак и
рванулся к нему. Гусь уловил это движение и прыгнул, но опоздал... А
может, наоборот, слишком поторопился...
   Фактически, он сам налетел на тесак, который Сергей в падении успел
выбросить вперед. Тесак глубоко вошел Гусю в грудь, с противным звуком
разрезаемых ребер... Когда все кончилось, Челищев снова обрел способность
слышать. Непрерывно кричала толстая повариха. Бледный Степаныч выглядывал
из коридора. За его спиной причитали две официантки. Крови из Гуся вытекло
много - как из неграмотно забитого кабана. Челищева затошнило, он
сглотнул, подавляя дурноту, вытер рукой пот со лба и хрипло бросил
Степанычу:
   - Живо все двери в кабак закрыть! Всех, кто здесь есть,- к вам в
кабинет, по очереди! И Виктору Палычу звони. Да тихо вы! - Последняя фраза
предназначалась впавшим в истерику женщинам. Покачиваясь, как после
тяжелой работы, Сергей пошел было в кабинет, но на полдороге понял, что не
удержится, и бросился в туалет, где его тяжело вырвало. Догадливый
Степаныч притащил в трясущихся руках стакан водки, Сергей выпил и
почувствовал себя немного легче.
   Сосредоточившись, он изменил намерение и рассадил весь обслуживающий
персонал кабачка по одному человеку за столик в большом зале и заставил
писать объяснительные - кто что видел, кто что слышал. Объяснительных он
получил одиннадцать штук. Шестеро вообще ничего не видели и не слышали,
двое официантов в зале заметили начало ссоры, но не слышали слов, с
которых она начиналась. Только повар, повариха и кухонный мужик в кухне
наблюдали во всех подробностях финал драки. Сергей расхаживал между
столами, собирал объяснительные и пытался сообразить, что же делать
дальше. Несмотря на выпитую водку, его начало колотить.
   Антибиотик приехал вскоре, долго смотрел в кухне на остывающее тело
Гуся, потом первый раз в присутствии Сергея громко выматерился. Не глядя
на Челищева, Виктор Палыч пошел в кабинет. Челищев зашел за ним, не зная,
куда деть руки, которые словно сами по себе складывали и сворачивали в
трубку листки объяснительных.
   - Ну? - бросил Антибиотик, усевшись за стол.
   Сергей молча положил перед Антибиотиком листки объяснительных. Виктор
Палыч искоса глянул на Челищева, но объяснительные прочитал все до единой.
Потом аккуратно собрал бумаги и, сложив, убрал во внутренний карман пальто.
   - Ладно, по всему видать Гусенок сам нарвался, первым за перо
схватился! Ты мне лучше, Сережа, ответь по совести - из-за чего заводка-то
пошла? Что на этот раз не поделили?
   Сергей пожал плечами.
   - Я спросил, у себя ли вы... А он начал спрашивать - что да зачем... Я
ему - не твое дело, скажи только, что Адвокат пришел. А он мне - что-то
адвокатов развелось, как кур нерезаных... ну и понеслось!
   - И все? Больше он тебе ничего не говорил? - Сергей чуть ли не
физически почувствовал, как сверлят его глаза Антибиотика.
   Этот взгляд он выдержал и снова пожал плечами:
   - Все вроде...
   Виктор Палыч надолго замолчал, развалившись в кресле, и выстукивал
пальцами по столу какой-то сложный ритм.
   - Все одно на другое как-то валится... Олега закрыли. Гусь... Винт
пропал куда-то. Ты в совпадения веришь?
   - Нет,- ответил Сергей, внутренне вздрогнув от услышанной клички "Винт".
   Где-то он ее слышал совсем недавно, при каких-то странных
обстоятельствах.
   - Это в тебе прошлое твое говорит, молодой ты еще, Сережа,- Виктор
Палыч неожиданно подобрел и заулыбался: - Доживешь до моих лет, поймешь,
что совпадений и случайностей в жизни может быть даже больше, чем
закономерностей...
   Антибиотик снова забарабанил пальцами по столу.
   - Так. Давай теперь думать, что с Гусенком делать, царствие ему
небесное.
   Хотя, что тут думать, грузить его надо в багажник и на кладбище к
Вальтеру везти... Хорошо, что сообразил кабак сразу закрыть. Я тут с
людьми поговорю, чтобы хавальники на замке держали... А ты, Сережа,
шустрый парень. Гуся завалил - это, я тебе скажу, не каждый смог бы... Ты
с характером-то своим полегче, у нас в коллективе люди сложные... Я тебя
не пугаю, ты мне симпатичен, верю - будущее у тебя большое... Если голову
раньше времени не сломаешь...
   Виктор Палыч порассуждал еще немного на общие темы - мол, друг дружку
беречь надо, а не "мочить", и сделал короткий звонок некоему Коле:
   - Коля? Здравствуй, дорогой, как поживаешь?.. Спасибо, твоими
молитвами...
   Непременно... У меня к тебе дело небольшое. Сейчас к тебе паренек
подъедет, ты его мог видеть намедни в "Венеции" - Сережа, адвокат,
чернявенький такой... Да, да... Он тебе посылочку привезет, постарайся ее
отправить побыстрее, а то там продукты скоропортящиеся... Лады. Да он
прямо сейчас и поедет, запакуем только! Да, да, дай, как говорится, Бог...
   Антибиотик устало положил трубку и повернулся к Сергею:
   - Давай, Сережа, не мешкая - грузите со Степанычем Гуся к тебе в
багажник и езжай на Смоленское кладбище. Найдешь там Николая Трофимовича -
его там все знают, здоровый такой, с бородкой, он всеми похоронами
заведует. Проводишь, стало быть, Гусенка в последний путь... Сам
понимаешь, напачкал - подотри!
   А я тут с людьми побалакаю,- и Виктор Палыч похлопал себя по карману,
где покоились объяснительные работников кабачка.
   Руководитель профсоюза кладбищенских тружеников Николай Трофимович
Богомолов в узком кругу был известен под кличкой Вальтер. Это погоняло он
заработал на втором сроке, который получил за то, что таскал с собой
повсюду пистолет системы "Вальтер", да не просто таскал, а еще и
демонстрировал его при случае. С первого взгляда на этого крепкого
сорокапятилетнего мужика с бородкой, как у архиерея, трудно было
заподозрить в нем четырежды судимого зэка. Вальтер был набожен и в одежде
скромен, глаза в разговорах обычно опускал в землю, но тем, кому удавалось
глянуть в его зрачки, становилось не по себе. Очень уж глаза Вальтера
напоминали дула пистолета излюбленной им системы. Вальтер был полным
хозяином на Смоленском кладбище, и каждый могильщик платил ему долю. На
работу Николай Трофимович ездил на старом, разбитом "жигуленке", и мало
кто знал, что в Ленинградской области, в теплом гараже его трехэтажного
дома с мраморным бассейном, ждет хозяина новехонький "мерседес" с общим
пробегом всего в двести км... Разговоры своих подчиненных о деньгах
Вальтер не любил, всякий раз обрывал, называя их "блудом и грехом". О
грехе и блуде Николай Трофимович вообще любил порассуждать, особенно в
милиции, если дергали его туда по старой памяти. Впрочем, в последние годы
в милиции он никогда не проводил больше часа, потому что у него, как и у
"всякого порядочного человека", как он любил говорить, была справка из ПНД
[ПНД - психоневрологический диспансер] о неполной психической вменяемости.
   Антибиотик знал Вальтера давно и ценил как специалиста.
Специализировался же Вальтер в основном на "двойных захоронениях": когда
нужно было спрятать какой-нибудь труп, никто не мог сделать это надежнее
Николая Трофимовича, который определял покойника в свежевырытую могилу -
сверху через несколько часов опускали гроб с бабушкой, могилу зарывали, а
компаньон старушки по могиле пополнял милицейские реестры пропавших без
вести...
   Вот к такому "интересному" человеку и гнал Сергей свой "вольво" через
вечерний Питер, холодея при виде каждого встречного гаишника. Муторно и
беспокойно было у Челищева на душе.
   "Вот и стал ты, Серега, душегубом... Оно, конечно, чистая самооборона,
тут не подкопаешься, но ведь я хотел его убить... и убил. Интересно, что
Гусь там плел про родную кровь, через которую он не перешагивал... Да, как
говорит Виктор Палыч, у мертвого уже не спросишь..."
   Уже подъезжая к кладбищу, Сергей вспомнил, как посетовал Антибиотик на
то, что пропал куда-то некий Винт, и вновь стал ломать голову, где же он
уже слышал эту кличку... Вспомнить он ничего так и не успел, нужно было
заниматься более насущными делами.
   Вальтер на приветствие Сергея ответил кивком, руки не протянул и
никаких вопросов не задавал. Он молча вытащил из багажника завернутый в
скатерть труп Гуся, легко вскинул его на плечо и, не оглядываясь, зашагал
куда-то в глубь кладбища. Шли долго, по крайней мере так показалось
тащившемуся за Вальтером Челищеву. На противоположной Малому проспекту
стороне Смоленки Николай Трофимович наконец остановился. Свежевырытая
могила терялась в сгущавшемся мраке. Вальтер тяжело, по-мясницки хекнул и
швырнул свой груз, словно мешок с картошкой, в черную яму. Сергея
зазнобило еще сильнее.
   - Чего стоишь? - обернулся к нему Вальтер.- Бери лопату, присыпать надо!
   Хорошо еще не подморозило, ломом долбить не надо, землица мягкая, как
пухом покроет.
   Сергей нашарил ручку воткнутой в кучу земли лопаты и, не чувствуя рук и
ног, начал кидать в могилу тяжелые мокрые комья, пока они полностью не
закрыв белую скатерть, ставшую для Гуся саваном.
   - Хорош! - наконец остановил его Вальтер.- Сильно не зарывай! Завтра мы
к этому хлопцу соседа подселим, подполковника отставного хоронить будут. С
салютом и оркестром. Твой-то, поди, навряд ли думал, что над ним салюты
давать будут, а?
   И Николай Трофимович засмеялся негромким каркающим смехом, от которого
Челищеву стало совсем жутко и захотелось поскорее выбежать к свету и людям.
   Белки глаз Вальтера блестели в темноте, и Сергею вспомнились вдруг
детские страшилки про кладбищенских упырей...
   Челищев не помнил, как добрался до дома, его продолжало трясти, а руль
автомобиля скользил в мокрых от пота ладонях. Тишина пустой квартиры
давила, Сергей зажег везде, где можно, свет, включил радио и телевизор, и
все равно ему слышались какие-то потусторонние голоса, а в углах квартиры
мерещились тени... Сергей несколько раз пытался дозвониться до Катерины,
но трубка ее радиотелефона была отключена, а дома к телефону никто не
подходил - было всего-навсего около семи вечера, так рано Катя домой
никогда не возвращалась.
   Звонок в дверь заставил его вздрогнуть. Он бросился открывать, надеясь
увидеть на пороге Катю, или Доктора, или хоть кого-нибудь из знакомых, с
кем можно было бы поговорить, а еще лучше - поговорить и выпить. Но на
лестничной площадке стоял совершенно незнакомый Челищеву огромный кавказец.
   Он молча, не мигая, смотрел на Сергея, чуть заметно покачивая головой.
   - Ты Челищев?
   Сергей кивнул, чуть отступив в глубь квартиры.
   - Меня прислал Гурген. Он хочет говорить с тобой...
   Сергей настолько опешил, что даже не испугался. В отупевшей от событий
последних двух суток голове мелькнула лишь одна мысль: "Если бы хотел
завалить, то уже выстрелил бы..." Кавказец, казалось, прочитал его мысли и
чуть заметно улыбнулся, продолжая слегка покачивать головой.
   - О чем? О чем он хочет говорить? - язык Челищева с трудом ворочался,
царапая пересохшее нёбо.
   - Гурген сказал, что этот разговор нужен не ему, а тебе. Это он просил
передать, потом посмотришь. Решишь говорить - буду ждать тебя на
Московском
   шоссе у поворота на Пушкин сегодня в одиннадцать.- С этими словами
кавказец медленно опустил руку в карман своей длинной кожаной куртки,
вынул оттуда небольшой бумажный пакет, отдал его Сергею, развернулся и
неторопливо начал спускаться по лестнице. Челищев тупо смотрел ему вслед,
пока внизу не хлопнула дверь парадной...
   Сергей медленно, словно предчувствуя увидеть внутри что-то страшное,
развернул пакет. На ладони у него лежали наручные часы его отца... Эти
часы невозможно было спутать с какими-то другими. Золотые "Сейко" с
алмазами, их подарила Челищеву-старшему одна японская фирма после
заключения какого-то очень выгодного контракта. На тыльной стороне корпуса
по-английски было мелко написано: "Дорогому Александру Челищеву в знак
глубокого уважения".
   Надпись была не выгравирована, а нанесена каким-то другим способом тем
же шрифтом, что и информация о том, что часы противоударные,
водонепроницаемые и сделаны в Японии. Александр Владимирович очень дорожил
этим подарком.
   Говорил, что часы стоят каких-то безумных денег и их, даже если они
поломаются, можно заложить чуть ли не в любой банк, в цивилизованных,
конечно, странах. Если бы в свое время Сергей не выпил столько водки перед
осмотром тел своих родителей в морге, то он обязательно обратил бы
внимание на отсутствие этих часов в описи их вещей и одежды.
   Ехать или не ехать на встречу - в этом вопросе Сергей не колебался.
"Ехать!
   Будь что будет. В конце концов, хотели бы убить - убили бы сразу.
Хотя...
   Может, на информацию потрошить станут... Все равно, ехать надо...
Откуда у Гургена часы отца? А может, этот орангутанг вовсе не от Гургена
приходил?
   Габрилович... Может, это как-то связано с ним?"
   Измученный мозг Сергея никак не мог сложить мозаику из рассыпающихся
фрагментов. Он чувствовал, что сходит с ума от тоски и душевной боли.
"Будь что будет... На все Божья воля..." Ему было уже почти все равно, чем
закончится встреча. Никого не предупредив о своей поездке, Челищев ровно в
одиннадцать был у поворота на Пушкин, где в темноте белела небольшая
статуя Александра Сергеевича. Огромный кавказец возник из темноты
бесшумно, словно бесплотный дух.
   - Ляг на заднее сиденье. На дорогу не смотри. Я машину поведу!
   Челищев молча повиновался, понимая, что протестовать и ставить свои
условия - бессмысленно.
   Ехали долго. Машина петляла, кружила, гориллообразный кавказец угрюмо
молчал, да Сергей и не пытался его ни о чем спрашивать. Наконец автомобиль
затормозил, и посланец Гургена выключил двигатель. Они стояли перед
небольшим двухэтажным особняком. Других домов поблизости не было. В окнах
первого этажа горел свет. Провожатый подтолкнул Сергея в спину, и они
зашли в особняк.
   В большой гостиной, пол которой был устлан звериными шкурами, в кресле
у камина сидел невысокий, плотный человек, немолодой, но и не старый.
Остатки волос вокруг его лысины были слегка тронуты сединой. Темные глаза
неподвижно смотрели на Челищева.
   - Садыс,- человек показал рукой на свободное кресло.- Я - Гурген. Я
знал, что ты захочешь гаварыт,- у Гургена был какой-то особый, плавающий
акцент, не похожий на говор других кавказцев, которых Сергею приходилось
слышать.
   Сергей молча опустился в кресло.
   - Я знаю, что ты сейчас думаешь. Нэт, я нэ буду с тэбя спрашивать за
Габриловича... Старый жид сам сыбя абманул, хотел самим хытрым быт... Я
хачу рассказать тыбе, как умерли твои радытели...
   Челищев дернулся вперед, но Гурген властно вскинул руку, останавливая
его движение, помолчал, глядя в огонь, и начал свой рассказ.
   - Твой атец мыня нэ знал. Габриловича знал. Работал с ным. Так должно
было быть. Вытка Антыбиотык хатэл па-другому. Он наслал лудей к тваему
атцу гаварыть. Эта былы луди Адваката. Перваго Адваката, Званцива.
Разговор нэ получылся. Тогда Вытка прыказал убыть тваего атца. И его
убылы, вмэстэ с жыной, да...
   Сергей отказывался верить своим ушам. По словам Гургена выходило, что
за деревообрабатывающий комбинат, которым руководил Александр
Владимирович, завязалась драчка между организациями Москвы и Питера.
Поняв, что проигрывает, Антибиотик решил убрать Челищева-старшего, чтобы
сменивший его начальник стал посговорчивее. Но самым чудовищным было то,
что обо всем этом знал Олег... а значит, и Катя, хотя ее имени Гурген не
назвал ни разу.
   Получалось, что они не только знали, но и руководили всей операцией!
   - Я сразу знал, что была так. Я многа жил, мыня удывить трудна. Но я
был удывлен, когда узнал, что ты работаешь на Вытку...
   Гурген рассказал, что после того, как раскрылась история с кредитом у
Габриловича и выяснилась роль во всем этом Челищева-младшего, он, Гурген,
решил поподробнее навести справки. Практически люди Гургена провели
настоящее расследование, результаты которого сейчас слушал оцепеневший
Челищев.
   - Почему я должен вам верить? - глухо спросил Сергей.
   Глаза Гургена яростно вспыхнули, но тут же снова погасли, успокоились.
   - Мала кто рыскует говорыть мыне такые слава. Ты смелый. Или глупый.
   Давольна слов. Пойдем. Мы пакажем тыбе таво, у кого взяли часы тваего
атца...
   Гурген неторопливо встал и, не оглядываясь, вышел из гостиной.
   Сергей пошел за ним. Гурген привел его в огромный каменный гараж;,
рассчитанный минимум на два автомобиля. Но машин в гараже не было. К
кольцу, вделанному в кирпичную кладку, был наручником прикован человек,
лица которого Сергей раньше не видел.
   - Эта Вынт, адин из брыгадыров Адваката. Часы былы у него. Можешь сам
говарыть с ным - как хочешь. Нам он уже нэ нужен. Мы знаем, что хотэли.
Его мы взяли нэ для сэбя - для тыбя.
   Винт! В мозгу Сергея словно что-то щелкнуло, и вспыхнул свет. О пропаже
Винта говорил Антибиотик... А днем раньше эту кличку называл Сергею Степа
Марков, говоря о Михаиле Касатонове: "Конкретно - под Винтом ходил..."
   Челищев застонал от ярости и бросился к прикованному к стене бандиту.
   Ударив Винта ногой по голове, Сергей прорычал, сунув ему под нос часы:
   - Откуда котлы [Котлы - часы (жарг.)], гнида?! Откуда?! Забью падлу!!!
   И снова ударил Винта ногой, на этот раз в живот.
   - Какие котлы, ничего не знаю...
   Винт говорил слабым, прерывающимся голосом, едва не срывающимся на плач.
   Но у Челищева уже не было сил на жалость.
   - Что мусоришь, сволочь, котлы откуда?! Люди у тебя взяли!
   Сергей снова начал бить прикованного, не чувствуя боли в кулаках.
   - Где взял, сучий потрох?! Забью пидораса!!!
   Винт облизнул разбитые в кровь губы и, запинаясь, простонал:
   - Часы фраера одного, должен мне был, вернул барахлом...
   - Какой, блядь, фраер, ты че мне уши полощешь?
   Лицо Винта от ударов постепенно превращалось в какую-то страшную маску.
   Гурген наблюдал за происходящим молча, никак не комментируя. По его
лицу казалось, что он думает о чем-то своем и даже не замечает того, что
происходит в двух метрах от него.
   Винт потерял сознание, и Сергей надавил двумя пальцами ему на глазные
яблоки, приводя прикованного в чувство.
   Винт застонал и, с ужасом глядя на Сергея, забормотал:
   - Щенок нечисто сработал. Приказ был наказать, а он мне должен был.
Решил чистым уйти, должок вернул...
   - Какой щенок? Имя!? Где живет? Быстро! Быстро, сволочь! В стенку
вобью!!!
   В какой-то момент Челищев словно увидел себя со стороны, склонившегося
с окровавленными руками над Винтом, и удивился лишь тому, что душившая его
ярость не забрала полностью способность мыслить.
   Через полчаса Сергей выбил из бывшего бригадира примерно такую
информацию:
   у Винта в команде был полностью "отмороженный" пацан с кликухой
Костя-Молоток, живший в общей хате с совсем молодыми "бычками". Однажды к
Винту заехал Танцор и сказал, что Адвокату срочно потребовался
какой-нибудь совсем "пробитый", чтобы с одним барыгой "проблему решить".
Винт порекомендовал Танцору Костю-Молотка, и Танцор через пару дней забрал
Костю на "инструктаж" к Адвокату. Костя-Молоток пропал на несколько дней,
а потом к Винту приехал злой Танцор, сказал, что Молоток грязно сработал и
за это Винт его должен немедленно убрать. Немедленно убрать Костю, однако,
не получилось,. потому что Молоток, видно, что-то почувствовал и прятался
каждую ночь в новом притоне на Лиговке. Однако Винт все-таки вычислил
Костю и "приконтрил" его с помощью своей "правой руки", некоего Желтка,
бывшего сержанта-пограничника. Наводку кто-то из молодых дал, когда
Молоток сдуру вернулся в хату, где все они жили...
   Костя умирать не хотел, пытался выторговать себе жизнь и назвал Желтку
с Винтом место своего тайничка, где лежали золотые часы "Сейко", тысяча
двести долларов, три золотых кольца и семьсот немецких марок. Сразу же
после того, как тайник Молотка был найден, Винт с Желтком Костю удавили, а
труп утопили в озере Долгом. Кому принадлежали раньше золотые часы, Винт
не знал, но, скорее всего, Молоток снял их с того барыги, с кем "проблему
решали", потому что в то время Молоток на голяке [На голяке - без денег
(жарг.)] был, без ширева долго не мог, а бабки, как известно, за работу
сразу не дают. Почему Молоток не загнал часы, а оставил у себя, Винт также
не знал - может, что попроще где-то сложилось... Мишу Касатонова Винт с
трудом, но вспомнил - как раз Миша и вломил Молотка, а потом сдуру на
Костиных же делах в мусорню залетел, ему еще с человеком в камеру
передавали, чтобы он на себя все взял, а потом его менты где-то шлепнули,
когда этот дурак соскочить на шару [На шару - на авось (жарг.)] решил...
   Винт уже совсем был не похож на человека - весь в крови, с
переломанными костями и расплющенным в блин лицом. Сергей, впрочем,
выглядел немногим лучше, он, казалось, состарился лет на десять, глаза -
безумные, руки - в крови...
   Челищев устало, по-старчески сел прямо на пол рядом с Винтом, достал
две сигареты, закурил сам, а вторую сунул между похожих на оладьи губ
Винта.
   - Почему я должен тебе верить?
   - Я отвечаю за свое, за других не буду,- просипел Винт, делая слабые
попытки затянуться сигаретой. Видимо, любое, даже самое слабое движение
вызывало у него страшную боль.
   - Где Желток сейчас?
   - Грохнули Желтка месяца два назад на разборке с воркутинскими... Сам
нарвался, первым за ствол схватился... - Голос Винта постепенно сходил на
нет, угасая.
   Сергей докурил до самого фильтра, загасил окурок о пол и встал. Гурген
молча смотрел на него некоторое время, а потом повернулся и вышел из
гаража на воздух. Сергей вышел за ним. Было тихо, звезды равнодушно мигали
в холодном черном небе. Гурген кивнул стоявшему неподалеку громадному
кавказцу, привезшему Челищева:
   - Резо, памагы малчику...
   И показал взглядом на дверь в гараж. Резо кивнул и зашел внутрь,
прикрыв за собой дверь.
   Через несколько секунд в гараже гулко ударил выстрел, и Челищев понял,
что Винт отмучился. Сергею захотелось упасть на землю, завыть, заплакать,
но взгляд Гургена словно замораживал бурю чувств в его груди.
   - Зачем... Зачем вы мне все это рассказали? Я вам чужой, а на доброго
дядю вы не похожи... Или - теперь и меня так же, как Винта?
   Гурген долго молчал, а потом сказал вдруг тихо и почти без акцента:
   - Мы с тобой разной масти, ты меня все равно не поймешь. И не думай об
этом! Сам дальше решай, как тебе жить. С Выткой у меня свои счеты, у тебя
теперь - свои. Вот и думай! Либо сам шакалом станешь, либо - кровь только
кровью смыть можно... А больше нам говорить не о чем. Пока. А там - видно
будет, кто ты - такой же сучонок, как и все, или человек. Иди к машине.
   Резо сейчас отвезет тебя...
   * * *
   Челищев пил страшно, по-черному, как только русский человек умеет с
горя.
   Водка не приносила желанного забытья, вокруг Сергея вились призраки
мертвых и образы живых... Челищев перебирался из кабака в кабак, ночевал в
гостиничных номерах с какими-то блядями, а утром весь кошмар начинался
сначала.
   Катя и Олег... Как они могли так предать, так растоптать всю их детскую
дружбу и любовь - самое чистое и светлое в жизни каждого из троих!.. От
боли и ненависти Сергей скрипел зубами над очередным стаканом в очередном
кабаке, и все обходили его стороной. Даже самые "отмороженные" "братки",
завалившиеся в ресторан, посмотрев на неподвижную фигуру Челищева, уходили
по-тихому, чтобы не нарваться, потому что слишком уж явственно веяло от
него страшным холодом смерти.
   Когда Толик-Доктор на пятый день отыскал Челищева в ресторане гостиницы
"Москва", то даже не сразу узнал своего шефа. Сергей постарел и осунулся,
а вокруг губ его глубоко залегли две жестокие складки.
   - Слышь, Адвокат,- Доктор осторожно подсел за столик к Челищеву.- Тебя
все ищут, с ног сбились. Катерина Дмитриевна весь Питер на уши поставила,
Палыч психует... Ты завязал бы, а?.. Палыч сказал, если через три дня не
очухаешься, то... - Доктор тактично замолчал, давая понять, что в этом
случае последствия будут для Сергея неприятными.
   - Я буду через три дня,- бесцветным голосом ответил Сергей, и Доктор,
облегченно вздохнув, повеселел.
   - Лады, я так и передам!
   Доктор вскочил, затоптался перед столиком и, решившись, сказал:
   - Ты не переживай так, Саныч... Гусь сам давно напрашивался... Братва
тебя уважает, ты все по понятиям сделал...
   Сергей механически кивнул и налил себе водки. В груди жгло и жгло, ему
очень хотелось заплакать, но слезы никак не шли...
   Он очнулся ночью на кладбище, обнаружив себя лежащим ничком на могиле
родителей, с мокрым от долгожданных слез лицом. Голова была на удивление
ясной и холодной. Сергей встал на колени и перекрестился, потом поднялся,
и пошел. Движения его были собранными и скоординированными, казалось, его
вело принятое им решение...
   У самого края кладбища Сергей натолкнулся на какую-то глубокую и
широкую яму, вырытую неизвестно кем и непонятно зачем. Дна ямы Челищев
разглядеть не мог, но ему показалось, что оттуда торчат ржавые прутья
арматуры, как в том котловане, куда не дал ему свалиться Олег десять лет
назад...
   Тогда было не страшно прыгать через котлован, потому что спину
страховал друг. Теперь Сергей был один. Он стоял на краю и, казалось,
чего-то, ждал.
   Ветер завыл над заброшенными могилами и словно донес до Челищева голос,
подсказывающий, что нужно сделать.
   Челищев засмеялся страшным смехом, рваное эхо которого мрачно
разлетелось над кладбищем. Сергей зарычал, толкнулся изо всех сил и
прыгнул через черный зев котлована...



   Книга вторая

   Часть I. Судья

   Февральские ночи в Петербурге долгие и темные. Холодный ветер бродит по
пустынным улицам надменного города, швыряя в лица случайных прохожих
мокрый снег. "В такие ночи хорошо быть дома, лежать на широкой кровати под
толстым одеялом, прижимаясь к теплому женскому телу... А на улицах холодно
и страшно. И никого, кроме бандитов и ментов, не встретишь. И еще
неизвестно, кто из них страшнее". Примерно так думалось бывшему завлабу и
кандидату наук, а ныне частному извозчику, медленно курсировавшему на
стареньком "москвиче" по Васильевскому острову в безнадежных поисках
клиента.
   На углу Малого и Детской кандидат-извозчик притормозил, чтобы "москвич"
не рассыпался на ямах и рытвинах перекрестка. Справа от машины чернело
пустыми глазницами выбитых окон бывшее общежитие университета, слева
начиналось Смоленское кладбище. Хоть и был бывший завлаб кандидатом очень
материалистических биологических наук, но почувствовал, как суеверный
страх вдруг захолодил живот. "Веселенькое место. Тут клиентов точно не
будет, кроме душ неупокоившихся",- попытался приободрить себя шуткой
извозчик и вдруг оцепенел от ужаса, машинально вдавив педаль тормоза в
пол. Из темноты кладбища скользнула к машине черная тень. Вымазанная
землей рука стукнула в стекло.
   - Подбросишь, хозяин?
   - Не... не... не! - забормотал биолог, судорожно ища ногой педаль газа.
   - Ты что, больной? - сказала тень хриплым, но вполне человеческим
голосом.- Фильмы ужасов смотреть любишь?
   - Раньше любил, пока видак не продали. Жрать-то что-то надо. Спасибо
родной демократической власти. Сам дурак, ее же и выбрал,- извозчика,
видимо, от пережитых волнений разобрал словесный понос.- Куда ехать-то?
   Человек с кладбища уже по-хозяйски усаживался на переднее сиденье.
Биолог хотел было робко возмутиться, но странный пассажир вдруг выудил из
кармана смятую двадцатидолларовую бумажку и положил ее перед водителем.
   - Езжай пока в центр, там определимся.- Человек устало закрыл глаза и
попытался откинуться в кресле.
   Вывалянного в грязи человека звали Сергеем Челищевым, и еще полгода
назад он работал следователем в прокуратуре. "Неужели уже полгода прошло?"
Сергей нашарил в кармане куртки сигареты, зажигалку и закурил, не
спрашивая разрешения у водителя. Как ни странно, печка в раздолбанном
"москвиче"
   работала на совесть, и Челищев почувствовал, как приятное тепло
разливается по замерзшему телу. После зимней холодной грязи котлована в
салоне старенькой машины было даже уютно.
   "Да, веселые дела, что делать-то будем, дядя Сережа?" - спросил себя
Челищев и открыл глаза. "Москвич" выезжал на пустынный Невский.
   - Центр,- намекнул водитель, опасливо косясь на пассажира.- Куда дальше
поедем?
   - Подожди, браток, дай подумать,- ответил Челищев, закуривая новую
сигарету. Пальцы начали дрожать в похмельном колотуне. Дрожь эта, с одной
стороны, мешала сосредоточиться, а с другой - заставляла соображать
быстрее. По опыту Сергей знал, что через несколько минут похмелье заявит о
себе во весь голос, и тогда станет по настоящему плохо.
   "Домой я не поеду. Не могу, не сейчас. К Катерине?.. Тоже не могу, не
выдержу, дел наворочу... Помнится, Доктор передал, что Антибиотик мне три
дня сроку дал, чтоб появиться... Отлежаться надо, оклематься, в себя
прийти... Где бы упасть? Дожил - никого вокруг... Федосеич! Как же я
сразу-то..."
   - В Лугу поедем,- повернулся Челищев к притихшему извозчику.
   - Куда?! Нет, это уже без меня... - начал было протестовать тот, но
резко осекся, увидев извлеченные Сергеем из недр грязных штанов две
сотенные купюры бакинских [Бакинские - доллары (жарг.)].
   - А... Я сейчас, мне только домой позвонить надо, предупредить, что...
   - Иди, звони,- устало махнул рукой Челищев и, увидев нерешительность в
глазах водителя, вымученно усмехнулся: - Да не бойся ты за свою банку,
кому нужна эта развалюха... Иди звони... Да, еще пива мне возьми пару
банок в ларьке, а то меня совсем бодун забодает...
   * * *
   Егор Федосеевич Алексеев - в прошлом известный в Петербурге тренер по
дзюдо, воспитавший не одного чемпиона. Прошел через его руки когда-то и
Челищев. Федосеич любил его, выделял за прекрасную, природой подаренную
технику выполнения приемов, но ставку на Сергея никогда не делал: "Злости
в тебе нет, а без злости чемпионами не становятся..."
   Федосеич был талантлив и авторитетен, но слишком независим и чудаковат,
чтобы занимать высокие посты среди чиновников от спорта. Что-то кому-то он
не так сказал или даже по роже дал какому-то деятелю... Через несколько
месяцев его круто подставили, завели уголовное дело по факту хищения
талонов на питание спортсменов во время сборов... Сергей, уже работавший в
то время в прокуратуре города, пытался помочь, но пару лет Федосеичу
пришлось-таки потоптать зону... Выйдя по амнистии, он из Питера уехал,
обосновался на маленьком хуторке под Лугой, оставив городскую квартиру
бросившей его молодой жене-теннисистке... После зоны Федосеич как-то сразу
постарел, огородничал и жил отшельником. Изредка его навещали лишь самые
любимые ученики, в число которых входил когда-то и Челищев...
   К хибаре Федосеича "москвич" доплелся лишь под утро, когда Сергей уже
влил в себя четыре банки пива. Похмелье не отступало, сжимало липкими
тисками грудь, сбивало дыхание и лихорадочно потряхивало все тело. Челищев
еле вылез из машины, которая, тут же развернувшись, торопливо затарахтела
в обратный путь...
   Федосеич открыл дверь сразу, словно всю ночь поджидал Сергея. Спокойно
осмотрев Челищева с головы до ног, старый тренер угрюмо поинтересовался:
   - Давно запил?
   Сергей измученно мотнул головой и вытер со лба испарину;
   - Не помню, давно... Дней пять... или шесть. Старик крякнул, осмотрел
еще раз одежду Челищева и буркнул:
   - Сымай! До исподнего раздевайся и на диван ложись, пледом укройся...
   Сергей бросил одежду грязным комом у порога и со стоном опустился на
старенький диван. Федосеич пошуровал в шкафу, вытащил бутылку, налил
полстакана.
   - Пей залпом. А то загнешься еще, пока я баню истоплю и все остальное
приготовлю.
   Челищев выпил. Это была спиртовая настойка с каким-то необычным
привкусом, но разобраться в своих ощущениях до конца Сергей уже не смог,
потому что впал в странный полутранс-полусон... Остатками сознания Сергей
как-то реагировал на то, что Федосеич отнес его на руках в баню, потом
заставил выпить большую кружку какого-то травяного варева, от которого
Челищева долго выворачивало наизнанку, потом старик парил его и снова
заставлял что-то пить. Последнее, что запомнил Челищев перед тем, как
окончательно провалиться в забытье,- это как Федосеич расспрашивал его, а
он, еле ворочая языком, отвечал... Потом глаза старика стали расти,
надвинулись на Сергея, и он утонул, растворился в них...
   Он проснулся с абсолютно ясной головой, но руки и ноги были совершенно
ватными, слабыми, как у новорожденного.
   Челищев повернул голову и встретился глазами с Федосеичем, сидевшим за
столом и прихлебывавшим чай из большой кружки.
   - Ну что, жив, охломон?
   - Еще не знаю,- честно ответил Сергей, ощупывая себя непослушными
руками.
   На Челищеве было надето старенькое, но чистое армейское бязевое белье,
но когда его переодевал Федосеич - Сергей не помнил.
   - Какой сегодня день? Сколько я проспал?
   Старик фыркнул в кружку.
   - Продрых ты ровно сутки. Хорошо - вовремя приехал. Еще бы немного
попил, и - привет горячий... Мог бы запросто ласты склеить. Ладно, давай к
столу, алкашонок...
   Челищев откинул старый плед, поднялся с дивана и сам не понял, как
очутился на дощатом полу - ноги не держали напрочь.
   Федосеич даже не переменил позы - продолжал прихлебывать чай.
   - Молодец, страховку еще помнишь, в падении группируешься правильно...
Чего разлегся-то?.. К столу давай. Идти не можешь - ползи... Меньше себя
жалей, больше думай о том, что сделать надо...
   Сергей заскрипел зубами и на четвереньках пополз к столу. Пока он
вскарабкивался на скамью, старик налил огромную керамическую кружку
какого-то горячего отвара.
   - Пей. Как допьешь - гулять тебя поведу. Сам себя будешь выхаживать...
   От травяного взвара Челищева пробил горячий пот.
   - Мне завтра назад в Питер надо. Желательно в человеческом виде.
   - Завтра? Жаль, еще бы пару денечков, ты бы у меня совсем огурцом
стал...
   Ну, завтра так завтра... Погуляем сейчас, потом поешь и снова спать
будешь.
   А травки из тебя всю дурь выдавят. Расслабься сейчас, потом думать
будешь.
   Федосеич выгуливал Сергея целый день, отвлекал от черных мыслей
разговорами, рассказывал разные смешные случаи из своей тренерской
практики. Словно по взаимному уговору, они не касались причин, приведших
Челищева на хутор в таком скотском состоянии... К вечеру пошел снег.
   Огромными мокрыми шапками он налипал на ветви деревьев в саду, гнул их
к земле... Старик перехватил взгляд Сергея на заснеженные деревья и
спросил:
   - Ничего это не напоминает тебе, Сережа?
   - Нет. А что? - встрепенулся Челищев. Федосеич помолчал, покачал
головой укоризненно.
   - Да, многое ты подзабыл... Основной принцип дзюдо был когда-то открыт
человеком, который вот так же смотрел на заснеженные деревья. Снег гнет
ветки, и чтобы не сломаться под тяжестью, им нужно склониться до самой
земли. Тогда снег сам соскользнет, а ветки распрямятся... Силу противника
нужно использовать против него же.
   - А если противников слишком много?
   - Слишком много - как раз не очень страшно: они обязательно будут
мешать друг другу. Тебе же нужно лишь сделать правильный отсчет своих
движений.
   Побеждает не тот, кто самый сильный, а тот, кто правильно концентрирует
свои силы в нужном направлении...
   - Знать бы это направление,- невесело усмехнулся Сергей.
   - Это знание живет в тебе, постарайся услышать его... Оно заложено в
каждом человеке, но большинство не желает с ним считаться...
   Помолчали. Покачивающиеся на ветру заснеженные ветки завораживали
Сергея, словно гипнотизировали. В шелесте снега и свисте ветра слышались
какие-то знакомые голоса...
   - Пойду баню топить, а там - поужинаем да и спать пораньше ляжем,-
голос Федосеича вывел Челищева из оцепенения, и он тряхнул головой:
   - Егор Федосеич... Я вчера вам что-нибудь рассказывал?.. Ну, такое, не
совсем обычное?.. Старик усмехнулся:
   - Да уж наговорил - три вагона арестантов... Не знаю даже - верить ли
или бредил ты... На антибиотик какой-то жаловался... Ты что, водку еще и
таблетками какими-то заедал?
   Сергей опустил глаза:
   - Нет. Антибиотик - это человек такой, точнее - нелюдь. Я... Вы лучше
забудьте все, что я говорил... Мог сболтнуть что-нибудь, что вам беду
принесет.
   Федосеич нахмурил брови:
   - Ты, Сережа, за меня не решай, что мне лучше... И стращать меня не
надо, поздно уже. Я все свое давно отбоялся, оттого и покой в душе обрел.
   Болтливостью я и смолоду не отличался, а расспросить тебя вчера должен
был - мы давно не виделись, и я понять хотел, что за человек ко мне пришел.
   - Ну и что за человек, каково заключение? - попытался иронизировать
Челищев.
   - Человек пока что... Раз душа болит... Не жалел ты, видно, душу-то
свою, всю ее поранил... Ладно, пойду баню топить... За ужином поговорим,
если захочешь...
   После бани Сергея совсем разморило, он размяк и вдруг, неожиданно для
самого себя, начал рассказывать Федосеичу все свои злоключения - подробно
и без прикрас... Старик слушал, не перебивая, лишь изредка прихлебывал из
кружки остывший чай. Потом они долго сидели молча, пока наконец Сергей не
поднял голову:
   - Что мне теперь делать-то, а, Федосеич? Старый тренер посопел в
кружку, потом взглянул Челищеву прямо в глаза.
   - Это ты сам решить должен, Сережа. Только сам, и никак иначе... Одно
только скажу; жизнь никогда не захлопнет за тобой одну дверь, не открыв
другую... Думай, Сережа, думай... А сейчас - пошли спать. Завтра тебе
вставать рано, если днем в Питере хочешь быть.
   Утром Федосеич отдал Челищеву выстиранную и выглаженную одежду и подвез
его на мотоцикле в Лугу.
   - Ну, с Богом, сынок... Я в тебя верю, ты - хороший парень, переможешь
беду и себя обретешь. Меня знаешь как найти, всегда тебе рад буду. Береги
себя.
   Они обнялись, и Сергей, не оглядываясь, пошел на вокзал...
   Днем он уже был в Питере и сразу начал искать Виктора Палыча.
Антибиотик словно ждал его звонка - сидел в кабинете "У Степаныча". Особой
радости, услышав голос Сергея, он не выказал и добрым дедушкой не
прикидывался.
   - Нашлась пропажа? Нагулялся?
   - Да я, как сказали - Доктор передавал, чтоб через три дня... - начал
оправдываться Челищев, но Антибиотик перебил его:
   - Ладно. Потом переговорим. Подходи к восьми вечера на угол Энгельса и
Луначарского - там такой длинный дом стоит. Ко второй парадной подходи,
тебя встретят и ко мне проведут. Все.
   Антибиотик повесил трубку. Сергей поехал домой - переодеться и умыться
с дороги. У подъезда хозяина дожидалась его "вольво". Сергей погладил
машину по заснеженному крылу:
   - Хорошая ты моя... Смотри-ка, дождалась, не угнали тебя, на части не
растащили.
   С поднявшимся настроением он вошел в квартиру, долго прибирался,
вытирал скопившуюся пыль, потом тщательно побрился, вымылся, надел чистую
рубашку и незаметно для себя задремал в кресле. За час до назначенного
Антибиотиком времени Сергей проснулся, потянулся, радуясь возвращающейся в
тело силе, смастерил себе на скорую руку чашку кофе и отбыл.
   "Странное место выбрал Виктор Палыч для разговора,- думал Челищев по
дороге.- Интересно, почему к Степанычу не пригласил? Конспиративную хату
завел, наверное..."
   Двор огромного П-образного дома, стоявшего на углу Энгельса и
Луначарского, был пустым и темным. Сергей вышел из машины и, не торопясь,
пошел ко второму подъезду. Он не оглядывался, поэтому не заметил, как
скользнули за ним три тени. Они бесшумно настигли Челищева, и внезапно
Сергей ощутил, что на него сзади напялили грубый длинный мешок, через
который в грудь уперлось острое лезвие:
   - Жить хочешь?! Тиха будь!
   На руках Сергея щелкнули наручники, и его, придерживая с двух сторон,
куда-то быстро повели. Взревел мотор автомобиля, чьи-то руки нагнули
Челищеву голову, а потом толкнули в спину. Он упал на заднее сиденье
автомобиля, и почти сразу его перекатили на пол. Невидимки сели в машину.
   Те, кто устроились сзади, поставили ноги на Сергея и на всякий случай
кольнули его ножом.
   - Тиха, тиха...
   Машина рванулась вперед. Сергей попытался устроиться поудобнее и сразу
же заработал пинок каблуком под ребра:
   - Тиха, скимаузе! [Скимаузе - грубое табасаранское выражение.
Табасаране (табасаранцы) - народность в Дагестане.]
   Волна липкого страха накрыла Челищева, но он попытался сосредоточиться
и просчитать ситуацию.
   "Кто это? На милицию не похоже. Совсем непохоже... Комитет? Им такой
цирк зачем? Говорили с кавказским акцентом... Кто? Гурген? Зачем? Мы
расстались нормально... Чечены? Зачем?! Кто знал, что я здесь буду?
Антибиотик... Но могли и от дома вести. Куда везут? Спокойно, спокойно...
Если просто замочить хотели - уже грохнули бы... Значит, разговаривать
будут... Кто?"
   Машина шла на приличной скорости, и Сергей догадался, что его вывозят
за город. После резкого поворота налево дорога стала хуже, ухабы и ямы
заставили похитителей снизить скорость. Машина сделала еще несколько
поворотов и остановилась. Челищева грубо вытащили и, толкая в спину,
заставили идти. Терпкий запах навоза, пробивавшийся даже через плотный
мешок, вызвал у Сергея предположение, что он находится на какой-то ферме.
   Его втолкнули в теплое помещение, щелкнули ключом наручников, но только
для того, чтобы, надев на каждое запястье по отдельному браслету,
приковать его руки к стулу... Челищева, похоже, оставили одного. Хлопнула
дверь, и с улицы отдаленно донесся чей-то голос, говоривший на незнакомом
гортанном языке... Снова хлопнула дверь, вошедший зажег свет, а потом
сдернул с Сергея мешок.
   Сергей огляделся. К своему удивлению, он обнаружил, что сидит
прикованным к стулу в чистой и неплохо отделанной комнате, напоминавшей
гостиничный номер: дорогие обои, ковровое покрытие на полу, хрустальная
люстра под невысоким потолком.
   Прямо перед Челищевым стоял плечистый крепыш. Его вислый нос, крепкие
белые зубы и густая трехдневная щетина убедительно свидетельствовали о
том, что родина незнакомца лежит где-то рядом с хребтами Кавказа.
   - Ты кто такой и зачем... - Договорить Сергей не успел - крепыш ударил
его подошвой зимнего сапога в лицо. От этого удара
   Челищев вместе со стулом кувыркнулся на пол, сразу же поблагодарив
судьбу за то, что пол в комнате застелен паласом.
   - Э-э, давай так, я тут спрашиваю, а ты свой рот поганый будешь
открывать, когда я скажу, да?
   Кавказец одной рукой, рывком, поставил стул вместе с Сергеем на место,
и того поразила эта страшная, какая-то первобытно-зверская сила.
   - Ты куда шел, а? Куда?
   Сергей молча дернул щекой и отвернулся.
   - Куда шел, билять?
   Страшный удар кулаком в лицо снова швырнул Челищева на пол. В голове
зазвенело и зафонило, как в испорченном телефоне. Кавказец снова поднял
стул, Сергей облизнул кровь с губ.
   - Гыде твой хозяин, а?
   Челищев сплюнул кровь прямо на пол и выдохнул:
   - Хозяин у тебя есть, а я сам по себе, сам себе хозяин.
   На этот раз кавказец проявил разнообразие - одновременно ударил Сергея
ногой справа и рукой слева, так что стул лишь качнулся туда-сюда, но
устоял. Видимо, в какой-то момент Сергей отключился, потому что, когда он
открыл глаза, горец с любопытством изучал его записную книжку. Увидев, что
Сергей очнулся, белозубый сын гор ткнул книжкой Челищеву в лицо.
   - Это телефон... Чей? Чей?!
   Книжка была раскрыта на букве "А": кавказец показывал Сергею телефон
Антибиотика, вернее, телефон кабачка "У Степаныча".
   Челищев сглотнул кровь, наполнившую рот, и прохрипел:
   - Позвони да сам спроси... Глядишь, все и выяснится...
   Кавказец распрямился, нехорошо улыбнулся и потряс книжкой.
   - Умный, да? Ты сейчас у меня ее есть будешь, вместе с кожей, клянусь!..
   Удар, оранжево-красные брызги в глазах... Прежде чем навалилась
спасительная чернота, вспомнилась Сергею скорченная окровавленная фигурка
Винта в гараже у Гургена...
   Он очнулся от звука льющейся воды. Открыв глаза, Сергей увидел, как
горец наполняет ванну в маленьком санузле, примыкавшем к комнате.
   - Сейчас все мне расскажешь. Плавать сейчас будешь, да...
   Сергей скрипнул зубами и почувствовал - один зуб слева еле держится.
   Челищев харкнул в кавказца, но плевок не долетел.
   - Ты не горец, ты - шакал и трус. Расцепи мне руки, чурка! Будь
мужчиной!!
   Глаза у небритого крепыша подернулись розовой пленкой.
   - Что ты сказал?! Зарэжу!
   "Все. Сейчас он меня забьет,- устало и как-то отрешенно подумал
Сергей.- Глупо-то как... Я же вовремя пришел на стрелку. Что случилось?
Люди Антибиотика должны были заметить... Меня искать должны... Или Виктор
Палыч решил меня разменять?.."
   Между тем Антибиотик был рядом. Виктор Палыч сидел в соседней комнате в
кресле и через зеркало, прозрачное с его стороны, с недовольным видом
наблюдал сцену допроса Челищева...
   Когда Сергей, похоронив Гуся, исчез на несколько дней, Антибиотик впал
в ярость, быстро сменившуюся самыми неприятными подозрениями... Виктор
Палыч не любил, когда его люди выпадали из поля зрения - мало ли какие
возникнут контакты нежелательные... А от таких контактов и до вербовки
недалеко...
   Правда, на Сергее висел покойный Гусь, и, мало того, Челищев сам отдал
Виктору Палычу объяснительные всех свидетелей драки. Но в том-то и дело,
что по этим объяснительным выходило, будто Сергей лишь защищался... Да
ведь бумажки-то в один момент переписать можно...
   Нет, в ментовку, к бывшим друзьям, Челищеву хода не было... Все это
Виктор Палыч разумом понимал, но все же исчезновение Сергея заставляло его
нервничать... Если бы только одних ментов приходилось опасаться. Через
несколько дней Челищева, правда, обнаружили - в дупелину пьяного, в
каком-то кабаке, заросшего и страшного... Вполне возможно, что мальчик
просто стресс снимал, от убиения Гуся полученный. И все же... Береженого
Бог бережет - поэтому, когда Сергей позвонил и сообщил, что вернулся и
оклемался, решил ему Виктор Палыч небольшую проверочку устроить...
   Своих людей, как назло, под рукой было мало - пришлось Антибиотику
обратиться к группе дагестанцев, точнее - табасаранцев, возглавляемых
неким Магомедом Магомедовым по кличке Мага. Эти даги были интересными
ребятами. В городском раскладе они стояли особняком, не примыкая ни к
"черным", ни к "белым", потому что были по сути своей чистыми наемниками.
Маге было все равно, от кого получать деньги. Все это знали, и всех это до
поры устраивало. Магу часто привлекали для того, чтобы склонить под крышу
бизнесменов - "даги" устраивали беспредельный наезд на какого-нибудь
барыгу, сверкали зубами и кинжалами, а потом появлялись спасители - родные
русские бандиты... Как Мага умудрился остаться живым за несколько лет
такой интересной работы, можно было только удивляться...
   Антибиотик смотрел на разбитое лицо Челищева и зло покусывал тонкие
губы:
   "Кретин черножопый... Всю идею обговнял!" Маге было поручено похитить
Сергея, привезти его в загородную гостиницу, лишь недавно переделанную из
обычной свинофермы, и грамотно прокачать на вшивость. Но, видно, правду
говорят, что самые красивые комбинации могут быть угроблены бездарным
исполнением... Вместо тонкой "прокачки" табасаранец, напрочь, видимо,
позабыв инструкции, начал Челищева тупо бить, задавать совершенно
идиотские вопросы, зачем-то совал Сергею записную книжку в лицо... "Урюк
вонючий...
   так он сейчас ему последние мозги поотшибает... А мальчонка-то -
ничего, крепко держится".
   Заметив, что Мага окончательно завелся, Виктор Палыч, досадливо
крякнув, решил выйти из-за кулис.
   Сергей с отчаянием ждал новых, добивающих ударов, когда в комнате
раздался знакомый голос:
   - Хватит, Мага, завязывай! Ты и так норму перевыполнил, ударник
хренов!..
   Мага затормозил в полуметре от Челищева, возмущенно цокнул языком,
хлопнул себя по бедрам и что-то забормотал с явным раздражением.
   - Ты полопочи, полопочи мне еще! - озлился Виктор Палыч.- Делай, что
велят!
   Давай, пришли кого-нибудь наручники снять - и живо отсюда!
   Мага укоризненно покачал головой, остывая, недобро подмигнул Сергею на
прощание и вышел за дверь. Антибиотик аккуратно, чтобы не испачкать в
крови дорогой костюм, обошел Челищева и с кряхтением уселся в кресло у
стены.
   Сергей усмехнулся разбитыми губами - все вставало на свои места.
   - Добрый вечер, Виктор Палыч, спасибо за гостеприимство, за интересный
спектакль! Браво!
   Антибиотик нервно побарабанил пальцами по журнальному столику:
   - Что касается спектакля, то тут мне за тобой, Сереженька, не
угнаться...
   Ты у нас на весь Питер цирк закатываешь... С драмкружком из одного
актера!
   Их диалог прервал вошедший в комнату молодой дагестанец, который,
покосившись на Виктора Палыча, стал возиться с наручниками, сковывавшими
руки Челищева. Как только кольца браслетов разомкнулись, Сергей молча
ударил кавказца кулаком в ухо. Тот отлетел к двери, упав на четвереньки и
зашипел, как кошка.
   - Хватит! - Антибиотик рявкнул так, что, казалось, зазвенела люстра под
потолком. А может быть, это в голове у Сергея продолжало звенеть от ударов.
   Сделав дагестанцу знак рукой - мол, убирайся,- Виктор Палыч резко
повернулся к Челищеву:
   - Ты что на черножопых срываешься?! Давай уж прямо на мне! Это ведь я
им сказал с тобой, э-э-э... профбеседу провести. Правда, заставь дураков
Богу молиться - они весь лоб расшибут. Как у тебя лоб-то, цел? Хорошо,
успел я вовремя.
   Сергей, стиснув зубы, катнул желваки на скулах и сморщился от боли:
   - Значит, повоспитывать меня решили?!
   Антибиотик укоризненно вздохнул, поднялся из кресла, достал из бара в
стене бутылку вина:
   - Ты, Сережа, щечками-то на меня не дергай... Ставки в нашей игре тебе,
я думаю, известны? Побеждает сильнейший, а ты себя слабым показал...
Старые люди раньше говорили: падающего подтолкни. А тебя и подталкивать не
надо было... Все питерские кабаки собой обтер. М-да... Винца выпьешь?
   Челищев мотнул головой.
   - Вот это правильно, ты свое попил, надолго хватит... А что касается
всех этих, как ты выразился, спектаклей,- Виктор Палыч обвел рукой
комнату,- надо же было тебя как-то в чувство привести... Ты не один
работаешь, с людьми, да вдруг взял и на всех плюнул. Коллектив такого не
прощает... И хватит об этом. Я надеюсь, ты все понял правильно и на меня,
старика, не обижаешься? - Голос Антибиотика стал ласковым до вкрадчивости.
   Сергей опустил глаза, чтобы не видны были загоревшиеся в них холодные
черные огоньки.
   - Не обижаюсь...
   - Вот и правильно,- заулыбался Виктор Палыч.- Обиженных, как ты знаешь,
ебут все, кому не лень, или, как учит нас мудрая народная пословица, на
них еще и воду возят...
   Ненависть жаркой волной затопила сознание Сергея.
   "Ах ты, упырек! Два шага сделать, до горла дотянуться... И все! И все,
отсюда я уже не выйду... Рано, рано пока..."
   Волна схлынула, оставив после себя липкую испарину, выступившую по
всему телу...
   Между тем Антибиотик продолжал:
   - Ладно, будем считать, что забыли и проехали. Давай о деле поговорим.
Пока ты э-э-э... развлекался, появилось много вкусной работы. Криминала
никакого, всего лишь маленький ченч, который предлагают наши старые друзья
из Сибири... Ты меня слушаешь?
   - Да-да, Виктор Палыч, конечно,- Челищев с трудом заставил себя
улыбнуться.- А что конкретно я должен делать? Обеспечить гарантию
проведения сделки вместе с этими вашими гориллами?! Антибиотик, уловив
что-то в тоне Сергея, недовольно поморщился:
   - При чем тут гориллы... Не о них речь, не о том ты думаешь... Гориллы
сегодня есть - завтра их нет, а мы, Сереженька, будем всегда, мы
мастеровые потому что. Ладно, конкретно поговорим завтра вечером. Часикам
к семи подъезжай к Степанычу, выспись как следует, себя в порядок
приведи...
   Виктор Палыч небрежным жестом вынул из кармана костюма толстую
"котлетку"
   долларовых купюр и бросил ее на колени Сергею:
   - Это тебе... на лекарства и стоматолога. Ну-ну, не хмурься на старика.
   Научись причины всех своих проблем в себе находить, глядишь - и проблем
меньше станет... Ты поезжай-ка сейчас прямо к Карине, в сауну, пусть они
тебя по полной программе к жизни воскресят... Они там - настоящие мастера,
доверяйся им смело. Карина, между прочим,- кандидат наук, не так давно еще
в Лесгафта доцентом работала...
   Антибиотик направился к выходу и, уже взявшись за ручку двери,
оглянулся:
   - Машину свою за воротами найдешь, ключи - в замке.. Да, Катерине
Дмитриевне позвони, не забудь... Она тут, когда ты пропал, чуть с ума не
сошла и нас всех задергала - найдите да найдите! Она девушка правильная, а
ты ее психовать заставил. Нехорошо. Друзья так не поступают...
   Виктор Палыч сделал нажим на слове друзья, хитренько улыбнулся (очень
Сергею не понравилась эта улыбочка) и вышел. Челищев долго сидел
неподвижно, смотрел на пачку долларов у себя на коленях, потом взял ее
непослушными, будто чужими пальцами и засунул в карман. Осторожно встал
(голова гудела, но кружилась лишь чуть-чуть, можно было ждать худшего) и
вышел из комнаты.
   Во дворе с удивлением огляделся: он стоял в центре стандартной
свинофермы, переделанной в настоящий загородный пансионат. Судя по всему,
переоборудование еще не закончилось, потому что во дворе аккуратными
штабелями были сложены стройматериалы, заботливо укрытые пластиковыми
полотнищами...
   - М-да... Бордель для одинокого бизнесмена... Эй, есть тут кто живой?!
   Сергею казалось, что народу на ферме-пансионате много, только все
попрятались, затаились, рассматривают его из своих нор... На окрик вышла
откуда-то лишь бабка в ватнике, которая, не задавая вопросов, стала
отпирать ворота. "Странно,- подумал Челищев.- А куда же Антибиотик делся?..
   Ворота заперты, да и шума мотора не было... Хитрое местечко - эта
фермочка..."
   - Как до Питера-то добраться?
   Бабка махнула рукой в темноту:
   - Езжай прямо, через километр на трассу выберешься, там налево - и до
города рукой подать будет...
   Сергей взглянул на циферблат - стрелки отцовских часов холодно
светились во мраке, подбираясь к одиннадцати. "Надо бы часы-то спрятать,
уж больно приметные... Как их только Антибиотик не заметил... Ладно,
поехали к Карине, Сергей Саныч, может, хоть там по морде бить не будут..."
   * * *
   До оздоровительного центра Челищев добрался быстро, припарковал машину
у входа и, буркнув охране, чтобы позвали Карину, направился в бар. Он не
успел еще развалиться в пластиковом кресле, как услышал торопливые легкие
шаги.
   - Ой, Сергей Александрович, что это с вами?
   Карина, глядя на лицо Челищева, испуганно прикрывала ладошкой рот.
Дорогой "найковский" спортивный костюм выгодно обтягивал ее сильную
фигуру. Сергей улыбнулся и процитировал Семен Семеныча из бессмертной
"Бриллиантовой руки":
   - Да вот, Карина, "споткнулся - упал, очнулся - гипс".
   - Ой, Сергей Саныч, какая же у вас трудная работа... Кто вас так
разукрасил?
   - Злые люди, Кариночка, понаставили везде капканов, понимаешь...
Сможешь со мной что-нибудь сделать? А то с таким лицом в демократической
России по улицам ходить не рекомендуется - застрелят без предупреждения. И
опознать потом не смогут...
   Карина с сомнением покачала головой:
   - Ну, все что можно, мы, конечно, сделаем, но дня два-три все равно
придется немножко косметикой попользоваться, если на люди выходить
собираетесь... Пойдемте, Сергей Саныч, в кабинет... А в сауну вам пока не
стоит: ваши украшения слишком свежие, им, наоборот, сейчас холод нужен...
   Карина долго колдовала над лицом Сергея, прикладывала лед к синякам,
потом наложила какие-то мази. Затем она уложила Челищева на массажный
стол, раздела и стала бегать по его телу прохладными сильными пальцами...
Сергей стал расслабляться, его потянуло в сон... Сквозь дрему он
чувствовал, как Карина переворачивает его на спину, и, кроме ее пальцев,
Сергей ощутил прикосновения языка. Или это Катя целует его? А может быть,
Наталья? Юля?
   Лица женщин проносились калейдоскопом перед закрытыми глазами Челищева,
он застонал, поймал рукой Карину за шею и стал глубже втискивать свой член
в ее мягкие влажные губы... Видно, и впрямь Карина знала секреты массажа,
потому что еще ни разу до этого Сергей не трахался во сне, если не считать
юношеских мечтаний, конечно... Он кончил и, словно в обморок упал, в
глубокий колодец провалился, темный, но теплый. Ничего вокруг, лишь
темнота и покой, только сверху чей-то голос:
   - Спи, Сереженька, ты хорошо поспишь сейчас, все силы вернутся...
   Кто говорит это? Голос знакомый, а вспомнить нет сил, сил нет ни на
что...
   Челищев крепко спал. Карина долго смотрела на него, потом заботливо
накрыла огромным махровым полотенцем, вздохнула и выскользнула из
массажного кабинета.
   Она прошла в пустой бар, налила себе рюмку коньяку, закурила и с
усталой тоской закрыла глаза. Потом невесело усмехнулась чему-то,
подвинула стоящий на стойке белый с золотом телефон, стилизованный под
старину, и стала набирать номер.
   - Алло, Катерина Дмитриевна?.. Добрый вечер... Да я знаю, что ночь уже,
но вы говорили, если Сергей Александрович появится, сразу позвонить... Да,
он здесь, у нас... Хорошо.
   Положив трубку, она закурила снова, потом встряхнулась и громко сказала:
   - Жорик, где ты там?! Кофе мне свари покрепче и "Амаретто" туда капни.
   Маленький барменчик возник, словно прятался под стойкой и ждал этих
слов. С сочувствием глянув на Карину, он засуетился у кофеварки.
   - Какая подлая штука жизнь, Жорик...
   * * *
   Челищев просыпаться не хотел, ворчал, постанывал, не понимая, кто его
будит и зачем.
   - Просыпайся, Сережа... Сергей Саныч, к вам сейчас приедут.
   Сергей сел на массажном столике, свесил ноги и непонимающими глазами
уставился на Карину.
   - Кто приедет?
   Карина отвела глаза:
   - Катерина Дмитриевна... Вы уж извините, Сергей Александрович, но мне
было велено, если только появитесь - позвонить...
   - Так... - Челищев начал одеваться, покачивая головой. К встрече с
Катей он не был готов, оттого занервничал и разозлился.
   Карина как-то по-детски шмыгнула носом.
   - Сережа, не сердись. Я ведь человек подневольный.
   Катерина ворвалась в массажный кабинет, как тайфун, цунами и ураган,
вместе взятые
   - Ты... Ты позвонить мог?! Ты мог хотя бы позвонить?! Какая же ты
скотина!
   Сергей не успел даже рта открыть, как Катя подскочила к нему и с
размаху влепила звонкую пощечину.
   Сергей остолбенел. Чего-чего, а вот таких семейных разборок он совсем
не ожидал.
   - Ты что делаешь-то, Катя! - попытался было урезонить ее Челищев, но
Катерина, судя по всему, вошла в раж - вторая пощечина обещала быть не
последней, если бы Сергей не перехватил запястья Катиных рук.
   - Ты что?! Что вы все меня по голове-то бьете?! Я вам что - груша
боксерская?! Тоже мне, макивару нашли...
   - Пусти, пусти меня, скотина безмозглая! - Катя шипела и вырывалась,
как взбесившаяся кошка; опасаясь, что она начнет пинаться, Сергей
развернулся к ней левым бедром.
   Карина стояла у двери с приоткрытым от удивления ртом.
   - Катя, успокойся, люди же смотрят!
   - Вон! - рявкнула Катерина, обернувшись на Карину.
   Та, скрывая усмешку, скользнула за дверь:
   - Я вам сейчас кофеечку приготовлю...
   - Вон! - Карина исчезла, а у Кати, видимо, энергетический выброс
закончился, она обмякла в руках Сергея и заплакала.
   - Господи, какая же я дура!
   У Челищева екнуло сердце, он хотел было обнять Катерину, прижать к
груди, поцеловать мокрые глаза, но всплыли в памяти голос Гургена и
безвольная, окровавленная фигура Винта. Сергей почувствовал, как давит на
правом запястье браслет отцовской "Сейки"... Он перевел дыхание и усадил
Катю на белый пластиковый табурет.
   - Какая же я дура,- повторяла Катерина с упорством испорченного
граммофона.
   Сергей вздохнул:
   - Катя, прости меня... Я... Ты же уже знаешь все... Эта история с Гусем
доконала, нервы сдали совсем, я с катушек и поехал. Словно затмение нашло
какое-то...
   Он чувствовал, что слова получаются какими-то фальшивыми, но, видимо,
даже такие оправдания Катерине были нужны.
   - Но позвонить-то можно было? Я ведь... Я ведь чуть с ума не сошла...
   Сереженька... Как же ты мог...
   Она обхватила Сергея руками за бедра и прижалась лицом к его животу.
   В животе у него стало пусто и холодно, как при полете вниз с
американских гор.
   "А как же ты могла: знать, что моих родителей убивать собираются,- и
молчать?!!" - чуть было не выкрикнул ей в затылок Сергей, но лишь
закашлялся - язык почему-то отказывался повернуться, а в следующее
мгновение он уже взял себя в руки.
   - Прости меня, Катюшка, больше такое не повторится... Я обещаю...
   Она судорожно вздохнула-всхлипнула и подняла глаза:
   - Горе ты мое луковое... Я... Да что там говорить... Мне два дня уже
как в Сибири быть надо - Виктор Палыч в командировку посылает. Я тянула
под разными предлогами - тебя хотела увидеть, убедиться, что ты жив...
Вот, спасибо, убедилась... Можно лететь спокойно, самолет через три часа.
   - В Сибирь? Тебе в Сибирь лететь надо? - удивился Челищев.
   Он вспомнил, как Антибиотик говорил ему о предстоящей "вкусной" работе
с сибирскими коллегами.
   - Да, в Сибирь... А что тебя так удивило? Сергей объяснил, и Катя
устало усмехнулась. Похоже, мы с тобой по одному и тому же делу работать
будем.
   Как комсомольцы в известной песне - тебе на запад, мне - на восток.
   - А что за дело-то?
   - Алюминий, что же еще... Сибирский алюминий... Виктор Палыч тебе все
завтра подробно расскажет, давай не будем сейчас о делах. Просто помолчим
немного перед дорогой, Сереженька...
   Она снова уткнулась ему в грудь лицом, а он молча гладил ее по волосам
одеревеневшими пальцами... Смутно было на душе у Челищева. Женщину,
которую обнимал, Сергей и любил, и ненавидел одновременно.
   В оздоровительном центре было тихо, как в заколдованном спящем
королевстве.
   Из массажного кабинета не доносилось ни звука. В баре над двумя
остывающими чашками кофе неподвижно сидела, ссутулившись и подперев щеку
рукой, усталая и сразу как-то постаревшая Карина...
   * * *
   Весь следующий день Сергей отсыпался, вставая с кровати лишь для того,
чтобы поесть. Организм брал свое - на Челищева напал страшный жор,
периодически сменявшийся приступами сонливости. Из этого "берложьего"
   состояния Сергея вывел звонок в дверь. Он открыл, не поинтересовавшись,
кто звонит - после всего случившегося за последние две недели чувство
опасности почти атрофировалось. На пороге стоял улыбающийся Толик-Доктор.
Неизвестно почему, Челищев обрадовался ему, как близкому другу, которого
не видел несколько лет:
   - Толян! Елки-палки, заходи, а я думал, ты с Катериной в Сибирь полетел.
   Доктор несколько смешался от такого радушного приема:
   - Да нет, Сергей Саныч, с Катериной Дмитриевной Танцор полетел со
своими пацанами, а мне велели к тебе пристегнуться.
   - Толик, ты брось меня по отчеству кликать, а то я себя дедушкой
чувствовать начинаю... Пойдем на кухню, кофейку навернем, У меня,
по-моему, и мороженое в морозилке есть - как знал, что ты придешь, не
трогал...
   Челищев, измученный тишиной пустой квартиры, неосознанно радовался
появлению живого человека, оторвавшего его от бесконечных невеселых
размышлений. Доктору же такое внимание со стороны Сергея откровенно
льстило, и он стал похож на большого ребенка, изо всех сил пытающегося
напустить на себя важность.
   - Ну, рассказывай, какие новости в городе, чем братва живет, а то я сто
лет уж ничего не слышал.- Говоря, Челищев накладывал Толику в огромную
суповую тарелку "атомную" порцию финского мороженого. Потом разлил кофе по
чашкам, присел к столу и достал сигареты. Доктор немедленно набил рот
холодным лакомством и, шумно прихлебывая кофе, стал степенно излагать
новости, причавкивая и негромко мыча от удовольствия:
   - Ну что, все в основном, как было, но звери совсем забыковали - пацаны
со всех сторон говорят: решать что-то нужно. От них уже не протолкнуться:
   раньше сидели себе на рынках да у ларьков - это еще куда ни шло, а
теперь в приличное место не зайдешь - всюду черно. "Взрослым" говорили - а
они все тянут, решить не могут... Опера... Даже опера не против, чтобы
черножопым беспредел устроить - позавчера на "пермских" в "Виктории"
мусорня наехала - всех повязали, повезли на Литейный фотографироваться, ну
там, как положено, отмудохали всех... Так вот - Водолаза двое в масках в
сортир заволокли и ну ногами месить - два ребра сломали, пидоры. Так вот -
месят его, а Водолаз им в уши вливает: "Что вы все время нас да нас. Когда
"черных" плющить будете, беспредел же в городе из-за них?" А ему
мусоренок, вроде как с сожалением: "Начальству виднее, кого в первую
очередь, и не вздумайте нацменов трогать, иначе вам совсем пиздец". Так
Водолаз-то потом и смекнул, что у ментов начальство "черными" прикуплено,
опять зверьки проворнее оказались Ну а сейчас все ждут, до зверьков все с
дорогой душой дорвутся, только свистни...
   Доктор солидно вздохнул и снова навалился на мороженое. Сергей изо всех
сил старался не улыбнуться.
   - А так - особых новостей-то нет... Александра Иваныча еще при тебе
посадили - так и сидит... Голодных много появилось, с головой совсем не
дружат, молодые какие-то, борзые.. Да, дуэль у нас тут намечается -
Клейстер-Казанец с нашим Женькой-Питоном из-за женщины всерьез стреляться
собрались - на Коркинских озерах, картечью. Ну дети, ей-богу... Женька-то
ее у Клейстера отбил, ну тот и завелся... Придется завтра с Ноилем
встречаться, перетирать это дело, а то придумали - мало нас менты мочат,
так еще и сами друг друга...
   - Толик, а казанцы - они же мусульмане, значит - тоже "черные"?
   Доктор надолго задумался, потом покачал головой:
   - Нет, то, что не "черные",- это точно, они в уважухе, хотя и
беспределыцики, но и не наши они - это ясно. Они - между... Да! - Толик
хлопнул себя по лбу.- Чуть не забыл подарок-то передать, Катерина
Дмитриевна велела...
   Доктор полез во внутренний карман куртки и достал оттуда черную
трубку-радиотелефон.
   - "Дельта"! Крутая штука, только денег жрет - немерено... Но тебе уже
положено, сейчас все пацаны серьезные на трубках - удобно и быстро...
   * * *
   К кабачку "У Степаныча" Сергей с Доктором подкатили за две минуты до
назначенного времени. Толик остался в машине, а Сергей пошел внутрь. Он не
был здесь с того самого дня, как увез Гуся... Интерьер не изменился, а вот
лица официанток и барменов были Челищеву незнакомы: видно, после той
истории Степаныч решил от греха сменить персонал... Антибиотик как всегда
сидел в кабинете, потягивал красную "Хванчкару". Впрочем, потягивал,
пожалуй, громко сказано - один бокал густого красного вина Виктор Палыч
мог мусолить весь вечер...
   - Сереженька, заходи, садись... Поужинаешь со стариком? - Антибиотик
вновь изображал из себя ласкового дедушку, искренне радующегося внучку, из
чего Сергей понял, что его грехи - списаны. До поры.
   - Не откажусь, Виктор Палыч. Что-то ем и ем, наесться не могу...
   - Так организм-то молодой, ему топливо нужно... Сейчас все мигом
накроют, а я тебе пока тему обрисую.
   Прислуживать пришел старый официант, знакомый Челищеву. Время от
времени халдей бросал опасливо-уважительные взгляды то на Сергея, то на
Антибиотика, и у Челищева от неприятных воспоминаний засосало под
ложечкой...
   Когда ужин был подан и они остались вдвоем, Виктор Палыч неторопливо
начал говорить:
   - Как ты знаешь, Сережа, я никогда за криминалом не гонялся, наоборот,
всегда считал что чем ближе к закону - тем безопаснее... Есть, правда,
отдельные, из ума выжившие - в "мерседесах" ездят, но раз в месяц идут
карманы по трамваям шарить - мол, по понятиям это.. Ну, да не о них речь,-
лицо Антибиотика зло перекосилось, видно, все-таки занимали его мысли те,
кто за понятия цеплялся... Сделав над собой усилие, Виктор Палыч продолжил:
   - Так вот, в той теме, которую мы сейчас начинаем, криминалу нет. Ну,
почти нет. А суть в том, что через несколько дней из Красноярска должен
прийти эшелон с алюминием... У этого эшелона трудная, но интересная
судьба, которая нас, в принципе, волновать не должна... Нас должен, в
конечном итоге, заботить только один вагон, который совместными стараниями
превратится из гадкого утенка в прекрасного лебедя...
   Антибиотик говорил долго, временами опускал некоторые подробности, но
интуиция и опыт бывшего следователя помогали Челищеву воссоздать
"выброшенные за ненадобностью" Виктором Палычем кусочки мозаики... Картина
вырисовывалась простая до гениальности.
   В далекой заснеженной Сибири пыхтел трубами комбинат, выплавляющий
алюминий. Часть алюминия отправлялась потребителям, а часть накапливалась
на заводе - так называемые брак, неучтенка, полученные игрой на
минусово-плюсовых допусках, а также металл, оставляемый на комбинате для
"внутренних нужд". Быстро ли, медленно ли, но постепенно накопилось такого
"левого" металла вагонов шесть-семь. Его нужно было реализовывать, потому
что, оставаясь на комбинате, он был просто металлом, а попав, к примеру, в
Эстонию, превращался в поражающую воображение кучу долларов...
   Для того чтобы алюминий дошел хотя бы до Петербурга, нужно проделать
уйму бумажной работы - и работа такая проделывалась специалистами из
структур так называемой "старой торговой мафии". Воротила из Сибири Семен
Андреевич Бородатый, по кличке Хоттабыч, хорошо знал главу питерской фирмы
"Глиноземтехинвест" Ашота Саркисовича Гаспаряна - еще по тем временам,
когда сам жил и работал в Ленинграде. Семен Андреевич договорился с Ашотом
Саркисовичем, и оба начали готовить необходимые бумаги и нужных людей.
   Сделка сама по себе не была такой уж сложной - на бумаге такие сделки
можно проворачивать хоть каждую неделю, но в жизни все часто получается не
так, как задумываешь, особенно в новой России, где так много появилось
хищных острозубых ртов, готовых впиться в чужой каравай... Поэтому
коммерсантам было никак не обойтись без серьезных "охранных структур",
которые должны быть кровно заинтересованы в успехе алюминиевого проекта.
Гарантом Хоттабыча в Сибири выступал вор в законе Сэм, Гаспарян же
замыкался на Антибиотика.
   * * *
   Переговоры между сибиряками и питерцами были сложными и многоэтажными -
и не потому, что стороны опасались кидка со стороны друг друга: совсем
непросто было определить меру ответственности за алюминиевый состав на
различных этапах, а отсюда непосредственно вытекали вопросы величины долей.
   Важно было также обсудить, кто, где и сколько кому отстегивает за
"официальность".
   В результате договорились, что один вагон из состава реализуется в
пользу Хоттабыча, Сэма и его людей, один - дербанится Гаспаряном и
Антибиотиком со товарищами, а остальное уходит в бездонный карман
чиновников и начальников вечно голодного российского служивого сословия...
Но игра стоила свеч, потому что за один только вагон алюминия можно было
выручить не десятки и не сотни тысяч долларов, а миллионы...
   - В общем, Сережа,- подвел итог Антибиотик,- наша работа в наших руках.
   Катерина Дмитриевна контролирует процесс непосредственно в Сибири.
Завтра к нам прилетает Семен Андреевич с ксерокопиями документов. Ты
возьмешь наших ревизоров и подъедешь к нему - он остановится в
"Пулковской",- пусть проверят, чтоб все в ажуре было. Доверяя - проверяй,
я Сэма давно знаю: он всю жизнь считал, что "лоха кинуть не западло"...
Если с документами порядок, везешь Семена Андреевича к Гаспаряну - пусть
они дальше сами нюансы дорабатывают. А ты с людьми встречаешь состав - его
должны загнать на овощебазу. Контролируешь и охраняешь перегрузку алюминия
в КамАЗы.
   Смотреть нужно в оба, потому что в Питере сейчас немерено голодной
братвы развелось. Я уж не говорю о "черных", которые с гор спустились, где
коз трахали, а здесь у нас впервые баб попробовали и сразу захотели с
ишаков на "мерсы" пересесть... Спидоносцы... А работать никто не хочет,
все хотят все и сразу... Потому, Сережа, задача у тебя важная и
ответственная - быть в готовности ударить по чужим и жадным рукам
загребущим... Пройдет все нормально, зашуршат бумажки в кармане - сразу
поймешь, Сережа, что лучше - водку пить или работать. Не сочти за намек,
но Карл Маркс в свое время правильно сказал: труд создал человека. А Карл
Маркс, как все евреи, был мужичком неглупым, в капиталах толк знал...
   Виктор Палыч засмеялся, переводя дух после долгой речи. Сергей
задумчиво курил. Масштабы и размах деятельности Антибиотика почти
физически давили на него.
   - Моя какая доля? - он не ожидал от себя этого вопроса, но Виктор
Палыч, похоже, ни капельки не удивился.
   - Ну, давай прикинем: мы получаем "чистый" вагон со всеми необходимыми
документами - лицензиями-разрешениями. С этого вагона - треть Гаспаряну и
его людям (коммерсантов, Сережа, беречь надо, иначе они работать не
будут), треть - мусорам, извини-подвинься (генералы тоже люди, тоже кушать
хотят.
   Генерал - это ведь не должность, Сережа, это счастье), ну, а треть -
нам...
   И вот с этой трети - твои... Ну, скажем, три процента..
   - Всего три?
   Антибиотик нахмурился:
   - Работать надо, а не достоевщиной заниматься... Тогда будет не три
процента, а пять... И то, заметь, ты уже в доле работаешь.
   - Мне же ребят кормить надо,- Сергей интуитивно почувствовал, что
именно торгуясь как на восточном базаре, он сможет заслужить больше
доверия у Антибиотика, успокоив его подозрительность...
   - Ты за братву не беспокойся, накормим, на крайнек - сами недоедим. У
них доля особая, ты за них не переживай. Я говорю чисто о твоей доле. Она
тебе нравится? Это очень большие деньги, Сережа... К таким деньгам,
кстати, нужно осторожно относиться, с непривычки можно и не переварить,
отравиться...
   Сергей кивнул головой:
   - Нравится. Мне все очень нравится, Виктор Палыч. Когда Бородатого
встречать?
   - Завтра в десять утра в центральном холле "Пулковской" увидишь
человека лет пятидесяти с коричневым кейсом. Это и будет Хоттабыч. Ты у
него спросишь: "Не хотите ли джину с тоником?" А он ответит: "Я сам
джинн..."
   Виктор Палыч посмеялся над остроумностью пароля и отзыва. Сергей тоже
хмыкнул - за компанию.
   - Хоттабыч - странное какое прозвище... За что он его получил?
   Антибиотик сделал удивленные глаза:
   - А ты, Сережа, о нем ничего никогда не слышал? Ну да, ты в те времена
еще совсем молодым был. Хоттабыч - действительно волшебник в своей сфере...
   Вот, дай Бог, закончим все с этим алюминием - я тебе расскажу о нем
кое-что. У таких людей учиться надо, он - живая, можно сказать, история...
   Мотнув отрицательно головой на вопрос Виктора Палыча - слышал ли он
раньше о Хоттабыче, Сергей покривил душой. Легенду про этого человека в
городской прокуратуре знали даже стажеры, но Челищев считал ее просто
следаковской байкой, не подозревая, что главный ее герой - жив и
здравствует..
   Якобы был когда-то давно Хоттабыч городским чиновником средней руки. И
построил он большой девятиэтажный дом и даже заселил его людьми и
подключил ко всем коммунальным службам. Фокус был в том, что и сам дом, и
люди, в нем жившие, существовали лишь на бумаге, а на самом деле на том
месте, где якобы жили счастливые новоселы, был пустырь... Все
стройматериалы и финансовые затраты ушли "налево" - на дачи нужным
людям... Больше года существовал по бумагам дом-призрак. Потом возник акт
о просадке почвы из-за грунтовых вод в месте расположения дома, и его
решено было расселить и разобрать. Люди, которые до того не покидали своих
коммуналок во временном фонде, получили наконец квартиры в разных концах
города, а дом-призрак, вызванный из небытия заклинаниями Хоттабыча, в
небытие и вернулся...
   Легенда эта постепенно обросла красочными подробностями. Приходилось
Сергею слышать, что позже Семен Бородатый открыл по аналогии
магазин-призрак, который функционировал долго и успешно... Много чего
говорили, но Челищев не очень верил в эти сказки, поэтому и невнимательно
их слушал, о чем, впрочем, пожалел сразу, как услышал кличку Хоттабыч из
уст Антибиотика...
   Когда утром следующего дня Сергей вместе с Доктором и тремя его бойцами
вошел в центральный холл "Пули" (так было принято называть "Пулковскую"
   среди братвы), сибирская "делегация" их уже поджидала. Точнее, никакой
делегации не было. Хоттабыч - пятидесятилетний полный мужчина в
старомодном костюме, сидел в одиночестве, прижимая к животу дорогой кейс
из натуральной коричневой кожи. Сергей удивился было отсутствию охраны, но
потом заметил двух прилично одетых молодых мужчин, читающих газеты в
нескольких метрах справа и слева от Семена Андреевича. Эти люди не
производили впечатления раскачанных монстров, они вообще не бросались в
глаза, но их жилистые фигуры, спокойствие и уверенно плавные движения
говорили понимающему человеку о многом.
   Челищев осмотрел свою команду и ощутил некоторое смущение, как если бы
он ввалился в оперный театр в болотных сапогах и ватнике, шокируя
приличную публику. Хоттабыч еще раз подтвердил известную, в общем-то,
Сергею истину, что теневые финансово-промышленные воротилы почему-то очень
не любят видеть рядом с собой "быков", какими норовят себя окружать разные
мелкие спекулянты из ларьков, магазинчиков и бензоколонок. Серьезные люди
прилично одеты, прилично говорят и окружают себя приличными людьми, что не
мешает им быть суперпрофессионалами.
   Обменявшись словами пароля и отзыва (Хоттабыч, произнося свои слова,
еле сдерживал усмешку), Челищев и Бородатый пожали друг Другу руки.
   - Ну-с, молодой человек, будемте работать? Время - деньги, я предлагаю
подняться наверх в номер и посмотреть документацию.
   Сергей согласно кивнул:
   - Конечно, Семен Андреевич, только я в этом не специалист, через десять
минут подвезут нашего эксперта, он и проверит все...
   - Разумно,- Хоттабыч встал и назвал Сергею номер своей комнаты.- Только
я вас очень прошу - оставьте своих... э-э-э... коллег внизу. В номере они
нам не понадобятся. Пусть в автоматы здесь поиграют, что ли,- Бородатый
улыбнулся и добавил: - Я, естественно, имею в виду игровые автоматы.
   Челищев усмехнулся. Семен Андреевич был обаятельным человеком с мягким
и тонким чувством юмора.
   Через десять минут точно по графику подвезли эксперта. Им оказалась
седая женщина лет шестидесяти - пенсионер-ревизор, подрабатывающая в
частной фирме "Аудитор". Похожая на Шапокляк сухонькая старушка была одета
бедно и, вероятно, работала, чтобы как-то помочь своим детям и внукам.
   Когда Челищев со старушкой вошли в названный Хоттабычем номер,
открывший им на стук Семен Андреевич вытаращил от удивления глаза:
   - Вот так встреча! Это и есть ваш эксперт, молодой человек? Браво!
Наталья Сергеевна - замечательный специалист, могу засвидетельствовать это
лично...
   Старушка опустила голову, и на ее впалых щеках стали выступать красные
пятна. Сергей, ничего не понимая, крутил головой - от Хоттабыча к Наталье
Сергеевне. Между тем Бородатый развалился в кресле и залился
жизнерадостным смехом:
   - Ой, не могу! Узнаю юморок питерских друзей... Ну-ну, Наталья
Сергеевна, не смущайтесь и не делайте вид, что меня не узнаете...
Помнится, во время последней вашей ревизии моего бывшего хозяйства я
говорил, что мы еще встретимся. Вы меня тогда еще жуликом называли, а я
пытался вам объяснить разницу между жульничеством и коммерцией. Не смог я
вас тогда убедить, и пришлось мне сменить климат на более суровый...
Впрочем, в тех местах, куда я попал, люди оказались более дальновидными,
умеющими видеть перспективу...
   В результате - время все расставило по своим местам, не находите,
Наталья Сергеевна? Да вы не переживайте так, я зла не помню, больше того,
поверьте, я искренне рад вас видеть! Спасибо друзьям - устроили мне
свидание с молодостью... Нет, правду говорят, в какой-то момент нужно в
корне менять жизнь и начинать все сначала...
   Наталья Сергеевна поджала дрожавшие от унижения (а может быть, и страха)
   губы и прошла к столу, на котором Хоттабыч разложил документы.
   - Это - ксерокопии, а сам состав придет в Питер через три дня,- сказал
Бородатый, обращаясь к Сергею.- Располагайтесь, молодой человек,
расскажите мне, чем живет Северная Пальмира? Давненько я не был в ваших
краях...
   Пока Челищев с Семеном Андреевичем вели неспешную светскую беседу,
Наталья Сергеевна, надев старомодные очки, начала изучать кипу документов.
Работала она быстро, профессионально, время от времени доставала из
принесенного с собой детского портфельчика какие-то справочники и что-то
там искала...
   Примерно через час с небольшим она сложила все бумажки в аккуратную
стопочку, сняла с носа очки и, убрав их в чехольчик, сказала, обращаясь к
Сергею:
   - Документы сомнений не вызывают. Я могу быть свободна?
   В ее тоне сквозило тщательно маскируемое презрение к Челищеву,
Бородатому, да и к самой себе, наверное, тоже. Жалость острой иглой
кольнула Сергея, и он поднялся навстречу старой женщине:
   - Конечно, конечно... Спасибо, Наталья Сергеевна, вас проводить?
   - Не стоит. Дорогу я найду сама. Всего доброго.
   Она слегка нагнула голову и, не встречаясь глазами с разулыбавшимся
Хоттабычем, вышла.
   Семен Андреевич покачал головой:
   - Нищая старость - это ужасно... Все-таки удивительное у нас
государство - больше всего обижает именно тех, кто фанатично его
защищает... Хотя, может быть, это высшая плата за фанатизм? Как знать, как
знать...
   Он оторвался от своих размышлений вслух и повернулся к Сергею,
подтолкнув к нему документы:
   - Забирайте, молодой человек, это ваше. Отдайте их Гаспаряну - и я жду
от него звонка. Я Ашотика не видел... Позвольте... Да, больше пятнадцати
лет... Господи, как бежит время! Вам этого еще не понять... Пятнадцать лет!
   Вы не поверите, но пятнадцать лет назад уважаемая Наталья Сергеевна
была еще женщиной вполне в соку - а сейчас... Все мы не молодеем... Да,
так вот - я буду отсыпаться и отдыхать. Выходить из гостиницы не собираюсь
так что Ашот сможет меня найти немедленно. Всего доброго - но мы, как я
понимаю, не прощаемся...
   Сергей спускался в холл и удивлялся, как в течение такого короткого
промежутка времени один и тот же человек может сначала полностью обаять, а
потом вызвать чувство брезгливого омерзения. А именно это чувство
зашевелилось в груди Челищева, когда Хоттабыч, похохатывая,
покровительственно смотрел на Наталью Сергеевну.
   Выйдя из гостиницы в компании Доктора и его братков, Челищев вынул
радиотелефон и, ловя на себе почтительные взгляды прохожих и испытывая от
этого какое-то детское удовольствие, набрал номер офиса
"Глиноземтех-инвеста". Ответила, видимо, секретарша.
   - Будьте добры Ашота Саркисовича.
   - Одну минуточку, а кто его спрашивает?
   - Это Сергей Челищев, адвокат...
   Через несколько секунд Гаспарян взял трубку.
   - Ашот Саркисович, это Челищев. Я только что забрал документы у Семена
Андреевича...
   Договорить Сергею Гаспарян не дал:
   - Молодой человек, не надо по телефону. Зачем эфир сотрясать,
посторонних людей беспокоить... Приезжайте, поговорим...
   В трубке раздались гудки отбоя. Челищев кивнул Доктору и пошел к своему
"вольво". Доктор с братками уселся в BMW. Ехать пришлось почти через весь
город - офис "Глиноземтехинвеста" располагался на Большом проспекте
Васильевского острова. По дороге Сергею показалось было, что к ним хвостом
прицепилась белая "девятка", но на Университетской набережной эта машина
исчезла, оставив быстро растаявший холодок недоброго предчувствия.
   Видимо, в офисе "Глиноземтехинвеста" раньше была большая коммунальная
квартира, новые хозяева, не жалея средств, превратили ее в настоящий
дворец.
   Охрана, вероятно, была предупреждена заранее, потому что коротко
стриженный парень, похожий на бывшего офицера, никаких вопросов Сергею не
задавал, лишь скользнул опытным взглядом по фигуре, отыскивая пистолетную
выпуклость, и, не обнаружив таковой, проводил Сергея в приемную.
   Секретарша, как и все в этом не приметном с улицы офисе, была высшего
качества - длинноногая, большеглазая, в мини-юбке и строгом деловом жакете.
   Она приветливо распахнула глаза навстречу Челищеву:
   - Ашот Саркисович сейчас занят - несколько минут, не больше. Может
быть, выпьете чашку кофе?
   - Из ваших рук - с удовольствием,- улыбнулся Сергей и развалился в
мягком кожаном кресле. Из-за двери, ведущей, видимо, в кабинет Гаспаряна,
доносились еле слышные голоса. Учитывая, что звукоизоляция в офисе была
отличной, разговор там, судя по всему, шел на повышенных тонах. Секретарша
между тем вертелась в приемной. Приготавливая кофе, она умудрилась
нагнуться невероятное количество раз, так что Челищев успел рассмотреть ее
задницу во всех возможных ракурсах и подробностях. Будучи уже достаточно
тертым по разным хитрым офисам человеком, Сергей не приписывал суету
девицы исключительно на счет собственного мужского обаяния: он знал, что в
некоторых конторах на должности секретарш брали
проституток-профессионалок, задачей которых было отвлечь посетителей,
сбить их деловой настрой.
   Обитая черной кожей дверь в кабинет Гаспаряна резко распахнулась, и
оттуда выскочил красный всклокоченный человек в костюме-тройке. Его очки и
козлиная бородка были явно знакомы Челищеву, но он не смог сразу
вспомнить, где раньше видел это лицо. А тут еще и секретарша эта с кофе и
задницей в придачу,
   - И запомни - про проблемы я слушать не желаю! Их последнее время из-за
тебя что-то слишком много стало! - донесся рассерженный голос хозяина
кабинета. Козлобородый машинально втянул голову в плечи и шмыгнул к выходу
мимо секретарши, не удостоившей его даже взглядом. Мысли Сергея перебил
Гаспарян - красивый, абсолютно седой сухощавый армянин вышел из кабинета,
смахивая ладонью с лица сердитое выражение:
   - А-а, Сергей, если не ошибаюсь, Александрович? - Гаспарян, видимо, был
из давно обрусевших армян: по-русски он говорил без малейшего акцента.
   - Не ошибаетесь,- рассеянно ответил Челищев, все еще пытаясь вспомнить,
где видел козлобородого. Почему при виде его так прыгнуло в груди сердце и
испортилось настроение?
   - Леночка не успела еще вас попотчевать... кофеечком? - с двусмысленной
паузой спросил Ашот Саркисович.
   - Нет, только собиралась... приступить,- улыбнулся Сергей. Гаспарян
рассмеялся, Леночка улыбалась, скромно покраснев. В приемной сразу
установилась игривая атмосфера легких дружеских подначек и милых шуток в
рамках приличия. Будто и не доносились минуту назад сердитые выкрики из
кабинета.
   - Ну-с, пожалуйте в кабинет, а кофе попьем вместе. Леночка, мне, как
всегда, послаще!
   В кабинете Гаспарян взял копии документов, переданных Челищеву
Бородатым.
   - Все в ажуре, Наталья Сергеевна проверила внимательно. Да, Семен
Андреевич был приятно удивлен этой встречей.
   - Ха-ха, узнал все-таки... Хотя такое вряд ли забудешь.. Я слышал,
молодой человек, и вам приходилось людей за решетку отправлять?
   Сергей напрягся.
   - Приходилось.
   - Нет, нет, Сергей Александрович, не подумайте, я это не в упрек вам
сказал. Наоборот, я как раз всегда больше ценил людей с... э-э-э...
   разносторонним жизненным опытом.
   Возникшую было неловкость в разговоре сгладила Леночка, появившись с
кофейным подносом в руках. Она тщательно расставила чашки, сахарницу и
кувшинчик со сливками на столе, показала по очереди свою попку Челищеву и
Гаспаряну и упорхнула.
   - Итак, Семена вы встретили,..- перешел к деловой части беседы Гаспарян.
   Мелко прихлебывая из крошечной чашечки, он ожидающе смотрел на Сергея.
   - Да, все без накладок. Он ждет вашего звонка.
   - Страшно подумать, сколько лет мы не виделись... - Ашот Саркисович
вздохнул.- Вы, Сергей Александрович, как я понимаю, будете курировать
м-м-м... вопросы безопасности нашего э-э-э... проекта?
   Челищев кивнул.
   - В таком случае вот что я попрошу вас сделать: вам придется вновь
навестить Семена Андреевича и передать ему - я с нетерпением жду
мгновения, чтобы его обнять, но, рискуя прослыть негостеприимным хозяином,
вынужден констатировать, что это время еще не пришло. До того как груз со
всеми лицензиями и зеленым светом уйдет к рыбоедам, наша личная встреча
может быть неправильно истолкована э-э-э... заинтересованными сторонами.
Семен - умный человек, и я уверен, что он все поймет правильно...
   Сергей пожал плечами.
   - А почему вы не хотите все это сказать ему по телефону?
   Гаспарян усмехнулся и поставил пустую чашечку на стол.
   - С некоторых пор я абсолютно перестал доверять телефонам, факсам и
телексам, чего и всем желаю. Возможно, кому-то я покажусь смешным, но это
обстоятельство меня волнует мало. Лучше лишний раз перестраховаться, чем
потом локти себе кусать. Если будет что кусать и чем... Все это,
естественно, не означает, что мы с Семеном Андреевичем вообще не будем
общаться. Но на данном этапе, я полагаю, это общение следует вести через
доверенных лиц. Одно из таких доверенных лиц - вы, Сергей Александрович,-
Гаспарян сделал легкий полупоклон в сторону Челищева.- Другое лицо
навестит Семена сегодня в двадцать ноль-ноль. Пожалуй, у меня на сегодня
все. Рад был познакомиться, место и точное время прибытия груза вам
сообщат через два дня. Если у вас нет больше ко мне вопросов... - Ашот
Саркисович развел руками, выказывая сожаление, что нет, мол, времени
подольше пообщаться с таким приятным собеседником.
   Челищев встал, попрощался и вышел. Покидая приемную, он послал Леночке
воздушный поцелуй. Она профессионально улыбнулась в ответ и, закинув ногу
на ногу, продемонстрировала Сергею "на посошок" аппетитное крутое бедро,
обтянутое тончайшими колготками.
   Выйдя на улицу, Челищев закурил и попытался разобраться в своих
ощущениях.
   Он испытывал смутное беспокойство, тревогу и одновременно возбуждение -
как хищный зверь, почуявший свежий след... Человек в очках из приемной
Гаспаряна... Почему все время вспоминается его лицо? Где-то Сергей его уже
видел... Подошел Доктор - он с бойцами оставался на улице, контролируя
вход.
   - Адвокат, все в порядке? Ты что смурной такой, босс?
   Челищев растоптал окурок каблуком.
   - В порядке-то в порядке, но в "Пулю" еще раз прокатиться придется...
   Доктор пожал плечами - мол, надо так надо, какая разница, куда ехать,
все равно весь день на колесах.
   - Толик, тут минут десять-пятнадцать назад мужик один из офиса вышел...
   Доктор кивнул:
   - Очкастый? Вылетел, как в жопу трахнутый. Его "Волга" ждала с
госномерами.
   - А ты его раньше нигде не видел? Не знаешь, кто такой? Лицо у него,
понимаешь, знакомое, а вспомнить никак не могу...
   Толик глубоко задумался, наморщил лоб, подергал себя за мочку уха,
потом отрицательно покачал головой:
   - Не видел... Да я, если честно, его и не рассмотрел, я же говорю - он
как наскипидаренный в "волжанку" прыгнул и укатил...
   - Ну ладно... По машинам, погнали в "Пулю"...
   Бородатый переданному Сергеем сообщению не удивился, рассмеялся весело,
с еле заметным оттенком снисходительности:
   - Ашотик всегда любил детективы. Когда-нибудь он со своей
шпиономанией... - Хоттабыч оборвал себя на середине фразы и поскреб
указательным пальцем переносицу: - А впрочем, он прав. Всю жизнь с тройной
страховкой работал, потому и у хозяина на даче [На даче у хозяина - в зоне
(жарг.)] не бывал...
   Потому что умный. Вот некоторые считают, что по-настоящему умным можно
стать только после зоны... Чушь все это, Сережа. В зоне можно только опыта
поднакопить, а ума она не прибавляет. По-настоящему умные - они на воле.
За редким исключением,- Семен Андреевич сам себя погладил по голове и
снова рассмеялся: - Ну что же, не взыщите, Сережа, что пришлось вас
погонять туда-сюда, а сейчас, наверное, можно и отдохнуть. Основная работа
начнется через три дня...
   У Сергея было сильное искушение подъехать к "Пулковской" вечером и
понаблюдать, какое такое доверенное лицо от Гаспаряна подъедет к
Хоттабычу, но после недолгих размышлений он эту идею похоронил. Во-первых,
гонца он мог не знать в лицо, а народу в "Пулковской" шляется разного, как
говорится, немерено. Во-вторых, его самого могли при наблюдении
"срисовать", и возникли бы неприятные вопросы. В-третьих, время, названное
Ашотом Саркисовичем, могло сильно отличаться от реального времени встречи
(учитывая страсть Гаспаряна к конспирации, он мог вполне использовать
метод "плюс-минус", когда для вычисления истинного времени нужно прибавить
или отнять несколько часов от названного). Поэтому Челищев съездил к
Антибиотику, доложил о результатах дня и отправился домой отдыхать. Лежа
на диване перед включенным телевизором, он в который раз задавал себе
вопрос; что делать?
   "Чего ты хочешь, дядя Сережа?.. Как ты думаешь дальше жить? - спрашивал
он сам себя и постепенно начал формулировать ответы: - Я хочу отомстить".
   "Отомстить?"
   "Ну, скажем так, рассчитаться. Воздать по заслугам. За папу с мамой, за
себя... За Федосеича, бабу Дусю и Наталью Сергеевну, за всех тех, кто сам
за себя рассчитаться не смог..." "Ты что, с мафией собираешься бороться?
   Смешно".
   "Не с мафией. И не бороться. Я хочу рассчитаться с конкретными людьми".
   "Месть - это блюдо, которое подают холодным..."
   "Да, я помню об этом. Я буду ждать удобного момента... Я буду ждать".
   "А ты уверен в своем праве на суд? "Не судите, да не судимы будете",-
сказано в Писании".
   "Уверен. И суда над собой не боюсь. Мой Бог в моей душе. И суд тоже..."
   Этот внутренний диалог с самим собой, как ни странно, успокаивал
Челищева, убаюкивал его вместе с монотонным бормотанием телевизора... Веки
стали тяжелыми, потянуло в сон. Вдруг что-то словно толкнуло Сергея и
заставило его, стряхнув дрему, впиться глазами в экран. Козлобородый! Ну
да, конечно, как же он сразу не вспомнил!
   По пятому каналу шла информационная программа "Факт". Корреспондент
рассказывал об очередном заседании депутатов горсовета. Крупным планом
показывали стоящего на трибуне Мариинки человека, которого Сергей видел у
Гаспаряна.
   "...депутат Валерий Глазанов обратил внимание на недостаточное
финансирование правоохранительных структур Петербурга. При неуклонном
росте преступности в городе и по всей стране, его выступление можно
считать весьма актуальным напоминанием простой истины, что прежде чем
требовать чего-то от нашей милиции и прокуратуры, следует обеспечить
условия для их нормальной работы..."
   Точно! Валерий Глазанов, депутат Петросовета, комиссия по
правоохранительным органам! Страстный трибун, борец с коррупцией и
организованной преступностью... Сергей вспомнил тон, которым Гаспарян
разговаривал с Глазановым. Ну и ну... Хотя чему, собственно, удивляться?
   Как правило, громче всех; "Держи вора!" - кричит сам вор...
   Сергей закурил. Облегчение, которое наступает после того, как вспомнишь
то, что долго мучило подсознание, не наступало. Что-то еще было связано с
Глазановым, где-то еще Сергей его видел... Но сколько ни напрягал Челищев
свою память - она молчала... Сигарета догорела в пепельнице, и пришел
глубокий сон.
   * * *
   Утром Сергей решил привести себя в нормальную физическую форму.
Получасовая зарядка заставила его взмокнуть, как испуганную мышку. "Да,
запустил ты себя, дядя Сережа... Жирком оброс, дыхалки никакой..." Тело
было рыхловатым и плохо слушалось команд, посылаемых мозгом. Оно словно
мстило Челищеву за небрежение к себе. "Ничего. Потихонечку, полегонечку...
Диетка, зарядка.
   Пьянству - бой опять-таки..." - утешал себя Сергей, принимая душ.
   Вода приносила ощущение свежести и очищения.
   Весь день он проездил с Доктором по мелким текущим стрелкам, усердно
выполняя наказ Антибиотика: "Тебе, Сережа, сейчас нужно себя показать,
чтобы братва не думала плохо... Пацаны, между прочим, работали, пока ты в
"бухалово" опускался".
   Вот Сергей и пахал, и к концу дня вместе с усталостью удивленно
почувствовал удовлетворение, как от хорошо сделанной работы. Хотя что тут
удивительного, бандитский хлеб - он только со стороны легкий. Возвращаясь
домой, он вновь заметил у себя на хвосте машину. На этот раз это было
серая "восьмерка".
   "Что за черт... Мерещится мне, что ли?!" Еще три светофора -
"восьмерка" не отставала. Нарушая правила, Челищев сначала рванул вперед
со скоростью под сто километров, а потом резко, с визгом покрышек
развернул машину.
   "Восьмерка" по инерции проскочила мимо, человек, сидевший за рулем,
пригнулся, но Челищев успел разглядеть колючие, восточного разреза глаза...
   "Вот блядство! Палыч, что ли, все успокоиться никак не может?"
   Свернув в темный переулок, Сергей остановился и, еле попадая от злости
пальцами в кнопки радиотелефона, набрал номер Антибиотика.
   - Алло, Виктор Палыч? Это Сергей. Опять ваши шуточки? Теперь эскорт мне
решили прицепить?
   Антибиотик помолчал, потом спросил осторожно:
   - А ты ничего не путаешь, Сережа? Может, показалось, с устатку-то?
   - Да какое показалось...
   - Ты остынь, остынь, Сереженька,- Виктор Палыч засопел в трубку,
размышляя.- Я к тебе никого не приставлял... Ты вот что, будь
повнимательнее сейчас, без ребят домой не езди. Дело-то делаем серьезное,
любопытствующих может быть много. Люди злы и завистливы. Хотя, может быть,
это и сибиряки страхуются. Я выясню. Завтра вечером нам скажут место
приема груза. Заедешь ко мне, все обсудим.
   Антибиотик повесил трубку, а Сергей еще Долго сидел в машине. Чувство
тревоги не отступало.
   Подъехав к дому и поставив машину на сигнализацию, Челищев огляделся.
   Никого. Двор словно вымер. Откуда же тогда это звериное ощущение
взгляда на спине? Войдя в темный подъезд, Сергей прислушался, Тихо. Лишь
приглушенное бормотание телевизоров за дверями. Прижимаясь спиной к стене,
Челищев поднялся до своей площадки, на ощупь открыл дверь и облегченно
вздохнул, лишь закрыв ее за собой.
   "Нервы. Это просто нервы. Надо бы ствол взять, поносить, говорят -
успокаивает..."
   Ночью ему приснилась Катя. Он пытался ее обнять, но она уворачивалась,
ускользала...
   Утром, несмотря на разбитость и плохое настроение, Сергей заставил себя
сделать зарядку. Мышцы приятно заныли, и завтрак после душа доставил почти
физическую радость. Позвонил Доктор, сказал, что подъедет с ребятами через
десять минут. Выйдя на лестницу и запирая дверь, Сергей вновь ощутил
тревогу, Повинуясь наитию, он поднялся вверх на один лестничный пролет. Из
окна, выходящего во двор, хорошо просматривались все подходы к подъезду. А
на полу у трубы мусоропровода лежали четыре свежих окурка сигарет
"Мальборо". Кто-то стоял здесь, чего-то ждал и курил не далее чем накануне
вечером... Сергей присел на корточки и ковырнул пальцем окурки.
   "Блядь, вот блядь-то! - Челищев попытался успокоиться и собраться с
мыслями. Во-первых, кто-нибудь мог тут ждать девушку... Нет, не годится, у
нас в подъезде либо совсем сопливые девчонки, либо сорокалетние тетки
живут. Алкаши могли выпивать? Могли, но алкаши не курят "Мальборо" и
бросают обычно остатки закуски - сырки плавленые недоеденные, бумажки...
   Так.. Менты? Не похоже, слишком непрофессионально к грубо... Кто?"
   С окончательно испортившимся настроением Сергей вышел во двор. Из
подъехавшей вплотную к его "вольво" "бээмвухи" улыбался Доктор.
   - Босс! - заорал он на весь двор.- У нас проблемы! - И загоготал, пугая
озябших голубей. Челищев сморщился и без улыбки спросил:
   - Какие проблемы?
   Толик все никак успокоиться не мог, хохотал, хлопая себя по ляжкам.
   Наконец, вытерев кулаком глаза, начал рассказывать;
   - Ночной магазин "Пять минут" на Шаумяна помнишь? Ну, они нам платят
нормально, и мы их не душим. Там девки нормальные работают, я лично
проверял... Мы там охранника на ночь поставили, и никогда никаких проблем,
кроме пьяниц... А тут вчера объявился какой-то крутой рэкет - наехали,
охраннику башку пробили, сказали девушкам, что "крышу" их на хую вертели,
это нас, то есть, приговорили к пол-лимону утром, а то сожгут. Совсем как
мы в молодости.- Доктор снова начал ржать, всполошив двух зашедших было во
двор старушек - они шмыгнули обратно на улицу, как молоденькие.- Короче,
ехать надо, а то там у администрации со страху месячные раньше времени
начнутся. Или кончатся!
   Сергей вздохнул и кивнул головой. Прежде чем открыть дверь своей
машины, он вдруг под обалдевшим взглядом Толика оперся руками на асфальт и
заглянул под днище "вольво". Покрутив головой и не найдя ничего
подозрительного, Сергей встал и отряхнул руки.
   - Ты че, Адвокат?! - Толик открыл рот от удивления.
   Челищев неопределенно покрутил рукой.
   - Да так, показалось... Стучало вчера вроде что-то под днищем... Снег,
наверное, намерз... Ладно, поехали!
   "Пять минут" был магазинчиком средней руки, дававшим, впрочем, неплохие
деньги за счет недавно полученного разрешения на круглосуточную торговлю.
   Продукты радовали разнообразием и огорчали ценами. Хозяйка -
симпатичная торгашка лет тридцати - бросилась к Сергею с Доктором, как к
последней надежде, нервно переплетая пухлые пальцы рук;
   - Ой, мальчики! Приехали! Ну, слава Богу! Я уж думала...
   Доктор важно перебил ее:
   - А ты не думай, Татьяна, тем более плохое, Мы когда-нибудь свои
обязательства нарушали? Вот, наше слово верное... Да не трясись ты так,
вставай за прилавок, готовься гостей встречать. А мы с Сергеем Санычем
пока к товарам приценимся... Ты знаешь, кто это?
   - Да откуда ж я знаю, я их вчера первый раз увидела... - запричитала
было Татьяна, но Толик досадливо перебил ее:
   - Да не о них речь, я про Сергея Саныча спрашивал... Это - Адвокат,
слыхала? Поняла, какие люди в твою лавку зашли?
   Татьяна, судя по всему, ничего не поняла, но на всякий случай закивала
головой и льстиво улыбнулась Челищеву. Сергей хмыкнул и скомандовал:
   - Так, все, кончаем базар. Толик, скажи ребятам, чтобы машины подальше
отогнали, а то спугнем.
   "Крутой рэкет" подъехал минут через пятнадцать на старой "двойке" с
поеденным ржавчиной кузовом. Двое молодых парнишек, лет по восемнадцать,
остались на входе, двое, чуть постарше, пнув ногами двери, зашли в магазин.
   Челищев и Доктор в разных углах сделали вид, что выбирают продукты на
витринах. Вошедшие решили сразу взять быка за рога:
   - Ну ты, коза толстожопая, бабульки приготовила? Бабки, говорю, готовы?
- хриплым голосом рыкнул на широко открывшую от страха глаза Татьяну
высокий коротко стриженный блондин. Девочки-продавщицы попрятались за
прилавки.
   - Молодой человек,- подошел к блондину Сергей.- Вы зачем женщине хамите?
   Блондин резко повернулся и, тыча средним пальцем правой руки Сергею в
грудь, быстро заговорил, дыша плохим табаком:
   - Слышь, ты, уебок! Сейчас ты закроешь вафельник, тихо съебешь отсюда и
поставишь в церкви свечку, что все так кончилось! Ты понял?
   - Понял,- вздохнул Челищев, взял блондина за палец, которым тот тыкал,
вывернул ему руку и швырнул подсечкой через весь магазин навстречу Доктору.
   Доктор был уже наготове - держа в руках предусмотрительно прихваченную
из "бээмвухи" ножку дубового стола, он встретил "крутого" страшным ударом
поперек живота и тут же "доработал" сверху по загривку. Блондин молча упал
лицом в пол. Его приятель, побледнев, попытался вытащить из-за пояса обрез
охотничьего ружья. Сергей не дал ему этого сделать: схватив правой рукой
"стрелка" за лицо, а левой за отворот куртки, он изо всех сил треснул
стриженую голову о стену...
   За дверями люди Доктора месили дубинками двух, поставленных на шухер.
   - Ну, вот и все, а ты боялась,- сказал побледневшей Татьяне Доктор.- Мы
вас грабить никому не дадим. Сами будем.
   И Толик, довольный собой, загоготал.
   - Ой, мальчики,- сказала Татьяна.- Ой, мальчики... - И заревела. А
потом вышла из-за прилавка и обняла Доктора.
   Толик такого поворота дела явно не ожидал, поэтому страшно смутился.
   - Слышь, ты это, Тань, кончай это, ну че ты, Татьяна?..
   Но директорша не слушала его, продолжала обнимать и реветь:
   - Ой, мальчики, ой... Я же... в ОРБ звонила... Они сказали, иди в
район...
   К у[#8209]участковому ходила... на всякий случай... а он... говорит:
"Сами разбирайтесь...", а мы... Вите-то... голову проломили, я думала, что
вы...
   И зарыдала еще громче на груди Доктора.
   - Ну, ты даешь, Татьяна... Чтоб больше такого не было... Я ж говорил
тебе:
   в мусорню не ходи, забудь туда дорогу... Ну ладно, ладно, не реви,
мягонькая ты моя...
   Толик усмехнулся и погладил Татьяну по пышной груди.
   Челищев между тем рассматривал обрез вертикальной двустволки. Переломив
стволы, он вынул патроны - обрез был заряжен жаканами. "Вот так,- подумал
Сергей.- Смех смехом, а мог бы и пальнуть, если бы чуть-чуть порасторопнее
был..."
   Он снова зарядил обрез и сунул за пояс. "Трофей. Повожу пока с собой -
если что, скажу милиции, что отнял у хулиганов".
   Между тем с улицы в магазин затащили еще два бесчувственных тела.
   - Куда их, Адвокат? На конюшню?
   Сергей задумчиво кивнул:
   - Да, тут тяжелый случай. Без трудотерапии не обойтись. Отправляй туда.
   Грузите через заднюю дверь. "Рафик" только вызвоните...
   Конюшней в команде Адвоката называли ферму, где разводили лошадей. Это
хозяйство, располагавшееся в сотне километров от Питера, год назад
приобрел Олег. Прибыли оно никакой не давало, и никто тогда Званцева не
понял, а он злился и рычал на братков: "Дурачье, разведем породистых
лошадей, сами кататься будем, на Запад продавать... На Западе породистая
лошадь знаете сколько стоит?" На самом деле Олег, случайно попав на эту
ферму, наверное, просто пожалел больных голодных лошадей...
   Но, как ни странно, оказалось, что конюшня - объект весьма нужный, даже
необходимый. Ее стали использовать как своеобразную тюрьму для должников,
пленников из других группировок, заложников из семей несговорчивых
коммерсантов. Пленников, чтоб не даром ели хлеб, заставляли работать -
ухаживать за лошадьми, чистить стойла... Однажды был даже такой забавный
случай - один бизнесмен, побыв заложником на конюшне, попросил потом (за
деньги!) забрать туда своего сына-пьяницу, чтобы несколько месяцев
подневольного труда протрезвили и перевоспитали его...
   - Толик, ребята сами управятся, поехали со мной! - скомандовал Сергей,
но Доктор, которого не отпускала Татьяна, сделал Челищеву "значительные"
   глаза, скосив их на аппетитную директоршу, как бы говоря: "Мне бы тут
остаться... Ненадолго... Женщину до конца успокоить. В ее кабинете. Раз уж
так карта легла..."
   Сергей на молчаливую просьбу в глазах Доктора рассмеялся, махнув рукой:
   - Ладно, оставайся... Проследи за всем... В шесть встречаемся "У
Степаныча", не опаздывай...
   Он вышел из магазина и пошел к своей машине. Так получилось, что к
ресторанчику Степаныча Сергей подъехал минут за сорок до назначенного
времени. Припарковав автомобиль на другой стороне проспекта, Челищев
откинулся в кресле и закурил. Весь день ему вспоминались озверелые глаза
мальчишки, пытавшегося застрелить его из обреза. Обрез теперь лежал под
водительским сиденьем "вольво", а мальчишка, вероятно, уже на конюшне...
   "Вооруженный налет на магазин. Еще лет семь назад это было бы ЧП на
весь город... А теперь участковый даже слушать об этом не хочет... Сколько
злобы в людях накопилось... Может, мы всем народом просто сходим с ума?.."
   Занимаясь любимым делом русских разночинцев - размышляя о судьбах
народа, Челищев машинально поглядывал на дверь кабачка. Она внезапно
отворилась и выпустила на улицу человека в костюме-тройке с дорогой
тростью в руках.
   Человек быстрым шагом подошел к ожидавшей его в десятке метров от входа
черной "Волге", сел в нее, и машина медленно тронулась. Когда человек
проходил мимо фонаря, желтый свет упал на его лицо, заискрился от дорогой
оправы модных очков, и Сергей узнал его. Это был депутат Глазанов.
   Челищев сидел в машине с дымящейся сигаретой во рту, забыв, что нужно
затягиваться.
   "Вот это да... Вот это круто... Нет, ладно он еще к Гаспаряну бегает -
Ашот хоть и жулик, но как бы неофициально... А официально он солидный,
уважаемый коммерсант, не жалея сил строящий новую Россию... Но
Антибиотик-то... На нем клейма негде ставить, какого же черта Глазанов к
нему бегает? Видно, с головой у парня проблемы... или крайняя степень
необходимости заставила...
   Если он, конечно, не заехал к Степанычу случайно - просто поужинать на
свою скромную депутатскую зарплату." - Сергей хмыкнул. Последняя мысль
развеселила бы его, если бы не трудно объяснимая нервозность, ощущение
тревоги, охватывавшее Сергея всякий раз, когда он видел Глазанова или
думал о нем. Челищев чувствовал, что получил какую-то очень важную
информацию, но пока не знает, как ее расшифровать и оценить...
   "Ерунда какая-то... Ну, предположим, Глазанов был у Палыча.. Ну и что?
   Позавчера он был у Гаспаряна, сегодня у Антибиотика... Ну сука он
дешевая, и что? Виктор Палыч... Интересно, давно ли они знакомы?"
   Интуитивно Сергей почувствовал, что ответ на мучивший его
несформулированный вопрос находится где-то рядом, но, даже вспотев от
напряжения, Челищев к разгадке не пришел: что-то, связанное с Глазановым,
снова ушло в подсознание, как заноза, которая то высунется, то снова уйдет
глубоко под кожу...
   За размышлениями и попытками разобраться в своих нервных рефлексах
Сергей не заметил, как стрелки часов приблизились к шести. Из состояния
полудремы его вывел длинный гудок подъехавшего BMW. Увидев вышедшего из
машины Доктора, Челищев не смог удержаться от смеха: на шее Толика
красовались два смачных засоса, красноречиво свидетельствовавшие о том,
что Доктор в полной мере насладился ролью спасителя и избавителя.
   - Ну что, утешил Танечку? На столе? Или у нее в кабинете кушеточка
нашлась?
   Толик шутку не поддержал. Он казался несколько растерянным, словно
столкнулся с неожиданной, мало изученной проблемой:
   - Там по-разному получилось... Она баба-то неплохая, и жизнь у нее не
сахар совсем, она мне порассказывала. Торгашка - она ведь тоже человек,-
Доктор вдруг спохватился, что говорит что-то не то, и быстро добавил: -
Нет, если барыга - мужик, то он, конечно, не человек, но бабы-то... Это
ведь другое дело, а Адвокат?
   - Конечно, другое,- поддержал Челищев, с удивлением глядя на смущенного
здоровенного бандита. Ну, женщины! Чтобы пробудить что-то человеческое в
этой поросшей мхом грубости и жестокости душе, оказалось, нужно всего-то
ничего - поплакать на груди, дать понять парню, что он - самый сильный и
добрый...
   - Ты смотри, не обижай Татьяну-то, теперь права не имеешь,- серьезно
сказал Сергей и, увидев вопрос в глазах Доктора, пояснил: - В Китае тот,
кто спас человека, становится как бы его должником и ответственным за всю
его дальнейшую жизнь.
   Толик помотал головой:
   - Погоди, я чего-то не понял, кто кому должен: тот, кто спас, или кого
спасли?
   Челищев улыбнулся:
   - Тот, кто спас, должен отвечать за того, кого спас. Потому что как бы
дал ему новую жизнь. Ну, в общем, это сложная философия - конфуцианство и
все такое. Но китайцы - люди умные, у них на философии все боевые
искусства основываются. Так что смотри...
   Доктор, обрадованный неожиданной поддержкой и тем, что Челищев не стал
его грубо вышучивать, замычал:
   - Да не, я это... Мы там нормально побазарили, по жизни...
   - Ладно, хватит лирики, пошли, нас Палыч уже заждался. Он не любит,
когда опаздывают.
   Антибиотик действительно ждал их, был собран, сух и деловит. Ужина не
предложил и вообще был краток:
   - Состав приходит завтра в одиннадцать ноль-ноль, и с товарной его
перегонят на Калининскую овощебазу. Мы с директором договорились, но к
ночи перегрузку из вагонов в "КамАЗы" надо закончить. Ваша забота - чтобы
погрузка в фуры прошла нормально, а также проводить "КамАЗы" до автопарка.
   - А дальше? - Сергей почувствовал, что нервозность Виктора Палыча
передается ему.
   - А дальше - не наши проблемы, слава Богу. Из автопарка фуры пойдут в
Ивангород под охраной ГАИ. И в каждой машине по омоновцу будет сидеть...
   Антибиотик лихорадочно потер ладошки:
   - Так, давайте, времени не теряя, езжайте на Калининскую базу,
посмотрите там все - где людей расставить, ходы, выходы. С грузчиками
вопросы решите - чтоб трезвые были и не доходяги. А сами уже с утра все
контролировать должны. Толик, пошли к Вальтеру пораньше человека за
оружием. С ранья ментов на перекрестках меньше, пусть он стволы в
багажниках прямо к базе везет, там и раздадите...
   Виктор Палыч помолчал, пожевал губами.
   - И вот еще что: я сибиряков спрашивал насчет машин, которые за тобой,
Сережа, ездят,- они говорят, что в этом раскладе не при делах. И я в это
верю, потому что запсиховали они, что им предъява пойдет, а кому это надо,
когда все уже на мази... Тьфу-тьфу-тьфу,- Антибиотик суеверно сплюнул
через левое плечо и перекрестился: - Так что повнимательнее. Без пацанов
домой не ездить! И чтобы они в подъезд первыми входили! Толик! За Сергея
Александровича головой отвечаешь, понял?
   Доктор кивнул.
   - Ну все, ребятки, за дело.
   Сергей встал, дождался, пока Толик выйдет, и, помявшись, сказал:
   - Виктор Палыч, если позволите, два вопроса...
   - Слушаю тебя,- Антибиотик тоже встал, показывая, что времени на долгие
разговоры нет.
   - Как там Олег? Есть какие-нибудь новости?
   Виктор Палыч кивнул.
   - Это хорошо, что друга не забываешь... Вопросы решаются, не
волнуйся... С грузом разберемся - их еще легче решить можно будет. Дело
сделаем - можно будет малявку [Малявка - письмо (жарг.)] ему передать, а
там, глядишь, и встретитесь вскорости. Не переживай. Что еще?
   Сергей помялся и спросил, глядя прямо в глаза Антибиотику:
   - Катя... Гм, Катерина Дмитриевна с Танцором - зачем они в Сибирь
поехали, что им там делать?
   Антибиотик недовольно поджал губы, но все же ответил:
   - Ну, во-первых, они контролировали отправку груза, наблюдали, так
сказать... Ну, а во-вторых,- у сибиряков ведь тоже должны быть гарантии,
что с их людьми здесь, в Питере, будет все в порядке. Это, так сказать,
формальности, которые надо соблюдать... Уедут отсюда сибиряки - и Катерина
Дмитриевна с Танцором вернутся...
   Сергей хотел было спросить еще что-то, но Виктор Палыч перебил его:
   - Давай, Сережа, поезжай на базу. Все вопросы потом, как дело сделаем...
   "Нормальные дела,- думал Челищев, подъезжая к базе.- Значит, Катерина с
Танцором там в заложниках... Интересно, они сами это понимают или нет?
   Наверное, понимают, на наивных детишек они не похожи..." Воспоминание о
Катерине вызвало теплую волну нежности и желания, мгновенно сменившуюся,
впрочем, жестким холодком... Испытав почти физическую боль, Сергей
скрипнул зубами и сунул в рот сигарету...
   * * *
   У огромного комплекса овощебазы Челищева с Доктором встретил толстый
суетливый человек, постоянно потиравший потные ладошки. Угодливо
заглядывая в глаза, человечек проводил вею братву к разгрузочной
платформе. Платформа оказалась не очень длинной, одновременно можно было
разгружать не более трех вагонов. Около часу Челищев с Доктором бродили по
базе, изучая подъездные пути. Наконец Сергей, постоянно помечавший что-то
в записной книжке, занялся подсчетом.
   - Короче, чтобы все нормально перекрыть - нужно человек двадцать... И
еще человек десять на сопровождение первых "КамАЗов". Осилим? Толик кивнул:
   - Без проблем. Я так примерно и прикидывал.
   - Ну и ладно. Тогда пошли с грузчиками разбираться...
   Грузчиков собрали в яблочном хранилище, видимо, с "ефрейторским
зазором", и они уже успели одуреть от сожранных яблок и долгого
бестолкового ожидания.
   Увидев Челищева с Доктором, они оживленно загомонили:
   - Эй, господа хорошие! Работа будет или нет? Чего сидим-то?
   Доктор выступил вперед, успокаивающе подняв руки:
   - Ша, мужики, кончай базарить! Слушайте сюда. Значит, работать будем
завтра, работы будет много, за нее и "отмаксаем" [Отмаксать - заплатить
(жарг.)] хорошо... Сколько вас собралось?
   Мужики переглянулись.
   - Четырнадцать... А что грузить-то будем?
   - Люминий! - отрубил Толик и улыбнулся.- А для особо любопытных будет
чугуний... Работаете до упора - разгружаете вагоны и перекидываете груз на
"КамАЗы"... Платим на рыло полтинник баксов. Завтра быть на месте как
кровь из носу в час дня! При себе иметь паспорт, фамилии я сейчас
перепишу. И чтобы все трезвые были! Запах услышу - пеняйте на себя!
Закончите - ящик водки на бригаду ставим. Все, сейчас записывайтесь и
получайте по десятке аванса... Вопросы есть?
   Грузчики нерешительно переминались.
   - Вагонов-то сколько будет, начальник?
   - Семь вагонов.
   - Ого!..- мужики взволнованно загудели.- Пупы не надорвем?
   Толик помахал рукой:
   - Ниче, я вижу, мужики вы крепкие, электрокары нам дадут... Ну, а если
что - мы поможем!
   - Ага, поможете, кулаком в зубы,- угрюмо проворчал кто-то в толпе
грузчиков, и все засмеялись возбужденно. Пятьдесят баксов для этих людей
были большими деньгами. Они не были грузчиками, официально оформленными на
базе: в эту бригаду сбивались те, кто работал ночами, чтобы прокормить
семью. Грузчики постепенно выстраивались в очередь к Доктору, который
записывал фамилию каждого в блокнот.
   - Сергей? Ты... Вас Сергей Челищев зовут?
   На Сергея смотрел жилистый ясноглазый, парень, уже записавшийся у
Доктора.
   На вид ему было лет двадцать семь-двадцать восемь, но, возможно, его
просто старила густая каштанового цвета борода.
   Челищев удивленно порылся в памяти:
   - Да, я Челищев... Мы что, встречались где-то?
   Парень сверкнул зубами из бороды:
   - Ну да... Я же - Сашок... Гумиста, не помните? Все тогда думали, что
это я воровал часы и документы, а вы меня спасли... Помните?
   - Сашок?! - ахнул Сергей.- Быть не может! Тебя и не узнать...
   Узнать Сашу Выдрина было и впрямь мудрено. Последний раз Сергей видел
его одиннадцать лет назад, Сашку тогда едва исполнилось пятнадцать...
   Это было летом 1982 года. Сборная университета была на сборах в
спортлагере, в Гумисте под Сухуми - там когда-то был замечательный
олимпийский центр... Море, солнце, фрукты - и все на халяву. Ради этого
можно было терпеть изнурительные каждодневные трехразовые тренировки.
   Вместе с основным составом в Гумисту приехали несколько "малышей" -
мальчишек из юношеской сборной "Буревестника". "Взрослые" на "малышню"
   внимания не обращали, не знали даже толком, как кого зовут, пока не
случилось несколько краж - сразу у трех парней из основного состава
пропали документы, часы, деньги... Самое неприятное - вместе с паспортами
пропали и комсомольские билеты, а это грозило по тем временам большими
неприятностями... Крал явно кто-то из своих, кто хорошо ориентировался в
расположении кроватей и тумбочек и знал, когда все уходят на тренировки...
   После небольшого общего собрания решили не расходясь обыскать рюкзаки и
чемоданы всех сразу. Обыск взрослой сборной ничего не дал. Парни были в
отвратительном состоянии: подозрительность, как ржавчина, начала точить
каждого... Кто-то предложил перетряхнуть вещи "малышей", и в матрасе на
койке Саши Выдрина были найдены пропавшие часы "Электроника".
   На Сашка было страшно смотреть. Он озирался, как затравленный волчонок,
но натыкался лишь на презрительно-жесткие взгляды.
   Парнишка упал на колени и, давясь слезами, закричал:
   - Богом клянусь, не брал я, честное комсомольское!
   Сашку не поверили и дали два дня, чтобы он вернул все, что, как
считали, успел "толкнуть" абхазам. Местные жители уже тогда охотно
покупали чужие документы - на всякий случай...
   Сергей почему-то сразу решил, что Выдрин ни при чем - мальчонку явно
подставили, сбивая след. Челищев долго пытался вспомнить, кто раньше
других уходил с тренировок и память его не подвела: дважды, жалуясь на
растяжение стопы, уходил в медпункт Паша Орлов - он учился на испанском
отделении филфака... Сергей вместе с одним парнем с восточного факультета,
Андрюхой Обнорским незаметно стали следить за Орловым и накрыли-таки его
как раз в тот момент, когда он собирался забрать украденные деньги, часы и
документы из тайника под валуном на берегу Гумисты...
   Орлова били долго и жестоко - его привязали за руки к столбу и пинали
ногами, как грушу. Когда он терял сознание, его обливали водой и били
снова... Сор из избы решили не выносить, и в милицию никто заявлять не
стал. У Орлова просто отобрали все деньги, порвали на мелкие клочки его
документы и выгнали из лагеря, посоветовав добираться до Ленинграда пешком.
   - Чтоб ты сдох, подлюга,- напутствовал избитого Орлова тренер.- Смотри,
в милицию пожалуешься - вообще закопаем!.. Гадина ты, мразь, у своих
красть - это... это... Короче, сука ты!
   Дальнейшая судьба Паши Орлова была туманной: рассказывали, что на
четвертом курсе его посадили за фарцовку, а в зоне он стал любимым петухом
какого-то авторитета.
   Перед Сашком же извинялась вся сборная, а мальчишка был настолько
благодарен Челищеву и Обнорскому, что готов был целовать им руки... Сашок
с тех пор ходил хвостиком за Сергеем и Андрюхой, даже пытался однажды
выстирать их кимоно, за что получил от Обнорского по шее - слегка, чтоб
запомнил.
   Андрей тогда долго ерошил выгоревшие волосы Сашка и приговаривал:
   - Ты, Сашок, запомни главное: никогда ни перед кем не унижайся, даже
перед теми, кому ты чем-то обязан...
   А потом сборы закончились, и Челищев больше Сашка не видел - "малыши"
   тренировались в спортивном зале ЛИСИ. К тому же после четвертого курса
Сергей перестал ходить на тренировки вообще...
   - Конечно, узнаешь теперь тебя, бородатого, как же,- Сергей изумленно
качал головой,- Тогда-то у тебя даже пушка еще не намечалось... Слушай,
Сашок, а ты каким макаром здесь оказался?
   Выдрин невесело хмыкнул:
   - Да обычным... Я ведь потом тоже в универ поступил, хотел на востфак,
как Обнорский, но не прошел по конкурсу, а спортнабора туда не было, ну я
и двинул на истфак, на кафедру археологии. Попал, как ни странно. Учиться
было интересно, тем более я к третьему курсу мастера получил, в Берлин
даже ездил выступать... Ну, а потом - травма мениска, и по схеме - за
борт...
   Распределение в школу учителем истории. А там - дурдом настоящий, не
дети, а уроды какие-то... Тут как раз приятель предложил кооператив
открыть. Я, дурак, согласился - открыли мы кафе... Короче, через год он
слинял со всеми деньгами, а меня в БХСС - шесть месяцев "Крестов" и
"уголовное дело прекратить за отсутствием доказательств" того, чего я не
совершал... Ну и все - на работу не устроиться, а жрать что-то надо, у
меня мать старенькая совсем, со смешной пенсией... Вот и хожу сюда, двух
зайцев убиваю - форму спортивную поддерживаю и заработок какой-никакой...
Ну, и работу ищу...
   Только пока все, что ни подворачивается,- сплошь полная спекуляция, а
она мне уже вот где,- Сашок рубанул себя ребром ладони по горлу.- Может,
вы чего-нибудь предложите?
   Челищев махнул рукой:
   - Хватит "выкать", Сашок, не такая уж у нас разница в возрасте. А
насчет работы... Понимаешь... То, чем я сейчас занимаюсь,- это, как бы
полегче сказать-то...
   Сашок понимающе кивнул головой:
   - Да я вижу, не слепой... Но... Серега, возьми меня к себе, я не
подведу...
   А так жить тоже уже невмоготу, нищета задушила, матери в глаза смотреть
стыдно...
   - Ты не понимаешь,- пытался было вразумить Сашка Сергей, но тот перебил:
   - Да все я понимаю... Я давно уже хочу к бандитам податься, только
случай все никак не подворачивался... Если ты меня не возьмешь - к другим
уйду.
   Сергей задумался:
   - Ладно, посмотрим... После разгрузки поговорим... Хотя, стой, одно
дело я тебе могу уже сейчас поручить: мне нужно снять хату на пару месяцев.
   Приличную, желательно поближе к центру... Вот тебе пятьсот баксов:
   сторгуешься за четыреста - остаток твой... Только об этом не должна
знать ни одна живая душа, Понял?
   - Понял,- улыбнулся Сашок, незаметно пряча деньги.- Будет исполнено,
босс, и даже быстрее, чем ты думаешь. У меня как раз есть одна квартирка
на примете...
   Решение снять "конспиративную хату" Челищев принял спонтанно,
неожиданно для самого себя. Видно, вспомнились утренние окурки в подъезде,
у мусоропровода...
   Между тем Доктор закончил "перепись населения", напомнил всем зычным
голосом время сбора и повернулся к Челищеву:
   - Ну что, Адвокат, кажись все? Давай мы тебя побыстрее в квартирку
доставим, а то мне тоже надо в одно место заехать... - Толик переминался с
ноги на ногу, и Сергей улыбнулся, догадавшись, что это за место:
   - Татьянку утешать опять поедешь? Смотри, до смерти не зажалей...
   Доктор покраснел и насупился, но Сергей дружески взял его за плечо:
   - Ладно, без обид, я так, пошутил неудачно... Ты езжай спокойно, только
завтра не проспи, а меня сегодня провожать не надо: я дома ночевать не
буду...
   Доктор заколебался:
   - Но Палыч сказал...
   - Я же тебе объясняю - я домой сегодня не поеду. Палыч сказал - меня до
квартиры провожать, так?
   - Так,- кивнул Толик.
   - А как вы меня туда сможете проводить, если я туда не еду?
   Доктор поскреб в затылке:
   - Да, действительно... А где ты ночевать собрался? Чтоб знать, на
всякий случай...
   Челищев спрятал усмешку в уголках губ.
   - Да так, у женщины одной...
   - А-а... Ну, ясно,- Толик понимающе кивнул, еще помялся для приличия и
протянул руку, прощаясь:
   - Значит, встречаемся уже здесь? Ну, приятного вечера, босс.
   - Тебе того же,
   * * *
   Сергей не обманул Доктора, сказав, что собирается к женщине, но если бы
Толик узнал, сколько этой женщине лет и как она выглядит, то удивился бы
несказанно...
   Спрятав за пазуху купленную в "ночнике" бутылку дорогого французского
коньяка, Челищев поднялся по темной лестнице старого дома на канале
Грибоедова и долго звонил в обитую рваным дерматином дверь. Судя по всему,
в этой квартире не боялись воров и налетчиков, которым поживиться было бы
просто нечем: дверь открылась без звяканий цепочки и испуганного вопроса:
   "Кто там?". Челищев шагнул в темную прихожую.
   - Здравствуй, баб Дусь, прости, что без звонка. Я не очень поздно?
   Бывшая "важнячка" Евдокия Андреевна Кузнецова - ныне уборщица в
горпрокуратуре баба Дуся - от неожиданности охнула, а потом обняла ночного
гостя.
   - Сереженька... Ты же знаешь, я тебе всегда рада... Забыл ты совсем
старуху, пропал куда-то, не заходишь... Ты снимай куртку-то, а бутылку не
прячь, я сейчас мигом чего-нибудь на стол соберу. Ты, поди, голодный?
   Сергей неопределенно пожал плечами. От бабы Дуси слегка попахивало
алкоголем: она, видимо, уже тяпнула на сон грядущий.
   - Проходи, проходи, Сереженька... Уж не взыщи, деликатесов нет,-
старуха торопливо покрывала обшарпанный стол штопаной, но чистой скатертью.
   Аскетичная бедность маленькой двухкомнатной квартирки заставила
Челищева сжать зубы, чтобы не выругаться.
   Баба Дуся ушла на кухню, а Сергей опустился на продавленный диванчик.
   "Подлая жизнь, Господи, какая подлая жизнь..."
   ...Когда бутылка "Наполеона" была ополовинена (Сергей почти не пил,
лишь пригубливал свою рюмку), Евдокия Андреевна заметно оживилась,
раскраснелась и даже чуть помолодела.
   - Как ты живешь-то, Сергуня? У нас про тебя всякое болтают: мол, ты
теперь чуть ли не крупным бандюганом стал...
   Челищев махнул рукой - мол, пусть болтают, что хотят, что с них взять.
Баба Дуся кивнула головой:
   - Я тебя, Сережа, всегда любила, потому что в тебе совесть живет. Это в
конечном счете главное. Везде можно остаться человеком, и везде негодяев
полно... Только нормальные люди куда-то исчезают, а негодяев все больше и
больше - плодятся, как тараканы...
   - Кстати, о негодяях,- Сергей закурил и откинулся на диванчике.- Ты,
баб Дусь, Хоттабыча такого не помнишь? Должна помнить, про него у нас в
прокуратуре легенды рассказывали.
   - Легенды, говоришь? - Евдокия Андреевна усмехнулась и налила себе
рюмку.- За твое здоровье, Сергуня!..
   Выпив, она смачно закусила коркой черного хлеба и снова невесело
усмехнулась:
   - Легенды... Вот почему так жизнь устроена - про них, понимаешь,
легенды слагают, а про нас и не вспомнит никто... Как же мне не знать
этого сраного Хоттабыча, если я его и сажала? Полгода под него копала,
одних ревизий было столько, что... - Баба Дуся махнула рукой и достала
сигарету из пачки, которую Сергей предупредительно ей протянул.
   - Легенды... Хотя Семен и впрямь был человеком необычным, у него не
голова была, а настоящий компьютер, он достать мог что угодно и когда
угодно... А Хоттабычем я его окрестила, за то, что деньги из воздуха
делать умел. Так, видно, кликуха эта к нему и пристала... Помнишь, я тебе
про "луковое дело"
   рассказывала? С него вся раскрутка и пошла, там такая подобралась
компания - просто туши свет! Вот они его и потушили... Семен на "вышку"
тянул, но никого не сдавал, а однажды проговорился: "Если я начну
показания давать, то до суда не доживу, и вы, гражданка следователь,
тоже..." Не поверила я ему, вот и поплатилась... Потом уже, после
автокатастрофы, локти себе кусала... От Семена нити в обком шли или даже
выше еще... А до суда из солидных людей он и впрямь один дожил, остальные
так, мелочь пузатая...
   Евдокия Андреевна докурила сигарету до фильтра и тут же потянулась за
новой:
   - А у тебя, Сергуня, видать, с Семеном пути пересеклись? Смотри, он
человек страшный...
   Сергей заерзал на диване:
   - С чего ты, баб Дусь, решила, что пересеклись?
   Старуха усмехнулась:
   - Ну, я хоть бабка и пьющая, но из ума пока еще не вышла - вчера Семен
в прокуратуру заявился, а сегодня ты приходишь и разговор о нем невзначай
заводишь...
   - Постой, постой, баб Дусь, в какую прокуратуру...
   - Да в нашу, в какую еще... А что ты так удивляешься? Сейчас многие
растратчики да фарцовщики солидными бизнесменами стали, а Семен-то рангом
повыше был... Так что с полным правом нанес, можно сказать, официальный
визит нашему руководству... Я как его увидела - чуть ведро не выронила.
   Раздобрел он, постарел, но узнать можно. Это меня вот уже никто не
узнает.
   И он не узнал. Важный такой стал, солидный. Хотя он и раньше себя
подать умел... Наверное, явился серьезные вопросы о "безвозмездной" помощи
правоохранительным органам решать. И депутат этот, Троцкий, при нем
суетится, шмыгает, как церковный староста проворовавшийся... У Прохоренко
в кабинете заперлись, потом к ним еще из ГУВД генерал Хомяков подъехал...
   - Погоди, баб Дусь, какой депутат Троцкий? - затряс непонимающе головой
Челищев.
   - Ну этот, как его... Глазанов. Вылитый Троцкий - бородку свою козлиную
все время щиплет и пенсне протирает...
   - Глазанов?!
   Видимо, Евдокия Андреевна услышала в возгласе Челищева не удивление, а
недоверие, потому что, обиженно поджав губы, встала, отошла в угол комнаты
и начала, что-то бормоча, рыться в груде сложенных прямо на полу книг и
каких-то папок.
   Челищев между тем, судорожно затягиваясь сигаретой, сращивал в мозгу
концы с концами: "Ну, конечно... Гаспарян говорил про "доверенное лицо"...
Это и есть господин депутат... Интересно, почему они его так
подставляют... Хотя, постой, почему подставляют? Он же депутат, пользуется
неприкосновенностью, его в разработку ни менты, ни комитет взять не могут,
ни наружку [Наружка - наружное наблюдение, слежка (жарг.)] поставить, ни
единицу [Единица - прослушивание (жарг.)]... Идеальный курьер, и риску
никакого... Ай да Антибиотик... Или Глазанов - человек Гаспаряна? Нет,
скорее, все-таки, Виктор Палыч - хозяин... Круто люди работают, круто...
Значит, они - "безвозмездную" помощь, а им - гаишные эскорты до границы с
Эстонией? И все законно, чинно, благородно... Все для блага России... и
отдельных ее граждан..."
   Между тем баба Дуся вернулась к столу, держа в руках пухлую
бухгалтерскую книгу в черной клеенчатой обложке.
   - Вот, смотри, Сергуня. Я в эту книгу разные интересные факты заношу
про наше замечательное руководство. Они-то меня за человека не считают,
внимания не обращают, а я домой приду - запишу, что видела... Может, потом
когда-нибудь и пригодится кому-нибудь, если хозяин в стране найдется,
может, начнут порядок наводить... Грех так говорить, но иногда даже
думаешь: "Сталина на вас, сволочей, нет..." Вот смотри, у нас сейчас
февраль, последнюю запись я сделала сегодня.
   В книге аккуратным почерком были проставлены даты, под ними шли
лаконичные записи. Это была своеобразная летопись прокуратуры: кто с кем
встречался, кого куда назначали, какие вывешивались приказы, по каким
поводам проводились пьянки, кто кого трахал в кабинете... Рядом с
фамилиями некоторых посетителей стояли звездочки, а в конце книги на этих
людей давались короткие объективки - число, место рождения, адрес,
судимости (если были), род занятий...
   - Ну, ты даешь, баба Дуся... А адреса-то как пробивала?
   - Я же тебе уже говорила, Сережа: из ума еще не выжила, помню, как что
делается..
   Челищев машинально запомнил адрес и телефон Глазанова. Депутат жил в
"доме еврейской бедноты" на Финляндском проспекте, за гостиницей
"Санкт-Петербург".
   - Да, ну и кондуит,- качал головой Сергей, листая книгу.- Почитать
такую простому человеку - его кондратий хватит.
   Евдокия Андреевна налила себе еще рюмку.
   - Ты, Сережа, наверное, думаешь - совсем рехнулась бабка, компроматик
непонятно для чего собирает, шпионит... Только я ведь про нормальных людей
ничего не пишу - о своих, к слову, художествах ты здесь слова не найдешь...
   Да и делаю я это так, для себя: на бумагу выплеснешь, и вроде душа
меньше болит... Никому эта книжка не понадобится, а про хозяина в стране -
это я так, от обиды сказала...
   Баба Дуся говорила что-то еще, но Челищев уже не слышал ее - глаза его
вдруг стало заволакивать розовым туманом, а выбрасываемый в кровь
адреналин грозил разорвать сердце: в записях августа 1992 года, за два дня
до даты гибели своих родителей, Сергей нашел упоминание о визите Глазанова
к Никодимову - первому заместителю прокурора города Николая Степановича
Прохоренко... Сергей сам не мог понять, отчего его так затрясло...
   - Что с тобой, Сергуня? Ты аж побелел весь,- откуда-то издалека донесся
до Челищева голос бабы Дуси.
   - Сейчас, сейчас... - невпопад ответил Сергей, выпил залпом, не
почувствовав вкуса, рюмку коньяка и начал вынимать сигарету из пачки,
забыв, что во рту уже дымится одна... Коньяк снял пелену с глаз и успокоил
взбесившееся сердце. Челищев глубоко вздохнул и прочитал запись еще раз:
   "Деп. Глазанов - у Никодимова, с утра, был около 5 минут, ушел в сост.
   нерв. возб. Никодим. немедленно - к Прохор, (глубоко озаб.). Вызвали в
кабинет Воронину, обсуждали что-то около 30 минут. Потом Воронину
отпустили. Никодим. с Прохор, пили до обеда (2 бут. коньяк "Арарат"),
после чего уехали из прок., якобы на совещ. в ГУВД. До вечера не возвр.".
   Сергей налил себе еще рюмку и снова выпил как воду, пытаясь свести в
кучу скачущие мысли: "Вот оно... Глазанова я раньше мог у нас в
прокуратуре видеть... Если он "доверенное лицо" Антибиотика, то что
получается? Кто у кого на связи? Спокойно, спокойно... Накануне убийства
моих Глазанов - в прокуратуре... Совпадение? Да, он у нас частенько
мелькал. То-то я все думал, что рожа больно знакомая... Спокойно..."
   Челищев чувствовал, что между приходом депутата в прокуратуру и
убийством его родителей связь самая прямая, и, сосредоточившись, начал
строить версию: "Спокойно, только спокойно... Что я не мог понять, это как
можно было посылать убийцу к нам в квартиру, зная, что у директора сын -
следователь, с правом ношения оружия, кстати... А убийцы пришли рано
утром, когда сын, то есть я, должен был быть дома. С пистолетом вместе...
Значит, меня дома быть не должно было... А я и не был: я Юлю трахал...
Так...
   Накануне пришел приказ о повышении классности... Так, спокойно,
спокойно...
   А, кстати, это не я Юльку трахнул, а, скорее, она меня... Антибиотику
было нужно, чтобы я не ночевал дома... Но почему так сложно? Мотивы должны
быть простыми... И слишком много людей в курсе..."
   Челищев был уверен, что мысли его идут в верном направлении, но мозг
уже отключался, кипел от перегрузки. Сразу все ответы на все вопросы
прийти не могли. К тому же - правильно сформулированный вопрос зачастую
важнее ответа... И у кого выпытывать эти ответы? Антибиотик - не скажет,
Прохоренко с Никодимовым - тоже калачи тертые. Депутат Глазанов и
Воронина... Этих двух, в принципе, расколоть можно было бы: они люди
слабые, ломаные... Только на что их колоть и как?
   Сергею казалось, что еще немного - и он сойдет с ума. Уходящее
чудовищное напряжение оставляло после себя испарину и слабость.
   - Да что с тобой, Сергуня?! - баба Дуся испуганно смотрела Челищеву в
глаза и трясла за плечо.- Тебе нехорошо, сынок?
   - Нет, все нормально,- сказал Сергей, еле ворочая языком, как после
нескольких схваток на татами.- Просто прокуратуру нашу вспомнил, вот и
нахлынуло. Нервы стали ни к черту. Устал я что-то, баб Дусь... Совсем
устал.
   Евдокия Андреевна вздохнула и стала гладить Сергея по голове. На нос
ему капнула теплая слезинка.
   - Ты что, баба Дуся? - встрепенулся было Челищев, но она махнула рукой.
   - Не обращай внимания, сынок. Я последнее время что-то совсем слабая на
слезу стала... Давай-ка ложись спать, я тебе в Алешкиной комнате постелю.
   Завтра поедешь, да и выпил ты - чего на гаишников нарываться...
   Сергей не возражал. Он с самого начала хотел попроситься к Евдокии
Андреевне на ночлег. Что-то не пускало его домой. Снова вспомнились
найденные утром окурки у мусоропровода. Кто бы это все-таки мог быть? Но
сил ломать голову еще и над этой загадкой не было совсем, Челищев еле
дождался, пока баба Дуся постелит ему в комнате сына. Он утонул в колхозе,
закончив первый курс юрфака, когда сама Евдокия Андреевна лежала в
больнице после автокатастрофы?.. Еще одна странная история,.,
   Сергей со стоном упал на низкую кровать, и его обступили лица тех, о
ком он постоянно думал последние дни. Лица все время двигались, и было уже
не разобрать, кто из этих людей живой, а кто мертвый, и они молча смотрели
на него, словно ждали какого-то ответа.
   * * *
   Встреча алюминиевого эшелона и последующая переброска груза в "КамАЗы"
   прошли без малейшей заминки. К тому же выяснилось, что перекидывать
алюминий в машины для срочной отправки в Ивангород нужно только из трех
вагонов, а остальные будут ждать своей очереди в одном солидном "почтовым
ящике" под присмотром "вохровцев". Самое главное было в том, что
Антибиотик, а через него и Челищев со своими людьми за эти вагоны уже не
отвечали.
   Грузчики работали как звери и, забив последний "КамАЗ", просто падали
от усталости. Двух из них стало рвать желчью, но никто не жаловался -
Доктор расплатился со всеми честно и даже накинул сверху по пятерке - на
радостях, наверное... У парня, похоже, шел медовый месяц. Когда Челищев
утром встретил Доктора, то только головой покачал - к приобретенным
накануне засосам, успевшим несколько потускнеть, прибавились новые -
свежие и ядреные. Толик отчаянно зевал, рискуя вывихнуть себе челюсть, но
был весел и жизнерадостен, как пингвин на льдине. Отлично выспавшийся
Сергей был, напротив, хмур и угрюм - ему не давала покоя информация,
полученная от бабы Дуси...
   - Ты чего такой невеселый, босс? Не дала, что ли? - дружелюбно спросил
Толик у Сергея, прохаживавшегося вдоль платформы.
   - Что не дала? - не понял Челищев.
   - Ну что бабы могут не дать... Ты же вчера сказал, к женщине поедешь...
   - А-а-а... Дать-то дала, но слишком много, боюсь, не унесу,- усмехнулся
Сергей, в который раз вспоминая записи из бухгалтерской книги. Толик понял
его по-своему. Хохотнув, он, понизив голос, доверительно сказал:
   - Для таких случаев, когда сомневаешься, нужно марганцовку с собой в
кармане носить - заскочил на кухню, развел в стакане, член прополоскал - и
душа не болит... А гандоны я и сам не люблю... И врач один, когда от
трипера лечил, тоже говорил: "Гандон - паутина против сифилиса и броня от
удовольствия".
   Доктор говорил абсолютно искренне и из самых лучших побуждений. Поэтому
он лишь пожал плечами, когда Челищев согнулся от хохота:
   - Странный ты сегодня какой-то, Адвокат: то ходишь злой, как черт, то
ржешь, как защекоченный...
   Закончив переброску груза, Сергей позвонил Антибиотику. Тот похвалил,
но велел не расходиться, сидеть на базе и ждать звонка - "КамАЗы" должны
дойти до границы, вот тогда уже будет все...
   Ждать предстояло долго - до Ивангорода груженым фурам часа три идти, да
там еще сколько на таможне возни будет - хоть и дают "зеленый свет", но
пока все бумаги сверят, пока штампы поставят... Вся братва - человек
двадцать мордоворотов, перекрывающих базу во время переброски алюминия,-
собралась в том самом яблочном хранилище, где накануне скучали грузчики.
Толик, пристроившись на сложенных картонных коробках, быстро уснул,
подложив кулак под голову, а остальные разбились на две кучки - в одной
начали шлепать картами, в другой - травить байки.
   К Сергею подошел черный от усталости Сашок Выдрин. Пока шла погрузка,
времени поговорить с ним у Челищева не было, да и Сашку было не до
разговоров. Выдрин опустился на корточки рядом с Сергеем и незаметным
движением вложил ему в руку два ключа:
   - Ваше задание выполнено, шеф. Двухкомнатная хатка, в самом центре -
дом на углу Сенной и переулка Гривцова. Что особенно ценно - там отдельный
вход, вообще своя маленькая парадная, других квартир нет... Ванная,
телефон, телевизор... Мебель не очень, но чистая, постельное белье в
шкафу...
   Сергей от изумления даже привстал:
   - Когда успел-то? Ты что, волшебником подрабатываешь?
   - Да нет,- замялся Сашок.- Это приятеля моего квартира... Он в
Югославию махнул на несколько месяцев - подзаработать, а ключи мне
оставил.. Цветы у него там от матери-покойницы остались, он просил их хотя
бы раз в неделю поливать... А деньги, что ты давал, я обратно принес,-
Сашок виновато улыбнулся и полез было в карман, но Сергей удержал его руку:
   - Оставь себе, считай, что заработал... За честность - спасибо, а цветы
я буду поливать.
   Выдрин помолчал, кивнул головой и осторожно спросил:
   - Как насчет вчерашнего разговора? Я про работу.
   Сергей досадливо сморщился:
   - Сашок, ты сам не понимаешь, о чем просишь... Это такая грязь.
   Выдрин деликатно, но твердо перебил его:
   - А ты, Сергей, видимо, считаешь, что так я - в белом фраке? Где сейчас
не грязь? Везде одно и то же... Но хоть чем-то заниматься нужно? Куда
податься? Я Андрея Обнорского просил меня к себе взять - у них ставок нет,
газета еле концы с концами сводит...
   Челищев удивленно посмотрел на Сашка:
   - Андрей? А при чем здесь газета? Он же на Ближнем Востоке переводчиком
работал...
   Сашок присвистнул:
   - Так ты не в курсе? Ну да, он же под псевдонимом пишет - Андрей
Серегин.
   Читал, наверное, его бандитские эпопеи? Он в девяносто первом уволился
и в журналисты подался... Сейчас криминальным отделом заведует...
   - Постой, Серегин - это Обнорский? Я же читал его статьи... Ну, дела! А
я его в последний раз в конце восьмидесятых... Или - в девяностом, он
опять в свою Аравию собирался. Злой был, как черт, мы с ним напились тогда
до зеленых соплей... И все - как сгинул парень, я даже думал, что
нашел-таки свою пулю в барханах... А он, оказывается, Серегиным стал... У
тебя координаты его есть?
   Выдрин кивнул:
   - Конечно, только дома. Ну, так что, босс, берешь меня к себе?
   Челищев долго молчал, курил и вздыхал. Наконец кивнул головой:
   - Ладно, давай посмотрим, что получится... Побудешь со мной рядом -
может, и сам передумаешь... Смотри только, как бы поздно не было... К нам
попасть легче, чем уйти.
   Сашок повеселел:
   - Ну так ты же меня в обиду не дашь? Челищев усмехнулся:
   - Я сам-то на птичьих правах... Ох, Сашок, оставил бы ты эту затею.
   Но Выдрин упрямо мотнул головой:
   - Нет, а то и я в Югославию наемником умотаю, чем так жить... А что мне
делать-то нужно будет? Долги вышибать? На пробивки [Пробивка -
разновидность наезда, разведка боем (жарг.)] ездить?
   Сергей невесело рассмеялся и хлопнул Сашка по плечу:
   - Это ты у господина Серегина начитался? Его главная ошибка в том, что
он пытается загнать жизнь в схему. Делать пока не надо ничего, просто
будешь со мной рядом. Мне, в принципе, действительно нужен человек, на
которого можно опереться.
   Настроение у Челищева опять резко испортилось, потому что ему
вспомнилось, как примерно такие же слова говорила ему Катя, когда они
неожиданно встретились минувшей осенью. Как будто целая жизнь прошла.
   - Иди сейчас домой, Сашка, отдохни как следует, а я со всем этим говном
раскручусь и сам тебя найду. Телефон только оставь. И подумай еще раз как
следует...
   Выдрин, видно, почувствовав перемену настроения у Сергея, кивнул,
продиктовал телефон и ушел, оставив Челищева наедине с невеселыми
размышлениями...
   * * *
   Антибиотик позвонил только ночью, когда половину братвы уже стал
пробирать понос от сожранных на халяву яблок:
   - Сережа? Ну, слава Богу, груз уже у рыбоедов... Распускай пацанов и
сам отдохни как следует. Дело сделано, через пару дней зеленые зашуршат...
   Челищев растолкал безмятежно проспавшего все эти часы Доктора:
   - Вставай, Толян, отмучились... Собирай у пацанов волыны, отвози их к
Вальтеру и езжай к Татьяне. В середине дня мне завтра звякни на трубку
[Звякнуть на трубу - позвонить по телефону (жарг.)] - как отоспишься. А я
поехал, спать хочу - умираю.
   Сергей потряс сжатыми над головой руками, прощаясь с боевиками, и
направился было к выходу, но Доктор догнал его:
   - Адвокат, а свою "тэтэху"-то... забыл?
   Челищев вынул из-за пояса пистолет, сунул было его Толику, но потом
вдруг передумал:
   - Я тебе его завтра отдам, пусть он пока со мной побудет.
   Доктор пожал плечами: мол, смотри сам, добавил лишь:
   - Ксиву не забудь написать.
   Сергей улыбнулся:
   - Адвоката учишь? Сейчас и напишу...
   Он действительно присел на корточки и написал на страничке, вырванной
из ежедневника: "Я, Челищев Сергей Александрович, 1963 года рождения,
адвокат, проезжая по Пискаревскому проспекту, услышал шум и увидел
побежавших куда-то людей, лиц которых разглядеть не смог из-за темноты.
Выйдя из машины, я заметил на земле блестящий предмет, оказавшийся
пистолетом ТТ со снаряженным магазином, заводской номер... Указанный
пистолет я подобрал для последующей передачи в органы милиции. Число,
подпись".
   Доктор, заглядывая Сергею через плечо, кивнул и заметил:
   - С этими ксивами главное - новые не забывать писать каждый день и
старые сжигать... А то недавно менты Самовара прихватили а у него таких
писулек штук семь на кармане - на три дня назад и четыре вперед... Тебе
пацанами помочь?
   Сергей покачал головой:
   - Да ну, людей только смешить... У меня просто нервы разгулялись,
отоспаться нужно, вот и перестанет дрянь всякая мерещиться... Да и к тому
же - металл уже ушел, дело сделано... Давай, Толян, до завтра.
   Челищев хоть и бодрился перед Доктором, по-мальчишески не желая
выглядеть в чьих бы то ни было глазах трусом, на самом деле чувствовал
себя далеко не так уверенно, как бы хотел. Потому и волын оставил - вроде
обычная железка, а уверенности придает...
   В полутемном дворе у своего подъезда ему стало еще более не по себе, а
когда оказалось, что на лестнице горит только лампочка на самом верхнем
этаже, Сергей ощутил настоящий страх. Он остановился, прислушался. Было
тихо, лишь из-за двери в квартире на втором этаже доносилась музыка и
приглушенный женский смех.
   Прижимаясь спиной к стене и сжимая во взмокшей руке пистолет, Челищев
стал медленно подниматься. Ему казалось, что он очень громко дышит, и
Сергей остановился, выравнивая дыхание. Страх не отпускал, заставлял
крепче стискивать оружие. На мгновение Сергею захотелось повернуться и
выбежать из подъезда, но потом ему стало стыдно: "Что-то ты, дядя Сережа,
совсем дошел - темноты боишься, как маленький. Так действительно крыша
может поехать.
   Взрослый мужик, а такой херней страдаешь..." - Уговаривая себя таким
образом, он поднялся до своей двери, облегченно вздохнул, снял ладонь с
рукоятки ТТ и полез в карман куртки за ключами.
   И в этот момент сверху, от окошка у мусоропровода, на него прыгнул
человек с тусклым лезвием в правой руке. Сергей, почувствовав колебание
воздуха, успел лишь повернуться к нападавшему, но удара ножом увидеть не
смог.
   Направление удара было выбрано грамотно и точно - в левое подреберье,
снизу вверх к сердцу, и не повстречайся нож с засунутым за ремень брюк на
левом бедре пистолетом, быть бы Челищеву покойником. Но сталь ударилась о
сталь, и лезвие скользнуло мимо, с противным скрипом распарывая кожу
куртки. Сила удара была такова, что Челищева отшвырнуло в угол. В слабых
отблесках света, падавших из окна на лестницу, Сергей увидел, как
нападавший оскалил зубы, показавшиеся в темноте невероятно белыми,
выставил вперед правую ногу и, крутанув кистью, описал клинком в
засвистевшем воздухе стремительную восьмерку.
   "Сейчас он меня убьет",- отрешенно подумал Челищев, но его правая рука
жила самостоятельной жизнью. По крайней мере Сергей сам не понял, как
успел выхватить оружие и сбросить его с предохранителя. Предохранитель
щелкнул негромко, но гуттаперчевый человек с ножом, видимо, хорошо знал,
что последует за этим звуком. Он резко присел и прыгнул вниз, через один
лестничный пролет, потом через другой, и Челищев потерял его из вида. Звук
еще одного прыжка, еще, потом несколько быстрых шагов и хлопок входной
двери. И снова тихо, только сердце колотится о ребра да в висках кровь
стучит.
   Нападение, короткая схватка и стремительное бегство нападавшего заняли
всего несколько секунд, и Челищев, держа перед собой трясущийся ствол,
даже спросил себя; а не привиделось ли ему все это? Но саднил от мощного
удара левый бок, а через распоротую куртку проникал холодный воздух.
   Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Сергей, еле переставляя
ватные ноги и вытянув пистолет перед собой, пошел вниз. Его била крупная
дрожь, он что-то бормотал, но сам не мог разобрать что.
   Освещаемый тусклым светом фонаря двор был пуст. Судорожно крутя
головой, Челищев выбежал через подворотню на улицу. Попавшийся ему
навстречу случайный поздний прохожий ойкнул, увидев пистолет, и бросился
бежать.
   Сергей вернулся во двор и подошел к своей машине. Внезапно ему пришло в
голову, что тот, кто едва не убил его, может быть где-то рядом и сейчас
спокойно прицеливается в большую глупую мишень.
   Челищева снова затрясло, он быстро открыл машину и сунул ключ в замок
зажигания. Не успевший остыть двигатель взревел и вынес "вольво" через
подворотню на улицу. Сергей лихорадочно вертел руль, и машину кидало из
стороны в сторону, словно ее водитель был вдребезги пьян. Челищев положил
ТТ на правое сиденье рядом с собой и погнал по городу.
   Никто не преследовал его, ночной Питер был пустынен и мрачен, но
Челищев упрямо накручивал километр за километром, поминутно озираясь через
плечо.
   Лишь пролетев на бешеной скорости по набережной мимо "Крестов", Сергей
почувствовал, что к нему вернулась способность спокойно думать. У
Большеохтинского моста он затормозил и достал из пачки сигарету. Пальцы
все еще мелко подрагивали, но руки уже не тряслись. Сделав несколько
затяжек, он ощутил резкую боль в левой стороне груди. Сунув руку за
пазуху, Сергей попал пальцами в липкую теплоту. Видимо, нож, скользнув по
пистолету, все-таки задел тело, а лезвие было настолько острым, что сразу
боль не почувствовалась. Осторожно прощупав бок, Челищев убедился, что
рана неглубокая, и, докурив, он снова тронул машину.
   До переулка Гривцова, где была квартира, ключи от которой ему отдал
Сашок, Сергей добрался без приключений.
   Квартиру он нашел быстро и, поднимаясь по отдельной узкой лестнице,
держал перед собой ТТ, хотя кто его мог ждать у дверей, к которым он
подходил впервые в жизни?
   Судя по образцовому гостиничному порядку, в квартире давно уже никто не
жил, но отсутствие пыли и запаха затхлости говорило о том, что ее недавно
навещали. Сергей запер за собой дверь на все возможные замки, позажигал
свет во всех комнатах и начал искать аптечку. Ее он обнаружил в ванной.
   Выцветшая этикетка на пузырьке с перекисью водорода не внушала большого
доверия, но, когда Челищев начал обрабатывать рану, бесцветная жидкость
зашипела на крови вполне добросовестно. Кровь почти остановилась, по
крайней мере Сергей надеялся, что к утру края раны стянутся.
   Еды в квартире никакой не было, и Челищев понял, что укладываться спать
придется на голодный желудок. Впрочем, недалеко был ночной магазин, но
Сергею совсем не хотелось выходить на улицу. "Ладно, дотерплю до утра, а
там Сашку позвоню, чтоб еды притащил. Сейчас-то ему звонить бесполезно -
дрыхнет без задних ног",- подумал Сергей, но телефонную трубку "Дельты"
все же достал: Антибиотика после всего случившегося побеспокоить было
вполне уместно. Челищев набрал номер его радиотелефона и, сев в кресло и
закурив, долго слушал гудки, на которые никто не отвечал. Виктор Палыч
предупреждал, что звонить ему по этому номеру можно лишь в случае крайней
необходимости.
   Наконец гудки прервались знакомым недовольным голосом:
   - Ну, кто там еще?
   Антибиотик, видимо, был не один - в трубке слышался приглушенный смех и
женский голос. Или голоса.
   - Это Челищев,- Сергей кашлянул и, затянувшись сигаретой, спросил: -
Вас, Виктор Палыч, не удивляет, что я вам звоню?
   Антибиотик от такой наглости онемел на некоторое время, по крайней мере
пауза в трубке была долгой, а потом Виктор Палыч ответил преувеличенно
спокойно, видимо, еле сдерживаясь, чтоб не сорваться на матерный ор:
   - Ты, Сережа, в курсе - сколько времени? Или тебе часы подарить?
   - Нет, спасибо, часы у меня хорошие,- ответил Челищев, мельком глянув
на отцовскую "Сейку".- Просто я полагал, что вы сильно удивитесь, услышав
мой голос, в то время как по всем расчетам я должен был бы уже остывать в
собственном подъезде с финкой в боку.
   - Что?! Ты что мелешь? - голос Антибиотика загустел.- Да тихо вы,
мокрощелки! - гаркнул он куда-то в сторону.
   - Складно получается, Виктор Палыч; работа сделана, утром меня находят,
зарезанного злыми хулиганами, а на мертвого и долю отдербанивать не надо -
покойники, они ведь народ непритязательный...
   Антибиотик на другом конце аж задохнулся:
   - Да ты... Ты что за фуфло мне вкручиваешь?! Предьявы какие-то строишь,
набухался опять, что ли?!
   Потом, видимо, сообразив, что с Челищевым действительно происходит
что-то неладное, Виктор Палыч сбавил тон:
   - Ладно, Сережа, кончай пургу мести. Через полчаса жду тебя на углу
Невского и Восстания. Приедешь - все обсудим, нечего серьезные разговоры
по телефону вести.
   И Антибиотик, не дожидаясь ответа, выключил трубку.
   Сергей закурил и быстро начал просчитывать ситуацию. Он все-таки сам не
до конца верил в то, что киллера подослал Виктор Палыч. К тому же просто
"ложиться на дно" и скрываться от него - не имело смысла. Через пару дней
его бы высчитали - Челищев хорошо представлял себе возможности Антибиотика:
   его искали бы не только бандиты, но и милиция... Отказаться ехать на
встречу - означало откровенно плюнуть Виктору Палычу в лицо, а он бы этого
не простил никогда... Поэтому, хоть и не без внутренней борьбы, Сергей
вышел из квартиры, сел в машину и поехал к Невскому. ТТ он оставил дома -
Антибиотика охраняли так, что ствол у Сергея все равно обнаружили бы и
отобрали.
   Челищев ехал по Садовой медленно, все еще продолжая мучиться сомнениями
- может быть, плюнуть на все и бежать? Может, смерть ждет его на углу
Невского и Восстания?
   Сомнения разрешились быстро - он не успел еще доехать до Невского, как
его машину зажали две "восьмерки". Выскочившие оттуда стриженые ребята
заглянули в салон "вольво".
   - Сергеем тебя зовут? К Виктору Палычу едешь?
   Это были так называемые "дежурные экипажи", которые Антибиотик на
всякий случай заставлял двадцать четыре часа в сутки курсировать по городу
- для прикрытия неожиданных встреч, "перехватов" и мобильного
использования в нужных ситуациях. Раньше Челищев считал, что слухи об этих
экипажах - просто сплетни.
   Сергея довезли до угла Невского и Восстания, где в "джипе" уже ждал
Виктор Палыч. Он был не один, с ним в машине сидела молоденькая девчушка в
шубе на голое тело. Увидев Челищева, Антибиотик приказал девушке и шоферу
убраться из автомобиля, и они терпеливо мерзли под мокрым снегом все
время, пока в "джипе" шел разговор.
   Сергей рассказывал путано и долго, но Антибиотик ни разу не перебил его.
   - Так... И ты, значит, Сереженька, на меня, старика, грешить начал? Это
после всего, что я для тебя сделал? Ну, спасибо, не ожидал...
   - А что мне еще прикажете думать? - буркнул Сергей.
   Антибиотик помолчал, а потом сказал устало:
   - Ты, сынок, видать, и впрямь все мозги пропил. Если б я тебя решил "на
размен" поставить, то... А скажи-ка, Сереженька, не я ли тебе говорил: без
пацанов домой не ездить, а? И чтоб первому в подъезд не входить?! А?!
   Молчишь! Ведь при Толе-Докторе разговор был ему же и поручалось. Ну
ладно, он - дебил контуженный, но ты-то? Ты же у нас голова, с дипломом
университетским... Учишь, учишь вас молодых, а вы все одно - на нас,
стариков норовите с прибором положить... Ладно, где ты сейчас упал?
   - Я... - Челищев замялся.- Я в надежном месте.
   - Ну-ну,- сухо отозвался Виктор Палыч.- Ну-ну. Я, конечно, понимаю, ты
сейчас весь на нервах, денек у тебя выдался непростой. Отлежись, отойди, а
потом на спокойную голову подумай - стал бы я такой маскарад городить,
даже если бы мне и приспичило? Сделать-то все можно было бы попроще и
почище.
   Ладно, отдыхай, а я пока займусь всем этим блядством.
О[#8209]хо[#8209]хо, в кои веки отдохнуть хотел, расслабиться... Тебя,
Сережа, зацепило-то не сильно? Смотри, шутки с перьями, они такие... Если
что - звони сразу, доктора мигом пришлем.
   - С труповозкой вместе?
   Антибиотик хмыкнул:
   - Ты хоть и раненый герой, но все ж не зарывайся, стыдно потом будет.
Пару деньков полежи, подумай - сам и извинишься. Да, послезавтра Катерина
Дмитриевна возвращается... Ей, я думаю, ты себя проведать разрешишь?
   - Время покажет.
   - Покажет, покажет,- охотно согласился Антибиотик.- Время, сынок, это
такая занятная штука... Ну, ладно, "трубу" держи при себе, поправляйся.
   Антибиотик уехал вместе с машинами дежурных экипажей. Машину Сергея
никто не сопровождал - он покружил по центру и вернулся в квартиру на
Гривцова.
   Анализируя разговор с Виктором Палычем, Сергей еще долго сидел в кресле
и смолил одну сигарету за другой: "Нет, похоже, и впрямь тут Палыч не при
делах... Или он гениальный актер... И уж ему-то было бы действительно
проще сделать по-другому - дернуть к себе и удавить по-тихому: мент, мол,
оказался засланным... Правда, неизвестно, как бы на это отреагировали Олег
с Катей... Хотя как они отреагировали на убийство моих?"
   Ничего умного измученный мозг был не в состоянии придумать, и Сергей
начал укладываться спать. Чутье подсказывало ему, что за покушением
действительно стоит не Виктор Палыч, а кто-то другой... Но кто? И почему?
Вот так - без претензий, предъяв, намеков - убирают редко. Людей "мочить",
это только в кино просто... Последнее, что пришло в голову уже засыпавшему
Сергею,- это была почему-то мысль о депутате Глазанове. Спал Сергей
беспокойно, но он уже стал привыкать к своим ночным кошмарам.
   Утром Челищев позвонил Сашку и попросил привезти какой-нибудь еды.
Выдрин обещал быть через час, и Сергей поплелся в душ - умываться и
рассматривать свои раны. Порез затягивался нормально: слава Богу, никакой
заразы на ноже нападавшего не было. Челищев залез в ванну и долго нежился
под теплыми струями душа. До завтрака Сергей курить не любил, но, ожидая
Сашка, все же не выдержал и засмолил сигарету. "Курение натощак - чисто
русская привычка",- вспомнил он вычитанную где-то фразу.
   Сигарета помогла ему сконцентрироваться на мысли, которую Сергей не
успел додумать с вечера. "Депутат Глазанов... Вечером с ним можно
попробовать "побеседовать" - более удачный случай вряд ли выпадет... Я
лежу где-то раненый, кто на меня подумает..."
   Сергей зябко передернул плечами - холодом дохнуло при мысли, чем должна
закончиться эта "беседа", и он, как страус, прячущий голову в песок,
прошептал:
   - Не будем загадывать, поглядим, как карта ляжет.
   Когда раздался звонок в дверь, Челищев пошел открывать, прихватив
пистолет.
   Сашок, увидев направленный в свой живот ствол, хотел было пошутить, но,
заметив на Сергее разрезанную и окровавленную рубаху, осекся.
   - Что случилось, шеф?
   Челищев неохотно начал рассказывать:
   - Да так, встретили в подъезде, неизвестно кто... Вот видишь?! А ты -
на работу просишься!..
   Сашок возмущенно фыркнул:
   - Вот именно! Между прочим, был бы я там, в подъезде, рядом,- может,
ничего и не случилось бы...
   Челищев промолчал. Логика в словах Выдрина, безусловно, была, но уж
больно не хотелось втягивать парня. Сергею захотелось объяснить Сашку,
что, помимо обычного и не очень большого риска влететь в ментовку, есть
перспективы гораздо более неприятные. Ведь если некоторые поступки, мысли
и планы его, Челищева, стали бы известны Антибиотику или его ближайшему
окружению, то смерть Сергея была бы скорой. А вместе с ним за компанию
наверняка убрали бы и подручного, которым так хотел стать Сашок. Но ничего
этого Сергей объяснять не стал, потому что в помощнике действительно остро
нуждался. Что бы вот сейчас он делал, если бы не Сашок... На кухне за
завтраком Сергей решил - по возможности не "светить" Сашка перед братвой,
оставить его, так сказать, спрятанным козырем в рукаве...
   - Ладно, Саня, считай, что ты уже на работе... Да не радуйся ты, как
ребенок малый, ей-богу! Вот что мне сейчас нужно - возьми деньги и
смотайся в "Неву-Стар", это в гостинице "Москва". Купи там мне рубашку
джинсовую новую, лучше черную, размер у меня XL, и джинсы, тоже черные -
34-34. Так, что еще... диктофончик возьми маленький, микрокассеты к нему и
батарейки запасные. Так - еще две бутылки джина нужно...
   Сергей задумался, потом хлопнул себя по лбу:
   - Куртку, куртку какую-нибудь найди - теплую и приличную. Только всякое
говно турецкое не бери - пусть дороже будет, но качественнее. Вот тебе
штука баксов - должно хватить, что останется - себе оставишь... К обеду
управишься?
   Сашок неуверенно кивнул:
   - Только с курткой... А вдруг я куплю, а тебе не понравится? Сергей
махнул рукой:
   - Понравится, понравится... Лишь бы потемнее была, светлую кожу не
бери, ладно? И когда вернешься, звони так - длинный, длинный, короткий,
длинный...
   Закрыв за Сашком дверь, Сергей лег на диван, и сомнения по поводу
задуманного на вечер овладели им с новой силой. "А вдруг Глазанов вообще
домой не приедет? Или приедет не один? Может, Сашка с собой взять? Нет, в
такие дела парня втягивать совсем ни к чему... К тому же - это мои личные
проблемы... А что, если я все путаю, если все мои выводы - просто
горячечный бред? Глазанов ведь меня потом где хочешь опознает. Значит...
Не судите, да не судимы будете... Нет уж, хоть какое-то воздаяние людям по
делам их должно быть и на земле..."
   В этих размышлениях Челищев незаметно задремал и проспал до возвращения
Сашка. Выдрин выполнил все поручения и обеспокоенно смотрел, как Сергей
примерял обновки. Все оказалось впору.
   - Спасибо, Сашок. Теперь вот что... Сергей положил окровавленную рубаху
в полиэтиленовый пакет и начал запихивать туда же порезанную кожаную
куртку:
   - Это хозяйство надо куда-нибудь выкинуть, а еще лучше сжечь...
   - Сжечь?! Куртка-то совсем новая... Может, я ее лучше себе возьму?
Разрез не такой уж большой - заплатку поставить и все, а кровь с полкладки
оттереть - не фиг делать...
   Челищев пожал плечами:
   - Как хочешь... Только по улице с ней не носись, пока в порядок не
приведешь... А то прихватят - скажут, что с покойника снял,- не
отвертишься, пристегнут к какому-нибудь "глухарю".
   - Не... - довольно улыбнулся Сашок.- Я ее сегодня же так заделаю - как
новая будет.
   - Ладно,- Сергей кивнул.- И еще одно, Саня. Пока вся эта ерунда вокруг
меня не выяснится, запомни - ты меня не видел, сюда не приезжал, ключи не
давал.
   Никому ни одного слова - ни маме, ни приятелям, ни любовницам. Никому
вообще. Иначе у нас обоих могут возникнуть большие проблемы..
   Выдрин усмехнулся:
   - Не маленький, понимаю... Когда позвонишь?
   Сергей неопределенно пожал плечами:
   - Как только, так сразу... Надеюсь, что через несколько дней... Ну, а
если не позвоню - забудь меня, как будто и не встречались... Да позвоню я,
позвоню, что со мной сделается,- добавил Челищев, увидев в глазах Сашка
невысказанный вопрос.
   Оставшись один, Сергей мысленно вновь прошелся по пунктам составленного
плана: "Во-первых, надо позвонить Глазанову на работу, узнать, на месте ли
он". Взяв было трубку радиотелефона, Сергей после недолгих колебаний
отложил ее. Звонить стоило из телефона-автомата: в "Дельте" фиксировались
все звонки клиентов, а распечатку номеров абонентов мог при желании
получить чуть ли не кто угодно.
   Он поел плотно, как человек, не знающий, когда и где доведется ужинать,
и долго сидел на кухне, глядя в окно. Наконец, тряхнув головой, решительно
встал, оделся, засунул за пояс брюк ТТ и неожиданно для самого себя
перекрестился.
   На улице он с трудом нашел работающий телефон-автомат и с еще большим
трудом дозвонился Глазанову на работу. Трубку взяла какая-то женщина:
   - Валерий Петрович сейчас на заседании, а кто его спрашивает?
   Сергей старался говорить низким голосом, добавляя в речь заикание:
   - Из ГУ-ГУ-ГУВД беспокоят, по поводу со-со-соглосования п-плана
мероп-п-приятий... А к-когда его можно за-за-за-стать?
   По опыту Челищев прекрасно знал, что чем более общо и уверенно
прозвучит предлог, тем меньше будет вопросов у секретарши.
   - Ну, я не знаю... Они до семи точно проработают, а потом Валерий
Петрович сразу собирался домой.
   - 0-о-тлично, я п-п-по домашнему ему в-в-вечерком пе-пе-перезвоню...
   К "дому еврейской бедноты" Сергей подъехал около семи вечера. До этого
он покружил по городу и убедился, что "хвоста" за ним нет, а заодно
постарался как можно больше забрызгать машину февральской грязью, благо
ее, казалось, в городе вообще не убирали. Припарковав машину, Сергей
перезвонил из автомата на квартиру Глазанова. На этот раз он разговаривал
отрывисто-хамским начальственным голосом:
   - Глазанова мне! Что значит "нет"?! Ах, с работы выехал уже? Ладно, я
перезвоню...
   Сергей вернулся к своей машине и закурил, чувствуя, как его охватывает
знакомый предстартовый мандраж. На мгновение ему захотелось бросить эту
затею и уехать, но он упрямо сжал губы и заставил себя спокойно ждать...
   Видимо, депутат заезжал с работы куда-то еще, потому что черная "Волга"
   привезла его к дому лишь около восьми, когда у Челищева оставалось
всего три сигареты в пачке и вспухла от постоянных нервных покусываний
нижняя губа.
   Сергей быстро вышел из машины и направился к подъезду, чтобы
перехватить Глазанова там. Народу вокруг не было. Между тем депутат
отпустил "Волгу" и неспешным шагом направился к дому, помахивая кейсом.
Увидев выступившего из темноты Челищева, он вздрогнул и съежился, но
Сергей улыбнулся, всем своим видом показывая самые добрые намерения:
   - Фу, слава Богу! Валерий Петрович, я вас уже целый час жду... Вас
просил срочно Виктор Палыч подъехать: возникли кое-какие проблемы с
грузом, он просил приехать сразу же. Это ненадолго...
   - Позвольте,- Глазанов растерялся и нервно затеребил бородку.- Какие
могут быть проблемы, все же согласовано и груз уже в Эстонии...
   Сергей кивнул:
   - Все так, но с таможни пришел какой-то странный факс. В общем, Виктор
Палыч просил всех срочно подъехать,- Челищев взглянул на часы: - Гаспарян,
наверное, уже там, так что давайте не будем терять времени...
   Уверенная, напористая речь Сергея, свободное оперирование знакомыми
именами рассеяли сомнения депутата, если они и были. Вздохнув, он пошел за
Челищевым к автомобилю. Сергей еще раз незаметно осмотрелся - никого,
только случайные прохожие. И из подъезда никто не выходил и не входил...
   Депутат сел рядом с Сергеем, заботливо пристегнулся и откинулся в
кресле:
   - Господи, ну что там еще может быть? И так уже нервов никаких нет...
   Сергей развел руками - мол, я человек маленький, делаю только то, что
велено, а в большие дела не лезу... Машина неторопливо тронулась. Первые
признаки беспокойства Глазанов проявил, когда понял, что автомобиль едет
не на Охту:
   - Позвольте... Но... Мы разве не на Среднеохтинский едем?
   Сергей успокаивающе кивнул, не отрываясь глазами от дороги:
   - У Степаныча в ресторане сегодня мероприятие: будет очень шумно, и
много людей лишних, а отменять уже поздно было, да и не нужно,- других-то
мест полно... Вы на Сенной разве не были?
   Депутат затряс бородкой:
   - Нет, вы знаете, как-то не приходилось пока...
   - Я думаю, вам там понравится,- убежденно сказал Сергей и улыбнулся.
   Спокойствие давалось ему тяжело - он чувствовал, как по спине стекают
капли холодного пота.
   На узкой темной лестнице, ведущей к единственной двери, Валерий
Петрович откровенно замандражировал:
   - Все это странно... Куда мы идем? Молодой человек, что вы затеяли?
   У Сергея уже не было сил притворяться. Он достал "ствол", больно ткнул
им Глазанова в грудь и тихо, но очень страшно сказал:
   - Давай, козел, шевели копытами... Ты арестован!
   Депутат впал в транс. Он механически переставлял ноги, с ужасом смотрел
на Челищева и постоянно, как заведенный, повторял слово "позвольте".
Сергей быстро открыл дверь и запихнул Валерия Петровича в квартиру, потом
зашел сам, шумно выдохнул и запер замки.
   - На каком, собственно, основании?..- очнулся Глазанов и повысил голос:
- Вы ответите за это, молодой человек! Я - депутат Петросовета, лицо
неприкосновенное!
   - Ух ты,- ответил Сергей, снимая куртку.- Основания? А ты, урод,
считаешь, что оснований никаких нет? Неприкосновенный ты наш... Что же,
если ты депутат, так и делать можешь все что угодно?
   У Глазанова мелко затряслись губы. Потом он оглянулся, увидел телефон и
бросился к нему. Набрать он успел только первую цифру номера - ударом ноги
Сергей отшвырнул его от аппарата. Валерий Петрович упал на пол, поправил
чудом удержавшиеся на носу очки и тоненько заскулил. Челищев посмотрел на
него сверху вниз, потом взял в руки телефонный аппарат и протянул трубку
Глазанову:
   - Ну что, будешь еще звонить? А?! Не хочешь больше... Ну, ладно, будем
считать, что с этим вопросом мы разобрались,- он поставил телефон на место
и повесил трубку.
   Глазанов прервал скулеж и, ощерившись, бросил:
   - Вы плохо кончите, молодой человек... Сергей огорченно развел руками:
   - Ну, какой ты, право слово... То звонить куда-то собирался, теперь
пугать меня вздумал...
   Он подошел к стоящему на четвереньках депутату и коротко пнул его ногой
в живот. Валерий Петрович взвизгнул, икнул и часто-часто задышал.
   - Ты смотри, не наблюй мне тут, а то заставлю языком вылизывать,-
предупредил его Челищев, доставая из пачки предпоследнюю сигарету.- Ну
что, еще пугать меня будешь?
   Глазанов затряс головой и разрыдался.
   - Ну и отлично,- Сергей затянулся, но вкуса табака не почувствовал. У
него уже скулы сводило от выкуренных за этот день сигарет.- Будем считать,
что с двумя вопросами мы разобрались: звонить ты уже никуда не хочешь и
пугать меня больше не будешь...
   - Кто вы и что... вы... от меня хотите? - с трудом выговорил сквозь
плач Валерий Петрович.
   - Я? Я - следователь. А насчет того, кто чего хочет,- это ты хочешь мне
много чего рассказать... А я согласен тебя выслушать... Ты ведь хочешь мне
откровенно покаяться? Хочешь?!
   Челищев снова шагнул к депутату, но тот, не дожидаясь удара, кивнул
головой.
   - Ну, вот и молодец.
   Сергей взял Глазанова за лацканы, поднял с пола, как мешок с картошкой,
и резко усадил на стул, стоявший посреди комнаты. Потом снял с себя ремень
и хитрыми петлями намертво прикрутил кисти рук Валерия Петровича к спинке.
   Этой вязке научил Челищева в свое время следователь СУ ГУВД [СУ ГУВД -
Следственное управление Главного управления внутренних дел] Витька
Рубинштейн, который до того, как стал следователем, проработал несколько
лет в ГЗ [ГЗ - группа захвата] и там приобрел просто уникальный опыт (мог,
например, пописать на ходу из задней дверцы "москвича", что однажды и
продемонстрировал Сергею).
   - Если это допрос... - сказал Глазанов и замер.
   - Ну-ну,- поощрил его Сергей.- То что?
   - То у меня должен быть... адвокат. Сергей долго и внимательно смотрел
на депутата, потом вздохнул и спросил:
   - Ты что, совсем дурак или притворяешься? Впрочем, тебе со мной повезло
- я по совместительству еще и адвокат. Так что можешь через меня подавать
жалобы... Ладно, хватит время терять... Я думаю, ты очень хочешь
рассказать мне две вещи: когда и как тебя завербовал Антибиотик и какое
поручение он тебе давал в августе прошлого года, когда ты заходил в
горпрокуратуру...
   Глазанов с ужасом, как на опасного сумасшедшего, вытаращился на
Челищева и закричал:
   - Это какая-то ошибка, я не знаю никакого Антибиотика, вы меня с кем-то
путаете! Челищев приложил палец к губам:
   - Тихо-тихо, душевный ты мой, что ж ты так орешь-то, надорвешься...
   Антибиотика ты не знаешь, а Виктор Палыч тебе знаком?
   Валерий Петрович кивнул.
   - Ну и славно, а это, кстати, один и тот же человек... Видишь, сколько
ты сегодня узнал нового, интересного. Теперь - быстро: что ты делал в
прокуратуре двадцать третьего августа? Ну, живо, живо!
   Глазанов всхлипнул и затрясся на стуле:
   - Я... Я... Я не помню... Я там очень часто бываю... По работе...
   Сергей вздохнул и прошелся по комнате, потом кивнул головой и ушел на
кухню. Глазанов услышал, как он выдвинул там какой-то ящик и звякнул
чем-то. Из кухни Челищев вернулся, держа в одной руке большие ножницы, а в
другой - крохотный кипятильничек.
   - Значит, не помнишь? - Сергей вздохнул и щелкнул ножницами.- Ты все
вспомнишь, это я тебе обещаю... Как юрист юристу. Знаешь, что это? Это
ножницы - два кольца, два конца, а посередине - гвоздик. Так вот этими
ножницами я отрежу тебе сначала одно яйцо, а если это не освежит твою
память, то другое... Ну, а если и это не поможет, в запасе у нас есть
электрический вспоминатель,- Челищев с милой улыбкой коммивояжера,
расхваливающего свой товар, встряхнул кипятильник: - Знаешь, как действует?
   Втыкается в жопу и включается в розетку - до полного просветления
памяти...
   Похоже, что с "электрическим вспоминателем" Сергей немного переборщил,
потому что Глазанов икнул и отключился. Челищев выругался и пошел на кухню
за водой.
   Возвращение Валерия Петровича из забытья было безрадостным: страшный
небритый человек, похитивший его, никуда не исчез, не растаял, как
кошмарный мираж. Он смотрел не мигая на Глазанова, щелкал ножницами и
жутко улыбался...
   Депутат действительно вспомнил все. Он говорил и говорил, и никак не
мог остановиться - его разобрал "словесный понос", ему казалось, что чем
больше он расскажет каких-то подробностей, тем больше появится шансов
выпутаться из этой ужасной истории...
   Валерий Петрович когда-то был обычным инженером, а потом случайно, "по
разнарядке", попал в народные заседатели городского суда. "Кивалой"
[Кивала - народный заседатель (жарг.)] он пробыл года два и многому
полезному нахватался в суде, особенно внимательно прислушиваясь к речам
адвокатов на процессах... Когда началась повальная "демократизация"
общества, Валерий Петрович решил баллотироваться в Ленсовет, и
приобретенные в горсуде навыки очень пригодились ему во время пламенных
выступлений перед избирателями...
   В демократическом горсовете народ подобрался пестрый, и поэтому не было
ничего удивительного в том, что "опытный юрист" Глазанов попал в комиссию,
"курировавшую" правоохранительные органы. У Валерия Петровича хватило ума
не претендовать на первые роли, и своим положением он был очень доволен -
вскоре он стал известной и значительной фигурой с большими возможностями и
маленькой ответственностью... Политика оказалась очень интересной игрой,
да и чисто материальные моменты радовали сердце... И все бы было совсем
хорошо, если бы не одно обстоятельство: Валерий Петрович был тайным
гомосексуалистом. Эту слабость, к которой приобщил его в свое время один
народный судья, Глазанов тщательно скрывал, имея дела только с хорошо
знакомыми партнерами, приличными людьми. Даже его жена и дочь не
подозревали о страсти, которая захватывала Валерия Петровича все сильнее и
сильнее...
   На ней он и погорел: на одной из пресс-конференций к Глазанову подошел
молодой красивый журналист из известной городской газеты. Журналист
предложил встретиться для того, чтобы сделать большое и интересное
интервью о положении в правоохранительной системе. Он так сладко улыбался,
будто невзначай показывая розовый язычок, что у Валерия Петровича заныло в
паху... В большой квартире, куда пригласил Глазанова журналист, все,
естественно, закончилось койкой... Но плотские радости быстро сменились
горьким похмельем - в разгар нежных утех неожиданно в комнату зашли два
человека, у одного из которых в руках была видеокамера. Тот, что был
постарше (позже он представился Виктором Палычем, дядей журналиста),
устроил настоящую бурю, стыдил плачущего корреспондента, а с "развратившим"
   его депутатом обещал разобраться по "всей строгости закона" да еще
передать отснятую пленку Шуре Невзорову в "600 секунд". Валерий Петрович
чуть не умер от инфаркта, но все устроилось, Виктор Палыч оказался
отходчивым и деловым человеком, махнувшим в конце концов рукой на
сексуальную ориентацию "племянника".
   Так Глазанов начал выполнять сначала мелкие, а потом все более
ответственные поручения Антибиотика. Виктор Палыч щедро платил депутату за
услуги, и спрятавшееся было за черную тучу солнце засияло для Валерия
Петровича снова... В суть просьб своих новых друзей Глазанов старался
особо не вникать, он "работал" в основном курьером - передавал просьбы,
поручения, зондировал почву, несколько раз перевозил какие-то "посылки"...
   В августе 1992 года он действительно приходил в прокуратуру к Ярославу
Сергеевичу Никодимову - Виктор Палыч просил отослать в командировку
какого-то следователя на пару дней... Ярослав Сергеевич страшно
разволновался, начал объяснять, что это просто невозможно, но Валерий
Петрович еще раз, слово в слово, передал настойчивое пожелание Антибиотика:
   "По крайней мере, его гарантированно не должно быть дома в течение
суток, он может помешать важным переговорам..."
   * * *
   ...Депутат говорил и говорил, угодливо улыбаясь страшному человеку с
ножницами в руках а лицо у того все больше каменело и внушало уже не
просто страх, а какой-то парализующий ужас...
   - Следователя этого, которого услать надо было, как фамилия? - задавая
вопрос, Сергей опустил глаза, чтобы Глазанов не увидел в них того, что
испугало бы его еще больше, хотя больше, наверное, и так было некуда...
   - Простите, что? Ах, фамилия? Позволь те... Я не помню уже точно,
по-моему, как-то на "Ч" начиналась...
   - Челищев?
   - Что? А, да-да, по-моему, Челищев... Сергей долго сидел молча, не
обращая внимания на трясущегося депутата. Он услышал то, к чему
подсознательно был уже готов, но эта страшная информация просто не
укладывалась в его сознании: "Антибиотик убирает меня из дома через
первого заместителя прокурора города... А тот спешит исполнить его
поручение и фактически становится соучастником убийства... На чем же Палыч
так зацепил Ярослава - совесть нашей прокуратуры,- что тот спокойно
вписывается в мокрые дела?
   Положим, Никодимов мог и не знать, что готовится убийство, но потом-то,
потом он не мог не срастить концы с концами: он же прокурор, а не
девочка-второклассница..." Челищев вдруг вспомнил телефонный звонок,
разбудивший их после "ночи любви". Звонил как раз Никодимов. Сергей тогда
не придал этому обстоятельству значения, а теперь все вставало на свои
места... Как просто и незатейливо его нейтрализовали - подложили смазливую
шлюху, и он клюнул, как глупый карась.
   "И все-таки... Слишком много людей при таком раскладе знают заказчика -
Палыча... Он не мог этого не понимать... Может быть хотел этим как раз
крепче привязать к себе... Крепче, чем мокрым, не привяжешь... Кстати,
Прохоренко-то тоже, получается, в курсе. Воронина его человек, да и
Никодимов после ухода Глазанова сразу к Николаю Степанычу пошел: они
что-то обсуждали и пили, а потом Воронину вызвали - на инструктаж...
Странная какая-то история... Неужели все действительно прогнило до такой
степени, что прокуроры помогают ворам мокрухи делать?"
   Депутат пискнул, напомнив о себе. Челищев поднял на него тяжелый
немигающий взгляд, потом вынул диктофон и сказал:
   - Сейчас ты все ясно, внятно и связно расскажешь в эту машинку. Не
волнуйся, педрило, это как обычное интервью, ты ведь их любишь?.. Только
вопросов я задавать не буду, ты их и так, наверное, не забыл...
   Глазанов кивнул и еле выговорил дрожащими губами главный, мучивший его
вопрос:
   - А... А потом? Вы... Вы меня застрелите? Сергей медленно покачал
головой:
   - Нет. Не застрелю.
   Валерий Петрович удовлетворенно, с пристоном выдохнул и начал
устраиваться на стуле поудобнее, готовясь к записи...
   Он наговорил на целую сторону микрокассеты, и когда закончил, снова
спросил угрюмого интервьюера:
   - Вы... Вы меня под суд отдадите?
   - Нет,- ответил Челищев.- Не отдам. Помолчи, не чирикай, мне подумать
надо...
   Он ушел на кухню, чтобы не видеть умоляюще-искательных глаз депутата,
достал из пачки последнюю сигарету, затянулся ею так глубоко, как только
мог, и присел на табуретку, глядя в темноту за окном. После всего, что
депутат Глазанов рассказал, оставлять его в живых было нельзя. Эта мысль и
раньше, еще до похищения, приходила Челищеву в голову, но он гнал ее от
себя, прятался от нее... Но теперь нужно было что-то решать. Передать его
в руки ментовки или комитета? Но в этом случае Сергея самого сразу же
расшифруют, а это повлечет за собой немедленную смерть... Даже уголовного
дела завести не успеют, если его вообще захотят заводить. Значит...
   Он вновь затянулся во все легкие, и огонек сигареты обжег ему губы.
Челищев вернулся в комнату, достал стакан и бутылку джина, налил до краев
и протянул Валерию Петровичу:
   - Пей!
   Тот непонимающими глазами уставился на Сергея и залепетал:
   - Но зачем? И тут так много... И потом, у меня же привязаны руки.
   Руки депутата Челищев освободил и вновь протянул стакан.
   - Пей!
   Давясь, тот выпил примерно половину, закашлялся до слез и умоляюще
проговорил:
   - Я... Я не могу так, мне нужно запить...
   Сергей принес ему бутылку пепси, и Глазанов допил джин. Подумав и
посмотрев на депутата, Челищев налил еще полстакана.
   - Пей!
   - Но... зачем? Я никогда... не пью столько... Это вредно... - язык у
Валерия Петровича уже начал заплетаться.
   - Для моего спокойствия - если ты вдруг начнешь кричать на улице - ну,
пьяный и пьяный... Стрелять тогда в тебя не придется.
   Услышав страшное слово "стрелять", Глазанов быстро схватил стакан и
выпил его залпом. Переведя дух, он, запинаясь, спросил:
   - А к-к-куда мы п-п-п-поедем? Челищев уже надевал куртку:
   - Так... По городу немного прокатимся... Ляжешь в машине на заднее
сиденье и будешь вести себя хорошо. Иначе последним, что ты в этой жизни
увидишь, будет пуля...
   Глазанов судорожно закивал и начал торопливо натягивать дубленку, от
страха не попадая в рукава...


   Часть II. Палач

   Сергей гнал машину по Шоссе Революции. Депутат Глазанов постанывал на
заднем сиденье от выпитого алкоголя и страха. Челищев молчал, готовясь к
тому, что предстояло сделать. Его начала пробирать дрожь, руль норовил
выскользнуть из вспотевших ладоней, но правая нога упрямо давила на педаль
газа. С Шоссе Революции Сергей свернул на улицу Тухачевского, проехал еще
немного и остановился. Здесь, в небольшом парке, располагался завод,
выпускавший бутылки с минеральной водой "Полюстрово"; говорили, что
источник этих минеральных вод обнаружил чуть ли не сам Петр I. Рядом с
заводом парили три небольших искусственных водоема, обложенные бетонными
плитами. Вода в этих озерцах не замерзала никогда, даже зимой, может быть,
потому, что в них сливали горячие технические воды, а может, просто зимы
стали такими теплыми...
   К самому большому из трех прудов Челищев и вез Глазанова.
   Парк был пуст, смельчаков гулять в нем после полуночи давно не было.
Сергей по сводкам помнил, что даже раньше, в относительно спокойное время,
в этом местечке часто находили трупы.
   - Выходи! - Сергей распахнул заднюю дверь "вольво" и пнул депутата.
Валерий Петрович "задним ходом" выбрался из машины: он был абсолютно пьян,
его губы, казалось, хотели расползтись по всему лицу.
   - Мы что, уже п-п-приехали? А г-г-где мы? Сергей, не отвечая, закрыл
машину, взял Глазанова за рукав дубленки и повел к пруду. На холодке
Валерий Петрович начал быстро трезветь, видимо заподозрив неладное. По
крайней мере его речь стала более связной:
   - Зачем мы сюда приехали? Прошу вас, не молчите, скажите что-нибудь!
   Его пропитанный отчаянием голос растворялся, пропадал в угрюмой тишине
ночного парка. Челищев остановился на бетонных плитах, которыми был
обложен берег озерца, и повернулся лицом к депутату:
   - Слышь, ты, пидор неприкосновенный, а ты знаешь о том, что через два
дня после твоего визита в прокуратуру, когда ты просил услать в
командировку следователя Челищева, были убиты его родители? Его услать
нужно было для того, чтобы никто не помешал убийству!
   Глазанов страшно побледнел, это было заметно даже в темноте. Зубы его
отчетливо застучали:
   - Нет! Я ничего не знал! Я не просил! Я только передал! Я ничего не
знал!!!
   Внезапная догадка судорогой перекосила его лицо:
   - Вы... Вы Челищев?!
   Сергей медленно кивнул и вынул из-за пояса пистолет. Валерий Петрович
упал на колени и завыл:
   - Я ничего не знал, Боже, я ничего... Не убивайте, не убивайте меня, вы
же обещали! Что угодно, я прошу вас, что угодно, но не убивайте, я ничего
не знал. У меня есть деньги, большие деньги... Я все отдам, я могу быть
полезным! Вы будете богатым!
   Глазанов попытался было припасть к ногам Челищева, но Сергей сделал шаг
назад.
   - Снимай дубленку! - Челищеву казалось, что это говорит не он, а
какой-то незнакомый человек, а сам он лишь с ужасом наблюдает за
происходящим со стороны.
   Не переставая выть и не вставая с колен, Глазанов снял дубленку и
положил рядом с собой.
   - Я обещал не стрелять в тебя и слово свое сдержу: такая мразь, как ты,
пули не заслуживает... Ты у нас моржом станешь, а не захочешь - ну что же,
придется и мне слово нарушить... Плыви на тот берег! - Сергей стволом
показал на озерцо. Вой Глазанова перешел в икоту, а потом он с шумом
обделался прямо в штаны. Челищев поднял пистолет.
   - Нет, не надо! Я поплыву! - Содрогаясь от рыданий, депутат вошел в
черную воду, взвизгнув от холода, обернулся было, но, наткнувшись на
немигающий взгляд Сергея, пошатнулся и упал.
   Вода накрыла его с головой, но он вынырнул и поплыл, не переставая выть.
   Самым страшным было то, что по мере его удаления от берега вой не
становился тише. За несколько метров до центра пруда Глазанов, видимо,
поняв, что не доплывет, повернул обратно, и Сергей, которого колотило так,
как будто он сам плыл в ледяном пруду, чуть было не бросился к депутату на
помощь. Но в этот момент Валерий Петрович смолк, отчаянно взмахнул
сведенными судорогой руками и ушел на дно. Черная вода, на которой
лопались и исчезали пузыри, понемногу успокаивалась, вновь превращая
ночной пруд в зеркало для выглянувшей из-за туч луны.
   Сергей не помнил, сколько он простоял, вглядываясь в воду, не в силах
пошевелиться. Наконец он очнулся, походкой пьяного дошел до машины, надев
перчатки, достал начатую бутылку джина (в квартире он стер с нее свои
отпечатки, а потом дал подержать Глазанову) и вернулся к пруду. Стараясь
не смотреть на воду, он положил бутылку рядом с дубленкой депутата и
отошел от воды. Челищев еще раз внимательно все осмотрел - никаких следов
он не оставил, а даже если и забыл что-то, то начинающаяся поземка быстро
все заметет. Он повернулся и пошел к машине, все время убыстряя шаги,-
Сергею вдруг стало страшно, казалось, депутат всплывет, длинной рукой
схватит его за горло и утащит на темное дно... К машине он почти подбежал,
судорожно повернул ключ в замке зажигания и рванул с проклятого места...
   У Финляндского вокзала он остановился, купил пачку "Кэмэла" в ночном
ларьке и выкурил подряд три сигареты. Челищева бил озноб. Он пытался
спрятаться от собственных мыслей, но они настигали его.
   "Зачем ты убил его?"
   "Он, пусть и неосознанно, участвовал в убийстве родителей. Он - пидор и
негодяй, он работал на мафию, он помогал нелюдям, обманывая своих
избирателей, то есть народ..."
   "Пидор - не преступление, а, скорее, несчастье... К убийству родителей
он имел отношение косвенное, его использовали "втемную". На мафию его
работать заставили, сломали и запугали... А что касается обманутого народа
- если "мочить" всех, кто его обманывал и обманывает, то и народу-то в
России не станет. Наш народ обманывает себя сам, ему, наверное, не нужна
правда... Ты убил, потому что он мог тебя раскрыть... Ты просто зачистил
концы..."
   Сергей вновь вспомнил плывущего в ледяной воде депутата и еле успел
открыть дверцу машины, чтобы не заблевать салон. Продавщица коммерческого
ларька, в котором он купил сигареты, что-то, смеясь, сказала своему
охраннику и укоризненно покачала головой. Охранник вышел из ларька,
подозрительно оглядел машину, но подойти не решился. Сергей вытер рот
тыльной стороной ладони и запустил двигатель...
   Некоторое время он бесцельно кружил по городу. Хвоста за ним не было и
не могло быть, просто Челищев не хотел признаться себе в том, что боится
возвращаться в пустую квартиру, откуда увез к черному пруду депутата. Ему
казалось, что стоит лишь лечь спать и закрыть глаза, как явится с того
света Глазанов, будет протягивать к горлу скрюченные руки... Решение
пришло внезапно, когда Сергей посмотрел на часы.
   Воронина! Это дело надо тоже успеть сделать сегодня. Челищев напрягся,
вспоминая ее адрес: "Улица... Как я тогда в прокуратуру-то возвращался...
   Мориса Тореза! Так, теперь дом... Дом рядом с булочной, подъезд
крайний...
   Хорошо, этаж... Вроде, пятый... Дверь обита вишневым дерматином, медные
заклепки и латунная табличка с номером квартиры".
   Была уже глубокая ночь, когда Сергей подъехал к Юлиному дому. Ее
квартиру он нашел сразу, словно гончая, взявшая "верхний" след. Воронина,
видимо, уже спала, потому что на звонки в дверь долго никто не отвечал.
Наконец послышались шаркающие шаги, и знакомый голос, преодолевая зевоту,
недовольно спросил:
   - Господи, ну кто там еще?
   - Записка вам, Юля, срочная, от Николая Степановича, его в Москву
вызывают,- ответил Сергей, изменив голос. Юля открыла дверь, забыв,
видимо, спросонок золотое правило: на незнакомый голос, и тем более ночью,
лучше дверь вообще не открывать, а если открывать, то только с цепочкой...
   Челищев оттолкнул ее, скользнул в прихожую и быстро запер дверь.
   - Привет! Нежданный гость - лучше татарина. Ты одна?
   - Одна,- машинально кивнула Юля, и только после этого ее брови поползли
вверх от удивления: - Челищев?! Ты что тут делаешь? Ночь уже, мне на
работу рано вставать...
   Воронина куталась в тонкий халатик и говорила приглушенным голосом.
   - Ничего,- ответил Сергей,- встанешь. На крайний - опоздаешь, тебе не
впервой. Я думаю, Прохоренко тебя простит.
   Сергей подталкивал Юлю в кухню, не давая сказать даже слова, лишая ее
возможности соображать, собраться с мыслями:
   - У меня всего один маленький вопрос; кто тебя заставил тогда переспать
со мной и какая была мотивировка?
   Юля ойкнула, всплеснула руками, распахнув халатик, под которым ничего
не было, и инстинктивно дернулась к телефону, но Сергей левой рукой поймал
ее за волосы, заставив выгнуться всем телом, а правой поднес к горлу ствол.
   - Быстро, сука, отвечай! Мне терять нечего, я и так уже все знаю,
будешь врать и дергаться - ебну на месте!
   Юля засучила ногами, забилась, но, встретившись взглядом с глазами
Челищева, видимо, что-то поняла или, скорее, почувствовала, потому что
вдруг обмякла и прохрипела:
   - Прохоренко... Это Прохоренко...
   Сергей отвел от ее шеи пистолет и толкнул Воронину на табурет.
   - Будем считать, что начало у нас хорошее. А теперь давай выкладывай
все - спокойно и подробно.
   Юля заторможенно кивнула, не сводя завороженного взгляда с ТТ, открыла
было рот, но сказать ничего не смогла - у нее началась истерика.
   Челищев набрал в чашку воды из-под крана и выплеснул ей в лицо.
Воронина ойкнула, всхлипнула еще раз, но постепенно стала приходить в себя.
   - Я жду,- Сергей отвернулся, чтобы не смотреть на Юлины груди,
вывалившиеся из халатика. Эти груди он гладил и целовал, когда убивали
отца и мать...
   - На тебя как раз приказ из Москвы пришел подписанный... Прохоренко
вызвал меня в кабинет, сказал, что есть задание, которое мне наверняка
понравится... Что надо тебя поближе узнать и прощупать, чем ты дышишь... Я
удивилась, потому что его не интересовало ничего конкретно... Просто -
побыть с тобой, понаблюдать... Сказал, что на работу можно не торопиться,
даже лучше задержаться... И никуда тебя от себя не отпускать. А потом уже,
когда все узнали,- Юля искоса взглянула на Сергея,- Прохоренко страшно
испугался, меня тоже напутал... Сказал, чтоб я все забыла, что произошло
трагическое совпадение, к которому никто отношения не имеет... А сам
трясся и коньяк хлестал... Сказал, что если я кому-нибудь хоть слово, то
меня уже ничто не спасет... Я ничего понять не могла, но очень
испугалась...
   Челищев закурил и закашлялся - за эти сутки он выкурил столько сигарет,
что еще немного, и можно было бы подавать заявку в Книгу рекордов Гиннесса.
   - Прохоренко тебя один "инструктировал" или вместе с Никодимовым?
   - Один... Они с Ярославом Сергеевичем никогда вдвоем не говорили со
мной по делам... Один раз только было - когда на охоту ездили, они сильно
напились и сразу вдвоем на меня...
   Воронина закрыла лицо руками и заплакала.
   Сергей выругался.
   - А так, значит, они тебя по очереди приходуют?
   Юля кивнула, не отрывая рук от лица.
   - На чем же тебя прихватили-то?
   Воронина взглядом попросила сигарету, по-мужски затянулась, ссутулила
плечи:
   - Я с англичанином одним познакомилась, фирмачом... Хороший был парень,
я даже... - Юлька махнула рукой.- Он немолодой уже был, но, видно,
упущенное хотел наверстать... Я с ним совсем голову потеряла, "отрывались"
мы по полной... А потом однажды ночью он умер - сердце не выдержало... В
номере наркота оставалась, я с перепугу совсем соображение потеряла - опер
меня с ходу, дуру, на понт взял... Прохоренко отмазал... Ну, а потом -
пошло-поехало...
   Сергей достал из кармана диктофон, перевернул кассету:
   - Рассказывай. Давай, рассказывай все сюда.
   Воронина испуганно замотала головой, но Челищев молча поднял пистолет,
и она, опустив голову, начала говорить...
   Когда Сергей нажал на "стоп", она, как побитая зверюшка, съежившись,
смотрела на него, ее губы непроизвольно дергались.
   - Что... Что ты теперь?..
   Видимо, в его глазах она прочитала ответ, потому что тяжело повалилась
на пол, обхватила руками колени Челищева и закричала отчаянным шепотом:
   - Нет! Не надо, не надо, Сереженька, умоляю тебя! Пожалуйста, я все
делать для тебя буду, не надо, я не хотела, я не знала ничего!!!
   Челищев молча стоял над ней, опустив пистолет, и смотрел в окно.
Воронина тыкалась лицом ему в ботинки. Сергей грубо высвободился и сел на
табурет.
   Он не помнил, сколько времени прошло, прежде чем смог выговорить:
   - Ладно... Живи пока... Помни только, что твоя смерть теперь у меня
храниться будет... Не дай Бог... Будешь делать, что я скажу, а там -
посмотрим...
   Сначала Сергей не собирался оставлять ее в живых, но страшная смерть
депутата, видно, забрала у него все силы... Да и жалко было эту вконец
запутавшуюся красивую девку с напрочь перекошенной судьбой... Юля
благодарно зарыдала и попыталась доступным ей способом закрепить успех -
подползла к Челищеву и начала гладить его ноги, пытаясь подняться выше.
   Сергей наотмашь ударил ее по лицу тыльной стороной ладони, встал и
пошел к выходу.
   Юля осталась лежать на холодном кухонном полу.
   * * *
   Всю ночь Челищев катался по городу, а под утро вернулся к переулку
Гривцова, зашел в квартиру и сел на кухне не раздеваясь. Его тянуло в сон,
но Сергей не мог заставить себя лечь в кровать. Он боялся снов, которые
должны были прийти к нему, как только он закроет глаза. Лишь когда за
окном начало светать, Челищев уронил голову на руки и тяжело забылся...
   Его разбудил звонок радиотелефона. Ощущая усталость и разбитость во
всем теле, Сергей прошел в комнату, взял трубку, нажал кнопку приема:
   - Слушаю.
   - Сережа, Сереженька, ты живой! Как ты себя чувствуешь, хороший мой...
Мне Виктор Палыч сказал, что у тебя... проблемы со здоровьем...
случились...
   Что ты молчишь, Сереженька? - Катин голос дрожал и срывался в трубке.-
Где ты, я приеду, где ты?!
   - Я... - у Сергея закружилась голова, потому что не ел он почти сутки.
   Чтобы не упасть, он был вынужден резко сесть.- Катя... Приезжать ко мне
не надо. Я лучше сам приеду. Подъезжай к нашему скверу - на набережной,
помнишь?
   - Конечно, помню... Прямо сейчас выеду, скажи...
   Сергей перебил ее:
   - Катенька, все разговоры потом. Сейчас нет ни сил, ни времени...
Проверь, как поедешь, чтобы за тобой никто не увязался...
   Челищеву и впрямь было нехорошо. На общую усталость и нервную
вымотанность наложилось что-то вроде простуды. Ножевой порез на груди
воспалился и болел, голова была тяжелой, словно с похмелья, и каждый шаг
отдавался в ней оранжевыми сполохами боли. С трудом подавляя тошноту и
головокружение, Сергей доплелся до машины и, поминутно вытирая испарину со
лба, поехал к скверу на Университетской набережной. Почти одиннадцать лет
назад именно в этом сквере Катя объявила Олегу с Сергеем, что выходит
замуж... Неужели одиннадцать лет прошло, ребята?..
   Катя уже ждала, нервно расхаживая вдоль толстозадого "мерседеса", в
котором сидели Танцор с Доктором. Сергей припарковался рядом и с трудом
выбрался из автомобиля. Катя рванулась было к нему, но сдержалась,
вспомнив, что они не одни. Она обняла Сергея глазами, и он растаял в
идущей от нее волне нежности и тревоги.
   - Ну, ты и выдал шуточку, босс! - заорал Доктор, вылезая из машины.- Я
же говорил, нужно было тебя до дома, а ты: "Нет, нет, не надо..." Палыч
меня за тебя чуть на ноль не умножил... Короче, больше я тебя одного
никуда не отпущу...
   Доктор присмотрелся к Челищеву, обернулся к Катерине:
   - Что-то он, по-моему, не в себе... Эй, ты что, Адвокат?!
   Толик с Катей еле успели подхватить Сергея: у него закружилась голова,
и, если бы не они, на ногах бы он не устоял.
   - Ты что, Сережа? - Челищев почувствовал у себя на лбу холодные Катины
руки.- Господи, да у него жар! Саша, что ты сидишь, как прикрученный,
помоги скорее!..
   Танцор с Доктором осторожно уложили Челищева на заднее сиденье
"мерседеса".
   Толик все время обеспокоенно-укоризненно качал головой. Катя суетилась
рядом, и лишь Танцор был абсолютно невозмутим. Расстегнув рубашку на
Челищеве, он внимательно осмотрел порез и даже осторожно его пощупал:
   - Было бы хорошо это дело врачу показать... Воспалилось, может
нагноение начаться...
   Сергей начал куда-то уплывать, радуясь, что ему не надо больше
напрягаться, что он в руках, которые сами знают, что нужно делать... Он то
ли задремал, то ли потерял сознание и очнулся только, когда "мерседес" уже
ехал по Тучкову мосту. Сергей попытался сесть на заднем сиденье.
   - А "вольво" где оставили?
   Катя обернулась к нему, движением руки укладывая обратно:
   - Не вставай, сзади твоя машина едет. Толик ведет, не волнуйся. Еле
кулак твой разжали, не хотел ключи отдавать... Сейчас приедем, лечить тебя
начнем, все будет хорошо, Сережа...
   - Куда мы едем? - собственный голос казался Челищеву слабым и
писклявым, как у ребенка.
   - Ко мне едем, куда же еще... Сейчас покормим тебя, врачей вызовем. Не
напрягайся, ни о чем не думай, все теперь будет хорошо...
   Челищев не помнил, как переносили его в Катину квартиру Танцор с
Доктором.
   Вновь очнулся он, когда кто-то уверенными руками накладывал ему на
грудь какую-то мазь и одновременно говорил спокойным, уверенным баритоном:
   - Ничего особенно опасного я пока не вижу, Екатерина Дмитриевна.
Конечно, лучше, если бы молодой человек обратился к врачу сразу после
получения э-э-э... травмы, имело бы смысл наложить несколько швов. Сейчас
этого делать уже не стоит - рана затягивается, не нужно тревожить ее
лишний раз... Температура, я полагаю, вызвана простудой и, видимо,
перенесенными нервными нагрузками... Препараты, которые я оставил,
надлежит давать больному по схеме - листочек оставляю... Конечно, прежде
всего покой и сон, хорошее питание, побольше питья, но не этих новомодных
лимонадов: в них, кроме химии, ничего нет. Хорошо бы клюквенным морсом его
попоить, чайком с малиной...
   Голос уплыл, Сергей хотел было что-то сказать, но мягкие прохладные
руки стали гладить его по лицу, и пришел сон. Челищеву снился стройотряд.
Вот он, Олег и Катя после работы бегут на карьер купаться. Смеются все
трое, солнце светит. Сергей с размаху бросается в теплую желтоватую воду и
выныривает уже на середине пруда... Только пруд становится другим, вода -
холодная и черная, солнца нет, звезды сквозь тучи мигают... А на берегу на
бетонных плитах Катя с Олегом стоят, смотрят внимательно - доплывет он или
нет. Обернулся Челищев назад - на другом берегу Антибиотик стоит,
улыбается, пистолет поднимает.
   - Нет! Что же вы, ребята! В раскрытый криком рот льется вода, но не
холодная, а горячая и вкусная...
   - Попей, попей, мой родной, Сереженька, горюшко ты мое...
   Катя поила его с ложечки теплым клюквенным морсом, придерживая голову
одной рукой. Сергей посмотрел в ее покрасневшие глаза и попытался сесть на
кровати.
   - Катя, почему ты плачешь? Рука Катерины, держащая ложечку, задрожала
так, что чуть было не расплескала морс.
   - Сережка... Видел бы ты себя в зеркале. Ты же поседел наполовину. Ну,
может, не наполовину, но на треть - это точно. Раньше только челка спереди
седоватая была, а теперь - вся голова засеребрилась...
   Катя, радуясь тому, что Сергей очнулся, убежала на кухню за бульоном.
   Челищев и сам очень хотел есть. Он съел все, что принесла Катерина, и
не отказался бы от добавки, если бы не сытый сон, мгновенно сморивший
его...
   Он пролежал так почти двое суток, просыпаясь только для того, чтобы
поесть.
   Катерина была при нем неотлучно, по крайней мере Сергей, каждый раз
просыпаясь, видел ее. Позже, когда у него появились силы напрягать память,
ему показалось, что временами она ложилась с ним рядом, прижимаясь сильным
теплым телом...
   Через два дня пришел врач, голос которого показался Сергею знакомым:
   - Ну вот, как я и ожидал, наш больной пошел на поправку. Аппетит
нормальный?
   Сергей кивнул, а Катя махнула рукой и улыбнулась:
   - Больше чем нормальный. Иногда я боюсь, что он и меня съест, если не
наестся...
   Доктор засмеялся, осмотрел заживающий порез, удовлетворенно покивал:
   - Затягивается прекрасно, еще пару дней поделаем перевязочки - и все,
можно будет гарцевать дальше... Что-нибудь еще вас беспокоит, молодой
человек?
   Сергей подумал и медленно кивнул:
   - Сердце...
   Врач покачал головой:
   - Пока вы э-э-э... спали, мы сделали вам кардиограмму. Вы бывший
спортсмен, и ваш мотор работает прекрасно. Ну, а ран сердечных я,
простите, не лечу.- Доктор обернулся к Кате и по очереди подмигнул сначала
ей, потом Сергею.
   Катя покраснела.
   Врач оставил набор каких-то новых лекарств и витаминов, порекомендовал
еще несколько дней постельного режима и откланялся. Катя проводила его до
дверей, где они о чем-то вполголоса переговорили, а потом Катерина
зашуршала бумажками...
   Вернувшись в комнату, Катя долго смотрела на Сергея, потом улыбнулась и
сказала:
   - Пойдем-ка в душ, тебя помыть надо. Раненые герои должны быть
чистыми...
   Сергей начал было отнекиваться от помощи Катерины, но она, не обращая
на его протесты внимания, с неожиданной силой приобняв Челищева, повела
его в ванную. Сергей хотел вырваться, но не смог, а, наоборот, крепче
приник к Катерине и почувствовал, как напряглись от возбуждения ее
груди... В ванной она долго поливала его теплой водой, как маленького, и
Челищев действительно, закрыв глаза, вспомнил, как купал его когда-то
отец. Отец...
   Сергей хотел было оттолкнуть Катины руки, но она уже осторожно вела
язычком по его груди вдоль пореза. Челищев схватил Катерину за плечи,
содрал халатик, развернул к себе задом и вошел в нее, наполнив ладони
тяжелыми грудями... Катя стонала от невыразимо-мучительного наслаждения, и
Сергей со все большей силой втискивал себя в нее.
   - Сережа... Сереженька, еще... Любимый мой, солнышко...
   - Катенька моя... Катенок...
   После того как оба содрогнулись в финальной истоме и часть Челищева
навсегда ушла в Катю, Сергей, почувствовав головокружение, чуть не упал
прямо в ванной, а Катерина, наоборот, ожившая и приободрившаяся,
подхватила его и, шепча разные нежные слова, доволокла до кровати. Сергей
блаженно лег на спину и закрыл глаза, чтобы не смотреть на голую Катерину.
Но она легла рядом, уткнулась Челищеву в подмышку и стала гладить его по
плечам.
   Они долго лежали так молча, пока Катя не сказала еле слышно:
   - Счастье ты мое... А я уж не знала, что и думать... Думала, разлюбил
меня, не угодила чем-то. Раньше-то я от тебя отбиться не могла, а потом,
после ночи нашей - пропал, я всюду за тобой бегаю... Ты не разлюбил меня,
Сереженька?
   - Нет, не разлюбил,- каменными губами выговорил Челищев, не открывая
глаз.
   - Черт черноглазый! - Катя с досадой ударила по подушке кулаком.- Ох,
ведь не хотела я, как чувствовала, что все так обернется... Ненаглядный ты
мой, если бы ты знал, как все сложно...
   Катя замолчала, молчал и Сергей. Он не торопил ее, чувствуя, что она
готовится рассказать ему что-то очень важное.
   - Помнишь, в ту нашу ночь ты уехать предлагал, все бросить и
спрятаться...
   Я об этом все чаще думать начала... Только ты обо мне, Сережа, не все
знаешь...
   Катя встала и, не стесняясь наготы, ушла за сигаретами. Раскурив для
Сергея "Кэмэл", а для себя, как всегда, "More", она присела на край
кровати, поставив пепельницу на колени.
   - Есть одна история, которую, наверное, кроме меня, целиком никто и не
знает... У меня есть сын. В прошлом году он пошел в первый класс. О нем
знает только бабушка в Приморско-Ахтарске.
   Чего-чего, а этого Сергей услышать никак не ожидал. Он приподнялся на
локте, недоуменно глядя на Катю, потом спросил:
   - Это от первого мужа? Ты Олегу сказать побоялась?
   - Да нет, Сереженька... Вадим про Андрюшу сам не знал ничего... Это
Олега сын... Так уж получилось.
   Челищев потряс головой и непонимающе переспросил:
   - Постой, постой... То есть как это... У Олега есть сын от тебя, а он
об этом не знает?! "Санта-Барбара" какая-то...
   - Не смейся, Сережа... Это совсем невеселая история,- сказала Катя,
вынимая из пачки новую сигарету.
   Она рассказывала долго, временами замолкая, словно уходя в прошлое,
пытаясь лучше разглядеть события тех дней...
   - Вот так все и получилось,- закончила Катерина свой рассказ.- Сначала
не решилась Олегу рассказать - не до того было, потом не говорила, потому
что он бы спросил: почему раньше молчала?.. Да и безопаснее Андрюше
подальше от нас. Правда, бабушка Лиза совсем старенькая стала, боюсь,
недолго ей жить осталось, надо что-то решать...
   Сергей был лишь третьим мужчиной в жизни Кати, и, может быть, поэтому
она, жалуясь Челищеву и ища его сочувствия, сама не поняла, что совершила
ошибку. Говорить любящему мужчине о ребенке его соперника, да еще
появившемся на свет так экзотично,- только будить черную ревность (а эта
ревность, кстати, и сама-то по себе никогда не засыпала в душе Сергея). К
тому же Катя не знала, что время для своей исповеди она выбрала самое
недоброе - Челищев не отошел еще от последних нервных потрясений, а все
рассказанное Катериной воспринимал сквозь выстроенную им версию убийства
Александра Владимировича и Марины Ильиничны. В этом свете история рождения
и жизни Катиного сына лишь подтверждала Сергею ее лживость, коварство и
удивительную изворотливость - это какой же надо быть актрисой, чтобы
столько лет утаивать от собственного мужа его же сына?! Стоит ли тогда
удивляться "искренним" соболезнованиям Катерины по поводу смерти
Челищевых-старших?!
   Поэтому Сергей молчал, выслушав долгий рассказ Катерины. Она же
расценила его молчание по-своему: что тут скажешь, вот и молчит Сережа,
чтобы неосторожным словом боли не добавить. Из тактичной нежности молчит.
   Влюбленные женщины рады обманываться ничуть не менее влюбленных
мужчин...
   А потом Катя снова начала касаться своими жадно-нежными губами груди
Челищева, и он, ненавидя и любя эту женщину с одинаковой силой, снова не
смог помешать своим рукам гладить и мять ее податливое тело... Бог ее
знает, может быть, экстрасенсорикой Катерина владела, секрет какой знала?..
   Только ничего не мог с собой Челищев поделать - разум и совесть
протестовали, а тело любило, любило неистово и страстно, заглушая доводы
рассудка, который отыгрывался после, когда тела обессиливали, насытившись
друг другом... В эти мгновения Сергей люто ненавидел и Катю, и себя, и,
пожалуй, себя даже больше, чем ее...
   Но вот что интересно - заснув в эту ночь с Катериной в объятиях, он
впервые за долгое время спал спокойно и глубоко, без измучивших его
кошмарных сновидений...
   * * *
   На следующий день Катя умчалась по делам, когда он еще спал, заботливо
оставив на кухне прикрытый полотенцем завтрак. Сергей с удовольствием
поел, оделся и начал с любопытством осматривать огромную квартиру, в
которой он впервые остался один. Незаметно осмотр перешел в обыск. Челищев
не чувствовал стыда или неловкости. Он обыскивал квартиру по наитию,
движимый ревностью, болью, обидой и, может быть, неосознанным желанием
понять, чтобы простить... Так или иначе, он методично и профессионально
шмонал комнату за комнатой, но, дойдя до спальни, ничего интересного,
кроме нескольких довольно крупных долларовых и рублевых заначек, не
обнаружил. Сергей пересчитал деньги и, положив их обратно, невольно
присвистнул: если даже в не очень надежных тайниках квартиры лежат около
двухсот тысяч долларов, то сколько же всего у Кати с Олегом? Деньги...
Огромные деньги... Челищеву не приходилось раньше реально распоряжаться
большими суммами, поэтому об истинной власти денег он мог только
догадываться. Но неужели деньги действительно могут необратимо менять
человеческую сущность?..
   Спальня оказалась более "урожайной". В разных углах Челищев обнаружил
два мастерски выполненных тайника под паркетом. В первом он нашел
никелированный девятимиллиметровый "кольт" с двумя запасными обоймами к
нему и никелированный же крошечный дамский браунинг. Оружие было прекрасно
вычищено и смазано, хоть сейчас бери да стреляй. Во втором тайнике
хранились документы - советский паспорт с фотографией Олега на имя Кирилла
Ивановича Приходько и загранпаспорт Виолетты Максимовны Добрыниной, по
странному капризу судьбы абсолютно похожей на Катерину. Кроме паспортов,
нашлось удостоверение офицера милиции Зотова Валентина Михайловича - опять
же с фотографией Олега, причем в форме, и водительские права Кати,
выданные на фамилию Гончаровой.
   Сергей аккуратно положил свои находки на место, стараясь чтобы они
выглядели так, будто никто их не трогал, и продолжил осмотр. В шкафу с
видеокассетами он рыться не стал, потому что кассет этих было несколько
десятков, в основном на них записаны известные американские и русские
фильмы. Но в постельном белье он нашел между пододеяльниками кассету, на
которой ничего не было написано, кроме трех знаков "0+К". Челищев немного
поколебался, но потом все-таки воткнул кассету в видеомагнитофон,
   Первые полчаса пленка воспроизводила на экране свадьбу Кати и Олега, В
их свите Челищев увидел много уже знакомых ему лиц - конечно, был
Антибиотик (он неплохо смотрелся в смокинге). Валерию Ледогорову, похоже,
выпала роль свидетеля, и он был серьезен и подтянут. Дурачился, как всегда
изображая из себя "ваньку", Слава Поленников... Сергей с обостренным,
почти нездоровым любопытством вглядывался в экран, испытывая при этом
ощущение, что он, взрослый мужик, подглядывает в замочную скважину. Он
хотел было уже остановить кассету, перемотать на начало и положить туда,
где взял, но кадр сменился, заставив его замереть с протянутой рукой. На
экране появилась спальня, в которой он сейчас находился, точнее, не вся
спальня, а взятая крупным планом кровать, та самая, на которой он сегодня
спал с Катей.
   На кровати лицом друг к другу на коленях стояли Катя и Олег. Олег был
абсолютно голым, на Катерине же из одежды была лишь легкая и прозрачная
фата невесты. Они целовались взасос, постанывая от наслаждения. Олег
крепко мял шикарные груди Катерины, а она, двигаясь в его руках, со все
убыстряющимся темпом гладила его большой напрягшийся член. Потом Катя
застонала протяжно, наклонилась и начала целовать пенис Олега, умудряясь
заглатывать его чуть ли не целиком, Олег зарычал, задвигал задом очень
быстро, а потом опрокинул Катю на спину, раскинул ей ноги и так резко
вошел в нее, что она вскрикнула: "Олеженька! О-о-о... Еще, еще, сильнее,
еще!!!"
   Челищев, конечно, много видел всякой порнухи, но, за исключением самого
первого раза, она не производила на него особого впечатления. Но то, что
происходило на экране сейчас, чуть не довело его самого до оргазма. Он
досмотрел кассету до конца и с трудом подавил в себе желание, перемотав,
устроить еще один просмотр.
   Засунув кассету обратно в пододеяльники, Сергей выкурил подряд две
сигареты и забегал по квартире, сотрясаемый ударами осатаневшего сердца.
   - Вот оно, значит, как, вот оно как, значит - приговаривал Челищев себе
под носом, сам этого не замечая. Его душило возбуждение, смешанное в
чудовищной пропорции с ревностью, обидой и злобой. Сергей, казалось,
забыл, что Катя была законной женой Олега и что кассета явно не
предназначалась для посторонних глаз. Он вообще первый раз столкнулся с
довольно распространенной на Западе практикой, когда супруги, начиная
сексуальные игры, устанавливают видеокамеры на автоматический режим, чтобы
потом посмотреть, что они такое проделывали. Больше всего Челищева
взбесило то явное физическое удовольствие, которое Катерина, оказывается,
получала с Олегом... Сергей, как и многие эгоцентричные мужики, считал,
что он один может дать женщине то, что она никогда не испытывала... Его
самолюбию был нанесен жестокий удар.
   В этом состоянии его и застала вернувшаяся Катерина. Сняв шубку и
повесив ее на вешалку, она устало опустилась на диванчик в прихожей,
вытянув ноги.
   - Ну, как поживает раненый? - успела спросить она.
   Сергей не по-человечески заурчал, разом содрал с нее сапоги, расшвыряв
их по прихожей, и потащил Катю в спальню, на ходу задирая юбку.
   Катерина сначала не поняла ничего, растерялась, заохала, даже
поупиралась было немного, но потом засмеялась низким грудным смехом,
быстро перешедшим в так возбуждавшее Челищева постанывание, и позволила
его рукам делать с ее телом все, что эти руки хотели. А Сергей, затащив
Катю на кровать, неосознанно повторил сцену, увиденную им на видеокассете,
только фаты на Катерине не было, а вместо Олега был он... Когда все
кончилось, Катя, смеясь, стала собирать разбросанную по всей спальне
одежду:
   - Похоже, ты и впрямь выздоравливаешь! Пора тебя на работу выпускать, а
то ты меня нетрудоспособной сделаешь...
   Челищев, пряча глаза, помог Катерине - подобрал раскиданные по прихожей
мягкие зимние сапоги. У правого сапога каблук был свернут на сторону, и
Сергей с виноватым видом показал его Кате. Она развеселилась еще больше и
начала буквально покатываться от хохота:
   - Ой, не могу! Оставил бедную девушку без обуви. Придется теперь, ой,
мамочка... "по морозцу босиком".- И она повалилась на кровать, держа в
одной руке сапог, а другой вытирая выступившие слезы.
   Челищев угрюмо смотрел на нее, не понимая причины веселья. Вдруг Катя
повернула каблук, он щелкнул и встал на место. Вид у Сергея был довольно
глупый, и Катерина опять рассмеялась:
   - Это особые сапоги, рабочие, с секретом. Мало ли что в нашей жизни
случиться может... Смотри, я - раз! - каблучок поворачиваю, потом
пластинку сдвигаю, а там тайничок. Можно деньги спрятать, еще кое-какую
мелочь.
   Только открывать часто нельзя, а то пружина разболтается...
   Сергей внимательно смотрел на "хитрые" сапожки и о чем-то напряженно
думал.
   - Ты что невеселый такой, Сережа? - спросила Катя.- Правду, видно,
сказал то ли Платон, то ли Аристотель: "Всякая тварь после совокупления
грустна бывает..."
   Челищев неопределенно пожал плечами.
   - А у меня, между прочим, хорошие новости: пришли деньги за алюминий, и
Виктор Палыч звонил, интересовался твоим здоровьем, спрашивал, можешь ли
ты завтра к нему в Комарове приехать - у него там дача, он решил
передохнуть пару дней. Он хочет, помимо того, чтобы долю твою в
торжественной обстановке вручить, еще о каких-то делах переговорить.
Говорит, что появились новости по твоей проблеме.
   - По какой проблеме? - насторожился Сергей.
   - Как по какой? - удивилась Катя - По нападению на тебя... А у тебя
что, еще какие-то проблемы появились?
   - Да нет,- вымученно улыбнулся Сергей.- Я просто еще не очень быстро
включаюсь,
   - Ну, кое-что у тебя включается очень даже быстро,- Катя снова
засмеялась и взъерошила Сергею волосы.
   Они ужинали вдвоем, по-семейному, и не торопились встать из-за стола,
попивая легкое мозельское вино. Катя немного захмелела и вдруг начала
рассказывать Челищеву те страницы из своей жизни, которые помог ей
написать Вадим Гончаров. Она рассказывала об известных людях - актерах,
режиссерах, художниках, журналистах, писателях, эстрадных звездах и
политиках. Катя была хорошей рассказчицей, и слушать ее было захватывающе
интересно, потому что то, что она рассказывала, невозможно было прочитать
ни в одной газете, даже самой бульварной. Челищева особенно поразила
история одной известной журналистки и телеведущей. Она всегда ему очень
нравилась: у нее были интересные, необычные передачи, в глазах пряталось
живое лукавство, и вообще внешне она немного напоминала Катерину...
Оказывается, эта тележурналистка уже много лет была любовницей старого
"лаврушника"
   [Лаврушник - как правило, вор кавказского происхождения (жарг.)] - вора
с Кавказа Михо-Немого, "державшего" Сытный рынок. Заметив, какую реакцию
вызвала у Сергея эта история. Катя с чисто женским злорадством тут же
рассказала, как одна очень нравящаяся Челищеву певица плясала на столе,
задрав юбку, под которой ничего не было, перед двумя серьезными дельцами
за гонорар в виде соболиной шубки...
   - Не может быть! - не поверил Сергей.
   - Сама видела! - отрезала Катерина и снисходительно посмотрела на
Челищева.- Эх, Сереженька, ты все думаешь, что они - святые? Господь с
тобой, приличные личики им с трудом средства массовой информации рисуют,
журналисты проплаченные... А настоящих святых мало...
   Сергей закурил и вдруг неожиданно сказал:
   - А я тоже знаю одного известного журналиста - Андрея Серегина, слышала
про такого?
   - Это который про бандитов все пишет?.. Слышала, конечно, читала
даже... А откуда ты его знаешь? Он появился-то вроде недавно, никто даже
толком не знает, кто он такой и откуда...
   Сергей засмеялся:
   - Мы с Андрюхой в одной сборной были, в университетской... Ты, мне
кажется, слышала давным-давно про него от меня или даже видела - он
заходил иногда к нам на юрфак. Только тогда его еще Обнорским звали, он на
восточном факультете учился, на арабском отделении. Потом его забрали в
какое-то управление Генштаба или еще куда-то. Ну, ты же знаешь этих
восточников, в их "колледже" всегда много было разных тайн мадридских, и
ребятишки там непростые учились...
   Катя внимательно слушала Челищева, будто запоминала или прикидывала
что-то в уме:
   - Обнорский, значит... Очень интересно. Палыч, кстати, спрашивал как-то
раз про него...
   Сергей осекся, будто на стену с разбега налетел.
   - Катя... При чем здесь Палыч? Андрюху не трогайте, он - хороший парень.
   Катерина усмехнулась и пригубила вина из своего бокала:
   - Конечно, хороший, кто же спорит... Он много сил приложил, чтобы про
Олега с ребятами все как про гангстеров-душегубов думали... А судьи у нас,
между прочим, тоже грамотные, газеты читают... И если про кого-то
написали, что он просто ужас какой жуткий бандит, то знаешь, как потом
тяжело вопросы решить, чтобы его из тюрьмы вытащить? Даже если на нем на
самом деле ничего реального нет... И потом, с чего ты решил, что твоему
хорошему парню Серегину кто-то будет что-то плохое делать? Ты же сам читал
его статьи, видел, сколько он всякой ерунды пишет. Кое-что, конечно,
правда, но есть вещи, которые вообще ни в какие ворота не лезут... Может
быть, он сам был бы рад, если бы ему что-то объяснили, подсказали...
   Челищев покачал головой и очень твердо сказал:
   - Нет! Не трогайте его, я помню Андрюхин характер... Он сам должен до
всего дойти, а давить на него бесполезно: он в таких случаях просто
бешеным становится... Может быть, я сам с ним потом когда-нибудь поговорю,
а сейчас - забудь о нем, обещай мне. Катя!
   Катерина раздраженно пожала плечами, но все-таки кивнула, правда,
неохотно и как-то неубедительно:
   - Ну хорошо, хорошо... У нас что - других тем для разговора нет?
Полчаса уже про этого твоего Серегина слышу...
   У обоих испортилось настроение, как будто каждый открыл в другом
незнакомую и не очень приятную черту характера. Катя попыталась исправить
вечер чисто женскими способами чуть позже - в спальне, но секс получился
каким-то вялым; то ли слаб еще все-таки был Челищев, то ли думал о чем-то
невеселом, но распалился он только в самом конце, когда она уже просто
физически устала его "зажигать"...
   Что-то настораживало Катю в поведении Сергея после его возвращения из
запойного загула. По-кошачьи, нутром, она чуяла, что тот Сережа, с которым
она легла в постель в первую их ночь, и нынешний - два разных человека, но
понять причины этого не могла, ответ не формулировался. Челищев словно
блокировал, экранировал все ее попытки проникнуть в его душу. Это бесило
Катю - женщину красивую, умную, властную и уверенную в себе. Бесило и
заставляло постоянно думать о Сергее... Да она о Вадиме столько не думала
никогда, и об Олеге, наконец! По крайней мере ей так казалось. Ах, Пушкин,
Пушкин, неоцененный современниками гениальный диагност женской души: "Чем
меньше женщину мы любим..."
   Чтобы заполнить напряженную тишину, повисшую в спальне, Сергей включил
дистанционным пультом телевизор, стоявший напротив кровати. Шли городские
новости. Сытый мэр в хорошем пиджаке снисходительно объяснял какому-то
угрюмому трудовому коллективу необходимость не сидеть сложа руки, а
действовать в новых экономических условиях, дающих простор для инициативы
в предпринимательстве и производстве. Мэру вяло хлопали. Оваций и
приветственных возгласов не было. Следующим сюжетом были похороны депутата
Глазанова. В почетном карауле у его гроба постоял почти весь Петросовет и
мэрия. Мэр, уже в другом пиджаке, но тоже хорошем, говорил какие-то слова
вдове и дочери. Сергей вздрогнул и впился глазами в фигуру вдовы. К своему
облегчению, следов страшного неизбывного горя на лице этой еще не старой
женщины он не обнаружил. Когда камера наехала на лицо ребенка, Челищев не
выдержал и закрыл глаза.
   - Вон, еще один "святой",- недобро усмехнулась Катя, кивнув головой в
сторону телевизора.- Знал бы ты, сколько он из нас денег высосал, гомик
несчастный, пока вот не утонул по пьянке... А теперь его хоронят, как
национального героя... Хорошо еще, что с ним,- Катя снова кивнула на
экран,- стопроцентная пьяная бытовуха. А представь, если бы хоть царапину
на теле нашли - все газеты бы захлебывались: "Мафия убирает тех, кто
пытается с ней бороться..."
   Между тем на экране появился седой, мужественный и элегантный начальник
ГУВД в генеральском мундире. Он с мудрой усталой обреченностью смотрел на
журналистку, пытавшуюся ткнуть огромным микрофоном ему в лицо, и говорил:
   "Нет, на сегодняшний момент у нас нет оснований предполагать, что
смерть депутата Глазанова наступила насильственным путем. Хотя, конечно,
для окончательных выводов стоит подождать официального заключения
экспертов, а они работают по своим... - генерал запнулся на мгновение,-
технологическим срокам. Но предварительно, я подчеркиваю -
предварительно,- мы имеем дело с э-э-э... несчастным случаем".
   Журналистка мотнула микрофон к себе: "Но вы считаете, что смерть
депутата Глазанова - это большая потеря для правоохранительных органов и
всех тех, кто борется с преступностью?"
   Генерал дернул было подбородком, но потом собрался, спрятал усмешку в
морщинках вокруг глаз и скорбно наклонил голову: "Безусловно, но мы,
оставшиеся, приложим еще больше усилий для защиты горожан от преступного
беспредела..."
   - О Господи, Сережа, да переключи ты ради Бога эту ахинею, смотреть
тошно!
   Сергей непослушным пальцем нажал на кнопку первого канала и осторожно
перевел дыхание.
   - У-у, слабенький ты у меня еще,- сказала Катерина, вытирая ладонью
выступившую у него на лбу испарину.- Как тебя в пот-то бросает... Надо
сегодня тебе, Сереженька, выспаться как следует. Завтра рано Доктор заедет.
   Хоть и приятная это будет поездка, а все равно - к Виктору Палычу лучше
приезжать в полном порядке, он слабых и больных не переносит... Решил уже,
что с деньгами делать будешь?
   Сергей вздохнул;
   - Не знаю, я не думал еще... Памятник хороший нужно родителям на могилу
заказать, а то я как-то забросил это: то денег не было, то времени...
   - Да, да,- Катя виновато опустила глаза, как будто специально
спровоцировала Челищева на мрачные воспоминания.- Какая все-таки нелепая,
жуткая и дикая история... Из-за какого-то магнитофона... Хочешь, я тебе
хорошего скульптора порекомендую?
   Челищев посмотрел ей прямо в глаза и медленно покачал головой:
   - Не надо. У меня уже есть хороший скульптор...
   Не ко времени случился этот разговор, совсем не ко времени... Катя
смотрела Сергею в глаза с таким нежным сочувствием, с такой искренней
болью, что именно в этот момент он принял окончательное решение...
   * * *
   Ночью Челищеву опять снился кладбищенский котлован, поэтому проснулся
он хмурым и вялым. Они торопливо позавтракали, а потом, пока Сергей
одевался, Катерина быстро постелила на диване в гостиной, помяла белье
руками и оставила открытой дверь в прихожую. Челищев догадался, что это
делалось специально для Доктора, чтобы тот увидел, что они якобы спали в
разных комнатах. Сергей усмехнулся, а Катя, опустив глаза, сделала вид,
что не заметила этой усмешки.
   - Слушай, Катюха, а где мой ствол? - вспомнил Сергей о своем ТТ.
   - Доктор забрал... Зачем он тебе? Рисковать лишний раз...
   Челищев с досадой вздохнул:
   - Для меня риск не такой уж большой. Кто меня обыскивать будет, с
ксивой-то адвокатской? А вот без оружия ходить, пока не выяснилось, кто
меня на тот свет отправить желает,- это действительно стремно...
   Катя поколебалась немного, потом ушла в спальню, закрыв за собой дверь,
и через пару минут вынесла уже знакомый Сергею "кольт" с двумя обоймами.
   - Держи. Оружие абсолютно чистое, подарок из Америки... Хорошо бы, чтоб
оно таким же чистым и осталось... Подожди, я сейчас,- она снова скрылась в
спальне и вскоре вышла оттуда с замечательной кожаной наплечной кобурой.
   Катерина довольно улыбнулась, увидев, как загорелись у Сергея глаза,
все-таки мужики как дети, радуются оружию, словно игрушкам...
   Они успели выкурить по сигарете, когда раздался звонок в дверь.
Приехавший Доктор был шумен и весел, засосы на его шее продолжали цвести,
приветствуя наступавшую весну. Он с удовольствием согласился выпить
чашечку кофе, предложенную Катериной, а чтобы бодрящему напитку было не
скучно в его животе, ухомякал заодно три бутерброда, оставшиеся от
завтрака. Толик был в прекрасном настроении, жмурился и потягивался, как
настоящий мартовский кот, не замечая улыбок, которыми Сергей с Катериной
обменялись за его спиной. Катя, вдруг вспомнив что-то, быстро вышла из
кухни и позвала Сергея в гостиную, пока Доктор заглатывал последний
бутерброд. В руках у нее была маленькая иконка-образок на скромной
серебряной цепочке.
   - Это освященный, из Сергиева Посада, я специально туда ездила,-
шепотом сказала Катерина, пытаясь повесить образок Челищеву на шею. Сергей
скривился было и мотнул головой, но Катя крепко схватила его за руку и
строго взглянула прямо в глаза:
   - Ну, пожалуйста, ради меня! Тебе что, трудно? А мне спокойнее будет...
   Надев образок на покорно подставленную Челищевым шею, Катерина быстро
поцеловала его в щеку и убежала на кухню - подлить Доктору кофе.
   - Когда вас ждать, мальчики? - спросила она, составляя грязную посуду в
раковину,
   - Да к вечеру уж всяко управимся,- солидно сказал Толик, вставая из-за
стола и деликатно рыгая в сторону.- Куда мы денемся...
   Катя вышла проводить их на лестницу, потом посмотрела из окна, как
Сергей сел в свою "вольво" на пассажирское сиденье, уступив руль Доктору.
Машина неслышно и легко выехала со двора, а Катерина не могла понять,
почему в ее сердце вдруг проснулась смутная тревога...
   Доктор сразу же сообщил Сергею, что у него с Татьяной все в порядке,
что они даже собираются съездить на недельку в Арабские Эмираты, кой-чего
закупить и развеяться, поэтому он, Толик, очень рассчитывает на Челищева в
плане ходатайства перед Виктором Палычем:
   - Палыч на меня страшно злой за тебя был, ну, из-за этой истории,-
Доктор кивком показал на левый бок Сергея.- Как, зажило уже?
   - Почти, уже ничего практически незаметно.
   - Ну вот, а мы же с пацанами, считай, почти трое суток у твоей квартиры
паслись, но там "голяк", никого подозрительного не срисовали... Может, ты
просто на случайный "гоп-стоп" нарвался?
   - Ага,- усмехнулся Сергей,- случайный "гоп-стоп" в подъезде в два часа
ночи...
   - Да,- подумав, согласился Доктор.- Действительно, поздновато...
   Толик вел машину уверенно и плавно, и Челищев начал подремывать в
удобном кресле, но на выезде из города предчувствие опасности сняло сон
как рукой.
   - Не гони так, дороги скользкие, занесет, не дай Бог.- Сергей заметил,
что Доктор очень удивился, но скорость все же сбросил.
   - Это же "вольво", а не "жигуль", на ней заносов не бывает...
   - Ничего,- нахмурился Челищев.- Береженого Бог бережет.
   Они миновали ресторан "Горка", когда предчувствие беды стало почти
физически давить на Сергея. Он вжался в кресло и, прищурившись, молча
смотрел на дорогу.
   - Слушай, Адвокат, этот парень, ну, который на тебя с ножом прыгал... У
меня мысль одна возникла... - начал было Доктор, плавно входя в поворот,
но договорить уже не успел. На них прямо в лоб на большой скорости шел
"КамАЗ", вовсе не собирающийся отворачивать.
   - Тормози, Толян, вправо уходи! - закричал Челищев, упираясь ногами в
пол.
   Реакция у Доктора была очень хорошей. Он вильнул вправо, увернувшись от
грузовика, одновременно вдавив в пол педаль тормоза. Машину выкинуло через
кювет в придорожные кусты. "Вольво" не подвела - автомобиль опустился на
четыре колеса, как кошка, подумал было - переворачиваться или нет - и,
раздумав, остановился.
   Доктор посмотрел вперед, потом перевел взгляд на Челищева и ударил
кулаком по рулю:
   - Блядь какая! Ну, все, ему пиздец... нет, ну это - полная хуйня!!
   Толик заворочался в кресле и взялся за ручку двери, собираясь вылезти
из машины, но в этот момент из остановившейся чуть впереди на шоссе серой
"девятки" ударила автоматная очередь. "Вольво" развернуло так, что она
встала к "девятке" левым боком, поэтому все пули Доктор взял в себя,
заслонив Челищева. Потом на Толике насчитают семь огнестрельных ран, но
Сергей тогда смог увидеть только одну - из огромной выходной дыры чуть
выше правого уха Доктора ему в лицо брызнула красно-серая слизь, и Челищев
понял, что Толик кончился еще до того, как упал головой на руль...
   Много раз позже Сергей пытался вспомнить, как он открывал дверь машины,
как выкатывался из нее за придорожные кусты, как выхватывал пистолет из
кобуры - но память ничего этого не сохранила. От мгновения смерти Доктора
до того момента, как Челищев ощутил себя стоящим на карачках за деревьями
с "кольтом" в руке, был черный провал.
   "Девятка" с тонированными стеклами медленно поравнялась с неподвижной
машиной. Сергей прицелился, но вовремя сообразил не нажимать на курок - с
расстояния метров в двадцать, которые отделяли его от "девятки", он мог бы
и промазать, выдав себя вспышками выстрелов, и тогда его просто
расстреляли бы из автомата. Или автоматов? Челищев не знал, сколько
стрелков сидело в "девятке", поэтому затаился, решив стрелять только
наверняка, если нападавшие решат прочесывать лес.
   Из "девятки" раздалась короткая очередь по "вольво" (пули с противным
жестяным звоном уродовали красивую машину) и длинная - по лесу. Сергей
пригнулся и услышал, как недалеко от него пуля со сладострастным чмоканьем
вошла в дерево. "Девятка" постояла еще немного, словно прислушиваясь к
наступившей тишине, а потом резко рванула с места, взвизгнув покрышками.
   Было тихо, лишь где-то в лесу галдели взволнованные громкими звуками
птицы.
   Челищев встал с начинающего подтаивать снега и подошел к расстрелянной
машине. Доктор сидел неподвижно, уткнувшись головой в руль.
   На пол натекло уже много крови, и она продолжала капать, словно веселая
весенняя капель.
   Челищев неожиданно всхлипнул и вытер глаза рукой, продолжающей сжимать
пистолет. Нужно было быстро уходить, потому что уже через полчаса сюда
могла нагрянуть милиция.
   Сергей вдруг понял, почему сидевшие в "девятке" не стали искать его в
лесу:
   за рулем "вольво" он всегда сидел сам. Доктор же подменил его только в
этот раз. Задание у киллеров было определенное - убрать того, кто будет за
рулем, то есть его, Челищева...
   Он в последний раз посмотрел на мертвого Доктора и выбежал на шоссе. На
ходу он зачерпнул ладонью мокрый снег и стер им кровь Толика со своего
лица. Он бежал изо всех сил и умолял Господа послать ему машину, которая
остановится на голосование одинокого человека на пустой трассе. Ему
повезло. Он увидел идущую на Питер старую "копейку" и отчаянно замахал
руками. Машина медленно затормозила. Не веря своей удаче, Сергей побежал к
ней, спотыкаясь и размахивая руками.
   За рулем сидел благообразный старичок, спокойно ждавший Челищева,
   - Что случилось, молодой человек?
   Старик смотрел на Сергея со спокойствием человека, который уже свое в
жизни отбоялся.
   - У меня... машина... сломалась,,. Мне... в Комарове надо,- Челищев,
задыхаясь, умоляюще смотрел на хозяина "копейки",
   Старик улыбнулся и развел руками:
   - Рад бы помочь, но я в Питер еду. Вы лучше попробуйте попутки половить.
   Сергей мотнул головой и достал из кармана сотню долларов.
   - Мне очень надо... Пожалуйста...
   У старика округлились глаза. Он недоверчиво взял купюру в руки и стал
ее разглядывать.
   - Это что, сто долларов? Я их и не держал-то в руках никогда. Ну ладно,
садитесь...
   Челищев быстро сел на пассажирское сиденье, "копейка" развернулась и
неспешно пошла в сторону Комарове.
   Сергей выдохнул и опустил лицо в ладони. К нему пришел страх, которого
он до этого не чувствовал. Несмотря на хорошо работавшую в салоне печку,
его бил нервный озноб.
   Старик ни о чем не спрашивал Сергея всю дорогу, лишь подъезжая к
поселку и останавливаясь, сказал:
   - Ты бы стер кровь с куртки, сынок. В глаза бросается.
   Челищев очнулся от невеселых мыслей, глянул на свое плечо, потом на
хозяина машины, опустил глаза и сказал хрипло:
   - Спасибо вам. Вы меня... спасли.
   Старик усмехнулся:
   - Тебе спасибо: у меня старуха с ума сойдет от радости, она таких денег
отродясь не видела.
   Уже выйдя из машины, Сергей наклонился к водительскому окну:
   - Почему вы не испугались меня подвезти?
   Хозяин "копейки" хмыкнул:
   - Поживи с мое, научишься людей от зверей по глазам различать. Удачи
тебе, парень...
   Челищев пошел искать дачу Антибиотика. На душе было пусто и холодно,
перед глазами стояла неподвижная фигура Доктора в "вольво". "Кто, кроме
Антибиотика, мог знать, что я должен к нему сегодня приехать? Неужели
все-таки Палыч? Надо кончать с этим упырем. Застрелю его, а там будь что
будет..." У Сергея уже не было сил на осмысление ситуации, на разработку
реального плана. Он просто хотел убить Антибиотика.
   Дачу Виктора Палыча он нашел без труда - этот трехэтажный дом выделялся
даже в "крутом" поселке Комарове, где пролетарии просто не встречались.
   Вокруг особняка был двухметровый бетонный забор с колючей проволокой
наверху. Челищев пошел вдоль забора искать подходящее место, чтобы
проникнуть на дачу. Он успел сделать всего шагов пятнадцать, как
почувствовал, что ему в спину уперся ствол.
   - Чего надо? Чего ходишь тут? - спросил грубый голос.
   Сергей сделал попытку повернуться, но ствол стукнул его по затылку.
   - Не балуй! Кто такой? Быстро!
   - Адвокат я. Виктор Палыч меня должен ждать.
   Челищев вздохнул - так глупо дать себя обнаружить... Он должен был
догадаться, что периметр забора просматривается видеокамерами. Стоявший
сзади подтолкнул Сергея стволом к наглухо закрытым воротам. Челищев
почувствовал, что его внимательно разглядывают изнутри.
   - Говорит, что к Палычу приехал,- буркнул в железные створки человек,
стоявший сзади. За воротами что-то глухо сказали, щелкнул замок, и
открылась дверь небольшой калитки. Во дворе дома Сергей сразу попал в руки
двухметрового верзилы в безукоризненно отутюженном темном костюме,
белоснежной рубашке и модном узком галстуке. Верзила профессионально
быстрым движением вытащил у Челищева "кольт", легко провел ладонью по его
телу и, поправив пальцем темные очки на носу, сделал рукой приглашающий
жест:
   - Вас уже ждут.
   Отобранный ствол лишил Сергея последнего шанса, но отступать было уже
некуда. Сопровождаемый верзилой, Челищев вошел в дом. Длинный коридор
вывел его к огромной комнате, даже, пожалуй, залу с высоким потолком,
только вместо потолка и крыши были рамы с толстым, но прозрачным стеклом,
через которое синело мартовское небо.
   Антибиотик сидел в кресле у огромного окна и жмурился на солнце.
Красный с золотом шелковый халат был приспущен с его плеч, которые
разминала аппетитная блондинка в бирюзовом кимоно. Босые ноги Виктора
Пальгча покоились в тазу, наполненном какой-то горячей ароматизировашюй
жидкостью,
   - Опаздываете, молодой человек,- промурлыкал Антибиотик, не открывая
глаз.- Какие сегодня причины?
   Сергей вспомнил свою изрешеченную машину в заснеженных кустах, мертвую
фигуру Доктора за рулем,
   - А вы, Виктор Палыч, конечно, не знаете?
   Антибиотик от удивления даже привстал в кресле и открыл глаза;
   - Что такое? Что за тон обиженной мадемуазели?
   - Я не мадемуазель,- Челищев переступил с ноги на ногу и оглянулся.
Кроме него, Виктора Палыча и блондинки-массажистки, в зале никого не
было.- Проверки на дорогах закончились очень печально: Доктор - покойник.
Сейчас там уже, наверное, парни из "убойного цеха" осмотр производят.
   Антибиотик разбрызгал ногами воду в тазу и резко обернулся к Сергею,
вырываясь из рук массажистки:
   - Какой осмотр?! Что с Доктором?! Ты можешь без истерик говорить?
   - Убит Доктор. За рестораном "Горка" нашу машину просто расстреляли в
упор.
   Виктор Палыч крякнул, выскочил из кресла и пробежался по комнате,
оставляя мокрые следы на подогреваемом мраморном полу. Он кивком показал
Сергею на диванчик у журнального столика и махнул кистью правой руки,
отсылая этим жестом блондинку в кимоно, которая тут же вышла. Челищев,
ссутулившись, сел. Антибиотик остановился перед ним, заглянул в глаза:
   - Рассказывай спокойно и подробно, не надо интриговать старика...
   Сергей пожал плечами и, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и
ровно, начал говорить.
   Виктор Палыч слушал молча, расхаживая по комнате и потирая виски.
   - Я уверен, что тот "акробат" из подъезда и эти ребята из "девятки" -
одна веселая компания. Скоро, наверное, выяснится - какая именно. Сейчас
менты начнут всю цепочку раскручивать...
   Антибиотик выругался и остановился:
   - Все выяснится и без твоих ментов! Эх не успел я! Думал, время еще
есть...
   Видать, Толика они пропасли, царствие ему небесное...
   - Кто "они"? - Сергей в упор посмотрел на Антибиотика, но тот не счел
нужным отвечать, подскочил к телефону, стоявшему на большом длинном столе,
и быстро набрал номер:
   - Аллу дай! Кто-то - дед Пихто! Приеду - разорву! Аллу мне, живо!
   Виктор Палыч постоял немного молча, нервно барабаня пальцами по столу,
перехватил трубку поудобнее:
   - Алла?.. Ну, что там у вас? Так... Так... Так... - с каждым новым "так"
   Антибиотик все больше мрачнел.- Ладно, Черепу обо всем расскажешь!
   Он опустил трубку и тут же набрал еще один номер;
   - День добрый, извини, я краток буду. Неприятность у нас. А-а, ты
слышал уже? Ну, так направь своих, чтоб там все нормально было, а мы тут
сами пока разберемся... Твердолобого того попридержи, чтобы... Да, да! Ну,
что тебя, учить, что ли... Хорошо... А я шашлычки готовлю, карабинчик
опробуем, охота знатная получится... Чем душу-то греть будем - водочкой
или конинку припасти? Что?.. Ладно, ладно - будет боржомчик твоему
печеночнику. Ну, все.
   Виктор Палыч бросил трубку на рычаги, выругался, снова начал растирать
виски пальцами:
   - Работают уже... Ах ты, блядство-то какое... Ладно, Сережа, ты не
психуй - мы сами и следствие, и дознание по полной программе проведем...
Ты иди пока, дорога у тебя трудной получилась - отдохни, выпей немножко,
расслабься... Телку эту,- Антибиотик мотнул головой на дверь,- за секель
можешь подержать, если хочешь...
   Сергей встал, недоуменно покрутил головой, открыл было рот, чтобы
задать вопрос, но Виктор Палыч не дал ему ничего сказать, подталкивая к
дверям и мягко приговаривая:
   - Иди, иди, Сережа, дай старику поразмышлять... Сейчас мы определимся,
тогда и тебя позовем...
   Челищев вышел в коридор и начал оглядываться.
   - Вам сюда,- в конце коридора его манила рукой блондинка в бирюзовом
кимоно. Там начиналась лестница, ведущая на второй этаж. Слева от
лестницы, в небольшом холле, были три двери в гостевые комнаты. Блондинка
распахнула крайнюю и впустила туда Сергея. Комната была небольшой, но
уютной и хорошо обставленной.
   Рядом с широкой тахтой, покрытой пушистым пледом, стоял журнальный
столик.
   В небольшом стенном шкафу-серванте был смонтирован телевизор с
видеомагнитофоном. Отдельная дверь вела в крошечную ванную комнату с
душем, унитазом, раковиной и даже биде. Пока Сергей осматривался, снова
появилась отлучившаяся на несколько минут блондинка, неся поднос с большим
кофейником, чашкой и вазочкой печенья. Поставив поднос на столик, она
улыбнулась Челищеву:
   - Может быть, вы хотите что-нибудь еще? Полы ее кимоно как бы невзначай
разошлиcь, показывая полные ноги с нехарактерным для начала весны южным
загаром.
   - Нет, спасибо,- Сергей растянулся на тахте, предварительно повесив
куртку на вешалку. Массажистка бесшумно исчезла.
   Челищев достал сигарету и с наслаждением затянулся. За прошедшие с
момента гибели Доктора часа два у него впервые появилась возможность
попытаться спокойно все Я обдумать и проанализировать. "Похоже, Палыч
действительно ни при чем... Но кто же тогда?.. Кто?"
   Между тем Антибиотик давал указания верзиле в темном костюме:
   - Вася, вызывай сюда срочно весь коллектив - Ледогорова обязательно,
Иваныча, Муху, Ильдара, Сазона - короче, всех. Передай, чтобы все бросали
и сюда пулями летели.
   Двухметровый Вася коротко кивнул и отправился выполнять поручение.
Виктор Палыч оскалился, сплюнул прямо на пол, снял рывком телефонную
трубку, быстро набрал номер и заблажил;
   - Мишанечка? Как сам-то? Не видел тебя давно, пропал ты куда-то? Уважил
бы старика, пропарил бы в баньке, лучше тебя ведь никто веничком работать
не умеет... По рюмахе бы пропустили, посидели бы, а то все работа да
работа, а от работы кони - и те дохнут. А?.. Так прямо сейчас и приезжай в
Комарове, ты ж бывал у меня, не заблудишься... Ну и ладушки, жду тебя.
   Антибиотик бросил трубку, сплюнул еще раз на пол и улыбнулся.
   Примерно через час к даче Виктора Палыча начали съезжаться автомобили,
доставляя вызванных "авторитетов". Вокруг дома образовался еще один
своеобразный "рубеж обороны" из запаркованных "мерседесов" и "BMW".
   Все прибывшие рассаживались в большом зале, недоуменно переглядываясь и
пытаясь понять, с чего вдруг старик так спешно назначил общий сбор. Между
тем Антибиотик помешивал кочергой поленья в камине и никому ничего не
объяснял. Пошептаться он успел лишь с подъехавшим чуть раньше остальных
Иванычем - крепким мужиком лет сорока пяти, прикрывавшим лысину кепкой с
большим козырьком, постоянно надвинутым на глаза. Кепку эту Иваныч не снял
даже в доме, так и сидел в ней, исподтишка наблюдая за остальными.
   - Кого ждем-то? - не выдержал Валера Ледогоров, самый молодой из
присутствующих. Он отличался курчавившимися "мелким бесом" волосами,
перебитым носом и мощной челюстью, о которую легко можно было сломать руку.
   Ледогоров ерзал в своем кресле и нетерпеливо посматривал на часы.
   Антибиотик на вопрос никак не прореагировал, продолжая ковыряться в
камине.
   За него ответил Иваныч:
   - Сейчас Стреляный подъедет - и начнем... А вот и он. Долго жить
будешь, Миша.
   Миша-Стреляный явился, как всегда, в светлом костюме и жизнерадостно
поприветствовал всех собравшихся:
   - Хо! Да тут вся честная компания! Физкульт-привет, бродяги!
   Антибиотик (халат он успел сменить на теплые синие брюки и толстую
фланелевую рубашку) отвернулся наконец от камина и громким радостным
голосом возвестил:
   - Ну, вот и Мишаня подъехал! Садись, Мишенька, садись, тебя ждем,
начать не можем. Расскажи нам, как работается, как успехи?
   Стреляному кресла не досталось, и он вынужден был неуклюже опуститься
на низкий пуфик, обтянутый легкомысленным розовым шелком. Его хорошее
настроение, похоже, начало быстро портиться.
   - А в чем дело-то? - Стреляный завертел головой.- Успехи, они у
комбайнеров...
   Виктор Палыч прошелся по залу, оглядел всех присутствующих.
   - Тут, Миша, тема одна возникла... Непонятки... Может, ты их и
прояснишь?
   Антибиотик неожиданно быстро подскочил к Стреляному и ударил его
разведенными пальцами в глаза:
   - Ты что наделал-то, пес смердячий, что наделал, спрашиваю?!
   Миша взвыл и свалился с пуфика.
   - За что, босс, за что?!
   Виктор Палыч вместо ответа ударил его ногой в лицо:
   - Я ведь говорил тебе, Мишаня, маза [Маза - в данном случае - власть,
первенство (жарг.)] всегда за мной будет!
   Стреляный встал на колени, на его верхней губе выступили мелкие
бисеринки пота:
   - Босс, легавым буду, не знаю, о чем речь!
   Все приглашенные Антибиотиком, похоже, тоже не понимали, что
происходит, но сидели молча. Только Иваныч ухмылялся из-под козырька своей
кепочки. Виктор Палыч сел в кресло и закинул ногу на ногу:
   - Не крути динаму, Миша, мы тебе не мокрощелки, чтобы ты здесь фраерил.
Я ведь тебе фуфел уже чистил, чтоб ты лишний раз не халявил, да видно, не
усек ты... За что ты, Миша, Доктора замочил?
   Стреляный стал очень бледным, у него задергался правый глаз.
Затравленно озираясь, он наталкивался на холодные взгляды бывших корешей.
   - Братва, я, бля буду!..
   - Ты уже блядью стал, когда честного пацана замочить решился. Не понти,
тебя твои же сдали,- вступил в разговор Иваныч.
   Миша замотал головой и почти провыл, обращаясь к Антибиотику:
   - Босс, прости... Не хотел я, это все из-за цветного так получилось!
   Виктор Палыч с брезгливым равнодушием посмотрел на Стреляного, который
уже вспотел так, что темные пятна выступили на белом пиджаке.
   - Я ведь говорил тебе, Миша, не трогай этого мусорка, он нужен для
дела...
   Дурак ты, Миша... ты что же, думал, что я не узнаю про то, как ты из
Альметьевска ребятишек вызванивал? Я тебе шанс давал одуматься, на
просветление твое надеялся... А твои альметьевские даже нормально
сработать не смогли - только Доктора и завалили...
   На Стреляного было жалко смотреть, он вновь обвел всех вытаращенными
глазами:
   - Братва, я не хотел... Я...
   - Хватить мазаться! - перебил его Ледогоров, быстро "въехавший в тему"
и теперь державшийся так, будто он все знал с самого начала.- Тебе на
такие дела никто прав не выписывал! Через тебя правильного пацана кончили,
теперь еще мусора на хвост сядут...
   Со своего кресла встал Иваныч, надвинув кепку еще глубже на глаза,
подошел к Стреляному, по-прежнему стоявшему на коленях:
   - Ты коллектив кинул, проблемы нам принес... Коллектив тебя за это
накажет...
   Иваныч неожиданно сильно ударил Стреляного ногой в ухо. Миша взвыл и
покатился по полу. Брызгая слюной, он закричал:
   - Братва, он всех продаст, этот мусорок! Антибиотику он подъерлыкивает,
но ебло свое кумовское еще покажет! Вы еще вспомните...
   - Ты хипеж [Хипеж - шум (жарг.)] не поднимай, Миша! На Адвоката мышку
[Мышку ставить - в данном случае выражение, аналогичное словосочетанию
"ставить крест на ком-то"] рано ставить, поработает еще... А вот тебе мы
жало вырвем!
   Стреляный рванул рубаху на груди;
   - Из-за цветного горло рвете?!
   Ледогоров не дал ему договорить:
   - Не об Адвокате речь, ты на всех нас положил. Доктора завалил, должен
отвечать... А путания твои - легавый волка не возьмет...
   - Хватит базара! - вмешался Антибиотик,- Я думаю, всем все ясно? Что
решать будем? Иваныч?..
   - Должен отвечать! - Иваныч посмотрел на Муху, передавая эстафету ему.
   Муха, огромный стотридцатикилограммовый амбал, не проронивший до этого
ни слова, жестко усмехнулся:
   - Пенки пускает, фуфел, пусть ответит...
   Ильдар, молчаливый угрюмый татарин, кивком подтвердил свою солидарность
с Мухой.
   Сазон махнул рукой:
   - Борзой стал, работать не хочет... Мочить! Очередь дошла до Ледогорова.
   Тот пожал плечами:
   - Нельзя себя над коллективом ставить... Выход только один...
   Виктор Палыч удовлетворенно кивнул и повернулся к Стреляному:
   - Ну, ты понял, Мишаня.
   Стреляный поднялся на ноги и ощерился:
   - Я зону держал, а вы меня из-за... Сазон презрительно улыбнулся и тоже
встал:
   - Мы честный базар ведем, а ты даже стойку держать не можешь!
   Миша сник, словно выдохся, вытер мокрое от пота лицо:
   - Ладно, братва, вы меня еще вспомните! Виктор Палыч укоризненно
покачал головой:
   - Мы, Мишаня, всегда тебя помнить будем, о маме твоей позаботимся, не
переживай...
   Антибиотик обвел всех присутствующих взглядом и предложил:
   - Ну что, давайте сюда комсомольца нашего дернем; его это напрямую
коснулось, пусть крещеньице примет...
   Никто не возразил. Виктор Палыч подошел к двери и гаркнул в коридор:
   - Вася! Давай Адвоката сюда!
   Когда двухметровый верзила пришел за Челищевым, Сергей почувствовал,
что в доме происходит что-то важное, касающееся его лично. Спустившись в
большой зал и увидев собравшихся авторитетов, он все понял - на Стреляном
уже лежал отпечаток обреченности его словно не замечали. Атмосфера в зале
была накалена до предела. Ледогоров без лишних слов протянул Челищеву
выкидной нож.
   - На, распиши его,- он кивнул на Стреляного, который озирался и
скалился, словно затравленный волк.- Это он Доктора замочил.
   Сергей вспомнил, с какой ненавистью при редких встречах смотрел на него
Стреляный. Все вставало на свои места. Времени удивляться тому, как
оперативно и быстро провел Антибиотик свое "дознание", не было. Сергей
посмотрел на нож, который ему протягивал Ледогоров, и качнул головой:
   - Нет! Я не мясник, чтоб забивать козла на привязи...
   Ледогоров опустил протянутую руку. Сазон удивленно приподнял плечи:
   - Тебе, Адвокат, коллектив поручает...
   - Виктор Палыч,- обернулся к Антибиотику Челищев.- Мне впадло так,
слишком дешево получается... Я за себя и Доктора по честному сквитаться
хочу, один на один...
   Авторитеты переглянулись. Такого ответа они, видимо, не ожидали.
   - Нормальный ход,- одобрительно хмыкнул Ледогоров.
   Сазон откинулся в кресле и тоже кивнул:
   - Рисковый пацан, молоток!
   Только Антибиотик как-то странно скривился, но в конце концов махнул
рукой:
   - Что ж, Сережа, ты сам выбрал...
   Все задвигали креслами, освобождая середину зала, Муха, улыбаясь,
зашептал что-то на ухо Ильдару, тот молча кивнул и незаметно показал два
пальца:
   похоже, они заключали пари.
   Сергей коротко глянул на Стреляного, крутанул плечами, разминая их, и,
выдернув ремень из джинсов, отбросил его в сторону, чтобы не давил, не
сбивал дыхание. Затем он резко выдохнул одновременно ртом и носом и поднял
голову. Он не чувствовал злобы или страха. К нему пришли спокойствие и
холодная уверенность в себе. Стреляный же, наоборот, дергался, потел и
непрерывно скалился. Наклонив по-бычьи голову и выставив руки, он заревел:
   - Я тебя сейчас пялить буду, мусор гнойный!
   Сергей молча ждал в расслабленной позе. Он чуть прикрыл глаза и
вспомнил лицо Федосеича. Сергей почувствовал, что он не один, и улыбнулся.
   Стреляный с завывом бросился на Челищева. Сергей поймал его движение и
как бы присоединился к нему. Миша даже не заметил, как нога Челищева пошла
вверх. Подхват буквально подкинул Стреляного в воздух, и он тяжело упал на
спину, застонал, но нашел в себе силы быстро перевернуться и на
четвереньках броситься к камину, где лежала оставленная Антибиотиком
кочерга. Но добраться до нее уже не успел - Челищев прыгнул ему на спину,
подхватил правой рукой у горла Стреляного левый лацкан его пиджака и резко
потянул к себе, одновременно левой рукой упираясь в толстую шею противника.
   Стреляный завалился набок, захрипел, задергал ногами, но Сергей словно
приклеился к его спине и все крепче сдавливал лацканом пиджака Мишане
горло.
   Это был классический удушающий прием, который Челищев много лет назад
часто применял на соревнованиях, только там следовало остановиться по
знаку судьи или хлопку сдающегося противника, а здесь Сергей давил и
давил, не разжимая рук, еще долго после того, как Миша перестал биться и
вырываться.
   Наконец Сергей встал, стараясь не смотреть на страшное лицо Стреляного.
Все молчали. Челищев подобрал свой ремень и начал вставлять его в петли
джинсов.
   - Грамотно! - улыбнулся Сергею Ледогоров. Муха досадливо сморщился, а
Ильдар, усмехнувшись, потер большой палец об указательный. Муха кивнул.
   Похоже, он проиграл спор.
   - Ладно,- встал Иваныч.- Спектакль окончен, опускаем занавес. Этот
дятел по ушам хотел проехать, за это и наказан. Но ты, Серый, если в
коллектив вошел - тоже дурью не страдай.
   - Не надо его фалавать [Фалавать - учить, дергать, агитировать
(жарг.)],- заступился за Челищева Антибиотик.- Он сам все понимает: вошел
в коллектив - работай, гулять начнешь - ответишь... Прибрать бы здесь
надо, да и делами дальше заниматься...
   В соседней комнате убитого наспех помянули (Сергей отметил, что Иваныч
и Ильдар рюмки подняли, но водку пить не стали, выплеснули в цветочные
горшки), и все заторопились разъезжаться. С Сергеем прощались подчеркнуто
тепло и уважительно. Когда все приглашенные уехали, Антибиотик повернулся
к Челищеву и усмехнулся:
   - Все это, конечно, очень бла[#8209]ародно выглядело, но глупо. Миша
все равно был уже не жилец, незачем было гладиаторские бои устраивать,
вдруг бы он тебя зацепил... Ну, да ладно, хорошо, что так кончилось...
   Виктор Палыч пригласил Сергея к себе в кабинет и подал довольно большую
картонную коробку:
   - Держи, это твоя доля, ты ее заработал честно...
   В коробке лежали пачки сто долларовых купюр, но радоваться деньгам
Сергей не мог - не было сил. Он равнодушно держал в руках целое состояние
и переминался с ноги на ногу.
   Антибиотик вздохнул:
   - Понимаю, что ты устал, досталось, но - молодец, держишься... Надо уж
до конца дело доделать: ближе к вечеру свезешь Мишаню к Вальтеру - не сам,
я пацанов дам, ты в другой машине следом поедешь, посмотришь, чтобы все в
порядке было... Ну и отдохни пару деньков, а мы пока Доктором займемся,
надо же похороны нормальные организовать, проблемы всякие решить...
   Сергей кивнул и ушел к себе в комнату. Больше всего ему сейчас хотелось
в душ, а после этого - выпить водки и забыться.
   * * *
   Хозяин Смоленского кладбища Николай Трофимович Богомолов, в более узком
кругу известный как Вальтер, встретил Сергея радушно, как старого
знакомого:
   - Кого на этот раз привезли? - весело спросил он, делая знак двум
"быкам", тащившим тюк со Стреляным, опустить его на землю. Вальтер открыл
лицо покойника и присвистнул:
   - Ух ты, Мишаня! - Он присмотрелся и, крякнув, снял золотую цепь с шеи
Стреляного.- Молодые еще, все наспех, все абы как, добро пропало бы...
   Вальтер деловито засунул золотую цепь в карман, справедливо считая ее
своей добычей.
   Челищев отвернулся, чтобы Вальтер не видел выражения его лица.
   - А ты езжай, Адвокат, мы уж тут сами разберемся... - Похоже, Николай
Трофимович счел, что со Стреляного можно снять еще много чего хорошего, и
хотел заняться этим спокойно и без лишних глаз.
   Челищев кивнул и не прощаясь пошел прочь...
   * * *
   К Катерине он приехал уже поздней ночью. Сергей не раздеваясь прошел на
кухню, сел, закурил сигарету и коротко пересказал онемевшей Кате события
прошедшего дня. Потом Челищев встал и, не глядя Катерине в глаза, глухо
попросил:
   - Ты меня не спрашивай больше ни о чем и ничего не говори. Я поеду
сейчас, мне нужно одному немного побыть...
   Заметив тревогу в глазах Кати, Сергей усмехнулся:
   - Не бойся, не пропаду, как в тот раз. Послезавтра позвоню. Доктора
нужно по-человечески похоронить... Слушай, Катя, а какая у него фамилия
была? Мне же, наверное, в милиции объясняться придется - его ведь в моей
машине нашли...
   Катя закрыла глаза и смахнула рукой скатившуюся по щеке слезу:
   - Решетов была его фамилия... Анатолий Георгиевич Решетов...
   Челищев поймал такси на Кировском проспекте и неожиданно для себя
попросил отвезти его к Александро-Невской лавре. Сергей хотел зайти в
храм, но было уже слишком поздно и тяжелые двери оказались закрытыми.
Челищев с досады стукнул по ним кулаком и пошел обратно через темный
парк...
   К себе домой он вернулся как после долгого многомесячного путешествия,
а ведь с тех пор, как он последний раз здесь был, прошло меньше недели...
   Есть дома было нечего, но Сергею все равно бы кусок в горло не полез.
Он позвонил Саше Выдрину, договорился о встрече на следующее утро, потом
порылся в аптечке, оставшейся от матери, обожавшей всякие лекарства. Найдя
упаковку элениума, он выпил сразу две таблетки, запил их целой бутылкой
воды и заснул на диване не раздеваясь...
   * * *
   Приехавший на следующее утро к Челищеву Сашок опешил, увидев волосы
Сергея.
   Челищев только махнул рукой:
   - Не обращай внимания, у меня просто пигментация нарушена.
   Выдрин кивнул, но по выражению его лица было видно, что он не очень
поверил этому объяснению. Сергей отсчитал Сашку восемь тысяч долларов и,
улыбаясь, спросил:
   - У тебя права есть? Ну и отлично. Езжай в магазин на Энергетиков,
возьми новую "девятку", оформи ее на себя, номера получи и все такое...
Только бери с длинным крылом, лучше смотрится... Можешь заодно навороты на
нее всякие поставить и стекла затонировать... Короче, через пару дней
"лошадка"
   должна быть полностью готова к работе, ее у нас много будет...
   Сашок буквально ошалел от радости, схватил доллары и убежал, забыв от
волнения шапку. Сергей тоже через полчаса вышел из дому, позавтракал в
кафе на Невском и отправился на Миллионную, бывшую улицу Халтурина. Там
располагался офис фирмы "Позитком". Эта фирма не занималась торговлей
продуктами и не выдавала кредиты. "Позитком" был организован
журналистами-телевизионщиками, которые еще в 1991 году смекнули, что
хорошо снятые кадры эксклюзивных российских новостей можно по хорошим
ценам продавать западным телекомпаниям.
   Никакой Америки они, кстати, не открыли - еще в конце восьмидесятых
пленки со своими передачами (тогда еще принадлежащие государству, потому
что были отсняты на государственной технике в рабочее время) начала гнать
во Францию очень известная и очень "демократичная" журналистка Стелла
Крючкова. Так что ребята из "Позиткома" были во многом честнее своих
коллег с государственного телевидения, которые втюхивали западным
телекомпаниям материалы, попросту украденные из своих редакций, если уж
называть вещи своими именами.
   Челищев неплохо знал продюсера "Позиткома", "русского корейца" Игоря
Цоя - они познакомились, когда ребята готовили для "Би-би-си" репортаж об
антикварном бизнесе в новой России и приехали в прокуратуру, чтобы
выяснить, часто ли убивают в Питере известных коллекционеров... Беседовать
с журналистами тогда поручили Андрюхе Румянцеву, который вел когда-то дело
об убийстве антикварщика Варфоломеева, но Андрюха, как всегда, спешил
куда-то и упросил Сергея побеседовать с телевизионщиками вместо него.
   Челищев с Цоем сразу нашли общий язык, и потом они встречались еще не
раз, иногда по инициативе Игоря, а иногда и Сергея - прокуратуре ведь тоже
иногда бывает нужно деликатно "слить" в журналистские крути кое-какую
информацию... Летом девяносто второго Цой как-то похвастался Челищеву, что
теперь у них в "Позиткоме" есть даже своя скрытая камера, объектив которой
свободно умещается на галстучном зажиме. Именно эта камера и интересовала
сейчас Сергея.
   Цой встретил Челищева радушно, хотя они не виделись и не созванивались
больше полугода. Помня, что Игорь - хоть и русский, но по генам все же
кореец, Челищев не сразу перешел к цели своего визита, а попил сначала
чайку и потрепался на общие темы, расспросив, как дела, какие планы...
   - Дела у нас так себе, если честно,- ответил Цой, прихлебывая чай.- Эти
засранцы с пятого канала нам всю малину портят. Мы ведь, в принципе, по
одним дорожкам бегаем: где что случилось - там и встречаемся, как
говорится... Ну, а они сначала у себя отснятые кадры покажут, а потом по
демпинговым ценам их же - на Запад... Причем ладно, просто продавали бы, а
то ведь цены сбивают... Только и вылезаем пока за счет того, что у нас
техника лучше... Нужен какой-то большой проект, тогда бы мы штаны
подтянули... Намечается тут у нас кое-что со шведами... Об организованной
преступности фильм. Кстати, с нами предварительно Андрей Серегин
поработать согласился, знаешь его?
   - Слышал,- уклончиво ответил Сергей.
   - Мы в этом проекте, если он, конечно, пойдет, и на твою помощь
рассчитываем: естественно, не за бесплатно, фирмачи бюджет большой
закладывают...
   Челищев вежливо улыбнулся и покачал головой:
   - Я, Игорюша, больше в прокуратуре не работаю. Я теперь частным сыском
занимаюсь, зарплата больше и начальства меньше... Цой от удивления
поперхнулся чаем:
   - Ну?! А я-то думаю, куда ты пропал... Ну и правильно, не фига на
государство горбатиться, оно никогда не оценит... Слушай, так честный сыск
- это тоже то, что нужно. Мы бы и этот аспект в фильме затронули, заодно
твоей конторе рекламу на Западе бы сделали...
   Челищеву с трудом удалось направить разговор в нужное ему русло.
   - Я, собственно, что зашел-то... У тебя, помнится, скрытая камера была,
а у меня сейчас как раз один заказ выгодный появился - клиентка мужа в
изменах подозревает. Она - актриса, на гастроли, на съемки уедет, а ее
благоверный якобы времени даром не теряет. Она бы давно с ним развелась,
но он прописан в ее квартире и выписываться не собирается, поэтому ей и
нужны зримые, так сказать, доказательства гнусности его натуры...
   Игорь хитро прищурился и спросил:
   - Это ты, хватая неверных мужей за жопы, столько седины заработал?
   - Именно! - рассмеялся Челищев.- Знаешь каково - наблюдать и
облизываться?
   Цой встал и открыл большой металлический шкаф, в котором хранилась
аппаратура:
   - Насчет скрытой камеры - никаких проблем! Она у нас, если честно,
лежит без дела, раза три ее всего использовали, и то - для понта.
   Игорь подробно объяснил Сергею, как пользоваться аппаратурой, потом они
провели пробную запись, и Челищев засобирался домой.
   - Игорь, сколько я тебе должен за аренду техники?
   Цой замахал руками:
   - Мы же свои люди, должны выручать друг друга, какие там деньги... Ты,
Серега, лучше вот что мне скажи; сейчас на все фирмы наезжают, "крыши"
   предлагают... Если что, на твою контору можно рассчитывать? Мы, если
надо, можем вам за это рекламу на телевидении пропихнуть - по бартеру...
   - Вопросов нет,- Челищев усмехнулся.- Будут беспокоить, сразу звони
мне. А реклама нам, пожалуй, пока не нужна...
   * * *
   Дома Сергей обнаружил в почтовом ящике повестку, в которой ему
предлагалось явиться в областную прокуратуру.
   "Быстро работают, однако",- хмыкнул про себя Челищев и хотел было
сначала просто выбросить бумажку со штампом, потому что не расписывался в
ее получении, но потом решил все-таки навестить бывших коллег - все равно
не отвяжутся...
   Разговор со следователем-областником у него много времени не отнял -
оба были профессионалами, прекрасно разбирающимися в юридических тонкостях
и формальностях. Челищев "по существу заданных ему вопросов" пояснил, что
четыре дня назад отдал ключи от своего автомобиля гражданину Решетову
Анатолию Георгиевичу, потому что тот разбирался в иномарках, а в машине
барахлило зажигание... Сам Челищев в эти дни болел, отлеживался на
квартире у своей любовницы, в Пушкине (девушка была предупреждена и все
показания Сергея в случае необходимости подтвердила бы), поэтому не знает,
каким образом "вольво" оказалась на шоссе у ресторана "Горка" с трупом
Решетова в салоне...
   - Сергей Александрович, а вы хорошо знали Решетова, его род занятий,
знакомых? - Следователь явно не верил Сергею, но записывал все аккуратно.
   - Нет,- пожал плечами Челищев.- Шапочное знакомство, коллега.
   - Что же вы, ключи даете людям малознакомым?
   Челищев вздохнул и развел руками:
   - Вот жизнь меня за это и наказала... Автомобиль-то, как я понимаю,
теперь для эксплуатации непригоден?
   Следователь вздохнул, задал еще несколько вопросов, потом оформил
протокол, дал Челищеву его прочитать и расписаться, а затем пожелал всего
доброго.
   Во дворе областной прокуратуры Челищева окликнул знакомый голос. Сергей
обернулся и увидел подходившего к нему Степу Маркова в неизменных джинсах
и потертой холодной кожаной куртке.
   - Здорово, Челищев.
   - Здравствуй, Степа, коли не шутишь... - Оба закурили и долго смотрели
друг на друга - молча, испытующе.
   Наконец Марков спросил:
   - Вторым человеком в машине был ты? Там следы остались...
   Челищев покачал головой:
   - Мне все вопросы уже следователь задавал, ответы можешь в протоколе
прочитать, если он тебе его даст.
   Степа сморщился:
   - Да я не для протокола... Зря ты, Серега, не хочешь со мной
по-человечески поговорить... Однажды вот так и тебя найдем где-нибудь...
Если на зону раньше не уйдешь.
   Челищев разозлился:
   - Не пугай, Степа, не надо... А про человеческие разговоры... - Ты
забыл, наверное, как сам говорить со мной отказался... А теперь - у меня
времени нет. Да и место ты выбрал неудачное. Шутник ты, Степа, кто же
человеческие разговоры в прокуратуре ведет...
   Марков неопределенно пожал плечами:
   - Место найти нетрудно, было бы желание...
   Сергей хотел было сказать что-то резкое, но передумал. Он посмотрел
Маркову прямо в глаза и произнес только одно слово:
   - Посмотрим...
   И Челищев быстро зашагал прочь. А Степа смотрел ему вслед, курил свою
болгарскую сигарету и шепотом матерился...
   * * *
   Из телефона-автомата Сергей позвонил Ворониной на работу и предложил
вечером встретиться. Предложением это, впрочем, можно было назвать лишь
формально: оба понимали, что на самом деле это приказ.
   Юля пришла на встречу вовремя. Выглядела она плохо - вся как-то
съежилась, глаз не поднимала, шла словно побитая собачонка, какой-то
семенящей походкой, на которую мужчины не оборачивались. Челищеву было ее
не жаль:
   во-первых, Юля сама распорядилась своей судьбой, а во-вторых...
Во-вторых - что-то случилось с самим Сергеем. Чувство жалости и
сострадания словно умерло в его душе. Или по крайней мере глубоко уснуло.
   - Как часто Никодимов трахает тебя в своем кабинете? - начал Челищев
без увертюр.
   Юля съежилась еще больше, оглянулась и тихо ответила:
   - Раз в неделю, иногда - два... Он говорит, что так стресс снимает...
   Сергей кивнул и задал новый вопрос:
   - Последний раз давно было?
   - Дней восемь назад, потом у меня "женские дела" начались... Челищев
снова кивнул:
   - Обычно это когда происходит - после работы?
   - Иногда после работы, но чаще - в обеденный перерыв. Он мне заранее
звонит, говорит: "Зайдите, Юля, у меня тут бумаженции поднакопились кое -
какие..."
   Сергей помолчал, потом взял Воронину за подбородок, заставил взглянуть
себе в глаза;
   - Когда он в следующий раз тебя дернет, ты должна будешь оставить у
себя на столе какой-нибудь условный знак.
   - Зачем? - Юля испуганно глядела на Сергея.
   - Это, милая, уж не твоя забота - зачем. Ты делай, что сказано, а об
остальном пусть твоя голова не болит.
   У Ворониной затряслись губы, но она взяла себя в руки:
   - А какой условный знак?
   - Ну, не знаю, пачку "Мальборо" оставишь на столе, что ли,- раздраженно
бросил Сергей.
   - Ой, "Мальборо" нельзя - утащат сразу же... - впервые робко улыбнулась
Юля.
   Челищев тоже хмыкнул, его лицо немного разгладилось и подобрело:
   - Ну, я не знаю - расческу на стол положишь... Расческа у тебя есть?
   - Да, вот, розовенькая,- Воронина порылась в сумке и показала Сергею
небольшую щетку для волос.
   - Вот ее и оставишь... Смотри, не забудь.
   Юля кивнула.
   Челищев хотел было повернуться и уйти, но поникшие плечи Ворониной,
которую он помнил сексапильной и знающей себе цену женщиной, заставили его
выдавить из себя пару дежурных "вежливых" вопросов:
   - Как ты сама-то? Как жизнь?
   - Это - не жизнь,- сказала Воронина и заплакала тихо, без всхлипов.
   Сергей помолчал, хотел сказать что-то, но, передумав, ушел, не
оглядываясь.
   Скрытую камеру Челищев отвез к бабе Дусе. Евдокия Андреевна согласилась
помочь Сергею сразу, не задавая никаких вопросов. Только после того, как
Челищев научил старую уборщицу пользоваться аппаратурой, она сказала ему:
   - Смотри, Сережа... Не слишком ли ты крутую кашу завариваешь? Мне-то
что, я старая уже, свое пожила...
   - Кашу заварил не я,- коротко ответил Сергей, и больше они к этой теме
не возвращались...
   Челищев и сам еще до конца не знал, для чего ему может понадобиться
видеокассета с заснятыми забавами заместителя прокурора города, но то, что
она понадобится, он знал точно. В его голове только начинала складываться
некая комбинация. Ночью Сергей долго не мог уснуть, ворочался, наконец не
выдержал, сел на кухне с авторучкой и листком бумаги и начал рисовать пока
пустые квадратики какого-то только ему понятного плана.
   * * *
   Толю-Доктора отпевали в Спасо-Преображенском соборе. Колонна примерно
из тридцати пяти иномарок скорбно проследовала от "Пятнашки" (больницы №
15, где в морге лежало тело Доктора) через весь Литейный. Гаишники
движению не препятствовали, а один даже отдал честь похоронному кортежу.
На отпевание съехались представители всех наиболее крупных городских
группировок, за исключением, естественно, "черных". Во дворе собора было
тесно от братков, которые негромко переговаривались между собой, ожидая
начала службы.
   Сергея подвез к церкви Сашок - уже на новой, абсолютно бандитского вида
затонированной "девятке" цвета "мокрый асфальт". Сашка на отпевание
Челищев не взял, решив, что тому не стоит пока светиться среди братвы. Во
дворе к Сергею подошел Танцор и уже не отходил никуда, выполняя функции то
ли почетной охраны, то ли наблюдателя... Ждали Антибиотика. Пока его не
было - курили, здоровались между собой, обменивались последними новостями.
   Челищева многие узнавали, подходили пожать руку, сочувственно хлопали
по плечу.
   Из обрывков услышанных Сергеем разговоров вырисовывались две версии
гибели Толика, циркулировавшие среди городской братвы. По первой - его
завалили кавказцы, якобы за то, что Доктор участвовал в свое время в
знаменитом погроме на Кировском рынке, закончившемся жертвами со стороны
"черных".
   Милиция задержала тогда около сорока человек, но вынуждена была
отпустить всех, даже тех, кто был взят с дубинами в руках - торговцы
упорно никого не опознавали, а братки уверенно отвечали, что дубины
похватали прямо на рынке, исключительно для самозащиты, увидев
заварушку... Вторая версия была еще романтичнее - по ней Толика грохнули
менты, которые не могли справиться с его растущим влиянием и авторитетом.
Сергей ни одну из версий не опровергал и не подтверждал, впрочем, на него
не особенно и наседали.
   Наконец подъехал Антибиотик. В сопровождении трех телохранителей он
подошел к родным Доктора - матери и, видимо, еще каким-то родственникам,
резко контрастировавшим своей небогатой одеждой с большинством
присутствовавших.
   Все потянулись в собор, ступени которого были облеплены нищими. Нищих
было в три раза больше, чем обычно, они по-деловому собирали дань, а у
некоторых братки меняли крупные купюры на мелочь, чтобы потом бросить ее в
могилу. На отпевании Сергей со свечой в руке стоял рядом с Антибиотиком,
остальная братва разбилась на кучки, по принадлежности к группировкам. У
лежащего в гробу Доктора было незнакомое, сильно загримированное лицо.
Дыры в голове были практически незаметны, если специально не
присматриваться, конечно.
   - В том месяце мусорка кокнули, теперь вот нашего хороним,- услышал
Сергей позади себя чей-то шепот.
   - Перед Богом все равны...
   Горячий воск капал Челищеву на руки, но боли он не чувствовал. У него в
душе было пусто и холодно.
   Перед отъездом на Южное кладбище все снова столпились во дворе собора
на перекур. Некто Паутиныч - из "пермских" - серьезно рассказывал, что в
Москве менты учредили секретную организацию под названием "Белые стрелы":
   - Пацаны говорили, что эти "стрелы" самых крутых мочат, а расследование
потом не проводят...
   Потом все деловито зашуршали купюрами - кто-то сказал, что с каждой
бригады решено собрать по тысяче долларов, а деньги надо отдать дяде
Доктора...
   * * *
   С зажженными фарами колонна проследовала на Южное кладбище. У ворот
Сергей профессиональным взглядом "срисовал" две машины, из которых явно
осуществлялась съемка похорон. Челищев поглубже надвинул на глаза капюшон
и усмехнулся. Над могилой Антибиотик сказал речь:
   - Сегодня мы хороним нашего товарища. Он всегда стремился быть первым -
ив спорте и на войне, и в жизни. Он никогда не был "нулевкой", никогда не
жаловался, и всегда на него можно было положиться. Спасибо матери,
воспитавшей такого сына: мы никогда его не забудем и сделаем все, чтобы
его семья ни в чем не нуждалась. Спи спокойно, Анатолий. Ты будешь отомщен
сполна. Земля тебе пухом. Мы будем помнить тебя...
   Рядом с матерью Доктора Сергей вдруг заметил заплаканную женщину в
черном и с трудом узнал в ней Татьяну - пышную директрису "ночника" на
Шаумяна...
   Бросив горсть земли и несколько монет в могилу Толика, Челищев отпустил
Танцора и незаметно ушел с кладбища...
   Вечером Сергей позвонил из автомата бабе Дусе и спросил:
   - Евдокия Андреевна, это из собеса беспокоят. Вы пенсию уже получили?
   - Да, спасибо, все на этот раз вовремя... Вряд ли телефон старой
уборщицы прослушивался, но на мерах предосторожности настояла она сама.
   Утвердительный ответ на вопрос Челищева означал, что торжественное
совокупление Никодимова с Ворониной прошло успешно, и Сергей может забрать
аппаратуру... Челищев тут же перезвонил Цою и предупредил, что скоро
завезет камеру.
   * * *
   Игорь посадил его в отдельном кабинетике осмотреть отснятые кадры на
мониторе. Ярослав Сергеевич Никодимов получился отлично, он мог бы с
успехом сниматься в дешевой западногерманской порнухе. Развалившись в
кресле, отодвинутом от рабочего стола, зампрокурора города наслаждался
минетом, даже не потрудившись спустить теплые зимние кальсоны.
   Воронина работала языком молча, а Никодимов, не стесняясь, "выдавливал
из себя стресс":
   - О-о!.. У-а!.. Еще давай!.. А-а!.. Мальвиночка моя, сильнее язычком
понизу - вот так, у-у-а!..
   Юля как чувствовала, что их забавы фиксируются,- она ни разу не
оглянулась на объектив камеры.
   - Ну как, порнушка записалась? - заглянул к Сергею в кабинет Цой.
   - То, что надо,- улыбнулся Челищев, торопливо выключая монитор.- Мне бы
еще теперь эту запись в двух копиях на обычные кассеты перегнать.
   - Нет проблем, дело минутное... Через час у Сергея были на руках две
хорошие копии на обычных кассетах. Оригинал пленки Цой при Челищеве затер,
слегка обидевшись на то, что Сергей не дал посмотреть ему "эксклюзивные
кадры супружеской измены".
   - Не могу,- развел руками Челищев.- Этика работы с клиентами...
   Прямо из "Позиткома" Сергей позвонил Сашку, предупредив его, что
предстоит срочная, но очень короткая командировка в Москву. Они
встретились на Московском вокзале, когда до отхода "Красной стрелы"
оставалось полчаса.
   Челищев дал Выдрину билет на поезд и запечатанный конверт с кассетой.
На конверте было написано: "Ивану Сигизмундовичу Пузанкову".
   - Значит, слушай, Саня, внимательно, этот пакет ты оставишь в гостинице
"Украина" у администратора - сунешь, если надо, десятку баксов, скажешь,
что Иван Сигизмундович приедет через пару-тройку дней, а ты ждать не
можешь, у тебя уже билеты в Харьков... Конверт голыми руками не трогай,
чтобы пальцы свои на нем не оставлять. Как отдашь - сразу бери билет на
дневной поезд - и обратно, в Питер.
   Выдрин осторожно положил конверт в пластиковый пакет и внимательно
посмотрел на Сергея:
   - Здесь не наркота?
   - Нет,- без улыбки ответил Челищев.- Вези спокойно. Для тебя там
никакого криминала нет, но когда будешь отдавать кассету в гостинице, сунь
за обе щеки по упаковке жвачки и говори с хохляцким акцентом, чтобы тебя
опознать не смогли. Но это так - на всякий случай...
   Проводив Сашу до вагона, Сергей вернулся домой, достал старую печатную
машинку и начал выстукивать письмо в Генеральную прокуратуру:
   "Уважаемый товарищ Генеральный прокурор!
   В то время как по всей России правоохранительные органы задыхаются в
борьбе с преступностью, в прокуратуре Петербурга происходят негативные
процессы, затронувшие ее высших руководителей. Махровым цветом расцвела
коррупция, уголовные дела "разваливаются" еще до их судебного
разбирательства. Вместе с тем странную пораженческую позицию занимает
руководство нашей прокуратуры, которое, можно сказать, полностью
нравственно переродилось.
   Заместитель прокурора города Ярослав Сергеевич Никодимов дошел до того,
что в рабочее время вызывает прямо к себе в кабинет проституток по
газетным объявлениям. Мне, ветерану МВД, полковнику в отставке, бесконечно
больно видеть, как порочится и пачкается имя нашей правоохранительной
системы, поэтому я прошу Вас организовать проверку подчиненной вам
структуры. Чтобы Вы не посчитали мое письмо обычным пасквилем пенсионера,
сообщаю, что видеокассету с записанными на ней развлечениями так
называемого прокурора Никодимова Вы можете обнаружить в запечатанном
конверте на имя Ивана Сигизмундовича Пузанкова у администратора гостиницы
"Украина".
   Надеюсь, отфиксированный на этой кассете материал заставит Вас всерьез
отнестись ко всему, написанному выше.
   С уважением - полковник милиции Р.
   P.S. Никогда в своей жизни не писал анонимок, но в данной ситуации
сообщить свое истинное имя пока не могу, потому что имею серьезные
основания опасаться мести со стороны Никодимова и связанных с ним
мафиозных структур".
   Челищев еще раз перечитал письмо; надев перчатки, тщательно протер
бумагу сухой замшевой тряпочкой, сложил, опустил в конверт и, напечатав
адрес, аккуратно заклеил.
   Утром, дождавшись звонка от Выдрина из Москвы (Сашок отрапортовал, что
все выполнено в лучшем виде), Челищев опустил письмо в почтовый ящик.
Теперь оставалось только надеяться на то, что письмо дойдет до
Генпрокуратуры и там его прочитают. Конечно, Сергей не рассчитывал на то,
что эта писулька попадет на стол к Генеральному. И уж тем более он не
надеялся на то, что в Москве будут принимать какие-то меры. Просто ему
нужно было на несколько дней "расшевелить муравейник", заставить
Никодимова испугаться и понервничать. Это было необходимой частью
задуманной Сергеем комбинации, а конечной целью плана Челищева было
"слить" в "Кресты" группировку Адвоката - не больше и не меньше. Именно
для этого ему нужно было хотя бы на время лишить Антибиотика активной
поддержки городской прокуратуры. Анонимка с видеокассетой должна была
сыграть роль световой гранаты - ослепить и деморализовать противника,
лишить его подвижности и маневра...
   Челищев отработал в правоохранительной системе семь лет (злые языки
называли эту систему "правозаменительной", но на то они и злые языки) и
хорошо знал, что нужно сделать для того, чтобы привести в движение
шестеренки этой системы. С другой стороны, Сергей понимал, что сам
Антибиотик, систематически подкармливая своих друзей из Большого дома,
создал вокруг себя и своей элиты ауру неприкасаемости. Нет, конечно, время
от времени проколы случались - как с Олегом, например, но, как правило, на
"съедение" отдавались лишь "быки" низшего звена, что позволяло сохранять и
безболезненно развивать структуру организации. И вспомнилось, как однажды
Виктор Палыч с удовольствием, с бокалом вина в руке, посмотрел
телепередачу о разгроме группировки некоего Бура, а потом позвонил
"друзьям" и долго поздравлял их, смеясь, с очередными служебными
достижениями в борьбе с рэкетом и бандитизмом.
   Кроме ментовского прикрытия, была у Антибиотика и служба своей личной
контрразведки, возглавляемая неким Черепом - человеком с мертвыми глазами,
про которого ходили какие-то совсем уж страшные слухи. Сергей видел Черепа
всего раз, но этого хватило, чтобы представить, что может стать с
"изменником", попавшим в его руки...
   Все это заставило Сергея разработать план, базировавшийся на так
называемых "мотивированных случайностях". Идея была в том, что
правоохранительная система должна была запуститься сама собой, без
первоначального прицела, на людей из ближайшего окружения Виктора Палыча.
Предотвратить, как известно, всегда намного легче, чем остановить,
особенно если останавливать нужно громоздкую бюрократическую
государственную машину - каждому винтику в ней ведь не объяснишь всего, а
уж о том, чтобы купить ее целиком, со всеми потрохами, никто и никогда из
серьезных людей даже не думал: денег не напасешься. Сергей рассчитывал и
на тех, кто, оставаясь в этой самой правоохранительной системе, пытается
честно бороться с преступностью, в том числе и с ее "крестными отцами".
Такие люди были, они работали, ориентируясь на собственную совесть,
невзирая на получаемые от начальства шишки и кривые ухмылки "образцовых"
офицеров, а по совместительству - друзей Виктора Палыча. Одним из таких
милицейских романтиков был Степа Марков и его друзья из пятнадцатого
отдела, и именно через него Челищев надеялся слить в ОРБ информацию, на
которую не прореагировать было нельзя.
   Но сам Степа не должен был догадаться, что его используют как фильтр...
   Через три дня после возвращения Выдрина из Москвы, когда по расчетам
Челищева его письмо уже должны были прочесть в Генеральной прокуратуре, он
назначил встречу Сашку, уже подстригшемуся и побрившемуся под "нормального
бандита", и Ворониной.
   - Вот что, друзья, слушайте меня внимательно. Вы должны будете сыграть
один интересный спектакль. Завтра вечером вы пойдете ужинать и отдыхать в
кабачок "Форт" - знаете такой на Петроградской стороне? Вы должны
изобразить влюбленную парочку - тупого "быка" с блядовитой подружкой...
   Сашок хмыкнул и с интересом уставился на Юлины ноги.
   Воронина зарделась.
   - Я попрошу не отвлекаться! - серьезно сказал Челищев.- Дело серьезное.
В этом кабачке есть бар, барменом там будет стоять такой плотный мужик с
заячьей губой, Юра. Мне нужно, чтобы этот Юра невзначай услышал ваш
разговор... А в этом разговоре, помимо разных глупых нежностей, должна
промелькнуть информация о том, что через день в местечке "кричи-не-кричи"
у ЦПКиО вечером пройдет разборка между приезжими сванами [Сваны -
народность, проживающая на Кавказе] и местной братвой по поводу одного
кавказского барыги... Потом вы расплачиваетесь и уходите. В кабак идете с
измененной внешностью - ты, Коля (так в присутствии Юли Сергей называл
Сашка), не бреешься и наденешь темные очки, а ты,- Челищев обернулся к
Ворониной,- сможешь парик найти где-нибудь?
   Юля кивнула.
   - Отлично, плюс намажешься как следует... Имейте в виду, голуби, это
дело серьезное и рисковое. Коля, говорить тебе придется...
   Выдрин улыбнулся и махнул рукой, показывая, что все будет оТкей:
   - А обниматься можно для убедительности?
   - Можно,- угрюмо сказал Челищев.
   Ему очень не нравился игривый настрой Сашка, но отступать было поздно.
   Потом Сергей очень пожалеет о том, что инструктировал Сашка и Юлю
вместе, а не по отдельности, и не свел их сам лишь внутри "Форта",
используя каждого втемную. Он вообще пожалеет о том, что затеял всю эту
комбинацию, но все это будет потом. А сейчас он действовал как
запрограммированный робот.
   Вранье, что роботы никогда не ошибаются, вранье...
   Челищев знал о бармене Юре, стучавшем в ОРБ, от Антибиотика, который
предупредил однажды Сергея, хотевшего назначить серьезную встречу в
"Форте".
   - Мы знаем, что Юра "барабанит",- и это хорошо. Дурак убрал бы его,
удавил бы суку кумовскую... Ну и что? Новый бы нашелся. Лучше уж знать -
кто, так спокойнее жить,- объяснил Виктор Палыч, и Челищев похолодел
тогда, потому что, если возможности Антибиотика доходили даже до
расшифровки агентуры - святая святых любой службы, то...
   Сейчас предупреждение о Юре с заячьей губой обернулось против самого же
Виктора Палыча, потому что в местечке "кричи-не-кричи" на самом деле
должны были встретиться люди Адвоката и казанца Ноиля. Разговор намечался
серьезный - о невозвращении кредита взятого из банка "Отечество". Банк
этот как раз курировала группировка Адвоката. На этой, возможно,
конфликтной стрелке должна была присутствовать и Катерина - как специалист
по банковской сфере. Катя не раз, кстати, ездила и на стрелки, и на
разборки, но из машины, как правило, не выходила - в мужских разговорах
баба была вовсе не по понятиям, даже если эта баба и умнее трех мужиков,
вместе взятых...
   Сергей знал, что информация от Юры, уйдя в ОРБ, скорее всего попадет в
пятнадцатый отдел, к майору Кудасову - "черными" занимались именно они. На
сванов, якобы приезжающих в город, Кудасов должен был клюнуть обязательно:
   говорили, что за горцами уже числится труп некоего Шоты Колаладзе,
который однажды не захотел делиться... Сергей точно знал, что, получив
информацию, которая поможет раскрыть преступление, Кудасов и сам будет
работать сутками, и оперов своих озадачит. А сейчас в городе поговаривали,
что вор Авто похитил и держит в своей пригородной тюрьме бизнесмена Гиви
Окрапиридзе, который, работая на сванов, задолжал Авто сущие пустяки -
двести пятьдесят тонн бакинских. Авто включил счетчик, и, говорят,
дотикало уже до полумиллиона... Об этом знали многие, значит, мог знать и
Кудасов.
   Времени проверить информацию детально у него не будет.
   Он будет брать тех, кто приедет на стрелку в "кричи-не-кричи". Только
вот рыбка в сети попадется другая...
   У Челищева уже просто не было сил продолжать играть роль "своего среди
чужих, чужого среди своих". Тем более что для своих он уже навсегда стал
чужим, а вот своим для чужих... Нет. Он просто стал чужим для всех.
Человек не может жить один, такая жизнь невыносима, вот и гнал Сергей к
развязке, и даже вопросы собственной безопасности его уже не очень
волновали. Слишком часто за последнее время рядом с ним умирали люди.
Единственное, что хотел успеть бывший следователь Сергей Челищев,- это
рассчитаться. Воздать. И начать он хотел с Катерины - до Олега в "Крестах"
не дотянуться.
   Антибиотик... Он тоже должен получить свое, но он, в конце концов,-
чужой человек, совсем другое дело - предавшие друзья. Чужие предать не
могут - они ведь чужие. Предать могут только близкие друзья.
   Посещение Сашком и Ворониной "Форта" прошло как задумывалось. Так, по
крайней мере, доложил Выдрин. Утаил Сашок от своего нового патрона только
одно - то, что после кабака он посетил еще и Юлину постель... Даже гений
не может предусмотреть всех... нюансов.
   Между тем странные события начали происходить в прокуратуре. Незадолго
до окончания рабочего дня в кабинете Ярослава Сергеевича Никодимова
раздался телефонный звонок из Москвы. Это был заместитель Генерального, и
Никодимов, как всегда, когда звонило высокое начальство, искательно
привстал со своего стула. Привстал, а потом рухнул на него, поточу что
начальство говорило то, чего Ярослав Сергеевич никак не ожидал услышать:
   - Что же это вы, Никодимов, вытворяете - рокотала трубка.- Постыдились
бы, в вашем-то возрасте... Бордель устраиваете в служебном кабинете? Мы
эту пленку посмотрела - чуть со стыда не сгорели сами... Вы бы хоть
кальсоны снимали, Буратино вы наш...
   Никодимов разом взмок и оцепенел.
   - Я... - бормотал он в ответ.- Я не понимаю...
   - И понимать тут нечего! - рявкнула трубка.- Совсем с ума посходили...
От кого-кого, но от вас, Ярослав Сергеевич, мы никак этого не ожидали...
   Готовьтесь, у вас впереди будут серьезные и неприятные разговоры... Это
не единственный сигнал о вас.
   Заместитель Генерального, не прощаясь, повесил трубку, а Ярослав
Сергеевич еще долго слушал короткие безжалостные гудки. Потом он рванул
душивший галстук и отшвырнул его в сторону.
   - Сопляки,- шептал Никодимов,- щенки, мальчишки... Я столько лет, верой
и правдой... Я...
   Если бы Ярослав Сергеевич увидел себя в зеркале, то, наверное, сам бы
испугался, какого цвета у него стало лицо. Всклокоченный и потный, он
выбежал на улицу мимо постового, проводившего его удивленным взглядом.
   Никодимов еле открыл свою "семерку" трясущимися руками.
   - Я вам еще устрою, вы у меня еще попляшете,- бормотал он, сам не
понимая, кого имеет в виду. Его машина вырулила на набережную и понеслась
по мокрому асфальту. На спидометре было километров восемьдесят, когда
сердце Ярослава Сергеевича стукнуло и словно расползлось в груди.
Никодимов попытался схватить ртом воздух и затормозить, но нога вместо
тормоза нажала на газ, а руль выскочил из непослушных потных рук...
Водитель ехавшего по встречной полосе экскурсионного "Икаруса" даже не
успел затормозить...
   Когда прибывшие на место аварии гаишники нашли на обезображенном трупе
удостоверение заместителя прокурора города, то разом закурили и с
сочувствием взглянули на бледного водителя "Икаруса":
   - Да, брат, кажется, ты попал...
   - Но я же не виноват! - закричал шофер, еле державшийся на ногах после
удара.- Я же не виноват!
   Гаишники молча курили и отводили глаза...
   * * *
   В эту ночь Сергей ночевал у Катерины, но она напрасно пыталась разжечь
его, расшевелить. Ночь любви не получилась, Челищев словно закаменел, и
Катя еле сдержалась, чтобы не наговорить ему разных обидных слов. Когда
она заснула, Челищев осторожно вышел в прихожую, ощупью нашел Катины
"рабочие" сапоги, открыл тайник в каблуке и всыпал туда под завязку
купленный у азеров-талышей [Талыши - народность, проживающая в
Азербайджане] кокаин.
   Потом он вернулся в спальню и долго смотрел на спящую голую женщину.
Бог его знает, о чем он в этот момент думал и что вспоминал... Сергей
осторожно прилег рядом с Катериной, но заснуть сумел лишь под утро...
   На следующий день, пока Катя мылась в душе, Челищев достал из бельевого
шкафа ее загранпаспорт на имя Виолетты Добрыниной. После недолгих
колебаний он засунул липовый документ в один из бесчисленных карманчиков
модной кожаной сумки, с которой Катерина не расставалась.
   За завтраком Сергей с трудом заставлял себя есть, абсолютно не чувствуя
вкуса пищи. Катя же, наоборот, была весела и щебетала без умолку.
   - Так, все, Сереженька, я бегу - мне еще в салон к Балахнову надо
успеть.
   Ты двери сам закроешь - ключи в прихожей, на трюмо.
   В знаменитый парикмахерский салон Балахнова на Литейном Катя ходила
дважды в неделю и не пропускала ни одного дня. Прическу ей делал сам
маэстро, про которого говорили, что он причесывал даже Аллу Пугачеву перед
концертом.
   - Сережа, точное время встречи Ноиль сообщит где-то в час, ты трубку
держи включенной. Ориентировочно договорились в семь, но сам знаешь...
   Сергей открыл свой ежедневник, сделал задумчивое лицо и сказал:
   - Я подъеду обязательно, но если немного задержусь - начинайте с
Танцором без меня, а я подтянусь, у меня сегодня тоже дел невпроворот.
   Катерина послала ему воздушный поцелуй, Челищев вымученно улыбнулся ей
в ответ. Когда она ушла, он ничком упал на кровать в спальне и не шевелясь
пролежал так несколько часов...
   * * *
   Антибиотик узнал о гибели Никодимова в полдень. Его источники сообщили,
что Ярослав Сергеевич, похоже, умер от инфаркта еще до того, как "семерка"
и "Икарус" столкнулись. Виктор Палыч верил в случайности, но в последнее
время их стало слишком много, что давало неприятное ощущение утраты
контроля над ситуацией. Интуиция подсказывала, что плохие новости только
начинаются, но она ничего не говорила о том, с какой стороны их ждать.
   Что-то происходило, было некое осознанно-враждебное движение рядом, но
Антибиотик не мог определить, откуда направлена опасность. Он отменил все
назначенные на этот день встречи и сидел один в кабинете Степаныча. Он
ждал.
   Сергей тоже ждал вечера, и никогда еще время, проведенное в ожидании,
не летело так быстро. Челищев кружил по городу (теперь его машиной стал
темно-синий "мерседес", выделенный Антибиотиком из общака) и курил одну
сигарету за другой. Уставая от езды, он пытался припарковаться и закрыть
глаза, но долго просидеть неподвижно не мог и продолжал бесцельно
прожигать бензин. Бегущая лента асфальта чуть снимала дикое нервное
напряжение, но лишь стоило остановиться - Сергея начинало корежить снова.
   Перезвонил Танцор, подтвердил, что время встречи - прежнее. До стрелки
оставалось пять часов. Они пролетели, как в бреду. За полчаса до
назначенного срока Челищев вдруг очнулся от состояния полупрострации, в
котором находился, закричал что-то матерное, круто развернул машину и на
бешеной скорости рванул к ЦПКиО, но остановить колесо судьбы еще никому не
удавалось. Сергей успел проскочить два поста ГАИ, не замечая судорожно
махавших полосатыми жезлами милиционеров, третий пост - на
Каменноостровском проспекте - видимо, уже предупрежденный коллегами по
рации,- встретил Челищева стрельбой по колесам.
   "Мерседес" развернуло и занесло толстым задом на тротуар. Сергей
выскочил из машины, отшвырнул, как куклу, что-то матерно кричавшего
офицера и побежал было прямо по проспекту, движимый одной только мыслью -
успеть к месту стрелки до семи... На него прыгнули сразу двое, Челищев
упал лицом на асфальт и встать уже не смог, потому что осатаневшие
гаишники начали бить его ногами, обутыми в тяжелые яловые сапоги на
толстой зимней подошве. Их оказалось как-то сразу очень много, места всем
не хватало, а один, самый маленький, бегал вокруг с автоматом и верещал:
   - Саня, Мишка!.. Меня пустите!
   Прохожие с ужасом смотрели на эту сцену, а какой-то старичок уже взял
на себя функции общественного экскурсовода: он подробно и уверенно
объяснял любопытным, что берут бандита, задавившего двух милиционеров за
Кировским мостом... Наконец гаишники устали, заковали Сергея "ласточкой" и
бросили в подъехавшую "канарейку". Говорить к этому моменту Челищев уже не
мог, потому что маленький автоматчик все-таки достал его своим прикладом...
   Судьба сыграла с Сергеем очень странную и злую штуку: разрабатывая план
"слива" своей группы в ОРБ, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что
Антибиотик обязательно будет анализировать причины засветки стрелки, и
отсутствие Челищева на встрече сразу бросит на него подозрение... Поэтому
Сергей предполагал устроить небольшое ДТП, которое должно было бы стать
для него неким алиби... Первоначальный план претворился в жизнь с
удивительной точностью, несмотря на то что сам разработчик в последнюю
минуту попытался от него отказаться...
   * * *
   К главному входу в ЦПКиО в девятнадцать ноль-ноль съехались шесть
солидных иномарок. Сидевший за рулем "BMW" Танцор недоуменно пожал плечами
и глянул на Катерину. Ждать Сергея больше было нельзя, пять минут задержки
считались "продинамленной стрелкой" и по понятиям все сразу вешалось на
опоздавших.
   - Начинай сам, Саня, Сергей подъедет - включится,- махнула рукой
Катерина, плотнее укутываясь в шубку.
   Танцор вылез из машины и пошел навстречу уже пританцовывавшему на
холодном ветру Ноилю. Они успели лишь обменяться суховатыми приветствиями,
когда из выехавшей прямо из парка пожарной машины стали вдруг выпрыгивать
здоровенные парни в камуфляже, бронежилетах и масках, с автоматами в руках.
   Благородные "мерседесы", "форды" и "ауди" были за пару секунд
блокированы непонятно откуда взявшимися замызганными "девятками" и
"шестерками".
   - Легавым сдал, сучара?!! - крикнул Танцор в лицо открывшему от
удивления рот Ноилю. "Казанец" ничего ответить не успел, потому что
Танцор, присев, дважды выстрелил ему в грудь. Тупые "пээмовские" пули
отшвырнули Ноиля на снег, а Танцор побежал к Малой Невке, надеясь
вырваться из кольца, а может, и не надеясь, а так - в горячке... В конце
концов про Сашу-Танцора всегда говорили, что он парень с большими
странностями.
   - Стой, стрелять буду! Стой! - закричали несколько голосов, и Танцор
обернулся, по-звериному оскалив зубы. Поскольку в руке у него был
пистолет, автоматные очереди ударили сразу, а дистанция была слишком
короткой, чтобы пули пролетели мимо...
   Танцора словно перерубило в поясе, он согнулся, упал на колени,
непослушной рукой вскинул пистолет и успел еще выстрелить и попасть в
бежавшего к нему омоновца... Других выстрелов Танцор уже не услышал, одна
из пуль попала ему в рот и на выходе разворотила затылок...
   Сидевшей в "BMW" Катерине все происходившее за окном казалось какими-то
дикими кадрами из дурацкой детективной ленты. Все произошло слишком быстро
и неожиданно. Она видела, как упал сначала Ноиль, потом Танцор, как
помогали встать сбитому пулей омоновцу, который, сняв бронежилет, начал
щупать ребра, видимо, не веря, что остался жив... Все прикрывавшие стрелку
с обеих сторон братки уже лежали на снегу, лицами вниз, с наручниками на
руках. Их по одному поднимали за уши (слишком короткие прически не
позволяли схватить за волосы) и волокли к подъехавшим автобусам. Кате
казалось, что она видит какой-то дикий сон. К "BMW" направился какой-то
парень в кожаной куртке и джинсах. Катерина узнала того самого опера,
который забрал Олега из "Венеции" во время банкета. Она открыла дверь и
вышла из машины.
   - Знакомая фигура,- присвистнул Степа Марков (а это был именно он),
окидывая взглядом Катю. Она казалась совершенно лишней и неуместной в
таком скоплении здоровых и грубых мужчин.- Вечерние прогулки на свежем
воздухе?
   Катя, конечно, уловила иронию в вопросе Маркова, но сделала вид, что
все происходящее вокруг ее никак не касается.
   - Добрый вечер,- Катерина старалась, чтобы ее голос звучал уверенно и
не дрожал.- Как я понимаю, вы тут всем командуете? Я прошу вас разобраться
объективно, произошло какое-то недоразумение.
   - Разберемся,- кивнул Степа.- А как же. В сроки, установленные законом.
   Мадам, позвольте вашу сумочку...
   - Вы!..- вспыхнула Катя.- Вы бы лучше бандитов ловили!
   Но сумочку все-таки отдала.
   Марков хмыкнул, но ответил достаточно вежливо:
   - За нас начальство решает, кого ловить. Скажут бандитов - будем
бандитов хватать, а пока вот - приходится юных птицеводов беспокоить... -
Степа кивнул на братков, которых продолжали грузить в автобусы.- Вы-то что
здесь делаете, Екатерина Дмитриевна?
   - Я оказалась здесь совершенно случайно,- сухо ответила Катя и зябко
передернула плечами.
   Степа механически кивнул и начал выкладывать содержимое сумки на капот
"мерседеса". Какой-то документ его живо заинтересовал, Марков даже
повернулся, чтобы внимательнее рассмотреть его в холодном резком свете фар.
   Несколько раз он быстро перевел взгляд с документа на Катерину и
обратно, а потом удивленно присвистнул.
   - Екатерина Дмитриевна, скажите, пожалуйста, как вы объясните тот факт,
что в вашей сумочке находится загранпаспорт на имя Добрыниной Виолетты
Максимовны с вашей, между прочим, фотографией? Готовитесь к международному
конкурсу двойников?
   Кате показалось, что земля качнулась у нее под ногами. Марков держал в
руках ее липовый загранпаспорт, который должен был лежать дома, в тайнике
под паркетом... Этот документ она держала на всякий случай, никогда им не
пользовалась и даже не брала в руки уже несколько месяцев...
   - Я... - хрипло выдавила из себя Катерина.- Я... никак не объясню...
Это провокация... Я в первый раз в жизни вижу этот документ... Я
отказываюсь отвечать на ваши вопросы без адвоката!
   Степа пожал плечами и усмехнулся:
   - Адвокат вам, Екатерина Дмитриевна, не поможет... - фраза получилась
двусмысленной, и оба поняли это.
   - Посмотрим,- с вызовом ответила Катя, пытаясь собраться и понять, что
происходит. Это ей никак не удавалось, она с трудом балансировала на грани
истерики.
   Между тем кинолог со странною вида спаниелем на поводке обходил машины
задержанных братков. Катя механически отметила про себя, что, видимо, этот
спаниель натаскан на наркотики: ходили слухи, что такие собаки сами были
законченными наркоманами и держались на "службе" всего несколько лет, а
потом умирали. Трясущийся пес деловито обшастал все машины и вдруг резко
бросился к Катерине, начал лаять, беситься и хватать зубами ее правый
сапог.
   От предчувствия чего-то непоправимого Кате стало холодно. Марков с
кинологом обменялись несколькими тихими фразами, а потом Степа обернулся и
внимательно посмотрел Катерине в глаза.
   - Я прошу вас, Екатерина Дмитриевна, сесть в машину и снять сапоги -
ненадолго...
   - Может быть, вы прикажете мне вообще раздеться перед вами?! - Катя
попыталась вложить в свой ответ максимальное количество яда и презрения,
но фраза все равно прозвучала жалко и испуганно.
   - Нет,- покачал головой Степа,- приказывать раздеваться я вам не буду,
это не в моей компетенции, к сожалению, а вот, сапожки вам снять все-таки
придется...
   Катерина тяжело опустилась на заднее сиденье "мерседеса" и трясущимися
руками начала стаскивать сапоги.
   Как только сапоги оказались в руках Маркова, спаниель утратил к Кате
всякий интерес и начал бросаться на Степу.
   Катерина поджала зябнущие ноги в тонких колготках и непослушными
пальцами достала сигареты. Степа вежливо поднес ей огонек зажигалки, а
потом начал мять и прощупывать каждый шов на сапогах. Когда щелкнула
секретная пружинка и на правом сапоге сдвинулся каблук, Катя даже не
удивилась тому, что из тайничка вдруг хлынула тонкая струйка белого
порошка - подсознательно она уже ждала чего-то подобного. Марков быстро
перевернул сапог, не давая порошку полностью просыпаться на снег, спаниель
совсем обезумел, хрипел и трясся, пытаясь достать крупицы порошка...
   - Да,- сказал Степа с какой-то даже растерянностью в голосе,-
интересная картина вырисовывается... Сапоги вы, очевидно, тоже сегодня в
первый раз видите, Екатерина Дмитриевна? Наверное, вам их дали поносить?
   Катерина закрыла глаза и молчала.
   - Так,- подвел итог Степа.- Придется все-таки проехать к нам на
Литейный, там и разберемся, откуда что взялось.
   Минут через пятнадцать местечко "кричи-не-кричи" опустело. Автобусы
увезли задержанных, "скорая" - умирающего Ноиля, остались лишь постовые да
двое омоновцев, стрелявших из автоматов,- им нужно было дождаться
дежурного следователя. Милиционеры поворачивались спиной к ветру,
перекуривали и возбужденно обменивались впечатлениями, стараясь пореже
смотреть в сторону Малой Невки, где в глубоком снегу лежал на спине
мертвый Танцор. Казалось, он смотрел неподвижными глазами в черное небо и
улыбался...
   * * *
   Антибиотик узнал о задержании группы и стрельбе на "стрелке" в тот
самый момент, когда Катю вели по угрюмому коридору третьего этажа дома
номер четыре на Литейном проспекте.
   Виктор Палыч отреагировал на плохие новости удивительно спокойно:
видимо, интуитивно ждал их, предчувствовал...
   Доклад своего подручного Васи Антибиотик выслушал, ни разу не перебив.
   Потом долго молчал, закрыв глаза и массируя пальцами виски. Он казался
старым и усталым, но когда веки Антибиотика снова поднялись, плеснуло
из-под них на Васю холодным волчьим блеском.
   - Челищев где? Его что, на стрелке не было?
   Двухметровый Вася молча покачал головой. Виктор Палыч вскочил с кресла
и забегал по кабинету:
   - Сыскать... Найди мне его, Васенька... Черепу позвони, он людьми
поможет.
   Из-под земли мне его найдите!
   Следующие сорок минут Виктор Палыч провел в кресле. Его лицо казалось
абсолютно спокойным, глаза закрыты, и если бы не нервный тик, время от
времени пробегавший по векам, можно было бы подумать, что он спит. На
самом же деле в душе Антибиотика творилось черт знает что. Виктор Палыч не
понимал, что происходит, и это унижало его. Такого чувства он не испытывал
давно, поэтому нервы его буквально вибрировали от бешенства. Челищева не
было на стрелке. Неужели он?
   Зябко стало Антибиотику, неуютно, но тут ход его размышлений нарушил
Вася:
   - Челищев в мусорне валяется еле живой, говорят, уделали его, как Бог
черепаху... А "мерс" его на Кировском стоит, простреленный, сейчас на
штрафстоянку поволокут...
   Виктор Палыч, не отдавая себе в этом отчета, вздохнул с облегчением:
   - Во сколько его повязали?
   - В восемнадцать тридцать пять,- Вася для убедительности сверился со
своим ежедневником.- Создавал аварийную обстановку, сопротивлялся при
задержании, хулиганил...
   - Опаздывал, видать,- Антибиотик покачал головой и досадливо скривился:
- Как все не ко времени, ну просто - одно на второе... Так ты, Васенька,
езжай, забери Сережу, я позвоню, решу вопрос, там сложностей быть не
должно... Если что - с Бельсоном связывайся... И ко мне сразу...
   * * *
   Когда Вася привез Челищева к Степанычу, а потом внес его на руках в
кабинет, удивился даже видавший всякое Антибиотик. Сергея избили до такой
степени, что его было не узнать: ноги его подгибались, и Васе приходилось
держать Челищева на своем плече, чтобы он не упал на пол.
   Виктор Палыч подскочил к Сергею и попытался заглянуть ему в щелки глаз:
   - Сережа, что стряслось-то? Как же это, сынок?!
   Глаза Челищева слезились и не выражали никаких мыслей. С трудом
Антибиотик разобрал какой-то полушепот-полухрип:
   - Не... знаю... Стрелять... начали...
   Голова Сергея поникла, и хрип прекратился.
   Виктор Палыч выругался и поднял взгляд на Васю:
   - Что мусора говорят?
   Вася пожал свободным плечом:
   - А что мусора? Говорят, несся, как сумасшедший, на команды сотрудников
не реагировал, при задержании пытался скрыться... Они теперь на своем
твердо стоять будут, им ведь тоже в Нижний Тагил неохота... Обоснованное
применение силы...
   Антибиотик задумчиво кивнул. Не нравилась ему вся эта история, совсем
не нравилась. Виктору Палычу казалось, что кто-то неведомый, злой и
сильный ходил рядом, пакостил, а потом наблюдал со стороны за делами рук
своих...
   - Ладно, Вася, отвези его в "Костюшку", а то, не дай Бог... И вот что -
пацанов там оставь, пусть посмотрят... Часто что-то в последнее время в
нашего Сережу стрелять стали, так ведь и попасть однажды могут...
   Антибиотик заперхал, закашлял - только хорошо знающие его люди
понимали, что так Виктор Палыч иногда смеется, когда ему совсем не смешно.
   Вася кивнул и вынес Челищева из кабинета. Протискиваясь в дверь, он
задел головой Сергея дверной косяк. Челищев застонал и пробормотал что-то,
а потом снова обмяк на плече у гиганта.
   - Стой! - встрепенулся Виктор Палыч.- Что он сказал?
   - Вроде, "Катенька, родная..." - наморщил лоб Вася.
   Антибиотик махнул рукой, позволяя ему уйти, и остался в кабинете один.
   - Родная, значит! - сказал себе под нос Виктор Палыч и вдруг с
чудовищной яростью запустил хрустальным фужером в стену.- Как?! Как у этой
суки на стрелке могли оказаться наркотики?! Что происходит?! Кто сдал?!
Почему мусора начали стрелять по Челищеву?!
   Ни на один из этих вопросов Антибиотик ответа не находил. Он упал в
кресло, поразмышлял еще немного и подвинул к себе телефонный аппарат:
   - Алло, Слава? Узнал меня? Дело есть. С крестничком твоим красноперым
надо бы повидаться, необходимость ощущается... Да я понимаю, что сегодня
уже вряд ли, сегодня и не надо... А вот завтра к вечеру - очень бы
хотелось...
   Да, да... Ну, до встречи.
   Виктор Палыч повесил трубку и в который раз уже начал перетасовывать в
мозгу события последних недель: смерть Габриловича, Гуся, Глазанова,
Доктора, Никодимова, выход из тюрьмы и новый арест Званцева, исчезновение
Челищева, потом эти нападения на него. Антибиотик верил в случайности и
совпадения, но что-то в последнее время их стало слишком много. Слишком!
   * * *
   Тем временем на Литейном, дежурный следователь допрашивал Катерину. Она
уже отошла от шока, полученного при задержании, и держалась уверенно, даже
с неким вызовом. Когда ее привели в небольшой кабинет, впритык
заставленный столами и украшенный подлинными картинами мастеров XVIII
века, а также изъятыми автопокрышками и телевизорами, Катя даже попыталась
пошутить с усталым хмурым следователем;
   - А у вас здесь мило... Просто филиал спецзапасника Эрмитажа.
   Следователь не улыбнулся, достал из консервной банки недокуренную
сигарету, затянулся, подслеповато щуря глаза:
   - Помещений не хватает, вот и вся причина. Давайте к делу перейдем.
   - Давайте,- легко согласилась Катя.- Только без своего адвоката я
никаких показаний давать не буду.
   Следователь пожал плечами.
   - Это ваше право. Вы - не орех, а я - не молоток, чтобы вас колоть. Не
хотите давать показания - как хотите.
   Катерина упрямо наклонила голову и чуть поджала губы:
   - Без адвоката я говорить не буду! Следователь усмехнулся и развел
руками:
   - Ну и славно. Для начала мы вас задерживаем в порядке статьи сто
двадцать второй УПК РФ, ну, а там видно будет. Как говорится, утро вечера
мудренее.
   - Как это задерживаете? Дайте мне позвонить! - Катя потянулась было к
телефону, но следователь опустил руку на трубку.
   - Екатерина Дмитриевна, не надо, вы ведь сами - юрист, должны все
понимать.
   - Это произвол! Я жаловаться буду! - Катерина вскочила со стула, на ее
щеках выступили красные пятна: - Вы за это ответите.
   Следователь сморщил нос и грустно покивал головой:
   - Конечно, отвечу... Обязательно отвечу. А как же? А в плане
пожаловаться - вы имеете полное право написать жалобу прокурору.
   Катя снова села на стул и решительно потребовала:
   - Дайте мне бумагу и ручку!
   Следователь покачал головой:
   - Без проблем. Вам принесут. Попозже. В камеру.
   Катерина наклонилась вперед и очень тихо сказала сквозь зубы:
   - Вы еще очень пожалеете, очень. Уверяю вас.
   Следователь откинулся на неудобном казенном стуле и прищурился:
   - В данной ситуации я жалею вас. Вы жизнь себе ломаете... Для чего? Вы
молоды, имеете юридическое образование, а ведете себя...
   Катя закинула ногу на ногу и монотонно отчеканила:
   - Я с вами разговаривать не буду!
   - Дело ваше...
   Следователь пригласил двух женщин-понятых, вызвал из дежурки толстую
заспанную женщину-сержанта и составил протокол личного осмотра Катерины.
   Потом он составил опись одежды и личных вещей, выписал 122-ю [Выписал
122-ю - оформил задержание по 122-й статье УПК (жарг.)] и вызвал конвой
для сопровождения Кати в ИВС. Выходя из кабинета, Катя остановилась на
пороге и еще раз окинула взглядом картины:
   - Фламандцы...
   - Что? - не понял следователь.
   - Школа, говорю, фламандская! - зло и презрительно процедила Катя и
вышла из кабинета...
   * * *
   Ее привели в ИВС примерно в то самое время, когда двухметровый Вася
привез Челищева в больницу. По дороге Сергей то терял сознание, то
выплывал из забытья, ему казалось, что все его тело стало каким-то
сгустком боли. В этой больнице Челищеву уже приходилось бывать раньше. На
четвертом этаже за самыми обычными дверями находились две такие шикарные
комнаты, в которых, может быть, не отказались бы полежать и некоторые
западные миллионеры. Эти комнаты редко использовались как палаты, в них
проходили "деловые" встречи и переговоры.
   Сергей был здесь месяца полтора назад вместе с Катериной, которая
решала вопрос о бартерных поставках со шведскими фирмачами. У шведов тогда
возникли большие трудности с таможней из-за неуступчивости некоего Сергея
Кислова. На переговоры со шведами был вызван эксперт по таможне Миша Жмых,
известный контрабандист, откликавшийся также на погоняло "Тефлоновый Моня".
   Про Жмыха говорили, что он может протащить верблюда через игольное ушко.
   Моня быстро объяснил собравшимся, что Сергей Кислов - это "совсем
тяжелый случай", его купить нельзя, потому что он - "больной на идее", а
следовательно, единственный выход - это уволить наглого таможенника со
службы. Увольнение это, по словам Жмыха, стоило пятьдесят тысяч долларов.
   Шведы помялись для приличия, но согласились, ударили по рукам, и все
остались довольны - три фирмы Катерины получали выгодные контракты,
Тефлоновый Моня делал интересную работу, а шведский бизнес глубже проникал
на российский рынок. А таможенник Сережа Кислов, уволенный через несколько
недель за "несоответствие занимаемой должности", так, наверное, никогда и
не узнал о том, что судьба его решилась в городской больнице...
   Сергея положили в люксовую палату, сразу поставили капельницу, а минут
через сорок его пришел осмотреть известный профессор-нейрохирург.
   Профессора подняли с кровати, и он недовольно морщился, качал головой и
испуганно косился на двух амбалов - "санитаров", деловито устроившихся в
холле палаты. "Санитары" приволокли с собой телевизор с видеомагнитофоном,
запустили мультики и мрачно смотрели их, жуя "сникерсы".
   Сергея долго "изучали" - кололи иглами, переворачивали, делали уколы, а
потом увезли на рентген. Перед тем как провалиться в окончательное
забытье, Сергей успел услышать, как профессор объяснял Васе, что
позвоночник у пациента, слава Богу, цел, но треснули два ребра и налицо
сотрясение мозга...
   Когда Челищев проснулся на следующий день, ушибы болели уже не так
сильно, но попытка приподняться сразу же вызвала головокружение и тошноту.
На шум в палату заглянул один из "санитаров", и Сергей вдруг понял, что
его положение почти безнадежно. Обруч черных эмоций, сжимавший сердце и
разум последние дни, распался, и с какой-то пронзительной ясностью
увиделись все просчеты и ошибки, допущенные им при запуске плана по сдаче
Катерины и ее группы... Она, безусловно, вычислит, кто мог подложить ей в
сумочку перед стрелкой липовый паспорт и подсыпать в каблук сапога
кокаин... Почему же он не подумал об этом раньше?.. Где Катя? Что
случилось на стрелке? Если она все поняла, то почему он до сих пор еще
жив? Может быть, Антибиотик уже обо всем знает и принял решение? Может
быть, Сергея просто отравят по-тихому в этой роскошной палате, и все -
шито-крыто, издержки бесплатной медицины? От сознания собственной
беспомощности и уязвимости его прошиб пот.
   Когда принесли завтрак и питье, Челищев отвернулся. Его преследовала
мысль, что в еду может быть подсыпана отрава.
   О странном поведении Челищева немедленно было доложено Антибиотику,
который явился лично проведать больного в середине дня.
   Виктор Палыч и сам выглядел неважно: видимо, прошедшая ночь была не из
самых приятных в его жизни. После того как Сергея увезли в больницу,
Антибиотик спешно покинул свой офис в кабачке "У Степаныча", быстро
загасил все явки и встречи, перебрался на конспиративную квартиру на
Юго-Западе и к телефону не подходил - опасался пеленгации. К Челищеву
Виктор Палыч приехал с букетом роз и целой сумкой разных соков, которую
еле втащил в палату Вася.
   - Ну что, Сережа? - сказал Антибиотик, присаживаясь на краешек кровати
Челищева.- Мне говорят, ты ведешь себя плохо, от еды отказываешься,
докторов не слушаешься?.. Опять подозреваешь что-то? Я вот тебе соку
принес, давай из одного пакета выпьем, небось, не отравимся...
   Виктор Палыч первым отхлебнул из своего стакана, причмокнул, и Челищев
с наслаждением утолил жажду.
   - Успокойся, сынок, тут с тобой ничего плохого не случится. Здесь все
свои.
   - Где Катя? - хрипло спросил Сергей.- Почему ее здесь нет?
   Антибиотик пристально посмотрел ему в глаза, кивнул, потом встал,
прошелся по палате и остановился у огромного окна.
   - Да, ты ведь ничего не знаешь,- Антибиотик стоял спиной к Челищеву и
говорил негромко.- У нас проблемы...
   Виктор Палыч коротко рассказал, что произошло на стрелке, и снова
присел на кровать:
   - Ты, Сережа, с Катериной Дмитриевной ближе общался... Зачем ей кокаин
понадобился? Раньше любви к "благородному" за ней не замечалось...
   Челищев облизнул губы и покачал головой:
   - Я не знаю... Про шмыгалово у нас никогда разговора не было...
   Антибиотик вздохнул и положил руку Сергею на плечо:
   - Ты лежи, лежи, сынок, не волнуйся, мы во всем разберемся... Меня вот
что удивляет: кокаин - это "казанских" тема, с казанцами же и стрелка
была...
   Странное какое-то совпадение... Мысли нехорошие возникают. Не
крысятничала ли наша Катенька? Как думаешь-то, Сереженька?
   Сергей осторожно откашлялся и помотал головой:
   - Нет, Катя... она не могла... Она... Виктор Палыч, ей помочь надо, она
же не сможет в тюрьме... Я прошу вас.
   Антибиотик крякнул и махнул рукой, сердито сморщив лицо:
   - Могла - не могла... Запомни, Сережа: все бабы - дуры, они не головой
думают, а своим сладким местом. Все - дуры, но - есть глупые дуры, а есть
- умные, но тоже - дуры...
   Челищев от чудовищного нервного напряжения даже перестал чувствовать
боль:
   - Катя - не баба. Она...
   - О-о!..- насмешливо протянул Виктор Палыч.- И ты туда же... Надо же,
действительно, ты со своим корешком Олежкой похож - даже говорите
одинаково. Я когда-то от него такие же слова слышал. Кстати, в тот раз
Катерина Дмитриевна нам проблем не меньше устроила...
   Антибиотик усмехнулся. Он и раньше подозревал, что Катя и Сергей были
любовниками, а теперь утвердился в этом предположении окончательно. Старик
повеселел. Он всегда радовался, когда узнавал о людях из своего близкого
окружения что-то такое, что можно было бы использовать против них. С
такими знаниями - оно спокойнее как-то... Чтобы властвовать, нужно уметь
разделять... Или "разводить", что в принципе одно и то же...
   - Ладно, Сережа, не будем спорить. Ты отдыхай, поправляйся, набирайся
сил, нам еще работать и работать. А что там на стрелке случилось - мы
узнаем.
   Есть кое-какие резервы. Жаль, конечно, Танцор с Ноилем уже не говоруны.
   Кстати, Саша ведь почему-то решил, что это Ноиль под легавых лег,
ссучился... Может, заметил что-то или понял - Аллах знает... Странно все
это... Ноиль пацаном был вполне правильным, вот только...
   Антибиотик вдруг запнулся и глубоко задумался. Ему пришло в голову, что
у питерских "казанцев" всегда были прочные контакты с московскими
татарами, А в Москве сидит Гурген у которого к Виктору Палычу свои
счеты... Гурген со своими связями и возможностями вполне мог провести пару
интересных комбинаций в Питере... Опять же - Миша-Стреляный, покойник, как
сказали его люди, с какими-то москвичами незадолго до смерти встречался.
   На виске Антибиотика от напряжения запульсировала синяя жилка, но
стройная логическая схема все равно не складывалась, чего-то не хватало...
   - Хорошо,- очнувшись от своих мыслей, сказал, наконец, Виктор Палыч.-
Ты, Сережа, главное, поправляйся и ни о чем не думай. С тобой ребята
останутся, да и я время от времени буду проведывать... Отдыхай.
   И Виктор Палыч стремительно вышел из палаты, оставив Челищева гадать:
   сколько ему осталось до разоблачения. О том, что может последовать
затем, думать не хотелось вовсе. Он лежал, прислушиваясь к малейшему
шороху, доносившемуся из предбанника, и ждал... Перед его глазами все
время стояло лицо Катерины, и в этом ничего удивительного не было - она
тоже постоянно думала о Челищеве...
   * * *
   Когда ее привели в камеру ИВС, где уже находились две женщины. Катя без
сил опустилась на нары и только тут в полной мере осознала, что все
происшедшее было не диким сном, а реальностью. До этого она воспринимала
все как бы со стороны, как зритель из зала, наблюдающий за игрой актеров.
   Одна из сокамерниц храпела, лежа на спине, другая - вульгарного вида
девка лет двадцати пяти - подошла к умывальнику, попила прямо из-под крана
и подсела к Катерине:
   - Ты как здесь?..
   Катерина сощурилась и ответила жестко:
   - А ты что, поп, чтобы меня исповедовать?
   Девка разозлилась и наклонилась к Катиному лицу:
   - Ты, бля, целку-то из себя не строй!
   Катя от омерзения чуть было не вспылила, но усилием воли заставила себя
сдержаться:
   - Не надо путать. Я устала, хочу спать. И ты ложись.
   Зэчка шмыгнула носом и возбужденно хлопнула себя по жирным ляжкам:
   - Ничего, секуха ты фраерная, это ты там была начальницей, а здесь мы
тебе место укажем!
   Катерина тоже повысила голос:
   - Хватит, я тебе сказала!
   Девка заржала:
   - Не нравится?! Лахудра ты фуфельная! И голос на меня не повышай! Я
сама крикнуть могу!
   От их перебранки проснулась храпевшая женщина. Ей было лет сорок пять,
а может, и больше. Трудно было определить возраст по ее опухшему грубому
лицу. Она приподнялась на локте и сердито гаркнула:
   - Эй, целки! Дайте выспаться! Хватит лаяться!
   Девка встала и, повернувшись к неожиданной заступнице, прошептала:
   - Ты спи, бабуля, спи. У нас тут свои разговоры, тебя не касается...
   Тем не менее девица отошла, устроилась на своих нарах и вскоре, видимо,
заснула. Катя лежала на спине, закинув руки за голову, и пыталась
сосредоточиться, чтобы найти хоть какой-то ответ на вопрос: что все-таки
произошло?
   Говорят, что правильно сформулированный вопрос может быть важнее ответа.
   Лежа на тюремных нарах, Катерина смогла в этом убедиться. Как только
она, наконец, спросила себя, кто мог подложить ей наркотики и поддельный
паспорт, ее сразу затрясло. Ответ напрашивался сам собой - Сергей... Она
боялась этого ответа, гнала его от себя, но логика - вещь упрямая. Челищев
знал секрет ее "рабочих" сапожек, и он вполне мог обнаружить в квартире
тайник с паспортом... Посторонние в ее доме практически не бывали, а если
и приходили какие-то люди, то Катерина никогда не оставляла их без
присмотра.
   К тому же Сергей в последнее время вел себя как-то странно, непонятно,
и Катя чувствовала, что он что-то скрывал от нее, о чем-то постоянно
напряженно думал.
   "Но почему, за что?! Что же ты наделал, Сереженька..."
   Ей вдруг стало очень страшно, но не за себя. За себя Катерина пока еще
не особо переживала, зная, что очень нужна Антибиотику именно сейчас. Без
нее могли сорваться уже намеченные важные сделки, и она не сомневалась в
том, что Виктор Палыч приложит максимум усилий, чтобы быстро вытащить ее
на волю. Ей стало страшно за Сергея. За время работы с Антибиотиком Катя
имела много возможностей понять, что это за человек. Внешне простоватый
старичок имел холодный ум и интуицию сапера. Однажды ей удалось случайно
(а может, и не случайно, потому что у Антибиотика все "случайности" были,
как правило, хорошо спланированы) подслушать разговор Виктора Палыча с
одним из тех людей с Литейного, кого он ласково называл "большими
звездами". "Большая звезда" угодливо улыбалась Антибиотику и заявляла:
   - Если бы вы, Виктор Палыч, в нашей системе работали, то давно бы уже
генералом стали.
   Антибиотик тогда полыценно хмыкнул и ответил:
   - Каждый, уважаемый, должен своим делом заниматься, на своем месте
пользу приносить...
   Сейчас Виктор Палыч уже наверняка просчитывает различные варианты
причин всего случившегося на стрелке. Поскольку Танцор мертв, то
информацию начнут тянуть из Катерины - либо сам Антибиотик в случае ее
быстрого освобождения, либо кто-то из его друзей. Что будет с Сергеем в
случае, если ее мысли станут известны Виктору Палычу,- догадаться
несложно, скоро городская братва узнает, что Черный Адвокат уехал в
командировку. В Анголу...
   Катя проворочалась на жестких нарах под храп соседок почти до утра и
лишь на рассвете смогла ненадолго забыться...
   Утро было безрадостным. Обычно Катя по утрам бегала или делала
усиленную зарядку в квартире, а потом с наслаждением залезала под душ и
завтракала.
   Проснувшись в душной вонючей камере, она нестерпимо захотела встать под
теплые ласковые струи воды. Мерзкая девка, пристававшая к ней вечером,
словно прочитала Катины мысли и ухмыльнулась:
   - Будет тебе и ванна, и какава с чаем! - сказала она вместо утреннего
приветствия. Катя ничего не ответила, встала с нар, одернула на себе
одежду, закрыла глаза, сосредотачиваясь, и начала медленно делать
упражнения на растяжку ног. Вульгарная девка от удивления открыла рот, а
потом почесала себе промежность и загоготала:
   - Ух ты! Ну, дает! Здесь порева не будет, так что зря стараешься!
   Катя молча сходила к умывальнику и сполоснула лицо. Окончив утренний
туалет, она вернулась на свои нары.
   Девка тут же подсела к ней:
   - У меня, краля, третья ходка... Я таких, как ты,- зубками
перекусываю...
   Поняла?
   - Что ты с утра-то, в самом деле? Как с цепи сорвалась,- устало
ответила ей Катерина.
   Девка оскалилась и закричала, брызгая слюной Кате в лицо:
   - Я лямку на зоне тянула, пока ты в бассейнах трахалась! Теперь моя
очередь пожировать!
   Зэчка быстро стащила с себя грязный свитер с порванным воротом и
вытянутыми на локтях рукавами.
   - Давай меняться?
   Одной рукой девка протянула Кате свитер, а другой залезла под
замызганный бюстгальтер и опять почесалась. Катерину замутило:
   - Отстань, тебе говорю!
   - Вот ты как... - протянула девка.- Брезгуешь? Зона таких не любит...
За что попала-то сюда?
   От неприятной собеседницы несло, как из мусорного бака.
   Катя инстинктивно отодвинулась, словно боялась запачкаться, и резко
сказала:
   - Это мое дело!
   - Ух-ты, какая! Ничего, обломаем... Давай кофту сюда,- девка вцепилась
грязными пальцами в тонкую английскую шерсть, и тут Катю прорвало. Резко
откинувшись назад, она ударила стопой ноги зэчку в подбородок. Девка
свалилась с нар на пол и заверещала было, но Катя оборвала этот крик
одновременным ударом своих расслабленных ладоней по ее ушам.
   Удару этому когда-то научил Катю Сергей: "Запомни, Катенок, сначала
ладони должны быть вялыми, и только в самый последний момент их надо резко
напрячь. Тогда образуются воздушные пробки, бьющие по барабанным
перепонкам..."
   Девка зашлась от боли и тихо, по-звериному, завыла. Катерина намотала
ее грязные волосы на кулак и запрокинула вверх тупое опухшее лицо:
   - Сиди тихо, ясно?
   Зэчка прохрипела, пуская слюни:
   - Сучка ебаная... Я с тобой еще сквитаюсь...
   Катя отшвырнула противницу в угол камеры, брезгливо вытерла руку
платком и выдохнула:
   - Еще раз вякнешь - задушу!
   Девка с невнятными ругательствами поползла к себе на нары.
   Катя постепенно успокаивалась.
   Оглянувшись, она вдруг поймала внимательный взгляд второй сокамерницы.
Она дружелюбно улыбнулась Катерине:
   - А ты молодец, девонька, в обиду себя не давай. Сидеть-то, наверное,
долго придется?..
   Катя молча пожала плечами и села на свою койку. Женщина немедленно
присела к ней:
   - А я вот через пару денечков выйду, ничего они не докажут. Кражу мне
квартирную клеют - продавала у булочной вазу хрустальную, мусора
задержали, привезли в ментовку, говорят - вазочка паленая... Я им объясняю
- продавала, потому что кушать хотела, вазу до того сама с рук купила,
откуда мне было знать, что краденая, на ней ведь печати нет... Ничего они
не докажут. А ты сюда за что попала?
   Катерина вздохнула:
   - У меня, я думаю, тоже ошибка. Задержать-то задержали, а за что - не
объяснили. Наверное, с кем-то перепутали. Ничего, разберутся...
   Женщина понимающе кивнула:
   - Да, бывает, что и путают... А с кем спутали-то?
   Катя покачала головой:
   - Я сама не знаю, тетенька. Женщина придвинулась к Катерине ближе и
перешла на доверительный шепот:
   - А ты, дочка, скажи им: так, мол, и так, не моя это работа, сделал ее
тот-то и тот, пусть они и отвечают.
   - Если бы знала что, так бы и сказала. Ладно, разберутся. Это их
проблема...
   Добрая соседка сочувственно покачала головой:
   - Смотри, милая, бывает, так ошибутся, что... Обидно ведь будет, когда
загрузят за чужое...
   - Ничего,- улыбнулась через силу Катя.- Бог терпел и нам велел.
   - А ты что, верующая? - приятно удивилась сокамерница.
   - И верующая, и крещеная.
   - На церковь-то, поди, много денег жертвовала?
   Катя прижала колени к подбородку и сказала, помолчав:
   - Сколько могла - всегда давала... А много - откуда их взять, много-то?
   Женщина улыбнулась:
   - В банке, наверное, деньги держишь? Катерина отрицательно мотнула
головой:
   - Да какие деньги, откуда... Ладно, тетенька, я, пожалуй, посплю.
   - Поспи, поспи, милая,- женщина погладила Катерину по плечу и ушла на
свои нары.
   Катя закрыла глаза и с облегчением выдохнула. Мысли ее вновь вернулись
к Челищеву. Неужели ее подставил Сергей? А ведь больше-то некому... Но
почему? За что? Сергей любит ее, это видно... Или любил? Он не мог сделать
это просто так, нужна была причина... Когда Челищев снова появился в жизни
Катерины, она честно пыталась сопротивляться своему чувству к нему, но
тщетно. Он казался ей чуть ли не единственным лучиком света в окружавшем
ее все эти годы темном царстве жестокости и расчета. Сергей был другим.
Катя это чувствовала, и именно поэтому ему единственному она рассказала о
своем сыне, росшем в Приморско-Ахтарске... внезапно ей пришла в голову
мысль, что Сергея могли заставить сделать эту подставу. Но кто?
Антибиотик? Зачем?
   Катя знала, что Виктор Палыч время от времени проводил "смену
караулов", убирая людей, которые начинали быть слишком самостоятельными,
но это касалось в основном братков до бригадирского уровня. К тому же
именно сейчас у Антибиотика был дефицит людей, он не однажды жаловался,
что работать стало некому, имея в виду прежде всего работу головой, потому
что отмороженных-то как раз хватало... Что же все-таки случилось?
   "Почему ты предал меня, Сереженька?.."
   Терзаемая бесконечными вопросами, на которые не было ответов, Катя не
заметила, как задремала...
   * * *
   Из больницы, в которой лежал Челищев, Антибиотик поехал к парку
Лесотехнической академии, где должна была состояться встреча с его агентом
- офицером ОРБ. Офицера этого звали Валерием Черновым, и завербовать его
удалось совсем недавно, в ноябре 1992 года, когда Валера еще был обычным
опером из Смольнинского розыска. Попался Валера глупо и банально. Отметив
на работе с коллегами получение зарплаты, он решил продолжить праздники
уже самостоятельно и в конце концов пьяный в муку оказался в кафе с
ласковым названием "Аленка", где и упал лицом в тарелку с салатом
"Столичный". На беду Валеры в кафе тогда оказался Слава Поленников со
своими братками, опознавший в спящем пьяном опера Смольнинского угрозыска.
Слава быстро ошмонал бесчувственного Чернова, сняв с него удостоверение и
ствол, и тут же поехал к Антибиотику.
   Остальное было делом техники. Когда Чернов проспался и обнаружил
пропажу пистолета и документов, его затрясло от ужаса, но сидевший
напротив какой-то ласковый дедушка вдруг сказал, что все, в принципе,
можно исправить... Дед опохмелил Валеру хорошим датским пивом и долго с
ним разговаривал... Часа через полтора "случайный прохожий" занес в кафе
"найденные на улице" табельное оружие и удостоверение. Дедушка, которого
звали Виктором Палычем, дал Валере денег на такси, на выход из "штопора" и
заверил, что если Чернов будет умным, то карьера у него будет складываться
очень хорошо. Валера быть глупым не хотел, и старик не обманул - уже через
месяц Чернова перевели в главк, да не просто в главк, а в элиту, в ОРБ...
   Антибиотик вышел из машины на Новороссийской улице и пошел дальше
пешком. У ворот парка он кивнул двум своим телохранителям, и те разошлись
в стороны, невзначай оглядывая подходящих к воротам людей. Виктор Палыч
любил назначать встречи у институтов - в студенческой массе посторонние
люди сразу бросались в глаза возрастом и одеждой, соответственно ментам
труднее было бы установить наружное наблюдение...
   Чернов уже ждал, приплясывая на морозце в легкой курточке.
   - Когда ты, Валера, оденешься по-человечески? Тебе что, денег не
хватает? - подойдя, спросил его с ласковой укоризной Антибиотик.
   Чернов хмыкнул:
   - Оденешься тут, как же... У нас нормальную сигарету выкурить нельзя.
Вчера сдуру на работе пачку "Кэмэла" вытащил, начальник сразу: на какие
деньги?
   Полпачки себе выгреб, а меня коррупционером назвал, вроде как в шутку...
   - Понятно,- оборвал его Виктор Палыч.- Трудно тебе, Ну, ближе к телу,
как говаривал старик Мопассан. У нас тут непонятки... Кто делом Званцевой
занимается?
   Валера поежился:
   - Степа-чокнутый из пятнадцатого отдела.
   - А-а,- протянул Виктор Палыч.- Кудасовцы... С этими по-людски не
решишь...
   - То-то и оно,- вздохнул Чернов.
   - А ты-то на что? - озлился вдруг Антибиотик.- Затокал... Что хочешь
делай, но Катьку прощупай: чем дышит, что говорит. Мы тебя в следующем
квартале продвигать собираемся, вопрос почти решен, смотри - все в твоих
руках.
   Старайся, а мы тебя не забудем, ты же знаешь...
   Чернов кивнул и торопливо заговорил:
   - Единственное, что удалось узнать: не тех они взяли, кого собирались...
   Кудасовцы на "черных" ехали, собровцев [СОБР - специальный отряд
быстрого реагирования] еще инструктировали, чтобы те не вздумали "зверей"
палками профилактировать... А потом еще начальство говорило: Марков, мол,
везучий, подфартило ему, просто подарок судьбы...
   - Подфартило, говоришь? Ну-ну... - взгляд у Антибиотика стал колючим и
совсем не ласковым: - Ты, Валера, тему эту пробей.
   Чернов досадливо сморщился:
   - Да не пробиться там... Про пятнадцатый отдел не зря говорят, что там
все на шпиономании головой поехали...
   - Ничего,- ответил Виктор Палыч.- Недолго им осталось. Никитку этого,
Кудасова, мы угомоним. И отдел его нейтрализуем. Они неактуальными
задачами занимаются. Это в то время, когда страна от уличной преступности
задыхается! Ничего... Короче, задача тебе ясна? Как хочешь пробивай! Нас
время поджимает.
   Антибиотик повернулся и, не попрощавшись, пошел к выходу из парка.
   Чернов воровато огляделся, закурил сигарету и принял решение
отправиться в ИВС, где сидела Званцева...
   * * *
   Под вечер у Катерины случилась очереди стычка с вернувшейся после
допроса молодой сокамерницей, видимо решившей взять реванш за утреннюю
экзекуцию.
   Без каких-либо видимых причин и поводов девка, сняв с себя растоптанный
туфель, бросилась на Катю с истошным криком:
   - Манду порву, сука.
   Она метила каблуком Кате прямо в лицо, но та уклонилась, перехватила
левой руку, сжимающую туфель, а правой ткнула девке в лицо. Этот удар Олег
называл "кошачьей лапой" - четыре пальца били одновременно в четыре
болевые точки на лице - средний в переносицу, указательный и безымянный -
в подглазья, а большой - в горло, под подбородок. "Тяжело в учении легко
на работе",- шутил, бывало, Олег тренировках, повторяя фразу из "Операции
Ы"
   когда обессилевшая Катерина буквально падала на пол. Теперь все эти
знания пригодились. Подхватив завизжавшую и ослепшую на время девку за
волосы, Катя с размаху ударила ее лицом о стену. Зэчка завыла во весь
голос, и дверь немедленно отозвалась лязганьем замка. В камеру вошла
дежурная, из-за ее спины выглядывал Чернов.
   - Что тут происходит? Званцева?! - строго спросила дежурная.
   - Вы эту девку не трогайте, не виноватая она,- вступилась за Катю
вторая сокамерница.
   - Пойдемте-ка, Екатерина Дмитриевна, побеседуем, а то вы тут всех
перебьете,- выступил вперед Чернов.
   Катя перевела дыхание и покачала головой:
   - Без адвоката я беседовать не буду! Чернов кивнул и осклабился:
   - Будет вам и адвокат. Не осложняйте свое положение. Пойдемте,- Чернов
начал подталкивать Катерину в спину, и та, поколебавшись, вышла из камеры.
   Чернов привел Катерину в следственный кабинет, находившийся рядом.
   - Ну-с,- сказал Чернов, усаживаясь на табурет и жестом предлагая сесть
Кате.- Что мы желаем рассказать?
   - Я ничего не хочу рассказывать,- сухо ответила Катерина.- Оставьте
меня в покое!
   - Ты мне брось тут Ваньку валять! - заорал вдруг Чернов, вставая с
табурета.- Я сейчас приму заявление у гражданки, которую ты избила, и еще
годика три тебе накинем!
   Катя устало закрыла глаза и равнодушно пожала плечами:
   - Делайте, что хотите.
   Чернов пробежался по кабинету:
   Ты мне не указывай, что делать! Отсюда теперь долго не выберешься.
Знаешь поговорку: "Большой дом, он потому Большой, что с него Магадан
видно"...
   Валера хихикнул и наклонился к Катиному лицу. Катя слегка отодвинулась:
   - Вы бы, не знаю, как вас зовут, побрились, зубы почистили, в баню
сходили...
   - Я тебе пошучу, я так пошучу - совсем не смешно станет.
   - Ладно,- устало сказала Катерина.- Задавайте ваши вопросы и отведите
меня назад в камеру.
   - Ну вот,- удовлетворенно кивнул Чернов.- Другое дело. Давайте-ка о
ваших знакомых поговорим.
   Чернов внезапно перешел на "вы" и снова сел на табурет.
   - Вам известен некий Карл Фридрихович Филь?
   - Кто же его не знает,- пожала плечами Катя.- Он - один из учредителей
банка "Отечество"...
   - Что вы можете о нем рассказать?
   Катерина подумала немного и ответила:
   - Очень вежливый, воспитанный человек, никогда не сядет первым, не
предложив место женщине, всегда отлично выбрит, подтянут, ему примерно под
шестьдесят, но он в отличной спортивной форме...
   - Меня не интересует его форма,- раздраженно бросил Чернов.- Вам
известно, каким фирмам он выдавал кредиты за последние два месяца?
   - Откуда же мне знать,- удивилась Катя,- если это - коммерческая тайна?
   Такие вещи могут знать только люди из Большого дома - они высоко сидят,
далеко глядят...
   - Опять шутить изволите?! - Чернов грохнул кулаком по столу.
   - Ну что вы,- ответила Катерина, пряча усмешку.- Как я могу шутить при
таком большом начальнике?..
   Чернов достал сигарету и закурил, не предложив Кате.
   - Хорошо. Давайте поговорим об Антибиотике... Что вы о нем знаете?
   - Антибиотик - это такой медицинский препарат,- тоном терпеливой
учительницы начала Катерина.- Он используется как противобактериальное
средство, в частности для лечения венерических заболеваний. Если у вас
какие-то проблемы...
   - Это у тебя проблемы, сука! - завопил Чернов, подскочив с табурета.-
Опять смеешься?! Я тебя о Витьке-Антибиотике спрашиваю!
   - Таковых не знаю,- спокойно покачала головой Катя.
   - Не знаешь... У нас есть фотография, где вы запечатлены вместе.
   - Ну и что? - Катя широко раскрыла глаза.- Я женщина взрослая, могу
позволить себе любые контакты.
   - Ну и какие же контакты у тебя были с Виктором Палычем?
   - Не помню...
   - Вот ваша фотография,- Чернов выхватил из кармана пиджака карточку,
которую ему передал Антибиотик.
   - Ах, этот... - протянула Катерина.- Мы с ним посещаем один спортивный
клуб.
   - И все?
   - Ну, если вы такой осведомленный человек,- улыбнулась Катя,- то у вас
должны быть и другие фотографии... Я устала, больше разговаривать не буду.
   Отведите меня в камеру.
   - Ты, сучка, об этом еще пожалеешь, это я тебе гарантирую,- негромко
сказал Чернов, выводя Катю из кабинета.- Пожалеешь очень скоро.
   Катерина ничего ему не ответила: она действительно страшно устала и,
вернувшись в камеру, сразу легла. В тот вечер ее больше не трогали...
   * * *
   На следующий день Чернов, встретившись с Антибиотиком у станции метро
"Елизаровская", доложил, что Званцева "молчит, как Зоя Космодемьянская".
   Виктор Палыч хмыкнул и, уходя, сказал жестко:
   - Рой дальше... Штирлиц ты наш...
   Антибиотик ничего не понимал и поэтому не торопился принимать какое-то
решение. "Ничего,- думал он.- Пусть посидит девочка. Только на пользу ей
будет".
   Между тем Катерина, не получая никаких известий от Антибиотика, все
больше склонялась к мысли, что раз Виктор Палыч не присылает ни адвоката,
ни весточек, то он сам может иметь какое-то отношение к ее задержанию. Или
это все-таки дело рук Сергея? Она понимала, что рано или поздно ей
придется отвечать на вопрос - как у нее оказался в каблуке кокаин. Виктор
Палыч найдет возможность задать его, если только он не был подложен с его
ведома.
   Что тогда говорить? Какую версию строить, чтобы не погубить себя и...
   Сергея. Катя знала, что не сможет его выдать, даже если он на самом
деле отправил ее в тюрьму, Челищев стал ее вторым "я", Катя растворялась в
нем, теряла рассудок и силу воли... Было и еще одно обстоятельство, о
котором никто не знал, кроме нее. Вот уже две недели у нее была задержка
женского цикла. Такое случалось и раньше, но сейчас самочувствие было не
совсем обычным. Катя со страхом думала о том, что она, потеряв голову с
Сергеем, предохранялась небрежно и вполне могла забеременеть...
   В середине дня ее вызвали к дежурному адвокату, который торопливо и
формально выдал ей несколько убогих советов. После адвоката ее вызвали к
знакомому уже подслеповатому следователю, которого, как оказалось, звали
Виталием Ивановичем Мищенко.
   Мищенко сообщил Кате, что в отношении ее "избрана мера пресечения -
содержание под стражей". Катя перешла из разряда задержанных в категорию
арестованных, и вскоре ее должны были перевести в "Кресты". Катерина
продолжала теряться в догадках относительно всего, что с ней случилось.
   Нет, Антибиотик - человек дела, прежде всего - дела, и он не стал бы ее
подставлять именно сейчас, когда она была ключевой фигурой сразу в
нескольких контрактах.
   Но кто тогда остается... Только Сергей.
   Перед переводом в "Кресты" ее снова вызвали на допрос. На этот раз
побеседовать с ней захотел тот самый опер, который ее задержал.
   Когда дежурная привела Катерину в следственный кабинет, Степа Марков
встал из-за стола и поздоровался:
   - Присаживайтесь, Екатерина Дмитриевна. Меня зовут Степан Петрович
Марков, я - старший оперуполномоченный пятнадцатого отдела... Я бы хотел
поговорить с вами предельно откровенно и, если хотите, конфиденциально.
   Катя усмехнулась:
   - Вчера один ваш сотрудник уже пытался это сделать... Добавить мне
нечего.
   Никого из тех людей, что вас интересуют, я не знаю достаточно хорошо.
   - Какой сотрудник? - удивился Марков.
   - Не знаю,- пожала плечами Катерина.- Он забыл представиться.
   - Ладно,- нахмурился Степа.- Мы с этим разберемся, а сейчас я хотел вот
что спросить... Нет, ваши знакомые меня не очень интересуют, я их сам
знаю, заочно, конечно... А вот вы - вы же на камикадзе не похожи, и
наркотики - это что-то новое в вашей биографии... Что случилось-то,
Екатерина Дмитриевна?
   Катю передернуло. Этот опер сразу ударил по болевой точке.
   - Если даже вам, Степан Петрович, это удивительно, зачем же тогда вы
меня сюда посадили?
   Марков вздохнул:
   - Екатерина Дмитриевна, давайте будем точны в формулировках. Посадил
вас не я. Сюда вас привел ваш образ жизни, и привел закономерно, только
чуть раньше, скажем, чем я предполагал...
   - Образ жизни? - возмутилась Катя.- Дай Бог всем такой! Можно подумать,
вы тут все - ангелы белокрылые...
   Степа мягко прервал ее:
   - Давайте не будем вести абстрактные беседы... Я вот что думаю: ваш
патрон Виктор Палыч - только не надо говорить, что вы его не знаете, лучше
вообще ничего не говорите, так вот: Виктор Палыч, выжав из вас все, что
можно, просто плюнет на вас. Бесплатный сыр бывает только в мышеловках...
   Антибиотик - умный и расчетливый человек, в его деле действует
своеобразный закон сохранения энергии: если где чего-то прибывает, то в
другом - должно убывать. Лишние ему не нужны...
   Катя долго молчала, а потом, попросив у Степы сигарету (от вонючей
"родопины" у нее сразу закружилась голова), спросила:
   - Степан Петрович, позвольте и я задам вам вопрос, раз уж у нас такой
разговор пошел откровенный...
   - Спрашивайте,- кивнул Марков.- Если это не будет касаться интересов
службы, отвечу вам честно...
   - Я о вас и о вашем отделе кое-что слышала... Неужели вы всерьез верите
в то, что государство сейчас действительно ведет борьбу с так называемой
"мафией"? Скажу точнее - не ведет, а хочет вести?..
   Степа вздохнул и загасил свой окурок в пепельнице:
   - Я, Екатерина Дмитриевна, за всю Россию страдать не умею, о себе лично
- скажу. Я делаю все, что могу, чтобы сломить ту систему, которую
налаживает в Питере Антибиотик, и я не один такой.
   Катя внимательно посмотрела Степану в глаза и покачала головой:
   Вы - симпатичный и, видимо, искренний человек... Мне просто страшно за
вас...
   Марков усмехнулся:
   - Давайте все-таки от моей скромной особы перейдем к вашим проблемам...
   Катерина решительно тряхнула головой:
   - А у меня нет проблем, Степан Петрович. То, что я сюда попала,- что ж,
сказано в Библии: время разбрасывать камни, время - собирать... Но при
всем моем уважении к вам говорить я ничего не буду. Я ведь, в отличие от
вас, в государство не верю, а с моим делом - решайте сами. Согласно
существующему законодательству, если сможете, конечно.
   Марков помолчал, потом кивнул, поняв бесполезность своих попыток:
   - Что ж... Как хотите. Очень жаль, что разговора не получилось.
   - Что поделать,- ответила Катя... - Храни вас Бог.
   Утром следующего дня ее перевели в "Кресты". Адвокат принес, по ее
просьбе, самоучитель испанского языка, и Катя постоянно листала его в
камере, где, кроме нее, сидели еще пять женщин. Она шептала про себя
испанские слова, заставляя мозг отключаться от всего остального, чтобы не
скатиться в безвольное отчаяние. От Антибиотика и Сергея по-прежнему не
было никаких вестей.
   На третий день ее пребывания в "Крестах" кто-то бросил ей в "кормушку"
   короткую записку. Подписи не было, но Катя обмерла, сразу узнав твердый
почерк Олега. В записке была всего пара строк: "Катенок, что случилось?
   Почему ты здесь? Что тебе нужно? Все будет хорошо, ничего не бойся.
Люблю.
   Вечером напиши ответ - придет человек из библиотеки". До вечера
Катерина промучилась почти физически: ее тошнило, бил озноб. Когда,
наконец, пришла в камеру немолодая контролерша и строго спросила, будут ли
заявки в библиотеку Катя молча сунула ей крохотный обрывок бумаги, на
котором написала: "Достоевский. Преступление и наказание. Я ничего не
знаю. Нужно спросить обо всем В. П.". Контролерша ушла, а Катерина всю
ночь не сомкнула глаз, задыхаясь в душной камере.
   Прошел еще день, и ее пригласили в "допросный коридор" на беседу с
адвокатом. Адвокат долго щелкал замками портфеля, а потом сказал, пряча
глаза:
   - С вами тут побеседовать хотят... И быстро вышел из кабинета. Катя
удивленно проводила его взглядом и вдруг замерла, оцепенев от удивления и
страха: в камеру неспешно и вальяжно вошел Антибиотик.
   - Здравствуй, Катерина, давай поговорим. Как ты тут?
   - Нормально,- еле выдавила из себя Катя. Только теперь она поверила в
то, что в "Крестах", как говорили, возможно все.
   Виктор Палыч видел ее растерянность и был доволен произведенным
эффектом.
   За прошедшие дни он так и не пришел к каким-то определенным выводам о
причинах происшедшего, а принимать решение было необходимо. Личный
разговор с Катей мог внести какую-то ясность.
   - Можешь говорить спокойно,- махнул рукой Виктор Палыч.- Здесь нас
никто не слушает, но времени у нас мало. Ты ответь мне, что произошло?
Откуда у тебя "благородный" оказался? Давно на него подсела?
   Катя собралась с духом и словно вошла в ледяную воду, начав отвечать.
Она приняла решение валить все на Танцора - он мертв и ничего уже не
сможет возразить.
   - Бес попутал, Виктор Палыч... Это не я подсела, это Саша-Танцор... У
него давно проблемы начались, он скрывал, а без порошка уже не мог...
Когда мы с ним в Сибирь летали - я и узнала... Он боялся, что это
выплывет, и тогда вы его из коллектива выгоните... Я его хотела к врачам
свести, только времени удобного ждала, чтобы по-тихому... А пока -
помогала ему, он сам покупать боялся - чтобы не засветиться, мне было
проще... Виновата я, но, думала, лучше пусть он из моих рук возьмет, чем
кто-то другой его снабжать начнет... После стрелки ему отдать хотела, у
него ломки начинались...
   Антибиотик помолчал, потом кивнул.
   - Допустим. Где зелье брала?
   Катя пожала плечами;
   - Когда где... На Некрасовском, в "Невских мелодиях"... Кто же знал,
что так все обернется. Дура я, дура...
   - Как паспорт в сумке оказался? Зачем ксива с тобой была?
   - Перепрятать хотела, да вот не успела...Одно на другое наложилось.
   - Крутовато наложилось,- хмыкнул Антибиотик. Морщины на его лице чуть
разгладились: то, что говорила Катерина, было похоже на правду.- Наркоту
отбить тяжело...
   Катя только вздохнула в ответ.
   - Ладно,- встал Антибиотик.- Не обижают тут тебя?
   Катя помотала головой.
   - С продуктами помогу,- сказал Виктор Палыч, подходя к двери.- Одежонку
кой-какую пришлем поудобнее, книги и журналы... С остальным - не знаю...
   Наломала ты дров. Всех подвела. Какие-то еще просьбы будут?
   Катя вдруг неожиданно для себя прижала руки к груди и выпалила:
   _ Да... Я виновата, знаю... Я... Можно мне с Сережей повидаться?
   Антибиотик еле заметно усмехнулся:
   - Посмотрим. Он приболел сейчас. Как врачи решат - может, и устроим.
   - Что с ним? - вскочила со стула Катерина.
   - Да ничего особенного. Мусора немного ногами попинали - правила
дорожные нарушил твой Сережа... За него - не переживай, о себе лучше
волнуйся...
   Ладно, что говорить, не ожидал я от тебя, Катерина...
   Виктор Палыч укоризненно покачал головой и вышел, но Катя шестым
женским чувством успела понять, что уходит Антибиотик с улучшившимся
настроением.
   Значит, ее версия сработала. Во всяком случае - пока.
   Катерина не знала, что по приказу Антибиотика, его люди в тот же вечер
перевернули все вверх дном на квартире, где жил покойный Танцор, и
действительно нашли в тайнике маленький пакетик с кокаином. Это
подтвердило версию Кати, и Антибиотик немного расслабился. Катя не могла
этого знать, но в эту ночь она впервые заснула глубоко и спокойно и не
просыпалась до самого утра. Самое интересное, что Челищев, продолжая
терзаться в больничной палате, словно приговоренный к смерти, тоже вдруг
почувствовал некоторое облегчение, как будто отвернулась от него
подошедшая совсем близко костлявая...
   У Антибиотика, конечно, еще оставались вопросы. Было непонятно, как
все-таки время и место стрелки срубили мусора, но он все больше и больше
склонялся к мысли о том, что эта информация ушла в ОРБ от Ноиля. Не
случайно ведь и сам покойник, и его люди, как оказалось, были на стрелке
без оружия...
   Виктор Палыч не спал в эту ночь. Ему было о чем подумать. На одни
вопросы находились ответы, но тут же возникали новые вопросы... Вечером
ему передали перехваченное письмо из "Крестов", от Званцева к Челищеву.
   Антибиотик перечитывал его уже в который раз и нехорошо, по-волчьи
скалился...


   Часть III. Беглец

   Передать Сергею записку, которая лежала на столе перед Антибиотиком,
Званцев уговорил ту самую контролершу, которая уже однажды поработала
курьером между ним и Катей. До Олега дошла информация, что Челищев лежит в
больнице: слухи в тюрьме распространяются иногда даже быстрее, чем на воле.
   Званцев заплатил женщине в ефрейторских погонах сорок долларов за эту
услугу, поставив непременным условием, чтобы письмо было передано Сергею
лично в руки. Контролерша, однако, не стала рисковать и, в свою очередь,
попросила медсестру в больничной регистратуре за плитку шоколада передать
записку больному Челищеву. Молоденькая сестричка легко согласилась, и
контролерша сочла свою миссию выполненной. Она не могла предположить, что
медсестру к Челищеву не пропустят два "санитара", круглосуточно дежурившие
у его палаты. "Санитары" сказали сестричке, что Сергей спит, и заверили
ее, что передадут записку сами, как только больной проснется. Они дали
девушке сникерс и немножко потискали ее. Медсестра вернулась вниз и
сказала контролерше, что записка передана... На самом же деле короткое
письмо уже через час держал в руках Антибиотик. Содержание записки очень
не понравилось Виктору Палычу. Олег писал на половине тетрадного листа:
   "Серый, здравствуй! Через надежную оказию срочно дай ответ: что за тема
у Кати. Я чувствую, что Витамин гнет свое. У меня остались ты и Катя.
Никому больше не верю, чего и тебе желаю. Вместе мы - сила. Даст Бог,
скоро выйду - поговорим подробнее. С тобой мы такое замутим - темы есть, я
здесь времени зря не терял. Напиши, почему Витамин душит Катю. Как сам?
Слышал, тебе досталось. Держись. Обнимаю крепко, надеюсь вскоре свидеться.
   Твой братишка О.".
   Конечно, Виктор Палыч сразу догадался, что под "Витамином" Олег имел в
виду его, Антибиотика. Но дело было, естественно, не в том, как Званцев в
тайном письме назвал своего патрона. Все было гораздо серьезнее.
   В мятом обрывке бумаги Виктор Палыч усмотрел две нехорошие тенденции:
явно выраженное недоверие к своей персоне и отчетливая тенденция к
сепаратизму, к выходу из-под контроля. "Вместе мы - сила..." Антибиотик и
сам понимал, что если Челищев и Званцев начнут "работать" вместе, то через
совсем небольшой отрезок времени они смогут подняться круто. Очень круто.
Оба - личности сами по себе, а если они объединят потенциалы, то...
Мальчишки могут стать попросту опасны. В один прекрасный момент они
возьмут и решат, что он, Антибиотик - лишний в раскладе. Понятно, что
такой момент наступит не завтра и не послезавтра, но Виктор Палыч потому и
считал себя умным человеком, что предпочитал упреждать неприятности,
возможные даже в отдаленном будущем. Он работал на перспективу и считал на
много ходов вперед. Потому и дожил до своих лет.
   Старик ходил по комнате и думал. Глупые люди... Почему они не
довольствуются тем, что уже есть, почему все время хотят большего? Он
внезапно поймал себя на мысли, что и сам всегда был таким. Антибиотик
вспомнил старый анекдот и усмехнулся: "Есть разница: когда мы трахаем -
это мы трахаем, а когда они трахают - это нас трахают". В этом-то вся
логика и справедливость - не дать себя трахнуть.
   - Нет, ребятки, щеглы вы еще... Боливар двоих не вынесет...
   Виктор Палыч принял решение. По его расчетам, реализация этого решения
сделает невозможным союз Званцева и Челищева. Более того, выжить сможет
только один из них. Кто? Пусть решит судьба. У каждого свои плюсы и минусы.
   Белый Адвокат - Званцев - более осведомлен о делах империи Антибиотика,
но этот плюс в любую минуту может обернуться минусом - перехваченное
письмо это хорошо показало. Олег более прямолинеен, груб... Хотя это-то
как раз, скорее, достоинство, нежели недостаток. Черный Адвокат - Челищев
- парнишка совсем не простой, умница, аналитик, да и руками владеет не
хуже, чем головой... Но все-таки он мент, а менты - они по масти до конца
жизни менты. Даже ссученные. Доверять им нельзя. Вообще, никому доверять
нельзя, но уж ментам-то... Только использовать.
   Антибиотик не хотел сам ломать голову над тем, какого из двух Адвокатов
убрать, какого оставить. Больше всего на свете он любил играть в
"человеческие шахматы" и никогда не упускал возможности разыграть
интересную комбинацию. Сейчас как раз был такой случай. Пусть ребятки сами
начнут друг другу глотки рвать. Тем более что повод для этого будет
шикарный. Мужики могут простить другу все, что угодно, кроме той ситуации,
когда между ними встает баба. А она между ними уже стоит.
   Виктор Палыч тихонько засмеялся. То, что он планировал запустить и
посмотреть в ближайшие недели, было интереснее любого видеофильма, потому
что ставкой в этом кино становились реальные, конкретные жизни. Пусть
ребятишки сами определят, кому жить, а кому умирать. Останется сильнейший.
   Но он останется один.
   На следующий день он навестил в больнице Сергея. Челищев поправлялся
медленно, словно нехотя возвращался к жизни. Он очень постарел за
прошедшие дни. Человек, не знавший Сергея раньше, на взгляд дал бы ему лет
сорок.
   Виктор Палыч разговаривал с Челищевым ласково, спрашивал о
самочувствии, интересовался, что нужно для нормального расслабления. У
Сергея в палате стояли и телевизор, и "видак", и двухкассетный магнитофон
а книги и газеты врачи ему еще читать не рекомендовали.
   - Виктор Палыч, как там Катя? - спросил Сергей минут через пятнадцать
после начала беседы.
   - Ну, как... - ответил Антибиотик, качая головой.- Не курорт ведь там,
сам понимаешь... Помогаем, конечно, чем можем, но... Ничего, впредь наука
будет. Сама себе все эти праздники устроила.
   - Как сама? - Сергей непонимающе помотал головой. Его начало знобить.
   - Да так! Она, видишь ли, шмыгалово для Танцора, царствие ему небесное,
таскала... Пацан на наркоту подсел, а она его жалела. Вот и дожалелась...
   Челищева бросало то в жар, то в холод, и больше всего он боялся, что
Виктор Палыч заметит его состояние.
   - Танцор... Почему, откуда это известно?
   - Сама сказала. Слава Богу, хоть ума хватило мне не врать. Я навещал ее
намедни. Кстати, Катерина Дмитриевна очень просила, чтобы и ты ее проведал.
   Я думаю, нужно уважить барышню. Ей сейчас несладко. Заодно и
расспросишь сам обо всем. Ну и другие вопросы решишь, если захочешь...
   Антибиотик засмеялся и подмигнул Сергею. Челищев натужно осклабился. За
ответную улыбку эта гримаса могла сойти лишь с очень большой натяжкой.
   - Где... Где проведать?
   - Где-где, в "Крестах", где ж еще... Завтра в полдень нужно быть у
вождя перед Финляндским, там паренек из оперчасти будет тебя ждать. Юрой
его зовут. Он и проводит. Заплатишь ему по таксе двести баксов - семьдесят
за вход, сто тридцать за выход. Полчасика у вас с Катериной Дмитриевной
будет.
   Как, хватит? Успеешь?
   Виктор Палыч снова подмигнул и засмеялся. Челищеву, напротив, было
совсем не смешно. Кашлянув, он осторожно сказал:
   - А врачи? Они же меня не выпустят...
   Антибиотик махнул рукой:
   - Это не проблема. За два часа Вася тебя туда-сюда-обратно доставит.
Фейс у тебя уже вполне терпимый, сестрички немного подштукатурят, и хоть
на свадьбу. Ксиву свою адвокатскую не забудь: ее тебе, если сам не
помнишь, вернули, и Вася ее в твой бумажник положил. А сейчас - давай,
отсыпайся, а то завтра небось все силы понадобятся. Дело молодое - оно
такое.
   Виктор Палыч еще посмеялся немного и ушел, чрезвычайно довольный собой,
оставив Челищева истекать испариной, пришедшей на смену ознобу. Уходя,
Антибиотик оставил амбалам-"санитарам" в "предбаннике" письмо Званцева,
наказав через часок примерно передать его Челищеву, но не самим, а через
дежурную сестричку, с соблюдением конфиденциальности.
   А Сергей в своей палате ломал голову над тем, почему Катерина его не
выдала. Может, не просчитала? Может быть, Сергей ее переоценивал? Да нет,
конечно, просчитала, целую версию выдумала. Танцора, покойника, приплела...
   Зачем? От себя что-то отводила или его, Сергея, защищала? На какой-то
момент Сергею стало очень страшно - может быть, он вообще во всем ошибался?
   Может быть, все совсем не так? Катя - нормальный человек и ни в чем не
виновата? А он просто "поехал головой" и сдал в тюрьму ту, кого сам любит
и которая любит его? Почему Катя его не выдала? Почему, Катенька?..
   Но потом Сергей вспомнил забрызганные родительской кровью стены
квартиры, похороны на Смоленке...
   Вдруг остро закололо сердце и потемнело в глазах. Челищев чуть не
закричал от боли и испуга, но тиски в груди разжались, боль ушла. "Нет,
она просто ведет какую-то свою игру. Ей что-то нужно от меня, поэтому она
и выпросила у Палыча это свидание... А что ей нужно, я узнаю завтра.
Господи, как я устал... Вразуми, помоги... Господи..."
   Через час Челищев получил записку Олега и запутался окончательно. По
посланию Олега выходило, что Антибиотик зачем-то "прессовал" Катерину.
   Зачем? И почему он тогда корчит из себя доброго папу, свидания
организовывает, как профессиональная сводня... Сергей чувствовал, что еще
немного, и его мозг взорвется, не выдержав чудовищного напряжения. Ко
всему прибавилось еще и чувство вины перед Олегом. Он же ничего не знает
про них с Катериной, братишкой в письме назвал...
   "Братишка... Где же он был, когда моих убивали?!" - одернул сам себя
Сергей и попытался спрятаться от угрызений совести в лаве ненависти. Но не
было никакой лавы, были пустота и боль. И было непонятное, нелогичное,
изматывающее чувство вины. С ним он и уснул.
   * * *
   Утром Вася отвез его к памятнику Ленину перед Финляндским вокзалом, где
Челищева уже ожидал Юра из оперчасти "Крестов". Юра оказался вполне
симпатичным парнем с внешностью героического персонажа из советских
детективов. Абсолютно положительный образ, вот только в глазах у Юры
прошмыгнуло что-то крысиное, когда Сергей передал ему семьдесят долларов
"входных". Челищев шел за Юрой по Арсенальной набережной как в бреду.
   Голова, отвыкшая от свежего воздуха, кружилась. Сергею хотелось
одновременно побежать, чтобы быстрее увидеть Катерину, и уйти прочь, чтобы
свидание не состоялось. Впрочем, он уже понемногу свыкся со своим
раздвоенным состоянием и следовал не чувствам, а необходимости, а она
заключалась в том, что Катю велел навестить Антибиотик. "Интересно,-
поймал вдруг себя на мысли Сергей,- почему же Палыч, для которого даже
стены "Крестов" оказались лишь декорацией, никогда не предлагал мне
навестить Олега? " Интуиция подсказывала, что ответ на этот вопрос может
стать ключом и к каким-то другим загадкам, но как его получить, этот
ответ? Есть ли вообще на свете такой человек, который смог бы "просчитать"
Антибиотика?
   На проходной Сергей оставил свое адвокатское удостоверение и, получив
взамен пластиковый жетон, пошел следом за Юрой. Миновав еще один пост, они
вышли в допросный коридор. Челищев бывал здесь десятки, если не сотни раз,
но никогда раньше посещение "Крестов" не стоило ему таких нервных затрат.
   Юра открыл кабинет для допросов и ушел, велев ждать. Пятнадцать минут
ожидания обернулись мучительной вечностью. В коридоре, как обычно,
переругивались добродушным матюшком контролеры и контролерши, лязгали
двери "стаканов" и кабинетов, а Челищев прислушивался к шагам, пытаясь
приготовиться к встрече с Катериной. И все же она вошла неожиданно. Вошла,
посмотрела Сергею в глаза и сразу опустилась на привинченный к полу стул,
будто ноги ее не держали. Удары собственного сердца оглушали Челищева, и
он с трудом расслышал слова опера Юры:
   - Так, ну, вы тут... беседуйте... Минут сорок у вас есть, никто
беспокоить не будет. А потом я загляну. 0'кей?
   Челищев механически кивнул, не отводя взгляда от глаз Катерины. Юра
вышел и запер дверь кабинета.
   Сергей хотел было встать, броситься к Кате, обнять ее, но... Не
слушались его ноги. Тело, будто чужое, оставалось неподвижным. Не
шевелилась и Катя.
   Она молча смотрела Сергею в глаза, и столько в ее взгляде было любви и
боли, что Челищеву стало трудно дышать. А еще в ее взгляде был немой
вопрос: "За что?", У Сергея сразу пропали все сомнения... Катя давно его
высчитала...
   Челищев смотрел в ее огромные зеленые глаза и растворялся в них. Ничего
не осталось в мире, кроме этих глаз. Исчезли все звуки, остановилось
время, остались только звезды глаз. Сергей не помнил, сколько времени они
так просидели, ему казалось, что не больше минуты. Но вдруг щелкнул замок
двери, показалось растерянное лицо Юры. Он непонимающе оглядел Сергея и
Катю, сидевших молча, в тех же позах, что и в самом начале свидания, и
сказал:
   - Я, конечно, извиняюсь... Но время поджимает. Я бы, конечно... Но - к
сожалению...
   Юра был растерян и путался в словах. Когда он вел Катерину в кабинет к
Челищеву, то практически не сомневался, что "клиенты" сразу начнут
трахаться... Все, как говорится, люди-человеки. Юра даже рассчитывал
развлечься небольшим пип-шоу, подсматривая в глазок. Юра любил это дело,
живьем оно гораздо интереснее любой порнухи. Но "клиенты" оказались с
каким-то явным прибабахом: почти час они сидели неподвижно и молча, только
смотрели друг на друга, словно в гляделки играли. Ни с чем подобным раньше
Юра не сталкивался, поэтому растерялся и даже почему-то испугался. А когда
после его слов Сергей глянул Юре в глаза, стало оперу, насмотревшемуся
всякого за годы работы в "Крестах", и вовсе жутко. Не смотрят так живые
люди на живых...
   Катя все так же молча встала и направилась к выходу из кабинета. И
только на самом уже пороге, обернувшись, прошептала:
   - Я люблю тебя, Сереженька...
   А может быть, и не прошептала, а глазами сказала... И вышла.
   Челищев не помнил, как Юра выводил его из "Крестов", и не слышал, что
он говорил. Сергей словно оглох в звенящей тишине допросного кабинета.
Очнулся он уже на улице, где Юра начал мяться, жаться, пока, наконец,
блудливо хихикнув, не напомнил:
   - Сергей Саныч, а насчет гонорара-то... Вы забыли, наверное... Для вас
это мелочь...
   Челищев молча достал деньги и сунул их незаметно в потную Юрину
ладошку, а потом зашагал, покачиваясь, к финляндскому вокзалу, где его
ждал в "джипе-черроки" Вася. Сергей уже почти дошел до машины, когда
безжалостные тиски сдавили вдруг сердце и перекрыли доступ воздуха к
легким. Ноги стали совсем чужими и тяжелыми. Челищев подумал, что сейчас
просто упадет, но в это мгновение из "джипа" выскочил Вася, заподозривший
не ладное из-за качающейся, как у пьяного, походки Челищева. Великан
подхватил Сергея под мышки и быстро втащил на пассажирское сиденье "джипа":
   - Эй, Адвокат, что с тобой? Плохо стало, что ли?
   - Сердце... - еле выговорил Челищев посеревшими губами. Вася матюгнулся
и побежал в здание вокзала к аптечному киоску за валидолом. Он вернулся
очень быстро и крепкими пальцами запихнул Сергею в рот сразу две таблетки,
а потом рванул к больнице. Челищев закрыл глаза и стал осторожно баюкать
боль в груди. Вася косился на него и время от времени приободрял:
   - Ничего, Адвокат, потерпи, сейчас приедем...
   Сергей вяло кивал в ответ. Ему пришло в голову, что Вася может и не
успеть довезти его до врачей. Странно, но эта мысль не вызвала страха,
наоборот, от нее Челищеву стало легче. Мысли о смерти несли покой,
сглаживали мучительное ощущение вины и осознание непоправимости
случившегося по его вине. Влетев на немыслимой скорости во двор больницы,
Вася заехал прямо на крыльцо. Выскочив из "джипа" и вынув Челищева, пинком
ноги открыл дверь и ввалился в приемную.
   - Живо, врачей! Парню с сердцем плохо! - гаркнул Вася девочкам в
регистратуре. Поднялась большая кутерьма, Сергея уложили на каталку,
куда-то повезли, сделали быстро два укола. Потом в каком-то кабинете его
раздели, подсоединили к телу присоски и датчики, и незнакомый хмурый врач
в голубом халате и шапочке долго и внимательно наблюдал за всплесками
сигналов на экране монитора. Потом пришел еще один врач, и начался тихий
консилиум. Наконец врач в голубом халате пожал плечами, выключил монитор и
сказал, обращаясь к Челищеву:
   - Гм... С сердцем у вас почти полный порядок... По крайней мере
сейчас...
   Возможно, у вас были судороги грудных мышц... или другие неприятные
ощущения невралгического характера. Ничего опасного для сердца я сейчас не
наблюдаю. Вам, молодой человек, надо немного нервишки подлечить, и этим
мы, пожалуй, и займемся прямо сейчас. Вас отвезут в палату, и через часок
приступим. Только у меня большая к вам просьба - если уж вы лечитесь, так
лечитесь, не надо из больницы бегать, себе же хуже делаете, лечиться
дольше придется. Хорошо?
   Сергей медленно кивнул. Через час его так накачали транквилизаторами,
что боль в груди затихла, а потом и вовсе растворилась вместе с обрывками
засыпающих мыслей...
   * * *
   Антибиотик, получив от Васи и опера Юры информацию о том, как прошло
свидание в "Крестах" и в каком состоянии Челищев вернулся в больницу,
пришел в очень хорошее расположение духа. Виктор Палыч озадачил Юру тем,
что попросил аккуратно довести информацию о свидании между Сергеем и
Катериной до Званцева. Юра ничего не понял, но вопросов задавать не стал.
   Позже, поговорив с приехавшим из больницы Васей, Антибиотик приказал
ему найти и доставить для разговора некоего Валдая.
   Вова Кругов получил прозвище Валдай в Афганистане, откуда вернулся в
1988 году. Возвращение в Ленинград преподнесло Валдаю обычный солдатский
сюрприз - девушка, которую Вова считал своей невестой, его не дождалась.
   Истерзанная войной и обидой психика Крутова пошла совсем наперекосяк,
он начал пить, в одиночку "тряс" кооператоров, когда кончались деньги, и
однажды в 1990 году нарвался на барыгу, которого прикрывала группа
Адвоката.
   Когда выяснилось, что Валдай - афганец, его не стали бить и калечить.
   Званцев долго разговаривал с ним лично, а в конце беседы предложил
перейти в свой "коллектив". Вова Кругов согласился. Олегу пришлось с ним
повозиться - у парня уже были серьезные проблемы с алкоголем и
наркотиками. Званцев с помощью хороших врачей и дорогих препаратов
буквально вытащил Валдая из ямы, "подшил" его и закодировал. Вова готов
был молиться на Званцева, он был предан ему по-собачьи. В свое близкое
окружение Званцев Валдая все же не пускал, поскольку Вова, не отличаясь
интеллектом, проявлял еще к тому же ненормальную жестокость по отношению к
женщинам, особенно симпатичным.
   Валдай удовлетворял свои инстинкты и вымещал обиды на проститутках,
которые потом жаловались своим сутенерам, а те передавали претензии выше.
Катя терпеть не могла Валдая, и Олег вынужден был держать парня, которому
необъяснимо сочувствовал (может, себя самого в нем видел?), назначив
бригадиром на дальних выселках - Валдай "работал" в пригороде Петербурга,
Павловске, и появлялся на берегах Невы не чаще раза в месяц.
   Виктор Палыч знал историю Вовы Крутова, его отношение к женщинам,
которые, по мнению Валдая, все были блядями и суками. Именно на этой
женоненавистнической струне и собирался сыграть Виктор Палыч особую
мелодию для Олега Званцева.
   Валдай был чрезвычайно польщен тем, что его пригласил для "серьезного
разговора" сам Антибиотик, которого Вова за свою карьеру видел всего
несколько раз, да и то, что называется, с галерки. Отмороженных мозгов
Крутова не хватило на то, чтобы понять тонкую игру Виктора Палыча, долго и
степенно рассуждавшего о понятиях чести, настоящей мужской дружбе и
верности. Когда Антибиотик перешел, наконец, к сути вопроса и рассказал
Валдаю о "подлой измене", совершенной Катей и Сергеем за спиной томящегося
в тюрьме Званцева, Валдай уже пылал благородным негодованием, вскакивал,
матерился, сжимал кулаки и только что не выпускал пар из ноздрей, как
Конек-Горбунок из известной сказки.
   - Такая вот, Вова, история за спиной нашего товарища случилась... Сам
понимаешь, кто-то должен эту тему Олегу передать. Это трудно, горько, но
необходимо, и сделать это должен кто-то из своих. Я и сам бы, конечно,
мог, но - ты ведь знаешь Адвоката и его самолюбие... Ему будет вдвойне
больно услышать такое от меня, старого. А ты афганец, фронтовик, как и
Олежка, вы одной, так сказать, крови, одного заквасу... От тебя услышать
эту горькую правду ему будет легче. Поэтому, Володя, тебе и нужно Олегу
обе всем написать... Он для тебя многое сделал, а теперь ты ему должен
глаза раскрыть...
   Антибиотик говорил проникновенным голосом с выражением искреннего
отеческого страдания на лице, а Вова Кругов завороженно кивал. Уговаривать
его не пришлось. Под присмотром Виктора Палыча он тут же накатал маляву
Званцеву:
   "Здорово, брат!
   Ты знаешь, для меня это слово свято. Ты всегда был мне как родной
старший брат, поэтому обманывать и утаивать от тебя горькую правду не
могу. За твоей спиной творится блядство. Мы все прошли через это и можем
друг друга понять. Твоя жена и тот, кого ты считал другом, изменили тебе и
делают это постоянно, даже не стесняясь братвы. Я знаю, тебе будет больно,
ты говорил мне всегда, что женщины - не все такие, но вот оказалось, что
все. Мне тяжело писать тебе об этом, но пусть это лучше буду я, чем кто-то
начнет смеяться. Я не лезу в твои дела, но пусть твои глаза будут
раскрыты. Нам не в первый раз стреляют в спину, но мы должны выстоять.
Помни, что всегда и во всем можешь на меня рассчитывать. Прости, если
сделал тебе лишнюю боль.
   Только скажи, я этому кобелю елду вырву. Твой брат по крови,
   Вова Валдай".
   Антибиотик внимательно прочитал написанное и остался доволен. Валдай
писал коряво и напыщенно, но искренне. Олег поверит этому письму.
   После того как Вова Кругов переписал послание набело, Виктор Палыч
долго и растроганно говорил ему о том, какой он реальный и правильный
пацан. Валдай кивал и хавал все за чистую монету. Когда Вася наконец увёз
его с аудиенции, Антибиотик еще раз прочитал маляву и ухмыльнулся:
   - Вот так-то, ребятишки...
   Юра из оперчасти "Крестов" довел до Званцева информацию о свидании
Челищева и Катерины грамотно и аккуратно. Арестованный вместе с Олегом
Ветряк, сидевший в "Крестах" безвылазно с августа 1992 года, "случайно"
подслушал разговор двух цириков [Цирик - контролер в тюрьме, надзиратель
(жарг.)], когда его дернули на допрос. Ветряк сидел отдельно от Званцева,
но пустить коня [Пустить коня - послать записку, письмо (жарг.)], в
"Крестах" никогда не было проблемой.
   В том, что Катя виделась с Сергеем, ничего особенного вроде не было,
они могли, в конце концов, оговаривать какие-то чисто практические
вопросы, но Олега эта информация "зацепила". Он ощутил внутреннее
беспокойство и тоску.
   Самым неприятным было то, что Сергей, оказывается, мог пройти в
"Кресты", но Званцеву не подал даже весточки. Молчала и Катерина, хотя
канал связи у нее был. Олега начали мучить подозрения, разъедавшие и без
того подточенную тюрьмой нервную систему. Званцев, всегда отличавшийся
выдержкой и спокойствием, начал легко раздражаться из-за ерунды, избил
из-за пустяковой шутки соседа по камере (бедолагу-шофера, случайно
задавившего пьяного), потерял аппетит и сон. В таком состоянии он
промаялся двое суток, а потом в "кормушку" его камеры бросили аккуратно
запечатанную маляву Валдая.
   Прочитав ее, Олег стал похож на буйно помешанного. Как описать все, что
творилось в его душе? Тот, кто никогда не сидел в тюрьме, все равно не
поймет, а те, кому довелось побывать "у хозяина", в лишних словах не
нуждаются... Если бы тогда Званцев смог дотянуться до Сергея с Катериной,
то, наверное, убил бы обоих, не задавая никаких вопросов. Яростное безумие
продолжалось несколько дней, но такой накал не мог быть вечным - он либо
выжигал человека дотла, либо сам угасал.
   Олег захотел понять, как стало возможным то, что случилось между
Катериной и Сергеем. Он слишком хорошо знал свою жену, чтобы хоть на
минуту допустить мысль о том, что причиной могло быть банальное
затянувшееся сексуальное воздержание. Званцев нуждался в информации. За
приличную сумму в валюте он уговорил все ту же ефрейторшу-контролершу
попытаться узнать, что делает, как себя ведет и "чем дышит" Катерина в
камере, а также разослал нескольким своим людям на воле короткие письма.
Письма эти, прежде чем они попали к адресатам, прочитал Антибиотик. Виктор
Палыч остался доволен их содержанием - все развивалось именно так, как он
задумал. Через два дня ефрейторша передала Олегу новость, от которой он
впал в транс. По словам контролерши, Катерина была беременна, у нее
начался ранний токсикоз, ее постоянно тошнило и ломало. Сокамерницы
Катерины помогали ей, как могли,- беременность еще можно скрыть от мужчин,
но не от женщин, которые постоянно вынуждены находиться вместе...
   Званцев закаменел, и теперь все его мысли и силы были направлены на то,
чтобы вырваться из "Крестов". В своих малявах на волю он указывал
"коллегам" на дополнительные финансовые источники, которые можно смело
использовать для того, чтобы изменить избранную ему меру пресечения. Помог
и Виктор Палыч, сильнее обычного надавив на нескольких своих "звездных"
   друзей. В отношении дела "бизнесмена Званцева" был организован
депутатский запрос в прокуратуру, в городской прессе появилось несколько
"проблемных"
   статей... Результаты не замедлили сказаться. В конце марта Олег
Андреевич Званцев вышел из "Крестов", дав следствию подписку о невыезде.
   * * *
   На этот раз никакой помпы вокруг выхода Белого Адвоката не было. Олега
встретил подручный Антибиотика Вася и отвез к Виктору Палычу. Антибиотик,
чтобы не затягивать визит, сказался больным, но принял Олега тепло и
радушно. Пока они обедали и обменивались новостями, люди Виктора Палыча
подогнали новенький "форд" с доверенностью, оформленной на Званцева
(машина самого Олега, черный "мерседес", уже полгода стояла во внутреннем
дворе ГУВД).
   Олег сдержанно поблагодарил за помощь, Когда трапеза подошла к концу,
Званцев с деланным равнодушием поинтересовался, как идут дела у Челищева и
почему он не приехал к "Крестам". Виктор Палыч заохал, объяснил, что дела
у Сергея были неважными, но сейчас уже все, слава Богу, нормализовалось, и
через пару дней врачи обещали подумать о выписке. Олег кивнул И спросил о
перспективах Катерины. Антибиотик долго молчал, а потом, вздохнув, ответил:
   - Ты же знаешь, наркоту отбить трудно. Тем более при таких
обстоятельствах... Но ты не думай, мы все силы приложим, постараемся...
   Срок первичного постановления через два месяца истекает, я думаю,
больше в тюрьме Катю мариновать не будут. Зачем им беспредельничать?
Отпустят на подписку с Богом... А там мы что-нибудь сообразим... Сейчас
обстановка не очень, но через недельку-полторы можно будет свиданьице вам
устроить.
   Сразу-то не стоит, зачем "кудасовцев" дразнить... Я понимаю, ты
голодный после тюрьмы, но мужик ты видный, баб полно, в "Тройку" съезди,
там новенькие появились...
   Виктор Палыч прекрасно видел, что Олегу сейчас совсем не до "Тройки" и
баб, но делал вид, что не замечает его состояния, балагурил, шутил...
Когда Званцев попрощался и ушел, Антибиотик распорядился установить за ним
аккуратное наблюдение. Чутье не подвело Виктора Палыча, и через полчаса
ему доложили по телефону, что Олег, взяв двух "быков" из бригады
Димы-Караула, направился в больницу к Челищеву. Антибиотик улыбнулся и
велел Васе продолжать снимать информацию о дальнейших перемещениях
Званцева.
   - У ребяток, может, серьезный базар наметиться, в городе им не с руки
будет. Значит, две дороги Олежке нашему - либо по мурманской трассе на
свою "конюшню", но далековато туда ехать, да и постов мусорских полно,
либо в "свинарник". Я лично думаю, что они в "свинарник" поедут. Но ты,
Вася, все же проконтролируй... Может, и мы с тобой потом съездим
проветриться, глянем, до чего наши Адвокаты добазарятся... Разговор у них
будет интересный, им есть что рассказать друг дружке.
   Виктор Палыч вроде бы говорил все это Васе, а на самом деле просто
размышлял вслух, Впрочем, Вася давно уже привык к манере общения своего
босса и никогда не задавал лишних вопросов...
   * * *
   Челищев и в самом деле уже почти поправился. Голова перестала кружиться
при каждой попытке встать с кровати, но осталась слабость, которая
наваливалась неожиданно. Сергей гулял по больнице шаркающей стариковской
походкой, пил все таблетки, которые давали ему врачи, и от них пребывал
постоянно в заторможенном состоянии. Он много спал, ел и вел почти
растительный образ жизни, сознательно заставляя себя не думать о
проблемах. Видимо, сработал некий предохранитель, инстинкт самосохранения
- если бы Челищев продолжил свои внутренние терзания, его мозг и тело
могли бы просто не выдержать.
   Нет, конечно, Сергей не мог окончательно выкинуть из головы все, что
его тревожило и мучило. Просто он взял своеобразный тайм-аут. Ему надо
было поправиться, чтобы попытаться разобраться во всех свалившихся на него
непонятках. А силы возвращались медленно. Сергей как будто сам не очень
хотел поскорее выздороветь, не помогал организму. Его воля и интерес к
жизни резко ослабли. Он мог часами сидеть в кресле, смотреть в телевизор,
не вникая в то, что там происходит, и то ли дремать, то ли о чем-то
грезить...
   Именно в таком состоянии его и нашел Олег. (Его братки аккуратно
нейтрализовали "санитаров" в предбаннике - амбалам тихо накинули по шнурку
на толстые шеи, и медбратья решили не дергаться и не шуметь. К тому же им
самим до смерти надоело затянувшееся дежурство у палаты странного пациента.
   Они знали, что он был "большим авторитетом", но ведь и авторитет
авторитету рознь.)
   Званцев зашел в палату и долго смотрел в затылок Челищеву, который, не
оборачиваясь, сидел у телевизора. Наконец Сергей медленно, словно нехотя
повернул голову и встретился глазами с глазами Олега. Казалось, Сергей
совсем не удивился, увидев его в своей палате.
   Паузу нарушил Званцев:
   - Ну, здравствуй, Серега...
   Челищев медленно кивнул:
   - Здравствуй.
   И они вновь надолго замолчали, вглядываясь в лица друг друга. Званцев
вынул из кармана куртки пачку сигарет, закурили, отойдя к окну, сказал,
отвернувшись от глаз Сергея:
   - Собирайся. Поедем, поговорим. Тема созрела.
   Челищев равнодушно пожал плечами, встал, шаркая тапочками, побрел к
шкафу, в котором висела его одежда. Когда Олег увидел его неуверенные
движения, ссутуленную спину и густо пробившуюся в черных волосах седину,
ворохнулось в груди чувство жалости и тревоги, но... Тут же всплыли в
памяти строки из письма Валдая, перед глазами поплыла малиновая муть, и
Званцев отвернулся, прикрыв веки, чтобы не прыгнуть, не вцепиться Сергею в
горло прямо в палате...
   Челищев надел куртку и, словно вспомнив вдруг что-то важное, подошел к
зеркалу. Оттуда на Сергея глянул незнакомый старик. В больнице Челищев
перестал бриться, да и на голове волосы отросли до нормальной длины. Но
если на голове черные волосы чередовались с седыми примерно в равной
пропорции, то щетина на подбородке была серебряной почти вся. Седой
человек из зеркала смотрел в лицо Сергею равнодушными погасшими глазами.
   Челищев причесался и повернулся к Олегу:
   - Я готов.
   Званцев кивнул, бросил на пол окурок и растоптал его ногой. Они вышли
из палаты, прошли мимо притихших "санитаров" и направились к лестнице.
   Движения обоих были спокойны и неторопливы, но от вида этих двух фигур
неуютно стало не только санитарам, но и браткам Димы-Караула, приехавшим с
Олегом.
   Когда Званцев и Челищев ушли, шнурки с шей "санитаров" были сняты.
   Попрощались братки вполне мирно - да и что им было делить-то? Это у
авторитетов свои разборки, а пацан пацана всегда понять сможет...
   Олег погнал свой "форд" на свиноферму, и об этом было немедленно
доложено Васе. Антибиотик, выслушав его доклад, улыбнулся и кивнул:
   - Ну и хорошо. Давай, Васенька, собирайся, и нам не грех туда
наведаться, полюбопытствовать. Выезжаем через полчаса..,
   "Форд" летел по темному городу, мягко шурша шинами. Сергей равнодушно
смотрел в окно - там мелькали лица случайных прохожих, мокрые скверики и
угрюмые, нахохлившиеся дома. Начинался апрель, но весна еще не
"поднялась", на улицах повсюду лежали кучи грязного снега, и ветер
по-осеннему сердито гонялся за людьми. С того момента, как Сергей и Олег
вышли из больничной палаты, они не сказали друг другу ни слова. Оба
понимали, что разговор будет тяжелым и, скорее всего, для одного из них
последним, поэтому и не торопились начинать его.
   Сергей достал сигарету, закурил и прикрыл глаза. Странное дело, ему
совсем не было страшно. Наоборот, пришло какое-то непонятное чувство
облегчения.
   Такое чувство наступает обычно в конце трудного пути - хоть и не
порадовала дорога наградой, а все ж кончилась, и то хорошо...
   Когда машина свернула с основной трассы, Сергей узнал дорогу и понял,
куда везет его Олег. В машине их было только двое, но у Челищева даже
мысли не возникло бежать. Куда убежишь от себя?
   У ворот фермы Олег посигналил и махнул рукой толстой
тетке-смотрительнице.
   Она узнала Олега и торопливо загремела ржавыми цепями и засовами. "Форд"
   въехал во двор.
   Званцев направился не к номерам, в один из которых Сергея когда-то
приволокли дагестанцы, а к небольшому двухэтажному домику, который стоял
впритык к воротам, как крепостная башня, во внутреннем периметре гостиницы.
   В домике был оборудован небольшой, но очень уютный бар-казино. Рулетку,
правда, в этом месте запускали редко,- как правило, посетители
предпочитали более простые и незатейливые карточные игры, если уж хотелось
нервы пощекотать. Рассказывали, что однажды некий пацан по прозвищу Шмэн
выиграл в этом баре у самого Ильдара тридцать пять тысяч долларов в очко.
Ильдар расплатился со Шмэном по-честному, при свидетелях. Видно, просто
совпало так, но через три дня Шмэна выловили из Невы с перерезанным
горлом. Денег при нем не было, и куда они делись - никто не знал. Убийство
это так и летает в ментовке глухарем, но Ильдару никто ничего предъявить
не решился... Мало ли, может, и вправду совпадение было, и кто-то грохнул
пацана случайно... Доказательств на Ильдара никаких не было.
   Они молча зашли в бар. Невысокий бармен о чем-то болтал с официанткой и
толстым крупье в малиновом жилете. Все трое, как по команде, повернули
головы в сторону вошедших.
   - Все вон,- угрюмо буркнул Олег и направился к дальнему столику в углу.
   Сергей шел за ним. Крупье и официанты без лишних слов встали и
торопливо выскочили за дверь. Бармен, видимо, решил, что сказанное к нему
не относится, и, зайдя за стойку, начал с деловым видом протирать и без
того чистые стаканы.
   - А тебя что, не касается? - рявкнул Олег и, словно большая тяжелая
кошка, в одно движение подскочил к стойке. Бармен ответить не успел.
   Сакраментальное "За что?!" он провыл уже в полете, открывая дверь
головой.
   Олег и Сергей остались в баре одни. Званцев, словно растратив всю свою
энергию на выбрасывание бармена, ссутулился и тяжело оперся на стойку.
   Челищев стоял рядом и смотрел куда-то поверх головы Олега. Тот
обернулся, выбрал бутылку армянского коньяку, налил себе в стакан,
отхлебнул. Подумал немного, взял второй стакан и налил Сергею:
   - Пей.
   Челищев пожал плечами, но стакан взял и коньяк выпил в два глотка.
   Оба порозовели и начали потихоньку выходить из состояния заторможенной
угрюмости. Олег сунул в рот сигарету, глубоко затянулся и наконец спросил:
   - Ты что же, сука, наделал-то?
   На Сергея коньяк подействовал сразу, он словно смыл с него равнодушную
оцепенелость, и Челищев неожиданно для себя вскинул голову с прежней силой:
   - Выражения выбирай!
   Глаза Званцева помутнели.
   - Выражения?! Я тебе сейчас эту бутылку в глотку заколочу!!
   Сергей подвинул к себе стул и сел: коньяк ударил по ногам.
   - Ну, допустим, заколотишь. Если сможешь...
   Званцев навис над ним, ловя взгляд. Дыхание его стало прерывистым.
   - Ты... ты как посмел Катьку тронуть?!
   Сергей кивнул и достал сигарету. Закурил и ответил с демонстративным
спокойствием:
   - Катя мне жена.
   От этих слов Олег даже отшатнулся, а потом затряс головой.
   - Что?! Ты что, урод, спятил или прикидываешься?
   Сергей невозмутимо курил, стряхивая пепел на пол.
   - Катя мне жена.
   Званцев грохнул кулаком по стойке и заорал во весь голос:
   - Дурочку валяешь? Катя - моя жена, слышишь ты, урод, мо-я!!
   Челищев покачал головой:
   - Была. Она не любит тебя.
   Олег шумно выдохнул и сказал почти нормальным голосом:
   - Все, ты - покойник. Я - не Пушкин, обойдусь без лирики. Ты, сука,
всех продал - меня, ее, да и себя тоже...
   Сергей упрямо покачал головой:
   - Она не любит тебя. Если б любила - не стал бы твой сын по бабкам
мыкаться...
   - Что?! - Вот этого Званцев никак не ожидал, поэтому растерялся и
остановил руку, уже готовую вцепиться Челищеву в горло:
   - Какой сын? Что ты мелешь?
   - Твой сын,- ответил глухо Сергей.- Ему семь лет, живет у бабушки в
Приморско-Ахтарске. В прошлом году в школу пошел. А родился он через
девять месяцев после того, как ты в 84-ом в Москве Катьку изнасиловал...
Тебе она про сына ничего не сказала, потому что не любила тебя, не
верила... А мне сказала. Я... - договорить Челищев не успел.
   Званцев, зарычав, ударил ногой по стулу, на котором тот сидел. Сергей
растянулся на полу.
   - Все, пиздец тебе, урод!! Катька - моя жена, я ее не насиловал,
слышишь ты!!
   Рука Олега обхватила горлышко бутылки, но в этот момент снаружи
послышался какой-то шум, и в бар ввалился толстый крупье с вытаращенными
глазами:
   - Менты! ОМОН! Облава!
   Олег выругался и быстро оглянулся, потом подскочил к тумбе стойки бара,
нащупал какую-то кнопку и сдвинул тумбу в сторону. На том месте, где она
стояла, в полу открылась темная дыра. Званцев схватил Сергея за шиворот и
буквально скинул его в эту дыру, а потом и сам прыгнул туда же, сделав
крупье на прощание страшные глаза. Крупье, пыхтя от натуги, поставил тумбу
на место, вытер рукавом выступивший на лбу пот и повернулся к дверям,
пытаясь вылепить из непослушных губ некое подобие приветливой улыбки.
   - На пол! На пол, сучара! - зарычали сразу несколько шкафообразных
омоновцев в камуфляже, врываясь в уютный бар, и толстый крупье понял, что
улыбался он зря.
   Машина, в которой находился Антибиотик, проезжала мимо станции метро
"Озерки", когда зазвонил радиотелефон. Виктор Палыч нахмурился и нажал
кнопку приема:
   - Ну?
   Видимо, абонент рассказывал о чем-то неприятном, потому что лицо
Антибиотика перекосилось и покраснело от гнева:
   - А откуда они взялись?! С неба прилетели?! Откуда они узнали?!
Блядство какое... Кумовского ищи, слышишь? Разорву подлюг...
   Виктор Палыч в сердцах швырнул трубку на заднее сиденье и сказал с
жутковатой ласковостью:
   - Разворачиваемся, Васенька. Нельзя туда, мусора понаехали... Кто
навел?!
   Что за блядство творится!
   (Виктор Палыч напрасно подозревал обслуживающий персонал "свинарника" в
стукачестве - по крайней мере, до облавы они были перед ним чисты, как
олимпийский снег. Милицию на ферму навел Званцев, сам того не подозревая.
   После того как он вышел из "Крестов", за ним была пущена наружка,
сработавшая на удивление грамотно и профессионально, хотя в последнее
время в этой службе проколы были скорее закономерностью, нежели
случайностью - не хватало людей, машин, бензина, да и средства связи были
допотопными и все время выходили из строя.)
   Антибиотик возвращался на свою конспиративную квартиру в самом мрачном
расположении духа - у него всегда портилось настроение, когда что-то шло
не так, как он задумывал, даже если дело касалось мелочей. Милицейский же
налет на свинарник мелочью считать было нельзя - во-первых, придется
искать там ментовского "барабана", а во-вторых, могла порушиться вся
закрученная Виктором Палычем комбинация. Расчет на устранение одного из
Адвокатов мог обернуться тем, что из игры выпадут оба...
   * * *
   У бармена "свинарника" Лени день выдался на редкость паскудным. Утром
все заведение пришлось отмывать от ночной гулянки Сазона, два дня подряд
отмечавшего какую-то "большую радость" вместе с десятком братков и
немыслимым количеством блядей - чуть ли не по две на рыло из Питера
привезли. Только все отмыли, прибрали, вздохнули спокойно - заявились на
"форде" двое: один белобрысый, второй черненький, вернее - бывший
черненький, седой наполовину. Белобрысого Леня с трудом узнал - видел его
однажды, с полгода назад, когда только на это место устроился. Звали его
Олегом-Адвокатом, говорили, что он очень крут, из "центровых". Второй по
ухваткам тоже был не пряник - такого, судя по глазам, без большого
количества масла просто так не съешь, подавишься. Очень не понравились
Лене глаза гостей, предчувствие ворохнулось - добром вечер не кончится,
разговор у этих двух, судя по всему, серьезный намечался: Адвокат Леню,
как котенка, из бара вышвырнул, а потом там на очень высоких тонах
заговорили... Леня лихорадочно соображал, что делать, а тут ОМОН как снег
на голову свалился... Правду говорят, что два прихода ОМОНа - это все
равно что один пожар: все побили, покрушили, морду набили на всякий
случай. Все этих двух искали - куда, говорят, подевались? Машина на месте,
а сами где? Хорошо, Саша-крупье выкрутился, сказал, что эти двое машину
оставили, а сами в деревню ушли, где у них, мол, еще одна стояла. Менты
часа три переворачивали гостиницу, уехали, забрав с собой зачем-то
кочегара, охранника и Сашку-крупье. Только Леня успокоился - эти двое из
тайника вылезли, но в бар, чтобы прибраться, не пустили, сидели, зыркая
друг на друга, разговаривали о чем-то тихо.
   Они шептались еще долго. Маленький бармен отчаялся дождаться, когда его
позовут, и улегся спать в одном из номеров вместе с совершенно ошалевшей
от событий дня официанткой. Однако спокойно поспать труженику стойки не
удалось. Часа в два ночи Леню разбудил один из двух приехавших
авторитетов, из-за которых и обрушились на ферму напасти. Тряс бармена за
плечо не белобрысый, а второй, поменьше ростом и наполовину седой,
которого звали Сергеем. От него несло коньяком, а глаза у него были совсем
нехорошими;
   - Эй, вставай, хватит спать, выходи, дело есть.
   Голая официантка ойкнула, натягивая на себя одеяло, но Челищев не
обратил на нее никакого внимания. Он сдернул бармена с постели и буквально
приволок в бар. В электрическом свете Леня увидел, что руки у седого в
крови, а когда разглядел на полу у стойки неподвижно скрючившуюся фигуру
второго, белобрысого,- колени у него заходили ходуном.
   - Тихо ты, не трясись,- сказал Сергей бармену.- Быстро тащи сюда
какую-нибудь скатерть. Сейчас мы уедем, а ты - забудь, что видел,- Челищев
кивнул на неподвижное тело Олега.- А не то - рядом положу. Понял?
   Леня всегда соображал быстро - метнулся пулей и приволок две большие
белые скатерти, в которые Сергей самолично замотал Олега. Потом Челищев,
поднатужившись, взвалил спеленутое тело Званцева на плечо, донес его до
"форда", загрузил в багажник, отдышался и закурил. Затем вернулся, умылся,
выпил рюмку на посошок, глянул на бармена так, что Лене совсем плохо
стало, сел в машину и уехал. А Леня два часа оттирал, всхлипывая и
подвывая, следы крови на полу в баре, потом ойкнул, вспомнив важное, и
рванулся к телефону - докладывать...
   Между тем Сергей, успешно миновав пост ГАИ, въехал в Питер и по
радиотелефону вызвонил на "работу" Вальтера. Николай Трофимович заявился
на кладбище злой, как черт,- было около пяти утра.
   - Что-то ты, Сережа, зачастил ко мне, понравилось, видать. Это дело
такое, засасывает. Кого приволок-то?
   Челищев, присев на корточки, отдернул край запачканной в крови скатерти
и хрипло сказал:
   - Олежку хоронить будем.
   Вальтера удивить, а тем более испугать было очень трудно, тем не менее,
когда он увидел в слабом свете фонаря, скрипевшего у часовни, вымазанное
уже засохшей и побуревшей кровью лицо Званцева, побежали по хребту у
Николая Трофимовича неприятные мурашки. Вальтер протянул было к телу руку,
но Челищев вызверился на него, как припадочный:
   - Убери грабли, Трофимыч, других обшаривать будешь! Только тронь Олежку
- в ту же ямку ляжешь!
   Заглянул Богомолов в глаза Челищеву и спорить не стал, пропало как-то
сразу все желание. Забурел паренек, ох и забурел: совсем перестал смерти
бояться - и чужой, и своей. Такие, правда, сами долго не живут, но пока их
земля на себе держит, спорить с ними - а тем более один на один - могут
только ненормальные, к которым Николай Трофимович себя не причислял.
   - Ладно, ладно, Сереженька, не кипятись. Я все понимаю, не тупой.
Похороним твоего кореша по высшему разряду. Сегодня как раз бабушку
хорошую к нему подселим, старушка праведницей была, глядишь, и Олежкины
грехи замолит.
   Сергей взял завернутое в скатерть тело на руки и пошел по кладбищу за
Вальтером. Тот привел его к пустой могиле, спрыгнул туда и быстрыми
движениями лопаты за десять минут углубил ее почти на полметра. Потом
вылез и отошел в сторону. Челищев осторожно опустил Олега в могилу, забрал
у Вальтера лопату и присыпал неподвижный кокон землей.
   - Во сколько бабку хоронить будешь?
   - В одиннадцать,- Вальтеру было неприятно, что этот щегол заставил его
отвечать чуть ли не подобострастно.
   - Гляди, Трофимыч...
   Челищев повернулся и ушел, а Вальтер, набожно перекрестившись, заспешил
к себе в кабинет, к телефону. Набрав "экстренный" номер Антибиотика,
Вальтер вытер пот со лба, сел на стул и расстегнул верхнюю пуговицу
рубашки. На седьмом гудке Виктор Палыч снял трубку:
   - Ну?
   - Босс,- заторопился Вальтер,- посылку, про которую ты предупреждал,
получил, правда, с небольшой задержкой. Только что запечатал в лучшем виде.
   - Кто доставил? - в голосе Антибиотика, несмотря на поздний (а вернее,
ранний) час, проклюнулся странный азарт.
   - Черненький. Весь не в себе. Приехал, словно сдвинутый маленько, но
доставил аккуратно, все в ажуре. С нервишками у него, видно, непорядок, на
меня чуть было кидаться не вздумал.
   - Ладно,- прервал его Виктор Палыч.- Это уже лирика.- И повесил трубку.
   Вальтер удовлетворенно кивнул, перекрестился и прилег на старенький
диванчик покемарить перед началом нового трудового дня.
   С Антибиотика же на другом конце города слетел весь сон. Он бродил по
огромной пустой квартире в роскошном шлафроке, что-то бормотал себе под
нос, качал головой и улыбался...
   * * *
   Прошла неделя. Сергей вновь начал "работать". Антибиотик выказывал ему
всяческое расположение, подарил даже вишневый "джип", на котором Челищев
мотался по разным стрелкам и теркам [Терка - встреча, на которой бандиты
из разных группировок обсуждают (перетирают) возникшие проблемы (жарг.)].
Его авторитет среди городской "братвы" прыгнул на немыслимую высоту -
многие слышали о разборке с Олегом, поскольку причиной ее послужила
женщина.
   Вокруг имени Челищева начал складываться некий романтично-героический
ореол. Сам Сергей на легенды вокруг своей персоны внимания не обращал,
выражение его лица было, как правило, угрюмым, и мало кто из братвы видел,
как он улыбается.
   Шел апрель 1993 года. Антибиотик, убедившись, что ему ничего реально не
угрожает, вернулся на свое любимое место дислокации - в кабачок "У
Степаныча", правда, проводил там не более трех часов в день и на всякий
случай почти вдвое усилил свою охрану и службу контр наблюдения.
   Однажды Виктор Палыч вызвал к себе на обед Сергея и после трапезы за
кофе сказал, хитро прищурившись:
   - Ну что, Сережа, хватит тебе, я думаю, всякой ерундой заниматься, пора
настоящую тему "запустить". Появилась одна тонкая работа, которая хоть и
будет похожа на фокус, но с конкретными и приятными результатами.
   Сергей кашлянул:
   - Виктор Палыч, у меня два контракта на "Амаретто" еще до конца не
отработаны - те, что через "Самоцвет" заключались, я...
   - "Самоцвет" и "Амаретто" передавай спокойно Диме-Караулу - там ничего
особо сложного уже не осталось, только груз встретить да долю снять. Тут
особых мозгов не требуется. А у нас с тобой такая тема, что придется
голову понапрягать. Но и перспективы шикарные. Помнишь, как Шаляпин пел:
"Люди гибнут за металл". Мы гибнуть за него не будем, но постараемся
сделать так, чтобы металла этого у нас стало много - и желательно,
любимого цвета.
   Антибиотик ухмыльнулся и постучал пальцем по золотой фиксе, блестевшей
в левом углу его рта.
   - И главное,- продолжил Виктор Палыч, подняв вверх указательный палец,-
все будет практически законно. Ты же знаешь, сынок, я к криминалу отношусь
отрицательно. Мы же не гопники, а деловые люди... Схема проста, как все
гениальное. Ты алгебру еще не забыл?
   Челищев пожал плечами:
   - Ну, в общих чертах...
   - Эта алгебра, считай, для начинающих. Из банка А в банк С направляется
платежное поручение от одной дружественной нам чеченской фирмы - ты,
Сережа ее хорошо знаешь, фирма называется "Вайнах". Помнится, Иса на тебя
неплохое впечатление произвел, а?
   - Серьезный мужик,- угрюмо кивнул Сергей.
   - Ну и славно. Хоть поручение и идет от банка А, но деньги реально
будут получены в банке С, куда из банка Б должно прийти подтверждение их
наличия - соображаешь?
   Челищев потер лоб пальцами:
   - Я что-то слышал о такой "алгебре". Это тема с авизовками?
   - Да, Сергуня, с ними, родными,- Антибиотик зажмурился, как довольный
кот на солнышке.- Что такое авизовка? Тьфу, листок бумаги... Но этот
листок дает нам деньги... А деньги - как сказал кто-то очень умный, "наши
маленькие друзья, которые могут открыть любые двери". Соображаешь?
   - Соображаю,- кивнул Челищев.- Только я ведь не факир, такие фокусы
делать не умею. И даже не банкир. Кстати, а о каких банках идет речь?
   Виктор Палыч дружески потрепал Сергея по плечу:
   - Не скромничай. Скромность украшает только тех, у кого других
украшений нет... Банк С - это хорошо тебе знакомый банк "Отечество",
возглавляемый милым человеком Карлом Фридриховичем Филем. А остальные
банки не так уж и важны, потому что денежки мы будем получать именно от
"Отечества".
   Сергей достал сигарету и, спросив разрешения, закурил. Сделав пару
глубоких затяжек, он кивнул и спросил недоуменно:
   - А моя-то функция какая? Антибиотик хитро прищурился и аж языком
прищелкнул:
   - У тебя, сынок, функция будет не только всем нам полезная, но и
приятная.
   В банке "Отечество" работает операционисткой под счастливым номером
семь хорошая девушка Лена Красильникова. Твоя задача - познакомиться с
ней, подружиться и убедить ее принять нашу авизовочку.
   Сергей недоверчиво усмехнулся:
   - Да зачем же операционистке идти на такое - срок себе самой
выписывать. Не будет она...
   - Будет, еще как будет,- перебил Челищева Виктор Палыч.- Эту девушку из
всех операционисток нам сам Карл Фридрихович порекомендовал. Сам он,
правда, с ней никаких бесед не вел - положение не позволяет, но она почти
готова... Мужа нет, дочке шесть лет, живет в коммуналке... А тут -
реальная возможность за несколько недель изменить всю жизнь: получить
собственный домик в Крыму, на побережье, там хорошо, ребенку - витамины
опять же... Ты прикинь - из пяти миллиардов, которые должны через
"Отечество" проскочить, два будут нашими, два уйдут мусорам, надзирающим
за банками, а миллиард - целый миллиард - достанется нашим банковским
друзьям. Естественно, девушку Лену никто обижать не собирается. В принципе
всю тему можно и без нее прогнать, по более длинной цепочке, но зачем
алгебру усложнять? Тогда больше народу будет в курсе, а Лена Красильникова
на всю жизнь останется в коммуналке вместе с дочкой... Хорошо ли это
будет? Нет, не хорошо. Старые люди, помню, всегда учили - живи и дай жить
другим. В наше время, Сережа, можно украсть велосипед и все здоровье
положить в тюрьме, а можно воровать вагонами и всегда быть на плаву. В
России красть составы намного безопаснее, чем велосипеды. Это я тебе
конкретно говорю.- И Антибиотик запил свою речь глотком красного вина.
   "Ну вот, все уже по-простому, своими именами называется... Да и что ему
меня стесняться... Кто я? Такой же вор, бандит и убийца, как и он..." - от
этих невеселых мыслей Сергей вздохнул и опустил голову.
   - Причем, что важно,- продолжил Виктор Палыч.- Ты, Сережа, когда-нибудь
слышал, чтобы банкиры шли с заявлениями в милицию по поводу авизовок или
кредитов левых?
   - Нет,- ответил Сергей.- Не слышал.
   - И не услышишь, потому что повар, который готовит блюдо, никогда не
станет сам на себя писать акт об обвесе. Это противоестественно. А нет
заявления - нет преступления. Ну, а если потом когда-то что-то и всплывет,
то все к тому времени быльем порастет. Да и девушка Лена, на которой все
стрелки сведутся, будет уже далеко и с другими документами... А ее дочка с
новым ранцем и красивыми учебниками пойдет в хорошую школу. В России тему
с авизовками еще несколько лет можно крутить, а набьют оскомину авизовки -
другое что-нибудь придумаем. И мусора не будут мешать, они все уже
потихоньку начинают разбираться, что к чему. Кроме некоторых фанатиков
типа Степы Маркова. Ты ведь знал его когда-то?
   Сергею стоило большого усилия воли справиться с нервами и не вздрогнуть.
   Каков старичок! Спросил-то как неожиданно, прямо как следак из
важняков-асов. Челищев кашлянул и кивнул:
   - Знал, и довольно неплохо. Но это все в прошлом.
   - Может, есть смысл возобновить с ним знакомство? А то он и еще
несколько таких же - прямо как кости в горле.
   Челищев покачал головой:
   - Это бессмысленно. Он разговаривать со мной не станет. Марков -
правильный мент.
   - Да? - спросил Антибиотик.- Ну и Бог с ним. Есть в конце концов и
другие методы,
   Сергей почувствовал, как взмокла рубашка на спине, а Виктор Палыч
вернулся в основное русло беседы так же легко, как и отклонился от него:
   - У меня, Сережа, на тебя особые надежды. Людей вокруг мало, одни
кретины.
   Работать не с кем. Оттого и бардак в стране. Ты что, думаешь, в том
беспределе, который сейчас по России гуляет, я виноват или Степаныч с
Мухой?! Хуй в стакан! - Антибиотик вдруг разволновался, как будто
заговорил о чем-то таком, что очень его трогало.- Это все от гнили наверху
идет, от сытых толстых пидоров, которые никогда не знали, что такое - жить
плохо и бедно. А я, Сережа, сам из сирот. Я жизнь знаю, людей... Придет
время - и мы займем достойные места в городе... и не только в нем. Чем мы
хуже этих толстых козлов, которые по телевизору учат жить народ? Конечно,
это время придет не завтра, но готовиться к нему надо загодя...
   Сергей мысленно присвистнул: "Масштабно мыслит Палыч... Если его не
остановить, он ведь, пожалуй, может..."
   Виктор Палыч пожевал губами и неохотно вернулся из грандиозного
будущего к насущным проблемам:
   - Ладно, Сережа... Обо всем этом у нас еще будет время поговорить. А
сейчас - настраивайся на банк "Отечество" и девушку Лену. У нас сегодня
пятница - значит, в понедельник Карл Фридрихович познакомит тебя с
операционисткой 007. Ты - адвокат, юрисконсульт банка. Она будет тебя
консультировать и вводить в курс дела, чтобы ты с "низов" посмотрел слабые
места в банковских операциях, для предупреждения возможных исков от
клиентов. Прикрытие отличное, а дальше не теряйся. Не растеряешься?
   - Постараюсь.- Сергей кивнул и встал, поняв, что беседа закончена.
   - Давай, сынок. Я в тебя верю, ты удачу с собой носишь... - Антибиотик
под руку проводил Челищева до двери, что означало высшую степень
расположения.
   Выйдя из кабинета, Сергей сел в свой "джип" и рванул к набережной.
   Покрутившись вокруг Финляндского вокзала и убедившись, что хвоста за
ним нет, Челищев переехал Литейный мост, свернул у "Большого дома" налево,
припарковал машину напротив следственного управления и проходными дворами
выскочил на улицу Чайковского. Постоянно оглядываясь, он с трудом нашел
работающий телефон-автомат и набрал номер Степы Маркова. Трубку на другом
конце снял, однако, кто-то другой.
   - Слушаю!
   - Маркова позовите, пожалуйста.
   - Маркова... Он отошел ненадолго... У вас что-нибудь срочное?
   - Да.
   - Хорошо, сейчас я его поищу,- трубку в "Большом доме" положили на стол.
   "Курить, наверное, выскочил",- подумал Сергей.
   Весь пятнадцатый отдел - почти тридцать оперов - сидел "друг у друга на
головах" в одном сорокаметровом кабинете. Поскольку стол начальника
отдела, подполковника Кудасова, стоял тут же, у окна, в кабинете не
курили, выходили в коридор. Кудасов, спавший по пять часов в сутки,
почему-то был убежден, что самый большой вред здоровью наносит табачный
дым.
   - Слушаю, Марков,- раздался в телефонной трубке голос Степы. Челищев
откашлялся и быстро заговорил:
   - Степа, здравствуй, это Сергей. Я думаю, ты меня узнал. Ты, конечно,
можешь бросить трубку, но у меня есть конкретное серьезное предложение.
Оно может заинтересовать тебя.
   - Какое предложение? - Степа был сух и деловит, никакого намека на
неофициальную доверительность.
   - Это - не телефонный разговор. Ты можешь прямо сейчас выйти на наше
старое место? - Когда-то Степа и Сергей встречались у книжных - развалов
на Финляндском вокзале. Сколько жизней назад это было?
   - Нет,- твердо сказал Марков.- То место не подходит.
   - Хорошо,- согласился Сергей.- Назови сам. Я даю тебе слово, что с моей
стороны никаких неприятных сюрпризов не будет.
   Степа помолчал секунд десять, размышляя, потом ответил:
   - Через пятнадцать минут у "вождя",- и, не дожидаясь ответа и не
прощаясь, повесил трубку.
   Челищев усмехнулся: место у памятника Ленину на Финляндском Степа
выбрал не случайно - там все хорошо просматривалось со всех сторон. Марков
не доверял Сергею и не скрывал этого. Челищев быстрым шагом направился к
Литейному, прыгнул в троллейбус, переехал мост, вышел, проверился еще раз
и направился к месту встречи. Удивительно, но Степа приехал к "вождю"
раньше - видимо, его кто-то подкинул на машине. Марков прогуливался вокруг
памятника, глубоко засунув руки в карманы кожаной куртки.
   - Здорово, Степа!
   - Привет! - Марков рук из карманов не вынул, поэтому Сергей, сделав
было движение правой рукой навстречу Степе, скруглил его и полез в карман
за сигаретами.
   - Как живешь, Степа?
   - Нормально. А у тебя, Челищев, "мальчики кровавые в глазах" не стоят
еще?
   Сергей опустил голову - оперативная информация доходила до Маркова
четко, ничего не скажешь...
   - Не стоят,- Челищев катнул желваками на скулах, подавляя вспыхнувшее
раздражение, и, стараясь говорить спокойно, посмотрел Степе в глаза: - Я
хочу тебе предложить один интересный вариант,- он замялся, и Марков
нетерпеливо переступил с ноги на ногу:
   - Если хочешь - предлагай, не тяни. У меня дел полно.
   Челищев вздохнул глубоко и затоптал окурок.
   - Степа, ты гарантируешь, что сейчас меня не "пишешь"?
   Марков усмехнулся:
   - Я такими вещами не балуюсь.
   - Хорошо. Я прошу тебя выслушать меня как частное лицо. Я хочу, чтобы
ты дал мне слово, что против моей воли не будешь никому передавать
содержание нашего разговора. Если тебя не устроит то, что я предлагаю,- ты
просто забудешь, что мы встречались, и все. А я обещаю, что никогда больше
тебе не позвоню и ни о чем не попрошу.
   Марков достал сигарету, размял ее, сунул в рот и кивнул:
   - Хорошо, говори.
   Челищев схватил себя за мочку уха, несколько раз дернул и, наконец,
начал:
   - Ты гоняешься за Антибиотиком. Результаты у тебя пока никакие, и мы
оба знаем, почему. Я могу тебе дать полный "расклад" на Палыча и его
империю. Я знаю схему, людей, каналы. Некоторые "темы" я могу расписать от
и до - и уже отработанные, и только запускающиеся. Но все это я дам только
в обмен на твою услугу.
   - Мы не на рынке,- перебил его Марков. Челищев кивнул.
   - Я знаю, что мы не на рынке, но два человека только в том случае могут
что-то сделать вместе, если у них находятся точки для соприкосновения и
взаимных уступок.
   - О чем именно идет речь? - тон Степы не стал менее сухим, но он не
уходил, и это обнадеживало.
   - Делом Катерины ты занимаешься? Марков присвистнул;
   - Еще несколько таких вопросов, и можем заканчивать разговор.
   - Да перестань ты! Я дам тебе "расклад", если ты не будешь мешать
Катерине выйти из тюрьмы. Это один момент.
   Степа покачал головой;
   - На ней наркота висит солидная, да 196-я... Челищев не дал ему
договорить:
   - Брось, Степа, ты не хуже меня знаешь, что это не ее "темы".
   - Ее - не ее, а все это при ней было. Сергей достал новую сигарету,
жадно затянулся несколько раз подряд и сказал совсем тихо:
   - Кокаин ей в каблук я подсыпал, и на стрелку ту тоже я вас навел.
   - Ты? - вот этого Марков никак не ожидал и поэтому слегка растерялся.
   - Я. Только не спрашивай меня - зачем и почему. Это наши личные
разборки, тебя не касаются.
   Марков усмехнулся и почесал затылок:
   - Что-то, Сережа, не пойму я тебя. То ты, как говоришь, нам ее
сливаешь, то теперь из "Крестов" тянешь.
   Сергей нахмурился и отвернулся:
   - Она беременная от меня. Ей родить нужно по-человечески.
   Марков долго молчал, наконец сказал, словно сделал над собой усилие:
   - Ну, предположим, об этом пункте можно подумать. Я ничего не обещаю, я
говорю - можно подумать. Какой тебе интерес "расклад" давать - тебя же
тоже сажать придется. К слову сказать, тюрьма по тебе и без твоих
раскладов плачет...
   Челищев покачал головой и зло оскалился:
   - Не понти, Степа... Если бы у тебя что-то реальное на меня было - ты
бы давно уже посадил... Что, не так? Так... А у тебя ничего нет, кроме
слухов и сплетен, которые к делу не подошьешь. И поскольку анашу со ржавой
финкой вместе мне в карман тебе подкидывать впадло, посадить меня для тебя
пока нереально. Степа ничего не ответил, и Сергей продолжал:
   - Поэтому второе мое условие - дай мне уйти, когда я тебе все отдам.
   Они стояли, глядя друг другу в глаза, и сами не заметили, как перешли
на шепот.
   - Уйти? От себя все равно не уйдешь. Помнишь, как кончил Раскольников?
   - Это все литература, Степа, ты за меня не беспокойся, я сам о себе
позабочусь. Ты пойми, то, что я тебе расскажу, ни один агент никогда не
скажет. Ты про "золотой эшелон" слышал? А про авизовки?
   Степа вскинул голову - пущенные Сергеем шары явно достигли цели.
   Марков молчал больше минуты, размышляя и нервно покусывая нижнюю губу.
   Наконец Степа вздохнул и посмотрел Сергею в глаза:
   - Ты же знаешь, такие сделки нашим законодательством не предусмотрены...
   - Степа, только не надо меня лечить, я ведь тоже в системе работал,
знаю, как и что у нас предусмотрено - на бумаге и в жизни.
   Марков кивнул:
   - Ну, если ты систему вспомнил, то сам понимаешь, один я все равно
такие решения принять не могу.
   - Понимаю,- тыльной стороной ладони Сергей стер пот со лба.- Ты, Степа,
тоже имей в виду - чем больше будет круг посвященных, тем больше у тебя
шансов поздравить "убойщиков" еще с одним глухарем - со мной, в виде тушки
потерпевшего.
   - Кудасов тебя устроит?
   Сергей медленно кивнул:
   - Устроит. О гарантиях говорить не будем - мне достаточно твоего слова.
   Когда дашь ответ?
   - Сегодня пятница,- наморщил лоб Степа.- Давай в понедельник, чтобы оно
реально было. В шесть вечера, на старом месте.
   - Идет,- Сергей кивнул, быстро повернулся и зашагал в сторону Литейного
моста.
   Оставшись один у памятника вождю мирового пролетариата, Степа сел на
лавочку, с отвращением закурил вонючую сырую сигарету и, глядя на
синеватый дым, невольно окунулся в грустные воспоминания о тех временах,
когда Серега Челищев казался ему настоящим парнем и если не другом, то, по
крайней мере, в чем-то примером для подражания.
   * * *
   Степа Марков поступил на юридический факультет Ленинградского
университета на год позже Челищева и сразу попал в так называемую
"ментовскую" группу.
   На юрфаке тогда экспериментировали, и решено было создать специальную
группу из двадцати пяти ребят, которые после выпуска должны были влиться в
славные ряды ленинградской милиции. За годы учебы Степа с Сергеем
сталкивался редко, хотя, конечно, знал его (а не знать Челищева было
трудно - чемпион университета по дзюдо, отличник и бабник, он был весьма
яркой фигурой на факультете). Степа же учился средне, особо шумным успехом
у девчонок не пользовался и вообще старался держаться в тени, стесняясь
своей бедноватой по "универским" мерам одежды.
   Воспитывался Степа Марков без отца, и его мать - инженер второй
категории закрытого конструкторского бюро - всю жизнь выбивалась из сил,
стараясь дать сыну образование, да, видно, оттого надорвалась и тихо
угасла, когда Степа заканчивал пятый курс. Поскольку у Маркова не было
вообще никакого блата, распределение он получил "на землю" - в отдел
уголовного розыска районного управления внутренних дел.
   Степа был настоящим романтиком, с восторженной верой в победу в
бескомпромиссной борьбе с поднимающей голову уголовщиной. Работа
"земельным опером" быстро развеяла романтическую дурь. Прощание с
книжно-детективными мечтами началось со знаменитой истории об
орле-похитителе. На "земле"
   Степиного РУВД завелась шайка, промышлявшая срыванием шапок с голов
прохожих. Заявления от потерпевших посыпались в ОУР [ОУР - отдел
уголовного розыска] настоящим осенним листопадом, и, пожалуй, из всех
оперов один только стажер Марков горел стремлением поднять все эти
глухари. Остальные коллеги каждый день мрачно пили водку, успокаивая
напряженные грядущей проверкой нервы. Спасение пришло неожиданно - один из
терпил вдруг сказал, что перед тем, как кто-то невидимый в темноте сзади
сдернул у него с головы шапку, послышалось ему хлопанье больших крыльев
где-то наверху... С того терпилы взяли показания всех, на ком висели эти
проклятые шапки. На основании слов заявителя была выдвинута "блестящая
версия" о том, что шапки с прохожих срывал принимавший их за добычу орел,
залетевший в Ленинград, а раз так - то в возбуждении уголовных дел можно
было смело отказывать...
   По итогам нормально прошедшей проверки в РУВД перед операми выступил
районный прокурор по кличке Ежик (он был знаменит тем, что в обеденные
перерывы всегда принимал сердечные капли, запивая их стаканом портвейна, а
по всем служебным делам непременно советовался с женой, учительницей
литературы), который коснулся, в частности, ситуации с орлом, деликатно
намекнув, что на птицу можно свалить три, ну пять шапок, но ведь не
двадцать же, потому что где-то ведь должно быть и гнездо... Степа
попытался тогда высказать свое мнение по орлу и шапкам. Кончилось это
крайним обострением отношений с коллегами. Нет, они не стали делать пацану
подлянок, но и всерьез его уже не воспринимали.
   - Может, ты и станешь настоящим ментом, Степа, но только в том случае,
если начнешь, как старшие товарищи, пить все, что горит, и все, что
шипит,- смеясь, говорили ему опера, А к пьяным Степа так и не смог
привыкнуть.
   Стыдно было бы ему беседовать с потерпевшими, пряча красные с перепоя
глаза и убирая под стол трясущиеся потные руки. Постепенно в отделе к
Степе привыкли, держали за своеобразного юродивого, спихивая на него все
возможные глухари. К удивлению коллег, Степа умудрился "поднять" некоторые
из них, что, естественно, популярности в коллективе ему не прибавило.
   Маркова с завидным постоянством на каждом собрании начали склонять за
плохо оформленные бумаги, за состояние картотеки, за убогий вид конспектов
по марксистско-ленинской подготовке... Степа только крепче стискивал зубы.
   В конце 1988 года на Степиной "земле" случилось убийство известного
антиквара Варфоломеева. Дело это на первый взгляд представлялось типичным
глухарем, но Степа, заручившись поддержкой Гоши Субботина - старшего опера
"убойного цеха" главка, решил все-таки пройтись по связям старичка.
   Антикварщик, как оказалось, водил компанию с очень известными в городе
людьми... После допроса одного из знакомых Варфоломеева - начальника цеха
обувной фабрики Криницына - заглянула к Степе в кабинет уважаемая в
райуправлении начальник ИДН [ИДН - Инспекция по делам несовершеннолетних],
майор милиции Клавдия Алексеевна Папиро.
   Клавдия Алексеевна была знойной женщиной лет сорока. Ее тугой зад,
обтянутый серой милицейской юбкой, смущал даже оперов. Фамилия у Клавдии
Алексеевны осталась от мужа, адвоката областной коллегии Александра
Самуиловича Папиро. Клавдия Алексеевна говорила, что развелась с мужем по
"идеологическим" соображениям: все знали, что Александр Самуилович, имея
жену - начальника ИДН, защищал по уголовным делам несовершеннолетних.
   Впрочем, в РУВД ходили и другие слухи о причинах развода: якобы однажды
адвокат Папиро, совершенно не вовремя вернувшись домой, увидел свою жену -
майора Клавдию Папиро - на ковре с двумя голыми и абсолютно пьяными
молодыми участковыми. На майоре Папиро из одежды была только пристроенная
меж грудей полевая сумка, на которой стояла начатая бутылка вермута.
   "Все, Клавдия,- с ударением на последний слог якобы сказал тогда
Александр Самуилович.- Это переполнило чашу моего терпения, потому что
перешло границы приличия..."
   * * *
   - Степа-Степушка,- сказала Клавдия Алексеевна.- Ты, говорят, как-то
очень грубо с Криницыным побеседовал... Это может иметь нежелательный
резонанс для всего управления... Ты ведь парень сообразительный.
   В принципе, Степа формально мог послать начальницу ИДН подальше и
посоветовать не лезть не в свои дела, но все знали, что ее трахает
начальник РУВД, поэтому к майору Папиро относились как к неофициальному
заместителю начальника...
   Степа кивнул и пообещал принять намек к сведению, но не принял, и
вскоре в отношении Криницына было возбуждено дело о хищении, выделенное в
отдельное производство.
   Папиро зашла к Степану снова и говорила уже совсем не так ласково и
женственно, как в первый раз:
   - Слушай, ты, Пинкертон, ты бы лучше убийства раскрывал, а не портил
показатели району, высасывая мифические преступления из пальца... И про
мафию нечего выдумывать, нет ее у нас в стране...
   Через два месяца уголовное дело в отношении Криницына было прекращено,
так как часть материалов потерялась в канцелярии следственного отдела,-
секретарше за это даже объявили выговор.
   Выйдя из тюрьмы, Криницын в сопровождении двух амбалов заявился к Степе
в кабинет и сказал с порога:
   - Слушай, Марков, ты, конечно, правильный мент, но если будешь таким же
твердолобым, то не получится из тебя Нат Пинкертон.
   Степа, конечно же, сразу вспомнил, что Пинкертоном его уже называла
Клавдия Алексеевна. Похоже, Криницын упомянул эту фамилию не случайно -
намекал на свои связи...
   - Как вас следует понимать? - откинулся на спинку стула Марков.
   - Как человека, который оказывает тебе любезность.
   Криницын вышел не попрощавшись, и один из амбалов, по-доброму улыбаясь,
положил Степе на стол металлическую ручку от двери его кабинета,
завязанную хитрым узлом.
   - Внизу валялась,- объяснил амбал и загоготал...
   Степа завелся и, будучи лишенным возможности нормально отработать связи
Варфоломеева, начал подробно перепроверять обстоятельства убийства
антиквара. Вот тут и замаячила за трупом старичка тень некого Антибиотика,
о котором Марков услышал тогда впервые... Доработать ему не дали - вскоре
оперуполномоченный Марков вместе со старшим опером Субботиным был
командирован в Читу.
   - Плюнь ты, Степа, не бери в голову,- утешал Маркова в плацкартном
вагоне Субботин - как всегда слегка пьяный, но до синевы выбритый и
пахнущий дорогим одеколоном.- Когда-нибудь раскрутим и эту мокруху.
Сейчас-то тоже едем убийство поднимать...
   Степа хмыкнул. Из Читы они должны были доставить студента-неудачника,
пырнувшего ножом своего соперника на дискотеке Горного института и теперь
скрывавшегося от следствия.
   - А на Клаву эту - положи с прибором,- продолжал Гоша, прихлебывая
коньяк из стакана в железнодорожном подстаканнике.- Она очко начальству
вылизывает, вот и хлещется... Переживем...
   Вернувшись из Читы, Марков опять взялся по-тихому за дело Варфоломеева,
но тут через несколько дней к нему в РУВД приехал следователь из
горпрокуратуры Сергей Челищев, который, вызвав Степу на улицу, рассказал
ему удивительные вещи. Формально дело Варфоломеева контролировала
горпрокуратура, а именно - приятель Челищева Андрей Румянцев. От него
Сергей и узнал о том, что на Маркова пошли официальные жалобы от людей,
занимающих в городе очень высокое положение. Челищев помнил Маркова по
факультету, потому не поленился предупредить его и даже научил, как лучше
выкарабкиваться из говна, в котором Степу топили. Только благодаря Сергею
и его советам для Степы все закончилось выговором с занесением в личное
дело и легким испугом. В те времена отправить опера в Нижний Тагил было
даже проще, чем посадить вора-рецидивиста. Задавленные требованиями
"нормальной"
   статистики, опера были вынуждены мухлевать, у каждого было по нескольку
так называемых "поджопных" материалов, обнаружив которые, любая проверка
могла тут же ходатайствовать о возбуждении уголовного дела...
   К убийству Варфоломеева Степе вернуться так и не удалось, и он начал
понемногу закисать в своем РУВД, заваленный глухими квартирными кражами,
пока не пригласил его к себе на работу начальник отдела ОРБ Никита Кудасов.
   ОРБ - оперативно-розыскное бюро - возникло на базе так называемого
Шестого управления, призванного бороться с организованной преступностью, о
которой в стране только начинали говорить... Ребята у Кудасова подобрались
отличные, работали по пятнадцать часов в сутки без выходных, но очень
скоро Степе пришлось убедиться, что и в этом элитарном подразделении
царствует Его Величество Милицейский Палочный Показатель, превращавший
борьбу с лидерами организованной преступности в подобие соревнования
велосипеда и "мерседеса". Тем не менее что-то сделать все же удавалось, и
именно Степе выпало в 1990 году задержать Валерия Ледогорова - ближайшую
связь Антибиотика. Ледогоров на допросах-держался нагло, на вопросы не
отвечал, а однажды, усмехнувшись Степе прямо в лицо, прошептал:
   - Марков, ты плохо кончишь...
   Силу и мощь империи Антибиотика Степа в полной мере смог оценить летом
1992 года, когда и сам Ледогоров, и тридцать его братков, задержанных
одновременно с ним, очень скоро оказались на свободе. Женщине-прокурору,
поддерживавшей обвинение в суде, во время процесса однажды вечером
проломили на улице голову, судьи оказались догадливыми и вынесли бандитам
на удивление мягкие приговоры.
   Иногда Степу охватывало настоящее отчаяние, и ему начинали казаться
бесполезными попытки борьбы с теневым государством внутри государства.
   Пережить эти тяжелые минуты ему помогали ребята, работавшие рядом,
такие же фанатики-энтузиасты, как и сам Степа. Марков частенько виделся с
Челищевым, ему очень нравился этот красивый, образованный и сильный
парень, Степа даже пытался подражать Сергею в манере говорить о серьезных
вещах, насмешливо щурясь... Может быть, именно в силу этой симпатии так
болезненно переживал Степа информацию о том, что Челищев, уйдя из
прокуратуры, стал работать на Антибиотика. Марков никак не ожидал от
Сергея такого финта ушами. После этого Степа стал еще более замкнутым и
начал часто ловить себя на том, что перестал доверять многим своим
коллегам даже внутри ОРБ...
   ...Марков сидел на лавочке у памятника Ленину перед Финляндским
вокзалом, курил и размышлял о совершенно неожиданном предложении, которое
сделал ему Челищев. Сергей выглядел плохо - поседел наполовину, если не
больше, вокруг глаз расплескалась чернота, а в самих глазах было столько
сдерживаемой боли, что Степа впервые задумался о том, что история
"оборотня" Челищева была, пожалуй, совсем не простой... Не мог такой
парень, как Сергей, в одночасье превратиться из нормального следака в
бандита, даже если Званцев-Адвокат и был его другом детства... Должны быть
еще какие-то причины. Степа досадливо закряхтел, вспоминая, как оттолкнул
минувшей осенью Сергея от себя, как не пожелал с ним просто поговорить
по-человечески...
   "Ладно, поговорим еще, если Серый не врал, а похоже, он действительно
говорил искренне,- у нас будет много общих тем для разговора... Может, это
Званцева его втянула? Красивая баба, но неужели Серега из-за нее голову
потерял?.. Надо будет пробить его в понедельник..." Марков затоптал окурок
и, сутулясь на холодном ветру, побежал к трамвайной остановке. Степа даже
не подозревал, что с Сергеем Челищевым ему больше не доведется увидеться
никогда. По крайней мере на этой грешной земле...
   * * *
   В понедельник, за пять минут до назначенного Марковым времени, Челищев
уже бродил на Финляндском вокзале у лотков с книгами. Настроение у Сергея
было неважное. Несколько часов назад управляющий банка "Отечество" Карл
Фридрихович Филь представил его Елене Красильниковой как нового
юрисконсульта и попросил "любить, жаловать и всячески помогать". Лена
Красильникова была молодой и довольно миловидной женщиной, которую можно
было бы назвать красивой, если бы она одевалась чуть подороже и если бы
вокруг ее глаз было меньше преждевременных морщин...
   Челищев пригласил Лену на чашку кофе в буфет, шутил, легко ухаживал, а
она смотрела на него с беззащитной доверчивостью ребенка, которого еще не
окончательно успела озлобить жизнь своими жестокими ударами... Когда-то
Лена училась в "Финэке", но вышла замуж за офицера, и институт пришлось
бросить, потом гарнизонные скитания, все учащавшиеся запои мужа,
изверившегося в армии и своей стране. Развод облегчения не дал - Лена с
дочкой вернулись в Ленинград, жили в оставшейся от бабушки комнате
огромной коммунальной квартиры, расселять которую никто не собирался.
Работы не было. Лена с отчаяния всерьез стала подумывать о выходе "на
панель", но тут одна ее давняя знакомая замолвила за нее словечко перед
Карлом Фридриховичем, и Красильникову взяли операционисткой в банк. Сергей
вспоминал ее глаза и чувствовал себя человеком, готовящимся обмануть
ребенка...
   Степа задерживался. Когда прошло сорок пять минут после назначенного
срока, Сергей пошел к телефонам-автоматам. У Степы на звонок никто не
отвечал.
   "Странно... Может быть, передумал? Да нет, Степа все равно пришел бы и
сказал - не тот это человек, чтобы просто так не прийти на встречу...
   Что-то случилось..."
   Дурное предчувствие заворочалось в груди, заставив сердце Челищева
сбиться с нормального ритма и неприятно заныть... Через полчаса Сергей
перезвонил снова. Снова долго никто не отвечал, Челищев уже хотел было
положить трубку, когда услышал вдруг незнакомый голос:
   - Да, слушаю...
   - Маркова Степу позовите пожалуйста!
   Человек в "Большом доме" после небольшой паузы осторожно кашлянул и
переспросил:
   - Маркова? А... кто его спрашивает?
   - Его хороший знакомый,- ответил Челищев.- У нас с ним встреча
назначена.
   Степа знает, где и с кем...
   На другом конце провода тяжело вздохнули:
   - Погиб Марков. С вами могу встретиться я.
   - Как погиб? - ошарашенно переспросил Сергей.- Когда? Мы же с ним...
   - Вчера,- ответил незнакомец,- При исполнении служебных обязанностей.
   Смертью героя. Мы будем с вами встречаться? Как вас зовут?
   - Спасибо, до свидания.- Челищев повесил трубку и долго смотрел на
неподвижный телефонный диск.
   Что произошло? Почему Степа погиб именно сейчас? Сергей вдруг вспомнил,
как Антибиотик во время последней беседы спрашивал его о Маркове и намекал
на то, что Степа стал мешать. "Как кость в горле",- сказал тогда о нем
Виктор Палыч... "Неужели эта старая сволочь опять меня опередила? Надо
кончать с ним, он словно чует..." От ненависти и отчаяния глаза Челищева
стали заволакиваться красным туманом, а во рту почувствовался привкус
крови.
   Выдохнув резко, с пристоном, Сергей со всей силы кулаком ударил по
телефонному аппарату. Боль в разбитых костяшках пальцев отрезвила его.
   Сгорбившись, как старик, Челищев побрел к машине.
   "Степа погиб, значит, все нужно срочно менять, весь план летит к
черту..."
   Челищев горько усмехнулся: он проработал в правоохранительной системе
семь лет, и, как оказалось, у него был только один знакомый мент, кому он
мог полностью довериться...
   Сергей не мог даже предположить, что старший оперуполномоченный из
пятнадцатого отдела ОРБ Степан Марков погиб из-за глупой самонадеянности
одного их общего знакомого - Валеры Чернова. Антибиотик на этот раз был ни
при чем, это была ситуация, когда дурак становится опаснее диверсанта...
   * * *
   В воскресенье Степа дежурил по отделу. Марков был даже рад этому
дежурству - у него накопилось изрядное количество финансовой документации,
в которой давно уже нужно было поковыряться, но в обычный рабочий день это
сделать было трудно - в одной комнате терлось друг о друга столько народу,
что и бумаги-то по-человечески на столе не разложить... От руководства по
ОРБ дежурил Валера Чернов - это было его первое заступление ответственным
дежурным. Всего неделю назад его повысили в должности, Валера стал
замначальника семнадцатого отдела и, как все новоиспеченные начальники,
жаждал возможности отличиться...
   Около двадцати ноль-ноль на контактный телефон ОРБ пришла информация об
адресе, в котором скрывается некая Марина Арипова, находящаяся в розыске
уже полгода. Арипова была генеральным директором фирмы "Кипарис" -
нормальной пирамидальной структуры, которая брала деньги у доверчивых
граждан и обещала вернуть с процентами, превышающими во много раз сами
вклады. Когда на счетах "Кипариса" осели миллионы, Арипова исчезла.
   Обманутые вкладчики устраивали митинги и организовывали какие-то
комитеты... Городская пресса подняла большой шум. В многочисленных
публикациях Арипову называли даже "злым финансовым гением", хотя было
очень сомнительно, чтобы эта двадцатичетырехлетняя телка из Вологды могла
сама придумать и осуществить такую аферу. Скорее, она была просто ширмой,
за которой работали куда более серьезные люди... Как бы то ни было, но
Арипова находилась в розыске, и то, что ее случайно опознал на улице один
из вкладчиков (мало того что опознал - еще и отследил до дома, до дверей
квартиры!), было большой удачей. Чернов уже видел заголовки статей на
первых полосах питерских газет и предвкушал сладкое пожинание лавров. Все
складывалось так удачно...
   "Только бы из района не опередили",- эта мысль подстегнула Чернова,
заставила его торопиться. Он выскочил в коридор, начал дергать двери
кабинетов... Первым, кто попался ему на глаза, был Степа Марков.
   - Так, Марков, быстро собирайся, смотаемся в адрес на Вторую
Красноармейскую, нужно бабу одну задержать, пока она не "соскочила"!
   - А что за баба-то? - спросил со вздохом только что разложивший все
свои бумаги Степа.
   - Мошенница! - Чернов подмигнул Маркову и по-начальнически стал его
торопить: - Ну, живее, живее, чего копаешься!
   - СОБР будем заказывать? - Степа начал быстро убирать бумаги в сейф.
   Чернов, стоя в дверях, хлопнул себя ладонями по ляжкам и расхохотался:
   - Какой, в жопу, СОБР, людей только смешить - из-за одной девки...
Возьмем мою машину - ты, я, Гришка Данилевский водилой - что, не
управимся? Живее, живее!
   - Сейчас,- кивнул Степа.- Бронежилет вот только надену...
   Чернов выразительно повертел пальцем у виска:
   - Давай, бери, бери... Ты еще пулемет возьми - на бабу... Все-таки
правду говорят, что у вас в отделе с головами-то непорядок... Ладно,
шевелись быстрее, я внизу тебя в машине жду.
   Бронежилет Марков все-таки надел, потому что Никита Кудасов каждый день
неустанно повторял всем операм: "На любое дело, в любой адрес -
обязательно только с бронежилетами. Пусть, кто хочет, смеется... А я хочу
вас видеть живыми и здоровыми".
   Уже уходя из кабинета, Степа решил все-таки звякнуть на всякий случай
дежурному в свое бывшее РУВД - Вторая Красноармейская была как раз их
"землей". Как ни странно, у дежурного не было занято; более того,
оказалось, что дежурит Гера Фоменко, старый Степин кореш. Марков вкратце
обрисовал Гене ситуацию и торопливо попросил:
   - Геныч, если не очень влом - пришли к адресу гэзэшников, мало ли что...
   Это же от вас совсем недалеко, через улицу всего... Хрен его знает, что
там за хата, мы ее даже и не пробивали.
   Фоменко ничего твердо гарантировать не стал, но по старой памяти обещал
постараться...
   Дежурная "Волга" влетела на Вторую Красноармейскую около двадцати
одного ноль-ноль.
   - Так,- важно сказал Чернов, когда машина остановилась у нужного
подъезда.- Значит, Марков - старший, Данилевский - на подхвате. Давайте
там особо не церемоньтесь - за рога и в стойло, по-быстрому. Думаю, вдвоем
справитесь с девушкой - вы ж у нас спортсмены, "качки", так сказать... Ну,
а я тут на связи побуду. Если что - кричите.- И Валера хохотнул, довольный
своей шуткой.
   Марков с Данилевским вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. У
невзрачной двери квартиры номер сорок три они остановились и тихонько
щелкнули затворами своих "пээмов". Марков кивнул, и Гриша Данилевский
нажал на кнопку звонка. В квартире послышался шум и торопливые шаги к
двери.
   - Кто там? - спросил женский голос.
   - Это сосед ваш снизу, из тридцать девятой, вы нас затапливаете,-
ответил Степа сердито.
   За дверью начали щелкать замками.
   - А у нас вроде ничего не течет,- сказала удивленно молодая женщина,
появляясь на пороге. Степа договорить ей не дал, втолкнул в глубь
квартиры, шепотом командуя:
   - К стене! Тихо, милиция! Есть кто в хате?! Арипова открыла рот от
ужаса и замотала головой:
   - Нет, что вы, никого тут нет, это какая-то ошибка!
   Но она кричала как-то нарочито громко, и это не понравилось Степе.
Кивнув Данилевскому на Арипову, Марков решил осмотреть квартиру. Он
приблизился к закрытой двери в спальню и левой рукой резко толкнул ее.
Последнее, что увидел в своей жизни Степа Марков, было дуло
восьмизарядного американского помпового ружья. Марков даже успел
выстрелить, но его пуля лишь чиркнула по шее парня, который зарядом
картечи снес Степе полголовы. В комнате находились двое "казанцев",
"курировавших" Арипову, кстати, тоже наполовину татарку. Эта троица
скрывалась вместе, большой и дружной семьей, уже давно, на парнях висело
"мокрое", поэтому с оружием они не расставались даже ночью...
   Тело Маркова откинуло назад, в прихожую. Данилевский пригнулся, но
выстрелить не успел - картечь из второго ружья разворотила ему грудную
клетку и перебила горло Ариповой...
   Чернов, услышав выстрелы, так растерялся, что побежал наверх, даже
забыв достать ствол из наплечки. Увидев выскочивших из сорок третьей
квартиры двух заросших мужиков с короткими ружьями в руках, Валера
оцепенел и поднял руки. Вид у него был настолько жалкий, что убегавшие
бандиты даже не заподозрили в нем мента.
   - Грохни,- предложил на бегу один из "казанцев" напарнику.
   - И так шумно, он - овца, не при делах,- все это Валера успел услышать
перед тем, как тяжелый приклад коротко, но очень больно ударил его в лоб.
   Валера сел на задницу, но сознание не потерял. Он сидел и думал о том,
что теперь всей его так хорошо начинавшейся карьере наступил конец. Это
было настолько обидно, что у Валеры даже прошла боль.
   Бандиты выскочили из подъезда и нарвались на гэзэшников, которых Гена
Фоменко все-таки направил в адрес, "Казанцы" успели выстрелить еще по
одному разу и получили в ответ автоматные очереди. Один был убит сразу, а
второй, с пулей в животе, успел заскочить обратно в подъезд. Непонятно, на
что он надеялся, может быть, хотел дворами уйти или чердаком... Это был
тот, кто пожалел Чернова, не стал его убивать. На лестничном пролете
бандит выронил ружье и, схватившись руками за живот, начал оседать на
ступеньки.
   Валера увидел его умоляющие глаза, которые уже начали подергиваться
мутной пеленой боли, и выстрелил прямо в них несколько раз подряд,
лихорадочно приговаривая:
   - Это тебе за овцу, за овцу, за овцу!!!
   Так погибли Степа Марков, Гриша Данилевский. Были убиты и Марина
Арипова, и двое бандитов, установить личности которых не представилось
возможным.
   Чернова не обманули первые, радужные, предчувствия - бойня на Второй
Красноармейской действительно попала во вторник на первые полосы всех
самых крупных питерских газет. Во всех материалах главным героем был
представлен руководитель операции заместитель начальника семнадцатого
отдела ОРБ Валерий Чернов, лишь благодаря мастерству и героизму которого
бандиты, устроившие на своей квартире засаду, не ушли от возмездия...
   Позже, в ходе служебного расследования, Чернов рассказал, что СОБР на
задержание брать не стали, так как те были необходимы в резерве для
возможного использования дежурным нарядом УУРа, по линии которого в тот
вечер было совершено несколько тяжких преступлений, но зато именно он,
Чернов, распорядился, чтобы Марков позвонил в РУВД и попросил помощи у
местных гэзэшников. Глубоко копать служебная проверка не стала...
   * * *
   Сергей Челищев, конечно, не знал обо всех этих обстоятельствах. Гибель
Степы перевернула все его расчеты, и Сергей принял решение срочно выехать
под Лугу, на хуторок Федосеича, где он отлеживался после своего
февральского запоя.
   Реально в Лугу ему удалось выбраться только во второй половине
следующего дня. Антибиотик по случаю гибели Маркова был в прекрасном
настроении, он собрал все газетные вырезки и с наслаждением перечитывал
их, потягивая неизменную "Хванчкару". Челищев сказал Виктору Палычу, что
собирается немного отдохнуть на природе, и старик возражать не стал, лишь
напомнил, чтобы Сергей не забывал про банк "Отечество" и операционистку
Лену; до запуска операции с авизовками оставалось чуть меньше двух
недель...
   Челищев вызвонил Выдрина, страшно обрадовавшегося появлению пропавшего
шефа, пересел в условленном месте со своего "джипа" на Сашкину "девятку" и
велел гнать до Луги. Почти всю дорогу Челищев молчал, угрюмо глядя на
дорогу перед собой, и Выдрин, почувствовав его настроение, не беспокоил
Сергея никакими расспросами. Челищев курил сигарету за сигаретой,
вспоминал Степу Маркова и время от времени невнятно мычал от внутренней
боли.
   Челищеву было совсем плохо, он думал о том, что несет всем вокруг себя
только горе и смерть...
   Когда до хуторка Федосеича оставалось километров десять, Сергей
взглянул на Сашка и сказал:
   - Саня, дела пошли совсем невесело, ты слушай меня, не перебивай...
   Примерно через месяц тебе нужно будет уехать из города, спрятаться, так
что готовься... Маму с собой заберешь, деньгами и документами я обеспечу.
И не спрашивай меня ни о чем - все, что можно будет, я тебе сам скажу.
Только уехать вам надо будет обязательно - это вопрос жизни и смерти, и не
только моей, но и твоей, и еще многих других людей.
   Выдрин даже пригнулся к рулю от неожиданности, долго молчал и наконец
спросил:
   - Уезжать навсегда придется?
   - В жизни ничего не бывает навсегда,- вздохнув, ответил Челищев и
закурил очередную сигарету.
   Примерно в километре от дома старого тренера Сергей велел Сашку
остановиться, вышел из машины и, предупредив, что вернется часа через три,
направился к хуторку. Майское солнышко потихоньку набирало силу, листья
вовсю вылезали из почек, и все в природе радовалось обновлению. Сергей
любил май больше всех остальных месяцев в году, с его приходом он сам
всегда оживал. Но сейчас его душу не отпускала жестокая февральская стужа.
   Подойдя к дому Федосеича, Челищев услышал доносившиеся со двора тяжелые
удары колуна. Ворота были открыты, Сергей вошел и увидел знакомую высокую
фигуру, легко разваливавшую огромные березовые чурки. У Че-лищева вдруг
перехватило дыхание и защипало в глазах.
   - Здорово, Олежка...
   Званцев обернулся к нему, сжимая одной рукой большой колун, и
заулыбался:
   - Серый! А ты чего прискакал раньше времени? Договаривались ведь на
субботу...
   Они обнялись, и Сергей вдруг уткнулся лицом в плечо Олега.
   - Э-э, ты чего, братишка, случилось что? С Катькой?!
   Челищев отрицательно качнул головой:
   - Случилось, но не с ней. С ней все в порядке. Сейчас расскажу все, дай
отдышаться только.
   Они присели на березовые бревна, закурили, и Челищев вдруг снова с
пронзительной отчетливостью вспомнил все, что произошло между ними в
тайнике под стойкой бара в "свинарнике", где они прятались от омоновской
облавы...
   * * *
   Устроители тайника под стойкой бара явно не рассчитывали на то, что в
нем будут скрываться одновременно двое, да еще таких габаритов, как
Званцев с Челищевым. Олег и Сергей вынуждены были сидеть скорчившись,
прижимаясь друг к другу. Сверху еле различимо доносились тяжелые шаги,
потом стало слышно, как залаяла собака. Кто-то завизжал, зазвенело
разбитое стекло - судя по всему, в баре начали бить крупье.
   Олег вздохнул и шепотом сказал:
   - Если они запустят сюда пса - нам конец...
   - Почему обязательно конец? Может, наоборот - начало?..- решил
поддержать беседу Сергей. Ну не сидеть же в полной темноте молча.
   - Много ты об этом знаешь,- раздраженно ответил Званцев.- Начало... Ты
вообще ментам должен в ножки поклониться: если бы не они, ты бы еще
полчаса назад покойником стал...
   Они снова замолчали, думая каждый о своем. На этот раз паузу нарушил
Сергей:
   - Интересно, по чью они душу - за мной или за тобой снова?
   - Не знаю,- Олег пожал плечами.- Если они нас здесь найдут, обоим мало
не покажется...
   - Покурить бы,- вздохнул Челищев, но Званцев отрицательно мотнул
головой:
   - Нельзя, собака может учуять, да и вытяжки здесь никакой -
задохнемся...
   Терпи. Лучше объясни, что ты там нес насчет сына. Какой сын, чей?
   - Я же покойник?..- невесело усмехнулся Сергей, но Званцев перебил его,
не дав договорить:
   - Не юродствуй! Сейчас не до шуточек, рассказывай, что знаешь!
   Когда очень рассерженного человека обстоятельства вынуждают говорить
шепотом, получается не очень страшно. Сергей улыбнулся против воли,
надеясь, что Олег этого в темноте не заметит...
   - А что тут рассказывать? В августе ему будет восемь лет, зовут Андреем.
   Сроки можешь сам посчитать. Катька от тебя тогда залетела, а Гончарову
своему, покойнику, ничего не сказала - он в Швейцарию в длинную
командировку уехал. А она подалась рожать к бабушке своей в
Приморско-Ахтарск, там сына и оставила... Вот и все.
   В темноте лица Олега было не разглядеть, но по его прерывистому дыханию
Сергей понял, что Званцев просто в ауте от свалившейся на него новости.
   После долгой паузы Олег наконец взял себя в руки и спросил:
   - Почему же Катька молчала все эти восемь лет? Ну, сначала еще понятно
- а потом-то? Мы же расписались...
   - Почему-почему... - на этот раз завелся Челищев.- Жизнь у тебя очень
красивая, вот почему!
   Олег сердито засопел:
   - Можно подумать, что твоя жизнь лучше! Все мы из арестантского мира...
   - Вот-вот! - язвительно продолжил Челищев.- Тебе хоть раз в голову
приходило, что ни одна баба не хочет, чтобы ее ребенок в таком мире рос?
   - Много ты понимаешь! - взорвался Олег и схватил Челищева за грудки.-
Да она сама... А ты... Ты, стало быть, ее пожалел, утешил да еще и трахнул
заодно, паскуда!
   - Убери руки, мудак! - Сергей локтем сбил захваты рук Званцева, оба
напряглись и тут же одновременно замерли, прислушиваясь к звукам сверху.
   Там продолжали топать тяжелыми казенными сапогами.
   Постепенно успокоившись, Сергей и Олег отпустили друг друга и снова
надолго замолчали. О чем они думали, что вспоминали? У обоих было и что
вспомнить, и над чем задуматься.
   - Олежа...
   Званцев вздрогнул. Когда-то, очень давно, Сергей называл его так в те
минуты, когда они говорили о чем-то очень важном и сокровенном. Все эти
разговоры остались в далекой прежней жизни. Да и была ли она?
   - Чего тебе? - буркнул Олег, сердясь на себя за то, что, когда Сергей
назвал его "Олежей", у него екнуло сердце.
   - Олежа... Ты меня выслушай, не перебивай... - Челищев глубоко
вздохнул, словно перед нырком, потом медленно выдохнул.- Мне очень плохо,
причем уже давно... Я, Олежа, жить не хочу, да и не могу... Только сам
мучаюсь и остальным горе приношу... Мне от тебя смерть принять будет
легче, чем от кого-то, только ты меня похорони по-человечески, к Вальтеру
не вози...
   - Ты че? - опешил Олег.- Ты че городишь-то?
   - Подожди, не перебивай,- Сергей нашел в темноте руку Званцева, тот для
вида попытался вырвать ее, но Челищев вцепился в нее крепко.
   - Олежа... Пора точки расставлять... Я - лишний в раскладе. Не будет
меня - всем станет хорошо. Тебе. Кате. Да и мне тоже... Об одном жалею -
не хватило сил упыря этого кончить, Виктора Палыча... Я его напоследок
оставил, да вот - не хватило меня... С тобой хотел сквитаться, да тоже уже
рука не поднимается.
   - Серега,- голос Званцева был полон растерянности и тревоги.- Серый, ты
что, бредишь? Ты чего несешь-то? За что сквитаться-то?
   Челищев продолжал говорить свистящим полушепотом, будто не слыша Олега:
   - Это я Катерину определил в "Кресты".
   - Что?! Ты?!
   - Я.
   Званцев закрутил головой, отказываясь верить услышанному. Олег
почувствовал, что если сейчас он не поймет, что происходит с Сергеем, то
будет жалеть об этом весь остаток своих дней.
   Олег с усилием сглотнул и спросил по возможности спокойно:
   - А зачем... ты ее в "Кресты"? Челищев усмехнулся:
   - Ты еще не понял? За отца и мать... Я думал, ты сам догадаешься... За
предательство, которого я от вас не ожидал.
   Званцев долго молчал, переваривая полученную информацию, потом положил
Сергею руку на плечо и спокойно и жестко сказал:
   - Значит так: чтобы нормально во всем этом винегрете разобраться, ты
мне сейчас подробно и обстоятельно все расскажешь. Как постороннему,
который вообще ничего не знает. А потом я тебе кое-что расскажу. Это наш
единственный шанс разобраться.
   - Зачем все это? - устало пожал плечами Челищев.
   - Затем! - отрезал Олег.- Если тебе все равно, то мне - нет. Я, в
отличие от тебя, с жизнью пока прощаться не собираюсь. А раз так, нужно
размотать все эти непонятки... Давай, Серега, не тяни. Излагай все по
порядку, как у батюшки на исповеди.
   Челищев помолчал немного, вздохнул и начал рассказывать равнодушным
тусклым голосом...
   Он говорил минут сорок, и Олег ни разу его не перебил; лишь пару раз,
когда Сергей останавливался перевести дух, Званцев нетерпеливо подгонял
его:
   - Дальше, дальше...
   Закончив свой рассказ, Челищев в изнеможении прислонился к стенке
тайника.
   По лицу его струился пот - может быть, его вызвали невеселые
воспоминания, а может, просто в тайнике становилось слишком жарко от
дыхания двух мужчин.
   - М-да,- крякнул Олег.- Слов нет, одни буквы... И за весь этот набор ты
решил со всеми нами поквитаться...
   Челищев невесело хмыкнул:
   - Я, Олежа, буду на самом деле рад, если ты поставишь точку во всей
этой чехарде. Мне с такими темами на сердце жить невмоготу. А вы -
живите...
   Только попомни мое слово - когда-нибудь Антибиотик убьет и тебя...
   - Так,- сказал Олег.- Так... Хватит, урод. Теперь слушай, только слушай
как следует, может быть, у тебя мозги на место встанут. Ты все очень
логично нафантазировал, только все время жопу с пальцем путал, потому и
заблудился в трех соснах. Я, как ты помнишь, в "Кресты" залетел недели за
полторы до того, как твоих родителей этот Костя-Молоток кончил...
   - Винт перед смертью сказал, что Танцор перед делом Молотка к тебе на
инструктаж возил,- перебил Олега Сергей.
   - Да подожди ты, дай сказать,- рыкнул Званцев и продолжил: - В мусорню
нас слили по протеиновой теме - ты в курсе... И я до ареста занимался
только ею, слышал, конечно, что у Палыча какие-то дела с
деревообрабатывающей фабрикой возникли, но - кровью клянусь, ни сном ни
духом не предполагал, что это с твоим отцом связано. Я в эту тему вообще
не лез, это были старые дела Палыча, он мебельные вопросы давным-давно сам
крутил. Потом мы сели.
   Действительно, хотел Танцор что-то обговорить, малявку мне передавал,
но не получилось повидаться - у нас тогда еще в "Крестах" позиции совсем
слабые были, только-только начинали коридоры налаживать... А потом уже,
много позже, я узнал, что произошло...
   Олег помолчал, вздохнул и продолжил:
   - Никто твоих убивать не собирался, и Антибиотику это ни к чему было...
   Гурген, когда тебе свое виденье сюжета рассказывал, передернул: не знаю
уж, специально или так же, как и ты, заблуждался добросовестно... Молотка
посылали, чтобы он просто припугнул, "на нервы подавил" твоему отцу. А у
Кости самого с нервами было совсем никак от наркоты, да и Александр
Владимирович мужиком крепким оказался - вот этот козел и начал с перепугу
ножом махать... Когда Палыч узнал, что в квартире два трупа осталось...
   Костю этого по всему городу искали, как нашли - сразу и кончили
придурка, туда ему и дорога... Ты не думай, что я Палыча оправдываю, нет,
эта сволочь не одну жизнь перемолола, но тогда - он точно не хотел, чтоб
так все вышло, невыгодно это ему было... Он потом месяц трясся, по разным
хатам прятался.
   Если бы он убить хотел, то совсем по-другому все закрутил бы, а тут -
это как несчастный случай получился.
   - Эксцесс исполнителя,- прошептал Челищев непослушными губами.
   - Во-во, эксцесс... А я, даже когда узнал, что директора убили, только
дня через два допер, что это твой отец. Фамилию-то мне не сразу назвали...
В курсе темы были три человека - Гусь, Танцор и Антибиотик... Катька
вообще ничего не знала, да и до сих пор, я думаю, не знает...
   Челищев сидел молча, только дышал громко, как кузнечный мех. С
непонятно откуда взявшейся силой он вдруг схватил Олега за грудки и
встряхнул как куклу;
   - Так что же ты... Почему молчал, почему не сказал мне?!
   - Руки убери! - Олег одернул куртку.- Когда я тебе мог об этом
рассказать?
   Вспомни - только мы с тобой свиделись, как меня снова в "Кресты"... Да
и не хотелось, если честно, душу тебе бередить, кто же знал, что ты все
это ковырять будешь....
   В тайнике стало тихо. Шагов наверху слышно больше не было, но менты
могли перейти в другие помещения фермы. Вылезать было еще рано. Сергей,
закрыв глаза, лихорадочно размышлял, вспоминал, анализировал. Теперь все
действительно вставало на свои места, теперь становилось понятно, почему
Никодимов с Прохоренко согласились помочь Виктору Палы-чу - убийство не
планировалось, предполагался "наезд" и, видимо, сразу же после него -
серьезный разговор... Но что же тогда получается? Катя... За что он ее
запихнул в "Кресты?" (Об утопленном Глазанове и погибшем на "стрелке"
   Танцоре Сергей даже не вспомнил. О них он будет думать потом.)
   - Господи,- прошептал Челищев.- Господи...
   В его душе все вертелось и переворачивалось, голова готова была
разорваться, а сердце снова стали сжимать невидимые жесткие руки.
   Олег кашлянул и добавил глухо:
   - Между прочим, Катька - беременная, рожать, видимо, будет...
   - От кого? - тупо спросил Сергей.
   - От духа святого! - взорвался Званцев.- От тебя, от кого же еще... Я с
ней с августа девяносто второго не спал... Не Мищенко же, следак этот
очкастый, ей вдул...
   Сергей молчал. Ему нечего было сказать, мысли в голове перемешались
настолько, что ни одну вычленить было нельзя. Они долго сидели в душной
тишине, думая каждый о своем. Как же так все получилось, почему жизнь
выкидывала с ними такие страшные шуточки?..
   - Олежа...
   - Что тебе?
   - Ты откуда узнал про меня с... Катериной?
   - От верблюда,- Званцев огрызнулся было, но потом нехотя рассказал все
по порядку.
   - Это Палыча прокладки,- угрюмо резюмировал Сергей.- По почерку видно.
Он и Валдая подговорил письмо написать, да и тебе специально разрешил меня
из больницы забрать... Он сознательно нас стравливает - мы вдвоем ему не
нужны, боится, что из-под контроля вылезем... А так - один другого замочит
- и все... И предлог хороший, братве просто объяснить будет.
   - Не надо было чужую бабу в постель тащить, никакого предлога бы и не
было,- завелся снова Олег, но Челищев положил ему руку на плечо.
   - Брось, ты же сам знаешь, не было бы этого, он что-нибудь другое
придумал бы... Не нужны мы ему вместе... И отсюда нам вдвоем хода нет...
Выберемся вместе, он тогда обоих уберет, рисковать не будет... Как
дальше-то жить будем?
   - Не знаю! - отрезал Званцев.- Думать надо. Сначала из этого склепа
вылезем, а там видно будет... Сколько мы тут уже?
   - Часа два с половиной,- ответил Сергей, взглянув на светящийся в
темноте циферблат часов.
   - Полчасика подождем еще для верности,- вздохнул Олег.- Не будут же
менты тут лагерем стоять...
   Они снова замолчали, но тишина в тайнике на этот раз уже не была такой
напряженной, как в самом начале их сидения... Олег вспомнил, как в десятом
классе они с Сергеем поехали на рыбалку под Зеленогорск. Сентябрь тогда
был на удивление теплым, ребята всю ночь сидели у костра, мечтали,
говорили обо всем на свете... Тогда Сергей вдруг сказал Олегу, что Катя
Шмелева - красивее всех кинозвезд. Олег промолчал, разозлился на Челищева
неизвестно почему... Наверное, потому, что сам хотел сказать что-то
подобное, да не успел, опередил его Сергей...
   - Олежа, помнишь, как мы с тобой на рыбалку ездили?
   Званцев вздрогнул:
   - Ты что, мысли читать научился?
   - Да нет,- усмехнулся Сергей.- Наверное, просто "у дураков мысли
сходятся", знаешь такую поговорку?
   - Угу,- буркнул Олег.- У нас немного по-другому говорят: "Придурки
тянутся друг к другу"...
   Челищев нашарил в темноте руку Олега:
   - Ты на меня за Катерину зла не держи, я и сам уже весь извелся... Даже
когда думал, что ты к убийству моих впрямую относился... Все равно совесть
мучила...
   - Что мне твоя совесть,- вздохнул Званцев.- Если бы ты мне под руку
попался сразу, как я обо всем узнал - точно убил бы... А сейчас перегорело
все как-то... С Катькой я больше все равно не буду, ты же знаешь, такое не
прощается.
   Олег помолчал, потом спросил напряженным голосом:
   - Серый, а он похож на меня?
   - Кто?
   - Ну, сын мой, который в Приморско-Ахтарске...
   Челищев пожал плечами:
   - Я-то откуда знаю, Катька фотографий мне не показывала, я думаю, она
их где-то далеко прячет, если вообще они в Питере есть... Похож,
наверное...
   Она говорила, что он беленький, а глаза зеленые. Значит, в тебя...
   Званцев спрятал лицо в ладонях. Сын... У него есть сын, большой уже, в
школу ходит... Что-то необычное творилось у Олега в душе, что-то такое, от
чего наворачивались на глаза слезы, которых не помнил он уже много лет...
   - Серый...
   - Что?
   - Знаешь, я в "Крестах" о многом передумал, там для этого все условия -
чтобы думать... На воле-то не очень получалось, все времени не было, так
закручивало, что про смысл жизни думать сил не оставалось...
   Сергей молчал, чтобы не перебить Олега, не сломать охоту говорить.
   - Ну вот, и стали мне мысли разные интересные в голову приходить...
Зачем мы крутимся, как белки в колесе? Уже такого накрутили - "мама, не
горюй", а все остановиться не можем... Я раньше думал, что бегу по этой
дорожке ради денег, а в "Крестах" дошло, что не так это... Денег у меня
уже столько, что и не потратить их до конца жизни, если только не
прикуривать от тысячедолларовых... Выходит, кручусь я ради крутежки,
потому что ничего больше в жизни у меня нет... А теперь вот, ты говоришь,
у меня сын...
   Слышь, Серый?
   - Ну,- ответил Челищев.- Слышу. Олег вздохнул глубоко, ударил кулаком
правой руки по раскрытой ладони левой.
   - Не знаю, может, и права была Катька по-своему, что мне о сыне не
говорила... Я тогда многого не понимал. А сейчас - я тоже не хочу, чтобы
его в колесо затянуло... Соскакивать надо с колеса этого...
   - Куда? - спросил Сергей.- Мы ведь теперь везде чужие - и здесь, и там.
   Хотя - страна большая...
   - Страна-то большая,- перебил его Олег.- Да везде одно и то же
творится...
   Не хочу я больше в этой стране жить, где Антибиотики генералами
командуют.
   А кстати, их, генералов этих, ты тоже мочить собирался?
   - Их бы надо в первую очередь,- угрюмо ответил Сергей. Званцев хмыкнул;
   - Да, крышман у тебя напрочь отъехал, камикадзе ты наш... Ладно, об
этом после потолкуем. Вроде тихо все наверху, давай на воздух выбираться.
Я первый - огляжусь, если все лады - тебя вытащу.
   Олег встал Сергею на плечи, сдвинул какой-то рычаг, потом с большим
трудом начал поворачивать тумбу стойки бара. Через несколько минут в
тайник упали лучи электрического света. Олег подтянулся, протиснулся в лаз
и завертел головой. В баре никого не было. Званцев окончательно выбрался
наружу и на всякий случай поставил тумбу на место. Сергей снова оказался в
темноте, на этот раз один. Нет, пожалуй, все-таки не один - перед глазами
все время стояло лицо Катерины...
   Между тем Званцев обошел всю гостиницу - из обслуживающего персонала
милиция оставила только бармена, официантку и тетку-привратницу -
остальных увезли "для снятия показаний". Олег велел бармену не заходить,
пока не пригласят, и вернулся за Сергеем. Званцев вытащил Челищева из
тайника, и они уселись за стол в разгромленном до безобразия баре. Олег
разыскал чудом уцелевшую бутылку коньяка, разлил по стаканам. Выпили
молча, правда, чокнулись и посмотрели друг другу в глаза. И это было лучше
всякого тоста.
   - Катьку из "Крестов" вытаскивать надо, хоть и поделом ей... Да не ее
жаль, а киндера твоего, моего родственничка. Не хочу я, чтобы братишка
моего сына по лагерям мыкался.
   Оглядев стены, Олег решил говорить шепотом прямо в ухо Сергею.
Антибиотик - хитрый старикан, вдруг и здесь жучков понапихал на всякий
случай.
   - А когда Катьку вытащим - валить из страны надо. Сына с собой заберу.
   Денег хватит, коридор только заранее нужно приготовить.
   - Мне с Антибиотиком посчитаться все равно надо. Как бы то ни было, а
родителей через него убили,- теперь в ухо Олегу шептал Сергей, так они и
чередовались, словно поцелуями обменивались.
   - Все правильно. Серый, со стариком надо что-то решать: пока он в
городе банкует - нам не соскочить. Вычислят и кончат. У него руки длинные
- аж за океан тянутся. Катьку, Катьку надо из Крестов доставать...
   - У меня есть одно соображение, только для начала нужно, чтобы план
Антибиотика сработал. Мой старик-тренер всегда повторял: энергию
противника нужно повернуть против него самого...
   * * *
   Они договорились тогда сымитировать убийство Олега для того, чтобы он,
числясь покойником, мог спокойно начать готовить коридоры отхода на Запад.
   Сергей написал короткую записку Федосеичу, рассудив, что маленький
хуторок под Лугой станет самым надежным убежищем для "покойника". Званцев
должен был заняться документами для себя, Сергея и Катерины с сыном, а
Челищеву предстояло войти в контакт со Степой Марковым, слить ему
Антибиотика со всей кодлой, а потом, воспользовавшись сумятицей, которую
должно было внести в империю Виктора Палыча своими действиями ОРБ,-
забрать Катерину из тюрьмы и скрыться... План этот, хоть и содержал немало
авантюрных моментов, вполне мог сработать, если бы не гибель Маркова...
   Уходить же, оставляя за спиной Антибиотика, было еще большей авантюрой
- и Сергей, и Олег прекрасно представляли себе возможности Виктора Палыча,
знали, что старик может закрутить тотальный поиск не только в Питере, но и
по всей России, да и за ее границами тоже...
   Челищев долго рассказывал Олегу невеселые новости, потом замолчал,
закрыл глаза и подставил лицо солнцу.
   - Да,- мрачно сказал Олег.- Дела говенные. Ладно, пойдем в дом,
перекусим да помозгуем. Сколько Катьке, если все нормально пойдет, до
выхода на подписку осталось?
   - Месяц,- глухо ответил Сергей.- Всего месяц. А дни летят, как
сумасшедшие.
   Они пошли в дом. Федосеича не было - Олег отправил старого тренера в
Питер.
   Старик согласился помочь сразу, как только Олег появился в его доме и,
отдав письмо от Сергея, рассказал от себя кое-что... Это "кое-что" заняло
почти целый день, и Федосеич, слушая Званцева, время от времени вдруг
начинал тереть подозрительно влажно блестевшие глаза. Олег использовал
старого тренера как курьера, направив его в одну туристическую фирму,
генеральный директор которой был Званцеву "по жизни должен". Олег
надеялся, что должок этот не забудется и после его "гибели" - и не ошибся.
   Генеральный директор турфирмы "Планетрон" имел такие завязки с ОВИРом,
что заказ на несколько загранпаспортов не являлся для него такой уж
большой проблемой, а если уж совсем честно, то не был проблемой вовсе.
Самым сложным пунктом было сохранение инкогнито заказчика, "Планетрон" и
ОВИР нужно было использовать "втемную", поэтому Званцев с Федосеичем
просидели несколько дней, оговаривая мельчайшие нюансы комбинации по
получению бланков паспортов И их последующего заполнения...
   Пока Олег собирал на стол нехитрую снедь, Сергей включил старенький
телевизор Федосеича. Программа "Факт" показывала сюжет с пресс-конференции
в ГУВД посвященной событиям на Второй Красноармейской. На вопросы
журналистов отвечал заместитель начальника семнадцатого отдела ОРБ Валерий
Чернов. Валера был строг и серьезен, белоснежная повязка на голове
придавала ему сходство с Шараповым из фильма "Место встречи изменить
нельзя". Чернов говорил о том, что, несмотря на гибель товарищей, все
оставшиеся в строю еще теснее сомкнут ряды, чтобы защитить горожан от
растущего беспредела озверевших преступников. На вопрос, правда ли, что
его за операцию по задержанию Ариповой решено представить к ордену,
Валера, скорбно опустив глаза, ответил, что сам на себя представлений не
писал и считает - прежде всего нужно подумать о семьях погибших. Да и
вообще, о нуждах сотрудников милиции журналистам стоило бы писать не
только в тех случаях, когда приходится хоронить боевых друзей...
   - Сука! - грохнул Челищев кулаком по столу.- Еще и орден этому пидору!
   Наверняка же этот козел сам ребят под пули и подставил! Я этого мудака
давно знаю, ему бы только закованных плющать...
   Подошедший Олег досмотрел сюжет до конца, потом хмыкнул, положил руку
Сергею на плечо:
   - Не переживай так, Серый... У нас в стране всегда так. В Афгане точно
такое же творилось. "Братва за атаку - хуй в сраку, санитарке за пизду -
Красную Звезду". Не бери в голову.
   - Ну просто непонятно, ну почему, почему у нас все время - нормальные
ребята гибнут, а всякие твари вонючие - на коне и с орденами?!
   Они наскоро перекусили, вылили не чокаясь по пятьдесят граммов водки за
помин Степиной души. Олег, поставив пустую рюмку на стол, усмехнулся
грустно;
   - Да, не думал, что когда-нибудь за упокой мента пить придется. Хотя
про этого Маркова всегда нормально говорили. Честных ментов не бывает, но
правильным ментом он был...
   Челищев ничего не ответил, и некоторое время они сидели за столом молча.
   Наконец Олег вздохнул и заговорил о делах.
   - Ладно, Серый. Мертвым - земля пухом. и вечный покой, а нам о живых
думать надо. Раз твоя комбинация сорвалась - надо что-то новое
выкручивать. Самое надежное - это Палыча завалить. Тогда такая муть
поднимется, что мы без проблем в ней уйдем, дележка начнется, и всем не до
нас будет... Тем более что я в покойниках числюсь, а про тебя с Катькой не
сразу вспомнят... А скорее всего, просто решат, что вас тоже где-то
по-тихому под асфальт положили... А?
   Сергей пожал плечами:
   - Старика грохнуть сложно... Как ты это реально себе представляешь?
Званцев почесал в затылке:
   - Есть у меня в одном месте арсенальчик кое-какой... Да и пара братков
проверенных найдется...
   - Нет,- Сергей твердо покачал головой.- Каждый лишний - это огромный
риск.
   Случись какой прокол - все жопой накроется. Череп языки развязывать
умеет.
   Нужно только самим все делать.
   - Может, ты и прав,- ответил Олег, немного подумав.- Ну что же, значит,
придется мне самому в войну поиграть. Знать бы только, где он сейчас
базируется... Сергей вздохнул:
   - Он как чувствует, все время лёжки меняет. И охрану усилил, а один
вообще нигде не появляется.
   - Ничего,- сказал Олег.- Попасем. Времени вот только маловато остается.
Мне через две недели - крайний срок за сыном в Приморско-Ахтарск лететь
надо.
   Его ж отфотографировать для паспорта нужно, да еще эту фотку с
Катькиной смонтировать - если позже, то не успеем...
   Они еще около получаса оговаривали разные детали по согласованию
действий, по режимам экстренной связи, местам встреч и сигналам
предупреждения об опасности. Потом встали из-за стола, обнялись, Сергей
заспешил назад, к "девятке" Выдрина, а Олег остался дожидаться возвращения
из Питера Федосеича.
   * * *
   Олег выслеживал Антибиотика почти неделю, но старику везло. Он как
нарочно игнорировал те места, где Званцев устраивал свои засады. Сергей
ничем не мог помочь Олегу - никто не знал, куда поедет Виктор Палыч, где
будет ночевать, где обедать... С необходимыми ему людьми Антибиотик теперь
встречался таким образом: к назначенному месту встречи подъезжал Вася и
забирал человека туда, где ждал Виктор Палыч. Васин "джип" сопровождали
постоянно несколько машин контрнаблюдения. За эти несколько дней Челищев
виделся с Антибиотиком трижды, и каждый раз в разных местах.
   Званцев, который отлеживался после долгих неудачных засад на квартире в
переулке Гривцова, ключи от которой оставил ему Сергей, начал нервничать.
   Время сейчас работало против него. В конце концов Олег решил устроить
засаду, подстерегая Антибиотика у кабачка Степаныча,- это место он
приберегал напоследок, как одно из самых перспективных. На душном чердаке
пятиэтажного дома, расположенного напротив входа в кабачок, Званцев
пролежал двое суток. Антибиотик не появлялся. Олег уже хотел было покинуть
свою лёжку, но инстинкт охотника его остановил и заставил пристальнее
вглядеться в дверь ресторана покрасневшими от постоянного напряжения
глазами. Чутье не подвело его - на двери вдруг появилась табличка:
"Закрыто по техническим причинам". Минут через пятнадцать подкатила машина
"дежурного экипажа" - четверо "быков" деловито проверили обстановку и
рассредоточились по улице.
   Олег почувствовал, как сердце забилось неровными толчками, и, стараясь
успокоиться, приник к оптическому прицелу своей СВД [СВД - снайперская
винтовка Драгунова]. Минут через десять (Званцеву показалось, что прошло
не менее часа) прямо к дверям кабачка подкатил "мерседес". Указательный
палец правой руки Званцева осторожно подкрался к спусковому крючку... Но
не зря, видно, говорили в Питере про невероятное, звериное чутье
Антибиотика.
   Выскочившие первыми из машины "быки" образовали живой коридор, закрыв
своими тушами Виктора Палыча от Олега. Голова Антибиотика лишь на
мгновение мелькнула в оптическом прицеле и исчезла в кабачке.
   Олег сплюнул и выругался. Оставался только один шанс - дождаться выхода.
   С каждой новой минутой ожидания Званцев понимал, что перспектива
удачного выстрела становится все более и более призрачной - у него устали
глаза, они слезились и подергивались в нервном тике, все тело затекло и
казалось чужим... Примерно через час после приезда Виктора Палыча в дверь
к Степанычу постучал какой-то человек. Олег прищурился - лицо
обернувшегося на мгновение посетителя показалось ему знакомым. Званцев
потер виски и прикрыл на мгновение воспаленные глаза, вспоминая... Есть!
Это же тот мусорок, который выступал на пресс-конференции в ГУВД, Сергей
еще сказал, что он с ним какие-то старые счеты имеет. Как же его...
Чернов! Ну да, Чернов, начальничек из ОРБ, к ордену представленный... Олег
усмехнулся и покачал головой, вспоминая, как красиво обещал Валера в
телевизоре "еще теснее сомкнуть ряды". Может, и впрямь этот Чернов
специально подставил под пули Серегиного кореша?
   Званцев много лет знал Антибиотика и давно перестал удивляться,
насколько успешно и красиво прокручивал старик невероятные, на первый
взгляд, комбинации.
   Минул еще час, смеркалось. В мае вечера уже долгие и светлые, но белые
ночи наступают чуть позже. Любой стрелок знает - самое трудное время суток
для стрельбы - это даже не ночь, а сумерки, когда уже расплываются силуэты
целей, а прицелы ночного видения еще бесполезны... Антибиотик выскочил из
дверей кабачка именно в сумерках, опять прикрываемый со всех сторон
торсами телохранителей. Званцев поймал было в перекрестье прицела примерно
то место в заднем стекле "мерседеса", за которым должна была появиться
голова Виктора Палыча, но, вздохнув, не стал нажимать на спуск. "Гасить"
   Антибиотика нужно было только наверняка, а кто его знает, может, у него
в машине стекла бронированные... С Палыча станется... "Мерседес" рванул с
места и через несколько секунд исчез из поля зрения.
   Званцев перевернулся на спину, несколько раз согнул и разогнул затекшие
ноги и начал быстро разбирать винтовку и укладывать ее части в большой
чертежный тубус.
   "Что же делать? Нужно придумать что-то другое... Но что? Может,
подорвать весь этот сраный кабак к ебаной матери? Но как? Времени совсем
нет..."
   Званцев быстро собрал в полиэтиленовый мешок все следы своего
пребывания на чердаке, осторожно вылез на лестницу и легкими шагами вышел
во двор.
   Подходя к своей неприметной старенькой "шестерочке", припаркованной
неподалеку, Олег заметил боковым зрением, как в кабачке Степаныча снова
открылась дверь, выпуская кого-то на улицу. Когда этот человек прошел мимо
машины, Званцев узнал Чернова.
   Внезапно Олегу в голову пришла интересная мысль. Стараясь держать
Чернова в поле зрения, Званцев быстро завел машину, дождался, пока Валера
свернет в переулок, и медленно поехал за ним. У Олега не было времени на
выработку плана, он надеялся на экспромт. Должно же ему было в конце
концов повезти после стольких дней тяжелой и бесполезной охоты? Ему
повезло. В пустынном переулке Чернов зашел в телефонную будку с отломанной
дверью, снял трубку и, убедившись в том, что телефон работает, стал
набирать номер.
   Но поговорить он ни с кем уже не успел. Из плавно подъехавшей "шестерки"
   выскочил Званцев и коротко, но резко ткнул Чернова лбом в телефонную
коробку. Видимо, голова у Валеры после недавнего общения с бандитским
прикладом еще не окрепла, потому что он сразу тихо осел Олегу на руки,
закатив глаза. Званцев вытащил у Чернова из кобуры пистолет, защелкнул ему
сзади на запястьях браслеты самодельных наручников (на Металлическом
заводе халтурившие вечерами работяги делали их не хуже импортных,
закупаемых милицией за валюту в Германии), заклеил пластырем рот и быстро
кувыркнул бесчувственное тело в заранее открытый багажник автомобиля. Все
заняло не более двух минут, а спустя еще несколько мгновений "шестерки"
Олега в переулке уже не было. Званцев ехал по городу, аккуратно
пристегнувшись, не превышая скорость и дисциплинированно включая
поворотные сигналы за сто метров до перекрестков. Ни один гаишник даже не
подумал его остановить.
   Олег ехал к новостройкам в районе озера Долгого. Там он заехал в пустой
двор недостроенного высотного дома и вышел из машины. Званцев открыл
багажник и ткнул скрюченного наподобие эмбриона в материнской утробе
Чернова в бок:
   - Жив, сучонок?
   Валера что-то замычал через липкую ленту пластыря и задрыгал ногами.
   - Лежи тихо, если жить хочешь. Будешь шуметь - навсегда угомоню. А
услышать тут тебя некому...
   Олег снова захлопнул багажник, потом аккуратно протер на всякий случай
поверхности автомобиля, к которым прикасался пальцами, запер его и
отправился искать телефон-автомат. Он нашел его лишь через несколько
кварталов от того места, где оставил машину. Набрав номер радиотелефона
Челищева и услышав, что тот ответил на вызов, Званцев нарочито измененным
пьяным голосом попросил:
   - Матвея Петровича... это... по-быстрому мне... позовите.
   - Вы ошиблись номером,- ответил Сергей.
   - Да? А... а разве это не 13-24?
   - Нет. Это совсем другой номер. Набирайте внимательнее.- И Челищев
отключился.
   Олег повесил трубку и с облегчением вздохнул. Он передал Сергею вызов
на срочную встречу в одном из оговоренных заранее мест. Слова Челищева
"набирайте внимательнее" означали, что он все понял, выезжает немедленно и
пока никаких признаков опасности или слежки не чувствует.
   Сергей подъехал минут через сорок, Олег быстро сел к нему в машину и
рукой показал направление, куда двигаться. Они молчали, не доверяя
подаренному Антибиотиком "джипу", лишь обменялись рукопожатием и долгими
взглядами. За квартал до недостроенного дома Сергей припарковал машину, и
дальше они отправились пешком.
   - Ну что? - спросил Челищев, как только они отошли на несколько метров
от "джипа".
   - Дохлый номер пока,- ответил Званцев, пожимая плечами.- Старика не
подстрелить, у него охраны немерено, закрывают его, прицелиться не дают...
   Но я для тебя один маленький сюрприз приготовил - может, пригодится.
   - Какой сюрприз? - не понял Челищев. Олег усмехнулся, они уже подходили
к его "шестерке". Никого вокруг не было.
   - Але-оп! - Званцев открыл багажник с видом фокусника, исполнившего
сложный номер. Сергей заглянул внутрь, прищурился, потом чиркнул
зажигалкой и рассмотрел вытаращенные от ужаса глаза Валеры Чернова.
   Сергей выпрямился и недоуменно уставился на Олега:
   - Откуда он здесь, зачем?
   - Ну вот, а я-то думал, ты обрадуешься,- притворно вздохнул Званцев.
   Челищев нахмурился:
   - Олежа, не дури, зачем из-за этого козла рисковать надо было? Что
теперь с ним делать? Ты же сам говорил - побольше бы таких. Забыл уже?
Зачем он тебе?
   Олег кивнул и, перестав дурачиться, объяснил:
   - Этот орденоносец к Палычу приезжал, там я его срисовал, ну и не
удержался - в гости пригласил... Есть у меня мнение, что он нам может
место назвать и время их следующей встречи... Соображаешь?
   Челищев медленно закивал головой:
   - Понятно... Ладно, дело сделано, может, и к лучшему.
   Они легко вынули Чернова из багажника и быстро повели к недостроенному
дому. Поднялись по темной лестнице до восьмого этажа, и только там, в
пустой коробке неотделанной квартиры, Сергей сдернул со рта Чернова
пластырь. Пару минут Валера дышал, как выкинутая на берег рыба, переводя
взгляд со Званцева на Челищева. Нельзя сказать, что его настроение резко
повысилось, когда он узнал Сергея:
   - Челищев? Ты?? Что все это значит? Что ты делаешь? Ты отдаешь себе
отчет...
   Званцев резким движением усадил Чернова на пол, и тот осекся, клацнув
зубами.
   Сергей вздохнул:
   - А ведь я говорил тебе, Валера,- паси коров, не рвись в ментовку...
   Слушаться надо, когда старшие товарищи из надзирающего органа
советуют...
   Чернов шумно выдохнул и попытался перевести разговор в более жесткий
ритм:
   - Немедленно освободи мне руки! Где мой пистолет?! Вы, похоже, не
понимаете, с каким огнем решили поиграть! Я офицер, сотрудник ОРБ.
   - Ах, ОРБ?! - подключился к разговору Званцев.- Ну как же, как же...
Так это ты, мразь подлючая, моих братков там на допросах месил?! А?!
   И Олег вдруг схватил Чернова жесткой ладонью за лицо. Валера ойкнул, но
тут Челищев перехватил руку Званцева. Олег хмыкнул, отошел в дальний угол,
закурил там сигарету и присел на корточки у стены.
   - Чего вы хотите? - в голосе Чернова звучал неприкрытый страх, но он
все еще хорохорился.- Вы ответите за это!
   - Ой,- "испугался" Челищев,- перед кем? Не перед Виктором ли Палычем?
   Сергей съежился, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень испуга,
а потом выпрямился, почесал пятерней грудь и сказал с грузино-армянским
акцентом:
   - Баюс-баюс, савсэм баюс, да...
   Услышав имя Виктора Палыча, Чернов вздрогнул, но гонор окончательно еще
не утратил:
   - Вы ответите перед законом! А ты, Челищев, скоро очень, очень
пожалеешь обо всем этом... Немедленно отпустите меня! Я с вами базар вести
не буду!
   - Придется бить,- грустно констатировал Олег, поднимаясь из своего
угла. Он цыкнул зубом, развел руками, виновато глядя на Челищева, и
повторил: - Придется бить.
   Одним прыжком Званцев подскочил к Чернову и ударил его ногой в лицо:
   - Ты так наших на допросах бил? Так?!
   Валера вскрикнул и повалился набок, потом отодвинулся в угол и зашептал:
   - Я никого не бил, это не я...
   Олег посмотрел на Челищева:
   - А может, и впрямь он не бил? Может, он хороший?
   - Может,- ответил Челищев.- Но вряд ли.
   - Что вам от меня надо? - простонал из своего угла Чернов.
   Челищев подошел к нему и присел на корточки:
   - Валер, ну что нам от тебя может быть надо? Мы же не гомики, правда?
   Значит, нужно нам от тебя только одно - поговорить откровенно, и все
дела... Когда и где у тебя назначена следующая встреча с Антибиотиком, а?
   Скажи по-хорошему...
   Чернова затрясло:
   - Неужели вы не понимаете, что вам этого не простят?
   Челищев резко ударил его ладонями по ушам. Валера взвыл и задергал
ногами.
   - Ничего,- сказал Сергей.- Подергайся, сука... Заодно вспомни, как ты
Степу Маркова под пули подставил...
   Чернов перестал что-либо понимать и совсем обезумел от страха. Между
тем Олег достал из-за пояса отобранный у Валеры ПМ, передернул затвор и
ткнул стволом Чернову в лицо:
   - Сейчас ты нам скажешь, когда и где будешь встречаться с Виктором
Палычем, иначе скушаешь пулю... Ну?!
   - Послезавтра в пятнадцать ноль-ноль у Технологического института
холодильной промышленности, это рядом с Пятью углами,- выпалил Чернов, и
Олег убрал ствол.
   Чернова била крупная дрожь, он всхлипывал и лихорадочно облизывал
разбитые губы:
   - Ребята, отпустите меня, я же свой, Виктор Палыч вам может
подтвердить...
   - Свой, это хорошо,- ответил Олег.- Только свои, они, видишь ли, тоже
разными бывают. У нас вот в соседнем дворе в блокаду одну бабку слопали, а
тоже все говорили: свои, мол, свои...
   Челищев со Званцевым вышли в соседнюю комнату посовещаться:
   - Ну, что? - шепотом спросил Олег.- Мне он больше без надобности: место
и время назвал - что с него еще возьмешь... Мочить его надо.
   Сергей кивнул:
   - Да, к сожалению, придется... Ну, хоть одной сволочью на земле меньше
станет - и то хорошо... Олежа, ты сходи пока за водкой, а я тут с ним
покалякаю... А потом - закончим все и расходимся. Ты когда в
Приморско-Ахтарск летишь?
   - Через три дня,- ответил Олег и опустил голову.- Так что в три часа
дня у Техноложки послезавтра - это наш последний шанс...
   Сергей кивнул, Олег ушел вниз искать водку в ночных ларьках, а Челищев
вернулся к Чернову. Сергей достал свой диктофон, посмотрел на Валеру и
сказал бесцветным голосом:
   - Валера, сейчас ты все спокойно и по порядку сюда расскажешь - как
тебя завербовал Антибиотик, что ты для него делал, как Степу Маркова
погубил...
   От степени твоей искренности будет многое зависеть - сам понимаешь,
шутки кончились... Убеждать я тебя больше не буду, не захочешь говорить -
не надо. Ты все понял?
   Чернов быстро закивал и торопливо заговорил, глотая слова:
   - Я вам все расскажу, Сергей Саныч, я вам полезен буду... Я готов
помогать...
   - Ну и славно,- ответил Сергей и включил запись.
   Валера нарассказывал почти на целую сторону кассеты, когда вернулся
Олег с бутылкой водки. Чернов рассказал обо всем - и как его вербовали, и
какие поручения просили выполнить, а попутно еще и вывалил целый ушат
дерьма на многих своих коллег. Единственное, в чем продолжал упорствовать
Валера,- это в том, что никакой специальной операции по ликвидации Степы
Маркова никто не планировал и не проводил. В этом вопросе он стоял
насмерть, но Челищев все равно не поверил ему. Не принимала душа Сергея
версию о "случайной" гибели такого парня, как Марков...
   - Ладно,- сказал Сергей, выключая диктофон.- Поговорили, и будет... -
Олег шагнул к Валере, и тот весь сжался, переводя взгляд с Челищева на
Званцева:
   - Что вы собираетесь делать?! Олег молча расстегнул наручники на
запястьях Чернова и положил их себе в карман:
   - Да не трясись ты... Мы тебе и ствол вернем, и вниз спустим... Если
вести себя хорошо будешь.
   По лицу Валеры расползлось выражение чудовищного облегчения,
сдерживаемого недоверием и страхом:
   - Я... я буду... я - все нормально, клянусь, мужики, я помогать вам
буду...
   Сергей кивнул:
   - Куда ты теперь денешься... Давай-ка, выпей водочки - за все хорошее и
за новую жизнь...
   Олег налил до краев прихваченный с собой граненый стакан и протянул его
Валере. Тот затряс головой, с подозрением глядя на Челищева.
   - Пей, пей - это нам для спокойствия и гарантии, так сказать... Не
бойся, не отравленная, слово даю...
   Чернов взял стакан дрожащей рукой и легко выпил его в несколько глотков.
   - Да, Валера,- присвистнул Челищев.- Единственное, что ты классно
научился делать в ментовке,- это водку жрать.
   Чернов криво улыбнулся, пытаясь отдышаться, а потом попросил у Сергея
сигарету. Где-то на четвертой затяжке его "повело". Валера пристально
вгляделся в лицо Званцева, ухмыльнулся и спросил, виновато улыбаясь, с
неким оттенком заискивающей фамильярности:
   - А вы... Вы же Званцев? А почему вы живой?
   - Так сложилось,- хмуро ответил Олег и добавил: - Ладно, хорошо сидеть
тут, но пора расходиться.
   Олег быстро протер пистолет Чернова носовым платком и засунул его
Валере в наплечную кобуру, предостерегающе заметив:
   - Только не вздумай дурить - не советую.
   Счастливый Чернов, не веря до конца в благополучный для него исход,
замотал головой, глядя на Олега преданными глазами;
   - Нет, нет, что вы... Я понимаю.
   Сергей стоял у незастекленного проема окна и задумчиво смотрел вдаль.
Потом он обернулся к Чернову и поманил его пальцем:
   - Иди-ка сюда, Валера... Видишь во-он тот сарайчик - смотри, куда я
рукой показываю...
   Чернов подошел к Челищеву и выглянул из окна:
   - Вижу, а что?..
   Он не услышал, как сзади к нему бесшумно приблизился Олег. Наверное,
даже не понял, что произошло: Званцев схватил его за щиколотки и одним
движением выкинул из окна... Дикий крик оборвался глухим шлепком, от
которого, как показалось Олегу и Сергею, вздрогнул пустой дом. Олег
перекрестился.
   Челищев опустил голову, а потом сказал:
   - Быстро собираем все и валим отсюда.
   Через несколько минут "шестерка" Званцева выехала на улицу. В темном
дворе недостроенного дома осталось обезображенное тело того, кто при жизни
занимал должность заместителя начальника отдела в ОРБ...
   Друзья молча курили в машине, тяжело вздыхая по очереди. Первым нарушил
тишину Сергей:
   - Вроде и сволочью был покойник, а все равно на сердце как-то...
   Олег пожал плечами и ответил философски:
   - Все относительно в жизни... Твой Марков - спору нет - сволочью не
был...
   Но он бы с огромным удовольствием отправил на лесоповал меня, да и
тебя, я думаю, тоже... Так что - не всякий хороший человек - нам друг и не
всякий подонок - враг.
   - Это потому, что мы с тобой - такие,- устало сказал Челищев.
   - Какие это "такие"?! - завелся Званцев.- Я, при всех моих раскладах,
последней сволочью себя не считаю.
   - Да я не об этом,- перебил его Челищев.- Я тоже себя сволочью не
считаю...
   Ладно, Олежка, хорош самоедством заниматься, давай о деле поговорим.
   - Давай,- согласился Олег.- Послезавтра я попробую Палыча у Техноложки
снять. Если не получится - что делать будем?
   Сергей помолчал немного, потом сказал;
   - Я над этим уже думал. Если не получится - езжай спокойно за сыном, я
попробую на крайний случай Антибиотика через Генеральную прокуратуру слить.
   Кое-какой опыт имеется... Но лучше, чтобы у тебя получилось.
   - Это уж как Бог даст. Сергей кивнул:
   - В Ахтарск тебе лететь в любом случае - привози сына и добивай тему с
документами. Четырнадцатого июня я должен буду привезти Катерину.
   - Если Бог даст,- снова добавил Олег.
   - Да. Если Бог даст,- согласился Сергей... Они проговорили еще минут
двадцать и разъехались.
   В указанное Черновым время у Техноложки Антибиотик не появился. Видимо,
он достаточно быстро узнал о странной смерти своего агента.
   Олег улетел в Приморско-Ахтарск, а Челищев начал проработку последнего
возможного варианта прикрытия их предстоящего бегства...
   * * *
   ...Примерно дней за десять до выхода Катерины из "Крестов" Сергей начал
вдруг испытывать странные ощущения - ему казалось, что внутри у него
работает метроном, который день за днем убыстряет темп странного отсчета...
   Челищев понимал, что с нервами творится явно что-то нехорошее, но
утешал себя: поскольку он осознавал это, то, значит, еще не окончательно
сошел с ума...
   Подошла к своей финальной фазе и операция с авизовками. За прошедшие
недели Сергей очень сблизился с Леной Красильниковой, несколько раз бывал
у нее дома, играл с дочкой и пил чай вечерами. В принципе, он легко мог
бы, при желании, и оставаться ночевать, ему казалось, что Лена даже хочет
этого, но... Этого не хотел Сергей. Даже не то что не хотел - не мог. Его
и так мучило сознание того, какую роль он готовил Красильниковой, но
Челищев успокаивал свою совесть тем, что пусть "втемную", но он изменит
жизнь этой женщины к лучшему... Он старался не вспоминать мудрый афоризм о
том, куда именно ведет дорога, вымощенная благими намерениями...
   Шестого июня 1993 года в банк "Отечество" пришло платежное поручение от
фирмы "Вайнах", имеющей счет в одном из банков города Грозного. Сумма,
указанная в авизовке, была весьма внушительной - пять миллиардов рублей, и
деньги предназначались петербургской фирме "Самоцвет". Авизовка поступила
Елене Красильниковой, которая, согласно инструкции должна была перед тем,
как начать выплату, получить официальное подтверждение из Москвы о том,
что "Вайнах" действительно располагает указанной в платежном поручении
суммой.
   В "Отечестве" уже с утра томился получатель денег с Доверенностью от
фирмы "Самоцвет". Получатель был благообразен, носил очки в роговой оправе
и внешне походил на композитора Раймонда Паулса. Даже опытный опер никогда
не сказал бы, что этот лощеный человек был дважды судимым мошенником и
кидалой - его хорошо знал теневой Питер, когда-то Михаил Константинович
Бродовкин работал вместе с Хоттабычем...
   Лена объяснила Бродовкину, что тот реально сможет распорядиться
деньгами лишь после того, как курьер доставит подтверждение из Москвы.
Михаил Константинович начал заламывать руки и кричать, что у него горят
контракты и срываются сделки. В разгар его глубокой коммерческой драмы
появился Сергей, который, как оказалось, хорошо знал Бро-довкина.
   - Лена, может быть, можно получить подтверждение из Москвы по
телетайпу? - спросил Челищев Красильникову.- Это очень важно, очень... У
меня в "Самоцвете" тоже есть свои интересы.
   Лена посмотрела Сергею прямо в глаза и наклонила голову:
   - Хорошо, я попробую. Для тебя...
   Лена отбила в Москву шифротелетайпограмму и получила оттуда
подтверждение.
   Фокус был в том, что шифротелетайпограмму из Москвы давал человек,
который был в доле и почти ничем не рисковал, потому что официальным
подтверждением мог считаться лишь корешок платежки, доставленный
специальной почтой, а все остальное было воздухом, словами, фикцией....
   Бродовкин, получив возможность распорядиться деньгами, тут же раскидал
их на счета сразу нескольких фирм в разных банках. Оттуда деньги пошли еще
дальше - так, чтобы их уже никто не смог отследить. Сергей оше-ломленно
наблюдал за тем, как прямо из воздуха на его глазах материализовались
миллиарды - он до самого конца не очень верил, что все может получиться
так просто...
   На следующий день Челищев приехал в банк незадолго до конца рабочего
дня и отвез Лену домой, где состоялся тяжелый разговор. Сергей рассказал,
что Бродовкина подставили и кинули - реальных денег у "Вайнаха" нет,
подтверждения из Москвы не будет... Лена побелела и разрыдалась, а Челищев
долго утешал ее, объясняя, что не бросит ее в этой ситуации, что нужно
просто скрыться на какое-то время - деньгами и документами он поможет, и
место уже есть замечательное - домик на северном побережье Крыма в поселке
Песчаное - там солнце, море, фрукты, там можно будет начать новую жизнь, а
здесь уже ловить нечего. Кто тут станет разбираться в том, что на самом
деле произошло? Все свалят на Лену, сделают ее крайней...
   Он говорил, убеждал, доказывал несколько часов, рисовал перспективы
нормального, обеспеченного будущего:
   - Ты пойми, Леночка, бояться и стыдиться тебе нечего, умысла на все
случившееся у тебя не было, а значит, и совесть твоя чиста. Деньги,
которые потерял банк, спишутся, просто кто-то немного потеряет в
прибыли... А ты уже давно заслужила нормальную человеческую жизнь, ты и
твой ребенок...
   В конце концов Красильникова немного успокоилась и начала суматошно
собирать вещи - Челищев сказал, что улететь нужно прямо завтра, а паспорт
на новое имя и новую метрику ребенку он сделает за несколько часов...
   Когда Сергей уже собрался уходить, Лена обхватила его руками и в голос
зарыдала. Челищев остался, проклиная в душе себя. Антибиотика, все банки
разом и вообще всю эту подлую и грязную жизнь.
   Эта ночь была невероятно длинной, и оба не сомкнули глаз ни на минуту.
Лена отдавалась Сергею так исступленно и искренне, что к утру они еле
нашли силы встать с постели...
   Вечером Сергей отвез Красильникову (по новому паспорту она стала
Федоровой)
   в аэропорт. Там он передал ей документы на дом и пятьдесят тысяч
долларов.
   Лена все время плакала, а ее дочка, наоборот, радовалась, утешала маму
и все время спрашивала: а какое оно, это море... Перед тем как уйти на
посадку, Лена бросилась Сергею на грудь:
   - Ты приедешь к нам, приедешь? Ну скажи, скажи, Сереженька?!
   - Да,- не выдержал и соврал Челищев.- Приеду. Только не сразу, у меня
ведь тоже тут проблемы большие - когда еще с ними разберусь... Ты позвони
мне обязательно, как доберешься и устроишься... А потом я дам знать о себе
- ближе к осени...
   Из аэропорта Сергей заехал в мастерскую к своему старому приятелю Игорю
- скульптору, у которого не был с прошлой осени. Игорь ахнул, увидев лицо
Челищева и его седые волосы...
   Игорь переживал не лучшие времена: заказов не было, монументальная
скульптура никому не была нужна. Сергей достал пять тысяч долларов и
протянул их скульптору:
   - Помнишь, мы про памятник моим говорили... Я могу уехать... Надолго...
   Прошу тебя - сделай все сам... Этих денег хватит?
   Игорь покачал головой:
   - Я не возьму столько, это слишком много...
   - Ничего,- Челищев положил доллары на стол.- Много - не мало, пусть с
запасом будет... Ты наведывайся на могилку иногда - подправить там
что-нибудь, подновить... Я действительно надолго уезжаю.
   Было видно, что Игорь хочет задать Сергею много вопросов, поэтому
Челищев, грустно улыбнувшись, сказал скульптору:
   - Ты не спрашивай меня ни о чем... Поверь, так спокойнее будет - и мне,
и тебе тоже...
   Они долго просидели за чаем с сушками, курили, разговаривали "за жизнь".
   Перед тем как попрощаться, Челищев вдруг обратился к Игорю с
неожиданной просьбой:
   - Слушай, Игорюха, ты ведь крещеный?
   - Крещеный, а что?
   - Отведи-ка меня завтра в церковь. Я тоже окреститься хочу.
   Игорь от удивления даже крякнул:
   - Что это тебя проняло-то так? Какая такая благодать снизошла?
   Сергей вздохнул и пожал плечами:
   - Дело не в благодати... Я где-то прочитал, что если человек -
некрещеный, то Бог как бы и не знает о его существовании - ни о делах его,
ни о нем самом... Вот я как-то и подумал, что честнее будет окреститься,
чтобы Он все знал и видел... А там пусть уж Он сам разбирается, чего было
больше - хорошего или плохого... Прятаться от Него не хочу.
   - Интересный подход,- хмыкнул Игорь.- Вообще-то от Него не спрячешься -
что так, что эдак... Но спорить не стану - неисповедимы пути к Богу.
   Сергея окрестили на следующий же день в маленьком храме
Николы-Угодника, где настоятелем был отец Александр - старый приятель
Игоря, бывший скульптор, кстати.
   Все прошло очень по-домашнему, скромно и тихо, обряд занял всего около
часа. Странно, но Челищев почувствовал облегчение, правда, ненадолго -
затихший было в его груди метроном застучал снова, когда Сергей с Игорем
вышли из храма...
   Сразу после крещения Челищев поехал на встречу с Антибиотиком, которая
на этот раз состоялась в одном из кабинетов Дворца молодежи - прямо
напротив городского управления ГАИ. Виктор Палыч был в прекрасном
настроении, поздравил Сергея с замечательно проведенной комбинацией в
"Отечестве":
   - Так держать, сынок! Смотри, как все хорошо получилось - через
несколько дней можно будет уже и денежки пощупать... Кстати, я давно тебе
хотел присоветовать - дело, конечно, твое, как ты долю тратить будешь, но
могу подсказать, куда вложиться можно... Когда деньги не работают, а в
чулке лежат - они умирают...
   Сергей поблагодарил и обещал подумать над этими словами.
   - Подумай, подумай,- кивнул старик.- У нас тут одна новая тема
закручивается - по рекламным делам с телевидением. Перспективы - атомные,
и риску никакого...
   Челищев осторожно кашлянул и перевел разговор на другую тему:
   - Виктор Палыч, через шесть дней, вроде бы, должны Катю выпустить...
   Антибиотик кивнул и подтвердил:
   - Да, я интересовался, там все в порядке, никто мешать не будет... Ну,
и какие планы, молодежь? Отдохнуть бы вам хотя бы недельку-другую, а? Не
помешает?
   Виктор Палыч рассмеялся, поняв, что предугадал просьбу Сергея. Челищев,
опустив голову, начал благодарить, но Антибиотик благодушно махнул рукой:
   - Ладно, ладно, я же понимаю... И Кате нужно в себя прийти, да и тебе
отдых не помешает. Вы мне оба будете нужны здоровыми и веселыми. Тем более
что у вас теперь для этого все есть...
   - Да,- сказал Челищев.- Действительно, все.
   - Кстати,- "вспомнил" Антибиотик на прощание.- Лена Красильникова
добралась до места нормально, вроде бы довольна всем... Дом у нее - целые
хоромы, прямо на берегу, до моря метров триста. Люди вокруг хорошие,
помогут, позаботятся... Она тебе позвонить сегодня должна.
   Лена действительно позвонила Челищеву вечером. Видимо, солнце и море
придали ей сил и надежды, в ее голосе больше не было горечи и страха, как
при расставании в аэропорту. Она спрашивала, когда он сможет приехать.
   Челищев пообещал, что постарается дать знать о себе в начале осени...
   Повесив трубку, он долго сидел молча, глядя на телефон, и думал о том,
что, может быть, хоть одной женщине он помог устроиться в жизни. Сергей
утешал себя тем, что его она скоро забудет. Лена - женщина молодая и
красивая, да и с деньгами теперь - пройдет год, другой, и все у нее
наладится...
   (Бог пожалел его и не дал узнать, что в начале июня на одном из пляжей
в Песчаном был обнаружен труп молодой женщины, видимо, утонувшей во время
купания. Тело долго пролежало в воде, и лишь с большим трудом местной
милиции удалось идентифицировать его как труп некой Федоровой, недавно
унаследовавшей дом от дальней родственницы и переехавшей в Песчаное вместе
с шестилетней дочкой. Кстати, дочка куда-то исчезла, ее занесли в реестр
"пропавших без вести", но особо не искали, потому что предположили, что
она тоже утонула, купаясь вместе с матерью во время шторма...)
   Внутренний метроном стучал все чаще и сильнее, Челищеву казалось, что
он физически чувствует, как уходит время...
   Полночи он просидел на кухне, стуча клавишами своей старенькой пишущей
машинки. Сергей начал описывать структуры организации Антибиотика, связи,
контакты, сферы влияния и интересов. Эта работа захватила его, напомнила о
том времени, когда он еще был следователем... Глаза у Челищева начали
слипаться около четырех утра, когда он отпечатал восемнадцать листов. Это
была лишь небольшая часть той информации, которую он собирался передать в
Генеральную прокуратуру.
   На следующий день он встретился по очереди с Выдриным и Ворониной,
велел срочно сфотографироваться на паспорта - Сашок был заранее
предупрежден о том, что ему нужно будет скрыться из города, а Юле он
объяснять ничего пока не стал, сказал, что готовит для нее сюрприз...
После разговора с Ворониной Сергей навестил бабу Дусю. Евдокия Андреевна
страшно обрадовалась гостю, побежала заваривать чай,
   Она рассказала Сергею последние новости прокуратуры. Место Никодимова
занял бывший начальник Челищева, самого же Ярослава Сергеевича похоронили
с почестями. По официальной версии, его сердце не выдержало чудовищных
перегрузок на работе, но в коридорах прокуратуры шептались о том, что
инфаркт Никодимов заработал, когда в Генеральной получили на него какую-то
убойную телегу.
   Сергей кашлянул и задел давно мучивший его вопрос:
   - Баба Дуся, ты на меня зла не держишь, что я тебя в эту историю
втравил?
   Хотя я и сам не думал, что так все кончится...
   Евдокия Андреевна вздохнула и покачала головой:
   - Нет, Сереженька, не держу... Ярослав сам себя наказал, сгрыз изнутри.
   Поделом ему, прости меня Господи... Если бы ты знал, сколько он
нормальным людям судеб переломал - причем не ради дела, а так, походя...
Он себя сам приговорил...
   И замолчала, окунувшись на мгновение в прошлое, когда она, волевая и
красивая женщина, была старшим следователем по особо важным делам... А
было ли это? Баба Дуся промокнула платочком повлажневшие глаза и грустно
улыбнулась Челищеву:
   - А ведь ты прощаться пришел, Сережа... Угадала?
   Сергей медленно кивнул.
   - И куда? Хотя лучше и не говори - так спокойнее будет... Надолго?
   Челищев пожал плечами:
   - Как сложится...
   Они помолчали, а потом Сергей осторожно заговорил:
   - Меня могут начать искать потом, я тут кое-какой материальчик
подсобирал - он здорово весь муравейник разворошит, если сработает... Я
вот что подумал - если искать качественно будут, то ведь и на тебя, баб
Дусь, выйти могут... Может, уехать и тебе? Деньгами и документами я бы
помог.
   Евдокия Андреевна покачала головой:
   - Нет, сынок, это уже не для меня, Куда я поеду - тут всех моих
могилки, срок придет, я хочу рядом с сыночком своим лечь... Да и кто на
меня выйдет - кому я нужна, старая. Ты обо мне не беспокойся, себя береги.
А я уж как-нибудь. Тревожно мне за тебя, Сереженька.
   Они посидели еще часок, а потом крепко обнялись, прощаясь.
   Баба Дуся заплакала и потому не заметила, как Сергей, уходя, опустил
пачку стодолларовых купюр в карман висевшего в полутемной прихожей
старенького халата...
   * * *
   Весь следующий день Челищев провел за пишущей машинкой, отвлекшись
только для того, чтобы забрать у Выдрина и Ворониной фотографии для
документов.
   Сергей печатал досье на организацию Антибиотика в двух экземплярах:
один он предполагал передать в Генеральную прокуратуру, а по поводу
второго экземпляра у него были особые соображения...
   "Доклад для прокурора" получился довольно толстым - около семидесяти
страниц. Сергей аккуратно сложил их в большой конверт из плотной
коричневой бумаги, в него же он положил копии магнитофонных записей с
исповедями Глазанова, Ворониной и Чернова. Запечатав конверт, он спрятал
его в стол.
   Второй пакет получился чуть толще - в него Сергей добавил видеокассету
с записанными на ней сексуальными развлечениями покойного Никодимова и еще
несколько страниц убористого машинописного текста. На этих страницах
Сергей сжато и без прикрас рассказал свою собственную историю.
   Была уже глубокая ночь, когда Челищев начал печатать письмо на имя
Генерального прокурора России. Она вышло не очень длинным:
   "Уважаемый товарищ Прокурор! Продолжая неравную борьбу с мафиозными
структурами, парализовавшими жизнь нашего города, довожу до Вашего
сведения, что в результате расследования, проведенного мной по причине
непримиримости к вышеуказанным структурам, мне удалось добыть материалы,
представляющие интерес для изобличения главарей этих структур и их
пособников в противоправных деяниях. Указанные материалы вы можете
получить в 354-м отделении связи Выборгского района города Петербурга в
а/я № 27.
   По понятным причинам свои данные пока не сообщаю.
   Полковник милиции в отставке Р.
   Р.S. После того, как достоверно станет известно, что по собранным мною
материалам проводится добросовестная проверка, обязуюсь сообщить свои
полные данные".
   Рано утром Сергея разбудил телефонный звонок.
   - Простите, это почта? - поинтересовался в трубке знакомый голос.
   - Нет! - рявкнул Челищев.- Это квартира! Вы бы еще в два часа ночи
позвонили!
   Звонок был от приехавшего в город Федосеича. Ответ Сергея означал, что
они могут встретиться через два часа в месте, которое было заранее
оговорено со Званцевым: в сквере у Михайловского замка.
   Федосеич отнесся к своим обязанностям весьма добросовестно - надел
широкополую шляпу, темные очки и постоянно озирался, проверяя, нет ли
слежки. Словом, он сделал все, чтобы стать похожим на шпиона из старых
фильмов. Сергей опустился на лавочку рядом со стариком и незаметно вынул
из кармана пакетик с фотографиями. Глядя в сторону, Челищев негромко
спросил:
   - Как Олег?
   - Вернулся,- Федосеич уже забрал фотографии и начал подниматься,
нарочито кряхтя.- Все в порядке, Андрюша - вылитый он. Завтра в это же
время.
   Старик удалился, старательно шаркая, а Сергей покурил еще немного,
греясь на солнце. Потом Челищев поехал в Озерки, где в 354-м отделении
связи, располагавшемся прямо в торговом центре, "курируемом" группировкой
Адвоката, оставил в абонентном ящике предназначенный для Генеральной
прокуратуры пакет. Письмо для Генерального прокурора он опустил в почтовый
ящик лишь на следующий день, после того как Федосеич передал ему паспорта,
изготовленные для Выдриных и Ворониной. Документы на себя, Олега, Катю с
сыном и Челищева старик забрал в Лугу.
   - Когда ждать? - спросил он на прощание.
   - Должны быть четырнадцатого. Если задержимся - значит, что-то
случилось, уходите сразу...
   13 июня, накануне освобождения Кати "на подписку о невыезде", Сергей
доделывал все оставшиеся в городе дела. Сначала - отдал документы и деньги
Сашке Выдрину.
   - Саша, спасибо тебе за все,- сказал ему Челищев на прощание.- Прости,
что не хватило сил все-таки оттолкнуть тебя тогда, на овощебазе. Ты -
нормальный парень, Сашка, забирай мать и вали из города. Особо ты нигде не
мелькал, искать тебя, может, и не будут, но годик поживите где-нибудь
подальше от Питера. И не лезь больше в бандиты. Тех денег, что я тебе
оставлю, должно хватить на какое-то время. Может быть, потом что-то в
стране изменится...
   Выдрин молча взял документы и, помявшись, спросил:
   - Сколько у нас есть времени на сборы?
   - Не знаю,- ответил Челищев.- Лучше, если ты будешь считать, что у тебя
этого времени нет совсем. Да, вот что я тебя хотел попросить - дай мне
телефоны Андрюхи Обнорского.
   Выдрин продиктовал ему номер рабочего телефона Андрея, которого в
городе знали больше как Серегина, потом вдруг взглянул на Челищева как-то
по-детски и спросил:
   - Но... может быть, мы еще встретимся?
   - Не знаю,- ответил Сергей.- Береги себя, Сашка...
   Воронину он вызвонил к Медному всаднику в обеденный перерыв. Разговор
их был совсем коротким.
   - Юля,- сказал Сергей, передавая ей толстый конверт.- Так случилось,
что из-за тебя, ну, будем точнее - в том числе из-за тебя мне пришлось
испытать много горя и боли. Я не хочу платить тебе тем же. Скоро в городе
может начаться большой шухер. Если ты к тому времени не исчезнешь - тебя,
скорее всего, уничтожат. Я не путаю тебя и не давлю - поступай как хочешь.
Здесь - документы и деньги, которые могут помочь тебе начать новую жизнь.
Это все, что я хотел тебе сказать.
   Сказать, что слова Челищева ошеломили Юлю,- это все равно что не
сказать ничего. Она долго не могла вымолвить ни слова, а потом спросила:
   - А как же... квартира?
   - Бросай,- посоветовал Челищев.- Бросай и беги туда, где тебя не смогут
вычислить. Я думаю, максимальный лимит времени, который у тебя есть,- это
три дня. Да, запомни - если ты здесь, в Питере, хоть кому-то скажешь о
том, куда ты уехала,- можешь считать себя покойницей. Ну, все. Прощай.
   Он повернулся и ушел, оставив плачущую Воронину на лавочке. Две
старушки укоризненно покачали головами вслед Челищеву - они решили, что
парень только что на их глазах бросил девушку, на которой обещал
жениться...
   Из телефона-автомата Сергей позвонил в редакцию Андрею Серегину.
   Сергею повезло - журналист был на месте.
   - Вы меня не знаете,- начал Сергей.- Я читал ваши статьи. До недавнего
времени я работал в правоохранительных органах и, как мне кажется, мог бы
сообщить вам кое-какую интересную фактуру...
   Серегин согласился на встречу сразу, не ломаясь. Они договорились, что
через полчаса Андрей выйдет к скверику на "ватрушке" (так коренные питерцы
называют площадь Ломоносова).
   Челищев приехал к месту минут за пять до назначенного времени и успел
докурить сигарету почти до конца, когда заметил спешащего от "Лениздата"
   Андрея. Обнорский сильно изменился за те годы, что они не виделись: в
черных волосах журналиста проклюнулась седина, плечи стали шире, на лице
появилось много преждевременных морщин.
   - Здорово, Андрюха,- поднялся со скамейки Челищев.- Это я тебе звонил.
   - Челищев? - Обнорский хорошо владел собой: если он и удивился встрече,
то, по крайней мере, вида не подал.- Не ожидал... Что ты хочешь? - Он не
спешил протягивать Сергею руку.- Я слышал о тебе. Как ты догадываешься,
это была не самая лестная для тебя информация.
   Челищев кивнул:
   - Давай присядем, надолго я тебя не задержу...
   Они проговорили почти час, точнее, говорил только Сергей, а Обнорский
его внимательно слушал. Затем Челищев достал пакет из плотной коричневой
бумаги (расширенную копию досье, предназначенного Генпрокуратуре) и
протянул его журналисту:
   - ...Вот и все. Более подробно все изложено здесь. Ты взрослый человек
и, вроде, неплохой журналист. Позволь только высказать тебе одно
замечание...
   Ты в своих статьях все-таки пытаешься подогнать всех под одну
универсальную схему, а ее нет, потому что все структуры оргпреступности
состоят из людей, а у каждого - своя судьба. Ладно, это все лирика,
Андрей, помни одно: то, что ты держишь в руках,- это бомба. В том плане,
что эта информация легко может убить того, кто стал ее носителем. Ну, да я
думаю, ты и сам разберешься...
   Сергей встал со скамейки и собрался было уходить, но Андрей удержал
его, и они проговорили еще около часа, а на прощание обнялись, как в
старые добрые времена...
   Вот и настал день Катиного освобождения. Челищев подъехал к "Крестам" в
десять утра, припарковал свой "джип" напротив КПП и начал ждать...
Метроном в его груди совсем взбесился и уже не щелкал, а непрерывно
стрекотал...
   Было жарко, над "Крестами" дрожало марево, в котором вязли голоса
заключенных, выкрикивавших имена тех, кто пришел их проведать на
Арсенальную набережную. Сергей ждал, боясь моргнуть лишний раз, чтобы не
пропустить появление Катерины. И все же она появилась неожиданно - вышла
из проходной незнакомой отяжелевшей походкой и беспомощно огляделась.
   - Катя! - крик застрял у Челищева в горле, и он, не помня себя,
выпрыгнул из машины.
   Катерина обернулась к нему, прижала руку ко рту, ее ноги подломились, и
Сергей едва успел подхватить ее. Она обмякла на мгновение в его руках, но
потом вырвалась с непонятно откуда взявшейся силой.
   - Нет! Не трогай! - Катя взглянула прямо ему в глаза и спросила: - Я
слышала, что Олег... Это правда?
   Челищев успокаивающе улыбнулся и ответил шепотом:
   - Мне нужно много разной правды тебе рассказать, но здесь для этого не
самое удобное место. Поедем...
   - Куда? - спросила Катя, и у Челищева в который уже раз за эти
мгновения снова оборвалось сердце. Он никогда не видел Катерину такой
беззащитной и слабой. И такой чужой.
   - Поедем в наш скверик. Там поговорим, а потом ты сама примешь решение.
Не бойся, я ни к чему тебя принуждать не буду. Поехали.
   ...В Румянцевском садике на Университетской набережной они нашли пустую
скамейку и сели. Сергей немедленно полез за сигаретами, но вдруг
спохватился, покосившись на Катин живот:
   - С тобой теперь, наверное, курить рядом нельзя... Это правда?
   Катерина упрямо сжала губы и тряхнула головой:
   - Пусть тебя это не волнует. Можешь курить...
   Сергей зажмурился, а потом счастливо улыбнулся:
   - Значит, правда...
   Катя наклонила голову и резко сказала:
   - Если это - единственное, о чем ты хотел поговорить, то можем считать,
что разговор окончен! - Она сделала попытку встать, но Сергей удержал ее:
   - Начнем с того, что Олег жив. И я надеюсь, что ты сегодня его увидишь
- вместе с вашим сыном. А теперь слушай меня и не перебивай...
   Через полчаса после начала рассказа Катя не выдержала, заплакала и
уткнулась лицом Сергею в грудь. Челищев осторожно обнял ее и начал
целовать мокрое от слез лицо, с горечью и болью разглядывая морщинки,
которых три месяца назад не было...
   Когда Катерина успокоилась, Сергей смог продолжать, но разговор шел уже
совсем в другой интонации, потому что постоянно прерывался поцелуями и
всхлипами...
   - Вот такие пироги. Времени у нас мало, так что - быстро едем к тебе,
бери самое необходимое и - к Федосеичу. Документы и билеты уже там.
   Катя одернула на себе платье и вдруг заявила;
   - Опять вы за меня все решили... А еще говорил: "Сама решение примешь,
давить не буду..."
   Челищев аж подскочил на лавочке:
   - Да как ты не понимаешь?! У нас же выхода другого нет, сейчас не время
амбициями мериться, я же тебе все русским языком объяснил, Катя!
   Катерина снисходительно улыбнулась и покачала головой:
   - Все в тебе хорошо, Сереженька мой, вот только иногда ты полностью
теряешь чувство юмора... Конечно, едем. Ну, чего ты замер? То кричал, что
времени нет, а теперь сидишь, как на именинах...
   - Ну и время же ты выбрала для шуточек,- только и смог сказать Сергей,
вставая и подавая Кате руку. Она тоже встала и легко поцеловала Челищева в
губы:
   - Это еще не самая неприятная черта моего характера. Я думаю, тебе в
этом скоро придется убедиться. Я из тебя за свои "тюремные университеты"
еще все жилы повытягиваю, Сереженька...
   Челищев облегченно засмеялся. Раз Катерина могла шутить и иронизировать
- значит, силы у нее пока еще есть.
   Они заехали в Катину квартиру на Петроградской стороне. Катя приняла
душ и переоделась, потом собрала кое-какие вещи в большую сумку и наскоро
прибрала.
   - Присядем на дорожку?
   Сергей кивнул, они опустились на диванчик в прихожей и замолчали,
прощаясь с домом. Кате вдруг вспомнилось, как пять лет назад ее увозил из
московской квартиры Олег. Она запрокинула голову назад, пытаясь остановить
слезы, но все-таки не выдержала и заплакала. Челищев обнял ее и осторожно
поднял с дивана:
   - Пора, родная моя...
   К оставленному у подъезда "джипу" они подходить не стали. Сергей вывел
Катю через три проходных двора к "Ниве", купленной два дня назад по
доверенности специально для отъезда в Лугу. Машина была заправлена "по
горлышко", проверена и укомплектована.
   - Ну, с Богом,- сказал Сергей, и "Нива" тронулась. Они ехали по городу
молча, смотрели на спешащих по своим делам людей и прощались с Питером,
понимая, что вернуться им доведется еще очень нескоро, если вообще
когда-нибудь доведется. Катя снова заплакала, да и у Сергея вдруг защипало
в глазах и заныло в груди...
   По дороге Катю несколько раз тошнило, и Челищеву приходилось
останавливать машину, чтобы она могла отдышаться.
   До хуторка Егора Федосеевича они добрались только под вечер. Когда Катя
увидела вышедшего встречать Олега, у нее подкосились ноги, и она упала на
колени:
   - Олег... Олежка... Я... прости...
   Олег молчал. Из дома выбежал мальчик в футболке и новеньких джинсах и
прижался щекой к ноге Олега.
   - Папа Олег, а что это за тетя, почему она плачет? - спросил мальчик,
выговаривая слова с характерным южнорусским акцентом. Он был удивительно
похож на Олега - такой же зеленоглазый и светловолосый, с крупным упрямым
подбородком.
   - Это не тетя, сынок,- ответил Олег и тяжело вздохнул.- Это твоя мама.
   И вот тут Катерина сломалась окончательно: она закрыла лицо руками и
зарыдала по-бабьи, в голос.
   К ужину все более или менее успокоились и сели обсуждать последние
детали отхода. В привезенных Федосеичем загранпаспортах у каждого стояли
три открытые на два месяцы визы - в Финляндию, Турцию и Австралию. Уходить
было решено каждому своим маршрутом - Катя с сыном должны были улететь
через Киев, куда ее брался доставить Федосеич (у старика там жили друзья,
и он рассчитывал сам отсидеться у них некоторое время). Челищев уходил из
Москвы через Финляндию, а у Олега был билет на чартерный рейс из Питера -
поскольку он числился в покойниках, его вряд ли бы вообще стали искать.
   Встретиться договорились в Стамбуле, где Катя и Олег были несколько раз
по делам. Местом встречи был выбран ресторанчик "Джанна" в европейской
части Стамбула на берегу Босфора. Время встречи - каждый четный день
недели с шести до семи вечера. Первой уехать должна была Катя с сыном - ее
самолет из Киева улетал через два дня...
   - А дальше что? - спросила Катерина, избегая встречаться глазами с
Олегом.
   - Дальше видно будет, ответил он.- С деньгами нигде не пропадешь, а
"бабки"
   у нас есть... Хватит и на жилье, и на новые документы. Ты же знаешь, у
меня в Стамбуле кое-какие завязки имеются...
   Катерина кивнула, подумала и вдруг неожиданно сказала:
   - Денег у нас даже больше, чем вы думаете...
   Сергей с Олегом удивленно переглянулись и уставились на Катю.
   - Что ты имеешь в виду? - одновременно спросили оба.
   Катя вздохнула и рассказала им о счете в швейцарском банке, который
оставил ей после смерти Вадим Гончаров.
   После ее рассказа все долго молчали.
   - Да,- наконец сказал Олег, прищурившись.- Выходит, тогда, в
восемьдесят восьмом, ребятишки Гургена знали, чего хотели от тебя...
   Катя виновато опустила голову, а Олег продолжил, усмехаясь:
   - Мне кажется, что если тебя потрясти хорошенько, то ты, Катька, можешь
еще очень много интересного и нового нам с Серегой рассказать... Ну, да
ладно.
   Время для разговоров еще будет. Давайте спать укладываться. Мы с
Федосеичем и Андрюшкой отъедем в лес: малой в палатке никогда не жил,
просился очень... А вы тут устраивайтесь. Мы недалеко будем - километрах в
трех, Серега нас проводит...
   - Олег! - рванулась было к мужу Катя, но Званцев остановил ее.
   - Потом, Катя, потом... Будет время - во всем разберемся.- Он вышел из
дома, сгорбившись под невидимой ношей...
   Паспорта, билеты и деньги с самого начала было решено разобрать и на
всякий случай постоянно держать при себе. Олег оставил Сергею автомат с
двумя рожками - часть перевезенного к Федосеичу "арсенала".
   - Ну, счастливо оставаться в душной хате,- бодрым голосом сказал Олег,
усаживаясь в седло мотоцикла за Федосеичем. Сына он усадил в коляску.- А
мы уж лучше на воздухе.
   Сергей кивнул и ничего не ответил. Он понимал, что Олегу неимоверно
тяжело было бы находиться под одной крышей с женщиной, которую он когда-то
очень любил... Да, наверное, и сейчас еще любит...
   Ночь была теплой и светлой, может быть, это была самая счастливая ночь
в жизни Сергея и Катерины. Они говорили взахлеб и не могли наговориться.
   Челищев поминутно гладил уже округлившийся Катин живот и осторожно
целовал его сухими губами, а Катерина тихо стонала, то ли смеясь, то ли
плача...
   Она заснула лишь под утро и во сне продолжала тихонечко всхлипывать и
постанывать. Сергей осторожно, боясь потревожить ее сон, встал с кровати и
на цыпочках вышел покурить на веранду. Он вдруг ощутил, что метроном,
стучавший все эти дни у него внутри, смолк, но облегчение почему-то не
наступало, напротив, холодная и безжалостная тоска разлилась в его груди...
   Челищев по-звериному напрягся и прислушался. В тихой и светлой июньской
ночи звуки разносились на много километров вперед, и Сергей услышал, как
где-то еще далеко запели злыми комариными голосами моторы приближающихся
автомобилей...
   * * *
   Случилось то, чего предугадать, наверное, не мог никто. Посланное
Челищевым в Генеральную прокуратуру письмо дошло на удивление быстро -
всего за пару дней. В канцелярии прокуратуры его расписали референту
первого зама Генерального. Референт бегло просмотрел анонимку и не особо
заинтересовался - письма без подписей приходили в Генпрокуратуру тысячами.
Референт принял решение переслать письмо в питерское ОРБ, что и было
исполнено с резолюцией первого заместителя: "Направляю для проверки и
возможного использования в служебной деятельности". В Петербург это письмо
пришло утренней спецпочтой 14 июня, то есть в тот самый день, когда
Катерина выходила из "Крестов".
   Конверт лег на стол первого заместителя начальника ОРБ, подполковника
милиции Геннадия Петровича Ващанова, Геннадий Петрович, прочитав анонимку,
не поленился лично съездить в 354-е отделение связи и забрал из
абонентского ящика № 27 большой пакет в плотной коричневой бумаге. Когда
Геннадий Петрович прочитал первые страницы досье, его прошиб пот. Ващанов
вернулся к себе в кабинет, внимательно прочитал все отпечатанные на
машинке листы и прослушал все три приложенные микрокассеты. Геннадий
Петрович долго размышлял, потом уложил бумаги и кассеты обратно в конверт,
спрятал его к себе в портфель и вышел из "Большого дома". На улице
Некрасова у Кукольного театра Ващанов нашел исправный телефон-автомат и
начал вращать диск чуть подрагивающим указательным пальцем. Комбинация
набираемых им цифр сложилась в "экстренный" номер Антибиотика...
   Виктор Палыч встретился с Ващановым через полчаса в одном из кабинетов
ЗАГСа Куйбышевского района. Чтение содержимого коричневого конверта заняло
у Антибиотика минут сорок - когда надо было, старик умел все делать очень
быстро. Перевернув последнюю страницу досье, он медленно поднял голову и
глянул в лицо Ващанова:
   - Спасибо тебе. Гена. Я не забуду. Ты иди пока... Можешь считать, что
жизнь свою ты уже обеспечил до глубокой старости.
   Геннадию Петровичу очень не понравилось выражение глаз Антибиотика, и
он, кивнув, торопливо выскочил из кабинета. Старик остался один. Несколько
минут он сидел молча, раскачиваясь на стуле и улыбаясь страшной, совсем уж
нечеловеческой сейчас улыбочкой...
   - Ах, сучонок,- шептал Виктор Палыч.- Ах ты, сучонок...
   Антибиотика не раз била жизнь, и он умел держать ее удары. Ему
понадобилось совсем мало времени, чтобы прийти в себя и принять решение.
Выскочив из кабинета, он спокойно и деловито отдал распоряжение Васе:
   - Езжай за Черепом и людей подтяни к Смоленке. Я пока съезжу Вальтера
навещу... Да, Валдая найди... И быстро, Васенька, быстро, у нас сегодня
день будет интересным.
   Николай Трофимович Богомолов визита Антибиотика совсем не ждал и
растерялся, когда в его кабинет вошел Виктор Палыч.
   - Ну что, Трофимыч, как живешь? - спросил Антибиотик и ощерился.
Вальтеру была знакома эта улыбочка, обычно она не предвещала ничего
хорошего.- Пойдем-ка, Коля, сходим на могилку к Олежке Званцеву. Я ведь с
ним так и не попрощался... Ты людей с собой прихвати, у меня нужда
возникла на покойничка взглянуть...
   Подручные Вальтера мигом раскопали могилу умершей в возрасте
восьмидесяти четырех лет Марии Николаевны Новоселовой и, не церемонясь,
выволокли гроб из ямы. Еще несколько ударов лопат, и на дне могилы
забелела скатерть. Она была пуста. Вальтер перекрестился, схватил лопату и
сам спрыгнул в могилу.
   Все его усилия были тщетны. Труп Званцева исчез.
   Антибиотик тихо засмеялся:
   - Стареешь, стареешь ты, Трофимыч... Живого от мертвого отличить не
можешь.
   Менять тебя пора, Коля...
   Виктор Палыч повернулся и направился к выходу с кладбища, куда уже
начали съезжаться машины Черепа и его людей.
   Оставшийся у разрытой могилы Вальтер вдруг разразился длиннющей
матерной тирадой, пинком сбросил гроб со старушкой обратно в яму, потом
перекрестился и, велев своим помощникам привести все срочно в порядок,
бросился догонять Антибиотика.
   После короткого совещания было решено направить людей на квартиры
Челищева и Званцева. Они, естественно, вернулись ни с чем, да никто,
собственно, и не ожидал там никого застать. На всякий случай во дворах
оставили немногочисленные засады. Тем временем Виктор Палыч лихорадочно
просчитывал сложившуюся ситуацию. Перечитав еще раз досье и прослушав
кассеты, Антибиотик навел Черепа с людьми на квартиру Юлии Ворониной.
   Юля была дома, и не одна. Вечером она должна была уехать на поезде к
подружке в Волгоград, а вещи ей помогал собирать Саша Выдрин... Не зря
Челищева еще долго после разыгранной комбинации с барменом Юрой из "Форта"
   мучило ощущение, что где-то он допустил очень серьезный просчет... Юля
и Саша понравились друг другу и начали втайне от своего патрона
встречаться... Предугадать такое разбитие событий Сергей не смог...
   Череп вывез Воронину и Выдрина в арендуемый его людьми стрелковый тир и
там лично занялся молодыми людьми. Юля очень быстро рассказала все, что
знала, и с ней начали забавляться "отморозки" Черепа. Когда им надоело ее
насиловать, они заколотили ей между ног бутылку из-под водки и перерезали
горло.
   Выдрин держался дольше. Он удивил даже Черепа, про которого
рассказывали, что он вообще никогда ничему не удивлялся и ничего не
боялся. (Никто не знал, где и когда нашел Антибиотик этого человека.
Поговаривали, что когда-то он был офицером то ли ГРУ, то ли КГБ...
Возможно, это были просто легенды и слухи, потому что никто, кроме Виктора
Палыча, не знал ни настоящего имени Черепа, ни его прошлой жизни.
"Начальника контрразведки"
   Антибиотика слишком боялись, чтобы интересоваться фактами его
прошлого.) Но к десяти часам вечера накачанный наркотиками кусок мяса,
которого звали когда-то Сашей Выдриным, все же заговорил. Он не рассказал
ничего интересного, кроме информации о поездке Челищева под Лугу в мае, за
которую Череп тут же ухватился. Лично пристрелив Сашка (видимо, из
уважения к тому, как он держался), Череп поехал к Антибиотику и высказал
свое мнение, что Челищева, Катерину и Олега надо искать на хуторке под
Лугой. Виктор Палыч принял решение. Он велел Черепу взять для усиления
Валдая с его людьми и найти беглецов.
   - Найдите их, ребятки, и вы доставите старику самую большую радость за
эти годы...
   Карательная экспедиция из восьми машин убыла в Лугу немедленно, а
Виктор Палыч еще долго сидел в кабинете у Вальтера, не обращая никакого
внимания на хозяина, смотрел в окно, о чем-то думал и время от времени
приговаривал с усмешкой:
   - Ах вы, сучата...
   * * *
   Дом Федосеича стоял в стороне от основной трассы, на небольшом пригорке.
   Метрах в трехстах от дома начинался лес, куда уходила вполне сносная
грунтовка - именно по ней уехали на ночевку Федосеич и Званцев с сыном.
   Когда Сергей увидел остановившиеся на трассе восемь иномарок, он все
понял и бросился будить Катерину. Катя спросонок ничего не понимала, и
Челищеву пришлось плеснуть ей в лицо холодной воды:
   - Катенок, родная, быстрее, быстрей! Одевайся и беги в машину -
документы и деньги с тобой?
   - Да,- машинально кивнула еще не пришедшая в себя Катерина.- А что
случилось?
   Сергей подхватил ее сумку и начал подталкивать Катю к выходу,
лихорадочно шепча:
   - Быстрее, быстрее! Я не знаю как, но они нас высчитали! Видишь, машины
на трассе стоят? Это за нами! Я их задержу тут, а ты рви в лес к Олегу, и
уходите все - Федосеич в лесу все тропки знает, он выведет... Быстрее же,
родная моя!
   До Кати наконец дошло, она замотала головой и остановилась:
   - Нет! Я с тобой!
   Челищев силой выволок ее во двор и потащил к машине:
   - Езжай! Их надо предупредить, иначе все тут ляжем! Ну пойми ты, мне
без тебя легче уйти будет, я их немного подержу - ив лес. Прорвемся,
Катенька!
   Ты, главное, детей береги, потом в Стамбуле встретимся!
   Катерина мотала головой и цеплялась за Сергея. Челищев выругался и дал
ей почещину:
   - Езжай в лес, дура! Всех нас погубишь! Катя охнула, пришла в себя и
села на водительское сиденье "Нивы".
   - Сереженька! Я люблю тебя!
   - И я очень, очень люблю тебя, ненаглядная...
   Катерина запустила мотор и без прогрева, на подсосе, рванула в лес, а
Челищев с автоматом лег у стены дома...
   Когда машины Валдая и Черепа остановились напротив дома Федосеича, они
решили послать одного человека на разведку, потому что у них не было
полной уверенности, что это именно тот дом, который они искали.
   Посланный на разведку двадцатилетний пацан по кличке Тыря увидел, как
завелась и поехала в лес не зажигавшая габаритных огней и фар "Нива", и
вскинул было автомат, чтобы остановить ее, но выстрелить не успел - Сергей
короткой очередью прострелил ему грудь и живот. Челищев метнулся к
упавшему Тыре и сдернул с него автомат, но тут с трассы открыли ураганный
огонь, и, прежде чем Сергей успел укрыться за домом, одна из пуль ударила
ему под колено, в правую ногу. Челищев упал и чуть не закричал от боли, но
пересилил себя и пополз в сторону от дома, ближе к лесу, туда, откуда
открывался хороший сектор обстрела. Два "джипа" один за другим начали
осторожно спускаться с трассы к дому, но Челищев, обернувшись, длинной
очередью разворотил капот передней машины, видимо, повредив двигатель,
потому что "джип" остановился как вкопанный. Не очень ясно видимые в
утреннем тумане фигуры братков начали выпрыгивать из машины и
разворачиваться в некое подобие цепи...
   * * *
   Катя, рыдая, гнала машину по утреннему лесу и обязательно проехала бы
мимо места, где Федосеич разбил палатку, если бы ей навстречу на дорогу не
выскочил Олег с автоматом в руках: Званцева разбудили звуки автоматных
очередей. Катя остановила машину и буквально выпала из нее на руки Олегу:
   - Там... Там... Сережа,- еле смогла выговорить она сквозь плач.
   - Понял, понял, не бойся, маленькая, выкрутимся, сколько их, сколько?!
   Олег несколько раз встряхнул Катерину, но она продолжала рыдать:
   - Не знаю, не знаю, много...
   Званцев метнулся в лес, через мгновение вынес оттуда сына и буквально
забросил его на заднее сиденье машины. За Олегом на проселок выскочил
Федосеич, выкативший свой мотоцикл. Олег заставил Катерину сесть на
пассажирское место в машине и обернулся к старику:
   - Федосеич, увози их быстро по той схеме, как с самого начала
договаривались, а я Серегу подхвачу.
   - Нет! - закричала Катя и попыталась выскочить из "Нивы", но Званцев
уже прыгнул в седло мотоцикла и завел его.
   - Береги детей, все будет хорошо, жди нас, как договаривались, Катька!..
   Он хотел добавить еще что-то, но не успел, последние его слова были
заглушены ревом мотоцикла, который понес Олега к хуторку, где не
переставая трещали автоматные очереди...
   * * *
   Челищев медленно отползал к лесу, оставляя за собой густой кровавый
след. У него остался последний рожок с патронами, и Сергей равнодушно
подумал, что ему уже не уйти. Странно, но ему почему-то не было страшно,
сначала только мучило чувство обиды, но потом и оно ушло. Сергей устроился
поудобнее и дал несколько очередей по бандитам, приближавшимся короткими
перебежками.
   Челищев не заметил, как в дом Федосеича заскочил Валдай, который,
быстро сориентировавшись, полез на чердак. Оттуда Челищев был виден как на
ладони.
   Валдай тщательно прицелился и выпустил из своего автомата длинную
очередь.
   В угасавшем сознании Челищева крутился какой-то очень важный вопрос, и
в тот момент, когда пули Валдая пробили его тело, Сергей застонал не от
боли, а от того, что так и не нашел на этот вопрос ответа...
   (...И привиделся ему давний кошмар - "волчья яма" на кладбище и он сам,
отчаянно взмахивающий руками на краю.
   ...Сейчас, сейчас Олег толкнет его в спину, отбросит от края...
Сейчас...
   Олежа...
   На этот раз никто его не спас. Сергей упал спиной в черную пустоту, и
железные прутья арматуры пробили его насквозь. Боль сверкнула
оранжево-красным сполохом, но через мгновение ее сменила равнодушая серая
мгла.)
   Он уже не слышал рев выскочившего из леса мотоцикла Званцева.
   Спрыгнув на землю, Олег сразу увидел неподвижно лежащего в мокрой траве
Челищева и бросился к нему, стреляя на бегу из автомата. Поднявшиеся было
после того, как замолчал АКМ [АКМ - автомат Калашникова модернизированный]
Сергея, братки снова попадали на землю. Кто-то из молодых узнал Званцева и
в ужасе закричал, приняв Олега за ожившего покойника. (То, что Белого
Адвоката не нашли в могиле, до рядовых "быков" никто, естественно,
доводить не стал.)
   Пользуясь минутным замешательством братвы, Званцев подхватил Челищева
на руки и, пугаясь неживой тяжести друга, побежал обратно к мотоциклу. Он
почти уже добежал до него, когда с чердака дома ему в спину ударила
короткая очередь. Званцев споткнулся, выронил из ослабевших рук Сергея и
упал на колени. Непослушными руками он начал шарить болтавшийся сбоку
автомат, но еще одна очередь толкнула его вперед, швырнула лицом прямо в
грудь разметавшегося на траве Челищева...
   Выстрелы смолкли. Бандиты, отряхиваясь, поднимались с земли и,
матерясь, подходили к двум неподвижным телам, замершим у самой кромки
леса. Челищев лежал на спине, глядя остановившимися глазами в небо, а
Званцев, будто пытаясь обнять друга, уткнул свое лицо ему под мышку. Ветер
легко шевелил их волосы: совершенно седые - Сергея и светло-русые -
Олега...
   Из стоявшего на шоссе "джипа" не спеша вылез Череп. Подойдя к притихшим
браткам, он окинул их холодным презрительным взглядом и усмехнулся. А
потом напуганную закончившимся боем тишину июньского утра разорвали два
"контрольных" выстрела...
   Эпилог
   Хамид, официант ресторана "Джанна", расположенного на европейском
берегу Босфора, увидев знакомую фигуру русской, повадившейся ходить к ним
почти каждый день, обрадовался. Она всегда заказывала одно и то же -
бутылку "Столичной" и три стакана, сидела ровно час, потом начинала
плакать и уходила, не притронувшись к водке. Нетронутый напиток Хамид
забирал себе.
   Обычно странная посетительница приходила одна, но в прошлый раз привела
с собой ребенка, видимо, сына - симпатичного светловолосого паренька, для
которого заказала мороженое.
   - Смотри, "твоя" пришла,- толкнул Хамида в бок его напарник и приятель
Мансур. Мансур тоже обрадовался этой русской, потому что оплаченную ею
водку они с Хамидом распивали после закрытия ресторана вместе.
   На этот раз русская была без ребенка. Она сделала свой обычный заказ и
сидела, глядя в море, не обращая никакого внимания на взгляды, которые
бросали на нее посетители.
   Хамид принес ей бутылку водки и три стакана, аккуратно расставил все на
столике и отошел к стоявшему у стойки Мансуру.
   - Красивая баба,- сказал Мансур.- Я бы ее трахнул. А ты?
   Хамид слыл рассудительным человеком и никогда не отвечал, не подумав.
   - Она красивая, но сумасшедшая,- сказал он наконец.- Скоро опять
плакать будет. Русская, да еще и сумасшедшая - нет, я не стал бы ее
трахать.
   - По-моему, она еще и беременная,- задумчиво сказал Мансур.
   - Тем более,- оживился Хамид.- Разве стала бы нормальная беременная
женщина ходить по ресторанам и заказывать водку? Даже если она и русская?
Я тебе говорю - она самая настоящая сумасшедшая.
   Мансур кивнул и прищелкнул языком:
   - А я бы все-таки ее трахнул. Она очень красивая...
   Между тем странная русская действительно начала плакать. Она не рыдала
в голос и не всхлипывала, нет - она вела себя прилично и сидела за
столиком очень спокойно. Только из глаз ее текли слезы, искрясь в мягких
лучах заката. Русская сидела неподвижно и слез не вытирала - скатываясь с
ее подбородка, прозрачные капли падали на стол и на дно стоявшего перед
ней пустого стакана...
   * * *
   В империи Антибиотика все постепенно нормализовалось, и жизнь пошла
своим чередом. Виктор Палыч перестал скрываться и начал выходить в свет -
он посещал все крупные презентации, выставки и другие официальные тусовки.
   Несколько раз Антибиотика даже показывали по телевизору. Виктор Палыч
казался весьма довольным жизнью. В бандитских кругах Питера на все
разговоры о какой-то странной разборке, случившейся в середине июня под
Лугой, было наложено негласное вето.
   Настроение Антибиотику время от времени, правда, портил неуемный Никита
Кудасов, продолжавший ютиться вместе со своим отделом в сорокаметровом
кабинете. В начале осени 1993 года этот Кудасов "упаковал" в тюрьму
Ильдара и Муху, но досрочно получивший полковничье звание Гена Ващанов
пообещал Виктору Палычу детально разобраться с этой проблемой. Вскоре
прокуратура Петербурга начала служебную проверку в отношении начальника
пятнадцатого отдела...
   Имелось, правда, одно обстоятельство, о котором Антибиотик не знал: у
журналиста Серегина в надежном месте было спрятано любопытное досье,
которое передал ему незадолго до своей гибели Сергей Челищев. Но это уже
совсем другая история...


   Октябрь 1995 года

   Петербург - Стокгольм - Москва - Париж - Ставангер - Форт-Уэйн - Чикаго
- Индианаполис - Маастрихт - Симферополь - Пярну - Мурманск