Платонов Андрей / книги / В прекрасном и яростном мире



  

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

 
Код произведения: 8707 
Автор: Платонов Андрей 
Наименование: В прекрасном и яростном мире 





                        Андрей Платонович ПЛАТОНОВ

                       В ПРЕКРАСНОМ И ЯРОСТНОМ МИРЕ

                            (Машинист Мальцев)

                          Фантастический рассказ


     ________________________________________________________________

                               ОГЛАВЛЕНИЕ:

                                1 2 3 4 5

     ________________________________________________________________


                                    1

     В  Толубеевском депо  лучшим паровозным машинистом считался Александр
Васильевич Мальцев.
     Ему было лет тридцать,  но он уже имел квалификацию машиниста первого
класса и давно водил скорые поезда. Когда в наше депо прибыл первый мощный
пассажирский паровоз серии  "ИС",  то  на  эту  машину  назначили работать
Мальцева,  что  было  вполне разумно и  правильно.  Помощником у  Мальцева
работал  пожилой человек из  деповских слесарей по  имени  Федор  Петрович
Драбанов,  но  он вскоре выдержал экзамен на машиниста и  ушел работать на
другую машину,  а  я был,  вместо Драбанова,  определен работать в бригаду
Мальцева помощником; до того я тоже работал помощником механика, но только
на старой, маломощной машине.
     Я был доволен своим назначением.  Машина "ИС",  единственная тогда на
нашем  тяговом  участке,   одним  своим  видом  вызывала  у  меня  чувство
воодушевления; я мог подолгу глядеть на нее, и особая растроганная радость
пробуждалась во мне - столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении
стихов Пушкина.  Кроме того,  я  желал поработать в бригаде первоклассного
механика,  чтобы  научиться у  него  искусству вождения тяжелых скоростных
поездов.
     Александр Васильевич принял мое  назначение в  его бригаду спокойно и
равнодушно;  ему  было,  видимо,  все равно,  кто у  него будет состоять в
помощниках.
     Перед поездкой я,  как обычно,  проверил все узлы машины, испытал все
ее обслуживающие и  вспомогательные механизмы и успокоился,  считая машину
готовой к  поездке.  Александр Васильевич видел мою работу,  он  следил за
ней,  но  после меня  собственными руками снова проверил состояние машины,
точно он не доверял мне.
     Так повторялось и впоследствии,  и я уже привык к тому, что Александр
Васильевич  постоянно  вмешивался в  мои  обязанности,  хотя  и  огорчался
молчаливо.  Но обыкновенно,  как только мы были в ходу, я забывал про свое
огорчение.  Отвлекаясь  вниманием  от  приборов,  следящих  за  состоянием
бегущего паровоза, от наблюдения за работой левой машины и пути впереди, я
посматривал на  Мальцева.  Он вел состав с  отважной уверенностью великого
мастера,  с  сосредоточенностью  вдохновенного  артиста,  вобравшего  весь
внешний мир в  свое внутреннее переживание и поэтому властвующего над ним.
Глаза Александра Васильевича глядели вперед отвлеченно,  как пустые,  но я
знал,  что он  видел ими всю дорогу впереди и  всю природу,  несущуюся нам
навстречу,   -   даже  воробей,  сметенный  с  балластного  откоса  ветром
вонзающейся  в  пространство машины,  даже  этот  воробей  привлекал  взор
Мальцева,  и  он поворачивал на мгновение голову вслед за воробьем:  что с
ним станется после нас, куда он полетел.
     По  нашей  вине  мы  никогда  не  опаздывали;   напротив,  часто  нас
задерживали на  промежуточных станциях,  которые мы  должны проследовать с
ходу,  потому что  мы  шли  с  нагоном времени и  нас посредством задержек
обратно вводили в график.
     Обычно  мы  работали молча;  лишь  изредка  Александр Васильевич,  не
оборачиваясь в мою сторону, стучал ключом по котлу, желая, чтобы я обратил
свое  внимание на  какой-нибудь  непорядок в  режиме  работы  машины,  или
подготавливая меня к резкому изменению этого режима, чтобы я был бдителен.
Я  всегда понимал безмолвные указания своего старшего товарища и работал с
полным усердием,  однако механик по-прежнему относился ко мне,  равно и  к
смазчику-кочегару,   отчужденно   и   постоянно   проверял   на   стоянках
пресс-масленки,  затяжку  болтов  в  дышловых  узлах,  опробовал буксы  на
ведущих осях и  прочее.  Если я  только что  осмотрел и  смазал какую-либо
рабочую трущуюся часть,  то  Мальцев вслед за  мной снова ее  осматривал и
смазывал, точно не считая мою работу действительной.
     - Я,  Александр Васильевич,  этот крейцкопф уже проверил,  - сказал я
ему однажды, когда он стал проверять эту деталь после меня.
     - А я сам хочу,  -  улыбнувшись, ответил Мальцев, и в улыбке его была
грусть, поразившая меня.
     Позже  я   понял  значение  его  грусти  и  причину  его  постоянного
равнодушия к нам.  Он чувствовал свое превосходство перед нами, потому что
понимал машину точнее,  чем мы,  и он не верил, что я или кто другой может
научиться  тайне  его  таланта,  тайне  видеть  одновременно  и  попутного
воробья,  и  сигнал впереди,  ощущая в  тот же момент путь,  вес состава и
усилие машины.  Мальцев понимал,  конечно, что в усердии, в старательности
мы  даже можем его превозмочь,  но  не  представлял,  чтобы мы  больше его
любили паровоз и лучше его водили поезда,  - лучше, он думал, было нельзя.
И Мальцеву поэтому было грустно с нами;  он скучал от своего таланта,  как
от одиночества, не зная, как нам высказать его, чтобы мы поняли.
     И  мы,  правда,  не  могли  понять  его  умения.  Я  попросил однажды
разрешить повести мне состав самостоятельно; Александр Васильевич позволил
мне проехать километров сорок и сел на место помощника.  Я повел состав, и
через двадцать километров уже  имел  четыре минуты опоздания,  а  выходы с
затяжных подъемов преодолевал со  скоростью не более тридцати километров в
час.  После  меня  машину повел  Мальцев;  он  брал  подъемы со  скоростью
пятидесяти километров,  и  на кривых у  него не забрасывало машину,  как у
меня, и он вскоре нагнал упущенное мною время.


                                    2

     Около года я  работал помощником у Мальцева,  с августа по июль,  и 5
июля  Мальцев  совершил  свою  последнюю  поездку  в   качестве  машиниста
курьерского поезда...
     Мы взяли состав в восемьдесят пассажирских осей,  опоздавший до нас в
пути  на  четыре часа.  Диспетчер вышел к  паровозу и  специально попросил
Александра Васильевича сократить, сколь возможно, опоздание поезда, свести
это опоздание хотя бы к трем часам, иначе ему трудно будет выдать порожняк
на  соседнюю дорогу.  Мальцев пообещал ему нагнать время,  и  мы тронулись
вперед.
     Было восемь часов пополудни,  но  летний день еще  длился,  и  солнце
сияло с  торжественной утренней силой.  Александр Васильевич потребовал от
меня держать все  время давление пара в  котле лишь на  пол-атмосферы ниже
предельного.
     Через полчаса мы вышли в степь,  на спокойный мягкий профиль. Мальцев
довел скорость хода до девяноста километров и  ниже не сдавал,  наоборот -
на  горизонталях и  малых уклонах доводил скорость до  ста километров.  На
подъемах я форсировал топку до предельной возможности и заставлял кочегара
вручную загружать шуровку,  в  помощь стоккерной машине,  ибо  пар у  меня
садился.
     Мальцев гнал  машину вперед,  отведя регулятор на  всю  дугу и  отдав
реверс на полную отсечку. Мы теперь шли навстречу мощной туче, появившейся
из-за горизонта.  С нашей стороны тучу освещало солнце, а изнутри ее рвали
свирепые,  раздраженные молнии,  и мы видели,  как мечи молний вертикально
вонзались в  безмолвную дальнюю землю,  и  мы бешено мчались к той дальней
земле,  словно спеша на ее защиту. Александра Васильевича, видимо, увлекло
это  зрелище:  он  далеко высунулся в  окно,  глядя вперед,  и  глаза его,
привыкшие к дыму,  к огню и пространству,  блестели сейчас воодушевлением.
Он понимал,  что работа и  мощность нашей машины могла идти в  сравнение с
работой грозы, и, может быть, гордился этой мыслью.
     Вскоре мы  заметили пыльный вихрь,  несшийся по  степи нам навстречу.
Значит,  и  грозовую тучу несла буря нам в лоб.  Свет потемнел вокруг нас;
сухая земля и  степной песок засвистели и  заскрежетали по  железному телу
паровоза;  видимости не  стало,  и  я  пустил турбодинамо для  освещения и
включил лобовой прожектор впереди паровоза.  Нам теперь трудно было дышать
от горячего пыльного вихря,  забивавшегося в  кабину и  удвоенного в своей
силе  встречным движением машины,  от  топочных газов  и  раннего сумрака,
обступившего нас. Паровоз с воем пробивался вперед, в смутный, душный мрак
- в  щель  света,  создаваемую  лобовым  прожектором.  Скорость  упала  до
шестидесяти километров; мы работали и смотрели вперед, как в сновидении.
     Вдруг крупная капля ударила по  ветровому стеклу -  и  сразу высохла,
испитая жарким ветром.  Затем мгновенный синий свет вспыхнул у моих ресниц
и  проник в  меня до  самого содрогнушегося сердца;  я  схватился за  кран
инжектора,  но  боль в  сердце уже отошла от меня,  и  я  сразу поглядел в
сторону Мальцева - он смотрел вперед и вел машину, не изменившись в лице.
     - Что это было? - спросил я у кочегара.
     - Молния,   -  сказал  он.  -  Хотела  в  нас  попасть,  да  маленько
промахнулась.
     Мальцев расслышал наши слова.
     - Какая молния? - спросил он громко.
     - Сейчас была, - произнес кочегар.
     - Я не видел, - сказал Мальцев и снова обратился лицом наружу.
     - Не видел!  -  удивился кочегар. - Я думал - котел взорвался, во как
засветило, а он не видел.
     Я тоже усомнился, что это была молния.
     - А гром где? - спросил я.
     - Гром мы проехали,  -  объяснил кочегар.  -  Гром всегда после бьет.
Пока он  вдарил,  пока воздух расшатал,  пока туда-сюда,  мы уже прочь его
пролетели. Пассажиры, может, слыхали, - они сзади.
     Далее мы вошли в  ливень,  но скоро миновали его и выехали в утихшую,
темную  степь,  над  которой неподвижно покоились смирные,  изработавшиеся
тучи.
     Потемнело вовсе,  и наступила спокойная ночь.  Мы ощущали запах сырой
земли, благоухание трав и  хлебов,  напитанных дождем и грозой,  и неслись
вперед, нагоняя время.
     Я  заметил,  что  Мальцев стал  хуже  вести  машину -  на  кривых нас
забрасывало, скорость доходила то до ста с лишним километров, то снижалась
до сорока.  Я решил,  что Александр Васильевич, наверно, очень уморился, и
поэтому ничего  не  сказал  ему,  хотя  мне  было  очень  трудно держать в
наилучшем режиме работу топки и котла при таком поведении механика. Однако
через полчаса мы должны остановиться для набора воды, и там, на остановке,
Александр Васильевич поест и немного отдохнет. Мы уже нагнали сорок минут,
а до конца нашего тягового участка мы нагоним еще не менее часа.
     Все  же  я  обеспокоился усталостью Мальцева и  стал сам  внимательно
глядеть вперед -  на путь и на сигналы. С моей стороны, над левой машиной,
горела на весу электрическая лампа,  освещая машущий, дышловой механизм. Я
хорошо видел напряженную,  уверенную работу левой машины,  но  затем лампа
над нею припотухла и  стала гореть бедно,  как одна свечка.  Я обернулся в
кабину.  Там тоже все лампы горели теперь в  четверть накала,  еле освещая
приборы.  Странно,  что Александр Васильевич не постучал мне ключом в этот
момент,  чтобы указать на такой непорядок.  Ясно было,  что турбодинамо не
давала  расчетных  оборотов  и  напряжение  упало.   Я  стал  регулировать
турбодинамо через  паропровод и  долго  возился  с  этим  устройством,  но
напряжение не поднималось.
     В  это  время  туманное облако красного света  прошло по  циферблатам
приборов и потолку кабины. Я выглянул наружу.
     Впереди, во тьме, близко или далеко - нельзя было установить, красная
полоса света колебалась поперек нашего пути.  Я не понимал,  что это было,
но понял, что надо делать.
     - Александр Васильевич! - крикнул я и дал три гудка остановки.
     Раздались взрывы  петард  под  бандажами наших  колес.  Я  бросился к
Мальцеву; он обернул ко мне свое лицо и поглядел на меня пустыми покойными
глазами.  Стрелка на циферблате тахометра показывала скорость в шестьдесят
километров.
     - Мальцев!  -  закричал я.  -  Мы петарды давим!  - и протянул руку к
управлению.
     - Прочь!  -  воскликнул Мальцев,  и  глаза его засияли,  отражая свет
тусклой лампы над тахометром.
     Он мгновенно дал экстренное торможение и перевел реверс назад.
     Меня прижало к котлу,  я слышал,  как выли бандажи колес,  стругавшие
рельсы.
     - Мальцев!  -  сказал  я.  -  Надо  краны  цилиндров открыть,  машину
сломаем.
     - Не надо! Не сломаем! - ответил Мальцев.
     Мы остановились. Я закачал инжектором воду в котел и выглянул наружу.
Впереди нас,  метрах в  десяти,  стоял на нашей линии паровоз,  тендером в
нашу сторону.  На тендере находился человек;  в  руках у него была длинная
кочерга,  раскаленная на  конце до красного цвета;  ею и  махал он,  желая
остановить курьерский поезд.  Паровоз этот был толкачом товарного состава,
остановившегося на перегоне.
     Значит,  пока я  налаживал турбодинамо и не глядел вперед,  мы прошли
желтый светофор,  а затем и красный и,  вероятно,  не один предупреждающий
сигнал путевых обходчиков. Но отчего эти сигналы не заметил Мальцев?
     - Костя! - позвал меня Александр Васильевич.
     Я подошел к нему.
     - Костя! Что там впереди нас?
     Я объяснил ему.
     - Костя... Дальше ты поведешь машину, я ослеп.
     На  другой  день  я  привел обратный состав на  свою  станцию и  сдал
паровоз в  депо,  потому  что  у  него  на  двух  скатах слегка сместились
бандажи. Доложив начальнику депо о происшествии, я повел Мальцева под руку
к  месту его жительства;  сам Мальцев был в  тяжком удручении и не пошел к
начальнику депо.
     Мы еще не дошли до того дома на заросшей травою улице,  в котором жил
Мальцев, как он попросил меня оставить его одного.
     - Нельзя, - ответил я. - Вы, Александр Васильевич, слепой человек.
     Он посмотрел на меня ясными, думающими глазами.
     - Теперь я  вижу,  ступай домой...  Я  вижу  все  -  вон  жена  вышла
встретить меня.
     У  ворот  дома,  где  жил  Мальцев,  действительно стояла в  ожидании
женщина, жена Александра Васильевича, и ее открытые черные волосы блестели
на солнце.
     - А у нее голова покрытая или безо всего? - спросил я.
     - Без, - ответил Мальцев. - Кто слепой - ты или я?
     - Ну, раз видишь, то смотри, - решил я и отошел от Мальцева.


                                    3

     Мальцева  отдали  под  суд,   и   началось  следствие.   Меня  вызвал
следователь и спросил,  что я думаю о происшествии с курьерским поездом. Я
ответил, что думал, - что Мальцев не виноват.
     - Он  ослеп  от  близкого  разряда,  от  удара  молнии,  -  сказал  я
следователю. - Он был контужен, и нервы, которые управляют зрением, были у
него повреждены... Я не знаю, как это нужно сказать точно.
     - Я вас понимаю, - произнес следователь, - вы говорите точно. Это все
возможно,  но  не достоверно.  Ведь сам Мальцев показал,  что он молнии не
видел.
     - А я ее видел, и смазчик ее тоже видел.
     - Значит,  молния ударила ближе к вам,  чем к Мальцеву,  -  рассуждал
следователь. - Почему же вы и смазчик не контужены, не ослепли, а машинист
Мальцев получил контузию зрительных нервов и ослеп? Как вы думаете?
     Я стал в тупик, а затем задумался.
     - Молнию Мальцев увидеть не мог, - сказал я.
     Следователь удивленно слушал меня.
     - Он   увидеть  ее   не   мог.   Он   ослеп  мгновенно  -   от  удара
электромагнитной волны,  которая идет  впереди света молнии.  Свет  молнии
есть последствие разряда,  а  не  причина молнии.  Мальцев был уже слепой,
когда молния засветилась, а слепой не мог увидеть света.
     - Интересно, - улыбнулся следователь. - Я бы прекратил дело Мальцева,
если бы он и сейчас был слепым.  Но вы же знаете,  теперь он видит так же,
как мы с вами.
     - Видит, - подтвердил я.
     - Был ли  он слепым,  -  продолжал следователь,  -  когда на огромной
скорости вел курьерский поезд в хвост товарному поезду?
     - Был, - подтвердил я.
     Следователь внимательно посмотрел на меня.
     - Почему же  он  не передал управление паровозом вам или,  по крайней
мере, не приказал вам остановить состав?
     - Не знаю, - сказал я.
     - Вот видите,  - говорил следователь. - Взрослый сознательный человек
управляет  паровозом курьерского поезда,  везет  на  верную  гибель  сотни
людей, случайно избегает катастрофы, а потом оправдывается тем, что он был
слеп. Что это такое?
     - Но ведь он и сам бы погиб! - говорю я.
     - Вероятно.  Однако меня  больше интересует жизнь  сотен  людей,  чем
жизнь одного человека. Может быть, у него были свои причины погибнуть.
     - Не было, - сказал я.
     Следователь стал равнодушен; он уже заскучал от меня, как от глупца.
     - Вы все знаете, кроме главного, - в медленном размышлении сказал он.
- Вы можете идти.
     От следователя я пошел на квартиру Мальцева.
     - Александр Васильевич,  -  сказал я ему, - почему вы не позвали меня
на помощь, когда ослепли?
     - А я видел, - ответил он. - Зачем ты нужен мне был?
     - Что вы видели?
     - Все:  линию, сигналы, пшеницу в степи, работу правой машины - я все
видел...
     Я озадачился.
     - А  как же так у вас вышло?  Вы проехали все предупреждения,  вы шли
прямо в хвост другому составу...
     Бывший механик первого класса грустно задумался и  тихо  ответил мне,
как самому себе:
     - Я привык видеть свет,  и я думал, что вижу его, а я видел его тогда
только в своем уме,  в воображении. На самом деле я был слепой, но я этого
не знал.  Я  и  в петарды не поверил,  хотя и услышал их:  я подумал,  что
ослышался.  А когда ты дал гудки остановки и закричал мне, я видел впереди
зеленый сигнал, я сразу не догадался.
     Теперь я  понял Мальцева,  но  не  знал,  почему он  не скажет о  том
следователю -  о том, что после того, как он ослеп, он еще долго видел мир
в  своем воображении и  верил в его действительность.  И я спросил об этом
Александра Васильевича.
     - А я ему говорил, - ответил Мальцев.
     - А он что?
     - "Это,   говорит,   ваше  воображение  было;   может,  вы  и  сейчас
воображаете что-нибудь, я не знаю. Мне, говорит, нужно установить факты, а
не ваше воображение или мнительность.  Ваше воображение - было оно или нет
- я  проверить не могу,  оно было лишь у вас в голове;  это ваши слова,  а
крушение, которое чуть-чуть не произошло, - это действие".
     - Он прав, - сказал я.
     - Прав,  я сам знаю,  -  согласился машинист.  -  И я тоже прав, а не
виноват. Что же теперь будет?
     - В тюрьме сидеть будешь, - сообщил я ему.


                                    4

     Мальцева посадили в тюрьму. Я по-прежнему ездил помощником, но только
уже с другим машинистом -  осторожным стариком,  тормозившим состав еще за
километр до желтого светофора,  а  когда мы подъезжали к  нему,  то сигнал
переделывался на зеленый,  и  старик опять начинал волочить состав вперед.
Это была не работа: я скучал по Мальцеву.
     Зимою я  был  в  областном городе и  посетил своего брата,  студента,
жившего в университетском общежитии.  Брат сказал мне среди беседы,  что у
них,  в  университете,  есть в  физической лаборатории установка Тесла для
получения искусственной молнии. Мне пришло в голову некоторое соображение,
неуверенное и еще не ясное для меня самого.
     Возвратившись домой,  я  обдумал свою  догадку относительно установки
Тесла и  решил,  что  моя мысль правильна.  Я  написал письмо следователю,
ведшему в  свое  время  дело  Мальцева,  с  просьбой испытать заключенного
Мальцева на подверженность его действию электрических разрядов.  В случае,
если  будет доказана подверженность психики Мальцева либо  его  зрительных
органов  действию  близких  внезапных  электрических  разрядов,   то  дело
Мальцева надо пересмотреть.  Я указал следователю, где находится установка
Тесла и как нужно произвести опыт над человеком.
     Следователь долго не  отвечал мне,  но  потом сообщил,  что областной
прокурор   согласился   произвести   предложенную   мною    экспертизу   в
университетской физической лаборатории.
     Через несколько дней  следователь вызвал меня повесткой.  Я  пришел к
нему взволнованный, заранее уверенный в счастливом решении дела Мальцева.
     Следователь поздоровался со  мной,  но  долго молчал,  медленно читая
какую-то бумагу печальными глазами; я терял надежду.
     - Вы подвели своего друга, - сказал затем следователь.
     - А что? Приговор остается прежний?
     - Нет.  Мы освободим Мальцева.  Приказ уже дан, - может быть, Мальцев
уже дома.
     - Благодарю вас. - Я встал на ноги перед следователем.
     - А мы вас благодарить не будем.  Вы дали плохой совет: Мальцев опять
слепой...
     Я сел на стул в усталости, во мне мгновенно сгорела душа, и я захотел
пить.
     - Эксперты  без  предупреждения,  в  темноте,  провели  Мальцева  под
установкой Тесла,  - говорил мне следователь. - Включен был ток, произошла
молния,  и  раздался резкий удар.  Мальцев прошел спокойно,  но  теперь он
снова   не   видит   света   -    это   установлено   объективным   путем,
судебно-медицинской экспертизой.
     Следователь попил воды и добавил:
     - Сейчас он  опять видит мир только в  одном своем воображении...  Вы
его товарищ, помогите ему.
     - Может быть,  к нему опять вернется зрение,  - высказал я надежду, -
как было тогда, после паровоза...
     Следователь подумал.
     - Едва ли...  Тогда была первая травма,  теперь вторая. Рана нанесена
по раненому месту.
     И,  не сдерживаясь более, следователь встал и в волнении начал ходить
по комнате.
     - Это я виноват...  Зачем я послушался вас и, как глупарь, настоял на
экспертизе! Я рисковал человеком, а он не вынес риска.
     - Вы не виноваты,  вы ничем не рисковали,  -  утешил я следователя. -
Что лучше - свободный слепой человек или зрячий, но невинно заключенный?
     - Я  не  знал,   что  мне  придется  доказать  невиновность  человека
посредством его несчастья,  -  сказал следователь.  -  Это слишком дорогая
цена.
     - Вы следователь,  -  объяснил я ему.  - Вы должны знать про человека
все, и даже то, чего он сам про себя не знает...
     - Я вас понимаю, вы правы, - тихо произнес следователь.
     - Вы  не  волнуйтесь,  товарищ следователь...  Тут  действовали факты
внутри человека,  а вы искали их только снаружи.  Но вы сумели понять свой
недостаток и поступили с Мальцевым как человек благородный. Я вас уважаю.
     - Я вас тоже,  -  сознался следователь. - Знаете, из вас мог бы выйти
помощник следователя...
     - Спасибо, но я занят: я помощник машиниста на курьерском паровозе.
     Я  ушел.  Я не был другом Мальцева,  и он ко мне всегда относился без
внимания и заботы. Но я хотел защитить его от горя судьбы, я был ожесточен
против  роковых  сил,  случайно  и  равнодушно  уничтожающих  человека;  я
почувствовал тайный,  неуловимый расчет этих сил -  в том,  что они губили
именно  Мальцева,  а,  скажем,  не  меня.  Я  понимал,  что  в  природе не
существует такого расчета в нашем человеческом,  математическом смысле, но
я видел,  что происходят факты, доказывающие существование враждебных, для
человеческой жизни гибельных обстоятельств, и эти гибельные силы сокрушают
избранных,  возвышенных людей. Я решил не сдаваться, потому что чувствовал
в себе нечто такое,  чего не могло быть во внешних силах природы и в нашей
судьбе, - я чувствовал свою особенность человека. И я пришел в ожесточение
и решил воспротивиться, сам еще не зная, как это нужно сделать.


                                    5

     На  следующее лето я  сдал экзамен на звание машиниста и  стал ездить
самостоятельно на  паровозе серии  "СУ",  работая на  пассажирском местном
сообщении.  И почти всегда, когда я подавал паровоз под состав, стоявший у
станционной платформы,  я видел Мальцева,  сидевшего на крашеной скамейке.
Облокотившись рукою  на  трость,  поставленную между  ног,  он  обращал  в
сторону  паровоза  свое  страстное,  чуткое  лицо  с  опустевшими  слепыми
глазами,  и  жадно  дышал запахом гари  и  смазочного масла и  внимательно
слушал ритмичную работу паровоздушного насоса. Утешить его мне было нечем,
и я уезжал, а он оставался.
     Шло лето;  я работал на паровозе и часто видел Александра Васильевича
- не только на вокзальной платформе,  но встречал его и на улице, когда он
медленно шел, ощупывая дорогу тростью. Он осунулся и постарел за последнее
время; жил он в достатке - ему определили пенсию, жена его работала, детей
у  них  не  было,   но  тоска,   безжизненная  участь  снедали  Александра
Васильевича,  и  тело его  худело от  постоянного горя.  Я  с  ним  иногда
разговаривал,  но  видел,  что  ему  скучно было  беседовать о  пустяках и
довольствоваться моим любезным утешением,  что и слепой -  это тоже вполне
полноправный, полноценный человек.
     - Прочь! - говорил он, выслушав мои доброжелательные слова.
     Но я тоже был сердитый человек, и, когда, по обычаю, он однажды велел
уходить мне прочь, я сказал ему:
     - Завтра в десять тридцать я поведу состав.  Если будешь сидеть тихо,
я возьму тебя в машину.
     Мальцев согласился.
     - Ладно.  Я буду смирным. Дай мне там в руки что-нибудь, - дай реверс
подержать: я крутить его не буду.
     - Крутить его ты не будешь!  - подтвердил я. - Если покрутишь, я тебе
дам в руки кусок угля и больше сроду не возьму на паровоз.
     Слепой промолчал;  он  настолько хотел снова побыть на паровозе,  что
смирился передо мной.
     На другой день я пригласил его с крашеной скамейки на паровоз и сошел
к нему навстречу, чтобы помочь ему подняться в кабину.
     Когда мы тронулись вперед,  я  посадил Александра Васильевича на свое
место машиниста,  я  положил одну его руку на реверс и другую на тормозной
автомат и  поверх его рук положил свои руки.  Я  водил своими руками,  как
надо,  и его руки тоже работали.  Мальцев сидел молчаливо и слушался меня,
наслаждаясь движением машины,  ветром в лицо и работой. Он сосредоточился,
забыл свое горе слепца,  и кроткая радость осветила изможденное лицо этого
человека, для которого ощущение машины было блаженством.
     В  обратный конец  мы  ехали подобным же  способом:  Мальцев сидел на
месте механика,  а я стоял,  склонившись, возле него и держал свои руки на
его руках.  Мальцев уже приноровился работать таким образом настолько, что
мне было достаточно легкого нажима на его руку,  и  он с  точностью ощущал
мое требование.  Прежний, совершенный мастер машины стремился превозмочь в
себе  недостаток  зрения  и  чувствовать  мир  другими  средствами,  чтобы
работать и оправдать свою жизнь.
     На спокойных участках я вовсе отходил от Мальцева и смотрел вперед со
стороны помощника.
     Мы уже были на подходе к  Толубееву;  наш очередной рейс благополучно
заканчивался,  и  шли  мы  вовремя.  Но  на  последнем перегоне нам светил
навстречу желтый светофор. Я не стал преждевременно сокращать ход и шел на
светофор с  открытым паром.  Мальцев сидел спокойно,  держа левую руку  на
реверсе; я смотрел на своего учителя с тайным ожиданием...
     - Закрой пар! - сказал мне Мальцев.
     Я промолчал, волнуясь всем сердцем.
     Тогда Мальцев встал с места, протянул руку к регулятору и закрыл пар.
     - Я вижу желтый свет, - сказал он и повел рукоятку тормоза на себя.
     - А  может быть,  ты  опять только воображаешь,  что  видишь свет!  -
сказал я Мальцеву.
     Он повернул ко мне свое лицо и заплакал. Я подошел к нему и поцеловал
его в ответ:
     - Веди машину до конца,  Александр Васильевич:  ты видишь теперь весь
свет!
     Он  довел машину до Толубеева без моей помощи.  После работы я  пошел
вместе с  Мальцевым к  нему на квартиру,  и мы вместе с ним просидели весь
вечер и всю ночь.
     Я  боялся оставить его  одного,  как родного сына,  без защиты против
действия внезапных и враждебных сил нашего прекрасного и яростного мира.


__________________________________________________________________________

84 Р 1
П 37


                               Послесловие
                              Д. А. Зиберова

                               Иллюстрации
                             Н. Г. Раковской


     4702010200 - 1397
П ЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦ 1397 - 87
     080(02) - 87


Текст печатается   по   изданиям:   Палааатаоанаоава   А.   П.   Избранные
произведения.  - М.:  Мысль,  1985;  Палааатаоанаоава А. П. Одухотворенные
люди. - М.: Правда, 1986.


                а й Издательство "Правда", 1987. Составление. Иллюстрации.


                           СаОаДаЕаРаЖаАаНаИаЕ

                                 Рассказы

              Маркун                                      5
              Потомки Солнца                             13
              "Лунная бомба"                             25
              Глиняный дом в уездном саду                48
              В прекрасном и яростном мире               62
              Железная старуха                           77
              Броня                                      85
              Рассказ о мертвом старике                  99
              Седьмой человек                           110
              Неодушевленный враг                       121
              Неизвестный цветок                        152
              Уля                                       136
              Любовь к Родине, или Путешествие воробья  144

                                 Повести

              Эфирный тракт                             159
              Город Градов                              241
              Джан                                      276
              Д. Зиберов. Зарницы нежной души           414


     Платонов А.
П 37      Потомки Солнца.  Рассказы и повести / Послесл.  Д. Зиберова; Ил.
     Н. Раковской. - М.: Правда, 1987. - 432 с., ил.

          В сборник известного советского писателя А. П. Платонова (1899 -
     1951)  включены  его  фантастические  произведения  ("Лунная  бомба",
     "Потомки Солнца",  "Эфирный тракт"),  а  также  близкие  им  по  духу
     повести  и рассказы,  где необычность ситуации помогает ярче показать
     характеры   героев,   их   неустанное   стремление   к   познанию   и
     преобразованию окружающего мира ("Броня", "Джан" и др.).

          4702010100 - 1397
     П ЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦ 1397 - 87                               84 Р 1
          080(02) - 87


     Андрей Платонович ПЛАТОНОВ

     ПОТОМКИ СОЛНЦА
     РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ

     Редактор
     Е. М. Кострова

     Оформление художника
     Г. А. Раковского

     Художественный редактор
     И. С. Захаров

     Технический редактор
     В. С. Пашкова


     ИБ 1397
     _____________________________________________________________________
     Сдано в набор 03.12.86.  Подписано к печати 04.05.87.  Формат  84x108
     1/32.  Бумага книжно-журнальная. Гарнитура "Эдисон". Печать офсетная.
     Усл. печ. л. 22,68. Усл. кр.-отт. 23,10. Уч.-изд. л. 20,92. Тираж 500
     000 экз. (1-й завод: 1 - 125 000 экз.) Заказ № 900. Цена 1 р. 70 к.
     _____________________________________________________________________
     Набор и  фотоформы  изготовлены  в ордена Ленина и ордена Октябрьской
     Революции  типографии  имени  В.  И.  Ленина  издательства  ЦК   КПСС
     "Правда". 125865, ГСП, Москва, А-137, улица "Правды", 24.
     _____________________________________________________________________
     Отпечатано в  типографии  издательства  "Тюменская правда" Тюменского
     обкома КПСС. 625002, г. Тюмень, Осипенко, 81.


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 23.02.2001
     О найденных в тексте ошибках сообщать:   mailto:[email protected]
     Новые редакции текста можно получить на: http://lib.ru/~vgershov