Код произведения: 9347
Автор: Росоховатский Игорь
Наименование: Время действовать
OCR -=anonimous=-
Игорь Росоховатский.
Время действовать.
Фантастическая новелла.
Сигом сидел на большом уродливом валуне, похожем на голову ящерицы.
Волны подкатывались к его ногам, щекотали пальцы, урчали, как котята,
иногда пофыркивали. Сигом улыбался: приятно... Но в его улыбке было
немного настороженности. Ему казалось: что-то должно произойти вот здесь,
на берегу...
Птицы, похожие на земных чаек, окунались в чернильные искрящиеся волны,
взлетали совсем отвесно, как тысячи маленьких бесшумных вертолетов. Волна
вынесла камень, бросила подальше - мокрый, блестящий. Он быстро стал
просыхать, терять привлекательность.
Сигом прислушался, показалось: голос какой-то... Нет, ошибся.
Прислушался к себе - это в нем, в его мозгу что-то звучало. Он погружался
в состояние ленивой раздумчивой созерцательности. Возникали сожаления о
том, что было, что прошло, о людях, ходивших по Земле, о детях, смеявшихся
в парках, хлопавших в ладоши, о женщинах, медленно протягивающих руки для
ласки...
Волны набегали стайками, щебетали, гудели...
Он терял в этом необычном состоянии драгоценные минуты, за которые мог
бы обследовать часть побережья этой планеты. Уже два часа, как он
опустился на нее. Ему неожиданно повезло. Планета оказалась совсем не
такой, как тысячи других,- огромные мертвые камни. Эта была как
воспоминание...
И не потому, что повторяла Землю.
Брызги были не солеными, а сладковатыми, и от них пахло приторным и
едким. Химические анализаторы уже расщепили, раскусили этот запах и
представили в мозг данные. Но сигом не хотел сейчас пользоваться ими. Он
просто вдыхал бы мельчайшие брызги, забыв о том, сколько приходится
работать его защитным органам, чтобы обезвредить молекулы и микробов чужой
планеты.
Сиренево-пепельное небо тянулось бесконечно и уныло, как долина без
полей и дорог. И вдруг сигом понял, что ничего не произойдет. Его
состояние нельзя назвать ожиданием. Оно имеет совсем другое название.
В наследство от людей достались ему леность, мечтательность.
Он вспомнил, как часами сидел на веранде умирающий старик, подставляя
весеннему солнцу лицо, и в его глазах медленно сменялись отблески
воспоминаний.., Когда-то старик был энергичным человеком, одним из
создателей сигомов. Его личность была вписана в кого-то из них.
"А для чего все это?" -подумал сигом и удивился и внезапно возникшей
мысли, и особенно тому, что она возникла здесь, сейчас, когда надо было в
первую очередь разведать, не таятся ли опасности, угрожающие ему. Он
спросил себя: "Все это? Что я подразумеваю под всем этим? Чужое море,
чужую почву?" Но он хитрил с собой. Он знал, что все - это все: не только
эта планета, но и Земля, и Солнце, и Вселенная, и он сам, потому что для
себя он важнее, чем Вселенная.
"Для чего все это и есть ли в нем какой-нибудь смысл?"
И когда сигом понял, что от неуместного сейчас вопро-са не уйти, он
начал рыться в колоссальных, четко разграниченных отделах памяти, пытаясь
найти готовый ответ, заложенный туда людьми. Он находил там миллиарды
сведений о самых разных вещах. Люди дали ему много готовых ответов, но
этого, важнейшего, не дали. "Может быть, я и нужен для того, чтобы найти
ответ?"
"Чепуха! Ненужные, бесполезные мысли! Я становлюсь похожим на старика
или на юную глупую девушку, сидев-шую часами у окна и кого-то безуспешно
ждавшую. Ее личность ни в кого не записали, не стоило..." Он вспомнил, как
она ушла, стуча каблучками, словно яростно вколачивая гвозди в чью-то
судьбу. И еще вспомнил двоих - дождавшихся друг друга, мужа и жену,- с
бутылками молока в правой руке и сырками в левой. Они одновременно подошли
к двери подъезда, одновременно остановились, одновременно положили на свои
бутылки сырки, чтобы взяться за ручку дверей. И при всем при том
ссорились, повторяя слова, которые уже много раз говорили друг другу.
Он вспоминал мечущихся, отчаянных, верящих, бесстрашных существ, горы,
острые, как пики, и горы нежно округлые, поросшие лесом; подернутые дымкой
равнины.
И думал: "А для чего все это? И то, что появились мы, сигомы?
И то, что мы разлетелись по всей Вселенной? И что переделываем себя,
находя все более удачные варианты? Мы пришли к тому, что начинаем менять
свое состояние и форму, воссоздавая себя из сверхплазмы: то объединяясь в
единый могучий мозг с единым опытом, то опять распадаясь на отдельные
клетки-личности. И мы продолжаем накапливать опыт, хоть у нас его и так
достаточно,- мы хотим знать все возможные варианты Вселенной. И мы каждый
раз переделываем себя в соответствии с накопленным опытом. А для чего?
Может быть, когда-нибудь, где-нибудь это уже однажды было и мы - лишь
повторение? И не на этом ли пути надо искать ответ?"
"Но у меня же есть четкая цель, четкая программа: в первую очередь
исследовать эту планету. А я занят бесплодными размышлениями, которые вряд
ли когда-нибудь пригодятся..."
Чужие птицы, похожие на чаек, стремительно черкали по волнам, как
камни, пущенные умелой рукой. И он вспоминал людей над морем. Там блестели
волны - сначала вдали, тускло, затем блеск усиливался, становился резче,
бежал по ряби, переливаясь и позванивая,- и вот уже развернулась и легла
невесомо лунная дорожка, по которой все мечтали уйти далеко-далеко и никто
никуда не ушел...
"Как же мне вырваться из этого состояния, в которое погружались
ленивые, слабые духом животные? Оно недостойно меня. Недостойно разума,
который предназначен руководить действием!"
Сигом уговаривал себя встать, заняться делом - и не мог.
Смотрел на море, на небо без облаков и думал, думал, как будто важнее
этого занятия ничего не было.
Такое с ним случилось впервые, и сигом уже начал не на шутку
тревожиться. Конечно, он мог бы включить Систему Высшего Контроля и
стимуляторы воли, но ему не хотелось прибегать к этим крайним средствам. И
кроме того, было очень приятно сидеть так, без видимого действия,
смотреть, вспоминать, размышлять...
В его памяти всплывали формулы и законы, ноты и стихи, обрывки чьих-то
биографий и открытий, ощущения, пережитые кем-то... В нем жили тысячи
людей, разделенные полочками и перегородками. А теперь перегородки
прорвались, и все эти разные люди словно вступили в бессвязную беседу друг
с другом.
И снова выплыл вопрос, на который люди не нашли ответа и оставили эту
задачу сигомам...
"А для чего они жили и создали меня? Для чего любили, ненавидели,
рожали, уничтожали себе подобных, мучились и умирали? Кто-то сказал
короче: "Они рождались, мучились и умирали". Для чего? Я могу отмахнуться
от этого вопроса. Но тогда я не узнаю: для чего я? Есть ли во всем этом
какой-нибудь смысл или мне предстоит его придумать? Или же то, о чем я
думал раньше,- это преддверие единственного ответа и не нужно искать
другой? А может быть, я пытаюсь найти что-то в хаосе, который является
ответом сам по себе, и, если я выделю в нем что-то, то выделю это лишь для
себя, и только для меня это будет верным. Можно ли найти путеводный луч во
вспышке взрыва, состоящего из лучей взбесившихся молекул и атомов? Кто
сумеет отыскать главную ноту в галактическом шуме? Возможно, даже мои
поиски окажутся неорегинальными и неразличимыми нотами в общем шуме и
хаосе, состоящем из сплошного поиска?
Впрочем, я впадаю в другую крайность. Ведь в шуме морских пучин
существует главная повторяющаяся нота. Определенные причины порождают
взрыв, и взрыв, в свою очередь, что-то порождает. Разве я когда-то, очень
давно не убеждался тысячи раз, что даже за очень сложными поступками
людей, которые казались случайными и необъ-яснимыми, скрыты вполне
определенные побудительные мотивы? Их оказывалось не так уж много, во
всяком слу- чае не намного больше, чем букв в алфавите, из которьх люди
складывали бесконечное количество слов,- иногда, чтобы прикрыть, а иногда,
чтобы вскрыть эти самые мотивы.
Возможно, так и во Вселенной удастся отыскать не-сколько главных причин
развития, главных стимулов и, держась за них, как за путеводные нити в
лабиринте, прийти к единственному ответу? Или же ничего не выйдет, и,
дергая за эти нити, я уподоблюсь мухе и еще больше запутаюсь в паутине
сомнений?"
Сигом почувствовал, как раскалывается голова от бес-плодных попыток
узнать то, чего он еще не мог узнать, предугадать исход эксперимента, в
котором сам участвовал.
И он поступил так, как поступил бы на его месте человек:
встал, стряхнул оцепенение, как паутину. Сразу вспомнил программу на
ближайшие часы, ведь сам составил ее: исследовать сначала морское
побережье, затем море, постепенно погружаясь на все большую глубину.
Кричали птицы, но он уже не прислушивался к ним, сверкали волны и небо.
Упрятанные в глубины памяти, пульсировали старые вечные вопросы. Но он
вырвался из круга бесплодных мудрствований и торжествовал победу.
Сигом осмотрел берег, ощупал его локаторами, включил гамма-видение.
Сделал шаг, другой по четко выверенной траектории... И стал машиной...