Код произведения: 9847
Автор: Савченко Владимир
Наименование: Визит сдвинутой фазианки
В.И.Савченко
ВИЗИТ СДВИНУТОЙ ФАЗИАНКИ
Светлой памяти Авксентия Ивановича Поприщина, титулярного советника и
короля
I
Я сидел в парке и читал газету. Уже из одного этого обстоятельства
вытекает полная моя непричастность к описываемому, ибо что может быть
индифферентнее и обыденнее человека, который читает в парке газету! Люди,
чья жизнь насыщена, газет в парках не читают, а если и читают их, то в
мчащемся экспрессе, в госпитале после ранения-ищут упоминаний о своей
деятельности.
А я... я преподаватель физики в техникуме для глухонемых. Фамилия, имя,
возраст? Э, какое это имеет значение! До пенсии еще далеко.
Сижу, стало быть, читаю. Когда - подсел один. Я как раз углубился в
прогноз погоды на май, не заметил, с какой стороны он подошел;
гляжу-сидит. Худой такой, длинноволосый; лицо, впрочем, приятное,
широколобое, щеки впалые, темные глаза с антрацитовым блеском. Но веки
красные, не брит, в глазах застывшая, неподвижная какая-то мысль и
тревожный вопрос. Мне сразу неуютно стало: сейчас, думаю, разговор
завяжет. И точно:
- Про Вишенку пишут что-нибудь? - спрашивает. Голос тревожный,
надтреснутый, хоть и интеллигентный.
Про какую "Вишенку" - ансамбль?
Он так и воззрился:
- Какой еще ансамбль - про тепловую звезду, ближайшую к нам! Ну, про
ту, что сперва считали радиозвездой. Новую экспедицию к ней не посылали?
Поскольку я физик, хоть и для глухонемых, положение обязывает:
- Ближайшие звезды к нам, уважаемый, это альфа и Проксима Центавра. И
они не тепловые, а вполне, так сказать, световые. Экспедиций к ним не
посылали и пошлют еще не скоро.
- А, ну это синхронные,- отмахнулся он.- Я о других, о "фантомных
мирах"...
что, тоже ничего, да? Ну, как же, я ведь тот, кто их открыл... то есть
приписывают-то это теперь себе другие, но открыл их фактически я - еще
мальчишкой, когда воровским образом подключил свой телек к Салгирскому
радиотелескопу. Неужто ничего не читали, не слышали... что, а? Нет? Что?
Ведь были сенсация и скандал.
Теперь мне стало не только неуютно - жутко. Надо же так нарваться.
Подсел бы алкаш, которому не хватает на бутылку; дал двугривенный - и всех
делов. И место уединенное... Я пожал плечами, ничего не сказал.
- Та-ак...- тяжело и печально произнес он.- Значит, опять попал не туда.
Ничего, ничего, молчание... Канальство! Как же быть-то?..- Подсевший
замолк, только жестикулировал сам себе, на лице сменялись гримасы. Потом
поднял на меня угольно блестящие глаза.- Скажите, но вот вы верите? У вас
доброе лицо, и о Проксиме Центавра вы знаете... Могли бы поверить?
- Чему?
- Тому, что все это было. Наличествует, собственно. Не в слове дело.
Ну, про Вишенку, сдвинутые миры, гуманоидов непарнокопытных
пластинчатых... и вообще. А?
Что бы вы, скажите на милость, ответили в подобной ситуации явному
психу, находясь с ним, так сказать, тет-а-тет? Не верю?.. А если кинется?
- Ну, вообще говоря...- промямлил я. Он, похоже, угадал мое состояние:
- Вы только не пугайтесь. Да, я действительно состою, не буду от вас
скрывать. Уже десятый год на учете-с тех, собственно, пор, как эти трое
вернулись из экспедиции в невменяемом состоянии и пытались проходить друг
сквозь друга, а я своими экспериментами подтвердил, что они правы... Я-то
еще ничего, раз в месяц на осмотры к районному психиатру, а те-то - в
стационаре. Их лечат! Как будто они могут вылечить! Как будто от этого, от
нового понимания мира, надо лечить! Ничего, ничего, молчание...
Он снова впал в задумчивость с жестикуляцией и гримасами. Спохватился,
взглянул на меня:
- Ну, хорошо-с, про "фантомные миры" вы не знаете, в гуманоидов
непарнокопытных не верите, во вселенский синхронизм и резонансы тем паче...
Так ведь или нет? - В его интонациях была страстная надежда, что я
все-таки сознаюсь, что верю; но я молчал.- Но вот в изречение Нилика:
"Перед нами безумная теория. Весь вопрос в том, достаточно ли она безумна,
чтобы быть правильной?"-в него вы верите?
- Нилика?..
- Ах, ну-Нильса Бора! Мы их так между собой именуем: Нилик, Беня,
Фредди...
Так как?
- Я слышал это изречение,- сказал я.
- Вот видите,- напористо вел подсевший.- Но разве из того, что истинная
теория должна выглядеть среди нынешних физических представлений совершенно
безумной, не следует, что сами-то представления эти, верования
теоретические - как раз они-то и безумны, идиотичны в своей тяжеловесной
логичности! Что, а разве, нет? Это же как прямая и обратная теоремы. А они
меня на учет, лечить... ничего, ничего, молчание!
Он снова помолчал и снова спохватился:
- Что ж, раз об этом не пишут в газетах, давайте-ка я расскажу вам все
сам.
II
Я рос очень смышленым мальчишкой. В двенадцать лет я овладел
радиотехникой, а в четырнадцать был отменным телелюбителем. Не любителем
балдеть перед телеэкраном, боже упаси!- а в благородном, ныне исчезнувшем
смысле: любителем сделать больше, чем вложено, к примеру, в серийные
телеприемники. Усовершенствованные мною, они ловили передачи в рассеянных
УКВ-то есть не только от ближайшего ретранслятора, а множество "диких".
Это непростое дело, уверяю вас. Само собой, изображения на экране я мог
голографировать - и не только в декартовых координатах, но и в спиральных,
косоугольных... У меня были два приятеля-помощника, и нас страшно
веселило, когда удавалось этими способами измордовать классическую
трагедию так, что получалась клоунада, фарс. Здоровое мальчишеское
отношение к драмам - что, разве нет!
Но главная цель была, конечно, выудить из эфира самые "дикие" передачи,
недоступные никому. Вот тогда меня и осенило насчет радиотелескопа,
который соорудили поблизости. У вас он не Салгирский, да, вероятно, не там
и не такой... но важно не это, а иное. Что? Ну, как же-сравните
телевизорную антенну у себя на крыше и решетку километр на полтора: ведь
чувствительность-то у нее-черт побери! Такая выудит и рассеянное на
ионизированных слоях атмосферы, от телестанций, кои далеко-далеко за
горизонтом.
Труднее всего нам было достать бунт ВЧ-кабеля да тайком прокопать
канавку для него под ограждением. Как же, разумеется: "Запретная зона,
вход воспрещен!"-о ретрограды!.. Но на то мы и мальчишки, чтобы проникать
куда не следует и делать то, что не разрешают, а интересно.
А потом ловили, упивались - и передачами, которые детям нельзя
смотреть, и всякими специальными, кои и обычным взрослым нельзя. Часто не
понимали язык и что показывают-но жизнь была полна, мы ходили
таинственно-гордые.
Особенно одна ежевечерняя передача увлекла нас? мы ее сначала приняли
за многосерийный телефильм из жизни чертей в неканонической интерпретации.
Почему? Во-первых, местность показывали все время такую, что лучше, чем
фразой "Черт ногу сломит", ее и не определишь: утесы, обрывы, пропасти,
громады валунов, между которыми бьют дымящиеся гейзеры, спиральные
блестящие стволы с ветвями-пружинами и побегами-пружинками... ничего
прямого, ровного, плоского. Во-вторых, персонажи, существа эти трехногие:
одна нога толчковая, на ней они подпрыгивали и переносились по две опорные
- ими они упирались о камни, удерживались на новом месте в вертикальном
положении. И морды у всех были симпатичные, как у молодых козлов, только
без рожек; тела покрыты красивыми пластинками на манер крупной чешуи -
пластинки эти то топорщились, то опускались с кастаньетным треском - да не
все сразу, а этакими волнами от загривка до бедер. Да еще к тому же
преобладали отчаянные любители духовой музыки: сверкающее обилие труб,
похожих у кого на горн, у кого на тромбон, у кого на бас, на саксофон... а
то и вовсе ни на что не похожих. Существа выдували бодрую музыку,
солировали даже в прыжках, да еще для ритма подыгрывали своими
пластинками... Словом, умереть и не встать; мы как увидели их, так сразу
почувствовали себя хорошо.
Мы втроем просиживали вечера перед экраном, наперегонки старались
ухватить сюжет-хоть в общих чертах: кто наш, кто отрицательный, кто с кем
поженится, кого поймают... Но что-то не получалось. Слишком много
персонажей, сцен, каждый раз появлялись новые - не разберешь.
Незнакомец помолчал, потом повернул ко мне свое треугольное - широкий
лоб, впалые щеки - лицо, антрацитово сверкнул глазами:
Но самое - то, черт побери, дорогой собеседник, состояло в том, что
передачи-то эти запаздывали! Шла осень, сумерки наступали раньше, и раньше
мы собирались у телека, держали и подгоняли настройку- а передачи с
"чертями" начинались все позже. Примерно на четыре минуты каждый день.
...И тогда я, смышленый мальчик, вспомнил, что радиотелескоп - суть
телескоп, а не просто антенна, он в небо смотрит... И понял: четыре
минуты-это время суточного отставания "неподвижного" неба от нашей
вращающейся планеты. Словом, понял я, что передачку-то мы ловили из той
области звездного неба, куда вечерами ориентирован Салгирский телескоп,-
из созвездия Возничего. И не персонажей мы видели, не
артистов-исполнителей-этих трехногих, в перламутровой чешуе любителей
духовой музыки-а жителей тех мест!
С этим мальчишеским открытием в мальчишеском восторге я помчался к
радиоастрономам, хозяевам радиотелескопа: вот, мол, что мы сделали и что
наблюдаем, не хотите ли присоединиться, проверить, восхититься и нас
похвалить!?.. О наивный глупец!-Он наклонился так, что длинные волосы
свесились перед лицом, схватил себя за голову, некоторое время
раскачивался, потом распрямился.- Но ничего, ничего, молчание!
III
- Я пропущу ряд животрепетных подробностей: от того, как топал на меня
ногами академик, шеф радиотелескопа, кричал, что мы создали помехи, из-за
которых все их результаты насмарку (а если здраво помыслить: что те их
копеечные результатики против моего открытия?..-но ведь, простите, свои!),
что я несу вздор, фантастики начитался; как обрезали и смотали наш
ВЧ-кабель и велели благодарить, что не забирают телевизор... ну-с, и
вплоть до обзора времен, в которые эта истина долго и трудно продиралась
сквозь дебри "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда".
Салгирский телескоп, между прочим, и был сооружен для исследования
мощного потока радиоизлучения, шедшего от созвездия Возничего. Поток был
настолько мощен, что его приписывали "радиогалактике", находящейся в том
направлении и - как и надлежит галактикам - очень далеко; соответственно,
чтобы телесигналы с богатой информацией оттуда доходили через мегапарсеки
сюда, мощность их излучателя должна быть немыслимо громадной,
астрономической. В двадцать-тридцать Сириусов, представляете? Однако
семантологи быстро доказали, что передачи эти вовсе не были адресованы нам
или в иные миры:
обычные информационные и развлекательные, для внутреннего пользования
этими непарнокопытными пластинчатыми. Какой же смысл? Да и как-ведь
сумасшедшая энергия?.. Ладно бы, если бы телепередачи оттуда (теперь вся
Земля смотрела их) показывали какую-то сверхцивилизацию. Нет, ничего
подобного: общее впечатление такое, что они пониже нас по техническому
уровню во всем - кроме, пожалуй, духовой музыки.
А если допустить, что источник - не радиогалактика, а радиозвезда, коя
находится к тому же гораздо ближе видимых? Но ведь нет ничего заметного в
том направлении на близкой дистанции. Нейтронная звезда?
Коллапсировавшая?..
Опять не то: жизнь там - органическая, хоть и непривычная по
формам-протекала под благотворными лучами своего нормального светила. В
пейзажных кадрах все видели, как оно восходит из-за скал, озаряет сильно
пересеченную местность, поднимается в небо с облаками... Так что же там?
Что все это означает?
Я под эти недоумения и споры вырос, окончил с отличием радиофакультет,
сам возглавил радиоастрономическую лабораторию с большим остро
направленным телескопом. И... бухнул в костер научных страстей ведро
керосина, определив годичный параллакс этого источника УКВ-излучений и
интересных передач.
Параллаксы, углы полугодового смещения небесных объектов, должен вам
сказать, вообще радиотелескопами не меряют-разрешающая способность у них
куда слабее, нежели у астрономических линз и зеркал; а в предположении,
что там далекая радиогалактика, мое намерение вообще выглядело
бессмыслицей. А я взял да померил - и получил потрясающий результат:
девять угловых секунд!
Против 0,8' у Проксимы, представляете? Это значило, что Радиоближайшая
находится рядом (в астрономическом смысле): одна девятая парсека, неполных
четыре световых месяца от нас.
Мир-и не только научный-растерялся. Что, действительно, за чудеса
электроники: по телевизору видим, а в натуре ничего?.. Но...
поднатужились, нацелили в созвездие Возничего самые крупные рефлекторы,
усиленные фотоумножителями,-и обнаружили. Нашли! Точечный источник с
обильным инфракрасным излучением и даже чуть-чуть темно-вишневого
свечения. Ну, светил он, честно сказать, не сильнее забытого включенным на
теневой стороне Луны электроутюга, для глаз неощутимо-но все-таки. Нашли,
обнаружили, отлегло... уф-ф! Так Радиоближайшая стала Вишенкой.
И па-ашли все приводить в соответствие! Мощный источник радиолучей -
остывшая, еле теплая звезда; поэтому так долго и не замечали, хоть и
предельно близка. Существа на планете, гуманоиды пластинчатые, развились и
живут в кромешной тьме-но для них она не тьма, а мир красок и света
благодаря соответствующему устройству зрительных органов, воспринимающих,
инфракрасные лучи. И в своем телевидении они, естественно, используют
люминофоры и режимы, которые показывают мир таким, каким они его видят; а
радиоволны все так и передают нам. Словом, все в порядке, мир прост и
понятен, музыка играет, штандарт скачет... Ничего, ничего, молчание!
Незнакомец замолчал довольно надолго. Светило солнце, ветерок шелестел
листьями деревьев.
Я многое пропускаю,- заговорил он, когда я уже подумывал, не вернуться
ли к газете.- Например, что пошла мода подключать к антеннам
радиотелескопов телевизоры с гибкой настройкой, ловить "передачи
Вселенского ТВ". Так обнаружили немало диковинных, видеограмм-и все по
направлениям мощных космических радиоизлучений. Но поскольку, во-первых,
по тем направлениям, как ни вглядывались всеми аппаратами, решительно
ничего не обнаружили, и, во-вторых, в самих видеограммах не оказалось
ничего близкого к нашим понятиям жизни и разума - какие-то абстракции,
многоцветные или черно-белые... то наблюдения отнесли кто к спутниковым
мистификациям, кто к ошибкам. Отмахнулись.
IV
- Между тем пошел следующий этап в исследовании Вишенки: надо
устанавливать контакт. Казалось бы, чего проще: послать на тех же частотах
теми же радиотелескопами свои телесообщения непарнокопытным гуманоидам...
ан нет, мудрено, не выходит. Не принимают! Мощность сигналов такова, что
решетчатые диполи полыхают в сумерках огнями святого Эльма,- а ответа нет.
Не реагируют гуманоиды. Год бьются радисты, другой, третий - ничего.
Тогда я предложил попробовать отправлять сигналы на других частотах -
повыше, пониже... поискать. Предложение дикое - и надо ли говорить, что в
двадцати, по меньшей мере, организациях меня, что называется, оборжали.
Доктор наук, радиофизик-и отрицает резонансную настройку, основу основ
в радиотехнике! "За такие идеи надо лишать всех дипломов",- высказывались
некоторые. Ну-с, а в двадцать первой, отсмеявшись, все-таки решили
попробовать: чем черт не шутит! И что вы думаете: как сдвинулись изрядно
вверх, к дециметровым волнам... есть! Через семь месяцев и две недели -
таков цикл обращения сигналов - видим на экранах: восчувствовали там,
ошеломлены и ликуют. И в телепередачи их вмонтированы наши сообщения. А
ликовали-то как, мать честная! Жители, дудя в трубы, целыми группами
высоко подпрыгивали на толчковых ногах, делали в воздухе грациозные па...
куда нашим танцорам! Месяцы спустя они исполняли наши мелодии и танцы,
приплясывая тремя ногами и прищелкивая пластинками. Мажорная публика эти
гуманоиды.
Конечно, пошел и обмен научными сведениями, инженерией - и выяснилось,
что они действительно от нас отстают. Телевидение было вершиной их
техники, да и то принципа усиления сигналов они не знали. Этим объяснялась
мощь их передач: их телевизоры чем-то были подобны нашим детекторным
приемникам 20-х годов. О выходе в космос они еще и не думали...
Незнакомец запнулся, внимательно взглянул на меня, передернул тонкими
губами:
- Вот вы думаете: да что это он все "я" да "я" - и в том, и в другом, в
третьем!.. (Я действительно в этот момент подумал так.) Но ведь так и было.
И неспроста, видимо, в ключевых событиях этой истории без меня не
обошлось.
Многие пробовали, пытались, но подойдут, бывало, посмотрят - нет,
мудрено. А я смог.
- Ну-с, стало быть, полетели,- объявил он без паузы и связи с
предыдущим.- Трое. В плазменном звездолете, который они назвали
"Первоконтакт". Строго говоря, это был не звездолет - дальний
планетолет-сухогруз с. предельной скоростью 31 тысяча километров в
секунду. Добираться на таком к видимым звездам, пусть и самым близким,
нечего и думать; но до Вишенки на этой скорости - три года туда, столько
же обратно. И команду "Первоконтакта"
составили не избранные, а заурядные дальнепланетники, возившие
дейтерий-тритиевый лед с Плутона.
Я так понял, что ребята спартизанили. Дальнепланетники - люди
самостоятельные, привыкшие больше полагаться друг на друга и на самих
себя, чем на земное начальство. Подзапаслись горючим, всем необходимым и -
пока там чухаются со специальным кораблем и экипажем-давай-ка махнем! О
своем намерении они сообщили, изрядно удалившись от Солнечной;
одновременно послали весточку и гуманоидам: ждите, мол. Земле ничего не
осталось, как согласиться и официально, с подобающей торжественностью, с
горним трепетом в голосах дикторов объявить об экспедиции к планете
гуманоидов... Но конечно же, дорогой собеседник, конечно же, те, чьи карты
спутали эти трое, затаили досаду, горечь, злость и иные малоприятные
чувства. О страсти человеческие, страсти существ разумных и деятельных-как
они движут нами! Что, думаете, нет, а?.. Но ведь ежели наш ум над ними, а
не служит удовлетворению их - почему же он все никак не постигнет природу
чувств? А?
V
- И вот, наконец, подлетают. На планете гуманоидов все готово для
приема:
расчистили площадку для спускаемого аппарата... не площадку даже,
громадный стадион - километровое поле, амфитеатр почти до облаков.
Организовали и систему радиопривода с маяками в крайних точках планеты. И
телепередачи, телепередачи, телепередачи-сорок тысяч одних передач:
гуманоиды звездолету, "Первоконтакт" им, гуманоиды нам, мы им,
"Первоконтакт" нам, мы ему... Для землян за эти годы стали дорогими лица
троих нахалов.
...И не замечали, не желали заметить в атмосфере радостного ожидания
растерянности на этих лицах. А она появилась, когда "первоконтактники"
сообщили, что планета гуманоидов радиолокаторами не прощупывается. По
маячным сигналам оттуда они на подлете запеленговали ее, "вели"
параболическими антеннами по орбите вокруг Вишенки - однако
собственный, посланный звездолетом радиоимпульс не отразился ни от чего.
Это был первый зловещий факт.
Дальше-хуже. "Первоконтакт", гася скорость, приблизился настолько, что
пора было различить в телескоп хотя бы темный диск планеты на фоне звезд
(размер ее знали по обмену сведениями, в полтора раза больше Земли); а
также пусть и тусклый, темно-вишневый, но серпик освещенной ее части. И
тоже ничего - ни серпика, ни диска, заслоняющего обильные россыпи звезд.
В расчетной точке от звезды (ее едва тлеющий диск был заметен) скорость
звездолета уменьшилась до 2-й космической, вектор был надлежащий - пора бы
тяготению Вишенки взяться за дело и закружить корабль на планетарной
орбите.
И опять осечка: не обнаруживалось у Вишенки тяготения! То есть оно как
бы было и как бы не было: траекторию "Первоконтакта" не искривляло-но ведь
планету гуманоидов что-то же удерживало около этого, с позволения сказать,
светила!
"Мало мы еще знаем о свойствах звезд",- подумал командир и решил
приблизить звездолет, непосредственно к планете, стать на спутниковой
орбите. Уж там-то точно должно быть поле тяготения, у такой глыбы вещества.
Гуманоиды не подозревали о возникших осложнениях. На планете все эти
дни царил ликующий бедлам. Экраны показывали толпы трехногих существ,
сияющих в лучах своей яркой Вишенки начищенной чешуей и трубами, они
согласованно подпрыгивали, помахивая запасными ногами. Все оркестры и хоры
их в знак дружеских чувств наяривали исключительно земные песни:
"Подмосковные вечера", "Их хатте айне камераде", "Гоп со смыком", "Не шей
ты мне, муттерхен, сарафанэ руж" и т. д. Амфитеатр вокруг посадочного поля
заполнили избранные жители планеты, все в очках-фильтрах на козлиных
физиономиях (предупредили, что свет от дюз при посадке может их ослепить).
Словом, ждут.
И Земля ждет. Ждет, затаив дыхание, все человечество, вся Солнечная.
Информацию здесь принимают по двум каналам: передачи от гуманоидов и с
"Первоконтакта". Видно, что на телеэкранах в звездолете проходят те же
кадры с планеты, которое синхронно принимает (одновременность со сдвигом
..в три года) Земля} по ним ясно, что корабль на месте, рядом.
Правда, параллельно с корабля транслируют и непосредственную обстановку
у них: видны ошеломленные, недоумевающие лица астронавтов, в иллюминаторах
темно и пусто - и только световые индексы на маячных табло показывают, что
радиоприводные антенны развернулись почти под 120ш друг к другу -то есть
планета под брюхом корабля, в сотнях километров.
Однако ничего там нет, даже в виде темного диска, заслоняющего звезды.
И командир неуверенным голосом сообщает, что поля тяготения
"Первоконтакт"
от планеты не чувствует, летит прямо, будто ее и нет.
А на пультовом телеэкране живет, сверкает красочными объектами, скалами
и строениями, бурлит мелодиями и возгласами... существует с отчетливой
достоверностью, обеспечиваемой близким приемом, громадный мир разумных
существ. Мир, к которому стремились и летели. Мир, которого не оказалось.
- А ну, растудыть, давай напрямую! - биндюжьим голосом взревел командир
сухогруза.
И корабль... пролетел сквозь планету гуманоидов. Сквозь место, где ей
надлежало быть,- пустоту. Прошел на первой космической, ни за что не
зацепившись, не ощутив даже трения-нагрева о разреженный газ - ничего,
кроме пестрых помех на телеэкране.
...И на обратном пути, когда "Первоконтакт", не осуществивший контакта,
опозорившийся планетолет-сухогруз, вошел в Солнечную и стали попадаться
встречные корабли, командир все норовил пройти и сквозь них "напрямую"-так
что двум помощникам довелось его спеленать, взять управление на себя.
Впрочем, участь их была не лучшей: во-первых, они дали такие же, как и
командир, ни с чем не сообразные показания комиссии, во-вторых, обнаружили
подобную же странность поведения-нет-нет, да и пытались пройти друг сквозь
друга или сквозь стену. Спокойненько так, будто там ничего и нет. Их тоже
контузило это происшествие.
Странность поведения, а!.. Попомните меня, в историю науки эта
странность войдет со временем как первый проблеск правильного, здравого -
да-с! - понимания нашего вещественного мира. Это придет, придет во все
миры. Уже грядет! Ничего, ничего, молчание!
VI
- Человечество почувствовало себя так, будто его по-дурацки разыграли.
Розыгрыш космических масштабов длиной в шесть лет - ничего себе! "Да
заблудились эти космические биндюжники, сбились с пути, вот и все,-
объясняли доброхоты.- А по телеку что у нас, что у них..." Но-проверили
память навигационной ЭВМ, записи курсовых автоматов: нет, не сбились,
правильно летели.
Когда страсти утихли, из случившегося вывели расхожую мораль: вот как
плохо озорничать, не слушать старших и начальство. Вот если бы к Вишенке
полетел специальный звездолет с подготовленным экипажем (подготовленным-к
чему?!), то, может... А что, собственно, "может"? Как объяснить
случившееся? В этом и была самая закавыка.
И такая, уважаемый собеседник, закавыка, что от нее на Земле среди
научных работников началась пандемия "прокурорских инсультов" и
"прокурорских инфарктов"...
- Прокурорских?
- Ну, их так назвали в память о том губернском прокуроре, который, если
помните, когда пошли слухи, что Павел Иванович Чичиков есть на самом деле
или одноногий капитан Копейкин, или переодетый Наполеон, раздумался в
полную силу, как это может быть... брык! - и помер. Так и здесь: как
начнет какой-либо "научный прокурор", блюститель незыблемых физических
теорий, задумываться, как это, в самом деле, может быть, с одной стороны,
все вроде и есть, а с другой - совершенно ничего нет: ни вещества, ни
тяготения...-брык!-и в ящик. Брык-и нет, и некролог. Ах, сколько тогда
было содержательных некрологов!.. Я на учете, это избавляет меня от
необходимости посыпать главу пеплом и разрывать на себе одежды: "От нас
безвременно ушел...", "Мировая наука понесла невосполнимую потерю..."-во
всех тех случаях, когда надо писать с нескрываемым облегчением:
"Наконец-то отдал концы выживший из ума консерватор, который своим
маразмом и авторитетом тормозил развитие целой отрасли физики!" И,
признаюсь, я и сейчас вспоминаю об этой пандемии не без удовольствия. Тем
более что это ведь они, они и сановные наставники их, все, кто стремятся
на научный Олимп и говорят, что они патриоты наук, и то и се... аренды,
аренды хотят эти патриоты, выгод, диссертаций, званий! - это они устроили
меня так. Ничего, ничего, молчание.
Таким манером интерес к Вишенке и непарнокопытным гуманоидам стал
сникать.
Спецэкипаж распустили, спецкорабль перестроили на другие дела. Даже
передачи оттуда никто более не ловил. Остался только термин "фантомные
миры". Сама тема негласно оказалась под запретом - настолько все
чувствовали себя не то ловко одураченными, не то просто дурнями.
Все - кроме меня. "Pas moi", как говорят французы.
...Что "фантомные миры" - разве и без них вокруг мало фантомных
представлений, к коим мы привыкли и не удивляемся! Взять, например, то,
почему во Вселенной так мало вещества? Ведь если распределить его по ней
равномерно, то на объем Земли едва ли придется щепотка пыли. Что, не
задумывались, не удивлялись, а, нет? Я удивился - и это был первый намек.
Или взять эти супермодные новинки астрофизики: квазары, пульсары -
переменные звезды (всегда с сильным радиоизлучением, заметьте!), которые
меняют яркость и спектр с бешеной частотой - до 30 раз в секунду. Ну,
представьте: громадный мир, много больше Солнца - и его трясет так, что
размеры, плотность, температура, даже темп ядерных реакций меняются с
такой частотой. Тридцать раз в секунду это бж-ж-ж-ж... движение крылышек
мухи.
Возможно ли, чтобы звезды делали такое "бж-ж-ж-ж"...?
- Ну, а как же, раз мы это наблюдаем! - пожал я плечами.
- Э, батенька, что наблюдаем? И кто наблюдает?.. Мы-то с вами об этом
читаем статьи и заметки - хорошо, если научные, а то и вовсе в газетах.
Готовые толкования. А наблюдают... точнее, регистрируют посредством
сложной аппаратуры колебания яркостей каких-то очень далеких образований
во Вселенной - немногие астрофизики. И видят они не трясучку миров, а в
лучшем случае слабенькие игольчатые лучики, а то и вообще показания
приборов, индикаторную цифирь. Так сказать, ночь, туман, струна звенит в
тумане... Все же остальное-домыслы теоретиков, возникшие из установленных
представлений и желания их спасти.
Но это пришло ко мне потом. А первой ниточкой, за которую я ухватился,
был тот мой совет менять частоту нашей телетрансляции для гуманоидов
Вишенки.
Помните: они приняли нас на повышенной против своей! Объяснить это
можно только так: наша повышенная частота для них не повышенная. Или, если
желаете, наоборот: мы принимали их передачи на куда меньшей частоте, чем
та, на которой они их посылали.... Откуда он, этот сдвиг частот, а? -
Собеседник посмотрел на меня многозначительно и торжественно;
чувствовалось, что он приблизился к кульминации рассказа.- А произошел он
потому, что мир Вишенки сдвинут относительно нашего по фазе!
- По фазе чего?-не понял я.
- Колебаний! - голос незнакомца ликовал.
- Каких?
- Основных. Слушайте, ведь это предельно просто, надо только принять
всерьез то, что говориться в физике микромира о волне-частице, о дифракции
электронов и протонов... и все эти волновые модели, и что частицы в
уравнениях квантовой механики рассматриваются как "гармонические
осцилляторы". А принять это можно только так, что микрочастицы и все,
состоящее из них: атомы, молекулы, тела - суть материальные колебания
очень высокой частоты. Мы, видите ли, не воспринимаем тела как
колебания!-Он раздраженно фыркнул. Но мы и свет воспринимаем не как
колебания, а как свет - но там смирились, а вот с колебаниями-веществами
все никак.
Колебаниям же, как известно, свойственны период, амплитуда и фаза.
Смотрите, это же просто: берем выражение Бенчика для фотона...
- Бенчика? - переспросил я.
- Ну, не знаю, как его в вашем мире зовут. Я вот что имею в виду...-
незнакомец склонился и ногтем нацарапал на земле "Е=mv", соотношение
Альберта Эйнштейна! - И помножим его на известный всем электрикам угол
сдвига фаз, вернее, на косинус его. (Он дописал ногтем справа в формуле
"cos j "). В обычном мире, для которого Беня вывел свое соотношение,
сдвига фаз нет, равно нулю, его косинус-единицы. Но между разными-то
мирами он всегда есть, сдвиг фаз! Косинус меньше единицы. И как мы это
воспринимаем?
Смотрите: m измениться не может, это мировая постоянная, значит, только
частота - воспринимаемая нами частота сигналов из сдвинутого мира. И
всегда в сторону уменьшения. Она окажется тем меньше, чем больше сдвиг фаз
.
Задачка для младших школьников.
Незнакомец распрямился, откинул волосы.
- Вот вам и фокус с частотами телепередач. Да что передачи-сама Вишенка
вовсе не тепловая, а нормальная, может быть, даже горячее Солнца звезда. И
мир гуманоидов вполне веществен... да только колебания веществ нашего и
ихнего сдвинуты так, что когда мы есть, их нет, а когда они есть, нас нету.
Тик-так, тик-так-вот звездолет и пролетел сквозь планету. Единственный
связующий наши миры нитью оказались смещенные по частоте радиоволны. И с
другими "фантомными мирами" - помните, обнаружили иные сомнительные
телепередачи от радиозвезд? Не мистификации это были, не помехи, и не от
радиозвезд они шли - от обычных звезд с обычными планетами, только
сдвинутыми по фазе.
...Я вам рассказываю подробно - но сам понял все как-то сразу, ночью на
прогулке. Меня будто ударило, я стоял под звездами, смотрел на них и дико
хохотал. Нет, каково! Они же почти все не такие. А большая часть не видна
совсем. И пульсары эти... Никаких трясущихся миров на самом деле нет. А
есть - знаете что?
Незнакомец так лукаво, со страстным предвкушением сюрприза поглядел на
меня, что я просто не мог не спросить:
- Что же?
- Только тс-с-с... никому!-он приложил палец к губам.- Я к этому
недавно пришел, еще ни с кем не делился, даже с теми троими в стационаре.
Но вы мне симпатичны, я вам открою, как родному: это биения. Ну, знаете,
те самые, что при работе двух близких по частотам радиостанции создают в
приемнике свист-свист, который никто не издавал. Так и с пульсарами -
квазарами. Ведь не только фазы, но и частоты собственных колебаний
вещества в различных мирах не обязаны строго совпадать.
...А теперь, симпатичный собеседник, я приобщу вас к подлинной
Вселенной, малой частью которой является Вселенная видимая! Впрочем, если
вы помните теорию этого... ну, лысый такой, остроносый, гениальный, имя
забыл-ну, релятивистская теория вакуума, по которой пустота суть
"запрещенная зона"
шириной в 2Мс2, а энергия вещества и антивещества есть избыток над
ней... не вспомнили?
- М-м... Полик?-неуверенно предположил я.
- Да, вот именно: Поль-Адриен-Морис Дирак. Он англичанин, а
англичане... о, они на все имеют тонкие виды! Так вот, если сочетать его
теорию с моей, нетрудно убедиться, что сдвинутых по фазе миров должно быть
куда больше, нежели синхронных с нашим. Получается вот что...- незнакомец
снова наклонился и вычертил ногтем чертежик:
- Вот только в этих выступах, в эти малые доли периода мы
овеществляемся, существуем, взаимодействуем с другими синхронными телами.
Можем и с антисинхронными, с антивеществом, кое строго в противофазе. Но в
просветах между тем и другим, видите, сколько всего может вместиться?
Просто черт побери, сколько там всего сдвинутого по фазе на чуть-чуть и
поболе... вот вам и разгадка, почему мало вещества и много пустоты. Не
мало его, просто оно распределено по всем фазам. Настолько не мало его,
мой дорогой собеседник,- незнакомец распрямился, откинул волосы и глядел
на меня возвышенно,- что и на этом месте, где мы с вами беседуем, в те
части периода, когда нас нет, всплескивается далеко не одно вещественное
колебание, не один сдвинутый мир. Много! А среди них и тот, где томятся в
стационаре мои друзья, летавшие к Вишенке, и тот, где мой дом, моя
лаборатория, и, главное, тот чудесный мерцающий мир, в котором Она... и
все выходит так, что когда Она есть, меня нет, а когда я есть, Ее нет,,
тик-так, тик-так.., эх, канальство! Ничего, ничего, молчание.
Незнакомец понурился, запустил в шевелюру тонкие бледные пальцы,
раскачивался горестно на скамейке,
VII
- Теперь вы понимаете, откуда я,-продолжал он через минуту,-и почему
несовпадения в обстоятельствах, названиях, истории. Блуждаю. Блуждаю, ибо
от теории перешел к экспериментам, а метод, оказался слишком уж прост. Вы
его освоите со временем, уверен. Это ведь в ложных, ошибочных теориях
эксперименты - поиски в лабиринте заблуждений -- сложны и дорогостоящи...
Возьмите, к примеру, эти сверхускорители элементарных частиц,
посредством -которых все никак не удается выяснить первоосновы материи,-
ведь это же современные пирамиды, памятники блужданий в потемках наших
"фараонов от физики"! А когда теория верна, то для реализации ее, бывает,
и вовсе не надо приборов, достаточно усилий точно направленной мысли.
Важно-понять, почувствовать идею, увериться в ней. А как мне было не
увериться!
...Нет, начал я, конечно, тоже с установки-резонатора для прощупывания
сдвинутых пространств- на оптическом уровне, атомном, молекулярном. Сам
фазовый переход - дело нехитрое: ведь не на расстояние смещаешься и не во
времени-чуточный сдвиг по волне вещества, на малую долю кратчайшего из
периодов колебаний, и вы не там. Но важно контролировать ситуацию, чтобы
попасть на поверхность тела в ином мире, а не в пустоту, не внутрь...
иначе влипнешь, как муха в янтарь. Теперь мне удается это и без
резонатора. Но в первых опытах в фазовую пустоту безвозвратно ухнуло
немало предметов - и все, знаете, преимущественно казенные. В увлечении, в
экспериментальном азарте я, случалось, себя не помнил, вот и совал, что
под руку попадется: то лабораторные журналы сотрудников, то сейф с
документацией и ценностями, то короткофокусный зенит-телескоп... а однажды
даже кожаную куртку моего нового шефа.
Да, к тому времени я устранился от руководства лабораторией, утратил
интерес ко всем этим рутинным делам, семинарам, плановым работам... что в
них - при озарении такой-то идеей! И работал более в неслужебные часы,
преимущественно ночами, один: хотел все сделать и доказать сам. Если вы
помните, как встречали мои прежние большие идеи и открытия: ту, еще в
детстве, о телепередачах из космоса, затем о сдвигах частот,- вам не нужно
объяснять почему... Сейчас-то я понимаю, что был слаб, пошл и тщеславен:
важно было для меня не переместиться в сдвинутые миры, в настоящую
Вселенную, а перетащить сюда, в лабораторию, предмет оттуда подиковинней:
небывалый минерал, изотоп с дикой картиной распада, прибор с чудными
свойствами - и тем поразить коллег. Полюбоваться выражениями их лиц.
Микроскопический свой мирок, который замкнут взаимоотношениями и
интересами, был для меня важнее, обширнее вереницы находящихся рядом
неоткрытых планет... низость, низость души моей! Вот и был наказан.
Вознагражден и наказан - все сразу.
Он повернулся ко мне всем телом и заговорил с мучительными интонациями:
- Ибо кто же знал, мой дорогой собеседник, что в ночь первой удачи я
перетяну из сдвинутого мира не камень, не прибор, не штучку какую-то в
самый раз для доказательства правоты, для дешевого лабораторного триумфа -
а Ее!
...Возможно, вы обратили внимание, что я ничего не рассказываю о своей
личной жизни. Нечего рассказывать - не было ее. Во всяком случае ничего
заслуживающего упоминания в одном ряду с моими идеями и открытиями. Личная
жизнь творческого талантливого человека-о, какая это непростая тема! И
собой хорош, и умен, и с положением.., а все не то, все как-то так. Я
нравился многим женщинам-да они-то мне, привлекательные и с гормонами
самочки - обывательницы, очень уж быстро оказывались глубоко неинтересны.
Ведь талант, в конечном счете,- углубленное понимание мира и людей. Для
них же он - вроде богатого наследства, приданого... способ нахватать
побольше благ. Вот и предпочитал лучше быть "несчастливым" в обывательском
смысле-неустроенным, необласканным, чем несчастным трагично, поставив свою
творческую свободу в услужение гормонам, животной биологии... Но, конечно
же, чувствовал себя очень одиноким и мечтал. Ах, как я мечтал!
Незнакомец помолчал, прикрыв глаза.
- Она появилась на платформе резонатора на фоне пейзажа из своего мира.
В том мире был солнечный голубоватый день, ветер мял высокую алую траву на
лугу за ее спиной, гнал волны по озеру и синие облака в сиреневом небе. Но
мир тот сник, а она осталась - в ночи, в окружении приборов и звезд.
Сначала была вся полупрозрачная, потом полупрозрачными остались только
одежды.
Какая она была, спросите вы, какие глаза, лицо, кожа, руки? А имеет ли
значение цвет глаз, проникающих в душу! Важна ли геометрия линий и форм,
если от одного взгляда на тело наполняешься радостной силой! И интересен
ли цвет кожи, которая светит чистотой и негой!.. Фиолетовая у нее была
кожа. И вся Она была таких оттенков: глаза, волосы, губы... Но главное:
светилась-не физически, дорогой собеседник, не люминесцировала, а будто
распространяла вокруг сияние жизни, любви, нежности. Кажется, у мистиков
это называют аурой. В лабораторном сумраке все это выглядело волшебно.
И с первого мгновения, с самого первого обмена взглядами мы поняли одно
и то же: что я для нее - Единственный, Он, а для меня такой является Она.
Все, что я знаю и понял умом, рассудком, Она постигла чувствами, сердцем
своим.
Любовь-тоже резонанс душ, и для сложных тонких натур он настолько
избирателен, что ни в городе своем, ни в ближайшей окрестности, даже не на
одной планете, а только среди многих миров возможно найти Ту Самую, всеми
изгибами и сколами совпадающую с твоей, половинку цельности "Он - Она". И
вот нам двоим повезло, немыслимо повезло!
Я свел ее с платформы за руку. Сердца наши стучали в такт. Посредине
зала, под куполом, за которым сверкали звезды, нас притягивала друг к
другу жаркая сила. Мы ничего не говорили, нам не нужно было говорить. Я
так и не знаю, какой у Нее голос.
Фиолетовый свет Ее лица озарял мои поднятые руки. И тело у Нее было
заметно горячее моего - но я был готов сгореть в этом пожаре. Она закинула
руки мне за шею, привлекла к себе... как вдруг, канальство, как вдруг!
У незнакомца прервался голос. Минуту он справлялся с собой.
- ...как в резонаторе моем-эти экспериментальные установки с вечными
переделками и соплями! - что-то разладилось; И Она исчезла. Была и нет. Я
стоял в дурацкой позе, обнимая пустоту.
Она все еще находилась здесь, я чувствовал! И стремилась ко мне всей
душой.
Но проклятие фазового "тик-так" разъединило нас: есть я-нет Ее, есть
Она-нет меня... И любовь-такая любовь!-не состоялась.
И знаете, что меня до сих пор более всего угнетает? Она обладает теми
же знаниями и тем же умением смещаться по фазе. Вероятно, это у Нее не от
ума, а от сердца, по-женски - но есть. И теперь Она тоже ищет меня! И
переходит в те сдвинутые миры, в коих я только побывал. Когда двое ищут
друг друга, кому-то лучшё оставаться на месте... но кому? Ей? Мне?.. Ах,
это просто сводит с ума.
...Так и не знаю, что отказало в резонаторе. Не знаю-потому что не
могла моя страсть, энергия любви обратиться в занудное прилежание
исследователя, лабораторной крысы, вынюхивающей неисправность. Нет, она
могла обратиться только в гнев, в неистовство против нелепости случая,
отнявшего у меня счастье. Что мне теперь были все научные результаты,
доказательства моей правоты и превосходства ума! И я разбил свою
установку. Сокрушал ее стульями, жег паяльной лампой, топтал ногами...
VII
Вот теперь я понимал незнакомца и сочувствовал ему: человек сошел с ума
не на почве физики, а нормально, как многие, от неразделенной любви.
Тронуться от физики нехорошо, неприлично - это наука, ее преподают. А
от любви что ж, от нее - можно.
- На следующее утро,- заканчивал он глухим голосом,- мне было очень
трудно объяснить шефу и сотрудникам причину исчезновения сейфа, куртки и
прочих предметов. Еще труднее было объяснить разгром в лаборатории...
Объяснить все можно было единственным образом: рассказать все как есть,
то, что я изложил вам сейчас. Я рассказал - и вот с тех пор я на учете, А
Она... и они, и те, другие... и сановные наставники их.. ничего, ничего,
молчание.
Он замолк и понурился.
- Да, жизнь,-сказал я, чтобы что-нибудь сказать,- и чего в ней только
не бывает. Да вы не расстраивайтесь, все образуется как-нибудь.
- Что, а?.. Так вы мне сочувствуете? - он поднял голову.
- Конечно. Всей душой.
- Значит, и верите? - в его глазах появился прежний блеск.- О, это было
бы замечательно. Ведь верите, да, а?
- М-м... ну, почему бы и нет. Бывает.
- О, ну это превосходно! Я сразу почувствовал в вас человека, который
сможет помочь. Нет-нет, ничего такого от вас не потребуется. Просто,
понимаете ли, я заблудился, в сдвигах, в фазовом океане-так, сказать" без
руля и без ветрил. А мне пора возвращаться туда, где меня ждут... и
подданные, и наставники, и те три приятеля в стационаре. Нет, вы не
подумайте, я вас не обманывал, я только на учете, но часто наведываюсь к
ним обсудить проблемы фазовых пространств, современней физики. Я ведь
благодаря сдвигам и сквозь стены запросто-ну, вы догадываетесь, как:
подойти к стене, сдвинуться по фазе туда, где ее нет, шаг вперед, потом
обратно по фазе,- и вы дома. Очень практично, не правда ли?
Незнакомец частил все более лихорадочно, сам придвигался ко мне по
скамейке.
Глаза его испускали гипнотический черный свет. Я отодвигался. Скамья
кончилась. Я растерянно встал.. Он тоже.
- Ну, понимаете, мне же надо сориентироваться,- напористо вел он,-а то
я опять бог весть куда сдвинусь. А сделать это без установки можно только
через человека... такого, что верит, понимает, сочувствует- как вы. Ну,
человек человеку друг-товарищ-брат. Вы для меня резонатор, я для рас...
тик-так, тик-так. Под' данных... или поддатых? - главное, жалко: как
они там без меня? Политический кризис может произойти, ведь англичане на
все имеют тонкие виды. Нет, я знаю, что рассудком вы еще не все приняли,
но чувствами, душой, воображением - ведь согласны? Да меня ведь,
милостивый государь, понимаете ли, Она ждет?! Что, а, да, по рукам?
- Э!.. А... но...- Я пятился в ошеломлении, в голове вертелись слова
"На помощь!"; но звать было некого, мы были одни на аллее.
- Да вы не бойтесь, вам будет только немного щекотно. Ну, начали, а?
Поймите же, мне надо вперед, к себе, к Ней! Я хочу в голубой зенит, там
моя точка...
Тик-тик, тик-так, тик-так - бж-ж-ж-ж-ж! Тик-так-тик-так-тик-так -
бж-ж-ж-ж-ж!
Он принялся ритмично и в то же время прицельно как-то раскачиваться,
примеряться-приближаться ко мне. Голос перешел в музыкальный контрабасовый
гул, понизился почти до инфрачастот, стал отдаваться всюду диковинной
реверберацией, будто эхо в ущелье. Сам незнакомец заколыхался, расплылся в
очертаниях, стал прозрачным: я увидел сквозь него скамейку с газетой,
урну, деревья в молодой листве... И он исчез. Только во мне будто что-то
удалялось в глубину.
...И восходило сиреневое солнце среди алмазных скал, над которыми
парили четырехкрылые розовые птицы. Враз исчезли-и раскрылось надо мной
звездное небо с незнакомым рисунком созвездий; прямо над головой пылали в
квадрате четыре звезды, каждая ярче Сириуса... но тотчас потускнели,
сделались малиновыми, вишневыми. А вместо сникающих накалялись во тьме
новые звезды, летели среди них, сияя зелеными конусами, кометы. Все
вытиснилось мраморной колоннадой, сизыми дымками благовонных курений; ниц
лежали, распростерлись какие-то смуглокожие в чалмах. Сгинуло и это -
пылал за полупрозрачными деревьями парка фиолетовый закат, незримое
светило озаряло две поднявшиеся над горизонтом луны - одна большим серпом,
другая поменьше...
"Что, неплохие виды, а? - донесся изнутри, будто издалека, голос
незнакомца.- Ну-с, весьма благодарен, я сориентировался, прощайте!
Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так-бж-ж-ж-ж..."
Голос затих. Звезды, луны, колонны, скалы - все слилось в ускоряющийся
звенящий хоровод.
Я сидел на скамье. Рядом лежала газета.
1980 г.
Визит сдвинутой фазианки: Сб. фантастики. - Киев: Молодь, 1991.
OCR и выверка - семья Медведевых, 2000г.