Погодин Радий / книги / Зеленый попугай



  

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

 
Код произведения: 8872 
Автор: Погодин Радий 
Наименование: Зеленый попугай 





                          Радий Петрович ПОГОДИН

                             ЗЕЛЕНЫЙ ПОПУГАЙ

                                 Рассказ

                          Рисунки И. Латинского


     Осознавать мир и себя в нем я начал с запахов.
     Самым ранним и самым чистым был запах мороза.
     Деревья  на  набережной Невки  еще  не  сбросили листву.  Я  стоял  в
коричневых чулках, в больших, как бы пустых, ботинках, в пальто, сшитом из
бабушкиного.
     Запах,  склеивший мне  ноздри,  шел  сверху -  это  был  запах неба и
небесных плодов, похожих на арбуз.
     Наверное,  до той минуты,  когда запах мороза толкнул меня вообразить
небесные плоды,  я  княжил в некой оболочке,  в полупрозрачной сфере,  где
запахи,  и звуки, и прикосновения неразделенны, и оболочка совершенна, как
яйцо. От запаха мороза она рассыпалась, распорошилась в пыль, и отделились
друг от друга земля,  и  небо,  и вода.  Я почувствовал,  как пахнут камни
мостовой,  о  которые  я  цеплялся носками  башмаков,  как  пахнут  стволы
деревьев и чугунная решетка...
     Город на той стороне реки отодвигался, менял очертания. Он звал меня.
И  до сих пор зовет.  Я  вижу его уже много лет в  повторяющемся сне.  Его
широкие лестницы из гранита и песчаника становятся короче,  фонтаны ниже и
слабее.  Он все больше зарастает скульптурой.  Он прекрасен.  Но стены его
глухи, улицы пустынны...
     Следующим по  значению и  по  времени проставлен в  моей памяти запах
жареной миноги.
     Я  спускаюсь по лестнице с  первого этажа.  Медленно -  нога за ногу.
Солнце застеклило выход на  улицу оплывающим от жара стеклом.  Сквозь него
не пройти, можно только пробежать, зажмурившись, и то сгоришь...
     Но солнечная заслонка раскололась.  Я  даже звук запомнил:  как будто
лопнул  сильно надутый оранжевый шар.  В  дверях возник парень громадный и
веселый.
     Разбитое солнце растеклось у  его ног.  Он  стоит в  солнечной луже в
белой рубашке,  подпоясанной узким лаковым ремешком, в холщовом фартуке, в
сандалиях на босу ногу. На голове у него противень с жареными миногами.
     Я уже знал тьму запахов:  и травяных,  и мыльных, манящих и пугающих,
но  парень вносит такой запах,  что можно растеряться и  заплакать.  Запах
обеда с  гусем в  квартире доктора Зелинского,  куда меня,  чисто одетого,
водили открывать рот и говорить: "А-аа", был тише.
     Я вижу себя,  вжавшегося между стойками перил. Вижу свои пальцы, свои
коленки,  стриженую голову -  все бледное,  наверно,  я  болел.  Вижу свои
глаза, обращенные к пуговице на груди парня.
     Парень приседает передо мной,  лицо у него гладкое,  зубы ровные.  Он
улыбается,  тянет меня за мочку уха и свистит, и подмигивает, заводит руку
вверх,  берет с противня миногу и дарит ее мне. И я, судорожно счастливый,
сжимаю миногу в руках.  Мне она не страшна. Я не числю ее похожей на змею.
Я еще не видел змей. Я дотрагиваюсь до ее прожаренного тела языком и вдруг
сознаю,  что  мальчику,  поедающему леденцовых петухов,  пряничных коней и
сдобных птичек,  запах и  вкус миноги не осилить и не осмыслить.  А парень
двумя пальцами легонько защемляет мой нос и через этот жест становится мне
другом: я знаю, что он сочувствует мне и на меня надеется.
     Я отношу миногу матери.  И она, боящаяся змей, брезгающая даже формой
змеи, бросает миногу в помойное ведро и за что-то ругает меня - но это уже
обыденное.  Чудо свершилось,  и ей его не разрушить. Парень с миногами мой
друг,  и я ухожу в угол разговаривать с ним о том,  что пескарь и колюшка,
мол, тоже рыбы, но минога с ними водиться не будет, и с карасями не будет,
потому что минога из глубины...


     Третий запах - запах ружейного масла!
     Он не привязывает мои чувства к  войне,  для войны есть другие знаки,
он возвращает меня к  запаху мороза,  к  запаху жареной миноги,  к робкому
пониманию любви, одиночества и бессмертия...


     Шарманщик был высок и сутул, с красным, скрутившимся колбасой шарфом,
перекинутым  через  плечо.   На   шарманке  малиновый  бархатный  верх   с
кисточками-бомбошками...  А попугай на шарманщиковом плече -  зеленый.  Он
чистит широкий клюв  о  седые  спутанные волосы хозяина и  кричит:  "Ангел
мой...  Шампанского сюда!"  Он  с  поворотом ходит по  хозяйскому плечу и,
когда шарманщик поет "Разлуку", он кланяется.
     Шарманщик стоял у  нашего дома,  крутил шарманку и  выпевал,  обратив
лицо к  верхним этажам,  что вещая птица-попугай с Мадагаскарских островов
предсказывает всю судьбу наперед за пятак.
     Желающие знать  "судьбу наперед" вокруг шарманщика не  толпились,  на
вещую мадагаскарскую птицу не напирали - выскакивали из парадной по одной,
в основном молодые беззаботные няньки,  бросали пятаки в раскрытую баночку
из-под монпансье -  чтобы звякнуло,  и опускали глаза, словно перед попом.
За тем,  чтобы звякнуло,  попугай следил строго:  если не звякнет, то и не
спрыгнет  он  с  шарманщикова  плеча,  не  вытащит  из  картонной  коробки
сложенное в виде пакетика с аспирином предсказание судьбы.
     Попугай опускал пакетик на малиновый бархат, подталкивал его клювом к
девице и спешил отойти.
     Девицы читали предсказания,  шевеля губами,  или  вслух  по  складам.
Некоторые просили  ребятишек из  толпы  прочитать и  краснели.  Отходя  от
шарманщика,  они чаще всего улыбались.  Лишь одна женщина в черном платке,
прочитав предсказание,  плюнула и бросила его на землю.  Какая-то девчонка
маленькая предсказание подобрала.
     Шарманщик  пел  "Разлуку"  высоким  с   трещинкой  голосом.   Попугай
кланялся,  кричал: "Шампанского сюда!" Ребятишки, и я в их числе, пялились
на него и умоляли: "Скажи - попка-дурак".
     Шарманщик закрыл баночку из-под монпансье крышкой, сунул ее в карман,
завалил шарманку за спину и пошел, прихрамывая.
     Ребятишки тронулись всей  толпой  -  за  шарманщиком ребятишки всегда
идут.  Объясняли друг  другу  устройство шарманки  и  способы  дрессировки
попугаев, среди которых самые звери - какаду. "Какаду даже "Интернационал"
могут. Они тоже, считай, угнетенные".
     Я трусил позади всех.
     Помню, как с замиранием сердца перешел мост.
     В небольшой толкучке с горячими пирожками, пивом и бросанием ножей на
сюрприз шарманщик остановился, завел свою музыку.
     Толпа ребятишек распалась.  Кто  куда побежал:  кто  к  ножам,  кто к
молоту-силомеру,   где  для  размаха  желательно  снять  пиджак  и  отдать
ухажерке,  кто искать балаган, где показывают бородатую женщину-великанку.
За отдельную плату,  говорили,  она садится на две табуретки,  и  они -  в
щепу.
     А  я  хотел,  чтобы меня заметил попугай.  И  не одним глазом,  то ли
правым,  то  ли левым,  но двумя сразу,  тогда бы я  его понял.  Глаза его
состояли из разноцветных кружков -  мне казалось,  они вращаются в  разные
стороны. Зеленые перья блестели. Попугай встряхивал ими, и я надеялся, что
на мое счастье хоть одно перышко выпадет, ведь у курицы-то падают.
     Желающих узнать судьбу было мало, наверное, здесь узнавали ее другими
способами.  Взрослые люди,  мне это  было  совсем  непонятно,  добивались,
некоторые   даже   с   возмущением   и   бранью,   чтобы  попугай  сказал:
"Попка-дурак". Иные спрашивали: "Матом можешь?"
     И мы пошли на другое место.
     На  улице было много ярких афиш -  я  понимал их  как украшение.  Мне
казалось,  что  на  улице  всегда праздник,  что  в  гривы  лошадей всегда
вплетены банты.  Везде торговали с лотков:  котлетами, картофельным пюре с
огурцом, мороженым, сластями и печением.
     Трамваи прогромыхивали на стрелках. Автомобиль иногда проезжал.
     Меня начал одолевать голод.  Но  я  неотступно шагал за  шарманщиком.
Попугай суетился у  него на  плече.  Вдруг,  глядя на  меня,  он  закричал
по-птичьи.  Шарманщик остановился,  повернулся ко мне медленно и как бы со
скрипом.
     - Зачем ты за мной идешь,  мальчик?  -  спросил он.  -  Тебе нравится
музыка?
     Я показал на попугая.
     - Тебе нравится эта птица?
     Я кивнул.  Шарманщик снял попугая с плеча - посадил на палец. И, сидя
на пальце, попугай отчетливо произнес: "Дур-рак".
     - Вот так-то,  -  сказал шарманщик. - Иди домой. Тебя, наверное, мама
ищет.
     Я тут же вспомнил о маме и побежал.  Но бежал я не домой,  я бежал от
обиды.
     Бежал до тех пор, пока не врезался в ноги милиционеру.
     - Ты чей? - спросил он, придержав меня за плечо.
     - Мамин, - сказал я.
     - Понятно. А где ты живешь?
     - В большом сером доме, - сказал я.
     - А как к твоему дому идти?
     И тут до меня вдруг дошло,  почему попугай назвал меня дураком, и как
водой окатило: я заблудился! Мама часто говорила мне: "Не ходи за мост". И
ремнем трясла, чтобы я осознал, значит.
     - Потерялся, - сказал милиционер. - Понятно.
     А я шумнул носом.
     Он подал мне руку,  и я вцепился в нее,  как в спасительный плот.  Он
был  блекло-синий -  милиционер,  -  все на  нем было блекло-синее,  кроме
сапог. Пахло от него сапожной ваксой и махоркой.
     - Почему ты мамкин, а не папкин? - спросил он меня, помолчав.
     - Папка уехал,  -  сказал я,  не  подозревая по  своему простодушному
невниманию к родителям или, может, из-за родительской скрытности, что отец
навсегда уехал,  что с этих пор он будет у меня лишь в анкете, а потом и в
анкете я стану писать: "Сведений об отце не имею".


     В  милиции пахло духами.  Женщина с  губами розочкой и длинными в два
ряда бусами подносила к лицу платок,  вздыхала,  и тогда в милиции, на мой
взгляд,  нечем было дышать.  Я  не  любил духов,  их  запах говорил мне  о
ссадинах и  синяках:  мама не  пользовалась ни  зеленкой,  ни  йодом,  она
смачивала мои болячки одеколоном или привязывала к ним столетник.
     Душистая женщина плакала.  А за барьером сидел усатый, смотрел на нее
с неприязнью и говорил, будто спички чиркал:
     - Перестаньте, Водовозова.
     И я понял, что он командир над всеми.
     - Найденыш,  -  сказал командир про  меня.  И  на  немой вопрос моего
милиционера ответил: - Не заявляли еще.
     Мой милиционер закурил,  заговорил о чем-то с другими милиционерами и
все держал меня за руку,  иногда пожимая ее - давал понять, что он обо мне
помнит и думает.
     В  отделение  ввели  раскровавленного  парня.   Водовозова  зарыдала,
буквально затопив милицию запахом своих духов.
     - Плотников, отведи мальца, - велел командир.
     Мой милиционер,  он  же Плотников,  ничего не ответив,  открыл дверь,
обитую клеенкой,  и втащил меня в комнату довольно большую,  квадратную, с
зарешеченным изнутри окном. В этой комнате мне предстояло прожить до утра.
     Справа от двери в  углу стоял сундук старого красного лака.  Отступив
от  стены,  чуть ли  не посередине комнаты,  высилась круглая черная печь.
Между сундуком и печкой была стойка с винтовками. Над ней портрет Ленина в
рост. У окна стоял стол, покрытый кумачом. На нем лежали газеты и журналы.
     Плотников посадил меня на сундук.
     - Посиди, я сейчас.
     Он вышел и вскоре вернулся с черным полушубком.  Снял меня с сундука,
постелил полушубок и посадил снова.  От полушубка шел деревенский запах. Я
вспомнил бабушку и овец. Овец почему-то во всей деревне поголовно Борьками
звали. И еще я каким-то неведомым чутьем понял, что не только я из деревни
прибыл, но и сам Плотников тоже.
     Он  снова  попросил посидеть меня  и  ушел.  Теперь  он  отсутствовал
дольше.  Вернулся с  миской  горячей гречневой каши  с  топленым маслом  и
куском хлеба.
     - Поешь нашего ужина, - сказал он. - У нас питание хорошее.
     Я ел, пока ложка не выпала у меня из руки, и я не заснул.


     Когда я проснулся в первый раз -  за столом сидели милиционеры, тихо,
чтобы меня не разбудить,  играли в  домино.  Я уставился на них.  И они на
меня уставились с любопытством.
     - На двор хочешь?  -  наконец спросил один из них,  совсем молодой. Я
кивнул.
     По дороге в уборную я вопрос задал - не нашлась ли мама?
     Милиционер  сказал,   что  в  соседнее  отделение  милиции  поступило
заявление от одной гражданки о пропаже сына. Утром будет опознание.
     - А если она ошибется? - спросил я. - Если она чужая?
     - Как же  она ошибется,  если тебя увидит?  Матерь не ошибается.  Моя
так, к примеру, сразу скажет: "Серега" - и за ухо. И не посмотрит, что я в
милиции.
     Мы вернулись, и я снова уснул.
     Когда я проснулся во второй раз,  в комнате был только Плотников.  Он
сидел на табуретке возле сундука и держал в своих огромных руках мою руку.
Он легонько распрямлял мои пальцы,  рассматривал их и как бы гладил.  А на
нижнем его веке дрожала влага.  "Плачет,  что ли?  Может, в деревне у него
сын остался или дочка, как я, такие. И он скучает по ним".
     - Дядя Плотников, ты что? - спросил я тихо. - Ты не горюй.
     Он еще подержал мою руку, встал и, вздохнув, пошел к окну.
     - Спи, - сказал он. - Еще ночь.
     Был он без сапог и  без ремня.  Ремень его с  наганом лежал на столе,
сапоги стояли у печки.
     "Может,  он спать хочет,  а  я  его место занял",  -  я  подвинулся к
стенке.
     - Дядя Плотников, - я сказал, - ложись. Мы поместимся...
     Он улыбнулся, припал лбом к железным прутьям, загородившим окно.
     - Нам спать нельзя, не положено - служба... А это, - он смешно лягнул
ногой,  -  сапоги я снял,  чтобы ногам отдых дать.  Они раненые,  ноги-то.
Устают...  -  Он смотрел в  темную ночь за окном,  и его плоская костистая
спина была какая-то незащищенная.
     Вот тогда я и услышал запах.  Я его и раньше чувствовал, но ни к чему
применить не мог -  запах шел от винтовок,  стоявших в стойке.  Я потрогал
одну,  понюхал руку. Рука стала масляной, она пахла то ли горящей свечкой,
то ли мокрым железом.
     В дверь просунулся молодой милиционер Серега, сказал шепотом:
     - Плотников,  по  тревоге...  -  Он вошел в  комнату,  взял из стойки
винтовку.  Потом одной рукой пересадил меня на стол и открыл сундук. Как я
сейчас понимаю,  в  сундуке в подсумках лежали патроны.  В комнату один за
другим быстро входили милиционеры,  не  суетясь и  не разговаривая,  брали
винтовки,  патроны и  уходили.  Уходя,  каждый  из  них  погладил меня  по
стриженной наголо голове,  и  запах ружейного масла как бы  вошел в  меня,
слился  с  моим  собственным  запахом.  Плотников  сапоги  надевал,  наган
проверил.  Он  и  пересадил меня  обратно на  сундук.  И  тоже  по  голове
погладил.
     - Ты первый-то не иди, - сказал я ему вслед.
     Он дольше,  чем можно было по тревожному положению,  смотрел на меня,
сгоняя складки на гимнастерке от живота к спине, и я понял - пойдет.
     Я ждал его...
     Без винтовок стойка выглядела лишней в этой комнате, которая сразу же
стала похожей на сельсовет.  Но именно схожесть с  сельсоветом или жактом,
где моя мама иногда мыла полы, успокоила меня, я подсунул кулак под щеку и
уснул.


     Когда я  проснулся,  винтовки стояли в стойке.  На столе горой лежали
подсумки.  А по кумачовому полотнищу,  заменяющему скатерть,  угрюмо, даже
свирепо,  расхаживал зеленый попугай. Он отрывал от газет и журналов ленты
и швырял их на пол.  И что-то  говорил.  И  вздыхал,  как  вздыхают  люди.
Услыхав мое шевеление, он вспорхнул и уселся на одну из винтовок.
     "Принесите шампанского", - сказал он.
     Потом попугай долго плакал.  И я уверен, что он плакал на самом деле.
Потом  крикнул  голосом  Плотникова:   "Руки!"  -   и  затрещал,  затопал,
заголосил...
     От винтовок шел запах, как будто ударили камнем по камню.
     Мне стало страшно.  Я забился в угол и закрылся с головой полушубком.
Внутри меня все оцепенело от чувства беды. Попугай не кричал - он скрипел,
как скрипит на ветру не подпертая створка ворот.  От овчины шел запах зимы
и печки. Я заплакал и, наверно, от слез уснул.


     Проснулся потому, что меня трясли.
     Надо мной склонился Серега.
     - Вставай, - сказал он. - Твоя мамка пришла. Опознание будем делать.
     Попугай сидел на  винтовке,  как на вершинке ели.  Не шевелился и  не
дышал. Глаза были крепко закрыты.
     - Хозяина его убили,  -  сказал Серега.  - Топором. А Плотников велел
тебе привет передать и еще на гостинец.  Плотникова в госпиталь отвезли. И
чего   в   милицию  пошел  такой  старый?   И   ноги  больные.   Не   смог
отпрыгнуть-то...  -  Серега шарил по  карманам,  -  хлопал себя по груди и
краснел.  -  Где же он?.. Куда ж я его?.. Неужели потерял?.. - Но вот лицо
его расплылось,  он вытащил из кармана пятак и вложил мне в руку. - Конфет
купишь...
     Мама стояла у  барьера сердитая и невыспавшаяся.  Но все же бросилась
ко мне, когда меня вывели.
     - Опознаете? - официально спросил Серега. - Ваш ребенок?
     - А вот я ему сейчас всыплю, тогда он сам скажет, чей он...
     В  комнате за  моей  спиной  раздался крик:  "Руки  вверх!  Принесите
шампанского!.."
     Мама побледнела, схватила меня, но я вырвался, бросился было забирать
птицу себе - по моим чувствам не могла она быть одна.
     Милиционеры поняли мои намерения.
     - Мы  его Плотникову хотим,  -  сказал Серега.  -  Они с  Плотниковым
теперь вроде сродственники. Две сироты. Им и поговорить есть о чем.
     Они проводили меня на улицу.
     Было раннее утро. Катили, дребезжа и позванивая, первые трамваи. Мама
хотела взять меня за руку. Я не дался. С нею рядом пошел.
     У  моста  через  Невку  дремала  торговка-лоточница.  На  лотке  были
папиросы, спички, леденцы, "сен-сен" и табак.
     Я шагнул к ней.  Мама схватила меня и сказала с угрозой, что денег на
сласти у  нее  нет,  тем  более что  я  никаких сластей не  заслуживаю,  а
заслуживаю порку.
     Я разжал руку и показал ей пятак.  В воздухе, очистившемся за ночь от
густых дневных ароматов, тонко запахло ружейным маслом и теплой медью.
     Мама спросила с ехидцей:
     - Что это ты им так полюбился?
     А у меня еще и слов столько не было, чтобы ей объяснить. Да почему-то
и не хотелось... А хотелось мне купить махорки для Плотникова.

__________________________________________________________________________

          Погодин Р. П.
          П 43.  Рассказы о веселых людях и  хорошей  погоде:  Рассказы  /
     Оформл.  и рис.  И.  Латинского. - Л.: Дет. лит., 1987. - 220 с., ил.
     "Школьная библиотека". Для средней школы.
          Тираж 200 000 экз. В пер.: 70 коп.
          В сборник вошли  любимые  юными  читателями  рассказы  "Тишина",
     "Алфред",  "Сколько  стоит  долг",  "Дубравка" и другие.  В них очень
     разные герои,  но объединяются все рассказы светлым,  ясным  видением
     мира, оптимизмом и бескомпромиссностью к подлости.
          ИБ 9911
     Ответственный редакторя  О. В. Кяуясятяоявяа
     Художественный редакторя А. В. Кяаяряпяояв
     Технический редакторя    Т. Д. Ряаятякяеявяияч

__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 04.04.2002
     О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: [email protected]
     Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/