Код произведения: 7096
Автор: Макбейн Эд
Наименование: В любое время могу бросить
Эд МАКБЕЙН
В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ МОГУ БРОСИТЬ...
ONLINE БИБЛИОТЕКА
http://www.bestlibrary.ru
На крыше было ужасно жарко.
Солнце висело в небе мутным желтым шаром, палило на растопленный
гудрон крыши, смотрело с алюминиевых небес и отражалось от значков на
груди двух полицейских.
Второй коп перегнулся через кирпичную стену на краю крыши и смотрел
вниз на аллею. У него была жирная задница, и его синяя униформа чуть не
лопалась на широких и мощных ягодицах. Первый коп тоже был жирным, но не
настолько, как второй. Он держал меня за локоть своей пухлой лапищей.
- Ну, петушок, говори, куда ты это дел? - сказал коп.
- Куда я дел - что? - спросил я.
- Шприц и наркотики. Нам известно, что они у тебя были. Ты бросил их
отсюда, с крыши?
- Я не понимаю. Что это еще за шприц такой? - попытался вывернуться
я. - Неужели вы пользуетесь этим шприцем, чтобы обороняться от врагов?
Второй коп подошел к нам и сказал:
- Он у нас оказался мудрецом, Томми. Хитрый типчик. Томми кивнул и
сжал кулаки.
- Советую тебе и дальше поступать столь же мудро, - сказал он мне. -
Продолжай в том же духе. Мы знаем, что ты на игле, сынок, и сделаем все,
чтобы поймать тебя с поличным. Тебя арестуют за хранение.
- За хранение чего? - осведомился я.
- Говорю же тебе, - буркнул второй коп, - он - хитрый тип.
- Ты сейчас под кайфом? - спросил Томми, пронзая меня взглядом.
- Не понимаю. Что значит "под кайфом"?
- Он не понимает, что значит быть под кайфом, - передразнил меня
второй коп.
- Вы здесь болтаете о каких-то шприцах, о каком-то кайфе, а я ничего
ровным счетом не понимаю. Вы, ребята, что, вообще не говорите на
английском? - сказал я.
- На английском говорят в деловой части города, - угрожающе произнес
Томми. - Ты узнаешь об этом, когда мы в первый раз заметем тебя за косяк
героина.
- А что это такое - героин? - осведомился я.
- Пошли отсюда, мы напрасно теряем время, - сказал второй коп. - Он
спрятал зелье и иглу.
- Ребята, вы говорите тут на каком-то иностранном языке, - пожал я
плечами.
Томми печально покачал головой:
- Ты идешь по скользкой дорожке, сынок. Стыдно.
- Ага, мне даже его жалко, - подхватил второй.
- А мне жарко, - сказал я им, - от этого чертова солнца.
- Держи свой нос чистым, петушок, - предупредил меня Томми. -
Запомни, если только мы поймаем тебя с косяком, будешь париться за
решеткой.
- Не пугайте меня, дяденьки! - сказал я. - Вы еще Лексингтоном
погрозите!
- А ты что, вдруг стал понимать иностранные языки, сынок? - спросил
второй коп.
- А вы что, нашли у меня героин? - ответил я вопросом на вопрос. -
Вам есть в чем меня обвинить? Если нет, то почему бы вам не спуститься
вниз и не порегулировать городским транспортом?
- Ах вы, чертовы наркоманы... - начал было он.
- Что еще за наркоманы? - невинно осведомился я. Второй коп буркнул:
- Ах ты! - и отвел руку назад, словно собрался отвесить мне пощечину.
Томми схватил его и сказал:
- Пошли. Пусть этот негодяй завязнет в этом дерьме, как муха. Я
проследил, как они открывают металлическую дверь, ведущую на крышу, а
потом выходят на улицу. Я смотрел через кирпичную стенку, пока не увидел,
как они усаживаются в свой "воронок", а потом подошел к той стороне, что
выходила на аллею, и посмотрел вниз. Шприц все время лежал у кирпичной
стены, должно быть, коп совсем слепой, что не заметил его. Где-то там
внизу, на цементе, лежал косячок с героином, поджидая циркового клоуна. Я
подумал о косяке, и мои ладони чуть вспотели, но я тут же сказал себе:
- Парень, прекращай себя вести, словно ты пристрастился к наркоте!
Я прошел к той стороне крыши, которая выходила на улицу, вгляделся и
увидел полицейскую патрульную машину, которая вливалась в транспортный
поток. Я улыбнулся, а потом пошел к металлической двери, вниз по ступеням
до первого этажа здания. Когда я оказался внизу, то постучал в дверь
квартиры номер 11 и стал ждать.
- Кто там? - спросил женский голос.
- Это я, Джой.
- Что тебе надо? - спросила она.
- Открой, Анни! Ради Бога, открой!
Я услышал шаркающие шаги за дверью, потом дверь приоткрылась, и в
дверном проеме появилась Анни, завернутая в шелковый халатик. Она туго
запахивала халат на талии, но он впереди все равно распахивался, обнажая
длинные ноги Анни, а над талией - кремовые груди там, где их не прикрывал
шелк.
- В чем дело, Джой? - спросила она.
Она была блондинкой, Анни, с зелеными глазами, и эти глаза сказали
мне, что она под сильным марафетом, в таком состоянии, в каком и мне бы
хотелось быть.
- Впусти меня, - сказал я. - Полиция на хвосте. Она отступила назад,
не говоря ни слова, а потом, когда я вошел, громко хлопнула дверью и
заперла ее на замок.
- Ты под кайфом, сестренка? - спросил я.
Анни посмотрела на меня остекленевшим взглядом. Она почти входила в
ступор - просто стоя тут. И отвечать ей было не нужно, потому что ответ
был написан на ее лице.
- Еще под каким, парень! - сказала она.
- Ты же вчера вечером была пустая, - заметил я. - Откуда дровишки?
- Оттуда, - произнесла она сонно. - Я что, должна тебе докладываться?
- Ты мне ничего не должна, - возразил я, - ровным счетом ничего.
- А ты не шутишь, мистер?
Анни рухнула на кровать, широко раскинув ноги, халатик оказался под
ней, словно шелковая простыня. Она начала вырубаться, поэтому я растолкал
ее и спросил:
- Какое из твоих окон выходит во двор?
- А что?
- У меня там косяк. Давай, Анни, очнись!
- Окно рядом со шкафом, - сказала она. - Как тебя понимать? Ты хотел
сказать, что твой косяк во дворе?
Я был уже у окна, открыл его и выглянул во двор. И тут же увидел
шприц, лежащий на бетоне у стены. До него было еще футов десять. Прямо под
окном проходила сточная труба, забетонированная в решетку из спаянных
стальных прутьев. Придется прыгать с решетки, и вероятно, мне потребуется
помощь Анни, чтобы забраться обратно.
- Ты подашь мне руку на обратном пути? - спросил я. - Тогда мы
поделим дурь. Согласна?
Я посмотрел на Анни, лежащую на кровати. Она теперь по-настоящему
вырубилась, поэтому я заорал:
- Эй, голова садовая!
Глаза у нее тут же открылись, она посмотрела на меня, а я повторил:
- Согласна?
- Ага, - сонно ответила она. - Конечно согласна.
Тут она снова откинулась на подушки, а я приготовился к прыжку.
Мне бы нужно было свеситься с подоконника, но тогда я не подумал об
этом. Я просто прыгнул вниз. Полагаю, мне слишком не терпелось добраться
до косяка и шприца. Я не промахнулся - попал на решетку.
Моя нога проскочила прямо между двумя железными прутьями бетонной
стенки сточной трубы, и я упал прямо на задницу, чуть было не разорвавшись
надвое.
Сначала боль была настолько сильной, что я просто не мог
пошевелиться. Я корчился с открытым ртом, а пах у меня горел огнем. Я не
смог бы заорать, даже если бы захотел. А потом, некоторое время спустя,
боль в паху исчезла, но ее сменила на этот раз другая боль - боль в ноге.
Я попытался было слезть с решетки, но было такое ощущение, словно нога
отрывалась при каждом моем движении.
Я заглянул в сточную трубу, и меня чуть было не вырвало, когда я
увидел свою ногу. Она была вывернута под странным углом, а кость пробила
штанину и торчала вбок. Шерстяная ткань вся пропиталась кровью.
- Анни! - заорал я. - Эй, Анни!
Я подождал несколько минут, а потом снова завопил:
- Анни!
Она не отвечала, и я вспомнил, что она только что укололась и
вырубилась. Я подумал, надолго ли ее забрало и через сколько времени она
придет в себя.
- Анни! - заорал я еще раз, а потом заткнулся, потому что не хотел,
чтобы из окон повысовывались ее соседи.
Я видел шприц в углу рядом с кирпичной стеной, а в паре футов от него
- косячок с героином. Анни была на игле, но остальные люди в этой дыре -
нет. И если кто-нибудь заметит меня со сломанной ногой, то наверняка
вызовет копов. А если копы приедут, они точно найдут шприц и героин, и
тогда прощай, Джой!
Мне ничего не оставалось, только ждать, когда Анни придет в себя.
Все было бы не так уж и плохо, если бы нога не болела так сильно. А
еще шприц, который лежит совсем рядом! Я попробовал дотянуться до него, но
нога отзывалась резкой болью на каждое мое движение. Я не мог вытащить
ногу из решетки, не задев прутьев сломанной костью, а для этого у меня не
хватало решимости.
Мне нужен какой-нибудь болеутолитель, а косяк с героином лежит в
нескольких футах от того места, где я попался в ловушку. А к тому же
внизу, на расстоянии какого-нибудь фута, лежит шприц с иглой, а я не могу
добраться до них!
Хорошо, что я еще не пристрастился к зелью. Я только шесть месяцев
сижу на героине, вот и все. Перед этим немного марихуаны, но всем и
каждому известно, что марихуана не вызывает привычки. Я знаю парней,
которые перед каждым ужином вместо коктейля накуриваются травкой до
одурения. Это все домыслы полицейских, но законники ничего не смыслят в
кайфе, поверьте мне. Я сел на героин, потому что мне так нравится, вот и
все. То есть я хочу сказать, что между наркоманом и парнем, который
принимает дурь для удовольствия, - большая разница. Вот Анни - она
пристрастил ас', это ясно с первого взгляда. Она так долго на игле, что
употребляет наркоту в завтрак, в обед и в ужин, а также в перерывах и
качестве легкой закуски. Анни - совсем другое дело. Она - самая что ни на
есть наркоманка, а я - нет. Анни из тех, кого тянешь в постель, а она даже
не понимает, что с ней происходит. Она думает только об игле, а не обо
мне. Для меня - это лишь удовольствие, чистое и простое. Я могу бросить
героин в любой момент, это мне все равно что чихнуть, но я не хочу. Зачем,
если получаешь от этого такой кайф?
Поэтому меня это не слишком-то и беспокоило, то есть я хочу сказать -
то, что косяк лежит так близко. Если бы я был наркоманом, то все было бы
по-другому, то есть я имею в виду героин. Просто мне нужно снять боль в
ноге, потому что она чертовски болит, чтоб мне провалиться! Одному только
Богу известно, когда Анни вновь увидит белый день.
Кровотечение остановилось после того, как я сделал жгут из своего
носового платка, просунул руку сквозь прутья и перевязал ногу. Во дворе
было прохладно, и за одно это уже можно было бы благодарить Бога. На крыше
солнце было просто ужасным, то есть я хочу сказать, жара стояла страшная!
Я принялся поносить копов за то, что они привязались ко мне, загнали
на крышу и мне пришлось выбросить зелье. Если бы не они, я не прыгнул бы
из окна Анни за дурью. Косяк был хорош, я получил его от Гарри по прозвищу
Конь, а уж Гарри-то разбирается в героине, как в собственной заднице. Он
три срока отбыл в Лексингтоне, и каждый раз ему говорили, что он
вылечился, а он выходил из лечебницы и на следующий же день уже каруселил.
У Гарри всегда можно купить наркоту. Он - настоящий друг, хотя и наркоман,
и он знает, через что приходится проходить человеку, когда у него ломка.
Поэтому стоит только подержаться за живот или слегка блевануть перед
Гарри, и он выложит тебе косячок бесплатно. Это просто здорово, и ты
всегда можешь быть уверен в том, что зелье у Гарри отменное.
Косячка, который лежит здесь, на бетоне, хватило бы на два укола, а
мне сейчас просто необходимо уколоться, из-за ноги. Я сидел, проклинал
сломанную ногу, и смотрел на блеск от шприца в углу. Ломки у меня не было,
вы же понимаете, но я уже запланировал уколоться - так тут появились эти
чертовы полицейские! А теперь у меня нога сломана, и все из-за этих копов!
Не знаю, как долго этот малыш сидел у окна, но я только сейчас его
заметил. Он перепугал меня до смерти - сидел и смотрел во все глаза. Его
окно находилось прямо напротив окна Анни, и малышу было не больше пяти
лет. Светловолосый мальчик с голубыми глазами. Он таращился на меня через
закрытое окно, а я улыбнулся ему и сказал:
- Открой окошко, малыш!
Он меня не слышал. Вылупился, словно на какого-нибудь зверя в
зоопарке. Я показал ему рукой, чтобы он открыл окно, и он в конце концов
понял - поднял оконную раму, не отводя от меня взгляда.
- Твоя мама дома, малыш? - спросил я.
Он отрицательно замотал головой, но ничего не сказал.
- А папа?
Он снова замотал головой.
- Ты один дома, малыш?
- Да, - сказал наконец он. - Они пошли в магазин.
- Хорошо. Хорошо. Послушай, малыш, хочешь конфетку?
- Нет, - сказал он.
- А что ты хочешь, мальчик? Мороженого? Мячик? Змея? Что ты хочешь?
- Ничего, - сказал он.
- Послушай, малыш, видишь вон ту штучку в углу? Вон ту, с иголкой?
- Ага, - сказал малыш.
- Видишь вон ту дверь в стене, малыш? Она наверняка ведет в подвал.
Хочешь спуститься в подвал и принести мне вон ту иголку?
- Нет, - сказал он.
Я закусил губу и спросил:
- Как тебя зовут, сынок?
- Майк.
- Хорошо, послушай, Майк, ты приносишь мне иглу и вон тот маленький
пакетик, а я куплю тебе большой пакет леденцов. Как насчет этого, Майк?
- Я не хочу леденцов.
- А что ты хочешь? Я куплю тебе все, что ты захочешь.
- Электрический поезд, - сказал он.
- Отлично. Ты его получишь. Спускайся в подвал и принеси мне иглу
и... "
- Я не могу, - сказал малыш.
- Почему? Ради Бога, я куплю тебе этот чертов поезд! Я же тебе
сказал! Давай, малыш!
Я ругал себя на чем свет стоит за то, что сразу не разобрался, что
дверь подвала ведет во двор. Если бы я только знал об этом, мне не
пришлось бы прыгать из окна Анни! Как трудно уговаривать этого мерзкого
постреленыша!
- Так что ты скажешь, Майк?
- Мама велела мне сидеть дома, - сказал он.
- Я ей все объясню, когда она вернется. Давай, малыш. Выходи и поищи
дверь в подвал, а потом спускайся и открой дверь, ведущую во двор. Ладно,
Майк?
- Нет, - сказал Майк.
- Почему же нет, маленький ты негодяй?! Какого черта ты...
- Это ругательства, - сказал Майк. - Моя мама говорит, что это
ругательства.
Я заткнулся на минутку и принялся размышлять.
- Послушай, Майк, у меня есть другой план. Тебе не нужно будет
спускаться в подвал. Ты ведь боишься подвала, верно?
- Нет, - сказал Майк.
- Послушай, просто выйди и постучись в одиннадцатую квартиру. Это в
другом конце коридора, Майк. Просто постучись туда и спроси Анни, а потом
скажи ей, что я тут. Ладно, Майк? Сделаешь? И тогда я куплю тебе целую
железную дорогу.
- Мама велела мне сидеть дома, - сказал он.
- Почему? Какой вред будет от того, если ты...
- Я простужен, - сказал Майк. - Меня не выпускают из дому, пока я не
поправлюсь.
- Тебе же не нужно будет выходить из дому, Майк. Тебе просто нужно
будет пройти по коридору, не выходя из здания, и постучаться в
одиннадцатую квартиру. Ты не ослушаешься свою маму.
- Не могу, - сказал Майк. - Я должен сидеть дома.
- Ах ты, маленький сукин сын! Как только Я выберусь отсюда...
Я услышал, как хлопнула дверь, и заткнулся. Женский голос закричал:
- Майк! Что ты делаешь у окна?
Я прилип к стене, потом увидел, как чья-то рука схватила Майка и
оттащила его от окна. Женщина опустила раму, не взглянув во двор, и я
подумал, расскажет ли ей Майк обо мне. Я надеялся, что не расскажет,
потому что следующим ее шагом будет звонок в полицию, а я вовсе не горю
желанием, чтобы на меня завели дело.
Жаль, что я сдал в заклад свои часы, потому что мне нужно узнать
время. Два месяца назад мне очень нужно было купить дури, а Гарри-Конь в
то время парился в лечебнице, и я не мог раздобыть зелье в долг. Я
попытался было украсть кошелек, но та старуха начала кричать, поэтому в
конце концов мне пришлось заложить часы, а это были отличные котлы, черт
побери!
Сейчас наверняка довольно поздно, потому что копы привязались ко мне
около трех, и к тому времени, как они забрались на крышу, прошло еще
добрых полчаса. Приплюсуем еще тридцать минут, которые я провел в этом
чертовом дворе. Возможно, сейчас около четырех. Стоит сентябрь, поэтому я
могу рассчитывать, что еще, возможно, часа три будет светло.
Но сколько времени Анни будет находиться под кайфом?
Вопрос так вопрос!
И как долго я еще смогу терпеть боль в ноге?
Я снова посмотрел на шприц, и у меня в желудке возникло это странное
ощущение, какое у меня всегда возникало перед уколом. Я ведь кололся
просто ради удовольствия, но даже у меня возникало определенное ощущение
перед тем, как вонзить иглу. Я представил, как игла втыкается мне в руку,
попадает прямо в пульсирующую синюю вену, я давлю на поршень шприца, и
героин смешивается в шприце с моей кровью, а потом я отправляю его в вену,
снова и снова давя на поршень.
Меня слегка прошиб пот. Нога здорово опухла, а штанина от засохшей
крови заскорузла. Я совсем не чувствовал ногу ниже колена, если бы не эта
проклятая боль! Я стал думать, что мне повезло, что я не покалечился еще
сильнее, упав так на задницу. Я попытался дотянуться рукой до косячка
героина, но малейшее движение приносило адскую боль, к тому же я никак не
мог до него достать, несмотря на то, что почти наполовину сполз с решетки.
Я думал о том, как все хорошо сложилось бы, если бы копы не устроили
облаву. Я заглянул бы к Перри и, возможно, поделил бы косячок с ним, а
может быть, завалился бы к Анни и поделился с ней дурью и побаловался бы
кое-чем еще, несмотря на то, что она становится невменяемой, когда дело
доходит до постели. Хотя кто сказал, что она должна получать от этого
удовольствие? В мире есть только один человек, который что-то значит для
Джоя Анджели - это сам Джой Анджели. И даже если Анни лежит бревном, она
сложена словно резиновая кукла и гораздо лучше тех, кто под тобой
извивается и пытается тебя вытолкнуть. Я стал думать об Анни, о ее теле, о
ее сонном взгляде и о том, как у нее раскрываются губы, когда она втыкает
иглу.
Я стал думать об этом, и через некоторое время боль в моей ноге
прекратилась. Теперь я чувствовал лишь онемение ниже колена, словно у меня
там совсем не было ноги. Только онемение и еще сильную пульсацию, словно
что-то билось внутри о череп. Довольно приятный ритм: бум-бум! И я
прислушивался к этому биению и не сводил глаз со шприца, который своей
острой иглой указывал в противоположную от кирпичной стены сторону. И
размышлял, что мне сейчас просто необходима очередная доза.
***
Когда я проснулся, уже стемнело. В окнах домов, выходящих во двор,
горел свет, словно свечи в церкви. Я посмотрел на окно Анни, но оно было
темным. И тут я заметил, что оно закрыто.
Закрыто!
Кто-то закрыл это проклятое окно, пока я спал. Анни, вероятно,
закрыла его и вышла на поиски наркотиков. Я обозвал себя безмозглым
болваном, потому что позволил себе заснуть, в то время как мне нужно было
следить за Анни. А теперь вот она ушла, а я остался совершенно один в этом
проклятом дворе в полной темноте! Ощущение было такое, словно ногу ниже
колена мне отрезали. Я взглянул вниз, чтобы удостовериться, что она все
еще на месте.
Без света из окна Анни решетка сточной трубы была погружена в
темноту, и я был благодарен за это - по крайней мере никто с верхних
этажей меня не увидит. Широкий луч света падал на шприц на бетоне, я
посмотрел на него и облизнул губы. Сейчас нога у меня совсем не болела,
только пульсировала и онемела, но внутри меня была боль иного рода, и я
понял, что прошло чертовски много времени с последней дозы. Слишком много
времени. Я укололся около полудня, но доза была слишком маленькой - только
одна капсула, да и дурь была не очень хорошего качества, так всегда
бывает, когда берешь у случайных продавцов. Но мне нужна была заправка, а
Сэм сказал, что есть один человек, поэтому-то я его и нашел. Мне пришлось
заложить свой портативный радиоприемник, чтобы получить капсулу, а когда
зелье почти не подействовало на меня, я был готов задушить этого грязного
негодяя, который всучил мне подделку. Позднее, когда я раскатал Гарри-Коня
на бесплатную порцию, то забыл об этом говенном торговце и действительно
был готов из шкуры выскочить, когда нагрянули копы.
Значит, прошло двенадцать часов, и один Бог знает, сколько теперь
времени. Судя по поту у меня на лбу, было довольно поздно, черт побери! По
дрожи в руках, твердому комку в желудке и тику, который начинал дергать
уголок моего рта, по зуду в спине можно было судить, что прошло довольно
много времени. Словно обезьяна начинала скрести своими когтями, точно,
обезьяна! Она весила двадцать пять фунтов, сидела у меня на плечах и
царапалась, и единственный способ стряхнуть эту обезьяну - ввести косячок
героина, лежащий на бетоне, шприцем, который примостился с ним рядом в
углу, блестя иглой в луче света.
Если бы я был наркоманом, то с ума бы сошел оттого, что вижу этот
желанный косячок и не могу до него дотянуться. Ко мне потихоньку начала
подкатывать тошнота, а потом стал прошибать пот, горячие липкие капли
стекали у меня по подбородку, по шее и по позвоночнику. Я не мог сидеть
спокойно, но и двигаться тоже не мог из-за того, что нога моя, застрявшая
в решетке, была словно свинцовая. Я стал чесать спину, потом лицо, у меня
зудело все тело, а комок в желудке начал переворачиваться. В конце концов
рвотные массы вырвались у меня изо рта прямо на решетку сточной трубы, на
штанины. От омерзительной вони меня снова вырвало, только на этот раз в
желудке у меня уже ничего не осталось, и тело мое сотрясалось от тщетных
рвотных позывов, пот лился ручьем. Ощущение было такое, словно я заболел
малярией.
Через некоторое время это состояние прошло, как обычно. Однако я
знал, что оно не исчезло навсегда, потому что обезьяна все еще сидела у
меня на плечах и царапалась, и у меня клацали зубы. Я попытался поддержать
нижнюю челюсть, но, черт побери, не смог. Я думал, что, услышав щелканье
моих зубов, все жители близлежащих домов бросятся к окнам, и все время
благодарил Бога за то, что я не наркоман, потому что тогда мне бы несладко
пришлось.
Я пытался собраться с силами, прислонился спиной к стене. Моя нога
теперь так распухла, что ни за что не пролезла бы через прутья решетки. Я
прислонился спиной к стене и посмотрел вверх на освещенные окна,
занавешенные шторами, на которых видел танцующие тени, словно образы в
наркотическом сне, как те тени, что я наблюдал однажды, когда один фрукт
из другого района угостил меня опиумом. Вот это, я вам скажу, было
ощущеньице! Только у того фрукта были такие желтые зубы и кожа как
пергаментная. Я подумал и решил после того вернуться к доброму старому
героину. Но все-таки это было клево, со звуками которых я никогда прежде
не слышал, как будто классный оркестр дул в свои трубы и бил в свои
барабаны, и звуки были ясные и чистые, я даже мог различить нежный
разговор труб и низкое подвывание тромбонов. А еще там были цвета, словно
они танцевали в ритм со звуками, - ярко-красные вспышки, отчаянно-алые и
нахально-желтые. Они так и мелькали у меня перед глазами. Этот опиум был
силен, я вам скажу, лучше, чем понюшка кокаина, который я однажды
попробовал, и даже лучше морфия, который Гарри-Конь давал мне давным-давно.
Я наблюдал за тенями на занавесках, а потом за одной тенью, которая
не была тенью вовсе. Оконные занавески были незадернуты, и девушка стояла
перед окном. Это была высокая, темная мулатка с изящным гибким телом в
шелковом платье, которое облегало ее выпуклые груди и натягивалось на
плоском животе.
Она взялась рукой за подол своего платья, а потом стянула его через
голову, и я слегка подался вперед, не спуская с нее глаз. Окно находилось
на втором этаже, и я мог видеть все совершенно ясно. Я сидел,
прислонившись к стене в темноте, смотрел и знал, что девушка не может меня
видеть, и от этого у меня возникло приятное чувство, словно она
раздевается только для меня одного.
На ней была розовая комбинация, и темный цвет ее тела казался мягким
на фоне шелка. Она сняла комбинацию через голову. Я не сводил с нее глаз.
Она подошла к окну и долго там стояла, и ее груди тяжело вздымались каждый
раз, как она вдыхала в себя воздух. Девушка смотрела вниз, в темноту, ее
взгляд был устремлен прямо на меня. Я зажмурился, чтобы белки глаз не
выдали меня в темноте, а когда открыл глаза снова, то занавески были уже
задвинуты, а за ними мелькала лишь ее тень.
Меня снова прошиб пот. Такой оборот дела снова заставил меня
вспомнить об игле, лежащей в углу. Я попытался высвободиться из решетки. Я
тянул ногу, пока, опухшая, она не застряла между прутьями, а потом резко
опустился лицом к бетону.
Я вытянул руку, и мои пальцы потянулись к косячку героина. Я видел
целлофан, почти ощущал сладковатый вкус порошка в пакетике, почти
чувствовал, как он разливается по моим венам. Но я не мог прикоснуться к
нему. Мои пальцы скребли бетон, но я не мог дотянуться до героина. И я
начал ругаться про себя, а потом без сил снова лег на стену.
Я лежал, тяжело дыша, и смотрел вверх на зашторенное окно, в котором
раздевалась та сучка. Я размышлял, видела ли она меня, а потом удивился,
почему это ей вздумалось раздеваться у открытого окна, и отметил про себя,
что нужно будет заглянуть к ней, когда выберусь из этой ловушки.
Когда дверь подвала открылась, я все еще размышлял об этой шлюшке. Я
услышал скрип петель, и страх пронзил и расколол мне череп. Позади
здоровенного мужика, стоящего в дверном проеме, горел свет. У него были
широкие плечи и массивная грудь, а руки сжаты в кулаки. Он ни минуты не
колебался. Закрыл за собой дверь, а потом подошел прямо к тому месту, где
томился я, пойманный решеткой.
- Привет, - сказал он.
- Привет, - ответил я ему.
- Ты что, застрял? - спросил он. - Джуни увидела тебя из окна.
Говорит, ты тут застрял.
В темноте его лицо казалось бледным. У него были голубые глаза и
копна рыжих волос на голове.
- Не можешь сдвинуться с места, а? - сказал он, и тут же у него на
лице появилась улыбка, которая мне совсем не понравилась, как и прищур его
глаз.
- Послушайте, - сказал я, - не могли бы вы позвать мою подружку?
Квартира номер...
- А копов тебе не позвать? - спросил он, все еще улыбаясь.
- Не надо, - поспешно ответил я хриплым голосом. - Нет, копов не надо.
- У тебя неприятности с полицией?
- Нет. Но полицию вызывать не надо.
Он улыбнулся, размахнулся и вмазал мне по лицу.
- Эй, какого черта...
- Заткнись, сопляк! Заткнись или получишь еще!
- Ну что за...
- Говорю, заткнись!
Он оттянул мою голову за волосы и ударил ею о цементную стену, а
потом начал шарить у меня по карманам.
- Эй...
- Молчи! - сказал он, снова ударив меня. - Где твои деньги?
- У меня их нет.
- Где они, придурок?
- Это что, ограбление? Вы ошиблись номером, мистер. Вы...
- Как ты тут оказался?
- Прыгнул.
- Зачем?
- Я.., это не ваше дело.
- Ты сюда что-то обронил?
Он пристально посмотрел на меня, разозлившись, потому что у меня не
было при себе денег.
- Так? Ты уронил сюда что-то ценное? Я ничего не ответил.
- Значит, точно. Ну, давай посмотрим.
Он принялся искать во дворе, осматривая бетон. Я следил за ним
взглядом, а одним глазом смотрел на шприц, лежащий в углу, и изо всех сил
надеялся, что он его не найдет. Он обыскал бетон, потом заметил блестящий
металл и сказал:
- Ясно. Теперь понятно. Наркоман проклятый! Он поднял шприц и положил
его себе на ладонь, иглой направив на меня.
- Ты за этим сюда полез, наркота? За этим?
- Отдайте мне шприц, - выдавил я из себя. Он засмеялся, а потом
сказал:
- У тебя есть то, что идет в комплекте со шприцем?
- Нет. - Я неуверенно замотал головой.
- Дурь тоже тут внизу, а? Бросил сюда, а? Так вот почему ты не хочешь
встречаться с копами, а?
Он снова стал искать на бетоне, и не прошло и двух секунд, как он
нашел косячок.
- Ну-ну, - сказал он. - Может, в конце концов, это и не такая уж
ценность. Сколько мне за это дадут? Пятерку? Десятку?
- Послушайте, - сказал я. - Отдайте это мне! Мне очень нужно,
поверьте. Я.., я вам заплачу. Я.., я все сделаю, что вы скажете.
- Говоришь, тебе очень нужно, а? Так ты без этого не можешь, сынок?
- Черт, конечно же могу! - возмутился я.
- Тогда зачем тебе?
- Я просто...
- Я собираюсь разобраться с этим порошком, - сказал он. - Тогда мы с
Джуни сможем сходить и посмотреть какое-нибудь шоу. Тебе понравилась
Джуни, мальчик? Она сказала, что ты пялился на нее, когда она раздевалась.
- Послушайте, мистер, пожалуйста! Отдайте мне порошок, и я...
- Заткнись! - рявкнул он.
Он взял шприц и отнес его к кирпичной стене, а потом всадил иглу
прямо в кирпич, согнул и перекрутил ее.
- Не надо! - умолял его я. - Не надо! Вы же... Он закончил калечить
шприц, а потом швырнул его на дальнюю стену двора, и я услышал, как
разбилось стекло, когда шприц ударился о кирпич.
- А теперь я это продам, - сказал он. - Ты знаешь, наркоманам это
может понадобиться?
- Ах ты, негодяй! - прохрипел я. - Грязный, вонючий, гадкий сукин
сын, мерза...
Тут он меня ударил ногой, и я упал на бетон, все еще обзывая его. Он
прошел к двери в подвал, и на какое-то мгновение свет опять заполнил двор.
А потом дверь со скрипом захлопнулась, и он ушел с моим героином, а мой
шприц остался лежать во дворе, разбитый на мелкие кусочки.
Я начал плакать, а когда перестал, меня снова начало рвать, и я
давился от рвотных позывов до тех пор, пока солнечный свет снова не залил
двор, и именно тогда меня нашла Анни.
***
Чтобы вытащить меня из решетки, пришлось распиливать прутья. Доктор
загипсовал мне ногу и сделал укол, чтобы не развилась гангрена. Когда он
ушел, я лежал на кровати и смотрел на Анни в ее голубом шерстяном платье,
и снова думал о том рыжеволосом гаде и о его девчонке Джуни, и прикидывал,
за сколько он продал мой героин.
Но сейчас это не имело никакого значения. Похоже, ничего вообще уже
не имеет значения. Потому что Анни держит в руке ложку, с верхом
наполненную героином, а спичка под ложкой горит маленьким желтым огоньком,
помогая смешивать героин с водой.
- Ты многое перенес, Джой, - сказала она.
- Неужели? - Наблюдая, как растворяется горка героина, я облизнул
губы.
Она нажала на шприц, чтобы вытолкнуть воздух, а потом набрала зелье,
а я смотрел, как молочного цвета вещество поднимается по размеченному
шкалой стеклянному цилиндру.
- Хочешь, беби? - спросила Анни.
- Ты спрашиваешь, хочу ли я дышать?
- Парень, ты точно влип. Завяз по самые уши.
- Кто? Я? Да я могу бросить в любой момент! - сказал я.
- После всего, что тебе пришлось пережить, ты должен бы ненавидеть
эту дурь. Тебе бы захотелось плевать каждый раз, как только ты ее видишь.
Ты подсел на иглу, дружок.
- Только не я! - возразил я. - Я могу бросить, если будет нужно.
- Тогда почему не бросаешь?
- А чего ради? - удивился я. - Кому от этого вред? Эй, так ты дашь
мне или нет?
Она принесла набранный шприц к кровати и вколола так, как только Анни
умеет ввести наркотик. Она наполняла мою вену зельем до тех пор, пока у
меня глаза чуть не вылезли из орбит. И я позабыл и о сломанной ноге, и о
том, что произошло во дворе. Я думал только о героине, вливающемся в эти
набрякшие толстые вены, и радовался, что не сижу на игле, потому что
парень, который сидит на игле, просто никуда не годится.
И тогда я стал вырубаться. А потом принялся прикидывать, где
раздобыть новую дозу, размышляя, созрел ли Гарри-Конь до того, чтобы
пожалеть меня и опять дать героин бесплатно.