Кунц Дин / книги / Тик-так

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 6141
Автор: Кунц Дин
Наименование: Тик-так


Дин КУНЦ


                                  ТИК-ТАК


  ONLINE БИБЛИОТЕКА

  http://www.bestlibrary.ru


  Анонс

  Размеренное благополучие молодого американца Томми Фана, еще в
детстве приехавшего в США из Вьетнама, внезапно взрывается вторгнувшимся в
его жизнь жутким кошмаром. Случайно подобранная им на пороге собственного
дома обыкновенная тряпичная кукла превращается в жуткую тварь,
преследующую его с дьявольской изобретательностью и жестокостью. Хватит ли
сил разорвать тесные кольца страха? Не станет ли приближающийся рассвет
последним в его жизни? Тик-так - отсчитывают время часы, неумолимо
приближая роковую развязку.

  Герде с обещанием песка, серфинга и нашего собственного Скути

  Увидеть то, что никогда не видел,
Стать тем, кем не был никогда,
Подобно куколке, что мотыльком взлетает,
Отринуть твердь, чтоб с ветром обниматься...
  Родиться вновь для новой странной жизни.
  То лишь мечта, иль вправду так бывает?
  Возможно ль будущего лик манящий,
Узреть из жизни нашей настоящей?
  И верно ль, что свободой обладаем,
Или с рожденья связаны судьбой?
  Жаль тех, кто верит в предопределенье,
Ведь без свободы в жизни нет значенья.
  Книга Печалей

  В реальном мире,
Как и в мире снов,
На всем лежит
Таинственный покров...
  Книга Печалей


                                  Глава 1


  Ветра не было и в помине, но по безоблачному ноябрьскому небу вдруг
пронеслась какая-то холодная невидимая тень. Пронеслась и исчезла, легко
коснувшись призрачным крылом новенького светло-голубого "Корвета". Томми
Фан, стоявший возле машины, как раз потянулся за ключами зажигания,
которые держал в руке продавец Джимми Шайн, когда летучая тень коснулась и
его. На мгновение Томми показалось, что он слышит хлопки больших мягких
крыльев; он поднял голову, рассчитывая увидеть в небе крупную чайку, но в
безоблачной вышине не было ни одной птицы.
  Странно, но он вдруг почувствовал легкий озноб - как будто откуда-то
издалека налетел порыв холодного ветра и забрался под рубашку, - но воздух
оставался теплым и неподвижным. Вместе с тем в его протянутую ладонь упал
как будто кусочек льда. Томми вздрогнул и отдернул руку, слишком поздно
сообразив, что это всего лишь ключи от его нового "Корвета". Машинально
опустив взгляд, он увидел, как ключи упали на асфальт.
  - Прошу прощения, - сказал он, нагибаясь.
  - Ничего, я подниму, - откликнулся Джимми Шайн.
  Томми недоуменно нахмурился и, подняв голову, снова посмотрел вверх.
Небо было безупречно чистым. Ни облаков, ни птиц - ничего.
  На всякий случай он оглядел деревья на улице. Это были финиковые
пальмы с широкими раскидистыми листьями, в которых не могла бы укрыться ни
одна птица. Не было птиц и на крыше автомагазина.
  - Отличная штука... - сказал Шайн. Томми растерянно посмотрел на него.
  - Что?
  Шайн снова протягивал ему ключи. Внешне Шайн напоминал мальчика из
церковного хора - пухленького, светловолосого, с невинной румяной
мордашкой, но теперь, когда он подмигнул Томми, его лицо необъяснимо и
неприятно изменилось. Должно быть, он хотел просто пошутить, но в его
чертах неожиданно проглянула и тщательно скрываемая развращенность.
  - Первый "Корвет" - это все равно что первый раз с женщиной, -
пояснил Шайн.
  Томми продолжал слегка вздрагивать, словно от холода, хотя откуда
взялось это ощущение, он объяснить не мог. С опаской взяв ключи, он
стиснул их в кулаке. К его огромному облегчению, они больше не походили на
ледышки.
  Голубой "Корвет" ждал его. Он казался изящным и холодным, точно весна
в горах - весна, которая робко спускается вниз по склону, то и дело
оскальзываясь на мокрых, словно полированных, камнях.
  Общая длина - сто семьдесят восемь с половиной дюймов, колесная база
- девяносто шесть и две десятых дюйма, высота - сорок шесть и три десятых
дюйма, минимальный клиренс - четыре и две десятых дюйма. Томми знал эти
характеристики "Корвета" лучше, чем иной священник знает "Отче наш"...
Несмотря на свое вьетнамское происхождение, Томми считал себя американцем,
и Америка была его религией, шоссе было храмом, а новенький "Корвет" -
потиром, из которого он должен был вот-вот вкусить святого причастия.
  Разумеется, он никогда не был ханжой, но его слегка покоробило, когда
Джимми сравнил запредельное удовольствие от обладания такой чудесной
машиной с вульгарным сексом. "Корвет" - во всяком случае, в эти минуты -
казался ему куда более желанным, чем соблазнительные прелести самых
сексапильных голливудских красавиц. Великолепная машина - воплощенные
скорость, изящество и свобода - была для Томми стократ чище и прекраснее
любого существа женского пола.
  Томми торопливо пожал мягкую, чуть влажную руку Джима и скользнул на
водительское место. Высота от сиденья тридцать шесть с половиной дюймов и
сорок два дюйма пространства для ног, вспомнил он. Сердце его колотилось
часто и громко, странный озноб прошел. Напротив, Томми чувствовал, что
щеки его пылают от счастья.
  Достав из сумки свой сотовый телефон, он включил его в гнездо
прикуривателя. Этот "Корвет" принадлежал ему.
  Потом Томми запустил двигатель - восьмицилиндровый V-образный
двигатель из первоклассной стали с литым блоком цилиндров и алюминиевыми
головками поршней с гидравлическими подъемниками.
  - Чувствуешь себя другим человеком! - прокричал в окно Джим. - Почти
Богом!
  Томми знал, что Джимми добродушно подшучивает над ним и над всеми
остальными автомобилистами, однако в глубине души он чувствовал, что в
этих словах заключена чистая правда. Сидя за рулем "Корвета" - своей
сбывшейся детской мечты, - Томми испытывал необычайное волнение и прилив
сил, как будто и ему передалась мощность двигателя.
  Не включая передачи, он слегка нажал ногой на акселератор, и мотор
отозвался глухим, гортанным ревом.
  Объем двигателя - пять и семь десятых литра, степень сжатия - десять
с половиной к одному, вспомнил он. Триста лошадиных сил.
  Джимми Шайн выпрямился и, отступая от машины, сказал:
  - Счастливого пути.
  - Спасибо, Джим.
  С этими словами Томми Фан вырулил со двора автомагазина "Шевроле".
Впереди лежал погожий калифорнийский полдень - голубой, свежий и ясный,
словно наполненный обещанием вечной жизни.
  Никаких дел и никакой особенной цели у него не было, поэтому для
начала он свернул на запад, к Ньюпорт-Бич, чтобы попасть на шоссе
Пасифик-Коуст, идущее вдоль Тихо океанского побережья мимо залива, где
было полным-полно яхт, через Корону Дель-Map и через Ньюпорт-Коуст с его
пляжами, ласковой волной и просвеченным солнцем океаном. Радио в "Корвете"
было настроено на волну, передававшую композиции "Бич Бойз", "Эверли
Бразерс", Чака Берри и Роя Орбисона, и Томми наслаждался любимым старым
добрым роком.
  На светофоре возле Лагуна-Бич Томми нагнал классический "Корвет":
серебристый "Стингрей" 1963 года с двойным задним стеклом и обрезанным как
корма лодки задом. Его водитель - тип стареющего серфера со светлыми
волосами и вислыми моржовыми усами - с одобрением смерил взглядом сначала
новенькую машину, потом самого Томми. В ответ Томми показал ему сложенные
кольцом большой и указательный пальцы, давая понять, что "Стингрей" - тоже
машина что надо, и незнакомый водитель, улыбаясь, поднял вверх большие
пальцы обеих рук, отчего Томми почувствовал себя членом клуба для
избранных.
  В конце XX столетия нередко можно было услышать, что Большая
Американская Мечта приказала долго жить и что от Большой Калифорнийской
Мечты остался остывающий пепел, но в этот теплый летний полдень эта страна
все еще представлялась Томми Фану самой прекрасной, а солнечное побережье
все еще манило тысячью соблазнов и ослепляло невиданными перспективами.
  Странная тень и необъяснимый холодок, пробежавший по коже, были почти
забыты.

  ***

  Он миновал Лагуна-Бич, проехал Дана-Пойнт и уже в сумерках добрался
до Сан-Клементе, где наконец снова повернул на север. Томми по-прежнему не
стремился попасть в какое-то определенное место. Единственное, что ему
хотелось, это поскорее привыкнуть к большой и мощной машине. Несмотря на
свои три тысячи двести девяносто фунтов, "Корвет" прекрасно слушался руля;
сцепление с дорогой, как и у всякой спортивной машины, тоже было выше
всяких похвал. Томми специально проехал несколько миль по обсаженным
деревьями узким улочкам Сан-Клементе, пока не убедился, что радиус
поворота "Корвета" составляет ровно сорок футов, как и было написано в
спецификации.
  Вернувшись в Дана-Пойнт, он отключил радио и взялся за свой сотовый
телефон, чтобы позвонить матери в Хантингтон-Бич. Она сама взяла трубку на
втором звонке, но ответила на вьетнамском, хотя и приехала в Соединенные
Штаты двадцать два года назад, вскоре после падения Сайгона. Тогда Томми
было всего восемь. Он любил свою мать, но она подчас буквально сводила его
с ума.
  - Привет, ма.
  - Туонг?
  - Томми, мама, - напомнил он ей. Своим вьетнамским именем Томми не
пользовался вот уже несколько лет. Фан Тран Туонг вот уже полтора десятка
лет назад превратился в Томми Фана. Разумеется, он ни в малейшей степени
не хотел проявлять неуважение к своим корням, просто теперь он был
американцем в гораздо большей степени, чем вьетнамцем.
  Его мать, поняв, что ей придется уступить сыну, печально вздохнула.
Томми настоял на том, что они и разговаривать между собой должны только на
английском, языке страны пребывания, меньше чем через год после переезда в
Соединенные Штаты. Он был еще совсем маленьким мальчиком, но уже тогда ему
больше всего хотелось походить на коренного американца.
  - Твой голос как-то странно звучит, - неуверенно сказала мать Томми.
  - Это сотовый телефон.
  - Чей телефон?
  - Не чей, а какой. Со-то-вый! Я звоню тебе из автомобиля.
  - Зачем тебе телефон в автомобиле, Туонг?
  - Томми, мама! Это очень удобно. Я, например, не смог бы обойтись без
такой штуки. Представь, ма, что я...
  - Автомобильные телефоны для больших шишек.
  - Так было раньше, но не сейчас. Теперь каждый может себе позволить...
  - Я - не могу. И потом, разговаривать по телефону и вести машину
опасно.
  Томми недовольно вздохнул - и сразу же с неудовольствием подумал, что
его вздох звучит почти в точности как вздох его матери.
  - У меня еще не было ни одной аварии, мама, - сказал он с мягким
упреком.
  - Нет - так будет, - твердо сказала она. Даже ведя машину одной
рукой, Томми был вполне способен справиться с "Корветом" и на прямых
участках, и на некрутых поворотах шоссе Пасифик-Коуст. Рулевое управление
с гидравлическим усилителем, задний привод, четырехскоростная
автоматическая коробка передач с гидротрансформатором - он не ехал, а
буквально скользил по шоссе. Что тут может случиться?
  Его мать тем временем сменила тему разговора.
  - Я неделями не вижу тебя, Туонг, - строго, с осуждением сказала она.
  - Я был у вас в воскресенье, мама! - возмутился Томми. - А сегодня
только четверг.
  В воскресенье они вместе ходили в церковь. Отец Томми был воспитан в
католической вере, а мать обратилась в католицизм еще во Вьетнаме,
непосредственно перед замужеством. Несмотря на это, один из углов их
гостиной представлял собой небольшое буддистское святилище. Там, на алтаре
красного дерева, всегда лежали перед статуей задумчивого Будды свежие
фрукты и стояли керамические подставки, в которых тлели палочки благовоний.
  - Ты приедешь к обеду? - спросила она.
  - Сегодня? Н-нет, не смогу. Видишь ли, я только что...
  - У нас будет ком-тай-кам.
  - Я только что купил...
  - Ты помнишь, что такое ком-тай-кам? Или, может быть, ты уже все
забыл? Забыл, что твоя мать готовила по воскресеньям?
  - Конечно, я не забыл, мама. Цыпленок с рисом в глиняном горшочке.
Это очень вкусно.
  - Будет еще суп из креветок с морской капустой. Ты помнишь, что это
такое - суп из креветок?
  - Еще бы!
  На побережье наползала ночная мгла. На востоке - над грядой холмов -
черное небо было испещрено яркими звездами. На западе темнел океан. У
берега он был почти черным, в белых полосках пенистых валов, набегающих на
песчаные пляжи, но дальше вода казалась индигово-синей. У самого горизонта
небо все еще пылало кроваво-красными отсветами умирающего заката.
  Мчась сквозь сгущающуюся темноту, Томми действительно чувствовал себя
немножечко Богом, как и предсказывал Джимми Шайн. К сожалению, он не мог
наслаждаться этим ощущением в полном объеме, так как в то же самое время
он чувствовал себя легкомысленным и неблагодарным сыном.
  - Еще будет сельдерей-фри с морковью, капустой и арахисом. Все очень
вкусно. И соус "Нуок-Мам".
  - Твой "Нуок-Мам" самый лучший в мире.
  И ком-тай-кам тоже, но я...
  - Может быть, у тебя в машине не только телефон, но и уок "Уок -
котелок с выпуклым днищем, используемый в китайской кухне." , и ты можешь
управлять и готовить одновременно?
  - Мама, я купил новый "Корвет"! - выпалил Томми в отчаянии.
  - Телефон и "Корвет"?
  - Нет, телефон у меня давно. "Корвет"...
  - Что это такое - "Корвет"?
  - Я же говорил тебе, ма! Это машина. Спортивный автомобиль.
  - Ты купил спортивный автомобиль?
  - Ну да!.. Помнишь, я говорил, что, если однажды мне очень повезет,
я...
  - Для какого вида спорта?
  - Что?
  - Для футбола?
  Мать Томми Фана была упряма. Больше того, она была консервативна, как
сама королева Английская и неплохо умела настоять на своем, но она не была
ни ограниченна, ни тупа. Томми был уверен, что она прекрасно знает, что
такое спортивный автомобиль, поскольку в детстве стены его спальни были
сплошь увешаны фотографиями таких машин. Кроме того, его мать не могла не
понимать, что означает для ее сына "Корвет". Пожалуй, именно в этом и была
зарыта собака. Должно быть, она чувствовала, что "Корвет" умчит Томми еще
дальше от его этнических корней, а ей это совсем не нравилось. Правда,
мать Томми никогда не плакала и не жаловалась, как не расположена была и
браниться, поэтому единственным способом выразить свое неодобрение было
притвориться, что его новая машина, равно как и его поведение вообще,
кажутся ей столь странными, что она попросту перестает понимать
собственного сына.
  - Или для бейсбола? - снова спросила она.
  - Этот цвет, - скрипнув зубами, ответил Томми, - называется
"серебристо-голубой металлик". Очень красивый цвет, мама. Совсем как у
вазы, которая стоит у тебя в гостиной на каминной полке. Я...
  - Много заплатил?
  - Что? А... В общем - да, но это действительно классная машина.
Разумеется, она немного дороже "Мерседеса"...
  - А что, все репортеры разъезжают на "Корветах"?
  - Репортеры? Нет, я...
  - Ты все истратил на эту машину? Все, до последнего цента?
  - Нет, что ты, не волнуйся! Я никогда бы себе не позволил...
  - Ты разорен, и у тебя не осталось ни гроша.
  - Я не разорен, мама.
  - Если у тебя ничего не осталось, приезжай домой, поживи у нас.
  - В этом нет необходимости, мама.
  - Помни, Туонг, семья всегда готова принять тебя.
  Томми почувствовал себя последним негодяем.
  Он вовсе не считал, что сделал что-то плохое, однако в свете фар
встречных машин он вдруг почувствовал себя неуютно - точь-в-точь как
преступник при свете мощных ламп в полицейской комнате для допросов.
  Вздохнув, Томми выехал на правую полосу шоссе, где машины двигались
медленнее. Он чувствовал, что не в состоянии одновременно вести "Корвет" и
спорить по телефону со своей матушкой.
  - Где твоя "Тойота"? - спросила она.
  - Я продал ее, чтобы купить "Корвет".
  - Все твои друзья-репортеры ездят на "Тойо-тах". В крайнем случае -
на "Хондах" или "Фордах". Никогда не видела ни одного за рулем "Корвета".
  - Ты, кажется, только что говорила, что не знаешь, что это такое.
  - Я знаю, - уверенно ответила она, совершая один из своих знаменитых
разворотов на сто восемьдесят градусов, которые, не рискуя навсегда
утратить доверие собеседника, могут позволить себе только матери. - Я
очень хорошо знаю, что такое "Корвет". На таких машинах разъезжают врачи.
Ты всегда был смышленым мальчиком, Туонг, и всегда хорошо учился. Ты мог
бы стать врачом.
  Томми иногда казалось, что большинство вьетнамских иммигрантов его
поколения учатся на докторов или уже имеют свою собственную практику.
Медицинский диплом означал признание и престиж, и многие вьетнамцы с
суровой родительской непреклонностью отправляли своих многочисленных
отпрысков в медицинские колледжи - точно так же, как в свое время
поступали иммигранты-евреи. Томми со своим дипломом журналиста не мог ни
вырезать аппендиксы, ни сшивать и пересаживать сосуды, поэтому он все чаще
и чаще чувствовал, что родители в нем разочарованы. Он не оправдал надежд.
  - Я больше не репортер, мама. Все это в прошлом. Теперь я -
новеллист, писатель-профессионал.
  - Это не работа.
  - Просто теперь я работаю сам на себя.
  - Это то же самое, что безработный, только сказано более осторожно, -
продолжала настаивать она, хотя отец Томми тоже работал сам на себя в
семейной пекарне. Как, впрочем, и двое его братьев, которым так и не
удалось стать процветающими хирургами-косметологами или зубными врачами.
  - Последний контракт, который я подписал...
  - Люди читают газеты. Кто в наше время станет читать книги?
  - Множество людей читает книги.
  - Кто?
  - Ты, например.
  - Я читаю настоящие книги, а не те, где рассказывается о глупых,
вооруженных до зубов частных детективах, которые гоняют по улицам как
сумасшедшие, дерутся в барах, пьют виски и волочатся за блондинками.
  - Мой детектив не пьет виски...
  - Твой детектив должен остепениться, жениться на приличной
вьетнамской девушке, завести детишек и найти себе постоянную работу, чтобы
содержать семью.
  - Это же скучно, мама! Никто не захочет читать о таком частном
детективе.
  - Этот детектив, о котором ты пишешь книги.., если он когда-нибудь
женится на блондинке, то разобьет своей матери сердце!
  - Он - одинокий волк. Он никогда не женится.
  - Это тоже может разбить сердце его матери. Кто захочет читать книгу
с таким печальным концом?
  - Мама! - в отчаянии воскликнул Томми. - Я позвонил тебе для того,
чтобы сообщить радостную новость о моей новой машине и о...
  - Приезжай ужинать, сынок. Рис с цыпленком в глиняном горшочке
гораздо вкуснее этих мерзких чизбургеров...
  - Сегодня я не могу, мам. Давай завтра, а?
  - Если будешь есть слишком много чизбургеров и французского
картофеля, скоро сам станешь похож на большой толстый чизбургер.
  - Ты же знаешь, ма, я соблюдаю диету и почти не ем ни чизбургеров, ни
картошки-фри. Я...
  - Завтра вечером я приготовлю тосты с креветками, рис в горшочке и
кальмара, фаршированного свининой. И утку, утку нуок-чам.
  У Томми потекли слюнки, но он никогда бы в этом не признался - даже
если бы оказался в руках палачей, готовых применить к нему все свои
разнообразные средства убеждения.
  - Хорошо, ма, завтра вечером я заскочу к вам. А потом покатаю тебя на
"Корвете".
  - Покатай лучше отца, он любит новые блестящие игрушки больше, чем я.
Я - человек простой...
  - Мама!..
  - У тебя замечательный отец, Туонг. Пожалуйста, не вози его в своей
спортивной машине, не приучай его пить виски, драться и гоняться за
блондинками.
  - Хорошо, мам. Я постараюсь не испортить его.
  - До свидания, Туонг.
  - Томми, - поправил Томми, но мать уже положила трубку.
  Как же он любил ее!...
  Но, Боже, как же быстро она выводила его из равновесия!
  Он миновал Лагуна-Бич и поехал дальше на север.
  Последний багровый отсвет заката на западе погас, кровавая рана в
ночи сомкнулась, и небо стало неотличимо от океана. Все в мире стало
спокойным и темным. Единственным, что разгоняло естественную черноту ночи,
было бледное зарево, встававшее над восточными холмами, где Томми заметил
несколько домов, да свет фар легковых машин и грузовиков, которые мчались
вдоль побережья по шоссе. Лихорадочно перемигивающиеся во тьме тормозные и
габаритные огни вдруг показались Томми зловещими, словно водители
торопились к месту своего назначения, гонимые не обыденными делами, а
проклятьем высших сил.
  Томми снова почувствовал пробежавший вдоль спины холодок и вздрогнул
так сильно, что зубы его громко лязгнули.
  В своих романах Томми никогда не описывал, как персонаж стучит
зубами. Это казалось ему избитым, да и не правдоподобным к тому же. Он
считал, что человек физически не в состоянии дрожать так сильно, чтобы его
зубы начали выбивать дробь. За свои тридцать с небольшим лет он ни дня не
прожил в достаточно холодном климате, поэтому не мог сказать наверняка,
как может подействовать на человека холодный зимний день где-нибудь за
Полярным кругом, но в книгах действующие лица, как правило, начинали
стучать зубами не от холода, а от страха, а Томми Фан очень хорошо знал,
что такое страх. Когда во время побега через Южно-Китайское морс их
протекающая парусная лодчонка подверглась нападению тайских пиратов,
которые - если бы им удалось подняться на борт - изнасиловали бы всех
женщин и убили бы всех мужчин, Томми был здорово напуган, но даже тогда
его зубы не выбивали дробь.
  Теперь же они застучали друг о друга как кастаньеты.
  Томми сжал челюсти с такой силой, что у него заныли мускулы, и с
трудом совладал с дрожью, но стоило ему расслабиться, как зубы его снова
начали выбивать барабанную дробь.
  Это было странно. Прохлада позднего ноябрьского вечера еще не успела
просочиться в салон "Корвета", и холод, который он ощущал, был скорее
всего нервным, но Томми все равно включил обогреватель.
  Стараясь справиться со вновь накатившим ознобом, Томми вспомнил о
странном мгновении, пережитом им во дворе автомагазина: летучую тень,
которую не отбрасывали ни облако, ни птица, и глубокий холод - как от
порыва ледяного ветра, который не коснулся ничего и никого. Кроме него
одного.
  На секунду оторвав взгляд от дороги, Томми поглядел в темнеющее небо,
словно надеялся разглядеть там плывущую в вышине призрачную бледную фигуру.
  Какую фигуру? Чью? Ради всего святого, да что это с ним?
  - Ты меня пугаешь, Томми-бой... - пробормотал он сквозь зубы и
рассмеялся сухим деланным смехом. - Ну вот, я уже начал разговаривать сам
с собой!
  Как и следовало ожидать, никакая зловещая тень не преследовала его во
мраке.
  Нет, положительно у него было слишком богатое воображение, и Томми
никогда не считал, что это плохо. Может быть, поэтому писательство
давалось ему так легко. Он любил фантазировать с самого раннего детства, и
эта способность - дар? проклятье? талант? - развилась в нем еще сильнее
под воздействием бесчисленных старинных сказок, которые рассказывала ему
на ночь мать, стараясь успокоить и утешить сына в дни войны, когда
коммунисты яростно сражались за то, чтобы подчинить себе весь Вьетнам -
легендарную Страну Чайки и Лисицы. Слушая ее нежный голос, рассказывавший
о духах, призраках и богах, маленький Туонг почти не пугался даже тогда,
когда жаркие и душные тропические ночи озарялись вспышками орудий, а вдали
раздавалось уханье минометов и громоподобные разрывы тысячекилограммовых
бомб.
  Он снова смотрел на дорогу и вспомнил сказку о Ли Луе - рыбаке,
который забросил свои сети в море и неожиданно вытащил волшебный меч,
подобный сияющему Экскалибуру короля Артура. Потом он припомнил
"Магический Бриллиант Ворона", "В поисках Блаженной Страны" и "Волшебный
арбалет", в котором несчастная принцесса Май Сяй предала своего почтенного
отца ради любви к своему мужу, заплатив за это жизнью, и даже "Дикие
яблочки Да-Транга", и "Дитя Смерти", и много других сказок.
  Обычно, когда что-нибудь напоминало ему о легендах, которые он слышал
от матери, Томми невольно улыбался и на него снисходило блаженное
спокойствие, как будто она сама вдруг оказывалась рядом и заключала его в
свои надежные материнские объятия, но в этот раз всплывшие в памяти сказки
нисколько его не утешили. Странное беспокойство не давало ему покоя, как
заноза, которую никак не можешь вынуть, а озноб не отпускал, хотя из
обогревателя била мощная струя горячего воздуха.
  "Странно", - подумал он, пожимая плечами.

  ***

  Томми включил радио, надеясь, что старый добрый рок-н-ролл поможет
ему развеяться. Из динамиков, однако, раздалось какое-то странное, не
похожее даже на обычную статику, захлебывающееся шипение, отдаленно
напоминавшее далекий гул мощной водной струи, падающей со скальной стены в
тесную горловину ущелья, и он подумал, что нечаянно сбил настройку, когда
включал приемник. Бросив взгляд на панель, Томми нажал кнопку выбора
программ, и цифры на табло изменились, но никакая музыка так и не
зазвучала. Только шум низвергающейся со скал воды - грозный, ворчливый и в
то же время странно похожий на шепот.
  Он нажал другую кнопку. Цифры на табло снова поменялись, но звук даже
не прервался.
  Томми попробовал третью кнопку. Никакого результата.
  - Чудесно! Просто превосходно. Ну и везет же мне...
  Он владел "Корветом" всего несколько часов, и вот - пожалуйста! -
радио уже вышло из строя.
  Вполголоса бормоча проклятья, Томми принялся вслепую шарить рукой по
панели радиоприемника, надеясь все же найти "Бич Бойз", Роя Орбисона, Сэма
Кука, "Айсли Бразерс" или, на худой конец, что-нибудь более современное
типа Джулианы Хэтфилд. Да, черт побери, он был бы рад услышать даже
захудалую польку!
  Он прощупал весь частотный диапазон - от средних волн до ФМ, - но
повсюду слышался лишь странный шум воды. Можно было подумать, что начался
новый потоп и вода залила радиостанции на всем Западном побережье.
  Но, когда Томми попытался выключить радио, у него ничего не вышло.
Далекий шум водопада продолжал наполнять салон, хотя он был уверен, что
нажал нужную кнопку. На всякий случай Томми попробовал снова включить и
выключить приемник, но безрезультатно.
  Между тем характер звуков стал постепенно меняться. Плескучее
ворчание падающей воды, стиснутой каменными стенами, стало теперь больше
похоже на гомон толпы - на сотни, тысячи голосов, выкрикивающих не то
приветствия, не то заклинания. В этих голосах слышалась и нотка гнева, и
Томми представил себе толпу возмущенную, негодующую, готовую громить и
разрушать.
  Почему-то - по причинам, которые он не мог бы даже назвать, - этот
звук встревожил Томми Фана. Стараясь прервать эту зловещую серенаду, он
принялся нажимать на все кнопки подряд.
  Да, это определенно были голоса. Голоса сотен и тысяч мужчин, женщин,
детей. Томми казалось, что он различает отчаянные вопли боли, крики о
помощи, истерический визг и гневные проклятья. Эта величественная и
могучая какофония звуков могла заставить содрогнуться кого угодно, хотя
она по-прежнему звучала приглушенно - словно поднимаясь из самой черноты
преисподней.
  Голоса, которые он слышал, казались Томми жуткими. От них мурашки
начинали бежать по коже, но в то же время они звучали до странности
убедительно, не то чаруя, не то гипнотизируя. Томми даже поймал себя на
том, что слишком долго глядит на радиоприемник, не обращая внимания на
дорогу, которая грозила ему гораздо более реальными опасностями. Тем не
менее каждый раз, когда он поднимал голову, ему удавалось сосредоточиться
на движении лишь на несколько секунд, после чего его взгляд словно
намагниченный снова возвращался к мрачно тлеющей индикаторами панели
радиоприемника.
  Томми уже начало чудиться, что среди многоголосья толпы он слышит
один определенный голос - чей-то искаженный расстоянием тяжелый бас,
звучащий бесконечно странно, требовательно, величественно и властно. Это
был низкий, хриплый, какой-то жирный голос, который выговаривал не совсем
понятные слова, словно отхаркиваясь и выплевывая вместе с речью комки
жгучей слизи.
  Не-ет! Господь свидетель, это только воображение, его проклятое
воображение, которое превратило обычное шипение статики, типичный белый
шум, случайные модуляции несущей частоты черт знает во что!
  Томми вытер лицо тыльной стороной ладони.
  Несмотря на холодный озноб, который все еще продолжал сотрясать тело,
волосы его были влажными, а лоб защипало от выступившей испарины. Ладони
тоже оказались влажными и скользкими.
  Он был уверен, что попробовал все кнопки на панели радиоприемника.
Тем не менее ему так и не удалось выключить проклятый прибор, и хор
призрачных голосов продолжал заклинать его из стереоколонок. - Черт! Томми
сжал правую руку в кулак и стукнул им по панели радиоприемника. Удар был
не сильным и не причинил ему боли, но зато он нажал одновременно три или
четыре кнопки.
  Ничего не изменилось. Радио продолжало работать, и гортанный, хриплый
бас с каждой секундой становился слышен все более отчетливо, хотя Томми
никак не мог разобрать произносимых им слов.
  Он снова стукнул кулаком по приемнику и с удивлением услышал
приглушенный возглас отчаяния, сорвавшийся с его собственных губ. Да что с
ним, наконец, такое? Каким бы странным и раздражающим ни был этот шум, он
наверняка не представлял никакой опасности.
  Или представлял?
  Даже задавая себе этот вопрос, Томми почувствовал, как внутри его
растет совершенно иррациональная убежденность, что он должен заткнуть уши,
чтобы не слышать этот сверхъестественный шепот, доносящийся из динамиков,
и что если он расслышит и поймет хоть слово из того, что говорит ему этот
хриплый бас, то подвергнет себя смертельной опасности. И все же, словно
назло кому-то, он продолжал вслушиваться в этот пульсирующий шепот,
стараясь выловить в звуковой каше хоть что-нибудь внятное.
  - Пф-фан-н...
  Это было единственное слово, которое он расслышал совершенно
определенно.
  - Пфан Дран-н...
  Отталкивающий, клокочущий, словно прорывающийся из забитой слизью
глотки, голос говорил на безупречном, без тени акцента, вьетнамском языке.
  - Фан Тран Туонг ..
  Это было его имя. До того, как он изменил его. Имя, которое Томми
носил в Стране Чайки и Лисицы.
  - Фан Тран Туонг...
  Кто-то, что-то звало его в ночи. Сначала издалека, но теперь странный
голос несомненно приблизился. Он жаждал ответа, он хотел вступить с ним в
контакт, и Томми вдруг почудилось в этом голосе что-то злое и..,
ненасытное.
  Электрический холодок - как от пробежавшего по голой руке паука -
пронзил Томми насквозь. Он чувствовал себя так, словно все, что он
представлял собой, его душу, его чувства, вдруг затянуло ледяной паутиной.
  Он стукнул по радиоприемнику в третий раз, гораздо сильнее, чем в
первые два, и радио - если это были радио - неожиданно смолкло.
Единственными звуками, которые он теперь слышал, были приглушенное урчание
мотора, шорох покрышек по асфальту, его собственное неровное дыхание и
частые удары сердца.
  Левая рука Томми, мокрая от пота, скользнула по рулю, и он резко
поднял голову, почувствовав, что "Корвет" соскользнул с твердого покрытия
шоссе. Сначала правая передняя, а потом и правая задняя покрышки
забуксовали на обочине, с силой выбрасывая гравий, который грозно застучал
по днищу. В свете фар впереди замаячил ощетинившийся болотной травой
глубокий дренажный кульверт, а по правой дверце заскребли сухие ветки
придорожных кустов.
  Вцепившись в руль обеими руками, Томми резко вывернул влево. "Корвет"
тряхнуло, качнуло, но он все же выбрался с обочины на твердую мостовую.
  Сзади раздался визг тормозов, и Томми, машинально бросивший взгляд в
зеркало заднего вида, был ослеплен ярким светом фар. Громко загудел гудок,
и черный "Форд эксплорер", чудом не зацепив "Корвет", пронесся слева
словно снаряд. Он был так близко, что Томми, готовый каждое мгновение
услышать скрежет раздираемого металла, едва не зажмурил глаза, но все
обошлось. В следующую секунду красные задние огни "Форда" маячили в
темноте уже далеко впереди.
  Почувствовав, что "Корвет" снова послушен рулю, Томми несколько раз
моргнул, чтобы стряхнуть с ресниц заливающий лицо пот, и с трудом
сглотнул. Перед глазами его все расплывалось, а рот заполнился какой-то
противной горечью. Все окружающее казалось Томми незнакомым и нереальным,
как бывает у людей, которые уже проснулись, но все еще находятся во власти
сновидений.
  А как быть с голосом из радиоприемника, который так напугал его всего
несколько секунд назад?..
  Томми уже не был так уверен, что он действительно слышал, как этот
забитый слизью рот произнес его имя. Зрение его быстро пришло в норму, и
он начинал задумываться, что, возможно, все это ему почудилось. Мысль о
том, что, возможно, с ним случилось что-то вроде легкого эпилептического
припадка, была гораздо приятнее, чем ощущение, что какое-то
сверхъестественное существо на самом деле пыталось дотянуться до него при
посредстве такой обыденной вещи, как автомобильный радиоприемник. Или,
может быть, это была никакая не эпилепсия, а просто в мозгу лопнул
какой-нибудь крошечный сосудик, вызвавший краткое нарушение мозговой
деятельности. Нечто подобное произошло прошлой весной с Сэлом Деларио -
репортером, приятелем Томми.
  Но, что бы это ни было, теперь Томми чувствовал только легкую
головную боль, сосредоточившуюся чуть выше правой брови. Кроме того, его
слегка подташнивало, но это скорее всего было лишь следствием пережитого
страха.

  ***

  Через Корону Дель-Мар Томми ехал намного медленнее разрешенного
предела скорости, готовый съехать на обочину и остановиться, как только
окружающее у него перед глазами снова начнет расплываться.., или если
снова будет происходить что-нибудь необычное. Несколько раз он с опаской
косился на радиоприемник, но радио молчало.
  Так он проезжал квартал за кварталом; страх понемногу проходил, но на
смену ему пришла депрессия. Томми по-прежнему подташнивало, головная боль
никак не проходила; кроме того, он ощущал необычайную пустоту внутри.
Томми почти не сомневался, что, если бы ему удалось заглянуть к себе в
душу, он увидел бы, как там серо, уныло и пусто.
  И он знал, что это за пустота. Это было чувство вины.
  Да, Томми сидел за рулем собственного "Корвета", машины из машин,
лучшей американской тачки, в которой воплотилось все, о чем он мечтал в
детстве и юности. Он должен был бы радоваться, ликовать, но вместо этого
чувствовал себя так, словно он медленно, но верно погружается в океан, на
самое дно, где всегда холодно и куда не проникает ни единый луч солнца.
Это была эмоциональная пропасть, и Томми неуклонно в нее проваливался. Он
чувствовал себя виноватым перед матерью, что было по меньшей мере странно,
так как он старался ни при каких обстоятельствах не проявлять к ней
неуважения. И он не только не проявлял его - он не чувствовал никакого
неуважения к ней. Возможно, в последнем разговоре он был нетерпелив, и
теперь ему было больно подумать, что мать, быть может, уловила эти нотки,
но Томми совсем не хотел обидеть ее или оскорбить ее чувства. Ни сейчас,
ни когда бы то ни было. Просто порой ему казалось, что его мать слишком
держится за прошлое и упорствует в своих привычках. Ее неспособность
вписаться в современную американскую действительность и принять
современную американскую культуру - как принял ее он сам - серьезно
беспокоила Томми. Когда он встречался со своими друзьями-американцами,
режущий слух вьетнамский акцент матери заставлял его всякий раз болезненно
морщиться, равно как и ее привычка почтительно следовать за мужем, держась
на шаг позади него. "Мама, это Соединенные Штаты! - не раз выговаривал ей
Томми. - Здесь все равны, и мужчины и женщины, и никто не считается
существом второго сорта. Здесь нет никакой необходимости подчеркивать свое
подчиненное положение в отношении мужа и ходить за ним как тень!" А она в
ответ только улыбалась ему как любимому, но умственно отсталому ребенку и
говорила: "Я следую как тень за твоим отцом не потому, что должна это
делать, а потому, что мне так хочется, Туонг". - "Но это же не правильно!"
- в отчаянии восклицал Томми, а мать, обратив к нему все ту же безмятежную
улыбку, которая его буквально бесила, отвечала: "Неужели в Соединенных
Штатах считается не правильным демонстрировать свое уважение, свою
любовь?".
  Томми так ни разу и не удалось одержать верх в этих словесных
баталиях, но он все равно не терял надежды.
  "Конечно, нет, - говорил он, - просто для этого существуют другие,
более цивилизованные способы". "Какие же это?" - спрашивала его мать и,
хитро прищурившись, укладывала его на обе лопатки одной-единственной
фразой: "Или ты считаешь, что я должна послать твоему отцу открытку по
почте, чтобы выказать свое уважение?"
И вот теперь, сидя за рулем собственного сверкающего "Корвета" и
испытывая от этого не больше удовольствия, чем если бы это был
подержанный, разваливающийся на ходу пикап, Томми Фан чувствовал внутри
унылую, холодную пустоту, хотя его лицо пылало от стыда за свою сыновнюю
неблагодарность и неспособность принять собственную мать такой, какая она
есть, принять на ее собственных условиях.
  Неблагодарный сын хуже змеи за пазухой. И он, Томми Фан, несущийся
сквозь темную калифорнийскую ночь, и есть этот неблагодарный сын.
Себялюбивый, злой, растерявший всю свою сыновнюю любовь и почтение.
  Он бросил взгляд в зеркало заднего вида, почти готовый увидеть на
своем лице пару холодных змеиных глаз с вертикальным узким зрачком.
  Умом он понимал, что предаваться самобичеванию было в высшей степени
бессмысленно. Видимо, он просто ожидал от своих родителей слишком многого,
хотя в других отношениях Томми был намного последовательнее своей матери.
Когда она надевала ао-дай - национальный костюм, состоящий из широкой
развевающейся туники и таких же просторных штанов из легкого шелка,
выглядевший, правда, в этой стране столь же неуместным, как и шотландская
клетчатая юбка, - то становилась миниатюрной и хрупкой, как маленькая
девочка в одежде взрослой женщины, однако на самом деле его мать не была
ни слабой, ни беззащитной. Наделенная редкой целеустремленностью и
железной волей, миссис Фан становилась домашним тираном, когда ей это было
нужно, и умела вкладывать все свое неодобрение в единственный взгляд,
обжигавший сильнее, чем удар хлыста.
  Все эти мысли немилосердно терзали Томми, и его лицо пылало от стыда.
Заплатив огромную сумму денег, ценой огромного риска его мать и отец
вывезли Томми, его двух братьев и сестру из Страны Чайки и Лисицы, спасли
их от произвола, чтобы они в конце концов очутились в этой стране
неограниченных возможностей и перспектив. Да за одно это он обязан был
почитать и беречь своих родителей!
  - Я неблагодарная скотина! - громко сказал Томми. - Кусок дерьма -
вот что я такое!
  Остановившись на красный сигнал светофора на развилке между Короной
Дель-Мар и Ньюпорт-Бич, Томми еще глубже погрузился в покаянные
размышления.
  Разве умер бы он, если бы принял приглашение на ужин? Мать
приготовила для него суп из креветок с морской капустой, ком-тай-кам и
жаренные в масле овощи с соусом "Ну ок-Мам" - три блюда, которые Томми
больше всего любил в детстве. Да она, наверное, целый день не выходила из
кухни, стремясь заманить в гости непутевого младшего сына, а он отверг
приглашение, безжалостно разрушив все ее надежды. Это было непростительно,
тем более что он не был у родителей вот уже несколько недель...
  "Стоп, какие несколько недель?" - спохватился Томми. Это его мать
сказала: "Ты не бываешь у нас неделями, Туонг". В телефонном разговоре
Томми напомнил ей, что сегодня был только четверг и что они вместе провели
воскресенье, но уже через несколько минут он сам поверил в ее небольшое
преувеличение!
  Неожиданно собственная мать показалась Томми карикатурной азиатской
мамашей из старых фильмов и книг - властной, как Безжалостный Минг, и
лукавой, как Фу Манчу.
  Моргая, Томми поднял взгляд на светофор. Там все еще горел красный,
запрещая проезд. Как он мог так плохо думать о своей матери?! Это только
подтверждало его первоначальный вывод: он был неблагодарной свиньей.
  Больше всего на свете Томми хотелось стать настоящим, стопроцентным
американцем, без дураков. А не каким-то там "американцем вьетнамского
происхождения"! Но для того, чтобы достичь этого, вовсе не обязательно
было отрекаться от семьи и грубить своей горячо любимой матери.
  Безжалостный Минг, Фу Манчу, Желтая Смерть... И все это - о матери!
Да он просто спятил! Похоже, Томми Фан всерьез вообразил себя белым!
  Он посмотрел на свои руки, лежащие на руле. Кожа на них была цвета
начищенной бронзы. А глаза? Глядя в зеркало заднего вида, Томми некоторое
время изучал свои темные и узкие азиатские глаза и невесело размышлял о
том, как опасно подменять себя реального выдуманным, пусть и идеальным,
персонажем.
  Фу Манчу...
  Если он мог так нехорошо подумать о своей матери, то в конце концов
он может не сдержаться и сгоряча высказать это прямо ей в лицо. И это ее
убьет.
  При мысли о том, что может случиться, Томми почувствовал, как от
ужаса у него перехватило дыхание, во рту пересохло, а горло стиснул такой
сильный спазм, что он не в силах был даже сглотнуть. Нет, он не должен
допускать этого. Уж лучше он возьмет пистолет и застрелит ее - это будет
гораздо милосерднее. Просто выстрелит ей прямо в сердце - и все! Вот каким
он стал! Сыном, который произносит слова, способные убить мать вернее, чем
выстрел в сердце.
  Красный сигнал светофора сменился зеленым, но Томми не сумел сразу
снять ногу с педали тормоза. Тяжкий груз вины сковал его по рукам и ногам.
Позади "Корвета" сердито загудел автомобиль.
  - Я же просто хочу жить своей собственной жизнью! - жалобно
проговорил Томми, опомнившись и трогаясь с места. И тут же поймал себя на
том, что в последнее Время он что-то слишком много разговаривает сам с
собой вслух. Должно быть, стремление жить своей собственной жизнью и
одновременно оставаться хорошим сыном постепенно сводило его с ума.
  Его рука сама собой потянулась к телефону. Он хотел перезвонить
матери и спросить, все ли еще в силе приглашение на ужин.
  - Автомобильные телефоны - для больших шишек.
  - Так было раньше, но не сейчас. Теперь каждый может себе позволить...
  - Я - не могу. И потом, разговаривать по телефону и вести машину
слишком опасно.
  - У меня еще не было ни одной аварии, мама.
  - Нет - так, будет".
  Он услышал эти слова так ясно, словно они звучали не в его памяти, а
наяву, и отдернул руку.
  На обочине шоссе Пасифик-Коуст промелькнуло кафе, стилизованное под
закусочную пятидесятых годов. Повинуясь внезапному порыву, Томми свернул
на стоянку и припарковал свой "Корвет" прямо под красной неоновой вывеской.
  Внутри кафе пропахло жареным луком, шипящей на решетке гриля начинкой
для гамбургеров и острыми маринадами. Уединившись в кабинке, обитой
красной виниловой клеенкой, Томми заказал чизбургер, французскую
картошку-фри и молочный коктейль с шоколадом.
  "Цыпленок с рисом в глиняном горшочке гораздо вкуснее этих мерзких
чизбургеров!" - пронеслись у него в голове слова матери.
  - Принесите мне два чизбургера! - потребовал Томми, когда официантка
закончила записывать его заказ и уже готова была пойти на кухню.
  - Ты, должно быть, не обедал? - спросила она, улыбаясь.
  "Если будешь есть слишком много чизбургеров и французского картофеля,
скоро сам станешь похож на большой толстый чизбургер".
  - И порцию жареного лука колечками, - с вызовом прибавил Томми,
совершенно уверенный, что в нескольких милях к северу, в Хантингтон-Бич,
его мать только что поморщилась словно от боли, физически почувствовав его
предательство.
  - Люблю мужчин с хорошим аппетитом, - сказала официантка.
  Томми посмотрел на нее. Она была стройной миловидной блондинкой с
чуть вздернутым носиком и румяными щеками. Иными словами, официантка
принадлежала как раз к тому типу женщин, которые, должно быть, являлись
его матери в кошмарных сновидениях.
  Он попытался угадать, не заигрывает ли она с ним. Улыбка официантки
показалась Томми достаточно соблазнительной, но ее замечание насчет мужчин
с аппетитом могло быть и вполне невинным. Томми подавил вздох. Он не был
особенно ловок в общении с женщинами - во всяком случае, настолько,
насколько ему хотелось бы. Даже если официантка давала ему какую-то
зацепку, он просто не мог ею воспользоваться, поскольку не мог уловить -
какую. Кроме того, Томми решил, что) сегодня вечером он и без того вел
себя достаточно предосудительно. Чизбургеры - да, но не чизбургеры и
блондинка.
  - Дайте мне, пожалуйста, дополнительную порцию чеддера и побольше
жареного лука, - только и сказал он.
  Когда заказ прибыл, он обильно намазал бутерброды горчицей и кетчупом
и съел все до последней крошки. Молочный коктейль Томми высосал так
старательно, что хлюпающие звуки, которые производила его соломка,
собирающая капли с донышка бумажного стаканчика, заставили ближайших
посетителей с неодобрением повернуться к нему. Многие из них были с
детьми, и Томми подавал им дурной пример.
  Он оставил большие чаевые и уже шел к двери, когда блондинка
неожиданно сказала:
  - Теперь ты выглядишь гораздо счастливее, чем когда только вошел.
  - Сегодня я купил "Корвет", - сам не зная почему, брякнул Томми.
  - Шикарная машина, - одобрительно сказала официантка.
  - Я мечтал о такой с детства.
  - Какого она цвета?
  - Серебристо-голубой металлик.
  - Звучит, по крайней мере, здорово.
  - Он буквально летит, знаешь ли... - поделился Томми своими
впечатлениями.
  - Еще бы!
  - Как ракета, - добавил Томми, неожиданно почувствовав, что тонет,
растворяется в океанской голубизне ее бездонных глаз.

  "Этот детектив, о котором ты пишешь книги... если он когда-нибудь
женится на блондинке, то разобьет своей матери сердце!"

  - Ну ладно, - сказал он. - Счастливо.
  - И тебе тоже, - откликнулась девушка.
  Томми решительно зашагал к двери, но на пороге остановился и
оглянулся. Он надеялся, что официантка смотрит ему вслед, но она уже
отвернулась и теперь направлялась к кабинке, которую он только что
освободил. Ее изящные икры и тонкие лодыжки показались Томми верхом
совершенства.
  Пока он ужинал, снаружи поднялся ветер, но для ноября ночь была
достаточно теплой. На противоположной стороне шоссе, у въезда на дамбу,
соединяющую Фэшн-Айленд с континентом, выстроились в ряд огромные
финиковые пальмы, ярко освещенные прикрепленными к их мохнатым стволам
прожекторами. Их длинные ветви раскачивались и подпрыгивали точь-в-точь
как короткие пышные юбчонки. Легкий бриз нес с собой отчетливый запах
соленой океанской воды; его прикосновение нисколько не холодило, а,
напротив, ласкало затылок Томми, игриво шевелило его густые черные волосы.
  Вот так всегда, подумал Томми. Стоило ему восстать против своей
матери и наследия предков, как окружающий мир сразу стал восхитительно
чувственным и ласковым к нему, мятежному сыну вьетнамского народа.
  Сев в машину, Томми включил радио. Приемник работал безупречно. Рой
Орбисон исполнял свою "Прекрасную женщину", и Томми стал подпевать ему со
сдержанной страстью в голосе.
  Потом он вспомнил зловещее шипение статики и странный булькающий
голос, назвавший его по имени. Теперь Томми трудно было поверить, что все
это было на самом деле, хотя, поразмыслив как следует, он пришел к выводу,
что найти объяснение случившемуся совсем не так трудно. Просто он был
расстроен своим разговором с матерью, который одновременно и взвинтил его,
и заставил чувствовать себя виноватым. Он был так зол на нее и на себя,
что ощущения начали его обманывать. Возможно, шорох статических разрядов,
отдаленно напоминающий шум низвергающейся вдалеке воды, действительно
существовал, но он, поглощенный мыслями о собственной вине, принял его за
рокот многоголосой толпы и даже вообразил себе, что слышит свое
собственное имя в беспорядочном хрипении и бульканье электронных помех.
  И всю дорогу до дома Томми слушал старый добрый рок-н-ролл и даже
подпевал солистам, поскольку знал слова каждой песни почти наизусть.
  Он жил в скромном, но удобном двухэтажном коттедже на окраине
скучного, до последней урны распланированного городка под названием Ирвин.
Почему-то землевладельцы в округе Орандж предпочитали средиземноморский
стиль всем остальным, и его дом ничем не отличался от соседних.
Средиземноморский стиль в архитектуре преобладал в этих краях до такой
степени, что лишь человек, обладающий незаурядным воображением мог счесть
выбор, сделанный владельцами земельной собственности, застраивавшими свои
участки на продажу, уместным. Всем остальным стандартные средиземноморские
коттеджи неизменно казались скучными, порой - подавляющими своим
однообразием, хотя в облике каждого отдельного дома не было ничего
зловещего или угрюмого. Злые языки утверждали, что если бы главный
архитектор в административном центре Тако-Белл - итальянец по
национальности - был мексиканцем, то он приказал бы всем жить не в домах,
а в мексиканских ресторанах, но Томми относился к засилью стандартной
архитектуры спокойнее, чем многие. Его собственное жилище - бледно-желтые,
гладко оштукатуренные стены под оранжевой черепицей и бетонированные,
обложенные кирпичом дорожки в саду - на самом деле нравилось ему.
  Этот дом он купил три года назад, скопив гонорары от своих газетных
публикаций и приплюсовав к ним доходы от серии детективных романов в
бумажных обложках, которые он писал в свободное время по вечерам и в
выходные. Тогда ему было двадцать семь лет. Теперь его книги выходили в
твердом переплете, а гонорары были такими, что он мог позволить себе
оставить работу в газете.
  С любой точки зрения он преуспел в жизни гораздо больше двух своих
братьев и сестры, но эти трое никогда не порывали со своими вьетнамскими
корнями, и поэтому родители гордились ими гораздо больше. Другое дело -
Туонг. Чем тут гордиться, коли он изменил свое имя на американский манер,
как только достиг положенного законом возраста, а преклониться перед всем
американским он начал с восьми лет - с тех самых пор, как впервые попал в
эту страну.
  Томми порой казалось, что, даже если он стане! миллиардером и
переедет в свой собственный дом на самом высоком холме над заливом, в дом
с тысячью комнат, с видом на океан, с золотыми писсуарами и с люстрами,
где вместо хрустальных будут настоящие бриллиантовые подвески, его мать и
отец вес равно будут относиться к нему как к неудачнику, как к паршивой
овце, отбившейся от стада, как к человеку, забывшему своп корни и
свернувшемуся от наследия предков.
  Когда Томми сворачивал с шоссе на подъездную дорожку к своему дому,
высаженные вдоль поворота кораллово-красные и белые бальзамины замерцали в
свете фар всеми цветами радуги. Быстрые пятна света поползли вверх по
лохматой, шелушащейся коре мелалукк и исчезли в посеребренных луной
кронах, вздрагивавших от дыхания ветра.
  Оказавшись в гараже, Томми опустил ворота и некоторое время сидел в
умолкнувшей машине, вдыхая запах новенькой кожаной обивки. Сознание того,
что эта машина принадлежит ему, наполняло его гордостью. Если бы он был
уверен, что сможет заснуть сидя в водительском кресле, он, наверное,
остался бы в "Корвете" до утра.
  Как бы там ни было, Томми не хотелось оставлять свою машину в
темноте. "Корвет" был так красив, что он, поколебавшись, оставил
включенными светильники на потолке, словно его автомобиль был бесценным
экспонатом в каком-нибудь музее.
  Пройдя в кухню, Томми повесил ключи возле холодильника на крючок и
вдруг услышал раздавшийся у входной двери звонок. Он был уверен, что это
звенит его звонок, и все же ему показалось, что он прозвучал как-то
необычно - глухо и зловеще, словно сквозь сон. Впрочем, Томми сразу
подумал о наказании, преследующем всех владельцев собственных домов: то
одно, то другое время от времени выходило из строя и требовало ремонта.
  Потом Томми вспомнил, что никого не ждет. Сегодня вечером он
собирался уединиться в своем кабинете и пересмотреть некоторые главы
рукописи, над которой работал. Выдуманный им частный детектив, крутой
парень по имени Чип Нгуэн, от лица которого и велось повествование, в
последнее время стал слишком болтливым, и пространные описания его
приключений настоятельно требовали самого решительного сокращения.
  Когда Томми открыл входную дверь, пронизывающий ледяной ветер
заставил его вздрогнуть. От холода у него на мгновение захватило дыхание.
Подхваченные вихрем сухие листья мелалукки, длинные и узкие, как
наконечники стрел, со зловещим шелестом закружились над его головой, и
Томми непроизвольно попятился, заслоняя ладонью глаза. Одновременно он
ахнул от удивления и неожиданности, и сухой, как бумага, лист влетел прямо
ему в рот, уколов язык своим острым кончиком.
  Томми вздрогнул и закрыл рот, смяв сухой лист мелалукки зубами. На
вкус он оказался горьким и словно каким-то пыльным, и Томми с отвращением
выплюнул его.
  Вихрь, который так внезапно ворвался в его прихожую сквозь открытую
дверь, неожиданно утихомирился, и все вокруг снова стало тихим и
спокойным. Даже ночной воздух больше не казался Томми холодным.
  Он принялся вынимать листья из волос, снимать их с мягкой фланелевой
рубашки и с джинсов. Весь пол в прихожей оказался усыпан ими - бурыми,
хрустящими, некрасивыми, какой-то сухой травой и даже комочками грязи.
  - Какого черта!.. - произнес удивленно Томми.
  За дверью никого не было.
  Томми встал на пороге и посмотрел сначала налево, потом направо вдоль
темного крыльца, которое было больше похоже на небольшую веранду десяти
футов длиной и шести футов шириной Но ни на крыльце, ни на ступеньках, ни
на дорожке, рассекавшей надвое неширокий газон, не было никого, кто мог бы
привести в действие звонок. Даже улица, над которой повисли подсвеченные
лунным светом облака, выглядела совершенно пустынной и тихой - настолько
тихой, что Томми готов был поверить, что какие-то неполадки в небесной
механике заставили время остановиться для всех и вся, кроме него одного.
  Все еще не теряя надежды разглядеть в ночной темноте хоть что-то, что
помогло бы ему понять, отчего вдруг сработал звонок (а в том, что он
действительно звонил, Томми не сомневался), он включил свет над входной
дверью и сразу заметил внизу, у своих ног, какой-то непонятный предмет.
Наклонившись, чтобы как следует его рассмотреть, Томми увидел, что это
всего-навсего кукла - тряпичная кукла не больше десяти дюймов длиной. Она
лежала на спине, широко раскинув свои коротенькие толстые ручки, и
смотрела в небо.
  Недоумевая, Томми еще раз внимательно оглядел улицу, задержал взгляд
на живых изгородях, за которыми мог бы укрыться даже взрослый человек,
стоило ему лишь немного пригнуться. Но на улице никого не было.
  Кукла у его ног не была доделана до конца. Она была просто обтянута
белой хлопчатобумажной тканью, но у нее не было ни лица, ни волос, ни
платья. Каждый глаз был только намечен двумя перекрещивающимися стежками
толстой черной нитки. Пять таких же черных крестиков обозначали рот, носа
не было вовсе, еще один крест был вышит там, где должно было быть сердце.
  Шагнув через порог, Томми опустился на корточки рядом с куклой.
Горечь от попавшего ему в рот листа мелалукки уже прошла, но вместо нее он
ощутил на языке такой же неприятный, хотя и знакомый вкус. Чтобы
удостовериться в своей догадке, Томми высунул язык и, потрогав его
пальцем, рассмотрел оставшиеся на нем следы. На пальце осталось
красноватое пятно. Кровь. Острый кончик листа уколол ему язык до крови.
  Томми шевелил языком. Ранка была совсем маленькой, и язык не болел,
но почему-то - почему, он и сам не мог понять, - вид и вкус крови вызвали
в нем тревогу.
  Снова опустив глаза на куклу, он заметил в ее похожей на варежку руке
сложенную бумагу. Длинная и прямая стальная булавка с черной эмалевой
головкой размером с крошечную горошину надежно пришпиливала ее.
  Томми поднял куклу. Она была довольно плотной и удивительно тяжелой,
как будто ее набили песком, однако ее конечности были мягкими, почти
полыми, и легко сгибались, как у любой тряпичной куклы.
  Стоило Томми вытащить булавку, как замершая в безмолвной
неподвижности улица снова ожила. По крыльцу, шелестя нападавшими туда
листьями, пронесся холодный сквозняк, живые изгороди зашуршали, деревья
качнули кронами, и по темнеющей лужайке перед домом побежали лунные тени.
В следующее мгновение все окружающее снова словно оцепенело.
  Томми повертел в руках бумагу. Ома была маслянистой на ощупь и
казалась пожелтевшей от времени, словно древний пергамент. Места сгибов
потрескались, и, когда Томми с осторожностью развернул сложенный вчетверо
листок, он оказался не больше трех квадратных дюймов величиной.
  Записка была на старовьетнамском - изящные иероглифы, написанные
умелой рукой черными чернилами или тушью, располагались тремя ровными
колонками. Язык Томми узнал сразу, но прочесть послание не мог.
  Выпрямившись во весь рост, Томми задумчиво оглядел улицу, потом снова
посмотрел па куклу, которую продолжал держать в руке. Наконец он сложил
записку и, сунув ее в нагрудный карман рубашки, вернулся в дом, тщательно
закрыв за собой дверь, Подумав, он задвинул массивный засов и накинул
цепочку.
  В гостинной Томми усадил странную куклу на стол, прислонив ее к
настольной лампе с абажуром из матового зеленого стекли, имитирующего
ткань. При этом круглое пустое лицо куклы склонилось к правому плечу, а
уродливые, почти беспалые руки безвольно повисли по бокам. Похожие на
варежки ладони были открыты, как и а момент, когда Томми впервые увидел
странную куклу на крыльце, но сейчас они изменили свою форму, как будто
что-то искали.
  Булавку Томми положил на стол. Ее черная эмалевая головка блестела,
как капля мазута, а по стальному острию пробегали холодные волны
электрического света.
  Отвернувшись от стола, Томми задернул занавески на всех трех окнах
гостиной; то же самое он проделал и в столовой, и в спальне. В кухне он
плотно закрыл жалюзи.
  Но ощущение, что за ним наблюдают, не покидало его.
  Во второй спальне наверху, которую он переоборудовал под рабочий
кабинет и где писал свои романы, Томми сел за стол, но лампу не включил.
Свет попадал внутрь только из коридора, сквозь открытую дверь, но и этого
было вполне достаточно. Придвинув к себе телефонный аппарат, Томми немного
поколебался, но потом набрал по памяти домашний номер Сэла Деларио, с
которым до вчерашнего дня работал в редакции "Реджистер". На другом конце
линии отозвался автоответчик, но Томми не стал оставлять сообщения. Вместо
этого он позвонил Деларио на пейджер и ввел свой телефонный номер с
пометкой "срочно".
  Меньше чем через пять минут Сэл перезвонил.
  - Что за пожар, сырная головка? - спросил он вместо приветствия. -
Опять забыл, с кем пил вчера?
  - Ты где? - спросил Томми.
  - На конвейере.
  - В конторе?
  - Где же еще? Ждем любого мало-мальски любопытного сообщения.
  - Опять задерживаешься ради сносной статейки для утреннего выпуска?
  - Ты позвонил только для того, чтобы спросить меня об этом? -
упрекнул Сэл. - Подумать только, ты всего день не работаешь с горячими
новостями, а уже забыл, что такое журналистская солидарность.
  - Послушай, Сэл, - перебил его Томми, наклоняясь над трубкой. - Я
хотел узнать у тебя кое-что насчет банд.
  - Ты имеешь в виду обленившихся жирных котов, которые вертят делами в
Вашингтоне, или панкуюшую молодежь, которая пасет предпринимателей в нашем
Маленьком Сайгоне?
  - Прежде всего я имел в виду местные вьетнамские группировки типа
"Парней из Санта-Аны" и тому подобных.
  - .."Парни из Натомы", "Плохие Мальчики"... Да ты их и сам знаешь.
  - Не так хорошо, как ты, - возразил Томми. Сэл был полицейским
репортером, прекрасно знавшим все вьетнамские банды, действовавшие не
только в округе Орандж, но и по всей территории страны, Томми же писал по
преимуществу об искусстве, событиях в мире культуры и шоу-бизнеса.
  - Тебе никогда не приходилось слышать, чтобы "Парни из Натомы" или
"Плохие Мальчики" присылали кому-то записки с отпечатком ладони или
нарисованным черепом и костями? В качестве угрозы или предупреждения? -
спросил он.
  - Или оставляли в постели жертвы отрезанную лошадиную голову?
  - Да-да, что-то в этом роде.
  - Ты все перепутал, чудо-мальчик. Эти парни не настолько хорошо
воспитаны, чтобы рассылать предупреждения. По сравнению с ними даже мафия
сойдет за общество любителей камерной музыки.
  - А как насчет банд, которые состоят не из уличных подонков, а из
людей постарше, стоящих ближе к организованной преступности? Таких, как
"Черные Орлы" или "Сокол-7"?
  - "Черные Орлы" действуют в Сан-Франциско, а "Сокол-7" - в Чикаго.
Здешние бандиты называют себя "Люди-лягушки".
  Томми откинулся на спинку заскрипевшего под ним кресла.
  - Но никто из них не играет в эти игры с лошадиными головами?
  - Послушай, Томми-бой, если "Люди-лягушки" решат подсунуть тебе в
постель отрезанную голову, то это скорее всего будет твоя собственная
голова.
  - Это утешает.
  - А что, собственно, случилось, Томми? Признаться, ты меня
заинтриговал.
  Томми вздохнул и бросил взгляд за окно кабинета. Оно осталось
незанавешенным, и он видел, как плотные клочковатые тучи понемногу
затягивают луну, продолжавшую серебрить их неровные края.
  - Тот материал, который я приготовил на прошлой неделе для раздела
"Шоу и развлечения"... Мне кажется, кто-то пытается отомстить мне за него.
  - Тот, где говорится о талантливой девочке-фигуристке?
  - Да.
  - И об одаренном маленьком мальчике, который играет на пианино как
взрослый мастер? За что же тут мстить?
  - Видишь ли...
  - Кого ты мог задеть этой статьей? Разве что другого шестилетнего
гения, который считает, что это он должен был красоваться на первой
полосе. И за это он поклялся переехать тебя своим трехколесным велосипедом.
  - Видишь ли, Сэл, - снова сказал Томми, понимая, как глупо все это
звучит, - в этой статье подчеркивалось, что далеко не все дети,
происходящие из вьетнамской общины, обязательно пополняют собой ряды
уличных группировок.
  - Ну-у-у... - протянул Сэл, - тогда конечно. Полемика, брат, это уже
серьезно.
  - Мне пришлось сказать несколько нелицеприятных слов в адрес "Парней
из Натомы", "Парней из Санта-Аны" и всех тех, кто в конечном итоге выбрал
скользкую дорожку.
  - Ну и что? Одна-две строки на весь подвал. Ну, параграф, как
максимум. Эти парни не настолько чувствительны. Томми. Несколько резких
слов вряд ли способны заставить их вступить на тропу войны.
  - Хотел бы я знать...
  - На самом деле им глубоко плевать, что ты там себе думаешь, потому
что для них ты - вьетнамский эквивалент дяди Тома, только без хижины.
Кроме того, как мне кажется, ты слишком хорошо о них думаешь. Лично я не
уверен, что эти задницы вообще читают газеты.
  Темные тучи, гонимые ветром с запада, заметно сгущались, наползая с
океана. Луна погружалась в них постепенно, исчезая с небосвода словно лицо
тонущего в холодном море пловца, и ее свет на оконных переплетах то мерк,
то снова проступал безмятежным белым сиянием.
  - А что ты скажешь насчет женских банд? - спросил Томми.
  - "Девчонки Уолли", "Всадницы из Помоны", "Грязные Панкушки"... Не
секрет, что они могут быть гораздо более жестокими, чем мужчины, но я все
равно не думаю, чтобы они могли заинтересоваться тобой. Сам посуди, если
бы их было так легко завести, они выпотрошили бы меня как рыбу еще
несколько лет назад. Давай, Томми, не темни! Выкладывай, что у тебя
случилось. Из-за чего ты так разнервничался?
  - Из-за.., куклы.
  - Какой куклы? Барби? - Сэл заметно оживился.
  - Признаться, она выглядит несколько более зловеще.
  - Да, Барби уже не та... Не нагоняет такой жути, как когда-то.
Пожалуй, в наше время она никого особенно не испугает.
  Томми коротко рассказал Сэлу о странной кукле со зловещими
крестообразными стежками, которую он подобрал на крыльце собственного дома.
  - Судя по твоему рассказу, "Пехотинцы Пиле бери" тоже начали
панковать, - задумчиво произнес Сэл.
  - Это все очень странно, - откликнулся Томми. - На самом деле гораздо
более странно, чем можно выразить словами. Ты даже не представляешь себе...
  - А что говорится в записке? Неужели ты совсем не можешь читать
по-своему, по-вьетнамски? Хотя бы немножко?
  Томми достал записку из кармана и снова развернул ее.
  - Нет, - сказал он и покачал головой, хотя Сэл не мог его видеть. -
Ни слова.
  - Что ж ты так, сырная головка? Отрываешься от корней?
  - Можно подумать, что ты очень за них держишься! - едко заметил Томми.
  - Еще как, дружище! - В подтверждение своих слов Сэл бегло произнес
несколько фраз на певучем итальянском языке и снова перешел на английский.
  - Кроме того, я каждый месяц пишу своей матери на Сицилию огромное
письмо. В прошлом году я прожил у нее почти весь отпуск - две недели с
маленьким хвостиком.
  Томми почувствовал себя еще большей свиньей Прищурившись, он еще раз
проглядел три колонки иероглифов и сказал неуверенно:
  - Это старая вьетнамская письменность, которая использовалась до
того, как мы перешли на латиницу. Для меня это так же непонятно, как
санскрит.
  - Ты не мог бы переслать мне текст по факсу? Я постарался бы найти
здесь кого-нибудь, кто перевел бы ее для нас.
  - Конечно.
  - Я перезвоню, как только узнаю, о чем говорится в этом послании.
  - Спасибо, Сэл. Да, кстати, знаешь, что я сегодня купил?
  - Откуда же мне знать? Да и с каких это пор нормальные мужики начали
обсуждать покупки?
  - Я купил "Корвет".
  - Ты серьезно?!
  - Да. Кузов ЛТ-1 "купе", цвет - светло-голубой металлик.
  - Поздравляю, Том, дружище!
  - Двадцать два года назад, - сказал Томми, - когда мы - отец, мама,
братья и сестра - вышли из здания службы иммиграции и я впервые в жизни
сделал шаг по настоящей американской улице, я увидел проезжающий мимо
"Корвет" и понял: это то, что мне надо. Тогда в этой волшебной, изящной
машине, которая бесшумно промчалась мимо, заключалась для меня вся Америка.
  - Я понимаю, Томми. Рад за тебя.
  - Спасибо, Сэл.
  - Может быть, теперь ты сможешь познакомиться с настоящими девушками
и тебе не придется заниматься сексом с надувной резиновой куклой, как
думаешь?
  - Жопа ты!.. - дружелюбно откликнулся Томми.
  - Ну ладно, перешли мне записку.
  - Будь готов, - сказал Томми и дал отбой. В углу его кабинета стоял
небольшой "ксерокс". Не зажигая света, Томми сделал светокопию странной
записки, снова убрал оригинал в карман и отослал копию Сэлу в "Реджистер".
  Телефон зазвонил уже через минуту. Это был Сэл.
  - Нет, приятель, с тобой точно что-то не в порядке, - сказал он. -
Должно быть, ты сунул записку в факс не той стороной. Я получил чистый
лист бумаги с твоим телефонным номером в верхней части.
  - Да нет же, я сделал все правильно! - запротестовал Томми.
  - Ты способен разочаровать даже надувную женщину, - вздохнул Сэл. -
Попробуй-ка еще раз.
  Включив свет, Томми снова вернулся к факсу. На этот раз он был очень
внимателен и вставил копию записки в аппарат так, чтобы лицевая сторона со
странными иероглифами оказалась внизу. Нажав кнопку, он проследил за тем,
как резиновые валики протягивают единственный лист бумаги через приемную
щель. В маленьком окошке сообщений высветился номер факса Сэла и слово
"Отправка". В следующую секунду листок с иероглифами выскользнул из факса,
а в окошке сообщений появилось слово "Принято". После небольшой паузы
факс-аппарат автоматически отключился.
  Снова зазвонил телефон.
  - Ну что, мне приехать и показать тебе, как это делается? - сердито
спросил Сэл.
  - Ты хочешь сказать, что опять получил чистую страницу?
  - Да. Только заголовок с номером отправителя.
  - Я действительно сделал все правильно.
  - Значит, у тебя что-то не в порядке с факсом. - безапелляционно
заявил Сэл.
  - Вероятно, - с сомнением в голосе проговорил Томми. Это простое
объяснение его почему-то не успокоило.
  - Может быть, ты сам завезешь мне эту записку?
  - А ты долго еще будешь в редакции?
  - Часа два или около того.
  - Хорошо, я постараюсь приехать, - пообещал Томми.
  - Ты меня заинтриговал, сырная головка.
  - Если не сегодня, то завтра - обязательно.
  - Это, наверное, какая-нибудь маленькая девочка, - предположил Сэл.
  - Что?
  - Ну какая-нибудь юная фигуристка, которая завидует, что ты в своей
статье написал не о ней. Помнишь Тоню Хардинг, олимпийскую чемпионку? Вот
то-то! Береги свои коленные чашечки, Томми-бой. Тебя наверняка выслеживает
какая-нибудь маленькая фигуристочка с бейсбольной битой, на которой ножом
вырезано твое имя.
  - Слава Богу, мы больше не работаем в одной конторе, Сид. Я чувствую
себя гораздо лучше без твоих шуточек.
  - Ладно, сырная головка. Поцелуй от меня свою резиновую!..
  - Ты просто грязный, больной психопат!
  - Ну ты-то вряд ли рискуешь подцепить одну из тех болезней, которыми
болеют настоящие мужчины. С твоей резиновой подружкой...
  - Ладно, до встречи, макаронник! - Томми положил трубку на рычаги и
выключил лампу. Как и прежде, единственным источником света в кабинете
осталась распахнутая настежь дверь в коридор второго этажа.
  Поднявшись с кресла и подойдя к ближайшему окну, Томми еще раз
внимательно оглядел улицу и лужайку перед домом, но ничего не увидел в
желтоватом свете редких фонарей. Плотные штормовые тучи с моря совершенно
закрыли луну, и небо казалось угрожающе черным.
  Снова спустившись в гостиную, Томми обнаружил, что кукла на столике
возле дивана съехала на бок, хотя он оставил ее прислоненной к стойке
лампы.
  Томми с удивлением смотрел на игрушку. Она была настолько плотно
набита, что Томми решил, что внутри куклы, скорее всего, песок. А раз так,
то она должна была сидеть прямо в том же положении, в каком он ее оставил.
  Чувствуя себя полным идиотом, он обошел весь первый этаж, пробуя
двери и окна. Все они оказались надежно заперты, и нигде не было заметно
никаких следов вторжений. Значит, в дом никто не входил...
  Томми вернулся в гостиную. "Наверное, - объяснял он себе, - я с
самого начала посадил куклу криво, и песок, постепенно осыпаясь, сместил
центр тяжести настолько, что проклятая игрушка в конце концов завалилась
на бок".
  С великой осторожностью - хотя, чем она может быть вызвана, Томми не
смог бы объяснить - он взял куклу в руки и поднес поближе к глазам, чтобы
получше ее рассмотреть. Черные крестики, обозначавшие глаза и рот игрушки,
были вышиты грубой и толстой ниткой наподобие хирургической. В
задумчивости он осторожно потер подушечкой большого пальца стежки,
обозначавшие глаза и рот - решительно и мрачно сжатый рот странного
существа.
  Когда он проводил пальцем по губам куклы, перед его мысленным взором
неожиданно встала жуткая картина, которая поразила его Томми вдруг
представил себе, как нитки неожиданно лопаются под его пальцами, белая
ткань раздвигается и в ней неожиданно открывается настоящий рот, усаженный
острыми, как нож, треугольными зубами. Одно быстрое и яростное движение
крошечных челюстей, и вот уже его большой палец откушен, а из обрубка
течет по руке горячая тягучая кровь .
  Томми вздрогнул и едва не выронил куклу.
  - Боже мой!..
  Он чувствовал себя напуганным ребенком. Стежки не разошлись, и ничья
голодная пасть не обнажилась в белой ткани.
  Это же просто кукла. Господи! Кукла, и больше ничего!
  Немного успокоившись, Томми подумал о том, что предпринял бы в
подобной ситуации выдуманный им частный детектив Нгуэн. Чип Нгуэн был
решительным, не знающим колебаний парнем, который мастерски владел
таэквандо, умел пить не пьянея ночи напролет и неплохо играл в шахматы.
Однажды он даже обыграл самого Бобби Фишера, с которым судьба свела его на
Барбадосе в одном курортном местечке, в котором гроссмейстер застрял из-за
неожиданно разыгравшейся непогоды. Разумеется, Чип Нгуэн был великолепным
любовником, и одна его знакомая блондинка в припадке ревности убила из-за
него другую красавицу. Кроме того, детектив коллекционировал "Корветы"
старых моделей и сам умел не только их ремонтировать, но даже
восстанавливать буквально из груды металла. Не чужд был Нгуэн и философии:
он исповедовал теорию, основное положение которой заключалось в том, что
человечество все равно обречено, что не мешало Чипу сражаться на стороне
добра.
  Пожалуй, Чип уже давно перевел бы записку и даже успел бы установить
происхождение хлопчатобумажной ткани и черной грубой нити, попутно победив
в честном кулачном бою пару головорезов и переспав (на выбор) либо с
агрессивной рыжеволосой красоткой, обладательницей роскошного
пневматического бюста, либо с хрупкой и тихой вьетнамской девушкой, под
кажущейся скромностью которой скрываются неистощимая фантазия и
неисчерпаемый эротизм.
  Увы, как грустно было сознавать, что в действительности все обстоит
совершенно иначе. Томми даже вздохнул при мысли о том, как было бы
здорово, если бы он хоть на мгновение сумел перенестись на страницы своих
собственных книг и, заняв место супердетектива Нгуэна, ощутить его
непоколебимую уверенность в собственных силах и перенять его способность
контролировать ход событий.
  Вечер подходил к концу, и Томми пришел к выводу, что ехать в редакцию
к Деларио уже поздно. Пожалуй, прежде чем отправиться в постель, он успеет
немного поработать, но и только. Тряпичная кукла была, конечно, достаточно
странной, но она вряд ли представляла собой такую уж большую опасность,
как он себе вообразил. Его собственная необузданная фантазия опять увела
его Бог знает куда!
  Как не раз говорил его старший брат Тон, умение Томми драматизировать
события было самой американской чертой его характера "Американцы, - заявил
брат однажды, - уверены, что мир вращается исключительно вокруг них. Им
кажется, что каждая личность имеет гораздо большее значение, чем отдельная
семья и даже общество в целом. Но как может быть один человек важнее
многих? Почему все вместе - все общество, состоящее из индивидуальностей,
каждая из которых имеет такое колоссальное значение, - не так важны? Разве
часть может быть важнее целого? Я этого просто не понимаю! В этом нет
никакого смысла".
  Томми тогда возразил, что он вовсе не чувствует себя главнее других и
что Тон просто не понимает, что такое настоящий американский
индивидуализм, который заключается в том, чтобы добиваться осуществления
своей собственной мечты, а не в том, чтобы считать остальных ниже себя, но
брат сказал ему: "Если ты не считаешь себя лучше других, тогда приходи
работать в семейную пекарню вместе с братьями и отцом и добивайся
осуществления нашей индивидуальной семейной мечты".
  Именно после этого случая Томми окончательно понял, что его брат
унаследовал от матери гибкость ума и упрямство, одинаково полезные в
споре, и что переубедить его будет совсем не просто.
  Размышляя так, Томми продолжал вертеть в руках тряпичную куклу, и чем
дольше он это делал, тем более безобидной она ему казалась. Он уже почти
не сомневался, что не было ничего необычного в том, как она попала к нему
на крыльцо. Скорее всего это чья-то выдумка, розыгрыш или шалость детей из
соседних коттеджей.
  И вдруг он заметил, что на столике нет булавки с черной эмалевой
головкой, а ведь он хорошо помнил, что оставил ее здесь. Наверное, решил
он, булавка упала на пол, когда кукла опрокинулась на бок.
  Но на полу, застланном светло-бежевым синтетическим ковром, булавки
тоже не оказалось, хотя ее крупная черная головка должна была бы бросаться
в глаза. Ну ничего, когда в следующий раз он будет убираться в гостиной,
она непременно попадет в пылесос.
  Томми пошел на кухню и достал из холодильника бутылочку пива "Курз",
сваренного в горных районах Колорадо. Держа пиво в одной руке и тряпичную
куклу в другой, он снова поднялся наверх в кабинет. Включив настольную
лампу, Томми прислонил к ней куклу и, опустившись в свое любимое мягкое
кресло, обтянутое шоколадно-коричневой кожей, включил компьютер и
распечатал последнюю, недавно законченную главу нового романа о
похождениях Чипа Нгуэна. В главе оказалось ровно двадцать страниц.
  Потягивая пиво прямо из горлышка, Томми вооружился красным карандашом
и углубился в рукопись, помечая требующие переделки места.
  Поначалу в доме царила мертвая тишина, но потом наступающий с океана
грозовой фронт, гнавший перед собой полчища туч, всколыхнул приземные слои
воздуха, и ветер зашуршал кронами деревьев, застучал в ставни, завыл под
застрехой черепичной крыши. Длинная ветка мелалукки с сухим костяным
звуком заскребла снаружи по штукатурке стены, а снизу, из гостиной,
донесся негромкий, но отчетливый лязг каминной вьюшки - это ветер
спустился по дымоходу, чтобы поиграть с ней.
  Работая, Томми время от времени поглядывал на куклу. Она все так же
сидела в круге оранжевого света лампы, к которой он ее прислонил. Похожие
на варежки беспалые ручки были повернуты ладонями вверх, словно она о
чем-то его просила.
  За работой Томми незаметно для себя допил все пиво и решил сходить в
туалет, а потом спокойно ввести в компьютер сделанные им карандашные
пометки. Он был почти готов к тому, что, вернувшись в свой кабинет, снова
застанет куклу лежащей на боку, но она по-прежнему сидела прямо в той же
позе, в какой он ее оставил.
  Томми даже покачал головой и смущенно улыбнулся. Все-таки он
действительно был склонен драматизировать события и был при этом не менее
последователен и упорен, чем его матушка.
  Садясь в кресло, он неожиданно заметил на экране компьютера надпись,
которой там раньше не было:

  "КРАЙНИЙ СРОК - РАССВЕТ".

  - Что за черт?! - вырвалось у него.
  Томми упал в кресло и едва не закричал от острой боли в правой ноге.
Вздрогнув всем телом, он так резко вскочил, что кресло на колесиках
откатилось далеко назад, но Томми не обратил на это внимания. Ощупав ногу
руками, он быстро нашел то, что причинило ему боль, и двумя пальцами
вытащил из ткани джинсов - и из своего тела - прямую стальную булавку с
черной эмалевой головкой размером с горошину.
  Позабыв от удивления о боли, Томми принялся вертеть булавку перед
глазами, рассматривая ее блестящее острие. Неожиданно ему показалось, что
среди завываний ветра за окном и негромкого гудения лазерного принтера,
замершего в режиме ожидания, он различил новый звук - негромкое пок!..
Потом еще одно. Звук был похож на тот, который производит лопающаяся нитка.
  В испуге он бросил взгляд на куклу. Она по-прежнему сидела прямо под
лампой, но два перекрещенных стежка в том месте, где у маленького
человечка должно было быть сердце, лопнули, и из белой ткани торчали
неопрятные концы разорванной нити.
  Томми понял, что выронил булавку, только тогда, когда услышал, как
она с едва слышным звуком ударилась о твердый пластиковый коврик под
столом. Ему казалось, что он разглядывает куклу не менее часа, хотя на
самом деле вряд ли прошло больше нескольких минут. Томми словно
парализовало. Когда он снова смог двигаться, его рука непроизвольно
потянулась к кукле, и он сумел остановиться, только "когда до странной
игрушки оставалось всего дюймов десять или двенадцать.
  Во рту у него пересохло; язык, казалось, прилип к небу и не желал
повиноваться. Лишь несколько минут спустя, когда слюнные железы снова
начали работать, Томми попытался пошевелить им, но язык отлепился от неба
с большим трудом - так, словно во рту у Томми была настоящая
застежка-"липучка". Сердце билось с такой силой, что при каждом его ударе
у Томми темнело в глазах, а кровь, казалось, мчалась по жилам с такой
скоростью, что артерии и вены разве что не гудели как водопроводные трубы.
"Еще немного, - подумал он, - и меня хватит удар".
  В другом мире - более ясном и простом, чем тот, в котором Томми
выпало жить, - детектив Чип Нгуэн уже давно схватил бы эту проклятую
куклу, выпотрошил до последней песчинки - или чем она там набита - и
выяснил, что за адская машина скрыта внутри. Возможно, там была
миниатюрная бомба. Возможно, дьявольский часовой механизм с выскакивающим
отравленным жалом.
  Томми, разумеется, не был и вполовину таким крутым парнем, как
детектив Нгуэн, но он не был и совершенным трусом. Ему очень не хотелось
брать в руки странную игрушку, но он заставил себя протянуть указательный
палец и дотронуться до ее белой хлопчатобумажной груди в том месте, где
висели лопнувшие нити.
  Внутри этой небольшой человекоподобной фигурки, прямо под его
пальцем, что-то сокращалось, пульсировало, шевелилось! Нет, это было
совсем не похоже на часовой механизм. Это было что-то живое'.
  Томми поспешно отдернул руку.
  В первую секунду он подумал о насекомом - о черном пауке или
таракане, которые вполне могли попасть внутрь куклы вместе с песком.
Возможно, это даже крошечный грызун - какая-нибудь безобразная, обтянутая
голой розовой кожицей безглазая мышь, доселе никем не виданная...
  Он снова вздрогнул, увидев, как болтающиеся черные нитки втянуло
внутрь сквозь явственно различимые в ткани отверстия, оставленные иглой.
Как будто кто-то втянул их в грудь игрушки.
  - Господи Иисусе!
  Томми попятился назад, споткнулся и едва не упал, наткнувшись на
собственное кресло, которое, ударившись о стену позади, коварно
подкатилось сзади к его ногам. Ухватившись за подвернувшуюся под руки его
кожаную спинку, он с трудом удержался на ногах.
  Пок-пок-пок.
  Ткань на правом глазу куклы вспучилась, как будто кто-то с силой
нажал на нее изнутри, черная нитка лопнула, и ее обрывки всосало в голову
куклы буквально на глазах Томми. Так исчезает длинная макаронина во рту
расшалившегося ребенка.
  Томми только энергично потряс головой. Должно быть, он просто бредит.
Или спит с открытыми глазами.
  Белая ткань лопнула с характерным треском, лопнула в том самом месте,
где только что исчезли черные нитяные обрывки.
  Это сон...
  Брешь в белой ткани приоткрылась примерно на полдюйма. Словно рана.
  Нет, это точно сон, не что иное, как сон! Два чизбургера, картошка,
жареный лук и прочее.., во всем этом достаточно холестерина, чтобы убить
лошадь.
  И еще бутылка пива на ночь. Нет, он спит и видит сон, дурной сон...
  Под белой тканью сверкнуло что-то цветное. Зеленое. Ядовито-зеленое,
яркое, свирепое...
  Края разорванной ткани завернулись вверх и вниз, и на невыразительном
белом шаре кукольной головы появился маленький глаз. Это не был обычный
игрушечный глаз из цветного стекла или крашеной пластмассы - это был
настоящий, живой глаз, почти такой же, как у Томми, хотя и несколько
необычный. В глубине его мерцал неяркий сверхъестественный огонек, а
черный зрачок был узким и продолговатым, как у змеи. Странный глаз смотрел
на Томми настороженно и в то же время - с ненавистью.
  Томми быстро перекрестился. Родители воспитали его в католической
вере, и, хотя он уже лет пять не посещал мессы, неожиданное явление глаза
в один миг сделало его истово верующим.
  - Пресвятая Дева Мария, Матерь Божья, услышь мою мольбу...
  В эти страшные минуты Томми готов был провес) и - счастлив был
провести - остаток своей жизни между исповедальней и ризницей, поддерживая
бренное тело свое лишь подаянием и молитвами, не зная иных развлечений,
кроме органной музыки и колокольного звона.
  - Услышь меня в час нужды моей...
  Кукла скорчилась под лампой. Ее голова чуть заметно повернулась к
Томми, а зеленый глаз уставился прямо на него.
  Он почувствовал дурноту, почувствовал подкативший к горлу комок и
разлившуюся во рту горечь. С трудом сглотнув, Томми кое-как справился с
тошно гой и понял, что не спит. Ни в одном сне его еще не тошнило так
натурально.
  Слова на экране компьютера - "КРАЙНИЙ СРОК - РАССВЕТ" - начали
мигать. Нитки на другом глазу куклы лопнули и исчезли внутри головы.
  Ткань вспучилась и затрещала. Одновременно пришли в движение и
коротенькие толстые руки куклы. Крохотные ладошки-варежки сжались в
кулачки, распрямились, снова сжались. Оттолкнувшись спиной от лампы,
маленький манекен твердо встал на ноги. В нем по-прежнему было не больше
десяти дюймов роста, но в том, как уверенно он стоял, было что-то
устрашающее.
  Даже Чип Нгуэн, самый крутой из всех частных детективов, мастер
таэквандо, бесстрашный борец за правду и справедливость, поступил бы так
же, как поступил Томми Фан, - сбежал. Ни автор, ни выдуманный им
литературный герой не были круглыми идиотами. Сообразив, что в данном
случае скептицизм может стоить ему жизни, Томми сделал самое разумное. Он
повернулся и, отшвырнув с дороги свое любимое кожаное кресло, бросился
бежать от странного существа, выбиравшегося из чрева тряпичной куклы.
Зацепившись за угол стола, он едва не упал, но, чудом удержавшись на
ногах, в два прыжка достиг двери и выскочил в коридор.
  Дверь в кабинет он захлопнул за собой с такой силой, что весь дом - и
его собственное тело тоже - содрогнулись от удара. Здесь не было даже
простейшего замка, и Томми некоторое время раздумывал, не принести ли ему
подходящий стул, чтобы подпереть им круглую пружинную ручку, но потом
сообразил, что дверь открывается в кабинет, и поэтому надежно
заблокировать ее из коридора ему вряд ли удастся.
  Он сделал несколько осторожных шагов к лестнице, но потом ему в
голову пришла более удачная идея, и Томми метнулся в спальню, на бегу
включив свет.
  Кровать в спальне была аккуратно заправлена. На белом покрывале,
гладком, как натянутая на барабан кожа, не было ни единой морщинки. Томми
всегда старался поддерживать в своем доме чистоту и порядок, и мысль о
том, что ковры и обои могут быть забрызганы кровью, особенно его
собственной, не на шутку его расстроила.
  Что это за тварь? И что ей от него нужно? Томми шагнул к ночному
столику из розового дерева, который жирно поблескивал ухоженными
полированными боками. Там, в верхнем ящике, рядом с пакетиком
гигиенических салфеток, лежал его пистолет. Пистолет тоже был в идеальном
порядке.


                                  Глава 2


  Пистолет, который Томми достал из ящика ночного столика, назывался
"хеклер и кох", модель П-7, и имел магазин, рассчитанный на тринадцать
патронов. Он купил его несколько лет назад, после расовых волнений в
Лос-Анджелесе, связанных с делом Родни Кинга.
  В те страшные дни воображение Томми разыгралось до такой степени, что
он почти каждую ночь видел во сне гибель цивилизации И ночными кошмарами
дело не ограничивалось. Месяц или два он пребывал в состоянии, близком к
панике, и еще почти год никак не мог успокоиться окончательно. Ему
постоянно казалось, что волнения и хаос в любой момент могут начаться
снова. Именно в те тревожные дни в его памяти впервые за последние десять
лет снова ожили детские воспоминания о кровавой резне, последовавшей за
падением Сайгона и продолжавшейся несколько недель - вплоть до того
момента, когда он и его семья бежали к морю. Тогда он уцелел, но, как и
каждый, кто пережил настоящую катастрофу, Томми лучше других знал, что
апокалипсис может повториться снова.
  К счастью, в округе Орандж никогда не было неистовствующих толп,
преследовавших Томми в его кошмарных сновидениях, да и в самом
Лос-Анджелесе обстановка вскоре пришла в норму, хотя, строго говоря. Город
Ангелов еще долго не мог вернуться к состоянию, которое обычно принято
называть цивилизованным. Как бы там ни было, пистолет Томми так и не
понадобился.
  До сегодняшнего дня.
  Томми отчаянно нуждался в оружии, и вовсе не для того, чтобы
отстреливаться от банды налетчиков или защищать свое имущество от
грабителя-одиночки. Он должен был защищать свою жизнь от тряпичной куклы!
Иди оттого, что скрывалось внутри ее.
  Погасив спет, Томми Фан пулей выскочил из спальни и снова очутился в
коридоре второго этажа. Здесь он остановился и спросил себя, уж не сошел
ли он с ума. В следующую минуту Томми задумался о том, почему, собственно,
это так его интересует. Разумеется, он спятил, никаких сомнений тут уже не
могло быть. Он перешагнул границы рационального и теперь летел в санях
безумия по глубокому обледенелому желобу, который неминуемо приведет его в
холодные и мрачные глубины необратимого и полного сумасшествия.
  Живых тряпичных кукол не бывает!
  И зеленых человечков десяти дюймов ростом с зелеными змеиными глазами
тоже не бывает.
  Должно быть, у него в мозгу все-таки лопнул какой-нибудь важный
сосуд. А может быть, это раковая опухоль, о существовании которой он до
поры до времени не подозревал, разрослась до таких размеров, что стала
оказывать давление на клетки мозга, выводя их из строя одну за другой.
Результаты был налицо - он уже начал галлюцинировать. Именно это казалось
Томми единственным возможным объяснением случившемуся.
  Дверь, ведущая в кабинет, была плотно закрыта.
  Дверь была закрыта, как он ее и оставил, а в доме царила абсолютная
тишина. Точь-в-точь как в монастыре, полном спящих монахов, где ночную
тишину не нарушают ни шорох шагов, ни шепотом произносимая молитва. Даже
ветер перестал завывать под крышей. Не слышно было ни тиканья часов, ни
скрипа рассохшихся половиц.
  Дрожа и обливаясь потом, Томми крадучись двинулся вдоль застеленного
ковром коридора и с величайшей осторожностью приблизился к двери в кабинет.
  Пистолет в его руке ходил ходуном. Вместе с патронами он весил чуть
больше двух с половиной фунтов, но сейчас он казался Томми неимоверно
тяжелым. Модель П-7 была рассчитана на автоматический взвод ударника при
сжатии рукоятки ладонью и отличалась повышенной безопасностью, однако на
всякий случай Томми продолжал держать оружие направленным в потолок и
старался не касаться указательным пальцем спускового крючка. При
неосторожном обращении этот пистолет, рассчитанный на патроны "смит и
вессон" калибра 40, мог причинить серьезные увечья.
  У двери в кабинет Томми заколебался.
  Кукла - или то существо, которое в ней пряталось, было слишком мало
ростом, чтобы дотянуться до ручки двери.
  Даже если бы оно сумело как-то добраться до круглой латунной бобышки,
ему вряд ли хватило бы сил, чтобы одновременно давить на нее и тянуть на
себя дверь. Иными словами, проклятая тварь была заперта в кабинете. Но с
чего, собственно, он взял, что у куклы не хватит ни силы, ни
сообразительности? Начать с того, что это существо само по себе было
немыслимым; оно как будто сошло с экрана научно-фантастического фильма о
пришельцах, поэтому нормальная человеческая логика вряд ли была в данном
случае применима. Во всяком случае, не больше, чем она приложима к фильмам
и снам. Томми уставился на круглую ручку двери. Он был почти уверен, что
она вот-вот начнет поворачиваться. Блестящая латунь отражала свет лампы
под потолком коридора, и Томми подумал, что если он наклонится пониже, то
увидит в полированном металле бледное, вытянутое отражение своего
собственного влажного от пота лица - еще более страшного, чем морда
скрывающейся внутри куклы твари. Ноги у него стали ватными, а рука,
сжимавшая пистолет, заныла от напряжения. Оружие по-прежнему казалось
непосильно тяжелым: Томми даже подумал, что, судя по ощущениям, пистолет,
пожалуй, потянет на все двадцать пять фунтов. Интересно, что сейчас делает
эта тварь? Может быть, она все еще раздирает свою хлопчатобумажную
оболочку подобно ожившей мумии, которая срывает с рук и ног погребальные
бинты? Томми переступил с ноги на ногу и снова попытался убедить себя в
том, что все это ему просто привиделось и что галлюцинации вызваны не чем
иным, как лопнувшим в мозгу капилляром.
  Да, мама была права. Чизбургеры, картошка-фри, жареный лук и
шоколадная болтушка - вот что довело его до такого жалкого состояния.
Пусть ему было только тридцать, но его многострадальная сосудистая система
не выдержала избытка холестерина и дала сбой. Когда все закончится и
патологоанатомы произведут вскрытие, они наверняка обнаружат на его венах
и артериях бляшки и еще такое количество сала, которого хватило бы на то,
чтобы смазать колесные пары всех товарных вагонов на всех железных дорогах
США. И его мать, стоя у гроба своего младшего сына, будет говорить со
слезами на глазах: "Я пыталась предупредить тебя, Туонг, но ты не хотел
слушать. А ведь я говорила тебе, что, если будешь есть слишком много
чизбургеров, скоро сам станешь как большой толстый чизбургер, начнешь
видеть змей в шкафу и зеленоглазых монстров и в конце концов умрешь от
удара. Тебя найдут лежащим на ковре в коридоре собственного дома, и в руке
у тебя будет пистолет - совсем как у глупого пьяницы-детектива из твоих
книжек. Бедный, глупый мой мальчик! Ты ел как эти сумасшедшие американцы,
и посмотри, чем все это кончилось!"
В кабинете что-то негромко зашуршало.
  Томми прижал ухо к узкой щели между дверью и косяком. Он ничего
больше не слышал, но не сомневался, что тот первый звук ему не почудился.
Тишина, царившая по ту сторону двери, казалась теперь угрожающей.
  С одной стороны, Томми был раздосадован и зол на себя из-за того, что
вопреки логике он продолжает вести себя так, словно маленькое чудовище с
зелеными глазами рептилии действительно хозяйничает на его рабочем столе,
судорожными движениями сдирая с себя последние обрывки ткани, как
выбирающееся из куколки насекомое. С другой стороны, Томми инстинктивно
чувствовал, что вовсе не сошел с ума, как бы сильно ему ни хотелось в это
поверить. И еще он знал, что никакой это не инсульт и не микроскопическое
кровоизлияние в мозг, хотя - честное слово! - он предпочел бы любой из
этих вариантов необходимости признать реальность тряпичной куклы,
явившейся к нему прямо из ада.
  Или откуда она там на самом деле... Уж конечно, не из супермаркета
"Объединенные игрушки Лтд" и не из Диснейленда.
  Не галлюцинация. Не игра воображения. Эта тварь там, внутри.
  Ну хорошо, подумал Томми. Если маленькое чудовище действительно
внутри, следовательно, оно не смогло открыть дверь, чтобы выбраться. В
этих условиях, рассудил он, разумнее всего было бы оставить куклу в покое,
а самому спуститься вниз, а еще лучше вовсе выбраться из дома и позвонить
в полицию. Ему нужна помощь.
  Но он сразу же обнаружил в своих рассуждениях существенный изъян. В
полиции Ирвина навряд ли имелось спецподразделение по борьбе с адскими
куклами, которое выезжало бы по первому же сигналу.
  Не было у них ни летучего патруля по отстрелу бешеных вервольфов, ни
специального отряда по борьбе с вампирами. В конце концов, это же
Калифорния, а не мрачная Трансильвания и даже не Нью-Йорк.
  Если он обратится к властям, то его скорее всего примут за психа из
тех, кто время от времени подвергается сексуальному насилию со стороны
обитающего поблизости снежного человека или носит на голове самодельные
шляпы из алюминиевой фольги, чтобы защититься от коварных инопланетян,
пытающихся поработить человечество при помощи микроволновых лучей,
посылаемых с корабля-матки. Пожалуй, на такой вызов копы не пошлют даже
обычный моторизованный патруль.
  Или пошлют... Он, конечно, может постараться взять себя в руки и
описать появление куклы со всем возможным спокойствием и серьезностью, но
тогда полицейские точно решат, что у него приступ белой горячки и что в
таком состоянии он может представлять опасность для себя и окружающих. И
тогда они заберут его, чтобы отвезти на обследование в психиатрическую
лечебницу.
  Томми нервно хихикнул, подумав об одном неожиданном аспекте подобного
развития событий. Некоторые начинающие писатели, стремясь сделать себе
имя, не брезговали никаким, даже самым скандальным способом приобретения
известности, но он почему-то никак не мог себе представить, как могут
повлиять на популярность его новых романов газетные сообщения о том, где
он проводит свой вынужденный отпуск. Может быть, кто-нибудь даже
опубликует его фото в смирительной рубашке, снабдив снимок каким-нибудь
трогательным заголовком. Нет, таким образом славы Джона Гришема "Джон
Гришем - современный американский писатель, автор романов "Клиент",
"Камера" и др." не достигнешь.
  Томми так сильно прижимался головой к косяку, что у него заболело
ухо, но он все равно не услышал ни звука.
  Тогда он отступил на шаг и опустил ладонь на латунный шар дверной
ручки. Она была холодной.
  Пистолет в правой руке стал еще тяжелее. Казалось, он весит уже не
два с половиной, а все четыре фунта. Тринадцатизарядное оружие выглядело
достаточно мощным и должно было бы придать Томми уверенности, но он все
равно продолжал дрожать.
  Больше всего на свете ему хотелось уйти из этого дома и никогда
больше сюда не возвращаться, но он не мог себе этого позволить. Томми был
домовладельцем. В дом были вложены немалые средства, и бросать их просто
так было бы неразумно. Что касается договора купли-продажи, то он вряд ли
мог быть расторгнут только на основании того, что в доме завелись адские
тряпичные куклы.
  Томми почувствовал себя в западне. Одновременно ему было отчаянно
стыдно за свою нерешительность. А вот крутой детектив Чип Нгуэн, чьи
выдуманные приключения Томми старательно фиксировал на бумаге, никогда не
знал, что такое сомнения. Ему всегда было ясно, как лучше всего поступить
в той или иной запутанной ситуации. Как правило, при решении проблемы он
чаще всего полагался на свои кулаки, пистолет или на какой-нибудь тупой
тяжелый предмет, который подворачивался ему под руку, но на худой конец
годился и нож, предварительно выбитый из рук напавшего на него маньяка.
  Пистолет у Томми был. Очень неплохой пистолет, да что там говорить,
просто первоклассный. Но, хотя его потенциальный противник был не больше
десяти дюймов ростом, Томми не мог заставить себя открыть проклятую дверь.
И вряд ли ему могло служить оправданием то обстоятельство, что все
противники Чипа Нгуэна, с которыми он без страха вступал в единоборство,
были за шесть футов ростом (если не считать спятившей монашенки из романа
"Убийство - дурная привычка"). Особенное пристрастие Нгуэн питал к
накачанным стероидами культуристам и гигантам с такими чудовищными
бицепсами, что рядом с ними Шварценеггер казался бы мальком-приготовишкой.
  Гадая, сможет ли он когда-нибудь написать хоть две строчки о человеке
находчивом и деятельном после того, как сам повел себя в критических
обстоятельствах как нюня, Томми сумел наконец отринуть сковывавшие его
цепи страха и медленно повернул дверную ручку. Хорошо смазанный механизм
даже не скрипнул, но Томми подумал, что если кукла наблюдает за дверью, то
она сможет заметить любое движение. И тогда.., тогда она может броситься
на него в тот самый момент, когда он откроет дверь!
  Когда он повернул ручку до упора, дом сотряс такой силы оглушительный
удар, что оконные стекла жалобно задребезжали. Томми ахнул, выпустил
латунный шар и, отпрыгнув от двери, принял стрелковую стойку. Широко
расставив согнутые в коленях ноги и удерживая пистолет обеими руками, он
направил оружие на дверь, готовый в любую секунду открыть огонь.
  Потом он сообразил, что громоподобный удар был именно таким просто
потому, что это и был гром.
  Когда первый раскат грома затих где-то вдалеке, Томми бросил
осторожный взгляд в дальний конец коридора, где плясали за окном отсветы
желтоватых молний. В следующую секунду раздался новый удар.
  Почему-то он отчетливо представил себе черные, как смоль, тучи,
набегающие с моря и скрывающие луну. Скоро пойдет дождь, подумал Томми.
  Смущенный собственным страхом, который он испытал при звуках
обыкновенного грома, Томми довольно неосторожно приблизился к двери
кабинета и рывком распахнул ее.
  Но никто на него не прыгнул.
  Настольная лампа, по-прежнему освещавшая кабинет, отбрасывала по
сторонам густые, зловещие тени, в которых таилась неведомая опасность.
Несмотря на это, Томми сумел разглядеть, что тряпочное чудовище вовсе не
подстерегает его за дверью.
  Он шагнул через порог, нашарил на стене выключатель, включил верхний
свет, и тени, как сонмища черных крыс, бросились спасаться под мебель.
  Но даже при полном освещении Томми не увидел своего противника.
  На столе его, во всяком случае, не было, если, конечно, тварь не
притаилась за массивным монитором компьютера, ожидая, пока он подойдет
поближе.
  Прежде чем войти в кабинет, Томми решил, что оставит дверь открытой
на случай, если отступление покажется ему самым разумным решением, но
теперь он понял, что, если он позволит кукле вырваться из кабинета, на то,
чтобы обыскать весь дом, ему потребуется гораздо больше времени.
  Поэтому он поспешно закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.
  Благоразумие требовало, чтобы он вел себя примерно так же, как и во
время охоты за крысой, случайно попавшей в комнату. Ему предстояло
методично и тщательно обыскать весь кабинет. Сначала посмотреть под
столом. Потом заглянуть под диван. Поискать за шкафчиками с бумагами и во
всех остальных возможных убежищах, в которые только может протиснуться
мерзкая тварь, стараясь выгнать ее на открытое место, а уж тогда...
  Пистолет, конечно, был не самым подходящим оружием для охоты на крыс.
Кочерга или лопатка для угля были бы во многих отношениях более удобными.
Например, лопаткой крысу можно было забить насмерть, а вот попасть в нее,
увертливую и быструю, из мощного пистолета было сложной задачей даже для
такого умелого стрелка, как Томми.
  Да, он много занимался в платном тире и наловчился довольно уверенно
поражать картонные мишени, но сейчас Томми понимал, что чудовище вряд ли
позволит ему тщательно прицелиться и произвести хорошо рассчитанный
выстрел. Ему придется действовать, как солдату на войне, полагаясь
исключительно на инстинкт и быструю реакцию, а Томми вовсе не был уверен,
что у него хватит и того и другого, чтобы добиться успеха.
  - Да, я не Чип Нгуэн... - негромко пробормотал он.
  Кроме того, Томми подозревал, что кукла - или во что она там
превратилась - умела двигаться быстро. Очень быстро. Гораздо быстрее любой
крысы.
  Он испытывал почти непреодолимое желание спуститься на первый этаж к
камину и вооружиться лопаткой для угля, но в конце концов решил, что
пистолета будет все же достаточно. Главным образом потому, что Томми был
не вполне уверен, что ему хватит мужества вернуться в кабинет, если он
отсюда уйдет.
  Странный звук, похожий на топот маленьких лапок, мгновенно насторожил
Томми. Он взмахнул пистолетом и повернулся сначала влево, потом вправо, и
только потом сообразил, что это барабанят по черепичной крыше первые
крупные капли дождя.
  Невольный вздох облегчения сорвался с губ Томми, хотя он все еще
чувствовал себя так, словно его желудок наполнился едкой кислотой,
способной в мгновение ока растворить гвозди, если бы ему пришла в голову
фантазия проглотить несколько штук. Впрочем, какие там несколько штук? У
него было такое ощущение, словно он съел по меньшей мере фунт гвоздей, и
теперь Томми запоздало жалел, что на ужин у него были чизбургеры с жареным
луком, а не ком-тай-кам с соусом "Нуок-Мам".
  Оторвавшись от двери, Томми осторожными шагами двинулся к столу.
Исчерканная красным карандашом рукопись и бутылка из-под пива лежали там,
где он их бросил. Скорее всего их никто не трогал. За монитором компьютера
тоже никого не было, и никакая зеленоглазая тварь не скрывалась в засаде
за лазерным принтером.
  Но под настольной лампой Томми обнаружил два обрывка белой
хлопчатобумажной ткани. Они были измяты, но тем не менее все еще сохраняли
свое сходство с варежками. Несомненно, это была ткань, покрывавшая руки -
или верхние конечности? - странной твари. Судя по неровным, обмахрившимся
краям, можно было подумать, что они были оторваны или отгрызены примерно у
запястий, чтобы освободить настоящие руки страшного существа.
  Чего Томми никак не мог понять, так это того, как какое-то живое
существо могло скрываться в кукле. Он бы почувствовал это сразу, как
только поднял ее на крыльце! Тогда ему показалось, что мягкое тряпочное
тело наполнено песком; во всяком случае, никаких твердых предметов внутри
куклы не прощупывалось. Ни намека на скелет, череп или хрящи; ничего, хоть
отдаленно напоминающего живую плоть, только что-то мягкое, сыпучее,
аморфное, безжизненное...
  Фраза "КРАЙНИЙ СРОК - РАССВЕТ" больше не мигала на экране компьютера.
Вместо этой таинственной и в то же время угрожающей надписи на мониторе
появилось единственное слово:
  "ТИК-ТАК".
  Томми почувствовал, что проваливается в какой-то чужой и странный мир
- не как бедная Алиса, которая падала в кроличью нору, нет. Это гораздо
больше походило на видеоигру.
  Отпихнув некстати попавшееся ему под ноги кресло и направив пистолет
прямо перед собой, Томми с опаской обошел стол и заглянул под него. Его
внутреннее пространство, ограниченное двумя тумбами и загороженное спереди
непрозрачной декоративной панелью, скрывалось в тени, но он все же сумел
рассмотреть, что куклы под столом нет.
  Правда, столовые тумбы поддерживались короткими толстыми ножками, так
что Томми пришлось опуститься на колени и наклониться почти к самому полу,
чтобы заглянуть и под них, но зато теперь он был совершенно уверен, что
там никто не прячется.
  С облегчением вздохнув, он снова поднялся на ноги.
  В правой тумбе стола помещался один выдвижной ящик и трехъярусная
картотека, скрытая за общей дверцей. В левой тумбе было три простых ящика.
Томми выдвинул их по одному, каждый раз ожидая, что маленькое чудовище
прыгнет оттуда прямо на него, но в ящиках лежали только принадлежащие ему
письменные принадлежности, карточки для картотеки, папки, дырокол, катушка
скотча, ножницы, карандаши и прочие мелочи.
  Дождь, сопровождавшийся порывами жестокого ветра, стучал по крыше,
как шаги бесчисленных марширующих солдат. Крупные капли ударяли в оконные
стекла со звуком, напоминающим отдаленную ружейную пальбу, и Томми
неожиданно подумал, что весь этот шум вполне способен заглушить топот
маленьких ног, если кукла начнет кружить по комнате, прячась от него. Или
если она решит зайти сзади...
  Он быстро повернулся, но сзади никого не было.
  Продолжая свои поиски, Томми пытался убедить себя, что существо со
змеиными глазами слишком мало, чтобы причинить ему реальный вред. Вряд ли
оно намного крупнее крысы, рассуждал он, а ведь крыса, при всем ее уме и
хитрости, вряд ли способна сражаться на равных с сильным мужчиной. В
большинстве случаев человек убивал крысу еще до того, как она успевала его
укусить. Кроме того, у Томми не было оснований предполагать, что маленькое
чудовище настроено по отношению к нему агрессивно и враждебно. На его
взгляд, это было все равно что признать, что обычная домовая крыса может
обладать достаточной силой, умом и сознанием, чтобы планировать убийство
человеческого существа.
  Тем не менее ему никак не удавалось убедить себя в том, что
вылупившееся из хлопчатобумажного кокона чудовище не угрожает его жизни, и
сердце его продолжало бешено колотиться, а грудь стискивало недоброе
предчувствие.
  Должно быть, все дело было в том, что он слишком хорошо помнил злые
зеленые глаза с узким зрачком, которые смотрели на него с тряпичного лица
с такой неприкрытой угрозой. Томми знал, что это глаза хищника.
  Стоявшая у стола латунная корзинка для бумаг была наполовину
заполнена смятыми листами бумаги, вскрытыми конвертами и использованными
самоклеющимися этикетками. Для начала Томми пнул ее ногой, рассчитывая
напугать существо, если оно зарылось в этот бумажный мусор. Корзина
качнулась, бумаги внутри зашуршали, но в этом звуке не было ничего
неестественного, и к тому же он сразу затих.
  Но Томми этого было недостаточно. Он выдвинул из стола неглубокий
ящик для карандашей и, выудив оттуда металлическую линейку, несколько раз
ткнул ею в бумажный мусор, но в корзине никто не взвизгнул и не попытался
вырвать линейку из его руки.
  Томми удовлетворенно улыбнулся, но сразу же вздрогнул в испуге, когда
за окном вспыхнула целая серия ослепительно желтых молний, а по стенам,
словно черные пауки, разбежались стремительные тени терзаемых ветром
деревьев. Сопровождавший молнию гром грянул с такой силой, что Томми
показалось, будто расколотый молниями угольно-черный купол небес вот-вот
обрушится на него.
  Он выпрямился и, убедившись, что по крайней мере на этот раз небеса
не рухнули, с подозрением покосился на диван, стоявший у противоположной
стены кабинета. Над ним висели в рамках рекламные плакаты двух самых
любимых фильмов Томми - "Двойной компенсации" Джеймса Кейна с Фредом
Мак-Мюрреем, Барбарой Стейнвики Эдвардом Г. Робинсоном в главных ролях и
"Темного перевала" с Хэмфри Богартом и Лорейн Бэкол.
  Время от времени, когда ему не работалось - в особенности когда он
застревал в хитросплетениях сюжета, - Томми ложился на этот диван,
подкладывал под голову две красные декоративные подушечки-думки, выполнял
несколько дыхательных упражнений и расслаблялся, позволяя своему
воображению поработать самостоятельно. Иногда ему удавалось решить
проблему в течение часа, после чего Томми благополучно возвращался к
работе, но чаще он просто засыпал, а проснувшись, испытывал стыд за свою
беспробудную лень. В таких случаях ощущение неловкости и вины бывало таким
сильным, что на лбу у него проступала испарина.
  Шагнув к дивану и откинув в сторону обе подушечки, Томми убедился,
что тварь не прячется ни под одной из них.
  Диван был низким, и его прямоугольное основание стояло прямо на полу,
а не на ножках, так что зеленоглазая бестия не могла прятаться под ним.
Вероятно, она забилась в щель между стеной и спинкой дивана, но для того,
чтобы сдвинуть диван с места, Томми необходимы были обе руки, а он не
собирается расставаться с пистолетом ни на секунду.
  Он с беспокойством оглядел комнату.
  В ней ничто не двигалось, если не считать слабо фосфоресцирующих
потоков воды снаружи, сбегавших по оконным стеклам.
  Подавив вздох, Томми положил пистолет на подушки, но так, чтобы до
него можно было легко дотянуться, и, покряхтывая от натуги, отодвинул
тяжелый диван от стены, совершенно уверенный, что вот сейчас нечто,
обмотанное изорванной белой тканью, с душераздирающим визгом бросится на
него из пыль ной темноты.
  С беспокойством он подумал о том, насколько уязвимы для маленьких
острых зубов его лодыжки.
  Пожалуй, ему с самого начала следовало заправить джинсы в носки или
перехватить штанины тугими резинками, как он непременно поступил бы, если
бы охотился на настоящую крысу. При мысли о том, что какая-то юркая тварь
может проскользнуть под штанину и начать подниматься по ноге, отчаянно
царапаясь и кусаясь при этом, Томми содрогнулся.
  К счастью, маленькое чудовище не пряталось за софой.
  Чувствуя одновременно и облегчение, и легкое разочарование, Томми
снова взял пистолет. Ставить диван на место он не стал, но тщательно
проверил большие подушки сиденья.
  Но и под ними никого не было.
  Капля пота скатилась по переносице прямо в уголок его глаза. Глаз
больно защипало. Томми торопливо вытер его рукавом рубашки и быстро-быстро
заморгал.
  Единственным, что ему оставалось обыскать, был стоявший возле двери
шкафчик красного дерева, в котором Томми хранил запасы бумаги, картриджи
для принтера и прочие нужные для работы вещи. Шкафчик был совсем
невысоким, поэтому он просто встал рядом с ним и заглянул сверху в щель
между ним и стеной. Но и там никого не было.
  Оставалось проверить внутри. Дверца шкафчика была двойной, и Томми
испытал сильнейшее желание сначала прострелить ее в нескольких местах и
только потом открывать, но он превозмог свой страх. Отворив сначала одну
половинку, потом другую, он порылся в бумагах, но под ними никто не
прятался.
  Встав в середине комнаты, Томми медленно огляделся по сторонам,
стараясь сообразить, куда он еще не заглядывал. Он совершил полный оборот
на триста шестьдесят градусов, но ему так и не пришло в голову ничего
путного. Похоже, Томми обыскал все места, где могла бы укрыться крыса или
любое другое существо таких размеров, и теперь терялся в догадках, куда
могло деваться странное существо.
  Он был уверен, что маленькое чудовище с зелеными глазами все еще в
комнате. Вряд ли оно могло выскользнуть из комнаты, пока он ходил за
пистолетом. Кроме того, Томми буквально физически ощущал хищное
присутствие затаившейся где-то твари и ненависть, которую она излучала.
  Даже сейчас он чувствовал на себе злобный взгляд зеленых змеиных
глаз. Жуткая тварь продолжала наблюдать за ним.
  Но откуда?
  - Ну давай, покажись! - проговорил он. Несмотря на выступившую на лбу
обильную испарину и на дрожь, которая продолжала время от времени
сотрясать его тело, Томми чувствовал себя теперь гораздо увереннее. Ему
казалось, что он справляется со странной ситуацией и ведет себя
мужественно и расчетливо. Даже сам Чип Нгуэн не мог бы его не одобрить.
  - Вылезай! - снова сказал Томми. - Где ты прячешься, мерзкое существо?
  За окнами снова сверкнула молния, черные тени деревьев метнулись по
залитым водой стеклам, а трескучий раскат грома, раздавшийся подобно гласу
свыше, заставил Томми обратить свое внимание на оконные занавески.
  Они были достаточно короткими и свисали лишь на два или три дюйма
ниже подоконника, поэтому сначала Томми даже в голову не пришло, что тварь
может прятаться за ними. Теперь он, однако, подумал о том, что она,
возможно, каким-то образом вскарабкалась на подоконник, находящийся на
высоте двух с половиной футов от пола, или просто подпрыгнула достаточно
высоко, чтобы уцепиться за ткань, а потом подтянулась и повисла на
занавеске со стороны окна.
  В кабинете было два окна, и оба выходили на восток. На каждом из них
на простых латунных карнизах висело по две занавески из синтетической
ткани, имитирующей красно-золотую парчу. Обращенная к улице подкладка
занавесок была сделана из белого полотна.
  Складки на всех четырех полотнищах выглядели аккуратно, и было вовсе
не похоже, что какое-то существо размером с крысу прицепилось к ним со
стороны окна.
  Впрочем, плотная парча была достаточно тяжелой, и маленькому
чудовищу, вылупившемуся из чрева тряпичной куклы, возможно, все же не
хватало веса, чтобы нарушить строгую геометрию красно-золотых складок.
  Томми посильнее сжал рукоятку пистолета и, взведя ударник, легко
прикоснулся пальцем к спусковому крючку. Держа оружие наготове, он
осторожно приблизился к первому окну и, взявшись за драпировку свободной
рукой, сильно и резко встряхнул ее.
  Никто не заворчал в ответ, никто не свалился на пол, никто не
завозился, стараясь взбежать по занавеске повыше.
  Тем не менее Томми отвел полотнище довольно далеко от стены, слегка
расправил, насколько это можно было сделать одной рукой, и заглянул за
него, но на белой полотняной подкладке никого не было.
  Тогда он повторил операцию со второй драпировкой, но с тем же
результатом. И за ней тоже не пряталось маленькое злобное чудовище с
глазами змеи.
  У второго окна внимание Томми на мгновение привлекло обесцвеченное
выражение его собственного бледного лица, отразившегося в залитом дождевой
водой стекле, и он со стыдом отвел взгляд. В своих собственных глазах он
увидел страх, отнюдь не сочетавшийся с уверенностью и мужеством, с
которыми Томми так недавно себя поздравил. Правда, он не чувствовал себя
напуганным настолько, насколько это можно было предположить по отражению
его перекошенного лица, однако вполне вероятно, что он просто временно
подавил свой ужас в надежде, что все происходящее в конце концов окажется
просто не слишком удачной шуткой. На данный момент Томми решил об этом не
думать, боясь, что если он даст волю чувствам, отразившимся в его глазах,
то страх и нерешительность снова парализуют его волю.
  Тщательная разведка, произведенная со всеми предосторожностями,
показала, что за левой занавеской второго окна никто не прячется.
  Ему оставалось проверить только одну занавеску. Красно-золотая,
тяжелая, она свисала с лагунного стержня безупречными прямыми складками.
  Томми потряс ее, но безрезультатно. Да Томми и сам чувствовал, что
она ничем не отличалась от предыдущих трех драпировок.
  Расправив материал и отведя его подальше от стены, Томми наклонился
вперед, заглядывая в промежуток между занавеской и окном. Стоило ему
посмотреть вверх, как он увидел прямо над собой мерзкую тварь, которая
вовсе не держалась за драпировку или за подкладку, а висела вниз головой,
зацепившись за латунный карниз черным блестящим хвостом, торчащим из
лохмотьев хлопчатобумажной ткани. Передние конечности бывшей куклы больше
не напоминали варежки; из обтрепанных белых рукавов торчали пятнистые,
черно-желтые кисти, которые существо плотно прижимало к своей
хлопчатобумажной груди, но Томми сумел разглядеть, что на каждой руке
твари было по пяти пальцев - четыре прямых и один противостоящий, как у
человека. На этом сходство и заканчивалось. Пальцы чудовища были
костлявыми, чешуйчатыми и заканчивались маленькими, но довольно острыми и
сильно изогнутыми когтями.
  В течение нескольких не правдоподобно длинных секунд, когда казалось,
что само время остановилось, Томми и тварь в упор разглядывали друг друга.
Ярко-зеленые глаза чудовища смотрели на него сквозь дыры в белом тряпичном
колпаке, который все еще оставался на голове невиданной твари, и Томми
подумал, что этот странный головной убор очень напоминает тот, что носил
Человек-слон в старом фильме Дэвида Линча. Но самое сильное впечатление на
него произвел черный раздвоенный язычок, торчавший между двумя рядами
мелких черных зубов, которые, несомненно, и перегрызли те пять
крестообразных стежков, что обозначали рот куклы.
  Ослепительная вспышка молнии помешала этому взаимному разглядыванию
длиться дольше. Время, которое текло медленно, словно сползающий с
континентального шельфа ледник, неожиданно рванулось вперед со скоростью
цунами.
  Тварь зашипела.
  Ее хвост дрогнул и отделился от карниза.
  Растопырив лапы, чудовище полетело прямо в лицо Томми.
  Он инстинктивно пригнулся и отпрянул в сторону.
  Раскат грома сотряс дом, и Томми в панике нажал на спусковой крючок.
  Как и следовало ожидать, пуля прошила занавеску и, не причинив
никакого вреда твари, засела в потолке.
  Маленький ящер, свирепо шипя, приземлился прямо на голову Томми. Его
крошечные когти проникли сквозь его густые волосы и впились в кожу головы.
  Взвыв от боли и страха, Томми попытался сбросить тварь свободной
рукой, но она держалась крепко.
  Тогда он нащупал загривок маленького чудовища и, безжалостно сдавив
ему шею, с трудом оторвал его от себя.
  Тварь в его руке яростно извивалась и корчилась. Она оказалась
гораздо сильнее и изворотливее любой крысы. Ее рывки были такими резкими и
такими мощными, что Томми едва удерживал врага на безопасном расстоянии от
своего лица.
  Кроме того, он каким-то образом запутался в занавеске и никак не мог
освободиться. Он даже не мог поднять оружия, потому что мушка пистолета,
хоть и была совсем маленькой, зацепилась за подкладку драпировки, и Томми
отчаянно дергал свой "хеклер и кох", пытаясь высвободить его из складок
плотной тяжелой ткани. - Тварь гортанно, с клекотом зарычала, оскалила
зубы, стараясь укусить Томми за руку, и отчаянно заработала когтями, чтобы
снова вонзить их в его плоть.
  Подкладка с треском подалась, и Томми выдернул пистолет из складок
портьеры.
  Холодный и гладкий хвост твари обвился вокруг его запястья, и Томми
едва не вырвало от отвращения. Издав какой-то нечленораздельный звук, он
взмахнул рукой и швырнул мерзкое существо через всю комнату с силой,
которая сделала бы честь любой бейсбольной звезде.
  Он услышал пронзительный визг твари, который неожиданно оборвался на
самой высокой ноте, когда отвратительное существо врезалось в
противоположную стену. Томми от души надеялся, что сломал врагу
позвоночник, но он не увидел, как тварь ударилась о стену, так как от
сильного рывка латунный карниз вырвался из кронштейнов и обрушился на
голову Томми вместе с тяжелыми портьерами.
  Проклиная все на свете, Томми сорвал с головы плотное покрывало с
витыми шнурами, чувствуя себя Гулливером, силящимся вырваться из плена
лилипутов. Маленькое чудовище валялось на ковре возле самого плинтуса,
неподалеку от входной двери. На мгновение Томми показалось, что оно мертво
или, по крайней мере, оглушено ударом, но тварь неожиданно зашевелилась и
подняла голову.
  Выставив пистолет перед собой, Томми шагнул к своему врагу, собираясь
добить его, но зацепился за упавшие на пол занавески и, потеряв
равновесие, растянулся во весь рост.
  Падая, он больно ударился подбородком, и в первые секунды все
окружающее двоилось у него перед глазами. Придя в себя, Томми обнаружил,
что лежит, прижимаясь щекой к ковру. В этом положении он, несомненно,
видел мир примерно таким, каким он представлялся и твари, хотя Томми
продолжало казаться, что комната как-то подозрительно накренилась. В
следующее мгновение Томми увидел своего врага, который успел подняться на
задние лапы.
  Тварь стояла на нижних конечностях довольно уверенно, хотя, возможно,
дополнительную устойчивость ей придавал волочившийся сзади шестидюймовый
хвост. Во многих местах ее тело все еще скрывалось под обрывками белой
ткани, из которой была сшита странная кукла.
  Гроза за окнами бушевала во всю силу; ослепительные молнии сверкали
одна задругой, а гром гремел почти беспрерывно. Ураганный ветер свирепо
завывал за окнами, и свет в кабинете то заметно тускнел, то снова ярко
вспыхивал, но, к счастью, пока не гас.
  Тварь ринулась на Томми. Изорванная белая ткань трепетала и
развевалась за ее спиной.
  Томми лежал, вытянув перед собой правую руку, в которой все еще был
зажат пистолет. Подняв его дюйма на четыре от земли, он взвел ударник
нажатием на рычаг и выстрелил два раза подряд.
  Должно быть, одна из пуль все же попала в тварь, поскольку она
отлетела обратно к стене.
  Учитывая небольшие размеры маленького ящера, пуля сорокового калибра
должна была быть для него тем же, чем мог бы стать для обычного человека
крупнокалиберный артиллерийский снаряд на поле битвы. Тварь должно было
убить на месте, превратить в лохмотья, как разорвало бы на куски человека,
в грудь которому случайно угодил выстрел из гаубицы. Ее должно было
размазать, разметать, раздробить, разорвать на клочки...
  Но мерзкое существо, казалось, вовсе не пострадало. Правда, сначала
оно лежало на полу, разбросав в стороны свои странно изящные конечности,
тело его сотрясали резкие судороги, гибкий хвост колотил по ковру словно в
агонии, от обожженных тряпок поднимался едкий дымок, но она была
совершенно целой!
  Томми слегка приподнял голову, чтобы лучше видеть. На ковре возле
двери он не заметил ни единой капли крови! Ни одной - нигде!
  Тварь перестала корчиться и перекатилась на спину. Потом она села и с
присвистом выдохнула воздух, и Томми вдруг показалось, что этот вздох был
вызван не болью или сожалением, а удовлетворением. Можно было подумать,
что выстрел в грудь с расстояния в несколько футов является для нее
любопытным и удивительным переживанием - не больше.
  Томми приподнялся на колени.
  Тварь на противоположном конце кабинета снова зашевелилась и положила
свои жуткие крапчатые лапы на обожженное, все еще дымящееся брюшко... Нет,
она засунула их внутрь себя и сделала такое движение, как будто доставала
что-то из собственных кишок.
  Несмотря на расстояние в несколько шагов, Томми увидел то, о чем уже
догадался: тварь держала в своих тонких лапах деформированную пулю от
патрона сорокового калибра. Вот она отшвырнула ее от себя и снова
зашевелилась.
  Чувствуя противную слабость в трясущихся коленях, Томми выпрямился во
весь рост и ощупал голову. Ранки, оставленные острыми когтями твари, все
еще саднили, но, когда он посмотрел на пальцы, на них почти не было следов
крови.
  Он не ранен. Во всяком случае, ничего серьезного.
  Пока...
  Его противник тоже встал на задние лапы.
  Несмотря на то, что Томми был раз в семь выше своего врага и примерно
в тридцать раз тяжелее, он чувствовал себя настолько испуганным, что еще
немного, и он мог бы обмочиться.
  Чип Нгуэн, крутой детектив, никогда бы не потерял над собой контроль
до такой степени и не допустил бы подобного унижения, но Томми Фану вдруг
стало в высшей степени плевать на то, что сделал бы в подобной ситуации
его любимый литературный персонаж. Чип Нгуэн был одуревшим от виски
идиотом, слишком полагавшимся на огнестрельное оружие, искусство
рукопашного боя и крепкие слова. Томми, в свою очередь, был уверен, что
самый точный и мощный майя-гери, не остановил бы сверхъестественное
существо - неожиданно ожившую дьявольскую куклу, которая продолжала
двигаться как ни в чем не бывало даже после того, как получила в живот
пулю сорокового калибра.
  И это была неопровержимая истина. Не та истина, о которой
рассказывают в вечерней программе новостей, не та истина, которой учат в
школе или в церкви. Это даже не была истина в последней инстанции, которую
провозглашали Карл Сейган "Карл Сейган - американский астроном и
популяризатор науки, ведущий на американском телевидении цикл передач
"Космос"." и разного рода научные учреждения. И тем не менее, с точки
зрения Томми, это была действительно истина, хотя сообщить о чем-либо
подобном мог только какой-нибудь грязный листок типа "Нэшнл энквай-эрер" в
обзорной статье, посвященной либо участившимся случаям проявления
демонизма в наш апокалиптический век, либо неизбежности решающей битвы
между Святым Элвисом и воплощением Сатаны, которая обязательно произойдет
в преддверии третьего тысячелетия.
  Томми снова направил пистолет на тварь и почувствовал, как внутри его
поднимается безумный смех, но он сумел с ним справиться. Он вовсе не был
сумасшедшим. Лишь в самом начале Томми боялся, что сходит с ума, но теперь
этот страх прошел. Должно быть, вся Вселенная превратилась в лечебницу для
душевнобольных, да и сам Бог-Творец, наверное, спятил, если допустил
существование этой мерзкой и хищной твари, хоть и под личиной тряпичной
куклы.
  Неожиданно Томми подумал о том, что если перед ним действительно
сверхъестественное существо, то сопротивляться ему глупо, а главное -
бесполезно, однако он почему-то не мог отшвырнуть пистолет и подставить
горло для последнего, смертельного укуса. По крайней мере, пуля сорокового
калибра сбила тварь с ног и ненадолго оглушила ее. Может быть, ему и не
удастся пристрелить эту гадкую ящерицу, но он, по крайней мере, может
удерживать ее на почтительном расстоянии.
  Во всяком случае, до тех пор, пока у него не кончатся патроны.
  Томми выстрелил уже три раза. Первый патрон он истратил, когда тварь
бросилась на него с карниза, и два, когда лежал на полу, запутавшись
ногами в занавеске.
  В магазине оставалось еще десять патронов. В тумбочке в спальне
хранилась еще целая коробка боеприпасов, которая могла помочь ему оттянуть
развязку, но Томми не знал, сумеет ли он до нее добраться.
  Тварь приподняла свою обмотанную белым тряпьем голову и посмотрела
прямо на него. Ее свирепые зеленые глаза излучали ненасытный голод.
Обрывки белой ткани, свисавшие твари налицо, напоминали дешевый парик.
  Томми неожиданно подумал о том, что раскаты грома, несомненно,
заглушали выстрелы, но рано или поздно жители мирного городка Ирвина
поймут, что где-то по соседству идет нешуточная битва, и вызовут полицию.
  Тварь снова зашипела.
  Да что же это. Господь Всемогущий? Последняя схватка Героя и Чудовища
в лагунах Сумеречной Зоны ?
  Когда прибудет полиция, ему придется долго объяснять, что,
собственно, здесь произошло, но хуже всего, что сам Томми будет при этом
выглядеть как наглядное пособие по изучению параноидального синдрома для
медицинского колледжа. После этого тварь либо покажется блюстителям
порядка - и тогда весь нормальный мир погрузится в кошмар вместе с ним, -
либо хитрый маленький демон спрячется где-нибудь за диваном и позволит
полиции отвезти бессвязно лопочущего клиента в хорошо освещенную комнату
без окон, с запирающимися только снаружи дверьми и со стенами, отделанными
мягкими резиновыми матами.
  Поначалу Томми даже не думал о том, какой из двух возможных сценариев
ему нравится больше. В любом случае ему казалось, что он будет избавлен от
кошмара, и тогда, возможно, сумеет не намочить брюк. Он получит
возможность перевести дух, подумать обо всем как следует, может быть, даже
найти какое-то мало-мальски рациональное объяснение тому, что с ним
случилось, хотя вероятность последнего была не особенно велика. Скорее уж
он узнает, в чем смысл жизни...
  Чудовищная тварь снова зашипела.
  Томми вздрогнул, но не от этого жуткого звука, а от того, что ему на
ум пришла новая, не предусмотренная им возможность. Его ненавистному врагу
ничего не стоило последовать за ним в лечебницу, чтобы продолжать мучить
свою жертву весь остаток ее несчастной жизни, предусмотрительно избегая
санитаров и врачей.
  Зато врачи получат почти идеальную клиническую картину острого
психического заболевания.
  Но вместо того, чтобы напасть на него снова, рептильная тварь
неожиданно метнулась к дивану, который был все еще отодвинут от стены.
Томми сопроводил ее стволом пистолета, но маленькое чудовище двигалось
слишком быстро, и он не рискнул выстрелить, чтобы не тратить зря
оставшиеся в магазине патроны.
  Тварь юркнула за диван.
  Отступление врага слегка приободрило Томми. Он даже позволил себе
крошечную надежду, что выпущенная им пуля все-таки причинила твари
какой-то вред и заставила ее вести себя осмотрительнее. Поспешность и
неожиданность, с какой она обратилась в бегство, заставили Томми вспомнить
о своем бесспорном превосходстве в росте и весе, и его губы тронула
улыбка. Утраченная было уверенность в своих силах отчасти вернулась к нему.
  Бесшумно ступая по ковру, он сделал несколько шагов к противоположной
стене комнаты, стараясь заглянуть за диван. Дальний от Томми край дивана
по-прежнему был плотно придвинут к стене, и Томми был уверен, что тварь
сама загнала себя в ловушку, поскольку под диван ей тоже было не
протиснуться.
  Но твари там не было.
  Потом он увидел дыру в обивке, по краям которой висели неопрятные
клочья ткани, и понял, что зеленоглазая зверюга пробралась в диван и
спряталась внутри.
  Но зачем?
  А зачем спрашивать "зачем?"
С того самого момента, когда на голове куклы лопнули первые стежки и
Томми увидел живой глаз чудовища, глядевший на него сквозь отверстие в
ткани, он больше не задавал себе вопросов. Эти вопросы годились для
нормальной жизни, в которой правили логика и здравый смысл, а не для того
безумного и странного мира, в котором он очутился. Самым главным вопросом
для него стало "как?". Как ему остановить тварь? Как спастись? Кроме того,
Томми не мог не задумываться о том, что же будет дальше, хотя ответа на
этот вопрос он боялся. Совершенная и полная иррациональность всего
происшедшего с ним за последние несколько часов не позволяла ему сделать
верный прогноз на остаток ночи, но Томми, по крайней мере, должен был
попытаться выяснить, что за этим стоит и какую цель преследует страшная
кукла. Чего она добивается?
  "КРАЙНИЙ СРОК - РАССВЕТ".
  Он так и не понял, что означает это послание на экране его
компьютера. Какой крайний срок? Для чего?! Или, может быть, для кого? Кто
его установил? Что должен Томми успеть сделать до рассвета?
  "ТИК-ТАК".
  О, это сообщение Томми понимал очень хорошо! Время истекало. Его
время. Ночь летела к концу с такой же скоростью, с какой летели к земле
дождевые капли снаружи. И если он не начнет действовать, то еще до
рассвета он превратится в завтрак.
  "ТИК-ТАК".
  В сытный завтрак для голодной тряпичной куклы.
  "ТИК-ТАК".
  Хруп-хряп... Чав-чав-чав...
  Томми почувствовал, что у него закружилась голова. И вовсе не от
того, что он ударился ею об пол, когда падал.
  Он медленно обошел вокруг дивана, внимательно его разглядывая.
  Огонь. Может быть, ревущий костер, который он устроит из своего
дивана, окажется эффективнее пуль?
  Пока тварь устраивала себе гнездо в диване - или что она там
задумала, - может быть, стоило спуститься в гараж, нацедить из бака кварту
бензина и, захватив в кухне коробку спичек, снова подняться в кабинет,
чтобы поджечь диван.
  Нет. Это займет слишком много времени. Мерзкий маленький агрессор
сразу поймет, что он вышел, и к моменту, когда Томми вернется в кабинет,
наверняка успеет перебраться из дивана в какое-нибудь другое место.
  Томми прислушался. В диване было тихо, но это не означало, что тварь
задремала. Должно быть, она просто затаилась, замышляя что-нибудь ужасное.
  Томми тоже необходимо было составить план. Хоть какой-нибудь...
  Думай! Думай!
  Томми нередко приходилось пользоваться пятновыводителем из-за
светло-бежевого коврового покрытия, и он держал один флакон внизу, а
второй в туалете наверху, чтобы иметь возможность атаковать случайно
разлитую пепси-колу - или что-либо другое - прежде, чем она успеет
оставить на ковре трудно выводимый след. Во флаконе осталась еще примерно
пинта жидкости, а на этикетке крупными красными буквами значилось
"ОГНЕОПАСНО!".
  - Огнеопасно... - вслух повторил Томми. Ему нравилось, как звучит это
слово. - Чертовски огнеопасно, дьявольски огнеопасно, взрывоопасно,
смертельно опасно!..
  Пожалуй, в английском языке не было других слов, которые ему было бы
так приятно слышать или произносить. По крайней мере, в эту минуту.
  Кроме того, на полке над маленьким камином в его спальне лежала
пропановая зажигалка на батарейке, при помощи которой Томми зажигал газ
под керамическими поленьями. Ему необходимо было только выскользнуть из
кабинета, схватить флакон пятновыводителя, заглянуть в спальню, чтобы
взять зажигалку, и вернуться в кабинет. На все это ему потребовалась бы
минута или даже меньше.
  Одна минута... Какой бы хитрой и сообразительной ни была засевшая в
диване тварь, она вряд ли успела бы заметить, что Томми покинул кабинет, и
выбраться до его возвращения.
  Ну, кто кого поджарит на завтрак ?
  При мысли об этом Томми не сдержал улыбки.
  Из глубины дивана послышался скрип и отчетливый металлический звук -
тванг!
  Томми поморщился. Улыбаться ему расхотелось.
  Тварь в диване снова затихла. Она что-то замышляла. Но что?
  И в эту минуту ему пришло в голову, что если он обольет диван
пятновыводителем и подожжет, языки пламени стремительно расползутся по
ковру, по стенам, по занавескам. Его дом может сгореть до основания,
прежде чем приедет пожарная команда.
  Разумеется, дом был полностью застрахован, но страховая компания едва
ли возместит убытки, если заподозрит поджог. Пожарные начнут расследование
и, несомненно, обнаружат следы горючей жидкости - пятновыводителя. Вряд ли
Томми удастся убедить следствие в том, что он поджег диван в целях
самообороны.
  Тем не менее он уже был готов бесшумно отворить дверь, выйти в
коридор, броситься за пятновыводителем и попытать счастья с...
  Со стороны дивана донесся треск разрываемой ткани, и одна из подушек
приподнялась. Тварь выбиралась наружу. В костлявой черной руке она держала
шестидюймовый обломок диванной пружины - блестящую спираль из стальной
проволоки диаметром в одну восьмую дюйма.
  С пронзительным, похожим на электронные звуки визгом, в котором
смешались ярость и безумная, слепая ненависть, тварь прыгнула на Томми с
сиденья дивана, и ему на мгновение показалось, что она способна лететь по
воздуху.
  Он отпрянул в сторону, машинально спустив курок и истратив еще один
патрон.
  Но маленькое чудовище вовсе не собиралось на него нападать. Его
бросок был просто отвлекающим маневром. Приземлившись на ковер, тварь
проскользнула мимо Томми и, юркнув за рабочий стол, скрылась из вида.
Двигалась она едва ли не быстрее самой проворной крысы, хотя Томми успел
заметить, что она бежала на задних лапах, совсем как человек.
  Он бросился следом, надеясь загнать тварь в угол и, прижав ствол
пистолета к самой ее голове, выстрелить два или три раза, чтобы вышибить
ей мозги, если, конечно, таковые у нее имелись. Ему очень хотелось верить,
что выстрел в голову окажет на маленького дракона более сокрушительное
воздействие, чем пуля в живот.
  Но, когда Томми обогнул стол, он увидел, что тварь стоит на задних
лапах возле электрической розетки и глядит на него через плечо. Ему
показалось, что чудовище ухмыляется ему наполовину скрытым под
разорванными тряпками ртом, но рассмотреть как следует его морду Томми не
успел. Маленький дракон вставил в розетку стальную диванную пружину.
  Электрический ток устремился по проводнику. Трах!!! Томми услышал,
как в распределительной коробке вышибло автоматический предохранитель. В
следующую секунду свет в комнате погас, и он видел только золотые и
зеленые искры, дождем сыплющиеся на отвратительную тварь. Но эта
иллюминация продолжалась всего лишь мгновение. Наступившая в комнате тьма
казалась Томми еще темнее из-за плавающих перед глазами черных пятен.


                                  Глава 3


  Желтоватый свет уличных фонарей, ослабленный расстоянием и просеянный
сквозь густые ветви деревьев, едва освещал окна. Продолжавшие стекать по
стеклам потоки воды еще отсвечивали тусклой медью, но этот слабый свет
почти не проникал в комнату.
  Томми был парализован и ослеплен. Он ничего не различал вокруг себя и
старался не задерживать в сознании страшные картины, которые рисовало ему
воображение. Единственными звуками, которые он слышал, был стук дождевых
капель по черепичной крыше и завывание ветра в водосточных трубах и под
карнизами.
  Несмотря на это, он не сомневался, что маленькое чудовище цело и
невредимо. Электричество причинило ему не больше вреда, чем выстрел из
пистолета.
  Сжимая "хеклер и кох" с такой силой, словно он обладал магическими
свойствами и мог защитить его от всех явных и тайных опасностей Вселенной,
как реальных, так и сверхъестественных, Томми сделал осторожный шаг назад.
Он, конечно, хорошо понимал, что в этой чернильной тьме пистолет был
совершенно бесполезен. Не видя врага, Томми не мог поразить его точным
выстрелом.
  Судя по тому, сколько прошло времени, тварь уже должна была бросить
диванную пружину и повернуться к нему. Томми очень живо представил себе,
как она глядит на него своими змеиными глазами и ухмыляется сквозь похожую
на погребальные бинты мумии опаленную белую тряпку.
  В панике Томми чуть было не поддался соблазну открыть беспорядочный
огонь. Целясь примерно в то место, где тварь была до того, как погас свет,
он мог почти наверняка рассчитывать, что хоть одна из девяти оставшихся в
магазине пуль попадет в цель. Томми почти не сомневался в этом, хотя он и
не был детективом Нгуэном, которому сказочно везло в самых невероятных
ситуациях. Ему достаточно было просто оглушить тварь, и тогда он без помех
смог бы выскочить в коридор, захлопнуть за собой дверь и, спустившись по
ступеням на первый этаж, выбежать из дома.
  Правда, Томми не имел ни малейшего представления, что он будет делать
дальше, куда побежит и к кому обратится за помощью. Единственное, что он
знал наверняка, это то, что если он хочет остаться в живых, то ему
необходимо как можно скорее покинуть свой собственный дом.
  Но Томми не смел нажать на курок и истратить оставшиеся патроны. Это
означало бы остаться совсем без защиты, каким бы малоэффективным ни был
его "хеклер и кох" в темноте.
  Томми понимал, что если, стреляя вслепую, он все-таки не попадет в
тварь, то ни за что не доберется до двери кабинета живым и невредимым.
Чудовище настигнет его, вскарабкается по ноге с ловкостью и проворством
сороконожки, переберется на спину и вонзит свои острые зубы ему в затылок,
а потом повиснет под подбородком, вцепившись в горло, и, пока он будет
бестолково размахивать руками, начнет рвать его плоть когтями и зубами,
добираясь до сонной артерии. А может быть, оно начнет с того, что вырвет
ему глаза, чтобы потом расправиться с ним без помех...
  Осознав, что на этот раз его богатое воображение вовсе ни при чем,
Томми вздрогнул сильнее. Он чувствовал намерения твари, как если бы между
ними существовала крепкая духовная или физическая связь.
  Если тварь нападет после того, как он расстреляет все патроны, он
запаникует, налетит на что-нибудь в темноте, упадет... А если он упадет,
то никогда уже больше не поднимется.
  Нет, лучше поберечь патроны.
  Томми сделал еще один шаг назад, потом другой и снова остановился.
Его вдруг охватила твердая уверенность, что тварь находится не перед ним,
где она была, прежде чем устроила короткое замыкание, а позади него. Пока
он соображал, как быть, она обошла его, чтобы подкрасться сзади.
  Томми резко повернулся на сто восемьдесят градусов и ткнул стволом
пистолета в темноту перед собой - откуда, как ему казалось, грозила
опасность.
  Теперь он стоял, обратившись лицом к той части кабинета, которую не
освещали даже призрачно-желтые окна. Можно было подумать, что он вдруг
оказался на самой окраине Вселенной, которой еще не достигла энергия
Великого Взрыва.
  Он затаил дыхание.
  Он прислушался, но не услышал шагов твари.
  Только звуки дождя за окнами.
  Дождь.
  Грохочущий, шепчущий, шелестящий дождь.
  Больше всего сейчас Томми пугали не чудовищная и чуждая внешность
твари, не ее злобная враждебность, не ее проворство и быстрота, не ее
размеры крупного грызуна, которые будили в нем первобытный, неуправляемый
страх, и даже не загадочная необъяснимость самого факта ее существования.
Больше всего - до испарины, до судорог, до озноба - его ужасала разумность
твари.
  Поначалу Томми считал, что имеет дело с животным - неизвестным науке,
хитрым, сообразительным, но все-таки с животным. Но, когда тварь
использовала вырванную из дивана пружину, чтобы замкнуть электрические
цепи и погасить свет, он понял, что его противник отличается куда более
сложной организацией. Правда, обезьяны тоже умели пользоваться простейшими
орудиями труда, но ни одна горилла не обладала достаточными познаниями в
электротехнике, чтобы при помощи куска металла устроить короткое замыкание
и вывести из строя электрооборудование в кабинете. Следовательно, жуткая
тварь не только умела мыслить в полном смысле этого слова, но и обладала
специальными знаниями, а это было уже совершенно невероятно, во всяком
случае - для животного.
  На лбу Томми выступил холодный пот при мысли о том, что могло бы быть
с ним, если бы он попытался скрыться от твари, доверившись своим
собственным природным инстинктам, в то время как его противник преследовал
бы его, пользуясь трезвой логикой и здравым смыслом. Олень тоже может
скрыться от охотника, руководствуясь исключительно своими примитивными
природными инстинктами, но чаще всего охота кончается плохо именно для
него. Более высокий интеллект неизменно давал человеку огромное
преимущество, и животным редко удавалось победить в этой неравной борьбе.
  И он тоже должен обдумывать каждый свой шаг, прежде чем предпринимать
что-либо. В противном случае он обречен.
  Впрочем, вполне возможно, что он обречен в любом случае.
  Он имел дело не с животным. Охота на крысу закончилась.
  Отвлекающий прыжок с дивана, искусственно вызванное затемнение и
прочие стратегические действия, предпринятые тварью, ясно показывали, что
Томми имеет дело с противником, равным себе по интеллекту. Во всяком
случае, ему очень хотелось надеяться на то, что их схватка - это борьба
двух действительно равных противников, потому что любое другое
предположение могло означать только одно: крысиная охота продолжается,
только на этот раз в роли крысы выступает он, Томми Фан.
  Интересно, задумался Томми, пыталась ли тварь вывести освещение из
строя просто для того, чтобы свести к минимуму его преимущество в росте и
силе и не дать ему снова воспользоваться пистолетом, или же она получила
какую-то дополнительную выгоду, о которой он пока ничего не знает? Может
ли быть так, что тварь видит в темноте как кошка или даже лучше? Или,
наподобие гончей, несущейся за добычей по кровавому следу, она способна
выследить его по запаху?
  И, если мерзкая тварь одновременно обладает и интеллектом, равным
человеческому, и свойственной животным остротой восприятия, это означает
конец Томми Фану.
  - Что тебе нужно? - громко спросил он. Он вряд ли удивился бы, если
бы из мрака ему откликнулся негромкий шепелявый голос (вряд ли тварь могла
говорить нормально с таким языком и с такими зубами во рту!); больше того,
Томми надеялся, что тварь откликнется, заговорит с ним. Будут ли это слова
или просто шипение - в любом случае звук поможет ему определить
местонахождение врага. И тогда он может попробовать прицелиться.
  - Чего ты от меня хочешь? - снова спросил он. Тварь не отзывалась и
не производила ни малейшего шороха.
  Томми, несомненно, был бы удивлен, если бы в один прекрасный день
подобное существо вдруг выползло из щели в полу или из дыры в земле
где-нибудь на заднем дворе. В этом случае он сразу решил бы, что перед ним
либо инопланетянин с потерпевшей крушение летающей тарелки, либо тварь,
сбежавшая из секретной генетической лаборатории, где ученые, лишенные
совести, бьются над созданием совершенного биологического оружия. За свою
жизнь Томми видел достаточно фильмов на эти темы и был вполне подготовлен
к тому, чтобы столкнуться с чем-то подобным в действительности. Как бы там
ни было, ему было на что опереться, если бы подобная встреча все-таки
произошла.
  Но гораздо труднее оказалось примириться с тем фактом, что жуткое,
сверхъестественное существо вылупилось из чрева бесформенной тряпичной
куклы, невесть как оказавшейся на пороге его дома. Ни в одном из виденных
им фильмов даже не упоминалось ни о чем подобном.
  Поводя пистолетом из стороны в сторону, Томми в третий раз попытался
заставить своего врага откликнуться.
  - Эй, ты кто? - крикнул он в темноту.
  Потом Томми подумал, что матерчатая кукла немного напоминала
колдовскую фигурку-вуду, однако ящероподобная хвостатая тварь явно не
имела никакого отношения к примитивным африканским верованиям. Кукла-вуду
была просто-напросто чучелом, имевшим вспомогательное значение и
изготовлявшимся по образу и подобию человека, которому колдун собирался
причинить вред, и считалась проводником магической силы последнего. Для
придания колдовству особой действенности внутрь куклы желательно было
поместить прядь волос предполагаемой жертвы, ее обстриженные ногти, а
лучше всего - щепотку песка, смоченную капелькой ее крови. После этого
любое причиненное кукле увечье автоматически должно было постичь и
прототип, и колдуны протыкали свои творения булавками, сжигали и даже
топили в ведрах с водой, но, насколько было известно Томми, куклы-вуду
никогда не оживали. И никто никогда не подкладывал их на порог
потенциальной жертвы, чтобы навести на нее порчу или причинить какой-либо
иной вред.
  Тем не менее, вглядываясь до рези в глазах в кромешную темноту
кабинета, Томми неуверенно спросил:
  - Ты - вуду?..
  Впрочем, он тут же решил, что вне зависимости от того, было ли это
колдовство вуду или что-то еще, ему необходимо в первую очередь узнать,
кто изготовил эту страшную куклу. Он должен найти того, кто раскроил белую
хлопчатобумажную ткань и сшил куски в форме человеческого тела, кто набил
ее чем-то, что на ощупь напоминало песок, но в конце концов преобразилось
в нечто гораздо более странное и страшное. Создатель этой зловещей
игрушки, кукольник - вот кто был его главным врагом; самоходная тварь,
которая преследовала его с такой хитростью и упорством, служила лишь
орудием в чужих руках.
  Но он никогда не найдет того, кто изготовил крошечный манекен, если
будет стоять в темноте и ждать, пока хищная тварь бросится на него.
Действие - вот что может решить проблему! Чтобы достичь успеха, нужно
делать свои собственные шаги, а не следовать за чужими.
  Томми был рад, что заговорил с маленькой тварью, хотя их диалог
нельзя было назвать продуктивным, поскольку он так и не получил ответа ни
на один из своих вопросов. Как бы там ни было, теперь Томми чувствовал
себя увереннее - гораздо увереннее, чем за все время, прошедшее с тех пор,
как он коснулся пальцем груди куклы и почувствовал биение ее сердца,
похожее на копошение крупного жука в песке. В конце концов, он был
писателем, и его профессия заключалась именно в том, чтобы иметь дело со
словами. Словесное обращение к притаившемуся в темноте врагу странным
образом позволило Томми почувствовать себя хозяином положения.
  Возможно, заданные вслух вопросы - или сам факт того, что жертва
вдруг заговорила, - поуменьшили уверенность твари в своих силах в той же
мере, в какой они укрепили собственную веру Томми в себя. Произнесенные
резким, властным тоном слова могли убедить маленькое чудовище в том, что
жертва вовсе его не боится, и что с ней будет не так-то легко справиться.
Во всяком случае, Томми почти поверил, что дело обстоит именно так, и
несколько воспрянул духом.
  Каким простым ему вдруг показалось решение! Как при встрече со злобно
ворчащей собакой, он ни в коем случае не должен показывать свой страх, и
тогда, быть может, все обойдется.
  Но Томми тут же подумал, что он, к сожалению, уже показал твари, что
испугался. И это был не просто страх, а самый настоящий панический ужас,
поэтому ему необходимо было срочно реабилитировать себя. Больше всего
Томми хотелось перестать потеть, так как он подозревал, что тварь способна
учуять резкий запах пота.
  Вопросы, которые он так отважно задавал твари, помогли Томми
преодолеть нерешительность и сделать несколько шагов к самой дальней от
окон стене кабинета, где была ведущая в коридор дверь. При этом он не
забывал подбадривать себя новыми фразами, которые произносил нарочито
громко и грозно:
  - Что ты такое, черт тебя побери? Как ты посмела пробраться в мой
дом? Кто тебя сделал? Кто оставил тебя на моем крыльце и позвонил в
звонок? Ну-ка, отвечай, ты!
  Томми наткнулся прямо на дверь и нашарил круглую пружинную ручку.
Никакого нападения на него не произошло.
  Распахнув дверь, Томми обнаружил, что в коридоре, питавшемся от той
же электрической цепи, что и кабинет, тоже нет света. Лампы горели только
на первом этаже, и над лестницей, ведущей вниз, было бледное свечение.
  Томми шагнул через порог кабинета, и в это же самое мгновение тварь
стремительно прошмыгнула у него прямо между ногами. В первую секунду он
даже не увидел ее, но услышал пронзительное шипение и почувствовал, как
она прикоснулась к его джинсам.
  Он ударил тварь ногой, промахнулся и ударил снова.
  Топот маленьких ног и гортанное рычание подсказали Томми, что тварь
удаляется от него с завидной скоростью. Он увидел ее только на верхней
ступеньке лестницы - черный силуэт на фоне поднимающегося снизу света.
Тварь остановилась и, обернувшись через плечо, пронзила Томми взглядом
горящих зеленым огнем глаз.
  Томми стиснул рукоятку пистолета, взводя ударный механизм.
  Маленькое чудовище, все еще облаченное в развевающиеся лохмотья,
подняло переднюю конечность и погрозило ему костлявым кулачком. При этом
оно с вызовом взвизгнуло, и, хотя его голос не был громким, Томми
почувствовал, как по спине его снова побежали мурашки - таким режущим,
пронзительным, абсолютно не похожим ни на какие земные звуки был этот крик.
  С трудом совладав с дрожью, он прицелился.
  Тварь бросилась вниз по ступенькам и скрылась из вида, прежде чем
Томми успел нажать на спусковой крючок.
  Поначалу он был удивлен, что тварь обратилась в бегство, но потом
вздохнул с облегчением. Похоже, его новая стратегия и пистолет поубавили
уверенность его странного врага.
  Но так же быстро, как и пришло, облегчение сменилось тревогой. В
полутьме, да еще на таком значительном расстоянии Томми мало что мог
разглядеть, однако ему показалось, что в другой руке - не в той, которой
она ему грозила, а в той, которую она плотно прижимала к своим лохмотьям,
тварь все еще держала шестидюймовый обломок диванной пружины.
  - О черт! - вырвалось у него.
  Чувствуя, как быстро тает его новообретенная уверенность, Томми
ринулся к лестнице.
  Твари на ней не было.
  Прыгая через две ступеньки, Томми спустился вниз. Одолев один пролет,
он чуть было не упал на площадке, но удержался, схватившись за стойку
перил. Нижний пролет лестницы тоже оказался пуст.
  В эту секунду быстрое движение привлекло его внимание. Он успел
заметить, как тварь пересекла крошечную прихожую и юркнула в гостиную.
  Только теперь Томми подумал о карманном фонарике, который лежал в
ящике его ночного столика, но возвращаться за ним было слишком поздно. Он
должен был двигаться и действовать быстро, чтобы не остаться один на один
с тварью в темном пустом доме, где выведены из строя все электрические
цепи. Разумеется, Томми всегда мог выбраться на улицу, но там ему пришлось
бы полагаться только на собственные ноги, в то время как тварь способна
была безжалостно гнать его куда ей было нужно, время от времени атакуя его
под прикрытием темноты.
  Томми по-прежнему не сомневался в том, что физически он во много раз
сильнее ее, однако сверхъестественная живучесть и маниакальное упорство
твари в достижении своих целей заметно компенсировали ее относительно
малые размеры. Она не просто притворялась бесстрашной, как притворялся
смелым Томми, когда, отвлекая врага разговорами, на цыпочках крался к
дверям кабинета. По сравнению с ним тварь была просто карликом, но ее
свирепая уверенность в своих силах не казалась напускной и потому пугала
Томми до дрожи. Тварь явно собиралась загнать его в угол и одолеть. И не
сомневалась в своей близкой победе.
  Громко ругаясь, Томми спустился на первый этаж. Как только он ступил
на последнюю ступеньку лестницы, в комнатах слева что-то громко треснуло и
свет над лестницей и в гостиной погас.
  Томми повернул направо и очутился в столовой. Мягкий свет бронзового
светильника с двумя рожками из белого матового стекла отражался в
полированной поверхности облицованного светлым кленовым шпоном обеденного
стола. Пробегая мимо него, Томми увидел свое отражение в зеркале на стене.
Волосы у него торчали в разные стороны, белки вытаращенных глаз сверкали.
На сумасшедшего - вот на кого он был похож.
  Но он не стал задерживаться. Толкнув дверь в кухню, Томми услышал за
спиной торжествующий вопль твари. Потом раздался уже знакомый ему треск
электрического разряда, и свет в столовой погас.
  К счастью, кухня питалась от отдельной электрической цепи, и
флюоресцентные трубки под потолком продолжали гореть как ни в чем не
бывало, но Томми и без того помнил, где висят ключи от его новенького
"Корвета". Они негромко звякнули в его руке, и, хотя звук этот был глухим
и совсем не музыкальным, он почему-то напомнил Томми, как во время мессы
колокола в церкви вызванивали: "По моей вине, по моей вине, по
моей-моей-моей вине..."
Это ощущение было таким неожиданным, что на мгновение Томми даже
перестал чувствовать себя жертвой, которой он вне всяких сомнений мог
стать в самое ближайшее время, и замер, придавленный неожиданным грузом
вины. Можно было подумать, что обрушившаяся на него нынешней ночью беда
была вполне заслуженной карой небесной, которую он сам навлек на себя
своими многочисленными недостойными поступками.
  Простые двухсторонние петли на двери из столовой в кухню
поворачивались без малейшего усилия, так что даже тварь десяти дюймов
ростом могла легко протиснуться сюда следом за Томми. Держа в руках
позвякивающие ключи и преследуемый некстати вспомнившимся ему запахом
ладана, таким же сильным и сладким, как в те времена, когда он был
мальчиком, прислуживающим в алтаре, Томми не рискнул задержаться в кухне
даже для того, чтобы обернуться. Он и без того слышал, как когти на ногах
твари скребут по кафельному полу уже у самого порога кухни.
  Прежде чем тварь успела догнать его, он выскользнул в хозяйственную
комнату, где стояла стиральная машина, и захлопнул за собой дверь.
  Здесь тоже не было замка, но Томми это уже не волновало. Он был
уверен, что тварь не сумеет повернуть круглую пружинную ручку. Дверь
должна была надолго задержать ее внутри дома.
  Но не успел Томми отойти от двери и на шаг, как свет в прачечной
погас. Должно быть, проводка тянулась сюда из кухни, и мерзкое существо со
своей пружиной, не тратя времени даром, замкнуло накоротко первую
попавшуюся розетку.
  Томми решил, что и ему надо поторапливаться, и, задевая ногами
какую-то невидимую в темноте утварь, ринулся мимо стиральной машины и
сушки к двери, которая вела из прачечной в гараж. Эта дверь, служившая
также черным ходом, запиралась замком с круглой рукояткой, расположенной с
внутренней стороны.
  Свет в гараже все еще горел.
  С наружной стороны дверной замок можно было запереть только при
помощи ключа, но Томми не хотелось тратить на это время.
  Вместо этого он повернул на стене рубильник, и ворота гаража с
грохотом поползли вверх. Ураган ворвался внутрь, словно стая голодных
собак.
  Томми быстро обежал "Корвет" вокруг и приблизился к водительской
дверце.
  Свет в гараже мигнул и погас. Ворота, приводившиеся в действие
электромотором, застряли на полпути, и Томми по-прежнему не мог выехать из
гаража.
  Нет!
  Тварь просто не могла прорваться сквозь две закрытые двери, чтобы
замкнуть электропроводку в гараже, а Томми казалось маловероятным, чтобы
за прошедшие несколько секунд она успела выбраться из дома, найти
распределительный щит, добраться до него по оштукатуренной стене и, вскрыв
коробку предохранителей, вырубить все электричество.
  И все же в гараже было темно, как на обратной стороне какой-нибудь
планеты, на которую никогда не падает даже отраженный свет солнца.
Подъемные ворота продолжали загораживать выход.
  Может быть, ураган повредил провода и свет погас во всем квартале?
  Не выпуская пистолета, Томми нашарил у себя над головой болтающуюся
цепочку с чекой, которая отсоединяла ворота гаража от электропривода, и
сильно потянул. Потом он бросился к воротам и открыл их во всю высоту
вручную.
  Злобно завывая, холодный ноябрьский ветер швырял пригоршни ледяной
воды прямо ему в лицо. От тепла, которым Томми наслаждался после полудня,
не осталось даже воспоминаний. С тех пор как он выехал со стоянки
автомагазина и отправился на юг вдоль побережья, температура успела
опуститься градусов на двадцать, и это, похоже, был еще не предел.
Впрочем, у Томми были проблемы поважнее погоды.
  Открывая ворота гаража, он почти рассчитывал увидеть на подъездной
дорожке свирепую тварь, сверкающую своими зелеными глазами, но
серно-желтый свет от ближайшего уличного фонаря освещал пространство перед
воротами достаточно хорошо, и Томми, все это время не выпускавший из рук
пистолета, был даже несколько разочарован, не увидев там своего врага.
  В окнах домов, расположенных через улицу, тепло мерцал мягкий,
гостеприимный свет. Такая же картина была и в домах по соседству - слева и
справа от его коттеджа. Шторм не имел никакого отношения к короткому
замыканию в гараже! Впрочем, Томми не верил в это с самого начала.
  Он был убежден, что тварь нападет на него еще до? того, как он
доберется до машины, однако ему удалось благополучно вернуться к
"Корвету", усесться за руль и захлопнуть за собой дверцу. Твари нигде не
было видно.
  Пистолет Томми положил На пассажирское сиденье, чтобы его можно было
легко схватить. Он так долго и с такой силой стискивал рукоятку оружия,
что пальцы никак не хотели разгибаться, и ему пришлось хорошенько размять
их левой рукой и несколько раз согнуть и разогнуть, прежде чем он
почувствовал, что вполне ими владеет.
  Двигатель запустился сразу.
  Вспыхнувшие фары осветили заднюю стену гаража, верстак, аккуратно
сложенные на полках инструменты, старинную вывеску со станции обслуживания
компании "Шелл" (этой вывеске было не меньше сорока лет!) и плакат с
портретом Джимми Дина, небрежно опиравшегося на крыло "Меркурия" 1949
года, который он так лихо водил в фильме "Восставшие без причин".
  Подавая задом из гаража, Томми каждую секунду ожидал, что тварь
вот-вот спустится с потолка на толстой паутине собственного изготовления и
приклеится прямо к его ветровому стеклу. Несмотря на то что тело чудовища
все еще скрывалось под грязными, изорванными тряпками, служившими ему
покровом, пока оно пребывало в стадии куклы, Томми показалось, что
странное существо гораздо ближе к рептилии, чем к насекомому. Кроме
зеленых змеиных глаз, он сумел рассмотреть только чешуйчатую кожу твари,
однако что-то от насекомого в ее облике несомненно было. Вероятно, его
враг обладал и многими другими качествами, о которых Томми пока не
подозревал.
  Оказавшись на улице под непрерывными потоками дождя, Томми включил
"дворники" на полную мощь и также задом выехал на улицу. То, что все двери
в доме, за исключением, быть может, парадной, были открыты, его не слишком
занимало.
  В самом деле, кто может проникнуть в дом во время его отсутствия?
Бродячая кошка или собака? Грабитель? Парочка одуревших от "травки"
подростков с аэрозольным баллончиком красной краски и не самыми невинными
намерениями на уме?
  Нет, после того как он сумел убежать от дьявольской куклы, он играючи
справится с любыми обычными незваными гостями.
  Но, переключая передачу "Корвета" с заднего хода на повышение и
нажимая на педаль газа, Томми" ощутил неожиданное беспокойство. Почему-то
ему показалось, что он никогда больше не увидит своего не слишком
большого, но такого уютного домика, и ему стало жаль себя почти до слез.
  Он прибавил газу, хотя и так ехал со скоростью, недопустимой в
пределах населенных пунктов. Вода из-под колес его "Корвета" взлетала
вверх белыми крыльями десятифутовой длины, но Томми проскочил затопленный
перекресток, даже не притормозив. Он чувствовал, что врата ада все еще
отверсты и что каждая тварь из легиона Вельзевуловых слуг, что рвутся в
этот мир сквозь этот широкий и мрачный портал, намерена устремиться в
погоню за одной-единственной жертвой - за Томми Фаном.
  Конечно, вера в демонов и прочую нечисть была с его стороны явной
глупостью, однако считать, что, если они все-таки существуют, он сумеет
избежать их зубов и когтей только благодаря тому, что в его распоряжении
имеется спортивная машина мощностью в триста лошадиных сил, было,
несомненно, еще глупее. И все же Томми продолжал мчаться с такой
скоростью, словно сам Сатана преследовал его верхом на крылатом драконе.

  ***

  Несколько минут спустя - на Юниверсити-драйв, неподалеку от Кампуса
Калифорнийского университета, также расположенного в Ирвине, - Томми
поймал себя на том, что каждые несколько секунд он отрывается от дороги и
начинает вглядываться в зеркало заднего вида, словно за рулем одной из
редких машин, двигавшихся далеко позади по залитому водой трехполосному
шоссе, могла сидеть жуткая тварь с зелеными немигающими глазами змеи. Сама
абсурдность такого предположения была подобна молоту, сокрушавшему
натянутые цепи его тревог, и понемногу Томми успокоился и перестал
вдавливать в пол педаль акселератора.
  Его волосы и одежда были все еще мокрыми от пота и дождя, попавшего
на него, когда он открывал ворота гаража, и Томми начинало трясти от
холода. Чтобы окончательно не замерзнуть, он включил печку.
  Он все еще чувствовал легкое головокружение, как будто полученная им
доза страха была мощным наркотиком пролонгированного действия. Голова его
соображала плохо: он едва мог сосредоточиться на управлении машиной и
никак не мог решить, что ему делать дальше. Куда ему ехать? Кого просить о
помощи?
  В эти минуты ему снова хотелось быть Чипом Нгуэном и жить в
выдуманном мире детективных фантазий, где изрыгающие огонь и смерть
пистолеты, зубодробительные удары кулаком и сардонический склад ума
неизбежно приводили героя к победоносному финалу; в мире, где противниками
частного сыщика неизменно двигали простые и примитивные эмоции, такие, как
алчность, зависть, ревность; в мире, где страх и беспокойство были детской
забавой для закаленного невзгодами и напастями детектива и где показная
нелюдимость служила верным признаком высоких моральных устоев и силы духа;
где приступы запойной меланхолии исцеляли душу, а не угнетали ее; где у
злодеев по прихоти автора и Господа Бога никогда не бывало зеленых змеиных
глаз, мелких острых зубов и длинных крысиных хвостов.
  Увы, никакое волшебство не могло перенести Томми в мир выдуманного им
героя, и, погоревав по этому поводу, он решил устроиться где-нибудь на
ночлег. Первое, что пришло ему в голову, это свернуть на обочину, сползти
по сиденью как можно ниже, свернуться в зародышевый комок и проспать минут
этак шестьсот. Томми чувствовал себя совершенно истощенным, а мышцы его
рук и ног ослабели и подрагивали, как будто он занимался тяжелой
физической работой несколько часов подряд. С тех пор как Томми сел за свой
рабочий стол, прошло совсем немного времени, однако устал он так, что
можно было подумать, будто Земле вдруг вздумалось вращаться с куда меньшей
скоростью и прошедший вечер растянулся для него в дни и недели.
  Несмотря на потоки горячего воздуха, поступавшего из вентиляционных
отверстий обогревателя, Томми никак не мог согреться. Скорее всего потому,
что одолевавший его холод не имел ничего общего ни с ледяным дождем, ни с
пронизывающим ветром. Этот холод поднимался из его собственной души и
охватывал Томми изнутри.
  Мерный стук работающих "дворников" убаюкивал его, и Томми уже
несколько раз задремывал за рулем, каждый раз просыпаясь и обнаруживая,
что едет по новому участку дороги. Время от времени - просто для
разнообразия - Томми сворачивал в какой-нибудь населенный пункт и
принимался кружить по пустынным улицам, словно разыскивая дом давнишнего
приятеля, у которого не был некоторое время, но это нисколько не помогало.
Он снова начинал клевать носом, вздрагивал, просыпался, но каждый раз
обнаруживал себя на улице, на которой никто из его знакомых никогда не жил.
  В глубине души Томми понимал, что, собственно, не так. Он был
человеком, получившим неплохое образование, в плоть и кровь которого
въелось рационалистическое понимание мира. Во всяком случае, до
сегодняшнего дня Томми никогда не сомневался, что умеет правильно читать
карту жизни и выбирать самые прямые и безопасные маршруты, что он крепко
держит руки на штурвале собственной судьбы и въезжает в будущее уверенно и
спокойно. Но в тот самый миг, когда на белой голове тряпочного чучела
лопнули два черных стежка и на него уставился неземной зеленый глаз, мир
Томми начал рушиться. И продолжал рушиться до сих пор.
  Великие законы физики, незыблемая логика математики, непреодолимые
закономерности биологической науки, которые он, будучи студентом, старался
запомнить и понять, - все пошло псу под хвост. Возможно, они действительно
были приложимы к каким-то природным процессам, но они не объясняли всего.
Больше не объясняли. Когда-то Томми считал, что, изучив их, он постиг
основу основ, однако все, во что он так свято верил, оказалось лишь
половинкой апельсина. Теперь он был смущен, растерян, подавлен, как может
быть подавлен только убежденный рационалист, столкнувшийся с
неопровержимым доказательством того, что во Вселенной существуют и
действуют силы сверхъестественные, необъяснимые с точки зрения
закономерностей материального мира.
  Возможно, Томми было бы гораздо легче признать существование
дьявольской куклы, если бы он все еще жил во Вьетнаме - Стране Чайки и
Лисицы, где сказки его матери казались вполне уместными. В этом задумчивом
мире влажных тропических джунглей, глубоких стоячих вод, туманных болот и
похожих на миражи голубых вершин верить во что-нибудь сказочное было
несравненно легче. Взять хотя бы историю мандарина по имени Тху Тхак,
который взобрался на гору Пхи Лай и там, почти у самой вершины, нашел
наконец Блаженную страну, где в гармонии, счастье и довольстве обитали
бессмертные души. Теплыми влажными ночами на берегу Меконга и
Южно-Китайского моря самый воздух был словно пропитан магией, и это
удивительное ощущение Томми помнил даже сейчас, двадцать два года спустя.
Только там он мог легко поверить в сказку о великом врачевателе Тьен Тае и
его летающей горе, или в историю о прекрасной Нан Дьеп - вероломной жене,
которая после смерти вернулась в мир живых в виде огромного гудящего
облака больно жалящих москитов и напала сначала на своего мужа, а потом и
на всех людей. Если бы Томми снова оказался во Вьетнаме и сумел вернуться
в детство, он, может быть, поверил бы даже в существование дьявольских
кукол, хотя большинство вьетнамских сказок были добрыми, и в них почти
никогда не рассказывалось о визжащих монстрах, подобных этому крошечному
дракону со злыми зелеными глазами.
  Но он был не во Вьетнаме, а в Америке, в стране свободных и отважных
людей, в стране Большого Бизнеса и Большой Науки. Это отсюда человек
стартовал на Луну и вернулся обратно, это здесь был впервые расщеплен
атом, это здесь был описан геном человека и появилась нанотехнология,
позволявшая заглянуть в самые глубокие тайны бытия.
  Именно в США девяносто три процента граждан считали себя глубоко
религиозными людьми, но едва ли три человека из десяти посещали церковь.
Сам Томми вот уже несколько лет не ходил к мессе, отчасти потому, что это
- черт возьми! - была Америка с самой большой буквы, где все проблемы
решались при помощи отвертки и гаечного ключа, компьютера, кулака,
пистолета или, в самом крайнем случае, при помощи психотерапевта и
двенадцатиступенчатой программы "Имеется в виду многоэтапная программа
лечения и социальной реабилитации алкоголиков и наркоманов.", позволявших
личности достичь просветления и изменить свою жизнь.
  Но никакие отвертки, компьютеры, пистолеты, кулаки и психотерапевты
не могли бы помочь ему справиться с десятидюймовой куклой, если бы он
вернулся домой и застал ее там. А в том, что проклятая тварь будет там,
Томми ни капли не сомневался.
  Она будет ждать его.
  Она должна довести свое дело до конца.
  Ее послали, чтобы убить его!
  Томми понятия не имел, откуда у него такая уверенность, но не
сомневался, что интуиция его не обманывает. За ним охотился маленький, но
безжалостный и целеустремленный наемный убийца.
  Он все еще чувствовал на языке болезненную точку - в том месте, куда
уколол его подхваченный ветром лист мелалукки. Это произошло в тот самый
момент, когда он открыл свою парадную дверь и обнаружил на крыльце куклу.
  Удерживая руль левой рукой, Томми ощупал правой рукой бедро и без
труда обнаружил место, куда вонзилась игла с черной эмалевой головкой.
  Две раны. Прежде он не обратил бы на них внимания, но в свете
последовавших событий эти ритуальные уколы выглядели весьма символично.

  ***

  Томми ехал по Спайгласс-драйв - вдоль холмов, вершины которых были
застроены обращенными фасадами к побережью фешенебельными особняками
стоимостью по несколько миллионов долларов каждый. По сторонам шоссе
замелькали калифорнийские перечные пальмы, взлохмаченные свирепыми ударами
ветра, и такими же взлохмаченными представлялись Томми его собственные
мысли, пока он бесцельно и беспорядочно кружил по дорогам, по-прежнему не
имея перед собой никакой определенной цели. Океан казался
непроглядно-черным; из этой штормовой мглы продолжали наползать на сушу
клубящиеся грозовые тучи, потоки ледяного дождя низвергались на землю с
разгневанных небес, и хотя они не могли причинить сидящему в машине Томми
никакого вреда, он вдруг подумал, что эта вода странным образом размывает
его понятия о здравом смысле и его уверенность. Еще немного, и он
останется один на один со своими нарастающими сомнениями, один на один со
своим лихорадочным страхом и со всеми предрассудками, которые продолжали
преследовать его в этой черной и одинокой ночи.
  Больше всего ему хотелось вернуться в уютный домик родителей в
Хантингтон-Бич, чтобы укрыться там от всех страхов и тревог. Томми знал,
что его мать скорее всего поверит его невероятной истории. Матерям по
закону - не человеческому, а по великому закону природы - было положено
чувствовать правду, какие бы невероятные вещи ни рассказывали им их дети,
и защищать их от неверия и насмешек других. Если он расскажет о
дьявольской кукле, глядя матери прямо в глаза, она сразу поймет, что он не
лжет и не выдумывает. И тогда он больше не будет одинок.
  Только мать способна была убедить отца Томми, что грозящая их сыну
опасность является вполне реальной, несмотря на всю ее кажущуюся не
правдоподобность, а отец в свою очередь мог убедить сестру Томми и двух
его старших братьев. Тогда их будет уже шестеро - целая семья, которая
сумеет противостоять сверхъестественным силам, пославшим змеиноглазое
чудовище. И вместе они сумеют победить - как двадцать с лишним лет тому
назад они торжествовали победу сначала над коммунистами, а потом и над
тайскими пиратами в Южно-Китайском море.
  Но, вместо того чтобы развернуть "Корвет" в сторону Хантингтон-Бич,
Томми свернул налево, на идущее в гору шоссе Эль-Капитан, и стал
подниматься все выше в темное грозовое небо. Потом он долго петлял по
улицам Спайгласс-Хилл, проезжая мимо домов чужих ему людей, которые
никогда в жизни не поверят ему, если он позвонит у их дверей и расскажет
свою невероятную историю.
  Томми не мог ехать к матери. Он боялся, что между ним и его
родителями пролегла слишком большая эмоциональная дистанция, чтобы он мог
рассчитывать на безоговорочное доверие и понимание. Разумеется, никто не
помешал бы ему рассказать о дьявольской кукле, но Томми очень хорошо
представлял себе, как лицо матери неодобрительно вытянется и как она
скажет:
  - Ты пил виски, как твой глупый детектив?
  - Никакого виски, мама!
  - От тебя пахнет виски.
  - Я выпил только бутылочку пива.
  - С пива все и начинается. Сначала пиво, потом - виски.
  - Я не люблю виски.
  - Но зато у тебя в каждом кармане по пистолету.
  - Один пистолет, мама.
  - И ты гоняешь на машине как безумный, спятивший маньяк, гоняешься за
блондинками...
  - Никаких блондинок!
  - ..И пьешь виски, словно это чай, а потом удивляешься, когда тебе
начинают чудиться демоны и драконы.
  - Никаких демонов, мама!
  - ..Драконы и призраки...
  - И не призраки.
  - ..Демоны, драконы и призраки, Туонг! Тебе просто необходимо
переселиться к нам...
  - Не Туонг - Томми.
  - ..И начать жить нормальной, человеческой жизнью, Туонг.
  - Томми!
  - И перестать пить виски, словно ты этот.., крутой. Ты должен
перестать притворяться американцем, Туонг. Ты и так слишком американец.
  От разочарования Томми даже застонал.
  Лента с записью воображаемого разговора с матерью все еще
проигрывалась у него в голове, когда Томми слегка притормозил и с
осторожностью объехал сломанный ветром сук кораллового дерева,
загородивший половину улицы.
  В конце концов Томми решил не ехать в Хантингтон-Бич, потому что
боялся обнаружить, что дом родителей перестал быть ему родным. Неужели он
больше не принадлежит к членам семьи Фан, как принадлежал когда-то? Как
ему тогда быть? Ведь он не может вернуться и в собственный коттедж в
Ирвине, потому что там по темным комнатам и коридорам бродит голодный
призрак с зелеными глазами! Есть ли на земле еще какое-нибудь место,
которое Томми мог бы назвать своим домом? Пожалуй, нет. Он стал бездомным
в самом полном и точном смысле. Гораздо более бездомным, чем те бродяги,
которые вечно скитаются по улицам благополучных поселков, толкая перед
собой тележки с никому не нужным мелочным товаром.
  Нет, Томми еще не дошел до такого состояния, чтобы смириться с
подобной участью. И он не поедет к матери, чтобы убедиться в том, что
семья его отвергла. Уж лучше он будет сражаться с жуткой тварью один на
один.
  Но позвонить матери ему ничто не мешает.
  Томми уже протянул руку к сотовому телефону, но сразу отдернул ее, не
набрав даже номера.
  "Автомобильные телефоны - для больших шишек. Ты теперь большая шишка,
Туонг? Вести машину и одновременно разговаривать по телефону слишком
опасно. Пистолет в одной руке, бутылка виски в другой... Да как ты вообще
держишь этот телефон, Туонг?"
Томми вздохнул и дотронулся правой рукой до пистолета, лежавшего на
пассажирском сиденье, но ни удобная форма рукоятки, ни ощущение
всепобеждающей силы, отлитой в стали, больше не успокаивали его.

  ***

  Несколько минут спустя, очнувшись от очередного приступа странной
сонливости, которую навевали ритмичные движения щеток, Томми обнаружил,
что находится на южной окраине Ньюпорт-Бич, на бульваре Макартура.
Движение здесь было совсем слабым, и он довольно быстро ехал на запад.
  Часы на приборной доске "Корвета" показывали всего половину
одиннадцатого вечера.
  Томми понял, что дальше так продолжаться не может. Он не должен
петлять по ночным улицам и дорогам до тех пор, пока у него не кончится
бензин или не случится что-нибудь еще более страшное. Эта дремота, которая
одолевала его все чаще и чаще, это рассеянное внимание могли привести к
тому, что он врезался бы в другую машину или перевернулся на мокрой
мостовой.
  Подумав об этом, Томми все же решился обратиться за помощью к членам
своей семьи, но не к матери или к отцу, а к любимому старшему брату Ги Мин
Фану.
  В конце концов Ги тоже изменил имя; по-вьетнамски его звали Фан Мин
Ги, но по приезде в Штаты он решил, что фамилия все-таки должна быть на
последнем месте. Некоторое время назад он, как и Томми" тоже подумывал о
том, чтобы взять себе американское имя, но в конце концов так и не решился
этого сделать, чем снискал особое уважение родителей. Впрочем, своих
четырех детей - Этель, Дженифер, Кевина и Уэсли Ги назвал по-американски,
однако к этому мать и отец отнеслись совершенно нормально, поскольку все
четверо родились уже в Соединенных Штатах.
  Тон Тхат - самый старший из братьев Фан, который был на восемь лет
старше Томми, - имел уже пятерых детей, и у каждого из них было по два
имени: американское и вьетнамское. Первенцем Тона была девочка. Официально
ее звали Мэри Ребекка, однако в семье она носила нежное имя Тху-Ха. В
гостях у бабушки и дедушки - а также в обществе других консервативно
настроенных старших - все дети Тона звали друг друга по-вьетнамски, а
американские имена использовались ими в компании сверстников. Что касалось
общения с родителями, то тут в зависимости от ситуации в ход шли то
вьетнамские, то американские имена, но, насколько Томми было известно,
никакой путаницы при этом ни разу не возникало.
  В дополнении к своей досадной неспособности определить, кто же он
все-таки такой, определить раз и навсегда, как определились в жизни его
братья, но так, чтобы решение удовлетворило и его самого, Томми часто
переживал, что у него пока нет собственных детей. Для его матери это, без
сомнения, было настоящей трагедией. Родители Томми, воспитанные в старых
восточных традициях, до сих пор рассматривали детей не как обременительную
обязанность, не как заложников обеспеченной старости, а как подлинное
богатство и благословение небес. В их представлении чем больше была семья,
тем больше у нее было шансов выжить и тем большего успеха она могла
добиться. В свои тридцать лет неженатый, бездетный, не имеющий никаких
особых перспектив Томми (кроме, естественно, перспективы стать
процветающим писакой, выдумывающим глупые истории о пристрастившемся к
виски полоумном детективе) представлял собой серьезную угрозу мечте
родителей об обширной империи Фанов, благополучие которой в их
представлении было напрямую связано с численностью клана.
  К моменту бегства семьи из объятого пожаром войны Вьетнама старшему
Тону уже исполнилось шестнадцать, и он, успев впитать в себя немало
национальных традиций и представлений, до некоторой степени разделял
разочарование родителей в младшем сыне. Тон и Томми были близки как
братья, но они никогда не были близки как друзья. Ги, хоть и был старше
Томми на шесть лет, напротив, был ему не только братом, но и другом, и
доверенным лицом в разного рода детских секретах и тайнах, и поэтому Томми
не сомневался, что если кто-нибудь в этом мире и способен отнестись к его
невероятной истории непредвзято, то это средний брат.
  Пересекая шоссе Сан-Хоакин-Хиллз, расположенное всего в одной миле от
шоссе Пасифик-Коуст, Томми обдумывал самый простой маршрут к семейной
пекарне Фанов в Гарден-Гроув, где Ги как раз руководил ночной сменой
рабочих, поэтому он не сразу обратил внимание на странные звуки,
доносившиеся из двигателя "Корвета". Когда Томми наконец заметил их, он
сразу понял, что на подсознательном уровне слышит этот едва пробивающийся
сквозь монотонное повизгивание и стук "дворников" шум вот уже минуты две
или около того. В моторе что-то негромко погромыхивало, и металл терся о
металл.
  Томми выключил обогреватель, чтобы лучше слышать посторонний шум.
  Что-то разболталось.., и продолжало разбалтываться все сильнее.
  Нахмурившись, Томми склонился над рулем и напряг слух.
  Нет, он не ошибся. Подозрительный шум продолжался, и это серьезно его
обеспокоило. Томми показалось, что он разобрал в этих звуках что-то
угрожающее и.., знакомое.
  Странная вибрация прокатилась по днищу. Шум не стал громче, но Томми
чувствовал, как подрагивает под ногами металл.
  Что за черт?!
  Бросив взгляд в зеркало заднего вида и убедившись, что в
непосредственной близости за ним не следует ни одна машина, Томми
осторожно сбросил газ. Стрелка тахометра поползла по циферблату, скорость
упала с пятидесяти пяти до сорока миль в час, но стук в двигателе
нисколько не уменьшился, хотя обороты сильно упали.
  Томми бросил взгляд на правую обочину. Она была довольно узкой и
заканчивалась крутым склоном, за которым чернел не то овраг, не то поле. В
любом случае Томми не хотелось останавливаться здесь, поскольку за пеленой
дождя водители движущегося по шоссе транспорта могли и не заметить его
"Корвет" на обочине. Чуть впереди виднелось здание библиотеки Ньюпорт-Бич,
которое выглядело в этот час пустынным и заброшенным, а еще дальше - на
взгорке, за серебристым занавесом дождя - горели огни офисных зданий и
отелей Фэшн-Айленда. Эта часть бульвара Макартура всегда считалась
довольно оживленным районом, но она была совсем не похожа на бульвар.
Вдоль ее северной стороны не было ни пешеходных дорожек, ни уличных
фонарей, и Томми вовсе не был уверен, что сумеет остановиться на обочине
так, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от проезжей части и в то же
время не свалиться в кювет.
  Шум в двигателе неожиданно прекратился.
  Вибрация тоже исчезла.
  "Корвет" мчался по шоссе мягко и бесшумно, словно машина-мечта,
каковой он, впрочем, и был.
  Томми осторожно прибавил скорость, но шум не возобновился. Тогда он
откинулся на спинку сиденья и, слегка расслабившись, выдохнул воздух -
прислушиваясь к посторонним звукам, он, оказывается, затаил дыхание. И все
же тревога не покидала его.
  Из-под капота донеслось звонкое "Банг!", как будто, не выдержав
напряжения, лопнула какая-то металлическая деталь. Руль в руках Томми
задрожал, и "Корвет" с силой потянуло влево.
  - О Боже!..
  Навстречу ему ехали с холма две легковушки и фургон. На мокрой
мостовой они не решались развить высокую скорость, но лобовое столкновение
есть лобовое столкновение, а Томми никак не мог отвернуть. Навалившись на
рулевое колесо всем своим весом, Томми повернул его вправо. "Корвет"
послушался, но как-то неохотно.
  Встречные машины стали прижиматься к своей обочине - это водители
заметили, что "Корвет" вынесло через разделительную линию на встречную
полосу, - но совсем уйти от столкновения они не могли: мешала пешеходная
дорожка и бетонная стена, огораживавшая чье-то частное владение.
  Мотор "Корвета" отозвался на первое громкое "Банг!" целой какофонией
звуков: что-то стучало, побрякивало, терлось, попискивало, скрежетало, и
этот грозный шум становился с каждой секундой все громче. Можно было
подумать, что двигатель разваливается на ходу!
  Томми испытал непреодолимое желание вдавить педаль тормоза до упора,
но от резкого торможения "Корвет" бы неминуемо занесло, развернуло поперек
шоссе, может быть, даже опрокинуло... Справившись с паникой, Томми начал
притормаживать с осторожностью, но вскоре убедился, что с тем же успехом
он мог бы встать на педаль обеими ногами, потому что тормоза не работали.
Вообще.
  Корвет продолжал мчаться вперед с прежней скоростью.
  Нет, не с прежней... Акселератор как будто заело, и машина
разгонялась все сильней.
  - Боже мой, нет!!!
  Томми с такой силой налег на руль, что едва не вывихнул себе плечо.
"Корвет" слегка занесло, но он все же вернулся на свою сторону шоссе. По
мокрой мостовой отчаянно метались отраженные огни фар - водители встречных
машин в панике маневрировали по своей полосе, еще не видя, что им больше
ничто не мешает.
  Потом отказало и рулевое управление "Корвета". Бесполезный руль
свободно вращался из стороны в сторону, но машина не слушалась.
  К счастью, "Корвет" больше не понесло на встречную полосу. Вместо
этого он вылетел на обочину и, выбрасывая из-под колес гравий, понесся
куда-то в темноту и пустоту.
  Томми выпустил руль из обожженных ладоней и закрыл лицо руками.
  "Корвет" снес какой-то дорожный знак, продрался сквозь невысокие, но
густые кусты и траву и сорвался с обрыва. Томми почувствовал, что летит.
  Двигатель продолжал оглушительно завывать; его задыхающиеся цилиндры
требовали новых и новых порций топлива.
  На мгновение в голову Томми пришла дикая мысль, что "Корвет" вот-вот
взлетит, словно самолет, и что вместо того, чтобы упасть на землю, он
начнет набирать высоту и, взмыв над лохматыми верхушками финиковых пальм
на углу бульвара Макартура и шоссе Пасифик-Коуст, перевалит через
молчаливые здания бизнес-центра и жилые кварталы у побережья, чтобы
нестись над темными просторами Тихого океана, держа курс в самый центр
бури. Там его подхватит неистовый ветер и поднимет высоко-высоко над
непогодой и дождем, в спокойствие и тишину лиловой стратосферы, где выше
него будут только звезды, а под ним - только плотные облака, и, может
быть, далеко на западе он увидит Японские острова, которые будут
приближаться с каждой секундой. Почему бы, собственно, нет, подумал Томми.
Если великий врачеватель Тьен Тай сумел облететь Землю на своей летучей
горе, у которой не было никакого двигателя, то почему то же самое не может
сделать он на своем "Корвете", мотор которого развивал мощность в триста
лошадиных сил при пяти тысячах оборотов в минуту? Когда его машина
потеряла управление и слетела с мостовой, Томми как раз приближался к
концу бульвара Макартура, и насыпь, с которой он в конце концов свалился,
была не настолько высокой, как в четверти мили ниже по склону. Тем не
менее "Корвет" находился в воздухе достаточно долго, чтобы успеть слегка
накрениться на правую сторону. Приземляясь, он ударился о землю правыми
колесами, и одна из покрышек лопнула со звуком ружейного выстрела. Ремень
безопасности больно врезался в грудь Томми, заставив его с силой выдохнуть
воздух. Его рот был открыт, и он громко кричал, но не осознавал этого до
тех пор, пока его зубы не клацнули друг об друга с силой, достаточной для
того, чтобы разгрызть орех. Как и Томми, мотор машины тоже затих от удара,
и, пока "Корвет" несло по инерции вперед, он сумел расслышать
пронзительный визг твари. Звук доносился из сопел обогревателя. В голосе
чудовища звучали торжествующие ноты. Между тем "Корвет" продолжал нестись
по неровной земле с грохотом, который можно было сравнить разве что с
восьмибалльным землетрясением на фабрике алюминиевой посуды.
Ламинированное ветровое стекло покрылось плотной сетью трещин и
рассыпалось в момент, когда, зацепившись за кучу земли, спортивный
автомобиль развернулся и опрокинулся. Со звонким щелчком лопнули стекла
дверец, с адским скрежетом смялась крышка капота. Она чуть было не
откинулась, но "Корвет" перевернулся еще раз, и ее вдавило в двигательный
отсек.
  Освещая пространство перед собой чудом уцелевшей фарой, "Корвет"
наконец остановился. Он лежал на правом боку, совершив, таким образом, два
с четвертью оборота. А может быть, и целых три - Томми никак не мог
правильно сосчитать. От удара и последовавших акробатических упражнений в
голове у него все перепуталось, и он не мог даже сообразить, где верх, а
где - низ. Перед глазами все плыло и кружилось, словно он только что
прокатился на "американских горках".
  Когда Томми настолько пришел в себя, что сумел рассуждать логически,
он обнаружил, что водительская дверца находится теперь там, где должен был
быть потолок, и что от падения на пассажирскую дверь, которая, видимо для
разнообразия, решила побыть полом, его удерживает туго натянутый ремень
безопасности.
  В относительной тишине, наступившей после катастрофы, Томми слышал
свое лихорадочное, неровное дыхание, пощелкивание и потрескивание
остывающих деталей мотора, льдистый перезвон падающих куда-то вниз
осколков стекла, шипение охлаждающей жидкости, вырывающейся из лопнувшего
патрубка, да стук дождевых капель по обломкам.
  Как ни странно, тварь молчала.
  Томми не обольщался надеждой, что его безжалостный преследователь
погиб во время крушения. В любую секунду он мог вышибить решетку
обогревателя или пробраться внутрь сквозь несуществующее ветровое стекло,
а в ограниченном пространстве искореженного салона Томми не мог двигаться
достаточно быстро, чтобы спастись.
  Неожиданно он почувствовал резкий запах бензина. Несмотря на
отсутствие окон, его пары скапливались в салоне, и Томми едва не
задохнулся. Прокашлявшись, он подумал о новеньком аккумуляторе "Корвета":
если не лопнул корпус, то заряда в нем хватит еще надолго. Между тем,
достаточно будет одной искры, одного замыкания, чтобы...
  Он не знал, что хуже: позволить жуткой твари выцарапать себе глаза и
перекусить сонную артерию или сгореть в собственной автомашине, о которой
так долго мечтал, через какие-нибудь десять часов после того, как он ее
купил. Джеймс Дин наслаждался своим "Порше-Спайдером" целых девять дней,
прежде чем погиб, сжимая в руках руль.
  Голова его все еще немного кружилась, но Томми сумел найти защелку
ремня безопасности и, держась одной рукой за руль, чтобы не провалиться
вниз, кое-как выпутался из прочных строп. Потом он нащупал ручку
водительской дверцы, которая, как ни странно, поворачивалась, но то ли
замок заело, то ли саму дверь заклинило - как Томми ни налегал на нее,
открыть дверцу ему никак не удавалось.
  К счастью, стекло здесь было выбито и в раме не осталось ни единого
осколка. Попадавший в дыру холодный дождь заливал Томми лицо и волосы.
Вытащив ноги из-под приборной доски, Томми скрючился самым невероятным
образом и встал на выступавшую между сиденьями консоль коробки передач.
Первым делом он просунул в разбитое окно голову, потом плечи и,
убедившись, что не застрянет, подтянулся на руках и выкарабкался из
салона. Спрыгнув с борта опрокинутого "Корвета", он угодил прямехонько в
глубокую грязную лужу, где смешались спутанная побуревшая трава, глина и
дождевая вода.
  В воздухе еще сильнее запахло разлитым бензином.
  Томми неуверенно покачнулся, но устоял на ногах и медленно огляделся.
Он увидел, что "Корвет" вынесло на открытый участок земли на углу бульвара
Макартура и шоссе Пасифик-Коуст, который был весьма лакомым кусочком с
коммерческой точки зрения и предназначался для строительства крупного
торгового центра. Насколько Томми помнил, в прошедшие годы здесь
устанавливали то рождественскую елку, то тыквенные головы в День Всех
Святых. Ему - и Бог знает какому количеству людей - крупно повезло, что
сейчас был не декабрь, а начало ноября, иначе его "Корвет" врезался бы
прямо в рождественскую толпу взрослых и детей.
  "Корвет" лежал на боку, и Томми стоял возле его днища. Тварь, все еще
скрывавшаяся где-то в развороченных механических кишках погибшей машины,
издала жуткий вопль ярости. Томми машинально попятился от машины, наступил
в другую лужу, поскользнулся и едва не шлепнулся назад.
  Пронзительный визг, от которого ныли зубы и ломило кости, перешел
сначала в рычание, потом - в натужное покряхтывание. Тварь шевелилась,
царапалась, выламывала что-то, и Томми ясно слышал скрежет металла о
металл. Он, естественно, ничего не видел, но догадался, что тварь застряла
где-то в обломках и теперь прилагала все усилия, чтобы выбраться наружу.
  Фиберглассовый корпус "Корвета" был разбит вдребезги.
  Его мечта погибла безвозвратно.
  Ну и Бог с ней. Ему крупно повезло, что он выбрался из опрокинутой
машины без единой царапины. Правда, завтра утром у него будут ныть от
напряжения все мускулы, несомненно обнаружат себя и другие источники боли,
но это случится лишь в том случае, если он доживет до утра.

  "КРАЙНИЙ СРОК - РАССВЕТ".

  "ТИК-ТАК".

  Интересно, подумал Томми, во сколько ему обошелся каждый час владения
этим механическим чудом? Семь тысяч долларов? Восемь?
  Он посмотрел на часы, пытаясь высчитать, сколько прошло времени с тех
пор, как он оплатил свою покупку и получил ключи, но потом ему пришло в
голову, что все это не имеет значения. Это были всего лишь деньги.
  Как ему выжить - вот что было главным. "ТИК-ТАК".
  Двигайся!
  Продолжай двигаться!
  Томми обошел машину спереди, на мгновение попав в луч единственной
уцелевшей фары, но так и не смог рассмотреть, что делается в моторе,
потому что крышка капота была плотно вмята внутрь. Зато он отчетливо
слышал, как зеленоглазая тварь отчаянно бьется о стены своей железной
темницы.
  - Сдохни, и будь ты проклята! - воззвал Томми.
  Издалека до него донесся чей-то крик.
  Томми тряхнул головой, приводя в порядок мозги, и, несколько раз
моргнув, чтобы стряхнуть с ресниц воду, повернулся к дороге. Сквозь пелену
дождя он не без труда разглядел на бульваре две машины, которые
остановились невдалеке от того места, где "Корвет" слетел с мостовой. На
невысокой дорожной насыпи, ярдах в восьмидесяти от него, стоял какой-то
человек с ручным фонариком. Он что-то кричал, но ветер относил слова в
сторону, и Томми ничего не разобрал.
  Движение в этот час было не сильным, но даже на шоссе Пасифик-Коуст,
недалеко от места аварии, все же остановилось несколько машин. Правда, из
них пока никто не вышел.
  Человек с фонарем начал спускаться по насыпи, спеша на помощь Томми.
  Томми изо всех сил замахал руками, призывая доброго самаритянина
поторопиться. Ему хотелось, чтобы кто-то еще услышал отчаянный визг
застрявшей под капотом твари или увидел ее своими собственными глазами,
если ей паче чаяния удастся выбраться из переплетения труб и проводов. Ему
нужен был свидетель.
  В это время бензин, который, по всей видимости, понемногу скапливался
под лежащим на боку "Корветом", наконец-то воспламенился. Оранжево-голубое
пламя рванулось высоко вверх с вулканическим ревом, испаряя летящие ему
навстречу дождевые капли.
  Жаркая волна нагретого воздуха ударила Томми с такой силой, что он
попятился назад, закрывая руками опаленное лицо. К счастью, ветер разредил
пары бензина, и взрыва не произошло, но жар был так силен, что одежда и
волосы Томми вполне могли бы воспламениться, если бы не намокли под дождем.
  Из огня донесся неземной визг попавшей в западню твари.
  Мужчина, успевший спуститься с насыпи, замешкался, испуганный
поднявшимся чуть ли не до небес пламенем.
  - Скорее! Скорее! - закричал Томми, хотя и знал, что ветер и дождь не
позволят человеку с фонарем расслышать ни его зова, ни отчаянного визга
чешуйчатого демона С грохотом и треском, похожим на хруст ломаемых костей,
искореженная, объятая пламенем крышка капота сорвалась с петель и
прокатилась мимо Томми, чадя и разбрасывая искры. Следом - словно джинн из
бутылки - из пылающего ада моторного отсека выскочила тварь. Она ловко
приземлилась на широко расставленные ноги прямо в грязную лужу в
каких-нибудь десяти футах от Томми, и он вздрогнул. Кожа ее горела:
бегущие языки голубого пламени быстро обгладывали остатки хлопчатобумажной
ткани, но их жгучее прикосновение, казалось, вовсе не беспокоило чудовище.
  С нарастающим ужасом Томми заметил, что тварь больше не визжит от
бессмысленной и бездумной ярости. Похоже, вид пламени приводил ее в
восторг. Воздев над головой обе лапы - точь-в-точь как человек, поющий
осанну своему Богу - и раскачиваясь из стороны в сторону словно в
религиозном экстазе, тварь неотрывно глядела не на Томми, а на охваченный
огнем "Корвет" и на свои собственные верхние конечности, с которых, как
будто светильное масло с какого-то мрачного алтаря, стекал голубой огонь.
  - Да она растет!.. - ахнул Томми, не веря своим глазам.
  Но зрение его не обмануло. Тварь действительно стала больше. Кукла,
которую он нашел на Пороге, была не больше десяти дюймов длиной. Демон,
который в экстазе приплясывал перед ним, имел рост около восемнадцати
дюймов, то есть почти вдвое больший, чем когда Томми в последний раз видел
его на пороге собственной гостиной.
  И дело было не только в росте. Передние и задние лапы твари стали
значительно толще, а туловище - массивнее.
  Из-за охватившего тварь огня Томми не мог рассмотреть более мелких
деталей, но ему показалось, что вдоль ее хребта появился остроконечный
зубчатый гребень, которого раньше не было, а само существо как будто
слегка горбилось. Кроме этого, в строении верхних конечностей чудовища
проявилась явная диспропорция: его кисти были слишком длинны по сравнению
с предплечьями.
  Все это, впрочем, могло ему и показаться, но в одном Томми был
совершенно уверен: его враг вырос.
  Он ожидал, что тварь погибнет в огне, и зрелище того, как она
наслаждается бушующим пожаром, совершенно загипнотизировало Томми. А это
было небезопасно.
  - Это просто безумие какое-то, - бормотал Томми, но не двигался с
места.
  Отсветы беснующегося пламени играли в летящих к земле дождевых каплях
и в лужах воды на земле, которые сверкали, словно озера расплавленного
золота, то вспыхивая, то пригасая, когда на них падала тень пляшущей твари.
  Как она могла вырасти так быстро? И не просто вытянуться, но и стать
толще, массивнее? Для этого твари необходима была пища - много пищи, чтобы
обеспечить такой невиданный рост.
  Что же она ела?
  Добрый человек снова побежал к Томми, подсвечивая себе прыгающим
фонарем, но ему оставалось преодолеть еще около шестидесяти ярдов.
Пылающий "Корвет" заслонял от него приплясывающую тварь, и Томми понял,
что незнакомый мужчина не увидит ее, пока не встанет рядом с ним.
  Что же она ела?
  Невероятно, но тварь, похоже, росла прямо на глазах Томми, росла по
мере того, как пламя стекало по ее лоснящейся шкуре.
  Томми наконец пришел в себя и начал медленно пятиться. Ему очень
хотелось броситься наутек, но он боялся повернуться к твари спиной. Любое
его резкое движение могло отвлечь тварь от восторженного созерцания
огненной стихии и напомнить ей, что жертва находится совсем рядом.
  Человек с фонарем был уже в сорока ярдах. Добрый самаритянин оказался
крупным мужчиной в развевающемся плаще с капюшоном, который делал его
похожим на монаха в сутане. Он тяжело бежал по лужам, то и дело
оскальзываясь в грязи, но продолжал приближаться, и Томми вдруг испугался
за его жизнь. Поначалу ему очень хотелось иметь свидетеля, но тогда он
думал, что тварь погибнет в пламени. Теперь Томми чувствовал, что тварь не
потерпит никаких свидетелей.
  Он уже готов был крикнуть мужчине, чтобы тот держался подальше, даже
рискуя привлечь к себе внимание врага, но тут вмешался случай. В дождливой
темноте гулко прозвучал выстрел, за ним еще один и еще.
  Мгновенно узнав этот звук, мужчина остановился в самой середине
грязной лужи. Между ним и Томми оставалось чуть меньше тридцати ярдов, но
опрокинутый "Корвет" все еще не позволял ему увидеть объятого пламенем
демона.
  Из огня донесся четвертый выстрел, за ним - пятый.
  Торопясь как можно скорее выбраться из истекающего бензином
"Корвета", Томми напрочь позабыл о пистолете. Да он скорее всего просто не
нашел бы его. Когда произошла авария, "хеклер и кох" лежал на правом
сиденье, и от удара наверняка завалился куда-нибудь под кресло. И вот
теперь от высокой температуры порох в патронах воспламенился.
  Осознав, что теперь для защиты от врага у него нет даже пистолета,
который, впрочем, оказался неэффективным оружием против неземной твари,
Томми перестал пятиться и застыл в нерешительности. Несмотря на дождевую
воду, которая, казалось, пропитала его насквозь, во рту у него было сухо,
как на песчаном пляже, прокаленном августовским солнцем.
  Вместе с водой и холодом в душу его проникла паника. Страх, который
испытывал Томми, подобно лихорадке сжигал кожу на его лбу и щеках, давил
изнутри на глаза и выламывал суставы.
  Томми повернулся и что было сил помчался прочь.
  Он не знал, куда бежит; не знал даже, есть ли у него хоть какая-то
надежда спастись. Первобытный, всепобеждающий страх за свою жизнь гнал его
все дальше и дальше от места аварии. Впрочем, краешком мозга, которым
инстинкт самосохранения еще не овладел, Томми понимал, что он, конечно,
может обогнать тварь даже на своих двоих, но ему все равно не продержаться
те шесть или семь часов, которые остались до рассвета. Рано или поздно - и
скорее рано, чем поздно! - тварь все равно выследит его и настигнет.
  И потом она росла.
  Она становилась больше и сильнее.
  И еще опаснее...
  "Тик-так".
  Мокрая грязь просочилась в кроссовки Томми; пучки спутанной мертвой
травы и ползучие стебли лантаны затягивались на его ногах словно силки;
отломанный ветром лист пальмы, словно перо гигантской птицы, вылетел из
темноты и с силой хлестнул его по глазам. Казалось, сама природа
сговорилась с тварью и сражалась теперь на ее стороне.
  "Тик-так".
  Бросив через плечо затравленный взгляд, Томми заметил, что пламя над
"Корветом" хоть и светило достаточно ярко, понемногу теряло силу и ярость.
Огонь, охвативший тварь и делавший ее похожей на маленький костер рядом с
большим, уже почти совсем погас, но Томми убедился, что его враг еще не
очнулся от транса и не преследует его.
  "Крайний срок - рассвет".
  Но до рассвета оставалась еще целая вечность.
  Почти добежав до улицы, Томми рискнул оглянуться еще раз. Сквозь
дождь он увидел только небольшие языки пламени, которые все еще облизывали
тело твари - должно быть, пропитавший ее бензин уже почти выгорел. Тем не
менее этих неярких желтых огоньков было вполне достаточно, чтобы Томми
сумел разглядеть: тварь снова двигалась. За ним.
  Она бежала не так быстро, как могла бы, - скорее всего потому, что
еще не до конца очнулась от своего огненного транса, - но она все равно
приближалась.
  Томми пересек пустынную автостоянку и выбежал на угол Пасифик-Коуст и
улицы Авокадо. Последнюю широкую полосу жидкой грязи он преодолел как
конькобежец, скользящий по поверхности замерзшего пруда, а сделав
следующий шаг, очутился по самые лодыжки в заливавшей перекресток ледяной
воде, с которой не справлялись даже забранные решетками канализационные
люки.
  Прямо в ухо ему загудел автомобильный гудок. Громко заскрипели
тормоза.
  Томми не видел приближающейся машины, потому что смотрел сначала
назад, а потом - прямо себе под ноги, опасаясь поскользнуться и упасть, и
это едва не стоило ему жизни. Резко вскинув голову, он увидел совсем рядом
с собой удивительно яркий фордовский фургон, который, сверкая
желто-красно-золотисто-черно-зелеными бортами, волшебным образом возник из
темноты, словно явился из другого измерения.
  Томми бросился к нему. Мягко качнувшись на рессорах, фургон встал как
вкопанный за мгновение до того, как толкнуть Томми, но сам Томми не мог
остановиться так резко: на полном ходу он врезался в фургон, больно
ударился о крыло и, отлетев вперед, упал прямо под колеса.
  К счастью, он не потерял сознания. Схватившись за передний бампер,
Томми кое-как поднялся на ноги.
  Как оказалось, экстравагантная раскраска фургона не имела ничего
общего с бредом сумасшедшего. Напротив, кто-то пытался оформить машину под
музыкальный автомат в стиле арт-деко "Арт-деко - декоративный стиль в
искусстве 1920 - 1930-х годов. Снова вошел в моду в 1960-х годах.".
Летящие газели среди стилизованных пальмовых листьев, сверкающие
серебряные пузырьки, вкрапленные в лоснящиеся черные ленты и еще более
яркие золотые шары в лентах сочного алого цвета производили очень приятное
впечатление. Когда водительская дверь отворилась, Томми услышал
классическую композицию Бенни Гудмена "Прыжок в час ночи".
  Пока Томми вставал, рядом с ним очутился водитель. Это была молодая
женщина в белых туфлях, в белом брючном костюме, напоминающем униформу
сиделки, и в черной кожаной куртке.
  Эй, мистер, с вами все в порядке? - спросила она.
  - Все о'кей, - просипел Томми.
  - В самом деле о'кей?
  - Да, конечно. Оставьте меня... Прищурившись, Томми поглядел на
пустынную стоянку.
  Тварь больше не горела, а мигающие огни аварийной остановки на корме
фургона почти не пробивались сквозь дождливую тьму. Томми не видел своего
преследователя, но чувствовал, как расстояние между ними сокращается.
Возможно, тварь пока не торопилась, но она и не отказалась от своих
намерений, это как пить дать.
  - Поезжайте! - сказал он девушке и махнул рукой.
  - Но вы, наверное... - настаивала она.
  - Поезжайте, быстро!
  - ..Ранены? Я не могу...
  - Убирайтесь отсюда! - в отчаянии выкрикнул Томми, не желая, чтобы
эта девушка оказалась между ним и демонической тварью. Он шагнул вперед,
намереваясь как можно быстрее пересечь все шесть полос шоссе, на котором
не было видно ни одной машины, кроме яркого фордовского фургона и
нескольких легковушек на расстоянии полквартала к югу. Их водители
сгрудились на обочине, глазея на догорающий "Корвет".
  Девушка крепко схватила его за локоть.
  - Это ваша машина так славно горит, мистер?
  - Господи, леди, она приближается!
  - Кто?
  - Она'.
  - Как-как?
  - Она приближается! Томми попытался вырваться.
  - Это ваш новый "Корвет"? - спросила девушка неожиданно.
  Томми только сейчас узнал ее. Это была та самая блондинка, которая
подавала ему чизбургеры и жареный лук несколько часов назад. Теперь он
припомнил, что и кафе находилось где-то на этом шоссе.
  Но теперь оно закрылось на ночь. Официантка возвращалась домой.
  И снова Томми посетило ощущение, что он мчится на санях рока по
глубокому ледяному желобу, мчится навстречу своей судьбе, которую он даже
не начал постигать.
  - Тебе нужно обратиться к врачу, приятель, - сказала девушка.
  Томми понял, что так просто ему от нее не отделаться.
  Но когда тварь увидит ее, она обязательно попробует избавиться от
нежелательного свидетеля. И избавится.
  Когда Томми видел тварь в последний раз, в ней было уже восемнадцать
дюймов, и она продолжала расти. На ее спине появился зубчатый гребень,
зубы твари стали больше, а когти - длиннее. Увидев девушку, она бросится
на нее, растерзает зубами горло, исполосует когтями лицо.
  Ее нежное горло.
  Ее милое лицо.
  Времени на споры больше не оставалось.
  - О'кей, поехали к доктору, - согласился он, в волнении переходя на
"ты", как сделала и она, узнав его. - Только увези меня отсюда.
  Держа его под локоть, словно старика, девушка повела Томми к
пассажирской дверце, обращенной к пустынной и темной стоянке.
  - Да поехали же, черт! - выкрикнул Томми, вырываясь. Одним прыжком он
добрался до двери и распахнул ее, но девушка, растерянная и удивленная его
резкостью, осталась стоять перед своим раскрашенным фургоном.
  - Быстрее! Или мы умрем оба! - снова закричал Томми, не скрывая
своего отчаяния.
  Одновременно он оглянулся через плечо, ожидая, что тварь вот-вот
прыгнет на него из дождливой ночной темноты, но ее еще не было видно, и он
забрался в "Форд".
  Девушка скользнула на водительское место с поразительной быстротой и
захлопнула дверь со своей стороны через секунду после того, как Томми
захлопнул свою.
  Выключив музыку, она спросила:
  - Что же все-таки случилось? Ты как сумасшедший выскочил из темноты и
едва не попал под колеса. Я едва успела...
  - Ты глухая или просто дура?! - заорал Томми срывающимся от
напряжения голосом. - Нам нужно убираться отсюда! Живо!
  - Ты не должен так со мной разговаривать, - спокойно ответила она, но
в ее голубых глазах промелькнул гнев.
  Разочарование и безнадежность лишили Томми дара речи, и он в сердцах
сплюнул.
  - Даже если ты ранен или напуган, это не дает тебе права грубить. Это
невежливо.
  Сквозь боковое окно Томми бросил взгляд на стоянку.
  - Я не люблю грубости, - сказала девушка.
  - Мне очень жаль, - отозвался Томми, изо всех сил стараясь говорить
спокойно.
  - Сдается мне, не очень-то ты раскаиваешься.
  - Я раскаиваюсь.
  - По твоему голосу этого не скажешь. Томми подумал, что еще немного,
и он убьет ее сам, не дожидаясь, пока это сделает тварь.
  - Мне, честное слово, очень жаль, - сквозь зубы процедил он.
  - Правда?
  - Честное-пречестное...
  - Вот это звучит уже получше.
  - Не могла бы ты отвезти меня в больницу? - спросил Томми голосом
умирающего. Ему очень хотелось, чтобы девушка наконец-то тронула с места
свою раскрашенную колымагу.
  - Конечно, могла бы.
  - Спасибо.
  - Пристегнись.
  - Что?
  - Пристегни ремень безопасности. Это правило дорожного движения.
  Ее влажные от дождя волосы цвета светлого меда прилипли ко лбу, на
плечах блестели капли воды, и Томми напомнил себе, что из-за него девушка
тоже может попасть в беду.
  Разматывая длинную шуршащую ленту ремня и застегивая замок, Томми
сказал со всем терпением, на какое он был способен:
  - Прошу вас, мисс, пожалуйста, поезжайте! Вы не представляете, что
здесь происходит!
  - Тогда объясни. Я не дура, и с ушами у меня все в порядке.
  На мгновение Томми заколебался - его история была слишком
невероятной, чтобы он решился рассказать ее первому встречному, - но
выхода у него не было, и он разразился длинной тирадой, прозвучавшей
сбивчиво и слегка истерично:
  - Эта штука.., эта кукла, которую они подложили ко мне на
ступеньки!.. Когда стежки лопнули, у нее оказались настоящие живые глаза и
хвост, как у ящерицы. И она напала на меня - бросилась мне на голову с
карниза.., ну, где занавески. Она там пряталась. Когда я стал стрелять, то
оказалось, что она может глотать пули просто на завтрак! Это само по себе
плохо, но она еще и умна, дьявольски умна! И она растет...
  - Кто растет? Кукла?
  Разочарование Томми было таким глубоким, что он едва не сорвался.
  - Тварь, которая вылезла из куклы! - воскликнул он. - Тварь с глазами
змеи, маленькая и быстрая, как крыса! Она растет.
  - Быстрое, как крыса, маленькое чудовище со змеиными глазами? -
повторила девушка подозрительно глядя на Томми.
  - Да! - в отчаянии выдохнул он.
  С мокрым чавкающим звуком тварь ударилась в стекло пассажирской
дверцы в нескольких дюймах от головы Томми, и ночь огласилась ее
пронзительным визгом.
  Томми тоже закричал.
  - Вот дерьмо! - сказала девушка.
  Тварь действительно выросла - тут Томми не ошибся, - но она еще и
изменила форму. Теперь она напоминала человека гораздо меньше, чем тогда,
когда она только вылупилась из чрева куклы. Ее голова стала
непропорционально большой и отвратительно не правильной, а выпученные
зеленые глаза злобно сверкали из глубоких глазниц под низким костистым
лбом.
  Официантка отпустила ручной тормоз.
  - Сбей ее со стекла, - приказала она решительно.
  - Не могу!
  - Сбей!
  - Как? Ради всего святого - как?
  Пятипалые верхние конечности твари все еще походили на руки, но ее
пальцы оставались пальцами лишь наполовину. Вся их нижняя поверхность была
покрыта круглыми присосками, как щупальца спрута или осьминога. И с
помощью этих бледных присосок, которые были у нее не только на руках, но и
на ногах, тварь крепко держалась за стекло.
  Томми отнюдь не собирался опускать стекло, чтобы столкнуть тварь. Ни
за что.
  Блондинка переключила передачу и так резко выжала газ, что они могли
бы оказаться на противоположном конце галактики не больше чем за
восемнадцать секунд. Стрелки на приборах дружно прыгнули вправо, двигатель
взвыл так, что заглушил даже визг твари, но бешено вращающиеся покрышки
только скользили по мокрой мостовой, и фургон - вместо того, чтобы достичь
другого конца галактики или хотя бы следующего квартала, - остался на
месте, выбрасывая фонтаны грязной воды из-под всех четырех колес.
  Тварь открыла рот. Мелькнул черный раздвоенный язык, черные зубы
заскрежетали по стеклу.
  Покрышки наконец сцепились с мостовой, и "Форд" рванулся вперед
словно стрела, пущенная из тугого арбалета.
  - Не впускай ее! - жалобно сказала девушка.
  - Почему это я должен впустить ее?
  - Не впускай!
  - Ты думаешь, я сумасшедший?
  Фургон как ракета летел на север по шоссе Паси-фик-Коуст. Скорость
была такой, что Томми начинало казаться, будто его лицо начинает тяжелеть
и оплывать от перегрузок, как у астронавта во время запуска "челнока".
Тяжелые дождевые капли врезались в лобовое стекло словно пули, выпущенные
из автоматического оружия, но тварь продолжала крепко держаться за стекло.
  - Она пытается пробраться внутрь, - заметила девушка.
  - Да.
  - Что ей нужно?
  - Ей нужен я.
  - Почему?
  - Не знаю.
  Кожа твари все еще была черной с желтыми крапинами, но ее прижатое к
стеклу брюшко приобрело отвратительный гнойно-желтый оттенок'. Словно
зачарованный, Томми смотрел, как оно лопнуло, и оттуда показались какие-то
мерзко извивающиеся отростки или щупальца, заканчивающиеся круглыми, как у
миног, ртами. Щупальца намертво присосались к стеклу.
  В салоне фургона было достаточно темно, чтобы Томми мог рассмотреть,
что, собственно, происходит, но ему показалось, что оконное стекло
начинает дымиться.
  - О Господи! - вырвалось у него.
  - Ты что-то сказал?
  - Эта тварь растворяет стекло. Или прожигает его.
  - Прожигает?
  - Да.
  - Как?
  - Думаю, кислотой.
  Почти не притормозив на повороте, девушка свернула с шоссе и
помчалась по подъездной дорожке кантри-клуба "Ньюпорт-Бич". На повороте
фургон накренился, и центробежная сила бросила Томми на дверь, так что его
лицо на мгновение прижалось к стеклу, за которым тварь продолжала свою
разрушительную работу.
  - Куда?! - слабо вскрикнул Томми.
  - В кантри-клуб.
  - Зачем?
  - Нам нужен грузовик.
  Она снова резко повернула, на сей раз - в другую сторону, и Томми
отбросило от дверцы и растворяющегося стекла.
  Они оказались на клубной стоянке. В этот поздний час она была почти
пуста, если не считать нескольких одиноких машин, среди которых выделялся
мощный грузовик.
  Прицелившись ему в корму, девушка прибавила газ.
  - Что ты делаешь? - слабо вскрикнул Томми.
  - Надо же нам отцепиться от нее...
  Она отвернула в сторону в самый последний момент, так что фургон,
обдирая оранжевую краску с переднего крыла, промчался почти впритирку с
грузовиком. Дополнительное наружное зеркало с правой стороны срезало как
ножом, заскрежетал металл, искры брызнули во все стороны, но тварь
оказалась как раз между оконным стеклом и бортом грузовика. Стойка крыши
прогнулась, тварь оказалась гораздо крепче фургона. Ее присоски оторвались
от закаленного стекла дверцы только тогда, когда оно лопнуло с таким
оглушительным хлопком, что Томми расслышал его даже за ревом двигателя и
скрежетом раздираемого металла. Осколки стекла посыпались на него, и Томми
на мгновение показалось, что тварь сейчас упадет ему прямо на колени, но
уже в следующую секунду фургон миновал припаркованный грузовик, и он
Понял, что им удалось отделаться от нее.
  - Хочешь, развернемся и пару раз пройдемся по ней колесами? -
прокричала девушка, перекрывая шум ветра, врывающегося в разбитое окно.
  - Нет! - крикнул в ответ Томми, наклоняясь к ней. - Не поможет! Если
ты промахнешься, тварь может схватиться за колесо, и тогда мы ее уже не
стряхнем! Поверь, она сумеет удержаться под днищем, чтобы просочиться,
протиснуться в салон и добраться до нас!
  - Тогда рвем когти отсюда.
  Она развернулась и, промчавшись по подъездной дорожке клуба, так лихо
вывернула обратно на шоссе, что Томми показалось, что либо фургон сейчас
перевернется, либо колесо лопнет, и он опять же перевернется, но ничего не
случилось. Между тем девушка продолжала давить на педаль газа, явно
пренебрегая введенными законом штата ограничениями скорости. Странно,
подумал Томми, почему она тогда так волновалась из-за ремня безопасности?
  Впрочем, он недолго раздумывал об этом. Ему все казалось, что
визжащая тварь вот-вот опять возникнет из ночи и дождя, и он почувствовал
себя в относительной безопасности только тогда, когда они пересекли
Джамбори-роуд и начали спускаться к Ньюпортскому заливу.
  Дождь, врывавшийся вместе с ветром в разбитое окно, больно хлестал
его по щеке, но Томми не обращал на это внимания. Вряд ли он мог
промокнуть сильнее.
  Фургон мчался с такой бешеной скоростью, что ветер буквально ревел;
разговаривать при таком шуме было практически невозможно, поэтому ни
Томми, ни его спасительница даже не пытались заговорить.
  На мосту через отводной канал - в паре миль от стоянки, где они
оставили гадину, - блондинка наконец сбросила скорость, и шум ветра
несколько стих. Потом она посмотрела на Томми так, как никто никогда на
него не глядел. Под этим взглядом Томми почувствовал себя только что
высадившимся из летающей тарелки зеленым бородавчатым существом с круглой,
как тыква, головой.
  Впрочем, нет, точно так же глядела на него его собственная мать,
когда он сообщил ей о своем намерении писать детективные рассказы.
  Нервно откашлявшись, Томми сказал:
  - Ты очень хорошо водишь машину. К его огромному облегчению, девушка
улыбнулась.
  - Ты так думаешь?
  - Серьезно... Ты просто ас.
  - Спасибо. Ты и сам неплохой водитель.
  - Я?
  - Ты проделал на своем "Корвете" довольно забавный трюк.
  - Не смешно.
  - Да нет, сначала ты летел совершенно прямо и даже, кажется, набирал
высоту. Просто потом ты немного растерялся.
  - Мне очень жаль, что твой фургон пострадал.
  - Фургон прилагается, - загадочно ответила она.
  - Я заплачу за ремонт.
  - Ты - душка.
  - Нужно остановиться и заткнуть чем-нибудь это окно.
  - Ты уверен, что тебе не нужно в больницу?
  - Со мной все в порядке, - уверил он ее. - Просто вода может
испортить твою обивку.
  - Пусть это тебя не волнует.
  - Но...
  - Она голубая.
  - Что?
  - Голубая, обивка.
  - Да, действительно... Ну и что?
  - Я не люблю голубой цвет.
  - Но другие повреждения...
  - Я к этому привыкла.
  - В самом деле?
  - Это со мной часто случается, - небрежно заметила девушка.
  - Да?
  - Я веду очень разнообразную и насыщенную событиями жизнь...
  - Как это?
  - Очень просто. - Она улыбнулась. - Эта жизнь и научила меня не
расстраиваться по пустякам.
  - Ты очень необычная женщина, - заметил Томми.
  Она ухмыльнулась.
  - Спасибо.
  Томми почувствовал себя растерянным.
  - Как тебя зовут?
  - Деливеранс.
  - Как-как?
  - Деливеранс Пейн. Это значит - "избавление от мук". Когда я
рождалась, маме пришлось нелегко, поэтому она решила назвать меня именно
так. В чувстве юмора ей не откажешь, верно?
  Томми не сразу понял, что она имеет в виду, а когда понял - кивнул.
  - Обычно меня зовут просто Дел.
  - Дел, - повторил Томми. - Мне нравится.
  - А как твое имя?
  - Туонг Фан, - отозвался Томми и сам удивился. - То есть Томми.
  - Туонг Томми?
  - Не Туонг. Просто Томми Фан. Меня зовут Томми Фан.
  - Ты уверен?
  - Большую часть времени - да.
  - Ты необычный мужчина, - ответила Дел, возвращая комплимент.
  - Но в окно попадает действительно много воды, - не успокаивался
Томми.
  - Мы скоро остановимся.
  - Где ты научилась так управлять машиной, Дел?
  - У мамы.
  - Должно быть, у тебя очень необычная мама, - тупо сказал Томми.
  - Моя мама - это что-то!.. Она обожает гонять на автомобилях.
  - Совсем не как моя... - заметил Томми печально.
  - И на моторных лодках. И даже на мотоциклах. Мама просто не способна
равнодушно пройти мимо транспортного средства, способного делать больше
тридцати миль в час, - ей обязательно надо сесть за руль и попробовать...
, Дел затормозила на красный сигнал светофора. В салоне ненадолго
воцарилась тишина.
  Дождь лил так, словно небеса были дамбой, которую наконец-то
прорвало, а поблизости не было ни одного мальчика с пальцев подходящего
размера.
  Наконец Дел сказала:
  - Значит, ты говоришь, это была быстрая, как крыса, тварь со змеиными
глазами?


                                  Глава 4


  Пока они ехали дальше, Томми рассказал Дел о кукле, которую он нашел
на крыльце, и все остальное тоже - вплоть до того момента, когда тварь
замкнула электрическую розетку в его кабинете. К его огромному облегчению.
Дел ни разу не показала, что считает его историю сомнительной; больше
того, она, похоже, не особенно удивлялась. Время от времени она говорила:
"Ах-ах!", "Гм-м..." или "О'кей", а один или два раза она даже сказала:
"Да, это имеет смысл", как будто он рассказывал ей нечто вполне
обыкновенное, то, что она могла бы услышать в вечерних новостях.
  Свой рассказ он прервал, только когда Дел остановилась возле
круглосуточно открытого супермаркета. Она сказала, что необходимо купить
кое-какие вещи, чтобы вычистить фургон и заклеить разбитое окно. По
просьбе Дел Томми отправился с ней. Она поручила ему толкать тележку.
  В огромном торговом зале было так мало покупателей, что Томми без
труда мог вообразить себя героем одного из научно-фантастических фильмов
50-х годов, в которых все люди - за исключением жалкой горсточки - исчезли
с Земли вследствие какого-то таинственного катаклизма, воздействовавшего
только на людей, но щадившего здания и сооружения. Широкие проходы
универсама, залитые ярким, чуть голубоватым светом флюоресцентных ламп,
были пусты и безмолвны; их странную тишину нарушало только чуть слышное,
зловещее урчание компрессоров холодильных установок.
  Дел, целеустремленно и стремительно шагавшая по этим проходам в своих
белых туфлях, в белоснежной униформе, в черной кожаной куртке нараспашку и
с убранными назад влажными светлыми волосами, снова напомнила Томми не то
сестру милосердия, способную вылечить тяжело больного человека, не то
ангела смерти, способного вытрясти душу из здорового.
  Из всего многообразия всякой всячины Дел выбрала большую коробку
пластиковых пакетов для мусора, моток широкой клейкой ленты, четыре рулона
бумажных полотенец, коробочку бритвенных лезвий, рулетку, флакончик с
капсулами витамина Е в масле, флакончик с однограммовыми драже витамина С
и две бутылочки апельсинового сока по двенадцать унций в каждой. На стенде
с рождественскими игрушками, появившемся необычайно рано, она выбрала
остроконечную шапочку Санта-Клауса из красной фланели с белым помпоном и
белой оторочкой из искусственного меха.
  Когда они проходили через секцию молочных деликатесов, она вдруг
остановилась и указала на стопку картонных контейнеров в одном из
охладителей.
  - Ты ешь тофу "Тофу - японское национальное кушанье, напоминающее по
консистенции джем, изготовленное из соевых бобов. Отличается чрезвычайно
высоким содержанием белка и протеинов. Как правило, добавляется к супам и
другим блюдам."? - спросила она. Ее загадочный вопрос застал Томми
врасплох, и он не нашел ничего лучшего, как ответить вопросом на вопрос:
  - Ем ли я тофу?
  - Я первая спросила.
  - Нет, я не люблю тофу.
  - А должен, - с нажимом сказала Дел.
  - Почему это? - теряя терпение, переспросил он. - Потому что я родом
из Азии? Так вот, я и палочками во время еды не пользуюсь!
  - Ты всегда такой чувствительный?
  - Я вовсе не чувствительный, - проворчал Томми.
  - Я даже не думала о твоем происхождении, пока ты сам не заговорил об
этом, - сказала Дел.
  Как ни странно, Томми поверил ей сразу. Он почти не знал ее, но
чувствовал, что Дел не такая, как все люди, и ему очень хотелось верить,
что она действительно только сейчас заметила узкий разрез глаз и
бронзово-желтый оттенок его кожи.
  - Извини, - проговорил Томми.
  - Я просто спросила, любишь ли ты тофу, потому что, если есть его
чаще пяти раз в неделю, можно не опасаться рака простаты. Тофу -
прекрасное гомеопатическое профилактическое средство против этой болезни.
  Томми подумал, что еще никогда не встречал человека, который умел бы
так легко, неожиданно и резко менять тему разговора.
  - Я и так не опасаюсь рака простаты.
  - Напрасно. Это третья причина смертности среди мужчин. А может быть,
четвертая, я точно не помню. Как бы там ни было, мужчины умирают от рака
простаты ненамного реже, чем от сердечных приступов или от того, что
расплющивают пивные жестянки о собственные лбы.
  - Мне только тридцать лет. Насколько я знаю, мужчины редко заболевают
раком простаты раньше, чем им стукнет пятьдесят.
  - Когда в сорок девять ты проснешься однажды утром и обнаружишь, что
твоя простата стала размером с баскетбольный мяч, ты поймешь, что
статистика сыграла с тобой скверную шутку, но предпринимать что-либо будет
уже поздно.
  С этими словами Дел взяла из охладителя упаковку тофу и с
торжествующим видом уложила ее в тележку поверх прочих покупок.
  - Но я не хочу тофу, - упрямо повторил Томми.
  - Не глупи, - отрезала Дел. - Заботиться о своем здоровье надо
начинать с детства. Для этого ты не можешь быть слишком молод.
  Она взялась за тележку и стремительно покатила ее по проходу, чтобы
не дать Томми возможности вернуть злосчастную коробку на место.
  С трудом нагнав ее, Томми на бегу поинтересовался:
  - Разве тебе не все равно, какого размера будет моя простата через
двадцать лет?
  - Мы оба люди, не так ли? - бросила через плечо Дел. - Разве я была
бы хорошим человеком, если бы не заботилась о том, что будет с тобой?
  - Но ты же меня даже не знаешь, - возразил Томми.
  - А вот и знаю! Ты - Туонг Томми.
  - Томми Фан.
  - Да, верно.
  У кассы Томми попытался расплатиться за покупки.
  - В конце концов, - сказал он, - если бы не я, то твое стекло было бы
цело. И в фургоне бы никто не насвинячил.
  - О'кей, - согласилась Дел, когда Томми достал бумажник. - Но то, что
ты платишь за какую-то липкую ленту и упаковку бумажных полотенец, вовсе
не означает, что я должна с тобой переспать.
  Чипу Нгуэну потребовались бы считанные мгновения, чтоб найти
остроумный, игривый, бьющий не в бровь, а в глаз ответ, который непременно
очаровал бы Дел, потому что он был не только отличным частным детективом,
но и мастером романтической интрижки. Но Томми только уронил деньги и,
глупо моргая, уставился на Дел, мучительно соображая, что бы такое
остроумное сказать. Так ничего и не придумав, он покраснел как рак и полез
поднимать бумажник.
  Если бы ему удалось на пару часов вернуться к своему компьютеру и как
следует подумать, он состряпал бы такой остроумный диалог, такую блестящую
интригу, что мисс Деливеранс Пейн очень скоро запросила бы пощады.
  - Да ты покраснел, - с довольным видом заметила она.
  - Ничего подобного, - сердито отозвался Томми.
  - А вот покраснел!
  - Нет, не покраснел.
  Дел повернулась к кассирше - средних лет мексиканке с крошечным
золотым распятием, висевшим на ее груди на золотой цепочке, - и спросила:
  - Скажите, он покраснел или нет?
  - Скорее да, чем нет, - хихикнула та.
  - Конечно, он покраснел, - безапелляционно заявила Дел.
  - Но ему это очень идет, - заметила кассирша.
  - Я уверена, что он это знает, - сказала Дел, которую слова кассирши
почему-то развеселили. - Знает и использует для того, чтобы очаровывать и
соблазнять невинных девушек. Наверняка он умеет краснеть, когда ему нужно
- как когда-то великие актеры умели в нужный момент по-настоящему
заплакать.
  Кассирша снова хихикнула.
  Томми страдальчески вздохнул и оглядел пустынный зал супермаркета. К
его огромному облегчению, поблизости не было других покупателей, которые
могли бы услышать этот дурацкий диалог и увидеть его пылающие уши.
  Но его страдания на этом не закончились. Когда кассирша поднесла
коробку тофу к аппарату для считывания штрих-кода, Дел небрежно сказала:
  - Он боится рака простаты.
  - Н-нет... - выдавил Томми помертвевшими губами.
  - Нет, боишься!
  - Я никогда ничего не...
  - Но он не хочет меня слушать - не верит, что тофу может
предотвратить эту болезнь, - пояснила Дел специально для кассирши.
  Кассирша нажала клавишу, чтобы подсчитать общую стоимость покупки, и,
нахмурившись, обратилась к Томми озабоченным, покровительственным тоном, в
котором не было ни намека на то музыкальное хихиканье, которое он слышал
раньше.
  - Послушайте, молодой человек, - сказала она, как будто обращаясь к
ребенку. - Вы лучше ей верьте, потому что это правда. Японцы едят тофу
каждый день, и у них почти не бывает рака простаты.
  - Вот видишь! - торжественно вставила Дел. Томми в комическом
отчаянии затряс головой, стараясь спасти последние крохи собственного
достоинства.
  - Что ты делаешь, когда не обслуживаешь клиентов в кафе? Заправляешь
клиникой? Или кафедрой в медицинском колледже?
  - Это общеизвестный факт. О пользе тофу знают все, кроме тебя.
  - Мы продаем очень много тофу японцам и корейцам, - сказала кассирша,
заканчивая упаковывать их покупки и пересчитывая деньги, которые протянул
ей Томми. - Вряд ли вы японец, но...
  - Я - американец, - возразил Томми.
  - Вьетнамского происхождения?
  - Я - американец, - твердо повторил Томми.
  - Многие американцы, которые приехали из Вьетнама, тоже любят тофу, -
дипломатично успокоила его кассирша, отсчитывая сдачу. - Хотя и не так,
как наши японские покупатели.
  С улыбкой, которая показалась Томми безумной, Дел сказала:
  - Он хочет, чтобы его простата стала размером с баскетбольный мяч.
  - Слушайте ее и делайте, как она говорит, - посоветовала кассирша.
  Томми засунул сдачу в карман джинсов и поспешил подхватить две
пластиковые сумочки, вместившие все их покупки, торопясь выбраться из
супермаркета.
  - Слушайтесь мисс, - строго повторила кассирша на прощание.
  Холодный дождь, подстерегавший его снаружи, мигом смыл со щец Томми
краску смущения. Вглядываясь в темноту, он подумал о маленькой хищной
твари, которая все еще скрывалась где-то там. Впрочем, за последние
несколько часов она перестала быть маленькой.
  За несколько минут, проведенных в супермаркете, он почти забыл об
этом исчадии ада. Из всех людей, которых он знал, одна только Дел Пейн
могла заставить его забыть - хоть и ненадолго - о том, что меньше получаса
назад жизни его угрожала невозможная, сверхъестественная, опасная тварь.
  - Ты, случаем, не спятила? - спросил он, когда они подошли к фургону.
  - Не думаю, - беспечно откликнулась Дел.
  - Как ты не понимаешь, что эта.., это чудовище все еще живо?
  - Ты имеешь в виду быструю, как крыса, маленькую тварь с зелеными
глазами?
  - Не такая уж она и маленькая, - проворчал Томми. - Впрочем, что еще
я могу иметь в виду?
  - Ну, в мире полным-полно престранных вещей.
  - Что?
  - Ты не смотришь передачу о НЛО? Называется "Икс-досье"?
  - Эта тварь где-то здесь, она ищет меня, чтобы...
  - Возможно, теперь и меня тоже, - перебила Дел. - Похоже, я доставила
ей несколько неприятных минут.
  - Это уж точно, - согласился Томми. - Тем более мне непонятно, как ты
можешь так спокойно рассуждать о моей простате и о преимуществах
тофу-сдения, когда по нашим следам несется вырвавшийся из ада демон?
  Дел пошла к водительской; дверце, а Томми, торопясь, обошел ярко
размалеванный фургон с другой стороны. Его вопрос оставался без ответа до
тех пор, пока они оба не забрались внутрь.
  - Вне зависимости от того, какие проблемы стоят перед нами в данный
момент, - ровным голосом сказала Дел, - это нисколько не меняет того
факта, что тофу тебе полезно.
  - Ты точно спятила.
  Наклонившись к приборной доске, чтобы запустить двигатель. Дел
сказала:
  - Ты был таким прямым, таким трезвомыслящим, таким серьезным... Как я
могла не соблазниться и не подшутить над тобой разок?
  - Подшутить?
  - Ты был слишком серьезным, - повторила Дел, включая передачу и
трогая фургон с места.
  Томми мрачно покосился на две пластиковые сумки, которые стояли на
полу возле его ног.
  - Не могу поверить, - проворчал он, - что я заплатил за проклятое
тофу.
  - Оно тебе понравится, - уверила его Дел.

  ***

  В нескольких кварталах от супермаркета начинался район складов и
мастерских. Здесь Дел загнала фургон под эстакаду, где он был укрыт от
дождя, и остановилась.
  - Доставай, что мы там накупили, - велела она.
  - Здесь чертовски неуютно, - поежился Томми.
  - Мир состоит в основном из неуютных и пустынных уголков, Томми.
  - Я не уверен, что здесь мы в безопасности.
  - Безопасных мест не бывает, пока ты сам этого не захочешь, -
ответила Дел, снова заговорив загадками.
  - Что это значит? - полюбопытствовал Томми.
  - Многое или ничего.
  - Ты снова надо мной смеешься?
  - Я просто не совсем тебя понимаю.
  Томми увидел, что Дел больше не смеется. Веселье, игравшее в ее
глазах во время пытки в супермаркете, куда-то исчезло.
  Оставив двигатель включенным, она открыла дверь, соскочила на землю и
обошла "Форд" сзади, чтобы открыть дверь грузового отсека. Только теперь
Томми обратил внимание, что эта машина вовсе не предназначалась для
отдыха, а представляла собой обычный доставочный фургон, какими пользуются
прачечные, цветочные торговцы и другие представители мелкого бизнеса. Взяв
из рук Томми пакеты, Дел высыпала их содержимое на пол и стала
сосредоточенно перебирать покупки.
  Томми внимательно наблюдал за ее действиями, хотя его и начинало
трясти от холода. Его одежда была влажной, а температура к ночи заметно
понизилась.
  - Пока я буду заниматься стеклом, - сказала Дел, - ты возьми бумажные
полотенца и собери всю воду с коврика и сиденья. И вымети разбитое стекло.
  Поблизости не было ни жилых домов, ни офисов, и пустынная,
заброшенная улица казалась Томми просто еще одним кадром из старого фильма
об обезлюдевшей Земле - о постапокалиптическом мире, который вспомнился
ему в супермаркете. По эстакаде над его головой с грохотом проносились
тяжелые грузовики, но, поскольку их самих не было видно, нетрудно было
вообразить, что это громыхают неземные машины, выполняющие заложенную в
них программу разрушения.
  Да, подумал Томми, с таким диким, необузданным воображением в пору
было писать фантастические романы вместо детективных.
  В грузовом отсеке он заметил большую картонную коробку с упаковками
собачьих галет. Перехватив его недоуменный взгляд, Дел пояснила:
  - Сегодня днем я делала покупки для Скути. С этими словами она
вытряхнула упаковки на пол и взяла картонный ящик в руки.
  - Это твой пес, да?
  - Не просто мой пес. Скути - это Пес с большой буквы, воплощение
идеальной собаки, самая спокойная и умная псина на этой Земле. Несомненно,
облик собаки - это его последняя ипостась перед достижением нирваны. Вот
он какой - мой Скути!
  Она достала новенькую рулетку и, сняв точные размеры разбитого окна,
стала вырезать из картонной коробки прямоугольник. Покончив с этим делом,
Дел засунула картонку в один из пластиковых пакетов для мусора, тщательно
загнула край и заклеила его липкой лентой. Еще несколько кусков ленты
пошло на то, чтобы закрепить ставший водонепроницаемым картон в
пассажирской двери фургона.
  Пока она работала, Томми орудовал полотенцами, стараясь убрать с
сиденья воду и осколки стекла, одновременно рассказывая Дел о том, что
случилось после того, как жуткая тварь выключила свет в его кабинете.
Закончил он красочным описанием аварии и того, как тварь выскочила из
пылающего "Корвета".
  - Ты говоришь, она стала больше? - переспросила Дел. - Насколько?
  - Примерно в два раза, - ответил Томми. - И она изменилась. Чудовище,
которое ты видела, очень сильно отличается от той твари, которая появилась
из тряпичной куклы. Оно стало гораздо более страшным и странным.
  Пока они работали, под эстакадой не проехало ни одной машины, и Томми
начал беспокоиться. Все чаще и чаще он бросал нервные взгляды то в одну,
то в другую сторону, каждую секунду ожидая, что страшный преследователь
вот-вот шагнет из темноты непогожей ночи, но за пределами их бетонного
убежища продолжала бесноваться буря, тонны и тонны воды обрушивались на
землю, и Томми практически ничего не видел.
  - И как ты думаешь, что это может быть? - спросила Дел.
  - Я не знаю.
  - Откуда взялось это существо? Томми пожал плечами.
  - Что оно хочет?
  - Убить меня.
  - Почему?
  - Не знаю.
  - Ничего-то ты не знаешь!
  - Я знаю. - Томми машинально кивнул и невольно улыбнулся.
  - Чем ты занимаешься, Туонг Томми? Томми проигнорировал намеренное
искажение своего имени и ответил:
  - Пишу детективные романы. Дел рассмеялась.
  - Тогда как получается, что в этом деле ты никак не можешь найти
никаких концов?
  - То выдумка, а это - реальная жизнь.
  - Нет. - Дел рассмеялась.
  - Что?
  - Такой вещи не существует, - серьезно объяснила она.
  - Не существует реальной жизни?
  - Вопрос реальности - это только вопрос восприятия. Восприятие
меняется, и реальная жизнь изменяется вместе с ним. Следовательно, если
под реальностью понимать осязаемые объекты и предсказуемые события, то
такой вещи, как "реальная жизнь", не существует.
  На сиденье и на коврик под ногами Томми извел два рулона бумажных
полотенец. Бросив последние из них в кучу у стены, он сказал:
  - Ты что, из этих - Предвестников Нового Века, которые говорят с
духами и лечатся при помощи энергии камней?
  - Нет. Просто я считаю, что реальность - это вопрос ощущения.
  - Звучит вполне в духе философии Нового Века, - заметил Томми,
возвращаясь к машине, чтобы посмотреть, как Дел будет заканчивать свою
работу.
  - Ничего подобного. Когда-нибудь, когда у нас будет больше времени, я
тебе объясню.
  - А до тех пор, - заметил Томми, - мне придется бесцельно блуждать во
мраке невежества, не имея никакой путеводной звезды.
  - Сарказм тебе не идет.
  - Ты закончила? А то я что-то замерз. Держа в одной руке бритвенное
лезвие, а в другой - моток липкой ленты, Дел отступила на шаг назад и,
прищурившись, полюбовалась на свою работу.
  - Пожалуй, от дождя она защитит, - заметила она. - Но я бы не
сказала, что эта заплата на видном месте слишком ласкает глаз. Похоже, мне
так и не удалось сказать новое слово в дизайне автомобилей.
  В полутьме, царившей под эстакадой, Томми не мог как следует
разглядеть фрески в стиле арт-деко, которые делали фургон столь похожим на
музыкальный автомат; единственное, что он видел, это то, что краска с
правой стороны "фордика" была ободрана во многих местах.
  - Честное слово, - сказал он, - мне жаль, что рисунки испортились.
Они здорово выглядели. Должно быть, так покрасить фургон стоило тебе кучу
денег!
  - Чепуха! - отмахнулась Дел. - Немного краски и уйма свободного
времени. Я все равно собиралась все переделать.
  Эти слова заставили Томми в очередной раз испытать удивление.
  - Ты нарисовала все это сама?
  - Я - художница, - призналась Дел.
  - Я думал, что ты - официантка в кафе.
  - Работа официантки - это то, чем я занимаюсь. Художница - это то,
что я есть.
  - Понятно.
  - В самом деле? - переспросила Дел, отворачиваясь от дверцы и глядя
на него.
  - Ты сама сказала: я - чувствительный.
  На эстакаде наверху завизжали и завыли пневматические тормоза
огромного грузовика. Этот звук был удивительно похож на яростный вопль
доисторического бронированного ящера, продирающегося сквозь первозданные
джунгли, и Томми сразу вспомнил о твари. Он нервно поглядел вдоль
короткого бетонного тоннеля, но ни большое, ни маленькое чудовище не
подкрадывалось к ним ни с какой стороны.
  Дел достала из грузового отделения две бутылочки апельсинового сока
и, откупорив их, протянула одну Томми.
  Томми снова застучал зубами. Вместо холодного сока ему нужна была
кружка горячего кофе, лучше всего - с ромом или коньяком.
  - Кофе у нас все равно нет, - сказала Дел, как будто прочтя его
мысли, и Томми вздрогнул.
  - Но я не хочу сок, - сказал он.
  - Хочешь. - Из двух флакончиков она отсчитала десять драже витамина С
и десять желатиновых капсул витамина Е. Половину этого количества она
съела сама, а остальное протянула Томми.
  - Глотай, - повелительным тоном приказала она. - После всех пережитых
нами волнений и передряг в наших телах появилось слишком много опасных
свободных радикалов. Неполные молекулы кислорода - а их образуются
десятки, сотни тысяч - беспорядочно мечутся по всему организму, уничтожая
все клетки, с которыми сталкиваются. Чтобы бороться с ними, необходимы
антиоксиданты: витамины С и Е, которые отыскивают и нейтрализуют свободные
радикалы.
  Томми никогда особенно не думал о правильном питании или о
витаминотерапии, но о свободных радикалах и антиоксидантах он когда-то
читал. Еще тогда ему показалось, что эта теория имеет право на
существование, и поэтому он без дальнейших возражений запил таблетки
апельсиновым соком. После того как он продрог до костей и устал, ему
казалось, что если он перестанет спорить с Дел по пустякам, то сбережет
немало сил. Она казалась ему очень энергичной и совершенно неутомимой, а
Томми чувствовал себя вымотанным до предела.
  - Хочешь тофу?
  - Не сейчас.
  - Может быть, потом, с ломтиками ананаса, вишнями в вине или с
орехами? - предложила она.
  - Звучит здорово, - признал Томми.
  - Или с несколькими каплями кокосового молока?
  - Как угодно.
  Дел достала из кармана куртки красную фланелевую шапочку Санта-Клауса
с белым помпоном и оторочкой из искусственного пушистого меха, которую она
купила на рождественской распродаже в супермаркете.
  - Что это? - спросил Томми.
  - Это такая шапочка.
  - Но что ты будешь с ней делать? - уточнил Томми, поскольку для всех
остальных купленных ими вещей Дел нашла вполне разумное применение.
  - Делать с ней? Ничего. Я собираюсь носить ее на голове, - сказала
Дел таким тоном, как будто разговаривала с умственно неполноценным
ребенком. - А что ты делаешь с шапками?
  И она действительно надела ее. Помпон был слишком тяжел, и конический
верх шапочки свесился набок.
  - Ты выглядишь нелепо.
  - А мне кажется, что это прелестная шапочка. Во всяком случае, я
очень хорошо себя в ней чувствую. Она создает праздничное настроение.
  С этими словами Дел захлопнула заднюю дверь фургона.
  - Ты часто бываешь у психотерапевта?
  - Однажды я встречалась с дантистом, но психотерапевта среди моих
поклонников никогда не было.
  Вернувшись за руль "Форда", Дел запустила двигатель и включила
обогреватель. Томми немедленно протянул свои дрожащие пальцы к соплам
обогревателя и сидел, наслаждаясь потоком горячего воздуха. Теперь, когда
разбитое окно было заделано, он рассчитывал немного согреться и обсушиться.
  - Ну что ж, детектив Фан, не хотите ли для разнообразия начать
расследование с поисков одной важной вещи?
  - Какой?
  - Хоть какой-нибудь зацепки?
  - Незадолго до того, как моему "Корвету" пришел конец, я как раз
собирался навестить своего брата Ги. Не могла бы ты меня туда подбросить?
  - Подбросить тебя туда? - удивленно переспросила Дел.
  - Ну да... Я больше ни о чем тебя не прошу.
  - Значит, подбросить тебя туда - а потом? Возвращаться домой, чтобы
сидеть и ждать, пока проворная, как крыса, тварь с зелеными глазами змеи
расправится с тобой и явится, чтобы выпустить мне кишки и съесть их на
десерт?
  - Я просто подумал... - нерешительно начал Томми.
  - Что-то не похоже, - скептически отозвалась Дел.
  - Нет, я действительно думаю, что эта тварь тебе не угрожает...
  - Ты вообще не думаешь!
  - ..Потому что в послании, которое тварь набила на моем компьютере,
говорилось, что крайний срок - рассвет.
  - И почему это должно меня утешить? - уточнила Дел.
  - Тварь должна расправиться со мной до рассвета, - объяснил Томми. -
А я постараюсь до рассвета дожить. На этом игра закончится.
  - Игра?
  - Игра, охота... Как угодно. - Томми, прищурившись, посмотрел сквозь
лобовое стекло на потоки серебристого дождя, которые продолжали
низвергаться с небес за пределами их убежища.
  - Может быть, поедем? - спросил он. - Мне как-то неуютно от того, что
мы сидим здесь без движения.
  Дел отключила стояночный тормоз и включила передачу, но трогаться с
места не спешила.
  - Расскажи-ка, что ты имел в виду, когда говорил, что это - игра?
  - Кто бы ни сделал эту куклу, он должен играть по правилам. Вынужден
играть по правилам, которые диктует магия.
  - Магия?
  Томми завозился на сиденье пытаясь понадежнее запереть дверь со своей
стороны.
  - Магия, колдовство, вуду или я не знаю что... Как бы там ни было,
если я дотяну до рассвета, то, может быть, останусь в живых.
  Он перегнулся через колени Дел и тщательно запер водительскую дверцу.
  - Это существо.., оно не будет охотиться за тобой, потому что его
послали убить меня. И оно должно выполнить свою задачу до рассвета, то
есть времени у него не так уж много. Время идет не только для меня, но и
для твари тоже.
  Дел задумчиво кивнула.
  - В этом есть смысл, - сказала она серьезно, как будто они с Томми
обсуждали законы термодинамики.
  - Никакого смысла в этом нет, - возразил Томми. - Это чистой воды
бессмыслица. Как, впрочем, и вся ситуация, но какая-то безумная логика в
этом, безусловно, присутствует.
  Дел побарабанила пальцами по рулевому колесу.
  - Ты упустил одну вещь, - сказала она.
  - Какую же? - нахмурился Томми. Дел посмотрела на наручные часы.
  - Сейчас семь минут первого.
  - Я думал - уже позднее. Значит, до рассвета еще долго... - Он
обернулся через плечо и с опаской поглядел на грузовую дверь фургона. Она
оказалась не заперта.
  - До рассвета примерно пять или, может быть, даже шесть часов, -
заметила Дел.
  - Ну так что же?
  - Послушай, Томми... Если так пойдет и дальше, то эта жуткая тварь
поймает тебя не позднее часа ночи и откусит тебе голову. После этого в ее
распоряжении будет еще четыре-пять часов. И тогда она явится за мной.
  Томми покачал головой.
  - Я так не думаю.
  - Зато я так думаю.
  - Тварь не знает, кто ты такая, - терпеливо сказал Томми. - Не знает,
где ты живешь. Как она сможет найти тебя?
  - Во всяком случае, для этого ей не понадобится нанимать твоего
глупого частного детектива, - отрезала Дел.
  Томми поморщился. Дел сейчас говорила совсем , как его мать, а ему
отчего-то очень не хотелось, чтобы из всех женщин именно Дел походила на
нее.
  - Не называй его глупым, - проворчал он.
  - Проклятая тварь выследит меня точно так же, как в эти самые минуты
она выслеживает тебя.
  - И как же она это делает?
  Дел задумчиво склонила свою белокурую головку, и пушистый помпон
дурацкой рождественской шапочки закачался у ее щеки.
  - Ну... При помощи телепатии, наверное, а может быть, она способна
ощущать твою психическую эманацию на расстоянии. Кроме того, у каждого из
нас есть душа, которая испускает колебания.., или, может быть, лучи,
которые видимы в той части спектра, которая недоступна обычным людям...
Лучи, которые столь же индивидуальны, как и отпечатки пальцев. Они могут
приманивать эту тварь.
  - О'кей, хорошо. Может быть, тварь и могла бы проделывать что-нибудь
в этом роде, если бы она была сверхъестественным существом, но она...
  - Если бы?.. Ты сказал - если бы?! Но чем еще она может быть?
Роботом-трансформером, которого твой банк послал, чтобы хорошенько
проучить тебя за перерасход средств на счету?
  Томми вздохнул.
  - А может быть, я на самом деле сошел с ума и сижу сейчас в палате в
специальном заведении, и все это мне чудится? - спросил он.
  Дел наконец тронула фургон с места и выехала из-под эстакады. Дождь
оглушительно забарабанил по крыше фургона, потоки воды потекли по
ветровому стеклу, и ей пришлось включить "дворники".
  - Я отвезу тебя к твоему брату, - сказала Дел, - но не рассчитывай,
что после этого я уеду, бесстрашный пожиратель тофу. Мы с тобой оба влипли
и должны держаться вместе до самого конца.., или, по крайней мере, до
рассвета.

  ***

  Пекарня "Нью Уорлд Сайгон" в Гарден-Гроув помещалась в довольно
большом бетонном здании индустриального типа, окруженном автомобильными
стоянками. Стены были выкрашены белой краской, а название семейной фирмы
Фанов было начертано над входом простыми печатными буквами персикового
цвета. Строгую геометрию здания смягчали лишь пара фикусов и две клумбы
нежных азалий по обеим сторонам двери, ведущей в главный офис, так что
если бы не вывеска над входом, то постороннему человеку вполне могло
показаться, что фирма занимается какой-нибудь пластмассовой фурнитурой,
сборкой второсортной электроники или каким-нибудь другим мелким
производством.
  Следуя указаниям Томми, Дел подъехала к задней стене здания. В этот
поздний час главные двери были заперты, и внутрь можно было попасть только
через служебный вход.
  Стоянка у задней стены оказалась забита личными машинами работников и
вместительными доставочными грузовиками, которых здесь скопилось около
четырех десятков.
  - Я воображала себе маленькую семейную булочную с одним-двумя
работниками, которые что выпекают, тут же и продают, - призналась Дел.
  - Такой наша пекарня была двадцать лет назад, - кивнул Томми. -
Правда, у нас все еще есть две розничные точки, но в основном пекарня
поставляет свежий хлеб и полуфабрикаты в рестораны и магазины округа
Орандж и даже в сам Лос-Анджелес. И не только во вьетнамские рестораны, -
добавил он.
  - Своя маленькая империя, - с пониманием кивнула Дел, втискивая
фургон между двумя "Хондами" и выключая двигатель.
  - Несмотря на то что объемы производства сильно возросли, фирма
продолжает поддерживать высокое качество продукции. Благодаря этому она
так быстро встала на ноги.
  - Ты, похоже, гордишься братьями.
  - Горжусь, - подтвердил Томми.
  - Тогда почему ты не участвуешь в семейном бизнесе?
  - - Боюсь, тогда мне было бы трудно дышать свободно...
  - Ты имеешь в виду, из-за жара печей?
  - Нет.
  - Тогда, может быть, у тебя аллергия на пшеничную муку?
  Томми вздохнул.
  - Увы, нет. Если бы у меня действительно была аллергия, все было бы
гораздо проще. Проблема в другом.., слишком сильные традиции.
  - Ты пытался ввести передовые технологии хлебопечения? Какой-нибудь
радикально новый подход?
  Томми негромко рассмеялся.
  - Ты мне нравишься, Дел.
  - Взаимно, бесстрашный пожиратель тофу.
  - Нравишься, несмотря на то что ты немножко чокнутая.
  - Я гораздо разумнее некоторых...
  - Все дело в семейных традициях. Вьетнамские семьи иногда бывают
слишком прочно связаны ими. Строгие родители, беспрекословное подчинение
младших старшим... Эти традиции были для меня как.., как цепи.
  - Но иногда тебе их не хватает.
  - Не сказал бы.
  - Не хватает, я же вижу, - кивнула Дел. - В тебе чувствуется
затаенная печаль. Что-то мучит, точит тебя, как будто ты что-то потерял и
никак не можешь найти.
  - Ничего подобного!
  - Определенно.
  - Ну что же, возможно, ты и права. Может быть, в этом и заключается
секрет взросления. Ты растешь и непременно что-то теряешь, чтобы в конце
концов стать другим - старше, лучше, умнее.
  - Тварь, вылезшая из куклы, тоже изменяется, тоже становится больше и
хитрее.
  - Что ты хочешь этим сказать?
  - Другой - не всегда лучший.
  Томми посмотрел ей прямо в глаза. В полутьме салона голубые глаза Дел
казались такими темными, что могли сойти за черные, и в них по-прежнему
нельзя было прочесть ровным счетом ничего.
  - Если бы я не нашел другого пути в жизни, - сказал Томми, - того,
что был приемлем для меня, я наверняка бы умер. Не физически - внутренне.
Это гораздо хуже, чем частичная утрата семейных связей и ощущения родства.
  - Тогда ты поступил правильно.
  - Правильно или нет, но я это сделал. И изменить здесь ничего нельзя.
  - Дистанция между тобой и твоей семьей пока не очень велика. Ты
можешь попытаться перекинуть мостик через эту трещину.
  - Но она никогда не затянется навсегда, - не согласился Томми. - Она
все равно будет существовать!
  - По сравнению со световыми годами, которые все мы пролетели с
момента Большого Взрыва, по сравнению со всеми этими биллионами и
триллионами миль, которые мы преодолели с тех пор, когда мы были просто
комком первичной материи, это вообще не расстояние.
  - Не говори загадками, Дел, - попросил Томми.
  - Какими загадками?
  - Это я - азиат, - напомнил Томми. - Из нас двоих именно я должен
быть загадочным и непроницаемым.
  - Иногда, - холодно заметила Деливеранс Пейн, - ты слушаешь, но
ничего не слышишь.
  - Именно поэтому я до сих пор не сошел с ума.
  - Именно поэтому ты и попал в беду.
  - Ну ладно, пошли к брату.
  Пока они бежали под дождем между двумя рядами доставочных грузовиков.
Дел спросила:
  - Почему, собственно, ты решил, что Ги может тебе помочь?
  - Ему приходилось иметь дело с бандами, и он все о них знает.
  - С какими бандами?
  - С "Парнями из Помоны" и другими... Пекарня "Нью Уорлд Сайгон"
работала круглосуточно, в три восьмичасовые смены. С восьми утра до
четырех дня рабочими руководил отец Томми; ему же приходилось решать и все
деловые вопросы с поставщиками и оптовыми покупателями. С четырех дня до
полуночи начальником очередной смены и главным пекарем был старший брат
Томми - Тон Тхат, а с полуночи и до восьми утра те же обязанности выполнял
Ги Мин.
  Организованные банды вымогателей тоже работали круглыми сутками,
однако, когда для того, чтобы добиться своего, им приходилось прибегать к
силе, они все же предпочитали действовать под покровом темноты. Это
означало, что Ги - просто потому, что он работал исключительно по ночам, -
приходилось нести дежурство в самое опасное время.
  Много лет все трое работали без выходных, по пятьдесят шесть часов в
неделю, и только потому, что большинству заказчиков свежий хлеб был
необходим ежедневно. Когда кому-нибудь из троих нужен был выходной,
остальные двое делили его смену пополам и без жалоб отрабатывали
шестидесятичасовую рабочую неделю. И удивляться тут не приходилось.
Вьетнамцы американского происхождения, обнаружившие в себе
предпринимательскую жилку, были самыми старательными и трудолюбивыми
людьми в стране, и никто не мог обвинить их в том, что они не в состоянии
нести груз, который добровольно на себя взвалили. Иногда, правда, Томми
задавал себе вопрос, сумеют ли Ги, Тон и их поколение - недавние беженцы,
дети, вывезенные в утлых лодчонках из нищей, объятой пожаром войны
Юго-Восточной Азии, дожить до тех времен, когда они смогут спокойно
удалиться отдел и насладиться миром и покоем, ради достижения которых они
трудились не покладая рук.
  Лишь недавно Фаны начали готовить двоюродного брата Томми - сына
младшей сестры его матери, родившегося уже в Америке, - к тому, чтобы он
стал четвертым начальником смены. После этого рабочая неделя отца Томми и
двух его братьев могла сократиться до общепринятых сорока часов, и они
наконец смогли бы жить нормальной жизнью, но несмотря на столь заманчивую
перспективу они пошли на это весьма неохотно. Отцу и братьям не хотелось
вводить в руководство фирмы дальнего родственника, коль скоро у них был
Томми, и они до последнего ждали, когда младший брат одумается и станет
работать наравне с ними.
  Как казалось Томми, его родные рассчитывали, что в нем наконец
заговорит совесть и он не сможет и дальше спокойно смотреть, как его отец
и братья готовы уморить себя работой, лишь бы сохранить за семьей ключевые
руководящие посты в пекарном деле. И они были во многом правы. Ощущение
вины, преследовавшее Томми, было таким сильным, что одно время его мучили
кошмары. Ему снилось, будто он сидит за рулем грузовика, в котором, кроме
него, едут отец и братья. По его небрежности грузовик срывался с утеса,
все погибали, и лишь Томми по счастливой случайности оставался в живых.
Еще ему снилось, как он сидит за штурвалом самолета, в котором летит его
семья. Самолет разбивался о скалы, и Томми, выбравшись из-под дымящихся
обломков, видел, что его руки и одежда обагрены кровью родных. Потом ему
снилось, что гигантский водоворот засасывает их утлую лодчонку, на которой
они опять пытаются пересечь Южно-Китайское море, и все Фаны идут ко дну за
исключением, разумеется, самого молодого и безрассудного, неблагодарного
сына, который хуже змеи за пазухой.
  Понемногу, однако, Томми научился жить с этим грузом вины, научился
сопротивляться спонтанным позывам бросить писательство и податься в
пекари. И все же он испытывал противоречивые чувства, переступая порог
пекарни "Нью Уорлд Сайгон". Томми чувствовал себя одновременно и как
блудный сын, вернувшийся домой, и как парламентер на вражеской территории.
  В воздухе так вкусно пахло горячим хлебом, корицей, лимоном, патокой,
горьким шоколадом, дрожжами и другими аппетитными вещами, которые трудно
было различить среди всего многообразия запахов, что у Томми потекли
слюнки. Для него это был еще и запах детства, который оживил в его памяти
множество удивительных, дорогих его сердцу воспоминаний и образов. И
вместе с тем, это был запах будущего - будущего, от которого он отказался
со всей решительностью и твердостью, - и теперь Томми ощущал во рту не
только аппетитный привкус свежеиспеченного хлеба, но и приторную сладость,
которая благодаря одной лишь своей силе и интенсивности способна была
вызвать легкую тошноту и напрочь отбить все вкусовые ощущения. Все, кроме
одного. Только горечь, одну только терпкую горечь ловил Томми во всех этих
дразнящих ароматах.
  В большом зале, среди плит, печей, тестомесных и формовочных машин,
трудилось не покладая рук около сорока работников, одетых в белые халаты и
одинаковые белые шапочки, - тестомесы, кондитеры, пекари, помощники
пекарей, уборщики и другой персонал. Натужное жужжание миксеров, звон
половников и металлических лопаточек, скрежет сковородок и противней,
задвигаемых в духовые шкафы, приглушенное шипение газовых горелок в полых
стенах плотно сдвинутых печей - весь этот шум звучал для Томми музыкой,
хотя, как и все остальное здесь, эта музыка была полна диссонансов. Так за
захватывающей переливчатой мелодией горного ручья порой угадывается
грозный и властный ритм катящихся по дну камней.
  Тепло, окружившее Томми и Дел еще на пороге, сразу же победило ночной
холод и дождь, но после минутного облегчения Томми почувствовал, что
воздух в пекарне слишком сух и горяч, чтобы им можно было свободно дышать.
  - Который из них твой брат? - спросила Дел.
  - Я думаю, он в кабинете начальника смены, - ответил Томми, только
сейчас обратив внимание на то, что Дел сняла рождественскую шапочку. -
Спасибо, что ты его убрала, - сказал он. - Этот дурацкий красный колпак.
  Дел немедленно достала шапочку из кармана своей кожаной куртки.
  - Я спрятала ее только для того, чтобы дождь ее не испортил.
  - Пожалуйста, - взмолился Томми, - не ставь меня в неловкое
положение, не надевай ее!
  - У тебя нет никакого понятия о стиле.
  - Прошу тебя... Я хочу, чтобы Ги воспринял меня серьезно, а ты не...
  - Твой брат не верит в Санта-Клауса?
  - Все мои родственники - очень серьезные люди. Ну пожалуйста, прошу
тебя...
  - Пожалуйста, пожалуйста!.. - беззлобно передразнила она его. - С
таким отношением к жизни твоим родственникам надо было открывать
похоронное бюро, а не пекарню.
  Томми ожидал, что она все равно поступит по-своему и напялит красный
фланелевый шапокляк назло ему, но Дел неожиданно убрала шапку обратно в
карман.
  - Спасибо, - с чувством сказал Томми.
  - Ладно уж... - Дел покачала головой. - Веди меня к своему
серьезному, загадочному и неулыбчивому Ги Мин Фану, печально известному
активисту Лиги Противодействия Проискам Санта-Клауса.
  Томми повел Дел мимо широких стальных дверей охладителей и складов.
Повсюду было чисто, как в операционной, а проход был ярко освещен мощными
флюоресцентными трубками.
  Томми не был здесь вот уже почти четыре года, на которые пришелся
основной рост предприятия, и поэтому многих рабочих ночной смены он не
знал. В пекарне работали исключительно вьетнамцы, в подавляющем
большинстве - мужчины, и все они были так сосредоточены каждый на своем
деле, что даже не замечали незваных гостей. Те немногие, кто все-таки
поднял голову, сосредоточили свое внимание исключительно на Дел Пейн,
удостоив Томми лишь беглого взгляда. Несмотря на вновь повисшие после
дождя волосы и печать озабоченности на лице, она все еще оставалась
привлекательной женщиной, а черная кожаная куртка и мокрая, прилипающая к
ногам белая униформа делали ее таинственной и загадочной.
  Томми молча поздравлял себя с тем, что Дел не надела красный
шутовской колпак. Это было бы чересчур даже для поглощенных работой
вьетнамцев: увидев этот маскарад, они побросали бы свои дела и начали
глазеть на них, разинув рты. Вернее - на нее, на Дел...
  Приподнятая чуть выше уровня пола на небольшом постаменте, комната
начальника смены находилась в дальнем углу цеха, и в нее вела лесенка из
пяти ступенек. Две стены ее были прозрачными, чтобы дежурный менеджер мог
видеть весь цех, не вставая со своего места.
  Насколько Томми было известно, Ги редко сидел в кабинете. Большую
часть времени он работал возле печей, рука об руку с пекарями и их
учениками, но сейчас он сидел за компьютером, повернувшись спиной к двери
комнаты, которая тоже была прозрачной. Разглядев на мониторе какие-то
таблицы, Томми догадался, что его брат проверяет компьютерную модель новой
рецептуры. Должно быть, какое-то изделие не получалось таким, как надо, а
определить причину при помощи простой интуиции не удалось. Когда Дел и
Томми вошли, тщательно закрыв за собой дверь, Ги даже не обернулся.
  - Минуточку, - сказал он, и его пальцы забегали по клавиатуре
компьютера.
  Дел подтолкнула Томми локтем и кивком головы указала на красную
фланелевую шапочку, которая торчала у нее из кармана.
  Томми состроил страшную гримасу, и Дел затолкала шапку поглубже.
  Ги закончил печатать и повернулся в своем кресле. Очевидно, он
рассчитывал увидеть кого-то из работников, так как при виде брата у него
буквально отвисла челюсть.
  - Томми!
  В отличие от их старшего брата Тона, Ги Мин охотно использовал
американское имя Томми.
  - Сюрприз, - сказал Томми.
  Ги поднялся с кресла и широко улыбнулся брату, но тут он заметил Дел,
и его улыбка стала несколько натянутой.
  - Счастливого Рождества! - сказала Дел. Томми пожалел, что у него нет
под рукой широкой клеящей ленты, чтобы заклеить ей рот. И дело было не в
том, что ее приветствие было совершенно неуместным, - в конце концов, до
Рождества оставалось чуть больше семи недель, и супермаркеты уже начали
торговать рождественскими товарами и украшениями, - а в том, что Дел едва
не заставила его рассмеяться. После этого ему вряд ли удалось бы убедить
Ги в серьезности положения.
  - Познакомься, Ги, - сказал он. - Это мисс Дел Пейн, моя знакомая.
  Ги вежливо наклонил голову, Дел протянула ему руку, и он пожал ее
лишь после секундного замешательства.
  - Очень рад, мисс Пейн.
  - Я тоже.
  - Вы промокли, - заметил Ги.
  - Да, но мне нравится ходить мокрой, - сказала Дел.
  - Простите? - Ги слегка приподнял брови.
  - Это бодрит, - пояснила Дел. - После первых полутора часов грозы
ветер и дождь очистили приземные слои атмосферы от пыли и вредных
примесей, и вода стала очень чистой. Дождевая вода очень полезна для кожи
и вообще для здоровья.
  - Ага, - кивнул Ги, несколько ошарашенный.
  - И для волос тоже хорошо, - добавила Дел.
  "Господи, - мысленно взмолился Томми, - пусть говорят о чем угодно,
только не о раке простаты!"
При росте пять футов и семь дюймов Ги был на три дюйма ниже Томми, и,
хотя он выглядел таким же подтянутым, как и младший брат, его лицо было
круглым и широким, совсем не таким, как у Томми. Когда Ги улыбался, он
напоминал скульптурные изображения Будды. В детстве родители так и звали
его - Маленький Будда.
  Широкая, хотя и несколько напряженная улыбка Ги оставалась на его
лице до тех пор, пока он не выпустил руку Дел и не поглядел на лужи
грязной воды, которые она и Томми оставили на полу кабинета. Когда Ги
поднял голову и встретился глазами с Томми, он больше не улыбался и его
сходство с Буддой исчезло.
  Томми очень хотелось обнять брата. Он почти не сомневался, что после,
быть может, небольшого замешательства Ги ответит ему тем же, но ни один из
них не решался сделать это первым, возможно, потому, что боялся быть
отвергнутым.
  Прежде чем Ги успел что-то сказать, Томми поспешно заговорил:
  - Послушай, брат, мне нужен твой совет.
  - Мой совет? - Ответный взгляд Ги был таким пристальным и прямым, что
Томми почувствовал себя неуютно. - Насколько я помню, на протяжении
нескольких последних лет мои советы мало что для тебя значили.
  - У меня неприятности, Ги.
  Ги бросил быстрый взгляд на Дел.
  - Это не я, - быстро сказала она. Ги явно сомневался.
  - Не больше часа назад Дел спасла мне жизнь, - несколько напыщенно
сказал Томми.
  Лицо Ги все еще выражало сомнение, и Томми испугался, что не сможет
объяснить, как одно связано с другим. В результате он сбился с мысли и
беспомощно забормотал:
  - Я говорю серьезно, Ги!.. Она спасла мне жизнь, хотя ей самой
пришлось из-за меня рисковать... А ведь мы с ней совершенно незнакомы,
вернее - не были знакомы, когда она появилась на шоссе со своим фургоном.
Из-за меня Дел едва не разбила машину, и вообще - если бы не она, я бы
вообще сейчас здесь не стоял. Так что давай присядем, и я...
  - Совершенно, значит, незнакомы? - переспросил Ги.
  Томми так торопился дойти до главного, что уже успел позабыть, о чем
он только что говорил, и поэтому не понял вопроса Ги.
  - Что? - переспросил он, осекшись.
  - Вы были совершенно незнакомы? - повторил Ги.
  - Абсолютно! - Томми с энтузиазмом кивнул головой. - До недавнего
времени. И все-таки она рискнула своей жизнью ради меня...
  - Мистер Ги хочет сказать, - пояснила Дел, - что он думал, что я была
твоей подружкой.
  Томми почувствовал, что его лицо становится красным, как раскаленные
стенки духовки.
  Мрачное выражение постепенно сползло с лица Ги, когда он понял, что
Дел не та самая блондинка, которая разобьет сердце мамаши Фан и навсегда
расколет семью. Если она и Томми не были любовниками, рассудил он, значит,
еще есть возможность когда-нибудь урезонить самого младшего и самого
непокорного из Фанов и женить его на тихой и скромной вьетнамской девушке.
  - Я не его подружка, - сказала Дел Ги. По лицу Ги было видно, как ему
хочется, чтобы его в этом убедили.
  - Мы никогда не встречались, не назначали друг другу свиданий, -
проговорила Дел. - Строго говоря, учитывая, что он не одобряет мой выбор
головных уборов, я не думаю, чтобы мы когда-нибудь стали настолько близки,
чтобы встречаться. Я не могу питать никакой симпатии к мужчине, которому
не нравятся шляпки, которые нравятся мне В конце концов, каждая девушка
должна знать, что можно позволить кавалеру, а что - нет шляпки? -
переспросил Ги растерянно.
  - Пожалуйста! - с нажимом сказал Томми, обращаясь одновременно и к
Дел, и к брату. - Давайте присядем и поговорим о деле.
  - О каком? - спросил Ги.
  - Кто-то хочет убить меня - вот о каком! Ги Мин Фан был настолько
потрясен, что без сил опустился в свое кресло и слабым движением руки
указал Томми и Дел на два других стула, стоявших возле его рабочего стола.
Томми и Дел сели.
  - Я подозреваю, - пояснил Томми, - что я каким-то образом перебежал
дорожку одной из вьетнамских преступных группировок.
  - Которой из них? - живо спросил Ги, понемногу приходя в себя.
  - Я и сам не прочь бы это узнать, - вздохнул Томми. - Но я никак не
могу разобраться во всех обстоятельствах. Даже Сэл Деларио, который
работает в газете в отделе уголовной хроники, не сумел мне помочь, а уж
он-то, казалось, должен был бы знать о бандах все. Может быть, ты, Ги,
сможешь что-нибудь сказать, если я опишу тебе все, что случилось?
  Ги был одет в белую накрахмаленную рубашку. Расстегнув манжет, он
закатал рукав и показал Дел длинный красный шрам на внутренней поверхности
своего мускулистого предплечья.
  - Тридцать восемь швов! - с гордостью сказал он.
  - Какой ужас! - откликнулась Дел. Она больше не смеялась; казалось,
она искренне сочувствует Ги.
  - Эти мерзавцы долго нам угрожали, говорили, что мы должны платить
им, если хотим, чтобы наш бизнес не пострадал. Они называли это
страховкой! Если не будете платить, говорили они, тогда вы и ваши
работники могут пострадать, например, от несчастного случая, или ваше
оборудование может сломаться, а здание может случайно сгореть...
  - А полиция?..
  - Полиция делает то, что может, то есть почти ничего. Но если платить
рэкетирам, сколько они требуют, то со временем они захотят больше, потом
еще больше - совсем как наши политики, - пока в один прекрасный день ты не
поймешь, что твой собственный бизнес приносит тебе гораздо меньше денег,
чем им. Словом, мы отказались платить, и однажды ночью десять из них
заявились к нам. Они называют себя "Крепкими Парнями", и у всех у них были
ножи и ломы. Для начала они перерезали наши телефонные провода, чтобы мы
не могли позвонить в полицию, однако я до сих пор не пойму, с чего эти
подонки взяли, что могут безнаказанно расхаживать по цеху и крушить все,
что попадется под руку, пока мы будем прятаться по углам. Как бы там ни
было, их ждал очень неприятный сюрприз. Кое-кого из наших они покалечили,
но бандитам досталось гораздо сильнее, ведь все они - это просто
мальчишки, сопляки, которые родились уже здесь, в США. Они-то считают себя
крутыми, но никто из них никогда не страдал по-настоящему. Они не знают,
как это, когда с тобой обходятся всерьез, и нам пришлось объяснить им это
наглядно.
  Дел, по-видимому, была не в силах и дальше справляться со своим
характером.
  - Льва не задевай спящего, а кондитера не задевай никогда, - сказала
она.
  - Я думаю, "Крепкие Парни" надолго запомнят этот урок, - сказал Ги и
кивнул со всей возможной серьезностью.
  - Ги было четырнадцать, когда наша семья бежала из Вьетнама, -
пояснил Томми для Дел. - После падения Сайгона коммунистические власти
решили, что молодые вьетнамцы, в том числе и подростки, являются
потенциальными контрреволюционерами и представляют серьезную опасность для
правящего режима. Ги и Тона - это мой старший брат - несколько раз
арестовывали и держали в тюрьме по несколько дней. Власти допрашивали их -
они хотели, чтобы кто-нибудь из них сознался в антикоммунистической
деятельности. Допрашивали - это только вежливый оборот, эвфемизм, на самом
деле их пытали.
  - В четырнадцать лет? - потрясение переспросила Дел.
  Ги пожал плечами.
  - В первый раз меня пытали, когда мне было двенадцать. Тон, насколько
я помню, впервые попал в эту мясорубку в четырнадцать.
  - Каждый раз тайная полиция их отпускала, - продолжил Томми. - Но
потом мой отец узнал от надежного человека, что Ги и Тона должны отправить
на север, в специальный исправительный лагерь. Это означало рабский труд и
промывку мозгов. Тогда родители заплатили кому следует и вместе с тремя
десятками других беженцев тайком вышли в море. Это случилось буквально за
день до того, как Ги и Тона должны были забрать.
  - Многие из наших рабочих даже старше меня, - подал голос Ги. - Там,
дома, им пришлось пройти через худшее.
  Дел повернулась вместе с креслом, чтобы взглянуть на работающих в
цеху вьетнамцев, которые казались такими неприметными в одинаковых белых
халатах и шапочках.
  - Ничто не бывает тем, чем оно кажется, - задумчиво проговорила она.
  - Почему это бандам вздумалось сводить с тобой счеты? - спросил Ги у
брата.
  - Может быть, я написал что-то не то, когда работал в газете. А
может... Не знаю. - Томми пожал плечами.
  - Эти парни не читают газет.
  - Но другой причины просто не может быть! - воскликнул Томми.
  - Чем больше ты пишешь о том, какие они плохие, тем больше им это
нравится, - рассудительно сказал Ги. - Но, повторяю, они не читают ничего,
кроме комиксов. Многие из них вообще не умеют читать и писать, но
репутация плохих мальчиков им весьма и весьма по сердцу, это точно. Они от
этого балдеют. Так что они тебе сделали?
  Томми бросил быстрый взгляд на Дел.
  Дел подняла брови и закатила глаза.
  Томми всерьез намеревался рассказать брату все невероятные и страшные
подробности своего сегодняшнего вечера, но ему вдруг стало страшно, что Ги
не поверит или - хуже того - поднимет его на смех.
  Разумеется, Ги не был столь консервативен, как Тон или их родители;
он хорошо понимал брата, и Томми даже подозревал, что Ги немного завидует
тому, с какой легкостью он американизировался. И он точно знал, что
несколько лет назад Ги втайне мечтал о том же. Но, с другой стороны, Ги
оставался членом семьи - семьи во вьетнамском смысле этого слова - и не
одобрял тот образ жизни, который выбрал для себя Томми. Даже для него
поставить свои интересы выше интересов клана было в высшей степени
непростительной слабостью, и поэтому уважение, которое он некогда питал к
младшему брату, в последние годы значительно ослабло.
  И вот теперь Томми неожиданно обнаружил, что ему не хочется еще
больше уронить себя в глазах Ги. Он считал, что научился жить с
неодобрением семьи, что постоянные напоминания о том, каким разочарованием
является для них избранный им путь, больше не могут причинить ему боль и
что все, что бы они о нем ни думали, не имеет особого значения, коль скоро
сам Томми знает, что он за человек на самом деле. Однако он ошибался. Их
одобрение все еще имело для него огромное значение, и мысль о том, что Ги
может счесть его рассказ о страшной кукле бредом больного, отравленного
алкоголем ума, повергала Томми в состояние, близкое к панике.
  Семья была источником всех радостей и обителью всех печалей. Эта
мудрость была достойна того, чтобы стать вьетнамской пословицей.
  Если бы Томми пришел к брату один, он бы, пожалуй, рискнул рассказать
ему о демоне, но присутствие Дел с самого начала заставило Ги повести себя
предубежденно.
  Поэтому Томми долго молчал, размышляя, прежде чем заговорить.
  - Тебе никогда не приходилось слышать о "Черной Руке"? - спросил он
наконец.
  Ги бросил взгляд на руки Томми, словно заподозрив, что он подхватил
какую-то страшную венерическую болезнь, поражающую верхние конечности, -
подхватил если не от этой подозрительной блондинки,
с-которой-он-не-был-знаком, то от какой-нибудь другой белокурой красотки,
которую Томми знал гораздо ближе. Но кожа Томми была обычного цвета, и это
даже как будто слегка разочаровало Ги.
  - "La Mano Negra", - подсказал Томми. - "Черная Рука", тайная
мафиозная организация шантажистов и наемных убийц. Когда они намечали
очередную жертву, они иногда посылали ей белый лист бумаги с отпечатком
ладони, чтобы напугать человека до полусмерти и заставить его страдать все
время, которое ему еще осталось.
  - Это нелепая выдумка из дешевых детективных романов, - ровным
голосом сказал Ги, опуская рукав своей рубашки и застегивая манжет.
  - Нет, это правда.
  - "Крепкие Парни", "Парни с Побережья", "Люди-лягушки", "Парни из
Натомы" и им подобные не посылают никаких отпечатков, - уверенно сказал Ги.
  - Согласен, не посылают. Но, может быть, есть банды, которые
посылают.., что-то другое в качестве предупреждения?
  - Что, например?
  Томми нерешительно поерзал на стуле.
  - Скажем.., нечто вроде куклы. Ги нахмурился.
  - Куклы? - переспросил он.
  - Да, тряпичной куклы.
  Ги перевел взгляд на Дел в надежде, что она прольет свет на это
туманное заявление.
  - Уродливая маленькая кукла, - сказала она.
  - С запиской, приколотой булавкой.
  - Что было в записке?
  - Я не знаю. Она была на вьетнамском.
  - Когда-то ты умел читать по-вьетнамски, - напомнил Ги, не скрывая
своего неодобрения.
  - Когда был маленьким, - согласился Томми. - Но не сейчас.
  - Я хотел бы взглянуть на эту куклу, - сказал Ги решительно.
  - Она... Я не взял ее с собой, - нашелся Томми. - Но я привез записку.
  В первое мгновение Томми никак не мог вспомнить, куда он сунул
проклятый клочок бумаги, и потянулся за портмоне, но потом опомнился и
двумя пальцами выудил записку из нагрудного кармана своей рубашки. Бумага
размокла от дождя и выглядела ужасающе.
  К счастью, она, вероятно, была пропитана каким-то специальным маслом
и только благодаря этому не расползлась окончательно. Когда Томми
развернул записку, он увидел, что расположенные тремя столбиками иероглифы
все еще были вполне различимы, хотя черные чернила местами потекли и
поблекли.
  Ги взял записку и бережно положил ее правой рукой на раскрытую ладонь
левой, словно это было какое-нибудь редкое и хрупкое насекомое.
  - Чернила совсем растеклись, - заметил он.
  - Ты не можешь ее прочитать?
  - Она на старовьетнамском. - Ги покачал головой. - Это будет нелегко.
Многие значки очень похожи между собой и отличаются только мелкими
деталями, не то что английские буквы и слова. Каждая лишняя черточка и
даже наклон линии могут изменить значение иероглифа. Мне придется сначала
подсушить это и найти увеличительное стекло. Только тогда я смогу
прочитать, что здесь написано. Томми так и подался вперед в своем кресле.
- Сколько тебе понадобится времени, чтобы расшифровать записку? Если ты
сможешь, конечно.
  - Если смогу... Не меньше двух часов. - Ги наконец-то оторвал взгляд
от записки. - Ты еще не сказал, что они тебе сделали.
  - Вломились в дом и все там перепортили, переломали... А потом
столкнули меня с дороги, так что я перевернулся в автомобиле.
  - Ты не ранен?
  - Завтра утром я, наверное, буду чувствовать себя разбитым, - признал
Томми, - но из машины я выбрался легко, даже не поцарапался.
  - А как эта женщина спасла тебе жизнь?
  - Дел, - подсказала Дел.
  - Что? - переспросил Ги.
  - Меня зовут Дел.
  - Да, конечно. - Ги кивнул и снова повернулся к Томми:
  - Как эта женщина спасла тебя?
  - Я выбрался из машины за несколько секунд до того, как она
загорелась. Потом... Потом они погнались за мной, и...
  - Они? - перебил Ги. - Эти бандиты?
  - Да, - соврал Томми, хотя и знал, что Ги Мин чувствует ложь за милю.
- Они преследовали меня, и мне, наверное, не удалось бы от них оторваться,
если бы не Дел со своим фургоном. Она увезла меня.
  - В полицию ты не обращался?
  - Нет. Они вряд ли смогли бы защитить меня. Ги кивнул. Последние
слова Томми нисколько его не удивили. Как и большинство вьетнамцев своего
поколения, он не очень доверял властям даже здесь, в Соединенных Штатах.
Во Вьетнаме, незадолго до падения Сайгона, полиция была коррумпирована
насквозь, но после прихода к власти коммунистов начался настоящий кошмар.
Кучка палачей и садистов на государственной службе с открытой лицензией на
любые зверства и массовые убийства - вот чем была новая вьетнамская
полиция. Неудивительно поэтому, что даже два десятилетия спустя - и даже
оказавшись на другом конце земли - Ги с подозрением относился к любым
представителям власти, которые носили форму.
  - Они назначили срок, - подсказал Томми, - поэтому очень важно
расшифровать записку как можно скорее.
  - Срок? - удивился Ги.
  - Тот, кто подложил куклу ко мне на крыльцо, послал сообщение на мой
компьютер. В нем говорилось: "Крайний срок - рассвет. Тик-так".
  - Уличные банды, которые используют компьютеры? - недоверчиво
переспросил Ги.
  - Сейчас все пользуются компьютерами, - вставил а Дел.
  - Они намерены прикончить меня еще до рассвета, - сказал Томми. - И,
насколько я могу судить, они ни перед чем не остановятся, чтобы выполнить
задуманное в срок.
  - Ну хорошо, - сказал Ги. - Побудь здесь, пока я не прочту записку и
мы не выясним, что им надо и почему они охотятся за тобой. Я думаю, в
пекарне ты будешь в безопасности. В случае необходимости все те люди,
которые работают в цеху, будут защищать тебя.
  Томми покачал головой и встал.
  - Я не хочу, чтобы эта.., шайка приходила сюда, - сказал он. - Зачем
тебе лишние неприятности? Дел тоже поднялась со стула и встала рядом с ним.
  - Мы справимся с ними, как и в тот раз, - сказал Ги, несколько
удивленный.
  Томми ничуть не сомневался, что мастерам бисквитов и художникам по
тортам из пекарни "Нью Уорлд Сайгон" вполне по силам обратить в бегство
банду головорезов-людей, но он был уверен, что если хищная тварь решится
появиться здесь, чтобы добраться до него, то их скалки и разделочные ножи
будут так же бесполезны, как и пули. Тварь пройдет сквозь толпу, как
бензопила сквозь свадебный пирог, особенно если она еще выросла и
видоизменилась, приобретя еще более устрашающий облик. Больше всего Томми
не хотелось, чтобы из-за него пострадал кто-нибудь еще.
  - Спасибо, Ги, но я думаю, мне необходимо постоянно двигаться, чтобы
они меня не нашли. Это будет наилучшим выходом из положения, - сказал он
убежденно. - Через два часа я тебе позвоню, и ты скажешь, удалось ли тебе
прочитать записку.
  Ги тоже поднялся, но не сделал ни шага навстречу Томми.
  - Ты сказал, что пришел за советом, а не только для того, чтобы я
прочитал тебе записку. Ну что же.., у меня для тебя только один совет. Я
считаю, что тебе будет безопаснее с семьей.
  - Я доверяю тебе, Ги.
  - Но посторонней женщине ты доверяешь больше, - не глядя на Дел,
сказал он.
  - Мне горько слышать от тебя эти слова, Ги.
  - А мне горько их произносить.
  Ни один из братьев не сделал ни малейшего движения один к другому,
хотя Томми чувствовал, что Ги желает этого так же сильно, как он. Вместе с
тем выражение лица брата испугало Томми. Оно не было гневным или суровым -
напротив, оно было спокойным, почти безмятежным, словно судьба брата стала
окончательно безразлична Ги.
  - Я позвоню, - в конце концов сказал Томми. - Через пару часов или
около того.
  С этими словами он и Дел вышли из кабинета и спустились по ступенькам
в цех.
  Томми чувствовал себя смущенным, растерянным, упрямым, глупым,
виноватым и очень-очень несчастным. Ничего подобного легендарный частный
детектив, конечно, никогда не испытывал - похоже, он просто-напросто не
был на это способен. Ароматы шоколада, корицы, патоки, мускатного ореха и
лимона больше не казались Томми аппетитными - напротив, его опять начинало
подташнивать. Теперь запах пекарни символизировал для него только
одиночество, потери и глупую гордыню.
  Когда они проходили в обратном направлении вдоль дверей, ведущих в
хранилища и холодильники, Дел неожиданно сказала:
  - Спасибо, что подготовил меня.
  - К чему?
  - К теплому приему.
  - Да, у нас в семье все не так просто.
  - Из твоих слов я поняла, что у вас слегка напряженные отношения, но
теперь я вижу, что семья Фанов - это хуже чем Монтекки, Капулетти,
Хэтфилды и Мак-Кои вместе взятые.
  - Ну, не настолько это все драматично, - не согласился с ней Томми.
  - А вот мне показалось совсем наоборот. Конечно, вы оба вели себя
тихо, но я все время слышала, как вы тикаете, точно бомбы с часовым
механизмом, готовые в любую минуту взорваться.
  На полпути к выходу Томми неожиданно остановился и, оглянувшись,
посмотрел назад. Ги стоял возле одного из больших окон своего кабинета и
смотрел им вслед. Поколебавшись, Томми поднял руку и помахал ему. Когда Ги
не ответил, запах пекарни ударил ему в нос с такой силой, что Томми
пошатнулся, но, справившись с собой, еще быстрее зашагал к двери. Дел
ускорила шаг и, нагнав Томми, сказала:
  - Он думает, что я - шлюха вавилонская.
  - Нет, он так не думает.
  - Нет, думает. Он не одобряет меня, хотя я спасла тебе жизнь. Не
одобряет и сурово порицает. Он думает, что я - суккуб, коварная белая
обольстительница, которая утащит тебя за собой в пучину вечного проклятья.
  - Что ж, нам еще повезло. Представь, что бы подумал Ги, если бы ты
надела свою дурацкую шапочку.
  - Я рада, что ты еще способен с юмором относиться к своим семейным
проблемам.
  - Ничего подобного, - отозвался Томми, думая о своем.
  - А что, если бы я была ею? - спросила Дел.
  - Была кем?
  - Коварной белой обольстительницей.
  - О чем ты говоришь?!
  Они уже достигли выхода, но Дел положила руку на плечо Томми и
остановила его.
  - Ты бы поддался мои чарам?
  - Нет, ты точно спятила, - покачал головой Томми.
  Дел надула губки, притворяясь обиженной.
  - Это не тот ответ, на который я рассчитывала.
  - Может быть, ты забыла, какая перед нами стоит задача? - сердито
спросил он.
  - Какая?
  - Выжить!
  - Конечно-конечно.., я помню. Быстрая, как крыса, маленькая тварь с
зелеными глазами и все такое... Но, Томми, ты же очень симпатичный и
привлекательный мужчина, несмотря на всю свою напускную мрачность, глупую
серьезность и попытки притвориться, что ты - сам мистер Таинственный
Восток. Молодая неопытная девушка может втрескаться в тебя с первого
взгляда, но, если это произойдет.., скажи, она может надеяться на
взаимность' - Если я погибну - нет. Дел улыбнулась.
  - По-моему, это звучит как довольно недвусмысленное "да".
  Томми закрыл глаза и начал медленно считать до десяти. Когда он дошел
до четырех. Дел спросила:
  - Что это ты делаешь?
  - Считаю до десяти.
  - Зачем?
  - Чтобы успокоиться.
  - А до каких ты успел досчитать?
  - До шести.
  - А теперь?
  - До семи.
  - Ну?..
  - Восемь.
  Когда Томми открыл глаза, Дел все еще улыбалась.
  - Я тебе нравлюсь, правда?
  - Ты меня пугаешь.
  - Почему?
  - Потому что, если ты будешь продолжать так себя вести, мы никогда не
одолеем эту хищную тварь.
  - Как это - "так"?
  Томми набрал в грудь побольше воздуха, чтобы начать говорить, но
понял, что подходящего ответа у него нет, и с шумом выдохнул.
  - Ты никогда не бывала в одном интересном заведении?
  - А почта считается?
  Томми выругался по-вьетнамски. За последние двадцать лет это были
первые слова, произнесенные им на родном языке. Потом он толкнул тяжелую
железную дверь, шагнул в ветреную дождливую ночь и немедленно пожалел об
этом. В теплой пекарне он согрелся - впервые с тех пор, как выбрался из
разбитого "Корвета", - и даже его одежда почти высохла. Оказавшись на
улице, он снова начал дрожать от холода.
  Дел последовала за ним, но на нее, похоже, холод не произвел никакого
впечатления. Она была весела, как ребенок, и полна энтузиазма.
  - Ты никогда не видел Джина Келли в "Поющих под дождем"? Помнишь, как
он классно там танцует? - спросила она.
  - Только, пожалуйста, не вздумай танцевать! - попросил Томми мрачно.
  - Тебе нужно научиться вести себя более непосредственно, Томми.
  - Я и так очень непосредственный, - отозвался он, поворачивая голову
так, чтобы дождь не хлестал в глаза. Наклонившись навстречу ветру, он
быстро пошел к побитому яркому фургону, который притулился между двумя
легковушками под высоким фонарным столбом.
  - Такой непосредственности могут позавидовать разве что холодные
скалы, - пожаловалась у него за спиной Дел, но Томми, дрожащий от холода и
от жалости к себе, сосредоточенно перепрыгивал через глубокие лужи и даже
не удостоил ее ответа.
  - Томми, подожди! - воскликнула Дел и снова схватила его за плечо.
  Томми повернулся к ней и, стуча зубами, нетерпеливо спросил:
  - Ну что еще?
  - Она там.
  - Что за...
  Неожиданно он понял. Дел больше не смеялась и не заигрывала; она
насторожилась, напряглась, как лань, почуявшая волка, и глядела куда-то за
спину Томми.
  - Она...
  Томми проследил за ее взглядом.
  - Где?
  - В фургоне. Эта гадина ждет нас в фургоне.


                                  Глава 5


  Маслянисто-черный дождь, собравшийся в лужи под колесами фургона,
сверкнул в свете бешено раскачивающегося на столбе фонаря, как
расплавленное золото, и снова стал черным, как нефть.
  - Где? - повторил Томми шепотом и, отчаянно заморгав, чтобы стряхнуть
с глаз капли влаги, вгляделся сквозь ветровое стекло в темноту салона, ища
какие-нибудь признаки, которые бы выдавали присутствие демона. - Я ничего
не вижу.
  - Я тоже, - также шепотом откликнулась Дел. - Но тварь там, в
фургоне. Это точно. Я ее чувствую.
  - У тебя что, вдруг открылись телепатические способности?
Сверхчувственное восприятие и все такое, да? - саркастическим тоном
осведомился Томми.
  - Почему - вдруг? - ответила Дел неожиданно низким, каким-то сонным
голосом. - У меня всегда была очень хорошо развита интуиция. Я привыкла на
нее полагаться, и она почти никогда меня не подводила.
  Фордовский фургончик стоял в тридцати футах от них, на том же самом
месте, где они его оставили, прежде чем пойти в пекарню, и выглядел
совершенно безобидно. Во всяком случае, Томми ничего особенного не
чувствовал. Никакая зловещая аура не разливалась в воздухе, ничто не
выдавало присутствия сверхъестественных сатанинских сил.
  Он бросил быстрый взгляд на Дел, но девушка продолжала внимательно
рассматривать молчаливый фургон. Потоки дождя стекали по ее лицу, капельки
воды срывались с кончика носа и с подбородка, но она даже не моргала.
Томми показалось, что Дел погружена в транс.
  - Дел?..
  Мгновение спустя губы Дел дрогнули, она пробормотала что-то
невнятное, и Томми, напрягши слух, услышал:
  - ..Ждет.., она ждет. Холодная, как лед, мрак внутри... Темная,
холодная тварь... Тик-так, тик-так, тик-так...
  Томми перевел взгляд на фургон, и он неожиданно показался ему
огромным и мрачным, как старинный катафалк. Должно быть, страх Дел
передался и ему, потому что сердце Томми отчаянно забилось, словно в
ожидании скорой атаки.
  Шепот Дел стал таким тихим, что стук дождевых капель, падающих на
покрытую лужами мостовую, заглушал его, и Томми придвинулся к ней поближе,
чтобы расслышать слова. Она говорила как предсказательница-пифия, и Томми
не хотелось пропустить ничего из пророчеств Дел.
  - ..Тик-так. Змеиная кровь и речной ил.., слепые глаза видят, мертвое
сердце бьется. Больше.., во много раз больше, и голодна, голодна, страшно
голодна...
  Томми даже уже и не знал, чего ему больше бояться: притаившейся в
фургоне хищной, алчущей твари или этой удивительной и странной женщины.
  Дел неожиданно очнулась от своего гипнотического транса.
  - Нужно срочно выбираться отсюда, - сказала она решительно. - Давай
возьмем одну из этих машин.
  - Но эти машины принадлежат рабочим... Дел уже шагала прочь от
фургона, лавируя между легковыми авто, принадлежащими работникам ночной
смены "Нью Уорлд Сайгон". Томми, опасливо покосившись на фургон, поспешил
нагнать ее.
  - Мы не можем этого сделать, - сказал он.
  - Можем, еще как можем.
  - Но это.., воровство.
  - Это - жизнь, Томми. Твоя и моя, - отозвалась Дел, дергая дверцу
белой "Хонды". Дверь оказалась на замке.
  - Давай вернемся в пекарню.
  - "Крайний срок - рассвет", - процитировала она, переходя к
ближайшему "Шевроле". - Или ты забыл? Тварь не может ждать вечно, она
должна прикончить нас.
  Дверь "Шевроле" оказалась не заперта. Когда Дел открыла ее и села на
водительское место, под потолком салона зажглась лампочка. В замке
зажигания не было никаких ключей, и Дел пошарила рукой под сиденьем в
надежде, что владелец оставил их там.
  Томми все еще стоял возле открытой двери.
  - Тогда давай пойдем пешком, - предложил он.
  - Далеко же мы уйдем... - прервала его Дел. - Садись, святоша, я
вырву провода и заведу эту пепельницу.
  - Ты не можешь... - упавшим голосом повторил Томми, глядя, как Дел
вслепую ищет под приборной доской необходимые провода.
  - Присматривай лучше за моим "Фордом". Он бросил на фургон тревожный
взгляд через плечо, - Что я должен увидеть? - тупо спросил он.
  - Движение, странную тень, что-нибудь!.. - нервничая, откликнулась
Дел. - Наше время истекает, разве ты не чувствуешь?
  Томми снова поглядел на фургон. Вокруг него все было совершенно
спокойно, если не считать шквалистого ветра и дождя.
  - Ну давай же, давай!.. - бормотала себе под нос Дел, манипулируя
проводами. В следующую секунду у нее под пальцами сверкнула электрическая
искра и двигатель "Шевроле" ожил.
  При звуке заработавшего мотора Томми почувствовал, как у него в
животе все переворачивается. Ему казалось, что он своими же руками
подготавливает собственную гибель - если не от лап или зубов твари, то от
своих же собственных неподобающих поступков.
  - Садись, быстро! - поторопила его Дел, отключая ручной тормоз.
  - На языке закона это называется угон машины, - заспорил Томми.
  - На языке закона это называется необходимая самооборона, - возразила
Дел. - Садись, Я все равно уеду - с тобой или без тебя.
  - Нас могут посадить в тюрьму.
  Дел с такой силой захлопнула дверцу, что Томми невольно отпрянул.
  Неподвижный фургон выглядел совершенно обыденно. Все двери казались
плотно закрытыми, кабина была пуста. В свете высокого фонаря была хорошо
видна его яркая оранжево-красно-черно-зелено-золотистая раскраска. Ничего
зловещего, решил Томми. Просто он заразился от Дел ее истерией. Ему нужно
только справиться с нервами, подойти к "Форду", открыть двери и
продемонстрировать Дел, что внутри никого нет.
  Дел включила передачу и мягко тронула "Шевроле" с места. Томми быстро
заступил ей дорогу и, положив обе руки на капот машины, заставил
остановиться.
  - Нет, подожди! - крикнул он.
  Дел переключила передачу и стала осторожно выбираться со стоянки
задним ходом.
  Томми забежал справа, распахнул пассажирскую дверцу и запрыгнул
внутрь.
  - Можешь ты хоть секундочку подождать или нет? - раздраженно спросил
он.
  - Нет, - твердо сказала Дел и, затормозив, снова включила скорость,
вдавливая педаль газа. "Шевроле" так резво рванулся вперед, что дверца со
стороны Томми захлопнулась сама.
  Некоторое время они почти ничего не видели перед собой, но потом Дел
нашла нужный переключатель и включила "дворники".
  - Ты это плохо придумала, - не сдавался Томми.
  - Я знаю, что делаю.
  Двигатель истошно взвыл, и из-под колес фонтанами взлетела вода.
  - Что, если полиция нас остановит? - взволновался Томми.
  - Не остановит.
  - Обязательно остановит, если ты будешь так гнать.
  Возле выезда со стоянки Дел резко затормозила. Покрышки взвизгнули,
машину занесло на мокром асфальте, но в конце концов она остановилась.
  Глядя в зеркало заднего вида. Дел сказала:
  - Оглянись-ка.
  - Что такое? - Томми повернулся на сиденье.
  - Посмотри на фургон.
  Под фонарным столбом дождь плясал по лужам и по асфальту.
  Поначалу Томми решил, что он посмотрел не туда. На стоянке позади
пекарни было еще три фонаря, но ни под одним из них фургона не оказалось.
  - Куда он девался? - глупо спросил Томми.
  - Может быть, выехал по аллее, может быть, обогнул здание с другой
стороны, а может быть, прячется за грузовиками. Чего я не понимаю, это
почему он не поехал прямо за нами.
  Дел тронула "Шевроле" с места и двинулась вдоль боковой стены пекарни
к ее фасаду.
  - Но кто им управляет? - удивился Томми.
  - Не кто, а что. Это существо. Тварь.
  - Но это же смешно! - возразил он. - Этого не может быть.
  - Она стала гораздо больше.
  - Может быть, - с сомнением признал Томми. - Но все равно...
  - Она изменилась.
  - И получила водительскую лицензию?
  - Тварь стала совсем другой, не такой, какой она была в последний раз.
  - Да? И какой же?
  - Не знаю. Я ее не видела.
  - Снова интуиция?
  - Да. Я просто знаю... Она стала другой. Томми попытался вообразить
себе это чудовищное существо. Почему-то оно представлялось ему похожим на
древних богов из ранних рассказов Лавкрафта - с головой в форме луковицы,
с десятком злобных красных глаз поперек лба, с треугольным дыхательным
отверстием вместо носа и жестоким хищным ртом, окруженным кольцом
извивающихся усиков-антенн. Вот чудовище поудобнее устраивается за рулем,
шарит неуклюжими щупальцами по панели радиоприемника, надеясь поймать
какой-нибудь старый рок-н-ролл, врубает селектор обогревателя и лезет в
перчаточницу за мятными таблетками.
  - Смешно, - повторил он.
  - Лучше пристегнись, - посоветовала Дел. - Дорога может оказаться не
из лучших.
  Томми покорно застегнул пряжки ремня безопасности, и Дел быстро, но с
осторожностью выехала из-под прикрытия здания пекарни и пересекла
автостоянку перед фасадом. Лицо ее было таким, словно она каждую секунду
ожидала, что раскрашенный фургон вот-вот вылетит из темноты и врежется в
них.
  Дренажная решетка у выезда со стоянки забилась мелким мусором, и
скопившаяся здесь вода образовала настоящее озеро, по поверхности которого
плавали старые газеты и мокрые листья.
  Дел сбросила скорость и, проехав по луже, свернула направо. Насколько
Томми мог видеть, их "Шевроле" был единственным автомобилем на пустынной
улице.
  - Куда же она поехала? - пробормотала Дел. - Почему, черт возьми, она
не преследует нас?
  Томми поглядел на светящийся циферблат часов.
  - Одиннадцать минут второго.
  - Мне это не нравится, - заметила Дел. Тик-так. Тик-так. Тик-так.

  ***

  Когда они оказались на расстоянии примерно полумили от пекарни "Нью
Уордд Сайгон", Томми нарушил молчание, которое он хранил на протяжении
последних трех кварталов.
  - Где ты научилась запускать двигатель без ключа?
  - Меня научила мама.
  - Твоя мама?
  - Она у меня без комплексов.
  - Та самая, которая любит скорость и обожает испытывать на прочность
машины и мотоциклы?
  - Ну да, это она. У меня только одна мама.
  - Кто она у тебя? Водитель-профессионал, который ждет за углом, пока
его товарищи грабят банк?
  - В молодости она была балериной.
  - Ах да, конечно... Я и забыл, что все балерины умеют запускать чужие
машины без ключей.
  - Не все, - возразила Дел.
  - А после того как она перестала танцевать?..
  - Она вышла замуж за па.
  - А он чем занимается?
  Глянув в зеркало заднего вида, но не обнаружив погони, Дел ответила:
  - Режется в покер с ангелами.
  - Я что-то перестаю тебя понимать.
  - Он умер, когда мне было десять лет. Томми тут же пожалел о том, что
говорил таким саркастическим тоном. Теперь ему стало очень неловко.
  - Прости, - сказал он с раскаянием в голосе. - Всего десять... Ты,
наверное, очень переживала?
  - Ма застрелила его.
  - Твоя мама, которая была балериной? - тупо спросил Томми.
  - Тогда она уже была бывшей балериной, - уточнил а Дел.
  - Она застрелила его, да?
  - Он ее попросил.
  Томми только кивнул. Он чувствовал себя вдвойне по-идиотски оттого,
что так скоропалительно отказался от саркастического тона. Впрочем, было
еще не поздно исправить положение.
  - Ну конечно, попросил!
  - Мама не могла отказать.
  - В вашей конфессии так принято, - кивнул Томми. - Убивать супруга по
первой же просьбе.
  - Он умирал от рака, - пояснила Дел. Томми снова почувствовал, что
совершил вопиющую бестактность.
  - Господи, прости меня, Дел!
  - От рака поджелудочной железы, - уточнила Дел. - Это было страшно...
  - Бедняга...
  Промышленные кварталы остались далеко позади, и "Шевроле" мчался по
широкой авеню, по сторонам которой выстроились торговые предприятия,
салоны красоты, видеомагазинчики, лавки, торгующие уцененной мебелью,
электроникой, посудой. За исключением редких ночных баров и немногих
закусочных, все забегаловки были закрыты, и окна их были темны и
негостеприимны.
  - Когда боль стала мучить отца так сильно, что он уже не мог
сосредоточиться на покере, - сказала Дел, - папа понял, что пора
прощаться. Он так любил карты, что не представлял себе жизни без них.
  - Карты?
  - Я же сказала, мой папа был профессиональным игроком в покер.
  - Н-нет... По-моему, нет. Ты только сказала, что он режется в покер с
ангелами.
  - Разве он сел бы играть с ними, если бы не был профессиональным
игроком?
  - Очко в твою пользу, - сказал Томми, который имел мужественно
признать свое поражение.
  - Папа объездил всю страну и везде играл по-крупному. Как правило,
это была незаконная игра, хотя он много играл и в Лас-Вегасе, где это
разрешено. Между прочим, он дважды выигрывал мировое первенство по покеру.
Мама и я повсюду ездили вместе с ним, так что прежде чем мне исполнилось
десять, я успела трижды объехать Штаты, Томми чувствовал, что лучше всего
будет держать рот на замке, но он был слишком потрясен услышанным.
  - А потом твоя ма застрелила его?
  - Да. Он был уже совсем плох, и его положили в больницу. Па знал, что
никогда оттуда не выйдет.
  - И она застрелила его прямо там? В больнице?
  - Она приставила дуло револьвера к его груди - прямо к сердцу, - и
папа сказал, что любит ее сильнее, чем любой мужчина способен любить
женщину. А мама сказала, что тоже любит его и что они обязательно
встретятся в Другом мире. Потом мама выстрелила. Он умер мгновенно.
  - Надеюсь, тебя в это время там не было? - сказал Томми в
замешательстве.
  - Нет, конечно, нет! Ты плохо думаешь о моей матери. Она никогда бы
не допустила ничего подобного.
  - Извини. Мне следовало бы...
  - Мама подробно рассказала мне, как все было, примерно час спустя,
еще до того, как полиция прибыла, чтобы арестовать ее. Она дала мне
стреляную гильзу от патрона, который убил папу.
  Дел сунула руку за воротник своей белой блузки и вытащила тонкую
золотую цепочку. На цепочке висела блестящая медная гильза.
  - Когда я дотрагиваюсь до нее, - сказала Дел, зажимая гильзу в
кулаке, - я чувствую, как сильно - невероятно сильно - они любили друг
друга. Скажи, разве любовь не остается самой романтичной вещью на свете?
  - Остается, - кивнул Томми.
  Дел вздохнула и убрала свой талисман обратно.
  - Если бы только па заболел раком чуть позже. Я была бы постарше, и
ему бы не пришлось умирать.
  - Постарше? - удивился Томми.
  - Я имею в виду половую зрелость, - загадочно ответила Дел. - Что ж,
ему не суждено было дожить до этого времени. Судьбу не обманешь.
  В полуквартале перед ними показалась полицейская патрульная машина,
которая сворачивала с широкой улицы на стоянку возле все еще открытого
кафе.
  - Копы! - воскликнул Томми, показывая рукой на полицейскую машину.
  - Вижу.
  - Пожалуй, будет лучше сбавить скорость.
  - Я хочу побыстрее попасть домой.
  - Но ты едешь гораздо быстрее, чем здесь разрешено.
  - Я беспокоюсь, как там мой Скути.
  - Но мы едем в украденной машине! - напомнил Томми.
  "Шевроле" промчался мимо полицейского автомобиля даже не притормозив,
и Томми едва не вывихнул шею, когда поворачивался, чтобы взглянуть в
заднее стекло.
  - Не беспокойся, - бросила Дел. - Они за нами не погонятся.
  Патрульная машина затормозила, осветив дождь красными тормозными
огнями.
  - Кто это - Скути? - поинтересовался Томми, продолжая наблюдать за
полицейскими.
  - Я уже говорила. Это моя собака. Ты что, совсем меня не слушаешь?
  После непродолжительного колебания патрульная машина продолжила свои
маневры на площадке возле кафе. По-видимому, запах кофе и гамбургеров
заглушил у полицейских голос долга.
  Когда Томми со вздохом облегчения снова повернулся лицом вперед. Дел
неожиданно спросила:
  - А ты бы застрелил меня, если бы я попросила?
  - Конечно.
  - Ты - душка, - улыбнулась Дел.
  - А твоя мать попала в тюрьму?
  - Ненадолго. Только до конца процесса.
  - Ее оправдали?
  - Безусловно. Присяжным понадобилось всего четырнадцать минут, и все
они рыдали, как дети, когда их старшина огласил вердикт. Судья и пристав
тоже плакали. Пожалуй, в зале не было ни одного человека, кто бы не
смахнул с глаз слезу.
  - Я не удивлен... - пробормотал Томми. - Это действительно весьма
трогательная история...
  Он замолчал, засомневавшись, не впадает ли снова в неуместный сарказм.
  - А почему ты беспокоишься за Скути? - перевел он разговор.
  - В моем фургоне едет какая-то странная тварь, - напомнила Дел. -
Может быть, она уже знает мой адрес и то, как сильно я привязана к Скути.
  - Ты серьезно думаешь, что она могла перестать преследовать нас
только для того, чтобы найти и убить твою собаку?
  - Ты считаешь, что это маловероятно? - нахмурилась Дел.
  - Это на мне лежит неведомое проклятье, это меня тварь послана убить.
  Дел с осуждением покосилась на него.
  - Послушайте-ка этого мистера Эго, - пробормотала она. - Тоже мне,
пуп земли выискался!
  - Да, пуп земли, если угодно! Это так - во всяком случае, во всем,
что касается твари. Во мне и только во мне заключен весь смысл ее
существования!
  - Я все равно не хочу рисковать Скути, - упрямо сказала Дел.
  - У тебя дома он будет в большей безопасности, чем с нами.
  - Самое безопасное место для него - это рядом со мной.
  Дел повернула на юг и поехала по бульвару Харбор. Даже несмотря на
поздний час и ужасную погоду, здесь было довольно много машин.
  - Как бы там ни было, - заметила она после непродолжительной паузы, -
у тебя все равно нет никакого подходящего плана, который мы могли бы
начать осуществлять прямо сейчас.
  - Я думаю, нам просто нельзя останавливаться. Пока мы движемся, твари
труднее выследить и настичь нас.
  - Но ты не можешь знать этого наверняка.
  - У меня тоже есть интуиция.
  - Да, но она, как правило, тебя подводит.
  - Ничего подобного, - сказал Томми, слегка обидевшись. - Я умею
предвидеть многие события.
  - Тогда зачем ты принес в дом эту дьявольскую куклу?
  - Она... Она чем-то смущала меня.
  - Ну а потом?.. Ты думал, что оставил тварь в доме, и не догадался,
что она путешествует вместе с тобой в двигателе твоего "Корвета".
  - Нет такой интуиции, которая бы никогда не подводила. В противном
случае это уже по-другому называется.
  - Самый последний пример, Томми... Там, у пекарни, ты наверняка полез
бы в фургон, хотя я тебя предупреждала!
  Томми не ответил. Имей он под рукой компьютер или на худой конец
карандаш и бумагу и достаточно времени, он наверняка придумал бы
подходящий ответ, который поразил бы Дел своей глубиной, железной логикой
и блестящим юмором. Но у него не было ни компьютера, ни - учитывая, как
неотвратимо надвигался рассвет, - времени, поэтому он решил на этот раз
простить Дел и избавить ее от жестокого наказания, на какое была способна
вооруженная бичом едкого сарказма и жалящего остроумия десница виртуозно
владеющего словом писателя.
  - Мы заедем ко мне совсем ненадолго, - извиняющимся тоном заметила
Дел. - Мы только заберем Скути и снова отправимся кружить по дорогам до
тех пор, пока не придет время звонить твоему брату насчет записки.

  ***

  Нъюпортский залив, служивший местом стоянки для целой армады частных
яхт, был ограничен с севера изгибом континентальной береговой линии, а с
юга - трехмильной губой полуострова Бальбоа, который протянулся с запада
на восток, защищая доки и причалы от могучей ярости океана, который кто-то
по ошибке назвал Тихим.
  Дома на океанском берегу и на пяти островах в акватории залива были
одними из самых дорогих в Южной Калифорнии. Дома на полуострове были
ненамного дешевле. В одном из них - современном, изящном коттедже,
выходившем фасадом на залив, и жила Дел.
  Когда они подъехали к дому, Томми всем телом подался вперед,
разглядывая трехэтажную усадьбу. Даже когда Дел выключила "дворники",
Томми продолжал таращиться на дом сквозь залитое водой стекло. В
желтовато-белом свете ландшафтных светильников, подсвечивавших высокие
стволы королевских пальм, он видел, что все углы дома были слегка
закруглены. Прямоугольные медные переплеты окон тоже имели скругленные
углы, а белая гипсовая штукатурка была так тщательно выровнена, что
казалась мраморной - особенно теперь, когда стены были мокры от дождя. На
взгляд Томми, дом Дел был очень похож на небольшой прогулочный пароходик,
каким-то чудом очутившийся на берегу.
  - Ты живешь здесь? - удивленно спросил Томми.
  - Да, - просто ответила Дел, открывая дверцу. - Входи. Скути, должно
быть, удивляется, куда я пропала. Он тоже обо мне беспокоится.
  Пульт дистанционного управления дверью гаража остался в фургоне,
поэтому Дел бросила украденный "Шевроле" на улице. Полиция еще не начала
искать его - Томми был уверен, что это" произойдет не раньше восьми утра,
когда ночная смена заканчивала свою работу. Все еще думая об этом, он
выбрался из "Шевроле" и поспешил за Дел к калитке палисадника, где она
набирала на специальной панели код системы безопасности.
  - Должно быть, аренда обходится недешево, - заметил он.
  - Никакой аренды, никаких других выплат. Этот дом - мой, - ответила
Дел, отпирая замок ключами, которые выудила из сумочки.
  Когда они закрывали тяжелую калитку за собой, Томми заметил, что она
сделана из покрытых патиной медных панелей различной формы. Образованный
ими геометрический орнамент напомнил Томми модерновую раскраску фургона.
  Следуя за Дел по дорожке, освещенной низкими галогеновыми лампами и
засыпанной лунным кварцем, в котором, точно бриллианты, поблескивали
слюдяные чешуйки, Томми сказал:
  - Но ведь такой дом стоит целое состояние.
  - Совершенно верно, - небрежно заметила Дел. Дорожка привела их в
романтический внутренний дворик, вымощенный тем же светлым кварцем и
укрытый кронами нескольких королевских пальм, освещенных еще более
эффектно. Под пальмами покачивали тяжелыми резными листьями сочные
папоротники, а в воздухе сильно и терпко пахло жасмином.
  - Я думал, что ты - официантка, - растерянно пробормотал Томми.
  - Я уже говорила тебе, что работа официантки - это то, что я делаю, и
что на самом деле я - художница.
  - Ты продаешь свои картины?
  - Нет. Пока нет.
  - Но ведь ты купила этот дом не на чаевые?
  - Это точно, - согласилась Дел, но больше ничего объяснять не стала.
  В одном из окон первого этажа, выходившем во внутренний двор, горел
мягкий свет, но, как только Томми и Дел подошли к парадной двери, свет
неожиданно погас.
  - Стой! - Томми застыл как вкопанный. - Кто-то погасил свет.
  - Все в порядке, Томми, не волнуйся.
  - Но может быть, тварь...
  - Нет, это просто Скути так со мной играет, - уверила его Дел.
  - Собака может включать и выключать свет? Дел хихикнула.
  - Подожди, сам увидишь.
  Она отперла дверь и, шагнув в темную прихожую, громко скомандовала:
  - Свет!
  Тут же на потолке и на стене вспыхнули светильники.
  - Если бы мой сотовый телефон не остался в фургоне, - пояснила она, -
я могла бы позвонить на свой домашний компьютер и выбрать любой режим
освещения и кондиционера, включить музыкальную систему и любую
телевизионную программу. Все эти мелочи полностью автоматизированы. Что
касается Скути, то существует специальная программа, которая позволяет ему
включать и выключать свет в любой комнате. Для этого ему нужно только
гавкнуть соответственно один и два раза.
  - И ты сумела обучить его этому? - спросил Томми, закрывая за собой
дверь и запирая замок на "собачку".
  - Конечно. В других случаях Скути вообще не лает, чтобы не сбивать
систему с толку. Бедняжка, ему приходится часами сидеть одному, особенно
по вечерам, поэтому я решила, что он должен иметь возможность погасить
свет, если ему хочется вздремнуть, и зажечь, если ему станет одиноко или
страшно.
  Томми ожидал, что собака будет ждать их за дверью, но легендарного
Скути нигде не было видно.
  - Где же он? - спросил Томми.
  - Прячется, - пояснила Дел, кладя свою сумочку на столик, столешница
которого была сделана из черного гранита. - Хочет, чтобы я его искала.
  - Пес, который играет в прятки?
  - Не имея рук, довольно трудно играть в пятнашки.
  Мокрые кроссовки Томми отчаянно чавкали и скользили по каменному
полу, выложенному отполированными травертиновыми плитами.
  - Мы наследили, - огорченно заметил он.
  - Ничего, это не Чернобыль.
  - Как-как?
  - Все это можно убрать.
  В дальнем конце великолепной прихожей Томми заметил открытую дверь.
Оставляя на мраморе мокрые следы. Дел направилась к ней.
  - Где мой маленький пушистенький зайчик? - проворковала она нежно. -
Неужели в туалете? Опять этот скверный мальчишка спрятался от своей
мамочки?
  Дел открыла дверь, включила свет - на сей раз вручную, - но в туалете
собаки не оказалось.
  - Я знала, что его там нет, - сказала она, ведя Томми в гостиную. -
Это было бы слишком просто. Впрочем, Скути знает, что иногда меня можно
поймать именно на самом простом варианте.
  Огромная гостиная с мраморными полами была заставлена диванами в
стиле Роберта Скотта, креслами, задрапированными платинового цвета
блестящей тканью с золотом, светлыми столиками из редких пород дерева и
бронзовыми светильниками в уже знакомом Томми стиле арт-деко в виде нимф,
держащих в руках большие светящиеся шары. Огромный персидский ковер на
полу отличался таким сложным орнаментом и такими изысканными, мягкими, как
будто выцветшими красками, что почти наверняка был подлинной антикварной
редкостью.
  Устная команда Дел заставила включиться скрытые источники света,
достаточно слабые, чтобы блики на стеклянной стене не мешали Томми
разглядеть едва видные за дождем небольшую каменную терраску-патио,
частную лодочную пристань и далекие огни над заливом.
  Скути не было и в гостиной, как не было его ни в кабинете, ни в
столовой.
  Пройдя за Дел сквозь широкую двустворчатую дверь, Томми оказался в
стильной кухне с мебелью из светлого клена и рабочими поверхностями из
черного гранита.
  - И здесь его нет, - снова проворковала Дел голосом, который начал
раздражать Томми. - Где же мой Скути-пути? Может быть, мой зайчик погасил
свет и побежал наверх?
  Взгляд Томми был прикован к настенным часам с зеленой неоновой
подсветкой вокруг циферблата. Часы показывали без пятнадцати два.
  - Давай ищи свою собаку, - нервно сказал Томми. - Нам надо убираться
отсюда.
  - Ты не подашь мне веник? - спросила Дел, указывая Томми на высокую
узкую дверцу, возле которой он стоял.
  - Веник?
  - Да. Это кладовка для метел, швабр и прочего инвентаря.
  Томми послушно отворил дверь.
  Прямо за дверью сидело что-то огромное, черное, мохнатое и скалило
белые зубы, между которыми свешивался длинный розовый язык.
  Томми отпрянул и, поскользнувшись на собственных мокрых следах,
шлепнулся на пол. Не сразу он понял, что это не жуткая тварь,
преследовавшая его, а крупный черный Лабрадор.
  Дел весело смеялась и хлопала в ладоши.
  - Я знала, что ты здесь, мой маленький озорник! Скути дружелюбно
оскалился.
  - Я знала, что ты как следует напугаешь этого бесстрашного пожирателя
тофу, - сказала Дел собаке.
  - Да, этого мне как раз не хватало, - заметил Томми, вставая и
потирая ушибленный зад.
  Скути пыхтя выбрался из кладовки. Она оказалась такой узкой, а собака
- такой большой, что Томми невольно подумал о пробке, покидающей
бутылочное горлышко. Сходство было настолько велико, что он почти ожидал
услышать характерный хлопок.
  - Как он туда залез? - спросил Томми. Неистово виляя хвостом, Скути
подскочил к Дел, и она опустилась на колени, чтобы обнять его за шею и
почесать за ушами.
  - Ты скучал без своей мамочки, да? - просюсюкала она. - Ты грустил,
мой мохнатенький песик, мой Скути-пути-ути!
  - Он не мог здесь развернуться, - вслух размышлял Томми. - Кладовка
слишком узка.
  - Наверное, он вошел в нее задом, - откликнулась Дел, продолжая
прижимать к себе крупную голову собаки.
  - Собаки - как и мотоциклы - не умеют давать задний ход, -
наставительно сказал Томми. - Кроме того, хотелось бы мне знать, как он
закрыл за собой дверь после того, как вошел?
  - Дверь закрывается сама, - ответила Дел. - Там стоит пневматическая
пружина.
  Действительно, дверь, пропустив пса из кладовки в кухню, закрылась с
легким шипением.
  - О'кей, пусть так, но как же тогда он открыл ее?
  - Обыкновенно, - Дел пожала плечами. - Лапой. Он очень умный, мой
Скути.
  - Зачем ты научила его этому?
  - Чему - этому?
  - Прятаться во всяких неожиданных местах.
  - Я его не учила. Ему всегда нравилось играть в прятки.
  - Это странно.
  Дел вытянула губы и издала чмокающий звук. Пес понял намек и принялся
облизывать ей лицо.
  - Отвратительно, - заметил Томми.
  - Готова поспорить, что его рот гораздо здоровее, чем у тебя, -
хихикнула Дел.
  - Очень сомневаюсь.
  Дел отстранила от себя Скути и серьезно, словно цитируя статью из
какого-то медицинского журнала, сказала:
  - Благодаря своему особому химическому составу собачья слюна создает
в ротовой полости собаки крайне неблагоприятные условия для обитания и
размножения большинства видов болезнетворных микроорганизмов, опасных для
человека.
  - Чушь.., собачья.
  - Это правда, - обиделась Дел и, повернувшись к Скути, проворковала:
  - Не обращай на него внимания, он просто ревнует. Ему самому хочется
облизать мне лицо.
  Томми покраснел до корней волос и в замешательстве посмотрел на
настенные часы.
  - О'кей, мы нашли твою собаку. Давай убираться отсюда.
  Дел выпрямилась и сделала шаг по направлению из кухни. Собака шла за
ней по пятам.
  - Форма официантки - не самая подходящая одежда для девушки, которой
предстоит бежать, спасая свою жизнь. Мне нужно пять минут, чтобы влезть в
джинсы и свитер. После этого мы можем отправляться.
  - Послушай, - заволновался Томми, - это не годится! Чем дольше мы
остаемся на одном месте, тем больше вероятность того, что тварь нападет на
наш след.
  Один за другим - женщина, собака, Томми - они пересекали гостиную,
когда Дел сказала:
  - Расслабься, Томми. Если ты думаешь, что времени у тебя достаточно,
то так оно, как правило, и бывает.
  - Я этого не понимаю.
  - То, чего ты ждешь, обязательно сбудется, поэтому главное вовремя
подумать о чем-нибудь другом, - загадочно проговорила она.
  - И что это значит? - раздраженно буркнул Томми.
  - Это значит только то, что это значит, - был ответ.
  В гостиной Томми сделал еще одну попытку.
  - Послушай, Дел, - начал он. Дел повернулась и посмотрела на него
долгим взглядом.
  Собака тоже повернулась. Томми со вздохом сдался.
  - О'кей, давай переодевайся, только поскорее. Дел потрепала пса за
ушами.
  - Побудь здесь и познакомься с мистером Томми Туонгом.
  С этими словами она вышла в коридор и стала подниматься по лестнице.
  Скути рассматривал Томми, слегка приподняв голову, как будто перед
ним было какое-то удивительное и забавное существо, какого он не встречал
никогда прежде.
  - Твоя ротовая полость не может быть чище, чем моя ротовая полость, -
заявил ему Томми. Скути слегка приподнял одно ухо.
  - Ты прекрасно слышал, что я сказал, - пристыдил его Томми. Он
пересек гостиную и, встав у широкой стеклянной двери, стал смотреть на
залив. Большинство домов на островах и на его противоположной стороне были
погружены во тьму. Лишь огни причальных фонарей и ландшафтных светильников
пробивались сквозь ненастную тьму и ложились на поверхность черной воды
длинными золотыми и серебряными дорожками.
  Неожиданно он почувствовал, что на него смотрят, но не снаружи, а
изнутри.
  Томми повернулся и увидел, что это Скути. Пес спрятался за диваном,
так что видна была только его голова, и внимательно наблюдал за Томми.
  - Я тебя вижу, - сообщил ему Томми.
  Скути скрылся.
  У одной из стен стоял длинный банкетный стол с несколькими книжными
полками над ним, и Томми подошел к нему, чтобы рассмотреть его получше.
Стол был сделан из какого-то странного дерева, которого Томми никогда
прежде не видел. Приглядевшись, он обнаружил, что великолепная
мелкозернистая фактура древесины очень напоминает миниатюрные волны,
которые словно оживали, стоило только сделать движение головой.
  Томми услышал за спиной шорох, но поворачиваться не стал,
залюбовавшись великолепной отделкой стола. Его безупречная лакированная
поверхность как будто просвечивала, казалось, она излучала тепло.
  За его спиной кто-то громко пукнул.
  - Ах ты, скверная собака, - укоризненно сказал Томми.
  Звук повторился.
  Томми наконец повернулся.
  Скути сидел в кресле и глядел на него, приподняв оба уха. В зубах он
держал большой резиновый хот-дог. Увидев, что он привлек внимание гостя,
Скути прикусил игрушку, и она разразилась целой серией непристойных
звуков. Должно быть, когда-то хот-дог свистел или пищал, но теперь он
износился и был способен только на громовые рулады вроде той, которую
Томми только что слышал.
  Сверившись со своими наручными часами, Томми нетерпеливо крикнул:
  - Ты скоро, Дел?
  Ответа не было, и он опустился в кресло напротив того, в котором
сидела собака, так что их разделял только журнальный столик. Это было
единственное кресло, обтянутое толстой, словно тюленьей, кожей, и Томми
решил, что его влажные джинсы не нанесут обивке серьезного урона.
  Некоторое время он и Скути внимательно разглядывали друг друга. Глаза
у Лабрадора были темными и на редкость осмысленными.
  - Странная ты собака, - задумчиво проговорил Томми.
  Скути слегка сжал зубы, произведя утвердительный звук.
  - Послушай, это в конце концов может надоесть.
  Скути ответил бойкой вызывающей очередью.
  - Хватит.
  Пес снова пукнул.
  - В последний раз предупреждаю.
  Скути сжал зубы три раза подряд, но с паузами.
  - Сейчас отберу.
  Скути разжал челюсти, выронил игрушку и пролаял два раза.
  Гостиная тут же погрузилась во тьму, и Томми, совершенно позабыв, что
этот звуковой сигнал был специально предназначен для того, чтобы пес сам
гасил свет, в испуге вскочил.
  Но не успел он как следует подняться, как Скути сиганул через столик
и повалил его обратно мягким толчком в грудь. Томми погрузился в мягкое
сиденье, а Скути утвердился у него на коленях и принялся дружески
облизывать сначала его лицо, а потом и руки, когда Томми попытался
закрыться ими от горячего мокрого языка.
  - Прекрати! - завопил Томми. - Слезь с меня сейчас же!
  Скути послушно соскочил на пол, но тут же схватил его зубами за
правую пятку и потянул на себя, пытаясь завладеть кроссовкой.
  Томми мог пнуть пса свободной ногой, но боялся сделать собаке больно.
Вместо этого он наклонился и попытался оттолкнуть Скути руками.
  Размокший "рокпорт" неожиданно соскочил с ноги.
  - Дьявольщина!
  Держа в зубах свой трофей, Скути бесшумно растворился в темноте.
  Вскочив на ноги, Томми дважды прокричал "Свет!", прежде чем
электричество снова включилось. Пса нигде не было видно.
  Из смежного с гостиной кабинета донеслось однократное "Гав!", и в
дверном проеме вспыхнул свет.
  - Они оба спятили! - пробормотал Томми и, обогнув журнальный столик,
подобрал с пола игрушечный хот-дог.
  Из кабинета вышел Скути, но уже без кроссовки. Увидев, что его
заметили, он попятился.
  Томми заковылял через гостиную к кабинету.
  "Может быть, - рассуждал он, - пес не всегда был сумасшедшим. Может
быть, это она свела его с ума, точно так же, как рано или поздно она
сведет с ума меня".
  Войдя в кабинет, Томми увидел, что Скути неподвижно сидит на изящном
полированном столике вишневого дерева. Пес был разительно похож на
сувенир-переросток.
  - Где мой ботинок? - сурово спросил Томми. Скути слегка приподнял
голову, как бы говоря:
  "Какой ботинок?"
Томми показал ему хот-дог.
  - Я возьму это с собой и выброшу в воду. Скути пристально посмотрел
на игрушку и негромко заскулил.
  - Уже поздно, я устал, мой "Корвет" сгорел, какая-та чертова тварь
гонится за мной по пятам, поэтому я не в настроении играть.
  Скути тихонько завыл.
  Томми обошел столик, ища кроссовку. Скути медленно поворачивался на
столе, следя за ним внимательным взглядом.
  - Если я найду свой башмак без твоей помощи, не отдам игрушку, -
предупредил Томми.
  - Найдешь что? - осведомилась Дел, входя в кабинет.
  Она переоделась в синие джинсы и клюквенного цвета свитер с высоким
воротом. В каждой руке у Дел было по пистолету.
  - Господи, что это? - вырвалось у Томми. Дел слегка приподняла орудие
смерти, которое она держала в правой руке.
  - Это короткоствольный помповый дробовик "моссберг" двенадцатого
калибра с пистолетной рукояткой. Превосходное оружие для обороны жилища. А
это... - Она показала Томми устрашающих размеров пистолет, который держала
в левой. - Это израильский пистолет "дезерт игл магнум" сорок четвертого
калибра, прекрасно подходит для того, чтобы взламывать двери. Пара пуль из
этого крошки-пистолета способна остановить атакующего быка.
  - На тебя часто бросаются быки?
  - Ну не совсем быки, но все же...
  - Нет, серьезно... Для чего ты держишь у себя дома такую мощную
артиллерию?
  - Я же говорила: я веду интересную, насыщенную жизнь, богатую всякими
событиями.
  Томми вспомнил, как спокойно Дел отнеслась к ущербу, нанесенному ее
"Форду". "Фургон прилагается" - так, кажется, она выразилась.
  А потом, когда он волновался по поводу испорченной обивки сидений,
она сказала, что с ней это часто случается и она привыкла...
  Неожиданно Томми ощутил близость сатори - внезапного внутреннего
озарения, которое возникло перед ним как огромная приливная волна, и он,
затаив дыхание, ждал, пока она накроет его.
  Эта женщина совсем не такова, какой она показалась ему сначала. Он
считал ее официанткой, а она оказалась художницей. Потом он думал, что Дел
- бедная художница, которая работает официанткой, чтобы заплатить за
студию и краски, а она, оказывается, жила в доме стоимостью в несколько
миллионов долларов. Ее эксцентричные манеры и привычка придавать пикантный
оттенок любому разговору, вставляя в него загадочные, на первый взгляд
бессмысленные и несвязные фразы, почти убедила Томми, что у нее в голове
не хватает пары винтиков, но сейчас он понял, что совершит огромную
ошибку, если будет рассматривать Дел как обыкновенную ненормальную. Даже
если это было безумием, в нем чувствовалась какая-то глубина, которую
Томми только-только начал постигать, и в этой безмятежной и темной глубине
ему уже чудились тени каких-то странных рыб, которые, в этом тоже можно
было не сомневаться, в свое время удивят и поразят его еще больше.
  Томми припомнил еще один фрагмент из их разговоров, который, похоже,
только подтверждал то, что лишь сейчас пришло ему в голову.
  "Вопрос реальности - это вопрос восприятия. Восприятие меняется, и
реальная жизнь изменяется вместе с ним. Следовательно, если под
реальностью понимать осязаемые объекты и предсказуемые события, то такой
вещи, как "реальная жизнь", не существует. Когда-нибудь - когда у нас
будет больше времени - я тебе все объясню".
  Какими бы бессвязными и безумными ни казались на первый взгляд
заявления Дел, при ближайшем рассмотрении в них оказывалось гораздо больше
смысла, чем бессмыслицы. Даже в ее самых легкомысленных, мимоходом
сделанных замечаниях обязательно присутствовал неуловимый отблеск вечных
истин. Если бы только ему удалось сделать шаг назад и посмотреть на Дел со
стороны, он, возможно, увидел бы ее совсем другой, не такой, какой она
представлялась ему сейчас.
  Томми вспомнились картины Эшера - художника, который играл с
пространственными отношениями и ожиданиями зрителей, на полотнах которого
сонмища лениво падающих листьев могли обернуться игрой резвящихся в садке
рыб, стоило только поглядеть на картину под другим углом. Так и внутри
Деливеранс Пейн определенно прятался совсем другой человек - таинственный
и непонятный, едва различимый под маской экстравагантности, которая
бросалась в глаза при первом знакомстве.
  Приливная волна обещанного озарения-сатори, которая, казалось,
неслась к нему на всех парах и была уже совсем близко, вдруг стала
отступать обратно к недостижимому горизонту, а прозрение так и не осенило
его. Должно быть, он слишком старался забыть, что просветление часто
наступает именно тогда, когда его не ждут и не ищут.
  Дел, держа в каждой руке по пистолету, стояла в дверях между гостиной
и кабинетом. На взгляд Томми она ответила таким прямым и откровенным
взглядом, что ему показалось, что Дел прочла его мысли.
  - Кто ты такая, Деливеранс Пейн? - спросил он, нахмурившись.
  - Кто такой каждый из нас? - ответила она вопросом на вопрос.
  - Пожалуйста, не надо начинать все сначала.
  - Что?
  - Играть в загадки, вот что!
  - Я не понимаю, о чем ты говоришь. Кстати, зачем тебе игрушка Скути?
  Томми хмуро поглядел на Лабрадора, все еще сидевшего на столе.
  - Он украл мою кроссовку.
  - Скути? - строго проговорила Дел. Пес ответил на ее взгляд чуть ли
не с вызовом, но в следующую секунду уже понурил свою лобастую голову и
виновато заскулил.
  - Плохой Скути, - вынесла приговор Дел. - Верни сейчас же!
  Пес поглядел на Томми и презрительно фыркнул.
  - Верни Томми то, что взял, - твердо повторила Дел.
  Лабрадор тяжело спрыгнул со стола и побрел в угол кабинета, где в
глиняном покрытом бледно-зеленой глазурью горшке стояла развесистая
пальма. Сунув голову за горшок, Скути достал "рокпорт" и опустил его на
ковер возле ног Томми.
  Когда Томми наклонился, чтобы надеть кроссовку, Скути положил на нее
лапу и выразительно покосился на резиновый хот-дог в его руке.
  Томми положил игрушку на пол.
  Пес посмотрел сначала на хот-дог, потом на руку Томми, которая
оставалась всего в нескольких дюймах от игрушки.
  Томми убрал руку.
  Лабрадор взял хот-дог в зубы и только потом убрал лапу с его туфли.
Явно гордясь собой, он величественно зашагал в гостиную, время от времени
сжимая челюсти и услаждая свой слух трескучими звуками, которые
производила игрушка.
  Томми задумчиво провожал его взглядом.
  - Где ты взяла этого пса?
  - В приюте для потерявшихся животных.
  - Я этому не верю.
  - Чему же тут не верить?
  Из гостиной донеслась настоящая канонада. Трудно было поверить, что
ее производит только одна собака, да и то не сама, а при помощи резинового
хот-дога.
  - Я думал, ты выкупила его у какого-нибудь бродячего цирка.
  - Да, Скути очень умный пес, - согласилась Дел.
  - Нет, правда, где ты достала это чудо природы?
  - В зоомагазине.
  - И этому я тоже не верю.
  - Обувайся, - вздохнула Дел. - И давай выбираться отсюда.
  Томми проковылял к креслу.
  - В этой собаке есть что-то странное, - сказал он.
  - Ну, если тебе непременно нужно знать... - небрежно сказала Дел. -
Дело в том, что я колдунья, а Скути мой приживал - древнее
сверхъестественное существо, которое помогает мне вершить колдовство.
  Томми зубами развязывал разбухший узел на шнурках.
  - Я поверю этому скорее, чем твоей сказочке о приюте для потерявшихся
животных. В нем есть что-то демоническое.
  - О нет, просто он немного ревнует, - объяснила Дел. - Я уверена, что
ты понравишься Скути, когда он узнает тебя лучше. Мне кажется, вы должны
поладить.
  Томми сунул ногу в кроссовку.
  - Я хотел спросить тебя насчет дома. Откуда у тебя столько денег?
  - Я получила богатое наследство. Томми затянул шнурок и поднялся.
  - Наследство? Мне казалось, что твой отец был профессиональным
игроком в покер.
  - Вот именно! И очень хорошим игроком. Кроме того, он очень разумно
вкладывал свои выигрыши. Когда он умер, его наследство оценивалось в
тридцать четыре миллиона долларов.
  Томми ахнул.
  - Ты это серьезно?
  - Разве я когда-нибудь бываю несерьезной?
  - Именно это я и имею в виду.
  - Ты знаешь, как пользоваться помповым ружьем?
  - Конечно. Но я сомневаюсь, что оно остановит тварь.
  Дел вручила ему "моссберг".
  - Зато оно может временно оглушить, замедлить ее продвижение.
Помнишь, ты рассказывал, как стрелял в чудовище из своего пистолета? А
заряд из дробовика обладает еще более сильным останавливающим действием. -
Она немного помолчала. - Ну ладно, пора в путь. Ты скорее всего прав
насчет того, что нам лучше постоянно находиться в движении. Свет выключить!
  По ее команде свет в кабинете погас. Выходя из кабинета следом за
Дел, Томми сказал:
  - Послушай, Дел... Зачем тебе работать официанткой, если ты уже
миллионерша?
  - Чтобы понять.
  - Понять что?
  - Свет выключить! - скомандовала Дел, выходя из гостиной в прихожую.
- Чтобы понять, какова жизнь обычного человека, и не слишком отрываться от
земли.
  - Но это же нелепо.
  - Если бы я не проживала часть моей жизни так, как живут остальные
люди, в моих картинах не было бы души. - Она открыла дверь стенного шкафа
и сняла с крючка нейлоновую лыжную куртку голубого цвета. - Труд, тяжелый
ежедневный труд - вот вокруг чего вращается жизнь абсолютного большинства
простых людей.
  - Но большинство людей вынуждены работать, а ты - нет, так что, в
конце концов, для тебя это вопрос выбора, а не вопрос необходимости,
которую ощущает каждый из нас. Как же ты можешь понять что-нибудь из того,
что чувствует каждый из нас?
  - Пожалуйста, не придирайся к словам.
  - Я не придираюсь.
  - Нет, придираешься! В конце концов, мне не обязательно быть кроликом
и дать разорвать себя на части, чтобы понять, что чувствует бедное
создание, за которым гонится голодная лиса.
  - А мне кажется, что для того, чтобы понять весь этот ужас, ты
обязательно должна хоть немножко побыть кроликом.
  Натягивая лыжную куртку. Дел сказала:
  - Ну что ж, я не кролик, никогда им не была и никогда не буду. Что за
глупая идея - превращаться в кролика только для того, чтобы почувствовать,
какой страх он испытывает. Впрочем, превращайся в кого угодно, если тебе
так хочется.
  Томми растерялся.
  - Я что-то утратил нить разговора, - признался он. - Ты так быстро
переходишь от одного к другому, что я не успеваю за тобой следить. В конце
концов, мы говорим не о кроликах.
  - А о ком? О белках, что ли?
  - Ты и в самом деле художница? - спросил Томми, пытаясь вернуться к
началу разговора.
  - Разве кто-нибудь из нас может сказать, кто он на самом деле? -
откликнулась Дел, роясь в шкафу среди других курток.
  Ее манера говорить загадками довела Томми до того, что он позволил
себе не менее загадочное замечание:
  - Каждый из нас - что-то, постольку поскольку каждый из нас - все.
  - Наконец-то ты сказал что-то разумное, - удовлетворенно заметила Дел.
  - Да?
  - Пфф-рру-ккт! - раздался позади него громкий комментарий - это Скути
сжал зубами свой хот-дог.
  - Боюсь, ни одна из моих курток тебе не подойдет, - сказала Дел,
закрывая шкаф.
  - Ничего страшного. Мне и раньше приходилось замерзать и промокать.
  На гранитном столике под зеркалом, рядом с сумочкой Дел, уже лежали
две коробки с патронами для "моссберга" Томми и для пистолета. Вскрыв их,
Дел принялась набивать боеприпасами многочисленные карманы своей лыжной
куртки. Томми тем временем разглядывал висевшую над дверью картину -
абстрактное полотно, написанное яркими, сочными красками.
  - Это твоя картина там, на стене? - спросил он.
  - Тебе не кажется, что это было бы чересчур самонадеянно? Нет, не
моя. Свои картины я храню наверху, в студии.
  - Мне хотелось бы взглянуть на них.
  - Я думала, мы торопимся.
  Томми почувствовал, что картины Дел могут оказаться ключом, который
поможет ему разгадать загадки этой таинственной женщины...
  - Пфф-рру-кт-кт-кт!..
  ...И ее таинственной собаки. Либо ее стиль, либо выбор сюжетов, либо
и то и другое вместе могут подсказать ему правильный ответ, и тогда, глядя
на ее работы, он достигнет сатори - знания, которое так и не пришло к нему
несколько минут назад.
  - На это потребуется не больше пяти минут, - попробовал настоять он.
  - У нас нет пяти минут, - отрезала Дел, продолжая набивать карманы
куртки патронами.
  - Три. Мне очень хочется посмотреть твои картины.
  - Нам нужно выбираться отсюда.
  - По-моему, ты просто уклоняешься от прямого ответа. С чего бы это?
  - Я не уклоняюсь, - ответила Дел, с трудом застегивая последний,
оттопырившийся под тяжестью патронов карман.
  - Нет, уклоняешься. Что ты такое рисуешь, что и показать нельзя?
  - Ничего.
  - А почему ты вдруг так занервничала?
  - Я не занерв.., не занервничала.
  - Странно, значит, мне показалось. Посмотри-ка мне в глаза, Дел.
  - Котят, - ответила она глядя в сторону.
  - Котят?
  - Да. Глупые, сентиментальные картинки, которые ничего не стоят.
Потому что у меня нет таланта. Котята с большими доверчивыми глазами,
печальные маленькие киски с грустными глазками, счастливые кошечки с
большими, как тарелки, глазищами. Ну и прочие дурацкие Картинки, как
собаки играют в покер или гоняют шары на бильярде. Вот почему я не хочу,
чтобы ты увидел их, Томми. Мне было бы неловко.
  - Ты лжешь.
  - Котят, - настаивала Дел.
  - Не думаю... - Томми сделал шаг к лестнице. - Две минуты, не больше.
  Дел схватила со столика "дезерт игл магнум" и, повернувшись к Томми,
прицелилась ему в лоб.
  - Ни с места!
  - Господи, Дел, он же заряжен!
  - Я знаю.
  - Не направляй его на меня.
  - Отойди от лестницы, Томми. В ее тоне больше не было ничего
игривого, он был холодным и жестким.
  - Я бы никогда не направил на тебя оружие, - заметил Томми, показывая
Дел дробовик, который он держал в правой руке.
  - Я знаю, - ровным голосом ответила Дел, не опуская пистолета.
  Ствол оружия смотрел прямо в лоб Томми. Он знал, что Дел не
промахнется. С расстояния в десять дюймов не промахнулся бы и ребенок.
  Перед ним была новая Деливеранс Пейн. Железная Леди Пейн.
  Сердце Томми билось так сильно, что все его тело начало непроизвольно
вздрагивать в такт этим мощным сокращениям.
  - Ты же не будешь стрелять в меня, правда?
  - Буду, - сказала она с такой холодной убежденностью в голосе, что
Томми и не подумал усомниться.
  - Ты готова убить меня, лишь бы я не увидел твоих картин?
  - Ты еще не готов, - был ответ.
  - То есть.., когда-нибудь может настать такой день, когда ты сама
захочешь показать их мне?
  - Возможно. Всему свое время. Во рту у Томми было так сухо, что ему
не сразу удалось заставить поворачиваться свой шершавый, как терка, язык.
  - Но я никогда их не увижу, если ты сейчас вышибешь мне мозги, -
заметил он.
  - Резонно. - Дел опустила пистолет. - Я об этом не подумала. Лучше я
прострелю тебе ногу.
  С этими словами она прицелилась в колено Томми.
  - Одна пуля из этого чудовища может оторвать мне ногу, - предупредил
Томми.
  - Сейчас выпускают отличные протезы, - утешила его Дел.
  - Я умру от потери крови, - пригрозил Томми.
  - Я умею оказывать первую помощь.
  - У тебя крыша поехала. Дел.
  На этот раз Томми говорил вполне серьезно. Его странная знакомая не
могла не быть до некоторой степени психически неуравновешенной, несмотря
на ее собственные заявления, что разумнее ее человека не сыщешь. Какие бы
тайны и секреты она ни охраняла, Томми не заметил в ее поведении и
поступках ничего такого, что окончательно и бесповоротно убедило бы его в
том, что Дел руководствуется логикой и здравым смыслом в общепринятом
значении этого слова. Но, как бы она ни пугала его, Томми продолжало
тянуть к ней с такой непреодолимой силой, что в пору было усомниться, в
здравом ли уме он сам.
  Томми захотелось поцеловать ее.
  Это было совершенно невероятно, но Дел сказала:
  - По-моему, я влюбляюсь в тебя, Туонг Томми. Так что не заставляй
меня отстрелить тебе ногу.
  Ей таки удалось смутить его. Покраснев до корней волос, Томми
отвернулся от лестницы и пошел мимо Дел к парадной двери.
  Дел не опускала пистолета.
  - О'кей, о'кей, - пробормотал Томми. - Я подожду, пока ты будешь
готова показать их мне. Дел наконец спрятала пистолет.
  - Спасибо тебе, Туонг Томми.
  - Но, - сказал Томми, - не дай Бог они разочаруют меня, когда я в
конце концов их увижу!
  - Это просто котята, - сказала Дел и улыбнулась.
  Томми с удивлением отметил, что ее улыбка все еще способна согреть
его. Секунду назад Дел готова была застрелить или искалечить его, но вот
она улыбнулась, и он уже готов был простить ей многое, если не все.
  - Мы с тобой оба психи, - сказал Томми. Ему казалось, что это самое
разумное объяснение происходящему.
  - Зато теперь ты, возможно, сумеешь благополучно дожить до рассвета,
- парировала Дел, вешая сумочку на плечо. - Идем.
  - Разве у тебя нет зонтика? - удивился он.
  - Зонтик помешает тебе управляться с ружьем.
  - Верно. А у тебя случайно нет второй машины?
  - Увы, все машины стоят у мамы - у нее там целая коллекция. Когда мне
бывает нужно что-нибудь особенное, я беру у нее, но, как правило, я
обхожусь фургоном. Так что нам придется довольствоваться "Шевроле".
  - Краденым "Шевроле", - подчеркнул Томми.
  - Мы же не преступники, мы просто взяли его взаймы.
  - Свет погасить! - громко сказал Томми, открывая парадную дверь, и
свет в прихожей сразу погас. - Если нас остановит полицейский, ты будешь
стрелять в него?
  - Конечно, нет, - отозвалась Дел, выходя во дворик вместе со Скути. -
Это было бы не правильно.
  - Не правильно, значит? - проговорил Томми, удивляясь, как это он еще
не потерял способности удивляться ее словам и поступкам. - А стрелять в
меня - это, по-твоему, правильно?
  - Правильно, хотя, признаюсь честно, я пошла бы на это только в
крайнем случае, - ответила Дел, запирая дверь.
  - Не понимаю, - пожал плечами Томми.
  - Для меня это не новость. - Дел спрятала ключи в сумочку. - Ну что,
пойдем?
  Томми посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. Шесть
минут третьего.
  Тик-так. Тик-так. Пока они были в доме, ветер совершенно стих, ни
гром, ни молния уже не тревожили ночной тьмы, но потоки дождя продолжали
низвергаться с сердитых небес на ни в чем не повинную землю. Ветви
королевских пальм печально поникли, и с листьев непрерывно капало;
исхлестанные безжалостным дождем папоротники почти лежали на земле,
покорно распластав свои резные листья, в которых тысячи крупных дождевых
капель подрагивали и сверкали в неверном свете уличных фонарей, и от этого
листья папоротников напоминали расшитое бриллиантами зеленое кружево.
  Скути показывал дорогу, важно ступая между лужами. Вокруг его
хлюпающих лап поблескивали в кварцитовой щебенке слюдяные прожилки, и со
стороны казалось, что собачьи когти высекают из камней бледные искры.
Такое же призрачное сияние окружало его лапы и когда пес пошел по ведущей
от дома дорожке.
  Медные пластины калитки показались Томми ледяными, но он решительно
толкнул ее, и петли негромко заскрипели, словно перекликающиеся в темноте
горные духи.
  Выйдя из сада на тротуар, Скути неожиданно остановился, насторожил
уши и негромко зарычал, выронив из пасти резиновый хот-дог.
  Томми обратил внимание на необычное поведение пса и замер на месте.
  - В чем дело? - спросила Дел. Она удерживала калитку, не давая ей
захлопнуться, и обеспечивала путь к отступлению на случай, если им
придется вернуться в дом.
  Но улица была пуста, и только звуки падающих капель нарушали тишину.
Ближайшие дома были погружены во тьму, машин тоже не было видно. Никакого
движения. Только дождь, бесконечный летящий к земле дождь, и потревоженные
им листья качались в ночной темноте.
  Белый "Шевроле", хорошо заметный в темноте, стоял футах в пятнадцати
справа от Томми. Кто-то или что-то могло прятаться за ним, поджидая, пока
они подойдут ближе, но Скути совершенно не интересовался машиной, а Томми
был склонен доверять собачьим чувствам больше, чем своим. Пес неотрывно
смотрел на другую сторону улицы, на что-то, скрывающееся в темноте прямо
напротив них.
  Поначалу Томми не мог разглядеть там ничего угрожающего или хотя бы
необычного. Нахохлившись, стояли мокрые дома, и в их черных окнах не было
ни огонька, ни намека на прижатое к стеклу бледное человеческое лицо.
Взлохмаченные пальмы, тонколистные фикусы, раскидистые морковные деревья
покорно и молчаливо сносили пытку водой. Бесконечные нити дождя,
спускающиеся с грозового веретена ночи, тянулись и тянулись в янтарном
свете одинокого уличного фонаря, сплетаясь в один могучий поток, который,
захлебываясь, с хрипом заглатывал канализационный люк.
  Скути весь напрягся, прижал уши к голове и снова зарычал. Только
теперь Томми заметил человека в дождевике с капюшоном, который стоял,
прислонившись к стволу морковного дерева. Он был довольно далеко от
фонаря, но какой-то слабый свет на него все-таки падал.
  - Что он там делает? - шепотом спросила Дел.
  - Смотрит на нас, - уверенно ответил Томми, хотя он не мог видеть
скрытого капюшоном лица незнакомца.
  - Томми... - Голос Дел звучал так, словно она увидела еще что-то,
удивившее и испугавшее ее, и Томми быстро повернулся к ней.
  Дел молча указала на восток.
  Там, в полквартале от них, стоял на углу улицы фургон Дел с
ободранным правым крылом.
  Томми перевел взгляд на неподвижную фигуру под деревом. В ней было
что-то неуместное, почти анахроничное, как будто незнакомец только что
вышел из машины времени, перенесшей его из средних веков в конец
двадцатого столетия. Только потом он сообразил, что все дело в длинном
плаще с капюшоном, который напоминал монашескую рясу с клобуком.
  - Идем к "Шевроле", - шепнула Дел. Но, прежде чем они успели
двинуться с места, наблюдатель сделал несколько шагов и попал в конус
янтарного света от уличного фонаря. Лицо его оставалось скрыто под
капюшоном - как будто это сама Смерть вышла на темные улицы, чтобы собрать
урожай душ тех, кто умер сегодня во сне, - но фигура ночного наблюдателя
показалась Томми смутно знакомой. Широкое туловище, грузные плечи, немного
неуклюжие движения...
  Неожиданно Томми узнал его. Это был добрый самаритянин - тот самый
человек, который поспешил к нему на помощь на бульваре Макартура.
Помнится, он как раз спустился с насыпи и приближался к разбитому
"Корвету", когда Томми повернулся и побежал от объятого пламенем демона.
  - Давай узнаем, что ему надо, - предложила Дел.
  - Нет.
  Тварь из куклы могла управлять самаритянином, могла прятаться внутри
него, могла принять его облик - как обстоит дело в действительности, Томми
не знал, но он ничего и не собирался выяснять. Единственное, что он знал
наверняка, это то, что человека, который бежал к нему по грязным лужам,
больше не существует. Он был либо убит, либо сожран живьем, либо подчинен
той странной тварью, которая преследовала его с таким сверхъестественным
упорством. Никаких сомнений на этот счет быть не могло.
  - Это не человек, - объяснил он. Добрый самаритянин пошевелился в
свете фонаря.
  Рычание Скупи стало угрожающим.
  - Скорей назад! - воскликнул Томми. - Назад в дом!
  Несмотря на то, что Скути рычал достаточно грозно и, казалось, был
готов нападать, повторять приглашение во второй раз не потребовалось.
Лабрадор ловко развернулся и, промчавшись мимо Томми, юркнул в калитку.
  Дел последовала за ним; Томми прикрывал отступление, держа "моссберг"
перед собой. Когда медная калитка захлопнулась, он увидел, что самаритянин
успел достичь середины улицы. Призрак в плаще явно направлялся к ним, но
двигался все еще шагом, не переходя на бег, как будто наперед знал, что
его жертвам не удастся никуда ускользнуть.
  Томми услышал щелчок - это сработал электронный замок калитки. Это,
однако, не давало им почти никакого преимущества, поскольку самаритянин
мог перелезть через калитку за минуту или даже меньше. Далеко не
спортивное телосложение вряд ли могло сколько-нибудь замедлить его: Томми
знал, что теперь самаритянин обладает силой и проворством вселившейся в
него твари.
  Когда Томми добежал до внутреннего дворика, Дел уже ждала его возле
открытой парадной двери. Ей удалось найти в сумочке ключи и быстро
справиться с замком, и Томми с легкой завистью подумал, что он в подобной
ситуации возился бы, наверное, в три раза дольше. Скути, судя по всему,
был уже внутри.
  Входя в дом следом за Дел, Томми услышал, как залязгала и заходила
ходуном медная калитка.
  Закрыв за собой дверь, он на ощупь нашел замок и запер его на
"собачку".
  - Не включай свет, - шепнул он.
  - Это все-таки дом, а не крепость, - заметила Дел.
  - Тс-с-с! - предостерег Томми. Снаружи доносились только звуки
дождевых капель да гудение воды в водостоках.
  - Послушай, Томми, - настаивала Дел, - мы не можем обороняться здесь,
как в доте!
  Томми, в очередной раз промокший, с новой силой почувствовавший холод
и усталость, еще раз шикнул на нее. Он хорошо помнил кошмарную ночь на
просторах Южно-Китайского моря, когда вьетнамские беженцы уцелели лишь
благодаря тому, что не стали убегать от пиратов, а взялись за оружие и
оказали им отчаянное сопротивление, и надеялся только на "моссберг" и на
мощный пистолет Дел.
  По бокам парадной двери были встроены в стену прозрачные панели шести
футов высотой и двенадцати дюймов шириной. Они были сплошь залиты водой,
но Томми все же мог рассмотреть размытые пятна фонарей и черные
раскачивающиеся тени листьев пальм.
  Казалось, время остановилось.
  Ни тик... Ни так...
  Никак.
  Томми почувствовал, что у него заныли руки - с такой силой он сжимал
ружье. Казалось, еще немного, и напряженные мускулы сведет судорогой. Он
боялся снова столкнуться с демоном лицом к лицу, боялся с тех самых пор,
когда впервые увидел зеленый змеиный глаз, глядящий на него из дыры в
белой хлопчатобумажной ткани. А теперь тварь стала гораздо больше и
гораздо страшнее...
  По одной из стеклянных панелей скользнула какая-то тень: более
плотная, быстрая, округлая, совсем не похожая на кружевные, остроконечные
тени, которые отбрасывали листья папоротников и пальм. Но с улицы не
донеслось ни звука.
  Толстый человек не постучал и не позвонил в звонок, потому что он
больше не был человеком. Вместо этого он с разбега ударил в дверь всем
телом, ударил с такой силой, что дверь содрогнулась в дверной коробке.
После второго удара петли жалобно крякнули, а в замке что-то звякнуло, как
будто сломалось. Потом последовал еще один удар, еще более сильный, чем
два предыдущих, но дверь каким-то чудом держалась.
  Сердце Томми отчаянно колотилось. Отпрыгнув от двери, он прижался
спиной к стене напротив.
  Боковые панели были слишком узки для доброго самаритянина, но он
зачем-то разбил одну из них ударом кулака. Осколки стекла со звоном
посылались на каменный пол прихожей.
  Томми быстро прицелился и нажал на спусковой крючок. Из ствола
дробовика вылетел сноп пламени, а от оглушительного грохота, повторенного
каменными стенами, у него заложило уши.
  Заряд картечи отшвырнул самаритянина от дверей, но он даже не
вскрикнул. Он больше не был человеком, и боль ничего для него не значила.
  Как сквозь вату Томми услышал далекий и чужой голос Дел:
  - Бежим, Томми! Здесь мы в ловушке. За мной!
  Толстяк в плаще врезался в дверь в четвертый раз. Язычок замка
заскрежетал по вывороченной из косяка ответной части; сломанные петли
отозвались жалобным стоном раздираемого металла; деревянный косяк сухо
треснул и раскололся во всю длину.
  Пусть и неохотно, но Томми вынужден был признать, что здесь не
Южно-Китайское море и что их невероятный противник не настолько уязвим,
как тайские пираты, которые в конечном итоге были всего лишь людьми из
плоти и крови.
  Со стороны двери послышался еще один таранный удар, и Томми понял,
что долго она не продержится.
  Повернувшись, он побежал за Дел, которую мог различить только на фоне
более светлой стеклянной стены гостиной. Она достаточно хорошо знала
дорогу, чтобы не натыкаться на мебель, и Томми старался не отставать.
  Сдвижная стеклянная дверь, ведущая из гостиной на террасу, была уже
открыта. Очевидно, это сделал Скути, который верно ждал хозяйку снаружи.
Томми никак не мог сообразить, как это удалось псу даже при всем его
бесспорном уме; однако, услышав, что парадная дверь с грохотом обрушилась
на пол, он почувствовал, что все его любопытство сразу пропало.
  По какой-то причине Томми вообразил, что Дел намерена спасаться через
залив, чтобы высадиться на его противоположном берегу, однако огни
далекого пирса, отражавшиеся от мокрых каменных плит террасы-патио, давали
достаточно света, чтобы он сумел разглядеть, что у частного причала Дел
нет никакой лодки. Только черная, в оспинах дождевых капель вода
плескалась у пустынных мостков.
  - Сюда! - негромко подсказала Дел, подталкивая Томми не к заливу, как
он ожидал, а налево, вдоль веранды.
  Он ожидал, что Дел снова свернет налево и воспользуется служебной
дорожкой - полоской ничейной земли между ее домом и соседним, - чтобы
вернуться к машине и попытаться уехать на ней, пока добрый самаритянин
будет искать их в доме и на берегу, но Дел пренебрегла этим путем, и Томми
очень скоро понял почему. Проход между двумя домами был слишком узким, к
тому же в его дальнем конце он разглядел решетчатую калитку. Стоило только
вступить в эту напоминающую тоннель кишку, как их свобода маневра
оказалась бы весьма ограниченной.
  Дома вдоль побережья залива стояли достаточно тесно, поскольку каждый
квадратный фут земли стоил здесь бешеных денег. Границы участков между
соседними задними двориками и выходящими к воде верандами были обозначены
чисто символически - низкими, в два-три фута высотой, кустарниками или
высаженными в ящиках цветами, так как любое высокое дерево или забор могли
помешать кому-то из владельцев наслаждаться океанским пейзажем, за который
было заплачено столько миллионов долларов. Благодаря этому беглецам ничто
не мешало двигаться в любом другом направлении. Скути ловко перепрыгнул
через футовые шпалеры, увитые ползучей красной геранью, Томми и Дел
последовали за ним и оказались на мощеном патио соседнего коттеджа,
выстроенного в стиле "мыс Код" "Дом в стиле "мыс Код" - прямоугольный
одно- или двухэтажный коттедж со щипцовой крышей.".
  В свете одинокого фонаря над причалом была видна брошенная здесь на
произвол стихий легкая уличная мебель со снятыми подушками, терракотовые
цветочные горшки с безжалостно обстриженными примулами и массивный
стационарный мангал для барбекю, накрытый от дождя специально сшитым
виниловым чехлом.
  Они перепрыгнули через низкую живую изгородь из декоративной
карликовой айвы и оказались на территории третьего владения. Здесь Томми
чуть было не завяз в раскисшей цветочной клумбе, но все обошлось, и оба
быстро перебежали еще одно патио, примыкавшее к темному и молчаливому
дому, выстроенному как будто по проекту Райта "Райт, Фрэнк Ллойд -
американский архитектор, строил оригинальные здания современного стиля,
добиваясь функциональности и связи с ландшафтом.". Здесь им пришлось
преодолеть еще одну айвовую изгородь, которую давно не стригли, и Томми
почувствовал, как ее колючки цепляют его за штанины и больно колют ноги.
  Так они двигались все дальше и дальше вдоль полуострова, пока не
оказались на задворках унылого здания в испанском колониальном стиле с
глубокими лоджиями на всех трех этажах и огромной собакой, которая
металась в узком вольере между домами. Заметив беглецов, она принялась
тревожно лаять и бросаться на решетку. Судя по ее злобному виду, она
готова была преследовать и убивать, как какой-нибудь доберман или немецкая
овчарка, натасканная профессионалами из гестапо. На ее голос откликнулись
другие собаки, и темнота впереди огласилась многоголосым яростным лаем.
  Томми бежал и бежал, не осмеливаясь даже оглянуться. Ему казалось,
что самаритянин преследует его по пятам. В своем воображении Томми уже
видел его толстую, пятипалую, холодную, как у мертвеца, руку, которая
тянется из темноты к его затылку.
  Позади трехэтажного модернового коттеджа, целиком состоящего из
стекла и отполированных известняковых плит, в глаза им ударил свет мощных
прожекторов. Это замаскированные датчики движения включили охранную
систему, оказавшуюся куда более агрессивной, чем в других домах. Не
ожидавший этого Томми споткнулся, но сумел не только удержаться на ногах,
но и не выпустить из рук дробовика. Жадно хватая ртом воздух, он
устремился за Дел и, перемахнув через массивное каменное ограждение,
оказался на неосвещенной веранде скромного коттеджа в хорошо знакомом ему
средиземноморском стиле. Где-то в глубине дома мерцал экран телевизора, а
в окне гостиной Томми успел рассмотреть прильнувшее к стеклу испуганное
лицо старика.
  Казалось, ночь была полна бешеным, хриплым лаем собак, невидимых, но
находящихся где-то в опасной близости, словно они вместе с дождем падали с
черного неба и собирались в темноте в стаи, чтобы сначала окружить их, а
потом напасть одновременно.
  Через три участка от коттеджа любителя модерновой архитектуры и
охранных систем из темноты ударил луч мощного ручного фонаря, выхвативший
фигуру Дел.
  - Стой! Ни с места! - раздался грубый мужской голос.
  Второй мужчина без всякого предупреждения бросился на Томми откуда-то
сбоку и свалил его подсечкой, как будто они были футболистами на
Суперкубке. В результате оба поскользнулись на мокрых каменных плитах и
упали.
  Томми так сильно ударился о землю, что некоторое время не мог
вдохнуть воздух. Падая, он зацепил какую-то садовую мебель, сделанную,
судя по звуку, из тонких металлических трубок, которая со звоном
повалилась на каменный пол. Из глаз Томми посыпались искры. В довершение
всего он сильно ударился локтем, задев ульнарный нерв, который не
правильно называют электрическим, и его левая рука временно вышла из строя.
  - Назад! - крикнула Дел мужчине с фонарем. - Назад, иначе буду
стрелять!
  Только тут Томми сообразил, что выронил "моссберг". Он наконец с
шумом втянул в легкие воздух и, преодолевая сильную боль в руке, неловко
встал на четвереньки: Куда девался этот дробовик?..
  Его незадачливый противник лежал лицом вниз и громко стонал - должно
быть, ему пришлось еще хуже. На взгляд Томми, этот глупый сукин сын вполне
заслуживал сломанной ноги - или даже двух сломанных ног и сотрясения мозга
в придачу, чтобы впредь было неповадно бросаться в темноте на людей!
Сначала он решил было, что эти незнакомые мужчины - охранники или
полицейские, но они не назвали себя и не предъявили никаких удостоверений.
Видимо, эти двое просто жили где-нибудь поблизости и, заметив две бегущие
фигуры, решили поиграть в копов, между делом задерживающих ночных воришек.
  Проползая мимо стонущего мужчины, Томми услышал, как Дел сказала:
  - Убери свой дурацкий фонарь, иначе я отстрелю тебе пальцы.
  Это решительное заявление поколебало мужество неудавшегося героя, и
фонарь, дрогнув, опустился.
  По счастливому стечению обстоятельств метнувшийся по веранде луч
осветил лежащий на каменных плитах "моссберг".
  Томми развернулся и пополз к ружью.
  Человек, напавший на него, кое-как сел. Он все время что-то сплевывал
  - Томми от души надеялся, что это зубы, - и отчаянно бранился.
  Схватившись за попавшийся ему на пути легкий алюминиевый столик,
Томми с трудом поднялся на ноги, и тут Скути начал отчаянно и громко лаять.
  Бросив взгляд в том направлении, откуда они бежали, Томми увидел, что
сигнализация во дворе модернового коттеджа снова сработала. На фоне яркого
света прожекторов он сразу заметил грузную фигуру в плаще. Добрый
самаритянин! Он был уже в двух владениях от них. Томми с ужасом увидел,
как преследователь одним прыжком преодолел невысокую живую изгородь
соседнего участка. В его движениях не осталось ничего, что напоминало бы
неловкость полного человека; несмотря на свои внушительные размеры,
странное существо двигалось с грацией пантеры, и плащ развевался, как
крылья, за его спиной.
  Со свирепым рычанием Скути прыгнул вперед с намерением перехватить
преследователя.
  - Назад. Скути! - крикнула Дел.
  Томми увидел, что Дел подняла пистолет. Ее движения были такими
четкими и естественными, как будто она родилась с оружием в руках. Приняв
стрелковую стойку, она открыла огонь в тот самый момент, когда добрый
самаритянин перепрыгнул через последнюю изгородь и ступил на веранду, на
которой, судя по всему, им предстояло принять решительный бой.
  Дел выстрелила три раза подряд, быстро, но со спокойной уверенностью
и с явным расчетом.
  Гром выстрелов оглушил Томми. В первые мгновения ему показалось, что
отдача чудовищного оружия способна свалить Дел с ног, но она даже не
покачнулась.
  Дел оказалась превосходным стрелком, и все три пули попали в цель.
После первого выстрела добрый самаритянин остановился так резко, словно на
его пути вдруг выросла кирпичная стена и он врезался в нее на полном ходу.
Вторая пуля почти оторвала его от земли и заставила попятиться. Третий
выстрел развернул его и заставил зашататься, так что он чуть было не упал.
  Герой с фонарем плашмя бросился на землю, стараясь уйти с линии огня.
  Его товарищ - тот, что выбил при падении зубы, - все еще сидел на
мокрых каменных плитах, по-детски раскинув ноги в стороны и сжимая голову
руками. Должно быть, он был просто парализован ужасом.
  Оттолкнувшись от шаткого столика, Томми сделал несколько шагов к Дел
и Скути, не в силах оторвать взгляда от фигуры доброго самаритянина. Он
стоял, полуотвернувшись от них, шатаясь из стороны в сторону, но не падал.
Не падал, несмотря на три пули сорок четвертого калибра!
  Не падал!
  Капюшон больше не скрывал голову доброго самаритянина, но в темноте
его лица по-прежнему было не разглядеть. Лишь когда он повернулся, Томми
увидел горящие во мраке жуткие зеленые глаза. Глаза твари остановились на
Томми, на Дел и на ворчащем Лабрадоре. Нечеловеческие и жестокие глаза...
  Рычание Скути превратилось в жалобное поскуливание, и Томми понял,
что чувствует пес. Ему самому в пору было заскулить от ужаса.
  Между тем Дел, явно сделанная из чего-то более крепкого, чем пес или
Томми, с достойным восхищения спокойствием посылала пулю за пулей в свою
неподвижную мишень. Трескучее эхо выстрелов разносилось далеко над заливом
и, отразившись от противоположного берега, звучало в воздухе еще долго
после того, как она опустошила весь магазин.
  Томми, как зачарованный, следил за ней и тварью. Похоже, ни одна из
пуль не прошла мимо цели, поскольку добрый самаритянин задергался,
согнулся пополам, но тут же снова выпрямился от удара очередной пули,
закружился на месте, замахал руками, словно сорвавшаяся с нитки
марионетка, и на. - конец упал на бок, подтянув колени к груди, словно
зародыш в материнской утробе. Белый луч брошенного незадачливым героем
фонаря осветил одну из рук их преследователя - белую, пухлую, с короткими
толстыми пальцами. Добрый самаритянин казался мертвым, но Томми знал, что
это не так.
  - Бежим отсюда, - сказала Дел, переводя дыхание.
  Скути тут же сиганул через изгородь во двор следующего дома.
  Гром выстрелов нагнал на сторожевых собак такого страха, что они
дружно, как по команде, замолчали, разом потеряв всякое желание вырваться
из своих вольеров.
  В свете фонаря Томми хорошо видел, как большая белая рука чудовища,
обращенная ладонью вверх, наполняется дождевой водой. Неожиданно она
судорожно сжалась, почернела, и на коже проступили грязно-желтые пятна.
  - Господи Иисусе!.. - вырвалось у Томми. Пальцы самаритянина на
глазах преображались. Сначала они превратились в мясистые лопатообразные
отростки, похожие на щупальца, потом плоть вытянулась и усохла, и пальцы
стали походить на щетинистые голенастые конечности тарантула с изогнутыми
хитиновыми крючками на каждом суставе.
  Томми содрогнулся. Массивное дряблое тело самаритянина, укрытое
изорванным плащом, шевелилось, вздрагивало, омерзительно пульсировало,
изменялось.
  - Бежим! Мы видели достаточно! - хрипло крикнула Дел и бросилась
следом за Скути.
  Томми подумал о том, что неплохо было бы подойти к лежащей твари и
выстрелить ей в упор в голову, но ему не хватило мужества. Да и за время,
которое могло понадобиться ему, чтобы подобрать ружье и приблизиться,
тварь могла преобразиться во что-нибудь безголовое. Кроме того, интуиция
подсказывала Томми, что ни "моссберг" и ни какое другое ружье, не в
состоянии будут прикончить сверхъестественную тварь.
  - Томми! - раздался голос Дел уже у следующего дома.
  - Беги, беги отсюда! - крикнул Томми человеку, лежащему плашмя на
бетонной площадке веранды.
  Похоже, неожиданный поворот событий и грохот выстрелов совершенно
сбили с толку незадачливого домовладельца. Он начал было вставать на
колени, но, увидев в руках Томми дробовик, который тот машинально поднял,
снова упал лицом вниз.
  - Ради Бога, не стреляйте! - жалобно пискнул он.
  - Беги же, черт тебя возьми! - рявкнул Томми, теряя терпение. - Беги,
пока эта дрянь не пришла в себя. - Он повернулся ко второму мужчине,
который продолжал сидеть на камне. - Бегите отсюда, прошу вас!
  Решив, что сделал все, что было в его силах, Томми последовал своему
собственному совету и, перепрыгнув через изгородь, побежал следом за Дел,
радуясь тому, что не сломал ногу во время столкновения. Вдали завыла
полицейская сирена.
  Дел, Томми и собака успели пробежать не более ста ярдов, когда позади
них жутко закричал человек.
  Томми остановился на вымощенном сланцем дворике коттеджа и обернулся.
  Милосердная темнота и дождь не позволили ему разглядеть многое.
Вдалеке еще горели прожектора охранной системы, и в лучах света метались
какие-то тени. Некоторые из них показались Томми довольно странными - во
всяком случае, они были слишком большими, слишком проворными, чтобы
принадлежать людям, но, возможно, это снова разыгралось его воображение.
Утверждать наверняка, что он видел чудовище, Томми не мог.
  Вдали закричал второй человек. Это были жуткие, пронзительные крики,
от которых кровь стыла в жилах. Обе жертвы кричали так, словно какая-то
хищная тварь медленно, с удовольствием отрывала от них по кусочку,
потрошила, пожирала. Впрочем, Томми хорошо знал, что это за тварь.
  Кошмарное существо уничтожало свидетелей.
  Возможно, сквозь ночь и шелест дождя до него донесся какой-то звук
наподобие сытого чавканья, которое Томми воспринял на подсознательном
уровне, а может быть, в пронзительных криках людей было что-то такое, что
разбудило его генетическую память и напомнило ему о доисторических
временах, когда человеческие существа ежедневно становились жертвами
свирепых хищников, - как бы там ни было, он был уверен, что тех двоих не
просто убивают, что их поедают живыми.
  Когда прибудет полиция, она найдет очень немногое. Возможно, всего
лишь два-три кровавых пятна, да и то вряд ли - дождь быстро смоет кровь с
каменных плит веранды. Всего несколько минут, и двух человек как не
бывало...
  Томми почувствовал, что к горлу его подступила тошнота.
  Если бы не ноющие после падения суставы, если бы не рука, которая все
еще плохо повиновалась, как после удара током, если бы не стонущие от
усталости мускулы и не холод, который пробирал до костей, Томми решил бы,
что все это просто кошмарный сон. Но боль во всем теле была слишком
реальной, и ему не нужно было щипать себя, чтобы убедиться, что он не спит.
  В ночной тишине завыла еще одна полицейская сирена - на этот раз вой
раздавался гораздо ближе.
  Скути бежал, не останавливаясь. Дел бежала, и Томми побежал снова,
как только услышал, что один из голосов затих. Человек больше не мог
кричать, а через секунду замолчал и второй. Даже собаки затихли, почуяв,
что совсем рядом происходит что-то сверхъестественное и страшное. Лишь
океан плескался у берегов, да Земля по-прежнему вращалась вокруг своей оси
так, словно ничего не случилось.


                                  Глава 6


  Они остановились только тогда, когда добрались до парка и спрятались
под крышей темной и неподвижной карусели среди разномастных скакунов,
застывших в летящем галопе. Одна из лошадей была впряжена в двухместную
повозку, украшенную по бокам изображениями раскинувших крылья орлов, и
Томми и Дел забрались внутрь. Здесь их не беспокоил дождь, и они решили
слегка отдышаться, хотя оба понимали, что их отдых вряд ли будет
продолжительным.
  Когда карусель не работала, ее обычно занавешивали брезентом, но
сегодня ночью она почему-то стояла открытой.
  Скути бесшумно кружил по приподнятой платформе среди темных
игрушечных лошадей и принюхивался, готовый оповестить их о приближении
чудовища, в каком бы обличье оно ни явилось на этот раз.
  Парк развлечений "Бальбоа", считавшийся главной
достопримечательностью полуострова - без особых, впрочем, на то оснований,
- вытянулся вдоль широкой прибрежной улицы и занимал несколько кварталов.
Улица считалась пешеходной зоной; проезд автотранспорта дальше Центральной
улицы запрещался. Многочисленные сувенирные лавки, пиццерии, киоски с
мороженым, кафе, салун "Полуостров Бальбоа", галереи с видеоиграми,
пинболлом и ски-боллом, пункты проката лодок и водных велосипедов,
электрические автомобильчики, колесо обозрения, карусель, под крышей
которой укрылись Дел и Томми, электронный тир, прокатные конторы и офисы
нескольких фирм, организующих водные прогулки вдоль побережья, и другие
увеселительные заведения выстроились вдоль авеню с обеих сторон. Они
стояли так плотно, что залив с его живописными островами был виден только
в узкие просветы между постройками.
  Весной, летом и осенью, и даже зимой, когда выдавались теплые дни, по
авеню толпами бродили туристы, любители солнечных ванн, купальщики и
серферы с пляжей на южной стороне узкого полуострова. Молодожены, пожилые
пары, девушки в бикини, загорелые, подтянутые юноши в шортах, подростки на
роликовых коньках, скейтбордах и велосипедах, старики в каталках, дети в
прогулочных колясках - все любовались бликами солнца на воде, ели
мороженое, поп-корн и печенье, пили оранжад и колу, и веселый смех и
разговоры смешивались с веселой музыкой, доносящейся с карусели, с
урчанием лодочных моторов и несмолкающим грохотом космических битв,
доносившимся из игровых автоматов.
  Но в половине третьего ночи, в дождь и октябрьскую непогоду, в парке
не было ни одной живой души. Единственными звуками, которые различал
Томми, были дробный перестук дождя по жестяной крыше, звон тяжелых капель,
стекающих с массивных золотых кистей на перила ограждения карусели, да
шорох густых пальм с северной стороны улицы. Это была совсем невеселая,
однообразная и унылая музыка - своеобразный гимн тоски и одиночества.
  Лавки и аттракционы были давно закрыты; огни в них были погашены, и
лишь кое-где горели тусклые лампы дежурного освещения. Должно быть,
летними вечерами, когда магазинчики и кафе полыхали огнями вывесок и
реклам, расставленные на дорожках и вдоль набережной бронзовые фонарные
столбы с матовыми светильниками наверху рассеивали тропическую темноту
своим мягким, романтическим светом, и тогда все - стволы пальм, их листья,
дорожки, неподвижное зеркало воды в заливе - начинало мерцать этим теплым,
отраженным светом, и мир волшебным образом преображался, но сейчас все
было по-другому. Свет фонарей был белесым, холодным и слишком слабым,
чтобы рассеять непроглядный мрак ноябрьской штормовой ночи, которая
накрыла полуостров словно траурное черное покрывало.
  - На возьми, - шепнула Дел, доставая из кармана куртки патрон для
дробовика. - Ты ведь стрелял только один раз, верно?
  - Да, - также тихо ответил Томми.
  - Держи его полностью заряженным, - предупредила она.
  - Эти двое... - сказал Томми, засовывая патрон в трубчатый магазин
"моссберга". - Какая страшная смерть.
  - Это не твоя вина, - попыталась успокоить его Дел.
  - Если бы не я, они бы никогда не столкнулись с этой тварью, -
возразил ей Томми.
  - Я понимаю, это ужасно, - проговорила Дел. - Но ты же спасал свою
жизнь, ты бежал от твари, а они, пусть и ненамеренно, пытались тебе
помешать.
  - Тем не менее.
  - Я думаю, они были помечены. Для насильственной экстракции.
  - Экстракции?
  - Да, для изъятия из этого мира. Если бы тварь в теле этого полного
мужчины не добралась до них, тогда они погибли бы каким-нибудь другим
противоестественным способом. Например, спонтанно самовоспламенились или
наткнулись наликантропа...
  - На оборотня? На вервольфа? - машинально переспросил Томми, но,
сообразив, что сейчас не время и не место выяснять, что имела в виду Дел,
перевел разговор на другое:
  - Где ты научилась так здорово стрелять? Наверное, опять твоя
удивительная мамочка?
  - Нет, на этот раз - спец. Он учил маму и меня, потому что хотел,
чтобы мы были готовы ко всяким неожиданностям. Пистолеты, револьверы,
охотничьи ружья, винтовки... Я управляюсь с "узи" так ловко, как будто
родилась с ним в руках. Что...
  - С "узи"?
  - Да. Что касается...
  - С этим маленьким автоматом?
  - ..Что касается метания ножей...
  - Метания ножей? - переспросил Томми, поймав себя на том, что почти
кричит.
  - Если нужно, я могла бы выступать с этим номером в Лас-Вегасе или
даже в цирке. - спокойно продолжала Дел, расстегивая "молнию" на другом
кармане и доставая оттуда пригоршню патронов. - К сожалению, я не
настолько хорошо фехтую, как бы мне хотелось, зато должна признать, что в
стрельбе из арбалета со мной не многие могут тягаться - Твой отец умер,
когда тебе было десять, - медленно сказал Томми. - Значит, он учил тебя
метать ножи.., и всему остальному, пока ты училась в начальных классах
школы. Или, может быть, он начал тренировать в дошкольном возрасте?
  - Да. - Дел кивнула с самым невозмутимым видом. - Мы часто выезжали в
пустыню в окрестностях Вегаса и стреляли по пустым бутылкам, жестянкам
из-под пива и старым плакатам с изображениями всяких чудовищ из старых
фильмов вроде Дракулы и монстра Черной лагуны. Это было очень увлекательно.
  - Любопытно было бы знать, к чему твой отец тебя готовил.
  - К свиданиям с молодыми людьми.
  - К сви... К чему?!
  - Он так шутил. На самом деле он готовил меня к жизни - к необычной,
полной приключений жизни, которая, он знал, была мне суждена с самого
рождения.
  - Откуда у него появилась такая уверенность? Не обратив внимания на
его вопрос. Дел продолжала как ни в чем не бывало:
  - Но, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки. Благодаря этим
тренировкам я никогда не встречалась с молодыми людьми, которые мне не
нравились. И никогда не имела никаких проблем.
  - Еще бы! - согласился Томми. - С такой-то подготовкой!
  Вставив в магазин последние два патрона. Дел сказала:
  - Мне до сих пор очень не хватает па. Он был удивительным человеком и
понимал меня как никто. Не многим это удается.
  - Я стараюсь, - заверил ее Томми.
  Скути, обходивший дозором карусель, ненадолго остановился возле Дел
и, положив голову ей на колени, негромко заскулил, как будто выражая
сочувствие. Должно быть, решил Томми, он расслышал в ее голосе нотки
сожаления и горечь потери.
  - Стрелять из такого пистолета - непростое дело даже для взрослого
мужчины, а ты была совсем маленькой девочкой, - сказал он. - Отдача...
  - Конечно, - перебила его Дел, задвигая в рукоятку снаряженный
магазин. - Мы начинали с пневматической винтовки, с пневматического
пистолета, с малокалиберного оружия. Когда мы перешли к нормальным
винтовкам и дробовикам, отец подкладывал под приклад подушку, а сам
вставал у меня за спиной, упирался мне в плечи и помогал удерживать оружие
на весу. Таким образом он познакомил меня с самым мощным оружием и научил
с самого раннего детства не бояться отдачи, так что, когда я выросла, у
меня не возникло никаких особенных проблем. Жаль, конечно, что отец умер
до того, как я научилась хорошо обращаться с оружием крупного калибра.
Впрочем, мама научила меня тому, чему не успел научить он.
  - Жаль, что он не научил тебя делать бомбы, - с шутливым сожалением
сказал Томми.
  - Я знакома с динамитом и большинством разновидностей пластиковой
взрывчатки, но для самообороны они не годятся, - спокойно ответила Дел.
  - Твой отец был террористом?
  - Ничего подобного. Папа всегда считал политику глупой. Он был очень
мягким и добрым человеком.
  - Просто он всегда имел под рукой несколько динамитных шашек на
случай, если ему понадобится смастерить пару взрывных устройств.
  - Далеко не всегда.
  - Должно быть, только на Рождество и на День благодарения. Легкий
праздничный фейерверк и все такое.
  - Строго говоря, я училась не делать бомбы, а , обезвреживать их,
если возникнет такая необходимость.
  - Очень предусмотрительно, - похвалил Томми. - Учитывая, конечно, что
нам всем приходится обезвреживать по бомбе в месяц.
  - За всю жизнь я обезвредила только две, - скромно призналась Дел.
  - Ничего, ты еще свое наверстаешь, - отозвался Томми самым
саркастическим тоном, хотя на душе у него было неспокойно. Ему очень
хотелось бы верить, что она просто разыгрывает, дразнит его, но он не
решился спросить. Его разум и так был перегружен самыми разнообразными
открытиями, которые касались Дел, а он слишком устал, чтобы разбираться,
где выдумка, а где правда, или пытаться сделать какие-то выводы.
  - А я-то считал странными своих родителей, - задумчиво добавил он.
  - Многие люди считают своих родителей необычными людьми, -
согласилась Дел, почесывая Скути за ушами. - Но это, наверное, потому, что
ближе родителей у нас никого нет. Тех, кого мы любим, мы рассматриваем
особенно пристально, рассматриваем через увеличительное стекло эмоций и
чувств, поэтому все их недостатки и чудачества так сильно бросаются нам в
глаза.
  - К твоим родителям это не относится, - возразил Томми. - Тут даже
невооруженным глазом видно, какая вы странная семейка.
  Скути негромко фыркнул и вернулся к своим обязанностям часового,
бесшумно пробираясь в самой гуще табуна раскрашенных лошадей.
  Дел застегнула карман, из которого доставала патроны, и ровным
голосом сказала:
  - Насколько я успела заметить, твои родные почему-то питают
предубеждение к блондинкам, но я уверена, что, когда они увидят, что я
умею, они полюбят меня.
  Томми был рад, что в темноте Дел не видит его лица.
  - А что ты умеешь? - спросил он. - Как ты стреляешь, я знаю, а вот
умеешь ли ты готовить? Для моих родных это не самое последнее дело.
  - Ах да, я и забыла... Семья воинственных кондитеров... Как бы там ни
было, я многому научилась у моих ма и па. Па завоевал несколько призов на
соревнованиях кулинаров в Техасе - он специализировался на мексиканской
кухне, а ма... Моя мама училась в Кордон Блю - этой знаменитой академии
домашних хозяек.
  - И при этом была балериной?
  - Нет, сразу после этого.
  Томми посмотрел на часы. Часы показывали два часа тридцать семь минут
пополуночи.
  - Может быть, нам лучше снова начать двигаться? Вдалеке снова завыла
полицейская сирена. Дел прислушалась и, убедившись, что полицейская машина
не удаляется, а приближается, отрицательно покачала головой.
  - Нет, давай лучше подождем немного. Нам придется найти новые колеса,
а мне бы не хотелось вскрывать чужую машину, пока район кишит копами.
  - Но если мы надолго застрянем на одном месте...
  - Пока нам ничто не грозит. Тебе хочется спать? Томми пожал плечами.
  - Наверное, я не смог бы заснуть, даже если бы очень постарался.
  - Глаза жжет?
  - Как будто песку насыпали, - признался Томми. - Но ничего, все будет
о'кей.
  - И шея болит так, что голова еле поворачивается, - предположила Дел
Столь уверенно, словно сама ощущала нечто подобное.
  - Не беспокойся за меня, я в порядке, - проворчал Томми и свирепо
потер рукой шею, стараясь если не изгнать совсем, то, по крайней мере,
уменьшить боль.
  - Ты смертельно устал, - пожалела его Дел. - Хочешь, я над тобой
поработаю? Повернись-ка спиной...
  - Поработаешь? Надо мной?
  - Ну-ка, двинь задницей, бесстрашный пожиратель тофу, - грубовато
сказала Дел, слегка подталкивая его бедром. Повозка, в которой они сидели,
была рассчитана на детей, вдвоем они едва в ней помещались, тем не менее
Томми удалось повернуться так, чтобы Дел было удобно массировать ему шею и
плечи. Ее тонкие пальцы оказались удивительно сильными, но она ни разу не
причинила ему боли. Вскоре Томми почувствовал значительное облегчение.
  - А этому кто тебя научил? - со вздохом спросил он.
  - Никто. Просто я знаю, и все. Это как мои картины.
  - Котята, - напомнил Томми.
  Дел не ответила.
  Примерно минуту оба хранили полное молчание, если не считать
довольного мычания Томми, которое он испускал всякий раз, когда пальцы Дел
нащупывали под кожей сведенный от напряжения мускул и начинали медленно и
осторожно разминать его. Бдительный Скути прошел по краю платформы -
черный, как сама ночь, и безмолвный, как призрак.
  Продолжая массировать. Дел неожиданно спросила:
  - Тебя никогда не похищали инопланетяне?
  - О Боже... - простонал Томми.
  - В каком смысле?
  - Мы, кажется, уже об этом говорили.
  - Ты хочешь сказать, что тебя похищали?
  - Конечно, нет! Я имел в виду, что ты опять заговорила о каких-то
странных, невозможных вещах.
  - Почему невозможных? Ты что, не веришь в существование инопланетного
разума?
  - Я верю в то, что Вселенная настолько велика, что где-то наверняка
должны существовать другие разумные существа.
  - Тогда почему мои слова кажутся тебе странными?
  - Потому что я не верю, что разумные существа способны преодолевать
межзвездные расстояния с единственной целью ловить людей и исследовать их
половые органы.
  - Они не только исследуют половые органы...
  - Знаю, знаю! Иногда инопланетяне везут похищенных в Чикаго, чтобы
угостить их пивом и пиццей.
  Дел беззлобно шлепнула его сзади по шее.
  - Ты опять смеешься!..
  - Совсем чуть-чуть.
  - Сарказм тебе не идет.
  - Послушай, Дел, инопланетные существа - гораздо более разумные, чем
мы, и находящиеся на гораздо более высокой ступени развития, чем мы, -
вряд ли способны всерьез заинтересоваться родом человеческим. И уж
конечно, они не полетят через всю Галактику ради того, чтобы
терроризировать рядовых граждан и катать их в своих летающих тарелочках.
  Мягко массируя его голову, Дел сказала:
  - Лично я верю в похищение людей инопланетными существами.
  - Я ничуть не удивлен, - фыркнул Томми.
  - И я верю, что мы им не безразличны.
  - Инопланетянам?
  - Да.
  - Интересно знать - почему?
  - Мы - очень беспокойная, противоречивая, склонная к самоуничтожению
раса. Я думаю, инопланетяне хотят помочь нам достичь просветления.
  - Изучая наши гениталии? В таком случае те озабоченные дяди, которые
собираются в ночных клубах на стриптиз-шоу, тоже хотят помочь танцующим
девчонкам достичь просветления.
  Оставаясь за спиной Томми, Дел положила ему на лоб пальцы правой руки
и стала массировать надбровья мягкими круговыми движениями.
  - Ты такой умный!.. - проговорила она. - Аж жуть берет.
  - Я пишу детективные романы.
  - Возможно, тебя все-таки похищали.
  - Только не меня.
  - Ты можешь не помнить этого.
  - Уж этого-то я бы не забыл, - уверил ее Томми.
  - Не забыл бы, если бы только инопланетяне не захотели обратного.
  - Послушай, мне тут пришла в голову одна мысль... Готов побиться об
заклад, ты считаешь, что они похищали тебя!
  Дел перестала массировать его голову и, взяв руками за плечи,
заставила повернуться так, что они оказались лицом к лицу.
  - Что, если я признаюсь тебе, - сказала она, понизив голос до шепота,
- что у меня было несколько провалов во времени? Что было несколько ночей,
когда я не досчитывалась трех-четырех часов? Это настоящие "белые пятна",
те самые периоды кратковременной, но полной амнезии, о которых упоминают
все, кого когда-нибудь похищали инопланетяне. Все, что эти люди видели,
слышали, переживали, было впоследствии намеренно стерто из их памяти - вот
откуда эти провалы!
  - Дел... Милая, дорогая Дел... Ты только не обижайся... Поверь, я
нисколько не хочу тебя обидеть, но... Я не был бы ни капли удивлен, если
бы ты сказала мне, что подобные.., гм-м.., провалы памяти случаются с
тобой каждый день.
  - Почему это я должна обижаться? - недоуменно спросила Дел.
  - Да нет, это я так, к слову...
  - Как бы там ни было, со мной это случается не каждый день и даже не
каждую неделю. Не чаще одного-двух раз в год.
  - А как насчет духов?
  - Что - насчет духов?
  - Ты веришь в духов?
  - Я даже несколько раз встречалась с ними, - ответила Дел почти
весело.
  - А в целительную силу кристаллов? Дел покачала головой:
  - Сами кристаллы не лечат, но они помогают сфокусировать психическую
энергию.
  - А во внетелесное, астральное существование?
  - Я уверена, что такая вещь в принципе возможна, но я слишком
привязана к своему телу. Иными словами, оно мне нравится, так что я не
хочу покидать его даже на короткое время.
  - А что ты скажешь насчет дальнозрения?
  - Ну, это совсем просто. Выбери город.
  - Что?
  - Назови какой-нибудь город.
  - Фресно.
  Дел на секунду закрыла глаза.
  - Я могу описать любую комнату в любом доме во Фресно, - сказала она
с великолепной самоуверенностью. - Кстати, я в жизни не была в этом
заштатном городишке. Если хочешь, мы можем завтра же отправиться туда, и
ты убедишься, что я нисколько не преувеличиваю.
  - Скажи мне еще одну вещь... Существует ли "снежный человек"?
  Дел хихикнула, но тут же прижала ладонь к губам.
  - Какой же ты смешной, Туонг Томми! "Снежный человек" - это чушь,
выдумка, дешевая сенсация, изобретенная ничтожными газетками для того,
чтобы сбывать свои тиражи доверчивым простакам.
  Томми поцеловал ее в губы.
  Дел поцеловала его в ответ. Она поцеловала Томми так, как никто
никогда его не целовал. Должно быть, у нее был талант к этому делу - как и
к метанию ножей.
  С трудом оторвавшись от нее, Томми сказал:
  - Я никогда не встречал никого, кто хотя бы отдаленно был похож на
тебя, Деливеранс Пейн. И я не знаю, хорошо это или плохо.
  - Одно бесспорно, - заметила Дел, - если бы не я, а какая-нибудь
другая женщина подобрала тебя на шоссе, ты не прожил бы и часа.
  Томми и сам в этом не сомневался. Никакая другая женщина и никакой
мужчина из всех, кого он знал, не сумели бы отреагировать так хладнокровно
и найти такое нестандартное и единственно верное решение, какое нашла Дел
через считанные секунды после того, как жуткая, сверхъестественная тварь
прилепилась к боковому стеклу ее машины своими страшными присосками. Никто
другой не сумел бы осуществить это решение и, проехав впритирку к
грузовику, сорвать со стекла отвратительное существо. И, пожалуй, ни один
человек в мире не поверил бы рассказу Томми об ожившей тряпичной кукле так
быстро и безоговорочно, даже увидев тварь своими глазами.
  - Существует такая вещь, как судьба, - сказала она ему.
  - Наверное, - неуверенно согласился Томми.
  - Она существует. Судьба, предопределение. Она не высечена на камне и
не записана в книгах. На духовном, подсознательном уровне каждый человек
творит свою судьбу сам.
  Волнение и радость вскипали в душе Томми. Он чувствовал себя совсем
как ребенок, начавший разворачивать сверток, в котором - наверняка! -
находится удивительный, чудесный подарок.
  - Это звучит вполне разумно, - согласился он. - Еще час назад я
воспринял бы эти слова как очередную твою загадку, но не сейчас.
  - Конечно, это разумно! И у меня такое подозрение, что как раз тогда,
когда я не смотрела, ты сделал меня своей судьбой. А я сделала тебя своей.
  Томми не нашелся, что ответить. Сердце его билось часто и громко. Он
еще никогда не чувствовал ничего подобного. Даже если бы у него был
компьютер и полтора часа на размышление, он вряд ли сумел бы найти слова,
чтобы выразить обуревавшие его чувства.
  Неожиданно его радостное возбуждение и ощущение близости к чему-то
новому, не знакомому, запредельному исчезли, и Томми вздрогнул,
почувствовав, как по спине его пополз знакомый странный холодок.
  - Ты замерз? - заботливо спросила Дел.
  - Нет.
  Как часто бывает на океанском побережье, после полуночи температура
воздуха снова начала подниматься. Огромная масса соленой воды впитывала и
хранила тепло погожего дня и начинала понемногу отдавать его только с
наступлением темноты. Но ощущение холода не проходило, и Томми,
поежившись, пробормотал:
  - Ничего, просто это странное ощущение...
  - О-о-о! - протянула Дел. - Я люблю странные ощущения.
  - ..Или предчувствие.
  - Предчувствие? С тобой становится все интереснее разговаривать,
Туонг Томми. Что же ты предчувствуешь?
  Томми с беспокойством покосился на темные тени карусельных лошадок.
  - Я пока не знаю...
  Неожиданно он осознал, что его шея и плечи больше не ноют и не
саднят. Головная боль, к которой он притерпелся настолько, что перестал ее
замечать, тоже исчезла.
  - Удивительный массаж! - воскликнул он.
  - Рада была помочь.
  Томми с недоумением прислушивался к своим внутренним ощущениям. Ни
один мускул, ни один сустав больше не болели. Он даже не чувствовал боли
от ушибов, полученных им во время падения на каменный пол террасы.
Сонливость куда-то исчезла, глаза перестало щипать, под веками не горело.
Томми чувствовал себя бодрым, отдохнувшим, полным сил и энергии, как будто
не было этих изнурительных часов, наполненных напряжением и страхом.
  Нахмурившись, он посмотрел в лицо Дел, едва различимое в темноте.
  - Послушай, как ты это...
  Скути не дал ему договорить. Просунув между ними голову, он негромко,
но настойчиво заскулил.
  - Он идет, - сказала Дел, поднимаясь с сиденья игрушечной повозки.
  Томми перегнулся через борт и схватил лежавший на полу смоссберг".
  Дел уже бесшумно двигалась между лошадьми, используя их как
прикрытие. Она остановилась только у края вращающейся платформы, откуда
хорошо просматривалась пешеходная дорожка.
  Томми нагнал ее и присел за большим вороным жеребцом с оскаленными
зубами и дикими глазами.
  Скути, напряженный и внимательный, замер, словно охотничья собака,
почуявшая в кустах фазана. Он смотрел вдоль слабо освещенной улицы на
восток - туда, где темнели конторы "Прокатных лодок "Энкор Эвей" и
"Круизов "Ориджинал Харбор". Будь Скути чуть покрупнее, в темноте его
можно было бы принять за одну из деревянных лошадей, неподвижно ожидавших
возвращения солнца, тепла и маленьких всадников, которые появились бы в
парке с наступлением дня.
  - Давай выбираться отсюда, - предложил Томми.
  - Подожди.
  - Почему?
  - Я хочу получше рассмотреть это существо, - еле слышно шепнула Дел,
указывая на фонарный столб с тремя матовыми шарами наверху, мимо которого
неизбежно должен был пройти их преследователь.
  - Лично у меня нет никакого желания знакомиться с ним ближе, -
пробормотал Томми себе под нос, но Дел услышала.
  - В конце концов, у нас есть оружие. Мы можем снова нокаутировать его.
  - Чихал он на твое оружие, - возразил Томми. - К тому же в этот раз
нам может и не повезти.
  - Скути может попробовать сбить его с толку.
  - Ты хочешь сказать, отвлечь его от нас?
  Дел не ответила.
  Скути прижал уши и слегка приподнял голову, всем своим видом выражая
готовность сделать все, чего бы ни потребовала от него хозяйка.
  Что ж, подумал Томми, может быть, пес сумеет убежать от доброго
самаритянина. Мерзкая тварь, которая так ловко притворялась человеком,
несомненно была существом, обладающим сверхъестественными возможностями, -
как минимум, она не была смертной, но, несмотря на это, даже она
подчинялась некоторым законам физики. Пуля крупного калибра не могла убить
ее, но могла остановить, отбросить, оглушить, задержать хотя бы на
некоторое время. Почему бы не предположить, что тварь не умеет бегать так
же быстро, как собака, которая меньше и легче ее и чья мускулатура и
скелет самой природой предназначены для того, чтобы развивать высокую
скорость?
  - Но тварь не погонится за Скути, - шепнул Томми. - Ей нет до него
никакого дела. Она охотится за мной.., и, может быть, за тобой тоже.
  - Тихо! - шикнула на него Дел.
  В холодном свете матовых светильников струи воды больше всего
походили на дождь со снегом. Бетонная дорожка блестела так, словно была
покрыта льдом, но чем дальше от света, тем сильнее дождь напоминал
старинное, потускневшее от времени серебро. У входа в парк он уже походил
цветом на мокрую золу, и вот из этой серой пелены медленно выступила
темная фигура человека, грузно шагавшего по самой середине пешеходной
дорожки.
  Скути рядом с Томми чуть вздрогнул, но не издал ни звука.
  Сжимая дробовик обеими руками, Томми пригнулся еще ниже, за вороным
скакуном. Он смотрел на дорожку, скрываясь за развевающимся хвостом
игрушечной лошади.
  Дел, пригнувшись, прижала голову к морде застывшего в прыжке коня и
следила за добрым самаритянином из-под его шеи.
  Толстый мужчина приближался медленно и осторожно, как дирижабль,
маневрирующий у причальной мачты, словно он не шел, а действительно летел
над землей. Мостовая была почти сплошь залита дождевой водой, но его ноги
ступали на землю без единого звука. Скорчившемуся в своем ненадежном
укрытии Томми даже показалось, что ночь стала холоднее, как будто вместе с
демоном в парк ворвались зимние ветры, способные унести все тепло, которое
отдавал нагревшийся за день океан.
  Поначалу мужчина казался лишь темной фигурой на фоне серой пелены
неподвижного дождя, но вскоре на него упал свет от фонаря, и Дел с Томми
получили возможность рассмотреть его получше. Тварь стала чуть больше -
выше и шире, - чем раньше, хотя и не настолько, чтобы по ее размерам можно
было догадаться, что совсем недавно она сожрала двух человек вместе с
ботинками. Не сразу Томми сообразил, как глупо с его стороны было
надеяться, что законы земной биологии или математики применимы к этому
сверхъестественному существу, а когда сообразил, сразу подумал о том, что
его собственное чувство меры и здравого смысла претерпело за последние
несколько часов существенные изменения. И, увы, не в лучшую сторону.
  Мужчина - или, вернее, притворившаяся человеком тварь все еще была
одета в дождевик с капюшоном, но теперь ее плащ превратился в лохмотья,
изорванный скорее всего попавшими в существо пулями. Капюшон складками
лежал на шее твари, и Томми впервые увидел ее голову. Лицо все еще
сохраняло человеческие черты, но было не по-человечески свирепым и
жестоким, как будто навсегда утратив способность улыбаться. Глаза твари -
во всяком случае, с того расстояния, с которого наблюдал за ней Томми, -
гоже выглядели вполне обычно. Это широкое, почти круглое лицо и эти глаза
принадлежали скорее всего тому мужчине, который на свою беду остановился
возле разбитого "Корвета", чтобы помочь Томми выбраться из-под обломков,
однако душа и разум его уже давно сгинули, оставив только телесную
оболочку, которую словно пальто надело на себя неизвестное, странное
существо - воплощение такой безумной ненависти и дикой ярости, что даже
человеческий облик не в силах был скрыть его истинную природу,
проглядывающую даже сквозь черты заурядного мужского лица, улыбчивого и
доброго.
  Тем временем тварь шагнула в бледный свет фонаря, и Томми с
удивлением увидел, что она отбрасывает сразу три отчетливые тени, в то
время как он ожидал, что подобно вампирам она не будет отбрасывать ни
одной. В первую секунду Томми подумал, что тройная тень появилась у твари
из-за того, что на вершине старого фонаря было три светильника-шара, но
потом он заметил, что тени на мокрой мостовой пролегли не от источника
света, а к нему.
  Он перевел взгляд на мясистое, полное лицо, некогда принадлежавшее
человеку, и увидел, как его черты на глазах меняются. Тело оставалось все
таким же широким и плотным, но лицо стало совсем другим - длинным и худым.
Нос стал почти ястребиным, с хищной горбинкой, подбородок выпятился, уши
плотнее прижались к черепу. Сквозь прилипшие ко лбу влажные светлые пряди
проросли густые черные волосы, но уже в следующую минуту сквозь это новое
лицо проступило третье лицо, принадлежащее мужчине средних лет с короткими
седыми волосами "ежиком" и квадратным, как у карикатурного армейского
сержанта, подбородком.
  Глядя на вновь появившееся перед ним круглое лицо доброго
самаритянина, Томми подумал, что два других лица принадлежали скорее всего
тем невезучим героям, которых существо убило некоторое время назад на
веранде последнего из прибрежных коттеджей. Эта мысль заставила его
вздрогнуть, и он испугался, что даже на расстоянии сорока футов, сквозь
непрерывный шорох дождя существо сумеет расслышать, как стучат его зубы.
  Тварь сделала еще один шаг и остановилась прямо под фонарем, в круге
света, отбрасываемом тремя шарообразными светильниками. Ее глаза, бывшие
до этого момента вполне человеческими, неожиданно полыхнули зеленым,
неземным, голодным огнем.
  Томми почувствовал, как вздрогнул Скути, прижимавшийся мокрым боком к
его ноге.
  Стоявшее на дорожке существо начало поворачиваться вокруг своей оси,
внимательно оглядывая парк. Вот оно посмотрело на карусель, приподнятую
фута на два над уровнем земли и отчасти скрытую невысокой металлической
изгородью. Жуткие глаза, зеленые, как у змеи, и такие же злобные,
скользнули по вороному жеребцу, за которым скорчился Томми, и ему
показалось, что он почувствовал адский голод твари.
  Старая карусель была полна темных причудливых теней, которых было
гораздо больше, чем всех, вместе взятых, маленьких всадников,
десятилетиями садившихся на ее выстроившихся друг за другом и вечно
мчащихся по кругу скакунов. Заметить среди них двух человек и собаку было
практически невозможно - во всяком случае, до тех пор, пока они хранили
неподвижность. Томми, однако, был почти уверен, что тварь смотрит на мир
особенными глазами и что она сумеет высмотреть его в этом укрытии с такой
же легкостью, как если бы он стоял на открытом месте при свете дня.
  Но взгляд твари лишь скользнул по деревянному крупу черного скакуна и
устремился дальше. Некоторое время чудовище рассматривало темную
закусочную к западу от карусели, потом повернулось на север, где на
противоположной стороне улицы темнели неподвижное "чертово колесо" и
причалы парковой лодочной компании.
  "Она знает, чувствует, что мы где-то рядом", - подумал Томми.
  Почти прямо напротив карусели, к северу от нее, находилась небольшая
открытая терраса летнего кафе, обсаженная молодыми пальмовыми деревьями,
откуда открывался вид на лодочные причалы и на залив. Повернувшись спиной
к беглецам, тварь медленно и внимательно осматривала столики, скамьи,
мусорные контейнеры, пустую стоянку для велосипедов и мокрые листья пальм.
Террасу освещали еще два фонаря, но их холодный свет почти не рассеивал
темноту этой странной ночи. На взгляд Томми, этих светильников было вполне
достаточно, чтобы тварь с первого же раза убедилась, что тех, кого она
преследует, на террасе нет, однако она почему-то очень долго рассматривала
веранду кафе, словно не совсем доверяя своему собственному зрению.
Впрочем, возможно, она просто считала, что Томми и Дел умеют
приспосабливаться к окружающей обстановке и менять окраску так же ловко,
как хамелеоны.
  В конце концов тварь оторвала взгляд от кафе, еще раз посмотрела
вдоль авеню на запад и снова повернулась к карусели. Взгляд ее горящих
глаз снова скользнул по скрытым в тени лошадям и обратился на восток - в
ту сторону, откуда она пришла, как будто тварь вдруг заподозрила, что в
темноте она прошла мимо убежища, в котором притаились ее жертвы.
  Теперь Томми видел, что тварь растерялась. Во всяком случае, ее
голодное разочарование было таким очевидным и ясным, что его, казалось,
можно пощупать руками. Чудовище чувствовало, что добыча близка, но не
могло уловить ее запаха или чего-то другого, что вело его по следу.
  Томми неожиданно осознал, что затаил дыхание. Выдохнув, он медленно
втянул воздух широко раскрытым ртом, боясь, что слишком резкий вдох
неминуемо привлечет внимание твари.
  Учитывая, что тварь выслеживала их на протяжении нескольких миль -
сначала до пекарни, а потом до дома Дел, - ее теперешняя неспособность
обнаружить их с расстояния в каких-нибудь сорок футов казалась Томми
удивительной и необъяснимой.
  Тварь повернулась к карусели.
  Томми снова затаил дыхание.
  Змеиноглазое существо подняло свои пухлые ладони и начало медленно
водить ими в воздухе, как будто вытирая стеклянную витрину.
  "Ищет наши психические эманации, какие-нибудь следы, - подумал Томми.
  - Что-то мешает ему видеть ясно".
  На всякий случай он покрепче стиснул пистолетную рукоять "моссберга".
  Бледные пухлые кисти описывали в воздухе широкие круги, медленно
поворачиваясь, словно антенны радиолокационной станции в поисках сигналов.
  Тик. Так.
  Томми физически ощущал, как быстро летит время и как подходит к концу
их сказочное везение. В любую секунду тварь могла обнаружить их своими
сверхъестественными органами чувств.
  Из темноты над заливом неожиданно появилась крупная белая чайка,
слетевшая с ночных небес словно ангел. Трепеща крыльями, она с быстротой
молнии пронеслась над бледными руками твари и, взмыв вверх, снова
растворилась в дождливой темноте, из которой она так неожиданно возникла.
  Злобное существо опустило руки.
  Рассекая крыльями холодный воздух, чайка снова упала с высоты и
затормозила только перед самой землей, перекувырнувшись в воздухе с
изяществом воздушного акробата. В белом свете матового фонаря она казалась
белоснежной, как печальный призрак приближающейся зимы. Промчавшись над
головой твари, которая снова подняла руку, чайка по спирали ушла в
дождливую высоту.
  Самаритянин посмотрел вверх, внимательно следя за кружившей в вышине
птицей.
  Томми понял, что на его глазах происходит что-то важное, что-то
таинственное и необъяснимое, чего он не понимает и вряд ли когда-нибудь
сможет понять.
  Он бросил взгляд на Дел, надеясь угадать ответ по ее реакции, но она
продолжала наблюдать за демоном, и Томми не видел ее лица.
  Прижимаясь боком к ноге Томми, крупно дрожал Лабрадор.
  Чайка сделала круг над заливом и снова вернулась в парк. Теперь она
летела всего в нескольких футах над мостовой. Промчавшись мимо твари,
птица растворилась между ларьками и магазинчиками на востоке.
  Зеленые змеиные глаза оборотня глядели вслед чайке со злобой, но и с
явным интересом. Опустив руки вдоль тела, чудовище стояло неподвижно, и
только его кисти судорожно сжимались и разжимались, как будто оно
стремилось избавиться от излишнего нервного напряжения, вызванного яростью
и разочарованием.
  Откуда-то с запада, где чернело неподвижное "чертово колесо",
донеслось хлопанье крыльев, и Томми увидел небольшую стаю из восьми
морских чаек.
  Демон повернулся к ним.
  Чайки принялись одна за другой пикировать вниз, выравнивая полет в
нескольких футах над землей. Вслед за первой они понеслись прямо на тварь.
Не долетая до нее нескольких ярдов, чайки разделились на две группы и,
обогнув неподвижное существо сразу с двух сторон, исчезли на востоке. Ни
одна из чаек не крикнула, и весь маневр был проделан совершенно бесшумно,
если не считать резкого хлопанья крыльев и свиста рассекаемого воздуха.
  Чудовище, заинтригованное еще больше, повернулось, чтобы поглядеть им
вслед.
  Неожиданно человек-оборотень сделал один неуверенный шаг, другой.., и
остановился.
  Белый дождь падал на землю в зыбком свете матовых фонарей.
  Демон сделал еще один шаг на восток и опять остановился, нерешительно
переминаясь с ноги на ногу.
  У близких причалов поскрипывали, покачиваясь на приливной волне,
лодки, негромко позвякивали звенья причальной цепи.
  Тварь снова повернулась к карусели.
  С запада донесся странный шум. Он заглушал даже дождь и был совсем
другим.
  Тварь повернулась к "чертову колесу" и, запрокинув голову, стала
всматриваться в бездонное черное небо. Она даже подняла свои толстые руки
и стала водить ими из стороны в сторону, не то отыскивая источник звуков,
не то готовясь отразить нападение.
  Из густой темноты над заливом снова показались птицы. Их было много,
не восемь, не десять, а гораздо больше - две, три сотни. Среди них были не
только чайки, но и голуби, воробьи, дрозды, вороны, ястребы и даже крупные
голубые цапли, поражающие своими размерами, словно какие-нибудь
доисторические ящеры. Отчаянно работая крыльями, птицы летели вперед,
широко раскрыв клювы, но ни одна из них не кричала;, все так же молча этот
могучий поток клювов, перьев, сверкающих бусинных глазок перевалил через
обод колеса обозрения и понесся вдоль дороги, разделившись на два рукава,
чтобы обогнуть замершего в нерешительности демона. Позади него птицы снова
смыкали ряды, чтобы все так же бесшумно и молчаливо исчезнуть в ночной
темноте между лавками и салонами, но их место тут же занимали новые и
новые армады пернатых - новые сотни и тысячи, спешащие промчаться тем же
маршрутом, чтобы исчезнуть в темноте на востоке. Казалось, небо будет
вечно извергать эти бесчисленные птичьи стаи, хотя воздух уже наполнился
свистом рассекаемого воздуха и таким громким хлопаньем крыльев, эхом
отражавшимся от всех твердых поверхностей, что его можно было сравнить
разве что с грохотом несущегося на всех парах товарного поезда или с
землетрясением средней силы.
  Томми на карусели физически ощущал каждое движение бесчисленных
крыльев и чувствовал на своем лице порывы поднятого ими ветра, но не смел
отвести восхищенного взгляда от этой невероятной картины. Барабанные
перепонки начали вибрировать в такт этому грозному ритму, так что
постепенно ему начало казаться, будто все эти крылья поднимаются и
опускаются не где-нибудь, а прямо у него в голове. Влажный морской воздух
наполнился характерным запахом птичьего помета и мокрых перьев.
  Потом он вспомнил слова Дел, сказанные ею некоторое время назад. "В
мире полным-полно престранных вещей. Ты не смотришь передачи о НЛО?
Называются "Икс-досье". Разумеется, это ничего не объясняло, и Томми
продолжал недоумевать, что может означать этот потрясающий птичий
спектакль, но у него имелось очень сильное подозрение, что Дел все
прекрасно понимает. То, что оставалось для Томми тайной за семью печатями,
для нее было простым и ясным, как стекло. Оказавшись в самой гуще
безмолвного потока, тварь отвернулась от колеса обозрения и неотрывно
смотрела вслед исчезающим во мраке птичьим легионам. Она явно колебалась.
Покачнувшись, тварь сделала крохотный шажок в том направлении. Замерла.
Сделала еще один шаг. В конце концов тварь не выдержала и бросилась бегом
за птицами, словно их появление было знаком свыше, который она не смела
игнорировать. Птицы звали ее с собой в ночь, манили ударами миллионов
крошечных сердец, направляли ее бег беспорядочными взмахами крыльев и
подталкивали сзади сотнями разинутых маленьких клювов. Изорванный плащ на
плечах твари бился и трепетал словно огромные истрепанные крылья, но она -
хоть и влекомая на восток миллионами птиц и мириадами их теней -
оставалась прикованной к земле и вскоре пропала из виду, но живой поток,
который несся над прибрежной улицей и исчезал на востоке между
постройками, все продолжал низвергаться с небес на западе, словно из
какой-то невидимой дыры в облаках. Прошло минуты полторы, прежде чем он
начал редеть и наконец иссяк. Мимо карусели пронеслась стайка дроздов, две
чайки и одинокая голубая цапля. Томми следил за ними как завороженный. На
его глазах летящие по прямой дрозды неожиданно сбились с маршрута и с
криками, словно ссорясь друг с другом, взмыли над террасой летнего кафе.
Покружившись там, они растерянно опустились на дорожку и замерли на мокром
асфальте, явно не зная, что им делать дальше.
  Рядом с ними плюхнулись на дорожку две чайки. Сделав по два крошечных
шага вперед, они словно споткнулись и присели, растерянно и жалобно крича.
Не прошло и секунды, как они снова вскочили и принялись бегать по кругу,
смешно кивая головами. Судя по всему, они понимали, что здесь происходит,
ничуть не больше Томми.
  Голенастая, растрепанная голубая цапля, приземлившаяся на террасу
летнего кафе, несомненно, была когда-то довольно грациозной птицей, даже
несмотря на свои гигантские размеры, но только не в эти мгновения. Шатаясь
как пьяная, она бестолково забегала между пальмами, то и дело сгибая и
складывая свою длинную шею, словно была не в силах удержать потяжелевшую
голову. Время от времени она налетала на столы и являла собой жалкое
зрелище. Но прошло совсем немного времени, и дрозды перестали растерянно
топорщить перья и удивленно раскрывать клювы. Поднявшись с асфальта - или,
вернее, из лужи, в которую они опустились, - дрозды энергично встряхнулись
и упорхнули.
  Чайки тоже пришли в себя. Расправив свои большие белые крылья, они
легко взмыли в небо и затерялись в темноте над заливом.
  Последней оправилась цапля. Когда ощущение равновесия снова вернулось
к ней, она вспрыгнула на один из столиков летнего кафе и ненадолго застыла
там, подтянув одну ногу к телу и вертя головой на длинной шее с таким
видом, словно она недоумевала, каким ветром занесло ее в это странное
место. В конце концов цапля тоже улетела.
  Томми со всхлипом втянул в себя холодный ночной воздух, выдохнул его
и сказал:
  - Что это было?
  - Птицы, - пожала плечами Дел.
  - Я знаю, что это были птицы, - это понял бы и слепой! - возмутился
Томми. - Но почему они так себя вели?
  Скути встряхнулся, негромко заскулил и, приблизившись к Дел, ткнулся
носом ей в колени, как будто прося утешения и защиты.
  - Хороший Скути! - проворковала Дел, наклоняясь, чтобы почесать ему
за ушами. - Какие мы молодцы, как мы тихо сидели! Мы не подвели свою
мамочку...
  Скути с довольным видом помахал хвостом и чихнул.
  - Вот теперь нам пора убираться отсюда, - сказала Дел, обращаясь к
Томми.
  - Ты не ответила на мой вопрос.
  - Ты задаешь слишком много вопросов, - заметила Дел.
  - В данном случае я спрашиваю тебя только о птицах.
  Дел выпрямилась.
  - Может быть, ты хочешь, чтобы я почесала и тебе за ухом?
  - Дел, не увиливай!
  - Это были просто птицы. Что-то их взволновало или напугало. Вот и
все. - Дел пожала плечами с самым равнодушным видом.
  - Нет, не просто птицы! - возразил Томми, упорно не желая идти на
компромисс.
  - Ни одна вещь не бывает такой простой, как кажется на первый взгляд,
но настоящие загадки встречаются гораздо реже, чем ты думаешь.
  - Мне нужен настоящий ответ, а не твои метафизические бредни.
  - Тогда скажи прямо, что тебя интересует.
  - Что здесь происходит. Дел? Во что я вляпался? В чем дело, объясни
же мне наконец! Дел нахмурилась.
  - Тварь может вернуться, - сказала она вместо ответа. - Пожалуй, нам
действительно пора.
  Разочарованный, Томми спрыгнул с карусели следом за ней и за Скути и
сразу оказался под дождем. Спустившись по небольшой пологой лесенке к
прибрежной авеню, вдоль которой летели птичьи армады, все трое
остановились у невысокой железной решетки, обозначавшей границы
карусельной площадки, и внимательно вгляделись в темноту на востоке. Твари
нигде не было видно, но они знали, что она скорее всего ушла совсем
недалеко.
  - Может быть, ты все-таки ведьма? - спросил Томми.
  - Конечно, нет.
  - Это звучит подозрительно.
  - Почему?
  - Прямые, недвусмысленные ответы для тебя не характерны.
  - Я всегда отвечаю прямо и недвусмысленно. Просто ты меня не слушаешь.
  - Я слушал тебя целый вечер, - мрачно сказал Томми, когда они
крадучись пробирались между "чертовым колесом" и лавкой некоей миссис
Филдз, между парковой "комнатой смеха" и лодочной станцией. - Но ты не
сказала ровным счетом ничего, что имело бы смысл.
  - Это доказывает только то, что у тебя что-то со слухом. Тебе
обязательно нужно обратиться к хорошему специалисту. Впрочем, несмотря на
свою тугоухость, ты хорошо целуешься, бесстрашный пожиратель тофу.
  Томми понял, что уже успел забыть поцелуй на карусели, и мысленно
упрекнул себя за это. Как он мог? Разве о таких вещах забывают?! Это было
непростительно - непростительно, даже несмотря на появление твари и
странное поведение птиц!
  Но теперь он сразу все вспомнил; воспоминание о поцелуе обожгло ему
губы, а во рту Томми ощутил сладкий привкус ее быстрого язычка, ощутил так
ясно, словно они все еще не разнимали губ.
  Томми почувствовал, что не может произнести ни слова.
  Очевидно, именно этого и добивалась Дел.
  Сразу за "чертовым колесом", на пересечении прибрежной улицы и улицы
Палм-стрит, Дел остановилась в нерешительности, словно не зная, куда им
идти дальше. Впереди улица все еще считалась пешеходной зоной, на что
красноречиво указывал соответствующий знак, но она вела к выходу из парка
"Бальбоа", а Палм-стрит примыкала к ней слева. Стоянка машин на ней
запрещалась, но движение моторного транспорта было разрешено, поскольку
Палм-стрит заканчивалась у причала паромной переправы.
  В этот ночной час паром, конечно, не работал, и на улице слева от
перекрестка не было ни одной машины. Справа начиналась ведущая к причалу
эстакада, а у причала сонно покачивался на волне похожий на самоходную
баржу небольшой паром на три машины. Они могли, конечно, побежать по
Палм-стрит и, покинув парк, попытать счастья на следующей к югу улице,
именовавшейся Бей-авеню. В том ее конце, ближе к которому они находились
сейчас, не было жилых домов, но дальше им могла встретиться припаркованная
машина, которую Дел могла бы попытаться вскрыть и завести. Томми поймал
себя на том, что он уже начал думать, как настоящий вор. Или, точнее, как
ученик вора. Может быть, сокрушенно подумал он, блондинки - или, по
крайней мере, эта блондинка - действительно способны оказывать на людей то
самое растлевающее влияние, в котором подозревала их его осторожная
матушка.
  Впрочем, сейчас ему было уже все равно. Он все еще чувствовал на
губах вкус поцелуя Дел. И, пожалуй, впервые в жизни Томми чувствовал себя
таким же крутым, выносливым, ловким, каким был выдуманный им детектив Чип
Нгуэн.
  За Бей-авеню располагался бульвар Бальбоа - главная автодорога
полуострова, тянущаяся вдоль всей его длины. Полиция наверняка все еще
шныряла в непосредственной близости от места таинственной ночной
перестрелки, и если бы Томми и Дел вышли на бульвар, где в это время суток
они скорее всего были бы единственными пешеходами, то стражи порядка
непременно обратили бы на них свое внимание.
  Скути негромко заворчал, и Дел сказала:
  - Тварь возвращается.
  В первое мгновение Томми даже не понял, что она имеет в виду, но уже
в следующую секунду он крепче сжал дробовик и повернулся лицом на восток.
Асфальтированная дорожка оставалась безлюдной и пустой насколько хватало
глаз, и Томми поразился тому, что, даже несмотря на дождь, он хорошо
различает и карусель, и даже восточные ворота парка.
  - Тварь пока еще не знает точно, где мы, - объяснила Дел, - но она
непременно вернется сюда.
  - Снова интуиция? - саркастически хмыкнул Томми.
  - Интуиция и кое-что еще. Кстати, я почти уверена, что нам не удастся
уйти от нее на своих двоих.
  - Нужно найти машину, - отозвался Томми, продолжая вглядываться в
темноту на восточной оконечности парка, словно ожидая, что тварь,
разозленная обманным маневром птиц, вот-вот покажется на авеню.
  - Машину? Нет, пожалуй. Это слишком опасно. За машиной надо идти на
бульвар, а там можно напороться на полицейский патруль. Мы можем
показаться подозрительными какому-нибудь сверхбдительному копу.
  - Подозрительными? Чего же тут подозрительного в том, что двое хорошо
вооруженных людей и их странная черная собака решили слегка прогуляться в
три часа ночи? Обычное дело, особенно во время дождя.
  - Мы украдем лодку, - предложила Дел, не обратив никакого внимания на
сарказм в его голосе.
  Это заявление было столь неожиданным, что Томми даже отвлекся от
наблюдения.
  - Лодку? - переспросил он.
  - А что? Заодно и удовольствие получим. Дел и Скути уже двигались к
берегу, и Томми не оставалось ничего другого, как последовать за ними,
предварительно бросив последний взгляд на восток Вдоль свайного выезда на
паромный причал располагалась одна из многочисленных прокатных служб
парка, предлагавшая клиентам самые разнообразные ялики, парусные шлюпки и
катамараны, миниатюрные моторные катера и даже легкие байдарки спортивного
типа.
  Томми понятия не имел, как управляться с парусом; не был он уверен и
в том, что сможет завести моторную лодку, а плыть в байдарке по темному
ночному заливу ему настолько не улыбалось, что он с надеждой заметил:
  - Я бы предпочел машину.
  Дел и Скути уже бежали мимо офиса лодочной прокатной службы. Свернув
в проход между двумя темными зданиями, они спустились на самую набережную,
и Томми вынужден был последовать за ними.
  Миновав массивные металлические ворота, Томми оказался на деревянном
настиле бетонного причала, неплотно пригнанные доски которого настолько
пропитались дождем, что спортивные кроссовки Томми скользили по нему, и
несколько раз он чуть было не упал.
  Судя по всему, причал тоже относился к парку. Здесь же можно было
арендовать место для личного катера, а несколько доков, которые виднелись
дальше к востоку, были явно частными. У причала Томми увидел десятка два
гребных, парусных и моторных лодок; большинство из них были украшены
эмблемой прокатной компании и предназначались либо для экскурсий вдоль
побережья, либо для рыбной ловли, но среди них попадались и достаточно
внушительные частные суда, которые по своим размерам приближались к
полнотоннажным океанским яхтам. Все они были привязаны к причальным
тумбам, и безразличный дождь с одинаковым упорством барабанил по их
палубам и по крышам надстроек, освещенным тусклыми лампами уличного
освещения.
  Дел и Скути бежали по причалу чуть впереди. Они миновали несколько
эллингов и причальных тумб, прежде чем остановились возле изящного
двухпалубного катера, выкрашенного белой краской.
  - О'кей, - сказала Дел. - Это нам подойдет.
  - Ты что, шутишь? - удивился Томми, еще не успев как следует
отдышаться. - Ты хочешь угнать это? Но это же настоящий пароход!
  - Не такой уж он большой, - возразила Дел. - Я знаю эту модель. Это
моторная прогулочная яхта "Блюватер-563", длина пятьдесят шесть футов,
ширина - четырнадцать футов.
  - Да мы просто не справимся с этой штукой! Сама подумай, для этого
нужна, наверное, целая команда! - пробормотал Томми, стараясь, чтобы его
голос звучал не очень истерично.
  - О, я знаю, как это делается, не беспокойся, - отозвалась Дел с
великолепной уверенностью, которая уже перестала удивлять Томми. - Яхты
"Блюватер-563" - это настоящее чудо. Управлять ими так же легко, как,
например, автомобилем.
  - Я умею управлять автомобилем, но за этот "Титаник" я бы не взялся,
- с сомнением произнес Томми.
  - Тогда держи... - Дел протянула ему свой "дезерт игл магнум" и
беззаботно зашагала туда, где была пришвартована небольшая и очень легкая
в управлении яхта "Блюватер-563" пятидесяти шести футов длиной.
  - Дел, подожди! - окликнул ее Томми и побежал следом, но чуть не
свалился в воду и дальше двигался с осторожностью, внимательно глядя себе
под ноги. Когда он нагнал Дел, она уже отвязывала от причального кнехта
носовой швартов.
  - Не беспокойся, - сказала она. - У этой малышки осадка не больше
двух футов, обтекаемая форма надводной части и почти плоская транцевая
корма. Благодаря этому...
  - Ну вот, сейчас ты опять начнешь рассказывать мне сказки про белого
бычка. Вернее, про то, как тебя похитили инопланетяне.
  - ..Благодаря этому тоннели, в которые помещены два гребных винта,
разнесены довольно широко, что делает эту птичку весьма маневренной, - как
ни в чем не бывало продолжала Дел, отвязывая три тонких линя и переходя к
корме, чтобы освободить второй швартов. Сняв его с тумбы, она свернула его
кольцом и ловко зашвырнула на палубу.
  - Можно быстро поворачивать на сколько хочешь градусов, - повторила
она. - Водоизмещение яхты - двадцать одна тонна, но у меня она будет
порхать как бабочка.
  - Двадцать одна тонна, - обеспокоился Томми, следуя за Дел по пятам.
  - И куда мы на ней поплывем? В Японию?
  - Нет, эта крошка предназначена для прогулок в береговой зоне.
Выходить на ней слишком далеко в открытый океан не рекомендуется, но от
нас этого и не требуется. Мы должны только перебраться на остров Бальбоа.
Тамошняя полиция, я думаю, несет службу по обычному расписанию, поэтому мы
можем спокойно подобрать себе колеса по вкусу.
  - Незаконный захват чужого судна... - задумчиво пробормотал Томми,
следя за тем, как Дел расстегивает "молнию" и снимает свою лыжную
курточку. - Кажется, это называется пиратство. Как ты думаешь, за это уже
перестали вешать на реях?
  - На борту никого нет, так что это обыкновенное воровство, -
успокоила его Дел, вручая ему куртку.
  - Что это ты делаешь? Зачем?! - удивился Томми.
  - Я буду слишком занята лодкой, так что оборона ложится целиком на
тебя. Там в карманах полно патронов, они могут тебе понадобиться. Я думаю,
лучше всего будет устроиться на носу. Как только тварь появится, стреляй.
Главное, не дай ей подняться на борт.
  Томми почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы, и
быстро оглянулся. Ни на самом причале, ни у ворот никого не было. Чудище
бродило где-то вне пределов видимости.
  - Он приближается, не сомневайся, - сказала Дел.
  Ее голос звучал уже откуда-то издалека, и Томми, обернувшись, уже не
увидел ее на том месте, где она только что была. Пока он вертел головой,
Дел открыла калитку в ограждении и шагнула на борт яхты. Скути, как
всегда, опередил хозяйку. Глядя, как пес прыжками поднимается на открытую
верхнюю палубу по наклонному трапу, Томми засунул "дезерт игл магнум" под
ремень джинсов, молясь только об одном - чтобы не упасть и ненароком не
отстрелить свое мужское достоинство. Он перебросил куртку Дел через левую
руку, в которой держал "моссберг", и, ухватившись за стойку леера,
поднялся на борт и встал рядом с Дел.
  Он уже шагнул было к носу, но новая мысль пришла ему в голову, и
Томми остановился.
  - Послушай, разве тебе не нужны ключи или что-нибудь в этом роде,
чтобы запустить двигатель?
  - Нет.
  - Но ведь это, наверное, не так просто. Это же не лодка с подвесным
мотором, которую можно завести при помощи пускового шнура!
  - Разумеется. Но я знаю один способ. Несмотря на темноту, Томми сумел
разглядеть, что на лице Дел появилась улыбка, пожалуй, самая загадочная из
всех, которые он видел на ее лице за прошедшие несколько часов.
  Дел наклонилась к нему, легко поцеловала в губы и сказала:
  - Поспеши!
  Томми прошел на открытую носовую палубу.
  Здесь он нашел небольшое углубление, в котором крепилась якорная
лебедка, и сел, свесив вниз ноги. Куртку Дел Томми положил рядом с собой
на палубу: он не сомневался, что она никуда не денется - со всеми
патронами она весила, наверное, фунтов двенадцать.
  Искренне радуясь тому, что случайный выстрел из "дезерт игл магнум"
не превратил его в евнуха, Томми вытащил из-за пояса пистолет и положил
его поверх куртки, откуда ему было бы легко взять его в случае
необходимости.
  Залитый дождем причал оставался пустым.
  Незакрепленный шкот глухо постукивал о мачту соседней парусной лодки,
плескалась о бетонные сваи волна, скрипели между бортом и причалом
резиновые амортизаторы, сделанные из старых покрышек.
  Вода в доке казалась антрацитово-черной, и от нее пахло солью. В
детективных романах, которые сочинял Томми, морская вода всегда была
мутной, холодной, хранящей множество страшных тайн. Выдуманные им злодеи
частенько сбрасывали в море свои жертвы, сковав их для надежности цепями
или обув в бетонные башмаки. Фантазия других писателей населяла морские
пучины гигантскими белыми акулами, плотоядными осьминогами и морскими
змеями, но сейчас самое страшное для Томми скрывалось в темноте на берегу.
  Он обернулся, чтобы поглядеть на темные окна ходовой рубки,
находившейся за его спиной. Интересно, куда подевалась Дел?
  Чуть выше ходовой рубки, на открытом всем ветрам мостике - так Томми
определил для себя название этой застекленной лишь спереди надстройки, -
внезапно вспыхнул неяркий желтоватый свет. За ветровым стеклом Томми
разглядел Дел. Она стояла за штурвалом и, судя по всему, рассматривала
панель управления.
  Когда Томми снова повернулся к причалу, на нем по-прежнему было тихо
и пусто, хотя он вовсе не удивился бы, увидев на мостках толпу
полицейских, ночных сторожей, агентов ФБР, офицеров береговой охраны и
сотрудников других правоохранительных органов, сквозь которую чудовищу
вряд ли удалось бы протолкаться, если бы ему вздумалось появиться в столь
многолюдном месте. За прошедшие несколько часов Томми нарушил больше
законов, чем за три десятка лет своей предыдущей жизни, и для того, чтобы
свести с ним свои загадочные счеты, твари пришлось бы стоять в очереди.
  Спаренная дизельная установка яхты несколько раз кашлянула и ожила.
Томми почувствовал, как палуба под ним мелко вибрирует от ее сдерживаемой
мощи. Поглядев наверх, на освещенный мостик, он увидел рядом с Дел черную
голову Скути. Скорее всего Лабрадор стоял на задних лапах, опираясь
передними о панель управления, а Дел чесала его за ушами и, должно быть,
говорила что-то вроде:
  "Скути-пути, хорошая собачка..."
Глядя на пса, Томми неожиданно - сам не понимая почему - вспомнил о
странном поведении птиц. Потом память вернула его еще дальше назад - в те
страшные минуты, когда спасаясь от выследившего их человека-оборотня они
снова вернулись во внутренний дворик перед домом Дел. Уходя, они тщательно
заперли входную дверь, но Томми хорошо помнил, что, когда он добежал до
нее. Дел ждала его возле открытой двери. Тогда Томми не задумался об этом,
но теперь он недоумевал, когда же она успела? Разве что ключи уже были у
нее в руке, но вряд ли...
  Неожиданно ему показалось, что он снова подошел совсем близко к
разгадке, но решающий момент миновал, а откровение-сатори так и не
наступило.
  Когда Томми в очередной раз бросил взгляд на пирс, он увидел в самом
его начале фигуру чудовища, которое уже миновало входные ворота и было в
каких-нибудь двухстах футах от яхты. С его покатых плеч свисал изорванный
дождевик. Поблизости не было никаких птиц, которые могли бы отвлечь тварь,
и ее взгляд, казалось, был устремлен прямо на Томми.
  - Скорее! - крикнул Томми Дел, почувствовав, что яхта вздрогнула и
дала задний ход, выбираясь со стоянки.
  Демон помчался вдоль причала мимо лодок, которые отвергла Дел.
  Сжимая "моссберг" обеими руками, Томми поднялся во весь рост в
якорном колодце. Он искренне надеялся, что тварь не успеет подойти
достаточно близко и ему не придется стрелять.
  Яхта уже почти вышла из дока и с каждой секундой наращивала скорость.
  Томми услышал громкий стук собственного сердца и почти одновременно
бухающие шаги твари по деревянному настилу причала.
  Яхта выбралась со стоянки уже на три четверти, и там, где она только
что находилась, вода забурлила и заплескались черные волны.
  Оскальзываясь на мокрых мостках, толстый человек - который на самом
деле не был толстым и не был человеком - со всех ног мчался к яхте,
стараясь настичь их, пока яхта не вышла в защищенный волноломом канал.
  Тварь была уже близко, и Томми мог разглядеть ее сверкающие зеленые
глаза. На застывшем человеческом лице они выглядели такими же невозможными
и пугающими, как и на плоской голове тряпичной куклы.
  Яхта наконец-то вышла из дока. Ее гребные винты вращались с такой
скоростью, что поверхность черной воды покрылась клочьями зловеще
фосфоресцирующей пены.
  Демон добежал до конца стены в тот самый момент, когда яхта покидала
док. Не медля ни секунды, он прыгнул и, перелетев через шесть футов воды
между яхтой и бетонной стеной, тяжело ударился о борт в каких-нибудь трех
футах от Томми. В какой-то момент Томми показалось, что тварь вот-вот
сорвется и упадет в воду, но она успела схватиться обеими руками за
леерное ограждение и повиснуть на нем.
  Увидев, что тварь пытается подтянуться и перебраться на палубу, Томми
нажал на спусковой крючок. Выстрел пришелся в упор прямо в лицо
человека-оборотня. Из ствола полыхнуло пламя, а грохот выстрела заставил
Томми поморщиться.
  В жемчужно-белом свете вспыхнувших на рубке ходовых огней он хорошо
видел, какое действие произвел выпущенный в человеческое лицо заряд
картечи. Зрелище было омерзительным, и Томми невольно сглотнул, стараясь
подавить позывы к рвоте.
  Но тварь не выпустила ограждения из рук. Выстрел с такого близкого
расстояния должен был оторвать ее от леера, но она продолжала держаться за
стальную трубу, пытаясь вскарабкаться на палубу. Из омерзительного
кровавого месива снова возникло полное, блестящее, словно от пота, лицо
мужчины в плаще. Страшные раны затягивались на глазах, и очень скоро на
нем не осталось никаких повреждений. Опущенные веки, затрепетав,
поднялись, и жуткие зеленые глаза снова уставились на Томми.
  Толстые губы разъехались в ухмылке, и рот твари широко открылся.
Несколько мгновений все было тихо, потом тварь дико закричала - закричала
на Томми. Этот жуткий вопль даже отдаленно не напоминал человеческий,
скорее это был пронзительный визг взбесившейся электронной машины.
  Пораженный неконтролируемым, детским страхом, Томми принялся вслух
умолять о спасении Святую Деву Марию, одновременно досылая в патронник
новый патрон и нажимая курок. Выстрелив, он передернул затвор и в третий
раз поразил тварь с расстояния не больше двух с половиной футов.
  Руки твари, мертвой хваткой вцепившиеся в леерное ограждение,
потеряли всякое сходство с человеческими. Теперь это были суставчатые,
щетинистые ножки насекомого с зазубренными внутренними краями, которые
сжимали леер с такой силой, что стальная трубка, из которой он был сделан,
смялась, словно бумажная.
  Томми стрелял, перезаряжал, снова стрелял, снова дергал затвор, снова
нажимал на спусковой крючок, пока наконец не осознал, что в магазине
"моссберга" больше не осталось патронов.
  Яхта тем временем развернулась и двинулась вдоль берега к выходу из
канала. Тварь снова взвизгнула и подтянулась выше.
  Томми бросил бесполезный дробовик и схватил "дезерт игл магнум", но
поскользнулся на мокрой палубе и упал, больно стукнувшись копчиком о
настил. Ноги его снова оказались в нактоузе якорной лебедки.
  Тварь с победоносным воплем взгромоздилась на перила и потянулась к
Томми. Прямо над собой он увидел круглое, как луна, и такое же бледное
лицо мужчины в плаще, на котором горели зеленым огнем холодные глаза
рептилии. Потом кожа на нем неожиданно лопнула от подбородка до лба -
точь-в-точь как кожица переваренной сардельки - и разошлась в стороны, так
что горящие безумием зеленые глаза чудовища оказались по обеим сторонам
его головы. Из разрыва высунулась отвратительная масса аспидно-черных,
гибких, как черви, сегментированных щупалец, каждое из которых было не
толще соломинки для коктейля. Они имели в длину не меньше двух футов, но
самое омерзительное заключалось в том, что они беспрестанно свивались и
развивались в сладострастном танце, словно конечности голодного кальмара,
неожиданно очутившегося в самой гуще косяка макрели. Среди этих алчно
корчащихся, лихорадочно шевелящихся, тянущихся к нему отростков Томми с
трудом рассмотрел круглый слюнявый рот, полный острейших зубов.
  Бам-м! Бам-м! Бам-м!
  Томми выстрелил раз, другой, третий, пятый. Пистолет сорок четвертого
калибра прыгал у него в руках, а отдача была такой мощной, что, казалось,
способна была вывернуть ему руки из плечевых суставов. К счастью, на таком
небольшом расстоянии Томми не обязательно было быть таким хорошим
стрелком, как Дел. Каждая выпущенная им пуля попадала в цель.
  Тварь содрогнулась и, бешено размахивая своими передними
конечностями, опрокинулась навзничь через перила. Одна ее рука случайно
зацепилась за стойку, но Томми выстрелил еще два раза подряд, и на этот
раз ограждение не выдержало. Раздался громкий металлический звук, похожий
на удар гонга, и тварь полетела в воду вместе с куском стальной трубы.
  Томми подполз к изуродованному лееру, но поскользнулся и чуть было не
отправился вслед за своим врагом. Упав на живот, он подполз к самому краю
палубы и, держась за уцелевшую стойку, смотрел вниз.
  Тварь исчезла.
  Томми никак не мог поверить, что ему действительно удалось избавиться
от преследователя, и с тревогой вглядывался в темноту, ожидая, что тварь
вот-вот появится на поверхности.
  Яхта на всех парах пронеслась вдоль стоянок лодок и вышла из-за
волнолома в акваторию залива. Ограничение скорости действовало и здесь, но
Дел явно не собиралась следовать правилам.
  Держась за ограждение, Томми пошел вдоль яхты к корме, но
остановился, внимательно осматривая поверхность воды. Он так и не заметил
никаких плавающих предметов, а вскоре и место, где тварь упала за борт,
осталось далеко позади.
  Как бы там ни было, Томми чувствовал, что успокаиваться рано. Он все
еще был в опасности. До рассвета оставалось еще несколько часов, и
расслабиться теперь было бы ошибкой, которая могла стать фатальной. Только
утром он сможет с уверенностью сказать, что его жизни больше ничто не
угрожает.
  Да и это еще неизвестно.
  Томми вернулся на нос и подобрал "моссберг" и лыжную куртку с запасом
патронов. Его руки так сильно тряслись, что он дважды уронил ружье.
  "Блюватер-563" успела развить такую скорость, что по палубе ее гулял
самый настоящий бриз, хотя ночь была безветренной. Дождь так и не ослабел;
падающие с небес потоки воды напоминали занавески из стеклянных бус, и
яхта мчалась сквозь них на полном ходу, отчего дождевые капли, попадавшие
в лицо Томми, казалось, имели ураганную силу.
  Вытерев лицо рукой, Томми снова повернулся и пошел дальше вдоль
правого борта. Достигнув ведущего на верхнюю палубу трапа, он торопливо
вскарабкался по крутым ступенькам.
  На верхней палубе - в задней ее части - имелся встроенный столик для
ужинов на свежем воздухе и просторная площадка для солнечных ванн,
протянувшаяся до самой кормы. Люк с левой по ходу стороны вел в ходовую
рубку и на нижнюю палубу. На самом краю пляжной палубы стоял Скути и
пристально смотрел на пенистый след за кормой, как смотрел бы, наверное,
на нахальную кошку, дразнящую его с забора или с ветки дерева. Пес был так
сосредоточен, что даже не обернулся, чтобы бросить взгляд на Томми.
  Мостик, предназначавшийся для управления яхтой в хорошую погоду,
имел, кроме ветрового стекла, только небольшую крышу над штурвалом, но
сзади он был полностью открыт. Специальный виниловый полог, натянутый на
заднюю опорную раму крыши мостика, отделял его от пляжной палубы и
создавал внутри некое подобие уюта, но сейчас его центральный клапан,
который Дел расстегнула, чтобы добраться до штурвала, был открыт и громко
хлопал на ветру.
  Томми шагнул в эту импровизированную дверь, за которой тускло мерцала
панель управления. Никакого другого света здесь не было.
  Дел сидела в капитанском кресле и глядела вперед. Услышав за спиной
шорох, она отвернулась от залитого дождем ветрового стекла и кивнула Томми.
  - Отличная работа.
  - Не знаю... - Томми с сомнением покачал головой и, положив пистолет
и "моссберг" на консоль рядом с нею, начал расстегивать карманы лыжной
куртки.
  - Эта тварь все еще где-то поблизости.
  - Надеюсь, мы оставили ее далеко позади. Мы движемся, а это
гарантирует нам относительную безопасность.
  - Может быть, - отозвался Томми, извлекая магазин пистолета и
доснаряжая его настолько быстро, насколько позволяли дрожащие руки. -
Сколько времени нам понадобится, чтобы пересечь гавань?
  Дел переложила штурвал влево, и яхта послушно повернула в ту же
сторону.
  - Ну вот, мы легли на курс, - сказала она. - Наверное, мне придется
немного сбросить скорость, но все равно, чтобы добраться до островов, нам
понадобится от силы две минуты. Может быть, пять.
  Томми посмотрел вперед. В середине широкого залива стояли на мертвых
якорях несколько лодок, казавшихся в темноте бесформенными серыми тенями.
Подобно поплавкам в бассейне, они разделяли акваторию залива на несколько
широких каналов, но, насколько Томми мог видеть за дождем, их яхта была
единственным движущимся судном.
  - Когда мы доберемся до острова Бальбоа, самой главной проблемой
будет найти свободный док или причал, где можно пришвартоваться, - сказала
Дел. - На это может потребоваться некоторое время. Слава Богу, что у яхты
такая небольшая осадка, а прилив почти достиг максимума. Мы можем подойти
к берегу почти в любом месте.
  - Как ты запустила двигатели без ключей? - поинтересовался Томми,
перезаряжая "моссберг".
  - Как и машину. Вырвала провода и...
  - Не думаю, чтобы это было правдой.
  - Я нашла ключ.
  - Чепуха.
  - Тогда придумай что-нибудь подходящее сам, - беззаботно отозвалась
Дел.
  Снаружи, на площадке для солнечных ванн, яростно залаял Скути.
  Томми вздрогнул, почувствовав противную слабость в коленях. Сердце
его сжалось от страха.
  - Ну вот, опять она... - выдавил он.
  Держа в одной руке пистолет, а в другой - дробовик, он выбрался
из-под винилового полога и шагнул под дождь.
  Скути все еще стоял на краю пляжной палубы, внимательно глядя за
корму.
  Полуостров, который они покинули так недавно, быстро таял в темноте.
  Томми обогнул обеденный стол и накрытый брезентом угловой диван и
перебрался на пляжную палубу.
  Здесь не было никакого ограждения - только невысокий фальшборт, - и
Томми не осмелился приблизиться к самому краю выпрямившись во весь рост,
чтобы ненароком не поскользнуться. Вместо этого он лег животом на мокрый
брезент, покрывавший деревянную обшивку палубы, и почти по-пластунски
подполз к Лабрадору, продолжавшему сосредоточенно разглядывать
кильватерную струю.
  В темноте не было ничего видно.
  Пес разразился свирепым, яростным лаем.
  - В чем дело, приятель?
  Скути скосил на него глаза и негромко заскулил.
  Томми снова посмотрел вниз. Он очень хорошо видел пенистую
кильватерную струю, но рассмотреть корму как следует ему мешала нависавшая
над ней пляжная палуба. Поборов страх, Томми двинулся еще чуть-чуть вперед
и, перегнувшись через бортик, свесил голову вниз.
  Увидеть, что творится внизу, было не легче, чем рассматривать с
балкона комнату этажом ниже, но Томми, крепко уцепившемуся за фальшборт,
удалось бросить взгляд на крошечный кусочек кормы, напоминавший размерами
черное крыльцо и располагавшийся сразу позади кают нижней палубы. Тварь -
уже без плаща - ловко выбралась из воды, перемахнула через борт и скрылась
в мертвом пространстве под нависающей пляжной палубой, прежде чем Томми
успел прицелиться и выстрелить.
  Скути бросился к закрытому палубному люку, через который можно было
спуститься на нижнюю палубу.
  Или подняться на верхнюю.
  Томми поспешил за ним. Положив пистолет, он взял в правую руку
"моссберг", а левой откинул тяжелую крышку люка.
  Маленькая лампочка освещала цельнолитые фиберглассовые ступени, по
которым уже карабкалась вверх ненавистная тварь. Увидев Томми, она
сверкнула глазами и завизжала.
  Держа дробовик обеими руками, Томми выпустил весь магазин в голову и
грудь мерзкого существа.
  Тварь ухватилась за перила, но последние два выстрела сшибли ее со
ступенек и Швырнули к подножию трапа. Оказавшись внизу, она покатилась по
палубе и скрылась из вида.
  Как и раньше, непобедимая тварь, несомненно, была только оглушена, и
Томми знал, что пройдет совсем немного времени, прежде чем она возобновит
свои попытки добраться до него. На ступеньках трапа не осталось даже
следов крови. Похоже, тварь поглощала пули и картечь без всякого для себя
вреда.
  Бросив дробовик, Томми схватил пистолет. Его магазин был полностью
снаряжен, и он очень надеялся, что тринадцати патронов будет вполне
достаточно, чтобы отразить как минимум две атаки твари. Вот только потом
ему не хватит времени, чтобы перезарядить оружие.
  Рядом с ним неожиданно появилась Дел. Лицо ее было сосредоточенным и
угрюмым.
  - Дай мне пистолет, - приказала она.
  - А кто управляет яхтой? - спросил Томми.
  - Я заблокировала штурвал. Дай мне пистолет и иди вперед. Ты должен
спуститься на фордек.
  - Что ты собираешься делать? - требовательно спросил Томми.
  -Ему не хотелось оставлять Дел, даже вооруженную пистолетом, один на
один с чудовищем.
  - Я хочу устроить пожар.
  - Что?!
  - Ты сам сказал, что огонь отвлекает ее. Томми вспомнил, как тварь,
позабыв обо всем на свете, кроме ревущего пламени, в восторге приплясывала
возле горящего "Корвета".
  - А как? - спросил он.
  - Не сомневайся, я умею устраивать пожары.
  - Но...
  Тварь на нижней палубе, приходя в себя, громко закричала и снова
появилась на дне узкого колодца.
  - Дай мне пистолет! - прорычала Дел и почти вырвала оружие из руки
Томми. "Дезерт игл магнум" трижды подпрыгнул в ее руке, и грохот
выстрелов, усиленный узким пространством люка, оглушил Томми, словно
орудийная канонада.
  Завывая, плюя слюной и шипя, тварь снова покатилась по ступенькам к
подножию трапа.
  - Иди же, черт тебя возьми! - крикнула Дел, подталкивая Томми в плечо.
  Томми побежал по пляжной палубе, спрыгнул на мостик и спустился на
нижнюю палубу по наружному трапу справа от ходовой рубки.
  За его спиной снова загремели выстрелы, и он отметил про себя, что на
этот раз тварь пришла в себя гораздо быстрее.
  Спрыгнув на палубу, Томми огляделся. Слева от него шел к носу яхты
узкий проход, огражденный леерными стойками, но у трапа он заканчивался, и
здесь на корму пройти было нельзя. Тварь не могла напасть на него - для
этого ей нужно было либо подняться из люка на верхнюю палубу - а туда не
пускала ее Дел - и спуститься следом за ним, либо.., либо взломать тонкие
переборки, протаранить жилые каюты и ходовую рубку, выбить лобовое стекло
и схватить его.
  Сверху снова донеслись звуки стрельбы. Они громом раскатились над
рябым от дождя зеркалом залива, и Томми снова поразился их сходству с
орудийными залпами. Можно было подумать, что Корона Дель-Мар пошла войной
на соседний Нью-порт.
  Выбравшись на нос, где всего несколько минут назад он отражал
нападение пытавшегося взобраться на яхту чудовища, Томми с надеждой
поглядел вперед. В ночной темноте показались редкие огни острова Бальбоа.
  - О Боже! - воскликнул Томми, вдруг ужаснувшись тому, что должно было
случиться в самое ближайшее время.
  Яхта мчалась прямо на остров, словно по лазерному лучу, и скорость ее
была слишком большой. Томми уже понял, что если Дел не свернет и не
сбросит газ, то они пройдут между двумя частными доками и врежутся прямо в
бетонные плиты набережной.
  Он повернулся с намерением подняться на мостик и попробовать убедить
Дел свернуть, но остановился, увидев, что корма яхты уже охвачена огнем.
Оранжевые и голубые языки пламени били из всех щелей, озаряя дождливую
ночь трепещущим светом и отражаясь в заливе. В зареве пожара падающий с
неба дождь был похож на ливень из расплавленного янтаря или на горящие
угольки, сыплющиеся на землю с каминной лопатки в руке какого-то небесного
божества.
  Скути ловко спустился по трапу и, прошмыгнув мимо ног Томми, уселся
на носу яхты.
  Дел тоже не заставила себя долго ждать. Обжигая ладони, она съехала
по трапу, почти не касаясь ногами ступеней.
  - Тварь бьется в экстазе, наслаждаясь пожаром. - сообщила она. - Как
ты и говорил. У меня от нее мурашки по коже бегают.
  - Как тебе удалось так быстро поджечь яхту? - осведомился Томми,
снова исполнившись подозрений. Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть
грохот дизелей и шум дождя.
  - Солярка! - крикнула в ответ Дел.
  - Где ты ее взяла? - спросил Томми.
  - На борту. Здесь было шестьсот галлонов диз-топлива.
  - Но оно, наверное, было в баках?
  - Вот именно, было, - подчеркнула Дел.
  - Но дизельное топливо не такое горючее.
  - Я плеснула бензинчика для затравки.
  - Что?
  - Или напалма - не знаю, что это было.
  - Ты снова меня обманываешь, - с горечью произнес Томми.
  - Ты сам вынуждаешь меня к этому.
  - Я ненавижу эти твои дурацкие выдумки!
  - Сядь-ка на палубу, - скомандовала Дел.
  - Это чистой воды безумие! Бред!
  - Сядь на палубу и держись за леер.
  - Нет, ты точно ведьма, спятившая ведьма из амазонского племени гонго
или еще что-нибудь похуже.
  - Как тебе будет угодно. Главное, держись покрепче, потому что мы
сейчас врежемся в набережную, а я не хочу, чтобы тебя сбросило в воду.
  Томми посмотрел вперед. Остров Бальбоа, освещенный уличными фонарями
и причальными огнями, стремительно вырастал из темноты.
  - О Боже! - вырвалось у него.
  - Как только мы воткнемся в причал, - предупредила его Дел, - сразу
вставай, прыгай вперед и беги за мной.
  С этими словами она тоже села на палубу, обратившись лицом вперед, и
вытянула ноги перед собой. Правой рукой Дел держалась за ограждение
правого борта, а левой обняла за шею Скути, который вскарабкался ей на
колени.
  Следуя ее примеру, Томми тоже уселся на палубу. Ему не нужно было
удерживать собаку, поэтому он ухватился за леер обеими руками.
  Изящная и стремительная яхта неслась сквозь дождь навстречу своей
незавидной судьбе.
  Если Дел подожгла топливный бак, то дизели не должны работать... Или
должны?
  "Не думай - лучше держись покрепче!" - приказал себе Томми.
  Может быть, огонь взялся оттуда же, откуда взялись стаи
загипнотизированных птиц. Вот только откуда ?
  "Держись!"
Томми всерьез ожидал, что яхта вот-вот взорвется прямо под ним.
  Или объятая огнем тварь сумеет преодолеть свою страсть к огню и
прыгнет на него сзади, капая изо рта жидким огнем.
  Он закрыл глаза.
  "Держись - и ни о чем не думай".
  Если бы он только поехал к матери на комтайкам и жаренные во фритюре
овощи с соусом "Нуок-Мам", его бы не было дома в тот момент, когда
раздался звонок в дверь, и тогда он, может быть, никогда бы не нашел на
своем пороге страшную куклу.
  Да, все могло бы повернуться по-другому, и сейчас он мирно спал бы в
своей собственной постели и видел сны о Стране Блаженства на вершине
легендарной горы Пхи-Лай, все жители которой прекрасны, бессмертны и
беспредельно счастливы все двадцать четыре часа в сутки, где нет болезней,
адских кукол и зеленоглазых тварей, где царит совершенная гармония, где
никто никогда не сердится и не страдает.
  Но нет, ему этого было недостаточно. Ему нужно было оскорбить мать
отказом, нужно было доказать, что он уже взрослый и самостоятельный
человек. В чем же выразилась его самостоятельность? Да в том, что назло
матери он пошел в кафе и наелся чизбургеров и жареного лука, чизбургеров с
жареной картошкой, чизбургеров с шоколадной болтушкой. Вот он каков -
неблагодарный сын, мистер Шишка-На-Ровном-Месте, разъезжающий на
собственном "Корвете" с сотовым телефоном в кармане и флиртующий с
незнакомыми блондинками, хотя в мире вполне хватает скромных, миловидных и
покорных вьетнамских девушек - самых прекрасных девушек на земле, если уж
на то пошло, - которые никогда не называют своих знакомых "бесстрашными
пожирателями тофу", не рассказывают сказок об инопланетянах, не угоняют
машин, не воруют чужие яхты и не поджигают их, и не угрожают отстрелить
тебе ногу только потому, что тебе захотелось взглянуть на их картины.
Приличные вьетнамские девушки никогда не говорят загадками, не считают
реальность игрой воображения, не умеют метать ножи, не тренируются в
обращении со взрывчаткой, не носят на шее гильз от патрона, убившего их
отца, не держат дома больших, черных, сверхъестественно умных собак и не
дают им играть резиновыми хотдогами, издающими такие неприятные звуки.
  Нет, он определенно не умер бы, если бы поехал к родным и поел
ком-тай-кама. Да и вообще... Вольно же ему было пойти по писательской
части и начать сочинять дурацкие детективные романы вместо того, чтобы
выучиться на врача или, на худой конец, на кондитера! И вот теперь - в
качестве расплаты за свой эгоизм, за непослушание, за упрямое стремление
стать тем, чем ему быть не дано, - он должен был умереть.
  "Только держись! Держись крепче!"
Он должен умереть.
  "Крепче!"
Умереть... Это значит вечный сон и вечная разлука со всеми.
  "Еще крепче!"
Томми открыл глаза и сразу понял, что сделал это напрасно.
  Остров Бальбоа, на котором не было ни одного здания выше трех этажей
и где большинство домов представляли собой небольшие коттеджи или
одноэтажные скромные бунгало, - вырастал уже над ним и казался огромным,
словно Манхэттен с его сверкающими небоскребами.
  Яростно вспенивая воду винтами, весело пылая, как рождественский
фейерверк, пятидесятишестифутовая яхта "Блюватер" неслась к острову на
высокой приливной волне. С ее двумя футами осадки она даже не резала носом
воду, а скользила по ее поверхности, словно гоночный катер "Формулы-1".
Как и предвидел Томми, яхта вписалась точно в промежуток между двумя
частными доками, один из которых в преддверии Рождества был уже украшен
мишурой и яркими лентами, и со всей силой врезалась носом в железобетонную
облицовку набережной.
  Раздался адский треск, способный поднять мертвого из могилы, и Томми
не выдержал и закричал от страха. Корпус яхты разошелся выше ватерлинии, и
в пролом хлынула вода. Удар о бетон причала мгновенно остановил несущуюся
на полной скорости яхту, но мощные винты за кормой продолжали бешено
вращаться, толкая ее вперед, и Томми почувствовал, как вибрирует и
дергается под ним палуба. Яхта понемногу наползала на берег и все выше
задирала изуродованный нос над широкой пешеходной дорожкой, словно
собираясь доехать до ближайших домов по суше. Наконец яхта в последний раз
вздрогнула и остановила свое продвижение, наполовину выбросившись на берег
и навалившись обводами на каменный парапет. Вода, попавшая в корпус сквозь
разбитый нос, хлынула в кормовые отсеки, заливая двигатели, и под ее весом
корма яхты заметно осела.
  В момент столкновения Томми сначала подбросило вверх, а потом
швырнуло в сторону, но он крепко держался за ограждение, хотя в какой-то
момент ему показалось, что его руки вот-вот вывернутся из суставов. К
счастью, обошлось без серьезных увечий, поэтому, почувствовав, что яхта
накрепко застряла на берегу, Томми выпустил леер и, встав на четвереньки,
быстро пополз по накренившейся палубе к тому месту, где сидели Дел и Скути.
  Когда он добрался до них. Дел была уже на ногах.
  - Быстрее! - крикнула она. - Надо убираться отсюда.
  Середина яхты и надстройка пылали как никогда ярко. Огонь быстро
распространялся, и иллюминаторы кают нижней палубы осветились желтым
заревом.
  Откуда-то из пылающего чрева яхты донесся дикий вой, от которого
кровь стыла в жилах. Конечно, это мог быть перегретый пар, вырывающийся из
лопнувшей трубы, или последний вопль умирающей гидравлики, но Томми был
уверен, что это ликует тварь, очутившаяся в родной обстановке - в огненном
аду.
  В спящих домах вдоль побережья начали мигать и вспыхивать огни.
  Скользя по мокрым доскам. Дел и Томми поднялись по наклоненной
носовой палубе до самого кокпита, нависающего над безлюдной пешеходной
дорожкой. Скути ненадолго замешкался возле выломанного чудовищем леера и
тяжело спрыгнул вниз на бетон Дел и Томми последовали за ним. От
задранного вверх носа яхты до земли было футов десять.
  Скути уже бежал по дорожке на запад, как будто знал, куда нужно
направляться. Дел поспешила за Лабрадором, а Томми за Дел. На бегу он
оглянулся, хотя, казалось, все переживания прошедшего вечера и ночи должны
были уже убить в нем всякое любопытство. Балансирующая на каменном
парапете пылающая яхта являла собой внушительное зрелище, и Томми подумал,
что со стороны она напоминает Ноев ковчег, выброшенный на сушу после
Великого потопа.
  В верхних этажах домов стали появляться головы встревоженных жителей,
но, прежде чем хлопнула хоть одна дверь и ночь огласилась возбужденными и
испуганными голосами разбуженных островитян, Дел и Томми уже свернули на
ближайшую улочку, ведущую от берега в глубь острова.
  И хотя Томми время от времени оглядывался, ожидая увидеть мчащуюся за
ними тварь или что-нибудь похуже, из огня так никто и не появился.


                                  Глава 7


  Остров Бальбоа был застроен сотнями небольших частных домов, и из-за
недостатка свободного места для гаражей обе стороны узкой полутемной
улочки были заставлены автомобилями местных жителей и их гостей. Дел,
таким образом, было из чего выбирать. Должно быть, поэтому она не
соблазнилась ни скромным "Бьюиком", ни привычной "Тойотой", а подвела
Томми к красному, как пожарная машина, роскошному "Феррари-Тестероза".
  Остановившись под кроной развесистого старого подокарпа - такой
густой, что под нее не проникал дождь, - Дел откровенно восхищалась
"зализанными" обводами дорогой спортивной машины.
  - Почему бы не попробовать вот этот "Гео"? - благоразумно предложил
Томми, потянув ее за рукав и указывая на скромный пикап, припаркованный
впереди вызывающе красного чуда.
  - "Гео" - нормальная машина, но не крутая. "Феррари" - это то, что
нам надо.
  - Но он же стоит, наверное, как порядочный дом, - возразил Томми.
  - Мы же не собираемся его покупать, - с самым невинным видом
возразила Дел.
  - Я отлично знаю, что мы собираемся сделать.
  - Взять взаймы?
  - Украсть, - поправил ее Томми.
  - Нет, воруют только плохие люди, а мы разве плохие? Ты же писатель и
должен знать, что положительные персонажи никогда не крадут, а только
заимствуют - а это нельзя назвать кражей.
  - Этот аргумент сразит присяжных наповал, - едко заметил Томми.
  - Ладно, ты посторожи, а я пока попытаюсь вскрыть дверцы.
  - Почему бы не взломать какую-нибудь машину подешевле? - спросил
Томми, все еще сомневаясь.
  - А кто тебе сказал, что я собираюсь что-нибудь ломать?
  - Машинам от тебя, как правило, достается, - вздохнул Томми. -
Насколько я заметил, ты не слишком с ними церемонишься.
  Откуда-то издалека - похоже, с противоположного конца острова -
донеслись сирены пожарных машин. На юге, над крышами темных домов,
вставало яркое желтое зарево.
  - Посторожи и будь внимательней! - снова сказала Дел. Томми
огляделся. Улица была пуста.
  Дел, сопровождаемая верным Скути, сошла с тротуара и направилась
прямо к водительской дверце "Феррари". Подергав ручку, она обнаружила, что
машина даже не заперта.
  - Какой приятный сюрприз, - пробормотал Томми.
  Скути первым прыгнул в салон, опередив свою хозяйку.
  Не успела Дел устроиться за рулем и захлопнуть дверь, как двигатель
"Феррари" ожил. Судя по звуку, машина была достаточно мощной, чтобы летать
на небольшой высоте, если Дел слишком сильно нажмет на газ.
  - Две секунды максимум... - ворчал Томми себе под нос, открывая
дверцу. - Это надо уметь. Должно быть, она угоняет машины с раннего
детства...
  - Скути хочет сидеть с тобой, - проинформировала его Дел.
  - Он - настоящий душка, - рассеянно отозвался Томми и посторонился.
Скути выскочил из салона, и Томми неловко полез на пассажирское сиденье
приземистой машины. Усевшись, он с трудом подавил в себе желание
захлопнуть дверцу, прежде чем пес вернется обратно.
  Скути уютно устроился у него на коленях: задними лапами он уперся в
сиденье, а передние положил на приборную доску.
  - Обними Скути за шею, - велела Дел, включая фары.
  - Зачем?
  - Чтобы он не вылетел через лобовое стекло, если придется внезапно
затормозить.
  - Мне кажется, кто-то из нас говорил, что не собирается ломать машину.
  - Чрезвычайная ситуация потому и называется чрезвычайной, что ее
нельзя предвидеть. Зато к ней можно подготовиться.
  Томми послушно обхватил мокрого Лабрадора обеими руками.
  - Куда поедем?
  - Домой к моей маме.
  - Далеко это?
  - Минут пятнадцать. В этой крошке, может быть, и десять.
  Скути повернул голову и, поглядев Томми прямо в глаза, дружелюбно
прошелся языком по его лицу от подбородка до самого лба. Потом пес
отвернулся и стал смотреть вперед.
  Томми только вздохнул.
  - Он решил принять тебя в число своих друзей, - перевела Дел.
  - Я польщен.
  - Не язви. Скути не облизывает кого попало. Скути утвердительно
фыркнул. Выруливая на проезжую часть. Дел сказала:
  - Мы оставим эту пепельницу у мамы в гараже. Утром она вернет ее
туда, где мы ее взяли, а мы воспользуемся одной из ее машин и проведем в
ней остаток ночи.
  - У вас с мамой завидное взаимопонимание.
  - Она у меня прелесть! - убежденно сказала Дел.
  - Как тебе удалось так быстро завести мотор?
  - Ключи торчали в замке.
  Массивная голова Скути заслоняла Томми большую часть улицы впереди,
но зато он хорошо видел приборную панель и замок зажигания, в котором не
было никакого ключа.
  - И где они теперь? - полюбопытствовал он.
  - Кто - они?
  - Ключи.
  - Какие ключи?
  - Те самые! Которые ты нашла в замке зажигания и с помощью которых
так быстро завела машину.
  - Но я же сказала, что замкнула провода, - без зазрения совести
сменила показания Дел и ухмыльнулась.
  - Ты еще не успела закрыть дверь, а мотор уже завелся, - попытался
припереть ее к стенке Томми, без особой, впрочем, надежды.
  - Я умею запускать машины и одной рукой.
  - И все это - за две секунды?
  - Круто, да?
  Дел повернула налево, в небольшой переулок, который вел к Марин-авеню
- главной улице острова.
  - Мы так промокли, что обязательно испортим хозяину обивку кресел, -
заволновался Томми.
  - Я пошлю ему чек, - пообещала Дел.
  - Я серьезно. Это дорогая обивка!
  - И я серьезно. Я пошлю хозяину чек. Ты бываешь чересчур щепетилен,
Томми, но мне это в тебе нравится.
  Сверкая огнями, навстречу им вывернула из-за угла полицейская машина.
Томми вздрогнул, но патруль промчался мимо, несомненно направляясь к месту
крушения яхты.
  - Как ты думаешь, сколько она может стоить? - поинтересовался Томми.
  - Тысяча долларов должна покрыть все убытки.
  - Тысяча долларов за такую яхту? - изумился Томми.
  - Мне казалось, мы говорили об испорченных креслах. А яхта... Такая
яхта стоит около семисот пятидесяти тысяч.
  - Бедняги...
  - Кого ты имеешь в виду?
  - Владельцев яхты, разумеется. Яхты, которую ты разбила вдребезги.
Или, может быть, ты собираешься отправить и им чек?
  - Вряд ли. Это была моя яхта.
  У Томми отвисла челюсть. С тех пор как он познакомился с Деливеранс
Пейн, это происходило с ним регулярно. Притормозив на углу Марин-авеню,
Дел лучезарно улыбнулась ему и сказала:
  - Я купила ее только в июле. Не без труда совладав со своим
удивлением, Томми спросил:
  - Если это твоя яхта, то почему она стояла не перед твоим домом?
  - Потому что она слишком большая и портит мне вид из окна. Мне
пришлось арендовать этот док, чтобы держать ее там.
  Скути нетерпеливо застучал лапами по приборной доске, словно призывая
их не отвлекаться на посторонние вещи и скорее ехать дальше.
  - Значит, ты разбила и сожгла свою собственную лодку?
  Сворачивая по Марин-авеню к деловому центру острова. Дел укоризненно
покачала головой.
  - Вечно ты преувеличиваешь, Томми. Должно быть, в своих детективных
романах ты тоже злоупотребляешь гиперболами. Разве это называется - сжечь?
  - Хорошо, не сожгла - подожгла.
  - Но, согласись, это большая разница: сжечь и поджечь.
  - Но если ты намерена и дальше так поступать, то даже твоего
наследства не хватит надолго.
  - Вот ты опять... Я же не сжигаю по яхте в день!
  - Да?..
  - Да. Кроме того, я уверена, что у меня никогда не будет финансовых
проблем.
  - Значит, ты промышляешь еще и изготовлением фальшивых купюр?
  - Конечно, нет, глупенький. Просто папа научил меня играть в покер, и
со временем я его превзошла.
  - Понял! Ты передергиваешь?
  - Никогда. Покер - это святое.
  - Рад слышать, что хоть что-то для тебя священно.
  - Я считаю священными множество вещей, - сказала Дел серьезно.
  - Например, истину.
  - Иногда - да, - со смущенной улыбкой сообщила Дел.
  За разговором они доехали почти до самого конца Марин-авеню. Мост,
соединяющий остров с континентом, лежал впереди, всего в каких-нибудь двух
кварталах.
  - Тогда скажи, как ты запустила "Феррари" без ключей?
  - Разве я не говорила? Ключи торчали в зажигании.
  - Ты много чего говорила, в том числе и это, - вздохнул Томми. - А
как ты подожгла яхту?
  - Это не я. Это корова миссис О'Лири "Миссис О'Лири - в американском
фольклоре хозяйка коровы, которая лягнула ногой лампу и тем вызвала
великий пожар в Чикаго в 1871 году.". Скути издал подозрительный звук,
похожий на робкий смешок. Томми знал, что собаки не умеют смеяться, но он
готов был поклясться, что это не было ни фырканье, ни чиханье.
  На мосту впереди показалась еще одна полицейская патрульная машина,
которая направлялась на остров с континента.
  - Скажи правду, откуда взялись птицы? - настаивал Томми.
  - Этого никто не знает, - серьезно ответила Дел. - Вечная загадка
природы: что появилось раньше - курица или яйцо?
  Полицейская машина съехала с моста и включила мигалку на крыше, давая
им знак остановиться.
  - Наверное, они считают нас отрицательными персонажами, - с
философским спокойствием заметила Дел.
  - О нет!
  - Расслабься, дружок.
  Дел уже подруливала к патрульной машине, и Томми в самый последний
момент успел шепнуть:
  - Только не превращай копов в крокодилов - с нас хватит и одной твари.
  - Я подумывала насчет гусей, но если ты так хочешь... - ответила Дел.
  Стекло с ее стороны медленно поползло вниз. Полицейский - в
патрульной машине он был один - уже опустил свое стекло.
  - Дел?! - воскликнул он с легким удивлением в голосе.
  - Привет, Марти!
  - Я не знал, что это ты, - улыбнулся коп. - Новая тачка?
  - Нравится?
  - Очень. Твоя или мамина?
  - Ты же знаешь мою мамочку.
  - Ты тоже постарайся не превышать скорость.
  - А если превышу? Ты меня отшлепаешь? Марти расхохотался.
  - С радостью и удовольствием, - сказал он сквозь смех.
  - Что там за тарарам? - с самым невинным видом поинтересовалась Дел.
  - Ты не поверишь! Какой-то кретин на всем ходу врезался на своем
катере в причал.
  - Должно быть, там на борту была крутая вечеринка, - предположила
Дел. - Ну почему меня никогда никуда не приглашают?!
  - Привет, Скути! - сказал полицейский, не обращая никакого внимания
на Томми.
  Пес повернулся к окну и, глядя мимо Дел, широко ухмыльнулся, оскалив
зубы и вывалив из пасти розовый мокрый язык.
  - Предупреди свою мамочку, - сказал Дел Марти. - Пусть будет
повнимательнее. Мы будем специально присматривать за красным "Феррари".
  - Вы можете ее и не увидеть, - покачала головой Дел. - Только
услышать, как она преодолевает звуковой барьер.
  Все еще смеясь, Марти отъехал, и Дел направила "Феррари" на мост. Они
возвращались на континент.
  - Что будет, когда копы узнают, что это твоя яхта разбилась на
берегу? - спросил Томми.
  - Не узнают, - беспечно отозвалась Дел. - Она зарегистрирована не на
мое имя, а принадлежит одной нашей офшорной корпорации.
  - Вашей офшорной корпорации? Где же она находится? На Марсе?
  - На Больших Каймановых островах. В Карибском море.
  - А что случится, когда владелец сообщит о краже "Феррари"?
  - Он не сообщит, не успеет. Мама вернет машину на место, прежде чем
ее хватятся.
  - От Скути пахнет псиной. Весь салон провоняет.
  - Это только запах мокрой шерсти.
  - Хорошо если так... - Томми опять вздохнул. - Скажи правду, ты
случайно проезжала по бульвару Макартура, когда я разбил "Корвет", или ты
заранее знала, что я там буду?
  - Разумеется, я этого не знала. Но, как я уже говорила, нам с тобой
просто суждено было встретиться. Судьбу не обманешь.
  - Боже, ты способна кого угодно вывести из себя! - воскликнул Томми,
теряя терпение.
  - Ты это серьезно?
  - Абсолютно.
  - Бедный сбитый с толку Томми!
  - Ты невыносима!
  - Ты хотел сказать - очаровательна.
  - Я хотел сказать невыносима.
  - ..И что я - интересная женщина. По-моему, ты очарован мною.
  На этот раз Томми подавил вздох.
  - Ну скажи? - продолжала дразнить его Дел. - Очарован, ведь правда?
  - Не знаю.
  - Скажи правду.
  - Да.
  - L- Ты - душка, - заключила Дел. - Нет, серьезно! Ты бываешь таким
милым, когда захочешь.
  - Я готов застрелить тебя, если ты попросишь.
  - Ну, с этим придется подождать до того момента, когда я буду лежать
на смертном одре. Томми вздохнул.
  - Боюсь, даже тогда это будет нелегко.

  ***

  Мать Дел жила в поселке на территории частного земельного владения,
огороженного, с охраняемым въездом, раскинувшегося на холме на побережье
Ньюпортского залива. Домик охранников, стоявший под высокими, ярко
освещенными прожекторами финиковыми пальмами, был отделан штукатуркой
пастельных тонов, на которой красиво выделялись бетонные с добавлением
каменной крошки фундаментные и угловые блоки.
  На ветровом стекле "Феррари" не было никакого пропуска, поэтому,
прежде чем открыть ворота, охранник вышел на крытое крыльцо и наклонился к
машине, чтобы спросить, к кому они приехали. Лицо охранника показалось
Томми сонным и не слишком довольным, но, увидев Дел, он просиял.
  - Мисс Пейн!
  - Привет, Микки!
  - Ваша новая машина?
  - Не знаю, может быть. Мы как раз ее обкатываем.
  Охранник спустился с крыльца под дождь - как понял Томми, только для
того, чтобы не разговаривать с Дел сверху вниз, - и с подчеркнутым
уважением склонился к ее опущенному стеклу.
  - Отличная машина, мисс Пейн.
  - Да. Моя мама сможет слетать на ней на Луну и вернуться обратно.
  - Если она решит купить это чудо, - сказал охранник, - нам на
территории владения придется устанавливать на дорожках отбойные
амортизаторы размером с мусорный контейнер. Может быть, тогда ваша матушка
не будет гонять с такой скоростью.
  - Сомневаюсь. - Дел улыбнулась. - Как дела у Эмми?
  Микки был без плаща, но он, казалось, вовсе не замечал холодного
дождя. Можно было подумать, что Дел загипнотизировала его, и Томми
оставалось только посочувствовать охраннику. Он отлично понимал, что
чувствует этот парень у ворот.
  - У Эмми все отлично, - снова просиял Микки. - Доктора говорят, что
до полного выздоровления осталось совсем немного.
  - Я очень рада за нее, Микки.
  - Врачи не верят своим глазам.
  - Я же говорила тебе, чтобы ты не терял надежды, говорила?!
  - Мне сказали, что если анализы и дальше будут такие хорошие, то ее
выпишут дня через три. Мне остается только молиться Господу, чтобы ее..,
чтобы с ней никогда больше ничего такого не случилось.
  - Все будет в порядке, Микки, не сомневайся.
  - Вы были так добры, мисс Пейн. Вы ведь и навещали ее почти каждый
день...
  - Я просто обожаю ее, Микки. Твоя Эмми - настоящий маленький
ангелочек, и мне было совершенно не трудно...
  - Она тоже очень любит вас, мисс Пейн. И ей понравилась книжка,
которую вы ей принесли... Охранник посмотрел мимо Дел в глубь салона.
  - Привет, Скути! - окликнул он пса.
  Скути в ответ фыркнул.
  - Познакомься, Микки, - сказала Дел. - Это мой друг Томми Тофу.
  - Рад познакомиться, мистер Тофу, - вежливо откликнулся Микки.
  - Я тоже, - буркнул Томми, зло глядя в пространство между Дел и
собакой. - Между прочим, Микки, вы промокли.
  - Да? - искренне удивился охранник. - Я и не заметил.
  - Да, Микки, ты промок, - подтвердила Дел. - Тебе надо поскорее
вернуться под крышу. Передай Эмми, что послезавтра я к ней опять загляну.
Кстати, может быть, когда ее выпишут из больницы, она приедет ко мне домой
и немного попозирует? Мне хотелось бы написать ее портрет. Только пусть
сначала поправится, в смысле - наберет вес, а то она стала совсем худышка.
  - О, мисс Пейн, обязательно. То есть я думаю, что это ей понравится.
У нее будет собственный портрет, как у настоящей принцессы.
  Промокший насквозь Микки вернулся в будку, и Дел подняла стекло
дверцы. Массивные металлические ворота, украшенные позолоченными шарами,
отъехали в сторону, открывая дорогу на территорию частного владения.
  - Кто такая Эмми? - спросил Томми, когда Дел тронула "Феррари" с
места.
  - Это дочь Микки, прелестная маленькая куколка. Ей восемь.
  - Вы говорили о ее выздоровлении. От какой болезни?
  - От рака.
  - Вот это не повезло! - присвистнул Томми. - Рак в восемь лет -
кошмар!
  - Она поправится, и все будет о'кей. Правда, Скути-пути?
  Лабрадор потянулся к ней, ткнул носом в щеку и лизнул. Дел хихикнула.
  "Феррари" ехал по извилистым улицам владения вдоль ухоженных,
живописных участков, в глубине которых стояли большие и очень дорогие дома.
  - Жаль, что придется разбудить твою маму в половине четвертого утра,
- сказал Томми.
  - Какая потрясающая предусмотрительность! - восхитилась Дел и подняла
руку, чтобы дружески ущипнуть его за щеку. - Ты просто образец
воспитанности. Но не беспокойся - мы ее не разбудим. Я уверена, что она не
только не спит, но и по уши в делах и заботах.
  - Она у тебя "сова"? - поинтересовался Томми.
  - Круглосуточная сова, - серьезно ответила Дел. - Она вообще не спит.
  - Никогда?
  - После случая в Тонопе - никогда, - уточнила Дел, но Томми все равно
ничего не понял.
  - Это которая Тонопа? В Неваде? - переспросил он.
  - Да. Собственно говоря, это было не в Тонопе, а неподалеку от нее,
на берегу озера Мад.
  - Озера Мад? О чем ты говоришь?
  - О том, что случилось двадцать восемь лет назад.
  - Двадцать восемь?
  - Ну примерно. Мне сейчас двадцать семь, так что...
  - Ты хочешь сказать, что твоя мама не спит двадцать восемь лет подряд?
  - Ей тогда было двадцать три.
  - Каждый человек должен спать, - уверенно сказал Томми.
  - Нет, не каждый. Вот ты не спал целую ночь - разве тебе хочется
спать?
  - Раньше хотелось, а сейчас...
  - Вот мы и приехали, - перебила его Дел, сворачивая в какой-то тупик.
  В конце короткой улицы была небольшая пальмовая роща, за которой
виднелась каменная стена, освещенная замаскированными в траве ландшафтными
светильниками. В стене были высокие ворота, увенчанные остроконечными
пиками дюймовой толщины. Над воротами - в углублении каменной кладки -
виднелись какие-то отлитые из бронзы знаки, напоминающие иероглифы, и
Томми подумал, что по сравнению с этим внушительным порталом охраняемые
ворота владения выглядят сделанными из фольги.
  Остановив машину напротив ворот. Дел опустила стекло и нажала кнопку
вызова на переговорном устройстве, установленном на отдельном каменном
столбе.
  Из громкоговорителя раздался сочный, чуточку торжественный баритон,
говоривший с явным британским акцентом:
  - Добрый вечер, что вам угодно?
  - Это я, Маммингфорд! - нетерпеливо отозвалась Дел.
  - Доброе утро, мисс Пейн, - невозмутимо сказал тот же голос, и ворота
медленно отворились.
  - Маммингфорд? - переспросил Томми.
  - Дворецкий, - пояснила Дел, снова поднимая стекло.
  - И он тоже не спит?
  - Кто-то обязательно должен оставаться на дежурстве, но мне кажется,
что Маммингфорд сам предпочитает ночные смены, потому что ночью здесь
бывает интереснее всего, - загадочно сказала Дел, въезжая под арку ворот.
  - А что означают эти письмена над воротами?
  - Они означают: "Тото, мы больше не в Канзасе" "Фраза из сказки Л. -
Ф. Баума "Волшебник страны Оз", которую девочка Элли сказала своей любимой
собачке после того, как ураган перенес их в волшебную страну Оз.".
  - Нет, я серьезно.
  - И я тоже. У мамы свои капризы.
  - И все-таки, на каком языке сделана эта надпись? - не сдавался
Томми, оглядываясь на оставшиеся позади ворота, которые медленно
закрывались.
  - Большая Куча, - сказала Дел.
  - Это такой язык?
  - Нет, название усадьбы. Смотри сам. Усадьба Пейнов, стоявшая на
окруженном высокой каменной стеной участке площадью около пяти акров,
действительно была самой большой среди всех, которые они проехали. Томми
увидел перед собой довольно высокое и широкое здание, выстроенное в хорошо
знакомом ему романтическом средиземноморском стиле: с мраморными колоннами
и крытыми верандами; с многоярусными вереницами арок; с решетчатыми
шпалерами, увитыми благоухающим жасмином; с балконами, заросшими красной
бугенвиллеей; с колокольными башенками и куполами. Глядя на множество
крутых коньков, на мансарды и путаницу переходящих одна в другую крыш,
крытых красной черепицей, он даже подумал, что сверху усадьба, наверное,
больше похожа на целую итальянскую деревню, чем на одиночное, пусть и
внушительное по размерам здание. Кроме того, усадьба была так искусно
подсвечена множеством скрытых в самых неожиданных местах светильников, что
напоминала собой тщательно выполненную театральную декорацию к самому
навязчиво-экстравагантному мюзиклу, который когда-либо ставил британский
гений бродвейского кича Эндрю Ллойд Вебер.
  Подъездная дорожка, по которой ехал "Феррари", пошла под уклон и
привела их на просторную, вымощенную каменными плитами стоянку для
автомобилей, в центре которой высился четырехъярусный фонтан, украшенный
фигурами пятнадцати одетых в тоги мраморных дев в натуральную величину.
Вода лилась из каменных ваз и кувшинов, которые они держали в руках.
  Объезжая вокруг фонтана и подруливая к парадной двери. Дел сказала:
  - Мама хотела бы иметь что-нибудь более современное, но застройка
разрешалась только в средиземноморском стиле - наверное, из-за близости к
океану, - а местная комиссия по архитектуре понимает этот стиль довольно
узко. Процесс хождения по инстанциям и бесконечная процедура согласований
и пересогласований довели маму до того, что она разработала самую нелепую
пародию на средиземноморский стиль, какую только видел мир. Она-то
рассчитывала, что проектировщики и бюрократы из архитектурной комиссии
ужаснутся и изменят свое отношение к ее более ранним проектам, но этот дом
им неожиданно понравился, и они выписали ей разрешение. Тогда мама решила,
что из всего этого выйдет довольно удачная шутка, и вот он был построен.
  - Она построила все это просто для того, чтобы пошутить? - уточнил
Томми.
  - Ну да! - пояснила Дел. - Она в этом смысле просто молодчина. Когда
соседи начали придумывать своим домам разные красивые названия, она тоже
не осталась в стороне и назвала усадьбу "Большая Куча". Правда здорово?
  Она остановила "Феррари" перед стрельчатой аркой мраморного портика с
колоннами. Покрывающая их резьба изображала листья винограда. Томми сразу
обратил внимание, что почти за каждым окном на первом этаже усадьбы
мерцает янтарно-желтый или мягкий розоватый свет, и поинтересовался:
  - Тут что, вечеринка? В такой час?
  - Вечеринка? Конечно, нет! Просто мама любит, когда дом сияет огнями.
Как туристский лайнер в ночном море, как она выражается.
  - Почему?
  - Чтобы лишний раз напомнить себе и всем, что все мы - просто
пассажиры, совершающие удивительное и волшебное путешествие.
  - Она так говорила? - насторожился Томми.
  - Разве это звучит плохо?
  - Именно так и должна говорить твоя родная мать, - вздохнул Томми.
  Ведущая к крыльцу мощенная известняком дорожка по бокам была украшена
мозаичными панелями, сделанными из обожженной глины и желтой керамической
плитки.
  Обогнав их, Скути бросился по дорожке, оживленно виляя хвостом.
  Косяки высокой - не меньше двенадцати футов - входной двери были
обложены каменными плитами с затейливой тонкой резьбой, изображающей
одного и того же монаха с нимбом над головой. На каждой плите поза монаха
была другой - неизменным было блаженное выражение, с которым он взирал на
окруживших его животных, веселых и даже, кажется, улыбающихся. Каждая
тварь - а здесь были собаки, кошки, голуби, мыши, козы, лошади, коровы,
свиньи, верблюды, цыплята, утки, совы, гуси, еноты и кролики - имела над
головой свой собственный нимб.
  - Святой Франциск Ассизский разговаривает с животными, - пояснила
Дел. - Это подлинная старинная резьба работы неизвестного мастера. Она
была вывезена из одного итальянского монастыря пятнадцатого века,
разрушенного в годы второй мировой войны.
  - Это не тот монастырь, который выпускает портреты Элвиса на бархате?
- уточнил Томми.
  Дел ухмыльнулась.
  - Маме ты понравишься, - уверенно сказала она.
  Томми не ответил. Массивная дверь красного дерева распахнулась перед
ними, и он увидел на пороге высокого, представительного мужчину в черном
костюме с черным галстуком, в белоснежной рубашке и отполированных до
зеркального блеска ботинках. На сгибе его левой руки висело аккуратнейшим
образом сложенное пляжное полотенце - точь-в-точь как у официанта,
готовящегося откупорить бутылку шампанского.
  - Добро пожаловать в Большую Кучу, - проговорил он с британским
акцентом и слегка наклонил свою седую голову.
  - Мама все еще настаивает на этой формуле приветствия, Маммингфорд? -
спросила Дел.
  - Я никогда не устану повторять это, мисс Пейн.
  - Это мой друг Томми Фан, - представила Дел Томми, и он подумал, что
впервые она произнесла его имя и фамилию правильно.
  - Для меня большая честь познакомиться с вами, мистер Фан, - сказал
Маммингфорд и с поклоном отступил в сторону, давая им пройти.
  - Благодарю вас, - откликнулся Томми, не без труда подавив в себе
желание заговорить с британским акцентом.
  Скути первым переступил порог дома, но был тут же пойман
Маммингфордом. Отведя собаку в сторону, дворецкий принялся вытирать шерсть
и лапы собаки полотенцем.
  Войдя в прихожую, Томми огляделся по сторонам и сказал:
  - Боюсь, мы можем наследить. Мы промокли не меньше Скути.
  - Увы, это так, - сухо согласился Маммингфорд. - Но к мисс Пейн и ее
гостям я обязан относиться снисходительно. На собаку это не
распространяется.
  - Где ма? - поинтересовалась Дел.
  - Она ожидает вас в музыкальной гостиной, мисс Пейн. Его милость
Скути я пришлю, как только он как следует обсохнет.
  Услышав свое имя, Скути широко ухмыльнулся из-под махрового
полотенца. Судя по всему, вся процедура ему очень нравилась.
  - Мы ненадолго, - объяснила Дел дворецкому. - Мы спасаемся от
быстрой, как крыса, твари со змеиными глазами. Впрочем, не мог бы ты
распорядиться насчет кофе и бисквитов? Ну, тех, что подают к завтраку?
  - Один момент, мисс Пейн.
  - Ты - душка, Маммингфорд.
  - Быть душкой - мой крест, который я вызвался нести добровольно.
  Огромная - не меньше сотни футов длиной - прихожая была выложена до
блеска отполированными черными гранитными плитами, и промокшие кроссовки
Томми и Дел пронзительно скрипели при каждом шаге. Беленые стены были
завешаны огромными картинами без рам. Все это были произведения
абстрактного искусства - сплошное движение и игра красок, - и каждое
полотно было до самых краев освещено индивидуальной проекционной лампой,
укрепленной под потолком, отчего казалось, будто картины светятся изнутри.
Потолок прихожей был отделан переплетающимися стальными полосами: матовыми
и отполированными до блеска. Двойной соборный свод обеспечивал рассеивание
верхнего света, но вестибюль освещался еще и лампами, скрытыми в
застекленном желобе в черном гранитном полу.
  Почувствовав восхищение Томми, Дел сказала:
  - Мама выстроила свой дом так, чтобы он соответствовал требованиям
архитектурной комиссии только внешне. Внутри он такой же современный, как
космический корабль, и такой же типично средиземноморский, как кока-кола.
  Музыкальная гостиная располагалась с левой стороны, чуть дальше
середины длинного вестибюля. Покрытая черным лаком дверь вела в комнату с
полом из белоснежного известняка, в котором местами попадались изящные
завитки окаменелых ископаемых. Стены и потолок ее были обиты
звукопоглощающим материалом, задрапированным пепельно-серой тканью, словно
в студии звукозаписи.
  Музыкальная гостиная оказалась довольно просторной - примерно сорок
на шестьдесят футов, - а в самой ее середине лежал ковер размером двадцать
на тридцать футов со сложным геометрическим орнаментом, цветовая гамма
которого имела около дюжины трудноразличимых оттенков и изменялась от
светло-серого до золотого. В центре ковра стоял черный кожаный диван и
четыре кожаных кресла, окружавшие низенький квадратный столик, выложенный
прямоугольными пластинками, имитирующими слоновую кость.
  На взгляд Томми, в этой комнате могло бы наслаждаться фортепьянными
концертами около сотни любителей музыки, однако он не увидел здесь никаких
музыкальных инструментов. Нигде не было даже суперсовременного
музыкального центра размером во всю стену с мраморными колонками до
потолка, а звучавшая в гостиной приглушенная музыка - "Серенада лунного
света" Гленна Миллера - доносилась из небольшого настольного
радиоприемничка, оформленного в стиле арт-деко и стоявшего на кофейном
столике из поддельной слоновой кости. Радиоприемник был освещен узким
лучом света от галогеновой лампы с рефлектором, укрепленной под потолком.
Прислушавшись, Томми уловил шорох и потрескивание помех и решил, что
радиоприемник является на самом деле замаскированным под ретро
магнитофоном или проигрывателем компакт-дисков, заряженным записью
подлинной танцевальной радиопрограммы сороковых годов.
  Мать Дел сидела в одном из кресел и, закрыв глаза, слегка покачивала
головой и блаженно улыбалась - точь-в-точь как святой Франциск Ассизский
на резных плитах у парадной двери. Руки ее чуть заметно шевелились,
отбивая такт по подлокотникам кресла.
  Томми уже давно подсчитал, что матери Дел только пятьдесят лет, но
выглядела она лет на десять моложе. Эта потрясающей красоты женщина не
была блондинкой, как Дел: кожа ее была смуглой, с оливковым оттенком, а
волосы - черными и блестящими, как вороново крыло. Изысканные и тонкие
черты лица и изящная лебединая шея напомнили Томми миниатюрную Одри
Хэпберн в старом фильме "Завтрак у "Тиффани".
  Когда Дел убавила громкость поддельного радиоприемника, миссис Пейн
открыла глаза - такие же голубые, как у дочери, но еще более глубокие.
Увидев Дел, она улыбнулась еще шире.
  - Боже мой. Дел, ты похожа на утонувшую крысу! - приветствовала она
ее и, легко поднявшись с кресла, критически осмотрела Томми. - И вы,
молодой человек, тоже.
  Томми с удивлением увидел, что миссис Пейн одета в ао-дай - костюм,
состоящий из просторной шелковой туники и широких штанов, очень похожий на
тот, который носила мать Томми.
  - Прикид а-ля утопшая крыса - это последний писк моды, мама, -
ответила Дел.
  - Не надо так шутить, дорогая, - укоризненно покачала головой миссис
Пейн. - В наше время в мире осталось слишком мало красивого.
  - Я хотела познакомить тебя с Томми Фаном, мама.
  - Рад познакомиться, миссис Пейн, - вставил свое слово Томми.
  Мать Дел взяла его протянутую ладонь обеими руками и несильно пожала:
  - Зови меня Юлией. Договорились?
  - Спасибо, Юлия. Я...
  - Или Розалиндой.
  - Простите, как?
  - Или Веноной.
  - Венона?
  - Или Лилит. Все эти имена мне одинаково нравятся.
  Томми, не зная, какое из четырех имен ему выбрать, поспешно заговорил
о другом.
  - Какой красивый у вас ао-дай, - сказал он.
  - Спасибо, дорогуша. Он действительно мне идет, не правда ли?
Главное, я чувствую себя в ао-дай невероятно удобно. Их шьет одна
очаровательная леди в Гарден-Гроув.
  - Я подозреваю, что моя мать заказывает свои наряды у той же портнихи.
  - Мама, - перебила Дел. - Это он!
  - В самом деле? - переспросила Юлия-Роза-линда-Венона-Лилит Пейн и
слегка приподняла бровь.
  - Абсолютно точно, - подтвердила Дел.
  Миссис Пейн выпустила руку Томми и, не обращая внимания на его мокрую
одежду, крепко обняла и поцеловала в щеку.
  - Это чудесно, просто чудесно! - воскликнула она.
  Томми растерянно улыбался. Выпустив его, миссис Пейн повернулась к
дочери и обняла ее. Обе радостно улыбались, смеялись - только что не
прыгали от радости, ни дать ни взять - две школьницы, получившие подарок к
Рождеству.
  - Мы пережили множество удивительных приключений, - сказала Дел.
  - Так расскажи же скорее! - воскликнула ее мать.
  - Я подожгла яхту и разбила ее о пристань острова Бальбоа.
  Миссис Пейн ахнула и прижала руку к груди, словно для того, чтобы
унять сердцебиение.
  - Как это восхитительно, Деливеранс! Ты непременно должна все мне
рассказать!
  - Томми перевернулся в своем новом "Корвете". Глаза миссис Пейн
широко раскрылись. Как подозревал Томми - от восторга и любопытства.
Впрочем, когда она посмотрела на него, в ее взгляде явно сквозило
восхищение.
  - Это правда? А "Корвет" был действительно новый? - уточнила она.
  - Я не нарочно, - уверил ее Томми.
  - И сколько он сделал оборотов?
  - Как минимум два.
  - А потом, - добавила Дел, - потом он загорелся!
  - И все это в одну ночь! - воскликнула миссис Пейн. - Садитесь же
скорее и расскажите мне обо всем подробно!
  - К сожалению, мы не можем задерживаться надолго, - поспешил вставить
Томми. - Дело, видите ли, в том...
  - Здесь мы будем в безопасности еще некоторое время, - перебила его
Дел и рухнула в одно из кожаных кресел.
  - Мы могли бы выпить кофе, - предложила миссис Пейн и тоже села. -
Или, может быть, по капельке бренди?
  - Маммингфорд уже распорядился насчет кофе и печенья, - сказала Дел.
  В музыкальной гостиной появился Скути и направился прямиком к миссис
Пейн. Она была такой хрупкой, а кресло - таким широким, что в нем хватило
места для обоих. Свернувшись клубком, Лабрадор положил свою массивную
голову ей на колени.
  - А Скути-ути тоже получил свою порцию приключений? - спросила миссис
Пейн, поглаживая пса по голове. - Какая прекрасная вещь! - ни с того ни с
сего добавила она, указывая на радиоприемник. Он работал чуть слышно, но
миссис Пейн тем не менее сумела узнать мелодию.
  - Арти Шоу, "Начинаем танцевать".
  - Мне тоже нравится, - кивнула Дел. - Кстати, ма, дело не только в
разбитых машинах и сожженных яхтах. Тут замешано одно странное существо...
  - Странное существо?! - воскликнула миссис Пейн. - Эта история
нравится мне все больше и больше. Какого рода существо ты имеешь в виду?
  - Я еще не определила, что это за тварь, - не было времени из-за всей
этой беготни, - но мне известно, что в самом начале она имела вид
тряпичной куклы с приколотой к ее руке запиской с проклятьем.
  - Эту куклу подбросили тебе? - спросила миссис Пейн, поворачиваясь к
Томми.
  - Да. Я...
  - Кто мог это сделать?
  - Не знаю. Ее просто оставили у меня на крыльце. Сначала я думал, что
это вьетнамские преступные группировки...
  - И ты поднял ее и перенес в дом?
  - Да. Я думал...
  Миссис Пейн прищелкнула языком и погрозила ему пальцем.
  - Ты не должен был этого делать! Подобное существо не может ожить и
причинить тебе вред, пока ты сам не пригласишь его и не перенесешь через
порог.
  - Но ведь это была просто тряпичная кукла...
  - Разумеется, кукла, маленькая тряпичная кукла, вполне безобидная с
виду. Но теперь-то она стала другой, верно?
  Томми в волнении наклонился вперед в своем кресле.
  - Я очень рад.., и признателен вам, миссис Пейн, что вы поверили мне
и вообще...
  - Почему бы нет? - Мать Дел слегка пожала плечами. Судя по всему,
порыв Томми удивил ее. - Если Дел говорит, что существо есть, значит, оно
есть, и никаких сомнений здесь быть не может. Дел далеко не глупа.
  Почтительно постучав у двери, в музыкальную гостиную вошел
Маммингфорд, толкавший перед собой сервировочный столик на колесиках. На
столике стояли фарфоровые чашечки, серебряный кофейник и блюдо с пирожными
и печеньем.
  - Томми страдает от избытка скептицизма, - объяснила Дел матери. -
Например, он не верит в то, что инопланетяне похищают жителей Земли.
  - Это происходит на самом деле, дружок, - с улыбкой сказала
Юлия-Розалинда-Венона-Лилит Пейн, как будто ее слова было вполне
достаточно, чтобы Томми наконец уверовал в странные фантазии Дел.
  - И он не верит в призраков. И в оборотней тоже, - наябедничала Дел.
  - Все это - реальность, - кивнула миссис Пейн с серьезным видом.
  - И в дальнозрение не верит!
  - И это тоже.
  Они так спокойно рассуждали об этих невероятных и не правдоподобных
вещах, что Томми почувствовал, как у него закружилась голова, и поспешно
закрыл глаза.
  - Зато он верит в "снежного человека"! - услышал он торжествующий
голос Дел.
  - Странно, - недоверчиво сказала ее мать.
  - Я не верю в "снежного человека", - поправил Томми.
  - Раньше ты утверждал обратное, - тут же возразила коварная Дел.
  - "Снежный человек", он же сесквоч, он же "Большая нога", - уверенно
заявила миссис Пейн, - это выдумка дешевых бульварных газетенок.
  - Точно! - поддакнула Дел. Томми пришлось открыть глаза, чтобы взять
из рук невозмутимого Маммингфорда чашечку кофе. Из динамика
радиоприемника, стоявшего на столике из поддельной слоновой кости, донесся
голос диктора. Он заверил Томми, что тот слушает трансляцию из знаменитого
"Эмпайр Балрум", где "в эти самые минуты" выступает с концертом "звезда
Гленн Миллер и его знаменитый биг-бенд"; за сим последовала реклама
сигарет "Лаки Страйк".
  - Если Томми дотянет до рассвета, проклятье потеряет свою силу, и все
будет о'кей, - сказала Дел. - Во всяком случае, мы на это надеемся.
  - Вам осталось продержаться примерно час и еще сорок минут, -
уточнила миссис Пейн. - Как по-твоему, какие у него шансы?
  - Шестьдесят на сорок или около того, - прикинула Дел, задумчиво
щурясь.
  - Что? - всполошился Томми. - Ты сказала, шестьдесят на сорок?
  - По крайней мере, это честно! - защищалась Дел.
  - Что это означает? - требовательно спросил Томми. - Эти шестьдесят
процентов?.. Я останусь в живых или меня убьют?
  - Скорее не убьют, чем убьют, но все может случиться.
  - Почему-то меня это не утешает, - с горечью промолвил Томми и
глотнул кофе.
  - Но твои шансы с каждой минутой растут, дорогой!
  - И все-таки вероятность благополучного исхода пока не особенно
велика, - трезво рассудила миссис Пейн. - Всего шестьдесят процентов
против сорока. Я нахожу, что это не очень хорошо.
  - Это просто ужасно, - кивнул Томми, с благодарностью глядя на нее.
  - Возможно, я ошибаюсь, - неуверенно сказала Дел, - но у меня такое
чувство, что Томми не помечен для досрочной экстракции. Мне кажется, что
ему суждена нормальная долгая жизнь и естественная кончина.
  Томми снова почувствовал легкое головокружение. Он понятия не имел, о
чем Дел толкует. Миссис Пейн повернулась к нему, словно собираясь его
утешить.
  - Томми, дорогуша, - сказала она, - даже если с тобой в самое
ближайшее время случится худшее - не огорчайся. Смерть - это ведь не
окончательно, это только ступень, своего рода переходный этап.
  - Вы в этом уверены? - осторожно поинтересовался Томми.
  - О, да! Я же почти каждую ночь разговариваю с Недом, и он
утверждает...
  - С кем, простите?
  - Нед - это мой папа, - пояснила Дел самым будничным тоном.
  - Он обычно появляется на шоу Дэвида Леттермена, - кивнула миссис
Пейн.
  Маммингфорд взял в руки поднос с пирожными и печеньем и поднес его
Дел, которая выбрала себе кусочек лимонного кекса с пекановыми орехами.
Потом он предложил пирожные Томми. Томми уже давно облюбовал сдобную
булочку из отрубей, но передумал и показал на аппетитный рогалик с
шоколадной глазурью. В конце концов, ему оставалось жить всего полтора
часа, поэтому он мог позволить себе перестать беспокоиться об уровне
холестерина.
  Пока Маммингфорд специальными щипцами перекладывал рогалик на
специальную тарелочку, Томми поспешил обратиться к матери Дел за
разъяснениями.
  - Вы, кажется, сказали, что ваш покойный муж появляется на шоу Дэвида
Леттермена? - переспросил он.
  - Да, это ночное ток-шоу, своего рода встречи с интересными людьми.
  - Я знаю, - кивнул Томми.
  - Иногда Дэвид объявляет очередного гостя, но вместо кинозвезды,
музыканта или политика выходит мой Нед и садится в кресло. Тогда программа
- и Дэвид, и публика в зале, и оркестр, и все вдруг замирают, как будто
время остановилось, и Нед разговаривает со мной.
  Томми откусил кусочек рогалика. Он оказался удивительно свежим и
вкусным.
  - Разумеется, - продолжала миссис Пейн, - он появляется только на
экране моего телевизора, а не по всей стране. Только я одна вижу его.
  Томми с полным ртом кивнул.
  - Мой Нед всегда знал, что такое приличия! - с гордостью резюмировала
миссис Пейн. - Он ни разу не позволял себе связаться со мной через
самозваного цыганского медиума или через дурацкое блюдечко, бегающее по
планшетке на спиритическом сеансе. Нет, мистер, не позволял!
  Томми снова отхлебнул кофе. Он слегка остыл, и теперь в нем
чувствовался легкий привкус ванили.
  Кофе был отличным.
  - О, Маммингфорд! - спохватилась Дел. - Я совсем забыла! У нашей
двери стоит украденный "Феррари".
  - Что прикажете с ним сделать, мисс Пейн? - осведомился дворецкий
величественно.
  - Не мог бы ты вернуть его на остров Бальбоа? Скажем, в ближайшие
шестьдесят минут? Я могу подробно объяснить, в каком месте он стоял.
  - Хорошо, мисс Пейн. С вашего позволения, я налью всем еще по чашке
кофе и безотлагательно займусь машиной.
  - Какую машину ты хотела взять? - спросила мать Дел, кормившая Скути
кусочками пирожка.
  - Ну, поскольку все, на чем мы ездили сегодня, заканчивало свою жизнь
на свалке, мне не хотелось бы брать машину, которая была бы тебе слишком
дорога.
  - Не говори чепухи, дорогая. Я хочу, чтобы тебе было удобно.
  - В таком случае, могу я взять зеленый "Ягуар 2+2"?
  - Безусловно, - кивнула миссис Пейн. - Отличная машина, но она не
подходит ни к одному из моих костюмов.
  - Зато мощная и маневренная, - заметила Дел. - Как раз то, что нам
надо.
  - Я сейчас подгоню его к дверям, - сказал Маммингфорд.
  - А ты не мог бы принести сначала телефон? - спросила Дел.
  - Конечно, мисс Пейн. - Дворецкий кивнул и исчез.
  Прикончив рожок, Томми поднялся с кресла и, подойдя к сервировочному
столику, выбрал себе "датскую калитку" с сыром. Он решил сосредоточиться
только на еде, чтобы не принимать никакого участия в этом странном
разговоре. Одной Дел хватило бы, чтобы свести его с ума, но, как
говорится, яблочко от яблони недалеко падает, а миссис Пейн и Дел были
вполне под стать друг другу. Жизнь, рассудил Томми, слишком коротка, чтобы
он мог позволить себе роскошь расстраиваться по пустякам, а из
заслуживающих доверия источников он знал, что его жизнь может оказаться
еще короче, если ему не повезет и он попадет в несчастливые сорок
процентов, грозящие ему досрочной экстракцией.
  Улыбнувшись самым светским образом Дел и ее матери, Томми вернулся на
свое место с сырным пирожным в руке.
  Из радиоприемника донеслась чуть слышная мелодия, в которой Томми
узнал "Жемчужное ожерелье" все того же Гленна Миллера.
  Миссис Пейн сказала:
  - Какая же я растяпа! Мне следовало заставить вас переодеться в
купальные халаты, как только вы здесь появились; Маммингфорд мог тем
временем высушить вашу одежду, и сейчас вы переоделись бы во все сухое и
теплое.
  - Но мы все равно снова промокнем, как только выйдем на улицу, -
возразила Дел.
  - Ошибаешься, милочка. Дождь прекратится через четыре минуты.
  - Ничего, как-нибудь... - Дел пожала плечами.
  Томми откусил пирожное и поглядел на часы.
  - Расскажите мне побольше об этом.., об этой твари, - попросила
миссис Пейн. - На что она похожа? Какими способностями обладает?
  - Я боюсь, что это придется отложить на потом, мама, - сказала Дел,
слегка сдвинув брови. - Мне нужно только быстренько заглянуть в одно
местечко, а потом мы побежим.
  - Заодно расчеши волосы, иначе они будут висеть как пакля, когда
высохнут.
  Дел кивнула и ушла. На протяжение последующих десяти секунд
Юлия-Розалинда-Венона-Лилит и большая черная собака в упор рассматривали
Томми, который едва не подавился пирожным.
  - Значит, ты - это он? - задумчиво произнесла миссис Пейн, как будто
подводя какой-то итог.
  Томми поспешно проглотил то, что было у него во рту.
  - Что это означает - он?
  - Видишь ли, мой милый мальчик, это означает только то, что ты - это
ты.
  - То есть что я - это я?
  - Тот самый ты. Избранный.
  - Избранный... В этом есть что-то зловещее.
  - Зловещее? - Мать Дел выглядела искренне озадаченной. - Почему?
  - Потому что так, наверное, огнепоклонники с островов Тихого океана
утешали связанного пленника, прежде чем швырнуть его в жерло вулкана.
  Миссис Пейн расхохоталась с искренним удовольствием.
  - Ты и в самом деле очень мил. Чувство юмора у тебя, во всяком
случае, почти такое же, как у Неда.
  - Я говорю совершенно серьезно.
  - Но из-за этого твои слова звучат вдвое смешнее!
  - Расскажите мне обо.., о моей избранности.
  - Собственно говоря, Деливеранс имела в виду, что ты - тот самый
человек, которого она искала. Ее избранник. Человек, с которым она
намерена прожить всю свою оставшуюся жизнь.
  Томми почувствовал, что стремительно и багрово краснеет. Очевидно,
Юлия-Розалинда-Венона-Лилит увидела, как запылали его уши, потому что она
негромко ахнула:
  - Бог ты мой! Да ты действительно необычный молодой человек!
  Скути согласно фыркнул.
  Томми стало еще хуже. Чувствуя на лбу крупные капли проступившей
испарины, он попытался сменить тему.
  - Дел говорила мне, что вы.., не спите с тех пор, как с вами что-то
случилось на озере Мад.
  - Да, - кивнула миссис Пейн. - Чуть южнее Тонопы, если точнее.
  - И все двадцать семь лет вы не спали?
  - Почти двадцать восемь, считая с той ночи, когда была зачата
Деливеранс.
  - Вы, должно быть, ужасно устали.
  - Ничуть, - возразила она. - Сон для меня не является необходимостью.
Это вопрос выбора, а я предпочитаю не спать, потому что это скучно.
  - А что случилось на озере Мад?
  - Разве Дел тебе не сказала?
  - Нет, она как-то не...
  - Ну, раз так, - сказала миссис Пейн, - значит, я тем более не должна
этого делать. Предоставим это Дел, и в свое время ты все узнаешь.
Договорились?
  В гостиную снова вошел Маммингфорд. В руке он держал переносной
телефон, принести который просила Дел. Поставив аппарат на стол, дворецкий
удалился - очевидно, чтобы заняться похищенным "Феррари".
  Томми снова посмотрел на часы.
  - Лично я считаю, что у тебя есть стопроцентная возможность дожить до
рассвета, - ободрила его миссис Пейн.
  - Спасибо, миссис Розалинда, - поблагодарил Томми. - Надеюсь, мне это
удастся. Если нет, то мы, возможно, увидимся с вами на шоу Леттермена.
Миссис Пейн даже хлопнула в ладоши - так ей это понравилось.
  - Я была бы очень рада, Томми!
  Оркестр Гленна Миллера заиграл "Американский патруль".
  Томми запил последний кусочек пирожного остатками кофе и спросил:
  - Это ваша любимая музыка?
  - О да! Если бы нашу планету можно было спасти при помощи одной лишь
музыки, эта прекрасно бы подошла.
  - Но вы, наверное, родились в пятидесятые...
  - В рок-н-ролльные пятидесятые, - подтвердила она. - Да, я люблю
рок-н-ролл. Но музыка Гленна Миллера взывает к Галактике.
  - Взывает к Галактике... - повторил Томми, раздумывая', что бы это
значило.
  - Да, как никакая другая.
  - Вы очень похожи на свою дочь, - вежливо сказал Томми, и миссис Пейн
расцвела.
  - Я тоже тебя люблю, Томми, мальчик мой.
  - Стало быть, вы коллекционируете старые радиопрограммы?
  - Коллекционирую? - удивилась миссис Пейн. Томми кивком указал на
радиоприемник на кофейном столике.
  - Это магнитофон, или коллекционные записи уже начали выпускать на
компакт-дисках?
  - Нет, Томми, мы слушаем оригинальную передачу.
  - На пленке?
  - Нет, просто живьем.
  - Гленн Миллер погиб во время второй мировой войны.
  - Да, - кивнула миссис Пейн. - В одна тысяча девятьсот сорок пятом.
Удивительно, что человек твоего возраста знает его. И помнит, когда он
умер.
  - Свинг - американское изобретение, - сказал Томми. - А мне очень
нравится все американское. Честное слово, нравится.
  - Вот почему тебя так сильно тянет к Дел, - с довольным видом
резюмировала Юлия-Розалинда-Венона-Лилит. - Моя Деливеранс - чисто
американский продукт. Во всяком случае, она не ленится искать и
использовать возможности...
  - Давайте вернемся к Гленну Миллеру, если можно, - твердо сказал
Томми. - Итак, он умер больше пятидесяти лет назад.
  - Это так печально, - вздохнула миссис Пейн и погладила Скути.
  - Ну и как же?
  Она приподняла брови.
  - О, я понимаю, что ты немножко растерялся.
  - Не немножко.
  - Как ты сказал, Томми, дорогой?
  - Не немножко. На данный момент ни один человек не в состоянии
постичь, до какой степени я в действительности растерян и сбит с толку, -
объяснил он.
  - В самом деле? Значит, твой рацион составлен не правильно. Должно
быть, тебе не хватает витаминов группы В.
  - Вы серьезно так считаете?
  - Да. И витамина Е тоже, - подтвердила миссис Пейн и пояснила:
  - Витамины группы В способствуют продуктивной умственной деятельности.
  - Я думал, вы сейчас посоветуете мне употреблять тофу. Не реже пяти
раз в неделю.
  - Это очень полезно для простаты.
  - Итак, Гленн Миллер, - напомнил Томми, указывая на радиоприемник,
откуда все еще неслась мелодия "Патруля".
  - Ах вот ты о чем, - наконец поняла она. - Все очень просто. Мы
действительно слушаем живую трансляцию, потому что мой радиоприемник
обладает функцией транстемпоральной настройки.
  - Транстемпоральной, вы говорите? Ага, ага...
  - Да, я могу настраивать его на любую передачу не только в эфирном
пространстве, но и во времени. До того как вы приехали, я слушала Джека
Бенни "Джек Бенни (1867-1974) - американский комик, выступавший с радио- и
телсмонологами, которые строились на остротах, переходящих из одной
передачи в другую.", тоже, разумеется, "живьем". Удивительно веселый был
человек, но сейчас его мало кто помнит.
  - Где вы купили радиоприемник с транстемпоральной волновой
настройкой, Венона? У "Сиэрса и Ройбака"?
  - Ты уверен, Томми, что они уже продают их? Лично я так не думаю. Что
касается того, где я взяла свой приемник, то пусть это объясняет
Деливеранс. Это, видишь ли, связано с происшествием на озере Мад.
  - Транстемпоральное радио - реальность, - покачал головой Томми. -
Пожалуй, я все же предпочел бы верить в "снежного человека".
  - Не стоит. - Миссис Пейн с неодобрением покачала головой.
  - Почему? Теперь я.., после всего, что произошло, я начал верить в
адских кукол и демонов.
  - Да, они действительно существуют. Томми демонстративным жестом
поднес к глазам часы.
  - Дождь все еще идет.
  Миссис Пейн наклонила голову, прислушиваясь к стуку дождевых капель
по черепице, который доносился даже сюда, в отделанную звукопоглощающим
материалом гостиную. Скути тоже зашевелил ушами. Примерно через минуту она
сказала:
  - Какой умиротворяющий и спокойный звук.
  - Но вы сказали Дел, что дождь прекратится через четыре минуты.
По-моему, это слишком точная цифра, чтобы употреблять ее в приблизительном
смысле.
  - Да, верно.
  - Но дождь все еще идет.
  - Просто четыре минуты еще не прошли. Томми постучал согнутым пальцем
по стеклу часов.
  - Твои часы врут, - сказала Лилит. - Им сегодня здорово досталось.
  Томми прижал часы к уху, прислушался и сказал:
  - Тик-так.
  - Еще десять секунд, - уточнила миссис Пейн. Томми отсчитал их, потом
поднял голову и с кривой улыбкой посмотрел на нее.
  Дождь продолжал стучать по крыше.
  На пятнадцатой секунде он внезапно прекратился.
  Улыбка исчезла с лица Томми, а миссис Пейн просияла.
  - Вы ошиблись на пять секунд, - жалобно сказал он.
  - Никогда не претендовала на то, чтобы быть Богом, - пожала плечами
мать Дел.
  - А на что вы претендуете, называя себя Лилит? Миссис Пейн поджала
губы и некоторое время обдумывала вопрос.
  - Ни на что, - сказала она. - Я просто бывшая балерина, которая
кое-что повидала на своем веку и побывала по несколько раз в удивительных
и странных ситуациях. Это был опыт, который не мог не отложиться в моей
копилке.
  - Никогда больше не буду сомневаться в словах женщин, которые носят
фамилию Пейн, - выдохнул Томми, откидываясь на спинку кресла.
  - Это очень мудрое решение, Томми.
  - О каком мудром решении вы говорите? - спросила Дел, возвращаясь в
гостиную.
  - Томми был так мил, что пообещал никогда не сомневаться в нас с
тобой.
  - Это не просто мудрое решение, - одобрила Дел. - Это необходимое
условие выживания.
  - Тем не менее мне в голову все время лезут особенности сексуальной
жизни богомолов, - скромно заметил Томми.
  - При чем тут это? - удивилась Дел.
  - После спаривания самка богомола откусывает партнеру голову и
съедает его живьем.
  - Я думаю, - дипломатично сказала мать Дел, - что вскоре ты на
собственном опыте убедишься, что женщины из рода Пейн довольствуются в
таких случаях чашечкой чая и печеньем.
  Томми попытался что-то сказать, но Дел не дала ему этого сделать.
  - Ты звонил, Томми? - спросила она, указывая на оставленный дворецким
аппарат.
  - Куда?
  - Своему брату.
  Томми хлопнул себя по лбу. Он совершенно забыл о Ги и о таинственной
записке.
  Дел вручила ему телефон, и Томми по памяти набрал номер начальника
смены в пекарне "Нью Уорлд Сайгон".
  Стараясь не потревожить Скути, миссис Пейн наклонилась вперед и
выключила транстемпоральное радио, не дав Гленну Миллеру закончить свой
"Маленький глиняный кувшинчик".
  Ги ответил со второго звонка. Услышав голос Томми, он сказал:
  - Ты должен был позвонить час назад.
  - Извини, Ги, я не мог. Яхта, на которой мы вышли в море, потерпела
крушение, и я...
  - Кто потерпел крушение?
  - Ты перевел записку? - спросил Томми, предпочитая не отвечать на
вопрос брата.
  Ги Мин немного поколебался, потом осторожно осведомился:
  - Та блондинка все еще с тобой?
  - Да.
  - Лучше бы ее не было.
  Томми посмотрел на Дел и улыбнулся.
  - Как бы там ни было, она со мной.
  - Это скверно.
  - А мне кажется, совсем нет. Она напоминает мне комикс.
  - Как это?
  - Ну как если бы Стивен Кинг занимался мультипликацией.
  Ги не ответил. В его молчании Томми уловил хорошо знакомые ему нотки
смятения и растерянности.
  - Ты сумел перевести записку? - снова спросил он, слегка повысив
голос.
  - Она так и не высохла до конца, как я надеялся, поэтому я не могу
сообщить тебе полный перевод всего, что там было написано, но кое-что я
разобрал. И этого было достаточно, чтобы серьезно меня напугать. Во всяком
случае, никакая банда за тобой не охотится, Томми.
  - А кто же?
  - Я.., я не уверен. Но тебе необходимо немедленно поехать к маме и
поговорить с ней.
  От удивления Томми заморгал обоими глазами и привстал с кресла. Вновь
проснувшееся чувство вины заставило его ладони вспотеть, и он едва не
выронил телефон.
  - Да. Чем больше я работал над запиской, тем сильнее она меня
беспокоила, и...
  - Ты говоришь - к маме?
  - Мне нужно было с кем-то посоветоваться, и я позвонил ей.
  - Ты разбудил маму? - не веря своим ушам, переспросил Томми.
  - Как только я рассказал ей о записке - то, что сумел понять, - она
тоже испугалась и велела разыскать тебя как можно скорее.
  Томми принялся нервно расхаживать из стороны в сторону, время от
времени поглядывая то на Дел, то на ее мать.
  - Честно говоря, Ги, мне очень не хотелось бы, чтобы мама знала... -
сказал он.
  - Она хорошо разбирается в традициях старины, а эта.., эта штука
скорее всего не принадлежит нашему миру.
  - Мама скажет, что я пью слишком много виски, как...
  - Она ждет тебя, Томми.
  - ..Как мой спятивший детектив Нгуэн. - Томми почувствовал, что во
рту у него пересохло. - Она ждет меня?
  - У тебя не слишком много времени, Томми, поэтому поспеши, пока не
стало совсем худо. Только не бери с собой блондинку.
  - Ничего не поделаешь, придется.
  - Это скверно, - Повторил Ги.
  Томми бросил на Дел быстрый взгляд. Ничего скверного в ней
определенно не было. За время своего отсутствия она успела причесаться и
даже, кажется, слегка подкрасить ресницы. Улыбка у нее была, во всяком
случае, самая приятная. Перехватив его взгляд. Дел озорно подмигнула.
  - Очень скверно, - сказал Ги в третий раз.
  - Ты это уже говорил.
  В трубке было слышно, как Ги Мин вздохнул.
  - Пожалей хотя бы мать, у нее был трудный день, - упрекнул он брата.
  - Я тоже не на пляже валялся.
  - Постой, да ты же не знаешь!.. Май сбежала. Май - так звали их
младшую сестру.
  - Сбежала? - потрясение переспросил Томми. - Куда? С кем?!
  - С каким-то факиром или магом.
  - С магом?!
  - Да. Никто из нас не знал, что она встречается с магом.
  - Я вообще впервые об этом слышу! - воскликнул Томми, стараясь
отвести от себя возможные подозрения в причастности к этому делу или -
упаси, Господи! - в заговоре с сестрой, проявившей такую неслыханную
самостоятельность.
  - С магом! - вздохнула в своем кресле экс-балерина, которая не спала
двадцать восемь лет подряд. - Как это романтично!
  - Его имя - Роланд Айронрайт, - сказал Ги.
  - По-моему, это не вьетнамское имя, - заметил Томми.
  - Все верно, братишка. Теперь понимаешь, как нашей маме было тяжело
узнать об этом?
  - О Боже! - Томми представил себе настроение, в котором будет
пребывать его матушка, когда он заявится к ней домой вместе с Дел, и ему
стало совсем нехорошо.
  - Этот факир выступает главным образом в Вегасе, - продолжал Ги. - Он
и Май сели в самолет, слетали туда и быстренько поженились, а мама узнала
об этом только сегодня вечером. Она даже мне ничего не сказала, пока я не
позвонил с этой запиской, так что пожалей маму, Томми!
  Томми почувствовал жгучее раскаяние.
  - Мне следовало приехать на ужин и попробовать ее ком-тай-кам.
  - Поезжай сейчас, - сказал Ги. - Может быть, она сумеет тебе помочь.
Во всяком случае, она, сказала, чтобы ты поторопился.
  - Спасибо, Ги. Я... Ты мне очень дорог.
  - Ну... И ты мне тоже, Томми.
  - Я люблю тебя, Тона, и Май, и маму, и папу... честное слово, я люблю
всех вас, но мне нужно.., я хочу быть свободным. Независимым.
  - Я знаю, братишка, все знаю. Вот что, я позвоню маме и подготовлю
ее. Скажу, что ты едешь. А ты поспеши, у тебя почти не осталось времени.
  Когда Томми дал отбой, он увидел, что мать Дел вытирает платочком
слезы с глаз.
  - Я так расчувствовалась! - сказала она с дрожью в голосе. - Это
очень трогательно - почти так же трогательно, как речь, которую произносил
Фрэнк Синатра на похоронах Неда. Он...
  Она всхлипнула, и Дел положила руку на плечо матери.
  - Ну, ну, мама, все в порядке!
  Миссис Пейн высморкалась и сказала, обращаясь к Томми:
  - Фрэнк говорил очень красиво и очень проникновенно. Разве не так,
Дел?
  - Как и всегда, - подтвердила Дел. - Это было первоклассное шоу.
  - Даже мои конвоиры прослезились, - продолжала миссис Пейн. - Мне
разрешили пойти на похороны только в сопровождении двух здоровенных копов,
потому что я была задержана по обвинению в убийстве.
  - Я в курсе, - заверил ее Томми.
  - Но я не держу на них зла, - заявила она. - Полиция знала, что я
выстрелила Неду прямо в сердце, и не могла рассматривать это иначе, как
предумышленное убийство. Они оказались слепы и не сумели распознать
очевидную истину, однако в конечном итоге все кончилось хорошо. Как бы там
ни было, эти два милых полицейских были очень тронуты всеми теми
прекрасными словами, которые сказал о Неде Фрэнк, а когда он запел свое
знаменитое "Это был славный год", они не выдержали и зарыдали как дети.
Мне пришлось отдать им почти все мои салфетки.
  В растерянности Томми не сразу нашел приличествующие случаю слова.
  - Какая трагедия, - промямлил он наконец, - умереть таким молодым...
  - Молодым? О нет, - сказала мать Дел. - Нед вовсе не был очень уж
молод. Когда я его застрелила, ему было шестьдесят три.
  Да, это, определенно, была та еще семейка! Томми был так удивлен, что
даже позабыл о грозящей ему опасности, хотя где-то в его подсознании
продолжал стучать, отсчитывая секунды судьбы, его персональный хронометр.
Он быстро подсчитал в уме и сказал:
  - Если ваш муж, как вы говорите, умер восемнадцать лет назад, когда
Дел было десять.., вам тогда было тридцать два. А ему, значит, было
шестьдесят три?
  Юлия-Розалинда-Венона-Лилит спихнула Скути на пол и встала.
  - Когда мы познакомились, мне было двадцать, а ему - за пятьдесят, но
как только я увидела Неда, я сразу поняла: это он. Должна сказать, Томми,
мальчик мой, что я никогда не была обычной девушкой. Мне очень хотелось
знать больше, уметь больше, обладать большим опытом. Любопытство сжигало
меня. Вот почему мне нужен был мужчина много старше меня, мужчина, который
успел повидать жизнь и мог научить меня всему. Нед в этом отношении - как,
впрочем, и во всех остальных - был вне конкуренции. Мы обвенчались в
лас-вегасской церкви через восемнадцать часов после того, как
познакомились, - Элвис, бедняжка, пел нам свои "Голубые Гавайи", хотя был
здорово простужен, - и ни разу об этом не пожалели. В первый же день
нашего медового месяца мы вылетели на Юкатан и спрыгнули с парашютами в
самом глухом уголке тамошних джунглей. У нас не было с собой ничего, кроме
двух острых ножей, карты, компаса, мотка веревки и бутылки старого доброго
вина, но мы добрались до обжитых районов всего за пятнадцать дней, еще
крепче любя друг друга.
  - Ты была совершенно права, - сказал Томми Дел. - Твоя мама - это
что-то1..
  Лучезарно улыбаясь дочери, Юлия-Розалинда-Венона-Лилит Пейн - так
разительно не похожая в своем ао-дай на мать Томми - спросила:
  - Ты действительно сказала обо мне так?
  Две женщины крепко обнялись.
  Потом Томми в свою очередь обнял мать Дел.
  - Надеюсь, вы когда-нибудь пригласите меня посмотреть шоу Дэвида
Леттермена? - спросил он.
  - Конечно, Томми, дорогой. И я надеюсь, что ты проживешь достаточно
долго, чтобы увидеть его с этой стороны.
  - А теперь, - торжественно сказала Дел, - теперь ты должен
познакомить меня с твоей мамой.
  Миссис Пейн проводила их до самых входных дверей. Дождь действительно
прекратился, и черная ноябрьская ночь слегка посветлела, хотя Томми это
могло и показаться. На подъездной дорожке ждал бутылочного цвета "Ягуар

                                2+2".

  Томми открыл пассажирскую дверцу, наклонил вперед кресло, и Скути
юркнул на заднее сиденье. Дел обошла машину спереди и уже взялась за
ручку, когда миссис Пейн крикнула ей с крыльца:
  - Когда настанет пора откусить Томми голову и съесть его живьем,
постарайся сделать это как можно безболезненнее! Он действительно очень
милый мальчик!
  Стоя по обе стороны "Ягуара", Томми и Дел посмотрели друг на друга.
  - Все будет кончено еще до того, как ты поймешь, в чем дело, -
сказала Дел. - Обещаю.


                                  Глава 8


  Когда они подъехали к дому Фанов в Хантингтон-Бич, Томми обнаружил,
что его мать ждет их на подъездной дорожке. Тучи уже начали расходиться,
но она была одета в резиновые ботики, черные брюки, непромокаемый плащ и
пластиковую косынку от дождя, и он подумал, что ее способность
предсказывать погоду заметно уступает таланту миссис Пейн.
  Дел всем своим видом показывала, что останется за баранкой, и Томми
вылез из "Ягуара" один.
  - Мама! - начал он. - Я не...
  - Полезай на заднее сиденье, - перебила его мамаша Фан. - Я сяду
впереди, с этой ужасной женщиной.
  Томми заколебался, и мать сурово прикрикнула:
  - Полезай же, глупый мальчишка, до рассвета осталось меньше часа!
  Не сказав ни слова, Томми полез назад, к Скути. Когда его мать
уселась на переднем сиденье и захлопнула дверь, он наклонился вперед и
предпринял попытку представить женщин друг другу.
  - Познакомься, мама, это мисс Деливеранс Пейн. Дел, это...
  Смерив Дел мрачным, настороженным взглядом, мать Томми сказала:
  - Она мне не нравится.
  - Очень жаль, - улыбнулась Дел. - Вот вы мне очень нравитесь.
  - Поехали! - скомандовала мамаша Фан. Дел включила задний ход и,
вырулив на улицу, спросила:
  - Куда?
  - Сначала налево и прямо, - был ответ. - Когда надо будет свернуть, я
скажу. Ги рассказал мне, что ты спасла Томми жизнь. Это так?
  - Дел спасала меня не один раз! - вставил Томми. - Она...
  - Не рассчитывай, что сумеешь втереться ко мне в доверие только
потому, что ты спасла жизнь моему сыну, - предупредила Дел мамаша Фан.
  - Пару часов назад я чуть было его не застрелила.
  - Это правда?
  - Чистая правда, - подтвердила Дел.
  - Ну тогда ладно, - проворчала мать Томми. - Может быть, я сумею
полюбить тебя.., немножко.
  - Твоя ма - это что-то!.. - сказала Дел, бросив на Томми быстрый
взгляд в зеркало заднего вида.
  - Ги сказал, что ты и Томми не были знакомы раньше.
  - Вчера вечером я подавала ему ужин, когда он заехал в наше кафе, но
по-настоящему мы познакомились с ним позже. С тех пор прошло часов шесть.
  - Ужин? - с угрозой спросила мамаша Фан, и Томми беспокойно заерзал
на кожаных подушках сиденья. - Какой ужин?
  - Я работаю официанткой.
  - Он заказывал чизбургеры?
  - Две штуки.
  - Глупый, скверный мальчишка! До этого вы не встречались?
  - Как любовники, вы хотите сказать? Нет, никогда.
  - Хорошо. И не встречайтесь. На следующем перекрестке поверни
направо, Деливеранс Пейн.
  - Куда мы едем? - подал голос Томми.
  - К одной парикмахерше.
  - К парикмахерше? - удивился Томми. - Зачем?
  - Потерпи, и ты все узнаешь, - сказала его мать и снова повернулась к
Дел:
  - Томми - скверный мальчишка, он совсем отбился от рук. Он способен и
тебе разбить сердце.
  - Мама! - с негодованием воскликнул Томми.
  - Вряд ли... - откликнулась Дел. - Ведь мы с ним не будем встречаться.
  - Умница, - одобрила мамаша Фан. Скути просунул свою голову вперед и
засопел, настороженно обнюхивая нового пассажира. Мамаша Фан повернулась
на сиденье и столкнулась с собакой нос к носу.
  Скути широко улыбнулся и вывалил из пасти длинный розовый язык.
  - Не люблю собак, - сказала мать Томми. - Грязные животные, и все
время лезут лизаться. Только попробуй облизать меня, черная башка! -
пригрозила она.
  Все еще улыбаясь своей собачьей улыбкой, Скути приблизил голову
вплотную к лицу матери Томми с явным намерением лизнуть.
  Мамаша Фан оскалила зубы и издала негромкое, предостерегающее
ворчание.
  Испуганный Лабрадор отпрянул и обиженно заморгал. Опомнившись, он
тоже оскалился и, прижимая уши к голове, зарычал в ответ.
  Мать Томми еще сильнее обнажила зубы и рыкнула так грозно, что Скути
заскулил и, смущенно косясь в сторону, свернулся в клубок в дальнем уголке
сиденья.
  - Еще один квартал, потом налево. Томми отчаянно пытался придумать
какой-нибудь ход, чтобы заработать очки и хоть чуть-чуть подправить свою
репутацию.
  - Я очень расстроился, когда Ги рассказал мне насчет Май, -
проговорил он, для пущей убедительности сокрушенно качая головой. - Что
это на нее нашло? Убежать с факиром - кто бы мог подумать?!
  - У нее перед глазами был дурной пример брата, - едко заметила мамаша
Фан, мрачно глядя в зеркальце заднего вида на еще одно свое непутевое
чадо. - Он ее и погубил. Пример старшего брата погубил его сестру. Что-то
ее теперь ждет?..
  - Какого из братьев вы имеете в виду? - игриво спросила Дел и
прищурилась.
  Томми почувствовал, что не может промолчать.
  - Это не честно, мам! - воскликнул он.
  - Да, - подтвердила Дел. - Томми никогда не убегал с факиром.
  Она на мгновение оторвала взгляд от улицы впереди и тоже посмотрела
на Томми.
  - Или ты скрываешь, бесстрашный пожиратель тофу? - насмешливо
спросила она.
  - Все уже было устроено, - продолжала мамаша Фан, не слушая ее. -
Приготовления шли полным ходом, Май ожидало блестящее будущее, и вот -
нате вам! Чудесный вьетнамский юноша остался без невесты.
  - Брак по расчету? - поинтересовалась Дел.
  - Нгуэн - очень приличный молодой человек, из порядочной семьи, -
пояснила мамаша Фан. - Он не фокусник.
  - Чип Нгуэн? - уточнила Дел. Мать Томми зашипела от негодования и
сильнейшего отвращения.
  - Нет, конечно... Чип Нгуэн - глупый детектив из романов Томми,
который волочится за блондинками и палит во всех без разбора.
  - Нгуэн - это по-вьетнамски все равно что Смит, - пояснил Томми.
  - Тогда почему ты не назвал своего героя Чип Смит? - спросила Дел с
самым невинным видом.
  - Наверное, мне следовало так поступить, - вздохнул Томми.
  - Я знаю, почему ты этого не сделал! - с торжеством объявила Дел. -
Ты гордишься наследием предков, вот в чем дело!
  - Наорать ему на наследие предков! - сурово отрезала мамаша Фан.
  - Мама!..
  Мамаша Фан никогда не прибегала к подобным крепким выражениям, и
Томми почувствовал, как от удивления у него екнуло в груди. То, что его
мать позволила себе выразиться подобным образом в присутствии постороннего
человека, свидетельствовало о том, насколько она разгневана и расстроена.
  - Боюсь, миссис Фан, вы не совсем хорошо понимаете Томми, - вежливо
возразила Дел. - Как я успела убедиться, семья имеет для него огромное
значение. Если бы вы дали ему возможность доказать...
  - Я, кажется, уже сказала, что ты мне не нравишься?
  - Да, вы упоминали об этом, - согласилась Дел.
  - Так вот, чем больше ты болтаешь, тем меньше ты мне нравишься.
  - Мама! - возмутился Томми. - Я что-то не припомню, чтобы ты так
резко разговаривала с кем-то, кто не принадлежит к нашей семье. В чем дело?
  - Сам сообрази. Правый поворот, девчонка, - скомандовала мамаша Фан и
с сожалением вздохнула. - Нгуэн Ху Ван - тот мальчик, за которого должна
была выйти Май, - не чета этому глупому Чипу Нгуэну. Его семья занимается
пончиками и жареными пирожками и владеет несколькими розничными точками.
Прекрасная партия для Май. У меня могло быть множество внуков, таких же
красивых, как она. А теперь у нее будут дети от этого фокусника.
  - Так вот из-за чего сыр-бор? - уточнила Дел.
  - Что ты сказала?
  - Дети фокусника или дети-фокусники. Я думаю, эти два слова довольно
точно определяют, какой должна быть жизнь. Скучно жить, когда все
расписано на годы вперед, когда все предсказуемо и любые неожиданности
полностью исключаются. Тайна и возможность выбирать из множества путей -
вот какой она должна быть. Новые люди, новые надежды, новые мечты и новые
тайны - все это обязательно должно присутствовать в жизни каждого. И
уважение к традициям и старине вовсе не отменяет, а дополняет новизну
каждого нового дня, каждого события.
  - Чем больше ты работаешь языком, тем меньше ты мне нравишься.
  - Да, вы это тоже уже говорили.
  - Говорила-то я говорила, вот только ты не слушала.
  - Я знаю, это мой недостаток, - вздохнула Дел.
  - Не слушать?
  - Нет, много болтать языком. Как бы внимательно я ни слушала, я не
могу не говорить сама.
  Томми на заднем сиденье скрючился рядом со Скути. Ему было ясно, что
пытаться принять участие в этом молниеносном обмене - только себя позорить.
  - Невозможно слушать других, когда сама все врем" болтаешь, -
проворчала мамаша Фан.
  - Чушь! - отозвалась Дел.
  - Ты - скверная девчонка.
  - Я как погода.
  - То есть?..
  - Ни хорошая, ни плохая. Я просто есть - и все.
  - Торнадо тоже просто есть - и все. Но никто не назовет его хорошим.
  - Лучше быть торнадо, чем определением из геологического атласа.
  - В каком смысле?
  - Лучше быть ураганом, чем каменной горой.
  - Ураганы приходят и уходят, горы всегда остаются на месте.
  - Не всегда.
  - Всегда! - чуть повысив голос, сказала мамаша Фан.
  Дел упрямо покачала головой:
  - Нет. - - Куда же они деваются?
  - Когда солнце взорвется и превратится в сверхновую звезду, горы тоже
исчезнут, - на одном дыхании проговорила Дел.
  - Ты - сумасшедшая.
  - Вот подождите еще миллион лет - и увидите сами.
  Томми переглянулся со Скути. Еще совсем недавно он ни за что бы не
поверил, что когда-нибудь будет чувствовать себя таким же бесправным и
таким же бессловесным, как пес. Теперь это ощущение роднило его с собакой.
  - Горы тоже взорвутся, - объясняла Дел, - и не останется ничего,
кроме огненных торнадо. Понимаете? Горы исчезнут, и огненные ураганы будут
кружить там, где они когда-то стояли.
  - Ты ничем не лучше этого проклятого фокусника.
  - Благодарю за комплимент, Фан, - серьезно сказала Дел. - Это
действительно напоминает фокус, когда камень режут обыкновенными
ножницами, только масштаб иной - побольше. Так вот, торнадо сильнее камня,
потому что торнадо - это страсть.
  - Торнадо - это просто горячий воздух.
  - Холодный.
  - Все равно - воздух. То есть почти ничто. Бросив взгляд в зеркало
заднего вида. Дел негромко присвистнула.
  - Эй, за нами машина!
  "Ягуар" быстро ехал по тихой пригородной улочке, обсаженной фикусами.
Домики по обеим ее сторонам были аккуратными и ухоженными, но достаточно
скромными.
  Услышав восклицание Дел, Томми быстро выпрямился на сиденье и
поглядел в заднее стекло их спортивной машины. Ярдах в двадцати он увидел
огромный и грозный, словно колесница Джаггернаута, трехосный тягач
"Петербилт" с прицепом.
  - Интересно, что он делает здесь, в жилых кварталах, в такой час? -
недоуменно пробормотал Томми.
  - Приехал по твою душу, - пояснила Дел, вдавливая акселератор в пол.
  Огромное механическое чудовище тоже прибавило скорость, и в
желтоватом свете уличных фонарей, скользнувшем по его ветровому стеклу,
Томми увидел в кабине расплывчатое лицо мужчины в плаще. Лицо улыбалось,
но расстояние было еще слишком велико, чтобы Томми мог рассмотреть горящие
зеленым огнем глаза.
  - Этого не может быть... - устало выдохнул Томми.
  - Еще как может, - сказала Дел. - Жаль, здесь нет моей мамочки.
  - У тебя есть мать? - недоверчиво переспросила мамаша Фан.
  - Вы правы, - покорно согласилась Дел. - Я вылупилась из яйца, как
все насекомые, и никогда не была ребенком - только личинкой. Вы совершенно
правы, миссис Фан, у меня не было матери.
  - Ишь какая! - сказала мамаша Фан. - Больно ты на язык остра!
  - Благодарю вас.
  - Эта девчонка слишком остроумна, - сообщила мамаша Фан сыну.
  - Да, я знаю, - рассеянно отозвался Томми, ища, за что бы уцепиться
на случай таранного удара.
  Тварь не заставила себя долго ждать. Двигатель тягача страшно
взревел, "Петербилт" рванулся вперед и с силой ударил в задний бампер
"Ягуара".
  Спортивная машина вздрогнула и понеслась по улице, виляя из стороны в
сторону, точно пьяная гусеница. Дел всей тяжестью повисла на вырывающемся
руле и сумела удержать "Ягуар" в пределах проезжей части, не дав ему
перевернуться.
  - Ты можешь обогнать его, - с надеждой подсказал Томми. - В конце
концов, это же "Петербилт", а у нас - "Ягуар".
  - Когда за рулем грузовика сидит сверхъестественное существо, обычные
правила не применимы, - сквозь зубы процедила Дел.
  Тягач снова врезался в них сзади, и задний бампер "Ягуара" оторвался.
Некоторое время он еще чертил по асфальту, высекая снопы искр, потом
отлетел в сторону и попал в палисадник небольшого стандартного бунгало.
  - На следующем повороте - направо, - хладнокровно подсказала мамаша
Фан.
  Дел снова прибавила газ и ненадолго оторвалась от преследовавшего их
тягача. На поворот она пошла лишь в самый последний момент, но на мокрой
после дождя мостовой "Ягуар" занесло и развернуло размозженным задом
вперед. Покрышки отчаянно визжали и дымились, и "Ягуар" бешено вертелся,
вокруг своей оси.
  С жалобным писком, больше подходящим комнатной собачке вчетверо
меньших размеров, Скути скатился с сиденья на пол, и Томми показалось, что
они вот-вот перевернутся. Он уже чувствовал, как приподнимается правая
сторона "Ягуара" и как жалобно скрипят под двойным весом рессоры слева.
После катастрофы с "Корветом" Томми уже считал себя искушенным в этих
делах и знал, когда крен станет необратимым. Сейчас, похоже, машина
накренилась так сильно, что дальше могло быть только одно - кувырок через
борт и крышу.
  Очевидно, Дел все-таки была более опытным водителем, чем он. "Ягуар"
не перекувырнулся, а, совершив полный оборот вокруг своей оси, неожиданно
остановился, скрежеща тормозами.
  Скути, не желая еще раз оказаться сброшенным с сиденья каким-нибудь
неожиданным маневром, выждал, пока Дел не выжала газ до отказа. Только
когда "Ягуар" снова рванулся вперед, пес с оскорбленным видом вскарабкался
обратно на сиденье.
  Бросив взгляд в заднее стекло, Томми увидел, как "Петербилт" резко
тормозит на улице, которую они только что покинули. Даже
сверхъестественных способностей жуткой твари - интересно, подумал Томми,
есть ли у них в преисподней шоссе, на которых могли бы практиковаться в
вождении демоны, получившие распределение в окрестности Лос-Анджелеса? -
оказалось недостаточно, чтобы тяжелый тягач сумел повернуть так неожиданно
и круто. Видимо, основные законы физики еще кое-как действовали, и это
утешало. Во всяком случае, остановить на скользком асфальте разогнавшуюся
тяжелую машину было не под силу даже мерзкой твари.
  Свистя по асфальту намертво блокированными колесами, "Петербилт"
пронесся через перекресток и исчез за углом.
  Томми тихо молился, чтобы прицеп занесло и тягач опрокинулся.
  "Ягуар" тем временем разогнался до семидесяти миль в час, и мамаша
Фан на переднем сиденье сказала:
  - Господи, девчонка, ты гоняешь совсем как этот безголовый детектив в
книжках.
  - Еще раз спасибо, - поблагодарила Дел. Потом мать Томми достала
что-то из сумочки-.
  Томми не видел, что это, но до его слуха донеслось странно знакомое
попискивание.
  - Что это ты делаешь, мама? - спросил он.
  - Звоню, чтобы нас встречали.
  - Как?
  - По сотовому телефону, - жизнерадостно откликнулась мамаша Фан.
  - Ты приобрела сотовый телефон? - удивился Томми.
  - Почему бы нет?
  - Я думал, сотовые телефоны - для больших шишек.
  - Так было раньше, но не сейчас. Теперь каждый может себе позволить
эту игрушку.
  - В самом деле? Мне казалось, кто-то говорил, что разговаривать по
телефону и вести машину слишком опасно.
  - Я не веду машину, - отрезала мамаша Фан, закончив набирать номер. -
Я еду.
  - Ради всего святого, Томми, - поддержала ее Дел. - Ты говоришь так,
как будто живешь в глухом средневековье.
  Томми не ответил. Повернувшись, он снова посмотрел назад. "Петербилт"
показался на перекрестке в полутора кварталах позади них. К сожалению, он
не перевернулся.
  Должно быть, кто-то ответил на звонок мамаши Фан, поскольку она
назвала себя и быстро заговорила по-вьетнамски.
  "Петербилт" развернулся и устремился за ними.
  Томми посмотрел на часы.
  - Во сколько у нас сегодня рассвет?
  - Не знаю, - пожала плечами Дел. - Может быть, через полчаса, а может
- минут через сорок.
  - Твоя мама могла бы сказать с точностью до минуты. До секунды.
  - Вероятно, - согласилась Дел.
  Томми не понимал почти ничего из того, что говорила его мать, - за
исключением одного-двух слов, - однако он не сомневался, что она в ярости,
и ярость эта была направлена на того, кому звонила мамаша Фан. Ее резкий
тон заставил Томми поморщиться, но он все равно был рад, что на этот раз
мать сердится на кого-то другого.
  Тягач с ревом настигал их маленький, беззащитный "Ягуар". Расстояние
между машинами сократилось уже до одного квартала.
  - Дел!.. - обеспокоенно позвал Томми.
  - Вижу, - отозвалась Дел и, бросив взгляд в боковое зеркальце,
прибавила газ, хотя они и так мчались со скоростью, непозволительно
высокой для узких улочек тихого жилого района.
  Завершив разговор грубым вьетнамским ругательством, мамаша Фан
сложила телефон и убрала в сумочку.
  - Глупая корова, - сказала она сердито.
  - Может быть, обсудим это потом? - предложила Дел.
  - Не ты, - ответила мамаша Фан. - Ты просто скверная девчонка -
хитрая, опасная, но не глупая.
  - Я польщена, - кивнула Дел.
  - Я имела в виду Куй. Вот уж действительно глупая корова.
  - Кто? - переспросил Томми. " - Миссис Куй Тран Дай.
  - А кто такая миссис Куй Тран Дай?
  - Глупая корова.
  - А кроме этого? Чем она занимается?
  - Она держит парикмахерскую.
  - При чем тут парикмахерская? - удивился Томми. - Ведь мы, кажется,
туда едем?
  - Тебе нужно подстричься! - догадалась Дел.
  - Мы едем не в парикмахерскую, а к ней домой, - терпеливо объяснила
мамаша Фан, повышая голос, чтобы перекрыть шум двигателя "Ягуара". - Куй
Тран Дай не только парикмахерша; она - моя подруга. Мы с ней каждую неделю
играем в маджонг с другими вьетнамскими леди. Иногда в бридж.
  - Теперь я знаю! - воскликнула Дел. - Мы едем туда, чтобы
позавтракать и сыграть в маджонг.
  - Куй Тран моя ровесница, - невозмутимо продолжала мамаша Фан, - но
она другая.
  - В каком смысле - другая? - не понял Томми.
  - Она очень консервативна, - заявила мамаша Фан. - Никак не может
позабыть обычаи того, старого Вьетнама, которого больше нет. Куй Тран не
хочет никаких перемен, и ей никак не удается приспособиться к новому миру.
  - Да-да, теперь я понимаю... - кивнул Томми. - Она совсем другая. Не
такая, как ты, мама.
  Он снова повернулся на заднем сиденье и с тревогой поглядел в заднее
стекло. Тягач был совсем близко - в четверти квартала.
  - В отличие от нашей семьи, - продолжала его мать, - Куй Тран даже не
из Сайгона и вообще не из города. Большую часть жизни она прожила в глуши,
в поселке на реке Ксан возле границы с Лаосом и Камбоджей. Кроме джунглей,
там больше ничего нет, но жители этих мест странные. Необычные. Многие из
них обладают удивительными знаниями.
  - Совсем как в Питтсбурге, - вставила Дел.
  - Какими знаниями? - заинтересовался Томми.
  - Магией. Не теми дешевыми фокусами, которые показывает Роланд
Айронрайт, когда вытаскивает из цилиндра кролика или режет ножницами
камень, и которые кажутся нашей Май волшебными, а настоящей магией.
  - Магией, значит? - тупо переспросил Томми.
  - Да. Они умеют составлять приворотные зелья, чтобы завоевать любовь
девушки, снадобья, чтобы преуспеть в бизнесе, но не только. Существует
гораздо более опасная магия.
  - Например? - спросил Томми.
  - Жители тех мест разговаривают с мертвыми, - зловещим голосом
объявила мамаша Фан, - и узнают тайны страны мертвецов. Они могут вызвать
оттуда давно умершего человека, заставить его ходить и даже исполнять
работу по дому.
  Тягач приблизился настолько, что рев его могучего мотора заглушал
двигатель "Ягуара". Дел продолжала давить на педаль изо всех сил, но
"Петербилт" все равно нагонял их.
  - Из подземной темной страны вызывают они духов, - продолжала мать
Томми, - чтобы наложить проклятье на своих врагов.
  - Те места определенно находятся под влиянием враждебных внеземных
сил, - пробормотала Дел себе под нос, но Томми очень хорошо ее расслышал.
  - Куй Тран Дай тоже владеет этой древней магией, - сказала мамаша
Фан. - Она умеет заставить мертвеца выбраться из своей могилы и убить
любого, кого она прикажет. Она знает, как из желез лягушки сварить
снадобье, от которого внутренности и сердце врага превратятся в глину. Как
наложить проклятье на женщину, которая спит с твоим мужем, чтобы она
родила ребенка с головой человека, собачьим телом и клешнями, как у омара.
  - И с такой-то женщиной ты играешь в маджонг! - возмутился Томми,
который понемногу начал прозревать.
  - Иногда - в бридж, - уточнила его мать.
  - Но как ты сможешь общаться с ней? Ведь она - настоящее чудовище!
  - Не смей так говорить о моей подруге, мальчишка! В тебе нет ни капли
уважения. Куй Тран Дай старше тебя на много лет, и ты должен относиться к
ней с почтением. И никакое она не чудовище. Правда, она немного
переборщила с этой тряпичной куклой, но во всем остальном она вполне
порядочная леди.
  - Но она хочет убить меня! - завопил Томми.
  - Успокойся, никто не хочет тебя убивать.
  - Но она определенно пытается это сделать!
  - Не кричи и не сходи с ума, как этот твой детектив - пьяница и
сумасшедший маньяк.
  - Она хочет убить меня!
  - Она хотела только напугать тебя как следует, чтобы ты чтил древние
вьетнамские традиции.
  Злой дух за рулем "Петербилта" нажал резиновую грушу воздушного
клаксона и дал три долгих-долгих оглушительных сигнала,
свидетельствовавших о том, насколько решительно он настроился завершить
свою миссию.
  - Послушай, мам, эта тварь уже убила трех ни в чем не повинных людей,
которые случайно попались ей на дороге, и я уверен, что она убьет и меня,
если сможет.
  Мать Томми грустно вздохнула.
  - Куй Тран Дай не так хорошо владеет магией, как ей кажется.
  - Что?!
  - Возможно, она перепутала ингредиенты и наполнила тряпичную куклу не
тем, чем надо, а может быть, не так произнесла заклинание, когда призывала
демона из подземного мира. Это ошибка.
  - Ошибка? Хороша ошибка!
  - Каждый может ошибиться.
  - Для этого и существуют ластики, - вставила Дел.
  - Я убью эту миссис Куй Тран Дай, клянусь! - в сердцах воскликнул
Томми.
  - Не глупи, - осадила его мать. - Куй Тран порядочная леди. Ты не
убьешь порядочную леди, Туонг.
  - Еще как убью! - завопил Томми. - К тому же она не порядочная леди,
черт ее дери!
  - Томми! - Дел с осуждением покачала головой. - Я еще ни разу не
слышала, чтобы ты высказывался о ком-то так резко.
  - Все равно я ее убью! - не сдавался Томми.
  - Куй Тран никогда не использовала магию для себя, - спокойно сказала
мамаша Фан. - Она даже не сделала себя богатой, а работала как все.
Профессия парикмахера, да будет тебе известно, не из самых легких. Магией
она пользуется один-два раза в год, чтобы помочь другим.
  - Какое мне до этого дело? - нервно возразил Томми.
  - Ага, - сказала Дел. - Я, кажется, поняла.
  - Что? Что ты поняла?! - тут же заинтересовался Томми.
  Сзади снова заревел клаксон "Петербилта".
  - Вы расскажете ему? - спросила Дел у мамаши Фан.
  - Ты мне не нравишься, - напомнила ей мать Томми.
  - Вы просто меня совсем не знаете, - кротко возразила Дел.
  - И не собираюсь узнавать.
  - Давайте вместе пообедаем и посмотрим, как пойдет дело.
  Томми вдруг осенило. Он яростно заморгал, словно ослепленный этим
страшным откровением, и заорал, - стараясь перекрыть натужный рев двух
двигателей, работающих на максимальных оборотах:
  - Боже мой, мама! Неужели ты попросила это чудовище.., эту твою дуру
набитую Куй Тран Дай сделать мою тряпичную куклу?
  - Нет, - решительно ответила мамаша Фан и, повернувшись назад,
посмотрела прямо в глаза сыну.
  - Нет, - повторила она твердо, - я никогда бы этого не сделала.
Правда, иногда ты ведешь себя не так, как подобает почтительному и
заботливому сыну, ты отказался учиться на доктора и не захотел работать в
кондитерской, да и голова у тебя забита всякими глупостями, но в душе ты
совсем неплохой мальчик - да, неплохой.
  Томми был тронут этим признанием чуть ли не до слез. Его мать всегда
была крайне скупа на похвалы - она отмеряла их по капле, словно глазной
пипеткой, - поэтому слышать ее слова о том, что он, в общем-то, неплохой,
хотя и не очень внимательный сын, было все равно что после долгой диеты
принять внутрь ложку.., нет, чашку, большую чашу терпко-сладкой
материнской любви!
  - Когда мы играем в маджонг с Куй Тран Дай и другими вьетнамскими
леди, мы разговариваем. Разговариваем о том, чей сын пристал к банде, чей
муж изменяет жене, о том, чем занимаются наши дети и какие смешные и милые
вещи говорят порой наши внуки. Я рассказывала о тебе - о том, как ты
оторвался от семьи и от своих корней, о том, как в своем желании стать
американцем, которым ты никогда не станешь, ты забываешь, кто ты есть, и
как плохо все это для тебя закончится.
  - Я стал американцем, - подчеркнул Томми.
  - Не стал и никогда не станешь, - уверенно заявила его мать, и Томми
увидел, что ее глаза полны любви и страха за него.
  Неожиданно ему сразу стало очень грустно. Он наконец понял, что
хотела сказать его мать. Это она никак не могла почувствовать себя
полноценной американкой, это она пребывала в растерянности и, не знала,
что ей теперь делать. Родину у нее отняли, а ее самое перенесли в новый,
незнакомый и чужой мир, в котором она никак не могла почувствовать себя
уютно, несмотря на то, что Америка была богатой, щедрой, гостеприимной и
свободной землей. Пленившая Томми Большая Американская Мечта была доступна
его матери лишь отчасти. Он ступил на эти благословенные берега достаточно
юным, чтобы суметь приспособиться, полностью переделать себя, но ей было
суждено до самого конца оставаться в плену навсегда потерянного мира,
достоинства и красоты которого выглядели тем привлекательнее, чем больше
проходило времени. Эти ностальгические воспоминания и были тем самым
золотым сном, навеянным печалью, от которого мамаше Фан вряд ли
когда-нибудь удалось бы очнуться до конца. Она никогда не смогла бы стать
американкой по духу - да, говоря начистоту, она и не хотела этого, - и ей
было трудно, почти невозможно поверить в то, что ее сыновья способны на
такую кардинальную и решительную внутреннюю перестройку. Двигавшие ими
цели и устремления были ей непонятны и чужды, и поэтому мамаша Фан
боялась, что они не дадут ее детям ничего, кроме горьких разочарований.
  - Я стал американцем, мама, - мягко повторил Томми.
  - Я не просила глупую Куй Тран Дай сделать тряпичную куклу. Испугать
тебя - это была ее идея. Я сама узнала об этом всего час или два тому
назад.
  - Я верю тебе, - успокоил ее Томми.
  - Хорошо...
  Он протянул вперед руку. Мать нашла ее в полутьме салона и несильно
пожала.
  - Хорошо, что я не так сентиментальна, как моя мать, - сказала Дел. -
Будь она на моем месте, она бы так разревелась, что не смогла бы вести
машину.
  В заднее стекло "Ягуара" ударили фары "Петербилта". Снова заревел
клаксон, и "Ягуар" содрогнулся от удара звуковой волны.
  Оглянуться и посмотреть назад Томми не хватило мужества.
  - Я всегда беспокоилась только о тебе, - возвысив голос, чтобы
перекрыть самолетный гул двигателя "Петербилта", продолжала мать Томми. -
Мне казалось, что с Май - моей милой малышкой Май - у меня не будет
проблем. Она казалась такой тихой, такой послушной... Теперь мы умрем, и
этот ужасный фокусник в далеком Лас-Вегасе будет смеяться над ее старой и
глупой матерью. И моя бедная дочка будет вынашивать странных детей
фокусника...
  - Жаль, что Норман Рокуэлл "Норман Рокуэлл - американский художник,
автор сельских пейзажей." умер, - заметила Дел. - Он смог бы написать на
этот сюжет свое самое великое полотно.
  - Мне не нравится эта женщина, - в который раз сообщила сыну мамаша
Фан.
  - Я знаю, мама.
  - Она - скверная девчонка. Ты не обманываешь, что вы с ней не были
знакомы раньше?
  - Конечно, нет. Мы с ней впервые встретились вчера вечером.
  - И ты не назначал ей свиданий?
  - Никогда.
  - На углу - налево, - скомандовала Дел мамаша Фан.
  - Вы шутите или серьезно? - уточнила та.
  - Поверни налево на следующем перекрестке. Мы уже почти подъехали к
дому Куй Тран Дай.
  - Чтобы повернуть, мне придется притормозить, а если я это сделаю,
демон миссис Дай переедет нас, как букашек в спичечной коробке.
  - А ты лучше рули, - посоветовала мамаша Фан.
  Впервые с момента их знакомства Дел смерила мать Томми откровенно
недружелюбным взглядом.
  - Послушайте, леди, я - водитель мирового класса, я побеждала в
гонках на трассах всего земного шара. В мире нет такого человека, который
умел бы водить машину лучше, чем я, за исключением, быть может, моей мамы.
  - Тогда позвони своей маме и спроси, что она посоветует делать в
такой ситуации, - предложила мамаша Фан, протягивая Дел сотовый телефон.
  - Держитесь, - мрачно приказала Дел. Томми не заставил себя долго
упрашивать. Выпустив руку матери, он откинулся на спинку сиденья и
попытался нащупать ремень безопасности, но оказалось, что он безнадежно
запутался. Скути тем временем сполз на пол и устроился там прямо за
водительским креслом.
  Почувствовав, что не успеет распутать ремень, Томми последовал его
примеру и с грехом пополам втиснулся в промежуток между передним и задним
сиденьями. Меньше всего ему хотелось приземлиться на голову своей матери,
когда произойдет самое неприятное.
  Дел резко затормозила. "Петербилт" несильно ударился в них сзади, но
тут же снова отстал.
  Дел снова тормознула. Покрышки протестующе взвизгнули, и Томми
почувствовал запах горелой резины.
  Тягач снова ударил "Ягуар" сзади, на этот раз гораздо сильнее.
Заскрежетало железо, легкая спортивная машина затряслась, словно
будильник, готовый вот-вот рассыпаться на шестеренки, а Томми больно
ударился головой о спинку переднего сиденья.
  Теперь уже весь салон "Ягуара" был освещен фарами грузовика, и Томми
хорошо видел выражение морды Скути, который прижался к полу напротив него.
Лабрадор ухмылялся.
  Дел тормознула в третий раз и резко вывернула руль вправо, надеясь
ввести в заблуждение злобное существо, которое не могло так свободно
маневрировать в своем неуклюжем "Петербилте". Потом она круто повернула
налево, как сказала мамаша Фан.
  С пола машины Томми не мог видеть, что происходит на дороге, но
понял, что Дел не удалось полностью вывести "Ягуар" из-под удара тягача.
Когда она поворачивала, "Петербилт" на полном ходу зацепил заднее правое
крыло. Сильный удар отозвался в каждой косточке Томми, в ушах у него
зазвенело, но он не успел отреагировать на это, потому что "Ягуар"
завертелся волчком. Он сделал два, а может быть, и целых три полных
оборота, и Томми понял, как чувствует себя белье в отжимном барабане
промышленной стиральной машины.
  Покрышки отчаянно скрежетали и визжали, потом две из них лопнули, и
Томми услышал, как скрежещут по асфальту стальные диски и как хлещут по
подкрылкам лохмотья резины. От "Ягуара" начали отлетать какие-то мелкие
детали; они бились о днище и со звоном падали на мостовую.
  Но "Ягуар" все же не перевернулся. Дребезжа и поскрипывая, он
выровнялся и снова рванулся вперед, прихрамывая на все четыре колеса, как
лошадь, потерявшая подковы.
  Томми выкарабкался из своего окопа между сиденьями и поглядел в
заднее стекло.
  Рядом с ним, упираясь лапами в подушку, встал Скути., Как и в первый
раз, "Петербилт" не успел сманеврировать и проскочил перекресток.
  - Ну как, вам понравилось? - требовательно осведомилась Дел.
  - Думаю, в следующий раз ты вряд ли получишь страховку, - сурово
заметила мать Томми. Скути жалобно и тревожно заскулил. Даже Деливеранс
Пейн было не по силам заставить искалеченный "Ягуар" двигаться со
сколько-нибудь приемлемой скоростью. Спортивная машина не ехала, а
ковыляла, пуская из-под капота струйки пара, истекая охлаждающей и
тормозной жидкостью, поскрипывая, гремя, попискивая, позванивая, скрежеща,
звякая и дребезжа, словно какой-нибудь раздолбанный рыдван, в которых
ездят в глупых комедиях комики-придурки.
  Позади них на перекрестке снова возник "Петербилт". Он поворачивал за
ними.
  - У нас по крайней мере две лопнувшие покрышки, и давление масла
падает, - сказала Дел каким-то чужим голосом.
  - Ничего, - утешила ее мать Томми. - Мы уже почти приехали. Дверь
гаража будет открыта. Заезжай туда, и мы все будем в безопасности.
  - Какого гаража? - уточнила Дел.
  - Гаража Куй Тран Дай.
  - Ах да, ведьма-парикмахерша.
  - Она не ведьма. Просто она жила на реке Ксан и еще девочкой
научилась кое-каким вещам.
  - Извините, я не хотела никого обидеть, - извинилась Дел.
  - f- Гляди, вон впереди два дома, где горит свет...
  Дверь гаража открыта - заезжай туда. Куй Тран закроет гараж, и мы
будем в безопасности.
  Демонический водитель тягача переключил передачу, и "Петербилт"
рванулся к ним. Свет фар хлестнул Томми по глазам, и он зажмурился.
  Скути снова заскулил и лизнул Томми в лицо - не то чтобы подбодрить,
не то прощаясь с ним навеки.
  Вытирая со щеки липкие собачьи слюни, Томми повернулся вперед.
  - Как я могу быть в безопасности? - спросил он. - До рассвета еще
далеко. Тварь увидит, куда мы пошли, и...
  - Она не сможет последовать за нами, - сказала его мать.
  - А мне кажется, она въедет на своем грузовике прямо в гостиную, -
изрек Томми мрачное пророчество.
  - Нет. Куй сделала эту куклу и вызвала духа из подземного мира. Он не
может причинить ей вреда, не может даже войти в дом, пока Куй не пригласит
его.
  - Я не имею в виду ничего оскорбительного, мама, но, думаю, мы вряд
ли можем рассчитывать на то, что тварь настолько хорошо воспитана.
  - Твоя мама скорее всего права, - возразила ему Дел. - Мир
сверхъестественного функционирует по своим собственным законам - точно так
же, как мы подчиняемся законам физики и механики.
  Внутренность "Ягуара" снова осветилась светом фар тягача, и Томми
сказал упавшим голосом:
  - Если эта тварь ворвется в дом и убьет меня, кому мне жаловаться -
Альберту Эйнштейну или папе римскому?
  Дел не без труда свернула на подъездную дорожку, и искалеченный
"Ягуар", переваливаясь с боку на бок, скрипя, вздыхая и натужно
покряхтывая, захромал по ней к поднятым воротам ярко освещенного изнутри
гаража. Когда - уже внутри - она затормозила, двигатель поперхнулся и
заглох, задняя ось надломилась, и машина грузно осела на бетонный пол.
  Дверь гаража стала медленно опускаться.
  Мамаша Фан выбралась из машины.
  Последовав за ней, Томми услышал снаружи пронзительный и какой-то
разочарованный вой пневматических тормозов "Петербилта". Судя по звуку,
тягач остановился на тротуаре прямо напротив дома.
  У внутренней двери гаража стояла миниатюрная, как воробышек,
вьетнамка ростом с двенадцатилетнюю девочку. По лицу ее блуждала
виноватая, слегка заискивающая улыбка. Одета она была в кроссовки и
розовый спортивный костюм.
  Мамаша Фан быстро сказала ей что-то на вьетнамеком, потом представила
ее прибывшим как Куй Тран Дай.
  Встретившись взглядом с Томми, миссис Дай смутилась еще больше.
  - Мне очень жаль, - сказала она. - Такая досадная и глупая ошибка! Я
чувствую себя старой, безмозглой коровой. Меня следовало бросить в яму с
речными гадюками, но здесь нет ям и нет гадюк...
  Томми заметил, что при этих словах ее большие темные глаза
наполнились слезами.
  - Я бы сама бросилась, честное слово!
  - Ну? - спросила Дел у Томми. - Ты все еще хочешь убить ее?
  - Пожалуй, нет.
  - Слабак!
  С улицы по-прежнему доносилось ворчание работающего на холостых
оборотах двигателя "Петербилта".
  Смахнув с глаз слезы, миссис Дай повернулась к Дел, причем лицо ее
сразу посуровело. Оглядев ее с ног до головы, она с подозрением спросила:
  - Ты кто?
  - Никто. Посторонняя.
  Миссис Дай недоуменно приподняла бровь и посмотрела на Томми.
  - Это правда?
  - Правда, - подтвердил Томми.
  - Вы не любовники? - уточнила Куй Тран Дай.
  - Все, что я о нем знаю, это его имя, - уверила ее Дел.
  - Да и его она все время перевирает, - подхватил Томми. - Или почти
все время...
  Он с опаской покосился на дверь гаража, уверенный, что двигатель
"Петербилта" вот-вот взревет и...
  - Послушайте, миссис Дай, мы здесь действительно в безопасности?
  - Да. В доме, конечно, было бы еще лучше, но... - Она прищурилась и
посмотрела на Дел, словно ей очень не хотелось принимать у себя эту
подозрительную особу, растлительницу порядочных вьетнамских юношей.
  - Пожалуй, я могла бы найти несколько гадюк, если ты возьмешься
выкопать яму подходящих размеров, - сказала Дел Томми.
  Мамаша Фан снова сказала что-то по-вьетнамски.
  Ведьма-парикмахерша виновато потупилась, тяжело вздохнула и наконец
кивнула головой.
  - Хорошо, заходите внутрь. Только... Я стараюсь следить за чистотой.
Надеюсь, собака обучена себя вести?
  - Специально ее никто не учил, но я на всякий случай кастрировала
его, - оказала Дел и подмигнула Томми. - Трудно было удержаться.
  Миссис Дай поджала губы, но ничего не сказала. Сделав приглашающий
жест рукой, она провела их через домашнюю прачечную, кухню и столовую в
большую гостиную. При этом Томми заметил, что в подошвы ее кроссовок
вделаны крошечные лампочки, соединенные с пьезоэлектрическими элементами,
так что при каждом шаге на пятках миссис Дай - то на левой, то на правой -
вспыхивал маленький огонек. Насколько ему было известно, кроссовки с такой
вставкой в качестве меры безопасности были разработаны специально для
повернутых на джоггинге энтузиастов, способных бегать и поздним вечером, и
ночью, однако про себя Томми отметил, что подобная обувь подошла бы и
коверным в цирке, и клоунам, выступающим на подмостках Вегаса.
  В гостиной миссис Дай остановилась и сказала:
  - Здесь мы дождемся рассвета. На рассвете злой дух должен вернуться
под землю, и все будет хорошо.
  Томми огляделся. Обстановка гостиной отражала историю Вьетнама как
оккупированной территории - он увидел незатейливую китайскую и французскую
мебель, пару современных американских кресел и русский самовар на полке.
На стене над диваном висела картина, изображающая Святое Сердце Христа, а
в углу приютился буддийский алтарь красного дерева, на котором были
разложены свежие фрукты. В керамических держателях торчали палочки
благовоний; одна из них потихоньку тлела, и по комнате растекался хорошо
знакомый Томми сладковато-горький запах.
  Куй Тран Дай опустилась в огромное китайское кресло с мягким сиденьем
и спинкой, задрапированными вышивкой золотом по белому шелку. Кресло было
таким большим, что миниатюрная миссис Дай стала еще больше похожа на
школьницу. Томми заметил, что ее ноги в кроссовках с лампочками еле-еле
достают до пола.
  Мамаша Фан села на мягкий стул "бержере" с высокой спинкой и
подлокотниками и положила на колени сумочку. Пластиковую косынку она
сняла, но плащ только расстегнула.
  Томми и Дел устроились на краешке дивана.
  Скути растянулся на полу у их ног. Приподняв голову, он с
любопытством поглядывал то на миссис Дай, то на мамашу Фан.
  Снаружи все еще слышался шум работающего мотора "Петербилта".
  Поглядев в окно возле парадной двери, Томми увидел часть тягача. Все
его огни - сдвоенные фары, дополнительные прожектора-искатели, подфарники
и габаритные огни - горели, однако ни кабины, ни мерзкой твари в ней он
разглядеть не мог.
  Бросив взгляд на свои наручные часы, миссис Дай подняла голову.
  - До рассвета осталось двадцать две минуты, - объявила она
торжественно. - Потом - все. Никому не надо беспокоиться. Все будут
счастливы, и никто не станет сердиться на старых друзей, - добавила она
заискивающе и покосилась на мамашу Фан. - Кто-нибудь хочет чаю?
  Желающих не нашлось.
  - Мне ничего не стоит, - убеждала миссис Дай. Они снова отказались,
вежливо, но решительно. Последовала неловкая пауза, которую нарушила Дел.
  - Значит, вы родились и воспитывались в долине реки Ксан?
  - О да! - просияла миссис Дай. - Это замечательное место. Вы бывали
там?
  - Нет, - покачала головой Дел, - но мне всегда очень хотелось попасть
туда.
  - Прекрасная земля, превосходный климат! - продолжала миссис Дай,
хлопая в ладоши. - Зеленые чащи джунглей, плотный влажный воздух, запахи
бездонных болот и растений разлиты в воздухе... Там даже дышать бывает
трудно от всех этих ароматов, вот что я вам скажу! А сколько там цветов и
змей! Как красиво плывет между лианами золотисто-розовый туман на
рассвете! В сумерках он становится пурпурно-красным, и это тоже
незабываемо! А какие жирные, откормленные пиявки водятся в ручьях! Честное
слово, они похожи на хот-доги...
  - Готов, - пробормотал Томми. - Хочу немедленно в джунгли, и чтоб
пиявки... Это действительно восхитительно - розовый туман и восставшие
мертвецы, которые день и ночь гнут спины на рисовых чеках.
  - Как-как? - переспросила миссис Дай.
  - Уважение к старшим, - напомнила сыну мамаша Фан, бросив на него
предостерегающий взгляд, и Томми не стал повторять своих слов. Вместо него
заговорила Дел:
  - Простите, миссис Дай, я хотела спросить... Когда вы были маленькой
девочкой, не замечали ли вы ничего странного в небе над рекой Ксан?
  - Странного?
  - Да. Какие-нибудь странные предметы?
  - В небе?
  - В небе. Какие-нибудь диски или шары?
  - Диски? - недоуменно переспросила миссис Дай. - А-а, как тарелки,
да? Нет, не замечала.
  Томми показалось, что он услышал какой-то звук, донесшийся снаружи.
Словно захлопнулась дверь грузовика.
  Дел между тем зашла с другой стороны.
  - А в деревне, в которой вы жили... Не случалось ли вам слышать от
стариков рассказы или легенды об обитающих в джунглях невысоких гуманоидах?
  - О ком невысоком? - удивилась миссис Дай.
  - О человечках четырех футов ростом с серой кожей, грушеподобными
головами и удивительными глазами, которые словно бы гипнотизируют тебя?
  Куй Тран Дай неловко заерзала в кресле и бросила взгляд на мамашу
Фан, ища поддержки.
  - Она сумасшедшая, - объяснила подруге мамаша Фан.
  - А странные огни в ночи? - не сдавалась Дел. - Пульсирующие огни,
которые манят за собой? Не видели вы ничего такого по берегам реки Ксан?
  - Ночью в джунглях очень темно. И в деревне темно, - неуверенно
ответила миссис Дай. - Никогда не было электричества.
  - Не припомните ли, - настаивала Дел, - не было ли у вас провалов в
памяти, необъяснимых "белых пятен", когда вы не могли вспомнить, что
делали?
  - Вы действительно не хотите чаю? - спросила совершенно сбитая с
толку миссис Дай.
  Ответа не последовало. Только Дел, словно обращаясь к Скути, а на
самом деле разговаривая сама с собой, пробормотала:
  - Я абсолютно уверена, что район реки Ксан - это то самое место, где
нашли убежище враждебные инопланетные силы.
  Ступени парадного крыльца загудели под чьими-то тяжелыми шагами.
Томми вздрогнул и напрягся. Когда в дверь постучали, он быстро вскочил с
дивана и замер.
  - Лучше не откликайтесь, - посоветовала миссис Дай.
  - Да, - откликнулась Дел. - Это, конечно, они - те настырные дамы из
Армии Спасения.
  Скути с осторожностью подкрался к двери. Принюхавшись у порога, он
почуял запах, который ему совсем не понравился, и, скуля, вернулся на свое
место у ног Дел.
  Стук раздался снова. Теперь он был более громким и настойчивым.
  - Тебе нельзя входить! - крикнула миссис Дай. В ответ демон заколотил
в дверь с такой силой, что дверь затряслась, а язычок замка заходил
ходуном в своем гнезде.
  - Уходи! - приказала миссис Дай. Повернувшись к Томми, она сказала
чуть тише:
  - Только восемнадцать минут. Потом все кончится.
  - Сядь, Туонг, - велела мамаша Фан. - Ты только нервируешь всех
остальных.
  Томми не отрываясь смотрел на дверь. Лишь движение за окном заставило
его повернуться. Круглое человеческое лицо с зелеными змеиными глазами
смотрело прямо на него.
  - У нас нет даже пистолета... - пробормотал Томми.
  - Зачем тебе пистолет? - строго спросила его мать. - У нас есть Куй
Тран Дай, так что сядь и успокойся.
  Тварь тем временем вернулась к окну возле входной двери и, мерзко
облизываясь, поглядела на Томми оттуда. Потом подняла руку и нерешительно
постучала костяшками пальцев по стеклу.
  - У нас нет оружия! - снова воскликнул Томми, обращаясь
исключительное Дел.
  - Но зато у нас есть миссис Куй Тран Дай, - спокойно ответила Дел. -
Ты всегда можешь взять ее за ноги и использовать как дубинку.
  Куй Тран Дай погрозила чудовищу пальцем.
  - Я тебя сделала, - сказала она. - Раз я велю тебе уходить - уходи!
  Демон отвернулся от окна. Его шаги снова простучали по полу веранды и
по ступенькам крыльца.
  - Ну вот, - выдохнула мамаша Фан, и Томми понял, что она тоже
волнуется, хотя и старается этого не показать. - Сядь, Туонг, и веди себя
прилично.
  Дрожа всем телом, Томми опустился на краешек дивана.
  - Он... Оно в самом деле ушло?
  - Нет, - покачала головой миссис Дай. - Теперь демон ходит вокруг
дома, ищет окно или дверь, которую я случайно забыла запереть.
  Томми снова вскочил.
  - А может быть, что он найдет такую дверь? - спросил он, волнуясь.
  - Нет, не может, - отрезала миссис Дай. - Я не дура.
  - Один раз вы уже ошиблись, - напомнил ей Томми.
  - Туонг! - ахнула мамаша Фан, потрясенная его грубостью.
  - Но ведь это так, - заупрямился Томми. - Один раз она уже допустила
грубую ошибку, которая едва не стоила мне жизни. Почему бы ей не сделать
еще одну?
  - Я чувствую, что одной-единственной ошибкой меня будут попрекать всю
оставшуюся жизнь, - с горечью вставила миссис Дай и обиженно надулась.
  Томми, чувствуя, что от беспокойства и волнения у него вот-вот лопнет
голова, прижал ладони к вискам.
  - Это безумие! - простонал он. - Это не может происходить на самом
деле! Никогда!
  - Может, - уверила его Куй Тран.
  - Тогда это просто кошмар! - воскликнул Томми в отчаянии.
  - Томми просто не подготовлен, - объяснила Дел двум женщинам. - Он
даже не смотрит "Икс-досье"!
  - Не смотрит "Икс-досье"?! - поразилась миссис Дай. - Как же так?!
  - Должно быть, он тратит свое свободное время на дешевые детективные
фильмы, вместо того чтобы посмотреть полезную образовательную программу, -
заметила мамаша Фан, с осуждением качая головой.
  Откуда-то из глубины дома донесся приглушенный стук и дребезжание
стекол - это ходившее вокруг чудовище дергало дверные ручки и проверяло
ставни.
  Скути прижался к Дел, и она принялась почесывать его за ушами.
  - Какой вчера был дождь, а? - попробовала нейтральную тему миссис Дай.
  - Да, - согласилась мамаша Фан. - Раненько в этом году, ты не
находишь? Он напомнил мне тропический ливень в джунглях.
  - После прошлогодней засухи хороший ливень пойдет только на пользу.
  - Да, этот год засушливым никак не назовешь.
  - Скажите, миссис Дай, - снова заговорила Дел, - когда вы жили во
Вьетнаме, не приходилось ли вам видеть круглые следы на земле - примятую
траву, как будто что-то садилось здесь, а потом снова взлетело? Или, может
быть, кто-то из ваших соседей-крестьян замечал что-то подобное на рисовых
полях?
  Наклонившись вперед в своем кресле и деликатно прикрыв ладонью рот,
мамаша Фан шепнула подруге:
  - Туонг не хочет поверить в демона, который стучится в двери перед
самым его носом, он думает, что это - дурной сон. Но зато он верит, что
"Большая нога" существует в действительности!
  - "Большая нога"! - хихикнула миссис Дай'. - Сказки! В него даже дети
не верят.
  Существо снова поднялось по ступенькам парадного крыльца и затопало
по веранде. Потом его лицо снова появилось в окне. Свирепые зеленые глаза
горели, как уголья.
  Миссис Дай снова сверилась со своими наручными часами.
  - Пожалуй, все будет в порядке, - пробормотала она, но как-то не
слишком уверенно.
  Томми все еще стоял возле софы и дрожал. По спине его и по лбу
ручьями стекал холодный пот.
  - Жаль, что с Май так получилось, - обратилась Куй Тран к мамаше Фан.
  - Она разбила сердце своей матери, - пожаловалась мать Томми.
  - Май еще пожалеет об этом, - убежденно сказала ведьма-парикмахерша.
  - Я так старалась воспитать ее как следует!
  - Все равно, она еще молода и неопытна, а фокусник коварен и хитер.
  - Это все дурной пример Туонга, - покачала головой мамаша Фан. - Если
бы не он...
  - Я тебе сочувствую, - тихо сказала миссис Дай.
  - Нельзя ли поговорить об этом потом? - дрожащим от напряжения
голосом осведомился Томми. - Если оно вообще будет, это "потом"...
  Тварь за окном издала пронзительный, не правдоподобно высокий крик,
который звучал скорее как электронный фон, чем как вопль живого существа.
  Поднявшись, а вернее, соскочив со своего высокого кресла, миссис Дай
повернулась к окну и, прижав палец к губам, проговорила:
  - Ну-ка, прекрати сейчас же! Ты перебудишь всех соседей!
  Тварь замолчала, но во взгляде, который она бросила на миниатюрную
Куй Тран, читалась такая же лютая ненависть, с какой она прежде глядела на
Томми.
  Неожиданно круглое, как луна, лицо раскололось надвое, как уже было
однажды, когда тварь висела на леере, пытаясь вскарабкаться на яхту.
Человеческая кожа сползла с шишковатого черепа, так что сверкающие зеленые
глаза сместились на то место, где должны были быть уши, а из лицевой части
выросли длинные, тонкие, гибкие щупальца, обрамляющие черный зубастый рот.
Тварь прижалась головой к окну, и щупальца беспорядочно заметались по
стеклу, спазматически извиваясь, словно клубок дождевых червей на
раскаленной сковородке.
  - Ты меня не испугаешь, - с отвращением проговорила миссис Дай. -
Уходи. Убери это безобразие и уходи.
  Извивающиеся щупальца втянулись в череп, и лопнувшая кожа снова
сомкнулась на лице доброго самаритянина с зелеными демоническими глазами.
  - Вот видишь, - сказала мамаша Фан Томми. Она по-прежнему сидела на
своем мягком стуле, держа сумочку на коленях, а руки на сумочке. - И не
нужно никакого пистолета.
  - Да, это впечатляет, - согласилась Дел. За окном исходил
разочарованием голодный демон. Поглядывая на Томми, он негромко, с мольбой
замяукал и закряхтел.
  Сверкая огоньками на каблуках кроссовок, миссис Дай сделала несколько
шагов к окну и замахала на тварь руками.
  - Кыш! - нетерпеливо воскликнула она. - Кыш! Кыш!!!
  Этого демон не смог стерпеть. Взмахнув кулаком, он ударил им по
стеклу.
  Острые осколки со звоном посыпались в комнату.
  Миссис Дай попятилась назад, наткнулась на кресло и сказала
дрогнувшим голоском:
  - Эт-то нехорошо...
  - Нехорошо? - Томми едва не закричал. - Что вы имеете в виду, когда
говорите "нехорошо"?
  - Я думаю, - сказала Дел, поднимаясь с дивана, - она имеет в виду,
что мы отказались от последней в своей жизни чашечки чаю.
  Мамаша Фан тоже вскочила и быстро-быстро заговорила по-вьетнамски.
  Не сводя глаз с разбитого окна. Куй Тран Дай что-то ответила ей на
том же языке, и лицо мамаши Фан впервые за все время отразило что-то
похожее на растерянность.
  - О Боже! - воскликнула она.
  Тварь за окном ненадолго оцепенела, словно испугавшись своей
собственной дерзости. В конце концов, это было не просто окно, а окно в
обители той самой могущественной колдуньи, которая вызвала ее из ада - или
откуда там вызывали духов жители реки Ксан. Некоторое время чудовище тупо
пялилось на остроконечные осколки стекла, застрявшие в раме, недоумевая,
почему его немедленно не швырнуло обратно в темные, провонявшие серой
пещеры подземной страны.
  Миссис Дай бросила взгляд на часы.
  Томми сделал то же самое.
  Тик-так.
  Тварь негромко заворчала и полезла в окно гостиной.
  - Нам лучше встать группой, - предупредила миссис Дай.
  Томми, Дел и Скути быстро отошли от дивана и встали рядом с колдуньей
и мамашей Фан.
  Тварь давно потеряла свой дождевик с капюшоном. Томми считал, что
пожар на яхте должен был уничтожить и остальную одежду, но огонь лишь
слегка опалил ее, словно неуязвимость твари отчасти распространялась и на
то, во что она была одета. Как бы там ни было, черные, с тупыми носками
туфли на ногах твари были исцарапаны и измазаны подсыхающей глиной, а
изжеванные грязные брюки, изорванная пулями рубашка, жилет и темный
пиджак, от которых все еще разило пороховой гарью и сырой рыбой, белая,
как цветы гардении, кожа мерзкого существа, делали его похожим на труп.
  Спрыгнув на пол гостиной, тварь полминуты или больше стояла в
нерешительности, явно испытывая беспокойство и страх перед возможным
наказанием за вторжение в святая святых - в дом миссис Дай.
  Тик-так.
  Потом тварь дернулась, кисти ее рук судорожно сжались в кулаки. Она
облизнулась толстым розовым языком и завизжала.
  Крайний срок - рассвет.
  За окнами все еще царила ночная темнота, хотя и не такая плотная, как
раньше.
  Тик-так.
  Миссис Дай неожиданно поднесла руку к губам, и Томми вздрогнул,
увидев, как она свирепо укусила себя за мясистую часть кисти. По руке
потекла кровь, и миссис Дай с размаху шлепнула окровавленной ладонью по
лбу Томми, словно шаман, изгоняющий болезнь из тела соплеменника.
  Томми попытался стереть с лица кровь, но миссис Дай остановила его.
  - Нет, - строго сказала она. - Мне ничего не грозит, потому что я
вызвала его. Демон не может мне повредить. Если от тебя будет пахнуть, как
от меня, - пахнуть моей кровью, - он не поймет, кто ты на самом деле. Он
подумает, что ты - это я, и тоже тебя не тронет.
  Прежде чем демон успел приблизиться, миссис Дай помазала кровью лоб
Дел, мамаши Фан и - после недолгого колебания - голову Скути.
  - Не двигайтесь! - велела она напряженным шепотом. - Не двигайтесь и
молчите!
  Утробно ворча, шипя и отфыркиваясь, сверхъестественное существо
подошло почти вплотную к неподвижно замершей группе. Дыхание, вырывавшееся
из его пасти, было отвратительным и тошнотворным: в нем смешались запахи
обожженной, разлагающейся плоти, свернувшегося молока и сгнившего лука,
словно в той, другой, потусторонней жизни оно съело тысячу испорченных
чизбургеров и теперь страдало от несварения желудка.
  Раздался мокрый, чавкающий звук, и пухлые белые руки существа
превратились в хватательные конечности насекомого, отлично приспособленные
для того, чтобы расчленять и разрывать трепещущую живую плоть.
  Взгляд зеленых глаз твари встретился с глазами Томми, и ему
показалось, что она видит его насквозь и способна прочесть его подлинные
имя и фамилию на штрих-коде его души.
  Усилием воли Томми подавил страх и остался стоять неподвижно.
Неподвижно и молча.
  Демон тщательно обнюхал его - не как свинья обнюхивает свои помои,
наслаждаясь сочным, бьющим во все стороны аппетитным запахом, а как
винодел-дегустатор с исключительно острым обонянием, который согревает в
руках бокал выдержанного бордо, вычленяя и безошибочно определяя каждую
составляющую изысканного букета.
  Неожиданно громко фыркнув, тварь отвернулась от Томми и перешла к
Дел. Чтобы убедиться в своей ошибке, ей понадобилось еще меньше времени.
  Потом она шагнула к миссис Дай.
  Потом - к мамаше Фан.
  Когда тварь наклонилась, чтобы понюхать Скути, Лабрадор ответил ей
тем же.
  Недовольно ворча, шипя и бормоча себе под нос какую-то бессмыслицу,
демон обошел кругом их маленькую группу, явно озадаченный тем, что ото
всех них исходит одинаковый запах - запах колдуньи.
  Не сговариваясь, Томми, три женщины и собака тоже начали двигаться по
кругу, держась так, чтобы тварь видела только их испачканные кровью лица.
  Когда они совершили полный оборот и вернулись на то же самое место, с
которого начали движение, тварь снова сосредоточила свое внимание на
Томми. Наклонившись так близко, что между их лицами оставалось
каких-нибудь три дюйма, она с силой втянула ноздрями воздух. Еще и еще.
Пористый человеческий нос мужчины в плаще начал темнеть и расти,
превращаясь в чешуйчатую морду рептилии с широкими, приподнятыми ноздрями.
Они всасывали воздух медленно, неторопливо, выдыхали и снова вдыхали еще
медленнее и глубже, чем раньше, ловя вожделенный запах.
  Когда тварь почти перестала напоминать человека, она раскрыла пасть и
завизжала, завизжала прямо в лицо Томми, но он даже не моргнул и не
вскрикнул, хотя его сердце забилось с отчаянной быстротой.
  В конце концов тварь отступила, напоследок обдав Томми омерзительным
запахом изо рта, от которого его едва не вырвало кофе и пирожными,
съеденными в Большой Куче, и, подойдя к французскому стулу, где еще
недавно сидела мамаша Фан, сбросила на пол оставленную ею на сиденье
сумочку. Усевшись на стул, она сложила на коленях свои жуткие конечности,
которые тут же снова превратились в полные человеческие руки.
  Томми очень боялся, что его мать покинет их группу, поднимет сумочку
и как следует треснет ею чудовище по голове, однако мамаша Фан вела себя
на редкость сдержанно и даже робко. Выполняя инструкции Куй Тран Дай, она
не двигалась и не произносила ни слова, словно превратившись в каменное
изваяние.
  Тварь причмокнула губами и устало вздохнула.
  Пронзительные зеленые глаза твари погасли, и Томми впервые увидел
карие, исполненные муки глаза убитого ею человека.
  Демон поглядел на часы.
  Тик-так.
  Широко зевнув, тварь посмотрела на неподвижную группу людей и
несколько раз моргнула.
  Потом наклонилась вперед, почти до самого пола, и, схватив себя
обеими руками за ногу, поднесла ее к самому лицу, демонстрируя сгибающийся
в обе стороны коленный сустав. Рот его раскрылся от уха до уха наподобие
крокодильей пасти, и тварь начала запихивать туда собственную ступню.
  Томми рискнул посмотреть за окно.
  Небо на востоке порозовело, словно покрывшись неярким румянцем.
  Тварь на стуле продолжала поглощать сама себя с такой легкостью,
словно состояла не из плоти и костей - и даже не из речного ила, - а из
бумаги, как затейливая игрушка-оригами. На их глазах она становилась все
меньше и меньше, пока - испуская яркое мерцание, не позволившее Томми как
следует разглядеть последнее действие этого удивительного спектакля, - не
превратилась в уродливую тряпичную куклу, точно такую, какую Томми нашел
на пороге своего дома. Кукла лежала, разбросав по сторонам свои мягкие
руки и ноги, и даже черные стежки на глазах, на рту и на груди были целы.
  - Будет погожий день, - заметила миссис Дай, указывая на розовый край
неба.


                                  Глава 9


  Намочив под краном бумажные полотенца, они стерли с лиц подсохшую
кровь.
  Мамаша Фан и Куй Тран Дай сидели за кухонным столиком.
  Наложив на прокушенную руку подруги целебную мазь, которую та держала
в холодильнике, мамаша Фан накрыла ее сложенной в несколько раз марлевой
салфеткой и прикрепила узкими полосками пластыря.
  - Болит? - заботливо спросила она.
  - Нет, нисколько, - бодро откликнулась колдунья. - Это быстро заживет.
  Тряпичная кукла лежала между ними на столе, и Томми не мог отвести от
нее глаз.
  - Что у нее внутри? - спросил он.
  - Сейчас? - уточнила Куй Тран. - По большей части песок, немного
речного ила, кровь змеи. Ну и некоторые другие вещи, о которых тебе лучше
бы не знать.
  - Я хочу.., уничтожить ее.
  - Теперь она не сможет тебе повредить. Да и в любом случае этим
должна заниматься я сама, - возразила Куй Тран Дай. - Нужно действовать по
правилам, иначе колдовство не рассеется.
  - Тогда уничтожьте ее прямо сейчас.
  - С этим придется подождать до полудня, когда солнце поднимется
достаточно высоко, а тьма отступит на другую сторону планеты.
  - Это вполне логично, - поддакнула Дел.
  - А теперь хотите чаю? - спросила миссис Дай, вставая из-за кухонного
стола.
  - Я хочу видеть, как эту штуку выпотрошат и развеют по ветру, -
упрямо сказал Томми.
  - Посторонним нельзя смотреть, - твердо объяснила Куй Тран, доставая
из буфета чайник. - Колдовство может обезвредить только сама колдунья, и
никто не должен подглядывать.
  - Кто это сказал? - с вызовом спросил Томми.
  - Это правило установила не я, а наши умершие предки, которые жили в
долине реки Ксан.
  - Перестань волноваться, Туонг, сядь и выпей чаю, - строго сказала
мамаша Фан. - И помолчи, иначе миссис Куй Тран Дай может подумать, что ты
ей не доверяешь.
  - Можно тебя на минутку? - спросила Томми Дел, беря его за руку.
  С этими словами она вывела его из кухни в столовую; Скути прикрывал
отступление.
  - Не пей чай, - шепотом предупредила Дел, убедившись, что ни никто не
может услышать.
  - Почему?
  - Потому что способов вернуть блудного сына в лоно семьи может
оказаться гораздо больше, чем один.
  - И какие же это способы?
  - Например, особое зелье наподобие приворотного - смесь экзотических
трав и Бог знает чего еще! - прошептала Дел.
  Томми оглянулся через плечо и посмотрел в кухню сквозь открытую
дверь. Миссис Куй Тран Дай как раз заваривала чай, пока его мать
раскладывала по тарелкам печенье и резала кекс.
  - Мне кажется, - снова прошептала Дел, - эта миссис Дай еще не
отказалась от своих намерений вернуть тебя обществу. В своем рвении она
совершила ошибку, начав с кардинальных мер, хотя все дело можно было
решить милой улыбкой и одной чашкой чая.
  Миссис Дай уже расставляла на столе блюдца и чашки. Тряпичная кукла
равнодушно взирала на эти приготовления своими нитяными глазами.
  - Мы, пожалуй, пойдем, - сказал Томми, возвращаясь в кухню.
  - Сначала выпей чаю и перекуси - потом пойдешь куда тебе нужно, -
отозвалась мамаша Фан, даже не подняв головы от кекса, который она
нарезала аккуратными тонкими кусочками.
  - Нет. Я должен уйти сейчас.
  - Веди себя прилично, Туонг, - одернула его мать. - Пока мы будем
пить чай, я позвоню отцу. Он заедет за нами по пути на работу и отвезет
нас домой.
  - Дел и я уходим сейчас, - как можно тверже сказал Томми.
  - У вас нет машины, - напомнила ему мать. - То, что валяется в
гараже, просто груда металла.
  - На улице стоит тягач, - парировал Томми. - И мотор еще работает.
  - Краденый тягач, - нахмурилась мамаша Фан.
  - Мы его вернем хозяину, - пообещал Томми.
  - А что будет с разбитой машиной в моем гараже? - забеспокоилась Куй
Тран.
  - Маммингфорд пришлет кого-нибудь забрать ее, - пообещала Дел.
  - Кто-кто?
  - Завтра, - пообещала Дел с самой милой улыбкой.
  Томми, Дел и Скути вышли в гостиную-Под ногами у них хрустело стекло
- осколки разбитого окна. Миссис Дай и мамаша Фан шли за ними по пятам.
  Когда Томми взялся за ручку двери, его мать спросила:
  - Когда я снова тебя увижу?
  - Скоро, - пообещал Томми, выходя на крыльцо следом за Скути и Дел.
  - Приезжай на ужин сегодня. Я приготовлю твой любимый ком-тай-кам.
  - Это звучит заманчиво. Я приеду, мама. Миссис Дай и мать Томми вышли
на крыльцо.
  - Когда ваш день рождения, мисс Пейн? - неожиданно спросила
парикмахерша.
  - В канун Рождества.
  - Это правда?
  - Тридцать первого декабря, - отозвалась Дел, спускаясь по ступенькам.
  - Так когда же? - с подозрительной настойчивостью продолжала
допытываться Куй Тран.
  - Четвертого июля, - ответила Дел и вполголоса объяснила Томми:
  - Чтобы наложить проклятье, нужно знать дату рождения.
  Дел сделала несколько шагов по дорожке, и миссис Дай в волнении
выбежала на крыльцо.
  - У вас чудесные волосы, мисс Пейн. Мне хотелось бы сделать вам
прическу.
  - И заполучить несколько локонов с моей головы? - спросила Дел,
продолжая шагать к негромко урчащему тягачу.
  - Миссис Дай - замечательный стилист, - подтвердила мамаша Фан. - Она
причешет тебя так, как еще никто и никогда в жизни не причесывал.
  - Я обязательно позвоню, - пообещала Дел, обходя вокруг грузовика и
взбираясь на подножку со стороны водительской дверцы.
  Томми открыл пассажирскую дверцу и подсадил Скути в кабину.
  Его мать и миссис Дай стояли на ступеньках. Мамаша Фан, наконец-то
избавившаяся от своего плаща, была в белой блузке и черных брюках, ее
подруга - в розовом тренировочном костюме. Обе женщины помахали им.
  Томми прощально махнул рукой в ответ, вскарабкался в кабину и, сев
рядом с собакой, крепко захлопнул дверь.
  Дел включила передачу.
  Миссис Дай и мамаша Фан все еще махали им вслед, и Томми снова
помахал им.
  - Что мне теперь делать? - жалобно спросил Томми, когда они наконец
отъехали. - Я люблю мать, действительно люблю, но я не хочу быть ни
врачом, ни пекарем и ни кем другим, кем бы ей хотелось меня видеть. С
другой стороны, мне вовсе не хотелось бы всю оставшуюся жизнь бояться -
бояться выпить в гостях чашку чаю или открыть дверь, если кто-то вдруг
позвонит в неурочный час.
  - Все будет в порядке, мой храбрый любитель тофу.
  - Нет, - не согласился Томми. - Не будет.
  - Почему ты такой пессимист? - упрекнула его Дел. - Негативизм в
мышлении нарушает устойчивость тончайших структур космоса. Конечно,
капелька пессимизма, замешанного на жалости к себе, может казаться тебе
вполне невинным удовольствием, но нельзя забывать, что даже такая малость
способна вызвать ураган в Канзасе или снежный буран в Пенсильвании.
  Скути повернул голову и лизнул Томми в лицо.
  На этот раз Томми не стал возражать, но про себя подумал: как же
глубока бездна его отчаяния, если он позволяет собаке утешать себя!
  - Я абсолютно точно знаю, что нам нужно сделать! - объявила Дел.
  - Да? - слабо удивился Томми. - Что?
  - Ты знаешь. С тех самых пор, как мы поцеловались на карусели.
  - Да, это был всем поцелуям поцелуй!
  - Так вот, для начала мы слетаем в Вегас и поженимся, если ты дашь
себе труд сделать мне предложение.
  Скути выжидательно уставился на Томми. Ее слова поразили Томми, но он
не был ни капли удивлен, когда услышал свой собственный голос:
  . - Деливеранс Пейн, дочь Неда и Юлии-Роза-линды-Веноны-Лилит Пейн,
согласна ли ты стать моей женой?
  - Чтобы помешать мне, - торжественно ответила Дел, - понадобятся
гораздо большие усилия, чем для того, чтобы избавиться от быстрой, как
крыса, маленькой твари с зелеными глазами.
  - У тебя замечательная улыбка, - сказал он.
  - Спасибо, у тебя тоже.
  Томми действительно улыбался. Он улыбался идиотски счастливой
улыбкой, и его рот сам собой разъехался от уха до уха.

  ***

  Томми рассчитывал успеть на коммерческий рейс, ежедневно
отправлявшийся в Лас-Вегас из аэропорта имени Джона Уэйна, но у матери Дел
оказался свой собственный реактивный "Лирджет", который можно было
подготовить к полету за пятнадцать минут. Вести его взялась сама Дел - она
оказалась ко всему прочему еще и квалифицированным пилотом.
  - Кроме того, - объясняла она Томми, пока они пешком шли от
брошенного на укромной улочке "Петербилта" до аэропорта, - мне кажется,
что чем скорее мы с тобой завяжем этот узел, тем труднее будет миссис Дай
осуществить то, что у нее на уме. После свадьбы наши с тобой духовные и
психические возможности возрастут в геометрической прогрессии. Мы сможем
сопротивляться ее колдовству.
  Когда несколько минут спустя они поднялись на борт частного самолета
миссис Пейн, Дел небрежно заметила:
  - Интересно, сумеем ли мы побить рекорд моей мамочки. Они с папой
поженились через восемнадцать часов после знакомства.
  Томми посмотрел на наручные часы.
  - Ты подавала мне чизбургеры и лук примерно.., двенадцать часов назад.
  - Ну что ж, похоже, мы ее обштопаем. Ты не устал, милый?
  - Будь я проклят, если не чувствую себя свежим и отдохнувшим, - с
легким удивлением отозвался Томми. - А ведь я не спал почти целые сутки,
да и ночка выдалась не из спокойных!..
  Говоря это, Томми устроился в кресле второго пилота, а Скути
привольно расположился в пассажирском отсеке. Самолет разбежался,
оторвался от взлетной полосы и, втянув шасси, взял курс на восток,
навстречу вставшему над горизонтом солнцу. Высокое чистое небо уже давно
потеряло свой розоватый оттенок и было голубым, как глаза Деливеранс Пейн.

  ***

  Их огромный номер в отеле "Мираж" был обставлен с поистине
королевской роскошью. Обычных гостей здесь никогда не селили. Эти
апартаменты, как и несколько подобных номеров класса "супер-люкс", были
зарезервированы для птиц высокого полета, которые сколачивали себе
состояния за столами расположенного на нижних этажах казино. Правда, ни
Томми, ни Дел не играли и не собирались играть, но фамилия Пейн прозвучала
как волшебное "Сезам, откройся!", и к ним отнеслись с почтением, на
которое мог рассчитывать разве что арабский шейх с чемоданом наличных
долларов. Объяснялось это просто. Даже через восемнадцать лет после своей
смерти Нед Пейн оставался легендой игорного мира, да и уважение, которое
питали хозяева отеля к его супруге, еще не успело окончательно
выветриться, так что Дел пришлось отвечать на бесчисленные вопросы о
состоянии здоровья ее матушки, о том, чем она занимается в настоящее время
и можно ли надеяться, что она как-нибудь снова окажется в "Мираже".
  Даже Скути здесь встречали радостными возгласами, поглаживаниями,
попытками почесать за ушами и сюсюканьем, от которого Томми начало
тошнить, а среди огромных ваз с душистыми цветами, со знанием дела
расставленных по всем семи комнатам их огромного номера, оказалось
несколько сверкающих серебром супниц с грудами собачьих бисквитов.
  Магазин модной одежды, расположенный на первом этаже отеля, прислал к
ним в номер двух продавцов с тележками, нагруженными дорогими костюмами и
умопомрачительными платьями, так что за полтора часа, прошедшие с момента
их прибытия в Лас-Вегас, Томми и Дел успели принять душ, привести себя в
порядок и выбрать свадебные наряды.
  Томми надел мягкие черные туфли из отличной кожи, черные носки,
пепельно-серые брюки, голубой приталенный блейзер, белую сорочку и галстук
в тонкую синюю полоску.
  - Ты выглядишь изумительно, - восхитилась Дел, когда он вышел из
своей комнаты. Сама она выбрала светлые туфли на высоком каблуке, длинное
облегающее платье из белого шелка с кружевным воротником и манжетами, а в
волосы воткнула две белые орхидеи.
  - Ты выглядишь точь-в-точь как невеста, - поддразнил ее Томми.
  - Только без вуали, - притворно вздохнула Дел.
  - Такое красивое лицо нельзя прятать под фатой, - возразил Томми.
  - Ты душка, - порозовев, отозвалась Дел. Они как раз собирались
отправиться в церковь, когда к ним в номер поднялся мэр Лас-Вегаса с
конвертом, в котором лежало муниципальное брачное свидетельство. Мэр
оказался высоким, представительным мужчиной с благородной сединой в
волосах одетым в элегантный синий костюм. На булавке для галстука
ослепительно сиял бриллиант в пять каратов.
  - Привет, золотко, - сказал мэр, целуя Дел в лоб. - Ты все хорошеешь.
Как там Ингрид?
  - Превосходно, - отозвалась Дел.
  - Давненько я ее не видел. Передай ей, что я все еще люблю ее.
  - Она будет рада, что ее еще помнят.
  - Разве Ингрид можно забыть? - искренне удивился мэр.
  - Может быть, мне не следовало этого делать, - задумчиво сказала Дел,
- но я, так и быть, открою секрет. В самое ближайшее время ты можешь сам
сказать ей об этом.
  Просияв, мэр обнял Томми так крепко, как будто он был его родным
сыном.
  - Великий день! - воскликнул он. - Не боюсь этого слова - великий!
  - Благодарю вас, сэр, - вежливо поблагодарил Томми, не совсем
понимая, что имеется в виду и кто такая Ингрид.
  - Надеюсь, ты позаботилась о лимузине? - спросил мэр у Дел.
  - Да, конечно. Он уже должен ждать.
  - Тогда подожди еще пару минут, можешь?
  Я только спущусь и узнаю насчет эскорта мотоциклистов.
  - Ты - золото! - откликнулась Дел, чмокая мэра в щеку.
  - А кто эта Ингрид, по которой сохнет мэр? - осторожно осведомился
Томми, когда муниципальный глава удалился.
  - Некоторые зовут так мою маму, - объяснила Дел, внимательно
разглядывая себя в огромном зеркале в раме из резного мрамора.
  - Понятно. А она очень расстроится, что ее не позвали на свадьбу?
  - О, мама уже здесь, - с веселой улыбкой отозвалась Дел.
  - Здесь? - переспросил Томми, к которому вернулась утраченная было
способность удивляться.
  - Я позвонила ей, как только мы приехали в Вегас, еще перед тем, как
принять душ, и мама немедленно вылетела сюда на другом самолете.
  Уже когда они спускались в лифте, Томми спросил с подозрением в
голосе:
  - Как тебе удалось так быстро все организовать?
  - Просто ты слишком долго выбирал свой костюм, - беспечно рассмеялась
Дел. - Я воспользовалась этим временем, чтобы сделать пару звонков.
  Перед входом в отель, в тени козырька над крыльцом, их ждал длинный
черный лимузин. Рядом с ним стоял Маммингфорд, прилетевший из Ньюпорт-Бич
вместе с Ингрид.
  - Мисс Пейн, - приветствовал он Дел и слегка поклонился. - Позвольте
мне пожелать вам счастья в браке.
  - Спасибо, Маммингфорд.
  - Мистер Фан, - сказал дворецкий. - Поздравляю и вас. Вы очень
счастливый молодой человек.
  - Спасибо, Маммингфорд. Я не просто счастливый или везучий -
по-моему, на меня снизошло благословение Господне. Но, признаться
откровенно, я по-прежнему понимаю далеко не все.
  - Я сам, - торжественно сказал Маммингфорд, - пребываю в состоянии
полного и абсолютного недоумения с тех самых пор, как поступил на работу к
миссис Пейн. Разве это не замечательно?

  ***

  Церковь Вечного Блаженства - одна из самых известных церквей в
Лас-Вегасе, которая пекла счастливые супружеские пары со скоростью
уличного автомата для приготовления пирожков, - была украшена такими
внушительными охапками белых и красных роз, что Томми испугался, что у
него сейчас начнется аллергия. Стоя у ограждения алтаря, он изо всех сил
старался сохранять спокойное достоинство и глупо улыбался десяткам людей,
которые улыбались ему.
  Церковь, главной задачей которой было устраивать пышные
псевдорелигиозные службы и сочетать браком взбалмошных молодых людей, как
правило, приезжавших из других штатов либо вдвоем, либо в сопровождении
десятка друзей, могла обеспечить сидячими местами всего шестьдесят
человек. На церемонию бракосочетания Дел, несмотря на то что о ней не было
объявлено заранее, собралось такое количество друзей семьи Пейн, что места
на всех не хватило, и, после того как скамьи были заполнены, около
полусотни человек осталось стоять в проходах.
  - Расслабься, - шепнул Роланд Айронрайт, стоявший справа от Томми. -
Жениться - это быстро. Я знаю что говорю: сам прошел через эту процедуру
восемнадцать часов назад в этой же самой церкви.
  Фрэнк Синатра в сопровождении оркестра из девяти музыкантов запел
знаменитое "Весь мир на поводке" так, как только он умел исполнять эту
песню, а миссис Пейн в последний раз оглядела дочь.
  Оркестр заиграл "Вот идет невеста".
  Первым показался Скути, державший в зубах букетик цветов, который он
поднес к Томми. Следом за Лабрадором шла Май, сестра Томми. Лицо ее сияло.
На сгибе руки Май висела плетеная корзинка, полная розовых лепестков,
которые она на ходу разбрасывала по ковровой дорожке.
  Как только в дверях показалась Дел, все присутствующие дружно, как по
команде, поднялись и разразились приветственными криками. Синатра каким-то
образом сумел сымпровизировать и втиснуть в "Вот идет невеста"
дополнительную пару строк - что-то вроде "она так румяна, словно сошла с
экрана", - отчего свадебный гимн не потерял ни в торжественности звучания,
ни в лиричности. Скорее напротив... Эти строки обогатили, внесли новую
струю в старый гимн, так что казалось, будто голос певца звучит
по-другому, как он звучал лет, наверное, пятьдесят назад - в эпоху Дюка
Эллингтона и группы "Братья Дорси", когда Фрэнк был молоденьким свингером,
а не эстрадной знаменитостью, звезда которой клонится к закату.
  Когда Томми вручил Дел букетик цветов и взял ее под руку, чтобы вести
к алтарю, он почувствовал, как сердце его переполняется любовью и
нежностью.
  Отправляя священную церемонию бракосочетания, священник действовал с
милосердной быстротой армейского хирурга, набившего руку в частях, ведущих
затяжные кровопролитные бои, и, когда подошел срок, Роланд Айронрайт
взрезал спелый апельсин, чтобы достать из его сердцевины обручальные
кольца, символизирующие узы брака.
  Когда в одиннадцать часов тридцать четыре минуты - меньше чем через
восемнадцать часов с того момента, когда Томми и Дел впервые увидели друг
друга, - священник объявил их мужем и женой, они поцеловались во второй
раз в жизни - поцеловались со страстью, от которой, как показалось Томми,
закачался даже пол в церкви.
  Зрители и друзья разразились аплодисментами, а Синатра, стоя на
оркестровом возвышении, крикнул матери Дел:
  - Эй, Шейла! Иди сюда, красотуля, тряхнем стариной!
  Мать Дел поднялась к нему, и они исполнили в один микрофон
обработанную в современных ритмах "Ты меня достала!", прозвучавшую
сигналом к окончанию церемонии.
  Покидая церковь. Дел напомнила всем, кто приветствовал их, о приеме,
который должен был состояться в главном танцевальном зале отеля "Мираж" в
семь часов вечера. По многим приметам, которые уловил Томми, прием должен
был стать событием года даже для многое повидавшего Лас-Вегаса.
  Когда молодые сели в лимузин, чтобы вернуться в отель, - на заднем
сиденье их было трое вместе со Скути, - Дел спросила:
  - Ты еще не устал, милый?
  - Нет, - покачал головой Томми. - Не знаю почему, но я чувствую себя
так, словно только что проснулся после долгого и крепкого сна. Совершенно
свежая голова, прилив сил.., не понимаю!
  Он пожал плечами.
  - Вот и чудесно, - ответила Дел, прижимаясь к его плечу.
  Томми обнял ее за плечи и почувствовал нежное тепло ее тела,
прильнувшего к нему так, словно они двое были формой и отлитой из нее
бронзовой статуей.
  - Мы не вернемся в отель, - сказала Дел неожиданно.
  - Нет? Почему?
  - Я велела Маммингфорду отвезти нас в аэропорт. Мы возвращаемся в
округ Орандж.
  - Но я думал... То есть, разве мы не... О, Дел, я так хочу остаться с
тобой наедине!
  - Я не могу просить тебя об исполнении супружеских обязанностей до
тех пор, пока ты не узнаешь все мои секреты.
  - Но я хочу осуществить свои супружеские обязанности, - сказал Томми
и покраснел. - Как можно скорее, сейчас!.. Хотя бы здесь, в этом лимузине!
  - Может быть, ты съел слишком много тофу? - со смехом осведомилась
Дел.
  - Но если мы вернемся в Орандж, то пропустим сегодняшний прием в нашу
честь! - возразил Томми.
  - Вряд ли, - пожала плечами Дел. - Слетать на самолете в оба конца
займет меньше часа, так что, когда мы туда доберемся, на все дела нам
останется минимум два часа. Пожалуй, мы успеем вернуться, и еще немного
времени у нас останется... - она положила руку на его бедро, - ..на
супружеские обязанности.

  ***

  В доме на полуострове Бальбоа Дел первым делом повела Томми в свою
студию на третьем этаже, где она рисовала свои картины.
  Холсты и картоны были развешаны по всем стенам, несколько штук стояло
в углу, а всего Томми насчитал больше сотни картин. На большинстве из них
были изображены странные, невообразимые пейзажи и неземные закаты такой
дивной красоты, что при одном взгляде на них Томми захотелось заплакать.
  - Я нарисовала все это при помощи дальнозрения, - сказала Дел, - но я
надеюсь когда-нибудь туда отправиться.
  - Куда?
  - Я потом тебе расскажу.
  Восемь картин являли собой портреты. На всех был изображен Томми.
Портреты были написаны с почти фотографической точностью и реализмом, как,
впрочем, и неземные пейзажи.
  - Когда ты их нарисовала? - спросил Томми, удивленно моргая. Он
ничего не мог понять.
  - Это работы последних двух лет, - призналась Дел. - Все это время ты
снился мне по ночам. Я знала, что ты - это ты, мой суженый, моя судьба, и
вот позавчера вечером настоящий ты вошел в кафе и заказал два чизбургера.

  ***

  Гостиная в доме Фанов в Хантингтон-Бич была очень похожа на комнату в
доме Куй Тран Дай, разве что мебель здесь была подороже и не такая
разношерстная. На одной стене висела картина, изображающая Иисуса и его
Святое Сердце, а в углу стоял буддийский алтарь.
  Мамаша Фан, бледная и осунувшаяся, полулежала в своем любимом кресле.
Рот ее был слегка приоткрыт, но она этого не замечала. Известие о свадьбе
Томми подействовало на нее как удар сковородкой по голове.
  Стараясь утешить ее, Скути сосредоточенно лизал свесившуюся с
подлокотника руку мамаши Фан, но она не замечала даже его.
  Дел сидела на диване рядом с Томми и держала его за руку.
  - Я хочу, чтобы вы поняли, миссис Фан, - говорила она, - что союз
Фанов и Пейнов - эта комбинация талантов и сил - может дать самые
удивительные результаты. Подобные союзы заключаются раз в столетие, если
не реже. Мы - я и моя мать - с радостью породнимся с вами. Мне хочется
только одного - чтобы вы дали мне шанс полюбить вас, мистера Фана и
братьев Томми и чтобы вы сами полюбили меня.
  - Ты украла моего сына, - сказала мамаша Фан.
  - Нет, - ответила Дел. - Я украла "Шевроле" и "Феррари", а позже мы
позаимствовали тягач, который угнало чудовище, но я не крала вашего сына.
Он отдал мне свое сердце по своей собственной воле. А теперь, прежде чем
вы скажете что-нибудь сгоряча - что-нибудь такое, о чем впоследствии
будете жалеть, - позвольте мне рассказать вам о моей маме и обо мне.
  - Ты - скверная девчонка.
  Не обратив никакого внимания на ее слова, Дел начала рассказ:
  - Двадцать девять лет назад, когда моя мама и отец ехали из Вегаса в
Рено на турнир по покеру, они были похищены инопланетянами,
приземлившимися на пустынном шоссе неподалеку от озера Мал в Неваде.
  - К югу от Тонопы, - подсказал Томми, посмотрев на нее. Голова его
громко гудела. Слова Дел больше не казались ему безумием чистой воды, но
поверить ей до конца он все равно не мог.
  - Совершенно верно, дорогой. - Дел кивнула Томми и продолжила как ни
в чем не бывало:
  - Инопланетяне отправили их на корабль-матку для исследований. И мои
родители хорошо запомнили все, что с ними происходило, потому что им не
стали стирать память. Дело, видите ли, в том, что инопланетяне, которые
похитили их, были хорошими инопланетянами. К несчастью, абсолютное
большинство известных похищений совершается злыми инопланетянами, чьи
планы в отношении этой планеты являются в высшей степени бесчестными и
ужасными. Вот почему они стирают или блокируют память похищенных, чтобы те
не могли ничего вспомнить и рассказать.
  Мамаша Фан с осуждением посмотрела на Томми.
  - Негодный мальчишка! - проговорила она. - Ты не стал пить чай у
миссис Дай. Ты проявил неуважение к старшим, а потом убежал и тайком
женился на этой сумасшедшей девчонке!
  Миссис Фан почувствовала на своей руке горячий язык Скути и отпихнула
его ногой.
  - Хочешь остаться без языка, мерзкая собака? - спросила она с угрозой.
  - В корабле-матке, зависшем над озером Мад, - продолжала Дел, -
инопланетяне взяли у мамы яйцеклетку, оплодотворили спермой отца, добавили
немного своей генетической науки и поместили эмбрион - то есть меня -
обратно в материнское чрево. Я - дитя звезд, миссис Фан, и мое
предназначение в этом мире - противодействовать и исправлять зло, которое
чинят другие инопланетяне - наподобие тех, которые обучили почтенную
миссис Дай вызывать чудовищ из подземной страны. В силу этих моих
обязанностей я веду интересную и богатую событиями, но подчас слишком
одинокую и трудную жизнь. К счастью, теперь я не одна, потому что у меня
есть Томми.
  - В мире есть столько скромных и верных вьетнамских девушек, - с
укором сказала мать Томми, - но тебе обязательно нужно было найти себе эту
спятившую блондинку, чтобы сбежать с ней.
  - Когда я достигла половой зрелости, - тем временем рассказывала Дел,
- я почувствовала, как во мне пробуждаются удивительные способности и
таланты, и мне до сих пор кажется, что с течением лет их становится все
больше и больше.
  - Так вот что ты имела в виду, когда говорила, что могла бы спасти
отца, если бы он не заболел раком до твоего совершеннолетия! - воскликнул
Томми.
  - Все правильно, - ответила Дел, слегка пожимая его руку. - Но судьба
есть судьба. В конце концов, смерть - это только переходная ступень между
земной жизнью и высшим существованием.
  - Между земной жизнью и шоу Дэвида Леттермена, - уточнил Томми.
  - Я люблю тебя, бесстрашный пожиратель тофу! - засмеялась Дел.
  Мамаша Фан продолжала сидеть с каменным лицом, словно изваяние с
острова Рапа-Нуи.
  - А Эмми.., маленькая девочка, дочь охранника у ворот... - вспомнил
Томми. - Ты вылечила ее!
  - Да, - подтвердила Дел. - Признаться, я сделала еще кое-что...
Помнишь массаж на карусели? После него ты никогда больше не будешь хотеть
спать.
  Томми машинально поднял руку и потер затылок. При воспоминании о
прикосновении ее пальцев, разминавших его усталые, словно судорогой
сведенные мускулы, его сердце забилось быстрее, а по плечам и шее снова -
как тогда - распространилось приятное покалывание.
  Заметив выражение его лица. Дел заговорщически подмигнула.
  - Зачем тратить время на сон, если его можно потратить на исполнение
супружеских обязанностей? - спросила она.
  - Уходи, - сказала мамаша Фан. - Я не хочу, чтобы ты была.
  Обращаясь снова к своей неприветливой и суровой свекрови, Дел
продолжила свой потрясающий рассказ:
  - Когда инопланетяне вернули маму и папу на то же шоссе южнее Тонопы,
они отправили с ними одного из своих в качестве стража и наставника. Для
маскировки они придали ему облик собаки.
  Все это время Томми казалось, что ничто на Земле не в силах заставить
его оторвать взгляд от Дел, но при ее последних словах он так резко
повернулся к Скути, словно его ожгли кнутом.
  Лабрадор ухмыльнулся.
  - Скути, - объясняла Дел, - обладает еще большими возможностями, чем
я. - Птицы!.. - догадался Томми. - Птицы, которые отвлекли чудовище в
парке!
  - ..Чтобы подтвердить сказанное, я с вашего позволения, миссис Фан,
попрошу Скути показать что-нибудь из того, что он может.
  - Скверная белобрысая девчонка, спятившая американка, у которой не
все дома!.. - упрямо повторила мать Томми.
  Лабрадор вскочил на кофейный столик, приподнял уши, замахал хвостом и
так пристально посмотрел на мамашу Фан, что она невольно отпрянула. Но это
было только начало. Над головой пса появился светящийся оранжевый шар. Он
немного повисел там, но стоило Скути шевельнуть ухом, как он сорвался с
места и, вращаясь вокруг своей оси, медленно поплыл по периметру комнаты.
Когда шар пролетал мимо распахнутой двери, дверь с грохотом захлопнулась.
Когда он проплывал мимо закрытой двери - дверь открылась. При его
приближении оконные фрамуги дружно взлетели вверх, и в гостиную ворвался
холодный ноябрьский воздух, часы перестали тикать.
  Облетев комнату, светящийся шар вернулся к Скути, остановился у него
над головой и медленно растаял.
  Теперь Томми знал, как Дел удалось без ключей запустить дизель яхты и
справиться с мотором "Феррари" меньше чем за две секунды.
  Лабрадор спрыгнул со столика и, подойдя к своей хозяйке, положил
голову ей на колени.
  - Нам бы хотелось, - сказала Дел, - чтобы вы с мистером Фаном, оба
брата Томми со своими женами и все его племянницы и племянники пришли на
праздничный ужин в нашу честь, который состоится сегодня в Лас-Вегасе в
семь часов вечера. К сожалению, все вы не поместитесь в "Лирджет", поэтому
мама арендовала "Боинг-747", который, насколько мне известно, уже ждет в
аэропорту. Если вы поспешите, то сегодняшний вечер мы сможем провести все
вместе...
  Дел ненадолго умолкла.
  - Что же потом, спросите вы? Я чувствую, что мне пора бросить работу
официантки и заняться настоящим делом. Томми и я - мы оба будем жить
богатой и разнообразной жизнью, и нам бы хотелось, чтобы и вы тоже были
составной ее частью.
  Лицо мамаши Фан отразило какие-то бурные переживания и чувства, но
они сменяли друг друга с такой скоростью, что Томми так и не удалось
разобраться в них толком.
  Дел, по-видимому, закончила свою речь, так как лицо ее тоже слегка
изменилось - спокойствие уступило место напряженному ожиданию. Чтобы
скрыть его, она опустила голову и, почесывая Скути за ушами, проворковала
сладким голосом:
  - Какие мы молодцы, Скути-пути, мой славный песик сегодня молодец!
  Прошла минута. Вторая. Мамаша Фан неожиданно поднялась с кресла,
подошла к телевизору и выключила его.
  Потом она повернулась к статуе Будды в углу, чиркнула спичкой и
подожгла три палочки благовоний.
  Еще несколько минут мамаша Фан - женщина, пережившая ужасы войны,
падение Сайгона и атаку пиратов в Южно-Китайском море, - стояла молча,
глядя на алтарь и вдыхая ароматный дым.
  Дел незаметно похлопала Томми по руке.
  Наконец мать Томми отвернулась от алтаря и, вернувшись к дивану,
остановилась, глядя на сына сверху вниз.
  - Ты не стал доктором, Туонг, когда я хотела, чтобы ты стал доктором,
- сказала она. - Ты не захотел работать в пекарне, а стал вместо этого
писать книжки о глупом частном детективе, который хлещет виски и гоняет на
дорогих машинах. Ты не чтишь традиций Страны Чайки и Лисицы, не умеешь
говорить на языке своих предков. Зато ты покупаешь "Корветы" и ешь
чизбургеры вместо вкусного ком-тай-кама. Ты забыл свои корни, Туонг, - ты
хочешь стать кем-то, кем никогда не сможешь быть.., и это плохо, очень
плохо. Но ты нашел себе жену, и я скажу тебе как на духу: так удачно не
женился еще ни один молодой человек в мире за всю историю его
существования, а это чего-нибудь да стоит.

  ***

  В половине пятого вечера Томми, Дел и Скути снова вернулись в свой
номер в отеле "Мираж".
  Скути удалился в свою собственную спальню; хрустя собачьими
бисквитами, он смотрел по телевизору старые фильмы с Хэмфри Богартом и
Лорейн Бэккол.
  Томми и Дел с удовольствием осуществляли свои супружеские обязанности.
  И после этого Дел не откусила ему голову и не сожрала его живьем, как
обещала.
  На вечернем приеме мистер Синатра назвал мамашу Фан "красотулей", Тон
впервые в жизни крепко подвыпил, а Юлия-Розалинда-Венона-Лилит прибавила к
своим именам Шейлу, Ингрид и Летицию. Когда заиграл оркестр, старый мистер
Фан пригласил на танец свою блудную дочь Май, и Дел, танцуя с Томми
зажигательный фокстрот, прошептала ему на ухо:
  - Все это не сон, а реальность, потому что реальность - это то, что
мы носим в наших сердцах. Сейчас мое сердце переполнено красотой, а все
потому, что у меня есть ты - мой лучший в мире пожиратель тофу...