Код произведения: 9336
Автор: Росоховатский Игорь
Наименование: Знак на скале
Игорь Росоховатский.
Знак на скале
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Встреча во времени". Изд. "Молодь", Киев, 1963.
OCR & spellcheck by HarryFan, 28 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Короткий щелчок, блеск лезвия. И опять Семену Карпову повезло - камень
в этом месте был не закреплен, а просто положен на углубление в скале и
присыпан песком. Осторожно орудуя ножом, молодой археолог расчистил песок,
а затем сдвинул камень. В открывшемся тайнике, заросшем по краям
серо-зеленым мхом, лежала тонкая полированная плитка из гранита, а на ней
высечен лабиринт переплетенных линий. Семен провел по ней пальцами, и
линии, казалось, ожили, как натянутые струны. Одна линия была залита синей
краской. Там, где она кончалась, виднелся значок - прямоугольник и в нем
стрелка.
На плитке был высечен план. С его помощью можно было добраться до
чего-то... Спрятанного сокровища? Или до свитков пергамента?
Значок показался знакомым Семену.
Такие значки встречались в математических расчетах атанов - древнего
народа, обладавшего высокой культурой и исчезнувшего несколько тысячелетий
тому назад. Может быть, знак на скале над тайником тоже высекли они?
Многие ученые пробовали прочесть их уравнения, но могли разгадать только
отдельные элементы. Так начинающие изучать иностранный язык радостно
улавливают отдельные слова, по которым, однако, нельзя судить о содержании
всей фразы. На чем основывалась математика атанов, если в одном случае 2+2
равнялось четырем, в другом - семи, в третьем - одному? Какую-то роль
здесь играли значки - прямоугольники со стрелками, их количество и
направление стрелок. Если стрелка указывала не вверх, а в угол или на
основание, то же сочетание цифр приводило к иному результату. Это была
очень путаная математика, и все же она, по-видимому, давала возможность
атанам вычислять отрезки пути, высоты гор, мощность подъемных механизмов,
надежность зданий великолепных судов, о которых знали по легендам.
О чем же теперь говорит значок на плане - о каком сокровище, надежно
укрытом в лабиринте?
Семен осмотрелся... Побережье в этом месте напоминало город после
землетрясения. Нагромождения скал сливались в причудливые геометрические
фигуры. Изорванные облака быстро и бесцельно проносились над ними. Есть ли
смысл в том, что он собирается делать?
Семен всегда долго раздумывал прежде, чем решался на что-то, но,
решившись, уверенно шел до конца, не жалуясь на трудности и не прося
помощи у других. "Если хочешь делать что-то, - думал он, - полагайся на
свои силы и не рассчитывай на других, как будто они тебе обязаны. Это твой
путь, и все камни, которые попадаются на нем, тоже твои. Вот и теперь
хорошо, что я отправился путешествовать по этому побережью один, без
спутников, иначе бы обязательно зазвучал скептический, тягучий голос
Степана".
Он словно увидел своего всегдашнего спутника Степана Кийчика - великана
с жалобным выражением лица и татуировкой на широкой руке. А Мария
Александровна? Как тонкая сверлящая струйка холодной воды, ударил бы в уши
ее голосок: "Вы увлекающаяся натура, Семен Семенович". И это определение
звучало бы осуждающе. А глаза Нины, в которых так часто стынут грусть и
обида?
Сейчас ему просто выпал счастливый случай. Разве десятки людей не
побывали здесь до него? Они не заметили наскального изображения или не
придали ему значения. Вот разве что те четверо геологов, которых он видел
вчера километрах в десяти отсюда. Они молоды и любопытны, как лисята. Если
они заметят изображение... Впрочем, у них не будет плана - плитку он
возьмет с собой.
Мысли будто в продолжение давнего спора мелькали и гасли в голове
Семена, а его глаза всматривались в плитку, в паутину линий. План был
начертан очень тщательно - никаких претензий к давним предкам нельзя было
предъявить.
Семен присел на корточки и перерисовал план на лист блокнота. Так им
было удобнее пользоваться. Плитку положил в сумку и начал спускаться со
скалы. Ноги погружались в серую пыль и дрожали от напряжения.
У подножия скалы он еще раз осмотрелся, повернул к жестким, чуть
кудрявящимся зарослям кустарника. По плану там должен был находиться вход.
Семен сразу нашел его. Подумал: "А что если те четверо случайно
обнаружат вход и захотят посмотреть, куда он ведет?" Расправил за собой
кусты и вступил в узкую длинную пещеру, наполненную молочно-тусклым
рассеянным светом. Дальше становилось все темнее. Путь вел в другие
пещеры, соединенные с первой. У Семена имелось две коробки спичек. Если
пользоваться ими только в крайних случаях, должно хватить. Он скрутил из
бумаги фитиль, зажег его. Мотылек пламени взвился на конце фитиля,
распростер крылышки, и Семен увидел прямо перед собой заграждение из
нескольких камней и наваленной земли.
Он отвязал от пояса походную кирку и несколько раз ударил ею по камню.
Фитиль погас. Железо звякнуло о камень, и деревянная ручка сломалась.
Тогда он, срывая ногти, в темноте начал отворачивать камни. Атаны надежно
завалили вход.
"Что ж, - с затаенной радостью подумал Семен, - чем ценнее сокровище,
тем надежнее его укрывают".
Это уже стало закономерностью для него, археолога. В ржавых пластах
земли вместе с перегнившими или окаменевшими остатками растений и
спрессованными костями хранились сокровища - зарытые, упрятанные в
массивные сундуки, замаскированные в тайниках, замурованные в склепах
рядом с истлевшими останками бывших владельцев. А на пути к ним
надежнейшими, нетленными стражами залегли человеческие жадность и
скупость. Они, как и сокровища, копились тысячелетиями.
Семен с остервенением отбросил несколько мелких камней и протиснулся в
отверстие. Снова скрутил и зажег фитиль. Коридор был извилистый и длинный.
Идти становилось все труднее. Приходилось перелезать через обвалившуюся
породу, протискиваться в узкие отверстия. Семен понял, что спичек ему не
хватит, и начал экономить их. Временами он шел в полной тьме, выставив
вперед руки, будто слепой. То вдруг чиркал спичкой, тревожно думая, что
первая коробка подходит к концу.
Теперь он почувствовал жажду. Губы пересохли и потрескались. Открыл
банку рыбных консервов, выпил соус, но это лишь усилило жажду. На зубах
скрипел песок. Семен с отвращением глотал жирную слюну.
Он начал прокладывать дорогу через новый завал, проклиная тех, кто так
тщательно завалил вход. Темнота шевелилась, звучала сыпящейся землей, и
Семену казалось, что его зарывают заживо.
Вверху, как отталина в морозном окне, темнел узкий лаз. Нужно добраться
до него. На мгновение Семен пожалел, что рядом нет хотя бы одного из
спутников, например, Степана Кийчика. Он бы взобрался на эту преграду и
протянул оттуда руку с мощной широкой кистью, на которой темнеют глупые
слова "нет в жизни счастья".
Семен разозлился на себя и даже на Степана, который вечно надоедал
расспросами, а теперь, когда был нужен, не оказался рядом. Пламя факела
колебалось в глазах, тени то надвигались со всех сторон, то, прихрамывая,
расходились.
"Отступаешь от своих принципов, старик", - презрительно сказал он себе,
и, как всегда в таких случаях, это подействовало. Ему было почти все
равно, что думают о нем другие, главное, что думает о себе он сам. А
поблажек себе он не давал и никогда не выискивал "смягчающих вину
обстоятельств".
Семен ухватился за выступ, изо всех сил подтянулся. Нога оперлась о
камень, и через минуту он уже был по ту сторону лаза. Тяжело дыша, присел
на землю и вытер пот с лица. Сначала он ни о чем не мог думать - просто
отдыхал. Потом зажег спичку и увидел в двух шагах от себя дубинку. Рядом с
ней стоял закрытый крышкой сосуд, похожий на грушу. Семен взял в руки
дубинку. Впрочем, он ошибся. Это была не дубинка, а палка, обернутая на
конце просмоленным войлоком. Он снял крышку с сосуда. В нос ударил острый
запах нефти.
"В спешке забыли факелы, - подумал он. - Да здравствуют спешка и
забывчивость древних!"
Он макнул палку в нефть, чиркнул спичкой и протянул факел вперед. В
стенах коридора мерцали и переливались радужные выходы кварца. Очень
хотелось пить, так хотелось, что он опять открыл рыбные консервы, хотя
знал, что потом жажда только усилится.
Семен то шел, то полз, и ему все время казалось, что он слышит
ускоренное тиканье часов на своей руке. Мысли вяло барахтались в мозгу и
никак не могли оформиться. Глаза устали смотреть на пламя факела и
слезились. Но когда он закрыл их, то продолжал видеть кровавое пламя.
Семен заставил себя открыть глаза и - не поверил им. Прямо перед собой
у стены коридора он увидел кувшин. Подполз к нему, чтобы убедиться, что
это не мираж. Но это не был мираж. Обычный глиняный кувшин, плотно
закрытый кожаным колпаком и заслонкой. На нем тот же знак, что и на скале.
Семен снял заслонку и крышку. Наклонил факел. В сосуде заколебалось пламя,
вернее, отражение его... в воде. Он втянул носом воздух. Пахло водой -
пресной и прохладной. Он знал, что это обман. И просто, чтобы не
оставалось сомнения, наклонил сосуд. Прохладная влага омыла его
воспаленные губы. Он не мог удержаться и жадно глотнул. Еще и еще.
Захлебнулся, закашлялся и в ярости, продолжая кашлять, глотал слегка
солоноватую воду, имеющую странный привкус, как будто в нее что-то
добавляли. Может быть, для того, чтобы она не испортилась...
Пламя обожгло ему щеку, и только тогда он заметил, что держит факел в
руке. Он прислонил его к стене и поставил сосуд. Теперь знак на нем был в
самом центре светлого пятна. Кто оставил этот кувшин, почему?
Семен провел ладонью по шероховатой глиняной поверхности, и ему
показалось, что он притронулся к чьей-то натруженной руке. Нет, кувшин не
могли просто забыть. Отчего-то вспомнилось, как Мария Александровна,
отложив свою работу и забросив домашние дела, три дня сидела над
систематизацией описаний последних раскопок, чтобы он мог наметить
дальнейший путь поисков. И как вместе с другими поздравляла его с удачей.
А у него после разговора с ней осталось смутное раздражение и
беспокойство. Он не понимал - почему?
Семен пил еще несколько раз, поднимался и опять возвращался к кувшину,
не в силах уйти от него и не решаясь взять с собой.
Он заставил себя думать о цели - о сокровище атанов. Может быть, там
ждут его груды сверкающих украшений или свитки пергамента, из которых
станут наконец-то ясны история атанов и загадки их математики.
Наконец он плотно прикрыл сосуд и, взяв его в правую руку, а факел в
левую, снова двинулся в путь. Миновал несколько соединенных коридорами
пещер и остановился перед грудой камней и земли.
К камню был прислонен кетмень, а рядом с ним на полу лежал точильный
брусок. Их могли и забыть. Но не слишком ли много случайностей и
забывчивости? Тут что-то другое... Смутные догадки вставали, как паруса на
горизонте. А может быть, дело здесь было и не в благодарности древним, а в
утоленной жажде, и мир виделся ему в ином свете.
Семен поднял кетмень и начал расчищать завал. Он долбил и долбил без
устали. Отдыхал, пил воду и опять долбил. Кетмень погрузился в мягкий
грунт. Еще несколько ударов, затем нужно было сдвинуть один из больших
камней.
Семен влез в узкую щель и очутился в просторной круглой пещере. Тени
окружили его, как дикое и свирепое племя, собравшееся на защиту своего
сокровища. А оно было рядом и оказалось совсем не таким, как он мог себе
представить...
Гранитная полированная плита уходила под потолок пещеры. На ней глубоко
высечены математические значки атанов.
Семен прочел: "Один плюс один равняется двум и..." Опять тот же значок
- стрелка и прямоугольник. Значит, 1+1 равно не просто 2, а 2 и значку.
Он рассеянно смотрел на эту изначальную формулу математики, постепенно
приходя в себя. Перевел взгляд ниже, на другие надписи, вернее
геометрические фигуры. Две из них были знакомы - треугольник и круг. И
мгновенно, как при вспышке молнии, он сопоставил фигуры и формулу и все
понял. Понял и то, что означает загадочный знак атанов.
Под первой формулой было ее объяснение. Один треугольник плюс другой
треугольник равнялся не просто двум треугольникам, а давал новую фигуру -
ромб, или вершину стрелы, или один треугольник, если они накладывались. К
одному кругу додавался второй, они пересекались в разных местах, каждый
раз образуя новую фигуру...
По аналогии Семен подумал: "Один ручей плюс другой могут быть и просто
двумя параллельными ручьями. Тогда знак атанов будет равен нулю. Но,
сливаясь, они могут образовать реку.
Некий "икс", который всегда нужно учитывать, новое качество - вот что
определяет стрелка в прямоугольнике!
А всегда ли мы учитываем это? В своей чересчур абстрактной математике
мы часто забываем о возникающих и меняющихся качествах и потом нам трудно
понять, почему не удается математическим языком описать движение атомных
частиц или звездных систем. Мы бесконечно изменяем и усложняем уравнения,
но что если ошибка допущена не в построениях, а в самой основе? Мы не
учитываем чего-то с самого начала.
Ведь одна частица плюс другая частица почти никогда не будет просто две
частицы. Их сумма уже содержит в потенциале новое качество. Тут нет ничего
нового - закон диалектики, несколько иначе сформулированный. В самом
количестве уже скрыто новое качество. И все же мы часто не учитываем его
потому, что это не заложено в изначальные арифметические формулы, которые
становятся с самого детства основой нашего мышления, философии,
воображения, мелодией чисел, постоянно звучащей в мозгу. И в данном случае
ощущения, на которые мы почти перестали полагаться в науке, могут
подсказать более верное решение, чем разум. Его подводит самое могучее
оружие - способность к абстракции. А простые чувства, первобытные ощущения
иногда говорят нам о теплоте вернее, чем подсчет затраченной энергии. Ведь
затрата энергии - это только одна сторона явления. Глаза видят, что пять
пальцев - это не просто 5, а тончайший инструмент, опыт сердца
подсказывает, что два человека - это друзья, или влюбленные, или спутники,
или враги, или, наконец, просто два незнакомых человека, которым не
суждено встретиться, а качеству - проявиться. Нельзя доверяться ощущениям,
но нельзя сбрасывать их со счетов.
Если бы наша математика шла по пути математики атанов, насколько легче
было бы нам осознать и описать явления микро- и мегамира. Насколько легче
было бы создать или понять теорию относительности и знаменитую формулу,
где время зависит от скорости движения, если бы с самого детства мы
привыкли к мысли, что 1+1 равно 2 и некоему "иксу", показателю качества.
Никто бы не изумлялся, что увеличение скорости до световой может
вызвать новое качество - изменение в течении времени, а создание общей
теории частиц не было бы таким трудным, почти непостигаемым. И только
потому, что у нас не было этого маленького значка, этого "икса" с самого
начала, перед нами вдруг ломаются все те законы и понятия, к которым мы
привыкли..."
Факел в его руке сыпал искрами, как бенгальский огонь. Они кружились в
воздухе тучей мошкары. Блики, будто отрезки алой ленты, извивались на
полированном граните.
Так вот каким оно оказалось - упрятанное сокровище! Это не к нему ли
столь ревностно оберегали путь атаны?
И Семен понял: нет, они не оберегали это свое главное сокровище. Не
засыпали проходов и не забывали ни факелов, ни сосуда с водой.
Возможно, стихийное бедствие, уничтожившее этот народ, завалило путь к
сокровищу, которое они хотели оставить потомкам. И в последние дни
трагедии последние представители народа расчищали проход к нему. Это они
оставили план и стрелки на стенах, чтобы потомкам было легче найти
сокровище, они приготовили на пути факелы и воду. Через тысячи лет вместе
с их беспокойной мыслью дошли до потомков их доброта и забота.
У Семена было странное ощущение, будто в этой пещере кто-то прибавил
ему сил. В его ушах послышались слова на незнакомом языке, мелодия чисел и
сочетаний. И почудилось, что он в пещере не один.
Он повернулся и пошел обратно, чтобы поскорее рассказать людям о
завещании предков. Сыпящаяся с потолка за ворот земля приставала к лицу,
шее. Но он почти не замечал ее, занятый своими мыслями.
Семен увидел ручку кетменя и вытащил его из груды рыхлой земли. Провел
пальцем по лезвию, отточенному, как нож, и представил, что здесь
произошло. Он словно увидел, как обессиленный человек, может быть,
последний из атанов, опустился сначала на колени, продолжая расчищать
завал, потом упал на землю. Он знал, что ему уже не прорубить стены, что
последние минуты его жизни уходят, как песок из солнечных часов.
И тогда он схватил брусок и начал точить кетмень. Он точил его, пока
мог (Семену даже послышался скрежет точила). И в какую-то смертную минуту
атанец нашел в себе силы прислонить кетмень так, чтобы его сразу заметил
тот, кто придет к стене.
Семен вспомнил о тех четверых, которые могут обнаружить вход и пойти по
этому пути. Он достал запасную коробку спичек и бережно завернул ее в
целлофан. Повернулся, поднял кетмень и положил его вместе со спичками на
камни возле плиты так, чтобы они сразу бросались в глаза...