Макнот Джудит / книги / Рай

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

 
Код произведения: 7171 
Автор: Макнот Джудит 
Наименование: Рай 





Джудит МАКНОТ

                                     РАЙ

                                    Анонс

          Одиннадцать лет назад судьба и  людское коварство,  казалось,  навеки
разлучили Мэтта Фаорела и  Мередит Бенкрофт.  И вот теперь обстоятельства вновь
свели их.  Сумеют ли  они вернуть утраченное чувство,  навсегда оставить позади
прошлое и  начать новую жизнь?  Сумеют ли  найти дорогу сквозь лабиринт интриг,
шантажа и даже убийства?

          Все,  с кем сводила автора судьба во время работы над романом, знают,
что  общение  со  мной  требовало  от  них  невероятного  терпения,  а  вернее,
сверхъестественной терпимости,  способности верить  и  понимать,  что  писатель
постоянно работает, даже если при этом он полностью отключился и тупо уставился
в пространство.
          Этот  роман  посвящен прежде  всего  моим  родным и  друзьям,  сполна
проявившим  эти  качества,   вселившим  в   меня  дух  уверенности  и  безмерно
обогатившим мою жизнь.
          Моему  мужу  Дону  Смиту,  привносящему в  мою  жизнь  покой и  новое
значение слова "понимание".
          Моему  сыну  Клейтону и  дочери  Уитни,  чья  гордость за  меня  была
огромным источником радости. И облегчения.
          Всем необыкновенным людям, предложившим мне свою дружбу и вынесшим на
плечах бремя этой  дружбы,  особенно Фил-лис  и  Ричарду Эшли,  Дебби и  Крейгу
Киферу,  Кэти и Ллойду Стенсберри и Кэти и Полу Уолднеру. Нельзя просить у Бога
лучшей "команды поддержки", чем вы.
          Автор выражает также признательность:
          Роберту Хайленду -  за все,  что он сделал для меня;  адвокату Ллойду
Стенсберри  -  за  бесконечные консультации по  юридическим тонкостям,  которых
немало  в  этом  романе;  потрясающе  отзывчивым служащим  универмагов по  всей
стране,  которые тратили на меня время и знания и без чьей помощи роман никогда
не был бы написан.

     Глава 1

     Декабрь 1973 года

          Усевшись с ногами на широкую постель под балдахином, Мередит Бенкрофт
положила рядом альбом и  аккуратно вырезала снимок из "Чикаго трибюн".  Крупные
буквы заголовка сразу бросались в глаза:
          "Дети   именитых  граждан  Чикаго  в   костюмах  эльфов  участвуют  в
благотворительном   рождественском   спектакле   в    Оклендском   Мемориальном
госпитале".
          Ниже  перечислялись имена и  помещалось большое фото "эльфов" -  пять
мальчиков и пять девочек,  включая Мередит,  вручают подарки пациентам детского
отделения.  Слева,  наблюдая за  порядком,  стоял  красивый молодой человек лет
восемнадцати,  гордо именовавшийся,  если  верить газете,  "Паркером Рейнолдсом
III, сыном мистера и миссис Рейнолдс из Кенилуорта".
          Мередит  беспристрастно сравнивала  себя  с  остальными  девочками  в
одеяниях эльфов, удивляясь, каким образом все они умудряются выглядеть изящными
и грациозными, а она...
          - Мешок с мукой!  -  объявила девочка, болезненно морщась. - Я похожа
не на эльфа, а на тролля!
          Какая ужасная несправедливость в том,  что остальные,  которым только
исполнилось четырнадцать,  всего на несколько несчастных недель старше Мередит,
кажутся такими  великолепно взрослыми,  тогда  как  она  смотрится плоскогрудым
троллем со скобками на зубах!
          Взгляд девочки снова упал на снимок,  и  она в  который раз пожалела,
что  внезапный порыв тщеславия заставил ее  снять очки -  без них Мередит имела
малопривлекательную привычку щуриться, совсем как на этой ужасной фотографии.
          - Контактные линзы, несомненно, помогли бы, - предположила Мередит.
          Она  посмотрела на  Паркера,  и  мечтательная улыбка  осветила  лицо.
Девочка порывисто прижала газетную вырезку к груди.., то есть к тому месту, где
должны  были  находиться  груди,   которых  не  было.  Пока.  И  вероятно,  при
существующем положении вообще не будет.
          Дверь спальни открылась,  и Мередит поспешно отдернула от сердца руку
с  зажатой  в  ней  вырезкой  при  виде  солидной  шестидесятилетней  экономки,
явившейся, чтобы забрать поднос с остатками ужина.
          - Вы совсем не притронулись к десерту, - упрекнула миссис Эллис.
          - Я  и  без  того  толстая,  миссис Эллис,  -  вздохнула Мередит и  в
доказательство сползла со старинной кровати и  подошла к  зеркалу над туалетным
столиком. - Взгляните на меня, - продолжала она, с видом обвинителя указывая на
свое отражение. - Даже талии нет!
          - Детский жирок, только и всего. Подрастете - все исчезнет.
          - И  бедер тоже незаметно.  Я выгляжу ходячим шкафом.  Неудивительно,
что у меня нет друзей...
          Миссис Эллис,  работавшая у Бенкрофтов меньше года, удивленно подняла
брови:
          - Нет друзей?  Но почему?  Мередит,  отчаянно нуждавшаяся в человеке,
которому можно было излить душу, призналась:
          - Я  только притворялась,  что в школе все хорошо.  На самом деле там
ужасно. Я.., просто белая ворона и всегда была белой вороной.
          - Не  может этого быть!  Скорее всего с  детьми в  вашей школе что-то
неладно...
          - Дело не в них,  а во мне,  но я собираюсь все исправить.  Сажусь на
диету и хочу что-нибудь сделать с волосами. Они отвратительно выглядят.
          - Вовсе нет,  -  возразила миссис Эллис,  оглядывая доходящие до плеч
белокурые волосы Мередит и бирюзовые глаза.  -  У вас потрясающие глаза и очень
красивые волосы. Густые, блестящие и...
          - Бесцветные.
          - Светлые.
          Мередит  упрямо  уставилась в  зеркало,  не  понимая,  что  чудовищно
преувеличивает собственные, не такие уж безнадежные недостатки.
          - И  рост  у  меня  почти пять  футов семь  дюймов!  Хорошо еще,  что
перестала расти,  пока не превратилась в  гиганта.  Но я не совсем безнадежна и
поняла это в субботу.
          Миссис Эллис недоуменно свела брови:
          - Какое же именно событие заставило вас изменить мнение о себе?
          - Ничего эпохального,  -  заверила Мередит.  "Кое-что потрясающее,  -
подумала она.  - Паркер улыбнулся мне во время представления. Принес кока-колу,
хотя я  даже не просила его об этом.  Велел,  чтобы я  обязательно оставила для
него танец на балу у мисс Эппингем в следующую субботу".
          Семьдесят пять  лет  назад  семья  Паркера основала в  Чикаго большой
банк, одним из основных вкладчиков которого стала фирма "Бенкрофт энд компани",
а дружба между Бенкрофтами и Рейнолдсами длилась уже несколько поколений.
          - Отныне все  изменится,  и  не  только моя  внешность,  -  счастливо
пообещала себе Мередит,  продолжая глядеться в  зеркало.  -  И  подруга у  меня
будет!  В  школу пришла новая девочка,  и  она еще не знает,  что меня никто не
любит.  Она умная и  способная,  совсем как я,  и  позвонила мне сегодня насчет
домашнего задания. Подумать только - позвонила мне, и мы долго болтали обо всем
на свете.
          - Я  заметила,  что вы никогда не приводите домой школьных друзей,  -
кивнула миссис Эллис,  нервно ломая руки,  -  но думала, это оттого, что живете
так далеко.
          - Нет,  дело не в этом, - покачала головой Мередит, вновь бросаясь на
постель и  смущенно разглядывая домашние шлепанцы,  точную копию  тех,  которые
носил отец. Невзирая на огромное богатство, он испытывал благоговейное почтение
к  деньгам,  поэтому вся  одежда  дочери  приобреталась лишь  в  случае крайней
необходимости и  должна  была  удовлетворять строжайшим требованиям прочности и
добротности. - Просто я неудачница и белая ворона.
          - Когда я была маленькой,  -  неожиданно кивнула миссис Эллис,  -  мы
всегда подсмеивались над отличниками.
          - Беда не в отметках, - грустно улыбнулась Мередит, - и не в том, как
я выгляжу.  Вот это все... - Она широким жестом обвела просторную, обставленную
старинной мебелью спальню,  похожую на все остальные сорок пять комнат особняка
Бенкрофтов:
          - Все считают меня придурочной,  потому что по  настоянию отца Фенвик
возит меня в школу.
          - Ну и что в этом плохого, позвольте спросить?
          - Остальные идут туда пешком или приезжают на школьном автобусе.
          - И?..
          - И не являются туда на "роллс-ройсе" с водителем!  - И Мередит почти
с завистью добавила:
          - Их  отцы  -  сантехники и  бухгалтеры.  Один даже работает в  нашем
магазине.
          Не в  силах ничего возразить против логики умозаключений девочки и не
желая признаться, что все это чистая правда, миссис Эллис тем не менее сказала:
          - Но эта новая девочка в школе.., она не находит странным, что Фенвик
вас возит?
          - Нет,  -  виновато хмыкнула Мередит,  отчего глаза за стеклами очков
неожиданно сверкнули, - потому что считает Фенвика моим отцом. Я объяснила, что
мой отец работает на богатых людей - владельцев магазина.
          - Не может быть!
          - Честное слово... И мне ничуть не стыдно! Нужно было с самого начала
так и сказать всем в классе, да только врать не хотелось.
          - А разве сейчас вы не солгали? - укоризненно вздохнула миссис Эллис.
          - Это не совсем ложь,  -  жалобно проговорила Мередит.  - Отец как-то
объяснил,  что "Бенкрофт энд компани" - корпорация, а корпорацией на самом деле
владеют  акционеры.  Поэтому  как  президент компании  отец,  по  крайней  мере
формально, считается служащим, нанятым акционерами. Понимаете?
          - Не очень, - призналась экономка. - Кто же владеет акциями?
          Мередит смущенно потупилась:
          - В основном мы.
          Подобные  принципы  работы  "Бенкрофт  энд  ком-пани"  -  знаменитого
универмага,  расположенного в самом центре Чикаго, казались экономке совершенно
непостижимыми,    но    Мередит    часто    выказывала    необыкновенное    для
четырнадцатилетней девочки умение разбираться в бизнесе.  Хотя, с внезапным, но
безнадежным  осуждением  отца   Мередит   подумала  миссис   Эллис,   что   тут
сверхъестественного,  если  человек обращает внимание на  собственную дочь лишь
для того,  чтобы в  очередной раз прочесть ей наставление,  как лучше управлять
магазином.  Вероятнее всего,  именно Филипа Бенкрофта следует винить за то, что
девочка никак не может приспособиться к школьной жизни. Он обращался с дочерью,
как  со  взрослым  человеком,   и   настаивал,   чтобы  она  в  любой  ситуаций
разговаривала и  вела  себя  соответственно.  В  тех  редких случаях,  когда он
принимал друзей,  Мередит доверялась роль  хозяйки дома.  В  результате девочка
совершенно непринужденно чувствовала себя среди взрослых,  но понятия не имела,
о чем говорить со сверстниками.
          - Вы правы насчет одного,  -  продолжала Мередит. - Я больше не желаю
дурачить Лайзу Понтини. Просто подумала, что если у нее будет время узнать меня
получше,  она не  отвернется от  меня,  узнав,  что на самом деле Фенвик -  наш
водитель.  Она ничего не заподозрила единственно потому,  что никого не знает в
нашем классе и всегда уходит домой сразу после занятий.  У Лайзы семь братьев и
сестер, и она должна помогать по дому.
          Миссис Эллис  неуклюже похлопала Мередит по  руке,  пытаясь придумать
какие-нибудь ободряющие слова.
          - Утро  вечера  мудренее,  -  объявила наконец  экономка,  прибегая к
очередной  избитой  банальности,  в  которых  привыкла  находить  утешение,  и,
захватив поднос,  направилась к  выходу.  Остановившись у  самого  порога,  она
обернулась;
          - И  помните,  -  наставляла она  Мередит натужно-веселым голосом,  -
будет и на вашей улице праздник.
          Девочка не знала,  плакать ей или смеяться.  - Спасибо, миссис Эллис,
вы мне очень помогли.
          И,  дождавшись,  пока  за  экономкой  закроется дверь,  она  медленно
подняла альбом.  Когда вырезка из  "Трибюн" была  крепко приклеена к  странице,
Мередит долго смотрела на нее, потом осторожно коснулась смеющихся губ Паркера.
Мысль о том, как она будет кружиться в его объятиях, заставила ее вздрогнуть от
ужаса,  смешанного с  предвкушением чего-то  ослепительного.  Сегодня  четверг.
Вечер у мисс Эппингем послезавтра. Целая вечность ожидания!
          Мередит, вздохнув, перелистала страницы большого альбома. Сначала шли
очень  старые,  пожелтевшие вырезки с  выцветшими от  времени снимками.  Альбом
когда-то  принадлежал  ее  матери,  Кэролайн,  и  служил  единственным ощутимым
доказательством того,  что  Кэролайн  Эдварде  Бенкрофт вообще  существовала на
свете и  жила в этом особняке.  Все остальные принадлежащие ей вещи были убраны
из дома по приказу Филипа Бенкрофта.
          Кэролайн Эдварде была  актрисой,  правда,  не  особого таланта,  если
верить  критикам,  но,  без  сомнения,  очаровательной и  обаятельной женщиной.
Мередит изучала поблекшие снимки,  но  не  читала  заметок,  потому  что  знала
наизусть каждое слово.  Она помнила,  что Кэри Грант провожал мать на церемонию
присуждения наград  Академии в  1955  году,  а  Дэвид  Наивен  считал ее  самой
ослепительной красавицей в  подлунном  мире,  и  что  Дэвид  Селзник  приглашал
Кэролайн сниматься в  одной из  своих картин.  Мередит помнила также,  что мать
играла в трех бродвейских мюзиклах,  и критики,  уничтожающе отзывавшиеся об ее
игре,  превозносили,  однако,  стройные  ножки  и  идеальную фигуру.  Репортеры
светской хроники намекали на  страстные романы  между  Кэролайн и  почти  всеми
героями-любовниками в  спектаклях и  фильмах.  В  альбом  были  вклеены  снимки
Кэролайн,  закутанной в  дорогие меха,  на вечеринке в Риме,  в черном вечернем
платье без бретелек -  в  игорном зале Монте-Карло.  На  одной фотографии она в
узеньком бикини загорает на пляже в Монако,  на другой -  катается в Гстааде на
лыжах в компании олимпийского чемпиона Швеции.  Для Мередит было очевидным, что
Кэролайн постоянно окружали привлекательные мужчины.
          Последняя вырезка была  наклеена матерью полгода спустя после поездки
в Гстаад.  На фотографии Кэролайн в роскошном белом подвенечном платье, смеясь,
сбегает вниз по  ступенькам собора под руку с  Филипом Бенкрофтом под дождем из
рисовых  зерен.  Ведущие светской хроники из  кожи  вон  лезли,  чтобы  описать
свадьбу,  ставшую событием сезона. На прием в "Палмер Хаус-хотэл" представители
прессы не допускались,  но тем не менее скрупулезно перечислили всех знаменитых
гостей,  приглашенных счастливым женихом,  -  от Вандербильдов и Уитни до судей
Верховного суда и четырех американских сенаторов.
          Супружеская жизнь длилась два года - достаточно долго, чтобы Кэролайн
успела  забеременеть,   родить  девочку,  броситься  в  объятия  подозрительной
личности -  тренера  по  конному спорту  -  и  сбежать в  Европу  с  поддельным
итальянским графом, гостившим к тому же в доме Бенкрофтов.
          Больше Мередит почти ничего не знала,  если не считать того, что мать
ни  разу не  удосужилась послать ей  письмо,  не  говоря уже о  поздравительной
открытке  на  день  рождения.   Отец  Мередит,  придававший  огромное  значение
достоинству,  как,  впрочем,  и  другим старомодным ценностям,  считал ее  мать
эгоистичной потаскухой,  не  имеющей ни  малейшего представления о  супружеской
верности и  материнском долге.  Когда  Мередит исполнился год,  Филип  подал на
развод и  обратился в  суд с заявлением о получении опеки над дочерью,  готовый
пустить в  ход все немалое политическое и финансовое влияние Бенкрофтов,  чтобы
до биться своего и лишить Кэролайн родительских прав.  Правда, особых усилий не
понадобилось.  Если  верить словам Филипа,  мать  даже не  явилась на  судебное
заседание и, уж конечно, не пыталась вступить в бой с бывшим мужем.
          Выиграв иск,  Филип решил сделать все,  чтобы дочь не пошла по стопам
матери.  Он был полон решимости добиться, чтобы Мередит заняла подобающее место
в  длинном  ряду  исполненных достоинства женщин,  носивших фамилию  Бенкрофт и
проживших  примерную жизнь,  посвященную добрым  делам  и  благотворительности,
подобающую их положению, чьи репутации никогда не затронула и тень скандала.
          Когда  Мередит настало время идти  в  школу,  Филип,  к  собственному
раздражению,  обнаружил,  что  принципы  поведения даже  в  его  обществе стали
значительно менее строгими. Многие из его знакомых более благодушно смотрели на
поведение своих  детей и  даже  посылали своих отпрысков в  такие прогрессивные
школы,  как Бентли и  Ривервью.  Посетив эти школы,  Филип услышал странные для
себя  фразы:   "занятия  без   домашних  заданий"  и   "самовыражение".   Столь
прогрессивное обучение казалось ему обыкновенной распущенностью и говорило лишь
о  весьма невысоких стандартах.  Филип не пожелал и слышать ни о чем подобном и
записал  дочь  в  закрытую  католическую  школу  Святого  Стефана,  управляемую
монахинями-бенедиктинками,  ту самую школу,  которую в  свое время посещали его
мать и тетя.
          В  этой  школе  ему  нравилось все.  Тридцать четыре первоклассницы в
скромных серо-голубых джемперах в клеточку, и десять мальчиков в белых сорочках
и  голубых  галстуках почтительно встали,  как  только  Филип  в  сопровождении
монахини вошел в комнату. Сорок четыре юных голоса пропели хором:
          - Доброе утро, сестра!
          Кроме того,  обучение здесь до сих пор велось академическими методами
в  отличие от  Бентли,  где  Филип  своими  глазами видел,  как  некоторые дети
рисовали,  окуная пальцы в  гуашь,  а  остальные,  те,  кто  хотел  заниматься,
трудились над  математическими заданиями.  Кроме того,  здесь Мередит впитает и
строгие правила морали.
          Отец не  закрывал глаза на  то,  что теперь в  домах по  соседству со
школой  Святого Стефана живут  люди  более  скромного положения,  чем  в  былые
времена,  но  был  одержим  желанием,  чтобы  дочь  воспитывалась так  же,  как
порядочные женщины трех поколений Бенкрофтов,  посещавшие эту  школу.  Пришлось
решить проблему неподходящего окружения, приказав водителю каждое утро отвозить
Мередит в школу.
          Единственное,  чего не удавалось понять Филипу,  - то, что мальчики и
девочки,   посещавшие  школу,  совсем  не  были,  как  раньше,  добродетельными
маленькими созданиями.  Обычные  ребятишки из  семей  среднего достатка и  даже
совсем  бедных,  они  вместе играли,  вместе ходили в  школу  и  все  как  один
подозрительно относились к отпрыскам более состоятельных семей.
          Мередит тоже  не  сознавала этого,  когда  переступила порог  первого
класса.  Одетая  в  аккуратную серо-голубую  клетчатую  форму  и  сжимая  новую
корзинку с завтраком, она буквально тряслась от нервного возбуждения, как любая
шестилетняя девочка, перед встречей с целым классом незнакомых детей, но совсем
не  чувствовала страха.  Проведя почти всю  жизнь в  относительном одиночестве,
если  не  считать  отца  и  слуг  в  качестве компаньонов,  девочка нетерпеливо
предвкушала, что теперь у нее наконец появятся друзья.
          Первый день прошел довольно спокойно,  но  дела неожиданно обернулись
куда  хуже,  когда  после  уроков  ученики  высыпали  на  площадку  для  игр  и
автостоянку.  На площадке Мередит уже поджидал стоящий у "роллс-ройса" Фенвик в
черной шоферской униформе.  Остальные дети замерли,  глядя на нее с  раскрытыми
ртами,  и  тут же определили,  что новая ученица богата,  а следовательно,  "не
такая".
          Этого было достаточно, чтобы отнестись к ней настороженно и держаться
на расстоянии,  но к концу недели одноклассники подметили кое-что еще:  Мередит
Бенкрофт рассуждала как взрослая,  не знала ни одной игры, в которые они играли
на переменах,  а  если и  присоединялась к ним,  то выглядела ужасно неуклюжей.
Хуже  всего,   что  не   прошло  и   нескольких  дней,   как  природный  ум   и
сообразительность позволили девочке стать любимицей учительницы.
          Мередит  осудили  и  заклеймили  как  чужачку,   существо  из  иного,
враждебного мира,  с  которым лучше не  общаться.  Возможно,  если  бы  девочка
оказалась достаточно хорошенькой,  чтобы вызвать восхищение,  это  со  временем
помогло бы ей стать "своей",  но красотой она не отличалась.  В  девять лет она
появилась в  школе с  очками на носу,  в двенадцать -  со скобками на зубах,  в
тринадцать считалась самой  высокой  девочкой в  классе.  Так  проходили унылые
одинокие годы.
          Мередит  уже  отчаялась  завести  настоящую подругу,  как  вдруг  все
изменилось.  В восьмой класс пришла Лайза Понтини.  На дюйм выше Мередит, Лайза
двигалась с  грацией прославленной фотомодели и  отвечала на сложные вопросы по
алгебре,  словно пресыщенный званиями ученый.  В  тот полдень Мередит сидела на
низком каменном заборе,  идущем по периметру школы,  как в любой другой день, и
ела завтрак в одиночестве,  раскрыв книгу на коленях.  Она начала читать просто
затем,  чтобы скоротать время и  хотя  бы  немного приглушить тягостное чувство
одиночества и  оторванности от  класса,  но через несколько лет стала настоящим
книжным червем.
          Она  уже  хотела перевернуть страницу,  когда в  поле зрения возникла
пара   обшарпанных  полуботинок.   Мередит  подняла  глаза.   Лайза  Понтини  с
любопытством   взирала   на    нее.    Розовощекая,    с    непокорной   гривой
рыжевато-каштановых волос,  Лайза была полной противоположностью Мередит; более
того, она излучала неуловимую атмосферу дерзкой уверенности в себе, придававшей
ей  то,  что  журнал  "Семнадцатилетние" называл рисовкой.  Вместо  того  чтобы
скромно накинуть на плечи серый школьный свитер, как это сделала Мередит, Лайза
небрежно завязала рукава над грудью.
          - Господи,  ну  и  скучища же,  -  объявила она,  плюхнувшись рядом с
Мередит  и  оглядывая школьный двор.  -  Никогда  в  жизни  не  видела  столько
парней-коротышек!  Должно быть, в фонтанчики с питьевой водой подбавляют что-то
замедляющее их рост. Какая у тебя средняя оценка?
          Отметки в школе выражались в процентах с точностью до одной десятой.
          - 97,8,  -  ответила Мередит, немного ошеломленная словесным градом и
непонятным дружелюбием.
          - А моя -  98,1,  -  объявила Лайза.  И тут Мередит заметила, что уши
новой  знакомой проколоты.  В  школе запрещалось носить серьги и  красить губы.
Лайза,  в  свою  очередь,  разглядывала Мередит  и  с  недоуменной улыбкой  без
обиняков осведомилась:
          - Ты одиночка по характеру или что-то вроде парии?
          - Никогда не думала об этом, - солгала Мередит.
          - Сколько еще тебе осталось носить скобки?
          - Ровно год,  -  пробормотала Мередит, решив, что Лайза совершенно ей
не нравится. Она закрыла книгу и встала, радуясь, что звонок вот-вот прозвенит.
          В этот день,  как обычно в последнюю пятницу каждого месяца,  ученики
выстроились  в  церкви  на  исповедь.   Чувствуя  себя,  как  всегда,  позорной
грешницей, Мередит встала на колени в исповедальне и призналась отцу Викерсу во
всех омерзительных деяниях,  включая такие, как нелюбовь к сестре Мэри Лоренс и
пустая трата времени из-за размышлений о собственной внешности.  Закончив,  она
придержала дверь для следующего в очереди,  а сама,  встав на колени в проходе,
произнесла наложенные в  качестве епитимьи молитвы.  Поскольку школьникам после
этого  было  позволено отправляться домой,  Мередит решила  подождать Фенвика и
вышла из  церкви.  Несколько минут спустя по ступенькам сбежала Лайза,  на ходу
натягивая  жакет.  Все  еще  терзаясь  из-за  мучительно-правдивых слов  Лайзы,
Мередит настороженно наблюдала, как новенькая, оглядевшись, не спеша подходит к
ней.
          - Просто не  поверишь,  -  провозгласила Лайза,  -  этот Викерс велел
прочитать по одной молитве на каждую бусину четки,  и всего-навсего за то,  что
немного  пообжималась с  парнем!  Представляю,  какую  епитимью он  наложит  за
французский поцелуй!  -  добавила она с  дерзкой ухмылкой,  садясь на ступеньку
рядом с Мередит.
          Той раньше и  в  голову не приходило,  что национальность может иметь
какое-то  отношение  к  способу  целоваться,  но  из  замечания Лайзы  невольно
напрашивалось заключение,  что, каким бы образом это ни проделывали во Франции,
священники явно  не  желали,  чтобы  ученики  школы  Святого Стефана занимались
подобными  вещами.  Пытаясь  выглядеть  искушенной  и  умудренной  жизнью,  она
кивнула:
          - За подобные вещи отец Викерс заставит тебя подметать церковь.
          Лайза хихикнула, с любопытством изучая Мередит:
          - А у твоего дружка тоже скобки на зубах? Мередит, подумав о Паркере,
покачала головой.
          - Здорово,  -  объявила  Лайза,  заразительно улыбаясь.  -  Я  всегда
гадала,  как могут двое людей со  скобками целоваться и  при этом не зацепиться
друг  за  друга.  Моего  дружка зовут  Марио Кампано.  Он  высокий,  красивый и
смуглый. А твоего? И какой он?
          Мередит поглядела в сторону улицы,  надеясь,  что Фенвик не вспомнит,
какой сегодня день.  И  хотя тема разговора была довольно щекотливой,  но Лайза
Понтини  почему-то  неодолимо притягивала Мередит,  и  она  почувствовала,  что
новенькая искренне хочет с ней подружиться.
          - Ему восемнадцать,  -  откровенно объяснила Мередит, - и он похож на
Роберта Редфорда. Его зовут Паркер.
          - А фамилия?
          - Рейнолдс.
          - Паркер Рейнолдс,  -  повторила Лайза,  сморщив носик.  -  Похоже на
светского сноба. Он хорош в этом?
          - В чем?
          - Здорово целуется?
          - О..,   ну..,  да.  Совершенно  фантастически.  Лайза  издевательски
прищурилась:
          - Да ты с ним в жизни не целовалась. Краснеешь, когда врешь.
          Мередит резко вскочила.
     . - Послушай, - рассерженно начала она, - я не просила тебя подходить и...
          - Эй,  не стоит из-за этого лезть в бутылку.  Целоваться вовсе не так
уж приятно.  То есть когда Марио впервые поцеловал меня..,  не поверишь,  мне в
жизни не было так неловко.
          Гнев Мередит мгновенно испарился,  как  только она поняла,  что Лайза
готова  честно  признаться в  собственных недостатках.  Девочка  села  рядом  с
новенькой.
          - Ты смутилась, потому что он поцеловал тебя?
          - Нет,  просто я  нечаянно оперлась о  входную дверь и  нажала плечом
звонок.  Отец открыл дверь,  я  рухнула в его объятия,  пока Марио что было сил
цеплялся за  меня.  Мы  трое свалились на  пол,  и  нас целую вечность не могли
распутать.
          Радостный  вопль  Мередит  немедленно стих  при  виде  "роллс-ройса",
заворачивающего за угол.
          - Это..,  это  за  мной,  -  пробормотала она.  Лайза подняла глаза и
охнула:
          - Иисусе, да ведь это "ролле"!
          Сконфуженно кивнув, Мередит пожала плечами и собрала книги:
          "  -  Мм  живем  далеко отсюда,  и  отец  не  хочет,  чтобы я  ездила
автобусом.
          - Значит,  твой па -  водитель? - кивнула Лайза, направляясь вместе с
Мередит к машине.  -  Должно быть, здорово кататься в таком автомобиле и делать
вид, что богата. - И, не дав Мередит ответить, продолжала:
          - Мой  отец  -  слесарь-водопроводчик.  Сейчас  его  профсоюз объявил
забастовку, поэтому мы переехали сюда, где квартиры дешевле. Ну знаешь, как это
бывает.
          Мередит не имела ни малейшего представления о том,  "как это бывает",
но  из  гневных тирад  отца  знала,  какое  воздействие профсоюзы и  забастовки
оказывают на подобных Бенкрофту деловых людей. Но, услыхав мрачный вздох Лайзы,
девочка сочувственно кивнула.
          - Должно быть, туго вам приходится. Хочешь, подвезу домой?
          - Неужели! Нет, постой, не может это подождать до следующей недели? У
меня семеро братьев и  сестер,  и  у ма вечно находится тысяча дел.  Я уж лучше
поболтаюсь тут немного, а потом пойду домой в обычное время.
          Это  было  неделю назад,  и  робкая дружба,  родившаяся в  тот  день,
расцвела и  окрепла,  подкрепляемая смехом,  разделенными секретами и взаимными
признаниями.  И  теперь,  глядя на портрет Паркера и  думая о танцах в субботу,
Мередит решила завтра же попросить у  Лайзы совета.  Она все знала насчет мод и
причесок.   Может,  Лайза  предложит  что-нибудь,  что  сделает  Мередит  более
привлекательной для Паркера.
          На  следующий  день,  когда  девочки  принялись за  завтрак,  Мередит
приступила к осуществлению своего плана:
          - Скажи, могу я сделать что-нибудь со своим лицом, кроме пластической
операции, конечно, чтобы понравиться Паркеру?
          Прежде чем ответить, Лайза долго, внимательно изучала подругу:
          - Эти очки и скобки,  конечно,  вряд ли могут возбудить страсть, сама
понимаешь, - пошутила она наконец. - Сними очки и встань.
          Мередит молча подчинилась и, чуть поеживаясь, огорченно ожидала, пока
Лайза медленно обходила ее, продолжая оглядывать.
          - Ты  как  будто из  кожи вон  лезешь,  чтобы выглядеть дурнушкой,  -
заключила она.  -  И  это  при  таких потрясающих глазах и  волосах!  Чуть-чуть
косметики,  никаких  очков,  другая  прическа  -  и,  вполне  возможно,  Паркер
посмотрит на тебя повнимательнее завтра вечером.
          - Ты  в  самом деле так думаешь?  -  выдохнула Мередит,  не спуская с
подруги широко раскрытых глаз.
          - Я  сказала  "возможно",  -  с  безжалостной  искренностью поправила
Лайза.  -  Он старше тебя,  так что твой возраст -  недостаток. Кстати, какой у
тебя ответ в контрольной по математике?
          За последнюю неделю Мередит уже привыкла к мгновенным переходам Лайзы
от  одной  темы  к  другой.  Она,  похоже,  была  слишком умна,  чтобы  надолго
сосредоточиться на чем-то одном. Мередит назвала цифру, и Лайза кивнула.
          - У  меня тот же.  С такими мозгами,  как у нас,  -  пошутила она,  -
очевидно,  что другого просто быть не может.  Знаешь, в этой занудной школе все
считают, что "ролле" принадлежит твоему папаше.
          - Я никогда не уверяла их в обратном, - честно призналась Мередит.
          Лайза впилась зубами в яблоко и кивнула:
          - С  какой радости?  Если они  настолько глупы,  что  считают,  будто
богатая девчонка может ходить в такую школу,  я, возможно, тоже позволила бы им
так думать.
          Сегодня,  как  и  всю  неделю,  Лайза  снова с  готовностью уселась в
машину,  поскольку Фенвик,  хотя и  неохотно,  согласился отвозить домой и  ее.
Когда  "ролле" остановился перед выкрашенным в  коричневую краску бунгало,  где
жило  семейство Понтини,  Мередит жадно  впитывала взглядом обычную суматоху на
переднем дворе:  всюду бегают малыши, валяются игрушки, стоит непрерывный крик.
Мать Лайзы, как всегда, в огромном фартуке, стояла на крыльце.
          - Лайза,  -  окликнула она с  сильным итальянским акцентом,  -  Марио
звонит.  Хочет поговорить с тобой.  Привет,  Мередит,  -  добавила она, помахав
рукой,  -  оставайся как-нибудь на ужин.  И  переночуешь у  нас,  чтобы отцу не
приходилось заезжать за тобой так поздно.
          - Спасибо,  миссис Понтини,  -  отозвалась Мередит,  в  свою очередь,
помахав рукой, - обязательно.
          Все было именно так,  как много лет мечтала Мередит: наконец-то у нее
есть  подруга,  с  которой  можно  делиться всем  и  даже  получить приглашение
погостить, и девочка была вне себя от радости.
          Лайза захлопнула дверцу машины и сунула голову в окошко.
          - Твоя мама сказала, что Марио у телефона, - напомнила Мередит.
          - Невредно заставлять парня  подождать,  -  пояснила Лайза,  -  пусть
немного поволнуется. Только не забудь позвонить мне в воскресенье и рассказать,
как все было с Паркером. Жаль, что я не смогу причесать тебя перед танцами.
          - Жаль,  -  согласилась Мередит, хотя знала, что если Лайза попадет к
ней  домой,  обман  тут  же  раскроется.  Каждый  день  она  давала себе  слово
признаться во всем и каждый день не решалась, убеждая себя, что чем лучше Лайза
узнает,  какова Мередит на самом деле,  тем меньше для нее будет значить, богат
или беден ее отец.
          - Если бы ты пришла завтра, могла бы провести у нас ночь. Пока я буду
на танцах, сделаешь уроки, а потом я вернусь и расскажу, как все было.
          - Но я не могу. Завтра вечером иду на свидание с Марио.
          Мередит   была   потрясена  тем,   что   родители   Лайзы   позволяют
четырнадцатилетней дочери встречаться с мальчиком.  Но Лайза только рассмеялась
и сказала, что Марио не посмеет распустить руки, поскольку знает, какую веселую
жизнь ее отец и дядья устроят ему в атом случае.
          Выпрямившись, Лайза сказала на прощание:
          - Только помни,  что я  тебе говорила,  хорошо?  Флиртуй с  Паркером,
смотри ему в  глаза,  нежно улыбайся.  И зачеши волосы наверх,  чтобы выглядеть
старше и утонченней.
          Всю  дорогу  домой  Мередит  пыталась  представить себя  флиртующей с
Паркером.  Послезавтра его день рождения -  она еще год назад узнала об  этом и
запомнила..,  и именно тогда впервые поняла,  что влюбилась в него.  На прошлой
неделе она провела в аптеке   целый час,  пытаясь найти
подходящую поздравительную открытку,  но те, которые выражали ее действительные
чувства,  были  весьма несдержанные или  слишком сентиментальные.  И  какой  бы
наивной ни  была  девушка,  все-таки  сумела  сообразить,  что  Паркер едва  ли
обрадуется открытке с надписью: "Моей настоящей и единственной любви..."
          Пришлось,  хотя и с сожалением,  довольствоваться открыткой, где было
затейливо выведено: "Поздравляю дорогого друга с днем рождения".
          Мередит  откинула  голову  и  закрыла  глаза,  мечтательно  улыбаясь,
представляя себя  великолепной моделью,  изрекающей остроумные меткие фразы,  и
Паркера, который с восторгом ловит каждое слово.

     Глава 2

          Мередит с  упавшим сердцем всматривалась в  свое отражение в зеркале.
Миссис Эллис  стояла сзади,  одобрительно покачивая головой.  Когда на  прошлой
неделе Мередит с  экономкой отправились за  покупками,  цвет платья имел как бы
мягкий  оттенок  мерцающего  топаза.  Сегодня  же  оказалось,  что  это  просто
коричневый бархат с  металлическим отливом,  а туфли,  специально выкрашенные в
тон,  имели солидный старушечий вид,  особенно из-за низких,  толстых каблуков.
Вкус миссис Эллис был чересчур практичным,  а кроме того,  отец строго-настрого
приказал  им  выбрать  платье,  "подходящее  для  молодой  девушки  возраста  и
воспитания Мередит". Из магазина на одобрение Филипа прислали три платья, и это
оказалось единственным,  которое,  по его мнению,  не было слишком открытым или
слишком прозрачным.
          Волосы -  вот что не приводило Мередит в отчаяние.  Обычно она делала
сбоку пробор и закалывала их над ухом, но Лайза сумела убедить подругу, что для
сегодняшнего вечера необходима новая,  более  изысканная прическа.  Сегодня она
попросила миссис  Эллис  поднять волосы наверх и  уложить локоны короной,  так,
чтобы крошечные завитки спадали на  уши.  Мередит казалось,  что  она  выглядит
прекрасно.
          - Мередит, - начал отец, по обыкновению ворвавшись в комнату с пачкой
билетов в  оперу,  -  Паркеру Рейнолдсу понадобилось два  лишних  билета  на  "
Риголетто ",  и я сказал,  что он может воспользоваться нашими. Не отдашь ли их
молодому Паркеру, когда... - Он наконец поднял глаза на дочь, и осекся:
          - Что это ты сотворила со своими волосами?!
          - Подумала, что, может быть, лучше сделать сегодня другую прическу.
          - Я  предпочитаю твою  обычную,  Мередит.  И,  наградив миссис  Эллис
разъяренным взглядом, объявил:
          - Когда  вы  поступали  ко  мне  на  службу,   мадам,   мы,  кажется,
договорились,  что,  кроме выполнения обязанностей экономки,  вы  станете также
давать моей дочери советы,  как  вести себя подобающим образом.  Эта прическа--
ваша идея или?..
          - Это я  попросила миссис Эллис помочь мне уложить волосы именно так,
папа, - вмешалась Мередит, видя, что миссис Эллис побледнела и вздрогнула.
          - В таком случае стоило спросить ее мнения,  вместо того чтобы просто
приказывать!
          - Да,  конечно,  -  кивнула Мередит.  Она и помыслить не могла о том,
чтобы намеренно разозлить или,  еще хуже,  разочаровать отца. Он заставлял дочь
чувствовать себя виноватой в  неудачах дня,  если по  ее вине у  него портилось
настроение.
          - Ну что ж,  ничего страшного,  - решил наконец Филип, видя, что дочь
искренне раскаивается.  -  Миссис  Эллис  сможет  перед  уходом  расчесать тебе
волосы.  Я  принес тебе кое-что,  дорогая,  -  добавил он,  вынимая из  кармана
длинный темно-зеленый бархатный футляр. - Ожерелье. Можешь надеть его сегодня -
оно очень пойдет к твоему наряду.
          Мередит  нетерпеливо  ждала,   пока  отец  пытался  открыть  замочек.
Конечно, это золотой кулон или даже...
          - Это  жемчуг  твоей  бабушки Бенкрофт,  -  объявил наконец Филип,  и
Мередит потребовались нечеловеческие усилия,  чтобы скрыть разочарование, когда
отец извлек из футляра длинную жемчужную нить.
          - Повернись, я сам его застегну.
          Двадцать минут спустя Мередит снова стояла перед зеркалом, безуспешно
пытаясь убедить себя,  что  она неплохо выглядит.  Волосы снова свисали с  плеч
прямыми девчоночьими прядями,  но  последней каплей оказался жемчуг.  Ее  бабка
носила ожерелье почти не снимая,  и,  по правде говоря,  оно было на ней даже в
минуту смерти. И теперь жемчуг свинцовым грузом лег на грудь Мередит.
          - Прошу прощения, мисс.
          Знакомый голос дворецкого заставил девочку поспешно обернуться.
          - Внизу стоит некая мисс Понтини и утверждает,  что она ваша школьная
подруга.
          Осознав,   что   правда  наконец  вышла  наружу,   Мередит  бессильно
опустилась на кровать,  отчаянно пытаясь найти выход и  прекрасно понимая,  что
попала в собственную ловушку.
          - Пожалуйста, позовите ее.
          Через несколько минут появилась Лайза,  ступая так осторожно,  словно
попала на незнакомую планету.
          - Я  пыталась дозвониться,  но  телефон был занят целый час,  поэтому
рискнула приехать.
          Остановившись посреди  спальни,  она  принялась  внимательно  изучать
обстановку:
          - Кстати,  кому принадлежит эта куча булыжников? В любое другое время
столь  неуместное сравнение заставило бы  Мередит рассмеяться.  Теперь  же  она
смогла лишь тихо, напряженно сказать:
          - Моему отцу. Лицо Лайзы застыло:
          - Я так и подумала,  особенно когда мужчина,  открывший дверь, назвал
тебя  "мисс Мередит" таким голосом,  каким отец  Викерс говорит "Благословенная
дева Мария, Матерь Божья".
          И, повернувшись на каблуках, Лайза устремилась к двери.
          - Лайза, подожди, - умоляюще попросила Мередит.
          - Ты,  должно быть,  неплохо повеселилась за мой счет,  -  язвительно
бросила  Лайза,   круто  разворачиваясь.  -  Потрясающий  день!  Сначала  Марио
приглашает на прогулку и  пытается сорвать с  меня одежду,  а когда я прихожу в
дом к подруге, обнаруживаю, что она все это время делала из меня дурочку.
          - Вовсе нет!  -  воскликнула Мередит.  - Я позволила тебе думать, что
Фенвик,  наш водитель, - мой отец, только потому, что боялась дня, когда правда
выплывет наружу.
          - Ну  да,   конечно,   еще  бы!   -  с  пренебрежительным  недоверием
отмахнулась Лайза. - Богатая маленькая крошка ужасно нуждается в подруге, такой
нищенке,  как я.  Готова поклясться, ты и твои богатые дружки смеялись над тем,
как ма умоляет тебя поужинать с нами, предлагает спагетти, и...
          - Прекрати!  -  вскрикнула Мередит.  -  Ты не понимаешь! Мне нравятся
твои родители,  и я очень нуждаюсь в твоей дружбе. У тебя братья и сестры, тети
и дядья и все то, что я всегда хотела иметь. Почему ты думаешь, что если я живу
в  этом дурацком доме,  значит,  все великолепно и  чудесно?  Посмотри,  как он
подействовал на  тебя!  Один взгляд -  и  ты  не  желаешь иметь со  мной ничего
общего. И так было в школе, сколько я себя помню. И, к твоему сведению, я люблю
спагетти! И такие дома, как у тебя, там, где люди смеются, и кричат, и шутят!
          Мередит  осеклась,   видя,   как   гнев   на   лице   Лайзы  сменился
саркастической улыбкой:
          - Так, значит, тебе нравится шум?
          - Наверное, - слабо улыбнулась Мередит.
          - А как насчет твоих богатых приятелей?
          - У меня их нет.  То есть,  конечно, я знаю многих своих ровесников и
даже вижусь с ними иногда,  но все они ходят в другие школы и дружат много лет.
Я для них чужая.., посторонняя.
          - Почему отец послал тебя в школу Святого Стефана?
          - Он думает,  что это прекрасно воспитывает характер. Моя бабка и его
сестра туда ходили.
          - Похоже, твой отец не в себе.
          - Наверное,  зато  у  него  благие намерения.  Лайза пожала плечами и
намеренно бесцеремонно бросила:
          - В таком случае он ведет себя, как большинство отцов.
          Это   прозвучало  слабым   намеком   на   примирение,   нерешительным
подтверждением общности,  роднившей подруг,  и  в  комнате воцарилось молчание.
Разделенные  огромной  кроватью  в   стиле  Людовика  Четырнадцатого  и   почти
непреодолимой  классовой  пропастью,  эти  необычайно  способные  и  обладающие
блестящим умом  девочки наконец-то  осознали всю  степень различий между ними и
сейчас взирали друг на друга со смесью угасающей надежды и настороженности.
          - Наверное, мне лучше уйти, - выговорила наконец Лайза.
          Мередит тоскливо оглядела нейлоновый рюкзак, который принесла с собой
Лайза  с  очевидным намерением переночевать у  подруги,  подняла руку  в  немой
мольбе, но тут же опустила, поняв, что всякие просьбы бесполезны.
          - Мне тоже скоро пора уезжать, - сказала она вместо этого. - Желаю..,
хорошо провести время.
          - Фенвик может подвезти тебя  домой после того,  как  высадит меня  у
отеля.
          - Я могу дождаться автобуса...  - начала было Лайза, но в этот момент
впервые по-настоящему обратила внимание на платье Мередит и в ужасе осеклась:
          - Кто..,   кто  выбирает  тебе  одежду?   Неужели  ты  в  самом  деле
собираешься надеть это сегодня?
          - Да. Не нравится?
          - Ты хочешь знать правду?
          - Не очень.
          - Ну а как бы ты сама отозвалась об этом платье?  Мередит расстроенно
вздохнула:
          - Слово "безобразное" что-то  значит для  тебя?  Закусив губу,  чтобы
скрыть смех, Лайза подняла брови:
          - Если ты знала, что оно уродливое, почему купила?
          - Отец посчитал его самым подходящим.
          - У твоего отца вшивый вкус.
          - Ты не должна говорить таких слов,  как "вшивый",  -  тихо поправила
Мередит,  понимая, что Лайза совершенно права и платье действительно уродливое.
- Они выставляют тебя грубой и бесчувственной, а ведь это не правда. Конечно, я
не  умею одеваться,  укладывать волосы,  зато точно знаю,  как  нужно правильно
говорить.
          Лайза смотрела на  нее  с  открытым ртом,  и  в  это мгновение что-то
неуловимо изменилось:  родилось,  возникло пока еще  такое робкое родство столь
несходных между собой душ,  неожиданно понявших,  как много они могут дать друг
другу.  Медленная улыбка зажгла карие  глаза Лайзы.  Склонив голову набок,  она
придирчиво осмотрела платье Мередит.
          - Оттяни  плечи  немного вниз,  посмотрим,  может,  станет  лучше,  -
неожиданно велела она.
          Мередит расплылась в дружеской улыбке и немедленно подчинилась.
          - И  прическа у  тебя  черт-те  какая..,  вши..,  ужасная,  -  быстро
поправилась Лайза  и,  оглядевшись,  показала на  букет искусственных цветов на
комоде:
          - Цветок в  волосах или  за  поясом сразу привлечет внимание к  твоим
глазам.
          Мередит  с   безошибочным  инстинктом  многих   поколений  Бенкрофтов
мгновенно почувствовала, что победа близка и сейчас самое время воспользоваться
достигнутым:
          - Ты проведешь здесь ночь? Я вернусь часам к одиннадцати, и никому не
будет дела, когда мы ляжем спать, хоть на рассвете!
          - Лайза, поколебавшись, кивнула:
          - Так и быть.
          И, снова оглядев Мередит, поинтересовалась:
          - Почему ты выбрала туфли на таких некрасивых низких каблуках?
          - По крайней мере я не выгляжу такой высокой.
          - Да высокие сейчас самый писк моды,  глупышка!  И эти жемчуга...  Ты
должна их носить?
          - Так хотел отец.
          - Но ты могла бы их снять в машине, верно?
          - Он ужасно рассердится, если узнает.
          - Ну я-то уж,  во всяком случае,  ему не проболтаюсь.  И  даже одолжу
тебе губную помаду,  -  пообещала Лайза, поспешно роясь в сумочке. - Как насчет
очков? Ты обязательно должна нацепить их?
          - Только  если  хочу  что-то  увидеть,  -  заверила  Мередит,  давясь
смешком.
          Сорок  пять  минут  спустя она  вышла из  дома.  Лайза говорила,  что
обладает талантом украшать все  -  от  людей  до  комнат,  и  теперь Мередит ей
поверила.  Шелковый цветок,  приколотый за ухом, позволил девочке почувствовать
себя более элегантной. Легкий слой румян оживил лицо, а помада, хотя и была, по
словам Лайзы,  слишком яркая для блондинок,  придавала девочке более взрослый и
утонченный вид. Ощутив небывалый прилив уверенности в себе, Мередит обернулась,
помахала стоящим в дверях Лайзе и миссис Эллис и улыбнулась подруге:
          - Если  хочешь,  можешь,  пока  меня не  будет,  заново обставить мою
спальню, я не стану возражать.
          Лайза залихватски выбросила вперед большие пальцы рук:
          - Не заставляй Паркера ждать.

     Глава 3

     Декабрь 1973 года

          Бешеный,  с каждым мгновением усиливающийся стук сердца заглушал звон
колоколов,   звучавших  в   мозгу   Мэтта   Фаррела,   упоенно  вонзавшегося  в
требовательное, жадное тело Лоры, поглощенной безумной скачкой. На этот раз она
была сверху,  с каждым движением бедер втягивая его в себя все глубже,  буйная,
неистовая, ненасытная.., почти на грани ослепительного экстаза.
          ...Колокола гремели в  странном ритме.  Не  мелодичный звон церковных
колоколов в центре города, не тревожный зов пожарной сирены...
          - Эй, Фаррел, ты там?
          Он определенно был "там".  Там,  где надо. В ней, и казалось, вот-вот
взорвется. Колокола.
          - Черт побери, Фаррел... Колокола.
          - Где, дьявол тебя возьми... Колокола.
          - ..ты шляешься?
          Наконец в его воспаленной голове забрезжила догадка:  там, снаружи, у
бензоколонок,  кто-то выкрикивает его имя и при этом прыгает на шланге, который
надсадно позванивает в конторе станции техобслуживания.
          Лора мгновенно замерла, тихо вскрикнув:
          - О Боже, там кто-то есть!
          Слишком поздно. Он не мог и не хотел остановиться. Кроме того, Мэтт с
самого начала не желал встречаться здесь с Лорой,  но та настаивала, и умоляла,
и  соблазняла,  и  теперь его тело не повиновалось предостережению об опасности
вторжения нежелательного свидетеля.  Вцепившись в округлые ягодицы Лоры, он , с
силой рванул ее вниз,  на себя, врезался в податливые глубины в последний раз и
обмяк.  Еще  мгновение блаженного отдыха,  и  Мэтт откатился,  сел,  мягко,  но
поспешно оттолкнув ее. Лора уже опускала юбку и одергивала свитер. Мэтт толкнул
ее  за  штабель новых  покрышек и  встал как  раз  в  тот  момент,  когда дверь
распахнулась и  на  пороге,  хмуро,  подозрительно оглядываясь,  появился  Оуэн
Кинан:
          - Какого дьявола тут творится,  Мэтт?  Я  глотку надорвал,  а тебя не
дозовешься!
          - Небольшой   перерыв,   -   отозвался   Мэтт,   приглаживая  волосы,
взлохмаченные Лорой в порыве страсти. - Чего тебе?
          - Твой па  напился в  дымину в  баре у  Максины.  Туда уже отправился
шериф. Если не хочешь, чтобы он провел ночь в "обезьяннике", лучше поспеши.
          После ухода Оуэна Мэтт  поднял с  пола  пальто Лоры,  на  котором они
лежали всего несколько минут назад,  отряхнул его и помог ей одеться.  Он знал,
что  Лора попросила подругу высадить ее  здесь,  а  это  означало,  что  теперь
любовницу нужно отсюда увезти.
          - Где ты оставила машину?  -  спросил он. Лора объяснила', куда нужно
ехать. Мэтт кивнул:
          - Сейчас отвезу тебя, прежде чем отправиться на спасение папаши.
          Они ехали по Мейн-стрит,  главной улице,  и  на перекрестках сверкали
рождественские огни,  расцвечивая яркими красками летящие снежинки.  В северном
конце  города  красный  пластмассовый венок  висел  над  дорожным  указателем с
надписью:  "ДОБРО  ПОЖАЛОВАТЬ  В  ЭДМУНТОН,  ШТАТ  ИНДИАНА,  НАСЕЛЕНИЕ  38  124
ЧЕЛОВЕКА".
          Из  громкоговорителя на  крыше  "Элк-клуба"  неслась  громкая мелодия
"Тихой  ночи",  беспорядочно перемешиваясь с  не  менее  оглушительными звуками
"Звените,  колокольчики",  вырывавшимися из пластиковых санок на крыше скобяной
лавки Хортона.
          Тихо,  медленно  падающий снег  и  рождественская иллюминация творили
чудеса с  Эдмунтоном,  придавая волшебно-сказочный вид  этому месту,  которое в
резком  свете  дня  оказывалось просто  маленьким городишкой,  примостившимся в
неглубокой  лощине  и  представляющим  собой  скопление  высоких  дымовых  труб
сталелитейных заводов,  непрерывно выбрасывающих в  воздух гейзеры пара и дыма.
Темнота окутала все  это  бархатным плащом,  скрыла  южный  район  города,  где
аккуратные,   чистенькие  дома  уступали  место  сначала  трущобам,  кабакам  и
закладным лавкам, а потом и полям, сейчас, в зимнее время, голым и неприютным.
          Мэтт  остановил  свой  пикап  в  темном  углу  автостоянки,  рядом  с
галантерейным магазином Джексона, там, где Лора оставила машину.
          - Не забудь, - шепнула девушка, обняв его, - я буду ждать тебя в семь
у  подножия холма.  Приезжай туда,  и  мы  закончим то,  что  начали час назад.
Кстати,  Мэтт,  старайся не попадаться никому на глаза.  В тот раз отец заметил
твой пикап и начал задавать вопросы.
          Мэтт взглянул на нее,  внезапно почувствовав отвращение к этой девице
и  к себе.  Зачем он вообще с ней связался?  Красивая,  богатая,  избалованная,
испорченная эгоистка..,  и  Мэтт  отлично это  знал.  Почему  же  позволил этой
бесстыжей самке использовать себя как жеребца-производителя,  невольно втянулся
в  тайные  свидания,  краденые встречи,  жадные  поспешные ласки  и  объятия..,
позволил себе опуститься до того,  что часами ждал в укромном месте, у подножия
холма,  вместо  того  чтобы  уверенно  войти  через  парадную дверь,  как,  без
сомнения, поступали остальные, достойные, с точки зрения отца Лоры, поклонники.
          Кроме сильнейшего сексуального влечения,  между ними  не  было ничего
общего. Папочка Лоры Фридриксон был самым богатым жителем Эдмунтона, а сама она
училась на первом курсе дорогого колледжа в одном из восточных штатов.  Мэтт же
днем работал на  сталелитейном заводе,  а  по выходным в  ночную смену трудился
механиком на  станции техобслуживания да  еще  находил время  посещать вечернюю
школу местного отделения университета штата Индиана.
          Перегнувшись через ноги  девушки,  он  открыл дверцу пикапа и  жестко
предупредил:
          - Либо я сегодня подъезжаю за тобой прямо к парадной двери, либо тебе
придется срочно менять планы на вечер.
          - Но  что  я  скажу папе,  если  он  увидит твой пикап на  подъездной
дорожке?
          Сегодня  Мэтт  был   глух  к   мольбам  Лоры.   Оставшись  совершенно
нечувствительным к взгляду потрясенной девушки, Мэтт сардонически бросил:
          - Можешь объяснить, что мой лимузин сейчас в ремонте.

     Глава 4

     Декабрь 1973 года

          Длинная  процессия лимузинов медленно продвигалась к  величественному
входу в "Чикаго Дрейк-хотэл", где они на несколько минут останавливались, чтобы
позволить юным пассажирам выйти.
          Швейцары  суетились,   провожая  каждую  группу  вновь   прибывших  в
вестибюль.  Никакие слова и  выражения,  ни  одно  Чрезвычайное происшествие не
могли заставить швейцаров отеля хотя  бы  слегка улыбнуться или  выказать нечто
вроде снисхождения по отношению к молодым гостям,  одетым в дорогие,  сшитые на
заказ смокинги и  длинные вечерние платья,  поскольку это были не обычные дети,
наряженные для школьного бала или свадебного торжества, смущенные, ошеломленные
царившей в отеле роскошью и не знающие, как себя вести. Сегодня здесь собрались
отпрыски  лучших  семейств Чикаго,  спокойные,  самоуверенные,  и  единственным
свидетельством их юного возраста была нескрываемая радость оттого,  что впереди
их ждет ночь веселья и развлечений.
          Автомобиль Мередит оказался почти в самом конце длинной очереди, и со
своего места она  могла спокойно наблюдать за  остальными гостями.  Как  и  она
сама,  они приехали по  приглашению мисс Эппингем на ежегодный ужин с  танцами.
Этим  вечером ученики мисс  Эппингем все  как  один возрастом от  двенадцати до
четырнадцати   лет   должны   продемонстрировать  знание   манер   и   этикета,
приобретенное и отшлифованное на шестимесячных курсах, умение, позволяющее им с
достоинством вращаться в  высоких  кругах,  которые,  несомненно,  впоследствии
станут средой их обитания,  хотя и с несколько разреженной атмосферой.  По этой
причине все пятьдесят учеников,  одетых,  как полагается,  в  вечерние костюмы,
пройдут сегодня мимо  цепочки встречающих,  отведают ужин из  двенадцати блюд и
покажут, чему научились на уроках танцев.
          Сквозь  окно  машины  Мередит  с  завистью  рассматривала  радостные,
уверенные лица собравшихся в фойе.  Все девочки,  кроме нее, приезжали группами
или с  "эскортом",  обычно со  старшими братьями или кузенами,  уже окончившими
курсы мисс Эппингем.  Лишь она прибыла на бал одна.  Мередит с  упавшим сердцем
смотрела на красивые платья других девочек, их сложные модные прически, локоны,
перевитые бархатными лентами или украшенные заколками с драгоценными камнями.
          На сегодняшний вечер мисс Эппингем сняла большой бальный зал, и когда
Мередит вошла в выложенный мрамором вестибюль и поднялась по лестнице,  желудок
скрутило  нервным  спазмом,  а  колени  затряслись  от  ужасного  предчувствия.
Остановившись на площадке,  она заметила дверь в дамскую комнату и, войдя туда,
погляделась в зеркало. Пристально изучив собственное отражение, девочка решила,
что  труды Лайзы явно не  пропали даром,  и  она выглядит совсем не  так плохо.
Светлые волосы были  разделены пробором на  правой стороне и  заколоты шелковым
цветком,  хотя спадали,  прямые,  как палка,  до самых плеч. Цветок придавал ей
таинственный, необычный вид, решила она скорее с надеждой, чем с действительной
уверенностью.
          Мередит открыла сумочку,  вынула  помаду Лайзы  персикового оттенка и
слегка  подкрасила  губы.   Удовлетворенная  результатом,  девочка  расстегнула
жемчужную нить и спрятала ее в сумочку, а вместе с ней и очки.
          - Гораздо лучше,  -  решила она,  воспрянув духом. Если не щуриться и
освещение к  тому же будет не слишком ярким,  по крайней мере,  есть шанс,  что
Паркер может даже посчитать ее хорошенькой.
          Ученики  мисс  Эппингем,   собравшиеся  за   дверями  бального  зала,
перекликались,  здоровались друг с  другом и  собирались группами,  но никто не
махнул Мередит рукой,  не назвал по имени,  не сказал:  "Надеюсь,  за ужином мы
сядем вместе, хорошо?"
          Но Мередит понимала,  что в  этом нет их вины.  Прежде всего,  многие
были знакомы с  детства,  их  родители были друзьями,  они  часто ходили друг к
другу  на  дни  рождения и  в  гости.  Чикагское общество гордилось собственной
исключительностью и замкнутостью - чужаки в высший свет не допускались, поэтому
взрослые,  с  одной стороны,  стремились сохранить атмосферу эксклюзивное(tm) и
снобизма,  а с другой -  делали все,  чтобы их дети были допущены в этот тесный
круг.  Единственным отступником от этих принципов был отец Мередит;  правда, он
тоже хотел,  чтобы дочь заняла подобающее ей  место в  обществе,  но  не желал,
чтобы ее развращали те дети, родители которых были более снисходительны.
          Мередит,   однако,  без  труда  прошла  первое  испытание  -  цепочку
встречающих -  и  проследовала к  банкетным  столам.  Поскольку  около  каждого
прибора лежали  карточки с  выгравированными именами,  девочка незаметно надела
очки и  начала всматриваться в каждую карточку.  Наконец у третьего столика она
прочитала свое имя и обнаружила, что должна сидеть с Кимберли Джерролд и Стейси
Фитцхьюг -  девочками,  представлявшими "эльфов" на  рождественском спектакле в
госпитале.
          - Здравствуй,  Мередит,  -  хором объявили они, глядя на нее с чем-то
вроде  веселой  снисходительности,  неизменно заставляющей ее  чувствовать себя
неуклюжей и застенчивой.
          Выполнив  положенные  по   этикету   обязанности,   девочки  тут   же
переключили внимание на  мальчиков,  сидевших между ними.  Третьей была младшая
сестра Паркера,  Розмари,  безразлично кивнувшая в направлении Мередит и тут же
прошептавшая  что-то  "кавалеру",  который,  смеясь,  искоса  глянул  на  вновь
прибывшую гостью.
          Молча подавив неприятную убежденность в  том,  что Розмари говорила о
ней,    Мередит   с   деланной   веселостью   огляделась,    притворяясь,   что
заинтересовалась яркими рождественскими украшениями. Стул справа, как она позже
обнаружила,  остался  пустым,  поскольку приглашенный молодой  человек внезапно
заболел  гриппом,  и  Мередит  в  который раз  оказалась в  неловком положении,
оставшись без пары.
          Ужин  медленно продолжался,  блюдо за  блюдом,  и  Мередит каждый раз
механически выбирала нужные нож и вилку из тех одиннадцати,  что были разложены
около тарелки.  Подобные торжественные обеды и  ужины были  вполне привычны для
нее,  как и для остальных учеников мисс Эппингем, поэтому у нее даже не было ни
малейших причин отвлечься и  забыть о  чувстве неловкости,  терзавшем ее,  пока
остальные были поглощены обсуждением последних фильмов.
          - Ты видела его,  Мередит?  -  спросил Стивен Мормон,  следуя строгим
правилам мисс Эппингем,  гласившим, что за столом необходимо вовлекать в беседу
всех и каждого.
          - Нет. Боюсь, что.., нет.
          К счастью,  от остальных пояснений ее избавили звуки музыки.  Оркестр
начал играть,  и смежная перегородка поползла вверх -  знак того, что ужинающие
должны с  достоинством закончить разговоры и торжественно направиться в бальный
зал.
          Паркер пообещал приехать на  танцы,  и  поскольку его  сестра ужинала
здесь, Мередит была уверена, что он сдержит слово. Кроме того, его студенческое
братство  веселилось на  вечеринке в  одном  из  соседних  залов,  так  что  он
наверняка был  в  отеле.  Девочка встала,  пригладила волосы,  втянула живот  и
шагнула за остальными.
          Следующие два  часа  мисс  Эппингем выполняла свой  долг,  "вращаясь"
среди гостей и  делая все,  чтобы у  каждого был партнер для танцев и бесед,  и
девочка  несколько  раз  замечала,   как  директриса  отправляла  к   ней  явно
сопротивляющихся мальчиков со строгим наказом пригласить Мередит на танец.
          К  одиннадцати часам большинство приглашенных разбились на  небольшие
компании,  и  почти никому уже не  хотелось танцевать,  возможно,  потому,  что
оркестр играл только старомодные танцы. На площадке осталось всего четыре пары,
и  среди них Мередит и  ее  кавалер Стюарт Уитмор,  оживленно объясняющий,  как
собирается достичь заветной цели  -  поступить на  работу  в  юридическую фирму
отца.  Как и сама Мередит,  он был неглуп, не отличался легкомыслием и нравился
ей  больше остальных мальчиков,  особенно потому,  что Стюарт хотел танцевать с
ней.  Однако слушала она  его вполуха,  не  отрывая взгляда от  двери,  поэтому
успела заметить,  как на пороге появился Паркер в  сопровождении трех приятелей
по  колледжу.  Горло  девочки перехватило,  сердце судорожно забилось при  виде
элегантного  неотразимо-красивого  молодого  человека  в  черном  смокинге,   с
густыми,  светлыми,  выгоревшими на солнце волосами и загорелым лицом.  Рядом с
ним  любой  юнец  в  зале,  даже  его  приятели,  выглядели  незначительными  и
непримечательными.
          Заметив,  что Мередит неожиданно застыла,  Стюарт прервал бесконечное
перечисление требований к  поступающим на юридический факультет и  проследил за
направлением ее взгляда.
          - О.., брат Розмари явился! - пробормотал он.
          - Вижу,  -  кивнула Мередит,  не сознавая,  как мечтательно звучит ее
голос.
          Зато Стюарт, отлично все расслышавший, поморщился:
          - И что такого есть в этом Паркере Рейнолдсе, почему все девчонки тут
же теряют голову и начинают задыхаться от счастья?  Неужели лишь потому, что он
старше, выше и куда лучше умеет заговаривать зубы, ты предпочтешь его мне?
          - Не  стоит  так  себя  принижать,   -  с  рассеянным  чистосердечием
посоветовала Мередит,  наблюдая,  как  Паркер пересекает зал,  чтобы пригласить
сестру на обязательный танец, - Ты очень умный и очень хороший.
          - И ты тоже.
          - И кроме того, обязательно будешь блестящим адвокатом, как отец.
          - Ты не хотела бы куда-нибудь пойти в следующую субботу?
          - Что?!  -  охнула Мередит,  неприлично вытаращив глаза. - То есть, -
поспешно попыталась она исправить положение,  -  с  твоей стороны было так мило
пригласить  меня,  но  отец  позволит  мне  встречаться с  мальчиками только  с
шестнадцати лет.
          - Спасибо за то, что нашла способ не обидеть меня.
          - Но я сказала правду! - горячо возразила Мередит и тут же забыла обо
всем,  потому что один из приятелей Розмари Рейнолдс "отбил" ее у брата,  и тот
уже направился было к дверям зала.
          - Прости,  Стюарт, - с отчаянием пробормотала девочка, - но мне нужно
кое-что отдать Паркеру!
          Не  замечая,  что привлекает внимание окружающих,  явно забавляющихся
странной сценой,  Мередит  почти  побежала за  Паркером и  настигла его  в  тот
момент,  когда он уже был готов покинуть зал вместе с друзьями.  Молодые люди с
любопытством смотрели  на  нее,  словно  на  непонятное  насекомое,  неожиданно
залетевшее в окно, но улыбка Паркера была теплой и неподдельно дружелюбной:
          - Привет,  Мередит. Хорошо проводишь время? Мередит кивнула, надеясь,
что он вспомнит свое обещание потанцевать с  ней,  и  тут же с  упавшим сердцем
поняла:  Паркер просто вежливо дожидается,  пока она  заговорит,  а  у  нее  не
находится слов. Жаркий румянец смущения разлился по щекам, как только девушка с
ужасом поняла, что глазеет на него в благоговейном молчании.
          - Мне..,  мне  нужно  отдать тебе  это,  -  пробормотала она  наконец
дрожащим,  перепуганным голосом, лихорадочно шаря в сумочке. - То есть это отец
велел передать...
          Она вытащила конверт с  билетами в оперу и поздравительной открыткой,
но зацепила уголком за ожерелье, и жемчуг белоснежным ручейком пролился на пол.
Мередит поспешно нагнулась,  но  Паркер успел чуть  раньше,  и  они  с  размаха
столкнулись лбами.
          - Прости, - выпалила она, услыхав, как охнул Паркер.
          Мередит судорожно выпрямилась,  но  в  этот момент по  полу покатился
тюбик губной помады,  и Джонатан Соммерс,  один из друзей Паркера,  наклонился,
чтобы подобрать его.
          - Почему бы тебе просто не перевернуть сумочку, чтобы мы смогли сразу
все поднять? - пошутил он, обдавая ее парами спиртного.
          Мередит,  сгорая со  стыда,  слушала смешки собравшихся вокруг гостей
мисс Эппингем и, осознав, что кажется еще более неповоротливой и неуклюжей, чем
всегда,  протянула  конверт  Паркеру,  сунула  помаду  и  жемчуг  в  сумочку  и
отвернулась,  смаргивая непрошеные слезы.  Пора уходить, и как можно скорее. Но
Паркер неожиданно вспомнил о данном ей обещании.
          - Как насчет танца,  который я у тебя просил? - добродушно усмехнулся
он.
          Мередит круто развернулась,  и несчастное личико мгновенно осветилось
радостью;
          - Ах, это.., совсем забыла. А ты хочешь? Я имею в виду танцевать?
          - Это лучшее приглашение из всех,  которые я получил за весь вечер, -
галантно ответил молодой человек.
          Как   только   музыканты   заиграли   "Зачарованная,   заколдованная,
завороженная",  Мередит очутилась в объятиях Паркера и поняла,  что мечта стала
реальностью.  Под  пальцами скользила гладкая ткань  смокинга,  бугрились мышцы
плеч.  От него исходил горьковатый, восхитительный запах одеколона, и к тому же
Паркер оказался великолепным танцором.  Мередит была  так  безнадежно влюблена,
что немедленно выложила свои мысли вслух:
          - Ты прекрасный танцор.
          - Спасибо.
          - И чудесно выглядишь в смокинге.  Паркер негромко хмыкнул, и Мередит
откинула голову,  наслаждаясь теплом его улыбки,  греясь в лучах этих волшебных
глаз.
          - Ты  тоже очень мила,  -  заметил он.  Чувствуя,  как  лицо заливает
горячая краска,  она  поспешно отвела  глаза.  К  сожалению,  цветок от  резких
движений выскользнул из  заколки и  теперь смешно болтался на  плече,  свисая с
поломанного стебелька.
          Мередит,   лихорадочно  пытаясь   сказать  что-нибудь   остроумное  и
оригинальное, откинула голову и весело спросила:
          - Хорошо проводишь каникулы?
          - Очень,  - кивнул он, снова и снова невольно поглядывая на ее плечо,
где трепыхался цветок. - А ты?
          - Тоже,  -  ответила  Мередит,  чувствуя  себя  невыразимо неловкой и
неповоротливой.
          Руки Паркера опустились в то мгновение,  как музыка смолкла,  и он, с
улыбкой попрощавшись,  пошел к выходу. Мередит поспешно обернулась и заметила в
зеркальной стене свое отражение. Увидев поникший цветок, она быстро сжала его в
кулаке, надеясь, что он упал только сейчас.
          Стоя в очереди за пальто,  девочка оцепенело разглядывала стиснутый в
пальцах цветок,  страшась,  что он свисал с ее волос во время танца с Паркером.
Она  взглянула на  стоявшую рядом  девочку,  и  та,  словно прочитав ее  мысли,
кивнула:
          - Ну да, он так и висел, пока ты танцевала.
          - Я именно этого и боялась.
          Соседка сочувственно улыбнулась,  и  Мередит вспомнила ее имя.  Брук.
Брук Моррисон. Мередит всегда считала ее неплохой девчонкой.
          - В какую школу ты собираешься поступать на следующий год? - спросила
Брук.
          - Бенсонхерст, в Вермонте.
          - Бенсонхерст?  -  повторила Брук,  сморщив носик.  -  Это в страшной
глуши и  к  тому же  там строгости хуже,  чем в  тюрьме.  Моя бабушка училась в
Бенсонхерсте.
          - И моя тоже,  -  подавленно вздохнула Мередит, сожалея, что отец так
настаивал именно на этой школе.

     ***

          Мередит открыла дверь своей спальни и  увидела,  что  Лайза и  миссис
Эллис мирно дремлют в креслах.
          - Ну? - вскочила Лайза, услыхав шорох. - Как все прошло?
          - Великолепно!  -  фыркнула  Мередит,  состроив гримасу.  -  Если  не
считать того, что когда я передавала Паркеру билеты, из моей сумочки вывалилось
все,  что там было.  Кроме того,  я беспрестанно болтала и выложила ему, как он
прекрасно выглядит и какой хороший танцор.
          Она плюхнулась в  кресло,  с  которого встала Лайза,  и только сейчас
сообразила, что оно стоит не на привычном месте. Собственно говоря, вся комната
разительно изменилась.
          - Как тебе? Нравится? - спросила Лайза с бесшабашной улыбкой, заметив
удивленно-радостный взгляд подруги.
          Она не только переставила мебель,  но и разделила букет искусственных
цветов и  пришпилила их к  бантам,  прикрепляющим полог к столбикам.  Комнатные
цветы в горшках, принесенные со всего дома, совершенно преобразили аскетическую
комнату, придав ей женственную атмосферу.
          - Лайза, ты изумительна!
          - Верно, - широко улыбнулась та. - И миссис Эллис помогла.
          - Я,  -  запротестовала экономка,  -  только достала растения,  а все
остальное сделала Лайза.  Надеюсь,  ваш  отец не  будет возражать,  -  смущенно
добавила она, вставая, чтобы уйти. Девочки остались одни.
          - Я надеялась,  что твой отец заглянет сюда,  -  призналась Лайза.  -
Знаешь, я даже приготовила потрясную речь. Хочешь послушать?
          Мередит ответила ей улыбкой и  кивнула.  Лайза,  положительно излучая
безупречное воспитание и блистая безукоризненной дикцией, начала:
          - Добрый вечер,  мистер Бенкрофт. Я подруга Мередит, Лайза Понтини. Я
намереваюсь стать дизайнером по интерьерам,  а пока практикуюсь здесь. Надеюсь,
вы не возражаете, сэр?
          Произношение было таким идеальным, что Мередит рассмеялась:
          - Не знала, что ты собираешься стать дизайнером по интерьерам.
          Лайза окинула ее презрительным взглядом:
          - Мне повезет,  если сумею окончить высшую школу,  а  уж о колледже и
интерьерах  приходится только  мечтать.  У  нас  нет  денег  на  колледж.  -  И
благоговейно объявила:
          - Миссис Эллис сказала, что твой отец тот самый Бенкрофт из "Бенкрофт
энд компани". Он что, сейчас в деловой поездке?
          - Нет,  на ужине с членами совета директоров,  - объяснила Мередит и,
предположив, что подруга будет потрясена принципами работы огромной корпорации,
продолжила:
          - Повестка дня,  можно сказать,  волнующая.  Двое директоров считают,
что  компания должна расширить деятельность,  открыв филиалы в  других городах.
Главный бухгалтер утверждает,  что это приведет к  повышенному налогообложению,
зато  заведующий  отделом  закупок  настаивает,  что  небольшие  дополнительные
расходы позволят значительно увеличить прибыль.
          - Для меня все это сплошное мумбо-юмбо, - отмахнулась Лайза, не сводя
глаз  с  разросшейся китайской  розы  в  углу  комнаты.  Немного  подумав,  она
подвинула растение  на  несколько футов  вперед,  и  эффект  получился поистине
поразительный.
          - А какую высшую школу ты выберешь?  -  спросила Мередит,  восхищаясь
преображенной спальней и  думая о  том,  как несправедливо,  что Лайза не может
поступить в колледж и применить на деле свои многочисленные таланты.
          - Киммерлинг,  -  ответила Лайза.  Мередит поморщилась. Она проезжала
Киммерлинг по пути в школу Святого Стефана,  здание которой было хотя и старым,
но  содержалось в  идеальном порядке.  Киммерлинг был  уродливой,  захламленной
городской средней школой,  все ученики которой выглядели оборванцами,  с  малых
лет повидавшими неприглядные стороны жизни. Отец Мередит постоянно подчеркивал,
что  настоящее  образование  можно  получить  только  в   превосходных  учебных
заведениях.
          Несколько часов  спустя после  того,  как  Лайза  заснула,  в  голове
Мередит  родилась  идея,  и  девушка  начала  обдумывать  каждую  деталь  более
тщательно,  чем что-либо в  жизни..,  если,  конечно,  не  считать воображаемых
свиданий с Паркером.

     Глава 5

          На  следующее утро Фенвик отвез Лайзу домой,  а  Мередит спустилась в
столовую,  где отец ожидал ее за накрытым столом,  читая газету. В обычный день
она с  любопытством расспросила бы его,  чем кончилось вчерашнее совещание,  но
сегодня на уме у девушки было совсем другое.
          Усевшись на  место,  она  поздоровалась и  начала сложную игру,  пока
внимание отца было приковано к газете.
          - Разве не ты всегда говорил, что хорошее образование жизненно важно?
- спросила Мередит и, когда отец рассеянно кивнул, продолжала:
          - И  не  ты  ли  считаешь,  что  городские школы сильно перегружены и
уровень обучения в них не слишком высок?
          - Да, - ответил Филип, снова кивнув.
          - И  не  ты ли как-то обмолвился,  что семья Бенкрофтов вот уже много
лет делает пожертвования Бенсонхерсту?
          - Угу, - пробурчал отец, переворачивая страницу.
          - Послушай,  -  объяснила  Мередит,  стараясь  сдерживать нарастающее
возбуждение,  - в школе есть одна ученица - чудесная девочка из набожной семьи.
Она  очень  умна  и  талантлива.  Хочет  стать  дизайнером  по  интерьерам,  но
приходится поступать в Киммерлинг,  потому что родителям не на что послать ее в
приличную школу. Разве это не позор?
          - М-м-м-м,  -  согласился Филип,  хмурясь при  виде статьи о  Ричарде
Дейли: демократы не входили в число его любимцев.
          - Правда ведь,  это настоящая трагедия,  когда такой талант,  и ум, и
честолюбие.., все пропадает зря...
          Отец  поднял  глаза  от  газеты  и   с  неожиданным  вниманием  начал
рассматривать дочь.  В  сорок два года он выглядел привлекательным,  элегантным
мужчиной с резковатыми манерами, пронизывающими голубыми глазами и каштановыми,
седеющими на висках волосами.
          - И что ты предлагаешь, Мередит?
          - Стипендию.  Если  Бенсонхерст не  пожелает  выделить ей  стипендию,
может,  ты  попросишь  их  воспользоваться деньгами,  которые  фонд  для  этого
предназначил?
          - И я также должен указать,  что стипендия предназначается специально
для девушки, о которой ты упомянула, не так ли?
          Он придавал словам Мередит такое значение, словно та предлагала нечто
крайне  неэтичное,  но  она  уже  знала,  что  отец  считал нужным использовать
могущество и  связи,  когда и  где  только возможно,  поскольку это  служит его
целям. Он тысячу раз утверждал, что именно для этого и существует власть.
          Мередит медленно кивнула, улыбаясь глазами:
          - Да.
          - Понимаю.
          - Ты   никогда  не   найдешь  человека,   более  заслуживающего  этой
стипендии,  -  взволнованно настаивала дочь. - И, - добавила Мередит, словно по
вдохновению,  -  если мы ничего не сделаем для Лайзы,  она,  возможно, закончит
пособием по безработице.
          Социальное    обеспечение   было    предметом,    вызывающим   крайне
отрицательную реакцию отца. Мередит отчаянно хотелось рассказать ему побольше о
Лайзе,  о том,  как много значит для нее эта дружба, но какое-то шестое чувство
предостерегало не делать этого.  В прошлом отец так чрезмерно опекал ее, что ни
один ребенок не  удовлетворял его стандартам и  не был достоин стать постоянным
компаньоном дочери по играм.  Он скорее посчитает,  что Лайза достойна получить
стипендию, чем позволит ей стать подругой Мередит.
          - Ты  напоминаешь мне  бабушку  Бенкрофт,  -  задумчиво  протянул  он
наконец. - Она часто проявляла подобный интерес к достойным, но менее удачливым
особам.
          Угрызения совести на миг болью отозвались в сердце Мередит, поскольку
мотивы ее ходатайства за Лайзу были столь же эгоистичны, сколь и благородны, но
следующие слова заставили Мередит обо всем забыть:
          - Позвони завтра моей секретарше.  Дай ей  сведения об этой девушке и
попроси напомнить мне позвонить в Бенсонхерст.
          Последующие три  недели Мередит ждала,  сгорая от  нетерпения,  боясь
признаться Лайзе в своих замыслах,  потому что не хотела заранее разочаровывать
подругу,  но  в  то же время не могла поверить,  что администрация Бенсонхерста
может отказать отцу.  Наступили времена,  когда американских девушек посылали в
Швейцарию и Францию,  а не только в Вермонт,  и уж точно не в Бенсонхерст с его
холодными  каменными дортуарами,  по  которым  гуляли  сквозняки,  с  чрезмерно
строгими  правилами  и   жестким  расписанием.   Конечно,   школа  уже  не  так
переполнена,  как  раньше,  следовательно,  они  не  рискуют  оскорбить важного
попечителя.
          На  следующей  неделе  прибыло  письмо  из  Бенсонхерста,  и  Мередит
нетерпеливо переминалась возле кресла отца, пока тот разрезал конверт.
          - Тут говорится,  -  наконец объявил он, - что они предоставляют мисс
Понтини стипендию на основании ее выдающихся успехов в  учебе и  по ходатайству
семьи Бенкрофт..
          Мередит  испустила совершенно неподобающий леди  радостный вопль,  за
что отец, прежде чем продолжить, наградил ее ледяным взглядом:
          - Стипендия покроет расходы по ее обучению, питанию и жилью. Дорога в
Вермонт и деньги на карманные расходы - ее забота.
          Мередит прикусила губу: об этом она не подумала. Но ее план прекрасно
удался;  позже она обязательно что-нибудь сообразит. Может, стоит убедить отца,
что они поедут на машине, тогда Лайза сможет отправиться в Вермонт с ней.
          На  следующий  день  Мередит  захватила  в  школу  все  проспекты  из
Бенсонхерста вместе  с  письмом о  стипендии.  Уроки,  казалось,  длились целую
вечность,  но  наконец они  очутились в  кухне Понтини.  Мать  Лайзы хлопотала,
выкладывая на стол воздушные итальянские пирожные с кремом и взбитым творогом.
          - Ты становишься такой же тощей, как Лайза, - заметила она, и Мередит
послушно  откусила кусочек  пирожного,  пытаясь  одновременно открыть  школьную
сумку и достать письмо.
          Чувствуя себя  немного неловко в  роли  филантропа,  она  без  умолку
болтала  о  Бенсонхерсте,  Вермонте  и  радостях  путешествия  и  только  потом
объявила, что Лайза получает стипендию для учебы в школе.
          На несколько мгновений в комнате воцарилась мертвая тишина. И Лайза и
миссис Понтини,  казалось, были не в силах осознать происходящее. Наконец Лайза
медленно встала.
          - Так  я  что,  очередной объект благотворительности?!  -  разъяренно
взорвалась она. - Кем ты, спрашивается, себя воображаешь?
          Она  вылетела через черный ход,  и  Мередит,  едва  успев опомниться,
помчалась следом:
          - Лайза! Я только пыталась помочь!
          - Помочь?  -  огрызнулась подруга,  наступая на нее.  - Почему это ты
посчитала,  что  я  захочу сидеть в  одном классе с  кучей богатых снобов вроде
тебя,  которые будут взирать на  меня сверху вниз,  как на  нищенку?  Могу себе
представить, целая школа избалованных стервоз, которые жалуются, что приходится
перебиваться на  тысячу  долларов  карманных денег,  присылаемых им  ежемесячно
любящими папочками...
          - Никто не  узнает,  что ты  на  стипендии,  если сама не скажешь,  -
начала Мередит, но тут же побледнела от гнева и обиды:
          - Не   думала,   что   ты   считаешь   меня   "богатым  снобом"   или
"избалованной..., избалованной стервой".
          - Послушай  себя,  не  можешь  слово  "стерва" произнести,  чтобы  не
поперхнуться! Подумаешь, святоша! Маменькина дочка!
          - Это ты сноб,  Лайза,  не я, - возразила Мередит тихо, безнадежно. -
Все  видишь с  точки зрения денег.  Тебе не  стоит беспокоиться о  том,  что не
приживешься в  Бенсонхерсте.  Это я нигде и ни с кем не могу ужиться,  с самого
детства была белой вороной.
          Она произнесла это со спокойным достоинством, доставившим бы огромное
удовольствие отцу, если бы он слышал дочь, и, повернувшись, вышла на улицу.
          Фенвик  ждал  у  дверей дома  Понтини.  Мередит скользнула на  заднее
сиденье машины. Наконец она поняла: именно в ней самой крылось что-то, мешавшее
людям чувствовать себя непринужденно в ее присутствии, невзирая на их положение
в  обществе.  До  девушки просто не  доходило,  что тонкость души и  повышенная
чувствительность возбуждали  неприязнь  других  детей,  стремившихся  держаться
подальше от  нее.  Зато  Лайза  осознавала эти  редкие качества натуры Мередит.
Девушка  испытывала  одновременно  ненависть  к  ней,   вздумавшей  разыгрывать
крестную-фею, и презрение к себе за вопиюще несправедливое отношение к подруге.
          Назавтра,  на большой перемене,  Мередит, усевшись на обычном месте и
зябко закутавшись в  пальто,  ела яблоко и читала книгу.  Уголком глаза девушка
заметила идущую к ней Лайзу и намеренно сосредоточенно углубилась в чтение.
          - Мередит,   -  нерешительно  начала  Лайза,  -  извини  меня  насчет
вчерашнего.
          - Все в порядке, - кивнула Мередит, не поднимая глаз. - Забудь.
          - Знаешь,  трудновато забыть,  что  вела себя по-свински в  отношении
самого доброго человека, которого когда-либо встречала.
          Мередит взглянула на  нее,  потом  на  книгу  и  уже  мягче,  хотя  и
решительно ответила:
          - Теперь это уже не важно. Но Лайза, садясь рядом на каменный выступ,
упорно продолжала:
          - Вчера я показала себя настоящей ведьмой по многим, хотя и дурацким,
эгоистичным причинам.  Жалела себя, потому что ты предложила мне фантастический
шанс учиться в настоящей школе,  избавиться,  хотя бы на время, от всего этого.
Но я прекрасно знала,  что уехать ни за что не удастся. Понимаешь, ма нуждается
в помощи по дому и с детишками,  а если бы даже не так,  все равно нужны деньги
на дорогу в Вермонт и карманные расходы.
          Мередит не  приходило в  голову,  что мать не  сможет или не  захочет
отпустить Лайзу,  но  ей  казалось ужасно несправедливым,  что  миссис Понтини,
родив восьмерых ребятишек, отводит Лайзе роль няньки.
          - Я не подумала о том,  что твои мать и отец могут не отпустить тебя.
- призналась она, впервые за весь день прямо глядя на Лайзу. - То есть я всегда
считала,  что родители хотят,  чтобы их дети получили хорошее образование, если
возникает хоть какая-то возможность.
          - Ты наполовину права,  -  заметила Лайза,  - и только сейчас Мередит
увидела, что подруга так и лопается от нетерпения выложить новости. - Ма ужасно
обрадовалась.  После твоего ухода она здорово поскандалила с отцом. Тот сказал,
что девчонкам не обязательно учиться в дорогих школах только затем, чтобы потом
выйти замуж и рожать детей.  Ма замахнулась на него половником и заорала, что я
достойна лучшей судьбы,  и  тут  все  и  началось.  Ма  позвонила бабке,  а  та
поговорила с  тетками и  дядьями,  и  все  заявились к  нам  и  тут  же  начали
отстегивать денежки. Правда, только взаймы. Но я решила, что если буду работать
в Бенсонхерсте как бешеная,  смогу получить стипендию в колледже. А потом найду
потрясную работу и верну долги.
          И Лайза с сияющими глазами порывисто стиснула Мередит в объятиях.
          - Каково это  -  чувствовать,  что  полностью изменила жизнь  другого
человека?  -  тихо спросила она.  -  Знать, что только благодаря тебе мои мечты
осуществились, как и мечты ма, родственников...
          И Мередит внезапно почувствовала,  что невесть откуда взявшиеся слезы
жгут веки.
          - Это.., прекрасное чувство.
          - Как по-твоему, мы могли бы стать соседями по комнате?
          Мередит,  мгновенно просветлев,  кивнула. Стоявшая в нескольких ярдах
от  подруг компания девочек с  бутербродами в  руках потрясенно наблюдала,  как
новенькая,  Лайза  Понтини,  и  эта  психованная  Мередит  Бенкрофт  неожиданно
вскочили, обнялись и начали прыгать, смеясь и плача одновременно.

     Глава 6

     Июнь 1978 года

          Комната в  Бенсонхерсте,  которую четыре года делили Мередит и Лайза,
была  завалена  упаковочными коробками и  наполовину уложенными чемоданами.  На
дверце  встроенного шкафа  висели  голубые  мантии  и  платья,  которые девушки
надевали вчерашним вечером на  церемонию окончания школы.  Кисточки из  золотой
тесьмы на  мантиях говорили о  том,  что  подруги все  эти  годы  были  лучшими
ученицами  школы.  Лайза  деловито  укладывала свитеры  в  коробку.  За  стеной
слышался  непривычный  гул  мужских  голосов:   это  отцы,  братья  и  приятели
отъезжающих  учениц  носили  вниз  вещи.  Отец  Мередит  переночевал в  местной
гостинице  и   должен  был  появиться  через  час,   но   девушка,   охваченная
ностальгическими  чувствами,  потеряла  представление  о  времени  и  задумчиво
перебирала стопку  фотографий,  только  сейчас  вынутых  из  письменного стола,
улыбаясь воспоминаниям, которые они пробуждали.
          Годы,  проведенные в  Вермонте,  были  самыми счастливыми для  нее  и
Лайзы.   Вопреки  всем  страхам  Лайзы,   что  она  будет  чувствовать  себя  в
Бенсонхерсте парией, девушка вскоре стала законодательницей мод среди остальных
учениц,  считающих ее необычной и смелой.  На первом году обучения именно Лайза
организовала и  возглавила  успешный  набег  на  мальчиков  Личфилдской частной
средней школы в  возмездие за налет с целью похищения трусиков в Бенсонхерсте -
старой  традиции,  переходившей из  года  в  год.  На  втором курсе  Лайза  так
талантливо  расписала  декорации  и  украсила  сцену  для  ежегодного спектакля
драматического кружка,  что фотографии попали в  газеты нескольких городов.  На
предпоследнем курсе Билл Флетчер пригласил Лайзу на весенний бал в Личфилде. Не
говоря уже о  том,  что Флетчер с честью выполнял обязанности капитана школьной
футбольной команды, он был еще фантастически красив и очень умен. За день перед
балом он  забил два  гола на  поле и  третий -  в  ближайшем мотеле,  где Лайза
подарила  ему  свою  девственность.   После  этого  незабываемого  события  она
вернулась в комнату, которую делила с Мередит, и жизнерадостно сообщила новость
четверым  собравшимся  там  девочкам.  Плюхнувшись  на  постель,  Лайза  широко
улыбнулась и объявила:
          - Я  больше  не  девушка!  Отныне можете спрашивать у  меня  совета и
получите любую информацию.  -Остальные ученицы, очевидно, посчитали это событие
еще  одним  доказательством необычайной  независимости  и  искушенности  Лайзы,
потому что все начали,  смеясь, поздравлять ее, но Мередит встревожилась и даже
возмутилась.  Вечером,  когда все разошлись и подруги остались одни,  Мередит и
Лайза впервые за все время пребывания в Бенсонхерсте по-настоящему поссорились.
          - Не могу поверить,  что ты сделала это! - взорвалась Мередит. - Что,
если ты забеременеешь?  Что,  если девчонки начнут сплетничать?  Что, если твои
родители узнают?
          Но Лайза была настроена не менее решительно:
          - Ты  не  мой опекун и  не отвечаешь за меня,  так что прекрати вести
себя как моя мамаша!  Если желаешь дожидаться,  пока Паркер Рейнолдс или другой
мифический рыцарь на белом коне примчится, подхватит тебя и унесет в постель, -
это твое дело,  но не вмешивайся в  мою жизнь и  не считай,  что другие обязаны
вести себя точно так  же.  Мне плевать на  весь этот вздор о  чистоте,  который
вдалбливали нам в головы монахини в Святом Стефане!  - продолжала Лайза, швыряя
блейзер в  шкаф.  -  Если  ты  оказалась достаточно глупой,  чтобы поверить им,
оставайся вечной девственницей,  но  не требуй от меня того же!  И  я  не такая
дура, чтобы забеременеть, - Билл пользовался презервативом. Кроме того, ни одна
из девчонок и словом не обмолвится,  потому что все уже д.  -  ".:  переспали с
мальчишками.  Единственной  шокироканной крошкой-девственницей в  этой  комнате
была ты.
          - Довольно,  -  холодно  перебила Мередит,  отходя  к  своему  столу.
Несмотря на  внешнее  спокойствие,  девушка  изнывала от  смущения и  угрызений
совести.  Она действительно чувствовала себя ответственной за Лайзу, потому что
добилась для подруги стипендии в Бенсонхерсте.  Более того, Мередит признавала,
что ее  моральные принципы устарели и  скорее подходят для монастыря и  поэтому
она не имеет права читать нравоучения Лайзе. Она и сама сыта по горло подобными
наставлениями.
          - Я не собиралась осуждать тебя,  Лайза,  просто беспокоилась,  вот и
все.
          После  нескольких моментов напряженного молчания Лайза  повернулась к
подруге:
          - Мер, прости меня.
          - Забудь, - отозвалась Мередит. - Ты была права.
          - Вовсе нет,  -  горячо возразила Лайза, с отчаянной мольбой глядя на
Мередит.  - Дело в том, что я совсем другая и никогда не буду такой, как ты. Я,
честно, пыталась.
          Откровенное признание вызвало мрачную улыбку на лице Мередит.
          - Но почему ты хочешь быть похожей на меня?
          - Потому что,  -  криво усмехнулась Лайза и, имитируя Хэмфри Богарта,
прохрипела:
          - У тебя есть класс, беби. Класс с большой буквы.
          Их  первая  настоящая  стычка  кончилась  перемирием,   которое  было
отпраздновано  в  этот  же  вечер  за  молочными  коктейлями  в  кафе-мороженом
Паулсона.
          Глядя на  фотографии,  Мередит вспомнила об  этой  ночи,  но  тут  ее
бесцеремонно вернула к  действительности Линн  Маклолин.  Просунув в  голову  в
дверь, девушка звонко объявила:
          - Утром звонил Ник Терне из  телефона-автомата!  Сказал,  что вы  уже
отключили свой телефон, и что он собирается сегодня заглянуть ненадолго.
          - Которой из нас он звонил?  - осведомилась Лайза. Линн ответила, что
Ник хотел поговорить с Мередит,  и исчезла.  Лайза немедленно подбоченилась и с
притворной яростью обрушилась на подругу:
          - Я  так и  знала!  Прошлой ночью он  не сводил с  тебя глаз,  хотя я
только что на голове не стояла, пытаясь привлечь его внимание! Зря я учила тебя
пользоваться косметикой и подбирать одежду!
          - Опять ты, - отпарировала Мередит, улыбаясь, - относишь на свой счет
мой жалкий успех у немногих парней! и Ник Терне учился на предпоследнем курсе в
Йеле и,  верный традициям, приехал в Вермонт, чтобы присутствовать на церемонии
окончания школы его сестрой,  и ослепил всех Девушек красивым лицом и идеальной
фигурой спортсмена.  Но стоило ему бросить взгляд на Мередит,  остальные отошли
на второй план, и Ник даже не делал из этого тайны.
          - Жалкий  успех  у  немногих парней?  -  повторила Лиза,  выглядевшая
очаровательной  даже  сейчас,   с  рыжими  волосами,   сколотыми  на  голове  в
беспорядочный узел.  -  Если бы  ты встречалась хотя бы с  половиной мальчиков,
которые назначали тебе свидания за последние два года, то побила бы мой рекорд,
я просто уверена в этом!
          Она хотела добавить еще что-то,  но тут в приоткрытую дверь постучала
сестра Ника.
          - Мередит,  -  позвала она,  беспомощно улыбаясь,  - внизу ждет Ник с
парой приятелей.  Приехали сегодня утром из  Нью-Хейвена.  Говорит,  что твердо
намерен помочь тебе собраться,  отвезти, куда захочешь, или сделать предложение
руки и сердца, в зависимости от того, что ты предпочтешь.
          - Пришли  несчастного  влюбленного  и  его  друзей  сюда,  -  смеясь,
объявила   Лайза,    и    когда   Триш    Терне   ушла,    подруги   обменялись
веселыми-понимающими  взглядами.   Две  полные  противоположности.   Совершенно
согласные во всем.
          За  последние четыре года  они  сильно изменились,  особенно Мередит.
Лайза  всегда была  ослепительно красива,  ей  не  приходилось носить очки  или
страдать от  детской полноты.  А  Мередит два  года  назад на  карманные деньги
купила контактные линзы, что избавило ее от очков и позволило привлечь внимание
к  необыкновенным глазам.  Природа и  время  позаботились обо  всем  остальном,
придав законченность тонко очерченному лицу, блеск и густоту волосам и округлив
фигуру в нужных местах.
          Лайза  с  ее  кудрявыми  пылающими  волосами  и  яркой  внешностью  в
восемнадцать лет  выглядела земной  и  вызывающе красивой.  Мередит,  напротив,
казалась  уравновешенной,  исполненной  достоинства  и  безмятежно  прекрасной.
Мужчин  привлекало бьющее фонтаном жизнелюбие Лайзы,  а  улыбчивая сдержанность
Мередит  служила вызовом.  Где  бы  ни  появились обе  девушки,  мужские головы
неизменно поворачивались,  словно  подсолнухи за  солнцем.  Лайза  наслаждалась
вниманием,  она  обожала волнующее предвкушение встречи и  восхитительные новые
романы.  Мередит,  наоборот, совершенно равнодушно относилась к своему успеху у
мужчин.  Хотя ей нравилось встречаться с  мальчиками,  ходить с  ними на лыжные
прогулки и  танцы,  свидания Мередит с  юношами доставляли ей удовольствие,  но
отнюдь не вызывали того безумного волнения, на которое она рассчитывала.
          И  к  поцелуям Мередит относилась равнодушно.  Лайза относила это  за
счет того,  что Мередит, совершенно непонятно почему, идеализировала Паркера, и
теперь сравнивала с ним каждого мужчину, с которым была знакома. Конечно, это в
какой-то мере объясняло безразличие Мередит, но, по правде говоря, беда крылась
в  том,  что  она  с  самого детства воспитывалась среди  взрослых и  росла под
присмотром отца,  властного, привыкшего к беспрекословному подчинению. И хотя с
мальчиками из  Личфилда  было  неплохо  проводить время,  она  чувствовала себя
гораздо старше их.
          С юных лет Мередит твердо знала, что хочет получить диплом колледжа и
занять подобающее ей место в компании отца.  Парни из Личфилда, даже их старшие
братья,  казалось,  не имели в  жизни других интересов,  кроме секса,  спорта и
выпивки.  Для Мередит идея отдаться какому-то мальчишке только для того,  чтобы
добавить свое имя к  списку бенсонхерстских девственниц,  побежденных учениками
Личфилда,  по  слухам,  висевшему в  актовом  зале  школы,  казалась не  только
бессмысленной, но и унизительной.
          Когда-нибудь она  встретит человека,  которому захочет подарить себя,
пусть это  будет тот,  кем  Мередит восхищается,  кому доверяет...  Она  желала
нежности и понимания,  романтики и любви.  Любви,  от которой ждала больше, чем
просто  интимных отношений и  постели.  Мередит представляла долгие прогулки по
пляжу со сплетенными руками,  разговоры обо всем, ночи, проведенные в беседах у
камина,  перед  пылающим огнем.  Мередит  ждала,  что  будущий  любовник станет
поверять ей свои мысли,  разделит мечты.  И, думая об этом идеальном любовнике,
она всегда мысленно видела Паркера.
          За  все  годы,  проведенные в  Бенсонхерсте,  Мередит  довольно часто
удавалось видеть Паркера во  время каникул благодаря тому,  что  их  семьи были
членами загородного клуба  "Гленмур".  В  традициях клуба  было  собирать своих
членов  на  танцы  и  спортивные соревнования.  Только несколько месяцев назад,
когда  Мередит  исполнилось восемнадцать лет,  девушке было  позволено посещать
балы и  вечеринки для взрослых,  но  ей  всегда удавалось воспользоваться любой
возможностью,  чтобы повидаться с Паркером. Каждое лето она приглашала его быть
партнером на  теннисных-матчах между  младшими и  старшими.  Он  всегда любезно
соглашался,  хотя их неизменно разбивали наголову,  в основном из-за того,  что
Мередит всегда невыносимо нервничала, чувствуя его присутствие.
          Она  пользовалась любыми уловками -  убеждала отца устроить несколько
вечерних приемов,  на  которые неизменно звала Паркера и  его семью.  Поскольку
Рейнолдсы владели  банком,  где  лежали  средства  компании "Бенкрофт",  Паркер
практически был  обязан  посещать  эти  приемы  по  деловым  причинам и  всегда
оказывался соседом Мередит по столу.
          На  Рождество  Мередит  ухитрилась дважды  очутиться под  омелой  ,  повешенной в  фойе,  когда Паркер и  его родные приехали с ежегодным
праздничным  визитом  к  Бенкрофтам,  и  всегда  отправлялась  с  отцом,  когда
приходило время отдать визит.
          Ее  уловка с  омелой полностью удалась:  именно Паркер стал  первым в
жизни мужчиной,  поцеловавшим ее,  и  она жила этим воспоминанием до следующего
Рождества, грезила о его улыбке, ощущала запах одеколона, прикосновение губ.
          Когда Паркер приходил к  ужину,  Мередит зачарованно слушала,  как он
рассуждает о  банковских делах,  и  особенно любила прогулки после ужина,  пока
родители наслаждались выдержанным бренди.  Во  время  одной  из  таких прогулок
прошлым летом Мередит, к собственному стыду, обнаружила, что Паркер давно знает
о том, что она увлечена им. Он начал с того, что спросил, часто ли она каталась
на  лыжах  в  Вермонте прошлой зимой,  и  Мередит рассказала забавную историю о
прогулке  с   капитаном  лыжной   команды   Личфилда.   Закончив  смеяться  над
поклонником, которому пришлось гнаться за ней на лыжах по всему горному склону,
что  тот  и  сделал с  присущей ему  грацией и  безупречной техникой,  Паркер с
шутливой серьезностью объявил:
          - При  каждой новой встрече ты  становишься все красивее.  По  правде
говоря,  я  всегда подозревал,  что  кто-нибудь обязательно займет мое  место в
твоем сердце, но никогда не думал, что это окажется какой-то спортсмен, который
спасет твои лыжи.  Знаешь,  -  пошутил он,  -  я  уже привык быть твоим любимым
романтическим героем.
          Гордость и здравый смысл помешали Мередит выпалить, что Паркер все не
так понял и никто не может занять его место;  зрелость не по годам не позволила
притвориться равнодушной к  нему.  И  поскольку Паркера,  очевидно,  ничуть  не
расстроила  ее  воображаемая измена,  Мередит  попыталась спасти  их  дружбу  и
одновременно изобразить свою влюбленность в  него чем-то  забавным,  не стоящим
внимания, глупым эпизодом из прошлого.
          - Так ты знал о моих чувствах? - выдавила она, стараясь улыбнуться.
          - Конечно,  знал,  -  кивнул он, улыбнувшись в ответ. - Я все боялся,
что твой отец заметит и ворвется ко мне с пистолетом. Он очень оберегает тебя.
          - Я это тоже заметила,  - пошутила Мередит, хотя отношение к ней отца
вряд ли могло служить предметом веселья, особенно сейчас.
          Паркер рассмеялся над  ее  остроумным замечанием,  но  тут  же,  став
серьезным, объявил:
          - Пусть твое сердце и принадлежит лыжнику,  надеюсь, это не означает,
что  с  нашими прогулками,  обедами и  теннисными матчами покончено.  Я  всегда
прекрасно проводил с тобой время. Честное слово.
          Они  перешли  к  обсуждению планов  дальнейшего обучения Мередит,  ее
поступления в  колледж,  намерений последовать примеру  предков и  когда-нибудь
обязательно  занять  президентское  кресло  в  фирме  отца.  Паркер,  казалось,
единственный понимал ее чувства, справедливость желания занять законное место в
компании и искренне верил, что она добьется всего, если только пожелает.
          И теперь,  стоя в спальне, Мередит думала о том, как встретится с ним
после целого года разлуки,  и  заранее пыталась привыкнуть к мысли,  что Паркер
навсегда останется для нее всего лишь другом. Конечно, сердце больно сжималось,
но девушка была уверена в его дружбе, и это для нее тоже значило очень много.
          Лайза отошла от  шкафа с  охапкой одежды в  руках и  швырнула все  на
постель, рядом с открытым чемоданом.
          - Опять грезишь наяву о Паркере,  -  ехидно пропела она. - У тебя при
этом всегда становится такая мечтательная физио...
          Она  осеклась при виде Ника Терне,  появившегося на  пороге.  За  его
спиной маячили двое друзей.
          - Я говорил этим парням,  - провозгласил он, показывая подбородком на
приятелей, - что в этой комнате они увидят столько красоты, сколько не найдется
во всем штате Коннектикут,  но так как я оказался здесь первым, то право выбора
принадлежит мне, и я выбираю Мередит!
          Подмигнув Лайзе, Ник отступил.
          - Джентльмены, - воскликнул он, делая широкий жест рукой, - позвольте
мне представить вас красотке номер два.
          Молодые люди со скучающе-дерзким видом,  безупречно одетые,  типичные
представители  "Айви  Лиг"  ,  вошли в комнату, свысока взглянули на Лайзу и застыли
на месте.
          Мускулистый блондин первым пришел в себя.
          - Вы,  должно быть,  Мередит,  -  сказал он Лайзе, и по расстроенному
лицу  было  ясно:  он  считает,  что  Ник  узурпировал лучшую  девушку во  всем
Бенсонхерсте.
          - Я Крейг Хаксфорд, а это Чейз Вотье.
          Он  кивком показал на  темноволосого юношу,  смотревшего на  Лайзу  с
видом человека, наконец-то обнаружившего совершенство.
          Лайза,  сложив  руки  на  груди,  С  веселым  изумлением разглядывала
непрошеных гостей:
          - Я не Мередит.
          Их  головы одновременно повернулись к  противоположному углу комнаты,
где стояла Мередит.
          - Боже... - почтительно прошептал Крейг Хаксфорд.
          - Боже, - вторил ему Чейз Вотье вслед за приятелем, переводя взгляд с
одной девушки на другую.
          Мередит прикусила губу,  чтобы не рассмеяться,  при виде ошеломленных
лиц. Лайза, подняв брови, сухо сказала:
          - Когда вы,  парни,  покончите со своими молитвами,  мы предложим вам
кока-колу за то, что поможете стащить вниз все эти коробки.
          Они,  улыбаясь,  выглянули вперед, но в этот момент в дверях появился
Филип Бенкрофт,  приехавший на полчаса раньше.  Потемнев от ярости,  он сверлил
молодых люден злобным взглядом:
          - Что  здесь такое творится,  черт  возьми?  Все  собравшиеся на  миг
оцепенели,  но Мередит,  немного опомнившись,  попыталась вмешаться и исправить
положение,  представив молодых людей  отцу.  Не  обращая внимания на  дочь,  он
проревел:
          - Убирайтесь вон!
          Когда гости поспешили уйти, он набросился на девушек:
          - Я  думал,  правила  этой  проклятой  школы  запрещают мужчинам,  за
исключением отцов, входить в здание!
          Он  не просто "думал",  а  твердо знал это.  Два года назад Филин без
предупреждения навестил дочь и,  прибыв в студенческое общежитие в воскресенье,
в  четыре часа  дня,  застал группу мальчиков,  сидевших в  вестибюле,  рядом с
входной  дверью.  -  До  этого  дня  молодым  людям  было  позволено заходить в
вестибюль по выходным,  но с  этой минуты в здание больше не допускался ни один
представитель  сильного  пола.   Филип   собственной  волей   изменил  правила,
ворвавшись в  кабинет директрисы и  обвинив ее  во  всех грехах,  от преступной
небрежности  до  участия  в  развращении  малолетних,  угрожал  уведомить  всех
родителей и отменить ежегодные пожертвования, которые делала его семья.
          Теперь Мередит постаралась побороть бешенство и  чувство униженности,
вызванное несправедливой грубостью отца по  отношению к  ни  в  чем не повинным
молодым людям, ничего не сделавшим, чтобы навлечь на себя такой взрыв ярости.
          - Прежде всего,  -  спокойно возразила она,  - школьный год окончился
вчера,  так  что  правила перестали действовать.  Во-вторых,  они всего-навсего
пытались помочь нам снести вниз багаж, чтобы мы смогли уехать вовремя...
          - У  меня сложилось впечатление,  -  перебил отец,  -  что я  приехал
сегодня специально для того, чтобы выполнить всю работу. Именно поэтому и встал
так рано...
          Он оборвал свою тираду, услышав за спиной голос директрисы:
          - Извините, мистер Бенкрофт, но вас срочно спрашивают по телефону.
          Не успела за ним закрыться дверь,  как Мередит рухнула на постель,  а
Лайза со стуком поставила на стол банку кока-колы.
          - Не могу понять этого человека!  -  взорвалась она, - Он невозможен!
Не позволяет тебе встречаться ни с одним парнем,  которого не знал с пеленок, и
отпугивает всех остальных!  Подарил на  шестнадцатилетие машину и  не позволяет
тебе садиться за руль!  У  меня четверо братьев,  которые к  тому же итальянцы,
черт возьми, и все вместе они не так трясутся надо мной, как твой папаша!
          Не  обращая  внимания  на  то,  что  еще  больше  подогревает гнев  и
раздражение подруги, Лайза уселась рядом и продолжала:
          - Мер,  тебе нужно что-то  предпринять,  иначе это лето окажется куда
хуже прошлого. Меня рядом не будет, так что тебе даже сбежать будет не к кому.
          Преподаватели Бенсонхерста были  так  потрясены  блестящими  успехами
Лайзы   и   художественным  талантом,   что   наградили   ее   стипендией   для
полуторамесячного обучения в Европе.  Лайза получила возможность выбрать город,
наиболее  подходящий для  ее  будущих  планов,  связанных  с  карьерой,  и  она
остановилась на Риме, где и записалась на курсы дизайнера по интерьерам.
          Мередит устало прислонилась к стене.
          - Я сейчас не так тревожусь за это лето, как три месяца назад.
          Лайза знала, что подруга имеет в виду настоящую битву, которую вела с
отцом  за  право  поступать в  колледж по  своему желанию.  Несколько колледжей
предложили Лайзе  стипендии,  но  она  предпочла  Северо-западный  университет,
потому  что  Мередит  тоже  намеревалась учиться  там.  Отец  Мередит,  однако,
настаивал,  чтобы дочь поступила в Мэривилль -  колледж, который, по ее мнению,
был  всего-навсего  чуть  получше  частного  пансиона для  благородных девиц  в
предместье Чикаго.  Мередит пошла на компромисс,  записавшись в оба колледжа, и
была принята. Теперь она и отец зашли в тупик: никто не хотел уступить.
          - Ты действительно считаешь,  что сможешь отговорить его от намерения
послать тебя в Мэривилль?
          - Я туда не поеду!
          - Ты знаешь это, и я знаю, но именно твой отец платит за обучение!
          - Он согласится, - вздохнула она, - я уверена. Отец слишком оберегает
меня,  но  желает только добра и  самого лучшего для  меня,  а  школа бизнеса в
Северо-западном университете самая лучшая. Диплом Мэривилля не стоит бумаги, на
которой напечатан.
          Гнев Лайзы сменился недоумением: она много лет знала Филипа Бенкрофта
и все же отказывалась понимать.
          - Ты, конечно, права, - согласилась она, - я признаю, что он не похож
на большинство родителей,  приславших сюда детей.  По крайней мере, ему есть до
тебя дело. Звонит каждую неделю, и приезжает на каждый школьный праздник.
          Еще  на  первом курсе  Лайза  была  потрясена,  узнав,  что  родители
остальных учениц  жили  собственной жизнью,  не  обращая внимания на  детей,  и
дорогие подарки служили обычно заменой посещений, писем и звонков.
          - Может,  лучше мне поговорить с ним и убедить позволить тебе учиться
в Северо-западном?
          Мередит метнула насмешливый взгляд на подругу:
          - И чего, по-твоему, ты добьешься?
          Лайза, нагнувшись, раздраженно поддернула носок и перевязала шнурки:
          - Того же,  что и  в  последний раз,  когда я спорила с ним и приняла
твою сторону: посчитает, что я оказываю на тебя дурное влияние.
          Обычно,   если  не   считать  одного  этого  случая,   Лайза,   чтобы
предотвратить катастрофу,  вела себя с  Филипом почтительно,  как с  почитаемым
благодетелем,  без помощи которого она никогда не поступила бы в Бенсонхерст. В
его  присутствии она всегда была олицетворенной вежливостью и  женственностью -
роль, настолько не соответствующая ее живой и мятежной натуре, что Лайза обычно
донельзя раздражалась и нервничала, вызывая добродушный смех Мередит.
          Сначала Филип  относился к  Лайзе  как  к  чему-то  вроде  найденыша,
которому  он  покровительствует,  но  та  удивила  его,  мгновенно освоившись в
Бенсонхерсте.  По  мере того как шло время,  он по-своему,  без излишних слов и
похвал,  сдержанно  показал,  что  гордится  ею  и,  вероятно,  даже  чувствует
некоторую привязанность.  Родители Лайзы  не  могли позволить себе  приезжать в
Бенсонхерст,  так что Филип взял на  себя роль отца,  приглашая Лайзу поужинать
каждый раз, когда вел в ресторан Мередит, и выказывая неподдельный интерес к ее
успехам.  Весной первого года  обучения Филип дошел даже  до  того,  что  отдал
секретарше распоряжение позвонить миссис  Понтини  и  спросить,  что  та  хочет
передать Лайзе,  когда он полетит в Вермонт на День Родителей. Миссис Понтини с
радостью приняла предложение и  приехала провожать его в аэропорт,  нагруженная
большой белой кондитерской коробкой,  полной итальянских пирожных, и пакетом из
грубой бумаги,  из которого выглядывали длинные, вкусно пахнущие батоны салями.
Раздраженный тем, что пришлось садиться в самолет с таким неприличным грузом и,
как позже Филип жаловался Мередит,  "выглядеть при этом словно грязный бродяга,
решивший  проехать в  автобусе компании "Грейхаунд" без  билета,  да  еще  и  с
коробкой для завтрака в руках",  он тем не менее передал посылку Лайзе, и с тех
пор стал для нее чем-то вроде приемного отца.
          Прошлым вечером в  честь окончания школы он  подарил Мередит кулон из
розового топаза  с  тяжелой золотой цепью  от  Тиффани.  Лайзе  он  презентовал
гораздо менее дорогой,  но все же,  несомненно,  красивый золотой браслет с  ее
инициалами и  датой,  искусно выгравированными и  вплетавшимися в  общий  узор.
Браслет был тоже куплен у Тиффани.
          Сначала Лайза совершенно терялась,  не  зная,  как обращаться с  ним,
поскольку Филип был неизменно вежлив, но всегда держался несколько холодно и не
выказывал своих чувств -  так же,  как относился и к Мередит. Позже, поняв, что
его  поступки  совершенно  не   соответствуют  внешне  бесстрастной  и   иногда
грубоватой манере  держать  себя,  Лайза  жизнерадостно объявила  Мередит,  что
Филип,  в сущности,  добрый и милый плюшевый мишка, который только рычит, но не
кусается!
          Это  полностью  ошибочное  заключение заставило ее  позапрошлым летом
попытаться вступиться за  Мередит,  когда Лайза очень вежливо и  с  самой милой
улыбкой  объявила,  что,  по  ее  мнению,  Мередит должна  пользоваться немного
большей  свободой  на   каникулах.   Реакция  Филипа  на  то,   что  он  назвал
"неблагодарностью и вмешательством в чужие дела",  была крайне бурной, и только
искреннее  раскаяние и  немедленные извинения девушки  помешали  ему  выполнить
угрозу положить конец дружбе Лайзы и  Мередит,  и  потребовать от администрации
Бенсонхерста  передать  стипендию,  кому-нибудь  "более  заслуживающему"  такой
милости.  Это столкновение потрясло Лайзу куда больше столь неожиданного взрыва
бешенства.  Из  всего  сказанного  Филипом  она  справедливо предположила,  что
стипендия выплачивается из средств, пожертвованных семейством Бенкрофтов, и это
открытие заставило Лайзу почувствовать себя  совершенным чудовищем,  хотя  сама
ссора оставила в ней чувство гневного раздражения.
          И  теперь  Лайза  ощущала такую  же  бессильную ярость  и  недоумение
оттого,  что Мередит держат в  такой железной узде,  не  давая ей  ни  малейших
поблажек.
          - Ты  в  самом  деле  искренне  считаешь,  что  он  разыгрывает  роль
сторожевой собаки только потому, что твоя мать ему изменила?
          - Она не  просто изменила,  она была настоящей шлюхой,  которая после
свадьбы  спала  со  всеми,  от  лошадиных  тренеров  до  водителей  грузовиков,
намеренно  сделала  отца  посмешищем и  развлекалась с  самыми  подозрительными
личностями,  грязными ничтожествами.  В  прошлом году я спросила Паркера,  и он
рассказал все, что знал от своих родителей. Очевидно, всем было известно, какая
она.
          - Все это ты часто повторяешь,  - горько бросила Лайза, - только я не
понимаю,  почему твой отец ведет себя так, словно отсутствие моральных устоев -
это нечто вроде генетического порока, который ты можешь унаследовать.
          - Он ведет себя так, - ответила Мередит, - потому что отчасти верит в
это.
          Обе  виновато посмотрели на  Филипа Бенкрофта,  вошедшего в  комнату.
Один взгляд на мрачное лицо, и Мередит забыла о собственных проблемах.
          - Что случилось?
          - Утром умер  твой дед,  -  угрюмо сообщил он.  -  Сердечный приступ.
Пойду выпишусь из  отеля и  заберу свои  вещи.  Я  купил себе и  тебе билеты на
самолет, вылетающий через час. - И, повернувшись к Лайзе, добавил:
          - Надеюсь, ты сможешь добраться домой на моей машине.
          Мередит,  желая,  чтобы Лайза вернулась с ними,  уговорила отца ехать
домой на машине, вместо того чтобы лететь.
          - Конечно,  мистер Бенкрофт,  -  поспешно заверила Лайза. - И я очень
сожалею о вашем отце.
          После  его  ухода  она  взглянула  на  Мередит,  тупо  уставившуюся в
пространство.
          - Мер! С тобой все в порядке?
          - Кажется, да, - сдавленным голосом ответила та.
          - Твой дед - это тот, кто женился на собственной секретарше?
          Мередит кивнула:
          - Они не очень-то ладили с отцом. Я не видела деда с тех пор, как мне
исполнилось одиннадцать.  Однако он звонил,  обсуждал с отцом,  как идут дела в
магазине,  говорил со  мной.  Он  был..,  был..,  я  любила его,  -  беспомощно
заключила она.  -  И  он тоже любил меня.  -  Она подняла на Лайзу затуманенные
печалью глаза.  -  Если  не  считать отца,  он  был  моим  единственным близким
родственником.  И  теперь  остались  лишь  троюродные и  четвероюродные братья,
которых я даже не знаю.

     Глава 7

          Неловко переминаясь в  фойе  дома Филипа Бенкрофта,  Джонатан Соммерс
оглядывал толпы людей,  которые, как и он сам, пришли предложить обязательные и
необходимые утешения в день похорон Сирила Бенкрофта.
          Джонатан  остановил одного  из  официантов,  разносивших спиртное,  и
быстро взял с подноса два стакана.  Опрокинув порцию водки с тоником,  он сунул
первый   стакан  в   большой  горшок  с   декоративным  папоротником,   глотнул
шотландского виски из  второго и  сморщил нос,  поскольку это оказался не "Шива
Регал".  Водка в  сочетании с  джином,  который он  тянул из  карманной фляги в
машине,  немного подкрепила его,  и теперь Джонатан чувствовал, что почти готов
выдержать  утомительную похоронную церемонию.  Рядом  стояла  крошечная пожилая
женщина,  опираясь на  палку  и  с  любопытством изучая его.  Поскольку хорошие
манеры требовали,  чтобы  он  заговорил с  соседкой,  Джон  завел то,  что  ему
казалось вежливой беседой, подобающей столь печальному случаю.
          - Ненавижу похороны, а вы? - осведомился он.
          - Ну  а  мне они нравятся,  -  самодовольно объявила она.  -  В  моем
возрасте я считаю каждые похороны, которые посещаю, личным триумфом, потому что
не я - почетный гость.
          Джон проглотил смешок,  потому что громкий хохот в  столь тяжелый час
будет  серьезным  нарушением этикета,  который  он  привык  соблюдать с  самого
детства.  Извинившись,  он  поставил  недопитый стакан  на  маленький столик  и
направился на  поиски  чего-нибудь  получше.  Оставшись одна,  престарелая леди
подняла стакан и слегка пригубила виски.
          - Дешевое пойло,  -  с  отвращением бросила она и поставила стакан на
место.
          Несколько минут  спустя  Джон  заметил Паркера Рейнолдса,  стоящего в
алькове рядом с гостиной с двумя молодыми женщинами и мужчиной.  Задержавшись у
буфетной стойки, он взял очередной стакан со спиртным и подошел к друзьям.
          - Блестящее  собрание,   не  так  ли?  -  заметил  он,  саркастически
улыбаясь.
          - А  я  думал,  ты  терпеть не  можешь похороны и  никогда на  них не
бываешь, - заметил Паркер после того, как все обменялись приветствиями.
          - Совершенно  верно.  Я  здесь  не  затем,  чтобы  оплакивать  Сирила
Бенкрофта, а для того, чтобы защитить собственное наследство.
          Джон сделал большой глоток, пытаясь залить горечь, сжигавшую душу:
          - Отец снова угрожает вычеркнуть меня из завещания и выгнать из дома,
только на этот раз старый ублюдок, по-моему, не просто треплет языком.
          Ли  Эккермен,  хорошенькая брюнетка  с  изящной  фигурой,  с  веселым
недоверием взглянула на него:
          - Твой  отец  пообещал лишить тебя  наследства,  если  не  придешь на
похороны?
          - Нет,  моя  прелесть,  отец  пригрозил избавиться от  меня,  если не
исправлюсь и немедленно не займусь чем-нибудь. Иными словами, это означает, что
я  обязан  появляться на  погребении старых  друзей семьи,  принимать участие в
новом семейном бизнесе,  иначе все эти чудесные денежки, которые накопил старый
дурак, достанутся не мне.
          - Печальная история,  -  кивнул Паркер,  однако при  этом  язвительно
улыбаясь. - И какое же новое предприятие ты имеешь в виду?
          - Нефтяные скважины.  - объяснил Джонатан. - Опять нефтяные скважины.
На  этот  раз  предок  заключил  договор  с   венесуэльским  правительством  на
проведение там разведки.
          Шелли  Филмор посмотрелась в  маленькое зеркало в  позолоченной раме,
висевшее за спиной Джона,  и  коснулась пальчиком уголка рта,  стирая небольшой
мазок ярко-красной губной помады.
          - Только не говори, что он посылает тебя в Южную Америку.
          - Нет,  до этого он еще не дошел,  - раздраженно фыркнул Джон. - Отец
назначил меня  на  почетный пост  начальника отдела  кадров.  Поручил  нанимать
рабочих и персонал. И знаете, что выкинул потом этот подонок?
          Приятели Джона  давно  привыкли к  его  каждодневным обличениям отца,
как,  впрочем,  и  к  беспробудному пьянству,  но  все  же  терпеливо выслушали
очередные жалобы.
          - И что же он сделал? - осведомился Дуг Шелфон.
          - Устроил мне проверку!  После того как я  выбрал пятнадцать здоровых
опытных рабочих,  старик настоял на том,  чтобы встретиться с каждым из тех,  с
кем я беседовал лично, чтобы оценить мою способность выбирать людей. И подумать
только,   он  выгнал  половину  тех,  кого  я  наняла!  Единственный,  кто  ему
действительно понравился, был какой-то парень по имени Фаррел, сталеплавильщик,
именно тот,  кого  я  не  собирался брать на  работу.  Последний раз  он  видел
нефтяную  вышку  два  года  назад,  когда  качал  нефть  на  каком-то  чертовом
кукурузном поле в  Индиане.  Он и  близко не подходил к  большой пышке,  такой,
какие мы строим в Южной Америке.  Кроме того,  ему вообще наплевать на бурение.
Единственное,  что  привлекает его,  -  сто  пятьдесят тысяч  долларов  премии,
которую он получит, если продержится там два года. Он так и заявил папаше прямо
в лицо.
          - Так почему же он его нанял?
          - Сказал,   что  ему  нравится  стиль  Фаррела,   -   ощерился  Джон,
опрокидывая стакан.  -  И  то,  что Фаррел собирается сделать со своей премией,
когда получит ее.  Дьявол,  да я  почти ожидал,  что папаша передумает посылать
Фаррела в Венесуэлу и вместо этого предложит ему мою должность.  Так или иначе,
мне  приказано в  следующем месяце отвезти его  туда,  познакомить с  работой и
показать местность.
          - Джон,  -  спокойно заметила Ли,  -  ты  опьянел и  говоришь слишком
громко.
          - Прошу прощения,  но  мне  два дня пришлось выслушивать,  как папаша
поет дифирамбы этому типу.  Говорю же,  Фаррел -  дерзкий,  высокомерный наглый
сукин сын! Ни денег, ни воспитания, а туда же, нос дерет!
          - Звучит божественно, - пошутила Ли. Видя, что остальные трое молчат,
Джон, словно оправдываясь, продолжал:
          - Если считаете,  что я преувеличиваю,  можно привести его Четвертого
июля на танцы в  загородный клуб,  и  тогда сами увидите,  каким человеком,  по
мнению папаши, я должен стать.
          - Не будь идиотом,  -  предостерегла Шелли.  -  Твоему отцу, может, и
нравится Фаррел как работник,  но он кастрирует тебя,  если приведешь подобного
гостя в "Гленмур".
          - Знаю, - сухо усмехнулся Джон, - но оно того стоит.
          - Только не  вешай его на нас,  если приведешь сюда,  -  предупредила
она,  обменявшись взглядами с  Ли.  -  Мы  не  собираемся весь вечер развлекать
какого-то  литейщика или  плавильщика только потому,  что тебе пришло в  голову
позлить отца.
          - Без проблем!  Предоставлю Фаррела самому себе и  пусть он  корчится
под взглядами папаши,  соображая, какую вилку выбрать. В конце концов именно он
велел "присмотреть" за  Фаррелом и  "показать тому  ходы-выходы",  пока  парень
болтается в Чикаго.
          Паркер невольно хмыкнул при виде разъяренной физиономии Джона.
          - По-моему, должен найтись более легкий способ решить твои проблемы.
          - Есть,  -  согласился тот.  -  Найти  богатую  жену,  которая  будет
содержать меня в  том  стиле,  к  которому я  привык,  и  тогда уж  можно будет
спокойно послать папашу ко всем чертям.
          Оглянувшись,  он  жестом  подозвал  хорошенькую  девушку  в  униформе
горничной,  как раз проносившую мимо поднос со спиртным. Она поспешила подойти,
и Джон широко улыбнулся.
          - Вы не только красавица, - заметил он, ставя на поднос пустой стакан
и взяв полный, - но еще и спасли мою жизнь!
          По тому, как горничная, вспыхнув, улыбнулась Джону, сразу стало ясно,
что  она  не  осталась  равнодушной  к  привлекательному лицу  и  мускулистому,
атлетически сложенному телу высокого молодого человека. Нагнувшись пониже, Джон
театральным шепотом спросил:
          - Признайтесь, вы служите горничной лишь для собственного развлечения
или ваш отец на самом деле владеет банком или местом на бирже?
          - Что? То есть нет, - пробормотала она, очаровательно смутившись.
          Улыбка Джона стала поистине неотразимой:
          - Никакого места на бирже? А как насчет фабрик и нефтяных скважин?
          - Он...он  водопроводчик,   -   выпалила  девушка.  Улыбка  Джонатана
мгновенно померкла.
          - Значит, о свадьбе не может быть и речи, - вздохнул он. - Существуют
определенные финансовые и  социальные требования,  которым должна удовлетворять
победительница конкурса претенденток на  мою  руку.  Однако мы  вполне могли бы
стать  любовниками.  Давайте  встретимся  через  час  в  моей  машине.  Красный
"феррари" у самого входа.
          Девушка отошла с обиженным и одновременно заинтригованным видом.
          - Это было особенно омерзительно с твоей стороны, - бросила Шелли, но
Дуг Шелфон, подтолкнув приятеля локтем, хмыкнул:
          - Готов поставить пятьдесят баксов,  что  девчонка уже будет сидеть в
машине, когда ты соберешься уйти.
          Джон повернул голову и уже хотел что-то ответить,  когда его внимание
внезапно  отвлекла ослепительно красивая блондинка в  черном  прямом  платье  с
высоким воротом и короткими рукавами, спускавшаяся по лестнице в гостиную. Джон
с  отвисшей челюстью наблюдал,  как  она  останавливается,  чтобы  поговорить с
престарелой парой,  и  когда группа гостей перешла на другое место и загородила
девушку, Джон наклонился вбок, пытаясь получше разглядеть ее.
          - На  кого  ты  смотришь?  -  удивился  Дуг,  пытаясь  проследить  за
направлением его взгляда.
          - Не знаю, кто она, но хотел бы выяснить.
          - Где она?  - спросила Шелли, и все вытянули шеи, пытаясь определить,
кого он имеет в виду.
          - Вон там! - протянул Джон руку со стаканом, как только толпа немного
рассеялась.
          Узнав девушку, Паркер победно усмехнулся:
          - Все  вы  знаете  ее  сто  лет,  просто  давно  не  видели.  Четверо
недоумевающих приятелей безмолвно требовали ответа,  и улыбка Паркера стала еще
шире:
          - Это, друзья мои, Мередит Бенкрофт.
          - Да ты просто не в  своем уме,  -  покачал головой Джон и пристально
уставился на  девушку,  но,  как  ни  пытался,  не  мог  найти  сходства  между
неуклюжей, некрасивой девчонкой и этой сдержанной, уверенной в себе красавицей.
Куда делась детская полнота,  очки,  скобки и  вечная заколка в  прямых светлых
волосах?  Теперь бледно-золотые пряди были уложены в простой пучок, из которого
выбивались локоны, обрамляя классически красивое лицо со скульптурными чертами.
Мередит подняла голову,  кивнула кому-то,  стоящему рядом с приятелями Джона, и
тот  увидел  ее  глаза.  Увидел  через  всю  комнату  эти  огромные  потрясающе
прекрасные аквамариновые озера и  внезапно припомнил,  как они смотрели на него
несколько лет назад.
          Страшно  измученная  Мередит  стояла,  не  двигаясь,  прислушиваясь к
людям,  что-то говорившим ей,  улыбаясь, когда улыбались они, но никак не могла
осознать жестокую реальность -  дедушка умер,  и  сотни людей,  переходивших из
комнаты в комнату,  пришли сюда именно из-за него.  Лишь потому,  что она знала
его  не  очень хорошо,  мучительная грусть последних дней вскоре превратилась в
тупую боль.
          Она мельком увидела Паркера на кладбище и знала, что он сейчас где-то
в  доме,  но  поскольку гости собрались сегодня по столь печальному поводу,  ей
казалось  неуместным  и  оскорбительным для  памяти  деда  разыскивать молодого
человека в  надежде,  что  тот  наконец обратит на  нее  внимание.  Кроме того,
Мередит немного устала  оттого,  что  именно  она  должна постоянно разыскивать
Паркера и  приглашать куда-то,  в  конце концов сейчас его очередь делать ход и
как-то показать, что он заинтересован в ней.
          И  Паркер,  словно  угадав  ее  мысли,  возник из  ниоткуда.  Мередит
услыхала до боли знакомый голос, шепчущий на ухо:
          - Вон в том алькове стоит человек, угрожающий лишить меня жизни, если
я не приведу тебя, чтобы он смог поздороваться и назначить свидание.
          Мередит,  улыбаясь,  обернулась,  положила ладони  в  протянутые руки
Паркера,  и  почувствовала,  как слабеют ноги,  когда он  притянул ее к  себе и
поцеловал в щеку.
          - Выглядишь настоящей красавицей,  хотя и ужасно усталой.  Как насчет
того,  чтобы пойти на прогулку,  когда все разойдутся и  с обменом любезностями
будет покончено?
          - Хорошо,  -  кинула она,  удивленная тем,  что  голос звучит ровно и
спокойно.
          Они  направились к  алькову,  и  Мередит оказалась в  немного смешном
положении -  пришлось заново знакомиться с людьми, которых она знала много лет,
теми, кто всегда вел себя так, словно она была невидимкой, но сейчас, казалось,
с искренней радостью готовы были принять ее в свой круг. Шелли пригласила ее на
вечеринку на  следующей неделе,  а  Ли упрашивала сесть рядом на балу,  который
ежегодно давала Четвертого июля администрация загородного клуба "Гленмур".
          Паркер нарочно представил Джона последним.
          - Не  могу поверить,  что  это  вы,  -  пробормотал он  заплетающимся
языком, пьяно глотая слова, и, победно улыбнувшись, добавил:
          - Мисс  Бенкрофт,  я  только  что  объяснял этим  людям,  что  срочно
нуждаюсь в  красивой и  богатой жене.  Не  согласитесь ли выйти за меня замуж в
следующий уик-энд?
          Отец Мередит несколько раз упоминал о бесконечных скандалах Джонатана
с  разочарованными в  нем  родителями.  Мередит  предположила,  что  неотложная
необходимость срочно жениться на богатой красавице, вероятно, вызвана очередной
ссорой, но ей почему-то стало смешно.
          - Превосходно.  Самая подходящая дата,  - сообщила она, жизнерадостно
улыбаясь.  - Но, к сожалению, отец пригрозил лишить меня наследства, если выйду
замуж до окончания колледжа, так что придется жить с вашими родителями.
          - Только не это,  -  вздрогнул Джонатан,  и все,  включая его самого,
расхохотались.
          Сжав  локоть  Мередит,  Паркер спас  ее  от  дальнейшей бессмысленной
беседы, объявив:
          - Мередит хочет немного подышать свежим воздухом. Мы идем гулять.
          Выйдя  из  дома,  они  пересекли  газон  и  медленно  направились  по
подъездной дорожке.
          - Как ты себя чувствуешь? - спросил Паркер.
          - Все  в  порядке..,  просто немного устала.  В  наступившем молчании
Мередит,  как всегда, лихорадочно пыталась придумать остроумную тонкую реплику,
однако решила не мучиться и сказать что-нибудь попроще.
          - Должно  быть,   многое  случилось  с  тобой  за  последний  год?  -
осведомилась она с искренним интересом.
          Паркер  кивнул  и  неожиданно объявил то,  что  Мередит меньше  всего
ожидала услышать:
          - Ты  будешь  первой,  кто  поздравит меня.  Сара  Росс  и  я  решили
пожениться.  Собираемся  официально объявить  о  своей  помолвке  на  вечере  в
субботу.
          Все закружилось перед глазами девушки.  Сара Росс! Мередит знала Сару
и не любила ее. Хотя она была очень хорошенькой, живой и веселой, однако всегда
казалась Мередит тщеславной и ограниченной.
          - Надеюсь,   ты  будешь  очень  счастлив,  -  выговорила  она  вслух,
старательно скрывая разочарование и сомнение.
          - Я тоже на это надеюсь.
          Еще  с  полчаса они гуляли по  двору,  беседуя о  планах на  будущее.
Мередит неотступно,  с чувством невозвратной потери думала все это время, какой
Паркер  прекрасный  собеседник,  внимательный,  все  понимающий  и  к  тому  же
полностью поддерживает ее  желание  поступить в  Северо-западный колледж вместо
Меривилля.
          Они уже направлялись к дому,  когда к дверям подкатил лимузин, откуда
вышла эффектная брюнетка в сопровождении двух молодых людей лет двадцати.
          - Вижу,  скорбящая вдова наконец-то решила показаться!  - с необычным
для него сарказмом пробормотал Паркер,  глядя на Шарлотту Бенкрофт.  В  ее ушах
горели и переливаюсь огромные бриллианты,  и, несмотря на простой серый костюм,
она выглядела чувственно-соблазнительной.
          - Ты заметила,  она и слезинки не проронила на похоронах! Эта женщина
напоминает мне чем-то Лукрецию Борджа!
          Мередит немедленно согласилась со столь нелестной характеристикой:
          - Она здесь не для того, чтобы принимать соболезнования. Хочет, чтобы
завещание прочитали сегодня же,  как только гости разойдутся,  чтобы немедленно
этим же вечером вернуться в Палм-Бич.
          - Кстати, насчет "разойдутся". У меня через час деловое свидание.
          Наклонившись, он по-братски чмокнул Мередит в щеку.
          - Попрощайся  за  меня  с  отцом.   Мередит  глядела  вслед  Паркеру,
уносившему с собой ее романтические девичьи мечты. Он открыл дверцу автомобиля,
бросил темный пиджак на заднее сиденье и, подняв глаза, помахал ей рукой.
          Отчаянно пытаясь не  зацикливаться на  потере,  Мередит вынудила себя
подойти и  поздороваться с Шарлоттой.  Во время похоронной службы та ни разу не
заговорила с  Мередит и  ее отцом,  а  просто с бесстрастным видом стояла между
сыновьями.
          - Как вы себя чувствуете? - вежливо спросила Мередит.
          - Не терпится уехать отсюда,  -  ледяным тоном бросила женщина. - Как
скоро мы сможем перейти к делу?
          - В  доме полно гостей,  -  объяснила Мередит,  внутренне сжавшись от
неоправданно резкого  приема.  -  Вам  придется  спросить отца,  когда  вскроют
завещание.
          Шарлотта,  уже поставившая ногу на ступеньку,  обернулась с  каменным
лицом:
          - Я  слова не сказала Филипу с  того дня в Палм-Бич.  И заговорю лишь
тогда,  когда буду командовать парадом,  а он станет умолять меня потолковать с
ним. До этого времени вам, Мередит, придется исполнять роль переводчика.
          Она  вошла в  дом;  сыновья держались по  обе  стороны,  как почетный
караул.
          Мередит  смотрела  Шарлотте в  спину,  потрясенная исходившей от  нее
ненавистью.  Тот день в Палм-Бич, о котором упоминала Шарлотта, был по-прежнему
так ясно жив в памяти девушки, словно это происходило вчера. Семь лет назад она
с  отцом  прилетела  во  Флориду  по  просьбе  деда,  переехавшего  туда  после
сердечного приступа.  Приехав,  они  обнаружили,  что  приглашены не  просто на
уик-энд,  а  на свадьбу Сирила Бенкрофта с Шарлоттой,  двадцать лет служившей у
него  секретаршей.  В  свои  тридцать восемь она  была на  тридцать лет  моложе
жениха,  да  к  тому  же  вдовой с  двумя  сыновьями-подростками немного старше
Мередит.
          Мередит никогда не  понимала,  почему Шарлотта и  Филип так ненавидят
друг друга,  но  из  того немногого,  что она услыхала во время яростного спора
между дедом и отцом,  поняла, что неприязнь началась давно, когда Сирил еще жил
в  Чикаго.  Филип,  не  стесняясь Шарлотты,  назвал ее расчетливой интриганкой,
амбициозной потаскухой,  а  отца -  старым дураком,  которого обманом и  лестью
принудили сделать предложение с  тем,  чтобы ее сыновья смогли заполучить часть
денег Сирила.
          В  тот  день  Мередит  в  последний раз  видела  деда.  Он  продолжал
контролировать  все  предприятия,  кроме  "Бенкрофт  энд  компани",  управление
которой целиком передал в руки сына.  И хотя универмаг составлял менее четверти
фамильного  состояния,   однако  сам  характер  фирмы  требовал  постоянного  и
неусыпного внимания  отца.  В  отличие  от  остальных обширных  владений  семьи
магазин  был  гораздо большим,  чем  просто  акционерным обществом,  приносящим
дивиденды,   -  он  считался  основой  богатства  Бенкрофтов  и  источником  их
неизменной гордости.
          - Это последняя воля и завещание Сирила Бенкрофта, - начал поверенный
деда,  как только Мередит и  Филип уселись в  библиотеке рядом с Шарлоттой и ее
сыновьями.  Сначала шли  суммы,  завещанные благотворительным фондам,  потом  -
слугам: по пятнадцати тысяч долларов шоферу, экономке, садовнику и сторожу.
          Поскольку поверенный настоятельно потребовал присутствия Мередит,  та
предположила, что и ей отказаны какие-то небольшие деньги, но, несмотря на это,
подпрыгнула от неожиданности, когда адвокат Уилсон Райли прочел:
          - "Моей  внучке,   Мередит  Бенкрофт,   я   завещаю  четыре  миллиона
долларов".
          Рот  девушки открылся сам  собой,  и  пришлось сделать усилие,  чтобы
сосредоточиться на словах Райли:
          - "Хотя  время  и  обстоятельства помешали лучше  узнать Мередит,  во
время  нашей  последней встречи мне  стало очевидно,  что  она  добрая и  умная
девочка,  которая не  растратит деньги зря.  Чтобы  помочь ей  употребить их  с
пользой,  я завещаю эти четыре миллиона с тем условием, чтобы они были положены
на доверительный фонд вместе с  процентами,  дивидендами и т,  п.,  пока она не
достигнет возраста тридцати лет.  Далее, я назначаю своего сына, Филипа Эдуарда
Бенкрофта, ее попечителем и опекуном над указанными суммами".
          Остановившись,  чтобы откашляться,  Райли перевел взгляд с  Филипа на
Шарлотту и ее сыновей и снова начал читать:
          - "В  интересах  справедливости,   я  разделил  оставшееся  имущество
поровну между  всеми  наследниками.  Моему  сыну,  Филипу Эдуарду Бенкрофту,  я
оставляю  все  акции  и  вложения  в  универмаг  "Бенкрофт  энд  компани",  что
составляет приблизительно четверть всего состояния".
          Мередит слушала,  ничего не понимая.  "В интересах справедливости" он
оставляет сыну четверть состояния? Но если дед хотел разделить все поровну, его
жена должна получить тоже четверть,  а  не  оставшиеся три!  Но  тут же  словно
издалека до нее донеслись слова поверенного:
          - "Моей жене  Шарлотте и  усыновленным по  закону сыновьям Джейсону и
Джоелу  я  завещаю остальные три  четверти своего состояния в  равных долях,  с
условием,  что  Шарлотта Бенсон станет попечительницей и  опекуном над частями,
принадлежащими Джейсону и Джоелу, пока оба не достигнут возраста тридцати лет".
          Слова "усыновленным по  закону" кинжалом вонзились в  сердце Мередит,
особенно когда она  заметила выражение лица  Филипа,  потрясенного изменой.  Он
медленно повернул голову и  уставился на  Шарлотту.  Та  не  мигая  вернула его
взгляд, растянув губы в улыбке злобного торжества.
          - Ты  хитрая  сука,  -  процедил он.  -  Сказала,  что  заставишь его
усыновить их, и добилась своего!
          - Я  предупредила тебя тогда и предупреждаю сейчас,  что счеты еще не
сведены,  - ответила она, наслаждаясь его яростью. - Думай об этом, Филип. Лежи
без сна по ночам, гадая, какой ударя нанесу следующим и что отниму у тебя. Лежи
без  сна,   тревожась,   мучаясь,   совсем  так,  как  заставил  страдать  меня
восемнадцать лет назад.
          Филип  сцепил зубы  с  такой  силой,  что  побелевшие скулы выступили
буграми,  но  усилием  воли  удержался  от  ответа.  Мередит  отвела  глаза  от
противников и  посмотрела  на  сыновей  Шарлотты.  Лицо  Джейсона  было  словно
отражением материнского - такое же злобно-торжествующее. Джоел, уставясь в пол,
хмурился.
          - Джоел  -  слабак,  -  сказал когда-то  Мередит отец.  -  Шарлотта и
Джейсон -  алчные барракуды,  но по крайней мере мы хотя бы знаем,  чего от них
ожидать.  От младшего же мальчишки,  Джоела, мурашки по коже бегут - в нем есть
что-то странное.
          Словно почувствовав, что Мередит смотрит на него, Джоел поднял глаза,
стараясь выглядеть при  этом  как  можно  более  безучастным.  Он  не  выглядел
странным и  в  нем,  по мнению Мередит,  не было ничего угрожающего.  По правде
говоря,  во время последней встречи он выходил из себя, чтобы ей угодить. Тогда
Мередит жалела его,  потому что мать открыто предпочитала Джейсона, а тот, хотя
и был года на два старше брата, не испытывал к нему ничего, кроме презрения.
          И  неожиданно Мередит почувствовала,  что  не  может  больше выносить
угнетающей атмосферы этой комнаты.
          - Прошу извинить меня,  -  сказала она  адвокату,  раскладывавшему на
столе какие-то документы, - я подожду за дверями, пока вы закончите.
          - Но вы должны подписать эти бумаги, мисс Бенкрофт.
          - Подпишу позже, перед вашим уходом, когда отец их прочтет.
          Вместо того  чтобы  подняться наверх,  Мередит решила выйти во  двор.
Становилось темно,  и  она  медленно сошла с  крыльца,  чувствуя,  как холодный
ветерок леденит щеки.  За спиной открылась дверь,  и девушка обернулась, думая,
что адвокат хочет позвать ее,  но это оказался Джоел, застывший на полпути, так
же как она,  испуганный этой встречей.  Молодой человек колебался, словно хотел
остаться, но не был уверен в дружеском приеме.
          Мередит с  детства вбивали в  голову,  что необходимо быть вежливой с
гостями, и поэтому она попыталась улыбнуться:
          - Правда, здесь хорошо?
          Джоел  кивнул,  принимая  невысказанное приглашение  присоединиться к
ней, и спустился с крыльца. В двадцать три года он был на несколько дюймов ниже
младшего брата и не так привлекателен,  как Джейсон. Джоел стоял, глядя на нее,
словно не зная, что сказать.
          - Вы изменились, - наконец выдавил он.
          - По-видимому,  да.  В  последний раз  мы  виделись,  когда мне  было
одиннадцать лет.
          - После того что сейчас здесь произошло,  и вы,  должно быть, станете
молить Бога о том, чтобы никогда больше в глаза нас не видеть.
          Все еще немного ошеломленная условиями завещания деда и  не  в  силах
осознать, что они означают для отца, Мередит пожала плечами:
          - Завтра я,  видимо,  так  и  буду  думать.  Но  сейчас..,  я  словно
оцепенела.
          - Я  хотел бы,  чтобы вы  знали,  -  нерешительно начал он.  -  Не  я
замышлял лишить вас любви деда и украсть деньги вашего отца.
          Мередит поняла,  что не может ни простить его, ни осуждать за то, что
отец потерял принадлежащие ему деньги. Вздохнув, она подняла глаза к небу:
          - Что имела в виду ваша мать насчет сведения счетов с отцом?
          - Известно только,  что  они  ненавидели друг друга,  сколько я  себя
помню. Не имею ни малейшего понятия, с чего все началось, но, зная мать, могу с
уверенностью сказать, что она не остановится, пока не насытит жажду мести.
          - Боже, какой кошмар!
          - Леди,  -  с  холодной уверенностью бросил  он,  -  все  еще  только
начинается!
          Озноб пробежал по  спине Мередит при  этом  мрачном пророчестве.  Она
вгляделась в  лицо  Джоела,  но  тот  просто поднял брови и  отказался что-либо
объяснить.

     Глава 8

          Мередит выдернула из гардероба платье, которое намеревалась надеть на
бал в  честь Четвертого июля,  швырнула его на постель и сняла купальный халат.
Лето,  начавшееся с похорон, стало непрерывной пятинедельной битвой между ней и
отцом, битвой, которая накануне переросла в настоящую войну. Они никак не могли
договориться насчет колледжа.  Раньше Мередит всегда из  кожи вон лезла,  чтобы
угодить отцу.  Даже когда тот был чрезмерно строг,  она говорила себе,  что все
это лишь доказательство любви отца;  если Филип вел себя грубо,  убеждала себя,
что он  устал от  работы;  но  теперь,  обнаружив,  насколько деспотически отец
вмешивается  в  ее  жизнь,  не  считаясь  с  желаниями  дочери,  не  собиралась
отказываться от своей мечты, лишь бы угодить ему.
          С  самого  раннего  детства  Мередит предполагала,  что  когда-нибудь
получит  возможность последовать примеру  предков  и  занять  законное место  в
компании.  Каждое  последующее поколение мужчин  Бенкрофтов поднималось шаг  за
шагом в иерархии фирмы,  начиная с заведующего отделом, ступенька за ступенькой
делая карьеру,  пока не становились вице-президентами,  а  позже президентами и
главами корпорации.
          Наконец,  когда они были готовы удалиться от  дел,  передавали бразды
правления сыновьям,  а  сами становились председателями совета директоров.  Все
шло  по  заведенному порядку вот  уже  почти сто  лет,  и  за  все это время ни
служащие,  ни  пресса ни  разу не  осуждали Бенкрофтов за некомпетентность,  не
намекали,  что  они  не  заслуживают столь высоких должностей.  Мередит верила,
знала,   что  может  стать  достойной  преемницей  отца,   если  получит  такую
возможность.  Все,  чего она ожидала и хотела,  - подходящего шанса. Но отец не
желал дать его Мередит лишь потому, что она имела несчастье родиться дочерью, а
не сыном.
          Доведенная едва ли не до слез,  Мередит натянула платье,  завела руки
за спину и  попыталась застегнуть "молнию",  одновременно подходя к  туалетному
столику и глядя в зеркало.  Девушка без всякого интереса рассматривала короткое
вечернее платье  без  бретелек,  купленное за  несколько недель  специально для
этого случая.  Корсаж был  разрезан по  бокам,  подхватывая груди,  как саронг:
многоцветный шелк пастельных тонов,  словно неяркая радуга,  сужался у  талии и
легким вихрем ниспадал до колен.
          Подняв щетку,  она  провела по  длинным волосам и,  не  желая  делать
сложную прическу,  откинула их  с  лица,  свернула узлом  и  вытянула несколько
длинных,  ложившихся на  уши  прядей,  чтобы  смягчить общий эффект.  Идеальным
украшением для такого платья мог бы послужить кулон из розового топаза, но отец
сегодня вечером тоже  будет в  "Гленмуре",  и  Мередит не  желала доставить ему
удовольствие  видеть  на  ней  эту  драгоценность.   Вместо  этого  она  надела
затейливые  золотые  серьги,  усаженные  розовыми  камнями,  переливавшимися  и
сверкавшими в электрическом свете, но кроме них - ни одного украшения. Прическа
придавала  ей  элегантный вид,  а  золотистый загар  чудесно  контрастировал со
светлыми тонами платья,  но  будь это не так,  Мередит не расстроилась бы и  не
подумала переодеться в другой наряд. Ей действительно было безразлично, как она
выглядит,  и  решение ехать на  бал  пришло лишь потому,  что Мередит не  могла
вынести мысли  о  том,  чтобы остаться сегодня дома  в  одиночестве и  медленно
сходить с  ума от раздражения и тоски.  Кроме того,  она обещала Шелли Филмор и
друзьям Джонатана, что присоединится к ним.
          Она уселась за  столик,  натянула туфли из  розового муара на высоких
каблуках в  тон платью,  а когда выпрямилась,  случайно взглянула на висевший в
рамке,  журнал  "Бизнес уик",  на  обложке которого была  фотография универмага
Бенкрофтов с  швейцаром в  униформе,  стоявшим  у  дверей.  Четырнадцатиэтажное
здание  стало  эмблемой и  приметой Чикаго,  а  швейцар -  символом неустанного
стремления Бенкрофтов как  можно  лучше обслужить посетителей.  В  журнале была
помещена также восторженная статья о магазине,  где говорилось,  что этикетка с
именем  "Бенкрофт"  стала  признаком  определенного  общественного  статуса,  а
затейливое "Б" на пластиковом пакете с покупкой -  характеристикой придирчивого
покупателя с  прекрасным вкусом.  В  статье также рассказывалось о чрезвычайной
компетентности наследников семьи Бенкрофтов,  необыкновенном умении разбираться
в  бизнесе,  которому они посвящали жизнь,  и  что талант и  любовь к розничной
торговле передавались в генах от поколения к поколению Бенкрофтов еще со времен
основателя фирмы Джеймса Бенкрофта.
          Когда журналист,  интервьюировавший отца Филипа, спросил об этом, тот
рассмеялся и ответил,  что все возможно.  Он добавил, однако, что именно Джеймс
Бенкрофт установил традицию, передающуюся от отца к сыну, - традицию тренировки
и  обучения  наследника  с  самого  детства,  с  того  времени,  когда  ребенок
становился достаточно взрослым,  чтобы  обедать с  родителями.  За  столом отец
начинал с  того,  что рассказывал наследнику обо всем происходившем в магазине.
Для ребенка эти истории становились чем-то вроде сказки,  рассказанной на ночь.
Постепенно возрастали волнение и  желание узнать,  что будет дальше,  незаметно
накапливались знания.  Накапливались и впитывались.  Позже обсуждались проблемы
попроще и  предлагалось найти  способ  выйти  из  положения.  Отцы  внимательно
выслушивали отпрысков,  пусть даже те оказывались не правы.  Но ведь не решение
проблемы  было  главной  целью.  Самым  главным  считалось научить,  ободрить и
возбудить интерес.
          В  конце  статьи автор  спрашивал Сирила о  преемниках,  и,  думая об
ответе дедушки, Мередит всегда ощущала ком в горле:
          - Мой сын уже унаследовал должность президента.  У него один ребенок,
и  когда придет время занять кресло отца,  не сомневаюсь,  что Мередит с честью
выполнит свой  долг.  Я  хочу  лишь дожить до  того,  чтобы увидеть это  своими
глазами.
          Мередит знала,  что если отец настоит на своем,  ей никогда не видеть
президентского поста в фирме,  и хотя он всегда обсуждал дела с дочерью, совсем
как его отец когда-то, тем не менее был непреклонен в своем нежелании видеть ее
на должности хотя бы начальника отдела. Она поняла это как-то за ужином, вскоре
после похорон деда.  В  прошлом Мередит не раз упоминала о  намерении следовать
традиции и занять свое место в фирме, но отец либо не слушал, либо не верил ей.
Однако  в  тот  вечер  он  впервые принял ее  слова  всерьез и  с  безжалостной
откровенностью сообщил,  что не желает и не думает о том, что она пойдет по его
стопам.  Эту  привилегию он  оставлял для  будущего внука.  Потом Филип холодно
ознакомил дочь с  еще одной традицией,  о  которой ей  ничего не было известно.
Женщины семьи Бенкрофтов не работали в магазине и вообще нигде не работали.  Их
долг  -  быть  примерными  женами  и  матерями  и  посвящать  оставшееся  время
благотворительным и общественным делам.
          Но Мередит не собиралась смириться с этим,  не могла, по крайней мере
сейчас. Задолго до того, как она влюбилась в Паркера или думала, что влюбилась,
другое,  более  сильное  чувство  владело  сердцем -  настоящая любовь  к  "ее"
магазину. Уже в шесть лет она была в дружеских отношениях со всеми швейцарами и
охранниками,  в  двенадцать знала имена и обязанности всех вице-президентов,  в
тринадцать попросила отца взять ее  в  Нью-Йорк,  где  провела день в  огромном
универмаге Блумингдейла,  переходя из  отдела в  отдел  и  знакомясь с  работой
прекрасно отлаженного механизма,  пока отец был на совещании в  конференц-зале.
Уезжая из Нью-Йорка,  она уже имела собственное мнение, хотя и не очень верное,
насчет того, почему "Бенкрофт" гораздо лучше "Блуми".
          Теперь,  в  восемнадцать,  она  уже  имела представление о  проблемах
компенсации работникам,  принципах закупки товара, коэффициенте доходности и об
ответственности за  качество  продаваемого  товара.  Все  эти  вещи  неотразимо
притягивали ее,  именно  это  она  хотела  изучать  и  не  собиралась  провести
следующие четыре года, постигая романские языки и искусство Возрождения.
          Когда Мередит сказала об этом отцу,  тот с такой силой ударил кулаком
по столу, что подпрыгнули тарелки:
          - Ты поступишь в  Мэривилль,  где учились обе твои бабки,  и  станешь
жить дома. Дома! Ясно? Разговор окончен!
          Он отшвырнул стул и ушел.
          Ребенком Мередит из  кожи  вон  лезла,  чтобы сделать ему  приятное и
угодить оценками,  манерами,  послушанием. Говоря по правде, она была идеальной
дочерью.  Теперь же, однако, приходилось признать, что цена мира и покоя в доме
становилась слишком высокой,  и  от Мередит требовалось полностью отказаться от
планов  на  будущее  и  подчинить  собственную  индивидуальность несправедливым
требованиям,  не говоря уже о том,  чтобы пожертвовать общественной жизнью. Его
бессмысленный отказ  позволить дочери  встречаться с  мужчинами или  ходить  на
вечеринки не был сейчас основной проблемой для Мередит,  однако этим летом стал
причиной разногласий и  бесконечного стыда и  смущения.  Теперь,  когда Мередит
исполнилось восемнадцать,  отец,  вместо того  чтобы  смягчиться,  казалось,  с
каждым днем  становился все  строже.  Если Мередит назначала кому-то  свидание,
Филип  лично  встречал  молодого  человека  у  двери,   подвергал  бесконечному
перекрестному  допросу  и   обращался  с   ним   при   этом  с   оскорбительным
пренебрежением,  обычно  приводившим к  тому,  что  тот  никогда  и  никуда  не
приглашал больше Мередит.  Кроме того,  он  установил смехотворное правило,  по
которому дочь должна была возвращаться домой не  раньше полуночи.  Если Мередит
ночевала  у  Лайзы,   он  обязательно  изобретал  причину,  чтобы  позвонить  и
убедиться,  что она именно там.  Когда дочь отправлялась покататься на  машине,
отец требовал подробного отчета о том,  куда она поедет, а по возвращении домой
Мередит должна была рассказать,  что  делала каждую минуту.  И  все  эти  годы,
проведенные  в  закрытых  школах,  отличавшихся строжайшими правилами,  девушка
мечтала ощутить на губах вкус свободы.  Сама мысль о  том,  что придется четыре
года провести дома, под бдительным оком отца, была невыносимой.
          Но  до  сих  пор она никогда не  думала о  том,  чтобы взбунтоваться,
потому что любой мятеж только подливал масла в огонь. Отец ненавидел, когда ему
перечили,  и,  рассердившись, был способен неделями не разговаривать с дочерью.
Но не только боязнь его гнева заставляла Мередит беспрекословно слушаться отца.
Прежде всего,  она все сделала бы, чтобы заслужить его одобрение, и, во-вторых,
понимала, как, должно быть, унизила его распущенность матери и последовавший за
этим  скандал.  Рассказав ей  обо  всем,  Паркер добавил,  что  отец  чрезмерно
оберегает ее  лишь потоку,  что боится потерять,  ведь у  него больше никого не
осталось,  и,  кроме того,  смертельно опасается, что какой-нибудь неосторожный
поступок дочери пробудит к жизни старые слухи и сплетни о поведении матери.
          Мередит не  особенно понравилось последнее замечание Паркера,  но она
хотела понять отца и провела пять недель,  пытаясь объясниться с ним.  Потерпев
неудачу,  девушка начала спорить,  горячиться и  вчера дело дошло до настоящего
сражения,  первого в их жизни.  Из Северо-западного университета пришел счет за
обучение, и Мередит отнесла его в кабинет к отцу, спокойно и тихо объявив:
          - Я  не собираюсь в  Мэривилль.  Поступлю в  Северо-западный и получу
диплом, который действительно чего-то стоит.
          Она вручила отцу счет, но он отбросил тонкий листок бумаги и поглядел
на дочь с таким выражением, от которого желудок свело судорогой.
          - Неужели?  -  процедил он  язвительно.  -  И  каким  же  образом  ты
собираешься платить за  обучение?  Я  уже сказал,  что не  дам ни гроша,  и  до
тридцати лет ты  не  имеешь права ни  цента тронуть из  наследства.  Теперь уже
слишком поздно пытаться получить стипендию,  и  банк не даст тебе кредита,  так
что  можешь позабыть о  своих  дурацких идеях.  Будешь жить  дома  и  учиться в
Мэривилле. Ты поняла меня, Мередит?
          Годами подавляемая неприязнь наконец вырвалась наружу.
          - Ты  совершенно нелогичен!  Почему  не  можешь рассуждать "спокойно?
Пойми же и меня! - вскричала она.
          Филип намеренно медленно встал, резанув дочь разъяренно-презрительным
взглядом.
          - Я прекрасно понял.  Понял,  что существуют вещи, которыми ты хочешь
заняться,  люди, с кем ты желаешь встречаться, хотя великолепно сознаешь, что я
не  одобряю всего этого.  Именно потому и  желаешь отправиться в  другой город,
учиться в  большом университете и  жить в кемпусе!  Что больше всего привлекает
тебя, Мередит? Возможность жить в общежитиях, где полно парней, так и норовящих
забраться в твою постель? Или...
          - Ты просто болен! Обезумел!
          - А  ты -  точная копия матери!  У  тебя есть все самое лучшее,  а ты
только и ждешь возможности завалиться в постель со всякой швалью...
          - Будь  ты   проклят!   -   взорвалась  Мередит,   потрясенная  силой
собственной неудержимой ярости. - Я никогда не прощу тебе это! Никогда!
          Повернувшись на каблуках, она устремилась к двери.
          За спиной раздался громовой голос:
          - Куда это ты бежишь, черт побери?!
          - Ухожу! - бросила она, не оборачиваясь. - И запомни, к полуночи я не
вернусь! Хватит с меня запретов!
          - Немедленно вернись!  -  завопил он.  Но Мередит, не обращая на него
внимания, пересекла холл и вышла на улицу. Ее ярость лишь усиливалась, пока она
садилась  в   белый  "порше",   подаренный  отцом  к   шестнадцатилетию.   Отец
окончательно спятил! Просто сошел с ума!

     ***

          Мередит провела вечер с  Лайзой и  намеренно оставалась у нее до трех
ночи.  Отец ожидал ее  в  фойе,  меряя пол широкими шагами.  Он ревел,  говорил
гадости,  сыпал ругательствами,  и  хотя у  Мередит разрывалось сердце,  она не
позволила унизить  себя  и  испугаться его  гнева.  Девушка выдержала словесную
атаку,   и   с   каждым  жестоким  словом  решимость  противостоять  отцу  лишь
усиливалась.
          Защищенный от  незваных гостей  и  зевак  высоким  железным забором и
охранником на  входе,  загородный клуб "Гленмур" располагался на десятках акрах
изумрудных газонов, засаженных цветущими кустами и цветочными клумбами. Длинная
извилистая  подъездная  дорожка,   освещенная  изящными  фонарями,   обсаженная
величественными  дубами  и  кленами,  вела  к  парадной  двери  клуба  и  снова
сворачивала у  шоссе.  Сам  клуб,  трехэтажное здание неопределенного стиля  из
белого кирпича,  с толстыми колоннами,  украшавшими широкий фасад,  был окружен
двумя  полями  для  гольфа  и  многочисленными теннисными кортами.  С  обратной
стороны стеклянные двери вели на живописные террасы,  уставленные столиками под
зонтиками и  деревьями в горшках.  Каменные ступеньки спускались с самой низкой
террасы к двум бассейнам олимпийского размера.  Сегодня,  однако, бассейны были
закрыты для купающихся, но на шезлонгах оставили мягкие ярко-желтые подушки для
тех,  кто  хотел  бы  смотреть фейерверк полулежа или  отдохнуть между танцами,
когда оркестр выйдет играть на улицу.
          Сумерки  начали  сгущаться,  когда  Мередит  въехала  в  ворота,  где
служители  помогали  гостям  выйти  из  машин.  Она  подкатила к  переполненной
автостоянке  и   поставила  машину  между   сверкающим  новым   "роллс-ройсом",
принадлежавшим богатому владельцу текстильной фабрики,  и восьмилетней давности
"шевроле", хозяин которого был куда более богатым финансистом.
          Обычно  полутьма  всегда  поднимала настроение Мередит,  но  сегодня,
выйдя из машины,  она по-прежнему была раздражена и расстроена,  мысли блуждали
где-то  далеко.  Кроме одежды,  ей  нечего продать,  чтобы заплатить за  учебу.
Машина куплена на имя отца,  и наследство под его контролем. На счету в банке у
Мередит было ровно семьсот долларов и ни цента больше. Мучительно пытаясь найти
решение, она медленно направилась к парадному входу клуба.
          В такие вечера,  как этот,  охранники клуба и телохранители выполняли
еще  обязанности служителей автостоянки.  Один  из  них  поспешил  взбежать  на
крыльцо, чтобы распахнуть перед ней дверь.
          - Добрый вечер, мисс Бенкрофт, - поздоровался он, блеснув неотразимой
улыбкой.  Мускулистый, красивый, хорошо сложенный студент из университета штата
Иллинойс,  он подрабатывал здесь летом.  Мередит знала это,  потому что молодой
человек сам  рассказал обо всем,  когда она пыталась загорать здесь на  прошлой
неделе.
          - Привет,  Крис,  - рассеянно бросила она. Кроме праздника Четвертого
июля,  Дня Независимости, отмечалось также основание "Гленмура", и в клубе то и
дело слышались веселый смех и  разговоры,  а  члены клуба с коктейлями в руках,
одетые  в  смокинги  и  вечерние  платья,   обязательные  наряды  для  двойного
праздника,  переходили из комнаты в комнату. Интерьер "Гленмура" был куда менее
впечатляющим и  элегантным,  чем в  других,  более новых клубах в  окрестностях
Чикаго.  Восточные  ковры,  покрывавшие натертые  деревянные полы,  выцвели,  а
прочная  старинная мебель  создавала атмосферу скорее  пуританского,  несколько
скучноватого довольства и  покоя,  чем роскоши и  блеска.  В этом "Гленмур" был
похож на большинство первоклассных загородных клубов страны.
          Старый и  чрезвычайно эксклюзивный,  он  гордился тем,  что престиж и
недоступность,  вызывавшие горячее стремление попасть в  него,  зависели не  от
мебели или удобств,  а  от  статуса членов.  Одно лишь богатство не могло стать
гарантией столь желанного членства в  клубе,  если  только не  было подкреплено
определенным положением  в  высших  слоях  чикагского общества.  В  тех  редких
случаях,  когда кандидат удовлетворял этим  двум требованиям,  от  него все  же
требовалось получить единодушное одобрение всех  четырнадцати членов  приемного
комитета "Гленмура",  прежде чем подать заявление о приеме. Эти строгие правила
позволили за  последние несколько лет  положить  конец  притязаниям нескольких,
внезапно   разбогатевших   предпринимателей,   бесчисленных   врачей,   игроков
бейсбольных команд, десятка конгрессменов и члена Верховного суда штата.
          На Мередит,  однако, не производили впечатления ни замкнутость клуба,
ни  его члены.  Они были просто знакомыми лицами,  многих из которых она хорошо
знала,  других встречала лишь  мельком.  Шагая  по  коридору,  она  механически
улыбалась знакомым,  заглядывая в различные комнаты в поисках людей, с которыми
обещала встретиться. Одна из столовых была на этот вечер превращена в казино, в
двух остальных устроили роскошный буфет.  Везде толпились люди. Ниже, на первом
этаже,  в  главном банкетном зале  настраивал инструменты оркестр,  и,  судя по
страшному шуму,  доносившемуся оттуда,  Мередит предположила,  что и  там полно
народа.
          Проходя мимо карточной комнаты,  она  осторожно заглянула туда.  Отец
был заядлым игроком, как, впрочем, и большинство собравшихся в этой комнате, но
ни  его,  ни компании Джона здесь не было.  Мередит обошла весь этаж и  наконец
решила заглянуть в главный салон.
          Несмотря на  огромные размеры салона,  обстановка создавала атмосферу
уюта.  Вокруг низких столов расставлены мягкие кресла и  диваны,  а свет медных
бра был приглушен, и мягкое сияние переливалось на панелях старого дуба. Обычно
высокие  стеклянные двери  в  глубине салона  были  закрыты тяжелыми бархатными
шторами,  но  сегодня их распахнули,  чтобы гости могли выйти на узкую веранду,
где тихо наигрывал оркестр.  Стойка бара шла слева,  по  всей длине комнаты,  и
бармены суетились,  обслуживая гостей.  Сегодня здесь тоже было полно народа, и
Мередит уже хотела повернуться и  направиться к  ведущей наверх лестнице,  но в
этот момент заметила Шелли Филмор и Ли Эккермен,  которые обе сегодня звонили и
напоминали,  что ждут ее вечером. Девушки стояли в дальнем конце бара, вместе с
несколькими приятелями Джонатана и немолодой парой, в которой Мередит, хотя и с
некоторым опозданием,  узнала мистера и миссис Рассел Соммерс,  -  дядю и тетку
Джонатана.  Мередит подошла к ним и мгновенно застыла при виде отца,  стоявшего
слева в обществе каких-то людей.
          - Мередит!  - воскликнула миссис Соммерс, когда девушка поздоровалась
со всеми, - Мне ужасно нравится твое платье. Где ты его раздобыла?
          Мередит пришлось оглядеть себя, чтобы вспомнить, что на ней надето.
          - Купила в "Бэнкрофт".
          - Где же еще?  - поддразнила Ли. Мистер и миссис Соммерс отвернулись,
чтобы поговорить с другими гостями, а Мередит не спускала глаз с отца, надеясь,
что сегодня у того хватит здравого смысла держаться от нее подальше.  Несколько
мгновений она не шевелилась,  чувствуя,  как его присутствие совершенно выводит
ее  из  себя,  но  тут  до  девушки внезапно дошло,  что  даже  этот вечер отец
ухитрился испортить! Мередит тут же рассерженно решила показать ему, что у него
ничего не выйдет и, следовательно, она еще окончательно не побеждена.
          Девушка   громко   заказала  коктейль  с   шампанским,   ослепительно
улыбнулась Дугу Шелфону, блестяще притворяясь, что зачарованно прислушивается к
каждому его слову.
          На  улице  в   это  время  сгустились  сумерки,   в  комнатах  голоса
становились все громче в прямой пропорции с количеством поглощаемого спиртного,
а Мередит,  рассеянно пригубив вторую порцию коктейля,  размышляла, не стоит ли
поискать работу и поставить отца перед свершившимся фактом, как перед очередным
доказательством решимости поступить в  хороший  колледж.  Случайно  взглянув  в
зеркало за стойкой бара, Мередит встретилась с глазами отца, смотревшего на нее
с холодным неудовольствием.  Интересно,  что он не одобряет на этот раз? Платье
без бретелек или скорее всего внимание,  которое уделяет ей Дуг Шелфон. Вряд ли
дело в бокале с шампанским, который она держит в руке. С самого раннего детства
от  Мередит требовалось говорить и  вести себя как взрослой,  в  двенадцать лет
отец разрешил ей оставаться за столом, когда к ужину приглашались гости. К тому
времени,  когда девушке исполнилось шестнадцать,  она  уже давно выполняла роль
хозяйки дома и пила вино, хотя, конечно, совсем немного.
          Стоявшая рядом Шелли Филмор напомнила,  что  пора  идти  в  столовую,
иначе  они  рискуют  потерять  заранее  зарезервированный  столик,  и  Мередит,
мысленно встряхнувшись, повторила свою клятву хорошенько повеселиться сегодня.
          - Джонатан сказал,  что присоединится к  нам за  ужином,  -  добавила
Шелли. - Кто-нибудь видел его?
          Она  вытянула  шею,  рассматривая быстро  редеющую толпу:  многие  из
собравшихся тоже вспомнили об ужине.
          - Господи,  -  выдохнула она,  уставясь на распахнутые двери.  -  Кто
это?! Фантастика! Совершенно великолепен!
          Неуместно-восторженное замечание,  прозвучавшее гораздо  громче,  чем
рассчитывала Шелли,  вызвало некоторый интерес среди гостей,  и сразу несколько
голов повернулось в ту сторону.
          - О ком ты говоришь? - удивилась Ли, пытаясь понять, в чем дело.
          Мередит,  стоявшая лицом к выходу,  подняла глаза и сразу поняла, кто
был  причиной  этого  благоговейного и  одновременно  алчного  выражения,  ясно
читавшегося на лице Шелли. На пороге, небрежно сунув правую руку в карман брюк,
стоял мужчина,  настоящий гигант,  ростом не  менее шести футов двух дюймов,  с
волосами почти такими же темными,  как смокинг, облегавший, словно вторая кожа,
широкие плечи. На бронзовом от загара лице резким контрастом выделялись светлые
глаза,  и  пока он не двигался с  места,  лениво изучая элегантно одетых гостей
"Гленмура",  Мередит  не  переставала  удивляться,  почему  Шелли  назвала  его
"великолепным".  Черты его  лица  были  словно высечены из  гранита неизвестным
скульптором,  задавшимся целью изобразить не мужскую красоту,  а  грубую силу и
примитивную,  почти первобытную энергию...  Квадратный подбородок, прямой нос -
олицетворение стальной решимости и неукротимого характера.
          Мередит он показался гордым,  высокомерным и  упорным.  Ее никогда не
привлекали подобные мужчины, стремившиеся навязать всем и каждому свою волю.
          - Взгляните на эти плечи, - продолжала восторгаться Шелли. - На лицо!
Вот это, Дуглас, и есть настоящая сексапильность в чистом виде!
          Дуглас пригляделся к незнакомцу и, улыбаясь, пожал плечами:
          - На  меня  он  не  производит  столь  сильного  впечатления.   -  И,
обернувшись к соседу, спросил:
          - Ну а ты, Рик? Он тебя возбуждает?
          - Не  узнаю,  пока  не  увижу  его  ноги,  -  пошутил Рик.  -  Обожаю
хорошенькие ножки, поэтому меня скорее заводит Мередит!
          В  этот  момент  в  дверях  появился Джонатан,  уже  немного нетвердо
державшийся на ногах,  и,  обняв незнакомца за плечи,  оглядел комнату. Мередит
заметила торжествующую ухмылку,  адресованную приятелям,  и  немедленно поняла,
что он уже полупьян,  однако была полностью сбита с толку оглушительным хохотом
Ли и Шелли.
          - О нет,  - простонала Ли, в комическом ужасе переводя взгляд с Шелли
на Мередит.  - Только не говорите, что этот великолепный образец мужчины и есть
тот рабочий, кого нанял Джонатан!
          Дуг,  в свою очередь,  взорвался смехом, заглушив слова Ли, и Мередит
наклонилась ближе к приятельнице:
          - Прости..,  я не расслышала.  Быстрым шепотом,  торопясь договорить,
прежде чем подойдут мужчины. Ли объяснила:
          - Это тот плавильщик из  Индианы,  о  котором говорил Джонатан!  Отец
заставил его нанять парня для работы на буровой вышке в Венесуэле.
          Не  понимая  причин  столь  внезапного веселья,  Мередит недоумевающе
спросила:
          - Но зачем было приводить его сюда?
          - Это шутка, Мередит! Джон сердит на отца, потому что тот вынудил его
взять на работу этого парня,  да еще и ставит в пример сыну!  Джон привел этого
типа  сюда,   чтобы  насолить  отцу,   ну  знаешь,   заставить  их  встретиться
неофициально,  в обществе.  Но самое смешное в том, что тетя Джонатана сказала,
будто его родители в последнюю минуту решили не ехать на бал, а провести вместо
этого уик-энд в загородном доме.
          Слишком  громкое,  хотя  и  невнятное приветствие Джонатана заставило
всех стоявших рядом,  в  том числе и отца Мередит,  обернуться и с негодованием
взглянуть на молодого человека.
          - Привет всем!  -  заорал он,  широко разводя руки.  - Как поживаете,
тетя Гарриет и  дядя Рассел?  -  И,  уверившись,  что  наконец привлек всеобщее
внимание, объявил:
          - Познакомьтесь  с  моим  приятелем,   Мэттом  Террелом..,   то  есть
Фаррелом!
          Он осекся, икнул и широко улыбнулся:
          - Тетя Гарриет, дядя Рассел, поздоровайтесь с Мэттом! Новейший пример
для подражания,  по мнению отца!  Он считает,  что именно таким я должен стать,
когда вырасту!
          - Рада  видеть  вас,  -  вежливо ответила тетка  Джонатана и,  отводя
ледяной взгляд от  пьяного племянника,  попыталась сделать над  собой  усилие и
проявить нечто вроде гостеприимства к человеку,  которого тот привел с собой. -
Откуда вы приехали, мистер Фаррел?
          - Индиана, - коротко ответил тот.
          - Индианаполис?  -  нахмурилась Гарриет.  -  Боюсь,  мы  не знакомы с
Фаррелами из Индианаполиса.
          - Я не из Индианаполиса. И убежден, что вы не знаете мою семью.
          - Из  какого же  вы города?  -  резко вмешался отец Мередит,  готовый
подвергнуть допросу  и  устрашить любого  мужчину,  который  близко  подойдет к
дочери.
          Мэтт Фаррел повернулся,  и Мередит с тайным восторгом увидела, как он
не моргнув глазом сдержал уничтожающий взгляд Филипа:
          - Эдмунтон, к югу от Гери.
          - И чем вы там занимаетесь? - грубо спросил Филип.
          - Работаю  на  сталелитейном  заводе,  -  хладнокровно  бросил  Мэтт,
ухитряясь  при  этом  выглядеть таким  же  высокомерно недоступным,  как  Филип
Бенкрофт.
          Ответом  на  это  признание  послужило всеобщее  молчание.  Несколько
пожилых пар,  стоявших в  стороне в  ожидании тети  и  дяди Джонатана,  неловко
переглянулись и поспешили отойти.  Миссис Соммерс,  очевидно, решила сделать то
же самое и как можно скорее.
          - Желаю приятно провести время, мистер Фаррел, - сухо процедила она и
вместе с мужем направилась в столовую.
          Неожиданно все пришло в движение.
          - Ну что ж,  -  жизнерадостно объявила Ли Эккермен,  оглядывая членов
компании,  всех,  за исключением Мэтта Фаррела,  стоявшего немного в стороне. -
Пойдемте ужинать!
          Взяв  Джона под  руку,  она  повернулась к  двери и  намеренно громко
заметила:
          - Я зарезервировала стол на девять человек! Мередит быстро подсчитала
- вместе с Мэттом их было десять.  Парализованная отвращением к Джонатану и его
друзьям,  она не тронулась с места. Отец увидел, что дочь находится почти рядом
с Фаррелом, и, шагнув к Мередит, больно сжал ее локоть.
          - Избавься от него,  да побыстрее! - рявкнул Филип достаточно громко,
чтобы Мэтт расслышал, и с разгневанным видом почти вылетел из комнаты. Мередит,
проводив его взглядом,  посмотрела на Мэтта,  не совсем представляя,  что будет
делать.  Мэтт повернулся к  высокой стеклянной двери и  разглядывал веселящихся
людей с отчужденным безразличием человека, знающего, что он нежеланный гость, и
намеревался вести себя так, словно предпочитает, чтобы его оставили в покое.
          Даже не скажи Мэтт, что работает на заводе, Мередит с первого взгляда
поняла бы,  что  он  здесь чужак.  Прежде всего,  смокинг слишком тесно облегал
широкие плечи,  словно был с чужого плеча, скорее всего взят напрокат. Да и сам
Фаррел не  разговаривал с  врожденной уверенностью члена  общества,  ожидавшего
теплого приема везде,  куда бы он ни попал.  Более того, в манерах чувствовался
отчетливый  недостаток  воспитания  -  едва  заметная  резкость  и  неловкость,
интриговавшие и отталкивающие ее одновременно.
          Учитывая все это,  было удивительно, что он внезапно напомнил Мередит
ее самое.  Но так и  было.  Девушка глядела на этого такого одинокого человека,
делавшего вид,  что  ему  нипочем  всеобщее  пренебрежение,  и  видела  себя  -
несчастную,  всеми брошенную ученицу школы Святого Стефана,  проводившую каждую
свободную минуту с  книгой на  коленях,  пытавшуюся притвориться,  что  ей  все
равно.
          - Мистер Фаррел,  -  бросила она  как могла небрежнее,  -  не  хотите
выпить что-нибудь?
          Удивленный Мэтт повернулся и, немного поколебавшись, кивнул:
          - Скотч   с   водой,   пожалуйста.   Мередит  посигналила  официанту,
немедленно оказавшемуся рядом:
          - Джимми, принесите мистеру Фаррелу скотч с водой.
          Посмотрев  на  Фаррела,   девушка  обнаружила,  что  тот,  недоуменно
хмурясь,  изучает ее:  взгляд блуждал по  лицу,  груди  и  талии,  потом  снова
поднялся к  глазам,  словно он подозревал ее в  чем-то и  хотел понять,  почему
Мередит пытается завести с ним знакомство.
          - Кто был тот человек,  который велел вам избавиться от меня? - резко
спросил он.
          Ей не хотелось зря волновать его, но пришлось сказать правду:
          - Мой отец.
          - Примите  мое  глубочайшее и  искреннее сочувствие,  -  торжественно
объявил он,  и Мередит разразилась громким смехом,  потому что никто до сих пор
не  смел критиковать ее  отца,  даже косвенно,  и,  кроме того,  она неожиданно
почувствовала,  что  Мэтт Фаррел был мятежником,  как она и  сама решила отныне
стать.  Это  невольно делало его родственной душой,  и  она почему-то  сравнила
Мэтта  с   храброй  дворняжкой,   брошенной  злобной  рукой  в  стаю  надменных
чистопородных собак. Девушка решила спасти его.
          - Можно пригласить вас на танец?  -  улыбнулась она Мэтту как старому
другу.
          Мэтт с веселым изумлением оглядел ее.
          - Что  заставляет  вас  думать,  принцесса,  будто  сталелитейщик  из
Эдмунтона, штат Индиана, умеет танцевать?
          - А вы умеете?
          - Думаю, справлюсь.
          Это  определение оказалось явной недооценкой его возможностей,  что и
поняла Мередит через несколько минут после того,  как  они вышли потанцевать на
террасу   под   медленную  мелодию,   которую  играл   маленький  оркестр.   Он
действительно танцевал неплохо, хотя несколько скованно и старомодно.
          - Ну как я справляюсь?
          Находясь  в  блаженном  неведении  относительно двойного  смысла  его
шутливой оценки, Мередит ответила:
          - Пока  я  могу только сказать,  что  у  вас  хорошее чувство ритма и
двигаетесь вы легко,  а это самое главное. - И, улыбаясь ему, чтобы случайно не
обидеть, призналась:
          - По правде говоря, вам не хватает практики.
          - И часто вы рекомендуете практиковаться?
          - Не очень. Одной ночи будет достаточно, чтобы выучить новые па.
          - Я не знал, что существуют "новые па".
          - Существуют,   но  сначала  вам  придется  поучиться,   как  вовремя
расслабиться.
          - Сначала?  -  повторил Мэтт.  -  А  я  все  это  время находился под
впечатлением, что расслабляться нужно потом.
          И  только сейчас до Мередит дошло,  что он имеет в  виду.  Окинув его
спокойным взглядом, девушка, не повышая голоса, спросила:
          - Мы говорим о танцах, мистер Фаррел?
          В  голосе девушки слышался явный упрек,  и Мэтт это понял.  Несколько
секунд он  с  неподдельным интересом изучал ее лицо,  словно оценивая вновь,  и
кажется, мнение его о новой знакомой начало резко меняться.
          Глаза  Мэтта  были  не   светло-голубыми,   как  думала  Мередит,   а
удивительного металлически-серого  цвета,  и  волосы  оказались не  черными,  а
темно-каштановыми.
          Запоздало объясняя причину скованности движений, Мэтт сказал:
          - Несколько недель назад я порвал связку на правой ноге.
          - Прошу прощения,  -  извинилась Мередит за  то,  что так неосторожно
пригласила его на танец. - Очень больно?
          Удивительная белозубая улыбка вновь сверкнула на темном лице:
          - Только когда танцую.
          Мередит весело рассмеялась и  почувствовала,  как собственные тревоги
начинают таять.  Они оставались на террасе достаточно долго,  чтобы потанцевать
еще,  и  на  этот раз  говорили лишь на  такие общие темы,  как плохая музыка и
хорошая погода.  Когда они вернулись в  салон,  Джимми принес виски.  И Мередит
внезапно пришла  в  голову  коварная идея,  вызванная неприязнью к  Джонатану и
сочувствием к Мэтту.
          - Пожалуйста,  запишите напитки на счет Джонатана Соммерса, Джимми, -
попросила она и, краем глаза глянув на Мэтта, заметила его удивленное лицо.
          - Разве вы не член клуба?
          - Член,  -  покаянно улыбнулась Мередит.  - Это просто мелкая месть с
моей стороны.
          - За что?
          - За...
          Слишком поздно поняв,  что  все сказанное ею,  может смутить его либо
будет истолковано как жалость, девушка пожала плечами:
          - Мне  не  очень  нравится  Джонатан  Соммерс.  Мэтт  как-то  странно
посмотрел на нее, поднял стакан и сделал большой глоток:
          - Вы,  должно быть,  голодны.  Позволяю вам  уйти и  присоединиться к
друзьям.
          Это  было  жестом вежливости:  очевидно,  Мэтт  давал ей  возможность
вовремя уйти,  но  Мередит не имела никакого желания видеть сейчас Джона и  его
друзей,  а кроме того,  судя по виду остальных гостей,  было ясно, что если она
сейчас покинет его,  ни  один  человек в  этой комнате не  сделает даже попытки
заговорить с  Фаррелом.  Говоря по  правде,  присутствующие в  салоне старались
вообще не подходить к ним.
          - Собственно говоря, - заверила она, - еда здесь не так уж хороша.
          Мэтт обвел глазами собравшихся и  решительно поставил стакан,  словно
показывая, что собирается уйти:
          - Да и люди тоже.
          - Они держатся в стороне вовсе не из злобы или высокомерия, поверьте,
- настаивала девушка.
          Безразлично пожав плечами, Мэтт, однако, недоверчиво спросил:
          - Почему же, по-вашему, они делают это? Мередит заметила среди гостей
несколько пар средних лет, приятелей отца, милых, порядочных людей.
          - Ну  прежде всего,  они  смущены поведением Джонатана.  И  поскольку
знают,  кто вы и чем занимаетесь,  заранее решили,  что у вас с ними нет ничего
общего.
          Он,  очевидно, подумал, что Мередит покровительствует ему из жалости,
потому что, вежливо улыбнувшись, сказал:
          - Мне пора уходить.
          И  неожиданно мысль  о  том,  чтобы позволить ему  уйти  и  ничего не
сохранить  в  памяти  об  этом  вечере,  кроме  унижения  и  пережитого позора,
показалась Мередит невыносимо несправедливой и совершенно немыслимой.
          - Вы не можете так просто уйти, - с решительной улыбкой ответила она.
- Пойдемте со мной и захватите с собой ваше виски.
          Глаза Мэтта сузились:
          - Зачем?
          - Потому что,  -  лукаво объявила Мередит,  -  стакан в  руках  очень
полезен для того, что мы собираемся сейчас сделать.
          - Что именно? - настаивал Мэтт.
          - Общаться с гостями,  - пояснила Мередит. - Мы собираемся общаться с
гостями!
          - Ни за что!
          Мэтт схватил ее  за  руку,  чтобы удержать,  но  было слишком поздно.
Мередит твердо вознамерилась намозолить всем  и  каждому глаза своим партнером,
заставить общество принять его и, если возможно, даже полюбить.
          - Пожалуйста,  ради  меня,  -  тихо попросила она,  умоляюще глядя на
Мэтта.
          Невольная улыбка раздвинула его губы.
          - Никогда не видел таких изумительных глаз...
          - По правде говоря, я ужасно близорука, - поддразнила она, неотразимо
улыбнувшись в ответ.  - И время от времени натыкаюсь на стены. Почему бы вам не
взять меня под руку и не проводить в холл, чтобы у не споткнулась?
          Мэтт не смог устоять перед этим незлобивым юмором.
          - Вы  очень  упрямы,  -  покачал  он  головой,  но,  хмыкнув,  нехотя
предложил ей руку, готовый выполнить прихоть нежданной защитницы.
          Они прошли всего несколько шагов и  оказались лицом к  лицу с пожилой
парой.
          - Здравствуйте,  мистер и миссис Фостер,  -  весело приветствовала их
Мередит, видя, что они готовы пройти мимо, не заметив ее.
          Они сразу же остановились.
          - О,  как поживаешь, Мередит? - осведомилась миссис Фостер. Она и муж
вопросительно-вежливо улыбнулись Фаррелу.
          - Познакомьтесь с  другом  моего  отца,  -  представила его  Мередит,
проглотив смех при виде ошеломленного лица Мэтта,  -  Мэтт Фаррел. Мэтт приехал
из Индианы. Он в сталелитейном бизнесе.
          - Рад познакомиться,  -  с  искренним радушием ответил мистер Фостер,
пожимая руку Мэтта.  - Правда, Мередит и ее отец не играют в гольф, но здесь, в
"Гленмуре",  есть  два  прекрасных поля.  Если  собираетесь пробыть  достаточно
долго, может, сыграем несколько раундов?
          - Не  уверен,  что останусь хотя бы на столько времени,  чтобы допить
этот стакан, - вздохнул Мэтт, очевидно, ожидая немедленного позорного изгнания,
как только отец Мередит обнаружит,  что у  него появился новый "друг",  да  еще
столь сомнительного происхождения.
          Мистер Фостер,  не давая себе труда разобраться,  в чем дело,  только
кивнул:
          - Бизнес всегда мешает развлечениям.  Но  по  крайней мере вы увидите
сегодня фейерверк - лучшего во всем городе не бывает.
          - Да,   сегодняшнее  зрелище  будет  незабываемым,  -  заверил  Мэтт,
предостерегающе глядя на стоявшую с невинным лицом Мередит.
          Мистер Фостер вернулся к  своей любимой теме -  гольфу,  пока Мередит
безуспешно старалась не улыбаться.
          - Собираетесь участвовать в гандикапе? - продолжал допытываться он.
          - Думаю,  с Мэтта хватает и меня,  - неожиданно вмешалась она, искоса
бросая на Мэтта лукавый, смеющийся взгляд.
          - Что?  -  недоуменно  мигнул  мистер  Фостер.  Но  Мэтт  не  захотел
ответить,  а  Мередит  не  смогла,  потому  что  его  взгляд  был  устремлен на
улыбающиеся губы,  а  когда  серые  глаза встретились с  аквамариновыми,  в  их
глубинах появилось нечто новое, непонятное.
          - Пойдем,   дорогой,   -  позвала  миссис  Фостер,  видя  рассеянное,
смущенное выражение на лицах Мэтта и  Мередит.  -  Молодые люди вовсе не желают
проводить вечер, обсуждая гольф.
          Запоздало вспомнив о  том,  где находится,  Мередит постаралась взять
себя  в  руки  и,  строго  сказав  себе,  что,  пожалуй,  выпила  слишком много
шампанского, взяла Мэтта под руку.
          - Нам пора,  - кивнула она, направляясь вниз по лестнице к банкетному
залу, где играл оркестр.
          Почти целый час  она переходила вместе с  Мэттом от  одной компании к
другой,  заговорщически поглядывая на Мэтта и улыбаясь ему одними глазами, пока
без  зазрения совести лгала всем присутствующим о  том,  кто  такой Мэтт и  чем
занимается.  Мэтт молча шел  рядом,  не  опровергая ее  слов,  но  и  ничего не
добавляя, и, откровенно забавляясь, наблюдал за бурной деятельностью Мередит, -
Ну вот!  -  весело объявила она наконец, когда они оставили позади шум и музыку
и,  выйдя из дома,  медленно пересекали газон. - Главное не что вы скажете, а о
чем умолчите.
          - Интересная теория. У вас еще много таких? Мередит покачала головой,
смущенная тем, о чем подсознательно думала весь вечер.
          - Вы  говорите вовсе  не  как  человек,  работающий на  сталелитейном
заводе.
          - И сколько таких вы знаете?
          - Только одного,  -  призналась девушка.  Голос  Мэтта  внезапно стал
серьезным:
          - Вы часто приходите сюда?
          Они  провели половину вечера,  развлекаясь глупой  игрой,  но  теперь
Мередит почувствовала,  что он устал от этого.  Как,  впрочем,  и она...  И это
мгновение четко обозначило отчетливую перемену в  их  отношениях.  Они медленно
брели мимо цветочных клумб и розовых кустов, и Мэтт начал расспрашивать Мередит
о ее жизни.  Она объяснила,  что жила в Вермонте, где окончила школу. Следующий
вопрос был о будущей карьере,  и Мередит поняла, что Мэтт ошибочно предположил,
будто  она  -  выпускница колледжа.  Вместо  того  чтобы  поправить Мэтта,  она
предпочла не  рисковать,  представив,  как ужаснется он,  обнаружив,  что ей не
двадцать два,  а всего восемнадцать.  Она поспешно уклонилась от ответа, быстро
переведя разговор на него.
          Мэтт рассказал, что через полтора месяца уезжает в Венесуэлу работать
на буровых вышках, и после этого оба с удивительной легкостью начали переходить
от одной темы к  другой...  Стоя под древним вязом,  не обращая внимания на то,
что  шероховатая кора  царапает  обнаженную  спину,  Мередит  как  зачарованная
слушала Мэтта.  Она  узнала,  что  ему  двадцать шесть лет и,  кроме природного
остроумия и грамотной литературной речи,  он еще обладает даром так внимательно
слушать то,  что говорит она,  словно больше ничего на свете не имеет значения.
Это смущало девушку,  льсти ло  ей  и  в  то же время создавало ложное ощущение
уединенности и полной близости.
          Мередит смеялась над  какой-то  шуткой  Мэтта,  когда  толстый жук  с
громким  жужжанием пролетел  над  головой.  Мередит  подпрыгнула,  прищурилась,
пытаясь разглядеть, куда исчезло насекомое.
          - Запутался в волосах? - нерешительно спросила она.
          Мэтт положил руки ей на плечи и придирчиво осмотрел волосы.
          - Нет,  -  покачал он головой,  - это всего-навсего маленький майский
жук.
          - Все  майские  жуки  отвратительны,  а  этот  был  размером с  целую
колибри!
          И когда Мэтт хмыкнул, улыбнулась с притворным злорадством:
          - Погодите,  через шесть недель вам будет не до смеха, особенно когда
не сможете выйти из дома, не наткнувшись на змею.
          - Это правда,  -  пробормотал он, но глаза были неотрывно прикованы к
ее рту, а руки, скользнув по шее, нежно сжали лицо.
          - Что вы  делаете?  -  бессмысленно пробормотала Мередит,  когда Мэтт
большим пальцем осторожно провел по ее нижней губе.
          - Пытаюсь решить, стоит ли остаться и посмотреть фейерверк.
          - Фейерверк начнется не раньше чем через полчаса,  - дрожащим голосом
пробормотала она, прекрасно понимая, что сейчас он ее поцелует.
          - У меня такое чувство,  -  шепнул он, - что фейерверк начнется прямо
сейчас.
          Так  и   случилось.   Его  рот  завладел  ее   губами  в   пламенном,
обольстительном поцелуе, пославшем по всему телу Мередит жгучие молнии. Сначала
поцелуй был легким,  нежным, завлекающим, его язык осторожно, почти не касаясь,
обводил контуры ее губ. Мередит целовали и раньше, обычно неопытные, охваченные
волнением  мальчишки;   никто  и   никогда  не  ласкал  ее  с  такой  неспешной
тщательностью.  Одна рука, скользнув по спине, прижала девушку к мужской груди,
другая  гладила  затылок,  а  рот  медленно  приоткрылся  на  ее  губах.  Почти
потерявшая рассудок от этого безумного поцелуя,  она сунула ладони под смокинг,
на  несколько секунд обхватила широкие плечи и  обняла Мэтта за шею и  в  то же
мгновение, как она прижалась к нему, его рот приоткрылся чуть шире, язык опалил
жаром ее губы,  заставляя,  вынуждая раскрыться.  И не успела Мередит исполнить
невысказанное желание,  как его язык скользнул глубже,  мимо зубов,  во влажную
пещерку,  и  поцелуй обрел  взрывную силу.  Его  ладонь  накрыла упругий холмик
груди,  лаская  его  через  тонкую материю,  потом  скользнула за  спину,  сжав
ягодицы,  притягивая все  ближе,  заставляя Мередит  ощутить всю  силу  желания
возбужденного  тела.  Мередит  на  миг  застыла,  растерявшись  от  непривычной
близости,  но тут же,  сама не зная почему,  запуталась пальцами в густой гриве
темно-каштановых волос и с таким же неистовством вернула поцелуй.
          Казалось,  прошло несколько часов,  когда он  наконец поднял голову и
выпрямился.  Сердце Мередит билось неровно,  часто, словно обезумевший маятник,
но  она продолжала стоять в  кольце сильных рук,  прижавшись лбом к  его груди,
пытаясь справиться с бурей нахлынувших чувств.  Где-то в глубинах одурманенного
мозга   зародилась  мысль,   что   ее   поведение  выглядит  очень   странно  -
один-единственный поцелуй не стоит таких волнений.
          Сознание  того,  что  Мэтт  может  посчитать  ее  неопытной дурочкой,
заставило Мередит поднять голову. Ожидая увидеть гримасу презрения на его лице,
она робко взглянула на Мэтта, но увидела совершенно другое. Серые глаза пылали,
лицо потемнело от  страсти,  а  руки инстинктивно сжались,  словно он  не желал
отпускать Мередит.  Она  запоздало сообразила,  что  он  все  еще возбужден,  и
почувствовала странное  удовлетворение и  гордость  за  то,  что  этот  поцелуй
подействовал на  него с  такой же силой,  как и  на нее.  Не думая о  том,  что
делает,   Мередит  уставилась  на  его  рот.  В  очертаниях  этих  твердых  губ
проглядывала дерзкая чувственность,  однако..,  он  мог  быть так  поразительно
нежен.., мучительно нежен...
          Сгорая  от  желания вновь  почувствовать прикосновение его  губ,  она
подняла глаза.
          Но   Мэтт   прекрасно   понял   ее,   и   из   его   груди   вырвался
полустон-полусмех, руки снова судорожно сжались.
          - Да,  -  хрипло прошептал он и завладел ее губами в жадном, голодном
поцелуе,  похитившем  разум,  отнявшем  воздух,  и  сводившем  с  ума  неземным
наслаждением.
          Неожиданно услышав  веселый  смех,  Мередит  неловко высвободилась из
объятий Мэтта и  с  тревогой обернулась.  Десятки пар выходили из клуба,  чтобы
полюбоваться фейерверком,  а впереди всех шагал отец,  устремившийся к дочери с
искаженным от ярости лицом.
          - О Боже,  - пролепетала Мередит. - Мэтт, вам придется покинуть клуб.
Немедленно уходите.
          - Нет.
          - Пожалуйста!  -  почти крикнула она.  - Со мной все будет в порядке,
здесь он мне ни слова не скажет, подождет, пока мы останемся наедине, но трудно
представить, что он сделает с вами.
          И минуту спустя Мередит узнала ответ.
          - Здесь сейчас будут люди,  чтобы выпроводить вас отсюда,  Фаррел,  -
прошипел отец вне себя от бешенства и,  повернувшись к Мередит, с силой сжал ее
руку:
          - Ты идешь со мной.
          Два  клубных официанта уже  направлялись к  нему.  Отец дернул ее  за
руку, и Мередит снова умоляюще попросила Мэтта:
          - Пожалуйста,  уходите,  не  нужно устраивать сцену.  Отец потащил ее
вперед,  и у Мередит не осталось другого выбора,  кроме как покорно идти за ним
или тащиться сзади.  Она едва не заплакала от облегчения, увидев, что официанты
остановились, а Мэтт, широко шагая, направился к дороге. Официанты нерешительно
поглядели на Филипа, ожидая указаний, и тот бросил:
          - Пусть подонок убирается,  но позвоните привратнику и  предупредите,
чтобы не вздумал впустить его снова.
          У самой двери отец, побагровев от гнева, обернулся к Мередит:
          - Твоя мать сделала меня посмешищем,  но будь я проклят,  если и тебе
удастся то же самое! Слышишь?!
          Он  отбросил руку дочери,  словно она  была осквернена прикосновением
Мэтта,  но голоса больше не повышал. Истинный Бенкрофт, какими бы ни были повод
и причина, никогда не проветривает грязное белье на публике.
          - Немедленно поезжай домой и  оставайся там.  На дорогу у  тебя уйдет
двадцать минут;  через двадцать пять минут я позвоню,  и Боже помоги тебе, если
вовремя не окажешься на месте.
          Он резко повернулся на каблуках и вошел в дом.  Изнывая от унижения и
позора,  Мередит посмотрела ему вслед, а потом вошла в клуб и взяла сумочку. По
пути на стоянку она заметила в тени деревьев три целующиеся пары.
          Почти ничего не  видя из-за застилающих глаза слез бессильной ярости,
Мередит  уже  проехала  мимо  одинокой фигуры,  шагавшей по  обочине  дороги  с
перекинутым через плечо смокингом,  прежде чем поняла, что это Мэтт. Она нажала
на тормоза.  Снедаемая угрызениями совести за причиненную ему боль,  девушка не
осмеливалась поднять на него глаза.
          Он  подошел  к  машине,  слегка  нагнулся,  глядя  на  Мередит сквозь
приоткрытое окно:
          - С вами все в порядке?
          - В  полном.  -  И,  неловко пытаясь притвориться,  будто  ничего  не
случилось, объяснила:
          - Мой отец - Бенкрофт, а Бенкрофты никогда не ссорятся на публике.
          Но Мэтт заметил стоявшие в глазах слезы и,  протянув руку,  осторожно
притронулся загрубевшими пальцами к ее щеке.
          - И кроме того, не плачут на людях, не так ли?
          - Верно,:
          - призналась Мередит,  пытаясь  перенять от  Мэтта  хоть  немного его
великолепного безразличия к отцу.  -  Я..,  сейчас я еду домой. Могу я подвезти
вас?
          Мэтт  перевел глаза с  ее  лица на  побелевшие пальцы,  вцепившиеся в
баранку.
          - Да,  но только если вы позволите мне сесть за руль. Следующие слова
помогли Мередит понять, что он сомневается в ее способности добраться до дома:
          - Почему бы мне не доставить вас домой? А оттуда я возьму такси.
          - С  удовольствием,  -  весело  объявила Мередит.  Выйдя  из  машины,
девушка обошла ее кругом и уселась на место пассажира.
          Мэтт включил сцепление, и машина плавно свернула с проселочной дороги
на шоссе. Оба долго молчали. Мимо проплывали огоньки фар, ветерок дул в окна. С
левой  стороны  сверкали огненные фонтаны,  расцветали яркие  цветочные клумбы,
сыпались каскады искр - это догорал фейерверк, приходя к великолепному финалу в
россыпях красного,  белого  и  голубого огней.  Мередит  молча  наблюдала,  как
сверкающие искры рассыпаются и гаснут.
          Запоздало припомнив хорошие манеры, она наконец пробормотала:
          - Я хочу извиниться за то, что произошло сегодня, то есть за отца.
          Мэтт искоса с веселым изумлением взглянул на нее.  -  Это ему следует
извиниться. Моя гордость была задета, когда он послал этих двоих жирных пожилых
официантов выбросить меня.  Мог бы  по  крайней мере подрядить четверых,  чтобы
пощадить мое самолюбие.
          Мередит раскрыла рот,  потрясенная тем,  что  его ничуть не  запугали
угрозы отца,  но тут же улыбнулась,  ощущая,  как прекрасно быть рядом с  таким
человеком. Молча оценив широкие мускулистые плечи Мэтта, она кивнула:
          - Если  бы  он  действительно хотел выкинуть вас  из  клуба,  мог  бы
сообразить послать сразу шестерых.
          - Мое самолюбие и я - мы оба благодарим вас, - лениво улыбнулся он, и
Мередит, которая дала себе слово больше не улыбаться, разразилась хохотом.
          - У вас чудесный смех, - спокойно произнес он.
          - Спасибо, - ответила Мередит, без памяти довольная комплиментом.
          В  бледном  свете  приборной доски  она  не  отрываясь изучала темный
профиль,   наблюдала,  как  ветер  шевелит  густые  волосы,  удивляясь,  почему
несколько простых слов  кажутся почти  физической лаской.  Слова  Шелли  Филмор
пришли на ум,  прозвучали возможным ответом: "Настоящая сексапильность в чистом
виде..."
          Поначалу она не считала Мэтта чересчур привлекательным.  Зато теперь,
кажется,  изменила свое мнение и  подумала,  что  немало женщин вешается ему на
шею.  Вне всякого сомнения,  именно по этой причине он научился так целоваться.
Да,  сексапильности в  нем хоть отбавляй,  и  в  обращении с  женщинами ему нет
равного.
          - Сверните сюда,  - попросила Мередит четверть часа спустя, когда они
приблизились к  высоким воротам из кованого железа.  Протянув руку,  она нажала
кнопку на приборной доске, и ворота медленно распахнулись.

     Глава 9

          - Это наш дом. - объяснила Мередит, когда он нажал на тормоза.
          Мэтт  взглянул  на  величественное  каменное  строение  с   окнами  в
освинцованных переплетах:
          - Похоже на музеи.
          - По крайней мере вы не сказали "мавзолей", - усмехнулась девушка.
          - Зато подумал.
          Мередит, все еще улыбаясь, проводила его в библиотеку в глубине дома,
но  когда он  подошел к  телефону и  поднял трубку,  сердце девушки упало.  Она
хотела,  чтобы Мэтт остался,  хотела поговорить с ним, сделать что-нибудь, лишь
бы отогнать отчаяние,  которое обязательно овладеет ею, как только она окажется
одна.
          - У  вас нет причин уезжать так скоро.  Мой отец будет играть в карты
часов до двух, пока клуб не закроется.
          В голосе девушки прозвучала такая тоска, что Мэтт невольно обернулся.
          - Мередит,  мне наплевать на вашего отца,  но вам с ним жить. Если он
приедет домой и обнаружит меня здесь...
          - Не обнаружит,  -  пообещала Мередит. - Отец даже смерти не позволит
помешать игре. Он просто одержимый игрок.
          - И вами тоже,  как видно, одержим, - добавил Мэтт, и Мередит затаила
дыхание,  пока он  не положил трубку.  Возможно,  это последний приятный вечер,
прежде чем жизнь превратится в ад, и она была твердо намерена продлить его...
          - Хотите бренди?  Боюсь,  не смогу предложить вам поесть,  потому что
слуги уже спят.
          - Согласен на бренди.
          Мередит подошла к  бару и вынула графин с бренди.  За спиной раздался
голос Мэтта:
          - А  разве  слуги запирают холодильник по  ночам?  Мередит помедлила,
сжимая в руке стакан.
          - Что-то в этом роде, - уклончиво объяснила она. Но Мэтта было трудно
одурачить,  она поняла это в  тот момент,  когда принесла ему стакан с бренди и
увидела веселые искорки в глазах.
          - Вы просто не умеете готовить, верно, принцесса?
          - Уверена,  что  смогла бы,  -  улыбнулась Мередит,  -  если  бы  мне
показали, где кухня, а потом подвели к плите и холодильнику.
          Уголки рта Мэтта приподнялись в ответной улыбке,  и он,  наклонившись
вперед,  со  стуком поставил стакан на  стол.  Мередит поняла,  что  собирается
делать Мэтт, когда он сжал ее запястья и решительно потянул к себе.
          - Я  знаю,  что  вы  умеете  готовить,  -  шепнул он,  приподнимая ее
подбородок.
          - Почему вы так в этом уверены?
          - Потому что вы разожгли во мне огонь. Его губы были в каких-то сотых
дюйма от  ее рта,  когда пронзительный звонок телефона заставил ее вырваться из
его объятий. Мередит подняла трубку, и голос отца обдал ее арктическим холодом:
          - Рад,  что  у  тебя  хватило здравого смысла сделать так,  как  было
ведено, Мередит. Кстати, - добавил он, - я уже был готов позволить тебе учиться
в  Северо-западном  университете,   но  теперь  можешь  забыть  об  этом.  Твое
сегодняшнее поведение -  достаточно веское доказательство того, что тебе нельзя
доверять.
          На этом разговор закончился.
          Мередит дрожащими пальцами положила трубку.  Руки,  а  потом и колени
начали трястись,  пока все тело не затрепетало от бессильной ярости,  так,  что
при  шлось опереться о  письменный стол  в  бесплодной попытке хотя бы  немного
успокоиться.
          Мэтт, подойдя сзади, положил ладони ей на плечи.
          - Мередит,  кто  это был?  -  с  искренним сочувствием спросил он.  -
Что-нибудь случилось? Даже голос отказывался ей повиноваться:
          - Отец проверял, вернулась ли я домой, как было приказано.
          Немного помолчав, Мэтт спокойно спросил:
          - Что же  вы  сделали ужасного,  чтобы до  такой степени лишиться его
доверия?
          Мэтт  почти  не  давал себе  труда скрыть,  что  считает ее  виновной
стороной,  и  именно  это  оказалось  последней каплей,  переполнившей чашу  ее
терпения. Как ни старалась Мередит взять себя в руки, ничего не выходило.
          - Что я сделала? - почти истерически вскрикнула она. - Что я сделала?
          - Должно быть,  дали ему  повод считать,  что  он  обязан стеречь вас
подобным образом.
          Безумный гнев загорелся в душе Мередит, испепеляя разум и способность
мыслить,  не оставляя ничего,  кроме самозабвенного бешенства. Сверкая влажными
от непролитых слез глазами и словно решившись на что-то,  она резко повернулась
и провела ладонями по его груди.
          - Моя  мать  не  отличалась  скромным  поведением.  Просто  не  могла
держаться в  стороне от  мужчин.  Отец следит за  мной,  считая,  что я  на нее
похожа.
          Она судорожно обхватила его за шею, и глаза Мэтта сузились:
          - Что это, черт побери, вы вытворяете?
          - Ты знаешь,  -  прошептала она и,  не успел он ответить, прижалась к
нему и поцеловала долгим,  томительным поцелуем.  Он хотел ее -  Мередит поняла
это  в  тот  момент,   когда  его  руки  обвились  вокруг  нее,   притягивая  к
разгоряченному мускулистому телу.
          Он хотел ее.  Его губы прижались к  ее губам в  голодном безжалостном
поцелуе,  и  Мередит делала все возможное,  чтобы он  не  передумал,  а  она не
изменила своего решения.  Неловкими настойчивыми пальцами она  вытащила запонки
из пластрона и,  распахнув сорочку, обнажила бронзовую грудь, покрытую жесткими
черными волосами,  а  потом  закрыла глаза,  завела  руки  за  спину  и  начала
лихорадочно дергать "молнию" на  платье.  Она хотела этого,  заработала на  это
право, ожесточенно повторяла себе девушка.
          - Мередит?..
          Тихий голос прозвучал так  неожиданно,  что  голова девушки судорожно
дернулась, но Мередит не нашла в себе мужества поднять на него глаза.
          - Конечно,  я чертовски Польшей,  но в жизни не видел,  чтобы женщина
срывала с себя одежды в порыве страсти всего лишь после одного поцелуя.
          Потерпев  поражение  еще   до   начала  битвы,   Мередит  обессиленно
прислонилась лбом к  его  груди.  Рука Мэтта скользнула по  ее  плечу,  длинные
пальцы зарылись в волосы, поддерживая голову, другая рука сжала талию. "Молния"
очень дорогого шифонового платья.,  разошлась словно сама собой, и корсаж сполз
до пояса.
          Громко, судорожно сглотнув, Мередит попыталась прикрыться руками.
          - Я.., я не слишком хороша в этом, - заикаясь, объяснила она, впервые
за все это время встретившись с ним глазами.
          Глаза  Мэтта  медленно опустились,  взгляд не  отрывался от  верхушек
грудей, видневшихся в вырезе лифа.
          - Разве? - хрипловато прошептал он, нагибая голову.
          Мередит жаждала обрести нирвану, желала найти ее в следующем поцелуе.
И ее мечты сбылись.  Самозабвенно обвив его шею,  она в слепом отчаянном порыве
припала к его губам и, когда эти полураскрытые губы нетерпеливо шевельнулись, с
радостью приняла чувственную атаку его языка, возвращая ласку полной мерой, что
заставило Мэтта охнуть и стиснуть ее еще сильнее.  И тут она позабыла обо всем.
Его рот завладел ее губами в безумном порыве желания, одежда куда-то исчезла, и
холод  обдал  разгоряченную кожу.  Высвобожденные волосы  сверкающим  водопадом
обрушились на плечи,  и Мередит,  сама не зная как, очутилась на диване рядом с
жестким, требовательным, обнаженным мужским телом.
          И  тут  все замерло,  и  Мередит на  мгновение очнулась и  всплыла на
поверхность из  темных  сладостных глубин,  где  чувствовала лишь  его  губы  и
возбуждающие ласки рук,  гладивших ее плоть.  Девушка открыла глаза и  увидела,
что  он,  приподнявшись  на  локте,  изучает  ее  лицо  в  желтоватом  свечении
настольной лампы.
          - Что ты делаешь?  - прошептала Мередит, но тонкий, прерывистый голос
словно принадлежал совершенно другому человеку.
          - Смотрю на тебя.
          Взгляд Мэтта,  скользнув по ее груди,  переместился ниже,  к талии, и
остановился  на  длинных  стройных  ногах.   Покраснев  от  смущения,   Мередит
остановила его,  коснувшись губами  загорелой груди.  Его  мышцы  непроизвольно
сжались,  а руки медленно погрузились в ее волосы у самого затылка,  притягивая
ее все ближе.  Как только Мередит подняла глаза,  Мэтт нагнул голову.  Его губы
почти грубо завладели ее  губами,  язык раздвинул зубы и  скользнул в  ее рот в
опьяняюще-эротическом  поцелуе,   пославшем  по   всему  телу   палящее  пламя.
Наклонившись над Мередит,  Мэтт продолжал целовать ее,  пока она не застонала в
горячечной истоме, потом его рот накрыл маленький розовый сосок и терзал его до
тех  пор,  пока  груди не  начали медленно наливаться сладостной болью.  Пальцы
Мэтта  мучили,  гладили и  проникали все  глубже,  заставляя ее  выгибаться под
ласками его  рук.  Губы  снова вернулись к  ее  рту,  настойчиво раскрывая его,
мужское колено вклинилось между ее  ногами,  раздвигая бедра,  и  все это время
языки их сплетались в древнем танце,  то разъединяясь, то вновь приникая друг к
другу. И тут он неожиданно замер и, сжав ее лицо ладонями, хрипло приказал:
          - Взгляни на меня.
          Мередит с трудом ухитрилась выбраться из чувственного тумана; усилием
воли заставив веки подняться,  она взглянула в обжигающие серые глаза.  И в это
мгновение Мэтт вонзился в  нее с силой,  вырвавшей тихий крик из горла девушки,
вынудившей судорожно дернуться от невыносимой боли.  Мэтт с  ужасающей ясностью
понял,  что только сейчас взял ее  девственность,  и  застыл от  неожиданности,
прикрыв глаза.  Напрягая руки и плечи,  он продолжал, однако, оставаться в ней,
неподвижный, оледеневший.
          - Почему?..  -  ошеломленно пробормотал Мэтт наконец, немного придя в
себя.
          Мередит,  неверно  истолковав  вопрос  как  очередной  несправедливый
упрек, вздрогнула и поморщилась:
          - Потому что я  никогда не делала этого раньше.  Этот правдивый ответ
заставил Мэтта распахнуть глаза,  и  в них Мередит Не увидела ни разочарования,
ни обвинения. Только нежность и сожаление.
          - Но  почему ты не сказала мне?  Я  мог бы намного облегчить тебе все
это.
          Погладив его щеку, Мередит ответила с нежной, успокаивающей улыбкой:
          - Но ты не сделал мне больно. Наоборот. Мне очень хорошо.
          И эти простые слова заставили его застонать. Мэтт припал к ее губам в
исступленном поцелуе и  с  бесконечной осторожностью начал двигаться,  то почти
целиком  выходя  из  нее,  то  медленно  ныряя  в  тесные.  глубины,  незаметно
увеличивая  темп  возбуждающих настойчивых  толчков,  опьяняя  ее,  и  Мередит,
окончательно обезумев,  беспорядочно забилась под  ним.  Ее  ногти  все  глубже
впивались в  его спину,  пока страсть,  бушевавшая в  ней,  не  превратилась во
всепожирающее  пламя,   сметавшее  все   вокруг  и   ставшее  наконец  долгими,
безоглядными, безудержными взрывами ослепительного наслаждения.
          Схватив ее в  объятия и  прижав к себе,  Мэтт погрузил пальцы в копну
белокурых волос,  самозабвенно целуя Мередит, сделал еще один, последний толчок
и обмяк, излившись в нее.
          Безумный неутолимый голод этого поцелуя,  то,  что происходило с ней,
заставили Мередит прижать его к  себе еще сильнее и  застонать от  невероятного
блаженства.
          С  бешено  бьющимся  сердцем  она,  не  разнимая рук,  вместе  с  ним
перекатилась на бок,  по-прежнему прижимая лицо к его груди, чувствуя, что Мэтт
продолжает обнимать ее.
          - Ты хоть понимаешь,  - неверным голосом пробормотал он, чуть касаясь
губами ее щеки, - что делаешь со мной?
          Мередит  не  ответила,   потому  что  реальность  того,   что  сейчас
произошло,  начала медленно проникать сквозь пелену чувственного тумана,  а она
не хотела этого.  Пока не хотела.  Слишком рано. Не сейчас. Не нужно, чтобы эти
прекрасные мгновения были испорчены.
          Мередит  зажмурилась,  стараясь  прислушаться  к  тем  восхитительным
словам, которые Мэтт говорил ей, продолжая гладить по щеке, чуть щекоча большим
пальцем кожу.
          И тут он задал вопрос,  действительно требующий ответа,  и волшебство
испарилось, ушло, и уже ничто не могло его вернуть.
          - Почему? Почему ты пошла на это сегодня? И почему со мной?
          Мередит мгновенно сжалась,  вздохнула от сознания непоправимой потери
и отстранилась,  накинув на плечи вязаный плед,  лежавший на диване. Теперь она
узнала все о  физической близости,  но  никто не предупредил ее о  той странной
неловкости,  которая  завладеет  ее  чувствами  потом.  Словно  неведомая  сила
безжалостно  обнажила  ее   эмоции,   оставив  Мередит  открытой  перед  всеми,
беззащитной, смущенной.
          - Думаю,  нам лучше одеться,  -  нервно пробормотала она. - И тогда я
объясню все, что ты хочешь знать. Сейчас вернусь.
          Поднявшись к себе,  Мередит накинула бело-голубой халат, туго стянула
поясом талию и по-прежнему босиком спустилась вниз. Проходя мимо часов в холле,
она взглянула на циферблат. Отец будет дома через час.
          Мэтт,  полностью одетый,  если не  считать галстука,  который сунул в
карман, звонил по телефону из кабинета.
          - Какой у тебя адрес?  - спросил он. Мередит объяснила, и он сказал в
трубку,  куда подать такси. - Я велел им приехать через полчаса, - продолжал он
и, подойдя к журнальному столику, поднял забытый стакан с бренди.
          - Могу я налить тебе что-нибудь еще?  - спросила Мередит, вспомнив об
обязанностях хозяйки.  Вечер подходит к концу,  и нужно все выполнить до конца,
как полагается. Может, именно такой вопрос задала бы официантка, подумала она с
иронией.
          - Я  бы хотел получить ответ на свой вопрос,  -  повторил он.  -  Что
заставило тебя пойти на это?
          Мередит показалось,  что его голос звучит немного напряженно, но лицо
Мэтта  было  совершенно бесстрастным.  Она  вздохнула и  отвернулась,  смущенно
обводя пальцем инкрустацию на столе.
          - Многие годы отец обращался со мной,  как со скрытой нимфоманкой,  а
я,  поверь, ничего не сделала, чтобы заслужить такое. Сегодня, когда ты заявил,
что  у  него  были  причины стеречь меня,  в  мозгу  словно  взорвалось что-то.
Кажется,  я решила,  что если меня считают потаскухой,  следует хотя бы узнать,
что это такое. И в то же время у меня возникла безумная идея наказать вас обоих
- тебя и его. Хотела доказать, что ты был не прав.
          Наступила зловещая  тишина.  Наконец  Мэтт,  покачав  головой,  резко
ответил:
          - Ты могла бы объяснить,  что я не прав, просто сказав, что твой отец
- злобный тиран и недоверчивый ублюдок.
          Мередит в глубине души признала правоту его слов и смущенно поглядела
на Мэтта,  гадая,  был ли гнев единственной причиной, побудившей ее броситься в
объятия Мэтта,  или  она просто использовала праведное негодование как предлог,
чтобы отдаться сексуальному притяжению,  исходившему от него. Использовала. Вот
она,  правда!  Она чувствовала себя виноватой, потому что использовала мужчину,
который ей действительно нравился, как орудие мести против отца.
          В  продолжающейся тишине Мэтт,  казалось,  взвешивал то,  что сказала
Мередит,  и то, что осталось невысказанным, проникая в мысли, которые она таила
даже от себя самой.  И  выводы,  к которым Мэтт пришел,  похоже,  были довольно
нерадостными, потому что он со стуком поставил стакан и взглянул на часы.
          - Пойду подожду такси на улице.
          - Я провожу тебя.
          Вежливые фразы,  которыми обмениваются двое  почти  незнакомых людей,
всего  час  назад  сплетавшихся на  диване  в  страстных объятиях.  Абсурдность
происходящего больно обожгла Мередит, но она, закусив губу, молча выпрямилась и
отошла от  стола.  В  ту же секунду взгляд Мэтта остановился на ее голых ногах,
вернулся к  помрачневшему лицу и  скользнул к  разбросанным по  плечам волосам.
Босая,  растрепанная,  в длинном халате,  Мередит совсем не походила на строгую
светскую даму в вечернем платье.  Прежде чем вопрос слетел с губ Мэтта, Мередит
уже поняла, что он хочет узнать.
          - Сколько тебе лет?
          - Не так много, как ты думаешь.
          - Сколько? - настаивал он.
          - Восемнадцать.
          Она  ожидала нового  взрыва,  но  вместо  этого  Мэтт  долго,  жестко
разглядывал ее  и  потом сделал то,  что не  имело для Мередит никакого смысла.
Подойдя к письменному столу, он написал что-то на листочке бумаги:
          - Это номер моего телефона в Эдмунтоне. - спокойно объявил он, вручая
ей  листок.  -  Еще  полтора месяца я  буду  там.  Потом  Соммерсы скажут,  как
связаться со мной.
          После  его  ухода Мередит поднялась наверх,  хмуро разглядывая клочок
бумаги. Если таким образом Мэтт пытается предложить, чтобы она ему позвонила, с
его стороны это грубо, невежливо и.., просто нагло. И унизительно.
          Всю  следующую неделю  Мередит  опрометью бросалась к  телефону,  как
только раздавался звонок словно боясь,  что  это Мэтт.  Лишь при воспоминании о
той ночи, лицо ее загоралось от смущения и хотелось поскорее забыть обо всем на
свете.
          Но  к  концу  недели  она  уже  совсем не  желала этого.  Как  только
угрызения совести и боязнь огласки улеглись,  Мередит обнаружила, что постоянно
думает о  Мэтте,  непрерывно воскрешая в  памяти те моменты,  которые старалась
забыть.  По ночам,  уткнувшись лицом в  подушку,  она ощущала его губы на шее и
щеках,  с чувственной дрожью припоминала каждое нежное слово, которое он шептал
ей.
          Мередит  думала  об   удовольствии  просто  идти   с   ним   рядом  и
разговаривать, как тогда, на газоне в "Гленмуре", о том, как он весело смеялся,
слушая ее рассуждения. Думает ли о ней Мэтт, а если да, почему не звонит?
          Когда прошло две недели, а от Мэтта не было ни слова, Мередит поняла,
что,  возможно,  совершенно не  интересует Мэтта  и  он  вовсе  не  находит  ее
соблазнительной.  Она снова и снова перебирала в памяти все,  что сказала Мэтту
перед его уходом.  Может, она чем-то оскорбила его и ее слова о том, почему она
решила переспать с ним,  ранили его гордость... Но Мередит сама себе не верила.
Мэттью  Фаррел  наверняка  уверен  в  собственной сексуальной притягательности,
стоит лишь вспомнить о его двусмысленных намеках,  когда они впервые танцевали.
Нет,  скорее всего он не звонит,  поскольку решил,  что она слишком молода и не
стоит его внимания.
          Теперь Мередит больше не желала ничего слышать о Мэтте. Кроме того, у
нее должны были начаться месячные, задержка казалась слишком большой, и она уже
жалела,  что вообще встретила Мэттью Фаррела.  Дни медленно текли,  а  в голове
Мередит билась лишь одна ужасающая мысль:  что,  если она  забеременела?  Лайза
была в Европе,  и поэтому Мередит не к кому было обратиться за помощью или хотя
бы  посоветоваться.  Она ждала,  молилась,  пламенно обещая Богу,  что если все
обойдется, она и близко не подойдет к мужчине, пока тот не станет ее мужем.
          Но либо Господь не прислушался к  ее молитвам,  либо был равнодушен к
подкупу. Единственным, заметившим ее молчаливые терзания, был отец.
          - Что случилось,  Мередит?  -  не раз повторял он.  Не так давно,  ее
единственной проблемой был выбор колледжа, теперь же все споры с отцом казались
такими мелкими, не стоящими внимания.
          - Все в порядке,  - неизменно отвечала Мередит, слишком расстроенная,
чтобы спорить с  отцом из-за  его  поведения в  "Гленмуре",  и  слишком занятая
собственными бедами, чтобы вступать в новый поединок.
          Прошло полтора месяца после встречи с  Мэттом,  а  месячных так и  не
было.  Теперь Мередит владел нерассуждающий ужас.  Пытаясь успокоить себя  тем,
что по утрам ее не тошнит,  девушка все-таки решила отправиться к врачу и сдать
тест на беременность.
          Неожиданно в  дверь  спальни постучал отец.  Мередит откликнулась,  и
Филип,  переступив порог,  протянул  ей  большой  конверт  с  обратным  адресом
Северо-западного университета.
          - Ты  победила,  -  мрачно пробурчал он.  -  Не  могу больше выносить
твоего настроения. Учись в Северо-западном, если это так важно для тебя. Однако
на уик-энды ты обязана приезжать домой, и это мое последнее слово.
          Мередит вскрыла конверт с уведомлением,  что она официально принята в
университет, и с трудом выдавила слабую улыбку.

     ***

          Мередит не  пошла  к  своему доктору,  потому что  тот  был  одним из
приятелей отца.  Вместо  этого  она  отправилась в  некую  сомнительную клинику
планирования  семьи  на  южной  стороне  Чикаго,   огромном  трущобном  районе,
населенном иммигрантами.  Задерганный,  озабоченный доктор подтвердил ее худшие
предположения. Мередит была беременна.
          Девушка  выслушала это  со  странным,  убийственным спокойствием,  но
когда  приехала  домой,  онемение успело  рассеяться,  уступив  место  безумной
панике.  Она не  могла вынести мысли об аборте,  не представляла,  что способна
отдать ребенка на усыновление,  не решалась предстать перед отцом и  объяснить,
что  ее  ждет  судьба  матери-одиночки,  ставшей причиной очередного скандала в
семействе  Бенкрофтов.   Оставался  единственный  выход,   и  Мередит  пришлось
смириться с  этим.  Она  позвонила по  номеру,  который дал ей  Мэтт.  Никто не
ответил,  и Мередит связалась с Джонатаном Соммерсом, солгав, что должна срочно
послать Мэтту  необходимые для  него  книги.  Джонатан дал  ей  адрес  Мэтта  и
сообщил,  что тот еще не уехал в Венесуэлу.  Ее отца не было в городе,  поэтому
Мередит  сложила белье  и  пару  платьев в  небольшой чемоданчик,  оставила ему
записку, в которой сообщала, что собирается переночевать у подруги, и поехала в
Индиану.
          В  своем  подавленном  состоянии  она  представляла  Эдмунтон  унылым
городишкой,  скоплением дымовых труб,  фабрик и сталелитейных заводов. Мэтт жил
на самой окраине,  по-видимому, в районе грязных лачуг и трущоб. Вскоре Мередит
заблудилась и решила спросить дорогу на ближайшей автозаправке.
          К ней вышел жирный механик средних лет, жадно оглядевший девушку и ее
"порше". Под его взглядом Мередит невольно съежилась, но все же показала листок
с адресом, который пыталась отыскать. Вместо того чтобы объяснить ей дорогу, он
повернулся и заорал через плечо:
          - Эй,  Мэтт,  кажется,  это  в  твоей  стороне!  Глаза Мередит широко
распахнулись,  когда  мужчина,  копавшийся  в  моторе,  медленно  выпрямился  и
оказался Мэттом. Руки его были покрыты жирной смазкой, бедра обтягивали старые,
выцветшие джинсы;  он выглядел как любой механик в любом Богом забытом городке.
Мередит  была  настолько потрясена переменами в  его  внешности и  так  безумно
напугана известием о  беременности,  что  не  могла скрыть потрясения при  виде
измазанного едва ли не до ушей рабочего.  Подходя к машине, Мэтт заметил это, и
улыбка изумления мгновенно исчезла с  губ:  лицо отвердело,  замкнулось,  глаза
зловеще сощурились.
          - Мередит,  -  лишенным всяких эмоций голосом сказал он,  приветствуя
девушку коротким кивком, - что привело тебя сюда?
          Вместо того чтобы смотреть на  нее,  Мэтт полностью сосредоточился на
обрывке ветоши,  которой вытирал руки,  и Мередит с упавшим сердцем поняла, что
он точно угадал причину ее появления здесь и  именно поэтому ведет себя с такой
неожиданной холодностью.  Сейчас  она  искренне хотела лишь  одного -  поскорее
умереть,  если можно,  сейчас, и жалела только о том, что вообще приехала сюда.
Он,  очевидно,  ничем не собирался ей помочь, а если даже и предложит что-то из
вежливости, ей такое благородство ни к чему.
          - Ничего особенного,  - солгала Мередит с деланным смехом, протягивая
руку к ключу зажигания.  -  Просто решила прогуляться и обнаружила, что заехала
так далеко. И вообще, мне пора...
          Он  поднял глаза  от  ветоши,  и  Мередит осеклась под  пронзительным
взглядом его серых глаз, впившихся в нее.., холодных, оценивающих, безжалостных
глаз. Все понимающих.
          Мэтт, протянув руку, открыл дверцу.
          - Я  поведу  машину,  -  бросил  он,  и  Мередит,  подавленная  диким
напряжением,  державшим  ее  в  плену  последние дни,  немедленно повиновалась,
перебравшись на  соседнее сиденье.  Мэтт  оглянулся на  толстяка,  маячившего у
капота  "порше" и  наблюдавшего за  происходящим с  неуемным любопытством дурно
воспитанного человека.
          - Вернусь через час.
          - Черт  побери,   Мэтт,  уже  половина  четвертого,  -  запротестовал
механик, расплываясь в улыбке, обнажившей отсутствие переднего зуба.
          - Можешь взять отгул на  полдня.  Такая классная дамочка заслуживает,
чтобы ей уделили больше внимания.
          Мередит в  жизни не испытывала худшего унижения,  и  в  довершение ко
всему  Мэтт,  по-видимому,  окончательно взбесившись,  рванул с  места с  такой
скоростью, что из-под колес во все стороны разлетался гравий.
          - Пожалуйста,  нельзя ли ехать помедленнее? - робко попросила Мередит
и  с  облегчением увидела,  что  Мэтт  немедленно  снял  руку  с  переключателя
скоростей.  Чувствуя,  что нужно сказать что-то,  Мередит выдавила первое,  что
пришло на ум:
          - Я думала, ты работаешь на заводе.
          - Работаю.  Пять  дней  в  неделю.  А  две  ночи тружусь механиком на
автозаправке.
          - Вот как,  -  неловко пробормотала девушка.  Они свернули вправо,  и
Мэтт  направил  машину  к  маленькой  поляне.   Посреди  поляны  стоял  старый,
выщербленный садовый столик.  В  траве  около полуразрушенной кирпичной жаровни
валялся деревянный знак с выцветшими буквами:
          "ЭДМУНТОН ЛАЙОНЗ КЛАБ. ПЛОЩАДКА ДЛЯ ПИКНИКОВ АВТОЛЮБИТЕЛЕЙ".
          Мэтт выключил зажигание, и в тишине Мередит услыхала, как лихорадочно
бьется в  ушах кровь,  но постаралась немного успокоиться и  привыкнуть к тому,
что  этот  незнакомец с  непроницаемым лицом,  сидевший рядом,  был  тем  самым
человеком, с которым они так весело шутили и занимались любовью всего несколько
недель назад.
          Неразрешимая проблема,  из-за которой она оказалась здесь, висела над
головой словно дамоклов меч,  неопределенность мучила девушку, а слезы, которым
она  не  давала пролиться,  жгли глаза.  Мэтт шевельнулся,  и  она дернулась от
неожиданности,  поспешно повернув к нему голову. Но Мэтт всего-навсего выбрался
из  машины,  обошел  кругом  и  открыл для  нее  дверцу.  С  деланным интересом
оглядывая поляну, Мередит пробормотала:
          - Здесь очень мило.  -  Но  даже в  ее  собственных ушах голос звучал
неестественно и напряженно.  - По правде говоря, мне действительно нужно успеть
домой.
          Вместо ответа Мэтт оперся бедром о  стол,  переместив вес  на  другую
ногу, молча вопросительно поднял брови, как она предположила, ожидая правдивого
объяснения.  Его  упорное молчание и  немигающий взгляд лишили девушку остатков
воли и сдержанности,  которые она так старалась сохранить. Мысли, целый день не
дававшие покоя,  вновь начали разрывать усталый мозг:  она  беременна и  должна
стать матерью-одиночкой,  а отец сойдет с ума от ярости и боли.  Она беременна!
Беременна!
          А  мужчина,  частично виновный в  ее  бедах,  сидит  здесь,  спокойно
наблюдает за ней с бесстрастным интересом ученого, рассматривающего в микроскоп
извивающегося червя.  И Мередит,  охваченная неожиданным и безрассудным гневом,
набросилась на него:
          - Ты на что-то злишься или просто отказываешься заговорить со мной?
          - Собственно,  -  ответил он,  не повышая голоса,  -  я жду, когда ты
начнешь.
          - Вот как!
          Ярость  уступила  место  отчаянию  и   нерешительности.   Изучая  его
спокойное лицо,  она решила,  что всего-навсего попросит совета. Господь знает,
ей  необходимо с  кем-то  поговорить!  Скрестив руки на  груди,  словно пытаясь
защититься от  возможного гнева Мэтта,  она откинула голову,  притворяясь,  что
рассматривает густой полог листвы.
          - Говоря по правде, у меня были причины приехать сюда.
          - Я так и думал.
          Она взглянула на него,  пытаясь понять,  что он имеет в виду, но лицо
Мэтта  оставалось по-прежнему непроницаемым.  Она  снова уставилась на  зеленые
кроны, расплывающиеся перед глазами из-за непролитых слез.
          - Я здесь, потому что...
          Она не могла произнести эти слова, уродливые, постыдные слова.
          - Потому что забеременела, - докончил он без всякого выражения.
          - Откуда ты узнал? - захлебнулась горечью Мередит.
          - Только две вещи могли привести тебя сюда. Это одна из них.
          Умирая от стыда, она все же умудрилась пролепетать:
          - А вторая?
          - Мое  непревзойденное умение танцевать?  Он  еще мог шутить,  и  эта
совершенно неожиданная реакция окончательно выбила почву  из-под  ног  Мередит.
Слезы,  прорвав  плотину сдержанности,  хлынули ливнем;  девушка закрыла руками
лицо,  а тело затряслось от душераздирающих рыданий. Она почувствовала, как его
руки ложатся ей  на  плечи,  позволила потянуть себя вперед и  оказалась в  его
объятиях:
          - К-как  ты  можешь  шутить  в  т-такое  время?  -  всхлипывала  она,
уткнувшись ему в грудь, болезненно благодарная за молчаливое утешение.
          Мэтт сунул ей в руку платок, и Мередит вздрогнула, безуспешно пытаясь
успокоиться.
          - Ну же,  не молчи,  скажи все,  -  всхлипнула она,  вытирая глаза. -
Объясни,  что  во  всем виновата я  сама и  только с  такой дурочкой это  могло
случиться.
          - Не стану спорить.
          - Спасибо,  - язвительно хмыкнула девушка, сморкаясь в мокрый платок.
- Теперь я чувствую себя гораздо лучше.
          Только  сейчас  до  нее  дошло,  что  он  держится  с  потрясающим  и
необъяснимым спокойствием и что ее несдержанность лишь ухудшает положение.
          - Ты абсолютно уверена, что забеременела?
          - Сегодня  утром  ездила  в  клинику,  -  шепнула Мередит,  -  и  они
установили шестинедельную беременность.  Я уверена также,  что ребенок твой, на
случай если хочешь спросить и стесняешься.
          - Я не настолько вежлив,  -  саркастически бросил Мэтт. Аквамариновые
глаза,  по-прежнему полные слез,  но сверкающие гневом,  уставились на него,  и
девушка, решив, что он пытается упрекнуть ее, уже хотела было принять вызов, но
Мэтт покачал головой, чтобы предотвратить очередной взрыв.
          - Вовсе  не   галантность  помешала  мне   задать  этот   вопрос,   а
обыкновенное знание элементарной биологии. Не сомневаюсь, что отец ребенка - я.
          Мередит почти ожидала осуждения и обвинений,  укоризненных взглядов и
презрительной  гримасы,  но  его  поведение  и  хладнокровная логика  полностью
сбивали с толку.  Не отрывая взгляда от пуговицы ночной синей рубашке,  девушка
украдкой вытерла слезу и услыхала тихий вопрос, мучивший ее все эти дни:
          - Что ты намереваешься делать?
          - Покончить с собой, - тоскливо выдохнула она.
          - А  кроме этого?  Может,  есть другой выход?  Мередит резко вскинула
голову,  расслышав в  его  голосе  нечто  вроде  веселых ноток.  Брови  девушки
недоуменно сошлись  в  прямую  линию.  Мередит  смотрела на  него,  потрясенная
несгибаемой силой этого мужественного лица, успокоенная неожиданным пониманием,
которое читала  в  немигающих глазах.  Она  слегка отодвинулась,  собираясь как
следует все  обдумать,  и  ощутила разочарование,  когда Мэтт немедленно разжал
руки.  Но  даже  сейчас  его  спокойное  признание  существующих фактов  словно
передалось  Мередит,  и  она  мгновенно  почувствовала  себя  способной  здраво
мыслить.
          - Что бы  я  ни  придумала,  все ужасно.  Врачи в  клинике советовали
сделать аборт...
          Она осеклась,  ожидая,  что Мэтт посоветует сделать то же самое, если
бы не увидела,  как чуть заметно сжались его челюсти:  либо равнодушен к  этому
решению,  либо согласен с ним.  Однако необходимо было точно убедиться. Мередит
отвела глаза и прерывающимся голосом продолжала:
          - Только.., только не думаю, что смогу вынести это, во всяком случае,
одна. Даже если и решусь на такое, не знаю, как смогу спокойно жить потом.
          Она  снова всхлипнула,  громко,  словно обиженный ребенок,  втянула в
себя воздух, пытаясь говорить спокойно:
          - Я  могла бы родить ребенка и отдать его на усыновление,  но Боже..,
это ничего не  решит,  по  крайней мере для меня.  И  к  тому же  так или иначе
придется   сказать   отцу.   Если   он   узнает,   что   мне   предстоит  стать
матерью-одиночкой,  это разобьет его сердце.  Он никогда не простит меня! Ни за
что! И.., и я все время думаю о том, что позже почувствует мое дитя и как будет
спрашивать себя,  почему мать от него отказалась.  А я..,  всю оставшуюся жизнь
буду смотреть на детей и гадать,  который из них мой, и думает ли обо мне, ищет
ли меня. - Она снова смахнула слезу:
          - Не могу жить с  такой виной на совести.  А  ты?  Почему ты молчишь?
Неужели не можешь слова вымолвить?
          - Как только ты скажешь такое,  с  чем я не соглашусь,  -  объявил он
властным голосом,  никогда раньше не слышанным девушкой,  - немедленно дам тебе
знать.
          Задетая его  тоном,  но  успокоенная словами,  Мередит тихо охнула и,
нервно вытирая руки о слаксы, продолжала:
          - Мой  отец развелся с  матерью,  потому что она спала с  кем попало.
Если я приеду домой и во всем признаюсь,  отец просто выбросит меня из дома.  У
меня нет денег,  но когда мне исполнится тридцать,  я получу наследство. А пока
можно попытаться воспитывать моего ребенка самой...
          И тут он перебил ее. Всего два слова - сухие и непререкаемые:
          - Нашего ребенка.
          Мередит с трудом кивнула, растроганная почти до слез.
          - И  последний выход.  Нет,  тебе он не понравится...  Мне,  впрочем,
тоже. Это неприлично...
          Корчась от унижения и муки,  Мередит смолкла и,  собравшись с силами,
начала снова,  на  этот раз не выбирая выражений;  слова полились беспорядочным
потоком:
          - Мэтт,  не  смог бы  ты  помочь мне убедить отца,  что мы любим друг
друга и решили..,  решили пожениться прямо сейчас. Тогда через несколько недель
мы успеем признаться,  что я беременна.  Естественно, после рождения ребенка мы
сумеем развестись. Не согласишься ли на такие условия?
          - С огромным нежеланием, - отрезал Мэтт после продолжительной паузы.
          Сгорая от  стыда  и  понимая,  что  сама  поставила себя  в  подобное
положение,  Мередит отвернулась.  Неужели он решил отыграться на ней?  И теперь
нарочно дает понять, что колеблется, а если решил согласиться, то только затем,
чтобы сделать ей одолжение?
          - - Спасибо за рыцарское отношение,  - саркастически бросила она. - Я
готова подписать документ о  том,  что не  буду иметь к  тебе никаких претензий
после рождения ребенка и  обещаю дать тебе развод.  У  меня в сумочке ручка,  -
добавила она,  направляясь к  машине,  вне себя от  гнева,  но  почти решившись
составить письменное соглашение и покончить со всеми формальностями.
          Но  когда она  проходила мимо  Мэтта,  сильная рука сомкнулась на  ее
запястье, и он, дернув ее назад, повернул лицом к себе.
          - А  чего,  черт возьми,  ты от меня ожидала?  -  процедил он.  -  Не
считаешь,  что  с  твоей стороны немного неромантично начинать с  того,  что ты
находишь мысль о замужестве со мной непристойной, и говорить о разводе сразу же
после того, как упомянула о браке?
          - Неромантично?   -   повторила  Мередит,  тупо  уставясь  на  словно
высеченное из камня лицо,  разрываясь между истерическим смехом оттого, что так
недооценивала его,  и  боязнью,  что сейчас он может сорвать на ней злость.  Но
окончательно осознав,  что хотел сказать Мэтт,  она забыла о  веселье и ощутила
себя неразумным младенцем.
          - Прости меня,  -  прошептала она, глядя в его непроницаемые глаза. -
Пожалуйста,  прости.  Я  не хотела сказать,  что наш брак -  такая непристойная
вещь.  Дело  в  том,  что  жениться только  из-за  того,  что  я  забеременела,
отвратительно, такое должно происходить, когда люди любят друг друга.
          И ослабев от облегчения, она увидела, как смягчилось его лицо.
          - Если  успеем  добраться  к  судье  до  пяти  часов,   -  решил  он,
выпрямляясь,  -  значит,  сможем раздобыть разрешение на  брак  и  пожениться в
субботу.
          Процедура  получения брачной  лицензии  потрясла  Мередит  как  нечто
омерзительно несложное и тошнотворно бессмысленное.  Стоя рядом с Мэттом,  она,
предъявила все необходимые документы, доказывающие ее личность и возраст. Потом
оба расписались и вышли из старого здания суда в центре города под нетерпеливым
взглядом привратника, которому не терпелось поскорее запереть двери. Помолвлены
и должны скоро пожениться. Вот так, просто и без лишних эмоций.
          - Как раз вовремя успели,  -  с  деланной веселостью проговорила она,
чувствуя,  как ворочается в  желудке тяжелый неприятный ком.  -  Куда мы сейчас
идем?
          Она села в машину, по привычке уступив ему место водителя, потому что
не хотела утруждать себя.
          - Собираюсь доставить тебя домой.
          - Домой?  -  напряженно  повторила  Мередит,  заметив,  что  ему  все
происходящее нравится ничуть не больше,  чем ей.  - Не могу я ехать домой, пока
мы не поженились.
          - Я  не имел в  виду ту каменную крепость в  Чикаго,  -  поправил он,
устраиваясь рядом. - Я говорил о своем доме.
          И хотя Мередит была донельзя усталой и измученной, точное описание ее
жилища все-таки  заставило ее  слегка улыбнуться.  Она  начинала понимать,  что
Мэттью Фаррела ничто  не  могло унизить или  потрясти,  ужаснуть или  запугать.
Ничто и  никто.  Повернувшись,  он положил руку на спинку ее сиденья,  и улыбка
Мередит поблекла при виде его неумолимого тона.
          - Я согласился получить лицензию,  но прежде чем мы сделаем последний
шаг, необходимо заключить нечто вроде соглашения по некоторым вопросам.
          - Каким вопросам?
          - Пока еще не знаю. Поговорим подробнее дома. Сорок пять минут спустя
Мэтт  свернул  с  проселочной  дороги,   по  обеим  сторонам  которой  тянулись
кукурузные поля,  на изрытую колеями тропу.  Машина прогремела по доскам узкого
мостика через ручей,  и  Мередит впервые увидела то  место,  которое он называл
домом.   По  контрасту  с  ухоженными  полями  ветхий  дощатый  домик  выглядел
заброшенным и  давно нуждавшимся в ремонте.  Во дворе сорняки глушили траву,  а
дверь  амбара  пьяно  повисла на  одной  петле.  Несмотря на  запустение,  было
заметно,  что  когда-то  здесь  жили  заботливые хозяева:  деревянная решетка у
крыльца была увита буйно вьющимися розовыми розами,  а старые деревянные качели
свисали с ветки гигантского дуба во дворе.
          По  пути сюда Мэтт рассказал,  что  его  мать умерла семь лет назад и
теперь  он   живет   с   отцом   и   шестнадцатилетней  сестрой.   Мередит  так
разнервничалась при мысли о встрече с его семьей,  что почти лишилась дара речи
и, показав на фермера, ехавшего на тракторе по полю, с трудом выговорила:
          - Это твой отец?
          Мэтт наклонился,  чтобы открыть дверцу,  посмотрел в ту сторону, куда
показала Мередит, и покачал головой:
          - Это сосед.  Мы давно уже продали почти всю землю, а остальное сдаем
ему в аренду. Отец потерял всякий интерес к фермерству, когда умерла мать.
          И, заметив изменившееся от напряжения лицо Мередит, сжал ее руку:
          - Что с тобой?
          - До смерти боюсь твоих родных.
          - Нечего  тут  бояться.  Моя  сестра  посчитает тебя  необыкновенной,
волнующей и утонченной только потому, что живешь в большом городе.
          Нерешительно помолчав, он добавил:
          - Мой  отец  пьет,   Мередит.   Запил,  когда  выяснилось,  что  мать
смертельно больна.  Правда, у него есть постоянная работа и во хмелю он никогда
не  буянит.  Говорю это  тебе для  того,  чтобы ты  поняла его и  не  осуждала.
Последнюю пару месяцев он  держался и  был  совершенно трезв,  но  это в  любой
момент может кончиться.
          Он не извинялся, а признавал факт, никого при этом не осуждая.
          - Понимаю, - кивнула Мередит, хотя в жизни не общалась с алкоголиками
и на самом деле ничего не могла сообразить.
          Но беспокоиться не осталось времени,  потому что в  этот момент дверь
распахнулась,  и  стройная девушка с  темными волосами и  серыми  глазами Мэтта
выбежала на крыльцо, не сводя глаз с машины.
          - О Господи, Мэтт, "порше"!
          У  нее  была  почти  такая,   же  короткая  стрижка,   как  у  брата,
подчеркивавшая  прелесть  хорошенького  личика,   на   котором  было   написано
почтительное восхищение. Повернувшись к Мередит, девушка спросила:
          - Это ваш?
          Мередит  кивнула,  пораженная порывом  мгновенной симпатии  к  сестре
Мэтта, так похожей на брата и все же совершенно лишенной его сдержанности:
          - Вы,  должно быть, невероятно богаты, - бесхитростно продолжала она.
- То есть я  хочу сказать,  Лора Фридриксон очень богата,  но у  нее никогда не
было "порше".
          Мередит была ошеломлена упоминанием о  деньгах и мгновенно загорелась
любопытством, услышав имя Лоры Фридриксон. Мэтт раздраженно поглядел на сестру:
          - Немедленно замолчи, Джули! - прикрикнул он.
          - О,  простите,  -  широко  улыбнулась девушка и  вновь  обратилась к
Мередит:
          - Привет. Я ужасно невоспитанная сестра Мэтта - Джули. Может, зайдете
в дом?
          Она открыла дверь.
          - Па только поднялся. На этой неделе он работает в одиннадцатичасовой
смене, так что ужинать будем в половине восьмого. Нормально?
          - Порядок,  -  кивнул Мэтт и,  полуобняв Мередит,  подтолкнул к дому.
Мередит огляделась,  чувствуя, как лихорадочно колотится сердце, но постаралась
взять себя в руки перед встречей с отцом Мэтта.
          Внутри дом  выглядел почти как  снаружи -  заброшенный,  неухоженный,
потерявший былое очарование.  Деревянный некрашеный пол  был весь в  выбоинах и
щелях,  а плетеные коврики выцвели от времени и износились. От кирпичного очага
под  прямым углом  отходили книжные полки,  пара  потрепанных кресел с  зеленой
обивкой стояла перед диваном в  цветастом чехле с рисунком потускневших осенних
листьев.  За гостиной была столовая с мебелью из клена,  а через открытую дверь
виднелась кухня с  раковиной на  ножках.  Лестница справа вела  из  столовой на
второй этаж,  и  очень высокий мужчина с седеющими волосами и морщинистым лицом
как  раз  спускался по  ступенькам со  сложенной газетой  в  одной  руке  и  со
стаканом,  наполненным жидкостью цвета темного янтаря, - в Другой. К несчастью,
Мередит разглядела его слишком поздно,  и  неловкость,  которую она ощутила при
виде дома, была по-прежнему ясно написана на ее лице, да к тому же почему-то ее
внимание привлек этот злосчастный стакан.
          - Что здесь происходит?  -  осведомился он, переводя взгляд с Мередит
на Мэтта и Джули, переминавшуюся возле очага и исподтишка восхищавшуюся нарядом
гостьи -  модными слаксами,  итальянскими босоножками и рубашкой "сафари" цвета
хаки.
          Мэтт познакомил Мередит с отцом и Джули.
          - Мы познакомились с Мередит в прошлом месяце,  когда я был в Чикаго,
- пояснил он. - Собираемся пожениться в субботу.
          - Что-о-о? - ошеломленно пробормотал отец.
          - Потрясающе!  -  завопила  Джули,  заставив  остальных на  несколько
мгновений забыть обо всем. - Всегда мечтала иметь старшую сестру, но в жизни не
думала, что она появится в собственном "порше"!
          - В  чем появится?  -  растерянно переспросил Патрик Фаррел у слишком
впечатлительной дочери.
          - "Порше"!  -  в  полном восторге повторила Джули,  подбегая к окну и
отодвигая занавеску, чтобы порадовать отца волшебным зрелищем.
          Машина Мередит поблескивала на солнце - белая, изящная и, несомненно,
дорогая.  Насколько неуместно выглядела она здесь, среди окружающего убожества!
Патрик,  очевидно,  тоже  так  посчитал,  потому что,  когда снова повернулся к
Мередит,  мохнатые брови были сведены в прямую линию, а выцветшие голубые глаза
почти исчезли в глубоких морщинах.
          - Чикаго?  -  удивился он.  -  Но ты пробыл в  Чикаго всего несколько
дней!
          - Любовь с первого взгляда!  -  объявила Джули,  прерывая напряженное
молчание. - Как романтично!
          Патрик  Фаррел,  прекрасно  разглядев,  с  каким  выражением  Мередит
оглядывала дом, ошибочно посчитал, что гостья прониклась мгновенным и искренним
презрением к  убогому жилищу и  к  его обитателям.  Откуда ему было знать,  как
напугана и  измучена девушка мыслями о  неопределенном и  невеселом будущем?  И
теперь, глядя в ее застывшее лицо, не смог скрыть своих чувств.
          - Любовь с первого взгляда? - повторил он с нескрываемым сомнением. -
Это действительно так?
          - Очевидно,  -  предостерегающе бросил Мэтту тоном, явно говорившим о
том,  что  лучше оставить эту тему,  и  спас Мередит от  дальнейших расспросов,
осведомившись,  не  хочет ли  она  отдохнуть перед ужином.  Мередит с  радостью
схватилась бы не только за это предложение,  но и за колючую проволоку,  только
бы  поскорее уйти  отсюда.  После  пережитого сегодня унижения,  когда пришлось
признаться Мэтту в  беременности,  это был второй,  самый постыдный момент в ее
жизни.  Она  молча  кивнула Мэтту.  Джули предложила свою  спальню,  пока  Мэтт
доставал из машины ее чемоданчик.
          Очутившись наконец  наверху,  Мередит  в  угрюмом молчании присела на
кровать Джули, а Мэтт положил чемодан на стул.
          - Худшее позади,  -  тихо сказал он.  Но девушка,  не поднимая глаз и
нервно ломая руки, покачала головой:
          - Мне так не кажется. - И, уцепившись за самую незначительную из всех
одолевающих ее проблем, добавила:
          - По-моему,  это только начало. Твой отец возненавидел меня с первого
взгляда.
          В голосе Мэтта впервые за все это время прозвучали веселые нотки:
          - Может,  все и  обошлось бы,  не погляди ты на стакан чая со льдом в
его руке, словно на гремучую змею.
          Откинувшись назад, Мередит, сбитая с толку и пристыженная, уставилась
в потолок.
          - Неужели  я  сделала это?  -  хрипло  спросила она,  закрывая глаза,
словно пытаясь отогнать ужасную картину.
          Мэтт взглянул на измученную красавицу,  такую несчастную и  одинокую,
лежавшую поперек постели, словно сорванный, увядающий цветок, и мысленно увидел
ту  Мередит,  какой она была всего полтора месяца назад:  смеющуюся,  с  озорно
сверкающими глазами,  делавшую все  возможное,  чтобы он  чувствовал себя среди
этих надутых снобов как дома. И что сталось с ней теперь?
          Что-то  странное и  незнакомое свинцовой тяжестью легло на сердце,  и
только сейчас до  него дошла вся абсурдность их  положения:  они почти не знают
друг  друга,  но  были  близки  настолько,  насколько могут  быть  близки  лишь
любовники.
          В  отличие от  любой  другой женщины из  тех,  с  кем  переспал Мэтт,
Мередит была совершенно невинна и теперь носила его ребенка.
          Между ними разверзлась социальная пропасть шириной в  тысячи миль,  и
вот теперь они намереваются, поженившись, перекинуть мостик через эту пропасть,
а потом, разведясь, еще больше расширить ее и уничтожить эту хрупкую связь.
          У  них  не  было  абсолютно ничего общего,  ничего,  если не  считать
единственной  ночи   любви,   страстной,   сладостной,   жаркой  любви,   когда
соблазнительная  искусительница  в  его  объятиях  превратилась  из  испуганной
девственницы в источник мучительного восторга.  Эта незабываемая ночь любви, не
дававшая покоя,  терзавшая безумными воспоминаниями, ночь, когда он добровольно
позволил увлечь себя,  чтобы самому стать настойчивым преследователем, отчаянно
пытавшимся подарить им обоим наслаждение, которое они не смогут никогда забыть.
          И ему это удалось.
          Но теперь благодаря его решимости он скоро станет отцом.
          Жена и ребенок не входили в планы Мэтта на ближайшее время,  с другой
стороны,  разрабатывая свой жизненный план и  следуя ему десять долгих лет,  он
знал,  что  раньше  или  позже  это  случится,  и  поэтому теперь всего-навсего
придется приспособиться к обстоятельствам.  Конечно,  все это произошло в самое
неподходящее время,  но Мэтт привык нести на своих плечах любую тяжесть,  любую
ответственность.  Нет,  долг и  обязанности не  тяготили Мэтта так,  как другие
обстоятельства, и самым важным из них было потухшее безнадежное лицо Мередит. И
мысль, что из-за случившегося радость и счастье никогда не осветят это чарующее
лицо,  беспокоила его больше всего на свете. Именно поэтому Мэтт наклонился над
ней  и  голосом,  который должен был прозвучать шутливо,  но  сорвался почти на
крик, резко приказал:
          - Ну-ка  улыбнись,  спящая  красавица!  Глаза  Мередит  распахнулись,
сузились,  опустились к  его улыбающимся губам и снова поднялись в немом жалком
недоумении.
          - Не могу,  - хрипло прошептала она. - Вся эта идея попросту безумна,
и теперь я это вижу. Поженившись, мы только испортим жизнь друг другу и малышу.
          - Почему ты это говоришь?
          - Почему?  -  повторила она,  краснея от  унижения.  -  Как ты можешь
спрашивать  меня,   почему?  Боже,  да  ты  даже  не  захотел  пригласить  меня
куда-нибудь после той ночи. Даже не позвонил! Как ты мог...
          - Я намеревался позвонить тебе...  -  перебил Мэтт.  Мередит закатила
глаза при виде столь невероятного хладнокровия, но он продолжал:
          - Через год-другой, после того как вернулся бы из Южной Америки.
          Не будь Мередит так несчастна,  наверняка бы рассмеялась ему в  лицо,
но следующие слова, произнесенные со спокойной силой, успокоили ее сердце.
          - Да  если бы я  хоть на секунду подумал,  что ты хочешь меня видеть,
давно бы позвонил.
          Охваченная  одновременно недоверием и  болезненной надеждой,  Мередит
сомкнула веки,  безуспешно пытаясь справиться с собой.  Слишком много свалилось
на  нее  -   безмерное  отчаяние,   ошеломляющее  облегчение,  робкая  надежда,
ослепительная радость.
          - Улыбнись!  - снова приказал Мэтт, необычайно довольный тем, что она
действительно хотела увидеть его.
          Помимо всего прочего, тогда он предположил, что при беспощадном свете
дня  она  воспримет  все  в  другом  виде  и  поймет,  что  отсутствие денег  и
соответствующего  положения   станет   непреодолимым  препятствием  ко   всяким
дальнейшим отношениям. Но оказалось, к счастью, она так не думала.
          Мередит длин  но,  прерывисто вздохнула,  и  только когда  попыталась
заговорить,  Мэтт  сообразил,  что  она  безуспешно  старается  подчиниться его
требованию улыбнуться. Дрожащими губами она мрачно пролепетала:
          - Собираешься меня пилить?
          - По-моему, это скорее твоя обязанность.
          - Неужели?
          - Угу. Жены вечно пилят мужей.
          - А что делают мужья?
          Он с деланным превосходством оглядел ее:
          - Мужья командуют!
          По  контрасту со  следующими словами улыбка  и  голос  были  поистине
ангельскими:
          - Хочешь побиться об заклад?
          Мэтт  отвел  глаза  от  зовущих губ,  взглянул в  сверкающие,  словно
драгоценные камни, глаза и ответил с обезоруживающей откровенностью:
          - Не хочу.
          И  тут  случилось то,  что он  менее всего ожидал.  Вместо того чтобы
развеселиться,  она неожиданно заплакала,  и не успел Мэтт выругать себя за то,
что обидел ее,  Мередит обхватила его шею и притянула к себе. Зарывшись лицом в
его грудь,  она заплакала еще громче,  так что затряслись худенькие плечи. Мэтт
молча растянулся рядом,  и  когда через несколько мгновений Мередит заговорила,
слова было почти невозможно разобрать за потоком слез и громкими всхлипами:
          - А жена фермера должна консервировать и мариновать овощи?
          Мэтт  едва  успел  подавить неуместный смех  и,  гладя  ее  роскошные
волосы, выдавил:
          - Нет.
          - Хорошо, потому что я ничего не умею.
          - Но я не фермер, - напомнил он. - Ты ведь знаешь.
          И  настоящая причина ее  страданий вырвалась вместе с  новым  потоком
слез:
          - - Я  должна  со  следующего месяца начать учебу  в  колледже,  -  с
глубокой  искренней  скорбью  проговорила она.  -  Мне  необходимо поступить  в
колледж. Я собираюсь когда-нибудь стать президентом, Мэтт.
          Пораженный Мэтт опустил голову, пытаясь разглядеть ее лицо.
          - Весьма благородная цель,  -  объявил он торжественно.  -  Президент
Соединенных Штатов...
          Он говорил так серьезно,  что,  непредсказуемая молодая женщина в его
объятиях невольно сквозь слезы взвизгнула от смеха.
          - Не Соединенных Штатов,  а универмага,  - поправила она, и теперь ее
великолепные глаза искрились смехом. Куда подевались боль и отчаяние?
          - Благодарение Богу и за малые милости,  -  пошутил Мэтт, вне себя от
облегчения,  что она наконец улыбнулась.  - Через несколько лет я стану богатым
человеком,  но  даже к  тому времени вряд ли  смогу купить тебе пост президента
страны.
          - Спасибо. - шепнула она.
          - За что?
          - За то,  что заставил меня смеяться.  Я  не плакала так сильно с тех
пор, как была совсем ребенком. А теперь, кажется, остановиться не могу.
          - Надеюсь, ты не смеялась над тем, что я когда-нибудь разбогатею.
          Несмотря на небрежный тон,  Мередит почувствовала, что он не шутит, и
мгновенно стала  серьезной.  В  этом  лице  с  квадратным подбородком светились
решимость,  ум и тяжело доставшийся жизненный опыт.  Судьба не подарила ему тех
преимуществ,   которые  имели  мужчины  ее  класса,   но  Мередит  инстинктивно
чувствовала в  Мэтте  Фарреле  редкое  сочетание  силы  с  несгибаемой волей  и
стремлением  к  успеху.   И,  несмотря  на  некоторый  его  цинизм  и  привычку
повелевать,  она  чувствовала,  что  глубоко  в  душе  Мэтта  таится  нежность.
Сегодняшнее поведение было тому доказательством.  Она сама была виновата в том,
что  произошло полтора месяца  назад,  и  беременность и  поспешное замужество,
несомненно,  так же гибельны для его жизни,  как и для нее. Однако Мэтт ни разу
не упрекнул Мередит за беспечность и  глупость,  не послал к  черту,  когда она
попросила его жениться на ней.., а ведь она ожидала взрыва негодования.
          Мэтт понимал,  какими невероятными казались его  претензии,  особенно
сейчас,  и видел,  что Мередит исподтишка изучает его и взвешивает его шансы на
успех.  В ночь их первой встречи он выглядел как один из тех, среди которых она
жила. Теперь же она поняла, из каких низов вышел ее жених, видела, как он, весь
в грязи,  копается в моторе.  Мэтт вспомнил ее потрясенное брезгливое выражение
лица.   И  теперь,   глядя  в  это  прекрасное  лицо,  почти  ожидал,  что  она
рассмеется...  Нет,  Мередит слишком хорошо воспитана для  этого,  скорее всего
скажет что-то снисходительное, и он, Мэтт, сразу все поймет, эти нелгущие глаза
выдадут ее.
          И наконец Мередит заговорила - спокойно, задумчиво улыбаясь:
          - Собираешься перевернуть мир?
          - Вверх дном, - кивнул он.
          К  совершенному  изумлению  Мэтта,  Мередит  Бенкрофт  подняла  руку,
застенчиво притронулась к  его напряженной челюсти,  погладила пальцем щеку,  и
улыбка отразилась в  ее глазах,  заставив их засветиться.  Мягко,  но абсолютно
убежденно она прошептала:
          - Уверена, что так и будет, Мэтт.
          Мэтт хотел что-то сказать,  но слова не шли с языка. Прикосновение ее
пальцев,  близость тела,  выражение глаз подействовали на него словно наркотик.
Совсем недавно его  безумно влекла эта девушка,  и  теперь притяжение мгновенно
вернулось с прежней силой,  заставившей его наклониться и завладеть ее губами в
безжалостном  мучительном  поцелуе.   Он  поглощал  ее  сладость,   потрясенный
собственным исступлением,  когда пришлось почти силой раскрыть губами ее  губы,
потому что инстинктивно чувствовал:  едва ли она ощущает то, что ему приходится
испытывать сейчас.  И когда ее губы раскрылись, он был ошеломлен нахлынувшим на
него  потоком чувств.  Куда  девались здравый смысл и  холодный рассудок!  Мэтт
наклонился над  ней,  оцепенев от  желания,  и  почти застонал,  когда Мередит,
отстранившись, уперлась ладонями в его грудь.
          - Твои родные, - с отчаянием охнула она. - Они внизу...
          Мэтт нехотя отнял руку от ее обнаженной груди.  Его родные...  Как он
мог забыть о  них!  Очевидно,  отец пришел к верному выводу относительно причин
столь внезапного брака и  к  совершенно не  правильному заключению насчет самой
Мередит.  Нужно спуститься и  все  прояснить:  не  стоит укреплять отца  в  том
мнении,  что Мередит -  просто богатая потаскуха,  которая сейчас не стесняется
валяться с ним в этой спальне.
          Мэтт был  потрясен отсутствием всякого контроля над собой там,  когда
рядом была Мередит. Медленные, нежные ласки.., нет, он совсем не этого хотел..,
быстрое полное обладание -  вот его цель,  а  такого никогда не случалось с ним
раньше.
          Откинув  голову,   Мэтт   несколько  раз   глубоко  вздохнул,   чтобы
успокоиться,  вскочил с  постели -  подальше от  соблазна!  -  и  прислонился к
кроватному  столбику,  наблюдая,  как  она  с  трудом  садится  и  нерешительно
оглядывает комнату,  поспешно поправляя одежду.  Мэтт усмехнулся,  увидев,  как
тщательно Мередит прикрывает груди, которые он целовал и ласкал всего несколько
мгновений назад.
          - Рискуя показаться чересчур эмоциональным, - задумчиво заговорил он,
- начинаю находить мысль о фиктивном браке не только ужасной,  но и чрезвычайно
непрактичной.  Очевидно,  что  мы  испытываем друг к  другу сильное сексуальное
притяжение.  Кроме того,  мы  вместе сделали малыша.  Может,  стоит попробовать
жить, как все женатые пары? Кто знает, - пожал он плечами, невольно улыбаясь, -
может, нам это понравится.
          Мередит не удивилась бы сильнее, даже если бы у него внезапно выросли
крылья и  он  начал летать по комнате.  Она поняла,  что Мэтт не настаивает,  а
просто предлагает ей  подумать и  о  такой  возможности.  Разноречивые чувства,
вызванные его хладнокровием, с другой стороны, мыслями о будущей семье, смутили
девушку, и она ничего не ответила.
          - Спешить некуда,  - бесшабашно улыбнулся он. - Впереди еще несколько
дней, чтобы все решить.
          После его ухода Мередит с усталым недоверием взглянула на закрывшуюся
дверь,  поистине ошеломленная быстротой,  с  которой он  делал выводы,  отдавал
приказы и приходил к решениям.  Характер этого почти незнакомого Мэттью Фаррела
был воистину многогранен,  и  она никак не  могла понять,  какой же он на самом
деле. В ночь их встречи в нем была некая леденящая отчужденность, граничившая с
грубостью, однако чуть позже он улыбался над ее шутками, спокойно рассказывал о
себе,   целовал  до   беспамятства  и   любил   с   требовательной  страстью  и
ошеломительной нежностью.  Однако даже после той  ночи она чувствовала,  что он
может быть резок и непреклонен и не стоит его недооценивать.  Более того,  чего
бы  ни предпочел Мэттью Фаррел добиться в  жизни,  он станет силой,  с  которой
придется считаться.
          Она задремала с  мыслями о  том,  что он достаточно опасный противник
для всех, кто вздумает стать ему поперек дороги.
          Неизвестно,  что сказал Мэтт отцу, но, когда Мередит спустилась вниз,
Патрик Фаррел,  казалось,  успел вполне смириться с  тем фактом,  что сын скоро
женится. Но несмотря на это, только веселая болтовня Джули помешала этому ужину
стать  тяжелым испытанием для  Мередит.  Мэтт  все  это  время  был  молчалив и
задумчив,  хотя,  казалось,  лишь  одним  своим присутствием давал понять,  кто
главный в этой комнате и за столом. Патрик Фаррел, номинальный глава семейства,
очевидно,  уступил эту роль сыну.  Худощавый, мрачный человек с лицом, носившим
следы бурной жизни и  пережитой драмы,  он  предоставлял Мэтту решать все дела.
Мередит он показался жалким и почему-то пугающим, да к тому же она чувствовала,
что будущий свекор по-прежнему недолюбливает ее.
          Джули,  добровольно  согласившаяся  взять  на  себя  роль  кухарки  и
экономки,  казалась праздничным фейерверком - всякая мысль немедленно срывалась
с  ее  губ  потоком  восторженных слов.  Ее  преданность Мэтту  была  полной  и
очевидной;  она  подскакивала,  чтобы  принести брату кофе,  спрашивала у  него
совета, слушала все, что он говорил, с таким видом, будто сам Господь спустился
на землю и проповедует верующим. Мередит, отчаянно пытавшаяся не думать о своих
бедах,  не переставала удивляться тому,  как удалось Джули сохранить оптимизм и
жизнелюбие. Почему такая девушка, как Джули, предпочла добровольно пожертвовать
своим будущим и карьерой ради отца и брата?
          Прошло  несколько минут,  прежде чем  Мередит сообразила,  что  Джули
обращается к ней:
          - В  Чикаго есть универмаг "Бенкрофт".  Я  иногда вижу его  рекламу в
газетах и  модных журналах.  Однажды Мэтт привез мне  оттуда шелковый шарф.  Вы
когда-нибудь бывали там?
          Мередит кивнула,  невольно улыбнувшись при упоминании магазина, но не
стала вдаваться в подробности.  Сейчас не время рассказывать Мэтту о том, каким
образом она связана с  универмагом,  да и Патрик так болезненно отреагировал на
ее машину, что не стоило делать этого сейчас. Но, к несчастью, Джули не дала ей
выбора:
          - Вы,  случайно,  не родственница Бенкрофтов,  тех людей, что владеют
магазином?
          - Родственница.
          - И близкая?
          - Очень,  - призналась она, улыбнувшись при виде восторженного блеска
в больших серых глазах Джули.
          - Очень близкая? - продолжала девушка, откладывая вилку и уставясь на
Мередит с неподдельным изумлением. Мэтт не донес до рта чашку с кофе, а Патрик,
нахмурясь, откинулся в кресле.
          Молча смирившись с поражением, Мередит вздохнула:
          - Мой прапрадед основал магазин.
          - Потрясающе! А знаете, кем был мой прапрадед?
          - Нет,   конечно.   Кем  же?  -  спросила  Мередит,  так  захваченная
восторженным энтузиазмом девушки, что совсем забыла взглянуть, как отнесся Мэтт
к этой новости - - Эмигрировал в Америку из Ирландии и завел лошадиное ранчо, -
сообщила Джули и, встав, начала убирать со стола.
          Мередит улыбнулась и тоже поднялась, чтобы помочь.
          - А мой был конокрадом!
          Мужчины взяли чашки с кофе и направились в гостиную.
          - Неужели взаправдашним конокрадом? - охнула Джули, наполняя раковину
мыльной водой. - Вы уверены?
          - Совершенно, - кивнула Мередит. - За это его и повесили.
          Несколько минут они работали в  дружелюбном молчании,  но потом Джули
объяснила:
          - Следующие несколько дней  отец  работает в  две  смены.  Я  сегодня
переночую у подруги -  будем вместе готовить уроки.  Утром вернусь и приготовлю
завтрак.
          Мередит,  удивленная упоминанием об  уроках,  совершенно не  обратила
внимания на то обстоятельство, что остается наедине с Мэттом.
          - Ты учишься? Но почему? Разве сейчас не каникулы?
          - Я  хожу  в  летнюю школу.  Таким  образом,  я  смогу окончить ее  в
декабре, через два дня после того, как мне исполнится семнадцать.
          - Но это слишком рано.
          - А Мэтту было шестнадцать.
          - Неужели?  -  удивилась Мередит, засомневавшись в качестве подобного
обучения в сельских школах, позволяющего так быстро усвоить школьную программу.
          - А что ты станешь делать потом?
          - Поступлю  в  колледж.   Собираюсь  специализироваться  в  одной  из
естественных наук, но еще не решила, в какой. Возможно, в биологии.
          - В самом деле?
          Джули, кивнув, с гордостью объявила:
          - У меня полная стипендия.  Мэтт до тех пор не хочет уезжать, пока не
убедится,  что я смогу справиться без него. Правда, нет худа без добра: он смог
получить степень магистра по  управлению предприятием за  это  время.  Хотя ему
пришлось  оставаться  в   Эдмунтоне  и  продолжать  работать,   чтобы  оплатить
медицинские счета матери.
          Мередит удивленно уставилась на девушку:
          - Мэтт сумел.., что?!
          - Получить степень магистра по  управлению предприятием.  Ее получают
после   степени   бакалавра,   -   пояснила   девушка.   -   В   колледже  Мэтт
специализировался по двум предметам -  экономике и финансам.  У нас в семье все
головастые, - добавила она, но, увидев потрясенное лицо Мередит, остановилась и
нерешительно пробормотала:
          - Ты.., на самом деле.., ты ничего о нем не знаешь, верно?
          "Только как он целуется и занимается любовью",  -  со стыдом подумала
Мередит.
          - Не много, - тихо призналась она вслух.
          - Ну  не  стоит так уж  винить себя.  Большинство людей считают,  что
Мэтта не так-то легко узнать, а вы были знакомы всего два дня.
          Это прозвучало таким осуждением,  что Мередит отвернулась, не в силах
встретиться с ней взглядом, и, подняв кружку, начала старательно вытирать ее.
          - Мередит,  -  шепнула Джули,  тревожно глядя на  нее,  -  тут нечего
стыдиться, я хочу сказать.., для меня все одно, беременна ты или нет.
          Мередит уронила кружку, и она покатилась по линолеуму под раковину.
          - Но это так, - настаивала Джули, нагибаясь и подбирая кружку.
          - Это Мэтт сказал вам,  что я беременна? - едва выговорила Мередит. -
Или ты сама догадалась?
          - Мэтт потихоньку шепнул отцу,  а  я подслушала,  хотя к тому времени
уже поняла все сама.
          - Чудесно, - пробормотала Мередит, сгорая от стыда.
          - Вот именно,  -  согласилась Джули.  - То есть до того, как Мэтт все
рассказал отцу  о  вас,  я  чувствовала себя так,  словно осталась единственной
шестнадцатилетней девственницей в округе...
          Мередит  закрыла  глаза,  понимая,  что  вот-вот  лишится сознания от
унижения и гнева на Мэтта. Как он мог обсуждать ее с отцом!
          - Должно быть,  они здорово посплетничали на мой счет,  -  с  горечью
бросила она.
          - Но Мэтт не сплетничал о тебе. Просто объяснил па, какая ты на самом
деле.
          Мередит стало неизмеримо легче, и, увидев это, Джули немного изменила
тему:
          - Тридцать  восемь   из   двухсот  девушек  в   нашей   высшей  школе
забеременели в  этом году.  По  правде говоря,  -  призналась она  с  некоторым
унынием,  -  мне не приходилось беспокоиться об этом. Большинство парней боятся
даже поцеловать меня.
          Чувствуя,   что   от   нее   ждут   какой-нибудь  реплики,   Мередит,
откашлявшись, спросила:
          - Почему?
          - Из-за Мэтта,  - с удовольствием поведала Джули. - Любой мальчишка в
Эдмунтоне знает,  что Мэтт -  мой брат.  И представляет,  что он сделает с ним,
если  обнаружит,  что  он  распускает руки.  Если  речь  идет о  защите женской
добродетели, иметь Мэтта в родне все равно что носить пояс целомудрия.
          - Мне почему-то...  - выпалила Мередит, не сумев сдержаться, - мне не
кажется это правдой.
          Джули рассмеялась, и Мередит неожиданно засмеялась вместе с ней.
          Когда они присоединились к мужчинам в гостиной,  Мередит ожидала, что
ей  предстоит провести два  скучных часа  у  телевизора,  но  Джули вновь взяла
инициативу в свои руки.
          - Что  будем  делать?  -  спросила она,  выжидающе переводя взгляд  с
Мередит на  Мэтта.  -  Может,  сыграем в  карты?  Нет,  подождите,  как  насчет
чего-нибудь совсем дурацкого?
          Джули повернулась к  книжным полкам и  провела пальцем по  коробкам с
играми:
          - "Монополия"! - объявила она, оглядываясь.
          У Мэтта не было никакого желания играть, особенно в "монополию", и он
уже хотел было предложить Мередит прогуляться,  но подумал,  что,  вероятно, ей
лучше  снять напряжение,  а  их  беседа может опять расстроить ее.  Кроме того,
Мередит подружилась с Джули и освоилась с ее присутствием.  Он кивнул,  пытаясь
сделать  вид,  что  в  восторге  от  предложения,  и  вопросительно взглянул на
Мередит. Та тоже, казалось, не слишком обрадовалась, но улыбнулась, и кивнула.
          Два часа спустя ему пришлось признаться себе,  что игра в "монополию"
оказалась неожиданно интересной, и даже он постепенно увлекся. Джули веселилась
от,  души, и не без ее влияния игра постепенно стала чем-то вроде фарса, причем
обе девушки из кожи вон лезли,  чтобы победить Мэтта, а если это не получалось,
бессовестно жульничали.  Дважды он  поймал Джули на том,  что та успела стащить
выигранные им  деньги,  а  теперь Мередит выдвигала самые  невероятные причины,
чтобы не платить ему штраф.
          - Никаких извинений на этот раз,  -  предостерег он Мередит, когда ее
фишка оказалась на  собственности,  которой он владел.  -  За это ты должна мне
тысячу четыреста долларов.
          - Ни за что!  - самодовольно ухмыльнулась она и, показав на маленькие
пластиковые макеты отелей,  которые он  построил па  своей  земле,  постаралась
незаметно подвинуть один из них кончиком пальца.
          - Этот отель построен на  моей земле,  так  что  плати за  незаконное
вторжение.
          - Я сейчас захвачу все,  что у тебя есть,  -  пригрозил он, - если не
отдашь моих денег. Мередит, смеясь, повернулась к Джули:
          - У меня только тысяча. Одолжишь мне?
          - Конечно,  -  заверила та,  хотя  уже  успела  потерять все  деньги.
Потянувшись к  груде  банкнот,  лежавших рядом  с  Мэттом,  она  выхватила пару
пятисотдолларовых бумажек и протянула Мередит.
          Несколько минут спустя Мередит признала поражение.  Джули отправилась
собирать книги,  а  Мередит убрала игру  и  поднялась,  чтобы  поставить ее  на
книжную полку. Патрик Фаррел встал.
          - Мне пора, - объявил он. - Мэтт, ты оставил грузовик в гараже?
          Мэтт кивнул и  сказал,  что утром попросит кого-нибудь подвезти его в
гараж.  Патрик  обернулся  к  Мередит,  На  протяжении всей  веселой  игры  она
чувствовала на себе его взгляд. Теперь же он улыбнулся - нерешительной, угрюмой
улыбкой:
          - Спокойной ночи, Мередит.
          Мэтт тоже встал и спросил, не хочет ли она пойти на прогулку. Радуясь
каждой отсрочке,  которая могла бы  помешать ей отправиться спать,  вне себя от
тревоги, Мередит кивнула:
          - С удовольствием.
          Ночной воздух был теплым и свежим,  а луна проложила по двору широкую
дорожку.  Не  успели они  спуститься с  крыльца,  как  сзади  возникла Джули  с
перекинутым через плечо свитером и учебниками в руках:
          - До завтра! Джоэль ждет меня в конце подъездной дорожки. Я еду к ней
домой готовить уроки. Мэтт, сдвинув брови, резко обернулся:
          - В десять часов вечера?
          Джули  на  миг  остановилась,   опершись  на  перила,  и  раздраженно
улыбнулась.
          - Мэтт!  - охнула она, закатив глаза, возмущенная таким бесцеремонным
вмешательством в ее дела. Мэт согласно кивнул:
          - Передай Джоэли  привет.  Джули  поспешно сбежала по  ступенькам,  и
помчалась к концу дорожки на свет фар,  а Мэтт,  обернувшись к Мередит, спросил
ее о том, что, очевидно, не давало ему покоя:
          - Откуда ты знаешь о захвате собственности и нарушении границ?
          Мередит,  откинув голову,  любовалась полной луной,  висевшей в небе,
словно огромный золотой диск:
          - Отец  много говорил со  мной  о  бизнесе.  Как-то  у  нас  возникла
проблема,  связанная  с  нарушением границ  зоны,  когда  мы  построили  филиал
универмага в  предместье города,  и  еще  одна,  с  полосой  отчуждения,  когда
подрядчик залил асфальтом автостоянку.
          И поскольку он задал вопрос первым, Мередит, в свою очередь, спросила
о том,  что мучило ее вот уже много часов.  Остановившись, она сорвала листок с
низко висевшей ветки, безуспешно пытаясь не выказать осуждения.
          - Джули  сказала,   что  у   тебя  степень  магистра  по   управлению
предприятием.  Почему ты  позволил мне  думать,  что не  поднялся выше простого
плавильщика, который отправляется в Венесуэлу, чтобы попытать удачи на нефтяных
полях?
          - А что заставило тебя считать, что все плавильщики - обычные люди, а
магистры - что-то особенное?
          Мередит  расслышала  мягкий  упрек  в   его  сливах  и  вся  сжалась.
Прислонившись к стволу дерева и чувствуя спиной шершавую кору, она сказала:
          - Я похожа на сноба?
          - А ты и есть сноб?  - спросил он, сунув руки в карманы и внимательно
изучая ее.
          - Я...  -  Она поколебалась,  пристально вглядываясь в  смуглое лицо,
испытывая странное искушение сказать ему  то,  что  он  так хотел услышать,  но
твердо отказываясь от соблазна:
          - Возможно.
          Мередит не  расслышала отвращения в  собственном голосе,  но Мэтт все
понял,  и  обаяние его неожиданной ленивой улыбки заставило сильнее забиться ее
сердце:
          - Зато я сомневаюсь.
          Эти три слова доставили ей огромную радость.
          - Почему?
          - Потому что  снобы не  заботятся о  том,  снобы они  или нет.  Чтобы
ответить на твой вопрос,  могу сказать: отчасти я скрыл это, потому что степень
ничего не  означает для меня,  по крайней мере пока не могу ею воспользоваться.
Сейчас у меня множество идей и планов, которые, однако, могут не сработать так,
как было задумано. Джули сказала, что многие считают Мэтта слишком замкнутым, и
Мередит могла легко поверить этому.  И  все же по временам она чувствовала себя
настолько настроенной на  одну  волну с  ним,  что,  кажется,  могла читать его
мысли.
          - Думаю,  что  ты  позволил мне считать тебя простым литейщиком еще и
потому,  что хотел посмотреть, значит ли это что-нибудь для меня. Это.., что-то
вроде испытания, не так ли?
          Мэтт невольно хмыкнул:
          - Скорее всего.  Кто знает,  может,  я никогда не поднимусь на другую
ступень...
          - Но теперь ты возвысился от сталелитейных заводов до нефтяных вышек,
- пошутила она,  смеясь глазами.  -  Наверное, потому что хотел получить работу
пошикарнее.
          Мэтт  последним  усилием  воли  противился искушению  схватить  ее  в
объятия и заглушить смех губами.  Она еще так молода и избалована, а он уезжает
в  чужую  страну,  где  элементарные  удобства  считаются  роскошью.  Внезапный
сумасшедший порыв взять ее с собой продолжал терзать мозг - совершенный бред. С
другой  стороны,  она  такая  храбрая,  милая  и  беременна его  ребенком.  Его
ребенком. Их ребенком. Возможно, идея не так уж безумна.
          Откинув  голову,  он  тоже  поглядел на  луну,  пытаясь не  думать  о
навязчивой идее,  но  тут  же  обнаружил,  что  пытается найти  самое  разумное
решение.
          - Мередит,  -  сказал он, - большинству женатых пар требуется не один
месяц,  чтобы узнать друг друга до  свадьбы,  а  у  нас  всего несколько дней и
меньше недели после свадьбы,  когда мне  придется отправиться в  Южную Америку.
Как думаешь, сумеем мы втиснуть пять-шесть месяцев в два-три дня?
          - Наверное,   -   протянула   она,   сбитая   с   толку   неожиданной
напряженностью в его голосе.
          - Вот и хорошо, - пробормотал Мэтт, почему-то растерявшись и не зная,
с чего начать теперь, когда она согласилась. - Что бы ты хотела узнать обо мне?
          Проглотив непрошеный смущенный смех,  Мередит  оцепенело взглянула на
Мэтта,  гадая,  ждет ли  он вопросов о  наследственности,  которые она могла бы
задать отцу своего будущего ребенка.
          - То есть... - нерешительно начала она, - я должна узнать, не было ли
в твоей семье сумасшедших и нет ли у тебя приводов в полицию?
          Мэтт,  в  свою  очередь,  едва удержался от  смеха,  и  с  притворной
торжественностью объявил:
          - На оба этих вопроса могу ответить отрицательно. Как насчет тебя?
          Мередит серьезно покачала головой:
          - Ни безумия, ни приводов.
          И  тут он заметил,  как весело блестят ее глаза,  и  во второй раз за
несколько минут испытал непреодолимое желание схватить ее в объятия и прижать к
себе.
          - Теперь твоя очередь спрашивать,  -  напомнила она.  - Что ты хочешь
узнать?
          - Только одно, - объяснил Мэтт с беспощадной откровенностью, упираясь
обеими руками в ствол. - Ты хотя бы наполовину так сладка, как я думаю?
          - Возможно, нет.
          Он выпрямился и улыбнулся, уверенный в том, что она ошибается.
          - Давай поговорим,  прежде чем  я  забуду о  том,  что мы  должны тут
делать.  В  интересах полной истины,  -  добавил он,  когда  они  повернулись и
направились по тропинке,  ведущей к шоссе. - Я только сейчас вспомнил, что имел
два привода.
          Мередит остановилась как вкопанная, а он, повернувшись, добавил:
          - Когда мне исполнилось девятнадцать.
          - Но что ты сделал? - - Дрался. Участвовал в уличных потасовках, если
сказать точнее.  Перед смертью матери я умудрился убедить себя,  что если у нее
будут лучшие доктора и  лучшие больницы,  тогда она не умрет.  И у нее было все
самое   лучшее.    Когда   деньги   по   страховке   кончились,   отец   продал
сельскохозяйственный инвентарь и все,  что мог,  лишь бы оплатить счета. Но она
все равно умерла.
          Мэтт говорил старательно бесстрастным тоном.
          - Отец запил,  а я не знал, что с собой делать, и много месяцев после
этого каждый день искал, с кем бы подраться, на ком сорвать злость. И поскольку
не мог добраться до Бога,  в которого так верила мать, был рад надавать тумаков
любому смертному. В Эдмунтоне совсем нетрудно затеять драку, - добавил он, сухо
улыбаясь,  и только сейчас осознал, что исповедуется восемнадцатилетней девушке
в  таких  вещах,  в  которых  не  признавался никому  на  свете.  И  эта  самая
восемнадцатилетняя девушка глядит  на  него  со  спокойным пониманием взрослой,
умудренной жизнью женщины. - Два раза копы успевали вмешаться и забирали всех в
каталажку.  Но  в  этом  нет  ничего  особенного.  Только в  Эдмунтоне знают  о
приводах.
          Тронутая его доверием, Мередит тихо сказала:
          - Ты,  должно быть,  очень любил ее.  И понимая, что ступила на очень
зыбкую почву, вздохнула:
          - Я  совсем не знала мать.  Она уехала в  Италию сразу после развода.
Думаю,  мне повезло.., потому что лучше уж совсем не видеть кого-то, чем любить
и потерять.
          Мэтт  отлично понял,  в  чем  она  пытается убедить его,  и  не  стал
обескураживать ее.
          - Очень мило, - объявил он со спокойной торжественностью, - очевидно,
у меня в самом деле превосходный вкус в том, что касается женщин.
          Мередит разразилась смехом,  но тут же с восторгом почувствовала, как
его рука, скользнув по ее спине, обвилась вокруг талии. Они продолжали идти, но
через несколько шагов она внезапно остановилась:
          - Ты был женат раньше?
          - Нет. А ты? - поддразнил он.
          - Ты  прекрасно  знаешь,  что  я..,  я  никогда...  Мередит  смущенно
смолкла.
          - Знаю,  -  кивнул  Мэтт.  -  Не  могу  понять только,  как  с  такой
внешностью,   как  у  тебя,   ты  ухитрилась  до  восемнадцати  лет  оставаться
девственницей и  не подарить себя какому-нибудь богатому юнцу с длинным языком,
умеющему уговаривать девчонок?
          - Терпеть не могу юнцов,  -  бросила Мередит,  и  тут же с изумлением
взглянула на него:
          - Господи,  до этой минуты я  ничего подобного себе и  представить не
могла!
          Мэтт  пришел  в  полный восторг,  поскольку Мередит выходит замуж  за
настоящего мужчину,  уж это точнее точного!  Он ожидал, что Мередит добавит еще
что-то, но, видя, что она молчит, неверяще спросил:
          - И все? И только?
          - По  крайней  мере  это  почти  правда.  Все  дело  в  том,  что  до
шестнадцати лет  я  была страшна как  смертный грех и  мальчики просто обходили
меня стороной. Я ужасно злилась на них за то, что не обращали на меня внимания,
и поэтому была не очень высокого мнения о них, всех до единого.
          Мэтт,  посмотрев на  ее  прекрасное лицо,  соблазни-,  тельный рот  и
сияющие глаза, широко улыбнулся:
          - А ты действительно была некрасивой?
          - Скажем так, - сухо пояснила она, - вдруг у нас родится девочка, так
для нее же лучше, если в детстве она будет похожа на тебя!
          Мэтт  взорвался оглушительным хохотом,  расколовшим ночную тишину,  и
прижал ее к себе.  Смеясь,  он зарылся лицом в ее душистые волосы,  потрясенный
нежностью,  которую испытывал к ней, тронутый доверчивой исповедью и окрыленный
потому что.., потому что...
          Он отказывался думать о причине.  Самое главное - то, что она смеется
ч обняла его за талию. Мрачно улыбнувшись, он потерся подбородком о ее волосы и
прошептал:
          - У меня исключительный вкус во всем, что касается женщин.
          - Два года назад ты так не считал бы,  -  смеясь,  возразила Мередит,
откидываясь назад в кольце его рук.
          - Я  провидец,  -  спокойно заверил он.  -  Даже  тогда сумел бы  все
понять.
          Час  спустя  они  сидели на  крыльце ветхого домика.  Мэтт  устроился
ступенькой повыше,  вытянув перед собой длинные ноги.  Мередит прижала колени к
груди,  обхватив их  руками.  Они  больше не  делали попыток узнать друг друга,
потому что Мередит ждет ребенка и вскоре состоится свадьба,  и вели себя просто
как  любая парочка,  сидящая на  крыльце поздней летней ночью и  наслаждающаяся
тишиной и покоем.
          Запрокинув голову,  Мередит  с  полузакрытыми глазами  прислушалась к
треску кузнечика.
          - О чем ты думаешь? - тихо спросил он.
          - О том,  что скоро будет осень,  -  вздохнула она,  глядя на него. -
Осень -  мое  самое любимое время года.  Весну слишком перехвалили.  Вечно идет
дождь,  и деревья еще голые после зимы. Зима обычно тянется без конца, а летом,
конечно, хорошо, но уж очень однообразно. Осень совершенно иная, и никакие духи
в мире не могут сравниться с запахом горящих листьев, верно?
          Мередит обворожительно улыбнулась,  и  Мэтт  подумал,  что  сама  она
благоухает куда  лучше,  чем  все  горящие  листья  на  свете,  но  позволил ей
продолжать:
          - Осень так волнует.., все меняется.., словно в сумерках.
          - В сумерках?
          - Да,  ужасно люблю сумерки,  и по той же причине.  В детстве я часто
гуляла по подъездной дорожке в  сумерки и стояла у забора,  наблюдая,  как мимо
проносятся машины  с  включенными фарами.  У  всех  было  куда  вернуться,  чем
заняться...  Ночь - это только начало... - От смущения она осеклась. - Все это,
должно быть, звучит невероятно глупо.
          - Скорее невероятно одиноко.
          - Я не была одинокой,  просто мечтала.  Понимаю, что у тебя создалось
ужасное впечатление о  моем отце в  ту ночь в  "Гленмуре",  но на самом деле он
вовсе не такой.  Просто любит меня и  всю жизнь пытается уберечь и дать мне все
самое лучшее.
          Но  тут  чудесное настроение Мередит внезапно рассеялось,  а  ужасная
реальность хлынула неумолимым потоком, с силой вырывая ее из прекрасного сна.
          - И  за  все  это  я  собираюсь вернуться домой через несколько дней,
беременная, и...
          - Но мы договорились не тревожиться об этом сегодня, - перебил он.
          Мередит кивнула и попыталась улыбнуться, но не могла управлять своими
мыслями так легко,  как, по всей видимости, он. И неожиданно она увидела своего
ребенка,  стоявшего в  конце подъездной дорожки где-то в  Чикаго и  смотревшего
вслед пролетающим мимо машинам.  Ни  семьи,  ни  братьев,  ни сестер,  ни отца.
Только мать. И Мередит отнюдь не была уверена, что этого окажется достаточно.
          - Если  осень -  твоя  самая любимая вещь на  свете,  какая же  самая
нелюбимая? - спросил Мэтт, пытаясь отвлечь ее.
          Мередит на мгновение задумалась:
          - Елочные базары  на  следующий день  после  Рождества.  Что-то  есть
ужасно печальное во  всех  этих прекрасных деревьях,  которые никто не  выбрал.
Словно сироты, никому на свете не нужные...
          Она  поспешно замолчала,  сообразив,  о  чем говорит,  и  постаралась
поскорее отвернуться.
          - Уже  за  полночь,  -  вставил Мэтт,  понимая,  что вечер безнадежно
испорчен. - Наверное, пора спать.
          Слова прозвучали так,  словно он  принимал как  должное то,  что  они
должны или  будут  спать  в  одной  постели,  и  отвратительная паника внезапно
охватила Мередит. Она беременна, и он собирается жениться на ней - вся ситуация
казалась просто омерзительной, заставляла Мередит сгорать от стыда и сознавать,
что  чувство собственного достоинства навеки  утеряно,  и  она  никогда уже  не
сможет высоко держать голову.
          Они в  молчании выключили свет в  гостиной и поднялись по ступенькам.
Дверь комнаты Мэтта выходила на площадку,  а спальня Джули была слева,  в конце
коридора.  Между ними располагалась ванная.  Когда они  оказались на  площадке,
Мередит решила взять инициативу в свои руки.
          - Спокойной  ночи,  Мэтт,  -  дрожащим  голосом  пробормотала она  и,
растянув губы в деланной улыбке,  шагнула вперед, оставив его стоять на пороге.
Он  не  сделал  попытки  остановить  ее,   и   облегчение  мгновенно  сменилось
раскаянием. Очевидно, решила Мередит, входя в комнату Джули, беременная женщина
лишается всякой привлекательности, даже для мужчины, который сгорал от безумной
страсти всего несколько недель назад.
          Она обернулась,  чтобы прикрыть дверь.  Позади раздался бесстрастный,
спокойный голос:
          - Мередит.
          Обернувшись,   она  увидела,   что  Мэтт  стоит  на   прежнем  месте,
прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди.
          - Что?
          - Знаешь,  что я  люблю меньше всего на свете?  Его непререкаемый тон
подсказал,  что  вопрос задан не  просто так,  и  Мередит настороженно покачала
головой, гадая, что за этим последует. Он не стал держать ее в неведении:
          - Терпеть не  могу  спать один,  когда рядом в  соседней комнате есть
кто-то, кому, черт возьми, следовало бы лечь со мной.
          За резким замечанием Мэтта явно крылось приглашение,  и  столь полное
отсутствие такта  поразило не  только ее,  но  и  его  самого.  Множество самых
различных чувств за  одно мгновение промелькнуло на прелестном лице:  смущение,
стыд,   неловкость,   сомнение,   нерешительность..,  но  все  же  она,  слегка
улыбнувшись, твердо сказала:
          - Спокойной ночи.
          Мэтт  дождался,  пока Мередит закроет за  собой дверь,  но  не  ушел.
Несколько долгих минут он  стоял неподвижно,  прекрасно зная,  что  если сейчас
пойдет за ней и пустит в ход все приемы нежного обольщения, наверняка убедит ее
провести  с  ним  ночь.   Однако  ему  расхотелось  делать  это.  Решительно  и
бесповоротно.
          Повернувшись, он вошел к себе, но оставил дверь открытой, по-прежнему
убежденный, что если она захочет быть с ним, обязательно вернется.
          Одетый в  пижамные штаны,  с  трудом найденные в  ящике комода,  Мэтт
стоял у окна,  глядя на залитый лунным светом газон. Он услышал, как Мередит вы
ходит из ванной,  и напрягся в ожидании. Шаги прозвучали по коридору, затихли у
комнаты Джули. Раздался стук закрываемой двери.
          Сегодня  она  хочет  остаться  одна,   понял  Мэтт  с   удивлением  и
разочарованием.  Однако его обуревали более глубокие эмоции,  чем неразделенное
чувственное желание.  Он ждал от нее знака,  порыва,  из которого понял бы, что
Мередит так же,  как и он,  готова к интимным отношениям,  но как Мэтт ни желал
этого,  не собирался убеждать ее.  Мередит должна сама принять решение, сделать
выбор,  свободно и добровольно.  И она сделала этот выбор, когда ушла от него в
спальню Джули.  Будь у нее какие-то сомнения в том, чего Мэтт желал этой ночью,
он быстро развеял бы их.
          Отвернувшись  от  окна,  Мэтт  раздраженно  вздохнул,  подумав,  что,
вероятно,  требует  слишком  многого от  восемнадцатилетней девушки,  вчерашней
школьницы.  Беда в том,  что чертовски трудно помнить,  насколько на самом деле
молода Мередит.
          Откинув простыню, Мэтт лег в постель и сунул руки под голову, глядя в
потолок,  думая о Мередит. Сегодня она рассказала Мэтту о Лайзе Понтини, о том,
как  они стали друзьями,  и  только сейчас Мэтт понял,  что Мередит чувствовала
себя своей не только в богатых особняках и загородных клубах, но и в доме таких
бедняков, как семейство Понтини. В ней нет совершенно ничего искусственного, ни
малейшего  притворства,  и  все  же  невозможно  было  усомниться в  прекрасном
воспитании  и  безупречном  вкусе,   привлекавших  Мэтта  так  же  сильно,  как
ослепительная красота и чарующая улыбка девушки.
          Усталость наконец  одолела  Мэтта;  глаза  сами  собой  закрылись.  К
несчастью,  ни одно из этих качеств не поможет ей и не сделает идею о поездке в
Южную Америку хоть немного привлекательной..,  если, конечно, она совсем ничего
не чувствует к нему.  А это,  очевидно, так и есть, иначе была бы сейчас с ним.
Сама  мысль  о  том,  чтобы убедить колеблющуюся,  нерешительную,  избалованную
девушку отправиться с ним в Венесуэлу, в то время как у нее не хватило мужества
или решительности переступить порог его спальни,  была не только отталкивающей,
но и совершенно беспочвенной.
          Мередит,  склонив  голову,  стояла  возле  кровати Джули,  измученная
желаниями  и  сомнениями,   которые  не  могла  ни  объяснить,   ни  унять.  Ее
беременность пока еще ничем не проявилась внешне,  но, очевидно, вносила хаос и
смуту в ее чувства.  Менее часа назад она приходила в ужас от одной мысли,  что
очутится в  постели с  Мэттом,  сейчас же  хотела этого больше всего на  свете.
Здравый  смысл  предостерегал,   что  ее   будущее,   и   без  того  ужасающее,
неопределенно и  отдаться неумолимо возрастающему притяжению к  этому  человеку
означает еще больше все усложнить.  В двадцать шесть лет он был гораздо опытнее
во всех сторонах жизни, жизни, совершенно ей чуждой и незнакомой.
          Шесть недель назад он был в  смокинге и  ничем не отличался от других
знакомых  ей  мужчин.   Но  теперь,  в  джинсах  и  рубашке,  казался  каким-то
приземленным, и это одновременно и привлекало и тревожило ее. Мэтт хотел, чтобы
она пришла к нему сегодня, и без обиняков сказал об этом. Во всем, что касалось
женщин и  секса,  Мэтт,  очевидно,  был настолько уверен в  себе,  что мог,  не
стесняясь,  дерзко объяснить,  чего хочет от  нее.  Он  не  просил,  не пытался
убедить,  а почти приказывал!  Без сомнения,  он считался в Эдмунтоне настоящим
донжуаном, неотразимым соблазнителем, и почему нет? В ночь самой первой встречи
он  сумел  заставить ее  извиваться и  кричать от  страсти,  хотя  Мередит была
насмерть перепугана.
          Мэтт точно знал, какая ласка, какое прикосновение сможет заставить ее
потерять разум,  и  весь  его  сексуальный опыт,  очевидно и  он  должно  быть,
занимался любовью  сотни  раз  сотнями способов и  с  сотней  женщин.  Но  даже
сознавая это,  Мередит была  вне  себя  при  мысли о  том,  что  Мэтт ничего не
испытывает к  ней,  кроме чисто физического влечения.  Правда,  он  за  полтора
месяца ни  разу  не  позвонил,  но  правда и  то,  что  Мередит была  настолько
расстроена в  ту  ночь,  что  ничем не  показала,  будто ждет его  звонка.  Его
заявление о том,  что он собирался позвонить года через два,  после возвращения
из Южной Америки,  показалось Мередит просто смехотворным.  Теперь же, в тишине
ночи, после его рассказа о планах на будущее, у Мередит, появилось чувство, что
он хотел добиться чего-то в жизни, прежде чем позвонить в следующий раз.
          Мередит вспомнила о том, как глубоко повлияла на Мэтта смерть матери;
мальчик,  способный на такую скорбь,  не мог вырасти пустым, безответственным и
бесчувственным человеком, ничем не интересующимся, кроме женщин...
          Мередит оборвала себя.  Мэтта  никак нельзя назвать безответственным.
За  все это время он  ни  разу не  пытался избежать ответственности за будущего
ребенка. Кроме того, если верить Джули, Мэтт не один год нес тяжелый груз забот
о семье.
          Если  на  уме  у  него  был  только секс,  почему Мэтт  не  попытался
уговорить ее лечь с ним сегодня, хотя ясно дал понять, что желает этого?
          Мередит вспомнила нежность, сиявшую в серых глазах, когда он спросил,
так ли она сладка,  как кажется.  И то же выражение согревало его взгляд каждый
раз, когда он смотрел на нее, пока они сидели на крыльце.
          Почему Мэтт не пытался уговорить ее пойти с ним?
          И  тут словно молния ударила в  мозг с  такой силой,  что у  нее ноги
подкосились от странной догадки.  Мэтт определенно хотел ее и,  конечно,  знал,
чем и как убедить,  но отказался сделать это. Ему нужно было не только ее тело.
Сама не зная почему, она была уверена в этом.
          А может, просто слишком поддается эмоциям, как все последние дни?..
          Мередит выпрямилась,  дрожа от неуверенности,  бессознательно положив
руку на пока еще плоский живот.  Она была напугана,  смущена и чувствовала, как
человек, которого она почти не знает и не понимает, властно притягивает ее.
          С  бешено бьющимся сердцем она потихоньку вышла в коридор.  Дверь его
комнаты была открыта,  Мередит видела это,  когда выходила из ванной. Если Мэтт
уже успел заснуть,  она просто вернется назад и  ляжет в постель.  Пусть судьба
все решит.
          Мередит встала на  пороге,  наблюдая за  спящим Мэттом.  Лунный свет,
пробиваясь  сквозь  прозрачные  занавески,  падал  на  его  лицо.  Она  немного
успокоилась,  но  по-прежнему не двигалась с  места,  поражаясь буйству чувств,
пославших ее  сюда,  в  эту  комнату.  Подумать  только,  она  потеряла  голову
настолько, что теперь стоит здесь и следит за человеком без его ведома!
          Расстроенно поморщившись, Мередит повернулась, чтобы уйти.
          Мэтт так и не понял, что разбудило его и как долго Мередит находилась
в  комнате,  но когда открыл глаза,  она уже вышла в коридор.  Он остановил ее,
сказав первое, что пришло в голову:
          - Не делай этого, Мередит!
          Бесцеремонное приказание заставило Мередит круто  развернуться,  так,
что копна волос рассыпалась по  плечам.  Не совсем уверенная в  истинном смысле
его слов,  она безуспешно попыталась разглядеть лицо Мэтта в  темноте и наконец
шагнула вперед.
          Мэтт молча следил за  ней.  На  Мередит была только короткая шелковая
ночная сорочка,  едва доходившая до стройных бедер.  Мэтт подвинулся и  откинул
простыню.  Мередит поколебалась и села на постель,  совсем близко, расширенными
от смущения глазами изучая его лицо.
          - Не знаю почему,  - тихо, дрожащим голосом выговорила она наконец, -
но сейчас я боюсь куда больше, чем в тот раз.
          Мэтт мрачновато улыбнулся и погладил ее по щеке:
          - Представь, и я тоже.
          За  этим  последовало долгое молчание.  Оба  не  шевелились,  если не
считать того,  что Мэтт осторожно ласкал большим пальцем нежную шею. Они словно
чувствовали,  что сейчас, в следующее мгновение предстоит сделать первый шаг по
неведомой и, возможно, опасной дороге. Мередит ощущала это подсознательно, Мэтт
понимал совершенно ясно,  однако было что-то  бесконечно верное и  правильное в
том,  что они собирались сделать. Мередит больше не была богатой наследницей из
другого мира,  она  стала просто женщиной,  которой Мэтт хотел обладать с  того
момента, как увидел впервые. И теперь эта женщина сидела рядом, и светлые пряди
волос разметались по его руке густыми атласными струями.
          - Думаю, справедливо будет предупредить тебя, - прошептал он, с силой
обхватывая ее шею и  притягивая ее губы к своим,  -  что сейчас мы рискуем куда
больше, чем шесть недель назад.
          Мередит заглянула в пылающие глаза и поняла,  что Мэтт предостерегает
ее от настоящего глубокого увлечения, когда обратной дороги уже не будет.
          - Решайся,  -  хрипло выдохнул он.  Мередит поколебалась,  но  тут ее
взгляд  скользнул  от  умоляющих глаз  к  скульптурно вырезанному рту.  Сердце,
казалось,  на миг перестало биться,  она застыла, потом рванулась прочь, и рука
Мэтта упала.
          - Я...  -  начала  она,  но  тут  что-то  остановило  ее.  Мередит  с
приглушенным стоном наклонилась и поцеловала Мэтта, с силой прижавшись губами к
его губам,  и его руки снова обвились вокруг ее плеч,  притягивая ее все ближе,
сжимая стальной хваткой.
          Он  быстро  опрокинул ее  на  спину,  обжигая безумными поцелуями,  и
волшебство вспыхнуло снова, совсем как полтора месяца назад, только на этот раз
совершенно по-другому,  потому что горело жарче,  свиваясь в  буйный сладостный
вихрь. Вихрь, который теперь значил гораздо больше для них обоих.
          Когда  все   кончилось,   Мередит  повернулась  на   бок,   обмякшая,
насытившаяся,   удовлетворенная,   влажная  от   пота,   чувствуя,   как  тесно
соприкасаются  их  ноги  и  бедра.  Его  рука  лениво  скользнула  по  плечу  и
остановилась на  ее  груди,  властно  сжав  нежное  полушарие.  Перед  тем  как
погрузиться в пропасть сна,  Мередит еще успела подумать, что он дает ей знать,
как сильно желает ее присутствия здесь,  предъявляет права, о которых не просил
и которых она не давала. Как похоже на Мэтта!
          Она так и заснула, улыбаясь.
          - Хорошо спала?  - спросила Джули на следующее утро, стоя у кухонного
стола и намазывая маслом тост.
          - Прекрасно,  -  ответила Мередит, отчаянно пытаясь не выглядеть так,
словно провела эту ночь, занимаясь любовью с братом Джули.
          - Хочешь, я помогу готовить завтрак?
          - Ни за что.  Па всю эту неделю работает в  две смены,  с трех дня до
семи  утра.  Когда он  приходит домой,  ничего не  желает,  кроме как  поесть и
выспаться.  Я уже приготовила ему завтрак. Мэтт никогда ничего не ест по утрам.
Хочешь  отнести  ему  кофе?  Я  обычно  приношу его  перед  тем,  как  зазвонит
будильник, а именно...
          Она взглянула на пластмассовые кухонные часы в виде чайника:
          - ..через десять минут.
          Обрадованная тем, что может сделать что-то для Мэтта, Мередит кивнула
и, налив кофе в кружку, нерешительно протянула руку к сахарнице.
          - Он пьет только черный кофе,  -  пояснила Джули, улыбаясь. - Кстати,
по  утрам он  ведет себя,  как  настоящий медведь,  так  что не  жди радостного
приветствия.
          - Правда? - нахмурилась Мередит, не зная, что делать.
          - Он не злится, просто молчит.
          Джули оказалась отчасти права.  Когда Мередит,  постучавшись,  вошла,
Мэтт перекатился на спину,  тупо уставившись в  потолок и  явно не понимая,  на
каком он свете.  Единственным приветствием послужила легкая благодарная улыбка.
Громко вздохнув,  Мэтт сел и потянулся за кружкой, Мередит нерешительно подошла
к постели,  наблюдая,  как он пьет, жадно, словно от этого зависит его жизнь, и
чувствуя себя ненужной и назойливой, повернулась, чтобы уйти. Но Мэтт поймал ее
за руку, и Мередит послушно уселась рядом.
          - Почему только я  чувствую себя  таким  измученным сегодня утром?  -
осведомился он все еще хрипловатым со сна голосом.
          - Просто я жаворонок,  -  сообщила Мередит,  - и, возможно, к полудню
буду с ног валиться.
          Он  оглядел  костюм,  позаимствованный у  Джули:  клетчатую  рубашку,
завязанную узлом под грудью, и белые шорты.
          - На тебе этот наряд выглядит так, словно просится на обложку журнала
мод.
          Это  был  первый  комплимент,  сказанный им,  если  не  считать слов,
которые Мэтт бормотал на ухо, когда они любили друг друга. И Мередит, обычно не
обращавшая внимания на комплименты, запомнила этот только потому, "то его голос
стал непривычно нежным.
          Патрик вернулся домой, позавтракал и лег спать. Джули, весело помахав
на прощание рукой,  ушла в половине девятого,  предупредив, что снова останется
ночевать у  подруги.  Через час Мередит решила позвонить домой и передать через
дворецкого отцу,  что задерживается.  Но вместо этого Альберт сообщил, что отец
велел   немедленно  возвращаться  домой   объяснить  причину  столь  внезапного
исчезновения.  Мередит по-,  просила сказать отцу,  что  все  в  порядке и  она
вернется только в воскресенье.
          После этого время,  казалось,  замедлило бег  и  тянулось бесконечно.
Стараясь  не  разбудить  Патрика,   Мередит  вошла  в  гостиную,   чтобы  найти
какую-нибудь подходящую книгу. Выбор оказался неплохим, но Мередит была слишком
взволнована, чтобы сосредоточиться на длинном романе. Среди журналов, сложенных
на  столике,  Мередит отыскала старое руководство по  вязанию крючком и  начала
изучать его  со  всевозрастающим интересом,  особенно после того,  как мысленно
представила оригинальные и красивые детские пинетки.
          И  поскольку особых дел  не  предвиделось,  Мередит решила попытаться
связать что-нибудь и  поехала в  город.  В  галантерейном магазине Джексона она
купила журнал для вязания, полдюжины мотков пушистой пряжи и большой деревянный
крючок толщиной в мизинец.
          Она уже открыла машину,  припаркованную у скобяной лавки "Тру Вэлью",
но вовремя сообразила,  что ужин, по-видимому, придется готовить ей. Швырнув на
сиденье пакет  с  пряжей,  она  пересекла улицу,  вошла  в  бакалейную лавку  и
несколько  минут   бродила  среди  заставленных  товарами  полок,   справедливо
сомневаясь в  собственных кулинарных способностях.  Мередит долго  нерешительно
стояла перед  мясным прилавком,  вспоминая,  какой чудесный мясной хлеб  подала
вчера Джули. Но сегодня придется приготовить что-нибудь попроще.
          Мередит рассеянно оглядела бифштексы, свиные отбивные, телячью печень
и  неожиданно заметила пакеты с сосисками.  И тут ее осенило вдохновение.  Если
повезет,  она  сумеет  превратить  ужин  в  ностальгическое приключение  вместо
кулинарной катастрофы.  Улыбаясь,  она  купила  сосиски,  кулек  с  булочками и
огромный мешок зефира.
          Вернувшись домой,  Мередит убрала  покупки и  устроилась на  диване с
крючком,  пряжей  и  иллюстрированным журналом.  Согласно  инструкции,  основой
любого  изделия была  цепочка петель,  и  начинающим рекомендовалось сделать не
меньше  сотни  таких  одинаковых петелек.  Мередит послушно приступила к  делу,
причем  каждая  петля  получалась длиной  не  меньше  полудюйма  из-за  слишком
большого крючка и толстой пряжи.
          Утро  медленно перетекало в  день,  и  тревоги,  отступившие было  на
время,  вернулись с новой силой, поэтому она вязала все усерднее, чтобы не дать
им воли. Она не станет думать о педиатрах.., о том, как больно рожать.., о том,
что Мэтт захочет иметь право посещать ребенка.., о детском садике.., о том, что
имел в  виду Мэтт,  когда сказал,  что у  них могла бы  быть настоящая семейная
жизнь...
          Петли соскальзывали с крючка,  огромные, одинаковые, образуя кремовую
лужицу  у  ног.  Мередит  посмотрела вниз,  понимая,  что  сейчас  самое  время
поучиться вывязывать столбики,  но  не  чувствовала особой охоты делать это  и,
кроме  того,  ощущала  некое  мрачное  удовлетворение,  неодолимую  потребность
держать себя  в  руках,  что  было возможно лишь при  выполнении утомительной и
нудной работы.
          В  два  часа  пока  еще  незаметная беременность дала  себя знать,  и
Мередит,  зевнув, отложила крючок и свернулась на диване. Она немного поспит, а
потом уберет пряжу и подготовится к приходу Мэтта.
          Мысль  о  возвращении к  ней  Мэтта после тяжелой работы наполнила ее
неожиданным восторгом.  Подложив руку под щеку, Мередит вспомнила о том, как он
ласкал  ее  прошлой  ночью,  и  заставила себя  думать  о  другом,  потому  что
испугалась  томительно-сладостной боли,  охватившей ее.  Ей  грозила  серьезная
опасность влюбиться в отца своего ребенка. Серьезная опасность?
          Мередит улыбнулась. Что может быть прекраснее.., особенно если и Мэтт
испытывает те же чувства? А ей казалось, что это так и есть.
          Скрип  гравия под  шинами донесся из  открытого окна,  и  Мередит,  в
испуге раскрыв глаза,  села.  На  часах половина пятого.  Она  наспех расчесала
пальцами волосы и откинула их со лба.  Не успела Мередит убрать крючок и пряжу,
как дверь распахнулась, и ее сердце радостно подскочило при виде Мэтта.
          - Привет, - прошептала она и неожиданно представила много-много таких
же спокойных,  мирных вечеров впереди,  вечеров,  когда Мэтт будет возвращаться
домой, к ней. Интересно, думает ли он о том же?
          Мередит немедленно упрекнула себя за  глупость.  У  нее слишком много
свободного времени, а Мэтт, без сомнения, занят совершенно другими мыслями.
          - Как прошел день?
          Мэтт взглянул на стоявшую у дивана Мередит, и видение череды подобных
дней вихрем пронеслось перед глазами,  дней, когда он будет возвращаться домой,
к золотоволосой богине,  встречающей его улыбкой,  неизменно пробуждающей в нем
такое странное чувство, будто он только что убил дракона голыми руками, изобрел
лекарство от насморка и нашел способ установить мир на земле.
          - Прекрасно,  -  заверил он.  -  А  у  тебя?  Мередит провела день  в
тревогах и мыслях о Мэтте, но поскольку не могла признаться в этом, объяснила:
          - Я решила поучиться вязать крючком.  В доказательство своих слов она
подняла длинный шнур.
          - Настоящая маленькая хозяюшка, - поддразнил Мэтт, оглядывая цепочку,
исчезавшую под журнальным столиком. Глаза его удивленно расширились:
          - Что ты вяжешь?
          Мередит  подавила смущенный смешок,  потому  что  сама  не  имела  ни
малейшего представления.
          - Догадайся,  -  сказала она,  сделав загадочное лицо и  одновременно
придумывая, что сказать.
          Мэтт  нагнулся,  поднял конец шнура и  начал отходить,  пока кремовая
нить не протянулась по всей комнате.
          - Ковер? - серьезно осведомился он.
          - Мередит шутливо нахмурилась.
          - Конечно, не ковер.
          Мэтт мгновенно стал серьезным и покаянно попросил:
          - Намекни хотя бы!
          - Какие тут намеки!  Все очень просто.  Довяжу до конца,  добавлю еще
несколько рядов,  чтобы  было  пошире,  накрахмалю,  и  сможешь  огородить свой
участок!
          С  трясущимися от смеха плечами Мэтт сжал ее в  объятиях,  не обращая
внимания на то, что крючок упирается ему в грудь.
          - Я кое-что купила на ужин, - объявила она, чуть отстранившись.
          Мэтт  намеревался  пригласить  ее  куда-нибудь,  но  сейчас  радостно
улыбнулся:
          - А мне показалось, будто ты сказала, что не умеешь готовить.
          - Поймешь все,  когда увидишь,  что я купила,  - вздохнула она, уводя
его в кухню.
          - Очень умно,  -  ухмыльнулся Мэтт,  развернув пакеты. - Нашла способ
заставить меня готовить.
          - Потерь, - торжественно заверила она, - так гораздо безопаснее.
          Он  пробыл дома менее десяти минут и  вот  уже второй раз ощущал себя
так, словно жизнь была наполнена весельем и смехом.
          Мередит принесла одеяло и  еду,  а  Мэтт разжег костер.  Они  провели
вечер во  дворе,  объедаясь пережаренными сосисками,  недопеченными булочками и
полурастаявшим зефиром,  говорили обо  всем,  начиная  с  необычного отсутствия
неприятных симптомов беременности и  кончая  достойным всяческих похвал  вкусом
зефира.  Уже  в  сумерках  они  закончили ужин,  и  Мередит  убрала  тарелки  и
отправилась в  кухню мыть посуду.  Мэтт ожидал ее  возвращения,  лениво глядя в
темнеющее небо,  лежа рядом с грудой собранных осенних листьев,  которые только
что положил в костер, чтобы удивить Мередит.
          Когда Мередит появилась во дворе, в воздухе разливался восхитительный
аромат осени,  а  Мэтт сидел на  одеяле,  стараясь сделать вид,  что нет ничего
странного в  запахе  осенних листьев в  августе.  Мередит встала  на  колени на
одеяло, долго смотрела на огонь, а потом подняла лицо к Мэтту, и даже в темноте
он заметил, как сияют ее глаза.
          - Спасибо, - просто сказала она.
          - Пожалуйста, - ответил он внезапно охрипшим голосом и протянул руку,
пытаясь справиться с приливной волной нахлынувшего желания,  когда Мередит,  не
правильно поняв приглашение сесть рядом,  устроилась между его  ногами,  с  тем
чтобы, повернувшись к нему спиной, любоваться костром.
          Все сменилось отчаянной радостью, когда она тихо призналась:
          - Лучшей ночи у меня в жизни не было, Мэтт.
          Мэтт обнял ее  за  талию,  осторожно прикрыв ладонями плоский живот и
стараясь не выказать,  как он растроган. Свободной рукой Мэтт откинул ее волосы
и поцеловал в затылок.
          - Как  насчет  прошлой  ночи?  Мередит  нагнула голову  под  натиском
горячих губ и тут же поправилась:
          - Это  вторая самая лучшая ночь  в  моей жизни.  Мэтт,  улыбнувшись в
темноте,  прикусил мочку ее  уха,  но  страсть уже взрывалась в  теле огненными
клубками,  лесным пожаром разливаясь по венам,  и  ни остановить,  ни задержать
этот буйный поток было невозможно. Потрясенный его силой, Мэтт повернул Мередит
к себе лицом и завладел нежными губами, такими мягкими, сначала прохладными, но
постепенно налившимися жаром, и когда ее язык скользнул ему в рот, Мэтт потерял
голову.  Его рука проникла под ее рубашку,  пальцы стиснули грудь, и тихий стон
наслаждения,   вырвавшийся  у   Мередит,   порвал  последнюю  тонкую  нить  его
сдержанности.  Он сжал ее в  объятиях,  уложил на одеяло,  накрыв своим телом и
зарывшись  руками  в  волосы,  несколько  минут  удерживал  неподвижно,  осыпая
безумными  поцелуями.  Он  так  тонко  чувствовал  ее  настроение,  что  ощутил
мгновенное  колебание,   прежде  чем  свирепость  его  натиска  лишила  Мередит
способности  двигаться.   Его   потрясла  также  эта  отчаянная  всепоглощающая
потребность овладеть ею полностью, до конца, необходимость сделать сознательное
усилие,  чтобы справиться с  собой и немного успокоиться.  Эти эмоции захватили
его с  безоглядной силой,  и Мэтт так и не понял,  что Мередит колебалась не из
страха перед  ослепляющей страстью,  а  из-за  неопытности и  неумения отвечать
такими же  бурными ласками.  Но  даже если бы он и  осознал это,  не решился бы
показать ей прямо сейчас,  потому что любые попытки помедлить,  продлить острое
блаженство оказались безуспешными.  Поэтому  он  раздел  ее  внезапно  ставшими
неловкими, дрожащими пальцами и целовал, пока она не начала извиваться под ним,
скользя ладонями по его горячей коже.
          Прикосновение ее  рук и  губ воспламенило его,  и  каждый тихий стон,
который она издавала,  заставлял кровь бурлить,  и он вел ее от одной вершины к
другой,  шепча  хриплые,  почти  грубые  слова  наслаждения.  Мередит  послушно
следовала за  ним,  и  они  слились воедино,  пока  он  наконец не  заставил ее
кричать, содрогаться в экстазе и только потом исторгся в нее горячим потоком.
          Потом он завернул ее и  себя в  одеяло,  и они легли рядом,  глядя на
залитое  звездами  небо,  вдыхая  ностальгическое благоухание ранней  осени.  В
прошлом физическая любовь была  занятием,  доставлявшим взаимное удовольствие и
ему и партнерше, но с Мередит превратилась в нечто чарующе красивое. Изысканно,
утонченно,  мучительно красивое. Впервые в жизни Мэтт чувствовал себя полностью
удовлетворенным и успокоенным.  Впереди нелегкое будущее,  однако он никогда не
был так уверен в том,  что сможет сделать его прекрасным для них обоих..,  если
только она даст ему время. Время и возможность.
          Ему  необходимо провести с  ней  больше времени,  чтобы  укрепить эту
странную хрупкую связь, сводившую их все ближе с каждым часом, который они были
вместе. Если бы он смог уговорить ее поехать с ним в Южную Америку, их брак мог
бы стать настоящим. Он верил в это. Завтра он позвонит Джонатану Соммерсу и, не
вдаваясь в  подробности,  спросит,  как живут там рабочие и  есть ли врачи.  Он
думал не о себе. Но Мередит и ребенок - вот главная его забота.
          Если бы только он мог взять ее с  собой!  В этом вся проблема.  Он не
мог  отказаться от  поездки  в  Южную  Америку:  во-первых,  контракт подписан,
во-вторых,  ему необходимы эти сто пятьдесят тысяч премиальных за проведенные в
Венесуэле  два  года,   чтобы  сделать  очередное  выгодное  вложение.  Подобно
фундаменту небоскреба,  сто пятьдесят тысяч были основанием его великого плана.
Конечно, не такие это большие деньги, но пока и их довольно.
          Однако,  лежа в темноте рядом с Мередит,  он прикидывал,  не стоит ли
забыть о  всех планах и  остаться с ней в Штатах.  Но Мередит привыкла ко всему
самому лучшему,  имела на это право. И он хотел, чтобы так продолжалось всегда.
И  единственным способом,  которым можно  было  достичь этого,  была  поездка в
Венесуэлу.
          Мысль о том,  чтобы оставить ее здесь и потерять, потому что она рано
или поздно устанет от него или потеряет веру в его способность добиться успеха,
в  обычных обстоятельствах свела бы  его с  ума.  Но  одна вещь говорила в  его
пользу:  Мередит беременна его ребенком.  Именно малыш -  главная причина того,
что Мередит будет дожидаться его и верить...
          Беременность,  так  изменившая жизнь  Мередит,  которую  она  считала
несчастьем и катастрофой,  Мэтт полагал нежданным даром судьбы.  Уехав от нее в
Чикаго,  Мэтт посчитал,  что пройдет не  менее двух лет,  прежде чем он  сможет
вернуться и ухаживать за ней на законных основаниях.., конечно, если не лишится
ее к тому времени окончательно.  Мередит прекрасна и очаровательна, и, конечно,
десятки мужчин будут добиваться ее,  пока  его  не  будет здесь.  Один из  них,
возможно, сумеет добиться успеха, и Мэтт почти был уверен в атом.
          Но   теперь   вмешалась  судьба  и   подарила  ему   весь   мир.   То
обстоятельство,  что  эта  самая  судьба  никогда не  была  добра  к  семейству
Фаррелов,  не обескураживало Мэтта.  Теперь он был готов уверовать в Бога, рок,
небеса и вселенскую доброту, и все из-за Мередит и малыша.
          Правда,  было  крайне  трудно  осознать  то,  что  элегантная молодая
наследница,  встреченная  им  в  загородном  клубе,  очаровательная  блондинка,
которая глазом не моргнув пила коктейли с  шампанским,  и держала себя с гордым
достоинством, действительно свернулась рядом с ним клубочком и мирно спит в его
объятиях, а в ее чреве растет его ребенок.
          Его ребенок.
          Мэтт распластал пальцы на ее животе и улыбнулся в темноте, потому что
Мередит представления не имела о  его чувствах к  младенцу.  И  о  том,  что он
испытал,  когда она даже не  попыталась избавиться от  ребенка..,  и  от  него,
Мэтта. Вчера, когда она говорила о возможностях выбора, одно лишь слово "аборт"
вызвало у него тошноту.
          Он хотел говорить с ней о малыше и признаться, что в действительности
переживает,  но  считает себя эгоистичным подонком,  потому что все случившееся
так  расстраивает ее.  Кроме того,  Мередит ужасала встреча с  отцом,  и  любой
разговор о беременности напоминал ей о том, что ждет впереди.
          Столкновение  с  отцом...  Улыбка  Мэтта  померкла.  Этот  человек  -
настоящий  подонок,  но  каким-то  образом  смог  воспитать самую  удивительную
женщину,  когда-либо встреченную Мэттом, и за это он ему бесконечно благодарен.
И   только  поэтому  был  готов  сделать  все  на   свете,   лишь  бы  ослабить
напряженность,  когда в  воскресенье повезет Мередит к отцу.  Придется помнить,
что Мередит -  единственный ребенок Филипа Бенкрофта,  и по причинам,  понятным
только ей, она любила этого высокомерного мерзавца.

     Глава 10

          - Где Мередит?  -  спросил Мэтт Джули,  вернувшись домой на следующий
день.
          Сестра подняла глаза от стола, за которым делала уроки.
          - Уехала кататься верхом.  Сказала,  что вернется еще до того, как ты
будешь дома, только ты явился на два часа раньше. - И с улыбкой добавила:
          - Интересно, что это тебя так тянет сюда?
          - Хрюшка несчастная,  -  пробурчал Мэтт, взъерошив ее темные волосы и
направляясь к черному ходу.
          Вчера  Мередит  сказала Мэтту,  что  любит  кататься верхом,  поэтому
сегодня утром он зашел к  соседу и  договорился с ним,  что тот одолжит Мередит
одну из своих лошадей.
          Оказавшись во  дворе,  он миновал заросший сорняками участок,  бывший
когда-то  огородом его матери,  и  начал внимательно вглядываться в  окружающие
поля,  пытаясь обнаружить Мередит. Он был уже на полпути к забору, когда увидел
Мередит,  и едва не затрясся от страха.  Гнедая лошадь ровным галопом шла вдоль
забора,  а Мередит низко пригнулась к самой ее шее,  не обращая внимания на то,
что длинные белокурые волосы развеваются по ветру.  Когда Мередит приблизилась,
Мэтт понял,  что она собирается свернуть и  направить лошадь к амбару.  Он тоже
устремился туда,  не сводя с нее глаз,  чувствуя,  как сердце бьется ровнее,  а
страх тает. Мередит Бенкрофт сидела в седле как настоящая аристократка - легко,
гордо, и лошадь беспрекословно повиновалась ей.
          - Привет,   -  окликнула  она  с  раскрасневшимся,  сияющим  лицом  и
остановила лошадь у  амбара,  рядом  с  копной гнилого сена.  -  Нужно  немного
поводить ее, - добавила она.
          Мэтт  потянулся к  узде,  но  тут  все  случилось одновременно:  Мэтт
зацепился за зубья старых грабель лежавших на земле как раз в тот момент, когда
Мередит  перекинула ногу  через  спину  лошади,  чтобы  спрыгнуть,  и  рукоятка
грабель,  взлетев,  ударила  животное  по  носу.  Лошадь,  возмущенно  фыркнув,
взбрыкнула.  Мэтт отпустил узду и безуспешно попытался схватить Мередит,  а она
сползла спиной вперед и свалилась на сено, но тут же соскользнула на землю.
          - Черт возьми! - выругался он и, нагнувшись, схватил ее за плечи:
          - Ты ушиблась?
          Мередит,  благополучно приземлившаяся на сено,  не пострадала, просто
ужасно смутилась и сконфузилась.
          - Ушиблась?  -  повторила она с комическим ужасом,  быстро вскочив на
ноги. - Моя гордость не просто ранена, она уничтожена, истреблена...
          Мэтт, тревожно сузив глаза, присматривался к ней.
          - А малыш?
          Мередит   перестала   стряхивать  пыль   и   соломинки   с   джинсов,
позаимствованных у Джули.
          - Мэтт,  - сообщила она с видом заносчивого превосходства, держась за
многострадальную задницу, - это не то место, где находится ребенок.
          Мэтт наконец понял, что она имеет в виду, как именно упала. Радость и
облегчение,  охватившие его,  были так велики, что он нашел в себе силы немного
подразнить Мередит. Бросив на нее деланно-недоуменный взгляд, он осведомился:
          - В самом деле? Невероятно.
          Несколько минут Мередит с удовольствием наблюдала, как он прогуливает
лошадь, но потом вспомнила кое-что и радостно улыбнулась:
          - Сегодня я довязала тебе свитер!  - объявила она. Мэтт остановился и
с сомнением уставился на нее:
          - Ты переделала эту длинную веревочную штуку в свитер? Для меня?
          - Ну конечно, нет! - оскорбленно хмыкнула Мередит. - Та длинная штука
вроде веревки вязалась просто для практики. А сегодня я связала свитер, то есть
не свитер, а жилет, но это все равно. Хочешь посмотреть?
          Мэтт кивнул,  но  выглядел при  этом таким ошеломленным,  что Мередит
закусила губу,  пытаясь не рассмеяться.  Через несколько минут она появилась на
пороге дома  с  бежевым жилетом крупной вязки,  с  воткнутым в  него  крючком и
мотком пряжи. Мэтт как раз выходил из амбара, и они снова встретились у копны с
сеном.
          - Ну вот, - пробормотала она, вынимая из-за спины свою ношу, - что ты
об этом думаешь?
          Взгляд Мэтта,  полный нескрываемой тоски,  скользнул по  ее  рукам  и
поднялся к невинно-доверчивому лицу. Он был явно ошеломлен и тронут неожиданным
подарком  ибо  никогда  не  предполагал,   что  Мередит  может  сделать  что-то
специально для  него.  Она сама не  ожидала такой реакции и  теперь чувствовала
некоторую неловкость из-за того, что внезапно решила подшутить над Мэттом.
          - Поразительно!  -  наконец выговорил он.  -  Как по-твоему,  он  мне
впору?
          Мередит была уверена в этом.  Она сама перебрала свитеры, сложенные в
шкафу, чтобы не ошибиться и купить нужный размер, а когда привезла домой жилет,
постаралась отпороть все этикетки.
          - Думаю, да.
          - Дай-ка я примерю.
          - Прямо здесь?  -  спросила Мередит и,  когда Мэтт  кивнул,  вытащила
крючок, пытаясь побороть неотступные угрызения совести.
          Мэтт с  бесконечной осторожностью взял у  нее  жилет,  натянул поверх
полосатой рубашки и поправил воротник.
          - Ну как?  -  поинтересовался он,  подбоченившись и  слегка расставив
ноги.
          Выглядел    он     великолепно    -     широкоплечий,     узкобедрый,
грубовато-красивый,  и  убийственно-сексуальный даже в этих выцветших джинсах и
недорогом свитере.
          - Мне он  нравится,  особенно потому,  что ты связала его сама и  для
меня.
          - Мэтт... - нерешительно начала она, готовая во всем признаться.
          - Что?
          - Насчет свитера...
          - Нет,  любимая,  -  перебил он,  - не стоит извиняться за то, что не
успела связать еще парочку. Сможешь сделать это завтра.
          Мередит еще не  успела опомниться от  пьянящего счастья слышать слово
"любимая" из  его  уст,  когда подлинный смысл сказанного дошел до  нее  и  она
заметила  озорные  искорки  в  глазах  Мэтта.  Нарочито  угрожающим  жестом  он
наклонился и,  схватив с  земли  палку,  начал подкрадываться к  ней,  так  что
Мередит, смеясь до слез, была вынуждена поспешно отступить.
          - Попробуй только!  -  взвизгнула она,  прячась за  копну и  отходя к
амбару,  но,  не рассчитав,  ударилась плечом о  стену,  и  в  последний момент
ринулась в сторону.  Слишком поздно.  Мэтт успел поймать ее за руку,  рванул на
себя и прижался к ней всем телом.
          Мередит,  сверкая смеющимися глазами, раскрасневшаяся, смотрела в его
улыбающееся лицо.
          - Ну  теперь,  когда  ты  меня  поймал,  что  собираешься  делать?  -
поинтересовалась она.
          - Да,  вопрос нелегкий,  - хрипло признался он. Не отрывая взгляда от
ее губ,  Мэтт наклонился,  целуя ее с неспешной,  почти ленивой чувственностью,
пока  в  Мередит не  загорелось ответное пламя  и  она  не  начала  отвечать на
поцелуи;  только тогда он  раскрыл ее  губы своими,  а  его язык скользнул чуть
глубже.  И Мередит забыла о том,  что их можно видеть из дома, что сейчас день.
Она  просто обхватила его  за  шею,  прижалась еще  теснее и,  как умирающий от
жажды,  припала к  живительному источнику,  приветствуя ритмичные вторжения его
языка.  К  тому времени,  когда он наконец поднял голову,  оба дышали неровно и
тяжело, а его возбужденное тело словно оставило на ее коже невидимый отпечаток.
          Мэтт  набрал  в   грудь  воздуха  и   откинул  голову,   инстинктивно
почувствовав: вот он, идеальный момент для того, чтобы уговорить ее отправиться
с ним в Южную Америку.  Но как лучше сделать это? Мэтт так смертельно боялся ее
отказа,  что  решил склонить весы  в  свою  пользу,  пустив в  ход  нечто вроде
принуждения.
          - Думаю,   нам  пора  поговорить,   -   объявил  он,  выпрямляясь.  -
Согласившись жениться на тебе,  я упоминал о некоторых условиях. Тогда я не был
уверен в том, каковы они. Но сейчас понял.
          - Ив чем же дело?
          - Я хочу,  чтобы ты поехала со мной в Венесуэлу.  Ну вот, он произнес
это. Теперь оставалось только ждать.
          Потрясенная неожиданным возникновением каких-то условий,  вне себя от
радости из-за того, что он не желает ее оставлять, и раздраженная повелительным
тоном, Мередит, в свою очередь, спросила:
          - - Мне  бы  хотелось сначала понять кое-что.  Хочешь сказать,  что о
свадьбе не может быть и речи, если я не соглашусь поехать с тобой?
          - Я первым задал вопрос, так что, если можно, сначала твоя очередь.
          Только через несколько минут Мередит наконец поняла,  что, намекая на
отказ жениться, Мэтт просто хочет проверить, согласится ли она без прямых угроз
и давления с его стороны. Как же он не понимает, что это ни к чему?
          Улыбнувшись  про   себя,   Мередит  сделала  вид,   что  погружена  в
мучительные раздумья:
          - Так ты хочешь,  чтобы я  отправилась с тобой в Южную Америку?  Мэтт
кивнул:
          - Я  сегодня звонил Соммерсу.  Он утверждает,  что жилищные условия и
медицинское обслуживание там вполне на уровне.  Но сначала я  должен сам в этом
убедиться. Если они приемлемы, я хотел бы, чтобы ты приехала ко мне.
          - Не  думаю,  что это очень уж справедливо,  -  объявила она с  самым
серьезным  видом,  желая  отплатить ему  тем  же  и  заставить его  нетерпеливо
дожидаться ответа.
          Мэтт слегка насторожился:
          - Но лучшего я ничего не могу предложить.
          - По-моему,  ты в  крайне невыгодном положении,  -  пояснила Мередит,
устремляясь к дому, чтобы скрыть улыбку. - Я получаю мужа, ребенка, собственный
дом  плюс  возможность узнать новую  страну,  а  ты  всего-навсего обзаводишься
женой,  которая, вероятно, сварит на обед рубашки, накрахмалит хлеб у все будет
путать...
          Она неожиданно взвизгнула,  почувствовав увесистый шлепок по заду, но
тут же,  обернувшись,  столкнулась с ним и, подняв глаза, изумленно поняла, что
Мэтт не улыбается.  Он долго смотрел на нее с неописуемым выражением и внезапно
с силой прижал к груди.
          Джули стояла у кухонного окна, наблюдая, как Мэтт, поцеловав Мередит,
неохотно отпустил ее и, широко улыбаясь, долго наблюдал, как она идет к дому.
          - Па,  -  охнула  девушка,  ошеломленно уставясь  на  отца,  -  Мэтт,
кажется, влюбился.
          - Тогда помоги ему Бог!
          - Разве тебе не нравится Мередит. - удивилась Джули.
          - Я  видел,  как  она оглядывала этот дом,  когда впервые вошла сюда!
Смотрит на нас свысока, задирает нос, словно в хлеву оказалась!
          Лицо девушки омрачилось, но она все же упрямо покачала головой:
          - В тот день она ужасно боялась. Честное слово, я сама это видела!
          - Именно Мэтту следовало бы побаиваться. Если он ничего не добьется в
жизни,  она бросит его ради какого-нибудь богатого ублюдка, и кончится тем, что
ему даже моего внука не позволят навещать.
          - Ни за что не поверю!
          - У  него нет ни  одного шанса на  миллион быть счастливым с  ней,  -
резко бросил Патрик. - Знаешь, что это такое - быть женатым на женщине, которую
любишь,  пытаться сделать для нее все на свете или по крайней мере дать больше,
чем она имела до свадьбы,  и ничего не суметь? Можешь представить, каково это -
каждый день смотреться в зеркало и знать, что ты неудачник, жалкий неудачник?
          - Ты  думаешь  о  маме,  -  встревожилась Джули,  пристально глядя  в
осунувшееся,  несчастное лицо отца.  - Ма никогда не считала тебя неудачником и
сто раз говорила мне, какой счастливой ты ее сделал.
          - Лучше бы  я  дал ей меньше счастья,  но сумел продлить жизнь,  -  с
горечью пробормотал Патрик, отворачиваясь, но Джули увидела, как подавлен отец,
куда заводит его искаженная логика. Двойные смены изматывают его, и недалек тот
день, когда он снова сорвется и запьет, чтобы забыться.
          - Ма жила на пять лет дольше,  чем предсказывали врачи,  -  напомнила
она.  -  А  если Мэтт хочет,  чтобы Мередит с  ним  осталась,  наверняка найдет
способ. Он похож на ма. Настоящий борец.
          Патрик Фаррел мрачно усмехнулся дочери:
          - Это намек на то, что мне стоит воспротивиться соблазну?
          - Нет,  -  покачала головой Джули,  -  просто прошу  не  мучить себя,
потому что ты не смог сделать больше. Ма боролась до конца, и ты и Мэтт все это
время  помогали ей  победить смерть.  Этим  летом  вы  наконец смогли  оплатить
последние медицинские счета. Не считаешь, что настало время забыть?
          Патрик протянул руку и нежно приподнял подбородок дочери:
          - В  сердцах некоторых людей любовь живет вечно,  Джули.  В сердцах и
душах. Такие, как мы, не забывают.
          Отняв пальцы,  он выглянул в окно,  и лицо на миг приняло беспощадное
выражение:
          - Любя Мэтта,  я  искренне надеюсь,  что с ним такого не случится.  У
него большие планы на будущее,  но для этого нужно многим жертвовать, а богатые
девушки не представляют,  что это такое.  У такой,  как она, не хватит мужества
пройти с  ним  все  испытания,  и  при первой же  неприятности она сбежит,  вот
увидишь!
          Мередит застыла на пороге,  потрясенная услышанным. Патрик направился
к  двери,  и  они  оказались лицом  к  лицу.  У  Патрика хватило такта  немного
смутиться, но он по-прежнему стоял на своем:
          - Вы слышали все,  и я очень сожалею, Мередит. Но это мое мнение, и я
не собираюсь от него отказываться.
          Девушке было очень больно,  и Патрик это видел,  не она взглянула ему
прямо в глаза и со спокойным достоинством ответила:
          - Надеюсь, вы с такой же готовностью признаете свою не правоту, когда
поймете, как ошибались, мистер Фаррел.
          И,  не  произнеся больше ни слова,  направилась к  лестнице,  оставив
Патрика смотреть ей  вслед  в  потрясенном молчании.  За  его  спиной  раздался
самодовольный голос Джули:
          - Ты до смерти перепугал ее,  па.  Теперь я вижу, что ты имел в виду,
когда утверждал, что Мередит не хватает мужества.
          Патрик,  нахмурившись, оглядел дочь, но когда снова посмотрел наверх,
увидел Мередит со свитером в  руках,  собиравшуюся опять спуститься в гостиную.
Девушка  застыла  на  верхней ступеньке,  но  Патрик  без  Особенной надежды на
примирение все же сказал:
          - Если вы  докажете,  что я  не  прав,  Мередит,  сделаете меня самым
счастливым человеком на свете.
          Мередит кивком ответила на нерешительное предложение перемирия.
          - Вы носите моего внука, - добавил Патрик. - Я бы хотел, чтобы он рос
с  обоими родителями,  которые еще будут женаты к тому времени,  как он окончит
колледж.
          - Я  тоже хочу этого,  мистер Фаррел.  Гримаса,  появившаяся на губах
Фаррела, почти напоминала улыбку.

     Глава 11

          Солнечные  лучи  пробивались сквозь  лобовое  стекло  и  сверкали  на
золотом обручальном кольце,  которое Мэтт  вчера  надел ей  на  палец во  время
простой гражданской церемонии,  совершенной местным судьей в присутствии только
двух  свидетелей -  Джули  и  Патрика.  По  сравнению  с  роскошными,  богатыми
свадьбами в  лучших церквах Чикаго ее  собственная оказалась короткой и  весьма
прозаической,  чего,  правда, нельзя было сказать о медовом месяце, или, вернее
говоря,  ночи, проведенной в постели Мэтта. Они опять остались вдвоем в доме, и
он не давал ей заснуть до рассвета,  снова и снова сжимая в объятиях,  пытаясь,
как  Мередит  заподозрила,   искупить  вину  за  невозможность  увезти  жену  в
традиционное свадебное путешествие.
          Мередит непрестанно думала об этом, машинально полируя кольцо о подол
летнего платьица,  позаимствованного у  Джули.  В  постели Мэтт давал,  давал и
давал и,  казалось, не хотел и не просил ничего взамен. Иногда, когда он ласкал
ее,  Мередит жаждала подарить ему  такое же  сокрушительное наслаждение,  какое
получала от него,  но без ободрения Мэтта не решалась, боясь показаться слишком
назойливой.  Ее беспокоило,  что он, по-видимому, давал больше, чем получал, но
когда он ложился на нее и глубоко вонзался в податливое тело,  Мередит забывала
обо всем. Обо всем на свете.
          Сегодня утром,  пока  она  еще  почти спала,  Мэтт  поставил поднос с
завтраком на тумбочку и уселся на постель. Мередит знала, что до конца жизни не
забудет ослепительный блеск  белозубой мальчишеской улыбки,  когда он  нагнулся
над ней и прошептал:
          - Просыпайся, спящая красавица, и поцелуй лягушку.
          Но теперь, глядя на него, она не находила ничего мальчишеского в этой
квадратной челюсти и упрямом подбородке.., хотя были и другие моменты, когда он
смеялся или  спал и  темные волосы были взъерошены,  а  выражение лица казалось
трогательно-нежным.  А  ресницы!  Только вчера  утром она  заметила эти  густые
пушистые ресницы,  веерами лежавшие на  щеке  спящего Мэтта,  и  едва  подавила
абсурдный порыв наклониться над ним и подоткнуть одеяло как маленькому.
          Мэтт заметил, что она исподтишка изучает его и пошутил:
          - Я  что,  забыл  сегодня  утром  побриться?  Мередит  едва  подавила
испуганный смешок: настолько его слова не соответствовали ее мыслям.
          - По правде говоря,  я  думала,  что ради таких ресниц,  как у  тебя,
любая девушка пойдет на убийство.
          - Поосторожнее,  -  предупредил он,  бросив  на  нее  деланно-угрюмый
взгляд.  -  В  шестом классе я побил парня за то,  что он сказал,  будто у меня
девчоночьи ресницы.

     ***

          Мередит засмеялась,  но по мере того как они приближались к ее дому и
встреча с отцом становилась все неизбежнее,  беспечное настроение,  которое оба
пытались сохранить,  менялось на глазах. Через два дня Мэтт улетал в Венесуэлу,
так  что вместе им  осталось быть совсем немного.  И  хотя Мэтт уступил просьбе
Мередит пока ничего не  говорить отцу о  ее  беременности,  на самом деле был с
самого начала против такого решения.
          Мередит тоже это  не  нравилось.  Она  терпеть не  могла ощущать себя
неопытной  дурочкой  и  решила  обязательно научиться  готовить  до  того,  как
придется отправиться в  Южную Америку.  За  последние несколько дней идея стать
настоящей женой,  иметь мужа и  собственный дом становилась с  каждым часом все
привлекательнее,  несмотря на обескураживающие рассказы Мэтта о том,  каким, по
всей вероятности, убогим может оказаться их жилище.
          - Ну вот,  приехали,  -  вздохнула Мередит,  когда машина свернула на
усыпанную щебнем дорожку. - Дом, милый дом.
          - Если отец любит тебя так сильно,  как ты считаешь,  -  со спокойной
уверенностью сказал  Мэтт,  помогая  ей  выйти  из  машины,  -  он  сделает все
возможное,  чтобы примириться с твоим браком,  после того, конечно, как немного
очнется от потрясения.
          Мередит надеялась,  что  он  прав,  потому что в  противном случае до
отъезда к  мужу пришлось бы  жить на  ферме,  а  этого ей  совсем не  хотелось,
особенно потому, что Патрик Фаррел явно недолюбливал невестку.
          - Ну вот, начинается, - пробормотала она, глубоко вздохнув, когда они
поднимались по ступенькам крыльца. Поскольку Мередит утром позвонила Альберту и
попросила предупредить отца,  что приедет днем, можно было предположить, что он
уже ждет.
          Она  оказалась права.  Не  успела  Мередит  открыть дверь,  как  отец
выскочил из гостиной. Выглядел он так, словно не спал и не ел неделю.
          - Где ты была,  черт возьми? - загремел он, казалось, готовый вот-вот
наброситься на  дочь.  Не  замечая Мэтта,  стоявшего в  нескольких шагах за  ее
спиной, он продолжал бушевать:
          - Ты что пытаешься окончательно свести меня с ума, Мередит?
          - Успокойся  на  минуту,  и  я  все  объясню,  -  попросила  Мередит,
показывая на Мэтта.
          Только сейчас Филип увидел спутника Мередит:
          - Сукин сын!
          - Это не то, о чем ты думаешь, - вскрикнула Мередит. - Мы женаты!
          - Что?!
          - Женаты, - повторил Мэтт спокойным, неумолимым голосом.
          Филип в мгновение ока угадал, почему дочь так поспешно вышла замуж за
человека, которого едва знала. Она беременна!
          - Иисусе! - взорвался он.
          Потрясенное жалкое  лицо,  тоскливый гнев  в  голосе  ранили  Мередит
больше,  чем все,  что он смог бы сказать и сделать. Она посчитала, что на этом
самое худ  шее  кончилось,  но  оказалось,  что  это  было  всего лишь началом.
Потрясение и скорбь быстро сменились бешеной яростью. Повернувшись на каблуках,
Филип приказал обоим немедленно идти в  кабинет и  захлопнул дверь с  грохотом,
потрясшим стены.
          Полностью  игнорируя  Мередит,   он   метался  по  кабинету,   словно
разъяренная пантера,  и в каждом взгляде,  брошенном на Мэтта, сверкала злобная
ненависть.  Время тянулось бесконечно,  пока он  кричал на  новоявленного зятя,
обвиняя его во всех грехах,  от насилия до разбойного нападения,  и бесился все
больше,  потому что  в  ответ  на  все  тирады Мэтт  лишь  плотнее сжимал губы,
бесстрастно,  спокойно,  так  что  со  стороны казалось,  будто он  замкнулся в
угрюмом равнодушии.
          Дрожа от  нервного возбуждения,  умирающая от  стыда,  Мередит сидела
рядом с  мужем на  том  диване,  где  они  впервые любили друг друга.  Она была
невыносимо расстроена и измучена и даже не поняла сначала,  что отец не столько
обозлен ее  беременностью,  сколько тем,  что она имела глупость выйти замуж за
жадного  охотника  за  приданым,  "амбициозного дегенерата  из  низших  слоев".
Наконец,  исчерпав слова, Филип бросился в кресло и замер в, зловещем молчании,
не сводя глаз с Мэтта,  постукивая концом ножа для разрезания писем,  лежавшего
на письменном столе.
          Чувствуя,  как саднит горло от непрошеных слез,  Мередит поняла,  как
ошибался Мэтт.  Отец никогда не поймет и не примет ее брака.  Он просто выкинет
ее из жизни,  совсем как в свое время мать, и несмотря на все их противоречия и
споры в  последнее время,  Мередит была совершенно убита.  Мэтт оставался почти
незнакомцем,  а вскоре она лишится и отца,  единственного родного человека. Нет
смысла пытаться объяснять или защищать Мэтта,  потому что каждый раз, когда она
прерывала очередную гневную тираду,  отец либо не обращал на нее внимания, либо
злился еще больше.
          Встав,  Мередит с  достоинством,  на  которое только  была  способна,
объявила:
          - Я  собиралась пожить здесь  до  отъезда в  Южную Америку,  но  это,
очевидно,  невозможно. Сейчас поднимусь наверх, захвачу несколько платьев, и мы
уедем.
          Она повернулась к Мэтту,  чтобы попросить его подождать около машины,
но отец перебил ее напряженным звенящим голосом:
          - Это  твой  дом,   Мередит,  и  принадлежит  тебе.  Нам  с  Фаррелом
необходимо поговорить наедине.
          Мередит это не понравилось, но Мэтт коротким кивком попросил ее уйти.
          Когда  за  ней  закрылась дверь,  Мэтт  ожидал очередного взрыва,  но
Бенкрофт,  кажется,  сумел овладеть собой.  Он  сидел за  столом,  сцепив руки,
разглядывая Мэтта несколько долгих томительных минут,  по-видимому,  решая, как
лучше втолковать зятю то, что собирался сказать. Бешенство и крики ни к чему не
привели,  так  что  теперь Филип,  вероятно,  попробует добиться своего другими
методами.  Однако Мэтт не  ожидал,  что  Бенкрофт сумеет найти его единственное
уязвимое место -  в том, что касалось Мередит: сознание собственной вины. Кроме
того,  Мэтт не представлял, что Бенкрофт с такой убийственной точностью выберет
слова.
          - Мои поздравления,  Фаррел,  -  с  горечью бросил он,  саркастически
ухмыляясь.  -  Соблазнили  и  наградили  ребенком  невинную  восемнадцатилетнюю
девчонку,  у  которой вся жизнь впереди -  она могла бы  получить образование в
колледже, путешествовать по всему миру и иметь все самое лучшее.
          И, пронзив Мэтта пренебрежительным взглядом, добавил:
          - Знаете ли вы, почему у нас существуют клубы, подобные "Гленмуру"?
          Мэтт продолжал молчать, и Филип ответил за него:
          - Затем,   чтобы   оградить   наши   семьи   и   дочерей   от   таких
втируш-подонков, - как вы.
          Бенкрофт,  казалось,  почувствовал,  что  больно  ранил  Мэтта,  и  с
инстинктом вампира продолжал высасывать кровь:
          - Мередит восемнадцать,  а  вы  украли ее юность -  она еще не готова
быть женой и  матерью.  А  теперь еще и  пожелали тащить ее  в  какую-то  Богом
забытую глушь и заставить жить в рабочем поселке, как жалкой оборванке. Я бывал
в  Венесуэле,  хорошо  знаком  с  Бредли  Соммерсом и  прекрасно знаю,  где  он
собирается производить бурение, что это за места и каково там приходится людям.
Придется  прорубать  мачете  тропы  в  джунглях,  чтобы  добраться от  поселка,
считающегося в тех местах оплотом цивилизации, до буровой. После каждого нового
дождя дорожки исчезают. Все припасы доставляются вертолетами - ни телефонов, ни
кондиционеров,  никаких удобств!  И  в  эту влажную адскую дыру вы  собираетесь
везти мою дочь?
          Подписывая контракт,  Мэтт  уже  знал:  сто  пятьдесят тысяч долларов
премии  легко  не  достанутся,  компания  наверняка  выплачивает компенсацию за
некоторые  лишения,   но  был  уверен,  что  сумеет  сделать  для  Мередит  все
необходимое.  Несмотря на отвращение к Филипу Бенкрофту,  Мэтт понимал, что тот
имеет право беспокоиться за  дочь.  Впервые с  той минуты,  как Мэтт переступил
порог кабинета, он решил заговорить:
          - В  шестидесяти милях есть большая деревня,  -  хладнокровно сообщил
он.
          - Бред!  Шестьдесят миль -  это восемь часов на джипе, если, конечно,
тропа,  которую вы прорубили, еще не успела зарасти. Или намереваетесь заточить
мою дочь в деревне на полтора года?  А когда собираетесь навещать?  Насколько я
понимаю, там приняты двенадцатичасовые смены.
          - На буровой построены коттеджи,  -  возразил Мэтт,  хотя подозревал,
что,  вопреки уверениям Соммерса,  они  вряд  ли  пригодны для  не  привыкшей к
трудностям молодой женщины.  Кроме того,  Бенкрофт был  прав:  там  и  сильному
мужчине трудно выжить.  Оставалось надеяться лишь на то, что Мередит понравится
Венесуэла и что она посчитает свое пребывание там чем-то вроде приключения.
          - Да,   прекрасное  будущее  вы  ей  предлагаете,  -  с  уничтожающим
презрением фыркнул Бенкрофт.  -  Хижина  на  буровой или  лачуга в  заброшенной
деревне, на краю света.
          И, проворачивая словесный нож в ране, продолжал:
          - У вас толстая шкура,  Фаррел,  должен признать.  Вынесли все, что я
тут наговорил,  не моргнув глазом. Но есть ли у вас совесть? Продали свои мечты
моей дочери в обмен на всю ее жизнь. Так вот, у нее тоже были мечты, подонок вы
этакий! Мередит хотела поступить в колледж, с детства любила одного человека..,
сына банкира,  кто мог бы подарить ей весь мир.  Она не знала,  что мне об этом
известно. А вам говорила что-нибудь?
          Мэтт сцепил челюсти, но ничего не ответил.
          - Скажите,  где  она взяла то,  что на  ней надето?  Подумать только,
пробыла с  вами всего несколько дней и уже выглядит как домохозяйка из рабочего
поселка!  Так вот,  -  деловито продолжал он,  -  это приводит нас к следующему
вопросу,  который,  как я уверен, жизненно важен для вас, - деньги. Вы ни цента
не увидите из денег Мередит. Я достаточно ясно выразился?
          Он нетерпеливо наклонился вперед:
          - Вы уже украли у нее юность и мечты, но денег не сможете украсть. По
завещанию отца я  остаюсь ее  попечителем еще на двенадцать лет,  и  если она к
тому времени все  еще не  разведется с  вами,  постараюсь вложить каждый цент в
вещи, которые она не сможет ни продать, ни обменять в течение еще двадцати пяти
лет.
          И, не обращая внимания на ледяное молчание Мэтта, продолжал:
          - Если думаете, что я пожалею дочь, увидев, в какой нужде она живет с
вами,  и начну сорить деньгами,  чтобы хоть немного помочь ей, - ошибаетесь! Вы
еще плохо знаете меня,  Фаррел,  и  если считаете себя упрямым,  я во много раз
упрямее и  не  остановлюсь ни  перед чем,  только бы освободить Мередит от вас,
даже если ей придется ходить босиком и в лохмотьях. Повторяю, я достаточно ясно
выразился?  - рявкнул он, снова приходя в бешенство при виде бесстрастного лица
Мэтта.
          - Абсолютно,  - процедил Мэтт. - А теперь позвольте мне напомнить вам
кое  о  чем.  У  нас  будет ребенок.  Мередит уже беременна,  поэтому почти все
сказанное вами практически не имеет значения.
          - Она хотела учиться в колледже, - возразил Филип. - И все знали это.
Я отошлю ее отсюда,  и она сможет спокойно родить.  Кроме того,  еще есть время
предпринять кое-какие меры...
          Глаза Мэтта яростно сверкнули:
          - С моим ребенком ничего не должно случиться,  - предостерег он тихо,
но разъяренно.
          - Прекрасно. Если хотите, сможете забрать его. В хаосе последних дней
никто из  них не подумал о  такой возможности.  Правда,  в  этом не было особой
необходимости. И Мэтт с гораздо большей долей убедительности, чем чувствовал на
самом деле, ответил:
          - Это просто вздор! Мередит хочет остаться со мной.
          - Ну конечно,  -  вскинулся Филип.  - Секс для нее - совершенно новое
впечатление. - И, бросив на Мэтта понимающий брезгливый взгляд, добавил:
          - Но не для вас, верно?
          Они  словно  заправские дуэлянты обменивались вместо  ударов словами,
причем у Филипа рапира была острее, а Мэтт лишь оборонялся.
          - Когда вы  уедете и  секс  потеряет свою привлекательность,  Мередит
начнет мыслить более ясно,  - с абсолютной убежденностью провозгласил Бенкрофт.
- И захочет осуществить свои мечты,  не ваши:  посещать колледж,  встречаться с
друзьями...  Поэтому прошу, уступите мне, и я готов заплатить любую сумму. Если
она похожа на мать, значит, беременность не будет заметна до шести месяцев, и у
нее  еще будет время передумать.  Пожалуйста,  уговорите ее,  чтобы она держала
этот омерзительный брак и беременность в секрете...
          Не желая показать Филипу, что он победил, Мэтт коротко ответил:
          - Она  уже решила сделать это и  пока не  сможет приехать ко  мне,  в
Венесуэлу.
          И при виде радости, осветившей лицо Бенкрофта, сжал зубы.
          - Прекрасно, если никто не узнает о том, что вы женаты, значит, можно
будет  спокойно получить развод,  без  лишних сплетен.  Вот  что  я  предлагаю,
Фаррел: в обмен на то, что вы освободите Мередит от своего присутствия, я вложу
значительную  сумму  денег  в   любое  сумасбродное  предприятие,   которое  вы
намереваетесь затеять, вернувшись из Южной Америки.
          Мэтт холодно наблюдал,  как Филип достает из стола чековую книжку. Из
чистого  злорадства он  остался  сидеть  на  месте  и  наблюдал,  как  Бенкрофт
выписывает чек -  пусть потрудится,  прежде чем Мэтт откажется от  его подачки.
Это не такое уж большое возмездие за все пытки, которым он подверг Мэтта.
     Бенкрофт закончил писать, отбросил перо и устремился к Мэтту. Тот медленно
встал.
          - Через пять минут после того,  как вы выйдете из комнаты,  я звоню в
банк и приказываю заморозить этот чек,  -  предостерег Филип.  -  Как только вы
убедите Мередит покончить с  этой  комедией брака,  велю выплатить деньги.  Это
ваша награда -  сто пятьдесят тысяч долларов за то,  что не захотите уничтожить
жизнь восемнадцатилетней девушки. Возьмите!
          Но Мэтт не обратил внимания на протянутую руку.
          - Возьмите чек,  потому что больше вы  не  увидите ни  цента из  моих
денег.
          - Не нужны мне ваши проклятые деньги!
          - Предупреждаю вас,  Фаррел,  -  прошипел он, снова потемнев лицом от
ярости, - лучше возьмите чек!
          - Суньте его себе в... - с ледяным хладнокровием отозвался Мэтт.
          Бенкрофт  с  поразительной  силой  выбросил  вперед  кулак,  но  Мэтт
увернулся от удара, схватил противника за запястье, рванул на себя, развернул и
заломил руку за спину.
          - Слушайте меня,  Бенкрофт, - тихо прорычал он. - Через несколько лет
у меня будет достаточно денег,  чтобы купить и продать вас, но если попытаетесь
вмешиваться в нашу жизнь, я убью вас! Надеюсь, мы поняли друг друга?
          - Отпусти меня,  сукин сын!  Мэтт  отшвырнул его  и  пошел к  выходу.
Бенкрофт в мгновение ока успел оправиться и прийти в себя.
          - Обедаем в  три часа,  -  рявкнул он.  -  Предпочитаю,  чтобы вы  не
расстраивали Мередит рассказами о  том,  что  здесь  произошло.  Как  вы  верно
указали, она беременна.
          Мэтт,  уже положив ладонь на дверную ручку,  обернулся, словно против
воли соглашаясь,  но  Бенкрофт еще не закончил.  Как ни удивительно,  он словно
растратил ярость  и  теперь  был  вынужден  неохотно  признать,  что  не  может
разорвать  этот  союз  и  все  дальнейшие попытки  могут  вызвать  непоправимое
отчуждение между ним и Мередит.
          - Я не хочу потерять дочь, Фаррел, - мрачно признался он. - Очевидно,
мы с вами не выносим друг друга, но хотя бы ради нее нужно попытаться поладить.
          Мэтт изучал рассерженное, замкнутое лицо собеседника, но не мог найти
никаких признаков двуличия,  и кроме того,  предложение Бенкрофта действительно
было сделано в интересах Мередит. Поэтому Мэтт коротко кивнул, соглашаясь:
          - Нужно попытаться.
          Филип Бенкрофт поглядел ему вслед и,  подождав, пока закроется дверь,
со зловещей улыбкой медленно разорвал чек.
          - Фаррел,  - презрительно бросил он, - сейчас ты совершил две роковые
ошибки: отказался от чека и недооценил своего врага.

     ***

          Лежа  рядом  с  Мэттом,  Мередит  уставилась  в  полог  над  головой,
встревоженная переменами,  которые почувствовала в  муже  с  тех  пор,  как  он
поговорил с  ее отцом.  Когда она пыталась расспросить о  том,  что произошло в
библиотеке, Мэтт лишь ответил:
          - Пытался уговорить меня убраться из твоей жизни.
          И  поскольку мужчины  вели  себя  друг  с  другом  неизменно вежливо,
Мередит предположила, что они заключили перемирие, и весело спросила:
          - И как, ему это удалось?
          Мэтт отрицательно покачал головой, и Мередит поверила ему, но сегодня
ночью он любил ее с мрачной решимостью,  что было совершенно на него не похоже.
Он словно хотел выжечь на ней клеймо своим телом или.., или прощался...
          Она  украдкой посмотрела на  мужа:  тот  лежал  с  широко  раскрытыми
глазами,  сцепив челюсти,  глубоко задумавшись, но она не могла сказать, сердит
ли Мэтт,  грустит или просто озабочен. Они знали друг друга всего шесть дней, и
сейчас Мередит поняла,  как поспешен их  брак -  ведь она до  сих пор не  может
определить настроения мужа.
          - О  чем ты  думаешь?  -  резко спросил он.  Удивленная его внезапным
желанием поговорить, она честно ответила:
          - О  том,  что мы  знаем друг друга всего шесть дней.  Издевательская
улыбка скривила красиво очерченные губы, словно он ожидал подобного ответа.
          - Превосходная причина отказаться от идеи жить вместе, не так ли?
          Неловкое чувство мгновенно перешло в безумную панику, и с неожиданной
ясностью Мередит поняла причину столь сильного чувства:  она влюблена в  Мэтта!
Безнадежно влюблена и болезненно уязвима из-за этого.
          Надеясь,  что  выглядит достаточно беззаботно,  она  перевернулась на
живот и приподнялась на руках,  не совсем понимая,  констатирует ли он факт или
пытается угадать ее  мысли.  Первым порывом было предположить,  что он попросту
слишком резко выразил собственное мнение,  и  попытаться спасти свою  гордость,
согласившись с ним, или отнестись к происходящему с притворным безразличием. Но
в  таком случае она никогда не узнает наверняка,  что творится с Мэттом,  и эта
неопределенность сводила  ее  с  ума.  Кроме  того,  взрослые  люди  не  делают
поспешных выводов,  особенно в  таком  положении,  когда  на  карту  поставлено
слишком много.
          Мередит решила последовать второму порыву и  обнаружить,  что  имел в
виду Мэтт.  Старательно избегая его  взгляда,  она нарисовала пальцем кружок на
подушке и, собравшись с мужеством, пробормотала:
          - Ты спрашиваешь о моем мнении или высказываешь свое?
          - Я  спрашивал,  именно  об  этом  ты  думаешь?  Мередит,  ослабев от
облегчения, улыбнулась и, покачав головой, объяснила:
          - Нет, я думала, что сегодня мне очень трудно понять тебя, потому что
мы так недолго знаем друг друга.
          И когда Мэтт ничего не ответил,  присмотрелась к нему и заметила, что
он по-прежнему мрачен и угрюм.
          - Теперь твоя очередь,  - объявила она с нервной решительной улыбкой.
- О чем думал ты?
          Его молчание и  без того лишало Мередит присутствия духа,  но  от его
слов она похолодела.
          - Я  думал,  что причина,  по которой мы поженились,  -  твое желание
узаконить ребенка и твой страх признаться отцу в беременности.  Ребенок родится
в законном браке.  Твой отец уже все знает.  Вместо того чтобы пытаться склеить
наш брак,  не  проще ли  принять другое решение,  то,  о  котором мы  раньше не
подумали? Я могу забрать малыша и вырастить его.
          Стремление  Мередит  вести  себя  спокойно,   как  подобает  взрослой
замужней женщине, мгновенно улетучилось, и она немедленно сделала свои выводы:
          - Это избавит тебя от бремени нелюбимой и нежеланной жены, не так ли?
          - Я предложил взять ребенка по другой причине.
          - Неужели? - презрительно бросила она.
          - Клянусь.
          Он  коснулся ее руки,  нежно скользнув ладонью по обнаженной коже.  И
тут Мередит взорвалась.
          - Попробуй только притронуться ко мне!  -  прошипела она,  отдергивая
руку.  -  Конечно,  я  молода,  но все-таки имею право,  чтобы меня любили и не
желаю,  чтобы меня использовали всю  ночь,  словно..,  словно безмозглую куклу!
Если хочешь покончить с этим браком, так и скажи!
          Он был почти так же выведен из себя, как и она:
          - Черт  возьми,  не  пытаюсь я  ни  от  кого  избавиться!  Меня мучит
совесть,  Мередит, как ты не понимаешь?! Совесть - не трусость! Ты забеременела
и в панике прибежала ко мне,  а я,  в довершение ко всему,  уговорил тебя выйти
замуж.   Как  изысканно  выразился  твой  отец,   -   добавил  он   с   горьким
самоуничижением, - я украл твою юность. Похитил твои мечты и заменил их своими.
          Вне  себя  от  радости  оттого,  что  Мэтта  мучит  раскаяние,  а  не
сожаление,  Мередит облегченно перевела дыхание и хотела сказать что-то,  но он
был полон решимости доказать,  что поистине виноват во всем и  что ее молодость
действительно погублена.
          - Ты  сказала,  что не  хочешь жить на ферме,  пока меня не будет,  -
продолжал он.  - Неужели не понимаешь, что ферма куда лучше того места, куда ты
собираешься?  Или в каком-то детском заблуждении предполагаешь, что будешь жить
в Венесуэле и после возвращения оттуда,  как жила до сих пор? Потому что в этом
случае тебя  ждет  неприятное потрясение.  Даже  если  все  пойдет так,  как  я
предполагаю,  пройдет много лет,  прежде чем я  смогу дать тебе все,  к чему ты
привыкла.  Черт возьми,  да я, возможно, никогда не смогу позволить себе купить
подобный дом...
          - Подобный дом?!  -  перебила Мередит,  уставясь на  мужа в  шутливом
ужасе, но тут же уткнулась лицом в подушку и залилась смехом.
          - Не вижу ничего забавного! - с сердитым недоумением воскликнул Мэтт.
          - Зато  я  вижу!  -  выпалила Мередит,  продолжая хохотать.  -  Э-это
ужасный дом! Холодный и неуютный, и я никогда его не любила.
          Когда Мэтт не ответил,  Мередит,  немного придя в себя, приподнялась,
откинула волосы и лукаво взглянула в его непроницаемое лицо:
          - Хочешь  знать  кое-что  еще?  -  заговорщически  спросила  она,  не
переставая думать о его признании насчет украденной юности.
          Исполненный решимости  заставить Мередит  понять,  какую  жертву  она
приносит, Мэтт подавил настойчивое желание провести ладонью по сверкающей массе
золотистых волос,  рассыпавшихся по  ее  спине,  но  не  смог удержать ответную
улыбку.
          - Что именно?  -  нежно шепнул он. Плечи Мередит затряслись от нового
приступа веселья.
          - Терпеть не могла и  свою молодость!  Она надеялась на благосклонный
ответ на  столь дерзкое заявление и  получила его.  Мэтт  завладел ее  губами в
безжалостном поцелуе,  лишившем  ее  способности  дышать  и  думать.  Пока  она
пыталась прийти в себя, Мэтт резко сказал:
          - Обещай мне  одну  вещь,  Мередит!  Если передумаешь возвращаться ко
мне,  обещай не  избавляться от  ребенка.  Никаких абортов.  Я  смогу  сам  его
вырастить.
          - Не собираюсь я передумывать...
          - Обещай,   что  не  избавишься  от  ребенка.   Поняв,   что  спорить
бессмысленно, Мередит кивнула, глядя в эти недобрые серые глаза.
          - Обещаю,  -  мягко улыбнулась она.  Наградой за это обещание был еще
час безумной страсти, но на этот раз ее любил человек, которого она понимала.

     ***

          Стоя на подъездной аллее,  Мередит в третий раз за утро поцеловала на
прощание Мэтта.  День начался не очень хорошо. За завтраком отец спросил, знает
ли  кто-нибудь еще о  ее  замужестве,  и  это напомнило Мередит о  том,  что на
прошлой неделе,  когда  в  доме  Мэтта  никто не  брал  трубку,  она  позвонила
Джонатану Соммерсу и  из  гордости насочиняла,  будто  нашла на  сиденье машины
кредитную карточку Мэтта,  после того, как подвозила его домой из "Гленмура", и
теперь не знает, куда ее послать.
          Джонатан объяснил,  что  Мэтт еще не  успел уехать из  Эдмунтона,  но
теперь,  по  мнению отца,  идея  объявить о  свадьбе всего через несколько дней
после этого звонка казалась поистине смехотворной.  Он предложил, чтобы Мередит
отправилась в  Венесуэлу,  и пусть окружающие считают,  что они поженились там.
Мередит понимала правоту отца,  но не умела лгать и злилась на себя за то,  что
по собственной вине оказалась в подобном положении.
          Но теперь отъезд Мэтта висел над головой темной тучей.
          - Я позвоню тебе из аэропорта, - пообещал он. - А как только доберусь
до Венесуэлы и огляжусь,  немедленно сообщу тебе,  только не по телефону. У нас
радиосвязь с  главной станцией,  и  там  есть телефон.  Слышимость наверняка не
очень хорошая,  и  к  нему  никого не  допускают,  разве что  в  случае крайней
необходимости. Попробую убедить их, что сообщение о моем благополучном прибытии
в  Венесуэлу и  есть самый непредвиденный случай.  Однако второй раз  мне такое
вряд ли удастся.
          - Напиши мне, - попросила она, пытаясь улыбнуться.
          - Обязательно.  Однако почта тоже работает из  рук  вон,  так  что не
удивляйся,  если  месяцами не  будет ничего приходить,  а  потом получишь сразу
целую пачку.
          Мередит долго стояла на аллее,  глядя ему вслед,  и  наконец медленно
побрела домой, стараясь думать лишь о том, что через несколько недель они снова
будут вместе. Отец, встретивший ее в холле, с жалостью посмотрел на дочь:
          - Фаррел из  тех  людей,  которым постоянно требуются новые  женщины,
новые  места,  новые  приключения.  Не  стоит на  него  рассчитывать,  иначе он
разобьет тебе сердце.
          - Немедленно прекрати,  -  вскинулась Мередит,  твердо намереваясь не
дать отцу понять, что его слова попали в цель. - Ты ошибаешься. Вот увидишь.
          Мэтт,  как и обещал,  позвонил из аэропорта,  и Мередит следующие два
дня  старалась найти  любое занятие по  дому,  только бы  отвлечься от  тяжелых
мыслей в ожидании звонка из Венесуэлы. Мэтт позвонил на третий день, но Мередит
не оказалось дома -  она тряслась от страха в  приемной гинеколога,  потому что
боялась выкидыша.
          - Кровянистые выделения во  время первых трех месяцев -  не  такое уж
необычное явление, - заверил доктор Арлидж после осмотра. - Они могут ничего не
значить. Однако в этот срок чаще всего случаются выкидыши.
          Он сказал это так,  словно ожидал, что Мередит подпрыгнет от радости.
Доктор Арлидж был другом ее отца. Мередит знала его много лет и не сомневалась,
что он пришел к  такому же выводу,  что и отец,  -  скоропалительный брак из-за
беременности невесты.
          - Но именно сейчас,  -  добавил доктор, - нет никаких причин считать,
что вам грозит опасность выкидыша.
          Когда  она  спросила его  совета  относительно поездки  в  Венесуэлу,
доктор слегка нахмурился:
          - Не  советовал бы  вам спешить,  пока не убедитесь,  что медицинское
обслуживание там на достаточно высоком уровне.
          Мередит провела почти месяц,  отчаянно надеясь на выкидыш,  но теперь
ощущала невыразимое облегчение,  узнав,  что  не  потеряет ребенка Мэтта..,  их
ребенка. И поэтому по дороге домой с ее лица не сходила улыбка.
          - Фаррел звонил,  -  сообщил отец тем пренебрежительным тоном,  каким
всегда  упоминал о  Мэтте.  -  Передал,  что  сегодня вечером вновь  попытается
дозвониться.
          Мередит не отходила от телефона и  поспешно хватала трубку при каждом
звонке. Мэтт не преувеличил, когда сказал, что слышимость будет плохая:
          - У   Соммерса  весьма  странное  представление  о  том,   что  такое
нормальные условия.  Сейчас не может быть и речи о твоем приезде.  Люди живут в
бараках.  Правда,  есть  и  хорошие  новости -  через  несколько месяцев должен
освободиться один из коттеджей.
          - Прекрасно,   -   ответила   она,   пытаясь   говорить   как   можно
жизнерадостнее,  поскольку не  хотела объяснять,  почему так поспешно поехала к
доктору.
          - Кажется, ты не слишком разочарована.
          - Ужасно разочарована!  -  подчеркнула она. - Но доктор сказал, что в
первые три месяца чаще всего случаются выкидыши,  так что,  вероятно, мне лучше
всего пока остаться здесь.
          - Существует  какая-то   причина,   по  которой  ты  внезапно  начала
тревожиться насчет выкидыша?  -  спросил он,  когда  треск  и  шорохи в  трубке
немного утихли.
          Мередит  заверила,   что  прекрасно  чувствует  себя.  Когда  он  при
расставании сказал,  что больше не  сможет звонить,  она расстроилась,  но  его
голоса было  почти не  слышно за  чьими-то  криками и  помехами,  так  что  она
смирилась с  невозможностью телефонной связи.  В  конце  концов письма ничем не
хуже, решила она.
          Через две недели после отъезда Мэтта вернулась из Европы Лайза, чтобы
начать учебу в  колледже,  и  ее реакция на рассказ подруги о встрече и браке с
Мэттом оказалась почти комической.
          - Просто не могу поверить,  -  повторяла она,  как только поняла, что
Мередит совсем не угнетена тем,  что произошло.  -  Просто не могу поверить,  -
охнула она в сотый раз,  потрясение уставясь на сидевшую на постели Мередит.  -
Что-то  во  всем этом неладно!  Именно я  всю жизнь была сорвиголовой,  а  ты -
настоящей  Мэри  Поплине  Бенсонхерста,   не  говоря  уже  о  том,   что  более
благоразумной и  осторожной личности я  не встречала.  Если кто-то и должен был
влюбиться с первого взгляда, влететь и выскочить замуж, так это я!
          Мередит невольно улыбнулась, заразившись весельем подруги:
          - Давно  пора  и  мне  отважиться на  что-то!  Лайза  мгновенно стала
серьезной:
          - Какой он.  Мер?  Потрясающе хорош?  Я  хочу  сказать,  если  он  не
по-настоящему чудесный человек, значит, просто не достоин тебя.
          Говорить о Мэтте и своих чувствах к нему было чем-то совершенно новым
для Мередит, особенно потому, что она знала, каким странным покажется признание
в  любви  к  человеку после  шести дней  совместной жизни.  Поэтому она  просто
кивнула, улыбнулась и искренне подтвердила:
          - Лучше его на всем свете нет!
          Однако,  начав говорить,  обнаружила,  что не  может остановиться,  и
поэтому, подобрав под себя поудобнее ноги, попыталась объяснить:
          - Лайза,  с  тобой так было:  вот ты встречаешь человека и  уже через
несколько минут понимаешь, что он - самый особенный для тебя во всем свете?
          - Обычно я  испытываю нечто подобное ко  всем при  первом свидании...
Успокойся, шучу!
          Она громко засмеялась, уворачиваясь от брошенной Мередит подушки.
          - Мэтт  необыкновенный,  настоящий бриллиант..,  то  есть  невероятно
силен,  и иногда слишком властен,  но глубоко в его душе скрывается что-то еще,
тонкое и нежное и...
          - Кстати,  у  тебя нет снимка этого ангела совершенства?  -  перебила
Лайза, завороженная выражением лица Мередит и ее такими непривычными словами.
          Мередит немедленно вытащила фотографию.
          - Я нашла ее в семейном альбоме, который показала его сестра, и Джули
разрешила мне взять фото на память.  Мэтт снимался год назад,  и хотя это всего
лишь моментальный снимок,  и не лучшего качества,  но напоминает мне о лице и о
характере Мэтта.
          Она  вручила Лайзе  фото:  Мэтт,  стоя  на  солнце и  улыбаясь Джули,
снимавшей его,  чуть  щурился;  руки засунуты в  карманы джинсов,  ноги немного
расставлены.
          - О Господи! - прошептала Лайза, широко раскрыв глаза. - Вот и говори
после этого о животном магнетизме! О мужском обаянии.., сексапильности...
          Мередит, смеясь, выхватила снимок:
          - Эй, ты пускаешь слюнки над моим мужем, не забудь!
          - Да,  но тебе всегда нравились аккуратно подстриженные,  чистенькие,
светловолосые стопроцентные американцы!
          - Говоря  по   правде,   Мэтт  показался  мне  сначала  не  таким  уж
привлекательным, однако с тех пор мои вкусы значительно изменились.
          Лайза сосредоточенно нахмурилась:
          - Мер, ты влюблена в него?
          - Мне нравится жить с ним.
          - Разве это не одно и то же? Мередит беспомощно улыбнулась:
          - Да, но это звучит более правдоподобно. Удовлетворенно кивнув, Лайза
вскочила:
          - Пойдем куда-нибудь, отпразднуем. Ужин за твой счет!
          - Согласна, - рассмеялась Мередит, подходя к встроенному шкафу, чтобы
переодеться.

     ***

          Почта в Венесуэле работала куда хуже, чем предполагал Мэтт. Следующие
два  месяца Мередит писала мужу  три-четыре раза  в  неделю,  но  сама получила
только  пять  писем  -  факт,  который  с  мрачным удовлетворением не  преминул
заметить отец.  Мередит неизменно напоминала ему,  что  полученные письма  были
очень  длинными -  по  десять -  двенадцать страниц.  Кроме того,  Мэтт  тяжело
трудился по  двенадцать часов в  смену и  просто физически не  мог писать чаще.
Однако Мередит не упомянула о  том,  что в  последних двух письмах было гораздо
меньше личного,  чем в  предыдущих.  Раньше он  жаловался на тоску и  разлуку и
строил планы на будущее, теперь же больше распространялся о работе на буровой и
описывал венесуэльские пейзажи.  Но  о  чем бы  ни  упоминал Мэтт,  персонажи и
сценки оживали и словно сходили со страниц. Мередит не уставала повторять себе,
что письма Мэтта стали суше не  потому,  что он  к  ней остыл,  а  просто хочет
возбудить ее интерес к неведомой стране, куда ей скоро предстоит отправиться.
          Пытаясь найти  себе  занятие,  Мередит читала книги для  будущих мам,
покупала детские  вещи,  мечтала и  грезила.  Ребенок,  поначалу не  казавшийся
чем-то реальным,  сейчас напоминал о себе кратковременными приступами тошноты и
усталости,  а  иногда и жесточайшей головной боли,  заставлявшей Мередит часами
лежать в затемненной комнате. Но она все переносила мужественно и не жалуясь, с
абсолютной убежденностью в том, что страдания когда-нибудь кончатся.
          По  мере того как  шли  дни,  она  все чаще разговаривала с  малышом,
словно с живым существом, как будто он мог слышать мать, особенно если положить
руку на все еще плоский живот.
          - Надеюсь, ты неплохо проводишь время, - пошутила она как-то, лежа на
постели и чувствуя, как головная боль понемногу стихает.
          - Потому что, юная леди, из-за вас мне плохо, как последней собаке.
          В  интересах  равенства  и  справедливости она  чередовала  обращения
"молодой человек" с  "юной леди",  поскольку ей было совершенно все равно,  кто
родится.
          К  концу  октября четырехмесячная беременность начала сказываться,  и
Мередит немного пополнела.  Постоянные замечания отца насчет того, что Мэтту не
терпится отделаться от нее, звучали все более правдиво.
          - Чертовски удачно,  что  ты  не  сказала о  своем замужестве никому,
кроме Лайзы,  - объявил он за несколько дней до Хэллоуина. - У тебя по-прежнему
есть выбор,  Мередит,  не забудь этого,  -  добавил он с необычной мягкостью. -
Когда беременность нельзя будет скрыть, мы скажем всем, что ты уехала в колледж
на зимний семестр.
          - Немедленно прекрати  это,  черт  возьми!  -  взорвалась Мередит  и,
повернувшись, направилась к себе.
          Она решила отомстить Мэтту за редкие письма и  поменьше писать самой.
Кроме того, она начинала чувствовать себя влюбленной идиоткой: подумать только,
изливает тоску в  пространных посланиях,  терзается,  мучится,  а ему лень даже
открытку бросить в ящик!
          Позже приехала Лайза,  и,  сразу же почувствовав,  как натянуты нервы
Мередит, поняла, в чем дело.
          - Опять нет письма? И твой папаша снова завел любимую песенку?
          - Верно,  -  кивнула Мередит.  - Прошло уже две недели с тех пор, как
прибыло письмо номер пять.
          - Пойдем  куда-нибудь!  -  объявила  Лайза.  -  Нарядимся -  и  сразу
почувствуешь себя лучше! А потом придумаем что-нибудь поинтереснее!
          - Как  насчет  того,  чтобы  поужинать  в  "Гленмуре"?  -  предложила
Мередит,  приступая к  выполнению плана,  который обдумывала вот  уже несколько
недель.  -  И может, - мрачно призналась она, - там будет Джон Соммерс. Он туда
ездит каждый вечер.  Расспросишь его о бурении.  А вдруг он что-нибудь скажет о
Мэтте?
          - Что ж, хорошо, - согласилась Лайза, но Мередит понимала, что Мэтт в
ее  мнении падает все ниже по  мере того,  как проходили дни,  а  письма все не
было.
          Джонатан  с  приятелями пили  в  салоне.  Появление Мередит  и  Лайзы
привлекло всеобщее внимание, и девушкам не составило труда получить приглашение
к ужину.  Почти целый час Мередит сидела лишь в нескольких футах от того места,
где когда-то стояла с Мэттом у стойки бара,  но на этот раз наблюдала блестящую
игру  Лайзы,  достойную "Оскара"  и  одурачившую Джонатана настолько,  что  тот
поверил,  будто она  перешла на  другой факультет и  теперь собирается заняться
геологией и специализироваться в нефтеразведке.  Но,  к сожалению, в этот вечер
Мередит узнала о бурении гораздо больше,  чем ей хотелось бы,  и почти ничего о
Мэтте.
          Две  недели  спустя  врач  уже  не  улыбался и  уверенность сменилась
озабоченностью.  Снова началось кровотечение,  на этот раз куда более обильное.
Мередит ушла от доктора со строгим напутствием двигаться как можно меньше.  Как
хотела она, чтобы Мэтт был рядом!
          Добравшись до дома, она позвонила Джули, чтобы поговорить с кем-то из
близких Мэтта.  Перед этим Мередит разговаривала с  Джули еще дважды,  и каждый
раз и она и Патрик сообщали, что получили весточку от Мэтта.
          Этой ночью Мередит долго лежала без сна, умоляя малыша потерпеть и не
торопиться на свет,  заклиная Мэтта написать ей.  Прошел уже месяц с последнего
письма.  В  нем он сообщал,  что очень занят и устает к вечеру.  Это можно было
понять, но в таком случае почему Мэтт регулярно переписывается с семьей?
          Мередит, словно желая защитить малыша, загородила ладонями живот.
          - Твой  папа,  -  прошептала она,  -  получит от  меня  очень строгое
письмо, вот тогда узнает!
          По-видимому,  угроза  сработала,  потому что  Мэтт  проехал в  машине
восемь часов,  чтобы добраться до телефона.  Она была так рада слышать его, что
едва не сломала трубку,  но его голос почему-то казался холодноватым и довольно
резким.
          - Коттедж так и не освободился,  - сообщил он. - Я нашел другой домик
в маленькой деревне. Правда, смогу приезжать туда только по выходным.
          Но теперь Мередит не могла ехать,  поскольку доктор велел являться на
осмотр каждую неделю,  поменьше ходить и  почти весь день лежать.  Однако ей не
хотелось пугать Мэтта, рассказав об угрозе выкидыша. С другой стороны, она была
так зла на  него за  упорное молчание и  так боялась за ребенка,  что решила не
скрывать правду.
          - Я  не могу приехать.  Доктор велел оставаться дома и постараться не
делать резких движений.
          - Странно,  -  отпарировал он,  -  весьма странно.  На прошлой неделе
прилетал Соммерс и  рассказывал,  что ты  со  своей подругой Лайзой появились в
"Гленмуре" и очаровали всех мужчин.
          - Это было до того, как я ездила к доктору.
          - Понятно.
          - А ты требуешь от меня,  -  с непривычным для нее сарказмом отрезала
Мередит,  -  торчать у телефона день за днем и ждать,  пока соизволишь написать
письмо?
          - Могла  бы  попытаться для  разнообразия!  -  бросил он.  -  Кстати,
корреспондент из тебя тоже неважный.
          Мередит  восприняла  это  как  насмешку  над  стилем  ее  посланий  и
взбесилась так, что едва не повесила трубку.
          - По-видимому, больше тебе нечего сказать?
          - По-видимому.
          На этом разговор закончился,  и Мэтт,  бессильно прислонившись лбом к
стене, закрыл глаза, пытаясь выбросить из памяти и телефонный звонок и муки, им
причиненные.  Он  пробыл в  Венесуэле всего  три  месяца,  а  Мередит больше не
собиралась в Южную Америку, и вот уже несколько недель от нее не было ни слова.
Кроме  того,  она  успела возобновить прежнюю светскую жизнь  и  солгала насчет
того, что врач велел ей лежать дома в постели.
          "Ей всего восемнадцать,  - с горечью напомнил себе Мэтт. С чего бы ей
сидеть в одиночестве?"
          - Дьявол!  -  беспомощно  пробормотал он,  сознавая  бесполезность их
отношений,  но  через  несколько  минут  решительно выпрямился.  Еще  несколько
месяцев,  и дела на буровой пойдут лучше, и Мэтт настоит на том, чтобы ему дали
несколько выходных - тогда можно будет слетать домой и увидеться с ней. Мередит
ни писала и что бы ни делала;  сердцем Мэтт чувствовал, что это все еще так. Он
побывает дома и,  когда они будут вместе,  сможет уговорить ее поехать с  ним в
Венесуэлу.
          Мередит повесила трубку,  бросилась на постель и  горько разрыдалась.
Мэтт словно между прочим сообщил о том,  что нашел подходящее жилье,  и похоже,
ему все равно, приедет она или нет.
          Выплакавшись,  она  вытерла  глаза  и  написала ему  длинное  письмо,
извиняясь за то,  что была таким "плохим корреспондентом",  за то, что вышла из
себя,  и,  пожертвовав гордостью,  призналась,  как  много значат для  нее  его
письма. Кроме того, Мередит подробно рассказала о визите к врачу.
          Закончив письмо,  она  отнесла его вниз,  Альберту.  Она уже давно не
сторожила у  почтового ящика в ожидании писем,  которые все равно не приходили.
Альберт, выполнявший обязанности дворецкого и водителя, как раз вошел с пыльной
тряпкой в  руках.  Миссис Эллис взяла трехмесячный отпуск,  и  Альберт неохотно
принял на себя и ее работу.
          - Альберт,   пожалуйста,   будьте  так  добры,  отправьте  письмо,  -
попросила Мередит.
          - Конечно,  -  кивнул дворецкий,  и  как  только Мередит ушла,  отнес
письмо  в  кабинет  мистера  Бенкрофта,  открыл  антикварный секретер и  бросил
очередное  послание  на   пачку  других,   половина  из  которых  была  оклеена
венесуэльскими марками.
          Мередит направилась к  себе и  уже почти добралась до  кресла,  когда
началось сильное кровотечение.  Пришлось провести два  дня  в  крыле "Бенкрофт"
госпиталя  "Сидар-Хиллз",  названном  в  честь  ее  семьи,  сделавшей  огромные
пожертвования госпиталю.  Все это время она молилась о том,  чтобы кровотечение
не  возобновилось и  чтобы Мэтт каким-то  чудом оказался здесь.  Мередит хотела
своего мужа и  своего ребенка и  не  могла отделаться от ужасного чувства,  что
теряет обоих.
          Доктор Арлидж выписал ее из больницы с условием, что Мередит пролежит
в  постели все оставшиеся до родов месяцы.  Вернувшись домой,  Мередит написала
Мэтту  письмо,  в  котором не  только сообщила,  как  велика опасность потерять
ребенка,  но  и  сделала все,  чтобы как следует напугать мужа.  Пусть побольше
тревожится за  нее!  Она была готова сделать все на  свете,  лишь бы  постоянно
оставаться в его мыслях.
          Она почти не вставала, и этот строгий режим, казалось, решил проблему
угрозы выкидыша, но теперь, когда Мередит могла лишь читать, смотреть телевизор
и  беспокоиться о  будущем,  вынужденное безделье  постоянно  возвращало  ее  к
ужасающей реальности:
          Мэтт, очевидно, находил ее идеальной партнершей в постели, но теперь,
в разлуке, забыл и думать о ней.
          Она постепенно смирялась с  мыслью,  что придется воспитывать ребенка
одной.  Но не об этом,  как оказалось,  нужно было волноваться.  К концу пятого
месяца,  среди ночи,  у  Мередит снова началось кровотечение.  И на этот раз ни
медики,  ни уход, ни новейшее оборудование оказались не в силах спасти малышку,
названную Элизабет, в честь матери Мэтта. Сама Мередит едва не умерла и три дня
оставалась в  критическом состоянии.  Неделю после этого пришлось пролежать под
капельницей, в путанице многочисленных трубок с иглами, отходящих от вен. И все
это время Мередит тревожно прислушивалась,  не звучат ли быстрые уверенные шаги
Мэтта в коридоре.  Филип пытался дозвониться ему,  но не смог, так что пришлось
послать телеграмму.
          Мэтт не приехал.  И  не звонил.  Однако на вторую неделю в  госпиталь
пришла  ответная  телеграмма,   короткая,  прямая  и  убийственная:  "Развод  -
превосходная идея. Действуй".
          Мередит была так  потрясена,  так  уничтожена этими четырьмя словами,
что  отказывалась поверить,  будто он  способен на  подобное,  особенно сейчас,
когда она в больнице!
          - Лайза,  -  истерически всхлипывала она, - прежде чем сделать такое,
он  должен был возненавидеть меня,  но я  ничего плохого ему не сделала!  Он не
посылал эту телеграмму, не посылал! Не мог!
          Она уговорила Лайзу дать еще один спектакль, на этот раз для служащих
телеграфной  компании  "Вестерн  юнион",   чтобы  точно  установить,   кто  дал
телеграмму.  Служащие,  хотя  и  неохотно,  все  же  признали,  что  телеграмма
действительно была  послана Мэтью  Фаррелом из  Венесуэлы и  в  качестве оплаты
предъявлена кредитная карточка.
          В  холодный декабрьский день  за  Мередит закрылись двери  госпиталя.
Слева от нее шла Лайза,  справа -  отец. Мередит поглядела в ясное синее небо и
поразилась,  насколько оно кажется чужим..,  странным..,  неприветливым. И весь
мир был чужим. Враждебным.
          По настоянию отца Мередит записалась в  университет на зимний семестр
и  снова стала жить в одной комнате с Лайзой.  Она поступила так потому,  что и
отец и  подруга желали этого,  ведь когда-то  учеба так  много значила для нее.
Мередит вспомнила, что можно улыбаться и даже смеяться. Доктор предупредил, что
с каждой последующей беременностью увеличивается риск не только для ребенка, но
и  для  нее  самой.  Мысль о  том,  что она обречена навеки остаться бездетной,
больно ранила,  но  со временем она сумела справиться и  с  этим.  Жизнь успела
нанести ей жестокие удары, но Мередит все вынесла, пережила и обнаружила в себе
внутреннюю силу, о существовании которой даже не подозревала.
          Отец  нанял  адвоката,  который  занялся бракоразводным процессом.  О
Мэтте она ничего не слышала,  но постепенно смогла приучиться думать о  нем без
боли и неприязни.  Он,  очевидно,  женился на ней из-за денег, и потому что она
забеременела.  Поняв, что все ее деньги находятся под контролем отца, он просто
отделался  от  нежеланной жены.  Проходили  недели,  и  Мередит  перестала даже
осуждать его,  ведь причины,  по которым она вышла за Мэтта, тоже не отличались
бескорыстием -  она забеременела и боялась расхлебывать последствия в одиночку.
И  хотя Мередит не  раз говорила,  что любит Мэтта,  он никогда не обманывал ее
клятвами в вечной любви,  просто сама Мередит ввела себя в заблуждение, поверив
этому. Их брак с самого начала был обречен.
          Во время первого года учебы Мередит часто встречалась в  "Гленмуре" с
Джонатаном Соммерсом. Именно он рассказал, что отцу так понравились идеи Мэтта,
что  он  основал с  ним компанию с  ограниченной ответственностью,  вложив туда
немалый капитал.
          И  предприятие окупилось.  За  последующие одиннадцать лет  все,  что
затевал Мэтт,  начинало приносить немалые доходы.  Статьи  о  нем,  неизменно в
сопровождении снимков,  едва ли не ежедневно появлялись в журналах и газетах. И
конечно,  так же часто попадались на глаза Мередит,  но она была слишком занята
собственной карьерой и  не обращала внимания на все,  чем занимался Мэтт.  Зато
пресса  жадно  интересовалась каждым его  шагом.  Один  год  сменял другой,  но
репортеры по-прежнему  были  одержимы  успехами  блестящего финансиста и  алчно
следили за его многочисленными романами. Среди легиона очаровательных подруг по
постельным играм насчитывалось даже несколько кинозвезд.
          Для  простых людей  Мэтт  был  воплощением американской мечты,  живым
примером того,  как  бедный парнишка может выбиться в  миллионеры,  имея  такие
качества,  как  ум  и  трудолюбие.  Но  для Мередит он  был просто незнакомцем,
чужаком,  с  которым она когда-то была слишком близко знакома.  И поскольку она
так и не взяла его фамилию и,  кроме отца и Лайзы,  никто в городе не знал о ее
замужестве,  широко разрекламированные связи Мэтта с другими женщинами почти не
доставляли ей ни боли, ни смущения.

     Глава 12

     Ноябрь 1989 года

          Ветер срывал с  волн  белые шапки пены  и  накатывал огромные водяные
валы  на  песчаный  пляж,  раскинувшийся на  двадцать  футов  ниже  каменистого
карниза,  по  которому Барбара Уолтере шла  рядом  с  Мэтью Фаррелом.  За  ними
неотступно  следила  камера:  глаз  из  темного  стекла  фиксировал каждый  шаг
парочки,  -  словно заключая их в  рамку с живописным пейзажем:  на заднем фоне
величественное,  больше  похожее  на  дворец,  калифорнийское поместье Фаррела,
Кармел, слева - бушующий Тихий океан.
          Туман  клубился,   окутывая  все  толстым,  колеблющимся  покрывалом,
уносимым все дальше теми же буйными порывами ветра,  которые безжалостно путали
и  лохматили волосы Барбары и  бросали горсти песка в объектив камеры.  Уолтере
остановилась в заранее определенном месте, повернулась спиной к океану и начала
задавать вопросы Фаррелу.  Камера послушно повернулась,  но  теперь фиксировала
лишь людей,  отгороженных от  внешнего мира тоскливой декорацией серого тумана.
Ветер все хлестал Барбару по лицу длинными прядями волос.
          - Стоп!  -  раздраженно крикнула Уолтере,  откидывая волосы  с  глаз,
пытаясь  оторвать  прилипшие  к  губам  волоски,  и,  повернувшись к  гримерше,
приказала:
          - Трейси,  не можете ли вы привести в порядок мою прическу хотя бы на
полчаса?
          - Попробовать клей  Элмера?  -  предложила Трейси,  неуклюже  пытаясь
пошутить,  и  показала на  фургон,  припаркованный под кипарисами,  на западном
газоне поместья Фаррела. Извинившись, Барбара и гримерша направились к фургону.
          - Ненавижу  туман!  -  провозгласил оператор,  зло  обозревая  густые
буроватые клубы,  совершенно скрывшие  береговую линию,  заслонившие панорамный
вид на Хаф Мун Бэй,  который прекрасно подошел бы для кинематографического фона
этого интервью.  -  Ненавижу туман,  - повторил он, поднимая к небу разъяренную
физиономию. - И ветер тоже, черт бы все это побрал!
          Он адресовал свои жалобы прямиком Всевышнему, и словно в ответ горсть
песка закрутилась у  ног  оператора миниатюрным смерчем,  ударила в  грудь и  в
лицо.
          Ассистент оператора хмыкнул:
          - Очевидно,  Господь тоже не питает к тебе особой симпатии, - заметил
он,  наблюдая,  как разгневанный шеф стряхивает песчинки с  бровей,  и протянул
чашку дымящегося кофе:
          - Как насчет глоточка?
          - И это ненавижу, - пробормотал оператор, но чашку все-таки взял.
          Ассистент кивком указал на высокого мужчину,  стоявшего в  нескольких
ярдах от них и глядевшего на океан:
          - Почему бы не попросить Фаррела унять ветер и  развеять туман?  Судя
по тому, что я слышал, Господь, возможно, принимает приказания Фаррела.
          - Если хотите знать, - усмехнулась Элис Чемпион, подходя к операторам
с чашкой в руках, - Мэтью Фаррел и есть Господь Бог.
          Мужчины  смерили  сценаристку ироническими взглядами,  но  ничего  не
ответили, и Элис поняла, что это молчание говорило пусть о неохотном, но все же
невольном почтении к этому человеку.
          Девушка  внимательно  изучала  Фаррела  поверх  края  чашки,  но  тот
по-прежнему смотрел куда-то вдаль -  одинокий, недоступный правитель финансовой
империи,  называемой "Интеркорп",  империи,  созданной его дерзостью и  трудом.
Высокий,  неотразимый монарх,  выросший  среди  сталелитейных заводов  Индианы,
Мэтью  Фаррел  умудрился  избавиться  от  черт  характера,   выдававших  низкое
происхождение.
          И теперь, пока он, стоя на карнизе, ожидал продолжения интервью, Элис
подумала о том, что он просто излучает удачливость, успех и энергию. И силу. От
Мэтью Фаррела исходила дерзкая, хищная сила. Да, загорелый, стройный, элегантно
одетый человек...  Но  даже безупречный костюм,  сшитый у  лучшего портного,  и
вежливая улыбка не могли скрыть жестокости и  полного отсутствия жалости в этом
человеке - качеств, заставлявших окружающих пытаться всеми силами угодить ему и
ни  в  коем случае не  ожесточить.  Такой враг опасен.  Словно все его существо
молчаливо предупреждало: подумай тысячу раз, прежде чем пытаться перейти дорогу
Мэтью Фаррелу.
          - Мистер Фаррел!  -  окликнула Барбара Уолтере,  выходя из  фургона и
придерживая обеими руками норовившие разлететься волосы.  - Невозможная погода!
Придется разговаривать в  доме.  Установка оборудования займет несколько минут.
Нельзя ли нам устроиться в гостиной?
          - Конечно,  -  кивнул Мэтт, скрывая раздражение заученной улыбкой. Он
не любил репортеров,  и  согласился встретиться с Барбарой Уолтере лишь потому,
что любая очередная заметка о  его личной жизни и  романтических связях служила
прекрасной рекламой "Интеркорпа",  а  когда речь шла  о  его империи,  Мэтт был
готов  на  любые  жертвы.  Девять  лет  назад,  после  окончания венесуэльского
контракта,  Мэтт использовал премию и деньги,  вложенные Соммерсом,  на покупку
небольшой  компании,   производившей  запчасти  к  автомобилям  и  в  то  время
находившейся на  грани банкротства,  а  год спустя продал ее в  два раза дороже
первоначальной стоимости.  На  свою долю прибыли и  деньги,  взятые в  кредит в
банке и у отдельных вкладчиков, он основал "Интеркорп", и в следующие несколько
лет продолжал скупать почти разорившиеся компании,  оказавшиеся в беде не из-за
плохого руководства,  а из-за недостатка оборотного капитала,  а потом,  быстро
выправив положение, ждал очередного покупателя.
          Позже  он  изменил  политику и  вместо  продажи приобретал все  новые
предприятия.  В  результате  всего  за  десять  лет  "Интеркорп" превратилась в
могучую финансовую империю,  совсем  такую,  как  представлял себе  Мэтт,  пока
трудился дни и  ночи на  сталелитейном заводе и  потел на  буровой.  И  сегодня
"Интеркорп" стала  огромным конгломератом с  главной конторой в  Лос-Анджелесе,
контролирующим  такие  отрасли,  как  научно-исследовательские фармацевтические
лаборатории и текстильные фабрики.
          До  сих пор Мэтт приобретал только выставленные на  продажу компании.
Но  год  назад  он  начал  вести  переговоры о  покупке фирмы  по  производству
электронного оборудования с мультимиллионным капиталом, расположенной в Чикаго.
Собственно говоря, руководители компании сами предложили Мэтту купить ее.
          Идея  понравилась  Фаррелу,   но  после  многих  часов  обсуждений  и
совещаний совет  директоров "Хаскелл  электронике" неожиданно отказался принять
выработанные и  согласованные условия.  Рассерженный напрасной тратой  денег  и
времени,  Мэтт решил захватить компанию с  согласия руководства или  без оного.
Началось  широко  разрекламированное  сражение,  закончившееся  победой  Мэтта.
Директора остались лежать на  поле битвы,  а  Мэтт получил очередное прибыльное
предприятие.  Однако  заодно  с  победой Мэтт  приобрел репутацию безжалостного
хищника,  готового идти по  трупам,  чтобы добиться цели.  Однако это ничуть на
него не подействовало,  во всяком случае,  не больше,  чем слава международного
плейбоя,  которую также  приписывала ему  пресса.  Антиреклама и  невозможность
иметь личную жизнь,  скрытую от  назойливых глаз,  стали ценой успеха,  и  Мэтт
принял это с  тем же философским безразличием,  какое чувствовал к  назойливому
лицемерию общества и предательству конкурентов по бизнесу. Появились неизменные
спутники блестящего успеха - прихлебатели и враги, и общение с ними сделало его
чрезвычайно циничным и настороженным, приходилось платить и эту цену.
          Но волновало его серьезно совсем другое - никакие достижения, никакие
победы больше не доставляли ему особенной радости.  Тот подъем духа, который он
испытывал когда-то при очередном завоевании,  давно уже покинул его,  возможно,
потому,  что  теперь все давалось гораздо легче,  чем раньше.  Слишком немногие
осмеливались бросать ему вызов,  по крайней мере пока, речь не зашла о "Хаскелл
электронике".  Только решение захватить компанию принесло с  собой  нечто вроде
прежнего  опьянения  битвой  и  возбужденного предвкушения  схватки.  "Хаскелл"
поистине  требовала  огромного напряжения сил  и  воли:  корпорация нуждалась в
полнейшей   реконструкции.   Слишком   многочисленное   руководство,   чересчур
устаревшее оборудование,  отставшая от  жизни  политика  маркетинга -  все  это
придется изменить,  прежде чем  производственный потенциал будет реализован,  а
настоящая прибыль получена. Мэтту не терпелось отправиться в Чикаго и приняться
за дело. Раньше, когда он захватывал очередное предприятие, обязательно посылал
шесть  человек,  прозванных журналом  "Бизнес  уик"  "командой захвата",  чтобы
определить обстановку и  выдать рекомендации.  Они уже пробыли в  "Хаскелл" две
недели и  работали в шестидесятиэтажном здании главной конторы,  ожидая,  когда
Мэтт присоединится к ним.
          Поскольку Мэтт  намеревался наезжать время от  времени в  Чикаго,  то
купил там пентхаус. Все было готово, оставалось лишь приехать и начать работу.
          Прошлой  ночью  он   вернулся  из   Греции,   где  вел  переговоры  о
приобретении торгового флота,  занявшие пять долгих,  мучительных,  бесконечных
недель  вместо  запланированных двух.  Теперь  его  задерживало лишь  проклятое
интервью.
          Мысленно проклиная назойливую журналистку,  Мэтт  направился к  дому.
Вертолет на восточном газоне уже дожидался, чтобы доставить его в аэропорт, где
недавно купленный "Лир" был готов к отлету в Чикаго.
          Пилот  вертолета махнул  Мэтту,  поднял  вверх  большие  пальцы  рук,
показывая,  что  пора  лететь,  и  встревоженно оглядывая стену тумана,  быстро
смыкавшуюся вокруг дома.  Мэтт понял,  что пилоту тоже не  терпится подняться в
воздух.
          Мэтт пересек вымощенную камнем террасу и  вошел в  дом  через высокую
стеклянную дверь,  ведущую в  кабинет.  Он уже потянулся к трубке,  намереваясь
позвонить в Лос-Анджелес, когда противоположная дверь вдруг приоткрылась:
          - Эй, Мэтт...
          Джо  О'Хара просунул голову в  щель.  Хриплый голос с  простонародным
выговором  и  неряшливая внешность  служили  разительным контрастом сверкающему
величию  кабинета с  мраморными полами,  толстым кремовым ковром  и  письменным
столом со стеклянной крышкой.  Официально Джо считался водителем Мэтта, на деле
же  был  его  телохранителем и  гораздо лучше  подходил именно для  этой  роли,
поскольку,  сидя за рулем машины,  вел себя так, словно участвовал в скачках на
гран-при.
          - Когда отправляемся в Чикаго? - требовательно спросил О'Хара.
          - Как только я покончу с этим проклятым интервью.
          - О'кей, я позвонил и заказал лимузин в аэропорт. Но пришел к тебе не
за этим.
          Подойдя  к  окну,  он  раздвинул занавеси  и  жестом  пригласил Мэтта
присоединиться к нему.  Тот молча повиновался, и Джо показал на широкую, изящно
изгибающуюся подъездную аллею,  вьющуюся  между  кипарисами до  самого  крыльца
дома. Обветренное лицо смягчилось, а голос стал низким, почти чувственным:
          - Взгляни на эту стройную красотку вон там! Всякий другой подумал бы,
что речь идет о женщине.  Всякий,  кроме Мэтта.  После смерти жены единственной
любовью О'Хары стали машины.
          - Принадлежит одному  из  операторов,  которые  явились сюда  с  этой
бабой, Уолтере.
          Красотка оказалась красным "кадиллаком" с  откидным верхом 1959  года
выпуска.
          - Посмотри  на  эти  шары!  -  продолжал О'Хара,  имея  в  виду  фары
"кадиллака",  но при этом выглядел изнывающим от похоти тинейджером, любующимся
центральным разворотом  "Плейбоя".  -  Вот  это  формы,  Мэтт!  Так  и  хочется
погладить, верно?
          Он подтолкнул молчаливого компаньона локтем:
          - Видел когда-нибудь красивее?
          Мэтта  спасло  появление сценаристки,  вежливо объяснившей,  что  все
готово и съемочная бригада ждет в гостиной. Интервью, катившееся по проторенной
дорожке,  продолжалось почти час,  когда дверь внезапно открылась и  в  комнату
вошла женщина; идеально красивое лицо освещала чарующая улыбка:
          - Мэтт, дорогой, ты вернулся! Я.
          Присутствующие замерли.  Сотрудники канала Эй-би-си  молча таращились
на незваную гостью, Барбара забыла об очередном вопросе. Мерил Сондерс уверенно
шагнула  вперед.  Прозрачный красный пеньюар выглядел так  соблазнительно,  что
заставил бы смутиться самого завзятого бабника.
          Но команда из Эй-би-си уставилась не на тело,  а на лицо Мерил, лицо,
украшавшее теле-  и  киноэкраны всего  мира,  лицо,  чья  девическая прелесть и
чистосердечные религиозные верования сделали ее  идолом всей  Америки Подростки
любили ее за хорошенькое личико и молодость, родители - за то, что она подавала
прекрасный пример их  детям,  а  продюсеры -  за несомненный талант и  огромные
прибыли,  которые приносил каждый ее фильм. И не важно, что в двадцать три года
Мерил  обладала ненасытными сексуальными аппетитами:  сейчас ее  появление было
встречено  потрясенным молчанием,  и  даже  Мэтт  чувствовал себя  так,  словно
совратил Алису в Стране Чудес.
          Но  Мерил,   как  настоящая  профессионалка,   опытная  актриса,   не
растерявшись,   вежливо   улыбнулась   безмолвствующим  телевизионщикам,   мило
извинилась перед Мэттом за  несвоевременное появление,  повернулась и  вышла со
скромным достоинством первоклассницы в передничке,  ученицы монастырской школы,
что делало честь ее актерским способностям, поскольку почти несуществующие алые
трусики  открывали ягодицы  упругой  попки,  ясно  видимой через  пылающий шелк
прозрачного пеньюара, драпирующего гибкое тело.
          На  лице  Барбары Уолтере словно в  зеркале отражались противоречивые
эмоции,   и  Мэтт  приготовился  к  неизбежному  граду  нескромных,  назойливых
вопросов,  касающихся Мерил,  жалея только,  что ее тщательно,  с  таким трудом
создаваемый имидж теперь наверняка будет уничтожен.  Но миссис Уолтере спросила
только,  часто ли гостит Мерил Сондерс у мистера Фаррела. Мэтт ответил, что она
любит жить в его доме в отсутствие хозяина, а это бывает нередко.
          К  его  удивлению,  журналистка,  казалось,  приняла столь уклончивый
ответ  и  вернулась к  теме,  которую обсуждала перед появлением Мерил.  Слегка
наклонившись вперед, она продолжала:
          - Каково  ваше  мнение  относительно насильственного поглощения одних
компаний другими?
          - Думаю,  эта  тенденция лишь  возрастет,  пока  не  будут выработаны
соответствующие законы и постановления.
          - А "Интеркорп" по-прежнему планирует поглощать все новые компании?
          Вопрос коварный,  но  вовсе не  столь уж  неожиданный,  и  Мэтт ловко
обошел его:
          - "Интеркорп" всегда  заинтересована в  приобретении новых  компаний,
чтобы содействовать их и нашему росту.
          - А если руководство компании не желает этого?
          - Это риск, на который всем нам приходится идти, даже "Интеркорпу", -
вежливо улыбнулся Мэтт.
          - Но  для  того  чтобы  захватить  такой  гигант,   как  "Интеркорп",
потребуется   другой,    отнюдь   не   меньший.   Кто-нибудь   застрахован   от
насильственного слияния с  вами:  друзья,  приятели и  так далее?  То  есть,  -
пошутила она, - не может так случиться, что Эй-би-си окажется очередной добычей
"Интеркорпа"?
          - Объект попытки захвата называется целью,  -  сухо пояснил он,  - не
добычей.   Однако,   чтобы  успокоить  вас,  могу  заверить:  пока  "Интеркорп"
нацелилась вовсе не на Эй-би-си.
          Барбара   рассмеялась   и   тут   же   улыбнулась   Мэтту   привычной
профессиональной улыбкой представителя прессы:
          - Не можем ли мы теперь поговорить о вашей личной жизни?
          Тщательно скрывая  раздражение за  бесстрастной маской,  он,  в  свою
очередь, осведомился:
          - Никак нельзя помешать вам? Еще шире растянув губы в улыбке, Барбара
покачала головой и начала:
          - За последние несколько лет у вас было несколько страстных романов с
кинозвездами, и даже с самой Марией Кальварес, наследницей судоходной компании.
Существовали ли  эти широко разрекламированные романы на  самом деле или просто
придуманы репортерами?
          - Да,  -  коротко  и  невразумительно ответил  Мэтт.  Барбара Уолтере
весело рассмеялась, оценив его уловку, но тут же стала серьезной:
          - Как насчет вашей женитьбы? Можем мы поговорить об этом?
          Мэтт был застигнут врасплох настолько,  что на мгновение лишился дара
речи.
          - Простите?  - выдавил он наконец, не в силах поверить, что правильно
расслышал журналистку.  Не желая поверить этому. Никто, ни один человек не смог
раскрыть его тайну,  узнать о  той короткой,  несчастливой женитьбе на  Мередит
Бенкрофт одиннадцать лет назад.
          - Вы никогда не были женаты,  -  пояснила Барбара.  -  И  я хотела бы
знать, не собираетесь ли вы вступить в брак в ближайшее время.
          Мэтт, немного успокоившись, невразумительно ответил:
          - На свете все бывает.

     Глава 13

     Ноябрь 1989 года

          Толпы чикагцев неспешно текли по Мичиган-авеню,  наслаждаясь необычно
мягкой для поздней осени погодой.  Дорогу им то и  дело преграждали любопытные,
столпившиеся у витрин универмага "Бенкрофт энд компани",  эффектно украшенных к
Рождеству.
          За годы,  прошедшие с открытия в 1891 году,  универмаг превратился из
причудливого двухэтажного кирпичного строения с желтыми куполообразными тентами
над окнами в  четырнадцатиэтажное здание из мрамора и стекла,  занимающее целый
квартал.  Но,  несмотря на бесчисленные перемены, которые претерпел "Бенкрофт",
одно  осталось неизменным:  два  швейцара в  темно-бордовых с  золотом  ливреях
стояли,  подобно средневековым стражникам,  у главного входа в универмаг.  Этот
маленький штришок немного старомодной элегантности вот  уже много лет оставался
свидетельством присущих лишь "Бенкрофт" достоинства и гостеприимства.
          Два престарелых швейцара, яростно соперничавших до такой степени, что
годами не  разговаривали друг с  другом,  все то  время,  что трудились вместе,
исподтишка наблюдали за  прибытием черного "БМВ",  причем  каждый молча  внушал
водителю остановиться с его стороны.
          Автомобиль подкатил к обочине,  и Леон,  один из привратников, затаил
дыхание, но тут же раздраженно поморщился: водитель нажал на тормоза как раз на
территории его противника!
          - Жалкий старый болван!  -  процедил он,  видя,  как конкурент Эрнест
спешит выполнить свои обязанности.
          - Доброе   утро!   -   приветствовал  хозяйку  Эрнест,   торжественно
распахивая дверцу. Двадцать пять лет назад он вот так же открыл дверь машины ее
отца,  впервые в  жизни увидел Мередит и сказал совершенно то же самое,  причем
таким же почтительным тоном, что и сейчас.
          - Доброе утро,  Эрнест,  - улыбнулась Мередит, вручая ему ключи. - Не
попросите Карла припарковать машину?  У  меня сегодня куча дел,  а  я  не  хочу
спускаться за ней в гараж.
          Специальный слуга,  обязанностью которого было парковать машины,  был
еще одним нововведением, которое предлагал "Бенкрофт" своим покупателям.
          - Конечно, мисс Бенкрофт.
          - Передайте Амелии привет, - добавила она, имея в виду жену швейцара.
          Мередит  была  в  дружеских отношениях со  многими  старыми служащими
универмага,  они стали для нее чем-то вроде семьи.  И этот магазин,  главный из
растущей  торговой  сети,  состоявшей на  этот  момент  из  семи  универмагов в
различных городах,  стал почти таким же домом,  как и  особняк,  в  котором она
выросла, или собственная квартира.
          Остановившись на  тротуаре,  она несколько минут наблюдала за толпой,
собравшейся перед  витринами.  Улыбка коснулась ее  губ,  а  сердце,  казалось,
готово было разорваться от  радости.  Такое чувство она  испытывала каждый раз,
когда смотрела на величественный фасад магазина, - чувство гордости, энтузиазма
и стремление защитить и уберечь свое детище.  Сегодня,  однако, счастье Мередит
было  безграничным,  потому  что  прошлой ночью  Паркер обнял  ее  и  с  нежной
торжественностью сказал:
          - Я люблю тебя, Мередит. Ты выйдешь за меня замуж, дорогая?
          И когда она ответила "да", надел на ее палец обручальное кольцо.
          - Витрины в этом году куда красивее,  чем в прошлом,  -  заметила она
Эрнесту,  когда толпа немного поредела и стали заметны поразительные результаты
таланта и умения Лайзы.  Лайза Понтини уже получила широкое признание благодаря
своим работам по оформлению витрин "Бенкрофт энд компани", и заказы сыпались со
всех сторон.  Через год,  когда ее  босс отправится на покой,  Лайза займет его
место как начальник отдела оформителей.
          Торопясь  побыстрее отыскать  Лайзу  и  выложить  прекрасные новости,
Мередит взяла из машины два портфеля и  несколько стопок папок и  направилась к
главному входу. Один из охранников немедленно заметил ее и выступил вперед:
          - Могу я помочь вам, мисс Бенкрофт? Мередит уже хотела отказаться, но
руки  уже  заныли,  и  кроме  того,  ей  ужасно  хотелось  сначала  пройтись по
универмагу и насладиться видом покупателей,  осаждавших прилавки. Похоже, цифра
продаж сегодня будет рекордной!
          - Спасибо,  Дэн,  я вам очень благодарна,  - кивнула она, отдавая ему
тяжелые папки и вручая портфели.
          Когда он отошел к лифтам,  Мередит рассеянно поправила синий шелковый
шарф, продетый в лацканы белого костюма, и прошла мимо парфюмерного отдела.
          Посетители толкали ее,  спеша добраться до  лифтов,  но  Мередит была
рада такой суматохе.
          Откинув голову,  она  глядела на  белые  рождественские елки  высотой
тридцать футов,  с ветвями,  увешанными сверкающими огнями, красными бархатными
бантами  и  громадными  шарами  из  рубинового  стекла.  Рождественские  венки,
украшенные крохотными санками и колокольчиками, висели на квадратных зеркальных
колоннах,  разбросанных  по  магазину,  а  из  громкоговорителей неслись  звуки
популярных мелодий.  Женщина,  выбиравшая сумки, заметила Мередит и подтолкнула
локтем подругу.
          - Это, кажется, Мередит Бенкрофт? - воскликнула она.
          - Определенно она!  -  объявила  другая.  -  Тот  журналист,  который
написал, что она похожа на молодую Грейс Келли, был прав!
          Мередит все слышала,  но  почти не  обращала внимания.  За  последние
несколько лет  она  привыкла  к  назойливому вниманию окружающих.  "Уименс  уэа
дейли"  назвал  ее  "воплощением  сдержанной  элегантности",  "Космополитен"  -
"абсолютно шикарной",  "Уолл-стрит джорнэл" - "правящей принцессой Бенкрофт"...
За  закрытыми дверями совещательного зала директоров "Бенкрофт" величали ее  не
иначе как "паршивой надоедой".
          И только последняя характеристика что-то значила для Мередит; ей было
совершенно все  равно,  что  писали о  ней  газеты и  журналы,  подобные статьи
служили даже дополнительной рекламой магазину. Но мнение совета директоров было
невероятно важным для нее,  поскольку имело силу расстроить ее планы,  развеять
мечты о непрерывном расширении сети магазинов фирмы "Бенкрофт",  открытии новых
филиалов в  других городах.  Президент же компании относился к  ней с ничуть не
большей  привязанностью  и  симпатией,   чем  остальное  руководство.   Разница
заключалась лишь в одном - он был ее отцом.
          Сегодня,   однако,   даже  предстоящая  битва  с  Филипом  и  советом
директоров за  осуществление ее планов,  не могла испортить настроение Мередит.
Вместо  этого  она  решила побаловать себя  и  сделать то,  к  чему  привыкла с
детства: она подошла к одной из зеркальных колонн, наклонилась поближе, глядя в
зеркало  и  притворяясь,  что  поправляет волосы,  и  одновременно улыбнулась и
подмигнула сотруднику охраны,  который,  как  ей  было  известно,  сидел внутри
колонны, высматривая магазинных воришек.
          Повернувшись,  Мередит направилась к  лифту.  Это  была  идея Лайзы -
декорировать  каждый  этаж  в   различных  цветах,   подбирая  оттенки  в   тон
преобладающим товарам.  Мередит эта  мысль  показалась очень удачной,  особенно
когда она вышла из лифта на втором этаже, где находились отделы мехов и одежды,
сшитой по авторским моделям. Здесь белые деревья были увешаны розовато-лиловыми
игрушками и  переливающимися золотом бантами.  Прямо перед эскалаторами у своей
"ледяной хижины" сидел Санта Клаус в белом с золотом костюме,  держа на коленях
манекен - красавицу, закутанную во французский кружевной пеньюар, которая, мило
улыбаясь, показывала пальчиком на норковую шубу за двадцать пять тысяч долларов
с фиолетово-розовой подкладкой.
          Радость,  таившаяся в сердце Мередит,  расцвела улыбкой на лице,  как
только  она   почувствовала,   что   эта   атмосфера  экстравагантной  роскоши,
создаваемая выставкой товаров  неуловимо и  неотразимо притягивает покупателей,
оказавшихся  на  этом  этаже,   побуждая  их  тратить,  тратить,  и  тратить  с
неудержимой щедростью.  Каждому модельеру был  отведен здесь  свой  салон,  где
представлялись их коллекции.  Мередит пошла по проходу,  время от времени кивая
знакомым служащим.  В  салоне Джеффри Бина две солидные дамы в  норковых пальто
восхищались  облегающим  вечерним  платьем,   отделанным  голубым  бисером,  на
этикетке которого стояла цена семь тысяч долларов.
          - Ты  будешь выглядеть в  нем  как мешок с  картофелем,  Маргарет,  -
предупредила  одна  из  них  подругу,  но  та,  не  обращая  на  нее  внимания,
повернулась к продавцу:
          - Скажите,  нет ли у вас двадцатого размера?  В следующем салоне мать
заставляла дочь,  девушку  лет  восемнадцати,  примерить  бархатное  платье  от
Валентине,  пока  продавщица  ненавязчиво маячила  в  сторонке,  ожидая,  когда
потребуется ее помощь.
          - Тебе нравится,  - отбивалась дочь, - ты и носи! Я не собираюсь идти
на твою дурацкую вечеринку! Говорила же, хочу провести Рождество в Швейцарии!
          - Знаю,  дорогая,  -  виновато отвечала мать,  -  но  на этот раз нам
показалось, что неплохо бы всем собраться дома на Рождество.
          Мередит посмотрела на часы, поняла, что уже почти половина второго, и
направилась к лифту,  на этот раз с твердым намерением найти Лайзу и поделиться
с  ней новостями.  Она провела утро,  обсуждая с архитектором проект магазина в
Хаустоне, а впереди еще полно дел.
          Мастерская  дизайнера  была,  собственно говоря,  огромной  кладовой,
расположенной в подвале,  ниже уровня мостовой, и заставленной конструкторскими
столами,  безголовыми и  безрукими манекенами,  отрезами тканей и разнообразным
реквизитом,  украшавшим витрины за  последнее десятилетие.  Мередит пробиралась
через хаотические нагромождения с  ловкостью бывшего обитателя,  каким на самом
деле она и была.  Недаром отец требовал, чтобы за время практики она поработала
в каждом отделе магазина.
          - Лайза!  -  позвала Мередит,  и  десяток помощников Лайзы  мгновенно
подняли головы. - Лайза!
          - Сюда!  -  прокричал в  ответ  приглушенный голос,  и  из-за  ткани,
драпирующей ножки стола, высунулась кудрявая рыжеволосая голова.
          - Ну что на этот раз? - раздраженно осведомилась она, не видя, кто ее
зовет. - Как я могу сделать все вовремя, когда мне все время мешают?!
          - Понятия не имею,  - весело ответила Мередит, присаживаясь на стол и
улыбаясь в ошеломленное лицо подруги.  -  Удивляюсь, как ты еще можешь отыскать
нужную вещь в этом хаосе, не говоря уж о том, чтобы вообще создавать что-то.
          - Привет,  -  кивнула Лайза,  сконфуженно улыбаясь и  выползая из-под
стола на четвереньках. - Просто пыталась приспособить провода, чтобы можно было
наклонять стол.  Это для рождественского представления,  которое мы  устраиваем
после ужина в мебельном отделе. Ну как прошло вчерашнее свидание с Паркером?
          - О,  прекрасно! - отозвалась Мередит. - То есть более или менее, как
обычно,  -  солгала она,  делая вид,  что теребит лацкан жакета левой рукой, на
которой  красовалось  обручальное  кольцо  с  сапфиром.   Только  накануне  она
призналась Лайзе, что у нее такое предчувствие, будто Паркер собирается сделать
ей предложение.
          Лайза вызывающе уперлась кулаками в бедра.
          - Как обычно?!  Господи, Мер, да он развелся два года назад, и ты вот
уже больше девяти месяцев встречаешься с  ним!  Проводишь с  его дочерьми почти
столько же  времени,  сколько он  сам!  Такая красавица,  умница...  Да мужчины
головы теряют при одном взгляде на тебя, а Паркер все это время присматривается
с  весьма близкого расстояния!  По моему мнению,  ты просто зря тратишь на него
время.  Если  этот  идиот  и  собирался сделать предложение,  давно  бы  так  и
поступил...
          - Он  именно  так  и  поступил,   -  перебила  Мередит,  торжествующе
улыбаясь,  но  Лайза уже  села на  любимого конька,  и  потребовалось несколько
секунд, чтобы слова подруги дошли до нее.
          - Все равно он  тебе не  пара.  Тебе нужен такой,  который вытащил бы
тебя на свет Божий из замшелой раковины,  заставил наделать глупостей, забыть о
здравом смысле,  например,  хотя бы раз проголосовать за демократов или пойти в
театр в  пятницу,  а  не  в  субботу.  Паркер слишком похож на тебя -  такой же
методичный,   консервативный,   осторожный...   Да  ты  смеешься?!   Он  сделал
предложение?!
          Мередит кивнула,  и  взгляд  Лайзы  наконец упал  на  темный сапфир в
старинной оправе.
          - Твое обручальное кольцо?  - охнула она, хватая Мередит за руку, но,
пристально изучив кольцо, нахмурилась:
          - Что это?
          - Сапфир,  -  пояснила Мередит,  очевидно,  ничуть не  обескураженная
таким  явным  отсутствием энтузиазма.  Прежде всего,  она  всегда высоко ценила
откровенность Лайзы,  и кроме того,  даже Мередит,  любившая Паркера,  не могла
убедить себя,  что  это кольцо ослепительно прекрасно.  Тонкой работы,  старое,
фамильное наследие.., все так, и Мередит была совершенно этим довольна.
          - Я  так и  поняла,  что это сапфир,  но  вот эти мелкие камешки?  На
бриллианты не похоже. Совсем не сверкают.
          - Старомодная обработка -  слишком мало граней. Кольцо очень древнее.
Принадлежало бабушке Паркера.
          - Он вполне мог купить новое,  не разорился бы!  -  пошутила Лайза. -
Знаешь,   пока  я  не  встретила  тебя,   думала,  что  богатые  люди  покупают
потрясающие, роскошные вещи, а цена не имеет значения...
          - Только нувориши,  богатые выскочки,  так поступают,  -  укоризненно
покачала головой Мередит. - Старые деньги в глаза не бросаются.
          - Да, но старые деньги могут кое-чему поучиться у новых. Держитесь за
вещи,  пока они не износятся!  Если я когда-нибудь обручусь и жених преподнесет
мне такое стершееся кольцо,  я  немедленно разорву помолвку.  И кроме того,  из
чего сделана оправа? Совсем тусклая.
          - Платина, - коротко ответила Мередит с придушенным смешком.
          - Так и знала..,  то есть, конечно, она никогда не сотрется, и именно
потому эту штуку и купили двести лет назад!
          - Совершенно верно, - весело ответила Мередит.
          - По правде говоря,  Мередит, - пробормотала Лайза, тоже смеясь, хотя
в  глазах  стояли слезы,  -  не  считай ты,  что  должна быть  ходячей рекламой
"Бенкрофт энд  компани",  наверняка все  еще  носила бы  одежду,  оставшуюся от
колледжа!
          - Только если бы это была очень крепкая одежда.  И, оставив всяческое
притворство, Лайза неистово обняла ее:
          - Он недостаточно хорош для тебя. Как, впрочем, и всякий мужчина.
          - А по-моему,  просто идеален,  -  возразила Мередит, в свою очередь,
обнимая  подругу.  -  Сегодня в  опере  благотворительный бал.  Я  достану пару
билетов для  тебя  и  Фила,  -  пообещала Мередит,  имея  в  виду коммерческого
фотографа,  с  которым встречалась Лайза.  -  А  потом мы  даем вечер до случаю
обручения.
          - Фил в Нью-Йорке,  -  сообщила Лайза,  -  но я буду.  В конце концов
Паркер вскоре станет членом семьи,  и  придется так  или иначе научиться любить
его. - И, неудержимо улыбаясь, добавила:
          - Хотя он и накладывает лапу на имущество скорбящих вдов и сирот...
          - Лайза,  -  куда серьезнее объявила Мередит, - Паркер ненавидит твои
шуточки о  банкирах.  Ну  а  теперь,  когда мы помолвлены,  может,  перестанешь
доводить его?
          - Попытаюсь,  -  пообещала Лайза.  -  Никаких  приставаний и  никаких
банкирских шуточек.
          - Спасибо, - поблагодарила Мередит, вставая. Лайза резко отвернулась,
и  почему-то  начала  старательно  разглаживать складки  и  морщинки  на  куске
красного фетра.
          - Что-то случилось?
          - Случилось?  -  переспросила Лайза,  чересчур широко улыбаясь. - Что
может  случиться?  Моя  лучшая подруга только что  обручилась с  мужчиной своей
мечты. Что ты собираешься надеть завтра вечером? - спросила она, поспешно меняя
тему.
          - Еще не решила.  Завтра поднимусь на второй этаж и выберу что-нибудь
потрясающее.  Заодно  взгляну и  на  подвенечные платья.  Паркер  настаивает на
блестящей свадьбе со  всеми  формальностями и  традициями.  Не  хочет,  чтобы я
чувствовала себя обманутой из-за того, что у него била роскошная свадьба.
          - Он знает о том.., о первом замужестве?
          - Знает,  -  почти мрачно кивнула Мередит.  - Паркер был очень добр и
все понял...
          Она резко осеклась, услыхав звон колокольчика, неожиданно зазвучавший
из  динамика.  Покупатели давно привыкли к  нему и  не замечали,  но у  каждого
отдела был свой код,  и  тот,  кому он был предназначен,  немедленно отзывался.
Мередит остановилась и прислушалась. Два коротких звонка, пауза, и еще звонок.
          - Это меня,  -  со  вздохом сказала она,  вставая.  -  Но  так и  так
приходится бежать.  Через  час  совещание  администраторов,  а  мне  нужно  еще
повторить речь.
          - Покажи им!  -  воскликнула Лайза и снова полезла под стол, напомнив
Мередит о  растрепанной рыжеголовой девчушке,  игравшей в  "палатке",  временно
воздвигнутой в столовой родительского дома.
          Мередит подошла к висевшему на стене телефону и вызвала телефонистку:
          - Говорит Мередит Бенкрофт. Вы сейчас разыскивали меня?
          - Да,  мисс Бенкрофт. Мистер Бреден, начальник охраны, спрашивает, не
могли бы вы зайти к нему в кабинет. Велел передать, это крайне важно.

     Глава 14

          Помещения,  отведенные  охране,  располагались на  шестом  этаже,  за
отделом  игрушек,  предусмотрительно  скрытые  от  посторонних  глаз  фальшивой
стенкой.  Отдел  охраны  находился в  ведении  Мередит  как  вице-президента по
торговым  операциям,   и,  проходя  мимо  покупателей,  рассматривающих  сложно
устроенные миниатюрные железные дороги и  кукольные дома в викторианском стиле,
она  мрачно пыталась угадать,  кого на  этот раз поймали на  воровстве.  Должно
быть,  это  необычный вор,  иначе  глава охраны справился бы  без  нее,  а  это
означало,  что мошенник, возможно, принадлежит к числу персонала универмага. За
служащими  велось  пристальное  наблюдение,   и   хотя   восемьдесят  процентов
похитителей обычно  составляли посторонние люди,  именно  нечестные  сотрудники
наносили  наибольший  денежный  ущерб.   В   отличие  от   обыкновенных  воров,
довольствующихся лишь тем,  что можно стянуть и унести, в распоряжении служащих
были  десятки  методов  планомерного каждодневного грабежа.  В  прошлом  месяце
охранники  поймали  продавца,  который  выплачивал деньги  приятелям  за  якобы
возвращенные товары,  а  совсем  недавно пришлось уволить менеджера по  покупке
драгоценностей,  поскольку тот,  соблазнившись взятками,  приобрел низкосортный
товар  у   трех   различных  поставщиков.   Мередит  всегда  крайне  болезненно
воспринимала каждый такой случай - ей казалось, что предали ее лично.
          Собравшись с  духом,  она  остановилась у  двери  с  табличкой  "МАРК
ВРЕДЕН, НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛА ОХРАНЫ И МЕРОПРИЯТИИ ПО ПРЕДОТВРАЩЕНИЮ ПОТЕРЬ" и вошла
в большую приемную, примыкавшую к кабинету Марка.
          Две воровки,  женщина лет двадцати пяти и  еще одна,  совсем старуха,
сидели  под  бдительным  взором  охранника  на  обтянутых  винилом  алюминиевых
стульях,  расставленных у стены. Молодая женщина обреченно сгорбилась, обхватив
себя  руками  и  не  замечая,   как  по  щекам  ползут  слезы.   Она  выглядела
перепуганной,  несчастной и одинокой.  Совсем другое зрелище представляла собой
старушка,   казавшаяся  по  сравнению  с   соседкой  воплощением  элегантности:
жизнерадостное фарфоровое личико состарившейся куколки, красный с черным костюм
от Шанель, на коленях покоится дорогая кожаная сумка.
          - Доброе утро,  дорогая,  -  прочирикала она  пронзительным голоском,
завидев Мередит.
          - Прекрасное,   миссис  Фьоренца,  -  кивнула  Мередит,  стараясь  не
показать гневного раздражения.
          Конечно, она сразу же узнала престарелую даму. Муж Эгнис Фьоренца был
не только одним из самых уважаемых столпов общества и отцом сенатора штата,  но
еще  и  членом  совета  директоров фирмы  "Бенкрофт энд  компания,  что  делало
сложившуюся ситуацию весьма деликатной,  и  объясняло причину внезапного вызова
Мередит.
          - Как  поживаете?   -   механически  продолжала  Мередит,   не  успев
опомниться.
          - Я  очень  расстроена,  Мередит.  Пришлось  высиживать  здесь  целых
полчаса,  а я объясняла мистеру Бредену,  что не могу задерживаться.  Через час
нужно присутствовать на  обеде в  честь сенатора Фьоренца,  а  он  будет ужасно
недоволен,  если  не  увидит  меня.  После  обеда  придется ехать  на  собрание
Молодежной Лиги произносить речь.  Не  могли бы  вы  немного поторопить мистера
Бредена?
          - Сейчас посмотрим,  что можно сделать,  - ответила Мередит, стараясь
говорить как можно спокойнее,  и  открыла дверь в кабинет Марка Бредена.  Марк,
полусидя на  столе,  пил  кофе  и  слушал  доклад агента,  задержавшего воровку
помоложе.
          Привлекательный,   хорошо   сложенный   сорокапятилетний  мужчина   с
рыжеватыми волосами и карими глазами, Бреден был специалистом по безопасности в
воздушных войсках и  относился к  работе в  "Бенкрофт" так же  серьезно,  как к
защите национальной безопасности.  Мередит не только доверяла Марку, но уважала
и любила его, и это было очевидно даже по улыбке, с которой она объявила:
          - Я видела в приемной Эгнис Фьоренца. Просила передать, что из-за вас
она опоздает на важный обед.
          Бреден с видом беспомощного омерзения махнул рукой.
          - Мне приказано позволить вам самой разобраться со старой крысой.
          - Что она стянула на этот раз?
          - Кожаный ремень от Либера, сумку от Дживанши и вот это.
          Он протянул Мередит пару огромных кричащих аляповатых серег из синего
хрусталя,  похищенных скорее всего в  отделе бижутерии и  наверняка выглядевших
просто смехотворно на хрупкой старой даме.
          - На какую сумму у нее здесь кредит?  -  осведомилась Мередит, имея в
виду  счет,  открытый в  магазине несчастным мужем Эгнис и  предназначенный для
покрытия стоимости вещей, украденных женой.
          - Четыреста долларов. Этого не хватит.
          - Я  поговорю с  ней,  но  сначала нельзя ли мне налить чашечку этого
восхитительного кофе?
          По  правде  говоря,  Мередит была  сыта  по  горло  тем,  что  старой
негодяйке  постоянно потакают,  а  таких  несчастных,  как  молодая  женщина  в
приемной, преследуют по всей строгости закона.
          - Придется запретить швейцарам пускать миссис Фьоренца в  магазин,  -
решила она,  зная, что этим наверняка навлечет на себя гнев мужа Эгнис. - А что
украла вторая?
          - Детский комбинезон,  варежки,  пару  свитеров.  Она,  конечно,  все
отрицает,  -  объяснил Марк и,  философски пожав плечами,  вручил Мередит чашку
кофе.  -  Все записано на видеопленку.  Общая цена похищенного -  около двухсот
долларов.
          Мередит кивнула,  всей  душой  желая,  чтобы  измученная молодая мать
признала  воровство,  иначе  им  придется  доказывать свою  правоту  и  вызвать
полицию, чтобы предотвратить встречный иск за незаконное задержание.
          - У нее есть судимости и приводы?
          - Мой знакомый в полиции говорит, что нет.
          - Но вы согласитесь не возбуждать дела, если она подпишет признание?
          - Это еще к чему?
          - Во-первых, процесс обойдется недешево. И во-вторых, я нахожу просто
омерзительным допустить, чтобы миссис Фьоренца и на этот раз все сошло с рук, а
эта бедняжка попала в  тюрьму только за то,  что украла одежду для собственного
ребенка.
          - Давайте  договоримся:  вы  запрещаете старому  чучелу  появляться в
магазине,  а я отпускаю девчонку,  при условии,  конечно,  что она признается в
воровстве. Заметано?
          - Заметано, - обрадовалась Мередит.
          - Приведите старушку,  - велел охраннику Марк. Миссис Фьоренца вплыла
в  комнату в  облаке дорогих духов и с улыбкой на губах,  хотя было ясно видно,
что ей не терпится покончить с неприятным делом и поскорее уйти.
          - Господи, мистер Бреден, вы, кажется, сегодня не торопитесь.
          - Миссис Фьоренца,  -  вмешалась Мередит,  - вы постоянно доставляете
нам массу неприятностей, поскольку упорно берете вещи с прилавков и уходите, не
заплатив.
          - Знаю,  Мередит,  знаю,  иногда я  поступаю нехорошо,  но это еще не
значит, что со мной можно разговаривать в подобном тоне.
          - Миссис Фьоренца!  - продолжала Мередит сквозь зубы, в свою очередь,
раздраженная тем,  что с  ней обращались,  как с дурно воспитанным ребенком.  -
Людей сажают в  тюрьму на много лет за кражу вещей,  гораздо менее ценных,  чем
эти.  В  приемной ждет женщина,  укравшая теплые вещи для своего ребенка,  и ей
грозит заключение. Но вы.., вы берете безделушки, в которых не нуждаетесь!
          - Боже милостивый, Мередит! - с ужасом воскликнула миссис Фьоренца. -
Не думаешь же ты, что я взяла эти серьги для себя? Не настолько я эгоистична! И
тоже стараюсь делать людям добро!
          Мередит, сбитая с толку, поколебалась:
          - Вы   хотите  сказать,   что   жертвуете  все,   что   крадете,   на
благотворительность?
          Кукольное  лицо  мгновенно приняло  возмущенное выражение,  очевидно,
миссис Фьоренца была шокирована.
          - Иисусе!  Да какой приличный фонд примет подобные серьги? Они просто
невыносимы!  Нет,  конечно,  нет, я взяла их для своей горничной! У нее ужасный
вкус:  эта чудовищная штучка ей понравилась бы. Хотя, думаю, ты должна передать
тем,  кто закупает товары для магазина, что подобные украшения отнюдь не служат
укреплению репутации "Бенкрофт". Конечно, у Голдбладта подобные вещи допустимы,
но здесь...
          - Миссис   Фьоренца,   -   перебила   Мередит,   игнорируя  абсурдное
направление,  которое приняла беседа,  -  в прошлом месяце я предупреждала, что
если вы опять попадетесь на воровстве,  придется приказать швейцарам не пускать
вас в магазин.
          - Вы это серьезно?
          - Вполне.
          - И теперь мне не позволят войти в "Бенкрофт"?
          - Совершенно верно.
          - Да это неслыханно!
          - Мне очень жаль.
          - Посмотрим, что на это скажет мой муж! - пригрозила она, но в голосе
звучали жалкие, испуганные нотки.
          - Он  услышит об  этом,  если  вы  предпочтете сами  ему  сказать,  -
ответила Мередит, ощутив, что старушка скорее встревожена, чем раздражена.
          Эгнис гордо вскинула голову,  но  с  губ  сорвалось лишь  неуверенное
бормотание:
          - Ноги моей не  будет в  этом магазине!  Стану покупать только у  "И.
Мэгнина".  Уж  они-то  не  опустились бы  до того,  чтобы выставить эти гнусные
серьги на прилавке!
          Взяв со стола сумку,  она пригладила седые волосы и  шагнула к двери.
Прислонившись к стене, Мередит молча пила кофе. На душе было так мерзко, словно
она  только сейчас ударила старую женщину по  лицу.  В  конце концов муж всегда
платил за украденные Эгнис вещи,  так что магазин ничего не терял,  конечно,  в
том случае, когда миссис Фьоренца ловили на месте преступления.
          - Вы заметили,  какой она выглядела жалкой и несчастной?  -  спросила
она Марка после некоторого раздумья.
          - Нет.
          - Вообще-то  это для ее же пользы,  -  продолжала Мередит,  удивляясь
странному выражению лица Марка.  -  Кто знает, может, наказав Эгнис, мы дали ей
хороший урок, и теперь она поостережется воровать, верно?
          Вреден медленно расплылся в улыбке,  словно услыхав забавный анекдот,
и, не отвечая, поднял трубку и нажал четыре кнопки.
          - Дэн, - велел он охраннику с первого этажа, - миссис Фьоренца сейчас
спустится.  Останови ее  и  потребуй вернуть  ремень,  который лежит  у  нее  в
сумочке.  Верно,  -  кивнул он,  ухмыляясь потрясенной Мередит, - тот самый, на
краже которого ты один раз уже поймал ее. Она только сейчас стащила его с моего
стола.
          Марк повесил трубку,  и Мередит,  немного придя в себя, посмотрела на
часы. Мысли ее уже были заняты предстоящим совещанием.
          - Встретимся позже, на собрании. Ваш отчет готов?
          - Да.  Отдел неплохо поработал.  Потери снизились в  прошлом году  на
восемь процентов.
          - Потрясающе!  -  искренно  похвалила  Мередит.  Сейчас,  больше  чем
всегда,  ей  было  необходимо,  чтобы никто не  смог ей  указать на  недочеты в
работе.  Кардиолог отца  настаивал,  чтобы тот  либо сложил с  себя обязанности
президента,  либо удалился от  дел не меньше чем на полгода.  Филип решил взять
отпуск и вчера встречался с советом директоров,  чтобы обсудить, кого назначить
исполняющим обязанности президента на  время  своего отсутствия.  Кроме  этого,
Мередит знала,  что отчаянно хочет заменить отца на посту.., и в этом, впрочем,
была не  одинока.  Четверо остальных исполнительных вице-президентов испытывали
то  же желание.  Но Мередит так упорно трудилась,  чтобы достичь цели.  И  хотя
проработала в  универмаге меньше  всех,  добилась несомненных успехов благодаря
железной решимости и  неутомимому усердию.  Более того,  в  кресле президента с
незапамятных времен  сидели Бенкрофты,  и  родись она  мальчиком,  пост  и,  о,
президента автоматически перешел бы  к  ней.  Ее дед был моложе,  когда взял на
себя бразды правления, но он родился мужчиной и не боялся совета директоров, от
которого теперь зависело каждое сколько-нибудь важное решение.  В  этом отчасти
была вина Мередит.  Именно она  сражалась и  делала все,  чтобы расширить сферу
влияния "Бенкрофт энд компания, но открытие филиалов в других городах требовало
огромного капитала,  который  можно  было  собрать,  лишь  впервые  выставив на
продажу акции.  Теперь каждый мог купить акции компании на бирже, и если раньше
члены  совета  были  просто куклами,  которых мог  по  своей  воле  выбрать или
прогнать  отец  Мередит,  теперь  же  они  отчитывались  перед  многочисленными
держателями акций.  Более того,  каждый директор сам  владел достаточно большим
пакетом акций, что давало им еще большую власть. Правда, многие из них заседали
в совете с незапамятных времен и были приятелями и деловыми партнерами отца или
даже деда, так что с их стороны возражений не последовало бы.
          Мередит необходимо было  на  эти  шесть месяцев заменить отца,  чтобы
доказать ему  и  совету  директоров,  что  она  вполне способна управлять такой
большой фирмой. Если бы только отец одобрил...
          Но Филип с раздражающей ловкостью уходил от прямого ответа и не желал
даже сказать, когда совет объявит о своем решении.
          Поставив  чашку  на  стол  Марка,   Мередит  взглянула  на  крохотный
комбинезончик,  украденный  молодой  женщиной,  и  ощутила  невероятную скорбь,
всегда сжимавшую сердце при воспоминании о крохотном комочке, которому так и не
удалось увидеть свет.  Однако  она  давно  приучилась скрывать свои  чувства от
коллег и сейчас, безмятежно улыбнувшись, сказала:
          - Я сама поговорю с девушкой.  Как ее зовут?  Марк ответил, и Мередит
вышла в приемную.
          - Миссис Джордан,  -  обратилась она к бледной женщине,  -  я Мередит
Бенкрофт.
          - Я  видела ваше фото в  газетах и  знаю,  кто вы,  -  бросила Сандра
Джордан. - Ну и что?
          - Должна сказать,  что если вы будете продолжать отрицать, что украли
вещи, нам придется вызвать полицию.
          Женщина  одарила ее  таким  враждебным взглядом,  что  Мередит вполне
могла бы забыть о милосердии и доброте и отдать воровку в руки закона,  если бы
не видела, какие именно вещи украла Сандра, и не заметила полные слез глаза.
          - Попытайтесь выслушать меня внимательно,  миссис Джордан, потому что
я говорю вам это исключительно из сочувствия.  Примите мой совет, или пожалеете
о   последствиях.   Если  по-прежнему  будете  упорствовать  и   мы  не  примем
соответствующих мер,  вы можете подать на нас в  суд за незаконное задержание и
ложные обвинения. Магазин не имеет права идти на подобный риск, и поэтому, если
вы не сознаетесь, мы будем вынуждены начать судебный процесс. Кроме того, у нас
есть видеоленты,  доказывающие вашу вину,  так  что  вам придется отправиться в
тюрьму за  воровство.  Мы  можем представить эти  видеозаписи суду,  и  учтите,
каждый  предмет одежды  был  сфотографирован камерой,  скрытой в  потолке.  Суд
получит все доказательства вашей вины. Надеюсь, вам понятно?
          Мередит  остановилась  и   уставилась  на  окаменевшее  лицо  молодой
женщины, не понимая, доходит ли до той смысл сказанного.
          - И я должна поверить, будто вы отпускаете всех магазинных воров, как
только они подпишут признание? - с сомнением спросила Сандра.
          - А  вы магазинная воровка,  миссис Джордан?  Именно такая вы и есть,
обычная, закоренелая магазинная воровка?
          И  прежде чем женщина успела что-то возразить,  Мередит,  уже гораздо
мягче, пояснила:
          - Видите ли,  женщины-воровки ваших лет обычно крадут одежду для себя
или духи и  драгоценности.  Вы  же  взяли теплую детскую одежду.  У  вас нет ни
судимостей,  ни приводов.  Предпочитаю думать о  вас как о матери,  совершившей
проступок из  отчаяния,  потому что нужно было во  что бы  то  ни стало согреть
ребенка.
          Молодая  женщина,   очевидно,   куда  более  привычная  к  враждебной
неприязни,  чем к сочувствию,  казалось,  потеряла всякое самообладание.  Слезы
снова хлынули из глаз и полились по лицу солеными струями:
          - По  телевизору  говорили,   что  не  нужно  ничего  признавать  без
присутствия адвоката.
          - У вас есть адвокат?
          - Нет.
          - Но  если вы не собираетесь признаваться,  что украли эти вещи,  вам
потребуется адвокат. Сандра судорожно сглотнула:
          - Но прежде чем я признаюсь..,  не дадите ли мне письменное заверение
в том, что не натравите на меня полицию?
          Такое Мередит предлагали впервые,  но  она не  могла пойти на это без
предварительной  консультации  с   адвокатами.   Если  подобная  справка  будет
расценена как попытка подкупа,  это может привести к большим неприятностям. Она
покачала головой:
          - Вы излишне все усложняете,  миссис Джордан.  Молодая мать задрожала
от страха и сомнений, и, прерывисто вздохнув, спросила:
          - Но  вы  дадите мне слово не  сообщать в  полицию,  если я  во  всем
признаюсь?
          - Клянусь,  -  тихо ответила Мередит.  Несколько долгих минут женщина
пристально смотрела в ее лицо.
          - А вам можно верить?
          - Да,   -   кивнула  Мередит  со  смягчившимся  лицом.  Нерешительное
молчание, неуверенный взгляд.., и наконец кивок, означавший победу Мередит.
          - Ладно..,  признаю..,  я  украла все эти вещи.  Оглянувшись на Марка
Бредена,  который,  потихоньку открыв дверь,  наблюдал за происходящим, Мередит
объяснила:
          - Миссис Джордан признает, что взяла одежду.
          - Превосходно,  -  бесстрастно ответил  Марк,  протягивая  письменное
признание, которое должна была подписать Сандра.
          - Вы не сказали,  -  обратилась она к Мередит,  - что я должна что-то
подписывать.
          - Только после этого вы  можете уйти,  -  спокойно заверила Мередит и
должна  была  вытерпеть  еще  один  долгий  испытующий взгляд  Сандры.  Женщина
дрожащими руками подписала признание и сунула его Марку.
          - Теперь можете уйти, миссис Джордан, - сказал он.
          Сандра,  вглядевшаяся так,  словно  вот-вот  свалится  без  сознания,
схватилась за спинку стула, не сводя глаз с Мередит:
          - Спасибо, мисс Бенкрофт.
          - Пожалуйста,  - кивнула Мередит, уже направляясь в отдел игрушек, но
Сандра поспешила догнать ее.
          - Мисс Бенкрофт!  -  выпалила она.  -  Я  смотрела..,  видела вас  по
телевизору несколько раз на балах,  в дорогих ресторанах..,  в мехах и вечерних
платьях.., и хотела сказать, что в жизни вы куда красивее.
          - Спасибо, - пробормотала Мередит, смущенно улыбнувшись.
          - И..,  я хотела, чтобы вы знали.., я раньше никогда и нитки чужой не
взяла, - добавила Сандра, умоляя глазами поверить ей. - Вот посмотрите.
          Сандра  нашла  в  сумочке  бумажник  и  вытащила  оттуда  снимок.   С
фотографии на Мередит смотрело крохотное личико с  огромными голубыми глазами и
очаровательной беззубой улыбкой.
          - Это моя Дженни,  -  нежно объяснила она.  - Она здорово заболела на
прошлой неделе. Доктор сказал, нужно держать ее в тепле, но мне нечем заплатить
за электричество.
          На глазах снова выступили слезы, и Сандра яростно заморгала.
          - Отец Дженни бросил нас,  когда я  забеременела,  но  я  не жалуюсь,
потому что я и Дженни..,  мы есть друг у друга, а больше нам ничего не надо. Но
я не перенесу, если.., если потеряю мою Дженни.
          Она  открыла  рот,   словно  хотела  сказать  что-то  еще,  но  резко
повернулась на  каблуках и  убежала.  Мередит смотрела вслед Сандре,  мчавшейся
мимо прилавков,  заполненных десятками плюшевых мишек,  но перед глазами стояла
забавная девчушка с  маленьким розовым бантиком в  волосах и ангельской улыбкой
на лице.
          Несколько минут  спустя  Сандру  Джордан  остановил охранник у  самой
входной двери.
          - Сейчас спустится мистер Вреден. Попрошу вас подождать его.
          Сандру начало неудержимо трясти при  ужасном осознании того,  что  ее
так легко заманили в ловушку,  заставив подписать признание, и теперь, конечно,
сдадут в полицию. Она была настолько уверена в этом, что когда Бреден подошел к
ней с большим пакетом, где лежали украденные ею детские вещи и большой мишка, к
которому она даже не притрагивалась, Сандра не смогла сдержаться.
          - Вы лгали! - вскрикнула она, но Бреден протянул пакет.
          - Эти вещи вы можете взять с  собой,  миссис Джордан,  -  перебил он,
безразлично улыбаясь, как человек, выполняющий приказ начальства.
          Вне себя от  благодарности,  потрясенная Сандра взяла пакет с  вещами
для Дженни и игрушкой и судорожно прижала к груди.
          - Счастливого  Рождества  желает  вам   "Бенкрофт  энд  компани",   -
бесстрастно добавил он, но Сандра поняла, что магазин тут ни при чем, да и Марк
тоже.
          Подняв  глаза  вверх,  она  сквозь  пелену  слез,  застлавшую  глаза,
попыталась взглядом отыскать прелестную девушку,  смотревшую на  фото  Дженни с
такой  трогательной нежностью.  Наконец  Сандре  показалось,  что  она  увидела
Мередит Бенкрофт в белом меховом пальто и с улыбкой на губах,  хотя она не была
в этом уверена - соленые струн лились по лицу, падали на старенькую куртку.
          - Передайте ей,  -  задыхаясь, пробормотала она Бредену, - спасибо от
меня и Дженни. От всей души.

     Глава 15

          Кабинеты старших  администраторов находились на  четырнадцатом этаже,
по  обеим  сторонам  от  длинного,   широкого,   застланного  ковром  коридора,
расходившегося в  противоположных направлениях от  круглой приемной,  на стенах
которых  висели  портреты  президентов в  позолоченных рамах.  Для  посетителей
стояли  кресла и  диваны в  стиле  королевы Анны.  Слева  от  стола  секретарши
находились  кабинет  и   личный  конференц-зал,   по   традиции  принадлежавшие
президенту  "Бенкрофт".   Вправо  шли  кабинеты  администраторов,   разделенные
перегородками из резного красного дерева.
          Мередит вышла  из  лифта  и  взглянула на  портрет Джеймса Бенкрофта,
основателя компании, ее троюродного прадеда.
          "Добрый  день,   прадедушка",   -   сказала  она  про  себя.  Мередит
здоровалась с портретом с тех пор,  как увидела впервые,  и хотя понимала,  что
это глупо,  все же было в этом мужчине с густыми светлыми волосами,  окладистой
бородой и  крахмальным воротничком нечто,  вызывающее в  ней  симпатию.  Глаза.
Несмотря на  величественную позу,  в  этих ярко-синих глазах светились отвага и
лукавство.
          И  он  был не только отважен,  но еще и  изобретателен.  В  1891 году
Джеймс  Бенкрофт решил,  вопреки  традиции,  брать  одинаковые деньги  со  всех
покупателей.   До  сих  пор  местные  жители  всегда  платили  меньше  чужаков,
независимо от  того,  пришли они в  жалкую лавчонку или "Бенкрофт энд компани".
Однако Джеймс Бенкрофт не побоялся вывесить в витрине магазина объявление:
          "ОДНА ЦЕНА ДЛЯ ВСЕХ И КАЖДОГО!"
          Некоторое время  спустя  его  примеру  последовал Джеймс  Кэш  Пенни,
владелец другого магазина,  в  Вайоминге,  и  все стали считать,  что именно он
первым  поломал  старый  обычай.  Но  Мередит  из  дневника прадеда знала,  что
первенство по праву принадлежит Джеймсу.
          Мередит  шла  мимо  портретов остальных предков,  едва  удостаивая их
взглядом.   Ее  мысли  уже  были  заняты  предстоящим  еженедельным  совещанием
администраторов.
          В конференц-зале стояла необычная тишина, а напряженность в атмосфере
была почти ощутимой.  Все, как и Мередит, надеялись, что Филип Бенкрофт хотя бы
намекнет, кто выбран временным заместителем.
          Скользнув в  кресло  на  краю  длинного стола,  Мередит приветственно
кивнула девятерым мужчинам и одной женщине -  старшим администраторам компании.
Иерархия фирмы была несложной и весьма эффективной.  Кроме главного бухгалтера,
начальника финансового отдела  и  главного  юриста,  возглавлявшего юридический
отдел, существовало еще пять вице-президентов, ответственных за закупки товаров
как главным универмагом, так и всеми его филиалами. Каждый, кроме того, отвечал
за  продажу  определенного  ассортимента,  и  хотя  им  подчинялись  начальники
отделов,  а  перед теми,  в  свою очередь,  отчитывались продавцы и  закупщики,
ответственность за успех или неудачу в  подведомственных подразделениях целиком
ложилась на их плечи.
          Еще  двое  вице-президентов делали все  возможное,  чтобы  обеспечить
продажу -  один отвечал за  рекламу,  а  его  люди планировали все  кампании до
распродаже и  покупали  рекламное  время  на  радио,  телевидении и  в  прессе.
Последний   вице-президент  занимался  делами,   связанными  с   художественным
оформлением, - именно в его отделении работала Лайза Понтини.
          Должность Мередит как старшего вице-президента по  торговым операциям
возлагала на нее ответственность за все,  что относилось к  работе магазинов от
охраны  и  работы  с  персоналом до  расширения сферы  действия  и  дальнейшего
планирования в  этой области,  и именно в этом нашла она свое призвание.  Кроме
пяти новых филиалов,  открывшихся под ее руководством, были выбраны участки для
пяти новых магазинов, а на двух уже начались строительные работы.
          Единственная женщина,  кроме нее,  за  этим столом руководила отделом
перспективных закупок - ее обязанностью было прогнозировать тенденции в модах и
стилях и выдавать рекомендации менеджерам по закупкам. Тереза Бишоп, занимавшая
эту  должность,  сидела  напротив Мередит,  о  чем-то  тихо  беседуя с  главным
бухгалтером.
          - Доброе  утро!  -  громко  и  деловито поздоровался Филип,  входя  в
комнату и занимая место во главе стола.
          Следующие  слова   повергли   присутствующих  в   состояние  нервного
ожидания:
          - Если  хотите  знать,   пришли  ли   мы   к   какому-нибудь  решению
относительно того, кто будет исполнять обязанности президента, скажу прямо, что
ничего еще не известно.  В свое время вы обо всем узнаете. Ну а теперь, когда с
этой темой покончено,  перейдем к текущим делам.  Тед... - Взгляд суженных глаз
обратился к  Теду Ротману,  вице-президенту,  занимавшемуся покупкой косметики,
белья,  обуви и пальто.  -  Согласно вчерашним отчетам,  продажа пальто в наших
магазинах снизилась на  одиннадцать процентов по  сравнению с  этой же  неделей
прошлого года. В чем дело?
          - Видите ли,  Филип,  -  улыбнулся Ротман,  -  погода стоит  необычно
теплая  для  этого  времени  года,  и  покупатели не  так  уж  заинтересованы в
приобретении теплой одежды. Этого следовало ожидать.
          Продолжая говорить,  он  встал  и  подошел к  одному из  компьютерных
мониторов,  встроенных в стену,  и быстро нажал несколько клавиш.  Компьютерная
система  универмага  была  установлена  по  настоянию  Мередит  и   потребовала
значительных расходов,  зато теперь можно было получить любые сведения о цифрах
продажи из  всех  магазинов,  сравнить со  сведениями,  полученными на  прошлой
неделе, в прошлом месяце или в прошлом году.
          - Продажа пальто в Бостоне, где температура на этой неделе опустилась
до  обычного для  этого времени года уровня,  поднялась на  десять процентов по
сравнению с прошлой неделей.
          - Меня  не  интересует прошлая неделя!  Я  хочу  лишь  знать,  почему
продажа пальто снизилась по сравнению с прошлым годом.
          Мередит  только  вчера  вечером  поговорила по  телефону с  подругой,
работавшей в  "Уименс уэа  дейли",  и  теперь попыталась успокоить разъяренного
отца.
          - Согласно "УВД", - объяснила она, - цифры продажи пальто значительно
снизились во всех магазинах. В следующем выпуске они даже собираются напечатать
статью по этому поводу.
          - Мне нужны не извинения,  а объяснения,  -  перебил отец,  и Мередит
немного поморщилась,  но  лишь  слегка.  С  того дня,  когда она  вынудила отца
признать ее ценность как работника, тот из кожи вон лез, желая доказать ей да и
всем окружающим, что он ничем не выделяет дочь. Напротив, он почти не хвалил ее
и выговаривал строже, чем остальным.
          - Объяснение очень простое,  -  спокойно пояснила она,  -  жакеты. По
всей стране цифры продаж повысились на двенадцать процентов.
          Филип  выслушал  ее,   но  ничем,   кроме  кивка,   не  показал,  что
признателен. Вместо этого он повернулся к Ротману, и сухо осведомился:
          - И что мы собираемся делать со всеми оставшимися пальто?
          - Мы сократили заказы на пальто,  Филип,  -  терпеливо сказал он, - и
излишков не будет.
          Правда,  Тед  не  добавил,  что  именно Тереза Бишоп посоветовала ему
переключиться с пальто на жакеты, но Гордон Митчелл, вице-президент, отвечавший
за  торговлю платьями,  аксессуарами и  детской одеждой,  немедленно указал  на
промах Ротмана:
          - Насколько я  припоминаю,  жакеты были куплены вместо пальто,  когда
Тереза объяснила,  что  тенденция к  укорачиванию юбок заставит женщин носить в
этом году не пальто, а жакеты.
          Мередит понимала: Митчелл вмешался не потому, что хотел приписать всю
честь  открытия Терезе;  просто  не  хотел,  чтобы  Ротмана похвалили.  Митчелл
никогда  не  упускал  возможности очернить остальных вице-президентов в  глазах
руководства.  Мелочный злобный человечек,  он всегда вызывал в  Мередит чувство
омерзения, несмотря на красивую мужественную внешность.
          - Конечно,  мы  все  знаем  и  ценим  проницательность и  ясновидение
Терезы, - с уничтожающей иронией бросил Филип.
          Он терпеть не мог женщин-руководителей, особенно в своей фирме, и все
это  знали.  Тереза  картинно  закатила глаза,  но  не  осмелилась поглядеть на
Мередит  в  поисках  сочувствия -  сделать  это  означало выказать нечто  вроде
взаимной зависимости,  слабости,  и  обе  были  слишком научены горьким опытом,
чтобы дать это заметить своему грозному президенту.
          - Как   насчет   новых   духов,   которые  должна  рекламировать  эта
рок-звезда?  -  требовательно спросил Филип,  глядя сначала в  свои заметки,  а
потом на Теда Ротмана.
          - Духи "Харизма",  -  пояснил Ротман.  - А певицу зовут Черил Эдерли,
она рок-звезда и секс-символ, которая...
          - Я знаю, кто она, - перебил Филип. - Так "Бенкрофт" сможет подписать
с ней контракт на эксклюзивную продажу ее духов или нет?
          - Пока неизвестно,  - неловко пробормотал Тед. Косметика и парфюмерия
обычно   приносили  огромную  прибыль,   и   получить  эксклюзивные  права   на
представление сенсационных новых  духов  было  огромной  удачей.  Это  означало
бесплатную  рекламу  компании-производителя  и   огромный  наплыв  покупателей,
стремившихся поближе увидеть настоящую звезду, когда та явится в магазин, чтобы
демонстрировать новый  аромат.  Все  эти  обезумевшие женщины  начнут  в  драку
расхватывать духи.
          - То есть как неизвестно?  -  рявкнул Филип.  - Вы сами говорили, что
права у нас в кармане.
          - Эдерли колеблется. Насколько я понимаю, она стремится избавиться от
имиджа рок-звезды и желает стать серьезной актрисой, но...
          Филип со злостью отбросил ручку:
          - Ради Господа Бога!  Плевать мне на ее карьерные устремления! Я лишь
желаю знать,  успеет ли "Бенкрофт" перехватить права на презентацию ее духов, а
если нет, почему?
          - Я пытаюсь ответить вам, Филип. - осторожно, успокаивающе начал Тед.
- Эдерли желает впервые представить свои духи в  первоклассном магазине,  чтобы
создать себе новый изысканный имидж.
          - Но  что  может быть более стильным,  чем "Бенкрофт"?  -  нахмурился
Филип и, не ожидая ответа на риторический вопрос, поинтересовался:
          - Вы обнаружили, с кем еще она ведет переговоры?
          - С "Маршал Филдз".
          - Но это абсурд! Они не смогут сделать для нее столько, сколько мы! И
по классу куда ниже нас!
          - К сожалению, именно наш класс и представляет собой проблему.
          Филип побагровел от ярости, но Тед поднял руки:
          - Видите ли, когда мы начали переговоры, Эдерли хотела создать новый,
строгий имидж, но агент и адвокаты почти убедили ее, что сейчас было бы ошибкой
отказываться  от  старого  образа  рок-звезды  и   секс-символа,   заслужившего
поклонение стольких поклонников-подростков.  По  этой причине они  обратились к
"Филду" и считают его чем-то вроде компромиссного решения.
          - Но мне нужна эта презентация,  Тед, - безапелляционно заявил Филип.
- Я  настаиваю на этом.  Предложите им большую долю прибылей,  если необходимо,
или пообещайте,  что оплатите часть расходов на рекламу в газете.  Конечно,  не
особенно зарывайтесь, но помните - мне необходимы эти духи.
          - Сделаю все, что смогу.
          - Разве вы уже не исчерпали свои возможности?  -  презрительно бросил
Филип и,  не  ожидая ответа,  повернулся к  вице-президенту,  сидевшему рядом с
Ротманом,   потом  к   третьему,   четвертому,   подвергая  каждого  такому  же
безжалостному  перекрестному  допросу,   как   Ротмана.   Цифры   продаж   были
превосходны,  и  каждый администратор был на  своем месте.  Филип знал это,  но
вместе  со  здоровьем ухудшался и  его  характер.  Последним под  обстрел попал
Гордон Митчелл.
          - Эти  платья от  Доминик Аванти выглядят как половые тряпки,  словно
много лет провалялись на складе, и, конечно, их не покупают.
          - Одна из причин,  почему они не продаются, - объявил Митчелл, бросив
злобный,  осуждающий взгляд на  босса Лайзы,  -  в  том,  что  ваши подчиненные
сделали все возможное,  лишь бы выставить эти платья в  самом невыгодном свете!
Чья это идея надеть на манекены шляпы с блестками и перчатки?
          Босс    Лайзы    Нил    Нордстром   свысока   оглядел   рассерженного
вице-президента:
          - По  меньшей мере  Лайза  Понтини и  ее  команда смогли хоть  как-то
украсить это тряпье!
          - Довольно,  джентльмены, - устало перебил Филип. - Сэм, - спросил он
главного юриста,  сидевшего по левую руку,  -  как насчет иска,  предъявленного
женщиной, которая упала в мебельном отделе и повредила спину?
          - Мошенница.  Наша страховая компания обнаружила, что она затеяла еще
четыре иска против других торговых фирм.  Никто и  не  собирается ничего с  ней
улаживать. Пусть сначала потащит нас в суд и там наверняка проиграет.
          Филип кивнул и устремил холодный взгляд на дочь:
          - Как насчет земельных контрактов на недвижимость в Хаустоне, которую
ты так упорно намереваешься купить?
          - Сэм  и  я  работаем  над  деталями.  Продавец  согласился разделить
собственность, и мы готовы составить контракт.
          Филип снова коротко кивнул в знак того,  что все понял, и обратился к
расположившемуся справа главному бухгалтеру:
          - Аллен, что скажете вы?
          Бухгалтер сверился  с  разлинованным желтым  блокнотом.  Как  главный
финансовый администратор,  Аллен  Стенли  отвечал  за  все  денежные  операции,
включая работу  кредитного отдела магазина.  Двадцать лет  на  службе у  Филипа
Бенкрофта были,  по мнению Мередит,  причиной того, что Аллен потерял почти все
волосы и  выглядел на  десять лет  старше своих пятидесяти пяти.  По  убеждению
Филипа,  ни  финансовый отдел,  ни  юридический,  ни  отдел кадров не приносили
дохода,  и  поэтому нужно относиться к  ним  как к  неизбежному злу.  Однако он
всячески третировал их  и  ненавидел тот  факт,  что  главы этих  отделов вечно
приводили причины, по которым он не мог предпринять , что-то, вместо того чтобы
объяснить,  как лучше это сделать.  Аллену Стенли все еще оставалось целых пять
лет до  того вожделенного дня,  когда он  сможет наконец уйти на  покой,  и  по
временам Мередит не понимала,  каким образом ему удастся дотянуть до пенсии.  И
сейчас в отчетливом голосе Аллена слышались нерешительные нотки:
          - В  прошлом  месяце  мы  получили  рекордное  количество заявлений с
просьбой предоставить кредитные карточки - почти восемь тысяч.
          - И сколько утверждено?
          - Приблизительно шестьдесят пять процентов.
          - Какого  дьявола...  -  бешено взорвался Филип,  постукивая кончиком
дорогой ручки по  столу,  чтобы подчеркнуть каждое слово,  -  и  чем вы  можете
объяснить то,  что отказали трем тысячам покупателей из восьми?  Неужели вам не
ясно,  насколько мы заинтересованы в подобных операциях?! По вашей вине все эти
люди теперь отправятся в другие магазины!
          И Филип,  внезапно вспомнив о больном сердце,  сделал видимое усилие,
чтобы успокоиться.
          - Но  мы  отказывали людям,  по  нашему  мнению,  некредитоспособным,
Филип,  -  твердо, рассудительно объяснил Аллен. - Тем, кто никогда не заплатит
за взятую вещь.  Вы считаете,  что понесли на этом убытки,  а  по моему мнению,
служащие кредитного отдела сэкономили "Бенкрофт" целое состояние, избавив фирму
от необходимости пытаться собрать долги с нечестных покупателей! Именно поэтому
я  и разработал перечень требований,  которым должен удовлетворять каждый,  кто
желает получить у нас кредитную карточку, а эти три тысячи человек не смогли им
соответствовать.
          - Потому  что  ваши  критерии чертовски высоки!  -  вкрадчиво вставил
Гордон Митчелл.
          - Почему  вы  так  считаете?  -  немедленно вскинулся  Филип,  всегда
готовый найти недостаток в работе главного бухгалтера.
          - Видите ли,  -  со  злобным удовлетворением объявил Митчелл,  -  моя
племянница пожаловалась,  что  "Бенкрофт" только сейчас отверг ее  заявление на
кредитную карточку.
          - Значит, она оказалась некредитоспособной, - отпарировал Аллен.
          - Неужели?  - издевательски протянул Митчелл. - В таком случае почему
же  "Филд  энд  Мейси"  прислали ей  карточки?  Если  верить  моей  племяннице,
первокурснице колледжа,  в  письме с отказом говорится,  что у нее недостаточно
надежное подтверждение кредита.  Это означает,  насколько я понимаю,  что вы не
смогли узнать о ней ничего - ни хорошего, ни плохого!
          Бухгалтер, помрачнев, кивнул:
          - Очевидно, именно так оно и есть.
          - А как насчет "Филд энд Мейси"? - почти закричал Филип, наклонившись
вперед.  - Они, кажется, смогли отыскать о ней больше информации, чем вы и ваши
люди.
          - Нет, просто требования у них сильно понижены по сравнению с моими.
          - Они не ваши, черт возьми, магазин вам не принадлежит...
          Но тут вмешалась Мередит,  зная, что бухгалтер будет мужественно и до
конца отстаивать свои действия,  но все же не наберется смелости указать Филипу
на его собственные ошибки,  поскольку именно Филип приказал отсеивать студентов
колледжа.   Побуждаемая  бескорыстным  желанием   защитить  Аллена   и   крайне
эгоистичным стремлением избежать  очередного  бесконечного словесного поединка,
который  ей  и  всем  остальным придется выдержать,  Мередит перебила очередную
тираду отца.
          - Когда  этот  вопрос  возник  в  последний  раз,   -  почтительно  и
одновременно спокойно объявила она,  -  вы сами говорили, что студенты колледжа
редко бывают кредитоспособны, и велели Аллену отказывать всем, за очень редкими
исключениями.
          В конференц-зале сгустилось молчание,  неестественное, настороженное,
как всегда бывало,  когда Мередит осмеливалась противоречить отцу,  но  сегодня
атмосфера  была  особенно  напряженной:  все  искали  хоть  каких-то  признаков
снисходительности Филипа по отношению к дочери,  означавшей, что выбор сделан и
она  станет  преемницей  отца.  Но,  по  правде  говоря,  Филип  был  не  более
взыскательным,  чем  любой другой крупный розничный торговец,  и  Мередит знала
это.  И возражала не против его требований,  а против резких,  властных манер и
пренебрежительного   обращения   со   служащими.    Остальные   администраторы,
собравшиеся в зале,  выбрали такую работу, заранее зная, насколько это тяжелое,
изнурительное занятие,  при  котором двенадцатичасовой рабочий день был  скорее
нормой, чем исключением. Мередит, как и остальным, было прекрасно это известно,
впрочем, ей приходилось трудиться куда больше остальных. Теперь она должна была
сделать  все  возможное  и  невозможное,   чтобы  получить  должность,  которая
автоматически перешла  бы  к  ней,  имей  Мередит предусмотрительность родиться
мужчиной.
          И  теперь она  смело  вмешалась в  спор,  понимая,  что  если  желает
заслужить  уважение  отца,   нужно   сначала  пробиться  сквозь  толстую  стену
непонимания и неприязни. Филип пренебрежительно глянул в ее сторону.
          - И что бы ты предложила,  Мередит? - осведомился он, не отрицая и не
подтверждая того, что правила были установлены им.
          - То  же,  что  и  в  прошлый раз:  открыть студентам,  о  которых не
получено порочащих сведений,  кредит,  но  с  низким  пределом,  скажем,  около
пятисот долларов.  В конце года,  если выяснится, что люди Аллена удовлетворены
результатами, можно увеличить максимальную сумму.
          Несколько мгновений отец просто смотрел на нее и,  ничего не ответив,
продолжал совещание. Час спустя он закрыл свой блокнот и встал.
          - Сегодня у  меня  необычно много  деловых встреч,  джентльмены..,  и
леди,  -  добавил  он  снисходительным тоном,  неизменно  вызывающим в  Мередит
желание врезать ему как следует.  - В следующий раз обсудим, какие товары лучше
всего продаются.  Благодарю за  то,  что  пришли.  Да,  Аллен,  пожалуй,  стоит
предложить карточки  с  лимитом  до  пятисот  долларов  студентам колледжа  при
условии, что их некредитоспособность не доказана.
          Опять.  Он  даже не  позаботился поблагодарить Мередит за  прекрасную
идею и ведет себя так,  словно сам до этого додумался, что, впрочем, происходит
каждый раз, когда его талантливая дочь показывает, на что способна. Он неохотно
принимал ее предложения,  ничем не показывая, насколько они ценны для фирмы. Но
все это признавали. Все. Включая Филипа Бенкрофта.
          Мередит собрала бумаги и  вышла из  конференц-зала вместе с  Гордоном
Митчеллом.  Из  всех претендентов на должность и,  о,  президента только двое -
Мередит и  Митчелл -  были наиболее вероятными кандидатами.  И  оба  знали это.
Митчелл в свои тридцать семь успел проработать в торговле дольше Мередит, и это
давало ему некоторое преимущество,  но он поступил в  "Бенкрофт" всего три года
назад.  Мередит же  трудилась в  фирме вот  уже  семь лет и,  что важнее всего,
успешно  провела  в  жизнь  план  расширения сферы  действия компании в  других
городах:  она спорила,  уговаривала и наконец убедила отца,  а потом и банкиров
фирмы  финансировать новый  проект.  Мередит  сама  выбирала участки для  новых
магазинов и постоянно входила в бесконечные детали строительства и оборудования
зданий.  Все это,  а также ее опыт работы в других отделах универмага позволяли
Мередит показать совету директоров одно  качество,  которого не  было у  других
вице-президентов,     включая    Гордона    Митчелла,    -    разносторонность.
Разносторонность и более широкий спектр понимания различных торговых операций.
          Она   краем   глаза   взглянула   на   Гордона   и    увидела,    как
нескрываемо-расчетливо тот, в свою очередь, смотрит на нее.
          - Филип говорил,  что отправляется в круиз по совету доктора, - начал
Гордон,  пока они шли по устланному ковром коридору мимо секретарей, сидевших в
стеклянных отсеках перед кабинетами вице-президентов. - Куда он собирается?..
          Но  в  этот  момент  его  секретарь встала  и,  слегка повысив голос,
окликнула:
          - Мистер Митчелл,  звонят по вашему личному телефону.  Мистер Бендер.
Его секретарь сказала, что это очень срочно.
          - Я  же приказывал вам не поднимать трубку моего телефона,  Дебби,  -
рявкнул Гордон и,  извинившись перед Мередит,  поспешил в свой кабинет и плотно
прикрыл  дверь.   Расстроенная  выговором  Дебби  Новотны  прикусила  губу,   с
неприязнью глядя в спину Мередит.  Всякий раз, когда звонила "секретарь мистера
Бендера", шеф неизменно вел разговор за закрытыми дверями. Вот уже почти год он
обещал  развестись с  женой  и  жениться на  Дебби,  и  сейчас девушка внезапно
испугалась,  что  причина его отговорок в  том,  что "секретарь" на  самом деле
попросту новая любовница Гордона. Он много чего обещал, например, сделать Дебби
агентом по закупке и  повысить жалованье,  да так и не сдержал слова.  С бешено
колотящимся сердцем Дебби подняла трубку. Послышался тихий, встревоженный голос
Гордона:
          - Я же говорил, чтобы ты не смел звонить сюда!
          - Успокойся, это не отнимет много времени, - заверил Бендер. - У меня
все еще полно тех шелковых блузок,  что ты закупил в прошлый раз, не говоря уже
о горах бижутерии. Увеличу твою долю вдвое, если избавишь меня от этого хлама.
          Голос был  мужским,  и  Дебби,  вздохнув от  облегчения,  уже  хотела
повесить  трубку,  как  сообразила,  что  собеседник Гордона  явно  намекает на
взятку.
          - Не могу,  -  отрезал Митчелл. - Последняя партия блузок и бижутерии
прибыла,  и это второсортное дерьмо! До сих пор все сходило с рук, потому что у
твоего товара хотя  бы  качество было  неплохое.  Если  кто-то  из  руководства
приглядится поближе к  последней партии,  обязательно потребует ответа,  кто  и
почему закупил все это.  А  уж тогда мои менеджеры по закупкам покажут прямо на
меня и объяснят, что делали это по моему приказу.
          - Если так уж волнуешься,  -  заметил Бендер, - уволь обоих, и некому
будет показывать на тебя пальцем.
          - Придется,  но это ничего не изменит.  Знаешь,  Бендер, - с холодной
решимостью объявил Гордон, - наша сделка была выгодной для нас обоих, но теперь
все  кончено.  Слишком рискованно.  Кроме  того,  мне  скорее  всего  предложат
исполнять обязанности президента, и я уже не буду заниматься закупками.
          - Слушай меня  очень внимательно,  жлоб паршивый,  -  злобно прошипел
Бендер,  -  потому что больше я повторять не намерен. У нас все на мази, и твои
амбиции меня не касаются. В прошлом году я заплатил тебе сто тысяч баксов...
          - Я же сказал, все кончено.
          - Не  кончено,  пока я  сам этого не  захочу,  так что и  не  вздумай
улизнуть!   Попробуй  только  слово  поперек  сказать,   и  я  позвоню  старому
Бенкрофту...
          - И что скажешь?  -  ухмыльнулся Гордон.  -  Что я отказался покупать
твои тряпки?
          - Нет,  просто объясню,  что  я  честный бизнесмен,  а  ты  пытаешься
выкачать из меня взятку за то, чтобы согласиться на закупки моего первосортного
товара. Это уже не взятки, а вымогательство.
          Он секунду помолчал,  давая время собеседнику осознать зловещий смысл
угрозы, и добавил:
          - И кроме того,  вспомни еще и о службе внутренних доходов.  Если они
получат  анонимный телефонный звонок  и  начнут  проверку,  готов  побиться  об
заклад, обязательно обнаружат лишнюю сотню тысяч долларов, о которых ты позабыл
заявить  в  налоговой декларации.  Уклонение от  налогов -  это  мошенничество,
дорогой. Вымогательство и мошенничество.
          И тут сквозь туман паники, охватившей Гордона, прорезался посторонний
звук - странный, приглушенный скрип закрываемой дверцы каталожного шкафа.
          - Погоди минуту,  -  быстро сказал он, - мне нужно кое-что достать из
портфеля.
          И, не обращая внимания на портфель, лежавший на столе. Гордон подошел
к порогу и осторожно приоткрыл дверь.  Его секретарь сидела за столом, прижав к
уху трубку; на телефоне горела лишь одна красная кнопка, означавшая, что занята
только его линия. Побелев от страха и ярости, Митчелл закрыл дверь и вернулся к
столу.
          - Закончим разговор вечером, - бросил он. - Позвони мне домой.
          - Предупреждаю...
          - Ладно, ладно. Позвони домой. Что-нибудь придумаем.
          Бендер, немного умиротворенный, сказал:
          - Вот это лучше.  Не  так уж я  несговорчив.  Поскольку тебе придется
отказаться от места Бенкрофта, увеличу твою долю.
          Гордон, повесив трубку, нажал клавишу переговорного устройства.
          - Дебби,  зайди, пожалуйста, - попросил он и, отняв палец от клавиши,
пробормотал:
          - Глупая назойливая сука!
          Минуту спустя Дебби,  изнемогая от страха,  вошла в кабинет.  Теперь,
когда ее иллюзии рассеялись, она страшно боялась, что Гордон по ее лицу прочтет
неприятную правду.
          - Запри   дверь,   -   велел   Гордон,   вынуждая  себя   говорить  с
хрипловато-чувственными интонациями и направляясь к дивану. - Иди сюда.
          Смущенная  неожиданным  порывом  любовника,   странно  противоречащим
холодному  взгляду,  Дебби  настороженно  приблизилась к  нему  и  с  боязливым
удивлением вскрикнула, когда тот схватил ее в объятия.
          - Я  знаю,  ты  подслушивала,  -  пробормотал он,  подавляя  неуемное
желание стиснуть горло Дебби,  -  но я сделал это ради нас.  После развода жена
постарается выкачать из меня все.  Я останусь нищим. Мне нужны деньги, чтобы ты
ни в чем не нуждалась. Понимаешь, милая?
          Дебби  взглянула в  красивое лицо  и  увидела в  глазах почти детскую
мольбу,  перед которой было невозможно устоять.  И она поняла.  И поверила. Его
пальцы расстегивали ее  платье,  стягивали вниз,  и  когда за  ним  последовали
лифчик и  узенькие трусики,  Дебби прижалась к  любовнику,  предлагая ему  свое
тело. Свою любовь. Свое молчание.

     ***

          Мередит только успела поднять телефонную трубку,  как в кабинет вошла
секретарь.
          - Я снимала копии с документов, - пояснила Филлис.
          Двадцатисемилетняя Филлис Тилшер обладала умом,  интуицией и  здравым
смыслом во  всех  случаях жизни,  кроме  одного:  ее  словно  магнитом тянуло к
ненадежным,  безответственным мужчинам.  Она  сама смеялась над своей слабостью
вместе с Мередит все те годы, что они проработали рядом.
          - Звонил  Джерри  Китон  из  отдела кадров,  -  продолжала Филлис,  -
сказал,  что  один  из  служащих собирается подать  в  суд  за  дискриминацию и
ущемление прав.
          - Он консультировался с юридическим отделом?
          - Да, но сказал, что хочет поговорить и с вами тоже.
          - Мне  нужно  вернуться в  офис  архитектора и  до  конца просмотреть
проект универмага в  Хаустоне,  -  пояснила Мередит.  -  Передай Джерри,  что я
увижусь с ним завтра первым делом, как только приду.
          - Хорошо.  Еще  звонил Мистер Сэвидж...  Но  в  этот момент Сэм  Грин
деликатно стукнул в косяк:
          - Простите,  что врываюсь.  Мередит,  не можете уделить мне несколько
минут?
          - Что случилось?
          - Мне только сейчас звонил Айвен Торп, - объяснил он, нахмурившись. -
В  переговорах  насчет  хаустонского участка  могут  возникнуть  непредвиденные
препятствия.
          Мередит  провела  в  Хаустоне больше  месяца  в  поисках  подходящего
участка, на котором "Бенкрофт" могла бы выстроить не только магазин, но и целый
торговый центр. И наконец ей удалось обнаружить идеальное место. Теперь они вот
уже несколько недель вели переговоры с "Торп девелопмент", владельцами земли.
          - Какого рода препятствия?
          - Когда я сказал,  что мы готовы подписать контракт, он объявил, что,
кажется, появился покупатель на всю собственность, включая и эту землю.
          "Торп  девелопмент",  холдинговая компания в  Хаустоне,  владела  как
несколькими   административными  зданиями   и   торговыми   центрами,   так   и
незастроенными участками,  и  ни  для  кого не  было секретом,  что братья Торп
желали продать всю компанию - об этом печаталось в "Уолл-стрит джорнэл".
          - Вы верите,  что у них действительно нашелся покупатель?  Или просто
пытаются заставить нас предложить более высокую цену?
          - Вероятно,  последнее,  но я хотел предупредить,  что на сцене может
появиться конкурент, о котором мы не подозревали.
          - В  таком  случае нужно как-нибудь уладить это  дело,  Сэм.  Я  хочу
построить наш  новый  магазин именно на  этом  месте.  Более  подходящее трудно
найти.  Хаустон начал выходить из экономического спада, но цены на недвижимость
и строительство по-прежнему невысоки.  К тому времени,  когда мы откроемся,  их
экономика начнет процветать.
          Мередит взглянула на часы и  встала.  Было уже три,  а  в это время в
пятницу движение на дорогах становилось куда оживленнее, чем в обычные дни.
          - Нужно бежать,  -  вздохнула она с извиняющейся улыбкой.  -  Попроси
своего друга в Хаустоне, пусть попробует обнаружить, существует ли в самом деле
этот покупатель.
          - Я уже звонил ему. Он обещал все проверить.

     Глава 16

          Лимузин Мэтта  плыл  в  потоке машин,  заполняющих мостовые в  центре
города,  быстро пробираясь к шестидесятиэтажному небоскребу - административному
зданию компании "Хаскелл электронике". Устроившись на заднем сиденье, Мэтт то и
дело  отрывался от  отчета,  который пытался читать,  поскольку неугомонный Джо
О'Хара успел врезаться в  такси,  проехать на красный свет и непрерывно нажимал
на  клаксон,  заставляя  доверчивых чикагских пешеходов поспешно  разбегаться с
дороги.  Менее чем в  десяти футах от  подземного гаража компании "Хаскелл" Джо
ударил по тормозам и остановился у самого входа.
          - Прости,  Мэтт,  -  криво улыбнулся он,  заметив в зеркальце заднего
обзора хмурую физиономию босса.
          - Когда-нибудь,   -   раздраженно  бросил  Мэтт,   -  может,  сумеешь
объяснить,  почему ты  так  стремишься передавить как  можно  больше несчастных
пешеходов?
          Но  дикий скрежет заглушил его  голос:  элегантный автомобиль ринулся
вперед с оглушительным ревом,  поднимаясь на уровень,  предназначенный для всей
администрации,  и едва избегая столкновения со стеной.  Независимо от стоимости
машины  О'Хара  управлял  ей,   словно  беззаботный  тинейджер  в   подержанном
"шевроле",  с блондинкой на коленях и полудюжиной банок пива на заднем сиденье.
Не будь рефлексы Джо такими же быстрыми,  как у подростка,  он давно бы потерял
права и, возможно, даже жизнь.
          Правда,  он был так же верен и предан, как дерзок и отважен, и именно
эти  качества десять лет  назад в  Южной Америке заставили Джо рисковать собой,
спасая Мэтту жизнь,  когда у  грузовика,  который вел Мэтт,  отказали тормоза и
машина,  мчавшаяся по набережной,  загорелась.  За свой подвиг Джо получил ящик
любимого виски вместе с вечной благодарностью Мэтта.
          Под  пиджаком Джо  обычно носил  кольт сорок пятого калибра,  который
купил  много  лет  назад,  когда  вез  хозяина через  пикеты  членов  профсоюза
водителей грузового транспорта к  зданию транспортной компании,  которую только
что приобрел Мэтт.  Сам Мэтт считал,  что револьвер Джо ни  к  чему.  При росте
всего  пять  футов  десять  дюймов Джо  представлял собой  двести двадцать пять
фунтов сплошных мышц,  не говоря уже о физиономии,  которую с трудом можно было
назвать человеческим лицом,  и вечно хмурой, почти зловещей гримасе. Джо больше
подходила работа телохранителя,  чем шофера.  Он и  выглядел как борец сумо.  И
водил машину словно маньяк.
          - Ну  вот  и  мы,   -   пропел  Джо,  нажимая  на  тормоза  у  самого
административного лифта. - Дом, милый дом.
          - На год или меньше,  -  согласился Мэтт,  закрывая портфель. Обычно,
покупая компанию, он задерживался в здании на месяц-другой, время, достаточное,
чтобы встретиться со своими людьми,  выслушать их оценки и рекомендации. Однако
раньше он приобретал хорошо управляемые фирмы,  страдавшие только от недостатка
капитала, в работе которых почти ничего не нужно было менять, и оставалось лишь
приспособить их  работу к  операциям "Интеркорпа".  Тут  же  было  совсем иное.
Приходилось избавляться от старых методов и приемов в пользу новых,  переделать
расчетную ведомость, определить, кого оставить, кого уволить, заново рассчитать
объем вложений,  выстроить новую фабрику в  пригородном Саутвилле,  где уже был
приобретен земельный участок.  "Хаскелл" нуждалась в коренной перестройке.  Эта
работа,  а также новая судоходная компания потребуют много усилий и времени, но
Мэтт не  боялся работы,  он  уже привык трудиться сутками напролет.  Сначала он
делал это из отчаянного желания добиться успеха,  доказать,  на что способен. И
теперь,  когда результаты превзошли все  ожидания,  Мэтт  все  равно не  снижал
изнурительного темпа,  не  потому что  ему  так нравилось или хотелось добиться
большего,  просто вошло  в  привычку.  И  еще,  поскольку ничто  не  давало ему
большего удовлетворения,  он безоглядно трудился, но когда выдавалось свободное
время,  так же  самозабвенно развлекался.  Правда,  теперь ни то,  ни другое не
имело  для  него  большого смысла и  не  приносило достаточного удовлетворения.
Однако  теперь  появились  цель  и   проблема,   стоившие  борьбы  -   "Хаскелл
электронике",  и  довести эту  фирму  до  совершенства стало  навязчивой идеей.
Может,   ему  давно  стоило  сделать  подобную  покупку.   Он   создал  большой
конгломерат,  приобретая хорошо управляемые компании, требующие лишь некоторого
финансирования  со  стороны  "Интеркорпа".   Вероятно,   следовало  купить  еще
несколько таких,  как  "Хаскелл".  Его  команда захвата пробыла здесь  уже  две
недели,  оценивая ситуацию.  Теперь они ждали его наверху, и Мэтту не терпелось
начать.
          На  шестидесятом этаже  секретарь в  приемной говорила по  телефону и
слушала,  что  объясняет охранник  в  униформе,  выполнявший также  обязанности
секретаря в  вестибюле на  первом  этаже.  Повесив  трубку,  Валери  подошла  к
секретарше, сидевшей справа.
          - Пит  Дункан  сказал,  что  серебряный лимузин только что  свернул к
гаражу, - прошептала она. - По-видимому, это Фаррел.
          - Должно быть,  серебряный цвет -  его любимый,  -  ответила Джоанна,
бросив многозначительный взгляд на серебряную табличку с эмблемой "Интеркорпа",
висевшую на стене, отделанной панелями розового дерева.
          Две  недели спустя после перехода "Хаскелл" в  руки Фаррела появилась
бригада  обойщиков,   столяров  и   плотников  под  предводительством  мужчины,
представившегося дизайнером по интерьерам компании "Интеркорп".  После их ухода
вся  огромная приемная,  конференц-зал  и  кабинет Мэтта Фаррела были  отделаны
заново.  Там,  где раньше лежали поношенные, выцветшие восточные ковры и стояла
мебель темного дерева,  в трещинах и царапинах,  теперь красовались серебристое
ковровое покрытие и  современные диваны и  кресла с  обивкой из  бордовой кожи,
теснившиеся перед  стеклянными журнальными столиками.  Всем  было  известно,  с
каким упорством Мэтт настаивал,  чтобы все его владения были обставлены в одном
стиле.
          Валери и  Джоанна,  как и другие секретари на этаже,  к этому времени
успели хорошо узнать не  только капризы и  прихоти Мэтта,  но  и  его репутацию
безжалостного,  жестокого  человека.  Через  несколько  дней  после  того,  как
компания влилась в  "Интеркорп",  президент мистер  Берн  Хаскелл был  вынужден
раньше времени уйти на покой, как, впрочем, и два старших вице-президента, один
из которых был сыном Верна Хаскелла,  а другой - зятем. Еще один вице-президент
отказался подать в отставку и был уволен.  Теперь их кабинеты, расположенные на
этом этаже,  но в противоположном конце здания,  были отданы троим приспешникам
Фаррела.  Еще трое его людей находились где-то в здании, без сомнения, шпионили
за  всеми,  и  если  верить слухам,  задавали всякого рода нескромные вопросы и
составляли списки,  скорее всего  тех,  кого  предполагали уволить в  ближайшее
время.
          В  довершение  всего  оказалось,   что  выживали  не  только  старших
администраторов.  Секретарю мистера Хаскелла предложили на  выбор:  работать на
одного из служащих рангом пониже или уволиться,  и все потому, что Мэтью Фаррел
настоял на приезде собственного секретаря из Калифорнии.  Это вызвало настоящий
фурор и новую вспышку неприязни, среди оставшихся исполнительных секретарей, но
трудно  описать  их  чувства при  встрече с  секретарем Фаррела.  Элинор  Стерн
оказалась тощей, как палка, негнущейся особой с жесткими проволочными волосами,
да  к  тому  же  настоящей тираншей и  пронырой,  стерегущей остальных,  словно
ястреб,  и все еще употреблявшей такие слова,  как "наглость" и "приличия". Она
приходила в  офис раньше и уходила позже всех,  а когда дверь в ее кабинет была
открыта,  что  случалось довольно часто,  могла  слышать самый  тихий смех  или
шепот.  В  таких  случаях  Элинор  поднималась и  вставала  в  дверях  с  видом
разгневанного сержанта до  тех  пор,  пока  неуместная болтовня не  стихала,  а
виновные не  начинали смущенно ежиться.  Именно  поэтому Валери подавила вполне
естественное желание сообщить остальным секретарям о приезде Фаррела,  чтобы те
под каким-нибудь предлогом смогли взглянуть на нового босса.
          Популярные  журналы  и   желтая  пресса  представляли  его  красивым,
проницательным  мужчиной   с   утонченным  вкусом,   который   водит   компанию
исключительно  с   кинозвездами  и  европейскими  аристократками.   "Уолл-стрит
джорнэл" писал о  нем  как  о  "корпоративном гении,  наделенном прикосновением
Мидаса".  Мистер Хаскелл в день своего ухода обозвал Фаррела "наглым подонком с
инстинктами  акулы  и  моралью  мародерствующего волка".  Джоанна  и  Валери  с
нетерпением ожидали его появления, готовые возненавидеть нового босса с первого
взгляда. Так оно и случилось.
          Тихий  звонок  лифта  прозвучал  в  безмолвии приемной  оглушительным
гонгом.   Появился  Мэтью  Фаррел,  и  атмосфера  неожиданно  оказалась  словно
пронизанной электрическим напряжением -  так велика была излучаемая им энергия.
Загорелый,  атлетически сложенный,  он  быстро  направился  к  ним,  размахивая
портфелем и читая на ходу отчет. Через руку было перекинуто бежевое кашемировое
пальто. Валери нерешительно встала.
          - Добрый день,  мистер Фаррел,  -  пролепетала она,  но за все усилия
получила в награду лишь равнодушный взгляд холодных серых глаз.  Короткий кивок
- и  он исчез,  словно ветер,  неудержимый,  сильный и совершенно равнодушный к
простым смертным вроде Валери и Джоанны.
          Мэтт уже был здесь раньше,  на одном из вечерних совещаний, и поэтому
безошибочно отыскал офис,  принадлежавший раньше  Хаскеллу.  Только  закрыв  за
собой дверь, он поднял глаза от отчета и рассеянно взглянул на свою секретаршу,
служившую у  него уже девять долгих лет.  Они не поздоровались,  не поболтали о
пустяках - такое было не в их обычае.
          - Ну как дела?
          - Прекрасно, - ответила Элинор Стерн.
          - Повестка  совещания  готова?  -  добавил  Мэтт,  уже  направляясь к
высоким двойным дверям из розового дерева, ведущим в его кабинет.
          - Конечно, - кивнула Элинор в столь же деловой манере.
          Они были идеальной парой и  прекрасно подходили друг к другу с самого
начала, с того дня, как Элинор появилась в его офисе вместе с другими двадцатью
женщинами,  в основном молодыми и привлекательными, присланными из агентства по
найму.   Утром  Мэтт  увидел  снимок  Мередит  в  журнале  "Таун  энд  кантри",
оставленном кем-то в кафетерии.  Она лежала на ямайском пляже рядом с известным
игроком в поло.  В подзаголовке говорилось, что она отправилась на отдых вместе
со  школьными друзьями.  Еще  больше  ожесточившись и  полный решимости достичь
успеха,  Мэтт  начал  опрашивать  претенденток.  Большинство из  них  оказались
пустоголовыми дурочками, открыто флиртующими с будущим шефом, а он был не в том
настроении,  чтобы выносить чужую глупость или  женские уловки.  Мэтт  отчаянно
нуждался в надежном,  умном работнике,  таком,  кто помогал бы ему в стремлении
достигнуть самого верха.
          Мэтт  только  что  швырнул  резюме  последней  кандидатки в  мусорную
корзину и,  подняв глаза,  увидел Элинор Стерн,  шагавшую к  столу в  неуклюжих
туфлях  на  низких  каблуках и  простом черном  костюме.  Седеющие волосы  были
стянуты на затылке строгим узлом.  Она сунула ему в  руку резюме и в стоическом
молчании выждала,  пока  Мэтт  ознакомится с  содержащейся в  нем  информацией.
Пятьдесят лет, не замужем, печатает сто двадцать слов в минуту и стенографирует
со скоростью сто шестьдесят слов в минуту.  Мэтт взглянул на нее, намереваясь о
чем-то   спросить,   но   услышал   лишь   заявление,   произнесенное  ледяным,
настороженным тоном:
          - Понимаю, что я на двадцать лет старше, чем те, кто был до меня, и в
двадцать раз  менее  привлекательна.  Однако именно потому,  что  я  никогда не
считалась красавицей, приходилось полагаться на другие достоинства.
          Застигнутый врасплох, Мэтт смог только пролепетать:
          - И каковы же эти достоинства?
          - - Ум,  опыт  и  умение.  Кроме  машинописи  и  стенографии,  я  еще
закончила   юридические  курсы   работников  среднего   звена   и   могу   быть
делопроизводителем и счетоводом.  Кроме того,  я умею еще кое-что,  недоступное
нынешним двадцатилетним девицам.
          - Что же именно?
          - Грамотно писать!
          Полные превосходства тон  и  явное  презрение ко  всему  считающемуся
менее чем идеальным почему-то понравились Мэтту.  В  ней чувствовалась какая-то
холодная гордость,  которая восхищала его,  к  кроме того,  Мэтт  ощущал ту  же
твердую  решимость  добиться  совершенства,  что  и  в  самом  себе.  Мгновенно
инстинктивно поверив,  что именно Элинор подходит для этой должности,  Мэтт без
обиняков заявил:
          - Рабочий день чересчур длинный,  а жалованье не так велико. Я только
начинаю дело.  Если удастся пробиться на самый верх, я заберу вас с собой. Ваше
жалованье будет расти в зависимости от усердия.
          - Согласна.
          - Я буду много путешествовать. Позже вам придется иногда сопровождать
меня.
          И, к удивлению Мэтта, светлые глаза сузились:
          - Возможно,  вам следует более определенно объяснить мои обязанности,
мистер Фаррел.  Женщины,  несомненно,  находят вас чрезвычайно привлекательным,
однако...
          Потрясенный тем,  что она,  очевидно, посчитала, будто он пытается за
ней ухаживать,  и рассерженный придирчивым критическим высказыванием насчет его
привлекательности для остальных женщин, Мэтт ответил еще холоднее и сдержаннее,
чем она:
          - Ваши обязанности будут чисто секретарскими,  и  не больше.  Меня не
интересуют ни романы, ни флирт, я не желаю тортов на свой день рождения, лести,
угодничества или  ваших  мнений по  поводу дел,  касающихся исключительно меня.
Все, что мне потребуется, - ваше время и умение.
          Он  вел себя гораздо резче,  чем обычно,  возможно,  не столько из-за
отношения к нему Элинор,  сколько из-за увиденного утром снимка Мередит, но она
ничуть не возражала и скорее предпочитала именно предложенные им отношения.
          - Я нахожу это совершенно приемлемым, - объявила она.
          - Когда вы сможете начать?
          - Сейчас.
          Мэтт никогда не пожалел о  своем решении.  Уже через неделю он понял,
что,  подобно ему,  Элинор Стерн может работать неустанно,  с утра до вечера, в
таком  же  убийственном темпе,  не  валясь с  ног  и  не  жалуясь.  Чем  больше
обязанностей он  возлагал на  нее,  тем  больше она  выполняла.  Они  так и  не
переступили воздвигнутого между  ними  барьера,  сначала были  попросту слишком
поглощены  общей  работой,  а  позже  это,  казалось,  вообще  потеряло  всякое
значение.   Они  следовали  установленному  порядку,   и  такое  сотрудничество
совершенно удовлетворяло их обоих. Мэтт действительно поднялся на самый верх, а
Элинор трудилась рядом с ним,  без нытья и жалоб.  По правде говоря,  она стала
неоценимым сотрудником,  и  Мэтт,  верный  слову,  по-королевски вознаградил ее
преданность и верность:  теперь жалованье мисс Стерн составляло шестьдесят пять
фунтов в  год  -  больше,  чем  у  любого руководителя среднего уровня компании
"Интеркорп".
          Теперь Элинор последовала за  Мэттом в  офис и  молча ждала,  пока он
кладет портфель на письменный стол из полированного розового дерева.  Обычно он
вручал  ей  микрокассету с  записанными  инструкциями и  надиктованным текстом,
который было необходимо перепечатать.
          - Сегодня диктовать нечего,  - пояснил он, вручая ей груду папок. - И
я  не  успел  прочитать  контракт  Симпсона  в  самолете.  У  "Лира"  что-то  с
двигателем,  поэтому пришлось лететь коммерческим рейсом. У ребенка на переднем
сиденье, очевидно, болели уши, и он весь полет вопил как резаный.
          Поскольку он первым начал беседу, мисс Стерн сочла своей обязанностью
поддержать разговор:
          - Кто-то должен был ему помочь.
          - Мой  сосед вызвался удушить его,  -  вздохнул Мэтт,  -  но  мать не
пожелала прислушаться ни ко мне, ни к нему.
          - А что предложили вы?
          - Рюмку водки и немного бренди. Закрыв портфель, он спросил:
          - А каков здешний контингент?
          - Некоторые весьма добросовестны. Однако Джоанна Саймон, мимо которой
вы проходили по до роге сюда,  едва справляется. По слухам, она была больше чем
секретарем для  мистера  Морриси,  чему  я  склонна  верить.  И  поскольку  она
совершенно ничего не умеет делать,  разумнее всего предположить, что ее таланты
лежат в другой области.
          Мэтт едва обратил внимание на неодобрительно поджатые губы и, показав
головой на смежный с офисом конференц-зал, спросил:
          - Все собрались?
          - Конечно.
          - Повестка дня роздана?
          - Конечно.
          - Через час я ожидаю звонка из Брюсселя,  -  на ходу сообщил Мэтт.  -
Соедините меня, но на остальные звонки отвечайте, что я не смогу подойти.
          Шесть  наиболее  способных вице-президентов "Интеркорпа" расселись на
длинных диванах с  темно-красной обивкой,  стоявших по  обеим сторонам большого
стеклянного с  мрамором журнального стола  в  конференц-зале.  При  виде  Мэтта
мужчины встали и обменялись с ним рукопожатием. Каждый внимательно изучал шефа,
пытаясь понять по его глазам, каковы результаты поездки в Грецию.
          - Рад,  что вы вернулись,  Мэтт,  - сказал Том Эндерсон. - Не держите
нас в напряжении. Как дела в Афинах?
          - Чрезвычайно приятный город,  - заверил Мэтт. - И кроме того, теперь
у "Интеркорпа" собственный флот танкеров.
          Триумф,  торжество,  искреннее  и  неудержимое,  разлилось  на  лицах
присутствующих,  и немедленно началась оживленная дискуссия по поводу того, как
лучше использовать новое добавление к приобретениям "Интеркорпа".
          Откинувшись  в   кресле,   Мэтт   наблюдал   за   высокопоставленными
администраторами,  каждый  из  которых считался лучшим  в  своей  области.  Все
шестеро были  энергичными,  преданными делу  людьми.  Пятеро  окончили Гарвард,
Принстон,  Иель,  Лос-Анджелесский университет и Массачусетский технологический
институт со  степенями в  таких отраслях,  как  международное банковское дело и
маркетинг. Пятеро носили сшитые на заказ деловые костюмы по восемьсот долларов,
дорогие  египетские сорочки  с  монограммами и  тщательно  подобранные шелковые
галстуки.  По контрасту с ними шестой.  Том Эндерсон, представлял собой режущую
глаз, дисгармонирующую фигуру в зеленом с коричневым клетчатом пиджаке, зеленых
брюках  и  пестром  галстуке.  Страсть  Эндерсона  к  кричащей  одежде  служила
источником неизменного веселья среди безупречно одетых людей в команде захвата,
но  они  редко подтрунивали над ним.  По  правде говоря,  трудно издеваться над
шестифутовым гигантом весом в двести сорок пять фунтов.
          Эндерсон окончил вечернюю высшую школу,  никогда не учился в колледже
и был вызывающе горд этим обстоятельством.
          - Я прошел школу жизни и получил в ней высшую степень,  -  отвечал он
на все вопросы об образовании,  хотя обычно не трудился упомянуть, что обладает
необыкновенным талантом,  которого не  приобретешь ни  в  одной  школе:  стоило
поговорить с человеком несколько минут,  и он немедленно понимал,  какие мотивы
движут  собеседником и  заставляют карабкаться наверх  -  тщеславие,  жадность,
честолюбие или нечто другое. Внешне он казался простым, полуграмотным медведем,
человеком,  который любит работать засучив рукава.  Но  под грубой поверхностью
крылся  алмаз  -  Том  Эндерсон отличался даром  вести  переговоры и  мгновенно
проникать в  суть  проблемы -  неоценимое свойство,  особенно когда приходилось
вести дела с профсоюзами от имени "Интеркорпа".
          Но  из  всех  великолепных качеств Тома  Мэтт  особенно ценил одну  -
преданность. Он был единственным в этой комнате человеком, способным отвергнуть
любое, самое выгодное предложение перейти на другую работу. Он работал на самую
первую компанию,  купленную Мэттом, и когда тот ее продал, предпочел лучше уйти
с  прежним  хозяином,  чем  остаться с  новыми  владельцами,  предлагавшими ему
превосходную должность и высокое жалованье.
          Мэтт   платил  остальным  вице-президентам  достаточно,   чтобы  быть
уверенным в  их верности и  не бояться,  что они не поддадутся соблазну продать
его конкурентам, но Эндерсону он платил еще больше, поскольку тот был полностью
и  беззаветно предан Мэтту  и  "Интеркорпу".  Мэтт  никогда не  сожалел о  том,
сколько денег  приходится выплачивать команде,  -  расходы неизменно окупались,
поскольку ни у  кого не было служащих талантливее,  но именно Мэтт направлял их
энергию в  нужное русло.  Генеральный план развития "Интеркорпа" был разработан
именно им, и именно он изменял его, как считал нужным.
          - Джентльмены,   -   объявил  Мэтт,  прерывая  оживленное  обсуждение
танкеров,  - об этом поговорим в другое время. Сейчас главное - решить проблемы
"Хаскелл".
          Всякий раз,  покупая компанию,  Мэтт действовал быстро и  эффективно.
Вместо того чтобы тратить не один месяц, пытаясь определить причину затруднений
фирмы,  искать средства,  способы их устранения, увольнять служащих, чья работа
не соответствовала стандартам "Интеркорпа",  Мэтт делал нечто совершенно иное -
посылал группу людей,  собравшихся сейчас в конференц-зале, и те работали бок о
бок с оставшимися на своих постах вице-президентами купленной компании.  Каждый
из  команды был  специалистом в  определенной области,  связанной с  финансами,
менеджментом и  маркетингом,  в  течение нескольких недель они точно определяли
состояние дел на  своем участке работы,  беспристрастно оценивали достоинства и
недостатки вице-президента и руководимого им отделения.
          - Эллиот,  -  обратился Мэтт к  Эллиоту Джеймисону,  -  начнем с вас.
Изложите вкратце, как обстоят дела в отделе маркетинга.
          - Неплохо,  но  не так уж и  великолепно.  Слишком много менеджеров и
здесь, и в региональных офисах, и слишком мало профессионалов - специалистов по
сбыту  товаров.  Уже  существующим клиентам уделяется должное  внимание,  но  у
служащих попросту не  хватает времени открывать новые  счета.  Учитывая высокое
качество  продукции,   "Хаскелл"  должна  была  иметь  раза  в   четыре  больше
покупателей,  чем  сейчас.  Поэтому  я  осмелился  бы  предложить добавить  еще
пятьдесят человек  в  отдел  сбыта.  Как  только  завод  в  Саутвилле вступит в
действие, можно нанять еще пятьдесят человек.
          Мэтт сделал пометку в лежавшем перед ним блокноте и снова обратился к
Джеймисону:
          - Что-нибудь еще?
          - Пол Креншоу,  вице-президент по маркетингу,  должен уйти,  Мэтт. Он
работал с  Хаскеллом двадцать пять лет,  и  его  принципы маркетинга устарели и
попросту глупы. Совершенно негибок и не собирается менять свои методы.
          - Сколько ему лет?
          - Если верить досье, пятьдесят шесть.
          - Если мы предложим ему пораньше уйти на пенсию, согласится?
          - Возможно.  По  собственному желанию он  увольняться не  собирается.
Наглый сукин сын и не скрывает ненависти к "Интеркорпу".
          Том  Эндерсон,  восхищенно изучавший собственный невообразимо пестрый
галстук, поднял глаза:
          - Неудивительно. Он - дальний родственник старого Хаскелла.
          Эллиот пораженно уставился на него.
          - В самом деле?  -  удивился он, против воли восхищаясь способностями
Тома без всяких видимых усилий раскопать информацию.  - Этого в его личном деле
нет. Откуда ты это узнал?
          - Имел  весьма приятную беседу с  очаровательной старушкой в  архиве.
Проработала здесь  больше  чем  кто  бы  то  ни  было.  Просто ходячий источник
сведений.
          - Неудивительно,  что  Креншоу был так чертовски несносен.  Тогда тем
более от  него нужно отделаться -  помимо всего прочего,  он представляет собой
огромную моральную проблему.  Это,  в  общем,  все,  Мэтт.  На следующей неделе
встретимся и поговорим о частностях.
          Мэтт   вопросительно  взглянул  на   Джона  Лемберта,   занимавшегося
финансами. Тот, поняв намек, уставился в свои заметки.
          - Прибыли неплохие,  мы  знали это и  раньше,  но  есть немало статей
расхода,  которые можно сократить.  Кроме того,  они чертовски ленятся торопить
задолжников.  Некоторые счета следовало бы оплатить уже полгода назад, и только
потому, что Хаскелл взял за правило никогда не торопить со сбором долгов.
          - Значит, придется заменить и главного бухгалтера-контролера?
          Лемберт поколебался:
          - Тут трудно решить сразу.  Бухгалтер утверждает, что это делалось по
распоряжению самого Хаскелла.  Хотя он  сам много лет пытался настоять на более
настойчивых требованиях оплаты,  президент и  слышать об этом не желал.  Помимо
этого,  можно  сказать,  что  в  финансовом отделе  полный  порядок  и  сам  он
прекрасный руководитель.  У  него вполне достаточно опытных служащих,  и работа
идет как по маслу.
          - А как он отнесся к вторжению в его владения? Готов ли изменить свои
методы?
          - Он не лидер,  а ведомый и очень исполнителен.  До последней запятой
следует приказам и  инструкциям.  С другой стороны,  если вам нужны новаторские
идеи, вряд ли они у него появятся, не говоря уже о более агрессивной политике.
          - Объясните,  что от него требуется,  -  немного поколебавшись, решил
Мэтт.  - Когда мы назначим президента, тот сможет присматривать за бухгалтером.
Финансовый отдел крайне важен для нас,  и  если вы считаете,  что он в  хорошем
состоянии, пусть все так и идет.
          - Согласен.  К  началу  следующего месяца буду  готов  обсудить новый
бюджет и ценовую структуру.
          - Прекрасно.
          Мэтт  обернулся  к  невысокому светловолосому мужчине,  занимавшемуся
кадровой политикой.
          - Дэвид, как с людскими ресурсами?
          - Неплохо.   Даже  очень  хорошо,   я   бы  сказал.   Ллойд  Уолдроп,
вице-президент,  возглавляющий этот отдел, умен, проницателен и вполне на своем
месте, - объявил Телбот.
          - Паршивый двуличный лицемер и шовинист,  - вмешался Том, нагибаясь к
столу, чтобы налить себе чашку кофе из серебряного кофейника.
          - Совершенный абсурд!  - раздраженно бросил Телбот. - Я изучал списки
и с уверенностью могу сказать,  что среди руководства достаточно много женщин и
представителей национальных меньшинств.
          - Не верю я никаким спискам.
          - Иисусе,  да что это с тобой.  Том?  -  рявкнул он, поворачиваясь на
стуле и окидывая Тома разъяренным взглядом.  - Каждый раз, когда мы приобретаем
компанию,  ты начинаешь придираться к вице-президенту по кадрам.  За что ты их,
спрашивается, так не любишь?
          - Наверное, потому, что почти все они готовы лизать зад начальству, а
сами рвутся к власти.
          - Включая Уолдропа?
          - Особенно Уолдропа.
          - И  какой из  твоих прославленных инстинктов заставляет тебя  верить
этому?
          - Он  два  дня  подряд  отпускает комплименты по  поводу моей  манеры
одеваться.  Никогда не верю человеку, который расхваливает мой пиджак, особенно
если сам при этом одет в строгий серый костюм.
          Приглушенные смешки нарушили напряжение,  воцарившееся в  комнате,  и
даже Дэвид, видимо, расслабился.
          - Существует ли иная причина считать,  что он лжет относительно своих
методов найма и продвижения по службе персонала?
          - Еще  бы,  -  фыркнул Том  и,  стараясь не  окунуть рукав  в  чашку,
потянулся за сахарницей.  -  Я уже пару недель слоняюсь вокруг этого здания,  и
пока  ты  был  занят  изучением людских ресурсов,  не  смог  не  заметить одной
маленькой детали.
          Он замолчал и  принялся размешивать сахар в  кофе,  чем вывел из себя
всех  присутствующих,  кроме  Мэтта,  продолжавшего рассматривать Эндерсона  со
спокойным интересом.  Наконец Том откинулся на спинку стула и,  положив ногу на
ногу, поднес к губам чашку.
          - Том!  - не выдержав, сухо сказал Дэвид. - Нельзя ли перейти к делу,
иначе это совещание никогда не  кончится.  Что же  ты заметил,  пока слонялся у
здания?
          Том, ничуть не смутившись, поднял мохнатые брови и ответил:
          - Я видел, кто сидит в личных кабинетах.
          - И что же?
          - Да то,  что там не было ни одной женщины,  только мужчины,  если не
считать бухгалтерии,  где в любой фирме по традиции менеджеры - женщины, да еще
паре-тройке женщин выделены отдельные кабинеты с секретаршами в приемной. Это и
заставило меня подумать:  что, если наш приятель Уолдроп раздает пышные титулы,
чтобы осчастливить дам  и  приукрасить отчеты?  Если  здесь действительно много
женщин-руководителей, где их секретари? И где кабинеты?
          - Я все проверю,  -  процедил Дэвид. - Конечно, я и сам это обнаружил
бы, но лучше знать заранее. Кроме того, мы собираемся привести систему отпусков
и  тарифную сетку в  соответствие с  нормами "Интеркорпа".  Хаскелл дает  своим
людям  трехнедельный отпуск  после  трех  лет  работы и  четырехнедельный после
восьми лет.  Такая политика обходится компании в целое состояние и, кроме того,
приводит к постоянной необходимости нанимать временных сотрудников.
          - А оплата? - осведомился Мэтт.
          - Ниже  нашей.  Хаскелл считал,  что  лучше дать  служащим продленные
отпуска,   чем  выплачивать  приличное  жалованье.   Как  только  я   выработаю
определенные  рекомендации  и  получу  основные  цифры,  мы  встретимся  и  все
обговорим.
          Следующие  два  часа  Мэтт  внимательно слушал  доклады  остальных  и
выносил решения.  После обсуждения дел в "Хаскелл" перешли к насущным вопросам,
касающимся "Интеркорпа",  начиная  от  грозящей забастовки членов  профсоюза на
текстильной фабрике  в  Джорджии и  кончая  заводом,  который Мэтт  намеревался
построить  для  нужд  компании  "Хаскелл" на  большом  участке  земли,  который
приобрел в Саутвилле.
          В  течение всего  времени лишь  один  человек,  Питер Вандервилд,  не
вступал в  разговор и  внимательно слушал,  совсем как талантливый,  но немного
ошеломленный старшекурсник,  пытавшийся  приобрести  опыт  и  знания  у  группы
экспертов.  Двадцативосьмилетний молодой Питер,  бывший чудо-ребенок Гарварда с
коэффициентом  умственного  развития  настоящего  гения,   специализировался  в
поисках   потенциальных  приобретений   для   "Интеркорпа",   анализировал   их
доходность,  а затем давал Мэтту рекомендации. "Хаскелл электронике" также была
выбрана  Вандервилдом  и   стала  уже  третьей  компанией,   купленной  по  его
предложению.  Мэтт послал его с остальной командой в Чикаго,  с тем чтобы Питер
самолично узнал и  понял,  что происходит с  фирмами после перехода во владение
"Интеркорпа".  Мэтт хотел,  чтобы Питер увидел то, чего не найдешь в финансовых
отчетах,  на  которые так безоговорочно полагался молодой человек,  когда давал
заключение  о  выгодности  покупки,  понял,  что  на  свете  существуют главные
бухгалтеры,   не  спешившие  собирать  долги,   и  вице-президенты  по  кадрам,
проводившие исподтишка политику дискриминации.
          Мэтт прислал его сюда,  поскольку понимал, что, несмотря на блестящие
способности,  молодой человек по-прежнему нуждается в руководстве.  Более того,
Питер мог быть дерзким и  сверхчувствительным,  самоуверенным и застенчивым,  в
зависимости от ситуации,  и именно эти свойства Мэтт намеревался обуздать.  Да,
Питер был настоящим гением,  но  эту гениальность следовало направить в  нужное
русло.
          - Питер,  -  обратился к нему Мэтт, - есть ли какие-то соображения по
вашей части, которые мы должны выслушать?
          - У  меня есть несколько компаний,  которые могут стать превосходными
приобретениями,  - оживился молодой человек. - Не так велики, как "Хаскелл", но
чрезвычайно доходны.  Одна из них - чудесная маленькая компания по программному
обеспечению в Кремниевой Долине...
          - Никаких программных обеспечении, Питер, - твердо заявил Мэтт.
          - Но объединенный Комитет по тылу... - начал Питер.
          - Только не  программное обеспечение,  -  перебил Мэтт.  -  Пока  это
слишком рискованное предприятие!
          И  видя,  как краска смущения ползет по  щекам Вандервилда,  напомнил
себе,  что его цель -  направлять необычайные таланты молодого человека,  а  не
душить его инициативу. Мэтт, подавив нетерпение, добавил:
          - К  вам это не имеет никакого отношения,  Питер.  Я  ведь никогда не
говорил,  как  отношусь к  компаниям по  программному обеспечению.  Что  еще вы
можете рекомендовать?
          - Вы  упоминали  как-то,   что  хотите  расширить  наши  коммерческие
владения, - нерешительно начал Питер. - Одна такая компания в Атланте, вторая -
в Чикаго и третья - в Хаустоне. Хозяева хотят их продать. Первые две имеют лишь
административные здания,  высотные и  пониже.  Третья,  в Хаустоне,  в основном
вкладывала средства в  земельные участки.  Владеют ею братья Тори,  получили по
наследству от отца и, по слухам, не выносят друг друга.
          Все  еще  страдая после бесцеремонной отповеди Мэтта,  Питер поспешил
закончить перечень недостатков:
          - Экономика Хаустона до  последнего времени  находилась в  застое,  и
хотя дела последнее время пошли в гору,  думаю,  вряд ли это будет продолжаться
долго.  Кроме того, братья Торп никак не могут сговориться между собой, так что
сделка, вероятно, доставит нам больше неприятностей, чем пользы...
          - Не понимаю,  пытаетесь ли вы меня убедить,  что это плохая идея или
хорошая? - спросил Мэтт, улыбаясь, чтобы смягчить резкость. - Вы делаете выбор,
основываясь на собственных суждениях,  а уж я загоняю добычу. Это моя работа, и
если  вы  попытаетесь выполнять еще  и  ее,  тогда  мне  нечего  будет  делать.
Останется только уйти на покой.
          В  комнате раздались смешки.  Питер,  привстав,  вручил Мэтту папку с
надписью:   "КОМПАНИИ,   РЕКОМЕНДОВАННЫЕ   К   ПРИОБРЕТЕНИЮ,   -   КОММЕРЧЕСКАЯ
СОБСТВЕННОСТЬ".
          Внутри лежали документы с  данными по трем упомянутым компаниям и еще
относящиеся к  дюжине  других,  менее  привлекательных.  Немного  успокоившись,
молодой человек уселся и  выжидающе уставился на  хозяина.  Мэтт открыл досье и
увидел,  что отчеты были чрезвычайно длинными,  а анализы -  сложными. Не желая
без необходимости задерживать остальных, он объявил:
          - Питер,  как обычно, проделал огромную работу, джентльмены, и скорее
всего потребуется довольно много времени,  чтобы все изучить. Думаю, сегодня мы
уже обсудили все что следовало. Дайте мисс Стерн знать, когда вы готовы перейти
к более детальному разговору.  А вы,  Питер,  если не возражаете,  задержитесь.
Идемте в мой кабинет, там и побеседуем.
          Он только что уселся за письменный стол, когда зажужжало переговорное
устройство,  и мисс Стерн передала,  что звонят из Брюсселя. Зажав трубку между
плечом и  подбородком,  Мэтт начал просматривать финансовый отчет по компании в
Атланте, которую рекомендовал купить Питер.
          - Мэтт,  -  раздался радостный голос Иозефа Хендрикса,  перекрывающий
шум и потрескивание на линии,  -  у нас плохая связь,  друг мой, зато новости у
меня  превосходные и  не  могут  ждать.  Мои  люди  полностью согласны с  идеей
ограниченного товарищества,  которое я  предложил вам в  прошлом месяце.  Кроме
того, они не возражают против ваших условий.
          - Прекрасно,   Иозеф,  -  ответил  Мэтт,  но  его  энтузиазм  немного
расхолодило сознание того,  что уже гораздо позднее,  чем он  считал,  и  кроме
того,  перепад во времени подействовал весьма отупляюще.  За окнами было совсем
темно, и только огни соседних небоскребов, мерцая, переливались, словно веселые
звездочки.  Далеко снизу,  с  Мичиган-авеню  доносились гудки машин запоздавших
жителей  пригородов,   спешивших  добраться  домой.   Мэтт   нажал  выключатель
настольной лампы и,  поглядев на Питера,  который,  поднявшись, включил верхний
свет, попросил:
          - Оказывается,  уже позднее,  чем я  думал,  Питер,  а  мне еще нужно
сделать несколько звонков.  Возьму папку домой и  весь  уик-энд  буду  изучать.
Обсудим в понедельник, в десять утра.

     Глава 17

          Освеженный после душа и сауны,  Мэтт завязал полотенце вокруг пояса и
потянулся к наручным часам,  лежавшим на карнизе черного мрамора, тянувшемся по
всей окружности ванной. Затрещал телефонный звонок, и Мэтт поднял трубку.
          - Ты совсем голый?  -  раздался томный голос Элиши Эйвери, прежде чем
Мэтт успел хотя бы открыть рот.
          - Какой номер вы набираете? - пролепетал он с деланным смущением.
          - Твой, дорогуша. Так ты голый или нет?
          - Наполовину, - признался Мэтт, - и к тому же опаздываю.
          - Я так рада, что ты уже в Чикаго. Когда прилетел?
          - Вчера.
          - Наконец-то ты в моих тисках!  -  Элиша рассмеялась, весело, звонко,
заразительно.  -  Не можешь представить, какие только фантазии мне не грезились
при мысли о  сегодняшней ночи,  когда мы наконец вернемся с  благотворительного
бала в опере! Мне так не хватало тебя, Мэтт, - добавила она без обиняков и, как
всегда, прямо и откровенно.
          - Мы  собираемся увидеться через час,  -  пообещал ,  Мэтт,  -  если,
конечно, немедленно повесишь трубку.
          - Честно говоря,  это папочка заставил меня позвонить. Боялся, что ты
забудешь насчет бала.  Он почти так же рвется увидеть тебя,  как и я.., правда,
по совершенно другим причинам, конечно.
          - Конечно, - пошутил Мэтт.
          - Должна  предупредить  тебя,  что  он  собирается  организовать тебе
членство  в  "Гленмур".  Бал  -  это  идеальное место,  чтобы  представить тебя
некоторым членам и  получить их голоса,  так что па попытается познакомить тебя
со всеми и каждым,  если, ты, конечно, согласишься. Правда, не пойму, с чего он
так суетится!  Ты настоящий верняк,  пройдешь единогласно!  Да,  кстати, пресса
тоже  будет  там  в  полном  составе,  так  что  приготовься  к  осаде.  Ужасно
унизительно,  мистер Фаррел,  -  пошутила она,  - знать, что твоему партнеру на
сегодняшний вечер будет уделяться куда больше внимания, чем тебе...
          Упоминание о  клубе "Гленмур",  где он впервые встретил Мередит в тот
давний день  Четвертого июля,  заставило Мэтта усмехнуться с  мрачной иронией и
сцепить зубы.  Теперь он почти не слышал Элишу. Кроме того, Мэтт уже был членом
двух клубов,  не менее престижных,  чем "Гленмур", и не имел желания вступать в
третий,  а если бы захотел это сделать здесь,  в Чикаго,  черта с два выбрал бы
"Гленмур"!
          - Передай отцу, что я очень благодарен, но прошу его не беспокоиться.
          Но  прежде чем  Мэтт успел сказать еще что-то,  Стентон Эйвери поднял
трубку параллельного телефона.
          - Мэтт,  -  сердечно приветствовал он,  -  надеюсь,  ты  не  забыл  о
сегодняшнем благотворительном бале в опере?
          - Конечно, нет, Стентон.
          - Прекрасно,  прекрасно.  Как насчет того,  чтобы заехать за  тобой к
девяти,  отправиться в  яхт-клуб,  а  оттуда в  отель?  Таким образом,  нам  не
придется высиживать всю "Травиату",  прежде чем начнется настоящее веселье. Или
ты слитком любишь "Травиату"?
          - - От  опер у  меня аллергия,  -  пошутил Мэтт,  и  Стентон согласно
хмыкнул.  За  последние несколько лет  Мэтт посетил дюжину оперных спектаклей и
симфонических  концертов,   поскольку  вращался   в   социальных  кругах,   где
спонсорство и посещение подобных развлечений было необходимо и крайне выгодно с
деловой точки зрения. Теперь, когда он почти против воли успел познакомиться со
всеми  знаменитыми  симфониями  и   операми,   первоначальное  его   мнение  не
изменилось:  Мэтт находил большинство из них слишком утомительными и  чрезмерно
длинными.
          - Хорошо,  в  девять,  -  добавил он.  Несмотря на нелюбовь к оперной
музыке и назойливое внимание прессы, Мэтт все же с некоторым нетерпением ожидал
вечера.  Бреясь,  он  вспоминал  о  первой  встрече  со  Стентоном Эйвери.  Они
познакомились в Лос-Анджелесе четыре года назад,  и с тех пор, когда бы Мэтт ни
был в Чикаго,  а Стентон -  в Калифорнии, они старались провести вместе хотя бы
несколько часов.  В  отличие от  большинства чикагцев из  высших слоев общества
Стентон был жестким, упрямым, но честным и прямым бизнесменом, и Мэтт очень его
любил.  По правде говоря,  если бы пришлось выбирать себе тестя, Мэтт выбрал бы
Стентона.  Элиша была похожа на отца -  элегантная, неглупая и образованная, но
чертовски настойчивая,  когда речь шла о том,  чтобы получить желаемое. Они оба
хотели,  чтобы Мэтт сопровождал их  на  сегодняшний бал,  и  не слушали никаких
отказов.  В  конце  концов  Мэтт  не  только  согласился посетить оперу,  но  и
пожертвовать пять тысяч долларов.
          Два месяца назад Элиша,  приехав в Калифорнию, без обиняков намекнула
на то, что им следует пожениться. Какое-то время Мэтт был готов согласиться, но
порыв очень быстро прошел.  Элиша ему нравилась как в постели, так и вне ее, но
Мэтт уже успел с  трудом пережить последствия разрушительного брака с  богатой,
капризной  дочерью  чикагского  бизнесмена  и  не  имел  ни  малейшего  желания
повторять опыт. Беда была в том, что он никогда не мог серьезно думать о второй
женитьбе,  потому что попросту не  был способен на  чувства,  которые испытывал
когда-то к Мередит,  -  эту безумную,  жестокую,  жгучую потребность видеть ее,
касаться,  ласкать..,  эту вулканическую страсть,  владевшую им, опустошающую и
ненасытную.  Ни одна женщина не могла заставить его всего лишь взглядом ощущать
себя  одновременно  всемогущим  и  жалким,  не  пробуждала  отчаянного  желания
доказать,  что он может стать лучше и благороднее,  чем на самом деле. Жениться
на  ком-то  еще  означает  признать,   что  Мэтт  готов  примириться  с  чем-то
второсортным,  а второй сорт недостаточно хорош для него. Но в то же время Мэтт
совершенно не  жаждал вновь испытать те мучительные,  дурманящие,  исступленные
эмоции еще раз,  эмоции настолько же болезненные, насколько сладостные, и когда
этот несчастный брак разрушился,  всего лишь воспоминания о  нем  и  о  молодой
предательнице-жене, которую Мэтт обожал, много лет превращали его жизнь в ад.
          Правда заключалась в  том,  что если бы Элиша ,  была способна занять
такое же место в его сердце,  как Мередит, Мэтт немедленно порвал бы с ней, как
только почувствовал это.  Он  больше никогда не позволит себе выказать подобную
уязвимость,  быть таким беззащитным.  Ни перед кем. Никогда. Теперь, когда Мэтт
приехал в  Чикаго,  Элиша скорее всего снова заговорит о  женитьбе,  но в  этом
случае Мэтт попытается ясно дать ей понять, что об этом не может быть и речи, в
противном же случае придется положить конец их восхитительной связи.
          Натянув  черный  смокинг,  Мэтт  вышел  из  спальни  и  направился  в
гостиную.  У  него еще  оставалось четверть часа до  приезда Стентона и  Элиши,
поэтому он шагнул к дальнему углу комнаты,  где на возвышении находились стойка
бара и несколько диванов,  предназначенных для удобства беседующих. Мэтт выбрал
это  здание и  эту  квартиру,  потому что внешние стены из  толстого изогнутого
стекла позволяли видеть с  высоты захватывающую дух панораму города.  Несколько
секунд Мэтт  смотрел вдаль,  а  потом подошел к  бару,  намереваясь налить себе
бренди.  При  этом  он  задел  рукавом  газету,  предусмотрительно  оставленную
дворецким на дальнем столике. Блоки вылетели и рассыпались по полу.
          И  тут  он  увидел Мередит.  Ее  фото бросилось в  глаза с  последней
страницы первого блока -  совершенная улыбка, совершенная прическа, совершенное
лицо.  Типичная Мередит,  подумал Мэтт с ледяным отвращением, поднимая газету и
всматриваясь в  снимок,  все в  ней рассчитано на то,  чтобы произвести внешний
эффект.  В восемнадцать лет она была прекрасна, теперь же газетные фотографы из
кожи вон лезли, чтобы подчеркнуть ее сходство с молодой Грейс Келли.
          Его взгляд скользнул к  заметке,  помещенной под фото,  и на какой-то
момент Мэтт сжался от изумления.  Если верить репортеру Салли Мэнсфилд, Мередит
только что объявила о помолвке с юношеской любовью,  Паркером Рейнолдсом III, и
"Бенкрофт  энд  компания  намеревается отметить  роскошную  свадьбу  в  феврале
грандиозной распродажей во всех филиалах.
          Губы Мэтт дернулись в иронической ухмылке.  Отбросив газету, он снова
шагнул к окну.  Подумать только, быть женатым на хитрой сучонке и даже не знать
ни о какой юношеской любви.  Правда, тогда он вообще почти не знал ее, напомнил
себе Мэтт, а все, что стало известно потом, лишь вызывало презрение.
          Но  тут  Мэтт  неожиданно  спохватился,   что  его  мысли  не  вполне
соответствуют чувствам.  Очевидно,  он так бурно реагирует по привычке,  потому
что,  по правде говоря, вовсе не презирал больше Мередит. Нет, по-настоящему он
испытывал к  ней всего лишь холодное презрение.  То,  что случилось между ними,
произошло так давно,  что разрушило всякие сильные эмоции, которые он испытывал
к ней..,  даже ненависть.  А вместо ненависти не было ничего..,  ничего,  кроме
жалости  и  отвращения.  Мередит  оказалась  слишком  безвольной,  чтобы  стать
настоящей предательницей,  просто  она  целиком подпала под  влияние отца..,  и
отказалась  от  Мэтта.   На  шестом  месяце  беременности  она  сумела  вызвать
искусственные роды,  а потом послала Мэтту телеграмму, в которой объяснила все,
что сделала,  и  объявила,  что разводится с  ним.  И  несмотря на то,  что она
сделала с  их малышом,  Мэтт вылетел в  Чикаго с безумным намерением попытаться
отговорить ее от немедленного развода.  Но, добравшись до госпиталя, он услышал
от девицы в приемной, что Мередит не желает его видеть, а охранник проводил его
к выходу. Думая, что приказ мог быть отдан Филипом Бенкрофтом, Мэтт вернулся на
следующий день,  но у парадной двери был перехвачен копом,  сунувшим ему в руки
судебное  предписание,  вынесенное по  настоянию Мередит  и  запрещавшее ему  и
близко к ней подходить.
          Все эти годы Мэтт старался душить воспоминания,  не думать о тоске по
убитому ребенку, боясь, что попросту сойдет с ума. Отбрасывать все, связанное с
Мередит..,  не позволять острому жалу горечи пронзить сердце..,  постепенно это
стало искусством,  доведенным почти до совершенства.  Сначала Мэтт делал это из
чувства самосохранения. Позже по привычке.
          Теперь,  глядя на мигающие огоньки,  Мэтт понял,  что отныне можно не
делать этого. Мередит перестала для него существовать.
          Решив провести следующий год в Чикаго, Мэтт знал, что рано или поздно
встретит Мередит,  но не позволял ненужным эмоциям влиять на свои планы. Его не
пугали неприятные встречи,  потому что  это нисколько его не  трогало.  Они оба
взрослые люди, и прошлое давно похоронено. Мередит достаточно хорошо воспитана,
и они сумеют поддерживать отношения с вежливой учтивостью,  принятой в подобных
обстоятельствах.
          Мэтт уселся в  чрезмерно длинный "мерседес" Стентона,  пожал приятелю
руку и  взглянул на Элишу,  закутанную в  доходившую до щиколоток соболью шубу,
почти такого же цвета,  как темные блестящие волосы.  Сжав его пальцы,  девушка
улыбнулась, нежно, зазывно и маняще.
          - Давно не виделись, - низким, чуть хрипловатым голосом шепнула она.
          - Слишком давно, - кивнул Мэтт и при этом не солгал.
          - Пять месяцев,  - напомнила Элиша. - Может, все-таки поцелуешь меня,
как полагается?
          Мэтт  кинул  беспомощный,  смеющийся  взгляд  на  отца  Элиши,  прося
разрешения, но тот лишь ограничился благосклонным кивком, и Мэтт, потянув Элишу
за руку, усадил к себе на колени.
          - Что ты имеешь в виду под словом "полагается"?
          - Сейчас  покажу,   -   усмехнулась  она.  Только  Элиша  посмела  бы
поцеловать таким образом мужчину на глазах у  отца.  Но ведь и  немногие отцы с
терпеливой ухмылкой вежливо отвернулись бы  к  окну,  пока их  дочь впивается в
губы постороннего мужчины с почти несдерживаемой чувственностью,  граничившей с
сексуальным возбуждением.
          - Кажется, ты и в самом деле скучал по мне, - выдохнула она.
          - А я думаю, - покачал головой Мэтт, - хотя бы у одного из нас должно
было хватить совести покраснеть.
          - Какие провинциальные замашки,  дорогой!  - объявила Элиша, смеясь и
нехотя снимая руки с его плеч. - Настоящее мещанство! Средний класс!
          - Было время,  -  напомнил он,  -  когда для меня выбиться в  средний
класс означало очень многое.
          - И ты гордишься этим, верно?
          - По всей видимости,  да,  -  сознался Мэтт. Элиша соскользнула с его
колен, скрестила длинные ноги, так что полы манто разошлись, открывая разрез до
середины бедра в юбке прямого черного платья.
          - Что ты об этом думаешь?
          - Выяснишь позже,  -  вмешался Стентон,  неожиданно раздраженный тем,
что дочь совершенно завладела вниманием друга.
          - Мэтт,  ходят  слухи,  что  "Эдмунд  Майнинг"  собирается слиться  с
"Райерсон консолидейшн".  Это верно?  И прежде чем ты ответишь,  расскажи,  как
твой отец? По-прежнему не желает уезжать с фермы?
          - Отец в полном порядке.
          И  это было действительно так.  Патрик Фаррел вот уже одиннадцать лет
не брал в рот спиртного.
          - Я  наконец  убедил  его  продать  ферму  и  переехать в  город.  Он
несколько недель поживет со мной,  а потом отправится навестить сестру. Позже я
съезжу на ферму и соберу семейные реликвии.  У него не хватает мужества сделать
это.

     ***

          Огромная бальная зала  отеля с  величественными мраморными колоннами,
сверкающими  хрустальными  люстрами   и   чудесным  сводчатым  потолком  всегда
выглядела великолепно,  но  сегодня,  по мнению Мередит,  походила на волшебный
дворец.   Благотворительный  комитет  постарался  на  славу:  повсюду  искрился
искусственный снег,  стояли красные розы и  остролист,  а  в центре,  у колонн,
увитых  цветами,   играл  оркестр.   Из  фонтанов,  украшенных  переливающимися
искусственными сосульками,  лилось  холодное  шампанское,  а  официанты сновали
между приглашенными,  предлагая закуски тем,  кто не желал подходить к огромным
серебряным блюдам - "горкам", нагруженным изысканной едой.
          С блеском и роскошью залы соперничали ослепительные драгоценности дам
и  вечерние  платья  от  известных  модельеров.  Смех  и  разговор  то  и  дело
прерывался,  когда покровители оперного искусства на мгновение замолкали, чтобы
позировать фотографам.
          Мередит стояла рядом с  Паркером,  властно обнявшим ее  за  талию,  и
принимала поздравления друзей и знакомых, узнавших о помолвке из газет.
          Когда последняя парочка отошла,  Мередит,  едва удерживаясь от смеха,
посмотрела на Паркера.
          - Что ты тут такого забавного нашла? - нежно улыбнулся он.
          - Помнишь мелодию,  которую играет оркестр?  Та самая, под которую мы
танцевали, когда мне было тринадцать.
          И, заметив недоуменный взгляд Паркера, пояснила:
          - На вечере мисс Эппингем в отеле "Дрейк".  Лицо Паркера прояснилось,
он широко улыбнулся.
          - А, да, принудительный бал мисс Эппингем, ночь страданий.
          - Это  в  самом деле  было невыносимо,  -  согласилась Мередит.  -  Я
уронила сумочку, и боднула тебя лбом, и наступала на ноги, пока мы танцевали.
          - Ты  действительно уронила сумочку,  и  мы  столкнулись головами,  -
согласился он с той же неизменной чувствительностью к ее переживаниям,  которую
Мередит так любила в  нем,  -  но  уж на ноги не наступала.  В  ту ночь ты была
очаровательной.  По правде говоря, именно тогда я впервые заметил, какие у тебя
изумительные глаза,  -  продолжал он с мечтательной улыбкой.  -  Ты смотрела на
меня так странно, пристально и напряженно...
          Мередит разразилась веселым смехом:
          - Должно быть, пыталась сообразить, как приличнее всего будет сделать
тебе предложение.
          Паркер ухмыльнулся, рука, обнимавшая талию, сжалась чуть сильнее:
          - Правда?
          - Абсолютно.
          Уголки губ Мередит чуть дрогнули при виде направляющейся к ним дамы -
репортера светской хроники.
          - Паркер, - быстро предупредила Мередит, - я выйду на несколько минут
в салон. Сюда идет Салли Мэнсфилд, а я не желаю говорить с ней, пока не узнаю в
понедельник,  кто в  "Бенкрофт" наплел ей эту чепуху о  грандиозной распродаже,
которой компания собирается отпраздновать нашу свадьбу.  И тот, кто это сказал,
должен  попросить Салли  дать  опровержение,  потому что  никакой распродажи не
будет.
          Мередит нехотя высвободилась из его объятий.
          - Пожалуйста,   найди   Лайзу,   -   попросила  она,   направляясь  к
величественной лестнице, ведущей на балкон. - Она давно должна была появиться.

     ***

          - Мы как раз вовремя,  Мэтт,  -  объявил Стентон.  Мэтт, сняв с Элиши
манто, протянул его гардеробщице. Он слышал приятеля, но его внимание привлекло
глубокое декольте,  открывающее сливочную кожу плеч, переливающихся перламутром
на фоне черного бархата.
          - Великолепное  платье,  -  прошептал  он,  лицо  на  миг  осветилось
восторгом и откровенным желанием.
          Элиша,  глядя Мэтту в глаза,  чуть откинула голову; алые губы кривила
понимающая усмешка.
          - Ты единственный мужчина,  -  отозвалась она, - у которого эти слова
звучат откровенным и  неотразимым предложением провести с  тобой  в  постели не
меньше десяти дней.
          Мэтт весело хмыкнул и  повел даму туда,  где  сияли огни и  слышалась
музыка.  Заметив фотографов,  непрерывно трещавших камерами, и телевизионщиков,
продиравшихся сквозь толпу, он приготовился к неизбежной атаке прессы.
          - Это действительно так и есть? - осведомилась Элиша, как только отец
отошел поздороваться с приятелями.
          - Что именно? - удивился Мэтт, останавливаясь, чтобы взять два бокала
с шампанским с подноса официанта.
          - Надеюсь,  это  приглашение на  неделю-другую потрясающего траха как
тогда, два месяца назад?
          - Элиша,  - укоризненно вздохнул Мэтт, вежливо кивая знакомым, - веди
себя прилично.
          Он  уже  хотел  шагнуть вперед,  но  Элиша  упорно продолжала стоять,
напряженно изучая Мэтта.
          - Почему бы нам не пожениться?
          - Давай обсудим это как-нибудь в другой раз.
          - Я  пыталась,  как  только мы  оставались наедине,  только ты  ловко
уходил от ответа.
          Раздраженный  ее  упрямством,   нелепой  настойчивостью  и  неудачным
выбором места и времени, Мэтт взял ее под руку и отвел в сторону.
          - Насколько я понимаю, ты желаешь все обсудить здесь и сейчас.
          - Совершенно верно,  -  подтвердила она,  глядя ему в  глаза и  гордо
подняв подбородок.
          - Что у тебя на уме?
          - Замужество.
          Мэтт замер,  и Элиша заметила,  как внезапно похолодели его глаза. Но
слова оказались еще более уничтожающими:
          - С кем?
          Уязвленная намеренным оскорблением и  взбешенная тактической неудачей
в   попытке  вынудить  Мэтта   принять  решение,   Элиша  гневно  воззрилась  в
непроницаемое лицо, но тут же напряжение ее покинуло.
          - Наверное, я это заслужила, - призналась она.
          - Нет,   -   коротко  ответил  Мэтт,   разозлившись  на   собственную
бестактность, - не заслужила.
          Элиша  сконфуженно,   настороженно  взглянула  на   него   и   слегка
улыбнулась:
          - Но по крайней мере теперь мы знаем, как обстоят дела - пока.
          Ответная    улыбка    Мэтта    была    холодно-сдержанной   и    явно
обескураживающей. Элиша со вздохом положила ладонь на сгиб его руки.
          - Ты,  - прямо призналась она, - самый жесткий человек из тех, кого я
встречала! - И, пытаясь немного исправить положение, кокетливо искоса взглянула
на него:
          - Как физически, так и эмоционально, конечно.

     ***

          Лайза   показала   швейцару   изящную   карточку  с   выгравированным
приглашением и,  поспешно  скинув  пальто,  зашагала в  зал,  пытаясь  отыскать
глазами  Паркера и  Мередит.  Заметив наконец светлую голову  Паркера у  самого
оркестрового  возвышения,  Лайза  направилась  туда,  протиснувшись мимо  Элиши
Эйвери,  которая медленно шла  рядом с  очень высоким темноволосым широкоплечим
мужчиной,  чье лицо показалось Лайзе смутно знакомым. Мужчина повернул голову и
оценивающе посмотрел  вслед  яркой  рыжеволосой незнакомке,  одетой  в  широкие
гаремные шаровары из  красного атласа и  черный бархатный жакет.  Лоб  обвивала
черная  бархатная лента,  вышитая  бисером.  Этот  нетрадиционный и  совершенно
неподходящий для такого собрания ансамбль на  Лайзе казался единственно удачным
и необычайно красивым.
          Другие мужчины считали так.., но не Паркер.
          - Привет,  - поздоровалась она, подходя ближе к Паркеру, наполнявшему
бокал из фонтана.
          Он  повернулся,  неодобрительно сузив глаза и  чуть морщась при  виде
Лайзы, и та мгновенно вспыхнула:
          - О  нет!  -  театрально провозгласила она,  -  с притворной тревогой
глядя в  красивое взбешенное лицо.  -  Неужели эталонная планка опять поднялась
вверх?
          Разъяренный взгляд  скользнул от  глубокой  ложбинки между  грудей  к
лицу, на котором стыла издевательская улыбка.
          - Почему ты не одеваешься,  как все нормальные женщины?  - придирчиво
осведомился он.
          - Не  знаю,   -  призналась  Лайза,  задумчиво  хмурясь,  и,  немного
помолчав, с сияющей улыбкой объявила:
          - Возможно,  та  же  извращенность  характера,  что  заставляет  тебя
описывать имущество у вдов и сирот. Где Мередит?
          - В дамском салоне.
          Обменявшись столь нехарактерными для обоих грубостями,  что, впрочем,
вошло у них в привычку за много лет знакомства, молодые люди стоически избегали
смотреть  друг  другу  в   глаза  и  вместо  этого  сосредоточили  внимание  на
окружающих.  И  тут  неожиданно справа от  них поднялось какое-то  приглушенное
волнение,  словно  первый  порыв  ветра,  предвещающий  бурю.  Телевизионщики и
репортеры,   до   этого  спокойно  прохаживавшиеся  между  гостями,   мгновенно
оживились,  готовые Наброситься на добычу. Вспышки камер сверкали как молнии, и
Лайза,  вытянув шею,  заметила,  что  репортеры осаждают темноволосого мужчину,
которого она  видела с  Элишей Эйвери.  Телекамеры были направлены прямо ему  в
лицо,  но незнакомец мужественно вел даму вперед,  через взрывы вспышек и  орду
репортеров, размахивающих микрофонами.
          - Что это? - удивилась Лайза, нерешительно глядя на Паркера.
          - Не  вижу...  -  начал  тот,  со  сдержанным интересом  наблюдая  за
суматохой, но стоило толпе расступиться, напряженно сжался:
          - Это Фаррел.
          Имя  в  сочетании со  смутно знакомым лицом наконец подсказало Лайзе,
что Элишу привез на этот бал бессердечный неверный бывший муж Мередит. Вне себя
от  ненависти,  она  наблюдала,  как  Мэтт  останавливается,  чтобы ответить на
вопросы журналистов, пока Элиша виснет на его руке, улыбаясь фотографам;
          Несколько  долгих  мгновений  Лайза  стояла,  не  двигаясь  с  места,
вспоминая,  сколько горя  принес Мередит этот человек,  обдумывая только сейчас
возникший, весьма соблазнительный план мести. Что, если подойти сейчас к нему и
прямо в лицо,  перед пресмыкающимися писаками назвать грязным подонком? Правда,
Мередит это наверняка не понравится,  Мередит ненавидит сцены и, кроме того, ни
один человек на свете,  кроме Паркера и Лайзы, не знает об отношениях Мередит и
Фаррела.  Мередит!  Лайза вспомнила о подруге как раз в ту минуту, когда эта же
мысль поразила и Паркера,  на мгновение стерев учтиво-безразличное выражение, с
которым тот наблюдал за Фаррелом.
          - Мередит знала,  что он будет тут?  -  охнула она.  Паркер,  сжав ее
руку, приказал:
          - Найди  Мередит и  предупреди,  что  Фаррел  здесь!  Лайза  послушно
повернулась и  попыталась  пробраться  сквозь  толпу.  Имя  Мэтью  Фаррела  уже
передавалось  шепотом  среди  гостей  словно  странная  молитва.   Пока   Лайза
проталкивалась ближе, Мэтт уже успел отделаться от всех репортеров, кроме Салли
Мэнсфилд,  сторожившей за его спиной.  Стоя у подножия парадной лестницы, Мэтт,
однако,  не  спешил поворачиваться и  о  чем-то  беседовал со Стентоном Эйвери.
Следя одним глазом за Фаррелом,  чтобы вовремя предупредить Мередит о том,  где
он  находится,  Лайза ринулась вперед,  но тут же остановилась,  с  беспомощным
ужасом глядя на Мередит, которая неожиданно появилась на верхней площадке.
          Все  пропало!  Она  не  успеет добраться до  подруги раньше,  чем  та
очутится рядом с Фаррелом!  Лайза стояла, боясь шевельнуться, но находя мрачное
удовлетворение в том,  что Мередит сегодня выглядит более сногсшибательной, чем
всегда.  В  великолепном презрении,  к  современной моде,  она  надела вечернее
платье с  широкой юбкой и  без бретелек из  мерцающего белого атласа,  с  тесно
облегающим корсажем,  расшитым речным  жемчугом,  белым  бисером  и  крохотными
стразами.  На шее сверкало ослепительное колье из рубинов и бриллиантов -  либо
подарок Паркера, в чем Лайза была склонна сомневаться, либо скорее всего взятое
напрокат из ювелирного отдела универмага.
          На   полпути  вниз   Мередит  остановилась,   чтобы  поздороваться  с
престарелой парой,  и  Лайза затаила дыхание.  Рядом с  ней оказался Паркер,  с
тревогой переводящий взгляд с Фаррела на Салли Мэнсфилд.
          Прислушиваясь к  тому,  что  говорит  Стентон,  Мэтт  поискал глазами
Элишу,  еще не  вернувшуюся из  дамской комнаты,  но тут кто-то окликнул его по
имени..,  или ему это показалось. Повернув голову, Мэтт оглянулся в направлении
голоса.., поднял глаза...
          И  замер,  не донеся до рта бокал с  шампанским.  Перед ним появилась
женщина,  бывшая  когда-то  восемнадцатилетней испуганной  девочкой  и  ставшая
ненадолго его женой.  Теперь он  понял,  почему представители прессы так любили
сравнивать ее с молодой Грейс Келли. Идеальная фигура, прекрасное лицо, светлые
волосы,  свернутые элегантным узлом  на  затылке и  перевитые маленькими белыми
розами... Мередит Бенкрофт казалась самим воплощением безмятежности и душевного
равновесия.  За те годы,  что они не виделись, она стала еще красивее, а нежное
лицо излучало поистине чарующее сияние. Мимо нее нельзя было пройти равнодушно.
          Потрясение Мэтта прошло так же быстро,  как и проявилось, ему удалось
даже допить шампанское и кивнуть в ответ на очередное высказывание Стентона, но
он  продолжал изучать молодую красавицу,  только на  этот  раз  с  бесстрастным
интересом эксперта,  осматривающего предмет искусства, о дефектах и недостатках
которого знал заранее.
          Но  теперь Мэтт  имел  мужество признаться себе,  что  сердце его  по
отношению к ней не могло ожесточиться до конца. Стоило лишь посмотреть, как она
разговаривает со  старичками,  остановившими ее  на  полдороге.  Мередит всегда
умела ладить с  людьми старше себя,  подумал Мэтт,  вспоминая ту ночь в  клубе,
когда она взяла его под свое крыло,  и смягчился еще больше. Он искал в Мередит
признаки сухой,  нервной женщины-администратора,  но  видел лишь нежную улыбку,
сияющие бирюзовые глаза и чувствовал ауру...
          Мэтт  поискал нужное слово,  но  смог  найти  лишь  "недосягаемость".
Именно так.  Может,  потому,  что Мередит была в белом и в отличие от остальных
женщин с  разрезами на  платьях до  середины бедра и  обнаженными едва ли не до
пупка   она   открыла  лишь   плечи  и   все   же   ухитрилась  выглядеть  куда
соблазнительнее, чем они. Соблазнительная, величественная и недосягаемая.
          И   тут   он   почувствовал,   как  последние  следы  горечи  куда-то
улетучились. И дело было не только в красоте:
          Мэтт  не  забыл,  какую  мягкость,  какую  нежность излучала Мередит,
нежность,   которую  смог   уничтожить  лишь   настоящий,   неподдельный  ужас,
заставивший  ее  решиться  на  аборт.   Мередит  была  слишком  молода,   когда
обстоятельства вынудили ее  выйти за него замуж,  она практически не знала мужа
и, без сомнения, боялась закончить жизнь в каком-нибудь Богом забытом городишке
вроде  Эдмунтона с  мужем-пьяницей,  каким  был  отец  Мэтта,  растить ребенка,
поминутно опасаясь за его и  собственное здоровье и существование.  Кроме того,
ее  отец наверняка из  кожи вон лез,  чтобы убедить дочь отказаться от  брака с
ничтожеством, и, конечно, сумел уговорить Мередит решиться на аборт и развод. В
отличие от  Филипа Мередит никогда не  принадлежала к  снобам.  Да,  она хорошо
воспитана и  с  детства имела все,  что пожелает,  но  никогда не  смогла бы по
собственной воле поступить так с Мэттом и их ребенком. Во всем виноваты юность,
страх и постоянное давление со стороны властного отца. Теперь Мэтт понимал это.
Прошло одиннадцать лет,  но стоило лишь увидеть Мередит,  чтобы осознать, какой
она была на самом деле. И какой осталась.
          - Не  правда ли,  прелестна?  -  спросил Стентон,  подталкивая локтем
Мэтта.
          - Очень.
          - Пойдем, я тебя представлю ей и ее жениху. Мне так или иначе нужно с
ним поговорить.  Кстати,  ты должен познакомиться с Паркером -  он контролирует
один из самых больших банков Чикаго.
          Мэтт,  поколебавшись,  кивнул.  Так или иначе, им придется видеться в
обществе,  и,  пожалуй,  лучше пережить неловкость первой встречи сейчас, среди
шума и  суматохи.  По  крайней мере на  этот раз он  не  будет чувствовать себя
парией, отверженным перед этими надменными людьми.
          Выискивая глазами Паркера, Мередит спустилась с последней ступеньки и
остановилась при звуках громкого жизнерадостного голоса Стентона Эйвери.
          - Мередит,  -  объявил  он,  кладя  ладонь  ей  на  руку,  -  позволь
представить тебе моего друга.
          Мередит,  механически вежливо улыбаясь, уже протянула было руку, но в
этот  момент  случайно  перевела  взгляд  с  улыбающейся физиономии Стентона на
загорелое лицо  очень  высокого мужчины,  стоявшего рядом  с  ним.  Лиур  Мэтью
Фаррела.  Голова закружилась,  к горлу подступила тошнота, и Мередит как сквозь
сон услышала:
          - Это мой друг Мэтью Фаррел...
          Перед ней стоял человек,  бросивший Мередит одну в  госпитале в самый
тяжелый момент жизни,  когда она потеряла ребенка,  тот, кто побеспокоился лишь
прислать телеграмму с объявлением о разводе...  И вот теперь он улыбался ей той
же незабываемой, чарующе-интимной, ненавистной улыбкой, и что-то внутри Мередит
распрямилось,  словно  вырвавшаяся на  волю  пружина.  Резко  отдернув  пальцы,
Мередит с ледяным пренебрежением оглядела Мэтта и повернулась к Стентону:
          - Вам  следовало бы  быть более разборчивым в  выборе друзей,  мистер
Эйвери, - высокомерно бросила она. - Прошу меня извинить.
          И,  гордо  повернувшись спиной,  отошла,  оставив позади сгорающую от
любопытства Салли  Мэнсфилд,  потрясенного Стентона Эйвери и  взбешенного Мэтью
Фаррела.
          Было  уже  три  часа  ночи,  когда последние гости Мередит и  Паркера
разошлись, оставив жениха и невесту в квартире Мередит наедине с Филипом.
          - Тебе давно уже следует лежать в постели,  - упрекнула Мередит отца,
опускаясь на обтянутую шелком софу в стиле королевы Анны.
          Даже сейчас, спустя несколько часов, ее всю трясло при воспоминании о
встрече с Мэтью Фаррелом,  только теперь ее преследовали гнев на свое поведение
и  воспоминание о ярости,  плескавшейся в его глазах,  когда она оставила Мэтта
стоять с протянутой рукой и выставила его дураком перед всеми.
          - Ты  прекрасно знаешь,  почему я  еще  здесь,  -  пробормотал Филип,
наливая себе стакан шерри.  Он  только час назад узнал от  Паркера о  том,  что
произошло на балу, и, очевидно, намеревался расспросить о деталях.
          - Не пей это. Доктор запрещает...
          - Пропади пропадом все  доктора!  Я  желаю  знать,  что  сказал  тебе
Фаррел. Паркер утверждает, что ты поставила его на место.
          - У него не было возможности сказать мне что-то, - ответила Мередит и
подробно объяснила, как все вышло.
          Закончив рассказ,  она в  раздраженном молчании наблюдала,  как Филип
глотает запрещенное шерри  -  пожилой,  представительный мужчина с  серебряными
волосами и  в  дорогом смокинге.  Почти всю жизнь он всячески пытался управлять
ею,  словно  марионеткой,  пока  Мередит наконец не  нашла  в  себе  достаточно
мужества,   чтобы  противостоять  силе  его  железной  воли  и   вулканическому
темпераменту.  И  несмотря на все это,  она любила отца и  тревожилась за него.
Кроме  него,  у  Мередит никого  не  было,  а  теперь лицо  Филипа осунулось от
усталости и болезни. Как только вопрос о его отпуске будет решен, Филип уезжает
в  кругосветный круиз,  и  доктор взял с него обещание,  что больше он не будет
беспокоиться ни  за магазин,  ни за политическую ситуацию,  ни по какому поводу
вообще. Только отдыхать и развлекаться.
          Отведя взгляд от отца, Мередит покачала головой:
          - Паркер,  по-моему,  ты  зря  рассказал ему  о  том,  что  случилось
сегодня. В этом не было необходимости.
          Паркер,  вздохнув, откинулся в кресле и признался Мередит в том, чего
она, возможно, не знала:
          - Мередит,  Салли  Мэнсфилд видела  и,  возможно,  слышала  все,  что
произошло. Повезет, если завтра мы обо всем не прочитаем в ее статье.
          - Надеюсь, она это опубликует, - вставил Филип.
          - А  я нет,  -  возразил Паркер,  с обычным невозмутимым спокойствием
игнорируя взбудораженного Филипа.  -  Не  хочу,  чтобы  люди  задавали вопросы,
почему Мередит так осадила его.
          Мередит, прерывисто вздохнув, прикрыла глаза:
          - Будь у  меня время подумать,  я  бы  так не поступила..,  во всяком
случае, так демонстративно.
          - Некоторые наши  приятели уже  начали интересоваться,  в  чем  дело.
Нужно придумать какое-то объяснение... - начал Паркер.
          - Пожалуйста, - устало попросила Мередит, - только не сегодня. Мне бы
хотелось поскорее лечь.
          - Ты  права,  -  согласился Паркер и  встал,  не  давая  Филипу иного
выбора, кроме как последовать его примеру.

     Глава 18

          К  тому времени как  Мередит вышла из  душа,  был  уже почти полдень.
Переодевшись в бордовые шерстяные слаксы и свитер, она стянула волосы в пучок и
направилась в гостиную. Там уже лежал экземпляр воскресной "Трибюн", на которую
Мередит в  очередном приступе отчаяния бросила тоскливый взгляд.  Колонка Сэлли
Мэнсфилд открывалась сообщением о вчерашнем скандале:
          "Женщины всего мира  рады  и  счастливы пасть жертвами прославленного
обаяния  Мэтью  Фаррела.   Все..,  кроме  нашей  Мередит  Бенкрофт,  оставшейся
равнодушной к его чарам.  В субботу вечером, на благотворительном балу в пользу
оперной труппы,  она дала ему то,  что в старину называлось "от ворот поворот".
Наша  прелестная  Мередит,  известная  безупречной  вежливостью и  добротой  по
отношению ко  всем и  вся,  отказалась пожать руку Мэтью Фаррела.  Интересно бы
знать, почему".
          Слишком расстроенная,  чтобы работать, и слишком усталая, чтобы выйти
на  улицу,  Мередит стояла  в  центре  красиво обставленной комнаты,  глядя  на
антикварные стулья и столы так, словно видела их впервые. Все выглядело, как ей
хотелось:  персидский ковер под ногами с  рисунком в  бледно-зеленых и  розовых
тонах,  на кремовом фоне, шелковые занавеси, французское резное бюро, найденное
на аукционе в Нью-Йорке.  Квартира с видом на город и "БMB", купленный пять лет
назад,  были  единственными роскошными прихотями Мередит.  Но  сегодня  комната
казалась незнакомой и мрачной, совсем как ее мысли.
          Решительно оставив на,  время мысли о работе,  Мередит направилась на
кухню и налила чашку кофе.  Прислонившись к столу,  она медленно пила,  ожидая,
когда  ощущение нереальности исчезнет,  избегая  думать  о  прошлой ночи,  пока
голова  окончательно  не   прояснится.   Кончиком  ногтя  она  лениво  обводила
виноградные лозы,  вьющиеся по керамическим плиткам на крышке стола.  С потолка
свисали растения,  обычно греющиеся на полуденном солнышке,  проникавшем сквозь
окно. Но сегодня небо было затянуто тучами. Мрачно, серо, холодно. Совсем как у
нее на сердце.
          Горячий свежий кофе творил чудеса,  снимая странное онемение,  и  как
только сознание вернулось в полной мере, вместе с ним вновь возродилось острое,
почти  непереносимое чувство стыда  за  собственное поведение прошлой ночью.  В
отличие от Паркера и отца Мередит жалела о том,  что наделала,  не потому,  что
опасалась грязных намеков Салли  Мэнсфилд,  ее  терзало то,  что  она  потеряла
самообладание..,  нет,  просто лишилась рассудка. Много лет назад она заставила
себя перестать винить во всем Мэтью Фаррела не столько из-за него, сколько ради
себя,  потому что  ярость и  боль его  предательства было невозможно выдержать.
Только  через   год   после  выкидыша  Мередит  попыталась  обдумать  спокойно,
объективно все,  что  случилось между ними:  она боролась и  страдала ради этой
объективности,  и когда наконец обрела, продолжала цепляться за нее до тех пор,
пока она не стала частью ее характера.
          Объективность...  Кроме того,  психолог,  к которому она обратилась в
колледже,  помог ей понять: то, что случилось с ними, было неизбежным. Они были
вынуждены пожениться, но если не считать ребенка, которого зачали вместе, у них
не было других причин оставаться мужем и  женой,  ничего общего,  ни тогда,  ни
сейчас.  Конечно,  Мэтт  поступил жестоко,  когда,  не  обращая внимания на  ее
мольбы,  прислал  телеграмму с  требованием развода,  но  ведь  он  всегда  был
неумолимым и неуязвимым. И как, могло быть иначе, если учесть его происхождение
и  воспитание?  Ему  приходилось всю  жизнь  бороться,  добиваться всего тяжким
трудом и усилиями,  справляться с пьяницей отцом,  воспитывать сестру, работать
на сталелитейном заводе и одновременно учиться.  Не будь он упорным,  жестким и
бесчувственным,  всецело поглощенным единой целью,  никогда бы  не  пробился на
самый верх.  -  Он с  таким ранящим безразличием обошелся с Мередит одиннадцать
лет назад просто потому, что не мог притвориться другим и по-прежнему оставался
холодным,  равнодушным и беспощадным. Правда, Мэтт исполнил свой долг и женился
на  ней,  возможно,  отчасти побуждаемый жадностью.  Но  вскоре,  поняв,  что у
Мередит нет своих денег да  к  тому же  и  ребенка не будет,  попросту не нашел
дальнейших причин оставаться женатым.  У  них были разные ценности в  жизни,  и
если бы  ничего не  изменилось,  Мэтт разбил бы  ей сердце.  Мередит постепенно
поняла это или по крайней мере думала,  что поняла.  Но все же прошлой ночью на
какое-то ужасное, отчаянное мгновение Мередит потеряла объективность и забыла о
сдержанности.  Этого никогда не  должно было произойти и  не  произошло бы,  не
застань ее Мэтт врасплох, и если бы у нее оставалось хотя бы несколько минут до
столкновения с  ним..,  если бы он не улыбался так тепло,  интимно,  совсем как
прежде. У нее руки чесались ударить по этой ухмыляющейся физиономии.
          Она высказала Стентону все,  что думала,  но больше всего ее угнетали
несдерживаемые  душераздирающие эмоции,  заставившие  ее  вести  себя  подобным
образом.  И теперь Мередит боялась лишь одного - что это случится снова. Но она
немедленно сообразила,  что такой возможности больше не  представится.  Если не
считать неприязни по  поводу  того,  что  Мэтт  с  годами стал  еще  красивее и
приобрел  поверхностный  лоск  и  некое  обаяние,  абсолютно  нехарактерное для
мужчины с совершенным отсутствием моральных принципов,  как у него,  больше она
ничего не  чувствовала.  Очевидно,  взрыв эмоций,  который она испытала прошлой
ночью, был последним слабым извержением почти потухшего вулкана.
          Теперь,   рассмотрев  все   спокойно,   Мередит   почувствовала  себя
значительно лучше.  Налив себе еще чашку кофе, она перешла в гостиную и уселась
за  письменный стол.  Ее  прекрасная квартира теперь снова выглядела спокойной,
уютной и знакомой, все как прежде. И она сама постепенно взяла себя в руки.
          Мередит  взглянула  на  стоявший  на  столе  телефон  и  на  какой-то
абсурдный момент ощутила желание позвонить Мэтту и  сделать то,  что  диктовали
правила хорошего тона:  извиниться за неприличную сцену. Но она тут же подавила
это странное желание и,  слегка пожав плечами,  открыла портфель и вынула смету
строительства магазина в  Хау стоне.  Когда они поженились,  Мэтью Фаррелу было
наплевать,  что она думает и  как поступит.  Поэтому ему,  очевидно,  в  высшей
степени безразлично все,  что  она сделала прошлой ночью.  Кроме того,  он  был
настолько эгоистичен и  бесчувствен,  что никто и  ничто не могло его оскорбить
или ранить.

     Глава 19

          - В  понедельник утром,  ровно  в  десять,  Питер Вандервилд предстал
перед мисс Стерн,  которую про себя называл не иначе как "сфинксом",  и с плохо
подавляемым раздражением стал дожидаться,  пока та  соизволит обратить на  него
внимание.  Но  Элинор явно тянула время и,  только доведя несчастного Питера до
белого каления, подняла на него взгляд василиска.
          - Мистер Фаррел назначил мне прийти в десять, - сообщил Питер.
          - Мистер Фаррел на совещании. Увидится с вами через четверть часа.
          - Мне стоит подождать, как по-вашему?
          - Только если следующие пятнадцать минут вам нечего делать.
          Чувствуя,  что  его выпроводили,  словно нерадивого школьника,  Питер
уныло побрел к лифту и вернулся к себе в офис. Пожалуй, это гораздо мудрее, чем
оставаться на  шестидесятом этаже и  тем самым показать,  что ему действительно
нечего делать следующие четверть часа.
          Ровно  в  десять пятнадцать мисс  Стерн  жестом велела ему  зайти  во
внутреннее  святилище,  откуда  готовились выйти  три  вице-президента компании
"Хаскелл".  Но  прежде чем  Питер  успел  открыть рот,  телефон на  столе Мэтта
зазвонил.
          - Садитесь, Питер, - предложил Мэтт. - Я освобожусь через минуту.
          Прижимая к уху трубку,  Мэтт свободной рукой раскрыл папку со списком
потенциальных приобретений, который оставил ему Питер. Все это были корпорации,
владевшие  большими  массивами  коммерческой недвижимости,  и  Мэтт  просмотрел
каждый  отчет  за  выходные.  В  основном он  был  доволен выбором Питера,  той
тщательностью,  с  которой молодой человек провел свои исследования,  и  слегка
ошеломлен  некоторыми его  рекомендациями.  Повесив  трубку,  Мэтт  откинулся в
кресле и сосредоточил внимание на Питере:
          - Чем вас особенно привлекает компания в Атланте?
          - Несколькими направлениями,  -  ответил Питер,  несколько удивленный
резкостью вопроса.  -  Они  владеют в  основном административными,  не  слишком
высокими  зданиями  с  большим  процентом  занятости.  Почти  все  арендаторы -
известные корпорации,  взявшие здания в долгосрочную аренду. Все дома находятся
в превосходном состоянии и прекрасно управляются.  Я сам это видел, когда летал
в Атланту, чтобы осмотреть их.
          - А как насчет чикагской компании?
          - Это жилые дома с высокой квартирной платой в лучших районах города,
и прибыли у них превосходные.
          Мэтт,  прищурив глаза,  оглядел  молодого человека и  чуть  резковато
указал:
          - Из  этого  досье  видно,  что  многим  зданиям свыше  тридцати лет.
Стоимость перестройки и ремонта через семь - десять лет сожрет все превосходные
прибыли.
          - Я принял это в расчет,  когда готовил прогноз,  - возразил Питер. -
Кроме того,  сама земля,  на которой построены дома,  всегда будет стоить целое
состояние.
          Мэтт  удовлетворенно кивнул  и  раскрыл следующее досье.  Именно  эти
рекомендации заставили его сильно усомниться в  гениальности Питера,  а также в
его здравом смысле. Нахмурившись, он спросил:
          - Что заставило вас предложить компанию в Хаустоне?
          - Если экономическое процветание Хаустона будет продолжаться, цены на
собственность взлетят до небес, и...
          - Это я понимаю,  -  нетерпеливо опередил Мэтт.  - Просто хочу знать,
почему  вы  рекомендуете приобрести  "Торп  девелопмент"?  Всякий,  кто  читает
"Уолл-стрит джорнэл",  знает,  что компания выставляется на продажу вот уже два
года,  и почему никто не хочет покупать.  Цена безрассудно завышена, и компания
управляется хуже некуда.
          Чувствуя себя так,  словно через стул,  на котором он сидел, внезапно
пропустили электрический ток, Питер откашлялся, но упрямо продолжал:
          - Вы  правы,  но  если  выслушаете меня,  возможно,  измените  мнение
относительно этой компании. Дождавшись короткого кивка, он продолжил:
          - "Торп девелопмент" принадлежит двум  братьям,  которые унаследовали
ее два года назад, после смерти отца. С тех пор они сделали множество неудачных
вложений, и чтобы заплатить, заложили большую часть недвижимости, приобретенной
отцом.  В  результате они  по  уши  в  долгах банку "Континентал сити  траст" в
Хаустоне.  Братья не выносят друг друга и  ни в чем не могут прийти к согласию.
Последние два года один из них пытается продать все целиком,  а другой считает,
что нужно разделить недвижимость и продавать по частям.  Теперь же,  однако,  у
них нет иного выбора, кроме как принять его план, да побыстрее, потому что банк
вот-вот опишет имущество.
          - Откуда вы узнали все это? - удивился Мэтт.
          - В октябре,  когда я летал в Хаустон,  чтобы навестить семью,  решил
проверить "Торп девелопмент" и узнать,  как обстоят дела.  Макс Торп назвал мне
имя своего банкира Чарлза Коллинза, и я позвонил ему. Коллинз отчаянно пытается
помочь Торпам найти покупателя и болтал не переставая. Я начал подозревать, что
причина таких стараний кроется в том,  чтобы поскорее вернуть долги Торпов.  Он
позвонил мне  в  прошлый четверг и  сказал,  что Торпы готовы заключить с  нами
сделку и  продать все  по  дешевке.  Буквально умолял меня  поскорее решиться и
сделать им  предложение.  Если действовать быстро,  я  думаю,  можно приобрести
любое  владение  Торпа  за  стоимость  закладной,  а  не  за  фактическую цену,
поскольку Коллинз собирается описать имущество, и Торпы, очевидно, это знают.
          - Но почему вы считаете, что имущество вот-вот опишут?
          Питер слегка улыбнулся:
          - Я  позвонил в  Даллас своему другу-банкиру и  спросил,  знает ли он
Коллинза.  Тот сказал,  что знает,  и,  в  свою очередь,  позвонил Коллинзу под
предлогом того,  что собирается пожаловаться на печальное состояние банковского
дела в  Техасе.  Коллинз объяснил,  что эксперты настаивают на  получении самых
безнадежных долгов, включая и кредиты, выданные Торпам.
          Питер весь сиял от молчаливого торжества,  ожидая похвалы проделанной
работе,  но  в  награду  получил  лишь  суховатую  улыбку  и  почти  неуловимый
одобрительный кивок. Почувствовав себя так, словно сам Господь благословил его,
Питер, почти потеряв голову от радости, наклонился вперед:
          - Хотите знать, что входит во владения Торпов? Некоторые из них могут
быть разработаны и проданы за огромные деньги.
          - Я слушаю, - сказал Мэтт, хотя далеко не был заинтересован в покупке
земельных участков так, как в приобретении коммерческих зданий.
          - Лучшее  из  собственности Торпов  -  прекрасный участок  площадью в
пятнадцать  акров  в  двух  кварталах  от  "Гелерии",  роскошного  и  огромного
торгового центра с  принадлежащими ему  отелями.  Поблизости расположены бутики
самых  известных модельеров,  а  недалеко  проходит  скоростное шоссе.  Участок
расположен как  раз  между двумя торговыми комплексами.  Просто идеальное место
для еще одного дорогого универмага и небольшого парка.
          - Я  видел этот участок,  когда ездил по делам в Хаустон,  -  вставил
Мэтт.
          - Тогда  понимаете,  какую великолепную сделку можно заключить,  если
выкупить этот клочок земли за двадцать миллионов,  которые должны Торпы.  Можно
либо  разрабатывать  его  самим,  либо  распродать  с  хорошей  прибылью.  Если
экономическое процветание в Хаустоне будет продолжаться, мы получим миллионы.
          Мэтт  ждал,  пока  Питер  немного устанет,  и  уже  тогда намеревался
объяснить, что "Интеркорп" больше заинтересован в покупке зданий, когда молодой
человек добавил:
          - Только нужно  действовать быстрее,  потому что  и  Торп  и  Коллинз
утверждают,  что ожидают делового предложения от другой компании.  Я  посчитал,
что они блефуют,  но мне были названы имена.  Очевидно,  "Бенкрофт энд компания
стремится заполучить этот  участок,  и  неудивительно.  В  Хаустоне больше  нет
ничего подобного.  Черт,  да  мы  могли бы  сцапать его за двадцать миллионов и
через несколько месяцев сбыть "Бенкрофт" за двадцать пять - тридцать миллионов,
то есть за фактическую стоимость.
          Голос Питера замер,  потому что  голова Мэтью Фаррела резко дернулась
вверх, а сам он уставился на Питера с очень странным видом.
          - Что вы сказали? - почти вскрикнул он.
          - Сказал, что "Бенкрофт энд компани" собирается перекупить эту землю,
- повторил Питер, немного испуганный холодным, расчетливым, зловещим выражением
глаз  Фаррела.  Решив,  что  боссу нужна дополнительная информация,  он  быстро
добавил:
          - "Бенкрофт"  -  это  что-то  вроде  "Блумингдейла"  или  "Неймана  -
Маркуса"  -   старая,   достойная  фирма,   сеть  универмагов  с  первоклассной
клиентурой. Они собираются расширяться...
          - Я знаком с "Бенкрофт",  - сухо перебил Мэтт и, вновь раскрыв отчет,
с удвоенным интересом начал изучать цифры.
          Да,  Питер  прав,  можно  получить  огромную прибыль,  и  сделка  эта
действительно выгодна.  Но  на  уме у  него была не прибыль.  С  новым приливом
ярости он вспомнил о выходке Мередит в субботу вечером.
          - Покупайте, - мягко велел он.
          - Но, может, вы хотите узнать о других владениях Торпов?
          - Меня не интересует ничего, кроме участка, который нужен "Бенкрофт".
Велите юридическому отделу составить предложение,  основанное на  цифрах нашего
оценщика.  Пусть  все  согласуют  с  оценщиком Торпов.  Завтра  же  поезжайте в
Хаустон, чтобы встретиться с Торпами.
          - П-предложение? - заикаясь, пробормотал Питер. - На какую сумму?
          - Предложите пятнадцать миллионов и  дайте  им  двадцать четыре часа,
чтобы подписать контракт,  иначе мы откажемся от покупки. Они запросят двадцать
пять миллионов,  но  соглашайтесь на  двадцать.  Скажите,  что мы  рассчитываем
получить участок через три недели или сделка отменяется.
          - Но я не думаю...
          - Еще одно условие.  Если Торпы примут наше предложение,  они обязаны
держать все переговоры в  секрете.  Никто не должен знать,  что мы покупаем эту
землю, пока все документы не будут окончательно подписаны. Пусть юристы включат
это в контракт наряду с другими условиями.
          Неожиданно Питеру стало не по себе. В прошлом, когда Фаррел вкладывал
деньги  в  компании или  покупал  их,  он  действовал не  только  на  основании
рекомендаций Питера.  Нет,  Мэтью все проверял сам и  принимал необходимые меры
предосторожности.   На  этот  раз,   однако,   если  что-то  окажется  не  так,
ответственность целиком ляжет на плечи Питера.
          - Мистер Фаррел, я действительно не считаю...
          - Питер,  -  вкрадчиво,  но  безапелляционно перебил Мэтт,  -  купите
чертов участок.
          Питер, кивнув, встал, но его неловкость росла с каждой минутой.
          - Позвоните Арту  Симпсону в  нашем юридическом отделе в  Калифорнии,
объясните детали и передайте, что я прошу прислать контракты к завтрашнему дню.
Когда контракты прибудут, принесите их, и мы обсудим дальнейшие шаги.
          После ухода Вандервилда Мэтт повернулся к  окну и долго глядел вдаль.
По-видимому,  Мередит по-прежнему считает его жалким ничтожеством, негодяем, не
стоящим даже  ее  презрения.  Конечно,  она  вправе объявить о  своих  чувствах
каждому,   кто  читает  чикагские  газеты,  что,  впрочем,  и  сделала.  Однако
осуществление этих прав будет ей  стоить не  меньше десяти миллионов долларов -
такую  дополнительную цену  ей  придется  заплатить "Интеркорпу" за  участок  в
Хаустоне.

     Глава 20

          - Мистер  Фаррел  велел  передать  ему  контракты,   как  только  они
прибудут, - воинственно сообщил Питер мисс Стерн на следующий день к вечеру.
          - В  таком  случае,  -  процедила она,  подняв тонкие седые брови,  -
предлагаю вам именно так и поступить.
          Раздраженный  очередным  поражением  в   словесном  поединке,   Питер
повернулся на  каблуках,  постучал в  дверь  кабинета Фаррела и  открыл  ее.  В
отчаянном стремлении отговорить хозяина от опрометчивой покупки земли он совсем
не  заметил,  что  в  дальнем конце большой комнаты стоит Том Эндерсон,  изучая
недавно повешенную на стене картину.
          - Мистер  Фаррел,  -  начал  Питер,  -  должен  сказать  вам,  что  я
чрезвычайно обеспокоен сделкой с Торпами.
          - Контракты у вас?
          - Да.
          Питер неохотно вручил контракты боссу.
          - Но,  может быть,  вы  по  крайней мере выслушаете,  о  чем  я  хочу
сказать?
          Фаррел  кивнул на  одно  из  кресел с  бордовой обивкой,  что  стояли
полукругом перед его столом.
          - Садитесь и подождите, пока я прочту, а потом сможете все объяснить.
          Питер  в  нервном  молчании  наблюдал,  как  Мэтт  невозмутимо читает
длинные сложные документы, обязующие "Интеркорп" выплатить миллионы долларов, и
неожиданно задался  вопросом,  подвержен ли  этот  человек обычным человеческим
слабостям,  таким,  как сомнение, страх, сожаление, или другим столь же сильным
эмоциям.
          За год,  проработанный в "Интеркорпе", он видел, что если Мэтт Фаррел
решал  добиться чего-то,  в  этом  случае препятствия,  ставящие в  тупик  всех
остальных служащих, преодолевались со сказочной легкостью, и сделка завершалась
за  неделю-другую.  Когда требовалось достичь цели,  он  уничтожал все  помехи,
словно танк,  шел,  не разбирая дороги, не обращая внимания на то, кто попадает
под гусеницы,  проносился убийственным торнадо со  страшной силой и  абсолютным
отсутствием чувств.
          Остальные члены "команды захвата" лучше умели скрывать свое  уважение
и даже некоторый страх перед боссом,  но Питер ощущал,  что и они испытывают то
же  самое.  Два дня назад они работали до  поздней ночи и  пригласили Питера на
ужин.  Том Эндерсон в последнюю минуту решил продолжать работу.  Во время этого
ужина Питеру впервые стало очевидно,  что ни  один член команды не знал Фаррела
лучше,  чем он сам. Только Том Эндерсон был удостоен его дружбы и доверия, хотя
никто не понимал, каким образом ему удалось заслужить это.
          Его  размышления были немилосердно прерваны,  как  только Фаррел внес
два изменения в контракты, подписал их и протянул обратно Питеру.
          - Все в порядке. Какие у вас возникли проблемы со сделкой?
          - Во-первых,  мистер Фаррел,  -  начал Питер,  выпрямляясь,  - у меня
такое чувство, будто вы решили купить землю, основываясь на моем заверении, что
в  этом  случае  можно  получить быструю  надежную прибыль,  перепродав участок
"Бенкрофт энд компани".  Вчера я считал,  что дело верное, но провел весь день,
изучая  операции "Бенкрофт" и  их  финансовые отчеты,  а  также  позвонил своим
приятелям с Уолл-стрит. Наконец, я говорил с человеком, лично знающим Мередит и
Филипа Бенкрофта...
          - И? - бесстрастно осведомился Фаррел.
          - И  теперь я  не совсем уверен,  что "Бенкрофт энд компани" обладают
достаточными средствами на покупку участка в Хаустоне. Основываясь на всем, что
я обнаружил, их ожидают большие неприятности.
          - Какие именно?
          - Долго  объяснять.   Я  могу  только  предполагать,  основываясь  на
собственных соображениях.
          Вместо упреков за не относящуюся к  делу болтовню,  как ожидал Питер,
Мэтт коротко велел:
          - Продолжайте.
          Единственное ободряющее слово  мгновенно сняло  нервную неуверенность
Питера,   и  он  тут  же  превратился  в  способного,  проницательного,  умного
аналитика, как писали о нем в финансовых журналах, когда молодой человек учился
в Гарварде.
          - Хорошо.  Вот  общая  картина:  еще  несколько лет  назад "Бенкрофт"
владела парой универмагов в Чикаго,  и компания почти не развивалась.  Политика
маркетинга устарела,  руководство слишком полагалось на престиж имени,  и  они,
словно динозавр,  были на пути к вымиранию.  Филип Бенкрофт, все еще занимающий
должность президента,  управляет магазинами совсем как его отец, не заботясь об
экономических тенденциях.  Затем на  сцене появляется его дочь Мередит.  Вместо
того  чтобы  окончить  первый  попавшийся  колледж  и   вести  светскую  жизнь,
посвященную тому,  чтобы почаще появляться на страницах известных журналов, она
решает занять принадлежащее ей  по  праву место во главе компании.  Поступает в
колледж, специализируется в розничной торговле, оканчивает с отличием, получает
степень доктора,  и все это отнюдь не радует ее отца,  который пытается внушить
ей отвращение к работе,  дав место продавца в отделе дамского белья.  - Немного
помедлив, Питер добавил:
          - Я  говорю обо  всем  этом,  чтобы показать,  кто  и  как  управляет
универмагом.
          - Продолжайте,  -  повторил Фаррел, но голос звучал скучающе, и кроме
того, он поднял со стола какие-то бумаги и углубился в них.
          - В  течение последних нескольких лет,  -  упорно продолжал Питер,  -
мисс Бенкрофт шаг за шагом поднимается все выше с  самых низов и на собственном
опыте прекрасно узнает все детали и  мелочи,  связанные с  розничной торговлей.
Когда ее повысили и  поручили сбыт,  она предложила выбросить на рынок товар со
специальными этикетками "Бенкрофта" -  чрезвычайно доходная идея,  которую  они
должны были  осуществить давным-давно.  И  когда она  приносит большие прибыли,
папочка переводит дочь в отдел по торговле мебелью,  крайне убыточный. И вместо
того  чтобы  признать неудачу,  Мередит  открывает специальную секцию  музейной
антикварной  мебели,   о  чем  немедленно  начинают  писать  газеты,  и  приток
покупателей в  магазин значительно возрастает,  поскольку куча зевак с  утра до
вечера торчит в  магазине,  чтобы  полюбоваться на  мебель,  взятую напрокат из
музеев.  И раз они уже все равно пришли,  значит,  начинают бродить по отделу с
обычной мебелью и,  естественно, тратят денежки у "Бенкрофт", вместо того чтобы
отправиться в обычные пригородные мебельные магазины.
          Тогда  папаша  делает  ее  менеджером по  связям  с  общественностью.
Совершенно бессмысленная должность.  Обязанности такого рода сводятся к высылке
пожертвований   в    различные   благотворительные   фонды    да    организации
рождественского карнавала в  концертном зале.  Только мисс  Бенкрофт немедленно
принимается выдавать идеи куда поинтереснее,  чем  обычные показы моделей.  Она
использует также  семейные связи  с  симфоническим оркестром,  оперной труппой,
художественными музеями и тому подобное.  Например, она уговорила администрацию
Чикагского музея  изобразительных искусств открыть в  магазине выставку,  а  во
время  рождественского  сезона  балетная  труппа  ставила  в   концертном  зале
"Щелкунчик".  Естественно,  пресса подняла настоящую бурю, что, в свою очередь,
привлекло к  "Бенкрофт энд  компани"  повышенное внимание  чикагцев  и  помогло
создать  более  блестящий  имидж  магазина.  Наплыв  покупателей  был  поистине
рекордным,  и отец перевел ее в отдел по сбыту одежды известных модельеров.  На
этот раз  она обязана успехом не  только своим талантам,  но  и  исключительной
внешности.  Я  видел  ее  фото  в  газетах,  она  не  только  элегантна,  но  и
ослепительна.  Некоторые из европейских модельеров, очевидно, поддались обаянию
девушки,  особенно когда она  самолично посетила их,  чтобы уговорить открыть в
"Бенкрофт" свои секции.  Один из них,  Бергдорф Гудмен, не только согласился на
ее просьбу,  но и заключил договор,  по которому обязался продавать свою одежду
исключительно в "Бенкрофт" при условии, что сама мисс Бенкрофт будет появляться
на  публике в  его  нарядах.  Потом  он  смоделировал для  нее  целую коллекцию
платьев,  которые  она,  конечно,  надевала на  различные приемы  и  вечеринки.
Публика и  пресса  просто с  ума  сходили,  а  женщины буквально осаждали отдел
модной одежды.  Прибыли европейских модельеров взлетели до небес, как и прибыли
"Бенкрофт",  а  те,  кто до сих пор держался в стороне,  отказались от работы с
другими магазинами и пришли в "Бенкрофт".
          Фаррел окинул его нетерпеливым взглядом поверх отчета, который держал
в руках.
          - Что вы хотите всем этим доказать?
          - Сейчас объясню.  Талант к  торговле у  мисс  Бенкрофт в  крови,  но
особенно ее способности проявляются в анализе и перспективном планировании, чем
она  сейчас и  занимается.  Ей  удалось убедить отца и  совет директоров начать
программу расширения торговой сети и  открыть магазины в других городах.  Чтобы
финансировать это предприятие,  им необходимы сотни миллионов долларов, поэтому
они идут обычным путем, берут кредиты в банке, потом выбрасывают часть акций на
продажу на Нью-Йоркской фондовой бирже.
          - И какая тут разница? - коротко осведомился Фаррел.
          - Почти никакой,  если бы не два обстоятельства.  Они расширяются так
быстро,  что не успевают выплатить кредиты, а большую часть прибылей используют
на открытие новых магазинов.  Поэтому у них просто недостаточно наличных, чтобы
выдержать  неожиданные экономические потрясения.  Откровенно  говоря,  не  могу
понять,  чем они собираются заплатить за  участок в  Хаустоне.  Кроме того,  за
последнее время произошла целая лавина насильственных захватов, когда одна сеть
магазинов поглощала другую.  Если  кто-то  решит  захватить "Бенкрофт",  сможет
сделать это  почти без борьбы.  Фирма сама просится в  руки.  И,  -  подчеркнул
Питер, - думаю, кое-кто это заметил.
          Вместо сочувствия,  которое рассчитывал увидеть Питер,  на лице босса
промелькнуло странное выражение, нечто вроде радости или удовлетворенности.
          - Это правда?
          Питер  кивнул,  слегка  расстроенный непривычной  реакцией  на  столь
тревожные новости.
          - По-моему,  кто-то  начал  тайно  скупать  акции  "Бенкрофт",  чтобы
наложить лапу  на  компанию.  Причем приобретает их  малыми пакетами,  чтобы не
возбудить подозрений "Бенкрофт энд компани",  Уолл-стрит и  Комиссии по  ценным
бумагам и биржам.
          Показав на компьютерные мониторы, Питер спросил:
          - Можно?
          Фаррел кивнул.  Питер поднялся и подошел к длинному столу. Первые два
компьютера  непрерывно  выдавали  информацию из  всех  отделений  "Интеркорпа",
которую Фаррел время от времени просматривал,  третий был выключен. Питер нажал
кнопку;  пальцы забегали по  клавиатуре.  На дисплее появились буквы:  ДАННЫЕ О
СОСТОЯНИИ ДЕЛ "БЕНКРОФТ ЭНД КОМ-ПАНИ" ТОРГОВЫЙ КОД "Б & K".NYSE.
          - Взгляните.
          Питер показал на колонку цифр.
          - Если  не  считать последних шести  месяцев,  акции "Бенкрофт" имели
стабильную стоимость -  десять долларов за акцию.  В неделю продавали в среднем
сто тысяч акций.  Но вот уже полгода стоимость постепенно росла,  пока не дошла
до двенадцати долларов, а объем продаж значительно увеличился.
          Он нажал другую клавишу,  и экран потемнел. Молодой человек, хмурясь,
обернулся к Фаррелу:
          - Это  всего  лишь  предположение,   но  думаю..,   какой-то  сильный
противник пытается приобрести контроль над компанией.
          Мэтт встал, положив резкий конец дискуссии:
          - Либо   это,   либо  акционеры  считают  акции  "Бенкрофт"  выгодным
долгосрочным вложением.  Так что мы все-таки постараемся приобрести хаустонский
участок.
          У Питера, понявшего, что его больше не задерживают, не осталось иного
выбора, кроме как взять подписанные контракты и выполнять приказанное.
          - Мистер Фаррел,  -  нерешительно пробормотал он,  -  я никак не могу
понять,  почему вы посылаете меня в Хаустон вести эти переговоры. Это не входит
в мои обязанности...
          - Такую сделку не очень трудно заключить, - ободряюще улыбнулся Мэтт.
- И кроме того,  это расширит ваш кругозор и поможет набраться опыта. Насколько
я припоминаю, вы отчасти именно поэтому хотели работать в "Интеркорпе".
          - Да, сэр, - кивнул Питер, едва не раздуваясь от гордости при мысли о
том, что наконец-то хозяин доверил ему важное дело.
          Но  эта гордость тут же  потерпела сокрушительный удар,  когда Фаррел
добавил, глядя в спину идущему к двери Питеру:
          - Постарайтесь ничего не испортить, Питер.
          - Ни за что,  - пролепетал молодой человек, потрясенный невысказанным
предостережением, звучавшим в голосе босса.
          Том  Эндерсон,  спокойно  простоявший все  это  время  у  окна,  едва
дождался ухода Питера.
          - Мэтт, - усмехнулся он, усаживаясь в кресло, - ты насмерть перепугал
малыша.
          - У этого малыша,  -  сухо напомнил Мэтт,  -  коэффициент умственного
развития  -  сто  шестьдесят  пять,  и  он  уже  принес  "Интеркорпу" несколько
миллионов долларов. Превосходное вложение капитала, не находишь?
          - Как и этот участок в Хаустоне?
          - Думаю, да.
          - Прекрасно,  -  кивнул Том,  садясь и вытягивая ноги. - Поскольку не
хотелось бы  думать,  что ты  выбрасываешь на ветер целое состояние лишь затем,
чтобы отплатить дамочке из общества, оскорбившей тебя на глазах у репортера.
          - С чего это вдруг тебе взбрело в голову? - спросил Мэтт, но в глазах
промелькнули искорки язвительного удовлетворения.
          - Сам  не  знаю.  Просто  случайно прочел  в  воскресной газете,  что
какая-то  птичка  по  имени  Бенкрофт отшила тебя  в  опере.  Ну  а  сегодня ты
пытаешься перехватить у  нее  сделку  на  покупку участка.  Лучше  объясни,  во
сколько земля обойдется "Интеркорпу"?
          - Вероятно, миллионов двадцать.
          - И сколько же мисс Бенкрофт выложит, чтобы ее вернуть?
          - Гораздо больше, поверь мне.
          - Мэтт,  -  протянул он с обманчивой небрежностью,  - помнишь ту ночь
восемь лет назад, когда суд окончательно развел меня и Мэрилин?
          Мэтт удивился вопросу,  но  тут же кивнул.  Действительно,  в  памяти
отпечаталась та роковая ночь. Через несколько месяцев после того, как Том начал
работать на  Мэтта,  его  жена  заявила,  что  любит другого и  желает развода.
Слишком гордый,  чтобы  умолять,  и  слишком раздавленный ужасом  случившегося,
чтобы бороться,  Том собрал вещи и ушел из дома. Но до самого заседания суда он
верил,  что жена передумает. В тот день Том не вышел на работу и не позвонил, и
только  в  шесть  часов  вечера  Мэтт  понял,  в  чем  дело.  Том  позвонил  из
полицейского участка, куда его забрали днем за хулиганство в пьяном виде.
          - Подробностей описать не могу, - признался Мэтт, - разве только, что
мы напились до чертиков.
          - Я уже был пьян,  -  сухо поправил Том, - а ты внес за меня залог, и
уж тогда мы оба надрались.
          Не сводя глаз с Мэтта, он продолжал:
          - Смутно припоминаю,  что  ты  выражал мне  соболезнование по  случаю
несчастной женитьбы тем,  что  всячески оскорблял некую даму по  имени Мередит,
бросившую тебя или  что-то  в  этом роде.  Только ты  называл ее  не  дамой,  а
избалованной сучкой.  Как раз перед тем как отключиться, мы дружно согласились,
что все женщины, имена которых начинаются с "М", никуда не годятся.
          - Вижу, что твоя память гораздо лучше моей, - уклончиво буркнул Мэтт,
но  Том  заметил,  как  челюсти друга едва уловимо сжались при упоминании имени
Мередит, и немедленно пришел к верному заключению.
          - Значит,  -  продолжал он с улыбкой,  - теперь, когда мы установили,
что  Мередит,  упомянутая той  ночью,  на  самом деле Мередит Бенкрофт,  может,
расскажешь честно  о  том,  что  случилось между  вами  давным-давно  и  почему
ненависть до сих пор не угасла?
          - Нет,  -  покачал головой Мэтт,  -  не стоит.  - Встав, он подошел к
журнальному столику,  где были разложены проекты завода в  Саутвилле.  -  Давай
лучше обсудим, как идет строительство.

     Глава 21

          На   углу  у   магазина  "Бенкрофт"  скопились  машины.   Покупатели,
закутанные в пальто,  торопились перейти улицу,  не обращая внимания на красный
свет  и  низко  нагибая головы в  напрасной попытке спастись от  жгучего ветра,
дувшего с  озера Мичиган и  безнаказанно гулявшего по  улицам центральной части
города.   Клаксоны  надрывались,  и  водители  проклинали  пешеходов,  мешавших
движению.  Сидя в  черном "БМВ",  Мередит в  окошко наблюдала,  как  посетители
задерживались у  витрин  универмага  и  устремлялись внутрь.  Внезапное  резкое
похолодание  заставило  предусмотрительных  людей  уже  сейчас  отправиться  за
рождественскими покупками, чтобы избежать предпраздничной толчеи.
          Через  двадцать минут  Мередит предстоит делать отчет  перед  советом
директоров о  состоянии дел  в  Хаустоне,  и  хотя они предварительно,  пусть и
неохотно одобрили проект, она не могла продолжать без их официального согласия.
          Выйдя из лифта,  она заметила, что вокруг стола секретарши столпились
четверо женщин.  Мередит обошла кругом и  заглянула через  плечо одной из  них,
ожидая  увидеть  очередной номер  "Плейбоя",  подобный тому,  над  которым  они
вздыхали в прошлом месяце.
          - Что там? Еще один разворот с портретом идеального мужчины?
          - Вовсе нет, - возразила Филлис, пока остальные поспешно разбегались,
и,  проводив Мередит в кабинет, весело закатила глаза. - Пэм заказала очередную
распечатку своего гороскопа на  следующий месяц.  Этот обещает истинную любовь,
вместе со славой и деньгами.
          Смешливо подняв брови, Мередит удивилась:
          - А я думала, то же самое говорилось в прошлом гороскопе?
          - Совершенно верно. Я сказала, что за эти же пятнадцать долларов могу
составить хоть сотню.
          Женщины обменялись веселыми, понимающими взглядами, но тут же перешли
к делу.
          - Через  пять   минут  начинается  совещание  совета  директоров,   -
напомнила Филлис.
          Мередит, кивнув, подняла со стола папку с заметками.
          - Архитектурный макет уже отнесли в конференц-зал?
          - Да. И я достала проектор для слайдов.
          - Ты  настоящее золото,  -  искренне похвалила Мередит  и,  подхватив
папку, направилась к двери.
          - Позвони Сэму Грину и передай,  что я встречусь с ним сразу же после
совещания.  Попроси подготовить предварительный контракт о покупке хаустонского
участка.  Я  хочу начать переговоры с  "Торп девелопмент" в конце недели.  Если
повезет, конечно. Сначала нужно получить одобрение совета.
          Филлис взяла трубку телефона и подняла вверх большой палец.
          - Сразите их наповал!  -  пожелала она. Конференц-зал оставался почти
таким же,  как  и  пятьдесят лет назад,  и  в  эту эпоху меди,  стекла и  хрома
сохранял свое ностальгическое величие: восточные ковры, изящная лепка на темных
панелях  стен  и  английские пейзажи в  барочных рамках.  Посреди комнаты стоял
огромный массивный стол  из  красного дерева длиной тридцать футов  и  двадцать
стульев с затейливой резьбой и красной бархатной обивкой,  расставленных вокруг
стола  с  равными интервалами.  В  центре  стола  красовалась огромная вычурная
старинная  чаша  из  чистого  серебра,   полная  красных  и  белых  роз.  Рядом
располагались чайный  и  кофейный сервизы  из  севрского фарфора  с  невесомыми
чашечками,  расписанными позолоченной каймой  и  крошечными розами  и  листьями
винограда.  Тут  же  стояло несколько запотевших серебряных графинов с  ледяной
водой.
          Помещение с тяжелой резной мебелью напоминало тронный зал,  чего, как
подозревала Мередит, и добивался дед, когда заказывал обстановку полвека назад.
Иногда она не  могла решить,  впечатляюща ли эта комната или попросту уродлива,
но  каждый раз,  переступая порог,  она будто переносилась на машине времени на
много  веков  назад.  Однако  сегодня утром  ее  мысли  были  весьма  далеки от
исторических сравнений.
          - Доброе утро,  джентльмены,  -  поздоровалась она  с  жизнерадостной
дежурной улыбкой  при  виде  двенадцати строго  одетых  мужчин,  имеющих власть
принять или отвергнуть ее предложение.
          За  исключением Паркера,  который искренне улыбнулся ей  в  ответ,  и
старого  Сайруса  Фортелла,  окинувшего ее  похотливым взглядом,  хор  ответных
вежливых  приветствий  прозвучал  крайне   сдержанно,   отчасти   от   сознания
собственной  власти,   отчасти  благодаря  тому  простому  факту,  что  Мередит
постоянно убеждала и  уговаривала их  вложить  прибыли "Бенкрофт" в  расширение
сети, вместо того чтобы выплачивать держателям акций, включая их самих, большие
дивиденды.   Однако  больше  всего  они   были  холодны  потому,   что  Мередит
представляла собой загадку,  и они не понимали,  как с ней обращаться. Хотя она
была исполнительным вице-президентом,  но  не  входила в  совет директоров,  и,
следовательно,  они стояли выше по  рангу.  С  другой стороны,  она была прямым
потомком  основателя  компании  и  имела  право  на  подобающие ей  почтение  и
уважение.  Однако  собственный отец,  президент  компании,  относился к  ней  с
холодной терпимостью,  но только и всего.  Ни для кого не было секретом, что он
вообще не желал видеть дочь ни в  какой должности,  но все видели также,  какой
успех имеют все ее начинания и насколько велик ее вклад в процветание фирмы.  В
результате  этого  члены  совета  директоров,  как  всякие  сделавшие  успешную
карьеру,   уверенные  в   себе   мужчины  в   подобной  ситуации,   становились
раздражительными и нервничали, поддавшись нерешительности. Сознавая, что именно
Мередит была  причиной всех неприятных ощущений,  они  очень часто относились к
ней с ничем не оправданной враждебностью.
          Мередит понимала все это,  но не позволяла их недовольным физиономиям
сбить себя с толку. Заняв место в конце стола, где был установлен проектор, она
ожидала разрешения отца начинать.
          - Поскольку Мередит  здесь,  -  объявил он  тоном,  ясно  позволяющим
предположить,  что из-за ее опоздания совещание задерживается,  -  думаю, можно
переходить к делу.
          Мередит  краем  уха  слушала,  как  зачитывают  протокол  предыдущего
совещания,  но  внимание ее  было устремлено на  архитектурный макет магазина в
Хаустоне,  привезенный Филлис.  Глядя на великолепное здание в испанском стиле,
она  почувствовала,  как  улучшается настроение и  растет  уверенность в  себе.
Участок был идеальным местом для новой сети магазинов "Бенкрофт",  и близость к
"Гелерии" обеспечит успех, как только новый универмаг откроет двери.
          Когда  протокол был  зачитан и  принят,  Нолан  Уилдер,  председатель
совета,  официально объявил,  что  Мередит собирается представить окончательную
смету и проект хаустонского магазина на одобрение директоров.
          Двенадцать идеально причесанных мужских голов повернулись к девушке.
          - Джентльмены,  -  начала она,  подходя к проектору,  -  надеюсь, все
успели как следует рассмотреть макет?
          Десять  человек кивнули,  отец  бросил  взгляд в  сторону макета,  но
Паркер спокойно рассматривал невесту с полугорделивой, полунедоуменной улыбкой,
которая всегда появлялась на  его  губах,  когда он  видел Мередит за  работой,
словно не мог представить,  каким образом и почему она настаивает на том, чтобы
заниматься этим.  Правда,  Паркер был явно доволен ее  успехами.  Его положение
банкира Бенкрофтов давало ему право на  место в  совете директоров,  но Мередит
знала,  что  не  может всегда рассчитывать на  его  поддержку.  Он  был  крайне
независим и беспристрастен, и Мередит уважала его за это.
          - Мы  уже  обсуждали большую часть сметных цифр,  -  сказала Мередит,
потянувшись к выключателю.  -  Так что я попытаюсь закончить показ этих слайдов
как можно быстрее.
          Она  нажала кнопку на  дистанционном управлении проектора,  и  первый
слайд с цифрами приблизительной стоимости нового магазина скользнул на место.
          - Как  мы  решили,  универмаг в  Хаустоне должен иметь  площадь около
трехсот тысяч  квадратных футов.  Приблизительная сметная стоимость -  тридцать
два  миллиона долларов,  что  включает в  себя  здание,  арматуру,  сантехнику,
автостоянку, освещение - словом, все. Земля, которую мы намереваемся приобрести
у "Торп девелопмент",  обойдется еще от двадцати до двадцати трех миллионов,  в
зависимости от  исхода наших  переговоров с  ними.  Кроме того,  необходимо еще
двадцать миллионов на Мебель и обстановку.
          - То  есть  максимум семьдесят пять  миллионов,  -  перебил  один  из
директоров, - но вы просите нас утвердить расходы в семьдесят семь.
          - Остальные два -  на покрытие организационных расходов,  -  пояснила
Мередит, - то есть грандиозную церемонию открытия, рекламу и так далее.
          Она нажала кнопку,  и  на  экране появился следующий слайд с  гораздо
более высокими цифрами.
          - Здесь  показаны расходы  на  готовый комплекс.  Как  вы  знаете,  я
выступаю за  строительство не  только магазина,  но  и  всего комплекса зданий.
Дополнительная стоимость -  пятьдесят два миллиона,  но  мы все вернем,  сдавая
остальные торговые точки другим владельцам.
          - Вернем,  но  не  сразу,  как ты считаешь,  Мередит,  -  раздраженно
заметил отец.
          - Разве я  так  предполагала?  -  вежливо удивилась Мередит,  отлично
зная,  что ничего подобного не высказывала.  Улыбнувшись Филипу,  она позволила
себе  всего  несколькими  минутами  напряженного  молчания  упрекнуть  его   за
несправедливость и  нетерпение.  Это  был  самый  эффективный способ  дать  ему
понять,  как  он  резок и  неразумен.  Но  тем не  менее его голос звучал сухо,
сдержанно, как это часто бывало с того дня, когда случился сердечный приступ, и
Мередит подавила острый укол тревоги.
          - Мы  ждем,  -  предупредил  Филип.  Спокойным,  рассудительным тоном
Мередит продолжала;
          - По  мнению некоторых из вас,  следует повременить со строительством
комплекса,  но  я  считаю,  что  есть  серьезные  причины,  почему  все  должно
создаваться одновременно.
          - И каковы же эти причины? - осведомился другой член совета, наполняя
стакан водой со льдом.
          - Прежде всего придется платить за  всю  землю,  независимо от  того,
будем ли  мы  ее  застраивать или  нет.  Если строить все сразу,  мы  сэкономим
несколько миллионов долларов на  проектировании,  потому что  достраивать потом
обойдется гораздо  дороже,  как  известно.  Кроме  того,  цены  на  материалы и
постройку будут подниматься по мере того,  как экономический подъем в  Хаустоне
будет расти.  Кроме того,  арендаторы помогут увеличить поток посетителей. Есть
еще вопросы?
          Вопросов больше не оказалось, и Мередит перешла к оставшимся слайдам.
          - Как видно из этих графиков,  наши геодезисты и  команда по изучению
окружающей среды тщательно оценили и осмотрели участок, выбранный для магазина,
и считают,  что более подходящего места не найти.  , Географических препятствий
не существует, демография в этом районе идеальна...
          Но   тут   вмешался  Сайрус   Фортелл,   восьмидесятилетний  грешник,
заседавший в совете пятьдесят лет, чьи идеи так же устарели, как парчовый жилет
и палка с ручкой из слоновой кости, которую он всегда носил с собой.
          - По-моему,  все  это чушь собачья,  мисс!  -  воскликнул он  гневным
тонким голосом.  -  Демография! Торговые площади! Геодезисты! Окружающая среда!
Что все это означает, хотел бы я знать?!
          Мередит почувствовала к  Сайрусу,  которого знала  с  детства,  нечто
вроде раздражения,  смешанного с  симпатией.  Остальные члены совета директоров
считали его выжившим из ума старикашкой и собирались отправить на покой.
          - Это   означает,   Сайрус,   что  команда  из   нескольких  человек,
специализирующихся в  поисках  лучших  мест  для  магазинов розничной торговли,
отправилась в  Хаустон  и  изучила  выбранное  мной  место.  Они  считают,  что
демография...
          - Демо..,  что?!  -  фыркнул он.  - Такого слова и в природе не было,
когда я открывал аптеки по всей стране. - Что это такое, я спрашиваю?
          - В данном случае это означает характеристику населения в районе, где
будет расположен магазин: средний возраст, какими средствами оно располагает...
          - В  прежние времена мы не обращали на это внимания,  -  злобно цедил
Сайрус,  разъяренно оглядывая нетерпеливые лица.  - Уж это точно. Когда я хотел
открыть аптеку,  просто  посылал людей  построить здание  и  завезти мебель,  и
бизнес процветал.
          - Сегодня все немного изменилось,  Сайрус, - объяснил Бен Хотон. - Ну
а теперь слушайте внимательно Мередит, чтобы проголосовать "за" или "против".
          - Не могу я голосовать за то,  чего не понимаю, верно? - вопросил он,
прибавляя  звук  в  слуховом  аппарате.   -  Продолжай,  дорогая.  Насколько  я
сообразил,  ты послала в  Хаустон кучу экспертов,  обнаруживших,  что в  округе
живет  немало  взрослых людей,  способных добраться до  магазина пешком или  на
машине  и  у  которых  в  карманах  достаточно  денег,  чтобы  разделить  их  с
"Бенкрофт". Все так и есть?
          Мередит и еще несколько человек хмыкнули.
          - Примерно, - призналась она.
          - Почему бы  так и  не сказать?  Удивительно,  как вы,  молодые люди,
стремитесь все усложнить и  употребляете при этом всякие замысловатые словечки,
чтобы еще больше все запутать. А что такое "географические барьеры"?
          - Ну..,  это  нечто такое,  что не  желает преодолевать потенциальный
покупатель,  когда собирается посетить магазин. Например, если людям приходится
проезжать через промышленный или небезопасный район,  чтобы попасть в  магазин,
это и есть географические барьеры, - А в хаустонском участке они имеются?
          - Ни одного.
          - Тогда я  голосую "за" -  объявил он,  и  Мередит проглотила нервный
смешок.
          - Мередит,  - резко вмешался отец, мешая Сайрусу договорить, - у тебя
есть что добавить, прежде чем будет объявлено голосование?
          Мередит оглядела непроницаемые лица  мужчин,  сидевших за  столом,  и
покачала головой.
          - Мы  уже  обсуждали все  детали  хаустонского проекта на  предыдущем
совещании.  Однако я хотела бы упомянуть еще раз,  что,  только расширяясь,  мы
сможем конкурировать с другими универмагами сети "Бенкрофт".
          Все  еще  не  уверенная  в  поддержке  директоров,   Мередит  сделала
последнюю попытку, добавив:
          - Считаю,  не стоит еще раз говорить о том,  что каждый из пяти вновь
открытых    универмагов   получает   прибыли,    равные    или    превосходящие
запроектированным.  Думаю,  этим успехом мы обязаны тщательности,  с которой мы
выбирали участки под застройку.
          - Не мы,  а ты,  -  поправил отец с таким холодно-неприступным видом,
что  Мередит лишь  через  несколько минут  сообразила:  да  ведь  он  сделал ей
комплимент!  Не  первый раз  он  хвалил ее  словно сквозь зубы,  но  сейчас,  в
присутствии всего совета, Мередит посчитала это счастливым знаком. Наверное, он
не  только  собирается поддержать хаустонский проект,  но  и  попросить  членов
совета  назначить  дочь  исполняющей  обязанности президента  на  время  своего
отпуска.
          - Спасибо, - со спокойной простотой сказала она и села.
          Словно не  понимая,  за  что  она  благодарит его,  отец  обратился к
Паркеру:
          - Насколько  я   понял,   ваш  банк  готов  предоставить  кредиты  на
финансирование хаустонского проекта, если совет его одобрит?
          - Да, Филип, но только на условиях, которые мы обсуждали на последнем
совещании.
          Мередит были известны эти условия,  но  ей  все равно пришлось на миг
закусить губу,  чтобы скрыть охватившую ее  панику.  Банк  Паркера точнее,  чем
любой  совет директоров,  рассматривал сметы на  огромные суммы денег,  которые
приходилось  выдавать  в  кредит  "Бенкрофт"  за  последние  несколько  лет,  и
руководство начало нервничать,  поскольку цифры были поистине астрономическими.
Соглашаясь выдавать ссуды на универмаг в Фениксе,  а теперь и в Хаустоне,  банк
выдвинул новые условия,  требующие, чтобы Мередит и ее отец лично гарантировали
уплату  и  внесли  дополнительный залог,  включающий их  личный пакет  акций  в
"Бенкрофт",  для обеспечения займа.  Мередит вела игру собственными деньгами, и
это слегка ужасало ее.  Кроме акций и  жалованья в  компании,  у нее оставалось
только  наследство деда,  которое она  и  намеревалась использовать в  качестве
залога.
          Однако первые слова отца показали,  что он все еще злится из-за того,
что считал возмутительными претензии своего банкира.
          - Вы знаете,  как я  отношусь к  этим особым условиям,  Паркер.  Если
учесть,  что "Рейнолдс Мекинтайл" был единственным банком Бенкрофтов в  течение
более  восьмидесяти  лет,  эти  внезапные  требования  персональных гарантий  и
дополнительного залога по меньшей мере странны, если не оскорбительны.
          - Понимаю ваши чувства,  -  спокойно отозвался Паркер. - Я согласен с
вами,  и  вы  это  знаете.  Сегодня утром я  снова встретился со  своим советом
директоров и  пытался  убедить  их  либо  отказаться от  жестких условий,  либо
немного их смягчить,  но безуспешно.  Однако их настойчивость,  - продолжал он,
оглядывая  собравшихся,   -   ни   в   коей   мере  не   ставит  под   сомнение
кредитоспособность "Бенкрофт".
          - А по-моему,  ставит!  -  провозгласил старик Сайрус.  - Похоже, ваш
банк считает, что "Бенкрофт" - совсем загнанная лошадка.
          - Ничего подобного им  в  голову не  приходило.  Дело в  том,  что за
последний год  экономическая обстановка для  больших  универмагов стала  крайне
неблагоприятной. Многие балансируют на грани банкротства. Это один из факторов,
повлиявших на  наше решение,  но основная причина в  том,  что множество банков
разорилось и  так  и  не  смогло  оправиться со  времен  Великой  депрессии.  В
результате банкиры стали чрезмерно осторожны и опасаются давать слишком большие
кредиты одному заемщику. Кроме того, нужно удовлетворять и ревизоров-аудиторов,
которые проверяют выдачу кредитов куда  внимательнее,  чем  раньше.  Требования
стали гораздо строже.
          - Сдается мне,  мы  должны  обратиться в  другой  банк,  -  предложил
Сайрус, жизнерадостно оглядывая сидящих за столом. - По крайней мере я бы так и
сделал!  Скажи Паркеру,  пусть убирается ко всем чертям,  и мы поищем денежки в
другом месте!
          - Мы  могли бы  это  сделать,  -  объяснила Мередит Сайрусу,  пытаясь
подавить внезапную неприязнь к  Паркеру.  Ее  личные  чувства не  должны  иметь
ничего общего с этим обсуждением! - Однако банк Паркера дает нам очень выгодную
процентную  ставку,   которую  мы  вряд  ли  получим  от  другого  банка.   Он,
естественно...
          - В  этом нет  ничего естественного,  -  перебил Сайрус,  окидывая ее
оценивающим,  граничившим почти  с  похотливым взглядом,  прежде  чем  с  видом
обвинителя уставиться на  Паркера.  -  Если  бы  я  собирался жениться на  этой
великолепной женщине,  самой естественной вещью было бы  стремиться дать ей все
на свете, все, что ни попросит, вместо того чтобы отбирать последнее!
          - Сайрус! - предупредила Мередит, удивляясь, почему некоторые старики
вроде Сайруса забывают о достоинстве и ведут себя,  словно зеленые мальчишки. -
Это бизнес.
          - Женщины  не  должны  заниматься бизнесом,  если,  конечно,  они  не
уродины и смогут найти подходящего мужчину,  который бы о них заботился. Вместо
того чтобы рожать детей и...
          - Сайрус,  сегодня не  вы должны делать отчет,  -  рявкнул Паркер.  -
Продолжай, Мередит, что ты хотела сказать?
          - Я собиралась упомянуть о том,  -  ответила Мередит,  чувствуя,  как
горят от смущения щеки при виде насмешливо переглянувшихся мужчин,  -  что ваши
особые  условия  вряд  ли  можно  считать поводом для  беспокойства,  поскольку
"Бенкрофт энд компани" собирается все выплатить вовремя.
          - Совершенно верно, - подтвердил отец рассеянно и нетерпеливо. - Если
больше никто ничего не хочет добавить,  думаю, можно покончить с темой Хаустона
и проголосовать в конце совещания.
          Взяв со  стола папку,  Мередит официально поблагодарила директоров за
внимание и покинула конференц-зал.
          - Ну?  -  спросила Филлис, входя вслед за Мередит в ее кабинет. - Как
все прошло? Откроют хаустонский филиал "Бенкрофт" или нет?
          - Сейчас голосуют,  -  сообщила Мередит, просматривая утреннюю почту,
положенную Филлис на стол.
          - Я  скрестила  пальцы  на  счастье.  Тронутая  преданностью  Филлис,
Мередит ободряюще улыбнулась.
          - Вот  увидишь,  все будет в  порядке,  -  предсказала она,  почти не
сомневаясь,  что отец, хоть и неохотно, выскажется в ее пользу. Беда в том, что
она  никак не  могла понять,  решат ли  они  построить сразу весь  комплекс или
только магазин.
          - Сомневаюсь только,  захотят  ли  они  сразу  раскошелиться на  весь
комплекс или ограничатся универмагом.  Пожалуйста, позвони Сэму Грину и попроси
его принести контракты.
          Уже через несколько минут Сэм Грин появился на пороге.  Ростом он был
всего пять  футов пять дюймов с  волосами цвета и  вида стальной проволоки,  но
неизменно излучал ауру уверенности и властности, которую мгновенно распознавали
те,  кто  оказывался его противником в  любой юридической битве,  которую он  в
данный момент вел.  За очками в  металлической оправе прятались проницательные,
светящиеся  умом  зеленые  глаза,  сейчас,  однако,  внимательно  глядевшие  на
Мередит.
          - Филлис  передала,  что  вы  готовы начать завершающие переговоры по
покупке участка в Хаустоне,  -  сказал он, сходя в кабинет. - Это означает, что
совет одобрил предложение?
          - Думаю,  что  через  несколько минут  все  решится.  Какую начальную
сумму, по-вашему, следует предложить Торпам?
          - Они просят тридцать миллионов, - сообщил Сэм, усаживаясь на один из
стульев перед  ее  столом.  -  Что,  если  предложить для  начала  восемнадцать
миллионов.  Тогда можно будет сойтись на  двадцати.  Они  заложили эту  землю и
отчаянно нуждаются в наличных. Могут продать и за двадцать.
          - Вы в самом деле так думаете?
          - Возможно, нет, - хмыкнул Сэм.
          - Если  придется,  дойдем и  до  двадцати пяти.  Максимальная цена  -
тридцать, но они не смогли продать его за такую...
          В  этот момент зазвонил телефон,  и  Мередит,  не договорив,  подняла
трубку.
          - Мы одобрили хаустонский проект,  Мередит,  -  резко, не допускающим
возражений голосом объявил отец, - но откладываем строительство комплекса, пока
не получим определенных прибылей от тамошнего магазина.
          - По-моему,  ты делаешь ошибку, - сообщила она, скрывая разочарование
под сухим, официальным тоном.
          - Таково решение совета.
          - Но ты мог их переубедить, - дерзко бросила Мередит.
          - Прекрасно, тогда это мое решение.
          - Ошибочное.
          - Когда  будешь  управлять этой  компанией,  тогда  и  получишь право
принимать решения...
          Сердце Мередит на миг болезненно сжалось:
          - А я собираюсь стать во главе компании?
          - Ну а пока я определяю, что лучше для "Бенкрофт", - объявил отец, не
отвечая на  вопрос.  -  Сейчас  я  еду  домой.  Мне  не  очень  хорошо.  Говоря
откровенно,  я бы отложил сегодняшнее совещание,  не настаивай ты так упорно на
необходимости как можно скорее заключить сделку.
          Не  совсем уверенная в  том,  действительно ли  болен отец или только
использует отговорку, чтобы избежать откровенного разговора, Мередит вздохнула:
          - Береги себя.  Увидимся за  ужином в  четверг.  Повесив трубку,  она
позволила себе  всего  несколько минут молча пожалеть о  половинчатом решении и
лишь потом сделала то,  чему выучилась много лет  назад,  после катастрофически
закончившегося брака: смотреть в лицо реальности и находить в ней то, ради чего
можно  дальше  жить  и  работать.  Улыбаясь Сэму  Грину,  Мередит постаралась с
гордостью и торжеством объявить:
          - Мы получили одобрение совета!
          - Весь комплекс?
          - Нет, только магазин.
          - Думаю, это ошибка.
          Он,  очевидно, слышал, как она говорила то же самое отцу, но -Мередит
не  стала  ничего  объяснять.  Она  старалась держать свое  мнение и  замечания
относительно политики отца,  насколько возможно, при себе. Вместо этого Мередит
сказала:
          - Как скоро вы можете подготовить контракт и отправиться к Торпам?
          - Контракт будет составлен к завтрашнему вечеру. Если хотите, чтобы я
лично заключил сделку,  то  должен напомнить,  что  смогу поехать в  Хаустон не
раньше чем через неделю. Не забывайте об иске к "Уилсон тойз".
          - Лучше  бы  этим  занялись вы,  -  кивнула Мередит,  зная,  что  Сэм
прекрасно умеет торговаться и вести переговоры,  но расстроенная тем, что он не
может сделать этого раньше.  -  Думаю,  что  сроки вполне приемлемые.  К  этому
времени мы  будем иметь письменное обязательство от банка Рейнолдсов,  и  тогда
выполнение контракта не будет зависеть от финансирования.
          - Земля вот уже несколько лет как выставлена на продажу,  - улыбнулся
Сэм.  -  Думаю, что через две недели ее еще можно будет купить. Кроме того, чем
дольше мы  выждем,  тем  скорее Торпы  согласятся на  наши  предложения.  -  И,
заметив, что Мередит по-прежнему выглядит озабоченной, прибавил:
          - Попытаюсь заставить своих людей двигаться побыстрее,  и  как только
все  документы по  иску  к  "Уилсон" будут приведены в  порядок,  я  немедленно
отправлюсь в Хаустон.
          Только в начале седьмого Мередит подняла глаза от контрактов, которые
изучала, и увидела Филлис, уже в пальто и с вечерней газетой в руках.
          - Жаль,  что  они  не  захотели строить весь  комплекс,  -  вздохнула
секретарь, - но что поделать!
          Мередит, откинувшись на спинку кресла, устало улыбнулась:
          - Спасибо.
          - За жалость?
          - За участие,  -  вздохнула Мередит, потянувшись за газетой. - Хотя в
целом, можно сказать, день был удачным.
          Филлис показала на газету, заранее открытую на второй странице:
          - Надеюсь,  это не заставит тебя изменить мнение.  Мередит недоуменно
развернула газету и  увидела Мэтью Фаррела,  смотревшего на  нее со снимка,  на
котором он стоял рядом с  какой-то старлеткой,  которая,  очевидно,  специально
прилетела  в  Чикаго  на  его  личном  самолете,  чтобы  сопровождать  великого
бизнесмена на вечеринку к другу прошлой ночью. Отрывки текста огненными искрами
впивались в  мозг Мередит,  пока она  поспешно пробегала восторженную заметку о
новом  жителе Чикаго,  известном предпринимателе и  самом  завидном женихе.  Но
когда она вновь подняла глаза на Филлис, лицо было совершенно бесстрастным.
          - Ты считаешь, что это должно было меня в какой-то степени огорчить?
          - Лучше просмотри деловую хронику,  прежде чем решать, - посоветовала
Филлис.
          Мередит так и подмывало сказать Филлис,  что та лезет не в свое дело,
но она немедленно одернула себя. Филлис была ее первой секретаршей, а Мередит -
первым боссом Филлис,  и  за  последние шесть лет они иногда работали вместе не
только  по  ночам,  но  и  прихватывали  бесчисленные выходные  и  очень  часто
довольствовались вместо обеда  холодными сэндвичами,  когда  работа оказывалась
особенно срочной. Они были преданы общему делу, любили и уважали друг друга.
          На  первой странице делового раздела красовалось еще одно фото Мэтта,
сопровождаемое длинным описанием деятельности главы  "Интеркорпа",  причин,  по
которым он  решил перебраться в  Чикаго,  великолепного завода по  производству
электронного  оборудования,  строящегося  в  Саутвилле,  роскошного  пентхауса,
купленного и  обставленного в  Беркли  Тауэрс.  Чуть  ниже  было  помещено фото
Мередит вместе со  статьей,  цитирующей ее  высказывания об успешном расширении
сферы влияния "Бенкрофт" на национальном рынке розничной торговли.
          - Они  отвели  ему  роль  и  место  кинозвезды,  -  заметила  Филлис,
присаживаясь на край стола.  -  И двух недель здесь не пробыл,  а газеты уже из
кожи вон лезут: каждый день по несколько репортажей.
          - Газеты также полны историй о  насильниках и  убийцах,  -  напомнила
Мередит, полная отвращения к неуместно-льстивым дифирамбам, которые пел Фаррелу
автор статьи,  и взбешенная на себя за то,  что неизвестно по какой причине при
одном лишь взгляде на его фото у нее затряслись руки.  Несомненно,  все потому,
что она знает:  теперь он не в тысяче миль отсюда,  а рядом,  в Чикаго,  совсем
близко.
          - Он в самом деле так красив, как выглядит на снимке?
          - Красив?  - повторила Мередит с деланным безразличием и, поднявшись,
подошла к встроенному шкафу, чтобы достать пальто. - Только не для меня.
          - Настоящий жлоб, верно? - осведомилась Филлис с неотразимой улыбкой.
          - Как ты догадалась?
          - Прочитала заметку Салли Мэнсфилд.  И  когда она  написала,  что  ты
отшила его перед всеми,  сразу поняла, что он, должно быть, первоклассный жлоб,
хуже не бывает.  Сколько раз я видела,  как ты общалась с мужиками,  которых не
выносишь, и при этом ухитрялась оставаться вежливой и даже улыбаться.
          - Просто Салли не так все поняла. Я едва знаю этого человека.
          И намеренно меняя тему, Мередит добавила:
          - Если твоя машина все еще в мастерской, могу подвезти.
          - Нет,  спасибо.  Я приглашена на ужин к сестре, а она живет в другой
стороне.
          - Я бы подвезла тебя к ее дому, но уже поздно и сегодня среда...
          - А твой жених всегда ужинает у тебя по средам, верно?
          - Верно.
          - Повезло тебе,  что любишь порядок, Мередит. Настоящий педант. Лично
я давно бы с ума сошла, зная, что мужчина моей жизни всегда делает определенные
вещи по определенным дням - день за днем, неделя, за неделей, год за годом...
          Мередит разразилась смехом.
          - Прекрати.  Ты меня угнетаешь.  Настроение портится.  Кроме того,  я
действительно люблю порядок, надежность и спокойствие.
          - Это не для меня. Обожаю спонтанность.
          - Именно  поэтому  твои  поклонники  редко  показываются  не  то  что
вовремя, но даже в назначенный день, - поддразнила Мередит.
          - Верно.

     Глава 22

          Мередит была бы рада напрочь забыть о Мэтью Фарреле,  но Паркер вошел
в ее квартиру с газетой в руке.
          - Видела статью про Фаррела? - поинтересовался он, поцеловав ее.
          - Да. Хочешь выпить?
          - Пожалуй.
          - Что именно? - спросила она, подходя к шкафчику девятнадцатого века,
который превратила в бар, - и открывая дверцы.
          - Как обычно.
          Рука  Мередит невольно замерла,  когда в  мозгу всплыли слова Лайзы и
сегодняшние замечания Фил-лис:  "Тебе нужен кто-то,  кто мог бы подбить тебя на
какую-нибудь авантюру.., например, проголосовать за демократов... Лично я давно
бы  с  ума  сошла,  зная,  что  мужчина  всегда  делает  определенные  вещи  по
определенным дням..."
          - Уверен,  что не хочешь чего-нибудь другого? - нерешительно спросила
она вслух, оглядываясь. - Как насчет джина с тоником?
          - Не будь глупенькой.  Я всегда пью бурбон с водой,  солнышко, а ты -
белое вино. Это уже нечто вроде обычая.
          - Паркер,  -  запинаясь,  начала  Мередит,  -  Филлис сказала кое-что
сегодня, и Лайза тоже, и я подумала, может быть...
          Она осеклась,  чувствуя себя последней дурой,  но тем не менее налила
себе джина с тоником.
          - Что именно?  -  спросил он,  чувствуя, как раздражена и неуверена в
себе Мередит, и, подойдя сзади, обнял ее.
          - Ну..,  возможно,  мы  идем по проторенной дорожке.  Тебе не надоела
рутина?
          Руки Паркера обвились вокруг ее талии.
          - Наоборот. Люблю рутину и предсказуемость, впрочем, как и ты.
          - Знаю,  но не считаешь ли ты.., что впереди слишком много лет, и нам
может просто надоесть..,  и  монотонность сделает нас самих скучными и  унылыми
людьми.  То есть я хочу сказать, неужели тебе не хочется испытать иногда что-то
волнующее?
          - Не особенно,  - покачал головой Паркер и, повернув ее лицом к себе,
сказал нежно, но твердо:
          - Мередит,  если ты  сердита за то,  что я  потребовал от вас личного
залога под хаустонский кредит,  так и  скажи.  Ты разочарована во мне,  и я это
понимаю, но не нужно все сваливать на другие причины.
          - Вовсе  нет,  -  чистосердечно поклялась Мередит  -  Я  даже  вынула
сертификаты акций из сейфа, чтобы отдать тебе. Они в папке, на моем столе.
          Но  Паркер,  не  обратив внимания на  папку,  внимательно изучал лицо
Мередит, и она нерешительно добавила:
          - Признаюсь,  немного страшно отдавать все,  чем я владею,  но я верю
тебе,  когда ты  сказал,  что  не  смог  убедить свой совет директоров изменить
решение.
          - Поверила? - встревоженно спросил он. Красивое нахмуренное лицо было
расстроено.
          - Положительно,  -  заверила она с  сияющей улыбкой и  вновь взяла со
стола стакан.  -  Почему бы тебе не просмотреть сертификаты и не убедиться, что
все в  порядке,  пока я накрою на стол и посмотрю,  что оставила на ужин миссис
Эллис.
          Миссис Эллис  больше не  работала у  отца,  но  приходила в  квартиру
Мередит по средам,  чтобы убрать и сделать покупки,  и при этом всегда готовила
обед.
          Паркер  подошел к  письменному столу,  а  Мередит начала раскладывать
светло-розовые полотняные подставки под тарелки на обеденном.
          - Они здесь?  -  спросил он,  поднимая конверт из  оберточной бумаги.
Мередит оглянулась:
          - Нет.  Это  мой паспорт,  свидетельство о  рождении и  еще кое-какие
документы. Сертификаты в другом, в том, что побольше.
          Паркер взял  еще  один  конверт,  прочел обратный адрес и  недоуменно
поднял брови:
          - Этот?
          - Нет,  здесь все бумаги,  связанные с  разводом -  Но его никогда не
вскрывали. Неужели ты даже не читала их?
          Мередит, пожав плечами, достала из ящика салфетки.
          - С  тех  пор  как подписала,  больше ими не  интересовалась.  Однако
помню,  о  чем  в  них  говорится.  Мой  отец  обязуется выплатить десять тысяч
долларов,  и за эту сумму Мэтью Фаррел соглашается на развод, и отказывается от
всех прав и претензий к любой собственности, находящейся в моем владении.
          - Вряд  ли  там  все  изложено  именно  в  этих  терминах,  -  мрачно
усмехнулся Паркер, вертя в руке конверт. - Не возражаешь, если я посмотрю?
          - Нет, но зачем тебе это?
          - Профессиональное любопытство -  я ведь адвокат, знаешь ли. И к тому
же не совсем такой скучный зануда банкир,  как считает твоя подружка Лайза. Все
время пытается довести меня этим.
          Не  в  первый раз по  репликам Паркера Мередит понимала,  что ехидные
намеки Лайзы задевают его куда больше,  чем он хочет показать, и Мередит решила
на этот раз твердо сказать подруге,  чтобы та прекратила свои шуточки.  Паркеру
есть чем гордиться.
          И,  приняв все это во внимание,  она посчитала излишним терзать и без
того уязвленное самолюбие Паркера напоминанием о том,  что он специализировался
в уголовном, а не в гражданском законодательстве.
          - Смотри все,  что хочешь, - ответила она и, наклонившись, поцеловала
Паркера в висок. - Жаль, что тебе придется лететь в Швейцарию. Мне будет ужасно
тебя недоставать.
          - Всего на две недели.  Ты можешь полететь со мной. Паркер должен был
выступать на Всемирной конференции банкиров,  и Мередит хотела бы послушать его
речь, но не могла отлучиться - слишком много дел ждало ее.
          - Ты же знаешь, я бы рада.., но этот сезон...
          - Понимаю. Самый суматошный в году, - без всякой обиды кивнул Паркер.
          В холодильнике Мередит обнаружила украшенное зеленью блюдо с холодным
цыпленком в маринаде и салат из сердцевины пальмы.  Как обычно, ей почти ничего
не пришлось делать,  разве что открыть бутылку вина и поставить блюдо на стол -
верх  ее  кулинарных  возможностей.   Она  несколько  раз  безуспешно  пыталась
научиться готовить,  и поскольку это занятие все равно никогда ей не нравилось,
с  радостью переложила домашние обязанности на  плечи  миссис Эллис  и  целиком
отдалась работе.  Сама  Мередит  предпочитала довольствоваться полуфабрикатами,
которые достаточно разогреть в духовке или микроволновой печи.
          Дождь  хлестал  по   стеклам.   Мередит  зажгла  свечи  в   старинных
канделябрах,  а  потом поставила на  стол цыпленка,  салат и  охлажденное белое
вино.  Старинные  серебряные приборы  изумительно выглядели  на  бледно-розовых
салфетках. Мередит придвинула поближе вазу с живыми розами.
          - Ужин готов!  -  объявила она,  подходя к Паркеру. Но тот, казалось,
ничего не слышал.  Наконец, оторвав взгляд от документов, он, хмурясь, взглянул
на нее.
          - Что-то случилось?
          - Не уверен, - пробормотал он, хотя по его голосу Мередит показалось,
что произошло нечто неладное.
          - Кто занимался твоим разводом?
          Мередит беспечно уселась на  подлокотник его кресла и  с  отвращением
поглядела на разложенные документы, озаглавленные:
          "ПОСТАНОВЛЕНИЕ О РАЗВОДЕ:
          Мередит Александра Бенкрофт против Мэтью Алена Фаррела".
          - Мой отец обо всем позаботился. А что?
          - Я  нахожу эти документы совершенно не отвечающими правилам и нормам
закона.
          - В чем это?  -  удивилась Мередит, заметив, что адвокат отца неверно
написал второе имя Мэтью - "Ален" вместо "Аллеи".
          - Во всем,  - ответил Паркер, пролистывая страницу за страницей и все
больше волнуясь.
          Напряжение,  звучавшее в его голосе,  передалось Мередит, и поскольку
она терпеть не  могла вспоминать ни  о  Мэтте,  ни  о  разводе,  то постаралась
убедить себя и  Паркера,  что  причин для  расстройства нет,  хотя не  имела ни
малейшего представления, в чем дело.
          - Наверняка все сделано как следует и по закону. Отец этим занимался,
а ты знаешь, как он педантичен во всем.
          - Возможно..,  но этот адвокат,  Станислас Шпигальски.., кто бы он ни
был,  его  совершенно не  заботили детали.  Вот  смотри,  тут написано,  что он
посылает все дело, и что суд скрепил документы печатью, как и просил Филип.
          - И что в атом странного?
          - Странно то,  что во всем деле не содержится упоминания о  том,  что
Фаррелу когда-либо предъявлялось прошение о разводе, или что он вообще появился
в суде, или хотя бы отказался от своего права там появиться, и это только малая
часть того, что мне тут не нравится.
          Наконец и  Мередит по-настоящему встревожилась,  но  твердо решила не
обращать внимания на разгулявшиеся нервы:
          - Но какое это теперь имеет значение? Мы разведены, и это главное.
          Но Паркер, не отвечая, вернулся к первой странице заявления о разводе
и начал медленно ее читать,  с каждым абзацем все больше мрачнея. Мередит, не в
силах вынести томительного ожидания, встала.
          - Ну?  -  потребовала она спокойно и рассудительно,  - что мучит тебя
сейчас?
          - Да  весь  этот документ,  -  ответил он  с  невольной резкостью.  -
Решение о разводе составляется адвокатами и подписывается судьей,  но тут..,  я
никогда  не  читал  ничего  подобного.  Ни  один  адвокат  не  составит  такого
документа.  Взгляни вот на это! - воскликнул он, тыча пальцем в последний абзац
на  последней странице:  "В  обмен  на  десять тысяч  долларов и  другую ценную
компенсацию,   выплаченные  Мэтью  А.   Фаррелу,   вышеуказанный  Мэтью  Фаррел
отказывается от всех прав на собственность и владения, принадлежащие теперь или
в  будущем Мередит Бенкрофт Фаррел.  Исходя  из  вышеизложенного,  суд  выносит
решение о разводе Мередит Бенкрофт Фаррел".
          Даже  сейчас воспоминание о  том,  что  она  пережила одиннадцать лет
назад,  когда узнала, что Мэтт взял деньги у отца, заставило Мередит съежиться.
Он  оказался таким лгуном,  таким жалким лицемером:  когда они  поженились,  он
поклялся, что гроша не возьмет из ее денег.
          - Просто поверить не  могу  этим  формулировкам!  Тихий  рассерженный
голос Паркера вырвал ее из невеселых размышлений.
          - Словно  какой-нибудь чертов контракт о  продаже недвижимости!  Кто,
дьявол побери,  этот парень? - потребовал он ответа. - И посмотри на его адрес!
К  чему твоему отцу нанимать совершенно неизвестного адвоката с  Южной Стороны,
контора которого находится практически в трущобах!
          - Пытался  сохранить тайну,  -  пояснила Мередит,  обрадованная,  что
наконец может хотя бы на что-то ответить.  -  Отец говорит, что намеренно нанял
ничтожество,  никому не известного адвоката,  который не станет задавать лишних
вопросов о нем и обо мне.  Папа был очень расстроен,  я же рассказывала. Что ты
делаешь? - удивилась она, видя, как Паркер тянется к телефону.
          - Собираюсь позвонить Филипу,  -  сказал он и,  заглушая ее протесты,
добавил с мрачной улыбкой:
          - Я  не собираюсь его волновать.  Пока не уверен,  есть ли из-за чего
тревожиться.
          И верный своему слову, немного поболтал с Филипом и лишь потом как бы
между делом заметил,  что просматривал документы о разводе Мередит. Паркер даже
подшутил  над  будущим  тестем  по  поводу  выбранного им  странного адвоката и
небрежно  осведомился,  кто  рекомендовал ему  мистера  Станисласа  Шпигальски.
Услышав ответ,  он  рассмеялся,  но  как только повесил трубку,  мгновенно стал
серьезным.
          - Что он сказал?
          - Объяснил, что нашел его имя в телефонном справочнике.
          - Так что дальше?  - продолжала Мередит, отчаянно пытаясь не обращать
внимания на тревожные сигналы,  сотрясающие ее с головы до ног. Она чувствовала
себя  так,  словно неожиданно оказалась во  мраке,  где  со  всех сторон грозит
опасность, непонятная и неопределенная.
          - Кому ты  звонишь теперь?  -  спросила она,  видя,  что Паркер вынул
тонкую черную записную книжку из внутреннего кармана пиджака и поднял трубку.
          - Говарду Тернбуллу.
          Вне себя от беспокойства и  гнева на его уклончивые реплики,  Мередит
все же продолжала настаивать:
          - Но почему ты звонишь Говарду Тернбуллу?
          - Мы вместе учились в Принстоне, - коротко ответил он.
          - Паркер,  если  ты  пытаешься  разозлить меня,  тебе  это,  кажется,
удается,  -  предупредила она,  видя,  что он молча набирает номер.  -  Я  хочу
немедленно знать, зачем ты звонишь своему бывшему однокурснику.
          Но Паркер неожиданно широко улыбнулся:
          - Мне  ужасно  нравится  твой  тон.  Напоминает  о  воспитательнице в
детском саду. Я был в нее влюблен.
          И прежде чем Мередит попыталась его задушить, поспешно добавил:
          - Я  звоню  Говарду,  потому  что  он  президент Иллинойской коллегии
адвокатов, и...
          Но в этот момент Говард, по-видимому, подошел к телефону.
          - Говард,  это Паркер Рейнолдс,  -  начал он, но тут же остановился и
прислушался:
          - Ты прав,  я забыл, что задолжал тебе ответный матч в скуош. Позвони
мне завтра в офис, и мы назначим дату.
          Он снова замолчал, рассмеялся и спросил:
          - У  тебя список членов коллегии адвокатов недалеко?  Я  звоню не  из
дома и  очень хочу узнать,  точно ли  один человек принят в  члены коллегии или
нет.
          Говард,  очевидно,  согласился просмотреть список,  потому что Паркер
продолжал:
          - Прекрасно.   Имя  его  Станислас  Шпигальски.  Ш-п-и-г-а-л-ь-с-к-и.
Верно. Я подожду.
          Прикрыв ладонью микрофон, он ободряюще улыбнулся:
          - Возможно,  я зря все затеял.  Если человек безграмотен,  это еще не
означает, что он не профессиональный адвокат.
          Однако минуту спустя, когда вернулся Говард, улыбка Паркера поблекла:
          - Нет в списке? Ты уверен? - Немного подумав, Паркер попросил:
          - А  ты  не можешь посмотреть список Американской коллегии адвокатов?
Может, он указан там?
          Он немного послушал и с вымученной веселостью ответил:
          - Нет,  это не срочно. Завтра еще не поздно. Позвони мне в офис, и мы
договоримся заодно  насчет  партии в  скуош.  Спасибо,  Говард.  Передай привет
Хелен.
          Он медленно,  явно занятый своими невеселыми мыслями,  положил трубку
на рычаг.
          - Все-таки никак не  пойму,  почему ты так беспокоишься,  -  заметила
Мередит.
          - Я бы, пожалуй, еще выпил, - объявил он, подходя к бару.
          - Паркер,  -  решительно начала Мередит,  -  поскольку дело  касается
меня, я имею право знать, о чем ты думаешь.
          - О  том,  что  некоторые мошенники объявляли себя адвокатами,  чтобы
выманивать у доверчивых людей деньги. Было несколько таких дел, и одно из них -
процесс  некоего  человека,   действительно  имевшего  адвокатский  диплом,  но
обладавшего привычкой класть  в  собственный карман  регистрационную пошлину  и
потому  самолично  выдававшего клиентам  не  заверенные судьей  свидетельства о
разводе, которые просто подписывал сам.
          - Но как он мог сделать это?
          - Адвокаты   составляют  прошение  о   разводе,   судьи   их   только
подписывают. Он подделывал подпись судьи.
          - И.., и это сходило ему с рук?
          - Да,  потому что  он  брался лишь  за  неоспоренные дела,  включая и
разводы.
          Мередит  проглотила половину  содержимого стакана,  не  заметив,  что
делает, и лишь потом немного приободрилась:
          - Но конечно, если обе стороны действовали по взаимному согласию, суд
посчитает решение о разводе законным, хотя оно не было зарегистрировано?
          - Черта с два!
          - Мне не нравится тон нашего разговора, - объявила Мередит, чувствуя,
как кружится голова от  выпитого джина.  -  Как поступают в  суде с  теми,  кто
считал себя разведенным?
          - Если они успели снова вступить в брак,  их освобождают от обвинения
в двоеженстве или двоемужестве.
          - Прекрасно.
          - Но  второй  брак  объявляется недействительным,  и  первый придется
заново расторгать.
          - Господи милостивый!  -  охнула Мередит,  опускаясь в кресло. Но она
знала  в  душе,  твердо  знала,  что  ее  развод  законный и  все  сделано  как
полагается! Знала потому, что все иное было немыслимым.
          Поняв наконец, как она расстроена, Паркер осторожно провел ладонью по
ее шелковистым волосам:
          - Даже если Шпигальски никогда не  был адвокатом и  не имеет диплома,
развод может оказаться законным, если он представил это бессмысленное заявление
судье и добился его подписания.
          Она  взглянула на  Паркера встревоженными глазами,  принявшими сейчас
прелестный оттенок ее свитера и слаксов - сине-зеленый, только чуть темнее.
          - Завтра же пошлю кого-нибудь в суд, - успокоил Паркер, - и попытаюсь
узнать,  был ли развод зарегистрирован,  и  если да -  значит,  волноваться нет
причин.

     Глава 23

          - Плохо спала?  -  спросила Филлис на  следующее утро,  когда Мередит
прошла мимо ее стола, рассеянно кивнув.
          - Да, ночь не из лучших. Что сегодня у меня назначено?
          - Совещание  с  рекламным отделом  в  десять  часов,  чтобы  обсудить
торжественное открытие нью-орлеанского магазина.  Джерри Китон из отдела кадров
просил назначить встречу,  чтобы поговорить о некоторых повышениях,  которые ты
должна одобрить, и я сказала ему, чтобы пришел к одиннадцати. Хорошо?
          - Прекрасно.
          - В  одиннадцать тридцать Эллен Перквейл из юридического отдела хочет
обсудить иск,  предъявленный нам.  Это  та  женщина,  которая  заявляет,  будто
сломала зуб в Кларендон-Рум.
          Мередит с отвращением покачала головой:
          - Обратилась в :уд только потому, что сломала зуб, обедая у нас?
          - Не  совсем.  Она  сломала его об  ореховую скорлупу,  оказавшуюся в
форели с миндалем.
          - Неужели?  - пробормотала Мередит, смирившись с мыслью, что придется
платить. - Это меняет дело.
          - Верно. Я назначила Эллен подойти в одиннадцать тридцать.
          - Ладно,  -  кивнула Мередит,  и  в  этот момент телефон оглушительно
зазвонил.
          - Я возьму, - сказала Филлис.
          И день, как обычно, покатился, набирая скорость, одно неотложное дело
сменяло другое,  безумный темп  все  возрастал,  и  когда  выдавалось несколько
спокойных минут,  Мередит не сводила глаз с  телефона,  мысленно умоляя Паркера
позвонить и  сказать,  что с  ее разводом все в  порядке и волноваться не из-за
чего.
          Но  было уже  почти пять,  когда Филлис наконец сообщила,  что звонит
Паркер. Охваченная внезапным напряжением, Мередит схватила трубку:
          - Что ты выяснил?
          - Пока  ничего определенного,  -  глухо  ответил он,  явно  не  желая
вдаваться  в  подробности.   -  Шпигальски  -  не  член  Американской  коллегии
адвокатов. Ожидаю, когда мне позвонят из суда. Пообещали связаться со мной, как
только станет известно что-нибудь.  Еще несколько часов,  и  все выяснится.  Ты
будешь сегодня дома?
          - Нет,  -  вздохнула Мередит.  -  Отец  дает небольшой прием в  честь
сенатора Девиса. Позвони мне туда.
          - Хорошо.
          - Как только получишь ответ?
          - Обещаю.
          - Вечер закончится рано,  потому что  сенатор Девис должен в  полночь
вылететь в Вашингтон, так что если я уже уйду, звони домой.
          - Я тебя найду, не волнуйся.

     Глава 24

          Но оставаться спокойной становилось все труднее по мере того, как шли
часы. Наполовину убежденная в том, что она волнуется по пустякам, но не в силах
умерить всевозрастающую тревогу,  Мередит ухитрялась улыбаться и кивать, и быть
неизменно вежливой с  гостями отца,  но для этого требовались сверхчеловеческие
усилия.  Ужин  закончился час  назад,  а  Паркер так  и  не  позвонил.  Пытаясь
отвлечься,  она медлила в  столовой,  наблюдая,  как убирают со стола,  а потом
отправилась в библиотеку, где гости собрались выпить бренди перед уходом.
          Кто-то включил телевизор, и несколько человек смотрели новости.
          - Прекрасный вечер,  Мередит,  -  сказала  жена  сенатора Девиса,  но
остальные слова,  казалось,  исчезли в небытии,  когда до Мередит донесся голос
телекомментатора:
          - Сегодня еще один новый житель Чикаго появится в новостях. Это гость
Барбары Уолтере,  снявшей на пленку интервью с ним.  Помимо других вопросов, он
затронул тему последней серии захватов одних компаний другими. Передаем отрывок
из этого интервью...
          Гости,  читавшие колонку Салли Мэнсфилд,  естественно,  предположили,
что   Мередит   захочет   прослушать  выступление  Фаррела.   Присутствующие  с
заинтересованными улыбками повернулись к экрану.
          - Каково  ваше  мнение  относительно насильственного поглощения одних
компаний  другими?  -  спрашивала Барбара  Уолтере,  и  Мередит  с  отвращением
заметила, как журналистка зачарованно наклонилась вперед.
          - Думаю,  эта  тенденция лишь  возрастет,  пока  не  будут выработаны
соответствующие законы и постановления.
          - Но существуют ли те,  кто может чувствовать себя в  безопасности от
насильственного поглощения вашей фирмой -  друзья и так далее?  Хочу сказать, -
добавила она с шутливой тревогой,  -  возможно, даже наша Эй-би-си станет вашей
следующей добычей.
          - Объект попытки захвата называется целью, - уклончиво объяснил Мэтт.
- Не добычей.  Однако...  -  Он лениво, обезоруживающе улыбнулся. - ..чтобы вас
успокоить, могу заверить: пока "Интеркорп" нацелилась вовсе не на Эй-би-си.
          В  комнате раздались смешки,  но Мередит старательно делала вид,  что
все это ее не касается.
          - Не можем ли мы теперь поговорить о вашей личной жизни? За последние
несколько лет у  вас было несколько страстных романов с кинозвездами,  и даже с
самой Марией Кальварес,  наследницей судоходной компании.  Существовали ли  эти
широко  разрекламированные  романы  на   самом   деле   или   просто  придуманы
репортерами?
          - Да.
          Мередит  снова  услыхала  оценивающий  смех   мужчин,   восхищавшихся
хладнокровием Мэтта,  и глаза ее засверкали от возмущения. Подумать только, как
легко ему завоевать внимание и симпатию окружающих!
          - Вы никогда не были женаты,  и я хотела бы знать,  не собираетесь ли
вы вступить в брак в ближайшее время?
          - Вполне возможно.
          Короткая улыбка подчеркнула дерзость вопроса, и Мередит сцепила зубы,
вспоминая, как эта улыбка когда-то заставила ее сердце бешено колотиться.
          Пленка оборвалась,  и  ведущий вернулся к  местным новостям.  Мередит
облегченно  вздохнула,   но  не  прошло  и  минуты,  как  сенатор  с  дружеским
любопытством обернулся к ней:
          - Видно,   все  здесь  читали  колонку  Салли  Мэнсфилд.   Может,  не
откажешься удовлетворить наше любопытство,  Мередит, и объяснить, почему ты так
обошлась с Фаррелом?
          Мередит умудрилась сымитировать ленивую улыбку Мэтта:
          - Нет.
          Все  рассмеялись,  но  она заметила вопросительные,  ожидающие лица и
сделала вид, что поправляет подушки на диване.
          - Стентон  Эйвери   только  что   представил  кандидатуру  Фаррела  в
загородный клуб,  -  заметил сенатор отцу, Мысленно проклиная Мэтта за приезд в
Чикаго,  Мередит бросила в  сторону отца предостерегающий взгляд,  но  тот  уже
потерял самообладание:
          - Уверен, что присутствующие в этой комнате имеют достаточно влияния,
чтобы не  допустить Фаррела в  клуб,  даже если все остальные желают видеть его
членом "Гленмура", чего, конечно, на самом деле быть не может.
          Судья  Нортап тоже  услышал его  и  на  миг  прервал беседу с  другим
гостем:
          - Вы именно этого хотите от нас, Филип? Забаллотировать его?
          - Вы чертовски правы, именно этого я и хочу.
          - Если вы убеждены в том,  что его кандидатура нежелателен, этого для
меня вполне достаточно,  -  кивнул судья,  многозначительно глядя на остальных.
Гости медленно,  но категорично закивали, объявляя этим о единодушном согласии,
и Мередит поняла, что шансы Мэтта пройти в "Гленмур" равны нулю.
          - Он купил огромный участок земли в Саутвилле,  - сообщил судья отцу.
- Хочет  заново районировать его  и  выстроить экологически чистый промышленный
комплекс.
          - Это действительно так?  -  спросил отец,  и  из  его следующих слов
Мередит поняла, что он собирается помешать и этому тоже, если сумеет.
          - Кого мы знаем в комиссии Саутвилла по районированию?
          - Несколько людей. Паулсона и...
          - Ради Господа Бога, - перебила она с вымученным смехом, посылая отцу
умоляющий взгляд.  - Нет смысла пускать в ход тяжелую артиллерию только потому,
что мне не нравится Мэтт Фаррел.
          - Уверен,  что  у  вас  и  отца  имеются  достаточно  веские  причины
испытывать к нему такие чувства, - заметил сенатор Девис.
          - Вы чертовски пра...
          - Вовсе нет, - вмешалась Мередит, перебивая отца и пытаясь остановить
планы мести, с сияющей искусственной улыбкой объявила:
          - Дело в том,  что Мэтт попытался поухаживать за мной, когда мне было
восемнадцать, но слишком распустил руки, и папа так и не простил ему этого.
          - Теперь я знаю,  где видела его!  - воскликнула миссис Фостер, глядя
на мужа, и повернулась к Мередит:
          - Это было много лет назад в "Гленмуре"!  Помню,  что подумала тогда,
насколько он привлекательный молодой человек,  и...  Мередит, да ведь именно вы
представили его нам!
          Но  тут сенатор,  то  ли случайно,  то ли намеренно,  спас Мередит от
необходимости отвечать, сказав:
          - Ну что же,  жаль прерывать вечер в  честь моего дня рождения,  но я
должен к полуночи быть в самолете, вылетающем в Вашингтон.
          Час спустя последние гости начали расходиться,  и Мередит, стоя рядом
с отцом,  прощалась с ними, но в этот момент заметила автомобиль, свернувший на
подъездную дорожку.
          - Кого это несет? - проворчал отец, щурясь от яркого света фар.
          Мередит присмотрелась и  узнала светло-голубой "мерседес",  когда  он
проезжал под одним из фонарей вдоль аллеи.
          - Это Паркер.
          - В одиннадцать ночи?
          Мередит затряслась от дурного предчувствия еще до того,  как горевшие
на крыльце лампы осветили напряженное, мрачное лицо Паркера.
          - Я  надеялся,  что  все уже разошлись.  Мне нужно поговорить с  вами
обоими.
          - Паркер, - начала Мередит, - не забывай, что отец болен...
          - Я не собираюсь зря его расстраивать, - пообещал Паркер, почти силой
уводя их в дом,  -  но он должен знать факты,  чтобы разобраться и понять,  как
поступить.
          - Прекратите говорить обо  мне,  словно меня  здесь  нет!  -  рявкнул
Филип,  как только они добрались до библиотеки.  -  Какие факты?  И  что,  черт
возьми, происходит?
          Плотно закрыв двери библиотеки, Паркер предложил:
          - Думаю, вам лучше сесть.
          - Пропади  все  пропадом,  Паркер,  ничто  не  может  расстроить меня
больше, чем твои недомолвки...
          - Прекрасно.   Филип,   вчера   вечером   я   случайно   взглянул  на
постановление о разводе Мередит и удивился некоторым неточностям.  Помните, лет
восемь назад нашумевшее дело одного чикагского поверенного, который брал деньги
с  клиентов и  вместо  того,  чтобы  внести  пошлину,  клал  их  в  карман,  не
регистрируя дела?
          - Да. И что?
          - А  пять лет  назад разразился скандал с  адвокатом по  имени Джозеф
Грандола,  практикующим на Южной Стороне,  который никогда не имел диплома,  но
брал деньги за ведение дел, которые так и не попадали в суд?
          Паркер ждал ответа, но если не считать внезапной напряженности в позе
Филипа, другой реакции не было, и он продолжал:
          - Грандола окончил один курс юридического факультета,  прежде чем его
выкинули.  Некоторое время спустя он открывает офис в  районе,  где большинство
клиентов -  люди необразованные. Десять лет ему все сходило с рук, поскольку он
брался  лишь  за  те  дела,  которые не  требовали открытого заседания суда  и,
следовательно,  никаких встреч  с  адвокатом противной стороны,  -  такие,  как
полюбовные разводы, составление завещаний и так далее.
          Мередит  почти  рухнула на  диван,  чувствуя,  как  желудок неприятно
скрутило,  а  к  горлу подступает тошнота.  Она  уже поняла,  что сейчас скажет
Паркер. Голос Паркера словно отдалился и стал глуше:
          - У   него  было  кое-какое  юридическое  образование,   и  он  сумел
нахвататься  специальных  выражений,   чтобы   составить  достаточно  грамотный
документ.  Когда  к  нему  приходил  клиент,  желавший развестись,  он  сначала
убеждался, что другая сторона полностью согласна либо находится в бегах. В этом
случае он запрашивал с клиента столько, сколько мог вытянуть, а потом составлял
заявление о  разводе.  Зная,  что  он  никогда не  сможет сойти  за  настоящего
адвоката и ни один судья не подпишет постановление, он подписывал его сам.
          - Вы  пытаетесь сказать мне,  -  почти неузнаваемым голосом прохрипел
Филип,  -  что тот поверенный, которого я нанял одиннадцать лет назад, вовсе не
был адвокатом?
          - Боюсь, именно так.
          - Не  верю,   -  прорычал  он,  словно  пытался  отпугнуть  несчастье
собственной яростью.
          - Нет  смысла снова  вгонять себя  в  сердечный приступ,  это  больше
ничего  не  изменит,  -  спокойно  и  рассудительно указал  Паркер,  и  Мередит
почувствовала некоторое облегчение, увидев, как отец делает над собой некоторое
усилие взять себя в руки.
          - Продолжайте, - сказал он через несколько мгновений.
          - Сегодня,  после того как  я  убедился,  что  Шпигальски -  не  член
адвокатской коллегии,  я послал в суд детектива,  крайне осторожного и умеющего
молчать детектива,  которого мы всегда используем для подобных дел,  - успокоил
он  Филипа,  судорожно сжавшего спинку стула.  -  Он провел целый день и  часть
вечера,   проверяя  и   перепроверяя  архивы.   В   суде   развод   Мередит  не
зарегистрирован.
          - Я убью этого ублюдка!
          - Если имеете в виду Шпигальски,  его сначала нужно найти.  Он исчез.
Если же говорите о  Фарреле,  -  отрешенно продолжал Паркер,  -  рекомендую вам
изменить свое отношение к нему.
          - Черта с  два!  Мередит может в  два счета решить эту проблему!  Для
этого нужно всего-навсего вылететь в Рино и там получить быстрый развод, причем
без лишней огласки.
          - Я уже думал об этом,  но ничего не выйдет, - покачал головой Паркер
и  поднял руку,  чтобы  остановить очередной взрыв эмоций.  -  Выслушайте меня,
Филип, потому что у меня было время хорошенько над всем поразмыслить. Даже если
Мередит сделает так,  как предлагаете вы,  это не поможет разрешить юридическую
путаницу,  связанную с их имущественными правами. Придется пройти через обычную
судебную процедуру.
          - Мередит совсем ни к чему объяснять ему, что произошла ошибка!
          - Мало того,  что это некрасиво с моральной и этической точки зрения,
но  и  крайне  непрактично,  -  объяснил Паркер  с  раздраженным вздохом.  -  В
Американскую коллегию адвокатов уже  поданы две  жалобы на  Шпигальски,  и  они
передали дело  в  руки  властей.  Предположим,  Мередит послушала вас,  но  тут
Шпигальски арестуют и  он во всем сознается.  В ту же минуту власти информируют
Фаррела, что его развод незаконен, если, конечно, он еще раньше не прочитает об
этом в  газетах.  Да вы хоть имеете представление о том,  на какую сумму он вам
вчинит иск  за  все это?  Он  добровольно доверил вам и  Мередит уладить дело с
разводом, а вы проявили преступную небрежность, не говоря уж о том, что все эти
годы подвергали его опасности двоеженства, и...
          - Да вы, кажется, обо всем успели подумать! - оборвал Филип. - Что же
предлагаете делать?
          - Все что угодно,  лишь бы уговорить его и не допустить скандала, - с
неумолимым хладнокровием объявил Паркер и обернулся к Мередит:
          - Боюсь, что этим придется заняться тебе.
          В  продолжение всего разговора Мередит сидела неподвижно,  не в силах
поверить в происходящее, но слова Паркера вывели ее из тупого оцепенения:
          - Объясни,  пожалуйста,  почему именно я, а не кто другой, должна его
уговаривать?
          - Потому  что   тут   замешаны  невероятные  финансовые  затруднения.
Нравится тебе или нет,  но  Фаррел -  твой законный муж,  и  вы  женаты вот уже
одиннадцать лет.  Ты богатая женщина,  Мередит,  и,  следовательно, Фаррел, как
законный муж, имеет право на часть всего, чем ты владеешь...
          - Да прекрати ты называть его так!
          - Но это правда,  -  настаивал Паркер,  хотя уже гораздо мягче.  - Он
может  просто  отказаться  дать  тебе  развод,   да  еще  и  подать  в  суд  за
пренебрежение...
          - Господи Боже! - вскрикнула Мередит, вставая и начиная нервно бегать
по комнате. - Невероятно! Нет.., погоди.., мы слишком драматизируем.
          Вынуждая себя  мыслить  здраво  и  логически,  как  всегда  в  случае
возникновения проблем, она задумалась и объявила:
          - Если все, что мы читали, правда, Мэтт намного богаче нас...
          - Гораздо  богаче,   -   подтвердил  Паркер,  одобрительно  улыбаясь,
обрадованный, что к Мередит вернулась присущая ей спокойная рассудительность. -
В  этом  случае ему  есть что  терять в  борьбе за  собственность,  причем куда
больше, чем нам.
          - Так что об этом волноваться нечего,  -  заключила Мередит. - Потому
что он наверняка,  как и я,  захочет покончить с этим как можно быстрее и будет
вне себя от счастья, узнав, что мне от него ничего не нужно. Собственно говоря,
у нас есть все преимущества...
          - Это не совсем так,  - покачал головой Паркер. - Я уже объяснял, что
твой отец и  ты  взяли на себя ответственность за развод и  поскольку не сумели
сделать все,  как  полагается по  закону,  поверенные Фаррела могут,  возможно,
убедить суд,  что  в  этом  ваша  вина.  В  этом  случае судья  захочет вынести
постановление о  выплате штрафных убытков и возмещении за моральный ущерб.  Вам
же,  с  другой  стороны,  не  так-то  легко  будет  получить деньги с  Фаррела,
поскольку вы должны были вести процесс в Чикаго,  и я подозреваю,  что адвокаты
могли бы объяснить судье,  что намеренно участвовали в мошенничестве, поскольку
были уверены, что позднее сможете вытянуть из него огромные деньги.
          - Он сгниет в аду,  прежде чем получит хотя бы цент из моих денег,  -
вскинулся Филип.  -  Я  уже  выплатил ублюдку тысячи долларов за  то,  чтобы он
убрался из нашей жизни и отказался от всех претензий на собственность. :
          - Но каким образом вы ему заплатили?
          - Я...
          Лицо Филипа омрачилось.
          - Сделал все,  как велел Шпигальски, что вовсе не посчитал необычным,
- выписал чек на общую сумму - гонорар ему и выплата Фаррелу.
          - Шпигальски,  -  саркастически бросил Паркер, - самозванец и вор. Вы
действительно считаете,  что у  него хватило совести не  подделать передаточную
надпись Фаррела и не прикарманить деньги?
          - Следовало бы прикончить Фаррела в  тот день,  когда Мередит привела
его сюда!
          - Прекрати!  -  охнула Мередит.  - Тебе снова станет плохо! Мы просто
попросим нашего поверенного связаться с его адвокатом...
          - Не  стоит,  -  перебил Паркер.  -  Если хотите договориться с  этим
человеком без лишней огласки,  к  чему,  как я  думаю,  мы  должны стремиться в
первую очередь, лучше всего начать с примирения.
          - Какого еще примирения? - воинственно осведомилась Мередит.
          - Видишь ли,  именно тебе  стоит извиниться за  ту  реплику,  которая
появилась в колонке Салли Мэнсфилд...
          Воспоминания о том,  что произошло на благотворительном балу, с новой
силой уязвили ее,  и  Мередит опустилась в  кресло перед камином,  бессмысленно
глядя в огонь.
          - Не могу этому поверить,  - прошептала она, но отец, враждебно глядя
на Паркера, едва не кричал:
          - Знаешь, Паркер, последнее время меня не оставляет мысль - уж тот ли
ты  человек,  каким мы  тебя  считаем?  Извиняться перед этим подонком?  Я  сам
поговорю с ним!
          - Я практичный цивилизованный человек,  вот и все, - возразил Паркер,
подходя к  Мередит и  нежно обнимая ее  за плечи.  -  А  вы крайне вспыльчивы и
поэтому совершенно не подходите для подобного рода переговоров.  Кроме того,  я
верю в Мередит. Послушайте, Мередит рассказала мне все, что произошло между ней
и Фаррелом.  Он женился,  потому что она забеременела. То, что он сделал, когда
она потеряла ребенка,  было жестоко,  но куда великодушнее,  чем продолжать эту
комедию брака, который был обречен с самого начала...
          - Великодушнее!  -  выплюнул Филип.  - Двадцатишестилетний охотник за
приданым соблазнил восемнадцатилетнюю девушку - наследницу огромного состояния,
сделал ей ребенка, а потом милостиво согласился жениться...
          - Прекрати!  - повторила Мередит, на этот раз с куда большей силой. -
Паркер прав. И ты прекрасно знаешь, что Мэтт не соблазнял меня. Я уже говорила,
как все случилось и почему. - И, с трудом взяв себя в руки, добавила:
          - Сейчас все это не имеет значения.  Я поговорю с Мэттом, когда решу,
как лучше это сделать.
          - Молодец!  -  похвалил  Паркер  и  обратился к  Филипу,  не  обращая
внимания на мрачно-зловещее лицо будущего тестя:
          - Все,  что требуется от Мередит,  -  встретиться с ним, как подобает
цивилизованным людям,  объяснить,  в чем проблема,  и предложить договориться о
разводе без предъявления финансовых претензий друг к другу.
          Он пристально поглядел на бледную, осунувшуюся Мередит:
          - Ты  ведь справлялась с  куда более грозными противниками и  худшими
проблемами, чем эта, верно, солнышко?
          Мередит  увидела в  его  глазах  гордость и  ободрение,  но,  покачав
головой, с беспомощным ужасом вздохнула:
          - Нет.., нет.
          - Ну конечно,  да,  -  настаивал он. - К завтрашнему вечеру все может
уладиться, если заставишь его согласиться повидаться с тобой днем...
          - Повидаться со мной!  - взорвалась она. - Почему нельзя все обсудить
по телефону?
          - Именно так  ты  поступаешь,  когда ситуация выходит из-под контроля
или нужно получить что-то жизненно важное?
          - Ты победил, - пробормотала она. Паркер ушел, но Мередит с отцом еще
несколько  минут  провели  в   библиотеке,   глядя  в  пространство  в  гневном
оцепенении.
          - Ты, конечно, во всем винишь меня, - выдавил наконец Филип.
          Постаравшись  избавиться  от  неуместной  жалости  к  себе,   Мередит
повернула голову и  взглянула на  отца.  Какой бледный и  несчастный!  Выглядит
словно человек, потерпевший крушение.
          - Конечно, нет, - тихо ответила она. - Ты всего лишь пытался защитить
меня, наняв адвоката, который нас не знал.
          - Я сам позвоню Фаррелу утром!
          - Ни за что,  - твердо отказалась она. - Паркер и в этом был прав. Ты
выходишь из себя и забываешь о здравом смысле при одном упоминании имени Мэтта.
Если попытаешься поговорить с  ним,  сразу потеряешь терпение,  и кончится тем,
что  окажешься в  больнице с  сердечным приступом.  Почему бы  тебе  не  лечь и
немного отдохнуть?
          Она встала.
          - Увидимся завтра на работе. Утром все покажется.., менее угрожающим.
Кроме того...  -  Она ухитрилась ободряюще улыбнуться отцу. - ..я уже больше не
та  восемнадцатилетняя девушка и  не  боюсь  встретиться с  Мэтью Фаррелом.  По
правде говоря,  -  солгала она, - буду очень рада перехитрить его. Вот увидишь,
кто из нас двоих умнее!
          И,  жизнерадостно помахав рукой, поспешила сбежать с крыльца. Подойдя
к своей машине,  Мередит открыла дверцу, скользнула в ледяной салон, захлопнула
дверцу, и, прислонившись лбом к рулевому колесу, закрыла глаза.
          - О Господи,  -  прошептала она,  охваченная ужасом при одной мысли о
том, что придется вновь столкнуться с темноволосым демоном из ее прошлого.

     Глава 25

          - Доброе утро, - весело приветствовала Фил-лис, входя в кабинет вслед
за Мередит.
          - Я  могла бы  назвать это  утро немного по-другому,  -  пробормотала
Мередит, вешая пальто в шкаф, - как угодно, только не добрым.
          И, пытаясь оттянуть неизбежный звонок к Мэтту, спросила:
          - Звонил кто-нибудь?
          - Мистер Сенборн из  отдела кадров спрашивал,  почему вы  не  вернули
свою последнюю форму на  выдачу страхового полиса.  Говорит,  что она нужна ему
прямо сейчас.
          Она протянула Мередит бланк,  и  та,  вздохнув,  села за стол,  взяла
перо,  написала свое имя,  адрес и  с омерзением уставилась на следующую графу:
"Семейное положение. Подчеркните одно из следующих слов:
          Одинока. Замужем. Вдова".
          Истерический  смех  заклокотал  в   горле.   Она  замужем!   Вот  уже
одиннадцать лет как она замужем за Мэттом Фаррелом.
          - С  тобой все  в  порядке?  -  тревожно спросила Филлис,  видя,  как
Мередит, схватившись за лоб, словно пораженная громом, уставилась на бланк.
          Подняв глаза на секретаршу, она спросила:
          - Что  могут с  тобой сделать,  если напишешь не  правду в  бланке на
выдачу страхового полиса?
          - Наверное, откажутся платить наследникам в случае твоей смерти.
          - Достаточно  справедливо,   -  с  горьким  юмором  кивнула  Мередит,
судорожно подчеркнула слово  "Одинока" и,  не  обращая внимания на  нахмуренное
лицо Филлис,  подала ей заполненную форму.  -  Пожалуйста,  закрой дверь, когда
выйдешь отсюда, и ни с кем не соединяй меня несколько минут, хорошо?
          Дождавшись ухода Филлис, Мередит сняла с полки телефонный справочник,
начала листать и через несколько минут отбросила,  глядя на него с таким видом,
словно у книги внезапно выросли клыки. Настал момент, которого она так боялась.
Закрыв на мгновение глаза,  Мередит попыталась взять себя в руки, вновь и вновь
повторяя,  что  должна сделать.  Если Мэтт до  сих  пор сердит за  то,  как она
обошлась с ним на балу,  придется извиниться со спокойным достоинством.  Только
извинение,  никаких объяснений и  вежливая,  бесстрастная просьба о  встрече по
неотложному делу. Таков ее план.
          Трясущейся рукой Мередит потянулась к трубке...
          В  третий раз за последний час переговорное устройство на столе Мэтта
зажужжало, прерывая громкую и весьма бурную дискуссию с его "командой";
          Разозлившись на постоянные помехи,  Мэтт,  извинившись, нажал кнопку,
сочтя нужным объяснить:
          - Сестра мисс  Стерн  заболела,  и  ей  пришлось уехать.  Продолжайте
обсуждение.
          - Что случилось?  -  рявкнул он секретарше, заменившей Элинор. - Я же
велел не беспокоить!
          - Да,  сэр,  -  пролепетала испуганная Джоанна  Саймонс,  -  но  мисс
Бенкрофт утверждает,  что это крайне важно,  и  настаивает,  чтобы ее соединили
немедленно...
          - Спросите,  что  она  хочет,  -  рявкнул Мэтт и  уже хотел отпустить
кнопку, но, что-то сообразив, остановился:
          - Кто, вы говорите, звонит?
          - Мередит Бенкрофт,  -  многозначительно подчеркнула секретарь,  явно
давая знать, что она тоже читала о стычке на балу, как, впрочем, и все сидевшие
в  кабинете Мэтта.  Мгновенное ошеломленное молчание тут  же  сменилось нервной
беседой на повышенных тонах: мужчины изо всех сил старались замять неловкость.
          - Здесь  идет  совещание,  -  коротко  бросил  Мэтт,  -  попросите ее
перезвонить мне через четверть часа.
          Он повесил трубку, отлично зная, что по законам вежливости должен сам
позвонить Мередит.  Но, говоря по чести, ему наплевать - им нечего сказать друг
другу.
          Вынуждая  себя  сосредоточиться  на  делах,  Мэтт  взглянул  на  Тома
Эндерсона и продолжил прерванное обсуждение:
          - В Саутвилле не должно быть никаких проблем с районированием.  У нас
есть свой человек в комиссии по районированию,  который заверил,  что и округ и
город Саутвилл рады,  что мы решили построить там завод. Мы получим официальное
согласие в среду, когда они встретятся, чтобы проголосовать...
          Десять минут спустя он  выпроводил всех из  кабинета,  закрыл дверь и
снова уселся за стол. Прошло полчаса, но Мередит все не звонила. Мэтт откинулся
в  кресле  и  злобно уставился на  равнодушный телефон,  с  каждой секундой все
больше озлобляясь. Как похоже на Мередит - позвонить ему впервые за одиннадцать
лет, потребовать, чтобы секретарь прервала важное совещание, а когда он не взял
трубку, заставлять сидеть и ждать. Вечно ведет себя словно герцогиня! Рождена с
повышенным чувством собственного достоинства и считает себя лучше других...
          Нетерпеливо постукивая кончиками пальцев по столу, Мередит не сводила
разъяренного взгляда с  часов,  выжидая,  пока пройдет сорок пять минут,  чтобы
снова  позвонить Мэтту.  Как  похоже на  этого  самоуверенного,  самодовольного
хвастуна -  заставить ее звонить еще раз!  Очевидно,  вместе с богатством он не
приобрел ни хороших манер, ни воспитания, ибо наверняка знал бы, что, поскольку
именно она  любезно взяла  на  себя  труд  связаться с  ним  по  телефону,  его
обязанность -  сделать следующий шаг.  Но  конечно,  хорошие манеры  никогда не
имели  никакого  значения  для  Мэтью  Фаррела.  Под  тонким  налетом  лоска  и
светскости скрывается не кто иной, как грубый, амбициозный...
          Мередит одернула себя -  не стоит зря злиться, это ни к чему хорошему
не  приведет,  лишь  еще  больше осложнит ситуацию.  Кроме того,  несправедливо
винить Мэтта за все,  что произошло много лет назад. Она отдалась ему по доброй
воле и  не  подумала при этом о  том,  что стоило бы предохраняться.  Когда она
забеременела,  Мэтт как порядочный человек предложил пожениться. Позднее именно
она  убедила себя,  что он  ее  любит,  но  Мэтт никогда не  говорил этого,  не
обманывал ее,  и вообще глупо и наивно взваливать на него вину за то, что он не
оправдал детских ожиданий Мередит,  так  же  глупо и  бессмысленно,  как  и  ее
поступок на балу.
          Чувствуя себя  гораздо  более  спокойно и  уверенно,  Мередит  решила
забыть  об  оскорбленной гордости и  пообещала себе  отнестись к  происходящему
философски.  И  как  только  стрелки  на  часах  показали  десять  сорок  пять,
потянулась к трубке.
          Услышав  жужжанье  переговорного устройства,  Мэтт  от  неожиданности
подпрыгнул.
          - Мисс Бенкрофт звонит, - объявила Джоанна. Он поднял трубку.
          - Мередит!  -  сухо,  нетерпеливо  бросил  он.  -  Какой  неожиданный
сюрприз!
          Мередит рассеянно отметила, что он не сказал:
          "неожиданное удовольствие",  как было принято,  и  что его голос куда
более низкий и звучный, чем ей запомнилось.
          - Мередит!  -  Его раздражение донеслось до  нее через разделявшее их
расстояние и  вывело Мередит из  нервного транса.  -  Если ты позвонила,  чтобы
дышать мне в ухо,  я, конечно, польщен, но несколько недоумеваю. Что тебе нужно
от меня?
          - Вижу, ты по-прежнему так же самоуверен и плохо воспитан, как...
          - А.., значит, ты решила покритиковать мои манеры, - заключил Мэтт.
          Мередит строго напомнила себе,  что ее  цель -  уговорить его,  а  не
раздражать и  не  восстанавливать против  себя.  Стараясь  держаться  в  рамках
приличия, она чистосердечно призналась:
          - Собственно говоря,  я звоню,  потому что хотела бы..,  зарыть топор
войны.
          - Предварительно отрубив мне что-нибудь этим топором? Что же именно?
          Это  слишком близкое к  правде замечание заставило Мередит беспомощно
рассмеяться, и, услышав тихие звуки, Мэтт неожиданно вспомнил, как очарован был
когда-то  этим  заразительным  смехом  и  ее  чувством  юмора.  Лицо  мгновенно
окаменело, а глаза сузились.
          - Что тебе нужно, Мередит? - жестко повторил он.
          - Я хочу..,  то есть, мне необходимо поговорить с тобой.., с глазу на
глаз.
          - На прошлой неделе ты повернулась ко мне спиной на виду у пяти сотен
людей, - процедил он. - Почему столь внезапная перемена?
          - Кое-что случилось,  и мы должны это обсудить в спокойной обстановке
и без скандала,  -  выдохнула она, отчаянно пытаясь не раскрывать подробностей,
пока не останется наедине с Мэттом. - Это.., насчет.., нас...
          - "Нас"  уже  давно  нет,   -  бесстрастно  заметил  он,  -  и  после
случившегося в  опере ясно,  что  ты  не  способна ни  на  спокойствие,  ни  на
рассудительность.
          Язвительная реплика уже готова была сорваться с  губ Мередит,  но она
вовремя сдержалась.  Ни  к  чему  эти  словесные поединки,  сейчас нужны мирные
переговоры.  Она была деловой женщиной и научилась успешно справляться с самыми
упрямыми мужчинами, следовательно, необходимо привести Мэтта в более разумное и
хладнокровное состояние. Спорами ничего не добьешься.
          - Я  не  имела ни малейшего представления о  том,  что Салли Мэнсфилд
стоит рядом,  когда говорила все это,  -  тактично объяснила она.  -  И  готова
извиниться за  все,  что  произошло,  особенно за  то,  что  вела себя подобным
образом в ее присутствии.
          - Потрясающе!  -  издевательски заметил Мэтт. - Ты, очевидно, изучала
дипломатию.
          Мередит  сделала  раздраженную гримаску,  но  продолжала все  тем  же
мягким тоном:
          - Мэтт,  я  пытаюсь заключить перемирие,  неужели ты  не  можешь хоть
немного помочь мне?
          Звуки его имени на  ее губах окончательно лишили Мэтта равновесия,  и
чтобы скрыть это, он колебался секунд пять перед тем, как резко ответить:
          - Через час я вылетаю в Нью-Йорк. Вернусь только в понедельник поздно
вечером. Мередит торжествующе улыбнулась:
          - В четверг -  День Благодарения. Не могли бы мы встретиться до того,
скажем, во вторник, или ты ужасно занят?
          Мэтт  поглядел  на  календарь,  заполненный пометками  о  встречах  и
совещаниях. Да, минуты свободной нет.
          - Хорошо,  во вторник.  Почему бы тебе не прийти в офис в одиннадцать
сорок пять?
          - Чудесно,   -   согласилась  Мередит,   скорее   обрадованная,   чем
разочарованная пятидневной отсрочкой.
          - Кстати, - вспомнил он, - твой отец знает об этой встрече?
          Значит, его неприязнь к отцу с годами не уменьшилась...
          - Знает.
          - Удивляюсь,  как это он  не  заковал тебя в  кандалы и  не запер под
замок. Должно быть, с годами совсем ослаб.
          - Вовсе  нет,  просто стал  старше и  очень  болен.  Пытаясь смягчить
неизбежный  взрыв   гнева  Мэтта  при   известии  о   том,   что   отец   нанял
мошенника-адвоката и они до сих пор по закону женаты, она добавила:
          - Он в любую минуту может умереть.
          - Надеюсь,  когда это произойдет,  -  саркастически бросил Мэтт,  - у
кого-нибудь найдется достаточно мужества,  чтобы  вбить ему  в  сердце осиновый
кол.
          Мередит едва успела подавить испуганный смешок и вежливо попрощалась.
Но стоило повесить трубку, как улыбка мгновенно исчезла с ее лица, и она устало
положила голову на спинку кресла.  Мэтт намекнул, что ее отец вампир, и в самом
деле,  иногда она чувствовала себя так,  словно он высасывает из нее жизнь.  Во
всяком случае, Филип украл у дочери радость юности.

     Глава 26

          Во  вторник,  стоя  перед  зеркалом в  ванной комнате,  смежной с  ее
кабинетом,  Мередит ухитрилась убедить себя,  что способна встретиться с Мэттом
на нейтральной почве и уговорить его согласиться на быстрый тайный развод.
          Она чуть подкрасила губы,  взбила доходившие до плеч волосы в  модную
прическу и отступила, чтобы оценить впечатление, производимое ее черным платьем
из  мягкой  шерсти  джерси,  с  высоким воротником,  узкой  юбкой  и  длинными,
широкими,  собранными на  запястьях рукавами.  Широкое  блестящее золотое колье
ярко выделялось на черном фоне,  а  на запястье переливался браслет в  таком же
стиле.  Самолюбие и здравый смысл заставили ее выглядеть как можно лучше:  Мэтт
встречался с  кинозвездами и  сексапильными элегантными моделями,  и  она легче
сможет договориться с ним, если будет выглядеть уверенной и изящной.
          Удовлетворенная  результатом,  Мередит  сунула  косметичку  в  сумку,
надела манто  и  перчатки и  решила взять такси,  чтобы не  пробираться самой в
бесконечном потоке машин и не искать место парковки в такой дождь.
          Усевшись в  такси,  она  выглянула в  окно,  наблюдая,  как  пешеходы
поспешно бегут  по  Мичиган-авеню,  держа  над  головами зонтики и  развернутые
газеты.  Капли барабанили сотнями крохотных молоточков по  крыше такси,  и  она
поплотнее завернулась в роскошное манто, подаренное отцом на двадцатипятилетие.
Все  эти  пять дней и  ночей она непрестанно репетировала,  как и  что сказать.
Нужно быть спокойной,  тактичной,  деловой..,  да-да, именно так она будет себя
вести.  Не стоит опускаться до того,  чтобы критиковать его за прошлое. Пусть у
него нет  совести,  Мередит совершенно не  желает доставить ему  удовлетворение
узнать,  как  ранило ее  его  предательство.  Но  никаких истерик -  она  будет
спокойной,  тактичной и  деловой.  Именно таким образом она,  возможно,  сумеет
показать ему пример,  как вести себя,  и,  возможно,  их отношения станут более
цивилизованными.  Кроме того,  не  стоит обрушивать на  его голову все проблемы
сразу, нужно сообщать обо всем постепенно.
          Но руки снова начали дрожать, и Мередит сунула их поглубже в карманы,
судорожно сжав кулаки в  нервном напряжении.  По  стеклам лились водяные струи,
так  что  яркие  вспышки  светофоров превращались в  размытые  пятна  красного,
желтого и  зеленого,  напоминая Мередит о  фейерверке,  взрывавшемся волшебными
огнями Четвертого июля, в день, навсегда изменивший жизнь Мередит.
          Голос таксиста отвлек ее от мрачных мыслей:
          - Мы приехали, мисс.
          Мередит порылась в сумочке, заплатила ему и бросилась к небоскребу из
стекла и бетона.
          Выйдя  из  лифта  на  шестидесятом этаже,  она  оказалась в  огромной
приемной,  затянутой серебристым ковром. Мередит подошла к секретарше, шикарной
брюнетке, сидевшей за круглым столом и с плохо скрытым любопытством наблюдавшей
за посетительницей.
          - Мистер Фаррел ожидает вас,  мисс Бенкрофт, - сказала она, очевидно,
узнав Мередит по снимкам в прессе. - Сейчас он на совещании, но через несколько
минут оно закончится. Пожалуйста, садитесь.
          Раздраженная тем,  что Мэтт явно намеревается заставить ее ждать, как
крестьянку,  добивающуюся аудиенции у короля,  Мередит подчеркнуто поглядела на
часы. Она приехала на десять минут раньше.
          Гнев испарился так же внезапно,  как и вспыхнул,  и Мередит уселась в
хромированное кресло с кожаной обивкой.  Не успела она раскрыть журнал,  как из
углового кабинета вышел мужчина,  оставив дверь нараспашку. Мередит поняла, что
может  беспрепятственно  изучать  мужа  поверх  страниц  журнала,   и  украдкой
уставилась на него.  Он сидел на столом,  задумчиво сдвинув темные брови,  и  о
чем-то говорил с незнакомыми мужчинами.  Несмотря на небрежную позу, он излучал
атмосферу властности и уверенности в себе.  Сразу было видно, кто хозяин в этой
комнате.  Он  словно  был  олицетворением мощи  и  силы,  которые Мередит нашла
немного удивительными и странно-тревожащими. В ту ночь в опере она была слишком
расстроена,  чтоб хорошенько рассмотреть его,  по  теперь у  нее были для этого
время и возможности,  и Мередит отметила,  что он остался почти таким же, что и
одиннадцать лет назад..,  и все-таки в чем-то изменился. В тридцать семь лет он
потерял свежесть юности,  и  теперь лицо  светилось приобретенным тяжким трудом
опытом,  что делало его еще привлекательнее,  но и  более непреклонным.  Волосы
оказались темнее, чем она припоминала, глаза светлее, но скульптурно очерченные
губы все так же излучали неприкрытую чувственность.
          Один из  мужчин сказал что-то  шутливое,  и  блеск неожиданной улыбки
Мэтта заставил сердце Мередит сжаться.  Она  постаралась прислушаться к  спору.
Очевидно,  Мэтт  намеревался слить два  отдела "Интеркорпа" в  один,  и  теперь
мужчины пытались выработать лучший способ это сделать.
          Мередит с возрастающим профессиональным интересом отметила, что здесь
метод ведения совещаний разительно отличается от  того,  что  происходило в  их
фирме.  Отец лишь отдавал приказы и  приходил в бешенство,  если кто-то пытался
противоречить.  Мэтт,  однако,  предпочитал оживленную  дискуссию  и  свободное
выражение мнений.  Он  слушал,  спокойно оценивая преимущества каждой  идеи,  и
вместо того чтобы унижать служащих, силой заставляя их подчиниться, использовал
их  таланты  и  приобретенный опыт.  Такой  подход  казался Мередит куда  более
разумным и продуктивным.
          Она,  не скрываясь,  подслушивала,  и  в  сердце укоренилось и начало
расти крохотное семя восхищения. Мередит подняла руку, чтобы отложить журнал, и
это движение,  по-видимому, привлекло внимание Мэтта. Он поднял голову и в упор
посмотрел на Мередит.
          Она замерла,  забыв о  журнале,  не  в  силах отвести взгляда от этих
серых глаз.  Но  тут  Мэтт резко отвернулся и  обратился к  сидевшим за  столом
мужчинам:
          - Сейчас позднее, чем я думал. Возобновим дискуссию после обеда.
          Через несколько секунд кабинет и  приемная опустели,  и горло Мередит
пересохло при виде Мэтта, шагнувшего к ней.
          - Спокойная,  тактичная,  деловая,  -  нервно повторяла она, вынуждая
себя поднять голову и  взглянуть в  эти полуприкрытые веками глаза.  -  Никаких
упреков. Не вываливай на его голову сразу все проблемы... Постепенно...
          Мэтт  наблюдал,   как   она   встает,   заговорил  голосом  таким  же
бесстрастным и безразличным, как и его чувства к ней.
          - Давно не виделись,  -  объявил он, намеренно показывая, что забыл о
короткой неприятной встрече в опере:  Мередит извинилась по телефону,  доказала
желание помириться,  придя сюда,  и  он был готов встретить ее на полдороге.  В
конце концов все это случилось много лет назад,  глупо дуться из-за  чего-то  и
кого-то, не имевшего для него ни малейшего значения.
          Ободренная очевидным отсутствием неприязни,  Мередит протянула руку в
черной перчатке и постаралась не показать, как нервничает.
          - Здравствуй Мэтт,  - выговорила она с самообладанием, которого вовсе
не испытывала.
          Его пожатие было коротким и деловым:
          - Зайдем на минуту в кабинет, нужно позвонить до ухода.
          - Ухода?  -  повторила она,  шагнув в огромный кабинет с серебристыми
коврами и потрясающим видом на панораму города. - Что ты имеешь в виду?
          Мэтт поднял трубку.
          - Прибыли картины для офиса,  и  сейчас их начнут развешивать.  Кроме
того, мне казалось, что лучше обсудить дела за обедом.
          - Где?   -   охнула  Мередит,   лихорадочно  пытаясь  придумать,  как
отделаться от приглашения.
          - Только не говори,  что уже успела поесть, потому что я все равно не
поверю,  -  покачал головой Мэтт,  набирая номер.  -  Ты  всегда  считала,  что
неприлично обедать до полудня.
          Мередит вспомнила,  как сказала нечто подобное,  когда жила на ферме.
Какой же самонадеянной маленькой идиоткой она была в  восемнадцать лет!  Сейчас
она  вообще не  брала перерыв на  обед и  обычно довольствовалась бутербродами,
съеденными прямо за столом..,  если,  конечно,  у  нее находилось на это время.
Только сейчас она сообразила,  что обед в  ресторане -  не  настолько уж плохая
идея,  по крайней мере,  он не посмеет кричать и ругаться или устраивать сцены,
когда она расскажет,  в чем дело.  И вместо того чтобы стоять в ожидании,  пока
Мэтт говорит по  телефону,  Мередит решила осмотреть его коллекцию современного
искусства.  В  дальнем конце  комнаты она  увидела и  узнала единственную вещь,
которая ей  нравилась,  -  большой автомобиль Колдера.  Рядом  на  стене висела
огромная картина в  пятнах и  спиралях желтого,  голубого и  розово-фиолетового
цветов, и Мередит отступила, пытаясь понять, что люди находят в подобных вещах.
Ей это казалось рыбьими глазами,  плавающими в  виноградном желе.  Рядом висела
еще одна, на которой было изображено нечто, напоминавшее аллею в Нью-Йорке...
          Мередит наклонила голову набок, молча изучая пейзаж. Нет, не аллея..,
возможно,  монастырь,  а  скорее  всего  перевернутые  вершинами  вниз  горы  с
деревней,  ручьем,  текущим по диагонали через весь холст,  и жестянками из-под
консервов.
          Стоя за столом,  Мэтт исподтишка наблюдал за Мередит.  С безразличным
интересом ценителя искусства он изучал красивую женщину,  закутанную в норковое
манто. На шее блестело золотое колье. Она выглядела элегантной, роскошно одетой
и  избалованной,  что  разительно  отличалось  от  мадонноподобной  чистоты  ее
профиля,  сверкающего в  огне  ламп  расплавленного золота  волос.  Несмотря на
возраст,   Мередит   по-прежнему   излучала   ауру   безыскусной  утонченности,
изысканности и бессознательной чувственности.
          Без  сомнения,  именно это  по  большей части и  привлекло его тогда,
сардонически думал Мэтт,  ее ослепительная красота в сочетании с поверхностной,
но убедительной аурой царственной отрешенности,  доброты и  порядочности.  Даже
сейчас,  став на десять лет старше и мудрее,  Мэтт мог бы найти ее неотразимой,
не знай он, как она в действительности бессердечна и эгоистична.
          Повесив  трубку,   Мэтт  подошел  к  Мередит,   безмолвно  ожидая  ее
замечаний.
          - Думаю.., думаю, это замечательно, - солгала она.
          - В самом деле? И что же тебе в ней нравится?
          - О..,   все.   Цвета..,   буйство  красок..,   эмоции,  которые  она
передает.., образность.
          - Образность? - словно не веря своим ушам, переспросил он. - И что же
ты видишь, когда смотришь на нее?
          - Возможно, горы.., или башни шпилями вниз, или...
          На этом ее воображение истощилось, и Мередит беспомощно смолкла.
          - А  ты что видишь,  когда смотришь на нее?  -  с деланным оживлением
осведомилась она.
          - Я вижу четвертьмиллионное вложение,  -  сухо пояснил он,  - которое
возросло теперь в цене до полумиллиона.
          Прежде чем Мередит успела скрыть свои чувства,  на  ее лице отразился
ужас:
          - За это?!
          - За это,  -  ответил он,  и Мередит почти показалось,  что она видит
ответные искорки юмора в его глазах.
          - Я не то хотела сказать,  -  сокрушенно пробормотала она,  напоминая
себе  о  своем плане:  спокойная,  тактичная...  -  Я  почти ничего не  знаю  о
современном искусстве.
          Он, безразлично пожав плечами, сменил тему:
          - Так мы идем?
          Когда он подошел к шкафу,  чтобы достать пальто,  Мередит заметила на
столе  фотографию в  рамке.  Со  снимка  улыбалась хорошенькая молодая женщина,
сидевшая с  прижатыми к  груди коленями на поваленном дереве.  Волосы растрепал
ветер,  глаза радостно сияли.  Мередит решила,  что  она  либо профессиональная
модель, либо, если судить по этой улыбке, влюблена в фотографа.
          - Кто сделал снимок? - спросила она, когда Мэтт обернулся.
          - Я, а в чем дело?
          - Просто так.
          Девушка явно не была одной из кинозвезд или светских дам,  с которыми
Мэтт обычно фотографировался. Ее красота была свежей и неиспорченной.
          - Не узнаю ее.
          - Она  не  вращается  в  ваших  кругах,  -  язвительно  процедил  он,
натягивая пиджак  и  пальто.  -  Просто  девушка,  которая  работает химиком  в
научно-исследовательском институте в Индиане.
          - И  любит тебя,  -  докончила Мередит,  с изумлением распознав плохо
скрытый сарказм в его голосе. Мэтт тоже посмотрел на снимок сестры.
          - И любит меня.
          Мередит инстинктивно почувствовала, что девушка играет большую роль в
его жизни,  и если это правда...  Если он,  возможно,  подумывает о том,  чтобы
жениться на  ней,  значит,  так  же  как и  Мередит,  будет стремиться поскорее
получить развод. А это намного облегчит ее задачу.
          Проходя мимо офиса секретарши,  Мэтт остановился и сказал седоволосой
женщине:
          - Том  Эндерсон сейчас находится на  слушаниях Саутвилльской комиссии
по  районированию.  Если  он  приедет до  моего  возвращения,  пусть позвонит в
ресторан по этому номеру.

     Глава 27

          Серебристый лимузин уже дожидался у обочины.  Рядом стоял приземистый
здоровяк шофер со сломанным носом и фигурой бизона,  успевший распахнуть заднюю
дверь для Мередит. Обычно она любила ездить в лимузине, поскольку, как правило,
отдыхала  за  дорогу,  но  на  этот  раз  в  неприятном удивлении схватилась за
подлокотники сиденья.  И  хотя ей удалось скрыть тревогу,  пока водитель швырял
лимузин с  одной улицы на  другую,  но когда он нагло проехал на красный свет и
обогнал  автобус Карибской туристической ассоциации,  она  нервно  взглянула на
Мэтта. Но тот лишь философски пожал плечами:
          - Джо никак не может забыть свою мечту участвовать в Инди .
          - Но здесь не Инди, - возразила она.
          - А Джо - не водитель.
          Преисполнившись решимости перенять его небрежно-веселый тон,  Мередит
оторвала пальцы от подлокотника:
          - В самом деле? Кто же он тогда?
          - Телохранитель.
          Сердце  Мередит  упало.  Это  ли  не  доказательство того,  что  Мэтт
натворил в жизни слишком много такого,  за что люди готовы его убить. Опасность
никогда  ее  не  привлекала,  она  любила  покой  и  порядок,  и  находила идею
содержания телохранителя несколько варварской.
          Остальную  дорогу  оба  молчали  до  тех  пор,   пока  автомобиль  не
затормозил у  величественного входа  "Лендриз",  одного  из  самых  роскошных и
элегантных ресторанов Чикаго.
          Метрдотель,  бывший еще и  одним из совладельцев ресторана,  одетый в
строгий смокинг,  стоял на обычном посту,  у входной двери. Мередит знала Джона
едва не  со школьных дней,  когда отец часто приводил ее сюда пообедать и  Джон
посылал  на  столик  прохладительные  напитки  в  высоких  бокалах,  украшенные
фруктами, совсем как экзотические коктейли в баре.
          - Добрый день, мистер Фаррел, - официальным тоном поздоровался он, и,
повернувшись к Мередит, добавил с сияющей улыбкой:
          - Огромное удовольствие видеть вас, мисс Бенкрофт.
          Мередит быстро искоса взглянула на  непроницаемое лицо Мэтта,  гадая,
как он отнесся к  тому,  что ее гораздо лучше,  чем его,  знают в  выбранном им
ресторане. Но она тут же забыла обо всем, когда их повели к столику и Мередит с
ужасом поняла,  что оказалась среди знакомых лиц. Судя по потрясенным взглядам,
они  узнали Мэтта  и  теперь никак  не  могли понять,  почему Мередит обедает с
человеком,  которому не  пожелала подать руки.  Шерри  Уизерс,  одна  из  самых
больших сплетниц среди знакомых Мередит,  помахала рукой в знак приветствия, не
сводя глаз с Мэтта и вопросительно-изумленно подняв брови.
          Официант усадил их  в  укромном уголке,  достаточно далеко от черного
рояля в центре комнаты, так, чтобы можно было спокойно наслаждаться музыкой, но
не  настолько близко,  чтобы  она  мешала разговору.  Простому смертному,  если
только он,  конечно,  не  был  завсегдатаем "Лендриз",  было  почти  невозможно
зарезервировать здесь столик раньше чем за две недели,  а  уж получить почетное
место  вроде этого вообще представлялось вещью невыполнимой,  и  Мередит втайне
удивилась, каким образом Мэтту удалось такое.
          - Выпьешь что-нибудь? - спросил он, когда они уселись.
          Мередит  мгновенно  забыла  о  бесцельных размышлениях и  вернулась к
печальной  действительности и  неизбежному  тяжелому  разговору,  предстоявшему
впереди.
          - Нет,  спасибо,  только воду со  льдом...  -  начала она,  но тут же
решила,   что  спиртное  может  успокоить  ее  разгулявшиеся  нервы.  -  Да,  с
удовольствием.
          - Что бы ты хотела?
          - Очутиться в Бразилии, - пробормотала она с прерывистым вздохом.
          - Прошу прощения?..
          - Что-нибудь покрепче,  -  ответила Мередит,  пытаясь решить,  на чем
остановить выбор. - "Манхэттен".
          Но тут же покачала головой. Одно дело - пытаться взять себя в руки, а
другое - подвергаться опасности сказать или сделать то, что ни в коем случае не
следовало бы.  Она вне себя от страха и волнения и нуждается в том, что помогло
бы ослабить напряжение.  Что можно пить мелкими глоточками в  продолжение всего
обеда, чего она терпеть не может.
          - Мартини, - объявила она решительно.
          - Все сразу?  -  спросил он с  совершенно серьезным видом.  -  Стакан
воды, мартини и "Манхэттен"?
          - Нет,  только мартини,  -  попросила она,  пытаясь улыбнуться, но во
взгляде светились откровенная тоска и бессознательная мольба о терпении.
          Мэтт   был   невольно   заинтригован   противоборством  поразительных
контрастов,  которые представляла в  этот  момент Мередит.  В  этом  изысканном
закрытом черном платье она выглядела элегантной и  очаровательной.  И  лишь это
обезоружило бы его, но в сочетании с легким румянцем, горевшим на нежных щеках,
с беспомощным призывом в огромных, сводящих с ума глазах и девическим смущением
она была неотразима.  Уже успев смягчиться оттого, что именно Мередит попросила
его  о  встрече и  выразила желание помириться,  Мэтт неожиданно решил забыть о
старом.
          - Повергну ли я тебя еще в один приступ нерешительности, если спрошу,
какой мартини ты предпочитаешь?
          - Джин. То есть водка. Нет.., джин.., джин мартини.
          Она  покраснела еще сильнее,  но  слишком нервничала,  чтобы заметить
веселые искорки в  глазах Мэтта,  хотя тот с  величайшей серьезностью продолжал
допрос:
          - Сухой или покрепче?
          - Сухой.
          - "Бифитерз", "Тенкерей" или "Бомбей"?
          - "Бифитерз".
          - Оливки или лук?
          - Оливки.
          - Одну или две?
          - Две.
          - Элениум или аспирин? - осведомился он тем же бесстрастным тоном, но
уголки рта подрагивали в невольной улыбке,  и Мередит поняла, что все это время
Мэтт над ней подшучивал.  Благодарность и облегчение затопили ее, и она впервые
взглянула на него без сомнений и страха.
          - Прости!  Я..,  э-э-э..,  немного нервничаю. Когда официант, получив
заказ на напитки,  удалился, Мэтт, поняв, чего ей стоило это признание, оглядел
дорогой ресторан,  где  один обед стоил столько же,  сколько жалованье за  день
работы на заводе, и сам, не понимая почему, тоже признался:
          - Я когда-то мечтал повести тебя куда-нибудь вроде этого местечка.
          Измученная мыслями  о  том,  как  лучше  приступить к  делу,  Мередит
рассеянно  оглядела  букеты  розовых  цветов  в   массивных  серебряных  вазах,
официантов в смокингах,  переминавшихся у столов,  накрытых ослепительно-белыми
скатертями и сверкающих фарфором и хрусталем.
          - Местечко вроде этого? Мэтт коротко рассмеялся.
          - Ты не изменилась,  Мередит.  Самая экстравагантная роскошь для тебя
все еще нечто обычное.
          Полная  решимости поддержать хрупкое  согласие,  установившееся после
разговора о мартини, Мередит рассудительно ответила:
          - Ты  не  можешь знать,  изменилась я  или нет,  мы только шесть дней
провели вместе.
          - И шесть ночей,  - многозначительно подчеркнул он, намеренно пытаясь
заставить ее снова покраснеть,  желая поколебать ее сдержанность, опять увидеть
ту нерешительную девушку, которая никак не могла придумать, что ей пить.
          Но   Мередит,   явно   игнорируя  намек  на   сексуальные  отношения,
продолжала:
          - Трудно поверить, что мы были когда-то женаты.
          - Это неудивительно, ведь ты никогда не называлась моей фамилией.
          - Уверена,  -  возразила  она,  пытаясь  сохранить  тон  безмятежного
безразличия, - что десятки женщин имеют большие права на это, чем я когда-то.
          - Похоже на ревность.
          - Если это похоже на  ревность,  -  отпарировала Мередит,  с  усилием
держа себя в  руках и  перегнувшись через стол,  -  значит,  у  тебя что-то  со
слухом!
          Невольная улыбка осветила лицо Мэтта.
          - Я  совсем забыл,  как изысканно,  в лучших традициях первоклассного
пансиона ты выражаешься, когда разозлишься.
          - Почему,  -  прошипела она,  - ты намеренно пытаешься втянуть меня в
спор?
          - Собственно говоря,  -  сухо  заметил он,  -  я  хотел  сделать тебе
комплимент.
          - Вот как,  -  обронила Мередит. Удивленная и немного польщенная, она
подняла глаза на официанта,  принесшего коктейли.  Они заказали обед, и Мередит
решила подождать,  пока Мэтт немного выпьет.  Может,  алкоголь немного успокоит
его,   когда  она  объявит  новость  о  несуществующем  разводе.  Она  молчала,
предоставляя ему выбрать предмет для разговора.
          Мэтт поднял стакан,  раздраженный на  себя за то,  что дразнит ее,  и
любезно, с неподдельным интересом спросил:
          - Если   верить   светской   хронике,   ты   состоишь  в   полудюжине
благотворительных организаций,  любишь балет, оперу и симфоническую музыку. Чем
еще ты увлекаешься в свободное время?
          - Пятьдесят часов в неделю работаю в "Бенкрофт",  - сообщила Мередит,
слегка разочарованная тем, что он не читал о ее успехах.
          Мэтту все было известно,  но  его интересовало,  действительно ли она
такой способный администратор. Правда, он понимал, что сможет определить это из
простой беседы с ней. Он начал задавать вопросы о ее работе.
          Мередит  отвечала  -  сначала  с  трудом,  запинаясь,  потом  гораздо
свободнее, потому что боялась объяснить истинную причину их сегодняшней встречи
и, кроме того, работа была ее любимой темой. Мэтт был настолько проницателен, с
таким неподдельным энтузиазмом пытался понять смысл ее  работы,  что Мередит не
успела оглянуться,  как  выложила все  о  своих достижениях,  целях,  успехах и
неудачах.  Он  умел слушать так,  что  невольно вызывал на  откровенность,  мог
целиком сосредоточиться на  том,  что  ему  говорили,  словно каждое слово было
важным,  значительным и весомым.  Мередит сама не поняла,  когда успела открыть
ему,  как тяжело было бороться с обвинениями в покровительстве отца, завистью и
шовинизмом, царившим в компании и насаждавшимся самим Филипом.
          К тому времени,  как официант убрал со стола, Мередит успела ответить
на  все  вопросы Мэтта  и  выпить почти  полбутылки заказанного им  бордо.  Она
сознавала,  что  причина  столь  необычной для  нее  разговорчивости кроется  в
желании  оттянуть  неизбежный  неприятный  разговор.   Но  даже  сейчас,  когда
откладывать его больше не было причин, Мередит чувствовала себя куда спокойнее,
чем в начале обеда.
          Оба в дружеском молчании рассматривали друг друга.
          - Твоему отцу повезло,  что ты  работаешь на  него,  -  чистосердечно
объявил Мэтт.  У него не было ни малейшего сомнения, что она чертовски хороший,
а  возможно,  и талантливый организатор.  За время беседы он сумел разглядеть в
ней  преданность долгу,  готовность работать до  упаду,  ум,  энтузиазм и,  что
важнее всего, мужество и сообразительность.
          - Это мне повезло,  -  улыбнулась Мередит.  - "Бенкрофт" означает для
меня все на свете, важнее этого для меня ничего нет.
          Мэтт откинулся на  спинку стула,  пытаясь постигнуть эту,  совершенно
неизвестную для него сторону Мередит.  Он нахмурился,  задумчиво вертя стакан в
руках и гадая,  почему, черт возьми, она говорит об этих проклятых универмагах,
словно о людях, которых любит. Почему карьера - самое важное в ее жизни? Почему
не  Паркер Рейнолдс или другой такой же  приличный молодой человек из общества?
Но, кажется, Мэтт знал ответ. Отцу Мередит в конце концов удалось победить - он
так безжалостно и умело подавлял ее,  что сумел внушить почти полное отвращение
к  мужчинам.  Какова бы  ни  была  причина ее  решения выйти за  Паркера,  она,
очевидно,  не влюблена в  него.  Судя по тому,  что она говорила и как при этом
выглядела, Мередит полностью предана универмагу и только ему.
          Жалость охватила его при взгляде на нее.  Жалость и нежность. В ночь,
когда Мэтт встретил ее,  он испытывал те же чувства вместе с  бушующим желанием
овладеть ею,  желанием,  напрочь лишившим Мэтта  здравого смысла.  Он  вошел  в
загородный клуб,  увидел ее веселую улыбку и  сияющие глаза и потерял рассудок.
Сердце Мэтта смягчилось при  воспоминании о  том,  как  она  не  моргнув глазом
давала окружающим понять, что он стальной магнат из Индианы. Она была так полна
смеха и  жизни,  так невинно нетерпелива в его объятиях...  Боже,  он хотел ее!
Хотел отнять у отца, лелеять, и оберегать, и защищать ее.
          Если  бы  Мередит по-прежнему оставалась его  женой,  Мэтт невероятно
гордился  бы  ею,  и  даже  сейчас,  глядя  на  нее  со  стороны,  радовался ее
достижениям. Лелеять и оберегать?
          Мэтт  неожиданно осознал,  какое  направление приняли его  мысли,  и,
полный отвращения к  себе,  сжал зубы.  Мередит не нуждается ни в какой защите,
она так же ядовита,  как "черная вдова".  Единственный человек, имеющий для нее
какое-то  значение,  -  отец,  и  чтобы  угодить ему,  она  убила народившегося
ребенка. Испорченная, безвольная, бессердечная - пустенький прекрасный манекен,
предназначенный для демонстрации модных костюмов и для того, чтобы восседать во
главе обеденного стола. Только на это она и годится, другого применения ей нет.
Именно ее  внешность заставила его  забыться,  это ослепительно красивое лицо с
чарующими  аквамариновыми глазами  и  густыми,  загибающимися вверх  ресницами,
гордая  осанка,   мягкие,   нежные  губы,  музыкальный  смех,  нежный  голос  и
нерешительная сияющая улыбка.  Господи,  он  всегда был идиотом там,  где рядом
была Мередит!
          Но  его  неприязнь внезапно угасла при  мысли о  том,  что этот взрыв
гнева совершенно беспочвен.  Пусть она поступила плохо,  но была очень молода и
очень напугана, и все это случилось слишком давно. И теперь кончено.
          Лениво поворачивая в  пальцах стакан,  он  взглянул на  нее  и  почти
небрежно сделал комплимент:
          - Судя по  твоим словам,  ты действительно великолепный руководитель.
Если  бы  мы  по-прежнему оставались мужем  и  женой,  я,  возможно,  попытался
переманить тебя в свою фирму.
          Он,  сам не сознавая того,  дал Мередит возможность перейти к делу, и
она немедленно этим воспользовалась.  Стараясь заставить его отнестись с юмором
к невеселому известию, она с нервным смехом пробормотала:
          - Тогда попытайся начать переманивать меня уже сейчас.
          Глаза Мэтта сузились:
          - И что это должно означать?
          Не  в  силах сохранять на лице деланную улыбку,  Мередит наклонилась,
положила руки на стол и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться:
          - Я..,   мне   нужно  кое-что  сказать  тебе,   Мэтт.   Попытайся  не
расстраиваться.
          Мэтт, безразлично пожав плечами, поднес стакан к губам:
          - У   нас   больше  нет  никаких  чувств  друг  к   другу,   Мередит.
Следовательно, что бы ты ни сказала, меня это не расстроит.
          - Мы все еще женаты, - объявила она. Мэтт недоуменно свел брови:
          - Только и всего?
          - Наш развод незаконен,  -  выпалила она, съежившись под его зловещим
взглядом.  -  Адвокат,  который  вел  дело,  оказался вообще  не  адвокатом,  а
мошенником,  обманщиком,  находящимся  сейчас  в  розыске.  Ни  один  судья  не
подписывал постановление о разводе и в глаза его не видел!
          Мэтт  намеренно-неторопливо поставил стакан  и  наклонился вперед.  В
тихом голосе кипела неудержимая ярость:
          - Либо ты  лжешь,  либо в  голове у  тебя ни крупицы здравого смысла!
Одиннадцать лет назад ты затащила меня в постель, не позаботившись о том, чтобы
предохраняться,  а  когда  забеременела,  прибежала  ко  мне  и  переложила все
проблемы на  мои плечи.  Теперь же объявляешь,  что не имела мозгов даже нанять
нормального адвоката, чтобы получить развод, и мы по-прежнему женаты! Как, черт
возьми,  ты  способна  управлять целым  отделом  универмага и  оставаться такой
дурой?
          Каждое презрительное слово, произнесенное им, било кнутом, но Мередит
ожидала этого и  принимала отповедь как  должное.  Ярость и  шок  на  мгновение
лишили его дара речи, и Мередит тихо, успокаивающе начала:
          - Мэтт,  я могу понять твои чувства...  Мэтту хотелось бы верить, что
она солгала в  какой-то  безумной попытке вытянуть у  него деньги,  но инстинкт
подсказывал ему, что Мередит говорит правду.
          - Когда ты обнаружила это? - процедил он.
          - Накануне того дня, когда позвонила тебе, чтобы попросить о встрече.
          - Но, предположим, ты говоришь правду и мы все еще муж и жена. Что же
тебе нужно от меня?
          - Развод. Немедленно, но без огласки и лишних сложностей.
          - И никаких алиментов?  -  издевательски усмехнулся он, наблюдая, как
на щеках Мередит вспыхивают багровые пятна.  -  Никакого раздела собственности,
вообще ничего подобного?
          - Нет!
          - Прекрасно, поскольку можешь быть уверена, что не получишь ни гроша!
          Обозлившись   за   намеренное   упоминание   о   богатстве,   намного
превосходившем  ее   собственное,   Мередит   оглядела   его   с   подчеркнутой
брезгливостью хорошо воспитанного человека:
          - Ты  никогда ни о  чем не думал,  кроме денег,  и  лишь они для тебя
имеют значение!  Я  никогда не  хотела выйти за  тебя и  не  желаю твоих денег!
Скорее  голодать буду,  чем  позволю кому-нибудь  узнать,  что  мы  вообще были
женаты!
          Именно этот несвоевременный момент выбрал метрдотель, чтобы появиться
у их столика.  По-видимому, он собирался справиться, понравился ли им обед и не
хотят ли гости еще чего-нибудь.
          - Да,  -  без обиняков объявил Мэтт.  - Мне двойной скотч со льдом, а
моей  жене,  -  подчеркнул он,  находя  мелочное злобное удовлетворение в  этой
ненужной маленькой мести, - еще один мартини.
          Мередит,  ненавидевшая  публичные  сцены,  разъяренно  уставилась  на
старого друга:
          - Я дам вам тысячу долларов, если подсыплете яд в его стакан!
          Джон,   слегка  поклонившись,  улыбнулся  и  с  вежливой  любезностью
пообещал:
          - Конечно,  миссис  Фаррел.  И,  повернувшись  к  взбешенному  Мэтту,
шутливо добавил:
          - Мышьяк  или  предпочитаете  что-нибудь  более  экзотичное,   мистер
Фаррел?
          - Никогда  не  смейте  называть  меня  этим  именем!  -  предупредила
Мередит. - Это не мое имя.
          Веселое  сочувствие мгновенно  исчезло  с  лица  Джона,  и  он  снова
поклонился:
          - Мои глубочайшие извинения за неподобающие вольности, мисс Бенкрофт.
Сейчас принесут напитки вместе с моими добрыми пожеланиями.
          Мередит  сознавала себя  настоящей ведьмой.  Как  она  могла  сорвать
злость на  невинном человеке!  Оцепенев,  она  смотрела в  неестественно прямую
спину  удалявшегося Джона  и  лишь  потом  перевела  взгляд  на  Мэтта.  Выждав
несколько мгновений, чтобы успокоиться, она глубоко вздохнула и попросила:
          - Мэтт,  нам не имеет смысла обмениваться оскорблениями.  Не можем ли
мы по крайней мере держаться вежливо друг с другом?  В таком случае нам было бы
гораздо легче справиться со всем этим.
          Мэтт понял,  что  она  права,  и  после мгновенного колебания коротко
ответил:
          - Наверное,   стоит  попытаться.  Как,  по-твоему,  это  лучше  всего
уладить?
          - Не поднимая шума,  -  облегченно улыбнулась Мередит.  -  И  быстро.
Необходимость в этом куда сильнее, чем ты, возможно, сознаешь.
          Мэтт кивнул,  постепенно приходя в себя,  чувствуя,  как возвращается
ясность разума.
          - Твоя помолвка? Ты собиралась выйти замуж в феврале?
          - - Да.  Паркер уже знает,  что произошло. Именно он и обнаружил, что
человек,  нанятый отцом,  -  вовсе не  адвокат и  никакого развода не было.  Но
существует и еще кое-что, жизненно важное для меня...
          - Что именно?
          - Мне нужен немедленный развод без огласки, чтобы помешать сплетням и
публикациям в  прессе.  Видишь ли,  отец  собирается взять длительный отпуск по
болезни,  и  мне  отчаянно нужна  эта  возможность,  чтобы временно занять пост
президента.  Необходимо доказать совету директоров,  что, когда он окончательно
удалится от дел,  я смогу получить эту должность. Совет колеблется.., там очень
консервативные люди и сомневаются во мне, потому что я слишком молода для этого
поста и к тому же женщина.  Так что против меня уже два довода, а пресса отнюдь
не помогла,  изобразив меня порхающей великосветской бабочкой, чего им, видимо,
очень хотелось.  Если теперь репортеры доберутся до истины, разразится скандал.
Я объявляю о помолвке с известным банкиром,  а ты заводишь романы с полудюжиной
старлеток,  а  оказывается,  мы  до сих пор женаты!  Потенциальное двоемужество
отнюдь не увеличивает мои шансы стать президентом.  Если дойдет до этого,  моим
мечтам конец!
          - Ты  можешь верить этому,  но  не  думаю,  что дела так уж плохи,  -
утешил ее Мэтт.
          - Неужели?  -  с горечью бросила она.  -  Вспомни,  как ты вскинулся,
когда я  сказала,  что  адвокат оказался мошенником.  Немедленно решил,  что  я
беспомощная дурочка,  неспособная управлять собственной жизнью, не говоря уже о
других людях или целой сети магазинов. Именно так посчитает и совет директоров,
потому что относится ко мне ничуть не с большей симпатией, чем ты.
          - Но  не  может ли твой отец просто дать им понять,  что хочет твоего
назначения?
          - Да,   но,  согласно  уставу  корпорации,  совет  директоров  должен
единогласно одобрить  избрание  президента.  Даже  если  отец  и  имел  на  них
безусловное влияние, не уверена, что он заступился бы за меня.
          Мэтт был избавлен от необходимости отвечать,  поскольку один официант
принес напитки, а другой - радиотелефон.
          - Мистер Фаррел!  Джентльмен говорит,  что  вы  просили его позвонить
сюда.
          Зная,  что  это,  должно быть,  Том  Эндерсон,  Мэтт  извинился перед
Мередит и, подняв трубку, без предисловий спросил:
          - Как дела в Саутвилльской комиссии по районированию?
          - Ничего хорошего, Мэтт, - вздохнул Том. - Они отказали.
          - Но с чего это им вздумалось отказать в районировании, которое может
пойти  лишь  на  пользу  их  городу?  -  спросил Мэтт,  скорее удивленный,  чем
рассерженный.
          - Если верить моему человеку в комиссии,  кто-то, крайне влиятельный,
велел им дать нам от ворот поворот.
          - Имеешь какое-нибудь представление, кто это?
          - Да.  Парень по имени Паулсон,  глава комиссии. Он сказал нескольким
членам,  включая и  моего  человека,  что  сам  сенатор Девис  посчитает личным
одолжением, если просьба о районировании будет отклонена.
          - Странно,  -  нахмурился Мэтт,  пытаясь припомнить,  жертвовал ли он
деньги на избирательную кампанию Девиса или его противника, но прежде чем успел
вспомнить, Эндерсон добавил исполненным сарказма голосом:
          - Тебе не довелось видеть в светской хронике заметку о вечере, данном
в честь дня рождения доброго сенатора?
          - Нет, а в чем дело?
          - Вечер давал некий Филип Бенкрофт.  Есть ли какая-то связь между ним
и Мередит, о которой мы говорили на прошлой неделе?
          Ярость раскаленной волной ударила в голову,  взорвалась в груди. Мэтт
пристально взглянул на Мередит,  мгновенно заметив внезапную бледность, которую
можно  было  отнести  лишь  за  счет  упоминания  о  Саутвиллской  комиссии  по
районированию.
          - Связь есть. Ты сейчас в офисе? - тихим, ледяным голосом осведомился
он у Тома.  - Прекрасно. Оставайся там, я вернусь в три, и мы обсудим следующий
шаг.
          Медленно отложив телефон,  Мэтт вновь уставился на  Мередит,  которой
почему-то срочно понадобилось разгладить ногтем складочки на скатерти. Сознание
вины и  угрызения совести ясно отражались на  ее  лице,  и  в  это мгновение он
ненавидел ее, ненавидел и презирал почти с несдерживаемой злобой. Она просила о
встрече не для того, чтобы "зарыть топор"! Просто хотела убить сразу нескольких
зайцев -  выйти замуж за  своего драгоценного банкира,  занять пост  президента
"Бенкрофт" и  добиться быстрого развода без огласки и шума.  Мэтт был рад,  что
она так сильно хочет всего этого,  поскольку теперь Мередит не  получит ничего,
кроме войны, которую обязательно проиграет.., вместе со всем, что имеет.
          Он  сделал официанту знак принести счет.  Мередит поняла,  что делает
Мэтт,  и  тревога,  пронизавшая ее при упоминании о  комиссии по районированию,
переросла в  панику.  Они ни о  чем не договорились,  но Мэтт внезапно и  резко
положил конец встрече.
          Официант принес счет в кожаном футляре, и Мэтт, выдернув из бумажника
стодолларовую банкноту, бросил ее на стол и, не глядя на счет, встал.
          - Пойдем отсюда, - рявкнул он, обошел вокруг стола и взялся за спинку
ее стула.
          - Но  мы  еще ничего не  успели обсудить,  -  отчаянно запротестовала
Мередит.
          Мэтт, не обращая внимания на ее возражения, вцепился в локоть и почти
потащил к двери.
          - Договорим в машине.
          Дождь  продолжал  хлестать  с  прежней  силой,  и  швейцар  в  ливрее
услужливо держал зонтик над их головами, пока они не уселись в лимузин.
          Мэтт велел Джо везти их к универмагу и впился глазами в Мередит:
          - Ну а теперь объясни, что ты хочешь? - мягко осведомился он.
          По  его тону Мередит поняла,  что Мэтт не собирается упорствовать,  и
почувствовала смесь облегчения и стыда,  стыда за то,  что произошло сегодня на
комиссии по районированию и  еще произойдет в  "Гленмуре".  Мысленно поклявшись
каким-то  образом заставить отца исправить причиненное Мэтту зло,  она спокойно
ответила:
          - Мне нужен быстрый,  тайный развод,  предпочтительно в  другом штате
или даже в другой стране, с тем, чтобы никто не узнал о том, что мы вообще были
женаты.
          Мэтт кивнул, словно соглашаясь, но следующие слова больно ранили ее.
          - А если я не пожелаю,  как сможешь отомстить мне?  Откажешься подать
руку еще на одном скучном светском сборище, а твой папаша не допустит меня ни в
один чикагский загородный клуб? - холодно осведомился он.
          Мэтт уже  знает,  что именно по  настоянию отца его забаллотировали в
клубе!
          - Мне очень неприятно, что он решился на это. Я не лгу.
          - Поверь,  мне на это наплевать!  -  рассмеялся он.  -  Я ведь просил
Эйвери не беспокоиться!
          Но  Мередит не  слишком поверила ему.  Всякий человек был бы  глубоко
раздосадован и смущен отказом.  Угрызения совести и стыд за мелочную злобу отца
заставили ее  отвести  глаза.  Они  почти  помирились и  беседовали как  добрые
знакомые.  Так хорошо было разговаривать с ним, словно уродливое прошлое больше
не  существовало!  Мередит не  хотела вражды:  в  том,  что случилось много лет
назад, - не только его вина. Теперь у них обоих новая жизнь, каждый пошел своей
дорогой.  Она  гордится своими достижениями,  Мэтт  имел полное право гордиться
своими.
          Рука Мэтта лежала на спинке сиденья,  и  Мередит обратила внимание на
элегантные плоские золотые часы,  блестевшие на руке.  Почему она именно сейчас
вспомнила про эти чудесные,  сильные и  умелые мужские руки?  Когда-то они были
шершавыми и мозолистыми, теперь же - тщательно ухоженными...
          Она  ощутила внезапный бессмысленный порыв взять его ладонь в  свою и
сказать:
          - Прости,  прости за все,  что мы сделали,  желая больнее ранить друг
друга. Прости, что мы оказались такими разными...
          - Пытаешься разглядеть грязь у меня под ногтями?
          - Нет!  -  почти вскрикнула Мередит,  умоляюще глядя в  непроницаемые
серые глаза, и со спокойным достоинством призналась:
          - Просто на миг захотелось,  чтобы все кончилось по-другому,  и мы..,
мы хотя бы смогли остаться друзьями.
          - Друзьями?  -  с уничтожающей иронией переспросил он.  - В последний
раз дружеские отношения с тобой стоили мне имени, свободы и еще чертовски много
всего.
          "Это  стоило тебе  гораздо больше,  чем  представляешь,  -  обреченно
подумала Мередит. - Того завода, что ты собирался выстроить в Саутвилле, но это
я исправлю. Заставлю отца сделать все возможное и никогда не вмешиваться больше
в твои дела".
          - Мэтт,  выслушай  меня!  -  попросила она,  страстно  желая  сломать
выросший между ними барьер. - Я готова забыть прошлое и...
          - Как мило с твоей стороны! - издевательски бросил он.
          Мередит застыла,  едва  сдерживаясь,  чтобы  не  бросить ему  в  лицо
справедливый упрек. В конце концов именно она - пострадавшая сторона, брошенная
жена. Но, взяв себя в руки, она упрямо продолжала:
          - Я  сказала,  что  готова забыть прошлое,  и  так оно и  есть.  Если
согласиться на  развод по  обоюдному согласию,  я  сделаю все на свете и  сумею
уладить твои дела в Чикаго...
          - Каким же  это образом вы  сумеете добиться этого,  принцесса?  -  с
саркастическим удивлением спросил Мэтт.
          - Не  называй меня принцессой!  Я  вовсе не  собираюсь оказывать тебе
снисхождение! Просто хочу поступить по справедливости!
          Мэтт из-за полузакрытых ресниц продолжал изучать ее лицо.
          - Прости за грубость, Мередит. Что ты собираешься сделать для меня?
          Обрадованная очевидной сменой настроения, Мередит поспешно ответила:
          - Прежде  всего  постараться,  чтобы  с  тобой  не  обращались как  с
прокаженным.  Я знаю, именно отец сделал так, что тебя забаллотировали в клубе,
но попытаюсь заставить его обратиться в совет...
          - Забудем обо мне, - вкрадчиво предложил Мэтт, морщась от отвращения.
Что за гнусное попрошайничество и  лицемерие?!  Как хорошо,  что она не получит
то,  к чему так отчаянно стремится!  Мэтт был очень рад этому.  - Так ты хочешь
тайного  развода,   чтобы  выйти  замуж  за  своего  банкира  и  получить  пост
президента, верно? Мередит кивнула.
          - И этот пост так для тебя важен?
          - Я  ничего так не хотела в  жизни,  -  горячо призналась Мередит.  -
Ты.., ты согласен, верно? - спросила она, с тревогой глядя в непроницаемое лицо
и с ужасом отмечая, что машина остановилась у входа в магазин.
          - Нет.
          Он  сказал  это  с  такой  вежливой категоричностью,  что  Мередит на
мгновение потеряла способность понимать слова.
          - Нет? - недоверчиво повторила она. - Но развод...
          - Забудь об этом! - рявкнул он.
          - Забыть? Но от этого для меня зависит все на свете.
          - Сожалею.
          - Тогда я разведусь без твоего согласия, - вскинулась она.
          - Попробуй только,  и  я  устрою такой  скандал,  что  ты  никогда не
сможешь показаться на людях!  И для начала подам на твоего ничтожного банкира в
суд за раскол семьи.
          - Раскол се...
          Слишком  ошеломленная,   чтобы  помнить  об   осторожности,   Мередит
разразилась горьким смехом.
          - Да  ты  окончательно спятил?!  Если сделаешь это,  будешь выглядеть
настоящим ослом, брошенным, обманутым мужем.
          - А тебя все станут считать изменницей, нарушившей супружеский долг.
          Безумная ярость взорвалась в Мередит.
          - Черт бы тебя побрал!  - завопила она, побагровев. - Попробуй только
публично опозорить Паркера, я убью тебя собственными руками! Ты подметок его не
достоин!  Он  в  отличие от тебя настоящий мужчина и,  уж конечно,  не пытается
затащить в  постель каждую  женщину,  с  которой встречается!  У  него  твердые
принципы,  он  джентльмен,  но  тебе этого не  понять,  потому что  под дорогим
костюмом ты  по-прежнему все тот же  -  грязный работяга из  грязного городка с
грязным пьяницей отцом!
          - А ты, - в бешенстве процедил он, - злобная самодовольная сука!
          Мередит размахнулась, но тут же охнула от боли:
          Мэтт поймал ее запястье и с такой силой сжал, что лицо ее побелело от
боли.
          Если  Саутвилльская  комиссия  откажет  мне,   -  ангельским  голосом
предупредил он,  -  о  разводе и  речи быть не может!  Если же я решу дать тебе
развод,  я  определяю условия,  на  которые ты  и  твой  отец  будете вынуждены
согласиться.
          Продолжая все с  большей силой стискивать ее руку,  он дернул Мередит
на себя, пока их лица почти не соприкоснулись:
          - Поняла,  Мередит?  Ни  ты,  ни твой отец не имеют надо мной власти.
Попробуй перейти мне  дорогу еще  раз,  и  горько пожалеешь,  что  твоя мать не
сделала когда-то аборт!
          Мередит рванулась изо  всех  сил,  и  он  отпустил ее.  -  Ты  подлое
чудовище!  -  прошипела она.  Дождевая капля расплескалась по щеке,  и Мередит,
схватив перчатки и сумочку,  уничтожающе взглянула на водителя,  который открыл
ей  дверь,  наблюдая за поединком с  пристальным интересом зрителя на финальном
теннисном матче.
          Она  вышла  из  машины,  и  Эрнст  бросился  вперед,  мгновенно узнав
хозяйку, готовый защитить ее от любой опасности.
          - Вы видели этого человека в машине?  -  резко спросила она и,  когда
тот кивнул, заявила:
          - Прекрасно!   Если  он  когда-нибудь  близко  подойдет  к  магазину,
вызывайте полицию.

     Глава 28

          Джо  О'Хара подкатил к  зданию "Интеркорпа",  и,  прежде чем водитель
успел остановить машину, Мэтт распахнул дверцу и спрыгнул на тротуар.
          - Попросите Тома  Эндерсона подняться сюда,  -  велел он  мисс Стерн,
почти пробегая мимо ее кабинета. - И попытайтесь найти мне аспирин.
          Через две минуты секретарь появилась у его стола со стаканом холодной
воды и двумя таблетками аспирина.
          - Мистер  Эндерсон сейчас  подойдет,  -  сказала она,  неодобрительно
глядя на Мэтта, глотающего таблетки. - У вас сегодня крайне напряженный график.
Надеюсь,  у  вас  не  грипп.  Мистер Харш уже  заболел,  как,  впрочем,  и  два
вице-президента и половина отдела по разработке процессоров.  Начинается именно
с головной боли.
          И  поскольку Элинор раньше никогда не проявляла интереса к  состоянию
его здоровья,  Мэтт,  естественно,  предположил, что она беспокоится лишь из-за
того, что он не сможет выполнить намеченные на сегодня дела.
          - У меня нет гриппа, - коротко сообщил он. - И я никогда не болею.
          Он  рассеянно положил руку  на  шею,  массируя ноющие мускулы.  Боль,
которая с утра едва беспокоила его, сейчас разрывала виски.
          - Если  это   грипп,   он   может  продолжаться  несколько  недель  и
закончиться воспалением легких.  Именно так и  случилось с мистером Моррисом из
рекламного отдела,  мистером Латропом из отдела кадров,  и  оба они в больнице.
Возможно, вам стоило бы отдохнуть, вместо того чтобы лететь на следующей неделе
в Индиану. Иначе ваш график...
          - У  меня нет  гриппа,  -  подчеркнуто сухо объявил Мэтт.  -  Обычная
головная боль, ничего из ряда вон выходящего.
          Несвойственный ему,  почти грубый тон  настолько поразил Элинор,  что
она оцепенела, повернулась на каблуках и молча промаршировала к порогу, едва не
столкнувшись с Томом.
          - Что это с мисс Стерн? - удивился тот, оглядываясь.
          - Боится, что придется пересмотреть график этой недели, - нетерпеливо
бросил Мэтт. - Лучше поговорим о комиссии по районированию.
          - Прекрасно, и что я должен делать?
          - Пока что просить об отсрочке выдачи постановления.
          - А потом?
          Вместо ответа Мэтт поднял трубку и позвонил Вандервилду:
          - Сколько стоят акции "Бенкрофт"? - И, получив ответ, велел:
          - Начинайте покупать.  Пользуйтесь тем же  методом,  какой применялся
для приобретения "Хаскелла". Только без шума и суеты.
          Повесив трубку, он взглянул на Тома:
          - Проверь каждого члена  совета директоров "Бенкрофт".  Один  из  них
может и продаться. Постарайся обнаружить, кто именно и какова его цена.
          Ни  одного раза за  все те годы,  что они сражались плечом к  плечу в
корпоративных битвах,  которые вы игрывали одну за другой, Мэтт не опускался до
такой низости, как подкуп.
          - Мэтт, ты говоришь о взятке...
          - Я говорю о том, чтобы побить Бенкрофта его собственными картами. Он
использует свое влияние,  чтобы купить голоса в  комиссии,  а  мы пустим в  ход
деньги и  купим голоса в  его же совете.  И  когда я покончу с этим мстительным
старым  ублюдком,  он  будет  выслушивать мои  приказания в  своем  собственном
кабинете и покорно кивать головой!
          - Ладно,  - после нерешительной паузы пробормотал Том. - Но это нужно
делать в строжайшей тайне.
          - И не только, - наставлял Мэтт, входя в конференц-зал, примыкающий к
его кабинету.
          Он  нажал  кнопку  на  стене,  и  зеркальная панель,  скрывающая бар,
бесшумно скользнула вбок. Мэтт снял с полки бутылку шотландского виски, налил в
стакан и сделал большой глоток.
          - Я хочу знать все, что возможно, об операциях "Бенкрофт". Прошу тебя
поработать над  этим с  Вандервилдом.  Все,  до  последней мелочи,  -  финансы,
администраторы, руководство. И особенно слабые места.
          - Насколько я  понял,  ты  собираешься захватить их.  Мэтт сделал еще
один огромный глоток.
          - Я позже решу.  Пока мне нужен достаточно большой пакет акций, чтобы
получить контроль.
          - А как насчет Саутвилла? Мы вложили в эту землю целое состояние.
          Невеселая улыбка скривила губы Мэтта.
          - Я позвонил Пирсону и Левинсону из машины, - сообщил он, имея в виду
чикагскую юридическую фирму,  с которой у него был договор об обслуживании, - и
объяснил,  что  мне нужно.  Мы  добьемся решения о  районировании и  получим от
"Бенкрофт" солидную прибыль.
          - Но как?!
          - Еще не решен маленький вопрос о хаустонском участке, который им так
сильно необходим.
          - И?
          - И теперь он принадлежит нам.  Эндерсон кивнул,  направился к двери,
остановился и, обернувшись, нерешительно сказал:
          - Поскольку мне придется быть рядом с  тобой в  первых рядах во время
битвы с "Бенкрофт", я бы хотел знать, с чего все началось.
          Будь  на  месте  Эндерсона любой другой служащий,  Мэтт  дал  бы  ему
отповедь,  которую тот не скоро бы забыл.  Доверие было роскошью,  которую люди
положения и  богатства Мэтта  не  могли  себе  позволить.  Он,  как  и  другие,
поднявшиеся наверх,  успел усвоить, что рискованно и даже опасно исповедоваться
кому бы то ни было -  часто даже лучшие друзья использовали полученные сведения
к  собственной выгоде,  а  иногда  просто  рассказывали о  доверенных  секретах
направо и налево,  желая доказать, что находятся на короткой ноге со знаменитым
человеком. Из всех знакомых ему людей лишь четверым Мэтт доверял безоговорочно:
сестре,  отцу.  Тому и Джо О'Хара. Том был с ним в прежние времена, когда Мэтту
удавалось выжить лишь благодаря уму и отваге и построить империю,  имея в своем
распоряжении чутье,  дерзость и  очень мало наличных денег.  Он  доверял Джо  и
Тому,  потому что те доказали свою преданность, и отчасти потому, что они вышли
из тех же неимущих слоев общества, что и он сам, и не имели за спиной элитарных
частных школ и колледжей.
          - Десять лет назад,  - ответил наконец Мэтт, нерешительно помолчав, -
я сделал то, что не очень понравилось Бенкрофту.
          - Иисусе, здорово ты, должно быть, ему насолил, если он до сих пор не
забыл о мести. И что же ты такого сотворил?
          - Осмелился забыть о  том,  кто я  и  где рос,  и  вторгнуться в  его
неприкосновенный уютный мирок.
          - Каким же это образом?
          Мэтт  последним глотком  осушил  стакан,  чтобы  смыть  горечью виски
горечь слов и воспоминаний.
          - Женился на его дочери.
          - Женился на его... Мередит Бенкрофт? Его дочь?
          - Да,  именно та  самая,  -  мрачно кивнул Мэтт.  И  пока  Эндерсон в
потрясенном молчании глазел на него, Мэтт добавил:
          - Есть еще кое-что,  о чем тебе так или иначе следует знать.  Мередит
сегодня сказала мне,  что развод, который, как все считали, получен одиннадцать
лет назад, недействителен. Адвокат, оказавшийся мошенником, так и не представил
прошение в суд. Я велел Левинсону все проверить, но чувствую, что это правда.
          После  нескольких минут ошеломленного молчания острый ум  Тома  вновь
начал функционировать.
          - И  теперь  она  требует  целое  состояние  в  возмещение морального
ущерба?
          - Она желает развода,  -  поправил Мэтт, - и вместе с отцом хотела бы
уничтожить меня,  но, помимо этого, если верить ее словам, не просит ни единого
цента.
          Том саркастически рассмеялся. Безусловная преданность другу требовала
немедленных и решительных действий.
          - Когда  мы  покончим с  ними,  они  Бога  будут  молить о  милости и
каяться, что начали эту войну! - пообещал он, шагнув к двери.
          После его ухода Мэтт подошел к  окну и  долго стоял,  глядя на  небо,
такое же  серое и  угрюмое,  как и  его настроение.  Эндерсон,  возможно,  прав
относительно исхода всей  этой истории,  но  ощущение торжества уже  таяло.  Он
чувствовал себя..,  опустошенным.  Мэтт  смотрел,  как  струи  дождя  хлещут по
тротуарам  и  мостовой,  а  в  мозгу  неустанно прокручивались прощальные слова
Мередит:  "Ты подметок Паркера не достоин!  Он..,  настоящий мужчина!  Под этим
дорогим костюмом ты  по-прежнему все  тот  же  -  грязный работяга из  грязного
городка с грязным пьяницей отцом!"
          Он пытался забыть обо всем, прогнать из памяти эти жестокие фразы, но
они  продолжали преследовать его,  мучить,  показывать,  как он  был глуп,  как
наивен и  каким дураком всегда оказывался там,  где дело касалось Мередит.  Все
эти годы,  даже уверенный в том, что они разведены, Мэтт не мог выбросить ее из
сердца.  Он  доводил себя работой едва ли не до полусмерти,  чтобы создать свою
империю,  подстегиваемый  все  той  же  идиотской,  полубессознательной  мечтой
когда-нибудь вернуться победителем и потрясти Мередит всем, чего он достиг.
          Губы Мэтта дернулись в горькой издевательской гримасе. Сегодня у него
была  возможность произвести  на  нее  впечатление:  он  богат,  носит  костюм,
стоивший дороже грузовика,  который у него был, когда они встретились, он повез
ее  в  прекрасный дорогой  ресторан в  огромном лимузине и  после  всего  этого
оказался не  кем  иным,  как  "грязным работягой".  Обычно Мэтт  гордился своим
происхождением,  но  слова Мередит заставили его ощутить себя каким-то мерзким,
покрытым  слизью  чудовищем,  выползшим  со  дна  вонючего  болота,  чудовищем,
сменившим чешую на человечью кожу.
          Было уже  почти семь вечера,  когда Мэтт наконец покинул здание.  Джо
открыл дверцу автомобиля,  и  Мэтт скользнул внутрь.  Он  почему-то  необычайно
устал сегодня и сразу же прислонился больной головой к спинке сиденья,  пытаясь
не  обращать внимания на все еще витавший в  салоне легкий запах духов Мередит.
Он  снова перебирал в  памяти события сегодняшнего обеда.  Как ослепительно она
улыбалась,  когда говорила о  магазине!  Улыбалась ему  с  типично бенкрофтским
высокомерием,  просила об одолжении - разводе без ссор, скандалов и огласки - и
в то же время публично унизила его,  отказавшись подать руку, и втайне помогала
отцу,  задумавшему разорить бывшего зятя.  Ну  что  ж,  Мэтт был  готов дать ей
развод. Только не сейчас. Не сейчас. Лимузин неожиданно резко свернул, и позади
раздались истошные вопли клаксонов.  Мэтт испуганно открыл глаза и заметил, что
Джо наблюдает за ним в зеркальце заднего обзора.
          - Тебе никогда не приходило в голову, - резко спросил Мэтт, - хотя бы
время от времени глядеть на дорогу?  Конечно, приключений будет куда меньше, но
есть все шансы остаться в живых.
          - Не выйдет.  Я впадаю в транс,  если глазею на дорогу слишком долго.
Итак,  -  объявил он,  переходя к предмету,  который, по-видимому, не давал ему
покоя весь день после стычки Мэтта и Мередит, - это и есть твоя жена, Мэтт?
          Мельком посмотрев на дорогу, он вновь обратил внимание на Мэтта.
          - То есть вы спорили о разводе,  вот я и допер, что она, должно быть,
твоя супружница, верно?
          - Верно! - рявкнул Мэтт.
          - Настоящая злючка!  Огонь девка!  - хмыкнул Джо, полностью игнорируя
сузившиеся глаза Мэтта.  -  И  к  тому же  ты,  кажется,  не  очень ей по нраву
пришелся, так ведь?
          - Не очень.
          - Кстати,  что  она  имеет  против работяг?  Прощальные слова Мередит
вновь кинжалом вонзились в мозг Мэтта: "Все такой же грязный работяга..."
          - Грязь, - невразумительно пояснил он. - Ей не нравится грязь.
          Сообразив,   что  хозяин,  по  всей  видимости,  не  желает  делиться
подробностями, Джо неохотно заговорил о другом:
          - Я понадоблюсь тебе, когда на той неделе поедешь на ферму? Если нет,
твой папаша и  я  собирались предаться двухдневной оргии и  сражаться в шашки с
утра до вечера.
          - Оставайся с ним.
          Хотя отец не  пил вот уже десять лет,  все же близко к  сердцу принял
продажу фермы,  несмотря на то,  что сам решил с ней расстаться, и поэтому Мэтт
опасался оставлять его  в  одиночестве,  пока сам  поедет в  старый дом собрать
оставшиеся семейные реликвии.
          - А  сегодня  вечером?   Собираешься  куда-нибудь?  Мэтт  вспомнил  о
свидании с Элишей.
          - Я возьму "ролле". Можешь отдыхать.
          - Если я нужен...
          - Черт возьми, я же сказал, возьму "ролле".
          - Мэтт!
          - Ну что тебе?
          - Твоя жена - настоящая красотка! Персик! - снова хмыкнул Джо. - Жаль
только, что так плохо действует на тебя.
          Вместо  ответа  Мэтт  грубо  опустил  перегородку,  отделяющую кресло
водителя от пассажиров.

     ***

          Мередит сидела перед камином,  склонив голову на плечо Паркера, молча
обнимавшего ее за плечи.  От него, как всегда, исходили спокойствие и утешение.
Но  сейчас  Мередит с  беспомощным гневом  думала о  так  печально окончившейся
встрече с Мэттом.  Почему он сначала был таким милым,  подшучивал, когда она не
сразу решила,  что будет пить,  внимательно слушал,  как Мередит рассказывала о
работе...
          Но  звонок  неизвестного изменил все.  Мередит сообразила это  только
теперь,  когда у нее было время все обдумать.  Правда, кое-чего она не поняла и
сейчас и поэтому чувствовала какую-то странную неловкость.., потому что все это
не имело ни малейшего смысла. Еще до того, как ему сообщили, чем кончилось дело
в  комиссии по  районированию,  она каким-то инстинктом ощутила,  что он затаил
что-то вроде неприязни..,  нет,  скорее презрения к ней. И, несмотря на то, что
он сделал одиннадцать лет назад,  все же не подумал оправдываться. Наоборот! Он
вел  себя так,  словно она  во  всем виновата!  Он  требовал развода,  она была
оскорбленной стороной,  но сегодня именно Мэтт назвал ее злобной, самодовольной
сукой!
          Раздраженно отмахнувшись от  неприятных,  назойливых мыслей,  Мередит
покачала головой. Какая мерзость! Она, кажется, пытается найти способ оправдать
его поступки! С того вечера, когда ее сразили эта безмерная уверенность в себе,
безграничная грубоватая сила и мужественно-красивое лицо, она старается сделать
из него рыцаря в  ослепительно сверкающих доспехах!  Даже сейчас!  И все потому
что  он   по-прежнему  обладает  способностями  производить  на  нее  столь  же
гипнотизирующее воздействие, как и много лет назад.
          Мерцающее красно-оранжевое полено скатилось с решетки,  подняв фонтан
искр, и Паркер взглянул на часы:
          - Уже семь. Мне, пожалуй, пора.
          Мередит,  вздохнув,  встала и проводила его до двери,  благодарная за
своевременный уход.  Ее отец весь день провел в  больнице,  на обследовании,  и
решительно объявил,  что  собирается прийти и  услышать полный отчет о  встрече
дочери с  Мэттом.  Конечно,  он  снова рассердится,  и  хотя Мередит привыкла к
вспышкам его  гнева,  но  по-прежнему смущалась,  если Филип срывался с  цепи в
присутствии Паркера.
          - Нужно  во  что  бы  то  ни  стало  заставить его  изменить  решение
Саутвилльской комиссии,  иначе у  меня нет  ни  малейшего шанса уговорить Мэтта
согласиться на быстрый развод.
          - Тебе все удастся,  -  предсказал Паркер,  снова обнимая Мередит. Он
притянул ее  к  себе и  коснулся губами губ  в  коротком ободряющем поцелуе.  -
Прежде всего, у твоего отца вряд ли есть выбор. Он должен это понять.
          Закрывая дверь,  Мередит услышала голоса в холле и поняла, что пришел
отец. Глубоко вздохнув, она приготовилась к неизбежной стычке.
          - Ну? - осведомился Филип, не здороваясь. - Что там с Фаррелом?
          Но Мередит, не отвечая, в свою очередь, поинтересовалась:
          - Что   сказал   доктор  насчет  твоего  сердца?   И   что   показало
обследование?
          - Сказал, что оно по-прежнему у меня в груди, - саркастически ответил
Филип,  снимая пальто и бросая его на стул.  Он ненавидел всех врачей в целом и
своего в  особенности,  поскольку доктора Шеффера нельзя было ни  запугать,  ни
унизить,  ни  подкупить,  чтобы он  дал  Филипу то,  что  было так  необходимо:
здоровое сердце и молодость. - Но все это чепуха, - отмахнулся он, наливая себе
стакан шерри. - Я хочу точно знать, что сказал Фаррел.
          - Не смей пить это, - предупредила она, но тут же в изумлении открыла
рот при виде тонкой сигары,  добытой отцом из внутреннего кармана пиджака. - Ты
что, пытаешься убить себя? Немедленно брось сигару!
          - Мередит,  -  ледяным тоном отрезал отец,  - ты доставляешь мне куда
больший стресс,  не  отвечая на  вопросы,  чем  несчастный глоток шерри и  пара
затяжек! Я твой отец, а не ребенок и будь добра помнить об этом!
          Глаза Мередит снова загорелись гневом.  После такого ужасного дня еще
этот снисходительный выговор!  Но отец выглядел гораздо лучше,  чем в последнее
время,  а  это  означало,  что  результаты  обследования  оказались  достаточно
обнадеживающими, ведь недаром он решил позволить себе шерри и сигару.
          - Прекрасно!  - ответила она, радуясь, что отец чувствует себя лучше,
поскольку неожиданно почувствовала себя не в  силах солгать и  приукрасить.  Он
хотел подробного,  полного отчета,  и она дословно рассказала обо всем. Но, как
ни странно, отец не казался угнетенным и расстроенным.
          - Это все?  Все,  что сказал Фаррел?  Не говорил ничего, что могло бы
показаться...  - Он уставился на сигару в руке, словно пытаясь найти подходящее
слово. - ..показаться странным?
          - Я  уже объяснила все,  что могла.  Ну а теперь я хотела бы получить
кое-какие  ответы.  -  Пристально глядя отцу  в  глаза,  она  спокойным голосом
спросила:
          - Почему ты  не дал Мэтту вступить в  "Гленмур"?  Почему устроил так,
что  комиссия по  районированию ему  отказала?  Зачем  после стольких лет  тебе
понадобилась эта безумная вендетта?
          Несмотря на рассерженный тон, отцу явно было не по себе:
          - Я  старался удержать его подальше от  клуба,  чтобы тебе пришлось с
ним меньше видеться.  А насчет комиссии.., пусть он убирается из Чикаго ко всем
чертям и не попадается нам на глаза,  куда бы мы ни отправились.  Но это уже не
важно, что сделано, то сделано.
          - Но теперь нужно это исправить, - без обиняков сообщила Мередит.
          Филип не обратил внимания на слова дочери.
          - Не желаю,  чтобы ты с ним снова вела переговоры. Я позволил Паркеру
убедить себя,  что другого выхода нет.  Он должен был пойти с тобой. Откровенно
говоря, мне начинает казаться, что Паркер слабак, а я терпеть не могу слабаков.
          Мередит захлебнулась смехом:
          - Прежде всего, Паркер вовсе не слабак, просто слишком умен, чтобы не
понять,  как его присутствие усложнит ситуацию.  Ну а во-вторых, пойми, будь он
так же силен, как ты, ты наверняка его бы возненавидел.
          Филип уже взял пальто со стула,  но тут,  забыв обо всем, окинул дочь
разъяренным взглядом:
          - С чего это тебе вздумалось говорить подобные вещи?
          - Потому  что   единственный,   кто   может  сравниться  с   тобой  в
несгибаемой,  стальной силе воли,  это Мэтью Фаррел!  Это правда,  и ты сам все
понимаешь,  -  мягко  добавила она,  -  по-своему он  очень  на  тебя  похож  -
проницательный,  неуязвимый и готов пойти на все,  чтобы добиться цели. Сначала
ты ненавидел его, потому что он был никем и осмелился переспать со мной. Но еще
больше ты возненавидел его за то, что он не пожелал тебе покориться, его нельзя
было ни согнуть,  ни унизить с той самой первой ночи в клубе, когда ты приказал
выгнать Мэтта,  и потом, после женитьбы. - Она улыбнулась печальной, незлобивой
улыбкой и спокойно докончила:
          - Ненавидишь Фаррела,  потому что он единственный, кто оказался таким
же неукротимым, как и ты.
          Словно  оставшись  равнодушным  к  ее  отповеди,   Филип  холодновато
процедил:
          - Ты ведь не любишь меня,  верно,  Мередит? Мередит сама не понимала,
что испытывает к  отцу.  Он  дал ей  жизнь,  но пытался управлять каждым шагом,
каждым вздохом.  Никто не  мог обвинить Филипа в  том,  что он  не  заботится о
дочери,  не следит за ней,  потому что с самого раннего детства он не спускал с
нее  глаз.  И  хотя  испортил ей  жизнь,  тем  не  менее делал все  из  любви -
удушливой, властной, собственнической любви.
          - Я  люблю  тебя,  -  нежно улыбнувшись,  чтобы смягчить горечь слов,
призналась она,  -  но мне не нравится многое из того,  что ты делаешь.  Ранишь
людей, не задумываясь и не сожалея, совсем как Мэтт.
          - Я делаю то, что считаю нужным, - перебил он, натягивая пальто.
          - А  сейчас необходимо исправить тот  вред,  что  ты  успел причинить
Мэтту,  -  напомнила Мередит,  -  в  "Гленмуре" и комиссии по районированию,  и
только потом я свяжусь с Мэттом и постараюсь все уладить.
          - И ты думаешь,  что он удовлетворится этим и согласится на развод? -
саркастически осведомился Филип.
          - Да,  потому что  тут есть одно преимущество -  Фаррел желает видеть
меня своей женой не больше,  чем я его -  мужем.  Сейчас он жаждет мести, но не
настолько безумен,  чтобы жертвовать собственной жизнью, лишь бы отплатить тебе
и мне.  По крайней мере я на это надеюсь.  Ну а теперь ты дашь мне слово завтра
же позвонить и попытаться изменить решение комиссии по районированию?
          Филип взглянул на дочь, явно преодолевая внутреннее сопротивление:
          - Подумаю.
          - Но этого недостаточно.
          - Больше я  ничего не  могу  сказать.  "Он  явно блефует",  -  решила
Мередит, всматриваясь в замкнутое лицо, и с облегчением поцеловала отца в щеку.
Закрыв за ним дверь,  она еще с  четверть часа сидела,  задумчиво уставившись в
угасающий огонь, прежде чем вспомнила, что сказал Паркер о завтрашнем совещании
совета директоров.  Они собираются избрать исполняющего обязанности президента!
И  Паркер  не  собирается участвовать в  голосовании из-за  своих  отношений  с
Мередит! Сегодня, однако, она настолько измучилась, что даже не находила в себе
сил волноваться.
          Блок  дистанционного  управления  телевизором  лежал  на  столе,   и,
потянувшись  к  нему,  Мередит  неожиданно  вспомнила  о  телеинтервью Мэтта  с
Барбарой Уолтере.  Она говорила о  его успехе у  знаменитых женщин,  и  Мередит
снова  пожала плечами.  Как  она  могла поверить,  что  может быть  счастлива с
Мэттом?  Она и Паркер понимают друг друга,  всю жизнь вращаются в одних кругах,
принадлежат   к   одному   классу   -    классу   людей,   которые   занимаются
благотворительностью и  посвящают свое время решению насущных проблем общества.
Они не обсуждают собственное богатство на людях и  по телевизору,  не говорят о
пошлых любовных связях!
          "И  сколько бы  денег ни прибавилось у  Мэтью Фаррела,  -  с  горечью
думала она,  -  с  какими бы  знаменитыми красавицами он  ни спал,  по-прежнему
останется таким,  каким был всегда,  -  безжалостным,  злобным и  высокомерным.
Жадным, бессовестным..."
          Мередит в  тупом изумлении уставилась на погашенный экран телевизора.
Странно..,  но  почему-то  ей  казалось,  что у  него сложилось столь же низкое
мнение о ней! Правда, после всех высказываний в адрес Мэтта и его отца она сама
о себе не слишком хорошо думала.  Какой дешевый прием -  оскорблять человека за
его  происхождение..,   и  кроме  того,   Мередит  всегда  питала  нечто  вроде
безмолвного восхищения людьми, обладающими достаточной силой тела и духа, чтобы
заниматься тяжелым физическим трудом.  Немалое мужество необходимо,  чтобы день
за  днем возвращаться к  неблагодарной,  не требующей умственной отдачи работе,
единственным  вознаграждением за  которую  служил  еженедельный выплатной  чек.
Мередит издевалась над семьей и  воспитанием Мэтта лишь потому,  что не  смогла
отыскать другого уязвимого места.
          Резкий звонок телефона отвлек ее от невеселых мыслей, и Мередит взяла
трубку. Громкий взволнованный голос Лайзы ударил в уши:
          - Мер,  как  все  прошло?  Ты  сказала,  что  позвонишь сегодня после
встречи с Фаррелом!
          - Знаю,  я  пыталась разыскать тебя,  когда вернулась в  офис,  но не
смогла.
          - Я ненадолго уходила.  Так все же чем окончилось? Мередит уже дважды
рассказывала о  столкновении с  Мэттом,  и у нее просто не осталось сил,  чтобы
повторять все в третий раз.
          - Неудачей. Можно я расскажу подробности завтра?
          - Понимаю. Как насчет ужина?
          - Хорошо. Но только завтра моя очередь готовить.
          - О нет,  - поддразнила Лайза. - У меня еще с того раза несварение не
прошло! Лучше я куплю что-нибудь в китайском ресторанчике!
          - Ладно, только плачу я!
          - Справедливо. Принести что-нибудь еще?
          - Если  хочешь услышать насчет моей встречи с  Мэттом,  принеси пачку
салфеток.
          - Настолько все плохо?
          - К сожалению.
          - В таком случае,  может, стоит принести револьвер? - пошутила Лайза.
- И после ужина можно будет отправиться его выслеживать.
          - Не искушай меня, - отозвалась Мередит, невольно улыбаясь.

     Глава 29

          На  следующий день,  ровно  в  половине  второго,  Мередит  вышла  из
рекламного отдела и  направилась к  своему кабинету.  Все утро,  где бы  она ни
появлялась,  люди оборачивались и  глядели ей вслед,  и  у Мередит не возникало
сомнений,  в чем причина такого внимания.  Она раздраженно нажала кнопку лифта,
не переставая думать о новой безобразной выходке Салли Мэнсфилд, напечатавшей в
"Трибюн" очередную заметку;
          "Друзьям  Мередит  Бенкрофт,  ошеломленным тем,  как  высокомерно она
осадила самого завидного жениха Чикаго Мэтью Фаррела на  благотворительном балу
в опере две недели назад,  пришлось пережить новое потрясение.  Парочка обедала
вместе в  "Лендриз" за одним из самых уютных столиков в  глубине зала.  Правда,
наш  холостяк  поистине  не  любит  зря  терять  времени:  тем  же  вечером  он
сопровождал великолепную Элишу  Эйвери  на  премьеру  "Укрощения  строптивой" в
"Литтл Тиэтер".
          Ворвавшись в кабинет,  Мередит сердитым рывком открыла ящик стола,  в
который  раз  поражаясь  мелочной  мстительности репортера -  ближайшей подруги
бывшей жены  Паркера.  Салли явно  замыслила выставить Паркера в  роли  глупого
обманутого жениха, которого вот-вот бросят.
          - Мередит,   -  напряженно  окликнула  Филлис,  -  секретарь  мистера
Бенкрофта только сейчас звонила и сказала, что он немедленно хочет тебя видеть.
          Отец    крайне   редко    вызывал   Мередит   без    предварительного
предупреждения.  Он  предпочитал  встречаться  со  своими  администраторами  на
еженедельных совещаниях, а с остальными делами разбираться по телефону. Мередит
и  Филлис молча переглянулись,  единодушно предположив,  что неожиданный вызов,
должно быть, связан с назначением нового временного президента.
          Это заключение подтвердилось,  когда, добравшись до приемной, Мередит
увидела всех остальных исполнительных вице-президентов,  включая Аллена Стенли,
который на прошлой неделе был в отпуске.
          - Мисс  Бенкрофт,  -  сказала секретарь отца,  жестом подзывая ее,  -
мистер Бенкрофт просил вас войти немедленно.
          Радость  затопила сердце  Мередит.  Она  торопливо шагнула  к  двери.
Поскольку ей первой расскажут о решении,  -  значит,  логично предположить, что
выбрали именно ее!  Как  отец,  дед и  все остальные Бенкрофты,  Мередит займет
место, принадлежащее ей по праву рождения. Вернее говоря, ей позволят доказать,
чего она стоит, дав возможность полгода проработать в должности президента.
          Еле  сдерживая  глупые,  сентиментальные слезы,  Мередит  постучала в
дверь и вошла в кабинет.  Никто,  кроме Бенкрофтов,  никогда не занимал его, не
сидел за этим столом - как она могла забыть об этой традиции?
          Отец стоял у окна со сцепленными за спиной руками.
          - Доброе утро, - жизнерадостно поздоровалась она.
          - Доброе утро,  Мередит,  -  кивнул он,  с необычно дружелюбным видом
оборачиваясь,  и сел на свое обычное место - высокое вращающееся кресло. Хотя в
кабинете стояли диван и  журнальный столик,  он  никогда не  подходил к  ним  и
никого не  приглашал там устроиться,  предпочитая разговаривать с  людьми через
разделяющий их  широкий  старинный резной  письменный стол.  Мередит никогда не
могла понять,  делает ли он это сознательно,  пытаясь запугать посетителей, или
просто по старой привычке.  Так или иначе,  иногда служащим, включая и Мередит,
становилось немного не  по  себе,  когда приходилось идти от двери к  стулу под
строгим взглядом хозяина.
          Но  сегодня,  как заметила Мередит,  он проявлял невиданное терпение,
хотя  не  встал  при  ее  приближении.  Правда,  хорошее  воспитание  и  обычай
требовали,  чтобы  мужчина вставал при  виде  входившей в  комнату женщины,  на
женщин -  служащих "Бенкрофт" это не распространялось, и хотя остальные мужчины
поднимались с  места,  Филип никогда не  делал этого,  выказывая таким способом
неудовольствие  по  поводу  присутствия  представительниц  слабого  пола  среди
руководителей высшего уровня.  Однако вне магазина отец неукоснительно соблюдал
приличия.  За  годы  работы в  универмаге Мередит смирилась и  привыкла к  двум
совершенно  различным  сторонам  характера  отца,   хотя,   бывало,   все   еще
расстраивалась,   когда,   поцеловав  отца  на  ночь,  утром  получала  в  знак
приветствия едва заметный кивок.
          - Мне нравится твое платье,  -  сказал он,  одобрительно оглядывая ее
бежевое кашемировое платье.
          - Спасибо, - пораженно пролепетала Мередит.
          - Терпеть не могу видеть тебя в этих вечных строгих костюмах! Женщины
должны носить платья!
          И,  не дав ей возможности ответить, кивком указал на один из стульев,
и Мередит уселась, безуспешно пытаясь скрыть нервозность.
          - Я  послал  за  всеми  администраторами,  потому что  хотел  сделать
объявление,  но сначала собирался поговорить с  тобой.  Совет директоров решил,
кому отдать должность временного президента.
          Он помедлил, и Мередит наклонилась вперед, изнемогая от напряжения.
          - Они выбрали Аллена Стенли.
          - Что?!  -  охнула она,  дернувшись,  как от удара, вне себя от шока,
гнева и неверия.
          - Я сказал,  выбрали Аллена Стенли.  Не собираюсь лгать - они сделали
это по моей рекомендации.
          - Аллен Стенли,  -  перебила Мередит,  вскакивая и разъяренно сверкая
глазами, - находится на грани нервного срыва с того дня, как умерла его жена! У
него нет ни опыта, ни умения вести торговые операции...
          - Он     двадцать    лет    проработал    в     должности    главного
бухгалтера-контролера! - отрезал отец, но Мередит отказывалась слушать.
          На  этот раз ее  не запугаешь!  Взбешенная не только тем,  что у  нее
отняли  возможность,  законную  возможность показать  свои  способности,  но  и
откровенной глупостью выбора, она оперлась кулаками о стол:
          - Аллен Стенли -  счетовод!  Финансист!  Бухгалтер! Ты не мог сделать
худшего выбора  и  прекрасно знаешь это!  Любой,  любой  из  кандидатов гораздо
больше соответствовал бы должности!
          И тут она поняла..,  и осознание случившегося привело Мередит в такой
ужас, что она едва не лишилась сознания.
          - Так  вот почему ты  рекомендовал Стенли,  верно?  Потому что он  не
сможет  управлять  "Бенкрофт" так  же  хорошо,  как  ты!  Намеренно подвергаешь
компанию опасности разорения из-за своего чрезмерно раздутого самолюбия...
          - Я не потерплю разговора в подобном тоне!
          - Не  смей  пытаться  применить  ко  мне  родительскую власть  именно
сейчас!  -  яростно отмахнулась Мередит. - Сам тысячу раз предупреждал, что тут
кончается наше родство!  Я  не  ребенок,  и  ты  говоришь не  с  дочерью,  а  с
вице-президентом, и одним из самых крупных держателей акций!
          - Если любой вице-президент осмелился бы  сказать мне нечто подобное,
я немедленно бы уволил его...
          - Тогда уволь меня!  - вскинулась Мередит. - Нет, такого удовольствия
тебе не  доставлю!  Я  ухожу!  Сама.  Через четверть часа на  твоем столе будет
лежать мое заявление.
          Но прежде чем она сделала шаг к порогу, отец рухнул в кресло.
          - Сядь!  -  приказал он.  - И поскольку ты намерена ссориться в самый
неподходящий момент, лучше выложить карты на стол.
          - Прекрасная идея! - отпарировала Мередит, садясь.
          - Ну а теперь... - с едким сарказмом объявил он. - Правда заключается
в том,  что ты злишься не из-за того, что я выбрал Стенли, а из-за того, что не
выбрал тебя!
          - Я расстроена из-за того и другого.
          - Так или иначе у  меня есть веские причины не  назначать тебя на эту
должность.  Прежде всего,  ты недостаточно взрослая и  опытная,  чтобы взять на
себя бразды правления этой компанией.
          - Неужели?  - бросила Мередит. - И как ты пришел к такому заключению?
Ты  был на год старше меня,  когда дед поставил тебя во главе компании.  Но это
совсем другое дело.
          - Конечно, - согласилась она дрожащим от гнева голосом. - Твои успехи
в  то  время  были  гораздо менее впечатляющими,  чем  мои!  Собственно говоря,
единственное, что тебе удавалось, - вовремя приходить на работу!
          Мередит увидела,  как  отец  прижал  руку  к  груди,  словно  пытаясь
заглушить боль, и это еще больше обозлило ее.
          - И  нечего разыгрывать сердечный приступ,  потому что  я  все  равно
скажу то, что думаю, и ничто меня не остановит!
          Филип, побелев, выпрямился, но Мередит неумолимо продолжала:
          - Ты -  лицемер.  Ханжа!  И настоящая причина твоего отказа назначить
меня президентом кроется в том, что я женщина.
          - Ты почти не ошиблась, - процедил он с подавленной яростью, почти не
уступающей ее бешенству.  - Там, в приемной, ждут люди, которые посвятили этому
магазину десятилетия своей жизни. Десятилетия! Не годы!
          - Неужели? - саркастически хмыкнула она. - И сколько из них вложили в
него миллионы собственных денег? Следовательно, ты не только блефуешь, но еще и
лжешь!  Двое  вице-президентов пришли сюда одновременно со  мной,  но  получают
более высокое жалованье!
          Руки Филипа судорожно сжались в кулаки.
          - Я нахожу эту дискуссию бессмысленной.
          - Верно, - с горечью согласилась она. - Пойду писать заявление.
          - Думаешь, что сможешь отыскать место? - осведомился он, явно намекая
на то, что лучшей работы она в жизни не найдет.
          - Да в любой торговой фирме!  - заявила Мередит, слишком разъяренная,
чтобы представить,  какие муки доставит ей подобное отречение.  "Бенкрофт" - ее
жизнь и все надежды на будущее.  - "Маршал Филдз" немедленно возьмет меня, да и
"Мэй компани" или "Нейманз"...
          - Теперь ты блефуешь! - рявкнул он.
          - Вот посмотришь,  -  гордо объявила она, хотя в душе умирала от горя
при  мысли  о  том,   что  придется  работать  на  конкурентов  "Бенкрофт",   и
чувствовала, что сейчас лишится сознания под натиском эмоций, обуревавших ее.
          - Прошу всего один раз,  будь честным со мной...  -  устало попросила
она,  не пугаясь каменного молчания отца. - Ты ведь и не собирался доверить мне
магазин,  верно?  Ни теперь,  ни в будущем,  не важно, как долго и усердно я ни
проработала бы здесь, что бы ни сделала и ни придумала.
          - Не собирался.
          В  глубине души  она  всегда  знала  это,  но  сейчас  пошатнулась от
потрясенного осознания отцовской несправедливости.
          - Потому что я женщина, - заключила она, - Это одна причина. Никто из
этих мужчин не согласится работать на женщину.
          - Это бред,  - одеревенело пробормотала Мередит. - И незаконно. Кроме
того, еще и не правда, и ты прекрасно понимаешь это. Десятки мужчин из отделов,
подчиненных  мне,   ежедневно  отчитываются  передо  мной.   Это  эгоистическое
лицемерие заставляет тебя считать, что я не могу управлять компанией.
          - Может быть,  и так,  -  взорвался отец.  -  А может,  потому, что я
отказываюсь  помогать  и   способствовать  тебе  в  твоем  намерении  посвятить
"Бенкрофт" всю жизнь!  Я  решусь на все,  чтобы ты не смогла сделать карьеру ни
здесь,  ни в любом другом магазине!  Не хочу,  чтобы твоя жизнь была загублена!
Поэтому и не допущу,  чтобы ты унаследовала мой пост.  Нравятся тебе мои мотивы
или нет,  но я по крайней мере знаю,  каковы они. Ты же, со своей стороны, сама
не понимаешь, отчего намерена стать следующим президентом "Бенкрофт"!
          - Что?!  -  в полном недоумении пролепетала она. - Так, может, ты мне
объяснишь, в чем дело?
          - Прекрасно.  Одиннадцать лет назад ты вышла за подонка, охотившегося
за  твоими  деньгами,  который  наградил тебя  ребенком.  Потеряв младенца,  ты
обнаружила,  что  больше не  можешь иметь детей.  И  неожиданно,  -  с  горьким
торжеством закончил он, - ты открыла в себе глубокую горячую любовь к "Бенкрофт
энд компани" и неодолимое желание стать ей матерью родной!
          Мередит молча  глядела на  него,  хотя  в  мозгу  вихрем  проносились
убедительные аргументы,  доводы и  разоблачения,  а в горле набухал болезненный
слезный ком. Пытаясь говорить ровным, спокойным голосом, она ответила:
          - Я любила это место с тех пор,  как научилась ходить. Любила задолго
до встречи с  Мэтью Фаррелом и  любила после того,  как он исчез из моей жизни.
Собственно говоря,  я могу точно сказать,  в какой день решила работать здесь и
стать когда-нибудь президентом.  Мне было шесть лет,  и  ты  привел меня сюда и
велел подождать,  пока ты поговоришь с советом директоров. И еще ты приказал, -
продолжала она, задыхаясь, - сидеть здесь, в твоем кресле, и хорошо себя вести.
И я хорошо себя вела.  Сидела здесь,  трогала твои ручки и карандаши,  и нажала
кнопку на переговорном устройстве,  и  вызвала секретаршу,  и  она вошла,  а  я
продиктовала ей письмо. Письмо тебе.
          Филип побелел так,  что  Мередит сразу поняла:  он  тоже вспомнил это
письмо.
          - Там говорилось...
          Она снова прерывисто вздохнула, отчаянно стараясь, чтобы он не увидел
ее слез.
          - "Дорогой отец,  я  собираюсь учиться  и  работать очень  усердно  и
много,  чтобы когда-нибудь ты гордился мной и позволил работать здесь, как ты и
дедушка.  А  если я  буду хорошей,  ты  позволишь мне еще раз посидеть в  твоем
кресле?"
          Ты прочел письмо,  и сказал, что, конечно, позволишь, - глядя на него
с гордым презрением,  объявила Мередит.  - Я сдержала свое слово, но ты никогда
не намеревался сдержать свое.  Другие девочки играли в дочки-матери, - добавила
она с задушенным смешком. - Но не я.
          Гордо подняв подбородок, Мередит добавила:
          - Я все-таки считала,  что ты меня любишь.  Знаю,  ты жалел, что я не
родилась мальчиком,  но  никогда не  понимала,  что  тебе попросту наплевать на
меня,  потому что я всего лишь девчонка.  Всю жизнь ты заставлял меня презирать
маму,   потому  что  она  покинула  нас,   но  теперь  я   стала  задумываться,
действительно ли это так,  или ты просто прогнал ее от себя, как прогнал сейчас
меня. Завтра на твоем столе будет лежать мое заявление об уходе.
          Заметив на  его  лице понимающую ухмылку,  Мередит подняла подбородок
еще выше:
          - У меня назначено несколько встреч, и придется все-таки провести их,
нельзя заставлять людей ждать.
          - Если  тебя  не  будет здесь,  когда я  объявлю о  своем решении,  -
предупредил  он,   видя,  что  Мередит  шагнула  к  боковой  двери,  ведущей  в
конференц-зал,  а оттуда -  в холл,  -  они посчитают, что ты выбежала отсюда в
слезах, поскольку не получила места президента.
          Мередит  остановилась ровно  настолько,  чтобы  успеть  окинуть  отца
взглядом, исполненным великолепного пренебрежения.
          - Не стоит дурачить себя,  отец.  Хотя ты и обращался со мной,  как с
ненужным бременем,  жерновом на шее, ни один из них не в силах поверить, что ты
в  самом  деле  так  бессердечен и  равнодушен  ко  мне,  каким  кажешься.  Они
посчитают, что уж своей дочери ты давным-давно обо всем рассказал.
          - Но  подумают иначе,  если ты  уволишься,  -  предостерег он,  и  на
какое-то мгновение в голосе прозвучало нечто вроде тревоги.
          - Все   будут  слишком  заняты,   помогая  бедняге  Аллену  управлять
магазином, чтобы думать об этом.
          - Я  буду  управлять Алленом  Стенли.  Мередит  помедлила,  не  успев
повернуть ручку замка,  и  оглянулась на отца,  чувствуя такое онемение внутри,
что даже умудрилась рассмеяться.
          - Знаю.  Думаешь,  я  была настолько самоуверенна,  что могла думать,
будто мне  будет позволено самой вести дела,  без  твоих наставлений и  лекций,
пусть даже издалека?  Или ты боялся,  что я попытаюсь?  -  И, не ожидая ответа,
Мередит хлопнула дверью, оставив его стоять в одиночестве.
          Да,  она потерпела жестокую неудачу, но это разочарование не шло ни в
какое сравнение с той болью,  которая терзала ее,  болью от сознания того,  как
мало она значила для отца.  Много лет Мередит твердила себе,  что он  любит ее,
просто не умеет это показать. Теперь же, стоя перед лифтом, Мередит чувствовала
себя так, словно мир перевернулся. Ее мир.
          Двери  открылись,  она  шагнула внутрь и  долго смотрела на  панель с
клавишами, не зная, которую нажать. Куда идти? И кто она теперь?
          Всю жизнь Мередит была дочерью Филипа Бенкрофта. Таково ее прошлое. А
будущее здесь,  в  универмаге.  Теперь  прошлое оказалось ложью,  а  будущее..,
пустотой. Пропастью.
          Мужские  голоса  доносились  из  холла,  и  Мередит  поспешно  решила
подняться на балкон.
          Балкон был,  собственно говоря,  галереей,  идущей по  всему  второму
этажу магазина,  и только когда Мередит оперлась на полированные медные перила,
поняла,  что  машинально пришла сюда,  на  свое любимое место.  Здесь она могла
стоять   часами,   разглядывая   толпы   суетившихся   покупателей,   пока   из
громкоговорителей лилась  мелодия "Белого Рождества".  Справа,  за  прилавком с
бельем,  женщины рылись в  ночных,  сорочках и комбинациях,  а миссис Холдинге,
заведующая  отделом  белья  и  бывшая  начальница Мередит,  царила  за  главным
прилавком с  тем  же  непоколебимым железным спокойствием,  какое проявляла все
двадцать пять лет службы в  "Бенкрофт".  Она мельком улыбнулась Мередит,  но та
отвернулась,   притворившись,  что  не  заметила  ее  молчаливого  приветствия.
Отвернулась, потому что не смогла найти в себе силы улыбнуться в ответ.
          Позади  покупатели перебирали висевшие на  длинных вешалках пеньюары.
На  противоположном балконе отдел  мужского белья  оживленно торговал махровыми
халатами. Мередит слышала музыку, голоса и непрерывный звон кассовых аппаратов,
но  ничего  не  чувствовала.  Над  головой  раздавались звонки  пейджера -  два
коротких,  пауза,  еще один.  Это был ее код,  но Мередит не обращала внимания.
Только когда  кто-то  заговорил с  ней,  Мередит очнулась и  обрела способность
двигаться.
          - Вы  работаете  здесь?  -  допытывалась нетерпеливая покупательница.
Работает ли она здесь? Мередит с усилием заставила себя слушать женщину.
          - Раз вы стоите без пальто,  - продолжала она, - значит, скорее всего
работаете здесь.
          - Да, - кивнула Мередит. Сегодня она еще работает.
          - Тогда,  где  я  могу  найти пеньюары,  о  которых писалось в  вашей
рекламе?  Эти за четыреста двадцать пять долларов,  а  мне нужны за восемьдесят
девять девяносто пять.
          - Они  на  пятом  этаже,  -  пояснила  Мередит.  Ее  пейджинговый код
прозвучал снова, но она не двинулась с места, не понимая, почему стоит здесь, -
то ли прощается с магазином и своими мечтами, то ли просто изводит себя.
          Настойчивые гудки прозвучали в  третий раз.  Мередит нехотя подошла к
прилавку и набрала номер телефонистки на коммутаторе.
          - Это Мередит Бенкрофт. Вы меня искали?
          - Да, мисс Бенкрофт. Ваша секретарь просила срочно позвонить в офис.
          Повесив трубку,  Мередит взглянула на  часы.  У  нее  сегодня еще два
совещания,  если,  конечно, она сможет провести их, словно ничего не произошло.
Но какой смысл теперь вообще заниматься делами?
          Однако Мередит нехотя позвонила Филлис.
          - Это я. Ты меня искала?
          - Да. Не хотелось бы тревожить тебя, Мередит... - начала Филлис, и по
ее  грустному,  нерешительному тону Мередит поняла,  что  совещание,  созванное
отцом,  закончилось,  новости объявлены и  уже успели распространиться по всему
магазину.  -  Мистер Рейнолдс,  -  продолжала Филлис,  -  уже  дважды звонил за
последние полчаса.  Передал,  что хочет поговорить с тобой. Он, кажется, чем-то
ужасно расстроен.
          Мередит поняла, что Паркеру, очевидно, тоже все известно.
          - Если позвонит снова, скажи, что я свяжусь с ним немного позже.
          Она  не   сможет  сейчас  вынести  его  сочувствие  и   не  сломаться
окончательно.  А если Паркер попытается убедить ее,  что все к лучшему..,  нет,
этого тоже не перенести.
          - Хорошо,  -  ответила Филлис.  -  Но через полчаса у  тебя встреча с
заведующим отделом рекламы. Хочешь, чтобы я ее отменила?
          Мередит снова  поколебалась,  почти  с  любовью оглядывая лихорадочно
бурливший вокруг улей. Как она может уволиться сейчас, когда хаустонский проект
по-прежнему висит в воздухе, а несколько других требуют ее неусыпного внимания?
Если  она  будет без  устали трудиться следующие две  недели,  наверняка сможет
закончить большую часть работы,  а остальные дела подготовить к передаче своему
преемнику.  Оставить после тебя хаос и  беспорядок...  Нет,  это не в интересах
магазина.  Ее магазина. Нанести вред "Бенкрофт" - все равно что ранить себя. Не
важно,  что бы она ни делала и где бы ни работала, это место навсегда останется
частью ее жизни.
          - Нет, ничего не отменяй. Я скоро приду.
          - Мередит,  -  нерешительно начала Филлис,  - если это тебя утешит..,
знаешь, почти все считают, что именно ты должна была стать президентом.
          Короткий смех-рыдание был ей ответом.
          - Спасибо,  -  выдавила Мередит и повесила трубку.  Хорошо знать, что
кто-то  на твоей стороне,  но сейчас даже слова одобрения и  поддержки не могли
облегчить навалившуюся на сердце тяжесть.
                                     Глава 30

     Паркер  взглянул сначала  на  телефон,  разрывающийся звонками в  гостиной
Мередит, а потом на хозяйку. Бледная, осунувшаяся Мередит молча стояла у окна.
     - Это, вероятно, опять твой отец.
     - Автоответчик включен, - коротко ответила она, пожав плечами.
     Мередит ушла  из  офиса в  пять и  к  этому времени уже  дважды отказалась
поговорить с  отцом и  несколько раз  -  с  репортерами,  которым не  терпелось
узнать, как она восприняла сегодняшнюю неудачу.
     Судя по голосу, отец изнемогал от ярости.
     - Мередит,  -  почти кричал он в автоответчик,  - я знаю что ты дома, черт
побери! Немедленно возьми трубку! Мне нужно поговорить с тобой!
     Паркер, подойдя к ней сзади, обнял за талию и привлек к себе.
     - Понимаю, почему ты не хочешь иметь с ним дела, - сочувственно шепнул он,
- но Филип за последний час звонил четыре раза. Почему бы тебе не объясниться и
не покончить с этим раз и навсегда?
     Паркер настоял на том,  чтобы прийти и побыть с Мередит,  но на самом деле
единственное, чего она хотела, - остаться одной.
     - Не  желаю говорить ни  с  кем,  особенно с  ним.  Пожалуйста,  попытайся
понять. Я.., я просто не могу.
     - Знаю,  -  вздохнул Паркер,  но не шевельнулся, лишь чуть крепче прижал к
себе Мередит, хотя та по-прежнему равнодушно уставилась в темноту.
     - Пойдем на диван,  -  пробормотал он,  касаясь губами ее виска. - Я налью
тебе что-нибудь выпить.
     Мередит отрицательно качнула головой, но все-таки шагнула к дивану и села,
чувствуя себя немного лучше в кольце его рук.
     - Ты  уверена,  что ничего не  случится,  если я  уйду?  -  спросил он час
спустя.  - Мне нужно еще кое-что сделать, если хочу вылететь завтра, а я просто
не могу покинуть тебя, когда ты в таком настроении. Завтра - День Благодарения,
но  не  станешь же  ты  проводить его с  отцом,  как хотела раньше.  Слушай,  -
неожиданно предложил он,  по-видимому,  придя к какому-то решению,  -  я отменю
этот полет в  Женеву.  Кто-нибудь еще  вполне сможет прочитать это  приветствие
конференции. Дьявол, да они вообще ничего не заметят...
     - Нет!  - взорвалась Мередит, вынуждая себя вернуться к действительности и
проявить энергию,  которую раньше не ощущала. Занятая своими переживаниями, она
совершенно забыла  о  том,  что  завтра  Паркер уезжает на  три  недели,  чтобы
встретиться  с  европейскими  коллегами  и  зачитать  приветственный  адрес  на
Всемирной банковской конференции.
     - Я  не  собираюсь  выбрасываться  из  окна,   -   пообещала  она,   криво
улыбнувшись,  и,  обняв Паркера, нежно поцеловала. - Я напрошусь на праздничный
обед к Лайзе.  К тому времени, как ты вернешься, успею решить, где лучше делать
карьеру,   и  вообще  приведу  в  порядок  свою  жизнь.  Даже  отдам  последние
распоряжения к свадьбе.
     - Да, но что ты намереваешься делать насчет Фаррела?
     Мередит,  закрыв глаза,  мысленно воззвала к Богу.  Как может один человек
справиться  с   грузом  свалившихся  на  него  бед,   неудач  и  разочарований?
Сегодняшние сокрушительные откровения и  разрыв с отцом заставили ее совершенно
позабыть о том, что она все еще жена этого отвратительного, невозможного...
     - Отцу придется прекратить все военные действия и  уговорить Саутвилльскую
комиссию пересмотреть решение. По крайней мере это он обязан сделать ради меня,
- горько вздохнула Мередит.  - Ну а потом я попрошу адвоката связаться с Мэттом
и предложить мир.
     - Думаешь,  что  сумеешь справиться со  всеми свадебными приготовлениями в
таком состоянии? - мягко спросил он.
     - Смогу и  справлюсь,  -  с  деланным энтузиазмом заверила Мередит.  -  Мы
поженимся в феврале, как было задумано!
     - И вот что...  -  добавил Паркер,  погладив ее по щеке.  - Обещай, что до
моего возвращения не станешь искать новую работу.
     - Но почему нет?
     Глубоко вздохнув, Паркер, правда, очень осторожно, пояснил:
     - Я  всегда понимал,  почему ты так настаивала на работе в "Бенкрофт",  но
поскольку с  этим покончено,  мне  бы  хотелось,  чтобы ты  хорошенько обдумала
возможность посвятить себя  новой  карьере -  карьере моей  жены.  Тебе  многое
предстоит сделать. Придется вести дом, принимать гостей, а кроме того, есть еще
благотворительная и общественная работа...
     Охваченная   невыразимым  леденящим   отчаянием,   Мередит   начала   было
протестовать, но тут же сдалась.
     - Счастливого пути, - шепнула она, целуя его в щеку.
     Они  почти  подошли  к  двери,  когда  снизу,  из  вестибюля,  послышались
настойчивые звонки в определенном задорном, знакомом ритме.
     - Это Лайза! - охнула Мередит.
     Вновь вернулись угрызения совести,  смешанные с раздражением на то, что ее
никак не хотят оставить в  покое.  Но как она могла забыть о совместном ужине?!
Мередит нажала  кнопку,  открывающую входную дверь  на  нижнем этаже,  и  через
несколько минут в  комнате появилась Лайза с пластиковыми судками из китайского
ресторана и деланно жизнерадостной улыбкой на лице.
     - Я слышала о том,  что сегодня случилось,  -  объявила она,  крепко обняв
Мередит и тут же отступив.  -  Ты, конечно, совершенно забыла о наших планах на
ужин и, думаю, вряд ли вообще голодна. - Небрежно швырнув судки на полированную
поверхность обеденного стола,  она сорвала с  себя пальто.  -  Просто не  могла
вынести мысли о том, что ты проведешь вечер в одиночестве, поэтому и явилась..,
хочешь ты этого или нет.
     Немного успокоившись,  Лайза огляделась и только сейчас заметила,  что они
не одни:
     - Прости, Паркер, не знала, что ты здесь. Думаю, еды на всех хватит.
     - Паркер уже уходит,  -  объяснила Мередит,  надеясь,  что хоть сейчас эти
двое забудут о  постоянных словесных стычках и заключат временное перемирие.  -
Он завтра улетает на Всемирную банковскую конференцию.
     - Как мило!  -  театрально воскликнула Лайза, одарив Паркера ослепительной
улыбкой. - Наконец-то ты сможешь сравнить собственные способы отнятия имущества
у вдов с методами банкиров всего мира!
     Мередит заметила,  как  мгновенно изменилось и  застыло лицо Паркера,  как
сузились от  бешенства его  глаза,  и  впервые  почувствовала смутное удивление
оттого,  что  уколы  Лайзы  могут  так  глубоко ранить  Паркера.  Но  сейчас ее
собственные проблемы перевесили все остальные эмоции.
     - Пожалуйста,  вы  оба,  -  предупредила она,  глядя на  любимых ею людей,
которые не  могли друг друга выносить,  -  не препирайтесь.  Только не сегодня!
Лайза, я крошки не смогу проглотить...
     - Нужно есть, чтобы поддерживать силы.
     - И,  -  решительно продолжала Мередит,  -  я  бы предпочла побыть одна..,
откровенно говоря.
     - Не получится.  Не выйдет,  говорю я тебе. Твой отец подъезжал к дому как
раз в тот момент, когда я пришла.
     И, словно в подтверждение ее слов, захлебываясь, затрещал звонок.
     - Он  может простоять там  хоть  всю  ночь,  мне  абсолютно все  равно,  -
пробормотала Мередит, открывая Паркеру дверь квартиры.
     Но Паркер круто развернулся:
     - Мередит,  ради Бога, я же уйти не смогу, если он там будет! Мне придется
открыть ему дверь!
     - Не делай этого, - равнодушно бросила Мередит, пытаясь взять себя в руки.
     - Но что,  черт побери,  мне сказать ему, когда он попросит не захлопывать
дверь?!
     - Позволь объяснить тебе,  Паркер,  - вмешалась Лайза, беря его под руку и
направляясь к двери. - Почему бы тебе не отнестись к нему, как к любому бедняге
простаку с  дюжиной малышей,  который нуждается в  кредите вашего банка,  и  не
сказать "нет" раз и навсегда, твердо и решительно?
     - Лайза,  -  процедил он сквозь зубы,  выдергивая руку, - еще немного, и я
действительно возненавижу тебя.  Мередит,  я  прошу,  подумай,  этот человек не
только твой отец, но и деловой партнер.
     Лайза, подбоченившись, взирала на него с дерзкой улыбкой:
     - Паркер, где твоя стойкость, твоя воля, твое мужество?
     - Лайза,  занимайся своими чертовыми делами и не лезь в чужие! Будь у тебя
хоть  немного такта,  сама сообразила бы,  что  все  это  тебя не  касается,  и
подождала бы на кухне!
     Резкий упрек возымел поразительное действие:  обычно не привыкшая лезть за
словом в карман, Лайза побагровела от унижения и не нашлась что ответить.
     - Подонок,  -  наконец  прошипела она  себе  под  нос  и,  повернувшись на
каблуках, направилась на кухню. Проходя мимо Мередит, она наклонила голову:
     - Я пришла сюда утешить тебя, а не расстраивать, Мер. Подожду на кухне.
     - Оказавшись на  кухне,  девушка сердито смахнула обжигающие глаза слезы и
включила радио.
     - Давай,  Паркер,  можешь рвать и  метать,  -  окликнула она,  поворачивая
регулятор громкости на полную катушку, - я все равно ни слова не услышу.
     Из  приемника понеслись визгливые трели сопрано исполняющей арию из "Мадам
Баттерфляй".  Им  вторил назойливый,  непрекращающийся вопль звонка,  и  Паркер
набрал в грудь побольше воздуха, разрываясь между желанием шмякнуть приемник об
пол  и  удушить  Лайзу  Понтини,  но  взглянул на  безразличную к  адскому шуму
невесту,   поглощенную  собственными  несчастьями,   и  его  сердце  немедленно
смягчилось.
     - Мередит,  -  мягко сказал он,  когда звонок смолк.  -  Ты  действительно
хочешь, чтобы я отказался открыть дверь Филипу?
     Мередит взглянула на него и, судорожно сглотнув, кивнула.
     - Значит, я так и сделаю.
     - Спасибо, - прошептала она, но тут же в изумлении обернулась.
     Разъяренный голос ворвавшегося в комнату отца застал обоих врасплох:
     - Пропади все пропадом!  Неужели я еще должен как вор прокрадываться в дом
собственной дочери за  спиной другого жильца?!  Да  что  у  вас  тут  творится?
Вечеринка?  -  допрашивал он,  пытаясь перекричать вопящее радио.  -  Я  дважды
просил  твоего  секретаря  связаться  с  тобой,   и  четыре  раза  беседовал  с
автоответчиком.
     Гнев за бесцеремонное вторжение внезапно вытеснил усталость.
     - Нам нечего сказать друг другу!
     - Наоборот!  -  отрезал отец, сжав зубами сигару и злобно глядя на дочь. -
Стенли отказался от поста президента. Сказал, что вряд ли справится.
     Слишком расстроенная утренним разговором,  чтобы почувствовать радость при
этой новости, Мередит деловито спросила:
     - Поэтому ты решил предложить должность мне?
     - Только не я!  Я  предложил ее второму кандидату,  избранному советом,  -
Гордону Митчеллу.
     Но  и  это  известие почти  ее  не  затронуло.  Мередит  равнодушно пожала
плечами:
     - В таком случае почему ты здесь?
     - Митчелл тоже отказался.
     Паркер удивился ничуть не меньше Мередит:
     - Но Митчелл чертовски честолюбив! Я думал, он по трупам пойдет ради этого
поста!
     - Я тоже так думал.  Однако он заявил,  будто считает,  что сможет сделать
для магазина гораздо больше,  занимаясь закупками.  Вот для него благосостояние
"Бенкрофт" куда  дороже  личных амбиций,  -  добавил он,  подчеркнуто глядя  на
Мередит, явно обвиняя ее в стремлении захватить власть.
     - Ты была третьим кандидатом. Поэтому я здесь, - резко добавил он.
     - И,  насколько я полагаю, ты ожидаешь, что я ухвачусь за эту возможность?
- осведомилась Мередит,  настолько оскорбленная жестокой  правдой,  высказанной
отцом, что по-прежнему не ощущала никакой радости.
     - Я ожидаю,  -  начал он,  мгновенно,  угрожающе багровея, - что ты будешь
вести себя,  как подобает настоящему руководителю и  способному администратору,
то  есть  отбросишь  все  обиды,   усмиришь  самолюбие  и   воспользуешься  той
возможностью, которая тебе предлагается.
     - Есть и другие возможности.
     - Не будь дурой! Тебе никогда не представится лучший шанс показать, на что
ты способна!
     - Именно это ты и даешь мне - шанс показать себя?
     - Да! - проскрежетал он.
     - А если я покажу себя, тогда что?
     - Кто знает...
     - На таких условиях мне ничего не нужно.
     - Черт побери!  Никто из них не подготовлен к этой должности лучше тебя, и
ты прекрасно знаешь это!  -  взорвался отец со смесью неприязни,  раздражения и
отчаяния.
     Но  для  Мередит  его  неохотное  признание  прозвучало куда  слаще  любой
похвалы.  В  душе вспыхнула неожиданная надежда,  возбуждение с  каждой минутой
становилось все сильнее, но Мередит старалась говорить как можно небрежнее:
     - В таком случае я согласна.
     - Прекрасно,  обсудим дела за завтрашним ужином. Остается пять дней, чтобы
поработать над незаконченными проектами, прежде чем я отправлюсь в круиз.
     Он потянулся за шляпой, намереваясь уйти.
     - Не так быстро,  -  сказала она,  внезапно прищурившись.  - Прежде всего,
хотя это и не самое важное, поговорим о прибавке к жалованью.
     - Сто  пятьдесят тысяч  в  год,  через месяц после того,  как  займешь мой
кабинет.
     - Сто семьдесят пять тысяч, и немедленно, - упрямо возразила она.
     - Согласен, - рассерженно бросил отец, - но с тем, что ты станешь получать
прежнее жалованье, когда я вернусь.
     - Договорились.
     - И,  -  добавил отец,  -  ты  не должна проводить,  повторяю,  не должна,
никаких изменений в политике руководства, не посоветовавшись сначала со мной.
     - Договорились, - повторила Мередит.
     - Значит, все улажено.
     - Не  совсем..,  мне от  тебя нужно еще кое-что.  Я  полностью намереваюсь
посвятить себя работе, но нужно позаботиться и о личных делах.
     - Каких именно?
     - Замужестве и разводе. Я не могу получить одно без другого.
     И, видя, что отец продолжает напряженно молчать, Мередит шагнула вперед:
     - Думаю,  Мэтт согласится на развод, когда я принесу ему оливковую ветвь -
одобрение комиссии  по  районированию и  гарантию,  что  ты  не  будешь  больше
вмешиваться в его личную жизнь. Я почти уверена, что так оно и будет.
     Отец с мрачной улыбкой уставился на дочь:
     - Ты действительно так думаешь?
     - Да, но ты, очевидно, нет. Почему?
     - Почему?  - удивленно повторил Филип. - Я скажу тебе. Ты считаешь, что он
напоминает тебе меня, а я ни за что не пошел бы на такую жалкую приманку. Ни за
что. И не сейчас. И вообще никогда. Я бы заставил его пожалеть о том дне, когда
он  решился встать мне поперек дороги,  а  уж  потом выставил бы  свои условия,
которыми он подавился бы!
     Ледяной озноб предчувствия прошел по спине Мередит.
     - Тем не менее,  -  настаивала она,  - прежде чем я сделаю хотя бы шаг, ты
должен дать слово,  что он получит одобрение Саутвилльской комиссии, как только
подаст заявление вторично.
     Филип, поколебавшись, кивнул:
     - Я прослежу за этим.
     - И поклянешься к тому же не вмешиваться ни во что,  если он согласится на
быстрый развод и без огласки?
     - Даю слово.  Паркер,  - сказал он, наклоняясь, чтобы взять шляпу, - желаю
счастливого путешествия.
     После его ухода Мередит взглянула на  весело улыбавшегося Паркера и  мягко
сказала:
     - Отец не  способен признать свои ошибки или извиниться,  но судя по тому,
что он сказал, это его способ мириться. Ты не согласен?
     - Возможно, - без особой убежденности кивнул Паркер.
     Но  Мередит,  ничего не замечая,  стиснула его в  объятиях с  неожиданным,
неудержимым, бьющим через край восторгом.
     - Я смогу справиться со всем -  с новой работой,  разводом и подготовкой к
свадьбе! - весело пообещала она. - Вот увидишь!
     - Знаю, - кивнул Паркер, улыбаясь, и, обняв ее, привлек к себе.
     Сидя у  стола и  положив ноги на  сиденье стула,  Лайза решила,  что опера
Пуччини не просто скучна,  а  поистине невыносима,  но в этот момент,  случайно
подняв глаза, увидела стоявшую на пороге Мередит.
     - Паркер  и  твой  папаша  ушли?  -  осведомилась она,  выключая радио.  -
Господи, ну и вечер!
     - Потрясающий,   чудесный,   волшебный  вечер!   -   объявила  Мередит   с
ослепительной улыбкой.
     - Тебе кто-нибудь говорил,  что такие смены настроения опасны? - удивленно
подняла брови Лайза.  Всего несколько минут назад в  гостиной явно шел разговор
на повышенных тонах.
     - Прошу обращаться ко мне уважительно и с почтением!
     - И какого же обращения ты ждешь?  -  поинтересовалась Лайза,  изучая лицо
Мередит.
     - Как насчет "мадам президент"?
     - Да ты шутить! - с восторгом вскричала Лайза.
     - Только  насчет  обращения.  Давай  откроем  бутылку  шампанского!  Нужно
отпраздновать!
     - Шампанское так шампанское,  -  согласилась Лайза,  обнимая подругу.  - А
потом можешь рассказать обо всем, что случилось с тобой и Фаррелом вчера.
     - Это  было  ужасно!  -  жизнерадостно провозгласила Мередит,  вынимая  из
холодильника бутылку шампанского и сдирая фольгу.

     Глава 31

     Со  следующей недели Мередит с  головой погрузилась в  новые  обязанности:
принимала решения, осмотрительные, но сделавшие бы честь опытному руководителю,
встречалась с  администраторами,  прислушивалась к  их мнению,  предлагала свои
идеи и уже через несколько дней сумела заслужить доверие и воскресить угасающий
энтузиазм служащих.  Одновременно она  умудрялась выполнять большую часть своих
обязанностей вице-президента,  и  в  этом  ей  неизменно  помогала  Филлис:  ее
постоянная  преданность,  готовность всегда  остаться  после  работы  вместе  с
Мередит намного облегчали тяжелую ношу, которую та взвалила на свои плечи.
     Однако  уже  через  несколько  дней  Мередит  научилась  сдерживать темпы,
работать равномерно,  и  первоначальная усталость уступила место  эйфории.  Она
даже  ухитрилась  посвятить  немного  времени  подготовке к  свадьбе:  заказала
приглашения в  канцелярском отделе  "Бенкрофт",  и,  узнав,  что  в  секции для
новобрачных получены новые модели одежды,  отправилась туда,  чтобы посмотреть.
Одна из моделей - роскошное шелковое бледно-голубое платье, вышитое жемчугом, с
глубоким треугольным вырезом на спине -  оказалась именно такой,  какую она все
время искала и до сих пор не могла найти.
     - Превосходно!  -  воскликнула Мередит,  прижимая  к  себе  рисунок,  пока
продавщицы  в  салоне,  захваченные  ее  безыскусным  восторгом,  добродушно  и
приветливо  улыбались.  -  С  рисунком  в  одной  руке  и  образцом  свадебного
приглашения -  в  другой она уселась за  резной стол,  принадлежавший ее отцу и
деду. Цифры продаж в универмаге были рекордно высоки, она прекрасно справлялась
с любой,  самой сложной проблемой, возникавшей в фирме, и, кроме того, выходила
замуж за лучшего мужчину на земле, которого любила с самого детства.
     Откинувшись во вращающемся кресле,  Мередит улыбнулась портрету Бенкрофта,
основателя компании,  висевшему в  широкой  вычурной  раме  на  противоположной
стене, и, охваченная внезапным Приступом сентиментального счастья, поглядела на
бородатого человека искрящимися голубыми глазами.
     - Ну что ты думаешь обо мне,  дедушка? - с любовью прошептала она. - Я все
правильно делаю?
     Неделя шла к  концу,  и Мередит была по-прежнему поглощена работой.  Успех
сопутствовал ей во всех делах,  кроме одного: отец отправился в круиз, но перед
этим  сдержал свое  обещание и  уладил дела с  комиссией по  районированию,  но
Мередит никак не могла связаться с Мэттом, чтобы сообщить ему обо всем.
     Сколько бы она ни звонила ему в офис,  секретарь коротко сообщала,  что он
либо уехал из города, либо отлучился с работы. Днем в четверг, когда Мэтт так и
не позвонил,  несмотря на все просьбы Мередит, та попыталась снова. На этот раз
секретарь передала сообщение от Мэтта.
     - Мистер Фаррел,  -  объявила она ледяным голосом, - просил вас обратиться
не к нему, а к его адвокатам, Пирсону и Левинсону. Он не будет отвечать на ваши
звонки ни сейчас и  ни в будущем,  мисс Бенкрофт.  И велел передать также,  что
если  вы  будете  продолжать звонить  ему,  он  обратится в  суд  с  жалобой на
постоянное преследование.
     И женщина повесила трубку!
     Мередит разъяренно уставилась на телефон и уже было решилась отправиться в
офис Мэтта и настоять на встрече с ним,  но передумала:  вероятнее всего,  он в
его  теперешнем настроении просто велит вывести ее  из  здания да  еще  полицию
вызовет! Поняв, что сейчас важнее всего оставаться хладнокровной и объективной,
Мередит спокойно размышляла, что предпринять, совсем как в случае возникновения
любой   деловой  проблемы.   Она   понимала,   что   звонить  поверенным  Мэтта
бессмысленно,  они  сделают все,  чтобы унизить ее,  просто ради забавы.  Кроме
того, Мередит с самого начала знала, что ей понадобится адвокат для составления
всех необходимых документов,  как только Мэтт согласится на  развод.  Очевидно,
поверенный  понадобится  раньше,   чем  она  предполагала,  такой,  кто  сумеет
справиться  со   всеми  утомительными  формальностями  и   передаст  ее  мирные
предложения фирме  "Пирсон энд  Левинсон" с  тем,  чтобы уже  они  обратились к
своему клиенту.
     Но другой такой престижной конторы,  как "Пирсон энд Левинсон",  в  Чикаго
просто нет.  Тот,  кого  выберет Мередит,  должен иметь  такое же  политическое
влияние и  умение,  каким обладали адвокаты Мэтта,  иначе его адвокаты морально
уничтожат и  запугают поверенных Мередит не только с помощью законных методов и
процедур,  но и давно отработанными приемами борьбы вне зала суда, именно теми,
которые особенно нравятся адвокатам.  Во-вторых,  не менее важно,  чтобы тот, к
кому обратится Мередит,  смог сохранить все в тайне,  не обсуждал бы ее дела за
выпивкой с друзьями в адвокатском клубе... Она должна ему безгранично доверять.
     Паркер предложил своего друга,  но Мередит хотела такого, кого она знала и
любила. Не стоило смешивать деловые проблемы с личными, так что о Сэме Грине не
могло  быть  и  речи.  Взяв  перо,  она  выписала всех  адвокатов,  с  которыми
встречалась в обществе,  а потом медленно вычеркнула одного за другим.  Все они
были  весьма удачливы,  гордились членством в  загородном клубе,  играли друг с
другом в гольф и, возможно, еще и сплетничали между собой.
     Существовал лишь  один  человек,  который удовлетворял всем ее  критериям,
хотя Мередит никогда раньше не собиралась говорить ему об этом.
     - Стюарт, - вздохнула она со смесью нерешительности и глубокой симпатии.
     Стюарт Уитмор был единственным,  кому нравилась уродливая тринадцатилетняя
девчонка со скобка ми на зубах, единственным, кто по собственной воле пригласил
ее  танцевать на  вечере мисс  Эппингем.  В  тридцать три  года он  по-прежнему
обладал ничем  не  примечательной внешностью -  те  же  узкие плечи и  редеющие
каштановые волосы.  Он был также блестящим адвокатом, последним в долгом списке
таких  же  блестящих адвокатов,  прекрасным собеседником и,  самое главное,  ее
другом.  Два года назад он сделал еще одну,  самую решительную попытку затащить
ее в постель,  причем поступил в своей обычной манере:  словно произнося хорошо
подготовленную речь перед присяжными, он перечислил все причины, по которым они
должны стать любовниками, закончив словами:
     "...включая, но не ограничиваясь будущей возможностью вступления в брак".
     Удивленная и  растроганная тем,  что  Стюарт собирается на  ней  жениться,
Мередит как  можно  мягче отказала ему,  попытавшись одновременно заставить его
понять,  как много значит для нее его дружба.  Стюарт внимательно выслушал ее и
спокойно ответил:
     - Ты позволишь мне когда-нибудь представлять тебя в суде?  Таким образом я
могу утешить себя тем, что именно этические принципы, а не отсутствие взаимного
чувства помешали нашему роману.
     Мередит все еще пыталась понять смысл этого заявления,  но тут, сообразив,
что Стюарт пытается шутить, благодарно и чуть печально улыбнулась:
     - Обязательно! Завтра же украду в аптеке пузырек с аспирином, а ты внесешь
за меня залог и освободишь из тюрьмы!
     Стюарт, ухмыльнувшись, встал и попрощался с ней тепло и нежно. Протянув ей
визитную карточку, он объявил:
     - Требуй адвоката и не отвечай ни на какие вопросы, пока я не приеду!
     На  следующее  утро  Мередит  уговорила Марка  Бредена  позвонить другу  -
лейтенанту местного  полицейского участка,  который,  в  свою  очередь,  вызвал
Стюарта  и  сказал,  что  Мередит  арестована за  воровство в  аптеке.  Стюарт,
заподозрив розыгрыш,  повесил трубку, снова позвонил в участок и обнаружил, что
лейтенант Рейчер действительно существует и Мередит предположительно, взята под
стражу.
     Стоя  на  крыльце  участка,   Мередит  увидела,  как  к  зданию,  скрежеща
тормозами,  подлетел "мерседес" Стюарта,  но только когда он вылетел из машины,
оставив включенным мотор, поняла, что поистине дорога ему.
     - Стюарт! - окликнула Мередит, когда он промчался мимо, не замечая ее.
     Тот остановился, обернулся и тут же все понял.
     - Мне так жаль... - прошептала Мередит, - Я только хотела показать, на что
готова, лишь бы сохранить дружбу, которая так много значит для меня.
     Гнев,  загоревшийся в глазах,  мгновенно исчез,  Стюарт, глубоко вздохнув,
немного успокоился и даже улыбнулся:
     - Я  оставил  супругов,  находящихся в  процессе самого  что  ни  на  есть
скандального  развода,   одних  в  совещательной  комнате  в  ожидании  другого
адвоката.  К этому времени они либо прикончили друг друга,  либо помирились,  а
следовательно, лишили меня весьма значительного гонорара...
     Все  еще  улыбаясь воспоминаниям,  Мередит взяла  трубку  и  нажала кнопку
переговорного устройства.
     - Филлис,  пожалуйста,  не  можешь дозвониться до Стюарта Уитмора из фирмы
"Уитмор энд Нортридж"?
     И стоило ей положить трубку, как нервное напряжение начало нарастать, хотя
Мередит, превозмогая себя, потянулась к стопке компьютерных распечаток.
     За последний год она видела Стюарта всего раза два. Что, если он откажется
говорить с ней, не захочет связываться с ее проблемами.., уехал из города?,.
     Резкий звонок переговорного устройства заставил ее подпрыгнуть.
     - Мистер  Уитмор  на  первой  линии,  Мередит.  Мередит тряхнула головой и
подняла трубку.
     - Стюарт, огромное спасибо за то, что перезвонил.
     - Я уже собирался в суд, когда услышал, как мой секретарь говорит с твоим,
- вежливо и деловито ответил он.
     - У  меня маленькая юридическая проблема,  -  пояснила она.  -  То есть не
совсем маленькая. Скорее наоборот, большая. Нет, огромная!
     - Слушаю, - сказал Стюарт, и Мередит нерешительно помедлила.
     - Хочешь,  чтобы я  все рассказала сейчас,  по  телефону,  да еще когда ты
спешишь?
     - Не  обязательно.  Можешь намекнуть..,  чтобы  возбудить мой  адвокатский
аппетит.
     И тут она снова распознала сухой, тщательно скрываемый юмор в его голосе и
облегченно вздохнула.
     - Не вдаваясь в  подробности,  могу сказать только,  что нуждаюсь в совете
относительно моего.., моего развода.
     - В  этом случае,  -  серьезно и  не задумываясь,  ответил он,  -  советую
сначала выйти  за  Паркера.  Таким  образом,  мы  сможем получить куда  большие
алименты.
     - Я не шучу,  как в тот раз,  Стюарт,  - предупредила она, но что-то в его
манере говорить внушало такую уверенность,  что Мередит даже слегка улыбнулась.
- Я  попала в  самую невероятную юридическую паутину,  которая когда-либо  тебе
встречалась. И нужно немедленно из нее выпутываться.
     - Обычно я  привык вытаскивать все  тайны на  свет  Божий,  это  позволяет
повысить гонорар,  -  шутливо пояснил он.  - Однако ради старого друга я мог бы
принести в  жертву алчность во  имя  сострадания.  Мы  можем  поужинать сегодня
вместе?
     - Ты настоящий ангел!
     - В  самом  деле?  Вчера  адвокат противной стороны заявил  судье,  что  я
пронырливый сукин сын!
     - Вовсе нет! - преданно запротестовала Мередит.
     - Да, моя красавица, именно таков я и есть, - тихо рассмеялся Стюарт.

     Глава 32

     Без  всяких  признаков  осуждения  и   ничуть  не  возмущенный  поведением
восемнадцатилетней Мередит,  Стюарт,  не выказывая ни малейших эмоций, выслушал
всю историю и вовсе не удивился,  когда она рассказала о том,  кто был отцом ее
погибшего  ребенка.   Мередит  же   была   настолько  расстроена  непроницаемым
выражением  его   лица  и   неизменным  молчанием,   что,   закончив  говорить,
нерешительно спросила:
     - Стюарт, я все ясно изложила?
     - Абсолютно, - кивнул он и в доказательство добавил:
     - Ты   только  сейчас  объяснила  мне,   каким  образом  твой  отец  готов
использовать  свое  влияние,   чтобы  Саутвилльская  комиссия  одобрила  проект
Фаррела,  причем действовал при этом с  таким же  неуважением к  закону,  как и
сенатор  Девис,   надавивший  своим  авторитетом,  чтобы  первое  решение  было
отрицательным. Верно?
     - Д-думаю,  да,  -  ответила Мередит,  неловко морщась от  плохо  скрытого
осуждения в словах Стюарта.
     - Фаррела представляет "Пирсон энд Левинсон"?
     - Да.
     - Тогда вот что, - объявил он, делая знак официанту принести счет. - Утром
я  позвоню Биллу Пирсону и  скажу,  что его клиент несправедливо причиняет моей
любимой клиентке моральный ущерб.
     - И что потом?
     - Потом  попрошу  его  клиента  подписать  несколько красиво  составленных
бумаг, которые я подготовлю и пришлю ему.
     Мередит впервые с надеждой взглянула на Стюарта:
     - И это все?
     - Вполне возможно.
     Стюарт позвонил только в конце дня.
     - Ты  говорил  с  Пирсоном?   -   спросила  Мередит,   сгорая  от  дурного
предчувствия.
     - Только сейчас повесил трубку.
     - И?..  - настойчиво выспрашивала она, видя, что Стюарт не имеет намерения
продолжать. - Сказал ему о предложении отца? Что он ответил?
     - Он ответил,  -  сардонически хмыкнул Стюарт,  -  что все отношения между
тобой и Фаррелом чисто личные, и его клиент, во-первых, желает рассматривать их
с этой точки зрения,  а позже, когда сочтет, что готов к этому, именно он будет
диктовать условия, на которых может быть получен развод.
     - Боже, - выдохнула она, - что это означает? Не понимаю!
     - Тогда  я  отброшу  юридический жаргон  и  вежливые формальности и  скажу
прямо. Пирсон послал меня к такой-то матери.
     Вырвавшееся ругательство,  столь  необычное в  устах  Стюарта,  подсказало
Мередит, что он раздражен гораздо больше, чем хочет показать, и это встревожило
ее ничуть не меньше, чем непонятная позиция адвоката Мэтта.
     - Я все-таки не понимаю,  -  взорвалась она,  вскакивая.  -  В тот день за
обедом,  Мэтт казалось,  вот-вот  согласится на  все..,  пока ему не  позвонили
насчет   комиссии  по   районированию.   Теперь  я   объясняю,   что   добилась
положительного решения, а он даже не желает слушать.
     - Мередит,  -  неожиданно спросил Стюарт,  -  ты  ничего не скрыла,  когда
рассказывала мне о своих отношениях с Фаррелом?
     - Нет, ничего. А почему ты спрашиваешь?
     - Видишь ли,  из всего,  что я  читал и  слышал о  нем,  Фаррел -  человек
неглупый,  обладающий логическим мышлением, холодным и очень точным. Серьезные,
умные,  мыслящие люди  не  выходят из  себя,  чтобы добиться мести за  какие-то
дурацкие обиды.  Это пустая трата времени,  а у таких,  как Фаррел, время стоит
огромных  денег.  Но  у  каждого  человека есть  предел,  который  он  способен
переступить и  потерять над  собой контроль.  Все выглядит так,  словно Фаррела
вынудили перейти этот предел,  и  он рвется в  битву,  желает этой битвы.  И от
этого мне крайне не по себе.
     Мередит стало совсем худо.
     - Но почему он стремится развязать войну?
     - Наверное, хочет удовлетворить жажду мести.
     - За что? - встревоженно вскрикнула Мередит. - Почему ты так считаешь?
     - Видишь ли...  Пирсон предупредил,  что  всякая попытка с  твоей  стороны
ускорить  бракоразводный  процесс  без  полного  и  предварительного  одобрения
клиента приведет, как он выразился, к немалым неприятностям для тебя.
     - Еще неприятности?  -  поражение охнула Мередит.  -  Что же ему надо?  На
прошлой неделе, когда мы обедали вместе, он пытался быть вежливым и понимающим.
Даже шутил со мной, хотя на самом деле презирал...
     - Почему?  -  настойчиво допрашивал Стюарт.  - Откуда такое презрение? Что
заставляет тебя так думать?
     - Не знаю, просто чувствую. - И, не находя разгадки, Мередит продолжала:
     - Конечно, он разозлился, узнав о Саутвилле, и это понятно, и, кроме того,
оскорблен всем тем,  что я  высказала ему в  автомобиле после обеда.  Не  могло
именно  это  настолько уязвить Фаррела,  что  он  сорвался с  цепи  и,  как  ты
выразился, "перешел все пределы"?
     - Возможно, - ответил Стюарт, явно не вполне убежденный.
     - Но что нам теперь делать?
     - Я  все обдумаю во время уик-энда.  Через час вылетаю в  Палм-Бич,  чтобы
провести субботу и воскресенье с Лиз и Тедом Дженкинсами на их яхте. Выработаем
стратегию, когда я вернусь. Постарайся не волноваться слишком сильно.
     - Постараюсь,  -  пообещала Мередит.  Но  ей  пришлось сделать неимоверное
усилие,  чтобы выбросить из  головы Мэтью Фаррела,  а  для этого понадобилось с
головой погрузиться в работу.  В конце концов она почти добилась своего, но два
часа  спустя позвонил Сэм  Грин и  попросил разрешения немедленно встретиться с
ней.  Сэм,  как и обещал,  заставил своих подчиненных трудиться день и ночь над
проектом,  помешавшим ему немедленно выехать в Хаустон и закончить переговоры с
Торпами.  Три дня назад Сэм позвонил им,  но  услышал в  ответ,  что нет смысла
приезжать раньше следующей недели.
     Мередит, улыбаясь, кивнула Сэму, почти вбежавшему в кабинет.
     - Надеюсь, вы готовы отправиться в Хаустон?
     - Братья  Торп  сейчас звонили мне  и  отменили встречу,  -  отозвался Сэм
устало,  с рассерженным и недоуменным видом опускаясь в кресло.  -  Похоже, они
заключили контракт о  продаже земли  за  двадцать миллионов.  Покупатель просил
держать сделку в секрете, поэтому Торпы все время откладывали разговор со мной.
Теперь этот участок - собственность земельного отдела большого конгломерата.
     Вне  себя  от  разочарования,  но  упрямо  отказываясь признать поражение,
Мередит предложила:
     - Пожалуйста,  свяжитесь с  ними и  узнайте,  не согласятся ли они продать
землю нам.
     - Уже сделано.  Они готовы пойти нам навстречу, - саркастически усмехнулся
Сэм.
     Удивленная его тоном, Мередит продолжала настаивать:
     - Тогда не будем тратить время и приступим к переговорам.
     - Пытался.  Они  просят тридцать миллионов и  ни  цента меньше.  Эта цифра
обсуждению не подлежит.
     - Тридцать миллионов!  Но  это  неслыханно!  -  охнула  Мередит,  невольно
приподнимаясь.  -  Безумие!  Земля  стоит  самое большее двадцать семь,  а  они
заплатили всего двадцать!
     - Я указал на это заведующему отделом недвижимости,  но они слышать ничего
не желают.
     Мередит поднялась и  медленно отошла к  окну,  пытаясь решить,  что делать
дальше.  Лучшего места для нового универмага не  найти во всем Хаустоне,  кроме
того, Мередит хотела построить этот магазин и не собиралась сдаваться.
     - Они  собираются разрабатывать участок сами?  -  спросила она,  бессильно
опираясь о край стола, погруженная в глубокое раздумье.
     - Нет.
     - Говорите,  землей владеет конгломерат?  Какой Сэм Грин,  как почти все в
"Бенкрофт" прекрасно знавший, что имена Мередит и Мэтью Фаррела последнее время
мелькают вместе в светской хронике, немного поколебался, прежде чем ответить:
     - "Интеркорп".
     Неверие и ярость,  багрово-огненный гнев взорвались в Мередит взбесившимся
вулканом. На какое-то мгновение она даже перестала сознавать, где находится.
     - Вы шутите?!  - вскинулась она, обжигая разъяренным взглядом Сэма, но тот
иронически скривил губы:
     - Я так похож на шутника?
     Сознавая,  что  нежелание  Сэма  упоминать  "Интеркорп"  избавляет  ее  от
необходимости притворяться и делать вид, что удар, нанесенный исподтишка, имеет
прямое отношение к бизнесу, Мередит вне себя прошипела:
     - Я убью за это Мэтью Фаррела!
     - Я   посчитаю  это  замечание  конфиденциальным  обменом  мнениями  между
адвокатом и клиентом, с тем чтобы не приходилось потом свидетельствовать против
вас, если придется, конечно.
     Безудержные  эмоции,   бешенство,   злость  сотрясали  все  тело  Мередит;
предсказание Стюарта относительно того,  что Мэтт вышел на тропу войны, изгнало
всякие сомнения:  покупка участка "Интеркорпом" не была совпадением.  Очевидно,
это одна из тех неприятностей, о которых предупреждал Уитмора Пирсон.
     - Что вы  предполагаете делать дальше?  Потемневшие мятежные голубые глаза
впились в Сэма.
     - После того  как  прикончу его?  Отправлю на  корм  рыбам!  Этот мерзкий,
подлый...  -  Она  осеклась,  пытаясь обрести некоторое подобие спокойствия,  и
снова уселась. - Я должна все обдумать, Сэм. Давайте обсудим это в понедельник.
     После  ухода  Сэма  Мередит вновь заметалась по  кабинету,  словно раненая
тигрица, пытаясь побороть слепящее бешенство, взять себя в руки и снова обрести
способность мыслить здраво.  Одно дело -  превращать ее личную жизнь в  кошмар,
чего Мэтт с  успехом и  добивается,  но с этим ей как-нибудь поможет справиться
Стюарт. Но теперь он посмел атаковать "Бенкрофт энд компани", и это ошеломило и
взбесило ее куда больше,  чем то,  что он пытался сделать с ней. Его необходимо
остановить, и немедленно! Один Господь знает, что он еще намеревается натворить
или, еще того хуже, какие грязные планы уже привел в действие!
     Мередит нервно пригладила волосы и продолжала мерить шагами комнату,  пока
наконец не успокоилась и не начала размышлять вслух.
     - Почему он делает все это? - громко сказала она в пустоту.
     Ответ достаточно ясен  -  таким способом Мэтт пытается отплатить за  отказ
комиссии по  районированию удовлетворить его  требования.  Мэтт  был  любезен и
вежлив за обедом на прошлой неделе.., до тех пор, пока ему не позвонили. Грубое
вмешательство отца в дела Мэтта и послужило причиной беспощадной схватки.
     Но зачем ему все это теперь?
     Мередит должна,  должна каким-то  образом заставить Мэтта  выслушать себя,
заставить понять,  что он уже выиграл и  отец сдается.  Все,  что нужно сделать
Мэтту,  -  подать  второе заявление о  районировании саутвилльского участка.  И
поскольку рядом не было Стюарта и  никто не мог дать ей профессиональный совет,
Мередит,  не видя иного выхода, решила действовать. Шагнув к столу, она набрала
номер офиса Мэтта.  Трубку подняла секретарь. Мередит, стараясь изменить голос,
низко и чуть хрипловато сказала:
     - Это.., это Филлис Тилшер. Мистер Фаррел у себя?
     - Мистер Фаррел уехал домой. Его до понедельника не будет.
     Мередит взглянула на часы и с удивлением увидела, что уже пять.
     - Не  сообразила,  что  уже так поздно.  Но  при мне сейчас нет номера его
домашнего телефона. Могу я получить его?
     - Мне  не  разрешено никому давать номер телефона мистера Фаррела без  его
позволения. Таковы инструкции мистера Фаррела.
     Мередит бросила трубку. Нет никаких сил ждать до понедельника, чтобы снова
попытаться отыскать Мэтта,  но  так или иначе вряд ли есть смысл вообще звонить
ему в офис -  пустая трата времени. Даже если она снова назовется чужим именем,
секретарь наверняка потребует объяснить,  по  какому делу она желает говорить с
мистером Фаррелом,  прежде чем соединит ее с Мэттом.  Конечно,  можно поехать к
нему  на  работу,  но  Мэтт  в  своем теперешнем настроении скорее всего вообще
откажется ее  видеть и  попросту прикажет охране выкинуть из  здания.  Но  если
Мередит не  сможет заставить его  выслушать себя  в  офисе  и  не  в  состоянии
дожидаться до понедельника, придется отправиться к нему...
     - Домой! - воскликнула она вслух. Да-да, именно туда и нужно ехать! Дома у
него нет секретарши,  которой уже приказано ни в  коем случае не допускать ее к
боссу! Что, если по счастливой случайности его номер указан в справочнике?!
     Мередит  позвонила  в  справочную  службу,  но  ей  и  тут  не  повезло  -
телефонистка с  сожалением объяснила,  что номер телефона мистера Фаррела нигде
не указан.
     Разочарованная,  но не побежденная,  Мередит не собиралась сдаваться.  Она
добьется своего во что бы то ни стало! Недаром она обладала бесценным свойством
спокойно и  решительно претворять в жизнь любой план,  казавшийся ей достаточно
разумным и осуществимым, что обычно недооценивали ее противники, видевшие перед
собой  лишь  изящную,  хрупкую женщину с  мягким  голосом и  огромными глазами.
Пытаясь вспомнить того,  кто  мог  бы  дать  ей  номер телефона Мэтта,  Мередит
закрыла глаза и  сосредоточилась.  Мэтт  был  спутником Элиши Эйвери на  балу в
опере, а Стентон Эйвери рекомендовал Мэтта в "Гленмур".., следовательно...
     Удовлетворенно улыбаясь,  Мередит открыла записную книжку и набрала номер.
Дворецкий Эйвери сообщил, что мистер Эйвери и его дочь сейчас находятся в своей
резиденции, в Сейнт Крой, и вернутся только через неделю. Мередит уже собралась
узнать у  слуги номер и  позвонить в  Сейнт Крой,  но  тут же  сообразила,  что
Стентон считает ее  врагом Фаррела и  будет охранять покой друга куда  яростнее
любой секретарши.  В конце концов именно она оскорбила Мэтта на балу, а ее отец
воспрепятствовал ему стать членом клуба.
     Мередит повесила трубку и позвонила в "Гленмур" в надежде, что управляющий
даст ей номер телефона Мэтта, указанный в заявлении о приеме.
     Но Тимми Мартин уже уехал, и его офис был закрыт.
     Кусая губы,  Мередит поняла,  что  другого выхода нет  -  придется ехать к
Мэтту домой.  Перспектива стычки с  обозленным Мэтью Фаррелом,  да  еще на  его
территории,  была ужасающей. При одном воспоминании о взбешенном взгляде Мэтта,
когда Мередит обозвала его отца грязным пьяницей,  по  ее спине пробежал озноб.
Если   бы   только  отец   не   попытался  повлиять  на   решение  комиссии  по
районированию..,   не   унизил   Мэтта,   забаллотировав  его   кандидатуру   в
"Гленмуре"...  Если  бы  только она  не  вспылила тогда  в  машине..,  их  обед
закончился бы  так  же  благополучно,  как  и  начался,  и  ничего бы  этого не
случилось.
     Однако  сожаление  и  раскаяние ее  не  решат  никаких  проблем.  Горевать
поздно..
     Поэтому Мередит открыла глаза,  собираясь с силами и готовясь к тому,  что
должна была сделать. Она не получила номера телефона Мэтта, но точно знала, где
он живет.  Как,  впрочем,  и  всякий,  кто читал "Чикаго трибюн".  В воскресном
приложении  в  прошлом  месяце  был  напечатан  четырехстраничный цветной  план
сказочно-роскошной  квартиры-пентхауса в  Беркли  Тауэрс  на  Лейк  Шор  Драйв,
купленной и обставленной новым и самым богатым чикагским предпринимателем.

     Глава 33

     Машины на Лейк Шор Драйв то и дело застревали в пробках,  и Мередит нервно
ерзала   на   сиденье,   надеясь,   что   погода   не   послужит   несчастливым
предзнаменованием грядущих событий. Когда она вывела из гаража машину, на улице
хлестал дождь со снегом и ветер завывал,  словно злой дух. Впереди простиралось
море  красных  габаритных огней,  на  востоке  бурлила  свинцовая  масса  озера
Мичиган, напоминавшего кипящий котел.
     Мередит,  немного согревшись,  продолжала неустанно размышлять о том,  что
скажет Мэтту и  какими словами сможет успокоить его  взбунтовавшееся самолюбие,
как убедит его выслушать ее. Что-нибудь дипломатичное. Крайне дипломатичное.
     Неуместное в  этот момент чувство юмора мгновенно подсказало ей дождаться,
пока Мэтт откроет дверь, и помахать ему белым платком в знак поражения. Она так
ясно представила себе потрясенного Мэтта,  что невольно улыбнулась, но тут же в
ужасе застонала. Прежде чем добраться до Мэтта, придется пройти мимо неизбежной
конторки охранника, а охрана во всех подобных зданиях обязана оберегать жильцов
от нежеланных гостей.  Если ее имени нет в  списке ожидаемых посетителей,  ей и
шагнуть не дадут к лифту.
     Руки Мередит невольно вцепились в рулевое колесо; паника и нерешительность
овладели ею,  и  она  заставила себя  несколько раз  глубоко вздохнуть.  Машины
тронулись,  и  она  чуть  увеличила скорость.  Нужно во  что  бы  то  ни  стало
придумать,  как проскользнуть мимо охранника и  подняться наверх.  Если система
охраны в Беркли Тауэрс такая же,  как в других роскошных резиденциях, это будет
нелегко.  Правда,  швейцар,  возможно,  пропустит ее в  вестибюль,  но охранник
спросит,  как ее зовут,  проверит список посетителей, ожидаемых хозяином, и, не
найдя ее  имени,  предложит позвонить Мэтту по телефону.  И  тут начнется самое
сложное.  Она не знает номера телефона Мэтта,  а если бы и знала,  он наверняка
откажется  разговаривать с  ней.  Как  же  одурачить  охранника и  пробраться в
пентхаус так, чтобы Мэтт не заподозрил ее присутствия?
     Двадцать минут спустя,  остановив машину у  входа в  дом,  где  жил  Мэтт,
Мередит по-прежнему не знала точно, как собирается действовать, но в голове уже
оформилось нечто вроде плана.
     Швейцар вышел  ей  навстречу с  большим зонтиком,  чтобы уберечь гостью от
дождя,  и Мередит, вручив ему ключи, попросила отогнать машину, а потом открыла
портфель и  вытащила большой конверт из оберточной бумаги,  в  котором получила
сегодня деловое предложение для отца.
     С того момента,  как она вступила в роскошный вестибюль,  все шло так, как
она и  предвидела.  Охранник в  униформе осведомился,  как ее  зовут,  проверил
список и,  не  найдя ее имени,  показал на белый с  золотом телефонный аппарат,
стоявший на конторке.
     - К  сожалению,  я  не  нашел  вашего  имени  в  сегодняшнем списке,  мисс
Бенкрофт,  -  извинился он,  - и поэтому, если хотите, можете позвонить мистеру
Фаррелу.  Мне требуется его разрешение,  чтобы пропустить вас наверх.  Надеюсь,
вас это не затруднит.
     Мередит  с  облегчением отметила,  что  охранник совсем  еще  молод,  года
двадцать три  -  двадцать четыре,  и  поэтому легче  попадется на  удочку,  чем
опытный, много повидавший мужчина. Она одарила его улыбкой, способной растопить
камень.
     - Не стоит извиняться. Она взглянула на карточку с именем, прикрепленную к
нагрудному карману  униформы.  -  Я  прекрасно понимаю,  Крейг.  Номер  в  моей
записной книжке.
     Чувствуя  на  себе  его  восхищенный взгляд,  Мередит  порылась в  дорогой
сумочке,  очевидно,  пытаясь найти записную книжку,  и  с  извиняющейся улыбкой
вновь перебрала содержимое сумочки.  Потом,  похлопав себя по  карманам пальто,
взглянула на конверт из оберточной бумаги.
     - О  нет!  -  сокрушено воскликнула она.  -  Не  может быть!  Моя записная
книжка! Она пропала! Крейг, мистеру Фаррелу необходимы эти бумаги! Он ждет!
     Мередит взмахнула конвертом.
     - Вам придется меня впустить!
     - Понимаю,  -  пробормотал Крейг, жадно разглядывая прекрасное опечаленное
лицо, - но не могу. Это против правил!
     - Но  мне нужно подняться наверх!  Нужно!  -  умоляла она и,  окончательно
придя в отчаяние,  сделала то, чего обычно избегала как огня. Мередит Бенкрофт,
которая  терпеть  не   могла  похваляться  знакомством  с   известными  людьми,
фамильярно упоминать громкие имена и  больше всего на  свете ценила собственную
анонимность,  захлопала ресницами,  поглядела молодому человеку прямо в глаза и
мило улыбнулась:
     - По-моему, я вас где-то видела! Ну да, конечно.., в универмаге!
     - К-каком универмаге?
     - "Бенкрофт  энд  компани"!  Я  Мередит  Бенкрофт!  -  провозгласила  она,
внутренне корчась от стыда при звуках собственного грудного, чуть задыхающегося
голоса. Тщеславная, напыщенная дура!
     Крейг щелкнул пальцами:
     - Ну да!  Точно!  Недаром мне показалось,  что я  вас узнал!  Видел вас по
телевизору и в газетах! Я большой ваш поклонник, мисс Бенкрофт.
     Губы Мередит слегка дрогнули в  невольной улыбке при  виде столь открытого
наивного восхищения. Парень ведет себя, словно она кинозвезда!
     - Ну а теперь,  когда вы точно знаете,  что я не преступница, не можете ли
сделать для меня исключение? Всего один раз!
     - Нет.
     И когда Мередит открыла рот, чтобы возразить, Крейг пояснил:
     - Все  равно это  ничего вам  не  даст.  Вы  не  сможете выйти из  лифта у
пентхауса,  потому что  двери лифтов не  откроются,  если у  вас  нет ключа или
кто-нибудь из хозяев не откроет вам.
     - Ясно,  -  расстроенно вздохнула Мередит, уже готовая признать поражение,
но следующая фраза едва не повергла ее в шок от неожиданности и тревоги.
     - Вот что я  сделаю,  -  решил Крейг,  поднимая трубку и набирая номер.  -
Мистер Фаррел велел не беспокоить его,  когда речь идет о гостях, которых нет в
списке, но я сам позвоню ему и скажу, что вы здесь.
     - Нет!  - выпалила она, зная, что может он услышать от Мэтта. - То есть..,
правила есть правила, и вы, возможно, не должны их нарушать.
     - Ради  вас  я  готов нарушить любое правило,  -  широко улыбнулся Крейг и
сказал в трубку:
     - Это охранник из  вестибюля,  мистер Фаррел.  Мисс Мередит Бенкрофт хочет
видеть вас.  Да,  сэр,  мисс Мередит Бенкрофт.  Нет-нет.  Не Бенкир.  Бенкрофт.
Знаете, универмаг "Бенкрофт".
     Не в состоянии взглянуть в глаза Крейгу,  которому Мэтт наверняка приказал
вышвырнуть  ее,   Мередит   закрыла  сумочку,   намереваясь  начать   поспешное
отступление.
     - Да, сэр, - кивнул Крейг. - Да, конечно.
     - Мисс Бенкрофт,  -  окликнул он,  видя, что Мередит отвернулась. - Мистер
Фаррел велел передать вам...
     Мередит прерывисто вздохнула:
     - Могу представить,  что он  велел передать мне.  Крейг извлек из  кармана
ключи от лифта и кивнул:
     - Он попросил вас подняться.
     Дверь открыл шофер -  телохранитель Мэтта в  измятых черных брюках и белой
сорочке с закатанными рукавами.
     - Сюда,  мадам,  - произнес он торжественно, с типичным акцентом коренного
жителя  Бронкса,  уместным теперь разве  что  в  гангстерских фильмах тридцатых
годов.
     Дрожа от  решимости и  напряжения,  Мередит последовала за ним через фойе,
мимо изящных белых колонн,  потом спустилась на две ступеньки вниз,  в огромную
гостиную  с  белыми  мраморными  полами.  Джо  привел  ее  к  трем  диванам  со
светло-зеленой  обивкой,  расставленным дугой  вокруг  необъятного  стеклянного
журнального столика.
     Взгляд Мередит нервно скользнул от  шахматной доски и  шашек,  стоявших на
столе,  к светловолосому мужчине,  сидевшему на одном из диванов, а потом вновь
обратился на Джо,  который,  по всей видимости,  до ее прихода играл в шашки со
стариком.  Предположение ее  подтвердилось,  когда водитель,  в  свою  очередь,
уселся,  раскинул руки  по  спинке дивана и  воззрился на  нее  с  нескрываемым
интересом.  Мередит,  сгорая от смущения,  покосилась на водителя,  а  потом на
седоволосого незнакомца, в ледяном молчании наблюдавшего за ней.
     - Я.., пришла поговорить с мистером Фаррелом, - объяснила она.
     - Тогда открой глаза пошире,  девушка!  -  рявкнул он,  поднимаясь.  -  Я,
кажется, стою прямо перед тобой!
     Мередит,  окончательно потеряв способность соображать, растерянно смотрела
на  него.  Стройный,  мускулистый,  с  густыми волнистыми серебряными волосами,
аккуратно подстриженными усиками и пронизывающими голубыми глазами... Кто он?
     - Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Я пришла к мистеру Фаррелу...
     - Да ты,  кажется,  окончательно перепутала все имена,  девушка, - с едким
сарказмом заметил Патрик.  -  Моя фамилия -  Фаррел,  да и  твоя,  кажется,  не
Бенкрофт, а по-прежнему Фаррел, насколько я слышал.
     Мередит неожиданно поняла,  кто  перед ней,  и  сердце на  миг,  казалось,
перестало биться - такая враждебность исходила от отца Мэтта.
     - Я..,  не узнала вас,  мистер Фаррел, - пробормотала она, заикаясь. - Мне
нужен Мэтт.
     - Зачем? Какого черта тебе от него надо?
     - Х-хочу  поговорить  с  ним,  -  настаивала Мередит,  почти  не  в  силах
поверить,  что этот сильный,  огромный,  рассерженный мужчина действительно тот
мрачный, угрюмый, измотанный жизнью человек, которого она встретила на ферме.
     - Мэтта здесь нет.
     Сегодня,  после того как  на  Мередит и  так свалилось слишком много,  она
просто не могла позволить запугать или унизить себя.  Пусть только попробует от
нее отмахнуться!
     - В таком случае я подожду его возвращения, - вежливо ответила она.
     - Долго ждать придется,  - язвительно бросил Патрик. - Он уехал в Индиану,
на ферму. Мередит посчитала, что он лжет.
     - Секретарь сказала, что Мэтт дома.
     - Там его дом! - прогремел Патрик, наступая на нее. - Ты ведь помнишь это,
верно, девушка? Должна помнить, как разглядывала все с задранным носом!
     Мередит внезапно смертельно испугалась безумной ярости,  сверкавшей в этих
голубых глазах, и невольно сделала шаг назад.
     - Я.., я передумала. Поговорю с Мэттом в другой раз.
     Она поспешно повернулась к  выходу,  но  тут же  в  ужасе охнула.  Патрик,
схватив ее за руку,  развернул к себе,  и приблизил к ее лицу свое, мрачное как
туча.
     - Держись подальше от Мэтта,  слышишь?  Ты едва не прикончила его раньше и
не  смеешь вновь появляться в  его жизни как ни  в  чем не бывало,  чтобы снова
терзать моего парня!
     Мередит  попыталась вырвать  руку,  но  не  смогла,  и  слепящее бешенство
затмило все - страх, опасения, осторожность.
     - Мне не нужен ваш сын!  -  презрительно бросила она.  -  Я  хочу получить
развод, но он не желает ничего слушать!
     - Не знаю,  почему ему с самого начала понадобилось жениться на тебе, и не
понимаю,  к  чему  он  настаивает на  этом браке сейчас!  -  рявкнул Патрик,  с
омерзением отбрасывая ее руку.  - Такая дрянь, как ты, конечно, предпочла убить
его ребенка, чем носить в своем гнусном чреве какого-то ничтожного Фаррела!
     Боль  и  гнев  едва не  разорвали сердце Мередит,  впиваясь в  него словно
тысячью кинжалов.
     - Как вы смеете говорить мне подобные вещи?! У меня был выкидыш!
     - Аборт! - завопил Патрик. - Не постыдилась сделать аборт на шестом месяце
и  послать Мэтту телеграмму!  После всего,  что натворила,  еще и эта проклятая
телеграмма!
     Мередит невольно сцепила зубы, пытаясь не показать мук, терзающих ее в это
мгновение,  но  сдержаться все равно не смогла.  Все,  что так долго копилось в
душе,  сейчас  вырвалось наружу  при  виде  отца  человека заставившего ее  так
страдать.
     - Действительно послала,  послала телеграмму о том,  что у меня выкидыш, и
ваш драгоценный сын даже не позаботился повидать меня!
     И,  к  собственному изумлению и  ужасу,  почувствовала,  как горячая влага
прихлынула к глазам.
     - Предупреждаю тебя,  девчонка, - зловеще процедил Патрик, - не затевай со
мной никаких игр.  Я знаю,  Мэтт сразу же вылетел в Чикаго,  чтобы поговорить с
тобой,  и  знаю также,  о  чем  говорилось в  телеграмме,  потому что  читал ее
собственными глазами.
     Мередит не сразу поняла, о какой телеграмме он говорит.
     - Он.., он вернулся, чтобы увидеть меня?
     Что-то давно забытое,  сладостно-нежное расцвело в  сердце и так же быстро
увяло.
     - Это ложь,  -  устало ответила она.  -  Не знаю,  почему он вернулся,  но
только не ради меня, во всяком случае, я так и не увидела его!
     - Нет,  конечно,  не увидела!  -  разъяренно прошипел Патрик.  -  И знаешь
почему?  Потому что лежала в  бенкрофтском крыле госпиталя и  велела не пускать
его туда!
     И,  словно истощив запасы ярости,  беспомощно сгорбился,  глядя на  нее со
злым отчаянием.
     - Клянусь Богом,  никогда не  мог  понять,  как ты  оказалась способной на
такое!  После того как  ты  убила своего малыша,  Мэтт едва не  сошел с  ума от
скорби,  но  когда не позволила даже приблизиться к  себе..,  это чуть не убило
его!  Он приехал на ферму и так и остался там.  Не захотел возвращаться в Южную
Америку!  Несколько месяцев подряд мне пришлось наблюдать,  как он топит горе в
бутылке! Я видел, что он делает то же, что сам проделывал с собой все эти годы.
Поэтому постарался протрезвить его и отослать назад,  в Южную Америку, чтобы он
хоть там немного забыл о тебе!
     Но Мередит почти не слушала его;  в мозгу звучали колокола тревоги,  почти
оглушая ее,  с каждой секундой настораживая все больше. Бенкрофтское крыло было
названо так в  честь ее  отца,  пожертвовавшего деньги на  его строительство...
Сиделку нанял отец... Доктор - прихвостень отца... Все, кого она видела и с кем
говорила,   были  так  или  иначе  обязаны  отцу,   а   отец  ненавидел  Мэтта.
Следовательно, он мог.., мог...
     Исступленная  радость  пронзила  ее,  вдребезги  разбив  ледяной  панцирь,
сковывавший ее  сердце  долгие  одиннадцать лет.  Боясь  поверить  отцу  Мэтта,
опасаясь не  поверить ему,  Мередит  подняла  залитые слезами глаза,  -  Мистер
Фаррел,  -  прошептала она дрожащим голосом,  -  Мэтт действительно приезжал ко
мне?
     - Черт возьми,  ты не хуже меня знаешь это, - начал Патрик, но при виде ее
потрясенного лица,  отражавшего не  коварство,  а  лишь  безграничное смущение,
осекся,  впервые  за  это  время  испытав  мучительное предчувствие смертельной
ошибки. Неужели все было совсем не так? Она.., она, кажется, ничего не знает..,
совсем ничего...
     - И вы видели эту телеграмму,  которую,  как считаете,  послала я?  Насчет
аборта? Что же в ней было написано?
     - Там...  -  Патрик, разрываясь между сомнениями и угрызениями совести, на
мгновение заколебался.  -  Там говорилось,  что ты  сделала аборт и  подаешь на
развод.
     Кровь отлила от лица Мередит,  комната бешено завертелась, и она вцепилась
в спинку дивана,  чтобы не упасть.  Ярость на отца пламенем охватила мозг, ноги
подкашивались от потрясения,  и сожаление едва не лишало сознания,  сожаление о
тех  мучительных одиноких месяцах после потери ребенка,  тех холодных,  мертвых
годах  без  любви,  годах,  полных  боли  и  ненависти  к  предательству Мэтта,
покинувшего ее.  Но  глубже  всего  была  печаль,  вновь  родившаяся,  горькая,
безмерная печаль,  скорбь о  погибшей дочери,  о  ней  самой и  Мэтте,  ставших
жертвами коварства отца. Эта горечь острыми когтями впилась в сердце, и из глаз
невольно хлынул соленый поток, заливая щеки.
     - Я не делала аборта и не посылала этой телеграммы,  - рыдая, пробормотала
она,  но  больше ничего не  смогла сказать.  Голос ее оборвался,  и  она сквозь
пелену слез попыталась умоляюще взглянуть на Патрика.  - Клянусь, я не виновата
ни в чем!
     - Но кто же послал ее?
     - Отец! - вскрикнула она. - Это, должно быть, отец!
     Голова Мередит безвольно упала  на  грудь,  а  плечи затряслись от  нового
приступа плача.
     - Отец.., отец это сделал!
     Патрик смотрел на  плачущую девушку,  которую его  сын  когда-то  любил до
безумия.  Во  всем  облике,  в  каждом изгибе ее  тела было написано страдание.
Страдание,  скорбь и мука.  Он поколебался, ошеломленный услышанным, и тут же с
ужасным проклятием рванулся вперед и крепко обнял невестку.
     - Только последний осел может поверить тебе,  -  яростно пробормотал он, -
но я верю.
     И вместо того чтобы, как ожидал Патрик, высокомерно отстраниться, невестка
обвила руками его шею и прильнула к нему,  словно боясь отпустить,  сотрясаемая
прерывистыми всхлипами.
     - Мне так жаль... - бормотала она, заикаясь. - Так жаль...
     - Тише, тише, - снова и снова повторял шепотом Патрик, прижимая ее к себе,
беспомощно гладя по спине и чувствуя, как у него самого влажнеют глаза. Мельком
он заметил, как Джо О'Хара встает и уходит на кухню, и еще крепче сжал руки.
     - Ну ладно,  поплачь.  Поплачь,  легче будет,  - утешал он, едва сдерживая
бешеный гнев на отца девушки. - Нужно как следует выплакаться.
     Держа в  объятиях рыдающую девушку,  Патрик слепо уставился в пространство
поверх ее головы,  пытаясь думать связно.  Наконец она немного успокоилась, и к
этому времени он уже знал,  как поступить.  Правда, был не совсем уверен, каким
образом добьется своего.
     - Ну как,  получше немного?  - спросил он, приподнимая подбородок Мередит,
чтобы взглянуть ей в глаза,  и когда она,  покорно кивнув, взяла у него платок,
сказал:
     - Вот и хорошо.  Теперь вытирай глаза, и я принесу тебе что-нибудь выпить.
Ну а потом поговорим, что тебе дальше делать.
     - Я и сама прекрасно знаю,  что собираюсь сделать!  -  взорвалась Мередит,
энергично промокая глаза и нос. - Задушить своего папочку!
     - Не  удастся,  раньше я  до  него доберусь!  -  мрачно пообещал Патрик и,
подведя Мередит к  дивану,  легонько подтолкнул ее  и  исчез  на  кухне,  чтобы
вернуться через несколько минут с чашкой горячего дымящегося шоколада.
     Мередит с благодарностью взяла чашку, улыбнувшись Патрику.
     - Ну а теперь, - объявил он, когда она допила шоколад, - давай поговорим о
том, что ты должна сказать Мэтту.
     - Я скажу ему правду.
     Безуспешно пытаясь скрыть восторг, Патрик усердно закивал:
     - Именно так ты  и  должна поступить.  В  конце концов ты  по-прежнему его
жена,  и он имеет право знать, что случилось. А поскольку он - твой муж, обязан
выслушать и  поверить.  Кроме того,  у  вас обоих есть и другие обязательства -
простить и забыть, утешить и ободрить. Чтить свои брачные обеты.
     Мередит поняла,  куда он клонит,  и слегка нахмурилась. Патрик Фаррел, сын
ирландских эмигрантов,  очевидно, по-прежнему был глубоко убежден в нерушимости
брачных уз,  а теперь,  услышав правду о том,  что случилось с его внучкой, шел
напролом.
     - Мистер Фаррел, я...
     - Называй меня папой.
     Мередит поколебалась, и тепло в его глазах растаяло.
     - Не важно, не стоило ожидать, что такая, как ты, захочет...
     - Дело не в этом! - перебила Мередит, вспыхнув от стыда при воспоминании о
том  презрении,  которое испытывала к  нему  раньше.  -  Просто  вы  не  должны
возлагать слишком большие надежды на меня и Мэтта.
     Она стремилась заставить его понять,  что спасать их  брак слишком поздно,
но  после боли,  которую причинила ему,  не могла заставить себя ранить Патрика
еще больше, сказав прямо, что больше не любит его сына.
     Но  на  самом  деле  она  мечтала о  возможности рассказать Мэтту правду о
выкидыше и  о  том,  что было потом,  стремилась к его пониманию и прощению.  И
хотела ответить тем же. Хотела страстно, безумно, отчаянно.
     - Мистер Фаррел..,  папа... - поправилась она, видя, как он насупился. - Я
понимаю,  чего вы пытаетесь добиться,  но этому не бывать.  Мэтт и я знали друг
друга  всего  несколько  дней,   прежде  чем  разлучиться  навеки,   но   этого
недостаточно, чтобы...
     - Чтобы знать,  любишь ли ты кого-то?  - докончил за нее Патрик, и Мередит
беспомощно замолчала.  Его мохнатые белые брови изумленно приподнялись.  -  Мне
стоило только посмотреть на свою жену,  чтобы понять: она для меня единственная
женщина на земле.
     - Ну я не настолько импульсивна, - заметила Мередит и тут же пожалела, что
не  может провалиться сквозь землю при  виде многозначительно-веселых искорок в
глазах Патрика.
     - Но одиннадцать лет назад ты,  видать,  была чертовски импульсивна!  Мэтт
провел с тобой всего один вечер,  и ты забеременела. Он говорил, что ты до него
не знала мужчин.  Так что,  похоже,  ты в  два счета решила,  что он для тебя -
единственный.
     - Пожалуйста, не будем говорить об этом, - пристыженно прошептала Мередит,
протягивая  руку,  словно  для  того,  чтобы  отстранить его  слова.  -  Вы  не
понимаете,  как я  относилась к  Мэтту в  то время.  Позже между нами произошло
что-то непонятное. Все так сложно...
     Патрик метнул на нее полупренебрежительный взгляд:
     - Тут  нет ничего сложного.  Все очень просто.  Ты  любила моего сына.  Он
любил  тебя.  Вдвоем  вы  сделали ребеночка.  Вы  женаты.  И  теперь необходимо
провести  вместе  некоторое  время,  чтобы  отыскать  те  чувства,  которые  вы
испытывали друг к другу. И вы их найдете. Вот и все.
     Мередит едва не рассмеялась. Господи, как жестоко он ошибается!
     Но  при виде промелькнувшей на  ее лице веселой улыбки брови Патрика вновь
взлетели вверх:
     - Тебе лучше поскорее решить,  что делать,  - предупредил он, без зазрения
совести  пытаясь  любыми  способами принудить Мередит объясниться с  Мэттом,  -
потому что у  него есть девушка,  и он в один прекрасный день возьмет и женится
на ней. Вот увидишь!
     Мередит,  естественно,  предположила, что речь идет о той девушке, которую
она видела на снимке, и сердце почему-то странно, болезненно сжалось.
     - Та,  что в  Индиане?  -  спросила она,  вставая,  и  Патрик нерешительно
кивнул.  Мередит  несмело  улыбнулась и  взяла  сумочку.  -  Мэтт  отказывается
говорить со мной по телефону. А мне нужно все объяснить ему, особенно теперь, -
умоляюще прошептала она.
     - Лучшего места для объяснений,  чем ферма,  не найдешь, - объявил Патрик,
широко улыбаясь.  -  Там у тебя будет достаточно времени,  чтобы придумать, как
лучше все рассказать,  а  ему придется выслушать.  У тебя уйдет всего часа два,
чтобы туда добраться.
     - Что? - охнула она. - Но это невозможно! Встретиться с Мэттом наедине, на
ферме.., вовсе уж не такая хорошая идея.
     - Считаешь, что тебе нужна компаньонка? - удивился он.
     - Нет,  -  полушутя ответила Мередит, - рефери . Я надеюсь,
что вы поможете рассудить нас, и мы втроем все обсудим, когда он вернется.
     Положив руки ей на плечи, Патрик настоятельно попросил:
     - Мередит,  поезжай на ферму. Можешь сказать ему там все, что собираешься.
У тебя никогда не будет лучшего шанса.
     И, заметив, что она колеблется, начал уговаривать:
     - Ферма  продана.  Именно  поэтому Мэтт  поехал туда:  собирает оставшиеся
вещи.  Телефон отключен,  и  вам никто не помешает.  Он не может уехать оттуда,
потому что  сломалась машина,  и  ее  отбуксировали в  мастерскую.  Джо  должен
заехать за ним только в понедельник утром.
     Заметив, что Мередит начинает сдаваться, он удвоил натиск:
     - Послушай,   между  вами  одиннадцать  лет  непонимания,   боли,  обид  и
ненависти,  и ты можешь сегодня же положить этому конец!  Сегодня же!  Разве не
этого ты хочешь?  Я  знаю,  что ты должна была испытывать,  когда считала,  что
Мэтту нет дела ни до тебя, ни до малютки, но подумай, что чувствовал он все эти
годы!  И вот сегодня,  уже сегодня,  все мучения для вас кончатся!  Вы могли бы
снова стать друзьями.
     Мередит уже готова была сдаться,  но не решалась окончательно согласиться,
и Патрик, сообразив, в чем дело, лукаво добавил:
     - После того  как  вы  обо  всем  договоритесь,  ты  сможешь отправиться в
эдмунтонский мотель и переночевать там.
     И чем больше Мередит обдумывала сказанное,  тем яснее понимала, что Патрик
прав.  Телефон отключен,  и Мэтт не сможет вызвать полицию, чтобы арестовать ее
за вторжение на чужую территорию,  даже если захочет, а без машины он не сможет
уехать. Ему придется выслушать ее.
     Мередит подумала о  том,  что довелось перенести Мэтту и что он до сих пор
испытывает,   вспомнила  о  телеграмме,  которую  он  получил,  и  ей  отчаянно
захотелось сделать то,  что  предложил Патрик,  и  положить конец бессмысленной
вражде между ними и расстаться без обид.
     - Остается только заехать домой и бросить в саквояж зубную щетку и пижаму,
- вздохнула она.
     Патрик улыбнулся ей с  такой трогательной нежностью,  что в  горле Мередит
застрял комок, мешавший говорить.
     - Я горжусь тобой,  Мередит,  - шепнул он, и Мередит поняла, что встреча с
рассерженным Мэттом не пройдет так легко, как он хотел показать.
     - Наверное,  мне пора,  -  пробормотала она и, встав на цыпочки, порывисто
поцеловала его в щетинистую щеку. Патрик стиснул ее в медвежьих объятиях, и это
молчаливое сочувствие едва  не  лишило ее  вновь самообладания.  Она  не  могла
вспомнить, когда собственный отец в последний раз обнимал ее.
     - Джо отвезет тебя,  -  взволнованно выдохнул Патрик, стараясь скрыть, что
сам вот-вот заплачет. - Пошел снег, и дороги могут обледенеть.
     Мередит, отступив, покачала головой.
     - Я лучше поеду в своей машине. Привыкла ездить в любую погоду.
     - Но мне было бы спокойнее, если Джо отвезет тебя, - настаивал он.
     - Со мной все будет в порядке, - подчеркнула она, но тут же вспомнила, что
обещала  поужинать сегодня  с  Лайзой,  а  потом  пойти  вместе  с  подругой  в
художественную галерею на выставку работ приятеля Лайзы.
     - Можно позвонить по вашему телефону? - спросила она Патрика.
     Лайза была  более чем  разочарована и  немного рассердилась,  что  Мередит
отменила встречу,  и поэтому немедленно потребовала объяснений. И когда Мередит
рассказала все, что произошло, Лайза пришла в бешенство:
     - Боже,  Мер,  все эти годы ты и  Мэтт считали друг друга..,  и  все из-за
твоего ублюдка отца!  -  Она неожиданно осеклась, прервала свою пылкую тираду и
мрачно пожелала:
     - Желаю тебе удачи сегодня вечером.
     После ухода Мередит Патрик долго молчал, а потом оглянулся на Джо, который
все это время беззастенчиво подслушивал у кухонной двери.
     - Ну,  -  объявил он,  расплываясь в  улыбке,  -  что  ты  думаешь о  моей
невестке?
     Джо оттолкнулся от косяка и вразвалку направился в гостиную.
     - Знаешь,  было бы все-таки лучше, если бы я отвез ее на ферму, Пат. Тогда
она тоже осталась бы без машины и не смогла бы никуда деться.
     - Она и сама это поняла, - хмыкнул Патрик, - поэтому решила ехать одна.
     - Мэтт не обрадуется, когда увидит девочку, - предсказал Джо. - Он злой на
нее как черт!  Нет,  хуже! Никогда не видел его таким! Я случайно назвал ее имя
вчера,  так от его взгляда у  меня кровь в  жилах похолодела!  Судя по звонкам,
которые Мэтт  делал  в  машине,  он  подумывает скупить акции  ее  универмага и
захватить его.  Никогда не  видел,  чтобы кто-нибудь так  доводил его,  как эта
девчонка.
     - Знаю, - мягко согласился Патрик, улыбаясь еще шире. - Только она. Больше
ни один человек.
     Джо всмотрелся в довольную физиономию Патрика и недоуменно свел брови:
     - Надеешься,  что после того,  когда она расскажет Мэтту,  как поступил ее
папаша, и Мэтт немного остынет, может и не позволить ей покинуть ферму, верно?
     - Я на это рассчитываю.
     - Держу пари на пять долларов,  что тут ты ошибся.  Лицо Патрика мгновенно
омрачилось:
     - Ты ставишь против?
     - Ну..,  в обычном случае я бы так не сделал. Наоборот, поставил бы десять
баксов,  что  как  только Мэтт увидит эту  красивую мордашку и  огромные мокрые
глаза, немедленно потащит ее в постель, чтобы возместить все обиды и наверстать
упущенное время.
     - А почему ты считаешь, что он этого не сделает?
     - Да  потому,   что  болен,  вот  почему.  Патрик,  немного  успокоившись,
расплылся в самодовольной улыбке:
     - Ну не настолько уж он болен.
     - Болен как пес бродячий,  - упрямо настаивал. Джо. - Целую неделю ходил с
гриппом и  все-таки отправился в  Нью-Йорк!  Вчера я приехал за ним в аэропорт,
так он прямо захлебывался кашлем, даже меня дрожь пробирала.
     - Хочешь поднять ставку до десяти долларов?
     - Заметано.
     Они вновь уселись за шашки, но Джо, поколебавшись, предложил:
     - Патрик,  я  не стану держать пари.  Просто несправедливо отбирать у тебя
десять  баксов.   Ты  почти  не  видел  Мэтта  на  этой  неделе.  Готов  голову
прозакладывать,  он слишком болен и  слишком зол,  чтобы вообще обратить на нее
внимание.
     - Он, конечно, чертовски взбешен, но вовсе не настолько уж болен.
     - С чего ты так уверен в этом?
     - Довелось мне случайно узнать,  -  начал Патрик, притворяясь, что целиком
погружен в  обдумывание следующего хода,  -  что  Мэтт перед отъездом побывал у
доктора и захватил с собой лекарство.  Он звонил мне из машины по пути на ферму
и сказал, что чувствует себя лучше.
     - Да ты все врешь - вон глаз дергается!
     - Хочешь поднять ставку?

     Глава 34

     Когда Мередит, захватив маленький саквояж со всем необходимым, выходила из
квартиры,  шел  снег,  но  к  тому времени,  когда она  пересекла границу штата
Индиана, метель превратилась в настоящий буран. По шоссе разъезжали грузовики с
песком  и  снегоочистители:  желтые  фары  светились словно  спасительные маяки
сквозь  крутящиеся снежные смерчи.  Мимо  Мередит проехал автофургон,  обрызгав
слякотью ветровое стекло,  но  уже  через две  мили она увидела тот же  фургон,
наполовину съехавший в  канаву;  водитель успел  выпрыгнуть и  теперь стоял  на
обочине,  объясняя что-то  другому  водителю грузовика,  свернувшему с  дороги,
чтобы вытащить неудачника.
     Если верить прогнозам,  температура понизилась до двадцати двух градусов и
продолжала падать; ожидалось, что толщина снежного покрова достигнет двенадцати
дюймов,  но  Мередит  была  слишком  поглощена собственными тревожными мыслями,
чтобы беспокоиться о  погоде.  Она могла думать только о  прошлом и о том,  как
заставить Мэтта  понять,  что  не  она  виновата в  случившемся.  Когда  Патрик
настоял,  чтобы она  поехала на  ферму,  Мередит была так потрясена,  что почти
лишилась способности соображать.  Теперь же шок понемногу начинал проходить,  и
ее  обуревало куда большее,  чем у  Патрика,  нетерпение поскорее все объяснить
Мэтту и помириться с ним.
     Стоило Мередит представить,  что  должен был  испытывать Мэтт,  получив ту
проклятую телеграмму,  как ей снова становилось не по себе. И все же он вылетел
домой,  чтобы объясниться с  ней,  а  его прогнали от  ворот госпиталя,  словно
назойливого попрошайку!  Он не бросил жену и ребенка!  Сознание этого наполняло
ее счастьем и безумно-отчаянной потребностью заставить его поверить, что она не
убила их малышку и не изгнала Мэтта из своей жизни.
     Машину занесло,  и Мередит резко сбросила скорость, задохнувшись от ужаса,
когда  "БМВ" заскользил на  обледенелом участке,  но  тут  же  вновь оказался в
безопасной зоне. Как только автомобиль снова стал слушаться руля, Мередит вновь
обратилась мыслями к  Мэтту.  Только теперь она  поняла причину глубоко скрытой
неприязни к себе,  которую постоянно чувствовала. Стал даже ясен смысл реплики:
"Перейди мне дорогу еще раз,  всего лишь раз и горько пожалеешь,  что твоя мать
не сделала аборт!"
     Его так несправедливо,  так ужасно оскорбили, так больно ранили! Стоило ли
удивляться,  что Мэтт готов отплатить любыми,  даже самыми жестокими способами!
Поразительно, что он пытался вести себя как цивилизованный человек в опере и за
обедом, учитывая все, в чем он считал ее виновной! На его месте Мередит не дала
бы себе труда быть вежливой, не говоря уже о дружелюбии.
     Внезапно ей  пришла в  голову мысль,  что  Мэтт мог  сам  послать себе эту
телеграмму,  чтобы оправдать в  глазах отца развод с  Мередит,  но  она  тут же
покачала головой.  Мэтью Фаррел жил лишь по собственным моральным законам и  не
считал нужным ни  перед  кем  оправдываться.  Он  сделал ей  ребенка,  женился,
мужественно выдержал яростный натиск ее отца. Одной лишь дерзостью и силой воли
создал финансовую империю.  Он  не  стал бы пресмыкаться даже перед собственным
отцом  и  тем  более посылать себе  телеграммы.  Телеграмма же  с  согласием на
развод,  полученная Мередит,  очевидно, была попыткой отплатить за оскорбление.
Но ведь он сначала вернулся к ней...
     Слезы жгли глаза Мередит,  и  она,  сама того не сознавая,  все прибавляла
скорость.  Нужно поскорее добраться до фермы,  поговорить с ним, попытаться все
объяснить.  Он так же нуждается в  ее прощении,  как она -  в  его,  и  вряд Ли
томительная нежность и острое сожаление, которые она испытывает сейчас к Мэтту,
могут послужить угрозой их будущему с  Паркером.  Прекрасные видения проплывали
перед  ее  мысленным взором  -  в  следующий раз,  когда  Мэтт  протянет  руку,
улыбнется ей и  поздоровается,  она ответит улыбкой и крепким рукопожатием.  Их
дружба не ограничится нечастыми встречами на балах и приемах, они смогут быть и
деловыми  партнерами.  Мэтт  поистине блестящий тактик  и  непревзойденно умеет
вести переговоры,  так что она,  возможно,  иногда сможет позвонить ему,  чтобы
попросить совета.  Старым друзьям ведь позволено это,  не  так  ли?  Они  будут
иногда обедать вместе, и она станет рассказывать ему о своих проблемах, и Мэтт,
наверное, вызовется помочь.., иначе для чего и существуют друзья...
     Теплый огонек в душе все разгорался, превращаясь в жаркое пламя.
     Проселочные дороги были небезопасны,  но Мередит почти ничего не замечала.
Ее великолепные грезы о дружбе с Мэттом совершенно затмили жестокую реальность:
ведь у  нее  нет никаких доказательств того,  что она говорит правду.  Мэтт уже
знает,  как  необходим  Мередит  развод  по  взаимному согласию  и  без  всяких
скандалов. Если она войдет в дом и с ходу начнет рассказывать о выкидыше, Мэтт,
несомненно,  вообразит,  что Мередит придумала всю эту сказку, чтобы, сыграв на
его сочувствии,  заставить согласиться на развод.  И,  что еще хуже, Мэтт купил
участок,  так  необходимый Мередит,  за  двадцать  миллионов  и  теперь  держит
"Бенкрофт энд компани" в  десятимиллионных финансовых тисках,  требуя за  землю
уже тридцать миллионов.  Он  наверняка предположит,  что все ее  истории насчет
выкидыша и телеграмм - отчаянный коварный план, чтобы он согласился разжать эти
финансовые клещи. Следовательно, единственным выходом будет немедленно объявить
ему,  что решение комиссии по районированию будет пересмотрено. Как только Мэтт
поймет,  что Филип никогда не станет больше вмешиваться в  его дела,  вероятно,
отнесется к идее о разводе так же разумно,  как в тот день в начале ленча...  И
только когда он поймет,  что мотивы Мередит совершенно бескорыстны,  она сможет
рассказать,  что случилось на самом деле и как погиб их ребенок. Мэтт должен ей
поверить, потому что у него не останется причин сомневаться.
     Деревянный мостик через  ручей  был  покрыт толстым слоем  снега.  Мередит
увеличила скорость, чтобы не застрять, и затаила дыхание. "БМВ" ринулся вперед,
завизжав шинами и пробуксовывая,  и почти подлетел к воротам фермы. Лунный свет
отражался от покрытых снегом полей,  и  в его лучах деревья казались странными,
потусторонними призраками,  грустным  напоминанием о  прошедшем  лете.  Подобно
зловещим скелетам они  отбрасывали уродливые тени на  побеленную стену дома,  и
Мередит вздрогнула, словно от дурного предчувствия.
     Она  заглушила  мотор  и  выключила  фары.  Слабый  свет  пробивался через
занавески в окне верхнего этажа. Мэтт был здесь и еще не лег спать. И, конечно,
придет в бешенство, как только увидит ее.
     Прислонившись головой к сиденью,  Мередит закрыла глаза, пытаясь собраться
с мужеством, смело встретить то, что ожидает ее через несколько минут. И в этот
момент,  сидя одна в машине,  слушая вой пурги, Мередит по-настоящему осознала,
какая  невероятно тяжелая и  трудная задача  ей  предстоит,  и  впервые за  эти
одиннадцать лет попросила о помощи.
     - Пожалуйста, - прошептала она, - Господи, пусть он поверит мне!
     Открыв глаза,  она резко села,  вытащила ключи зажигания и  взяла сумочку.
Одиннадцать лет назад Господь ответил на ее молитвы,  и  Мэтт вернулся,  только
Мередит не знала об этом и, выйдя из госпиталя, словно забыла о них. И Бог, без
сомнения, наказал ее за это!
     Истерический смех заклокотал в горле. Поразительно, думала Мередит, выходя
из машины,  как она ухитряется заставлять всех и  каждого злиться на нее,  ведь
она так старается никому не делать плохого!
     На крыльце неожиданно зажегся свет, и ее смех мгновенно улетучился; сердце
беспорядочно заколотилось,  и  Мередит увидела,  как входная дверь открывается.
Потеряв голову от  волнения,  она поскользнулась,  схватилась за  крыло машины,
уронила ключи в  глубокий снег около правой шины и уже наклонилась было,  чтобы
поднять их,  но тут же сообразила, что в сумочке есть другие, и кроме того, нет
никакого смысла рыться в снегу,  особенно сейчас, перед самым важным в ее жизни
разговором.
     В  дверях появился Мэтт  и,  не  веря глазам,  уставился на  поразительную
сцену:  из машины вышла женщина,  как две капли воды похожая на Мередит. Нет..,
не  может  быть!  Женщина  нырнула вниз  и  исчезла,  а  через  несколько минут
появилась снова,  осторожно обходя машину.  Мэтт  схватился за  косяк,  пытаясь
побороть слабость и головокружение.  Он уставился на видение,  уверенный в том,
что  из-за  гриппа  начались галлюцинации,  но  женщина  откинула тяжелую копну
припорошенных снегом волос таким мучительно-знакомым жестом,  что  сердце Мэтта
почти болезненно сжалось.
     Она подошла к крыльцу и откинула голову, чтобы получше его рассмотреть:
     - Здравствуй, Мэтт.
     Мэтт решил, что он определенно страдает галлюцинациями. Или просто бредит.
Может,  просто умирает наверху,  в  постели.  Он  не  знал,  что  именно с  ним
происходит,  только ощущал все нарастающие по  силе приступы озноба,  терзающие
его чаще и чаще. Видение улыбнулось.., нежно и нерешительно.
     - Можно  войти?  -  спросило оно.  Женщина выглядела совсем  как  Мередит,
только превратившаяся в ангела.
     Бешеный порыв ледяного ветра бросил Мэтту в  лицо пригоршню снега и  вывел
его из оцепенения.  Это не чертов призрак, а Мередит, Мередит из плоти и крови,
и  осознание этого неожиданно послало в  кровь невероятную дозу  адреналина.  В
висках забилось возбуждение, по Мэтт, слишком больной, чтобы выпроводить ее или
самому замерзнуть до смерти, пытаясь заставить ее уйти, выпрямился, отступил от
порога и  грубо повернулся к  ней  спиной,  предоставив Мередит делать все  что
вздумается. Хорошо еще, что потрясение при виде появившейся Мередит придало ему
хотя бы немного сил!
     - Ты,  должно быть, обладаешь инстинктом гончей и упорством бульдога, если
решилась приехать сюда в  такую погоду,  -  сообщил он,  выключая верхний свет.
Голос его звучал хрипло и незнакомо, даже в собственных ушах.
     Мередит готовилась к  самому худшему,  во всяком случае,  к  гораздо более
взрывному приему, чем этот.
     - Мне  помогли  тебя  найти,   -  пояснила  она,  с  тревогой  изучая  его
осунувшееся лицо,  потрясенная затопившей сердце неистовой нежностью.  Подавляя
желание сжать ладонями его лицо и сказать,  как ей жаль прошедших лет,  Мередит
ограничилась тем, что сбросила манто и протянула Мэтту.
     - Дворецкий взял выходной,  - издевательски бросил он, отступая. - Так что
повесь его сама.
     Вместо ожидаемого язвительного ответа Мередит повернулась и  бросила манто
на спинку стула. Мэтт гневно сощурил глаза, мучаясь одновременно от непонятного
смущения.  Странно.., почему она ведет себя так покорно, почти униженно, совсем
не то что во время их последней встречи.
     - Ну?! - рявкнул он. - Слушаю! Что тебе нужно?
     К удивлению Мэтта, она рассмеялась, коротко, чуть задыхаясь.
     - Думаю,  прежде всего я бы хотела что-нибудь выпить.  Да-да я определенно
хочу выпить.
     - Шампанское кончилось,  -  сообщил он.  - Можешь выбирать между скотчем и
водкой. Не желаешь - не пей.
     - Согласна на водку,  -  тихо обронила она. Мэтт на неверных ногах, боясь,
что вот-вот упадет, прошел в кухню, налил в стакан водки и вернулся в гостиную.
Мередит взяла протянутый стакан и оглядела комнату.
     - Кажется..,  кажется таким  странным видеть тебя  здесь,  после  стольких
лет... - запинаясь, начала она.
     - Почему?  Здесь я родился,  и думаю, это мой настоящий дом. Я ведь не кто
иной, как грязный работяга, помнишь?
     К полному изумлению ошеломленного Мэтта, кровь бросилась в лицо Мередит, и
она начала извиняться:
     - Пожалуйста,  прости меня,  мне  очень жаль,  что я  сказала это.  Хотела
сделать тебе больно,  и  у  меня невольно вырвалось...  Я  вовсе не это имела в
виду,  и  нет  ничего плохого в  том,  чтоб  быть рабочим -  они  трудолюбивые,
порядочные люди, которые...
     - Кого,  черт возьми, ты пытаешься одурачить? - взорвался Мэтт, но едва не
лишился сознания от боли, ударившей в виски. Комната покачнулась, и он оперся о
стену, боясь упасть.
     - Что случилось? - вскрикнула Мередит. - Ты болен?
     Мэтт  с  неожиданной ясностью понял:  либо  сейчас рухнет на  пол,  словно
несмышленый младенец,  либо его  вывернет прямо здесь,  на  ее  глазах.  Голова
кружилась,   внутренности  переворачивались,   и  он,  собрав  последние  силы,
направился к лестнице.
     - Я иду в постель.
     - Ты в самом деле болен!  -  охнула Мередит,  подбегая к нему, когда Мэтт,
поставив ногу на вторую ступеньку,  пошатнулся и  схватился за перила.  Мередит
потянулась к нему, чтобы помочь, и Мэтт резко отстранился, но она почувствовала
исходивший от него палящий жар.
     - Господи, да ты весь горишь!
     - Убирайся!
     - Заткнись и обопрись на меня,  -  велела она,  и у Мэтта даже не осталось
сил противиться ей.  Мередит подняла его руку и,  положив себе на плечи, начала
подниматься.
     Когда она дотащила его до спальни,  Мэтт сделал шаг вперед и  с  закрытыми
глазами свалился на постель.  Неподвижный,  бледный..,  как смерть.  Охваченная
ужасом,  Мередит схватила его за запястье,  пытаясь нащупать пульс, но была так
растеряна, что ничего не соображала.
     - Мэтт!  -  вскрикнула она и начала трясти его за плечи.  -  Мэтт, не смей
умирать!  -  истерически всхлипывала она.  - Я ехала в метель, чтобы рассказать
правду, объяснить все, что ты должен узнать, попросить прощения...
     Она так лихорадочно трясла его,  с таким страхом молила,  что Мэтт в конце
концов очнулся от гриппозного транса, хотя чувствовал себя настолько плохо, что
не способен был даже на ненависть к ней.  Главное , почему-то было лишь то, что
Мередит здесь, а он отчаянно болен.
     - Прекрати, - шепнул он, - перестань трясти меня, черт возьми.
     Мередит отпустила Мэтта,  едва не вскрикнув от облегчения, но тут же взяла
себя в  руки и  попыталась собраться с  мыслями.  Она всего лишь однажды видела
человека в  таком  состоянии -  своего отца.  Тогда  ему  стало плохо до  такой
степени,  что он чуть не умер.  Но Мэтт молод и  силен.  У него жар,  но сердце
здоровое.
     Не уверенная в том,  как лучше помочь Мэтту,  Мередит посмотрела на ночной
столик.  Там  стояли  пузырьки с  наставлениями принимать лекарство каждые  три
часа.
     - Мэтт,  -  настойчиво позвала она,  решив,  что  ему пора выпить таблетки
сейчас, - когда ты в последний раз принимал лекарство?
     Мэтт услышал и  попытался открыть глаза,  но,  прежде чем ему удалось это,
Мередит сжала его руку и наклонилась совсем близко:
     - Мэтт ты слышишь меня?
     - Я не глухой, - хрипло пробормотал он. - И не умираю. Просто у меня грипп
и бронхит. Я только что принял еще таблетки.
     Он  почувствовал,  как  просел матрац,  когда Мередит села рядом,  и  даже
отчего-то представил, как ее пальцы нежно откидывают волосы с его лба. Нет, он,
очевидно, снова бредит, и все это горячечные фантазии - Мередит просто не может
хлопотать над ним,  касаться лба,  приглаживать волосы, волноваться. Невыносимо
забавное видение, уродливый гротеск!
     - Ты  уверен,  что это только грипп и  бронхит?  -  спросила она откуда-то
издалека.
     Рот Мэтта дернулся в лихорадочной улыбке.
     - Тебе этого недостаточно?
     - Нужно немедленно вызвать доктора.
     - Мне необходима женская забота.
     - Я сойду? - спросила она с тревожным нерешительным смехом.
     - Очень забавно, - шепнул он.
     Мередит ощутила,  как  трепыхнулось сердце,  потому что  он  говорил таким
тоном, будто кроме нее.., кроме нее, ему никто не нужен!
     - Оставляю тебя одного немного отдохнуть.
     - Спасибо,  -  пробормотал Мэтт,  отворачивая лицо от яркого света и почти
мгновенно засыпая.
     Мередит натянула на него одеяла,  заметив вдруг, что он бос. Мэтт уснул не
раздеваясь,  и она решила оставить все как есть -  наверное,  ему теплее, чем в
пижаме.  Она подошла к  двери и,  уже положив руку на выключатель,  обернулась,
рассматривая лицо спящего Мэтта.  Грудь его равномерно поднималась и опускалась
во сне.  Дыхание было прерывистым, лицо смертельно побледнело, но даже больной,
слабый и спящий, он выглядел поистине внушительным противником.
     - Интересно, почему, - спросила она у уснувшего Мэтта, - каждый раз, когда
я оказываюсь рядом с тобой, все-все идет наперекосяк!
     Ее  улыбка померкла.  Мередит выключила свет и  вышла.  Она  действительно
искренне  ненавидела  хаос  и  неопределенность  в  личных  делах,   ненавидела
собственную беспомощность и  ощущение ежеминутной опасности,  возникавшее у нее
каждый раз  при мыслях о  будущем.  Работа -  другое дело,  там всякая проблема
служит вызовом,  стимулирует,  волнует.  Когда она  рисковала или  действовала,
руководствуясь лишь  инстинктами,  ожидания чаще  всего оправдывались.  Если же
нет..,  ну что же,  это всего-навсего неудача,  не горе.  За всю свою жизнь она
рискнула   по-крупному   лишь   дважды,    и   результаты   каждый   раз   были
катастрофическими.  Мередит переспала с Мэтью Фаррелом и вышла за него замуж. И
до сих пор пытается исправить совершенную ошибку! Лайза вечно критикует Паркера
за надежный,  предсказуемый характер, но при этом не понимает, что спокойствие,
надежность и  предсказуемость Мередит ценит больше всего на свете.  Последствия
необдуманных поступков тяжело,  почти невозможно вынести.  Видно, в бизнесе она
обладает талантом ставить на верную карту, чего не скажешь о личной жизни...
     Захватив манто, Мередит вышла во двор, взяла из машины саквояж и вернулась
в  дом.  Она уже хотела подняться наверх,  но почему-то задержалась,  оглядывая
комнату со смутной грустью и чувством ностальгии.  Все,  как прежде,  -  старый
диван,  два  мягких кресла перед камином,  книги на  полках,  лампы.  Каким все
кажется одиноким и  маленьким,  особенно сейчас,  когда на  полу стоят открытые
коробки, почти заполненные книгами и безделушками, завернутыми в газеты...

     Глава 35

     Утром,  когда  Мередит  прокралась в  комнату  Мэтта,  чтобы  взглянуть на
больного,  за  окном  по-прежнему шел  снег.  Жар  у  Мэтта немного спал,  хотя
температура все  еще  держалась.  В  сером  свете дня,  после спокойного сна  и
горячего  душа,  неожиданный  вчерашний  прием  казался  скорее  забавным,  чем
неприятным.
     Натянув синие слаксы и  ярко-желтый с  синим свитер с треугольным вырезом,
Мередит подошла к  зеркалу,  чтобы расчесать волосы,  и снова начала улыбаться.
Она ничего не могла с собой поделать, и чем дольше думала о вчерашней ночи, тем
смешнее казалась ситуация.  После бесконечной нервотрепки,  волнений и  тревог,
после героического броска сквозь метель они  едва  сказали друг другу несколько
фраз,  прежде чем Мэтт едва не свалился у ее ног, так что пришлось тащить его в
постель.   Очевидно,   решила  Мередит,   подавляя  смешок,   в  дело  вступают
сверхъестественные злые силы каждый раз, когда она оказывается рядом с Мэттом.
     По правде говоря,  даже неплохо,  что Мэтт болен - по крайней мере, у него
нет  сил  вышвырнуть ее!  И  хотя  она  не  может вывалить на  него  весь  груз
поразительных открытий,  пока он в таком состоянии,  к полудню Мэтт,  возможно,
немного оправится и сможет обсудить все достаточно рационально,  у него вряд ли
хватит сил,  чтобы отказаться выслушать ее.  Если  же  он  все-таки  попытается
отделаться от Мередит, она выиграет время, сказав полуправду о том, что уронила
ключи  в  снег,  и  теперь не  может уехать.  Ему  совсем необязательно знать о
запасных ключах!
     Определив план дальнейших действий,  Мередит причесалась и  взбила волосы,
пока  они  не  рассыпались по  плечам  естественными волнами и  завитками.  Она
подкрасила  губы  и  ресницы  и,   в  последний  раз  поглядевшись  в  зеркало,
удовлетворенно кивнула:  если не  считать слишком отросших волос,  выглядит она
неплохо. Теперь остается только найти термометр и что-нибудь вроде аспирина.
     Мередит прошла через холл  в  ванную и  там  в  аптечном шкафчике отыскала
термометр.  На  пузырьках  с  лекарствами  красовались  пожелтевшие от  времени
этикетки,  и Мередит с сомнением вгляделась в них. Она почти никогда не болела,
и в последний раз подхватила грипп, когда ей было двенадцать лет.
     Интересно,  что следует делать,  когда в  доме больной гриппом,  да  еще и
бронхитом?  Грипп  свирепствовал среди  служащих универмага,  и  теперь Мередит
пыталась припомнить, что говорила ей Филлис о симптомах. У самой Филлис страшно
болела голова,  ее  тошнило и  ныли все мышцы.  А  бронхит..,  бронхит означает
кашель и боль в груди.
     Мередит  отложила  в  сторону  термометр и  пузырек  с  аспирином и  взяла
флакончик метиолата.  В  инструкции говорилось,  что им нужно смазывать порезы,
поэтому она забраковала его и  вынула тубу с мазью от мышечных болей,  выдавила
немного на палец и поморщилась от резкого запаха. Нет, это тоже не годится. Она
ошеломленно оглядела полки.  Беда в том, что все эти снадобья слишком устарели,
их,  по-видимому, вообще давно не выпускают, потому что даже названий таких она
никогда не слыхала.
     Наконец она  обнаружила большую коричневую бутылку с  надписью "Касторовое
масло Смита".  Плечи Мередит затряслись от смеха.  Так ему и надо!  Это в самом
деле  послужит  ему  уроком,  решила  она,  хотя  не  знала,  в  каких  случаях
применяется касторка.  Зато где-то читала, что вкус у нее омерзительный, просто
омерзительный!  Поэтому  она  прибавила бутылку к  уже  сделанным находкам,  не
собираясь, конечно, давать Мэтту касторку. Просто в шутку поставит ее на поднос
вместе с лекарствами.
     И   только  сейчас  Мередит  сообразила,   что  находится  в  поразительно
прекрасном настроении для человека, запертого в глуши, на ферме, в одном доме с
больным,  который к тому же ее ненавидит.  Но Мередит отнесла это за счет того,
что скоро сможет положить конец этой ненависти.  И еще..,  еще она очень хотела
помочь Мэтту поправиться. Она обязана сделать это для него после всего, что ему
пришлось испытать по ее вине.  К  этому стоило добавить еще сладостно-печальную
ностальгию  по   ушедшей  юности,   заставляющую  ее   вновь  чувствовать  себя
восемнадцатилетней.
     Но  тут Мередит заметила голубую банку и  узнала широко разрекламированное
средство от кашля,  и хотя пахло оно ненамного лучше, чем то снадобье в тюбике,
однако,  наверное,  поможет Мэтту.  Поэтому она  взяла и  его  и  оглядела свою
добычу;  аспирин поможет от головной боли,  но может расстроить желудок.  Нужно
что-то другое.
     - Лед!  -  воскликнула Мередит  вслух.  -  Пузырь  со  льдом  наверняка не
повредит.
     Она спустилась в кухню,  открыла морозильник и обрадовалась,  увидев,  что
льда много.  И  тут  она  вспомнила красную резиновую грелку,  которую видела в
шкафчике за раковиной в ванной сегодня утром,  когда искала полотенце. Пришлось
снова подняться наверх,  но  на  грелке не оказалось крышки.  Мередит встала на
колени и  пошарила в  шкафчике.  Колпачок нашелся в самой глубине,  за банкой с
моющим средством, но к нему почему-то была прикреплена длинная тонкая резиновая
трубка со странным металлическим зажимом на ней.
     Мередит,   выпрямившись,   долго   недоуменно   рассматривала   непонятное
устройство,  попыталась вытащить трубку,  но обнаружила,  что изготовитель,  по
какой-то  причине сделал  колпачок неразборным.  Иного  выхода  не  оставалось.
Мередит проверила зажим,  на  всякий  случай завязала трубку узлом,  и  понесла
непонятный прибор вниз, чтобы наполнить его льдом и водой.
     Теперь осталось решить лишь проблему завтрака,  но  у  нее не из чего было
выбирать.  Нужно  приготовить  что-нибудь  несложное  и  легкое,  а  это  сразу
исключали хранившиеся в  шкафах припасы.  Пришлось подойти к холодильнику.  Там
оказались пакет с мясным рулетом,  еще один, с беконом, фунт масла и картонка с
яйцами.   В  морозилке  лежали  два  бифштекса.   Мэтт,  очевидно,  не  страдал
пристрастием к  диете и  не  боялся ни повышенного холестерина,  ни чрезмерного
количества калорий.
     Мередит вынула масло, положила в тостер два кусочка хлеба и снова порылась
в  шкафах,  пытаясь найти что-то  приемлемое на завтрак.  Но,  кроме нескольких
банок с  супом,  все остальные были с  острыми пряными блюдами -  тушеное мясо,
спагетти, тунец, и одна - со сладким сгущенным молоком. Молоко!
     Обрадованная Мередит открыла банку и  налила в  чашку немного молока.  Оно
выглядело  ужасно  густым,  но  в  инструкции Мередит  прочла,  что  его  можно
разбавлять или пить неразбавленным Неуверенная в том,  что предпочтет Мэтт, она
попробовала сгущенку и вздрогнула.  Разбавленное,  оно,  должно быть, еще хуже!
Непонятно, почему Мэтт любит его, но, по всей вероятности, так оно и есть.
     Приготовив тосты,  она  пошла в  гостиную,  сняла крышку с  сервировочного
столика,  решив использовать ее  вместо подноса.  Теперь она за один раз сможет
унести лекарства, резиновый мешок со льдом и завтрак!

     ***

     Неотвязная   головная   боль   привела   Мэтта   из    тяжелого   сна    в
полубессознательное состояние,  и  он  с  трудом сообразил,  что,  должно быть,
наступило утро. С трудом повернувшись, он вынудил себя открыть глаза, но тут же
непонимающе нахмурился,  увидев на ночном столике старомодный будильник, черные
стрелки  которого  показывали половину  девятого.  Куда  подевались электронные
часы?  Память медленно возвращалась. Он в Индиане.., больной... И судя по тому,
каких усилий ему стоило дотянуться до пузырьков с таблетками, намного лучше ему
не  стало.  Он потряс головой,  пытаясь прояснить мозги,  но тут же поморщился,
когда  в  висках снова  запульсировали ненавистные молотки.  Однако температура
спала, ибо его рубашка промокла от пота.
     Мэтт запил таблетки глотком воды и попытался взять себя в руки и пойти под
душ.  Но он чувствовал себя таким измученным... Может, лучше поспать еще часок,
а потом попытаться снова?
     На этикетке одного пузырька значилось: "Осторожно! Вызывает сонливость".
     Мэтт словно сквозь дымку лениво подумал,  уж  не  потому ли  он  не  может
стряхнуть с себя проклятое оцепенение,  но тут же устало откинулся на подушку и
закрыл глаза.  А  заснуть не  смог.  Какое-то  назойливое воспоминание билось в
голове,  не  давая покоя.  Мередит.  Он  видел этот  безумный сон..,  будто она
приехала в  буран и  помогла ему  лечь в  постель.  Господи,  какие причудливые
видения иногда  посылает подсознание!  Мередит скорее  поможет ему  свалиться с
моста  или  обрыва или  доведет до  банкротства,  но  всякое доброе дело  с  ее
стороны... Нет, это просто смехотворно!
     Он только начал засыпать,  как услышал скрип ступенек под чьими-то шагами.
Внезапно и резко вырванный из полудремоты,  Мэтт испуганно сел, покачнувшись от
быстрого движения.  Голова снова закружилась.  Но  едва  он  попытался откинуть
одеяла, в дверь постучали.
     - Мэтт!  -  окликнул мягкий голос,  единственный в  мире  голос,  мягкий и
музыкальный. Голос Мередит.
     Рука Мэтта замерла в  воздухе.  Он  тупо уставился в  стену и  на один миг
почувствовал, что снова теряет сознание.
     - Мэтт, я вхожу...
     Ручка повернулась,  и реальность вновь ворвалась неудержимой силой. Это не
сон, не мираж! Мередит на самом деле здесь!
     Подтолкнув плечом дверь,  Мередит медленно вплыла в комнату спиной вперед,
намеренно давая ему  время прикрыться на  случай,  если он  встал,  но  еще  не
оделся.   Убаюканная  ложным  ощущением  безопасности,   потому  что   он   был
относительно вежлив накануне вечером,  Мередит едва не уронила поднос,  когда в
комнате  оглушительным громом  взорвался  взбешенный окрик,  словно  неожиданно
начавшееся извержение вулкана:
     - Какого черта ты тут делаешь?!
     - Принесла тебе  поднос,  -  объяснила она,  поворачиваясь к  нему лицом и
направляясь к постели,  удивленная его разъяренным видом. Но даже это выражение
не  могло  сравниться со  злобно-угрожающим лицом  Мэтта,  когда тот  разглядел
резиновый мешок с длинной трубкой.
     - Что, дьявол тебя побери, - заорал он, - ты собираешься делать с этим?
     Мередит, полная решимости не дать ему запугать и расстроить себя, спокойно
ответила:
     - Это для твоей головы.
     - Такова твоя идея грязной шутки?  -  прошипел он,  с убийственной яростью
уставившись на нее.
     Совершенно сбитая  с  толку,  Мередит поставила поднос на  столик и  мягко
объяснила:
     - Я положила туда лед для...
     - Вижу,  ты на все способна,  -  процедил он и  объявил мертвенно-зловещим
голосом:
     - Даю тебе ровно пять секунд на то,  чтобы убраться из этой комнаты, и еще
минуту, чтобы покинуть этот дом, а то я сам тебя вышвырну.
     Мэтт наклонился вперед,  и  Мередит поняла,  что он намеревается отбросить
одеяла и перевернуть поднос.
     - Нет!  -  умоляюще вскрикнула она.  -  Нет смысла угрожать,  потому что я
никак не смогу уехать!  Я уронила ключи в снег,  когда вышла из машины.  И даже
если бы не это,  все равно не уехала бы, пока не скажу все, ради чего оказалась
здесь.
     - Мне  твои  признания неинтересны,  -  разъяренно рявкнул  Мэтт,  пытаясь
отбросить одеяла,  и  окончательно выйдя из  себя,  потому что  пришлось ждать,
когда пройдет накатившая волна головокружения.
     - Ты вел себя совсем по-другому прошлой ночью,  - отчаянно отбивалась она,
поспешно убирая  поднос,  прежде  чем  он  успел  свалить  его  на  пол.  -  Не
представляла, что ты так расстроишься только потому, что я принесла тебе пузырь
со льдом.
     Мэтт замер,  бессознательно вцепившись в одеяло, глядя на нее с неописуемо
потрясенным видом.
     - Ты сделала что? - едва выдавил он придушенным шепотом.
     - Я же сказала, принесла пузырь со льдом положить на голову...
     Мередит в тревоге осеклась,  заметив, что Мэтт внезапно закрыл лицо руками
и  упал  на  подушки.  Тело  его  конвульсивно сотрясалось,  а  из-под  ладоней
доносились какие-то  странные звуки.  Он  так  сильно вздрагивал,  что  пружины
матраца заскрипели.  Он дергался так неестественно,  что Мередит подумала: Мэтт
вот-вот задохнется или у него случится удар.
     - Что  случилось?  -  охнула  она.  Но  кровать  тряслась еще  сильнее,  а
непонятные, похожие на икоту звуки становились все громче.
     - Сейчас вызову "скорую"!  -  крикнула она, выбегая из комнаты. - У меня в
машине телефон, и...
     Она уже сбегала по  лестнице,  когда за  спиной послышался громовой хохот,
захлебывающиеся, оглушительные взрывы неудержимого смеха...
     Мередит замерла,  повернулась и прислушалась, только сейчас поняв, что все
это   время  Мэтт  едва  сдерживал  приступ  совершенно  неприличного  веселья.
Продолжая стоять на ступеньках, опираясь на перила, она сконфуженно размышляла,
в  чем  причина  столь  неожиданных  перемен.   Эта  длинная  резиновая  трубка
беспокоила ее с  самого начала,  но в  собранном виде эта штуковина не имела ни
малейшего сходства с  известными одноразовыми предметами гигиены,  которые  она
привыкла  видеть  в  аптеках.  Кроме  того,  разъяренно  думала  она,  медленно
поднимаясь наверх,  этот красный резиновый мешок висел на  двери ванной,  когда
она в последний раз была здесь! Если это предмет гигиены, нечего выставлять его
напоказ!
     У двери Мэтта она помедлила,  чувствуя себя невероятно неловко.  Но тут ей
пришло в голову,  что стоило стерпеть любое унижение хотя бы потому, что теперь
он, забыв о гневе, наверняка не попытается выкинуть ее на улицу. Даже лежащий в
постели,  Мэтью Фаррел казался грозным противником,  а уж разъяренный, поистине
вселял ужас.  Но  ей  пора попытаться заключить с  ним  перемирие независимо от
того, что он скажет или сделает, как ни обозлится.
     Мередит наконец решилась,  приняла,  как  ей  казалось,  подобающее случаю
выражение вежливого смущения и вошла в спальню. Стоило Мэтту увидеть ее, как он
снова скорчился в  припадке смеха,  правда,  на  этот раз изо всех сил стараясь
покрепче сжать губы.  Но  Мередит,  несмотря на  предательски вспыхнувшие щеки,
независимой походкой направилась к нему,  сунув руки в карманы и делая вид, что
не   имеет  никакого  представления,   почему  это  вдруг  ему  вздумалось  так
развеселиться.  И чтобы окончательно придать себе выражение наивного неведения,
Мередит подняла глаза к потолку и даже начала насвистывать.
     Но тут Мэтт внезапно понял,  почему она поспешила явиться сюда,  и улыбка,
таившаяся в уголках его губ,  мгновенно исчезла.  Очевидно, Мередит обнаружила,
что  он  купил  хаустонский участок  и  теперь  земля  обойдется ей  на  десять
миллионов долларов дороже.  Вот  и  примчалась сюда  в  надежде  уговорить его,
просить,  умолять и делать все что угодно,  лишь бы добиться своего,  даже если
для этого придется принести ему завтрак в  постель или неусыпно дежурить у  его
постели.  Охваченный  жгучим  отвращением  к  ее  неуклюжей,  неловкой  попытке
манипулировать им,  он  выжидал,  пока  эта  интриганка заговорит.  Но  Мередит
молчала, и Мэтт, снова загоревшись гневом, бросил:
     - Как ты нашла меня?
     Мередит мгновенно почувствовала,  что  настроение Мэтта снова изменилось к
худшему.
     - Я была у тебя дома прошлой ночью, - призналась она. - Насчет завтрака...
     - Забудь об этом,  -  нетерпеливо рявкнул он.  -  Я  спросил,  как ты меня
отыскала.
     - Твой отец был дома,  и мы поговорили.  Он и объяснил,  что ты отправился
сюда.
     - Должно быть, пустилась во все тяжкие, чтобы убедить его помочь тебе, - с
нескрываемым пренебрежением хмыкнул он. - Отец видеть тебя не может.
     Мередит  так   отчаянно  стремилась  заставить  его   выслушать,   что  не
задумываясь уселась на постель рядом с ним.
     - Мы с твоим отцом долго беседовали,  и я кое-что ему объяснила.  И он мне
поверил.  После того как..,  мы..,  поняли друг друга.., он рассказал, где ты и
уговорил приехать сюда и все объяснить тебе тоже.
     - Тогда начинай объяснять. Только побыстрее, - сухо бросил он, откидываясь
на  подушки,  не  понимая,  каким  образом  ей  удалось войти  в  доверие отца.
Неожиданно его разобрало любопытство.  Интересно бы посмотреть, какой спектакль
она разыграла перед Патриком прошлой ночью!  Может,  и  сейчас она тоже закатит
представление? Ну что ж, он и это стерпит.
     Мередит посмотрела в  холодное,  недружелюбное лицо  и  глубоко вздохнула,
пытаясь успокоиться и  смело встретить взгляд этих светлых глаз,  еще несколько
минут назад искрившихся смехом, но сейчас колючих словно ледяные швы.
     - Ну?  Собираешься раскрыть рот или так и будешь сидеть здесь и глазеть на
меня?
     Мередит сжалась, но не отвела взгляда.
     - Сейчас все скажу. Объяснение, конечно, будет немного запутанным, но...
     - Но, надеюсь, достаточно убедительным, - процедил он.
     Вместо  того  чтобы,  как  раньше,  наброситься  на  него  с  высокомерным
негодованием, Мередит кивнула и криво усмехнулась:
     - Надеюсь.
     - Тогда  выкладывай,  и  побыстрее!  И  без  лишних  подробностей,  только
основные моменты - чему ты пытаешься заставить меня поверить, что предлагаешь и
что требуешь взамен.  Нет,  последнюю часть можешь опустить.  Я знаю,  что тебе
нужно, просто хочу сам увидеть, какую еще уловку ты для этого изобрела.
     Слова падали тяжело,  беспощадно,  словно удары кнута,  полосуя и без того
наболевшую  душу,   но  Мередит,   не  опуская  глаз,   продолжала  говорить  с
обезоруживающей искренностью:
     - Прошу тебя поверить,  что я не собираюсь лгать. И вчера вечером приехала
в  твою квартиру,  чтобы предложить тебе прекратить войну.  Кое-что для этого я
уже сделала. А взамен прошу лишь одного - мира. Понимания между нами. Мне очень
хочется этого.
     Губы Мэтта дернулись в сардонической улыбке:
     - И это все,  что тебе нужно?  Мира и понимания? Едкая ирония в его голосе
вновь  пробудила  в  Мередит  неприятное  предчувствие неминуемого упоминания о
хаустонском участке.
     - Я  слушаю!  -  грубо подгонял Мэтт,  видя,  что она колеблется.  -  Ну а
теперь,  когда  я  понял,  что  тобой  движут  чисто  альтруистические  мотивы,
послушаем, что же ты готова предложить мне.
     Он,  кажется, не только сомневался в ее искренности, но и не считал, будто
она  может  предложить  что-то  действительно важное  и  значительное,  поэтому
Мередит выложила козырную карту,  самое главное, что собиралась отдать ему, то,
что было Мэтту жизненно необходимо.
     - Я   предлагаю  одобрение  твоего   проекта  Саутвилльской  комиссией  по
районированию,   -  объявила  Мередит  и  увидела  в  его  взгляде  откровенное
удивление: как может она так явно признаваться в собственном "предательстве"? -
Я знаю, что именно мой отец повлиял на членов комиссии, но хочу также, чтобы ты
понял:  я  никогда,  никогда в этом не участвовала и не соглашалась на подобную
вещь.  И  поэтому поссорилась с  ним задолго до  того,  как мы с  тобой обедали
вместе.
     - Откуда  вдруг  такая  тяга  к  справедливости?  Уголки губ  Мередит чуть
приподнялись в странной полуусмешке:
     - Я ожидала,  что ты так скажешь. На твоем месте я тоже повела бы себя так
же.  Однако ты должен мне верить,  потому что я смогу это доказать.  Достаточно
подать в комиссию новое заявление,  и ты немедленно получишь согласие. Отец дал
мне слово,  что не только не попытается помешать тебе, но и использует все свое
влияние,  чтобы комиссия одобрила проект.  В  свою очередь,  я  обещаю,  что он
выполнит клятву.
     Мэтт коротко, зло рассмеялся:
     - А  почему я  должен поверить его слову или твоему?  Ну а теперь я обещаю
тебе,  -  продолжал он вкрадчиво-угрожающим тоном,  -  если мое заявление будет
одобрено во вторник,  к пяти часам,  без повторной подачи,  отзову иск, который
мои адвокаты готовятся подать в среду, иск против твоего отца и сенатора Девиса
за незаконную попытку повлиять на государственных чиновников,  и еще один иск -
против  Саутвилльской комиссии  по  районированию за  намеренное  пренебрежение
интересами города.
     Перед глазами у Мередит все поплыло, желудок болезненно сжался. Неужели он
действительно  собирается  сделать  это?  С  какой  поразительной быстротой  он
мобилизует все силы, чтобы отомстить! Что писали о нем в "Бизнес уик": "человек
из   далекого  прошлого,   времен,   когда  принцип  "глаз  за  глаз"  считался
справедливостью, а не безжалостной жестокой местью"...
     С трудом сдерживая нервную дрожь, Мередит напомнила себе, что, невзирая на
все написанное о  нем,  несмотря на  то,  что он имел все причины презирать ее,
Мэтт все же пытался обращаться с ней вежливо, по-дружески не только в опере, но
и  за обедом,  и  это после того,  как она оскорбила его!  Только когда козни и
обиды перешли все границы, он вступил в борьбу с Мередит и ее отцом.
     Сознание этого  не  только помогло Мередит вновь  обрести мужество,  но  и
ударило в сердце острой нежностью к этому разгневанному,  разъяренному мужчине,
сумевшему проявить столько сдержанности.
     - Что еще? - нетерпеливо бросил Мэтт, пораженный неожиданно мягким блеском
глаз Мередит, когда та подняла голову и сказала:
     - Не  жди  больше  никаких  гадостей со  стороны отца  -  ни  больших,  ни
маленьких.
     - Означает ли это,  -  с  фальшивым восторгом объявил он,  -  что теперь я
смогу стать членом этого эксклюзивного маленького загородного клуба?
     Мередит, покраснев, кивнула.
     - Меня это абсолютно не интересует и  никогда не интересовало.  Что еще ты
предлагаешь?
     - И  когда  Мередит  вновь  замялась,   нерешительно  ломая  пальцы,  Мэтт
окончательно потерял терпение:
     - Как,  и  это  все?  Больше тебе  нечего предложить?  И  теперь я  должен
простить и забыть и преподнести тебе на блюдечке то, чего ты так добиваешься?
     - Что именно ты имеешь в виду? Чего я добиваюсь?
     - Хаустон! - ледяным тоном пояснил он. - Среди других бескорыстных мотивов
этого визита ты  совсем забыла упомянуть о  тридцати миллионах долларов,  из-за
которых ты,  конечно,  и  примчалась ко мне домой прошлой ночью.  Или я неверно
оценил чистоту твоих намерений, Мередит?
     Но она вновь удивила Мэтта, покачав головой и спокойно признавшись:
     - Да я обнаружила,  что ты купил хаустонский участок,  и ты прав -  именно
это известие и заставило меня приехать к тебе вчера.
     - А затем прилететь и сюда,  -  язвительно добавил Мэтт. - И теперь, когда
ты здесь,  решила пообещать все что угодно, лишь бы заставить меня передумать и
продать тебе участок за  ту  же  цену,  что купил сам.  И  как далеко ты готова
зайти?
     - О чем ты?
     - Неужели это все?  Но  ведь эти жалкие уступки не все,  что ты можешь мне
предложить?
     Мередит открыла рот,  чтобы ответить,  но  Мэтт был уже сыт по горло этими
омерзительными шарадами.
     - Позволь  облегчить  тебе  трудную  задачу  объясняться со  мной,  -  зло
прошипел он. - Постарайся вообще не говорить на эту тему! Что бы ты ни сочинила
и  ни сделала,  мне совершенно все равно,  поверь!  Можешь с  озабоченным видом
маячить у моей постели,  можешь даже предложить забраться ко мне в постель,  но
хаустонский участок обойдется тебе в  тридцать миллионов долларов,  и ни центом
меньше!
     Реакция Мередит поразила его.  Мэтт  бросал  слова,  точно  тяжелые камни,
намереваясь ранить побольнее,  угрожал ей судом,  публичным скандалом,  могущим
уничтожить репутацию семьи  Бенкрофтов,  оскорблял каждым оттенком своего тона,
запугивал   и   унижал,   подвергал  ее   издевательствам,   заставлявшим  даже
ожесточившихся в  подобных битвах врагов и конкурентов трястись либо от страха,
либо  от  ярости,  но  не  смог  пробиться через  броню спокойного достоинства,
окружавшую его  жену.  Собственно говоря,  она смотрела на  него с  выражением,
которое, знай ее Мэтт немного хуже, мог посчитать бы нежностью и раскаянием.
     - Ты все очень ясно изложил, - мягко ответила она и медленно встала.
     - Насколько я  понял,  ты  уезжаешь?  Мередит  покачала головой  и  слегка
улыбнулась.
     - Я собираюсь подать тебе завтрак и с озабоченным видом маячить у постели.
     - Иисусе!  -  взорвался  Мэтт,  чувствуя,  как  начинает  терять  железный
контроль над ситуацией.  - Неужели ты не слышала, что я сейчас сказал? Ничто на
свете не заставит меня передумать и продать тебе землю дешевле!
     Улыбка мгновенно пропала, но глаза все так же сияли мягким светом.
     - Я верю тебе.
     - И?..  - настаивал он в полнейшем недоумении, которое и отнес за счет еще
не выветрившегося действия лекарства. Куда подевался гнев? Нет, все эти чертовы
таблетки, из-за них он никак не может сосредоточиться!
     - И  принимаю твое решение как  воздаяние за  все несчастья,  которые тебе
пришлось перенести по нашей вине.  Ты не мог найти лучшего способа, - вздохнула
она без всякой запальчивости.  - Я хотела этот участок приобрести для "Бенкрофт
энд компани",  и  мне ужасно больно,  что он перешел к  кому-то другому.  Мы не
можем позволить себе заплатить тридцать миллионов.
     Мэтт в потрясенном неверии уставился на Мередит, но та, спокойно улыбаясь,
продолжала:
     - Ты  отнял у  меня то,  чего я  так страстно добивалась.  Ну а  теперь не
можешь ли  ты  признать,  что  взял  реванш,  счет сравнялся и  можно заключить
перемирие?
     Первым порывом Мэтта было послать ее к черту, но это - чисто эмоциональное
побуждение, а когда речь шла о переговорах или торгах, Мэтт давно уже приучился
никогда не позволять эмоциям затмевать логику суждений.  А логика подсказывала,
что  цивилизованные отношения взрослых воспитанных людей -  именно то,  чего он
добивался от  нее во время двух последних встреч.  И  теперь Мередит предлагала
дружбу,  с  поразительным тактом признавая его победу.  Удивительным тактом.  И
почти неотразимым.  Стоя  здесь в  ожидании его  ответа,  Мередит,  с  длинными
волосами,  рассыпавшимися  по  плечам  безыскусственными  локонами,  и  руками,
засунутыми  в   карманы  джинсов,   походила  скорее   на   натворившую  что-то
старшеклассницу,  вызванную в  кабинет  директора школы,  чем  на  руководителя
крупной фирмы.  И  одновременно она ухитрялась выглядеть как горделивая молодая
светская дама -  спокойно-величественная,  невозмутимо - недосягаемая, маняще -
прекрасная.
     Глядя на нее сейчас, Мэтт как никогда ясно понимал свою давнюю одержимость
ею.   Мередит   Бенкрофт   была   квинтэссенцией   женщины   -   изменчивая   и
непредсказуемая,  высокомерная и  милая,  остроумная и  серьезная,  надежная  и
легкомысленная,  невыносимо приличная и чинная..,  бессознательно чувственная и
манящая.
     И  он  спросил себя:  какой смысл продолжать эту  дурацкую войну?  Если он
заключит с  ней мир,  каждый без сожалений пойдет своей дорогой.  Прошлое нужно
было  похоронить много  лет  назад,  и  теперь настала пора  сделать это.  Мэтт
отомстил,  и месть обойдется Мередит в десять миллионов,  потому что он в жизни
не  поверит,  будто она не сможет найти такие деньги.  Он уже колебался,  когда
вспомнил,  как она принесла ему поднос сегодня утром, и едва снова не засмеялся
вслух.  В тот момент,  когда выражение его лица изменилось, Мередит поняла, что
Мэтт  готов капитулировать,  -  плечи ее  чуть расслабились,  а  глаза зажглись
надеждой.  Слишком  уж  хорошо  она  научилась читать  его  мысли!  Именно  это
заставило Мэтта продолжить ее мучения. Скрестив руки на груди, он объявил:
     - Я не принимаю решений, лежа в постели.
     Но Мередит не поддалась на удочку.
     - Как по-твоему, завтрак может смягчить твою решимость? - осведомилась она
с дразнящей улыбкой.
     - Сомневаюсь,  -  ответил он, но улыбка оказалась такой заразительной, что
Мэтт против воли ухмыльнулся.
     - Я тоже, - пошутила она и протянула руку:
     - Мир?
     Мэтт кивнул и  почти коснулся ее  пальцев,  но тут Мередит поспешно отняла
руку и улыбнулась еще шире:
     - Прежде чем ты согласишься, должна предупредить тебя кое о чем.
     - О чем именно?
     - Я  подумываю судиться с  тобой из-за  хаустонского участка,  -  полушутя
объяснила она.  -  И не хотела бы, чтобы все мои предыдущие замечания заставили
тебя поверить,  будто я  добровольно примирюсь с  потерей.  То есть если суд не
сможет  заставить тебя  продать землю  по  твердой рыночной цене,  я  не  стану
испытывать к  тебе никаких претензий и  смиренно приму поражение.  Надеюсь,  ты
понимаешь, что не стоит путать личные отношения с бизнесом.
     Глаза Мэтта сверкнули едва сдерживаемым смехом.
     - Остается только восхититься твоей откровенностью и  упорством,  -  почти
искренне ответил он. - Однако предлагаю тебе подумать, прежде чем тащить меня в
суд. Ты потратишь целое состояние на судебные издержки и все-таки проиграешь.
     Мередит понимала,  что он скорее всего прав,  и потеря участка значила для
нее не  так много,  как сознание того,  что она сейчас выиграла гораздо больше,
чем  простой  иск:  каким-то  образом она  смогла  вернуть радость жизни  этому
разочарованному гордому  человеку,  заставила его  забыть  о  гневе  и  принять
предложение мира.  Полная  решимости закрепить этот  мир  и  насколько возможно
разрядить атмосферу, Мередит шутливо призналась:
     - Собственно,  я  подумывала  вчинить  тебе  иск  за  ограничение  свободы
торговли или что-то в этом роде. Каковы мои шансы в этом случае?
     Мэтт сделал вид, что размышляет, и наконец покачал головой:
     - Нет, это тоже не пройдет. Однако, если ты твердо намерена судиться, я бы
на твоем месте выдвинул обвинение в  преступном сговоре с  целью обмана третьей
стороны.
     - А могла бы я выиграть процесс? - заинтересованно осведомилась она.
     - Нет, но заседание получилось бы намного интереснее.
     - Я подумаю, - пообещала она с деланной торжественностью.
     - Очень советую.
     Мэтт беззастенчиво ухмыльнулся Мередит улыбнулась в ответ.  И в это долгое
мгновение тепла  и  понимания барьер гнева  и  скорби,  возведенный между  ними
одиннадцать лет назад,  начал с неудержимой силой рушиться,  пока не рассыпался
окончательно Мередит медленно,  нерешительно подняла руку  и  протянула Мэтту в
знак дружбы и доверия.  Потрясенная происходящим, она молча наблюдала, как рука
Мэтта  тянется к  ней:  длинные пальцы  скользят по  ее  пальцам,  его  ладонь,
большая, теплая, касается ее ладони и крепко сжимает. Надежное, твердое пожатие
- Спасибо,  -  прошептала она,  поднимая глаза - Пожалуйста, - спокойно ответил
он,  задержав ее руку еще на секунду и тут же отпустив Прощание с прошлым.  Оно
ушло навек.
     Словно два незнакомых человека,  неожиданно разделивших что-то  куда более
трогательное и  значительное,  чем ожидали или намеревались,  сделали вид,  что
ничего особенного не произошло.  Мэтт откинулся на подушки,  а Мередит поспешно
подошла к  забытому подносу.  Краем глаза Мэтт  наблюдал,  как  она  брезгливо,
кончиками пальцев  взяла  клизму  и  положила  ее  на  пол,  подальше от  глаз.
Вернувшись к  постели,  она поставила поднос на ночной столик и,  вновь обретая
спокойствие, объявила:
     - Не  знаю,  как ты  чувствуешь себя сегодня утром,  и  не  думаю,  что ты
слишком голоден, но все-таки принесла тебе завтрак.
     - Все выглядит ужасно вкусно, - кивнул Мэтт, обозревая стоявшие на подносе
предметы.  -  Касторка  -  мое  любимое  блюдо,  конечно,  в  качестве закуски.
Наверное, эта вонючая мазь в синей банке - основное блюдо?
     Мередит разразилась смехом.
     - Я просто хотела тебя разыграть,  потому и принесла касторку, - объяснила
она.
     Теперь, когда изнуряющая битва подошла к концу, Мэтт ощущал, как его глаза
сами собой закрываются.  Дремотные волны накатывали на него, а веки потяжелели,
словно булыжники.  Он  чувствовал себя не  столько больным,  сколько смертельно
усталым. Очевидно, отчасти виной этому были проклятые таблетки.
     - Очень благодарен тебе, но я не голоден, - вздохнул он.
     - Я  так  и  думала,  -  кивнула она,  изучая его  лицо со  странно-нежным
выражением, смягчившим ее бирюзовые глаза в это утро. - Но тебе все равно нужно
есть.
     - Зачем?  -  суховато осведомился он и вдруг, хотя и запоздало, сообразил,
что Мередит действительно принесла ему завтрак в  постель..,  та самая Мередит,
которая не  умела  включить плитку  одиннадцать лет  назад  и  не  хотела  даже
попробовать научиться.
     Тронутый такой заботой,  он  вынудил себя  приподняться,  полный решимости
съесть все, что она приготовила. Мередит села рядом.
     - Нужно  поддерживать силы,  -  наставительно объявила  она  и,  подняв  с
подноса стакан с белой жидкостью, протянула его Мэтту.
     Тот настороженно повертел его в руках:
     - Что это?
     - Я нашла в шкафу банку со сгущенным молоком, подогрела его и разбавила.
     Мэтт сделал гримасу, но покорно поднес стакан к губам и сделал глоток.
     - С маслом, - добавила Мередит, когда он подавился.
     Мэтт прислонился головой к подушке и закрыл глаза.
     - Зачем? - хрипло прошептал он.
     - Не  знаю,  но  гувернантка всегда давала мне  молоко с  маслом,  когда я
болела.
     Веки Мэтта чуть приподнялись, а в серых глазах мелькнули искорки юмора:
     - Подумать только, что я когда-то завидовал детям богачей....
     Мередит послала ему смеющийся взгляд и начала медленно приподнимать крышку
с тарелки.
     - А  гам что?  -  с  подозрением осведомился Мэтт.  Она сняла крышку,  под
которой оказались два  холодных тоста,  и  Мэтт  с  облегчением вздохнул,  хотя
сильно сомневался, что сможет бодрствовать до тех пор, пока дожует их.
     - Я  съем все позже,  обещаю,  -  пробормотал он,  делая сверхчеловеческое
усилие воспрепятствовать векам захлопнуться. - Но сейчас я хочу спать.
     Он  выглядел  таким  измученным и  ослабевшим,  что  Мередит  нерешительно
согласилась.
     - Хорошо,  но по крайней мере проглоти аспирин Если запьешь молоком, он не
подействует на желудок.
     Она  протянула ему  таблетки вместе  со  стаканом молока  с  маслом.  Мэтт
капризно поморщился, но беспрекословно подчинился приказу.
     Мередит, удовлетворенно кивнув, встала:
     - Может, хочешь еще что-нибудь? Мэтт конвульсивно вздрогнул.
     - Только  священника,  -  охнул  он.  Мередит рассмеялась.  И  эти  нежные
музыкальные звуки еще долго звенели в  комнате после ее ухода,  проникая в  его
одурманенный сном мозг, словно легкая мелодия.

     Глава 36

     К  полудню  действие таблеток немного ослабло,  и  Мэтт  почувствовал себя
намного лучше,  хотя был удивлен,  обнаружив, насколько ослаб, всего лишь после
того,  как принял душ и натянул джинсы. Разостланная постель манила прилечь, но
он  решил преодолеть соблазн.  Внизу Мередит,  очевидно,  готовила обед,  и  он
слышал,  как она ходит по кухне.  Мэтт вынул из футляра маленькую электрическую
дорожную бритву,  купленную в  Германии,  включил ее,  посмотрелся в  зеркало и
немедленно забыл о мягко жужжавшем в руке приборе. Мередит внизу...
     Невозможно.  Невероятно.  Но  так оно и  есть.  Теперь,  когда он  наконец
проснулся, причина ее появления и спокойное смирение, с которым она приняла его
окончательный приговор  относительно Хаустона,  казались  по  меньшей  мере  не
правдоподобными.  Мэтт  знал  это,  но,  начав бриться,  постарался не  слишком
задумываться об истинных мотивах приезда Мередит хотя бы потому,  что не делать
этого сейчас было куда приятнее.  На  улице снова шел снег и  стоял арктический
холод,  судя по сосулькам,  налипшим на ветви деревьев.  Но тут, в доме, тепло,
уютно,  он был не один, и, кроме того, чувствовал себя не слишком хорошо, чтобы
снова  начать укладывать вещи  и  недостаточно плохо,  чтобы лежать в  постели,
глазея на  стены.  Общество Мередит,  хотя ни  в  коем случае не обещало покоя,
все-таки могло стать неплохим развлечением.
     Мередит  услышала  шаги   наверху  и,   улыбнувшись,   налила   разогретый
суп-консервы в  миску и положила сэндвич,  сделанный для Мэтта,  на тарелку.  С
того момента,  когда его рука сжала ее ладонь, странное спокойствие снизошло на
нее,  спокойствие,  разлившееся по телу,  словно весенний поток. Она никогда не
знала Мэтта Фаррела по-настоящему и  сейчас гадала,  знает ли  вообще его  хоть
один человек на земле. Если верить всему, что она читала и слышала о нем, враги
и конкуренты ненавидели его и боялись, подчиненные же восхищались и благоговели
перед боссом. Банкиры относились к Мэтту с почтением, руководители самых высших
рангов просили совета,  а  Комиссия по ценным бумагам и биржам,  контролирующая
биржу ценных бумаг, наблюдала за всеми его действиями, как ястреб.
     Вспоминая  прочитанные  статьи,   она  сообразила,   что,  за  несколькими
исключениями,  даже люди,  уважавшие его,  невольно давали понять,  что считают
Мэтью Фаррела опасным хищником, с которым следует обращаться крайне осторожно и
никогда не злить.
     И все же,  подумала Мередит с нежной улыбкой,  он лежал наверху,  больной,
измученный, но твердо уверенный в том, что она хладнокровно убила его ребенка и
развелась с ним,  словно с каким-то не стоящим внимания,  жалким попрошайкой..,
да,  но  при этом все-таки пожал ей руку.  Воспоминание об этом обжигало сердце
Мередит пронзительной сладостью.
     Очевидно,  решила она,  все эти люди,  которые говорят о  нем со  страхом,
совсем не знают Мэтта, иначе поняли бы, что он способен на искреннее сочувствие
и тонкое понимание.
     Подняв поднос,  Мередит направилась наверх.  Сегодня вечером или утром она
расскажет Мэтту о  том,  что случилось с  их малышкой,  но не сейчас.  С  одной
стороны,  ей  отчаянно хотелось облегчить душу,  полностью и  навсегда залечить
раны,  погасить гнев и боль,  которые оба ощущали.  Тогда грифельная доска,  на
которой записано прошлое,  будет  вытерта начисто и  они  смогут  по-настоящему
обрести мир и  покой,  а  возможно,  и  истинную дружбу и  положить конец этому
обреченному с  самого начала,  несчастному браку.  Но  как бы ни хотела Мередит
объясниться с  Мэттом,  все же боялась этого разговора,  как никогда и ничего в
жизни.  Сегодня утром Мэтт был готов забыть о том,  что было, но ей не хотелось
думать о  возможном взрыве,  когда он  обнаружит,  на что способен ее отец,  до
какой степени предательства и двуличия он смог дойти.
     Но  пока Мередит позволила Мэтту существовать в  блистательном неведении о
том, что ждет его впереди, и решила дать себе короткую передышку, после безумно
напряженных и мучительных двадцати четырех последних часов..,  и перед тем, что
неминуемо превратится в тяжелый и грустный разговор.
     Она неожиданно обнаружила, что с необычайной радостью думает о перспективе
спокойного вечера в  его компании.  Но  что здесь необычного или тревожного?  В
конце концов они старые друзья. И заслужили этот шанс возобновить дружбу.
     Остановившись у двери, она постучала и окликнула:
     - Ты одет?
     Мэтт с веселым ужасом охнул, интуитивно предположив, что она явилась с еще
одним подносом:
     - Да, входи.
     Мередит повернула ручку и  увидела,  что он  стоит перед зеркалом в  одних
джинсах и  бреется.  Странно видеть его  в  таком виде,  полуобнаженным,  после
стольких лет в этом есть какая-то непривычная интимность...
     Мередит с  трудом  оторвала взгляд от  зрелища бронзово-загорелой спины  и
бугрившихся мышц. Мэтт увидел ее в зеркале и поднял брови.
     - По-моему,  тут нет ничего такого,  чего бы ты не видела раньше,  -  сухо
заметил он.
     Мередит немедленно выругала себя. В конце концов она уже давно не наивная,
глупенькая девчонка! Пора бы уже повзрослеть!
     И, пытаясь сказать что-то остроумное и небрежное, выпалила:
     - Верно, но ведь теперь я помолвлена. Рука Мэтта замерла.
     - Да,  в  чертовски неудобном положении ты  очутилась,  -  бросил он после
мгновенного неловкого молчания. - Сразу и муж и жених!
     - В молодости я была ужасной уродкой и не нравилась мальчикам,  - пошутила
она,  ставя поднос. - Теперь я стараюсь привязать к себе побольше мужчин, чтобы
возместить потерянное время. - И, повернувшись к нему, уже серьезнее добавила:
     - Судя по  тому,  что сказал твой отец,  не  у  меня одной такая проблема.
Очевидно,  ты подумываешь жениться на той девушке,  чей снимок стоит у  тебя на
столе.
     Мэтт с  притворной небрежностью откинул голову и прошелся бритвой по шее и
челюсти:
     - Именно так и сказал мой отец?
     - Да. Это правда?
     - Это имеет какое-то значение?
     Мередит поколебалась, отчего-то расстроенная направлением, которое приняла
беседа, но честно ответила:
     - Нет.
     Мэтт  отключил  бритву,   окончательно  ослабев  и  чувствуя,  что  сейчас
совершенно не способен говорить о будущем:
     - Могу я попросить об одолжении?
     - Да, конечно.
     - Я ужасно устал за эти две недели и не мог дождаться,  пока приеду сюда и
найду хоть немного мира и покоя...
     Мередит отшатнулась, как от удара:
     - Прости,  что нарушила твой покой. Неожиданно теплая улыбка осветила лицо
Мэтта:
     - Ты всю жизнь только и делаешь,  что нарушаешь мой покой, Мередит. Каждый
раз, когда мы видим друг друга, разражается космическая катастрофа. Я не имел в
виду,  что жалею о твоем приезде,  просто хотел провести с тобой уютный,  тихий
вечер и не рассуждать ни о чем тяжелом.
     - По  правде  говоря,  я  чувствую то  же  самое.  Оба  в  полном согласии
замолчали,  разглядывая друг друга. Наконец Мередит отвернулась и взяла толстый
махровый купальный халат с этикеткой универмага "Нейман -  Маркус", висевший на
спинке стула:
     - Почему бы тебе не надеть его? Сможешь сесть за стол и пообедать.
     Мэтт послушно натянул халат,  завязал пояс,  и  Мередит заметила,  с какой
настороженной опаской он глядит на блюда, прикрытые крышками.
     - Что в той миске? - выдавил он наконец.
     - Гирлянда чеснока, - бесстыдно солгала она, - чтобы повесить тебе на шею.
     Он все еще смеялся, когда Мередит сняла крышку.
     - Даже  я  способна сунуть кусок мясного рулета между двумя ломтями хлеба,
открыть банку и подогреть суп, - сообщила она, улыбаясь.
     - Спасибо, - чистосердечно поблагодарил Мэтт. - Ты очень добра.
     Когда он  поел,  они  спустились вниз и  сели перед камином,  который Мэтт
вызвался разжечь.  Завязалась приятная,  ни  к  чему  не  обязывающая беседа  о
погоде,  сестре  Мэтта,  книге,  которую  он  читал.  Очевидно,  Мэтт  обладает
удивительной способностью быстро восстанавливать силы, думала она, но все равно
видно, что он начинает утомляться.
     - Может, ты хочешь пойти наверх и прилечь? - спросила она.
     - Нет,  здесь мне лучше, - отказался Мэтт, но все же растянулся на диване,
положив голову на маленькую подушку.
     Он проснулся через час и снова почти испугался той же мысли,  что и утром,
- это был всего лишь сон,  и  Мередит вовсе не думала приезжать.  Но,  повернув
голову,  увидел ее, сидевшую в том же кресле, что и час назад, и понял, что все
произошло на самом деле. Она здесь, что-то увлеченно пишет в блокноте, разложив
его  на  коленях,  подвернув под себя ноги.  Огонь камина играл в  ее  волосах,
окрасил щеки слабым розовым румянцем, отбрасывал тени на длинные загнутые вверх
ресницы.  Мэтт  улыбнулся про  себя -  уж  очень она  напоминала в  этот момент
прилежную школьницу, а не президента огромной компании. И чем дольше он смотрел
на нее,  тем больше это казалось правдой.  Но иллюзия тут же рассеялась,  когда
Мэтт спокойно спросил:
     - Над  чем  ты  работаешь?  Вместо  почти  ожидаемого ответа "алгебра" или
"геометрия" женщина в кресле улыбнулась:
     - Составляю сводку рыночных тенденций для  представления совету директоров
на следующем совещании, - пояснила она, - надеюсь убедить расширить ассортимент
товаров  с  нашими  этикетками.   Универмаги,   особенно  такие  крупные,   как
"Бенкрофт",  получают значительные прибыли от  продажи этих товаров,  но  мы не
полностью используем наши возможности, как это делают "Нейман", "Блумингдейл" и
остальные.
     Как и на прошлой неделе,  за обедом,  Мэтта заинтересовала эта непривычная
для него сторона ее жизни -  жизни деловой женщины,  отчасти из-за разительного
контраста с мнением, которое он составил о ней в прошлом.
     - А почему вы не полностью используете эти возможности? - допытывался он.
     Несколько часов  спустя,  когда  они  обсудили все  -  от  объемов продажи
"Бенкрофт" до  финансовых операций,  проблем с  качеством товаров и  ее  планов
расширения торговой сети,  Мэтт был не просто заинтригован, а поражен, восхищен
и неизвестно почему ужасно горд Мередит.
     Сидя  напротив него,  Мередит смутно сознавала,  что  сумела заслужить его
одобрение,  она  была так поглощена разговором,  так потрясена его способностью
немедленно проникать в  суть сложнейших проблем,  что  не  замечала,  как течет
время.  Страница  блокнота была  заполнена предложениями Мэтта,  предложениями,
которые ей не терпелось обдумать в  будущем.  Однако его последняя идея вряд ли
была осуществима.
     - Нам ни  за  что не  удастся получить согласие совета,  -  объяснила она,
когда  Мэтт  сказал,  что  лучше всего купить промышленные фабрики в  Тайване и
Корее.
     - Почему  нет?  Владея  собственными фабриками,  ты  смогла бы  решить все
проблемы контроля качества и потери доверия покупателей.
     - Ты прав, но мне это не по карману. Ни сейчас и ни в ближайшем будущем.
     Мэтт сосредоточенно нахмурил брови:
     - Ты  не  поняла!  Я  не  считаю,  что ты должна использовать свои деньги!
Возьми кредит в  банке.  Для чего же тогда банкиры?  -  добавил он,  совершенно
забывая,  что жених Мередит -  банкир.  - Банкиры дают тебе деньги взаймы, если
уверены,  что ты потратишь их не зря,  получают проценты,  а  когда возвращаешь
долг,  объясняют,  как повезло тебе найти людей,  которые готовы рисковать ради
тебя. Да что я объясняю, ты сама все знаешь.
     - Ты напоминаешь мне о моей подруге Лайзе! - разразилась смехом Мередит. -
На  нее  не  производит ни  малейшего впечатления профессия моего  жениха!  Она
считает,  что  Паркер должен просто давать мне  деньги,  когда  попрошу,  и  не
требовать никакого залога.
     Улыбка Мэтта немного поблекла при упоминании имени Паркера, но его ожидало
новое потрясение, когда Мередит почти небрежно объяснила:
     - Поверь,  я становлюсь экспертом по коммерческим кредитам.  "Бенкрофт" по
уши в долгах, да и я - нищая.
     - Что значит "нищая"?
     - Мы   очень  быстро  расширяемся.   Если   покупать  торговые  комплексы,
построенные другими,  это обойдется очень дорого и  снизит прибыли,  так что мы
обычно строим их сами и часть сдаем в аренду.  Стоит это тоже недешево, поэтому
мы берем кредиты в банке.
     - Понятно, но что это имеет общего с тобой?
     - Нужно вносить залоги,  -  напомнила она.  -  "Бенкрофт энд  компания уже
внесла все  залоги,  которые только было  возможно,  но  после постройки нового
магазина в  Фениксе  больше  закладывать нечего.  Я  хотела  открыть  филиалы в
Нью-Орлеане и Хаустоне,  поэтому закладываю свои акции и трастовый фонд.  Через
неделю мне будет тридцать,  и  деньги,  оставленные дедушкой,  переходят в  мое
распоряжение.
     Увидев, как Мэтт мрачно свел брови, она поспешно добавила:
     - Нет  причин расстраиваться.  Нью-орлеанский магазин уже  начал приносить
доходы, так что пока долги банку выплачиваются, мне можно не тревожиться.
     Мэтт был совершенно сбит с толку:
     - Погоди,  неужели ты  хочешь сказать,  что не только заложила собственные
акции и  фонд,  но  еще и  лично гарантировала возврат долга за  нью-орлеанский
магазин?!
     - Пришлось,  -  спокойно заключила она. Мэтт безуспешно попытался не вести
себя словно разгневанный профессор, с высоты своих безграничных знаний читающий
гневное наставление ленивому студенту.
     - Никогда больше этого не делай,  -  предостерег он.  -  Никогда, слышишь,
никогда не рискуй собственными деньгами! Говорю же, для этого существуют банки!
Они получают проценты,  и делают на этом деньги.  Так пусть они и рискуют! Если
бизнес придет в упадок и нью-орлеанский магазин станет убыточным,  банк обдерет
тебя как липку!
     - Если нет другого способа...
     - Если твой банкир сказал это,  значит,  он нагло лжет!  - перебил Мэтт. -
"Бэнкрофт энд  компани"  -  процветающая солидная компания.  Банк  имеет  право
требовать персонального залога и  гарантий возврата долга лишь  в  том  случае,
когда  кредита  просит  непонятно  кто,   без   достаточно  надежной  репутации
кредитоспособного бизнесмена.
     Мередит открыла было  рот,  чтобы возразить,  но  Мэтт повелительно поднял
руку.
     - Знаю,  они  попытаются заставить  тебя  поставить подпись  под  долговым
обязательством,  -  кивнул он, - потому что это устраняет риск. Но ты больше не
смей делать этого,  ни за что и  никогда.  Неужели хоть на одну чертову секунду
можно вообразить,  будто кредиторы заставляют администраторов "Дженерал моторе"
подписывать документы на займы, выдаваемые компании?
     - Нет, конечно, нет. Но наш случай немного иной.
     - Именно это  банки  вечно стараются внушить тебе.  И  кто,  черт  возьми,
банкир "Бенкрофт"?
     - Мой  жених...  Банк  "Рейнолдс Меркентайл траст",  -  пояснила  Мередит,
наблюдая, как щеки Мэтта раздраженно вспыхнули.
     - Да,  вижу,  твой  жених сумел выторговать себе  великолепные условия,  -
язвительно пробормотал он.
     Мередит невольно спросила себя,  уж  не  говорит ли в  Мэтте чисто мужское
соперничество.
     - Ты  зря нападаешь на Паркера,  -  спокойно обронила она.  -  И  при этом
забываешь,  что  ревизоры пристально следят  за  всеми  выданными кредитами,  и
теперь,  когда так много банков разоряются,  ревизоры не  очень одобряют,  если
банкиры  вкладывают слишком  много  средств  в  одну  компанию.  "Бенкрофт  энд
ком-пани"  уже  задолжала  банку  сотни  миллионов.   Паркер  больше  не  может
продолжать ссужать нам деньги без того,  чтобы не  вызвать осуждения,  особенно
теперь, когда мы объявили о помолвке. Мы просто обязаны внести залог.
     - Но можно найти какую-нибудь иную форму залога.  Как насчет твоего пакета
акций компании? Мередит, хмыкнув, покачала головой:
     - Я уже сделала это,  как,  впрочем,  и отец.  Остался только один крупный
держатель акций, который еще не заложил свой пакет.
     - И кто это?
     Мередит давно  пыталась перевести беседу в  другое русло,  и  Мэтт  только
сейчас, сам не желая того, предоставил ей эту возможность.
     - Моя мать.
     - Твоя мать?
     - Да,  как у всех людей, у меня тоже есть мать, - сухо сообщила Мередит. -
Ей при разводе был выделен большой пакет акций в качестве компенсации.
     - Почему же твоя мать не заложит акции? Вполне разумное решение, поскольку
она получает доходы с  магазинов.  Стоимость акций растет с  каждым днем,  пока
"Бенкрофт" расширяется и процветает.
     Отложив блокнот, Мередит взглянула на Мэтта:
     - Никто не просил ее.
     - Можно узнать, почему, или ты не хочешь говорить об этом? - спросил Мэтт,
не желая, чтобы она подумала, будто он, вместо Того чтобы помочь, вмешивается в
чужие дела.
     - Она живет где-то в Италии,  и ни я,  ни мой отец - не имели с ней ничего
общего с того времени, как мне исполнился год.
     И,  увидев,  что Мэтт не  проявил никаких эмоций,  по крайней мере внешне,
Мередит  внезапно решила  рассказать ему  о  том,  что  обычно  предпочитала не
вспоминать, и, пристально наблюдая за его лицом, с улыбкой объяснила:
     - Моя мать..,  была.., и есть... Кэролайн Эдварде. Темные брови недоуменно
сошлись в прямую линию, но Мередит пояснила:
     - Вспомни старый фильм с Гэри Грантом, там, где он на Ривьере, а принцесса
сказочного королевства скрывается...
     И  по  его  улыбке поняла,  что  Мэтт вспомнил кинозвезду.  Откинувшись на
спинку дивана, он с веселым удивлением рассматривал Мередит.
     - Она твоя мать?
     Мередит кивнула.
     Мэтт в задумчивом молчании сравнивал изысканное совершенство лица и фигуры
Мередит с тем образом актрисы,  который удалось вызвать в памяти,  Мать Мередит
была прекрасна, но дочь превзошла ее красотой.
     Словно  некий  внутренний свет  озарял  ее,  зажигал  выразительные глаза,
наполнял нежностью улыбку.  Такому природному изяществу нельзя было выучиться в
актерской школе.  Природа подарила Мередит тонкий прямой носик, которому мог бы
позавидовать любой скульптор,  высокие скулы и  полные,  четко очерченные губы,
словно  зовущие  мужчин  целовать  их,  хотя  весь  ее  вид  предупреждал их  о
необходимости держаться на расстоянии.
     Даже если один из этих мужчин был ее мужем...
     Мэтт постарался немедленно выбросить из головы тревожащие мысли.  В  конце
концов лишь по закону считается, что они муж и жена, на самом же деле они чужие
люди.
     "Чужие  люди,  познавшие наивысшую близость",  -  немедленно напомнил  ему
засевший в  мозгу демон,  и  Мэтту невольно пришлось вынуждать себя не опускать
взгляда ниже  выреза ярко-желтого свитера.  Но  ему  не  было  нужды  смотреть.
Когда-то  он ласкал и  целовал каждый дюйм этих округлых грудей,  так отчетливо
выделявшихся сейчас  под  тонким  трикотажем,  и  теперь  по-прежнему отчетливо
помнил,  что  испытывал,  когда они  наполняли его ладони:  мягкая кожа,  тугие
соски, аромат...
     Раздраженный постоянно возникающими в  воображении чувственными картинами,
Мэтт пытался сказать себе,  что это,  должно быть, естественная реакция мужчины
при  виде женщины с  неотразимой способностью выглядеть одновременно невинной и
соблазнительной в простом свитере и слаксах.  И Мэтт, неожиданно сообразив, что
молча уставился на Мередит, попытался связать прерванную нить разговора.
     - Я всегда удивлялся, от кого ты унаследовала это очаровательное лицо - уж
как Бог свят, наверняка не от своего папочки!
     Выведенная   из   равновесия   неожиданным   комплиментом   и   необычайно
обрадованная тем,  что  Мэтт находит ее  очаровательной даже сейчас,  когда она
приблизилась к  порогу  тридцатилетия,  Мередит благодарно улыбнулась и  слегка
пожала плечами, поскольку совершенно не представляла, что ответить.
     - Но как случилось, что я до сих пор ничего не знал о твоей матери?
     - У нас просто не было возможности поговорить по душам.
     "Потому что мы почти все время проводили в постели",  -  подсказал ехидный
демон,  вновь возвращая картины тех жарких бесконечных ночей,  когда он  держал
Мередит в объятиях,  сливаясь с ней,  стремясь удовлетворить жгучую потребность
дать наслаждение и стать с ней единым целым.
     Мередит  обнаружила,  как  удивительно приятно  открывать  душу  Мэтту,  и
поэтому решила поведать еще кое-что.
     - Ты когда-нибудь слышал о "Сиборд консолидейтид индастриз"?
     Мэтт, порывшись в памяти, очевидно, припомнил название.
     - Это,  кажется...на юго-западе, если не ошибаюсь, во Флориде. Холдинговая
фирма,  владевшая сначала парой больших химических компаний,  а позже вложившая
капиталы в горнорудное дело,  авиацию,  производство деталей компьютеров и сеть
аптек.
     - Супермаркетов,  -  поправила Мередит с той,  легкой,  беспечной улыбкой,
которая неизменно возбуждала в  нем жажду стиснуть ее в  объятиях и сцеловывать
эту усмешку с ее губ, пока они не набухнут от желания.
     - "Сиборд" основана моим дедом.
     - А  теперь  принадлежит тебе?  -  удивился  Мэтт,  вспомнив,  что  фирму,
кажется, возглавляет женщина.
     - Нет,  второй жене деда и ее сыновьям.  За семь лет до смерти дед женился
на своей секретарше и усыновил ее детей, а когда умер, оставил им "Сиборд".
     Открытие явно произвело большое впечатление на Мэтта:
     - Должно быть,  она  настоящий талант,  во  всяком случае,  смогла сделать
"Сиборд" большим и весьма прибыльным конгломератом.
     Неприязнь Мередит к этой женщине заставила ее отвергнуть незаслуженные, по
ее мнению, похвалы, но при этом она выдала больше, чем намеревалась:
     - Шарлотта расширила сферу  влияния  компании,  но  она  и  до  того  была
достаточно велика.  Фактически "Сиборд" владела  всем,  что  удалось приобрести
нашей семье на протяжении поколений, а "Бенкрофт энд ком-пани" составляла менее
четверти нашего состояния.  Поэтому, как видишь, Шарлотта не создавала "Сиборд"
из ничего.
     По   изумленному  лицу  Мэтта  Мередит  заметила,   что  он   понял,   как
несправедливо разделено наследство деда. В любое другое время она не открыла бы
постороннему мужчине так  много,  но  в  сегодняшнем вечере чувствовалось нечто
необычайное.  Как  хорошо после всех  этих  лет  сидеть напротив Мэтта и  тихо,
по-дружески беседовать,  ощущать тепло от сознания того, что они наконец сумели
сломать разделяющую их  стену и  протянуть мостик взаимопонимания.  Как приятно
сознавать его неподдельный интерес ко всему, что она говорит!
     Все это вместе с уютным потрескиванием пламени в камине,  медленно, словно
в   театре,   падавшими  за  окном  крупными  снежинками  создавало  атмосферу,
располагающую  к  откровенности.  И  поскольку  Мэтт  тактично  воздержался  от
дальнейших неделикатных расспросов, Мередит охотно объяснила:
     - Шарлотта и  мой  отец ненавидят друг друга,  и  когда мой дед женился на
ней,  между  ним  и  Филипом произошел разрыв,  и  до  самой  смерти  деда  они
по-настоящему и не помирились.  Позже,  возможно, в отместку за то, что отец не
пришел к нему первым,  дед официально усыновил сыновей Шарлотты. Мы не знали об
этом,  пока  завещание не  было вскрыто.  Дед  разделил недвижимость на  четыре
равные доли, оставил одну отцу, а остальное перешло Шарлотте и ее детям, причем
она, естественно, контролирует их доли наследства.
     - Я действительно различаю в твоем голосе нотки цинизма каждый раз,  когда
ты упоминаешь об этой женщине?
     - Возможно.
     - Потому  что  она  захватила три  четверти наследства твоего деда  вместо
половины, что было бы более справедливо? - допытывался Мэтт.
     Мередит взглянула на часы,  сообразив,  что пора подумать насчет ужина,  и
поспешно договорила:
     - Нет,  я  не  выношу ее вовсе не из-за этого.  Шарлотта самая бездушная и
холодная женщина из тех,  кого я знаю,  и думаю, она намеренно разжигала вражду
между дедом и отцом.  Правда,  особых усилий с ее стороны не потребовалось. Оба
они -  и  дед и  отец были упрямы и  вспыльчивы и слишком похожи друг на друга,
чтобы жить в  мире и  согласии.  Однажды они поссорились из-за  того,  как отец
управляет  универмагом,   и  дед  кричал  на  отца,  что  тот  сделал  в  жизни
единственную умную вещь  -  женился на  моей  матери,  да  и  то  умудрился все
изгадить так же, как теперь завалил все сколько-нибудь важные дела в магазине.
     И, с извиняющейся улыбкой взглянув на часы, поднялась.
     - Становится поздно,  и ты,  должно быть, хочешь есть. Я сейчас приготовлю
что-нибудь на ужин.
     Мэтт понял, что ужасно проголодался, и тоже встал.
     - А твой отец действительно так уж плохо управлял магазином? - спросил он,
пока они шли к кухне. Мередит, рассмеявшись, покачала головой.
     - Нет,  конечно,  нет.  У моего деда была слабость к красивым женщинам. Он
был без ума от матери и просто взбесился, когда отец с ней развелся. Собственно
говоря,  именно он  и  передал ей пакет акций "Бенкрофт".  Сказал,  что поделом
моему отцу,  пусть знает,  что  каждый раз,  когда магазин получает один доллар
прибыли, ей достается доля дивидендов.
     - Да,  ничего не скажешь,  изобретательный парень!  - саркастически бросил
Мэтт.
     Но мысли Мередит уже целиком были заняты предстоящим ужином, и она открыла
буфет, пытаясь решить, что можно есть Мэтту. Тот подошел к холодильнику и вынул
бифштексы:
     - Как насчет этого?
     - Но не слишком ли это тяжелая пища для тебя?
     - Ничуть. Я уже несколько дней не ужинал по-человечески.
     Несмотря на голод, Мэтту почему-то совсем не хотелось прекращать разговор,
возможно,  потому,  что они ни  разу не  беседовали так дружески откровенно,  и
впечатление было совершенно новым,  столь же  необычным,  как  видеть Мередит в
роли внимательной,  заботливой жены, ухаживающей за больным мужем. Разворачивая
мясо, он наблюдал, как она обвязывает тонкую талию полотенцем вместо передника,
и в надежде побудить ее к дальнейшим откровениям шутливо осведомился:
     - А твой отец упрекал тебя в том, что ты завалила все порученные тебе дела
в универмаге?
     Вынимая  буханку  хлеба,   Мередит  ослепительно  улыбнулась,   но  улыбка
отчего-то не осветила ее огромные выразительные глаза:
     - Только когда он в необычайно хорошем настроении.
     Мередит  заметила промелькнувшее в  его  взгляде  сочувствие и  немедленно
решила доказать, что это вовсе ни к чему.
     - Знаешь,  очень неловко,  когда он  обрушивается на  меня  в  присутствии
других администраторов,  но  все  уже к  этому привыкли.  Кроме того,  время от
времени каждый оказывается под  его обстрелом,  хотя не  так часто и  не  таким
образом, как я. Видишь ли, они понимают, что мой отец из тех людей, кто терпеть
не  может,  когда сталкивается с  тем,  что кто-то способен справиться с  любой
проблемой без его помощи и  вмешательства.  Он  нанимает компетентных,  знающих
людей с  прекрасными замыслами,  но тут же запугивает их,  унижает и заставляет
подделываться под собственный образ мыслей. Если идея сработает, он приписывает
заслугу себе, если же оказывается неудачной - они становятся козлами отпущения.
Те,  кто  смеет  противоречить ему  и  гнет  свою  линию,  получают повышение и
прибавки к жалованью,  если их предложения оказываются успешными, но никогда не
слышат слов  благодарности и  уважения.  И  "каждый раз,  когда они  предлагают
что-то новое, их снова ожидает такая же битва.
     - А  ты,   -  спросил  Мэтт,  прислонившись  плечом  к  стене,  -  как  ты
справляешься с делами, когда играешь первую роль?
     Мередит,  вынимавшая столовые приборы,  обернулась и  взглянула на  Мэтта,
неожиданно вспомнив о  совещании,  которое он  проводил в  тот день,  когда она
пришла  в  офис,  но,  к  несчастью,  отвлеклась  видом  его  обнаженной груди,
открывшейся в  разошедшихся бортах халата.  Почему ее так волнуют эти мышцы под
бронзовой  кожей,   покрытой   порослью   темных   курчавых   волос?   Внезапно
задохнувшись,  она  поспешно  подняла  глаза  и  странное  состояние постепенно
исчезло.., но не прошло ощущение интимности мгновения.
     - Точно так же,  как ты, - тихо сказала она, не пытаясь скрыть восхищение,
которое испытывала к нему.
     Мэтт вздернул темную бровь.
     - Откуда ты знаешь, как я справляюсь с делами?
     - Поняла в тот день, когда пришла в твой офис. Я всегда знала, что следует
обращаться со  служащими гораздо лучше,  чем это делает отец,  но боялась,  что
покажусь слишком слабой и  женственной,  если  попытаюсь вести  более  открытый
диалог, когда стану президентом.
     - И?.. - допрашивал он, слегка улыбаясь.
     - И ты вел себя со своими служащими точно так же,  только никто не обвинял
тебя в  слабости и  женственности.  И поэтому,  -  закончила она с приглушенным
смущенным смехом,  снова обернувшись к ящику со столовым серебром,  -  я решила
стать такой же, как ты, когда вырасту.
     Молчание повисло  в  комнате,  ощутимое,  словно  нечто  теплое,  живое  и
дышащее.  Мередит делала вид,  что очень занята, а Мэтт был доволен ее похвалой
гораздо больше, чем хотел признать.
     - Ты мне льстишь, - чопорно выговорил он наконец, - но все равно спасибо.
     - Пожалуйста.  Ну а  теперь почему бы тебе не посидеть,  пока я приготовлю
ужин?
     После ужина они вернулись в гостиную,  и Мередит подошла к книжному шкафу,
рассматривая старые книги и игры.  Она провела прекрасный незабываемый день,  и
теперь  ее  терзали угрызения совести из-за  Паркера и  еще  какое-то  странное
чувство, которому не было названия. Нет, конечно, было, признавалась она себе с
беспощадной прямотой,  только она не понимала, почему оно так действует на нее.
В  этом доме царила такая атмосфера всепобеждающего,  мужского обаяния,  что  в
сердце невольно проснулись старые воспоминания. Она совсем не предвидела этого,
когда ехала сюда.  Не ожидала,  что вид обнаженной груди Мэтта пробудит грешные
мысли о тех мгновениях, когда она так часто видела эту грудь: по ночам, лежа на
спине..., и Мэтт.., над ней.., и в ней.., глубоко, почти болезненно глубоко...
     Мередит рассеянно провела пальцами по  пыльным корешкам книг,  не  видя ни
одного названия.  Интересно,  сколько еще  женщин вместе с  ней хранят интимные
воспоминания о теле Мэтта,  сливающемся с их телами.  Десятки, решила она, если
не сотни.  Но ни гнева, ни ненависти она не испытывала. Стоит ли осуждать Мэтта
за его сексуальные подвиги, как, впрочем, и женщин, так охотно предлагавших ему
себя?  Нет,  теперь,  став взрослой,  она понимала,  что Мэтт поистине излучает
чувственность и неотразимую притягательность.  А если к этому добавить огромное
богатство и приобретенную власть,  нетрудно понять,  почему женщины ни в чем не
могут ему отказать.
     Но ей самой подобная опасность не грозит.  Ни чуточки!  Мередит не хватает
только неожиданного вторжения в  ее  жизнь  этого коллекционера женских сердец,
сексуального атлета, привыкшего видеть у своих ног любую женщину! Лично Мередит
предпочитает спокойных, надежных, высокоморальных мужчин вроде Паркера. Правда,
нужно признать,  она прекрасно проводит время в обществе Мэтта.  Возможно, даже
слишком прекрасно.
     Мэтт с  дивана наблюдал за  Мередит,  надеясь,  что она не сможет отыскать
подходящую книгу и не погрузится в чтение на весь остаток вечера.  Заметив, что
Мередит  чересчур долго  задержалась у  полки  с  играми,  Мэтт  подумал:  она,
возможно,  смотрит на  "монополию"..,  и  вспоминает тот  вечер,  когда они все
вместе играли.
     - Хочешь поиграть?  -  спросил он. Мередит, резко повернувшись, воззрилась
на него со странной настороженностью:
     - Поиграть? Во что?
     - Мне показалось, ты смотришь на одну из игр.., ту, что наверху.
     И  тут Мередит разглядела "монополию",  и все заботы и тревоги исчезли при
мысли  о  том,  что  следующие несколько часов можно провести в  таком глупом и
легкомысленном занятии,  как игра в "монополию".  Улыбнувшись, она потянулась к
коробке:
     - А ты хочешь?
     И Мэтт неожиданно захотел этого так же сильно,  как,  по-видимому,  и сама
Мередит.
     - Неплохо бы, - решил он, сбрасывая покрывало с дивана, чтобы было удобнее
сидеть вдвоем, поставив доску между ними.
     Два часа спустя поле доски почти все покрылось "домами" и "отелями" Мэтта,
так  что  Мередит была  вынуждена платить аренду  каждый раз,  когда  ее  фишка
приземлялась на выигранный им участок.
     - Ты  должна мне  две  тысячи за  последний ход,  -  напомнил он,  страшно
довольный  проведенным вечером  и  совершенно очарованный женщиной,  обладающей
способностью превратить игру  в  "монополию" в  одно  из  самых  восхитительных
развлечении, которые ему доводилось видеть за много лет. Он протянул руку:
     - Отдавай-ка долг.
     Мередит  наградила  его  ясным,   невинным  взглядом,  вызвавшим  у  Мэтта
невольный смешок, прежде чем она объявила:
     - У меня осталось только пять сотен. Не откроешь ли кредит?
     - Ни за что. Я выиграл. Отдавай все.
     - У  некоторых жадных хозяев трущоб совсем нет  сердца!  -  прошипела она,
почти швыряя деньги в протянутую руку,  и попыталась угрожающе нахмуриться,  но
кончила тем, что улыбнулась:
     - Следовало бы  знать,  когда мы в  последний раз играли в  эту игру и  ты
скупил все  подряд и  отобрал у  нас  последние деньги,  что рано или поздно ты
станешь известным магнатом.
     Но вместо того чтобы улыбнуться в  ответ,  Мэтт взглянул на нее и спокойно
спросил:
     - А если бы ты знала, это имело бы какое-то значение?
     Сердце Мередит, казалось, перестало биться: слишком неожиданно-мучительным
оказался  этот   прямой  вопрос.   Отчаянно  пытаясь  найти  подходящий  случаю
легкомысленный ответ и  вернуть прежнее настроение,  она окинула его комическим
взглядом несправедливо оскорбленной жертвы и начала укладывать доску в коробку.
- - С  вашей стороны очень мило намекнуть на то,  что в  далекой юности я  была
завистливой и  корыстной,  мистер  Фаррел.  Ты  и  так  достаточно унизил меня,
выиграв все мои денежки!
     - Ты  прав,  -  подражая ее беззаботному тону,  ответил Мэтт,  потрясенный
вырвавшимся у  него вопросом и  взбешенный на себя за то,  что неожиданно начал
интересоваться,  по  каким причинам она  так  долго оставалась замужем за  ним.
Поднявшись,  он  начал разбрасывать уголья,  чтобы ночью они не вспыхнули и  не
наделали пожара, а когда поднялся с колен, уже успел полностью овладеть собой.
     - Кстати о деньгах,  -  заметил он,  пока она водворяла коробку обратно на
полку,  -  если  ты  собираешься снова  выступить гарантом долга  компании,  по
крайней мере  не  мешало  бы  настоять,  чтобы  банк  твоего  жениха согласился
освободить тебя от  гарантии через два-три  года.  Это  достаточно долгий срок,
чтобы убедиться в платежеспособности клиента.
     Обрадованная сменой темы, Мередит обернулась:
     - А банки имеют право делать это?
     - Спроси своего жениха.
     Мэтт расслышал сарказм в  собственном голосе и мгновенно возненавидел себя
за неуместную глупую ревность, но тут же, не успев опомниться, выпалил:
     - И  если он  не согласится,  найди другого банкира.  Мередит поняла,  что
оказалась на зыбкой почве, но не могла сообразить, как там очутилась.
     - "Рейнолдс Меркентайл",  -  терпеливо объяснила она,  -  оставался банком
Бенкрофтов почти целое столетие. Уверена, знай ты состояние наших финансов, сам
согласился бы, что Паркер более чем сговорчив.
     Совершенно  нелогично  раздраженный  настойчивой  защитой  Паркера,   Мэтт
намеренно холодно сказал то, что хотел сказать весь вечер:
     - Это он подарил тебе кольцо, которое ты носишь на левой руке?
     Мередит настороженно кивнула.
     - У него паршивый вкус. Чертовски уродливая штука.
     Он  объявил это  с  таким  великолепным презрением и,  честно говоря,  был
настолько прав относительно кольца,  что  Мередит едва сдержала рвущийся наружу
смех.  Мэтт  стоял  неподвижно,  вызывающе подняв  брови,  словно подначивая ее
возразить, и Мередит закусила губу, пытаясь не хихикнуть.
     - Это фамильная драгоценность.
     - Настоящая дешевка.
     - Но фамильная ценность это...
     - Это любой предмет, - перебил он, - дорогой нам по воспоминаниям, слишком
уродливый, чтобы попытаться продать его, и слишком ценный, чтобы выбросить.
     Но  вместо того чтобы разозлиться,  как  ожидал Мэтт,  Мередит разразилась
смехом, бессильно прислонившись к стене.
     - Ты прав, - едва выдавила она.
     Мэтт,  не сводя с  нее взгляда,  пытался внушить себе,  что она ничего для
него  не  значит.  Напрасно.  Лишь  сверхъестественным усилием воли удалось ему
отвести глаза и посмотреть на стоявшие на камине часы:
     - Уже начало двенадцатого. Пожалуй, пора спать.
     Неприятно  удивленная резким  тоном,  Мередит  быстро  выключила  бра  над
диваном.
     - Прости.  Мне не следовало задерживать тебя так надолго.  Совсем забыла о
времени.
     И словно карета Золушки,  превратившаяся в тыкву с последним ударом часов,
веселое,  дружелюбное настроение,  царившее в  комнате весь  вечер,  неожиданно
исчезло.  Они молча направились наверх.  Мередит почувствовала неладное,  но не
могла понять,  что произошло.  Мэтт тоже ощущал это,  но  в  отличие от Мередит
точно знал причину.  С холодной вежливостью проводив ее до двери спальни Джули,
он пожелал спокойной ночи.

     Глава 37

     Стрелки часов показывали полночь,  но  Мэтт  по-прежнему не  спал,  лежа с
закрытыми глазами.  Мозг  неотступно изводила лишь одна мысль -  Мередит рядом,
совсем близко, спит в комнате чуть дальше по коридору.
     В  половине  первого  Мэтт  перевернулся на  спину  и  в  полном  отчаянии
вытряхнул из пузырька одну из таблеток,  обладающую снотворным действием. В час
пятнадцать он снова сорвал колпачок с флакончика и принял еще одну таблетку.
     Лекарство  в  конце  концов  погрузило  его  в  сон,  тревожный,  тяжелый,
наполненный грезами о  ней...  О,  эти бесконечные жаркие фантазии,  в  которых
Мередит лежала в его объятиях,  обнаженная,  задыхавшаяся от страсти, осыпавшая
Мэтта ласками,  заставлявшими его стонать от невыносимого наслаждения.  Он брал
ее снова и снова, пока не испугал ненасытной жаждой обладания...
     - Мэтт, прекрати, мне страшно! Он врезался в нее все с большей силой, хотя
Мередит умоляла его остановиться.
     - Мэтт, пожалуйста, хватит! Почему она угрожает позвать доктора?
     - Если ты немедленно не проснешься, я вызову доктора!
     Он  не  хотел доктора,  он  хотел Мередит.  И  пытался снова лечь на  нее,
вдавить в матрац,  но она удерживала его и положила руку на лоб... И предлагала
кофе...
     - Пожалуйста, проснись! Я принесла тебе кофе!
     - Кофе?
     Она нежно погладила его по щеке и прошептала в самое ухо:
     - Черт возьми, да проснись же! Ты улыбаешься во сне!
     Именно  проклятие привело  Мэтта  в  себя.  Мередит  никогда не  ругалась,
значит, тут что-то неладно. Что-то неладно...
     Мэтт вынудил себя открыть глаза и  взглянуть в  ее ослепительно прекрасное
лицо,   пытаясь  сообразить,  где  находится.  Мередит  с  встревоженным  видом
наклонилась над ним, сжимая его плечи.
     - Что случилось?  -  пробормотал он.  Мередит разжала руки" и  со  вздохом
облегчения почти рухнула на постель.
     - Ты  метался и  так  громко кричал,  что  в  моей комнате было слышно.  Я
прибежала сюда и  попыталась разбудить тебя,  но  ты  не просыпался.  Я  ужасно
перепугалась, но лоб у тебя оказался холодным. Вот я принесла тебе кофе, выпей.
     Мэтт  послушно  заставил себя  сесть  и,  прислонившись головой  к  спинке
кровати,  провел рукой по волосам,  пытаясь стряхнуть с  себя остатки странного
сна.
     - Это все таблетки,  -  объяснил он. - Сразу две действуют с силой ядерной
боеголовки.
     Мередит взяла пузырек и прочла инструкцию.
     - Тут написано,  что нужно принимать по одной. Мэтт, не отвечая, потянулся
к кружке,  выпил почти все содержимое и вновь,  откинув голову,  прикрыл глаза,
ожидая,  пока кофеин сотворит чудо,  к  счастью,  совершенно забыв о  видениях,
терзавших его ночью.
     Мередит, помнившая, что сразу после пробуждения Мэтт обычно неразговорчив,
встала и неспешно расставила вещи на ночном столике,  а потом рассеянно подняла
халат  и  положила его  в  ногах кровати.  Когда она  повернулась,  глаза Мэтта
приняли более осмысленное выражение,  черты лица расслабились и выглядели почти
мальчишескими. Он казался сейчас совсем молодым. И очень красивым.
     - Тебе получше? - улыбнулась она.
     - Гораздо. Ты делаешь прекрасный кофе.
     - У  каждой женщины должно быть хотя бы одно коронное блюдо.  То,  что она
может продемонстрировать, когда представится такая возможность.
     Мэтт заметил веселые искорки в ее глазах и лениво усмехнулся:
     - И где ты это вычитала?
     - В журнале, который видела в приемной дантиста, - лукаво объяснила она. -
Мое коронное блюдо - кофе. Что хочешь на завтрак?
     - Это зависит от того, собираешься ли ты снова открывать консервные банки,
- пошутил он.
     - На твоем месте я  призадумалась бы,  прежде чем оскорблять кухарку.  Под
кухонной раковиной стоит чистящий порошок,  который выглядит совсем как  сахар,
если положить его в овсянку.
     Плечи Мэтта затряслись от смеха, и он поскорее допил кофе.
     - Нет,  серьезно,  - повторила Мередит, улыбаясь ему от изножья кровати, -
золотистая богиня в голубых джинсах, ангел с лукавым блеском в глазах. - Что бы
ты хотел на завтрак?
     "Тебя",  - подумал он, и желание вновь охватило его буйным огнем. Он хотел
ее к завтраку.  Хотел протянуть руки, схватить ее, затащить в постель, зарыться
пальцами в  измятый шелк волос,  соединить свое изголодавшееся тело с ее телом.
Хотел  чувствовать прикосновение нежных ладоней,  войти  в  нее  одним  рывком,
заставить стонать от исступленного экстаза.
     - Все,  что сможешь приготовить,  -  сухо обронил он вслух,  закутываясь в
одеяло, чтобы скрыть, как возбужден. - Я поем внизу, как приму душ.
     После ухода Мередит Мэтт закрыл глаза и стиснул зубы,  разрываемый яростью
и неверием.  Несмотря на все, что случилось в прошлом, она по-прежнему обладает
властью над ним!  Если бы все, что он испытывал к ней, можно было назвать всего
лишь похотью он  мог бы  простить себя,  но  это внезапное тоскливое,  безумное
желание снова стать частью ее жизни.., быть любимым ею...
     Одиннадцать лет назад он влюбился в  нее с той минуты,  как увидел,  и все
это  время  не  смог  избавиться  от  образа  смеющейся,   чинной,   заносчивой
восемнадцатилетней девчонки.
     За  эти  годы  в  его  постели  перебывали десятки  женщин,  гораздо более
опытных, чем Мередит. Они неизменно удовлетворяли его, получая в ответ столь же
головокружительное наслаждение. Но с Мередит.., с Мередит чисто плотское соитие
становилось волшебством. Мукой. Жгучей пыткой. Радостью и счастьем.
     Да-да,  именно так он,  вероятно, чувствовал себя в то время, иначе почему
сходил по ней с  ума до такой степени,  что не понимал и не хотел знать разницы
между воображением и реальностью? Она пленяла в восемнадцать лет, но в двадцать
девять стала куда  опаснее,  потому что  изменилась,  и  эти  перемены манили и
интриговали  Мэтта.  К  девической  утонченности добавился  лоск  элегантности,
однако  в  глазах  по-прежнему  светилась беззащитная уязвимость,  а  улыбка  в
зависимости от настроения становилась то солнечной, то зазывной. В восемнадцать
лет  она  обладала  наивным  чистосердечием,  удивлявшим  и  чаровавшим его,  в
двадцать восемь Мередит превратилась в  талантливую деловую женщину,  и  все же
казалась  такой  же  естественной  и  непринужденной,  как  и  раньше.  Как  ни
удивительно,  Мередит,  по-видимому, была совершенно безразличной к собственной
красоте или  просто ее  не  сознавала.  Вчера она  ни  разу  не  остановилась у
зеркала,  висевшего в столовой, даже мельком не взглянула в него, проходя мимо.
В  отличие от  других  прекрасных женщин,  которых он  знал,  она  не  пыталась
кокетничать,  не  рисовалась,  не  приглаживала свои  роскошные  волосы,  чтобы
привлечь его  внимание.  Ее  красота стала  более  зрелой,  и  фигура приобрела
законченные  формы,   в  джинсах  и  простом  свитерке  она  выглядела  так  же
соблазнительно,  как в  черном платье и  норковом манто,  в тот день,  когда он
пригласил ее на обед.
     Кровь Мэтта снова жарко закипела,  а руки просто зудели от желания ласкать
и  гладить эту гладкую кожу,  упругую грудь,  изящные изгибы бедер и  талии.  И
неожиданно предательский разум подсказал ему соблазнительное решение: возможно,
если он овладеет ею еще один, последний раз, то сможет утолить ненасытную жажду
и навеки избавиться от этого яда...
     Выругавшись себе под нос, Мэтт встал и натянул халат. Боже, да он поистине
безумен, если снова осмелился думать о близости с ней!
     Снова?
     Мэтт застыл.
     Впервые  после  приезда  Мередит  он  оказался способен думать  ясно,  без
бредовых  видений  и  фантазий,  вызванных  болезнью  или  действием  проклятых
таблеток. Спрашивается, за каким чертом ее принесло на ферму?
     Она сама ответила на вопрос:
     - Я хочу мира...
     Прекрасно,  он согласился на предложение перемирия.  Так почему же она все
еще здесь?  Они никогда не жили одним домом, не вели хозяйство, но зачем же она
торчит на  ферме?  Приносит ему кофе в  постель и  делает все возможное,  чтобы
очаровать его и обезоружить?
     И  тут  в  лицо  ему  словно ударила струя ледяной воды  -  ответ пришел с
необычайной ясностью и силой, потрясая его собственной глупостью.
     - Я хотела получить хаустонский участок,  -  сказала она, - но мы не можем
позволить себе платить тридцать миллионов.
     Господи,  да  она действует на  него сильнее любого наркотика!  Совершенно
одурманила его разум!  Мередит хотела получить землю по  первоначальной цене и,
очевидно,  готова на все, чтобы добиться этого, даже пресмыкаться перед ним. Ее
сокрушенные извинения,  нескрываемое желание мира,  супружеская забота о  нем -
все это притворство с целью заставить его капитулировать.
     Изнывая от отвращения,  брезгливо поражаясь собственной доверчивости и  ее
двуличности,  Мэтт  подошел к  окну и  откинул занавеску,  глядя на  заметенную
снегом подъездную аллею,  но перед глазами возникла Мередит, покорно стоявшая у
постели:
     - Я принимаю это как наказание...
     Наказание? - разъяренно думал он. Покорность? Да в Мередит никогда не было
ни капли послушания,  ни унции покорности,  и  она и  ее отец пройдут по трупам
тех,  кто осмелится встать на  их  пути,  и  делали это словно по данному Богом
праву.   Единственное,   в  чем  изменилась  Мередит,   -  усвоила  упорство  и
настойчивость.  Она,  без всякого сомнения,  ляжет с ним в постель,  если будет
уверена, что получит эту землю.
     И  сейчас  в  Мэтте  не  было  вожделения,  желание угасло,  осталось лишь
омерзение.
     Мэтт,  повернувшись,  поднял свой  портфель,  открыл его  и  вынул сотовый
телефон,  с которым никогда не расставался. Когда Сью О'Доннел с соседней фермы
подняла трубку, Мэтт нетерпеливо ответил на расспросы о семье и спросил:
     - Здесь  все  завалило  снегом.  Не  попросишь  Дейла  утрамбовать  дорогу
трактором?
     - Ну конечно,  - согласилась она, - он сегодня дома, и я попрошу его сразу
же выехать.
     Рассерженный на  досадную  задержку,  бессильный что-либо  изменить,  Мэтт
повесил трубку и направился в душ.  Пока похоть не довела его до крайности и не
толкнула на  глупость,  которая будет стоить ему того малого остатка гордости и
самоуважения,  которые,  как  он  считал,  еще  живы  в  нем,  нужно немедленно
выпроводить Мередит отсюда!
     Он смутно припомнил,  что видел в вечер ее приезда. Она вышла из машины..,
и  нагнулась у  переднего колеса,  будто потеряла что-то.  Перспектива шарить в
снегу казалась куда менее неприятной, чем терпеть ее под своей крышей еще день.
Или ночь.  Если он  не сможет найти ключей,  попросту замкнет накоротко провода
для запуска мотора. Да, но что, если в машине установлена сигнализация, которая
тут же выключит двигатель,  если он попытается сделать это?  Ничего,  придумает
что-нибудь еще,  но  выпроводит Мередит в  два  счета.  Как только дорога будет
очищена от снега, даст ей пять минут на сборы и распрощается.

     Глава 38

     Застегивая  на  ходу  рубашку,  Мэтт  решительно устремился вниз.  Мередит
обернулась и,  видя,  что он,  натягивая легкую кожаную куртку,  направляется к
двери, удивилась:
     - Куда ты идешь?
     - Попытаюсь найти твои ключи. Помнишь, где ты уронила их?
     Губы Мередит удивленно приоткрылись при виде окаменевшего лица Мэтта.
     - Я..,  я..,  они  выпали где-то  у  переднего колеса,  но  тебе не  стоит
выходить сейчас...
     - Стоит, - коротко ответил он. - Спектакль продолжался достаточно долго. И
не делай такой удивленный вид!  -  рявкнул он.  -  Тебе так же надоело играть в
супружеское счастье, как и мне.
     Мередит резко втянула в  себя воздух,  словно от  удара,  но  Мэтт холодно
добавил:
     - Я   восхищаюсь  твоей  настойчивостью,   Мередит.   Ты  хочешь  получить
хаустонский участок за двадцать миллионов и  в придачу спокойный быстрый развод
по взаимному согласию и без всяких сложностей. Поэтому и провела здесь два дня,
всячески угождая мне,  чтобы добиться своего.  Ты честно пыталась, но ничего не
вышло.  Теперь возвращайся в город и веди себя,  как подобает настоящей деловой
женщине.  Судись со  мной за  хаустонский участок и  подавай на развод,  только
давай покончим с этим омерзительным фарсом! Роль покорной, любящей жены тебе не
идет, и тебя от нее, должно быть, тошнит так же, как меня.
     Повернувшись,  он почти вылетел из комнаты.  Мередит смотрела на то место,
где он только что стоял,  сердце разрывалось от боли, разочарования и унижения.
Так он неожиданно решил, что два последних дня были всего-навсего омерзительным
фарсом!
     Смаргивая навернувшиеся против  воли  слезы,  кусая  губы  Мередит,  снова
повернулась к сковороде.  Очевидно,  она потеряла всякую возможность рассказать
ему правду о  ребенке и,  ужаснее всего,  не  имела ни малейшего представления,
откуда такая перемена и почему он ведет себя так,  словно внезапно возненавидел
ее.  Боже,  как ей отвратительна эта изменчивая непредсказуемость в настроениях
Мэтта!  И  он  всегда был  таким!  Никогда не  знаешь,  о  чем он  думает,  что
собирается сделать через пять минут.
     Но  прежде чем покинуть его дом,  она обязательно расскажет правду о  том,
что случилось одиннадцать лет назад!  Но теперь Мередит казалось, что ему будет
совершенно все равно, если даже он поверит ей.
     Мередит взяла яйцо и  с  такой силой стукнула его  о  край сковороды,  что
желток оказался на плите.
     Минут  десять Мэтт  шарил в  снегу у  переднего колеса "БMB" в  бесплодной
попытке отыскать ключи,  рыл  и  разбрасывал мокрые  комья,  пока  не  промокли
перчатки и не заледенели руки,  но потом сдался и,  заглянув в окно,  проверил,
установлена ли  на машине сигнализация.  По всей видимости,  да.  Если взломать
дверной замок и соединить провода напрямую, сигнализация тут же отключит мотор.
     - Завтрак  готов!  -  сухо  окликнула Мередит,  входя  в  гостиную,  когда
раздался стук входной двери. - Ты нашел ключи?
     - Нет,  -  бросил Мэтт,  пытаясь держать себя в  руках.  -  В  городе есть
слесарь, но по воскресеньям мастерская закрыта.
     Мередит подала яичницу и  села  за  стол напротив Мэтта.  Отчаянно пытаясь
воскресить подобие  прежних  дружелюбных отношений,  она  сдержанно и  спокойно
спросила:
     - Не  желаешь ли  сказать мне,  почему ты  внезапно решил,  что  весь этот
уик-энд был с моей стороны всего-навсего утомительным фарсом?
     - Скажем,  вместе с выздоровлением ко мне вернулась способность мыслить, -
коротко ответил он.
     Минут десять,  пока они ели,  Мередит пыталась вовлечь его в беседу,  но в
ответ  получала  лишь  неприветливые,  односложные ответы.  Проглотив последний
кусок,  он  встал  и  объявил,  что  собирается  продолжать  укладывать вещи  в
гостиной.
     Мередит  с  упавшим  сердцем посмотрела ему  вслед  и  начала  механически
убирать кухню.  Когда последняя тарелка была вымыта и поставлена в сушилку, она
вошла в гостиную.
     - Тебе  многое нужно успеть,  -  сказала она,  полная решимости преодолеть
вновь выросшую между ними стену враждебности. - Я могу тебе помочь.
     Мэтт услышал нежную мольбу в  ее  голосе,  и  тело отозвалось новой волной
желания. Выпрямившись, он взглянул на нее:
     - Ты   могла  бы   подняться  наверх  со   мной  и   предложить  мне  свое
соблазнительное тело.
     - Как хочешь.
     Почему,  печально думала Мередит, он так чертовски непредсказуем, и отчего
внезапно посчитал ее  утомительной и  надоедливой?  Его  отец сказал,  что Мэтт
обезумел от печали и скорби, узнав о ее предполагаемом аборте, но когда Мередит
якобы отказалась видеть его,  сердце его едва не разбилось.  В тот день Мередит
подумала,  что Патрик преувеличивает,  но теперь поняла, что он был прав, и эта
уверенность вызывала в ней странные,  неописуемые, мучительные ощущения. Однако
это  ее   не   удивляло.   Мэтт  всегда  старался  взвалить  на  себя  огромную
ответственность,  но  никто не  мог узнать о  том,  что он  в  действительности
думает, и чувствует.
     Вопреки всему надеясь,  что  настроение Мэтта улучшится,  если она оставит
его  в  покое,  Мередит  поднялась наверх  и  провела утро,  укладывая белье  и
содержимое шкафов.  Мэтт  сказал  за  завтраком,  что  большую часть  вещей  он
отправит  в  благотворительный  фонд.  Он  собирался  сохранить  все  фамильные
безделушки и  сувениры,  и Мередит тщательно отобрала все вещички,  связанные с
дорогими воспоминаниями, укладывая их отдельно.
     Решив  немного  отдохнуть,  она  уселась  на  кровать и  открыла альбом  с
фотографиями,   очевидно,   принадлежавший  матери  Мэтта.  Многие  из  снимков
пожелтели  и  выцвели  от  старости.   На  них  по  большей  части  были  сняты
родственники из Старого Света -  девушки с милыми личиками, длинными локонами и
в шляпках и красивые неулыбчивые мужчины с ирландскими фамилиями,  такими,  как
Лениген,  О'Мейли и Коллер. Внизу каждой фотографии стояли дата и имя человека,
изображенного на снимке. С самой последней улыбались родители Мэтта в свадебных
нарядах. Под снимком было выведено аккуратным почерком:
     "Апрель 1949 года".
     Судя  по  количеству имен,  у  Элизабет  Фаррел  было  громадное множество
кузенов,  тетушек и дядюшек в Старом Свете,  думала Мередит, мягко улыбаясь и с
легкой тоской представляя, как это должно быть прекрасно - иметь большую семью.
     В  полдень она спустилась вниз.  За обедом они ограничились сэндвичами,  и
хотя  Мэтт по-прежнему вел  себя недружелюбно,  по  крайней мере отвечал на  ее
вопросы и  замечания со  сдержанной вежливостью.  Мередит посчитала это  добрым
знаком -  возможно,  теперь его настроение немного улучшилось. Закончив уборку,
она в последний раз удовлетворенно оглядела кухню и отправилась в гостиную, где
Мэтт  аккуратно складывал в  ящики книги и  безделушки.  Мередит остановилась в
дверях,  любуясь игрой  мускулов под  туго  обтягивающей плечи  Мэтта  замшевой
сорочкой.
     Мэтт  снял промокшие джинсы и  надел вместо них  серые слаксы,  облегавшие
бедра и  длинные мускулистые ноги.  На  какое-то  безнадежное мгновение Мередит
безумно захотелось подойти сзади,  обнять его  за  талию  и  прижаться щекой  к
широкой спине. Господи, что бы он сделал? Скорее всего оттолкнул бы ее, с болью
подумала Мередит.
     Мысленно  приготовившись  к  резкой  отповеди,  Мередит  все-таки  шагнула
вперед,  но  тут же  осознала:  после того что пришлось целый день выносить его
непредсказуемые настроения,  ее  собственные нервы были натянуты до предела,  и
каждую минуту мог последовать взрыв.  Видя, что он заклеивает скотчем последнюю
коробку, Мередит спросила:
     - Тебе помочь?
     - Нет, я уже закончил, - бросил Мэтт, не потрудившись обернуться.
     Мередит застыла от  намеренного оскорбления;  взрыв  ярости заставил кровь
прихлынуть к  лицу,  и  на  щеках расцвели яркие пятна.  Последним усилием воли
пытаясь сохранить самообладание, она вежливо предложила:
     - Я  иду в  комнату Джули собрать все,  что она оставила.  Может,  сначала
сварить кофе?
     - Нет, - рявкнул он.
     - Принести тебе еще что-нибудь?
     - О  ради  Господа Бога!  -  взорвался он,  резко оборачиваясь -  Прекрати
разыгрывать терпеливую, праведную жену и убирайся отсюда!
     Нерассуждающий гнев загорелся в глазах Мередит;  сжав кулаки, она боролась
с  нахлынувшими  слезами,  одновременно сдерживая  безумное  желание  дать  ему
пощечину.
     - Прекрасно!   -   процедила  она,  стараясь  сохранить  какое-то  подобие
достоинства. - Можешь сам готовить свой чертов ужин и есть его в одиночестве!
     И с этими словами устремилась к лестнице.
     - Что, дьявол тебя побери, это означает? - вскинулся Мэтт.
     Мередит  ступила  на   площадку  и   обернулась,   глядя  на  него  словно
разъяренная, разгневанная богиня с разметавшимися по плечам волосами:
     - Это означает, что меня тошнит от твоего общества!
     По-видимому,  это было еще мягко сказано, и Мэтт непременно рассмеялся бы,
не будь он так зол на себя за внезапно пробудившееся желание. Да, пора признать
правду,  он  хочет ее даже сейчас,  когда она стоит в  таком виде,  обжигая его
полным ненависти взглядом.
     Мэтт молча дождался,  пока она исчезнет в глубине коридора, и только потом
медленно подошел к  окну,  оперся  о  подоконник и  оглядел подъездную дорожку.
Утрамбованную дорожку. Дейл О'Коннели, очевидно, приезжал, когда они обедали.
     Несколько минут Мэтт  простоял у  окна,  сжав  челюсти,  пытаясь заглушить
внезапный порыв  броситься наверх и  наконец узнать,  действительно ли  Мередит
настолько стремится получить хаустонский участок,  что  готова ради этого даже,
переспать с  ним.  Прекрасный способ провести зимний день и  ночь..,  нет слаще
мести,  чем позволить Мередит пойти на это, а потом отослать ее прочь с пустыми
руками.
     И  все-таки он  колебался,  удерживаемый неясными моральными принципами..,
или инстинктом самосохранения. Оттолкнувшись от окна, Мэтт надел куртку и вышел
во  двор,  исполненный решимости на  этот раз отыскать ключи от  ее машины.  Он
нашел их всего в нескольких дюймах от того места, где рылся раньше.
     - Дорога расчищена,  -  объявил он,  входя в  комнату Джули,  где  Мередит
укладывала в коробку старые альбомы с вырезками. - Можешь собираться.
     Мередит,  уязвленная  ледяным  тоном,  вскочила.  Конец.  Все  надежды  на
примирение,   на  возвращение  добрых  отношений,   повторение  вчерашнего  дня
улетучились.  Собравшись с мужеством,  она медленно завернула последний альбом.
Все.  Осталось только рассказать о выкидыше. Но теперь она ожидала, что ответом
будет  небрежная фраза:  "Откровенно говоря,  дорогая,  мне  в  высшей  степени
наплевать!"
     Мысль об  этом сводила с  ума,  особенно потому,  что  пришлось целый день
выслушивать  издевательства,  выносить  несправедливые нападки,  и  наконец  ее
терпение готово вот-вот лопнуть.
     Аккуратно уложив альбом в коробку, Мередит выпрямилась.
     - Я бы хотела кое-что рассказать тебе перед отъездом.
     - Мне это неинтересно, - на ходу бросил он, - так что поторопись.
     - Только после того,  как я  расскажу тебе о  том,  ради чего приехала,  -
повторила Мередит, но тут же вскрикнула от неожиданности, почувствовав стальную
хватку его пальцев.
     - Мередит! - прошипел он. - Кончай молоть чушь и убирайся!
     - Не могу! - выпалила она, вырвав руку. - У меня нет ключей!
     И тут Мэтт впервые заметил кое-что: маленький саквояж, лежавший у постели.
В ночь приезда Мередит Мэтт не мог думать ясно,  но тем не менее,  выйди она из
машины с вещами,  он наверняка заметил бы это.  Ее машина заперта, так каким же
образом Мередит удалось достать вещи?
     Ринувшись  к   туалетному  столику,   Мэтт   схватил  сумочку  Мередит  и,
бесцеремонно перевернув ее, вывалил содержимое. Ключи со звоном приземлились на
бумажник и косметичку.
     - Итак, - язвительно осведомился он, - у тебя нет ключей?
     Мередит,  потеряв голову  от  отчаяния и  паники,  бессознательно положила
ладонь ему на грудь.  - Мэтт, пожалуйста, выслушай меня... Она увидела, как его
взгляд упал на ее руку,  поднялся к ее лицу,  и тут их глаза встретились...,  и
Мередит заметила,  что в  Мэтте произошла мгновенная перемена,  хотя не поняла,
что причиной тому оказалась интимность ее  жеста.  Лицо Мэтта смягчилось,  тело
расслабилось,  жесткий,  беспощадный блеск в  глазах растаял,  даже  голос стал
другим - мягким, вкрадчивым, словно шелковые ножны на стальном клинке.
     - Ну же, давай говори, милая. Я готов слушать тебя сколько угодно.
     В  мозгу Мередит звучало эхо сигналов тревоги,  но она думала лишь о  том,
что настала пора объясниться с  Мэттом,  и,  охваченная отчаянием,  не замечала
внутреннего предостерегающего голоса и не обращала внимания даже на то, что его
ладони медленно скользят по ее рукам.  Быстро,  прерывисто вздохнув, она начала
речь, которую репетировала все утро:
     - В   пятницу  вечером  я   приехала  к   тебе  домой,   чтобы  попытаться
объясниться...
     - Я уже знаю это, - перебил он.
     - Но не знаешь, что сначала мы едва не поссорились с твоим отцом.
     - Уверен,  что ты ни с  кем не ссорилась,  дорогая,  -  заметил он с плохо
скрытым сарказмом. - Хорошо воспитанная женщина вроде тебя никогда не опустится
до этого.
     - Ну а я опустилась,  -  бросила Мередит,  потрясенная его поведением,  не
собираясь отступать.  - Дело в том, что твой отец потребовал, чтобы я держалась
от тебя подальше.  Обвинил меня в  том,  что я  убила нашего ребенка и  едва не
уничтожила твою жизнь. Я... Сначала я не понимала, о чем он говорит.
     - Вероятно, он виновен в том, что не смог яснее выразиться...
     - Прекрати объясняться со  мной таким снисходительным тоном!  -  выдохнула
Мередит, вне себя от паники. - Я пытаюсь заставить тебя понять!
     - Прости, но никак не возьму в толк, что я должен понять.
     - Мэтт..,  я не делала аборта.  У меня был выкидыш!  Выкидыш,  - повторила
она, пытаясь определить по его лицу, как он воспримет это.
     - Выкидыш...  Да-да,  конечно.  Ладонь снова скользнула вверх по  ее руке,
погладила шею.
     - Так прекрасна...  -  хрипло прошептал он. - Ты всегда была так чертовски
прекрасна...
     Мередит,  застыв от неожиданности и изумления,  молча уставилась на Мэтта,
не  понимая,  о  чем он  думает,  не в  состоянии поверить,  что он так легко и
спокойно принял ее объяснения.
     - Так прекрасна, - повторил Мэтт, чуть стискивая пальцы, - и так лжива!
     И  прежде чем Мередит сумела осознать смысл его слов,  приник к ее губам в
безжалостно-чувственном поцелуе. Сильные пальцы потонули в ее волосах, стиснули
светлые  пряди,  потянули,  вынуждая  Мередит  откинуть голову  и  удерживая ее
неподвижно; жесткие губы впивались в ее рот, язык дерзко проник сквозь преграду
зубов.
     Мередит  сознавала,  что  этим  поцелуем Мэтт  намеренно хочет  наказать и
унизить ее, но, вместо того чтобы сопротивляться, как он, очевидно, ожидал, она
обняла его за шею,  прижалась всем телом и ответила на поцелуй с сокрушительной
нежностью и  безграничным раскаянием,  так долго копившимися в сердце,  пытаясь
убедить его  в  том,  что она не  лжет.  Мэтт вздрогнул,  на  мгновение замер и
напрягся, словно собираясь оттолкнуть Мередит, но тут же, тихо зарычав, сжал ее
в  объятиях  и  начал  целовать  медленно,  страстно,  с  прорвавшимся  наконец
неутолимым голодом,  мгновенно уничтожившим остатки сопротивления и заставившим
Мередит задрожать от безумной чувственной страсти.  Его губы обжигали,  поцелуй
опьянял и лишал разума,  разгоряченное тело прижималось к ней все сильнее,  так
что Мередит невольно ощутила силу его желания.
     Когда Мэтт  наконец поднял голову,  Мередит пошатнулась и  едва не  упала.
Слова доносились как  сквозь дымку.  Она  была  слишком потрясена,  чтобы сразу
понять едкий смысл вопроса:
     - Надеюсь, ты принимаешь противозачаточные таблетки? Прежде чем мы ляжем в
постель и ты покажешь мне, как сильно хочешь получить хаустонский участок, хочу
быть уверен,  что после этой встречи не будет ни еще одной беременности, ни еще
одного аборта.
     Мередит  вырвалась,  отпрянула и  окинула Мэтта  полным  безмолвной ярости
взглядом.
     - Аборт!  -  задохнулась она.  -  Ты, кажется, не слышал, что я сказала! У
меня произошел выкидыш!
     - Черт бы тебя побрал, не лги мне!
     - Но ты должен выслушать...
     - Не желаю больше говорить на эту тему, - грубо перебил Мэтт, и губы снова
завладели ее губами в беспощадном поцелуе.
     Мередит,  не  зная,  как  остановить его,  заставить выслушать ее,  начала
сопротивляться и наконец смогла оттолкнуть Мэтта.
     - Нет!  -  вскрикнула она,  упираясь руками ему в грудь, уткнувшись лбом в
его рубашку.
     Он  сжал  ее  лицо  в  ладонях,  словно пытаясь вновь насильно откинуть ей
голову,  но Мередит отбивалась с  силой,  рожденной ужасом и  паникой,  пытаясь
вырваться.
     - Я не делала аборта,  не делала! - закричала она, отступая на шаг, тяжело
дыша;  грудь порывисто поднималась и опускалась,  слова вырвались, унося годами
накопившуюся ярость  и  боль.  Мередит забыла  тщательно отрепетированную речь,
забыла о том, где находится, спешила лишь поскорее объясниться с Мэттом и уйти,
навек уйти из его жизни.  -  У меня был выкидыш,  и я едва не умерла.  Выкидыш!
Никто не делает аборты на шестом месяце...
     Несколько мгновений назад глаза Мэтта пылали желанием,  теперь же обжигали
холодным презрением:
     - Очевидно,   делают..,  если  ты  пожертвовала  достаточно  денег,  чтобы
выстроить целое отделение, где производятся подобные операции.
     - Да пойми же, это очень опасно!
     - Вероятно, ведь недаром ты провела в больнице почти две недели!
     Мередит поняла,  что Мэтт, должно быть, уже все решил давным-давно, пришел
к собственным логическим,  хотя и ошибочным заключениям и теперь, что бы она ни
сказала,  это не имеет никакого значения. Ужас происходящего едва не сломил ее.
Пошатнувшись, Мередит отвернула голову, смахивая беспомощные слезы, против воли
брызнувшие из глаз. Но уйти не смогла.
     - Пожалуйста, - умоляюще выдохнула она, - выслушай же меня. Когда началось
кровотечение,  я  потеряла нашего  ребенка,  а  потом..,  потом  попросила отца
послать тебе телеграмму, рассказать, что случилось, и попросить тебя вернуться.
Я и подумать не могла, что он солжет.., или не пустит тебя в госпиталь, но твой
отец объяснил, как все было.
     И  тут под натиском слез исчезли последние остатки сдержанности;  по щекам
хлынули соленые потоки, и рыдания мешали говорить.
     - Я.., я думала.., ч-что влюблена в теб-бя! Ж-ждала.., когда ты.., придешь
в больницу.., ждала и ждала! - выкрикнула она. - Но тебя все не было...
     Она  поспешно  отвернулась,  плечи  сотрясались от  всхлипываний,  которые
Мередит никак не  могла заглушить.  Мэтт видел,  что она плачет,  но не пытался
даже прикоснуться к  ней,  ошеломленный внезапно всплывшим в  памяти видением -
Филип Бенкрофт с побелевшим от ярости лицом цедит жестокие слова:
     "Думаешь,  что ты умнее и  упорнее всех,  Фаррел,  но ты и  представить не
можешь,  что такое настоящие ум и упорство. Я не остановлюсь ни перед чем, лишь
бы навеки избавить от тебя Мередит!"
     Однако после этой тирады,  после того как Бенкрофт немного успокоился,  он
спросил  Мэтта,  не  могут  ли  они  поладить ради  Мередит.  Он  казался таким
искренним!  И  видимо,  хотя и против воли,  все-таки смирился с их браком.  Но
теперь Мэтт спросил себя, действительно ли это так и было.
     "Я  не  остановлюсь  ни  перед  чем,  лишь  бы  навеки  избавить  от  тебя
Мередит..."
     Но  тут  Мередит  подняла глаза,  измученные сине-зеленые глаза.  И  Мэтт,
охваченный нерешительностью и не понимавший, чему верить, заглянул в эти глаза,
и увиденное в них едва не заставило его обезуметь от раскаяния.  Они были полны
слез.   И  мольбы.   И  еще  в  них  светилась  правда.  Обнаженная,  жестокая,
невыносимая, разрывающая сердце истина.
     - Мэтт, - с трудом прошептала она, - у нас была девочка.
     - О Боже! - простонал он, рывком притягивая ее к себе. - О Боже!
     Мередит прильнула к  нему,  прижавшись к рубашке мокрой щекой,  не в силах
сдержать боль и скорбь даже в его объятиях.
     - Я..,  назвала ее Элизабет в честь твоей матери.  Но Мэтт почти не слышал
ее,  мозг терзали ужасные видения:  Мередит одна в больничной палате,  напрасно
ожидающая его.
     - Пожалуйста,  не надо,  -  молил он судьбу,  прижимая Мередит к  себе все
крепче, зарываясь лицом в ее волосы. - Пожалуйста, нет.
     - Я не смогла пойти на ее похороны,  -  хрипло бормотала Мередит, - потому
что встать не  было сил...  Я  долго болела.  Отец сказал,  что позаботится обо
всем.
     Мучительная боль,  охватившая Мэтта  при  этих  словах,  стальными когтями
рвала сердце, полосовала душу, едва не бросила его на колени.
     - Иисусе,  -  выдавил он,  судорожно стискивая руки,  стараясь защитить ее
собственным телом,  беспомощно пытаясь исцелить раны, которые причинил ей много
лет назад.  Мередит подняла к нему залитое слезами лицо, умоляя его о поддержке
и утешении.
     - Я  попросила его  засыпать гроб  Элизабет розами.  Розовыми.  Неужели..,
неужели он солгал, когда говорил, что послал их?
     - Послал! - яростно пробормотал Мэтт. - Конечно послал!
     - Этого.., я не смогла бы вынести, если узнала бы, что он солгал.
     - О,  пожалуйста, дорогая, - запинаясь, пробормотал Мэтт. - Пожалуйста, не
нужно. Не нужно.
     Сквозь  туман  собственной скорби  Мередит распознала невыносимую тоску  и
боль  Мэтта,  увидела его  искаженное мукой  лицо,  и  нежность,  давно забытая
сладостная нежность наполнила сердце, пока оно не заныло.
     - Не плачь, - шепнула она, не вытирая слез, и осторожно коснулась пальцами
жесткой щеки.  -  Теперь все кончилось.  Твой отец открыл правду.  Поэтому я  и
приехала сюда.  Я  должна была рассказать тебе,  что  случилось на  самом деле.
Должна была попросить у тебя прощения...
     Мэтт откинул голову, закрыл глаза и судорожно сглотнул, пытаясь избавиться
от застрявшего в горле комка слез.
     - Простить тебя? - выдохнул он. - За что?
     - За то, что все эти годы ненавидела тебя. Мэтт вынудил себя открыть глаза
и взглянуть в прекрасное лицо.
     - Твоя  ненависть не  может  сравниться с  той,  какую  в  этот  момент  я
испытываю к себе.
     Сердце Мередит сжалось от  беспощадного раскаяния,  которое она  увидела в
глазах Мэтта.  Он всегда казался ей таким неуязвимым, безжалостным, что Мередит
считала его неспособным на глубокие чувства. Может быть, она была тогда слишком
молода и неопытна?  Но как бы то ни было,  теперь она была готова на все, чтобы
утешить и ободрить его.
     - Все прошло.  Не думай больше об этом,  -  мягко попросила она,  приникая
лицом к его груди, но он, казалось, не слышал ее.
     Минуты текли в молчании.  Наконец Мэтт заговорил снова,  и Мередит поняла,
что он не может больше ни о чем думать.
     - Тебе было очень больно, когда все это случилось? - выдавил он наконец.
     Мередит опять  попыталась уговорить его  не  думать  о  прошлом,  но  ясно
осознала,  что  он  просит разделить с  ним беды,  которые по  праву должен был
делить с ней много лет назад,  и предлагает запоздалую возможность обратиться к
нему за утешением,  в  котором Мередит так нуждалась.  И она постепенно поняла,
что  хочет этого даже сейчас.  Стоя в  кольце его  рук,  она  ощущала медленное
успокаивающее поглаживание его  ладони  по  голове и  плечам и  неожиданно годы
отлетели прочь,  растворились и  исчезли,  и  ей  было  не  двадцать девять,  а
восемнадцать,  как тогда, а ему - двадцать шесть, и она была влюблена в него...
Мэтт был силой, опорой и надеждой. Безопасностью и защитой.
     - Я спала,  когда все началось. Что-то разбудило меня.., какое-то странное
чувство,  и я включила лампу.  А когда посмотрела вниз, увидела, что простыня и
одеяло намокли от  крови.  Я  закричала.  -  Мередит остановилась и  лишь через
несколько мгновений заставила себя продолжать:
     - Миссис Эллис только вернулась из Флориды, она услышала и разбудила отца.
Вызвали "скорую".  Тут начались схватки,  и я умоляла отца дозвониться до тебя.
Потом помню только, как санитары выносили меня из дома на носилках, и сирены..,
вопили,  вопили в ночи.  Я пыталась закрыть уши, чтобы не слышать этого воя, но
мне все время делали уколы, и санитары держали меня за руки.
     Мередит прерывисто вздохнула, боясь, что если попытается заговорить, снова
расплачется,  и  рука Мэтта легла ей на спину,  притягивая ее ближе к  жесткому
телу, и она наконец нашла в себе мужество ответить.
     - И  следующее,  что я  помню,  писк какого-то аппарата,  а  когда открыла
глаза,  увидела,  что лежу на  госпитальной постели и  от рук отходит множество
пластиковых трубок.  Светило солнце,  а  рядом  сидела медсестра,  но  когда  я
попыталась расспросить ее  о  ребенке,  она погладила меня по руке и  велела не
беспокоиться.  Я сказала,  что хочу видеть тебя, но она ответила, что ты еще не
приехал.  Когда я снова открыла глаза, была ночь, а у постели толпились доктора
и сестры.  Я и их спросила о ребенке, а они уверяли, что мой врач сейчас придет
и все будет отлично.  Тут я поняла,  что мне лгут.  И тогда попросила.., нет, -
поправилась она  с  грустной улыбкой и,  подняв голову,  взглянула на  него,  -
велела им впустить тебя, потому что знала - они не посмеют лгать тебе.
     Мэтт попытался улыбнуться в  ответ,  но  улыбка так  и  не  смогла достичь
измученных серых глаз, и Мередит молча прижалась щекой к его груди.
     - Они повторили,  что тебя не было,  потом пришел доктор и  с ним отец,  а
остальные вышли из комнаты...
     Мередит  замолчала,  съежившись  при  воспоминании о  том,  что  случилось
дальше.  И Мэтт,  словно почувствовав,  что она испытывает,  положил руку ей на
щеку, вжимая лицом в то место, где тревожно билось его сердце.
     - Расскажи,  - прошептал он, и в прерывающемся голосе слышались нежность и
грусть. - Я здесь, и на этот раз будет не так больно.
     Мередит инстинктивно приняла его слова,  поверила,  но  все-таки,  сама не
сознавая этого,  схватилась за его плечи, ощущая, как подкашиваются ноги. Слезы
вновь прихлынули к глазам, не давая говорить.
     - Доктор Арлидж объяснил,  что  я  родила девочку и  что  было сделано все
возможное в  человеческих силах,  чтобы  спасти ее,  но  она  оказалась слишком
маленькой.
     Горячие слезы хлынули по щекам.
     - Слишком маленькая -  повторила она, душераздирающе всхлипнув. - Я всегда
думала,  что новорожденные девочки должны быть маленькими!  Маленькими.., такое
красивое слово.., такое женственное...
     Она ощутила, как пальцы Мэтта впиваются в ее спину, и это отчаяние придало
ей сил. Тяжело вздохнув, Мередит договорила:
     - Она не могла дышать как следует, потому что оказалась слишком маленькой.
Доктор Арлидж спросил, что я хочу сделать, и когда я сообразила, что он говорит
об..,  имени..,  и похоронах.., начала умолять его позволить увидеться с тобой.
Отец был зол на  него из-за того,  что он меня расстраивает,  и  объяснил,  что
послал тебе телеграмму,  но  ты не приехал.  Доктор Арлидж возразил,  что долго
ждать нельзя.  И поэтому.., поэтому я решилась. Назвала ее Элизабет, потому что
подумала,  тебе понравится, и велела отцу купить как можно больше розовых роз и
положить ей  в  гроб карточку от  нас с  тобой,  где было написано:  "Мы любили
тебя".
     - Спасибо,  - прошептал он, задыхаясь, и Мередит внезапно поняла, что щека
мокра не только от ее слез.
     - А потом я стала ждать,  -  всхлипнула она.  - Ждать, когда ты придешь, и
думать, что рядом с тобой мне будет легче вынести все это.
     Наконец  она  открыла  ему  все.   И  спокойствие,  смешанное  с  огромным
облегчением,  снизошло на нее.  Мэтт снова заговорил,  и было очевидно,  что он
тоже сумел взять себя в руки.
     - Телеграмма твоего  отца  пришла через  три  дня  после  того,  как  была
послана. Там говорилось, что ты сделала аборт и теперь больше ничего не желаешь
от меня,  кроме развода,  которым уже занимается твой адвокат.  Но я  все равно
вылетел домой,  и  одна  из  горничных объяснила,  где  ты.  Когда я  приехал в
госпиталь,  мне  сообщили,  что  ты  настойчиво требовала не  допускать меня  в
палату. На следующий день я пришел снова, надеясь проскользнуть мимо охраны, но
у  дверей  уже  ожидал коп  в  мундире с  постановлением суда,  запрещающим под
страхом тюремного заключения близко подходить к больнице.
     - А я все это время, - прошептала Мередит, - ждала тебя.
     - Господи,  -  проговорил он напряженно,  -  если бы я только знал, что ты
хочешь меня видеть,  никакая сила на  земле,  никакие суды не  помешали бы  мне
пробраться в палату.
     Мередит попыталась утешить его простой правдой:
     - Ты не сумел бы помочь мне. Он, казалось, мгновенно застыл:
     - Не сумел?..
     Мередит покачала головой:
     - Для меня сделали все,  что только возможно,  как и для Элизабет. Но было
уже поздно.
     Наконец они  сказали друг другу правду!  Мередит была так счастлива,  что,
забыв о гордости, решила признаться во всем и до конца:
     - Понимаешь,   несмотря  на  все,  в  глубине  души  я  знала,  как  ты  в
действительности относишься ко мне и малышке.
     - И как же, - проворчал Мэтт, - я в действительности к вам относился?
     Удивленная неожиданно сухим  тоном,  Мередит  подняла голову  и  с  мягкой
улыбкой, желая показать, что ничуть не обижается, пояснила:
     - По-моему,  ответ на это очевиден -  ты чувствовал себя обязанным терпеть
нас.  Переспал  всего  однажды  с  глупенькой восемнадцатилетней девственницей,
которая из кожи вон лезла, чтобы соблазнить тебя, у которой не хватило ума даже
на то, чтобы предохраняться, и посмотри только, что случилось!
     - И что случилось, Мередит? - допытывался он.
     - Что случилось? Я приехала к тебе, чтобы сообщить радостную новость, а ты
проявил благородство - женился на девушке, которую вовсе не хотел.
     - Не хотел, перебил он резким тоном, противоречащим щемящей нежности слов:
     - Да я хотел тебя каждую минуту моей проклятой жизни!
     Мередит молча смотрела на него,  потрясенная,  счастливая,  сомневающаяся,
зачарованная.
     - И  ты  была  не  права...  -  сказал он,  мгновенно смягчившись,  сжимая
ладонями ее  залитое слезами лицо,  осторожно вытирая соленые капли.  -  Будь я
рядом с тобой в госпитале, наверняка смог бы помочь.
     - Как? - дрожащим голосом шепнула она.
     - Вот так,  -  выдохнул он  и,  все еще не отнимая рук,  наклонил голову и
коснулся губами  ее  губ.  Бесконечная нежность его  поцелуя  совершенно лишила
Мередит сил и  воли,  и  слезы опять покатились по  лицу,  слезы,  которые она,
казалось, все успела выплакать. - И вот так...
     Его губы скользнули к уголкам ее глаз, и Мередит ощутила прикосновение его
языка, слизывавшего горячие капли.
     - Я бы увез тебя из госпиталя домой и держал тебя в объятиях.., вот так...
- пообещал он,  мучительно выдавливая слова,  и привлек Мередит к себе;  теплое
дыхание посылало по  ее спине дрожь озноба.  -  А  когда ты поправилась бы,  мы
любили бы  Друг Друга,  а  позже..,  если бы  ты захотела,  подарил бы тебе еще
одного малыша...
     Он не повторил "вот так",  но когда положил ее на постель и сам лег рядом,
Мередит поняла,  что хотел сказать Мэтт.  Знала так же твердо, как то, что с ее
стороны не правильно,  плохо позволять ему снимать с себя свитер и расстегивать
джинсы,  так же  твердо,  как то,  что ей  невозможно подарить ему ребенка.  Но
Господи,  какое  счастье..,  какое счастье притвориться хотя  бы  раз,  однажды
сделать вид,  что все происходит на самом деле,  что это реальность,  а прошлое
было лишь дурным сном, от которого всегда можно очнуться.
     Сердце отчаянно уговаривало ее  попытаться,  но  еле  слышный голос разума
предупреждал, что это ошибка.
     - Это  несправедливо..,  не  правильно,  -  шепнула  Мередит,  когда  Мэтт
наклонился над ней; обнаженная грудь и руки отливали бронзой в свете лампы.
     - Правильно,  -  свирепо процедил он,  и  его  губы  завладели ее  губами,
раскрывая их со знакомой настойчивостью.
     Мередит закрыла глаза и  позволила сну завладеть собой.  Только в этом сне
она  была  не  просто  сторонней  наблюдательницей,   а   участницей,   сначала
застенчивой   и    неловкой,    как   всегда,    когда   сталкивалась   с   его
нескрываемо-дерзкой чувственностью, опытностью и безупречным умением обращаться
с женщинами.  Его рот терзал ее сладостной пыткой,  язык обводил очертания губ,
проникая  во  влажные  глубины,  руки  скользили по  бедрам,  ногам,  талии,  с
мучительной неумолимостью поднимаясь к  груди.  Мередит,  внутренне застонав от
накатившего исступленного восторга и нахлынувшего смущения, запуталась пальцами
в жестких курчавых завитках на мускулистой груди, лаская гладкую кожу. Его губы
становились все  более требовательными,  ладони почти касались набухших грудей,
большие пальцы поглаживали бедра и  когда Мередит показалось,  что  она вот-вот
умрет от жажды, его язык ворвался в ее рот, а руки завладели нежными холмиками,
дразня,   гладя,   сжимая,  инстинктивно  растирая  затвердевшие  соски.  Долго
подавляемый крик  вырвался из  груди Мередит.  Сдержанность и  смущение куда-то
исчезли.  Ее тело натянулось,  словно струна,  выгнулось, и Мередит лихорадочно
пробежалась  ладонями  по  могучим  мышцам  его  рук,  встречая  и  приветствуя
вторжение его  языка,  сплетая свой  язык  с  его  в  едином чувственном танце,
перекатываясь на  бок  вместе  с  Мэттом.  Мэтт  оторвался от  нее,  и  Мередит
протестующе-невнятно простонала что-то, но тут же вздрогнула от восторга, когда
он  поцеловал ее  в  ушко,  скользнул губами по шее,  груди и  наконец завладел
напряженным соском, нежно покусывая тугой бутон.
     Затерянная в темной,  безмолвной пропасти желания, Мередит смутно ощутила,
как  его  рука  спустилась к  треугольнику между ее  ногами,  касаясь,  лаская,
отыскивая каждое  жаркое влажное местечко,  пока  Мередит,  потеряв голову,  не
начала лихорадочно извиваться.
     Мэтт  сумел  уловить  мгновение,   когда  она  полностью  доверилась  ему,
почувствовал,  как напряжение покидает ее,  как она открывается ему,  и  острая
мучительная сладость той,  почти  забытой первой ночи,  когда  Мередит отдалась
ему,  послала стрелы  неудержимого желания,  пронзившие его.  Сердце мучительно
заколотилось,  и  тело запульсировало неутолимым голодом,  так,  что  даже ноги
задрожали,  когда Мэтт наконец лег на  нее.  Куда ушла смутная надежда продлить
это  невероятное,   ослепительно  чудесное  ожидание  слияния?   Осталась  лишь
нетерпеливая потребность вновь стать частью Мередит, соединиться с ней в единое
целое.  Мэтт навис над  ней,  с  силой упираясь руками в  матрац,  так,  что от
напряжения набухли вены на руках.  Закрыв глаза и сжав зубы, он начал входить в
нее,  мучительно медленно,  дюйм  за  дюймом,  сопротивляясь безумному  желанию
вонзиться в это пылающее тело, обожествлять его руками и ртом.
     Он  начал терять над  собой контроль,  когда она приподняла бедра и  снова
скользнула ладонями по  его  плечам,  шепча  его  имя,  но  когда Мэтту удалось
открыть глаза и  взглянуть на Мередит,  он понял,  что пропал.  Это не игра его
воспаленного воображения -  женщина,  которую он  любил,  теперь  лежит  в  его
объятиях,  это прекрасное лицо,  так долго жившее в  его грезах,  теперь совсем
близко,  пылающее желанием,  сверкающие золотом волосы разметались по  подушке.
Она ждала Мэтта в госпитале, она никогда не пыталась избавиться от него и от их
ребенка. Она приехала к нему сюда в буран, храбро вынесла его гнев и ненависть,
а потом..., потом молила его о прощении. Осознание этого болью и стыдом обожгло
мозг и  душу,  но даже сейчас Мэтт нашел бы в  себе силы продолжать врезаться в
нее медленно и  равномерно,  не  выбери Мередит это мгновение,  чтобы запустить
пальцы в его волосы, снова поднять бедра и прошептать:
     - Пожалуйста, Мэтт...
     Почти непереносимый сладостный звук его имени на  ее губах и  возбуждающие
движения ее тела вырвали у Мэтта тихий стон,  и он врезался в нее, погружаясь в
тесные глубины снова и снова, пока оба не обезумели от желания и не устремились
вместе к  исступленному освобождению,  обретя его  одновременно,  взорвавшись в
ослепительном  наслаждении.   Оба,  потрясенные  случившимся,  долго  не  могли
опомниться.  По-прежнему сплетясь в объятиях, слушая, как колотятся сердца, они
на  секунду замерли,  но  Мэтт,  крепче сжав руки,  продолжал вонзаться в  нее,
словно стремясь выплеснуть все одиннадцать лет голода и  неутоленного томления,
и Мередит,  прижав его к себе,  вновь забилась в конвульсиях экстаза, пока Мэтт
не забыл обо всем, кроме ощущения опьяняющей радости и безграничного счастья.
     Он обмяк на ней,  с трудом переводя дыхание, обжигая ее раскаленным телом,
и прошло немало времени, прежде чем он перекатился на бок, увлекая ее за собой,
не выходя из нее,  и, продолжая обнимать, запустил пальцы в золотистый атлас ее
волос.  Молчаливый,  погруженный в  чувственный туман,  Мэтт  осторожно  провел
ладонью  по   спине  Мередит,   наслаждаясь  ощущением  ее   влажного  тепла  и
прикосновением к тугой груди.
     Он   закрыл   глаза,   стремясь  продлить  счастливое  мгновение,   полный
благоговения к  этой непостижимой женщине.  Одиннадцать лет назад Мэтта обманом
лишили рая,  но  он  сумел снова отыскать его и  теперь пойдет на все,  лишь бы
опять не потерять обретенное.  Тогда он не мог ничего предложить Мередит, кроме
себя самого, теперь может дать ей весь мир в придачу.
     Мэтт услышал ровное дыхание,  понял,  что Мередит засыпает,  и  улыбнулся,
немного   смущенный  собственной  несдержанностью,   которая   так   быстро   и
окончательно измотала обоих.
     ...Он позволит и ей и себе поспать немного,  решил Мэтт.  А потом.., потом
разбудит и снова станет любить,  на этот раз по-настоящему,  медленно,  нежно и
страстно.  А  потом они поговорят.  И  все обсудят.  Нужно подумать о планах на
будущее.  И хотя Мэтт понимал,  что Мередит не решится сразу разорвать помолвку
лишь  из-за  того,   что,  совершенно  потеряв  голову,  отдалась  ему,  однако
чувствовал,  что  сможет  убедить  ее,  открыть глаза  на  простую истину:  они
предназначены друг для друга. И всегда были предназначены...
     Пробудил его какой-то странный звук в глубине дома.  Мэтт открыл глаза и с
легким недоумением уставился на пустую смятую подушку.  В комнате было темно, и
он перевернулся на бок, пытаясь разглядеть, который час. Почти шесть.
     Мэтт приподнялся на  локте,  удивленный тем,  что  проспал почти три часа.
Несколько мгновений он лежал неподвижно,  прислушиваясь,  пытаясь решить,  куда
исчезла Мередит, но первый же звук, услышанный им, оказался последним, которого
он мог ожидать.  Звук донесся со двора - выхлоп, потом треск мотора. Сначала он
в  благословенном  неведении  подумал,  что  Мередит  беспокоится,  как  бы  не
разрядился аккумулятор.  Мэтт  встал,  отбросил покрывало и,  подойдя  к  окну,
отодвинул занавеску,  намереваясь окликнуть Мередит и  сказать,  что он сам обо
всем позаботится. Но увидел лишь красные габаритные огни удалявшейся машины.
     Совершенно сбитый  с  толку,  Мэтт  вначале  испугался того,  что  Мередит
несется на  огромной скорости в  такую погоду!  Но  тут же  до него дошло,  что
случилось. Она уехала! Бросила его!
     На  какое-то  мгновение его  мозг отказался воспринять ужас происходящего.
Мередит потихоньку выбралась из постели и умчалась в ночь!
     Яростно бормоча проклятия,  Мэтт  включил лампу,  рывком  натянул слаксы и
остановился,  свирепо глядя на пустую кровать в состоянии,  близком к параличу.
Просто невозможно поверить,  что она сбежала, словно сделала что-то, чего нужно
стыдиться, и не могла больше видеть его лицо при свете дня.
     И  тут Мэтт увидел ее -  записку,  прислоненную к часам на ночном столике,
написанную на листе,  вырванном из того блокнота, в котором она делала заметки.
Надежда загорелась в  груди  Мэтта.  Может,  она  просто  уехала  в  магазин за
продуктами?
     "Мэтт,  то,  что случилось сегодня,  не должно было случиться. Это было не
правильно и  нехорошо для нас обоих,  хотя и  вполне понятно,  но  тем не менее
ужасно!  ,  У каждого из нас своя жизнь и свои планы на будущее, и в этой жизни
есть люди,  которые любят и  доверяют нам.  И  мы  предали их,  сделав то,  что
сделали  сегодня.  Я  стыжусь этого,  но  тем  не  менее  всегда  буду  помнить
сегодняшний день как нечто прекрасное и особенное. Спасибо тебе за все".
     Мэтт  продолжал  стоять,   с  недоверчивой  яростью  глядя  на  написанные
аккуратным почерком слова,  охваченный дурацким,  абсурдным ощущением,  что его
изнасиловали! Нет, не изнасиловали, использовали как наемного жеребца, которого
она могла потащить в  постель каждый раз,  когда хотела чего-то  особенного,  а
потом  избавиться  от  него,  словно  от  жалкого  ничтожного раба,  с  которым
стыдилась показаться на людях.
     За  все  эти  годы  она  ничуть  не  изменилась!  По-прежнему испорченная,
самовлюбленная и  так убеждена в собственном превосходстве,  что до нее даже не
доходит,  как это выходец из  непривилегированных слоев,  возможно,  всего лишь
возможно,  стоит хотя бы  малейшего внимания.  Нет,  она ничуть не  изменилась,
по-прежнему трусиха, по-прежнему...
     Мэтт внезапно осекся и  покачал головой,  пораженный тем,  как  гнев может
полностью стереть из памяти все, что он обнаружил несколько часов назад. Почему
он снова судит ее лишь на основе всех ошибочных заключений, в которые верил все
одиннадцать лет? В нем говорила давнишняя привычка. Но реальность заключалась в
том,  что Мэтт узнал сегодня от Мередит истину, столь прекрасную и одновременно
печальную,  что сердце до сих пор болезненно сжималось при одной мысли об этом.
Нет,  Мередит не трусиха,  она никогда не убегала от него, от материнства, даже
от  тирана-отца,  с  которым все эти годы была вынуждена считаться на  работе и
дома. Мередит было восемнадцать, и она считала, что любит Мэтта...
     Легкая  улыбка сверкнула в  глазах Мэтта  при  мысли  о  ее  поразительном
признании,  но  тут же  исчезла,  когда Мэтт вспомнил о  том,  как она лежала в
госпитале и  ждала его.  Она послала цветы их ребенку и  назвала его Элизабет в
честь его  матери....  И  поняв,  что  Мэтт не  вернется,  она  склеила осколки
разбитой жизни,  поступила в колледж и смело принимала все,  что приготовило ей
будущее.  Даже сейчас Мэтт корчился от стыда при мысли о том, что он ей говорил
и делал последние несколько недель. Иисусе, как же она, должно быть, ненавидела
его!
     Он угрожал ей,  пытался запугать..,  и все же, узнав правду от отца Мэтта,
Мередит не побоялась добраться до его дома в метель, чтобы все объяснить, зная,
что придется столкнуться с его нескрываемой враждебностью, просто с грубостью.
     Прислонившись к кроватному столбику,  Мэтт снова взглянул на постель.  Его
жена,  решил он  со  всевозрастающей гордостью,  не  скрывается и  не бегает от
вещей, заставивших бы большинство его знакомых поджать хвост и исчезнуть.
     Но сегодня она бежала от него.
     Что же побудило Мередит улепетывать,  словно испуганному кролику, именно в
тот  момент,  когда впервые за  последние два  дня между ними воцарилась полная
гармония?
     Мэтт быстро перебрал в памяти события этих дней,  пытаясь найти ответ.  Он
увидел,  как она тянется к  его руке,  умоляя о  перемирии,  как смотрит на  их
соединенные ладони..,  словно это  мгновение было необыкновенно важным для нее,
как улыбается ему большими сияющими сине-зелеными глазами:  "Я  решила быть как
ты, когда вырасту..."
     Но самое главное,  Мэтт не мог забыть, как Мередит плакала в его объятиях,
когда рассказывала об их ребенке, обнимая его, прижимая к себе так естественно,
словно лежала с ним в постели...,  как стонала,  извиваясь под ним,  принимая в
себя с такой же безрассудной, безудержной страстью, как в восемнадцать лет.
     Мэтт   медленно  выпрямился,   ошеломленный  наиболее  очевидным  ответом.
Мередит,  вероятно, сбежала именно потому, что случившееся сегодня было для нее
таким же потрясением, как и для него. И все ее планы на будущее с Паркером и на
остальную жизнь были поставлены под  угрозу тем,  что  произошло в  этом доме и
особенно в этой постели.
     Нет, она не трусиха. Просто слишком осторожна. Мэтт заметил это, когда они
говорили об  универмаге.  Она рискует,  но  обдуманно,  и  только когда награда
достаточно  велика,  а  возможность  неудачи  сравнительно мала.  Мередит  сама
признавалась в этом.
     И если принять все во внимание, вряд ли Мередит захочет снова поставить на
карту свое  сердце и  будущее ради  Мэтта Фаррела,  если  можно избежать этого.
Последствия связи  с  ним,  возникновения прежних отношений слишком огромны для
нее.  Тогда,  одиннадцать лет назад, именно эти отношения превратили ее жизнь в
ад.  Мэтт  понял,  что  для  Мередит  вероятность неудачи  была  огромна,  а  в
награду..., в награду...
     Мэтт тихо рассмеялся.  Она и в самых безумных мечтах не могла представить,
каким великолепным будет вознаграждение.  Только от  него зависит убедить ее  в
этом.  Но ему необходимо время, а Мередит не собиралась дать ему лишней минуты.
Собственно говоря,  учитывая ее сегодняшний поступок, скорее можно ожидать, что
Мередит немедленно помчится в Рино, чтобы навсегда и как можно быстрее оборвать
все связи с ним. И чем больше Мэтт размышлял, тем больше убеждался, что Мередит
вполне на это способна. Но еще больше он был уверен: Мередит по-прежнему питает
к нему нечто большее,  чем дружеские чувства, и она станет его женой. Настоящей
женой.  И для того,  чтобы эта мечта сбылась, Мэтт был готов перевернуть небо и
землю.  И по правде говоря, был готов даже отказаться от удовольствия разыскать
ее негодяя-папашу и оставить Мередит сиротой.
     Но в этот момент еще одна мысль заставила тревожно сжаться сердце: дороги,
по  которым придется ехать  Мередит,  наверняка очень опасны,  а  она  вряд  ли
способна сейчас сосредоточиться.
     Повернувшись,  он  быстро направился в  свою  спальню,  вынул из  портфеля
телефон и  позвонил сначала начальнику эдмунтонской полиции с  просьбой выслать
патрульную машину,  засечь на перекрестке черный "БМВ",  не привлекая излишнего
внимания  водителя,   сопроводить  его  до  Чикаго  и  убедиться,   что  машина
благополучно добралась до места назначения.
     Второй звонок раздался в  доме  Дейва  Левинсона,  старшего партнера фирмы
"Пирсон энд Левинсон".  Мэтт велел Левинсону быть вместе с Пирсоном в его офисе
ровно  в  восемь утра.  Левинсон не  подумал возражать.  Мэтью Фаррел платил им
огромный гонорар -  двести пятьдесят тысяч долларов в  год  за  безукоризненное
выполнение  всего,  связанного  с  юридической  стороной  дела,  и  само  собой
подразумевалось, что они обязаны являться по первому зову.
     И  наконец,  Мэтт связался с Джо О'Хара и приказал ему немедленно ехать за
ним  на  ферму,  но  Джо начал юлить и  отговариваться.  Мэтт Фаррел платил ему
большие деньги,  но Джо считал себя также телохранителем и  другом,  и,  по его
мнению,  не  стоило давать возможность Мэтту  скрыться с  фермы,  если  Мередит
хочет, чтобы он остался. Вместо того чтобы немедленно согласиться, Джо спросил:
     - А что, между тобой и женой все улажено? Мэтт, не терпевший вмешательства
в свои дела, мрачно нахмурился.
     - Не совсем, - нетерпеливо бросил он.
     - Твоя жена все еще там?
     - Уже уехала.
     Расстроенный голос  Джо  заставил  Мэтта  забыть  о  раздражении  и  снова
осознать глубину преданности водителя.
     - Значит, ты все-таки отпустил ее, Мэтт?
     - Я еду за ней, - с улыбкой в голосе ответил Мэтт. - Ну а теперь тащи сюда
свою задницу, О'Хара.
     - Уже бегу!
     Мэтт  отложил  телефон  и  долго  смотрел  в  окно,  планируя стратегию на
завтрашний день.

     Глава 39

     - Доброе утро,  -  поздоровалась Филлис,  тревожно глядя на Мередит, когда
та, опоздав на работу на два часа, прошла мимо без единого слова.
     - Что-нибудь случилось?  - спросила она, поднимаясь из-за стола и провожая
Мередит в  кабинет.  Мисс Поли,  двадцать лет прослужившая секретарем у  Филипа
Бенкрофта,  решила взять  давно  заслуженный отпуск,  пока  ее  начальник будет
отсутствовать.
     Мередит  уселась,  оперлась локтями о  стол  и  начала  массировать виски.
Случилось? Да она не знает, как жить дальше!
     - Ничего особенного. Немного болит голова. Мне звонили?
     - С самого утра.  Я записала все,  что велели передать.  Сейчас принесу. И
чашку кофе. Он тебе, похоже, не повредит.
     Мередит дождалась ухода Филлис и устало откинулась в кресле, чувствуя себя
так,  словно постарела на сто лет. События двух последних дней не прошли даром,
и мало того, что Мередит была совершенно измотана, физически и душевно, она еще
умудрилась растоптать собственную гордость,  отдавшись Мэтту, предать жениха, в
довершение всего  повести себя  словно  последняя трусиха и  сбежать от  Мэтта,
отделавшись запиской.  Угрызения совести и  стыд преследовали и  терзали ее всю
дорогу домой.  Мало того, она никак не могла отделаться от какого-то спятившего
патрульного из Индианы, не отстававшего от нее всю дорогу и исчезнувшего лишь в
нескольких кварталах от ее дома. К этому времени Мередит окончательно извелась,
и это было до того,  как она прослушала все сообщения на автоответчике и узнала
голос Паркера.  Он звонил в пятницу вечером, чтобы сказать, как скучает и хочет
услышать ее голос.  В субботу он,  по всей видимости, был немного озадачен тем,
что ее  нет дома.  К  вечеру он  окончательно встревожился и  спрашивал,  уж не
заболел ли Филип.  В воскресенье утром он сказал,  что сходит с ума от страха и
собирается позвонить Лайзе.  К несчастью,  Лайза,  по-видимому,  объяснила, что
Мередит решила  поговорить с  Мэттом  и  рассказать ему  всю  правду.  Вечернее
сообщение было взбешенным и коротким:
     - Позвони мне,  черт возьми! Я хочу верить, что у тебя были веские причины
провести уик-энд с Фаррелом, но, как ни стараюсь, не могу найти подходящих.
     Мередит вынесла эту часть куда с  большим мужеством,  чем следующие слова,
полные нежности и недоумения:
     - Дорогая,  где ты? Я знаю, что ты с Фаррелом. Прости, что сказал это, мое
воображение оказывает мне  плохую услугу.  Он  согласился на  развод?  Или убил
тебя? Я ужасно волнуюсь.
     Мередит  закрыла глаза,  пытаясь прогнать тяжелые предчувствия и  заняться
делами.  Записка,  оставленная Мэтту,  была по-детски трусливой,  и  теперь она
просто  не  могла  понять,  почему  не  подождала,  пока  он  проснется,  и  не
попрощалась с  ним,  как взрослый,  отвечающий за собственные поступки человек.
Каждый раз,  оказываясь рядом с Мэтью Фаррелом,  она говорила и делала вещи, на
которые никогда бы не отважилась в определенных обстоятельствах, - дурацкие, не
правильные,  опасные!  Меньше чем за сорок восемь часов, проведенные с ним, она
отбросила все  моральные принципы и  забыла  о  том,  что  всегда  имело  такое
значение для нее,  -  о  порядочности и верности.  Вместо этого она переспала с
человеком,  которого не  любила,  и  изменила Паркеру.  Такое  почти невозможно
вынести.
     Мередит вспомнила,  как жадно и безоглядно отдавалась Мэтту,  " на бледных
щеках расцвели два  красных пятна.  В  восемнадцать лет она была потрясена тем,
что  Мэтт,  казалось,  точно знал,  каких местечек надо коснуться,  какие слова
прошептать на ухо, чтобы бросить ее в море беспомощно-лихорадочного желания.
     Но  обнаружить,  что  он  по-прежнему  способен на  это..,  и  на  гораздо
большее...  Мысль  об  этом  наполняла  Мередит  безмерным  стыдом.  Вчера  она
буквально молила  его  подарить  ей  наслаждение,  она,  чересчур застенчивая и
скованная даже с собственным женихом!
     Мередит   одернула  себя.   Эти   упреки,   бесконечные  сетования  просто
несправедливы по отношению к ней и Мэтту.  Все,  рассказанное Мередит,  глубоко
потрясло его. И они просто.., просто попытались утешить друг друга. Он вовсе не
использовал ее откровения как средство затащить Мередит в  постель.  По крайней
мере, думала она растерянно, в ту минуту ей так не казалось.
     Мередит с  досадой осознала,  что опять вернулась к тому же -  теряет суть
вещей,  не  способна сосредоточиться на  главном.  Просто  нерационально сидеть
здесь в  одиночестве,  едва  сдерживая слезы,  страдать от  угрызений совести и
печалиться по  таким дурацким вещам,  как  сексуальный опыт мужчины,  сумевшего
сделать тебя счастливой.
     - Пришлось подождать,  пока сварится свежий кофе, - объявила Филлис, входя
в  кабинет с  дымящейся кружкой в  одной руке и  пригоршней розовых листочков с
записками - в другой.
     - Вот все,  что накопилось за  утро.  Не забудь,  на одиннадцать назначено
совещание администраторов.
     Мередит  постаралась  встряхнуться  и  не  выглядеть  такой  измученной  и
несчастной, какой себя чувствовала.
     - Хорошо,  спасибо.  Пожалуйста, соедини меня со Стюартом Уитмором. И еще,
попробуй дозвониться в отель Паркера,  в Женеву.  Если его нет в номере, оставь
сообщение.
     - Что прикажешь сделать раньше?  - спросила Филлис с обычно жизнерадостной
деловитостью.
     - Найди Уитмора,  - велела Мередит. Сначала нужно сообщить Стюарту о своем
решении.  Потом она поговорит с Паркером и попытается объяснить.  Объяснить? Но
что и как?!
     Пытаясь  придумать  что-нибудь  наиболее  правдоподобное,  Мередит  начала
рассеянно просматривать записки, но, дойдя до пятой, внезапно вскочила с бешено
бьющимся сердцем. Мистер Мэтью Фаррел звонил ровно в десять минут десятого.
     Резкое  жужжание переговорного устройства вывело Мередит из  полубредового
состояния,  и  она увидела,  что обе линии заняты,  а  красные индикаторы часто
мигают.
     - Мистер Уитмор на первой линии,  -  сообщила Филлис,  - а Мэтью Фаррел на
второй. Говорит, по срочному делу.
     Сердце забилось с удвоенной частотой.
     - Филлис,  -  дрожащим голосом  попросила она,  -  я  не  хочу  говорить с
Фаррелом.  Передай, что отныне мы будем общаться исключительно через адвокатов,
и  кроме того,  я  уезжаю из  города недели на  две.  Будь вежливой,  -  нервно
добавила она, - но очень твердой.
     - Понимаю.
     Мередит трясущейся рукой положила трубку. Может, стоит все-таки поговорить
с Мэттом и узнать, что он хочет?
     Она уже потянулась к телефону, но резко отдернула руку. Нет-нет, не стоит!
И  к  тому же  это  не  имеет значения.  Как только Стюарт объяснит,  где можно
получить  быстрый  законный развод,  все,  что  захочет  сообщить Мэтт,  станет
совершенно неважным.  Наверное, лучше всего отправиться в Рино, или куда-нибудь
в этом роде прямо с утра. Совершенно разумное решение. Теперь, когда между ними
больше нет вражды,  Мэтт не станет приводить в  исполнение все угрозы,  которые
выкрикивал в машине после того несчастного обеда. Все это в прошлом.
     Индикатор на  линии  Мэтта  погас,  и  Мередит не  смогла  больше  вынести
напряженно-тоскливого ожидания. Она позвонила Филлис и попросила войти.
     - Что  он  сказал?  -  спросила она,  не  успела секретарь сделать шаг  от
порога.
     Филлис  едва  скрыла  недоуменную  улыбку  при  виде  взволнованного  лица
Мередит.
     - Ответил, что прекрасно понимает.
     - И это все?
     - Спросил,  неожиданно ли ты собралась в  поездку,  и я ответила,  что да.
Верно я поступила?
     - Не знаю,  - беспомощно вздохнула Мередит. - Он ответил что-нибудь, когда
ты сказала, что я неожиданно уезжаю?
     - Не совсем.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Он рассмеялся,  но негромко.  Скорее усмехнулся тихо,  но весело.  Потом
поблагодарил меня и распрощался.
     Странная реакция Мэтта почему-то заставила Мередит неловко поежиться.
     - Что-нибудь еще?  -  спросила она,  видя, что Филлис продолжает маячить в
дверях.
     - Просто хотела знать, - пробормотала секретарь немного смущенно, - как ты
думаешь,  он действительно встречался с  Мишель Пфайфер и Мег Райен или это все
репортеры выдумали?
     - Наверняка встречался,  -  вздохнула Мередит,  безуспешно пытаясь принять
безразличный вид. Филлис, кивнув, посмотрела на телефон.
     - Забыла, что Стюарт Уитмор ждет, когда ты возьмешь трубку?
     Мередит в  ужасе  схватила трубку  и  попросила Филлис плотнее прикрыть за
собой дверь.
     - Стюарт, прости, что заставила тебя ждать, - начала она, нервно откидывая
со лба волосы. - Но у меня было не очень хорошее утро.
     - Зато у меня утро было поистине очаровательное,  и все благодаря тебе,  -
весело объявил Уитмор.
     - Ты о чем?
     - Адвокаты  Фаррела  внезапно  решили  объявить перемирие.  Дейв  Левинсон
звонил  мне  сегодня  в  половине  десятого,  и  при  этом  был  исполнен такой
доброжелательности и дружеских чувств,  что можно подумать, этот наглый ублюдок
весь уик-энд слушал проповеди священника о смирении и терпимости.
     - Что он  сказал в  точности?  -  допытывалась Мередит,  дрожа от  дурного
предчувствия.
     - Ну..,  сначала Левинсон прочел  мне  лекцию о  святости брака,  особенно
среди католиков,  и при этом прямо-таки источал благочестие.  Представляешь,  -
задохнулся от  смеха  Стюарт,  -  Левинсон,  правоверный еврей,  только недавно
женившийся в  четвертый раз  и  сменивший шестую  любовницу!  Просто невозможно
поверить в подобную наглость!
     - А что ответил ты?
     - Что  не  могу  поверить  в  подобную наглость,  -  сообщил  Стюарт,  но,
почувствовав, что Мередит не до веселья, пояснил:
     - Ладно,  не важно. Если верить Левинсону, клиент неожиданно согласился на
развод без  всяких условий,  что  показалось мне несколько странным.  А  всякие
странности вызывают во мне неприятное чувство и заставляют нервничать.
     - Ничего  странного,  -  спокойно пояснила Мередит,  стараясь не  обращать
внимание  на  мучительные и  неуместные мысли  о  том,  что  Мэтт  старается  с
неприличной поспешностью отделаться от  нее после того,  как она легла с  ним в
постель.  Он поступает порядочно,  поскольку пытается немедленно положить конец
вражде. - Я видела Мэтта в этот уик-энд, и мы поговорили.
     - О чем? - И поняв, что Мередит колеблется, Стюарт прибавил:
     - Не  стоит  иметь  тайны  от  своего  адвоката.   Неожиданное  стремление
Левинсона  поскорее  встретиться  и   все  уладить  вызывает  у   меня  чувство
определенной тревоги. Просто носом чую засаду и подвох.
     Мередит  сообразила,  что  скрывать случившееся от  Стюарта  действительно
неразумно,  и рассказала все, начиная с той минуты, как узнала о покупке Мэттом
хаустонского участка, и кончая бурным разговором с отцом Мэтта.
     - Мэтт был слишком болен, чтобы выслушать меня, когда я приехала на ферму,
- продолжала она,  -  но вчера я рассказала правду о том, что сделал отец, и он
мне поверил.
     Она не  открыла Стюарту,  что была близка с  Мэттом,  этого никто не имеет
права знать, кроме, возможно, Паркера.
     Когда она  наконец договорила,  Стюарт так  долго молчал,  что Мередит уже
испугалась было, вдруг он догадался, что произошло на самом деле. Но он ответил
только:
     - У  Фаррела куда больше выдержки,  чем у  меня.  Я  бы  просто пристрелил
твоего папочку.
     Мередит, которой предстоял тяжелый разговор с отцом, когда тот вернется из
круиза, решила не обращать внимания на реплику.
     - В любом случае,  - заметила она, - очевидно, почему Мэтт решил пойти нам
навстречу.
     - И  не  просто пойти навстречу,  -  сухо  объявил Стюарт.  -  Если верить
Левинсону,  Мэтт глубоко обеспокоен твоим благополучием.  Он  хочет положить на
твое имя значительную сумму денег.  И кроме того, предложил продать хаустонский
участок по самой разумной цене,  хотя тогда я так и не понял,  что имеет в виду
Левинсон.
     - Я  не  хочу  и  не  имею права принимать от  него деньги,  -  решительно
отказалась Мередит.  -  Если же Мэтт готов продать нам землю, это прекрасно, но
не вижу никакой необходимости встречаться с адвокатами Мэтта. Я решила полететь
в Рино или куда-нибудь еще и побыстрее получить развод.  Поэтому я и звоню тебе
- хотела спросить, куда я смогу поехать и без лишнего шума развестись.
     - Ни в коем случае,  -  коротко ответил Стюарт. - Если попытаешься сделать
это, предложение Фаррела снимается.
     - Почему ты  так считаешь?  -  охнула Мередит,  чувствуя себя так,  словно
вокруг нее смыкается невидимая ловушка.
     - Потому что  Левинсон ясно дал  мне это понять.  По-видимому,  его клиент
хочет,  чтобы все шло обычным порядком,  или развода не будет.  Если откажешься
встретиться с  ним завтра или попытаешься получить быстрый развод,  предложение
Фаррела продать тебе  хаустонский участок вообще снимается.  Левинсон намекнул,
что любое из подобных действий будет воспринято клиентом как личное оскорбление
и недоверие к выражению его доброй воли.  Просто уму непостижимо, - с неуклюжей
иронией заключил Стюарт,  -  как  газеты испортили репутацию Фаррела!  Подумать
только, за этой холодной внешностью и безжалостной волей кроется чувствительное
и нежное сердце!
     Мередит  устало  рухнула  в  кресло,  но  в  этот  момент  увидела  группу
администраторов, входивших в примыкающий к ее кабинету конференц-зал.
     - Не знаю, что и думать, - призналась она. - Много лет я так несправедливо
судила о Мэтте, что не могу сказать, каков он на самом деле.
     - Прекрасно,  -  жизнерадостно сообщил Стюарт,  - значит, мы все обнаружим
завтра,  в четыре часа.  Фаррел предложил встретиться в его офисе,  где,  кроме
тебя и меня, будут он и его адвокаты. Заехать за тобой или явиться прямо сюда?
     - Нет! Я не хочу ехать! Ты можешь говорить от моего имени.
     - Ни  за  что.  Ты  должна  быть  там.  Левинсон сказал,  что  его  клиент
настаивает на  всех условиях.  Такая несговорчивость кажется несколько странной
чертой для  клиента,  проявившего столь необыкновенное великодушие и  щедрость,
какую, по словам Левинсона, выказал Фаррел.
     Мередит в отчаянии взглянула на часы. Совещание должно сейчас начаться. Не
может она Добровольно отказаться от этого участка, тем более что Мэтт готов его
продать, но и встречаться с ним лицом к лицу нет сил. Вынести это невозможно!
     - Даже если ты получишь развод в Рино,  -  напомнил Стюарт,  видя, что она
молчит,    -   все   равно   придется   вести   переговоры   о   собственности.
Одиннадцатилетнюю путаницу в  правах на  имущество можно  легко  уладить,  если
Фаррел пойдет на  это,  если же  нет,  он сумеет протащить нас через все суды в
стране.
     - Господи,  что  за  кошмар,  -  слабо  пробормотала  Мередит.  -  Хорошо,
встретимся в вестибюле "Интеркорпа" в четыре.  Предпочитаю не подниматься в его
офис одна.
     - Понимаю,  -  добродушно вздохнул Стюарт. - Увидимся завтра. А до тех пор
постарайся не думать об этом.
     Мередит пыталась,  изо всех сил пыталась последовать его совету,  особенно
когда уселась во главе огромного стола.
     - Доброе утро,  -  объявила она  с  лучезарной деланной улыбкой.  -  Марк,
хотите начать? Какие-нибудь проблемы с отделом охраны?
     - Одна,  и огромная. Пять минут назад в нью-орлеанский универмаг позвонили
и сказали, что в здание подложена бомба. Сейчас полиция выгоняет всех на улицу,
а саперы вот-вот прибудут.
     Сидящие за столом встрепенулись.
     - Почему меня не уведомили? - резко спросила Мередит.
     - Обе  ваши  телефонные линии  были  заняты,  поэтому управляющий,  следуя
правилам, позвонил мне.
     - У меня есть и личная прямая линия.
     - Знаю, как, впрочем, и Майклсон. Просто он запаниковал и не смог отыскать
номер.
     К половине шестого, после целого дня напряжения и беспомощного ожидания, в
кабинете  Мередит   наконец   раздался  звонок,   о   котором   она   молилась.
Нью-орлеанское отделение полиции по  борьбе с  терроризмом не смогло отыскать в
магазине ни  бомбы,  ни следов взрывчатки и  собиралось снять ограждение вокруг
магазина.  Таковы были хорошие новости.  К плохим относилась та,  что универмаг
недополучит прибылей за целый день в самый разгар сезона.
     Мгновенно ослабев от  усталости и  облегчения,  Мередит сообщила обо  всем
Марку  Бредену,  а  потом сложила в  портфель все  бумаги и  отправилась домой.
Паркер еще не перезвонил ей,  но Мередит надеялась,  что он даст о  себе знать,
как только узнает о ее звонке.
     Поднявшись к себе, Мередит швырнула на кресло манто, перчатки и портфель и
подошла к автоответчику, чтобы проверить записи, надеясь, что Паркер звонил, но
красная лампочка не горела.  Однако миссис Эллис приходила и оставила записку с
сообщением,  что сделала покупки сегодня,  а  не в  среду,  потому что должна в
среду утром идти к врачу.
     Упорное молчание Паркера было  явно  неестественным,  и  тревога Мередит с
каждым часом усиливалась.  Она уже представляла его в госпитальной палате, или,
что еще хуже,  в  ресторане,  или ночном клубе с  какой-нибудь красавицей,  где
Паркер пытается лечить раненую гордость...
     "Прекрати,  немедленно прекрати!" -  приказала она себе.  Подумать только,
стоило лишь очутиться рядом с  Мэттом,  как она ждет несчастья на  каждом шагу!
Конечно, это глупо, но, учитывая прошлый опыт с Мэтью, не так уж невероятно.
     Мередит приняла душ  и  заправляла шелковую блузку в  слаксы,  как  стук в
дверь заставил ее  изумленно обернуться.  Ключи от  входной двери были только у
миссис Эллис и Паркера, но поскольку он был в Женеве...
     - Вы  забыли  что-то,  миссис Эллис...  -  начала она,  открывая дверь,  и
потрясение замерла при виде мрачного лица Паркера.
     - Я уже задавался вопросом,  не забыла ли ты что-то, - резко спросил он, -
в том числе и тот факт, что у тебя есть жених?
     Совершенно убитая  раскаянием от  сознания того,  что  Паркеру  из-за  нее
пришлось вернуться,  Мередит бросилась в его объятия,  заметив при этом, что он
поколебался, прежде чем сжать руки.
     - Не забыла, - заверила она, целуя его в щеку. - Мне ужасно жаль.
     Она потащила его в комнату, ожидая, что Паркер разденется, но он продолжал
холодно и пристально приглядываться к ней.
     - О чем ты жалеешь, Мередит? - выдавил он наконец.
     - О  том,  что  доставила тебе столько хлопот и  пришлось даже бросить все
дела в  Женеве и лететь домой.  Ты не получил утром моего сообщения?  Я звонила
тебе сегодня.
     Напряженное  лицо  Паркера  мгновенно  расслабилось,  но  в  глазах  стыло
затравленное, усталое выражение.
     - Не получил.  Я  бы выпил сейчас чего-нибудь,  -  вздохнул он,  сбрасывая
пальто.
     Мередит кивнула,  но  не  пошевелилась,  с  беспокойством замечая,  как он
измучен и осунулся.
     - Не  могу поверить,  что  ты  вернулся домой только потому,  что не  смог
связаться со мной.
     - Завтра будет объявлено о  банкротстве Мортона Саймонсона.  Мне  сообщили
прошлой ночью.
     Мередит не  совсем поняла,  почему Паркер решил  срочно лететь домой  лишь
потому,  что известный промышленник разорился,  но все-таки решила спросить,  в
чем дело, пока наливала виски.
     - Наш банк ссудил ему больше ста миллионов,  - пояснил Паркер, - и если он
всплывет брюхом вверх,  мы потеряем большую часть этой суммы.  И поскольку мне,
кажется,  заодно грозила опасность потерять и невесту, я прилетел, чтобы спасти
по возможности и то и другое.
     Несмотря на  кажущуюся легкость тона,  Мередит поняла,  чем  грозит  банку
банкротство Саймонсона,  и вспыхнула от стыда за то,  что невольно стала лишним
поводом для беспокойства.
     - Но  тебе  никогда  не  грозила опасность потерять меня,  -  покачала она
головой.
     - Почему,  черт возьми,  ты два дня молчала?  Где была? И что происходит с
Фаррелом?  Лайза рассказала мне,  что ты  узнала правду от его отца и  уехала в
Индиану в  пятницу вечером,  чтобы все объяснить ему и заставить согласиться на
развод.
     - Я так и сделала,  -  мягко ответила Мередит,  вручая ему стакан,  - и он
согласен на развод.  Стюарт Уитмор и  я  встречаемся с  Мэттом и его адвокатами
завтра в его офисе.
     Паркер кивнул, молчаливо наблюдая за ней. Следующий вопрос оказался именно
тем, которого она так ждала и боялась:
     - Ты провела с ним весь уик-энд?
     - Да. Он был.., слишком болен, чтобы связно мыслить.
     Запоздало припомнив,  что  Паркер ничего не  знает о  том,  как Мэтт купил
хаустонский участок,  чтобы отомстить ей  за то,  что комиссия по районированию
отклонила его проект,  Мередит сообщила и об этом и объяснила, почему посчитала
необходимым сначала примириться с  Мэттом,  а  потом уже рассказать о выкидыше.
Закончив рассказ,  она  опустила глаза  и  стала рассматривать сцепленные руки,
сгорая от стыда за то, что не сказала Паркеру всю правду, не в силах решить, то
ли  будет  слишком эгоистично перекладывать на  его  плечи  бремя вины,  то  ли
наоборот -  морально и этически оправданно. Однако сейчас не время терзать его:
банкротство Мортона Саймонсона и так нанесло Паркеру тяжелый удар.
     Мередит все еще пыталась решить, что делать, когда Паркер заметил:
     - Фаррел, должно быть, пришел в бешенство, когда узнал, что твой отец лгал
ему.
     - - Нет,  -  покачала головой Мередит,  вспоминая душераздирающую скорбь и
сожаление на лице Мэтта.  - Он сейчас, возможно, сердит на отца, но тогда думал
совсем о другом.  Я начала плакать,  когда рассказывала о похоронах Элизабет, и
мне  показалось,  Мэтт изо всех сил старался тоже не  зарыдать.  Не  время было
предаваться гневу.
     Вина за то,  что произошло потом,  ясно отразилась в  ее глазах,  и Паркер
заметил это.
     - Наверное, ты права.
     Он сидел,  слегка сгорбившись, опершись локтями о колени и не сводя глаз с
Мередит.  Наконец он отвел взгляд и,  сцепив зубы, начал задумчиво перекатывать
стакан  между  ладонями.  Последовали бесконечные минуты неловкого молчания,  и
Мередит поняла, ясно поняла, что Паркер подозревает правду.
     - Паркер, - пробормотала она, готовая во всем признаться, - если ты хочешь
знать, действительно ли Мэтт и я...
     - Только не говори,  что переспала с ним, Мередит, - процедил он. - Солги,
если сможешь,  и дай мне поверить,  но не говори,  что отдалась ему. Этого я не
вынесу.
     Он уже осудил ее и вынес приговор..,  а для Мередит,  стремившейся,  чтобы
между ними не  было ничего,  кроме правды,  пытавшейся заставить его  понять и,
возможно,  простить,  эти  холодные слова  показались пожизненным заключением в
чистилище.
     Паркер выждал несколько минут,  очевидно,  давая им обоим время отделаться
от  неприятной темы,  отставил стакан и  поднялся.  Обняв Мередит за плечи,  он
привлек ее к себе и приподнял ее подбородок, пытаясь улыбнуться.
     - Судя по тому, что ты рассказала, Фаррел, кажется, решил повести себя как
порядочный человек.
     - Так и есть,  - кивнула Мередит, но угрызения совести и тяжесть на сердце
оказались слишком велики -  улыбка получилась кривоватой. Паркер поцеловал ее в
лоб.
     - Значит,  все почти кончено.  Завтра мы поднимем бокалы за твой скорейший
развод и, может быть, за успешное приобретение хаустонского участка, который ты
так хотела.
     Он  на  мгновение  стал  серьезным,  и  следующие слова  заставили Мередит
запоздало сообразить, как сильно он обеспокоен делами в банке:
     - Пожалуй,  тебе  стоит  поискать другого кредитора,  чтобы  финансировать
постройку магазина и покупку земли.  Мортон Саймонсон -  третий крупный должник
банка,  объявивший о банкротстве за последние шесть месяцев.  Весьма неприятное
совпадение.
     - Не знала, что у тебя было еще два должника-банкрота.
     - Последнее время экономика явно  пошла на  спад,  и  это  меня  чертовски
пугает. Но ничего, - вздохнул он, ободряюще улыбаясь. - Банк не разорится, мы в
лучшей форме, чем многие конкуренты. Кстати, не можешь сделать мне одолжение? -
полушутя спросил он.
     - Все что угодно,  - без колебаний ответила она. Паркер широко улыбнулся и
снова обнял ее.
     - Не  можешь ли  ты  обеспечить своевременную выплату долгов "Бенкрофт энд
компани" банку "Рейнолдс Меркентайл"?
     - Без всякого сомнения, - ответила Мередит, робко улыбаясь ему.
     Он поцеловал ее долгим,  усталым, нежным поцелуем, который Мередит вернула
с  куда  большей страстью,  чем  обычно.  После  его  ухода она  запретила себе
сравнивать этот поцелуй с  другими..,  жгучими,  опьяняющими,  требовательными.
Поцелуи Мэтта дарили страсть. Паркер предлагал любовь.

     Глава 40

     Мэтт  стоял  в  центре  громадного  конференц-зала,   примыкающего  к  его
кабинету,  уперешись кулаками в бедра, и критически оглядывал комнату суженными
глазами.  Через  полчаса Мередит будет здесь,  и  он  отчаянно,  по-мальчишески
пытался  произвести  на  нее  впечатление внешними  признаками  своего  успеха.
Секретари в приемной,  имена которых он не потрудился запомнить, были вызваны в
зал,  поскольку Мэтт хотел узнать их  мнение об  общем эффекте.  Он  позвонил и
Вандервилду и оставил настоятельный приказ срочно подняться наверх.  Вандервилд
был почти ровесником Мередит и обладал хорошим вкусом,  так что его мнение тоже
не повредит.
     - Как вы считаете, Джоанна, - спросил он, - не слишком ли мало света?
     - Думаю,  что  в  самый раз,  -  поспешно ответила девушка,  изо  всех сил
пытаясь не показать, как шокирована потрясающим открытием. Неужели несгибаемый,
недосягаемый босс подвержен таким простым человеческим слабостям,  как сомнения
и тревоги?  Тот факт,  что он также обладал неотразимой улыбкой,  был далеко не
таким удивительным.  Они видели снимки улыбающегося Мэтта в журналах и газетах,
но думать не смели,  что настанет тот день, когда увидят эту знаменитую улыбку,
обращенную к  ним.  Теперь и  Джоанна и  Валери старались не  выглядеть слишком
взволнованными и польщенными.
     Валери отступила, оценивая цветочную композицию в центре стола.
     - Живые цветы очень удачно дополняют общее впечатление,  - заверила она. -
Может,  договориться с цветочным магазином, чтобы они каждый вторник доставляли
букеты?
     - Зачем,  спрашивается?  -  удивился Мэтт, совершенно забыв о том, что сам
дал понять женщинам, будто его интерес к интерьеру офиса и конференц-зала чисто
эстетический и не имеет никакого отношения к гостям.
     - Очень мило,  -  заметил он,  наблюдая,  как  Джоанна расставляет дорогой
хрустальный графин и  такие  же  стаканы на  дальнем конце  огромного стола  из
розового дерева.  Когда она  выпрямилась,  Мэтт  придирчиво осмотрел просторную
комнату с  серебристым ковровым покрытием и  диванами и  креслами с  обивкой из
темно-красной замши.  Хотя  из  окон  открывался великолепный вид  на  панораму
Чикаго,  он  решил  не  открывать  шторы,  чтобы  комната  казалась  уютнее,  а
электрический свет переливался в гранях хрусталя на столе.  Стены,  как и стол,
тоже  были  из  розового дерева,  и  в  одну  встроен круглый бар.  Дверцы были
открыты,  а на полках многоцветной радугой переливались жидкости в бесчисленных
бутылках и графинах.
     Несмотря на все это,  Мэтт никак не мог успокоиться,  не понимая, выглядит
ли комната приветливее или смахивает на дорогой ресторан.
     - Открыть или  закрыть?  -  нерешительно спросил он  у  женщин и  нажатием
кнопки  заставил  восемьдесят футов  ткани  скользнуть вдоль  стеклянной стены.
Увидев расстилавшийся перед ними вид, девушки в один голос воскликнули:
     - Открыть!
     Мэтт  взглянул  на  мрачное,  покрытое  тучами  небо.  Встреча  с  Мередит
продлится не меньше часа, и к тому времени уже успеет стемнеть, так что зрелище
будет потрясающим.
     - Пока закрыть, - объявил он, вновь нажимая кнопку.
     - Открою, когда станет темно.
     Машинально  одернув  пиджак,  он  вновь  вернулся  мыслями  к  предстоящей
встрече,  решив,  что его одержимость деталями по  меньшей мере выглядит глупо.
Даже  если  на  Мередит  действительно  произведет  впечатление  сорокатысячный
хрустальный сервиз и  роскошь его  маленького королевства,  даже если она будет
спокойна и любезна, ей как пить дать не понравится ни ее окружение, ни хозяин.
     Мэтт  вздохнул,  желая и  боясь предстоящей битвы,  но  тут  же  рассеянно
вспомнил, что женщины ждут дальнейших приказаний.
     - Спасибо вам обеим. Вы очень помогли, - бросил он, одарив женщин улыбкой,
теплой,  искренней улыбкой, которая заставила их чувствовать себя единственными
и лучшими на земле, но тут же испортил все, спросив:
     - Будь вы женщиной, понравилась бы вам эта комната?
     - Я нахожу ее красивой,  -  сухо проронила Джоанна, - хотя я всего-навсего
жалкий робот.
     До Мэтта не сразу дошел смысл ее уничтожающей реплики, но когда он наконец
оглянулся, обе женщины уже выходили из дверей.
     - С  чего это она взбесилась?  -  недоуменно поинтересовался он  у  Элинор
Стерн, чьи интересы были, как и у него самого, целиком связаны с работой.
     Мисс Стерн поправила строгий серый костюм и вынула из-за уха карандаш.
     - Предполагаю,  -  фыркнула она с нескрываемым презрением к Джоанне, - она
надеется,  что вы наконец увидите в ней женщину.  И надеется с того дня, как вы
появились здесь.
     - Она зря тратит время, - пожал плечами Мэтт. - Не говоря уж об остальном,
она  моя  служащая.  Только  последний идиот  может  заводить романы со  своими
служащими.
     - Вероятно,  вам стоило бы жениться,  - рассудительно заметила мисс Стерн,
деловито листая при этом страницы блокнота,  поскольку хотела обсудить с боссом
кое-какие цифры. - Это сразу положило бы конец притязаниям женщин.
     Медленная  улыбка  озарила  лицо  Мэтта;  он  прислонился боком  к  столу,
неожиданно сгорая от нетерпения открыть кому-нибудь правду.
     - Я женат, - спокойно сказал он, ожидая ошеломленных расспросов.
     Мисс Стерн перевернула страницу и не, поднимая глаз, сказала:
     - Мои сердечные поздравления вам обоим.
     - Я серьезно, - пробормотал Мэтт, сдвинув брови.
     - Могу  я  передать  эту  информацию мисс  Эйвери?  -  осведомилась она  с
каменным лицом. - Сегодня она звонила дважды.
     - Мисс  Стерн,   -   твердо  сказал  Мэтт,   впервые  за   все   время  их
холодно-бесстрастных служебных отношений пожалев,  что не подружился с ней, - я
женился на Мередит Бенкрофт одиннадцать лет назад. Сегодня она придет сюда.
     Мисс Стерн взглянула на босса поверх очков в стальной оправе:
     - Сегодня  вы   обедаете  у   "Реналдо".   Собирается  ли   мисс  Бенкрофт
присоединиться к вам и мисс Эйвери?  И если это так, мне придется, по-видимому,
заказать ужин на троих?
     - Я отменил встречу с...  - начал Мэтт, но тут же открыл рот от удивления,
и  ленивая  улыбка  растянула уголки  его  губ.  -  Кажется,  я  различаю нотки
осуждения в вашем голосе?
     - Конечно,  нет,  мистер Фаррел.  Вы  очень ясно дали мне  понять в  самом
начале нашей работы, что осуждение ваших поступков не входит в мои обязанности.
Насколько я припоминаю,  вы настоятельно подчеркивали, что не нуждаетесь в моих
личных мнениях,  не  хотите получать торт  на  свой день рождения,  а  требуете
только моего умения и  времени и  ничего больше.  Ну а теперь позвольте узнать,
должна ли я присутствовать на встрече и вести протокол?
     Мэтт  проглотил  испуганный  смешок,   пораженный  неожиданным  открытием.
Неужели она была настоль ко задета его тогдашним замечанием,  что до сих пор не
простила?
     - Думаю,  вести  протокол -  неплохая идея.  Прошу  вас  уделить особенное
внимание всему,  на что согласится мисс Бенкрофт или ее адвокат.  Я намереваюсь
добиться значительных уступок.
     - Прекрасно,  - заметила мисс Стерн, собираясь уходить. Однако раздавшийся
сзади голос Мэтта остановил ее на полпути.
     - Мисс Стерн!
     Элинор неторопливо,  величественно обернулась,  ни на секунду не забывая о
гордой  осанке,   держа  наготове  карандаш.   Но   вопрос  оказался  настолько
неожиданным, что женщина на миг растерялась.
     - У вас есть имя?
     - Естественно, - ответила она, сузив глаза.
     - Могу я пользоваться им?
     - Конечно. Хотя не думаю, что "Элинор" пойдет вам больше, чем "Мэтью".
     Мэтт ошеломленно моргнул, но видя, что выражение лица секретарши нимало не
изменилось,  поспешно проглотил смешок, не вполне уверенный в том, шутит ли она
или говорит серьезно.
     - Как вы думаете,  - серьезно осведомился он, - не могли бы мы.., общаться
друг с другом немного. - ., менее формально?
     - Насколько я  полагаю,  вы имеете в виду более раскованные отношения,  из
тех, что весьма типичны для босса и секретаря?
     - Да, именно так.
     Элинор задумчиво подняла белые брови,  и  на  этот раз  Мэтт увидел отсвет
ответной улыбки в светлых глазах.
     - Значит ли  это,  что  мне  теперь придется приносить торт  на  ваш  день
рождения?
     - Возможно, - хмыкнул он.
     - Я отмечу это в блокноте,  - кивнула она, и увидев, что она действительно
сделала запись, Мэтт разразился смехом.
     - Вам нужно еще что-то?  -  спросила она, и впервые за все эти годы Элинор
Стерн улыбнулась ему.  Улыбка невероятным образом изменила ее лицо,  сделав его
почти красивым.
     - Только одно.  Это  очень важно,  и  поэтому требуется ваше безраздельное
внимание. Элинор мгновенно стала серьезной:
     - Слушаю.
     - Как по-вашему,  этот конференц-зал достаточно впечатляющ или просто бьет
в глаза показной роскошью?
     - Я совершенно уверена, - ответила она без тени улыбки, оглядев комнату, -
что мисс Бенкрофт будет вне себя от восхищения.
     Мэтт в полном оцепенении наблюдал,  как она поспешно поворачивается и,  не
спросив,  нужно ли еще что-нибудь,  почти бегом покидает комнату, причем он мог
бы поклясться, что плечи у нее подозрительно вздрагивают.
     Питер Вандервилд нервно вышагивал по  кабинету мисс  Стерн,  ожидая,  пока
старая грымза появится из  офиса Фаррела и  разрешит ему  войти.  Она почему-то
двигалась  с  непривычной  поспешностью,   и  Питер  приготовился  к  очередной
проповеди, привычно чувствуя себя лентяем школьником, вызванным к директору.
     - Мистер  Фаррел  хочет  видеть  меня,   -   сообщил  он,  пытаясь  скрыть
возбуждение.  -  Он  передал,  что вопрос крайне важный,  но не сказал,  в  чем
дело.., и я.., я не знал, какую папку принести.
     - По-моему,  - странным, придушенным голосом выдавила Элинор, - вам навряд
ли понадобятся ваши папки, мистер Вандервилд. Можете зайти.
     Питер с  нескрываемым любопытством оглядел секретаршу и поспешил к мистеру
Фаррелу.  Две минуты спустя он буквально вывалился из кабинета,  наткнувшись на
угол стола мисс Стерн и  находясь в  состоянии тревожной озабоченности.  Элинор
подняла глаза:
     - Ну что? Смогли ответить на вопрос мистера Фаррела без ваших папок?
     Питер,  по всему видать,  отчаянно нуждавшийся в  ободрении,  решил храбро
выдержать любой поток презрения,  который,  как  он  предполагал,  не  замедлит
излиться из уст мисс Стерн.
     - Да..,  только я  не  уверен,  что дал верный ответ.  Мисс Стерн,  как по
вашему мнению, конференц-зал впечатляет или бьет в глаза показной роскошью?
     - Впечатляет.
     Плечи Питера обмякли от облегчения.
     - Я именно так и сказал.
     - Совершенно верно.
     Питер изумленно уставился на нее; мисс Стерн тоже смотрела на него, и в ее
глазах   положительно  сверкали   искорки   веселого  сочувствия.   Потрясенный
осознанием того,  что  под  этой ледяной поверхностью кроется какое-то  подобие
тепла,  Питер неожиданно задался вопросом,  уж не его ли собственная холодность
вызвала столь неприязненное отношение к нему, и поэтому решил купить мисс Стерн
коробку конфет к Рождеству.

     ***

     Стюарт уже  ожидал с  портфелем в  руке,  когда Мередит вошла в  вестибюль
здания "Интеркорпа".
     - Ты чудесно выглядишь,  - одобрительно заметил он, сжимая руку Мередит. -
Идеально. Спокойной и собранной.
     После  часа  терзаний и  размышлений сегодня утром  Мередит решила  надеть
лимонно-желтое  шерстяное  платье  с  контрастирующим синим  воротником,  также
отделанным желтым кантом, и все по той единственной причине, что многие мужчины
считают желтый цвет признаком уверенности,  но не враждебности. Она осмелилась,
кроме  того,  пойти  еще  дальше и  чтобы усилить впечатление,  свернула волосы
узлом, вместо того чтобы распустить их по плечам.
     - Стоит Фаррелу взглянуть на тебя, и он даст нам все, что только пожелаем,
- галантно заметил Стюарт, направляясь к лифтам. - Как сможет он устоять?
     Именно воспоминание о  том,  что последний раз Мэтт глядел на  нее,  когда
оба,  голые,  сплетались в объятиях на постели, заставляло Мередит сжиматься от
неловкости при одной мысли о предстоящей встрече с Мэттом.
     - У  меня дурное предчувствие,  -  пробормотала она,  заходя в  лифт перед
Стюартом,  и тупо уставилась на блестящие медные двери, пытаясь сосредоточиться
лишь  на  мирных картинах дружеских бесед и  спокойного вечера,  проведенного с
Мэттом.  Она  не  должна думать о  нем  как о  своем враге.  Она плакала в  его
объятиях,  рыдала о  потерянном ребенке,  и  Мэтт прижимал ее к  себе и утешал.
Именно это необходимо помнить,  и не стоит так глупо нервничать.  Мэтт вовсе не
ее противник.
     Секретарь в приемной на шестидесятом этаже встала,  как только они назвали
свои имена.
     - Сюда, пожалуйста. Мистер Фаррел вас ожидает. Остальные уже здесь.
     Выдержке Мередит был нанесен некоторый удар, когда, войдя в кабинет Мэтта,
она  не  узнала комнату.  Левая стена отошла вбок,  и  оказалось,  что  кабинет
примыкает к  конференц-залу размером с  теннисный корт.  За  столом сидели двое
мужчин  и  о  чем-то  беседовали с  Мэттом.  Мэтт  поднял  глаза,  увидел ее  и
немедленно встал, устремившись к ней навстречу широкими решительными шагами. На
нем  был  красивый темно-синий костюм,  идеально сидевший,  сверкающая белизной
сорочка и модный каштановый с синим галстук.  На лице сияла приветливая улыбка.
По  неведомой причине его  строгая одежда вызвала в  ней  еще  большее ощущение
неловкости.
     - Позволь помочь тебе  снять  манто,  -  предложил он,  игнорируя Стюарта,
который, пожав плечами, скинул свое пальто.
     Мередит,  слишком нервная и  смущенная,  чтобы встретиться с  ним глазами,
механически повиновалась,  повернувшись и  пытаясь скрыть непроизвольную дрожь,
пробежавшую по телу,  когда его пальцы слегка коснулись ее плеч.  Боясь, что он
заметил ее  реакцию,  Мередит наклонила голову и  начала сосредоточенно снимать
голубые кожаные перчатки,  а  потом  укладывать их  в  голубую сумочку.  Стюарт
подошел к столу, чтобы обменяться рукопожатиями с адвокатами противной стороны,
поэтому  Мередит  направилась  к  ним,  но  когда  он  собрался  представить ее
адвокатам,  Мэтт неожиданно сжал ее  локоть и  любезно,  словно на  вечеринке в
узком кругу, которую как хозяин давал в ее честь, объявил:
     - Мередит, пожалуйста, познакомься с Биллом Пирсоном и Дейвом Левинсоном.
     Остро сознавая, как властно, почти покровительственно держится с ней Мэтт,
Мередит оторвала от  него  испуганный взгляд  и  протянула руку  сначала одному
адвокату,  потом другому.  Оба высокие,  безупречно одетые в сделанные на заказ
костюмы-тройки,  оба излучают ауру уверенной элегантности и самоуверенности. По
сравнению с  ними  Стюарт со  своими редеющими каштановыми волосами и  очками в
роговой  оправе  казался  совершенно  незначительным  и  ничем  не  выдающимся.
Собственно говоря,  решила нервно Мередит,  Стюарт выглядел не  на своем месте,
заранее побежденным и совершенно жалким.
     Словно прочтя его мысли, Мэтт сказал:
     - Билл и Дейв здесь,  чтобы охранять и защищать не только мои интересы, но
и твои.
     Замечание заставило Стюарта поднять голову  и  бросить на  Мередит взгляд,
полный  нескрываемого пренебрежения,  явно  предостерегающий ее  не  верить  ни
единому слову.  Мередит заметила этот  взгляд и  почувствовала себя  неизмеримо
увереннее.  Стюарт,  может быть,  моложе и меньше ростом,  чем эти двое,  но уж
отнюдь не глупее и не позволит себя обойти.
     Мэтт  тоже  заметил  этот  взгляд,   но   не  обратил  на  него  внимания.
Повернувшись к  Мередит,  которая уже хотела было сесть,  он  снова взял ее под
руку и начал приводить свой план в исполнение.
     - Мы  как  раз  решили выпить перед тем,  как появились вы,  -  солгал он,
пристально глядя на адвокатов. - Что будете пить, джентльмены?
     - Скотч с водой,  -  поспешно ответил Левинсон, поняв, что ему приказывают
выпить,  хочет  он  того  или  нет,  и  послушно откладывая папку,  которую уже
приготовился открыть.
     - То  же  самое,  -  эхом отозвался Пирсон,  откидываясь на спинку кресла,
словно времени у них было больше чем достаточно.
     - А вы, Уитмор? - осведомился Мэтт. - Что вы хотели бы выпить?
     - Перье, - отчетливо сказал Уитмор. - С лаймом, если у вас есть.
     - Есть.
     Мэтт взглянул на Мередит, но та покачала головой:
     - Мне все равно.
     - В таком случае не поможешь мне разнести стаканы?  - попросил он, пытаясь
улучить возможность поговорить с  ней  наедине.  -  Мне  сказали,  что эти трое
представителей закона не раз сидели друг против друга за столами для совещаний.
Уверен, что они найдут о чем поговорить.
     Приказав таким образом занять Стюарта,  Мэтт повел Мередит к бару.  Позади
Левинсон  уже  разразился  оживленной тирадой,  комментируя сложнейший судебный
процесс,  отчеты о котором появились во всех газетах,  а Пирсон вторил ему. Оба
говорили достаточно громко,  чтобы дать возможность Мэтту сказать все,  что  он
хотел, с глазу на глаз.
     Бар  представлял собой  врезанный в  стену полукруг из  узких вертикальных
зеркальных полос,  и стоило Мэтту встать за прилавок, как он полностью исчез из
поля  зрения.  Однако Мередит упрямо оставалась по  другую сторону,  уставясь в
зеркальную стену,  словно загипнотизированная игрой цветных огней, отражавшихся
от  хрустальных стаканов.  Сняв  крышку с  ведерка,  Мэтт  положил лед  в  пять
стаканов, вытащил пробку из хрустального графина, плеснул скотч в три стакана и
водку в четвертый.
     Заглянув в холодильник под стойкой, Мэтт небрежно спросил:
     - Не принесешь мне перье?
     Мередит кивнула, с явной неохотой обошла стойку и, старательно избегая его
взгляда,  вынула бутылку перье  и  лайм.  Водрузив все  это  на  прилавок,  она
повернулась, чтобы выйти.
     - Мередит,  -  тихо сказал Мэтт, положив ладонь на ее руку, - почему ты не
смотришь на меня?
     Мередит  подскочила словно  от  удара  тока,  но  послушно подняла  глаза.
Напряжение  почти  покинуло  это  тонкое  лицо.   Она  даже  умудрилась  слегка
улыбнуться и, вздохнув, призналась:
     - Не   знаю  почему,   но   я   нахожу  все   это   испытание  чрезвычайно
затруднительным и сгораю от смущения.
     - Поделом тебе,  -  поддразнил он,  пытаясь развеселить ее.  - Разве никто
тебе не говорил,  что нехорошо покидать человека одного,  в  постели,  да еще с
прощальной запиской?  Заставлять мучиться вопросом:  уж не пренебрежение ли это
по отношению к нему.
     Мередит едва не рассмеялась вслух, и Мэтт широко улыбнулся.
     - Конечно,  это было ужасно глупо, - кивнула она, и никому из них в голову
не  пришло удивиться тому,  что  какой бы  долгой ни  была  разлука,  какими бы
неприятными ни были обстоятельства этой встречи, они по-прежнему могут свободно
и обо всем беседовать друг с другом.
     - Не могу объяснить, почему сделала это, ибо сама не понимаю.
     - Зато, кажется, понимаю я, - заверил Мэтт. - Вот выпей это.
     Он  вручил ей  водку с  содовой,  но  когда Мередит попыталась отказаться,
покачал головой:
     - Это  поможет легче перенести все,  что  последует.  Подождав,  пока  она
сделает глоток, Мэтт сказал то, зачем привел ее сюда:
     - Я   бы   хотел  попросить  у   тебя   одолжения.   Мередит,   удивившись
торжественности тона, пристально посмотрела на Мэтта.
     - Какое именно?
     - Помнишь, как на ферме ты просила меня о перемирии?
     Мередит кивнула,  вспомнив тот  полный щемящей нежности момент,  когда  их
руки соединились.
     - Теперь я  прошу тебя о  том же -  о  перемирии,  прекращении огня с  той
минуты,  как мои адвокаты начнут говорить,  до  того момента,  как ты  покинешь
комнату.
     Тревога пронизала Мередит, смутная и неопределенная. Она медленно опустила
стакан, изучая его непроницаемое лицо.
     - Не понимаю.
     - Я  прошу тебя выслушать условия моего предложения и помнить,  что какими
бы они...  -  Мэтт замолчал, пытаясь найти подходящий эпитет, поскольку условия
наверняка поразят ее. Неприемлемые? Раздражающие? Невыносимые? Непристойные?
     - Какими бы  необычными они  ни  показались тебе,  я  делаю то,  что,  как
искренне считаю,  будет наилучшим для нас обоих.  Мои адвокаты хотят объяснить,
что  произойдет,  если  ты  отвергнешь эти  условия,  и  вначале ты,  наверное,
почувствуешь,  что загнана в  угол,  но прошу,  не стоит вставать и уходить или
посылать нас троих к черту,  как бы ты ни рассердилась. И наконец, я прошу тебя
уделить мне после встречи пять минут,  когда остальные разойдутся. Не скрою, за
это  время я  попытаюсь убедить тебя согласиться на  мое  предложение.  Если не
сумею сделать этого,  можешь послать меня к дьяволу и уйти отсюда.  Ну как,  по
рукам?
     Тревога Мередит с  каждой  минутой возрастала..,  однако он  всего-навсего
просит ее остаться здесь на час-полтора и при этом не выходить из себя.
     - Я пошел на твои условия тогда,  на ферме, - напомнил он, - и неужели так
уж многого прошу у тебя?
     Не  в  силах противостоять спокойной напористости его аргументов,  Мередит
медленно покачала головой.
     - Наверное,  нет.  Хорошо,  согласна.  Мир, - вздохнула она и с изумлением
увидела, что Мэтт протягивает руку точно так же, как сделала она несколько дней
назад,   только  свою  он  повернул  ладонью  вверх.  Сердце  Мередит  тревожно
вздрогнуло, но она вложила руку в эту большую ладонь и ощутила крепкое пожатие.
     - Спасибо, - кивнул он.
     Тогда..,  тогда она тоже благодарила его.  Мередит вздрогнула.  Пораженная
тем, что то мгновение, на ферме, оказалось, было для него столь же драгоценным,
как для нее, она попыталась ответить улыбкой и повторила его ответ:
     - Пожалуйста.
     Прекрасно поняв замысел Мэтта остаться наедине с Мередит,  Стюарт позволил
адвокатам вести  оживленную беседу  ровно  столько  времени,  сколько,  по  его
мнению,  требовалось, чтобы наполнить стаканы. Как только это время истекло, он
развернул кресло,  вскочил, грубо повернувшись спиной к Пирсону и Левинсону, и,
не пытаясь скрыть свои действия,  без зазрения совести вытянул шею, чтобы лучше
разглядеть стоявшую у  бара  парочку.  Он  почти  ожидал  увидеть,  как  Фаррел
пытается запугать Мередит,  но  то,  что  заметил,  привело его  в  неописуемое
смущение.  Вместо того чтобы угрожать Мередит,  Фаррел держал ее руку, глядя на
нее  со  странной улыбкой,  которую сам  Стюарт мог  бы  описать одним  словом:
нежность. Да-да, именно так! А Мередит, почти всегда собранная и сдержанная, не
думала отнимать руку,  и  на  лице  ее  светилось выражение,  никогда прежде не
виданное Стюартом, - отблеск беззащитной, беспредельной, нескрываемой любви.
     Стюарт поспешно отвел глаза от парочки,  и обернулся к адвокатам, но так и
не нашел подходящего объяснения случившемуся, когда Мередит и Фаррел принесли к
столу стаканы.
     Когда Мэтт усадил Мередит, Пирсон осведомился:
     - Мэтт,  приступим к  делу?  Распределение мест  снова  показалось Стюарту
весьма странным.  Пирсон намеренно расположился во главе стола,  где должен был
находиться Фаррел. Мередит сидела слева от Пирсона, рядом со Стюартом. Левинсон
устроился справа,  прямо  напротив  Мередит,  и  теперь  Фаррел  оказался около
Левинсона. Чуткий к малейшим нюансам, Стюарт невольно поинтересовался про себя,
уж  не  намеренно ли  Фаррел усадил Пирсона во  главе  стола,  чтобы переложить
ответственность за  ход  совещания на  его плечи.  Или..,  или он  просто хочет
наблюдать за Мередит на протяжении всей встречи,  что было бы невозможно, займи
он место во главе стола?
     Пирсон  начал  речь,  и  сказанное  им  оказалось  настолько невероятным и
неожиданным, что Стюарт в изумлении нахмурился.
     - Нам многое нужно обсудить,  -  объявил он,  обращаясь к  Стюарту,  и тот
немедленно понял,  что реплика должна повлиять на чувства и  эмоции Мередит.  -
Присутствующая здесь пара дала брачные обеты одиннадцать лет назад, искренние и
чистосердечные обеты.  Оба  они  сознавали тогда,  что  в  брак вступают не  по
легкомыслию, не по...
     Стюарт, поморщившись от раздражения, перебил:
     - Можно,   пожалуй,   воздержаться  от   декламации   и   повторения  всех
подробностей брачной церемонии.  Не  думал,  что вы  знаете ее  наизусть.  Мисс
Бенкрофт и мистер Фаррел уже прошли через это одиннадцать лет назад. Поэтому мы
сейчас и здесь.
     Он обратился к  Мэтту,  лениво вертевшему между пальцами золотую ручку,  и
объявил:
     - Мою  клиентку не  интересует оценка  ситуации вашим  адвокатом.  Что  вы
хотите и предлагаете? Перейдем к делу.
     Вместо того  чтобы поддаться на  провокацию,  Мэтт  взглянул на  Пирсона и
слегка наклонил голову, разрешая выполнить требование Стюарта.
     - Прекрасно,  -  процедил  Пирсон,  выходя  из  роли  доброго  дядюшки.  -
Положение таково,  что  наш  клиент имеет достаточно оснований начать громкий и
весьма неприятный судебный процесс против отца  вашей  клиентки.  В  результате
намеренного вмешательства Филипа  Бенкрофта  в  отношения супругов  наш  клиент
мистер Фаррел был  лишен  права отца  присутствовать на  похоронах собственного
ребенка,  лишен права утешить жену и  получить ее утешение и,  кроме того,  был
введен в  заблуждение относительно требования его жены о разводе с ним.  Короче
говоря, его незаконно лишили одиннадцати лет брака. Кроме того, мистер Бенкрофт
также пытался вмешаться в  дела мистера Фаррела путем давления на Саутвилльскую
комиссию по районированию. Конечно, подобные вопросы решает суд...
     Стюарт взглянул на Фаррела,  но тот не сводил глаз с Мередит,  которая,  в
свою  очередь,   бледнея,   уставилась  на  Пирсона.  Взбешенный  тем,  что  ее
незаслуженно подвергают подобной пытке, Стюарт окинул Пирсона пренебрежительным
взглядом:
     - Если бы  каждый женатый мужчина судился с  тестем из-за  вмешательства в
его  жизнь,  суды  были  бы  завалены  делами,  а  очередь  на  разбирательство
растянулась бы на пятьдесят лет. Да его просто поднимут на смех!
     Пирсон вызывающе поднял брови:
     - Сомневаюсь.  Вмешательство  Бенкрофта  было  злонамеренным  и  причинило
огромный моральный ущерб.  Думаю,  присяжные осудят Бенкрофта за  то,  что,  по
моему  мнению,   является  чрезвычайно  злобными  и  порочными  действиями,  не
подлежащими никакой защите. И это уж не говоря о незаконной попытке повлиять на
решение Саутвилльской комиссии по районированию. Однако, - добавил он, поднимая
руку,  чтобы остановить Стюарта,  - независимо оттого, вы играем ли мы дело или
нет, всего лишь возбуждение иска вызовет весьма нежелательную огласку и громкий
скандал,  крайне губительный как  для самого мистера Бенкрофта,  так и  для его
компании.  Общеизвестно,  что  мистер  Бенкрофт  серьезно  болен,  и,  конечно,
последствия подобной гласности и  судебного процесса могут еще больше подорвать
его здоровье.
     Тугой узел страха и  паники сжал внутренности Мередит,  но  в  эту  минуту
самым острым и  ужасным было сознание того,  что  ее  предали.  Она приехала на
ферму рассказать Мэтту правду о  ребенке и  телеграмме,  а  теперь он  угрожает
использовать эти сведения против нее.  Однако настроение ее  немного поднялось,
когда Пирсон сказал:
     - Я упомянул обо всем этом,  мисс Бенкрофт, не для того, чтобы встревожить
или расстроить вас,  но просто напомнить о существующих фактах и ознакомить вас
с нашей точкой зрения.  Следует заметить, что мистер Фаррел готов забыть о всех
этих вещах и отказаться от прав возбудить иск против вашего отца..,  в обмен на
несколько небольших уступок.  Стюарт,  -  добавил  он,  вручая  ему  и  Мередит
двухстраничные копии какого-то документа,  - устное предложение, которое я хочу
сделать,  детально изложено в бумагах,  которые я передал вам, и чтобы у вас не
осталось сомнений в искренности мистера Фаррела,  он предложил вам подписать их
в  конце  совещания.  Однако это  предложение должно быть  либо  принято,  либо
отвергнуто,  прежде чем ваша клиентка покинет этот зал.  Если предложение будет
отвергнуто,  оно снимается, и мы начинаем судебное дело против Филипа Бенкрофта
к  концу недели.  Мы  можем дать вам несколько минут на  то,  чтобы просмотреть
документы, прежде чем я подведу итоги.
     Отказываясь  даже  взглянуть  на  листочки,  Стюарт  бросил  их  на  стол,
откинулся  на   спинку  кресла  и   воззрился  на  противника  с   нескрываемым
пренебрежением.
     - Предпочитаю услышать все от вас,  Билл.  Я  и до того никогда не одобрял
вашего пристрастия к  театральным эффектам.  И  не  послал вас  к  черту только
потому,  что  не  могу заставить себя уйти,  прежде чем не  увижу последний акт
драмы.
     Несмотря  на  очевидное  безразличие  к  угрозам,  Стюарт  был  не  только
встревожен,  но  и  разъярен намеренными попытками Пирсона  запугать и  унизить
Мередит.
     Мэтт снова коротко кивнул, и в разговор немедленно вступил Левинсон.
     - Возможно,  будет лучше,  если я подведу итоги тому,  что изложено в этих
бумагах.
     - Не пойму, - дерзко процедил Стюарт, - вы звезда или дублер?
     - Звезда, - невозмутимо ответил немолодой адвокат. - Я готовил документ.
     И, улыбнувшись Мередит, начал:
     - Как только что объяснил мой партнер,  мисс Бенкрофт, если вы согласитесь
на то,  о чем просит ваш муж, он готов забыть о судебном процессе против вашего
отца  и,   кроме  того,  собирается  предложить  гораздо  больше  того,  о  чем
упоминается в  этом  документе.  Он  также  предлагает  вам  огромную  сумму  в
возмещение морального ущерба, то есть алименты, если предпочитаете так считать,
в количестве пяти миллионов долларов.
     Вот оно! Тревога, терзавшая Мередит, сменилась потрясением. Она беспомощно
взглянула на Стюарта:
     - Согласиться на что? Что здесь происходит?
     - Это просто игра,  -  заверил Стюарт.  -  Сначала они сыплют угрозами,  а
потом говорят, что дадут тебе взамен, если согласишься.
     - Игра?! - тихо воскликнула она. - Какая игра?
     - А вот эту часть они приберегают к самому концу.
     Не  отрывая  от  него  взгляда,  Мередит кивнула,  постаралась собраться с
мыслями и, старательно избегая глаз Мэтта, пристально уставилась на Левинсона.
     - Продолжайте,  мистер Левинсон,  - попросила она, с достоинством поднимая
подбородок.
     - Кроме выплаты в пять миллионов долларов, - продолжал Левинсон, - ваш муж
согласен продать "Бенкрофт энд компани" некий земельный участок,  находящийся в
Хаустоне, за двадцать миллионов долларов.
     Перед глазами все поплыло,  и Мередит едва не охнула.  На лице попеременно
сменялись недоумение,  опасение и наконец благодарность. Она уже хотела сказать
что-то, но тут Левинсон добавил:
     - И  последнее.  Если  вы  согласитесь на  предложение мужа,  он  подпишет
документ  об  отказе  на  раздельное жительство супругов в  течение  двух  лет,
требуемое законами этого  штата  для  получения развода  по  причине несходства
характеров. Это позволит уменьшить период ожидания до шести месяцев.
     Стюарт небрежным пожатием плеч отмел последнее заявление:
     - Мы не нуждаемся в  подобном отказе,  поскольку в  законе ясно говорится,
что если такое несходство существует и  супруги не  сожительствовали в  течение
двух лет,  период ожидания может быть сокращен до  шести месяцев.  Эти  двое не
имели супружеских отношений последние одиннадцать лет!
     Левинсон пошевелился,  и  Мередит почувствовала,  как  сжимается горло  от
болезненно-тошнотного предчувствия. Боже, что сейчас будет!
     И, словно подслушав ее мысли, он спокойно сказал:
     - Они провели последний уик-энд вместе.
     - И что из того?  - осведомился Стюарт. Гнев его куда-то испарился. Он был
потрясен предложениями Мэтта и  неустанно гадал,  какие условия выставит тот  в
обмен.  -  Они не сожительствовали в обычном смысле слова, просто спали в одном
доме  Никакой судья не  станет настаивать на  двухлетнем периоде ожидания и  не
сочтет этот  брак нерасторжимым только потому,  что  они  оставались под  одной
крышей в течение двух дней. То, чем они занимались, - их дело.
     Воцарилось мертвое молчание.
     Левинсон поднял брови и уставился на Стюарта.  Стюарт,  снова обозлившись,
впился глазами в Фаррела:
     - Вы делили крышу, не постель!
     Но  Фаррел  ничего не  ответил.  Вместо этого  он,  чуть  повернув голову,
подчеркнуто спокойно посмотрел на Мередит.
     И  тут Стюарт понял.  Понял,  прежде чем увидел потрясенное предательством
лицо Мередит и  багровые пятна гнева и смущения на щеках.  Впервые за весь этот
день она медленно,  пристыженно опустила голову. И несмотря на то, что в голове
Стюарта вихрем проносились бессвязные мысли,  он  распрямил плечи  и  с  весьма
убедительной небрежностью заметил:
     - Да, они переспали Подумаешь, большое дело. Я повторяю еще раз почему ваш
клиент может решить не подписывать отказ от двухлетнего раздельного жительства?
Зачем оттягивать неизбежный развод?
     - Потому, - не повышая голоса, сообщил Левинсон, - что мистер Фаррел вовсе
не убежден в его неизбежности.
     Стюарт от всей души рассмеялся:
     - Это просто смехотворно!
     - Мистер Фаррел так не думает. Собственно говоря, он готов предложить пять
миллионов,  участок в Хаустоне, отказ от процесса против мистера Бенкрофта и от
двухлетнего раздельного проживания в  обмен  на  выполнение всего  лишь  одного
условия.
     - Какого же именно?
     - Он  хочет получить неделю за  каждый год супружеской жизни,  которой был
лишен.  Одиннадцать недель со своей женой, чтобы они смогли получше узнать друг
друга...
     Мередит привстала с кресла, глаза ее метали яростные искры:
     - Что-о-о?! Чего ты хочешь?
     - Объясните,  каким образом он  собирается узнать ее  получше?  -  рявкнул
Стюарт,  совершенно убежденный в  том,  что  фраза Левинсона носит определенный
сексуальный оттенок.
     - Думаю,  нам стоит оставить их  наедине,  и  пусть сами договорятся...  -
начал Левинсон, но в этот момент раздался взбешенный голос Мередит:
     - О нет, ни за что!
     Она вскочила, окинув Мэтта уничтожающим взглядом:
     - Сегодня на  этой  встрече ты  подверг меня  всем  мыслимым пыткам  -  от
террора  до   унижения.   Не   останавливайся  на  достигнутом!   Опиши  все  в
подробностях,  чтобы они  и  это могли записать вместе с  твоими предложениями!
Объясни поточнее,  как именно намереваешься узнать меня!  Это не что иное,  как
шантаж, так что перечисляй свои условия, ты, подонок!
     Мэтт повернулся к адвокатам:
     - Оставьте нас одних.
     Однако Мередит,  доведенной до  отчаяния,  было уже  совершенно все равно,
слышат их или нет.
     - Садитесь!  -  прошипела она  адвокатам.  Теперь все это не  важно -  она
попала   в   ловушку.   Мередит  понимала  необходимость  условий,   просто  не
предполагала, что Мэтт потребует столь чудовищной платы. Либо она будет спать с
ним следующие одиннадцать недель, либо он протащит отца через судебный процесс,
и  скорее всего это  убьет Филипа.  И  тут  она  увидела еще  одного человека -
седоволосую секретаршу,  которая незаметно проскользнула в зал и сейчас усердно
записывала каждое произнесенное слово.  Мередит,  словно затравленное животное,
ринулась в атаку, глядя на Мэтта полными ненависти и презрения глазами:
     - Все остаются на местах, пока ты повторяешь свои гнусные условия. Либо ты
убиваешь моего отца  бесконечными исками,  либо  получаешь от  меня  свой  фунт
плоти,  я  верно поняла?  Ну а теперь начинай объяснять своим адвокатам,  каким
именно образом ты намереваешься его добыть.  Как часто и  в какие дни,  черт бы
тебя побрал!  И  при  этом все изложишь письменно,  ты,  ублюдок,  потому что я
заставлю тебя подписаться под каждым словом!  А  вы,  -  обратилась она к  мисс
Стерн,   -  наверное,  получаете  огромное  удовольствие,  стенографируя  столь
омерзительную  сцену?   Этот  монстр,  на  которого  вы  работаете,  собирается
диктовать вам, буква за буквой, как именно он желает поразвлечься, как часто...
     И  внезапно все  пришло в  движение.  Мэтт вскочил и  начал обходить стол.
Левинсон безуспешно попытался схватить его  за  рукав.  Стюарт рывком отодвинул
кресло и попробовал загородить собой Мередит, но та почти отбросила его.
     - Держись от  меня  подальше,  -  предостерегла она  Стюарта,  прежде  чем
наброситься на Мэтта с кулаками.
     - Подонок! - снова прошипела она. - Начинай же! Как и когда ты хочешь...
     Мэтт сделал шаг вперед,  и Мередит,  размахнувшись,  с такой силой ударила
его по лицу, что голова Мэтта дернулась.
     - Прекрати!  - велел он, хватая ее за руки, но глядел при этом на Стюарта,
спешившего на помощь.
     - Негодяй!  - всхлипывала она, вне себя от обиды и гнева. - Подлец, я ведь
верила тебе!
     Мэтт прижал ее к груди, отталкивая плечом Стюарта.
     - Выслушай же меня!  -  сухо бросил он,  отводя Мередит в сторону.  - Я не
требую спать со мной.  Понимаешь?!  Я  прошу всего-навсего дать нам шанс,  черт
возьми! Жалкие одиннадцать недель!
     Все на мгновение замерли, даже Мередит перестала вырываться, но продолжала
дрожать всем  телом,  закрывая лицо руками.  Оглядев заинтересованных зрителей,
Мэтт властно приказал:
     - Убирайтесь отсюда!
     Левинсон и  Пирсон начали собирать свои бумаги,  но  Стюарт не  двинулся с
места, наблюдая за Мередит, которая не сопротивлялась, но и не обнимала Мэтта.
     - Я никуда не пойду,  пока вы не уберете руки и она не скажет,  что просит
меня удалиться.
     Мэтт  понял,   что  адвокат  не  шутит,  и  поскольку  Мередит  больше  не
отбивалась,  опустил руки и отступил,  вынимая из кармана носовой платок, чтобы
отдать ей.
     - Мередит,  -  нерешительно пробормотал Стюарт,  - чего ты хочешь? Чтобы я
подождал за дверью или остался здесь? Скажи!
     Униженная сверх всякой меры сознанием того, что она так поспешила прийти к
ошибочным заключениям,  и  взбешенная поведением мужа,  вынудившего ее устроить
неприличный скандал, Мередит почти вырвала платок у Мэтта.
     - Прямо сейчас,  -  с мрачным юмором сообщил он Стюарту,  - она желает еще
раз врезать мне по физиономии.
     - Я сама могу говорить за себя!  -  проскрежетала Мередит, вытирая глаза и
нос и делая шаг назад.
     - Оставайся здесь,  Стюарт.  Она подняла влажные,  сердитые,  недоверчивые
глаза на Мэтта и объявила:
     - Ты хотел,  чтобы все было по закону и форме. Объясни моему адвокату, что
ты подразумеваешь под словами "хочешь получить шанс узнать меня лучше",  потому
что я, очевидно, этого не поняла.
     - Я предпочел бы сделать это с глазу на глаз.
     - Жаль,  - объявила она с заносчивым видом, несколько, правда, испорченным
слезами,  повисшими на  ресницах.  -  Но  боюсь,  ничего не  выйдет.  Именно ты
настаивал на встрече в присутствии адвокатов!  Словно нельзя было пощадить меня
и обсудить все с глазу на глаз...
     - Я звонил тебе вчера, чтобы попытаться сделать именно так, но ты передала
через секретаршу, что будешь иметь со мной дело только через своего адвоката.
     - Мог бы попробовать еще раз!
     - Когда?  После того как  ты  побываешь в  Мексике или  Рино,  или  еще  в
каком-нибудь месте,  куда ты  намеревалась отправиться,  чтобы получить быстрый
развод?
     - И,  как оказалось, была права! - свирепо вскинулась Мередит, и Мэтт едва
сумел скрыть гордую улыбку. Она была великолепна: уже успела взять себя в руки,
снова  обрести  обычную сдержанность -  подбородок поднят,  плечи  расправлены.
Однако она все еще не могла смотреть адвокатам в  глаза и вместо этого довольно
робко  оглянулась на  них.  Поверенные Мэтта  уже  успели  одеться и,  захватив
портфели,  направлялись к двери.  Но Стюарт упрямо оставался на месте, скрестив
руки на  груди и  изучая Мэтта со смесью неприязни,  подозрения и  откровенного
любопытства.
     - Мередит,  -  начал Мэтт,  -  не могла бы ты,  по крайней мере, попросить
своего адвоката подождать в  моем кабинете?  Он  сможет увидеть все оттуда,  но
совсем необязательно слышать каждое слово.
     - Мне скрывать нечего! - гневно объявила она. - Ну а теперь давай поскорее
покончим с этим. Что именно тебе нужно от меня?
     - Прекрасно, - кивнул Мэтт, решив, что ему в высшей степени наплевать, что
слышит или не слышит Уитмор. Присев на край стола для совещаний, он пояснил:
     - Я хочу, чтобы у нас был шанс получше узнать друг друга.
     - И как именно ты намереваешься добиться этого? - осведомилась она.
     - Обычными способами - мы будем обедать вместе, ходить в театр...
     - И как часто? - перебила она с куда более рассерженным видом, чем раньше.
     - Я об этом не подумал.
     - Ну  конечно,  был  слишком  занят,  оттачивая детали  своего  шантажа  и
изыскивая способы разрушить мою жизнь.
     - Четыре раза в неделю, - отрезал Мэтт. - Мы будем встречаться четыре раза
в неделю! И я вовсе не собираюсь портить тебе жизнь!
     - В какие именно дни?  -  выпалила она.  Гнев Мэтта мгновенно улегся, и он
еле удержался, чтобы снова не улыбнуться.
     - Пятница, суббота, воскресенье и.., дай подумать.., среда.
     - А ты не вспомнил о том, что у меня есть работа и жених?
     - Я  не  собираюсь вмешиваться в  твои дела.  Что же касается жениха,  ему
придется на следующие одиннадцать недель удалиться на второй план.
     - Но это несправедливо по отношению к Паркеру! - вскрикнула Мередит.
     - Сожалею.
     Резкий тон,  холод  в  голосе и  неумолимое лицо  яснее  ясного говорили о
беспощадной натуре человека, стоявшего перед ней, и Мередит наконец поняла, что
никакие слова,  просьбы и поступки не отвлекут его от намеченной цели. Он снова
стремится к насильственному захвату, и на этот раз мишенью служит она.
     - Все те  гадости,  которые говорили о  тебе..,  это правда до  последнего
слова, верно? Лицо Мэтта напряглось:
     - Только не в этом случае.  Плечи Мередит устало опустились. Куда девалась
напускная смелость.
     - Почему ты  так поступаешь со  мной?  Что я  тебе сделала?  Зачем ты  так
безжалостно губишь мою жизнь?
     Мэтт не  мог  ничего ответить Мередит,  не  мог сказать правду -  она либо
рассмеется ему в лицо, либо снова выйдет из себя.
     - Скажем так.., я считаю, что между нами что-то есть, какое-то притяжение,
и хочу видеть, насколько глубоко это чувство.
     - Боже,  я просто поверить не могу!  - охнула она, обхватив себя руками. -
Между нами ничего нет! Ничего, кроме ужасного прошлого!
     - И последнего уик-энда, - без обиняков напомнил он.
     Мередит вспыхнула от стыда, но решила не сдаваться:
     - Это.., это был просто секс, ничего больше!
     - Неужели?
     - Тебе лучше знать! - выпалила она, вспомнив кое-что, о чем успела забыть:
     - Если половина всего,  что я читала о тебе,  -  правда, ты держишь первое
место в  мире по  дешевым интрижкам и  бессмысленным оргиям!  Господи,  как  ты
только мог спать с этой розововолосой рок-звездой?!
     - Марианной Тайбелл?
     - Вот  именно!  И  посмей  только  отрицать!  Описание заняло  всю  первую
страницу "Нэшнл Тэттлер".
     Мэтт  проглотил взрыв  смеха,  наблюдая,  как  она  медленно вышагивает по
комнате.  Господи,  как он любил эту женщину! Любил каждое грациозное движение,
манеру  резко  цедить  слова  в  гневе,  жаркое дыхание и  беспомощно откинутую
голову,  когда она лежала в его объятиях.  Как она стискивала его плечи, словно
моля подарить наслаждение и боясь,  что он не пожелает сделать этого! Вероятно,
ее любовники не всегда были способны на такое...
     Она была великолепной, страстной женщиной, и Мэтту следовало бы помнить об
этом, а не надеяться, что она не, успела перебывать в постели с дюжиной мужчин.
Оставалось мечтать о  том,  что  все  они  были скучными,  неумелыми эгоистами.
Возможно, и тем, и другим, и третьим сразу. И к тому же импотентами.
     - Ну?!  -  вновь вскинулась Мередит.  -  Как ты мог спать с  этой..,  этой
женщиной?
     - Я был приглашен на вечеринку в ее дом. И никогда не спал с ней.
     - И я должна верить в это?
     - Очевидно, нет.
     - Это  не  важно,  -  выдохнула Мередит,  мысленно ругая себя за  дурацкую
несдержанность.  -  ,Мэтт, пожалуйста, - попросила она в последний раз, пытаясь
заставить его забыть о безумном плане, - я люблю другого.
     - Но забыла об этом в воскресенье, когда мы с тобой были в постели...
     - Перестань говорить об этом! Я люблю Паркера Рейнолдса, клянусь! И любила
его едва ли не с самого детства! Задолго до того, как появился ты!
     Мэтт хотел было отмахнуться от  этой тирады,  словно от чего-то совершенно
невероятного, но тут Мередит добавила:
     - Только он обручился с другой девушкой, и я перестала надеяться.
     Слова Мередит ранили слишком глубоко,  и  Мэтт,  вскочив с  кресла,  резко
бросил:
     - Ты слышала мое предложение,  Мередит,  принять его или не принять - дело
твое.
     Мередит удивленно уставилась на  него,  сознавая,  что Мэтт внезапно снова
стал равнодушным и отчужденным.  Он не шутит,  не притворяется - спор закончен.
Стюарт,  тоже поняв это, уже шагнул к офису Мэтта, натягивая на ходу пальто, но
остановился  в  дверях,  поджидая  Мередит.  Подчеркнуто  повернувшись к  Мэтту
спиной, Мередит подошла к столу за сумочкой, испытывая мстительное удовольствие
при мысли о том, что позволяет ему считать, будто отвергает его предложение. На
самом же  деле она была охвачена паническим ужасом.  Стараясь не выдавать,  как
испугана,  Мередит взяла со стола сумочку,  чувствуя,  как взгляд Мэтта сверлит
спину, и с деланным спокойствием направилась к дивану, где лежало манто.
     Позади раздался ледяной, зловещий голос:
     - И каков твой ответ, Мередит?
     Но  Мередит лишь  плотнее сжала губы  и  попыталась сглотнуть застрявший в
горле ком.  Как заставить Мэтта понять,  тронуть его сердце? Бесполезно. У него
нет сердца. Страсть - все, на что он способен, страсть, самолюбие и месть - вот
что он носит в душе.
     Она взяла манто, перекинула его через руку и, так и оставив Мэтта стоять в
одиночестве, не оглянувшись, шагнула к Стюарту.
     - Пойдем,  -  попросила она. Пусть Мэтью Фаррел хотя бы минуты две думает,
что  она  швырнула  его  ультиматум ему  же  в  лицо....  Она  не  осмеливалась
признаться самой  себе,  как  надеется,  вопреки  всему,  что  он  окликнет ее,
признается, что блефовал, и никогда не поступит подобным образом ни с ней, ни с
отцом.
     Но в зале стояла тишина. Ничем не прерываемая тишина.
     Секретарь Мэтта,  очевидно,  уже отправилась домой,  и когда Стюарт закрыл
смежную дверь, Мередит остановилась и с трудом выдавила:
     - Он может сделать с  отцом все,  чем угрожал?  Обозленный и  рассерженный
происходящим,  особенно тем, какое неимоверное давление оказывалось на Мередит,
Стюарт вздохнул:
     - Мы не можем воспрепятствовать ему затеять процесс,  и  потащить Филипа в
суд,  но  не думаю,  что Фаррел многое приобретет,  разве что сумеет отомстить.
Однако выиграет он  или проиграет,  скандал разразится невероятный.  Имя твоего
отца вываляют в грязи. Как у него со здоровьем?
     - Недостаточно хорошо,  чтобы подвергаться подобному риску.  Она рассеянно
взглянула на документы в руках у Стюарта, подняла на него умоляющие глаза:
     - Нет ли там просчетов, которые мы могли бы использовать?
     - Ни  одного.  Но  и  ловушек тоже.  Все  изложено крайне просто,  прямо и
откровенно, так, как объясняли Пирсон и Левинсон.
     Он положил документы на стол секретарши,  давая время Мередит прочесть их,
но  она  покачала  головой,  словно  самый  вид  напечатанного  текста  был  ей
невыносим, и, взяв со стола ручку, нацарапала внизу свою подпись.
     - Отдай ему и заставь тоже подписать,  -  выдохнула Мередит, с отвращением
отбрасывая ручку,  словно ком  грязи.  -  И  потребуй,  чтобы этот маньяк точно
указал все дни недели И подписался под исправлениями.  Пусть все прочтет,  если
он пропустит один день, чтобы не мог вписать другой.
     Стюарт с трудом сдержал улыбку, но все-таки покачал головой, когда Мередит
вручила ему бумаги:
     - Тебе нет нужды проходить через это,  если только не хочешь получить пять
миллионов и хаустонский участок. Мне кажется, он блефует насчет твоего отца.
     Лицо Мередит мгновенно осветилось страстной надеждой.
     - Почему ты так думаешь?
     - Интуиция. Шестое чувство.
     - Но основанное на чем-то?
     Стюарт подумал о необычайной нежности во взгляде Фаррела, когда тот держал
Мередит за руку,  о  выражении его лица,  когда Мередит дала ему пощечину,  и о
том,  как мягко он обошелся с  ней потом.  И хотя Стюарт вначале посчитал,  что
Фаррел имел в  виду одиннадцатинедельную оргию,  тот,  казалось,  был  искренне
потрясен подобными обвинениями. Но вместо того чтобы выложить ей столь туманные
доводы, он сказал нечто более конкретное:
     - Если  он  достаточно безжалостен,  чтобы  поступить так  с  твоим отцом,
почему  сделал  тебе  такие  щедрые  предложения?  Почему  просто не  пригрозил
судебным процессом, чтобы заставить тебя сдаться?
     - Должно быть,  посчитал,  что получится куда забавнее, если я буду меньше
сопротивляться.  Кроме того,  ему нравится, что и я и мой отец будем сознавать,
как он и  глазом не моргнув может выбросить на ветер такую кучу денег.  Стюарт,
когда Фаррелу было двадцать шесть,  мой  отец ужасно унизил его,  да  и  теперь
пытался, и могу представить, какую злобу испытывает Мэтт к Филипу!
     - Однако готов побиться об  заклад,  что этот человек и  шагу не ступит на
порог суда, независимо от того, согласишься ты или откажешься.
     - Хотела бы  я  поверить тебе,  -  выдохнула она уже немного спокойнее.  -
Приведи мне  вескую  причину,  и  мы  выйдем  отсюда вместе и  швырнем бумаги в
корзину для мусора.
     - Это  звучит  странно,  понимаю,  особенно  учитывая  репутацию,  которой
пользуется Фаррел, но не думаю, что он способен ранить тебя.
     Мередит рассмеялась коротким, горьким смехом.
     - Тогда как  же  ты  объяснишь запугивание и  унижение,  не  говоря уже  о
шантаже? Как назовешь то, чему он меня подверг?
     Стюарт беспомощно пожал плечами:
     - Только не шантаж!  Он платит тебе деньги, а не вымогает. Я бы назвал это
использованием любых методов и средств,  чтобы добиться своего,  того,  что так
сильно желаешь. Думаю также, что беседа пошла не по тому руслу из-за несчастной
склонности Пирсона к театральным эффектам.  Я почти не спускал глаз с Фаррела и
заметил,  что  как  только  Пирсон  пытался тебя  прижать,  тот  сильно злился.
По-моему,  он  выбрал не  тех  адвокатов,  если хотел подойти к  делу как можно
деликатнее. Пирсон и Левинсон привыкли сразу вцепляться в глотку, как бульдоги,
и ни за что не разжимать зубов. Они действуют наверняка.
     Сердце Мередит упало: рассуждения Стюарта не выдерживали никакой критики.
     - Я  не  могу ставить жизнь отца на  карту на основе столь шатких доводов.
Вот что я скажу тебе,  - грустно добавила она. - Мэтт выбрал адвокатов, которые
делают лишь то,  что приказывает он.  Ты, возможно, прав, утверждая, будто Мэтт
не хочет причинить мне зло,  но неверно представляешь,  что ему надо.  Я поняла
это только после нашего ухода. Она прерывисто вздохнула. - Мэтту нужна не я. Он
даже не  знает меня по-настоящему.  Просто рвется отомстить отцу,  а  для этого
есть два пути -  либо потащить его в суд, либо взять реванш куда более приятным
способом -  использовать меня. Такая месть куда слаще! Вынудить отца видеть нас
вместе после стольких лет,  заставить его считать, что у нас есть шанс остаться
вместе..,  для Мэтта это означает "глаз за  глаз".  Поэтому,  -  закончила она,
положив руку на его плечо,  -  прошу, сделай мне одолжение и отнеси это к нему.
Стюарт кивнул и накрыл ладонью ее руку:
     - Что от меня требуется?
     - Попытайся  заставить Мэтта  дать  слово,  что  эта  сделка  и  наш  брак
останутся  в  тайне.  Он,  вероятно,  не  согласится,  это  отчасти  лишит  его
ожидаемого удовольствия, и месть будет неполной, но все же постарайся.
     - Обязательно.
     Когда Мередит ушла, Стюарт открыл вторую страницу, перечислил условия, под
которыми  надеялся уговорить Фаррела  подписаться,  выпрямился и  вместо  того,
чтобы вежливо постучать,  просто открыл дверь. Увидев, что Фаррела нет в офисе,
он  бесшумно  направился  в  конференц-зал,  надеясь  застать  Мэтта  врасплох,
подсмотреть,  что  он  чувствует,  оставшись один,  увидеть выражение лица.  По
крайней  мере,  это  даст  некоторое представление об  истинном  лице  Фаррела.
Занавеси были открыты.  Фаррел стоял у окна со стаканом в руке, глядя на ночной
город,  и  Стюарт с  некоторым удовлетворением отметил,  что он выглядел словно
человек,  потерпевший самое  жестокое поражение в  жизни  и  теперь  пытающийся
справиться с собой.
     Стоя здесь,  среди окружающей роскоши,  он выглядел невероятно, мучительно
одиноким.
     Мэтт  поднял стакан и  вылил в  себя содержимое,  словно пытаясь заглушить
горький вкус проигрыша, но тут заговорил Стюарт:
     - Мне следовало постучать?
     Голова Фаррела резко дернулась,  и даже в этот момент изумленного молчания
адвокат не понял,  было ли промелькнувшее на лице Фаррела выражение неимоверным
облегчением или  просто  огромным  удовлетворением -  так  быстро  маска  вновь
вернулась на  свое  обычное  место.  Совсем  легко  было  понять  его  мысли  в
присутствии Мередит,  но теперь лицо Фаррела стало совершенно непроницаемым,  а
глаза потухли. Мельком взглянув на бумаги в руке Стюарта, он направился к бару.
     - Я как раз собирался налить себе,  -  объявил Фаррел, не проявляя особого
рвения  поскорее  заполучить подписанные документы.  -  Хотите  выпить  или  не
терпится поскорее перейти к делу?
     Голос звучал так равнодушно,  словно Мэтту было все равно,  что предпочтет
Стюарт,  но  адвокат тут же ухватился за возможность выяснить,  каковы истинные
чувства Фаррела к его клиентке.
     - Деловая часть много времени не займет,  -  заметил он,  шагнув следом за
Фаррелом. - Пожалуй, приму ваше предложение выпить.
     - Снова перье? - осведомился Фаррел, ступив в зеркальный полукруг.
     - Бурбон! - отчетливо объявил Стюарт. - Неразбавленный.
     - В самом деле? - с сомнением покачал головой Фаррел.
     - Неужели я стал бы лгать такому умному,  беспощадному магнату,  как вы? -
сухо осведомился Стюарт.
     Фаррел бросил на него саркастический взгляд и потянулся к графину с виски.
     - Да вы бы ради клиентки самом дьяволу солгали!  Удивленный и раздраженный
частичной правдивостью его слов,  Стюарт отставил портфель и  выложил документы
на стойку бара.
     - В  этом  вы  правы,  -  признал он.  -  Мы  с  Мередит -  старые друзья.
Собственно, - продолжал Стюарт, стремясь создать более доверительную атмосферу,
- когда-то я был без ума от нее.
     - Знаю.
     Удивившись  еще  больше  и  почти  убежденный,  что  Фаррел  лжет,  Стюарт
воскликнул:
     - Учитывая то,  что сама Мередит вряд ли об этом знает, должен сказать, вы
удивительно хорошо информированы. Что вам еще известно?
     - О вас?  -  небрежно бросил Фаррел.  И, дождавшись кивка, бросил в стакан
кубики льда  и  начал спокойно,  бесстрастно рассказывать подробности из  жизни
Стюарта, от которых совершенно потрясенному адвокату стало немного не по себе.
     - Вы старший сын в семье, где, кроме вас, еще четверо детей. Ваш дед и два
его  брата  основали фирму,  в  которой вы  сейчас являетесь старшим партнером,
поскольку последовали семейной традиции и стали адвокатом.  В двадцать три года
окончили гарвардскую юридическую школу,  где  были  лучшим  студентом на  своем
курсе, - также семейная традиция. За время учебы отличились еще и тем, что были
старостой группы и выпускали журнал "Ло Ревью". После окончания хотели работать
в конторе окружного прокурора, и специализироваться в ведении дел, связанных со
злоупотреблениями землевладельцев,  но поддались давлению семьи и  вместо этого
стали работать в  семейной фирме,  где занимаетесь делами богатых корпоративных
клиентов,  в  основном из вашего же круга.  И  хотя вы ненавидите корпоративное
право,  считаетесь  блестящим  специалистом по  части  переговоров,  гениальным
стратегом и  хорошим дипломатом..,  если,  конечно,  в  дело,  как сегодня,  не
вмешиваются личные чувства.  Вы  аккуратны и  скрупулезны,  но  не  производите
впечатления на  присяжных,  поскольку  стараетесь излагать  сухие  факты  и  не
уделяете  внимания  эмоциональной  стороне   вопроса.   По   этой   причине  вы
предварительно готовите дело и  доверяете его  помощникам,  когда настает время
передавать его в суд.
     Фаррел остановился, чтобы вручить Стюарту стакан:
     - Продолжать?
     - Без  всякого сомнения,  если у  вас  есть что  сказать еще,  -  суховато
процедил адвокат.
     Подняв стакан,  Фаррел сделал глоток и,  дождавшись, пока Стюарт последует
его примеру, продолжил:
     - Вам тридцать три,  гетеросексуал, питаете страсть к быстрым автомобилям,
которой,  однако, не поддаетесь, и любите кататься на яхте, чем и занимаетесь в
свободное время.  В  двадцать два  года  считали,  что  влюблены в  девушку  из
Мелроуз-Парк,   с  которой  познакомились  на  пляже,  но  она  происходила  из
итальянской рабочей семьи, культурные уровни оказались слишком различными, и вы
вовремя осознали это  и  разошлись по  взаимному согласию.  Семь  лет  назад вы
влюбились в Мередит,  но она не отвечала на ваши чувства,  и вы стали друзьями.
Два  года  назад  ваши  родители  сумели  уговорить вас  жениться на  Джорджине
Гиббонз,  дочери известного адвоката,  и  уже было объявлено о помолвке,  но вы
предпочли ее разорвать.  В настоящее время вы стоите восемнадцать миллионов, по
большей части вложенных в акции ведущих компаний, и унаследуете еще пятнадцать,
когда умрет ваш  дед,  или  меньше,  если он  будет продолжать швырять деньги в
Монте-Карло, где обычно проигрывает.
     Фаррел заметил, что Стюарт разрывается между удивлением и гневом, и, решив
сделать передышку,  показал на диваны под окнами.  Стюарт, захватив документы и
стакан с виски,  последовал за ним.  Дождавшись, пока адвокат усядется напротив
него, Фаррел без обиняков спросил:
     - Я забыл упомянуть еще о чем-нибудь важном?
     - Да,  -  с  сардонической улыбкой ответил Стюарт,  поднимая бокал в неком
подобии тоста. - Мой любимый цвет.
     Фаррел взглянул ему прямо в глаза:
     - Красный. Стюарт захлебнулся.
     - Вы   правы   буквально  во   всем,   если   не   считать   упоминания  о
добросовестности.  Очевидно,  вы лучше меня подготовились к этой встрече. Я все
еще жду результатов вашей проверки,  которую попросил сделать,  и они наверняка
не будут такими подробными.  Я потрясен. Вы действительно ухитрились произвести
на меня огромное впечатление.
     Фаррел пожал плечами.
     - Не  стоит  придавать этому такое уж  значение.  "Интеркорп" владеет бюро
проверки  кредитоспособности,  как,  впрочем,  и  большим  сыскным  агентством,
выполняющим задания для многонациональных корпораций.
     Стюарту показалось странным, что Фаррел сказал "Интеркорп" владеет" вместо
"Я владею", словно не выражал никакого желания быть лично связанным с созданной
им  корпоративной империей.  По  опыту  адвоката  большинство предпринимателей,
недавно   разбогатевших,   были   хвастунами,   необычно  гордыми  собственными
достижениями и  до  неприличия старавшимися напомнить всем  и  каждому о  своих
приобретениях. Стюарт ожидал чего-то подобного от Фаррела, особенно потому, что
репортеры всегда изображали его беспечным, бездумным магнатом-плейбоем, ведущим
роскошную жизнь современного султана.
     Стюарт интуитивно понял,  что в  этом нет ни капли правды -  скорее Фаррел
был замкнутым, очень одиноким человеком, никого не подпускающим близко. Вряд ли
многие знают,  каков он  на самом деле.  В  худшем случае он окажется холодным,
расчетливым,  бесчувственным, вполне способным на жестокость, умеющим устрашить
кого угодно. Именно так думали о нем его конкуренты.
     - Откуда вы знаете, какой цвет у меня любимый? - спросил он наконец, снова
пытаясь получше узнать Фаррела. - Этого в отчете агентства наверняка не было.
     - Просто предположение,  - сухо ответил Фаррел. - Портфель и галстук у вас
темно-красные.  Кроме того,  большинство мужчин любят красное.  Женщинам обычно
нравится голубой.
     И  тут  Фаррел  впервые  позволил  себе  обратить  внимание на  документы,
оставленные Стюартом на столе.
     - Кстати,  говоря о женщинах,  -  небрежно бросил он,  -  надеюсь, Мередит
подписала это.
     - Она добавила несколько условий, - ответил Стюарт, пристально наблюдая за
ним,  и заметил,  как челюсти Фаррела едва заметно сжались.  - Она хочет, чтобы
дни  ваших  встреч были  указаны,  и  достаточно ясно  дала  понять,  что  если
пропустите хотя бы один, замены на другой не будет.
     Выражение лица Фаррела чуть смягчилось,  и  даже в слабом освещении Стюарт
заметил веселые искорки, блеснувшие в его глазах. Однако у него не было времени
присмотреться поближе,  поскольку Фаррел  резко  встал,  подошел  к  столу  для
совещании и вернулся с золотой авторучкой. Дождавшись, пока он снимет колпачок,
Стюарт добавил:
     - Далее,  она  требует вашего согласия на  то,  чтобы и  ваша женитьба,  и
подробности следующих одиннадцати недель не стали известны окружающим.
     Глаза Фаррела сузились,  но как только Стюарт открыл рот, чтобы попытаться
найти убедительные аргументы,  Мэтт поспешно поставил инициалы у каждого пункта
и швырнул документ Стюарту.
     - Вы ей посоветовали хранить все в секрете,  -  спросил он, - или это идея
Мередит?
     - Ее,  -  ответил Стюарт, и поскольку умирал от нетерпения увидеть, какова
будет реакция Фаррела, вкрадчиво добавил:
     - Послушайся она  моего совета,  попросту вышвырнула бы  это  соглашение в
мусорную корзину.
     Фаррел отодвинулся,  изучая Стюарта с раздражающей настойчивостью и чем-то
вроде уважения.  -  Если бы  она  сделала это,  -  возразил он,  -  пришлось бы
рискнуть здоровьем и добрым именем отца.
     - Она  ничем  не  рисковала,  -  спокойно объявил Стюарт.  -  Вы  попросту
блефовали. - Собеседник молча поднял брови, поэтому Стюарт смело ринулся в бой.
-То,  что вы делаете, неэтично и бесчеловечно. Либо вы действительно редкостный
ублюдок, либо спятили, либо влюблены в нее. Которое из трех?
     - Определенно первое,  -  ответил Фаррел.  -  Возможно,  второе. Вероятно,
третье. А может, и все вместе. Вам решать.
     - Я уже решил.
     - И что именно?
     - Первое и  третье,  -  ответил Стюарт,  внезапно придя в восторг при виде
легкой нерешительной улыбки Фаррела,  которой тот  встретил безошибочные выводы
адвоката.
     - Что вы  знаете о  Мередит?  -  спросил Стюарт,  сделав еще глоток виски,
полный решимости получить доказательства влюбленности Мэтта.
     - Только то,  что читал в журналах и газетах за последние одиннадцать лет.
Предпочитаю обнаружить остальное сам.
     Для человека,  постаравшегося узнать об  адвокате все,  вплоть до размеров
обуви,  и  предположительно думавшего  исключительно о  мести,  Фаррел  казался
удивительно небрежным;  неужели он  не позаботился провести такую же тщательную
проверку Мередит? Стюарт посчитал это хорошим признаком.
     - Значит,  вам  неизвестны всякие  мелочи,  -  заметил адвокат,  продолжая
наблюдать за Фаррелом поверх стакана,  -  вроде той,  что после первого курса в
колледже ходили слухи,  будто у  нее  был  роман,  закончившийся трагически,  и
поэтому она не желает ни с кем встречаться.  По всей видимости,  именно вы были
тому причиной.
     Он  помолчал,  заметив пламя,  метнувшееся в  глазах Фаррела,  которое тот
безуспешно пытался скрыть, поднеся стакан к губам.
     - И  конечно,  -  продолжал Стюарт,  -  вы  не знали,  что на втором курсе
отвергнутый Мередит  парень  пустил  сплетню,  что  она  либо  лесбиянка,  либо
фригидна.   И  если  бы  не  заступничество  Лайзы  Понтини,   встречавшейся  с
президентом братства,  в котором состоял тот парнишка, у Мередит было бы немало
неприятностей.  Все и  каждый знали,  что Лайза отнюдь не лесбиянка и настолько
предана Мередит,  что  с  помощью своего дружка сделала из  несчастного болвана
всеобщее посмешище,  так  что  больше ни  один человек не  смел считать Мередит
лесбиянкой.  Однако все были уверены в  ее фригидности.  В колледже ее прозвали
"снежной королевой".  Когда она вернулась сюда,  прозвище осталось, но она была
так чертовски хороша,  что это лишь добавляло ей привлекательности,  потому что
бросало  вызов  всем  мужчинам.  Кроме  того,  показаться на  людях  с  Мередит
Бенкрофт,  иметь  возможность весь  вечер  любоваться этим  ослепительным лицом
считалось такой честью,  способной удовлетворить даже  самое больное самолюбие,
что уже не имело значения, согласится ли она переспать с тобой или нет.
     Стюарт выжидал,  надеясь,  что Фаррел в  конце концов попадется на удочку,
станет задавать вопросы и выдаст свои настоящие чувства,  но Фаррел либо ничего
не  испытывал к  ней,  либо был слишком умен,  чтобы обронить хоть один намек и
рисковать.  Ведь если адвокат расскажет своей клиентке о том, как влюблен в нее
муж, то можно разорвать документ, поскольку ясно, что угрозы не будут приведены
в исполнение.
     Совершенно  нелогично  убежденный  в  собственной правоте,  Стюарт  лениво
осведомился:
     - Могу я спросить вас кое о чем?
     - Спросить можно, - подчеркнул Фаррел.
     - Что  заставило вас  вести  осаду командой из  двух  адвокатов,  особенно
известных своими жестокими и деспотичными методами и железной хваткой?
     Несколько мгновений Стюарту казалось,  что Фаррел не  собирается отвечать,
но тот немедленно признался, иронически усмехаясь:
     - Это  было  тактической  ошибкой  с   моей  стороны.   Слишком  я  спешил
подготовить соглашение к  сегодняшнему дню и  не объяснил Левинсону и  Пирсону,
что прошу убедить ее подписать, а вовсе не вынуждать и не запугивать.
     Поставив полупустой стакан на  стол,  он встал,  давая понять,  что беседа
окончена.
     У Стюарта не осталось иного выбора, кроме как последовать его примеру, но,
наклонившись, чтобы собрать бумаги, он добавил:
     - Это  была не  просто ошибка,  а  смертельный номер.  Кроме запугивания и
шантажа,  вы унизили и предали ее, позволив Левинсону сказать нам всем, что она
спала с  вами в  прошлый уик-энд.  Мередит будет ненавидеть вас за  это гораздо
дольше одиннадцати недель. Знай вы ее лучше, сами бы поняли это.
     - Мередит не способна долго ненавидеть,  -  сообщил Фаррел с гордостью,  и
Стюарт изо  всех сил постарался скрыть,  как потрясен,  потому что каждое слово
Фаррела невольно подтверждало его подозрения. - Будь она настолько злопамятной,
прокляла бы  отца за  то,  что испортил ей  детство,  принижал ее достоинство и
отказывался дать пост президента.  Она  бы  возненавидела его,  узнав,  что  он
сделал с нами одиннадцать лет назад. Вместо этого Мередит пытается защитить его
от  меня.  Мередит  всегда  старается найти  способ  извинить непростительное в
людях, которых любит, включая меня самого. Знаете ли вы, что она твердила себе,
как я  был прав,  оставив ее,  потому что был вынужден жениться одиннадцать лет
назад.
     И,  не  обращая внимания на  зачарованно-потрясенный вид  Стюарта,  Фаррел
добавил:
     - Мередит терпеть не  может  причинять людям боль.  Она  посылает цветы на
могилу  ребенка с  запиской,  в  которой говорится,  как  его  любят,  плачет в
объятиях старика,  уверенного,  что одиннадцать лет назад она избавилась от его
внучки,  а потом едет четыре часа в метель, чтобы немедленно рассказать мне всю
правду.  Она мягкосердечна и  слишком осторожна.  Кроме всего прочего,  она еще
умна, проницательна и обладает прекрасной интуицией, и все эти качества помогли
ей  добиться успеха в  универмаге,  не  превратив ее в  беспощадную акулу и  не
позволив, чтобы ее сожрали другие беспощадные акулы.
     Наклонившись,  Фаррел поднял ручку и окинул Стюарта холодным,  оценивающим
взглядом.
     - Что еще я должен знать о ней?  Стюарт,  в свою очередь,  ответил Фаррелу
взглядом, полным удовлетворенного торжества.
     - Черт меня возьми,  -  тихо заметил он,  смеясь,  -  если я  не прав.  Вы
влюблены в  нее и  именно поэтому пальцем не  пошевелите,  чтобы причинить вред
Филипу Бенкрофту!
     Фаррел одернул пиджак и  сунул  руки  в  карманы,  немного испортив триумф
Стюарта,  безразлично пожав плечами,  а потом уничтожил его окончательно, резко
заметив:
     - Вы так считаете, но не знаете наверняка и не станете рисковать, попросив
Мередит испытать меня. И будь вы даже уверены, все равно не решились бы сделать
это.
     - В самом деле?  -  отпарировал Стюарт, улыбаясь про себя, и отправился за
портфелем, решая, стоит ли сказать Мередит о разговоре и как лучше сделать это.
- Что заставляет вас думать так?
     - Потому что,  -  спокойно объяснил Фаррел,  -  с  того момента,  когда вы
узнали,  что Мередит спала со мной в  прошлый уик-энд,  ни в чем не можете быть
уверены, особенно в том, как относится ко мне Мередит.
     Он  вежливо  проводил Стюарта к  выходу  из  зала.  Тот  внезапно вспомнил
неописуемое выражение на лице Мередит,  когда они с Фаррелом держались за руки,
и, скрывая все возрастающую неуверенность под невозмутимым видом, объяснил:
     - Я ее адвокат,  моя обязанность сказать ей все,  что думаю, даже если это
всего-навсего предположение.
     - Вы  также  ее  друг  и   когда-то  были  влюблены,   а   значит,   лично
заинтересованы и  поэтому не  можете  судить  объективно.  Станете колебаться и
размышлять и  наконец предоставите всему идти  своим чередом.  В  конце концов,
если из  этого ничего не  выйдет,  Мередит никак не  пострадает и,  кроме того,
получит пять миллионов.
     Они  оказались у  стола,  и  Мэтт зашел за  него,  хотя остался на  ногах.
Окончательно раздраженный вероятной точностью психологических выводов  Фаррела,
Стюарт  осмотрелся,   пытаясь  сообразить,  что  сказать,  как  потрясти  этого
человека, и тут взгляд его упал на снимок в рамке:
     - Вы собираетесь оставить это фото здесь, пока станете ухаживать за женой?
     - Совершенно верно.
     Что-то в его тоне позволило Стюарту предположить,  что он ошибался, считая
эту девушку любовницей или подружкой.
     - Кто она? - прямо спросил он.
     - Моя сестра.
     Фаррел продолжал наблюдать за ним все с  тем же раздражающим спокойствием,
поэтому Стюарт пожал плечами и, намеренно пытаясь оскорбить его, заметил:
     - Личико ничего. Впрочем, и фигурка тоже.
     - Я  постараюсь пропустить мимо ушей последнюю фразу,  -  сообщил Фаррел и
вежливо предложил встретиться вчетвером и пообедать,  когда Джули снова будет в
городе.  -  Передайте Мередит,  что я  заеду за  ней завтра вечером в  половине
восьмого. Можете позвонить моему секретарю утром и дать ей адрес.
     Стюарт,  чувствуя,  что от  него не только отделались,  как от назойливого
попрошайки,  но  еще и  поставили при этом на место,  кивнул и  закрыл за собой
дверь.  Оказавшись за порогом офиса,  он начал гадать,  действительно ли делает
Мередит одолжение,  не предостерегая,  что нужно не просто уходить, а бежать от
подписанного соглашения,  и  неважно,  влюблена ли  она  в  мужа или нет.  Этот
человек - настоящая машина, бескомпромиссный, холодный, неумолимый и совершенно
бесстрастный.   Даже  намеренно-пренебрежительный  отзыв  о  сестре  не  тронул
ублюдка.
     Оставшись в  одиночестве,  Мэтью  Фаррел тяжело рухнул в  кресло,  откинул
голову и закрыл глаза.
     - Иисусе, - прошептал он, глубоко, прерывисто вздыхая, - благодарю тебя.
     Это была его первая, робкая молитва за последние одиннадцать лет. И первый
свободный вздох за последние два часа.

     Глава 41

     - Ну как прошла встреча с  Фаррелом?  -  спросил Паркер,  не успев войти в
квартиру Мередит,  чтобы отвезти ее  в  ресторан на  ужин и,  как он  выразился
утром,  отпраздновать ее предстоящий развод.  Но его улыбка погасла, как только
она рассеянно откинула волосы со лба и безмолвно покачала головой.
     - Мередит, что случилось? - охнул он, сжимая ее плечи.
     - По-моему, тебе лучше сесть, - предупредила она.
     - Я лучше постою,  - отказался он, хмурясь. Десять минут спустя, когда она
закончила  рассказывать,  Паркер  уже  не  выглядел  расстроенным,  он  казался
разъяренным.., на нее.
     - И ты согласилась на это?
     - А что мне оставалось делать?  -  воскликнула Мередит.  - Мне нечего было
предложить ему взамен. У него все козыри, и он предъявил мне ультиматум. Все не
так уж плохо,  - уговаривала она, пытаясь заставить его улыбнуться. - Мне нужно
часа  два,  чтобы  все  обдумать,  и  поверь,  все  случившееся скорее огромная
неприятность.., расстройство.., и больше ничего. Пожалуйста, будь объективен.
     - Я чертовски объективен и поэтому не согласен, - резко бросил Паркер.
     К несчастью, Мередит была так измучена, так истерзана угрызениями совести,
что совершенно не сообразила:  Паркеру станет лучше,  если она почувствует себя
виноватой, когда придется показываться с Мэттом на людях.
     - Послушай,  -  предложила она с ободряющей улыбкой.  -  Даже если я поеду
куда-нибудь и получу развод,  начнется бесконечная судебная волокита из-за прав
на имущество. А так все будет улажено и через полгода закончится - развод, суд,
все остальное...
     - Верно!  -  взбешенно рявкнул Паркер.  -  И  три из этих шести месяцев ты
должна провести с Фаррелом.
     - Я уже говорила и скажу еще раз:  мы вовсе не обязательно должны вступать
в  интимные отношения!  И..,  и  остается почти  половина недели,  чтобы побыть
вдвоем с тобой.
     - Действительно настоящий справедливый сукин сын!
     - Ты  теряешь  способность  логически  мыслить,  -  предупредила  Мередит,
запоздало сообразив,  что  каждое ее  слово  действует на  Паркера как  красная

тряпка на быка.  -  Он делает все это, чтобы отомстить моему отцу, а не потому,
что ему нужна я!
     - Не  морочь мне голову,  Мередит!  Фаррел вовсе не  слеп и  к  тому же не
голубой и намеревается заполучить тебя каким угодно способом! Ты сама несколько
раз повторяла,  что эти ублюдки-адвокаты настоятельно подчеркивали, что считают
Фаррела твоим мужем! И знаешь, что я нахожу самым возмутительным?
     - Нет,  -  пробормотала она,  чувствуя,  как бессильные слезы подступают к
горлу,  - пожалуйста, объясни, если способен вести себя как воспитанный человек
и не быть вульгарным и высокомерным.
     - Так это я вульгарен?  я?! Фаррел смеет делать тебе подобное предложение,
а  я  при этом вульгарен и высокомерен!  Так вот,  самое отвратительное,  самое
мерзкое во всем этом -  то,  что ты даже не особенно расстроена!  Он предлагает
тебе пять миллионов долларов за  постельные услуги четыре раза в  неделю,  а  я
вульгарен?  Именно это тебе нужно -  повременная оплата в несколько сотен тысяч
долларов?!
     Усталость  и  раздражение Мередит  были  неожиданно  сметены  безрассудной
яростью.
     - Если хочешь знать, - вскинулась она, - по закону он мой муж!
     - А я, черт побери, кто с точки зрения закона - бородавка?
     - Нет, ты - мой жених.
     - И сколько ты собираешься запросить с меня?
     - Убирайся,  Паркер, - спокойно и тихо приказала Мередит. Отступать она не
собиралась.
     - Прекрасно.
     Он схватил пальто с кресла, и Мередит, борясь со слезами, стянула с пальца
обручальное кольцо.
     - Возьми, - хрипло пробормотала она, протягивая его Паркеру.
     Паркер взглянул на нее, и гнев его растаял.
     - Не нужно,  -  покачал он головой.  -  Оставь пока у себя. Мы оба слишком
рассержены, чтобы думать связно. Но случившееся ужасно тревожит меня и мучит. Я
взбешен, а ты преподносишь мне все это словно чертову удачную шуточку!
     - Дьявол,  да  я  просто  пытаюсь успокоить тебя!  Паркер,  поколебавшись,
протянул руку и сомкнул ее пальцы над кольцом.
     - Что ты наделала,  Мередит?  Я чувствую себя так, словно мир обрушился, а
ты.., ты, кому придется выносить следующие три месяца, ведешь себя как ни в чем
не бывало!  Может,  мне действительно следует держаться подальше,  чтобы у тебя
было время решить, какое место я занимаю в твоей жизни?
     - А я считаю,  -  сухо возразила Мередит, - тебе следует немного подумать,
почему,  вместо  того  чтобы  посочувствовать и  ободрить  меня,  ты  пытаешься
представить все происходящее как покушение на твою личную собственность.
     Паркер молча ушел,  хлопнув дверью,  а Мередит устало опустилась на диван.
Мир,  казавшийся таким ясным и светлым всего несколько дней назад, теперь лежал
в развалинах, как каждый раз, когда приходилось сталкиваться с Мэтью Фаррелом.

     Глава 42

     - Простите,  сэр,  но здесь ставить машину запрещено,  -  объявил швейцар,
когда Мэтт остановил автомобиль перед домом Мередит.
     Полностью занятый  мыслями  о  предстоящей встрече  с  женой,  Мэтт  сунул
стодолларовую банкноту  в  руку  швейцара  и,  не  замедлив шага,  направился к
дверям.
     - Я  присмотрю за  ней,  сэр!  -  окликнул швейцар.  Огромные чаевые  были
одновременно платой за возможные услуги в будущем,  но Мэтт ничего не объяснил,
да и  вряд ли в этом была необходимость:  швейцары всего мира считались тонкими
дипломатами и  экономистами,  понимающими,  что  большие чаевые везде считались
авансом за всевозможные деликатные поручения. Правда, Мэтт сейчас не был уверен
в том,  что воспользуется этими услугами,  но поддерживать хорошие отношения со
швейцаром в доме Мередит необходимо и может пригодиться.
     Охранник за конторкой проверил список гостей,  увидел имя Мэтта и  вежливо
кивнул.
     - Мисс  Бенкрофт -  квартира 505.  Я  позвоню  ей  и  дам  знать,  что  вы
поднимаетесь. Лифты в этой стороне.
     Мередит так  нервничала,  что руки тряслись,  когда она пыталась расчесать
волосы,  пышной небрежной волной падавшие ей на плечи. Отступив от зеркала, она
оглядела ярко-зеленую  шелковую рубашку  и  юбку  в  тон  из  шерстяного крепа,
затянула тонкий,  отделанный позолотой поясок,  вдела  в  уши  большие  золотые
квадратные серьги  и  надела  на  запястье золотой  браслет Лицо  показалось ей
неестественно бледным, и поэтому Мередит наложила на скулы немного румян, и как
раз собиралась подкрасить губы,  когда прозвенел звонок с  охранного пульта,  и
тюбик  выскользнул  из  ослабевших  пальцев,  оставляя  коралловую  полоску  на
полированной поверхности туалетного столика.  Не  обращая внимания на  то,  что
Мэтт  вот-вот  появится,  она  подняла  тюбик,  поднесла  ко  рту,  но  тут  же
передумала,  закрыла колпачок и  бросила тюбик в  сумку.  Совершенно ни к  чему
стараться выглядеть получше для  Мэтью  Фаррела,  у  которого даже  не  хватило
любезности сообщить,  куда они идут,  чтобы она знала,  как одеться! Собственно
говоря,  если у  него на  уме снова затащить ее в  постель,  чем хуже она будет
выглядеть, тем лучше!
     Мередит на  подгибающихся ногах  пошла  к  выходу,  стоически выпрямилась,
рывком  распахнула дверь  и,  подняв  глаза  на  уровень  его  груди,  искренне
удивилась:
     - Я надеялась, что ты опоздаешь.
     Мэтт ждал колкой насмешки, но Мередит выглядела такой чертовски красивой в
изумрудно-зеленом наряде,  с переливающимися,  распущенными по плечам волосами,
что ему пришлось решительно подавить желание рассмеяться и сжать ее в объятиях.
     - И какого же опоздания ты ожидала?
     - Месяца на три.
     И тут он все-таки рассмеялся низким гортанным смешком, заставившим Мередит
чуть вздернуть подбородок. Но она никак не могла заставить себя взглянуть ему в
лицо.
     - Ты  уже веселишься?  -  спросила она,  упорно уставясь на широкие плечи,
обтянутые  светло-коричневой  спортивной курткой,  из-под  которой  выглядывала
кремовая рубашка с открытым воротом, казалось, светившаяся на загорелой шее.
     - Ты прекрасно выглядишь, - спокойно ответил он, игнорируя ее колкость.
     По-прежнему не  глядя на него,  Мередит круто повернулась и  направилась к
шкафу, чтобы взять манто.
     - Поскольку у  тебя  недостало вежливости объяснить,  куда  мы  поедем,  -
пробормотала она,  обращаясь к  шкафу,  -  я  понятия не  имела,  что следовало
надеть.
     Мэтт ничего не ответил,  отлично зная, что она закатит сцену, когда узнает
о его планах, поэтому решил промолчать.
     - Ты идеально одета, - похвалил он вместо этого.
     - Благодарю за  крайне  содержательный ответ,  -  процедила Мередит.  Взяв
манто,  она отступила и  тут же уткнулась в грудь Мэтта.  -  Не будешь так добр
подвинуться?
     - Просто хочу помочь тебе надеть манто.
     - Спасибо,   не  стоит,  -  бросила  Мередит,  отступая  вбок  и  поспешно
просовывая руки в рукава. - И прошу тебя больше никогда не помогать мне!
     Сильные пальцы сомкнулись на ее руках.  Мэтт нежно, но решительно повернул
Мередит  к  себе  лицом  -  Так  будет  продолжаться  весь  вечер?  -  спокойно
осведомился он.
     - Нет, - горько усмехнулась она, - это лучшая его часть.
     - Я знаю, ты рассержена... Мередит мгновенно забыла, как боялась взглянуть
на него.
     - Не  знаешь!  -  дрожащим от ярости голосом заверила она.  -  Тебе только
кажется, что знаешь, на самом же деле ты даже представить не в состоянии!
     И,  забыв о  своей клятве оставаться отчужденной и  равнодушной и надоесть
ему до смерти, она почти закричала:
     - Ты просил меня довериться тебе, а сам бессовестно использовал все, о чем
я рассказала тебе,  выстирал на людях грязное белье! Неужели искренне считаешь,
что можно разрушить мою жизнь во вторник,  а  в среду явиться сюда как ни в чем
не бывало, и все будет чудесно и замечательно, ты.., бессердечный лицемер?
     Мэтт  смотрел  в  потемневшие  от  бешенства  глаза,   на  миг  охваченный
непреодолимым  желанием  честно  признаться,   что  любит  ее,  но  Мередит  не
поверит..,  особенно после  того,  что  случилось вчера,  а  если  по  какой-то
счастливой случайности ему  удастся убедить ее,  просто  использует это  против
него и  откажется от  соглашения.  А  отпустить ее он не сможет.  Вчера Мередит
сказала ему,  что между ними ничего не осталось, кроме ужасного прошлого. Мэтту
было  отчаянно необходимо время,  которого он  с  таким  трудом сумел добиться,
время,  чтобы обезоружить ее и доказать,  что их теперешние отношения не станут
повторением прошлого.  Поэтому вместо объяснений и споров Мэтт предпочел начать
долгую психологическую осаду,  целью  которой было  заставить ее  отказаться от
привычки винить в случившемся только его.  Взяв у Мередит манто, Мэтт расправил
его:
     - Знаю,  что кажусь тебе бессовестным лицемером, и не осуждаю тебя за это.
Но по крайней мере постарайся быть справедливой и  вспомни:  не я был виновен в
том, что случилось одиннадцать лет назад.
     Мередит надела манто и молча отступила,  но Мэтт положил руки на ее плечи,
повернул лицом к  себе  и  подождал,  пока она  подняла неприязненно сощуренные
глаза.
     - Можешь ненавидеть меня за  то,  что я  делаю сейчас,  -  сказал он ей со
спокойной убежденностью,  но  не  за прошлое!  Я  такая же жертва интриг твоего
отца, как и ты сама.
     - Ты и тогда был жестоким и безжалостным!  -  вскинулась Мередит и, рывком
отстранившись, взяла сумочку. - Ты почти не писал, когда был в Южной Америке.
     - Я написал тебе десятки писем,  -  покачал он головой, открывая перед ней
дверь, и сухо добавил:
     - Я даже отправил больше половины. И вряд ли ты имеешь право упрекать меня
в этом, поскольку сама за полгода написала мне всего шесть.
     Мередит в оцепенении наблюдала, как его рука поднимается и нажимает кнопку
лифта,  повторяя себе,  что  Мэтт,  желая оправдаться,  лжет  насчет писем,  но
какая-то  мысль терзала мозг..,  фраза,  которую он  произнес,  когда звонил из
Венесуэлы. В то время она восприняла это как упрек ее эпистолярному стилю.
     "Ты сама не очень-то усердный корреспондент, верно?"
     Пока доктор не  запретил ей много двигаться,  Мередит сама опускала письма
Мэтту в  почтовый ящик в конце длинной подъездной аллеи,  но всякий мог открыть
ящик и вынуть потом письма -  ее отец или слуги-Те пять писем, что она получила
от Мэтта,  Мередит взяла сама из рук почтальона,  и  только потому,  что часами
ждала у  ящика.  Возможно,  до  Мэтта дошли лишь те  письма,  которые она лично
отправила по почте.
     Ужасное  подозрение родилось в  душе,  и  Мередит,  сама  того  не  желая,
взглянула  на  Мэтта,  стараясь  подавить  порыв  расспросить его  подробнее  о
письмах.  Двери лифта открылись, и Мэтт провел ее через вестибюль на улицу, где
у обочины стоял "роллс-ройс" темно-бордового цвета,  сверкая словно драгоценный
камень в свете уличного фонаря.  Мередит скользнула на сиденье,  обитое дорогой
желтоватой  кожей,  и  напряженно уставилась перед  собой,  ожидая,  пока  Мэтт
включит зажигание.  Машина медленно влилась в  общий поток.  "Ролле" был  очень
красив,  но Мередит скорее язык себе откусит,  чем похвалит машину..,  и  кроме
того,  она  все еще мучилась мыслями о  письмах.  Очевидно,  Мэтт тоже думал об
этом, потому что, как только они остановились у перекрестка, спросил:
     - Сколько писем ты  получила от меня?  Мередит не хотела отвечать,  честно
стараясь игнорировать его, но поняла, что не может молча дуться.
     - Пять, коротко ответила она, глядя на свои затянутые в перчатки руки.
     - А сколько написала сама?  - настаивал он. Мередит, поколебавшись, пожала
плечами.
     - Сначала я писала тебе дважды в неделю. Позже, когда ты не отвечал, стала
писать раз в неделю.
     - Я  написал тебе десятки писем,  -  снова повторил он,  на  этот раз куда
более подчеркнуто.  -  Вероятно,  твой  отец  перехватывал письма и  совершенно
случайно не смог заполучить те пять, что попали тебе.
     - Теперь это уже не важно.
     - Разве?  -  с  уничтожающей иронией осведомился он.  -  Боже,  стоит  мне
подумать,  с  каким нетерпением я  ждал писем от  тебя,  что чувствовал,  когда
доставляли почту, а для меня ничего не было!
     Напряжение и страсть в этом глубоком голосе потрясли Мередит почти так же,
как  произнесенные слова.  Мередит  ошеломленно взглянула  на  него,  поскольку
раньше он ничем не давал понять, что она значит для него что-то как личность. В
постели - да, но и только.
     Неяркий свет  приборной доски  бросал  отблески на  застывшее мужественное
лицо Мэтта, подчеркивая скульптурно очерченный рот и надменный подбородок.
     И  неожиданно время словно повернуло свой ход вспять,  и  она снова сидела
рядом с  ним в  "порше",  наблюдая,  как ветер играет густыми темными волосами,
одновременно притягиваемая и  отталкиваемая этими  строго-красивыми  чертами  и
откровенной  чувственностью.   Теперь  он  стал  еще  красивее,   и  неустанное
честолюбие,   которое  она  ощущала  в  нем  и  раньше,  давно  нашло  выход  и
реализовалось,  превратившись в силу,  с которой невозможно не считаться,  силу
непреодолимую, безжалостную, неистовую.
     Мередит  заметила тонкую  улыбку  Мэтта.  Радуется,  что  удалось  наконец
пробить броню ее молчания?
     - Приехали,  -  объявил Мэтт,  сворачивая вправо,  в  подземный гараж  под
домом, где находился его пентхаус.
     - Так и знала,  что ты попытаешься это выкинуть! - взорвалась она, готовая
немедленно выпрыгнуть из  машины и  отправиться домой пешком,  если  не  найдет
подходящего транспорта.
     - Мой отец хочет видеть тебя,  -  спокойно пояснил Мэтт,  втискивая машину
между лимузином с калифорнийскими номерами и темно-синим "ягуаром",  совершенно
новеньким до такой степени, что даже номера еще были временными.
     Что ж, если Патрик здесь, тогда... - Мередит неохотно вышла из машины.
     Дверь открыл приземистый телохранитель,  а позади стоял широко улыбающийся
Патрик Фаррел.
     - Вот она,  -  мрачно пошутил Мэтт,  -  доставлена по назначению,  как я и
обещал, жива, здорова и зла на меня как черт.
     Патрик протянул Мередит руки,  и  она  оказалась в  его объятиях.  Сжав ее
плечи, Патрик подвел Мередит к водителю:
     - Это Джо О'Хара. По-моему, официально вы еще не знакомы.
     Мередит  умудрилась  выдавить  слабую,   смущенную  улыбку,   вспомнив  ту
скандальную сцену, свидетелем которой стал водитель.
     - Как поживаете, мистер О'Хара?
     - Рад познакомиться, миссис Фаррел.
     - Моя фамилия Бенкрофт, - твердо поправила Мередит.
     - Верно, - согласился он, бросив вызывающий взгляд на Мэтта. - Пат, я буду
ждать в машине у входа.
     В  прошлый  раз  Мередит  была  слишком расстроена,  чтобы  заметить почти
кричащую роскошь квартиры.  Теперь же,  слишком напряженная,  чтобы смотреть на
кого  бы  то  ни  было,  она  огляделась и  почувствовала невольное восхищение.
Поскольку пентхаус Мэтта  занимал самый  верхний этаж,  все  внешние стены были
отлиты из стекла,  открывая великолепную панораму города,  залитую огнями.  Три
пологих  ступеньки  вели  вниз  из  отделанного мрамором  фойе  в  жилую  часть
квартиры,  но  вместо перегородок одну комнату от  другой отделяли лишь изящные
колонны.  Прямо  перед  Мередит располагалась гостиная,  достаточно большая для
того, чтобы вместить несколько диванов и бесчисленные стулья со столами. Справа
на  уровне фойе  находилась столовая,  а  чуть выше и  позади -  уютный салон с
резной стойкой бара.  Эта  квартира была спроектирована,  и  обставлена,  чтобы
принимать  гостей  и  развлекать  изысканное общество,  производить впечатление
роскошью   и   богатством,    и,   кроме   всего   прочего,   казалась   полной
противоположностью квартиры Мередит.  Но несмотря на это,  все здесь невероятно
ей понравилось.
     - Итак, - ослепительно улыбнулся Патрик, - как тебе здесь?..
     - Очень мило, - призналась она.
     И только сейчас до нее дошло,  что присутствие Патрика могло стать ответом
на ее молитву. Она не могла поверить, что он в полной мере осведомлен о тактике
запугивания,  примененной его сыном по отношению к  ней.  И  Мередит поклялась,
потолковать с ним по возможности с глазу на глаз и уговорить его вмешаться.
     - Мэтт любит мрамор, но мне как-то не по себе, - шутливо пожаловался он. -
Заставляет меня чувствовать себя так, словно я умер и нахожусь на кладбище.
     - Могу представить,  что вы ощущаете, лежа в его ванне из черного мрамора,
- заметила Мередит с легкой улыбкой.
     - Погребенным,  -  немедленно  согласился Патрик,  провожая  ее  в  салон.
Мередит уселась, но Патрик остался стоять.
     Мэтт подошел к бару.
     - Что будете пить?
     - Имбирное пиво, - попросил Патрик.
     - И мне тоже, - присоединилась Мередит.
     - Ты выпьешь шерри, - властно объявил Мэтт.
     - Он прав,  -  покачал головой Патрик,  -  меня совершенно не расстраивает
смотреть, как пьют другие. Так ты знаешь о мраморных ваннах Мэтта?
     Мередит от всей души пожалела о некстати сорвавшихся словах.
     - Я.., видела снимки в воскресных газетах.
     - Так и знал! - провозгласил Патрик, весело подмигивая ей. - Все эти годы,
когда бы снимок Мэтта ни появлялся в  журнале или где-то еще,  я повторял себе:
надеюсь, Мередит Бенкрофт увидит это. Ты ведь не выпускала его из виду, верно?
     - Нет! - нервно воскликнула Мередит. - Конечно, нет!
     Как ни странно,  именно Мэтт помог ей выйти из затруднительного положения.
Подняв глаза от бара, он сообщил:
     - Кстати,  пока мы обсуждаем тему славы и известности,  может,  объяснишь,
каким образом намереваешься держать наши встречи в  секрете,  чего,  по  словам
твоего адвоката, ты так желаешь?
     - В секрете? - переспросил Патрик. - Но почему?
     Мередит подумала о десятке вполне разумных доводов и веских причин,  но не
могла же она высказать их отцу Мэтта, да и сам Мэтт бесцеремонно вмешался.
     - Потому что Мередит по-прежнему помолвлена с другим человеком, - объяснил
он  Патрику и  перевел взгляд на  Мередит.  -  Ты  тоже постоянно появлялась на
страницах газет. Люди будут тебя узнавать, куда бы мы ни отправились.
     - Пойду погляжу,  готов ли ужин, - неловко пробормотал старик и направился
в столовую,  оставив Мередит гадать, то ли он голоден, то ли старается поскорее
скрыться с глаз.
     Подождав,  пока  они  останутся одни,  Мередит с  сердитым удовлетворением
бросила:
     - Меня не  узнают,  а  вот тебя...  Ты  прославленный секс-символ Америки,
именно твоим девизом много лет  было:  тащи в  постель все,  что передвигается,
годится любая юбка! Именно ты спишь с рок-звездами и обольщаешь горничных... Да
ты что, смеешься надо мной?! - охнула она, глядя на трясущиеся плечи Мэтта.
     Открыв бутылку с имбирным лимонадам, Мэтт послал ей ослепительную улыбку.
     - Где ты вычитала этот бред насчет горничных?
     - Среди твоих горячих поклонниц есть несколько секретарей "Бенкрофт",  - с
уничтожающим презрением бросила Мередит. - Они читали о тебе в "Тэттлере".
     - В "Тэттлере"?  -  повторил Мэтт,  пытаясь серьезным видом скрыть смех. -
Это  та  уличная газетенка,  в  которой написали,  что меня похитили пришельцы,
увезли на борт летающей тарелки и там ясновидящие инопланетяне предсказали, как
лучше вести дела?
     - Нет, это было в "Уорлд стар", - возразила Мередит, все более раздражаясь
при  виде столь легкомысленного отношения к  такой важной для  нее  теме.  -  Я
видела снимок в бакалейной лавке.
     Веселые искорки в глазах исчезли, и в голосе послышались резкие нотки.
     - Я,  кажется,  припоминаю,  что  читал  где-то,  будто  у  тебя  роман  с
драматургом.
     - Это было в "Чикаго трибюн",  и они не писали,  что у меня роман с Джошуа
Хэмилтоном, а просто намекнули, что мы часто видимся.
     Захватив стаканы, Мэтт направился к ней.
     - А у тебя был с ним роман?  -  настаивал он.  Нервно кусая губы,  Мередит
встала и взяла у него стакан:
     - Это  было  бы  довольно затруднительно Джошуа  Хэмилтон влюблен в  моего
сводного брата Джоела.
     Она  наконец испытала огромное удовлетворение при  виде  растерянного лица
Мэтта:
     - Влюблен в твоего.., кого?
     - Джоел -  сын жены моего деда и  при этом мой ровесник,  так что мы много
лет назад договорились считать друг друга братом и  сестрой.  Его родного брата
зовут Джейсон.
     Губы Мэтта дернулись.
     - Насколько я понимаю, - сухо спросил он, - этот Джоел голубой?
     Довольная улыбка Мередит исчезла, а глаза презрительно сузились:
     - Да,  но не смей говорить про него гадости! Он самый лучший, самый добрый
человек,  которого я когда-либо знала!  Джейсон вполне нормален, зато настоящая
свинья!
     Выражение лица Мэтта мгновенно смягчилось;  он  поднял руку,  не  в  силах
устоять перед желанием дотронуться до этой разъяренной тигрицы,  так безоглядно
бросившейся на защиту названого брата.
     - Кто бы мог подумать,  - хмыкнул он, улыбаясь в нахмуренное лицо и слегка
сжимая  ее  руку,  -  что  чинная  и  чопорная дебютантка,  которую я  встретил
одиннадцать лет назад,  успеет с  тех пор заиметь так много "скелетов в  шкафу"
.
     Не  обращая  внимания  на  Патрика,  застывшего на  нижней  ступеньке и  с
зачарованным интересом наблюдавшего за словесной пикировкой,  Мередит отдернула
руку.
     - По  крайней мере я  не спала со всеми своими поклонниками!  -  вспыхнула
она. - Не говоря уж о том, что ни у кого из них не было розовых волос.
     - А у кого это,  - задыхающимся от смеха голосом осведомился Патрик, давая
знать о своем присутствии, - розовые волосы?
     Мэтт машинально поднял глаза и увидел кухарку с тяжелым подносом в руках.
     - Для ужина слишком рано, - нахмурился он.
     - Это  я  виноват,  -  вмешался Патрик.  -  Мне казалось,  что мой самолет
вылетает в полночь, но когда ты уехал за Мередит, сообразил, что вылет назначен
на одиннадцать. Поэтому и попросил миссис Уилсон накрыть стол пораньше.
     Мередит, которой не терпелось поскорее оказаться дома, ужасно обрадовалась
и  тут же  решила попросить Патрика подвезти ее домой.  Окрыленная этой мыслью,
она  умудрилась ни  разу  не  поссориться с  Мэттом  и  вести  себя  достаточно
сдержанно,  а  Патрик немало помог ей,  поддерживая оживленную беседу на  общие
темы,  в которой Мередит участвовала, когда Мэтт помалкивал. Хотя Мэтт сидел во
главе стола,  а Мередит справа от него, она ухитрилась ни разу не заговорить, и
даже не  взглянуть на  него,  пока не  убрали со  стола.  Но  тут  вечер принял
совершенно иной характер.  До  сих пор Мередит считала,  что Патрик не  имел ни
малейшего представления о том, на какие неэтичные поступки способен его сын, но
неожиданно Мередит обнаружила,  что его очевидное невежество и даже нейтральная
позиция были бессовестным притворством.
     - Мередит,  -  укоризненно провозгласил он,  - ты слова не сказала Мэтту с
тех пер,  как мы  сели за  стол.  Молчанием ничего не добьешься.  Все,  что вам
нужно, - хорошая драка, чтобы все выяснить и очистить небо от туч.
     Многозначительно улыбаясь, он взглянул на Мэтта:
     - Можете начинать,  как только я поцелую Мередит на прощание. Джо меня уже
ждет. Мередит поспешно вскочила:
     - Мы не собираемся ни драться,  ни ссориться. Мне нужно ехать. Не могли бы
вы подвезти меня домой по пути к аэропорту?
     - Не будь глупенькой,  Мередит,  - по-отцовски непререкаемо, хотя и не зло
объявил Патрик. - Останешься с Мэттом, а позже он отвезет тебя домой.
     - Ничуть я не глупенькая, мистер Фаррел...
     - Папа.
     - Простите..,  папа,  -  поправилась  она  и,  сообразив,  что  наконец-то
предоставилась возможность получить его поддержку, начала:
     - Вряд ли вы понимаете, почему я сегодня здесь Ваш сын шантажировал меня и
принудил встречаться с ним в течение одиннадцати недель.
     Она  ожидала,  что  он  удивится,  потребует объяснения,  но  вместо этого
Патрик, немигающе глядя ей в глаза, начал защищать сына:
     - Он сделал все необходимое,  чтобы помешать тебе сделать то, о чем вы оба
будете жалеть до конца жизни.
     Мередит отпрянула как от пощечины,  но со спокойной силой нанесла ответный
удар:
     - Мне никому не стоило рассказывать о  том,  что произошло одиннадцать лет
назад.  Но сегодня я  почему-то была уверена,  что вы не знаете истинных причин
моего приезда сюда...  - Она осеклась и покачала головой, удивляясь собственной
наивности. - Я хотела все вам объяснить и попросить вмешаться...
     Патрик поднял руку в безмолвной просьбе о понимании,  а потом встревоженно
взглянул на Мэтта, безразлично созерцающего всю сцену.
     - Мне нужно идти,  -  пробормотал старик и, стараясь загладить неловкость,
спросил:
     - Передать что-нибудь Джули от тебя?
     - Передайте мое глубокое сочувствие,  -  спокойно ответила она,  отыскивая
глазами манто и сумочку,  по поводу того,  что она выросла в семье бессердечных
мужчин.
     Она не заметила,  как сжались челюсти Мэтта, но почувствовала руку Патрика
на своем плече и остановилась,  хотя не пожелала обернуться. Рука свекра упала,
и он, не сказав ни слова, вышел.
     В тот момент,  как за ним закрылась дверь,  в комнате воцарилась тишина. ,
тяжелая..,  удушающая.., напряженная. Мередит шагнула вперед, намереваясь взять
вещи, но Мэтт поймал ее за руку и потянул обратно.
     - Я надеваю пальто и ухожу, - сообщила она.
     - Нам нужно поговорить,  Мередит, - сказал он тем холодным властным тоном,
который она особенно ненавидела.
     - Тебе  придется  применить  силу,   чтобы  заставить  меня  остаться,   -
предупредила Мередит,  -  а  если ты  сделаешь это,  завтра утром будет выписан
ордер на твой арест, так что помоги мне Бог!
     Не зная, смеяться ему или злиться, Мэтт напомнил:
     - Ты сама сказала, что желаешь встречаться наедине со мной.
     - Я  просила держать наши отношения в секрете!  Мэтт понял,  что ничего не
добьется, а ее враждебность возрастает с каждой минутой, поэтому решился на то,
чего никогда бы не сделал в другой обстановке, - начал угрожать:
     - У нас соглашение! Или тебе уже все равно, что случится с Филипом?
     В ответ он получил взгляд,  полный такого презрения,  что невольно спросил
себя, уж не ошибся ли относительно ее способности ненавидеть.
     - Нам необходимо поговорить,  - уже более мягко повторил он, - либо здесь,
либо у тебя дома. Выбирай.
     - У  меня дома,  -  горько пробормотала она.  Четверть часа до ее дома они
просидели в  полном молчании К тому времени,  как она открыла дверь в квартиру,
атмосфера буквально потрескивала от напряжения.
     Мередит включила лампу и  подошла к  камину,  держась как  можно дальше от
Мэтта.
     - Ты сказал,  что хочешь поговорить, - невежливо напомнила она и, скрестив
руки на груди,  прислонилась плечом к  каминной доске,  ожидая,  когда он снова
начнет запугивать и принуждать ее.  Но вместо этого Мэтт сунул руки в карманы и
встал в центре гостиной, медленно оглядывая уютную комнату, словно завороженный
каждым предметом мебели, каждой безделушкой.
     Мередит раздраженно наблюдала,  как он  берет снимок Паркера в  затейливой
старинной рамке с  приставного столика у дивана.  Поставив фотографию на место,
он  перешел  к   антикварному  секретеру,   которым  Мередит  пользовалась  как
письменным  столом,  потом  к  обеденному  столу  с  серебряными подсвечниками,
стульям в стиле королевы Анны с коленкоровой обивкой, стоявшим перед камином.
     - Что ты делаешь? - настороженно осведомилась Мередит.
     Мэтт поднял на нее глаза, и веселый блеск в них был таким же пугающим, как
и слова:
     - Удовлетворяю многолетнее любопытство.
     - Насчет чего?
     - Относительно тебя,  -  пояснил он.  Мередит показалось, что в голосе его
звучали нотки нежности. - Я хочу знать, как ты живешь.
     Жалея о том,  что она сама загнала себя в угол и приперла к стене, Мередит
с  подозрением наблюдала,  как он медленно идет к  ней и останавливается совсем
рядом, по-прежнему держа руки в карманах.
     - Ты любишь набивной коленкор,  - заметил он с мальчишеской улыбкой. - Я и
представить себе  не  мог  Однако тебе  это  идет  -  антикварные вещи и  яркие
цветы.., создают уют и тепло. Мне очень нравится.
     - Прекрасно,   теперь  я   умру   счастливой,   -   откликнулась  Мередит,
настороженность которой возрастала с каждой минутой.
     - Но все-таки, о чем ты хотел поговорить?
     - Прежде всего,  интересно узнать,  почему ты  сегодня злишься еще больше,
чем вчера?
     - Могу объяснить,  дрожащим от подавляемой неприязни голосом ответила она.
- Вчера я  поддалась твоему шантажу и согласилась встречаться с тобой следующие
одиннадцать недель, но при этом отказываюсь, слышишь, отказываюсь участвовать в
фарсе, который ты, очевидно, желаешь разыгрывать.
     - В каком фарсе?
     - Можешь не притворяться, что ты желаешь примирения и воссоединения семьи,
как делал это перед адвокатами и своим отцом! Тебе нужна только месть, и теперь
ты нашел куда более тонкий и  дешевый способ отомстить,  чем подать на Филипа в
суд!
     - Прежде всего,  -  заметил он, - я мог бы устроить публичную казнь в зале
суда за те пять миллионов, что обещал отдать тебе! Послушай, Мередит, - убеждал
он,  -  не нужна мне никакая месть! Я уже говорил тебе на совещании, почему мне
так  нужны эти одиннадцать недель с  тобой!  Между нами существует что-то..,  и
всегда существовало,  и  даже одиннадцать лет не  смогли убить этого.  Я  хочу,
чтобы у нас появился шанс!
     Рот  Мередит сам собой открылся;  она недоуменно уставилась на  Мэтта,  не
понимая,  то ли обрушиться на него за бесстыдную ложь, то ли просто рассмеяться
ему в лицо. Неужели он ожидает, что она поверит ему?!
     - Означает ли это...  -  она с  трудом подавляла рассерженный истерический
хохот, - ..что ты все эти годы питал ко мне нечто вроде нежных чувств?
     - А ты поверила бы, скажи я, что это чистая правда?
     - Да я  была бы последней идиоткой,  если бы поверила в  подобное!  Я  уже
говорила тебе сегодня,  что всякий, кто подписывается на журналы, знает о твоих
бесчисленных романах!
     - Это бессовестная ложь и  омерзительное преувеличение,  как ты  прекрасно
знаешь, черт возьми! Мередит скептически подняла брови.
     - Дьявол!  -  выругался Мэтт, рассерженно проводя рукой по волосам. - Я не
ожидал этого. Только не это.
     Повернувшись,  он резко отошел и снова начал говорить.  Голос звенел едкой
иронией:
     - Сможешь ли ты поверить,  если я признаюсь, что все эти годы после нашего
развода не мог забыть о тебе? Так вот, это чистая правда! Хочешь узнать, почему
я  работал  до  полусмерти и  пускался в  безумные авантюры,  пытаясь удвоить и
утроить каждый свой цент?  Желаешь узнать, что я делал в тот день, когда понял,
что мое состояние равно миллиону долларов?
     Ошеломленная,  неверящая,  но невольно завороженная,  Мередит не сводила с
него глаз и, сама того не желая, слегка кивнула.
     - Я  зарабатывал деньги,  -  рявкнул он,  -  из-за  безумного,  одержимого
желания доказать тебе,  на что способен!  В ту ночь,  когда я понял, что владею
миллионом,  открыл бутылку шампанского и поднял бокал в твою честь.  Это был не
очень дружеский, но, несомненно, красноречивый тост: "За тебя, моя расчетливая,
жадная жена,  желаю  тебе  всю  жизнь  жалеть о  том  дне,  когда  ты  от  меня
отвернулась!" Сказать тебе, - с горечью продолжал он, - что я чувствовал, когда
понял,  что у каждой женщины, которая оказывалась в моей постели, голубые глаза
и светлые волосы, как у тебя, и что я на самом деле сплю с тобой!
     - Это отвратительно! - прошептала Мередит с широко раскрытыми, удивленными
глазами.
     - Вот что я пережил!
     Он снова встал перед ней; голос слегка смягчился:
     - И поскольку настал час исповеди, сейчас твоя очередь.
     - Ты о чем?  -  выдохнула Мередит, не в силах поверить сказанному и все же
наполовину убежденная в том, что он говорит правду...
     - Вспомни,  что  было  с  тобой,  когда я  сказал,  что  между нами что-то
существует!
     - Между нами ничего нет!
     - Ты  не находишь странным,  что никто из нас не вступил во второй брак за
все это время?
     - Нет.
     - А когда там,  на ферме, ты просила о перемирии, ничего не чувствовала ко
мне?
     - Нет, - повторила Мередит, солгав и прекрасно понимая это.
     - Или в  моем офисе,  -  неумолимо продолжал он  сыпать вопросами,  словно
инквизитор, - когда я просил тебя о перемирии?
     - Я ничего не испытывала ни тогда,  ни сейчас..,  кроме.., кроме дружеских
чувств, - дрожащим голосом возразила она.
     - И ты влюблена в Рейнолдса?
     - Да!
     - Тогда какого черта ты делала со мной в постели в прошлый уик-энд?
     Мередит прерывисто вздохнула:
     - Сама не знаю,  как это..,  случилось.  Мы,  просто пытались утешить друг
друга, вот и все. Это было.., довольно приятно, но не больше!
     - Не лги мне!  Мы не могли насытиться друг другом,  и  ты не хуже меня это
понимаешь!
     Но  Мередит  упрямо,  стоически продолжала молчать,  и  Мэтт  надавил  еще
сильнее:
     - И ты не испытывала абсолютно никакого желания снова стать моей?
     - Совершенно никакого!
     - И готова дать мне пять минут, чтобы доказать, как ты не права?
     - Ни за что! - вскинулась Мередит.
     - И ты искренне считаешь меня настолько наивным, - уже спокойнее продолжал
он,  - и неспособным понять, что в тот день ты хотела меня так же сильно, как я
тебя?
     - Уверена,  что ты  достаточно опытен,  чтобы определить чувства женщины с
точностью до каждого вздоха!  -  прошипела Мередит,  слишком разъяренная, чтобы
понять  всю  глубину своего  признания.  -  Но,  рискуя  ранить твою  проклятую
самоуверенность,  могу сказать,  что я испытывала в тот день! Я всегда чувствую
себя в постели с тобой наивной, неуклюжей и неповоротливой!
     У Мэтта был такой вид, словно небеса разверзлись и грозят обрушиться.
     - Что?!
     - Ты слышал меня,  -  бросила Мередит, но ее радость при виде потрясенного
лица Мэтта длилась недолго,  поскольку,  вместо того чтобы выйти из себя,  Мэтт
схватился за каминную доску и  разразился смехом.  Он хохотал,  пока Мередит не
разозлилась настолько,  что  попыталась  уйти,  и  тогда  Мэтт  немедленно стал
серьезным.
     - Прости,  -  покаянно пробормотал он со странным нежным блеском в глазах.
Подняв руку,  он слегка коснулся гладкой щеки Мередит,  удивленный и эгоистично
обрадованный тем,  что в ее жизни,  очевидно,  было не много мужчин,  иначе она
знала  бы,  что  может простым прикосновением превратить его  тело  в  пылающий
костер.
     - Господи, как ты прекрасна! - прошептал он. - И душой и телом.
     Он наклонил голову,  пытаясь поцеловать ее, но Мередит отвернулась, и губы
Мэтта коснулись мочки уха.
     - Если ты ответишь на поцелуй,  -  хрипловато прошептал он, проводя губами
по виску,  - вместо пяти миллионов получишь шесть. Если проведешь со мной ночь,
- продолжал Мэтт,  опьяненный запахом ее духов и мягкостью кожи,  -  я дам тебе
весь мир. Но если переедешь в мой дом, - выдохнул он, прижимая губы к уголку ее
рта, - я подарю тебе нечто большее.
     Не в силах повернуть голову еще дальше, потому что мешала его рука, и не в
состоянии вырваться,  потому  что  он  прижимал ее  к  себе,  Мередит  пыталась
выразить  словами  презрение,   которое  чувствовала  к   этому   человеку,   и
одновременно  противостоять  чувственным  волнам,   которые  посылало  по  телу
прикосновение его языка к розовой раковинке уха.
     - И что же еще ты сумеешь мне подарить, если я перееду к тебе?
     - Рай.
     Подняв голову,  Мэтт сжал ее подбородок большим и  указательным пальцами и
вынудил ее взглянуть ему в глаза.
     - Я подарю тебе рай на золотом блюде, - мучительно-нежно шепнул он. - Все,
что захочешь,  все,  что пожелаешь. В придачу со мной, конечно. Это комплексная
сделка.
     Мередит громко сглотнула,  загипнотизированная пронизывающим взглядом этих
серебристых глаз и глубоким тембром низкого голоса.
     - У нас будет семья, - продолжал Мэтт, описывая рай, который предлагал ей,
и снова наклонил голову.  -  Будут дети..,  мне хотелось бы не меньше шести,  -
пошутил он,  прижавшись губами к  ее виску -  Но соглашусь и на одного.  И тебе
сейчас решать не обязательно.
     Мередит прерывисто вздохнула, и Мэтт понял, что на сегодня, пожалуй, зашел
слишком далеко. Резко выпрямившись, он отступил.
     - Подумай об этом, - предложил он, усмехнувшись.
     Мередит,  потрясенная  и  повергнутая  в  оцепенение,  наблюдала,  как  он
поворачивается и молча идет к двери.  Она закрылась за ним,  и Мередит,  словно
прикованная к  одному месту,  уставилась в  пространство,  пытаясь осознать все
сказанное Мэттом.  Слепо  потянувшись к  спинке  кресла,  она  обошла  кругом и
рухнула в него,  не понимая, чего ей больше хочется - плакать или смеяться? Он,
конечно,  лжет! Он, несомненно, просто безумец! Именно этим можно объяснить его
неустанное стремление к дурацкой цели,  которую Фаррел, очевидно, поставил себе
одиннадцать лет  назад,  -  доказать,  что  он  был достаточно хорош для дочери
Филипа  Бенкрофта.  Мередит  читала  статьи  о  его  схватках с  конкурирующими
компаниями  и  насильственных захватах,  и  во  всех  намекалось на  его  почти
нечеловеческую целеустремленность.
     Очевидно,   сообразила  Мередит  с  нервным,   истерическим  смешком,  она
последний объект захвата Мэтью Фаррела!  Невозможно поверить,  что  он  все эти
годы думал о ней!  Боже, да они никогда не признавались друг другу в любви даже
на вершине страсти или после ее утоления.
     Однако кое в  чем она верила Мэтту:  скорее всего он  действительно вгонял
себя в могилу,  лишь бы доказать,  что достоин ее и может стать миллионером!  И
тост,  который он произнес в  тот день,  когда заработал первый свой миллион...
Да, недаром Мэтт стал силой, с которой необходимо считаться!
     Мередит пришло в голову,  что, учитывая обстоятельства, она думает о Мэтте
с  какой-то необычайной нежностью и  вынуждена невольно признать причину этого.
Мэтт был прав - между ними всегда существовало что-то. С той первой ночи, когда
она  встретила его,  у  них  вспыхнуло какое-то  необъяснимое притяжение друг к
другу,  протянулась нить, быстро связавшая их тогда, в те далекие дни на ферме.
Она чувствовала это,  но каким потрясением было узнать, что и Мэтт испытывал то
же самое.  И  теперь безумное притяжение снова пробивалось к  жизни,  начиная с
того несчастного обеда,  когда он подшучивал над ее нерешительностью. Оно снова
расцвело зимним вечером на  ферме,  как  только она  вложила свою  руку  в  его
ладонь,  прося о  примирении,  и  росло с  каждой минутой,  пока  они  сидели в
гостиной,  разговаривая о делах.  Их на самом деле многое связывало. Они словно
родились друзьями, и поэтому невозможно искренне ненавидеть Мэтта, что бы он ни
сделал.
     Раздраженно вздохнув,  Мередит  встала,  выключила  свет  и  направилась к
спальне.  Она уже стояла у  постели,  расстегивая блузку,  когда в памяти снова
всплыли слова,  которые она  так упорно старалась забыть,  и  пальцы застыли на
пуговицах:
     "Если проведешь со мной ночь, я дам тебе весь мир. Но если переедешь в мой
дом, я подарю тебе рай на золотом блюде. Все, что захочешь, все, что пожелаешь.
В придачу со мной, конечно. Это комплексная сделка".
     Мередит словно зачарованная не шевелилась, и прошло немало времени, прежде
чем она постаралась взять себя в  руки и  продолжала раздеваться.  Этот человек
совершенно неотразим.  Неудивительно,  что женщины падают в его объятия. Только
воспоминание о  его голосе,  шепчущем ей на ухо все эти слова,  заставляло руки
трястись.
     "Да  уж,  если  бы  Мэтт  решил разлить свою сексапильность по  бутылкам и
продавать,  - подумала она, невольно улыбаясь, - мог бы всю жизнь не работать и
получать огромные деньги".
     Ее  улыбка  поблекла,  когда  Мередит  представила,  скольким  женщинам он
предлагал рай,  но тут же поняла,  что, должно быть, кроме нее - ни одной. Даже
бульварная пресса  никогда не  осмеливалась намекать,  что  в  его  доме  живет
какая-то женщина.  И теперь,  сообразив это,  Мередит быстро успокоилась. Кроме
того,  она слишком устала от безумного эмоционального напряжения последних двух
дней, чтобы удивиться этому.
     Уже лежа в постели,  Мередит подумала о Паркере. Она целый день надеялась,
что он позвонит. Несмотря на то, что они расстались в гневе, она в глубине души
знала,  что никто из них не желает разрывать помолвку.  Но теперь до нее дошло,
что  Паркер,  возможно,  ждал ее  звонка.  Завтра,  решила Мередит,  завтра она
позвонит и снова попытается заставить его понять!

     Глава 43

     - Приветствую,  Мэтт, - кивнул на следующее утро Джо, когда Мэтт скользнул
на заднее сиденье лимузина,  и добавил,  смущенно глядя на газету,  которую тот
держал в руках:
     - Все.., все в порядке? Помирился с женой?
     - Не  совсем,  -  сухо  ответил Мэтт и,  не  разворачивая "Чикаго трибюн",
которую обычно читал в  машине,  вытянул ноги и стал смотреть в окно.  На губах
играла слабая улыбка,  мысли снова вернулись к Мередит. Прошло несколько минут,
прежде чем  Мэтт заметил,  что  Джо  не  распугивает,  как  обычно,  несчастных
водителей и,  подняв удивленные глаза, заметил, что водитель наблюдает за ним в
зеркальце заднего обзора.
     - Что-то случилось? - спросил Мэтт.
     - Нет, а что?
     - Ты только сейчас упустил шанс подрезать нос этому автофургону.
     Джо  безмолвно отвел  взгляд,  нажал на  акселератор,  а  Мэтт  снова стал
предаваться приятным воспоминаниям о  Мередит,  и  это продолжалось до тех пор,
пока он не вышел из машины в подземном гараже здания "Хаскелл".
     - Доброе утро,  Элинор,  - с широкой улыбкой поздоровался он, проходя мимо
офиса секретарши и открывая дверь. - Вы прекрасно выглядите сегодня утром.
     - Доброе утро,  -  выдавила та  неестественно тонким голосом и,  следуя их
обычному утреннему ритуалу,  последовала за ним в  кабинет с  блокнотом в одной
руке и стопкой телефонных сообщений в другой,  готовая записать его указания по
каждому отдельному пункту.  Мэтт заметил взгляд,  брошенный ею  на  лежавшую на
столе газету,  но  его  внимание тут же  привлекла груда записок с  телефонными
сообщениями в руке секретарши.
     - Откуда столько звонков?
     - От репортеров,  -  с отвращением фыркнула Элинор.  - Из "Трибюн" звонили
четыре раза, из "Санди тайме" три. Из Юнайтед Пресс Интернэшнл звонят сейчас, я
попросила подождать.  Представитель Ассошиэйтед Пресс  сидит внизу,  в  главном
вестибюле,  вместе с журналистами местных теле- и радиостанций. Звонили из всех
четырех крупнейших телекомпаний и из Си-эн-эн.  Журнал "Пипл" желает поговорить
с вами, зато репортер из "Нэшнл Тэттлер" попытался выкачать что-нибудь из меня,
поскольку,  как он сказал, "публика желает знать всю подноготную с точки зрения
секретаря". Я бросила трубку. Кроме того, было два анонимных звонка от каких-то
идиотов,  намекавших на то,  что вы гомосексуалист,  и еще один от мисс Эйвери,
которая велела передать, что вы лживый ублюдок. Звонил Том Эндерсон, спрашивал,
не  может  ли  помочь  чем-нибудь,   и  охранник  в  вестибюле  просил  вызвать
подкрепления, чтобы не дать журналистам вломиться сюда. Она тяжело вздохнула:
     - С этим по крайней мере я справилась.
     Мэтт нахмурился,  мысленно перебирая в  памяти последние сделки и  пытаясь
понять, какая именно вызвала столь неожиданный интерес прессы.
     - Случилось что-то,  о  чем я  не  знаю?  Элинор мрачным кивком указала на
сложенную газету.
     - Вы еще не успели прочесть?
     - Нет,  -  покачал головой Мэтт,  раздраженно разворачивая "Трибюн",  - но
если вчерашней ночью произошло что-то, вызвавшее такую суматоху. Том должен был
позвонить мне в ту же...
     Он взглянул на первую страницу и замер, на какую-то секунду не в состоянии
осмыслить увиденное.  Фото Мередит,  Паркера Рейнолдса и его самого красовались
под броским заголовком, каждое слово которого буквально кричало:

     "МОШЕННИК АДВОКАТ ПРИЗНАЕТСЯ В ОБМАНЕ ИМЕНИТЫХ КЛИЕНТОВ".

     Мэтт схватил газету и, стиснув челюсти, поспешно пробежал глазами заметку:
     "Вчера  вечером  полиция Бельвиля,  штат  Иллинойс,  арестовала Станисласа
Шпигальски,   сорока  пяти   лет,   на   основании  предъявленных  обвинений  в
мошенничестве и занятии адвокатской практикой без лицензии.  Согласно заявлению
департамента полиции Бельвиля,  Шпигальски признался в обмане сотен клиентов за
последние пятнадцать лет путем подделки подписи судей на документах, которые он
никогда не подавал к  рассмотрению,  включая и решение о разводе мисс Бенкрофт,
якобы "полученное" десять лет  назад.  Если верить Шпигальски,  отец наследницы
огромного универмага Мередит  Бенкрофт нанял  его  для  ведения бракоразводного
процесса  с  известным  промышленником  Мэтью  Фаррелом.  Мередит  Бенкрофт,  о
предстоящем бракосочетании которой с  финансистом Паркером Рейнолдсом объявлено
в этом месяце..."
     Мэтт с  бешеным проклятием поднял глаза,  быстро просчитывая все возможные
последствия неприятной огласки,  и,  обратившись к секретарше,  начал словно из
пулемета выстреливать приказами:
     - Немедленно соединитесь с  Пирсоном и  Левинсоном,  потом  найдите  моего
пилота.  Позвоните  в  машину  Джо  О'Хара  и  передайте,  чтобы  действовал по
инструкции, а потом попытайтесь дозвониться моей жене.
     Элинор кивнула и вышла, а Мэтт дочитал статью до конца:
     "Представители закона  заявили,  что  их  внимание  к  Шпигальски  привлек
местный житель, пытавшийся получить копию бракоразводного свидетельства из суда
Сент Клер Каунти.  Полиция Бельвиля уже  обнаружила некоторые досье Шпигальски,
но   подозреваемый  отказался  выдать  остальные  до   первого  слушания  дела,
назначенного на завтра, где он собирается лично представить их суду. Ни Фаррел,
ни  Бенкрофт,  ни  Рейнолдс пока  не  успели  сделать по  этому  поводу никаких
заявлений...   Детали  так  называемого  развода  Бенкрофт  -  Фаррел  остаются
невыясненными,  но представитель бельвильского департамента полиции заявил, что
они  уверены,  будто Шпигальски,  которого они  описывают,  как легкомысленного
человека   и   нераскаявшегося   преступника,    сможет   ознакомить   с   ними
журналистов..."
     Сердце  Мэтта  замерло  при  упоминании  о  деталях  бракоразводного иска.
Последствия будут ужасны. Мередит развелась с ним на основании "оставления жены
и  психической жестокости",  что  позволит репортерам всячески унижать гнусными
расспросами его гордую молодую жену и  превратит ее в глазах читателей в жалкое
беспомощное  создание.  Подобный  имидж  окажется  убийственным для  временного
президента огромной корпорации, надеявшейся получить этот пост после ухода отца
на покой.
     История продолжалась на третьей странице. Мэтт нетерпеливо раскрыл газету,
и  в  глазах  у  него  потемнело.  Под  наглым  заголовком  "Menage  a  trois?"
  был помещен снимок Мередит,  танцующей с Паркером
на благотворительном балу в  Чикаго и ослепительно улыбающейся партнеру.  Рядом
красовалась   фотография   Мэтта,   танцующего   с   рыжеволосой  женщиной   на
благотворительном вечере в Нью-Йорке. Ниже печатался рассказ о том, как Мередит
оскорбила  Мэтта  на  балу  в  опере  несколько  недель  назад,  и  приводились
подробности их личной жизни.  Мэтт нажал кнопку переговорного устройства, когда
в кабинете появилась Элинор.
     - Вы со всеми связались, черт возьми? - вскинулся он.
     - Пирсон и Левинсон будут в конторе только к девяти,  - пояснила Элинор. -
Пилот  сейчас  совершает испытательный полет  с  новым  мотором,  и  я  просила
передать,  чтобы он позвонил,  как только приземлится,  примерно через двадцать
минут.  Джо О'Хара едет сюда.  Я велела ему подождать в гараже, чтобы репортеры
до него не добрались...
     - А моя жена?  - перебил Мэтт, сам не сознавая того, что за последние пять
минут дважды машинально назвал Мередит своей женой.
     У Элинор был непривычно смущенный вид:
     - Ее  секретарь сказала,  что мисс Бенкрофт еще не  появилась,  но  даже в
противном случае  велено  передать вам,  что  всякое общение между  вами  будет
происходить исключительно через адвокатов.
     - Это было раньше, - коротко сказал Мэтт. - Теперь все изменилось.
     Он  рассеянно потер лоб,  пытаясь сообразить,  как увидеть Мередит раньше,
чем ей придется иметь дело с прессой.
     - Какой был голос у секретарши, когда вы говорили с ней? Она отвечала так,
словно все было как обычно?
     - Наоборот, будто находилась в осаде.
     - Это означает, что сегодня утром телефон у нее тоже разрывается.
     Мэтт вышел из-за стола, схватил пальто и ринулся к двери:
     - Пусть адвокаты перезвонят по ее номеру.  И поговорите с нашим отделом по
связям с общественностью. Передайте, чтобы репортеров кормили обещаниями и ни в
коем случае не восстанавливали против себя.  Обращайтесь с ними как можно лучше
и  обещайте,  что я  сделаю сегодня заявление..,  ровно в час дня.  Я позвоню в
отдел  по  связям из  офиса Мередит и  уведомлю представителя,  где  они  могут
собраться. Ну а пока пригласите их на завтрак или на обед.
     - Вы  это  серьезно?  -  удивилась  секретарь,  зная,  что  обычно,  когда
репортеры вмешивались в его личную жизнь,  Мэтт старался либо избегать их, либо
посылал к черту, хотя и не столь откровенными словами.
     - Совершенно серьезно,  -  процедил Мэтт и,  остановившись в дверях, отдал
последний приказ:
     - Дозвонитесь Паркеру Рейнолдсу.  Пресса и  его не оставит в покое.  Пусть
позвонит мне в офис Мередит, а пока говорит репортерам то же самое, что и мы.

     ***

     В  половине девятого Мередит вышла из лифта и направилась в офис,  радуясь
возможности избежать мыслей о  Мэтте,  не дававших спать всю ночь,  так что она
заснула лишь под утро и,  конечно,  опоздала на работу. Тут по крайней мере она
сможет ненадолго забыть о своих личных проблемах и сосредоточиться на делах.
     - Доброе  утро,  -  поздоровалась  она  с  Кэти,  секретарем  в  приемной,
удивленно оглядывая пустую комнату. Администраторы, которые обычно засиживались
до  поздней ночи,  редко приезжали до  девяти,  но служащие по утрам собирались
здесь, с тем чтобы ровно в восемь тридцать приступить к работе.
     - А где все? Что происходит? - спросила Мередит.
     Кэти нервно поежилась:
     - Филлис спустилась вниз,  чтобы поговорить с  охраной.  Всех,  кто сейчас
позвонил, она попросила обождать. Остальные, кажется, в комнате отдыха.
     Мередит,  нахмурясь,  прислушалась к телефонам,  разрывающимся звонками по
всему коридору.
     - У кого-то день рождения? - поинтересовалась она.
     По  обычаю  все  собирались  в  комнате  отдыха,  чтобы  отпраздновать дни
рождения кофе и тортом,  но никогда в приемной не царила такая пустота. Мередит
неожиданно вспомнила,  что  ее  собственный день  рождения  через  два  дня,  в
субботу,  и на какую-то долю секунды вообразила, что сотрудники готовят для нее
именинный сюрприз.
     - По-моему, нет, - смущенно пробормотала Кэти.
     - Странно,  -  покачала головой Мередит,  удивленная таким  пренебрежением
служебными обязанностями со  стороны обычно  пунктуальных людей,  и,  мимоходом
заглянув в кабинет,  чтобы оставить там манто и портфель, направилась в комнату
отдыха.  Не успела она переступить порог,  как глаза присутствующих устремились
на нее -  Похоже,  там,  в коридоре, происходят пожарные учения, - заметила она
деловито,  смутно  удивленная  напряженным молчанием  и  пристальными взглядами
собравшихся,  которые почему-то  все как один стискивали газеты.  -  Как насчет
того,  чтобы ответить на  звонки?  -  добавила она,  но,  как  выяснилось,  это
оказалось ни к чему, потому что все потянулись к двери, бормоча "доброе утро" и
"извините".
     Мередит только уселась за стол и  сделала первый глоток кофе,  как в  офис
ворвалась Лайза с огромной охапкой газет.
     - Мер,  мне ужасно жаль!  - выпалила она. - Я скупила все чертовы газеты в
газетном киоске перед зданием,  чтобы у  них  нечего было  больше продать.  Это
единственное, чем я смогла тебе помочь Больше мне ничего не пришло в голову.
     - Помочь мне?. - испуганно улыбнулась Мередит.
     Рот Лайзы сам собой открылся,  но  она еще крепче прижала газеты к  груди,
словно стараясь их спрятать.
     - Ты не видела утренних газет?  Первый тревожный сигнал прозвучал в  мозгу
Мередит.
     - Нет, я проспала и не успела. А что, случилось что-нибудь?
     Лайза с явной неохотой медленно положила стопку газет на стол Мередит.  Та
оторвала взгляд от побледневшего лица подруги,  посмотрела на первую страницу и
медленно поднялась с кресла.
     - О Боже! - выдохнула она, поспешно пробегая глазами статью.
     Отставив чашку,  она вынудила себя сесть и читать помедленнее. Потом нашла
третью страницу, прочитала еще более сенсационную заметку и, наконец добравшись
до конца, с ужасом взглянула на Лайзу.
     - О Боже! - повторила она. Обе вскочили от неожиданности, когда в комнату,
хлопнув дверью, ворвалась Филлис.
     - Я  была  в  отделе охраны,  -  сообщила она,  приглаживая растрепавшиеся
волосы. - У входных дверей толпятся репортеры, ожидая, когда магазин откроется.
Они начали просачиваться через служебный вход, поэтому Марк Бреден впустил всех
и  попросил пройти в  конференц-зал.  Телефон все  утро звонит как  бешеный.  В
основном репортеры,  но звонили и  два члена совета,  которые хотели немедленно
поговорить с  тобой.  Мистер Рейнолдс звонил три раза и  мистер Фаррел -  один.
Марк Бреден просит указаний, и я тоже.
     Мередит пыталась сосредоточиться,  но  внутри все дрожало от тошнотворного
волнения.   Раньше  или  позже  репортеры  докопаются  до  истинных  причин  ее
замужества.  Кто-нибудь проговорится -  слуга,  санитар в больнице,  и весь мир
узнает, что она, глупенькая беременная девчонка, принудила к женитьбе человека,
вовсе не желавшего надевать на себя брачные узы. Журналисты жадно набросятся на
нее и  постараются растоптать ее  гордость и  чувство собственного достоинства.
Многие люди нарушают правила и  делают ошибки,  с горечью думала она,  и им все
сходит с рук.
     Но она всю жизнь должна платить, платить за малейший промах.
     И  внезапно еще  одна  ужасная мысль ударила словно кинжалом:  что  станут
думать люди, когда самозванец адвокат прочитает заявление о разводе?!
     Комната покачнулась; перед глазами все поплыло. Только потому, что отец не
довольствовался  обычной  причиной  вроде  несходства  характеров,   теперь  ее
изобразят не  только легкомысленной,  распущенной дрянью,  не сообразившей даже
воспользоваться противозачаточными таблетками,  но и жалкой жертвой психической
жестокости и бегства мужа.
     А  Паркер,  Господи милостивый,  Паркер!  Респектабельный банкир,  чье имя
вываляют в грязи!
     Мередит вспомнила о Мэтте, о том, что будет с ним, и почувствовала, что ее
вот-вот  вывернет  наизнанку.   Когда  обнаружится,  что  он  подвергал  бедную
маленькую беременную жену издевательствам,  а потом бросил, его репутация будет
навеки погублена...
     - Мередит,  пожалуйста,  скажи,  что  делать.  -  Умоляющий  голос  Филлис
доносился откуда-то издалека. - Телефоны на моем столе снова звонят.
     Лайза подняла руку.
     - Дай ей подумать - она только что увидела газеты.
     Мередит  почти  упала  в  кресло,  ошеломленно качая  головой,  настойчиво
повторяя себе,  что должна,  должна сделать что-то,  но,  не в силах сообразить
ничего другого, медленно выговорила:
     - Мы  поступим  так,   как  обычно,  когда  в  магазине  случается  что-то
непредвиденное, - попросим коммутатор проверять все звонки и просить репортеров
обращаться  в  отдел  связей  с  общественностью.  И,  болезненно поморщившись,
добавила:
     - Попроси   Марка   Бредена   провожать   всех   прибывших   репортеров  в
конференц-зал.
     - Да, но что должен отдел связей объяснять репортерам?
     Мередит, посмотрев в глаза Филлис, прерывисто вздохнула и призналась:
     - Еще не знаю.  Просто попроси подождать...  Она осеклась, услыхав стук, и
все трое обернулись. Секретарь приемной просунула голову в дверь и взволнованно
объявила:
     - Простите, что беспокою, мисс Бенкрофт, но приехал мистер Фаррел, и он..,
он очень настаивает на разговоре с вами.  Вряд ли он согласится уйти, не увидев
вас. Может, позвонить отсюда и вызвать охрану?
     - Нет!  -  выдохнула Мередит,  готовясь выдержать вполне оправданный взрыв
ярости Мэтта. - Филлис, пожалуйста, проводи его сюда:
     Мэтт нетерпеливо ожидал в  приемной,  не сводя глаз с  двери кабинета и не
обращая  внимания на  пристальные,  нескрываемо любопытные взгляды  секретарей,
служащих  и   администраторов,   выходящих  из   лифта.   Наконец  секретарь  в
сопровождении другой женщины вышла из кабинета,  и Мэтт шагнул вперед,  готовый
силой  прорваться к  Мередит,  если  та  будет настолько глупа,  что  откажется
встретиться с ним.
     - Мистер Фаррел,  -  объявила привлекательная брюнетка лет  двадцати семи,
ухитрявшаяся говорить  с  официальной деловитостью,  несмотря на  подрагивающие
губы,  -  я Филлис Тилшер, секретарь мисс Бенкрофт. Простите, что заставили вас
ждать. Пожалуйста, идите за мной.
     Вынуждая себя не  обгонять ее,  Мэтт шагал сзади.  Филлис распахнула двери
кабинета  и  отступила.  В  любое  другое  время  зрелище,  открывшееся  Мэтту,
заставило бы его сердце замереть от гордости:  за огромным письменным столом, в
дальнем конце отделанной панелями комнаты, вся обстановка которой говорила о не
бросающемся в  глаза богатстве,  сидела Мередит Бенкрофт.  Сейчас,  с волосами,
забранными в  блестящий тугой  узел,  она  походила на  юную  гордую  королеву,
которой пристало бы  восседать на  троне,  а  не  на  кожаном кресле с  высокой
спинкой, очень несчастную и расстроенную королеву.
     Отведя от нее взгляд, Мэтт посмотрел на секретаря и, сам того не сознавая,
взял командование на себя.
     - Я ожидаю два звонка,  -  поспешно объяснил он,  -  дайте мне знать,  как
только позвонят.  И  говорите всем остальным,  что  у  нас  важное совещание по
бюджету, мы просили не беспокоить, а самое главное - никого сюда не впускайте!
     Филлис кивнула и немедленно ушла,  а Мэтт направился к Мередит. Она встала
и  шагнула  навстречу.  Кивком  показав  на  красивую  рыжеволосую  девушку,  с
бессознательным интересом изучавшую его, Мэтт спросил:
     - Кто это?
     - Лайза Понтини,  - рассеянно ответила Мередит. - Подруга детства. Позволь
ей остаться.  Кстати, - добавила она в состоянии полного оцепенения, - почему у
нас здесь совещание по бюджету?
     Мэтт  вспомнил,  что  раньше  Мередит  часто  упоминала о  Лайзе  Понтини.
Подавляя порыв сжать Мередит в  объятиях и  попытаться успокоить ее,  поскольку
она наверняка отвергла бы и  то и  другое,  он ободряюще улыбнулся и  попытался
изобразить шутливые нотки в голосе:
     - Если служащие посчитают предмет совещания самым что ни  на есть скучным,
это  временно  собьет  их  со  следа.  Можешь  ты  придумать  что-нибудь  более
утомительное, чем бюджет?
     Мередит безуспешно попыталась улыбнуться,  поэтому Мэтт со спокойной силой
сказал:
     - Если повезет,  мы выберемся из всего этого немного поцарапанные,  но без
ран и шрамов. Ну а теперь - доверишься ты мне и сделаешь все, что попрошу?
     Мередит непонимающе уставилась на  него,  пока наконец до  нее  не  дошло:
вместо того чтобы винить ее  и  отца за  скандал,  он  действительно собирается
вмешаться и  помочь.  Она медленно выпрямилась,  чувствуя внезапное возвращение
сил и способности мыслить, и кивнула:
     - Да.  Что от меня требуется?  Мэтт не отвечая,  облегченно вздохнул.  Как
быстро она сумела взять себя в руки!
     - Прекрасно,  - мягко сказал он. - Главы корпораций никогда не трусят и не
боятся трудностей.
     - Они блефуют, - пытаясь улыбнуться, заключила Мередит.
     - Верно.
     Мэтт хотел сказать еще что-то,  но  тут зажужжало переговорное устройство.
Мередит подняла трубку, послушала и протянула ему:
     - Секретарь говорит,  что  Дэйв  Левинсон на  первой линии,  а  некий Стив
Сэлинджер - на второй. Но Мэтт не протянул руку.
     - Здесь есть динамик?  -  спросил он.  Поняв,  что он хочет, чтобы она все
знала,  Мередит нажала кнопку,  и  теперь присутствующие могли  слышать беседу.
Мэтт немедленно подключился ко второй линии.
     - Стив, - спросил он, - "Лир" готов к вылету?
     - Конечно,  Мэтт.  Я  только что  провел испытательный полет,  и  машина в
полном порядке.
     - Прекрасно.  Жди  у  телефона.  Мэтт переключился на  первую линию и,  не
здороваясь, спросил Левинсона:
     - Вы видели газеты?
     - Видел,  и Билл Пирсон тоже.  Это кошмар, Мэтт, а станет еще хуже. Что мы
должны сделать?
     - Немедленно вылетайте в Бельвиль,  представьтесь новому клиенту,  внесите
за ублюдка залог и выручите его из тюрьмы.
     - Что?!
     - Вы  меня слышали.  Выкупите его  и  убедите передать досье вам  как  его
адвокатам.  А  потом сделайте все возможное,  чтобы наше заявление о разводе не
попало в  руки прессы,  если,  конечно,  у этого сукина сына не осталась копия.
Если же нет, постарайтесь убедить его забыть детали.
     - Но что это за детали? Какие основания он выдвинул для развода?
     - Я  не  совсем ясно  мыслил,  когда  получил копию проклятой бумаги,  но,
насколько припоминаю, это были уход от жены и психическая жестокость.
     Он посмотрел на Мередит и немного мягче спросил:
     - Ты  помнишь еще  какие-нибудь подробности из  тех,  что  могут  получить
нежелательную для нас огласку?
     - Чек  на  десять тысяч долларов,  которые отец  дал  тебе за  согласие на
развод.
     - Какой чек?  Я  ничего об  этом не  знаю,  и  в  моих бумагах об этом нет
упоминания.
     - В моей копии говорится, что ты признаешь его получение.
     Левинсон слышал разговор и с язвительной иронией объявил:
     - Просто потрясающе!  Наконец-то пресса получит возможность вывалять вас в
грязи!  Смакуя,  все  начнут рассуждать и  гадать,  что собой представляла ваша
жена,  если вы,  даже не имея тогда ни цента в кармане, не смогли вынести ее со
всем ее богатством?!
     - Не  будьте ослом!  -  разъяренно перебил Мэтт,  пока Левинсон не вздумал
сказать еще что-нибудь оскорбительное для Мередит.  - Они просто изобразят меня
охотником за приданым,  бросившим жену.  И  все эти догадки и  предположения не
имеют ни малейшего смысла, если вы успеете добраться до Бельвиля раньше и взять
Шпигальски под контроль, прежде чем он начнет выкладывать все, что знает.
     - Это может оказаться не так легко.  Если верить газетам,  ему не терпится
распустить хвост  в  суде.  Он,  очевидно,  настоящий  маньяк,  который  жаждет
устроить спектакль для прессы и присяжных.
     - Переубедите его!  -  рявкнул Мэтт.  - Добейтесь отсрочки слушания дела и
увезите из  города так,  чтобы пресса не  смогла напасть на след.  Потом я  сам
позабочусь о подонке.
     - Если у  него есть досье,  их рано или поздно придется представить судье.
Кроме того, необходимо сообщить о случившемся и другим жертвам.
     - Об этом можно договориться с адвокатом обвинения, - резко бросил Мэтт. -
Позвоните, когда все уладите.
     - Хорошо,  -  ответил Левинсон. Не позаботившись попрощаться, Мэтт положил
трубку и снова связался с пилотом.
     - Приготовься в  течение часа лететь в Бельвиль,  штат Иллинойс.  Возьмешь
двух  пассажиров.  На  обратном пути их  будет трое.  Где-нибудь сядешь,  чтобы
высадить их. Там, где они скажут.
     - Ладно.
     Мэтт  отошел  от  телефона,  и  Мередит уставилась на  него,  ошеломленная
скоростью, с которой он действовал.
     - Как,  -  осведомилась она с  приглушенным смешком,  -  ты  намереваешься
позаботиться о Шпигальски?
     - Предоставь это  мне.  Ну  а  теперь звони Паркеру Рейнолдсу.  Мы  еще не
выбрались из паутины.
     Мередит послушно набрала номер Паркера.  Он немедленно взял трубку,  и  по
его голосу было слышно, что он считает положение крайне тяжелым.
     - Мередит,  я  все  утро  пытался дозвониться,  но  секретарь отказывается
соединять с тобой.
     - Прости,  мне очень жаль, - пробормотала она, слишком расстроенная, чтобы
вспомнить о включенном динамике. - Гораздо больше, чем я могу выразить.
     - Ты ни в чем не виновата,  - вздохнул он. - Теперь необходимо решить, что
делать.  Этот высокомерный сукин сын, за которого ты вышла замуж, имел наглость
приказать своей  секретарше позвонить утром и  дать  мне  инструкции касательно
того,  как я  должен поступить.  Своей секретарше!  Мой совет директоров тут же
решил,  что я должен сделать публичное заявление, в котором отрицаю, что вообще
знал о замужестве Мередит.
     - Не смейте! - взорвался Мэтт.
     - Кто, черт возьми, сказал это?!
     - Я, и я тот самый сукин сын, за которого она вышла замуж, - отрезал Мэтт,
суженными глазами разглядывая Лайзу  Понтини,  сползавшую по  стене в  приступе
неудержимого смеха.  - Сделав подобное заявление, вы позволите всем думать, что
бросаете Мередит на съедение волкам.
     - Но я не собираюсь делать этого!  -  рассерженно возразил Паркер.  - Мы с
Мередит помолвлены.
     Нежность и благодарность согрели сердце Мередит.  Она думала, что он хочет
разорвать помолвку,  и вот теперь,  когда положение еще ухудшилось, он стоит за
нее горой!
     Сама не сознавая, что делает, Мередит лучезарно улыбнулась в телефон.
     Мэтт заметил эту улыбку и сжал челюсти, но тем не менее не упускал из виду
возникшую проблему.
     - Сегодня в час дня,  -  сообщил он Паркеру,  - мы втроем дадим совместную
пресс-конференцию.  Если  все  детали  развода  выплывут  на  свет  Божий,  все
посчитают Мередит жертвой психической жестокости.
     - Я понимаю, - процедил Паркер.
     - Чудесно!  -  саркастически бросил Мэтт. - Значит, сможете выполнить все,
что  от  вас  требуется.  Во  время нашей пресс-конференции мы  должны показать
солидарность.  Нужно  действовать,  исходя из  предположения,  что  подробности
развода станут известны и необходимо нейтрализовать их заранее.
     - Но как?
     - Выступить перед всеми и  вести себя  как  дружная семья,  у  которой нет
разногласий,  особенно в  отношении Мередит.  Пусть  каждый  журналист увидит и
услышит достаточно,  чтобы хватило на несколько недель и нас наконец оставили в
покое!  Тогда  все  уйдут  из  конференц-зала,  утопая в  сочувствии и  слезах,
убедившись, что между нами нет ни вражды, ни неприязни.
     Мэтт помедлил, взглянул на Мередит и спросил:
     - Где  мы  соберем репортеров?  Конференц-зал  в  "Интеркорпе" не  слишком
большой...
     - В нашем концертном зале, - поспешно ответила Мередит. - Он уже украшен к
рождественскому представлению, так что там чисто и просторно.
     - Вы слышали? - требовательно осведомился Мэтт у Паркера.
     - Да!
     - Тогда  поскорее приезжайте сюда,  чтобы успеть подготовить заявление,  -
велел Мэтт и  тут же  повесил трубку.  Он  посмотрел на  Мередит,  и  ревность,
которая грызла его с  тех пор,  как он увидел ее улыбку,  обращенную к Паркеру,
исчезла.   В  ее  взгляде  светились  восхищение,  уважение,  благодарность.  И
опасение... Тревога и страх.
     Мэтт  уже  хотел  сказать  что-то  ободряющее,  но  тут  Лайза  неожиданно
оттолкнулась от стены. Губы ее слегка подрагивали от сдерживаемого смеха.
     - Я   часто   гадала,   как   вам   удалось  заставить  Мередит  отбросить
осторожность,  лечь  с  вами в  постель,  забеременеть,  выйти замуж и  едва не
отправиться с вами в Южную Америку -  и все за несколько дней.  Теперь понимаю,
как  это  вышло.  Вы  настоящий тайфун.  Кстати,  вы  никогда не  голосовали за
демократов?
     - Голосовал, - сухо признался Мэтт. - А в чем дело?
     - Просто интересно,  - солгала Лайза, заметив нахмуренное лицо Мередит, и,
протянув руку Мэтту, тихо сказала:
     - Я очень счастлива наконец познакомиться с мужем Мередит.
     Мэтт  широко  улыбнулся  и  сжал  ее  ладошку.   Кажется,   Лайза  Понтини
действительно хороший человек. Он решил, что она очень ему нравится.

     Глава 44

     По предложению Мэтта Мередит пригласила всех руководителей фирмы и главных
менеджеров на  пресс-конференцию в  попытке избежать лишних  слухов и  ненужных
сплетен.  По  приказу Мередит,  чтобы  ублажить прессу,  гастрономический отдел
магазина был опустошен, и все сто пятьдесят репортеров, занимавших сейчас места
в зале, без зазрения совести угощались дорогими закусками и винами.
     Стоя у  бокового прохода рядом с  мужчинами,  поспешившими ей  на  помощь,
Мередит испытывала не  только благодарность,  но  и  странное ощущение покоя  и
благополучия.  Забыта была сделка, навязанная Мэттом, и ссора с Паркером, самым
главным было то, что они пришли и готовы на все, лишь бы защитить ее.
     Пытаясь  немного  успокоиться,  Мередит взглянула на  Мэтта.  Он  стоял  в
нескольких шагах  от  Паркера,  проглядывая в  последний раз  копию  публичного
заявления,  над  которым потрудились все  трое.  Паркер делал то  же  самое,  и
Мередит  понимала,   в  чем  дело  -   мужчины  намеренно  избегали  не  только
разговаривать,  но даже смотреть друг на друга.  В  ее кабинете они вели себя с
холодной  вежливостью  все   время,   пока  спорили  над  наиболее  обтекаемыми
формулировками, но взаимная неприязнь была очевидной. Оба согласились, выйдя на
сцену,  быть образцом дружеских чувств,  но Мередит сомневалась, что они смогут
разыграть убедительный спектакль, поскольку явно не выносили друг друга.
     Мередит их инстинктивная враждебность казалась почти забавной, потому что,
изучая обоих мужчин,  она внезапно поняла, как они до некоторой степени похожи.
Оба высокие и, несомненно, красивы.
     Паркер  в  безупречном синем  костюме-тройке  со  значком  Фи  Бета  Каппа
,
скромно пристегнутым к  нагрудному карману,  и  Мэтт  в  красивом костюме цвета
маренго в узкую серую полоску, в котором его плечи казались еще шире.
     Паркер  со  своими  выгоревшими на  солнце  светлыми  волосами и  голубыми
глазами всегда напоминал Мередит Роберта Редфорда,  особенно сегодня.  Глядя на
Мэтта, сравнивая, Мередит изучала резкие очертания подбородка и челюсти, строго
сжатые  губы  и  густые  темно-каштановые  волосы,   идеально  подстриженные  и
уложенные.  Поразмыслив,  Мередит все-таки  решила,  что  мужчины совершенно не
похожи друг на  друга.  Паркер казался воплощением цивилизованной учтивости,  а
Мэтт...  Даже  сейчас  в  нем  чувствовалась напористая,  бесшабашная  энергия,
которую не мог скрыть даже лоск, приобретенный многолетним пребыванием в высших
слоях общества.  Говоря по  правде,  его лицо было слишком суровым,  угловатым,
чтобы считаться красивым в обычном смысле этого слова,  если не считать густых,
длинных ресниц, подумала Мередит, улыбаясь про себя.
     И  неожиданно в  концертном зале  стало почти тихо,  зажегся верхний свет,
затрещали  микрофоны,  и  сердце  Мередит  лихорадочно забилось,  а  все  мысли
мгновенно растаяли.
     - Леди и  джентльмены,  -  объявил начальник отдела "Бенкрофт" по связям с
общественностью, - перед тем как мисс Бенкрофт, мистер Фаррел и мистер Рейнолдс
выйдут  сюда,  чтобы  ответить на  ваши  вопросы,  они  просили  меня  зачитать
следующее  заявление,  содержащее известные  им  факты  относительно инцидента,
заставившего вас собраться сегодня здесь. Прошу внимания!
     "Ошибки  в  постановлении о  разводе,  предположительно составленном неким
Станисласом Шпигальски,  были  впервые замечены мистером Рейнолдсом три  недели
назад.  Немедленно после этого мисс Бенкрофт и мистер Фаррел встретились, чтобы
обсудить..."
     Как только чтение приблизилось к концу,  Паркер и Мэтт отложили свои копии
и встали по обеим сторонам от Мередит.
     - Готова? - осведомился Паркер. Она кивнула, нервно разглаживая воротничок
розового шерстяного костюма. - Ты прекрасно выглядишь, - заверил он.
     Но Мэтт тревожно нахмурился при виде ее напряженного лица.
     - Расслабься,  - предупредил он Мередит. - Мы в этом деле все жертвы, а не
преступники,  поэтому не стоит выглядеть такой замкнутой и расстроенной,  иначе
они  будут продолжать докапываться до  сути.  Будь  естественной,  улыбайся им.
Мередит,  - настойчиво попросил он, наблюдая ее старания взять себя в руки, - я
не справлюсь со всем один. Мне нужна твоя помощь!
     Эта  просьба показалась такой  невероятной в  устах  человека,  способного
преодолеть любое препятствие, которое она старалась последнее время воздвигнуть
на  его  пути,  что Мередит невольно рассмеялась,  хотя минуту назад умирала от
стыда и  страха при мысли о том,  что приходится обсуждать свою личную жизнь на
людях.
     - Молодец! Вот это моя девочка! - одобрительно улыбнулся Мэтт.
     - Черта с  два  твоя!  -  прошипел Паркер как  раз  в  тот  момент,  когда
начальник отдела по связям с общественностью сделал им знак выйти на сцену.
     В  разных концах зала яркими белыми огнями замелькали вспышки и  затрещали
камеры.  Они подошли к микрофонам на самом краю сцены, и, как было решено, Мэтт
первым начал пресс-конференцию,  но  Мередит была  почти испугана его  шутливым
тоном.
     - Леди   и   джентльмены,   как   мило   с   вашей  стороны  посетить  наш
импровизированный праздник! Знай я, что мы соберемся здесь, обязательно заказал
бы в цирке слонов и верблюдов, чтобы отметить такой случай. - Он подождал, пока
уляжется смех, и продолжал:
     - Мы  пробудем здесь  всего  пять  минут,  так  что  постарайтесь задавать
вопросы короткие и  по  существу.  Хотя я  готов провести с  вами всю жизнь,  -
пошутил он, снова переждав смех в зале, - но Мередит нужно управлять магазином,
а у Паркера сегодня несколько совещаний.
     Намеренно дружелюбное упоминание имен Мередит и Паркера вызвало испуганное
молчание,  но ожидаемое столпотворение разразилось сразу же:  вопросы летели со
всех сторон, самый громкий - от репортера Си-би-эс в первом ряду.
     - Мистер  Фаррел,  почему  ваша  женитьба  на  мисс  Бенкрофт  держалась в
секрете?
     - Если спрашиваете,  почему в то время вы об этом не знали,  -  немедленно
ответил Мэтт,  -  могу сказать,  что тогда,  одиннадцать лет назад,  ни  я,  ни
Мередит не представляли никакого интереса для широких слоев публики.
     - Мистер Рейнолдс, - окликнул репортер "Чикаго санди тайме", - означает ли
это, что ваша свадьба с мисс Бенкрофт откладывается?
     Улыбка Паркера вышла не слишком веселой.
     - Как  вы  слышали из  прочитанного заявления,  Мередит и  Ф...  Мэтту,  -
поправился он,  пытаясь дружелюбно улыбнуться Мэтту,  - придется сначала пройти
через процедуру законного развода.  Естественно, наша свадьба будет отложена до
окончания процесса.  Поступить иначе  означает подвергнуть Мередит  обвинению в
двоемужестве.
     Слово "двоемужество" было ошибкой,  и в тот же момент, когда оно слетело с
губ Паркера, Мередит ощутила, как он разозлен на себя. Она также почувствовала,
как  настроение журналистов из  веселого и  доброжелательного,  которое пытался
создать  Мэтт,   превратилось  в  профессионально-деловое.  Даже  тон  вопросов
изменился:
     - Мистер Фаррел,  подали ли вы и мисс Бенкрофт заявление о разводе? И если
подали, какие основания выдвигаете?
     - Нет, - немедленно вступил Мэтт, - еще не подали.
     - Почему? - вставила женщина из "Чикаго-трибюн".
     Мэтт одарил ее взглядом, исполненным шутливого огорчения:
     - Увы,  моя вера в адвокатов,  как сами понимаете, немного пошатнулась. Не
хотите ли рекомендовать подходящего?
     Мередит знала,  как  Мэтт старается,  чтобы все кончилось благополучно,  и
поэтому, отвечая на заданный ей вопрос, поклялась помочь ему чем может.
     - Мисс Бенкрофт,  -  поинтересовался репортер из  "Юсэй тудей",  -  как вы
относитесь ко всему этому?
     Она заметила, как Мэтт слегка наклонился вперед и уже приготовился отвести
вопрос, но Мередит шагнула к микрофону.
     - По правде говоря,  -  очаровательно улыбнулась она,  -  я не чувствовала
себя  столь  невероятно  сконфуженной  с  шестого  класса,  когда  выступала  в
спектакле из жизни фруктов и была наряжена в костюм сливы.
     Неожиданная реплика  вызвала  взрыв  смеха  у  собравшихся,  но  при  виде
необычной реакции  Мэтта  по  всему  залу  вновь  замелькали вспышки:  повернув
голову,  он уставился на нее с ошеломленной сияющей улыбкой.  Но тут послышался
вопрос, которого ожидала и боялась Мередит:
     - Мистер Фаррел,  какие основания для развода вы приводили одиннадцать лет
назад?
     - Сами не  уверены,  -  усмехнулся Мэтт женщине-репортеру,  обезоруживающе
разводя руками.  -  Мы обнаружили, что содержание документов, которые нам отдал
Шпигальски, не совпадает.
     - Мисс  Бенкрофт,  -  окликнула еще  одна  журналистка,  и,  когда Мередит
взглянула на нее, осведомилась:
     - не могли бы вы сказать, почему ваш брак распался?
     Мередит  знала,  что  это  единственный вопрос,  на  который Мэтт  не  мог
ответить за  нее,  но  отчаяние рождает вдохновение.  Стараясь говорить легко и
непринужденно, она пожала плечами:
     - В  то время мне казалось,  что жизнь с мистером Фаррелом может оказаться
немного.., скучной.
     И пока они все еще смеялись, Мередит, уже серьезнее, добавила:
     - Я была городской девушкой и притом очень молодой,  а Мэтт сразу же после
женитьбы отправился в дебри Южной Америки. Наши судьбы разошлись навеки.
     - И никакого шанса на примирение? - спросил журналист из Эн-би-си.
     - Конечно, нет, - мгновенно ответила Мередит.
     - Это просто смехотворно после стольких лет, - добавил Паркер.
     - Мистер  Фаррел,  настаивал тот  же  репортер.  -  Вы  хотите ответить на
вопрос?
     - Нет, - категорично заявил он.
     - Это ваш ответ, или вы просто отказываетесь отвечать?
     - Понимайте, как хотите, - ответил Мэтт с легкой улыбкой, которая, однако,
не отразилась в его глазах.
     Слова  вырвались  так  неожиданно и  резко,  что  многие  репортеры  вновь
зашумели, но худшее уже было позади, и Мередит чувствовала, как суматоха словно
обтекает ее,  но  сама оставалась странно спокойной.  Еще  несколько минут -  и
Мэтт, оглядев публику, объявил:
     - Наше время истекло.  Надеемся,  что смогли ответить на все ваши вопросы.
Паркер,  -  воскликнул он,  превосходно имитируя искреннее дружелюбие,  - ты не
хотел бы добавить что-нибудь?
     Улыбка Паркера была столь же широкой:
     - Думаю,  Мэтт, все, что было необходимо сказать, уже сказано. Ну а теперь
смываемся отсюда и дадим Мередит возможность заняться делами.
     - Прежде чем вы  уйдете,  -  повелительно окликнула какая-то  женщина,  не
обращая внимания на попытку закрыть пресс-конференцию,  -  я хотела бы сказать,
что  все  вы  ведете  себя  в  этой  нелегкой ситуации с  поразительным тактом,
особенно вы,  мистер Рейнолдс,  поскольку именно вы  оказались в  самом сложном
положении, выход из которого никоим образом от вас не зависит. Следовало скорее
ожидать  от  вас  проявления  некоторого  антагонизма по  отношению  к  мистеру
Фаррелу, хотя бы из-за того, что ваша свадьба с мисс Бенкрофт откладывается.
     - Не вижу причин для антагонизма,  - заявил Паркер с убийственной улыбкой.
- Мэтт Фаррел и  я  -  цивилизованные люди и  стараемся все уладить мирно и без
споров.  Мы..,  все трое,  оказались в необычных обстоятельствах, которые могут
быть и  будут легко улажены.  Вся проблема фактически не отличается от обычного
делового контракта, составленного по всем правилам, но еще не выполненного, как
полагается. Теперь осталось лишь поставить точки над "i".
     Лайза, ожидавшая за кулисами, сжала руку Мередит и крепко обняла подругу.
     - Пойдем  с  нами  в  мой  кабинет,  -  прошептала Мередит,  надеясь,  что
присутствие Лайзы поможет заставить Паркера и  Мэтта вести себя  друг с  другом
немного вежливее.  Когда они  поднимались наверх в  набитом покупателями лифте,
какая-то женщина подтолкнула локтем приятельницу:
     - Смотри, это Мередит Бенкрофт с мужем и женихом, - громко прошептала она.
- Ну  и  везет же  некоторым!  А  это  тот  самый Мэтью Фаррел.  Он  путается с
кинозвездами!
     Краска бросилась в  лицо Мередит,  но  она ничего не сказала,  пока они не
оказались в тишине и безлюдье ее офиса.  Первой прервала молчание Лайза.  Снова
обняв Мередит, она бросила на подругу веселый взгляд и воскликнула:
     - Ты была просто великолепна, Мер! Изумительна!
     - Я бы не стала так преувеличивать, - слабо запротестовала Мередит.
     - Ничего подобного!  Я просто ушам не поверила, когда ты рассказала, что в
шестом классе нарядилась в  костюм сливы!  Настолько не  похоже на  твою вечную
сверхсдержанность! - И, повернувшись к Мэтту, Лайза добавила:
     - Вы оказываете на нее прекрасное влияние.
     - Интересно,  ты не можешь заняться тем, за что тебе платят?! - неожиданно
рявкнул Паркер.
     Лайза,  которая обычно задерживалась на  работе едва ли  не  до  полуночи,
только пожала плечами:
     - Я трачу здесь куда больше времени, чем полагалось бы за такое жалованье.
     - Зато у  меня дел много,  -  сухо заметила Мередит.  Паркер шагнул к ней,
поцеловал в щеку и, улыбнувшись, сказал:
     - Увидимся  в  субботу  вечером.  Мэтт  дал  Мередит  две  секунды,  чтобы
отказаться,  но, заметив, что она колеблется, взглянул на Паркера и категорично
заявил:
     - Боюсь, ничего не получится.
     - Но,  послушайте,  Фаррел!  Можете встречаться с  Мередит по субботам все
одиннадцать недель,  но эта -  моя!  У  Мередит день рождения,  и  мы давно уже
решили отправиться к "Антонио".
     Подойдя к Лайзе, Мэтт коротко осведомился:
     - А у вас есть планы на субботу?
     - Ничего такого,  что бы я не смогла изменить,  - почти испуганно ответила
Лайза.
     - Прекрасно,  значит, нас четверо, - решил он. - Но только не у "Антонио".
Там слишком много народа и чересчур яркий свет. Нас тут же узнают. Я сам выберу
место.
     Совершенно нелогично раздраженный тем,  что  Мередит не  отказала Паркеру,
Мэтт  сухо  кивнул  и  откланялся.  Паркер  последовал его  примеру,  но  Лайза
задержалась. Мечтательно глядя в потолок, она присела на ручку кресла.
     - Господи,  Мер,  неудивительно,  что ты согласилась на эту сделку.  Самый
потрясающий мужчина из всех, кого я...
     - Ничего смешного в этом нет,  - перебила Мередит, совершенно не собираясь
обсуждать личные качества Мэтта.  -  Моему  отцу  предписано читать и  смотреть
только что-нибудь крайне легкомысленное. Если он решит нарушить приказы доктора
и посмотреть новости, то еще повезет, если за ним не пришлют самолет санитарной
авиации.
     - Будь я на твоем месте,  -  с отвращением бросила Лайза,  - послала бы за
ним  звено истребителей!  После всего,  что он  сделал с  тобой одиннадцать лет
назад...
     - Не начинай об этом сейчас,  иначе я с ума сойду от злости!  Пусть только
приедет,  вот тогда мы все выясним!  Однако я думаю об этом все дни напролет, и
если быть справедливой к отцу,  нужно признать,  что он искренне считал,  будто
защищает меня от  охотника за  приданым,  который рано или  поздно разобьет мне
сердце.
     - Поэтому он  предпочел сам  его разбить!  Немного поколебавшись,  Мередит
тихо призналась:
     - Что-то вроде этого.
     Но  она  тут же  постаралась забыть о  бесчисленных проблемах,  потому что
только так могла жить дальше.
     - Встретимся в субботу, - сказала она Лайзе.

     Глава 45

     На  следующий день  ровно  в  половине  пятого  Мэтт  отвлекся от  важного
совещания со своими администраторами и потянулся к телефонной трубке.
     - Если  дело  не  срочное,  -  объявил он  Элинор,  прежде чем  та  смогла
объяснить причину неожиданной задержки, - я и слышать ни о чем не хочу, пока не
закончу дела.
     - Мисс  Бенкрофт звонит,  -  с  самодовольной улыбкой  в  голосе  ответила
секретарь. - Надеюсь, это относится к срочным делам?
     - Совершенно верно,  -  сухо  согласился Мэтт,  чувствуя себя  не  слишком
хорошо.
     Он позвонил ей вчера к концу дня и сказал,  что за Шпигальски внесен залог
и  теперь мошенник находится в  таком месте,  куда не  доберутся репортеры.  Ее
секретарь  сообщила,  что  следующие несколько часов  Мередит  будет  проводить
совещание,  поэтому,  чтобы не  заставлять ее мучиться неопределенностью,  Мэтт
продиктовал тщательно составленное сообщение и  попросил передать его  Мередит.
Когда она не позаботилась перезвонить ему,  Мэтт долго гадал,  уж не слишком ли
она занята,  празднуя хорошие новости в  постели с Рейнолдсом,  чтобы помнить о
простой вежливости.  Всю эту неделю мысли о  том,  что она,  возможно,  спит со
своим  женихом,   преследовали  его,  не  давали  уснуть  до  рассвета.  Бросив
извиняющийся взгляд на сидевших вокруг стола людей, Мэтт поднял трубку.
     - Мэтт,  -  запыхавшись,  объявила Мередит,  - я знаю, это твой день, но в
пять у меня совещание, и работы выше головы.
     - Рискую показаться жестоким, - неумолимо возразил Мэтт, - но договор есть
договор.
     - Знаю,  -  раздраженно вздохнула Мередит, - но кроме того, что необходимо
задержаться здесь, я также должна захватить работу домой и снова приехать утром
на работу. Поверь, мне не до развлечений и тем более не до ссор!
     Неохотно, явно не собираясь соглашаться, Мэтт спросил:
     - Что же ты предлагаешь?
     - Я  надеялась,  что ты сможешь заехать за мной и  мы поужинаем пораньше в
каком-нибудь тихом ресторане поблизости.
     Гнев мгновенно испарился,  но  боясь,  что она пытается свести их свидания
исключительно к встречам в людных местах, Мэтт добавил вежливо, но твердо:
     - Прекрасно.  У меня в портфеле полно документов. Я захвачу его с собой, и
после ужина мы сможем поработать.., итак, у тебя дома или у меня?
     Мередит замялась:
     - Но ты обещаешь,  что мы будем только работать?  Я.,  имею в виду...,  то
есть я не хочу.., не хочу...
     Губы  Мэтта  дернулись в  улыбке,  когда голос Мередит окончательно замер.
Очевидно,  у  нее действительно было много дел,  но  еще очевиднее ее опасения.
Боится, что Мэтт попытается затащить ее в постель!
     - Мы   будем   работать,    -    пообещал   он.   Послышался   облегченный
полувздох-полусмешок.
     - Так и быть.  Заедешь за мной в шесть? На той стороне улицы есть неплохой
ресторан. А потом можем пойти ко мне.
     - Согласен,  -  кивнул Мэтт,  готовый во всем соглашаться с  Мередит,  так
долго, пока она не попытается избегать его.
     - Мне звонили несколько раз, но мы вчера устроили им такой спектакль, что,
думаю, теперь все это умрет естественной смертью. Я говорила с Паркером вчера и
сегодня, и его тоже оставили в покое.
     Мэтту было в высшей степени наплевать,  если репортеры даже сожрут Паркера
заживо,  но  он  был совсем не  в  восторге оттого открытия,  что Мередит после
конференции уже успела поговорить с женихом дважды, зато ему, своему мужу, даже
не позаботилась позвонить!  Зато Мередит, очевидно, не провела ночь с Паркером!
Ужасно этим обрадованный,  Мэтт согласился,  что  новости прекрасные и  что  он
заедет за ней около шести.
     После шума,  давки и  раздраженных голосов покупателей,  заполонивших весь
магазин,  относительная тишина на этаже,  где находился офис Мередит,  казалась
благословенным  облегчением.   Справа  за  столами  трудились  две  секретарши,
остальные уже ушли. Дверь кабинета Мередит в дальнем конце коридора, обтянутого
ковровым покрытием,  была  открыта,  и  Мэтт  увидел сидевшую за  столом группу
мужчин и одну женщину.  Стол секретарши опустел,  компьютер был закрыт на ночь,
поэтому вместо того,  чтобы устроиться в приемной, Мэтт сбросил пальто и присел
прямо на стол,  довольный неожиданно представившейся возможностью увидеть,  как
работает Мередит и  какого рода проблемы занимают ее время и  мысли.  Все в ней
интриговало его. Как всегда.
     Не замечая Мэтта, Мередит взглянула на счет за фактуру, который протягивал
Гордон Митчелл, главный менеджер по сбыту женской одежды и аксессуаров.
     - Вы  купили  на  триста  долларов  позолоченных металлических пуговиц?  -
спросила она,  недоуменно улыбаясь.  - Почему вы показываете мне счет? Смета не
превышена.
     - Потому что,  -  самодовольно объявил он,  -  именно золоченые пуговицы -
причина повышенного сбыта в  отделе женских платьев и готовой одежды.  Я думал,
вам будет приятно знать.
     - Вы купили их и пришили вручную на тот товар, что у нас в магазине?
     - Совершенно  верно,   -  согласился  он,  вытягивая  ноги  и  высокомерно
усмехаясь.  -  Если на платье или костюме золоченые пуговицы, считайте, что все
раскуплено. Просто с ума по ним сходят!
     Мередит спокойно уставилась на  него,  избегая смотреть на  Терезу  Бишоп,
вице-президента  отделения  перспективных закупок,  в  чьи  обязанности входило
предсказывать будущие тенденции в моде.
     - Не могу полностью приписать вам всю честь открытия,  - спокойно ответила
она.  -  Терека давно, когда еще вернулась из путешествия в Нью-Йорк, говорила,
что   одним  из   направлений  моды  будет  одежда,   отделанная  позолоченными
пуговицами.  Вы  не  обратили на это внимания.  Тот факт,  что вы с  опозданием
закупили пуговицы и стали их пришивать, не может компенсировать потери, которые
мы понесли по вашей вине. Что еще вы можете доложить?
     - Очень немного,  -  прошипел Митчелл. Не обращая внимания на его выходки,
Мередит  нажала  кнопку  компьютера,  на  котором  высвечивались  цифры  продаж
универмага по отделам и филиалам.
     - Сбыт аксессуаров повысился на  сорок пять процентов по сравнению с  этим
же днем прошлого года. Вы много трудитесь.
     - Благодарю, мадам Президент, - ехидно бросил Митчелл.
     - Насколько я припоминаю,  вы наняли нового менеджера в отдел аксессуаров,
а он привлек немало покупателей. Это верно?
     - Совершенно верно, как всегда.
     - А как идут дела с костюмами от Донны Каран,  которые вы закупили в таком
количестве? - продолжала она, неуязвимая к его злобному тону.
     - Превосходно расходятся, как я и ожидал.
     - Хорошо.  Но что вы намереваетесь делать со всеми простенькими блузками и
юбками, которыми забиты все вешалки?
     - Собираюсь бросить камень и вывесить в отдельном зале.
     - Хорошо,  -  нерешительно согласилась Мередит, - но повесьте объявление о
распродаже и снимите с них ярлыки "Бенкрофт".  Я сегодня зашла на третий этаж и
увидела блузки с нашими ярлыками ценой восемьдесят пять долларов.  Они и сорока
пяти не стоят.
     - Стоят,  если на  них эти ярлыки,  -  возразил Митчелл.  -  Ярлык кое-что
значит для покупателей. Не вам об этом напоминать.
     - Это скоро кончится,  если мы  станем продавать всякий утиль.  Немедленно
уберите блузки из отделов, отмаркируйте их знаком специальной закупки и срежьте
ярлыки. А как насчет товаров из корзины, о которых вы столько говорили?
     - Закупил.  Я  видел товар,  в основном -  бижутерия,  есть очень красивые
вещи.
     Игнорируя сухие короткие реплики, Мередит, не повышая голоса, приказала:
     - Пожалуйста,  проследите, чтобы все товары из корзины лежали на отдельных
прилавках. Я не хочу, чтобы этот хлам лежал вперемешку с дорогой бижутерией.
     - Я же сказал, все вещи достаточно хорошего качества.
     Мередит в  наставшей тишине  откинулась на  спинку  кресла,  долго  изучая
Митчелла.
     - Гордон,  объясните,  почему мы внезапно начали препираться из-за товара,
который  продает  и   не  продает  "Бенкрофт"?   Вы  обычно  грудью  отстаивали
необходимость продажи товаров лишь самого высшего качества! А теперь неожиданно
сами стали закупать вещи,  более подходящие для магазинов средней руки, чем для
такого универмага, как "Бенкрофт".
     И  когда Митчелл не соизволил ответить,  Мередит резко наклонилась вперед,
оставила щекотливую тему и,  не глядя на Митчелла,  обратилась к  Полу Норману,
вице-президенту по сбыту товаров для дома, единственному, с кем она сегодня еще
не беседовала.
     - Ваше отделение,  как обычно, на высоте, Пол, - улыбнулась она. - Продажа
электроприборов и мебели увеличилась на двадцать шесть процентов по сравнению с
этой же неделей прошлого года.
     - Двадцать семь,  -  ухмыльнулся он.  -  Как раз, когда я входил, цифра на
компьютере перескочила на двадцать семь.
     - Прекрасная работа,  -  искренне похвалила Мередит и хмыкнула, вспомнив о
рекламных   листках,    вложенных   в    газеты,    в    которых   предлагались
стереопроигрыватели по необычайно низким ценам. - Электроника исчезает из наших
магазинов,   словно  у   нее   появились  ноги.   Пытаетесь  разорить  "Хайленд
суперсторз"?
     - Я бы не против.
     - И я тоже,  -  призналась она,  но тут же, вновь став серьезной, оглядела
собравшихся.  - Дела идут прекрасно во всех филиалах, кроме нью-орлеанского. Мы
потеряли прибыли в день угрозы взрыва, и по той же причине следующие четыре дня
цифры продаж были чрезвычайно низкими.
     Она поглядела на вице-президента по рекламе:
     - Есть какая-нибудь возможность получить дополнительное рекламное время на
нью-орлеанских радиостанциях?
     - Только  не  самое  удобное.  Пришлось  увеличить печатную  рекламу.  Это
поможет восполнить хотя бы часть потерь.
     Довольная тем, что успела обсудить все вопросы, Мередит тепло улыбнулась.
     - Ну вот,  пожалуй,  и  все.  Мы приобретаем участок в Хаустоне и надеемся
начать строительство в июне. Желаю всем приятно провести уик-энд.
     Когда  собравшиеся начали  вставать,  Мэтт  вернулся в  приемную и  открыл
журнал,  словно все это время читал его,  но  на  самом деле был настолько горд
тем,  как  Мередит справляется с  делами,  что не  мог не  улыбаться,  весело и
широко. Единственное, что не понравилось ему, - разговор с тем администратором,
который так  оскорбительно обращался с  ней.  Мэтту  казалось,  что  нужно было
принять куда более строгие меры и немедленно указать наглецу его место.
     Вице-президенты  прошли  мимо  Мэтта,  не  обратив  на  посетителя особого
внимания,  и тот,  отложив журнал, направился было к кабинету, но тут же замер,
увидев, что там осталось еще двое мужчин. И Мередит почему-то мрачно хмурилась.
     Терзаясь одновременно любопытством и  угрызениями совести,  Мэтт устроился
на  прежнем месте,  на  столе  секретаря,  только сейчас сидел  на  самом виду,
перекинув пальто через руку.
     Совершенно забыв о времени, Мередит внимательно изучала служебную записку,
поданную  Сэмом  Грином,  в  которой  содержались  ошеломительные  сведения  об
огромном количестве акций "Бенкрофт", проданных на бирже за последнее время.
     - И что вы об этом думаете? - спросила она адвоката.
     - Ужасно не хочется говорить,  -  поморщился он,  -  но я кое-что проверил
сегодня,  и  оказалось,  что на Уолл-стрит ходят слухи,  будто кто-то хочет нас
захватить.
     Мередит  сделала  над   собой  усилие,   пытаясь  оставаться  спокойной  и
собранной, но перед глазами все поплыло.
     - Только не  в  этот момент.  Это не имеет смысла.  Зачем другая компания,
владеющая магазинами,  решит захватить нас в то время, когда мы по уши в долгах
из-за всех планов расширения?
     - Ну  прежде всего,  мы  не  сможем даже пытаться отразить нападение прямо
сейчас. У нас нет денег, чтобы вести долгое серьезное сражение.
     Мередит уже знала это, но все-таки, покачав головой, ответила:
     - Поверьте, нет смысла преследовать нас. Они приобретут всего-навсего кучу
долгов, которые им же придется выплачивать.
     Но и  она и Сэм отлично понимали,  что как долгосрочное вложение "Бенкрофт
энд компани" может оказаться крайне выгодным приобретением.
     - Сколько времени пройдет,  прежде чем вы  узнаете имена тех,  кто скупает
акции?
     - Еще  несколько недель,  пока  мы  не  получим  уведомления от  отдельных
держателей акций,  которые продали свои пакеты, да и то лишь в том случае, если
сертификаты акций у них.  Если же они хранятся у брокеров, мы никогда не узнаем
о тех, кто купил акции.
     - Но  не  можете ли  вы составить список с  последними сведениями о  новых
акционерах, чьи имена мы знаем?
     - Конечно,  -  кивнул  Сэм  и  вышел,  оставив  Мередит  наедине с  Марком
Бреденом.  И  поскольку то,  что  она собиралась обсудить с  начальником отдела
охраны,  ни  в  коем случае не  подлежало оглашению,  Мередит поднялась,  желая
закрыть дверь,  и взглянула на часы,  чтобы узнать, сколько времени осталось до
прихода  Мэтта.  Взгляд  скользнул от  циферблата,  стрелки которого показывали
двадцать минут седьмого,  к высокой фигуре в дверях, и сердце почему-то странно
сжалось при виде Мэтта.
     - Как давно ты ждешь? - спросила она, шагнув вперед.
     - Недолго. - И, не желая торопить Мередит, добавил:
     - Я подожду, пока ты не закончишь.
     Мередит  помедлила,  решая,  есть  ли  какая-то  причина утаить  от  Мэтта
разговор с Марком о Гордоне Митчелле, и наконец улыбнулась:
     - Можешь зайти,  только закрой плотнее дверь.  Мэтт  молча повиновался,  и
Мередит, поспешно представив его Марку Бредену, сказала:
     - Вы слышали объяснения Гордона и сами видели его отношение к работе.  Это
разительно отличается от того, что он говорил и делал раньше. Что вы думаете об
этом, Марк?
     Марк метнул в  сторону Мэтта оценивающий взгляд,  но  когда Мередит кивком
попросила его продолжать, откровенно объявил:
     - Думаю, его купили.
     - Вы  постоянно утверждаете это,  однако не  представили мне ни  малейшего
доказательства, что он получает с кого-то комиссионные.
     - Не представил,  -  огорченно согласился Марк.  -  Он не покупает дорогие
новые  игрушки вроде яхт  и  самолетов и  не  приобрел никакой недвижимости,  о
которой мне стало бы известно. У него есть любовница, но связь эта продолжается
много лет.  Жена и  дети живут так,  как  жили все  это  время.  Короче говоря,
никакой излишней роскоши. Кроме того, у него нет вредных привычек - ни карт, ни
наркотиков.
     - Может, он невиновен, - предположила Мередит, хотя сама не верила в это.
     - Виновен,  просто чересчур умен и осторожен,  -  возразил Марк. - Слишком
долго  занимается торговлей,  чтобы  не  знать,  как  мы  пристально следим  за
сбытчиками и  закупщиками,  выискивая малейший  признак  того,  что  они  берут
комиссионные.  Он  просто заметает следы.  Я  буду продолжать копать дальше,  -
пообещал Марк и, коротко кивнув, прошел к выходу.
     - Прости, - вздохнула Мередит, складывая в портфель необходимые для работы
документы, - я не думала, что совещание так затянется.
     - Я получил огромное удовольствие,  слушая под дверью,  -  заверил Мэтт, и
Мередит ошеломленно уставилась на него, закрывая портфель.
     - И сколько же ты простоял здесь?
     - Минут двадцать.
     - Какие-нибудь вопросы?  -  пошутила она,  но  тепло его  улыбки,  ленивая
дерзость в серых глазах,  полуприкрытых тяжелыми ресницами, неожиданно зажгли в
крови пламя.  Боясь,  что он заметит вспыхнувшие щеки,  Мередит поспешно отвела
глаза и отвернулась.
     - Три вопроса, - сообщил Мэтт, заметив, что она избегает смотреть на него.
- Даже четыре.
     - Какие же именно?  - осведомилась Мередит, подходя к Мэтту и притворяясь,
что целиком поглощена невидимой соринкой на манто.
     - Что такое "товары из корзины"?  Что такое "бросить камень"?  И почему ты
не хочешь взглянуть на меня?
     Мередит  сделала  тщетную попытку окинуть его  долгим,  прямым,  спокойным
взглядом, но так и не смогла вынести его лукавую улыбку.
     - Я  не  сознавала,  что избегаю твоего взгляда,  -  солгала она и  тут же
начала объяснять:
     - "Бросить  камень"  означает  продать  вещь  всего  в   два  раза  дороже
закупочной цены.  "Товары  из  корзины"  -  вещи  типа  бижутерии  и  различной
галантереи,  которые мы покупаем оптом,  не глядя,  по доллару за штуку. Обычно
это сверхнормативы,  скопившиеся у  наших постоянных поставщиков.  А  четвертый
вопрос? - осведомилась она, пока они ждали лифта.
     "Сколько еще придется ждать,  прежде чем ты станешь доверять мне?  Сколько
еще придется ждать, прежде чем ты ляжешь со мной в постель?
     Сколько еще придется ждать, прежде чем ты перестанешь ускользать от меня?"
     Мэтт  задал  последний вопрос вслух именно потому,  что  он  был  наименее
взрывоопасным, и потому, что сгорал от любопытства увидеть ее реакцию.
     - И сколько еще ты собираешься играть со мной в кошки-мышки?
     Озадаченная его жесткой откровенностью,  Мередит вздрогнула,  но мгновенно
пришла  в  себя  и  послала Мэтту  веселый,  задорный взгляд,  вызвавший в  нем
неутолимое желание целовать ее.
     - Пока ты не перестанешь заставлять меня плясать под твою дудку.
     - А я думал, тебе это начинает нравиться, - пробурчал Мэтт.
     - Я  всегда  наслаждалась твоим  обществом,  Мэтт,  -  заверила Мередит  с
большей искренностью,  чем намеревалась.  -  Просто на этот раз меня раздражают
твои мотивы.
     - Я позавчера уже объяснил тебе,  каковы мои мотивы, - твердо сказал Мэтт,
не расслышав за спиной шагов, приглушенных толстым голубым ковром.
     - Значит, мне не нравятся те мотивы, которые кроются за твоими мотивами, -
колко пояснила она.
     - За  моими  мотивами не  кроется  никаких  мотивов,  -  тихо,  настойчиво
повторил Мэтт. Сзади раздался веселый голос:
     - Может, и нет, зато за спинами у вас стоят люди, и ваша беседа становится
слишком сложной, чтобы следовать ее смыслу без карты.
     Оба  одновременно обернулись.  Марк  Вреден поднял брови,  но  за  улыбкой
крылось предупреждение Наверняка посторонние их подслушивают.
     - Желаю  хорошего  отдыха  всем,  -  обратилась  Мередит  к  секретаршам с
ослепительно искусственной улыбкой.
     Они  спустились на  первый  этаж  и  начали  проталкиваться сквозь  толпу,
покупателей,  направляясь к ресторану на другой стороне улицы.  Однако у одного
из прилавков Мередит остановилась.
     - Я хочу представить тебя миссис Миллисент,  -  сказала она Мэтту.  -  Она
ушла на пенсию год назад,  но приходит помогать нам перед Рождеством. Она будет
в восторге,  когда увидит тебя. Миссис Миллисент ведет список знаменитых людей,
которых  видела  здесь  за   двадцать  пять   лет,   а   особенно  восторгается
кинозвездами.
     - Но я не вхожу ни в ту, ни в другую категорию, - заметил Мэтт.
     - Ты  знаменит  и,  кроме  того,  ухаживал за  самыми  блестящими,  самыми
роскошными звездами, так что она подумает, будто умерла и оказалась на небесах.
     Немного раздраженный намеренным упоминанием о  многочисленных женщинах,  с
которыми он  предположительно спал,  Мэтт  машинально последовал за  ней  через
плотные ряды покупательниц, окруживших прилавок. Его портфель ударился о чей-то
внушительный зад и зацепился за ремешок сумочки,  но Мередит, очевидно, имевшая
немалый опыт в путешествиях по переполненному магазину,  удалялась как ни в чем
не   бывало.   Владелица  сумочки,   очевидно,   приняв   его   за   неопытного
вора-карманника, издала возмущенный вопль.
     - Ваш ремешок зацепился за мой портфель... - начал объяснять Мэтт.
     Но тут рот толстухи широко открылся:
     - Вы.., вы не Мэтт Фаррел? - пролепетала она.
     - Нет,  -  солгал он и  грубо протолкнулся мимо нее,  пытаясь пробраться к
Мередит через море пальто и сумочек;  Мередит нетерпеливо оглянулась,  вытащила
его из  толпы и  вновь заговорила с  пожилой продавщицей.  Из громкоговорителей
лились громкие звуки "Звените,  колокольчики",  перекрывавшие гул разговоров, и
Мэтт еще с большей неловкостью обнаружил, что оказался у прилавка с, колготками
и  чулками,  свисавшими с  вращающихся вешалок,  болтавшимися прямо  перед  его
носом, задевавшими за волосы.
     Мэтт с облегчением услышал,  как Мередит назвала его имя, и, наклонившись,
обнаружил шестидесятидвухлетнюю леди, зачарованно его изучавшую.
     - Как поживаете?  - пробормотал Мэтт, пожимая , протянутую руку. Но в этот
момент на голову ему упал чулок,  и Мэтту пришлось замолчать,  чтобы выпутаться
из  тонкой сетки.  Он  снова протянул руку,  и  чулок улегся на  его  обтянутом
кашемиром плече наподобие шарфа.
     - Ах, Мередит! - возбужденно выпалила миссис Миллисент, наблюдая, как Мэтт
тщетно пытается освободиться. - Он напоминает мне Кэри Гранта!
     Мередит бросила на  него скептический взгляд как раз в  тот момент,  когда
еще  один чулок приземлился ему на  ухо.  Мэтт поспешно сорвал его и  бросил на
прилавок,  но Мередит, смеясь, отвернулась и поспешно закончила беседу с миссис
Миллисент.
     Наконец они отошли и  вновь начали пробираться сквозь столпотворение.  Они
были уже  у  выхода,  когда рядом оказалась покупательница,  принявшая Мэтта за
карманного вора.
     - Это он!  - объявила она во всеуслышание, не обращая внимания на Мередит,
стоявшую за его спиной.
     - Это Мэтью Фаррел,  муж Мередит Бенкрофт,  тот,  который ухаживал за  Мег
Райен и Мишель Пфайфер!
     Дама, стоявшая справа, сунула Мэтту пакет с покупками.
     - Нельзя ли  получить ваш  автограф?  -  спросила она,  роясь в  сумочке в
поисках ручки,  надеясь,  что  Мэтт поставит свою подпись на  пакете.  Но  Мэтт
схватил  за  руку  Мередит  и  ускользнул  от  женщины.  Позади  него  раздался
оскорбленный голос:
     - Да кому нужен его автограф!  Я  только сейчас вспомнила,  что он путался
еще и с порнозвездой!
     Мэтт ощущал исходившее от Мередит напряжение, но только когда, пробравшись
через  вращающиеся двери,  они  вышли  в  холодный зимний вечер,  он  попытался
оправдаться.
     - Несмотря на все, что ты обо мне думаешь, - начал он, зная, как ненавидит
она его дурную славу, - люди не просят у меня автографов. Это случилось сегодня
впервые,  и  то  потому,  что  наши  лица  постоянно мелькают во  всех выпусках
новостей, не говоря уже о газетных снимках!
     Мередит бросила на него полный сомнения взгляд, но промолчала.
     Ситуация в ресторане оказалась куда хуже,  чем в магазине.  Тут было полно
людей, сделавших рождественские покупки и теперь решивших поужинать пораньше, и
в вестибюле выстроилась очередь в два ряда.
     - Думаешь, нам стоит ждать? - спросила Мередит. И прежде чем слова слетели
с языка, вокруг зажужжали голоса. Женщина, стоявшая напротив, перегнулась через
пространство в  три фута,  отделявшее ее ряд от того,  в  котором стояли Мэтт и
Мередит.
     - Простите,  -  заговорила она,  обращаясь к  Мередит,  но не сводя глаз с
Мэтта, - вы не Мередит Бенкрофт?
     И, не дожидаясь, пока Мередит ответит, провозгласила:
     - А это означает, что вы Мэтью Фаррел!
     - Не совсем, - коротко бросил Мэтт, и не пришлось даже сжать руку Мередит,
чтобы она согласилась немедленно покинуть ресторан.
     - Давай  поедем ко  мне  и  закажем пиццу,  -  предложила она,  когда  они
спустились в гараж, к ее машине.
     Разъяренный  несчастливым стечением  обстоятельств,  Мэтт  подождал,  пока
Мередит села в машину, и придержал дверцу.
     - Мередит, твердо сказал он, - я в жизни не путался с порнозвездой.
     - Какая тяжесть с моих плеч!  -  криво улыбнулась она,  и Мэтт удивленно и
облегченно вздохнул: он не ожидал, что Мередит так скоро восстановит равновесие
и обретет чувство юмора.
     - Кстати,  -  добавила она,  включая зажигание и  ожидая,  когда заведется
старый "БМВ", - и Мишель Пфайфер и Мег Райен - блондинки.
     - Я  почти не  знаю Мишель Пфайфер,  -  беспомощно пробормотал Мэтт,  -  и
никогда не встречался с Мег Райен.
     - Неужели?  -  сухо бросила Мередит. - А миссис Миллисент так взволнованно
рассказывала, что Мег совершила круиз на твоей яхте.
     - Она там была, только я в это время был совсем в другом месте!

     Глава 46

     Они поужинали пиццей и вином в квартире Мередит, устроив импровизированный
пикник на  полу  у  камина.  Мэтт наклонился и  потянулся за  стаканом,  искоса
наблюдая за Мередит. Она неотрывно смотрела в огонь, обняв руками колени.
     Какой очаровательный клубок противоречий!  -  думал Мэтт. Несколько недель
назад  он  видел  ее  спускавшейся по  парадной лестнице в  опере с  видом юной
королевы.   Сегодня  в   кабинете,   одетая  в   деловой  костюм  и  окруженная
сослуживцами,  она была самим воплощением президента огромной компании.  Сейчас
же,  сидя перед камином в тесных джинсах,  обтянувших соблазнительную попку,  и
объемном свитере грубой вязки,  доходившем почти  до  колен,  она  была..,  той
девушкой,  которую он знал много лет назад.  Может, это превращение из строгой,
деловой женщины в  бесхитростную девчонку и  служит причиной того,  что  он  не
может угадать ее настроения и проникнуть в ее мысли.  Сначала он думал, что она
расстроена упоминанием о его многочисленных романах, но весь вечер Мередит была
весела и дружелюбна.
     Но  теперь,  наблюдая за  ее  задумчивым лицом,  Мэтт  пытался  вспомнить,
появлялась ли эта легкая улыбка в старые времена за обедом.
     - Что ты вспомнила веселого? - лениво спросил он, но его вопрос неожиданно
вызвал взрыв громкого смеха.
     - Ну?  -  допытывался он,  хмурясь,  но  Мередит  лишь  покачала головой и
закрыла ладонями смеющееся лицо.  -  Мередит! - чуть строже повторил он, но она
расхохоталась еще сильнее.
     - Эт-то  все  т-ты,   -  выдавила  она  наконец,  -  вспомнила,  к-как  ты
в-выглядел, весь в чулках...
     Мэтт расплылся в улыбке еще до того, как она добавила:
     - Видел бы ты себя в зеркале!
     Она  попыталась немного  успокоиться,  по-прежнему  закрывая лицо  руками,
повернулась к нему и посмотрела сквозь раздвинутые пальцы. То, что она увидела,
заставило ее закатить глаза и вновь скорчиться от смеха.
     - Кэри Грант! - фыркнула она, хохоча так заразительно, что плечи тряслись.
- Миссис Миллисент, должно быть, выжила из ума. Ты так же похож на Кэри Гранта,
как пантера на домашнюю кошечку!
     - Так кто я  -  пантера или кошечка?  -  хмыкнул он,  хотя уже понял,  что
Мередит сравнила его с  пантерой,  и  лег на спину,  подложив руки под голову и
улыбаясь в потолок, впервые в жизни довольный судьбой и собственной участью.
     - Кажется,  нам пора сесть за работу,  - выговорила она наконец. - Уже без
четверти девять.
     Мэтт  неохотно встал,  помог ей  убрать остатки ужина,  а  потом подошел к
дивану и  вынул  из  портфеля тридцатистраничный контракт,  который намеревался
прочитать.  Мередит села  напротив него  в  обитое набивным коленкором кресло и
тоже вынула пачку документов. Несмотря на прежнее веселое настроение, она остро
сознавала присутствие Мэтта,  и от этого с каждой минутой становилось все более
неловко.  Подумать только,  ведет себя как ручной котенок,  над которым Мередит
подшучивала,  но  столь странное для него поведение отнюдь не  успокаивало ее В
отличие от  миссис Миллисент Мередит сознавала угрозу,  которую он представлял.
Мэтт  -   настоящая  пантера,  терпеливо  выслеживающая  добычу.  Неторопливый,
грациозный хищник.  Опасный зверь.  Да,  она все понимала.., так почему же ее с
каждой минутой больше и больше тянуло к Мэтту?
     Мередит украдкой взглянула на него.  Мэтт сидел на диване, положив ногу на
ногу,  закатав рукава  сорочки.  И  тут  произошло то,  чего  она  меньше всего
ожидала.  Надев очки в  золотой оправе,  придавшие ему  невероятно сексапильный
вид, Мэтт открыл лежавшую на коленях папку и начал читать.
     Почувствовав,  что она наблюдает за ним,  Мэтт поднял глаза и увидел,  как
она удивленно взирает на его очки.
     - Не  стоит зря напрягать глаза,  -  мягко пояснил он  и  снова вернулся к
чтению.
     Мередит   восхищала   его   способность  мгновенно   отвлечься  от   всего
постороннего и  сосредоточиться,  но  ей  самой не  работалось.  Она смотрела в
огонь,  вспоминая  о  том,  что  сказал  сегодня  Сэм  Грин.  Вскоре  ее  мысли
переключились на угрозу взрыва в  нью-орлеанском магазине,  проблемы с Гордоном
Митчеллом  и  на  вчерашний  телефонный звонок  Паркера.  Он  предупредил,  что
придется отыскать ей  другого кредитора,  который согласится выдать  кредит  на
хаустонский участок.  Все неприятные воспоминания вереницей кружились в голове,
сплетаясь клубком змей,  пока не  прошло пятнадцать минут,  а  потом двадцать и
тридцать.
     Внезапно в тишине раздался спокойный голос Мэтта:
     - Хочешь поговорить о том, что тебя мучит? Мередит резко вскинула голову и
увидела,  что  он  пристально смотрит на  нее;  забытый контракт лежит рядом на
диване.
     - Нет,  -  механически ответила она,  - возможно, я слишком преувеличиваю.
Все это пустое. Вряд ли тебе будет интересно.
     - А  ты  попробуй,  -  предложил он  все  тем  же  невозмутимым ободряющим
голосом.
     Он выглядел таким уверенным, несгибаемым и непобедимым, что Мередит решила
воспользоваться его  предложением.  Откинув голову  на  спинку кресла,  она  на
мгновение закрыла глаза и тяжело вздохнула.
     - У меня какое-то странное,  тоскливое чувство, - призналась она, поднимая
голову и  глядя на  него с  беззащитной искренностью,  -  что  должно случиться
что-то  или  уже случилось..,  и  это ужасно.  Что бы  это ни  было,  это нечто
ужасное.
     - Но не можешь ли ты точно определить источник дурного предчувствия?
     - Я  думала,  ты посмеешься над тем,  что я сейчас сказала,  -  призналась
Мередит.
     - Тут не над чем смеяться,  особенно если ты действительно ощущаешь что-то
непонятное. Это интуиция, и ты не должна от нее отмахиваться. С другой стороны,
причина может быть в  стрессе или в  том,  что я вновь появился в твоей судьбе.
Тогда,  много лет назад,  когда мы встретились,  твоя жизнь превратилась в  ад.
Возможно,  в  тебе проснулся суеверный страх и  ты  боишься,  что  сейчас может
случиться то же самое?
     Мередит вздрогнула и  поежилась:  слишком уж точно Мэтт описал все,  что с
ней творится,  но все же отрицательно покачала головой,  уверенная, что причина
ее мрачных предчувствий совсем в другом.
     - Вряд ли во всем виноват ты или стресс,  хотя никак не могу определить, в
чем загвоздка.
     - Начни с  того,  что попытайся вспомнить с  точностью до  часа,  когда ты
впервые  почувствовала  это.  Откуда  взялось  внезапное  ощущение  неловкости,
беспокойства.
     Мередит устало улыбнулась Мэтту.
     - Последнее время я постоянно испытываю нечто подобное.
     Мэтт ответил ей улыбкой:
     - Надеюсь, это моя вина.
     Мередит поняла смысл  его  слов,  прерывисто вздохнула,  желая,  очевидно,
напомнить,  что он обещал сегодня не говорить о личном, поэтому Мэтт немедленно
вернулся к прежнему разговору.
     - Подумай,  когда появилось внезапное ощущение чего-то странного, несмотря
на то, что, казалось, все шло хорошо?
     Мередит  мгновенно  вспомнила  тот  день,  когда  отец  объявил,  что  она
назначена на пост президента,  но лишь потому,  что Гордон Митчелл отказался от
предложения. Она обо всем рассказала Мэтту, и тот, немного подумав, кивнул:
     - Так оно и есть. Интуиция подсказывала тебе, что он ведет себя по меньшей
мере странно и  уж никак не разумно с  точки зрения нормального человека.  Твои
инстинкты не подвели тебя.  Посмотри,  что произошло с тех пор: он окончательно
потерял твое доверие,  и  именно его вы  подозреваете во взяточничестве.  Кроме
того,  он  нарушает стандарты качества,  установленные для  вашего магазина,  и
открыто выступает против тебя на совещаниях.
     - Вижу,  ты очень доверяешь своему подсознанию?  -  удивленно пробормотала
она.
     Мэтт вспомнил о том, как много он поставил на инстинктивную веру в то, что
чувства,  которые она питала к нему, еще живы - еле тлеющие огоньки, которые он
пытается раздуть в  яркое пламя.  Мэтт  позволил себе мечтать о  взаимности,  и
потребность в  ней  росла с  каждой минутой,  проведенной с  Мередит.  Если  он
потерпит поражение,  его  терзания будут еще  мучительнее,  потому что  он  так
отчаянно надеялся на успех. И, зная все это, Мэтт, однако, был готов рискнуть.
     - Ты понятия не имеешь,  - выразительно вздохнул он, - как сильно я верю в
него. Немного поразмыслив, Мередит сказала:
     - Причины  моего   предчувствия  надвигающегося  несчастья  гораздо  легче
определить,  чем  кажется.  Все  началось  в  понедельник со  звонка  какого-то
"доброжелателя",  сообщившего что  в  нью-орлеанский магазин  подложена  бомба.
Тревога оказалась ложной,  но  мы потеряли на этом немало денег.  Это наш самый
новый магазин,  расходы на который еще не окупились. Тамошние руководители едва
сводят концы с  концами,  а  ведь я лично гарантировала возврат долга.  Если он
начнет терпеть убытки, их придется покрывать из дохода от других магазинов.
     - Но почему тебя так волнует это?
     - Потому  что,  -  вздохнула Мередит,  -  мы  слишком быстро расширяемся и
слишком много задолжали. У нас нет выбора - мы должны идти вперед и выдерживать
конкуренцию, иначе попросту рискуем выйти из моды и разориться. Проблема в том,
что  у  нас  слишком мало наличных денег,  чтобы легко выиграть сражение,  если
возникнет такая необходимость или  случится что-нибудь и  наши  магазины начнут
терять деньги.
     - Но не можешь ли ты в таком случае, просто взять взаймы?
     - Это  нелегко сделать.  Мы  и  так  уже задолжали огромные суммы.  Однако
сейчас меня беспокоит не столько это,  сколько известие о том, какое количество
наших акций продается на бирже каждый день.  Я  заметила это по биржевым курсам
за последние пару месяцев, но предположила, что инвесторы считают нашу компанию
достаточно надежным и хорошим долгосрочным вложением.  Но...  - продолжала она,
пытаясь взять себя в руки,  -  Сэм Грин, наш поверенный, уверен, что это верный
признак готовящегося насильственного захвата компании.  У  него много контактов
на Уолл-стрит,  и очевидно,  слухи давно уже распространяются. Паркер говорил о
чем-то  подобном в  октябре,  но  мы не обратили на него внимания.  Но он может
оказаться прав.  Пройдет несколько недель,  прежде чем мы узнаем имена тех, кто
за последнее время купил наши акции,  но даже в  этом случае они не обязательно
могут  рассказать  нам  что-то  действительно важное.  Если  компания  пожелает
держать в  тайне намерение захватить нас,  владельцы не будут покупать акции на
свое имя,  для  этого у  них  достаточно подставных лиц.  Они могут даже класть
акции на счета, открытые на несуществующих вкладчиков, хотя это и незаконно.
     Но тут Мередит опомнилась и с подозрением взглянула на Мэтта.
     - Ты ведь прекрасно знаешь, как это делается, не так ли?
     Мэтт весело вздернул брови:
     - Предпочитаю не комментировать подобные выпады.
     - Компания,  которую  ты  попытался  захватить  несколько  месяцев  назад,
заплатила пятьдесят миллионов,  чтобы ты  оставил ее в  покое.  У  них было чем
откупиться,  но  мы  не  можем себе этого позволить,  у  нас попросту нет таких
денег,  и мы не сумеем противостоять захвату.  Боже,  - сокрушенно пробормотала
она,  -  если  "Бенкрофт" станет  всего-навсего филиалом большой корпорации,  я
этого не переживу.
     - Поэтому следует заранее предпринять определенные шаги.
     - Знаю,  и совет директоров обсуждал необходимые для этого меры, но до сих
пор так и не сделал ничего по-настоящему эффективного.
     Не  находя себе  места,  Мередит встала и  поворошила кочергой уголья.  За
спиной раздался голос Мэтта:
     - Это все или тебя тревожит что-то еще?
     - Еще?  -  сдавленно засмеялась Мередит, выпрямившись. - Есть кое-что еще,
но все сводится к тому,  что подобного никогда не случалось раньше,  и от этого
ужасно тяжело на  душе.  Страх  того,  что  мы  стали объектом захвата и  угроз
террориста,  а  тут еще и  Паркер сообщил,  что не  может ссудить нам деньги на
участок в Хаустоне, и теперь придется иметь дело с новым кредитором.
     - А почему Паркер отказал вам?
     - Потому что  сам  банк  сейчас нуждается в  деньгах и  не  может  ссужать
огромные суммы погрязшим в  долгах клиентам.  Не удивлюсь,  если бедняга Паркер
тревожится, сможет ли "Бенкрофт" выплатить проценты по уже полученным ссудам.
     - Он  уже  достаточно взрослый,  -  холодно бросил  Мэтт,  сунув  бумаги в
портфель,  -  пусть сам разбирается.  Если он раздал в кредит больше денег, чем
следовало, значит сам виноват.
     Каждый раз при упоминании Рейнолдса ревность разъедала душу Мэтта,  словно
кислотой, и сейчас его настроение мгновенно испортилось.
     - Тебе нужно хорошенько выспаться,  - сказал он Мередит, и по резкому тону
она поняла, что Мэтт собирается уходить. Удивленная столь неожиданным решением,
Мередит тем не менее проводила Мэтта до двери, ругая себя за то, что обременяет
его своими неприятностями.
     В дверях Мэтт обернулся:
     - Когда мы собираемся, чтобы отметить твой день рождения?
     - В половине восьмого, - предложила она.
     - Идет.
     Мэтт шагнул в коридор, и Мередит остановилась в дверях.
     - Кстати,  насчет завтрашнего вечера,  -  сказала она, - поскольку это мой
день рождения, я бы хотела просить тебя об одном одолжении.
     - Каком именно? - спросил он, ставя на пол портфель и натягивая пальто.
     - Не могли бы вы с Паркером разговаривать,  вместо того чтобы замыкаться в
каменном молчании, как вчера перед пресс-конференцией. Согласен?
     Опять она заботится о  своем драгоценном Паркере!  Мэтт кивнул,  попытался
спросить что-то, поколебался, шагнул к ней, все-таки высказался.
     - Кстати о Паркере,  -  с обманчивым спокойствием начал он.  -  Ты все еще
спишь с ним? Рот Мередит сам собой раскрылся.
     - И что, спрашивается, это означает? - вспыхнула она.
     - Все  очень просто:  я  предполагаю,  что ты  с  ним спишь,  поскольку вы
помолвлены, и поэтому решил спросить.
     - Какое право ты  вообще имеешь спрашивать?  И  кем  себя  считаешь,  черт
возьми?!
     - Твоим мужем.
     По  какой-то  причине категоричность этого утверждения заставила ее сердце
чаще забиться. Мередит судорожно сжала ручку двери, боясь, что сейчас упадет.
     Но Мэтт заметил, в каком она состоянии, и с легкой улыбкой добавил:
     - Поверь, это неплохо звучит, как только привыкнешь.
     - Вовсе нет!  -  мятежно вскинулась она, хотя в глубине души признала, что
он прав.., хотя и не слишком. Мэтт перестал улыбаться.
     - Тогда позволь объяснить тебе,  что  есть  слова,  которые звучат намного
хуже.  Если  ты  по-прежнему спишь с  Рейнолдсом,  это  Называется "супружеской
неверностью".
     Мередит захлопнула дверь с  такой силой,  что она наверняка бы сорвалась с
петель,  не  успей Мэтт вовремя подставить ногу.  Схватив Мередит за плечи,  он
буквально вытащил ее  в  коридор.  Жесткий рот  завладел ее  губами в  грубом и
одновременно нежном поцелуе,  руки притягивали ее  все ближе к  широкой мужской
груди.  Постепенно ошеломительный натиск сменился осторожным прикосновением губ
к  губам,  легким,  мучительно сладостным касанием,  которому было еще  труднее
противиться.  Зубы  слегка  прикусили мочку  уха,  хриплый шепот  посылал дрожь
озноба по спине:
     - Я знаю, ты тоже хочешь поцеловать меня. Почему бы не поддаться порыву? Я
более чем готов и весь в твоем распоряжении...
     К ужасу Мередит, дразнящие, обольстительные слова заставили забыть о гневе
и  возбудили  странное  и  совершенно неуместное желание  засмеяться и  сделать
именно то, о чем просил Мэтт.
     - Если я погибну в катастрофе по пути домой,  -  тихо уговаривал он, снова
скользя губами по щеке к ее рту,  - подумай, какие угрызения совести будут тебя
терзать при мысли о том, как ты отказала мне в последнем утешении.
     Пытаясь  заглушить рвущийся из  горла  смех,  Мередит  открыла рот,  чтобы
сказать что-то,  шутливое,  а еще лучше, язвительное, но в эту секунду его губы
впились в  ее.  Одной рукой он поддерживал ее голову,  другой сжимал бедра,  не
давая шевельнуться.  И  Мередит забыла обо  всем.  Потеряла голову.  Прижатая к
сильному телу,  чувствуя себя во власти его губ, рук, языка, она почувствовала,
что сдается без борьбы. Стиснутые, упиравшиеся в его грудь кулаки расслабились,
ладони скользнули под пальто, рубашку, пальцы гладили теплую, поросшую волосами
грудь. Его язык проник в рот, встретился с ее языком, губы неумолимо раздвигали
ее губы,  и  Мередит с неожиданной радостью приветствовала вторжение его языка,
безвольно отвечая на поцелуи,  охваченная страстью и  смущением.  И  руки Мэтта
конвульсивно  сжались  еще  сильнее.   Он  со  свирепой  настойчивостью  словно
стремился поглотить ее заживо,  вобрать в себя,  и Мередит ощутила, как желание
буйным пламенем загорелось в крови.
     Охваченная нерассуждающей паникой,  она  отпрянула  и,  вырываясь  из  его
объятий, отступила к двери, тяжело дыша, вновь сжимая кулаки.
     - Как  ты  можешь спать с  Рейнолдсом,  когда целуешь меня  так?  -  тихо,
обвиняюще бросил он.
     Мередит с трудом удалось принять гневно-презрительный вид:
     - А ты? Как мог ты нарушить обещание вести себя прилично?
     - Но  мы  уже  не  у  тебя  дома,  -  откликнулся он,  и  эта  способность
вывернуться из  любого  положения и  обернуть каждый нечестный поступок в  свою
пользу оказалась последней соломинкой.
     Мередит отступила,  подавляя желание хлопнуть дверью перед носом Мэтта,  и
все-таки,   не  удержавшись,   с  громким  стуком  закрыла  ее.   Оказавшись  в
безопасности, она привалилась к косяку и в тоскливом ужасе повесила голову. Уже
того,  что  он  шантажировал ее  и  принудил  подписать  это  соглашение,  было
достаточно для любой женщины, обладающей силой воли, чтобы выстоять против него
эти три коротких месяца.  Но  только не  для нее!  -  с  бешенством думала она,
отходя от двери.  Не для нее!  Она не продержалась и  трех недель,  несчастная,
безвольная дурочка, марионетка в руках Фаррела!
     Полная отвращения к себе, Мередит поплелась к дивану, остановившись, чтобы
взять  в  руки  снимок  Паркера.   Он  смотрел  на  нее,   красивый,  надежный,
улыбающийся, верный и честный. И он любил ее! И сотни раз говорил ей об этом! А
Мэтт...  Мэтт ни  разу.  Никогда!  Но  спасет ли  это ее  от  потери гордости и
самоуважения в  объятиях Мэтью  Фаррела?  Вероятно,  нет  с  горечью  вздохнула
Мередит. Не в этих обстоятельствах.
     Стюарт считает,  что  Мэтт  не  хочет ранить ее.  Если вспомнить,  как  он
бросился спасать ее вчера, Мередит готова поверить этому даже сейчас, сжигаемая
чувствами, которых не хотела и не умела побороть. Нет, Мэтью не хочет причинить
ей  боль.  По каким-то странным и  неясным ей причинам Мэтт почему-то стремился
вернуть ее.  Но именно тут и начнутся ее беды и несчастья.  Репутация Мэтта как
неотразимого покорителя сердец всем известна,  кроме того,  он  был  совершенно
непредсказуем и  абсолютно ненадежен,  и  сочетание этих качеств,  вне  всякого
сомнения, разобьет ее сердце.
     Мередит опустилась на диван и  закрыла лицо руками.  Он не хочет причинить
ей боль...
     Несколько минут она решала, не стоит ли возбудить в нем защитные инстинкты
- те самые, что заставили его перевернуть небо и землю, чтобы помочь ей. Может,
стоит сказать честно:  "Мэтт,  я  знаю,  что ты не хочешь ранить меня,  поэтому
уходи, пожалуйста.
     У  меня впереди своя жизнь,  планы на будущее,  и не нужно становиться мне
поперек дороги.  Я  ничего для тебя не значу,  совсем ничего.  Просто очередное
завоевание, еще одна победа, мимолетное увлечение..."
     Да,  она может так сказать,  но это будет простой тратой времени.  Мередит
уже объясняла Мэтту нечто подобное, но другими словами. Он намеревался бороться
до конца и выйти победителем и делал это по причинам, ясным лишь ему одному.
     Подняв голову,  Мередит уставилась в огонь, вспоминая его слова: "Я подарю
тебе рай на золотом блюде.  У нас будет семья,  дети... Я бы хотел шестерых, но
соглашусь и на одного..."
     Если она признается, что не может иметь детей, Мэтт скорее всего откажется
от  своих планов.  Но  едва Мередит поняла,  что такое вполне возможно,  сердце
сжалось такой тоской,  что казалось,  вот-вот остановится, и Мередит неожиданно
разозлилась на него и на себя.
     - Будь ты проклят!  -  воскликнула она вслух.  -  Будь проклят за то,  что
вновь заставил меня почувствовать себя уязвимой!
     Он вовсе не желает никакой семьи, вероятно, его влечет новизна, стремление
добиться своего и  заставить ее жить с ним.  Но в постели она надоест ему через
несколько дней. Мэтт слишком чувственный по натуре человек, он спал с десятками
звезд  и  самых  известных моделей.  У  Мередит  же  нет  никакого  опыта,  она
сексуально подавлена,  ни на что не способна.  Кому это знать,  как не ей!  Она
чувствовала себя так в постели с Мэттом одиннадцать лет назад,  и после развода
потребовалось больше двух лет,  чтобы вернуть хотя бы  какое-то подобие чувства
собственного достоинства и  способность ощущать  желание.  Лайза  считала,  что
единственный способ излечиться до конца -  переспать с  кем-то еще,  и  Мередит
честно попыталась.  Она легла в  постель с  университетской звездой по  бегу на
длинные дистанции,  самоуверенным молодым человеком,  преследовавшим ее не один
месяц,  и  эта ночь оказалась настоящим несчастьем.  Он тяжело дышал и лапал ее
так,  что Мередит выворачивало от омерзения,  а  ее неловкость и холодность,  в
свою очередь,  злили его.  До  сих  пор  она  не  могла без стыда вспомнить его
насмешки, от которых становилось еще противнее:
     "Ну же,  детка,  не лежи как бревно,  шевелись хоть немного!  Да что это с
тобой,  черт возьми..,  выглядишь такой горячей штучкой,  а на самом деле кусок
льда..."
     И когда он попытался овладеть ею,  внутри у нее что-то перевернулось,  она
начала бешено сопротивляться,  схватила одежду и  сбежала.  После этого Мередит
решила, что секс не для нее.
     Единственным  любовником,   кроме  Мэтта,  был  Паркер  -  нежный,  милый,
нетребовательный.  Но даже он не был удовлетворен ею в постели, правда, никогда
не упрекал Мередит, но она все понимала.
     Мередит положила голову на спинку дивана,  глядя сухими глазами в потолок,
отказываясь дать волю сжимавшим горло слезам.  Паркер никогда бы не заставил ее
чувствовать себя  такой жалкой и  ничтожной.  Никогда.  На  такое способен лишь
Мэтт. Но даже сознавая это, Мередит хотела его.
     Это озарение,  ужасающее,  непрошеное,  неоспоримое, невыносимое, оглушило
ее.
     Всего лишь за  несколько дней Мэтт сумел довести ее  до полной и  позорной
капитуляции.  Слезы стыда и безнадежности сверкали в глазах Мередит. Он даже не
признался ей в любви, чтобы заставить ее отказаться от всех планов на будущее и
пожертвовать своей жизнью.
     Старинные напольные часы  пробили десять.  Для  Мередит этот  звон означал
конец ее спокойствию и умиротворению.
     Мэтт  провел "роллс-ройс"  между  двумя  грузовиками,  почти  перекрывшими
полосу движения,  и взял трубку.  Часы на приборной доске показывали десять, но
Мэтт не посчитал,  что звонить в  такой час неудобно.  Питер Вандервилд ответил
после второго звонка, немного испуганный и польщенный столь поздним звонком.
     - Моя поездка в  Филадельфию полностью удалась,  сэр,  -  начал он,  почти
уверенный в том, что босс звонит именно поэтому.
     - Не важно,  -  нетерпеливо бросил Мэтт.  -  Я хочу знать, не произошла ли
каким-то образом утечка информации, утечка, которая могла вызвать на Уолл-стрит
слухи, что мы пытаемся захватить компанию?
     - Не  может быть!  Я  принял все обычные предосторожности,  чтобы ни одной
душе  не  было  известно О  том,  что  мы  скупаем акции,  пока не  придет срок
представить данные в  Комиссию по  ценным бумагам и  биржам.  Акции  "Бенкрофт"
неуклонно растут в цене,  поэтому,  естественно,  последнее время они обходятся
нам дороже.
     - Я думаю, в игру вступил еще один игрок, - сухо бросил Мэтт. - Необходимо
его обнаружить, черт возьми! Займитесь этим!
     - Кто-то еще хочет прибрать их к рукам? - удивился Питер. - Я уже думал об
атом,  но почему?  Совершенно невыгодное сейчас вложение,  если только у  этого
неизвестного нет каких-либо личных причин, как у вас.
     - Питер, - предупредил Мэтт, - постарайтесь не совать нос в мои дела, если
не хотите заняться изучением объявлений в разделе "Работа".
     - Я не хотел.., то есть.., я читал в газетах... простите...
     - Вот и прекрасно, - перебил Мэтт. - Срочно проверьте, верны ли эти слухи,
и если действительно кто-то решил поживиться, немедленно узнайте его имя.

     ***

     Роскошный  лайнер  медленно  скользил  по  тяжелым  волнам  Атлантики,  то
поднимаясь  на  гребни,  то  медленно  опускаясь,  и  это  непрерывное движение
доводило Филипа Бенкрофта однообразием и монотонностью почти до бешенства. Сидя
за капитанским столом между женой сенатора и техасским нефтяным магнатом,  он с
деланным интересом слушал, что говорит соседка:
     - Мы  прибудем в  порт послезавтра,  к  концу дня.  Надеюсь,  вам нравится
круиз?
     - Чрезвычайно,  -  солгал он, украдкой бросая взгляд на часы. В Чикаго уже
девять вечера.  Вместо того чтобы оказаться узником в этом плавучем отеле,  ему
следовало бы  сейчас  смотреть новости  по  телевизору или  играть  в  карты  в
загородном клубе.
     - Вы навестите друзей,  когда мы будем в Италии?  -  поинтересовалась жена
сенатора.
     - У меня нет там друзей, - буркнул Филип. Несмотря на изнуряющую скуку, он
с каждым днем чувствовал себя лучше,  сильнее и увереннее.  Его доктор оказался
прав -  необходимо было полностью отрешиться от тревог и  забот,  и особенно от
всего связанного с бизнесом.
     - Нет друзей в Италии?  - повторила соседка, безуспешно пытаясь продолжить
одностороннюю беседу.
     - Нет. Только бывшая жена, - рассеянно ответил Филип.
     - Вот как? Вы повидаетесь с ней?
     - Вряд ли,  -  покачал головой Филип,  но  тут же  замер,  сообразив,  что
упомянул о  женщине,  которую вышвырнул из  дома и  из  жизни много лет  назад.
Очевидно, вынужденный отдых губительно действует на мозги.

     Глава 47

     С  той минуты как Мэтт предложил отпраздновать ее день рождения вчетвером,
Мередит терзали тяжкие  предчувствия,  но  приехавшие Паркер и  Лайза  казались
исполненными  такой  решимости  быть  жизнерадостными и  веселыми  и  ничем  не
испортить праздника,  что  Мередит убедила себя,  будто она  все навоображала и
никакого несчастья не предвидится.
     - С  днем  рождения,  Мер,  -  прошептала Лайза,  крепко обнимая подругу и
вручая ей коробку в яркой обертке.
     - С  днем рождения,  -  повторил Паркер,  протягивая ей  небольшой тяжелый
овальный футляр. - Фаррела еще нет?
     - Пока не приехал,  но в кухне есть вино и закуски.  Я как раз ставила все
на поднос.
     - Сейчас помогу, - вызвалась Лайза. - Умираю от голода.
     Она исчезла на кухне в облаке шелка цвета сливы, отделанного бахромой.
     Проводив ее мрачным взглядом, Паркер угрюмо осведомился:
     - Почему она вечно наряжается чучелом?  Неужели не может одеваться как все
нормальные люди?
     - Потому что она не  такая,  как все,  -  пояснила Мередит.  -  Знаешь,  -
недоуменно нахмурилась она, - многие мужчины находят Лайзу потрясающей.
     - Мне нравится твоя манера одеваться,  -  сообщил он, оценивающе оглядывая
ярко-красный бархатный жакет-болеро,  отделанный золотой тесьмой,  с  аскотским
галстуком ,  придававшим ей  вид
обманчивой невинности.  Жакет  был  расстегнут,  открывая  красное  платье  без
бретелек,  присобранное у  талии  и  ниспадавшее широкими складками.  Намеренно
игнорируя ее попытки защитить Лайзу, Паркер улыбнулся и сказал:
     - Почему бы тебе не развернуть мой подарок до приезда Фаррела?
     В серебряной оберточной бумаге оказался голубой бархатный футляр, а внутри
на  атласной подкладке лежал великолепный браслет с  сапфирами и  бриллиантами.
Мередит осторожно вынула его.
     - Как  прекрасно,  -  прошептала  она,  чувствуя,  что  сердце  болезненно
сжимается, а внутренности скрутило тошнотным узлом. Слезы обожгли веки, так что
перед глазами все поплыло,  а блеск драгоценных камней сливался в одну неясную,
неразличимую полосу.  И  в  этот момент она поняла:  ни  браслет,  ни Паркер не
принадлежат ей. Паркеру не суждено стать ее мужем теперь, когда она предала его
в мыслях и в сердце из-за безумной, страстной одержимости Мэттом.
     Подняв голову, Мередит вынудила себя встретить выжидающий взгляд Паркера и
протянула ему браслет.
     - Прости, - пробормотала она, задыхаясь, - это чудесный подарок, но я.., я
не могу принять его, Паркер.
     - Но  почему...  -  начал было он,  хотя уже знал ответ,  предвидел его за
мгновение до того,  как она заговорила. - Так вот оно что, - резко бросил он. -
Фаррел выиграл!
     - Не  совсем,  -  спокойно ответила она,  -  но  что бы ни случилось между
Мэттом и мной, мне все-таки, не следует выходить за тебя замуж. Ты заслуживаешь
большего, чем жена, которая не может справиться с чувствами к другому мужчине.
     После короткого напряженного молчания Паркер наконец спросил:
     - Фаррел знает, что ты решила разорвать помолвку?
     - Нет!  -  вскинулась Мередит.  -  И я предпочла бы, чтобы он не знал! Это
только еще больше распалит его.
     Паркер снова поколебался, но тут же взял браслет и решительно застегнул на
руке Мередит.
     - Я не собираюсь сдаваться,  - сообщил он, мрачно улыбаясь. - И считаю это
очередным небольшим препятствием. Как же я ненавижу этого ублюдка!
     Прожужжал звонок.  Паркер поднял голову и  уставился на Лайзу,  стоявшую в
дверях с подносом.
     - Какого черта ты торчишь здесь и  подслушиваешь?  -  обрушился он на нее,
как только Мередит направилась к двери,  чтобы впустить Мэтта. - И долго ты тут
стояла?
     - Не очень,  - ответила она поразительно мягко, ":, несмотря на их прежние
ссоры. - Хочешь бокал вина?
     - Нет, - горько усмехнулся Паркер, - скорее, всю бутылку.
     Вместо того  чтобы злорадствовать,  Лайза наполнила бокал и  поднесла ему,
словно обдав при этом Паркера странно светящимся нежным взглядом огромных глаз.
     В дверях появился Мэтт,  и Мередит показалось,  что он своим присутствием,
волей и энергией наполнил всю комнату,  -  С днем рождения. Выглядишь ты просто
потрясающе,  - поздравил он, оглядывая ее всю, от гривы блестящих золотом волос
до кончиков красных туфелек.
     Мередит поблагодарила Мэтта,  стараясь не  замечать,  как он  ослепительно
красив  в  сером  строгом  костюме,  белоснежной сорочке и  скромным галстуке в
тонкую полоску.
     Лайза первая попыталась разрядить атмосферу.
     - Привет,  Мэтт!  -  лучезарно улыбнулась она.  -  Ты  сегодня куда больше
походишь на банкира, чем Паркер.
     - Да,  но  у  меня  нет  ключа Фи  Бета Каппа,  -  пошутил Мэтт,  неохотно
протягивая руку Паркеру. Тот так же нерешительно протянул свою.
     - Лайза ненавидит банкиров,  -  пояснил он, отходя от Мэтта, и, налив себе
еще вина,  одним глотком осушил бокал.  -  Кстати,  Фаррел, - с невероятной для
него грубостью бросил Паркер,  -  наверное,  вы забыли,  что приглашены на день
рождения. Лайза и я помнили об этом. Где же ваш подарок?
     - Я не принес его сюда.
     - Хотите сказать, что забыли, не так ли?
     - Хотел сказать, что не принес его сюда.
     - Наверное,  нам пора отправляться в путь, - поспешно вмешалась Лайза, как
и  Мередит,  желавшая поскорее увести мужчин в людное местечко,  по возможности
достаточно шумное, чтобы они не смогли препираться.
     - Мередит  сможет  открыть  мой  подарок позднее.  Лимузин Мэтта  стоял  у
обочины.   Лайза  села  в  машину  и  Мередит  последовала  за  ней,  намеренно
устроившись рядом с подругой, тем самым раз и навсегда избавляясь от перебранки
по поводу того,  кто и с кем должен сидеть рядом.  Единственным человеком,  кто
полностью сохранял присутствие духа  и  хорошее  настроение,  был  Джо  О'Хара,
который не  преминул внести  свою  лепту  в  атмосферу всеобщей натянутости,  с
широкой улыбкой объявив:
     - Добрый вечер,  миссис Фаррел.  Две  бутылки "Дом Периньон" охлаждались в
серебряных ведерках со льдом рядом с мини-баром.
     - Как насчет шампанского?  Я бы хотела... - начала Лайза, но в этот момент
лимузин словно  бешеный сорвался с  места  и  ракетой врезался в  поток  машин,
распластав ее по сиденью и заставив громко охнуть.
     - Иисусе!  -  взорвался Паркер,  стараясь удержать равновесие,  прижатый к
креслу той  же  невероятной силой  инерции.  -  Ваш  идиот  водитель только что
подрезал все четыре ряда движения и проехал на красный свет!
     - Он превосходно знает,  что делает,  - ответил Мэтт, повышая голос, чтобы
перекричать рев клаксонов обозленных водителей.  И никто не заметил, что старый
"шевроле" повсюду следует за  лимузином,  переходя из  ряда  в  ряд  с  той  же
отчаянной лихостью.  И  пока  лимузин  мчался  к  скоростной трассе,  рассеивая
встречавшиеся по пути машины, Мэтт поднял бутылку шампанского с ледяного ложа и
открыл ее.
     - Поздравляю с  тридцатилетием!  -  воскликнул он,  вручая  Мередит первый
бокал. - Жаль только, что пропустил одиннадцать предыдущих...
     - Мередит  тошнит  от  шампанского,  -  перебил Паркер  и,  повернувшись к
Мередит, с интимной улыбкой спросил:
     - Помнишь,  как  тебе  было  плохо  на  вечере в  честь  годовщины свадьбы
Ремингтонов?
     - Но у меня тогда просто кружилась голова,  -  возразила Мередит, сбитая с
толку его тоном и странным выбором темы.
     - Ну конечно,  кружилась,  да еще как!  - поддразнил он. - И все-таки тебя
немного мутило.  Заставила меня  стоять с  тобой на  балконе в  страшный холод.
Помнишь,  я  накинул на  тебя свое пальто,  а  потом Стен и  Милли Мэйфилд тоже
присоединились к нам, и мы сделали из наших пальто нечто вроде шатра.
     Повернув голову к Мэтту, он спросил холодным, высокомерным тоном:
     - Вы знаете Мэйфилдов?
     - Нет, - покачал головой Мэтт, передавая Лайзе бокал с шампанским.
     - Ну конечно,  откуда же,  - пренебрежительно усмехнулся Паркер. - Милли и
Стен старые друзья, мои и Мередит.
     Он явно старался представить Мэтта нежеланным гостем,  чужаком,  и Мередит
поспешила сменить тему.
     Лайза быстро присоединилась к ним,  втянув Мэтта в разговор. Паркер залпом
проглотил четыре  бокала шампанского и  рассказал еще  пару  забавных историй о
людях, которых Мэтт, как оказалось, тоже не знал.
     Мередит никогда не слышала раньше о выбранном Мэттом ресторане,  но пришла
в восторг с той минуты, как ступила в фойе. Стилизованный под английский паб, с
витражами на  стеклах  и  темными  деревянными панелями,  "Манчестер-Хаус"  мог
похвалиться большой,  вытянутой вдоль всей задней стены стойкой бара.  Столовые
по  обеим сторонам фойе  были  маленькими и  уютными,  отделенными от  гостиной
обвитыми плющом  перегородками.  В  гостиной,  куда  их  проводили и  попросили
подождать,  пока  накроют стол,  было  полно  посетителей,  заранее празднующих
Рождество,  включая  компанию человек в  двадцать.  Судя  по  громкому смеху  и
раскрасневшимся лицам, все уже успели опрокинуть не по одному стаканчику.
     - Какого черта мы  сюда явились?  Эта  дыра совсем не  подходит для  того,
чтобы отметить день рождения Мередит,  -  бросив уничтожающий взгляд на  Мэтта,
объявил Паркер.
     Стараясь ради Мередит скрыть нетерпеливое раздражение,  Мэтт,  не  повышая
голоса, парировал:
     - Но  здесь можно поесть,  не опасаясь,  что нас узнают,  и  если мы хотим
провести спокойный вечер, должно быть относительно темно и подальше от центра.
     - Паркер,  здесь  нам  будет  хорошо,  -  пообещала Мередит,  и  ей  здесь
действительно понравилось -  типично английская атмосфера,  и маленький оркестр
играет веселую мелодию.
     - Оркестр неплохой,  - согласилась Лайза, наклоняясь вперед и рассматривая
музыкантов, но глаза ее тут же расширились при виде водителя Мэтта, сидевшего в
дальнем конце бара.
     - Мэтт,  -  сказала она с недоверчивым смехом,  -  по-моему, твой водитель
решил немного согреться и выпить пива.
     Не глядя в сторону О'Хары, Мэтт ответил:
     - На   службе  Джо  пьет  только  коку,   не  пиво.   Подошедший  официант
осведомился,  что они будут вить,  и,  получив заказ, направился к бару. Он уже
хотел  передать заказ бармену,  но  тут  какой-то  коротышка в  слишком широком
пальто шагнул к нему и спросил:
     - Хочешь заработать сотню баксов, приятель? Официант поспешно повернулся:
     - Как?
     - Вон за тем столиком сидит компания важных гостей,  а  под пальто у  меня
камера.
     Он  разжал ладонь,  и  официант увидел удостоверение корреспондента хорошо
известной бульварной газеты и аккуратно сложенный стодолларовый банкнот.
     - Только не  попадайтесь им на глаза,  -  сказал официант,  сунув деньги в
карман.
     Тем  временем  владелец ресторана,  усевшись за  стол  метрдотеля,  поднял
трубку и  набрал номер Ноэла Джеффа,  обычно занимавшегося в газете ресторанным
рейтингом.
     - Ноэл, - шепнул он, слегка поворачиваясь, чтобы новая группа посетителей,
входивших  в   ресторан,   не   вздумала  подслушивать.   -   Это   Алекс,   из
"Манчестер-Хаус". Помнишь, я тебе говорил как-то, что в долгу у тебя за хороший
отзыв о нашем ресторане? Ну-ка угадай, кто сидит здесь сейчас?
     - Да  быть  не  может!  -  рассмеялся  Джефф,  когда  Алекс  назвал  имена
посетителей.  - Может, они и в самом деле небольшое счастливое семейство, каким
казались на пресс-конференции?
     - Вряд ли.  Сегодня вечером мне так не показалось, - чуть громче прошептал
Алекс. - Жених мрачен как грозовое облако и пьет стакан за стаканом.
     Последовало  короткое  задумчивое  молчание,   наконец,   Джефф,  хмыкнув,
объявил:
     - Немедленно выезжаю вместе г  фотографом.  Отведи нам столик поближе,  но
так, чтобы они нас не видели.
     - Нет  проблем.  Но  не  забудь:  когда  станешь писать об  этом,  упомяни
название ресторана, только без ошибок, и дай адрес.
     Алекс повесил трубку,  в таком восторге от возможности получить бесплатную
рекламу  в  газете,  не  говоря  уже  об  упоминании  богачей,  посещающих  его
заведение, что немедленно позвонил на несколько теле- и радиостанций.
     К  тому  времени как  официант принес вторую порцию спиртного,  а  потом и
третью,  специально для  Паркера,  Мередит уже  сообразила,  что  бывший  жених
слишком много пьет.  Само по  себе это не  было таким уж страшным,  не пускайся
Паркер  время  от  времени в  воспоминания о  случаях,  происходивших с  ним  и
Мередит, начиная каждую фразу со слов:
     - А помнишь...
     Мередит  не  всегда  могла  вспомнить,  но  с  каждой  минутой все  острее
сознавала, что Мэтт начинает злиться.
     Мэтт  не  просто  злился.  Им  овладело холодное бешенство.  Вот  уже  три
четверти  часа  он   был   вынужден  слушать  остроумные  побасенки  Рейнолдса,
направленные на то,  чтобы доказать,  каким ничтожеством на самом деле является
Мэтт  и  насколько выше  его  на  общественной лестнице стоят Мередит и  Паркер
независимо от того, миллионер он или нет. Одна история сменяла другую.., о том,
как  Мередит  сломала  теннисную ракетку  на  турнире в  загородном клубе..,  о
какой-то дурацкой вечеринке, устроенной директрисой закрытой школы, где Мередит
уронила ожерелье..,  и  еще одна -  о  матче по поло,  на который он ее недавно
водил.
     Когда Паркер стал рассказывать о благотворительном аукционе, в котором они
вместе участвовали, Мередит поспешно встала.
     - Мне  нужно  в  дамскую  комнату,  -  объявила  она,  намеренно перебивая
Паркера. Лайза тоже поднялась:
     - Я иду с тобой.
     Как только они оказались в  дамской комнате,  она со  страдальческим видом
облокотилась на раковину:
     - Больше я  этого  не  вынесу.  В  жизни не  представляла,  что  можно так
испортить вечер.
     - Может,  я притворюсь,  что мне плохо,  и попрошу проводить меня домой? -
осведомилась Лайза с широкой улыбкой, подходя к зеркалу, чтобы подкрасить губы.
- Помнишь,  ты  это  сделала  ради  меня,  когда  мы  с  двумя  парнями были  в
"Бенсон-Хилл"?
     - Паркер и глазом бы не моргнул, если бы мы свалились в обморок у его ног,
- раздраженно бросила  Мередит.  -  Он  слишком занят  тем,  как  бы  поудачнее
спровоцировать Мэтта на ссору.
     Тюбик помады замер в  воздухе,  и  Лайза бросила на Мередит гневный взгляд
искоса:
     - Мэтт сам его подначивает!
     - Да он слова не сказал!
     - Вот именно!  Только смотрит на Паркера, как на клоуна в цирке! Паркер не
привык  проигрывать,  но  сегодня  он  потерял  тебя!  А  Мэтт  сидит  и  молча
злорадствует, зная, что обязательно выиграет.
     - Просто  поверить  не  могу!  -  взорвалась  Мередит,  стараясь,  однако,
говорить потише. - Все эти годы ты покоя не давала Паркеру, придиралась к нему,
даже когда он был прав.  Сегодня же он кругом виноват и  пьян к  тому же,  а ты
защищаешь его!  Мэтт ничего не выиграл! И вовсе не издевается над Паркером. Он,
возможно,  выглядит так,  будто забавляется выходками Паркера, но на самом деле
Мэтт взбешен!  По-настоящему взбешен!  И все потому,  что Паркер выставляет его
парией и отверженным!
     - Это тебе кажется,  -  ответила Лайза с таким свирепым негодованием,  что
Мередит в изумлении отступила.  Но злость тут же сменилась угрызениями совести,
когда Лайза добавила:
     - Просто не понимаю,  как ты могла считаться невестой человека, к которому
не питаешь ни капли сочувствия?
     Официант  минуту  назад  сообщил  Мэтту,   что  столик  готов,   и   Мэтт,
полуобернувшись,  заметил Мередит и Лайзу,  пробиравшихся сквозь битком набитую
гостиную Паркер к  тому времени покончил с  воспоминаниями и  принялся донимать
Мэтта намеренно неприязненными вопросами о его происхождении,  ехидно ухмыляясь
над каждым ответом.
     - Скажите,  Фаррел,  -  начал  он  срывающимся голосом,  так  громко,  что
сидевшие  за  соседним  столиком  посетители начали  оборачиваться,  -  где  вы
учились? Я забыл.
     - Университет штата Индиана,  -  буркнул Мэтт,  не  сводя глаз  с  Лайзы и
Мередит.
     - Я окончил Принстон.
     - И что из этого?
     - Простое любопытство. А как насчет спорта? Играете во что-нибудь?
     - Нет,   -  процедил  он,  вставая  и  отодвигая  стул,  чтобы  немедленно
направиться к столику, как только подойдут женщины.
     - Что же вы делали в  свободное время?  -  не желал отстать Паркер и  тоже
поднялся, покачнувшись на нетвердых ногах.
     - Работал.
     - где?
     - Механиком на сталелитейном заводе.
     - Я играл в поло,  немного занимался боксом.  И,  -  добавил он,  окидывая
Мэтта пренебрежительным взглядом, - был первым, кто поцеловал Мередит.
     - Ну а я лишил ее девственности,  -  бросил Мэтт, доведенный до крайности,
не отводя глаз, однако, от Лайзы и Мередит, которые были уже рядом.
     - Ах ты,  сукин сын!  - прошипел Паркер и размахнулся, намереваясь влепить
Мэтту в челюсть.
     Тот  едва  сумел увернуться,  чисто инстинктивно загородился левой рукой и
развернулся правой.  И тут разразился ад - женщины вопили, мужчины повскакивали
со  стульев.  Паркер  рухнул на  пол,  и  в  глубине комнаты взорвались вспышки
фотокамер Лайза  обозвала Мэтта  подонком;  он  обернулся к  ней,  и  маленький
кулачок врезался ему в глаз в тот момент, когда Мередит нагнулась, чтобы помочь
Паркеру подняться.  Мэтт механически отвел руку, чтобы ответить ударом на удар,
но понял,  что это Лайза напала на него, замер, дернулся, почувствовав, как его
локоть наткнулся на  что-то  твердое,  и  тут же  послышался крик Мередит.  Джо
ринулся вперед,  расталкивая разбегавшихся посетителей, а Мэтт стиснул запястья
Лайзы,  чтобы не  дать этой дикой кошке снова напасть на  него,  и  тут  словно
ниоткуда появились фотографы,  непрерывно треща камерами.  Свободной рукой Мэтт
оттащил Мередит от распростертого тела Паркера и почти швырнул на Джо.
     - Убери  ее  отсюда!  -  заорал  он,  пытаясь  загородить  собой  жену  от
репортеров - Увези домой!
     И неожиданно Мередит ощутила, как ноги отрываются от земли, и ее буквально
протискивают сквозь толпу к вращающимся дверям кухни.
     - Там  черный ход,  -  пропыхтел Джо,  волоча ее  мимо испуганных поваров,
маячивших  у  дымящихся  кастрюль  и  сковород,  и  ошеломленных  официантов  с
подносами.  Джо налег плечом на  заднюю дверь с  такой силой,  что она с  шумом
распахнулась и  ударилась о  кирпичную стену.  Они мгновенно утонули в  ледяном
ночном воздухе.  Джо, не сбавляя шага, помчался вместе с Мередит на стоянку, не
обращая внимания на  охранника,  и,  рывком  открыв  дверцу  лимузина,  толкнул
Мередит на пол у заднего сиденья.
     - Лежите смирно,  -  скомандовал он,  захлопывая дверь и  подбегая к месту
водителя.
     Мередит,  потеряв  всякое  ощущение  реальности,  уставилась  на  пушистые
волокна темно-синего коврового покрытия,  торчавшие в  полудюйме от  ее  широко
открытых глаз,  не в силах поверить, что подобное происходит с ней. Отказываясь
валяться на полу,  она попыталась приподняться и сесть,  но в этот момент мотор
взревел, "кадиллак" рванулся-с места и, скрежеща шинами, с бешеной скоростью на
двух колесах свернул за  угол.  Мередит снова швырнуло на  пол,  и  она неловко
рухнула вниз, боясь пошевелиться. Уличные огни сливались в одно белое пятно, но
обезумевшая машина пересекала одну улицу за другой, и до Мередит наконец дошло,
что  они  не  кружат поблизости от  ресторана и  не  собираются возвращаться за
Лайзой.
     Наконец ей  с  трудом удалось устроиться на сиденье,  и  теперь оставалось
приказать этому маньяку,  которого Мэтт считал водителем,  замедлить скорость и
вернуться в ресторан.
     - Извините...  Джо,  -  окликнула она,  но Джо был слишком занят,  пытаясь
нарушить все мыслимые правила движения,  чтобы обращать на нее внимание, к тому
же  вой  клаксонов машин  разгневанных водителей заглушал все  звуки.  Мередит,
рассерженно вздохнув,  встала на  колени,  прижалась грудью к  спинке сиденья и
просунула голову в окошко, отделяющее место водителя от пассажирского сиденья.
     - Джо!  -  повторила она прерывающимся от страха голосом, поскольку в этот
момент они едва увернулись от небольшого грузовика.  - Пожалуйста, помедленнее!
Я боюсь!
     - Не  беспокойтесь,  миссис  Фаррел,  -  заверил  Джо,  разглядывая  ее  в
зеркальце заднего обзора,  -  никто нас не остановит. Даже если нас перехватят,
все равно близко не подойдут, ведь я упакован!
     - Упакован?  -  тупо повторила Мередит, глядя на пустое место рядом с ним,
почти ожидая увидеть полураскрытый чемодан. - Что же вы упаковали?
     - Удочку.
     - Вы  собираетесь на  рыбалку?  Сейчас?!  Джо  разразился лающим  смехом и
вместо объяснений распахнул черный пиджак.
     - Удочка,  -  повторил он,  и  Мередит широко раскрытыми от  ужаса глазами
уставилась на рукоятку револьвера, торчащую из кобуры, укрепленной под мышкой.
     - О  Боже!  -  выдохнула она и,  мгновенно обмякнув,  сползла на  сиденье,
мучаясь мыслями о том,  что могло случиться с Лайзой. Мужчины довели Мередит до
того,  что ей было совершенно все равно, если Паркер и Мэтт проведут эту ночь в
тюрьме за нарушение порядка в общественном месте,  но о Лайзе она беспокоилась.
Мередит видела,  как  Паркер первым замахнулся на  Мэтта и  промахнулся,  и  не
сомневалась, что он затеял драку, но не намеревалась оправдывать Мэтта, ведь он
был трезв и все же превратил дурацкий выпад пьяного в трактирную свару!
     Мередит припомнила,  что Лайза возилась с  застежкой сумочки в  ту минуту,
когда  Паркер  замахнулся на  Мэтта,  подняла  глаза,  услышав чей-то  крик,  и
увидела,  как Паркер валится на пол. Скорее всего именно поэтому Лайза ринулась
в  драку..,  наверняка из  совершенно дурацкого и  непонятного желания защитить
Паркера,  к которому,  казалось,  всегда питала неприязнь. Сцены одна за другой
проплывали перед глазами Мередит,  и  не  будь ей  так противно,  она наверняка
рассмеялась бы при воспоминании о том,  как Лайза отводит кулак,  чтобы влепить
Мэтту прямо в  глаз.  В  такие моменты можно лишь пожалеть,  что у  нее,  как у
Лайзы, никогда не было братьев, на которых можно было бы оттачивать мастерство,
мрачно думала Мередит.  Правда,  она не видела,  попала ли Лайза в цель, потому
что сама в то время наклонилась, чтобы помочь Паркеру, но когда подняла голову,
локоть Мэтта врезался ей в глаз,  и до Мередит только сейчас дошло,  что вокруг
глаза  все  онемело.  Осторожно  притронувшись к  нему  кончиками пальцев,  она
обнаружила, что глаз сильно припух.
     Несколько минут  спустя,  она  вздрогнула от  резкого  телефонного звонка.
Такой  обычный звук  казался странно неуместным в  летящем лимузине,  за  рулем
которого, по всей вероятности, сидел бывший гангстер.
     - Это вас,  - жизнерадостно объявил Джо. - Мэтт. Они благополучно убрались
из ресторана. Все в порядке. Он хочет поговорить с вами.
     Известие о том,  что Мэтт звонит ей сейчас,  после всего,  что ей пришлось
вынести  по  его  вине,  подействовало на  Мередит  как  фитиль,  поднесенный к
пороховой бочке.  Она буквально сорвала трубку с  рычагов,  вделанных в боковую
панель, и поднесла к уху.
     - Джо говорит,  что у тебя все благополучно, послышался тихий низкий голос
Мэтта. - Твое манто у меня, и...
     Но  Мередит  не  собиралась слушать дальше.  Очень  медленно,  с  огромным
злорадством и  бесконечным удовлетворением она  положила трубку.  Десять  минут
спустя,  когда впереди уже  виднелся дом  Мередит,  Джо  со  всей грациозностью
пилота "Боинга-727",  приземляющегося на слишком короткой посадочной полосе,  с
зубодробительным скрежетом  тормозов  остановил лимузин,  и  поскольку смог  не
убить Мередит,  врезавшись в  мчавшуюся навстречу машину,  и не дал ей попросту
умереть от страха,  широким жестом распахнул дверцу и, удовлетворенно улыбаясь,
объявил:
     - Приехали,  миссис Фаррел,  живые и  здоровые.  Мередит сжала кулаки.  Но
тридцать лет цивилизованного поведения и  заложенные в  детстве основы хорошего
воспитания нелегко преодолеть,  поэтому она вынудила пальцы разжаться, вышла из
машины на подгибающихся ногах и вежливо,  хотя и фальшивым голосом пожелала Джо
доброй ночи.  Однако он настоял на том, чтобы проводить ее, и все оказавшиеся в
этот момент в вестибюле обернулись, с изумлением разглядывая ее, - от охранника
до жильцов, пораньше возвращавшихся домой.
     - Д-добрый вечер,  м-мисс  Бенкрофт,  -  пролепетал,  заикаясь,  охранник,
раскрыв от изумления рот.
     Мередит,  естественно,  отнесла столь пристальное внимание на  счет своего
внешнего вида, но, мужественно подняв подбородок, решила идти напролом.
     - Добрый  вечер,  Терри,  -  ответила  она  с  вежливой улыбкой,  поспешно
выдергивая руку из лапы Джо.
     Однако  через  несколько минут,  когда  Мередит  открыла дверь  квартиры и
взглянула на свое отражение в зеркале фойе,  ей стало не до улыбок. Она замерла
как вкопанная, расширив от ужаса глаза, и невольно расхохоталась. С одного бока
волосы  стояли  дыбом,   с  другого  же  выглядели  так,   словно  укладывались
электрическим миксером.  Жакет-болеро,  так  изящно сидевший на  ней  в  начале
вечера, наполовину свисал с плеча, а аскотский галстук был безнадежно помят.
     - Очень мило,  -  саркастически сообщила она своему отражению и закрыла за
собой дверь.

     ***

     - Мне в самом деле пора домой,  - вздохнул Паркер, потирая ноющую челюсть,
- уже одиннадцать часов.
     - Твой дом наверняка осадили репортеры,  -  твердо объявила Лайза - Вполне
можешь переночевать у меня.
     - А Мередит? - вспомнил Паркер, когда Лайза вернулась из кухни и протянула
ему очередную чашку чая.
     Лайза ощутила странную колющую боль  в  сердце при  мысли о  том,  что  он
по-прежнему мечтает о женщине,  которая его не любит.  И, более того, для него,
вероятно, она последняя женщина на Земле, удостоенная его внимания.
     - Паркер, - мягко предупредила она, - там все кончено.
     Он  поднял голову,  оглядел Лайзу  в  неярком свете  лампы,  только сейчас
поняв, что она имеет в виду его будущее с Мередит.
     - Знаю, - мрачно кивнул он.
     - Но  это еще не  конец света,  -  продолжала Лайза,  усаживаясь рядом,  и
Паркер в  который раз  заметил,  как  огонь  играет рубиновыми отблесками в  ее
волосах.  -  Ваши отношения с  Мередит были очень удобными для  вас  обоих,  но
знаешь, что происходит с такими браками через несколько лет?
     - Нет, а что, по-твоему?
     - Превращаются в  тоску  смертную.  Паркер молча  допил  чай  и,  поставив
кружку,  принялся осматриваться, поскольку неизвестно почему опасался взглянуть
на  Лайзу Обстановка комнаты сочетала в  себе элементы эклектического модерна и
очаровательного традиционного стиля  с  совершенно  неожиданными для  характера
Лайзы предметами искусства,  расставленными там и  сям.  Комната была похожа на
хозяйку - такая же дерзкая, ослепительная, переменчивая. Ацтекская маска стояла
на  вызывающе  современной  зеркальной  подставке  рядом  с   креслом,   обитым
светло-персиковой кожей,  а  рядом  располагался горшок с  плющом.  Зеркало над
камином явно  относи лось к  концу двадцатого века,  а  на  каминной доске были
расставлены английские статуэтки из  фарфора "челси" .
     Паркер, не находя себе места, одолеваемый вопросами, непрерывно терзавшими
мозг, подошел к камину и стал рассматривать статуэтки.
     - Прекрасная работа,  -  искренне похвалил он. - Восемнадцатый век, не так
ли?
     - Да, - тихо ответила Лайза.
     Паркер возвратился,  встал перед ней,  старательно Отводя глаза от  груди,
видневшейся в  треугольном вырезе  платья  сливового  цвета,  и  наконец  задал
вопрос, мучивший его больше всего:
     - Что заставило тебя наброситься на Фаррела, Лайза?
     Лайза вздрогнула и резко вскочила.
     - Не  знаю,  -  солгала  она,  потому  что  его  близость  и  долгожданное
присутствие здесь вызывали дрожь в голосе.
     - Ты  меня не выносишь,  однако ринулась на защиту словно ангел мщения,  -
настаивал Паркер. - Почему?
     Лайза, кусая губы, мысленно спорила с собой. Что лучше - отделаться шуткой
или  рискнуть  всем  и  признаться,  прежде  чем  какая-нибудь  соперница снова
завладеет им?  Паркер сбит с толку и требует объяснений,  но Лайза инстинктивно
понимала, что он никак не ожидает признания в любви.
     - А почему ты считаешь, что я тебя не выношу?
     - Да ты смеешься,  - язвительно бросил он. - Сама ведь никогда не упускала
случая высказать свое мнение обо мне и моей профессии.
     - Ax,  ты  об  этом!  -  махнула она  рукой.  -  Я..,  я  просто  привыкла
поддразнивать тебя.
     Она  отвела  взгляд от  этих  пронизывающих голубых глаз  и  направилась в
кухню, расстроенная тем, что Паркер взял поднос и последовал за ней.
     - Почему? - не отступал он.
     - Почему я дразнила тебя?
     - Нет,  но ты можешь начать с этого.  Лайза пожала плечами, делая вид, что
поглощена уборкой,  но  на  самом деле мысли лихорадочной вереницей кружились в
голове.  Паркер - банкир, он привык докапываться до сути вещей, а ее объяснения
его не убедили.  Либо придется врать дальше,  что,  конечно, не сработает, либо
она  может  поставить все  на  карту  и  сказать правду.  Лайза  решила сыграть
ва-банк.  Она  отдала ему сердце много лет назад,  и  теперь ей  нечего терять,
кроме разве гордости.
     - Помнишь то  время,  когда тебе было лет  девять-десять?  -  нерешительно
спросила она, смахивая несуществующие крошки со стола.
     - Да, я вполне на это способен, - сухо заверил он.
     - Тебе  тогда  нравилась какая-нибудь  девчонка  и  ты  хотел,  чтобы  она
обратила на тебя внимание?

     - Предположим.
     Громко сглотнув слюну,  Лайза ринулась вперед,  потому что  отступать было
некуда:
     - Не знаю,  как поступали мальчики из закрытых школ, но соседские парнишки
обычно бросались палками. Или дергали за косички. Они делали так, потому что не
знали другого способа заставить заметить их.
     Вцепившись обеими руками в край стола, Лайза ждала ответа, но Паркер, стоя
за  ее спиной,  продолжал молчать,  и  внутри у  нее все сжалось.  Она глубоко,
прерывисто вздохнула и, глядя в одну точку, добавила:
     - Ты  знаешь,  как я  отношусь к  Мередит?  Если бы не она,  я  никогда не
добилась бы ничего в жизни.
     Лишь благодаря ей я получила образование,  профессию и хорошую работу. Она
самый лучший,  самый добрый человек, которого я только знаю. Я люблю ее гораздо
больше собственных сестер.  Паркер,  -  безнадежно договорила она,  - можешь ты
только представить,  как..,  как это ужасно..,  любить мужчину,  который сделал
предложение твоей лучшей подруге? Наконец Паркер заговорил.
     - Я, очевидно, слишком много выпил, отключился или в бреду, - провозгласил
он ошеломленно.  -  Утром, когда меня приведут в чувство, необходимо рассказать
какому-нибудь психоаналитику мой сон.  Но а  всякий случай,  чтобы я  точно мог
изложить  все  детали,  повтори,  пожалуйста:  ты  действительно  сказала,  что
влюблена в меня?
     Плечи Лайзы тряслись от смеха, хотя из глаз почему-то хлынули слезы.
     - С твоей стороны было ужасно глупо ничего не заметить.
     Его руки опустились на ее плечи.
     - Лайза, ради Бога.., я не знаю, что сказать. Мне очень жа...
     - Не смей ничего говорить! - вскрикнула она. - И особенно, что сожалеешь!
     - Но что же мне в таком случае делать?!  Лайза откинула голову, не вытирая
бегущие  по  щекам  ручьи,  и  обратилась к  потолку раздраженно-страдальческим
тоном:
     - Боже, как можно было влюбиться в такого совершенно лишенного воображения
кретина?
     Пальцы сжали  ее  плечи  чуть  сильнее,  и  Лайза нехотя позволила Паркеру
повернуть ее к лицом к нему.
     - Паркер, - вздохнула она, - в такую ночь, когда два человека так отчаянно
нуждаются в утешении и к тому же обнаружили, что они мужчина и женщина, неужели
тебе не ясен ответ?
     Паркер не шевельнулся,  и сердце Лайзы на миг, казалось, перестало биться,
но тут же бешено заколотилось,  когда его пальцы коснулись ее подбородка и чуть
приподняли.
     - Вероятнее всего,  это крайне ошибочная идея, - покачал он головой, глядя
на  ее  мокрые ресницы,  удивленный и  тронутый ее словами и  тем,  что она так
безоглядно предлагает.
     - Жизнь - это всего-навсего одна большая игра, - сказала она ему, и Паркер
запоздало сообразил,  что Лайза смеется и плачет одновременно. Но тут он вообще
забыл обо всем,  потому что руки Лайзы обвили его шею и  жаркие сладостные губы
прижались к его губам,  а его руки по собственной воле обняли Лайзу, притягивая
ее  все  ближе и  сжимая все сильнее.  Лайза встретила его на  полпути,  словно
бросая вызов, побуждая сделать еще один шаг.., и вскоре он окончательно потерял
рассудок, увлекая ее за собой в бездну безрассудной страсти....

     Глава 48

     Мередит,  закутанная в  купальный халат,  сидела в гостиной,  держа в руке
пульт  дистанционного управления  телевизором.  Большинство станций  передавали
мультики,  и  она переключалась с  одного канала на  другой,  пытаясь разыскать
такой, где идут ночные новости, словно желая лишний раз помучить себя очередным
показом  вчерашнего  скандала.  Рядом  на  диване  лежала  воскресная газета  с
сенсационной историей на первой странице и снимками вчерашних участников драки.
"Трибюн" решила принять насмешливый тон,  поместив слова Паркера, произнесенные
на  пресс-конференции,   над  снимка  ми  дерущихся:   "Мэтт  Фаррел  и   я   -
цивилизованные люди  и  пытаемся уладить все  как  можно дружелюбнее.  Вся  эта
проблема почти не  отличается от  делового контракта,  еще не  выполненного как
полагается, и теперь остается лишь поставить точки над "i".
     Еще ниже выделялись крупные буквы заголовка:

     "ФАРРЕЛ И РЕЙНОЛДС СТАВЯТ ТОЧКИ НАД "I".

     На фотографиях изображался Паркер, замахнувшийся на Мэтта, Мэтт, сбивающий
Паркера с  ног,  Паркер,  лежащий на полу,  и Мередит,  нагнувшаяся,  Учебы ему
помочь.
     Мередит рассеянно отпила кофе,  наблюдая за ведущим,  как раз перешедшим к
местным новостям.
     - Дженнет,  - улыбаясь, обратился он к сидевшей рядом женщине, - я слышал,
вчера вечером служилось кое-что интересное.  Я  имею в виду знаменитую троицу -
Бенкрофт - Фаррел - Рейнолдс.
     - Совершенно верно, Тед, - ответила она с Веселым злорадством. Глядя прямо
в  камеру.  -  Большинство  из  нас  помнит,  что  на  пресс-конференции Паркер
Рейнолдс,  Мэтью Фаррел и Мередит казались такой маленькой дружной семьей.  Все
бы ничего,  но сегодня все трое ужинали в -  "Манчестер-Хаус", и кажется, вечер
закончился  небольшой  семейной  ссорой.   Вернее  сказать,  друзья,  настоящим
кулачным боем!  В  одном углу ринга Паркер Рейнолдс,  в другом -  Мэтью Фаррел,
Принстонский  университет  против  университета штата  Индиана,  старые  деньги
против новых... А кто же победил?!
     Засмеявшись собственной остроте, она язвительно предложила:
     - Ну  что  ж,  господа,  делайте ставки,  потому что у  нас есть подробный
репортаж и снимки с места событий.
     На экране появилось фото Паркера, замахнувшегося на Мэтта, и второе - там,
где Мэтт бьет Паркера в челюсть.
     - Те,  кто поставил на Мэтта Фаррела, выиграли, - заключила она, улыбаясь.
- Второе место  в  матче  заняла мисс  Лайза  Понтини,  подруга мисс  Бенкрофт,
которая,  если  верить свидетелям,  врезала мистеру Фаррелу хуком  справа сразу
после  того,  как  был  сделан  снимок.  Миссис  Фаррел не  дождалась окончания
встречи, чтобы поздравить победителя и утешить побежденного. Как нам объяснили,
она  поспешно скрылась с  поля боя в  лимузине мистера Фаррела Трое сражавшихся
покинули ресторан в такси...
     - О дьявол!  -  воскликнула Мередит и,  выключив телевизор,  направилась в
спальню. Проходя мимо туалетного столика, она машинально включила радио.
     - Передаем девятичасовые городские новости,  -  объявил  диктор.  -  Вчера
вечером в  ресторане "Манчестер-Хаус" на Северной Стороне произошла драка между
не  кем  иным,  как  известным предпринимателем Мэтью Фаррелом,  и  финансистом
Паркером Рейнолдсом.  Как  стало  известно,  Фаррел,  муж  Мередит Бенкрофт,  и
Рейнолдс, ее жених, вчера решили поужинать вместе...
     Мередит шлепком ладони выключила расположенную сверху кнопку.
     - Невероятно!  -  процедила она. С той минуты, когда их пути пересеклись в
опере,  все пошло наперекосяк. Мир, уютный мир, в котором существовала Мередит,
перевернулся!
     Бросившись на постель, она взяла трубку и набрала номер Лайзы. Мередит уже
пыталась вчера дозвониться ей,  но либо Лайза выключила телефон, либо просто не
ночевала дома.  Паркер тоже,  очевидно, где-то скрывался, потому что Мередит не
смогла поговорить и с ним.
     На пятом гудке трубку сняли,  и Мередит, узнав голос Паркера, на несколько
мгновений оцепенела.
     - Паркер? - пробормотала она наконец.
     - М-м-м, - сонно отозвался он.
     - Ты.., с тобой все в порядке?
     - Естественно,  - промямлил он так невнятно, словно промучился без сна всю
ночь и заснул лишь под утро.
     - О, извини, я тебя разбудила. Лайза дома?
     - М-м-м,  -  повторил он,  и через мгновение в трубке раздался хрипловатый
шепот Лайзы:
     - Кто это?
     - Мередит,  -  машинально ответила она,  и тут страшная мысль пронзила ее:
неужели они спали так близко,  что Паркер сумел сразу же передать Лайзе трубку?
У  Лайзы в  квартире два аппарата,  один в  кухне,  а другой на ночном столике.
Спать в кухне они не могли.
     Мередит потрясение вскочила.
     - Ты.., ты в постели?! - выпалила она прежде, чем сумела сдержаться.
     - Угу.
     - С Паркером?  -  едва не спросила она, но вовремя прикусила язык. Она уже
знала  ответ  и  потому лихорадочно стиснула спинку кровати,  чтобы не  упасть.
Комната, казалось, пошатнулась как пьяная.
     - Прости, что разбудила, - снова выдавила она и повесила трубку.
     Мир  летит  в  пропасть,  или  это  она  окончательно потеряла способность
соображать. Все, совершенно все пошло вразнос! Ее лучшая подруга переспала с ее
женихом!  И хотя Мередит была потрясена,  все же не чувствовала, что ее предали
или уничтожили. Скорее, ошеломили.
     Обернувшись,  она оглядела комнату,  желая убедить себя,  что за последние
несколько часов ничего не изменилось.  Атласное покрывало, отделанное кремовыми
кружевами, каскадами спускающимися до самого пола, лежало на месте, как обычно.
Все десять подушек в таких же чехлах были аккуратно разложены,  точно так,  как
она  бросила их  утром.  Мередит была  настолько убита  всем  случившимся,  что
почувствовала горькое  удовлетворение,  увидев,  что  покрывало не  улетело  из
комнаты,  унося с  собой все  подушки.  Но  тут  она  подняла глаза и  случайно
заметила свое отражение в зеркале. Даже ее лицо изменилось!
     Час спустя Мередит взяла ключи,  нацепила огромные очки с темными стеклами
и  вышла из дома Она отправится в  офис и  проведет день за работой.  Уж это по
крайней  мере  она  способна  понять  и  контролировать!  Мэтт  не  позаботился
позвонить,  и  это удивило бы Мередит,  если бы она к  тому времени не дошла до
точки, когда уже ничто не способно было задеть ее чувства.
     Дверь лифта открылась на самом нижнем уровне подземного гаража,  и Мередит
направилась к  зарезервированному месту,  где  обычно ставила машину.  Она  уже
завернула за угол, держа ключи наготове, но остановилась как вкопанная.
     - Машина исчезла.
     Ее  машина исчезла,  и  кто-то  уже успел поставить на это место новенький
спортивный "ягуар".
     Ее машину украли! Ее стоянку заняли!
     Это  переполнило чашу терпения.  Последняя соломинка!  Дальше уже  некуда!
Мередит уставилась на блестящий темно-синий "ягуар",  подавляя безумный импульс
взвизгнуть от смеха,  сдерживая сумасшедший порыв показать судьбе "нос". Больше
рок ничего,  абсолютно ничего не сможет с ней сделать! Она была готова ответить
ударом на удар, и чем скорее, тем лучше!
     Резко повернувшись,  Мередит вернулась к  лифту,  поднялась в  вестибюль и
подошла к конторке охранника.
     - Роберт,  на моей стоянке оказался чей-то синий "ягуар".  Номер стоянки -
Л12. Пожалуйста, велите отбуксировать его оттуда.
     - Но  это,  возможно,  новый жилец,  который не...  Мередит подняла трубку
телефона и протянула ему.
     - Немедленно,  - зловеще-напряженным голосом предупредила она, - звоните в
гараж на Лайл-стрит, и чтобы через четверть часа этой машины на моей стоянке не
было.
     - Конечно,  мисс Бенкрофт,  сейчас. Без проблем. Отчасти удовлетворившись,
Мередит широкими шагами направилась к выходу, намереваясь взять такси, а уже из
офиса позвонить в полицию насчет украденной машины. Полная решимости остановить
только что  появившееся из-за  угла такси,  она  метнулась вперед,  но  тут  же
замерла на месте, увидев толпу репортеров, слонявшихся у дома.
     - Мисс Бенкрофт!  Насчет вчерашнего вечера...  -  окликнул один из них,  и
двое фотографов начали снимать ее.  В этот момент такси остановилось, и из него
вышел  мужчина в  огромных темных очках-консервах,  почти  скрывавших лицо.  Не
узнав Мэтта,  Мередит поспешно отступила и бросилась к лифту. Ну и что из того,
что теперь ей придется сидеть в собственной квартире,  как в тюрьме,  без права
выхода?  Никаких проблем!  Сейчас Мередит поднимется наверх,  вызовет такси  по
телефону  и  попросит  подъехать к  черному  ходу,  а  потом  выйдет  из  дома,
прокрадется за мусорными баками и прыгнет в машину,  как только она подъедет. О
чем речь?! Уж это она сумеет сделать! Ну конечно, сумеет!
     Она  успела  добраться  до  квартиры  и  подняла  трубку,  когда  в  дверь
постучали.  Совершенно выбитая  из  колеи  испытаниями и  несчастьями последних
дней,  Мередит открыла дверь и  ошеломленно уставилась на  Мэтта,  заполнившего
собой проем; в темных стеклах очков отражалась она сама.
     - Доброе утро, - нерешительно улыбнулся он.
     - Неужели?.. - ответила она, впуская его.
     - И что это означает?  - поинтересовался Мэтт, пытаясь разглядеть ее глаза
за  большими круглыми солнечными очками,  чуть кривовато сидевшими на маленьком
носу, боясь, что его попросту попытаются выгнать.
     - Это означает,  - строго объяснила она, - что если, по-твоему, такое утро
- доброе,  значит,  я  запираюсь в  кладовой и  не выхожу оттуда даже для того,
чтобы посмотреть, каким будет завтрашний день.
     - Ты расстроена! - догадался он.
     - Я?  - саркастически осведомилась она, показывая на себя. - Я расстроена?
Подумаешь,  что  такого случилось?  Я  всего-навсего заключенная в  собственной
квартире и  не  могу подойти к  радио,  телевизору или взять в  руки газету без
того, чтобы не услышать о себе интересные подробности. Не понимаю, почему такие
мелочи должны меня расстроить?!
     Мэтт едва сдержал улыбку,  однако Мередит успела заметить,  как  дернулись
его губы.
     - Попробуй только засмеяться! - негодующе вскинулась она. - Это ты во всем
виноват! Стоит тебе оказаться рядом, как моя жизнь превращается в ад!
     - И что же с тобой происходит?  -  спросил он со смехом, умирая от желания
схватить ее в объятия. Мередит воздела руки к небу:
     - Все летит к черту! На работе случается такое, чего в жизни не случалось,
- то бомбы подкладывают, то кто-то собирается нас захватить! Дошло до того, что
только сегодня мою машину украли,  кто-то занял мою стоянку,  и в довершение ко
всему я  обнаружила,  что  моя  лучшая подруга и  мой бывший жених провели ночь
вместе.
     Мэтт  хмыкнул,   удивляясь  типично  женской  логике,  с  которой  Мередит
перекладывает на него вину за все неприятности, и покачал головой:
     - И ты считаешь, что я - причина всех бед?
     - Хорошо, так как же ты объяснишь это?
     - Космическим совпадением?
     - Вернее сказать,  космической катастрофой,  -  поправила она и, вызывающе
подбоченившись, сообщила:
     - Всего  месяц  назад  я  вела  мирную,  спокойную,  упорядоченную  жизнь,
размеренную и достойную.  Посещала благотворительные балы и танцевала. Теперь я
хожу по  кабакам и  ввязываюсь в  пьяные драки,  ну  а  потом мчусь по улицам в
лимузине,  за рулем которого сидит совершенно обезумевший шофер, уверяющий, что
упакован удочкой! И тут же выясняется, что он имеет в виду револьвер, поскольку
рассуждает, каким образом собирается пришить тех, кто захочет нас остановить!
     Она выглядела такой прекрасной и такой разъяренной,  что плечи Мэтта вновь
затряслись о г смеха.
     - И это все?
     - Нет! Есть еще одно, о чем я забыла упомянуть!
     - И что же именно?
     - Это!  -  с  торжеством провозгласила она,  снимая очки.  -  У  меня глаз
подбит! Фонарь! Си...
     Мэтт,  не зная,  смеяться или плакать,  поднял палец и  осторожно коснулся
крохотной синей полоски в уголке нижнего века.
     - Ну, положим, - сочувственно улыбнулся он, - до фингала или фонаря это не
дотягивает. Всего-навсего малюсенькая "мышка".
     - Прекрасно! - отрезала она. - Зато я узнала новый термин!
     Не обращая внимания на колкость,  Мэтт с  плохо скрытым восхищением изучал
почти невидимый синяк.
     - Чем это ты его замазала?
     - Подгримировала, - ответила она, нахмурившись. - А в чем дело?
     Едва не задохнувшись от смеха, Мэтт стянул очки.
     - У тебя не осталось еще немного грима? Можно позаимствовать?
     Мередит ошеломленно уставилась на  такой  же  синяк  в  углу  его  глаза и
неожиданно  ощутила  безумную  потребность  расхохотаться.  Заметив,  что  Мэтт
прикусил губу,  Мередит робко  хихикнула и  зажала рукой  рот,  чтобы заглушить
смех, но глаза испуганно расширились, и первый звонкий смешок вырвался на волю.
Она хохотала так заразительно,  что на глазах выступили слезы,  и  Мэтт тоже не
выдержал.  Когда он притянул к  себе ее трясущееся тело,  Мередит обмякла в его
объятиях, умирая от смеха.
     Сжав  ее  покрепче,  Мэтт  зарылся  смеющимся лицом  в  золотистые волосы,
переполненный  ее   и   своей  радостью.   Несмотря  на  внешнюю  беззаботность
сегодняшнего утра,  Мэтт  должен был  признать,  что  почти  все  ее  обвинения
справедливы.  Он  терзался  угрызениями совести  с  того  момента,  как  увидел
утренние газеты.  Он  действительно перевернул ее  жизнь,  и  если  бы  Мередит
набросилась на  него,  Мэтт без  единого слова оправдания выдержал бы  все.  Но
беспредельная благодарность затопила  его  душу,  когда  Мэтт  понял,  что  она
способна относиться с  юмором к довольно неприятной ситуации,  в которую к тому
же попала по его вине.
     Немного успокоившись, Мередит чуть отстранилась.
     - Это...  -  еле выговорила она сквозь смех,  - ..это Паркер наградил тебя
"мышкой"?
     - Ну в этом случае я не был бы так оскорблен!  -  пошутил Мэтт.  -  Беда в
том,  что  именно  твоя  подруга Лайза  влепила мне  хуком  справа.  А  как  ты
заполучила свою?
     - Ты устроил.
     Мэтт перестал улыбаться:
     - Не может быть.
     - Может,  -  усердно  закивала  она,  но  очаровательное лицо  по-прежнему
светилось весельем.  -  Т-ты уд-дарил меня локтем,  когда я наклонилась,  чтобы
спасти Паркера.  Хотя,  случись это сегодня, я, возможно, хорошенько лягнула бы
его!
     - Правда?! - восторженно переспросил Мэтт. - Почему?!
     - Я уже говорила,  - с трудом переводя дыхание, объяснила она. - Сегодня я
звонила Лайзе проверить, все ли с ней в порядке, и они были вместе в постели!
     - Я потрясен!  -  объявил Мэтт. - Честно говоря, не думал, что у нее такой
плохой вкус!
     Мередит немного отвернулась, чтобы снова не расхохотаться.
     - Нет,  но  это  действительно ужасно.  Подумать только,  лучшая подруга в
постели с твоим же женихом!
     - Просто позор! - подтвердил Мэтт с деланным негодованием.
     - Позор,  - согласилась Мередит, беспомощно улыбаясь прямо в веселые глаза
Мэтта.
     - Ты должна сравнять счет.
     - Не могу, - фыркнув, покачала головой Мередит.
     - Но почему?
     - Потому что,  -  выдохнула она,  снова разражаясь смехом,  -  у Лайзы нет
жениха!
     Она снова упала в объятия Мэтта, смеясь над собственной дурацкой шуткой, и
уткнулась лицом ему в грудь,  гладя по спине нежными руками.  Она льнула к нему
так же инстинктивно,  как в те,  давно забытые ночи их взаимной страсти. И Мэтт
понял -  физически она до сих пор принадлежит ему. Он крепче прижал ее к себе и
тихо, заговорщически предложил:
     - Я знаю способ отомстить.
     - Какой же? - хмыкнула она.
     - Лечь в постель со мной.
     Мередит на  мгновение замерла,  поспешно отступила,  все еще улыбаясь,  но
теперь уже не весело, а смущенно.
     - Я.., мне нужно позвонить в полицию насчет машины, - резко переменила она
тему, направилась к письменному столу и выглянула из окна.
     - О,  вот и тягач прибыл!  -  весело сообщила она,  поднимая трубку.  -  Я
попросила охранника отбуксировать машину, которая занимает мою стоянку.
     На  лице  Мэтта промелькнуло странное выражение,  но  Мередит была слишком
поглощена тем,  что он неожиданно шагнул за ней, и ничего не заметила. Но когда
Мэтт поспешно нажал на рычаг и  взял у  нее трубку,  Мередит с  легкой тревогой
взглянула на него.  Он не оставил попыток затащить ее в  постель,  а  ее воля к
сопротивлению почти истощилась.  Ему просто нельзя противиться,  и, кроме того,
так хорошо смеяться вместе..
     Но вместо того чтобы потянуться к ней, Мэтт мягко спросил:
     - Как звонить охраннику?
     Мередит объяснила, не сводя с него сконфуженного взгляда.
     - Это Мэтт Фаррел, - сказал он охраннику. - Пожалуйста, спуститесь в гараж
и попросите водителя буксира оставить в покое машину моей жены.
     Охранник,  по-видимому,  возразил,  что  автомобиль мисс Бенкрофт -  "БМВ"
восемьдесят четвертого года,  а  теперь на его месте стоит синий "ягуар".  Мэтт
кивнул.
     - Знаю. "Ягуар" - это подарок ко дню рождения.
     - Что? - охнула Мередит.
     Мэтт повесил трубку и  с  легкой улыбкой повернулся к  ней,  но Мередит не
улыбалась,  потрясенная  безумной  щедростью  подарка,  охваченная  паникой  от
сознания того,  что  он  по-прежнему пытается оплести  ее  паутиной,  и  крайне
встревоженная предательским толчком сердца,  отчаянно заколотившегося при звуке
этого низкого голоса,  произнесшего всего два  слова "моя жена".  Она  начала с
менее важных вопросов,  потому что не  находила в  себе сил узнать все,  что ее
по-настоящему волновало.
     - Где же моя машина?
     - На стоянке ночного сторожа, этажом ниже.
     - Но..,  но  как  тебе удалось завести ее  и  отогнать туда?  Ты  ведь сам
говорил на ферме,  что если попытаться завести ее без ключа, сигнализация сразу
же выключит мотор.
     - Для Джо О'Хары таких проблем не существует.
     - Как только я увидела этот пистолет,  сразу же поняла,  что он, вероятно,
просто.., просто уголовник.
     - Вовсе нет, - сухо ответил Мэтт. - Он прекрасный специалист по машинам.
     - Но я.., наверное, я не могу принять такой дорогой подарок...
     - Можешь,  дорогая, - ответил Мэтт, - можешь. И Мередит почувствовала, как
это снова происходит. Ожило прежнее магнетическое притяжение его тела и голоса,
от которого она,  казалось,  плавится, как снег на солнце, и всего лишь оттого,
что он назвал ее "дорогой". Она отступила и дрожащим голосом пролепетала:
     - Я.., я еду в офис.
     - Вряд ли, - мягко ответил Мэтт.
     - Ты о чем?
     - По-моему, у нас есть дела поважнее.
     - Какие же именно?
     - Я покажу тебе, - хрипло пообещал он, - в постели.
     - - Мэтт, не делай этого со мной, - умоляюще попросила она, поднимая руку,
словно пытаясь отстранить его, и снова отступила.
     Но Мэтт шагнул к ней.
     - Мы хотим друг друга. И всегда хотели.
     - Но мне действительно необходимо ехать в офис. У меня куча работы.
     Она  снова отстранилась в  том  же  ускользающем вальсе,  которым когда-то
поддразнивал ее  Мэтт,  но глаза оставались теплыми и  испуганными,  потому что
Мередит сознавала.., сознавала, что теперь уже слишком поздно пытаться скрыться
от него.
     - Лучше  сдавайся,  любимая.  Этот  танец  окончен.  Следующий мы  танцуем
вместе.
     - Пожалуйста,  не называй меня "любимой"!  -  вскрикнула Мередит,  и  Мэтт
понял, что она действительно чем-то напугана.
     - Чего ты боишься?  -  спросил он,  медленно преследуя отходившую к дивану
Мередит, пытаясь заманить ее в спальню.
     Действительно,  почему она боится? - свирепо думала Мередит. Как объяснить
ему,  что она не желает любить человека,  который ее не любит..,  что не желает
всю  жизнь оставаться уязвимой и  терпеть муки и  получать удары в  сердце,  не
желает,  как одиннадцать лет назад,  превращаться в  покинутую жену..,  что она
наверняка очень  скоро надоест ему,  и..,  и  вряд  ли  переживет еще  раз  его
потерю.., а ведь он обязательно уйдет...
     - Мэтт, выслушай меня. Остановись на минуту и выслушай меня, пожалуйста!
     Мэтт замер на месте, потрясенный отчаянием в ее голосе.
     - Ты сказал, что хочешь детей, - выпалила Мередит, а я не смогу родить. Со
мной что-то неладно.., риск слишком велик.
     Но Мэтт лишь пожал плечами:
     - Мы кого-нибудь усыновим.
     - А что, если я вообще не хочу детей? - вскинулась она.
     - Тогда мы не станем никого усыновлять.
     - Но я не собираюсь отказываться от карьеры...
     - Я этого и не ожидал.
     - Господи,  затем ты все усложняешь?  - заплакала она. - Неужели не можешь
оставить мне  хотя  бы  немного гордости?  Я  пытаюсь объяснить,  что  не  могу
оставаться твоей женой,  не  вынесу,  если мы  станем жить вместе,  как  этого,
очевидно, хочешь ты.
     Она говорила так горячо и неподдельно-искренне, что Мэтт побелел.
     - Не возражаешь, если я спрошу, почему? Почему, черт побери?
     - Возражаю.
     - Но тем не менее хотелось бы выслушать, - напряженно процедил Мэтт.
     При  виде  заледеневшего лица Мэтта Мередит,  словно защищаясь,  скрестила
руки на груди, рассеянно растирая их ладонями, как от непереносимого холода.
     - Слишком поздно.  Нельзя вернуть прошлое, - начала она.. - Мы изменились.
Ты изменился. Не могу притворяться, что.., что совершенно ничего не испытываю к
тебе.  Это было бы не правдой.  Ты знаешь,  я  неравнодушна к  тебе.  И  всегда
была...  -  с  жалкой  улыбкой  призналась Мередит,  пристально глядя  в  серые
непроницаемые глаза,  пытаясь найти там  понимание и  обнаруживая лишь холодное
безразличие.  Мэтт явно выжидал, пока она выскажет все, что хотела. - Возможно,
останься мы вместе,  все стало бы по-иному,  но этому не суждено было случиться
Теперь  ты  увлекаешься секс-бомбами,  кинозвездами и  смазливыми  европейскими
аристократками, а я не могу соперничать г ними, не могу и не желаю!
     - Но я не прошу тебя быть никем, кроме как собой, Мередит.
     - Этого тебе недостаточно,  -  горько вздохнула она.  - И я не могу жить с
тобой,  зная это,  зная, что когда-нибудь ты будешь стремиться к тому, что я не
могу тебе дать.
     - Если  ты  имеешь в  виду детей,  мне  казалось,  что  мы  уже  обо  всем
договорились.
     - Мне так не показалось,  но я думаю, ты безрассудно отказался от радости,
которую могут дать дети,  только чтобы заставить меня согласиться со всем, чего
ты требуешь.  Но сейчас я говорю не о детях,  а о других женщинах! Я никогда не
буду той, кто тебе нужен Никогда!
     Глаза Мэтта широко раскрылись:
     - О чем ты?
     - Я как-то пыталась объяснить тебе раньше.., все, что я чувствую, когда мы
занимаемся любовью.  Мэтт,  -  пробормотала она,  задыхаясь,  - люди.., то есть
мужчины,  считают меня фригидной.  Д-даже в колледже они так думали. Конечно..,
конечно, они не совсем правы, но я.., я не такая, как остальные женщины.
     - Продолжай,  -  настойчиво попросил Мэтт,  но глаза его зажглись каким-то
странным светом.
     - Через два года после того как мы  расстались,  в  колледже я  попыталась
переспать с  одним парнем и  потерпела сокрушительное фиаско.  Я  возненавидела
себя и  его.  Остальные студентки в  кампусе заводили любовников и наслаждались
сексом, но только не я. Я не могла.
     - Если бы они прошли через все то,  что пришлось вытерпеть тебе, - перебил
Мэтт,  охваченный такой нежностью,  что был едва способен выговаривать слова, -
вряд ли рвались бы в постель с мужчиной.
     - Я тоже так думала,  но ошибалась.  Паркер вовсе не неуклюжий, сексуально
озабоченный мальчишка-студент,  и  он..,  он,  кажется,  тоже  считает меня  не
слишком чувственной Правда, не протестует, но тебе.., тебе этого недостаточно.
     - Ты сама не понимаешь, что говоришь, милая.
     - Ты просто не замечаешь,  что я чувствую себя неловкой и неумелой. Да я и
есть именно такая!
     Мэтт проглотил усмешку и мрачно осведомился:
     - И неумелой тоже? Неужели все так плохо?
     - Гораздо хуже -  И это все причины, по которым ты так боишься вернуться к
тому, что было одиннадцать лет назад?
     "Ты не любишь меня, черт возьми!" - подумала она.
     - По крайней мере те, что я считаю важными, - солгала Мередит.
     Мгновенно успокоившись, Мэтт убедительно ответил:
     - Думаю,   мы  сможем  преодолеть  все  препятствия  прямо  сейчас.  Я  не
преувеличивал,  когда говорил о детях.  И о карьере тоже. Надеюсь, твои тревоги
об  этом улеглись.  Что  же  касается других женщин..,  эта  проблема ненамного
сложнее.  Знай я,  что этот день настанет, поверь, жил бы совершенно по-другому
все эти одиннадцать лет К несчастью,  я не могу изменить прошлое,  однако готов
поклясться,  что  оно,  это прошлое,  не  такое уж  грязное или бурное,  как ты
привыкла считать.  И  поверь,  -  добавил  он,  с  нежной  улыбкой глядя  в  ее
запрокинутое лицо, - ты - все, что мне нужно в жизни. Все.
     Беспомощно,  как бабочка к  огню притягиваемая хрипловатыми нотками в  его
голосе и чувственным,  неотразимым блеском глаз,  Мередит молча наблюдала,  как
Мэтт  сбрасывает спортивную куртку  и  швыряет  ее  на  диван,  но,  совершенно
ошеломленная его словами, не понимала смысла происходящего.
     - И  выбрось из  головы  все  мысли  о  фригидности.  Это  чистый  абсурд.
Воспоминания о том,  что я испытал в постели с тобой, преследовали меня все эти
годы. И если считаешь, что ты одна чувствовала себя неуверенно всегда, когда мы
были вместе,  то ошибаешься.  Я  не раз чувствовал себя ни на что не пригодным.
Как бы  часто я  ни твердил себе,  что не нужно торопиться,  следует попытаться
дать тебе настоящее наслаждение,  так  и  не  смог ничего поделать,  потому что
стоит мне прикоснуться к тебе, и я теряю голову от желания.
     Слезы радости и  облегчения обожгли ее глаза.  Он хотел сделать ей дорогой
подарок на день рождения,  но слова его были куда более драгоценным даром,  так
много значившим для нее. Мередит зачарованно слушала, как он шепчет:
     - Телеграмма твоего отца терзала меня много месяцев.  Я мучился,  повторяя
себе, что ты наверняка осталась бы со мной, если бы я любил тебя больше, лучше,
сильнее...
     Неожиданная улыбка осветила его мужественное лицо,  а  в  голосе появилась
шутливая торжественность:
     - Надеюсь, вопрос о фригидности больше не возникнет.
     Мэтт  заметил,  как  на  бледных  щеках  Мередит  вспыхнули красные пятна.
Очевидно, его слова подействовали на нее.
     - Остается  лишь  одна  крошечная причина,  из-за  которой  ты  не  хочешь
оставаться моей женой.
     - Какая именно?
     - Ты считаешь себя неумелой и...
     - Неуклюжей,  -  рассеянно вставила она,  пристально глядя,  как он лениво
развязывает галстук. - И.., и ничтожной.
     - Представляю,  как  все  это  должно было  на  тебя  подействовать,  -  с
притворной  мрачностью  согласился Мэтт.  -  Но,  думаю,  скоро  твои  сомнения
рассеются.
     Он расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.
     - Что ты делаешь? - возмутилась Мередит, широко раскрыв глаза.
     - Раздеваюсь, чтобы ты могла сделать со мной все, что пожелаешь.
     - Не смей расстегивать вторую пуговицу.., кому я сказала!
     - Ты  права.  Этим следует заняться тебе.  Ничто не дает человеку ощущения
большей силы и всемогущества,  чем возможность вынудить другого человека стоять
совершенно неподвижно, пока его раздевают.
     - Кому и знать, как не тебе?! Ты, вероятно, проделывал это десятки раз.
     - Сотни. Подойди ко мне, дорогая.
     - Сотни?!
     - Я пошутил.
     - Не смешно!
     - Ничего не могу с собой поделать. Я всегда шучу, когда нервничаю.
     - А ты нервничаешь? - пробормотала Мередит.
     - Да я вне себя от страха, - серьезно объявил Мэтт. - Никогда еще я так не
рисковал. То есть.., если наш маленький эксперимент закончится неудачей, я буду
готов признать, что мы действительно не предназначены друг для друга.
     Последние остатки сопротивления растаяли как дым.  Мередит любила Мэтта..,
всегда любила.  И страстно желала его,  так же страстно,  как хотела,  чтобы он
отвечал ей взаимностью.
     - Это не правда.
     Хриплым от  возбуждения и  нежности голосом Мэтт пробормотал,  открывая ей
объятия:
     - Пойдем со мной,  дорогая.  Пойдем в постель.  Обещаю, что после этого ты
никогда больше не будешь сомневаться ни во мне, ни в себе.
     Мередит, чуть поколебавшись, шагнула навстречу. Они оказались в спальне, и
Мэтт сделал все,  чтобы сдержать обещание: заставил Мередит выпить шампанского,
чтобы немного успокоиться,  заверил, что каждый поцелуй или ласка, которыми она
наслаждается,  и  для него столь же волнующи,  превратил свое тело в инструмент
для  обучения любви  женщины,  даже  голос которой возбуждал его.  И  не  делал
усилий,  чтобы скрыть или  сдержать реакцию на  каждое ее  прикосновение.  Мэтт
превратил следующие два часа своей жизни в  почти невыносимую пытку,  страстные
терзания,   мучительную  агонию,   ибо   его  жена,   преодолевшая  многолетнюю
застенчивость,  делала  все  возможное,  чтобы  довести  его  до  высшей  точки
любовного экстаза.
     - Но  я  не  совсем уверена,  что тебе это нравится,  -  пробормотала она,
припав губами к его набухшей плоти.
     - Пожалуйста, не делай этого, - взмолился Мэтт.
     - Но тебе это не правится?
     - Ты же сама все видишь.
     - Тогда почему просишь меня остановиться?
     - Попробуй продолжать и через минуту увидишь, что случится.
     - А это тебе нравится?
     Ее язык коснулся сосков, и Мэтт затаил дыхание, чтобы не застонать.
     - Да,  -  наконец выдавил он и вцепился в спинку кровати, сжав зубы, когда
она  оседлала  его  и  резкими  толчками  начала  двигаться,  полный  решимости
позволить ей все-все на свете.
     - Так мне и надо за то, что влюбился в президента фирмы, вместо того чтобы
завести роман с глупенькой старлеточкой,  - пошутил он, охваченный исступленным
желанием,  сам не понимая,  что говорит.  -  Следовало бы знать,  что президент
захочет быть наверху...
     Прошло несколько мгновений,  прежде чем Мэтт понял, что Мередит неподвижно
застыла.
     - Если ты  остановишься сейчас,  дорогая,  и  не позволишь мне кончить,  я
наверняка умру.
     - Что? - прошептала она.
     - Не останавливайся,  иначе,  несмотря на все обещания, я не выдержу и сам
окажусь наверху, - выдавил он, поднимая бедра и вонзаясь в тугое влажное тело.
     - Ты любишь меня?
     Мэтт закрыл глаза,  судорожно сглотнул и,  еле  ворочая языком,  умудрился
спросить:
     - А ты как думаешь? Ради чего, по-твоему, я здесь?
     Он  открыл глаза и  даже в  полутемной комнате увидел повисшие на ресницах
Мередит слезы.
     - Не смотри на меня так, - умоляюще попросил он, отпуская спинку кровати и
прижимая Мередит к груди.
     Слезы хлынули летним ливнем.
     - Пожалуйста, не плачь. Прости, что сказал это, - шепнул он, в беспомощном
отчаянии целуя ее, уверенный, что она не желает ничего слышать о его чувствах и
он только все испортил. - Я не собирался признаваться так скоро.
     - Скоро?  -  яростно  повторила  Мередит,  смеясь  и  плача.  -  Скоро?  -
всхлипнула она. - Я почти полжизни ждала, когда ты скажешь это.
     И, прижавшись мокрой щекой к его груди, ощущая, как сливаются их тела, она
призналась:
     - Я люблю тебя, Мэтт.
     И не успели слова слететь с языка, как Мэтт, судорожно дернувшись, излился
в  нее,  вздрагивая,  стискивая податливые плечи,  впиваясь пальцами в узенькую
спину,  зарывшись лицом в  длинную шею,  бессильный и  одновременно всемогущий,
потому что она наконец произнесла то, что так давно скрывала.
     Мередит обняла Мэтта, сжимая его плоть невидимыми тисками.
     - Я всегда любила тебя, - выдохнула она. - И всегда буду любить.
     Оргазм,  почти затихший,  взорвался с новой силой, и Мэтт тихо, мучительно
застонал,  врезаясь в  нее  еще глубже,  испытывая жгучее,  вулканически-буйное
наслаждение,  потрясенный тем, что оно вызвано не ласками, заученными приемами,
а словами. Ее словами.
     Мередит,  оставаясь по-прежнему в  объятиях Мэтта,  повернулась на  бок  и
припала к нему, усталая и счастливая.

     ***

     А  в  это  время  в  Нью-Орлеане,  хорошо одетый мужчина зашел в  одну  из
примерочных кабинок  осаждаемого покупателями универмага "Бенкрофт".  В  правой
руке он нес выбранный костюм,  в  левой -  пакет с эмблемой универмага "Сэкс" и
маленьким пластиковым взрывным устройством внутри.  Через пять минут он  вышел,
по-прежнему держа костюм, который и вернул на вешалку.
     В  Далласе женщина вошла  в  кабинку женского туалета универмага "Бенкрофт
энд  компани".  При  ней  были  дорогая  кожаная сумочка и  пакет  из  магазина
"Блумингдейл". Уходя, она захватила только сумочку.
     В  Чикаго один из посетителей,  нагруженный свертками из магазина "Маршалл
Филд",  поднялся на лифте в отдел игрушек универмага "Бенкрофт", расположенного
в самом центре,  и оставил маленький сверток у ограды домика Санта-Клауса,  где
толпились дети,  которым не  терпелось сфотографироваться на коленях у  доброго
деда.
     Чуть позже в нескольких милях от магазина Мэтт посмотрел на часы, поднялся
и помог Мередит убрать остатки обеда, который они съели после того, как вновь ,
любили друг  друга  перед  пламенем камина.  Они  решили испытать новую  машину
Мередит,  по  дороге остановились у  итальянского ресторанчика и  захватили еду
с-собой, поскольку оба хотели побыть наедине.
     Мередит загрузила последнюю тарелку в  посудомоечную машину и  уже  хотела
обернуться,  когда  сзади  ,  оказался Мэтт.  Она  ощутила  его  присутствие за
мгновение до того, как его руки сжали ее талию и он привлек ; ее к себе.
     - Счастлива? - хрипловато спросил он, дотронувшись губами до ее виска.
     - Очень, - кивнула она, улыбаясь.
     - Уже десять. , - Знаю.
     Губы Мередит вздрогнули.  Она приготовилась к  тому,  что неминуемо должно
было последовать.., и не ошиблась.
     - Моя постель больше твоей.  И квартира тоже. Я сейчас же могу заказать на
утро фургон для перевозки мебели.
     Глубоко вздохнув,  чтобы успокоиться,  Мередит повернулась к  нему лицом и
коснулась ладонью его щеки:
     - Я не могу переехать к тебе.., пока.
     Она ощутила, как под пальцами сжались его челюсти.
     - Не можешь или не хочешь?
     - Не могу.
     Мэтт кивнул, принимая ее ответ, но все же мгновенно отстранился.
     - Хотелось бы знать, почему? Сунув руки в карман халата, Мередит отступила
и попыталась объяснить:
     - Вспомни,  лишь на прошлой неделе я  стояла рядом с  Паркером и  публично
объявляла,  что мы поженимся, как только получу развод. Если я сейчас перееду к
тебе,  Паркер в  глазах людей будет выглядеть последним идиотом,  а  сама  я  -
дурой,  которая не  может решить,  с  кем  ей  остаться,  или,  еще  того хуже,
настолько тщеславной и безмозглой,  что уходит к мужчине только потому,  что он
вышел победителем в драке...
     Мередит ждала,  что Мэтт станет делать -  спорить или соглашаться,  но он,
присев на стол,  продолжал молчать,  бесстрастно глядя на нее.  Мередит поняла,
что  он  ни  в  грош не  ставит мнение людей,  и  это  делало ее  тревоги столь
незначительными, что она выдвинула еще одну причину:
     - Мэтт,  я  не  хотела рассказывать тебе о  последствиях прошлой ночи,  но
может случиться так, что меня вызовут на заседание совета директоров и попросят
дать  объяснение.   Неужели  не  понимаешь,  в  каком  положении  я  оказалась?
"Бенкрофт" -  старинная,  уважаемая  фирма,  совет  директоров установил крайне
строгие правила,  они  и  без  того  не  хотели видеть меня президентом.  Всего
несколько дней назад на  пресс-конференции я  заявила,  что  у  нас нет никаких
шансов на примирение.  Как будет выглядеть,  если я  всего через несколько дней
переезжаю к тебе? Но это еще не все. Из-за меня затеяна пьяная драка, и если бы
хозяин  вызвал  полицию,  нас  всех  арестовали бы.  Повезет  еще,  если  совет
директоров не  применит ко  мне  статью  о  моральном уровне,  внесенную в  мой
контракт, и не попросит меня подать в отставку.
     - Они  не  посмеют сделать это из-за  такой малости!  -  воскликнул Мэтт с
презрением, казалось, ничуть не встревоженный.
     - Могут и посмеют.
     - На твоем месте, я бы назначил новый совет директоров.
     - Хотела бы я последовать твоему совету,  -  сухо улыбнулась Мередит.  - И
насколько понимаю, твои директора делают все, что угодно тебе?
     Дождавшись его кивка, она вздохнула.
     - К сожалению, ни я, ни мой отец не контролируем наш совет. Мало того, что
я женщина,  я еще и очень молода, и они вовсе не горели желанием видеть меня на
посту и, о, президента. Неужели не видишь, как я расстроена?
     - Ты  способный,   сведущий  администратор,  и  это  все,  что  должно  их
волновать.  Если они созовут совещание и пригрозят тебя сместить, не защищайся,
а  нападай.  Ты  не  торгуешь  наркотиками,  не  управляешь публичным  домом  и
всего-навсего присутствовала при драке.
     - Именно это ты и сказал бы им? Насчет наркотиков и публичного дома?
     - Нет, - покачал он головой. - Я послал бы их в задницу.
     Мередит  неожиданно  фыркнула,  представив лица  директоров,  вздумай  она
последовать совету мужа.
     - Надеюсь, это несерьезно? - осведомилась она, видя, что Мэтт, кажется, не
разделяет ее веселья.
     - Совершенно серьезно.  Конечно,  необязательно выражаться такими словами,
можно и помягче,  но смысл в том,  что нельзя прожить жизнь,  угождая всем. Чем
больше будешь стараться,  тем  сильнее они  будут давить лишь для  того,  чтобы
иметь удовольствие видеть, как ты пляшешь под их дудку.
     Мередит знала,  что он прав,  но только не в этих обстоятельствах.  Прежде
всего,  ей совершенно не хотелось навлекать на себя гнев совета, во-вторых, она
пыталась использовать свое положение,  чтобы выиграть во  времени.  Она  любила
Мэтта,  но он еще оставался для нее совершенно незнакомым человеком. Мередит не
была готова связать с  ним жизнь.  Нет,  только когда она будет твердо уверена,
что тот рай,  который он обещал ей,  действительно существует.  Но по выражению
лица Мэтта она с  ужасом почувствовала,  что он  догадывается о  ее мотивах.  И
следующие слова подтвердили это подозрение:
     - Раньше  или  позже,  Мередит,  тебе  придется  рискнуть и  полностью мне
довериться.  Иначе получается, что ты обманываешь меня и себя. Нельзя стоять на
обочине жизни и  делать маленькие ставки на исход борьбы.  Либо ты бросаешься в
омут вниз головой и рискуешь всем, чтобы сыграть по-крупному, либо лучше вообще
не играть. Но кто не играет, тот не выигрывает.
     Мередит подумала,  что,  с одной стороны,  это весьма привлекательная, а с
другой - ужасающая философия, гораздо более подходящая ему, чем ей.
     - Как насчет компромисса? - предложила она с неотразимой улыбкой.
     - Почему бы  мне  действительно не  нырнуть..,  только не  в  омут,  а  на
мелководье и остаться там, пока не привыкну?
     После нескольких мгновений напряженного молчания Мэтт кивнул.
     - И надолго?
     - Не очень.
     - А  пока ты  мучишься размышлениями,  как  глубоко осмелишься зайти,  что
прикажешь делать мне?  Ждать,  терзаться и  гадать,  не  сумеет ли твой папочка
снова убедить тебя бросить мужа и поскорее подать на развод?
     - У  меня достаточно мужества,  чтобы выстоять против отца,  независимо от
того,  станет ли он на нашу точку зрения или нет, - вскинулась она так свирепо,
что Мэтт даже улыбнулся.  -  Меня волнует другое -  согласишься ли ты пойти ему
навстречу и помириться, если, конечно, он все поймет? Ради меня!
     Она  ожидала,  что  Мэтт  согласится,  но  совсем забыла,  как  сильна его
ненависть. Он покачал головой:
     - Сначала нам нужно свести счеты, и условия буду ставить я.
     - Он  очень  болен,  Мэтт,  -  предостерегла Мередит,  охваченная  ужасным
предчувствием беды. - И не перенесет удара.
     - Попытаюсь не забывать об этом,  - коротко бросил Мэтт, но взгляд его тут
же смягчился:
     - Ну а теперь: кто где будет спать ночью?
     - Как по-твоему,  те репортеры, которые видели, как ты вошел сюда, все еще
торчат под дверью?
     - Возможно, один-два, из самых упрямых. Мередит прикусила губу, не в силах
попросить его уйти, но зная, что Мэтт не должен оставаться.
     - Тогда ты не можешь ночевать здесь, верно?
     - Очевидно,  нет,  -  процедил он  таким  тоном,  что  Мередит  со  стыдом
почувствовала себя последней трусихой.
     Мэтт заметил, как мрачно потемнели ее глаза, и наконец улыбнулся:
     - Хорошо,  отправлюсь домой и проведу ночь один.  Это мне наказание за то,
что вчера подрался с Паркером.  Кстати о драке.  Правда,  виноват я, потому что
именно  мое  замечание заставило твоего подвыпившего жениха броситься на  меня,
но, поверь, я сам не сознавал, что происходит, потому что все это время смотрел
на тебя, а в следующую секунду краем глаза заметил кулак, летящий прямо в лицо.
Мне показалось,  что это какой-то пьяница в баре решил" немного развлечься, и я
действовал чисто инстинктивно.
     Мередит   подавила   невольную  дрожь,   запоздало  ужасаясь  убийственной
скорости, жестокости, с которой Мэтт свалил с ног Паркера.., бешеному выражению
его лица в ту секунду,  когда он сообразил,  что на него напали.  Но она тут же
постаралась избавиться от неприятных мыслей. Мэтт никогда не был и не будет тем
лощеным,  элегантным,  воспитанным мужчиной, к обществу которых она привыкла. С
самого детства он  вел тяжелую жизнь среди грубых,  безжалостных людей и  вырос
упорным и  беспощадным.  Но  только не с  ней,  думала она с  нежной улыбкой и,
протянув руку, откинула с его виска темную прядь.
     - Если  ты  думаешь,  -  мрачно заметил он,  -  что  стоит  тебе  вот  так
улыбнуться, и заставишь меня согласиться на все, ты права.
     И он немедленно стал самим собой, непроницаемым и бесстрастным:
     - Однако,  хотя я намерен держать пока наши отношения в секрете, включая и
тайные посещения твоего дома,  я  собираюсь проводить с  тобой  много  времени,
включая и  ночи.  Я добуду для тебя пропуск,  чтобы ты могла сразу спускаться в
подземный гараж.  И  если  понадобится,  сам  стану  у  дверей,  чтобы  отвлечь
проклятых репортеров, когда ты поднимаешься наверх.
     Он  выглядел  таким  расстроенным перспективой иметь  дело  с  назойливыми
представителями прессы,  что Мередит не  выдержала и  преувеличенно благодарным
тоном спросила:
     - Ты сделал бы это? Ради меня?
     Но  вместо того  чтобы рассмеяться,  Мэтт принял вопросы всерьез и  крепко
обнял ее:
     - Ты и представления не имеешь,  -  свирепо прошептал он, - на что я готов
пойти ради тебя!
     Его  рот  приоткрыл ее  губы  в  исступленном,  грубом,  безумном поцелуе,
лишившем ее способности дышать и мыслить.  И когда Мэтт поднял голову,  Мередит
прильнула к нему.
     - Ну  вот,  теперь,  когда ты почти так же несчастна по поводу сегодняшней
ночи,  как и я,  -  добавил он с мрачным юмором,  -  попытаюсь выбраться отсюда
прежде,  чем репортеры, стерегущие у дверей, решат отправиться домой и позволят
нам вместе провести ночь Мередит проводила его до  двери,  со  стыдом сознавая,
что  он  прав:  после этого поцелуя ей  до  боли  хотелось провести ночь в  его
объятиях.  Она не  сводила глаз с  Мэтта,  пока он  надевал пиджак и  повязывал
галстук. Одевшись, он понимающе поднял брови;
     - Тебя что-то мучит?
     Да, она терзалась желанием вновь ощутить его губы на своих. Воспоминания о
бурных,  ослепительно прекрасных минутах,  проведенных ими в постели, не давали
покоя,  и  Мередит Бенкрофт с  томно-зазывной улыбкой схватила мужа за галстук,
медленно потянула к себе,  дерзко глядя в затуманенные желанием глаза,  и когда
Мэтт  был  совсем близко,  приподнялась на  носки и  одарила его  поцелуем,  от
которого Мэтт задохнулся.
     После  его  ухода Мередит закрыла дверь и,  прислонившись к  ней,  закрыла
глаза,  мечтательно улыбаясь.  Губы  припухли  после  жгучего  поцелуя,  волосы
растрепаны его любящими руками,  щеки горят. Она ощущала себя женщиной, которую
только сейчас любил мужчина,  любил страстно,  и  она  отвечала ему  свободно и
раскованно. Сны стали явью.
     Она  продолжала улыбаться  при  мысли  о  тех  нежных,  бесстыдных словах,
которые Мэтт говорил ей, в ушах звучал глубокий низкий голос:
     - Я люблю тебя.
     - Я никому не дам тебя обидеть.
     - Ты и представления не имеешь, что я готов сделать для тебя!

     ***

     В  сорока милях к  северо-востоку от  Бельвиля,  штат Иллинойс,  еще  одна
патрульная  машина,   скрежеща  тормозами,  остановилась  рядом  с  остальными,
скопившимися на  окруженном  деревьями  отрезке  уединенной проселочной дороги.
Красно-синие сигнальные огни неестественным блеском мерцали в  темноте.  В небе
слышался  шум  полицейского вертолета,  освещавшего  путь  поисковой  группе  и
полицейским с  собаками,  которые прочесывали лес в поисках улик.  В неглубокой
канавке  на  обочине  следователь нагнулся  над  телом  человека  средних  лет.
Перекрикивая треск  мотора и  рев  вертолетных лопастей,  он  окликнул местного
шерифа.
     - Вы  зря  тратите время с  вашими поисковыми партиями,  Эммет.  Даже днем
никаких улик тут не найдешь.  Этого парня выбросили из машины или грузовика,  и
тело скатилось сюда.
     - Ошибаетесь!  - торжествующе воскликнул Эммет и, направив луч фонарика на
какой-то предмет, поднял его.
     - Черта  с  два!  Говорю же,  кто-то  избил  этого  типа  до  полусмерти и
вышвырнул на дорогу.
     - Ошибаетесь,  -  повторил Эммет,  подходя к  следователю.  -  Глядите-ка,
бумажник!
     Следователь мотнул головой в сторону мертвеца:
     - Его?
     - Посмотрим,  -  ответил шериф,  и, осветив фонариком фото на водительских
правах, поднял одеяло с лица потерпевшего.
     - Его! - торжествующе провозгласил он, поднося права поближе к свету.
     - Черт!   И  не  выговоришь!   Какое-то  иностранное  имя  -  Станислас...
Шпигальски.
     - Станис...  -  пробормотал следователь.  -  Это не  тот мошенник-адвокат,
которого сцапали недавно в Бельвиле?
     - Клянусь Богом, вы правы!

     Глава 49

     Мэтт,  перекинув через  одну  руку  пальто  и  держа  портфель  в  другой,
остановился у  стола  секретаря,  помогавшей  ему  подготовить конференц-зал  к
приезду Мередит.
     - Доброе утро, мистер Фаррел, - поздоровалась Джоанна.
     Раздраженный едва  скрытой неприязнью в  голосе  и  откровенно недовольной
физиономией, Мэтт мысленно отметил, что девушку необходимо перевести отсюда как
можно скорее,  и, вместо того чтобы вежливо осведомиться, хорошо ли она провела
уик-энд, сухо объявил:
     - Элинор Стерн позвонила мне домой сегодня утром и пожаловалась, что плохо
себя чувствует. Вы, конечно, сможете заменить ее?
     Это была не просьба, а приказ, и он и она понимали это.
     - Да,   конечно,   -   ответила  Джоанна   Саймонс,   одарив   его   столь
неподдельно-искренней улыбкой, что Мэтт невольно подумал, не ошибся ли он.
     Джоанна подождала,  пока новый и нежеланный президент "Хаскелл" исчезнет в
своем  кабинете,  а  потом ринулась к  столу второго секретаря.  Наконец-то  ей
представился счастливый случай.  Стать,  хотя бы  ненадолго,  секретарем самого
Фаррела - эта работа предлагала неожиданные и весьма волнующие возможности.
     - Вал,  -  шепнула она секретарю в приемной, - у тебя не сохранились имя и
номер  телефона того  репортера из  "Тэттлера",  который просил  тебя  дать  им
информацию о Фарреле?
     - Все есть, а тебе зачем?
     - Затем,  -  с  торжеством призналась Джоанна,  -  что  Фаррел  только что
приказал мне заменить его старую грымзу. Это означает, что я получу ключи от ее
стола.
     Она подняла глаза,  желая убедиться,  что остальные секретарши,  чьи столы
были расставлены широким полукругом по всей приемной,  заняты своим делом и  не
подслушивают.  Большинство из них не разделяли ее нелюбви к Мэтью Фаррелу и так
же верно служили новому боссу, как и старому.
     - Повтори еще раз, что хотел знать репортер.
     - Он спросил,  как мы относимся к Фаррелу, и я ответила, что многие из нас
его не  выносят.  Он еще хотел знать,  соединяем ли мы его с  Мередит Бенкрофт,
когда та  звонит,  и  приезжает ли  она  сюда.  Особенно он  интересовался тем,
действительно ли  они  в  таких  хороших  отношениях,  как  хотели  показать на
пресс-конференции.  Я  ответила,  что все звонки мистеру Фаррелу идут через его
секретаршу и  что  Мередит  Бенкрофт была  здесь  совсем  недавно на  встрече с
Фаррелом и  его  адвокатами.  Репортер захотел узнать,  кто  еще  был  на  этой
встрече,  и я объяснила,  что грымза всегда сидит на таких совещаниях и это она
соединяет босса с  теми,  кто звонит.  Он  спросил,  вела ли  она протокол.  Я,
конечно,  ответила,  что  она ведет протокол почти на  каждом совещании,  и  он
сказал,  что  если  я  смогу добыть эти  записи,  он  хорошо заплатит и  вообще
заплатит за любые сведения об этом совещании. Правда, не сказал, сколько.
     - Не важно! Я сделала бы это без всякой платы! - злобно прошипела Джоанна.
- Ему  придется открыть мне  стол  старой клячи,  а  может,  и  шкаф с  делами.
Протокол наверняка хранится в одном из этих мест.
     - Дай мне знать, если понадобится помощь, - напутствовала ее Валери.
     Войдя в кабинет Элинор,  Джоанна обнаружила,  что Мэтт уже открыл ее стол,
но  все  шкафы  оставались  запертыми.  Быстрый  обыск  не  дал  ничего,  кроме
заполнявших  ящики  канцелярских принадлежностей и  несекретных  документов  об
операциях "Хаскелл электронике". Нигде и ничего о Мередит Бенкрофт.
     - Черт!  -  выругалась Джоанна себе  под  нос  и,  повернувшись на  стуле,
взглянула в открытую дверь, соединяющую кабинеты ее и Фаррела. Мэтт стоял перед
компьютером.  "Наверняка изучает  цифры  отчетов  по  производству продукции за
последние два дня или подсчитывает,  сколько удалось загрести на  этот раз",  -
подумала  Джоанна,  чувствуя  все  возраставшую ненависть к  человеку,  который
сместил ее босса,  повысил зарплату и  премиальные..,  и не мог вспомнить даже,
как ее зовут.
     Откинувшись еще больше, Джоанна наконец увидела ключи. Они торчали в замке
среднего ящика.  Ключи к шкафу с делами должны быть либо на этом кольце, либо в
одном из ящиков его стола.

     ***

     - Доброе утро,  - поздоровалась Филлис, входя в кабинет следом за Мередит.
- Ну как прошел уик-энд?
     И тут же с покаянным видом прикусила губу,  очевидно, вспомнив о субботней
драке.  Мередит поняла это,  но сейчас ей было все равно.  Она чувствовала себя
такой  счастливой и  беспечной!  И  поэтому,  продолжая  расстегивать портфель,
окинула секретаршу насмешливым взглядом:
     - А как по-твоему?
     - Думаю,  самым подходящим словом будет "волнующе",  -  подсказала Филлис,
улыбаясь в ответ.
     Мередит вспомнила о ласках Мэтта,  о том,  как они любили друг друга, и по
телу разлилось восхитительное тепло.
     - Думаю, ты нашла нужное определение, - кивнула она, надеясь, что голос не
звучит слишком уж мечтательно,  и усилием воли заставила себя вернуться мыслями
к ожидающей ее работе.
     - Кто-нибудь звонил сегодня утром?
     - Только Нолан Уайлдер. Просил немедленно перезвонить, как только придешь.
     Мередит замерла.  Нолан Уайлдер был председателем совета директоров и, без
сомнения,   звонил,   чтобы   потребовать  объяснений  относительно  субботнего
скандала.  Но  сегодня в  ярком свете дня всякие выпады с  его стороны казались
невероятной наглостью,  если  учесть  обстоятельства его  собственного развода,
настолько отвратительные и  гнусные,  что  потребовалось два года для вынесения
судебного решения.
     - Соедини меня с ним, пожалуйста, - попросила Мередит.
     Через несколько минут Филлис сообщила, что Уайлдер у телефона.
     Помедлив немного,  чтобы собраться с  духом,  Мередит взяла трубку и сухо,
жестко бросила:
     - Доброе утро, Нолан. Что случилось?
     - Именно об этом я и хотел вас спросить, - отпарировал Нолан тем холодным,
ироническим тоном,  которым обычно пользовался на заседаниях и  который Мередит
особенно ненавидела.  -  Два  дня  мне звонили члены совета директоров,  требуя
объяснить,  что творилось в  субботу вечером.  Должен напомнить,  Мередит,  что
имидж  Бенкрофтов,  их  семейная честь и  чистота имени -  основа успеха нашего
бизнеса.
     - Не думаю,  что стоит говорить об этом мне,  - сообщила Мередит, стараясь
казаться скорее веселой, чем рассерженной. - Кроме того...
     Но тут в комнату ворвалась Филлис, бледная как снег.
     - Срочно звонит мистер Макинтайр из Нью-Орлеана! Вторая линия!
     - Прошу вас подождать, Нолан. Какое-то срочное дело.
     Тревожное предчувствие охватило Мередит. Руки дрожали так, что она едва не
выронила трубку. В уши ударил напряженный голос Макинтайра:
     - Еще  одна угроза взрыва,  Мередит!  Я  звонил в  полицию несколько минут
назад. Террорист пообещал взорвать бомбу через шесть часов. Я приказал очистить
магазин,  а  бригада саперов уже в пути.  Я провел эвакуацию по обычному плану,
как в тот раз. Думаю, что это выходка того же психа.
     - Возможно,  -  согласилась Мередит,  пытаясь  говорить спокойно и  думать
связно.  -  Первым делом  вы  должны составить список тех,  у  кого  могут быть
причины  угрожать нам.  Пусть  начальник охраны  представит перечень имен  всех
магазинных воров, а начальник кредитного отдела отметит тех, кому было отказано
в  кредите за последние полгода.  Марк Вреден,  начальник нашего отдела охраны,
вылетит завтра к  вам,  чтобы  начать работать с  вашими людьми.  Ну  а  теперь
уходите оттуда на случай, если это все-таки не псих.
     - Ладно, - нехотя согласился он.
     - Позвоните,  если  будет что-то  новое,  и  оставьте свой номер телефона:
вдруг потребуется связаться с вами.
     - Заметано,  Мередит,  - вздохнул он, - мне очень жаль, что так случилось.
Не знаю,  почему именно этот магазин стал мишенью террористов.  Заверяю, что мы
из кожи лезем,  чтобы угодить покупателям в  соответствии с  политикой компании
и...
     - Адам, - перебила она настойчиво, - немедленно убирайтесь из магазина!
     - Сейчас Мередит повесила трубку и нажала кнопку на первой линии, где ждал
Уайлдер.
     - Нолан,   -   сказала  она,   -   мне  сейчас  не  до  совещания  совета,
Нью-орлеанский магазин снова угрожают взорвать.
     - Черт,   считай,   вся  предрождественская  торговля  пошла  насмарку!  -
разъяренно прошипел он. - Держите меня в курсе дела, Мередит.
     Мередит рассеянно промямлила что-то в  знак согласия и начала действовать.
Взглянув на секретаршу, беспокойно переминавшуюся в дверях, она велела передать
по  пейджеру  сигнал  тревоги  и  соединять  только  с  теми,  кто  звонит  по,
неотложному делу.
     - Я  буду  в  конференц-зале,  -  добавила она.  Дождавшись ухода  Филлис,
Мередит нервно забегала по кабинету. Пейджинговая система универмага уже начала
передавать срочный вызов всему руководству - три длинных звонка и три коротких.
В последний раз сигнал тревоги звучал два года назад, когда один из покупателей
умер от сердечного приступа.  Тогда,  как и сегодня, основной целью экстренного
совещания  было  предотвращение  ненужных  слухов,   сплетен  и  истерик  среди
служащих,  а  также обсуждение заявления для  прессы.  Как  большинство крупных
корпораций, "Бенкрофт энд компания разработала специальную процедуру для такого
рода  чрезвычайных происшествий,  как  стихийные бедствия,  пожары,  несчастные
случаи.., и даже угроза взрыва.
     Мередит  было  страшно  даже  представить,   что  случится,   если  маньяк
действительно взорвет бомбу даже при условии, что в здании никого не останется.
Как все филиалы,  нью-орлеанский универмаг был новым,  красивым и  современным,
Мередит  представила  белый,  сверкающий  на  солнце  фасад,  увидела,  как  он
вздымается и рассыпается в прах, и вздрогнула.
     "Нет,  не может быть,  это не настоящая бомба,  еще одна ложная тревога, -
повторяла она себе.  -  Ложная тревога,  которая обойдется большими финансовыми
потерями".
     Администраторы уже собирались в  конференц-зале,  но  Марк Вреден,  следуя
установленному для таких случаев протоколу, вошел в кабинет Мередит.
     - Что случилось?
     Мередит рассказала о звонке Макинтайра,  и Бреден злобно выругался,  глядя
на  Мередит с  беспомощным негодованием.  Когда  она  сообщила об  инструкциях,
данных Макинтайру, он кивнул:
     - Через  несколько часов  я  буду  там.  В  Нью-Орлеане  опытный начальник
охраны. Может, мы вместе с полицией сумеем найти негодяя.
     Атмосфера в конференц-зале была напряженной, хотя на многих лицах читалось
откровенное любопытство.  Мередит,  не садясь за стол, встала в центре комнаты,
откуда ее могли видеть и слышать все.
     - В  нью-орлеанском магазине снова угрожают взорвать бомбу.  Саперы уже  в
пути.  Поскольку это уже второй случай,  нас начнет осаждать пресса.  Никому..,
никому, - подчеркнуто повторила она, - не разрешается делать никаких заявлений.
Отсылайте всех репортеров в отдел по связям с общественностью Бен,  - попросила
она,  обращаясь  к  начальнику  этого  отдела,  -  после  совещания  мы  вместе
договоримся,   что  нужно  сообщить  журналистам,  и  Резкий  звонок  телефона,
раздавшийся в  комнате,  заставил Мередит  забыть  обо  всем,  что  она  хотела
сказать.
     - Простите,  -  извинилась  она  и  взяла  трубку.  Управляющий далласским
филиалом, по-видимому, был вне себя от страха и тревоги.
     - Мередит,  - почти кричал он, - у нас подложена бомба! Террорист позвонил
в полицию и пообещал,  что взорвет бомбу через шесть часов! Саперы уже выехали,
и мы эвакуируем людей!
     Мередит механически дала  ему  те  же  инструкции,  что  и  Макинтайру,  и
попрощалась.  Несколько мгновений она не могла собраться с  мыслями и  наконец,
оглядев окружающих, с трудом выговорила:
     - Звонили  из  Далласа.  Там  тоже  угрожают  взрывом.  Звонивший пообещал
взорвать бомбу через шесть часов.
     В зале раздался хор взбешенных восклицаний и гневных проклятий, немедленно
и  потрясение замерших,  когда  телефон снова  взорвался пронзительным звонком.
Мередит показалось,  что  сердце вот-вот  остановится,  но  она  заставила себя
подойти.
     - Мисс Бенкрофт,  - послышался незнакомый голос, - это капитан Мэттисон из
Первого округа. Мы только что получили анонимный телефонный звонок от человека,
утверждающего,  что заложил в ваш магазин бомбу,  которая взорвется через шесть
часов.
     - Подождите,  пожалуйста,  - попросила Мередит, отыскав глазами Бредена, и
протянула ему трубку.  -  Марк,  - сказала она, автоматически следуя процедуре,
разработанной для  чикагского магазина,  требующей немедленно передать  дело  в
руки начальника охраны, - это Мэттисон.
     Словно парализованная болью  и  яростью,  она  ждала,  пока  Марк  засыпал
вопросами  капитана  полиции,  которого,  по-видимому,  хорошо  знал.  Закончив
разговор, Бреден обернулся к молчаливому собранию.
     - Леди  и  джентльмены,  -  глухим от  гнева  голосом начал он,  -  в  наш
универмаг подложена бомба.  Вы знаете,  что следует делать в  подобных случаях.
Действуем, как при пожаре. Приступайте к эвакуации. Гордон, - рявкнул он, видя,
как тот бессвязно мямлит что-то,  - если вы впали в панику, держите свои страхи
при себе до тех пор, пока ваши люди не окажутся на улице!
     Он поспешно оглядел остальных.  Они выглядели напряженными, но собранными,
и  Марк коротко кивнул,  уже готовый уйти и  проинструктировать служащих своего
отдела насчет порядка эвакуации.
     - Прошу на всякий случай захватить с собой пейджеры, - напутствовал он.
     Через десять минут Мередит осталась одна на всем этаже.  Стоя у окна,  она
прислушивалась к  вою  сирен и  наблюдала,  как  пожарные и  полицейские машины
мчатся по Мичиган-авеню, как полиция ставит ограждение у магазина, а посетители
толпами валят на улицу,  и  тяжелый ком в  груди все рос и сжимал сердце,  и ей
показалось,   что  дышать  больше  нет  сил.  Хотя  она  приказала  управляющим
далласским и нью-орлеанским магазинами покинуть здание, сама собиралась сделать
это лишь в случае крайней необходимости.  Этот магазин - ее жизнь и будущее, ее
наследство,  и  Мередит отказывалась покинуть его  или  трусливо сбежать,  пока
полиция и  саперы  ищут  бомбу.  Она  ни  на  минуту не  верила,  что  взрывные
устройства в самом деле существуют,  однако убытки будут немалыми Как во многих
магазинах,  прибыли "Бенкрофт" зависели от рождественского сезона и  составляли
не менее сорока процентов от общего дохода.
     - Все будет хорошо,  -  повторяла она себе и,  повернувшись к компьютерам,
надавила несколько клавиш.  На экранах высветились сравнительные цифры продаж в
магазинах Феникса и  Палм-Бич.  Результаты оказались куда лучше,  чем в прошлом
году, и Мередит постаралась найти в этом утешение. Но тут ее осенило, что Мэтт,
должно быть,  уже успел услышать по радио о  случившемся,  и чтобы не волновать
мужа,   она  поспешила  набрать  номер  его  офиса.  Мередит  ощущала  странное
облегчение, зная, что он переживает за нее.
     Но, как оказалось, Мэтт вовсе не переживал. Он был просто вне себя.
     - Немедленно убирайся из магазина,  Мередит!  -  приказал он. - Я не шучу,
дорогая, повесь трубку и убирайся ко всем чертям!
     - Ни  за  что,   -   тихо,  но  упрямо  ответила  она,  почему-то  радуясь
повелительному тону и ноткам тревоги в голосе. Он любил ее, и Мередит нравилось
слушать Мэтта,  не важно, отдавал ли он команды или называл ее "дорогой". - Это
такое же вранье, как неделю назад.
     - Если немедленно не спустишься вниз,  -  предупредил он, - я сам приеду и
вытащу тебя оттуда.
     - Не могу,  -  твердо ответила она. - Я словно капитан корабля и не покину
судно до тех пор, как все не окажутся в безопасности.
     Она  помедлила,  пока  Мэтт  выражал свое  мнение о  ее  поведении длинным
цветистым проклятием.
     - Не  выкрикивай приказов,  которых не  выполняешь сам,  -  сказала она  с
улыбкой в  голосе,  -  меньше чем через полчаса в  здании никого не  останется.
Тогда я выйду.
     Мэтт шумно вздохнул,  но больше не пытался заставить жену уйти,  поскольку
знал,  что все равно не  сможет за полчаса добраться до магазина и  выволочь ее
оттуда.
     - Ладно,  -  бросил он, встревоженно глядя в окно, - только позвони, когда
окажешься на улице, потому что я с ума сойду от беспокойства.
     - Обязательно, - пообещала она и шутливо добавила:
     - Отец оставил свой сотовый телефон на столе.  Хочешь, дам номер, чтобы ты
смог мне дозвониться на случай, если не вытерпишь ожидания?
     - Чертовски верно, мне нужен этот номер.
     Мередит открыла стол, вынула телефон и продиктовала ему номер.
     Повесив  трубку,   Мэтт  возбужденно  забегал  по  комнате,   не  в  силах
сосредоточиться.  Рассеянно ероша волосы, он подошел к окну, безуспешно пытаясь
разглядеть крышу  магазина сквозь  лабиринт небоскребов.  Мередит всегда  такая
осторожная,  осмотрительная!  Просто  поверить  невозможно,  что  она  пожелала
остаться в проклятом универмаге! Такого он не ожидал!
     И тут его пронзила мысль о том,  что имей он радио в офисе,  мог бы знать,
что происходит сейчас как в чикагском магазине,  так и в филиалах.  Возможно, у
Тома Эндерсона есть приемник!
     Отвернувшись от окна, Мэтт направился в кабинет секретаря.
     - Я буду у Тома Эндерсона,  -  сообщил он,  - добавочный номер 41-14. Если
позвонит Мередит Бенкрофт,  немедленно соедините,  понятно?  Это очень важно, -
предупредил он, жалея, что Элинор Стерн именно в этот день не смогла прийти.
     - Понимаю,  сэр,  - ответила Джоанна, но Мэтт не заметил злобного блеска в
глазах  -  слишком  он  тревожился  за  Мередит,  чтобы  обращать  внимание  на
секретаршу,  слишком волновался,  чтобы  помнить об  оставленных в  замке стола
ключах.
     Джоанна подождала,  пока за ним закроются двери лифта, потом повернулась и
взглянула на  стол.  Золотое кольцо  для  ключей  по-прежнему блестело на  фоне
розового дерева.  Только третий ключ подошел к канцелярским шкафам;  папки были
расставлены в алфавитном порядке,  протоколы совещания с Мередит находились под
буквой  "Б".  Джоанна потными от  волнения пальцами открыла папку.  Там  лежала
какая-то  стенограмма,  которую  она  не  посмела расшифровать из  страха,  что
кто-нибудь войдет, и две страницы машинописного текста соглашения, подписанного
Мередит  Бенкрофт.  Условия  соглашения настолько потрясли Джоанну,  что  глаза
сделались квадратными,  а  губы  сами  собой  медленно растянулись в  злорадной
ухмылке. Человек, который, если верить журналу "Космополитен", входит в десятку
самых завидных женихов страны, мужчина, который проводит время с кинозвездами и
известными моделями,  мужчина,  по которому сходят с ума женщины..,  этот самый
мужчина должен  выплатить собственной жене  пять  миллионов долларов только  за
согласие встречаться с  ним четыре раза в неделю в течение трех месяцев!  Кроме
того,  он  обязывается продать ей участок в  Хаустоне,  который,  очевидно,  ей
необходим...
     - Мне нужно радио,  -  без предисловий объявил Мэтт,  ворвавшись в кабинет
Эндерсона,  и, увидев на подоконнике приемник, включил его. - Саперы обыскивают
"Бенкрофт",  -  продолжал он  рассеянно.  -  Эвакуировали людей  из  всех  трех
магазинов.
     Мэтт ужинал с  Томом в  прошлый вторник после бурного спора с  Мередит и в
тот  вечер  рассказал старому другу  обо  всем,  что  случилось одиннадцать лет
назад. И теперь, растерянно глядя на Тома, пояснил:
     - Она  не   желает  уходить  из  чертова  универмага.   Том  подскочил  от
неожиданности:
     - Господи! Но почему?!
     В  кабинете  раздался  звонок.  Это  Мередит  решила  сказать  Мэтту,  что
спустилась вниз.  Они все еще разговаривали, когда диктор сообщил по радио, что
в нью-орлеанском филиале найдена бомба.  Именно Мэтт обрадовал Мередит, объявив
ей новости,  а  через час пришло известие,  что бомба обнаружена и  в далласком
филиале и еще одна, третья, обезврежена в отделе игрушек чикагского универмага.

     Глава 50

     Филип,  нерешительно опершись о  завиток фигурных железных ворот,  стоял у
живописной  маленькой  виллы,  где  Кэролайн  Эдварде  Бенкрофт  прожила  почти
тридцать лет.  Построенная на вершине высокого каменистого холма,  она выходила
фасадом на сверкающую водную гладь гавани, где пришвартовался сегодня утром его
корабль.  Вилла  утопала  в  цветах  и  зелени,  создававших атмосферу покоя  и
красоты,   и   Филипу  трудно  было  представить,   что  его  бывшая  распутная
жена-киноактриса счастливо живет в относительном уединении от всего мира.
     Дом был подарен ей Домиником Артуро, итальянцем, с которым Кэролайн была в
связи еще до того, как вышла замуж, и теперь, вероятно, истратила до гроша все,
что муж обязался ей  выплатить по  соглашению после развода,  иначе не  жила бы
здесь.  Конечно,  Кэролайн  получала дивиденды от  пакета  акций  "Бенкрофт энд
компани",  но не имела права ни продать их, ни перевести на чье-то имя. Все, на
что она имела право,  -  голосовать своей долей акций, и неуклонно делала это в
полном соответствии с  рекомендациями совета директоров Только это и знал о ней
Филип, поскольку все эти годы следил за тем, как она голосует.
     И  по-видимому,  теперь Кэролайн пытается жить исключительно на дивиденды,
потому что  только бедность могла заставить его  любящую развлечения жену  жить
здесь.
     Филип вовсе не намеревался идти сюда,  пока эта глупая баба за капитанским
столиком не  спросила,  не захочет ли сосед посетить друзей.  И  как только она
вбила эту мысль ему в голову,  Филип уже не мог думать ни о чем другом. Он стал
старше,  и  жить  осталось немного.  И  неожиданно ему  захотелось помириться с
женщиной,  которую любил когда-то. Она изменяла ему, и он отомстил, отняв у нее
дочь и  вынудив навсегда покинуть страну и  никогда больше не приближаться ни к
нему,  ни к Мередит.  В то время это было справедливым. Но теперь, когда смерть
стояла совсем близко, такое возмездие казалось несколько.., жестоким. Возможно.
     Однако при виде ее жилища ему расхотелось входить.  И причиной этого,  как
ни  странно,   была  жалость.  Филип  знал,  что  ее  самолюбию  будет  нанесен
жесточайший удар, если он увидит, как она живет. Все эти годы он воображал, что
она купается в  роскоши,  выглядит такой же элегантной и красивой и вращается в
вихре тех же светских удовольствий.  Но женщина,  обитающая здесь,  несомненно,
превратилась в  отшельницу и  старую клячу,  которая провела все эти годы одна,
ничего не делая,  только наблюдая за кораблями,  входившими в  порт,  или делая
покупки в  маленькой соседней деревушке.  Плечи Филипа опустились от  странного
отчаяния, тоски по давно забытым мечтам и загубленной жизни. Он шагнул по узкой
тропинке, вьющейся вниз по холму.
     - Филип,  ты  прошел  слишком  долгий  путь,  чтобы  повернуть обратно,  -
раздался за спиной незабываемый голос.
     Голова Филипа резко дернулась, и тут он увидел ее, неподвижно стоявшую под
деревом на склоне холма с корзиной цветов в руке.
     Она направилась к  нему грациозной легкой,  походкой;  светлые волосы были
покрыты крестьянской косынкой,  которая почему-то ей очень шла.  На Кэролайн не
было косметики,  и она выглядела гораздо старше,  но куда красивее, чем раньше.
Неудовлетворенное выражение сменилось умиротворенностью,  и теперь она,  как ни
странно,  больше походила на Мередит,  чем много лет назад,  когда ей тоже было
тридцать. И ноги., у нее по-прежнему фантастически стройные нот!
     Филип уставился на бывшую жену, чувствуя, как его ненадежное сердце бьется
немного быстрее и чаще обычного,  и не мог придумать что сказать - все казалось
таким вульгарным и банальным. И поэтому он рассердился на себя еще больше.
     - Ты постарела,  -  без обиняков сообщил он.  Но Кэролайн,  не обидевшись,
тихо рассмеялась.
     - Как мило с твоей стороны сказать именно это.
     - Я  случайно оказался по  соседству...  -  Он кивком показал на корабль в
гавани, понял, как по-дурацки звучат его слова, и угрюмо нахмурился, потому что
Кэролайн, кажется, забавлялась его смущением.
     - Что заставило тебя покинуть магазин? - осведомилась она, положив руку на
засов, но не открывая ворота.
     - Взял отпуск. Больное сердце.
     - Я знаю, что ты болел. По-прежнему читаю чикагские газеты.
     - Можно войти? - неожиданно для себя спросил Филип и, вспомнив, что она не
может жить без мужчин, ехидно добавил:
     - Или ждешь гостей?
     - Хорошо сознавать,  что все и вся в этом мире изменяется, все, кроме тебя
- такой же ревнивый и  подозрительный,  как всегда,  -  заметила она,  открывая
ворота. Филип последовал за ней, уже жалея о том, что пришел.
     Каменные полы были покрыты яркими ковриками и огромными вазами,  в которых
росли цветы. Кэролайн кивком показала на кресло.
     - Не хочешь сесть?
     Филип кивнул, но вместо этого подошел к выходившему на гавань окну.
     - Как ты живешь? Все в порядке? - наконец удалось ему выговорить.
     - Все хорошо, спасибо.
     - Удивляюсь,  как это Артуро не мог подарить тебе кое-что получше, чем эта
хижина.
     Кэролайн  ничего  не  ответила,  и  это  побудило  Филипа  упомянуть о  ее
последнем любовнике, том, из-за которого они развелись.
     - Спирсон ведь был всего-навсего нищим ничтожеством,  не так ли, Кэролайн?
Только и мог зарабатывать на жизнь уроками верховой езды и выездкой лошадей!
     Невероятно,  но она улыбнулась его словам и,  налив себе бокал вина, молча
пригубила,  глядя на Филипа огромными голубыми глазами.  Застигнутый врасплох и
чувствуя себя  безнадежным грубияном и  глупцом,  Филип  не  мигая  встретил ее
взгляд.
     - Неужели ты уже закончил?  - спокойно осведомилась она - По-моему, у тебя
в  запасе еще  с  дюжину обвинений в  моей  воображаемой неверности и  изменах,
которые ты готов швырнуть мне в лицо.  Очевидно, даже через тридцать лет они не
дают тебе покоя.
     Филип, глубоко вздохнув, откинул голову.
     - Прости,  -  искренне сказал он,  -  не  знаю,  с  чего  это  я  на  тебя
набросился.  Твоя жизнь меня не  касается Кэролайн снова улыбнулась все  той же
спокойной, безмятежной улыбкой, которая так задевала Филипа.
     - Ты набросился на меня, потому что до сих пор не желаешь знать правду.
     - Какую правду? - саркастически бросил он.
     - Ни Доминик, ни Денни Спирсон не разбили наш брак. Во всем виноват только
ты.
     В глазах Филипа сверкнул гнев, но Кэролайн покачала головой:
     - Ты  ничего  не  мог  с  собой  поделать.   Словно  маленький  несчастный
мальчишка,  до смерти напуганный тем, что некий враг отнимет кого-то или что-то
у него.  Ты не можешь вынести самой мысли о потере И поэтому, вместо того чтобы
сидеть и терпеливо ждать, пока случится неприятность, берешь дело в свои руки и
вынуждаешь  ее  произойти,  так,  чтобы  претерпеть боль  и  покончить  с  ней.
Начинаешь  с  того,  что  накладываешь на  людей,  которых  любишь,  запреты  и
ограничения,  такие жестокие,  что те не в  силах их стерпеть,  и когда наконец
решают порвать с тобой, обвиняешь друзей в предательстве и выплескиваешь на них
свою ярость.  И  тогда начинаешь мстить тем  самым людям,  которых сам  вынудил
причинить тебе боль, и поскольку ты уже не мальчик, а взрослый человек, богатый
и  могущественный,  то и возмездие воображаемым врагам и изменникам оказывается
ужасным. Твой отец почти то же самое проделал с тобой.
     - Где  ты  набралась  этой  псевдопсихологической  чепухи?  -  уничтожающе
рассмеялся Филип.  -  От какого-нибудь дурака психоаналитика, с которым, должно
быть, еще и спала?
     - Из  множества книг,  которые успела прочитать,  чтобы  лучше понять твой
характер, - ответила она, не отводя глаз.
     - И  хочешь заставить меня поверить,  что именно поэтому мы и  расстались?
Что ты была невинной,  а я -  по-дурацки ревнивым и жестоким? - осведомился он,
осушая свой бокал.
     - Я  была  бы  счастлива  рассказать  тебе  правду,   если  считаешь  себя
достаточно здоровым, чтобы ее вынести.
     Филип  нахмурился,  ошеломленный  ее  непоколебимым спокойствием и  нежной
прелестью улыбки.  В двадцать лет Кэролайн была неотразима, но теперь, когда на
лбу и под глазами появились морщинки,  лицо приобрело какую-то законченность, и
это, как ни странно, делало ее еще привлекательнее.
     - Попробуем услышать правду, - суховато бросил Филип.
     - Хорошо, - кивнула она, подходя ближе. - Посмотрим, достаточно ли ты стар
и рассудителен,  чтобы поверить ей,  когда услышишь. Мне почему-то кажется, что
так оно и будет.
     Но  Филип пребывал в  полной уверенности,  что  никто и  тем  более она не
заставит его поверить в ее невиновность.
     - Ты полагаешь? - отозвался он однако.
     - Представь себе.  И знаешь,  в чем дело? Пойми же наконец: признаваясь во
всем, я ничего не теряю, но и приобрести не приобрету Как ты считаешь?
     Она выжидала, вынуждая его ответить.
     - Наверное, ты права, - наконец выдавил он.
     - Так вот слушай,  -  тихо начала она. - С самой первой встречи я была без
ума от  тебя,  ты совсем не походил на тех мужчин,  которых я  знала раньше,  в
Голливуде,  -  у тебя были воспитание,  стиль и класс.  На втором же свидании я
влюбилась в тебя, Филип.
     На его лице отразилось потрясенное неверие,  и  Кэролайн заметила это,  но
все же продолжала со спокойной решимостью:
     - Я  так  любила  тебя  и  так  была  уверена в  собственном ничтожестве и
глупости,  что дышать боялась,  пока мы жили вместе, постоянно опасаясь сделать
очередную ошибку. Вместо того чтобы рассказать тебе все о своем происхождении и
мужчинах,  с которыми спала,  я выложила легенду,  сочиненную студийным отделом
рекламы.  Придумала,  что воспитывалась в сиротском приюте и влюбилась в своего
ровесника, еще когда была подростком.
     Филип ничего не ответил, и Кэролайн глубоко, прерывисто вздохнула:
     - На самом же деле моя мать была шлюхой,  не имеющей ни малейшего понятия,
от кого родила меня. В шестнадцать лет я сбежала из дома, добралась на автобусе
до Лос-Анджелеса и нашла работу в дешевой закусочной,  где тот жлоб, что служил
посыльным в кинокомпании,  открыл меня. В ту ночь я прошла первое прослушивание
на диване в кабинете его босса. Две недели спустя он привел меня к этому боссу,
и  снова прослушивание -  точно такое же,  только не ночью,  а днем -  босс был
женат. Играть я не умела, но была фотогеничной, поэтому босс нашел мне работу в
агентстве моделей,  и  я начала зарабатывать деньги журнальной рекламой.  Потом
поступила в  театральную школу и  наконец получила эпизодические роли в фильмах
после того,  как проходила пробу,  в чьей-то постели конечно.  Позже мне начали
давать роли получше, а потом я встретила тебя.
     Кэролайн замолчала,  ожидая реакции, но Филип лишь пожал плечами и холодно
объявил:
     - Я знал все это.  Я обратился к частному сыщику за год до того, как подал
на  развод Ты  не  сказала мне  ничего нового -  отчасти мне было это известно,
отчасти я догадался сам.
     - Пока нет,  но все еще впереди.  К тому времени, как я встретила тебя, во
мне проснулись прежняя гордость и вера в себя,  и больше я не спала с мужчинами
лишь потому,  что оказалась в отчаянном положении или была слишком слаба, чтобы
отказать им.
     - Ты  переспала со  всем  Голливудом,  потому что  тебе  нравилось это!  -
выплюнул он. - У тебя были сотни любовников!
     - Ты преувеличиваешь,  -  покачала она головой, печально улыбаясь, - но их
действительно было много.  Но  тут  не  только моя вина.  Это..,  это входило в
условия договора,  было  частью моего  бизнеса,  точно  так  же,  как  улыбки и
рукопожатия в твоем.
     Кэролайн увидела его презрительную ухмылку, но предпочла игнорировать ее.
     - Но потом я  встретила тебя и  влюбилась и  впервые в жизни ощутила стыд,
стыд за все,  кем я  была и  что делала.  И потому я пыталась изменить прошлое,
приспособив  его  к  твоим  стандартам.   Мне  следовало  бы  понять,  что  это
безнадежная затея.
     - Безнадежная,  - коротко согласился он. Глаза Кэролайн кротко смотрели на
него, улыбка светилась неподдельной искренностью.
     - Ты прав.  Зато я  могла изменить и  изменила настоящее.  С  самой первой
нашей встречи у меня не было мужчин, кроме тебя.
     - Не  верю,  -  рявкнул он.  Но  Кэролайн улыбнулась еще  шире  и  качнула
головой:
     - Придется поверить хотя бы потому,  что ты согласился:  у меня нет причин
тебя обманывать. Да и к чему мне унижаться? Печальная истина заключается в том,
что я действительно считала,  будто могу исправить прошлое,  очистив настоящее.
Мередит - твоя дочь, Филип. Я знаю, ты привык думать, что ее отец либо Доминик,
либо Деннис Пирсон,  но  Деннис всего-навсего давал мне уроки верховой езды.  Я
хотела,  чтобы меня считали своей в  твоем кругу,  а  все  женщины умели ездить
верхом, вот я и бегала украдкой на уроки к Деннису.
     - Это вранье я уже слышал.
     - Нет,  дорогой,  -  не задумываясь,  возразила Кэролайн, - это правда. Не
стану  притворяться,   что  не  была  любовницей  Доминика  до  того,   как  мы
познакомились.  Он  подарил мне этот дом,  чтобы загладить вину за  ту дурацкую
пьяную шутку,  что он сыграл,  притворившись,  будто снова ухаживает за мной, в
тот день, когда ты нас "застал".
     - Хорошенькое "ухаживание",  -  прошипел  Филип.  -  Он  валялся  в  нашей
постели, когда я вернулся на день раньше из деловой поездки.
     - Но я там не лежала, - отрезала она. - И он был мертвецки пьян!
     - Нет,  тебя с ним не было,  -  саркастически согласился он.  -  Удрала на
свидание к  Пирсону,  оставив полный дом гостей,  которые увлеченно сплетничали
насчет твоего подозрительного отсутствия.
     К  его  совершенному потрясению,  Кэролайн засмеялась,  грустно,  тихо,  и
доверчиво спросила:
     - Разве не самая печальная ирония заключается в  том,  что прошлое догнало
меня и уничтожило?  Все верили этой сказочке о моем сиротстве, а связи, которые
у меня были до замужества, так и не выплыли на свет Божий.
     Она покачала головой,  и тяжелая, отливающая серебром копна волос упала ей
на плечи.
     - Мне все сходило с  рук,  хотя я  была виновна,  а ты осудил меня лишь на
основании  косвенных  улик.   Во   всем  этом  действительно  кроется  какая-то
поэтическая справедливость, как ты считаешь?
     Филип потерял дар речи,  не умея заставить себя поверить ей и  не в  силах
сомневаться,  как прежде.  Дело было даже не  в  словах,  а  в  ее  отношении к
происходящему -  в спокойном смирении,  полном отсутствии злобы и ненависти,  в
искренности и чистосердечии в огромных голубых глазах.  Следующий вопрос застал
его врасплох. Голова изумленно дернулась:
     - Знаешь, Филип, почему я вышла за тебя замуж?
     - Вероятно,  потому,  что хотела получить надежное положение в  обществе и
богатство.
     Кэролайн, усмехнувшись, покачала головой.
     - Ты  себя  недооцениваешь.  Я  уже  сказала,  что  была  ослеплена  твоей
внешностью и воспитанием и влюбилась в тебя, но никогда бы не вышла замуж, если
бы не одно обстоятельство.
     - И что же это за обстоятельство? - против воли вырвалось у Филипа.
     - Я была уверена,  - вздохнула она, - твердо уверена, что могла предложить
тебе то,  в чем ты так нуждался.  Кое-что очень для тебя необходимое. И знаешь,
что это было?
     - - Понятия не имею.
     - Я думала, что смогу научить тебя смеяться и радоваться жизни.
     В  комнате повисло долгое молчание.  Наконец Кэролайн взглянула на бывшего
мужа из-под длинных ресниц и мягко, прерывающимся голосом спросила:
     - Ты так и не научился смеяться, дорогой?
     - Не смей называть меня так! - почти вскрикнул Филип, но в груди теснились
чувства,  которых он вовсе не хотел испытывать, не переживал много лет, и чтобы
избавиться от них, он со стуком поставил на стол пустой стакан.
     - Мне пора. Кэролайн кивнула.
     - Запоздалые сожаления могут стать ужасным бременем. Чем скорее ты уйдешь,
тем легче сможешь убедить себя,  что ты был действительно прав тогда,  тридцать
лет назад. Но если останешься, кто знает, что может произойти?
     - Ничего не произойдет, - покачал головой Филип, имея в виду, что вовсе не
собирается переспать с ней,  и потрясенный тем, что подобная мысль вообще могла
прийти ему в голову.
     - Прощай, - тихо шепнула Кэролайн. - Я бы попросила тебя передать Мередит,
что по-прежнему ее люблю, но ведь ты ничего не скажешь, верно?
     - Не скажу.
     - Она в этом и не нуждается, - храбро улыбнулась Кэролайн. - Судя по тому,
что я читала,  она прекрасный человек и замечательная женщина. И, - С гордостью
добавила она,  -  нравится тебе это  или нет,  но  в  ней есть частица меня.  И
Мередит умеет радоваться жизни.
     Филип в полном недоумении уставился на нее.
     - То есть как это "читала"? О чем ты толкуешь? Кэролайн кивком показала на
стопку чикагских газет и хрипловато усмехнулась.
     - Она  ведет себя мужественно в  той сложной ситуации,  в  которую попала.
Оказаться одновременно женой Мэтью Фаррела и невестой Паркера Рейнолдса...
     - Откуда,  черт возьми,  ты пронюхала об этом?! - взорвался Филип, побелев
от ярости.
     - Об этом пишут все газеты, - начала Кэролайн, но тут же осеклась, увидев,
что он  ринулся к  газетам и  начал их  листать.  Он  весь дрожал от бешенства,
пробегая глазами репортажи об аресте Станисласа Шпигальски со снимками Мередит,
Паркера и  Мэтта  на  первой полосе.  Отшвырнув одну  газету,  он  схватился за
вторую,  с изложением совместной пресс-конференции. Следующая газета с заметкой
о предполагаемом взрыве в нью-орлеанском магазине выскользнула из его пальцев.
     - Он  предупреждал меня об  этом одиннадцать лет  назад,  -  выдавил Филип
скорее себе, чем Кэролайн. - Он предостерегал меня и теперь пошел в атаку!
     Филип  гневно  уставился  на  Кэролайн  сверкающими глазами  -  Где  здесь
ближайший телефон?!

     Глава 51

     В  ожидании Мередит Мэтт нетерпеливо мерил шагами вестибюль Она  появилась
только к  семи,  опоздав на  полчаса Мэтт  рывком распахнул дверь,  сжал  ее  в
объятиях и разъяренно прошипел.
     - Черт возьми,  если намереваешься опаздывать каждый раз, да еще торчать в
таких местах,  где подложены бомбы,  предупреждай, по крайней мере, что с тобой
все в порядке!
     Он чуть отстранил Мередит, намереваясь хорошенько ее встряхнуть, но тут же
пожалел  о  своем  взрыве,   охваченный  угрызениями  совести.   Она  выглядела
совершенно измученной.
     - Прости,  -  шепнула она.  -  Просто  не  подумала,  что  ты  будешь  так
волноваться.
     - У  меня,  видимо,  слишком разыгрывается воображение,  когда речь идет о
тебе,  -  вздохнул Мэтт, улыбаясь, чтобы смягчить резкость приветствия, и повел
ее  в  гостиную,  самую уютную комнату,  откуда открывался впечатляющий вид  на
панораму города.
     - Я  почти весь остаток дня  провела в  полицейском участке,  -  объяснила
Мередит,  устраиваясь на кожаном диване,  -  хотела дать им информацию, которая
могла бы оказаться полезной.  А когда приехала домой, чтобы переодеться и ехать
сюда, позвонил Паркер, и мы почти час проговорили.
     Мередит смолкла,  вспоминая последнюю беседу с  Паркером.  Никто из них не
упомянул о ночи, проведенной Паркером в квартире Лайзы. По натуре Паркер не был
лгуном,  и именно это уклончивое молчание убедило Мередит,  что отношения его и
Лайзы  отнюдь  нельзя назвать платоническими.  Как  странно,  что  между  этими
людьми,  обычно не выносившими друг друга,  что-то есть!  Но у  Мередит не было
обиды на них.
     Перед  тем   как  повесить  трубку,   Паркер  пожелал  ей   счастья  таким
многозначительно-встревоженным тоном,  словно очень сомневался в  том,  что она
будет счастлива с  Мэттом.  О самом Мэтте он почти не говорил,  если не считать
того, что жалеет о драке.
     - Единственное,  о  чем я  жалею еще больше,  -  сухо заключил он,  -  что
промахнулся.
     Остаток времени они говорили только о делах Очнувшись от раздумий, Мередит
сказала:
     - Прости, что отвлеклась. Просто кошмарный день, с начала до конца.
     - Хочешь рассказать обо всем?
     Мередит  взглянула на  него,  в  который раз  потрясенная аурой  спокойной
властности,  абсолютной  уверенности в  себе,  окружавшей его.  Даже  одетый  в
простые темные брюки  с  белой  сорочкой,  распахнутой у  ворота,  с  рукавами,
закатанными до  локтей,  Мэтью  Фаррел положительно излучал несгибаемую силу  и
мощь, отраженные в каждой черточке его лица.
     И  все же,  думала она с невольной улыбкой,  в постели она может заставить
этого  сильного  мужчину  стонать  от  желания  и   сжимать  ее  в  объятиях  с
отчаянно-жгучей страстью.  Как хорошо сознавать это! Какое счастье любить его и
быть им любимой!
     Его вопрос вернул ее к менее приятным мыслям.
     - Может, тебе лучше постараться забыть об этом дне?
     - Я чувствую себя виноватой в том, что обременяю тебя своими проблемами, -
вздохнула Мередит,  потому что как никогда нуждалась в  его совете и  ободрении
Губы Мэтта вздрогнули, и в голосе послышались бархатно-чувственные нотки.
     - Да я  ночи напролет лежу без сна и только мечтаю о той минуте,  когда ты
снова надумаешь взвалить на меня все, что тебя обременяет.
     Он разглядел предательские ответные искорки в ее глазах,  улыбнулся и,  не
пытаясь снова отвлечь ее, предложил:
     - Давай все же послушаем, как прошел день.
     - Собственно говоря,  итог можно подвести в нескольких словах, - вздохнула
она,  подбирая под себя ноги.  -  И самое неприятное то, что акции упали на три
пункта.
     - Они снова поднимутся, как только об угрозе взрыва все забудут, - заверил
Мэтт.
     Мередит, кивнув, продолжала:
     - Утром  звонил  председатель  совета  директоров.  Они  требуют  от  меня
объяснения насчет субботней ночи.  Я  как раз говорила с ним,  когда сообщили о
первой бомбе, поэтому мы так и не закончили разговор.
     - - История с бомбами на некоторое время отвлечет их.
     Сделав слабую попытку пошутить, Мередит добавила:
     - Думаю, все-таки нет худа без добра. Отводя глаза от пристального взгляда
Мэтта, она посмотрела в окно.
     - Что еще тебя тревожит?
     По  настойчивому тону  было  очевидно,  что  Мэтт  прекрасно проник  в  ее
настроение и  твердо намеревался узнать причину волнения Мередит.  Вне  себя от
смущения, Мередит тихо спросила:
     - Не  можешь ты  подождать еще  немного,  пока  я  смогу  занять деньги на
покупку хаустонского участка?  Паркер нашел нам другого кредитора,  но сегодня,
когда этот банкир услышал о  бомбах,  позвонил Паркеру и  отказался от  сделки.
Говорит,  что желает выждать и посмотреть,  как пойдут дела у "Бенкрофт" месяца
через два.
     - Со стороны Рейнолдса было крайне благородно вывалить на тебя сегодня еще
и это, - язвительно заметил Мэтт.
     - Он позвонил, чтобы убедиться, что все в порядке, и попросить прощения за
субботнюю драку.  А..,  а  остальное..,  разговор о деньгах возник,  потому что
завтра  мы  должны были  собраться и  обсудить условия займа.  Паркеру пришлось
объяснить, что кредитор отменил встречу.
     В  этот момент из пейджера понеслись громкие пронзительные гудки.  Мередит
потянулась к  оставленной на  диване сумочке,  прочитала сообщение и  с  тихим,
отчаянным стоном откинула голову на спинку и закрыла глаза.
     - Только этого мне и не хватало сегодня для полного счастья.
     - Что случилось?
     - Это отец,  -  вздохнула она,  нерешительно глядя на  Мэтта.  Теплый свет
мгновенно погас в его глазах при упоминании о Филипе, челюсти упрямо , сжались.
- Он просит меня позвонить.  В Италии два или три часа ночи.  Либо хочет просто
поздороваться со мной, либо наконец ему на глаза, попалась газета.
     Отец,  как оказалось,  был в римском аэропорту в ожидании вылета домой,  и
когда  в  трубке  раздался  Оглушительный голос,  Мэтт  нахмурился,  а  Мередит
сжалась.
     - Что,   черт  возьми,   ты  придумала?!  -  взорвался  отец,  как  только
телефонистка соединила их.
     - Успокойся,  пожалуйста, - начала Мередит, но ничто уже не могло удержать
Филипа.
     - Ты,  кажется, просто спятила! - орал он. - Стоило оставить тебя всего на
пару недель,  и  твоя физиономия мелькает во  всех газетах рядом с  рожей этого
ублюдка, и тут же начинаются угрозы...
     Проигнорировав упоминание  о  Мэтте,  Мередит  попыталась успокоить  отца,
подумав, что он так разбушевался из-за сегодняшних событий.
     - Не стоит доводить себя до удара, - взмолилась она, изо всех сил стараясь
держать себя в  руках.  -  Все три бомбы нашли и  убрали,  никому не  причинили
вреда...
     - Три! - Заревел он. - Три бомбы?! О чем ты говоришь?!
     - А ты о чем? - осторожно осведомилась она, но было уже поздно.
     - О той ложной тревоге в Нью-Орлеане,  -  объявил он,  и по голосу Мередит
поняла, что отец теряет последние капли терпения.
     - Так было три бомбы? Когда? Где?
     - Сегодня. В Нью-Орлеане, Далласе и здесь.
     - А что с торговлей?
     - То,  чего и  следовало ожидать,  -  сообщила она деловитым и  ободряющим
голосом. - Пришлось закрыть магазины на целый день, но завтра все образуется. Я
уже  работаю над планом специальной распродажи.  Отдел рекламы хочет назвать ее
взрывной распродажей, - попыталась она пошутить.
     - А наши акции?
     - К концу дня упали на три пункта.
     - Но Фаррел?!  -  с  новым приливом ярости потребовал отец.  -  Тебе нужно
держаться как  можно дальше от  него,  черт возьми!  Никаких пресс-конференций,
вообще ничего!
     Он  так  громко  кричал,  что  Мэтт  слышал  каждое  слово,  и  Мередит  с
беспомощной мольбой  посмотрела  на  мужа,  но,  вместо  того  чтобы  ободряюще
улыбнуться ей,  он  молча выжидал.  Ждал,  что  она откажется выполнять приказы
отца,  и когда этого не произошло,  отвернулся и,  подойдя к окну,  встал к ней
спиной.
     - Послушай, - просила Мередит дрожащим голосом, - нет смысла доводить себя
до очередного сердечного приступа.
     - Не смей говорить со мной как с выжившим из ума инвалидом!  - предупредил
он,  но голос звучал натянуто, и Мередит показалось, что он глотает таблетки. -
Я жду ответа насчет Фаррела.
     - Не думаю, что стоит обсуждать это по телефону.
     - Прекрати заговаривать мне зубы,  будь ты проклята!  -  буйствовал он,  и
Мередит поняла,  что  лучше объяснить все начистоту и  не  пытаться откладывать
разговор, поскольку отец из-за ее уклончивости все больше выходил из себя.
     - Хорошо,  раз ты этого хочешь,  - спокойно произнесла она и остановилась,
лихорадочно соображая,  как  лучше все  объяснить.  Видимо,  стоит прежде всего
избавить его от тревог по поводу того, что дочь обнаружила подлость, которую он
сделал одиннадцать лет назад,  разлучив ее  с  мужем,  и  потому Мередит начала
именно с этого:
     - Я  понимаю,  что  ты  любишь  меня  и  сделал  то,  что  считал  нужным,
одиннадцать лет назад, но...
     Филип ничего не ответил, поэтому Мередит осторожно добавила:
     - Я говорю о телеграмме,  которую ты послал Мэтту, Ту, где сообщалось, что
я сделала аборт и подаю на развод. Я все знаю об этом...
     - Где ты сейчас, черт побери? - с подозрением осведомился отец.
     - Дома у Мэтта.
     Голос отца дрожал от  ярости и  еще,  как показалось Мередит,  от  страха.
Панического страха.
     - Я  возвращаюсь домой.  Самолет вылетает через три часа.  Держись от него
подальше! Не доверяй ему!
     Ты не знаешь этого человека! - И с уничтожающим сарказмом добавил:
     - Попробуй продержаться и  не  вылететь в  трубу  до  того,  как  я  успею
оказаться в Чикаго.
     Он с силой швырнул трубку,  и Мередит, медленно повесив свою, взглянула на
Мэтта,  по-прежнему стоявшего к  ней спиной и словно обвинявшего ее за то,  что
она не встала открыто на его сторону.
     - Ну и денек!  -  с горечью пробормотала она.  -  Полагаю,  ты разозлился,
потому что я не сказала ему всей правды.
     Мэтт, не оборачиваясь, поднял голову и устало потер затекшую шею.
     - Нет,  Мередит,  -  упавшим голосом произнес он. - Просто пытаюсь убедить
себя,  что ты не отступишься от меня, когда он вернется, не начнешь сомневаться
во  мне или,  что хуже,  не  станешь взвешивать,  что приобретешь и  что можешь
потерять, оставшись со мной.
     - О чем ты? - удивилась Мередит, подходя к нему.
     Мэтт мрачно, исподлобья оглядел Мередит.
     - Все это время я  пытался представить,  что он  сделает,  когда приедет и
обнаружит, что ты решила остаться со мной. И только сейчас понял.
     - Мэтт, - мягко повторила она, - о чем ты?
     - Твой папаша собирается выкинуть козырную карту. Он заставит тебя сделать
выбор - я или он, "Бенкрофт энд компани" вместе с постом президента или ничего,
если ты предпочтешь меня.  И я не уверен,  -  добавил он, прерывисто вздыхая, -
какой путь ты выберешь.
     Мередит была слишком измучена,  слишком устала, чтобы задумываться над еще
не возникшей проблемой.
     - До  этого не дойдет,  -  пообещала она,  поскольку была твердо уверена в
том, что убедит отца примириться с Мэттом.
     - Кроме меня,  у него никого нет,  и отец по-своему любит меня, - дрожащим
голосом уговаривала она  Мэтта,  умоляя его не  осложнять и  без того непростую
ситуацию.  -  И  поэтому он  будет  рвать  и  метать и  даже  угрожать мне,  но
когда-нибудь обязательно остынет и смирится.  Мэтт, пожалуйста, поставь себя на
его место.  Представь,  что твоя восемнадцатилетняя Дочь,  которую ты всю жизнь
охранял от грубой реальности и уродств жизни,  встречает мужчину гораздо старше
себя,  которого ты  считаешь охотником за  приданым.  И  этот мужчина лишает ее
девственности и награждает ребенком. Что бы ты испытывал к нему?
     Немного поколебавшись, Мэтт сухо признался:
     - Я бы возненавидел его!
     И  в  тот момент,  когда Мередит показалось,  что она выиграла спор,  Мэтт
добавил:
     - Но  попытался бы примириться с  ним ради дочери.  И  уж точно не стал бы
калечить ей жизнь, заставляя ее думать, что муж бросил ее, не стал бы подкупать
его, чтобы он действительно ушел.
     Мередит тяжело вздохнула:
     - Он и это сделал?
     - Да. В тот день, когда мы впервые приехали к тебе домой.
     - И что ты ответил?
     Мэтт посмотрел в огромные встревоженные глаза, ободряюще улыбнулся и обнял
ее.
     - Я сказал, - пробормотал он, наклоняя голову, чтобы прижаться к ее губам,
- что  ему  не  стоит вмешиваться в  нашу жизнь.  Но,  -  продолжил он  хрипло,
покусывая мочку ее уха и  ощущая,  как она тает в  его объятиях,  -  немного не
такими словами.
     Наступила полночь, когда Мэтт проводил ее к машине. Усталая после трудного
дня и опьяненная его ласками, Мередит нехотя уселась за руль.
     - У  тебя хватит сил  вести машину?  -  спросил он,  не  давая ей  закрыть
дверцу.
     - Едва-едва,  -  мечтательно улыбнулась она,  вставляя ключ  в  зажигание.
Мотор заработал одновременно с радио и обогревом.
     - В пятницу я даю вечер в честь вокального состава оперы "Ночной призрак",
- сообщил он.  -  Придут многие из твоих знакомых.  Моя сестра тоже будет и  не
мешало бы, пожалуй, позвать твоего адвоката. Думаю, эти двое неплохо поладят.
     Он поколебался, словно боясь задать вопрос, и Мередит шутливо объявила:
     - Если это приглашение, я вынуждена согласиться.
     - Я не хочу, чтобы ты была гостьей. Сбитая с толку и сконфуженная, Мередит
уставилась на руль.
     - Вот как?
     - Я хотел бы, чтобы ты была хозяйкой в моем доме, Мередит.
     И  тут  она  поняла причину его колебаний.  Мэтт просил ее  выполнить роль
хозяйки и  тем  самым неофициально объявить,  что  они по-прежнему муж и  жена.
Взглянув в бездонные серые озера его глаз, она беспомощно улыбнулась:
     - Черный галстук ?
     - Да, а почему ты спрашиваешь?
     - Потому,  -  лукаво  улыбнулась она,  -  что,  хозяйке крайне важно  быть
одетой, как полагается к случаю.
     С  похожим на  смех стоном Мэтт вытащил ее  из  машины,  обнял и  завладел
губами в  долгом страстном поцелуе,  не зная,  как еще выразить благодарность и
облегчение.  Он продолжал целовать ее,  когда диктор объявил по радио, что тело
Станисласа Шпигальски,  арестованного за мошенничество и обман клиентов,  среди
которых были  Мэтью  Фаррел и  Мередит Бенкрофт,  найдено в  канаве на  обочине
проселочной дороги, недалеко от Бельвиля, штат Иллинойс.
     Мередит, отпрянув, потрясение уставилась на Мэтта.
     - Ты слышал?!
     - Да, еще днем.
     Его полнейшее безразличие и то,  что он ни слова не сказал ей,  показались
Мередит несколько странными, но усталость лишила ее способности мыслить здраво,
и кроме того, губы Мэтта вновь припали к ее губам.

     Глава 52

     Принадлежавшим "Интеркорпу" частным сыскным агентством "Инквест",  главная
контора  которого  находилась в  Филадельфии,  руководил  бывший  сотрудник ЦРУ
Ричард Олсен.  Когда Мэтт в половине девятого вышел из лифта,  Олсен уже ожидал
его в приемной.
     - Рад видеть вас,  Мэтт, - приветствовал он после того, как они обменялись
рукопожатием.
     - Через пять минут освобожусь, - пообещал Мэтт. - Прежде чем мы поговорим,
я должен позвонить.
     Закрыв за  собой дверь кабинета,  Мэтт  поднял трубку,  и  через минуту на
личном  телефоне  президента  большого  чикагского  банка   загорелась  красная
лампочка. Тот поднял трубку после первого звонка.
     - Это  Мэтт,  -  не  здороваясь,  сказал Фаррел.  -  "Рейнолдс Меркентайл"
отказался дать заем "Бенкрофт",  как мы и думали.  Впрочем,  и другой кредитор,
которого они нашли, тоже отступился.
     - Экономика крайне неустойчива,  и кредиторы нервничают, - заметил банкир.
- Кроме того, "Рейнолдс Меркентайл" уже потерял огромную сумму денег, поскольку
два их основных дебитора в этом квартале обанкротились,  так что банк нуждается
в наличных.
     - Знаю, - нетерпеливо бросил Мэтт. - Не знаю лишь одного - сочтут ли после
всех этих бомб, что "Бенкрофт энд компани" вошла в группу экономического риска,
и начнут продавать ее векселя.
     - Может, нам стоит попытаться?
     - Да, и сегодня же, - велел Мэтт.
     - Тем же способом,  о котором мы говорили раньше?  - осведомился банкир. -
Покупаем векселя "Бенкрофт энд компани" от имени фирмы "Келлер траст",  и  вы в
течение двух месяцев обещаете избавить нас от них?
     - Совершенно верно.
     - Но не опасно ли упоминать Рейнолдсу фамилию "Коллер"? Они никак не могут
связать его с вами?
     - Это девичья фамилия моей матери,  -  сообщил Мэтт,  и  никто об  этом не
знает.
     - Если вся эта история с бомбами не нанесет вреда репутации "Бенкрофт",  -
добавил банкир,  -  мы  можем подержать векселя у  себя,  как  только положение
стабилизируется.
     - В таком случае мы обсудим условия,  -  согласился Мэтт, по сейчас у него
были заботы поважнее.  -  Как только вы договоритесь с  Рейнолдсом о  векселях,
можете  сказать,  что  "Коллер траст" намеревается финансировать и  хаустонский
проект.  Пусть он немедленно позвонит Мередит Бенкрофт и все ей скажет. Я хочу,
чтобы она знала, что получит средства.
     - Мы все устроим.
     Повесив трубку,  Мэтт попросил Элинор пригласить Ричарда Олсена и  с  едва
скрытым нетерпением дождался, пока тот снимет пальто. Не успел Олсен устроиться
в кресле, как Мэтт задал вопрос, мучивший его все это время:
     - Что знает полиция о террористах?
     - - Почти ничего,  -  ответил Олсен, вынимая из портфеля папку. - Хотя они
пришли к довольно интересным выводам, как, впрочем, и я.
     - Готов вас выслушать.
     - Прежде всего,  полиция считает,  будто злоумышленник хотел,  чтобы бомбы
обнаружили,  прежде чем они взорвутся,  поскольку позвонил задолго до  взрыва и
сами устройства были спрятаны так,  чтобы их легко было обнаружить. Кроме того,
собирал их Профессионал. Уверен, что это не работа какого-то психа, пожелавшего
отомстить владельцам универмага за мнимую обиду.  Если полицейские правы,  а  я
думаю,  что  они  правы,  тот,  кто  подложил  бомбы,  не  хотел  нанести  вред
универмагам  или  находившимся  в  них  людям.   В  таком  случае  единственной
логической причиной  остается  желание  подорвать  престиж  фирмы,  снизить  ее
прибыли и  стоимость акций.  Насколько я  понял,  они  уже значительно упали на
бирже. Остается лишь решить, кому и зачем это понадобилось.
     - Не представляю,  - вздохнул Мэтт, стараясь не показать, как раздражен. -
Вчера по телефону я говорил, что ходит слух, будто еще одна фирма, кроме нашей,
замышляет  захватить  "Бенкрофт".  Эти  неизвестные  потихоньку  скупали  акции
"Бенкрофт",  но когда в игру вступил я и акции поднялись,  полагаю,  конкуренты
решили  меня  отпугнуть всей  этой  шумихой и  угрозами взрывов или  же  просто
пытаются снизить стоимость акций,  чтобы получить их  за  бесценок.  Могу же  я
испугаться, что риск слишком велик, и отступить?
     - Вы догадываетесь, кто бы это мог быть?
     - Понятия не имею. Во всяком случае, кто бы это ни был, он так стремится к
захвату "Бенкрофт энд компани",  что не способен мыслить логично. Корпорация по
уши  в  долгах,  и  в  ближайшем будущем  на  получение доходов рассчитывать не
приходится.
     - Очевидно, вам это все равно.
     - Меня не интересуют прибыли, - бросил Мэтт.
     - В  таком случае почему вы  скупаете их  акции?  -  с  типичной для  него
прямотой осведомился Олсен.
     Ответом  ему  послужили непроницаемый взгляд  и  полное  молчание.  Олсен,
словно сдаваясь, поднял руки.
     - Меня интересуют другие мотивы,  кроме немедленной выгоды,  Мэтт.  Если я
узнаю ваши мотивы, возможно, сумею обнаружить подобное еще у кого-нибудь, и это
поможет мне взять след.
     - Сначала я хотел отомстить Филипу Бенкрофту, - признался Мэтт, забыв, что
не любит говорить ни с  кем о  своих личных делах:  слишком велико было желание
открыть тайну.
     - Существует ли  кто-то  еще  с  такими  же  большими деньгами и  желанием
отплатить Бенкрофту?
     - За каким чертом мне это знать? - бросил Мэтт, вскакивая и начиная бегать
по  комнате.  -  Он такой заносчивый сукин сын,  что,  должно быть,  нажил себе
немало врагов.
     - Ладно.  Начнем вот с чего - нужно отыскать всех его противников, которые
посчитали бы захват "Бенкрофт" выгодным дельцем,  тех,  которые могут позволить
себе такое развлечение.
     - Это звучит совершенным абсурдом.
     - Не совсем,  особенно если учесть, что ни одна уважающая себя корпорация,
желающая получить солидную прибыль,  не  опустится до того,  чтобы подкладывать
бомбы с целью ослабить свою добычу.
     - Все  равно,  это смехотворно,  -  возразил Мэтт.  -  Рано или поздно они
выдадут свои намерения и станут первыми, кого заподозрят в терроризме.
     - Подозрение еще не доказательство, - категорично объявил Олсен.

     Глава 53

     К полудню торговля во всех магазинах не оживилась,  и Мередит старалась не
подходить к  компьютерам в своем кабинете.  Марк Бреден должен был вернуться из
Нью-Орлеана,  и  Мередит с самого утра ожидала,  что в кабинет вот-вот ворвется
отец.  Поэтому,  когда  Филлис  объявила о  том,  что  звонит  Паркер,  Мередит
облегченно вздохнула.  Он уже звонил ей,  чтобы немного развеселить,  и Мередит
решила,  что Паркер хочет снова отвлечь ее  от  проблем.  Только сейчас до  нее
дошло, что ее чувства к Паркеру, по-видимому, вовсе не были столь уж глубокими,
как она думала,  поскольку так быстро перешли в  дружеские.  И  спокойствие,  с
которым Паркер,  казалось,  принял это,  заставляло ее  еще  больше удивляться,
почему они вообще решили пожениться.  Лайза,  очевидно,  была права, утверждая,
что в  отношениях Паркера и  Мередит не  хватает огня и  страсти.  Но  теперь у
Мередит появились довольно веские причины гадать,  не  было ли  у  Лайзы своих,
чисто эгоистических мотивов.  И хотя это немного задевало Мередит,  не будь она
так  занята  более  неотложными проблемами,  наверняка позвонила бы  подруге  и
попыталась бы поговорить с ней.
     Выбросив из головы тревожные мысли, Мередит подняла трубку.
     - Привет,  красавица,  -  весело сказал Паркер.  -  Пора сообщить тебе для
разнообразия и хорошие новости.
     - Не уверена, что смогу это вынести, но попробую, - улыбнулась Мередит.
     - Я  нашел кредиторов,  которые дадут тебе кредит на  покупку хаустонского
участка и финансируют строительство всего здания,  если захочешь. Они явились в
мой кабинет словно ангелы с небес, готовые избавить нас от ваших векселей.
     - Чудесные новости!  -  согласилась Мередит,  но  ее радость была омрачена
тем,  что  они  вряд ли  смогут расплатиться за  уже  существующие долги,  если
торговля так и не оживится.
     - Не слышу радости в голосе.
     - Дела идут неважно,  -  пояснила она.  - Не стоило бы говорить это своему
банкиру, но он и мой друг тоже.
     - Что  касается  завтрашнего  утра,  -  нерешительно  начал  Паркер,  -  я
постараюсь остаться твоим другом.
     Мередит встревоженно застыла:
     - Что это означает?
     - Нам нужны наличные,  -  сокрушенно вздохнул Паркер,  - и мы продаем твои
векселя тем  инвесторам,  которые собираются одолжить тебе  деньги.  Отныне  ты
будешь выплачивать долги "Коллер траст".
     Мередит задумчиво сморщила нос:
     - Кому?
     - Товариществу "Коллер траст".  Они имеют дело с  "Крайтириен бэнк",  тем,
что  за  углом  вашего магазина.  Сам  президент "Крайтириен" их  рекомендовал.
"Коллер траст" - закрытое товарищество с большим капиталом, и они ищут, кому бы
ссудить деньги.  На всякий случай я проверил их по своим каналам. Они полностью
надежны, и на них можно положиться.
     Мередит  почувствовала смутную неловкость.  Всего  несколько месяцев назад
все казалось таким стабильным и предсказуемым - отношения "Рейнолдс Меркентайл"
и "Бенкрофт" и ее личная жизнь. Теперь Же вокруг царили сумятица и хаос.
     Она поблагодарила Паркера за то, что нашел кредиторов, но, повесив трубку,
призадумалась. Мередит была уверена, что никогда не слышала этого имени раньше,
однако оно казалось почти знакомым.
     Минуту спустя мрачный и  небритый Марк Бреден появился в  ее  кабинете,  и
Мередит занялась куда более неотложными проблемами несостоявшихся взрывов.
     - Я приехал сюда прямо из аэропорта,  как вы хотели,  - объяснил он вместо
извинений и  уже  сбросил пальто,  когда в  приемной послышался хор  удивленных
приветствий:
     - Добро пожаловать, мистер Бенкрофт! Здравствуйте, мистер Бенкрофт!
     Мередит встала,  мысленно готовясь к предстоящей встрече с отцом,  которой
так страшилась.
     - Прекрасно, прекрасно, теперь давайте поговорим, - начал Филип, захлопнув
за собой дверь.  -  Чертов самолет!  Какие-то неполадки с  двигателем,  иначе я
давно уже был бы здесь!
     И,  мгновенно впадая в начальственный тон,  шагнул вперед,  срывая на ходу
пальто:
     - Ну,  Вреден,  что вы выяснили о  подложенных бомбах?  Кто за этим стоит?
Почему вы не в Нью-Орлеане - этот магазин, кажется, стал главной мишенью?!
     - Я только сейчас вернулся из Нью-Орлеана,  но пока,  кроме догадок, у нас
ничего нет,  -  терпеливо начал Марк,  но  тут же замолчал,  увидев,  что Филип
подошел к компьютерам и нажал несколько клавиш.
     На  дисплее высветились цифры  продаж для  всех  магазинов за  целый день.
Сравнив их  с  итогом того  же  числа прошлого года,  он  отшатнулся.  Даже под
свежеприобретенным загаром было видно, как посерело его лицо.
     - Господи Боже! - прошептал он. - Еще хуже, чем я ожидал!
     - Все скоро уладится, - попыталась утешить его Мередит, когда он рассеянно
приветствовал ее  запоздалым поцелуем  в  щеку.  В  других  обстоятельствах она
посмеялась бы  над его видом.  Всегда безупречно одетый,  сегодня он  не  успел
сменить  помявшийся  от  долгого  трансатлантического перелета  костюм,  волосы
взъерошены, на щеках щетина.
     - Люди сторонятся наших магазинов,  -  добавила она,  - но через несколько
дней, когда весь этот шум из-за бомб уймется, они снова вернутся.
     Она  попыталась отойти от  стола,  чтобы  уступить ему  место,  но,  к  ее
удивлению, Филип рассеянно сделал ей знак оставаться в кресле. Подойдя к одному
из  стульев,  предназначенных для гостей,  он  устроился поудобнее,  и  Мередит
поняла, как сильно он устал и безмерно измотан.
     - Начни со дня моего отъезда,  - велел он дочери. - Садитесь, Марк. Прежде
чем  вы  начнете излагать свои догадки,  я  хочу услышать от  Мередит некоторые
факты. Вы уже закончили переговоры о покупке хаустонского участка?
     При  упоминании о  хаустонском участке  Мередит  замерла  и  посмотрела на
Марка.
     - Марк,  вы не оставите нас наедине на несколько минут,  пока я обсужу это
с...
     - Не говори глупостей,  Мередит, - перебил отец. - Вреден достоин доверия,
и ты знаешь это.
     - Знаю,  -  кивнула она,  раздраженная его тоном,  но  все-таки настойчиво
повторила:
     - Марк, вы не дадите нам пять минут?
     Она подождала, пока Марк выйдет, и обошла вокруг стола:
     - Если  мы  собираемся  говорить  о  хаустонском  проекте,  нужно  сначала
потолковать о Мэтте.  Надеюсь,  ты достаточно успокоился, чтобы выслушать меня,
не впадая в бешенство?
     - Ты чертовски права,  нам необходимо потолковать о Фарреле!  Но сначала я
хочу спасти свой бизнес...
     Инстинкт подсказал Мередит,  что  сейчас самое  время  рассказать ему  обо
всем,  включая  се  отношения с  Мэттом,  именно  теперь,  когда  он  обременен
Проблемами с  компанией и Вреден ждет в приемной,  чтобы объяснить им все,  что
знает.  Прежде всего,  у  него не  останется времени рвать и  метать по  поводу
случившегося.
     - Ты сказал,  что хочешь выслушать меня.  Я собираюсь объяснить тебе все и
буду говорить коротко и перечислять события в хронологическом порядке,  так что
мой рассказ займет всего несколько минут, но ты должен понять, что многое в нем
связано с Мэттом.
     - Начинай, - приказал он, сердито хмурясь.
     - Прекрасно,  -  кивнула она и потянулась к ежедневнику,  записи в котором
вела по  наставлению отца,  прежде чем тот отправился в  круиз.  Пролистав его,
Мередит начала:
     - Мы пытались купить землю в Хаустоне, но во время переговоров выяснилось,
что на него претендует другая компания. "Интеркорп" купила его...
     Филип приподнялся, яростно сверкая глазами.
     - Садись и успокойся,  - спокойно сказала она. - "Интеркорп" купила его за
двадцать миллионов долларов и  подняла цену  до  тридцати.  Мэтт сделал это,  -
подчеркнула она,  - желая отомстить тебе за то, что ты повлиял на Саутвилльскую
комиссию по районированию и заставил наложить запрет на работы.
     Он собирался также подать в  суд на тебя,  сенатора Дениса и Саутвилльскую
комиссию.
     И, заметив, что Филип побледнел, поспешно добавила.
     - Все  уже  улажено.  Иск не  будет подан,  и  Мэтт продает нам участок за
двадцать миллионов.
     Мередит наблюдала за отцом, надеясь, что он немного смягчится, но лицо его
застыло от  усилий сдержать ярость и  ненависть,  и  она вновь опустила глаза в
ежедневник,  бесцельно переворачивая страницы.  Обрадованная тем, что следующий
вопрос не касался Мэтта,  она продолжила -  Сэм Грин считает,  что за последнее
время на  бирже возник необычный интерес к  нашим акциям.  До  последней недели
цена неуклонно росла и  только потом начала падать из-за истории с бомбами.  Со
дня на день мы должны узнать имена наших новых акционеров и какими пакетами они
владеют.
     - Сэм, случайно, не употребил слово "захват"?
     - Да,  -  неохотно обронила Мередит и перевернула следующую страницу. - Но
все  решили,  что  это,  возможно,  ложная  тревога,  потому  что  сейчас мы  -
невыгодное приобретение.  Как  ты  знаешь,  у  нас уже был один звонок о  якобы
подложенной в нью-орлеанский магазин бомбе. Цифры продаж снизились на несколько
дней, а потом все пришло в норму.
     Затем Мередит перечисляла все,  что  случилось за  последние дни,  включая
звонок Паркера относительно нового кредитора -  Это все о бизнесе,  - заключила
она наконец, вглядываясь в отца и тревожась, что его больное сердце не выдержит
такого напряжения.
     Филип был похож на каменную статую, но цвет лица изменился к лучшему.
     - Теперь  речь  пойдет о  личных делах,  особенно о  Мэтью  Фарреле.  -  И
намеренно вызывающе добавила:
     - Надеюсь, ты сумеешь спокойно выслушать меня?
     - Да, - бросил он. Чуть смягчив голос, Мередит сообщила:
     - Когда я  обнаружила,  что именно он купил хаустонский участок,  сразу же
отправилась к нему домой,  чтобы объясниться.  Но Мэтта дома не было. Я застала
только его отца, который велел мне держаться подальше от Мэтта и обвинил в том,
что я стараюсь разрушить его жизнь и что одиннадцать лет назад я сделала аборт.
     Филип сцепил зубы, но Мередит спокойно продолжала:
     - Тогда я поехала к Мэтту на ферму,  и вместе мы сумели обнаружить, что ты
сделал с  нами,  включая запрет видеть меня в  госпитале.  Правда,  у меня было
время подумать,  -  добавила она,  печально улыбаясь,  -  и  я поняла,  что ты,
очевидно,  был  уверен,  будто  защищаешь меня  от  человека,  которого  считал
охотником  за  приданым,  авантюристом,  пытавшимся  обманом  пролезть  в  наше
общество Тебе не следовало вмешиваться в мою жизнь,  отец. Я любила его и так и
не  сумела пережить боль от сознания того,  что он мог бросить меня и  ребенка.
Поверь, ты ранил меня куда больнее, чем это когда-либо удалось бы Мэтту. Но ты,
конечно,  не хотел этого, - вздохнула она, пристально глядя в ожесточенное лицо
отца.
     Филип не шевельнулся и не сказал ни слова. Мередит покачала головой:
     - Через  неделю  после  моей  поездки  к  Мэтту  того  мошенника адвоката,
которого ты  нанял,  арестовали,  и  он  начал называть имена клиентов,  что  и
вызвало такое волнение в прессе.  Все газеты кричали обо мне,  Мэтте и Паркере.
Мэтту  пришлось внести  за  него  залог  и  увезти подальше от  репортеров.  Мы
пытались спустить скандал на тормозах,  поэтому и  дали пресс-конференцию,  где
делали вид,  что  все хорошо и  наши отношения по-прежнему остаются дружескими.
Но, к несчастью, на прошлой неделе мы решили отпраздновать день моего рождения,
и Паркер слишком много выпил..,  словом,  завязалась драка, и мы снова попали в
газеты.  Это почти все,  что я могу сказать,  - докончила она, отчаянно пытаясь
принять шутливый тон,  -  если  не  считать того,  что  после пресс-конференции
покупатели валом повалили в магазин,  так что,  возможно, репортеры сделали нам
неплохую рекламу.
     Но  отец не  улыбнулся,  а  когда наконец заговорил,  голос его  дрожал от
недоверчивой ярости.
     - Ты разорвала помолвку с Паркером?
     - Да.
     - Из-за Фаррела?
     - Да, - повторила Мередит и с абсолютной убежденностью добавила:
     - Я люблю его.
     - В таком случае ты безмозглая идиотка!
     - И он любит меня.
     Отец вскочил со стула, презрительно кривя губы:
     - Этому чудовищу не нужны ни ты,  ни твоя любовь! Все, чего он добивается,
- отомстить мне!
     Тон его ранил больнее слов, но Мередит не отступала:
     - Мэтт понимает, что пока я не могу переехать к нему, особенно после моего
публичного заявления о том,  что мы едва друг друга знаем и никакой возможности
примирения не существует. Но факт остается фактом, - заключила она со спокойной
решимостью,  -  вам придется научиться признавать существование обоих. Не стану
притворяться,  будто Мэтт не  сердит на  тебя за  прошлое,  но  он любит меня и
поэтому простит все обиды и, вероятно, даже попытается подружиться с тобой...
     - Он обещал тебе это, Мередит?
     - Нет, - честно призналась она, - но...
     - Тогда позволь передать его  слова,  сказанные одиннадцать лет  назад,  -
проскрипел Филип,  упираясь кулаком в стол.  - Этот ублюдок предостерег меня..,
угрожал в  моем же доме,  что если кто-то встанет между ним и  тобой,  он купит
меня с  потрохами и  похоронит.  Одиннадцать лет назад у  него не было и десяти
тысяч долларов,  поэтому в то время это звучало пустой угрозой.., но не сейчас,
клянусь Богом!
     - Но что сделал ты,  если он смог сказать такое?  - требовательно спросила
Мередит, уже угадав ответ.
     - Не  стану  скрывать:  я  попытался откупиться от  Фаррела,  и  когда  он
отказался от денег, ударил его!
     - И он ответил? - охнула Мередит, не веря, что Мэтт способен на это.
     - Не настолько он глуп!  Мы находились в моем доме, я бы немедленно вызвал
полицию!  Кроме того,  он боялся оттолкнуть тебя,  напав на твоего отца. Фаррел
знал,  что ты унаследуешь от деда миллионы, и намеревался прибрать все к рукам.
Он  предупредил меня,  что произойдет,  если я  встану на  его пути,  и  теперь
намеревается отомстить.
     - О нет,  это было пустой угрозой,  - медленно произнесла Мередит, пытаясь
поставить себя  на  место  Мэтта и  отчетливо представляя,  что  он  должен был
чувствовать.  -  А  чего ты,  собственно,  ожидал?  Что он  молча позволит тебе
унижать и запугивать его,  а потом еще и поблагодарит за это?  В нем столько же
гордости, сколько и в тебе, не говоря уже о силе воли. Поэтому вы и не выносите
друг друга.
     Филип молча открыл рот -  такой наивности он не ожидал. Он долго изумленно
смотрел на дочь. Гнев куда-то исчез.
     - Мередит,  -  почти мягко начал он,  -  не понимаю, ведь ты умная молодая
женщина и в то же время ухитрилась остаться доверчивой глупышкой там,  где дело
касается Фаррела!  Сидишь здесь,  сообщаешь о неприятностях,  так повлиявших на
наш бизнес,  и  тебе даже в голову не приходит,  что все они,  включая и угрозы
взрыва, совпадают по времени с вторжением Фаррела в нашу жизнь!
     - Какая чушь! - рассмеялась Мередит, потрясенная силой ненависти отца.
     - Мы еще посмотрим,  кто из нас порет чушь!  -  яростно вскинулся Филип и,
нажав кнопку переговорного устройства, приказал:
     - Пошлите Бредена сюда.  И  передайте Сэму Грину и  Аллену Стенли,  что  я
прошу их немедленно подняться ко мне.
     Как  только  главный  бухгалтер  и  адвокат  присоединились к  ним,  Филип
приступил к делу.
     - Я не стану ходить вокруг да около, - объявил он, - и выложу все карты на
стол,  но ни слова из сказанного здесь не должно выйти за пределы этой комнаты.
Надеюсь, вам ясно?
     Все трое мужчин немедленно кивнули, и Филип обратился к Бредену:
     - Послушаем ваши предположения о том, кто мог подложить бомбы.
     - Полиция считает,  и  я  согласен с  ней,  что  реальной угрозы вообще не
существовало,  поскольку бомбы спрятали в таком месте, где их было легко найти.
Даже  в  случае  взрыва повреждения были  бы  самыми незначительными.  Во  всех
случаях  полицейских  предупредили задолго  до  того,  как  бомбы  должны  были
сработать.  А здесь,  в Чикаго,  звонивший даже намекнул,  где находится бомба.
Очевидно,  кто бы  за  этим ни  стоял,  он особенно заботился о  том,  чтобы не
причинить вреда магазинам. И это очень странно, - откровенно высказался он.
     - Не думаю, - процедил Филип. - Мне как раз все ясно как день.
     - Может, объясните? - пролепетал совершенно сбитый с толку Вреден.
     - Все очень просто!  Если вы  собираетесь захватить целую сеть магазинов и
при  этом достаточно коварны,  чтобы подложить в  них бомбы,  так,  чтобы акции
упали в цене и вы могли скупить их по дешевке, значит, сумеете позаботиться и о
том,  чтобы  эти  бомбы  не  нанесли  ущерба  зданиям,  поскольку намереваетесь
завладеть всем!
     В комнате наступило гнетущее молчание. Филип повернулся к Сэму Грину.
     - Мне нужен список всех лиц,  компаний и учреждений, купивших за последние
два месяца больше тысячи акций.
     - Завтра же он будет у вас,  -  пообещал Грин. - Я почти кончил составлять
его по требованию Мередит.
     - Утром первым делом принесите мне этот список,  -  велел Филип.  -  Марк,
прошу вас провести тщательное расследование действий Мэтью Фаррела. Выдайте мне
всю информацию, какую сможете добыть.
     - Неплохо бы знать при этом,  какого рода информация вам нужна,  - заметил
Марк.
     - Для  начала мне  нужно знать названия всех компаний,  в  которых у  него
контрольный интерес,  и все имена,  под которыми он ведет дела.  Кроме того,  я
хочу знать все о  состоянии его финансов,  в каких банках он держит деньги и на
чьи имена. Имена - вот что самое главное. У него наверняка есть трастовые фонды
и "крыши" - добудьте мне имена!
     Мередит уже поняла, что затеял отец: наверняка собирается сравнить имена и
названия в списках Бредена и Грина.
     - Аллен,  - велел он бухгалтеру, - вы будете работать с Сэмом и Марком. Не
желаю впутывать в  это  дело постороннего,  иначе все  чертовы служащие в  этом
универмаге тут же  пронюхают,  что мы  собираем сведения о  том уголовнике,  за
которого имела несчастье выйти замуж моя дочь...
     - Помни,  в  последний раз  ты  говоришь  о  нем  подобные вещи,  не  имея
доказательств! - разъяренно прошептала Мередит.
     - - Согласен,  -  кивнул Филип,  настолько убежденный в своей правоте, что
даже не колебался.
     После  ухода  мужчин  Мередит  в  гневном молчании,  наблюдала,  как  отец
смущенно вертит  в  руках  пресс-папье,  словно стыдясь взглянуть на  дочь.  Но
следующие слова приковали ее к месту.
     - У нас было много разногласий,  -  нерешительно начал он, - разногласий и
ссор и  в  основном по моей вине.  Пока я бездельничал на этом корабле,  у меня
было время обдумать то, что ты сказала мне. Я говорил, что не желаю видеть тебя
на посту президента,  а ты... - Он остановился и откашлялся. - Ты обвинила меня
в нелюбви к тебе, но, поверь, жестоко ошибалась.
     Он  сконфуженно посмотрел на  нее,  перевел взгляд на  пресс-папье и  тихо
признался:
     - Я несколько часов провел с твоей матерью, когда был в Италии.
     - С  кем?!   -   ошеломленно  пробормотала  Мередит,   словно  мать  в  ее
представлении была личностью скорее мифической, чем реальной.
     - Нет-нет,  это было не примирением,  не думай, - быстро, будто защищаясь,
объяснил он.  - Собственно говоря, мы почти все время спорили. Она заявила, что
я всю жизнь подозревал ее в изменах, которых она не совершала...
     Его голос на  мгновение затих,  и  по задумчиво-сосредоточенному выражению
лица  Мередит неожиданно поняла,  что  Филип,  вполне возможно,  поверил словам
матери.  Но  прежде чем  до  Мередит полностью дошел  смысл  сказанного,  Филип
добавил:
     - Твоя мать говорила кое-что еще, и я думал об этом в самолете на обратном
пути.
     И, глубоко вздохнув, он поднял глаза на Мередит.
     - Она осудила меня за  неуместную ревность,  за  попытки управлять людьми,
которых я люблю.  И за то,  что я старался подогнать их под свои мерки,  потому
что боялся потерять. Возможно, во всем, что касалось тебя, она права.
     Мередит ощутила внезапный болезненный ком  в  горле,  но  тут Филип резко,
холодно бросил:
     - Мои чувства к  Фаррелу,  однако,  не  имеют ничего общего с  ревностью к
тебе.  Он  пытается уничтожить все,  что  создал я,  все,  что имею,  все,  что
когда-нибудь перейдет к тебе.  Я не позволю ему сделать это! И пойду на все, на
все, чтобы остановить его. Клянусь!
     Мередит открыла было  рот,  чтобы защитить Мэтта,  но  отец,  подняв руку,
остановил ее:
     - Когда поймешь, что я прав, придется сделать выбор, Мередит. Фаррел или я
- и  клянусь,  ты  примешь  правильное решение,  несмотря на  влечение к  этому
человеку.
     - О нет, ошибаешься! Мне незачем делать выбор, потому что Мэтт ни в чем не
виноват!
     - Ты просто ослеплена,  если речь идет о Фарреле, однако я не разрешу тебе
закрыть глаза  на  факты и  притвориться,  будто ничего не  происходит.  Будешь
продолжать   выполнять   обязанности  президента  фирмы,   пока   мы   проводим
расследование.  "Бенкрофт энд компани" принадлежит тебе по праву рождения,  и я
был не прав, когда пытался помешать тебе встать во главе фирмы. Из всего, что я
услышал от Грина и  Стенли,  ясно,  что ты действовала умно и не теряя времени.
Единственная твоя  ошибка  также  вполне  понятна  -  ты  не  приняла в  расчет
возможность захвата,  потому что не  можешь найти ей  логическое объяснение.  И
такого действительно нет,  дело тут не в  логике и  не в  бизнесе,  а  в мести!
Поэтому ты и не смогла ничего разобрать. Когда все факты будут у нас в руках, -
предупредил он,  -  тебе придется принять чью-то сторону и решить, хочешь ли ты
помогать  врагу  или  бороться  за  собственное наследство как  президент  этой
корпорации. И ты должна будешь уведомить совет директоров о своем выборе.
     - Господи, ты ужасно ошибаешься насчет Мэтта.
     - Зато надеюсь не ошибиться в тебе,  -  перебил отец, - поскольку верю: ты
не предупредишь его, что мы затеваем, и он не сможет замести следы.
     И,   внезапно  снова  превратившись  в  измученного,   больного  человека,
потянулся за пальто:
     - Я устал.  Поеду домой отдохну. Завтра я вернусь, но сидеть теперь буду в
конференц-зале. Позвони, если Бреден сумеет что-нибудь обнаружить уже сегодня.
     - Позвоню,  - кивнула она со спокойным вызовом, - но ты должен обещать мне
кое-что. Сейчас. Филип, уже взявшийся за ручку двери, обернулся:
     - Что именно?
     - Дай слово,  что когда все обвинения с  Мэтта будут сняты,  ты  не только
извинишься  перед  ним  за  все,  что  наделал,  но  искренне  и  чистосердечно
попытаешься подружиться с  ним!  Кроме того,  я хочу,  чтобы ты объяснил Марку,
Сэму и всем остальным, перед кем чернил его, что ошибался.
     Филип попытался отмести ненужные сантименты, рассерженно пожав плечами, но
Мередит была полна решимости добиться своего:
     - Да или нет?
     - Да, - выдавил он.
     Дождавшись,  пока закроется дверь, Мередит рухнула в кресло, Ей и в голову
не  приходило предупредить Мэтта  о  том,  что  готовится,  однако  она  смутно
чувствовала,  что ее заманили в  хитрую ловушку,  потребовав молчать,  и теперь
она,  таким  образом,  оказалась на  стороне  тех,  кто  против  него.  Правда,
одновременно она была тронута скупым признанием отца. Он действительно любит ее
и  одобрил все  сделанное в  его отсутствие!  Но  сильнее всего в  ней говорила
надежда,  надежда на  то,  что  истина выплывет наружу и  отец  извинится перед
Мэттом,  а  тот  окажется достаточно великодушным,  чтобы  не  злорадствовать и
принять извинения. И мысль о том, что эти двое мужчин, которых она любит, могут
стать если не  друзьями,  то  по  крайней мере не  врагами,  поистине опьяняла.
Однако,  несмотря на оптимизм и уверенность в будущем, одна мысль из всего, что
сказал отец, засела в мозгу сигналом тревоги.
     Вечером она  ужинала с  Мэттом  в  укромном уголке  местного ресторанчика.
Когда он  начал расспрашивать ее о  разговоре с  отцом,  Мередит рассказала ему
почти все,  исключая абсурдные обвинения в адрес Мэтта насчет подброшенных бомб
и несуществующей попытки захвата.  Она готова была скрыть это от мужа,  помня о
данном  отцом  обещании извиниться.  Но  Мередит намеренно выждала,  когда  они
вернулись к ней домой, не желая, чтобы замечание отца стало поводом к ссоре.
     Позже,  в постели,  после того как они любили друг Друга, Мэтт приподнялся
на локте и провел пальцем ТО изгибу ее щеки.
     - Едем ко мне,  -  умоляюще прошептал он.  - Я обещал тебе рай, но не могу
подарить его,  пока мы  живем в  разных домах и  притворяемся,  что женаты лишь
наполовину.
     Мередит  рассеянно  улыбнулась,   и  этого  было  достаточно,  чтобы  Мэтт
насторожился.  Чем  она  озабочена?  Сжав  двумя пальцами ее  подбородок,  Мэтт
повернул к себе лицо жены.
     - Что случилось? - тихо спросил он. Стараясь, чтобы в голосе не прозвучали
нотки осуждения, Мередит подняла глаза.
     - Я все думаю о том, что сказал отец, - призналась она.
     Лицо Мэтта мгновенно посуровело:
     - Что он сказал?
     - Сказал,  что много лет назад ты угрожал купить его и похоронить, если он
попытается встать между нами. Он, конечно, преувеличивает?
     - Нисколько, - коротко бросил он и добавил уже спокойнее:
     - В  тот  день,  когда я  сказал это,  твой  отец пытался подкупить меня и
заставить бросить тебя. Поэтому я и начал угрожать ему.
     - Но ты не имел в виду именно это,  верной -  прошептала Мередит, умоляюще
глядя ему в глаза.
     - В  то время я  готов был поручиться за каждое слово.  Я  всегда выполняю
свои обещания,  - прошептал Мэтт, прильнув к ее губам в долгом крепком поцелуе.
- Но иногда, - пробормотал он, чуть отстранившись, - я могу и передумать...
     - Но ты угрожал похоронить его! Неужели действительно хотел убить?
     - Конечно, нет, хотя в то время я с радостью отделал бы его как следует!
     Успокоенная,  но  не полностью удовлетворенная ответом,  Мередит приложила
палец к его губам, чтобы заставить замолчать, и попыталась отвлечь поцелуем.
     - Почему ты  сказал,  что собираешься купить его?  Услышав в  голосе нотки
сомнения, Мэтт нахмурился и поднял голову:
     - Я только успел отказаться от подачки,  как он обвинил меня в том,  что я
охочусь за твоими деньгами.  Я объяснил, что мне они не нужны, поскольку у меня
скоро будет собственное состояние,  достаточное,  чтобы в  один прекрасный день
купить и продать его с потрохами.  И когда я сказал,  что похороню его,  скорее
всего подразумевал именно это.
     Лицо  Мередит  прояснилось;  притянув его  голову  к  себе,  она  ласкающе
погладила Мэтта по щеке и, улыбнувшись, шепнула:
     - Как насчет еще одного поцелуя?
     На сердце было по-прежнему легко,  и Мередит,  счастливо улыбаясь, подняла
газету,  лежавшую под дверью квартиры, но при виде заголовка на первой странице
едва не лишилась сознания.

     Глава 54

     "МЭТЬЮ ФАРРЕЛ ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В УБИЙСТВЕ СТАНИСЛАСА ШПИГАЛЬСКИ".

     Она развернула газету трясущимися руками и пробежала глазами репортаж.  Он
начинался  с  пересказа обстоятельств ареста  мошенника адвоката,  подделавшего
множество постановлений о  разводе,  а  заканчивался зловещим заявлением о том,
что вчера днем Мэтт допрашивался полицией по поводу убийства Шпигальски.
     Мередит, оледенев, уставилась в газетные строчки. Мэтта допрашивали вчера.
Вчера.  И  он не только промолчал о  допросе прошлой ночью,  но и вел себя так,
словно ничего не  случилось.  Потрясенная скрывать свои  чувства даже  от  нее,
Мередит медленно побрела обратно. Пора отправляться на работу.
     Она решила позвонить Мэтту из офиса.  Когда она приехала в магазин,  Лайза
уже нетерпеливо металась по приемной.
     - Мередит,  мне нужно поговорить с тобой,  - пробормотала она, закрывая за
собой дверь кабинета Мередит.
     Мередит посмотрела на подругу детства и нерешительно улыбнулась,  внезапно
охваченная прежними сомнениями в верности Лайзы.
     - Я все гадала, долго ли ты собираешься держаться от меня подальше.
     - Ты о чем?
     Мередит пожала плечами:
     - Я имею в виду Паркера.  Лайза,  казалось, мгновенно погрузилась в пучину
отчаяния -  Паркер?!  О Боже,  я так хотела поговорить с тобой об этом,  только
никак  не  могла  набраться  мужества.  Мередит,  -  умоляюще  пролепетала она,
поднимая руки,  но  тут же  беспомощно опуская их.  -  Знаю,  ты,  должно быть,
считаешь меня самой большой лгуньей и  обманщицей в  мире,  потому что я  вечно
подсмеивалась над ним, но никогда не пыталась помешать тебе выйти за него замуж
Я  так  старалась забыть о  нем,  убедить себя,  что Паркер просто ничтожество,
глупый зануда банкир,  только и  всего.  И  черт возьми,  ты ведь не любила его
по-настоящему, иначе не бросилась бы так быстро в объятия Мэтта.
     Но вызывающая гримаска мгновенно исчезла, и Лайза опустила глаза:
     - О пожалуйста,  не нужно ненавидеть меня за это.  Пожалуйста,  Мередит, -
сказала она и голос ее сорвался. - Я люблю тебя больше, чем собственных сестер,
и презираю себя за то, что без ума от человека, за которого ты собиралась выйти
замуж...
     И   неожиданно  время  повернуло  вспять,   и  они  вновь  превратились  в
восьмиклассниц,  недавно поссорившихся и  вновь споривших на  школьной площадке
для игр, только теперь обе стали старше и мудрее, узнали цену дружбе.
     Лайза, не вытирая катившихся по щекам слез, судорожно сжала кулаки.
     - Пожалуйста, - повторяла она, - не нужно меня ненавидеть.
     Мередит тяжело вздохнула.
     - Я не могу ненавидеть тебя,  -  через силу улыбнулась она. - Я тоже люблю
тебя, и кроме того, других сестер у меня нет...
     Лайза,   захлебнувшись  смехом,   бросилась  в  объятия  Мередит,   и  как
давным-давно,  когда  обе  носили  школьную форму,  а  не  модные  платья,  они
обнимались, и хохотали, и старались не зареветь.
     - Тебе не кажется,  что это нечто вроде инцеста?  -  шмыгнула носом Лайза,
когда они оторвались друг от друга. - Я имею в виду себя и Паркера.
     - По правде говоря,  кажется.., особенно в то утро, когда я позвонила тебе
и обнаружила, что вы, очевидно, еще в постели. Вместе.
     Лайза попыталась было засмеяться, но тут же, став серьезной, призналась:
     - Знаешь,  я  ведь пришла поговорить не о  Паркере,  а о вчерашнем допросе
Мэтта.  Я  прочла в  утренней газете,  и...  -  Она  смущенно отвела взгляд.  -
..честно говоря,  я заявилась для собственного спокойствия.  То есть..,  я хочу
сказать.., полицейские считают, что это Мэтт убил Шпигальски?
     Едва  удержавшись,  чтобы не  броситься на  защиту мужа,  Мередит спокойно
спросила:
     - Какие у них причины думать так? И у тебя?
     - Я так не думаю,  - жалко оправдывалась Лайза, - просто помню, как в утро
вашей пресс-конференции он  говорил по телефону со своим адвокатом.  Каждый мог
слышать,  что  Мэтт  готов  прикончить Шпигальски и  отчаянно пытается защитить
тебя. И.., он сказал кое-что, показавшееся мне странным.., и угрожающим.., даже
тогда.
     - О  чем  это  ты?   -   вскинулась  Мередит,   скорее  нетерпеливо,   чем
встревоженно.
     - Мэтт и  его  адвокат говорили,  что Шпигальски просто псих,  которому не
терпится  устроить  спектакль в  зале  суда.  Мэтт  попросил  адвоката  сначала
попытаться убедить Шпигальски,  что этого не стоит делать,  а потом вывезти его
из города. И Мэтт еще добавил, - пробормотала Лайза, взволнованно глядя в глаза
подруги,  - что после этого позаботится о нем. Не думаешь, что Мэтт имел в виду
именно такой способ обработки? Что, если он приказал избить адвоката и выкинуть
его в канаву?
     - Это  самая абсурдная,  самая безумная вещь из  всех,  что я  слышала,  -
зловеще-тихим голосом бросила Мередит, но раздавшийся сзади голос отца заставил
ее резко обернуться.
     - Не думаю,  что полиция посчитает это замечание абсурдным,  - объявил он,
стоя в дверях конференц-зала. - И твоя обязанность уведомить их об этом.
     - Нет,   -   твердо  объявила  Мередит,   охваченная  мгновенной  паникой,
представляя себе,  как полиция может истолковать слова Мэтта, но тут ее осенило
вдохновение. Облегченно вздохнув, она объявила:
     - Как  жена  Мэтта,  я  не  имею права давать показания против мужа даже в
суде.
     Филип с надеждой взглянул на Лайзу:
     - Ты  слышала его и  не  ты  замужем за  ублюдком.  Лайза увидела мольбу в
глазах подруги и не колеблясь приняла ее сторону.
     - Собственно  говоря,  мистер  Бенкрофт,  -  солгала  она  с  извиняющейся
улыбкой,  -  я,  кажется,  неверно расслышала Мэтта.  Нет,  конечно, нет. Вы же
знаете,  воображение иногда заносит меня очень далеко, - добавила она, отступая
к двери, - поэтому я такой прекрасный дизайнер - слишком живое воображение.
     И  когда отец обратил на  нее сверкающий гневом взгляд,  Мередит объяснила
ему, что только сейчас дошло до нее.
     - Знаешь,  - спокойно сказала она, - в своем стремлении опорочить Мэтта ты
путаешься в собственной ошибочной логике.  С одной стороны,  ты обвиняешь его в
отсутствии чувств ко мне,  в том, что он использует меня как орудие мести. Если
это правда,  как ты можешь считать,  что он убил Шпигальски, желая уберечь меня
от скандала?
     Она поняла, что одержала маленькую победу, потому что отец тихо выругался,
и в ту же секунду сердце Мередит сжалось -  на память пришли слова Мэтта.  В ту
ночь,  когда  было  найдено тело  Шпигальски,  они  весело  придумывали способы
отвлечь репортеров, пока она будет пробираться в подземный гараж.
     "Ты сделал бы  это?  Ради меня?"  -  смеялась она,  но  он без тени улыбки
ответил: "Ты не представляешь, на что я готов пойти для тебя".
     Мередит подошла к  столу и  покачала головой,  пытаясь выбросить из головы
непрошеные мысли.
     - Прекрати немедленно!  -  сказала она себе вслух.  -  Ты позволяешь чужим
подозрениям отравить себя. Не смей!
     Однако  уже  к  шести  часам  события начали  разворачиваться с  ужасающей
быстротой.
     - Вот  два первых доказательства,  Мередит,  -  объявил отец,  входя в  ее
кабинет вместе с Марком Бреденом и в бешенстве швыряя на ее стол два отчета.
     Охваченная  недобрым  предчувствием,  Мередит  медленно  отодвинула  смету
расходов отдела  рекламы и  раскрыла первый  отчет,  содержащий полный перечень
всех  приобретений  Мэтта.  Оказалось,  что  он  владел  десятками  компаний  и
предприятий.  Восемь  наименований были  отмечены красными крестиками.  Мередит
заглянула в другой отчет,  где указывались все компании,  частные лица и фирмы,
купившие за последние два месяца более ста именных акций компании "Бенкрофт", и
сердце  тревожно забилось.  Компании,  названия которых были  отмечены красными
крестами,  входили также во  второй список.  Если  верить отчетам,  Мэтт  сумел
скупить на чужое имя огромные пакеты акций "Бенкрофт энд компани".
     - И  это  только начало,  -  предсказал отец.  -  Этот список не  содержит
последних данных,  да и сведения далеко не полные. Бог знает, сколько еще акций
он  сумел  прибрать к  рукам.  Когда  цены  на  наши  акции поднялись,  Фаррел,
очевидно,  решил подложить несколько бомб, чтобы снизить котировку, ожидая, что
акции достанутся ему по дешевке. Ну а теперь, - спросил он, опираясь ладонями о
стол, - ты признаешь, что именно он стоит за всем, что происходит?
     - Нет,  - упрямо ответила Мередит, но, помоги ей Господь, она сама не была
уверена в том,  отрицает ли правоту отца или собственную неспособность признать
ее.
     - Возможно,  он решил,  что наши акции - неплохая долгосрочная инвестиция,
и.., посчитал забавным, что сможет сделать деньги на нашей компании.
     Она встала, чувствуя как подгибаются ноги, и оглядела обоих мужчин:
     - Это  еще  не  означает,  что его можно обвинить в  организации взрывов и
убийстве!
     - Не  понимаю,  как  я  мог  поверить,  что  моя дочь обладает хоть каплей
разума!  -  процедил Филип вне себя от  ярости.  -  но тот подонок уже завладел
участком в Хаустоне,  который мы собирались купить,  и кто знает, сколько акций
уже успел прибрать к рукам!  По крайней мере достаточно,  чтобы претендовать на
место в совете директоров, и...
     - Уже  поздно,  -  напряженно  перебила  Мередит,  складывая  документы  в
портфель.  -  Я  отправляюсь домой и  попытаюсь работать там.  Вы и Марк можете
продолжать это.., охоту на ведьм без меня.
     - Держись  подальше  от  него,  Мередит,  -  предостерег отец,  когда  она
направилась к двери.  -  Иначе можешь оказаться соучастницей всей этой грязи. К
пятнице мы  будем иметь достаточно доказательств,  чтобы передать дело  в  руки
властей...
     Мередит обернулась, стараясь окинуть отца презрительным взглядом.
     - Каких властей?
     - Комиссии по ценным бумагам и биржам,  конечно.  Если он приобрел хотя бы
пять процентов наших акций,  а  я  твердо уверен в этом,  значит,  черт возьми,
нарушил правила комиссии,  поскольку никого об  этом  не  уведомил.  А  если он
нарушил этот закон,  полиция уже  не  посчитает,  что  он  чист как  только что
выпавший снег,  когда  речь  зайдет  о  смерти этого  адвоката или  подложенных
бомбах...
     Мередит вышла и закрыла за собой дверь.  Она сама не понимала, как хватило
сил  улыбаться и  желать спокойной ночи служащим,  которых встретила на  пути к
подземному гаражу,  и лишь когда уселась за руль подаренного Мэттом автомобиля,
самообладание куда-то испарилось. Сжав обеими руками руль, она, дрожа в ознобе,
тупо уставилась на  бетонную стену,  уговаривая себя,  что  зря  волнуется и  у
Мэтта,  конечно,  найдется  разумное  логическое  объяснение.  Она  не  станет,
конечно, не станет обвинять мужа только на основании косвенных улик!
     Мередит повторяла это снова и снова, словно песню. Или молитву. Постепенно
дрожь  унялась,  и  Мередит  повернула  ключ  зажигания.  Мэтт  невиновен,  она
чувствовала это всеми фибрами души, она не опозорит его сомнениями.
     Но,  несмотря  на  благородную решимость,  страхи  и  сомнения  не  желали
рассеиваться,  и  к  тому времени,  как  Мередит переоделась,  она снова начала
терзаться тревожными мыслями и  была не в  состоянии ни на чем сосредоточиться.
Она  открыла портфель,  рассеянно вынула смету отдела рекламы и  поняла,  что в
таком состоянии работать бесполезно.  Если бы  она смогла поговорить с  Мэттом!
Увидеть его лицо,  глаза, услышать голос... И она сразу убедится, что он не мог
сделать то, в чем обвиняет его отец!
     Она  все  еще  повторяла себе,  что  единственной причиной  непреодолимого
желания  встретиться  с   Мэттом   была   потребность  успокоить  разыгравшееся
воображение, когда нажимала звонок рядом с двойными дверями его пентхауса. Мэтт
уже внес ее имя в список постоянных посетителей,  поэтому не мог знать, что она
должна  прийти.  Джо  О'Хара открыл дверь;  некрасивое лицо  осветилось широкой
улыбкой при виде Мередит.
     - Привет,  миссис Бенкрофт,  как  поживаете?  Вот Мэтт обрадуется!  Небось
заждался! - объявил он, но - тут же, понизив голос, заглянул ей за спину:
     - Вы никак еще не решились приехать с вещами?
     - Боюсь,  что нет,  -  покачала головой Мередит, беспомощно улыбаясь столь
невероятной дерзости.  В  холостяцком хозяйстве Мэтта  Джо  выполнял  множество
функций:  был не  только его шофером и  телохранителем,  но  отвечал на звонки,
открывал двери  и  даже  иногда  готовил ужин.  Теперь,  когда  Мередит немного
привыкла к его габаритам и темному недоброму лицу,  он напоминал ей игрушечного
медведя, хотя отнюдь не безопасного.
     - Мэтт в библиотеке,  - объявил он, закрывая дверь. - Он принес домой кучу
работы,  но совсем не станет возражать, если ему помешают. Хотите, отведу вас к
нему?
     - Нет, спасибо, - мимоходом улыбнулась Мередит. - Я знаю дорогу.
     В дверях библиотеки она помедлила,  мгновенно успокаиваясь и с облегчением
глядя на  Мэтта.  Сидя  на  кожаном диване и  положив ногу на  ногу,  он  читал
какие-то документы,  делая заметки на полях.  На столе перед ним были разложены
какие-то бумаги.  Подняв глаза,  он увидел Мередит,  и внезапное волшебство его
белозубой улыбки заставило сердце тревожно забиться.
     - Должно быть, сегодня у меня счастливый день! - воскликнул он, поднимаясь
к  ней навстречу.  -  Я думал,  ты не сможешь приехать сегодня:  кто-то говорил
насчет неотложных дел  и  необходимости выспаться хотя  бы  одну ночь.  Видимо,
слишком самонадеянно мечтать о том, что ты привезла с собой чемоданы?
     Мередит  попыталась  рассмеяться,   но  смех  звучал  деланно  даже  в  ее
собственных ушах.
     - Джо спросил то же самое.
     - Мне  давно  следовало бы  уволить  его  за  наглость,  -  пошутил  Мэтт,
притягивая ее  к  себе,  чтобы  наградить жадным  поцелуем.  Мередит попыталась
ответить,  но сердце не отзывалось на ласку,  и  Мэтт это почувствовал.  Подняв
голову, он несколько мгновений озадаченно рассматривал Мередит.
     - У  меня  такое  чувство,   -   сказал  он,   -  что  мыслями  ты  где-то
далеко-далеко...
     - У тебя, очевидно, куда лучше развита интуиция, чем у меня.
     Его  ладони  скользнули по  ее  рукам,  но  Мэтт  мгновенно отпустил ее  и
отступил, слегка хмурясь:
     - Что это должно означать?
     - Это означает,  что я далеко не так хорошо угадываю твои мысли,  как ты -
мои, - почти вызывающе ответила Мередит и немедленно вспомнила о том, что ехала
сюда, чтобы убедиться в невиновности Мэтта. Но прежде она хочет получить ответы
на некоторые вопросы.
     - Почему бы  нам не перейти в  гостиную?  Там куда удобнее,  и  ты сможешь
объяснить, в чем дело.
     Мередит кивнула и  последовала за  ним,  но  как  только  они  очутились в
гостиной,  Мередит поняла,  что  слишком тревожится,  чтобы  сесть,  и  слишком
смущена,  чтобы глядеть ему  в  глаза,  когда душу  тяготит бремя невысказанных
сомнений.  Неловко  поеживаясь под  испытующим взглядом  Мэтта,  она  рассеянно
осматривала комнату..,  старые фотографии матери,  отца  и  сестры в  рамках на
великолепном мраморном столике..,  переплетенный в  кожу  альбом  для  снимков,
лежащий рядом.  Чувствуя,  как она напряжена,  Мэтт продолжал стоять и  наконец
озадаченно и чуть резко спросил:
     - Что у тебя на уме?
     Застигнутая врасплох,  Мередит вздрогнула и честно высказала все,  что так
тревожило ее в эту минуту.
     - Почему вчера вечером ты  ничего не  сказал мне  о  том,  что  в  полиции
допрашивали тебя в  связи со  смертью Шпигальски?  Как ты  мог провести со мной
почти всю  ночь и  ни  единым словом не  выдать,  что ты..,  тебя подозревают в
убийстве?
     - Я  ничего не  сказал,  потому что  у  тебя  и  без  меня было достаточно
проблем.  Кроме того,  полиция допрашивает многих клиентов Шпигальски,  и  меня
никто ни в чем не подозревает.
     Увидев во взгляде Мередит облегчение и неуверенность, Мэтт нахмурился:
     - Или все-таки я...
     - Что именно?
     - Подозреваемый в убийстве.., в твоих глазах?
     - Нет, конечно, нет!
     Нервно откинув волосы со  лба,  Мередит вновь  отвела глаза,  не  в  силах
прекратить допрос и  в  то  же  время  ненавидя себя  за  неуместное недоверие,
которое побуждает ее доискиваться до истины.
     - Прости,  Мэтт.  У  меня был ужасный день.  Повернувшись,  она пристально
вгляделась в него, наблюдая за сменой выражений на любимом лице, и добавила:
     - Отец убежден,  что кто-то  со дня на день сделает попытку захватить нашу
фирму.
     Лицо оставалось непроницаемым, бесстрастным.., настороженным?
     - Он  считает,  что  бомбы подкладывали по  приказу человека или компании,
которая намеревается захватить нас.
     - Возможно,  он прав,  - согласился Мэтт, и по холодному, сдержанному тону
Мередит  сообразила,  что  Мэтт  начинает понимать,  кого  считают виновным,  и
презирает ее за это.
     Совершенно раздавленная этими мыслями, Мередит вновь отвернулась, и взгляд
ее упал на снимок родителей Мэтта, сделанный в день свадьбы. Такое же фото было
в  одном из  альбомов,  который она  уложила в  коробку в  тот  день на  ферме.
Фотографии...  Имена  под  ними...  Имена.  Девичья фамилия его  матери Коллер!
"Коллер траст"  купила  векселя "Бенкрофт энд  компани".  Не  будь  Мередит так
расстроена всеми неприятностями, давно догадалась бы.
     Боль предательства пронзила сердце тысячью иззубренных ржавых ножей.
     - Фамилия  твой   матери   Коллер,   верно?   -   тоскливо-глухим  голосом
пробормотала она. - "Коллер Траст" - твоя компания?
     - Да,  -  признал Мэтт, пристально наблюдая за Мередит, словно не понимал,
почему она так ведет себя.
     - О Боже!  - выдохнула она, отступая. - Значит, это ты скупил наши акции и
займы?  Что ты намереваешься делать -  предъявить векселя к  оплате и захватить
нас, если не отдадим долги вовремя?
     - Какая  чушь!   -   пожал  он  плечами,   но  голос  звучал  со  странной
настойчивостью. - Мередит, я пытался помочь тебе.
     - Как именно? - вскрикнула она и, обхватив себя руками, отпрянула:
     - Скупая наши векселя и акции?
     - И то и другое.
     - Лжешь!  -  крикнула она и  в этот момент с ослепительной ясностью поняла
все, и безрассудная одержимость страстью уступила место мучительной реальности.
- Ты  начал скупать акции после того обеда в  ресторане,  как только обнаружил,
что мой отец повлиял на решение комиссии.  Я  видела даты.  Ты вовсе не пытался
помочь мне!
     - Тогда - нет, - ответил он с отчаянной искренностью. - Первый пакет акций
я  купил,  намереваясь накопить  достаточно,  чтобы  получить  место  в  совете
директоров или контрольный интерес.
     - И с тех пор продолжаешь приобретать их,  -  вскинулась Мередит. - Только
теперь эти акции стоят тебе гораздо дешевле, потому что после истории с бомбами
упали в цене.  Скажи мне правду, - дрожащим голосом потребовала она, - истинную
и  полную правду.  Это  ты  приказал убить Шпигальски?  И  стоишь за  всеми так
называемыми угрозами террористов?
     - Нет, черт возьми!
     Дрожа от ярости и муки, Мередит не обратила внимания на его слова.
     - Первый случай шантажа случился на той же неделе,  когда мы обедали и  ты
узнал,  что по вине отца комиссия тебе отказала! Странное совпадение, не правда
ли?
     - Я не виновен во всем этом!  - настаивал он. - Послушай меня! Если хочешь
знать всю правду, я ничего не скрою. - И уже мягче спросил:
     - Ты выслушаешь меня, дорогая?
     Предательское  сердце   вновь   бешено  заколотилось  от   звуков  голоса,
назвавшего ее  "дорогой",  от  блеска этих  серых глаз.  Мередит кивнула,  хотя
знала,  что не  сможет поверить ему до конца,  ведь Мэтт так умело и  так много
скрывал от нее.
     - Я уже признался,  что начал покупать ваши акции, чтобы отомстить Филипу.
Позже, уже после твоего приезда на ферму, я начал понимать, что значит для тебя
универмаг,  и сообразил также,  что когда твой отец узнает правду,  сделает все
возможное,  чтобы разлучить нас. Нетрудно было предвидеть, что раньше или позже
он  заставит тебя  выбирать между  мной  и  им.  Пост  президента "Бенкрофт энд
компани" или  ничего,  если  выберешь меня.  Я  решил продолжать скупать акции,
чтобы помешать ему сделать это.  Если бы я  успел получить контроль над советом
директоров,  он  никогда бы не посмел тебе угрожать:  ведь основной пакет акций
был бы у меня.
     Но  Мередит по-прежнему недоверчиво смотрела на него,  не находя в  сердце
прежней веры, полностью уничтоженная услышанным.
     - Но  ты,   конечно,  не  мог  открыть  мне  свои  благородные  мотивы?  -
презрительно оглядев его, осведомилась она.
     - Не знал, как ты это воспримешь.
     - А вчера ты допустил, чтобы я как полная идиотка с восторгом рассказывала
о  нашем  новом  кредиторе "Коллер  траст",  отлично  зная,  кто  владеет  этой
компанией.
     - Я боялся, что ты посчитаешь это милостыней.
     - Не настолько я глупа, - отрезала она, хотя голос дрожал и слезы обжигали
глаза.  - Это не милостыня, а блестящий тактический ход. Ты пригрозил отцу, что
когда-нибудь купишь его с  потрохами,  и теперь выполняешь обещание!  С помощью
бомб и моей глупой, слепой любви!
     - Знаю, это выглядит именно так...
     - Потому что это именно так!  - вскричала она. - С того дня как я приехала
на  ферму,  чтобы рассказать,  как все было в  действительности одиннадцать лет
назад,  ты  беспощадно и  бессовестно использовал все рассказанное мной,  чтобы
обернуть ситуацию в свою пользу! Ты лгал мне...
     - Никогда!
     - Значит,  намеренно вводил в заблуждение,  а это то же самое!  Действовал
нечестными методами,  и  ожидаешь при  этом,  что  я  поверю  в  чистоту  твоих
намерений?! Так вот, я не настолько глупа!
     - Опомнись,  Мередит,  не делай этого с нами, - хрипло пробормотал Мэтт, с
мучительным отчаянием сознавая, что вновь теряет ее.
     - Одиннадцать лет предательства вновь встали между нами.
     Каким-то уголком души Мередит не верила в обман. Она твердо знала лишь то,
что мошенник адвокат,  о  котором Мэтт обещал позаботиться,  убит,  а  ее отец,
вставший на его пути,  вот-вот станет марионеткой, пляшущей на веревочке, конец
которой держит Мэтт. Ей тоже предназначена эта участь.
     - Докажи  мне!   -   почти  в  истерике  воскликнула  она.   -  Мне  нужны
доказательства!
     Лицо Мэтта напряглось.
     - Кто-то должен доказать тебе,  что я не террорист и не убийца, не так ли?
Хочешь иметь доказательства того,  что  я  не  виновен в  других преступлениях,
иначе говоря, готова поверить самому худшему?
     Раздавленная правотой,  звучавшей в его словах, Мередит взглянула на него,
чувствуя,  как рвется сердце.  Но Мэтт, вкладывая в просьбу всю душу, продолжал
умолять:
     - Все,  что тебе нужно -  безоговорочно поверить мне хотя бы  на несколько
недель. - Он протянул ей руку. - Доверься мне, дорогая.
     Охваченная нерешительностью,  Мередит взглянула на протянутую руку,  но не
смогла  пошевелиться.  Слишком  своевременно начались эти  угрозы  взрыва..,  и
полиция допрашивает не всех клиентов Шпигальски,  потому что никто не обратился
к ней.
     - Либо подай мне руку, - выдавил он, - либо давай покончим с этим сейчас и
положим конец всем мукам.
     - Не могу, - растерянно прошептала она, - не могу. Хотела бы, но не могу.
     Рука Мэтта упала,  на лице вновь появилась вежливо-непроницаемая маска. Не
в  силах вынести его  взгляд,  Мередит отвернулась.  Пальцы нащупали в  кармане
ключи, ключи от подаренного им автомобиля. Она вытащила их и протянула ему.
     - Прости,  - пробормотала она, борясь со слезами, - служащим "Бенкрофт" не
разрешается принимать подарки  дороже  двадцати пяти  долларов от  тех,  с  кем
компания находится в деловых отношениях.
     Мэтт стоял не двигаясь,  только на щеке билась жилка.  Он не взял ключи, и
Мередит ощутила,  что  сердце  сейчас разорвется.  Бросив ключи  на  стол,  она
метнулась к выходу и уже внизу взяла такси.

     ***

     На  следующее утро  оказалось,  что  дела в  далласском,  нью-орлеанском и
чикагском магазинах идут на  удивление хорошо.  Мередит с  облегчением,  но без
особой радости наблюдала, как меняются цифры на дисплее компьютера. То, что она
испытывала одиннадцать лет  назад,  потеряв Мэтта,  не  могло идти ни  в  какое
сравнение с  гнетущей тоской,  терзающей ее  сейчас,  ведь  тогда  Мередит была
бессильна изменить ход событий.  На  этот раз выбор был за  ней,  и  Мередит не
могла отделаться от чудовищной мысли,  что совершила непоправимую ошибку,  даже
когда Сэм Грин принес дополненный отчет, из которого явствовало, что Мэтт купил
куда больше акций, чем они предполагали.
     Дважды за этот день она просила Марка Бредена звонить в отделы по борьбе с
терроризмом в Далласе,  Нью-Орлеане и Чикаго,  надеясь,  вопреки всему, что они
сумели найти улики и еще не успели сообщить ей об этом.  Мередит искала хотя бы
малейшую  зацепку,   которая  могла  бы  развеять  ее  сомнения,  позволила  бы
передумать, позвонить Мэтту, но узнать ничего не удавалось.
     Она  безуспешно пыталась сосредоточиться на  делах;  голова  раскалывалась
после бессонной ночи.  Приехав домой она  увидела под дверью газету и,  даже не
позаботившись снять манто,  начала с  тревогой перелистывать страницы в поисках
новостей об убийстве Шпигальски Но расследование не продвинулось ни на шаг. Она
поспешно включила телевизор,  чтобы  успеть послушать шестичасовые новости,  но
там было то же самое.
     Безуспешно  пытаясь  отвлечься  от  мучительных  мыслей,   Мередит  решила
нарядить рождественскую елку. Она как раз успела закончить работу и расставляла
под деревом маленький вертеп ,
когда по телевизору стали передавать десятичасовые новости. С бьющимся от новой
надежды сердцем Мередит села прямо на пол, обняв колени руками, не сводя глаз с
экрана.
     Но  хотя диктор упомянул об  убийстве Шпигальски и  бомбах,  подложенных в
магазины, ничего не было сказано в оправдание Мэтта.
     Окончательно  подавленная,  Мередит  выключила  телевизор,  но  продолжала
сидеть на  полу,  глядя на переливающиеся огоньки рождественской елки.  В  ушах
непрерывно звучал мучительно-знакомый,  глубокий,  умоляющий голос: "Раньше или
позже  тебе  придется  рискнуть  и  полностью довериться мне,  Мередит.  Нельзя
перехитрить судьбу,  пытаясь стоять  на  обочине и  играть по-малому.  Либо  ты
бросаешься в омут вниз головой и рискуешь всем, чтобы сыграть по-крупному, либо
не играешь совсем. Но кто не играет, тот не выигрывает".
     И  когда для  нее настало время сделать выбор,  оказалось,  что Мередит не
способна рисковать.  Она вспомнила и  о других словах,  произнесенных с щемящей
нежностью: "Если переедешь ко мне, я подарю тебе рай на золотом блюде. Все, что
захочешь, все, что пожелаешь.., в придачу со мной, конечно..."
     Безмерная печаль пронзила сердце Мередит. Она пыталась угадать, что делает
Мэтт сейчас и ждал ли ее звонка. Но что он сказал на прощание?
     Истинный смысл последней фразы,  обреченность,  звучавшая в ней,  поразили
Мередит,  и она поняла,  что Мэтт больше не ждет и не надеется.  По его мнению,
она сделала окончательный выбор вчера вечером.
     - Либо протяни мне руку, либо давай покончим с этим сейчас и положим конец
всем мукам.
     Уходя  от   Мэтта,   она  не  сознавала,   что  он  посчитает  ее  решение
окончательным и  не собирается дать ей ни единого шанса передумать и вернуться,
если..,  когда  его  невиновность  будет  доказана.  Теперь  все  стало  ясным.
Следовало бы подумать об этом тогда.  Но даже в этом случае Мередит не нашла бы
в себе сил протянуть ему руку. Все улики были против него.
     Окончательное...
     Фигурки в маленьком вертепе поплыли перед глазами,  слезы обожгли веки,  и
Мередит спрятала лицо в ладонях.
     - О Господи,  пожалуйста,  -  рыдая,  всхлипывала она, - не позволяй этому
случиться с нами. Пожалуйста, не позволяй.

     Глава 55

     В  пять  часов вечера следующего дня  Мередит была  вызвана на  экстренное
заседание  совета  директоров,  продолжавшееся уже  несколько  часов.  Войдя  в
комнату,  она с удивлением обнаружила,  что место во главе стола было оставлено
для нее.  Пытаясь не обращать внимания на мрачные,  холодные лица, обращенные к
ней, Мередит уселась и оглядела всех, включая отца.
     - Добрый день,  джентльмены, - произнесла она. В хоре ответных приветствий
различался единственный дружеский голос, принадлежавший Сайрусу Фортелу.
     - Добрый день,  Мередит,  -  объявил старик.  -  Если мне  будет позволено
сказать, вы выглядите еще прелестнее, чем раньше.
     Мередит  выглядела ужасно  и  знала  это,  но  на  этот  раз  послала  ему
благодарную улыбку,  хотя раньше откровенно непристойные намеки лишь раздражали
ее.
     Она  предполагала,  что  совещание отчасти  связано с  Мэттом  и  что  они
наверняка  потребуют  объяснений  о  ее  отношениях  с  мужем.   Поэтому  слова
председателя совета совершенно застали ее врасплох. Кивнув на лежащую перед ним
папку, он сухо объявил:
     - Мы  подготовили ряд  документов,  под  которыми вы  должны  подписаться,
Мередит.  После  окончания  встречи  мы  отправим  их  соответствующим властям.
Пожалуйста,  просмотрите их, прежде чем подписать. Поскольку большинство из нас
участвовали в составлении документов, нет необходимости всем их изучать.
     - Но  я  ничего не  видел,  -  запротестовал Сайрус,  открывая свою  папку
одновременно с Мередит.
     Несколько секунд буквы плыли перед ее глазами. Она не могла поверить тому,
что читает,  и  когда все-таки вынудила себя вникнуть в смысл,  в горле застрял
тошнотворный комок,  не давая дышать.  Губы свело от омерзения. Первый документ
оказался официальной жалобой в  Комиссию по ценным бумагам и биржам,  в которой
утверждалось,  что  Мередит  стало  известно о  преднамеренных махинациях Мэтью
Фаррела с акциями фирмы "Бенкрофт",  который использовал информацию о состоянии
дел,  полученную от  Мередит  как  от  своей  жены.  Совет  директоров требовал
расследования и  проверки незаконной деятельности Мэтью Фаррела.  Вторая жалоба
направлялась в ФБР,  а копии - шефам полиции в Далласе, Чикаго и Нью-Орлеане. В
ней утверждалось,  что у Мередит Бенкрофт есть причины подозревать, будто Мэтью
Фаррел виновен в  организации террористических актов в  магазинах "Бенкрофт энд
компани"  в  этих  городах.  Третья  жалоба  предназначалась  для  департамента
полиции.  В ней говорилось, что Мередит слышала, как Мэтью Фаррел угрожал жизни
Станисласа Шпигальски в  телефонном разговоре со  своим адвокатом,  и  что  она
отказывается от своего права не давать показаний против мужа и готова выступить
также с публичным заявлением,  что именно Мэтью Фаррел несет ответственность за
убийство Станисласа Шпигальски.
     Мередит  вглядывалась  в   чудовищные  фразы,   тщательно  составленные  и
содержащие гнусную полуправду и  злобные обвинения,  и  по  телу  прошла дрожь.
Непрошеный голос в  душе вопил,  что  только слабовольная дура и  предательница
могла поверить,  что во  всех этих косвенных уликах есть хотя бы крошечная доля
истины.  Пелена бессилия и подозрительности, державшая ее в плену два последних
дня, рассеялась, и она увидела все с кристальной ясностью - собственные ошибки,
мотивы, движущие советом директоров, интриги отца.
     - Подпишите,  Мередит,  - настойчиво повторил Нолан Уайлдер, протягивая ей
ручку.
     Подпишите.
     Мередит сделала выбор, окончательный, необратимый выбор, хотя, может быть,
и слишком поздно. И медленно встала.
     - Подписать?  -  пренебрежительно  бросила  она.  -  Я  не  сделаю  ничего
подобного.
     - Мы надеялись,  что вы оцените возможность оправдать себя и  отмежеваться
от Фаррела,  а также сделать все, чтобы восторжествовали истина и правосудие, -
ледяным тоном заметил Уайлдер.
     - Именно  в  этом  вы  заинтересованы?  -  требовательно спросила Мередит,
опираясь ладонями о  стол и окидывая присутствующих разъяренным взглядом.  -  В
торжестве истины и правосудия?
     Несколько человек, словно застыдившись, отвели глаза.
     - В  таком случае я  скажу вам правду!  -  звенящим от  напряжения голосом
продолжала Мередит. - Мэтью Фаррел не имеет никакого отношения ни к подложенным
бомбам,  ни  к  убийству Шпигальски и  не  нарушил ни одного закона Комиссии по
ценным бумагам и биржам.  Истина заключается в том, - с уничтожающим презрением
бросила она,  -  что  все  вы  смертельно его  боитесь.  По  сравнению со  всем
достигнутым им  ваши собственные успехи ничтожны и  сама мысль о  том,  что  он
может  стать  основным держателем акций  этой  компании и  председателем совета
директоров,  заставляет вас  чувствовать себя  ничтожествами!  Вы  тщеславны  и
завистливы,  а  если могли хоть на  минуту поверить,  что я  подпишу эти бумаги
только потому, что мне приказали сделать это, вы еще к тому же и глупы.
     - Предлагаю вам пересмотреть свое решение,  Мередит,  - предостерег другой
член  совета  с  напыщенно-оскорбленной  физиономией.  -  Либо  вы  согласитесь
действовать в  интересах "Бенкрофт энд  компани"  и,  подписав  эти  документы,
исполните свой долг временно исполняющего обязанности президента компании, либо
мы  справедливо  предположим,  что  ваши  симпатии  -  на  стороне  врага  этой
корпорации.
     - Вы  говорите о  моем долге по  отношению к  "Бенкрофт" и  в  то же время
приказываете подписать эти документы? - повторила она, внезапно ощутив безумное
желание расхохотаться от радости, что она наконец сделала выбор - верный выбор.
     - Вы крайне невежественны и некомпетентны,  если до сих пор не сообразили,
что Мэтью Фаррел сделает с  этой компанией в  отместку за клевету и  намеренное
искажение фактов! Он купит "Бенкрофт" и вас вместе с ним, когда выиграет дело в
суде!  А он обязательно выиграет, и сможете ли вы тогда расплатиться с ним? - с
гордостью объявила Мередит.
     - Мы готовы рискнуть. Подпишите документы - Нет!
     Не замечая, что на лицах некоторых членов совета отразилось явное сомнение
в мудрости подобного шага, Нолан Уайлдер сухо процедил:
     - По-видимому,  ваша преданность,  отданная недостойному человеку,  мешает
вам  выполнить  свои  обязанности руководителя корпорации  и  действовать в  ее
интересах.  Поэтому либо вы немедленно подаете в отставку, либо докажете, что я
не прав, и подпишете документы.
     Мередит взглянула ему прямо в глаза:
     - Катитесь к черту!
     В наступившей мертвой тишине послышался торжествующий вопль Сайруса:
     - Молодец, девушка!
     Кулак старика с силой врезался в стол:
     - Я  знал,  что у  тебя не  только ножки потрясные!  Но  Мередит ничего не
слышала:  повернувшись,  она  решительно зашагала к  порогу  и  вышла,  хлопнув
дверью. Закрывшаяся дверь навеки отделила ее от драгоценных надежд и грез.
     По дороге в кабинет ей вспомнились слова Мэтта, твердые и уверенные. Тогда
она спросила его, что бы на ее месте он сделал, если совет директоров начнет на
нее давить.
     - Пошли их к такой-то матери,  -  ответил он.  Мередит едва не засмеялась.
Правда,  она не сказала именно это,  у  нее просто язык бы не повернулся,  зато
произнесла почти то же самое и  гордилась собственной решимостью.  Сегодня Мэтт
давал прием,  и  она  спешила поскорее вернуться домой и  переодеться.  В  этот
момент  в  ее  кабинете  раздалась  пронзительная трель  телефонного звонка,  и
поскольку Филлис уже ушла,  Мередит машинально подняла трубку. Послышался сухой
высокомерный голос:
     - Это  Уильям Пирсон,  поверенный мистера Фаррела.  Я  весь  день  пытался
дозвониться Стюарту Уитмору,  и поскольку он не перезвонил мне,  я взял на себя
смелость поговорить непосредственно с вами.
     - Ничего страшного, - ответила Мередит, зажав трубку между плечом и ухом и
складывая свои вещи в портфель. - В чем дело?
     - Мистер  Фаррел  поручил  передать  вам,  что  больше  не  испытывает  ни
малейшего желания  настаивать на  условиях  вашего  соглашения и  не  потребует
встреч в течение оставшегося от одиннадцати недель срока. Кроме того, он желает
сообщить,  -  продолжал адвокат омерзительно-угрожающим тоном,  - что вы должны
подать на развод не позднее чем через шесть дней начиная с сегодняшнего,  иначе
на седьмой день мы начнем процесс сами.
     Для Мередит это оказалось последней каплей. Уставшая от всех запугиваний и
угроз,  которые пришлось вынести за этот день,  она почувствовала, как слепящая
ярость застилает глаза. Это уже слишком!
     Сжав трубку, Мередит свирепо поглядела на нее, произнесла несколько четких
тихих слов в ухо адвоката и швырнула на рычаг.
     Но когда Мередит уселась за стол,  чтобы написать уведомление об отставке,
истинный смысл слов Пирсона дошел до нее,  и  сознание торжества уступило место
нарастающей панике.  Наверное,  она слишком долго ждала.  Мэтт требует развода.
Немедленно.  Нет,  этого не  может быть,  с  отчаянием думала она,  все быстрее
выводя слова.  Подписавшись под уведомлением и встав,  последний раз перечитала
написанное.  Второй раз  за  несколько мгновений Мередит ощутила ужасающую силу
реальности происходящего.  Но  тут  в  кабинет  вошел  отец,  и  Мередит  снова
осознала, что порвала со всем, что было ей дорого. Даже с ним.
     - Не делай этого, - предупредил он резко, когда она протянула ему бумагу.
     - Ты  заставил меня это сделать.  Ты  убедил их  составить эти документы и
привел меня туда словно ягненка на заклание. Ты вынудил меня выбирать.
     - Ты выбрала его, не меня и свое наследие.
     - Но  выбирать просто не  было  смысла,  папа,  -  тоскливо выдохнула она,
измученная до такой степени,  что не заметила,  как обратилась к  нему словно в
далеком детстве. - Почему ты делаешь это со мной? Почему я не могу любить и его
и тебя?..
     - Дело не в  этом,  -  рассерженно бросил он,  но плечи устало поникли и в
голосе слышалось горькое отчаяние.  -  Он  виновен,  но  ты  не  желаешь ничего
слышать  об  этом.   Скорее  готова  поверить,   что  я   повинен  в  ревности,
мстительности и интригах...
     - Потому что, - перебила Мередит, понимая, что больше ей не вынести, - это
правда.  Так оно и есть.  Ты недостаточно любишь меня,  чтобы желать счастья. А
все  остальное нельзя  считать любовью,  это  всего-навсего эгоистичное желание
владеть другим человеческим существом.
     Со звоном защелкнув застежки на портфеле, Мередит схватила сумочку, пальто
и направилась к двери.
     - Мередит, не надо, - предостерег он, когда она проходила мимо.
     Мередит остановилась и повернулась, глядя на осунувшееся лицо отца полными
слез глазами.
     - Прощай, - сказала она вслух. "Папочка", - прошептала она сердцем.
     Мередит была уже у  выхода из  приемной,  когда ее окликнул Марк Вреден и,
торжествующе улыбаясь, отвел в сторону.
     - Пожалуйста,  пойдем ко мне в кабинет прямо сейчас,  -  объявил он. - Там
сидит секретарь Гордона Митчела и рыдает навзрыд.  Наконец-то я взял Митчелла с
поличным! Мы были правы, ублюдок брал взятки.
     - Это конфиденциальная информация компании, а я больше здесь не работаю, -
спокойно ответила она.
     Лицо  Марка  вытянулось.   Его  сожаление  было  таким  искренним,   таким
трогательным,   что  Мередит  с  Трудом  сдерживалась,  чтобы  окончательно  не
расклеиться. Но Марк только поморщился и горько шепнул:
     - Понимаю.
     Мередит попыталась улыбнуться:
     - Верю.
     Но  когда  она  попыталась уйти,  Марк  потянул  ее  обратно.  Впервые  за
пятнадцать лет суровый начальник охраны,  привыкший блюсти интересы "Бенкрофт",
нарушил установленные им  же  правила -  выдал  секретную информацию теперь уже
постороннему человеку. Но он сделал это потому, что Мередит имела право знать.
     - Митчелл брал  взятки с  нескольких поставщиков.  Один  из  них  шантажом
заставил его отказаться от поста президента.
     - А секретарь все обнаружила и выдала его?
     - Не совсем,  -  саркастически бросил Марк.  -  Она знала обо всем почти с
самого начала.  Они были любовниками, и девица мстила за то, что Митчелл обещал
жениться и солгал.
     - И поэтому она его выдала, - решила Мередит.
     - Нет,  просто сегодня утром он  выдал ей  ежегодный отзыв о  ее  работе и
написал,  что она соответствует занимаемой должности.  Представляете, - фыркнул
Марк.  -  Этот осел безмозглый дал ей подобный отзыв,  а это значит,  что он не
выполнил  второго  обещания  -  повысить  ее,  назначив ассистенткой закупщика.
Именно поэтому она его выдала. Она уже поняла, что он лжет, обещая жениться, но
стремилась лишь к одному - стать ассистенткой закупщика.
     - Спасибо за то,  что сказали,  -  шепнула Мередит, благодарно целуя его в
щеку. - Недаром я что-то чувствовала.
     - Мередит, я хочу, чтобы вы знали, как мне жаль...
     - Не стоит,  -  покачала Мередит головой, боясь, что окончательно потеряет
самообладание перед человеком,  который единственный сегодня был  с  ней  добр.
Посмотрев на  часы,  она  нажала  кнопку  вызова  лифта  и,  улыбнувшись Марку,
объяснила:
     - Мне нужно успеть на очень важный прием,  а  я уже опаздываю.  Собственно
говоря, я буду там нежеланным, непрошеным гостем...
     Двери лифта открылись, и она ступила внутрь.
     - Пожелайте  мне  удачи,   -  добавила  она,  когда  двери  начали  плавно
сходиться.
     - Желаю, - серьезно кивнул Марк.

     Глава 56

     Глядя в  зеркало,  Мэтт завязывал черный галстук-бабочку с той же холодной
тщательностью,  с которой делал все остальное последние два дня. Совсем недавно
он грезил о Мередит, стоявшей рядом с ним во время приема гостей, но теперь все
мечты рассеялись.  Хватит!  Он  не позволит себе думать о  ней,  вспоминать или
испытывать прежние чувства.  Он  навсегда выбросит ее  из  головы и  сердца,  и
страстно этого  желает.  Самым  сложным  было  поручить Пирсону  сообщить ей  о
разводе. Дальше все пойдет гораздо легче.
     - Мэтт,  -  объявил отец,  входя  в  гардеробную и  озадаченно хмурясь,  -
кое-кто хочет тебя видеть.  Я  велел охраннику впустить даму.  Говорит,  что ее
зовут Кэролайн Бенкрофт.  По-видимому,  это  мать Мередит,  и  ей  срочно нужно
поговорить с тобой.
     - Избавься от нее.  Не желаю иметь ничего общего с теми, кто носит фамилию
"Бенкрофт".
     - Есть одна причина,  по которой я распорядился впустить ее,  -  продолжал
Патрик,  храбро игнорируя холодное раздражение сына.  - Она хочет потолковать с
тобой о бомбах, подложенных в магазины. Говорит, что знает, кто за этим стоит.
     Мэтт на мгновение застыл, но тут же пожал плечами и потянулся к смокингу.
     - Передай, пусть обратится в полицию.
     - Поздно,  я  уже впустил ее.  Она здесь.  Выругавшись себе под нос,  Мэтт
развернулся и  понял,  что  отец действительно имел дерзость привести женщину к
нему в  спальню.  На какую-то долю секунды необычайное сходство между Мередит и
этой хрупкой женщиной ударило в  сердце.  Он  пристально уставился на Кэролайн,
скрывавшую нерешительность и робость за маской железной невозмутимости. Мередит
унаследовала от  нее  волосы и  глаза,  но  не  скульптурно-точеные черты лица.
Однако уже  этого сходства было достаточно,  чтобы Мэтту захотелось выкинуть ее
из комнаты с глаз долой.
     - Насколько я поняла,  у вас гости,  и я не вовремя, - настороженно начала
она,  шагнув вперед и мгновенно забыв о пробиравшемся к двери Патрике, - но мой
самолет только что прилетел из Рима,  и у меня не было иного выбора,  кроме как
сразу же приехать сюда.  Видите ли, по пути сюда я поняла, что Филип, вероятно,
откажется видеть меня, не говоря уже о том, чтобы поверить, а если бы Мередит и
согласилась, в чем я сомневаюсь, у меня нет ее адреса.
     - Да, но откуда вы знаете мой, черт возьми?! - потребовал ответа Мэтт.
     - Вы ведь муж Мередит, верно?
     - И вот-вот стану ее бывшим мужем, - неумолимо заявил Мэтт.
     - Вот как...  -  запнулась Кэролайн,  изучая недружелюбное, замкнутое лицо
человека,  за которого вышла замуж ее дочь.  -  Кажется, мне очень жаль слышать
это.  Но,  чтобы ответить на ваш вопрос,  должна сказать,  что я  выписываю все
чикагские газеты,  и  недавно там был большой репортаж об  этом здании и  вашей
квартире.
     - Прекрасно, - нетерпеливо рявкнул Мэтт. - Теперь, когда вы уже все узнали
и пробрались сюда, что хотите мне сказать?
     Кэролайн немного поморщилась, но тут же неожиданно улыбнулась:
     - Вижу, вам пришлось иметь дело с Филипом. Очень многие люди после общения
с ним не могут равнодушно слышать его имя.
     Этого оказалось достаточно, чтобы Мэтт коротко, мрачно улыбнулся.
     - Почему вы пришли ко мне? - спросил он, делая усилие казаться вежливым.
     - На прошлой неделе Филип был в  Италии,  -  начала Кэролайн,  расстегивая
красное шерстяное пальто и  разматывая шарф.  -  Их его слов я  поняла,  что он
считает,  будто именно вы  стоите за  этой историей с  бомбами,  подложенными в
магазин "Бенкрофт", и считает также, что вы собираетесь захватить "Бенкрофт энд
компани". Но он ошибается.
     - Приятно слышать,  что хоть кто-то  так считает,  -  язвительно отозвался
Мэтт.
     - Я не считаю, я знаю.
     Выведенная из  себя  его  равнодушием и  отчаянно  стремясь  заставить его
поверить ей, Кэролайн начала говорить быстрее:
     - Мистер Фаррел,  я владею большим пакетом акций "Бенкрофт энд компани", и
полгода Назад Шарлотта Бенкрофт,  вторая жена Филипа,  позвонила мне. Спросила,
не  хочу ли  я  воспользоваться шансом отомстить Филипу за то,  что развелся со
мной  и  отнял  Мередит.  Шарлотта  возглавляет компанию "Сиборд  индастриз" во
Флориде, - не к месту добавила она.
     Мэтт вспомнил, как Мередит упоминала о жене своего деда.
     - Она унаследовала фирму от мужа, - сказал он, нехотя вступая в разговор.
     - Да,   и  превратила  ее  в  огромную  холдинговую  компанию,   владеющую
множеством корпораций.
     - И? - осведомился он, видя, что Кэролайн колеблется.
     Она присмотрелась к  Мэтту,  пытаясь определить,  что он испытывает в этот
момент, но лицо оставалось замкнуто-отчужденным.
     - А  теперь  Шарлотта пытается прибавить к  своим  владениям "Бенкрофт энд
компани".  Спросила,  не соглашусь ли я  голосовать своими акциями в ее пользу,
если она скупит достаточно,  чтобы приобрести контрольный пакет.  Она ненавидит
Филипа, хотя вряд ли догадывается, что мне известна причина этой ненависти.
     - Уверен,  что он  дал ей  для этого тысячи причин,  -  иронически вставил
Мэтт, отворачиваясь и натягивая смокинг.
     Дверной  замок  непрерывно жужжал;  в  спальню  доносились обрывки беседы.
По-видимому, гости все прибывали.
     - Она ненавидит Филипа,  -  упорно повторила Кэролайн, - потому что хотела
заполучить его,  а  не отца и из кожи вон лезла,  чтобы затащить его в постель,
даже после того как обручилась с  его отцом.  Но Филип и  знать ее не желал,  а
как-то раз терпение его лопнуло. Он сказал отцу, что Шарлотта - просто грязная,
продажная шлюха,  которая хочет выйти за Сирила ради денег,  а сама вешается на
шею ему -  Филипу. Он сказал правду, но Сирил был влюблен в нее и винил во всем
сына, хотя поверил ему и отложил свадьбу. Шарлотте, которая в то время работала
секретарем у  Сирила,  пришлось ждать  несколько лет,  прежде чем  тот  решился
жениться на  ней.  Так или иначе,  несколько месяцев назад я  сгоряча пообещала
Шарлотте,  что,  возможно,  проголосую за  нее,  когда она попытается захватить
компанию,  но у меня было время подумать.  И я изменила решение. Конечно, Филип
кого хочешь способен довести собственными глупостью и упрямством, но Шарлотта -
истинное воплощение зла. У нее нет сердца. Через несколько недель она позвонила
и  сообщила,  что кто-то еще скупает акции "Бенкрофт" и поэтому они поднялись в
цене.
     Мэтт  знал,  что  всему причиной он,  но  ничего не  ответил,  и  Кэролайн
продолжила:
     - Шарлотта впала в  панику.  Она  пообещала,  что пойдет на  все,  лишь бы
добиться понижения курса,  а  уж  потом сделает попытку захвата.  После этого я
сразу же услышала о бомбах, подложенных в магазины в самый сезон рождественской
торговли, и котировка мгновенно упала.
     Наконец-то  Мэтт  получил недостающую часть головоломки -  мотив,  которым
руководствовалась Шарлотта.  Основной ее целью было нанести ущерб не зданиям, а
деловым операциям.  У  Шарлотты Бенкрофт имелись личные мотивы,  и  кроме того,
достаточно  денег,   чтобы   сначала  осуществить  захват  корпорации,   сильно
задолжавшей банкам,  а затем выждать,  пока "Бенкрофт энд компани" вновь начнет
приносить доход.
     - Нужно  сообщить  полиции,  -  сказал  Мэтт,  поворачиваясь  к  телефону,
стоявшему на ночном столике.
     - Знаю, - кивнула Кэролайн. - Вы сейчас туда звоните?
     - Нет.  Хочу все рассказать человеку по имени Олсен, у которого есть связи
в местной полиции. Завтра он отправится туда с вами и сделает все, чтобы вас не
приняли там за помешанную или,  того хуже, не выставили подозреваемой в шантаже
и терроризме.
     Кэролайн,  не шевелясь,  с окаменевшим от изумления лицом ждала, пока Мэтт
набирал код  и  номер  другого города  и  приказывал некоему Олсену  первым  же
самолетом вылететь в  Чикаго.  И  все  для того,  чтобы помочь почти незнакомой
женщине!
     Кэролайн изменила первоначальное мнение о  Мэтте как о  самом неприступном
человеке из всех, кого встречала, и решила, что Фаррел попросту не желает иметь
ничего общего с семейством Бенкрофт,  включая и Мередит,  судя по тому,  как он
холодно объявил, что вскоре станет бывшим ее мужем.
     Повесив трубку,  он  записал два  телефонных номера в  блокноте и  оторвал
листок бумаги;
     - Вот  номер  домашнего телефона Олсена.  Позвоните ему  сегодня вечером в
любое время и  условьтесь о  встрече.  Второй номер мой на случай,  если у  вас
возникнут проблемы.
     Он  повернулся к  ней,  и  Кэролайн заметила,  что  в  глазах  больше  нет
враждебности.  Он по-прежнему держался отчужденно и, очевидно, не желал иметь с
ней никаких отношений. Но оттаял достаточно, чтобы сказать:
     - Мередит упоминала,  что вы снимались в  кино.  Я  пригласил сегодня весь
вокальный состав оперы  "Ночной призрак" и  еще  сто  пятьдесят человек гостей,
многих  из  которых вы,  возможно,  знаете.  Если  хотите  остаться,  мой  отец
представит вас.
     Когда они вошли в гостиную, вечер был в самом разгаре.
     - Я  предпочла  бы,  чтобы  меня  не  представляли;  -  поспешно  ответила
Кэролайн.  -  Не  имею ни  малейшего желания возобновлять знакомство со  старой
чикагской гвардией из высшего общества.
     Но,  глядя на официантов в черных курточках,  разносивших напитки роскошно
одетым женщинам и  мужчинам в  смокингах,  она  поколебалась.  Кто-то  играл на
рояле, и нежная музыка вплеталась в негромкий шум беседы и взрывы смеха.
     - Хотя..,  хотя я не возражала бы против того, чтобы остаться ненадолго, -
объявила  она  с  неожиданно  задорной  улыбкой,   превратившей  ее  в  молодую
тридцатипятилетнюю женщину.
     - Когда-то  я  обожала  такие  вечеринки,  и  было  бы  забавно остаться и
попытаться понять, что я такого в них находила.
     - Дайте мне знать, когда поймете, - сказал он с очевидным безразличием.
     - Почему вы даете приемы,  если сами ими не интересуетесь?  - нерешительно
спросила она, в который раз поражаясь этому странному, загадочному человеку, за
которого вышла замуж ее дочь.
     - Сбор за завтрашний спектакль пойдет на благотворительные цели,  -  пожал
он плечами.
     Мэтт повел ее через толпу к тому месту, где стояла его сестра, поглощенная
беседой со Стюартом Уитмором, и представил ее Кэролайн Эдварде. Он отметил, что
Уитмор и  Джули успели понравиться друг другу,  и  пожалел,  что Познакомил их.
Встречаясь с Уитмором, он каждый раз будет вспоминать о Мередит, особенно о той
злосчастной встрече в  конференц-зале,  когда Мередит вложила в его руку свою и
пообещала верить.  Она не смогла выполнить обещание ни тогда,  ни потом, в куда
более серьезных обстоятельствах.  И  все  потому,  что  для нее он  по-прежнему
оставался грубияном и  ничтожеством.  Мередит никогда не заподозрила бы Паркера
или любого человека своего круга в  убийстве и  терроризме.  Мэтт был нужен для
постели,  но  и  только.  Она  с  самого начала отказывалась переехать к  нему.
Конечно,  ей  нравилось спать с  Мэттом,  но  когда дело дошло до  того,  чтобы
объявить всему миру об  их отношениях,  жить вместе как муж и  жена,  не смогла
заставить себя сделать это.
     Мэтт уже шагнул вперед,  чтобы вступить в  роль хозяина,  но  тут Кэролайн
положила руку ему на рукав.
     - Я не останусь надолго. Так что лучше попрощаться прямо сейчас.
     Мэтт кивнул, поколебался и заставил себя заговорить о Мередит.
     - Стюарт Уитмор -  друг и адвокат вашей дочери. Если сумеете завести о ней
разговор, он может многое рассказать. При условии, конечно, что вам интересно.
     - Спасибо, - запинаясь, выговорила Кэролайн. - Мне очень интересно.

     ***

     К  тому времени как  Мередит вошла в  вестибюль дома,  где  жил  Мэтт,  ее
буквально  разрывали противоречивые эмоции.  Сомнения  одолевали ее.  Умно  или
глупо  она  поступает,  решаясь  встретиться с  ним  в  разгар  вечеринки,  где
наверняка полно  гостей,  особенно  сейчас,  когда  он  так  зол  на  нее,  что
настаивает на немедленном разводе.  Вполне возможно, он попросту велит выкинуть
ее из дома на глазах у всех собравшихся,  и она не была вполне уверена,  что не
заслуживает подобного обращения.
     В  отчаянной  попытке  ослабить  его  сопротивление Мередит  надела  самое
вызывающее вечернее  платье,  черное,  шифоновое,  с  открытой  спиной,  узкими
бретельками  и  глубоким  треугольным  декольте  спереди,  расшитое  крохотными
черными бусинками в  виде сложного узора из  переплетающихся цветов и  листьев,
покрывавшего  корсаж,  проходившего под  мышками  и  обрамлявшего низкий  вырез
сзади.  Одержимая желанием выглядеть как можно лучше, Мередит провела почти час
перед зеркалом,  укладывая волосы, и в конце концов все же зачесала их наверх и
распустила по  плечам.  Правда,  покрой  платья  требовал  куда  более  сложной
Прически,  но распущенные волосы придавали ей юный и наивный вид,  который, как
надеялась Мередит,  поможет смягчить Мэтта,  когда она  попытается заговорить с
ним. Для этого она готова была даже заплести косички, если бы была уверена, что
это подействует!
     Охранник  в  униформе  проверил список,  и  Мередит  облегченно вздохнула,
увидев, что Мэтт не успел вычеркнуть ее имя. Чувствуя, как подгибаются колени и
дрожат ноги, она с тревожно колотящимся сердцем поднялась на лифте в пентхаус и
тут  же  столкнулась с  препятствием,  которое меньше всего  ожидала встретить.
Когда она нажала звонок и  дверь распахнулась,  на пороге встал Джо О'Хара.  Он
мгновенно шагнул вперед, загораживая ей дорогу.
     - Мисс  Бенкрофт,  -  холодно сказал  он,  впервые не  зазвав  ее  "миссис
Фаррел",  и  сердце ее на миг сжалось от боли,  -  Мэтт не желает иметь с  вами
ничего общего. Я сам слышал, как он это говорил. Мэтт хочет развода.
     - Ну а  я  не хочу,  -  решительно объявила Мередит.  -  Пожалуйста,  Джо,
впустите меня. Я смогу переубедить его.
     Приземистый крепыш  поколебался,  разрываясь между  верностью  к  Мэтту  и
искренней мольбой, сиявшей в огромных аквамариновых глазах. Из глубины квартиры
до них донеслись взрывы смеха'.
     - Не думаю,  что вам стоит пытаться,  и,  кроме того,  здесь не время и не
место. Полно народу и репортеров.
     - Прекрасно, - кивнула она с куда большей уверенностью, чем чувствовала. -
Значит,  они могут немедленно помчаться и рассказать всему свету,  что мистер и
миссис Фаррел провели этот вечер вместе.
     - По-моему,  существует куда больше шансов на то,  что они расскажут всему
свету,  как он  вышвырнет тебя отсюда,  да и  меня заодно за то,  что ослушался
приказа, - угрюмо пробормотал Джо, но отступил, и Мередит порывисто обняла его.
     - Спасибо, Джо.
     И тут же поспешно отстранилась, слишком нервничая, чтобы заметить, как Джо
покраснел от удовольствия и смущения.
     - Как  я  выгляжу?  -  пролепетала она,  внезапно  охваченная  запоздалыми
сомнениями и  приподняла обеими руками подол  юбки,  словно намереваясь сделать
реверанс.
     - Прекрасно,  -  грубовато ответил Джо,  -  но  для Мэтта это не  имеет ни
малейшего значения.
     Расстроенная мрачным предсказанием,  Мередит переступила порог и очутилась
среди  шумного веселья.  Не  успела  она  сделать первый  шаг  и  спуститься по
ступенькам фойе,  как все разговоры мгновенно смолкли,  а головы одна за другой
начали поворачиваться в ее сторону.  На миг наступила тишина,  но беседа тут же
возобновилась вновь,  и Мередит услышала, как повсюду повторяют ее имя. Но она,
ни  на  что не  обращая внимания,  оглядывала людей,  собравшихся в  гостиной и
столовой, и внезапно на возвышении, в самом дальнем углу пентхауса, огороженном
стеклянными стенами,  увидела Мэтта.  Он  стоял спиной к  ней,  почти на голову
возвышаясь над окружающими.  Сердце Мередит снова глухо забилось, но она храбро
двинулась вперед на трясущихся ногах.
     Подойдя поближе,  она  заметила знакомые лица.  Известная певица -  звезда
мюзиклов - стояла рядом с Мэттом и что-то оживленно доказывала, а он равнодушно
взирал на ее ослепительно красивое лицо.  Мередит была всего в нескольких футах
от  возвышения,  когда Стентон Эйвери,  стоявший по другую сторону,  неожиданно
оглянулся и  увидел  ее.  Он  что-то  поспешно сообщил Мэтту  -  без  сомнения,
предупредил о  ее  приходе,  потому  что  тот  резко  повернулся  и  пристально
уставился на  нее,  не  донеся стакан до  губ.  Глаза словно осколки льда..,  а
выражение лица такое угрожающее,  что  Мередит пришлось вынудить себя подойти к
нему.
     Словно по  молчаливому уговору,  а  возможно,  просто из  вежливости люди,
бывшие на  возвышении,  разошлись,  оставив их  одних.  Мередит ждала,  пока он
скажет или сделает что-нибудь.  Но Мэтт лишь слегка наклонил голову и  произнес
только одно слово, холодно и сухо:
     - Мередит;
     Всего неделю назад он советовал ей довериться своим инстинктам,  и Мередит
попыталась последовать этому совету.
     - Привет,  - тихо выдавила она, глазами умоляя о помощи, но Мэтт, кажется,
не собирался и пальцем пошевелить.
     - Ты, вероятно, удивляешься моему появлению.
     - Не особенно.
     Сердце снова сжалось болью,  но интуиция подсказывала,  что она ему совсем
не безразлична.  Мередит слегка улыбнулась,  умирая от желания броситься в  его
объятия, но не зная, как это сделать.
     - Я пришла, чтобы рассказать тебе о том, как провела день.
     Голос ее дрожал от волнения,  и она понимала,  что Мэтт слышит это,  но он
по-прежнему не  сказал ни  слова  ободрения.  Собравшись с  мужеством,  Мередит
набрала в грудь побольше воздуха и бросилась вперед, очертя голову.
     ,  -  После обеда меня вызвали на срочное заседание совета директоров. Они
были  крайне  расстроены.  Нет,  скорее разъярены.  Обвинили меня  в  конфликте
интересов там, где дело касается тебя.
     - Как глупо с их стороны!  - бросил он с едким презрением. - Неужели ты не
объяснила им, что твое сердце принадлежит "Бенкрофт энд компания?
     - Не совсем,  - покачала она головой, стараясь сдержать непрошеную улыбку.
- Кроме  того,  они  потребовали от  меня  подписать  некоторые свидетельства и
официальные  жалобы  на  то,   что  именно  ты  виновен  в  смерти  Шпигальски,
использовал отношения со мной, чтобы получить контроль над компанией, для чего,
помимо всего прочего, еще и организовал шумиху с бомбами.
     - И это все? - саркастически осведомился он.
     - Не совсем, - повторила она, - только самая суть.
     Она изучала его лицо,  пытаясь обнаружить признаки былого тепла, какого-то
знака,  что он все еще питает к ней прежние чувства.  Но ничего не находила,  и
краем глаза заметила только, что все собравшиеся не сводят с них глаз.
     - Я.., я сказала директорам...
     Она замолчала,  не в силах говорить,  голос пропал от напряжения и страха,
что она ему больше не нужна.
     - Что  ты  сказала  им?   -  бесстрастно  поинтересовался  он,  и  Мередит
ухватилась за этот крохотный намек на ободрение как утопающий за соломинку.
     - Я сказала им,  -  объявила она,  гордо подняв подбородок,  -  то, что ты
посоветовал сказать когда-то. Выражение его лица не изменилось.
     - Ты велела им идти к такой-то матери?
     - Нет,  немного не так,  - покаянно призналась она. - Я послала их ко всем
чертям.
     Мэтт ничего не  ответил,  и  сердце Мередит упало,  но  тут  она  внезапно
увидела это  -  промелькнувшую веселую искорку в  этих прекрасных серых глазах,
легкую тень улыбки в уголках чуть покривившихся губ.
     - А потом,  - уже смелее продолжала она, чувствуя, как надежда разгорается
в душе,  словно солнечный восход,  -  потом позвонил твой поверенный и сообщил,
что если я  не подам на развод в  течение шести дней,  он сделает это от своего
имени на седьмой. И я сказала ему...
     Она  снова  осеклась,  и  Мэтт  с  еще  незнакомым теплым юмором в  голосе
услужливо подсказал:
     - Ты велела ему идти ко всем чертям?
     - Нет, послала к такой-то матери!
     - Неужели?
     - Честное слово!
     Мэтт,  глядя  Мередит прямо  в  глаза,  подождал,  не  скажет ли  она  еще
что-нибудь.
     - И? - мягко подтолкнул он.
     - И я подумываю о том, чтобы отправиться в путешествие. Теперь.., теперь у
меня будет много свободного времени.
     - Взяла отпуск?
     - Нет, подала в отставку.
     - Понимаю, - кивнул он, и следующие слова стали почти ощутимой лаской. - И
куда бы ты хотела отправиться, Мередит?
     - Если ты еще не передумал взять меня туда,  -  пробормотала она,  пытаясь
проглотить сжимающий горло ком, - я хотела бы увидеть рай.
     Мэтт не шевельнулся,  не ответил ни слова,  и на какой-то ужасающий момент
Мередит показалось, что она ошиблась и ей только почудилось, что он по-прежнему
любит ее.
     Но тут она внезапно осознала, что Мэтт протягивает ей руку.
     Слезы радости и  облегчения брызнули из глаз,  и  она вложила пальцы в его
ладонь, ощущая надежность и тепло, и тут Мэтт резко рванул ее к себе, и Мередит
оказалась в его стальных объятиях.
     Закрывая  Мередит  от  взглядов  собравшихся широкими плечами,  Мэтт  чуть
приподнял ее лицо.
     - Я  люблю тебя!  -  почти яростно прошептал он за мгновение до того,  как
прижался к  ее губам в  жгучем поцелуе.  Где-то послышался взрыв вспышки -  это
пронырливый фотограф успел  сделать  первый  снимок.  Его  примеру  последовали
другие.  Кто-то  зааплодировал,  беспорядочные хлопки перешли в  бурную овацию,
прерываемую смехом, но поцелуй все продолжался.
     Мередит ничего не замечала.  Она тоже целовала Мэтта,  растворяясь в  этих
поцелуях,   совершенно  безразличная  ко  всему  окружающему  -   приветствиям,
аплодисментам, смеху, ярким вспышкам камер. Она уже была на полпути в рай.

     Глава 57

     Мередит,  еще с закрытыми глазами и улыбкой на губах, медленно приходила в
себя   в   постели  Мэтта,   позволяя  прекрасным  воспоминаниям  омывать  душу
живительной волной.  Вчера они вместе принимали гостей,  выдерживая добродушные
крепкие шутки по поводу столь затянувшегося поцелуя и внезапного примирения,  и
ей  понравилась роль хозяйки его  дома.  А  потом,  в  постели,  ей  еще больше
понравилась роль жены.
     Доверие и  искренность,  сонно  подумала она,  должно быть,  основа любви,
поскольку то,  что происходило последней бурной ночью, превзошло все испытанное
ими раньше, сделав их счастливыми и совершенно обессиленными.
     Солнечные лучи проникали сквозь шторы,  и Мередит, зажмурясь, перекатилась
на спину и открыла глаза. Мэтт уже встал, и, поцеловав ее на прощание, сообщил,
что собирается купить к завтраку сладкие булочки.  Он успел оставить чашку кофе
на ночном столике, и Мередит уселась поудобнее, подложив под спину подушки.
     Она  успела только пригубить кофе,  когда  Мэтт  вошел в  комнату с  белым
пластиковым пакетом из кондитерской и сложенной газетой в руках.  На лице стыло
странное напряженное выражение.
     - Доброе утро,  -  улыбнулась Мередит, когда он нагнулся, чтобы поцеловать
ее. - Что случилось?
     Мэтт бросил неловкий взгляд на газету небольшого формата. Прошлой ночью он
пообещал никогда ничего не  скрывать от  жены,  но  в  этот момент предпочел бы
скорее выдержать публичную порку, чем показать ей газету.
     - Это "Тэттлер",  -  признался он.  - Я увидел ее, когда платил за булочки
Каким-то образом,  - нерешительно продолжал он, - они обнаружили условия нашего
соглашения и истолковали их на свой гнусный манер.
     Он молча наблюдал,  как Мередит берет газету,  зная об отвращении, которое
она питает ко  всякому вмешательству прессы в  ее  личную жизнь,  зная,  что ей
придется еще  многое вынести из-за  того,  что  она  его  жена и  отчасти из-за
любопытства публики, интересовавшейся подробностями несостоявшегося развода.
     Он молча стоял рядом, ожидая взрыва справедливой ярости.
     Взгляд Мередит приковал сенсационный заголовок:

     "НАСЛЕДНИЦА  МИЛЛИОННОГО СОСТОЯНИЯ  БЕРЕТ  С  МУЖА  СТО  ТРИНАДЦАТЬ  ТЫСЯЧ
ДОЛЛАРОВ ЗА НОЧЬ СЕКСА!"

     - Сначала я не мог понять, откуда они взяли эту цифру, - сказал Мэтт, - но
потом до меня дошло. Умножили четыре свидания в неделю на одиннадцать недель, а
потом разделили пять миллионов,  что я обещал тебе,  на это число.  Прости.., я
ничего не смог поделать, я...
     Но  тут  Мередит неожиданно закрыла лицо газетой,  и  громко взвизгнула от
смеха,  заглушая его  извинения.  Она смеялась так заразительно,  что бессильно
сползла с подушки, а Мэтт с изумлением взирал на это неуместное веселье.
     - С-сто т-трин-надцать тысяч д-долларов,  -  захлебывалась она,  и  Мэтт с
огромным облегчением улыбнулся,  почувствовав невыразимую нежность к  жене.  Он
понял,  что  пытается делать  Мередит:  лицом  к  лицу  встречает то,  что  так
ненавидит,  и  находит  способ  справиться  с  невидимым  врагом,  осмелившимся
попытаться причинить им зло.
     - Я  никогда раньше  не  говорил,  -  хрипло прошептал он,  наклонившись и
упираясь руками в матрас по обе стороны от трясущихся плечей Мередит,  -  как я
тобой горжусь?
     Мередит,  все еще смеясь,  покачала головой, и Мэтт, откинув прочь газету,
начал целовать горящие щеки жены, заглушая губами ее смех.
     - Т-ты уверен,  -  пробормотала она,  одолеваемая новым взрывом веселья, и
притянула его к себе в ожидании новых ласк, - ч-что я окажусь тебе по карману?
     - Думаю,  мой  карман  выдержит,  -  попытался отшутиться Мэтт,  но  рука,
благоговейно отводящая со лба золотистую прядь, подрагивала.
     - Да, но теперь, когда это станет моей постоянной работой, наверняка время
от  времени  буду  требовать  увеличения жалованья сверх  ста  тринадцати тысяч
долларов,  -  поддразнила она,  -  а  еще премиальные,  медицинскую страховку и
гарантированное пособие по болезни. Могу я получить все это?
     - Несомненно,  -  пообещал Мэтт,  зарывшись лицом в  ее ладони и осыпая их
поцелуями.
     - О  нет!  -  застонала она.  -  Подумай о  налогах,  которые мне придется
платить!
     Мэтт прижался губами к  ее шее,  и Мередит обняла его.  Весь следующий час
они вместе летали в облаках и совершенно не желали спускаться на землю.

     Глава 58

     В  воскресенье вечером в  шестичасовых новостях сообщили об  аресте Эллиса
Рея  Сампсона  по  обвинению в  убийстве  Станисласа Шпигальски.  По  заявлению
официальных лиц округа Сент Клер,  Шпигальски не  был убит,  как предполагалось
ранее,   одним  из  его  одураченных  клиентов.  Как  оказалось,  ему  отомстил
разгневанный муж жительницы Бельвиля,  с который у Шпигальски был роман. Мистер
Сампсон,  явившийся с повинной,  признался,  что адвокат был еще жив, когда его
выбросили в  канаву.  Поскольку при вскрытии обнаружилось,  что в  ту же ночь у
Шпигальски случился сердечный приступ,  предполагалось,  что вместо обвинения в
убийстве  с  заранее  обдуманным  намерением  статья  может  быть  изменена  на
обвинение в непредумышленном убийстве.
     Мэтт и Мередит смотрели новости вместе,  и Мэтт саркастически заметил, что
Сампсона  следовало  бы  наградить  медалью  за  избавление  мира  от  гнусного
паразита.  Мередит, сама бывшая жертвой обмана, надеялась, что обвинения против
Сампсона все-таки будут смягчены.
     Мэтт немедленно послал Пирсона и Левинсона в Бельвиль, поручив им заняться
делом Сампсона.

     ***

     Во   вторник  следующей  недели   Шарлотта  Бенкрофт,   президент  "Сиборд
индастриз",  и ее сын Джейсон были подвергнуты официальному допросу в Палм-Бич,
штат Флорида,  по поводу несостоявшихся взрывов и  махинаций с акциями компании
"Бенкрофт  энд   компани".   Оба   решительно  отклонили  всякие   обвинения  в
причастности к обоим преступлениям, как, впрочем, и желание захватить компанию.
В  среду  Кэролайн Эдварде  Бенкрофт добровольно появилась перед  большим  жюри
штата  Флорида  и  засвидетельствовала,  что  Шарлотта  Бенкрофт  действительно
замышляла захватить компанию "Бенкрофт" и  к тому же намекала,  что знает,  как
снизить спрос на акции компании.
     Джоел Бенкрофт,  бывший казначей "Сиборд индастриз",  проводивший отпуск с
очередным любовником на Каймановых островах,  прочитал в  газете про обвинения,
выдвинутые против матери и брата.  Он ушел в отставку полгода назад,  когда оба
настаивали на том, чтобы он с помощью готового на все брокера открыл поддельные
текущие счета  на  чужие имена,  на  которые должен был  класть купленные акции
компании "Бенкрофт".
     Лежа на пляже и глядя на воду,  Джоел думал о матери, которая тридцать лет
вынашивала планы  мести  против  Филипа Бенкрофта и  чья  злоба  превратилась в
безумную  одержимость,  и  о  брате,  подобно  матери,  презиравшем  Джоела  за
гомосексуализм.  Несколько  часов  спустя  он  принял  решение  и  направился к
телефону.
     На следующий день Шарлотта и Джейсон Бенкрофт были арестованы по обвинению
в  нескольких преступлениях,  включая и  скупку акций на чужое имя,  и открытие
подложных  счетов,  на  основании анонимного звонка  неизвестного,  сообщившего
названия  фирм,  на  которые  были  заведены эти  счета  Шарлотта отрицала все.
Джейсон,  который открывал счета и нанимал изготовителя бомб,  начал опасаться,
что  мать  намеревается  сделать  его  козлом  отпущения.  Он  сумел  опередить
Шарлотту,  предложив дать  против нее  показания в  обмен  на  прекращение дела
против него.
     Совет директоров "Сиборд",  видя  настоятельную необходимость спасти имидж
фирмы и действуя по указаниям Шарлотты, назначил Джоела Бенкрофта президентом и
главным администратором.
     Мередит смотрела телевизор, и боль потери, сжимавшая сердце каждый раз при
упоминании  названия  "Бенкрофт",   почти  затмевала  потрясение,  которое  она
испытала,  узнав, что во всем были виноваты Джейсон и Шарлотта Подумать только,
она почти поверила, что преступления совершил Мэтт!
     Сидя рядом с  ней на диване,  Мэтт заметил туманившую глаза грусть и  сжал
руку Мередит, сплетая ее пальцы со своими.
     - Ты  уже  решила,  что  будешь делать теперь,  когда  у  тебя  так  много
свободного времени?
     Мередит знала,  что Мэтт имеет в виду новую карьеру взамен той, от которой
она отказалась,  когда встала на  сторону мужа,  но  чувствовала,  что ее ответ
расстроит и  встревожит его.  Намеренно притворяясь,  что  не  так  истолковала
вопрос о  свободном времени,  она взглянула на их соединенные руки и улыбнулась
при виде перстня с  бриллиантом в  четырнадцать карат,  который он  надел ей на
палец вместе с платиновым обручальным кольцом.
     - Меня скоро назовут самой расточительной покупательницей. Чем не карьера?
- шутливо заметила она.  -  И кроме того,  ты уже осыпал меня драгоценностями и
подарил роскошный автомобиль.  Не думаешь,  что мне уже больше нечего покупать?
Все остальное ничто по сравнению с тем, что я уже имею.
     - Как насчет маленького реактивного самолета? - осведомился он, целуя ее в
нос - Или большой яхты?
     - Посмей только!  -  предупредила она,  но  он  лишь засмеялся прямо в  ее
перепуганные глаза.
     - Должно быть, ты хочешь что-то другое, - решил он.
     Мередит, мгновенно став серьезной, решила сказать правду:
     - Верно. Я очень этого хочу.
     - Только назови, и оно твое.
     Мередит поколебалась,  машинально потирая золотое обручальное кольцо мужа,
и наконец, кусая губы, призналась:
     - Я хочу попробовать родить ребенка. Мэтт мгновенно вскинулся:
     - Ни за что!  Никогда!  Ты не собиралась рисковать,  когда хотела выйти за
Паркера, и уж, конечно, не будешь рисковать ради меня!
     - Паркер не хотел детей,  -  возразила она.  -  И  ты сказал:  все,  что я
захочу. И я очень хочу этого.
     Обычно стоило ей взглянуть ему в глаза,  и Мэтт немедленно таял, но как-то
ночью  в  постели Мередит объяснила,  что  врачи предостерегали ее  от  второго
ребенка -  слишком велика возможность выкидыша на  поздней стадии беременности.
Он уже знал,  что в  тот раз Мередит едва не умерла,  и  сама мысль о  страшной
опасности сводила его с ума.
     - Мередит, прошу, не нужно, - умоляюще вздохнул он.
     - Теперь  есть  много  врачей,  специализирующихся на  лечении  женщин,  у
которых возникают проблемы с беременностью.  Вчера я отправилась в библиотеку и
перечитала уйму медицинской литературы.  Кроме того,  уже  успели создать новые
лекарства и новые методы, которые...
     - Нет!  - напряженно перебил он. - Категорически нет! Проси у меня все что
угодно, но этих тревог мне не вынести. И это мое последнее слово.
     - Мы поговорим об этом позже, - ответила она, упрямо улыбаясь.
     - Но  мой ответ не изменится,  -  предупредил он и  хотел добавить кое-что
еще,  как  телеведущий объявил,  что  у  них  есть  новые сведения относительно
скандала,  связанного  с  попыткой  захвата  "Бенкрофт  энд  компани".  Мередит
устремила взгляд на экран.
     - Сегодня   днем   Филип   Бенкрофт   созвал   пресс-конференцию,    чтобы
прокомментировать слухи о  том,  что  его  дочь Мередит Бенкрофт была уволена с
поста   президента  компании  по   причине   близких   отношений  с   известным
промышленником Мэтью Фаррелом.
     Мередит в  тоскливом ужасе сжала руку Мэтта,  но  тут на  экране появилось
мрачное,  неулыбающееся лицо отца.  Поднявшись на возвышение в  конференц-зале,
Филип прочитал заранее заготовленное заявление:
     - В  связи со слухами о  том,  что замужество моей дочери с Мэтью Фаррелом
стало причиной ее увольнения с  поста президента "Бенкрофт энд ком-пани",  хочу
сказать,  что  совет директоров,  включая меня  самого,  категорически отрицает
подобные инсинуации.  Моя дочь наслаждается коротким, хотя и сильно запоздавшим
медовым месяцем в  обществе своего мужа,  после  чего  намеревается вернуться к
исполнению своих обязанностей в "Бенкрофт энд компани".
     Он остановился,  глядя прямо в  камеру,  и  только Мередит поняла,  что он
отдает приказ. Отдает приказ ей.
     Шок  заставил  ее  вскочить на  ноги,  но  он  был  ничем  по  сравнению с
потрясением,  испытанным минуту  спустя,  когда  Филип  заговорил  о  том,  что
будоражило чикагские газеты всю эту неделю.
     - Говоря о газетных публикациях,  намекающих на то, что между мной и Мэтью
Фаррелом  существует  давняя  вражда,   могу  сказать  только,  что  до  самого
последнего времени не  имел  возможности познакомиться поближе со  своим  -  Он
смущенно откашлялся. - со своим э-э , зятем.
     И только сейчас до Мередит дошло, в чем дело.
     - Мэтт,  - неверяще вскрикнула она, стискивая его руку, - да он извиняется
перед тобой!
     Мэтт  оглядел  ее  с  сомнением,  мгновенно сменившимся веселым  блеском в
глазах при следующих словах Филипа Бенкрофта:
     - Как  всем  стало известно,  Мэтт  Фаррел и  моя  дочь  были женаты всего
несколько месяцев,  после чего  этот брак,  как  мы  считали тогда,  закончился
печальным и  преждевременным разводом Однако теперь,  когда  они  снова вместе,
могу только сказать,  что иметь зятем человека уровня Мэтью Фаррела - это нечто
такое, что любой отец может посчитать - Он снова откашлялся и, сердито уставясь
в камеру, решительно докончил:
     - ..огромной честью!
     Мередит  ошеломленно уставилась на  экран,  где  уже  мелькали  спортивные
репортажи, и, перестав смеяться, взглянула на мужа:
     - Я  заставила  его  дать  слово,  что  он  извинится перед  тобой,  когда
обнаружится  твоя  полная  невиновность.   -   И,   неосознанно-молящим  жестом
притронувшись пальцем к его щеке, нежно прошептала:
     - Сможешь ли  ты  найти  в  своем  сердце  силы  оставить позади прошлое и
попытаться подружиться с ним.
     Про   себя  Мэтт  считал,   что  ничто,   сделанное  Филипом,   включая  и
пресс-конференцию,  не может помочь возместить то,  что он сотворил с ними,  не
говоря уже о том,  чтобы относиться к этому человеку по-дружески.  Он уже хотел
сказать это Мередит,  но,  глядя в полные слез любимые глаза, не смог заставить
себя произнести это.
     - Попробую,  -  пробормотал он  и  сам расслышал отвращение в  собственном
голосе,  но,  поскольку  чувствовал себя  обязанным  утешить  жену,  достаточно
убедительно солгал:
     - Он произнес очень милую речь.

     ***

     Кэролайн  Эдварде  Бенкрофт  тоже  так  считала.  Сидя  напротив Филипа  в
гостиной дома, который когда-то делила с ним, она дождалась окончания программы
и, выключив видеомагнитофон, вынула кассету с записью.
     - Филип, - сказала она, - это была очень милая речь.
     Но Филипа ее слова явно не убедили. Он подал бывшей жене бокал с вином.
     - Почему ты думаешь, что Мередит тоже так посчитает?
     - Просто знаю.
     - Ну конечно, еще бы! Ведь ты сама написала эту речь!
     Кэролайн безмятежно пила вино,  наблюдая за нервно вышагивающим по комнате
Филипом.
     - Как по-твоему, она это видела? - продолжал он волноваться.
     - Если и  не  видела,  можешь передать ей эту запись.  А  еще лучше самому
отправиться к  ним и  посмотреть ее в присутствии Мередит и Мэтта.  -  Кэролайн
убежденно кивнула. - Да, думаю, это правильная мысль. Не так официально.
     Филип побледнел:
     - Нет, я не смогу сделать это. Она, вероятно, возненавидела меня, а Фаррел
просто вышвырнет из  дому.  Он не дурак и  знает,  что несколько слов не смогут
загладить все сделанные мной ошибки. Он не примет никаких извинений.
     - Примет, - спокойно заметила она, - потому что любит ее.
     И,  видя,  что Филип продолжает колебаться, Кэролайн вручила ему кассету и
твердо сказала:
     - Чем  дольше  будешь тянуть,  тем  труднее будет  восстановить отношения.
Поезжай прямо сейчас, Филип. Филип сунул руки в карманы и вздохнул.
     - Кэролайн, - ворчливо спросил он, - ты поедешь со мной?
     - Нет,  - покачала она головой, внутренне съежившись от страха при мысли о
том,  что впервые за все это время столкнется лицом к лицу с дочерью,  -  кроме
того, мой самолет вылетает через три часа.
     Голос  его  смягчился,  и  на  мгновение перед Кэролайн вновь предстал тот
неотразимый мужчина, в которого она влюбилась тридцать лет назад.
     - Ты могла бы поехать со мной,  -  тихо проговорил он, - и я представил бы
тебя нашей дочери.
     Сердце  Кэролайн  на   миг   перестало  биться  при   звуках  его  голоса,
произнесшего "наша дочь",  но она, тут же поняв его намерения, покачала головой
и засмеялась:
     - Никогда не видела большего интригана!
     - Я еще и тот единственный,  за которого ты вышла замуж,  -  напомнил он с
одной из  своих редких улыбок.  -  Должно быть,  у  меня  все-таки  есть что-то
хорошее.
     - Прекрати, Филип, - предупредила она.
     - Мы могли бы поехать повидаться с Мередит и Фаррелом...
     - Пора бы начать звать его Мэттом.
     - Хорошо,  -  согласился он.  -  А  после того  как  мы  поговорим,  можем
вернуться сюда и  попытаться вновь узнать друг друга.  Если бы  ты  согласилась
пожить здесь.
     - Я уж знаю тебя!  -  горячо вскинулась она.  - А если хочешь узнать меня,
придется ехать в Италию!
     - Кэролайн, - хрипло выдохнул он. - Прошу тебя!
     И, заметив, что она колеблется, удвоил напор.
     - По  крайней мере не покидай меня сегодня.  Возможно,  это твой последний
шанс  увидеть  дочь.  Ты  ее  полюбишь.  Она  так  похожа  на  тебя..,  так  же
мужественна.
     Кэролайн,   закрыв  глаза,   попыталась  игнорировать  его  слова  и   зов
собственного сердца, но сочетание оказалось слишком непреодолимо-сильным.
     - Сначала позвони ей,  - дрожащим голосом произнесла она. - После тридцати
лет..,  не  хватало мне  еще  свалиться на  ее  голову без  предупреждения.  Не
удивлюсь,  если она откажется видеть меня,  - добавила Кэролайн, вынимая листок
бумаги, где был записан номер телефона Мэтта, и протягивая Филипу.
     - Возможно,  она не захочет видеть нас обоих,  -  покачал он головой. - Не
могу сказать, что стану винить ее за это.
     Он вышел в соседнюю комнату, где был телефон, и появился вновь так быстро,
что Кэролайн поняла:
     Мередит, должно быть, повесила трубку. Сердце ее тревожно сжалось.
     - Что она сказала?  -  выдавила Кэролайн,  видя,  что Филип, кажется, не в
силах говорить.
     Филип который раз откашлялся, словно глотку сводило, и с какой-то странной
хрипотцой ответил:
     - Она сказала "да".

     Глава 59

     Мередит вышла из здания,  где вели прием ее гинекологи, подавляя абсурдное
желание вскинуть руки и  танцевать прямо на тротуаре.  Подняв лицо к небу,  она
стояла, чувствуя, как осенний ветерок ласкает кожу, и улыбаясь облакам.
     - Благодарю тебя.  Господи,  -  шепнула она.  Потребовался целый год и две
долгих  консультации с  акушерами-гинекологами,  специализирующимися в  области
патологии беременных,  чтобы убедить Мэтта,  что при тщательном выполнении всех
инструкций, включая постельный режим в течение нескольких месяцев беременности,
независимо от  исхода жизни  Мередит почти ничего не  угрожает.  И  еще  девять
месяцев ушло на  то,  чтобы услышать эти  слова,  наполнившие ее  ослепительным
счастьем:
     - Поздравляем, миссис Фаррел. Вы беременны.
     Повинуясь какому-то импульсу,  Мередит перешла улицу и  купила в цветочной
лавке охапку роз,  потом добралась до конца квартала,  где в машине ожидал Джо,
появившись совершенно с другой стороны,  чем повергла его в изумление.  Мередит
сама открыла дверцу и  скользнула на  заднее сиденье.  Джо перекинул руку через
спинку кресла и обернулся к ней:
     - Что сказал док?
     Мередит взглянула на него радостно-сияющими глазами,  полными восхищенного
благоговения. И улыбнулась.
     Ответная улыбка осветила лицо Джо.
     - Да уж,  парня,  счастливее Мэтта, не отыщешь на земле. После того как он
перестанет трястись от страха.
     И,  вновь отвернувшись,  включил зажигание.  Мередит вцепилась в  сиденье,
боясь,  что ее отбросит на спинку,  когда машина рванулась от мостовой,  но Джо
почему-то пропускал одну возможность за другой влиться в поток движения. Только
когда на перекрестке никого не осталось, он в конце концов выехал на мостовую и
сделал это так медленно,  осторожно, словно толкал перед собой детскую коляску.
В конце концов Мередит, не выдержав, залилась смехом.
     Мэтт уже ожидал ее,  меряя шагами гостиную,  ругая себя за то,  что вообще
согласился на  эту  авантюру.  Он  знал,  что  Мередит  уверена  в  собственной
беременности,  и надеялся,  что она ошибается,  потому что не представлял,  как
сумеет справиться с тревогой и страхом.
     При  звуках открывающейся двери он  вскинулся и  молча наблюдал,  как жена
направляется к нему, держа за спиной руку.
     - Что  сказал  доктор?!   -  потребовал  он  ответа,  когда  тишина  стала
нестерпимой.
     Мередит вынула из-за спины дюжину роз на длинных стеблях и протянула мужу.
Улыбка на ее лице озарила комнату словно солнечный луч.
     - Поздравляю,  мистер Фаррел.  Мы беременны. Мэтт стиснул жену в объятиях,
давя розы.
     - Боже, помоги мне, - запинаясь пробормотал он.
     - Обязательно поможет, дорогой, - пообещала она, целуя его в подбородок.

                                    ЭПИЛОГ

     - Говорил же,  что  успеем,  -  объявил Джо,  с  диким  скрежетом тормозов
останавливая машину перед зданием универмага "Бенкрофт энд  компани".  На  этот
раз Мэтт мысленно поблагодарил водителя за  головокружительную езду,  поскольку
Мередит опаздывала на  крайне важное заседание совета директоров.  Они  пробыли
месяц в  Швейцарии,  где катались на лыжах с гор,  а на обратном пути заехали в
Италию навестить Филипа и Кэролайн, и их рейс задержали.
     - Возьми,  -  сказал  Мэтт  водителю,  передавая ему  портфель с  записями
Мередит и документами. - Ты понесешь портфель, а я - Мередит.
     - Что?!  -  охнула Мередит,  потянувшись за тростью, с которой приходилось
ходить с тех пор, как она растянула ногу.
     - У тебя нет времени ковылять к лифту,  -  объявил Мэтт, подхватывая ее на
руки.
     - Но это не очень-то прилично,  -  смеясь,  запротестовала Мередит.  -  Не
можешь же ты меня тащить через весь магазин!
     - Вижу, ты плохо меня знаешь! - ухмыльнулся Мэтт.
     И он действительно понес ее на руках словно ребенка.  Покупатели,  раскрыв
рты, оборачивались, чтобы получше разглядеть необычное зрелище. Женщина средних
лет, стоявшая у прилавка с косметикой, громко спросила приятельницу:
     - Разве это не Мередит Бенкрофт и Мэтью Фаррел?
     - Не  может быть,  -  ответила та.  Мередит уткнулась лицом в  грудь мужа,
пытаясь сдержать смущенный смех. Но женщина неумолимо продолжала:
     - Я читала в "Тэттлер",  что они разводятся. Она собирается выйти замуж за
Кэвина Костнера, а он сейчас в Греции с какой-то кинозвездой.
     Когда они наконец добрались до лифтов, Мередит приподняла голову.
     - Какой позор! - поддразнила она. - Опять кинозвезда!
     - Кэвин Костнер? - отпарировал Мэтт, весело подняв брови. - Я и понятия не
имел, что тебе нравится Кэвин Костнер!
     Только оказавшись в кабинете Мередит,  Мэтт опустил жену на пол, чтобы она
смогла сама доплестись до конференц-зала.
     - Лайза  и  Паркер  пообещали встретить,  нас  здесь,  привезти малышку  и
пообедать с нами, - сообщила Мередит, с беспокойством оглядывая приемную.
     - Я подожду их здесь, - пообещал Мэтт, вручив ей портфель.
     Несколько минут  спустя Мэтт,  обернувшись,  увидел появившуюся на  пороге
Лайзу с ребенком на руках.
     - Паркер остался внизу, - объяснила она. - Сейчас появится.
     - Вы, миссис Рейнолдс, - поддразнил Мэтт, - выглядите ужасно беременной.
     Но  взгляд его не отрывался от шестимесячной крошки,  и  он уже протягивал
руки, чтобы взять ее.
     - Пойду посмотрю, не идет ли Паркер, - сказала Лайза.
     После ее  ухода Мэтт  осторожно прижал к  себе девочку.  Ради того,  чтобы
привести ее в этот мир, Мередит рисковала жизнью.
     Мариза  открыла глазки  и  расплакалась.  Мэтт  с  нежной улыбкой коснулся
кончиком пальца мягкой щечки.
     - Ш-ш-ш, дорогая, - шепнул он. - Будущие президенты огромных корпораций не
плачут,  так себя не ведут.  Спроси мамочку,  если не веришь,  -  предложил он.
Малышка  успокоилась,  беззубо разулыбалась и  даже  проворковала что-то,  явно
соглашаясь.
     - Так  и  знал!  -  торжествующе объявил Мэтт.  -  Тетя  Лайза  учит  тебя
итальянскому заодно с дядей Паркером!
     До  конца  совещания было  еще  далеко,  и,  чтобы  скоротать время,  Мэтт
поднялся вместе с дочерью на одиннадцатый этаж,  чтобы показать ей свой любимый
отдел. Эти новые отделы Мередит открыла во всех универмагах фирмы "Бенкрофт", и
в  них продавались товары со всего света -  от драгоценностей до игрушек ручной
работы. Но у всех вещей было кое-что общее;
     Мередит требовала,  чтобы  каждый  предмет был  в  своем  роде  редкостью,
совершенством,  и только тогда он мог носить новую престижную эмблему,  которая
уже стала известной по всей стране и символизировала эту безупречность.
     Мэтт  с  Маризой на  руках остановился перед отделом,  глядя на  эмблему и
ощущая все тот же знакомый ком в  горле,  который чувствовал каждый раз,  когда
стоял здесь.  Рисунок был  выполнен в  виде двух рук  -  мужская рука тянется к
женской, пальцы чуть соприкасаются.
     Мередит назвала отдел "Рай".