Ольбик Александр / книги / Почка для Президента

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 8296
Автор: Ольбик Александр
Наименование: Почка для Президента


Александр Ольбик. 

                   Почка для Президента


---------------------------------------------------------------
      Copyright Александр Ольбик
     Email: [email protected]
     Date: 5 Feb 2002
---------------------------------------------------------------

     Криминальный роман


     Жизнь - серьезное дело!
     Л. Толстой.

     Смерть - не добро и не зло.
     Сенека.




        Перестрелка на Рижском вокзале



     Карташов  сидел  в  зале  ожидания -  до  прибытия  экспресса  "Латвия"
оставалось чуть  больше  сорока минут. Он напряженно  поглядывал  на круглые
станционные часы, нервно мял в руках довольно потрепанную ветровку.
     Ему  хотелось курить,  и он вышел на  крыльцо. Светловолосый  худощавый
паренек торговался с цыганкой, продававшей железнодорожный билет.
     - Имей совесть, чавела! Да я за сто долларов...
     Женщина  обратила  свой  взор  на  Карташова, но  тот,  зажав  в  зубах
сигарету, и, бросив "отвали", сошел по ступеням вниз.
     К  тротуару  подкатил темно-синий  джип,  из  которого выбралось  целое
семейство: молодая пара с двумя детьми и  пожилая дама  в  широком цветастом
платье. К ним подошел носильщик  и  стал сноровисто  укладывать  чемоданы  и
сумки на поблескивающую пластмассовыми боками тележку.
     Спекулянтка  между  тем  обрабатывала молодую девицу,  а та, видимо, не
зная  как  поступить,  краснела,  то и дело  перекладывая  из  руки  в  руку
объемистый целлофановый пакет.
     Карташов  отвернул манжет рубашки  и посмотрел  на часы  -  до  прихода
рижского  поезда  оставалось  тридцать  минут.  Однако не  успел он  это как
следует   осмыслить,   как   станционный   громкоговоритель   сотряс  воздух
сообщением: экспресс "Латвия" опаздывает на час пятнадцать...
     Карташов направился вдоль вокзала, к киоску, расположенному в самом его
конце. Он уже почти сравнялся со ступенями, ведущими  в пункт обмена валюты,
когда рядом, у  бровки тротуара, остановилась четырехдверная "ауди". Из  нее
вышел  в  темных очках, коренастый, склонный к полноте,  мужчина, и Карташов
мог  поклясться,  что  человека  с  такой походкой  и  с  таким огромным,  с
залысинами, лбом он уже где-то видел.
     Мужчина что-то сказал сопровождавшему его молодому парню и, взяв у того
большой коричневый кейс, стал подниматься на крыльцо пункта обмена валюты.
     Передняя дверца  "ауди"  распахнулась,  и Карташов увидел  сидящего  за
рулем  упитанного,  тоже  молодого,  водителя.  Тут  же  внимание  привлекла
припарковавшаяся за джипом "девятка" с  тонированными стеклами. Однако время
шло, а из машины никто не появлялся.
     Карташов дошел до киоска и, купив бутылку пива, зашагал назад, чтобы за
телефонной будкой  сесть на лавку и спокойно перекурить.  Он уже  был в двух
шагах от кабины, когда на пороге обменного пункта появился тот же  человек с
коричневым  кейсом  и  Карташов отчетливо увидел его  лицо.  Сначала  он  не
поверил своим глазам  -  перед  ним, вне всякого  сомнения,  предстал не кто
иной,  как  Венька  Брод.  Солагерник,  на  три  года раньше его вышедший на
свободу. Карташов собрался было его окликнуть, как вдруг "девятка" с темными
стеклами ожила. Обе задние  дверцы распахнулась  и  из них стали выскакивать
люди с пистолетами в руках. Они тут же открыли стрельбу и Карташов, глядя на
спускавшегося по ступеням  Брода,  запоздало осознал, что выстрелы посвящены
его особе. Когда Брод уже начал падать, рука его телохранителя, откинув полу
пиджака, извлекала из  кобуры пистолет. А нападавшие  уже были на тротуаре и
один  из  них  двумя выстрелами  уложил на  руль  водителя  "ауди", а второй
нападавший, стреляя на ходу, побежал в сторону падающего со ступенек Брода.
     Карташов прижался к  будке  и, как зачарованный, смотрел  на  человека,
приближающегося  к Броду.  Он видел, что  охранник  того растерялся:  вместо
того, чтобы вывести из игры бежавшего в сторону Брода налетчика, выстрелил в
его  напарника,  находящегося   ближе  к  "девятке".   Пуля  скользнула   по
металлической  опоре и,  не  задев  нападавших,  улетела  в  сторону  камеры
хранения.  Однако  второй выстрел  телохранителя  был точным  -  нападавший,
словно   споткнувшись  о   невидимое   препятствие,  дернулся,  его   колени
подогнулись и  он  плашмя упал под  колеса  "девятки".  А  тот, что бежал на
Брода,  продолжал беспорядочно стрелять  и Карташов  увидел,  как  огромная,
горящая в солнечных лучах витрина раскололась и начала распадаться на острые
клинья. Между выстрелами слышался обвальный звон стекла.
     Брод  скатился с крыльца, кейс, выпавший  из его  рук, одиноко  замер в
метре-полутора  от него. Серебристая  монограмма на крышке кейса блеснула на
солнце  и  тут  же  покрылась  поднятой  с  тротуара  пылью.  Пальцы  Веньки
ожесточенно скребли асфальт,  но так и  не смогли  дотянуться  до  заветного
чемоданчика.  Первым к нему подскочил грабитель. Он ухватился за ручку кейса
и,  развернувшись  на  сто  восемьдесят  градусов, отбросил  его  в  сторону
"девятки",  где его тут же подхватил  третий соучастник  ограбления. Это был
сухощавый, смуглый тип, с заметной  бородавкой с правой стороны носа. Вместе
с кейсом он скрылся в машине, которая тут же сорвалась с места и смешалась в
автомобильном  потоке. А между тем, нападавший повернулся  лицом к Броду, и,
выставив вперед руку с пистолетом, прицелился тому  в голову. И скорее всего
произошло  бы  еще  одно убийство, если бы не Карташов. Сделав от телефонной
будки  два стремительных  шага, он с  оттягом нанес  бутылкой удар по голове
бандита. Бутылка разбилась  и  пиво,  оставляя на тротуаре  пенные  разводы,
пахнуло  в нос дрожжевыми запахами. Человек упал, уткнувшись носом в грязный
асфальт. Выпавший из его рук пистолет отлетел к крыльцу...
     Карташов подбежал к Броду и помог ему встать на ноги.
     - Веня, подъем! - крикнул Карташов. - Вставай, старик, та, что с косой,
кажется, пролетела мимо...
     Брод поднял лицо, посеревшее от страха и пыли, и в глазах у него что-то
закрутилось непонятное - то ли озарение, то ли тупое недоумение.
     - Черт возьми,  Серго,  откуда ты тут взялся? - Брод стал подниматься с
земли.
     -  Держишь за  шею, - и  Карташов потащил бывшего солагерника в сторону
его "ауди". Он видел  как раненый  охранник пытался подняться, держа  в руке
пистолет,  но  каждый раз  он снова заваливался на  спину. Однако исхитрился
поднять руку и выстрелить, едва не угодив Карташову в голову.
     - Скажи этому ублюдку, что ты наш, - сипел Брод, - я не могу ступать на
ногу...
     -  Садись  в  машину! - Карташов сбросил  с плеча руку Брода, а  самого
толкнул на заднее сиденье.
     Позади, у крыльца,  истерически  кричала  цыганка,  призывая  на помощь
милицию.
     Окинув   взглядом   привокзальное  пространство,   Карташов   поразился
безлюдью.  Только  что  стоявшие  кучками  таксисты,  словно   сквозь  землю
провалились.
     Он оттолкнул  неподвижно  лежащего  на  баранке  водителя,  и хотел уже
садиться за руль, когда услышал:
     - Эй, шеф,  погоди, я  сейчас... - это был раненый телохранитель Брода.
Какая-то сила заставила  его подняться с земли и пьяным шагом направиться  в
сторону "ауди". При этом  он двумя  руками сжимал длинноствольный  пистолет,
пытаясь нацелить его в лоб Карташову.
     -  Вася, мать-перемать,  этот кент  с нами,  -  хрипел  Брод,  стараясь
утиснуться поглубже в салон. - Скорее залезай и брось пушку...
     Тот, кого назвали Васей, со стоном рухнул на заднее сиденье, пистолет с
глухим стуком упал между сиденьями.
     - Гоним,  сейчас тут будут менты, -  скрипя от боли  зубами, проговорил
Брод.
     И хотя  Карташов  никогда не  ездил  на таких машинах,  он без  проблем
справился  с   управлением.  Видимо,  инстинкт  самосохранения  подсказывал,
насколько быстро надо уносить ноги.
     Он включил зажигание и, почувствовав на пальцах чужую кровь, не стал ее
стряхивать. Перед  ним  разворачивалось  только что  подкатившее такси  и он
понял: еще немного и  проезд  будет наглухо заблокирован. Карташов  нажал на
газ  и  тютелька-в-тютельку проскочил между  старой "волгой" и оборудованным
под такси  вишневым "опелем". Преодолев трамвайные пути, он резко крутанул в
сторону скверика и, удачно обогнув его, влился в общий автопоток. Он  видел,
как  справа, с вокзального крыльца,  сбежали два милиционера,  а со  стороны
киоска, где он покупал пиво, тоже спешили мужчины в военной форме.
     Водитель,  которого Карташов спихнул  на  пассажирское  сиденье,  вдруг
зашевелился,  поднял  окровавленное  лицо  и  мутным  взглядом  уставился на
Карташова. Сзади слышались стенания охранника.
     - Ты откуда здесь, Серый, взялся? - тихо, почти шепотом, спросил Брод.
     - Куда гнать дальше? - Карташов на вопрос ответил вопросом.
     - А где мы находимся?
     - Черт его знает, я здесь никогда не был.
     - Тогда заедь в любой двор и смени номера...Они под твоим сиденьем.
     Включив  поворот,  Карташов  сместился  в крайний  ряд.  На  первом  же
перекрестке  он  взял вправо  и завернул на  менее оживленную улицу. Проехав
страховую фирму,  он  еще  раз  свернул  на  зеленую улочку,  и сразу  же за
мусорными контейнерами махнул  в  узкий  проезд, ведущий  к  пятиэтажному, в
лесах,  дому.  Обогнув  угол,  почти уткнулся  в  штабель  досок,  обтянутых
целлофановой  пленкой. Он огляделся -  ничто  не  напоминало  о  присутствии
людей. Открыл дверцу и вышел из машины. Пахло сырым бетоном и ацетиленом.
     - Серго, дай сигаретку, - попросил в открытую дверцу Брод, - и взгляни,
нет ли в "бардачке" бутылки водки. У Василия, видно, сильная боль...
     -  Если  может,  пусть  потерпит,  водка  увеличивает  кровотечение,  -
Карташов вытащил из-под сиденья два номерных знака и отщелкнул багажник. Ему
нужна была  отвертка.  Кроме  колеса-запаски  в  багажнике лежали  коробки с
ружейными патронам и чехол, из которого выглядывал обитый железом приклад.
     По наезженной резьбе болтов он понял, что в этой машине номера меняются
так же часто, как в зоне меняются зеки.
     Он слышал как  в  салоне Брод  что-то говорил охраннику. Когда Карташов
стал садиться в машину, Брод сказал:
     -  Надо  его  перевязать, парень истекает кровью...Ты куда  дел  снятые
номера?
     - Засунул под кирпичи, они уже засветились.
     - Его надо перевязать, - повторил Брод.
     -  А что  делать с этим? - Карташов  имел в виду  водителя.  -  У  него
проблемы с сознанием...
     - Суки, кто-то нас по дешевке подловил. Ты, Серго, взгляни - жив он или
мы возим труп.
     - Без сознания, но жив...Кровищи море...
     - Давай сюда страховочный ремень, перетянем Василию ногу. Ему, кажется,
садануло под самую мошонку.
     - Здесь ремень не поможет, - сказал  Карташов,  однако открыл дверцу и,
взяв  охранника  за  плечи,  стал  осторожно  его  переворачивать.  -  Нужен
обезболивающий укол, тут жгутом не обойдешься.
     - Тогда  не тяни  время,  садись за баранку и  жми в  сторону Химок.  В
Ангелово...
     - Ко мне сегодня из Риги приезжает сестра, - в голосе Карташова звучала
усталость и отчаяние. - Мы с ней не виделись почти два года...
     -  Я понимаю тебя, Серго, но ты ведь  видишь -  мы без тебя  как  малые
дети...Ты же знаешь, я дружбу умею ценить...
     - Да не в этом дело! - Карташов хлопнул себя по ляжке. - Дальше-то что?
Я с  твоими делами свободно могу снова загреметь за решетку, а  мне этого не
хочется.
     - Ладно, Серго, делай, как знаешь, только оставь мне сигареты.
     Последовала пауза, первым ее нарушил Карташов.
     - Видно,  чертяка, я на свою беду  тебя  встретил, -  Карташов  без рук
высморкался и рукавом подтерся...Уселся за руль. - Говори, куда ехать...
     - Спасибо, старик. Поезжай, я тебе буду суфлировать, но  сначала помоги
поудобнее устроить Васю, он меня буквально придавил.
     -  А  тебя  самого,  куда  шибануло? Я  думал этот фраер с пушкой  тебя
изрешетит, выпустил целую обойму...
     -  Ему, наверное, помешало  солнце.  Я  был на крыльце, а  позади  меня
огромная витрина, как прожектор...Падая с крыльца, я подвернул ступню и ушиб
плечо. Но это не страшно, вот мои ребята получили по высшему разряду...
     Карташов подал машину назад и, обогнув бетономешалку, выехал на улицу.
     - Сейчас направо, в первый проулок, - подсказал Брод . Его голос совсем
увял  и  он, глубоко затягиваясь сигаретой, испытывал  физические  муки.  Он
ощупал щиколотку - нога распухла и начала деревенеть.
     Карташов  думал  о  своем.  Он  представил растерянный  вид сестры,  ее
метание по вокзалу. Она знала, что он в Москве не в гостях, а на нелегальном
положении.
     -  Впереди  гаишники,  -  сказал  Карташов,  хотя  Брод и  сам  заметил
перетянутых белой портупеей двух милиционеров. Они стояли возле серебристого
BMW и один из них проверял документы.
     - Если будут останавливать, не бери их в голову, - сказал Брод. - Давай
по газам и через площадь гони вон к той многоэтажке.
     Карташов скинул скорость, затаив дыхание, приближался к патрулю.
     -  На всякий случай  имей  в виду - у Вадима в  кобуре пистолет "глок".
Надеюсь обращаться  с  ним  умеешь,  -  в  словах Брода  звучала напряженная
ирония.
     - Сегодня мне это не совсем кстати, имею другие планы...
     - А тебе все равно возвращаться на вокзал нельзя.
     Они без проблем миновали пост, но облегчения Карташов не получил.
     - Пожалуй, ты прав, мне сегодня туда соваться не следует.
     -  Забудь об  этом  и  на  ближайшую  неделю, - сказал Брод.-  Менты  и
фээсбэшники там будут ошиваться, еще как минимум, три-четыре дня. Тем более,
нас  там видели  таксисты и,  будь уверен, фотороботы  уже  готовы...Сейчас,
Серго,  сворачивай  к  тому  перекрестку и  сразу  - направо.  Этот  бульвар
упирается в Кольцевую дорогу, а там уже недалеко Новое Тушино.
     Водитель застонал, сделал мучительное движение рукой. С трудом донес ее
до груди и успокоил на лацкане пиджака.
     - На, положи ему в рот валидол, - Брод протянул таблетку, однако зубы у
водителя были плотно сжаты и таблетка, разломившись, упала ему на колени.
     - От болевого шока валидол не спасет, - сказал Карташов.
     Они  выехали  на четырехрядную улицу и  в  автомобильном угарном потоке
устремились за  город. Примерно,  через полтора  часа езды  позади  осталось
Юрово,  Курино,  Путиловское  шоссе.  Вскоре  они  въехали  в   Рождествено.
Припарковались на 2-й Муравской улице, рядом с аптекой.
     -  Купи, Сережа,  много бинтов, йода  и пачку бактерицидных  пластырей.
Спроси какой-нибудь  антибиотик в ампулах и десяток одноразовых шприцев... И
что-нибудь попить... На, возьми, деньги...
     Когда Карташов выходил из машины, Брод предупредил:
     -  Слышь,  Серго, только пожалуйста,  долго  не  задерживайся,  пацанам
больно, - в голосе Брода слышалась скрытая угроза.
     Зажав в руке  пухлое портмоне, которое ему дал Брод, он пересек улицу и
вошел в двухэтажное здание из белого кирпича...
     ...Особняк Брода находился  в двух  километрах от Рождествено,  в очень
укромном  и зеленом Ангеловом  переулке. Дом стоял  в  лесопарковой  зоне  -
стандартное, с точки зрения новых русских,  капитальное строение из красного
кирпича. На вид  - тяжеловесное, с узкими окнами-бойницами и огромной аркой,
под которой затихли в полдневном зное балконы.
     Они въехали за высокий, тоже из красного кирпича, забор, на территорию,
еще  хранящую  следы  незаконченной  стройки.  Однако   гараж  и  хозблок  с
примыкающей  к нему  баней, судя  по протоптанным и наезженным  следам,  уже
функционировали...
     Машину оставили за  домом, в тени  старых лип, вокруг которых монотонно
жужжал  пчелиный  рой. Пахло  теплыми  ароматами  скошенной травы,  медом  и
полевыми  цветами.  Разросшиеся  вдоль  задней стены гаража  огромные лопухи
напоминали Карташову деревню его детства, куда их летом вывозили из детдома.
Но  там  еще  много  было  стрекоз,  а по  вечерам,  в  речных  туманах, пел
оглушительный хор лягушек...
     ...Карташов помог  выйти из машины Броду,  который напоминал  забойщика
скота, забывшего надеть  клеенчатый  передник:  вся  его грудь была в крови,
очевидно,  натекшая  из  раны  его  телохранителя.   А   сам   охранник  был
неподъемный:  Карташов попытался его вытащить из машины, но ничего  из этого
не получилось. Он опустил раненого на сиденье.
     -  Мне  одному  их не осилить,  -  сказал он  Броду, - наверное, Москва
вымыла последние мои силенки.
     - Но  Брод уже его не  слушал: сильно опадая на левую ногу, он поднялся
на  крыльцо и вошел в дом. Вскоре оттуда показалась мощная  фигура  человека
лет  35-40.  На  нем  был  темно-синий  спортивны  костюм,  смоляные, гладко
зачесанные назад  волосы  и  совершенно  неулыбчивые глаза. В  дверях  снова
показался Брод.
     - Слышь, Серго, это Никола, он тебе поможет перетащить ребят в дом.
     Брод  подошел к машине, наклонился над охранником  и вложил ему в  губы
зажженную сигарету.
     - Курни, браток, может,  немного  полегчает, - сказал  Брод  и  уступил
место Николаю.
     Охранника   отнесли   в   гостиную  и  положили  на   кусок  целлофана,
расстеленного  на ковре. С  водителем было труднее - тот напоминал тряпичную
куклу. Когда они сняли с него одежду, увидели бурый  сгусток крови - пуля от
правой  ключицы прошла навылет,  видимо, задела  верхушку легкого  и  опасно
сместилась к позвоночнику. Вторая пуля достала его по касательной с черепной
коробкой. Жирная бело-кровавая борозда шла от уха к теменной части головы. .
     Карташов вместе с хозяином дома  отправился в ванную комнату мыть руки.
Все блестело мрамором и никелем.
     - Водила в очень тяжелом состоянии, -  сказал Карташов, - все сиденье в
кровищи, хоть выжимай.
     -  Я  до сих  пор  не  могу  в  это  поверить.  Час  назад  ребята  еще
разговаривали, шутили, травили анекдоты и на тебе...
     - Это всегда приходит внезапно, - Карташов машинально взглянул на часы.
- Светка моя уже в Москве...
     - Извини, Серый, мне надо  позвонить в  одно место, - Брод  вытащил  из
кармана мобильный телефон и начал набирать номер.
     Из его разговора Карташов  понял - Веня звонил  врачу, но,  видимо, тот
был занят. Последовал  еще один звонок,  по номеру, который  Броду  дали  на
другом  конце провода. Разговор  состоялся очень лаконичный:  "Срочно  нужен
хирург. Созвонись с Блузманом и гоните с ним сюда"...
     - Идем, Серго, чего-нибудь выпьем, - и Брод повел его в гостиную.
     Из   множества   напитков   Карташов  выбрал  "Столичную".   Закусывали
печеночным паштетом со свежим огурцом.
     - Я практически  здесь живу, - сказал Брод.  - А при таком  интенсивном
отстреле деловых людей  никакая крепость не спасет...Сейчас даже в Бутырской
тюрьме не можешь чувствовать себя в безопасности. Еще налить?
     -  Нет,  я лучше  закушу,  а  то  кишка  с  кишкой начинает  задушевный
разговор.
     - Идет, ты сейчас немного подкрепись и съезди  в Рождествено...Не забыл
дорогу?
     - Да, по-моему, тут всего одна и есть.
     - Встретишь на автобусной остановке нужных нам людей...хирурга Блузмана
и   моего  шефа...Таллера...  Такой  длинноногий  журавль   с   брежневскими
бровями...щегольские усики...  Потом  мы с тобой  посидим,  покалякаем  и ты
расскажешь  какими судьбами оказался в Москве и  в том  самом  месте и в  то
самое время, когда Брода собирались замочить...
     - А это ничего,  что я немного под балдой? -  Карташов щелкнул  пальцем
себя по горлу. - Не хотелось бы встречаться с гаишниками...
     - Пока едешь, хмель испарится. Кроме тебя некого послать, ты же видишь,
какая  ситуация. У  нас  так принято: если гостей встречают, значит,  дорога
чистая и прием будет без ментов.
     - Ясно! Но я никого не могу садить в машину, там кровищи по колено.
     - Согласен, идем в гараж.
     Брод привел его к  гаражу и открыл  своими ключами  замок. Зажег свет и
Карташов увидел четыре автомашины, тускло поблескивающие элегантными боками.
     - Выбирай любую, кроме "мерседеса",  у него пустой  бак. Но мой совет -
бери микроавтобус, в нем хватит места на всех гостей.
     Карташов открыл двери темно-синего "шевроле" и осмотрел кабину.
     - Ты, Веня,  рискуешь, посылая меня  в город. У меня  нет  при  себе ни
прав, ни паспорта. В случае чего, ищи в бомжатнике.
     - Паспорт  еще ничего не меняет...У меня  два паспорта  - российский  и
заграничный, а меня все равно, как куропатку  хотят пустить  в распыл. Здесь
тихий район, но если попадешься ментам - умри, но дорогу сюда забудь.
     - Гони ключи, - Карташов забрался в кабину и сразу почувствовал себя на
месте.  В  Латвии,  в рижском омоне,  ему  приходилось частенько мотаться за
рулем "рафика", а этот "шевроле" явно был его двоюродным братом.
     В   Рождествено  всего  три  десятка  коттеджей   и  четыре  улицы.  На
автовокзале  его  уже ждали. Из красного микроавтобуса  вышел коренастый,  в
сером костюме малый, и стал ждать, озабоченно озираясь по сторонам.
     - А где сам  Вениамин Борисович?  - подозрительно оглядывая Карташова с
ног до головы, спросил незнакомец.
     - Он просил вас  сразу же  связаться с ним по  мобильнику,  -  Карташов
понимал, что эта процедура нужна им для страховки.
     После разговора по телефону, двое  мужчин и одна  женщина  пересели  из
красного   микроавтобуса   в  "шевроле",   и  Карташов  почувствовал  запахи
французской парфюмерии. "Журавль" уселся  позади,  закурил. Карташов  спиной
ощущал его  немое присутствие  и ему казалось,  что еще секунда и он услышит
последний в своей жизни выстрел. В затылок.
     Он вырулил  на грунтовку  и направился в сторону липовой аллеи. Ехал не
быстро, вглядываясь в  пляшущие  над асфальтом вечерние тени.  "Если  это не
сон, - думал Карташов, - то что? Идиотизм какой-то да и только..."
     Сунул в рот сигарету, но так и не догадался ее прикурить.
     В воротах их встретил Брод. Тут же находился Николай, и гости, вышедшие
из машины, направились в его сопровождении в дом. Брод подошел к Карташову.
     - Считай  на корку хлеба и  сто  грамм ты уже заработал. Сейчас вычисти
обе машины и поставь в гараж. Шланг найдешь под навесом, шампунь и губки - в
гараже, - сказано это было таким тоном, словно так было всегда.


     Тайна загородного особняка


     Брод  на  удивление быстро  восстанавливался.  Выпив стакан  водки,  он
позволил приехавшему хирургу Блузману себя осмотреть. Падая с крыльца он  не
только  подвернул  ногу и  ушиб  плечо -  одна из пуль все-таки зацепила  за
предплечье, оставив на теле кровоточащую бороздку.
     Вскоре  приехала машина  "скорой  помощи"  и увезла  раненых водителя с
охранником Василием. Сам Блузман сидел за столом, рядом с Журавлем, и как-то
неохотно ковырялся в  тарелке с  крабовым салатом. Справа от Журавля  сидела
его спутница, с которой он прибыл в Ангелово. Жгучая,  с правильными чертами
лица, брюнетка могла бы сойти за неписаную  красавицу,  если бы не маленький
шрамик, несколько деформировавший нижнюю губу.
     Брод, на правах потерпевшего, устроился в кресле-качалке, стоящем между
камином и столом.
     -  Веня,  может,  ты  нас познакомишь  с  хлопцем? -  взгляд  в сторону
Карташова.  Журавль,  видимо, хотел  выяснить, в  какой  степени можно  быть
откровенным при постороннем человеке.
     - Это мой старый корефан и если бы не он...Страшно подумать! Ты, Серго,
налегай на еду, не  стесняйся, - Брод раскраснелся и попросил Таллера подать
ему фужер с коньяком. Потом он продолжил петь дифирамбы Карташову, рассказал
как тот спасал его...
     - Выходит, своим вторым рождением ты обязан бутылке  с пивом?- улыбаясь
в усы, спросил Таллер.
     - Да  нет,  меня  вытащил  оттуда этот  парень, и я предлагаю  за  него
выпить.
     Брюнетка  взглянула  на  Сергея  и  в ее  взгляде  промелькнул  женский
интерес.
     Когда выпили, Таллер попросил Карташова рассказать  о себе.  А главное,
что его интересовало - за что тот был осужден?
     Карташову  не  хотелось касаться этой темы, но вопрос  был  задан  и за
столом возникло молчаливое ожидание.
     - Меня осудили за  преднамеренное убийство, - сказал Карташов, - хотя я
никого не убивал.
     -  Ну а все  же? - Таллер  вытащил  из пачки сигарету и зажал ее  между
средним и указательным пальцем. - У нас всегда так - могут взвод мокрушников
отпустить  на свободу, а могут такого, как ты бедолагу, придавить по  полной
программе. Так кого ты, парень, отправил на тот свет?
     - Это длинная и скучная история и говорить об этом сейчас не хочется. А
если коротко - меня просто подставили: из моего табельного оружия застрелили
нескольких человек...
     За столом застыла напряженность. Таллер  стряхнул себе в  ладонь пепел,
что-то раздумывал сидящий в качалке Брод. Он напоминал каменного Будду.
     -  Значит  убийство свалили  на без  вины  виноватого?  - Таллер поднял
кустистую бровь и медленно выдохнул порцию сигаретного дыма.
     - И все пять лет сидел за решеткой? - вяло поинтересовался Блузман.
     -  До самого  побега.  Всего  нас  96 человек в одну ночь  разбежались,
словно  тараканы.  Кто  куда рванул,  а  я  в  Москву.  Думал,  здесь  легче
затеряться.
     - Это верно, Москва еще тот муравейник, - вздохнул Брод.
     - Неужели мы с тобой, Веня, позволим этому геройскому...Мцыри пропасть?
- Таллер длинным, холеным ногтем на мизинце разгладил ус.
     - Я ему обязан жизнью...Ты, Серго, кажется, неплохо водишь машины?
     -  У  меня  армейская специальность -  водитель  танка.  До перестройки
немного работал на ЗиЛе-131, в АТП горисполкома.  В ОМОНе пришлось гонять на
разных марках...Но  у меня нет  никаких документов и мой нынешний социальный
статус - бомж...
     - Об  этом  не  беспокойся, документы сделаем в  течение  сорока восьми
часов.   Значит,  будем   пока  считать  мое  предложение,   как  договор  о
намерениях...
     - Отправил бы ты парня отдыхать, - сказал Таллер, указывая сигаретой на
Карташова.
     - Позовите Николая! - неизвестно к кому обратился Брод.
     Бесшумно в комнату вошел Николай. На нем вместо спортивного костюма уже
был  надет  пиджак в крупную красно-черную клетку. На  лице  -  несокрушимое
самообладание.
     - Забирай с собой  этого... Мцыри  и  отведи его  в  заднюю комнату,  -
сказал Брод охраннику.
     Они поднялись  по не очень широкой лестнице и миновали ярко освещенный,
устланный  ковролитом  коридор.  В  конце  его темнело круглое,  похожее  на
иллюминатор, окно.  Рядом с ним,  по  правую  руку,  дверь  с латунной внизу
пластиной.
     Комната была  небольшая,  с  окном,  выходящим  на  балкон.  Через  его
полукруглую арку  хорошо различалась часть звездного неба,  свет от которого
мягким  колером лежал  на  светлых обоях, отсвечивался в небольшом настенном
зеркале.
     Николай зажег свет и уступил дорогу гостю.
     - Можешь принять  душ,  по коридору, вторая дверь. Завтра утром принесу
одежду...Кстати, какой у тебя размер обуви?
     - Сорок второй, кроссовки можно на размер больше. Брюки...
     - Наверное, пятидесятый, такой же, как  у меня. А теперь разоблачайся и
ложись... Все нормально, отдыхай...
     Охранник ушел, закрыв за собой дверь. Карташова  объяла  умиротворяющая
тишина.
     Сняв добитые  кроссовки,  но  не раздеваясь,  он  улегся на  широкую  с
розовым покрывалом кровать.  И почувствовал как  усталость  равномерно стала
распространяется по всем телу и успокаивать  его. Закрыв глаза,  он думал  о
сестре. Он знал, где она должна  остановиться.  Конечно же,  у своей лучшей,
неизменной подруги Надьки Осиповой. Где это Бескудниково? Раньше она жила на
Арбате, в коммуналке и там он бывал не один раз.
     В какой-то момент, когда он  ушел в дрему, услышал голоса, доносившиеся
с  балкона.  Один из  них  доминировал  -  голос, без  сомнения, принадлежал
Таллеру.
     - Ты пойми, это же огромные деньги даже по нынешним временам. Сейчас на
международном рынке донорская почка знаешь, сколько стоит? Сто тысяч!
     - Да не в  этом дело, черт возьми! Мне  становится как-то не по себе, у
нас еще такого не было, чтобы своего человека в печку...
     Карташов вскочил с кровати и, пригнувшись, приблизился  к  окну. Увидел
колкие сигаретные  огоньки и силуэты двух человек. Он узнал  и  второго: это
был Брод, положивший руки на балконное ограждение.
     - Я понимаю, тебе парня жалко, но ведь он все равно не жилец. Во всяком
случае,  таково  мнение Блузмана, а  он хирург от Бога и  знает свое дело. И
второе: насколько мне  известно, у водителя нет в Москве  родственников, так
что, Веня,  похороны  на  твоей совести, -  Таллер замолчал,  чтобы  сделать
затяжку сигаретой.
     У Карташова от таких речей  по  спине побежали холодные мурашки. Он еще
плотнее придвинулся к окну.
     -  Это  может вызвать  негативную  реакцию  у  моих людей, - Брод  явно
нервничал, о чем говорила легкая вибрация голоса.
     -  А это, извини, от тебя зависит. Я тебе уже давно говорил, чтобы ты с
каждым  своим  сотрудником заключил  контракт -  после смертельного  ранения
каждый из них  автоматом становится  нашим донором. Конечно, такие контракты
обойдутся нам в копеечку, но  зато каждый будет, во-первых,  себя  беречь, а
во-вторых, сможет обеспечить  материально себя и  свою  семью...Я  предлагаю
честный  вариант...Мне  тоже  жалко твоего водителя...Я  звонил  в  клинику,
парень умер, когда  его уже вносили в больничный бокс... Едва успели сделать
резекцию,  еще  бы  немного и  ливер  хоть  выбрасывай...Василий,  возможно,
выкарабкается, а если нет...
     -  Я уже  говорил с  Николаем и  Валентином  и они в принципе не против
подписать такой контракт..
     - Ладно, забыли об этом! Дай завтра  своему спасителю боевое  задание -
пусть с  кем-нибудь  из твоих людей съездит к Блузману и заберет оттуда тело
водителя. Заодно это будет неплохой проверкой...Ты понял?
     - А куда останки на этот раз везти? На Ваганьковское, что ли?
     -  Перестань, Веня, острить,  пусть отвезут  в крематорий  на Митинском
кладбище. Впрочем,  не мне тебе  объяснять нашу обычную  схему. Ты  когда-то
говорил, что в крематории работает свой "печник"...
     - "Печник" действительно есть, но после реконструкции крематория,  туда
надо возить только в гробах...
     -  Но это же не  проблема!  Дай  этому "печнику"  наличку  раза  в  три
превышающую  его официальную  зарплату,  и он  тебе  родную  маму засунет  в
огонь... А гроб ведь не проблема...В гробу даже эстетичнее...
     Таллер посмотрел на часы.
     - Мне, пожалуй, уже пора. У тебя есть  какие-то версии насчет налета на
Рижском вокзале?
     -  Сколько  протезов мы  должны  рижским заказчикам?  -  вместо  ответа
спросил Брод.
     - Ты думаешь, это они тебе устроили такую презентацию?
     - Другого  варианта  у меня пока нет. Никто  кроме тебя и меня не знал,
что я поехал в "валютку"...Правда,  водила и охранник, разумеется, знали, но
об этом я им сказал за пять минут до нападения. Значит, они не в счет. Когда
последний раз тебе звонили из Латвии?
     -  Если  не ошибаюсь,  в прошлый  четверг. Я им объяснил нашу ситуацию,
сказал, что поскольку война в Чечне почти закончилась, появились  проблемы с
донорами...Нет, я не думаю, что эти вышибалы прибыли из Латвии.
     - Не знаю,  -  голос Брода потух. - Возможно,  вышла какая-то накладка,
меня не за того приняли. Сейчас никто ни от чего не застрахован...
     - Разберись. Такая неопределенность  может нам  выйти  боком, -  Таллер
щелчком послал сигарету вниз. - Сколько в дипломате было денег?
     -- Почти сто тысяч долларов...
     -- Что ж, придется тебе как  следует потрудиться,  чтобы компенсировать
эту сумму, - в голосе Таллера послышалась отчетливая отчужденность.
     Силуэты  сместились  в сторону,  хлопнула балконная  дверь  и Карташов,
недоумевая и теряясь в догадках, отошел от окна и сел на кровать. Ложится не
стал. Затем он вышел из  комнаты и по коридору дошел до лестницы и спустился
в холл. Когда  глаза привыкли  к темноте, он подошел  к столику, на  котором
стоял телефонный аппарат. Присев на корточки, на ощупь стал набирать номер.
     Тревожное ожидание охватило его. Однако  ночные гудки  были невозмутимо
ритмичны  и умиротворенны.  Они долго  тревожили  своим токката  эфир,  пока
наконец в  них  не  вклинился  несколько сонный  и грубоватый  голос  Надьки
Осиповой. Она сразу же поняла, кто звонит.
     - Зову, - сказала она и Карташов от волнения ощутил загрудинную боль.
     Он нервно выдернул из кармана пачку сигарет, однако прикурить не успел.
Увидел   как   прямоугольник  двери  колыхнулся  и   в   проеме  обозначился
человеческий силуэт.  Сергей  зажмурился  -  внезапно зажегшаяся хрустальная
люстра буквально ослепила его. Это был охранник Николай. Пола его клетчатого
пиджака нарочито распахнута и  Карташов отчетливо рассмотрел желтую кобуру и
выглядывающий из нее вороненый взвод пистолета.
     В трубке на истерической ноте  слышался  голос Светки: "Сережа, это  я!
Где ты?"
     - Положи трубку, - тихо сказал охранник.
     Карташов, сглотнув липкую слюну, осторожно опустил трубку на рычаг.
     - Встань и иди к себе, - бесцветным голосом приказал Николай.
     - Мне надо переговорить с твоим шефом, - сказал Карташов.
     - Он в отличие от некоторых имеет привычку по ночам спать.
     - Я хотел позвонить сеструхе, она наверняка там сходит с ума...
     Охранник вытащил из внутреннего кармана пачку "Кента" и закурил.
     - Возможно, этим звонком ты уже засветился и теперь подставляешь нас.
     - Да брось ты, Никола,  нести ахинею!  Кому  ты  нужен? - злость помимо
воли клокотала в Карташове.
     Николай смял в пепельнице сигарету и вытер ладонью губы.
     - Я тебе сейчас показал бы, кому я нужен, если бы завтра нам с тобой не
нужно было  мотаться  по Москве, -  Николай сжал кулак и сильно ударил им по
открытой ладони. -  Иди, старик, наверх и поспи. Еще раз здесь увижу - пеняй
на себя.
     - Ты  мне,  кажется,  угрожаешь?  - лицо  Карташова  осело  бледностью.
Нащупав под рукой тяжелую пепельницу, он сделал шаг к охраннику. Но тот даже
не пошевелился,  лишь едва  заметным движением еще больше приоткрыл доступ к
пистолету.
     - Перестаньте,  черти, петушиться! - откуда-то  сверху  раздался  голос
Брода.
     С  лестницы  спускался   Вениамин.  Он   был  в  шлепанцах,  его  худые
нетренированные  ноги выглядывали из-под зеленого атласного халата.  Под его
черными,  несколько выпуклыми  глазами, висели  синие  мешки  - следы  удара
переносицей о цементные ступени.
     - Николай, оставь нас с Серегой, - сказал  Брод и плотнее запахнул полы
халата. - Садись, Мцыри, в ногах правды нет...
     Пока  он наливал себе в бокал  сока, пока пил  его и потом закуривал, в
гостиной стояла прихотливая  тишина. И эту тишину, ему  навязанную, Карташов
ненавидел больше всего на свете.
     Брод, затянувшись в охотку сигаретой, участливо поинтересовался - в чем
дело и какие у него возникли с Николаем проблемы?
     Карташов рассказал.
     - Я его  чуть было  не звезданул вот этой  пепельницей.  Извини,  Веня,
погорячился. Хотел сестре позвонить, небось с ума сходит...
     - Это моя вина, - сказал Брод. - Мне надо было тебя предупредить, что в
такие суматошные  дни мы стараемся отсюда не звонить.  Не  забывай,  живем в
электронный  век, сейчас любой  бомж может подключить к  сети распознаватель
голоса...
     Карташов пожал плечами.
     - Ерунда  это.  Какой,  к бесу, распознаватель среди десяти  миллионов,
проживающих в Москве, может хоть что-то определить? Например, мой голос...
     - Хорошо, не будем об  этом...Выпей  сока и, если хочешь, сейчас закажу
Николаю яичницу, с лучком и с водочкой.
     - Да меня воротит от всего. Вся жизнь на дыбки встала, - Карташов снова
закурил.
     -  Ну  не сегодня же,  черт возьми,  все это произошло!  Давай не будем
ныть, а я постараюсь сделать все, чтобы тебе встать на  ноги. Завтра мы тебя
сфотографируем и сварганим документы. Сделаете с Николаем кое-какую работу и
все - гуляй, казак!
     - Да  не в  этом дело! Мне  надо  позарез  повидаться  со  Светкой. Она
тратила  последние  деньжата  на дорогу,  нервничала  с визой,  а  тут такой
облом...
     Брод слушал  и кивал лобастой головой.  Редкие волосы  от этих движений
сбивались на загоревшие залысины.
     -   Ну,  это   не   проблема.   Расходы  постараемся  компенсировать  и
организовать с ней встречу...Но  в крайнем случае  можешь  позвонить сестре,
только не отсюда. Будете с Николой в городе - звони, сколько душе угодно. Но
только не из одного места. Быстренькое засекут и вот тогда опять сядешь...
     Брод широко, неприкрыто зевнул. За день умаялся. Отпив  из хрустального
фужера апельсинового сока, он поднялся с кресла.
     - Уже  половина четвертого, а в шесть вставать, - он обнял Карташова за
плечи.  -  Главное, Мцыри,  не психуй и  не поддавайся панике.  Иди к себе и
хорошенько выспись.
     И они в обнимку пошли по лестнице наверх.
     В комнате Карташов долго стоял у окна. Уже начало развидневать. Вдалеке
чернела полоска леса, а над ней нежно курчавились первые всполохи восхода.
     Лежа  в  постели,  он  размышлял  о  своей  жизни, об  неотвратимости и
кажущейся  случайности  каких-то событий,  и  мысли  потихоньку  увели его в
сновидения...


     Визит в крематорий


     Завтракали  втроем: Брод,  Николай и Карташов.  Его несколько  удивило,
когда сидящий напротив него охранник взял блюдо с осетриной и протянул ему.
     - Попробуй-ка, по-моему, засол что надо.
     - Идет, - буркнул Сергей и вилкой подцепил два тонких пластика рыбы.
     Около трех часов дня он услышал звук автомобильного движка и  подошел к
окну. Во дворе стоял  вишневого цвета "фольксваген ",  от которого в сторону
крыльца шагал  человек  с  большой  через плечо сумкой. Через  пару  минут в
комнату вошел Николай и сказал: "Пойдем, Мцыри, фотографироваться". Внизу, в
холле, их ждал фотограф, раскладывающий на столе богатую аппаратуру.
     Съемка  заняла  не больше  десяти минут,  после  чего фотограф сразу же
уехал.  А  буквально через два  с  половиной часа к Карташову  вошел  Брод и
протянул документы: паспорт, водительские права и техталон. Сергей кое-что в
жизни повидал, но такая оперативность его просто потрясла.
     - У тебя что, волшебники трудятся? - спросил он у Брода.
     Заглянул  в  паспорт.  Шмыгнул носом, не зная, куда  деть руки и глаза.
Однако все три документа  уверенно засунул  во  внутренний  карман ветровки,
висевшей на спинке стула.
     -  Теперь ты коренной москвич...Анатолий Иванович Карпенко, - сказал  с
улыбкой Брод, - Можешь лететь на все четыре стороны.
     - И чем я тебе за это обязан?
     -  Перестань,  кто  кому  обязан, это  еще  большой  вопрос...  У  меня
освободилась  одна  штатная  единица,  если  не  возражаешь, можешь  у  меня
поработать.   Правда,   день  ненормированный,   оплата  почасовая   и  плюс
премиальные за риск. Молоко за вредность будешь покупать за свой счет...
     Когда Брод улыбается, у него на лбу кожа туго натягивается и становится
гладкой, словно отутюженной.
     - А если я твое предложение не приму, эти ксивы заберешь назад?
     - Ты не спеши. У тебя  есть  время  обдумать, но независимо от этого, я
попрошу тебя  завтра  съездить  с Николаем в  одно  место.  В дороге  хорошо
думается,  но я  тебе, Мцыри,  честно  скажу  -  я  хотел  бы, чтобы  ты мое
предложение принял.
     - А мне, собственно, выбирать особенно не  из  чего  и, возможно, мы  с
тобой договоримся.
     - Вот это то, что мне надо. А теперь,  Серго, давай выкладывай,  как ты
оказался в Москве и что ты делал на Рижском вокзале?
     Во  время рассказа  Брод  реагировал отдельными репликами и  наводящими
вопросами типа:  "Сколько дней  рыли подкоп?"  или недоверчивым: "И  все  96
человек дали деру  в  одну  ночь?"  Иногда в  его  словах  сквозило  ирония,
которая, впрочем,  сменялась  сочувствием,  а  порой и  состраданием.  Когда
Карташов кончил говорить, Брод с сожалением сказал:
     -  У  нас  в  Латвии  есть  деловые  интересы,  жаль  тебе  нельзя  там
показываться...
     - Даже с такими документами?
     Вечером к нему зашел Николай и сказал, чтобы он спустился вниз. Там уже
находился Брод, сидящий в кресле напротив телевизора.
     - Садись, Мцыри, послушаем, что о нас  будут  говорить,  -  Брод указал
рукой на рядом стоящее кресло.
     И  действительно, к концу  "Вестей"  диктор  рассказала о  криминальных
разборках.  На экране, крупным  планом, возникло элегантное здание  Рижского
вокзала  и голос за  кадром  прокомментировал:  "Вчера, среди бела дня, двое
неизвестных пытались застрелить  спускавшегося по этой лестнице неизвестного
человека,  выходящего  из пункта  обмена  валюты.  Однако его охранник  убил
одного  из  нападавших,  а  другого  нападавшего  оглушил  бутылкой  с пивом
какой-то посторонний  и  до сих пор  тоже не установленный человек.  К слову
сказать, этот  же  человек помог жертве нападения  и его раненому  охраннику
сесть  в  машину  и  скрыться с  места  происшествия.  По  факту  разбойного
нападения возбуждено уголовное дело, ведется расследование".
     Затем  видеокамера наехала  на зелено-белый фасад  вокзала  и  Карташов
увидел отчетливые следы от пуль. Огромная витрина была забита куском фанеры.
Через  мгновение на  экране  появились  два  фоторобота. Первый,  по  мнению
уголовного  розыска  должен  соответствовать  человеку,  на  которого   было
совершено нападение, а второй - тому, кто помог жертве уносить ноги.
     Брод прокомментировал:
     - Вот после этого и  скажи,  что наша  милиция  не умеет работать.  Эти
фотороботы похожи на нас так же, как оглобля на удочку.
     - Не  скажи, меня  они схватили более или менее  правдоподобно,  только
слишком пышные усы пририсовали...
     - Потому что ты на вокзале долго ошивался и тебя могли видеть сразу сто
человек...
     - Это скорее всего  работа спекулянтки,  которая приставал  с билетами.
Дешевка  щербатая...А почему  нет  фоторобота  третьего,  того, кто с  твоим
кейсом оторвался на девятке? Тип с бородавкой на щеке...
     - Долго им придется искать иголку в стоге сена, тем более, если ее  там
нет. Иди,  Мцыри, и спокойно отдыхай. Это хорошо, что этот фильм про себя мы
с тобой увидели...
     -  Но для тебя было  бы  лучше, если  бы  еще сказали, кто тебя пытался
расконторить.
     - Это дело времени, Бог не фраер, он шельму метит.
     Ближе к ночи у Карташова разболелся желудок. Словно кол  вбили в правое
подреберье. Он порылся в карманах и достал упаковку "Викаира". Заодно принял
снотворное, которое однако оказалось бесполезным.
     Он  лежал  с  открытыми  глазами  и  мысли,  словно   цветные  бабочки,
перелетали с одной веточки воспоминаний на другую.
     Утром его разбудил Николай.
     - Примерь,  -  сказал он  и кинул  на кровать темный  костюм. Рубашка с
галстуком уже лежали на кресле. Кожаная куртка - на стуле.
     -  Одну минутку,  только  сполоснуть,  -  он  привык  утро  начинать  с
холодного душа.
     Сорочка оказалась немного узкой в плечах, зато костюм пришелся в  самую
пору.
     -  Жених,  мать твою!  -  воскликнул охранник.  -  Ты,  старик, неплохо
поднакачен, наверное, за колючкой зря время не терял.
     -  Это  остатки былой  роскоши,  -  Сергей  никак  не  мог справиться с
галстуком. Отвык.
     Помог Николай.
     - Если  завязать двойным узлом, - сказал  он,  - будет короток, а надо,
чтобы до ширинки...По моде...
     - Завяжи, как у тебя, а заодно открой секрет - куда поедем?
     -  Рабочее задание даю не я. Поправь манжет и застегни вторую  пуговицу
на пиджаке.
     Основательно позавтракали, после чего состоялся разговор  с Бродом. Тот
уже был причесан, лоб и  щеки  блестели после только что  принятого душа. По
всему было видно, что человек вполне оклемался.
     - Никола, - обратился  Брод к охраннику,  -  покажи  Карпенко  Анатолию
Ивановичу  Москву,  после чего...  - он  взглянул на  часы,  -  Примерно,  к
двенадцати  подъедите  к  клинике  и возьмете  груз.  По дороге  купи  Мцыри
солнцезащитные очки-хамелеоны.
     - Какую брать машину?
     - "Шевроле", сегодня груз габаритный, - ответил Брод.
     Карташов   пошел  следом   за  Николаем.  Во  дворе   он   заметил  два
телемонитора,  вдоль  забора  вышагивал  невысокого  роста  парень в кожаной
куртке, другой стоял у ворот.
     Брод открыл  двери - пологий  спуск вел в гараж. Он был ярко  освещен и
Карташов  увидел те же машины, которые он уже видел в первый день пребывания
в Ангелово.
     - Слышь, Никола,  от проверок  на дорогах  уклоняйтесь.  Этого  нам  не
надо...
     -  Зачем  Веня это  говорит, ведь у  меня  ксивы в  порядке?  - спросил
Карташов охранника.
     - Дело не в тебе, а в том, что мы повезем.
     - Ракету, что ли?
     -  Не  говори ерунды. Все совершенно невинно по  сравнению  с тем,  что
сегодня творится  кругом. Выедешь из  ворот, сворачивай направо и поезжай до
второй поперечной улицы.
     Николай был в  роли штурмана - подавал команды и Карташов, приладившись
к управлению, довольно уверенно мчался  по  улицам Москвы. Он ее не узнавал.
После побега из лагеря, скитался по Подмосковью, связался с  бомжами и почти
никуда из шалманов не выходил. Сейчас город для него распахнулся во всю свою
могучую ширь. Нарядные витрины и тысячи афиш и убойная реклама, в полдневных
лучах  солнца,  особенно притягивали  взгляд. Иногда  он мимолетно оглядывал
толпу,  выхватывал из  нее лица отдельных женщин, как будто надеялся увидеть
среди них свою сестру.
     - Сейчас заедем на Поклонную гору или потом? - спросил Николай.
     - Давай сначала сделаем дела, а потом отправимся на экскурсию.
     Позади   остались   Нижегородская  улица   и   шоссе   Энтузиастов.  По
Госпитальному валу они въехали на проспект Буденного.
     - Возле  метро "Семеновское"  свернешь на грунтовку...Нам  нужна  улица
Ткацкая, возле Старообрядческого кладбища.
     - Понятно, - Сергею не хотелось говорить. - Включи, Никола, магнитофон,
попросил он охранника, и взял из пачки сигарету.
     - Вон, видишь,  блестит небольшое озерцо? Объедешь его с правой стороны
и возле коричневого заборчика тормознешь.
     Карташов  так  и  сделал  и  был  немало  удивлен,  когда  "заборчиком"
оказалась настоящая Китайская  стена, выложенная из гранитных блоков. Сквозь
крону  старых  кленов угадывался угол особняка,  с большими окнами и красной
черепичной крышей.
     - Немного  подожди  здесь, - сказал  Николай и  едва уловимым движением
выдернул ключ зажигания. - Не обижайся, старик, это на всякий случай...
     - Мне-то что, -  Карташов  в приоткрытую дверь  смотрел на  озерцо,  по
которому плавали десятка полтора жирных уток. "Не доверяет хмырь", - но  это
открытие, высказанное про себя, его ничуть не тронуло.
     Из открывшихся ворот вышел Николай. Он вернул ключи, но сам в кабину не
полез, видимо, хотел сгладить не совсем корректную ситуацию.
     - Поезжай  на  территорию и  остановись возле второго  крыльца, - велел
охранник Карташову.
     Двор был широкий, с асфальтовыми дорожками, всюду густо разрослись туи,
жасмин и рододендроны. Было ощущение будто он попал в ботанический сад...
     Заглушив  мотор и  положив  руки  на  баранку,  он стал  ждать.  Однако
отдыхать ему долго не пришлось: подошедший Николай  позвал его за собой. Они
поднялись  по крыльцу из  шести  ступенек и  сразу,  за  порогом, попали  на
лестницу, ведущую вниз. На них дыхнуло каменной прохладой.
     Пройдя  два  длинных   коридора,   они  оказались  в  ярко   освещенной
резекционной.  На обитых алюминием столах лежали разрезанные трупы. На груди
полного мужчины поблескивал кем-то оставленный  скальпель. Пахло хлороформом
и лизолом.
     К горлу подкатила тошнота.
     - Здесь курить можно? - спросил он Николая.
     - Подожди, еще успеешь насосаться.
     Лицо охранника тоже побледнело и сделалось не к месту озабоченным.
     Из дальней двери вышел человек в зеленом халате и шапочке,  закрывающей
лоб и брови. Карташов  узнал  того, кто вместе с  Таллером позапрошлой ночью
был  в Ангелово. Хирург Блузман...На лице эскулапа лежала печать усталости и
озабоченности. Они пошли за ним, и  вскоре, за обитой жестью дверью  увидели
деревянный, не обтянутый материей гроб.
     - Справитесь вдвоем? - спросил Блузман и уступил им дорогу.
     Вопреки ожиданиям, гроб  оказался вполне  подъемным  и  они  без  труда
вынесли  его  комнаты  и  направились на  выход. Прошли оба  коридора  и уже
показалась лестница, когда вспотевшие пальцы Карташова  соскользнули и гроб,
потеряв равновесие, с грохотом полетел  на пол.  Крышка  сдвинулась и  углом
больно ударила по ноге оторопевшего Карташова.
     Бывают вещи, на которые лучше не смотреть. Они увидели то, что осталось
от  выпотрошенного   водителя   Брода.  Торчащие   концы  ребер   напоминали
металлическую  арматуру бетонного  желоба. Живот  - открытое вместилище, где
вместо печени, желудка  и кишок  лежали  окровавленные куски ваты. Но  самое
отвратительное заключалось в том, что ноги и голова лежали рядом.
     - Возьми, придурок, себя в руки! - прикрикнул Николай, стараясь поднять
и уложить на место крышку гроба.
     Карташов не  проронил ни слова. Сдерживая рвотные позывы,  он со  своей
стороны приладил крышку, и снова взялся за днище.
     - Тащим, - сказал он, и подал всем корпусом вперед.
     Когда поднимались по лестнице, крышка снова угрожающе начала сползать и
чтобы удержать равновесие, надо было идущему позади  Карташову, поднять гроб
до уровня груди.
     Он  чувствовал  себя отвратительно. Казалось, нормальная жизнь навсегда
кончилась  и он попал в  какую-то кошмарно-запредельную ирреальность.  Но на
улице, оглядевшись,  он увидел вокруг  себя прекрасный  зеленый мир, голубое
небо и яркие бутоны рододендронов, росших вдоль освещенных солнцем дорожек.
     Задвинув гроб в машину, закурили.
     - Что это за контора? - указывая сигаретой на здание, спросил Карташов.
     - Экспериментальная клиника. Нас такие вещи не должны интересовать, тем
более, мы сейчас поедем в более интересное место.
     Движение на Пятницком шоссе было интенсивное и Карташов стал ошибаться.
Дважды, меняя полосы, он чуть было не подставился под бамперы КАМАЗа.
     - Если не соберешься, можем оказаться в его положении, - Николай мотнул
головой в сторону кузова, где стоял гроб.
     - Этого  нам все равно не избежать, - философски отреагировал Карташов.
От мельтешения машин и людей у него заслезились глаза.
     Когда свернули  с  шоссе  и  подъехали  к  воротам,  Карташов  прочитал
вывеску: "Митинское  кладбище". Справа виднелись желтое кубообразное здание,
от которого черной свечкой вверх уходила дымовая труба.
     -  Заезжай в ворота и рули вон  к  тому двухэтажному  домику, -  сказал
Николай.
     Притормозил как раз напротив заржавевшей таблички: "Крематорий".
     Послышались душераздирающие  ноты, из-за  угла дома  выходила  траурная
процессия,  впереди которой медленно  двигался черный лакированный катафалк.
Обогнув росшие у  стен крематория молоденькие  сосенки, процессия по дорожке
направилась вглубь  кладбища. В глаза бросались характерные уголовные  лица,
сопровождавших  катафалк. Венки в их  руках напоминали по размерам  скаты от
трактора "Беларусь". Они заметно оттягивали руки и ленточки от венков вместе
с длинными полами модных плащей полоскались у самой земли.
     - Подай немного вперед и за мусорными контейнерами остановись, - сказал
Николай.
     Когда  припарковались,  охранник  опять  вытащил  из  колонки  ключи  и
отправился  улаживать  дела.  Карташов,  чтобы  не  сидеть  в  тоске,  вышел
размяться. У  стены,  накиданные  друг на друга,  лежали мощные  колосники -
обожженные,  потерявшие  в  испепелении  человеческих  тел свои  огнеупорные
качества. Тут же находились отслужившие свое газовые  горелки,  напоминавшие
по форме  реактивные  сопла.  Хоздвор,  хотя  и был  заасфальтирован, однако
наводил  на   размышления  о  российском  разгильдяйстве.   Три   гигантских
контейнера  были  переполнены  кладбищенским  мусором,  а рядом  с  ними  он
разглядел под  остатками венков  порядочную кучу пепла.  Он подошел к  ней и
шерохнул ногой. То, что он увидел, заставило его отвернуться. Это был  кусок
человеческого черепа  с  чудом сохранившихся  остатками седых волос.  Сергей
отошел к машине, едва  сдерживая тошноту,  взял  в рот сигарету. "Куда  меня
занесло? " - изумился он прихотям судьбы.
     Он  осмотрел рулевую  колонку,  ища подходы  к  электропроводке,  чтобы
соединить ее напрямую. Однако фокус не удался: на крыльце появился Николай в
сопровождении  пожилого,  в  рабочем  сером  халате  мужчины.  Тот  на  ходу
закуривал, кашлял, сморкался на отлет и все это делалось одновременно. Когда
они подошли к машине, Николай сказал: "Давай, Мцыри, подавай к крыльцу", - и
бросил ему ключи.
     Когда  человек  в  халате  заговорил,  Карташову  показалось,  что  это
раздался скрежет железа о битое стекло.
     -  Мы  его  аккуратненько, без очереди поставим  на  салазки и поддадим
жару, - скрежетал голос "печника".
     Втроем  они вытащили из "шевроле" гроб  и, преодолев несколько ступеней
лестницы и  один  поворот, попали в небольшое помещение,  где  было жарко  и
приторно пахло шашлыками. Карташов обратил внимание на то,  как за чугунными
дверцами двух печей полощется белое пламя с синими языками. Две другие печи,
судя по снятым заслонкам  и  куче сложенных  возле них огнеупорных кирпичей,
находились в ремонте.
     -  Один  момент, я счас,  -  скрежетнул "печник" - закончу эту плавку и
возьмусь за вашего.
     И действительно, через пару минут он сделал то, что полагается делать с
сгоревшим, превратившемся  в пепел товаром.  Прочистив колосники и сбросив в
отдельный поддон пепел от трупа, он выкатил из печи нечто похожее на носилки
с колесиками. На них и поставил гроб.  "Печник"  несильным  толчком задвинул
его  в горячее чрево  и  закрыл  дверцу. Нажал на  красную кнопку  и процесс
предания огню того, что осталось от человека, начался.
     Николай стоял бледный, хотя и  при внешнем спокойствии. Карташов отошел
к холодной печи и отвлеченно стал рассматривать ее обнаженное жерло. "Вот он
натуральный ад, - думал он, - его изобрели люди для себе подобных". Он видел
как Николай, открыв свой пухлый портмоне, извлекал оттуда зеленые бумажки. И
слышал, как жестяной голос "печника" лебезил:
     -  В  любой  момент  -  пожалуйста,  милости   просим.  Только  давайте
посмотрим, когда я в следующий раз дежурю.
     Они подошли к висевшему на стене графику и  Николай, вытащив из кармана
ручку и записную книжку, внес в нее нужную информацию.
     Карташову хотелось простора.  И когда они, наконец, оказались на улице,
он  широко раскрыл рот и  стал  втягивать в легкие  воздух. И опять в ноздри
шибанул далекий шашлычный парок.
     Уже в дороге, Николай по мобильнику куда-то позвонил и, видимо, доложил
о проделанной работе. Скорее всего он разговаривал с  Бродом, ибо в какой-то
момент охранник, взглянув на Карташова, сказал в трубку:
     - Пока держится молодцом, только много курит. Конечно, заедем...
     Дважды Николай корректировал курс, пока они не оказались в Рождествено,
у торгового комплекса.
     -  Тебе,  Анатолий Иванович, какая оправа больше нравится - роговая или
металлическая?
     Озадаченный  вопросом,  Карташов  не  сразу  понял,  о чем  идет  речь.
Догадался, когда увидел как  охранник входит в дверь, над которой серебристо
отливает  слово "Оптика".  Его  словно  током ударило. Он бросил  взгляд  на
колонку - ключи на месте. "О черт, может, у меня второго такого шанса больше
не будет", - подбодрил  он себя и  включил зажигание. Подав  машину  немного
назад,  он  объехал стоящий впереди  старый  "москвич" и выехал на  середину
улицы. Машина торопливо набирала обороты и он ее не сдерживал...
     Через десять минут  он уже был в Новобратцевском  и припарковался возле
коммерческого киоска. Купил бутылку минералки и пачку сигарет. На его удачу,
в "бардачке" нашел путеводитель по Москве и  по нему сориентировался. Надька
Осипова жила на  Дмитровской улице и в его памяти  еще сохранились кое-какие
приметы.  Он  вновь  выехал  на  Пятницкое  шоссе  и,  попивая  из  горлышка
минералку, подался навстречу своей  судьбе. И впервые за последние недели на
душе  у него  посветлело. Ведь ничего плохого он не  сделал - машину вернет,
перед Бродом извинится, но зато увидится со Светкой.  Он уже ощущал на своих
губах приятную теплоту ее щеки.
     Но, видимо, фортуне в  тот день  не сиделось на месте.  Обогнув тяжелый
трейлер,  он, что называется, лоб в лоб столкнулся с  постом гибэдэдэшников.
Хотел  тормознуть, но сзади напирал  фургон,  а  спереди шли одна  за другой
легковые машины.
     Милиционер  в  белых  крагах  и  белой  портупее,  вразвалку, подошел к
"шевроле" и козырнул. "Главное, чтобы у меня не дрожали руки, - пронеслось в
голове Карташова.  - Если  ручонки  дрогнут, сегодня  же  моя  задница будет
полировать нары  СИЗО". Почти  не  дыша,  он протянул в  форточку документы.
Краги слетели  с  рук  милиционера и  улеглись  у него  у него  под  мышкой.
Заглянув в права, капитан кинул равнодушный  взгляд на  Карташова. Пролистал
техпаспорт  и  замедленным движением все вернул. Только спросил: "Как насчет
оружия, взрывчатки?"
     - С этим у меня все в порядке, - сглотнул липкую слюну Карташов. - Жить
еще не надоело...
     -    Тогда    немного    погазуй,    кажется,     у    тебя    неполное
сгорание...Углекислого газа больше нормы...
     Он нажал на акселератор.
     - Дымит, словно сковорода с салом... Когда последний раз проверялся?
     - На техосмотре все вроде бы было в норме...
     - В норме? Тоже мне оптимист, - милиционер протянул документы, и так же
вразвалку, пошел к следующей машине, которую остановил его напарник.
     Справа  проплыла  башня  жилого  небоскреба,  слева,  в дымной  низине,
показались три огромные трубы какого-то завода и  он вспомнил,  что это одно
из предприятий, день и ночь кремирующих бытовой мусор.
     Он закурил, но это не помогло. Ожидание  встречи со  Светкой  буквально
трепало   каждый  нервик,   поднимало  в  нем  мутную  волну  противоречивых
ощущений...


     Засада


     Шестнадцатиэтажный дом,  где жила Надежда Осипова, находился на окраине
микрорайона, среди таких же как сам исполинов, у подножия которых приютились
многочисленные  киоски,  трансформаторная  подстанция, "ракушки"  гаражей  и
тенистая рощица из кустов акации и молоденьких лип.
     Машину Карташов поставил  с тыльной стороны дома, за подстанцией. Войдя
в подъезд,  он ощутил  тошнотворный  запах  человеческой  мочи.  Он не  стал
дожидаться  лифта  и  бегом  устремился  вверх по  лестнице.  Преодолев  три
пролета,  он вдруг услышал приглушенные голоса. Он замер, сдерживая дыхание,
предчувствие  опасности  стальным скребком прошлось по хребтине  и  достигло
затылка.  Он  поднял  голову,  прислушался. Но его  внимание привлек  другой
шумок, идущий снизу. Он наклонил голову к перилам,  пытаясь  хоть что-нибудь
разглядеть внизу.  Однако  вместо визуальной  картинки он услышал отчетливые
слова:  "Слышь,  Сеня,   "черный  берет",  кажись,  бежит  к  вам,  готовьте
наручники".
     Ловушка?
     Карташов  сделал  два  шага назад,  остановился  и  снова  поднялся  на
несколько ступеней. Внизу послышался топот ног. Сколько их - он не знал. Его
мозг  на  мгновение заволокло какой-то  мутной пеленой.  Еще  раз прильнув к
перилам, он разглядел в их переплетениях нескольких человек - в гражданке, с
хищно-агрессивной  поступью, пружинистым шагом. И чтобы не обнаружить  себя,
он на цыпочках, мелким перебором ступеней, устремился им навстречу. Поворот,
еще поворот  и  - лицом к лицу. Он  прыгнул, выставив вперед ногу,  и словно
снаряд  обрушился  на  того,  кто  бежал  первым.  Это  был усатый,  плотный
оперативник,  оказавшийся неготовым  к  подобного рода  экспромтам. Он хотел
увернуться от ноги Карташова, но ему  помешал его  товарищ, тоже не успевший
избежать столкновения с летящим на них человеком.
     Удар каблуком пришелся в переносицу и, наверное,  Карташову  удалось бы
уйти, если бы  не проворность двух  других  оперативников.  Его схватили  за
ворот, за правую руку, за волосы, и с нещадящей силой  вбили  лицом в стену.
Он  услышал как один сказал другому: "Подними  эту мразь и  еще  раз проведи
харей  по полу...За папу, за маму и нашего Витюшу..." Очевидно, они имели  в
виду того, кого Карташов сбил с ног и теперь лежащего лицом вниз на ступенях
лестницы.
     Сверху сбежали еще трое оперативников и, подхватив Карташова, поволокли
вниз. Была страшная толчея, его то несли, то бросали и тогда его ноги бились
о ступени. На самом  выходе его еще  раз припечатали лбом к почтовым ящикам,
провели  по  ним,  словно  старались  сгладить  черты  лица,  умыть  кровью,
сшелушить кожу...
     Его выволокли на улицу  и кинули  в открытые двери  "рафика"  и  где-то
далеко-далеко в ощущениях он выделил в запахах крови -  запахи мочи и старой
блевотины. Его стало рвать.  От каждого надрывного движения голова билась  о
металлические  ребра  кузова,  сознание   проваливалось  и   возвращалось  в
томительных муках.
     -  Один  мудак, кажется,  отбегался, - глухой,  кашляющий голос  подвел
какую-то черту.
     -  Надо было  этому  Монте-Кристо  отбить яйца...Он же,  сучара, небось
бежал к бабе, трахаться захотелось...
     - Это ей надо кол вбить в п...у, чтобы зря не манила.
     - Поехали! - раздался командный, срывающийся от тяжелого дыхания голос.
     Карташова качнуло. Щека ощутила мешающую  бугристость, от которой несло
гуталином. Он приоткрыл глаза и увидел носок зашнурованного ботинка.
     Он  чувствовал  себя  так  же  скверно, как  чувствовал  после  первого
выпитого стакана водки. При  июльской жаре, на тощий мальчишеский желудок, с
единственной   закуской  -   чинариком   папиросы  "Спорт".   Его  мутило  и
выворачивало...
     ...Когда его вырвало, тот  же  ботинок, который был ближе к его  виску,
отодвинулся  и  саданул  в скулу. "Сволочи",  - еле слышно выдавил  из  себя
Карташов.
     - Гондон, он еще оскорбляет, - сказал один из оперативников.
     -  Приедем  в отдел,  устроим  ему  небольшую  корриду.  Я из-за  этого
пикадора сегодня потерял целый день. Моя на садовом участке одна вкалывает.
     И когда, казалось, мрак и туман навсегда покрыли его сознание,  "рафик"
вдруг резко  стал  тормозить. Карташова бросило  вперед,  но чей-то  жесткий
носок ботинка ударом в  лоб остановил его. Опять стошнило. Но что приятно: в
неожиданно  открывшуюся дверь пыхнул  прохладный ветерок, ласково  пригладив
измученный затылок. И начался какой-то Армагеддон: за свежей струей воздуха,
вдруг навалилась горячая волна - с треском, цоканьем, безумным звоном железа
и мелким дождиком из стеклянной крошки.
     -  Смотри,  бля, что они с нами вытворяют,  - удивленно воскликнул тот,
который  сетовал  о потерянном дне. - Да  они нас  в упор  мочат... И  голос
увял...
     Карташов приподнял  голову,  огляделся.  И  не  поверил  своим  глазам:
оперативники,  которые   еще  секунду   назад  издевались  над  ним,  теперь
придавленные  автоматной очередью к пахнущему  мочой  полу,  затаив дыхание,
притворялись мертвее мертвых.
     Чьи-то  цепкие руки выдернули его из дымного ада и  куда-то понесли. Он
услышал знакомый голос:
     - Ты живой, Мцыри?
     -  Пить,  - еле слышно  прошептал  Карташов,  но ему  никто не ответил.
Хлопнула дверца и его тело вновь ощутило движение.
     В себя он пришел в гараже, откуда они с Николаем выезжали на задание.
     - Сам можешь идти? - спросил его тот же знакомый голос.
     Карташов  поднял  голову -  над  ним стоял Брод, в глазах которого была
тревога  и раздражение. Хотел встать  на ноги, но  не  смог - в голове вновь
затуманилось. Однако,  несмотря  не  полуобморочное состояние,  он разглядел
стоявший  у  стены "шевроле",  на  котором он  ездил  на  Дмитровскую улицу.
Собравшись с силами, он проговорил:
     - Извини, Веня, я этого не хотел...
     - Отдыхай, разбор полетов позже...Николай!  -  позвал Брод охранника  и
когда тот появился, сказал ему: - Отведешь Мцыри в  его комнату и  поставь у
дверей человека. Оклемается, дашь  поесть, а пока принеси ему стакан водки и
бутерброд с куском осетрины.
     -  Мне  бы умыться,  - тихо  проговорил  Карташов,  ощупывая  на  скуле
взбухшую ссадину.
     Когда с помощью Николая он поднялся на крыльцо, его окликнул Брод.
     -  Слышь,  Серго,  я  тебе  сегодня  долг  отдал, но  в  следующий  раз
постарайся не валять дурака...Глупая шутка омрачает заслугу...
     Он ничего не ответил.
     Водка  показалась родниковой водой -  такой же  прозрачной  и такой  же
холодной. Через минуту в ногах появилась слабость - очевидно, упало кровяное
давление, но он знал - через несколько мгновений все нормализуется.
     Исподлобья   он  смотрел  на   Николая,  который  сидел  за   столом  и
рассматривал  "Комсомольскую  правду".  Бутерброд   с  рыбой  Карташов  лишь
надкусил и положил на тарелку. Разбитые губы  и скула не позволяли нормально
жевать.
     - Ответь, Никола, зачем вы меня вытаскивали?
     - По-моему, тебе Брод все уже объяснил.
     - А как вы вычислили, куда я смотался?
     -  Это  вопрос  техники.   Ты  вспомни,  куда  ты   позавчера   пытался
дозвониться.
     - Ну и...Но я даже не разговаривал, ты же сам мне запретил...
     - Смотри сюда,  - Николай взял в  руки телефонный аппарат. - Вот кнопка
"повтор",  вот табло,  на котором высвечиваются набираемые цифры, а за ним -
"память"...После того как ты поднялся к себе, я нажал на эту кнопку и увидел
номер телефона, по которому ты звонил. Узнать адрес  абонента  не составляло
труда...И в этом твое счастье. Не будь технического прогресса, сейчас ты уже
куковал бы  в  Бутырках, а  через  несколько  дней  тебя передали бы  в руки
доблестных латышских стрелков...
     - Действительно,  дело  техники, - Карташов  налил себе  водки. - А кто
стрелял - ты или Брод?
     - Не я и  не Брод, для этого у  нас есть спецы по стрелковому оружию. С
одним из них ты скоро познакомишься...Саня Одинец, но меня сейчас интересует
другое - как тебя вычислили менты?
     Карташов пожал плечами.
     -  Возможно,  они вели мою  Светку  от  самой Риги.  Я  ведь нахожусь в
розыске. Но, может, они засекли, когда я пытался отсюда позвонить...
     - К счастью, это исключено. Если бы это было так, мы с тобой сейчас тут
бы  уже не сидели... В лучшем  случае, была бы наружка, но ее  тоже нет... А
вот хвост за Светкой - это вполне реально... Ты, кажется, сидел за убийство?
     - За якобы умышленное убийство.
     - Круто. В этом смысле мы с тобой братаны.
     - Не думаю, мне трупы навесили, но, сидя в лагере, я это так и не  смог
опровергнуть...
     Охранник  с недоверием  посмотрел  на Карташова,  сгреб со стола  пачку
сигарет и стал закуривать.
     -  Иди, Мцыри, отдыхай, завтра  будешь лечиться. - Николай  изменился в
лице, словно что-то решал  и не мог решить. - И запомни, старик, в следующий
раз я с тобой нянчиться не буду...Слишком по большим ставкам идет игра...
     Когда  Карташов уже лежал в кровати, вернее, поверх атласного одеяла, в
брюках  и  носках,  в  комнату вошел  Брод.  В  одной рук -  большой фужер с
коньяком, в другой мобильный телефон.
     -  Когда будешь в городе,  можешь позвонить своей  женщине, - он сел на
край кровати, трубку положил рядом с Карташовым.
     - Почему ты меня не драконишь за то что я уехал без спроса?
     -  Я  думаю, что  ты  и  сам  понимаешь, в какую помойку  мы  могли все
окунуться. Ведь то, что мы тебя отбили,  чистая случайность. Менты дали маху
- водитель "рафика", в котором  тебя везли, замешкался и отстал  от основной
группы оперативников.  А  те  тоже,  вместо  того, чтобы пристроиться  сзади
"рафика", ушли вперед... - И  без  перехода:  - Тебе завтра принесут бодяги,
ставь примочки, чтобы к пятнице ни одного синяка...Ты мне нужен  свеженький,
как огурчик...
     - Опять - в крематорий?
     -  Будешь за рулем,  -  Брод  из  нагрудного  кармана  футболки  достал
сложенный надвое конверт.
     - Здесь тысяча, - сказал он. - Было бы  больше, но я тебя оштрафовал за
самоволку. Можешь считать, что легко отделался.
     - Мне этого не надо, - Карташов демонстративно отвел взгляд.
     - А на какие шиши ты собираешься жить?
     Пожал плечами.
     - Как жил полгода, так и буду жить.
     Залысины у Брода покрылись матовой бледностью.
     - Деньги твои и что хочешь, то с ними и  делай, - Брод  положил конверт
на тумбочку.  -  Но мой тебе  совет  - играй  по  каким-то  одним  правилам.
Понимаешь, о чем я?
     - Предельно! Но есть планки, через которые сразу  не  перепрыгнешь. Мне
надо время, чтобы определиться.
     - Извини, Серго, если ты этого еще не сделал, то ты круглый дурак. Тебя
кинули по всем статьям и если бы не этот сумасшедший побег, сидеть бы тебе и
сидеть. И поверь, ни одна мразь о тебе не вспомнила бы...
     - Ты, в принципе, прав, я никому не нужен, но то, что мы сегодня делали
с Николой,  наводит меня на мысль о Чикатило-потрошителе...Или что-то в этом
роде.
     -  Выкинь  всю  эту  дребедень  из  головы,  речь  идет  всего лишь  об
научно-медицинском эксперименте.  А  если  быть  более  точным - о пересадке
человеческих органов.
     - А ты думаешь,  я слепой? Но насколько я знаю, органы пересаживают  не
от трупов, а от живых людей...
     Броду явно эта  ремарка не понравилась, о чем  свидетельствовали во всю
работающие желваки на скулах.
     - С  одной  поправкой:  органы людей,  у  которых наступила клиническая
смерть. Кто-то умирает, а кто-то обретает новую жизнь. Равновесие,  Мцыри, и
потому не ломай свою буйную головушку.
     - А я и не ломаю, просто не хочется брать грех на душу.
     -  Я  тебе сказал,  ты  будешь  за рулем.  Большего  от  тебя  пока  не
требуется.
     - Ладно, Веня, жизнь покажет.  Я уже тебе говорил  - мне выбирать не из
чего. Но ты должен знать мое отношение к некоторым вещам...
     - Лучше не  знать,  меньше  проблем. Если захочешь выпить,  вон  в  том
секретере есть барчик...Отдыхай и не ломай голову...
     Когда  Брод  ушел,  Карташов  отвернулся  к  стене и открыл  шлюзы  для
фантазий.  И  первое,  что  пришло  ему в  голову,  были  картины  истязаний
следователями Светки. Они  всеми способами хотят  допытаться -  кто  еще  из
родственников или знакомых живет в Москве, выбивают из  нее адреса, фамилии,
и  допрашивают, допрашивают... И Надьку  тоже. А  у Осиповой на  уме  только
работа  в  КБ, только дом и  старые, когда-то  вручную  связанные  кофточки,
которые она ежедневно штопает.
     Уснул, как в воду нырнул, и спал без сновидений...
     ...Утром, тихо  отворилась дверь  и  некто  вошел в комнату. Молодой, с
открытым лицом,  среднего роста, загорелый, в  джинсовых брюках и  клетчатой
рубашке, поверх  которой надета кожаная  безрукавка со множеством карманов и
молний.  Из  целлофанового  пакета,  который  пришелец держал  в  руках,  на
тумбочку легли флакончики, упаковки с таблетками и снопик ваты.
     - Ты - Мцыри? - обратился вошедший к открывшему глаза Карташову.
     - Предположим, хотя как для кого...
     -  А  я  Алик,  Саша...Александр  Одинец  -  как тебе  удобней,  так  и
называй...Из  этой  бутылки  будешь делать  примочку,  а  в этой  баночке  -
бактерицидная мазь. Таблетки для рассасывания кровоподтеков...
     Парень вел себя непринужденно и это понравилось Карташову. Он спросил:
     - Ты, говорят, принимал участие во вчерашней переделке?
     - Не понял? - Одинец поднял выгоревшие брови.
     - Ну, освобождал одного придурка...
     -  Лечись.  Возможно,   уже  завтра  нам  с  тобой  придется  ехать   в
командировку...
     Карташов  взглянул на  его  руки:  у самой  цепочки от  часов он увидел
небольшую наколку - сердце пронзенное стрелой и кинжалом.
     - Судя по всему, ты тоже сидел? - спросил он.
     - Ты имеешь в виду это? - Одинец потеребил цепочку от часов.
     - И не только это. Я таких, как ты, живчиков видел на зоне.
     - И что - разочаровался?
     -  Меня, как бывшего сотрудника милиции, там, похожие на тебя мальчики,
хотели оттарабанить, сделать паршой, последним пидором.
     - И что же им помешало?
     -  Отчасти газовый ключ, которым я заводиле сломал ключицу и два ребра,
а отчасти моя боевая слава. В 1991 году наш  ОМОН гремел  на всю Европу... А
ты за что тянул срок?
     - За  грабеж...А если быть точным -  за грабеж с применением оружия...А
точнее, газового пистолета...
     - Значит, вчера ты тоже был на Дмитровской улице?
     - Это никак не взаимосвязано  с моей биографией. Но можешь считать, что
где-то поблизости я там ошивался...
     Одинец подошел к  барчику  и вернулся с бутылкой водки и одним фужером.
Потом из платяного шкафа он вынул гитару. Налил водки.
     - Не возражаешь, если будем пить из одной посуды? Это сближает.
     - Только мне наливай доверху. Я пью один раз...
     - Идет. Закусить хочешь?
     - Вот этим закусим, - Карташов потряс зажатой между пальцами сигаретой.
     Как-то само  собой получилось, что  после  второго  фужера  рука Одинца
потянулась  к  гитаре, лежащей  на  атласном одеяле. Он  дернул по  струнам,
гитара издала довольно чистый звук, однако Одинцу что-то не понравилось и он
подтянул вторую и четвертую струну. Прочистив кашлем горло, он взял аккорд и
довольно приятным и несильным тенорком запел.

     Как далеко, далеко,
     Где-то там, в Подмосковье,
     Фотографию сына уронила рука,
     А по белому снегу уходил от погони
     Человек в телогрейке или просто зека.

     В небо взмыла ракета,
     И упала за реку,
     Ночь опять поглотила
     Очертанье тайги,
     А из леса навстречу беглецу-человеку,
     Вышел волк-одиночка и оскалил клыки.

     Голос  Одинца становился  увереннее, жестче, он  пел, опустив к  гитаре
глаза, прикрытые длинными высветленными солнцем ресницами.
     Карташов, чтобы не  мешать, налил фужер  водки и залпом выпил.  Одинец,
между тем,  распустив  голосовые  связки, еще  более  щемяще запел последние
строки:

     Человек вынул нож:
     "Серый ты не шути,
     Хочешь крови - ну, что ж,
     Я такой же, как ты,
     Только стоит ли бой
     Затевать смертный нам,
     Слышишь лай - то за мной
     Псы идут по пятам."

     Воцарилась  тишина.  Никто не хотел быть первым  в  ее надломе.  Теперь
Одинец наполнил фужер водкой...
     - Ты где, Серый, сидел?
     - В Латвии, в Екабпилсском гадюшнике...
     - Это что, в бывшем концлагере?
     - Это не то, ты путаешь с Саласпилсским лагерем смерти...
     -  Какая разница, где сидеть, но нервы у тебя  ни  к черту.  Я понимаю,
тебе пришлось нелегко, но ты  держись. Сделаем  работу, съездим  в ноябре  в
Сочи, погуляем,  разомнем  кошельки...Кстати, когда  ты последний  раз  имел
женщину?
     Однако  Карташов  не  успел  ответить  -  в  комнату  постучали.  Вошла
миловидная,  с  забранными назад белокурыми волосами  женщина. На вид  -  не
более двадцати пяти...
     - Мальчики, кто из вас тут так красиво поет?
     - Мцыри, кто же еще, - не повел бровью Одинец.
     - Это партийная кличка? - женщина стояла в проеме дверей  и  на просвет
хорошо  была видна  ее  точеная фигурка.  - Вас приглашает  на обед Вениамин
Борисович...
     Снизу раздался голос Брода:
     - Галина, где вы там застряли? Сосиски стынут...
     За  большим  прямоугольным  столом  уже  сидели  Брод  с Николаем.  Оба
орудовали приборами.
     - Мцыри, садись рядом,  - сказал Брод и немного  отодвинулся вместе  со
стулом. - Галочка, принеси, пожалуйста, еще пива.
     Они сидели напротив  друг  друга. Карташов болезненно ощущал внутреннюю
вибрацию - ее  лицо, как магнит притягивало его взгляд. Чтобы не засветиться
перед  Бродом,  Карташов  низко  наклонил  голову,  медленно  расправляясь с
баварскими сосисками.
     Николай  шумно жевал, то и дело вытирая рот  бумажными салфетками. Брод
разлил по бокалам чешское пиво. Подняв фужер, громко сказал:
     - Будем здоровы и по возможности счастливы!
     Открылась  входная дверь и на  пороге, с  мобильником в руках, появился
молодой  человек в  сером  костюме.  Его  коротко подстриженные  волосы были
спутаны, на висках отчетливо виднелись капли пота.  Брод  отложил в  сторону
нож с вилкой, поднялся и вышел с парнем на улицу.
     - С чем, Валек, прибыл? - спросил Брод, вытирая платком руки.
     - В эту субботу, на Учинском водохранилище, состоится "стрелка".
     - Кто будет выяснять отношения?
     -  Шадринские   и  солнцевские.  Правда,   это  только  предварительная
информация.  Не исключено, что к  ним  присоединятся  авторитеты Бауманского
района, новодмитровские...Ожидается жесточайшая рубка...
     - Что они друг от друга хотят?
     - У  них идет  взаимный отстрел.  По моей информации,  шадринские хотят
поставить на место солнцевских... Как это делается,  мы с вами знаем...Вчера
в  "Московском комсомольце" сообщалось  о взрыве в Подлипках. Дом площадью в
полгектара и две иномарки разнесло в мусор.
     - Позови Николая и Одинца. Нет, пусть сначала поедят... Пойдем, Валя, в
дом, тебе тоже надо перекусить...
     После обеда  Брод,  Николай, Одинец и  Валентин  направились  в  гараж.
Карташов тоже вышел на  крыльцо, усевшись  на ступеньку, закурил. Перед  ним
был кирпичный, достаточной высокий  забор, за которым виднелись  развесистые
купы старых вязов. Два охранника ходили вдоль  забора, у калитки сидел рыжий
кот и тщательно умывал круглую мордочку.
     В гараже  шло  оперативное совещание.  На  капоте "ауди" Брод расстелил
карту Москвы и длинной, словно указка,  отверткой обозначал  основные  точки
предстоящей операции.
     - Мы поедем  двумя  группами:  я, Николай  и  доктор Блузман -  в одной
машине. В Химках к нам подсядут еще двое -  Кадык и бывший люберецкий. А ты,
Валентин,  поедешь  со  своими  хлопцами на санитарной машине. С  вами будут
санитары и кое-какая  медтехника,  носилки и так  далее. - Брод  взглянул на
Одинца. Ты,  Саня, с Мцыри обеспечишь  отвлекающий милицию маневр.  В районе
Черкизова вы  свернете на  Тарасовку  и поменяете на машине номера. Где-то у
Зеленого  Бора сделаете  хорошую  тротиловую  закладку.  Там есть  небольшой
мостик...Не под самим, разумеется, мостиком, а немного в стороне,  чтобы без
лишних жертв...Вторую закладку оставите возле станции в Байбаках.
     - Но там слишком людное место,  - возразил Одинец, Поблизости находится
дом инвалидов и обувная фабрика.
     - Это на ваш выбор. Место найдете сами, поставите взрывчатку и сразу же
возвращайтесь в  Тарасовку. Заедите в гараж к Гудзю и возьмете его машину, а
свою оставите у него.
     - Желательно, чтобы это был микроавтобус, - сказал Николай.
     -  Если не ошибаюсь, у него  "фольксваген"  и "мерседес".  Не  забудьте
проверить  тормоза и  количество  бензина в  баке...Чтобы никаких  накладок,
поняли?
     -  Ясно,  -  сказал  Одинец,  после   этого  мы  звоним  в  ментовку  и
предупреждаем о готовящихся терактах. И называем любой район Москвы.
     -  И чем  дальше этот район  от Учинского озера,  тем лучше...  -  Брод
продолжал  водить  отверткой  по  карте. -  Надо  сделать так, чтобы  первая
закладка сработала в...Впрочем,  я  вам позвоню,  когда  это  надо  сделать.
Вторую  оставим  на  двадцать  три  часа,  когда  у  блатных  начнется самая
разборка.
     Куривший одну  сигарету  за  другой,  Одинец  наклонился  над  картой и
указательным пальцем ткнул туда, где, по его мнению, следует заложить вторую
взрывчатку.
     - Это место одинаков  удалено и от Мытищ и от Ивантеевки, но зато ближе
к Пушкино.  А нам,  как  я понимаю, прежде  всего и нужно выманить ментов из
Пушкино.
     -  Если  ничего не  изменится  и "стрелка"  действительно  состоится  в
Степанково, то ты, Саня, насчет милиции, безусловно, прав. Но если они место
встречи перенесут? - Брод взглянул на Валентина.
     - К сожалению, этого мы сейчас наверняка знать не можем, - ответил тот.
-  Но  у  нас еще есть  время  получить  более  полную  информацию  на  счет
"стрелки", о времени ее проведения, количестве людей и так далее...
     - Как по вашему, сколько времени все это займет? - спросил Николай.
     -  Это  смотря,  как будет проходить у  блатных  диалог. Если они  рано
начнут выяснения отношений, то и у нас раньше появится работа...
     Валентин:
     - Надо будет послать туда Кадыка, он быстренько столкнет их лбами.
     - Это очень опасно, - возразил  Брод, -  мы не контрразведка и играть в
шпионов не будем.
     Кто-то  неосторожно   задел  рядом  стоящий  "мерседес"   и   сработала
сигнализация. Четверка заговорщиков переглянулась.
     - Заткни  ей глотку! - Брод  кинул Николаю ключи  от  машины.  - Теперь
давайте выясним насчет оружия. Брать его с собой или нет...
     -  Конечно, везти стволы  с собой  опасно,  но без них - смертельно,  -
высказал светлую мысль Николай. - Чтобы не рисковать, надо загодя послать на
водохранилище  Саню  с   Мцыри,  пусть  там  где-нибудь  сделают   маленький
тайничок...гранаты, пара автоматов, прибор ночного видения...
     - Как минимум,  нужно будет иметь под рукой пару-другую гранатометов, -
сказал  Валентин.  -  Возможно,  нам   придется  выкуривать  кого-нибудь  из
бронированных "кадиллаков".
     - Для них "мухи" не страшны, - уточнил Одинец.
     - У нас есть три кумулятивных насадки, - Брод выразительно  взглянул на
Николая, - Ладно, с этим покончили. Возвращаться с водохранилища будем...
     - Вот этого, Веня, не надо! - запротестовал Николай. - Я не люблю перед
таким делом  загадывать. Закончим работу, вот тогда и будем  решать, в какую
сторону податься...
     Брод невесело улыбнулся.
     - Возможно, тогда с  кого-нибудь из нас будет клочьями свисать мясо...Я
вас прошу, перед поездкой на озеро, не напиваться и много  не есть.  Сделаем
дело, тогда от души и отпружинимся.
     - Нам еще понадобится  милицейская  сирена, - сказал  Валентин. У  него
сшитая заячья губа и поэтому он немного шепелявит.
     - У нас есть два ревуна с мигалкой, - уточнил ситуацию Николай. - Мы же
не первый раз выезжаем на такую охоту...
     Вечером Карташов  спустился  в холл, чтобы посмотреть телевизор. Диктор
НТВ  Татьяна Миткова,  в  своей  обычной манере прокудахтав  вкратце главные
новости  дня,  начала  передачу.  Но  с  первых  слов  улыбка  слетела  с ее
намакияженного лица: в Москве, в районе Каширского метро взорвали дом. Общая
картинка - девятиэтажка, словно после бомбежки. С разрушенных этажей свисают
балконы, вернее, то, что от них  осталось, из одного окна торчит часть тахты
с   развевающимся  концом  простыни,  напоминающей  белый  флаг...   "Пидоры
македонские, совсем обнаглели," - вслух выругался Карташов  и до  боли  сжал
кулаки.  Он  видел  как корреспондент  поднес  микрофон  ко рту  лежащего на
носилках человека.  Все лицо того  было в  крови и копоти. И он вспомнил как
перед самым  приговором  к нему  в камеру  заявилась  кодла телевизионщиков,
предвкушавших скорую кару над "черным беретом". Теледива задала ему первый и
последний  вопрос: "Что  будете делать, если вас приговорят к исключительной
мере  наказания?"  И нервно улыбнулась.  Что он тогда подумал?  Нет, даже не
подумал,  он старался изо всех  сил, чтобы не схватить девицу за волосы и не
ткнуть  накрашенной  мордой  в  парашу.  С   трудом   сдерживая  клокотавшую
ненависть,  он  сказал:  "Когда завтра мне будут  читать  приговор,  я  буду
мастурбировать...Приходи, я с удовольствием разделю  с тобой эту радость..."
Девица вспыхнула,  ее порушенная гордость  содрогнулась и она пулей вылетела
из камеры, прижимая платок к губам...
     ...Не  успел  Карташов  перекинуться  на другие  мысли, как  на  экране
появилось новое лицо. Это был красивый молодой человек, с черными усиками, и
огромным  фингалом  под  глазом.  Карташов   прочитал  подкадровую  подпись:
"Старший оперуполномоченный  отдела милиции Северного округа  Москвы  Виктор
Недошивин".  Диктор между  тем  вещал:  "Вчера, в  первой  половине дня,  на
Дмитровском шоссе произошел странный инцидент. При задержании особо опасного
преступника, совершившего  побег из  мест заключения Латвии, на  сотрудников
уголовного  розыска   было   предпринято   вооруженное  нападение   с  целью
освобождения арестованного криминала. Двое оперативников были тяжело ранены,
стрелявшие с задержанным  скрылись в  неизвестном  направлении. Как сообщает
наш  источник,  человек,  который был  задержан, а  затем  отбит у  милиции,
является бывшим боевиком  печально известного рижского ОМОНа, участвовавшего
в 1991  году  в штурме МВД Латвии, а также в разгроме  нескольких таможен на
границе  с  Литвой.  В  народе  этот отряд  называли "черными беретами" - он
отличался особой дерзостью и после  августовского путча вышел из повиновения
и превратился в грозное  анархистского толка  боевое  подразделение. Фамилия
бывшего омоновца Карташов  Сергей,  1960 года  рождения. В 1993  году он был
приговорен к длительному сроку заключения, хотя как сообщали  некоторые СМИ,
приговор  был инспирирован  латвийскими  властями  за  участие  Карташова  в
акциях,  направленных против суверенитета Латвии.  По официальной же версии,
Карташов  обвиняется  в  убийстве  литовских  таможенников,  за  что  и  был
приговорен  к  четырнадцати  годам лишения  свободы. В  1997 году он в числе
других 96  заключенных сбежал из  лагеря,  полгода скрывался и,  как  теперь
выяснилось,  его  убежищем стала Москва и одна из ее криминальных  структур.
Учитывая события, которые на той недели произошли  на  Рижском вокзале и  на
Дмитровской улице, можно смело утверждать: бывший страж  правопорядка, гроза
преступного мира, недавний зек, превращается в  загадочную фигуру,  каким-то
образом связанную с уголовным миром Москвы."
     "А ни хрена  себе! - изумился  Карташов, - сколько можно о себе узнать,
не отходя от телевизора". Ладони его взмокли, в груди заныло...
     Он выключил  телевизор  и  вышел в  коридор. Услышал, как где-то  рядом
плещется вода. Из-за второй от него  двери неслись  странные звуки. Стараясь
не шуметь, он сделал несколько шагов в сторону лестницы и остановился. Дверь
не была заперта  и он  слегка ее толкнул. Это была ванная комната  - на него
пахнуло парным теплом и запахами шампуня. За цветной целлофановой занавеской
Карташов разглядел силуэты двух людей, увлеченных сексом. Это была не совсем
традиционная поза. Женщина, откинув назад голову,  негромко постанывала,  ее
руки елозили  по  краю  ванны,  отчего занавеска  колыхалась  из  стороны  в
сторону...
     У  Карташова  захолодело  где-то ниже живота.  Он смотрел  на ритмичные
телодвижения пары  и не мог оторвать взгляда. Узнал голос  Брода: "Галчонок,
ты выскальзываешь...еще,  еще, я сейчас, я уже  подъезжаю, еще секунду..." И
Вениамин, издав звериный рык, откинулся к пологому борту ванны...
     Карташов вышел в коридор  и поднялся по лестнице к себе в  комнату.  На
тумбочке он увидел мобильный телефон и бутылку "Столичной", которую они  так
и  не  допили с Одинцом.  Раскрутив  бутылку,  он одним  махом выплеснул  ее
содержимое себе  в  рот.  По  горлу поволоклась липкая горечь  - водка  была
теплая,  с отвратительным  запахом. Но  через несколько  мгновений  в мозгах
зашлось тепло.
     Закурив, сделал несколько глубоких затяжек. Когда уже ложился  спать, в
комнату  вошел  Брод.  Раскрасневшийся, с  мокрыми,  только что причесанными
волосами.  Редкие  волосы  и  щеки  его  блестели.  Взбодренный  близостью с
женщиной, он являл собой радушие и открытость.
     На нем был синий с красным узким кантом халат, а вокруг  шеи - махровое
с  цветами  полотенце.  От  хозяина  дома струились  парфюмерные  запахи  и,
казалось, он  весь, на все времена, обречен источать ароматы дорогих сигарет
и не менее дорогих коньяков.
     Карташов  поднялся  с  кровати. Этим он  как  бы подчеркивал, кто здесь
хозяин, а кто квартирант...
     - Сиди,  Серго! Хочется на  сон  немного  поболтать.  Где  у  тебя  тут
пепельница?
     Карташову стало немного не по себе: хрустальная пепельница была доверху
заполнена окурками. Он извинился и вышел с ней за дверь. В конце коридора он
увидел  Галину. Женщина была в  тонком шелковом халатике и ее ладная фигурка
просматривалась, что называется, насквозь.
     Выбросив окурки, он вернулся в комнату. На тумбочке уже  стояла бутылка
дагестанского коньяка, а рядом - пачка сигарет "Уолл-Стрит".
     - Завтра тебе предстоит одна работенка, - без вступления заявил Брод. -
Кое-что надо отвезти в одно место, и там припрятать.
     - Труп?
     - В нашей работе такой вариант не исключается, но ни я, ни  Николай, ни
ты к этому делу ничего иметь не будем.
     - Я поеду один?
     -  Поедите с  Саней Одинцом. И в этой связи у меня к тебе, Мцыри,  есть
персональная  просьба... Пригляди  за  Саней...Я, разумеется, ничего  против
него  не  имею,  но  нас  с  тобой  крепко  связывает  прошлое,  а  его  мне
рекомендовал  один человек, которого этой  весной убрали  наемные убийцы. Ты
старше - приглядишь?
     - Не хотелось бы быть надзирателем. Ты ведь меня знаешь...
     - Подожди,  Серго... На кого же мне тогда  опираться, если не на  своих
людей?  Это что -  непосильная для тебя просьба? Тогда, извини,  нам с тобой
придется разбегаться...
     - Не кипятись, Веня. Что от меня зависит, я сделаю, но идти с человеком
на дело и исподтишка следить за каждым его шагом...бр-р-р, это противно...
     - Согласен! Ты не следи, а наблюдай. Есть разница?
     - Не очень существенная.
     -  Вот  за нее и  давай  выпьем.  Но  пей  с  оглядкой, завтра  у  тебя
самостоятельный выход в люди.
     Карташов натянуто улыбнулся.
     - Выезд Наташи Ростовой на первый бал.
     -  Да-с...  С ПМ  под  бальным  платьем и в легком  бронежилете, - Брод
расплылся в широкой улыбке и Карташов увидел, какой недогляд царит у него во
рту.
     Он знал, что Вениамин Борисович больше всего на свете боится бедности и
зубных врачей...


     Нежданные гости


     Офис   Таллера   находился  в  Кропоткинском  переулке,  между  улицами
Пречистенкой и Остоженкой. Рядом с пресс-центром коммерческого банка "Урал".
     Двухэтажный  особняк,  построенный  в  30-е  годы, ничем, кроме  мощной
чугунной ограды,  не отличался от тысяч зданий  Москвы. К нему  вели большие
ворота, на которых, широко раскинув  крылья, замерла железная птица  - не то
кондор, не то степной гриф.
     Перед воротами уже стояли две новые, хотя и не очень броские иномарки -
двухдверный "опель" и непонятного цвета "форд", за ветровым стеклом которого
болтался  на цепочке маленький негритенок с выпуклыми  ярко-красными губами.
Со  стороны  Остоженки  появился  еще   один  лимузин  -  черный  шестисотый
"мерседес". Не доезжая до "форда" метров тридцать, он припарковался. Из него
вышли двое мужчин  с  кейсами и  огляделись. Один из них  вынул  из  кармана
записную  книжку и, зажав кейс между колен, стал ее листать.  Видимо, сверял
записи с тем, что было указано  на фронтоне  здания: Кропоткинский переулок,
30. Мужчины подошли к воротам, к их  левой стороне, где из чугунного кружева
ненавязчиво выделялась массивная бронзовая ручка.  Железная калитка довольно
легко распахнулась  и гости, немного удивленные доступностью объекта,  вошли
на незнакомую территорию.
     Они  миновали  безукоризненно  чистую,  устланную темно-серыми плитками
дорожку,  и подошли  к крыльцу.  У дверей, на  золотистого цвета  пластинке,
прочли: "Фирма "Оптимал", лаборатория по изучению проблем биомеханики". Один
из гостей нажал  на клавишу домофона и сразу же  зазвучала мелодия, которую,
сменил  приятный женский  голос:  "Приемная профессора Таллера  находится на
втором этаже, в комнате No 21. Добро пожаловать!"
     Они  вошли  в  прохладное,  сверкающее чистотой и  белизной  помещение.
Огляделись и стали подниматься по широкой, под небольшим углом, лестнице.
     Их  встретила красивая  ухоженностью секретарша и предложила подождать,
поскольку  профессор еще  не пришел. Она взглянула на настенные часы и почти
дружеским тоном сказал: "Он  с  минуту на  минуту должен быть..."  Она также
поинтересовалась - что гости предпочитают - чай или кофе?
     Однако  Таллер  приехал только через  сорок  минут.  От  него  исходили
ароматы  французского одеколона и дорогих сигарет.  И одет он был с  большой
претензией на элегантность.  Темный  удлиненный пиджак  неплохо  сочетался с
кремового цвета брюками и коричневыми, на широком ранту, туфлями.
     Войдя в приемную,  он кивнул  посетителям и  быстро  прошел  в кабинет.
Однако  на  пороге он  задержался и попросил секретаршу принести ему кофе  и
немного рижского бальзама.
     - Это и есть ваш шеф? - спросил человек в светлом пиджаке.
     - Да, Феликс Эдуардович...Сейчас я передам ему ваши визитные карточки.
     Она вышла в подсобку и вскоре  вернулась,  неся на крохотном серебряном
подносе  кофе,  наполовину наполненный  бальзамом  фужер и  открытую  плитку
шоколада.
     Когда секретарша скрылась за дверью, более молодой гость  сказал своему
товарищу:
     - Этот гусь даже не удостоил нас вниманием.
     - Возможно, у него проблемы с простатой.
     - Или вчера, к вечеру, стал рогоносцем.
     - Ты думаешь, в его возрасте...
     - Именно в его возрасте  особенно бушует гормональный фон.  Знаю это по
себе. На вид ему не более пятидесяти...
     - Не так  громко,  здесь  могут  быть микрофоны,  - предостерег  своего
товарища  более  молодой.  -  Сомневаюсь, чтобы  тут не  было  ни охраны, ни
следящей техники...
     - Да успокойся,  все тут есть. В коридоре два монитора - один на входе,
другой возле самого окна, замаскирован гардиной. Секут по первому сорту...
     Наконец, из кабинета вышла секретарша и пригласила гостей войти.
     - Феликс Эдуардович вас ждет, - дверь она оставила приоткрытой, а сама,
виляя  задницей  и,  стуча  высоченными  каблуками,   устремилась  к  своему
вращающемуся креслу.
     Таллер восседал за большим столом, и, когда вошли посетители, поднялся,
хотя лицо его при этом не выражало и тени радушия.
     - Судя по реквизитам, - он взял в руки одну из визитных карточек,  - мы
с вами, господа, раньше нигде не встречались?
     -  Никогда и нигде, - подтвердил  тот, у  которого на лице было  больше
морщин. - Разрешите присесть?
     -  Ради  Бога,  располагайтесь, как вам удобно,  - Таллер сбил  пепел с
сигареты  в  скорлупу  от  кокосового  ореха, служившую пепельницей.  На его
загорелом, до синевы выбритом лице, появилось нечто похожее на улыбку. - Так
чем, господа, я могу быть вам полезен?
     Наступила пауза.  Слышно было, как за открытым окном  долдонит отбойный
молоток и  шумит работающий компрессор.  Едва ощутимая  вибрация приводила в
движение лежащие на столе листы бумаги.
     - Ваша  помощь  нужна не  нам...но  вы  можете  одному  очень  хорошему
человеку сохранить жизнь...
     -  Любопытно послушать,  - Таллер выпустил колечко дыма безукоризненной
формы.
     -  Есть покупатель  на вашу продукцию, которой может  довольно щедро ее
проплатить.
     На лицо  Таллера мгновенно легла тяжелая тень. Глаза сузились, словно в
них попала горсть едкого перца.
     -  Моя продукция, к вашему сведению,  это изучение механических свойств
живых тканей, органов, а также организма в целом. То есть все, что связано с
механическими  явлениями,  происходящими  в  человеческой  плоти...Что   вас
интересует конкретно, господин... -  Таллер взглянул в  визитку, -  господин
Клявиньш? Арвид Клявиньш...
     - Нас  интересуют протезы. А проще  говоря,  живой человеческий ливер -
сердце, почки,  печенки и так далее...Но  пока  больше всего нас  интересуют
почки...А точнее, одна здоровая, лет тридцати почка...
     -  Хотите  что-нибудь  выпить?  -  неожиданно  сменил  тему  Таллер.  -
Минуточку, сейчас попрошу секретаршу  принести чего-нибудь посущественнее, -
и он энергично покинул кабинет.
     Громко, чтобы слышали гости, сказал:
     -  Света,  приготовь легкую закусь  и бутылочку  белого  сухого вина. -
Вытащив  из  кармана  трубку  мобильного  телефона, Таллер  начал  судорожно
набирать номер. Брод откликнулся мгновенно.
     -  Веня,  - тихо  сказал  Таллер,  -  у меня в офисе два субъекта ведут
нехорошие разговоры...Нет, я их вижу впервые, бросай все и гони  сюда...Сядь
им на хвост и  прозондируй - кто, откуда и на кого работают...Да, шестисотый
"мерин", у меня под окном, а я постараюсь их немного помариновать...
     Когда он вернулся в кабинет, человек, назвавшийся Клявиньшем, находился
у стены и рассматривал,  висящие  на ней фотографии. На одной  из них Таллер
стоял рядом  с  президентом Франции Шираком. По  диагонали снимка  проходила
размашистая  дарственная  надпись  с  личным  автографом  главы  Французской
республики...
     - У  вас колоссальные связи,  господин  Таллер...Случайно,  это  не ваш
клиент? - посетитель явно имел в виду президента Франции.
     -  Я  вам,  господин Клявиньш,  тоже  сделаю  комплимент  - вы говорите
по-русски  почти  как  русский интеллигент...  Случайно, вы  не  заканчивали
Московский университет?
     Гость взглянул на  своего молодого попутчика и пододвинул  к себе стул.
Поправил пиджак, подтянул на коленях брюки, а когда уселся, скрестил ноги.
     - Мой отец в 1949 году был репрессирован и  выслал в Тайшет, где  много
лет работал  на мыловаренной фабрике...И я там родился и там же учился, пока
не  поступил  в  институт...Между  прочим, в  1-й Московский  мединститут...
Поэтому ваша ирония насчет моей интеллигентности неуместна.
     -  Пардон,  не   желал  вас  обидеть...  Что  касается  вашего  вопроса
относительно  пациента,  -  Таллер  кивнул  в  сторону  фотографии,  -  я не
практикую, у меня другая  специализация...И ваши  предположения мне  кажутся
более чем странными. Как вы сказали - человеческий ливер?
     - Вы же понимаете, о чем идет речь.
     - Разумеется, понимаю, но вы обратились не по адресу.
     В  кабинет  вошла  секретарша.   На  подносике  поблескивали  фужеры  и
элегантная бутылка "Шабли".
     Запахло сушеными орешками, звякнули фужеры, забулькало вино.
     - Присаживайтесь ближе, господа,  съедим  по  бутерброду... Кстати, это
вино из подвалов человека, с которым я сфотографирован...
     -  Спасибо,  -  сказал  Клявиньш,  - но у нас  к вам другой  интерес и,
поверьте, интерес искренний и с добрыми намерениями...
     - Так давайте за это выпьем, - Таллер поднял свой  бокал.  - Ливер, как
вы изволили выразиться...Кому он нужен - вам или вашему товарищу?
     - Разве мы похожи на доходяг? - спросил молодой гость.
     - Нет, конечно, но в жизни всякое бывает...
     - Нет, нет, я не  открою большой тайны, если скажу, - Клявиньш кашлянул
в  кулак,  - Я  не открою тайны, если скажу, что в пересадке нуждается  одно
очень  высокопоставленное лицо большой и не очень  богатой  страны...Короче,
нужна  почка, причем безотлагательно.  От молодого,  рослого и, естественно,
абсолютно здорового организма...
     Таллер  тянул  время  и потому не спешил с ответом.  Он  медленно допил
вино, вытер  платком рот и усы, откусил от бутерброда  и долго жевал. Словно
на конкурсе спящих красавиц...
     - Я этим не занимаюсь, - наконец разродился он. - Это слишком...
     - У нас другие сведения.
     - Например?
     Попутчик  Клявиньша, явный  противник  длинных  разговоров,  вытащил из
портмоне  визитную карточку и протянул ее  Таллеру. - Надеюсь, фамилия этого
господина о чем-нибудь вам говорит?
     Таллер  прочел  вслух:  "Латвийская ассоциация имплантантов.  Президент
Янис Фоккер".
     - Передайте этому Фоккеру,  что  он ошибся адресом, - визитка легла  на
край стола.
     - Я так не думаю,  -  сказал Клявиньш.  - Этот источник надежный. Очень
надежный.  В  прошлом месяце  он  от вас получил протезы. Назвать  какие и в
каком количестве?
     - Как бы это  убедительно ни звучало, но для  меня это лишь риторика, -
Таллер нервно закурил и это, очевидно, не осталось без внимания гостей.
     Тот,  что  моложе, отщелкнул  замки кейса и на свет  появился небольшой
диктофончик. Загорелась рубиновая точка индикатора.
     - Послушайте, - сказал посетитель, - это вас должно заинтересовать...
     И Таллер услышал не очень отчетливый, с одышкой, словно человек  только
что преодолел  длинную лестницу, голос.  Он был  с  заметным  акцентом, что,
пожалуй,  только и придавало ему некоторую выразительность: "Я, Фоккер Янис,
утверждаю,  что  моим  поставщиком  человеческих   органов  для  последующей
пересадки, является московская фирма  "Оптимал", которой руководит профессор
Таллер. Поскольку наши деловые  отношения с ним носят нелегальный  характер,
то, естественно, ни о  какой уплате  налогов в государственную казну речь не
идет..."
     - Достаточно цитат, господин Таллер?
     - К чему вы клоните? - едва сдерживаясь, проговорил Таллер.
     Они переглянулись.
     -  Вам  придется на  время поменять лошадей,  - с нескрываемой  иронией
сказал более  молодой. У  него  светлые  волосы  и такие  же  светло-белесое
ресницы и брови. -  Во-первых, это не больно, а во-вторых, намного выгоднее.
Тем  более,  Фоккер вами  недоволен. Вы взяли у  него  предоплату  за четыре
протеза,  а поставили всего  один да  и  тот  не соответствующий проведенным
тестам...А это не много не мало - 150 тысяч долларов...Рискуете...
     Таллер вскочил с кресла.
     - Это мои проблемы! А ваши проблемы гораздо серьезнее. Не забывайте, на
чьей площадке играете...
     - Мы это помним, но нам кажется, что этот  вопрос мы решим полюбовно, -
спокойно возразил Клявиньш. Он взял с колен своего  компаньона кейс и открыл
замки. - Здесь двадцать пять тысяч,  мы их оставляем вам в качестве аванса и
делаем это  без всяких расписок.  Однако не  все так бескорыстно: в  течение
ближайшего  месяца...от силы  полутора месяцев вы  нам  поставите совершенно
здоровую и с учетом тестов пациента почку. Будете пересчитывать деньги?
     - А если я вас сдам органам?
     - Разумеется, это возможно, но только теоретически. Вы ведь понимаете -
прежде чем  заводить разговор на столь  деликатную тему, мы составили полный
перечень  вашей  гуманитарной  в  кавычках деятельности. И здесь и  на улице
Ткацкой...Можем даже продемонстрировать фотопортреты ваших  людей, отдельные
моменты   телефонных  разговоров,   кое-какие  адреса  и   прочее,   прочее,
прочее...Ну что вам, господин Таллер, еще нужно?
     На смуглое лицо Таллера легла болезненная бледность. Ему было  противно
даже подумать, что его переиграли.
     -   Ну   хорошо...  Допустим,  что  вы,  сучьи  дети,   взяли  меня  за
гланды...Пусть  будет  по-вашему,  но  вы  в  состоянии,  хотя  бы одну вещь
воспринять трезво?
     Кейс с деньгами мягко захлопнулся.
     - Готовы, если разговор будет по существу.
     - Да  ни черта вы не готовы! Вы себе представляете, что это за  работа?
Вам же, как  вы изволили выразиться, нужен ливер от еще живых людей, а не от
трупов. Верно?  Вы отдаете  себе отчет, с  какими проблемами нам  приходится
сталкиваться  в  поисках донора? Раньше  была  Чечня и доноров  там  -  море
разливанное  и  без  границ...А  сейчас,  что  делать? Скажите,  кто  раньше
прибывает на место той же автомобильной аварии на дороге?
     - Во всем мире - полиция и медслужбы...
     -  Представьте  себе, и  у  нас  точно  так же. Точно  так  же: первыми
приезжают милиция и медслужбы. Только в одном из двухсот случаев нам удается
оказаться  первыми.  Сейчас  в Москве ждут пересадки почек  более  10  тысяч
человек. Знаете, сколько из них доживет до операции? Два процента, уважаемые
мои прибалты! Два процента...
     - Мы ваши проблемы готовы разделить, но до известных  пределов, - мягко
начал Клявиньш. - Все  ваши  хлопоты, моральные стрессы и физические затраты
мы покрываем долларами...Понимаете: до-лла-рами! И нас не интересует, где вы
все это добро берете - в Чечне ли,  в Дагестане или на развалинах взорванных
домов. Это ваши проблемы...У вас в Минздраве и в МВД есть свои осведомители,
по сигналам которых вы попадаете к  месту  катастрофы быстрее  спецслужб...А
если  этого  нет,  значит,  мало платите своим  осведомителям...За все  надо
платить, уважаемый господин Таллер.
     - Хватит!  - Таллер  изо всей силы стукнул ладонью по  столу, вскочил с
кресла. -  Хватит меня учить, вы не у себя дома! - Из-под нарочито откинутой
в сторону полы пиджака на гостей глянула черная и отнюдь не пустая кобура.
     Гости тоже поднялись с кресел. Кейс с деньгами сполз  с колен и остался
стоять  у  ножки  стола. Тот, что  помоложе, вытащил  из кармана  бумагу  и,
развернув ее, положил на стол.
     -  Это  клинические тесты  нашего пациента, прошу учесть,  что  у  него
редкая группа крови и в этом, собственно, вся проблема...
     Клявиньш направился на выход. Обернулся, сказал:
     - Мы вам  скоро позвоним,  возможно, даже  через неделю...До  свидания,
господин профессор, весьма приятная была встреча.
     -  Да ладно, катитесь  вы к  такой-то матери,  -  махнул  рукой  Феликс
Эдуардович.
     Когда  за гостями захлопнулась дверь, он  взял в руки бутылку "Шабли" и
припал к горлышку. Пил до тех  пор, пока последняя капля не выкатилась из ее
вздутого чрева.  Он  буквально  упал в кресло, откинулся на  спинку и  долго
истуканисто  взирал на  портрет  Сеченова,  висевший  на  стене.  За  окнами
по-прежнему стучал отбойный молоток, а ему казалось, что  это у него в груди
так надсадно и методически колотится сердце...
     ...Таллер подошел к окну и осмотрел  улицу. Из-за кроны старой  липы он
увидел участок дороги, стоящий вплотную к  тротуару черный  "мерседес",  его
водителя,  с готовностью открывавшего заднюю  дверцу, куда садились Клявиньш
со своим попутчиком.  Когда машина тронулась с места, его внимание привлекла
еще одна иномарка: темно-синяя "ауди",  выехавшая  из-за угла дома. Это была
машина Брода -  по вызову Таллера она  пристроилась  в  хвосте "мерседеса" и
вскоре обе машины скрылись за поворотом. "Слишком эти скоты наглые и  ушлые,
чтобы не заметить  слежку",  - подумал  Таллер, ощущая  в груди  болезненные
толчки. "Проклятый ливер!" - выругался профессор и вышел из кабинета.
     -  Меня  сегодня не  будет,  - предупредил он  секретаршу. Вернувшись в
кабинет, он открыл оставленный визитерами кейс и высыпал содержимое на стол.
При виде зеленых стодолларовых купюр все его страхи и недомогания  мгновенно
испарились. Однако он знал  и  другое - это  временное  затишье, за  которым
последуют еще большие терзания.
     -  Будьте  вы  прокляты!  -  неизвестно  кому  сказал  Таллер  и  начал
возвращать деньги в чемоданчик.


     Одинокий дом на Мертвом поле.


     После звонка Таллера, Брод объявил сборы. Тут же вызвал к  себе Николая
и вкратце поделился информацией, полученной от шефа.
     - Нам надо этот "мерседес"  поводить по Москве и узнать его прописку, -
Брод посмотрел на часы. - Поехали, время не ждет...
     - Саня  уехал в  город за продуктами.  Я  постараюсь с ним связаться по
мобильнику и договоримся о встрече где-нибудь в центре. Его захватит с собой
Мцыри, но какую задачу перед ними ставить?  - Николай поправил завернувшийся
от наплечной кобуры ремень.
     - Оставь это мне и позови сюда Карташова.
     Когда через две минуты Сергей спустился вниз, Брод без обиняков сказал:
     - У нас без работы не останешься. Иди в гараж и выводи "шевроле".
     - Опять  будем  что-нибудь возить в  крематорий? - спросил Карташов без
энтузиазма.
     - Гоните  налегке.  Не афишируя себя, подъедите к нашей  фирме...Одинец
знает дорогу, и  там найдете  шестисотый  "мерседес". За ним надо установить
слежку...аккуратно, чтобы не мозолить глаза его пассажирам.  Если они  будут
хоть десять раз останавливаться и заходить в какие-то места, то и вы  должны
все эти десять раз фиксировать адреса.
     - А как насчет путевого листа?
     - Сейчас выпишу. Поезжайте без оружия.
     Когда Карташов выходил, ему навстречу попался Николай.
     - Одинец  тебя  будет ждать у  метро "Менделеевская",  со стороны улицы
Новослободская. У него бежевая "девятка" с темными стеклами.
     Карташов уже был у порога, когда позади раздался окрик Брода:
     - Отставить, Мцыри! Так  не пойдет,  поедем все, кроме  охраны. Те, что
шакалят у  Таллера, требуют, по-видимому, особой опеки.  Ты, Никола, заряжай
"ауди", а мы с Мцыри погоним на "шевроле".
     Когда  они  уже находились  в машине,  Брод  соединился по  телефону  с
Одинцом и переиграл маршрут.
     -  Подъезжай  к нашему  офису  на  Кропоткинский  и  припаркуйся  таким
образом, чтобы "мерседес" был позади тебя. Когда в него сядут гости, начинай
не  спеша  трогаться.   Николай   по  дороге  пристроится   между   тобой  и
"мерседесом". Мы с Мцыри тоже будем поблизости.
     Улицы были полны людей и транспорта. Брод все время поглядывал на часы.
В  какой-то момент он  взял стоящую  за сиденьем мигалку  и, открыв  на ходу
дверцу, водрузил маячок на крышу машины.
     - Врубай, Серго, на всю железку, мы здорово опаздываем!
     - А если менты?
     - Это Москва, а не Рига. Иди на обгон и под красный свет.
     Брод закурил.
     - Никогда не  бывает, чтобы хоть  один день  прошел без нервотрепки. Не
одно так другое...Очень хуевая жизнь пошла, Мцыри...
     -  Бабки легко не зарабатываются, - высказал здравую мысль  Карташов. -
Кстати, наша поездка с Саней на водохранилище не отменяется?
     - Судя  по  тому,  что  никакой  дополнительной  информации  от  нашего
человека не поступало, все пойдет по графику. У тебя какие-нибудь проблемы?
     - Да нет...Это в сто раз лучше, чем бомжевать.
     - Неужели и в самом деле ты жил на правах бомжа?
     -  Такая  скотина,  как человек,  ко  всему привыкает.  В  Москве  есть
знакомые,  к  которым я мог бы зарулить, но не  хотелось их подставлять. Кто
как устраивается. Мой бывший коллега  по отряду  Игорь Бандо тоже где-то тут
ошивается. Это я ему обязан тюрьмой и всеми прочими радостями.
     - Тоже омоновец?
     - Не  просто  омоновец, а  омоновец из  рижского ОМОНа, а  это  большая
разница.
     - Хочешь с ним поквитаться?
     - Не знаю, как получится.
     Вдруг ожила рация. Сквозь помехи раздался женский голос:
     -  Второй  конвой,  вы  меня  слышите?  На  Таганской  улице  произошло
вооруженное нападение.  Повторяю,  Таганская,  56,  две  пятиэтажки,  третий
корпус...Обстреляна машина, убит пассажир и тяжело ранен водитель.
     -  Это   милицейская  частота,  -  сказал  Брод.  -  Да  иногда  такого
понаслушаешься, хоть беги сдаваться...
     - Куда сейчас?
     - Рули направо, - Брод открыл дверцу и снял с крыши мигалку. - Кажется,
успеваем...То, что ты сказал про этого парня...как его Бандо?
     - Бандо Игорь...
     - Это требует осмысления.  Если все так, так ты говоришь, то...Впрочем,
это тебе решать...
     С Тверской улицы они свернули на Бульварное кольцо.
     - Видишь, во втором ряду "ауди"? Это Николай пытается обойти фургон.
     Карташову удалось втиснуться в крайний ряд. Слева оставалось метро.
     - Сейчас поворачивай на Волхонку, а там я тебе подскажу.
     Остоженка, хотя и не главная улица, но движение такое же, как и по всей
Москве.
     В одном месте их прижал к самому тротуару огромный рефрижератор.  Брод,
высунувшись в окно, погрозил водителю кулаком.
     - Видишь, впереди железный забор?  Желтый домик - это наша фирма. А тот
"мерседес"  тоже  сейчас станет  нашим. Мы  его сегодня  от души поводим  по
Москве...Куда ты, Мцыри, разогнался?
     - А тут знак. Парковаться нельзя.
     - Нам можно. Подай чуток вправо и встань колесами на тротуар.
     - Кажется, мы напрасно так гнали, - сказал Карташов.
     - Знаешь, как эта "шестисотка" называется?
     - А черт его знает! Никогда об этом не думал.
     - Ме-рин! Такой же громоздкий, мясистый и неповоротливый.
     - Я  бы этого  не сказал. В  тот день,  когда меня захомутали  менты, я
видел как эти машины шустрили по Дмитровскому шоссе.
     -  Стоп!  - Брод  кинул  руку  к баранке. - смотри, Серго,  наши соколы
выходят. Этот фраер в черном клифте похож на какого-то козла из Госдумы.
     Из  "мерседеса" вышел  водитель,  он  был в  темных очках  и бейсболке.
Открыв заднюю дверь,  стал ждать пока в машину не залезли те, кто только что
вышел из офиса Таллера.
     -   Видишь,  Мцыри,  где   ездят  люди,   понимающие  толк   в  технике
безопасности. Когда  будешь большим человеком, никогда не садись на переднее
сиденье. При обстреле первые пули глотает шофер и тот, кто от него справа.
     -  Я что-то  не вижу машины Одинца, -  Карташов  вытянув  шею,  обзирал
уходящий вниз Кропоткинский переулок.
     - Все в порядке, я скажу, когда надо двигаться.
     "Мерседес" тяжеловесно тронулся с места и как утюг по стиральной  доске
пополз  вперед. Мостовая и  впрямь напомнила стиральную доску - яма на яме и
ямой погоняет.  Асфальт  трещал по  швам и  во  многих  местах  из-под  него
выступала старая брусчатка.
     Брод взял в руки "мотороллу".
     - Саня, перед Садовым кольцом перестройся и уступи место Николаю.
     Потом  Брод   переговорил   со  своим  охранником.  Сказал,  чтобы  тот
пристроился позади "мерседеса".
     Они ехали по Москве больше часа. Иногда слушали  оперативные переговоры
диспетчерской  МВД и  Минздрава. Где-то  в районе Орехово-Борисово, на улице
Мусы  Джалиля, четырехлетний мальчуган выпал из  восьмого этажа. В общежитии
на Сиреневом бульваре произошло убийство. Расстреляли генерального директора
издательства "Пролог".
     На  Волоколамском  шоссе они  еще  раз  перестроились  и  теперь  между
"мерседесом" и вырвавшимся вперед "шевроле", шел Одинец на  своей "девятке".
Замыкал кавалькаду Николай.
     Они  проехали  Покровско-Стрешнево,  Трикотажное  и  вскоре оказались в
Воронках, в районе Рублево.
     - Бьюсь,  Мцыри, об заклад, что  эти  ребята отсюда.  Только  тут такие
хаты, каждый кирпич золотой.
     Карташов  повернул  голову  и  сквозь  редкий  ольшаник  увидел  чудеса
русского "классицизма":  непонятного стиля громоздкие  дома,  с  двумя-тремя
балконами,   окнами-бойницами  и  высокими  бельэтажами.  И   почти   все  -
недостроенные...
     Запищала "моторолла". Брод взял трубку, ответил паролем.
     - Понятно,  -  сказал  он.  -  Двенадцатое строение...Разворачивайся  и
подожди  нас  возле  придорожного  кафеюшника.  Саня пока пусть  останется в
стороне.
     В полутора  километрах от главной  магистрали они  увидели великолепную
белую  виллу-лебедя, среди  всеобщего  безобразия  в  стиле  новых  русских.
Единственно, что ее портило - высоченный и массивный, в три кирпича, забор.
     - Хороший прыгун без  разбега может взять эту Китайскую стену, - сказал
Карташов.  - Сначала вскочить на  мусорные баки,  оттуда на гребешок  ограды
и...там...
     - Поезжай к той рощице и посмотрим, что делается за забором.
     По  дороге они  встретили  стадо коз, которых погонял пастух. Он был  в
рваных кедах и в майке, которая, наверное, забыла, когда ее в  последний раз
стирали.
     Рощица   находилась  на  возвышении,   откуда   хорошо  просматривалась
территория строения No 12.  Кое-где, поросшая травой, ржавела сантехническая
арматура, железобетонные блоки и большой коллектор.
     - Такой же бардак,  как  и у меня,  -  сказал  Брод. -  только  конь не
валялся. Баня, наверное, тоже  не топится, бассейн без воды, сад без яблонь,
- он взял в руки радиотелефон и велел Николаю подруливать к ним.
     "Ауди" припарковалась в метрах пятидесяти от них, но из машины никто не
вышел. Брод дал охраннику указание:
     - Бери в руки видеокамеру и отсними территорию.
     Потом  он  разговаривал  с Таллером  и получил наказ -  возвращаться  в
Кропоткинский  переулок. Затем Брод связался с  Одинцом  и оповестил  того о
дальнейшем маршруте. Перед тем  как тронуться в  дорогу, Брод обвел взглядом
усадьбу и прилегающую к ней пустошь.
     - В 1937  году здесь  кнокали граждан  СССР, -  сказал он. -  Возможно,
здесь лежат косточки моего деда Исаака Львовича....
     До самого офиса они  ехали молча.  Брод из железной фляжки пил коньяк и
нещадно курил.  Карташову тоже  было  не  до  разговоров. У  него  ныло  под
ложечкой и  он с тоской вспомнил, как в таких случаях Светка приписывала ему
щадящую диету. Где она и что с ней? От невеселых мыслей отвлек его Брод.
     - Если  твой  Бандо действительно тебя так позорно подставил, давай ему
устроим   ауто-дафе...в   крематории...   За  такие  дела  надо  платить  по
гамбургскому счету. Как, Мцыри, думаешь?
     А  Карташов думал  о том,  что  говорит все это Брод  под пьяную руку и
завтра обо все забудет. Нехотя, понимая, что отвечать нужно, он сказал:
     - Москва слишком большая, чтобы без адреса и телефона найти человека...
     -  Человека найти - согласен, трудно,  а вот мразь, заразу...она сама о
себе дает знать и всюду оставляет свои паскудные следы...Вот увидишь...
     - Поживем увидим...Сейчас бы кусок колбасы и стакан молока...
     -  Потерпи,  Галка готовит украинский борщ и  обещала сделать ростбиф с
овощами.



     Подготовка к "стрелке"



     В последний момент место встречи в офисе фирмы "Оптимал" перенесли. Сам
Таллер приехал в Ангелово. В спешном порядке накрывался стол, на кухне вовсю
шкварились  и  шипели  сковороды.  Поварами  и  домработницей   тетей  Ниной
командовала сожительница Брода Галина Снежко.
     В холле  явное  главенство принадлежало Таллеру.  Он сидел в необъятных
размеров  кресле и курил. Нога  на ногу  -  черные носки, на подлокотниках -
белоснежные  манжеты,  на  груди - шикарный малиновый галстук, перетянутый в
середине золотой с бриллиантовой крошкой заколкой.
     Ждали приезда доктора  Блузмана.  Брод,  по просьбе  Галины, помогал ей
разделывать  свежего  осетра,  Николай был  во  дворе с  охраной, а Карташов
находился наверху, в  комнате.  Его участие, равно  как и  участие Одинца  и
Николая в саммите не предусматривалось.
     Одинец  взял  гитару  и,  тихонечко  перебирая струны, так же тихонечко
напевал:

     Пройдут года и я вернусь,
     Весной подснежник расцветет,
     И я в колени твои ткнусь,
     И прошепчу: ну вот и все...

     Под звуки струн Карташову многое вспомнилось, словно из какого-то омута
вынырнули образы - желанные и отвратительные.  Он  не то что вспомнил, а как
будто воочию увидел себя у здания Латвийской МВД, где они, рижские омоновцы,
вынуждены были принять бой...
     ...На  двух   "рафиках"  они   патрулировали   улицы,   примыкающие   к
прокуратуре,  вернее, к той ее  части,  которая  осталась  верной  советской
власти. А тогда, в январе 1991 года, огромная трещина рассекла общество и не
все знали, на какой стороне остаться...
     ...Они уже заворачивали с  улицы Коммунаров на Сиреневую, когда с крыши
здания МВД резанула  пулеметная  очередь. Сидящий рядом  с шофером  командир
второго взвода Игорь Бандо, толкнув плечом дверцу,  выкатился на  дорогу и с
очень неудобного положения открыл ответную  стрельбу. Карташов находился  во
второй  машине и, как  Бандо,  тоже ехал  впереди  и  тоже, увидев  трассер,
исходящий откуда-то сверху, выскочил на дорогу, увлекая за собой бойцов.
     Сначала  они ничего не поняли. Было воскресенье, в МВД, кроме дежурных,
никого больше не  было. Однако не успели они занять позицию,  как автоматные
очереди  послышались  с  третьего,  четвертого,   пятого   этажей.  Особенно
интенсивный огонь велся сверху. Карташов слышал истерический голос Бандо:
     - Гусев, мать-перемать, прижимайся к фронтону гостиницы!
     Карташов внаклонку, перебежками, пересек улицу и присоединился к группе
Бандо.  Между  ними  и  зданием  МВД  находился  монолитный  угол  гостиницы
"Рижанин".
     -  Что,  Игореха, будем делать? - их взгляды встретились. - Нас  кто-то
хочет шикарно обуть...
     -  Это гады,  националисты,  проверяют нас  на  вшивость...Видишь  сам,
наглая провокация и мы должны войти в министерство  и узнать, какая сука там
командует...
     - У нас мало патронов. Лично у меня только два полных магазина.
     - А мы канителиться не будем.  Ты со  своими  обойди  здание со стороны
прокуратуры, а я попробую прорваться через бюро пропусков.
     Но когда они попытались  выйти  из-за гостиницы,  по  ним,  со  стороны
Бастионной горки,  резанул крупнокалиберный  пулемет. Несколько пуль цокнули
по брусчатке, другие вразброс накрыли  весь  второй этаж, откуда  со  звоном
полетели бесформенные куски стекол.
     К  Карташову  подбежал бледный,  в сбившемся на  затылок черном берете,
сержант Костя Татаринов.  Тут  нас всех  положат... Я  попытаюсь с  ребятами
попасть во внутренний дворик. Прикройте...
     - Я тоже иду с вами, - сказал Карташов.
     И они рванули в  сторону  серого  четырехэтажного  здания  прокуратуры.
Боковым  зрением  он  видел  в  сквере перебежками  перемещающихся  людей  в
камуфляже, за  деревьями  - людей в  гражданской одежде. У одного из них  на
плече поблескивала телекамера.
     В проеме, между зданиями, они задержались - проход был завален досками,
старыми  бетонными  конструкциями. И  когда  они  начали  подъем  и  наконец
добрались до второго  этажа, с крыши кто-то бросил ручную гранату. Их спасло
то,  что  взрывная волна со звоном ушла в нижние  окна прокуратуры. Один  из
бойцов размашисто полоснул из автомата в сторону крыши.
     Вокруг, не переставая, стреляли и  когда  внезапно  наступила пауза, до
них долетел хриплый, вибрирующий голос Бандо.
     - Патроны где!? Где патроны, волосатики?
     Карташов  через  окно  второго  этажа  увидел  лежащего  на  лестничной
площадке милиционера.  Тот был  в тяжелом армейском бронежилете, в каске, но
стрелять из автомата явно не умел.  Это было видно по его беспомощной позе и
движению рук. Карташов, выбив стволом стекло, крикнул:
     - Эй, парень, бросай автомат, пора обедать!
     И  милиционер, как  будто только этого и  ждал:  бросил оружие в  проем
лестницы  и,  не  вставая, протянул перед собой  руки.  Дескать,  сдаюсь, не
стреляйте.
     Когда  они  оказались  внутри здания, с  оглядкой  побежали наверх.  На
последнем этаже  увидели  открытый  люк, к которому  тянулась  металлическая
лестница.
     - Подстрахуй,  -  тихо сказал Карташов сержанту,  а  сам, уцепившись за
перекладину, подтянулся на руках.
     Из открытого люка повевал обжигающий лицо ветерок. Ему  показалось, что
слышит  приглушенные голоса. Когда высунулся из  люка, увидел  двух человек,
которые   были   в  черном  камуфляже  и   черных  масках  "ночка".   Слухи,
циркулирующие последние  дни  в  отряде,  подтвердились  - в городе  орудует
какая-то третья сила.  Но  как ни крути, коллеги. Однако  уж больно хваткие:
пожалуй,  еще  не  обнаружив  Карташова,  по  наитию,  один  из  них   круто
развернувшись,   выстрелил  в  его   сторону.  Пули   вжикнули  по  гребешку
крыши...Второй спецназовец схватился за  пояс и отстегнул гранату. Скинув на
плечо автомат, этот человек сцепил руки - это движение Карташов хорошо знал.
Сейчас последует рывок стопорного кольца и - получай ОМОН подарок...А ему не
хотелось  звереть, разойтись  бы по-хорошему  с  дорогими  коллегами, да  не
получилось.  Не  он их, так они его достанут. Подправив  ствол  автомата, он
выстрелил  -  несколько  пуль  угодило в трубу  и  кирпичные осколки, словно
шрапнель,  ударила по ободку  люка.  Тот, который пытался привести в  боевое
действие гранату, как-то чурбанисто упал на скат крыши и, скользнув по нему,
свалился вниз.
     Карташов втянулся в люк и закрыл за собой крышку. Он давно не испытывал
такого дискомфорта.  А внизу,  между  тем,  все  стихло.  И  вдруг  раздался
надсадный голос Бандо:
     - Братва, здесь генерал наложил полные лампасы!
     Карташов нашел  Бандо на  пятом этаже, в  кабинете заместителя министра
МВД. Седой человек, с  трясущимися губами,  стоял у стены  - ноги  на ширину
плеч, поднятые руки на затылке. Двое "черных беретов" проводили обыск.
     Все помещение было изрешечено  пулями, пол усыпан штукатуркой  и  битым
стеклом.  Карташов обратил  внимание - рядом с портретом  Дзержинского кучно
легли несколько пуль и одна из них расщепила угол казенной секции.
     Бандо стоял за спиной генерала и матерно ругался.
     - Ну  что, вояка,  отвоевался! - обратился Бандо  к генералу. - Пустить
тебя в расход сейчас или вместе  с твоим трусливым  шефом? - Слон  подошел к
замминистру и  с  размаху ударил  автоматом  по  почкам.  Генерал  осел,  не
проронив ни звука.
     - Этот пидор  еще играет в Зою Космодемьянскую! - с усмешкой проговорил
Бандо. - Эй, Карташов, вставь ему в рот ствол  и  сделай русскую рулетку.  В
честь независимой Латвии...
     Карташов сплюнул и пошел на выход. Вслед несся нахрапистый голос Бандо:
     -  Ты что,  лейтенант,  сдрейфил?  Подожди, вы  еще поменяетесь  с  ним
местами и он тебе устроит демократический допрос по всем правилам гестапо.
     Но Карташов не слушал комвзвода. Снимая на ходу бронежилет, он вышел на
лестничную  площадку и закурил.  Внизу шла  разборка. Приехавшие  депутаты и
чиновники разных ведомств, пытались пройти  в здание, но сержант Татаринов с
другими омоновцами, бравшими штурмом МВД, никого туда не допускали.
     Карташов вышел на  улицу. Под ногами грязный,  взбитый беготней снег  и
масса пустых гильз. Их было так много,  словно  в  бою участвовала не  часть
взвода, а как минимум, тысяча стволов кряду...
     ...От воспоминаний  Карташова  отвлек  вошедший в комнату  Николай. Как
всегда собранный, деловитый, с совершенно неулыбчивым лицом.
     -  Придется тебе,  Мцыри,  немного  с  Саней  прогуляться. Идем,  я вам
покажу, что, где лежит.
     Карташов поднялся и, вставив в рот сигарету, пошел за охранником.
     В холле было накурено и пахло кухонными  запахами.  Сквозь сизое облако
он  разглядел сидящих  в  креслах Таллера,  Брода и  Блузмана.  И  еще двух,
незнакомых  ему  людей.  На  дворе к  ним  присоединился Одинец, только  что
доставивший в Ангелово Блузмана. Саня с хрустом  откусывал яблоко и, увидев,
Карташова улыбнулся.
     - Привет, Мцыри, ты случайно ото сна не опух?
     - Он не спал, - вставил реплику Николай. - Он терзал гитару.  Кстати, у
вас с Мцыри может получиться неплохой дуэт.
     Николай провел их в гараж  и там, сдвинув маскировочный электрощит, они
вошли в проем, вглубь которого вела довольно широкая лестница.
     В  подвале было  светло и сухо, пахло машинным  маслом.  Когда охранник
открыл  длинный  металлический  ящик, Карташов  понял, откуда  исходил  этот
запах.   Ящик  доверху  был  заполнен  автоматами  "узи"  и  разными  типами
пистолетов. Они были обильно смазаны маслом и завернуты в вощенную бумагу.
     Николай взял со стеллажа ветошь и положил на оружие.
     - Несколько штук протрите.  Патроны и запасные магазины возьмете в тех,
что под столом, коробках...
     - А куда класть все это добро? - спросил Одинец.
     - Мцыри, сходи в гараж - за покрышками найдешь пару резиновых мешков.
     Когда оружие было  упаковано, мешки отнесли в "шевроле".  Затем на бока
машины они прилепили самоклеющуюся  пленку, на которой крупно было  написано
"Дезинфекция".
     - Мы же не в первый раз такое возим, -  Одинец полез в кабину. - Мцыри,
давай  заводи,  уже и так поздно, а  у  меня  сегодня  вечером большой  секс
намечается...
     Карташов  между  тем смотрел  на Николая и что-то  обдумывал. Как будто
решал - выражать свое мнение или помалкивать. Решил высказаться.
     -  Когда  нас в  Риге  пытались  остановить  полицейские,  мы поступали
однозначно - очередь над головами и вперед...
     - Боюсь,  здесь  такой номер не пройдет, - сказал Николай. -  И  хотя в
Москве много дураков, но есть и умные.
     -  Если  на  них  рассчитывать,  то  лучше  сидеть  дома  и  никуда  не
высовываться, - вяло поддержал Карташова Одинец. - Гоним, Мцыри, у нас и так
времени в обрез...
     -  Не промочите ноги, - напутствовал Николай  и почему-то сделался  еще
суровее.
     Был час пик. Они  пересекли  Пятницкое  шоссе и устремились  в  сторону
Путилково, а оттуда по кольцевой - в сторону Химок.
     Начиналась лучезарная московская осень и  у  многих  машин над лобовыми
стеклами  были  приспущены  козырьки.  По  окружной  дороге  в основном  шел
грузовой  транспорт и  особенно  много  тяжелых  фур, покрытых пылью дальних
магистралей.
     -  Ты не очень-то газуй, - предупредил Одинец. - Я не принцесса Диана и
пока  туда  не  хочу,  -  он большим пальцем ковырнул воздух.  - И вдруг без
перехода спросил:  - Так  ты, Мцыри,  говоришь,  что-то  когда-то орудовал в
рижском ОМОНе?
     - Почему  - орудовал? Орудовал  - это не то слово, а я служил  и, между
прочим,   в   соответствии   с  указом  первого  президента  СССР   товарища
Горбачева...
     - Не упоминай, пожалуйста, при мне это имя. Ей-богу, стошнит.
     - Может, мне остановить машину, выйдешь, поблюешь?  А меня, думаешь, не
тошнит от всего этого бардака?
     - От того или нынешнего?
     - От  того тошнит, а от этого рвет кровью,  - Карташов  через  форточку
сплюнул.
     - Я  читал в газетах,  как  рижские  омоновцы  громили  таможни.  Круто
работали  и  мне даже  одно время хотелось  к  вам  податься. Но  дальнейшее
развитие  ваши  подвиги не  получили.  А  могли  бы в Латвии навести  такого
шороха, что ни одна националистическая  проститутка  не посмела бы  раскрыть
хайло...Ты сидел за милицейское прошлое?
     Карташову  не хотелось  отвечать, да и слишком  интенсивное движение на
дороге  не   позволяло  отвлекаться.   Когда  позади   осталось  Пироговское
водохранилище, и на трассе стало потише, он сказал:
     - Мы не террористы, чтобы на кого-то наводить ужас...А  я сидел за свою
глупость или за  свою доверчивость, что  почти  одно и  то  же...Мой коллега
Игорь  Бандо,   тоже  взводный,  из  моего  пистолета   застрелил  литовских
таможенников...
     -  Постой, я что-то припоминаю...Кажется, после этого все газеты встали
на уши...Громкое было дело...
     - Для меня оно кончилось четырнадцатью годами строгого режима.
     - А как получилось, что этот парень стрелял из твоего оружия?
     -  Это  довольно темная история,  о  которой  мне не  хотелось бы особо
распространяться.  Ты  ведь  знаешь,  существуют  прямые   доказательства  и
доказательства косвенные. И еще надо знать человека. Чтобы о  нем говорить -
способен  он на убийство или  его криминальная высота - безбилетный проезд в
трамвае. Так вот по уликам...Я был без сознания, когда расстреляли таможню и
все узнал со слов Кротова. Тоже омоновца...Я, между прочим,  ему верил,  как
себе...
     - Тут, конечно,  тебе видней, но  жизнь порой выкидывает  такие коники,
что рехнуться можно. Выходит, у тебя был хороший свидетель?
     - В том-то и дело,  что еще до суда Кротова убили и ты не поверишь - из
моего же пистолета.
     - А вот это, Мцыри, уже из области мистики, а я в мистику не верю.
     - Когда-нибудь под настроение расскажу, почему я в этом убежден.
     - А что Бандо?
     - Он  к тому времени уже  был далеко в Сибири. Сейчас вроде бы живет  в
Москве,  занимается  то ли  бизнесом, то ли рэкетом...А, может, прислуживает
какому-нибудь Таллеру...
     - Сворачивай  налево, - сказал Одинец. - Кому-то позарез надо было тебя
засадить...
     - Новому режиму  Латвии  нужно  было  найти  козла отпущения.  Все  мои
контрдоводы суд  отмел,  и  мы с  адвокатом избрали  другую тактику  защиты.
Властям важно было создать прецедент, провести показательный процесс...
     ...  Перед ними  открылась водная гладь  с острыми искорками.  Учинское
водохранилище  -  живописные  берега  пологой  дугой  охватывали  зеркальную
благодать.
     -  Вон за теми кудрявыми вязами, видишь белую шиферную крышу? - спросил
Одинец.
     - Еще бы!
     -  Там завтра две шоблы устроят друг  другу  Варфоломеевскую ночь...Это
бывшая целлюлозно-бумажная фабрика. Сегодня там одни сквозняки гуляют.
     - А куда мы денем мешок с оружием?
     - При желании, тут можно спрятать атомную бомбу.
     Железные ворота  и  забор  представляли собой  жалкое  зрелище.  Печать
запустения  и  ветхости  лежали буквально на всем.  Они  обогнули  ограду  и
проехали  вдоль зарослей бузины. Лопухи, что росли под  ней, напоминали  уши
слонов.
     Они подкатили к самой воде и  вышли из машины. Подлезли  под поваленное
дерево,  обогнули  решетку  и  вышли  на  галечный  берег.  Камни под ногами
зашуршали и это насторожило Карташова.
     - Это не то место, которое нам нужно, - сказал он. - Здесь незамеченным
не пройдешь, услышат.
     -  Тут никого  не  будет, сходку  они  собираются  проводить  в  бывшем
целлюлозном цехе. Зато здесь укромное место и в случае чего легко отходить.
     -  Наоборот, маневра  для машин нет, легко завязнуть в иле, - настаивал
Карташов.
     Одинец вытер рукавом вспотевший лоб. Из куртки достал сигареты.
     - А где же тогда? - он огляделся по сторонам.
     -  Мне  кажется, во-оо-он за теми  кленами...Оттуда и  подъезды  хорошо
просматриваются и цех как на ладони.
     Они вернулись к  машине и, объехав фабрику, припарковались  на  поляне.
Несколько гранат и запасных  магазинов попрятали под корневищем разросшегося
бука. Остальное,  в резиновом  мешке,  положили в дупло полусгоревшей старой
ели.
     Карташов  смотрел  в просветы  между  деревьями  на водохранилище и оно
напомнило ему Рижское взморье. Там он бывал почти каждое воскресенье - такая
же тишина и нега, и такая же водная гладь...
     - Я тебя,  Саня, прошу лишь об одном...Если вдруг  меня  завтра зацепит
пулей и я  буду мучаться, ты меня,  пожалуйста, пристрели. Я не хочу,  чтобы
одна  часть моих  органов  вселилась  в другие телеса,  а другая  жарилась в
крематории. Все мое должно навсегда остаться со мной.
     Одинец слегка  побледнел. Он растер о ствол дерева  сигарету, а то, что
осталось в пальцах, щелчком послал в кусты ежевики.
     -  Черт  возьми, Мцыри,  да мы с тобой на одной волне! Я  тоже  бывал в
крематории и все  знаю...Договорились! Я тебя прошу об этом  же.  В  случае,
если ранение будет в живот или мочевой пузырь... Только не стреляй в голову,
лучше в сердце...
     - А мне один хрен куда, но сделай это без лишних разговоров.
     Над деревьями, низко и косо, с громким хлопаньем крыльев пронеслись две
утки. Они летели на бреющем полете и быстро скатились за камыши, на воду.
     - Здесь могла бы получиться неплохая охота...У нас в  Латвии тоже полно
уток и чирков...
     - Потерпи  до завтра, вот уж поохотимся вволю, - без энтузиазма  сказал
Одинец. - Ты знаешь, сколько стоит твое сердце?
     - Я не приценивался... А ты знаешь?
     - По ценам Таллера от 100 до 300 тысяч долларов.  Правда, если тебе еще
нет тридцати. Но тебе, судя по морщинам на лбу, больше..
     Они сели  в машину и стали разворачиваться. Солнце давно миновало зенит
и уже не так припекало.
     "Шевроле" двигался между деревьями, по  корневищам и травам и вскоре на
лобовом стекле скопилась масса паутинок, вместе с крохотными насекомыми.
     В Ангелово они возвратились без происшествий. После того как загнали  в
гараж  машину, Карташов  поменял  номерные  знаки и содрал  с бортов клейкую
ленту "Дезинфекция".
     Одинец  отправился к  Броду доложить о результатах  поездки, однако,  в
доме  все еще  шло совещание. Стоящий у дверей  Николай  жестом  предупредил
Одинца,  чтобы тот остановился. До  него  донесся голос  Таллера.  Его  речь
напоминала  выступление  адвоката на судебном  процессе.  Николай подтолкнул
Одинца к выходу.
     - Мы не  банда отморозков, а научно-исследовательская фирма,  -  горячо
выкрикивал Таллер, - но если на  нас наезжают блатные, то как, по-вашему, мы
должны реагировать?
     - Возможно, им надо объяснить, чем  мы занимаемся, - не очень  уверенно
сказал Блузман.
     - Да им до фени наши объяснения. Я сразу же, как только Брод назвал мне
адрес этого деятеля из Воронков, связался со своим человеком в МВД и  он мне
дал  исчерпывающую  на него  характеристику. Этот  Музафаров в  криминальных
структурах   ходит  крестным  отцом,  он  подозревается  в  тысяче  и  одном
преступлении, хотя ни одной улики и ни одного свидетеля против него нет. Все
боятся...А он  делает из  себя  благовоспитанного  отца семейства,  меценат,
помог  одному   сатирику   издать   книжку...  Это  на   него  работают  эти
молодцы...как его, Клявиньш...фамилия второго у меня вылетела из головы...
     Брод  внимательно  слушал  и не спускал  глаз с Таллера, который в свою
очередь буравил взглядом Блузмана.
     - Мы  ничего  никому  не будем  объяснять, - он понизил голос, что было
предвестием грозы. - Меня  волнует  другое -  откуда Музафаров узнал о нашем
существовании? Как он вышел на наши связи  с Прибалтикой? Кто, черт  возьми,
его навел на Фоккера?
     - Скорее всего  тут замешаны  наши  конкуренты, - предположил  один  из
сидящих на диване мужчин. - Это делается очень просто...
     Таллер нетерпеливо перебил:
     -  Мне  активно не  нравится  их  стиль...Заявились двое  мордоворотов,
кинули кость и думают я перед ними буду плясать чечетку...
     -  Нам сейчас важно  знать, для  кого они  собираются  купить  почку? -
сказал  Брод. -  Когда нам  это будет известно, тогда и  расклад может  быть
совершенно  другой...Но  не  исключено,  что  товар   они  ищут  для  самого
Музафарова...
     Блузман, как школьник, поднял руку.
     -  Что  у  тебя?  -  обратился  к  нему Таллер.  -  Он  курил  и  делал
убийственные затяжки.
     -  Может,  действительно,  не  стоит паниковать,  а  провести кое-какой
зондаж -  и кто  знает, может мы в лице  этого Музафарова получим  неплохого
клиента...
     - Я бы не хотел, Яша  (Блузман),  это слышать от тебя, - непримиримость
звучала в  голосе  Таллера.  - Мы уже  два  месяца  не можем выполнить заказ
Фоккера, а ты говоришь о новом клиенте. И дело не только в этом, я просто не
хочу  идти на поводу этого  Музафарова по принципиальным  соображениям.  Это
отпетый бандит, который пол-Москвы держит в страхе, а ты говоришь...
     - Тогда надо прибегнуть к нашей "крыше", - Брод тоже закурил, - в конце
концов, мы здесь не случайные барышники...
     - Согласен, но у нас горит заказ почти на миллион долларов, а ты ведешь
речь о какой-то  "крыше"...Ты же знаешь, что такие разборки  в один  день не
заканчиваются  и  я не уверен,  что  наша "крыша" более  могущественна,  чем
его...Чтоб вы знали,  на Музафарова работают официальные силовые  структуры,
вплоть до контрразведки...Захотят - нас закроют и...зароют...
     После того как Блузман и два других, приехавших с ним, человека отбыли,
Таллер с Бродом поднялись наверх и вышли на балкон.
     - Меня,  Веня, серьезно волнует утечка информации, - сказал Таллер. - Я
просто в недоумении, где мы могли проколоться...У тебя два новых человека...
- уже без прежнего напора заметил Таллер.
     Брод тут же отпасовал этот посыл.
     - За Карташова я отвечаю головой! Вместе кормили клопов в рижском СИЗО,
и я имел прекрасную возможность узнать его.
     - Но у тебя есть еще один новенький...Я имею в виду Одинца.
     -  Тоже   отпадает   на  сто  процентов.  Его   нам  рекомендовал   сам
Соловей...Соловьев Гена...
     -  Но  с  него теперь не  спросишь...Те, кто  лежат  на кладбище, имеют
дурную привычку молчать...Но чудес-то не  бывает, Веня! -  Таллер стал опять
разогреваться.  От  долгих  разговоров  и  сигарет  лицо  у  него  покрылось
пепельной бледностью, а под черными глазами обозначились тени. - Ладно, если
ты так уверен в своих людях, бери Музафарова на себя...Надо его просветить и
заодно  выяснить, какого высокого  чина он  имеет  в  виду...От  этого будет
зависеть цена и скорости, с которыми мы будем вести поиск доноров...  А пока
работаем  в обычном режиме...Сколько человек ты завтра думаешь задействовать
на водохранилище?
     - Поедем на двух машинах "скорой помощи" -  это шесть  человек и машина
прикрытия...
     - Будь осторожен, чтобы полоса неудач не сыграла с нами злую шутку...
     - Не  все зависит только  от нас...Пойдем, на дорожку выпьем,  я что-то
продрог...
     После совещания их позвали ужинать.
     Карташов с Одинцом сидели с  края стола  и  разделывались с лобстерами.
Аппетит после поездки на водохранилище у них был зверский.
     - Мцыри,  попробуй  это,  - Одинец подал  Карташову тарелку  с  большим
куском холодного мяса и разнообразной зеленью.
     Усевшийся за стол  Таллер сам налил  себе полфужера коньяка  и сразу же
выпил. Закусил хвостиком петрушки, после чего сразу же закурил.
     - А  где Галина? Веня, куда ты  запрятал свою  красавицу? - спохватился
Таллер. Большой ценитель женской красоты.
     - Она на кухне, сейчас подойдет.
     В  гостиную, наконец, вошла Снежко. На ней  было темное с глубоким каре
платье,  с рубиновым кулончиком.  На "шпильке" она казалась еще  стройнее  и
все, кто был за столом, бросили свои алчные взгляды на ее ноги.
     Она села рядом с Бродом, он ее обнял за плечи и что-то негромко сказал.
Женщина поднялась и пошла наверх. Вернулась с гитарой.
     -  Мцыри, спой,  - попросил Брод. -  Николай говорит,  что  вы  с Саней
организовали дуэт, - через стол Брод протянул Карташову гитару.
     -  Давай,  Серый,  не  стесняйся,  -  попросил  Одинец.  -   Что-нибудь
задушевное.
     Карташов отодвинулся от  стола,  чтобы  дать  свободу  гитаре, и  начал
подбирать аккорды.

     Жалобно стонет ветер осенний,
     Листья кружатся поблекшие,
     Сердце наполнено чувством томления,
     Помнится счастье ушедшее...

     Он пел негромко,  но тишина, вдруг  возникшая за столом,  усиливала его
голос и каждый звук шестиструнки. В какое-то мгновение Карташов поднял глаза
и увидел лицо Галины. Он мог поклясться, что она ждала его взгляда.
     Таллер, откинувшись  на спинку  стула, в своей  вальяжной  позе,  курил
"Уолл-Стрит", зажав сигарету между средним и безымянным пальцами.
     - Неплохо, черт возьми, - сказал Таллер. - Спел с душой, а это главное.
Ты, Мцыри, сам рижанин?
     - Во всяком случае, я там родился, - засмущавшись, ответил Карташов.
     -  И  там  же  подсел,  -  пояснил   Брод.  -  "Черный  берет",   гроза
националистов, за что и был наказан.
     - Неплохого  кадра ты, Веня, заполучил,  -  Таллер взглянул  на часы. -
Николай,  пусть  твои люди поменяют номера на моей машине.  -  Он поднялся с
места, и без прощальных церемоний вышел из-за стола. В сопровождении Николая
покинул дом.
     Галина с приходящей домработницей  принялись  убирать  стол.  Теперь на
Галине был цветастый фартук,  но  "шпильки" остались на ней. Карташов слышал
стук ее каблучков и  это его бодрило,  словно свежий ветерок.  Неприхотливая
память напомнила ему сцену в ванной комнате и все его нутро обдало кипятком.
     Когда  он  уже  был  в комнате,  без стука  вошел Брод.  Он был заметно
навеселе.
     - Тебе, Мцыри, придется на время сменить бивак...Переехать к  Одинцу. А
чтобы  вам  не было скучно, возьмите с собой  гитару...Когда-то на ней играл
Высоцкий...
     -  Я  не  против,  - сказал Карташов  и  не стал  расспрашивать Брода о
причине такого решения.
     Брод  молчал, курил и  прищуренным  от  дыма глазом  взирал  куда-то  в
пустоту.
     На следующий день Карташов переехал к  Одинцу, в Чертаново, недалеко от
Варшавского шоссе...


     Бойня на Учинском водохранилище


     Из Ангелово  они  выехали  на  "шевроле", за  рулем  которого находился
Карташов. Рядом курил и одновременно лузгал семечки Одинец.
     -  Мне  нравится  вечерняя  Москва,  - сказал  он и прильнул к лобовому
стеклу. - Что-то не пойму, то ли дождь начался, то ли у меня в глазах рябит.
     -  Оптический  обман,  преломление  лучей...Между прочим,  дождичек  не
помешал бы, - Карташов перекинул сигарету с одной стороны губ на другую.
     ...  Он  ощущал  некоторый дискомфорт,  отчасти от  внезапно  возникших
ассоциаций.  Вспомнился  давний рейд по ночной  Риге,  когда  в  милицейском
"уазике" они  утюжили ее темные  предместья, вылавливая  всякую  шантрапу  и
самогонщиков. Это было время,  когда ОМОН только-только начал брать верх над
разнузданным криминалитетом.
     Его  взвод патрулировал  южную часть  города, взвод  Бандо  - западные,
прилегающие  к  порту, районы. Однажды  они увязались  за  бешено  мчавшейся
иномаркой, водитель которой  проигнорировал  их  приказ  остановиться. Гонка
проходила по окраинной  части Риги  и  привела их в пределы,  контролируемые
Бандо.
     Преследуемая  машина, преодолев придюнную зону лесополосы, вырвалась  к
заливу  и ушла  в  сторону Мангальского маяка. И как только их "уазик"  тоже
выскочил  на  пляж,  Карташов  и  его бойцы  увидели  трассирующие  цепочки,
исходящие  от темной береговой  линии. Он приказал водителю подать  вправо и
приблизиться к непонятному источнику  автоматической стрельбы. Однако близко
подъезжать не рискнули. Остановившись за пустой дачей,  дальше пошли пешком.
Внезапно стрельба прекратилась и они отчетливо услышали зычный голос Бандо:
     - В воду, дешевки, и - бегом!
     Когда  они приблизились, в  метрах двадцати от берега увидели застывшие
человеческие  силуэты. А  на  берегу наряд омоновцев  - четверо во  главе со
своим командиром.
     Раздался  треск  автоматной  очереди  и  в  темноту  полетели  огненные
сверчки.  Они пластались  низко, над самыми головами  тех, кто  находился  в
воде.
     - Ну, что, придурки, не моете свои патриотические яйца!? Радуйтесь, что
я с вами еще разговариваю...
     Пули  снова  полетели  в сторону залива, вплотную приблизились к воде и
силуэты людей, видимо, спасаясь от пуль, с головой ушли под воду.
     Карташов шагнул вперед и крикнул:
     -  Отставить! -  и  сблизившись  с  Бандо,  сильно  ударил  ладонью  по
автомату, уводя его ствол в зенит звездного неба.
     Бандо, набычив шею, зло зырнул на непрошеных гостей.
     - Отвали, Карташ!  Это  не твой  район,  - автомат его  уперся в  грудь
Сергея.
     - Ты снова пьян, Слон! Остановись пока не поздно...
     Подошел один  из бойцов  и попытался отвести ствол от  груди Карташова,
однако  Бандо  нарочито  угрожающе  нажал  на  автомат  и  буквально  вдавил
пламегаситель в куртку Карташова.
     Пришлось применить боевой прием. Автомат отлетел в сторону, а сам Бандо
покачнулся и едва не упал на песок.
     - Это, Игореха, превышение власти!  -  крикнул Карташов. - Я  доложу об
этом командиру отряда.
     -  Перестань,  Карташ, зря сотрясать атмосферу! Благодаря таким, как ты
соглашателям, нацисты берут нас голыми руками, - он поднял с земли автомат и
щелкнул   предохранителем.   -  Мы  должны   в   духе  ин-тер-наци-она-лизма
воспитывать эту зеленую сволочь, а ты с ней цацкаешься.
     -  Закон  для всех  один,  -  Карташов направился  к воде.  -  Эй,  вы,
купальщики, выходите на берег!  - обратился он к застывшим в воде фигурам. И
своим бойцам: - Выйдут, проводите их до автобусной остановки.
     - Говно! -  тихо произнес Бандо. - Чистюля затрюханный...Пошли, братцы,
отсюда, а не то меня вырвет...
     И  хотя  было  темно,  Карташов,  в  ритмичных  сполохах  маяка,  успел
разглядеть на лице Бандо хищную гримасу.
     Из воды  вышли пятеро  подростков и,  не  попадая зуб на зуб, принялись
раздеваться и выжимать свои вымокшие одежды.
     - За что он вас искупал? - спросил  их сержант Татаринов, но ответа  не
получил.
     - Оставь, Костя, их в  покое! - Карташов развернулся и  тоже  зашагал в
дюны...
     ...А что было потом? Однако его отвлек голос Одинца.
     - Ты что, Серега, спишь? За теми указателями рули направо...
     Карташов,  действительно,  словно  очнулся  от  глубокого  забытья.  Он
увидел, как впереди  идущие "скорые  помощи" повернули  на Кольцевую дорогу,
где  по  плану они  должны были расстаться. Их "шевроле" съехал на грунтовую
дорогу, проходившую по  равнине,  с редкими кустарниками и далекими  желтыми
огоньками.
     "Зачем я здесь? - спросил себя Карташов. - Чтобы выжить, - ответило его
второе "я"... - А бандитские дела, в которые ты так незаметно  впутался? Да,
но главное, чтобы не запачкаться кровью", - утешила его вторая половина.
     Через двадцать минут они переехали речушку и  Одинец,  - эдакий штурман
ночной гонки - положив руку на баранку, предостерег:
     - Поезжай, Мцыри, медленнее, сейчас будем делать закладку.
     Они съехали с  дороги  на  разбитую грунтовку и под колесами  зашуршала
щебенка с  накиданными  ветром  сухими листьями.  Было  темно, лишь в метрах
трехстах от них горел одинокий фонарь и проносились редкие машины.
     Одинец   вылез  из  микроавтобуса  первым   и   прошел   вперед.  Когда
возвратился, сказал:
     - Я нашел огромный валун, под него  и положим, - он достал из-за спинки
сиденья брезентовый мешок и вытащил из него две тротиловые шашки. Из кармана
-  кулек  с  взрывателями.  -  Как  думаешь,  на  сколько времени  поставить
замедлитель? -  спросил он и посветил фонариком на  часы.  - Сейчас двадцать
пятьдесят...
     - На сколько у них назначено толковище?
     - На одиннадцать...
     - Значит,  и громыхнуть  должно примерно в  это же  время, - и Карташов
понял, что после этих слов он автоматически становится соучастником теракта.
Однако тут же успокоил свою совесть: "Здесь людей не должно быть".
     Он  выбрался  из кабины  и окликнул  удаляющегося  Одинца.  Тот ответил
негромким свистом.
     Валун находился в метрах двухстах от дороги, у самого, почти высохшего,
ручья. Взрывная волна наверняка погасится каменной массой и по откосу сойдет
на нет. Прикрыв ладонью фонарик, он посветил. Одинец неплохо заложил брикеты
- они почти целиком ушли под валун.
     - Забросай листьями, - сказал он Одинцу.
     - И так сойдет. Здесь поблизости нет ни одной живой души.
     - Этого никто не знает. Сейчас нет, а через минуту - есть... - Карташов
носком кроссовки подбил под камень кучку сухой земли.
     - Надо поменять номера, - сказал  Одинец, когда они уже направлялись  в
сторону машины.
     - Зачем сейчас менять, мы ведь все равно поедем на другой машине?
     - Так надо. Иди и поменяй...Номера в кузове, сразу за сиденьем.
     ... Вернувшись на шоссе, и  переехав  хлипкий мостик, они направились в
сторону Тарасовки. В темноте не сразу нашли нужный ориентир  -  водонапорную
башню. Как-то неожиданно,  на заборе, длинной, без  тротуаров,  Строительной
улицы, они увидели жестянку, на которой крупно  белела цифра 46. Но им нужен
был дом под номером 42.
     Когда к нему подъехали, Одинец, не выходя из машины, нажал у калитки на
кнопку звонка. Дом, погруженный в темноту, откликнулся одним зажженным окном
на  первом этаже. Скрипнула дверь,  кто-то  спустился  с  крыльца, открылась
калитка и грубый голос спросил:
     - Кого ищите?
     - Гудзя...Федора Ивановича...мы от Вениамина...
     Гараж  был  просторный.  Две  двухсотваттовые  лампочки  ярко  освещали
помещение.  Карташов  обратил  внимание  на  спокойный  взгляд  и  неспешные
движения хозяина дома. На нем была кожаная безрукавка и на оголенных до плеч
руках  синели  небольшие  наколки. На  правой:  "Не  забуду  мать родную", с
могильным холмиком,  и  на левой:  "Век свободы  не видать", с  зарешеченным
окном...
     -  Какую  машину  возьмете? - спросил Гудзь и указал рукой  на стоявшие
бампер к бамперу микроавтобусы.
     - Если можно, поедем на "мерседесе", - сказал Одинец.
     -  Берите  его,  я только вчера  вечером залил  полный  бак.  Запаска в
кузове, а запасные номера под сиденьем.
     Карташов  залез в  кабину и  включил зажигание.  Одинец перетаскивал из
"шевроле" кое-какие вещи и среди них - два гранатомета.
     -  Слишком  на тормоза не  жми,  -  предупредил хозяин,  - сыро,  может
занести...
     Из-за дома, с громким лаем, выскочил огромный дог.
     - Заткнись, Лорд! - прикрикнул хозяин на пса и пошел открывать ворота.
     Когда они снова выехали на шоссе, Одинец сказал:
     -  Этот хрыч большой спец по подделке документов  и частному прокату...
Знаешь, сколько он берет за сутки?
     -  Мне  на  это наплевать. Я сижу, кручу себе баранку и мне наплевать -
кто,  за сколько и чем промышляет. Я знаю одно: сегодня кто-то из нас  может
не вернуться на базу.
     - Вернемся! - уверенно заявил Одинец. - Мне еще надо заработать деньжат
и смотаться  в  Ялту, к подруге дней моих  суровых... Может, еще на  свадьбе
моей погуляешь... Хочешь анекдот расскажу?
     - Валяй!
     -  Прокурор спрашивает  нового русского: "Скажи-ка, браток, а есть ли у
тебя алиби?" "Есть, конечно! Хотите валютой?"
     - А в чем, собственно, тут прикол?
     -  Ну  ты даешь,  Мцыри!  Неужели не дошло? Стоп! Мы, кажется, проехали
указатель "Байбаки"...
     Карташов   притормозил  и  подал   назад.  И  верно,  справа  показался
указатель, на котором фосфоресцирующими буквами было написано: "Байбаки".
     Потянулись бесконечные заборы  с  повисшими над  ними  ветками,  сплошь
усыпанными яблоками.
     - Тормозни! -  попросил Одинец и через форточку сорвал несколько яблок.
Один кинул на колени Карташову. Хрумкнул, сморщился.
     -  Э, черт,  антоновка,  а  у  меня две  пломбы  вылетели.  Надо  будет
запломбировать.
     -  Сегодня  нам  могут  запломбировать  не только зубы,  но и мозги,  -
Карташов тоже надкусил яблоко.
     - Когда заранее так думаешь, ничего подобного не происходит. Тем более,
бандиты иногда подбрасывают дезу - не клюнут ли менты...
     - А кем ты, Саня, себя считаешь? Тоже бандитом?
     - Наемником! - бодро отрапортовал Одинец. - А наемник и  есть наемник -
ни за  что  не  отвечает.  Ему  платят  неплохие  бабки  и  ему  не  надо ни
разрабатывать планов, ни отвечать за них. Ни организовывать, ни вдохновлять.
Вот как мы с тобой...Честные исполнители...
     - Я давал присягу...
     -  Тоже мне присяжный адвокат! Когда ты давал присягу,  Мцыри? Это было
на другой планете и в  другой, доисторической эпохе.  Все скурвились, никому
нельзя верить  и есть  только  один порядочный  стимул  -  куча заработанных
денег... Вон  за теми деревьями немного притормози, где-то здесь должен быть
поворот.
     -  Потому и скурвились,  что все хотят  много  денег. И неважно,  через
сколько трупов при этом нужно перешагнуть...
     -   Да   ладно   тебе,   Руссо   задолбанный...Я   ведь   сказал:  куча
за-ра-бо-та-нных денег! Есть разница?
     - А это смотря, что ты подразумеваешь под работой...
     - Любая работа молодцу не в укор...Ее все равно кто-то должен делать, а
иначе в чем смысл жизни...
     Свернули на еще более расхлябанную, в рытвинах, дорогу и, укачиваясь на
них, поехали в  сторону мерцающих впереди редких  огней. Миновали  магазин с
темными  витринами,  брошенный  на  обочине комбайн,  еще  один  магазин,  и
оказались  на небольшой площади, по  периметру  которой  белели  трехэтажные
здания из  силикатного  кирпича.  В метрах трестах  от них, возле автобусной
остановке, они обнаружили коммерческий киоск.
     Под него они положили, четыре двухсотграммовых брикета, рассчитанных на
более  мощный звуковой эффект. Так сказать, отвлекающий, предназначенный для
ушей милиции...
     - Может, сейчас рванем? - весело спросил Одинец.
     И не успел  Карташов ответить, как напарник резким ударом ноги разнес в
щепки   загораживающие  витрину   ставенки.   Кулаком   разбил   стекло.   В
образовавшееся  отверстие  Саня  просунул  руку  и  начал  выгребать  плитки
шоколада, баночки с  пивом, кулечки с  орехами. И как приз -  четырехгранную
бутылку немецкой водки.
     - Это грабеж,  -  тихо произнес  Карташов.  Он  волновался.  -  Это  же
чистейшее покушение на чужое имущество...
     -   Никак   нет,   уважаемый   ментяра,    это   социально-справедливое
распределение материальных ценностей.
     Карташов развернулся и пошел к машине.
     Когда они  уселись  на свои места, Одинец раскупорил  бутылку  и сделал
несколько небольших глотков. Закусил "марсом", закурил...
     Карташов насуплено молчал.
     Не  доезжая  до  Пушкино, они  свернули на Акулово и  миновав Пялевское
водохранилище, направились прямиком в Пестово.
     - Ты, старик, неплохо ориентируешься, - похвалил Одинец.
     -  Профессиональный  навык. Ты не забудь, что еще до ОМОНа  я шесть лет
пахал в рижском угро.
     - Вот это новости для  прессы! Скажи кому, что работаю в паре с отпетым
мусором, не поверят. А что, Брод совсем охренел, связавшись с тобой?
     - Когда приедем, ты у него спроси об этом сам. Мол, почему ты, Бродища,
притащил в нашу хорошую банду такого плохого мента?
     - Ладно, Мцыри,  не кипятись, ему  действительно видней, - Одинец занял
независимую  позицию.   -  Ты   не   представляешь  как  водяра  успокаивает
нервы...Во-первых,  я как  будто  еду на  свадьбу, во-вторых,  могу спокойно
разговаривать с таким как ты  мусоровозом, и при  этом сохранять олимпийское
спокойствие.
     Не  успели они  проехать  двести  метров,  как на дороге, в свете  фар,
возникла фигура человека.
     - Давим? - спросил Карташов.
     - Это же наш Никола! - Одинец почти влип в лобовое стекло.
     Подошедший к ним Николай, сказал:
     - Кажись,  наши  планы ломаются. Шобла начала съезжаться  чуть  ли не в
девять часов.  Дозорные шныряют, как живые...Давай,  Мцыри, рули вперед и за
дорогой, в рощице, паркуйся...
     Они  переехали  дорогу и,  миновав небольшую поляну, скрылись в рощице.
Тут же подвалил Брод.
     - Салют, Мцыри, - приветливо сказал он.  - Отъедь маленько в сторону  и
будь наготове.  А ты, Санек, иди к Кадыку и отнеси гранатометы. И не забудь,
сынок, надеть бронежилет.  И  ты, Мцыри, тоже  не посчитай за труд жилетиком
защитить свое горячее сердце.
     - Перебьюсь,  - Карташов  понимал, что  дело  затевается нешуточное. Он
просунул руку под куртку и ощупал рукоятку ПМ. -  Ты, Веня, мне говорил, что
ничего такого  не будет. Я имею  в виду стрельбу, трупы, а тут, вижу, именно
это и назревает.
     - Не все и не сразу можно говорить, - в голосе Брода  не  было ни грана
неуверенности. - Мы будем работать в своем  обычном режиме, а все  остальное
сделают другие.
     - И сколько мне здесь торчать? - спросил Карташов.
     - Пока я тебе не скажу, что торчать здесь больше нет смысла. Ты видишь,
я тебя щажу, хотя вполне возможно, тебе самому этого не надо...
     - Спасибо, - не то шутя, не то всерьез проговорил Карташов.
     -  Пока делать нечего, поменяй номера... -  И к Одинцу:  - Пошли, Саня,
надо переговорить.
     Поменяв  знаки, Карташов развернулся и встал так, чтобы в  любой момент
можно было сразу выбраться на дорогу.
     Вернулся  Брод с  каким-то незнакомым человеком. Они остановились возле
"рафиков" и весь их ожидающий вид напоминал транзитных пассажиров.
     В  темноте  появилась пружинистая фигура Одинца. Через открытое окно до
Карташова долетел его грубоватый быстрый говорок.
     - Скоп почти весь  налицо, - сказал он, - сто рыл, не меньше.  Придется
действовать по-суворовски - внезапно и быстро...
     -  Надеюсь,  вы  с Николаем не будете подставлять свои  светлые  лбы? -
спросил Брод.
     -  Все машины стоят гуськом: впереди  вода,  по бокам деревья, так  что
маневра   никакого  у   них  нет.   Из  гранатомета  шарахнем  по  последней
тачке...даже жалко - новенький с иголочки "линкольн навигатор".
     - А они не смогут убраться по берегу?
     - Исключено!  Там две  дамбочки и металлический  забор подходит к самой
воде. Мышеловка...
     - Начинайте сразу после второго взрыва.
     - Это произведет на кодлу эффект короткого замыкания.
     Карташов   мысленно  возразил  Одинцу:  "Смотри,  Саня,  чтобы  в  этом
замыкании не поджарить себе задницу..."
     Пока Карташов ловил обрывки мыслей, наступил тот самый момент "Ч", ради
которого они тут собрались. Сначала он подумал, что его кто-то толкнул сзади
- от  сотрясения лежащая  на щитке  пачка сигарет подскочила и упала  ему на
колени.  Он  представил,  как  взрывной  волной  сначала  приподняло,  затем
разметало  на десятки метров тот  самый  киоск,  под  который  они  заложили
взрывчатку. В наступившей всепоглощающей тишине он услышал как шерохнулся по
стеклу падающий с дерева сухой лист.Вслед за первым прозвучал второй взрыв.
     - Саня, пора! - хриплым голосом приговорил Брод. Он подошел к одному из
"рафиков",  где стоял незнакомый Карташову человек, что-то сказал ему  и тот
сразу  же  направился  вслед  за  Одинцом.   Брод  провожал  их   рассеянным
взглядом...
     ...Сначала захлопали одиночные, и, судя по всему, пистолетные выстрелы.
Карташов отчетливо выделил бубнящий звук - это скорее всего кто-то долбил из
"стечкина". Более  деликатно звучали  ПМ. Возможно, в общем  хоре заявляли о
себе и "немецкие" голоса -  "вальтеры", "парабеллумы" и "арминиусы", которые
в последнее время входили в моду.
     Совсем  рядом простучала автоматная  очередь, интонации которой до боли
были ему знакомы - это бесподобный АКС сотрясал ночной воздух. Только на миг
что-то  там прервалось  и снова - жесткая автоматная чечетка, перемежающаяся
пистолетным   токката.  И   неизвестно,  сколько  такой  обмен  любезностями
продолжался,  если  бы в  какой-то  момент  вся  эта  стреляющая  чехарда не
потонула в мощном взрыве. Над лесом поднялся столб огня и черного дыма.
     - Пошли! - крикнул Брод, и из "рафиков" стали выскакивать люди в  белых
халата.
     Карташов видел, как двое здоровенных лбов бежали с носилками и никак не
могли  согласовать  свои движения,  все время  сбиваясь с  шага,  путаясь  в
низкорослых кустах ольшаника.
     За дорогой  разгорался настояший бой. С  Бродом  остался только  доктор
Блузман. До Карташова доносились лишь отдельные слова.
     - Эти черти устроили  настоящую битву, - сдерживая волнение, приговорил
Блузман. Он натягивал на руки  резиновые перчатки. - По-моему,  нам уже пора
идти, пока они там не перебили друг друга.
     Брод,  отбросив  в пожухлую  траву  недокуренную сигарету, взглянул  на
небо, перекрестился  и,  поправляя  на  лбу  шапочку, направился  в  сторону
дороги. За ним трусцой засеменил доктор.
     "А  что  если  мне  ради разнообразия  рвануть  отсюда? - спросил  себя
Карташов. - Еще немного и перестрелка перенесется сюда..."
     Однако он не  тронулся  с места, продолжал сидеть,  выбивая  на баранке
барабанную  дробь  указательными  пальцами. Но когда совсем  рядом раздались
выстрелы, он открыл дверцу и выбрался из машины. Прошел вдоль ее отсыревшего
бока, всматриваясь в темноту.
     Над лесом вознеслись  яркие сполохи -  отражение  невидимого  за  лесом
пожара. И вдруг  он заметил  передвигающуюся тень. Кто-то  галсами шел в его
сторону.
     И вскоре он увидел рослого,  в распахнутом плаще человека, державшегося
за живот.  Он  напоминал  пьяного:  человека вело  из стороны в сторону,  он
спотыкался,  издавая   хриплые,  булькающие   стоны.  И,  видимо,  растратив
последние силы, мужчина рухнул на землю и затих.
     Карташов  подошел и  наклонился.  Ощутил  острый  запах крови,  тяжелое
срывающееся дыхание незнакомца. Тот лежал на боку, уткнувшись лицом в мокрую
землю. Взяв человека за плечи, он перевернул его на спину. Спросил:
     - Парень, ты кто?
     В   ответ    неразличимые   слова:   "Уби...уби...не--ее-т..."   Вялым,
замедленным,  словно в  кино, движением  его  рука потянулась к  внутреннему
карману  и неловко  извлекла оттуда  пухлый портмоне. Видимо, для слабых рук
раненого он был слишком тяжел. Его губы едва слышно сложили слова: "Здесь...
много...бабок, бери.. увези меня..."
     - Приподнимись, старик, - сказал он незнакомцу, - я тебя оттащу немного
в  сторону,  -  хотя  знал  -  бесполезно,  ранение,  судя  по  всему,  было
смертельное  -  в брюшную  полость.  Однако  он  приподнял  раненого  и тот,
опираясь  на  него, с  трудом  встал на ноги.  Отойдя  от  машины метров  на
тридцать, Карташов  опустил человека на землю. Тот застонал, но тут же затих
и Карташов почувствовал в руках обмякшее, ставшее бесполезным тело...
     Он  вернулся  к  машине  и  как раз вовремя: от  дороги слышались шумы.
Кто-то направлялся в его  сторону. Люди в белом несли  носилки,  на  которых
лежали люди. Сзади шел запыхавшийся Брод.
     - Мцыри, гоним! - голос Брода был неузнаваем. Они с Блузманом подбежали
к своему "рафику"...
     - Где Саня? - крикнул Карташов.
     -  Не  знаю.  Возможно, собирает оружие...Кладите  Кадыка  и второго  в
машину, - голос Брода был взвинчен до истеричности.
     Карташов  нервно закурил. Ему хотелось побыстрее отсюда убраться, но он
стал ждать. На небе  как  будто что-то изменилось.  Пригляделся: ручка ковша
Большой медведицы заметно сместилась к северо-западу, ближе к полночи.
     Зашуршала трава,  от дороги бежали  двое. Это был  Николай  с  Одинцом.
Когда они приблизились, на Карташова пахнуло пороховой гарью.
     - Это ты, Мцыри? - спросил Одинец. - Я загадал: если увижу первым тебя,
значит, все будет о"кэй.
     - Садись в машину, Брод говорит, что надо отсюда в темпе сматываться.
     - И  Веня  прав,  там уже подваливают  менты,  -  отдыхиваясь, произнес
Одинец. - Сам видел четыре "уазика" и крытый АТН с омоновцами...
     - Иди, скажи об этом Броду.
     - Подержи, - Одинец сунул ему в руки два гранатомета.
     "Рафик" уже выруливал из кустов. Карташов,  скинув гранатометы в кузов,
сел за баранку.
     - Мцыри, гоним! - Одинец, захлопнув за  собой дверцу, сразу же полез за
водкой и надолго прилип к  горлышку. Пил шумно, словно родниковую воду после
долгого  перехода  через  пустыню.  Повернувшись  к  Карташову,  исступленно
заорал:
     - Мцыри, мать-перемать, в двух  шагах  рота ментов,  а  ты спишь! Гони,
ОМОН, пока трамваи ходят!
     - Жду приказа - в какую сторону ехать.
     - Вперед и налево! Брод велел возвращаться через Лобню. Я тебе все буду
говорить, только ты, пожалуйста, выжми  из "мерса" все, на что  этот трудяга
способен.
     Карташов ориентировался по задним огням впереди идущих "рафиков", круто
набирающих скорость. Однако совершенно неожиданно все  стало складываться не
так, как  хотелось бы. Позади послышались резкие настойчивые сигналы. Зырнув
в боковое зеркало, Одинец констатировал:
     - Милицейский "уазик"...Куда ты положил гранатометы?
     -  Не будь психом,  черт  тебя  подери! - Карташов не  мог  не понимать
смысла сказанного его напарником.
     -  Куда ты засунул моих  "мух"?  -  в голосе Одинца послышалось злобное
нетерпение.  Перебравшись  через  спинку  сиденья,  он   скрылся  в  салоне.
Погромыхал и, чертыхаясь, распахнул сзади багажную створку.
     - Перестань,  Саня, валять дурака, это же кончится  вышкой, -  Карташов
крутанул руль и машина,  сбившись с прямой, не позволила Одинцу  как следует
прицелиться. Он грязно выругался  и  снова приложился  щекой  к гранатомету.
Микроавтобус вновь вильнул в бок  и граната, прочертив ночь огненным  бичом,
буквально в десяти сантиметрах прошла  мимо  милицейского "уазика". Он резко
тормознул, съехав на картофельное поле.
     Когда Одинец вернулся на место, его ярость готова была испепелить  все,
с чем он соприкасался.
     -  Ну  и  мудак  же  ты,  Мцыри! Если я скажу  об  этом Броду, он  тебя
пристрелит и выбросит на свалку.
     - Если я тебе  это  позволю сделать, сосунок! - в висок Одинцу настырно
уперся  теплый  ствол  ПМ.  И,  видимо,  в  голосе  Карташова  было  столько
убедительности,  что Одинец, словно контуженный, замотал головой  и  надолго
затих...
     -  Что ты трясешь своей глупой башкой? - съехидничал Карташов. - Может,
я тебе щенку жизнь спас, а ты тут мне устраиваешь первомайскую демонстрацию,
- Карташов  опустил  руку, а  затем  спрятал пистолет во  внутренний  карман
куртки.
     -  Ты,  оказывается,  иногда  можешь  быть  Рэмбо,  -  Одинец  протянул
Карташову  пачку  сигарет.  -   Ладно,  Серый,  забудем,  просто  я  сегодня
насмотрелся такого...Сам не знаю, что делаю.
     - Ты  лучше  свяжись с Бродом и скажи, что нас  засекли.  Спроси -  что
делать?
     - И так ясно. Перед  Лобней  бросаем  машину и  пусть он нас где-нибудь
подберет.
     Но  когда Одинец связался с Бродом и рассказал об инциденте с милицией,
тот воспринял это  достаточно спокойно, однако "подбирать" их не  собирался.
Велел  машину  оставить  где-нибудь  в  районе Аксаково, а  самим  на речном
трамвайчике добираться до Химок.  Туда  за  ними приедет Николай. Однако все
произошло  по-другому.  Когда  в  поле  зрения появился  дорожный  указатель
"Юрьево",  Одинец  приказал  свернуть  в сторону Витенево,  находящегося  на
берегу водохранилища.
     Они заехали в  уже подернутую багрянцем рощицу и вышли из машины. Обрыв
был хоть и крутой, но не очень высокий.  Они прошли вдоль воды и за песчаным
выступом нашли подходящее место. Вернулись за "мерседесом" и подогнали его к
самой кромке обрыва.
     -  Жаль железного конька, - сказал Одинец.  - Оружие оставляем себе или
топим вместе с тачкой?
     - Ты как хочешь, но я  без ствола, как без рук, -  Карташов похлопал по
левой груди, где спал его ПМ.
     Забрав  из "мерседеса" кое-какие  вещи, среди которых  были  тротиловые
шашки  и две  бутылки  водки,  они  столкнули машину  вниз. Пару  секунд она
сиротливо висела в воздухе, пока не раздался тяжелый всплеск воды.
     Остаток ночи и половину дня  они провели  в стоге  сена.  Дважды с ними
связывался  Брод - один  раз  из клиники  Блузмана,  вторично  -  звонок  из
Рождествено.  Как он выразился,  у него все получилось и  он настоял на том,
чтобы они не появлялись в людных местах, а ждали Николая там, где находятся.
     Пока  ждали  охранника,  Одинец  рассказал  о том,  что  происходило на
Учинском водохранилище.
     - У блатных нервы ни к черту. Как только услышали взрыв, какой-то пахан
как  завизжит: "Братва, да  нас счас топить будут...е...м их  скопом!"  А мы
только  на это и  рассчитывали, хотя и не  предполагали,  что все так быстро
начнется. Я  их неплохо закупорил...червяки в банке...Открыли такую пальбу и
кто-то, видно, случайно угодил в емкость с аммиаком. Хорошо, что ветер дул в
сторону водохранилища, а так бы всех потравило...
     - Значит "стрелка" удалась? - с усмешкой спросил Карташов.
     -  Это  надо  было  видеть! Все, как буйволы откормленные,  но пули  их
укладывали только так. На что наш доктор ко всему привычный,  но и он, когда
осматривал их,  ругался матом, как  последний  ханыга.  Я  подхожу к  нему и
спрашиваю: "Ну  как,  доктор, живые  есть?", а  он: "У  этого пульса нет и у
этого  пульса  нет..." И так раз десять:  "У этого пульса  нет".  Правда,  у
одного  курчавого  сердце  еще билось, но весь живот был  разворочен, словно
чернобыльский  реактор.  Жратва  перемешалась  с   кишками,  и   так   несло
чесноком...бр-ррр... - Одинец передернулся, демонстрируя отвращение.
     -  Наверное, перед "стрелкой" пацаны  забегали поужинать в "Арагви"...Я
всегда своим  бойцам  внушал,  чтобы  перед  операцией  не  наедались. Лучше
бутылку оприходовать, чем жрачкой набивать желудок...
     Где-то  неподалеку стрекотнула сойка, видно, ее разбудил самолет, низко
пролетавший над рощицей. На макушке  высокой сосны, как  приклеенная, висела
зеленая звездочка. Карташов смотрел  на  нее и вспоминал  другие  звезды,  в
других местах, куда заносила  его жизнь. И подумал: если еще хоть  раз сойка
даст  о  себе  знать,  значит, все кончится хорошо. И  он  начал  считать  и
досчитал до ста, когда совсем рядом, меняя модуляции, прострекотала пичужка.
Он поднял воротник куртки, зябко поежился и прижался к плечу Одинца.
     Перед его взором замелькали бессвязные клипы, постепенно  уводя  его  в
тревожный  и вместе  с  тем вполне реальный сон...  Как  будто  он ползет по
узкому,  диаметром в 80  сантиметров, лазу  и ощущает  затылком  осыпающийся
песок. Но сзади на него  напирают, подталкивают,  и он,  понимая, что по его
вине  может  сорваться  побег,  изо  всех  сил  принялся  работать  локтями,
устремляясь  в непроглядную тьму. Он  знает,  что  надо проползти семнадцать
метров и потому очень боится, что не заметит вертикального ствола колодца  и
уползет   в   глубь  земли...  С  надеждой  ждет,   когда  появится  впереди
спасительный свет и в  лицо  повеет свежий ветерок.  Но вместо этого услышал
над  головой злобный лай  сторожевых собак,  глухой топот ног,  истерические
крики часовых...Он затаился, закусив зубами рукав лагерной спецовки.
     - Так  ты, Саня, говоришь, что это была настоящая Варфоломеевская ночь?
- Карташов  взглянул на Одинца, но тот,  откинув на сено голову, скрестив на
груди  руки, крепко спал. И, возможно, видел во сне бой:  временами  по лицу
пробегала  судорога,  дыхание  учащалось, а  указательный палец  правой руки
делал и делал сжимающе-разжимающее движение, словно нажимал на курок...
     Карташов  вынул  из куртки мобильник  и  набрал  номер телефона  Надьки
Осиповой. Ответили сразу и полился  жалостливый поток  из слез и причитаний.
Так он узнал, что их со Светкой  таскали на допросы в милицию, но они ничего
не сказали, потому что сами ничего не  знали и следователь  от них отстал...
И, наверное, от растерянности Надька  сморозила  глупость, сказав, чтобы  он
"как-нибудь  зашел за  вещами". Однако  известие о том,  что  сестра  уехала
домой, облегчило его душу и вселило некоторую определенность.
     ... Накрапывал мелкий  дождик  и  он, слизнув  с усов  капельки  влаги,
вдавился спиной в сухое сено...
     Николай приехал почти  под вечер, прихватив с собой трехлитровый термос
с  бульоном,  бутылку  водки  и  блок  сигарет...До  Ангелово добрались  без
происшествий.
     На  следующий день  Николай  с Карташовым  поехали  в  Тарасовку, чтобы
заплатить  Гудзю  за  утопленный  "мерседес"  и  забрать  "шевроле".  Однако
прокатчик  в  виду  каких-то  своих  соображений потребовал  от них  пятьсот
долларов  комиссионных. Ссылаясь на  то,  что  совсем недавно он заменил  на
"мерседесе" все протекторы  на новые, фордовские... Потом Карташов, уже сидя
в  кабине  "шевроле", долго ждал,  когда Николай  закончит  конфиденциальные
переговоры с хозяином дома. А то, что это были секретные переговоры, говорил
заговорщицкий тон, с каким Николай попросил оставить их одних...


     Белая вилла


     Особняк  Музафарова на фоне архитектурных уродов,  принадлежащих  новым
русским,  выглядел  настоящим  принцем.  Его  светлые  элегантные  очертания
говорили   о   легкости,  некоторой   прихотливости,   но   без   намека  на
претенциозность.  Главный  вход  -  широкое  полукруглое  крыльцо, по  бокам
которого в  гармонии с главным фасадом доминировали  шесть изящных колонн. В
здании много  было стекол,  а на  одном  из  его крыльев, словно  ласточкино
гнездо,  очень  органично,  вписалась беседка,  тоже с колоннами и  издалека
напоминала крошечный замок, но тоже легкий, отливающий изумрудами окон.
     Одинец, смотревший  через  бинокль  на  виллу,  пытался хоть что-нибудь
ухватить за широкими и, казалось, открытыми всему миру окнами. Но сколько он
ни всматривался, в их отраженном, чуть ли не зеркальном, блеске ничего кроме
голубого  неба и  зеленых  макушек росших  поблизости  декоративных елей, он
ухватить не мог.
     - Бесполезно, - сказал он сидящему на водительском сиденье Карташову. -
Это  то  же самое, что  смотреть  в зеркало...такие  же  стекла на  фирме  у
Таллера, и в Торговом центре Хаммера...
     -  И  в ресторане  "Прага", если  мне не изменяет моя проницательность.
По-моему, вчера мы с тобой мимо нее проезжали...
     - Здесь не за что даже зацепиться, а я этого страшно не люблю, - Одинец
казался  озабоченным  не  на  шутку. -  Тут такой закон: если  ты объекта не
засек, то, будь  спокоен, он  тебя засечет и,  возможно,  нас уже  пишут  на
видеокассету.
     - Не расстраивайся, для нас важнее услышать, чем увидеть...
     -  Сюда  надо  приезжать  ночью,  когда...  -  однако Одинец  не  успел
закончить свою светлую  мысль - к воротам  подъехал роскошный цвета  морской
волны "ниссан 200" .
     -  Двести сорок пять лошадок,  - откомментировал Карташов. - Мы за  всю
жизнь на такое авто с тобой не заработаем...
     - А это еще большой вопрос... Посмотрим, кто на нем прибыл.
     Ворота  открылись  без  малейшей задержки, видно, сработала автоматика.
Однако  им  хорошо  была  видна  территория,  по  периметру которой,  матово
поблескивая, выстроились светильники. Видимо, ночью в пределах виллы так  же
светло, если не светлее, чем днем.
     -  Ну,   конечно,   этого   можно   было  ожидать   -   первыми   вышли
мордовороты...Ты только полюбуйся, как  этот стриженный дятел вертит башкой,
думает, что его бдительность может спасти босса...
     Второй  охранник   взбежал   на   крыльцо,  в  руках  у   него   чернел
короткоствольный  пистолет-автомат, стволом  опущенный  вниз.  Телохранитель
обвел взглядом  прилегающее к  особняку пространство и на какое-то мгновение
Карташову  показалось, что их взгляды встретились. Он даже  засунул  руку за
пазуху, ближе к своему ПМ.
     -  Ты,  Мцыри,  слишком  впечатлительный,  -  сказал  Одинец и  опустил
бинокль. - Оттуда нас  не разглядеть, даже если смотреть очень  внимательно.
Хвоя скрывает...
     - Смотри, кажется, выходит их шеф...
     И действительно,  из  задней дверцы  сначала  показалось мощное  плечо,
затем  вся  тучная,  в темном  длиннополом плаще фигура. Человек,  чтобы  не
задеть шляпой верхний стрингер, снял шляпу и теперь держал ее в левой руке.
     - Сколько ты ему на вид дашь? - спросил Одинец.
     Карташов смотрел  через  видоискатель  небольшой видеокамеры  и  что-то
шевелил губами.
     - Если машину они загонят в гараж,  - сказал он, значит, это Музафаров.
Я  бы  ему не  дал больше  сорока  пяти...от силы  полста...  Но если учесть
хороший харч, массажистку, финскую баню или Сандуны...
     - Такие в Сандуны  не  ездят, там их  слишком легко отстреливают, но ты
прав, скидку на  райскую жизнь  делать надо, хотя  опять  же вечное ожидание
пули не способствует вечной  молодости...Смотри-ка, Мцыри, тачку  они все же
загоняют  в  стойло...  Если можешь, сними его харю  крупняком и  его  ребят
тоже...
     Между  тем  приезжие  прошли  в  дом  и  вскоре  откуда-то  со  стороны
хозпостройки, большую часть которой скрывал угол дома, выбежали два огромных
волкодава.  Для  порядка  они  пробежали  вдоль  забора,  немного  беззлобно
погрызлись, и улеглись - один у подножия крыльца, другой - у самых ворот.
     - Натасканные твари, - Одинец вытащил пачку с сигаретами.  - Ночью сюда
не сунешься, порвут до кишек и шуму будет...
     - А  это  лишнее...Мы сделаем по-другому, сначала послушаем,  с кем они
общаются  и на какие темы...Нам ведь надо выяснить нечто такое, о чем в ЖЭКе
не узнаешь, верно?
     - Может, проведем разведку боем? Тут можно  устроить  такой  стеклянный
водопад, что бой Терминатора покажется баловством старушек из богадельни...
     - Не плохо было бы взглянуть на эту белую виллу с ее оборотной стороны,
- Карташов  закрыл крышкой  объектив камеры. - Может, там не так все строго,
как здесь.
     Они  выбрались  из-под  густых крон  леса и  по  бездорожью  проехали в
сторону сложенных, потемневших от дождя, железобетонных блоков. Оттуда очень
хорошо была видна  изнанка  усадьбы Музафарова.  Но что их  удивило: тыльная
сторона  дома была  симметричным отображением парадного  подъезда. Такое  же
расположение колонн, такой же конфигурации крыльцо и столько же  окон и даже
копия  "ласточкиного  гнезда",  что  пристроилось  с лицевой  стороны  дома.
Единственная разница  - забор шел сплошняком  и они не заметили  и намека на
ворота  или  калитку.  По  гребешку  забора,  едва  заметный,   тянулся  ряд
металлических колышков, назначение которых  для них не было большим секретом
- это была  проводка внешней сигнализации...Где-то  поблизости  должны  быть
электронные глаза видеокамер...
     - Вечером сюда приедем  со сканером, а сейчас, Мцыри, трогай, поедем на
доклад к твоему любимому Броду...
     ... А  между  тем,  Музафаров,  только  что  вернувшийся  из  офиса,  с
мобильным  телефоном в руках уселся в очень объемное и очень удобное кресло.
Рядом, на подлокотнике, лежали гаванская сигара, зажигалка, сделанная из так
называемого канадского золота и небольшая гильотинка для обрезания сигар.
     Набранный номер не  отвечал и он позвонил по  другому. Когда  Музафаров
заговорил,  в  его  тоне  послышались  приглушенность  и  едва  сдерживаемое
раздражение. Рука потянулась к сигаре, но на полпути остановилась и легла на
левую сторону груди.
     - Нет, я никогда не утверждал, что я  уложусь в  три  дня...Если бы это
зависело  только от меня, тогда другое  дело...Я  понимаю...я прекрасно  вас
понимаю и,  будь  я на вашем месте,  наверное, тоже так  же волновался  бы и
искал каналы...Но я и этих людей понимаю: их деятельность строго пресекается
законом и если бы дело не касалось столь высокой особы, тут не о чем было бы
вообще говорить...
     Кончив разговор по телефону, Музафаров окликнул находящегося в соседней
комнате охранника.
     - Алик, возьми с собой пару человек и смотайтесь в Рождествено, Ангелов
переулок...  На  словах  передашь  Броду...это хозяин,  полный,  почти лысый
еврей...Так вот, передашь ему, что сроки кончаются и может ли он сказать нам
что-нибудь конкретное. В разговор не ввязывайся, сказал  и - тут же отвалил.
Пусть думает.
     Вот  почему они встретились у ворот Бродовской усадьбы.  Когда Карташов
свернул  с   центральной   улицы  в   Ангелов   переулок,   увидел,  как   с
противоположной стороны въезжает серый джип с московскими номерами.
     Одинец, вытянув шею, наблюдал за передвижением незнакомого транспорта и
уже рукой елозил в районе пояса, где у него под курткой находился пистолет.
     -  Это что-то  новенькое, -  сказал он, - здесь  таких гостей не должно
быть. Подай немного в сторону и притормози. Посмотрим, куда они подадутся...
     Серый джип тоже скинул скорость и подрулил к воротам особняка Брода. Из
машины вышел высокий, в  длинном  пальто, молодой парень и пошел  к калитке.
Позвонил. Стоял, вертел по сторонам головой, ждал.
     -  Он  напрасно  одну руку  держит в  кармане,  -  равнодушно  произнес
Карташов. - Могут убить, если нарвется на нервного телохранителя.
     - А,  может, нам его, не отходя от кассы, взять за хоботок? - на лице у
Одинца появилось выражение охотника.
     Однако  им  не суждено было самим  принять  решение: из  калитки  вышел
Николай  и  что-то стал  говорить  с визитером.  Потом он вытащил  из карман
трубку и куда-то позвонил.
     - Скорей всего, Никола советуется с Бродом...
     - Входят на территорию... Возможно, это кто-то из нужных Броду людей.
     - Я раньше  таких товарищей здесь не  видел, - сказал  Одинец. - Но  на
всякий случай давай немного здесь постоим, подстрахуем Бродищу...
     Однако  им  позвонил  Николай  и спросил  - почему  они не заезжают  на
территорию?
     ...После обеда  Брод позвал к себе  Карташова с Одинцом и те обрисовали
ему картину возле особняка Музафарова .
     -  Звонил  Таллер,  просил  ускорить разведку...  -  Брод взял со стола
черную папку, - Вот тут у  меня  компьютерная распечатка или,  как говорят в
определенных  кругах,  ориентировка  на этого Музафарова.  Важно выявить его
связи...Вернее, тот канал или то лицо, ради  которого он старается. Вот тут,
- Брод  положил ладонь на распечатку,  - определенно  сказано, что Музафаров
здоров, как бык, о чем  говорит  недавнее его  обследование в  ЦКБ...Правда,
сахара у него в крови чуть больше нормы - вместо 6,5 единицы у него 7-7,5...
И   периодически   скачет   кровяное   давление,   но   это  нормально   для
сорокапятилетнего мужика...
     -  А что даст нам просвечивание Музафарова? - спросил  Карташов, на что
Брод отреагировал довольно резко.
     - Да ты, что,  Мцыри,  совсем охренел! Неужели мне надо  тебе объяснять
прописные истины,  что  это  может  быть  подстава...  Кто-то таким  образом
внедряется со всеми вытекающими из этого последствиями...Таллер нервничает и
я его прекрасно понимаю. Поэтому, орлы, устанавливайте за ним слежку, сидите
у него в  спальне, лезьте к нему через каминную  трубу, но чтобы в 24 часа я
мог отрапортовать Таллеру о проделанной работе...
     -  А в какой  степени  мы сами можем засвечиваться?  -  поинтересовался
Одинец.
     -  А  это  все  зависит  от того,  как долго  вы  хотите  коптить  этот
свет...Впрочем,   если   для  получения  искомой   информации   вам  выгодно
засветиться, что ж, на здоровье...
     Карташов подвинул  к  себе  листок  с  данными о Музафарове.  Бросилось
крупно и жирно набранные его ФИО: Музафаров Иван Трофимович...
     - Э, черт, а я думал, что это какой-то кавказец...
     - Я тоже так думал, - Брод снова вернул к себе бумагу. - Национальность
в  данном  случае  не имеет  значения. Главное, что этот человек возглавляет
недавно  созданный  инвестиционный  фонд,  который,  кстати,  расположен  по
соседству с ЛУКойлом...Причем,  годовая прибыль этого фонда превышает бюджет
такого  предприятия как  акционерное  общество "Москвич"...Но  все  законно:
платит  налоги, занимается  благотворительной  деятельностью, в  Одинцовском
районе построил поле для гольфа со всей инфраструктурой...Более  того в этом
же районе баллотировался депутатом в местную Думу...
     - Придется  присосаться  к  его телефонной линии, - сказал Карташов.  -
Наружное наблюдение, думаю, в данном случае нам ничего не даст...
     - Тогда сегодня и приступайте... А прослушка и наружное наблюдение ведь
не исключают друг друга, верно?..
     - Но у нас нет никакой аппаратуры для прослушивания, - сказал Одинец.
     - Это не проблема, -  Карташову хотелось  пить, но на столе  не было ни
напитков,  ни  стакана.  -  Когда мы  там  были, я  заметил, что  телефонная
проводка к  его дому тянется  по верху, от телефонной подстанции...Ты может,
Саня, видел белую будку возле водонапорной башни...
     - Если бы там была красивая блонда, может, и заметил бы...Если вопросов
больше нет, я пойду  приму  душ, -  Одинец погасил  в пепельнице сигарету  и
поднялся.
     Карташов тоже встал, чтобы сходить попить, но его остановил Брод.
     -  Ты мне нравишься, Мцыри, - сказал Вениамин и, открыв амбразуры между
зубов, улыбнулся. - По-моему нам  уже  пора отрегулировать  наши партнерские
отношения.
     Карташов пожал плечами, мол, как будет угодно.
     - Надеюсь, ты догадываешься, чем мы занимаемся?
     - Лишь в общих чертах.
     - А большего и  не надо...Как ты смотришь на то, чтобы заключить с моей
фирмой контракт?
     - Надо сначала послушать, о чем идет речь.
     Брод смял в пепельнице сигарету.
     - Все мы смертны,  правильно? К сожалению, и Таллер, и Ельцин, и Брод и
вы с Саней  и, наверное, сам  господь  Бог...Словом, каждый из  нас рано или
поздно уйдем без возврата...
     -  Очень издалека, Веня, подкатываешься...Ты  ведь меня хорошо знаешь и
потому давай без увертюр...
     -  Хорошо! В контракте есть  пункт -  в случае смертельного ранения, ты
передоверяешь  свои внутренние  органы  для  медицинского исследования нашей
лаборатории. Все! Это главное...
     Карташов, прищурясь, смотрел на Брода.
     - И во сколько ты такое удовольствие оцениваешь?
     - Учитывая твой возраст и, по-моему, неплохое здоровье, по максимуму...
     - А точнее...
     - Пятьдесят тысяч в любом банке мира.
     - А если не секрет, во сколько ты оценил Саню?
     - Он когда-то болел желтухой, значит, минус десять штук...
     -  Я  тоже   в  детстве  часто  болел  ангиной  и   у  меня  врожденная
систолическая аритмия...
     - Такое бывает почти у каждого и это не в счет. Главное,  чтобы не было
СПИДа, сифона или лейкемии...
     -А у твоего охранника Васи тоже был контракт?
     - А как же! Мы тут почти все контрактники - и Никола, и Валентин и, как
тебе не покажется странным, мы с Таллером тоже...
     - Извини, а кто будет решать - жилец я или не жилец?
     -  Врачи.  Тот  же Блузман,  доктор  наук, профессор, делает уникальные
операции по пересадке органов...Все на уровне  мировых стандартов  и никакой
самодеятельности.  Например, у Кадыка, когда мы ездили на водохранилище, был
разворочен мочевой пузырь, он все равно бы не выжил...А у второго, оказалось
гемофилия, редкое, но при ранениях смертельное заболевание. Умер и все труды
наши пошли насмарку...
     Брод сходил на кухню и принес две бутылки  - с джином и фантой. Налил в
фужеры джина. Выдвинул  ящик  стола и достал отпечатанные на компьютере  две
странички текста.
     - Вот договор, читай.
     - Этого мне не надо. В принципе, я могу подписаться под условием самого
дьявола, только к этой мысли надо сперва привыкнуть.
     - Привыкай!
     -  Но случись  что  со мной, вы меня  все равно отправите на секционный
стол  Блузмана,  -   сказал   Карташов  и  в  его  голосе  слышалась  глухая
отчужденность. -  Так  что лучше  лечь  под нож за 50 тысяч, чем  за здорово
живешь...А кстати, Веня, кто передаст деньги моей сестре?
     - Об этом  пусть  твоя  голова не болит,  у  нас в Латвии есть  деловые
партнеры. Покупатели...
     - Потрохов?
     - Органов пересадки, - поправил его Брод. - И давай без иронии, ладно?
     -  Идет,  но если ты, Веня,  меня попытаешься с какой-нибудь пустяковой
царапиной отправить к Блузману, даю слово офицера,  я из всей  вашей конторы
сделаю Хиросиму...
     Броду,  хотя и не весело, но  угрозу, сказанную в полушутливом тоне, он
воспринял как нужно.
     -  Представь себе, Мцыри, что твой горячий мотор будет  биться в  груди
президента Мозамбика или премьер-министра Гондураса...
     - От твоих хохм, Веня, мне хочется блевать..
     -  Хорошо,  тебе  не  нравится география, давай  ее сузим  до  пределов
Госдумы...Несколько ее депутатов ходят  с  нашими почками и сердцами... Люди
гибнут за металл и в основном по своей глупости.
     - В этом я уже не раз  успел убедиться. Меня не надо уговаривать, давай
бумагу и я подмахну ее...
     Однако  ратификация не  состоялась:  просигналил  мобильник  и  Брод  с
трубкой  отошел к  окну. Закрыв рукой микрофон, и сказав:  "Это  Таллер", он
пошел на выход.
     ...  Карташов  спустился  вниз,  в  небольшую, закрытую  на  три  замка
комнату,  где находилась  электронное  оборудование. Сканер выбрал Николай и
тут  же преподал Карташову урок.. Затем  они  отобрал кое-какой инструмент и
несколько метров телефонного провода.
     Под вечер,  на разных машинах, они  с Одинцом тронулись в путь, в район
усадьбы Музафарова. По дороге они переговаривались по сотовым телефонам.
     Одинец стал травить анекдоты.
     - Слышь, Мцыри, что такое мусоропровод? Считаю до трех, если отгадаешь,
ставлю вечером коньяк...
     - До вечера еще дожить надо.
     - Но, а все же?
     -  Проводы  милиционера  на   пенсию...Анекдот  с  бородой,  ты,  Саня,
что-нибудь поновее расскажи...
     - Хорошо,  на  ту же  тему... Преследуя  хулигана, сержант  Ноздратенко
выстрелил в воздух, но не попал...
     - А ты знаешь, как старшина-сверхсрочник завязывает шнурки на ботинках?
Одну ногу ставит на табуретку, а на другой завязывает шнурок... Ты, кажется,
накликал на свою задницу ментов...
     Впереди двое  гаишников шмонали крутой "мерседес".  Пискнул  мобильник,
Карташов взял трубку.
     - Мцыри, не выключайся, сейчас услышишь новый анекдот..
     - Саня, не валяй дурака...Что ты задумал?
     Одинец   на  своей  "девятке"  обогнал  его  и  возле  дорожного  поста
притормозил. Карташов видел как к нему подошел один из милиционеров и тут же
услышал голос Одинца:
     - Товарищ лейтенант, хотите повеселю?
     - Что, права потерял?
     - Да нет, новый анекдот только что по радио услышал.
     - Валяй!
     - Не будете обижаться?
     - На все случаи жизни не хватит обижалки. Рассказывай, пока я добрый...
     - Тогда  слушайте...Милиционер женился. По выходным дням после завтрака
он  надевает китель,  фуражку  и,  обращаясь к теще,  берет под козырек:  "А
теперь, мамаша, предъявите  ваш  паспорт с пропиской! " Потом весь день этот
милиционер смотрит телевизор с чувством выполненного долга...
     Карташов слышит, как милиционер гогочет. Карташов уже проехал пост и на
метров пятьсот уехал вперед.
     В трубке голос Одинца:
     - Слыхал, Мцыри? Я же забыл свой ствол оставить дома, а  вдруг проверка
на дорогах... Надо было пустить  дымовую завесу...За  указателем  сворачивай
направо и на третьем километре, еще раз...
     -  Спасибо,  конечно,  за  анекдот,  но  такие  номера  могут  печально
кончиться...
     -  Нет  повести  печальнее  на  свете...  А  кстати,  что  такое  минет
по-китайски?
     - Не знаю...
     - Тебет...Понял?
     В Одинцово  они  приехали  затемно.  Только-только  начали  курчавиться
сумерки.
     Одинец остался в машине, Карташов  с чемоданчиком  отправился в сторону
телефонной  подстанции.  Он  миновал  поросшую  полынью  поляну  и  вышел  к
водонапорной  башне.  В  метрах  двухстах  от нее белела  вилла  Музафарова,
справа, тоже  на  приличном расстоянии,  светились  окна домов,  похожих  на
средневековые  замки...Он  обошел  подстанцию  и  увидел  выходящую   стяжку
проводов, пара которых ответвлялась в сторону  деревянной опоры. Он  раскрыл
чемоданчик  и  достал  из  него  телескопический  жезл  и  смотку  проводов.
Раздвинув  жезл  и,  прикрепив  к  нему оголенные концы, он поднял провод на
высоту двух-двух с  половиной метров и перекинул его через проводку... Затем
позвонил Одинцу  и велел тому быстро идти к нему. Когда тот явился, Карташов
попросил  Саню помочь взобраться на перекладину  опоры. И там он подсоединил
концы провода к линии, ведущей в дом Музафарова. Обмотал изолентой...
     -  А  ты знаешь, что,  когда  ты  прикреплял  концы,  его  телефон  мог
тренькать? - сказал Одинец. - Во всяком случае, должен тренькать...
     - Пока что ты тренькаешь...Подай  сканер, он в чемоданчике в целлофанов
пакете...
     Одинец  вытащил пакет  и,  подпрыгнув,  отдал  его Карташову.  Отвинтив
крышку, тот подключил к сканеру болтающиеся концы проводов.
     Когда спустился вниз, он завернул прибор в целлофановый пакет и упрятал
в лунке, поросшей травой. Сверху положил валявшийся кусок толя.
     - Можем двигать дальше... - Карташов стал собирать чемоданчик.
     -  А когда  будем  слушать? - Одинец стоял с открытым ртом, не  понимая
действий своего напарника.
     -  В  машине послушаем,  сканер,  который  правильно  называется  АП  -
автоматический преобразователь, соединит телефонную линию  интересующего нас
абонента  с  нами...В  данном   случае,   сигнал   пойдет  на   мой  и  твой
номера...Только  ты  будешь  слушать,  а  я  и   слушать  и  записывать   на
магнитофон...
     -  Извини,  Мцыри, ты  что-то  загибаешь...А если это  так, то  разреши
спросить, где ты этой телефонизации научился?
     Карташов изолентой приклеил  провода  к  деревянной опоре и  они  стали
почти невидимыми...
     - Это  сейчас умеет делать любой юный техник...А я эту технику освоил в
разведшколе под именем трудовая колония...Там сидят такие Эйнштейны, которые
нам с тобой  даже  во сне не снились...Впрочем,  ты это и сам знаешь не хуже
меня. А что касается сканера, то  такая аппаратура сейчас продается на любом
блошином рынке. Во всяком случае, таково мнение Брода...
     - Идем, мне не терпится убедиться, что все это не фуфло...И если я хоть
что-нибудь  услышу,  поверь,  поставлю  ящик  коньяка и  им же  разотру тебе
пятки...
     От виллы они  уже отъехали  на порядочный кусок, когда телефон, лежащий
рядом с Карташовым, запищал... Прежде чем  поднести  трубку  к уху, Карташов
подключился к портативному диктофончику, который находился в "бардачке".
     В  трубке немного потрескивало, но  сигналы были  отчетливые,  и голос,
который, наконец,  прорезался,  тоже  звучал ясно  и  было впечатление,  что
кто-то разговаривает здесь, рядом, буквально за спиной...
     Беседа шла между мужчиной, очевидно, Музафаровым, и  женщиной. Баритона
с уверенным контральто.
     Мужчина. Я  не могу сказать, что дело улажено на сто процентов, но шанс
достаточно велик... Протез будет, хотя о сроках я пока не хотел бы говорить,
да это и не телефонный разговор.
     Женщина.   Я  вас  понимаю  и  верю  вам,  но   папа   уже  оправляется
кровью...Медлить нельзя, каждая минута - это вечность для его состояния.
     Мужчина.  Но тогда вам надо  было идти официальным путем, возможно, для
человека  такого  уровня  российская  медицина  могла  бы  найти  подходящий
протез...
     Женщина. (После продолжительной  паузы).  Официально  - это значит, что
уже завтра вся Москва и вся Россия будет  по этому поводу  злословить и черт
знает  что нести...Вы же понимаете,  когда в человеке заменен один сосуд или
даже пять сосудов,  это еще не трагедия, а  когда заменены два органа... это
уже,  извините,  серьезная  реконструкция  человеческого  организма,  на чем
непреминет сыграть вся пресса...А это папу убьет, хотя он у нас и закаленный
к газетным инсинуациям. (Пауза).
     Мужчина.  Я,  как вы  понимаете,  сам заинтересован в быстрейшем исходе
дела:  будет здоров  ваш отец,  значит,  и мое  дело будет  процветать...Мы,
бизнесмены,  народ  корыстный  и  ничего  просто  так  не  делаем. А  насчет
конфиденциальности  операции,  могу  сказать  -  секретность  будет на  моей
совести. Никто ни о чем не узнает...
     Женщина. Могу я успокоить папу и передать ему ваши слова?
     Мужчина.  Вполне.  Я очень  уважаю  его и  желаю ему добра  и  все  мои
поступки только этим и продиктованы...
     Женщина. Спасибо вам...Мы  с мамой исстрадались, не можем смотреть, как
он  каждый  день  мучается...Боли  невыносимые,  а  принимать обезболивающие
наркотики он наотрез отказался...
     Мужчина. И правильно делает, наркотики - это дорога в никуда....Так что
ждите, это может произойти в любой день и в любой час.
     Гудки. И тут же снова сигнал - это был Одинец.
     - И  все секреты? - разочарованно произнес он. -  Я думал речь пойдет о
ста труппах и ста миллиардах отмытых бабок... .Как ты думаешь, о ком тут шла
речь?
     - О какой-то довольно высокопоставленной шишки.
     - И что теперь будем делать?
     - А это не нам решать - что тут достойно внимания, а что нет...Главное,
что техника сработала и ты сегодня мне ставишь ящик коньяку...
     - Тебе и себе тоже...Упьюсь до чертиков.
     Когда они вернулись в Ангелов переулок и вместе с Бродом прослушали еще
раз кассету, Вениамин сказал:
     - Кто это сработал? - он положил руку на магнитофончик.
     Одинец, ухмыляясь, кивком головы указал на Карташова.
     - Мцыри тире Кулибин...
     -  Продолжайте,  орлы,   в  таком  же  духе...Когда  теперь  этот  Иван
Трофимович собирается выходить на связь с этой Татьяной Ивановной?
     -Об  этом не было  сказано  ни  слова. Она  в расстроенных  чувствах и,
видимо, ждет подачи от  Музафарова...Насколько  я  понимаю, в их беседе есть
что-то  такое, что их объединяет и  вообще я чувствую  интригу...И  об  этом
говорит откровенная маскировка в их разговоре.
     -  Передайте  технику  Валентину,  пусть он  записывает все  телефонные
разговоры этого Музафарова, -  сказал  Брод. - Ведь по  номерам телефонов не
проблема узнать адреса?
     -Разумеется, не  проблема, если, конечно, линия не связана с ФАПСИ, что
в  данном случае совершенно  не исключается,  -сказал  Карташов.- И если это
так, то доступа к абоненту у нас не будет...
     - Ну и черт с  ними, лишь бы это не были провокаторы... Я  думаю, этому
Музафарову можно доверять, - подвел черту под разговором Брод.
     Однако в тот день все пошло по-другому расписанию. В  дверь постучали и
в  кабинет вошел Николай. Обычно его невозмутимый вид сейчас  был подвергнут
какому-то   незримому   испытанию.  На   лице  озабоченность,   а  в  глазах
нетерпеливые искорки.
     - Веня, надо поговорить! - глядя на Брода, сказал он. Видно, на языке у
него было что-то конфиденциальное.
     - Не мнись, Никола. Здесь чужих нет.
     - Дело не в этом...
     - Тогда раскалывайся - что на душе?
     - На стадионе "Локомотив"  побоище. Болельщики петербургского  "Зенита"
схлестнулись с фанами "Спартака".  Мы только что об  этом получили сообщение
от нашего человека...
     - Так в чем же дело? Посылай два санитарных "рафика".
     -  Не  получается.  Блузман  приболел, а его зам Семенов  ехать наотрез
отказывается. Послал туда только одну машину.
     - Так заплати ему за аккордную работу!
     -  Я  самостоятельно финансовые вопросы  не решаю,  но дело  даже не  в
этом...
     Брод поднялся и подошел к сейфу.
     - Одинец уже в машине, - Николай бросил взгляд на Карташова.
     - Понятно, - сказал Карташов и тоже встал, пошел на выход.
     - Не гони волну,  Мцыри! - остановил  его Брод. - Вот эти деньги - твой
аванс. Вернешься, я тебе их отдам.
     Через  двадцать минут они  были на  стадионе. Вернее, у главного входа,
где несколько милиционеров сдерживали толпу озверевших молокососов.
     - Ты  только  посмотри, Мцыри, как этот пидор  в  синей  куртке бьет по
кумполу мента!
     Из  прохода хлынула группа пацанов, размахивающих  руками.  За ними еще
одна, видимо, нападавшая сторона.
     - Подъедь поближе и встань  за киоском, - сказал Одинец.  - Я что-то не
вижу нашей машины.
     -  Они  что  - с ума  сошли? Сюда  бы сейчас  мой  взвод,  - проговорил
Карташов, -  мы  эту  мелюзгу  в  пять минут заставили  бы  лежать  носами в
асфальт...
     - Не скажи, молодежь сейчас другая. Тут половина накаченных наркотиками
и половина фашистов...Смотри, с каким энтузиазмом они колошматят другу друга
дубинами!
     -  Битва на Чудском озере...Мудаки опоенные, - Карташов нервно закурил.
- Видишь, подъехала какая-то "скорая помощь". Может, случайная...
     -  Здесь  случайным  делать нечего,  - уверено сказал  Одинец.  -  Наши
подбирают  только  с  расколотыми черепами,  которым  все  равно  уже  щи не
хлебать. Однако ты посмотри, что тут делается...
     Они  увидели, как в толпу врезался АТН - огромный  фургон, поставленный
на  шасси  "Урала".  Омоновский  транспорт.  Карташову  не  раз  приходилось
выезжать на такой машине на операции.
     Не успели  они  сделать  по затяжке,  как боковые борта открылись и  из
машины  стали выскакивать в полной боевой экипировке  омоновцы. В  ход пошли
щиты, дубинки и томфы. От такого зрелища у Карташова сильно забилось сердце.
Он застыл тушканчиком, вытянув шею и  как  истинный  болельщик стал отмечать
хорошие и не очень хорошие удары своих бывших коллег.
     - Нет, ты только взгляни, что это  за рубка! - вскипел Одинец. - А  где
же наша тачка? Или это вон тот "рафик"?
     Омоновцы между тем стали  отрезать беснующуюся толпу от улицы,  замыкая
ее у подножия трибун.
     Карташов пошире открыл форточку. Крики, стоны, мат, какие-то непонятные
шумы влетали к ним в кабину.
     - Нас там сомнут, - сказал он.
     Одинец достал из-за пазухи мобильник. Руки подрагивали. Нащелкал нужный
номер.
     - Слышь, Никола, тут идет мамаево побоище. Один  "рафик" есть,  но черт
знает, как к нему пробраться.
     Со стороны стадиона выплеснулась новая волна  беснующейся молодежи. Уже
рухнули ворота, в щепки разлетелись два киоска.
     - Держи! - крикнул Одинец.
     Карташов увидел у него  в руках целлофановый пакет с белыми халатами. -
Быстро переодеваемся и шустрим туда. Приказ Брода.
     - Здесь мне не развернуться, -  Карташов хотел  выйти из машины, однако
его остановил Одинец.
     - Переодевайся  здесь. Я  залезу  в салон и возьму носилки. Не  психуй,
Мцыри, людей в белых халатах пока в России не бьют.
     Через  пару минут они бежали  в  сторону  обезумевшей  толпы. Их дважды
сбивали  с ног, но Одинец, пробивая  дорогу  резиновыми ручками носилок, как
сумасшедший орал:
     -  Дорогу  санитарам!  Не  мешайте, суки  оголтелые,  оказывать  первую
медицинскую помощь!
     Кто-то заполошно крикнул:
     - Санитаров  сюда!  Поворачивай, бля, "скорую" к нам, - взывал паренек,
склонившийся над поверженным товарищем.
     Но они шли своим ходом. Когда приблизились к цепочке  омоновцев, Одинец
обратился к усатому, богатырского телосложения бойцу:
     - Прошу, товарищ милиционер,  оказать медицине поддержку! Проводите нас
к "скорой помощи"!
     Усатый омоновец, словно  ледокол,  двинулся  вперед, налево  и  направо
обрушивая удары томфой. Кто-то завопил благим матом: "Вышиби, блин, из мента
мозги!" Карташов  видел,  как  одетый в  кожанку мальчуган  железной,  витой
арматуриной окрестил такого  же  как сам фана. Кровь брызнула с рассеченного
лба и жертва, схватившись за голову, рухнула лицом в грязь.
     - Стой! - крикнул Одинец и шагнул к упавшему парню. - Берем этого.
     Однако носилки  негде было поставить,  Кругом  шел  жестокой рукопашный
бой.
     - Отвали, мразь! - отмахивался от кого-то Одинец.
     Орудуя сложенными  носилками, он  чистил себе дорогу.  Их  оттеснили  и
раненый парень остался лежать без помощи, его топтали сильные шальные ноги.
     Шедший впереди  их  усатый  омоновец,  отражая  щитом удары  арматуры и
кулаков, привел их  все-таки к  "рафику". Они  видели как несколько ублюдков
раскачивали машину, другие, взобравшись на крышу, изображали  из себя Ленина
на  броневике.  Они  извергали такой мат, словно  только что  вышли из  стен
какого-то высшего зековского учебного заведения.
     Водитель был на месте.
     -  Макс, - окликнул  его Одинец,  - какого хрена ты тут стоишь!? Заводи
тачку!
     Омоновец, видя, что "скорая"  попала  в  переплет,  крикнул: "Эй, фаны,
дайте  дорогу медикам!" Но  его призыв вызвал однозначную реакцию:  прыщавый
балбес, зацепив омоновца за шею тонким тросиком, стал его душить. Заваливать
назад. Карташов видел,  как прыщавый сорвал  с милиционера каску и несколько
раз  стукнул  ею   по  голове  блюстителя  порядка.  Пацан,  чувствуя   себя
победителем, стал напяливать шлем на себя.
     - Что они вытворяют, дешевки вонючие! - Карташов уже не видел омоновца,
того месили ногами, обрушивали на незащищенную голову стальные прутья.
     Карташов  засунул  руку  под халат,  нащупал  полу  куртки  и  под  ней
почувствовал теплую рукоятку пистолета. Ему было безразлично, что произойдет
дальше  -  положив ствол на согнутую в  локте  левую  руку, он прицелился  в
маячившую перед ним стриженую голову прыщавого пацана. Выстрел почти потонул
во всеобщем  шуме,  но ему  показалось,  что все  в мире  замерло.  Парень с
пробитым у  самого уха черепом отлетел в сторону, сводящая  тело смертельная
судорога еще вела его пару метров, пока ноги не сплелись и он кулем свалился
под ноги дерущихся собратьев.
     Карташов,  выщелкнув обойму, бросил  ее на  землю. Таким  же незаметным
движением он освободился от своего ПМ.
     Они  уже были рядом  с  "рафиком", когда скинувшие  с  себя  оцепенение
омоновцы  ринулись на штурм. Тускло блеснули  каски и щиты, толпа  на глазах
стала сдвигаться в сторону трибун.
     -  Мцыри, ты наверное, охренел, - шипел  сзади Одинец.  -  Нас свободно
могут замести...
     -  Они забрались в  "скорую  помощь"  и  увидели  лежащего  на носилках
молодого  человека,  половина  лица  которого отсутствовала.  Глаз  вытек  и
височная кость белела под лоскутом кожи.
     В салоне было трое санитаров и один из них, обращаясь к Одинцу, сказал:
     - Если через десять минут мы отсюда не выберемся, он умрет.
     Одинец крикнул водителю: "Макс, гони!"
     Снаружи  раздался   сигнал   подъезжающей  реанимационной  машины.  Они
медленно  двинулись  вперед  и,  когда  попали  в  полосу, освобожденную  от
фанатов, стали набирать скорость.
     -  Остановись! - приказал водителю Одинец. - Ты, Мцыри,  выходи и найди
нашу машину. Я тебя подожду возле универмага, тут рядом...
     Карташов открыл дверцу. Улица была  почти пустынна, рано темнело. После
стонов,  которые  издавал  раненый  человек,   он  почувствовал  облегчение.
"Шевроле"  был на  месте. Сергей  сел  за руль,  закурил, однако  затяжки не
спасли его от чувства полной опустошенности. Хотелось рыдать.
     Развернувшись,  он направился  в сторону горевшего  широкими  витринами
универмага. Одинец,  словно  пушинка, влетел  в  кабину.  И  они помчались в
железном потоке, оставляя позади себя слепое везение и ярость судьбы.
     - Ты, Серега, свои ментовские замашки брось! - беззлобно сказал Одинец.
- Мы должны действовать с холодным рассудком...
     - Заткнись!  Не  тебе меня учить.  Когда  я  вижу  беспредел, я  просто
зверею...А тут сработал рефлекс -  все! Кто  против ОМОНа, тот мой враг, а с
врагами сам знаешь - не церемонятся...
     - О стрельбе ты сам расскажешь Броду или...
     - Расскажешь ты. Я и так потерпевший - мой ПМ был хорошо пристрелен...
     - Интересно, а когда ты его успел пристрелять?
     - На центральной свалке. Я его там и нашел...
     - Скажи об этом прокурору, может, поверит.
     Карташов отключился от разговора.  Только однажды спросил - куда дальше
ехать?  Одинец,  словно   автоответчик,  механическим  голосом   суфлировал:
"Поворачивай  налево,  после  указателя   -   направо   и  так  держи   пару
кварталов..."
     - Ты до этого стрелял на поражение? - неожиданно спросил Одинец.
     И хотя Карташову не хотелось об этом вести речь, он все же ответил:
     - Конечно, приходилось.
     - И что ты при этом чувствовал?
     - Если  попадал  - испытывал  облегчение. В таких  ситуациях все решают
доли секунды.
     Он  вспомнил,  как  однажды  в  Риге  брали одного  вооруженного  типа.
Взломали дверь, а он убежал на балкон, откуда хотел перелезть на соседний.
     Одинец курил, слушал.
     - После того как кувалдой разбили дверь и объект скрылся  на балконе, я
оказался на линии огня...Чудом меня не изрешетил...
     - Сумасшедший, что ли?
     -   Рецидивист,   шесть   судимостей,   так   что  в   каком-то  смысле
сумасшедший...Несколько лет  куролесил  по  Белоруссии,  затем перебрался  в
Даугавпилс и закончил свое кровавое турне в Риге.
     - Ты помог ему осознать, какое он выдающееся говно?
     - Ты  спросил, что  я чувствовал,  когда  стрелял на поражение,  я тебе
ответил...Когда на тебя смотрит дуло  автомата или пистолета,  ощущаешь себя
собакой,  брошенной  на  вокзале.  А  вот  когда  устраняешь  причину  столь
щекочущей нервы неопределенности, наступает непередаваемый кайф.  А  разве у
тебя не так?
     Одинец включил радиоприемник. Шел концерт по заявкам. Пелись знакомые с
детских и школьных лет песни, которые на них действовали расслабляюще.
     - Когда ты,  Мцыри, достал на стадионе  пушку,  я увидел в твоих глазах
пионерский блеск. Ты, наверное, без ощущения опасности - труп.
     - Возможно.  Когда  мы были заблокированы в рижской казарме и несколько
дней ждали  штурма со стороны только что созданного полицейского спецотряда,
без  конца смотрели видики. В основном  американские боевики. Представь себе
вооруженных до  зубов молодых мужиков, день и  ночь смотрящих,  как  убивают
самым разнообразным способом. И из самых разных видов оружия. Все мы были на
нервах...до последней степени наэлектризованы..
     - Один к одному, такая же ситуация у  нас была в  Абхазии. Однажды дело
чуть не дошло до стрельбы...
     - Мне это тоже знакомо. Однажды Саня Пронин чистил автомат, а напротив,
за  тумбочкой, двое наших играли в шахматы. Пронин почистил автомат, собрал,
вставил  магазин и говорит им: "Признавайтесь, кто из  вас хочет  схлопотать
пулю?"  Ребята  отмахнулись  -  мол,  чего только  от  безделья  человек  не
наговорит...И все! Пронин пол-обоймы всадил одному в живот, вторую  половину
упаковал в  голову другого омоновца. Мы ни  хрена не  можем понять - сон  не
сон,  кошмар  не кошмар...Сбежалась  вся казарма,  а Саня сидит на  кровати,
засунув ствол  в  рот  и  идиотски  хихикает.  Командир  всех увел и  вызвал
психотерапевта,  но развязка наступила  быстрее,  чем  мы  предполагали.  Он
выстрелил оставшимися в магазине тремя патронами и мозги его мы потом полдня
соскребали со стен.
     -  Извини, Мцыри, мы,  кажется, приехали на Ткацкую. Сейчас заверни  во
двор и подай к крыльцу...Психи есть везде...
     "Скорая" уже была там.  Карташов удивился: кажется, с тех  пор  как  он
побывал  здесь  впервые, прошло  сто  лет. Одинец  ушел, а  он остался один.
Сумеречность  и  одиночество  скреблись в  душу.  От сигарет во  рту бушевал
полынный костер, а внизу, под ложечкой, что-то тошнотворно подсасывало.
     Открылась дверь  - вышли Николай с Одинцом. Оба бледные. Услышал, о чем
говорят.
     - Покантуйтесь  еще пару часов...Можете  съездить домой,  принять  душ.
Вернетесь, отвезете протез клиенту, а потом махнете в крематорий.
     Одинец сел в машину. Взглянул на часы.
     - До десяти свободны, - сказал он. - Съездим домой, поиграем в нарды.
     - Нет...Если тебе  все равно, давай заедем в одно место. На мою  бывшую
хату, надо забрать кое-какое барахло.
     Они  купили  в  магазине  по  пакету  молока,  сдобных  булочек и  круг
краковской колбасы.
     Примерно,  через сорок  минут они  подъехали к двухэтажному деревянному
дому, в котором светилось только одно окно.
     Обитая кусками фанеры дверь надсадно задребезжала и громко скрипнула.
     - Осторожно! - предупредил Карташов. - Хибара идет на снос...
     Дверь была  не заперта. В  нос  шибанули отвратительные запахи  табака,
водочного перегара  и  немытых  тел. Слабая  лампочка едва освещала углы  до
предела запущенной кухни. Под ноги попалась колченогая табуретка и Карташов,
отбросив ее  ногой,  направился в комнату. На тахте угадывались человеческие
существа. Когда они подошли ближе, раздался невнятный, заплетающийся голос:
     - Это ты, Славик?
     Карташов нащупал включатель и зажег свет. Две  седые головы выглядывали
из-под грязного  лоскутного одеяла. Пожилой мужчина поднял голову и красными
заспанными глазами уставился на гостей.
     - А-а, это ты, - только и сказал он.
     - Это я, Иван Егорович, - Карташов присел  на край тахты. - Не узнаешь?
Сергей - ваш квартирант...
     -  Да не  может быть!  Мать честная,  только  сегодня тебя  с  Тамаркой
вспоминали. Откуда, Сережа, свалился? - он хотел  подняться, но Карташов его
остановил.
     -  Лежи,  я на минутку. Хочу взять  кое-какие  свои шмотки...Где-то тут
ботинки и свитер.
     Мужичок протер глаза.
     - Там, на столе, бутылка...принеси, выпьем за встречу...
     - Мы на колесах. Отдыхайте. Я свое возьму и - вперед.
     - Погодь, кажись, моя старуха твои вещички того...за бутылку. Думала ты
больше не вернешься...Извини, жизнь такая раздолбанная...
     - Пошли отсюда, - потянул за рукав Одинец.
     - А где Славка?
     - Может, в коморке спит.
     Карташов  прошел  через  вторую  комнату  и  откинул сухо  протрещавшую
бамбуковую занавеску. В крохотной комнатушке,  на  брошенном  на пол тюфяке,
спал   парень.  Открытый  рот   на   сером   испитом  лице  резко  выделялся
бездонностью. В уголках губ  застыли молочные  пенки. Рядом на  полу  стояла
кружка с отбитым краем, наполовину наполненная брагой.
     - Пошли  отсюда,  - повторил  Одинец. - Это мне напоминает мою  прошлую
житуху.
     - Я на  этом тюфяке шесть месяцев  кантовался. Но  у меня был  порядок.
Даже цветы стояли.
     - А где же этот парень спал?
     - На нарах, где-то под Челябинском. Недавно освободился.
     Славка, чмокнув во сне губами, отвернулся к стене.
     Карташов увидел на его ногах свои шузы, но не подал вида.
     В комнате, на тахте, уже  раздавался храп и они, не задерживаясь, вышли
из дома.
     - Наверное, пол-России в такой лежке, - сказал Одинец.
     - Полэсэнге. Выпил и - нет проблем!
     Возвращаясь на Ткацкую, возле  метро  "Алексеевская",  Одинец  попросил
остановиться,  чтобы  купить  сигареты.  Когда  он ушел, Карташов от  нечего
делать  стал  наблюдать за редеющей толпой, снующими  возле подземки людьми.
Его  взгляд привлек  человек, наклонившийся  и что-то бросивший в лежащую на
земле не то  кепку, не  то фуражку.  Он присмотрелся и увидел в желтом свете
фонарей человеческий  обрубок -  без обеих  ног  и одной руки. И только угол
тельняшки, выступающий из-под камуфляжа, говорил о социальной принадлежности
калеки.  "Нет, это, наверное, сон, - мучительная мысль пронзила Карташова. -
Этого быть не может".
     Прикурив   сигарету,  он  вышел  из  машины   и  направился  в  сторону
человека-обрубка.  "Нет, это  не сон, это самый настоящий Костя Татаринов!".
На низкой подставке сидел бывший рижский  омоновец Костя  Татаринов. Вернее,
то, что от него осталось. Сергей подошел и, присев  на корточки, стал в упор
разглядывать  своего  боевого  товарища.  Глаза их  встретились и  несколько
мгновений опознавали друг друга.
     - Татарин, здравствуй,  - тихо проговорил  Карташов. Других слов у него
не было. Словно морозцем перехватило дыхание.
     - Лейтенант, черт побери, откуда ты свалился, братан?
     - Это долгий разговор, - Карташов  обнял Татаринова  и прижал к  груди.
Сглотнул  ком, сдерживающий дыхание. - Это долгий разговор...Где мы можем  с
тобой поговорить?
     - Здесь, а  где же еще,  -  от  Татаринова исходил спиртной  душок. Его
некогда пшеничные, ухоженные усы, теперь, словно мокрые  шнурки, свисали  на
потрескавшиеся губы.
     - Может, пойдем ко мне в машину? Столько не виделись..
     Подошел Одинец.
     -  Ну чего, Мцыри, пристаешь к человеку?  - он держал наготове купюру и
собирался бросить ее в голубой берет.
     - Погоди, Саня,  это  мой  товарищ, вместе в  отряде трубили.  Надо  бы
поболтать,  - и к Татаринову:  - Ну, Кот, хватай меня за шею, пойдем к нам в
машину.
     -  Нет!  Только  не  это!  -  в   глазах  калеки  промелькнул  страх  и
замешательство. - За мной сейчас приедут.
     - Кто приедет?
     - Шестерки хозяина, -  Татаринов  отвел  взгляд, сказавший больше любых
слов.  - Приезжай завтра пораньше, поговорим. Я  здесь околачиваюсь с десяти
утра до девяти вечера.  А  если я буду  не здесь, найдешь  с другой стороны,
возле троллейбусной остановки.
     - Может, тебе что-нибудь привезти? - Карташов достал бумажник.
     - Спрячь, Серый! Всю наличку после досмотра у меня все равно отнимут.
     - Понятно,  - горько стало в  груди  и  Карташов, не прощаясь,  пошел в
сторону машины.
     Уже в кабине Одинец сказал:
     - Все нищие и  калеки мантулят на дядю. У  проституток свои сутенеры, у
этих - свои. Такие же запредельные суки, которых надо выжигать напалмом.
     Карташов, стиснув  в зубах сигарету, молчал.  Он  давил на  газ  и  это
Одинцу не понравилось.
     - Не психуй, Мцыри, разберемся. Кореш есть кореш, тем более, братан, но
дурью не поможешь...
     - Эх,  Саня, он мне  не просто  кореш - часть  жизни  и какой жизни!  -
Карташов  сглотнул подступивший к горлу спазм.  Хмель воспоминаний о прошлом
побежал по  жилам.  -  У  тебя,  случайно, ничего  не осталось в  "бардачке"
выпить? - спросил он Одинца.
     Однако Саня ушлый и ему ничего два раза повторять не надо.
     -  Потерпи, в  холодильнике нас  ждет  бутылочка "Столичной" и  рижское
пиво.
     - Тогда дай сигарету, мои кончились...



     Утраченные иллюзии



     Таллер готов был наложить на себя руки, когда  узнал, что его любовница
Элеонора  ставит  ему  рога.  Пять  лет  коту  под  хвост.  Шубки,   Канары,
перламутровый "опель" - все насмарку.
     Он  сидел за рабочим столом, курил  одну сигарету за другой и, глядя на
осенний за окном пейзаж,  думал - как восстановить статус-кво. Но чем больше
он вникал в проблему, тем менее четкими казались ее контуры. А главное - что
может противопоставить пятидесятилетний  мужчина амбициям двадцатитрехлетней
красивой  женщине?  Разве что  повесить в гардероб еще одну модную  вещь или
подарить  какой-нибудь  экзотический  тур  за  рубеж?   Ерунда!  А  кто   ее
соблазнитель?  Может, принц с  золотым  сердцем  и  с  алмазными копями? Или
Иванушка-дурачок  с землянично-молочными  ланитами  и  опять  же  с  золотым
сердцем? Ни черта подобного - жлоб, владелец магазина теле- радиоаппаратуры.
И лет соискателю не на много меньше, чем ему, Таллеру.
     Таллер вызвал к себе старшего телохранителя Павла Лещука и без обиняков
поставил задачу: "Вот тебе адрес и телефон моей шалавы, трать денег столько,
сколько надо, а в случае чего, не церемонься, но чтобы через неделю все было
предельно  ясно".-  Единственное,  чего  пока  не надо делать,  -  сказал он
охраннику,  - отрывать этому петуху гребень. Это можно сделать позже, вместе
с башкой...
     - Ладно, как скажите, - ответил немногословный Паша и, крутанув в руках
связку ключей, отправился на выполнение задания.
     Последние  дни  Таллер  жил  как  на  раскаленной  сковороде.  Однако в
середине недели на  него свалилась еще одна проблема.  Позвонили из Риги и в
довольно резких выражениях дали понять - или фирма "Оптимал" срочно доставит
заявленные  протезы,  или  же незамедлительно  вернет  предоплату да  еще  с
процентами.
     Он  взглянул на календарь и понял, что неделя на исходе, и  хоть  кричи
караул. Легче пойти в туалет и повеситься на собственном галстуке.
     Однако  как ни  громоздки были возникшие перед ним  проблемы, Таллер не
отчаивался. Деньги закаляют, большие деньги  - делают человека  несгибаемым.
"Перебьемся,  - подбодрил он самого  себя, -  кое-кого спишем,  от  кое-кого
откупимся..." Но, прокрутив в голове нависшие  над ним проблемы,  он  понял,
что насчет "откупимся" он явно переборщил.
     Набрав номер  телефона Брода,  он попросил его приехать в Кропоткинский
переулок.  Затем вызвал секретаршу  и  дал  ей "цэу"  - держаться  с  Бродом
предельно приветливо и вообще больше выказывать беззаботности.
     Брод  прибыл,  как всегда, тютелька-в-тютельку.  По  нему можно сверять
всемирный эталон времени.
     Когда он уселся в кресло, Таллер поинтересовался:
     - Веня, ты когда-нибудь читал "Крейцерову сонату"?
     Брод, вскинув к потолку глаза. Стал вспоминать.
     - Вроде бы... Нет, что-то не припомню, а что?
     - А оперу "Отелло" смотрел?
     - Как этот черномазый придурок  задушил белую блядь? Да ерунда все это,
- он махнул рукой и взял со стола  пачку сигарет. - Это как-нибудь связано с
работой нашей фирмы?
     - Только косвенно...Так, что, Вениамин Борисович, будем делать с Ригой?
Фоккер страшно нервничает и хочет нас оштрафовать.
     - Крупно?
     -  По  полной программе:  500  долларов  за  каждый  просроченный день.
Считай,  сколько бабок  набежало за  шесть месяцев.  Но если  мы  сейчас  не
поставим  им  необходимый  товар,   завтра  у  нас  могут  начаться  крупные
неприятности, -  Таллер пускал  абсолютно круглые, разной  величины  дымовые
колечки. - Задержка, Веня, за тобой, - глаза Таллера набухли напряжением.
     - Согласен. Что-то, конечно,  зависит от меня, но  ты ведь понимаешь  -
легче в Яузе поймать золотую  рыбку, чем найти в Москве подходящего  по всем
статьям донора. То  одно не  так, то  другое...Разве я виноват, что все урки
или СПИДом больны, или сифон на третьей стадии...
     - А это, извини,  твои проблемы.  Ты ведь за это  получаешь  гигантский
гонорар. У  тебя карт-бланш  - действуй, но делай  это решительнее. Мы много
миндальничаем, словно девственницы - и хочется и колется и мама не велит...
     Броду такие разговоры поперек горла.
     - Послушай,  Феликс,  мы по-моему, с самого начала  сошлись на том, что
протезы будем брать  исключительно у тех  людей, которые попали в аварию или
стали  жертвами  криминальных  разборок. Никакой  другой  вид  добычи нам не
подходит, верно?
     Таллер нервничал, его что-то подгоняло, а куда, он и  сам, очевидно, не
знал.
     -  Сегодня по  НТВ передавали,  как шестнадцатилетние подонки  отрезали
груди и перерезали горло пожилой продавщице сигарет.
     - Я это тоже слушал, - сказал Брод, - но что это меняет?
     -  Я  говорю  о  морали в нашем обществе.  Скажи,  кого  вы  жалеете  -
какого-нибудь  отморозка,  который  за десять долларов на куски  располосует
родную мать?
     - Я согласен, мы  действительно живем в страшном мире и я сам отнюдь не
ангел, но есть всему предел...
     -  Там, где  есть  предел, там  нет свободы,  -  начал  философствовать
Таллер. -  Деньги  -  это свобода. Ты  согласен со  мной? - Таллер  натянуто
улыбнулся. Когда он это делает, его уши как бы отходят назад, отчего кожа на
висках натягивается до белизны.
     - Но у Блузмана проблема с морозильной камерой, сепаратором для очистки
крови... нехватка раствора Евро-Коллинз и так далее...
     -  Пусть  твой  Блузман чище  делает операции,  а  не оправдывает  свою
сиволапость  отсутствием  морозильной  камеры. Но ты его  можешь  успокоить:
оборудование в Израиле уже заказано.
     Когда  секретарша  принесла  поднос с  бутербродами и  коньяком, Таллер
предложил выпить за успех. Глядя чуть ли не с любовью на Брода, он  произнес
загадочную фразу:
     - Все мы смертны, а для смерти нет закона. Вот отсюда и давай плясать.
     Однако Брод не желал попадать в неподходящую для него колею и заговорил
о другом.
     - Мне нужны деньги для Карташова. Завтра заключаю с ним контракт.
     -  А  ты  не  мог  об  этом  сказать  раньше?  У  меня  все  финансы  в
обороте...Напомни завтра с утра.  Возьму из НЗ. Кстати, как  этот  парень  -
фурычит?
     - Дисциплинированный. Сказал - сделал. И словно без языка.
     После второй порции коньяка Таллер вдруг расслабился. Отодвинув от себя
фужер  и  пачку   сигарет,   он   указательным  пальцем  начертил  на  столе
равносторонний  треугольник.  На полированной  столешнице остался отчетливый
рисунок.
     -  Моя курва  преподнесла  мне  сюрприз,  - сказал  он.  - Надеюсь,  ты
понимаешь, о ком я говорю?
     - Естественно, не о своей жене.
     Таллер  прикусил губу. На  зеркальцах фарфоровых зубов заиграли зайчики
от хрустальной люстры, висевшей над столом.
     -   Я,   наверное,   от   ревности    подохну.   И    с   кем,   сучка,
связалась...Мелюзга,  завмаг, у которого машина 1990 года выпуска...Туфли за
тридцать долларов, хотя не в  этом дело. Она  же, дрянь, меня предала и я ее
за это... - Таллер сжал кулак и ударил по столу.
     Возникшая пауза не вызвала неловкости - мужской разговор...
     - Брось,  Феликс, не ты первый и  не ты  последний, кто  играет в такую
геометрию. Плюнь и разотри.
     -  Но  прежде я  ее, заразу, сотру  в порошок, а  из  лавочника  сделаю
гамбургер! Между прочим, готовый донор, а, Веня?
     -  Перестань!  -  Брод взял  Таллера за  руку.  - Сейчас ты  не  можешь
адекватно оценивать  эту  ситуацию. Во-первых, ты  под парами,  а во-вторых,
мешают наши мужицкие амбиции...
     - Чепуха! Древние германцы всегда по пьянке принимали важные решения, а
наутро,  представь себе, с похмелья, их утверждали...Если сходилось, значит,
решение было принято верное. Вернее не может быть...
     Таллер  хмелел на  глазах.  Он сорвал с аппарата  телефонную трубку  и,
сбиваясь, стал набирать номер.
     -  Ах, какая мразь! - кричал он в трубку своему охраннику. -  Ты, Паша,
только не спускай с них глаз, мне надо найти их гнездо.
     Брод попытался  шефа  урезонить,  но  Таллер,  расхорохорившись,  теряя
солидность, продолжал накачку:
     - Я ведь  ей говорил - хочешь свежего мяса, поезжай в Сочи или в Ниццу,
но только не у меня на глазах...Ладно, Паша, действуй, завтра доложишь...
     Размашистым  движением  Таллер кинул на  рычаг  трубку и так же  широко
налил себе в фужер коньяка.  Брод понял: день  для него потерян и шефа  надо
будет самому доставлять домой.
     Через  пять минут голова Таллера уже  лежала на  столе.  Его курчавая с
проседью шевелюра подрагивала в ритм хмельного дыхания. Брод собрал со стола
посуду и отнес ее  в приемную. Потом они с охранником отвели Таллера вниз, в
машину, и Брод повез на своей "ауди" его домой.
     Таллер  жил  на  Поварской  улице,  в  особняке,  облицованном  красным
мрамором,  с  большими  арочными  воротами, на столбах  которых поблескивали
старинные фонари. С осенью внутренний дворик, утратив свое очарование,  стал
как бы просторнее и менее уютным.
     Их встретила высокая, плоская женщина со следами былой красоты. На лице
- застывшая  покорность.  Брод  давно  не был в  этом доме и  потому  крайне
удивился  обилию  картин,  висевших  в  роскошных  старинных  рамах.  Вокруг
чувствовались  следы   евроремонта   -  светло-розовый  интерьер   прекрасно
гармонировал со стильной, кремовых тонов, мебелью.
     Уходя,  Брод  подошел  к  телохранителю и попросил того  передать утром
Таллеру, что все было в порядке, в пределах...
     Оставшись наедине с собой, он  почувствовал  облегчение. Слева мелькали
машины, справа тянулись полные людей тротуары. Город  жил по  своим законам,
которые каждую минуту кто-то нарушал.
     Брод мысленно  воспроизвел их разговор с  Таллером, и подумал,  что его
шеф отнюдь не "железный  Феликс" , каким  он себя постоянно демонстрировал в
глазах  окружающих.  "Это, конечно,  его  проблемы,  -  рассуждал Брод, - но
ревность его может очень далеко всех нас завести".
     Сделав в магазине кое-какие  покупки, он направился в  Ангелово. Кругом
лежала раскисшая  от дождей земля, и  шины, попирая мокрый асфальт, издавали
звук, похожий  на шум ливня. Захотелось уюта, и он обрадовался, когда узнал,
что  в доме кроме Галины и  охраны никого  больше  нет. Карташов  с  Одинцом
переехали на квартиру последнего...
     Галину Брод нашел в ванной комнате - она стирала колготки и бюзгалтера.
Он поцеловал женщину в шею  и  ощутил легкий  аромат ее  любимых  сандаловых
духов...
     - Сейчас достираю и приду, - сказала Галина, не удостоив его взглядом.
     Он спустился вниз, переоделся и пошел в душ, который находился  рядом с
кухней.  В душевую вошла Галина и, скинув  тапочки и халат, встала под струи
воды. Они прижались друг к другу...
     Брод  стоял перед  зеркалом  и  расчесывался, когда  раздались  сигналы
сотового телефона. Он подошел к  висевшему на  вешалке  халату  и достал  из
кармана   трубку.   Услышал  густой  знакомый   баритон.  Это   был  Таллер.
Договорились о встрече на следующий день, в офисе шефа. "С такими голосовыми
связками  только  обедню  служить",  - подумал  Брод  о  Таллере и прошел  в
столовую.
     После выпитого коньяка и внеурочного секса аппетит у него был зверский.
И  прежде  всего  он открыл  баночку  с  мидиями  и вместе с  чешским  пивом
моментально  ее  опустошил. Вскоре  на  столе задымились парком его  любимые
баварские  сосиски, которые  Галина принесла в большом  фарфоровом  блюде, с
краев которого свисали пучки кинзы и зеленого лука...


     Падение черного берета



     Продуктами Карташов  загрузился  в Елисеевском  супермаркете.  Всего  в
списке числилось  тридцать два  наименования, однако  одно  из них  осталось
незачеркнутым. В самом богатом и самом престижном магазине Москвы не нашлось
любимого лакомства Брода - обыкновенной кильки в винном маринаде.
     Погрузив  покупки в  машину,  он  подошел  к  лотку  и  купил стаканчик
мороженого. Чтобы не мозолить глаза, залез в  кабину, но не тронулся с места
пока не доел "пломбир" и не выкурил после этого сигарету.
     К  метро  "имени  Татаринова"  он  подъехал  около  двух часов.  Своего
товарища он  увидел  сидящим за книжным развалом на подставке,  единственная
его рука лежала на культяшках ног и держала завернутый в серую бумагу беляш.
Когда Карташов подошел и сказал : "Кот, здравствуй", Татаринов живо взглянул
на него и поднял руку с беляшом.
     - Салют, брат!  - ответил  он.  Его светлые короткие волосы,  спутанные
ветерком, торчали в разные стороны.
     -  Ты можешь ненадолго  отлучиться со своего  рабочего места? - спросил
Карташов.
     - На час-полтора... Сейчас без пяти два... - он  быстро стал засовывать
беляш в карман камуфляжа.
     - Не спеши, я сейчас подгоню машину.
     Нес он его, как носят обезьяны  своих детенышей. Татарин рукой держался
ему за шею, а культями ног упирался в живот.
     Прохожие останавливались, оборачивались и исподтишка наблюдали за ними.
Карташов посадил Татарина в кабину и  перекинул ему через грудь страховочный
ремень.  Когда  выехали  на магистральную  улицу, Карташов,  чтобы разрядить
муторное молчание, спросил:
     - Какого хрена ты сменил наш берет на голубой?
     -  Это  теперь моя рабочая спецовка: десантная куртка,  тельник и берет
ВДВ. Сейчас из все нашей армии, наверное, только десантные войска пользуются
уважением  у  граждан.  ОМОН  -  это  уже в прошлом,  его  здесь, в  Москве,
ненавидят. А в форме ВДВ нам больше подают...
     Карташов вплотную подъехал к дому, где они теперь жили с Одинцом, и  на
руках  отнес Татаринова  в лифт.  Не опуская его  на  пол, так  и доехали до
своего этажа. На лестничной площадке их встречал Одинец.
     - Привет, легендарному ОМОНу! - он широко открыл дверь и скомандовал: -
Давайте, устраивайтесь на диване!
     Они  придвинули  к  дивану  журнальный  столик  и накрыли его тем,  что
нашлось  в холодильнике.  Одинец  достал запотевшую  бутылку  "Столичной"  и
четыре банки чешского пива.
     - Тебе, что налить? - спросил он Татаринова.
     - Не забывайте, что я на работе. Вечером и ночью - пожалуйста,  хоть до
белых  чертиков,  -  Татарин  пачку  "Винстона"  зажал  под  мышкой  и  стал
вытаскивать сигарету.
     - Бери рыбу, - Одинец подвинул  гостю тарелку с  аккуратно  нарезанными
ломтиками лососины.
     - Я  помню,  Кот,  раньше  ты  любил шпик  с  луком. Саня,  принеси  из
морозилки сало...
     - Да перестаньте, - тихо сказал Татаринов, - я же не есть сюда приехал.
А как ты, Серега, здесь оказался? Ты же вроде бы сидел...
     - Сначала, сержант, рассказ за тобой. В какую мясорубку тебя занесло?
     Татаринов перестал жевать, положил вилку на стол. Ладонью вытер сальные
губы.
     -  Может, слыхали про такой  город Грозный? Как раз под  Новый год меня
там и  укоротило.  Свои  же,  эмвэдэшники, из  "града"  шаркнули  по  нашему
взводу...от тридцати  братанов  осталось  со  мной  полтора человека...Потом
госпиталь Бурденко, где меня окончательно обкорнали, как старую яблоню.
     - А  чего ты кантуешься  на улице? -  спросил Одинец. -  Ведь наверняка
пенсию получаешь...
     - Получал, - Татаринов взял рюмку с водкой и залпом выпил. - Расскажу -
не поверите...
     Карташов слушал  и все в нем закипало дьявольским варевом. Кулаки  сами
по  себе  сжались, да  так,  что  кожа  на  костяшках  натянулась  до белого
глянца...
     ...После  госпиталя Татаринов переехал жить к медсестре Вере, с которой
там  познакомился.  Женщина, старше его на пятнадцать лет, взяла его к себе.
Из жалости, и три месяца обихаживала, как любимого сына. Купила ему рубашки,
майки, подержанный компьютер, чтобы ему не скучно было ожидать  ее с работы.
Через одного большого начальника, который тоже  когда-то лечился в госпитале
Бурденко, выбила прописку. Ее старая мать  выписалась и уехала к  сестре  на
Украину.
     -  Однажды  Вера  сказала,  что  хочет съездить навестить  мать.  Я  не
возражал  - мать  есть  мать. Накупила  мне  продуктов,  пива, атлантической
сельди и уехала. Неделю живу, вторую, а ее все нет и нет. Уже с работы стали
звонить. Я порылся в шкафу и  нашел в альбоме открытку  с  обратным адресом.
Отправил на  Украину письмо и, примерно,  через месяц мне позвонила ее тетка
из  Харьковской  области...Плачет  и  не  может  внятно   объяснить,  что  к
чему...Словом,  ехала моя  Веруня  с  местным  парнем  на  мотоцикле, а  тот
придурок,  не справился с управлением и - с моста свалился в воду. Наверное,
был пьяный, -  Татаринов  закрыл глаза и стал загибать пальцы. - По-моему, в
октябре  того  же  1997  года,   после   такого  известия,  я  ужрался,  как
свинья...Уже привык  к  ней, она для меня  была и нянька и  мамка. После  ее
смерти  я остался без родни и друзей. Бывало  сидишь один в комнате и воешь.
Вспоминаешь жизнь и воешь, воешь... Только бутылка и спасала.
     - И после этого пошел побираться? - Одинец наполнил рюмку Татарина.
     Тот накрыл рюмку ладонью.
     - Все, мне больше нельзя...А насчет побираться...Не пошел, а отвезли на
"ниссане"  и посадили на ящик. Сказали, если уйду, они мне оторвут последнюю
клешню.  А куда уходить? Разве что в Москву-реку или башкой с четырнадцатого
этажа...Но туда еще надо добраться...
     ...Однажды   к  Татаринову  домой  заявились  молодцы  и  представились
сотрудниками фонда помощи "афганцам". И он рассиропился. А как не  поверить,
если  коньяк лился рекой, в доме появились  красная икра, мясо, бананы, пиво
таскали  сумками.  Один из  пришедших, назвавшийся Ваней Грушевским, ласково
полюбопытствовал - не  может ли он, Татаринов, прописать к  себе его родного
брата?
     - Коронный  номер аферистов,  - тут  же  прокомментировал Одинец.  -  В
Москве таких,  как ты лохов, кидают  по два раза в день. И  ты,  разумеется,
прописал...
     - Сначала  я  сопротивлялся, словно наши в  Брестской  крепости. Я  эти
номера уже тоже знал...
     Когда переговоры ни к чему не привели, "покровители афганцев" применили
к  нему пытки. Начались они с  угроз закопать его в балашихинском лесу или с
гирей на шее утопить в ближайшем водохранилище. Потом в ход пошли прижигания
сигаретой  чувствительных  мест  и  ежедневные  избиения.  А когда  Татарин,
измотанный болью и безнадежностью, стал терять сознание, ему в  культи стали
вбивать гвозди.
     Карташов с  Одинцом увидели,  как  на этом  фрагменте  своего  рассказа
Татаринов схватился за  штанину, подколотую к животу, и начал ее в  истерике
трясти и рвать.
     -  Меня и без того каждую ночь мучают  страшные фантомные боли. Я орал,
как  бешеный,  падал  на пол,  чтобы  как-то  отвлечься, после пил  горстями
анальгин. Потом эти  сволочи все лекарства у меня  забрали  и  стали  колоть
морфий. Прямо через рубашку, сонного...Пока не началась ломка...
     ...Он  подписал все  бумаги. Сначала на приватизацию жилья, затем -  на
продажу. На четвертый день приехали четыре амбала в кожаных куртках и черных
джинсах, засунули его  в  коробку из-под телевизора "самсунг" и,  как мусор,
оттащили  в машину. Отвезли в  какой-то загородный район, в подвал ничейного
дома и там определили. На следующий день привезли ящик водки, помойное ведро
и консервы - гречку с тушенкой из войсковых НЗ.  Он не знал, сколько времени
он там провел  в  компании  гигантских  крыс и  вони, исходящей от  сто  лет
нечищеного сухого туалет.
     -  Однажды снова  приехали  те  же  четверо, но уже во  главе...главной
шестерки.  Улыбчивый  пидор,   мягко  стелет,  а  в  глазах   бешеная  матка
колыхается, - Татарин сглотнул слюну и умолк.
     - Ну и? - нетерпеливо спросил Одинец. - Где это было?
     - Подожди, Саня, - остановил его Карташов, - Что, Кот, было дальше?
     - А ничего!  Меня  переодели в  десантную форму и  отвезли  к  метро...
Деньги, словно дождь, посыпались и я от радости открыл коробочку, думал, вот
теперь  скоплю деньжат,  куплю  ствол или шашку тротила  и устрою им Курскую
дугу. Я  же  без отместки уже  помереть  не могу. Нет  же, вечером  они меня
забрали с точки, отвезли  в подвал,  произвели шмон и за то, что  я приныкал
300 рублей,  положил их в трусы, они меня отхуярили  ногами по первое число.
Правда, я потом  нашел способ прятать заначку: левые деньги стал отдавать на
хранение продавщице,  которая рядом  торгует  книжками. Замечательная, между
прочим, деваха, только жаль не для меня...
     - И сколько тебе за день надо насобирать валюты?
     - Если выручка меньше  двух тысяч, сажают, суки, на сухой паек. На хлеб
и  гречневую  кашу.  Причем  касается  это  всех, с  кем я  живу в  подвале.
Коллективная ответственность.
     - Где твой подвал? - спросил Одинец.
     - И как найти твоих хозяев? - добавил Карташов. - Ты хоть знаешь - кого
как зовут?
     - Одного  я  вам назвал -  Ваня Грушевский.  Другого, с перебитым ухом,
кто-то из  них  называл Аликом...Алик Фужер...Именно  эта испитая  рожа жгла
меня  сигаретой, - Татаринов  вдруг, хоть и  с одной рукой,  проворно задрал
тельняшку и повернулся...
     Одинец аж за нож схватился. Карташов побледнел и рукой осторожно провел
по зажившим рубцам и язвам, покрывшими всю спину Татарина.
     - Такие вещи не прощаются, - тихо проговорил он.
     -  Не  я один такой, - сказал  Татарин. - Потом  ко мне кинули  Гарика,
бывшего  пограничника из Таджикистана и  Генку Рожкова, тоже обрубленного  в
Чечне. У них хотя бы на двоих три ноги. Но я вам скажу, их метелили похлещи,
чем меня. Ребята  сопротивлялись, особенно Генка, почти бездействующей ногой
так  звезданул Алика по черепу,  что тот с катушек  и потом,  падла,  фыркал
полчаса. Во,  вспомнил -  Холодильник,  главарь этих  шестерок! Толстомясая,
наглая   харя,   на   руке,   наверное,   стограммовая   печатка...Настоящий
полпотовец...
     - Где твои апартаменты находятся? - снова спросил Одинец.
     - А я почем  знаю! Нас возят в фургончике "ниссана", а он без окон.  На
работу -  в нем  и с  работы - в нем. Все! Единственное, что могу сказать: в
одном месте дорога проходит рядом с железнодорожными путями. Несколько раз я
слышал  сигналы электрички. И  такой же характерный шум.  Разгружают  нас во
дворике, машину подгоняют к самому порогу. Крыльцо с шестью ступеньками...
     - Ладно,  адрес не проблема, - Карташов налил себе водки. - Скажи, Кот,
из чего ты лучше всего стреляешь?
     На лице Татарина появилось новое, просветленное выражение.
     - Из "града" и в упор. Впрочем, все  это  херня, дайте мне любой ствол,
пару обойм и я найду лбы, куда их всадить...
     - А чем эти фраера  занимаются? -  поинтересовался  Одинец. - Я  имею в
виду официальное занятие или...
     -  Обыкновенные шестерни у каких-то акул. А квартиры, нищие "афганцы" и
"чеченцы"   -  это   у  них  что-то   навроди  подсобного   хозяйства.   Или
хобби...Однажды  Холодильник в суете обронил бумажку  и мы  ее подобрали...И
как мы из нее поняли, у них в Москве раскидано 67 точек, на которых трудятся
такие  же, как я, калеки. Мне  Гарик говорил, что  эти шестерки контролируют
почти  все ларьки на  юго-западе и два рынка. Когда однажды Фужер, забрав  у
меня  деньги, стал их класть себе в портмоне... Вам, наверное, и  не снились
такие  бабки,  -  Татарин большим  и указательным пальцами  отмерил  толщину
долларового пресса, который он видел у Фужера.
     - Мцыри, когда мы этот запредельный беспредел завяжем парашютным узлом?
-  Одинец аж дрожал  от нетерпения. -  Давай  сегодня же их завалим,  только
сначала заедем к Броду, возьмем пару гранатометов...
     Татаринов ни черта не понимал - почему Карташова называют Мцыри.
     - Кот, тебе, наверное,  уже пора, - сказал Карташов. - Проболтали и  не
дали тебе поесть...
     - Я отдохнул у вас, что-то  даже здесь расслабилось, -  он положил руку
на сердце.
     - Оставайся, - сказал Одинец. - Начнем новую жизнь.
     -  Исключено!  - решительно  отверг идею  Татарин.  -  Если один из нас
сбежит, двух других тут же приколют. Говорят, такое уже было.
     - Мцыри,  у меня нет слов...Я этих гадов буду живьем пилить ножовкой, -
в голосе Одинца звучало остервенение. - Ты вот что, Кот...Терпи и жди, когда
однажды  начнется стрельба, не  удивляйся, а  спокойно  бросайся на пол и не
поднимай головы. Понял?
     - Не путай его, - сказал Карташов. Мы  этим бронтозаврам подыщем другое
место для справедливого суда.
     -  И приведения приговора в  исполнение,  -  тут  же уточнил  Одинец. -
Скальпы снимем и засунем им в хлебало, - он так усердно затянулся сигаретой,
что казалось вместе с дымом в дыхалку втянутся щеки.
     - Кот, говорят, что где-то в Москве околачивается Бандо?
     - Он же  в октябре 93-го был  в  Белом доме вместе Баркашовым, а теперь
зад  лижет другому  фашисту Бурилову. Дешевка он  перелицованная... Я  знаю,
Серый, он тебя здорово кинул...ты сидел из-за него...
     - Разберемся,  - тихо сказал Карташов. - Когда нет врагов, то не бывает
войны...
     Добрались до метро в четвертом часу. На  разведку пошел Одинец. Книжный
лоток  еще  работал и  возле  него,  переминаясь  с  ноги  на  ногу,  стояла
симпатичная девушка с замерзшими руками. На среднем пальце у нее простенькое
колечко, на голове зеленая вязаная шапочка с помпоном.
     Красного  "ниссана"  поблизости  не было, однако Карташов подогнал свой
"шевроле" почти к бордюру тротуара.
     - Какие в вашем подвале запоры? - напоследок спросил Карташов.
     - Двери закрываются на два замка, которые открыть можно только снаружи.
Извини, Сергей, я обниму тебя за шею, - и они пошли. И пожалуй, единственный
человек, кто не смотрел на них, была продавщица книг.
     Когда  Карташов  опустил  Татарина на  ящик,  тот сказал  в самое  ухо:
"Братан,  если у вас получится, оставьте Холодильника мне..."  В этот  самый
момент, некстати заверещал мобильник, находящийся в кармане Одинца.
     Карташов уже  отходил от  посаженного на  место  Татаринова, когда  его
окликнул Одинец.
     -  Мцыри, по  коням, у гостиницы  "Царская невеста" идет разборка, Брод
просит подстраховать.
     Не сговариваясь закурили.
     - Куда рулить? - спросил Карташов, когда они уже сидели в машине.
     - Поезжай пока прямо...
     У очередного светофора, Карташов спросил:
     - Скажи, Саня, когда  мы на Учинском водохранилище были...Точнее, когда
отрывались от милицейского "уазика", помнишь?
     - Еще бы!
     - Тогда ответь - зачем ты выстрелил по нему из гранатомета? Там же были
такие же, как мы с тобой, ребята...
     Одинец как  каменный божок сидел неподвижно, но  судя по происшедшей  в
лице перемене, этот вопрос застал его врасплох. Запоздало он пожал плечами и
Карташов понял: все, что бы он не сказал, будет далеко от правды.
     - Не хотелось в ту летнюю ночь кукарекать за решеткой.
     - Но мы же явно от ментов отрывались.
     - Да перестань  ты  скоблить мне по совести. У меня  совести давно  уже
нет.
     - Врешь, Саня, не в совести дело...
     - Отрывались не отрывались...Да, мы явно отрывались, а я явно промазал.
Есть еще вопросы? А если  бы не видел, что  отрываемся, будь спок, вмазал бы
по  фарам и  глазом  не  моргнул...  Сейчас -  налево и  дуй  до  четвертого
квартала, а там посмотрим...
     Одинец был раздражен. Зырнув на Карташова, сказал:
     - А почему ты не льешь  слезы  по тому факту,  когда  мы, выручая тебя,
палили из автомата по живым ментам?
     Карташов выбросил через форточку окурок, сплюнул...
     - Я вас об этом не просил...Каждый должен идти своей дорогой.
     Они  прибыли к шапочному разбору. Возле гостиницы "Царская невеста" уже
стояли милицейские  машины,  две  "скорые",  однако  ни Блузмана,  ни  машин
третьей московской станции  неотложной помощи здесь  не было. И много зевак.
Они  наблюдали  за  тем,  как  санитары  выносили  из  ресторана  участников
перестрелки.
     -  Не везет Таллеру, -  отстраненно сказал Одинец. - Фирма в долгах, и,
наверное, скоро и мы с тобой вместе с Татарином пойдем побираться. - Он взял
трубку  и набрал номер. По  всей  видимости, звонил Броду. После отрывочного
разговора обрадовал:
     -  Сегодня,  Мцыри, мы  можем быть  свободны. Приедем домой, сыграем  в
нарды...на   лобио  и  бутылочку   "Армянского  коньяка".  Все  это  есть  в
"Арагви"...
     - Я  не против,  только сделаем  мы  это после того, как  отвезу  Броду
продукты. Сейчас  заедем в  рыбный  магазин  и  посмотрим  кильку  в  винном
маринаде...


     Темная страсть



     Перед самым утром  Таллеру  приснился  сон:  во  что бы то ни стало  он
пытается  добраться до лежащей  на  огромной кровати  Элеоноры, но  никак не
может это сделать - запутался в одеяле. Он уже готов к сексуальным подвигам,
видит  ее  красивое  лицо, раскиданные  по  голубой  подушке черные  волосы,
ощущает тонкий туман комбинации, под которой угадываются шоколадные холмики.
И когда он почти выпутался из одеяла, услышал яростный звон будильника.
     Вставать не хотелось  - реальность омерзительна, будущее неопределенно.
Однако он  нашел в  себе  силы подняться и пойти в ванную комнату.  Он долго
стоял перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Перед ним был смуглый тип
с обильно растущей на продолговатом лице растительностью, вьющимися, немного
посеребренными  сединой  волосами,  некрупным  с  изгибинкой носом и  черной
щеткой усов. Он  оскалился - зубы в полном порядке, только немного покрылись
налетом  желтизны. От табака.  Поморщился  - собственное  лицо ничего  кроме
рвотного позыва у него не вызывало.
     Начал вспоминать вчерашний день. Смутно  -  звонок из Риги,  напористый
тон  Фоккера, никчемный разговор  с Бродом, поручение охраннику..." Какая же
ты  сволочь, моя дорогая Нора", - произнес вслух  Таллер и вытащил из гнезда
туалетной полки зубную щетку.
     Все  осточертело.  Нечаянно задел  щеткой  задний  зуб,  который  начал
крошиться.  Он сплюнул и  увидел в раковине кровь.  "Не хватало  мне  только
парадонтоза",  - пронеслось в мыслях и он еще больше ощутил нелепость жизни.
Но  когда   умылся,   окатил  тело  холодным  душем,  побрился  и  освежился
французским  одеколоном  "Золотой  облонг",  настроение заметно  улучшилось.
Однако не  надолго. Когда он позвонил в магазин и там  сказали, что Элеонора
уехала на базу, Таллер почувствовал себя круглой сиротой. Он сделал еще один
звонок  -  директору  магазина,  где  работает  Элеонора,  но того  тоже  не
оказалось на месте. Он даже ощупал себе темечко - не выросли ли там рога...
     Кое-как перехватив бутерброд с  кофе, он спустился вниз и велел  шоферу
отвезти  к  ней домой.  Открыв своим ключом дверь,  он  почувствовал пустоту
жилища, в котором еще витали ее запахи.
     Таллер  уселся на диван и  вперился взглядом в темный экран телевизора.
Беспорядок, царящий в комнате,  его не  удивил  - он давно к нему привык. На
трюмо валялись  щипцы для укладки волос, дотронулся -  еще теплые. Тут же, в
разорванном пакете,  лежали  тампексы,  янтарная  брошь,  тюбики с кремом  и
пустой, из-под  ресниц, черный футлярчик. А на столе тоже черт ногу  сломит:
аудиокассеты  вперемежку  с  апельсиновыми корками,  смятая  пачка  сигарет,
пустые стержни от шариковой ручки.
     Он перевел взгляд  за окно, где сквозили скупые осенние лучи  солнца  и
где набирали  краски старые клены. Пейзаж  за окном  был ничуть  не  веселее
пейзажа, царящего у него в душе.
     Когда он окинул взглядом стены и увидел на них картины,  которые он  ей
дарил по разным  поводам, его охватила лютая  злоба. Он решительно вскочил с
дивана  и  сорвал с  гвоздя самое большое  полотно и,  бросив  на  пол, стал
топтать его ногами. Это был его подарок на ее двадцатилетие. Но рама, хоть и
не  очень  массивная,  однако  ломаться  не  хотела.  Нога все  время  с нее
соскальзывала  и в какой-то роковой момент он  больно ударился щиколоткой об
острую кромку дивана.
     Он был на  грани  бешенства.  Схватив  из-под  кресла трехкилограммовую
гантель, он ударил  ею  по  видеомагнитофону -  подарку на 8-е  Марта, затем
вдребезги разлетелся экран телевизора "Фунай", появившегося здесь на десятый
день их знакомства. Индийская  ваза, в  которой черт  знает с какого времени
торчат засохшие розы,  полетела в трюмо и косые, длинные трещины исказили ее
глянец.
     Он бил, крушил, испытывая мстительный восторг. Не пощадил и хрустальную
люстру - его подарок в день именин Элеоноры.
     Таллер  выскочил на кухню  и хотел  было приняться за полку, на которой
стояли два сервиза  из китайского фарфора,  но в  этот  момент  почувствовал
дурноту и резкую, колющую боль в груди. Внезапный задых осадил его. Казалось
в бронхи кто-то залил расплавленного гудрона. Словно пьяный, дотащился он до
дивана  и суетливо  стал доставать  из  кармана нитроглицерин.  Лег, вытянул
ноги,  откинув голову на валик.  "Сейчас,  наверное,  помру", -  предположил
Феликс Эдуардович и эта мысль показалась ему  в чем-то даже привлекательной.
Однако, немного полежав и ощутив, как лекарство начинает приводить в порядок
сосуды, Таллер решил пока не умирать. Сунув в рот сигарету, он приподнялся и
дотянулся  до  телефона. Набрал ЕГО номер -  подозреваемого  совратителя его
Элеоноры.  И вопреки  ожиданиям,  голос  оказался  мягкий и даже  с оттенком
любезности. Переспросил -  с кем имеет честь...И  когда Таллер убедился, что
попал на  ТОГО,  кто  посягнул  на  его любовь, выдал все, что его  мучило и
терзало последние дни.  А в ответ - тишина.  Мелодраматическая  пауза, после
которой  последовал  обвальный  вопрос:  "А что  ты,  собственно,  от  меня,
труповоз, хочешь?"
     Таллер от таких подлых слов потерял дар речи,  что ему в  общем-то было
несвойственно.  Оказывается, Элеонора, предала его по всем статьям, затронув
служебную сферу деятельности.  "Ах, ты, курица безмозглая!" -  ругнул он  ее
всуе, а на вопрос ответил вопросом.
     -  Ты  что  же, парень,  хочешь  в моей  спальне  открыть пантокриновую
фабрику?
     Феликс Эдуардович просто хмелел от ярости и слепой ревности.
     - Ответь, гусь,  я твою  любимую женщину хоть раз  пытался трахнуть?  -
орал  он в  трубку. -  Так почему же  ты, грязный  лавочник, лезешь  к  моей
женщине? Предупреждаю: еще раз засеку, отправлю на секционный стол.
     - Ты  где, каплун, находишься? - в свою очередь поинтересовался завмаг.
- Если такой храбрый, давай встретимся и один на один выясним отношения.
     -  Я тебя сам найду  в  нужном месте и в  нужное время, - Таллер  кинул
трубку на аппарат.
     Закурил. Вытащил из-под стола бутылку коллекционного французского вина,
которое он  привез из Парижа. Обыкновенный портвейн,  только  слаще и отдает
шоколадом. Но после нескольких  затяжных глотков,  по жилам  побежали теплые
чертики. Поставив  бутылку рядом, он снова лег на диван и начал представлять
из  себя жертву Холокоста.  Он был полон решимости  дождаться вертихвостку и
насладиться мордобоем.
     Однако, вопреки его ожиданиям, Элеонора явилась раньше обычного. Бросив
на стол сумку и, не обращая внимания на разгром в доме, она подбежала к нему
и уселась рядом. Погладила по  щеке, наклонилась, чтобы  чмокнуть.  И тут он
уловил те самые запахи, которые исходят от женщины,  недавно оторвавшейся от
любовника.  Вокруг нее  парило  облачко  ее духов,  к  которым примешивались
чужие.  Мужские,  и  запах  коньяка, и  едва  ощутимый  сигаретный  дымок  в
волосах...
     - Где ты была? - задал он вопрос, который со дня сотворения мира задают
все рогоносцы. Он взял ее за роскошные каштановые волосы и притянул к себе.
     С  улыбкой Монны Лизы, со спокойствием человека, стоявшего на исповеди,
она стала выкручиваться. А он видел, как  полыхает  в  ней ложь и выкрутасы,
слышал ее сбивчивые и в высшей степени неубедительные оправдания.
     Он резко поднялся с дивана и врезал ей пощечину. Потом еще  одну, хотел
повторить, но промахнулся и напоролся на сопротивление. Подтянув рукой юбку,
она  подняла ногу  в  изящной лодочке и длинным, острым каблуком ударила его
ниже колена. От боли он взвыл и едва не потерял сознание.
     -  Зачем  же  ты, сучка, ему рассказала  о  моей работе? - Таллер искал
глазами,  чем  бы  урезонить  свою  падшую  любовницу.  - Это  же  для  меня
расстрельная статья...
     - Я ничего не рассказывала, он сам знает, чем ты занимаешься...
     -  Врешь,  курва,  это ты  меня  предала! -  в руках у  него  оказалась
конфетница и неизвестно, чем бы все  кончилось, если  бы  более проворная  и
более  любящая жизнь любовница  не  увернулась от  вазы  и  не выпорхнула за
дверь.
     -  Вокзальная  проститутка!  -  поставил  точку   Таллер  и,  снедаемый
неполнотой мщения, снова уселся на диван.
     Пил вино и  думал -  почему  он эту птичку не придушил,  а выпустил  на
волю? К майскому соловью. Однако быстро успокоился, ибо принял однозначное и
безоговорочное решение.
     Не закрывая за собой дверь, он вышел из дома и сел в машину.
     - В какую сторону моя блядь направилась? - спросил он у шофера.
     - На углу села в зеленый "опель". Куда поедем?
     - В банк "Столичный".
     Из  машины  Таллер  позвонил  своему охраннику  Павлу  Лещуку,  который
выслеживал Элеонору с завмагом. Договорились встретиться в "Арагви".
     В банке  Таллер  был  недолго  - взяв  ключ  у заведующего, он прошел в
бронированный  боксик.  В  котором все  стены  были  испещрены  квадратиками
индивидуальных сейфов.
     С  ним был кейс, куда легло переложил все  содержимое ячейки: несколько
пачек  долларов,  завернутых в  целлофан,  немецкие  марки, замшевый  кисет,
наполненный  драгоценными  камнями,  и  швейцарский десятизарядный  пистолет
"Сфинкс" на  9  мм.  Подарок  банкира из  Женевы,  которому два  года  назад
пересадили правую почку от одного солнцевского бандита...
     После  банка  он  направился  на  свою  холостяцкую квартиру, в  районе
Черемушек. Об  этом адресе никто не знал, и, в том числе, водитель, сидевший
за рулем.
     Они припарковались  у подъезда  2-го корпуса, Таллер  прошел в  него и,
через  сквозной  переход,  попал на асфальтовую  дорожку, ведущую  в сторону
12-этажного  дома. Он не стал  подниматься  на  лифте,  боялся застрять,  но
больше всего боялся нападения.
     В  квартире  стоял  дух  заброшенности. Но  было  тепло.  Проходя  мимо
телевизора,  он   включил  его.  НТВ   передавало  криминальные  новости.  В
Подмосковье  опять  произошло заказное убийство.  В  собственной  ванне  был
застрелен  один  из многочисленных помощников Бурилова. Кажется, пятнадцатый
по счету.
     Таллер отодвинул холодильник  и  приподнял  блок  паркета.  В  тайничке
находились  несколько пачек денег  и две коробки патронов  для "Сфинкса". Из
кейса  он  выложил  все,  что  взял  в  банке,  и  снова  прикрыл  паркетом.
Холодильник   надежно   встал  на  свое   место,  укрыв  его  от  случайного
постороннего  взгляда.  Затем он  принял душ, подправил  ножницами  усики  и
освеженный французской водой пошел вниз.
     В "Арагви"  Таллер приехал раньше телохранителя. Тот подкатил буквально
через две минуты, сославшись на уличные пробки.
     Когда  они  подошли к двери  ресторана, стало ясно,  что царствующая  в
Москве  капсистема  не  гарантирует  гражданам  свободный  вход  в  питейное
заведение.  Дородный, поблескивающий  позументом швейцар,  тоном  заевшегося
мерзавца доложил им, что в "Арагви" гуляет кунцевская братва...
     -  А  как  насчет  нижнего зала? -  задетый  за живое спросил  Таллер и
вытащил из  портмоне десять долларов.  Однако зелень  не подействовала. Рука
седовласого архангела земного рая знала и не такие подношения.
     Они  направились  в  "Прагу",  где  хоть и было просторно,  однако  той
неповторимой  атмосферы,  которая царит  в "Арагви",  тут днем  с  огнем  не
сыщешь.  Но еда  была отменная,  обслуживание,  хоть и  навязчивое, но  тоже
терпимое, создающее иллюзию личной неповторимости посетителя.
     Когда они уселись за столик, Таллер буркнул:
     - Пока я не поем, об этой проститутке ни слова!
     -  Да ничего особенного,  -  ответил  Лещук, - я сам  сегодня  почти не
ел...Что-то першит в горле, боюсь, ангина привязалась.
     - Мне бы, Паша, твои проблемы. Я бы лучше согласился переболеть  трижды
сифоном,  лишь  бы  не  глотать того,  чем меня  пичкает моя Нора... Дешевка
безмозглая...
     - Да ничего особенного, - повторил охранник.
     - Ладно,  молчим!  Давай  для  порядка бабахнем  коньячку  и  ударим по
калориям.
     На  входе послышался  шум. Ввалилась  группа мужчин, во  главе  которой
двигался Бурилов.
     - Это его любимый кабак, - прокомментировал Лещук.
     - А челяди, словно у генерала Лебедя.
     -  Засранец он,  а не  Лебедь!  Я в  нем сильно разочаровался.  Сегодня
чучело в огороде более убедительно, чем этот парень.
     - Зато этот парень красиво живет. Целуется с самим  Хусейном и в  одном
бассейне купается с мисс Америкой.
     - А помрет в сточной канаве или на бельевой веревке.
     - Мы свободно из него может сделать донора, - с усмешкой сказал Таллер.
- По-моему, клинические данные у него чудесные и габариты прекрасные...Паша,
тебе не кажется, что коньяк пахнет опилками?
     - Феликс Эдуардович, может, вам не  стоит больше  пить?  - глядя в свою
тарелку, сказал Лещук.
     - С  этим я  как-нибудь сам разберусь.. - И  неожиданный  вопрос: - Кто
этот завмаг?
     Стукнули  вилки  с ножами. Лещук  вытер салфеткой рот  и  взял из пачки
сигарету.
     - Если в общих чертах... Занимается откровенной отмывкой валюты...
     - Почему так думаешь?
     - Видно по стилю  работы. В магазине все делается для видимости.  Никто
ни в  чем  не  заинтересован. Например,  за вчерашний день они  продали один
телевизор.  Там работает  шесть продавщиц, два  бухгалтера,  охрана  и  этот
племенной жеребец...
     - Интересно, - Таллер задумчиво уставился в бокал с коньяком. Закурил.
     - Все вам говорить или что-то опустить? - поинтересовался охранник.
     - Ты не  статуправление,  а я не  Минфин...Выкладывай, Паша,  все,  что
знаешь...
     - Понятно. У этого лавочника в Ховрино живет семья - жена и двое детей.
А с продавщицами у него особые отношения. Он их по очереди возит...
     - Да не тяни ты, ради Бога, резину!
     - Шеф, не поверите,  куда он этих дешевок возит...К себе на дачу, но не
в  дом,  а в гараж.  Позавчера, когда  он открыл  ворота, я успел, правда, с
помощью бинокля, рассмотреть...Это, собственно, не гараж, а настоящий будуар
для интимприемов. Стены в обоях, люстра не хуже, чем в Колонном зале, ну  и,
разумеется,  трахательный  станок.  Словом, все, как  полагается.  Помещение
поделено на две части: слева - машина, справа - кровать и все остальное...
     Охранник насупился, нервно закурил.
     -  С  кем он  сегодня  там  был?  -  однако Таллер  запоздало  осознал,
насколько очевидным может быть  ответа  Лещука.  -  Хорошо, не отвечай...Кто
завтра у него на очереди?
     -  Все пойдет  по  новому  кругу.  И скорее  всего  он  поедет  с  Зоей
Кудрявцевой,  продавщицей  из первой  секции. Все девахи  у него,  словно на
подбор и все замужем.
     - Дешевки! - Таллер на глазах смурнел. Открытая  рана зажглась ядовитой
ревностью. - Скажи, что в этом жлобе особенного?
     Лещук пожал плечами.
     - А хрен его знает...Может, он бабам  нравится за то, за что  не должен
знать никто?  Это, конечно, сказал не я,  так думает  Вилли  Токарев. - Этот
завмаг смазлив, имеет  приличный рост,  под  метр  восемьдесят,  а  главное,
владеет своим подходом. Он из банды Бобыля,  "золотодобытчика" из Лыткарино.
У Бобыля в Москве несколько своих магазинов, но живет не за счет торговли, а
исключительно за счет крупного рэкета и спекуляции золотом.
     - Сидел?
     - Не знаю, но судя по замашкам -  да и не раз.  Узнать это не проблема,
только зачем?
     - Ты прав, незачем. У тебя далеко спрятана взрывчатка?
     - Смотря какая...
     - Ну не атомная же бомба.  Обыкновенный  тротил  или гексоген. Мне надо
граммов двести.
     -  С  этим  вообще нет проблем,  но я бы  вам посоветовал  использовать
пластик  под  названием  "фтонг".  Это  сейчас в  Москве  самая  авангардная
взрывчатка. Почти не оставляет следов и действует, как скребок грейдера.
     - Я  тебе  дам знать, когда мне это  добро  понадобиться...Еще  закажем
коньячку?
     - Пожалуй, на сегодня хватит.
     - А я еще немного выпью и поедем.
     - Ваше дело, лично я привык работать на трезвую голову.
     У дверей снова зашумело. В  окружении многочисленной охраны ретировался
Бурилов.  Зычным голосом он кому-то вычитывал: "Это не телятина, это детские
трупики!  Я  вам  устрою  такую  нижегородскую ярмарку,  что останетесь  без
штанов..."
     -  Не  угодили его  величеству, - равнодушно бросил Таллер. - Возможно,
взрывчатка  мне  понадобится  уже  завтра...Впрочем, как  по твоему  графику
получается? Когда теперь завмаг с моей пиздорванкой поедет развлекаться?
     - Если ничего с ним не случится...скорее всего, в четверг...
     - Вот к этому дню и будь готов. У нас плохие дела  с протезами. Брод не
ловит мышей, хотя я его проблемы понимаю. Не исключено, что из Риги нагрянут
выбивалы,  поэтому,  Паша,  будь   повнимательнее.  Кстати,  где  живет  мой
лавочник?
     -  Я уже вам говорил...  На  даче, в Ховрино, рядом  с парком "Дружба".
Белый особняк с железным забором и чугунными воротами. Дом на отшибе...
     - В Ховрино у меня когда-то была подружка, мы  с ней ходили  на каток в
этот парк.
     - Сейчас там  все по-другому, -  охранник положил  на  стол салфетку. -
Двигаем?
     - Пошли.
     Через полчаса Таллер был в Кропоткинском  переулке. Ни он, ни охранники
не заметили, как  минутой  позже, у кафе "Ностальгия", находящегося напротив
фирмы "Оптимал", припарковался  заляпанный грязью джип. В  машине находилось
четверо молодых мужчин, не считая водителя. Один из них, вытащив  из кармана
фотографии, прокомментировал: "Все сходится: забор, ворота с птицей, дорожки
и само здание..."  "И  рожа  тоже  один к  одному,  - сказал другой голос. -
Сейчас поедем в гостиницу, подождем звонка от Фоккера...Кто из  вас оформлял
заказ? Ты, Боб? "Нет, в "Золотой колос" ездил Динамит, но он  уже, наверное,
ужрался и спит в каком-нибудь номере...
     -  Тогда  поехали, нам  тут больше делать нечего, - сказал тот, который
сидел  рядом  с  водителем.  Джип медленно  двинулся  в  сторону  Остоженки,
оставляя после себя быстро тающее сизое облачко...



     Ночная вылазка


     Однажды, около двух часов ночи, Карташова  с Одинцом подняли с постели.
Позвонил Николай и велел срочно,  как он выразился, фуговать к  ночному бару
"Вольный ветер". Одинец, надевая второпях джинсы, никак не мог сразу попасть
ногой в штанину и потому сопел и матюгался. Они поздно легли спать -  играли
в нарды и выпили много пива.
     - Сколько времени? - спросил Одинец, когда с одеванием было покончено.
     Карташов, на ходу закуривая,  взглянул  на часы:  на них  было двадцать
минут  третьего.  Лифт  не  работал и  они  бегом  устремились вниз,  однако
передвигались без шума, словно бестелесные духи.
     Вкрадчиво хлопнули  дверцы машины и  через несколько  мгновений  на том
месте, где стояла "девятка" Одинца, обозначилось парное облачко выхлопа.
     Обогнув без происшествий центр города, они вскоре оказались на месте.
     Кафе светилось и играло всеми цветами современной рекламы. Остановились
с тыльной стороны  кафе, в  метрах пятидесяти,  за увядшими  кустами сирени.
Выйдя  из машины, они увидели черный ход, освещенный не очень ярким фонарем,
и  низкое  неширокое  крыльцо.  Справа  белел бок санитарной  машины.  К ним
подошел Николай и негромко ввел в курс дела.
     - У  нас в запасе буквально  считанные  минуты,  - сказал он. - Судя по
стрельбе,  здесь  идет нешуточная разборка, - и  словно в  подтверждение его
слов, со стороны кафе послышались выстрелы.
     - Пуляют из ПМ, - предположил Одинец.
     - Здесь идет в ход и кое-что посолиднее, -  Николай поднял указательный
палец,  словно  призывая  к вниманию. Он  отошел к  машине  и что-то  сказал
водителю.  Из "рафика"  вышли  люди в белых  халатах  со свернутыми  в рулон
носилками. - Подойдите сюда, - позвал Николай Одинца с Карташовым...
     Однако  не успели  они сделать  пару  шагов,  как из дверей с криками и
стонами  выкатился клубок из  человеческих тел. На ступенях крыльца он  стал
распадаться.  Некто, словно споткнувшись, скатился вниз и остался лежать  на
земле. Двое  других  вскочили и побежали в разные стороны.  Но тот,  который
лежал  у  крыльца,  поднял  руку  и  несколько  раз  выстрелил по  одному из
убегающих.
     -  Этого  стрелка надо  брать,  -  сказал Николай  и  шагнул в  сторону
крыльца.  Его тень,  видимо,  не  осталась незамеченной стрелявшим,  и  тот,
переместив  руку  с   оружием  в  сторону  приближающегося  Николая,  дважды
выстрелил. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от виска и он, полагая,  что
выстрелы еще повторяться, резко нагнулся и побежал к кафе.
     Николай в два прыжка достал стрелявшего человека и рывком  придавил его
к земле.
     - Лежать, сука! Сопротивление органам правопорядка будет расцениваться,
как покушение на убийство...
     К Николаю подошел Одинец и помог обезоружить любителя ночной перепалки.
Карташов шел  вдоль  стены в сторону крыльца, когда  дверь бара вдруг  снова
распахнулась и на пороге возникла мощная фигура с автоматом в руках.
     -  Юрик,  ты  где?  -  позвал  разгоряченный  клиент  и,  подняв ствол,
выстрелил в воздух.
     Тот, кого скручивали Николай с Одинцом, хрипло дал о себе знать.
     - Аркаша, меня вяжут менты!
     Карташов  видел, как человек повел автоматом и раструбом уставился в то
место, где угадывалось борение человеческих тел. И когда он спустился на две
ступеньки  и  со  словами  "Убери,  краснопер, свои грязные лапы или  я тебя
поимею", нажал на курок,  Карташов  метнулся к  стрелявшему, и, обхватив его
сзади  за шею, стал вместе с ним падать на землю. Выпущенная очередь  ушла в
грязь, фонтанчики от  пуль забрызгали Карташову лицо. Рядом он увидел силуэт
- Одинец ударом ноги вырубил автоматчика.
     - Грузим, Мцыри, этого пикадора!
     Тут  же появились  люди  с носилками.  Ловкими, неуловимо  расчетливыми
движениями, молча,  они  загрузили носилки и потрюхали к "рафику". Забрали и
того, кто первым выбежал из  бара и  того, кто  пытался стрелять по  ним  из
автомата.
     Николай торопил:
     - Саня, быстро посвети, я где-то здесь выронил свой фонарик. Автомат не
трожь, оставь ментам...
     - Я весь в  кровищи, - посетовал  Одинец и  направил лучик  фонарика на
раскисшую от  дождя землю. Оказавшись рядом с Карташовым,  он тихо сказал: -
По-моему, нам отсюда пора рвать, пока башка цела...
     Они побежали  в сторону "девятки", разбрызгивая  ногами грязь. Намокшие
штанины, словно жестяные желоба,  издавали противный звук. Где-то, с лицевой
стороны бара, слышались  возбужденные голоса. Кто-то кого-то звал, заработал
автомобильный движок и  на фасаде соседней девятиэтажки  заплясали  огромные
уродливые тени.
     "Рафик", тяжело оседая на задок, развернулся и направился в их сторону.
     -  Пропустим, - сказал  Одинец. - Кажется  у Блузмана сегодня  неплохой
улов.
     Мимо них, переваливаясь с бока на бок, проехала "скорая помощь" и начал
с натугой выбираться на асфальт.
     - Трогай! - сказал Одинец и нетерпеливо  стукнул кулаком  по баранке. -
Но ты только посмотри, Мцыри, что эти гады вытворяют!
     Сзади них полыхнули фары.
     -  Не вздумай  уступать  дорогу! -  приказал Одинец.  - Держись  осевой
линии...
     Карташов все время поглядывал в зеркало.
     - Они, если захотят, сделают из нас кетчуп.
     -  А  ты,  случайно,  не  помнишь,   сколько  тебе  платит  Брод?  Если
потребуется, подставишь тачку поперек дороги, но этих фраеров не пропустишь,
- Одинец  взял в руки трубку мобильника и, видимо,  соединился с Николаем. -
Пока не знаю, с какой целью, но кто-то хочет нас обойти... - сказал он.
     Он опять положил руку на баранку, однако Карташов мягким движением смел
ее с руля.
     - Не мешай, Саня... Я в свое время участвовал в авторалли МВД Латвии и,
поверь, был там не последний.
     А  позади,  между тем, рыская, затяжно сигналя, наседал джип.  Теперь у
него горели все четыре прожектора, висевшие над лобовым стеклом.
     - Они хотят нас достать, держи дистанцию, - наставлял Одинец.
     -  Не  мешай, -  повторил Карташов. - Пока мы едем  по этой  грязи, они
никуда не денутся. По бокам кюветы с водой.
     -  У  "черокки" оба  моста ведущие, хотя, если они будут наглеть, я  их
вырублю, - Одинец достал из-за сиденья обрез пятизарядного  помпового ружья.
- Ты только полюбуйся, Мцыри, что сейчас будет.
     -  Смотри,  не  ошибись! Может, это  пьяные отдыхающие  резвятся,  - но
Карташов тут же получил красноречивое  опровержение своим словам. Со стороны
джипа начали стрелять. К их счастью, ухабы и выбоины мешали прицелиться тем,
кто находился в джипе, и пули ушли мимо "девятки" в низинные туманы.
     -  А  теперь  наша  очередь  ответить любезностью,  - Одинец наполовину
высунулся  из окна  и с  левой  руки выстрелил  против движения. Отдача была
столь сильной, что его  отмахнуло вперед и он едва  не вылетел через лобовое
стекло.  Однако,  удержав   равновесие,  и   перезарядив  обрез,   он  снова
изготовился и стал ждать, когда джип появится в поле зрения.
     -  Мцыри,  сместись немного  влево, только сделай это резко,  - и когда
Карташов провел нужный маневр, Одинец начал стрелять.
     Верхние  прожектора  и  нижняя  правая фара  мгновенно погасли.  Машина
преследователей  завиляла,  зарыскала  и,  проехав   метров  сто  пятьдесят,
сунулась носом в полную воды канаву. Дверцы джипа открылись и из него начали
выбираться люди. Вслед "девятки" понеслись огненные светлячки и  два из них,
пробив  заднюю  стенку кузова,  застряли в сиденье. В салоне запахло паленой
обшивкой и порохом.
     - Ты, Мцыри, надеюсь, помнишь наш уговор? - неожиданно спросил Одинец.
     - Помню.
     - Только не к Блузману! Можешь завезти мой труп в лес и там бросить  на
съедение муравьям. Без  обиды...Так  как ты там  пел: "Сухо  щелкнул затвор,
оглянулся зека..."
     - "Сука!" - выдохнул он и взглянул в  облака"...  Дай, Саня, сигаретку,
свои я где-то выронил..
     - А это плохо, оставил ментам вещдок...Приедем  домой, выпьем водки,  а
ты возьмешь  гитару...Слушай,  Серго  Орджоникидзе, почему ты  с  комвзводом
Бандо не мог найти общего языка? Что он - распоследний мудак?
     - У нас с ним противоположные взгляды...
     -  На жизнь? Так у всех они разные. Я уверен,  что и  ты не согласен  с
тем, что мы сегодня делали.
     Карташов молчал.
     -   Конечно,  не   согласен,  -  повторил  Одинец,  -  твое  ментовское
чистоплюйство не хочет с этим мириться.
     - Возможно, - сквозь зубы процедил Карташов. - Но этого мужика, который
с автоматом, брать  не следовало.  Он практически целый  и сейчас, наверное,
уже пришел в себя.
     - Это не нам решать. Одной мрази  больше-меньше, что от этого в природе
изменится? Да ни  хрена! Один  волкодав ушел, другой пришел. Даже два придут
на его место, поэтому отстрел никакого баланса между человеком и хищником не
нарушит... Сейчас сворачивай на щебенку, объедем Балашиху.
     - Лет десять  назад я  бы тебя за такие  разговоры  отдал  бы  под  суд
офицерской чести.
     -Десять  лет? Знаешь, сколько биллионов километров Земля вместе  с нами
пролетела с тех пор?
     - А ты знаешь?
     -  Предполагаю.  Ну,  давай  считать...  В  секунду  она  пролетает  30
километров, в минуту  - 1800,  а за  сутки?  А за  год, пять лет? Охренеешь!
Вечность отделяет нас от тех лет. А ты все топчешься на месте.
     - Где  ты,  Саня,  набрался  всей  этой  ахинеи? - уже  веселее спросил
Карташов.
     - У Гафарова, которого четыре месяца назад застрелил киллер. Кстати,  у
краснопресненских бань, на волне кайфа и полного благополучия.
     - Большой, видать, ученый этот Гафаров?
     -  Большой  авторитет.  Очень  большой!   Брод  его  уважал   и  каждое
воскресенье носит на  его могилку цветы. Белые каллы  - любимые цветы жертвы
российского беспредела. В следующее воскресенье можем с тобой туда съездить,
посмотришь, какие граниты людям ставят на черепушку.
     - Памятники  ставят  в ногах,  -  уточнил Карташов, - и ногами  выносят
вперед и...в дверцы крематория...
     - В этот раз, наверное, мы с тобой повезем туда останки...
     - Заткнись! Я уже наездился, - категорически заявил Карташов. - Меня от
всего этого буквально тошнит.
     - Зато там тепло и уютно, как у бабушкиной печки.
     - Купи себе вместо бронежилета электрическую грелку, тоже будет тепло и
уютно, - Карташов с раздражением выбросил через форточку окурок.
     Перед въездом в Лукино им позвонил Николай. Одинец, разговаривая, молча
кивал головой.
     - Есть, - сказал он, - мы поедем другой дорогой, - дав отбой, сказал:
     - Они врубают мигалку с сиреной и на скоростях направятся к Блузману. А
мы с тобой сменим номера и по Кольцевой  рванем на Химки. Брод велел ехать в
Ангелово.
     - А мне хоть к черту на кулички, - невольно скаламбурил Карташов. - Вон
впереди рощица, можем там поменять номера.
     - Сворачивай, только рискуем там по уши застрять в грязи.
     - А мы уже и так по уши в дерьме...
     - Да перестань, Мцыри, ныть! Хочешь скажу тебе всю правду?
     - Руби!
     - Сейчас, только закурю...
     Они свернули  на  залитую  лужами  грунтовую  дорогу, ведущую  к  купам
опавших деревьев. Одинец вжикал зажигалкой  и тут же тушил огонек. Готовился
к речи.
     - А вот представь себе такую вещь...  Ты  продолжаешь  служить в ОМОНе,
веришь  во  всю  эту  перестроечную брехню  и  в один прекрасный  день...Ну,
допустим, подходит  к тебе  командир отряда и говорит:  "Знаешь,  Серый,  мы
получили задание  ЦК  - срочно нужно найти человека  для пересадки почки..."
Занемог,  мол, наш дорогой  и  любимый  генеральный  секретарь и нам  выпала
великая честь  ему помочь... Или ты хочешь  сказать,  что дисциплинированный
боец, сознательный член партии, отличник боевой  и  политической подготовки,
комвзвода, имеющий награды ЦК ВЛКСМ, МВД СССР отказался бы от такой чести...
     Карташов безмолвствовал. Он рулил к леску, аккуратно, где это возможно,
объезжая рытвины, в которых поблескивали в лунном отражении озерца воды.
     - Ну что молчишь, Мцыри? Нечего сказать, да?
     -  Почему  - нечего...Я уже  взрослый мужик и не  надо из  меня  делать
олигофрена.  Именно потому, как ты правильно заметил, я дисциплинированный и
сознательный член партии, я бы  у командира прежде спросил: - А где, товарищ
майор, письменный приказ?
     -  А когда  вы  крушили таможни в твоей любимой  Латвии, у вас тоже был
письменный приказ? - Одинец завелся и не хотел сбавлять обороты.
     - Ты же, наверное, знаешь, что был Указ президента страны, а отдельного
письменного приказа, конечно, не было. Чтобы  перейти улицу, что, тебе  тоже
нужен письменный приказ...В соответствии с президентским Указом рижский ОМОН
вправе был принимать участие в упразднении таможенных пунктов на границе...
     - Но  ведь не жечь  и  крушить  помещения  и  транспорт,  принадлежащие
таможне независимой Латвии?
     - Нет, речь  шла только об упразднении незаконных таможенных пунктов на
границе...Тут как хочешь, так и толкуй.
     - И вы, как понимали, так и толковали? Где тротилом, где пулей, а где и
гранатометом.   Неплохое,  я  тебе   скажу,  толкование...Не  толкование,  а
толковище...
     Карташов резко нажал на тормоз. И хотя ехали на малой  скорости, Одинец
от неожиданности едва не врезался головой в лобовое стекло.
     - Вишь, никто не любит правды, - с улыбкой сказал он.
     - Да какая, к черту правда! Сплошная де-мо-го-гия! Вот если бы мы тогда
Указ президента выполнили на  сто процентов,  сегодня мне  не  надо  было бы
охотиться за бандитами и возить их потроха в  крематорий.  Ты спросил о том,
почему я не мог с  Бандо найти общий язык - верно?  Да потому,  что для него
Указ  был  поводом,  чтобы  сжечь  или  взорвать  таможню,  разуть  и избить
таможенников, а  это в основном была зеленая молодежь...как-то издевательски
поиграть  автоматом,  а  я  хотел...  -  Карташов  вытряхнул из  пачки новую
сигарету. -  А  я  хотел, чтобы таможни  не  были пунктами по сбору взяток и
помощниками контрабандистов. У нас с Бандо много было общего, особенно когда
Союз стали резать по живому мясу. Но у нас с ним были методы разные. А потом
обстоятельства стали сильнее нас...
     - Вот именно, сильнее. И сильнее меня, а  потому давай не будем хрюкать
и страдать со  слезами на глазах. Пе-ре-стро-ились,  на  кого теперь кивать?
Так что бери отвертку и пойдем менять номера...
     В Ангелово они прибыли уже в шестом  часу. Брод, видимо, тоже  всю ночь
бодрствовал. И сильно нервничал,  много курил, ибо цвет и  помятость лица не
свидетельствовали о безмятежно  проведенной  ночи. Когда Вениамин увидел их,
он вышел из машины, в которой коротал ночь. Поздоровался.
     - С меня, орлы, причитается, - он вытащил из пиджака конверты. Вручение
денежной  премии  чем-то напоминало профсоюзное собрание по итогам работы за
квартал. Он каждому пожал  руку и  вручил  конверты. Еще один конверт он дал
Одинцу.
     - Это  передашь  диспетчеру  "скорой", она  нам  сегодня  дала неплохую
информацию. Поедите домой или все вместе попьем кофейку с коньячком?
     - Кофе мы с Мцыри попьем дома, а от стакана водки лично я  не откажусь,
-  Одинец  снял  куртку,  свитер.   Скинул  с   плеч  тонкий,   израильского
производства пуленепробиваемый жилет.
     Когда они вошли в дом, Галина уже была на ногах. Одетая в свой шелковый
халатик,  в котором  Карташов ее  видел в  первый день  своего  пребывания в
Ангелово.  Она была  очаровательна  утренней  свежестью  и прибранностью. Он
обратил внимание  на  ее  ухоженные  руки.  Когда  их  взгляды  встретились,
Карташов ощутил мощный прилив жизни.
     Одинец выпил почти бутылку "Столичной"  водки и  пакет сока.  Карташов,
усевшись в кресло переобул кроссовку  - немного завернулся на пятке носок  и
он его поправил. Подошедший Брод сел на диван, вытянув вдоль него ногу.
     -  Одного  парня не  удалось спасти, - сказал  он и отхлебнул из фужера
коньяка.   -  Слепое   ранение   в  легкое,  перебита   основная   сердечная
артерия...Зато гигант  нам очень кстати.  У  него сломаны шейные позвонки и,
конечно, часы его сочтены. Но мощный, настоящий мамонт...
     - Зачем ты об этом мне  говоришь? - спросил Брода Карташов. - Я не врач
и пока не кандидат на пересадку органов...
     - Николай сказал, что это ты этого гиганта уложил.
     - Но я не ломал ему шейных позвонков.
     -  А я  и  не  говорю этого. Просто, чтобы вы  с Одинцом знали, что вам
придется потрудиться, когда повезете его на Митинское кладбище.
     Из туалета вернулся Одинец.
     - Пока писал, захотелось пива, - сказал он.
     -  Возьми  в барчике, - Брод  указал рукой на большой  инкрустированный
позолотой буфет.  - Я тут  Сергею рассказываю, кого  вы  отловили.  Неплохие
доноры, редкие экземпляры.
     - Какие были, - не задумываясь, ответил Одинец. - Брали  в темноте,  но
Мцыри  сориентировался  достаточно  быстро.  Моментально  уложил  громилу  с
автоматом.  Если бы  он  на секунду замешкался, наши кишки размотались бы по
всей Москве.
     - Не преувеличивай, - как бы оправдываясь, сказал Карташов. - Просто он
меня поздно заметил и выстрелил с опозданием.
     - Ладно,  кончаем базар! -  Брод  поставил  на стол бокал с коньяком. -
Отправляйтесь  к  себе  и хорошенько  выспитесь. Если понадобитесь, позвоню.
"Девятку" оставляйте здесь  и поезжайте  на "шевроле",  она сегодня не  была
задействована.
     -  Хор, - сказал Одинец  и, подхватив двумя пальцами горлышко бутылки с
пивом, направился на выход.
     В машине он завел разговор о Броде.
     - Как получилось, что вы вместе с Веней оказались в рижской тюрьме?
     -   Случайно,   разумеется.   Его  арестовали  за  незаконное   ношение
огнестрельного оружия. В Риге он был по каким-то делам...
     - Вот просто так, взяли и арестовали?
     - Он в кафе поцапался с одним пьяным придурком и тот вытащил нож.
     - Понятно, и Веня ему в противовес, сунул в рыло ствол?
     - Не просто  сунул, а как следует взял на  прихват...дважды  выстрелил,
чуть не  снес полчерепа...Правда, тут же от пистолета отделался, но его  все
равно повязали.  В СИЗО  он жил, как король, контролеры перед  ним ходили на
цырлах. Ему разрешали пользоваться мобильником  и  мы  тоже звонили на волю.
Однажды  Брода хотели  прищучить другие,  местные,  сидельцы и  я  ему помог
восстановить законность и порядок...
     - И сколько времени вы там с ним кантовались?
     - Почти шесть месяцев. С нами еще сидели два убийцы...
     -  Не  считая  тебя?  -  Одинец  пил  из бутылки  пиво  и  находился  в
благодушном настроении.
     - Да,  не  считая меня, -  Карташов насупился, ему  были противны такие
обобщения. - К твоему сведению, я не убийца, поэтому можешь заткнуться.
     - Есть заткнуться! Хочешь пивка? А что с  Бродом - отпустили и  сказали
спасибо, за то, что чуть не снес череп у человека?
     - Не  доказано...Нет  орудия убийства, нет и покушения на убийство...Во
всяком  случае,  такую тактику защиты избрал его  адвокат  и  победил...Веню
вынуждены были освободить прямо в зале суда...
     - А тебе пришлось тянуть срок?
     Но Карташов не ответил.  До  самого дома  он,  молча, крутил баранку  и
время от  времени сбрасывал  пепел  в  форточку. Пепел  подхватывали  потоки
воздуха и уносили в прошлое...


     Захват заложника


     После вылазки к ночному бару "Вольный ветер", они вернулись домой около
девяти утра. Спали до трех, а в 16.45 им позвонил Николай и сказал, что надо
везти  груз. Быстро собрались, на скорую руку  перекусили и  отправились  на
Ткацкую улицу. Когда они туда прибыли, уже спускались сумерки.
     Карташов не хотел  идти в  мрачные  переходы клиники и,  видимо, Одинец
отнесся  к  этому с  пониманием.  Он сам  пошел на разведку и, к  удивлению,
Карташова,  груз  принесли  и поставили в "шевроле"  двое  парней  в зеленых
халатах. И эти же люди сопровождали их до самого крематория.
     Когда въехали во двор, Карташов его не  узнал. Рядом со старым корпусом
уже   возвышалось  наполовину  построенное  новое   здание.  Вокруг   лежали
стройматериалы, кучи песка и массивные блоки кирпичей.
     Санитары понесли гроб через ту же дверь, через которую  совсем недавно,
и целую вечность назад,  Карташов с  Николаем тащили останки водителя Брода.
"Печник" был тот же.  Он много болтал, суетился вокруг гостей, не помогая, а
наоборот, мешая нести гроб.
     Карташов обратил внимание,  что теперь  все  печи  работали  на  полную
мощность.  На  подставке,  выкрашенной в красный  цвет,  готовые к сожжению,
стояли два гроба, обтянутые фиолетовой тканью. Однако то, что  привезли они,
"печник" велел  поставить  на салазки вне  очереди. И  опять Карташов уловил
сладковатый, приторный запах жженого мяса.
     Одинец стоял у одной из печей и смотрел на прыгающие отсветы пламени. В
его серых немигающих глазах не было обычной беззаботности  - что-то новое  и
непонятное для Карташова появилось в его взгляде.
     Жестяной,  не  по  ситуации  расхлябанный  голос  "печника"  между  тем
глаголил:
     - Жили людишки, пылили и пых - все в трубу вылетело, - он достал из-под
старого грязного  халата бутылку вина  и,  раскрутив, поднес к губам.  Отпил
несколько мелких  глотков и,  крякнув, посожалел: "Эх, чертовка,  как быстро
испаряется..."  Надев  рабочие рукавицы, он открыл  дверцу  и стал осторожно
вдвигать в зев печки гроб, который они привезли от Блузмана. - Царствие тебе
небесное, - с  пьяным умилением проговорил "печник" и толкнул гроб в глубину
ада. Дверца цокнула, стукнул засов и - все свободны...
     - Пошли! - дал команду Одинец.
     Санитары уже были  на пороге и, кажется, с большим облегчением вышли во
двор.  Молча сели  в машину и  так  же молча  все доехали до Ткацкой  улицы.
Оттуда  Одинец   связался   с  Бродом,  после  чего  направились  в  сторону
Волгоградского   проспекта,   где   находилась   Центральная   диспетчерская
неотложной помощи. Припарковались в конце длинной вереницы санитарных машин.
     - Тебе, Мцыри, когда-нибудь вызывали "скорую помощь"? - спросил Одинец.
     -  Давно  это было и неправда...Когда  еще учился  в  школе,  ловили  с
дружком на  плотах всю ночь угрей... Воспаление легких...В 1988 году,  когда
произошла перестрелка с бандитами, которых мы  вязали на центральном  рынке,
потом... В  ноябре 1993 года, возле  Белого дома  получил снайперскую порцию
свинца...
     - Извини, а на какой стороне ты там был?
     - Это неважно...Впрочем, сам  догадаешься, если скажу, что Бандо  был с
Баркашовцами...
     - Значит, защищал демократию?
     - Как хочешь так это и называй.
     - А  чего ж  тогда  за  тебя не вступился президент? Почему он тебя  не
вырвал из лап националистов?
     - Может потому, что я его об этом не просил...
     Одинец с сомнением покачал головой.
     - Вон, кажется, наша помощница идет.
     Но Карташов  видел только цветной зонтик и перебирающие мокрый  тротуар
женские ноги.
     Одинец открыл дверцу.
     - Наташа, мы здесь, - и соскочил на землю.
     И снова Карташов увидел удаляющиеся ноги на изящной танкетке.
     - Сегодня у нас день зарплаты, - устроившись на сиденье, сказал Одинец.
-  Работа у  девчонки не  пыльная, но рискованная. Злоупотребление служебным
положением - от трех до восьми лет...
     Карташов взглянул на часы.
     - Надо бы смотаться к Татарину, посмотреть, кто за ним приезжает...
     - Ну ты даешь, Мцыри! Тебе мало своих приключений?
     - Я тебя не зову, съезжу один. Какой здесь ходит транспорт?
     Одинец покрутил пальцем у виска.
     -   Ты   что,   с   умственными   завихрениями?   Какой   здесь   ходит
транспорт...Если устал, давай я сяду за баранку, а то совсем разучусь ездить
по Москве.
     Они поменялись местами.
     В половине седьмого  вечера  они подъехали  к месту  работы Татаринова.
Накрапывал мелкий  дождик и прохожие редко останавливались, чтобы поделиться
с калекой содержимым своих кошельков.
     Время тянулось долго. В кабине от сигаретного  дыма стоял  такой  смог,
который более чувствительных людей легко мог сбить с катушек.
     - Скажи, Мцыри, как на исповеди: в том деле, на литовской границе, есть
твоя  кровь? Ты ведь  знаешь, я в свидетели не пойду. Здесь родится, здесь и
умрет.
     Карташов смотрел за окно, думал какую-то  свою думу и вопрос Одинца как
бы  проигнорировал.  Но  так  только  казалось:  две  небольшие   складки  у
переносицы вроде бы стали глубже, темные брови слетелись, сжались, словно им
было неприютно.
     - А что  это тебе  даст? Был-не-был, какая для  тебя  разница?  Это мой
вопрос...
     - Не совсем так. Мне тоже важно  знать, с кем я  работаю, с кем играю в
нарды и пью из одного стакана. Верно? А может, завтра я нарвусь на пулю, так
будет ли у меня уверенность, что ты сдержись свое слово  и не позволишь меня
потрошить.
     Оба замкнулись. Понимали - момент ответственный для их отношений.
     - О  том,  что тогда  произошло на латвийско-литовской границе,  писали
все, кому только не лень.
     -  Но не  все  об  этом  читали. Я,  например,  тогда  на  мир  смотрел
исключительно через прицел автомата. Не до газет было...
     Карташов  кисло улыбнулся, бросил  быстрый взгляд на Одинца, и каким-то
простуженным голосом начал рассказ.
     -  Все  шло, как обычно. Ты понимаешь, рутина... Вшестером мы выехали в
рейд, ловить всякую  шушеру. Где-то  в  районе Нереты увязались  за КАМАЗом,
который  по  оперативной  информации  перевозил  из  Литвы  цветной  металл.
Человек, который сидел с водителем  в кабине, дал  литовцам в  лапу  и после
этого  мы  машину  задержали и  с ней вернулись  на таможенный пункт.  И как
назло, в этот момент подъехал на "уазике" экипаж Бандо. Как потом мы узнали,
на  белорусской  границе они  сожгли два таможенных  поста и, заметая следы,
возвращались в Ригу  через Нерету. И вот я,  сержант  Кротов и примкнувший к
нам  лейтенант  Бандо, пошли на переговоры  с  литовской таможней.  Их  было
пятеро. В основном молодые пацаны, конечно, безоружные, и когда увидели, кто
к ним идет в гости, от  страха заклацали зубами. К тому времени  мы с  Бандо
уже были довольно известными лицами...
     - По центральному телевидению ваши  физии  показывали чуть ли не каждый
вечер...Я лично вам завидовал...
     - Бандо тут же приказал всем вывернуть  карманы.  Более пожилой мужик -
ни в какую. Говорит, обыск дело противозаконное. "А взятка, -  возразил  ему
Бандо, - дело законное?" Короче, Бандо вытащил нож и разрезал  у таможенника
карманы, и нашел  60 долларов. Три  десятки, двадцать и  две купюры по  пять
долларов. Тогда была дикая инфляция и все были помешаны на зелени...Водитель
КАМАЗа подтвердил, что именно такие купюры он давал в виде взятки...
     - Стоп,  Мцыри,  потом доскажешь свою быль...Кажется, голуби сизокрылые
прибыли...
     В  метрах  десяти от  них  припарковался  красный "ниссан". Со  стороны
пассажирского  места  открылась дверца, и  на  землю  опустилась  кроссовка.
Карташов  увидел его со  спины - бритый, светлый затылок, кожаная коричневая
куртка и зеленого цвета широкие штаны.
     Они  подошли к Татаринову и,  подхватив его вместе с  ящиком, понесли в
машину.  Сдвинув  в сторону боковую  дверь,  они  кинули  неполноценное тело
Татарина вглубь салона.
     - Дешевки, ответят по полной программе... - Одинец включил зажигание.
     Один  из  парней вернулся  к  коммерческому ларьку и купил  две бутылки
водки.  Дальше  началась  езда  по Москве. Дважды "ниссан" останавливался  и
забирал с  точек  таких же, как Татаринов, обрубленных войнами  попрошаек. У
одного из них были  парализованы обе ноги  и вместо двух  рук - одна рука, у
другого, который  сидел у  трех вокзалов, не доставало ноги и руки. Его лицо
хранило  следы  ожогов  -  вся  правая  часть  лица  и   часть  головы  были
обезображены белыми рубцами.
     - Что будем делать  с этими козлами, которые издеваются над калеками? -
не унимался Одинец.
     - Устроим суд Линча...
     - Хоть сейчас...Смерть немецко-фашистским оккупантам!
     Слежка  за  "ниссаном"  не представляла  особой сложности  -  отчетливо
заметный в  автопотоке,  он  вел их за собой до самой  железной дороги. Это,
видимо,   была  одна  из  пригородных  веток,  по  которой  как  раз  прошел
электропоезд.
     - Татарин не ошибался, когда  говорил, что слышал сигналы электричек, -
сказал Карташов. Однако его напарник был озабочен другим.
     - Что будем делать? - снова спросил он.
     - Будем действовать по обстоятельствам.
     -  В  гробу  я  видел  твои обстоятельства.  У  тебя с Бандо тоже  были
обстоятельства.  Я говорю  о другом - что мы сделаем с  этими друганами? Суд
Линча  это  хорошо,  но  меня  интересует,  что  ты,  как  бывший  сотрудник
уголовного розыска, должен в такой ситуации предпринять?
     -   Формально?  Арестовать   за  принуждение  к   нищенствованию  и  за
сутенерство. Предъявить обвинение в применении  пыток и  покушений на  чужую
собственность...А если по совести - придавить и растереть.
     -  Но ты учти, что это  лишь казарага, а нам нужны сами барракуды. И их
гнезда и то, на чем они делают бешеные деньги. Или я сказал что-то не то?
     -  Нет,  Саня,  ты  как всегда абсолютно  прав..."Ниссан"  сворачивает,
немного тормозни, пусть проедет трейлер.
     Они миновали микрорайон из  нескольких 16-этажек и выехали к  развилке.
Микроавтобус  направился вправо,  к видневшимся домам  старой застройки. Это
уже было Замоскворечье, куда Лужковские стройки еще не  дошли. Припарковался
"ниссан" возле  высокого, полинявшего  забора и тот,  что  был  в коричневой
куртке, вышел и ключом  открыл  ворота. В проеме  они увидели оштукатуренный
одноэтажный дом,  стены которого были в  больших трещинах. "Ниссан" подрулил
вплотную к невысокому крыльцу.
     Татарина вместе  с  ящиком внесли в  открытую  дверь. Затем  развозящие
вернулись и по одному отнесли в дом остальных двух калек.
     - Ты заметил, на окнах решетки? - спросил Одинец. - Неплохая тюряга для
Татарина.
     В двух, серединных, окнах зажегся свет. Вскоре вышли "хозяева", один из
них на ходу  пересчитывал деньги. Перед тем как сесть в кабину, он отстегнул
на куртке молнию и спрятал  в карман выручку. Водитель, не выпуская изо  рта
сигареты, стал причесываться.
     - Которого будем брать? - спросил Одинец.
     - Который в кожанке. Заодно узнаем, сколько защитники Отечества собрали
для них денег...Мне надоело быть пассажиром, может, поменяемся местами?
     - Идет,  кандидатура  одобрена,  -  Одинец  с  удовольствием  затянулся
сигаретой. - Он, правда, бугаек, но ведь и мы  с тобой еще  не таких лошаков
осаживали, верно?
     Не выходя из кабины, они поменялись местами.
     - Согласен, но у него под полой может оказаться дура.
     - Они уже трогаются.
     Несмотря  на вечер,  движение  было интенсивное и они, теряясь в потоке
машин, повели  красный "ниссан" по улицам  окраинной  Москвы. Ехали недолго.
Парень в кожанке покинул машину перед самой церковью Казанской Божьей матери
и дальше  пошел пешком в  сторону  Садовой улицы. Очевидно,  ему  надо  было
миновать часть  территории музея-заповедника, чтобы выйти к  искомой  точке.
Карташов  свернул  на  гаревую  дорожку  с  таким  расчетом,  чтобы  выехать
преследуемому наперерез.
     Когда они сравнялись, Одинец сильным тычком откинул дверцу и сшиб парня
на землю. Когда Саня выскочил из машины и попытался заломить  ему  руку, тот
перевернулся  на спину  и  ногой  отбил  нападение. В глазах  жертвы плясали
недоумение и страх. "Ты мой!" -  крикнул Одинец незнакомцу  и придавил  того
коленом  к гаревой дорожке. Однако сопротивление было  сломлено только после
того, как он нанес сильнейший удар в челюсть поверженного.
     - Мцыри, давай сюда наручники! - крикнул Одинец.
     Карташов пошарил  в  "бардачке", но там  наручников  не  оказалось. Они
лежали за сиденьем, вместе с фонариком и перчатками.
     Он вышел из машины и сам защелкнул браслеты на запястьях пленника.
     -  Ручки-то у мальчишки  интеллигентные, -  сказал  Одинец и  подхватил
парня под мышки. - Мцыри, давай сюда мешок...
     - Куда его повезем? - уже из кабины спросил Карташов.
     - На бывшую целлюлозно-бумажную фабрику. На Учинское водохранилище, там
с ним и обсудим международное положение.
     Ехали долго. Несколько раз за  их спиной слышалась возня и тогда Одинец
брал фонарик и светил на резиновый мешок, в котором находился похищенный.
     - Он меня, падла, саданул  ногой в  пах...Если оставит без потомства, я
из него сделаю майонез...
     - В таких случаях надо заходить с головы, - сказал Карташов.
     - Да знаю я, откуда надо заходить, - раздраженно бросил Одинец. - У нас
же не было времени, чтобы все сделать грамотно.
     Дорога была знакомая и  Карташов довольно уверенно вел машину.  И к ЦБФ
свернул  без  подсказки  Одинца.  Два,  стоящих друг  против друга  огромных
корпуса, напоминали то, что обычно остается от сильнейшего землетрясения. Ни
одного целого стекла, ни одной двери - темные зияющие провалы....
     - Тормози! - сказал Одинец и выбрался из машины. Прошел в здание.
     Карташов смотрел  на  всеобщую запущенность и  подумал о  своей  бывшей
рижской казарме. Наверное, ее тоже постигла столь же печальная судьба.
     Показавшийся в проеме дверей Одинец крикнул:
     - Подай задом, тут есть довольно укромный уголок.
     Парень был тяжелый и дважды резиновый мешок выскальзывал у них из  рук.
Минуя длинный,  пронизанный  сквозняками коридор,  они завернули за  угол  и
уперлись в ржавые металлические двери. В свете фонаря на табличке можно было
прочесть:  "Генераторная". Комнатушка два  на  два метра, пол которой сплошь
усыпан битым стеклом, пластмассой, на стенах узоры старой паутины.
     Они  вытряхнули  пленного  из мешка  и обыскали. На пол легли сигареты,
зажигалка,  портмоне,  набитое российской  валютой,  нож-кастет  и  записная
книжка,  которую  Одинец  сразу же  положил  себе в карман.  Однако  главным
трофеем были связка ключей - возможно, от подвала,  где  сидел  Татаринов, и
новенький пистолет "глок-19" на пятнадцать патронов.
     - Возьми себе, -  сказал Одинец  и  протянул  оружие Карташову.  - Этот
фраер имеет неплохой вкус к таким игрушкам.
     Одинец принялся допрашивать плененного.
     - Кто твой хозяин? - вот, пожалуй, и  все, что нам от тебя надо узнать.
-  Одинец  сунул  в  губы   парню  зажженную  сигарету.   Парень  затянулся,
закашлялся. Сигарета выпала из его губ...
     - И что дальше? - спросил он.
     - В любом случае  ты останешься здесь, но все завесит от тебя - в каком
виде ты тут останешься...
     - Сегодня с ним говорить бесполезно, - сказал Карташов.
     - Я  думаю, и завтра тоже будет бесполезно, - поддакнул Одинец. - А вот
через неделю мы к этому вернемся. Верно, кент?
     Парень не прореагировал. Играл  в  молчанку. И Одинец, не  сдержавшись,
наотмашь ударил его  в  челюсть. И  снова отключил.  На  подбородке блеснула
сукровица - вытекла из разбитого рта.
     - Такие  не  колются...Во  всяком  случае, не  сразу,  -  подвел  черту
Карташов.
     - Это в ментовке они не колются, а на природе и перед такими, как сами,
с  удовольствием делают явку  с повинной.  Посмотришь, сколько завтра  будет
соплей и чистосердечных признаний.
     Карташов  взял в руки  паспорт и  открыл его:  "Сучков Руслан Иванович,
1974 года рождения, Москва..." - Перелистал странички документа. - Не женат,
прописан по улице Садовая, дом 15...Что еще?"
     Забрав трофеи и,  закрыв дверь с помощью куска проволоки, они вышли  из
генераторной.
     Уже в  машине пересчитали деньги. Трое нищих калек за один день собрали
6788 рублей, о чем свидетельствовала приложенная к деньгам записка.
     -  и....е олигархи!  -  выругался Одинец. -  Эти денежки  им  отольются
кровавыми слезами.
     - Я  зверски хочу напиться,  - Карташов  включил  зажигание. - С  точки
зрения  буквы  закона,  мы  не  правы  -  презумпция  невиновности   еще  не
отменена...
     -  Хотел бы я видеть тебя с твоей презумпцией,  когда этот нож по самую
рукоятку вошел бы в  твое горячее  ментовское сердце...  Неужели ты не видел
его глаза? Это же взгляд убийцы...
     - Возможно, ты прав, но в жизни чего только не бывает, - Карташов жадно
курил, время от времени стряхивая пепел в  форточку. -  Самая точная наука -
это наука забывать ненужное...
     - Во-во,  это как раз тебя  касается,  а  то - презумпция невиновности,
презумпция невиновности...Все виноваты и... никто не виноват. Жизнь  такая и
хоть умри, но ее не переспоришь...

     * * *

     После нескольких партий, сыгранных  в нарды, Карташов отправился в душ.
Одинец вышел на балкон и сделал полсотни приседаний. Потом они  вместе  пили
на кухне  чай с  крекерами. Но перед этим употребили бутылку "Кристалла". То
ли водка, то ли крепкий чай сподвигли их на сумбурный обмен мнениями.
     Одинцу не давала покоя  информация,  которую он  услышал по телевизору:
американские  астрофизики открыли зарождение новой  Вселенной  на расстоянии
двенадцати миллиардов световых лет от земли.
     -  Я этого  не могу  представить,  -  горячился Саня  и было видно, что
сообщение, казалось бы, далекое от повседневной жизни, его страшно поразило.
- По-моему, все это фигня, на таком расстоянии ни черта нельзя разглядеть...
     Карташов вяло втягивался в тему.
     -  Если  бы, допустим,  там  кто-то  зажег  карманный  фонарик,  тогда,
конечно, никакой телескоп этого  не уловил бы,  - сказал  Карташов и пальцем
нарисовал на столе невидимую окружность.  - Может, ты что-то не так понял? И
речь идет не о Вселенной, а о новом созвездии, а это разные вещи...
     - Если  врет телевизор, значит,  вру и я...Но что  интересно: пока свет
дошел до Земли, прошли  миллиарды лет и не исключено, что  на  данный момент
той Вселенной уже  нет  и  в помине -  рассыпалась или улетела  к  черту  на
кулички.
     - А кто его знает! У  меня тоже не хватает воображения представить, что
всюду  бесконечность - ни  края, ни тупика, ни половины пути... Ум  за разум
цепляет. Выходит, все,  что  нас  окружает и мы  сами  - ничтожные величины.
Звездная пыль, атомы...
     - Не скажи,  человек  - царь природы!  - Одинец  поднял чашку до уровня
глаз. - И человек  - это  звучит гордо...Тьфу ты, черт, как  нас, доверчивых
идиотов, дурачили! Человек - это ничтожество!  Мразь!  С другой стороны - он
жалкая букашка и до слез беспомощный...Вот  ты, например...Бывший блюститель
порядка,  гроза  бандитов и  вдруг  сам стал зеком,  и  вместо  того,  чтобы
беспрекословно встать на путь  исправления,  влезаешь по уши в дела, которые
иначе как противозаконным промыслом не назовешь.
     Карташов зырнул  на  Одинца,  пытаясь ухватить  - сколько в  его словах
иронии. Но  тот был серьезен  и,  как ни  в чем  не  бывало, попивал чаек  и
хрумкал печенье.
     - А кстати, Мцыри, как закончилась та история на литовской границе?
     Карташов поставил на стол чашку.
     - Тогда все закончилось побоищем. Мужик, которого мы обыскали, заелся с
Бандо. Сказал, что  таких  сволочей его отец  во  время  войны  расстреливал
пачкам...как куропаток на Куршской косе...Мы находились  в домике, поставили
всех у стены и хотели уже уходить, когда Бандо заставил пожилого таможенника
повторить  то, что  тот только  что сказал  про куропаток...  Мы с  Кротовым
пытались Бандо увести, но он завелся, глаза полезли из орбит,  слюна, словно
из брандспойта...Короче, он схватил мужика  за ворот и  начал бить головой о
стену, на  которой  висели в  рамке под стеклом  какие-то инструкции. Стекло
разбилось и, видимо, его осколки в кровь поранили лицо литовца. Страшно было
смотреть. Однако другие таможенники молчали. Я подошел к Бандо  и,  взяв его
за рукав, хотел  оттянуть  к двери. Но он еще больше стал входить в раж. Все
произошло мгновенно.  Бандо автоматом  ударил таможенника по  спине,  а  тот
развернулся и кулаком врезал Бандо по кадыку. И что ты думаешь...Слон, так в
отряде  звали  Бандо, еще раз  отмахнулся автоматом  и то ли нечаянно, то ли
преднамеренно угодил мне по скуле.  Ну я, естественно, тут же вырубился. Все
остальное  знаю со слов Кротова. Тогда только-только в моду входили открытые
кобуры, с ремешком  и кнопкой. Так вот, когда  я потерял  сознание, Бандо из
моей   кобуры  выхватил  пистолет  и   две  пули  всадил  в   несговорчивого
таможенника.  Увидев  как тот  падает  и  разбрызгивает кровь,  Бандо  начал
стрелять  в остальных. Кротов  пытался ему помешать, но  Бандо пригрозил его
самого застрелить...
     - И ты потом, строя из себя героя, об этом, конечно, промолчал?
     -  Так все решили. Тогда  другая была психологическая атмосфера. Все за
одного, один за всех.. Рижский ОМОН был своего рода знаменем в борьбе против
националистов...
     Одинец слушал с нескрываемым интересом.
     - Ну и, чем эта одиссея закончилась?
     -  Все наше оружие было отстреляно, ибо вся информация о каждом  стволе
хранилась  в  гильзо-пулетеке  МВД   Латвии.  Когда  советская   прокуратура
накрылась и  к власти пришли  латыши, меня  сразу же включили  в оперативную
разработку. Как и многих других и, в том  числе, Слона...К тому времени  наш
отряд  уже  находился  в Тюмени  и где-то  сразу  после  октября  93-года  я
возвращался  с  дежурства...в  подъезде общежития...Словом,  спецназовцы  из
Латвии заломили мне руки, заклеили скотчем рот, надели на голову мешок и - в
машину. В Ригу везли в каком-то контейнере...
     - А Бандо?
     -  А он  в октябре  1993  года,  после разгрома хасбулатовцев, рванул в
Питер,  хотел   создать  там  партизанский  отряд.  Смешная,  между  прочим,
история...Мы   с  ним  однажды,  по-пьяни,  перед  телевизионными   камерами
поклялись, что если советская власть в  Латвии кончится,  мы уйдем  в леса и
будем  там  за  нее  продолжать  бороться.  Потом  он  из   Санкт-Петербурга
перебрался в Москву, а меня осудили и в - лагерь...
     Одинец встал и полез в холодильник.
     - Такие  истории я не  могу  слушать всухую, - налил почти полный фужер
водки и залпом выпил. Закурил.
     - Ну и что ты на суде сказал?
     - Сказал,  что  таможенники напали на меня  и  я,  защищаясь,  применил
оружие. Такую линию поведения мы избрали вместе с адвокатом.
     -   Я  давно  замечал,  что  ты,   Серый,  из-за  угла  пыльным  мешком
долбанутый...И как только я с тобой работаю?
     Карташов тоже налил себе водки, в ту же кружку, из которой пил чай.
     - Ты зря горячишься...Я, по-моему, тебе уже говорил, что к тому времени
моего друга  Кротова застрелили  в  лесу, почти рядом с казармой. Он слишком
много  знал  и, в том числе  о проделках Слона...Они вместе не раз ходили на
взрывные дела, хотели подрочить власти и вызвать их на действия...
     - Это называется "провокацией"...
     - Называй, как хочешь, ты в той ситуации не был...
     - Я в Абхазии был в похожей ситуации.
     -  Тем  более,  понимаешь,  о чем  речь...Так  что после  гибели  моего
главного  свидетеля,  мне ничего другого  как только все  взять на  себя, не
оставалось...  А   так  вроде  бы   чистосердечное  признание,  к   тому  же
правдоподобная версия о вынужденной самообороне...Мне бы все равно впаяли по
высшему разряду.
     - Ну  и дура! - аж закачался на табуретке Одинец.  - И что,  Бандо  все
сошло с рук?
     - Я ждал, что он объявится или хотя бы по телефону даст показания, а он
окончательно скурвился. Но я  не думаю,  что это конец  истории. Я его, если
он, конечно, в Москве, все равно найду...
     -  Да  чего  его  искать,  тебе  же  сказал  Татарин,   где  его  можно
заарканить...
     - Интереснее живется, когда только идешь к цели...
     - Тоже мне сраный Спиноза!  Пока ты будешь здесь фантазировать, он тебя
первым   найдет   и  замочит.   Ты   для  него   живой   свидетель,   лишний
человек...Хочешь,  можем хоть завтра  поехать  в логово  Бурилова...Это  раз
плюнуть...
     -  Адрес найти, конечно, не трудно, труднее найти вот здесь, - Карташов
дотронулся до левой стороны  груди, - ненависть...Она у меня с годами как бы
нейтрализовалась. И знаешь почему?
     - Ну, ну...
     - Слишком много за это время я перевидал всякой человеческой грязи...
     -  Но страна должна знать  своих героев. Он сейчас  жирует,  а  ты, как
загнанный волк, мечешься по кладбищу, разрывая могилы кровавыми лапами...
     Карташов поднялся  из-за  стола и вышел на балкон. За ним, с  фужером в
руках, последовал Одинец.
     Ночь  вступала  в  свои права.  Они  стояли  рядом,  курили,  и  каждый
по-своему воспринимал звездный, уходящий в неохватную вечность мир...
     - Пойдем, Мцыри, в комнату. Простудишься, кто  тебе даст больничный?  -
Одинец взял Карташова под  локоть и ненавязчиво увлек  его в  проем  дверей.
Позади остался обрыв и свежее дыхание осени.


     Таллер терпит фиаско



     Таллер  проснулся изнуренный  сновидениями.  Целую  ночь,  во  сне,  он
гонялся  за  Эллочкой, которая, демонстрируя свою  независимость, все  время
куда-то  исчезала. Но он-то знал, с кем и где она  пропадает.  А главное, во
имя чего.
     Еще  накануне вечером он предупредил  жену, что  едет в командировку  и
потому  утром соответствующим образом экипировался. Вместо дорогого костюма,
в которым  он  ходил  в офис,  он  надел свитер  и  джинсы, а белую рубашку,
галстук, шлепанцы, бритву,  мужской парфюм и две  пачки сигарет "Уолл-Стрит"
положил  в  небольшую  дорожную  сумку. Сверху  кинул книгу Наполеона Хиллса
"Если хочешь стать богатым, стань им".
     В восемь  утра его телохранитель  Павел Лещук  подъехал к его дому, а в
восемь десять Таллер уже сидел в теплой кабине своего любимого "мерседеса" и
сладко затягивался сигаретой.
     - Сейчас ты мне покажешь,  где  находится  любовное  гнездо  завмага, а
потом  доедем до  нашего офиса... Надо позвонить в  Ригу. Во  всяком случае,
напряг с Фоккером необходимо немедленно устранять.
     - Да, раньше было проще, - с сожалением сказал Лещук, - пару раз махнул
в Чечню и, считай, полугодовой план выполнен...
     - Не то слово, - тоже вздохнул Феликс Эдуардович, - но мне  кажется, не
сегодня-завтра то же самое произойдет в Дагестане. Почти каждый день  взрывы
и кого-нибудь захватывают...
     -  Там  это  теперь  надолго.  Возможно, это начало  новой дагестанской
войны.
     - Ничего, перебесятся. Там такие нравы: сегодня  ты  соседа не зарезал,
завтра сосед приколет тебя. Фифти-фифти...
     На пересечении Можайского шоссе  с МКАД, свернули на Советский проспект
и  где-то в  районе Ромашково, на  берегу небольшого  озерца,  остановились.
Покинув машину, они прошли по  раскисшей от дождей сельской  дороге, и возле
котлована,  наполненного мутной, ржавой водой,  завернули  в  узкий  проход.
Тропинка  шла  вдоль  высокого  железобетонного  забора.  По  другую сторону
поджимали  мокрые  заросли березняка и серой ольхи. Вид  на особняк открылся
внезапно, когда они вышли из-за кустов на поляну.
     - Все паразиты живут в красивых местах, - сказал Таллер и осмотрелся. -
Я  всю жизнь  работаю, как папа  Карла,  а только  к  пятидесяти годам  стал
кое-что себе позволять.
     -  Слева от калитки ворота гаража, - сказал охранник. - Я вон из-за тех
берез в бинокль наблюдал за ними.
     - Все прозаичнее, чем я думал, - с дрожью в голосе проговорил Таллер. У
него аж перехватило дыхание, когда  он представил,  как его дорогая  Эллочка
входит в это чистилище,  притаившееся за зелеными  створками ворот. Ему даже
показалось, что особняк, забор и все  видневшиеся за ними  строения, как  бы
качнулись   и   сделали   несколько   ритмических   движений:    вверх-вниз,
вверх-вниз... -  Паскуда неблагодарная!  - послал он мысленный привет  своей
зазнобе и брезгливо сплюнул.
     - Вы же можете помешать ей сюда приезжать, - сказал Лещук.
     - Поздно, да и зачем? И сейчас я этого  не хочу.  Монета упала решкой и
ничто уже этого  не  изменит...Давай, дружище, съездим в Кропоткинский и там
разбежимся...
     Однако в  офис  Таллер  не  стал заходить -  туда  отправился Лещук,  с
поручением к секретарше - позвонить в Ригу.
     Таллер пересел на место водителя и помчался исполнять вендетту.
     Припарковался поблизости  от радиомагазина, и  оттуда позвонил  по двум
номерам: в секцию,  где работала  сожительница, и в кабинет "е...я", как  он
назвал про себя завмага. Оба оказались на месте.
     Из машины он не видел входа в магазин и потому перешел в подъезд жилого
дома  напротив. Он  устроился на  подоконнике  второго этажа,  откуда хорошо
просматривались подходы к магазину.
     Он курил сигарету за сигаретой и вскоре за батареей, что ребрилась  под
подоконником, накопился целый склад окурков. Иногда, чтобы не вызвать лишних
подозрений  у жильцов дома,  он  спускался  вниз  и уже  с улицы наблюдал за
магазином.  Им повелевал азарт охотника, и, если бы кто-нибудь попытался ему
помешать, его гнев был бы сокрушительным.
     Целых четыре часа Таллер провел  на  своем посту.  Дважды из мобильника
звонил в свой офис и, к своему вящему неудовлетворению, узнал от секретарши,
что  в Риге  с ней  не захотели разговаривать и  требовали  контакта  с ним,
Таллером.
     В 17. 10 он  увидел,  как  мужчина высокого роста  и с  очень  широкими
плечами, в кожаной куртке,  выйдя из  магазина  и,  вертя на  пальце  связку
ключей,  направился  в  сторону припаркованной  у бровки  тротуара  "мазды".
Вскоре из тех же дверей выпорхнула Эллочка. Она была  на высокой шпильке,  в
легкой норковой шубке и шустро направилась в сторону ожидавшей ее машины.
     Сердце у Таллера, словно сорвалось с  петель. Оно било  и хлобыстало по
ребрам  с  такой силой, что дыхание у Феликса Эдуардовича резко участилось и
он, чтобы сдержать нервы, сунул в рот сигарету.
     Он тоже  пошел к своей машине, хотя понимал - чтобы ни случилось, он их
ни  за  что не упустит. Однако в спешке чуть было  не столкнулся  с  тяжелым
"дальнебойщиком", внезапно выехавшим с незаметного переулка.
     Таллер  достал из "бардачка" большой цейсовский бинокль и положил рядом
с  собой.  Он  не  смотрел на удаляющуюся "мазду"  -  та двигалась  в нужном
направлении. На Кутузовском проспекте преследуемая машина вдруг притормозила
возле универсама  и завмаг пошел отовариваться. Вернулся  с большим пакетом,
набитым всякой гастрономической всячиной, которую  венчал огромный  ананас с
зеленым гребешком.
     Они проехали  транспортную развязку на Кольцевой, миновали Немчиновку и
вскоре  тускло  блеснуло озеро. "Тут вы навеки и останетесь", - сказал  себе
Таллер и опять не ощутил при этом никаких болезненных переживаний.
     Включил магнитофон. Послышалась музыка, но  это был  не его репертуар -
охранника  и  Таллер  удивился,  сколько  новых  песен  за  последнее  время
появилось на свете. Кто-то пел:

     Ах, как я искренне любил тебя,
     За блеск твоих зеленых глаз,
     Не уходи, моя любимая,
     И жизнь наладится у нас.

     И пусть ресницы твои мокрые,
     Ты ведь не плачешь у меня,
     То просто дождь стучит за стеклами,
     Переживает, как и я...

     Но  снедаемого темной страстью  Таллера столь простенькие  арии  уже не
могли разжалобить. Наоборот, еще больше раздули то, что  горело и  дымило  в
груди.
     Он резко  затормозил, ибо, отвлекшись думами,  едва не  влетел  в задок
"нивы", по самые фары забрызганной грязью.
     Машину он припарковал в  том  же месте,  где они уже останавливались  с
Лещуком.  Все  дело упрощали  сумерки,  заметно  накрывшие сирый  промозглый
пейзаж. В руке у него был бинокль.
     Когда преследуемая им парочка подошла к гаражу, Таллер напрягся, словно
все  его сосуды  и кости  приобрели вдруг  титановую  упругость.  И прав был
охранник: одна часть гаража представляла  собой  настоящий будуар. Он  успел
разглядеть  цветастые  обои,  на  возвышении,  словно  на  выставке  мебели,
красовалась  тахта с розовым покрывалом, а рядом -  стол,  на котором чернел
музыкальный центр и большая голубая ваза с цветами. Но не это едва не сшибло
его с ног:  как только они оказались в  помещении, завмаг облапил Эллочку и,
как  сумасшедший,  стал  сдирать  с   нее   одежду.  Первой  на   пол  упала
шубка...Таллер прикусил  губу,  отвел  глаза. Однако, не совладав  с  собой,
снова  уставился  на  разрывающую  его  сердце картину.  Однако  экстаза  не
последовало...Женщина легонько  отстранила  партнера и,  видимо, что-то  ему
сказала. Мужчина отошел  к воротам и  сначала закрыл одну, а затем  и вторую
створку. "Кино" для Таллера закончилось.  Остался лишь небольшой, светящийся
прямоугольник над самыми воротами - отдушина, соединяющая гараж с окружающей
средой... "Сейчас я вам устрою газовую камеру,"  - шептали его посиневшие от
нервного спазма губы.
     И он, старясь быть расторопным, вернулся к машине, плюхнулся на сиденье
и две минуты приходил в себя.  Он пытался сохранить убывающие волны  ярости.
Не заглушая,  мерно работающего  движка,  Таллер достал из багажника длинный
гофрированный  шланг  и  направился  с  ним к  гаражу.  И в  этот момент  он
отчетливо  где-то поблизости  услышал  работающий автомобильный мотор. Звуки
исходили  из-за березовой рощицы  и ему  даже  показалось,  что  там,  среди
желтизны,  мелькнули  человеческие силуэты. Другие звуки неслись из  гаража,
там кажется, шел концерт какой-то рок-группы, от которой могли лопнуть ушные
перепонки...
     Он  поискал глазами  и  нашел  небольшой  булыжник, встав  на  который,
дотянулся концом шланга до  отдушины. Затем он  вернулся к машине и подъехал
на  ней к  самым воротам. Это был сон  наяву. Игра с  судьбой в поддавки. Он
ждал: вот-вот  стукнет  запор, откроются ворота и он,  в очень смешной позе,
предстанет перед ними. Хотя знал по себе: упоение женским телом делает самца
по глухариному тупым и ко всему равнодушным.
     Когда  другой  конец  шланга  он насадил  на  выхлопную  трубу,  понял:
возмездие  близко,  протяни  только  руку...И  даже тогда,  когда мотор  его
"мерседеса"  притаенно  заурчал,  в  нем  не   колыхнулось  ни  жалости,  ни
раскаяния. Более того, мстительное тепло побежало по всем  жилам и закоулкам
надорванной души...
     ...Когда  Таллер вернулся  в  офис,  секретаршу поразило его  лицо.  Ей
показалось, что к ней заявилась копия ее шефа из  музея мадам Тюссо. Так  он
был бледен и  так скованы были его черты. Однако  судьба готовила  ему новый
удар - она, как раненая собака, изо всех силенок тащилась за своим хозяином.
     В то  же самое  время, как  он беседовал со своей секретаршей, а  потом
вызвал к себе Лешука,  на подступах к  офису происходили  странные вещи.  Из
подъехавшего  джипа  вышли  четыре  человека,  маскируя под широкими темными
плащами  легкое  стрелковое  оружие.  Двое  из  них,  скрываясь  за кустами,
побежали  к  парадному  подъезду,  двое  других  -  зашли с  тыла  и  начали
взбираться  по пожарной  лестнице.  Еще трое, не считая водителя, остались в
машине.
     Таллеру нужно было взять в сейфе фотографии Эллочки, которые он сделал,
когда ездил с ней на пляжи Туниса и  к египетским пирамидам. Он понимал, что
начнется расследование и лишние страницы их отношений были ни к чему.
     В  кабинете   пахло  застарелыми  сигаретными  запахами  и  он,   желая
проветрить помещение, подошел к окну и взялся за ручку. Но то, что он увидел
в прямоугольнике рамы, едва не лишило его дара речи: перед ним был человек в
маске "ночка".  Звякнуло  стекло  и  в  кабинет ввалился  грузный  человек в
длиннополом темном  плаще.  На  свет  появился  короткоствольный  автомат  и
человек  в маске предупредил,  чтобы  все было без шума и  крика. Однако  их
отвлекли:  в  распахнутые  двери,  теряя  равновесие,  ввалилась  без единой
кровинке в  лице секретарша. За ней,  с еще дымящимся  пистолетом, вошла еще
одна  маска.  Секретарша хватала ртом  воздух, руки  прижимала  к животу,  и
из-под наманикюренных пальцев густо сочились подтеки крови.
     Один из ворвавшихся  толкнул Таллера на диван и надел наручники. Другой
сказал:
     -  Если  я  правильно  понял,  перед нами  Феликс Эдуардович Таллер?  -
человек подошел к стоящему на столе компьютеру и извлек из него дискету.
     Таллер  сам отдал  им  ключи  от  сейфа.  И открыв его, налетчики стали
шарить  в  нем,  извлекая оттуда бумаги,  деньги аудио- и  видеокассеты.  Он
видел, как  один из них вырвал с корнем телефонную розетку и ударом приклада
разбил компьютер.
     - Забирайте его и ведите вниз, - приказал тот, который попал в  кабинет
через окно.
     Выходя,  они  оттолкнули  ногой  лежащую  на пороге  секретаршу.  Минуя
коридоры,  Таллер  не слышал и не видел никого из  своих  сотрудников.  Было
ощущение, что весь офис умер. Только когда спустились на первый этаж, слева,
под лестницей, его взгляд уловил чьи-то ноги. Они,  безусловно, принадлежали
Лещуку - его обувь  нельзя  спутать ни  с какой  другой:  он носил  кованные
американские ботинки с настоящими протекторами вместо подошв.
     - Что вы  с  ним  сделали? - неизвестно к кому обратился Таллер, однако
ему никто не ответил.
     Второго охранника он увидел  у самого  крыльца. Тот сидел в луже крови,
склонив голову на грудь.
     Таллера повели за дом. Ноги не хотели ему подчиняться и он, как и днем,
все реальное воспринимал,  словно  кошмарный сон.  В кармане у него  запищал
мобильный  телефон  и это  услышали  те, кто его  сопровождал.  Один из  них
вытащил  трубку  у  него  из кармана  и включил.  Поднес  ее  к уху Таллера.
Приказал:
     - Говори, баклан!
     Но Таллер, принявший первый  удар довольно мужественно, заартачился. Он
мотнул головой,  за что тут же  схлопотал  автоматом по ребрам. Трубку снова
притерли к его уху.  Он услышал,  как  в  ней призывно звучал голос Брода. И
Таллер, не таясь, с каким-то злорадным вызовом, выкрикнул: "Веня, меня взяли
в плен гансы...Никаких условий не принимай..."
     Однако он не успел договорить:  кто-то  наотмашь  ударил по его руке  и
трубка полетела на землю.
     Его затолкали в машину  и чьи-то  услужливые руки напялили ему на глаза
вязаную шапочку. Он потонул во мраке и неизвестности. В салоне было накурено
и этот табачный  аромат был густо настоян на разнообразных мужских запахах -
одеколонов, табака и несвежих носков.
     Его  везли  долго, он  не питал на  свой счет  ни малейших  иллюзий. Не
рассчитывая  на снисхождение, он размахнулся и вслепую послал сжатый кулак в
ограниченное  пространство  джипа.  И кого-то,  видимо, достал,  ибо  тут же
раздалась грязная брань и в его  голову, словно вбили железный гвоздь. Опять
все зазвенело в ушах и он потерял  сознание. Когда  оно к нему вернулось, он
увидел себя полулежащим  в глубоком кресле. Он весь был мокрый, по-видимому,
с помощью холодной воды его приводили в чувство.
     - С добрым утром, Феликс Эдуардович! -  бодро обратился к нему человек,
сидящий напротив. Ему  было не  более тридцати-тридцати  пяти лет,  с широко
расставленными  глазами  и  сбитым  набок  носом.   -  Что  вы  нам  скажете
новенького?
     Таллер от  таких разговоров сразу же захандрил. Он понимал, что от него
потребуют.
     Кто-то вошел и открыл стоящую на столе бутылку водки.
     - Снимите наручники,  они  до мяса содрали кожу, - попросил Таллер. - Я
не могу достать из кармана нитроглицерин.
     - Боюсь, он тебе больше не понадобится. Если, конечно, не будешь играть
в нашу игру.
     - Снимите наручники...Сегодня  у меня такой расклад,  что ни от  кого и
никакие угрозы я не принимаю.
     Тот,  кто  сидел  напротив,  нагнулся к  нему  и  Таллер  ощутил  запах
несвежего рта.
     - Не делай из  себя Зорро, так тебе будет легче жить, - сказал тип. - И
если  тебя  интересует  судьба твоей любовницы,  могу  сказать одну приятную
вещь...
     У  Таллера  перехватило  дыхание. Его затомило,  захотелось  нестерпимо
пить, но  еще больше захотелось узнать, что же  кроется  за его  словами. Но
Таллеру, видимо, не  суждено было узнать,  что его покушение на Эллочку и ее
хахаля,  было  совершено  непрофессионально и  все  дело  кончилось  средней
тяжести отравлением угарным газом и реанимацией.
     -  Итак, когда и  где  мы  можем получить свои  бабки?  -  спросил тот,
который вошел  в  комнату. - И как  взять за хоботок  твоего вице-президента
Веню Брода?
     Таллер  ощущал себя совершенно  раздвоенной  личностью,  и  чтобы  хоть
как-то сохранить идентичность своему "я", он бесстрашно, с вызовом бросил:
     -  У  вас  нет  таких  аргументов, которые  могли бы  меня  склонить  к
предательству. Вы гопники и не за свое взялись...
     - А  это мы сейчас  увидим...Валера!  -  обратился незнакомец к кому-то
находящемуся в другой комнате, - тащи сюда технику, клиент артачится...
     Однако похитители слишком форсировали события. Сделанные в вену Таллера
три кубика морфина, которые, как они надеялись развяжут  ему язык, оказались
для его  сердца  роковыми.  Он широко раскрыл глаза, открыл рот,  в  котором
полно было золота и фарфора,  и все его  тело  охватила мелкая судорога. Все
произошло  в  считанные  мгновения:  одна  рука дернулась,  но  сдерживаемая
кольцом  наручников,  затихла,  пальцы   другой  руки  стали   сжиматься   и
разжиматься,  словно  хотели  убыстрить  ток  крови.  Все  его  тело  сотряс
внутренний толчок и изо рта хлынуло содержимое желудка.
     - Тупица! - сказал один другому. - Ты сломал все дело.
     -  Да  ничего  страшного,  у  него  ведь есть  еще  главный  бухгалтер,
вице-президент, которые тоже могут решить вопрос с бабками.
     Последние слова,  сказанные  тем,  кто сделал  укол, долетели  до самых
глубинных  слоев подсознания Таллера и ему  привиделся образ в виде картины,
которую  он  топтал  ногами в квартире  Эллочки. Последними остатками воли и
безостановочно  умирающими  нейронами,  он  силился  вспомнить  название той
картины,  но так и не вспомнил. Густая зеленая паста навсегда  заполнила его
мозговые извилины и от  личности Таллера осталась одна,  не  очень визуально
привлекательная, телесная оболочка.
     -  Этот  кент из  нашей  породы, -  сказал тот, у кого сломанный нос, и
направился в ванную комнату. Его поташнивало. Он закурил  и сильно удивился,
когда  увидел,  как  противно  вибрируют  его  пальцы.  "Отбросить   копыта,
оказывается,  не  так сложно, -  подумал он,  - куда  сложнее  помереть,  не
потеряв лица..."





     * * *

     Когда Брод услышал в трубке срывающийся голос  Таллера, понял - из Риги
приехали выбивалы. Собрав людей, Брод на двух машинах выехал в Кропоткинский
переулок. И  то, что он там увидел, потрясло  его. Налицо была двусмысленная
ситуация:  было очевидным, что без  МУРа не  обойтись, а с  другой стороны -
кого следствие прежде всего возьмет за жабры?
     Разумеется,  в  оперативную  разработку   сразу  же  попадет  ближайшее
окружение тех, кого нашли убитыми в офисе. По статистике МВД, в 80 процентах
организаторами  убийств  глав  коммерческих  фирм  проходят их  заместители.
Поэтому, прибыв на  место, Брод не стал входить в кабинет, а велел Карташову
сделать  осмотр  места  преступления.  А сам  через  открытую  дверь  окинул
взглядом  помещение -  открытый  сейф,  разбитый экран  компьютера,  зияющее
темнотой разбитое окно...
     Из клиники Блузмана срочно приехал врач и осмотрел секретаршу - она еще
была жива,  ранение  в  левую  нижнюю  часть живота не было смертельным.  Он
сделал  ей  обезболивающий  укол  и два кубика  лекарства,  останавливающего
кровотечение, а  также препарат  для поддержания  работы сердца.  Карташов в
приемной  увидел  отчетливый  след  от  рифленого  ботинка.  Спустившись  на
территорию и осмотрев ее, он обнаружил на границе с клумбой еще два таких же
рифленых отпечатка ноги. На одном из  них легко считывался  фирменный знак с
надписью "Dockers" и  "Styled in U.S.A."  У самого забора, в пожухлой траве,
он  увидел окурок  с фильтром и его белизна говорила,  что появился он здесь
недавно. Когда Карташов наклонился, чтобы поднять находку, он почувствовал в
руках привычную дрожь охотника, который прицелился в дичь и  осталось только
нажать на курки.
     Уже сгущались сумерки  и потому  сразу он  не смог разобрать надпись на
сигарете, а когда вернулся в  офис и под настольной лампой осмотрел окурок и
удивлению его не было конца. Такие сигареты делались  только  в  одном месте
мира и назывались они женским именем "Элита". Когда он еще работал в рижском
уголовном розыске, он  сам курил эту марку и  при том вечном дефиците иногда
приходилось покупать эти сигареты на "черном рынке", у мелких спекулянтов...
     Когда  он  рассказал Броду о находке,  тот  озадаченно проговорил:  "Не
много ли, Мцыри, гадостей идет из твоей Латвии? Возможно, это случайность?"
     Карташов не стал спорить, хотя в глубине души у него сомнений не было -
выбивалы прибыли из Латвии.
     Дело принимало  слишком  зловещий  оттенок, чтобы долго  раздумывать  -
звонить ли в милицию или попытаться прежде спрятать какие-то концы...
     Отослав Карташова  с  Одинцом  домой, Брод с Николаем остались в офисе.
Муровцы приехали  быстро - целая бригада с  собакой и Вениамину с охранником
пришлось  всю  ночь отвечать  на вопросы старшего оперуполномоченного Федора
Трубина.
     Особенно  тягостно  было  опознавать одного  из  охранников,  которому,
видимо, в лицо выпустили полный магазин - полчерепа как не  бывало. У Лещука
в  руке  была  зажата  осколочная  граната,  которую,  он  так  и  не  успел
использовать по назначению...
     Секретаршу  со  сквозной  раной в  области  печени  отправили в  Склиф.
Сотрудники, которых  допрашивали муровцы, показали,  что к  ним зашли люди в
масках и велели не двигаться. Перерыли столы, сейфы и ушли. Но никто их  лиц
не  видел...Если не  считать одной  парикмахерши, которая работала в  салоне
красоты,   расположенном   как  раз   напротив  фирмы  "Оптимал".  Карташов,
представившись  работником  РУБОП,  опросил всех,  кто был в  тот  момент  в
парикмахерской.  Клиентки,  разумеется, ничего особенного не заметили, а вот
мастер  Вера, со второго от входа кресла, как раз выбегала  в магазин менять
деньги...
     -  Эта  Вера видела, как  к ограде подъехал  темно-синий джип и четверо
человек в длинных плащах вышли  из  машины,  -  рассказывал Карташов Одинцу,
когда  они уже  направлялись из Кропоткинского  переулка в  Ангелово. -  Все
молодые...ну не старше, как сказала парикмахерша, двадцати пяти лет... Самое
то  - боевики...Двое  прошли к калитке, а  двое перелезли  через  забор. Эта
дивчина имеет просто соколиное зрение: ей  показалось, что у одного из  этих
людей было, как она выразилась, какое-то асимметричное лицо...Какой-то одной
приметы она назвать не смогла, но что-то необычное в лице было...
     - Ты считаешь, банда приехала из Латвии? - спросил Одинец.
     -  По-моему, это вероятнее всего.  Сигареты "Элита" выпускаются  только
там...
     -  Я тоже думаю,  что  это  дело гастролеров из Латвии...  А  скажи-ка,
Мцыри, каким  способом ты  проводил  осмотр  места преступления?  -  на лице
Одинца появилось озорное выражение.
     - Вопрос на  засыпку? Ну, что  - тебе  процитировать абзац из учебника?
Хорошо, говорю на память: существуют три способа осмотра места преступления:
концентрический,  когда осмотр  ведется  по спирали  от периферии к  центру,
эксцентрический -  от центра к  периферии  и  фронтальный, то есть  линейный
осмотр... Хватит или еще цитату?
     - Садитесь, Карташов, пять с плюсом...
     - Все  экзаменуешь? Небось получил  спецзадание от  Николая, он ведь до
сих пор мне не доверяет...
     - Просто не могу тебя представить  настоящим  сыскарем, больно ты часто
бываешь рассеянным...
     - Это от рассеянной жизни.
     ...Однако  самое неприятное для Брода началось позже, когда стали почти
ежедневно вызывать на Петровку, 38 в качестве свидетеля. Был, правда, и один
плюс:   вся  документация  и  дискеты  были  похищены   и  потому  не  могли
свидетельствовать против деятельности фирмы. А буквально через неделю Москву
потрясли  не менее жестокие преступления и дело Таллера, как и многие другие
безнадежно легло под сукно. Следователи и прокуратуры и без того были заняты
расследованием террористических актов - взрывов нескольких ночных баров...
     Брод,  для  страховки, на время  "очистил" клинику Блузмана  -  кого-то
уволил, кого-то отправил в  "сверхоплаченный" отпуск. Временно от  дел  были
отстранены и Карташов с Одинцом. В штате  остались  Николай и Валентин - оба
они имели соответствующие  лицензии от охранной фирмы. Однако Брод прекрасно
понимал, что произошедшее с Таллером лишь пролог к более кровавой драме...
     Всю  неделю,  которая  прошла после исчезновения Таллера, Брод посвятил
превентивным мерам по усилению безопасности. Он прекрасно понимал -  пропажа
шефа и убийство его людей, отнюдь не случайность.
     Созвав экстренное совещание, он без обиняков объявил сотрудникам, что в
фирме  вводится   режим  повышенной  бдительности.  Николай  получил  особое
указание - ни одного постороннего человека не  должно быть на территории и в
помещениях лаборатории.
     Брод  вызвал  к  себе  Одинца  с  Карташовым и  в  присутствии  Николая
проинструктировал.
     - У Мцыри, кроме  зажигалки, ничего  больше нет, - сказал Броду Одинец.
Он  не стал говорить  о пистолете,  который  они конфисковали  у  Сучкова на
водохранилище.
     - С этим вы обращайтесь к Николе, это он у нас оружейных дел мастер.
     И   действительно,   начальник   охраны   повел   их   в   гараж,    за
лжетрансформаторный  щит.  Он  выложил перед  ними  несколько  разных систем
пистолетов, а сам пошел вглубь тайника, где в оцинкованных ящиках  хранились
патроны.
     Карташов не  стал привередничать и сразу  положил глаз на "стечкин". Он
несколько раз взвесил его на руке, после чего неоднократно опробовал спуск.
     - Это любимая игрушка моего командира, - сказал он.
     - Приклад дать? - спросил Николай. - Вернее, кобуру-приклад...
     - Обойдусь, я ведь не собираюсь стрелять очередями. Ты лучше насыпь мне
побольше патронов.
     - Этого  добра  я могу тебе  дать  хоть  ведро,  а вот с обоймами...Для
"стечкина" всего три обоймы...
     - Я бы не  стал  брать "стечкин", -  тихо  сказал Одинец. -  Он слишком
громоздкий и...слишком легкий. При стрельбе большая отдача, нужен упор...
     - Это, если стрелять в автоматическом режиме.
     Саня пожал плечами.
     - Как хочешь, но мне кажется, этот пистолет не зря сняли с вооружения.
     - Зато он дальнобойный и его не надо часто перезаряжать.
     Одинец  долго  примеривался к  пятизарядной  "помпе"  и,  несколько раз
шмурыгнув стволом, вскидывал "помпу" к плечу и нажимая курок.
     - Жаль, такую дуру не спрячешь в кармане, - посетовал он и подхватив из
ящика несколько ручных гранат, засунул их в целлофановый пакет.
     Когда они вышли из тайника, Карташов сказал:
     - В принципе, мне "стечкин" не нужен, меня вполне устраивает "глок"...
     -  Ты только об этом не  трепись. Брод  убьет, если  узнает, что у  нас
чужое оружие.
     - Но ведь тот пистолет новый...
     -  Откуда  ты  знаешь? На  вид новый, а может, из  него пристрелили сто
человек. Впрочем, стволы никогда не бывают лишними.
     За  забором  раздался  треск мотоциклетного  движка.  Стоявший ближе  к
выходу Карташов  увидел, как из-за  забора, проделав  небольшую  траекторию,
упал  на  землю  какой-то  странный  сверток.  Карташов   подошел  и  увидел
обыкновенный кулек  из-под сахара с болтающимся  клочком  белой  бумаги,  на
котором печатными  буквами было написано  только  два слова: "Броду, лично".
Карташов  наклонился и  прислушался,  но нет,  никакого тиканья  его слух не
уловил.  Осторожно, указательным пальцем, дотронулся до  кулька и тот  легко
сдвинулся с места.
     - Веня, тут для тебя посылка! - крикнул Карташов и потряс пакетом.
     Они  отошли с Бродом в сторону и развернули неожиданную находку. Увидев
содержимое кулька, Брод  схватился  за  горло, как бы  сдерживая  рвоту.  Он
побледнел  и тяжело задышал.  Перед ними  была  верхняя губа Таллера, с  его
элегантными усиками.
     - Только что кто-то перекинул это через забор, - объяснил Карташов. - Я
слышал шум мотоцикла, возможно на дороге остался от него след...
     - Значит, шефа начали понемногу расчленять, - заметил Брод и вернулся к
машине.  Вытащил из ящичка бутылку  водки и принялся ее поглощать. Жидкость,
не успевая  убегать в  пищевод, заливалась и  текла по подбородку,  лацканам
пиджака, несколько капель упали на носки ботинок.
     - Значит, газават! - неизвестно кому сказал Брод, и шаркающе передвигая
ноги,  направился в  дом.  -  Никола,  завтра же собирай всех людей, и ставь
перед ними задачу - найти гадов.
     - Я думаю,  прежде всего  надо  прошерстить гостиницы,  и  всех, кто из
Латвии, взять на заметку.
     -   А   если   это  московские   или   казанские   глоты?  Обыкновенный
заказ...Киллеры, мать их перемать...
     - Это, конечно, возможно, но другого варианта кроме гостиниц у нас пока
нет, - Николай смотрел куда-то  мимо Брода и выражение его лица ни  о чем не
говорило. -  Они слишком далеко  зашли, но,  мне  кажется,  Таллер зря тянул
резину. Надо было идти на опережение...
     - Еще не вечер, - твердо процедил Брод. - Я прошу тебя, Никола, и прими
это  как  личную просьбу - приложите  все силы,  но убийц надо  наказать...В
конце  концов у  нас есть живой мент, розыскник, так пусть  пашет...А  вы  с
Одинцом будьте у него на подхвате...
     - Мцыри, что ли?
     -  Ну не  ты же, Никола, сиделец,  с  двадцатилетним стажем...Извини, я
ей-богу, что-то не то говорю.
     - Нужно, хотя бы одно удостоверение на имя оперуполномоченного...
     - За ксивой заедите к Гудзю, лучше  него никто в Москве этим  промыслом
не занимается...


     Ответный удар


     Втроем они выехали в город. За рулем находился Николай.
     - Сначала сгоняем в Тарасовку, - сказал он, - а оттуда...Впрочем, после
того вожжи будут в руках у Мцыри...С чего начнем, Серега?
     -  Ты же у нас  за главного  инженера человеческих душ,  - отреагировал
Карташов. - Тебе и решать...
     -  Нет,  сегодня  начальник ты,  так  решил Веня.  С  чего начнем поиск
молодцов, которые замочили наших ребят?
     - И стащили Таллера, - добавил Одинец.
     - Вот когда у меня на руках будет мандат, тогда я вам скажу, с чего и с
кого начнем...
     - Идет! - Николай, кажется, впервые в жизни умягчил голос.
     Гудзь  встретил  их  приветливо. Они  поднялись  на второй этаж, где им
громким лаем  салютовал дог Лорд, который в ту  ночь, когда они направлялись
на  Учинское  водохранилище, представлялся огромным  свирепым  зверем. А это
оказался тигровой масти и в общем-то не гигантских размеров пес...
     На стол, словно веер  карт, легло несколько удостоверений -  добротных,
со всей необходимой атрибутикой: подписями, печатями, сроками выдачи...
     - Нужны фотографии, - сказал Гудзь и вышел в другую комнату. Вернулся с
фотоаппаратом "Зенит".
     Через полчаса документы были  готовы:  в  своем  удостоверении Карташов
прочитал:    "Карпенко   Анатолий    Иванович,    1963    рождения...Старший
оперуполномоченный РУБОП  Северного округа Москвы..." Шрифт стандартный, все
линеечки  и штришки -  комар носа не подточит. А обложки удостоверения, хоть
на  выставку..."Не засыпаться  бы с такой безукоризненной липой,"  - подумал
Карташов и спрятал документ в карман куртки...
     Они начали с  периферийных гостиниц,  но  поскольку  таковых  в  Москве
сотни, пришлось  пойти через  фирму,  которой  принадлежал весь  гостиничный
сервис  столицы. Чиновник, который отвечал за "посадочные места", отфутболил
их в Центральную диспетчерскую, где десятка полтора компьютеров обрабатывали
всю гостиничную информацию. На их счастье, попала довольно сговорчивая, хотя
и далеко  не  молодая  сотрудница,  которая,  не сходя  с  места, с  помощью
компьютера ввела их в курс дела.
     -  Что вас конкретно интересует, молодые люди - отдельная гостиница или
какая-то фамилия?
     Карташов объяснил -  интересуют поселенцы гостиниц, которые приехали из
Латвии...В возрасте от  20 до 30 лет...И таковых оказалось более шестидесяти
человек,  в  основным  поселившихся  в окраинных номерах  типа  "Россиянка",
"Арена" или "Севастопольская" на Волхонке... Однако в  глаза  бросалась одна
странность: среди приезжих  почти не было людей с латышскими фамилиями... Но
эту  странность диспетчер  объяснила  довольно  просто:  после августовского
кризиса 98-го года  Москва  стала весьма дешевым городом,  куда  устремились
челноки со всех близлежащих стран...
     Просмотрев  весь  список, они выписали 12 фамилий,  которые их могли бы
заинтересовать: в гостинице "Золотой колос" неделю назад остановилась группа
молодых людей из Латвии. Все рижане, всем не  более тридцати  лет и у всех в
графе "цель приезда" отмечено одно и то же - "по личным делам". Диспетчер по
просьбе Карташова,  отпечатала  на  принтере  интересующих его  персоналий и
когда он уже уходил, женщина подарила ему поистине царский подарок.
     - Молодой человек, не исключено, что те, кого вы ищите, остановились  в
гостинице посольства Латвии на улице...Вы знаете, где оно находится?
     Карташов, конечно же, знал это: еще бомжуя в Москве, он не раз подходил
к его  воротам, будучи  под  сильнейшим  искушениям позвонить  и  сдаться  в
"плен"...Однако  в последний  момент ноги  его  уносили  в  другую сторону -
слишком свежа еще была память о лагерном режиме...
     Одинец с Николаем, ожидавшие его в "шевроле", весьма оживились, услышав
о  посольстве Латвии...Но прежде чем отправиться на  улицу Чаплыгина, они на
всякий  случай  смотались  в  гостиницу  "Золотой колос".  Администратор,  в
кабинет которого  Карташов с Одинцом бесцеремонно вошли, попыталась фыркнуть
но Одинец ее  пресек: "Если здесь  вы не  хотите говорить,  поедем к  нам, в
отдел, а  это  займет полдня..." Однако их ждало разочарование: интересующие
люди  еще  вчера, в три часа дня, выписались из отеля  и убыли в неизвестном
направлении. Наводящие вопросы администраторша наотрез проигнорировала - она
видишь ли, еще не обедала, хотя имеет на это конституционное право...
     ...Через полчаса они уже были на улице Чаплыгина и припарковались возле
театральной  студии Олега  Табакова. По очереди ходили обедать в  кафе,  что
возле метро "Чистые пруды".
     Через  три  часа  дежурства  они  для  себя  выяснили,  что  через  КПП
посольства проходят люди, сильно напоминавшие новых  русских - они приезжали
сюда на иномарках с московскими номерами, держа в руках элегантные кейсы...
     - Можно подумать, что это Сандуны, - сказал Николай. - Веников только и
не хватает...
     В какой-то момент из ворот вышли двое рабочих со стремянкой и принялись
с ее помощью устанавливать красно-бело-красный флаг в кованный флагшток.
     - Опять  праздник независимости...  Одного из этих знаменосцев берем, -
твердо сказал Карташов.
     - И что будем с ним делать? Пить на брудершафт? - сострил Одинец.
     - Серега  прав,  мужика надо брать,  -  поддержал Карташова Николай.  -
Что-нибудь из него вытянем ...
     Еще пару часов они  рассказывали анекдоты,  пока  из проходной не вышел
человек,  на  которого  Карташов  положил  глаз. На  вид  ему было  не более
пятидесяти лет, одет неброско, с забытой и модой и Богом сетчатой авоськой в
руках...
     "Знаменосец",  завернул  на улицу  Макаренко и  зашел  в винно-водочный
магазин. Отоварившись  бутылкой крепленого вина  и двумя  бутылками пива, он
направился на троллейбусную остановку на  Покровке.  Сел в 9-й  маршрут,  и,
примерно, через  пятнадцать  минут езды,  сошел на углу  Бакунинской улицы и
Переведеновского переулка.
     В форточку машины долетала перекличка маневровых поездов.
     - Здесь рядом Москва-товарная, - сказал Николай. - В молодости пришлось
разгружать вагоны со жмыхом...Наверное, в аду лучше...
     "Знаменосец"  свернул на  протоптанную  дорожку,  ведущую  между  жилых
домов, и явно направлялся в сторону железной дороги.
     - Никола, - сказал Карташов,  - парень может уйти, а где переезд, мы не
знаем... Поэтому тихонько рули за нами... Саня, вперед!
     Они выскочили  из машины  и  пошли  наперерез  объекту. Он уже собрался
подняться  на  откос, когда Карташов  его окликнул...Разговор был  короткий:
представившись сотрудниками  уголовного розыска,  они  попросили его уделить
несколько  минут  для  разговора  "государственной  важности".  "Знаменосец"
поначалу струхнул,  о чем свидетельствовала  серая бледность, покрывшее  его
рано проморщиненное  лицо  и дрожь руки, в  которой он держал  сигарету. Они
попросили его пройти в машину и человек безропотно последовал за ними.
     Это был сантехник и  дворник в одном лице. В посольстве работает со дня
его основания, почти десять лет.  "Зарплата небольшая, а  где сейчас  больше
заработаешь?" - сказал  он.  Назвался, подчеркнув  при этом, что органам  не
отказывают в знакомстве: Бобылев Егор Васильевич, коренной москвич.
     - Вы  должны нам помочь... - сказал Карташов  и сделал глубокую  паузу.
Ожидал реакции.  "Психология  допроса" в милицейском училище  была  не самым
нелюбимым его предметом..
     -  Я ничего не знаю,  - утирая вспотевший лоб,  сказал Бобылев.  -  Мое
дело, чтобы сортиры хорошо работали и территория посольства блестела...Что я
могу знать?
     - Нас интересует лицо,  за которым  тянется  кровавый след  и, по нашей
оперативной информации,  он  ведет в вашу гостиницу,  -  Карташов специально
употребил специфический термин "оперативная информация".
     - Да там сегодня всего-то проживает  четыре или пять человек, почти все
номера сданы под коммерческие офисы...
     - Как это офисы? - воскликнул Одинец.  -  По международной конвенции на
территории  дипломатических  представительств запрещена  всякая коммерческая
деятельность...
     Карташов выразительно  взглянул на Одинца  - мол,  откуда тот  набрался
таких познаний?
     Бобылев пожал плечами. Ему было тягостно, разговор явно не нравился, но
он боялся потерять работу  и вместе с тем боялся не  угодить  этим серьезным
мужикам.
     - А черт его знает, не в курсе я этих конвенций...
     -  Верю,  -  Карташов  протянул мужику  пачку сигарет.  И  вопрос,  что
называется,  в  лоб:  -   Вы  хотите,  Егор  Васильевич,  помочь  российским
правоохранительным   органам  в  изобличении  крупного  преступника?  Убийцы
пятнадцати маленьких детишек...
     И потекла информация. Оказывается, несколько  дней  назад  в посольскую
гостиницу заехала группа молодых людей из Риги, которые все вечера проводили
в местном  ресторане...С ними  вместе  кучковался  президент фирмы "Лиесма",
наголо бритый, здоровенный детина, который на всех  беспричинно кричит...Как
фамилия?  Романовский  Айгар,  летает по  субботам  в  Ригу  с  целым баулом
наличных денег.  В долларах. Об этом  Бобылеву рассказала горничная,  давняя
его  знакомая,  которая  случайно  зашла  в  номер и  увидела  на столе кучу
денег...Второй  раз  то  же  самое  увидел  он  сам,  Бобылев, когда  пришел
прочистить в  номере унитаз... Романовский как раз укладывал пачки банкнот в
желтый кейс. Думал убьют, как нежелательного свидетеля, но вместо этого дали
на две бутылки водки...
     - А как зовут тех парней, которые недавно приехали  из  Риги? - спросил
Николай.
     - Один только  и остался, остальные съехали...Хотя вчера одного из  них
видел у посольства. Приезжал на "джипе", может, сменили гостиницу, - Бобылев
продолжал потеть.
     - Да  вы  не волнуйтесь, Егор  Васильевич, пока  вам  все  это ничем не
грозит...
     - А этого ни вы, ни я знать не можем, - Бобылев опять закурил. - Я могу
идти?
     - Да, можете, - Карташов взглядом дал понять Одинцу, чтобы тот  уступил
проход гостю. Но когда  Бобылев, открыв  дверь,  хотел спуститься на  землю,
Карташов остановил его:  -  одну минутку,  Егор Васильевич,  последняя к вам
просьба...Сделайте  так,  чтобы  завтра  вы  с  этим  Романовским  вышли  из
посольства  под  ручку...В   фигуральном,  конечно,  смысле...Нам  надо  его
опознать, а заходить в посольстве мы пока считаем преждевременным...
     - Он в  час  или чуть позже ходит обедать в ресторан "Подворье", что на
улице  Маросейка...А  домой  отправляется в семь,  в семь  с копейками...Где
живет, честное слово, не знаю....
     - Вот и прекрасно, выйдите вечером с ним вместе, а в левой руке держите
газету, мы будем знать, что рядом с вами и есть интересующее нас лицо...
     Бобылев потупился. Ему явно не хотелось влезать в чужие истории.
     - И  прошу  вас, о нашем разговоре даже своей жене ни слова, - Карташов
обратил  взор  на  Николая:  -  А  вы,  товарищ  капитан,  обеспечьте  Егору
Васильевичу негласную охрану...И возьмите его служебный и домашний телефоны.
     И Николай подыграл:
     - Будет сделано, товарищ майор...В обиду товарища не дадим....
     -  Да  не   в  этом  дело...Ладно,  делайте,  как  знаете...Записывайте
телефоны, -  И  после того,  как  Николай  записал на пачке  сигарет номера,
Бобылев, тихо отмахнул дверцу и как-то скукоженно вышел из машины.
     - Я ему не завидую, - сказал Одинец.
     - Я тоже,  - Карташов чувствовал как напряженно бьется его сердце.  - А
ты, Саня, откуда знаешь о международной конвенции?
     -   Ситуация  один  к  одному  была  в  Грузии  и  тоже   в  латвийском
посольстве...Газеты  трещали  на все  лады,  а посол это объяснил  бедностью
республики...Мол, всего лишь безобидная сдача в аренду помещений... Менты же
это объяснили другим: дескать, эти фирмы перегоняли из Грузии наличку в свои
латвийские банки...Знаешь,  что  такое оффшор?  То  есть шла бешеная отмывка
черных бабок...То же самое, похоже, происходит и здесь...
     -  Если  ты, Саня, патриот России, позвони  в налоговую полицию,  пусть
накроют  это гнездо экономической диверсии, - в обычной своей смурой  манере
вмешался в разговор Николай.
     -  А я это обязательно сделаю, - с готовностью  отозвался Одинец.  -  В
первый раз в жизни буду стукачом...
     В 19. 15 из посольства вышла группка людей - трое мужчин и две женщины.
Среди  них  Бобылева  не  было.  Через  десять  минут  появился   человек  в
длиннополом темном пальто,  в руках которого  желтел объемный, с  секретными
замками кейс. Несколько мгновений спустя, из проходной показался Бобылев,  в
коричневом незастегнутом плащике и серой, с маленьким козырьком кепке.
     - Наш идет, - первым отреагировал Николай.
     Карташов нашарил за сиденьем бинокль и поднес его к глазам.
     - Черт возьми,  вот так  камуфлет! - воскликнул он  и  передал  бинокль
Николаю.  -  Взгляни  на  этого  джентльмена  с  желтым  кейсом,   может,  я
ошибаюсь... Вот, что имела в виду парикмахерша, когда говорила о  человеке с
асимметричным лицом...
     Николай тоже стал смотреть в окуляры бинокля.
     -  У этого парня сломан нижний  хрящик  носа,  обычно  такое  бывает  у
боксеров.
     -  Это  и  есть боксер...  Романовский,  вернее,  Федя  Семаков, мастер
спорта, чемпион последней спартакиады народов СССР в тяжелом весе... И он же
первый рэкетир  в Латвии, у  него  самая  крупная  банда...В  1994  году она
похитила  двух немецких  бизнесменов,  потребовав  от родственников  полтора
миллиона долларов...
     - Значит, Чечня в этом смысле  подражает  Латвии? - с ехидцей  в голосе
спросил Одинец у Карташова.
     Бобылев  уже уходил  в сторону Покровки, а в  "шевроле"  еще  не  могли
принять решение. Однако оно пришло само собой: на улицу Чаплыгина со стороны
улицы  Машкова въехал темный джип  и  остановился  в метрах двадцати от  КПП
посольства. Семаков  не спеша пошел в его сторону. Из машины  вылез довольно
молодой человек  и за руку поздоровался с  Семаковым.  Покурив возле машины,
они залезли в джип и поехали в сторону Покровки.
     - Вот если мы их  упустим, -  сказал Николай, - тебя, Мцыри, история не
простит.
     - Ага, ты за рулем, а я буду отвечать, если они оторвутся.
     Однако джипу  не удалось  уйти от преследователей, возможно, по причине
того,  что его пассажиры  не  имели такой цели.  Они были слишком беспечны и
самоуверенны...
     Джип  привел их в  район бывшего  профилактория  завода "Калибр"  Белая
дача. Это  был  двухэтажный  особняк,  выкрашенный  в  светло-кремовый цвет,
напоминающий Карташову  один  из множества особняков, которые  он  видел  на
Рижском  взморье. Когда джип припарковался у крыльца,  из  него вышли четыре
человека,  во  главе  которых  шагал  Семаков.  Они поднялись на  крыльцо  и
скрылись за массивной  дубовой  дверью. Проезжая мимо здания,  Одинец  вслух
прочитал "Гостиница "Малахитовая шкатулка"... За углом, приткнувшись к самой
стенке, стояла  "девятка"  с тонированными  стеклами,  а за  ней -  мотоцикл
"Харлей" с никелированной выхлопной трубой и прихотливо изогнутым рулем.
     - Здесь  очень многое сходится, - сказал Карташов. - Возможно, мотоцикл
тот же самый, на котором привезли часть лица Таллера...
     -  Наверное,  это   частная  лавочка,  -  прокомментировал  Николай.  -
Красивое, между прочим,  место для отдыха убийц, особенно летом здесь хорошо
- пруд рядом, народу ты да я, да мы с тобой...
     Одинец завертелся на месте.
     - Ну что, сейчас будем брать или проявим гуманность до утра?
     -  Семаков  любит  спать  до  обеда,  поэтому возьмем  его  тепленьким,
спозаранку, - Карташов внимательно  огляделся.  - Вы заметили, как он ходит?
Левое плечо отвисает, видимо, носит при себе крупный калибр...Хорошо бы было
узнать, на каком этаже они отдыхают?
     Карташов  набрал номер телефона Бобылева. Ответила женщина, сам  он еще
не пришел с работы. Потом он соединился с Бродом. Произнес только три слова:
"Мы нашли логово".
     - Что сказал Веня? - нетерпение так и бурлило во всех движениях Одинца.
     - Сказал, что будем мочить, но при этом желает присутствовать лично...
     - Я бы на его месте поступил бы точно так же... Они с Таллером были вот
так, -  Николай  сцепил  пальцы и  потряс ими. - Кореша навек  и Брод первым
должен всадить пулю тому, кто брил Таллера...
     По дороге в Ангелово Карташов еще раз связался с Бобылевым. Тот уже был
дома.  Карташов поблагодарил его за помощь и немного  послушал, что  говорит
ему Егор Васильевич.
     После разговора, Карташов поделился с напарниками:
     - Бобылев слышал,  как  Романовский...то бишь  Семаков  разговаривал  с
Ригой и понял так, что оттуда еще ожидается команда "кровельщиков"...
     - Значит, нашли кого конторить...или получили  хороший заказ на  чью-то
душу.
     ... На следующий день, в пять утра, они  были на  ногах: Брод, Николай,
Карташов и  Одинец  с Валентином.  Карташов  видел:  перед  тем, как сесть в
машину, Брод  примерял  к кобуре семнадцатизарядный "глок-15" Валентин вынес
из  тайника  два помповых  ружья  и  несколько  ручных гранат. Весь боезапас
спрятал в кузове под толстым брезентом.
     Выехали  на "шевроле", Карташов  за рулем, рядом  с ним Брод, остальные
разместились в кузове.
     Все нещадно курили. Сергей слышал, как в салоне переговаривались Одинец
с Николаем. .
     - Ты, Саня, забываешь,  что пуля - дура, но она все равно быстрее тебя,
-  нравоучительные нотки сквозили  в  голосе охранника. - Тогда, на Учинском
водохранилище,   ты  запросто  мог  нарваться  на  выстрел  в  упор.  Зачем,
спрашивается, ты вплотную подошел к тому джипу, не зная - есть кто в нем или
нет?
     - Интересно, а как я мог это узнать, когда у него темные стекла?
     - Тем более, не надо было лезть на рожон.
     Асфальт в  свете  уличных  фонарей  отливал глянцем,  первые  заморозки
сделали  дорогу  опасной  для быстрой  езды. До  места  они  добрались через
пятьдесят минут...
     Припарковались у трех старых вязов, склонившихся над прудом. Казалось в
нем не вода, а какая-то густая маслянистая жидкость - ни ряби,  ни малейшего
дуновения ветра.
     Брод, Карташов и Одинец, выйдя из "шевроле" пошли  в обход "Малахитовой
шкатулки". Дальние огни уличных фонарей тускло отражались в стеклах здания и
в подмерзших за ночь лужах.
     На втором этаже горели два серединных окна. Они зашли с тыльной стороны
и  остановились у забитой фанерой  рамы. Карташов ощупал ее и,  найдя слабое
место, осторожно дернул фанеру на  себя. Первым в окно  полез Одинец, оттуда
он помог  забраться  Броду.  Карташов,  осмотревшись, тоже влез в  не  очень
широкое отверстие и с помощью ручного фонаря высветил место приземления.
     Они обошли весь нижний  этаж, но нигде не  было и намека на присутствие
людей.
     Наверх вела довольно широкая лестница  и по ней они поднялись на второй
этаж.  Впереди шел Одинец,  за ним  Брод,  а  по другой  стороне  коридора -
Карташов...Они остановились у двери, за которой горел свет,  просачивающийся
сквозь неплотно пригнанные пазы.  Брод вытащил свой "глок" и осторожно отжал
предохранитель.  Карташов  тоже  извлек  из  куртки  трофейный пистолет,  но
предохранитель не  тронул,  в  отряде  их приучали не пороть  горячку  и  не
оставлять затвор без "присмотра"... Однако  случилось непредвиденное: Одинец
вместе с пистолетом вынул из кармана зажигалку, которая выскользнула и упала
на пол. Среди ночи это был удар колокола.
     - Мать твою, нас кто-то пасет! - раздался за дверью рыкообразный крик.
     - Андрюха, не п...и, дай поспать, - кто-то ответил спросонья.
     - Что б мне так жить, за дверью кто-то топчется.
     - Так сходи и посмотри и заодно скажи, сколько сейчас времени.
     За дверью  послышалось  легкое  замешательство,  шаги,  двойной поворот
ключа... У  Одинца  от нервности  загустела  слюна,  Брод  елозил  по  курку
указательным пальцем и лишь Карташов, затаив дыхание, ждал своего мгновения.
Дверь вдруг широко распахнулась и в глаза им ударил яркий сноп света.
     - Да нас берут на прихват, -  заорал человек и с силой захлопнул дверь.
Дважды прозвучали выстрелы, и всем стало ясно - внезапность утрачена.
     Карташов сильно ударил по двери ногой, а сам отскочил в сторону. В лицо
им пахнуло пороховым дымком и густым табачным настоем.
     В  комнате, судя по  всему, никого уже не было и тут только они увидели
еще одну дверь, сообщающуюся  с соседней комнатой. Они вбежали туда,  но там
гулял лишь предрассветный ветерок. Окно было  распахнуто, и  Брод, подойдя к
нему, увидел торчащие концы лестницы.
     - Предусмотрительные ребята... Мцыри, посмотри,  что тут  у них наше, -
сказал Брод и побежал вниз.
     Одинец  развернулся  и  тоже  заспешил  на  выход. Карташов принялся за
осмотр  помещения.  Окурки  валялись  не только  на  столе,  но  и  на полу,
подоконниках.  Видно, в панике жильцы забыли свои пейджеры и  два  мобильных
телефона.  В  висевших  на  вешалке  куртках  и  пальто  он обнаружил  пачки
долларов,  паспорта  с  квадратными  штампами  неграждан  Латвии,  несколько
кредитных  карточек и  ключи  от машины,  начатую пачку  сигарет латвийского
производства  "Elita". На столе,  под  газетой,  он увидел пистолет  "ТТ", а
рядом  записную книжку,  из  которой торчали концы железнодорожных  билетов.
Прочитал: "Рига - Москва".
     До слуха  Карташова  стали доноситься одиночные  и  спаренные выстрелы.
Засунув  себе  в карман деньги,  паспорта,  ключи от  машины  и пистолет, он
побежал  вниз.  Входная  дверь по-прежнему  была  закрыта  и  он,  рукояткой
пистолета выбив стекло, выбрался наружу.
     Впереди, на фоне светлеющего неба, появились  просверки, сопровождаемые
выстрелами.  Он побежал в  сторону темнеющих кустарников,  но  его остановил
окрик Николая:
     -   Мцыри,  не   спеши,  нарвешься   на  пулю!   Эти  засранцы  здорово
огрызаются...
     Подошли Брод с Одинцом.
     - Если  мы  эту  мразь выпустим,  считайте  себя клиентами Блузмана,  -
заявил Брод. - Никола, идите с Одинцом вдоль забора, а мы с Мцыри попытаемся
отсечь их от дороги. Только не подстрелите Валентина...
     Пригнувшись,  Одинец с Николаем побежали в сторону трех вязов. Саня уже
преодолел  большую  часть  пути,  когда  впереди  ярко  и  хищно  посыпались
выстрелы.  Он упал  лицом в лужу, больно ударившись  подбородком о  торчащий
камень.  На мгновение  потерял  сознание, но  придя  в  себя,  ощутил  дикое
раздражение  против всего  мира. Он  вытащил  из  кармана  гранату  и зубами
выдернул кольцо. Уперевшись  второй рукой о землю, он размахнулся и  швырнул
стальное яичко в сырые сумерки. Обхватив голову руками,  Саня снова упал  на
землю. Взрыв был несильный,  но Одинца  горячо приподняло над землей и снова
бросило  на нее. В  районе правой  ключицы почувствовал  неприятное  жжение.
Потрогал саднящее место - что-то липкое пристало к пальцам...Пахнуло кровью.
     Он  пополз в сторону  кустов и  там  с трудом  поднялся на ноги. Сквозь
оголенные деревья увидел  маслянистое пятно пруда. И что-то  в нем двигалось
и, присмотревшись, Одинец разглядел человеческие силуэты,  переходящие вброд
водную преграду. Он вышел на отлогий бережок и крикнул:
     -  Эй, пловцы, может, повернете  назад? - и  подняв руку с  пистолетом,
дважды  выстрелил. Когда  кто-то  из  бандитов  сделал  то  же  самое, слева
резанула автоматная очередь.
     - Саня, это  я! -  послышался рядом голос Карташова. - Сейчас  будем их
оттуда выкуривать.
     Люди в воде прекратили движение.
     - Выходите,  только по одному, -  этот голос  принадлежал Николаю. - Но
сначала кидайте в воду свои железки...
     - Да чего нам с ними церемониться? - выкрикнул подбежавший Брод, и тоже
несколько пуль послал поверху голов преследуемых.
     Первым из воды вышел человек могучего телосложения. Он был в тельняшке,
по щеке у него текла кровь.
     - Саня, надень на Федю Семака браслеты, - приказал Карташов.
     Однако Одинец замотал головой, сославшись на свое ранение...
     - Меня немного зацепило, - сказал он. - Руки не удержат наручники.
     К  громиле  подошел Николай  и  приказал тому  лечь на землю.  И  когда
человек, осев в  коленях, лег на живот, Николай нацепил  на него  наручники.
Это  был Федор  Семаков...Николай направил луч фонаря  на  ботинки Семакова.
Разглядел  тяжелые,  с  рифленой  подошвой  ботинки,  с  желтой  на  подошве
пластмассовой  вставкой,  на  которой  было написано "Dockers" и  "Styled in
U.S.A."
     Трое  других  бандитов  вышли  на противоположный  берег,  где  их  уже
встречали Брод с Карташовым.
     - Никола, забирай гансов и веди их в машину! - приказал Брод.
     Он же с Карташовым отошли  к гостинице  и открыли "девятку".  На заднем
сиденье лежал скатанный ковер с торчащими из него модными туфлями Таллера...
Они вытащили скатку из машины и развернули ее. Брод  отвернулся, ибо  увидел
мертвого,  с  обезображенным  лицом,  Таллера.  Карташов задержал  дыхание -
смердело и он быстро стал закуривать.
     - Приговорили  сволочи, -  сказал Брод  и  накинул  на лицо  шефа  угол
паласа.  - Давай положим его на место, и ты, Сережа, садись за руль и отвези
его к нему домой. Этот человек должен быть похоронен по-человечески...
     - Может, мы это сделаем вдвоем с Одинцом, все же груз не из легких...
     - Не возражаю. Давай посмотрим, что эти хмыри держат в багажнике...
     Там  навалом  лежали  газовые  баллончики,  игральные карты  и какие-то
накладные.  Бумаги  были  выписаны  фирмой  "Латвийский  сахар"  на 30  тонн
сахара...
     - Эти ребята утрясали дела в Москве по многим направлениям.
     В машине  они нашли два пистолета "ПМ", а под сиденьем водителя - обрез
"винчестера" и коробку с патронами к нему...
     Проходя мимо мотоцикла, Брод пнув ногой по колесу, сказал:
     - Кому это дерьмо достанется, счастлив не будет...Слышь, Мцыри, в связи
с  этой  ситуацией вам  с Саней  надо  снова  перебраться в Ангелово...Чтобы
каждую минуту вы были под рукой...
     В  захваченной   "девятке"   поехали  Карташов  и   Одинец.   В  салоне
отвратительно пахло.
     -  Давай я тебе перевяжу рану, - предложил Карташов, когда они отъехали
от гостиницы  на  порядочное  расстояние. -  Куда этих деятелей повезли,  не
знаешь?
     - Наверное, к Броду. Учинят допрос с  пристрастием, а дальше...Не знаю,
возможно, сначала к Блузману, а затем в крематорий.
     Карташов  сжал  зубами  фильтр  и  почувствовал  противную  никотиновую
горечь. Подъезжая к  Поварской  улице, где  стоял  особняк  Таллера,  Одинец
набрал его  домашний  телефон. Ответила дочь Татьяна  и Одинец  попросил  ее
спуститься вниз. Когда  они подъехали к дому, она уже  ждала их на тротуаре.
Девушка прикрыла ладонью рот, из глаз текли крупные слезы.
     -  Я не знаю, что делать...Мама  слегла,  надо звонить дяде Шуре, брату
папы...И папиному начальнику...
     -  Кому,  кому?  -  в  лице  Одинца что-то изменилось,  что-то  смутное
мелькнуло и исчезло в обычной беззаботности.
     Но девушка от ответа уклонилась.
     - Извините. Я сейчас открою ворота.
     Они  въехали во двор и вынесли из машины ковер с телом Таллера. Девушка
сбегала домой и вернулась с ключами от гаража. Она вновь навзрыд заплакала.
     В  гараже  пахло бензином  и запустением.  Не  отрывая  от  земли,  они
затащили скатку  в  гараж и,  не  прощаясь,  пошли  к  оставленной  у  ворот
"девятке". Ее они отогнали в придорожные кусты недалеко от Кольцевой дороги,
а  сами подловили забрызганную грязью "Таврию" и на ней добрались до центра.
У  "трех  вокзалов" взяли такси и  доехали  до Рождествено, а  оттуда пешком
направились в Ангелов переулок. Когда уже подходили к дому, Карташов сказал:
     - Кого имела  в  виду эта дивчина,  когда сказала  про начальника папы?
Разве не сам Таллер глава фирмы?
     Одинец не сразу  ответил. Задумчивость легла на его обострившиеся черты
лица. Чувствовалось, что он  терпит  боль  и, независимо от  этого, пытается
сосредоточиться на теме разговора....
     - Возможно, она имела в виду министра здравоохранения... Хотя, какой он
начальник? Но какая-то руководящая сволочь во всей этой истории есть...
     - А может, настоящий начальник Брод?
     Вместо ответа Одинец заговорил о другом:
     - Мы забыли купить водки. Сейчас  бы  не помешал глоток...- И  сигареты
кончились, поэтому  давай  ускорим  шаг  и  не будем  больше  касаться  этой
гипертонической темы.
     -  Вот и не  касайся. Иди  себе и помалкивай, пока с  тобой  первыми не
заговорят старшие.
     Они  шагали по усыпанной  желтыми листьями  дорожке, а  по  сторонам, в
мокром березняке,  одиноко  кричала сорока, и голос у нее  был такой, словно
она всю ночь проспала на сквозняке...


     Кровавый торг


     Суд проходил в  гараже  у Брода. Николай сидел верхом на стуле, положив
руки  на  его спинку. Курил, делая медленные  затяжки. И  в этой позе он был
весь, как  на  ладони:  крайне хладнокровный, степенный, взвешивающий каждое
слово человек.
     - Мы  не милиция, - внушал он пленному, - и потому  твое "нет" или "да"
не имеют юридической силы. Но нам важно знать, кто положил наших людей и так
позорно  побрил нашего хозяина?  -  Николай сделал  паузу.  - А  пока  очень
простой вопрос: кто вы, откуда, зачем появились в Москве?
     - Дай закурить, - сказал тот, которого заковал в наручники сам Николай.
- В ментовке обычно с этого начинают. И это правильно, сигарета сближает.
     - Перестань, сближает пуля или нож. Кто из вас четверых расстрелял нашу
охрану?
     - Я здесь не при чем...
     - Коля, - обратился к охраннику Карташов, - ты напрасно  тратишь время.
Я знаю этого  гаденыша... - И Семакову: - Чего ты тогда убегал, если никакой
вины за собой не чувствуешь?
     - Люблю бегать...В движении - жизнь...
     - И купаться в лужах? - вмешался  Одинец. - Это ты стрелял в дверь? Еще
бы пару сантиметров, и я бы лежал в морге.
     - Оставь свои загибоны, я ни в кого не стрелял.
     - А кто стрелял?
     На висках парня набухли  жилы, видимо, он прекрасно  понимал, насколько
круто идет передел его судьбы.
     - Ладно, я скажу - кто и откуда я, но, что получу взамен?
     - А там видно будет. Все решит количество  унций правды в твоих словах,
- яснее ясного выразился Брод. - Давай, Саня, веди сюда еще одного  субчика.
Устроим им очную ставку.
     Одинец  вместе  с  Карташовым  сходили  за маскировочный  электрощит  и
выволокли   оттуда  черноволосого,  довольно   еще  молодого   малого.   Над
побелевшими губами  змеились темные  усики.  На одной  части его  лица лежал
страх, на другой - безумная наглость.
     Николай, оглядев его, изрек:
     -  Твой  кореш сказал нам, что  вы приехали  из  Риги мочить московских
фраеров. Так это?
     Брод вынул из целлофанового  пакета паспорта неграждан Латвии и, открыв
один из них, прочитал:
     - Семаков Федор  Владимирович, 1972 года рождения, прописан в Риге,  по
улице Дзирнаву, - Брод взглянул на плотного, с перебитой  переносицей парня.
- Гусь, это твои данные?
     - Я вас имел... - сквозь зубы продавил Семак.
     Но Брод такие речи не коллекционирует.
     - Мухин  Андрей  Теодорович,  1974 года рождения...Проживает там  же, в
Риге. И вы, голуби, хотите сказать, что оказались здесь случайно?
     Семаков  сглотнул  липкую  слюну,  ибо  в  этот  момент   Одинец  начал
закуривать. Саня подошел к Семакову и  вставил ему в губы сигарету.  Чиркнул
зажигалкой.
     - Выбор, пацаны, за вами, - сказал Николай, - вы знали, на что идете, а
теперь все понимаем, что за  такие подвиги полагается...Молчите, поскребыши,
нечего сказать? Или нам тоже побрить вас, как вы побрили Таллера?
     -   Не  знаю   такого,  -   сказал  Семаков.  -  Ваше  здесь  толковище
бесполезно...
     - А это мы сейчас увидим, - Брод вытащил из кобуры "глок". - Кто тут из
вас самый храбрый?  Ты, Семак?  Или  ты,  Муха-цекотуха? - ствол  от  Семака
сместился в сторону Мухина. - Вам показать наши бумаги и дискеты, которые вы
забрали в кабинете Таллера и  которые мы сегодня  нашли  в вашей берлоге?  -
Брод,  выждав паузу, отжал предохранитель и  поднес ствол к  взмокшему виску
Мухина.
     Одинец  видел, как парни занервничали. Муха аж закрыл глаза.  Веки  его
трепетали. Видно, ждал  выстрела.  И на щеках Семака выступила предательская
бледность.
     - Ну, колитесь, пацаны, -  подгонял  их Одинец.  - У вас есть крохотный
шанс еще немного покоптить этот свет.
     - Федя, я колюсь! - заявил вдруг Мухин и повернул голову к  Броду. - Мы
оказываем платные услуги....Все равно кому...Понятно говорю?
     - Не совсем, - сказал Брод. - Кому  конкретно  оказывали услуги  на сей
раз?
     Молчанка. Но  брод не спускал глаз с Семака. Тот молотил на скулах кожу
желваками и мял пальцы. И у него нервы не железные.
     -  Мы точно ничего  не  знаем, но если не ошибаюсь, речь  шла о докторе
Фоккере,  из рижской частной  клиники, - сказал Мухин и  опять прикрыл веки.
Словно опять почувствовал прохладу ствола.
     - Дешевка! - бросил ему Семаков.
     - Заткнись! - Николай коротким тычком кулака в скулу осадил того.
     Брод достал из  кармана беспорядочно  сложенную газету, развернул и все
увидели, что это мятый огрызок "Московского комсомольца".
     - Вот  послушайте  одно  важное для вас сообщение, - он  начал  читать.
Заголовок:  "Кровавый сахар", текст: "В субботу в своей машине был застрелен
президент фирмы "Латвийский сахар"  Владимир Корж. Как заявил вице-президент
фирмы  Субханкулов,  конфликт  между  фирмой  и  поставщиком  из  Прибалтики
назревал  давно.  В силу разных  причин, фирма  имела затруднения с  оплатой
товара и в конце концов В. Корж получил ультиматум - вернуть деньги до конца
месяца. Однако  еще  до окончания срока из Риги  приехала бригада из  восьми
человек  киллеров и двумя автоматными  очередями расправилась с руководством
фирмы.  Кроме президента,  были убиты его  охранник, шофер  и один случайный
прохожий. Источник  из  правоохранительных органов  Москвы  подчеркнул,  что
убийство  президента Владимира Коржа осуществила банда Ф., которая уже давно
находится под колпаком правоохранительных служб Латвии".
     Кончив читать, Брод обратился к Одинцу.
     - Саня, где накладные?
     Одинец мигом подсуетился. Он сбегал за папкой, в которой находились все
бумаги, которые они  с  Карташовым  конфисковали в  гостинице и  в  машинах,
принадлежащих банде...Вениамин не стал даже заглядывать в накладные - потряс
ими перед носом Семака и речитативом проговорил:
     - Кто из  вас хочет попасть в руки друзей убитого Коржа? Второй вопрос:
где другая половина вашей бригады? Саня,  давай, сюда остальных!  Может, эти
лучше будут соображать...
     Двое  других, тоже в наручниках, были  не русские.  Один  латыш  Андрис
Крастс, другой азербайджанец Халим Муртазов. Оба рижане. Брод не поленился и
еще раз продемонстрировал перед ними накладные на сахар.
     - Повторяю вопрос: кто из  вас расстрелял президента  фирмы "Латвийский
сахар"? Единственное, чем вы можете напоследок себе помочь - не считать себя
умнее других.
     - Хороший хозяин все яйца в одной корзине не держит, - выкрикнул Семак.
- И если с нами  что-нибудь случится,  завтра же вас  посадят на шампура мои
лю...  -  Однако  он не успел закончить свою спикерскую речь,  ибо  у  Брода
случился нервный  припадок: быстро  приставив пистолет к  коленке Семака, он
нажал на курок. Раздался сдерживаемый животный вой, Семаков  сполз со стула,
зажал рану ладонями и начал терзать зубами рукав тельняшки.
     Муха,  очевидно,  поняв, что поезд жизни может  отойти в любой  момент,
по-пионерски отрапортовал:
     -  Слышь, убери пушку... Предположим, это мы распушили  сладкого фраера
Коржа.
     - Кто конкретно? - на лице Брода лежала синяя тень.
     - Я, Крастс и Артур Фикс...
     -  Воды,  -  попросил Семак и  Брод взглянул  на  Одинца. Тот  вышел из
гаража. Вернулся с минералкой в пузатой полиэтиленовой бутылке. Поставил  ее
рядом с Семаковым.
     - Где этот Фикс сейчас?  - спросил Брод, на пару сантиметров  приблизив
пистолет к Мухе.
     -  Не  знаю, - голос  у Мухина смялся.  -  Может, они знают, -  кивок в
сторону Крастса и азербайджанца.
     - Дешевка! - Семак поднял белое, как сахар-рафинад лицо.
     -  Не надо психовать,  - тихо  проговорил Муртазов. -  Фикс  с ребятами
живет где-то за Кольцевой, у своего знакомого. Я там не был...
     - Я тоже, - торопливо промолвил Крастс.
     Брод, спрятав пистолет в кобуру, взял в руки мобильник и демонстративно
позвонил  в горсправку.  Попросил номер телефона  фирмы  "Латвийский сахар".
Через минуту он его получил. Однако  звонить туда при всех не стал. Вышел во
двор. За ним последовал Одинец. Он крайне удивился, когда  Брод  по телефону
повел речь о пленниках.
     - Отдам совершенно  бескорыстно, - говорил в  трубку Брод, - правда, не
всех, а только  тех,  кто  вас  интересует...исполнителей...Я не  настаиваю,
просто позвоню  в милицию и  тогда вам придется пару лет ходить на  Лубянку,
потому что  это  дело  связано  с международной преступностью... -  Выслушав
ответ,  Брод  мирно  сказал:  -  Ладно,  договорились,  только  давайте  без
сюрпризов...
     Увидев Одинца, Брод окликнул его:
     - Саня, берите с Карташовым Муху, латыша и отвезите их в парк "Дружбы".
Это недалеко от  Ховрино.  Вдвоем  с  Мцыри  справитесь  или  дать  в помощь
Валентина?
     - А что будет с остальными?
     -  Соберем  совет  и  решим  -  к Блузману  их или  в  лосиноостровский
чернозем...
     - А может, их всех отдать сахарным деятелям?
     -  Ты слишком большой  гуманист.  Если отдадим всех,  не будут отомщены
Таллер и  его люди. Нет, Саня, мы не  должны забывать о чести. И судить этих
обносков будем сами...
     - О"кэй, тебе видней!  Только  лично я  марать руки  об  эту  падаль не
собираюсь и, боюсь, Мцыри тоже...
     - Ты только никогда ни за кого расписывайся, идет?
     - А я его хорошо изучил. Он был ментом и ментом остался.
     - Жизнь  диктует  свои кодексы,  кроме уголовного...Я тоже  никогда  не
думал, что буду заниматься этим дерьмом...Пошли, зря только тратим время.
     Уже в гараже Брод сказал Николаю:
     - Заклей пасти латышу и Мухе, сейчас они поедут на свиданку.
     Но когда  их стали сажать в машину, Муха активно начал упираться и даже
ухитрился ударить ногой Николая. Тот, едва сдерживая ярость,  ответил тычком
в челюсть и на миг Мухин потерял сознание. Когда очнулся, кричать уже не мог
- на рот  ему наклеили ленту,  а  ноги  связали  электрошнуром. Крастса тоже
упаковали и бросили в кузов "шевроле".
     В Ховрино, у  Большого Голобинского пруда, их  уже  ждал  "лендровер" и
полуторка  "газель" с брезентовым  верхом. Встречали двое мордоворотов, мало
чем по виду отличавшихся  от Мухи и  латыша.  Когда  их  перенесли  в  кузов
"газели", к Карташову подошел один из тех, кто был в "ровере".
     -  Братаны, -  сказал он,  - у  меня завтра день  рождение  и это, - он
указал  в сторону "газели",  - самый  классный для меня  подарок. Они, суки,
прикончили моего шефа, прекрасного  мужика и я их сейчас отправлю к нему  на
рандеву...
     Это  был  кряжистый мужичок,  в  хорошем прикиде  и по лицу  никогда не
скажешь,  что пищевой рацион у него хоть  в чем-то  неполноценен. Он вытащил
портмоне с серебряной монограммой и вылущил две стодоларовые купюры.
     - Это вам, орлы, на упокой их души...
     - Мы не пьющие, - сказал Карташов и включил зажигание.
     - Суки, их не зря убивают, - сказал Одинец. - Но деньги, хоть и пахнут,
но взять их надо было...
     Когда  они  развернулись и  стали выезжать  на  шоссе,  до них  донесся
странный  звук. Словно  кто-то  в  пустую бочку бил  колотушкой -  буп, буп,
буп...
     - Прикончили, - сказал Одинец и нервно стал закуривать. - Стреляли явно
из "макарыча" с глушителем...
     - Скорее,  из "ТТ", у "макарова" другой бой, более низкий... - Карташов
открыл форточку, закурил.
     - На Кавказе было куда безопаснее, чем здесь, в  Москве. Кстати, давай,
Мцыри,     махнем    в    Сочи,    там     скоро    открывается    очередной
кинофестиваль...Заклеим Кидман или... и морально реабилитируемся...
     В Ангелово их встретил Валентин с незнакомым парнем.  Очевидно, это был
новый охранник.
     Карташов  заметил  стоящую  возле  гаража большую  швабру  с намотанной
тряпкой и змеей разлегшийся резиновый шланг, с помощью которого  они  обычно
моют  машины.  Он поискал глазами следы крови, но  цементный  пол был  чисто
вымыт и благоухал шампунем.
     Одинец смотрел туда же. Он вынул  пачку сигарет, какое-то время постоял
в задумчивости, подождал, когда выйдет из гаража Карташов.
     - Ты заметил, какой тут порядок? - спросил Одинец.
     Но Карташов, ни слова не говоря, направился в дом. В холле их встретила
Галина.
     - Где Вениамин? - поинтересовался Одинец.
     - Они с Николаем поехали на Ткацкую, там  у Блузмана возникли  какие-то
проблемы...Что  вам, мальчики,  приготовить на ужин - отбивную  или пожарить
цыпленка табака?
     - Мне безразлично, - Одинца поташнивало.
     Карташов вообще не ответил. Он смотрел на  женщину и  почувствовал, как
она под его взглядом засмущалась, лицо ее покрылось румянцем.
     -  Пойдем, Мцыри, выпьем,  - предложил Одинец и  они,  сняв у  лестницы
кроссовки,  надели тут же стоящие  шлепанцы,  и  бесшумно  стали подниматься
наверх...
     - Через  пятнадцать минут  спускайтесь  ужинать, -  крикнула  им  вслед
Галина и, стуча каблучками, направилась на кухню...


     Полеты на батуте


     После  бурных  событий,  в которых  так  или иначе участвовал Карташов,
наступила  рутинная  полоса.  В  первый же  свободный  день  они  с  Одинцом
отправились на Учинское водохранилище, прихватив с собой воды, кое-какой еды
и сигареты. Но их ждало разочарование: дверь генераторной, где сидел Сучков,
была распахнута и  Одинец взял на себя роль эксперта по побегам. Он осмотрел
запор  и констатировал  -  металл проржавел и,  видимо,  не выдержал  ударов
ногами пленного.
     - Тем лучше, - сказал Карташов, - баба с возу, кобыле легче.
     - В  принципе он нам не нужен. В записной книжке однозначно указаны его
координаты и его подпольного водочника...Как его?
     - Алиев, президент фирмы "Голубая лагуна"...
     Вернувшись  с  водохранилища, они уселись за  нарды  и  несколько часов
провели  в развлечениях.  Однако вечером к ним поднялся Николай и в довольно
жесткой  форме отчитал за утреннюю отлучку. Недвусмысленно  дал  понять, что
без его визы отлучаться за пределы Ангелово не рекомендуется.
     Утром Карташова  позвал Брод и дал, как он  выразился, боевое  задание.
Надо было поездить с Галиной по магазинам -  закупить  на неделю продуктов и
перевезти из Ангелово кое-какие вещи  к ней домой.  Карташов едва сдержался,
чтобы  не выдать себя.  Его давняя и, казалось бы,  несбыточная мечта побыть
наедине  с  этой  необыкновенной женщиной,  неожиданно  приобретала реальные
очертания.
     Они  выехали в  город  на  "ауди". Сначала в  салоне  царило молчание и
только после того, как она  сходила в Елисеевский магазин и вернулась оттуда
с двумя большими пакетами, разговор возник сам собой.
     -  Я никогда не любил ходить по магазинам, - поделился  своим житейским
опытом Карташов. - Хотя две лавки были в нашем доме, на первом этаже.
     - А мне нравится, особенно, когда в кошельке есть лишняя копейка.
     Они  побывали  еще  в  нескольких магазинах и, в том  числе, в магазине
дубленок,  где  он помог ей выбрать легкий,  светло-коричневый полушубок. Он
был  оторочен шерстью белой ламы,  немного притален, с большими  деревянными
пуговицами.
     Галина принесла  его  в  примерочную кабину, где  вдвоем было тесно, но
волнительно и  где, собственно, все и произошло. То есть ничего  особенного,
просто имел место  первый  контакт, зажигание, после чего мотор увлеченности
стал набирать бешеные обороты.
     - Сергей, - обратилась она к нему, - разровняй, пожалуйста, спинку, мне
кажется, она немного морщит.
     Когда он положил ладони на ее лопатки, его словно  ударило током.  Даже
перед боем не было такой дрожи, какая его охватила в той примерочной кабине.
     От Галины исходили непередаваемо волнующие запахи  сандала, а ее русые,
ухоженные  волосы  были  так  близки  к  нему, что  он  стал  задыхаться  от
излучаемых ими ионов желания. Она повернулась к  нему, и, взяв двумя  руками
за лацканы  куртки, притянула к себе и поцеловала. Карташову стало нехорошо.
Он  чувствовал,  что  если  сейчас  же  не  выйдет из  кабины и не  закурит,
обязательно изойдет слабостью, потеряет всякий над собой контроль.
     Она почувствовала свою власть и это еще больше ее ободрило.
     -   Чего   ты  испугался,  дурачок?  Я  же  просто   так,  от  хорошего
настроения...Подожди меня у касс, сейчас поедем...
     Под цвет дубленки она купила рукавицы на белом меху.
     В машине Карташов  курил и  ощущал себя в положении заложника.  Хотел и
боялся повторения. На перекрестке едва не столкнулся  с  тяжелым  трейлером,
но,  помня, какое  сокровище везет,  проявил  чудеса  высшего пилотажа  и  в
последний момент вывернулся из-под тупого носа "вольво".
     Когда  они подъехали к ее дому, Карташов  вышел  и открыл с ее  стороны
дверцу.  Этот  холопский жест,  видимо, пришелся ей по душе, и она, нагрузив
его  покупками, повела  за собой. Пока ехали в  лифте, женщина не спускала с
него глаз.  И улыбалась. Прижав к себе  пакет с  дубленкой, она  из-за  него
поглядывала на Сергея.
     - Возьми ключи, они у меня в кармане, - попросила она.
     Однако  карман  пальто  был  маленький, а его рука большая,  поэтому он
двумя  пальцами  стал выуживать  оттуда связку  ключей.  И в какой-то момент
соприкоснулся с гладкостью ее бедра, с его магнетической бархатистостью.
     Карташов  витал в  розовых облаках,  вспоминая  какую-то прочитанную  в
казарме чепуху, какие-то  отрывки из наставлений "Камы сутры": хозяин должен
ежедневно  мыться, через день натирать свое тело  маслом кокосового ореха, а
раз в три дня совершать омовение, пользуясь мылом...Раз в четыре дня мужчина
бреет голову  и лицо,  а  раз в пять дней  - прочие  места...При  этом  надо
освежать рот с помощью листьев бетеля и не забывать про украшения ювелирными
изделиями...
     При этом он вдруг ощутил под мышкой неуместную тяжесть пистолета.
     Мысли, чувства его  метались. Его воображение перенеслось  в тот вечер,
когда он застал ее  с Бродом в ванной  комнате.  И  жажда, вместо того чтобы
раствориться в терновнике ревности,  огненным столбом вознеслась ввысь...Ему
только  и надо было  - скинуть куртку, расстегнуть наплечную портупею, а все
остальное завершили ее холеные, с кольцами, пальцы.
     Это, конечно, было вознесение: небесный батут, мягкий,  пружинистый, на
фоне яркого до рези в глазах, голубого свода. Батут  бросал их друг к другу,
но не убаюкивал,  а вонзал, отчего кровь в  сосудах превращалась  в  горячий
эль, а сердце - в орган, исполняющий непередаваемо прекрасную тарантеллу...
     Когда после вечности  батут кончился, Карташов попытался оправдать свое
предательство по  отношению  к Броду тем,  что давно  не был с  женщиной. Но
реабилитация  не состоялась  ввиду неубедительности  доводов... Зато  Галина
сделала  это без терзаний: поставив чайник  на газ,  она уселась к  нему  на
колени  и  самым  восхитительным  образом продемонстрировала,  что  батут  в
принципе может повторяться без конца...
     - Давай куда-нибудь уедем, - сказала она.
     - Куда? В шалаш или вступим в какую-нибудь банду?
     - А  ты и так в банде! Один Таллер  чего  стоил. А Николай  - настоящий
бультерьер. Убийца. Хотя с виду тихий. Степенный малый...
     - А Саня? - сорвалось у него с языка.
     -  Не знаю. Темная лошадка. Не удивлюсь, если в одну прекрасную ночь он
перережет всем горла и смоется в неизвестном направлении.
     Карташов  смотрел на парок, поднимающийся  над  чашкой с кофе, и ощущал
навалившуюся на него тупую хандру.
     - Я, пожалуй, поеду...Хватится твой Веня, будет на меня точить зуб...
     - Сиди, успеешь еще в этот виварий. Хочешь на чистоту?
     - Пожалуй, это  единственное,  что сейчас я  хочу. Только без фантазий,
ладно?
     -  Знаешь, что однажды мне сказал Брод? Он на полном серьезе допускает,
что ты  специально внедрен  к нему.  Как  будто бы тот  инцидент  на Рижском
вокзале  был организован ФСБ,  а  ты подослан, чтобы все разнюхать...речь-то
идет  о международной торговле человеческими органами. Он не  верит,  что из
тюрьмы можно  так  легко  сбежать.  Тем  более  такой толпой,  о чем ты  ему
рассказывал.
     Карташов, открыв рот, неотрывно смотрел на Галину.
     - Чего ж он тогда не избавится от меня? В любую  ночь мог вогнать мне в
башку пулю или...да просто подсыпать в выпивку крысиду или еще какой отравы?
     - Ты  забываешь  о влиянии  красивых молодых женщин на  образ  мышления
старых, или,  скажем, пожилых и  немного лысых любовников...Поедем,  мне еще
надо заехать в аптеку...
     - Если не возражаешь, давай съездим куда-нибудь пообедать.
     - Я не  против, сто лет нигде  не была. Здесь ближе  всего "Прага", там
когда-то была превосходная кухня. Взгляни, ресницы у меня не плывут?
     - Это у меня мозги плывут.
     У ресторана "Прага", как всегда, выстроился ряд роскошных иномарок. Они
прошли  мимо  швейцара,  красавчика  с  потасканным  лицом,  и  их  встретил
метрдотель. Их посадили за отдельный стол,  у окна, выходящего на московские
улицы.
     Карташов вытащил из кармана сигареты и положил на стол.
     - Закажи, пожалуйста, бутылочку темного "Бордо", - попросила  Галина, -
и если здесь есть анчоусы, тоже возьмем... и мороженое...А на что у тебя зуб
горит?
     -  Стыдно  в  таком роскошном заведении  об этом говорить... - Карташов
просматривал карту заказов и, надо же, нашел то, что искал...  - Хочу пива с
раками...
     - Заказывай, сегодня нам с тобой условности ни к чему...
     Где-то у входа  раздался шумок  и  из-за  колонн, выпятив вперед живот,
появился  человек, которого Карташов много раз видел по  телевизору. Это был
лидер профашистской  партии  России Бурилов.  Вокруг  него,  держа  амбицию,
кучковалась  челядь.  Охрану   Карташов  вычислил  сразу.  Двое  человек   с
застывшими  лицами шли впереди, тыл прикрывали  трое других манекеноподобных
типа. Их ничего не интересовало, только то, что движется  и  перемещается на
их пути. И сначала Карташов не поверил своим глазам, когда рядом с Буриловым
увидел Бандо. Он был в  темном и, наверное, дорогом  костюме,  в белоснежной
сорочке, на которой полоскалась ленточка красного длинного галстука.
     Карташов поднялся и  вышел  в  холл, куда  только что втянулась команда
Бурилова.  Швейцар подобострастно изогнулся, пропуская мимо себя уверенных в
себе фашистов, но  его никто не удостоил взгляда. Из окна хорошо было видно,
как в открытую одним из охранников  дверь "линкольна" вползает  Бурилов. Ему
явно мешал  живот  и  то, что там булькало  и  варилось  после  ресторанного
обильного обеда.
     Вместе с  вождем уселась  охрана,  рядом с водителем - Бандо. Остальные
люди  Бурилова  залезли  в  другие иномарки, стоявшие впереди и  позади  его
"линкольна". Кавалькада  тронулась  и  Карташов,  сжав челюсти,  смотрел  ей
вслед, пока последняя машина сопровождения не скрылась из виду...
     ...После  обеда  Сергей отвез  Галину домой. Сначала он не  намеревался
подниматься  с  ней  на  этаж,  но  когда увидел,  как она  шла от машины  к
подъезду, окликнул ее:
     - Может, на прощанье попьем чаю?
     Был второй тайм  полетов  на батуте и, между  прочим, ничем  не хуже, а
даже задиристее первого. Они вполне освоились,  приладились, ибо  каждому из
них казалось, что между первым поцелуем и последним мгновением прошла  целая
жизнь...
     ...Когда  он сел в машину, ощутил вседовлеющее одиночество. Он вспомнил
как  все было в той, "старой эре", когда он соответствовал  месту и времени.
Он развернулся и помчался к метро "имени Татаринова".
     Тот был на месте. Но  прежде чем подойти  к нему,  помаячил  у книжного
развала, где по-прежнему хозяйничала симпатичная девушка с замерзшим носом.
     Осмотревшись, Карташов  подошел  к  Татарину. Кивнул  ему и  бросил  на
культи две пачки "винстона".
     - Мне  особенно  некогда долго  говорить,  поэтому  давай  условимся, -
Карташов дал ему прикурить, -  в один из вечеров я приеду  к тебе в подвал и
там все обсудим.
     - Ты же не знаешь, куда ехать, и я не знаю...
     - Пусть тебя это не волнует!
     - Но это  опасно,  - глаза Татарина оживились. - Учти, если застанут, и
тебе и  мне и всем будет очень плохо. Ты же не забывай, что нас закрывают на
замки, а на окнах решетки.
     - Я в  курсе. Но  ты должен  сказать  мне  одну вещь - тебя такая жизнь
устраивает или ты...Или ты хочешь что-нибудь изменить?
     -  Валерка  Быстров тоже хотел  что-то  изменить,  но  его  повесили  в
туалете. Что ты лейтенант предлагаешь?
     - Пока ничего не предлагаю. После разведки скажу, но мне этот  Освенцим
не  нравится.  Но,  если те  мудаки,  которые вас  на  точки  посадили,  вас
устраивают, то тогда и говорить не о чем...Так?
     Татаринов повертел по сторонам головой.
     -  Дай  мне ствол  и  тогда посмотрим, кто кого устраивает, а  кого  не
устраивает
     - Допустим, я тебе дам ствол, а против кого ты его повернешь?
     -  Была бы  железка,  а  лоб  всегда  найдется.  Я  бы  начал с  нашего
Верховного главнокомандующего,  который нас бросил  и отдал  на  растерзание
бандитам. Затем  я дошел бы до президента фирмы "Голубая лагуна", на которую
работают  наши шестерки. И конечно, проредил бы всю мразь,  посадившую нас в
рабство...Нас тут недавно трясли - исчез один из тех, кто нас сюда привозил.
Но вчера,  сучара,  опять появился, и стал в сто раз  злее. Может, на курсах
каких был...По-моему, употребляет наркоту и бьет, падла, Гарика. У того, как
у всех  нас,  сильные фантомные боли и  по  ночам  страшно  мучается, бывает
температура,   но   этот  гад  все   равно  таскает  его  на  точку...Просто
возненавидел его, а за что - хрен его знает...
     Карташов от этих слов аж взвыл.
     - Ну, знаешь, Кот, еще  одно слово и я сам отхожу тебя  по харе. Дожили
мужики, мать вашу разэтак!
     -  А чтобы  ты  сделал?  Ты  очень, посмотрю,  храбрый! Попал бы в нашу
шкуру... голова Татаринова упала на грудь и он культей стал вытирать глаза.
     Карташов, не прощаясь, развернулся и пошел на стоянку.
     В  Ангелово он приехал  около  четырех и застал Брода и Одинца почти  в
отключке. Они сидели в холле, друг против друга,  и  мерились силами. Кто  у
кого пережмет руку. Одинец, увидев Карташова, довольно развязно бросил:
     - Мцыри, ты случайно, бутылку не принес?
     Брод  осоловелым  взглядом уставился  на  вошедшего. Один  глаз у  него
закатился   под  лоб,  хотя  голос   был   твердый  и   слова  произносились
членораздельно.
     -   Это  наш  Штирлиц...Я  ведь   знаю,  Серго,  что  ты  работаешь  на
контрразведку? Так  или  нет?  Признание  облегчит  твою  ментовскую душу  и
утихомирит мою руку.
     Карташов  увидел,  как  правая  рука Брода  рюхнулась  к висевшей сбоку
кобуре и  довольно  уверенно  выудила оттуда  "глок". Карташов сделал к нему
шаг, но его остановил голос Вениамина.
     - Замри,  Мцыри, там, где стоишь! Так за  сколько штук ты нас с Саней и
Николой заложил? А я могу тебя сейчас уложить в  деревянный бушлат, и Саня с
удовольствием оттаранит тебя в кре-мат-то-рий...
     Однако бурный поток, лившийся из малозубого  рта Брода, прервал Одинец.
Он незаметным движением выбил из рук шефа пистолет и тот, громыхнув, о стол,
свалился на пол...Они завозились,  стали бороться и вместе рухнули на ковер.
Задели ножку стола, зазвенела посуда, упал стул... В комнату вбежал Николай.
Расставив широко ноги, и, держа обеими руками пистолет, выкрикнул:
     - Мцыри, еб-перееб, что здесь происходит?
     - Коля, все в порядке, - с изрядной одышкой проговорил Брод. Он уже был
внизу,  под Одинцом.  -  Я хотел  полюбезничать с Мцыри, но  Санька  мне  не
разрешает. Покушение на свободу слова...
     Николай поднял с пола пистолет и сунул его себе в карман.
     - Как дебильные дети, - он снова матерно выругался и вышел во двор.
     - Я все равно, Серега, тебе все выскажу! - хрипел Брод. - Во-первых, ты
внедренка,  а во-вторых, подбиваешь клинья к моей  Галочке, что вообще ни  в
какие ворота не лезет...Или я не прав? Санька, ты меня не держи, сейчас буду
блевать и я за себя не ручаюсь, могу и на тебя травануть...
     Карташов растащил их и усадил на диван.
     - Ладно,  Серый, с тебя бутылка, - поговорил Одинец, - я практически не
позволил оборваться твоей молодой жизни.
     - Спасибо, Саня, два ноль в твою пользу...Постараюсь отдать долг...
     - Мрази, суки!  - кому-то погрозил кулаком Брод. -  Я за  Таллера набью
всем зобы свинцом. Слышь, Мцыри, меня никто не остановит. Даже твоя ФСБ...
     Брод поднялся с дивана и, выписывая галсы, пошел в сторону  туалета.  И
вскоре послышались стоны, видимо, страдая от дурноты, он пытался вытащить из
себя все, что перед этим он так непотребно в себя напихал.
     Карташов отправился  к себе  в  комнату,  но когда он  был  на середине
лестницы, услышал голос Одинца:
     - Мцыри, черт тебя дери, я дождусь когда-нибудь от тебя бутылки  или ты
и дальше будешь крутить динамо?
     Карташов не  ответил.  Он чувствовал  себя  вконец разбитым  и  потому,
добравшись до кровати, рухнул на  нее и, наверное, уснул бы мертвецким сном,
если бы  не заявился Одинец. Ему явно хотелось общаться, тем более тема сама
срывалась с языка.
     -  Так  что  же  ты,  Серый,  не  возразил  по  существу  Броду  насчет
"внедренки", а? - лихо взбив подушку, спросил Одинец.
     - А толку?  Во-первых, он пьяный, а во-вторых, если бы он действительно
так думал, давно бы мой пепел летал в районе Митинского крематория.
     Одинец откинулся на диван, руку  - под голову. Глядя  на потолок, вновь
заговорил:
     -  Все в твоей  версии побега более  или менее правдоподобно,  за одним
исключением...Сколько, ты говоришь, тогда рвануло зеков?
     -  Девяноста шесть  рыл*...Об  этом тогда писали  все газеты и,  в  том
числе, российские.
     - Это еще ни о чем  не говорит. Если  банда, куда тебя хотели внедрить,
стоила таких жертв, то государство может пойти даже на  такую  дорогостоящую
инсценировку. Спонсорами могли стать ФБР, Интерпол...
     - Но ты не забывай, что я сидел в Латвии, а не в России.
     -   Ну   и  что  из  того?  Между   нашими   государствами   существует
договоренность о правовой помощи  и,  если, предположим, речь идет о крупных
партиях наркотиков  или  торговли редкоземельными металлами, Россия и Латвия
вполне могут спеться. Поэтому твои  аргументы насчет массового побега, мягко
говоря,  никакой  критики  не  выдерживают.  Хотя  сам  по  себе  этот  факт
выдающийся.
     - Элементарный! Пользуясь халатностью охраны, зеки  сделали из  банного
блока  подкоп   и  сбежали.  Семнадцать  метров   длина   лаза,  восемьдесят
сантиметров в диаметре и, как черви по нему...
     -  Семнадцать  метров?  Это,  считай,  семнадцать кубометров  земли.  А
земельку надо куда-то заховать...
     -  Объясняю,  может, тебе  когда-нибудь это  пригодится. Рядом с  баней
проходила  инженерная  траншея,  слега  прикрытая чем  попало.  В  нее  весь
извлеченный  из  тоннеля  грунт   и  спрятали.  Был  праздник  Лиго,  охрана
перепилась, кругом анархия, никто никого в голову не брал...
     - И ты за компанию тоже рванул?
     -  Сначала и  не думал. Один мужик попросил  ему помочь, боялся, что на
полпути ему  станет плохо с сердцем. Собственно, так  и случилось: где-то на
двенадцатом метре тоннеля он начал загибаться и мне надо было его, как козла
на убой, тащить наверх на веревке. Пришлось как следует попотеть.
     Одинец внимательно  слушал и даже перевернулся со спины на бок, лицом к
Карташову.
     -  Но,  несмотря  на  все заморочки, мы  все же  увидели  свет в  конце
тоннеля...Вылезли, кругом ночь, звезды, лето...Подкатил джип, мой  мужик сел
в него  и стал махать  мне  рукой. Зовет с  собой...Оглядываюсь  -  забор  с
колючей  проволокой по гребешку,  на  фоне звездного  неба  вышка и  у  меня
появился гигантский соблазн никогда туда больше не возвращаться. Ну махнул я
в этом  джипе к российской границе. В знак благодарности этот мужик в Москву
меня и доставил...
     Одинцу, видимо, такой хэппи-энд  пришелся по  душе.  Он закурил и нечто
улыбки появилось на его лице.
     -   Значит,  целая   рота   рванула?  -  спросил  он,  однако  уже  без
настороженности.
     Карташов увидел,  как рука Одинца  безвольно повисла, сигарета упала на
пол.   Брови   вытянулись   в   одну   линейку,  скулы  утратили   угловатую
напряженность. Дыхание стало ровным и глубоким. Он спал.
     Сергей поднял  с  пола сигарету  и  размял  ее в пепельнице.  Осторожно
уложил руку Одинца на диван и сам отправился спать. Отключился  мгновенно и,
пройдя  череду незапоминающихся снов, попал  в былое. В интернат,  где они с
сестрой Светкой провели шесть лет. Приснился умывальник, с рядом выкрашенных
в  синий  цвет  рукомойников,  покрытый  коричневой  краской цементный  пол,
схваченное  проржавевшей решеткой единственное окно. Было холодно, сумеречно
и одиноко. И что особенно  ярко воскресилось в сонной памяти: он стоит перед
рукомойником и тщетно подбрасывает  ладошкой его краник, но вода  ни в какую
не желает литься... Ни в какую...


     Заговор


     Проснувшись около одиннадцати вечера, Карташов увидел спящего на диване
Одинца. Тот  лежал, поджав ноги к самому подбородку, одеяло съехало, обнажив
мускулистое плечо.
     Сергей подошел к окну и увидел  прохаживающегося  вдоль  забора  нового
охранника. Открыв  тумбочку, он достал из нее  целлофановый пакет, в котором
лежали  вещи,  реквизированные  у  бандита  Сучкова. Карташова  интересовала
связка  ключей,  которую  он без труда выудил из  пакета  и  положил  себе в
карман. Затем он  открыл окно и, убедившись, что охранник на другой половине
дома, спустился вниз и  оказался на задней стороне двора, заваленной разного
рода стройматериалами. Брод совсем  пустил на самотек созидательные  работы,
отчего недостроенная баня и оранжерея стали приходить в упадок.
     Он  зашел  в   строительную  подсобку  и,   посветив  фонариком,  среди
инструментов нашел небольшой гвоздодер и засунул его за ремень.
     Преодолеть забор и выйти в Рождествено было несложно. Оттуда, на такси,
он направился  в Замоскворечье.  Дом, где обитали нищие калеки, он нашел без
усилий. Заплатив таксисту за обратную  дорогу, он попросил его подождать,  а
сам направился к темнеющему очертанию дома. Он вошел в калитку и увидел, что
ставни на окнах закрыты. Лишь узкие лучики света проникали сквозь щели.
     Карташов спустился  по  ступенькам  и,  подойдя  к  двери, осмотрел ее.
Действительно,  обитую железом  дверь держали  два замка:  один  внутренний,
французский,  другой  навесной,  накинутый  на толстую проушину с поперечной
клямкой. Он вытащил ключи и по очереди стал их подбирать к замкам. Однако ни
один из них не подошел и Карташов прибег к помощи гвоздодера. Навесной замок
капитулировал мгновенно.  Повозиться пришлось с французским, но видимо, гнев
и нетерпение были  столь велики, что придали рукам железную  хватку. Надавив
всем телом на  "фомку", он вогнал  ее раздвоенный конец в  дверной  зазор  и
рванул вбок. Железо натужно заскрипело, треснула стальная перемычка и  дверь
подалась.
     Когда она  распахнулась, он увидел перед  собой человеческий обрубок  с
поднятым над головой металлическим костылем. Это был не Татаринов. Тот сидел
на высоком ящике за столом, держа в руках десантный нож-пилу.
     - Гарик,  это  свой! - крикнул Татарин и насколько  позволяла ситуация,
расплылся в улыбке. - Это же Серега, мой лейтенант из ОМОНа...
     Третий член "коммуналки" стоял справа от двери и тоже  готовый к бою: в
руке у  него  была зажата разбитая бутылка из-под водки, острые края которой
тускло мерцали в слабом свете, испускаемой 40-свечовой лампочкой.
     - Здорово, орлы! - поприветствовал обитателей подвала Карташов.
     -  Откуда ты, Карташ, свалился? - Татаринов схватил стакан с прозрачной
жидкостью и протянул  гостю. - Парни, это  мой  боевой друг Карташов Сергей,
рижский ОМОН, "черный берет",  бывший зек,  а теперь...Садись, Серый, выпьем
за встречу!
     Парень,  который  замахивался костылем, имел по  одной руке ноге и, как
кузнечик, без помощи  костылей, запрыгал по  комнате и плюхнулся  на широкую
тахту, заваленную каким-то тряпьем.
     - У вас жуткий бардак, - с напускной  суровостью сказал Карташов, - и я
вам, сержант Татаринов, объявляю два наряда внеочередь.
     -  Есть,  товарищ лейтенант, два  наряда внеочередь!  А  сейчас, будьте
любезны,  принять  водяры во  славу русского воинства.  Эх, бля,  какие были
времена! - Татарин поднял руку к глазам.
     Третий человек, хоть имел обе ноги, но судя по тому  как он их волочил,
ни  одна из них самостоятельно не двигалась.  На  единственной руке  вздулся
мощный бицепс, на который сползла лямка от заношенной майки.
     Все  кое-как устроились за столом,  уставленным  открытыми  консервными
банками,  в которых с остатками  содержимого лежали окурки,  тут  же огрызки
хлеба, пивные  пробки, шелуха от семечек и среди всего набора - замусоленная
колода карт и черные косточки домино.
     - Парень, у тебя есть курево? - спросил тот, у кого выдающийся бицепс.
     Карташов из-под куртки вытащил блок сигарет "Голливуд". Положил на стол
и  к ним потянулись руки. Потом  выпили  и стали  закусывать  - единственной
вилкой по очереди выуживали из банки остатки зеленого горошка.
     - Слушаем тебя, брат  мой,  - обратился к  нему Татаринов.  - Зря к нам
никто не приходит, - он взял пачку сигарет и, прижав ее  локтем к боку, стал
распечатывать.
     - Все зависит от вас,  -  начал свою речь  Карташов.  - Но я вижу  вы к
такой  жизни привыкли и,  кажется, ничего  менять не собираетесь.  - Это был
явно провокационный пассаж.
     Поосторожнее, парень! - воскликнул тот, кого Татарин называл Гариком. -
Когда будешь на нашем месте, вот тогда и делай свои выводы.
     - А что ты, ОМОН, предлагаешь? - спросил человек с большим  бицепсом. -
Я,  может  быть, действительно не хочу  ничего менять, потому что я  калека,
который никому не нужен.
     - Его  вышвырнула из  дома  жена,  вернее,  ее  е...ь, -  внес  ясность
Татарин. - А  у Гарика вообще  никого нет. Про меня ты знаешь...Конечно, тут
какой-никакой угол, тепло...вишь, сидим в одном белье. Туалет, хоть и сухой,
а все же в доме, вот за этой дверью. Так что нам есть, что терять...
     Карташов смотрел на  них  и  внутренне соглашался. Но соглашался до той
поры,  пока  не  увидел  на  плече  Татаринова  след, который  ему  оставили
истязатели.
     -  Наверное,  я  не так тебя, Кот, понял, - сказал Карташов. -  Я  ведь
думал,  что  вас здесь держат за скотов, за рабов, которые за  кусок хлеба и
грязный угол пашут на дядю, а тут, оказывается,  семейная общага,  где царит
уют и водяры разливанное море...Так это или я что-то не так понял?
     Звякнуло  стекло  - Гарик стал  разливать  в  стаканы водку. Воцарилось
молчание. Сжав рты, они смотрели на того, кто держал в руках бутылку.
     - Мы втроем вчера заработали больше шести  тысяч, а такой  братвы,  как
мы, у них человек  восемьдесят,  если  не все  сто.  Вот  и  считай. Из этих
капиталов  нам бросают на литр водки и  такую вот походную пайку, -  Татарин
указал сигаретой на стол. - А наши бабки они, гады, просаживают в ночниках с
блядями,  покупают  им машины  и  бриллианты.  Я  случайно ничего лишнего не
загибаю, а, Гарик?
     -  Все так...Я бы этих сволочей, - Гарик сжал зубы  и, подняв зажатый в
руке  нож, с  силой воткнул  его в столешницу. Банка с  килькой подскочила и
упала  на пол.  - Они  же отмывают  с  нашей  помощью ворованное, живут  как
короли...
     - Это  лирика!  - охладил  их пыл Карташов. -  У тех, кто вас  обирает,
наверняка есть хозяева? Или это обыкновенная полуда, отбоеши?
     - Да это целая хорошо сплетенная банда. И  главный  навар к ним идет от
торговли подпольной водярой. Подожди, кто мне об  этом говорил? -  Татаринов
обвел взглядом своих товарищей. - Кажется, на сборах мне об этом рассказывал
бывший десантник...
     - Ты,  Кот, не говори своему корешу загадки, - поправил Татарина Гарик.
-  "Сборы"  -   это  когда   нас  периодически  собирают  в  ангаре  и  дают
направление...  Ну  вроде  профсоюзного собрания. Крабы в  банке. Сто калек,
крабы...Тьфу, тошнит! - Гарик сплюнул на пол.
     -  Это  точно,  - Татарин посмотрел на Карташова и тот  увидел в глазах
друга  непомерную  лютость. - Там  же,  в ангаре, вернее, под ним,  работает
целый  завод  по  производству и разливу  водки.  Я сам видел  как  в  ангар
заезжали автоцистерны со спиртом.
     -  А в  каждой  бочке  по пять тонн,  -  подсказал  человек  с  большим
бицепсом. Он коротко и  кое-как подстрижен,  а на  лице ни  грана волосяного
покроя. Следы ожога...
     - А где находится это ангар? - спросил Карташов.
     -  Это знает Горелов, бывший десантник, он обычно  побирается  на ВДНХ.
Это он мне говорил о подземном заводе.
     - Как его зовут?
     -  Ваня Горелов...Без ног и рук, самый рентабельный из нас. Таких среди
калек всего  трое. Кто по пьянке, а кто и по трезвянке попали под машину или
электричку, но большинство- после Чечни. Словом, военно-бытовые калеки...
     - Но ваши хозяева их выдают за ветеранов войны?
     - В этом-то все дело. У  всех на плечах  тельник, "зеленка"  и  голубой
берет...Дескать, героическая десантура. Для большего проникновения...
     - Что ж, вы сами все знаете,  вам  и решать, - Карташов подвинул к себе
стакан  с  водкой. -  Так за  что, братцы,  выпьем - за  восстание рабов или
мирное сосуществование с поработителями? Пью, за униженных ветеранов горячих
точек и просто потерпевших от жизни...
     -  Я готов, хоть  сейчас!  -  воскликнул  большой  бицепс.  -  Вздрючим
подонков!
     - Я хочу рвать их зубами и стрелять, стрелять, - Гарик  схватил костыль
и с силой бросил его в дверь. - Только, где взять стволы?
     - И транспорт?
     -  А главное,  нам  надо скоординировать время. Допустим,  связаться  с
другими я могу сам, - сказал Татаринов. - Есть надежный человек...
     Карташов понял, кого он имеет в виду.
     - Но что толку от того же Горелова? Что он может сделать без рук и ног?
- спросил Карташов.
     - Да он резцами  будет рвать  горло.  У него на  культях  врачи сделали
титановые  клешни, и он свободно может держать гранатомет.  Он согласится. И
любой из нас согласится быть живой торпедой. Клянусь комбатом,  -  выкрикнул
Бицепс,  - я надену на себя  торбу с  тротилом и вам только и останется меня
подтолкнуть, куда надо, - он заплакал.
     -  Не скули, Геныч! Мы еще поживем на зло этой гнилой шушвали. Так что,
Карташ, назначай стрелку, соберемся в темпе и решим.
     - А что  потом? - тихо спросил Сергей.  - Он сам не все еще знал, какой
может получиться финал.
     -  Кто  выживет,  наверное,  так и  будет побираться, а  если  повезет,
определимся  в дом инвалидов. Есть  хорошие  дома, где действительно тепло и
уютно,  молоденькие нянечки...Вот наведем шороху на  всю Россию, подключатся
газеты, телевидение,  дойдет до президента...А  как же!  Надо  ковать  общую
блоху. Верно говорю, Карташ?
     - Да, черт возьми, все так! Но мы сейчас в некотором подпитии, а потому
такие умные и храбрые. А завтра, что скажем?
     - Ерунда! - вспыхнул Гарик.  - Я и завтра и во  сне,  и в бреду буду за
это. Я же им не могу простить! Железно...
     - И я не передумаю, - поддержал товарища Геныч.
     - Да это же смешно, Серый, какое к лешему подпитие?! О чем ты говоришь?
- возмутился Татаринов. - Да нас водяра не берет. Живем на одних нервах...
     - Идет, - Карташов сменил тон  на более  мирный.  - Так и запишем: если
при  следующей  встрече  вы подтвердите  сегодняшний  меморандум,  значит  -
восстание. Согласны?
     - Согласны! - прогудел хор обрубленных мальчиков.
     - А что вы скажете своим надзирателям насчет сломанных замков?
     - Мы их придушим первыми, - вырвалось у Гарика.
     - Самыми первыми, - завизировал Бицепс.
     - Мы скажем своим  сволочам, что к нам ломились  какие-то бомжи и мы их
отвадили...Верно, ребята?
     - Так  тому и  быть...Давайте  на посошок выпьем,  - предложил Татарин,
однако  водка кончились и расходились на  сухую. Договорились  встретиться с
Татарином на его точке.
     Карташов уезжал с  неплохим настроением.  Было ощущение, что он  увидел
долгожданный свет  в конце нескончаемо длинного туннеля. Крохотную  точечку,
не более  острия иглы, а так  будоражащую весь его кроветок. "Похлещи любого
батута,  черт возьми!" - подумал он и впервые за многие месяцы на душе стало
что-то по-хорошему разогреваться.
     Когда он  вернулся  в Ангелово,  и  кружным путем попал  на  территорию
Брода, первый, кто его встретил, был Николай.
     - Где ты, Мцыри,  болтаешься  в такую позднь?  - спросил он, кашлянув в
кулак. Так он делает всегда, когда злится или волнуется.
     - А разве мы на казарменном положении?
     -   Тебя  не   было  на  месте  более  двух  часов,  поэтому  попытайся
вразумительно объяснить...
     - Я здесь был, на территории. Люблю помечтать под звездным небом.
     -  Только  ты  мне этой  херней не  забивай  голову, -  уже  с каменным
спокойствием проговорил охранник.  - На  небе сплошные тучи, покажи мне хоть
одну звезду.
     -  О  звездном   небе   я   говорил,  разумеется,   фигурально,   ты  ж
понимаешь...Дай лучше сигаретку, мои кончились.
     Закурили. Николай более миролюбиво:
     - Ты  выпивши  и  это тебя спасает,  но  в следующий раз  предупреждай,
понял? А об этом инциденте я доложу Броду.
     -  И напрасно,  после  недавних  его  вывертов со  стрельбой  по  живым
мишеням, не стоит в нем будить зверя.
     - А мы ведь действительно, не знаем, какими судьбами тебя занесло сюда.
То,  что в тот момент ты  оказался  на Рижском вокзале,  относится к разряду
маловероятных событий. Верно?
     - Один случай на миллион. И скажи спасибо такой случайности, ибо только
благодаря  ей Броду не прострелили башку,  и  в результате он остался жив, а
значит, и ты при нем. Так что бей мне низкий поклон, а не трахай мозги,  они
у меня и без тебя затраханные. Пить надо меньше ...
     - Я вообще не пью, - повысил голос Николай.
     - Речь в данном  случае идет не о тебе, но я уверен, что  не  без твоих
фантазий в голову Брода закралась такая светлая мысль насчет меня...
     - И все же, где ты сегодня был?
     - Хорошо, черт возьми, скажу - ездил на Казанский вокзал, пытался снять
какую-нибудь шлюху. Доволен?
     Карташов  развернулся и  пошел к  себе  наверх.  В  комнате  совершенно
трезвым голосом его встретил Одинец.
     - Один раз тебя Брод  замочит,  - сказал он и зажег настольную лампу. -
Но я догадываюсь, где ты был.
     - То, что сегодня  выкинул  Брод  с пистолетом, очень напоминает  белую
горячку.
     -  Это  далеко  не белая горячка,  а  заурядная  ревность.  Вы с Галкой
слишком долго мотались по магазинам.  И я не удивлюсь,  если узнаю, что там,
где вы с ней любезничали, есть несколько акустических закладок. Теоретически
Веня мог вас прослушивать.
     -  А здесь? - Карташов  отвлекающе очертил  рукой  пространство.- Здесь
тоже есть закладки?
     - Тут все чисто. Можешь мне поверить на слово.
     Сергей пристально взглянул на Одинца.
     - Извини, Саня,  тебе случайно не сорока на хвосте принесла, что  мы  с
Галиной куда-то заезжали?
     - И полтора часа обедали в  "Праге"...вместе с  Бандо...Хочешь, чтобы я
назвал ваш график с точностью до минуты?
     - Ты что же, по заданию Брода, следил за нами? - Карташов вспомнил, как
Брод просил  его самого "понаблюдать" за  Одинцом, когда они ездили с ним на
Учинское водохранилище.
     - Я  за  вами не следил, а сопровождал, а  это разные вещи,  -  взбивая
подушку, сказал Одинец. - Ну, разумеется, не по собственной инициативе.
     - И ты уже отчитался о своих наблюдениях?
     - В самых общих чертах...и с учетом  наших дружеских с тобой отношений.
Будь спок, в  моем хронометраже не указано, что вы  заходили к ней домой...и
после ресторана тоже...
     - Значит,  прессинг  по  всему  полю?  А  когда  я  хожу в туалет, тоже
работает наружка?
     Одинец  подошел к барчику и налил  себе водки. Отпил пару глотков и  не
поморщился.
     -  Успокойся,  Мцыри...  То  что  ты  был   у  Татарина,  я  узнал   по
тошнотворному запаху, который исходит  от тебя. Так  пахнет только в мужских
хатах, где много пьют, курят и очень редко моются.
     - Что ж, если так, то послушай, что там было...
     После рассказа, Одинец прокомментировал:
     - Ты, Мцыри, сделаешь  великое дело,  если за этих  ребят  заступишься.
Свернешь  башку  Алиеву  и  его  обнаглевшим шестеркам...Если  хочешь, можем
вместе устроить  им  небольшое Бородинское  сражение. Мне -  во, как надоело
сидеть без настоящего дела, -  Одинец протянул ребром  ладони  по  горлу.  И
допил водку.
     - Но для этого нам потребуется хотя бы три свободных дня.
     - Два дня мы как-нибудь выкроим. У  Татарина есть мобильник или хотя бы
пейджер?
     - Нет, конечно! Их, как в тюряге,  перед сном обыскивают. Причем делают
это постоянно.  Но ты абсолютно прав, мобильник им нужен, в  крайнем случае,
пейджер, его проще спрятать...
     За дверью послышались шаги. Одинец выключил свет.
     - Все, - сказал он, -  я откидываю  копыта. Завтра похороны Таллера, на
поминках и договорим...
     Карташову долго  не спалось. Он перебирал  в памяти  события прошедшего
дня  и  постоянно  возвращался  к  "батуту",  и  с  этим  сладким  ощущением
погрузился в зеленый сон - мягкий, крепкий, каким он когда-то спал  в утробе
матери...


     Бой в Рождествено


     Однако на похороны  Таллера на Ваганьковском кладбище Брод поехал один.
Оставив  машину на улице Сергея Макеева, вплотную подходящую  к кладбищу, он
направился  к  памятнику  Высоцкому. Как  всегда,  возле и за оградой лежали
цветы,  у некоторых  были отрезаны головки,  как страховка  от кладбищенских
воров. Он смотрел на  скованного  гитарой и чем-то еще неуловимым, возможно,
простыней, на которой умер бард, или аллегорической смирительной рубашкой, и
думал  невеселые думы. Подошедшая  к  памятнику  молодая  пара,  положила за
ограду букет красных гвоздик, после чего зажгла плошку, постояла и удалилась
в сторону трамвайных путей.
     Брод приехал  раньше,  еще  шло отпевание  в  часовне, а когда  вынесли
оттуда гроб с Таллером, он не сразу присоединился к процессии. Он вернулся к
машине  и  вытащил  из багажника небольшой  венок, в  который были  вплетены
тридцать две розы и сорок белых гвоздик.
     Странное дело, в веренице сопровождающих Таллера  людей он не увидел ни
одного знакомого лица. Правда, когда впереди идущие женщины свернули налево,
в узкую аллею, в одной из них он  узнал жену Таллера. Рядом  с ней, в черном
платке, надвинутом на лоб, шла дочь...Уныние  исходило от каждого сантиметра
кладбищенского пространства.
     Замыкал процессию пожилой  мужчина,  сильно опадающий  на одну ногу, он
был в темном с серым каракулевым  воротником пальто и в  довольно поношенной
ондатровой  шапке.  Когда-то, еще  в начале их деятельности,  этого человека
Брод  встречал  на днях  рождения Таллера  - это  был  его отец, давно-давно
сменивший семью...
     Внезапно  перед  глазами  Брода промелькнуло невыразительное  лицо  еще
довольно молодого, с бегающими глазками  субъекта. Внимание привлекали руки,
по  локоть  засунутые  в  карманы  длиннополого  пальто,  под которым  могло
притаиться все, что угодно. Черная вязаная шапочка  натянута по самые брови,
человек шел по параллельной аллее, в другой процессии.
     Брод,  немного  отстав,  сошел  с  дорожки,  и,  обходя  индивидуальные
владения мертвецов,  подался к  забору и вдоль него направился на выход.  Он
пожалел, что не взял с собой никого из охраны...
     К своей машине он подошел не сразу, первой мыслью было - оставить ее на
месте, а самому добираться до дому на такси. Отчужденная атмосфера кладбища,
серое  без  надежды  небо,  напомнили ему о  вечности, в которой  нет  места
страхам.  Он подошел  к  "ауди", но  открывать центральный замок не спешил -
встав  на  колено,  нагнулся  и заглянул  под днище и, не найдя  там  ничего
подозрительного, нажал на пультик. На мгновение закрыл глаза, ждал взрыва...
     Он  не  стал разогревать движок, а сразу же вырулил из ряда машин и, не
разворачиваясь,  рванул в  сторону Большой  Декабрьской  улицы, чтобы оттуда
выбраться на улицу Красная Пресня.
     Однако на  повороте ему показалось, что за ним увязался джип, с гроздью
фар  над лобовым  стеклом. Потом  он потерял  его из  виду и,  уже будучи  в
центре,  ему  опять  показалось,  что  этот  джип  несется  в  общем  потоке
автотранспорта, движущегося параллельно.
     Из машины он позвонил Галине  и попросил ее приготовить чай с малиной и
гренками. Он чувствовал озноб, хотелось внутреннего прогрева.
     Через  сорок  минут  он уже  поднимался  на лифте  в квартиру  к  своей
гражданской жене. Однако ни радость,  ни окрыленность от встречи были  в тот
день его спутниками. Наоборот, чувство обреченности не покидало его, хотя он
и не смог бы назвать сторону света, откуда исходила опасность...
     В прихожей пахло  ванилью - Галина что-то пекла. В ванне, куда он зашел
помыть руки,  стояли  ароматические  шампунные запахи.  Они  ему  показались
неуместными и на мгновение у него перехватило дыхание.
     Чай  был  горячий  и крепкий.  В комнатах  тихо, тепло -  комфортно.  И
постепенно  нервы у  Брода  стали  оттаивать  и  он,  покурив,  почувствовал
приятную примятость кресла и полную безопасность.
     Они  пили  чай,  хрумкали гренки,  печенье с корицей  и  вели  обычный,
застольный  разговор. Он рассказал ей о посещении кладбища, однако ни словом
не обмолвился о похоронах Таллера. Он подумал, что надо будет позвонить  его
жене и как-то объяснить свое отсутствие на церемонии похорон.  Но пока не до
этого, его занимали гораздо более серьезные проблемы.
     -  Если вдруг...Да мало  ли что  в  жизни  случается, - Брод интонацией
голоса пытался  придать  словам  особую  значимость, - живем в  такое время,
когда  ни в  чем  нет уверенности...У меня  в шкафу, в кейсе, лежат для тебя
деньги и кое-какая бижутерия. Золотая,  естественно...На  первые  десять лет
жизни тебе хватит не только на хлеб с маслом, но и на бензин для машины.
     -  Ты  что,  помирать  собрался?  -  Галина  запахнула  халатик и  мило
улыбнулась. Впрочем, это ей не трудно... - А что ты своей жене оставишь?
     - Не  ей, а своим детям  - всю недвижимость...А  ты с  такими  деньгами
можешь выйти замуж...хотя бы за того же Мцыри...
     Женщина попыталась что-то возразить, но Брод махнул рукой.
     - Перестань, я же не слепой! Он мне тоже нравится, хотя связывать с ним
жизнь рискованно - слишком критично парень относится к жизни.
     -  Что еще скажешь? - Галина была явно смущена и не знала, как выйти из
щекотливого положения.
     - Куда уж дальше? Ты должна решить: или  остаешься со мной, или уходишь
с ним.  Пока  я живой, вертеть  тебе  задницей  на два фронта я  не позволю.
Решай...
     Она   что-то   возразила.   Он   промолчал.   Затем   начался  довольно
беспредметный разговор  и,  возможно, так бы оно и продолжалось  еще  долго,
если бы не раздался дверной звонок. Брод взглянул на сожительницу, а та лишь
пожала плечами - мол, ко мне приходить некому.
     Брод поднялся и пошел к двери. Разные мысли роились у него в голове. Он
взглянул  в глазок,  но кроме сегмента лестничных перил и  дверей  напротив,
ничего не увидел.  И тем не менее, по привычке, он сместился от центра двери
к косяку, убрав свои телеса из дверного прямоугольника.
     Из комнаты показалась Галина.  Остановилась на пороге прихожей и, глядя
на дверь, спросила:  "Кто там?" Ох, какой  несвоевременный  вопрос! Впрочем,
все бессильны перед роковыми стечениями обстоятельств.
     Она,  видимо, хотела еще  что-то  изречь,  но в  этот момент внутренняя
сторона  двери мелко запузырилась, на  глазах  стала превращаться  в решето.
Брод  сделал  рукой  отметающее движение,  давая Галине  сигнал,  чтобы  она
убралась  с  линии  огня.  Но  было  поздно:  женщина  растерялась,  замерла
напуганным ребенком  и в настороженной позе, еще не  понимая, что пришла  ее
смерть, силилась улыбнуться.
     Вторая очередь еще раз прошила дверь,  разметывая по прихожей отщепки и
еще  раз  достав  податливое  женское   тело.  На  синем  халатике,   словно
раздавленная  журавина,  выпятилось  кровавое пятно.  Неведомая  сила  адски
встряхнула ее и бросила на недавно до блеска надраенный паркет.
     В прихожей всплыли запахи пороха  и теплой крови. Брод кинулся к Галине
и сдуру,  в  слепой  нервотрепке,  начал ее  трясти  за  плечи,  будить,  не
соображая, что она уже в запредельном мире. Не докричишься, как не  ори, как
не ломай в безумном скрежете зубы...
     Он отчетливо услышал нарастание оборотов автомобильного движка. Опустив
голову  Галины  на  пол,  Брод  рванулся  к  окну.  Большой  темный  джип  с
зачехленной сзади запаской,  и гроздью на крыше фар,  уходил от  дома. Одной
рукой Брод рванул на себя раму, другой - из кобуры  "глок"...Уже прицелился,
беря  на  опережение,  как вдруг ехавший навстречу джипу автофургон заслонил
цель и  он  понял - те, кто  убили  Галину, стали для  него недосягаемыми. В
отчаянии он  изо всей силы  саданул рукояткой пистолета по подоконнику, что,
впрочем, не облегчило его душу...
     В холодильнике он  нашел непочатую бутылку коньяка и, сорвав с горлышка
пробку-жестянку, жадно приложился к  бутылке. Затем он  надел пальто, сорвал
со стены большой календарь-плакат и  вышел на лестничную площадку. Вся дверь
была  в  пороховой  гари,  он  понял  -  стрельба  велась в  упор...  Закрыв
календарем  изрешеченную  пулями  дверь,  собрав  валявшиеся  на площадке  и
ступенях лестницы стреляные гильзы,  бегом устремился вниз. Когда подбежал к
своей машине, его словно ударило током - не подходить, опасно...
     В Ангелово добирался  на  такси. Но когда он  въезжал в  Рождествено, в
районе пекарни заметил тот же джип, припарковавшийся у коммерческого киоска.
Брод  попросил таксиста свернуть в ближайший проулок  и через пять минут был
возле своего дома.
     Первым его  увидел Николай. На Броде не было лица  -  маска мертвеца  с
безжизненным, блуждающим взглядом.
     - Галина...Хотели меня, достали ее,  - Брод  тяжело стал подниматься на
крыльцо.
     Николай молча шел сзади. Он не знал как реагировать, он чувствовал свою
вину, потому что не настоял, чтобы Брода сопровождала охрана.
     В холле Одинец с  Карташовым  на  диване  играли в нарды.  Брод  упал в
кресло. Он ощущал, как все кругом дичает и теряет смысл, и он больше никогда
не услышит здесь дробь ее каблучков. Он молча плакал...
     - Мцыри, - обратился Брод к Карташову, - лучше бы ты меня на вокзале не
спасал...
     Карташов поднял от доски голову.
     - Что, Веня, стряслось? - спросил он.
     Подошел Николай. Вместо Брода ответил:
     - Застрелили Галину... Принесите кто-нибудь водки...
     Одинец сбегал наверх и вернулся с двумя бутылками. Налил полные фужеры.
     - Этого не может быть... - еле ворочая языком, вымолвил Карташов.
     Его начал бить озноб,  все вокруг стало нехорошо вращаться. Еще немного
и он потерял бы сознание,  если бы не глубокая затяжка  сигаретой, а затем -
фужер  водки. Он  пересел в кресло и подавленно ждал, что еще скажет Брод. А
тот молчал. И в этом молчании был весь ужас утраты.
     - Надо сейчас...сегодня выяснить - кто? И сразу же мочить без возврата,
- сказал стоявший позади Брода Николай.
     Карташов поднялся и вышел во двор. И не стал бороться с охватившими его
чувствами:  слезы  непроизвольно текли по  его обветренным  щекам,  унося  в
светлых каплях крохотную, но бесценную толику его жизни.
     Брод, оправившись от первого удара, увидев Карташова, сказал:
     - Сегодня с Саней привезите ее сюда. Похороним по-человечески, на нашем
кладбище. А тех носков, которые ее убили, зажарим в печке, живьем...
     - Но с Галиной могут возникнуть проблемы, - заметил Николай. - Ее могут
хватиться  ее  родственники, в конце концов, есть же  у нее какие-то друзья,
знакомые...
     - Но  и полицию мы не можем привлекать, - ответил Брод. - Ты же не хуже
меня знаешь, что после смерти Таллера следователь нас с тобой допрашивал...Я
не  думаю,  что еще один труп, нафаршированный свинцом, не заставит  их  как
следует это дело раскрутить...
     - Так-то оно так, - засомневался охранник.
     - Перестань, Никола! -  воскликнул  Брод. - Галина не  москвичка, всего
полгода как приехала из Калининграда. Детей у нее нет, родители живут где-то
в Беларуси, бывший муж - алкаш, ему не до нее...
     - В жизни всякое бывает... - поддержал  Николая Одинец. - Свидетельство
о смерти все равно нужно...
     - А то я этого не знаю! - вспылил Брод. - У Блузмана свой  эксперт, все
будет оформлено,  как надо. Конечно, ее  можно было  бы  объявить без  вести
пропавшей, но для  меня  этот вариант не  подходит. Поэтому  все должно быть
оформлено по всем правилам, -  Брод сжал кулаки, лицо исказилось  и он вышел
из холла.
     - Я его  прекрасно понимаю, - сказал Николай,  - когда я получил первый
срок...А я только-только женился, тоже от души страдал.
     Брод вернулся и все увидели, что он вполне владеет собой. Налил в бокал
водки и без пауз выпил. Посидел, подымил сигаретой.
     -  Эта  банда рядом, -  сказал Брод,  -  когда я возвращался из центра,
видел их джип... в Рождествено.
     - Так какого же хрена, ты молчишь, Веня?! - взревел медведем Николай. -
Эти слепни никуда  не улетят, пока не напьются нашей крови... Или пока мы их
не прихлопнем самих.
     - Может, скажешь - как?
     - Сегодня...нет, прямо сейчас надо провести разведку. Я с Одинцом поеду
до Рождествено и там улицу за улицей как следует прошерстим.
     - Сделаем зачистку, - подытожил Одинец.
     -  Даю  ориентиры: пекарня находится  на  1-й Муравской улице, - сказал
Брод. - У  этого  джипа  сзади  запасное колесо  в черном  чехле, на котором
написано слово "Форд".  Естественно,  по-английски, и  буква  "д" забрызгана
грязью...Не считывается...Наверху - четыре или пять фар...Что еще вам надо?
     -  Разберемся!  -  Одинец поднялся с дивана,  показывая,  что  готов  к
работе.
     -  Возьми, Никола, ключи  от  моей  "ауди", я ее  оставил у  дома,  где
живет...где жила Галина... - Брод кинул охраннику ключи и тот на лету поймал
их. - Только не забудьте заглянуть под днище...
     Когда  за  Николаем  и  Одинцом  закрылась  дверь,  Брод,  обращаясь  к
Карташову, с тоской в голосе проговорил:
     -  Веришь ли, Мцыри, если можно было  бы все, как  будильник, открутить
назад, я бы прожил совсем другую жизнь...
     - Легко сказать - другую...
     - Да, я понимаю, что это фантазии...Давай, Серго, помянем ее...Ты  ведь
ее тоже  любил?  - неожиданно не то утвердил, не то спросил Брод. - Впрочем,
можешь не отвечать, это  теперь не имеет значения,  - он налил в  оба фужера
водки и один из них подвинул к Карташову.
     - Может, Веня,  нам пока  не пить, подождем  ребят?  Не  исключено, что
придется выезжать на разборку...
     Но Брод выпил. Только хмель был в состоянии, хоть на время осадить  его
горе.
     - Если мы с тобой  не сумели ее сберечь, то  мы обязаны, хотя бы за нее
отомстить, - сказал Брод и Карташов не стал против этого возражать.  - Если,
дай  Бог, мы до них  доберемся, я запихну их вонючий ливер в глотку Фоккера.
Пусть, мразь, подавится и не коптит небо...
     Брод  заснул прямо в кресле. Сигарета выпала  из его пальцев.  Карташов
поднял ее и стал докуривать.
     Одинец с Николаем возвратились засветло.
     -  Мцыри, - обратился  охранник  к  Карташову,  - иди найди Валентина и
принесите сюда бронежилеты. Впрочем, подожди, пойдем вместе, заодно подберем
стволы.
     Брод  при этих словах открыл глаза, но когда увидел Николая, стряхнул с
себя оцепенение. Закурил.
     - Как съездили? - спросил он.
     - Кодла  действительно  здесь, - только и  сказал Николай. Сделав  свою
коронную   паузу,   изрек:   -  Сделаем  так...Ты,  Веня,  садишься  в  свою
"ауди"...кстати, ты  ее  забыл  закрыть...  Так вот, ты садишься в  машину и
демонстративно   направляешься  в  Рождествено.  Можешь  даже  зайти  там  в
магазин-другой, помозолить глаза. Валентин укроется в багажнике, а я лягу на
заднее сиденье. Пусть думают, что ты один...Вперед вышлем Мцыри с Саней,  но
не на "шевроле", его они, возможно, уже имеют в виду...
     - Мы с Мцыри поедем на моей "девятке", - сказал Одинец.
     - Логично,  -  утвердил  Николай. -  Саня, вы  с Мцыри  доедите  до 1-й
Муравской  и где-то в районе дома No 8 припаркуетесь. Вы будете видеть  их и
нас тоже. Посмотрим, как они будут реагировать.
     - Да  ради Бога, дайте  мне  АКС  и пару гранат, я  сам их  распушу!  -
психанул Брод. В нем играли дрожжи. - Пока мы тут собираемся, они испарятся.
     - Нам  не надо  было ездить  за твоей  машиной,  - возразил  Николай. -
Потеряно много времени...
     - Они никуда не денутся, - сказал Одинец. - За ними контрольный выстрел
в твою, Веня, голову и пока они этого не сделают, будут торчать здесь...
     - Меня тошнит  от того,  что они своим  присутствием  поганят воздух, -
Брод обвел взглядом помещение.
     -  Не поддавайся гневу,  - рассудительно  сказал Николай, - гнев  очень
плохой советчик.
     - Зато прекрасный допинг, - Брод поднялся и пошел на выход.
     Первыми  на  "девятке"  выехали Карташов с Одинцом.  Только что  прошел
мокрый  снег и дорога была неважная.  Они начали со 2-й Муравской  и  вскоре
выехали на перекресток, откуда  спустились  на 1-ю Муравскую улицу. Джип они
заметили не сразу - он стоял  за киоском, вплотную к тротуару. Проехав  мимо
него,  "девятка"  завернула на заснеженную площадку,  примыкающую  к  зданию
почты. Между ними  и "джипом" находились покосившиеся,  с  порванной сеткой,
футбольные ворота. Впрочем, это одряхлевшее  сооружение не мешало им держать
в поле зрения часть улицы и припарковавшийся на ней джип.
     "Ауди"  с  Бродом  появилась с противоположной  стороны  - он  двигался
навстречу джипу. В метрах пятидесяти  от него  машина Брода  остановилась, а
сам он направился в аптеку.
     - Веня, здорово рискует, - сказал Одинец.
     - Не совсем, не то расстояние, чтобы достать его из пистолета.
     - А  кто  тебе сказал, что они будут его убивать из пистолета? Я больше
чем уверен, что у них там и пара гранатометов наготове.
     -  Но ты не забывай,  что  наш Коля тоже не лыком шит...Смотри,  дверца
джипа, кажись, открывается...
     Одинец  кивнул -  мол, вижу,  жду,  что будет дальше.  А  в это  время,
вышедший  из  аптеки  Брод,  сел  в машину  и,  развернувшись  на  площадке,
направился вниз  по  1-й Муравской. Тут же с  места  тронулся джип  и утюгом
пополз следом за "ауди".
     - Потихоньку и ты трогай, - Одинец вытащил из-под полы "узи" и  положил
внизу,  рядом  с  кроссовками.  Они  проехали  почти по всему  Рождествено и
свернули на Кольцевую дорогу. Машин  на ней было много и среди  них  пытался
затереться джип. За  ним,  сохраняя дистанцию, ехала "девятка".  С Кольцевой
они съехали на Пятницкое шоссе и еще раз повернули  на Митинскую улицу. Брод
своих преследователей умело завлекал в ловушку. И они в нее угодили.
     Джип, обогнав Брода,  резко тормознул. Но это был  маневр для новичков.
Очевидно, те, кто  находились в джипе, полагали, что как только "ауди" к ним
приблизится, они распахнут все  двери и начнется свинцовый полив. Однако все
получилось не так. "Ауди" действительно  приблизилась к джипу, но тормозить,
тем более,  останавливаться не стала: Брод дал по газам и съехал с дороги на
ровный пустырь, шедший рядом с дорогой. И в  этот момент с Пятницкого шоссе,
на пустырь, тоже въехала "девятка" и направилась в сторону джипа.
     - Мцыри, резко кидай вправо и подставь им задок...
     Однако было скользко и машину повело. Инерция поволокла ее по раскисшей
земле  вниз.  Когда двери  джипа открылись, и из них начали стрелять, Одинец
мгновенно  оказался  вне  машины и полоснул  по джипу  точечной  очередью. С
другой стороны девятки стрелял Карташов.
     И тут они увидели неповторимый рисунок схлестнувшихся автоматных трасс:
из багажника "ауди" стрелял Валентин, его поддерживали выскочившие из машины
Николай  с Бродом. Брод, стреляя из "глока", обойму  из семнадцати  патронов
израсходовал мгновенно. Но все уже было кончено: вряд ли те, кто был в джипе
успели  осознать тот факт,  что  попали в элементарную  западню,  из которой
только один выход - в царствие небесное. Примерно, с шестидесяти метров джип
буквально был растерзан сотней  пуль, посланных в  его  сторону...Однако это
еще был не конец. Из  дверей джипа сначала выскочил один человек, за ним еще
двое...В  течение  трех   минут  все   было  кончено.  Карташов  с  Одинцом,
приблизившись к изрешеченной машине, увидели,  как с подножки стекает кровь.
У водителя вся правая сторона лица была снесена. У того, кто первым вышел из
машины, не было на кожаной куртке живого места  - словно кто-то  старательно
прожег  ее  сигаретой.  Двое  других,  отвалившихся  к  кузову,  также  были
нафаршированы пулями.
     -  Доигрались, мрази! - тихо сказал Николай  и сплюнул. - Валя, проверь
их карманы, меня интересуют документы.
     Брод подошел к водителю, склонившему  на  баранку  забрызганное  кровью
лицо, и откинул убитого на спинку сиденья. Приставил  к  его виску пистолет.
Карташов, видевший это, зажмурил глаза.  Ждал выстрела.  Однако Брод опустил
ствол...
     - Отрываемся! - сказал он Николаю и  пошел к своей  машине. - Мы тут  и
так целую вечность возимся...Бросайте стволы, возвращаемся...
     Валентин, скинув на землю автомат, захлопнул багажник.
     -  Отрываемся!  - повторил Брод и, не снимая  с рук перчаток, уселся за
руль.
     Объехав  стороной  Новое  Тушино, они  по  улице  Барышихи вернулись  в
Ангелов переулок.
     Среди изъятых у бандитов  паспортов  был один на  имя  Артура Фикусова.
Фикса. Жителя Латвии. Вся лицевая сторона документа была залита кровью.
     Одинец,   Карташов  и  Валентин  принялись  заметать  следы:   сняли  с
протекторов специальную  замазку, меняющую  их  рисунок,  помыли  машины,  а
перчатки, в которых держали оружие, и обувь бросили в  разожженный котелок и
сожгли. Последнее, что они сделали - тщательно вымыли пол в гараже и подмели
двор.  На их  счастье,  ни одна  пуля не угодила  в "ауди"  и  лишь  немного
досталось  "девятке":  на  правом  переднем крыле  виднелась  узкая,  словно
лезвие,  царапина.  Ее  тут  же  загрунтовал  и  подкрасил  Валентин.  Чтобы
устранить пороховые  запахи, смыть следы гари с лица, они по очереди сходили
в душ.
     Потом  они принялись снимать стресс. Кто как умел.  Николай спустился в
подвальное помещение, где находились тренажеры, Брод с Валентином  пили пиво
вперемежку  с  водкой,  Одинец  с  Карташовым  у себя  в  комнате  поглощали
"Столичную" и играли в  буру. Карташов бы рассеян и  чаще  проигрывал. Возле
Одинца выросла порядочная пачка российских ассигнаций...
     Настроение  в доме царило  аховое -  пожалуй, все, кроме Николая, остро
ощущали избыток пространства, который вдруг возник после гибели Галины.
     Поздним  вечером, когда город погрузился в декабрьскую мглу, Карташов с
Одинцом поехали за телом Галины. Сергей боялся этой  встречи,  однако Одинец
был озабочен другим - безопасностью. Они решили не подъезжать близко к дому:
оставив машину  за соседней девятиэтажкой,  дальше  они  пошли  пешком.  Шли
осмотрительно, вдоль  стен зданий и, обогнув  угол  очередного дома, вошли в
подъезд. Оба лифта - пассажирский и грузовой - еще работали. Когда поднялись
на этаж, и увидели на дверях календарь, Одинец сказал:
     - Стреляли, конечно,  из автомата с глушителем, иначе весь  дом об этом
знал бы...
     Они  вошли в квартиру -  их  поразила удушливая  атмосфера.  В кухне  и
прихожей горел свет - видимо, в спешке Брод забыл его выключить.
     Галина  лежала в  двух  метрах  от  входной  двери. Голова  ее  немного
повернута вбок, одна рука вытянута вдоль туловища, вторая  - поднята, словно
пыталась поправить волосы.
     Карташов  не в силах был на  нее смотреть, он вышел на кухню  и взял со
стола недопитую Бродом бутылку коньяка. Выпил и занял рот сигаретой.
     -  У нее четыре ранения и все смертельные, - сказал Одинец. - Одна пуля
угодила прямо в сердце и три в животе...
     Они  завернули  ее в тонкое шелковое покрывало, на котором еще  недавно
Карташов с Галиной предавались любви...
     Труп  женщины упаковали в большой картонный ящик, который они  нашли на
антресолях,  где  он лежал  в  сложенном  виде.  Однако  самое  трудное было
впереди: в любую минуту их могли увидеть соседи или просто случайные люди. И
когда  этого  не произошло, Одинец облегченно вздохнул. Карташов по-прежнему
находился  в  ступоре и  вряд  ли  в  те  минуты хоть что-нибудь  могло  его
напугать.
     Коробку  с телом  Галины  они занесли  за угол  дома, куда через минуту
подъехал Одинец. Они погрузили ее на заднее сиденье  и когда они это делали,
у  Карташова перед  глазами  закачалась  земля,  в глазах  стало темно, руки
ощутили предательскую дрожь...
     ...Ветер колыхнул зацепившейся за водосточный желоб  засохший лист, тот
издал  противный, скрежещущий звук, и  подхваченный порывом ветра, улетел  в
сумеречное пространство забытого Богом микрорайона...


     Авария на дороге.


     Когда Брод остался один,  его охватило страшное  уныние.  Он  подошел к
бару  и откупорил бутылку  "Алазанской  долины", которую, по совету Таллера,
купил в винной лавочке в Столешниковом переулке. Налил полный фужер и тихими
глотками,  не  отрываясь от ободка, выпил  вино. Однако после этого  ему  не
стало легче, наоборот - с удвоенной силой он ощутил всю неустроенность мира,
враждебность каждой минуты. Он не чувствовал перспективы жизни.
     Выкурив подряд несколько сигарет, он ничего кроме никотиновой горечи во
рту не почувствовал.
     В гостиную бесшумно вошел Николай.  Застыл рядом  с креслом,  в котором
сидел Брод.
     - Музафаров предлагает 200 тысяч за почку.
     - Но мы же только что ему...
     -  Не   спеши,   Никола!   То,   что  мы  ему   предоставили  оказалось
трухой...Донор сам страдал нефритом и  труды наши напрасны...Я сейчас говорю
о другом. У нас  есть  неплохой шанс поправить свои финансовые  дела, но для
этого нам надо кое-что инсценировать.
     Охранник молча ждал  резюме. Он доверял Броду больше, чем кому бы то ни
было на этом свете.
     -  Ну? -  только и сказал  он.- Валентин  записал телефонный разговор с
этой незнакомой  нам Татьяной Ивановной с Музафаровым... Она уже  дважды ему
звонила и истерически  требовала  его убыстрить  процесс...Речь  явно  шла о
протезе.  Ее  отец,  с   ее   же  слов,   на  грани   необратимой   почечной
недостаточности.
     -  Вполне возможно,  правда, пока я не  вижу  как  это можно сделать  в
быстром  темпе...Но этот Музафаров жук...Ох,  жук!  Протез, который он готов
добыть любой ценой для какого-то высокопоставленного гуся, явная взятка...За
это  он  рассчитывает получить  часть  концессии  на разработку  Уренгойской
нефти...Миллиардный бизнес...
     - Может, мне торгонуть своей почкой? - Николай попытался улыбнуться, но
ничего кроме кислой мины на лице не  отобразилось. - В  самом деле, на хрена
мне две почки?
     - У Мцыри и Одинца тоже по две почки.
     Николай остолбенел. Он смотрел на Брода и гадал - шутит тот или говорит
всерьез.
     - Одинец нам еще может пригодится, - осторожно заметил охранник.
     -  А почему ты  говоришь  об Одинце? А мне Мцыри дорог,  как  память, -
сказал без улыбки Брод. - Ты не забывай, что он спас мне жизнь. Но не в этом
дело...Мы от Музафарова получили аванс, который в глаза видел только Таллер,
а с него сейчас не спросишь... Но как бы там ни  было, мы Музафарову должны,
у  него свои проблемы и, судя по тому ради кого он  так старается, он пойдет
на  все.  А  бандит...ну  наш  донор,  как  я тебе  уже  говорил, сам  болел
почками...
     - А кто тебе об этом сказал?
     -  Как  -  кто?  Блузман!  Вернее,  его  заместитель  Семенов...Кстати,
отличный хирург...
     - Что-то на Ткацкой часто стали ставить такие диагнозы - СПИД, до этого
был  сифон, а  еще  весной  два  протеза  забраковал  по причине  лейкемии и
туберкулеза...Такое впечатление, что  все поголовно  доходяги...А может, они
там втихоря сами приторговывают или снабжают нашими  протезами  весь Ближний
Восток?
     Брод поднял брови, в глазах недоумение.
     -  Это, Никола, слишком! Блузман  трус  и  на  это никогда не  решится.
Таллер  мог  бы,  а этот  -  нет, не верю... Пожалуйста, позови  Карташова с
Саней, у меня появилась одна мыслишка насчет донорской почки.
     Когда они спустились вниз, Брод сказал:
     - Хотите, орлы, немного разогреться?
     - Если после этого отпустишь в Сочи, - смиренно сказал Одинец.
     - Если сделаете так, как задумано, - Брод постучал пальцем себе по лбу,
-  обещаю  вам  не  только  Сочи, но и Париж  с Лондоном,  Гавайские острова
и...Коля, будь свидетелем!
     - Что за дело? - спросил Одинец.
     -  Речь  идет о больших  бабках...если,  конечно, сумеете  организовать
автомобильную  аварию...Причем сделать  это  надо в  течение суток...Хороший
человек загибается от почечной недостаточности...
     Однако бредовым  идеям Брода не суждено было  сбыться.  Судьба,  словно
подслушав  его,  распорядилась так, чтобы в тот  же день, к вечеру, в районе
Кольцевой  дороги,  начался  густой  туман,  повлекший  за   собой  страшную
автомобильную  катастрофу.  Сначала столкнулись  две иномарки,  а  затем  на
протяжении получаса к ним присоединились все  новые и новые жертвы. Но самым
опасным был наезд крытого грузовика, перевозившего солдат срочной службы, на
бензовоз, который к тому времени уже поцеловался с груженым лесом КАМАЗом.
     Когда санитарные машины Блузмана подъехали к месту аварии, огонь уже во
всю бушевал  на отрезке  не  менее ста  метров.  Все придорожные  кусты были
охвачены  бензиновым пламенем.  Те,  кто остались  при столкновении  живыми,
выскакивали  из  опрокинувшейся  машины и опрометью бежали сквозь  пламя, по
тлеющему  мху,  в сторону  свободного от огня пространства. И среди бежавших
был сержант сверхсрочной службы. Накинув на голову полы шинели, он сиганул в
кювет,  оттуда  -  на пожню, и  стремглав устремился к желтеющей рощице. Но,
видно, в тот  миг не дано было  ему спастись: разорвавшаяся вдруг на крупные
сегменты цистерна, оказалась для сержанта опаснее фугаса. Задняя часть бочки
вместе с прицепным крюком, проделав  гигантскую дугу,  грохнулась как раз  в
том месте, где находился военнослужащий. Его зацепило  цепью, которая служит
для  заземления  цистерн,  и  он с  перебитым позвоночником упал  и затих на
мокрой земле.
     Первым сержанта заметил заместитель Блузмана Семенов, который в прошлый
раз   отказался  выезжать  на  стадион  "Локомотив".  Но  когда  "рафик"   с
подобранным  сержантом  хотел  выбраться  на  дорогу,  задние колеса  машины
безнадежно забуксовали в раскисшей земле.  "Скорую" почти  на руках выносили
люди, оказавшиеся  на месте аварии. И в том числе - двое постовых гаишников,
а  также Николай, Одинец,  Карташов  с  санитарами  Блузмана. Одна  женщина,
стоящая  на обочине дороги,  перекрестила удалявшийся  "рафик" и, всхлипнув,
произнесла: "Сохрани и помилуй его, Господь, он еще такой молоденький..."
     Карташов  с Одинцом были  шокированы увиденным на дороге.  Их  поразили
запахи  сгоревшего человеческого  мяса и эти запахи напомнили  Карташову его
поездки в крематорий.
     -  Какой  дьявол свел этих людей  в одном месте? - спросил Одинец.  - Я
иногда  думаю, что  нами  кто-то бестолково  дирижирует. Одного  толкнет  на
пехотную мину, другого, как этого парня, в пекло огня.
     Карташов  ощутил, как  шедший  навстречу  автофургон,  обдал их  мощной
воздушной волной.
     -  Куда ты гонишь, Серега? - Одинец  даже ухватился  за баранку. - Если
жить надоело, сделай одолжение, отправляйся на тот свет один.
     - Туман действует на меня  резко отрицательно...И  сцены такие,  что не
хочешь, а втемяшишься в столб...Где тут поблизости  можно купить пейджер?  -
вдруг  сменил  тему разговора Карташов. - А  может, отдать  Татарину один из
наших мобильников?
     - Что-нибудь придумаем, ты ведь все равно к нему сейчас не поедешь.
     -  Сегодня, когда  вернемся, ужрусь в стельку. А если этого  не сделаю,
убью Брода. Или тебя, оптимиста...
     - Тебя,  Мцыри,  сейчас  послать  или по факсу? - Одинец  сдвинул  свои
выгоревшие брови.
     -  Но  я должен разрядиться, а самая лучшая разрядка -  это стрельба по
двуногим гадам...
     -  Одинец понимал, что  его  напарник находится  на грани  психического
срыва, а этого ни ему, ни самому Карташову в тот момент не нужно было.
     - Давай, Серго Орджоникидзе, не будем так далеко загадывать,  мы только
что  с  тобой видели,  какие незапланированные  вещи  происходят  в жизни...
Сейчас  сверни налево и  по прямой гони до самой Ткацкой,  - в голосе Одинца
послышались увещевательные, усмиряющие нотки...
     Когда они уже были в клинике Блузмана, к ним вышел Брод  и велел ждать.
Однако в жданках  прошло более  трех  часов.  За это  время  Одинец  выкурил
одиннадцать сигарет, а Карташов успел увидеть два сна - он задремал, положив
голову на скрещенные на баранке руки. В первом сне все было хорошо: поезд, а
он в купе за  столиком, уставленном бутылками и разными дорожными закусками.
Напротив, откинув голову к  стенке и закрыв глаза, как  будто  сидит  Галина
Снежко. Она беззвучно шевелит губами, но он наверняка  знает, что она читает
стихи Есенина.  Ему  кажется,  что  это  его сестра, но по кольцу на среднем
пальце женщины, он понимает, что тут что-то не то...
     Во втором сне он увидел почти реальные события 1993 года. Через туннель
под Белым домом им надо было попасть в подвальное помещение, чтобы перекрыть
отход  баркашовцев.  С  Карташовым  было четыре тюменских  омоновца  и  двое
бородатых типов, хорошо знающих московские катакомбы.
     Они прошли  целый лабиринт  подземелий  с несколькими,  разного уровня,
переходами, со стальными громоздкими дверями. Половина из них была закрыта с
помощью  штурвальных запоров,  другая,  наоборот  - настежь, проемы в густой
паутине. Когда они вышли на развилку, откуда-то сверху послышались лязгающие
звуки  и отдаленные голоса. Карташов  рукой дал  понять,  чтобы бойцы заняли
позицию  по  обеим  сторонам  туннеля, за поворотом.  Бородачам  он приказал
отойти назад. И наконец, в темном далеке туннеля мелькнул и заплясал сначала
один,  а  затем   несколько  лучей   от  карманных   фонарей.  Группа  людей
приближалась   к  перекрестку.  В   отсветах  портативных  фонарей  мелькнул
вороненый ствол, камуфляж, круглая белая свастика на рукаве черной униформы,
тяжелые шнурованные ботинки десантников.
     К  Карташову подошел сержант  Пантелеев и шепотом сказал, что, дескать,
силы неравные и можно  здесь остаться навсегда.  И так же шепотом,  Карташов
послал  его  к такой-то матери, добавив, что если он боится,  может уходить.
Однако  сержант  остался,  хотя  нервы  свои  не  сдержал:  подправив  ствол
автомата, он  выстрел, послав  веер пуль  поверху туннеля.  Троекратное  эхо
оттолкнувшись  от бетонных  стен,  раскатистой  волной  покатилась  по  всем
закоулкам подземного лабиринта. В ответ понеслись огненные хлысты автоматных
очередей и Карташов, крикнув  "Ложись!", упал на  сочащееся  влагой дно.  Он
больно ушибся локтем о бетонку, однако автомат удержал в руках.
     Когда первые сумасшедшие звуки стихли и наступила тишина, с той стороны
крикнули: " Кто  бы вы ни были, освободите дорогу  по-хорошему! Кто у вас за
старшего?"
     - Я, старший лейтенант МВД, тюменский ОМОН, а кто вы?
     - Мы - будущее Росси, дубина! Уведи своих людей и  с нас - бутылка... -
раздался  смех  и среди деланно-веселых  перекатов  голосов  Карташов уловил
очень знакомые нотки.
     - Эй, Слон, - крикнул Карташов,  - может, объяснишь, с кем  под ручку и
куда гонишь?
     Смех  умолк. И в тишине  прозвучал отчетливый  ломающийся  от  волнения
баритончик Бандо.
     -  Идем  ставить растяжки, чтобы такие,  как  ты  верноподданные сукины
дети, не мешали нам отдыхать...Твоему режиму хана...
     - Вообще-то я  рад тебя приветствовать, Слон!  Это говорит  о том,  что
боженька существует... Иди  сюда,  поговорим по душам, и, может,  вспомнишь,
кто такой Иуда...
     По каменному  желобу  что-то покатилось  в их  сторону.  По  звуку,  по
ситуации  было  ясно  - это  катится  гексогеновое  яичко по  имени  РГ. Она
стальной мышкой  продрябала  мимо них  и, прокатившись еще несколько метров,
сверкнула и  разродилась  бурей. Карташов лежал  лицом  вниз, закрыв  голову
обеими  руками. Взрывная  волна прошла поверху, как следует  погладив его по
лопаткам.  Не  слыша  собственного  голоса, он крикнул:  "Бьем, сволочей, на
поражение!"  и  первым начал стрелять. Лежащий рядом сержант, размахнулся  и
бросил вперед гранату, то же самое сделал еще один омоновец. В колодцах, где
много бетона,  пазух  и нет выхода для возмущающейся взрывной силы, даже чих
кажется громом. Взрыв двух гранат походил на землетрясение.
     Раздались  стоны,  и неукротимая,  тяжелая  матерщина.  Значит, кого-то
достало до последнего нутра.
     - Эй, Слон, вы что -  там  заснули? -  крикнул Карташов. -  Может,  еще
ложечку манной кашки дать?
     Длинные  очереди,  одна за другой, просквозили  в  туннеле  и  снова  -
тишина.
     - Вот так всегда, - неизвестно кому сказал сержант  Пантелеев. - насрут
и - в кусты...
     ...Карташов  почувствовал, как кто-то толкает его в  бок. Открыл глаза,
огляделся  - славу Богу,  не туннель, рядом Одинец. Что-то говорит. С трудом
врубился.
     - Мцыри, ты  же  во сне плакал, может  тебя отвезти  в дурдом,  пока ты
совсем не чокнулся?
     Закурил.  Остаток  сна   еще  дымился  в   далеких  глубинах  уходящего
подсознания.
     - Видел во сне  Бандо. Устроили с ним легкую перестрелку, почти  как  в
жизни...
     Вышедшего из клиники  Брода  сопровождал  Николай.  В руках у него  был
небольшой ящичек, очень похожий на портативный холодильник.
     -  Осторожно,  -  предупредил Брод,  -  подложи,  Никола, под контейнер
что-нибудь помягче, а главное, чтобы он по кузову не елозил. - И к Одинцу: -
Саня, это то, что нужно срочно...повторяю, срочно отвезти в Воронки и отдать
Музафарову. Он предупрежден...Будет ждать. Не забыл, куда ехать?
     - Только отдать и все?
     - Нет, не  все.  Он вам передаст пакет...но  и это  еще не  все. - Брод
раздумывал  -  видимо,  не совсем  был уверен, в  том, что хотел сказать. Но
решился.
     - После того как отдадите это, - кивок в сторону салона, - постарайтесь
проследить  его  дальнейший  путь. Я понял так, что  протез сегодня же будет
доставлен в одно место, о чем я и хочу знать...
     - Мцыри приснился Бандо, значит все будет хорошо,  - улыбнулся Одинец и
вставил в рот сигарету. - Гоним, Серый, я страшно хочу яичницы с луком  и со
шпиком...
     Брод:
     - Мцыри,  ты езжай поаккуратней,  не нарушай правил и... -  снова  Брод
замялся. -  Словом, делайте  что хотите,  но груз доставьте.  А  Никола  вас
подстрахует...он будет позади дымить...
     До Воронков  добирались с происшествиями:  в  районе Новоникольского их
"шевроле" остановили на  милицейском посту и попросили предъявить документы.
Более того,  подошедший  молодой, мордастый,  сержант потребовал открыть для
досмотра двери салона. Одинец,  выставив  из кабины ногу, стал препираться с
блюстителем порядка. Карташов же, сжав  до боли в ладонях баранку, начал про
себя  вести  счет. Это  его всегда  успокаивало.  Их выручил ехавший  позади
Николай.  Очевидно, увидев  затормозку, он врубил пятую скорость  и,  бешено
сигналя, направился в сторону  КПП. Он  пронесся мимо с такой скоростью, что
милиционер, стоявший  возле "шевроле",  едва  не  был  сбит  с ног воздушной
волной.  Сержант  запоздало  взмахнул жезлом,  но  увидев удаляющийся  задок
"девятки", кинулся  к  милицейскому  лендроверу.  А  второй, мордастый мент,
потеряв  интерес к ним, махнул рукой  - мол, убирайтесь и без вас тут хлопот
хватает..
     Одинец  захлопнул дверцу  и  взглянул на  Карташова  -  тот истуканисто
смотрел вперед и лишь молотящие щеки желваки выдавали его волнение.
     -  Могли загреметь,  - сказал Одинец.  - Сегодня Никола  был на высоте,
приедем домой я ему поставлю бутылку...
     - Еще  не вечер, - у Карташова было муторно на душе - и погода не та, и
частые  посты  гаишников, и  ощущение  чего-то  противоестественного  в  его
положении. А  главное - сознание,  что позади,  в салоне, стоит голубенький,
безобидный на вид контейнер,  в котором...Впрочем,  о конкретике он старался
не думать. - Хочешь анекдот?
     - Валяй! Только короткий...Я длинные анекдоты не понимаю...
     -  Короткий  не знаю...Живут в одной  коммунальной квартире профессор и
студент-пьяница.  И каждый раз, возвращаясь ночью домой,  студент с грохотом
снимает  сапоги  и  будит  профессора. И  каждый раз этот  профессор умоляет
студента не  шуметь по ночам. Как-то студент пришел заполночь и, скинув один
сапог, заебенил им в стенку,  но, вспомнив про несчастного соседа, не снимая
второй  сапог, упал на  кровать и заснул  мертвым сном. Через  час раздается
истошный вопль профессора: "Вы когда-нибудь снимите второй сапог?"
     - Анекдот,  прямо скажем,  на троечку с  минусом...-- Одинец выбросил в
форточку  сигарету. -- Пьяный милиционер не  может открыть кильку в  томате:
"Откройте! Милиция!" Как? Острее?
     -  Что-то тебя  все время тянет на тему милиции, уж случайно, ты  из ее
славных рядов?
     Им позвонил Николай и сказал, что ждет их  на повороте на Мертвом поле,
где раскинулись владения Музафарова.
     - Ушел от  ментов? - спросил его  Одинец. - С меня, Никола, бутылка, но
поскольку ты не пьешь, я тебе куплю килограмм леденцов...
     Возле  дома Музафарова их  уже  ждали. К ним  подошел  тот же  человек,
который недавно был в Ангелово и вел переговоры с Бродом.
     - Где контейнер? - спросил он и взялся за ручку двери "шевроле", но его
остановил Одинец:
     - По-моему,  мы в твою тачку не лезем, верно? - Саня отодвинул  дверь и
залез  в  салон.  Оттуда  протянул  синий  ящичек  с  широким  пластмассовым
ремнем-ручкой. - Бери, но мне велено передать это в руки самого хозяина.
     - Я здесь, - послышался мягкий голос  Музафарова, вышедшего из калитки.
- Боря, возьми контейнер и отнеси его в джип, - обратился Музафаров к своему
подчиненному.
     Сам подошел к "шевроле":
     -  Кто  из  вас  тут  главный,  -  быстрый взгляд  черных  глаз-бусинок
просветил гостей.
     - Мы  все тут начальники, -  набирая  шутливый тон, ответил Одинец. - А
какие проблемы?
     - Брод велел вручить вам пакет, -  Музафаров из-за спины достал большой
желтый  конверт.  - Эту  посылку  нельзя ни  терять,  ни оставлять  в  чужих
руках... - Медленным  шагом он подошел  к машине и  положил пакет на сиденье
"шевроле"... Передайте своему шефу мою благодарность и, если потребуется моя
помощь, он может на нее рассчитывать...
     Музафаров  развернулся  и пошел  в сторону ворот.  Карташову бросился в
глаза узенький, кавказский ремень, перетягивающий его объемную, выходящую из
краев фигуру.
     Все   остальное  они  сделали,  как  велел  Брод.  Отъехав  от  усадьбы
Музафарова, припарковались возле развилки, которую  при всем желании  нельзя
миновать, выезжая с  Мертвого поля. Машина Николая заняла позицию  у рощицы,
возле  дорожного указателя, на  котором белая стрела указывала направление -
"Химки".
     И   действительно,  со  стороны  Воронков  показался  бежевый  джип,  в
сопровождении  двух  иномарок: впереди шла  серебристая "ауди  А3",  замыкал
кортеж вишневый "ровер 400, хэтчбек"...Чтобы не мозолить глаза преследуемым,
Карташов  с  Одинцом  пересели  в  "девятку",  а  Николая  посадили  за руль
"шевроле". Договорились, что на всякий случай  он будет плестись позади,  не
приближаясь менее чем на пятьсот метров.
     Кортеж  Музафарова между  тем, миновав Рублево, через развязку на МКАД,
съехал на проселочную дорогу  и устремился  в  сторону Екатериновки. И  там,
возле  довольно  многолюдного универмага, джип остановился, а сопровождавшие
его "ауди"  и "ровер" заняли  выгодные позиции на подъездах к главной улице.
Карташов припарковался за афишной тумбой, неподалеку от табачной лавки.
     Ждать   пришлось  недолго.  Из-за   поворота,  минуя  семиэтажный  дом,
показалась "скорая помощь" и подъехала  вплотную к джипу. Карташов с Одинцом
вышли  из  машины  и  выбрали подходящий обзор зрения.  Они  видели,  как их
контейнер быстро и незаметно для постороннего взгляда перекочевал из джипа в
"скорую помощь"...И та не ожидая ни  минуту, стронулась и, набирая скорость,
скрылась за домами.
     - Видишь, Мцыри как можно легко  лохануться! Если ты  ее упустишь, Брод
сдерет с нас три шкуры.
     "Скорую"  они  нагнали  на Рублевском  шоссе. К их  удивлению,  ее  уже
сопровождали   две   другие  "скорые   помощи",   неизвестно   откуда  здесь
появившиеся.  Миновали  Осеннюю  улицу, проехали  улицу академика  Павлова и
как-то  неожиданно   свернули   на  дорогу,   на   которой  стоял  указатель
"Центральная клиническая больница".
     -  Не сворачивай, - сказал Одинец, -  нет смысла, нас все равно туда не
пустят.
     "Скорые" на полном  ходу подкатили к шлагбауму, который без промедления
взлетел  вверх,  и все три санитарные машины втянулись на территорию главной
больницы страны.
     - Вот  это номер,  чтобы  я  не помер,  - прокомментировал такой  исход
Одинец. - Какому-то высокому чину будут вставлять почку солдата.  Что ж, это
не самый худший выбор...А то могли бы от бандита...Представляешь, Мцыри?!
     - Брод захочет узнать, с кем это связано. Наверняка захочет...
     -  Вряд  ли, но это  не проблема.  Ты думаешь,  тут  нет  лазеек, через
которые местные повара таскают шабашку? Если надо, найдем и узнаем, это даже
мне интересно.
     После того как они вернулись в Ангелово и  вручили Броду пакет, который
им передал Музафаров, Вениамин на глазах преобразился.
     - Старики, - сказал он, - сегодня я выдаю вам получку и премиальные. Но
сначала,  вы  отвезете  на могилу  Галины  надгробие, а весной, когда осядет
земля, поставлю ей памятник.
     Вечером, когда они  все хмельные,  вели  беспредметный разговор о том о
сем,  диктор  НТВ  Миткова,  как  обычно,  тарахтя,  сообщила  новость  дня:
президент России, ввиду обострившегося  бронхита, был помещен в  Центральную
клиническую   больницу...Услышав  такое   известие,   Карташов   с   Одинцом
переглянулись, им показалось, что в словах  диктора заключен смысл,  который
каким-то  образом связан с тем, чем им пришлось  заниматься  днем... И  лишь
Николай не повел  и  ухом, он  как-то нудно ковырялся  в  тарелке,  стараясь
подцепить на вилку неуловимую шляпку шампиньона...И каково же было удивление
Карташова,  когда он  услышал  глухую, словно предназначенную тарелке,  речь
Николая: "Шунтирование, братцы,  бесследно  не  проходит...восемь  часов под
общим наркозом...почки лопаются, как перегоревшие предохранители..."
     - Никола, что ты там шепчешь? - крикнул Одинец. - Может, тебя сглазили,
иди умойся холодной водой...
     - Ничего, особенно,  просто фантазии на вольную тему...  О  том, какому
лицу конкретно предназначается наш протез, история  умалчивает и,  возможно,
для нас это даже к лучшему... Подай, пожалуйста, Саня, бутылку с минералкой,
на сухую грибы что-то не идут в горло...
     Брод был в отключке: осовелым взглядом уставился в телевизор, ни черта,
однако,  оттуда не  черпая.  Он  пребывал  в тупой, пьяной  эйфории и  этим,
видимо, был счастлив...





     Сходка калек


     Образ  Галины  неотвязно  стоял  перед  глазами  Карташова  -  и  когда
бодрствовал  и,  особенно,  когда  погружался  в  ночную  дрему.   Но  столь
деспотическая власть воспоминаний  его не устраивала и он, стараясь  с собой
сторговаться,  придумывал  массу  абстрактных  картинок,  которые  могли  бы
отвлечь от тягостных мыслей.
     Чтобы  не раскисать, Карташов на  следующий день после передачи протеза
команде Музафарова, отправился на свидание с Татариновым.
     Шел  снежок, слегка подмораживало.  Он ехал с учетом  гололеда и потому
отрезок пути, который раньше покрывал  за сорок минут, теперь  отнял  час  с
лишним.
     Увидев  Татаринова,  Карташов матюгнулся.  Тот сидел  на  своей  убогой
подставке,  без  головного  убора,   держа  в  посиневших  пальцах  потухшую
сигарету. Не выходя из машины, Сергей обратил внимание на  продавщицу книг -
она уже  была  в  вязаном берете  и  черных шерстяных  перчатках. У нее тоже
посинел  нос и, судя по всему,  торговля у нее  шла вяло. Люди, словно тени,
бесконечным потоком входили и выходили из метро.
     Он подошел к Татарину, и в шаге от него остановился. Тихо сказал:
     - Сиди, Кот, не оборачивайся.
     Татаринов услышал и все понял.
     -  Запоминай  номер моего  мобильника, -  так  же заговорщицки произнес
Карташов, и дважды назвал цифры. - Надо собраться и обсудить один план.
     Татарин кивнул головой.
     - Надень  берет,  простудишься и в  своем подвале загнешься,  -  сказал
Карташов. Затем он подошел к продавщице и переговорил с ней.
     -  Вы знаете, Костю  сюда привозят какие-то  странные люди,  а  вечером
забирают... Я бы их  убила,  они  с  ним  обращаются,  как  с  вещью...Такие
бесцеремонные жлобы, хватают, словно мешок с опилками и тащат в машину...
     - Ничего страшного, - нейтрально сказал Карташов. - Он пережил еще и не
такое,  переживет  и  это...Я  вам оставлю для  него  телефон...сотовый, и я
думаю, скоро у него не будет этих опекунов.
     - Такие  наглые лбы, -  продавщица взяла от  него трубку, завернутую  в
целлофан,  и спрятала во  внутренний  карман своего  пуховика. -  Знаете, мы
однажды с девочками хотели его забрать  к себе домой...Хотя бы на время, так
он ни за что. Он чего-то явно боится.
     - Утрясем...Если я вам на днях позвоню, не пугайтесь.
     - А вы мне покажите, как им пользоваться.
     - Верхняя, слева кнопка. Нажмете и слушайте...Что бы мне у вас купить?
     - А вот только что сегодня поступила новая книжка Александры Марининой.
Наша Агата Кристи...
     Но Карташов взял в руки томик Владимира Высоцкого.
     - Давно хотел почитать его стихи да что-то не попадались на глаза.
     От того места, где Карташов стоял, он увидел,  как к Татаринову подошел
какой-то   мужчина,  в  старой  мятой   шляпе  и  выбившимся  из-под  пальто
свалявшимся  шарфом.  И  начался базар. Явно  подвыпивший  гражданин громко,
развязно  стал втолковывать Татарину,  насколько  тот  позорит  себя  и  всю
российскую  армию.  Вмешалась проходящая мимо  женщина и вспомнила  все, что
пишут  оппозиционные газеты о режиме "пахана Ельцина". И про  войну  в Чечне
вспомнила, и про шахтерские забастовки, и не забыла про первую Отечественную
войну 1812 года... Женщина готова была стереть выпивоху с лица земли, но тут
подвалили еще  двое не самых трезвых мужиков России и тоже стали высказывать
свои точки зрения...
     - Вот так по десять раз на дню, - с улыбкой сказала продавщица. - Люди,
словно  сумасшедшие.  Одним не нравится,  что  он  позорит форму  российских
вооруженных сил, другим - что он жертва социальной несправедливости.
     - Извините, а что вы сами об этом думаете? - спросил он продавщицу.
     - Ничего.  Сидит человек, никому не мешает, так и вы ему не мешайте. Не
хочешь - не подавай, а зачем оскорблять?  Человек и так наказан  жизнью... -
На ее глазах показались слезы.
     - Я вам оставлю денег, вы, пожалуйста, купите  ему сигарет и что-нибудь
горячего на обед. Если, конечно, вы можете покинуть свой пост...
     - Да  тут  на  месте  все  можно  купить. Вон,  бабка  торгует горячими
чебуреками, в любом киоске - сигареты...Я ему вчера перчатку принесла, но он
ее не хочет надевать...
     ... О своей поездке к Татарину Карташов рассказал Одинцу,  но  тот  был
озадачен другим.
     -  Ты знаешь, что Брод исчез? Пропал. Как с горизонта  белый пароход, -
Одинец сделал рукой гладящий жест.
     - А где Николай?
     -  Они  с  Валентином в панике  и  не исключают,  что  это  продолжение
разборки. Но я так не думаю, потому что банда Фикса уничтожена...
     - Но  чудес-то  не бывает,  - Карташову  захотелось оказаться как можно
дальше от Ангелово. - Кто видел его в последний раз?
     -  Вечером,  как  обычно,  Веня  отправился  в  свою  комнату.  Николай
разговаривал с ним в районе двенадцати ночи. А  сегодня утром Брод не явился
на завтрак.  Постель разобрана, часы на  тумбочке заведены, кейс  - в шкафу.
Вроде бы никаких примет внезапного исчезновения...
     - Может,  и  нам  с тобой  отсюда  слинять?  -  не  то  спросил, не  то
констатировал Карташов.
     -  Мне  некуда  линять.  Еще  пару  дней  выждем,  возможно, кто-нибудь
проявится и поставит нам интересные условия.
     -  А там смотришь, неуловимый мотоциклист перекинет через забор ухо или
нос нашего дорогого Брода?
     Вопрос  остался  без  ответа.  В  комнату  вошел Николай -  как  всегда
по-спортивному собран и по-военному держит выправку.
     - Ну что, гаврики, будем делать? - спросил он.
     -  Наверное, то  же самое, что делали до  сих пор,  - ответил Одинец. -
Веня еще не появился?
     - Боюсь, что сегодня...  - Николай взглянул  на часы,  - впрочем, время
еще есть...
     - Мы тебе еще нужны? - спросил Одинец.
     - На всякий случай  будьте на месте. Я пригласил сюда еще  два человека
из  охранной фирмы. Возможно, сегодня  все прояснится.  Или  Брода  какая-то
сволочь захомутала, или он куда-то рванул по экстренным делам.
     Однако к вечеру, действительно,  все прояснилось. Из окна своей комнаты
Карташов увидел подъехавшее к воротам такси, из которого вылез Брод. В руках
у него был кейс, и Карташов вспомнил  недавние слова Одинца, что кейс  Брода
находится в шкафу.
     Карташов спустился вниз, где  уже были  Николай и Одинец  с Валентином.
Брода встретили  гробовым молчанием.  И  он,  видимо, понимая  причину этого
молчания, старался быть непосредственным.
     - Вольно, господа офицеры! Надеюсь, в розыск не подали?
     - Уже собрались, - Николай старался не смотреть в глаза шефа. -  Ребята
начали нервничать, а я им ничего определенного не могу объяснить.
     - Это хорошо, что нервничают, бдительнее будут. Верно, Мцыри?
     Карташов, кинув взгляд  на кейс. Который держал в руках Брод, вспомнил,
что точно такой же  чемоданчик он уже видел. Кейс, без сомнения, принадлежал
Таллеру, о чем  свидетельствовала  поперечная царапина в  левом углу крышки.
Карташов заметил, как Одинец тоже зырнул по кейсу напряженным взглядом.
     Вечер  прошел спокойно.  Ужинали  по семейному,  и Карташов  даже  себя
ругнул  за давешние сомнения насчет Брода. После ужина они с Одинцом сыграли
несколько партий в нарды и дважды выходили на балкон перекурить.
     Когда Карташов уже лежал в  постели,  Одинец с  полотенцем  через плечо
вышел  из  комнаты.  И  Карташов,  естественно, не мог видеть,  как  Одинец,
сунувшись в ванную, и обнаружив там Брода, сменил курс и, крадучись, вошел в
комнату  Вениамина. Зайдя  туда, он вгляделся и  подошел к  бельевому шкафу.
Кейс, с  которым  Брод  вернулся из таинственной  отлучки, лежал на  средней
полке рядом  с другим, принадлежим Броду кейсом. К его удивлению, замки были
открыты и Одинец  приподняв крышку чемоданчика, увидел тугие пачки долларов,
перетянутые  тонкими резинками. Отдельно, в целлофановом кульке, поблескивал
желтый металл. Осторожно прикрыв дверцу шкафа, Одинец вышел из комнаты.
     Когда он вернулся, Карташов уже посапывал.
     - Мцыри, ты уже спишь?
     - Нет еще, только собираюсь.
     - Как ты думаешь, куда ходил Брод?
     - Здесь  может быть миллион версий и  одна  из  них самая  вероятная  -
экстренный визит к женщине.
     -   Возможно.   Если   завтра,  никто   не   исчезнет,  давай  проведем
рекогносцировку на  местности.  Посмотрим, где  фурычит подпольный  водочный
завод...Как эта фирма называется?
     - Кажется, "Голубая лагуна".
     - Неплохо звучит для конторы, спаивающей всю Москву круткой.
     ...Утром Одинец переговорил  с  Бродом и  попросил  "добро" на выезд  в
город.  Вместе  с  Карташовым.  Версия:  во-первых,  приодеться  к  зиме  и,
во-вторых, отвезти  Мцыри на Поклонную  гору.  В музей Великой Отечественной
войны...
     Они  выехали  на "шевроле". Первую остановку  сделали  возле фирменного
магазина "Связь-инвест",  где  купили  несколько  пейджеров.  И  там  же  их
зарегистрировали  и получили для  каждого  свой абонентный номер.  Затем они
подъехали  к  метро  и  Карташов,  как  и  накануне,  не  подходя  близко  к
Татаринову, спросил у него - может ли тот на час отлучиться?
     - Конечно, - завертел  головой  Татарин, - но если нагрянут те, мне  не
сдобровать...
     -  Скажешь,  что   забрали  в  милицию...  для  проверки,  вернее,  для
идентификации личности...
     - Тогда поехали!
     Но  перед  тем  как погрузить  Татарина в  машину, Карташов  подошел  к
продавщице книг и попросил ее, в случае приезда "шестерок", подыграть - мол,
был рейд и калеку забрали в милицию...
     От метро "Алексеевская", по проспекту  Мира, они направились в  сторону
ВДНХ. Бывший десантник, а теперь инвалид  первой  группы Иван Горелов, сидел
возле второго турникета.  В отличие от Татарина, этот  парень был без единой
конечности.  Он  сидел  в  бушлате,  в  голубом берете, на  изгибе  которого
красовалась эмблема  ВДВ. Горелов напоминал нахохлившуюся  птицу.  На плечах
бушлата, где раньше были погоны, теперь лежала снежная крошка.
     Они  подошли к нему и положили в коробку две  купюры  по двести рублей.
Народу  вокруг было немного и вряд ли кто обратил внимание на  подошедших  к
инвалиду двух молодых мужчин. Одинец спросил:
     - Не холодно, Ваня, тут сидеть?
     - А ты сам посиди, тогда узнаешь, - Горелов завелся с пол-оборота.
     -  А как насчет  того, чтобы  погреться?  -  Одинец указал на рукой  на
"шевроле". - Там уже ждет тебя твой коллега, может, поговорим?
     - Гуторь тут, зачем лезть в машину?
     -  Для большего  понимания...Мцыри, бережно  берем ветерана  и несем  в
тачку.
     -  А  если  я  не  хочу?  -   запротестовал  калека.  -  Если  мне  тут
хорошо...Перестаньте, я буду сейчас орать...
     - Несем! - повторил Одинец и хватко взялся за отсыревший бушлат.
     В  машине было светло  и тепло.  Когда  Горелов оказался в "шевроле", и
увидел Татаринова, он перестал ершиться и беззлобно молвил:
     - А  мне,  в принципе, все  равно,  где болтаться -  в  прорубе или  на
веревке... Мы, обрубок, кажется, с тобой знакомы? - обратился он к Татарину.
     - Однажды рядом сидели, когда в ангаре определяли калек на работу.
     - ОМОН?
     - Он самый!
     Второго однорукого парня  они  забрали  возле  метро  "Чкаловское". Его
звали Денисом  Бурлаченко  - бывший  "чеченец",  раненый в  первый  же  день
вторжения в Чечню.
     Игоря Каркашина,  который  попрошайничал  у  "трех  вокзалов", нести не
пришлось.  Одинец  доходчиво объяснил  ему  суть  дела  и  он сам, с помощью
костылей, направился на стоянку.
     - Учтите,  -  предупредил он,  не  выпуская изо рта  сигарету,  -  если
кому-то ваши дела не понравятся, объясняться будете сами.
     Но когда Каркашин оказался в компании таких же, как сам, тон  разговора
у него повеселел.
     - Привет, крабы! - сказал он и бросил вперед себя  костыли. Татаринов с
Бурлаченко протянули свои руки, а сзади его подсадили Одинец с Карташовым.
     Импровизированное   совещание  они  провели  в  южных   пределах  парка
"Сокольники", у Егерского пруда.
     Карташов остался за  рулем,  Одинец из кабины  перебрался  в салон.  По
предварительной  договоренности  с  Татарином,   объяснить   ситуацию  своим
товарищам по несчастью должен был  он. Но как это бывает с людьми, долго  не
общавшимися на нормальном человеческом языке, Татаринов начал речь с крутого
мата. Однако его никто не перебивал.
     Одинец устроился  у перегородки, отделявшей кабину  от  салона, курил и
одним глазом поглядывал через лобовое стекло.
     - Тут разговор короткий, - продолжал между  тем Татарин, - или мы будем
продолжать мантулить на эту плесень, или скажем, наконец, свое спецназовское
слово. Лично мне все это окуенно надоело. Я каждый  день молю Бога и  родную
мать, чтобы они меня родили заново...
     Горелов  сидел,  потупив взор, слизывая с губ падающие  с берета  капли
тающих снежинок.
     - Так, что ты, ОМОН, предлагаешь?  - спросил он. -  И  кто эти люди?  -
кивок в сторону Одинца.
     -  Это  наши  братаны.  Они  так  же,  как  мы, ненавидят  беспредел  и
собираются безвозмездно нам помочь. Так, лейтенант?
     - Беспредел я люто ненавижу, - живо откликнулся Карташов.
     - А что такие, как мы, крабы могут сделать? - спросил Бурлаченко.
     -  Мы свободно своих притеснителей можем взять за письку  и тряхнуть до
смерти, - пояснил  свою светлую мысль  Татарин. - Кто из вас  знает  молитву
"Отче наш"? Не знаете,  безбожники! А кто знает,  сколько стоит то, что мы с
вами каждый день испытываем на собственной шкуре?
     Одинец решил внести ясность.
     - От  вас,  братцы, требуется единственное - очень  хорошо  уяснить для
себя  ситуацию. Чтобы потом  не  каяться, что поторопились, и что-то  не  то
сделали. Поэтому  я спрашиваю: считаете  ли вы, что из вас сделали форменных
рабов?
     -  Хуже! - откликнулся Горелов. - Мы рабы не господ, а черных подонков.
Головорезов, которые  держат  нас  в  страхе  и подачками в  виде  сигарет и
хреновой водяры. Лично  я уже окончательно отравился сивухой, мотор ни черта
не тянет...
     -  Какое  количество  людей  вы  можете  привлечь?   -  поинтересовался
Карташов.
     - Как минимум полвзвода...Рыл 12-15, - за всех ответил Горелов.
     -  Ты, Серый,  моих  людей знаешь, -  сказал Татаринов. - Они пойдут на
все,  вплоть  до  уничтожения Алиевского  выводка...Однозначно,  всего,  без
исключений...
     - Мы тоже пойдем, - поддакнул Бурлаченко.
     -  Но  голыми  руками  их   не  возьмешь.  Одной  охраны   там  человек
двадцать...И нужен транспорт, на такое дело на трамвае  не поедешь...  И для
понта хотя бы пару каких-то пугачей... - лицо Татарина озарилось торжеством.
     - Транспорт и стволы - это наши с лейтенантом проблемы, - успокоил всех
Одинец. - Но при этом мы должны вернуться на базу, значит, должны подумать о
грамотном отходе. Где вы, говорите, находится этот водочный завод?
     - Где-то в районе Измайлово, а точнее, в Измайловской пасеке. Когда нас
туда  везли,  один  охранник выходил из машины...может, по...ть,  а,  может,
сменить номера...Я случайно увидел  указатели - поворот  с шоссе Энтузиастов
на лесопарк Измайлово, - сказал Горелов.
     - Точно! - воскликнул Бурлаченко, - там еще были  пруды: один большой и
два  поменьше.  Дайте  карандаш, я нарисую  схему, где этот  клебаный  ангар
находится.
     -  Все складывается, - сказал Татарин, - для  любого предприятия  нужно
много воды, а для водочного тем более...
     - Мы начинаем серьезное дело, - подвел итог Одинец, - и не хотелось бы,
чтобы  потом  мы  искали  козла  отпущения.  Поэтому  каждый  из  вас  пусть
хорошенько подумает,  а через пару дней мы вновь вернемся к этому разговору.
И  поставим окончательную точку. Много  набирать людей не стоит,  толкучка в
таком деле хуже всего...Завтра, в крайнем случае, послезавтра, кто-то из нас
привезет  вам мобильники...Сергей, подай сюда пейджеры, - обратился Одинец к
Карташову. - Эти аппаратики легче спрятать...
     - Это не проблема, заныкаем и телефоны, - уверенно сказал Горелов.
     - А нас каждый вечер шмонают, - Татаринов разглаживал подсохшие в тепле
усы.
     - Свой телефон возьмешь у соседки, - Карташов выразительно взглянул  на
Татарина. - Соображаешь, о чем речь?
     - Соображаю...
     -  А  теперь  запоминайте,  как  пользоваться  пейджерами...  -  Одинец
протянул Горелову шариковую ручку. Тот виртуозно зажал  ее в клешне,  и стал
записывать номера диспетчерской.
     Одинец коротко проинструктировал, после чего Бурлаченко сказал:
     - Но если кому-то не  повезет и  будет ранен...Лично я последний патрон
оставлю для себя.
     - А я сначала сделаю из них куриные окорочка, а уж  потом буду думать о
себе, - твердо заявил Татарин.
     - Не  исключено, что на месте событий могут оказаться телевизионщики, -
Одинец  положил  перед  каждым по  пейджеру.  -  Но,  если  и  будут, то  на
заключительной стадии разборки...Так что прошу перед делом побриться, помыть
шеи  и вообще явиться в  вечерних  костюмах...Народ России должен увидеть не
подонков, а гвардейцев, настоящую десантуру, которая не прогибается ни перед
кем и ни перед чем...
     От  столь  высокопарных  слов  Саня  даже  зарделся.  Но  калек  больше
интересовали практические вещи.
     - Если у  вас, действительно, имеются стволы, то  я  предпочитаю АК...И
лучше старенький, пристрелянный, - сделал заявку Бурлаченко.
     -  А мне нужен гранатомет, - Каркашин  поднял  руки, показывая,  как он
будет стрелять. -  Можно  автомат с  подствольным гранатометом, но это будет
зависеть  от   того,  на  чем  мы  поедем  и   кто  будет  шоферить.   Важна
маневренность.
     - Мне уже пора, - сказал Бурлаченко. - Если не трудно, давайте заедем в
магазин и возьмем что-нибудь выпить и пожевать.
     Еще  минут  пятнадцать  они  обсуждали  отдельные   детали  предстоящей
операции и только в четыре отправились в путь...
     ...По  проспекту Мира  несся неприметный автобусик, на  бортах которого
крупно, отпугивающе красовалась надпись: "Дезинфекция". Машина несколько раз
останавливалась - возле универмага, у ВДНХ, а затем возле метро "Чкаловское"
и у "трех вокзалов".
     Татарина  они ссадили у его точки. После  того, как они оттащили его на
место,  Карташов подошел к  продавщице книг  и поинтересовался  обстановкой.
Однако никто Татарина не искал и не спрашивал.
     Отъезжая со стоянки,  Карташов бросил взгляд на усевшегося на подставку
Татарина,  и  с удовлетворением  отметил,  что на  его  лице  не было больше
прежней печати угрюмости  и безнадежности.  Кажется, оно  светилось  изнутри
ровным лучезарным светом...


     Рекогносцировка на местности


     Справку о смерти  Галины оформили в клинике Блузмана. Причина  смерти -
ураганный  рак молочной железы.  Ее  кремировали  и  хоронили  на  Митинском
кладбище. Среди памятников местной знати.
     Погода стояла ясная,  белоснежная. Снег  под ногами  скрипел и  шуршал,
когда чья-нибудь нога оступалась за край прочищенной дорожки.
     Когда  пришла пора закапывать  могилу,  Броду  стало не по себе. Может,
тому причиной  была обильная  выпивка  накануне,  а может, общий  стрессовый
букет, который свалился на  него в последние  недели.  Он вытащил из кармана
пиджака  валидол и положил в рот  две  таблетки. Для верности  принял  также
таблетку реланиума и четвертинку анапрелина.
     Николай, заметив, что  с его шефом  творится что-то неладное, подошел к
нему и посоветовал отойти к лавочке и  там  отдышаться.  Брод  поднял горсть
земли и бросил на крышку гроба. Бум-бум-бум - трижды стукнула земля о дерево
и этот звук, словно молот по наковальне, ударил по его нервам.
     Никаких речей не было. Николай отошел от могилы и переговорил с  парнем
- одним  из  четырех серьезных  молодых людей из охранной фирмы. Заснеженные
деревья не позволяли  просматривать все пространство и Брод велел охранникам
рассредоточиться,  чтобы они  могли держать  в  поле  зрения  каждый  уголок
царствия мертвых.  Впрочем, это скорее  делалось для порядка, поскольку  сам
факт уничтожения банды Фикса был в какой-то степени гарантией безопасности.
     Карташов не  смотрел  в  могилу. Он вообще отошел в  сторону  и нещадно
курил.  Мысли его  были всюду  и вместе с тем нигде. Он старался не думать о
ней, о тех  коротких прекрасных мгновениях,  которые они пережили в  один из
пасмурных дней.
     Наверное,   у   всех,   кто   переносит   смерть   близких,   возникает
отвратительное ощущение тупика. Абсолютной неопределенности. И он знал,  что
в такие мгновения нет лучшего лекарства против тоски, чем стакан водки через
каждые два часа...
     Карташов с Одинцом помогли зарыть могилу  и когда они стали обкладывать
холмик сосновыми ветками, в кармане у Карташова запищал мобильник. Он отошел
в сторону и включил телефон. Узнал голос Татаринова. Тот по-военному доложил
о готовности группы к "проведению операции". Он так и сказал: "Группа готова
к проведению операции". Все дело было только за транспортом. Карташов слышал
как Татарин затягивался  сигаретой. "Завтра, Кот, встретимся и переговорим",
- сказал Карташов и  хотел отключить телефон, однако Татарин  был настойчив:
"Все должно произойти  третьего  декабря, в международный  День  инвалидов".
"Тоже  мне символист,  - подумал  Карташов, но  в трубку  сказал  другое:  -
Извини, Кот, я сейчас при деле...Встретимся - переговорим..."
     После похорон они поехали домой к Броду, где уже хозяйничала его сестра
Раиса - мужеподобная женщина с только что завитыми волосами. Казалось, что в
создании ее лица Всевышний ничего кроме зубила под рукой не имел - настолько
ее черты были грубы и неподвижны. Однако стол она накрыла быстро и поставила
на него довольно разнообразные блюда, среди которых возвышались три пирамиды
бутылок со спиртным.
     Видимо, Брод уже успел выпить - лицо его горело и он, оставшись в одной
рубашке, сидел в кресле и курил.
     Пили  молча и  много.  Постепенно водка с коньяком сломали  поминальную
чопорность  и  начались  разговоры  - сначала  спорадические, а  затем,  как
всегда, раскованно, с перебивкой друг друга и даже с шутками.
     В  какой-то  момент,  когда  Брод  отошел  от  стола покурить,  к  нему
присоединился Карташов. Попросил пару дней отгула.
     - Хочешь еще раз напороться на неприятности? - спросил Брод.
     И  Карташов,  видимо,  поддавшись общей  атмосфере  сближения,  вкратце
поведал ему о Татарине и его друзьях.
     -  Надо  пообщаться  с   корешком,   отвезти  ему   что-нибудь  поесть,
сигареты...
     Брод   не  возражал,   но   при  этом  заметил:   "Ты,  Серго,  теряешь
бдительность...Если  не ошибаюсь, это ты находишься в розыске. А не я..." На
это  Карташов отреагировал  по-своему:  он  положил  руку на  плечо  Брода и
дружески пожал.
     -  Мы все, Веня, потеряли бдительность, -  сказал он,  - оттого сегодня
похороны, а не свадьба.
     - Ладно, умник, я не возражаю,  только  поставь  об этом  в известность
Николая. И держи с ним постоянную связь.
     - Понял, спасибо...
     - И постарайся  не попадаться на глаза ментам! А если все же нарвешься,
уводи их куда хочешь, но чтобы сюда ни ногой, - Брод сделал отметающий жест.
     Когда Карташов с Одинцом остались  одни в  комнате, Карташов  рассказал
напарнику о разговоре с Бродом.
     - Ты один собираешься ехать к Татарину? - спросил Саня.
     -  Завтра  -  один.  Разузнаю, что калеки  придумали  и  насколько  это
реально.
     - А когда мы съездим в Измайлово на разведку?
     - Можем  даже завтра туда  махнуть. Включи, Саня, приемник,  послушаем,
что делается в нашем бардачном мире.
     - Все то же - взрывают, воруют, занимаются  коррупцией. Ты  лучше подай
мне гитару...
     И казалось,  что утрату переживает  не Карташов, а он, Саня - столько в
его голосе было щемящей тоски и отчаянной бесшабашности.
     Он запел:

     В Хайратоне прощались,
     Поклялись, обещались,
     Возлюбить свои жизни,
     И не прикасаться к стволам,
     Кабы знал, кабы ведал,
     Кто позже нас предал,
     Я бы свой АКС никогда,
     Никому не сдавал...

     ...Ах, какая весна в Бирюзе,
     Ах, какая весна была!
     Вот бы снова туда,
     Там бы встретить друзей,
     Тех, с кем совесть не развела,
     Ах, какая весна в Бирюзе,
     Ах, какая она была...

     Голос у Одинца  загустел, возвысился  и  Карташов  понял,  какое мощное
половодье  чувств  шумит  в  груди  его товарища.  Он  почувствовал, как  по
хребтине побежали мурашки сопричастности к тому, о чем пел Саня...
     ...На следующий  день Карташов встретился  с Татариновым,  от  которого
узнал,  что график работы  инвалидов кардинально  изменился. Они  перешли за
зимнее  расписание: на точках теперь сидят только в  часы  пик  - с 8 до 12,
после чего их развозят по домам. Вторая смена - с 16 до 19 часов.
     Было без четверти одиннадцать. Разговор - короткий.
     - Нас будет  двенадцать рыл, -  с улыбкой произнес Татарин. - Во всяком
случае, столько ребят рвутся устроить  Алиеву  и  его  банде Варфоломеевскую
ночь.
     - Это слишком, где я возьму столько транспорта?
     - От тебя ничего  не  требуется. У нас уже  есть на примете две  тачки:
старый "москвич" и 31-я "волга". Нам только нужны запасные номерные знаки. И
несколько хороших стволов. Желательно автоматов и кучу гранат.
     Карташов молча  курил и поглядывал на  продавщицу  книг,  закутанную  в
шерстяной платок.
     - А с последствиями вы считаетесь? - спросил он Татарина.
     -  Это  для нас  не важно, - Татарин сжал  покрытый цыпками кулак. - Ты
говорил, что будут журналисты...  И  если так...Мы сделаем  колоссальный, на
всю Россию,  переполох и в  этом нам никто не  помешает. Даже  если придется
подохнуть. Но это же лучше, чем вечная помойка, верно, лейтенант?
     - Допустим.
     - Мы приняли коллективное решение - устроить грандиозный  бэмц третьего
декабря,  в  международный День  инвалидов.  Впрочем,  я  тебе  уже об  этом
говорил.
     - Значит, ничья помощь вам не нужна?
     - Почему, можете со своим дружком нас подстраховать, чтобы мы в горячке
не переколошматили пол-Москвы.
     - Сколько человек охраняет эту винокурню?
     - А этого точно никто не знает, но если сам пахан разъезжает в компании
пятнадцати  мордоворотов, можешь предположить, сколько  их там всего... Ты ж
понимаешь, какую капусту они шинкуют и как остервенело будут драться.
     - Расположение этажей и помещений знаете?
     - Ваня  Горелов  имеет схему. Но  я  знаю,  что на  минус первом  этаже
находится разливочный  цех,  на  втором  - склад  готовой  продукции,  а  на
третьем,  то есть  на  первом  подземном - производство  минеральной воды...
Конечно,  для  отвода  глаз.  В  ангаре идет  разгрузка  цистерн  с  помощью
замаскированного  слива,  куда  откачивается  привезенный   спиртяга.  Голая
контрабанда...
     -  Тебе  бы, Кот,  не  побираться, а работать в налоговой полиции.  Все
знаешь...
     - Разведка!  Если  я без  клешни и  без двух мослов, это  еще ничего не
значит.
     - Но двух машин, о которых ты говорил, вам будет мало...
     - А  я  тебе еще не  все сказал...  Третьего декабря,  когда эти  хмыри
приедут  нас  забирать  с  точек,  после второй смены, мы  их  аккуратненько
уделаем. Вот тебе, пожалуйста, резерв - микробус "ниссан", в котором полроты
поместиться может... Ну  я так,  к примеру... Холодильника, который приезжал
ко мне домой, и  под чьим мудрым руководством они меня обхаживали, я надеюсь
найти в ангаре.
     - Не горячись, не все так просто, как кажется...
     - А штурмовать ночью  Грозный - просто? - Татарин повысил голос. Что-то
в нем надтреснулось.
     - Забудем об этом, тогда вы Грозный не взяли...
     -  Потому что нас предали политбляди. И  завод не  Грозный, хотя и  там
могут быть чеченцы.
     - Забудем, - повторил Карташов. - Говори, где мы вам передадим стволы.
     - Третьего декабря, в 20  часов, группируемся неподалеку  от  лесопарка
"Измайлово".  Точнее, возле Серебряно-Виноградного  пруда. Я  думаю, к  тому
времени мы  успеем взять власть в  свои  руки... -  Татарин вдруг  замолчал,
словно в рот ему засунули кляп. - Слышь, Сергей, а твой напарник...этот Саня
-  надежный кент? Больно он шустрый, глазки  бегают и  сам он, как стреляная
гильза.
     - Проехали...Доверяешь мне - доверяй и ему. Проверен.
     -  Тогда нет вопросов! - хлопнул  ладонью  о  культю  Татарин. -  Тогда
разбегаемся, пока нас не засекли мои эсэсовцы...Да, чуть  не забыл -  нам не
помешали бы  еще два-три  мобильных  телефона. Конечно, лучше "мотороллы", с
ними проще держать связь...
     - Пока ничего не могу сказать. У тебя курево есть?
     Вместо ответа:
     - Послушай, Серый, а ты что - Бандо простил? Я давно тебя об этом хотел
спросить.
     Карташов,  чтобы не  привлекать внимание  прохожих, подошел вплотную  к
калеке.
     - Ты не  те слова  употребляешь,  - сказал  он.  В  голосе  послышалось
металлическое  бренчание.  - Это не  в моей  власти его  прощать. На  нем не
только  кровь  таможенников,  но и  кровь Кротова,  и  подлянка, которую  он
сочинил со мной...
     - А ты знаешь, что Кротов хранил кассету со своим признанием?
     Карташов сделал стойку.
     - Не понимаю, что ты имеешь в виду.
     Татаринов  воровато  огляделся.  Заговорщицки,  вдруг  осипшим  голосом
спросил:
     - Помнишь, когда мы сидели в казарме на военном положении? Ну, в январе
1991 года, в Риге ? Тогда еще один наш парень застрелился из автомата...
     - Ну, говори дальше, а то мое терпение усыхает...
     -  Кротов   что-то  подозревал...боялся,   что   за  взрывы  возле  ЦК,
полицейской   академии  кому-то  придется   отвечать,   а  делать   это   не
захочется...И свидетелей начнут убирать, понял?
     - Не тяни, Кот, это тема для меня важней важного...
     - Кротов у одного  знакомого журналиста попросил диктофончик  и на него
наговорил   признания...ну,   как   все   было  на  самом  деле,   кто   чем
занимался...Словом,  явка с  повинной. Кассету он  спрятал за  бронированную
плиту, мы тогда боялись внезапного штурма националов...
     -  Мы  боялись  не только штурма, больше  боялись таких, как Бандо.  Он
должен был убрать основных свидетелей. Кто еще кроме тебя знал, где спрятана
кассета?
     -  Никто! Кротов знал, и я...Все!  Кротова  убили. А вскоре и наш отряд
вывезли в Тюмень.
     - А почему ты раньше молчал?
     - Ситуация  не  такая  была.  Одни  наши  пошли  к  Ельцину,  другие  к
Баркашову, третьи  - в банды...И  те и другие свои, а поди разберись, что  и
про кого на  той кассете  сказано. Если бы я тебя встретил  раньше, конечно,
сказал  бы...Подумалось,  а  если сегодня  меня  убьют,  и ты  не  узнаешь о
признании Кротова...
     Карташов взял его руку.
     - Клянусь автоматом Калашникова, если то, что ты мне рассказал, правда,
я вечный твой должник...Это может очень многое поменять в моей жизни...
     -  Вот  третьего декабря  и произведешь  со  мной  частичный расчет,  -
Татарин  усмехнулся  и разгладил свои жидкие, давно  не ровненные усы.  - Но
учти, лейтенант, на  совести  Бандо не одна загубленная душа, поэтому будь с
ним как  на тонком льду...Ты же знаешь, он отлично стреляет по живым мишеням
и особенно ему удаются неожиданные взрывы...
     Расстались.  Синий  морозец,  казалось,  умиротворил  не  только  улицы
Москвы, но и весь подлунный мир.
     ...В  тот же день Карташов с  Одинцом  отправились на рекогносцировку в
лесопарк "Измайлово". По шоссе Энтузиастов добрались до Горьковского шоссе и
там  свернули  на Большой Купавинский проспект.  Затем выбрались на  гаревую
дорожку, ведущую в зеленую полосу.
     По  обе стороны заискрились большие пруды, и  "шевроле", пройдя узилище
между  водоемами, съехал с дороги и взобрался  на небольшой пригорок. Оттуда
открывался превосходный  вид на  парк. В его центре, словно коробок  спичек,
положенный  плашмя, серебрился  ангар, огороженный высоким бетонным забором.
Одинец  поднес  к глазам  бинокль и  долго  всматривался  в общем-то мирную,
совершенно  невозмутимую  панораму.  Сначала он  услышал, а  затем и  увидел
въезжающие на территорию ангара  два  похожих  на  бензовозы автомобиля. Это
были "мерседесы" с никелированными мощными бамперами...
     - Скорее всего, это спиртовозы, - предположил Одинец.
     И действительно,  цистерны  въехали в открывшиеся ворота,  подкатили  к
ангару и  замерли. Появились  люди,  открылся  темный  провал и  обе машины,
заурчав, направились в ангар.
     - Послезавтра этот снег будет черным, - сказал Карташов.
     - И красным...Надо помочь ребятам заминировать ангар...
     - Они нам этого не простят. Мы тогда лишим их  кайфа, а  для них важнее
всего сделать все своими руками.
     - Самоутвердиться?
     - А хоть бы и так. И отомстить. Месть слаще любви...
     Одинец еще раз приставил бинокль к глазам.
     - Перебьют их, как щенят...
     -  Эти люди загнаны в угол, а в  таком положении и теленок  может стать
боевым быком.
     - По-моему, нам надо уходить...Видишь, из ангара выруливает...О, да это
"линкольн-навигатор" - чудо американского автомобилестроения.
     - Выдрючивается, падла! Строит из себя раджу или короля Брунея...
     - Как ты думаешь, Мцыри, если калеки этого Алиева запекут в этой тачке,
много будет  от  него вони? Задолбанный  король сивухи...Уу-хх, как  чешутся
руки...
     Карташов отрыл дверь в кабину.
     - Я думаю, что нам пора отсюда уезжать. Мы ведь не знаем, может, кто-то
из его холуев сейчас рассматривает  нас в бинокль, - Карташов отжал ручник и
по  инерции скатился с пригорка на дорогу.  Под колесами "шевроле" захрустел
первый ледок.
     Сумерки подсиненным пушком уже где-то плавали в московском небе.
     Они закурили и, включив магнитофон, под  мелодию незамысловатой песенки
направились по забитым транспортом улицам...


     Восстание рабов



     - Что ты, Мцыри, стал так долго думать? - Одинец поднял голову от нард.
- Ты лучше скажи, как там насчет оружия? Ты разговаривал об этом с Бродом?
     - Он переадресовал меня к Николаю.
     - А тот?
     - Учинил  настоящий  допрос -  для чего, да для  кого? Впрочем,  я  его
прекрасно понимаю.
     - И что?
     -  Пришлось в размытых  контурах  обрисовать предстоящее  дело.  Никола
против,  ему  наши  прекрасные  души  порывы  непонятны...Словом,  велел  не
нарываться на пулю.
     - А  пуля - дура и  Коля  прекрасно об этом знает, - Одинец  замурлыкал
себе  под  нос:  "Только  пули  свистят  по  степи...ты,  любимая, знаю,  не
спишь..."
     Уже  без света  Карташов  долго не  мог  уснуть.  Думал  о Галине, хотя
разными мысленными картинками хотел заслониться от ее образа...
     ...На следующий день,  на  "шевроле", загруженным  АК, гранатометами  и
несколькими  тротиловыми  шашками,  они  отправились в район  Измайлово. Для
маскировки  на оружие набросали  пустых картонных коробок, а у самых  дверей
поставили два  тяжелых бидона со старой масляной краской.  Гаишники не любят
иметь  дело  с тяжелыми,  грязными грузами и обычно  в таких случаях досмотр
проводят весьма поверхностно.
     Они  добрались до Серебряно-Виноградного  пруда без десяти  восемь,  но
припарковались не у самого водоема, а в районе стадиона.
     - Как, Мцыри, нервишки шалят? - спросил с улыбкой Одинец.
     - Не более, чем всегда, - руки Карташова  спокойно лежали на баранке. -
А у тебя?
     - Дрожу, как осиновый лист... Вон, кажись, твои кореша приближаются.
     Из-за    афишной    тумбы   выехал    красный    "ниссан",    за    ним
"москвич-"каблучок".  "Ниссан" развернулся и остановился  у  ограды.  Тут же
подкатили еще две машины: микроавтобус "рафик" и старая "волга".
     Одинец  вылез из  машины и подошел к "ниссану", за рулем которого сидел
незнакомый ему человек тридцати-тридцати двух лет. Это был Бицепс.
     - Где Татарин? - спросил Саня водителя.
     - Я здесь! - из салона послышался глухой голос Татаринова.
     Одинец  обошел  машину  и  приблизился  к задней  двери.  Она уже  была
открыта. В темноте с трудом угадывались лица, огоньки от сигарет. Из глубины
раздался голос Татарина:
     - Где Карташ? Он обещал привезти стволы.
     - Сейчас подгоним машину и перегрузим, - сказал Одинец.
     Вся процедура заняла не более пяти минут.
     - А запасных магазинов больше нет? - поинтересовался Татарин.
     - Что вам по три рожка мало? - Карташов подошел к двери "ниссана".
     Они увидели как из "волги" вылез одноногий человек с костылями в руках.
     - Вы  хотите  мне  сказать,  что  все такие орлы  сидят за баранкой?  -
спросил с нескрываемым изумлением Одинец.
     - А где нам взять других? Наш Лева - ас, он шоферюга классный. Когда-то
в Афгане возил фельдъегерскую почту.
     - Да  не бздите, ребята, - послышался  из  салона еще один  голос, явно
адресованный  Одинцу с  Карташовым.  -  У  нас  все схвачено и за все кровью
заплачено..."Москвичом" управляет Вася Дрон,  он вообще без обеих  рук, одни
культяпки..."вилы", но гоняет по формуле No 1.
     - Эх, армия, мать вашу так, - чуть не взвыл Одинец.
     -  С чего начнете штурм "резиденции Хафизулы Амина"?  - Карташов сказал
это без улыбки.
     - С преодоления огневой мощью ворот...
     - Не  спеши, Татарин,  -  сказал Одинец,  - ворота - это наша с Сергеем
забота. Вы же подъезжаете к ограде, но из-за нее не высовываетесь. Вот когда
прозвучат два залпа, тогда по газам и - в бой!
     - А я думал, вы нам дадите полную свободу действий, -Карташов услышал в
словах Татарина нотки искреннего сожаления.
     Первыми тронулись "ниссан" с "волгой". За оградой они свернули направо,
в узкий проезд, между  заброшенными садовыми участками, и полуразвалившимися
деревянными лачугами.
     Карташов подождал, когда отъедут "москвич" с "рафиком".
     - Тебе,  Мцыри, не  кажется, что сегодня  мы будем  присутствовать  при
массовом  истреблении  калек? Такое впечатление, что находимся на  просмотре
фильма абсурда...
     - А когда мы ездили в крематорий - это был не абсурд? Или когда ты, как
угорелый, носился по Учинскому водохранилищу?
     - Но  там хоть какая-то  логика была,  а тут...Не  знаю, -  Саня  пожал
плечами. - Сейчас рули налево и еще раз налево...
     Карташов тупо смотрел на дорогу, разговоры Одинца его раздражали.
     -  Наоборот,  здесь  есть  железная  логика, - сказал  он, - а  там, на
водохранилище...
     Перед ними  открылись  два серебристых пятна  -  скованные льдом пруды.
"Шевроле"  въехал на взгорок и Одинец с Карташовым вышли из машины. Карташов
взглянул на  небо и восхитился его красотой. Где-то далеко за ангаром звезды
сливались с огнями города.
     - Мцыри, подай гранатометы, сейчас мы немного окучим эту винокурню.
     Одинец, опустившись  на колено у теплого бока машины, стал искать цель.
Он  явно получал  наслаждение от процедуры примерки и  не спешил.  Он дважды
поднимал от прицела голову,  как бы  удобнее укладывался в боевую  позу, и в
один  момент, воскликнув  "привет,  Алиев!",  выпустил  гранату.  Потом  еще
одну...
     Карташов подал ему бинокль.
     -  Кажется,  "ниссан" уже на  территории...Твои калеки  довольно  четко
сработали... Сколько у нас запасных магазинов?
     - Хватит,  чтобы погреть руки. Гоним, Саня, а не  то крабов перебьют до
нашего прихода...
     Они подъехали к ангару, когда  там во  всю шла стрельба. Оставив машину
снаружи,  они  с  автоматами  побежали  к  воротам  ангара.  Когда  миновали
небольшой тамбур, и, вошли в ангар, на них  хлынула горячая волна, состоящая
из  сгоревшего  пороха,  выхлопных газов  и  солярки.  Им  открылась  жуткая
картина: "ниссан", изрешеченный пулями, горел, возле него копошились тела. В
дымно-сумеречном  свете  Карташов  разглядел  сидящего на культях  Татарина.
Единственной рукой тот прижимал  к себе  автомат  и  гвоздил из него дальние
пределы  ангара.  Кто-то невидимый, с другой стороны "ниссана", тоже поливал
огнем невидимых врагов.
     Вдоль стен, друг за дружкой, стояли автоцистерны, а слева - возвышались
огромные чаны, с такими же огромными вентилями и фланцами.
     Когда из глубины ангара затараторили выстрелы, Карташов бросился ничком
на цементный  пол. Он видел,  как из-за  стоявшей посредине  ангара  "волги"
выполз  человек  и  с  помощью костылей попытался подняться  в  рост.  Вдоль
единственной ноги болтался АКС, который человек ловко подцепил рукой и сходу
начал стрелять. При этом он ухитрялся  не потерь костыли. Он словно висел на
них,   и  сотрясающая  автоматная  очередь   придавало  его   телу  странное
поступательно-возвратное движение. Это был Гарик...
     - Мцыри, задержи этого  придурка! - крикнул Одинец. - Эти  суки здорово
огрызаются...
     Слева от  себя  Карташов  услышал учащенное дыхание: это  был  еще один
обрубок, обвешенный гирляндой  тротиловых шашек, и направлявшийся в  сторону
автоцистерн.  Он  явно желал их достать...Тени от его  костылей,  при каждом
движении, отлетали на потолок, создавая там китайский театр. Ни Карташов, ни
Татарин, ни  тем более, Одинец не  заметили человека с  зажатой в руке  ф-1.
Стопорное  кольцо  он уже  выдернул зубами  и  оно  торчало у  него изо рта.
Присмотревшись, Карташов  узнал - это был  Геныч. Он прыгал, словно  раненый
кенгуру, и неотвратимо приближался к цели. Однако его тоже  заметили хозяева
ангара,  ибо тут  же  из  глубины  открылся беглый огонь  из  всех  стволов.
Автоматные очереди  просто  неистовствовали над головой Геныча и он, видимо,
уберегаясь  от них,  нагнулся и потерял равновесие. Упал  лицом вниз. Однако
гранату из рук не выпустил.
     -  Геныч, остановись!  -  закричал  Татарин и  в  этом отчаянном  крике
Карташов  ощутил  весь  ужас ситуации. Однако живая  торпеда продолжала свой
путь к чанам.  Геныч  заполз в пространство между двумя емкостями и все, кто
наблюдал за ним, замерли в ожидании взрыва.
     Карташов  подбежал к Татарину -  тот, опустив  ствол автомата и, закрыв
глаза рукой, тоже чего-то ждал.
     Из-за  "ниссана",  опираясь  о машину, показался незнакомец. У него был
только один костыль, с  помощью  которого он довольно быстро стал пересекать
ангар по диагонали.
     -  Стой, чертяка!  -  попытался остановить  человека  Карташов, но  ему
помешал  гигантский столб  огня, поднявшийся из того  места, где недавно они
видели  Геныча. Прогремел оглушительный  взрыв.  Карташов, плохо  соображая,
ощутил как  его  неодолимая  сила волочет по полу. Автомат выпал из рук, его
крутануло и не было  никаких  сил  преодолеть инерцию.  Однако при  этом  он
видел,  как  взрывная  волна  подняла в воздух  Татарина и словно табуретку,
легко кинула в сторону выхода.
     Затем Карташов  увидел  Одинца  - тот,  отброшенный  к стене,  пытался,
подняться, но  ноги не подчинялись ему. И  когда взрывная  волна погасла,  в
открытые  ворота  ангара  влетели "москвич", а  за ним  "рафик". "Каблучок",
сделав вираж,  развернулся на 180 градусов  и из задних его дверей  началось
настоящее извержение огня. "Рафик"  по  инерции  пронесся  вглубь ангара  и,
видимо, сделал этим самым роковую  ошибку. Подорванная возле  стены  одна из
автоцистерн, зафонтанировала огненным смерчем. Он мгновенно накрыл "рафик" и
машина на  глазах  превратилась в горящую скирду. Из  нее стали вываливаться
факелы из  человеческих  полутел,  кататься по полу...Кто-то  в  смертельной
агонии еще  пытался  бросить  гранату  в  сторону цистерн,  однако,  потеряв
равновесие,  человек  сам  упал  и то,  что было зажато в руке,  отлетело  в
сторону и взорвалось.  Звон,  который создавали  бившиеся о емкости осколки,
был для нормального слуха нестерпимым.
     Карташов отвернулся и увидел Одинца, лежащего у стены лицом вниз.
     -  Саня! - крикнул  Карташов, - какого  хрена ты  там разлегся? Подъем,
уходим!
     Он  подбежал к Одинцу  и стал его тормошить. Перевернул  на  спину и, к
счастью,  нигде  не увидел  ни  царапинки. Саня  поднял  голову,  хрипло, но
членораздельно спросил:
     - Что с пацанами?
     Карташов  подхватил его под мышки, помог встать на ноги. Одинец походил
на пьяного - движения его были неустойчивые, ноги заплетались.
     -  Пусти, я сам,  - сказал он и  освободился  от  рук  товарища. -  Где
Татарин? Где  его безногая банда? - они окинули взглядом дымное пространство
ангара,  догоравшие  машины,  бесформенные кучки  распростертых  на  цементе
людей.
     - Все здесь, - тихо вымолвил Карташов. У него все плыло перед глазами.
     Откуда-то из-за  завесы огня послышался  рев автомобиля и  они увидели,
как   из   огненного  ада  в   сторону   ворот   направляется   покатый  нос
"линкольна-навигатора". Набирая скорость, машина двинулась прямо на них.
     - Один момент, Мцыри, я сейчас этого удава остановлю, - Одинец не очень
уверенно нагнулся и подхватил за погон лежащий у ног автомат. Оружие, словно
ударная доза адреналина,  подхлестнула его  волю, и  он,  без упора,  всадил
полмагазина в лобовое стекло "линкольна". Несколько метров роскошный лимузин
двигался по  инерции, но в какой-то момент его передние колеса скособочились
и  повели машину  на  вертикальную опору. Удар об нее был настолько сильным,
что   металлическая    балка,    поддерживающая   многотонную   конструкцию,
надломилась,  словно  спичка.  Массивная  железобетонная  плита  рухнула  на
машину, наглухо похоронив ее под обломками.
     -  Мы не  уйдем, пока  не  удостоверимся, что некого больше  спасать, -
Одинец направился вглубь ангара. Карташов подошел к "ниссану".
     Из открытой двери, свесившись головой  вниз, лежал безногий человек. На
земле, у колес - трупы Бурлаченко и Горелова.
     В самом  конце ангара рванула еще одна  цистерна со спиртом  - длинные,
огненные сопли  разметались по стенам и потолку. Тихо догорал "рафик", возле
него - трупы  калек...От  "москвича" и "волги" остались одни остовы. Посреди
ангара одиноко  лежал дюралевый  костыль.  Карташов  увидел сидящего на полу
Одинца - обняв руками голову. Он раскачивался из стороны в сторону.
     - Вставай, Саня, здесь нечем дышать, - Карташов снова начал его ставить
на ноги.  Он видел, насколько его напарнику худо и он, по всей видимости, не
совсем отдает отчет в своих действиях.
     Когда они вышли  на улицу,  их  поджаренные  лица ощутили непередаваемо
свежее дыхание зимы. Но звезды, на которые зырнул Карташов, не вызвали в нем
никаких эмоций.
     У самых ворот ангара  лежало нечто  неподвижное, что сразу же привлекло
внимание Карташова. Но он не сразу поверил, что это было то, что осталось от
Татарина. Часть  лица была без  кожи,  вместо волос  -  обуглившаяся  корка.
Пальцы единственной  его  руки  намертво обхватили  стальное яичко  гранаты,
которую  он так  и не  успел пустить  в дело. Одинец  нагнулся и разжал  его
пальцы.
     Откуда-то со стороны прудов послышались отчетливые шумы. Карташов хотел
было  поднять  то, что  осталось от  Татаринова,  но  Одинец с  нескрываемым
раздражением остановил его:
     - Брось...Ты теперь ему не поможешь...Пусть телевизионщики его снимают,
лучшего кадра трудно себе представить...
     От прудов запрыгали пучки света от автомобильных фар. Уже из "шевроле",
в отсветах охватившего почти весь  ангар пламени, они разглядели, как машины
резко затормозили, из них начали выскакивать люди с телевизионными камерами.
     И вдруг земля содрогнулась, обшивка ангара разошлась и из нее, колесами
вперед, вылетел  задний мост КАМАЗа. Он упал в метрах тридцати от "шевроле",
и в том месте, где он приземлился, воспарилось огромное белесое облако.
     - У  меня  такое  ощущение,  - с  одышкой проговорил Одинец, -  будто в
мозгах бултыхаются пустые гильзы. У тебя такого никогда не было?
     Карташова мутило. Он жал на газ, и когда выехали на шоссе, сказал:
     -  Этого зрелища теперь  хватит на всю  оставшуюся  жизнь.  Ты оказался
прав, их перебили как кутят.
     Одинец отрешенно молчал.  Все перед глазами  у него  плыло и  горело, и
только  огромным  усилием воли  он  заставил  себя прореагировать  на  слова
Карташова.
     -  Пацаны  сделали  все,  что  было в  их  силах,  и  сейчас мне  их не
жалко...Людей, способных  на такое, никогда не надо  жалеть,  это их страшно
унижает...
     В Ангелово они вернулись в двенадцатом часу. Немного посидели в  темной
комнате, прямо из горлышка попили водки, покурили... Потом легли, и Карташов
слышал, как беспокойно ворочается в кровати Одинец. В какой-то момент он так
тягостно застонал, что Карташов испугался  за него. Но ему и самому хотелось
выть, и  когда Саня затих, он тоже притаился и в сумбурных видениях поплыл в
сон.


     Исчезновение Одинца



     Карташову  снился прекрасный сон.  Как будто он парит над зеленой, ярко
освещенной солнцем и  отрадно ностальгической землей. Возможно, снился Крым,
где  он не  был  с давней  юности  и  это было его возвращение  во  времени.
Песчаная дорога под ним, при прежнем великолепии природы, пошла полого вниз,
и он подумал, что это начался спуск в  Ялту, где  пахнет  лавандой, морем  и
сгоревшим  бензином. У  него  замерло  сердце  и он  ощутил  острое  чувство
утраты...
     ... Когда открыл глаза, его  ослепила ярко  горящая над ним  люстра. Он
обвел помещение взглядом и понял, что в комнате он один. На диване, где спал
Одинец, лежала скомканная простынь и сползшее на пол одеяло. Вроде бы ничего
особенного, но от всего несло отчуждением...
     Карташов наскоро оделся и вышел  в коридор. Открыл  одну дверь, вторую,
но Одинца нигде не было. Не было его и в холле. Сергей направился во двор: у
забора стоял Брод и разговаривал с новым охранником.
     - Веня, - обратился Карташов  к Броду,  - ты,  случайно, не знаешь, где
Одинец?
     На Вениамине  -  махровый  халат,  поверх которого  накинута  куртка  с
капюшоном.
     - Сане стало плохо...Спускался по лестнице и потерял сознание.
     Кольнуло нехорошее предчувствие.
     - Где он? - едва сдерживаясь, еще раз спросил Карташов.
     - Николай отвез его в клинику к  Блузману. Вы  же  с ним  вчера от души
порезвились, а это с непривычки всегда кончается плохо.
     - Ключи! - Карташов протянул к Броду руку.
     - Да иди ты, Мцыри, умойся холодной водой, все  с твоим корешем будет в
порядке.
     - Веня,  гони ключи от машины! Я за себя не отвечаю и ты в этом  сейчас
убедишься, - Карташов извлек из-под полы пистолет.
     Брод развернулся и пошел к гаражу. Открыл ворота.
     -  Вы  хотя бы, свинтусы,  вытащили бидоны с  краской,  -  сказал он. -
Засрали всю машину...
     Однако слова Брода не  доходили до его сознания.  У него перед  глазами
стоял секционный стол,  который он  однажды видел на Ткацкой улице. А на том
столе  представил  распростертое  тело  своего  друга,  над  которым колдуют
мордовороты  в зеленых  халатах. Над  столом  блестят  прожектора, скальпели
пускают зайчики, тошнотворно пахнет формалином.
     Когда он уже  был в кабине "шевроле", и собирался выезжать  из  гаража,
Брод крикнул ему:
     -  Ты  хотя бы причесался,  а то как  с  дикого  бодуна...Слышь, Мцыри,
прежде чем ты там начнешь буянить, подумай о вечности.
     Карташов сунул в рот сигарету и сразу же почувствовал  тошноту.  Открыв
дверцу, сплюнул и, не глядя на Брода, бросил:
     -  Если  кто-то намерен  с Саней сыграть злую шутку, я тому не завидую.
Кровь будет бить Бахчисарайским фонтаном...
     -  Да  брось  ты  свои  ментовские  штучки,  а  то  ведь  я  тоже  могу
рассердиться.
     Хлопнула дверца, "шевроле" выехал из гаража и уперся фарами в  закрытые
ворота. Обычно их распахивали дежурившие  на территории охранники, сейчас же
они застыли  столбами  у  калитки и делали  вид, что  это  их  не  касается.
Карташов вылез  из машины и сам отворил железные ворота. Он выехал на дорогу
и погнал по просыпающимся улицам Москвы.
     Его   мысли   были   короткие   и  недолговечные.  Скорее   обрывочные,
черно-белые. Однако  езда немного успокоила его и сигарета, свисающая с губ,
больше не казалась отравой.
     Когда он  прибыл  на  Ткацкую,  его встретили глухие ворота и абсолютно
безжизненный корпус клиники. Он не стал стучать  в ворота, а подтянувшись на
руках, перелез через  высокий забор  и прыгнул в  кусты рододендронов. Вдоль
ограды  направился в сторону крыльца. Однако  двери были заперты.  Он обошел
строение  и  на другой  его стороне  обнаружил тускло  светящееся подвальное
окно. Присев на корточки, он заглянул через забранный решеткой оконный проем
и  ужаснулся. На кровати он  увидел  лежащего человека под капельницей.  Его
руки  и   ноги  стягивали  широкие  ремни,  голова  откинута  назад,   глаза
закрыты...Неяркий свет скрадывал черты лица, однако Карташов  не сомневался,
что перед ним Одинец.
     Все нижние  окна  были  в  решетках  и он  воспользовался старинным, из
чистой меди, водостоком -  по нему  добрался до выступа,  от  которого рукой
подать  до окна. Злость  клокотала в нем и  Карташов, не остерегаясь, ударом
ноги высадил стекло и повернул ручку  на внутренней стороне рамы. Помещение,
куда он попал, было  заставлено какой-то  аппаратурой  и  он,  лавируя между
столами, на ощупь вышел к двери.
     Коридоры, по которым он бежал, освещались слабыми лампочками, - в конце
и  начале - пол блестел, натертый  мастикой, и  Карташов на повороте едва не
упал.
     Сбежав   по  лестнице  вниз,  он  оказался   в  холодном  подвале.  Ему
показалось, что среди множества  дверей,  он узнал ту,  откуда  летом они  с
Николаем  выносили гроб. Он  дернул  за ручку, но дверь  не поддалась. И все
остальные двери были закрыты.
     Где-то  послышались  отчетливые  шаги  и  Карташов затаился.  Встал  за
пожарный  щит.  Старался  сдержать  дыхание.  Шаги  приближались,  они  были
размеренны, успокаивающе однообразны. Сначала  он увидел тусклую тень, затем
стал  вырисовываться силуэт человека,  в руках которого  угадывался предмет,
похожий  на  пистолет.  Когда  шедший  в его  сторону поравнялся  со  щитом,
Карташов, схватив незнакомца за  руку, резко рванул на себя и уложил на пол.
Пистолет,  чугунно  стукнувшись о цементный  пол, отлетел в сторону. Надавив
коленом на  лопатку  поверженного  человека,  Карташов взял его  на  болевой
прием.
     - В  какой комнате находится тот, кого ты здесь охраняешь? Только, ради
Бога, не строй из себя крутого парня...
     - Отпусти руку, сломаешь...
     - Сломаю...Где Одинец?  Ты ведь знаешь,  о ком идет  речь,  поэтому  не
валяй дурака.
     - Пациент в третьем боксе...Ключи у меня в кармане.
     Карташов ослабил сцепку, ногой подгреб к себе пистолет.
     - Где живет Блузман?
     - Где-то в районе Николиной горы...
     -  Точнее...И  не  дергайся,  если  не хочешь  остаться  на  всю  жизнь
контуженным.
     -  Его, пожалуй,  сегодня  нет  дома,  -  сегодня у  хозяина  юбилей  -
семидесятилетие, они все там...
     Карташова эти слова удивили, он знал только одного хозяина - Таллера.
     -  О ком  ты  лопочешь?  -  он сильнее вдавил  ствол  пистолета  в щеку
лежащего под ним человека. Локтем нажал на лопатку. - Только не тяни резину,
я устал на тебе лежать...
     - Тарасовка, Гудзь...
     - Строительная улица, 42? Человек с железными клыками?
     - Гудзь...Федор Иванович...
     Карташов поднялся, отошел к стене.  В  свете тусклого света, исходящего
из окна, его тень ломанным крючком застыла на стене.
     - Вставай и отопри нужную дверь, - приказал Карташов.
     Звякнула связка  и охранник направился  к последней  в коридоре  двери.
Когда они вошли в палату, в нос шибанули противные больничные запахи.
     - Саня, - тихо позвал Карташов. - Одинец, черт возьми, хватит валяться,
пора домой! - Карташов охраннику: - Отключи систему и развяжи его.
     Человек подошел к кровати и довольно  уверенно вытащил из локтевой вены
Одинца иголку капельницы.
     - Что с ним? - кивнул в сторону бездвижно лежащего Одинца.
     - Я всего лишь фельдшер,  а не врач, но, насколько мне известно, у него
психопатический  шок.  Синдром легионеров,  дали о  себе  знать накопившиеся
стрессы...Но  основная   причина  -   вчерашняя  контузия...Очевидно,  после
какой-то разборки...
     ...Не  менее  получаса  ушло  на  то,  чтобы  найти  носилки,  отворить
подвальные двери,  а  затем  - ворота  и  отнести Одинца в  машину. Карташов
чертыхнулся,  когда открыв "шевроле",  на  него  едва не  свалился  бидон  с
краской.
     Когда Карташов уже сидел в  кабине, они  с фельдшером  выкурили "трубку
мира". Затем Сергей, вынув из обоймы патроны, вернул парню его пистолет. Тот
вел себя корректно, с пониманием ситуации. На прощанье он сказал:
     - Если вздумаешь податься в Тарасовку, не забывай, что этот Гудзь почти
полста лет провел за решеткой. Такие же у него и гости...
     - Боюсь, приедем на шапочный разбор, - Карташов взглянул на часы.
     - Там сейчас самый разгар...Шестидесяпятитилетие Гудзь отмечал до шести
утра...
     - Спасибо за предупреждение, и если это так, поговорим с дядей Федей по
душам...
     Фельдшер нервно закурил.
     - Если можешь, обо мне  не надо... Иначе - он  чиркнул себя по горлу, -
мне каюк...А сейчас свяжи меня и брось как полено где-нибудь под лестницей.
     Они  вернулись в корпус и Карташов  сорванным со стены  электропроводом
завязал  руки и  ноги  фельдшера.  И  уложил  его  возле теплой,  обмотанной
изоляцией, трубы...
     Выйдя  на улицу, Сергей  вдруг  ощутил страшную  пустоту. Темные  кусты
рододендронов,  высокий  забор,   тянувшийся  вдоль   запорошенных  опавшими
листьями клумб в бесконечность,  размытый контур  безмолвствующего  здания -
все это настраивало  на крайне  пессимистический  лад.  Но когда он залез  в
кабину и услышал, как стонет Одинец, настроение у него тут же изменилось. Он
почувствовал, как  под курткой учащенно  забилось  сердце,  ненависть  стала
переполнять все его существо.
     - Саня, как ты там?
     - Курить...
     Карташов, вылущив  из  пачки сигарету, перегнулся через  перегородку  и
вставил в высохшие губы друга сигарету. Чиркнул зажигалкой.
     - Затягивайся...Что, сил не  хватает? Ох, мрази  они за это ответят,- и
Карташов  тоже  закурил.  Однако не  успел  он сделать  пару затяжек,  как с
главной  улице  на  скоростях выехала машина,  ослепив  его  светом  фар. Он
включил зажигание, но показавшаяся машина, с визгом тормозя,  встала поперек
дороги.  Но  этого  мало  - сзади  мелькнул острый свет  и еще  одна  машина
приткнулась позади "шевроле"..."Вот, кажется, и кранты", - подумал Карташов,
что однако не помешало ему  нащупать под курткой рукоять пистолета.  Большим
пальцем от приподнял флажок предохранителя.
     -  Саня,  нас взяли  в  коробочку...Но  ты не волнуйся, тебе это сейчас
вредно.  Отдыхай...- он увидел  как  из  передней машины вышел человек, и на
фоне далеких фонарей он сразу же  узнал угловатую  фигуру Николая. Из второй
машины показался Брод.
     -  Мцыри, - начал свою речь охранник, - ты же не скажешь, что мы к тебе
плохо  относились...Поэтому не  валяй дурака,  выходи  из тачки и переходи в
мою...Не хочешь ко мне - садись к Вене...
     И тут же послышался  голос  Брода. Карташов по интонации  почувствовал,
что в голосе слишком много угрожающих ноток.
     Не высовываясь в форточку, он ответил:
     - Мне и  здесь не дует...Если соскучились по моей компании, можете сами
подсесть ко мне.
     - Не дури, Мцыри, ты захватил чужую машину, и, судя по всему, наделал в
клинике шкоду. Или я  ошибаюсь? -  в голосе Николая  наоборот  чувствовались
умягчающие  нотки. Но Карташов  уже знал им  цену. Он положил  кроссовку  на
педаль газа, и в это время охранник поднял руку и дважды выстрелил. Карташов
ощутил змеиный посвист пули у самого виска  и  пригнулся. Стекло  однако  не
разлетелось,  лишь небольшое отверстие, сантиметров на десять ниже обзорного
зеркала, засквозило холодной струйкой... Он  нажал на акселератор и пошел на
таран.  Но  при  этом  резко  подал машину влево, направляя ее в  дверцу, за
которой  стоял  Николай.  И  тот,  видимо,  растерявшись,  не  ожидая  такой
дерзости, не  успел отскочить, и вместе с дверцей был смят,  вдавлен в кузов
"Ауди". Сзади раздались выстрелы, но это уже было не страшно:  он знал,  что
Веня  стрелять  не  умеет.  Все  три  пули  ушли  под самую плоскость крыши,
наполнив салон пороховыми ароматами...
     Почти  не тормозя, Карташов направил машину в сторону поперечной улицы,
и на крутом вираже ушел вправо.
     Сзади раздался слабый голос Одинца:
     - Серый, у меня под сиденьем лежит обрез...дай мне его...
     - Все  нормально, Санек!  С этой минуты, начинаем с тобой  новую жизнь.
Как ты на это смотришь?
     - Мне бы сейчас стакан водки и чего-нибудь пожевать...
     - От чего ты так развялился? Чем они тебя пичкали?
     - У меня аллергия на контрастное вещество, которое они мне вчера ввели.
Проверяли почки....Сволочи, я этому Блузману, если встречу, оторву башку.
     - Такое не исключается. Мы сейчас заедем в одно место...
     - Сначала подъедь к какому-нибудь ларьку, купи водяры.
     Карташов, миновав памятник Пушкину, свернул вскоре на Неглинную и возле
кафе остановился.
     - Ты не высовывайся,  пока я хожу за пайкой, - сказал  Карташов и вышел
из машины.
     Вернулся с целлофановым кульком и  его содержимое  разложил на  сиденье
рядом с  собой.  Круг  краковской  колбасы, банка красной  икры  и несколько
бананов.  И  две двухсотграммовые бутылочки водки. Одну из  них  протянул  в
темное нутро салона.
     - Саня, держи лекарство, а я пока открою банку с икрой дальневосточного
лосося. Икра тебя вмиг поставит на ноги.
     - Меня уже привели в чувство  выстрелы... И  запах пороха...Кто  первым
начал палить - Никола или Брод?
     Раздался  жестяной  звук  - Карташов  финкой вскрывал  банку  с  икрой.
Послышалось бульканье - это Одинец поглощал водку. Тут же попросил закурить.
Голос  у  него  стал тверже,  и  Карташов  понял,  что  его  дружок начинает
оклемываться. И действительно, через десять  минут Одинец  вполне  пришел  в
себя и даже перелез на свое обычное место - на переднее сиденье.
     - У Николы нервы сдали, - Карташов взглянул на Саню.- Голова кружится?
     - Была страшная слабость. Но сейчас я уже орел, парю под облаками.
     - Это водяра в тебе говорит. Смотри, чтобы не переборщить...
     Они проехали  по Неглинной  и возле Альфа банка свернули  на  крохотную
улочку. Карташов припарковался возле аптеки.
     - Я  думаю, тебе  надо что-нибудь принять против аллергии...Я знаю, моя
сеструха, когда у нее  начиналась бронхиальная астма... ей  давали супростин
или тавегил. Купить?
     -  Не  надо.  У  меня все нормально...Единственное,  что  мне сейчас не
хватает - горячего душа...
     - Как они тебя захомутали? Брод сказал,  что ты, спускаясь по лестнице,
потерял сознание?
     -  Врет, сучара!  Никола  мне  сонному маску  с  хлороформом сделал.  В
какой-то  момент я был  в сознании  и видел его  бледную харю  с  оловянными
глазами. Я хотел позвать тебя, но не мог, он меня накрыл подушкой...
     Карташов, стиснув зубы смотрел куда-то за окно и думал свою думу.
     - Почему они тебя взяли, а не меня?
     -  Наверное,  потому,  что  я  моложе  и,  видимо,  Брод,  тебя  просто
пощадил...
     - Или оставил на закуску.
     - Возможно. Куда мы сейчас с тобой направляемся?
     - В гости к одному  джентльмену  удачи, которого ты, между прочим, тоже
знаешь.
     Они  ехали  тем же  путем, которым  когда-то направлялись  на  Учинское
водохранилище.  И Одинец  вскоре  это понял.  Он  завертел  головой и в  его
усталых глазах застыл вопрос. Но  когда  он увидел  дорожный  указатель,  на
котором светилось слово "Тарасовка" и до которой оставалось пять километров,
он спросил:
     -  Если  не  ошибаюсь  мы  направляемся   по  знакомому  пути,  но  мне
непонятно...
     - Сейчас поймешь, когда свернем на одну улочку по имени Строительная.
     Карташов вкратце рассказал Одинцу о разговоре с фельдшером.
     - И этот железозубый дядька хозяин нашей фирмы? - у Одинца от удивления
аж взор загорелся. А кто же тогда Таллер? Кто такой Брод?
     - Выходит обыкновенные шестерки, как и мы с тобой.
     - Извини, Серый,  мы не  шестерки, мы с тобой - наемники, а это большая
разница. Ну  хорошо, приедем, поздороваемся с  ними и что дальше?  Я уверен,
что в его усадьбе всегда найдется четыре метра земли, где он нас зароет...
     - Зароем мы их... Я думаю, праздник сейчас у них в самом разгаре.
     - Но мы  почти с  голыми  руками...-  Саня просунул руку под  сиденье и
убедился, что обрез на месте. - У меня всего две пачки патронов да и у тебя,
небось, всего пара обойм...
     -  В кузове остались с прошлого раза два гранатомета,  но скорее всего,
они нам не понадобятся.
     - А я думаю, что мне тут так в бок впилось...
     Дорога была неосвещенная, с редкими фонарями и машина  часто попадала в
глубокие колдобины, присыпанные снежком.
     - Как, Саня, себя чувствуешь? На троечку или на четверку с минусом?
     - На четверку с плюсом. Кстати, у нас есть еще водка?
     - В  бардачке  лежит  шкалик,  но,  мне  кажется,  это будет  для  тебя
лишнее...
     - Лишние мы с тобой на этом свете.
     У Карташова в кармане запищал мобильник. Звонил Брод. Говорил напористо
и чувствовалось,  что  он  не совсем трезвый.  Карташов  отстранил  от  себя
трубку, чтобы голос Брода слышал Одинец.
     - Ты,  Мцыри,  сделал непоправимую  ошибку...Ты догадываешься, о чем  я
говорю?
     - Нет, не догадываюсь.
     -  Ты  моего  Николу  размазал  по  железу и  я тебе за  этого...- Брод
закашлялся, но не отключался.
     -  Ну что ты  мне за это сделаешь, Веня?  Ты  остался один и  перестань
заблуждаться  на мой  счет.  Если встанешь на дороге,  смету и  тебя, ибо ты
предал нас. Отдал Саню на растерзание коновалам Блузмана.
     - Это не  я...Я спал, когда это случилось, но, возможно, ты  не  знаешь
одной вещи...- Брод  опять зашелся в  кашле. - Одинец  подставное  лицо, это
самый  настоящий мент  с  поддельной  рекомендацией... и  Николай  правильно
сделал...А кстати, Мцыри, Саня сейчас с тобой?
     - Дать ему трубку?
     - Дай на минутку...
     Одинец нехотя взял мобильник.
     -  Мент   слушает,  -  сказал  он.   -  Ты  Веня  сильно  на  мой  счет
заблуждаешься, потому что, если бы я был ментом...
     -  Да  ты  и  есть  мент,  у меня есть  доказательства.  Николай  нашел
человека, с которым ты служил в УВД Красноярска.
     - Так в чем же тогда моя принадлежность к органам заключалась,  если ни
тебя,  ни Таллера,  ни тех, кто  занимается пересадкой органов,  до  сих  не
захомутали с поличным?
     - Это вопрос  для детей  дошкольного  возраста...У  тебя был сообщник -
заместитель Блузмана. Который ставил  ложные диагнозы...То СПИД,  то сифон у
донора,  то  опущение матки...А  почему нас  с Таллером  не  брали...Так это
вообще дважды два, хотели докопаться  до того, под чьим крылышком наша фирма
работала. И проследить все каналы нашего бизнеса...
     -  Хорошо, Вениамин Борисович,  думай так,  если  тебе от этого  легче,
только прошу тебя по-хорошему, линяй куда-нибудь к черту на кулички и, упаси
боже, чтобы попадаться мне на глаза, - и Одинец отключил мобильник.
     Наступила пауза.  По бокам  неслись белые опорные  столбики и временами
проплывали темные кучи осенних деревьев.
     - Комментарии, Саня, будут? - спросил Карташов.
     Долго молчал Одинец, даже достал из бардачка шкалик,  отвинтил пробку и
почти одним глотком все его содержимое засосал.
     - Я бы  очень хотел,  чтобы так  и  было на самом деле. Но, это, Серый,
одни разговоры,  так сказать,  оправдательный мотив...Хотя  если говорить  о
Красноярске...
     - Ну, ну, что же было в Красноярске?
     Одинец долго молчал, а может, это только Карташову казалось.
     - Я  действительно там служил, только не  в  УВД, а в одном из районных
отелов...Сержант постовой  службы...Однажды  в парке, при патрулировании, мы
заметили сидящего на лавочке человека, а рядом с  ним дипломат.  Мужик был в
стельку  пьян, а в  чемоданчике  - 30  тысяч долларов.  Мы  с напарником  их
конфисковали,  а  когда началось служебное расследование,  мой  напарник все
свалил на меня...Ну что мне оставалось делать? За решетку не хотелось...
     - Сбежал от правосудия? И куда ты с такой валютой подался?
     - В  Сочи, конечно...Там же купил два фальшивых  паспорта  и переехал в
Крым.  А деньги в таких местах идут как  вода - шашлычные,  ночные казино на
каждом  углу,  девчонки  тоже...За  полтора  года ничего, ни  копейки от тех
тридцати тысяч  не осталось. Но  зато, гуляя по  кабакам, я  познакомился  с
одним человеком, который затем и дал мне рекомендацию сюда, к Таллеру...
     - И это вся  твоя жизнь? -  с ехидцей спросил Карташов. - А я-то думал,
ты   птица  большого  полета...Грешным   делом  тоже  подозревал  тебя,   но
сомневался.  С  одной стороны  у тебя  налицо все повадки мента,  с другой -
чистый уркаган...
     -  Нам надо заехать ко  мне и поменять машины, -  сказал  Одинец. - Моя
"девятка" не так бросается в глаза, как этот старый мерин "шевроле".
     Через  сорок  минут они  уже сидели в "девятке" Одинца и направлялись в
сторону Учинского водохранилища. Во всяком случае, в том же направлении...
     - Скоро Тарасовка, не забыл, где  сворачивать? - Саня даже раскраснелся
и окончательно пришел в себя. - Понимаешь, с тем  дипломатом все произошло в
одно мгновение, слишком большой соблазн был...Доллары  только входили в моду
и  имели волшебную  силу...Понимаешь,  Мцыри? Сейчас, конечно, я бы  на  них
плюнул и растер, а тогда...Искушение, о, это еще та сила...
     -  Все у тебя  получается так складно, что  сильно смахивает  на хорошо
продуманную легенду. Впрочем, сейчас это уже неважно...
     Одинец не отреагировал, как будто речь шла не о нем.
     Карташов через стекло пытался разглядеть  поворот, кругом была темень и
только клочок  дороги в свете фар говорил о  существовании предметного мире.
Километра  через два они  увидели надпись с двумя стрелами,  указывающими на
Пушкино и Тарасовку.  Свернули на расхлябанную  дорогу, ведущую в Тарасовку.
Впереди виднелась цепочка фонарей и одинокая неоновая реклама.
     -  Где-то  тут  должна  быть  водонапорная  башня,  -  сказал Карташов,
по-прежнему прильнув к лобовому стеклу.
     - Пили до первой поперечной улицы и там будем смотреть.
     Они доехали  до  перекрестка и  Одинец  с фонариком вышел из машины. На
одной из пятиэтажек прочитал: "ул. Зои Космодемьянской".
     Свернули налево и  поехали туда, где больше было огней.  И метров через
триста поняли, что искать им ничего не надо: за высоким забором, в доме ярко
горели все окна, неслась музыка...
     -  А  вот  и  башня,  - сказал Одинец,  указывая  на  белеющий  цилиндр
водонапорной башни, находящейся чуть сбоку особняка.- Где оставим машину?
     - Здесь же.. В случае чего, она должна быть под рукой.
     Одинец вытащил из-под сиденья обрез и две пачки с  патронами. Зарядил и
отмахнул дверцу. Он ощущал себя в родной стихии.
     Они вышли  из "девятки "  и  пересекли  Строительную  улицу,  о чем  им
сообщила  покосившаяся  на  столбе  табличка. Зашли с тыла. Сквозь оголенные
ветки яблонь хорошо были видны точечки огоньков  - видимо,  кто-то курил  на
балконе.
     - Здесь должна быть собака, - сказал Одинец.
     -  Дог Лорд,  но  не  думаю, чтобы  при гостях она  бегала по улице,  -
Карташов нащупал в  темноте  камень и бросил через забор. Все было тихо. Они
сместились немного в сторону и первым полез через забор Одинец. Но спрыгивая
на землю,  он,  видимо,  не  собрался  и кулем свалился  в кусты крыжовника.
Карташов  мысленно выругался, слишком много  шума наделал  его напарник. Сам
Карташов легко поджался на руках и так же  легко, держась руками за  макушку
ограды, тенью скользнул на землю.
     У  самых  окон росли кусты бузины, на которые падали отсветы  горящих в
помещении дорогих люстр.  Кроме музыки слышались голоса и особенно выделялся
женский смех.. К их удивлению, на окнах  не были  задернуты шторы и все, что
делалось в доме, было видно, как на ладони.
     Это  была  обычная  застолица:  за  длинным  столом,  покрытым  белой с
скатертью, находилось человек  двенадцать. В основном это были люди пожилого
возраста, но Карташов  сразу же  среди  них  отметил всегда недовольное лицо
Блузмана. Он был без пиджака, рядом с ним черноволосая,  лет сорока, женщина
в темном с блестками платье.
     Одинец же  первым узрел хозяина дома  Федора  Гудзя, сидящего  в  торце
стола и держащего на подъеме рюмку - видимо он произносил тост. "Пусть нашим
врагам будет хуже от этого", - это, видимо, были заключительные слова тоста,
которые  успели  услышать  Карташов с Одинцом. Третьем от  хозяина,  рядом с
молодой  блондинкой,  сидел  раскрасневшийся известный всей стране  поэт,  у
которого  из-под  ворота  белой  шелковой  рубашки выглядывал тоже  шелковый
бордовый шарфик.
     - Я беру на себя Блузмана, -  тихо произнес Одинец. - Я не я буду, если
не сделаю ему сегодня лоботомию...
     Справа отворилась широкая застекленная дверь  и в комнату  медленно,  в
раскачку вошел  человек, лицо которого показалось  Карташову очень знакомым.
Вспомнился ресторан  "Прага", черный "линкольн",  свита в темных костюмах  и
этот   сытый  субъект,  галстук  которого  на  выпирающем  животе  напоминал
шевелящуюся коралловую  змею. Сердце у Карташова  забилось еще чаще. Он весь
напрягся в предвкушении какого-то очень важного для себя открытия.  Он ждал,
что следом  за Буриловым  последует  Бандо,  встречу с которым он  так долго
откладывал. Однако Слон не появился.
     Хозяин дома  встал во весь рост и  развел в сторону руки  - было видно,
как  он рад появившемуся гостю. Они  пошли  друг другу навстречу и обнялись.
Гудзь казался малолеткой по сравнению с дородной рыхлеющей фигурой Бурилова.
     - Опоздал, прости, -  однако по-настоящему извиняющихся  ноток в голосе
гостя не чувствовалось...
     В голове Карташова, словно трясогузка, дергалась мысль:  "Где же Бандо?
Где же эта сволочь?"
     Он приблизился к  Одинцу и положил  руку  на изготовившийся к  стрельбе
обрез: "Ты знаешь, кто этот пикадор, который только что завалился?"
     - Знакомая харя, видел по телевизору...
     - Хозяин Бандо...Бурилов собственной персоной...
     - Ого, сегодня, кажется, у нас может получиться наваристый бульон.  Что
будем делать?
     А  между  тем  задвигались  стулья, расчищалось  место для  запоздалого
гостя.  Поэт встал  и  за  руку  поздоровался  с  Буриловым, а  тот  тут  же
переключился на блондинку,  сидящую рядом с поэтом. Поцеловал ей руку, после
чего  тяжело  опустился  на  стул.  В  комнату  вошла  женщина  в  цветастом
переднике, с большим стеклянным подносом, который она поставила на отдельный
столик, стоящий рядом с роялем.
     - Уходим, и  дождемся, когда  банкет закончится, - наконец отреагировал
Карташов  на вопрос Одинца. -  Для меня важнее выяснить,  где сейчас Слон...
Его надо изолировать...
     -  Но у  меня руки чешутся, я не  могу уйти, оставив здесь развлекаться
Блузмана.
     - Это ты еще успеешь сделать...Пошли...
     В это время сидящий к ним спиной мужчина потянулся за блюдом, в котором
зеленели крупно нарезанные овощи, и Карташов замер - он  мог поклясться, что
уже видел этот с заметной горбинкой нос, этот низкий морщинистый лоб,  узкую
щель глаза, смуглую впалость щеки...
     - Я знаю, кто этот гад...
     - На котором кожаная безрукавка? - уточнил Одинец.
     - Это один из тех, кто хотел расконторить Веню на Рижском вокзале.
     - Вот это номера! - воскликнул Одинец и сам себе ладонью прикрыл рот. -
А может, опечатка у тебя в глазах?
     -  Да нет, это не  опечатка, это непреложный факт...  С правой  стороны
носа у него должна быть бородавка...
     И как будто по заявкам трудящихся, человек в кожаной тужурке повернулся
к женщине, попросившей его подать блюдо с рыбой...
     -  Смотри, - сказал  Карташов,  - Бородавочник...И  никогда не спорь  с
профессионалом...Пошли отсюда...
     Когда они  перелезли через забор, миновали  снежную  хлябь улицы  и уже
подошли к "девятке ", их окликнули: "Молодые  люди, куда вы так торопитесь?"
Со стороны  дома Гудзя, из сумерок, к ним направлялись две  статные, высокие
фигуры. И было в их движениях что-то затаенное, готовое к прыжку.
     Одинец распахнул полу куртки, где был спрятан обрез.
     -  Сейчас что-то будет, - сказал он и стал  озираться. Однако еще двоих
первым увидел Карташов  - они  вышли из-за оставленной ими "девятки ". И тут
уже не было никаких сомнений: в руках каждого из них чернели пистолеты.
     -   Наверное,  Брод,  сволочь,  нас  сдал,  -  тихо  сказал  Одинец.  -
Предупредил, касатик...
     Карташов сунул было руку за пазуху, где у него лениво дремал "Глок", но
его предостерегли:
     -  Руки на  затылок  и  без  дураков!  - и тут же  раздалось  несколько
щелчков.
     Пули выпущенные из оружия с глушителем, вонзались в землю совсем  рядом
с их ногами. Но те, кто брал  их на испуг,  видимо, не очень представляли, с
кем  они  имеют  дело...Саня  не  вынимая  из-под  полы обрез,  вместе с нею
направил  ствол  в  сторону тех,  кто  вышел  из-за  машины,  и  дуплетом, с
секундной паузой, выстрелил. Один из них, видимо, в предсмертном миге, понес
какую-то  невнятицу,  второй  молча  рухнул  под  колесо  "девятки".  Одинец
стремглав ринулся  к машине, упал и  перекатился к переднему колесу.  То  же
самое проделал  и  Карташов, только  он на шаг оказался дальше  от Одинца и,
падая, успел достать пистолет. Он стрелял наугад,  туда,  откуда  продолжали
раздаваться томящие душу щелчки.  Но Одинец был удачливее:  после  того, как
еще  дважды  он разрядил  обрез,  щелчки  прекратились,  лишь  затяжной стон
огласил пустынную улицу.  Но тут же двор особняка ожил, раздались панические
голоса, густо залаяла собака.
     - По машинам, Мцыри! - горячась, выкрикнул Одинец.
     "Девятку  " тряхнуло,  но  это  уже  никакого отношения к  ее судьбе не
имело. Видимо, кто-то со  стороны второй машины бросил им  под колеса ручную
гранату, которая и сделала свое дело. Карташов поплыл и в ушах, как  злобный
рефрен,  звучала  фраза "Черт возьми, куда это  меня  понесло?"  Желто-синий
туман, в котором  он плыл, заложил  дыхание,  отчего в висках начала стучать
металлическая  дробь. Она была  назойлива и  мучительна для  слуха. Затем он
увидел лица Блузмана, Бурилова,  чей галстук полоскался по  его лицу, и лицо
Бородавчатого, в глазах которого застыло изумление и вопрос...
     ...Когда Карташов пришел в  себя, он понял, что находится  в капкане: с
привязанными руками и ногами он лежал на  больничной  кровати.  Больничной -
потому что он  весь был  опутан  проводами, а к левой  руке был  присоединен
нейлоновый  катетер  капельницы.  По  нему  медленно,  с  полуторасекундными
интервалами капала светло-коричневая жидкость.
     Он повернул  голову и увидел рядом другую  кровать и  на ней неподвижно
лежащего человека. Широкие ремни  в нескольких местах опоясывали  его  тело,
голова откинута назад - это, без сомнения, был Одинец.
     -  Саня, - тихонько позвал он  друга,  но не получил  ответа. Попытался
осмотреться, но с каждым поворотом головы в ней возникали нестерпимая боль и
звон...Он вытянул одну ногу и попытался согнуть ее, однако колющая боль едва
не лишила его сознания.
     Слева, за кроватью, где  лежал  Одинец  вырисовывался  светлый  квадрат
двери с бронзовой,  с утолщенным концом ручкой. В помещении было сумеречно и
прохладно.  Первым  побуждением  было во  все  легкие закричать, позвать  на
помощь,  однако Карташов,  осознавая  реальность происшедшего,  посчитал это
слабостью.  Он  еще раз  окликнул  Одинца и тот  со  стоном  повернул к нему
голову.  Он лежал  с закрытыми  глазами и на его пшеничных  ресницах дрожали
накопившиеся слезинки.
     Время  ползло  так  медленно,  что  порой   ему   казалось  оно  вообще
остановилось  и весь мир замер и так будет вечно. Тоска и отчаянье  засосали
душу, и Карташов, чтобы  хоть как-то  приободриться, начал считать. Досчитал
до 12 тысяч и сбился со счета.
     - Саня, где твой обрез, где твои патроны?
     Одинец еще на несколько градусов повернул голову в сторону Карташова.
     - Одинец, просыпайся и возьми в руки гранатомет...
     И действительно, Саня вдруг открыл глаза и его привязанные руки сделали
натужное   движение,   словно   хотели   что-то  взять...Взгляд   совершенно
неосмысленный и он снова закрыл глаза.
     И  вдруг за дверью послышались шаги.  Они  были твердые, и вместе с тем
мерные, успокаивающие..
     В   бокс  зашли  Блузман,   в   зеленом   халате   и  такого  же  цвета
шапочке-колпаке, и тот фельдшер, с которым Карташов уже имел  дело, вызволяя
Одинца из этого же бокса. И чудовищно мучительная мысль завладела Карташовым
- знает  ли  о  том  разговоре  с фельдшером Блузман?  От  этого,  и  он это
прекрасно понимал, зависели их жизни.
     Блузман подошел к  Одинцу и взял того за руку.  Стал  считать  по часам
пульс.
     - Запишите: 64 удара, Давление: 110 на 78, вот что значит молодость...
     Фельдшер  открыл   папку,  которая  была  у  него  в  руках.,  и  начал
записывать.
     Когда Блузман подошел к кровати Карташова, тот притворился спящим.
     - А как чувствует наш омоновец? - Карташов ощутил на запястье холодную,
сырую ладонь Блузмана и великое  отвращение овладело  им. Он открыл  глаза и
сказал:
     - Чувствую  себя  настолько  прекрасно, чтобы такого,  как  ты, ублюдка
пустить в расход...
     - Вот это мне нравится. Значит, идем на поправку. Юмор рождает надежду.
     - Я хочу в туалет...
     - Это не проблема,  - Блузман посмотрел на фельдшера.  - Принесите  ему
судно и  добавьте в капельницу героина, он много рассуждает.  И  долейте еще
раствора, почки у ребят должны быть чистыми, как у младенцев.
     Когда  они вышли,  Карташов  еще  раз  позвал  Одинца.  И  тот  наконец
отреагировал. Вяло, словно с большого похмелья...
     -  Мцыри, я все слышал. Нам  промывают почки...  готовят к пересадке...
потом все, что от нас останется, отвезут в крематорий. - Одинец отвернулся и
Карташову показалось, что  он плачет. Но  когда Саня заговорил  снова, голос
был по-прежнему хоть и слабый, но уверенный, с нотками раздражения. - Почему
ты мне помешал в ту ночь застрелить эту сволочь?
     - Еще  не вечер, Саня...Мне  сейчас больше  жизни нужно  переговорить с
Бродом...
     - Объясниться в любви?
     Ответа  не  последовало,  в комнату вошел  фельдшер  со  стеклянной, до
половины заполненной  водой,  "уткой". Он  не глядя  на Карташова, подошел к
нему и изготовился засунуть под одеяло "утку".
     - Оставь это себе,  - тихо сказал Карташов, - и лучше скажи - когда нас
повезут на операционный стол?
     Фельдшер молчал.  Он  держал обеими руками судно и нерешительно  мялся.
Румянец,  выступивший   на   его  щеках,   мгновенно  сменился   болезненной
бледностью.  Что-то в нем происходило и  Карташов  не хотел  упускать своего
шанса.
     - Слышь, парень, по-моему, в прошлый  раз мы с тобой неплохо  поладили.
Верно? Хотя  я  мог бы тебя там  же  в  подвале  оставить  в  виде холодного
трупа...Так наберись смелости и ответь - когда?
     - Когда сделают  все анализы. У тебя заберут  обе почки, а у  этого...-
фельдшер  головой указал  в  сторону Одинца, -  сердце  и  печень.  Он очень
подходит, у него отличная клиника...
     -  Ну спасибо  за доверие, -  прошипел  Одинец. - Век такой  доброты не
забуду.
     - Стоп, Саня! - остановил друга Карташов. И к фельдшеру: -скажи, только
не  спеши с  ответом...Что  ты для нас  можешь сделать?  Не  за просто  так,
конечно, за приличные бабки...
     - Вряд ли вам стоит на меня рассчитывать. После побега твоего товарища,
в  клинике  усилили  охрану.  На  окнах решетки,  на  всех  выходах  по  два
автоматчика. Вас слишком хорошо сторговали, чтобы упустить таких доноров...
     Карташов пошевелил затекшей рукой.
     -  Ну хорошо, ты бессилен, вернее, боишься  за  свою  шкуру, но одно ты
можешь без  всякого риска сделать...У  тебя из кармана  торчит мобильник и я
прошу  тебя  только об  одном...  - Карташов  нервничал и  потому  говорил с
одышкой. - Набери номер, который  я тебе назову,  и  поднеси  трубку к моему
уху. Только за одно это  ты потом  получишь пару тысяч долларов...За пустяк,
который тебе ничем не угрожает.
     Фельдшера  как  будто  разбил  столбняк.  Он   мялся,  и  возможно,  на
что-нибудь решился,  если бы в  бокс не зашел человек с какими-то приборами.
Это  был очень  молодой  человек,  с  только что  пробивающимися  усиками, и
чистыми большими глазами.
     - Геннадий Владимирович, - обратился паренек к фельдшеру, - вы поможете
мне ввести больным в мочевой пузырь висмут.
     Фельдшер положил в  изножье кровати,  на которой лежал Карташов, утку и
приготовился к процедуре.
     -  Придется,  хлопцы,  немного   потерпеть,   это  не  совсем  приятная
процедура.
     С Карташова сняли удерживающий  ремень, который  проходил по  бедрам  и
задрали угол  одеяла. Он был без нижнего белья и сразу же почувствовал смену
температур. Парень с чистыми глазами  взял в  руки пенис  Карташова - пальцы
его  были  холодные, словно  только что  вынутые из  холодильника - Карташов
заскрежетал зубами и  хотел  вывернуть,  но фельдшер навалился  ему на грудь
всей  массой.  Сергей почувствовал  запах  недорогого одеколона и  недорогих
сигарет.  Подбородок фельдшера  касался  щеки  Сергея.  А  в это время ему в
мочеиспускательный  канал начали  засовывать катетер, чтобы  затем  ввести в
мочевой пузырь какую-то заразу. Карташов заорал и послал в пространство все,
что знал о  матерщине.  И каково же его было  удивление, когда до его  слуха
донесся шепот фельдшера: "Я  сегодня ночью дежурю,  потерпи..." И эти слова,
словно ампула обезболивающего, запущенного в вену, сняла с его живота и паха
боль,  и ему захотелось расцеловать  этого неуклюжего, навалившегося на него
медведем фельдшера.
     Одинец, видимо, понимая бесполезность сопротивления, стоически выдержал
процедуру и  лишь под  конец сказал:  "Запомни, парень,  что по  тебе плачет
камера  смертников..."  Но  тот  был   невозмутим:  собрав   инструмент,  он
направился к дверям. И выходя  из бокса, заботливо  проговорил: "Это не  так
страшно, как кажется..." Фельдшер снова  стянул их ремнями  и,  держа "утку"
под мышкой, удалился из бокса.
     - Ну  и падлы,  - у Одинца по  щеке текла  незапланированная струйка. -
Эсэсовцы...Ты видел, какие глаза у  этого сученка  с усиками? Вылитый фюрер,
только свастики на лбу не хватает...
     Карташову очень  хотелось  поделиться  с Саней о  том,  что ему  сказал
фельдшер.  Однако,  поразмыслив,  почему тот говорил шепотом, тоже решил  не
искушать судьбу, ведь помещение могло прослушиваться...
     До поздней ночи не спалось. Одинец  рассказал,  как он в  Крыму однажды
чуть не утонул. Был небольшой шторм и он, после ресторана, пошел искупаться.
Но когда хотел выйти  из  воды, не тут-то  было.  Каждый его выход  кончался
накатом новой волны и отливом. Он не успевал убежать от догоняющих его волн,
которые  снова и снова возвращали  его в море. Сколько времени он боролся со
стихией, он не знал, но  когда  наконец ему  удалось зацепиться за  берег, и
вылезти на сушу,  он обнаружил, что на пальцах у него  не осталось ни одного
ногтя.  Цепляться  за  жизнь  -  это всегда больно  и не  всегда приводит  к
успеху...
     Где-то  за стенами слышалась музыка,  Саня, наконец,  уснувший,  во сне
стонал и звал кого-то подойти к нему...
     В  боксе стоял сумрак, к  ночи  еще больше  притушили свет, и  Карташов
почти  пропустил  тот  момент,  когда  открылась  дверь.  Фельдшер  двигался
бесшумно,  он  наклонился  над Карташовым  и, убедившись, что  тот  не спит,
шепотом  сказал: "Назови  номер Брода..." На грудь Карташова  лег  мобильный
телефон.  И  когда номер телефона был  набран,  фельдшер  положил  трубку на
подушку, рядом с ухом Карташова. Накинул ему на голову одеяло.
     Секунды  казались  вечностью.  Возможно  Брод  на  ночь отключает  свой
телефон, а возможно, он  вообще  не при нем...Тягостные  мысли пронеслись  в
голове у Карташова  и потому, когда  он услышал  знакомый голос Вениамина, у
него перехватило дыхание, потерялся дар речи. Вместо внятных  слов, в трубку
летела какая-то  абракадабра... И первое  что  он сказал, когда справился  с
шоком,  были слова: "Веня, только не бросай трубку...это Мцыри...Нас с Саней
готовят  к пересадке, но ты  ведь  знаешь - я мент  и себя  в любой ситуации
подстраховываю..." "Короче,  Мцыри, у  меня  из-за  вас  поднялось давление,
говори..."  "Подробное  письмо  с  описанием всех  твоих похождений  и  твой
портрет сразу же пойдут в ФСБ и Центральное телевидение...если, конечно, я в
течение трех дней буду считаться без вести пропавшим..." "Что ты хочешь? И я
не все могу сделать..." "Жить захочешь, сделаешь, а я тебе за это преподнесу
подарок в виде Бородавочника,  который  тебя конторил на Рижском вокзале..."
"Ловчишь, Мцыри, этот номер у тебя не пройдет..." "Ты, Веня, дурак, я и Саня
его   видели   в   гостях   у   Гудзя...кстати,   твоего   непосредственного
хозяина...Поэтому поспеши к нам и тебе воздастся сторицей..."
     Отключившись,  Карташов  еще  несколько  мгновений  лежал,  не  подавая
признаков  жизни. Его  сковало  непреодолимое напряжение,  появились  первые
признаки  судорог.  Он  не  знал,  что  начал действовать  раствор  висмута,
вызывающий страшные побочные явления...Одинец оказался более железным: те же
самые симптомы анафилактического шока он почувствовал на два часа позже. Его
всего скрутило,  словно в его тело внедрилась какая-то беспощадная  пружина,
которая выворачивала все его члены по какой-то адской амплитуде.
     На следующий день им делали  зондирование желудков с помощью  японского
электронного  "глаза".  И  уже в который  раз  брали кровь  для  клинических
исследований.  Видимо, заказчик  был  состоятельный  и на  этот раз  Блузман
работал  наверняка, стараясь  не  упустить  своего шанса заработать  большие
деньги.
     Однажды,  когда они беспомощные  лежали в  своих кроватях, Одинец завел
разговор о  своей жизни. Его речь  походила на исповедь.  В детстве взрослые
пацаны заставили его,  шестилетнего пацаненка,  добивать дворового кота. Кот
уже был едва живой и он, взяв  его за хвост, стал бить головой об угол дома.
Все  его подбадривали, а он, не  ведающий о страданиях  других, выбиваясь из
сил, бил и бил  все еще  живым животным об угол  панельного дома. И забил до
смерти.
     - Я сейчас напоминаю того кота... Завтра кто-нибудь меня достукает  и я
отброшу лапки...
     - Мы должны из этой  ямы выбраться, -  Карташов не очень  верил в  свои
слова, но хотел подбодрить своего друга по несчастью.
     - Это боженька нас наказывает за инвалидов. Это была чистая авантюра.
     - То же самое мы можем сказать про себя. Каждый наш шаг в конторе Брода
-  авантюра  и  противозаконные  действия.  Может,  Саня,  как   киты,  сами
выбросимся  на берег?  Лишим  Блузмана  гонорара  и  удовольствия  над  нами
проделывать свои опыты...
     Одинец   дернулся   связанными   руками,   демонстрируя   полную   свою
беспомощность.
     -  Мы  не  должны, как трупы лежать без  движения,  -  Карташов засучил
ногами и  стал делать  едва заметные движения  всем телом. - Надо попытаться
выскользнуть из ремней...
     - Я всю ночь этим занимался, только кровавые мозоли натер...
     Какое сегодня число?
     - Декабрь...Начало декабря, за окном я видел снежок.
     - Все бы отдал, чтобы пройтись по снегу...
     - А я бы все отдал за одну затяжку сигаретой.
     -  Они берегут наше  здоровье, - в  голосе Одинца  послышалась  горькая
ирония.  -  Сами  мы  виноваты, надо было  раньше  линять  отсюда. Лучше  бы
подались в Чечню, там хоть был шанс выжить, а здесь я такового не вижу. И не
верю, что Брод поверил тебе насчет компры, которую якобы на него мы имеем...
     - Не знаю, не хочется думать об этом.
     ...Утром  следующего  дня, в  палату  въехала тележка, устланная  белой
простынею и накрытая поверху  целлофаном. На таких обычно возят на операции.
Медбрат, вошедший в бокс вместе  с  санитаром,  подошел к  Карташову  и  без
разговоров,  откинув  угол одеяла,  сделал ему  в шею  укол. Буквально через
несколько  секунд  по  телу  пошло   комфортное   тепло,  какое  бывает  при
воздействии  сильного  транквилизатора или  наркотика. Все тело его охватила
приятная истома, руки и ноги стали вялыми, он хотел  что-то сказать, но язык
ему не повиновался.  Он взглянул на Одинца  и  вид  друга  не  вызвал в  нем
никаких эмоций.
     Его отвязали и перенесли на тележку и  там его снова тщательно  спутали
ремнями. Через минуту Карташов  погрузился в глубокий сон, и  не слышал  как
его везли и поднимали на лифте в операционную. Через несколько минут, может,
через  час полтора, его тело  должно будет  лишиться природой дарованных ему
органов, которые на протяжении тридцатисемилетней жизни  служили ему верой и
правдой.
     Когда  тележку с  ним завезли  в светлую,  прохладную операционную, и с
коляски переложили  на  операционный стол, под яркую гроздь светильников, за
дело   взялся   анестезиолог   -   маленький  пожилой   человек  с   тонкими
невыразительными чертами лица.
     Вошел Блузман в операционной экипировке, в зеленом халате, белой маске,
в  резиновых перчатках  и  таких же резиновых ботфортах.  Он, как  художник,
откинув назад  голову,  осматривал натуру - обнаженное  тело  донора.  Затем
Карташова  перевернули на живот и закрыли с головой. Ноги и руки привязали к
столу. Блузман  взял  в  руки скальпель и  поправил тыльной стороной  ладони
маску.  Ему  хотелось пить  и он попросил медбрата смочить  ему  губы водой.
Вокруг стола сгрудилось шесть человек ассистентов в  зеленых халатах...Рядом
со столом шумел аппарат искусственной почки...
     Когда Блузман  изготовился сделать первый  надрез  в  области  поясницы
Карташова, в операционной погас свет. Это было  так неожиданно, что медбрат,
который смачивал губы Блузмана, выругался матом.
     -  Дима, - обратился к нему хирург, - сходите в генераторную, узнайте в
чем  дело...И пусть  подключат резервную  подстанцию, -  голос Блузмана  был
спокойный и деловитый.
     Однако через мгновение события  стали развиваться  совершенно  по иному
варианту.  Дима,  которого  Блузман  послал  разузнать  обстановку, не успел
подойти к двери, как она распахнулась перед самым его носом и в операционную
вбежал человек  в  черной маске.  Всем  было очевидно,  что  в  руках  этого
незваного  гостя зажат пистолет. Буквально через секунду он дважды выстрелил
и медбрат спотыкаясь, скользя по начищенному полу, упал и судорога свела его
тело. Все, кто были у стола  остолбенели и только Блузман,  положив на голое
тело Карташова скальпель, немного сместился в  сторону, прячась  за высокого
ассистента.
     -  Где  тут  Блузман?  - голос  человека в  маске  был  требователен  и
нетерпелив.  - Видимо, для  большей убедительности он  выстрелил в  потолок.
Пуля  попала  в  один  из  плафонов,  висящих  над  операционным  столом.  В
наступившей тишине звякнуло стекло...
     Молчание. Человек подошел  к  первому,  кто был ближе  к  операционному
столу,  и  сорвал  с его лица  медицинскую маску. То же  самое он проделал с
другими. Блузман повернулся и побежал в сторону вторых дверей. Он уже взялся
за ручку,  когда  сзади  чья-то сильная  рука обхватила  его за  шею  и  ему
показалось, что он попал в чудовищные клещи. С него слетела маска и очки...В
глазах застыл ужас и в этот ужас уперся ствол пистолета.
     В операционную вбежали еще двое, тоже в черных масках..
     -  Развяжи,  Мцыри,  -  приказала  одна  черная  маска  другой,  и   та
повиновалась. Карташова переложили  на  тележку и  повезли  из операционной.
Блузман  между тем ползал  в ногах  перед человеком, который  держал  его на
мушке. Он  лепетал  какие-то никчемные слова,  что он  не  виноват,  что его
принудили под страхом смерти.
     -  А  где ты, сукин сын, позавчера был? - грозно спросили у него. -  Ты
же,   труповоз,   знал,   что  эти  люди,  которых  ты  хотел  распотрошить,
неприкосновенны...
     -    Я    действовал    по    приказу...    Фирма    горела,    финансы
требовали...подходящих доноров не было...
     - Кто тебе приказал этих ребят положить на стол?
     Блузман опасно замялся, и этого было достаточно, чтобы ствол пистолета,
засунутый ему в ухо, сделал его более разговорчивым.
     - Я выполнял приказ Гудзя... Он истинный хозяин фирмы...
     - Ну,  что ж,  будь таким же послушным мальчиком и  впредь, - человек с
пистолетом, не вынимаю ствол  из уха Блузмана, нажал на курок. Сгусток крови
и  серого вещества, как блин на сковородку, шлепнулся на  белоснежную стенку
операционной. -  Мразь, покоптил небо  и  довольно...Хорошего  понемножку, -
человек протер ствол пистолета о халат Блузмана и вышел за дверь...
     ...Когда Карташов пришел  в себя, он  первым  делом  пошевелил  ногами,
потом руками и понял, что они свободны. Он повернул голову и увидел довольно
просторную гостиную -  со светлой мебелью, большой инкрустированной секцией,
набитой книгами, богатую люстру и очень красивые, под старину, обои. Рядом с
ним стоял антикварный столик  с  прихотливо изогнутыми ножками,  и на нем  -
пачка апельсинового сока и хрустальный фужер с ограненными стенками.
     Сергея  томила жажда. Он  потянулся  за соком, однако движения его были
еще неуверенные  - неловко задел фужер и тот упал на  стол. Где-то раздались
шаги. И каково же было его удивление, когда в вошедшем в комнату человеке он
узнал Одинца.  На  нем был  длиннополый  махровый  халат,  на  ногах  мягкие
бархатные шлепанцы.
     - Саня, черт возьми, это сон или я уже на том свете?
     - Мцыри, ты спал двое суток, я  уж думал, что ты  впал в  летаргический
сон,  - Одинец,  подойдя  к дивану, обнял приподнявшегося с подушек друга. -
Ох, Серый, никогда не думал, что жизнь так прекрасна и удивительна...
     - Рассказывай...Чудес не  бывает, поэтому  объясни толком, как  мы сюда
попали и что это за хата?
     Одинец  подошел  к  секции  и открыл  дверцу бара.  Вернулся с бутылкой
водки.
     - Сначала выпьем за встречу, а потом - рассказ...Но тебе Мцыри, пока ты
еще не очухался, я налью самую малость...Для прививки...
     Карташову  хотелось  курить,  но  ему  еще  больше  хотелось  узнать  о
событиях, которые произошли без его участия.
     - Когда тебя  увезли на  операцию, со  мной случилась  истерика.  Я как
представил,  что какая-то  сука будет вырезать тебе почку, а мне сердце...Не
знаю, откуда такая дикая  сила  взялась  в руках  и  ногах...Короче, я  ужом
выполз  из ремней,  но на шум прибежал  санитар с медбратом. У  того в руках
шприц и они хотели меня  повалить на кровать и успокоить с помощью укола. Но
ты же знаешь меня...
     Карташов, открыв от удивления рот, слушал Одинца и ловил себя на мысли,
что смотрит боевик.
     - Ты ведь,  Мцыри,  знаешь - когда я вхожу в раж, меня может остановить
только гранатомет. Я конечно, первым делом  уделал  медбрата, его же шприцем
сделал ему  укол  в  глаз...С санитаром пришлось  чуть-чуть повозиться,  он,
видимо,  немного владел  приемами восточных единоборств...Но во мне  столько
было  злобы и желания отыграться за тебя, что я  его распотрошил буквально в
течение двух минут. Правда, пришлось применить огнетушитель...
     Карташов спустил с дивана ноги.
     - Ты хочешь сказать, что ты один меня оттуда вытащил?
     - Нет, не один. Тут нам  с  тобой сам Бог пришел на помощь,  правда,  в
лице  Брода.  Они с Валентином разоружили с  черного хода охрану и мы с ними
столкнулись  в  коридоре.  Совершенно  случайно...  Они  чуть было  меня  не
пристрелили. Короче, Веня дал мне автомат и пару гранат,  а сам с Валентином
полетел в операционную...
     Одинец налил себе водки, немного плеснул в фужер Карташову.
     - Давай, Мцыри, выпьем  за победу и за  то, чтобы такого конфуза с нами
никогда больше не случалось...
     Водка обожгла не только горло, но и, кажется, дошла до  глубины кишек и
разлилась там кипяточком. Но это скоро прошло, и туманная теплота  вскружила
Карташову голову.
     -  Значит, Брод все-таки одумался...-  глядя  куда-то  в  пространство,
сказал Карташов. - Отдал мне долг, ничего не скажешь...
     -  И  дело  не  только  в  этом.  Тут  большую роль  сыграло то, что ты
рассказал ему о Бородавочнике. Он хочет его достать и не без нашей помощи...
     - А как вы из клиники вышли, там же должно быть много охранников.
     - Да ерунда это, я их всех взял в плен и запер в нашем боксе. Наемники,
жалкие людишки...
     - А мы кто?
     - Мы  - профессионалы! Умеем ломать через  колено суперменов,  а если и
нас припрет  - не вякнем...Ты же, Мцыри, молодчага, вел себя  хладнокровно и
нашел выход...
     - Нет, это  ты,  Саня, нашел  выход...Налей-ка еще, очень  хорошо пошла
водочка по жилам...
     - Тогда  жди, принесу какую-нибудь закусь, - Одинец направился на кухню
и вернулся с тарелкой бутербродов. - Веня неплохо устроился...
     - Так мы у него в гостях?
     - На его городской квартире, о существовании которой знал  один  только
человек - сам Брод....А вот, кажется, и Веня собственной персоной.
     Действительно,  в дверях  гостиной появился  Брод.  На  нем было надето
темное, почти до пят, пальто, в руках - кейс.
     - Привет, доноры! -  стараясь  быть  непосредственным, приветствовал их
хозяин  дома. Бросив под столик дипломат,  он, не садясь, налил себе водки и
залпом выпил.
     -  Чтобы  поставить все  точки  над  i,  -  начал  Брод,  -  совершенно
официально заявляю: лично  я никакого отношения  к вашему похищению не имел.
Да, в  первый раз произошла накладка с  Саней,  и только потому, что  дурака
свалял  Николай...но  он  за  это  расплатился  с  лихвой.  Второе:  если  в
состоянии,  примите  мои  искренние  сожаления  по  поводу  случившегося...И
третье: твоя,  Мцыри, информация  относительно  Бородавочника подтвердилась,
как   и  то,  что  Гудзь  является  теневым  хозяином  нашей  фирмы...Вернее
являлся...Вот, такие дела, - Брод снял пальто и кинул его  на спинку кресла.
Затем достал  из кейса  деньги и, поделив на ровные, и довольно внушительные
две  пачки,  раздал их "донорам".  -  Это вам  комиссионные  за  проявленное
мужество и дерзость...
     - В гробу я видел твое мужество, - беззлобно заявил Одинец.
     - Скажи, Веня, для кого старался Блузман? Кому бы достались мои почки?
     - И мой горячий мотор? - поддержал друга Одинец.
     - Эту тайну навсегда с собой унес господин Блузман...Но я думаю, у него
были свои клиенты, о которых я ничего не знал...
     - А Таллер? - спросил Карташов. - Ты ведь говорил,  что только он был в
курсе того, что ты направляешься в обменный пункт Рижского вокзала...
     - Вот это загадка,  которую еще предстоит разгадать...Поэтому я  хочу у
вас спросить: готовы ли вы еще раз наведаться к достопочтенному Гудзю Федору
Ивановичу?
     - Нам надо пройти реабилитацию, -  Саня налил водки, но пить не стал. -
Когда думаешь делать к нему визит?
     - Боюсь,  этот жлоб в  любую  минуту может смотаться за рубеж...Паленым
ведь пахнет, а он не дурак...Надо сегодня, в крайнем случае - завтра с утра.
Взять тепленьким...
     - Я на это не  пойду,  - сказал Карташов. - Меня от  всего тошнит...и я
тебе,  Веня, больше не верю. Ну,  хорошо, узнаем, кто  тебя подставил, а что
потом?
     - Потом, что? От загада не будешь богат...Если Бородавочник где-то тут,
то  и  мои сто тысяч тоже  где-то  здесь...Я  должен их  вернуть и...-  Брод
затянулся сигаретой  и  взял в руки фужер  с водкой, которую налил Саня. - И
если мы их находим, делим на три...И разбегаемся...
     - Значит, последний и решительный бой? - Одинец уже был под хмельком и,
казалось, что он все уже простил Броду. - Как, Мцыри, подписываемся?
     - Если  подпишусь, то только по одной причине - чтобы выйти на Бурилова
и его охранника...Вы знаете, кого я имею в виду...
     -  Значит, добро? - лицо Брода как будто разгладилось. Он закрыл кейс и
поднялся. - Отдыхайте, завтра в пять утра я вас поднимаю. - Он снова  открыл
дипломат и вынул газету "Московский комсомолец"...
     - Хотите, орлы-беркуты, послушать сагу о своих подвигах?
     Одинец протянул руку и взял газету. Молча  пробежал глазами по тексту и
передал ее Карташову.
     -  Я   даже  не   знал,  что  рядом  со   мной  живут  Монте-Кристо   и
Зорро...Народные мстители,  мать вашу так и еще растак, - Брод  уставился на
Карташова. - Подставили под пули беспомощных калек, а сами рассиропились.
     Одинец предостерегающе поднял руку.
     - Не надо,  Веня, давить нам  на  предстательную  железу! Мы  все  лето
работали на тебя, без  выходных и отгулов и, когда один раз помогли  тем, от
кого  все,  кроме бандитов,  отказались,  ты  читаешь  нам  мораль...Как это
понимать?
     - Меня все устраивает, кроме финала.
     -  Нас  тоже,  - сказал  Карташов.  - Но  это не сценарий  для детского
утренника, тут, к сожалению, уже ничего нельзя переписать...
     - Так пора бы научиться писать такие сценарии, которые не надо править!
- Брод тоже налил  себе стакан водки и одним махом выпил. И не поморщился, -
пьете,  черти, теплую водяру, совсем опустили крылья...Где  вы  оставили мой
"шевроле"? - спросил напоследок Брод.  Одинец рассказал и уточнил, что ключи
от машины лежат в его почтовом ящике.
     Когда они  остались одни, Карташов вслух  принялся  читать: "По  данным
Управления  пожарной  безопасности   Москвы,  во  время  инцидента  в  парке
"Измайлово",  в   канализационную  систему   попало   более  двадцати  тысяч
декалитров  спирто-водочных  изделий,  изготовленных  на подпольном  заводе,
работающем под  прикрытием  торговой фирмы  "Голубая лагуна".  Мимо госказны
проходили   миллионы  рублей  безналоговых   денег...Окопавшаяся  в  столице
преступная  орггруппа  некоего  Алиева...Ангар  площадью  более  трех  тысяч
квадратных  метров и три  этажа  под ним  выгорели  дотла.  Воспламенившийся
спирт, привел к взрыву  распределительной подстанции и едва не  достиг веток
метрополитена.  Только  благодаря самоотверженности  пожарных, подразделений
МЧС, беда была предотвращена..."
     - А ни хрена  себе! -  только и  нашелся, что сказать Одинец.  -  Читай
дальше...
     "В  результате пожара в огне погиб сам  президент фирмы Алиев,  два его
помощника,  несколько телохранителей и среди них  известные  в  криминальной
среде люди по кличке Холодильник и Фужер...
     Судя   по  результатам  разборки,   в  Измайлово   произошел  серьезный
вооруженный конфликт: сгорели  не принадлежащие фирме четыре автомашины, там
же,   в   ангаре,   были  обнаружены  труппы   одиннадцати   обгоревших   до
неузнаваемости человек...
     Расследованием   обстоятельств   данного  спиртово-пожарного  инцидента
занимается Генеральная прокуратура РФ и ФСБ. У следствия много версий, но ни
одна из них  пока не стала рабочей.  Однако наиболее правдоподобным является
предположение о междоусобице инвалидов-интернационалистов с мафиозной фирмой
Алиева. Причины выясняются... "
     -  Фуфло!  - вскипел Одинец. -  Никто ни до чего не будет докапываться.
Поэтому,  Мцыри, бери  чистый лист бумаги и  давай вместе  сочиним  послание
Генпрокурору...Так,  мол,  и так - пишут  вам два отпаявшихся хмыря, которые
подбили,  организовали  и вооружили бедолажных  калек-интернационалистов,  и
послали  их  на убой  в  логово  бандита  Алиева...  Так,  продолжаем...  Но
поверьте,  не  от  хор жизни  они пошли  туда,  а  исключительно по  причине
беспризорщины и  беспредельщины, какие сейчас  творятся, на просторах  нашей
дорогой  и любимой Руси...и не без  вашего  молчаливого  согласия,  господин
Генпрокурор...
     Карташов  тоже  налил  себе водки, но  пить сразу  не  стал,  о  чем-то
раздумывал.  Но, видимо,  душевная горечь превозмогла водочную и  он, затаив
дыхание, опорожнил стакан.
     Они сидели друг против  друга,  курили и каждый из них понимал -  жизнь
еще раз прокрутила свои  железные  жернова и лишь вопрос времени - когда они
окончательно попадут под их безжалостный гнет...


     Расплата


     Утро следующего дня было морозным. Брод с Валентином приехал за ними на
"шевроле". Карташов заметил: когда Брод  закуривал, его руки слегка дрожали.
Вероятно, с похмелья.
     Перед тем  как рассесться по местам,  Веня провел инструктаж: без нужды
стволы не вынимать, ни  в коем  случае не  упустить Гудзя и постараться того
разговорить...Одинец тут же отреагировал:  "А до какой степени  можно давить
на  дядю Федю?" "Пока  не назовет  координаты  Бородавочника и не вернет мои
деньги..." Еще Брод побурчал  насчет  бидонов с  краской, которые до сих пор
занимали место в салоне "шевроле".
     На  Строительную,  улицу  No42  прибыли  без двадцати семь.  Карташов с
Одинцом пошли на разведку - они направились тем же путем, когда в последний,
для них  драматический,  раз приходили к  Гудзю,  преодолев  забор с  задней
стороны дома. Однако ночью выпавший снежок  осложнял дело: на его фоне легко
просматривалось любое передвижение и,  не исключалось, что те,  кто  охранял
усадьбу, могли  в любой момент их  засечь. В саду  с  заиндевелыми деревьями
было тихо и пустынно. Они шли гуськом - впереди Одинец и в трех шагах позади
него - Карташов.
     Одного из охранников, находившегося возле крыльца, взял на себя Одинец.
Он  подкрался сзади и вырубил  его ударом кулака в  затылок.  Когда  человек
упал, и его  короткоствольный автомат  цокнул о  покрытое изморозью крыльцо,
Саня оттащил охранника за угол дома.
     Брод  с Валентином взошли на  крыльцо и  позвонили  в  дверь. Где-то  в
глубине дома залаяла собака. Долго клацали запоры, пока через приоткрывшуюся
на цепочке дверь не раздался грубый, заспанный голос Гудзя.
     - Кто там в такую рань?
     - Федор Иванович, это я, Вениамин...Есть дело...
     Однако  за дверью наступила тишина  и только  хорошенько прислушавшись,
можно  было расслышать сдерживаемое  от волнения  дыхание хозяина дома. Тот,
видимо,  раздумывал, как поступить  -  принять столь ранних гостей  или  под
благовидным предлогом отделаться от них.
     - Ну это же я, Брод...  Ты хочешь, чтобы я поклялся господом Богом? - в
его  голосе  звучало нетерпение и  еще что-то,  что  могло показаться  Гудзю
подозрительным...
     Из-за  угла показалась  темная  фигура еще  одного охранника.  Карташов
переглянулись  с  Одинцом  и  тот  юркнул  за  ближайший  угол,  чтобы зайти
охраннику с тыла. Карташов пошел к нему навстречу.
     - Кого ищите в такую рань? -  в  голосе охранника прозвучало враждебное
отчуждение.
     - Не волнуйся, старик,  пришли проведать Федора  Ивановича...- Карташов
уловил едва  заметное движение руки охранника. Его кисть скрылась под  левой
полой  кожаной  куртки. Тот  явно  хотел прибегнуть  к  главному аргументу -
вытащить  из  кобуры пистолет. Но  из-за  угла обрисовалась фигурка  Одинца,
который в два прыжка достал охранника  и сбил его с  ног.  Он  надел на него
наручники и приковал к скобе, удерживающей водосточную трубу.
     Они взошли на крыльцо  и Брод тут  же велел им выломать дверь. Это было
не  самое сложное задание: в течение трех секунд она  слетела  с петель, что
однако  не сделала  доступ  в квартиру  Гудзя  более  свободным.  За  первой
деревянной  дверью их остановила металлическая, глухая и  непроницаемая, как
броня танка.
     - Идите к окнам, чтобы он не дал деру...
     Карташов взял  под  контроль заднюю  часть дома,  Одинец же смотрел  за
окнами,  выходящими  из  подсобных  помещений. Валентин  сходил  к  машине и
вернулся с гранатометом и  передал его Броду. Тот отошел к  воротам и оттуда
выстрелил  в  дверь.  В воздухе  запахло сгоревшим тротилом и  металлической
гарью. Подойдя к двери, он толкнул ее ногой и она тяжело отвалилась. На него
кинулся дог и Брод, обороняясь,  отмахнулся  от собаки трубой  гранатомета -
пес, издав жалостливую руладу, помчался по лестнице наверх. Когда Брод вошел
в прихожую, он увидел хозяина дома: тот стоял  на площадке лестницы, держа в
руках трехствольный "франкот"...
     В  помещение  вошел Валентин.  Обе  руки  его были глубоко  засунуты  в
карманы пальто.
     - Что, Веня, захотелось войны? - обнажая стальные зубы, спросил Гудзь.
     -  Да нет, я пришел за своим добром...Ты,  наверное. слышал, что весной
меня расконторили на Рижском вокзале?
     - Что-то читал в газетах...
     - А где тот, кто увез мой кейс с энной суммой денег?
     - Кого имеешь в виду?
     - Бородавочника, который на днях был у тебя на твоем юбилее.
     - У меня было тридцать человек...Всех не упомнишь...
     Брод шагнул  к лестнице, но в этот момент  один из стволов бельгийского
"франкота" выстрелил - волчья картечь тугим узлом легла у самых ног Брода.
     - Дальше этого  не советую двигаться,  -  предостерег  Гудзь.-  У тебя,
Веня, есть еще пару минут, когда ты со своей кодлой можешь унести ноги.
     - Я пришел,  чтобы  взять  свое. И заодно узнать  - каким  способом  ты
захватил власть в нашей фирме? Когда это произошло?
     Гудзь с трудом сглотнул липкую слюну.
     - Кто-то ведь должен быть настоящим хозяином. Таллер много пил и погряз
в  разврате... Ты, Веня, слабоват,  мягкохарактерен...А произошло это давно,
когда еще ни тебя ни Таллера в фирме не было. Не я к вам присоединился, а вы
ко мне. И ваша фирма - это всего лишь необходимое прикрытие.
     - Так где Бородавочник?
     -  Ты,  видно,  оглох....Слышишь,  к  дому  подкатили  машины  с  моими
хлопцами, и, боюсь, ты с этим парнем отсюда уже никогда не выгребешься.
     Брод обратил  лицо к Валентину и  мотнул  головой,  указав  на стоящего
наверху хозяина дома. Молодость  взяла  свое: Валентин выпростал из-за пояса
обыкновенный семизарядный наган и  на вскидку  и расстрелял обе ноги  Гудзя.
Тот выронил "Франкот", осел на пол и взвыл от боли.
     -  Где, Федя, мои  бабки? - и  Брод пошел вверх  по лестнице. Подойдя к
Гудзю,  он взял его за седую шевелюру  и поднял к себе его  искаженное болью
лицо. -  Из-за тебя  я  поплатился  своими  людьми, так  что,  будь любезен,
возвращай долг и побыстрее...
     Гудзь  рукой указал  на заднюю комнату, через  открытую  дверь  которой
виднелся  угол  модерновой, орехового  дерева секции... Веня прислушался:  и
верно -  где-то снаружи дома  урчали  машины. Он подошел к секции  и стал по
очереди открывать  все дверцы, выдвигать все  ящики. Свой кейс с помутневшей
монограммой он нашел в нижнем  ящике,  под  барчиком. Он взял  его в руки и,
вернувшись к  Гудзю,  и поставил кейс на перила. Снизу,  не  спуская с Гудзя
взгляда, наблюдал Валентин. Скрипнула дверь и в помещение вошел Одинец.
     - Веня, -  сказал он, -  ты не можешь побыстрее, тут, кажется, появился
резерв главного командования...- В руках Одинца был обрез.
     - Сейчас, Саня, вот только пересчитаю свои деньжата...
     Взрыв был настолько неожиданный, что отброшенный взрывной волной в угол
Одинец,  не  мог  понять  - что  же такое  в мире  перевернулось...Валентин,
оказавшийся  у холодильника, лежал без признаков жизни в луже  крови. Одинец
хотел подняться, но когда попытался это сделать, ноги подкосились и в голове
что-то стало затуманиваться. Однако,  собрав все силы,  он  встал  на ноги и
взглянул туда, где еще минуту назад находились Гудзь и Брод. Однако ни того,
ни  другого  там уже не было.  И лишь  люстра  свидетельствовала  о страшном
потрясении:  на  одном  из  пяти ее  рожков, он увидел кисть руки с кольцом,
которое  было  на  Броде.  На  полу  валялись  человеческие  ошметки:  нога,
отрубленная  взрывом по  колено,  какая-то  бурая жижица, в  которой страшно
щерясь, лежала голова Гудзя. Туловище Брода, искореженное тротиловой  силой,
недвижно лежало на двух предпоследних ступенях лестницы.
     Одинец  подошел к Валентину и нагнулся, чтобы повернуть  его  голову  к
себе  лицом.  Но  лучше бы,  он этого не  делал. Взрыв сгладил его  черты до
абсолютного неузнавания...
     Когда потрясенный  увиденным Одинец направился к двери, в комнату вошли
незнакомые люди. Молодые, настороженные, с оружием в руках.. Лицо  одного из
них  на  мгновение  задержало   его   внимание:   это,   без  сомнения,  был
Бородавочник.  Он первым попытался открыть  огонь, но опоздал. Все  патроны,
которые  были в  помповом обрезе Одинца тут же пошли в  ход: он стрелял так,
как  никогда до этого не стрелял. В  упор, расчетливо, без спешки - у порога
сложилась небольшая кучка из человеческих тел...
     ...Карташов увидел как со стороны шоссе направляются два джипа.. Первый
машина проехала мимо  дома  и  остановилась  в метрах  пятидесяти от забора,
вторая  наоборот,  припарковалась  не  доезжая  до  ворот  метров  тридцать.
Несколько  секунд  никто из машин не появлялся.  Видно, те,  кто в  них был,
осматривались.  Наконец  из  первого  джипа вышел  человек  высокого роста и
спортивного телосложения. Он внимательно осмотрелся  и махнул кому-то рукой.
И мгновенно  из двух  других  машин стали  выходить молодые, явно накаченные
субъекты в  длиннополых пальто. Когда один из прибывших повернулся к  свету,
который  исходил  от  фонарного  столба,  Карташов  напрягся,  словно  перед
посещением  стоматологического кабинета. Он даже протер глаза: но  ошибки не
было - это был его бывший товарищ по ОМОНу  Бандо. Слон...Первым побуждением
было  достать  из-за  пазухи "глок" и  пустить  его в дело.  Но это было  бы
слишком просто и вероломно.  Он не мог сделать того, что должен был сделать,
без нескольких прощальных фраз.
     Бандо и вместе с еще тремя незнакомцами быстрым, машинизированным шагом
направились к калитке дома 42. И когда до крыльца оставались считанные шаги,
Карташов окликнул  его:  "Слон,  не спеши,  еще  успеешь попасть  в царствие
небесное..." Бандо замер на полшаге и  взглянул в  сторону Карташова, но тот
был  в  тени  и  разглядеть  его не  было  никакой  возможности.  Но  что-то
необъяснимое  потянуло Бандо  в его сторону. Он  коротко бросил что-то своим
попутчикам, а сам, сделав шаг  мимо крыльца, опрометчиво вошел в тугую тень.
Они оказались на расстоянии вытянутой руки и Карташов ощущал терпкий запашок
мужского  одеколона,  смешанного  с  сигаретным духом. Бандо,  видимо,  тоже
чувствовал близкое присутствие своего  бывшего товарища по отряду, только не
запах одеколона привлекал его, а нечто  непередаваемо зловещее, чего никогда
не исходило от лейтенанта Карташова.
     Слон  осторожно,  чтобы не  всколыхнуть темноту, протянул руку  к левой
стороне пальто, чтобы успеть достать пистолет. Но его остановили:
     - Не надо, ты сильно опаздываешь,.. - стараясь быть спокойным, произнес
Карташов. - Мы здесь одни, без свидетелей...Как ты  убивал Кротова - лицом к
лицу или в затылок?
     - Да, мы  здесь одни, поэтому скажу: я убил его в тот момент, когда  он
прикуривал.
     Пауза не могла быть затяжной, хотя она грозила стать таковой после слов
Слона.
     - Ты оговорил меня...Как у тебя после этого со сном?
     - Сплю без сновидений, но об одном жалею,  что  не успел тогда тебя...-
Бандо  замешкался,  не  находя  подходящего  слова, соответствующего  данной
ситуации.
     Карташов  отжал  предохранитель  и  этот  едва слышимый сдвиг  металла,
видимо, долетел до  обостренного слуха  Бандо. Ища свой последний шанс, он с
силой  выбросил вперед  правую  руку, но  она  ушла в  пустоту. И  возможно,
Карташов  застрелил  бы  его, не  раздайся в доме Гудзя  оглушительной  силы
взрыв. Земля содрогнулась, с крыши с грохотом упали несколько пластин шифера
вместе со снегом и  одна из  них угодила по  руке  Карташова,  в которой  он
держал  пистолет.  Внутри  дома послышалось несколько выстрелов, за которыми
последовала гнетущая тишина.
     Метнулась  тень -  это Бандо, воспользовавшись замешательством, скрылся
за углом дома.
     Карташов, вдоль стены  двинулся в сторону крыльца. Все было погружено в
кромешную темноту. Лампочка,  висевшая  над  дверью,  видимо, от  сотрясения
погасла. Погасли и два тусклых фонаря на ближайших столбах.
     Прислушался: показалось, что скрипнула дверь и кто-то вышел на крыльцо.
Протяжный, тягостный стон нарушил безмолвие ночи. Карташов узнал этот звук и
тихо  позвал: "Саня, это ты?"  Он приблизился крыльцу и на ощупь нашел того,
кто сидел, прислонившись боком к открытой  двери.  Это  был Одинец. От  него
пахнуло теплой, вытекающей из раны кровью. И порохом.
     - Саня, что случилось? - спросил Карташов, едва различая свой голос.
     - Брода разорвало на куски...Валентин тоже готов...Дай закурить...
     Где-то за забором заработал автомобильный движок.
     - Что  же  в  хате  произошло?  - повторил  свой вопрос Карташов,  хотя
понимал всю его неуместность.
     - Гудзь  отдал ему  кейс...Веня думал, что ему  возвращают его  деньги,
открыл  его  и... Потом  в дом  зашли трое  и первым мне  на  глаза  попался
Бородавочник...Я  их  достал  всех,  но  это   теперь  не   имеет   никакого
значения...- Одинец закашлялся. Застонал.
     - Это были люди Бандо. Сам он ушел...Ты можешь идти?
     - Если ты мне поможешь подняться.
     - Бери меня за шею...
     К машине Карташов двинулся через сад, ощущая жесткие удары  заиндевелых
кустов  по лицу. Он нес Одинца  и чувствовал., как из него выливается кровь.
Порядочная ее порция  натекла ему в рукав и рука,  державшая безвольные ноги
друга, грозила соскользнуть с них. Возле забора он положил Одинца  на снег и
стал выламывать доски, чтобы сделать подходящий лаз.
     Он положил его в салон "шевроле", на холодный брезент.
     - Саня, -  сказал  он,  - если потерпишь, доедем до  больницы...А  пока
покури, - он зажег сигарету и поднес ее ко рту Одинца. Но тот не реагировал.
Карташов  нагнулся и приложил к его груди ухо: где-то  далеко-далеко, словно
за бетонной стеной, тикали часы - слабо билось Санино сердце.
     Он завел движок и медленно, не газуя, двинулся вдоль узкого проулка.
     Они  уже   отъехали  на  порядочное  расстояние,   когда  выехавшая  из
поперечной улицы машина перегородила  им дорогу. Вторая, полоща светом  фар,
приближалась сзади. Это был "линкольн", отсвечивающий в фонарном свете лаком
и никелем.
     "Бандо,  кажется, взял нас в  коробочку, - сам себе доложил Карташов. -
Но подожди, я сейчас тебе  сыграю фугу на одной струне..." - Сергей  даванул
на тормоз и, не  раздумывая перелез через перегородку,  оказавшись в салоне.
Рядом, с не подающим признаков жизни Одинцом, он нащупал  гранатомет. Металл
холодил ладони и он с гранатометом переместился  в конец салона. Представил,
как сейчас распахнет заднюю дверцу и из-за бидона с краской будет целиться в
лоб  "линкольна"...И он возблагодарил судьбу, что не послушался Брода  и  не
вытащил из машины краску...
     И  когда он уже был готов распахнуть  створки задних  дверей, раздались
сигналы мобильника. Карташов тут же  откликнулся на  них, словно видел в них
спасение. Голос был грубый и легко узнаваемый. Это был Бандо.
     - Ну что, приехали Карташ? -  в  голосе  звучало злорадство  и победный
клич.  -  Чтоб  ты  не  питал иллюзий,  называю  номера  твоей  тачки...-- И
действительно, Бандо  назвал номер "шевроле" и еще одну примету - у  заднего
левого фонаря трещина. Значит, действительно, Бандо находится в "линкольне",
и на мгновение Карташову стало его жаль. И он ответил:
     -  Слышь,  Слон,  у  тебя  есть человек,  которому ты  мог  бы  послать
прощальный привет?
     - Опять берешь  на понтяру? Сейчас  вас  вытащат  из  машины, а если не
захотите сами  выходить,  разложу вас  на  таблицу Менделеева...  У тебя под
днищем четыре кило тротила...а у меня пульт с кнопкой...Как перспективка?
     Карташов  нажал  на  ручку  - с легким  перестуком приоткрылась  задняя
дверца, и  корпус гранатомета  почти  бесшумно  соприкоснулся с  алюминиевым
боком бидона. Раздался тонкий, удивительно мелодичный звук, похожий на пение
жаворонка.
     И опять в трубку:
     - Слон, ты знаешь молитву "Отче наш"? Когда ты убивал Кротова, о чем ты
думал? А тех литовцев? Или  когда оговаривал меня? И что ты  думаешь сейчас,
когда через пару секунд будут убивать тебя?
     - Заткнись, Карташ, за такими как ты никогда не бывает выигрыша...
     - А  это мы сейчас  увидим, -  Карташов  на мгновение закрыл глаза... и
нажал  на  спусковой  крючок.  Ночь  осветилась  синим  пламенем  и  граната
устремилась в сторону "линкольна".  Она угодила в  лобовое  стекло, пронзила
его и уже внутри "линкольна" произвела свое адское действие. Крыша машины на
мгновение взбухла, будто раздумывая, срываться с рамы  или еще подождать, но
затем резко оторвалась и косо воспарилась к самым макушкам старых кленов.
     В  микрофоне,  на фоне адского шума  и  грохота,  он услышал последние,
затухающие слова Бандо: "Черт возьми, куда это меня понесло?.."
     "Он же повторяет мои слова," - мелькнуло в голове Карташова, ибо в этот
же миг  и его вместе  с машиной, и, кажется, вместе со  всей Вселенной  тоже
поволокло...Его несло  куда-то  вверх,  в бесконечные  темно-синие  пределы,
пронизанные  трассирующими  нитями   неизвестного  происхождения...Его  губы
только  и успели  прошептать: "Саня, держись,  сейчас перекурим...нам  будет
очень  хорошо..."  Перед  затухающим  взором  прошла   череда  лиц,  которые
калейдоскопично слились в одно - смеющееся лицо Галины...
     ...Крыша от "линкольна" упала в  пятидесяти метрах  от дороги, рядом  с
водонапорной башней. От "шевроле" осталась одна покореженная рама со свежей,
дымящейся  окалиной,  и  в  воронке  -почти  нетронутый огнем  обрез, стволы
которого, как  бы с  удивлением,  смотрели на  мир двумя бездонными, темными
зрачками...

     29 мая 2000 года




     СОДЕРЖАНИЕ

     Перестрелка на Рижском вокзале
     Тайна загородного особняка
     Визит в крематорий
     Засада
     Неожиданные гости
     Одинокий дом
     Подготовка к стрелке
     Бойня на Учинском водохранилище
     Белая вилла
     Утраченные иллюзии
     Падение "черного берета"
     Темная страсть
     Ночная вылазка
     Захват заложника
     Таллер терпит фиаско
     Ответный удар
     Кровавый торг
     Полеты на батуте
     Заговор
     Бой в Рождествено
     Авария на дороге
     Сходка калек
     Рекогносцировка на местности
     Восстание рабов
     Исчезновение Одинца
     Расплата